На грани краха [Кайла Стоун] (fb2) читать онлайн

Кайла Стоун На грани краха

Текст книги выложен исключительно для ознакомления. Не для коммерческого использования! При размещении на других ресурсах обязательно указывайте группу, для которой был осуществлен перевод. Запрещается выдавать перевод за сделанный вами или иным образом использовать опубликованный текст с целью получения материальной выгоды.

Глава 1 ХАННА

Свет погас. И это первое, что ее насторожило.

Единственная лампочка, заключенная в проволочную сетку у потолка, горела непрерывно двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году.

Внезапная темнота коснулась закрытых глаз Ханны Шеридан. Тело почувствовало изменения и пробудило ее от беспокойных кошмаров. Она села на голом матрасе, лежащим на холодном цементном полу. Затем повернула голову влево и вправо, напрягая зрение.

Сначала Ханне показалось, что она погрузилась в полную и непроглядную темноту. Но, нет, узкий восьмидюймовый прямоугольник окна на юго-западной стороне комнаты пропускал едва заметную полоску тусклого света.

Окно находилось под крышей на задней стороне. Просачиваясь сквозь железные прутья, солнечные лучи практически не доходили до ее комнаты.

И Ханна уже смирилась с этим.

Она моргнула, давая глазам привыкнуть. Появились неясные очертания — мешок с фасолью в углу, ванная без дверей напротив, маленький холодильник, тележка с микроволновой печью, узкая стойка с раковиной и шкафчик вдоль дальней стены, где лежала посуда.

Тишина стала вторым фактором.

Ханна привыкла к тишине. И все же чувствовала, что что-то не так.

Не было слышно ни гула генератора за окном. Ни гудения маленького холодильника. Ни звука циркуляции воздуха, исходящего от блока отопления и кондиционирования.

Все казалось тихим и неподвижным.

Кроме ее собственного дыхания.

Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Ханна не двигалась несколько долгих минут.

А может, это еще одна уловка? Ловушка, которая только и ждет, чтобы сжать свои челюсти?

Она уже привыкла к уловкам. Потому что сама находилась в ловушке.

Свет больше не загорался. Холодильник не гудел. Генератор не грохотал, возвращаясь к жизни.

Ханна взглянула на крошечную камеру, прикрепленную к потолку над надежной металлической дверью. Маленькая зеленая точка не светилась. А значит камера не работала.

Раньше электричество никогда не отключалось. Он приходил и проверял его почти каждую неделю, следил, чтобы все работало и оставалось в идеальном состоянии — электричество, вода, отопление, камера, система безопасности.

Для этого и нужен генератор. Чтобы сохранить ей жизнь. Чтобы держать ее взаперти.

Ханна медленно откинула два одеяла и поднялась с матраса, лежавшего на полу в углу комнаты. Ее босые ноги коснулись холодного бетонного пола, но она едва обратила на это внимание. Ее сознание казалось нечетким, а путаные мысли отдавались болью в голове.

Бессмыслица какая-то.

Почему отключилось электричество? Он забыл заправить генератор? А, может, что-то другое? Гроза или скачок напряжения? Когда снова включится свет? Сколько его не будет? Знает ли тюремщик, что электричества нет, и вернется ли проверить ее? Когда он приходил в последний раз?

Иногда это случалось раз в семь дней. Иногда проходило две недели. В его появлениях не наблюдалось ни определенного распорядка, ни особых причин. Ханна не могла предугадать, сколько дней ей понадобится, чтобы выжить, прежде чем тюремщик вернется. Если вернется вообще. Находясь в заточении, было легко потерять счет времени. Поначалу отслеживание дней имело решающее значение. Подсчет часов. Дней, недель и месяцев. Затем лет. Ханна всегда надеялась на спасение. Молилась об этом, отчаянно нуждаясь в побеге, который так и не смогла совершить.

Она перевела взгляд на календари, которые нарисовала мелом на стене, над матрасом. Было слишком темно, чтобы суметь что-то разглядеть, но ее разум вызывал образы — ясные, как день. Она смотрела на эти тупые отметины сотни, тысячи раз.

По тусклому серому свету поняла, что на улице день. Но какой именно день? Какой месяц? Ноябрь? Декабрь? Или, может, позднее? Когда она перестала отслеживать цикл? Всего несколько недель назад. Нет, должно быть, дольше. Возможно, месяцев.

Ее разум казался туманным, словно его набили ватой. Не получалось мыслить трезво. И становилось лишь хуже. С каждым прожитым днем, что уводил Ханну от ее прежней жизни, затягивая все глубже в тот ад, который никогда не кончался.

Ханна охватила усталость, сковав ее руки и ноги.

Какая разница, какой сегодня день или месяц? Ничего не меняется. И никогда не изменится. Вся ее жизнь состояла из этих четырех цементных стен. Комнаты пятнадцать на двадцать. Ей давно стоило сдаться.

Что почти и произошло.

Ханна ощущала отчаяние, которое, словно черная дыра, угрожало поглотить ее раз и навсегда. Бездонное море тьмы сомкнулось над ее головой. Задыхаясь, она медленно тонула в ней.

Почти пять лет она боролась с отчаянием. Каждый день занималась гимнастикой, чтобы мышцы не атрофировались. Затем прыжками в высоту. Приседаниями. Каждый день Ханна писала в дневнике мелками, которые оставлял ее тюремщик. Мысленно тренировалась играть на гитаре. Сочиняла песни в своей голове. Думала о том, какая у нее будет жизнь, если… когда она выберется отсюда.

Представляла себе, как живут ее муж и сын. Семья, друзья и коллеги — весь мир, который продолжал существовать без нее. Но в последние месяцы становилось все труднее и труднее цепляться за это крошечное зернышко надежды. Потому что надежда как Иуда. Предавала Ханну тысячи раз. В конце концов, именно она принесла больше всего страданий.

Она перевела взгляд на внушительную металлическую дверь и электронный ключ с кодом и замком. Вглядывалась в нее до тех пор, пока призрачные очертания не обрели твердую форму, а ее глаза не начали болеть, умоляя моргнуть. Но Ханна не стала.

А что, если он не вернется? Что, если воду отключат, как и генератор? Что, если электричество больше не появится? У нее имелся сухой паек и достаточно припасов еще на две недели, но не больше.

А также одна чашка, одна миска и две кастрюли, которые можно наполнить водой. И маленькая раковина, встроенная в стойку. Ханна могла бы наполнить таз.

Сколько времени это продлится? Несколько дней? Неделю? А как насчет обогревателя?

Холодный цементный пол, казалось, становился все холоднее с каждой минутой. Даже воздух в комнате ощущался прохладнее.

Ханна считала, что все еще находится в Мичигане, хотя ее и посещали сомнения. Но где бы она ни находилась, зимы здесь были суровыми. Именно обогреватель не давал ей замерзнуть до смерти.

По перепаду температур, по холоду пола она узнавала о времени года.

Когда она подтолкнула тележку к единственному окну, забралась на него и выглянула через решетку, то увидела лежащий на земле снег, просеянный сквозь широкие деревянные доски заднего крыльца.

Она точно замерзнет здесь до смерти. Задолго до того, как у нее закончится еда или вода.

Снаружи залаял пес. Последние день-два он вел себя очень тихо. Ханна никогда с ним не встречалась, но представляла его себе миллион раз. Огромная немецкая овчарка, а может волкодав или ротвейлер, со злобными глазами и острыми, как бритва, зубами, судя по звуку угрозы в его лае. Чудовище, как и его хозяин. Поставленный там, как Цербер, охраняющий врата Аида на случай, если кто-то окажется настолько глуп, чтобы попытаться войти или выйти.

Ханна никогда не слышала другого человеческого голоса, кроме мужчины, который заточил ее здесь. Держал взаперти, как крысу в клетке.

Никаких соседей. Никаких посетителей. Лишь лай собаки и редкий рокот мотора грузовика или снегохода, когда приезжал тюремщик.

Страх заполз в уголки ее сознания, а внутри разрасталась тревога.

Ханна вышла на середину комнаты и медленно повернулась, пытаясь избавиться от паутины в своем вялом сознании. Пытаясь думать.

Она обхватила руками свое худенькое тело и потерла ребра. На ней был зеленый вязаный свитер, в тон глазам, поверх тонкой ночной рубашки с парой кальсон под ними. Все та же одежда, которую она носила каждый день и стирала в крошечной раковине раз в неделю вручную.

Сколько времени потребуется, чтобы температура упала до невыносимого уровня? Как долго человек сможет прожить в неотапливаемом бетонном подвале? А, может, не стоило переживать? Скорее всего Ханна паниковала по пустякам. Электричество снова появится через час или день. Но почему-то считала, что этого не произойдет.

А, может, тюремщик, наконец, устал от нее и решил отключить генератор? Даже эта мысль показалась ей абсурдной. Когда придет время, он убьет ее своими руками. Ханна знала это, как свое собственное имя.

Что-то случилось. Может, он погиб в автокатастрофе, попал под поезд или умер из-за аневризмы. Все казалось возможным. Есть тысяча способов умереть. Сотня способов пропасть, внезапно исчезнув из собственной жизни.

Уж кому, как не ей, знать об этом.

Но как бы Ханне ни хотелось увидеть тюремщика мертвым, он ее единственная связь с внешним миром. С жизнью. Она ненавидела его, но во всем на него полагалась. Он использовал данное знание, чтобы полностью контролировать ее. Проявлять свою неукротимую волю во всех аспектах ее жалкой жизни.

Улыбаясь своей жуткой улыбкой, он набирал код замка каждый раз, когда входил в комнату. Сделай мне больно, и ты никогда не выберешься отсюда живой. Тюремщик не был дураком. Он знал, как смертельна бывает надежда, и каким мощным оружием она является.

Казалось, дверь справа обладала собственным телом. Ханна снова повернулась к ней лицом.

Ничего не работало. Ни генератор. Ни обогреватель. Ни маленькая мигающая камера. А что, если…

Дверь всегда была заперта. Отключение электричества этого не изменит.

Она поднесла руку к округлому, размером с баскетбольный мяч животу, но так и не коснулась его.

Ханна Шеридан находилась в той же ловушке, что и прежде.

Глава 2 ХАННА

Почти не осознавая и словно оцепенев, Ханна обнаружила, что машинально движется к раковине. Она знала наизусть каждый дюйм этой комнаты. И даже с закрытыми глазами понимала, что делает.

Ханна вытащила из шкафа две кастрюли, наполнила их водой и поставила на стойку. Затем наполнила свою единственную чашку и кружку. Следом достала маленький тазик из нержавеющей стали и начала наполнять его.

На несколько дней воды хватит.

Ханна решила, что не будет использовать воду ни для чего, кроме питья, сохраняя столько, сколько получится, пока та не закончится.

Но холод…

У нее имелись только два одеяла и свитер, который уже был на ней одет. Слишком мало. Она умрет здесь, в ужасной тюрьме, и ничего не сможет с этим поделать.

Паника и ужас охватили Ханну изнутри. К горлу подступила тошнота, и ее чуть не вырвало.

Она стянула с запястья резинку и собрала свои густые темно-каштановые волосы длиной до талии в беспорядочный пучок. Ханна расчесывала их каждый день. Но в последнее время… В последнее время она едва могла набраться сил, чтобы поесть. И он заставил ее заплатить за это.

Тюремщику нравилась ее красота. Он никогда не бил Ханну по лицу. Никогда не вырывал волосы.

Ему нравилось, когда она была чистой.

У Ханны всегда имелись шампунь и кондиционер, гель для душа и дезодорант, зубная паста и электрическая зубная щетка.

А также запас витамина D для поддержания ее здоровья. Тюремщик даже приобрел несколько платьев для беременных, когда ее живот стал больше.

В шкафу и мини-холодильнике лежали полуфабрикаты, которые можно приготовить в микроволновке, а также макароны, мясные консервы, фрукты и овощи в банках.

Ханна знала, что произойдет с ней, если она не будет есть или мыться.

Она снова посмотрела на дверь.

Заперта.

Она всегда была заперта.

Ханна рассеянно коснулась искалеченных пальцев левой руки. Изуродованных. Сломанных один за другим, снова и снова. Боль оказалась такой мучительной, что Ханна потеряла сознание. Тюремщик привел ее в чувства, вылив на лицо кастрюлю холодной воды, чтобы затем продолжить пытку.

Непослушание приносило боль. Открытое неповиновение приносило боль. Надежда приносила боль.

Это был первый урок, который он преподал ей.

Но Ханна оказалась упрямой. С первого раза она ничему не научилась. Поэтому попыталась воспользоваться бритвой, которую он купил ей, чтобы она побрила ноги. Ничего не вышло. Тюремщик оказался быстр, силен и умен.

Второй попыткой стала металлическая спираль из блокнота, который он так щедро предоставил Ханне. Она дождалась, когда тюремщик приблизится, и сделала выпад, попытавшись ударить его в глаз проволокой, торчащей из ее кулака. Мужчина отпрянул в последнюю секунду. Проволока процарапала глубокую рану на его щеке, вызвав кровотечение и оставив шрам, но без необратимых повреждений. За это он сломал ей два ребра.

В третий раз Ханна смогла заточить конец металлической ложки о шершавый бетонный пол, которую терла часами несколько дней. Она сжала округлый конец ложки в правой руке, ожидая, когда тюремщик подойдет достаточно близко, но отвлечется. Затем собрала всю свою силу и мужество, и вонзила конец ложки в его шею. К сожалению, она не смогла задеть сонную артерию. Ложка вошла недостаточно глубоко, чтобы вывести его из строя.

Он наступил своим ботинком на босую ногу Ханны, сломал большой палец ноги и вывихнул лодыжку, а затем снова сломал два пальца на руке.

Медленно.

Щелк, щелк.

Ханна не могла ходить несколько дней, едва могла двигаться, свернувшись на матрасе в тумане агонии, однако решила, что примет героическую смерть, если это будет означать, что тюремщик умрет вместе с ней.

Во время своего следующего визита, прежде чем уйти, он бросил на матрас фотографию.

Фотографию ее двухлетнего сына, Майло, в объятиях мужа, Ноа, лицо которого казалось искаженным горем и тревогой. Ноа стоял в форме на крыльце их двухэтажного дома в Джунипер-Спрингс, штат Мичиган.

Ханна сразу поняла, что фото сделано всего несколько дней назад. И то, что тюремщик знал ее семью, и где они живут, а значит мог в любое время подобраться к ним. И что в следующий раз, когда она что-нибудь предпримет, пострадают те, кого любит больше всего на свете.

В тот день Ханна перестала пытаться убить своего похитителя. Но не отказалась от борьбы за выживание. День за днем, месяц за месяцем, год за годом ей удавалось просыпаться каждый день, продолжать жить и надеяться. Она отличалась упрямством.

Так было всегда.

И все же Ханна просто обычный человек. Плен измотал ее. Вся эта изоляция, заточение. Постоянные нескончаемые жестокость и страдания.

С каждым днем сознание Ханны все больше и больше от нее ускользало. В самые худшие времена она уходила в себя на несколько часов. Казалась пустой оболочкой, не заполненной ничем.

Но каждый раз, когда приходила в себя, Ханна осознавала, что все еще находилась здесь — в тюрьме страха, боли и страдания.

Теперь вместо карандашей у нее мелки, вместо металла — пластик, а вместо блокнотов на спирали — тетради в тканевых переплетах.

На самом деле предосторожность тюремщика не имела значения.

У Ханны все еще имелись крошечные бритвы «Бикс», которые он ей купил. А также острые металлические зазубрины у банок с консервами. Вот только она не осмелилась воспользоваться ими.

Тюремщик сломил ее волю и прекрасно об этом знал.

Ханна стояла в темноте совершенно неподвижно. Раковина наполнилась, и она закрыла кран. А затем инстинктивно, почти против воли, повернулась к двери.

Лай стих.

Стояла полная тишина.

Электричество было отключено. Генератор не гудел.

Ханна считала надежду своим злейшим врагом. Если бы только она могла сдаться. Самоубийство в ее случае оказалось бы удачей.

Она думала об этом миллион раз. Мысли продолжали крутиться в ее голове.

Ханна составляла планы.

Убить себя будет нетрудно. Если сравнивать с ее нынешним положением.

Конечно гораздо легче было бы сдаться. Смириться со своей судьбой — будущей медленной гибелью или самоубийством, но смертью в любом случае.

И все же Ханна не решилась на самоубийство. И, несмотря ни на что, все еще находилась здесь. Живая.

Какая-то крошечная упрямая часть ее разума продолжала цепляться за надежду, за жизнь. Даже перед лицом неопровержимых доказательств обратного.

Сможет ли она вынести еще одно сокрушительное разочарование?

Даже прогулка по цементному полу казалась невыносимой пыткой. Все, чего хотела Ханна — лечь, заснуть и никогда не просыпаться.

Дверь останется заперта. Она всегда оставалась заперта.

Она била кулаками по этой неподвижной стальной пластине тысячи раз. Разбивала в кровь ладони. Продолжала царапать металл, пока не ломала ногти.

Ханна положила руки на живот, ощутив движение. Затем снова опустила руки по бокам и сделала шаг вперед.

Раз, два, три. Десять шагов до двери.

«Она не откроется. Так было всегда. Зачем ты терзаешь себя?»

Она встала перед дверью. Поднялась на пятках. Страх и предчувствие боролись с отчаянием и безумной ужасающей надеждой.

Цементный пол уже начал подмерзать. Как и воздух. Руки и ноги покрылись мурашками. Холод проникал сквозь кожу стоп и распространялся по голеням, бедрам и телу.

Ханна вздрогнула. Все было реально и происходило на самом деле. Без тепла она умрет. И неважно жива ли в ней надежда или нет.

Она положила правую руку на ручку двери. С трудом сглотнула, в попытке побороть отчаяние и вернуть под контроль ускользающий разум.

«Просто сделай это».

По крайней мере, она хотя бы будет знать.

Ханна повернула ручку, и дверь распахнулась настежь.

Глава 3 ХАННА

Слишком легко, чтобы быть правдой. Все не по-настоящему. И все же оказалось реальностью. Это не сон.

Ханна не знала, сколько времени она стояла в проеме двери, словно зависнув между двумя мирами.

Тюрьма осталась позади, но будущее перед ней казалось пугающим и неизвестным.

Как отключение электричества повлияло на электронный замок? Ханна понятия не имела. Возможно, это связано с генератором — отключение камеры, системы безопасности, панели доступа. А может, тюремщик все-таки совершил ошибку. После стольких лет он мог случайно оставить дверь незапертой. А она была так подавлена, что смирилась со своей судьбой и перестала проверять замок.

Ханне пришла в голову мысль — медленная и нечеткая.

Когда-то в прежней жизни, которую она едва помнила, один из преподавателей колледжа рассказал историю о собаке, которая месяцами сидела в клетке. Когда дверь клетки, наконец, открылась, пес остался внутри и отказался выходить. Его дух был сломлен. Он забыл, что такое свобода.

Неужели и она тоже забыла?

Тошнота скрутила желудок Ханны, желчь обожгла горло, и ее чуть не вырвало.

В ее голове пронеслась тысяча «если бы». Если бы электричество не исчезло… Если бы она не заставила себя попробовать открыть замок, полностью пренебрегая всем, чему научил ее опыт… Если бы сдалась…

Но Ханна не сдалась. Она открыла дверь.

А теперь? Теперь все по-другому. В одно мгновение весь ее мир изменился. Она выбралась из клетки.

Но вместо радости или торжества Ханну снова охватил страх — ее постоянный спутник. Удушливая паника сжимала горло. Дыхание стало резким и поверхностным. Сердце пустилось вскачь, а адреналин бурлил по венам.

И что дальше?

Беги.

В воздухе пахло затхлостью и плесенью.

Ханна моргнула в темноте, едва различая деревянную лестницу, ведущую наверх, к другой двери с ободком света внизу и по бокам, словно та маяк, манивший ее к себе.

Обычная деревянная дверь, как и в любом другом доме. Никакого металла. Ни усиленной рамы. Ни электронного замка. Просто дверь. Обычная дверь, ведущая в яркий и страшный мир.

Она оглянулась и обвела взглядом комнату. Свою крошечную, тесную тюрьму.

Может забрать что-то с собой? Тетради, заполненные стихами и песнями? Нет. Их она брать не будет.

Ханна решила оставить все, сбросив свое прошлое «я», как гусеница сбрасывает кожу.

«Это будет не так-то просто», — прошептал голос в ее голове.

Она не стала обращать на него внимания.

Позже у нее будет время, чтобы подумать. А сейчас ей просто нужно выбраться отсюда.

Здоровой рукой Ханна ухватилась за перила, а искалеченную руку положила на свой раздутый живот, как бы поддерживая себя. Затем начала подниматься.

Шаг за шагом. Раз, два, три. Вдох, выдох. Шесть, семь, восемь.

На верхней площадке лестницы она в нерешительности остановилась. Ее снова сковал страх.

Что ожидало на той стороне? Свобода или очередная ловушка?

Там мог находиться тюремщик. Сидеть за кухонным столом, ожидая ее и улыбаясь, как Чеширский Кот.

Очередная ловушка.

Он играл с Ханной, как скучающий кот со своим обедом. Дразнил ее.

Она больше не сможет спуститься обратно по этой лестнице. Не выдержит. Ее разум расколется на тысячу осколков и никогда больше не вернется к ней. Просто превратится в пыль.

Но Ханна не собиралась возвращаться обратно в тюрьму. А значит, оставалось двигаться лишь вперед.

Она повернула ручку и толкнула дверь.

В глаза ударил яркий свет.

Казалось, огромный прожектор светил ей прямо в лицо, а лучи, словно иглы, пронзали мозг.

С приглушенным криком Ханна рухнула на ступеньки, чуть не упав назад. Она едва удержалась за перила, ударившись о выступ. Боль обожгла ее коленные чашечки.

Закрыв лицо левой рукой, она крепко зажмурилась. Ее глаза щипало и саднило. А по щекам текли горячие слезы.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем Ханна смогла хотя бы мыслить, несмотря на ослепляющую боль, шок и смятение.

Дневной свет.

Ее глаза привыкли к искусственному освещению, и уже много лет не видели солнца. Сетчатка глаз не выдерживала яркого света.

Паника снова грозила овладеть ею.

Как же она сбежит, если ничего не видит?

Ханна и так уже была слаба, искалечена и беззащитна, как же она сможет двигаться вслепую?

Ничего не получится. Не получится.

Тюремщик найдет ее. И когда сделает это, то разозлится не на шутку. Он снова сломает ей пальцы рук, потом пальцы ног, запястья. Мучитель возьмет свой нож. Отрежет ей пальцы один за другим и будет смотреть, как Ханна истекает кровью…

«Прекрати»! — вскричала про себя Ханна. — «Просто прекрати»!

Она боролась с туманом безумных мыслей, мелькающих в ее голове. Ей нужно мыслить ясно, иначе она никогда не выберется отсюда живой. И никогда больше не протянет руки к сыну и не заключит его в объятия.

Ханна не ослепла. Ее глаза привыкнут. Просто придётся подождать.

Однако, времени у нее нет. Кто знал, когда вернется тюремщик. Через неделю? Через день? В ближайший час?

Ханна даже не знала наверняка.

Возможно, он уже здесь. Поджидал ее, притаившись недалеко и наблюдая. Или, может быть, ублюдок находился во дворе, и как только она споткнется или издаст какой-нибудь звук, он сразу же примчится, чтобы затащить ее обратно в тюрьму.

Она замерла, заставив себя сделать глубокий вдох. Затхлость подвала исчезла. Воздух пах свежестью — пусть и немного пыльной, прохладной, но не морозной. Около пятнадцати градусов тепла.

Напрягла слух, пытаясь уловить любой звук: шарканье шагов или приглушенное дыхание, чтобы осознать, что не одна, и что рядом находится он, наблюдающий за каждым ее движением, ожидающий подходящего момента, чтобы наброситься.

Ничего. Лишь гул собственного пульса, отдающийся в ушах. Абсолютная тишина давила на барабанные перепонки.

Ханна затаила дыхание, прислушиваясь.

По-прежнему тихо. Ей стоило поверить, что тюремщика здесь нет. Если он все же здесь, то она умрет. В любом случае. Но если его нет…

Возможность снова оказаться в плену нарастала с каждой минутой.

Ханна не могла здесь оставаться. Она должна сбежать как можно дальше. Должна убраться отсюда к чертовой матери. Куда угодно.

Не открывая глаз, коснулась здоровой рукой своего живота.

Он придет за ней. В этом она не сомневалась. Тюремщик будет пытаться найти ее прежде, чем она успеет позвать на помощь. Прежде чем расскажет о нем.

И ей нужна фора. Каждый час и каждая миля отдаляли ее от этого места.

«Думай! Шаг за шагом. Ничего лишнего. Не трать время на пустые размышления, потому что время ускользает. На счету каждая секунда».

Сначала главное.

Нужно найти способ видеть. Найти что-то, чтобы защитить глаза. Например, солнцезащитные очки. Но как их найти, если Ханна понятия не имела, где искать, да и вообще не могла видеть?

Ее рука все еще лежала на животе, касаясь хлопчатобумажной ткани свитера. Темно-зеленая ткань смогла бы ослабить свет, если бы удалось придумать, как обернуть ее вокруг головы. Однако свитер единственное, что согревала Ханну. Она боялась снять его. К тому же будет сложно обмотать ткань вокруг головы искалеченными пальцами.

План Б. Ей нужны ножницы.

Большинство людей держали их в кухонном ящике. Возможно, и он тоже. Ханне просто нужно найти кухню, а там уже определиться, куда идти.

Она могла бы это сделать. Могла бы выяснить, где лежат ножницы. Но ей придется войти в дом вслепую, не зная, куда идти, пробираясь лишь на ощупь.

Временная слепота делала Ханну еще более уязвимой и беспомощной, чем обычно.

Паника вцепилась в нее когтями, сдавливая горло.

Она едва могла дышать, двигаться, ее руки и ноги словно приросли к месту. Тьма клубилась в ее сознании и грозила снова потопить его. Но она не могла позволить уйти в себя.

Каждая минута на счету. Только это имело значение.

Ханна приложила все силы, чтобы остаться в сознании и подавить парализующий разум страх.

Или двигайся, или умирай.

А она отказывалась умирать.

Не открывая глаз, подняла руки и толкнула ими дверь. А затем на четвереньках проползла в дом, почувствовав под собой прохладный линолеум.

Внезапно раздался собачий лай, который напугал Ханну. Сердце подпрыгнуло в груди, и она пригнулась под натиском всепоглощающего ужаса.

Тюремщик точно здесь. Выпустил дикого пса и завел его внутрь, чтобы тот разорвал ей горло… Чудовище из ночных кошмаров. С желтыми глазами и черной пастью. Его когти сомкнутся вокруг ее горла и перекроют дыхание.

Разум Ханны снова угрожал помутиться. Непроницаемая тьма поглотила ее мысли. Нет! Она не могла опять замкнуться в себе. Ханне нужно оставаться в сознании. Бороться. И не важно насколько сильным был ее страх.

Она заставила себя считать про себя, в попытке успокоиться.

Раз, два, три… Тридцать, тридцать один, тридцать два… Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь…

«Думай», — раздался голос где-то в глубине ее разума.

Гулкий лай доносился снаружи. А значит, пес находился на улице, а не внутри. Он не укусит.

Никто не причинит ей вреда.

Ханна сделала несколько прерывистых вдохов, пока не восстановила контроль над собой. Нужно сосредоточиться. Сосредоточиться на побеге. Только это имело значение.

Успокоившись, отвлеклась от лая и прислушалась к звукам внутри. Она не слышала никаких признаков жизни.

Ничего. Ни мягкого жужжания холодильника, ни тиканья часов. И что еще самое главное — ни скрипа сапог по половице, вздоха или низкого ровного дыхания.

Это не означало, что Ханна находилась в доме одна.

И уж точно не значило, что она в безопасности.

Глава 4 ХАННА День первый

Сердце бешено колотилось в груди. Ханна поползла по полу, балансируя на тыльной стороне ладони искалеченной левой руки, а правую вытянув перед собой, в попытке что-то нащупать.

Колени все еще ныли, как и поясница. Тупая боль в левой руке так и не прошла.

Но Ханна не обращала на это внимания. Она привыкла к боли, к агонии сломанных пальцев и чувствительности медленно заживающих синяков. Так что эта боль не стала исключением.

Она нащупала пальцами тонкую ножку стула, затем более толстую ножку стола. Обогнула стол и проползла еще пару метров, пока не коснулась чего-то гладкого и теплого.

Это оказалось дерево, а не прохладная поверхность нержавеющей стали.

Кухонный шкафчик.

Ханна подняла руку повыше, потянулась и нашла первый ящик. Она исследовала каждую вещь пальцами. Помутненный разум с мучительной медлительностью выдавал названия предметов — холодные металлические ложки, вилки и хлебные ножи.

Она вытаскивала каждый предмет и бросала его на пол, не думая о том, чтобы положить аккуратно обратно, как ему нравилось.

Во втором ящике оказались гладкие цилиндры со специями и травами. В следующем — круглая скалка и широкие разделочные доски. В четвертом ящике лежали мерные ложки, чашки и консервный нож.

Пальцы Ханны сомкнулись на чем-то гладком, прохладном и заостренном.

Ножницы.

Ее омыло облегчение. Она села и прислонилась спиной к шкафу, вытянув ноги перед собой. Затем нащупала нижний край рубашки и приготовилась резать.

Все еще зажмурившись и осторожно двигая пальцами, Ханна отрезала полоску ткани шириной около четырех дюймов и длиной в полметра.

Затем уронила ножницы, сложила полоску в два раза и прикрыла ею глаза, как повязкой. Завязав концы на затылке, поправила повязку так, чтобы можно было видеть из-под нее.

Она медленно открыла свои воспаленные глаза. Темнота принесла неимоверное облегчение. Когда Ханна посмотрела вниз, то смогла разглядеть на полу линолеум в черно-белую клетку.

Уже неплохо. Со временем зрение восстановится.

С каждой минутой, проведенной вдали от тесной темницы, туман в ее голове рассеивался. Она была свободна.

Свободна.

Ханна едва могла сосредоточиться на данном факте. Но он не имел значения. Все, что ей нужно, так это убираться отсюда к чертовой матери.

Ханна схватила ножницы и поднялась на ноги.

Что дальше?

Она не могла выглянуть из окна. Пока не могла.

Так что замерла и прислушалась. Послышался лай собаки. Звук стал отчетливее и гораздо громче.

Больше Ханна ничего не слышала. Ни урчания автомобильных моторов. Ни голоса соседей.

Она находилась где-то далеко от цивилизации. Тюремщик сделал все, чтобы никто не услышал ее крика.

И никто никогда его не слышал.

Ближайший город наверняка находился в милях пятидесяти отсюда. Была середина зимы. Ханна не могла выйти на улицу в свитере и кальсонах и ожидать, что продержится больше нескольких часов.

Ей нужно собрать как можно больше припасов, прежде чем она отправится в путь.

Глядя вниз из-под повязки, осторожно прошла через кухню и ступила на деревянный дощатый пол. Она наткнулась на коричневый кожаный диван и чуть не опрокинула столик, заваленный книгами. Затем нашла камин и дровяную печь и, наконец, добралась до коридора, ведущего в комнату.

В ней оказалось темно. Жалюзи на окнах опущены, а шторы задернуты, защищая от мучительного дневного света.

Ханна закрыла глаза, приподняла нижний край повязки и снова медленно их открыла. Ей потребовалась всего минута, чтобы привыкнуть.

Она осмотрела комнату.

Бревенчатые стены. Ворсистый серый ковер. Двуспальная кровать с темно-синим полосатым одеялом, прикроватные тумбочки по обе стороны, комод у дальней стены, рядом с двустворчатыми дверцами шкафа.

Здесь было чисто и аккуратно.

Сначала Ханна проверила прикроватные тумбочки, в надежде найти пистолет, спрятанный в ящике. Но удача ей не улыбнулась.

Поэтому она направилась к шкафу.

При мысли о том, чтобы надеть его одежду, внутри у нее все скрутило, но это чувство продлилось лишь мгновение. Ханна хотела жить. А осознание того, что она собирается украсть его вещи и сбежать, вызывало в ней определенное удовлетворение.

Через несколько минут она нашла свежую футболку, две трикотажные рубашки с длинными рукавами, две толстовки с капюшоном, ветровку и тяжелое коричневое пальто с капюшоном, которое доходило ей до колен.

Ханна надела на себя все. Мужская одежда, конечно, велика и висела на ее маленьком, хрупком теле, но зато отлично прикрывала округлый живот.

С брюками оказалось сложнее. В одном из ящиков она нашла несколько кальсон и отрезала лишнюю длину там, где заканчивались лодыжки.

Поверх них надела его зимние походные штаны. Они оказались слишком велики для ее бедер, но тяжело застегивались на животе. Ханна пока не знала, что с этим делать.

Она одела несколько пар теплых шерстяных носков, затем вернулась к шкафу, опустилась на колени и стала рыться в вещах, сложенных на полках. Ей нужен рюкзак, чтобы нести припасы.

Рюкзака Ханна не нашла, зато обнаружила тяжелый, подбитый пухом спальный мешок, рассчитанный на зимнюю температуру. Бросила его на кровать вместе с двумя парами шерстяных носков.

Должно же быть место, где он хранил свое зимнее снаряжение. Но где бы оно ни находилось, это явно не здесь. Ей стоило продолжить поиски.

Ханна снова опустила повязку на глаза и тщательно обыскала остальную часть дома. С каждой минутой размытый свет становился слабее, и она могла разглядеть все больше деталей своего окружения.

Обыскала ванную, а затем вернулась в гостиную и кухню. Исследовала кладовку. В ней обнаружила запасы еды по меньшей мере на месяц.

Идеально.

В животе у Ханны заурчало. Она схватила пакет вяленой говядины, разорвала его дрожащими пальцами и запихнула в рот твердый кусочек.

Затем сунула пакет в карман пальто. Ее пальцы коснулись твердого и гладкого пластика. Ханна вытащила пару мужских солнцезащитных очков.

На нее нахлынуло облегчение. Она надела их, но не стала снимать повязку с глаз, а лишь слегка отогнула. Ее зрение прояснилось, и боль немного стихла.

Ханна продолжала двигаться.

Напротив подвала находилась еще одна дверь, ведущая в прихожую со стиральной машиной и сушилкой. На каждом крючке висело зимнее снаряжение и уличные принадлежности.

Внизу аккуратно расставлены две пары ботинок и несколько пар летних туфель. А у стены, рядом с высоким шкафом, стояли лыжи.

Ханне пришлось сесть на пол, чтобы натянуть ботинки. Они оказались свободными, но благодаря нескольким парам шерстяных носок, что были надеты на ее ноги, места оставалось не так уж и много. Она завязала шнурки так туго, как только могла. У нее все еще ездила стопа, но идти вполне можно.

Опираясь стену, Ханна помогла себе встать. Краем глаза она заметила небольшое деревянное крыльцо за прямоугольным окном, врезанным в заднюю дверь.

Она узнала его. Потому что смотрела на заднее крыльцо сотни тысяч раз. Но всегда снизу. Стоя на матрасе и глядя в зарешеченное окно.

Ханна закрыла глаза. Затем вновь их открыла, прогоняя тем самым мучительную панику.

Она больше не сидела в той комнате. Она больше не пойманное в ловушку беспомощное существо. Ханна освободилась, и должна сделать все необходимое, чтобы остаться на свободе.

Собака продолжала лаять, громко и гулко.

Ханна осмелилась выглянуть в заднее окно. С темными очками и отчасти завязанными глазами все оказалось вполне терпимо. Расплывчатые образы формировались в очертания и предметы, которые узнавал ее разум.

Толстый слой снега покрывал двор. За ним виднелся густой лес, окаймлявший со всех сторон небольшую поляну, насколько могла видеть Ханна. Деревья и снова деревья.

Потребовалась минута, чтобы вспомнить названия деревьев. Ханна медленно проговаривала каждое слово: клен, ель, береза. Ясень. Бук.

Самые прекрасные деревья, что ей доводилось видеть. Словно на открытке: голые ветви, покрытые девственным снегом, которые чередовались с зелеными соснами на фоне белоснежной пелены.

Ханна застряла неизвестно где.

В двадцати ярдах прямо перед ней стояли два сарая. Первый был поменьше, с отверстием, вырезанным внизу. Второй — побольше, с висячим замком и цепями, блокирующими двойные двери.

Слева находился навес, под которым лежали штабеля дров, прикрытые брезентом.

Ее взгляд вернулся к большому сараю. Возможно, внутри есть что-то, что ей пригодится…

Впереди, в снегу мелькнуло какое-то движение.

И Ханна снова застыла.

Глава 5 ПАЙК День первый

Тридцатичетырехлетний Гэвин Пайк стоял в цветочном магазине, выбирая букет для своей матери. Ее любимыми цветами были лилии. Он всегда дарил ей букет и шоколад, когда приходил в ее дом на семейный рождественский ужин.

Этот жест радовал его мать. А когда она была счастлива, ему становилось легче.

Гэвин схватил букет, не проверив цену, и встал в очередь. От ошеломляющих запахов зелени и тошнотворного цветочного аромата он практически задыхался.

По радио звучала песня «Детка, на улице холодно». Все помещение освещалось лампочками, развешанными повсюду, и рождественскими елками в каждом углу.

Пайк с нетерпением ждал Рождества, но лишь потому, что у него появятся несколько выходных дней в середине недели. Пусть эти кретины изводят себя, украшая дома кричащей мишурой и раболепствуя над подарками и домашней индейкой, которую их плаксивые отпрыски даже не оценят.

Как только этим вечером он нанесет вынужденный праздничный визит матери и брату, у него будут среда, четверг, пятница и все выходные на то, чтобы развлечься. И поохотиться.

Внезапно погас свет. Песня резко оборвалась прямо перед отвратительным припевом.

Впереди него стояла женщина, удерживая в руках вазу с красными и белыми розами. Она повернулась и, нахмурившись, посмотрела на люминесцентные лампы над головой.

— Что случилось? На улице даже снега нет.

— Может, белка опять залезла в трансформатор, — предположила кассирша. — Компьютер не работает. Принимаю только наличные, пока не появится связь.

Пайк вздохнул и дернулся, нетерпеливо поправляя воротник форменной рубашки. Он только что закончил свою ночную смену в исправительном учреждении округа Берриен в Бароде, штата Мичиган. Ему нравилось работать по ночам. Меньше надзора и отчетности.

Гэвин также добровольно служил офицером запаса в полицейском управлении городка Фолл-Крик. Не потому, что ему нравилось быть добровольцем. Работа влекла за собой и другие льготы.

Этим утром он чувствовал усталость и раздражение, так что просто хотел поскорее уйти.

Снаружи раздалось несколько гудков. Завизжали шины.

Пайк взглянул на часы, висевшие на стене за прилавком. Они работали на батарейках, поэтому стрелки все еще двигались. 12:22. Может, ему стоит просто уйти?..

Позади него кто-то закричал.

Гэвин резко обернулся и посмотрел на оживленную улицу сквозь витрины цветочного магазина. Сердце немедленно подпрыгнуло в груди.

Огромный синий внедорожник несся через перекресток. И он направлялся прямо к ним. Автомобиль подпрыгнул на обочине, и пешеходы с визгом и криками бросились врассыпную.

Времени думать не осталось. Пайк бросился в сторону, к холодильным ящикам вдоль левой стены. Он споткнулся о ряд декоративных пуансеттий в горшках, опрокинул их и в спешке наступил на растения и цветы.

Внедорожник влетел в витрину магазина и кирпичный фасад снаружи. Стекло разбилось вдребезги. Осколки влетели в воздух, а шрапнель от камня, кирпича, стекла и керамики пронеслась в воздухе, словно ножи.

Пайк съежился, прикрыв голову руками, высокие ящики наполовину скрыли его тело.

Другие покупатели бросились вглубь магазина, отчаянно пытаясь спастись, но у них не хватило времени. Женщина с розами застыла в центре магазина. Ее рот открылся в ледяном ужасе, пока она сжимала проклятую вазу.

Внедорожник сокрушал все на своем пути. Громил столы и подставки, разбивая десятки ваз, горшков и террариумов. Уничтожая под своими колесами венки и букеты — розы, лилии, хризантемы, тюльпаны и зелень.

Огромная решетка с глухим стуком врезалась в женщину. Автомобиль влетел в стойку регистрации и, наконец, остановился у задней кирпичной стены. Весь фасад был смят, словно консервная банка.

Со стороны водителя, спотыкаясь, вывалился белый мужчина средних лет в очках и клетчатом пальто. Он согнулся пополам, и его вырвало на пыльный, стеклянный и усыпанный лепестками пол.

— О Боже! Нет!

— Он убил ту женщину! — взвизгнула какая-то девушка. — Кто-нибудь, вызовите полицию!

— Я не мог остановиться! — взвыл водитель. — Моя машина… Она просто перестала работать! Антиблокировочная система тормозов. И двигатель. И усилитель руля. Все вышло из строя. Я просто… Потерял управление на льду…

Мужчина взглянул на окровавленное тело, лежащее под колесами своего внедорожника, и его снова вырвало. Он вытер рот дрожащей рукой.

— Мне очень жаль. Очень.

Пайк осторожно поднялся на ноги. Затем смахнул с формы осколки стекла, керамики и лепестки цветов. Ему повезло оказаться невредимым. От выброса адреналина у него затряслись ноги. Ему нужна была чертова сигарета.

Гэвин даже не потрудился проверить женщину под авто. Она явно мертва. Если кто-то и пострадал, то это не его проблема.

Он осторожно пробирался через обломки магазина. Двери больше не существовало. И ни одного окна. Лишь широкая зияющая дыра, усеянная острыми осколками стекла. С букетом лилий в руках, Пайк шагнул в дыру и вышел на улицу.

Светофоры не горели. Машины стояли на перекрестке, не двигаясь. Некоторые из них скатились на тротуар или врезались в фонарные столбы. Повсюду были аварии. В двух кварталах к югу, на перекрестке громоздилось не менее десятка автомобилей.

Стоявшие посередине голые деревья были окутаны рождественскими гирляндами, их лампочки погасли, как и фонарные столбы, украшенные лентами и елочными украшениями.

Тротуары не так многолюдны, как в больших городах, но несколько десятков покупателей все еще спешили закончить последние дела перед Рождеством.

— Телефон не работает! — крикнул какой-то мужчина. — Я не могу позвонить в 911!

— И мой тоже, — сказал один из потрясенных покупателей.

— Что происходит?

— В чем дело?

— Видимо, серьёзные перебои с электричеством.

Кретины начали обсуждать длительные отключения электроэнергии, которые пережили сами или были наслышаны. Полярный вихрь в 2018, или тот сильнейший снегопад, когда намело полтора метра сугробов, и электричество отключилось на неделю.

Никто из них ничего не понял.

Люди никогда не понимали. Они всегда искали самое простое объяснение и хватались за него обеими руками. Именно поэтому так быстро процветали теневые группировки.

Пайк все еще держал в руке букет лилий. Лепестки примялись в том месте, где он прижимал их к груди. Свободной рукой вытащил из кармана айфон. Как и ожидалось, тот не работал.

Пайк не считал себя дураком. Электросеть не имела никакого отношения ни к автомобилям, ни к телефонам. Тут что-то другое. Что-то еще.

Может, какая-то вспышка на солнце или кибератака со стороныстраны-изгоя. А может, правительство США, наконец-то, обернулось против собственного народа.

Но Гэвину плевать.

Он думал лишь о своей охотничьей хижине.

О той приятной обстановке, которую создал для этого места. Первоклассный генератор, работающий на свет, тепло и систему безопасности — все это регулировалось автономной компьютерной системой.

Подключаясь к камере, доступ к которой был на одноразовом телефоне, Пайк мог наблюдать за Ханной в любое время, когда пожелает. В разгар штабного совещания. За ужином с матерью. На работе.

Что всегда вызывало в нем легкий трепет. Кайф гораздо более сильный, чем доза крэка.

Гэвин вытащил второй телефон. Он не включался, как и айфон.

Возможно, генератор все еще работал, и дверь заперта. Единственный способ узнать наверняка — проверить собственными глазами.

У Гэвина не оставалось выбора. Он бросил букет на усыпанную стеклом улицу.

Ему нужно добраться до хижины.

Глава 6 ХАННА День первый

Снег колебался.

Нет, не так. Там было что-то белое, и оно двигалось по снегу.

Ханна затаила дыхание, ее сердце колотилось о ноющие ребра.

Все это время она представляла себе гулкий, яростный лай, принадлежащий немецкой овчарке или гигантскому слюнявому ротвейлеру, а может, и демоническому Церберу. Реальность же оказалась совсем не такой, как она себе представляла.

Огромный белоснежный пес натянул цепь, соединяющую его ошейник со стальным кольцом, прикрепленным к маленькому сараю — собачьей будке, как теперь стало ясно. Мех у него был густой и косматый. Пес казался огромным, с массивной головой, почти вдвое больше ее собственной. Он мог весить фунтов сто пятьдесят, а то и больше.

Пес был прекрасен. Ужасно пугающий, но красивый.

Он увидел ее в окне и сорвался с яростным лаем. Владения собаки четко обозначались грязными следами, оставленными на снегу.

Ханна узнала эту породу, хотя ее разуму потребовалось много времени, чтобы вспомнить точное название. Пиренейская Горная.

Вопреки здравому смыслу, она открыла заднюю дверь. Кожу обдало холодом, ледяные пальцы которого скользнули по ее шее, обжигая щеки. Ханна плотнее обернула шарф вокруг шеи и накинула на голову меховой капюшон куртки.

Волосы на затылке встали дыбом, как если бы за ней наблюдали.

Кровь ударила в голову, и она покачнулась, ощущая головокружение. Пришлось упереться одной рукой в дверь. Ханне стоило помнить, что в ее состоянии нужно действовать медленно.

В ее состоянии.

Разумом она избегала правды. Ей не хотелось думать об беременности. Последние семь или восемь месяцев старалась не обращать внимания на свой живот, и, по крайней мере, сможет игнорировать его еще какое-то время.

Восстановив равновесие, Ханна медленно повернулась, прищурившись, в попытке различить тени деревьев и белые сугробы.

Хлопья снега осыпались с ветки сосны, мягко упав на землю. Она вздрогнула, лихорадочно оглядывая двор и деревья в поисках движения или любых признаков присутствия тюремщика.

Но там никого не было. Лишь деревья и снег. Она и собака.

У Ханны болели глаза. Тупая боль отдавалась в затылке. Но если она прищурится, спрятавшись за темными очками, то сможет разглядеть. День стоял пасмурным, солнце пробивалось сквозь гряду темных туч, которые обещали приближение метели.

Надвигалась пурга. Ей нужно спешить.

Вместо того чтобы вернуться за лыжами и новым рюкзаком, Ханна направилась к собаке. Разумом она понимала, что ей нужно убраться отсюда как можно быстрее, а не брести к проклятому псу.

Но ничего не могла с собой поделать. Ханну тянуло к нему почти против ее воли.

Сапоги глубоко утонули в снегу, а нос защипало. С каждым вздохом холодный воздух обжигал ее горло. На улице было свежо и чисто, пахло сосной, землей и чем-то диким и живым. Свободой.

Ханна открыла рот и тут же закрыла его. Резко вдохнула, когда воздух снова обжег ей горло.

Она так давно не говорила вслух. Она не разговаривала с ним. Ей нечего было ему сказать.

Первые несколько лет Ханна часто пела. Каждый день пела часами, запоминая написанные ею песни, создавая мелодии, ритмы и гармонии. Она любила петь и собиралась выучиться на преподавателя музыки.

Но теперь она больше не пела.

Единственные звуки, которые он хотел услышать от нее — это крики, стони боли и смирения. Тюремщику не нужно ее пение. И, возможно, Ханна начала верить в то же самое.

Она шагнула ближе, не сводя глаз с собаки.

Пес стоял, глядя на нее в упор. Он не лаял и не рычал, а просто смотрел на нее.

Все это время Ханна думала о нем как о враге, его приспешнике. Свирепом охраннике, дабы убедиться, что она останется здесь, в ловушке, до конца своей жалкой жизни. Она презирала эту собаку почти так же сильно, как ненавидела своего похитителя.

Но, возможно, она ошиблась.

Ханна нерешительно подошла ближе.

Собака не шевелилась.

Она сделала еще один шаг. Было так холодно, что Ханна могла видеть белые клубы своего дыхания.

Пес поднял голову, навострив уши и склонив морду набок. Изучая ее, точно так же, как и Ханна изучала его.

Лапы собаки были забрызганы грязью, а мех местами спутан. Даже такая огромная, она все равно выглядела слишком худой. Косматая шерсть не скрывала тощие ребра.

Толстая металлическая цепь смотрелась кощунственно на таком царственном животном.

Не имело значения, насколько грязным и оборванным казался пес, потому что он выглядел так, словно принадлежал одному из великих мифических королей. Королю Артуру или, может, великому военачальнику викингов.

Пес не враг для нее.

Он был пленником. Таким же, как и она.

Умрет ли пес, если Ханна уйдет? Должно быть, у него есть еда и источник воды, который не замерзал в сарае, служившем ему конурой. Но насколько ему хватит?

Станет ли похититель кормить пса, если ее здесь больше не будет? Если сторожу нечего станет охранять?

Ханна сделала еще один шаг.

Пес зарычал глубоким предупреждающим рокотом. Черная пасть изогнулась, и стали видны длинные острые зубы.

Гигантские челюсти могли сжать горло взрослого человека и разорвать его на куски в считанные секунды. Ханна в этом не сомневалась. Казалось, пес мог легко за грызть и оленя.

Она стала бы для него легкой добычей, и ей не следует идти на такой риск.

Каждая секунда, проведенная здесь, лишь приближала момент, когда ее снова поймают и притащат назад, гнить в подвале. Живьем сдирая кожу, или еще как-то пытая. Совершая с ней нечто ужасное — то, чего Ханна не могла себе даже представить.

Ей нужно уходить.

Но что-то удерживало Ханну на месте. Что-то, не позволявшее ей бросить этого пса.

Он все еще находился в ловушке, оставаясь пленником того же тюремщика, что пытал их обоих.

Ханна не могла просто взять и бросить собаку.

Глава 7 ХАННА День первый

Ханна вытащила из кармана пакет вяленой говядины, достала кусочек и бросила его собаке. Он приземлился на утоптанный снег в нескольких футах от животного.

Не сводя с нее больших карих глаз, пес подошел к сушеному мясу и одним махом проглотил его.

Она бросила ему еще один. Животное съело его так же быстро.

Пес был голоден, возможно, даже умирал с голоду. Ханна подозревала, что все обстоит именно так. Ее похититель ценил собак не больше, чем женщин.

Она придвинулась ближе, пока не оказалась менее чем в трех футах от пса, но все же оставаясь на расстоянии.

Пес напрягся. Он опустил голову и зарычал еще громче.

— Не бойся, — произнесла Ханна. Звук вышел похожим на грубое, бессмысленное ворчание. Незнакомое даже для ее собственных ушей. В горле у пересохло, и голосовой аппарат не работал.

Она попробовала еще раз.

— Я не причиню тебе вреда.

На этот раз слова вышли явными, хотя и хриплыми. Ханна прочистила горло и сглотнула.

— Не бойся.

Затем достала третий кусок вяленого мяса. Она сама нуждалась в этой еде, хотя и собрала столько, сколько смогла унести. Но не могла развернуться, не могла заставить себя уйти, бросив собаку одну.

Ханна стояла достаточно близко, чтобы пес мог до нее дотянуться, если бы сделал выпад. Сбежать оказалось бы намного труднее, если бы он укусил ее. Она нашла несколько бинтов, «Адвил» и «Неоспорин» в нижнем шкафчике ванной, и все.

Тревога скрутила ее желудок. От дурного предчувствия сердце снова бешено забилось, а ладони под перчатками стали влажными. Ханна протянула собаке очередную полоску вяленого мяса.

Пес жадно следил за ней, переводя взгляд с еды на ее лицо и обратно. Его хвост торчал за спиной — длинный шлейф едва шевелился, а шерсть стояла дыбом.

Она почти дотянулась до его ошейника. С такого близкого расстояния было заметна ободранная кожа и ржаво-красные пятна засохшей крови на его меху. Ошейник тоже придется снять.

— Все в порядке, — пробормотала Ханна. — С тобой все будет хорошо. Я освобожу тебя. Знаю, что ты боишься, но все будет хорошо. Обещаю.

Фут отделял ее от мощных челюстей животного и слюнявых клыков. Он мог сломать ей шею так же легко, как зубочистку.

Она бросила перед ним новый кусок вяленого мяса. Пес бросился вниз, чтобы схватить его.

Это ее шанс. Кровь застучала у Ханны в ушах, и адреналин забурлил в ее венах. Наклонившись, она потянулась к карабину на цепи. Затем ухватилась за него одной рукой, пытаясь открыть крючок пальцами в перчатках, но больная рука оказалась совершенно бесполезной.

Пес с рычанием метнулся в сторону. Но Ханна не отпускала его. Она должна это сделать, и все же не сделала.

Карабин открылся. Ей просто нужно чуть наклонить его и снять с кольца ошейника.

Тяжелое мускулистое тело врезалось в ноги Ханны, сбив её с ног. Она упала на задницу. Все еще хватаясь за ошейник, почувствовала, как крючок соскользнул, и отпустила его, услышав звон цепи, упавшей на землю.

Вздрогнув, собака снова бросилась на нее.

Ханна дернулась назад, потеряла равновесие и упала спиной прямо в снег.

Пес прыгнул на нее сверху, прижав огромные лапы к груди и нависая над ней. Горячее дыхание животного обдавало ее лицо, а слюна капала на щеки.

Инстинктивно Ханна попыталась поднять руки, чтобы защитить лицо, но гигантская голова и торс собаки, нависшие над ней, не давали ей двигаться. Пес прижал ее к земле, и она ничего не могла сделать.

— Уходи! — крикнула ему Ханна, ее голос все еще оставался хриплым. — Убирайся отсюда! Ты свободен!

Словно осознав ее слова, пес вскочил на лапы. Все еще рыча, он отпустил ее, затем повернулся и обнюхал цепь, неподвижно лежащую на снегу.

Ханна не двигалась.

Пес поднял голову, принюхавшись, а затем побежал.

Он галопом помчался прочь, взбивая снег огромными лапами, пробегая между рядами сосен на краю двора, и не оглядываясь назад.

Вот так пес и исчез.

Ханна резко выдохнула, выпустив облачка белого пара. Ее щеки замёрзли от холода, а пульс громко отдавался в ушах. Она медленно подняла руку и рукавом пальто вытерла с лица собачью слюну.

Разочарование захлестнуло Ханну изнутри. Ей не удалось снять ошейник, но она хотя бы сняла цепь. Собака наконец свободна.

Ханна не знала, чего ожидала. Что пес послушно последует за ней, облизывая ей руку в знак благодарности?

Он не был ручным или обученным, как золотистый ретривер. К тому же ранен и такая же жертва, как и она. Стоило ли удивляться, что инстинкт подсказывал ему бежать как можно быстрее и дальше?

— Что ж, хорошо ему, — Ханна неловко выпрямилась в сидячем положении. Ее живот ужасно мешал, и, тяжело вздыхая, она с трудом поднялась на ноги.

Она не завидовала свободе пса. Понимала, как отчаянно они оба её жаждали.

Сумеет ли пес выжить там в одиночку — вот в чем заключался главный вопрос.

И перед ней стоял тот же вопрос.

И она обязательно найдет способ выжить, как и собака.

— Надеюсь, мы еще увидимся, — прошептала Ханна.

Она зашла так далеко. И не позволит тюремщику победить. Какой бы подарок судьбы или несчастный случай ни подарил ей этот шанс, Ханна его не упустит.

Мысль о том, чтобы отправиться в неизвестность в полном одиночестве, стала почти невыносимой.

Ханна была слаба. С искалеченной рукой. Беременная.

Ее охватил страх. Зло, которого она боялась, нельзя списать на демона, призрака или воображаемого монстра из книг, киноэкранов и детских шкафов. Этот монстр очень реальный и крайне опасный.

Но Ханна больше не принадлежала ему. Она больше не его пленница. Она свободна.

И если хочет остаться таковой, Ханна Шеридан должна бежать.

Глава 8 ХАННА День первый

Она еще с минуту смотрела в сторону леса, но собака уже скрылась из виду. Нет времени ждать или надеяться.

Тревога скрутила ее внутренности. Ханна не знала, который сейчас час. Вероятно, где-то после полудня, судя по свету, пробивавшемуся сквозь облака.

Секунды и минуты текли незаметно. Ей нужно двигаться.

Прежде чем повернулась к хижине, ее взгляд зацепился за лежащую кучу дров и полено для колки, стоящее рядом с большим сараем. В дерево был воткнут топор, и его покрывал слой снега.

Скорее всего, он может понадобиться ей в лесу. Ханна прошаркала по снегу к колоде для рубки дров и дернула за топор. Он даже не сдвинулся.

Она стряхнула снег и схватила топор двумя руками в перчатках. Сломанные пальцы ее левой руки не могли сжать рукоятку достаточно сильно, но она обхватила ее большим пальцем и сжала так, чтобы суметь потянуть обеими руками. А затем дернула снова, на этот раз сильнее.

Топор поддался.

Придерживая штаны изуродованной рукой, а другой волоча топор, Ханна поплелась по снегу обратно к домику, остановилась у задней двери и заставила себя еще раз оглядеть прихожую.

Секунды проносились у нее в голове, но она не хотела упустить ничего важного, что в последствии могло бы пригодиться.

В шкафчике рядом со стиральной машиной и сушилкой нашла шарфы, толстую меховую зимнюю шапку, пару перчаток и варежек. На второй полке лежали компас, связка паракорда, фляга, фонарик, аккуратно сложенный неиспользованный коричневый брезент и складной нож.

А в глубине примостился черный рюкзак.

Ханна забрала все. И в течение следующих тридцати минут упаковывала необходимые вещи.

Она использовала паракорд, подвязав штаны под животом. Еще один обыск на кухне привёл к тому, у неё появилось несколько зажигалок «Зиппо», водонепроницаемые спички и консервный нож.

Упаковав мясо, батончики мюсли, консервированный тунец и персики, две упаковки вяленой говядины, банку орехов, пакетик чипсов и походный котелок, Ханна наполнила флягу оставшейся водой из-под крана.

Ее взгляд упал на лыжи. Она умела кататься на них. И когда-то у нее хорошо получалось.

На лыжах двигаться намного быстрее, чем идти пешком, особенно по такому рыхлому снегу. Они оказались слишком велики для Ханны, но она могла с этим справиться. У нее нет особого выбора.

Она подхватила лыжи, палки и ботинки, едва способная удерживать их своей бесполезной изуродованной рукой. Потом вышла на крыльцо и спиной закрыла за собой дверь.

Ханне хотелось сжечь хижину дотла. Но такой вариант потребует определенного времени, а его у нее нет.

Достаточно и того, что она сбежит отсюда навсегда.

Она уже приготовила рюкзак, положив в него спальный мешок, завернутый в брезент и связанный с помощью паракорда. Карманы пальто набила вяленой говядиной, орехами и батончиками мюсли.

Складной нож лежал в кармане брюк, длинный кухонный нож, обернутый в паракорд в виде импровизированных ножен, свисал с бедра, а топор получилось привязать к рюкзаку с помощью хитроумного переплетения.

Ханна не сомневалась, что у ее похитителя имеется оружие, однако он не держал его в хижине. Она выросла в дикой местности и несколько раз стреляла из охотничьего ружья, но никогда по-настоящему не занималась охотой — к разочарованию ее отца.

Воспоминания могли быть до странности выборочными. У Ханны не получалось вспомнить ни черты лица, ни возраст, ни звук его голоса, ни даже то, был ли отец блондином или шатеном. Зато она прекрасно помнила ощущение разочарования и вины.

Она все вспомнит, когда они увидятся снова. Ханна обязательно обнимет отца и расскажет обо всем, что никогда не удосуживалась сказать, когда тот находился всего лишь на расстоянии телефонного звонка или в нескольких днях езды. Ей стоило наверстать упущенное с близкими.

Ханна наклонилась, чтобы снять свои огромные зимние ботинки и надеть вместо них лыжные. Обычные ботинки она привязала к рюкзаку за шнурки. Затем стащила лыжи, палки и рюкзак вниз по ступенькам крыльца.

Ханна колебалась, глядя на лыжи и покусывая нижнюю губу. Чего-то не хватало?

Она выросла в маленьком городке на верхнем полуострове, в северной части штата Мичиган. Они с Оливером — ее старшим братом, росли, катаясь на лыжах, снегоходах и занимаясь подледной рыбалкой.

Их родителей не назовешь экспертами по дикой природе или профессионалами по части выживания, однако они научили ее, как не умереть в суровые зимы.

Когда-то, давным-давно, Ханна знала основы выживания. Если бы только ей удалось вспомнить все, что она когда-то знала, во что верила, и кем являлась.

Тогда у нее была другая жизнь. Другой мир. Тогда Ханна казалась другим человеком. Человеком, которого она едва помнила. Храброй. Упрямой. Смелой, и, может быть, немного безрассудной. Уверенной и способной.

Куда же подевалась та девушка? Каким образом ее поймали и превратили в кого-то другого? Неужели уже слишком поздно вернуться к себе прежней?

Ханна не знала ответа на этот вопрос. Все, что ей известно, так это то, что она никогда об этом не узнает, если не сбежит отсюда как можно дальше, отбросив в сторону смятение, страх и панику, вгрызающиеся в ее разум.

Ей нужно ясно мыслить, составить план и привести его в исполнение.

Никто не придет ее спасать. Наверное, весь мир поверил, что она умерла. Включая мужа, сына, а также ее родителей. Тех, кто когда-то искал Ханну, но давным-давно смирился и прекратил поиски.

Побег зависел только от нее и ни от кого другого. И если Ханна не хочет здесь умереть, то ей придется напрячь мозги, вспомнить прежние времена и держаться за свои воспоминания изо всех сил.

Глава 9 ПАЙК День первый

Пайк вытащил зажигалку «зиппо» из кармана куртки вместе с пачкой своих любимых сигарет «Джарум блэк», которые заказал через интернет-магазин в Индонезии.

Все еще удерживая руку на руле, он несколько раз щелкнул крышкой «зиппо», чтобы успокоить нервы, и закурил сигарету. Глубоко затянулся, вдыхая сладкий расслабляющий аромат гвоздики.

Затем на несколько дюймов приоткрыл окно со стороны водителя и, прищурившись, посмотрел на грязное ветровое стекло старого коричневого «шевроле тахо» 1984 года выпуска. Машина считалась тем еще старьём, но, по крайней мере, имела зимние шины и все еще оставалась на ходу. Чего не скажешь о разбитых автомобилях, заполонивших дороги.

В том числе и о его собственном черном «форде F350», с блестящей решеткой радиатора, внутренней обшивкой из бычьей кожи и охотничьими прожекторами, установленными на крыше. Внедорожник все еще находился на парковке у цветочного магазина.

Пайк знал, что он не заведется, но все равно проверил, а потом забрал вещи, который всегда держал в задней части машины, на всякий случай — рюкзак с припасами, палатку и зимнее снаряжение для кемпинга, лежащие в большой черной спортивной сумке, а также свое любимое охотничье ружье с оптическим прицелом.

Найти машину на ходу оказалось легче, чем ожидалось. Что бы за катастрофа не случилась, она затронула лишь новые транспортные средства с электронными системами управления. Не прошло и тридцати минут с того момента, как Пайк двинулся на север по обочине дороги, как мимо прогрохотал ветхий старый «тахо».

Пайк выскочил на середину дороги и махнул рукой, держа свой значок высоко в воздухе. Это был значок офицера-добровольца, не настоящий полицейский значок, но он много раз помогал ему в прошлом. Как и теперь.

Водитель остановится. Шестидесятилетний толстый дурак в шляпе дальнобойщика, с брюхом дальнобойщика. Пайк выглядел достаточно профессионально в своей униформе офицера. Почти как настоящий полицейский. Возможно, этот мужчина остановился бы ради кого угодно. Но это не имело значения.

Как только водитель вручную опустил стекло со стороны водителя, Пайк положил руку на пистолет «зиг-зауэр P320» в открытой кобуре и произнес свою обычную, пропитанную фальшью, полицейскую речь.

— Отдайте ключи и вылезайте из машины.

Мужчина немедленно подчинился. Это оказалось легко. Все было так просто. Гэвину даже не пришлось доставать пистолет.

Он уже подумывал выстрелить мужчине в голову, но передумал. Пайк прибегал к насилию лишь тогда, когда вероятность его обнаружения сводилась к нулю.

Гэвин не из тех, кто оставляет все на волю случая. Он действовал осторожно, точно, педантично. Как профессионал, который заботился о том, чтобы избежать ненужных осложнений и потенциальных угроз.

Азарт охоты заключался в убийстве. Трепет убийства — в самой охоте. Симбиоз служил девизом Пайка, а также абсолютной истиной, которой тот жил.

Мир делился на хищников и добычу. Правила, которые общество установило для себя, были обманом, цивилизацией — лишь маской, призванной скрыть жестокую правду. Люди рождались для того, чтобы убивать.

И Гэвин Пайк был рождён убивать.

Животные инстинктивно понимали иерархию экосистемы, в которой они находились. Мышь знала, что ястреб, лиса и волк сильнее ее, и единственный способ пережить еще один день — бежать или прятаться.

Ястреб, лиса и волк знали, что их роль — править, охотиться и убивать в свое удовольствие, не щадить существ, чьей единственной целью было кормить пищевую цепь, ступень за ступенью, вплоть до самого верха — верховного правителя. Самого хитрого, умного и умелого хищника — человека.

Животные глупы. Они не разделяли талантов человека. Их хитрость проста и предсказуема. Для верховного охотника единственным истинным наслаждением было выслеживать и побеждать противника, который мог думать, разрабатывать стратегию и контрплан — существо, равное ему самому.

Или, по крайней мере, способное к равенству.

Пайку еще предстояло найти добычу, которая хоть в чем-то могла бы сравниться с ним. И он пытался это сделать.

Стряхнул пепел в окно, проезжая мимо указателя города Ньюэйго. Он продолжал двигаться на север по шоссе М-37 в сторону Болдуина.

На этот раз Гэвин решил объехать Каламазу и Гранд-Рапидс. Из-за разбитых машин, грузовиков и автобусов дороги стали непроходимыми.

К счастью, бывший владелец «тахо» недавно наполнил бак. Из-за объездных путей поездка стала дольше, и бензина тратилось больше.

Кроме того, Пайку пришлось петлять между сотнями вставших автомобилей и людей, застрявших на обочине дороги без возможности вернуться домой.

Им стоило дойти пешком до ближайшего города. Вместо этого большинство из них сидели в машинах, которые с каждой минутой становились все холоднее, или стояли, дрожа от холода, снаружи, отчаянно махая рукой редкому автомобилю на ходу, проезжающему мимо. Ожидая, когда их спасут.

Пайк не обращал на них внимания. Некоторые пытались выбежать на дорогу, чтобы остановить его. А он проносился мимо них с брызгами снега, песка и злобной ухмылкой.

Движение поредело, когда Гэвин въехал в Национальную лесозону Манисти. Густой лиственный лес теснился по обе стороны дороги, окаймленной красными соснами, кленами и дубами. Их ветви и сучья отяжелели от снега.

Осталось чуть меньше сорока миль.

Его охотничья хижина располагалась на участке в двадцать акров посреди национальной лесозоны Манисти, вдоль неиспользуемой грунтовой дороги, которая ответвлялась от закрытой дороги, по которой раньше возили лес.

Национальный лес Манисти занимал более пятисот сорока тысяч акров, включая реки, ручьи и озера, холмистые лесные подъемы, долины и болота. Это была мозаика, разбитая частной собственностью и маленькими городками, пересеченная дорогами и сотнями миль пешеходных, велосипедных и снегоходных маршрутов.

Хижина Пайка располагалась к юго-востоку от Манисти, и как можно дальше от пешеходных и снегоходных маршрутов, кемпингов и рек, пользующихся популярностью. Этакий оазис дикой природы, отрезанный от цивилизации, как Пайк и хотел.

Он не возражал против долгой, почти двухсотмильной поездки, которую проделывал почти каждые выходные. После бесконечных дней, проведенных в окружении всякого рода идиотов, он нуждался в одиночестве, чтобы снова прийти в себя и вспомнить, кем был на самом деле.

А если повезет, то и сходить на охоту.

Пайк знал, как отделить свою фальшивую жизнь от настоящей, как тщательно и аккуратно спрятать свое подлинное «я» под маской. Он умел слиться с толпой, замаскироваться.

Сама его внешность служила ему камуфляжем. Светлые волосы, среднего роста, не толстый и не худой, с приятной улыбкой. Мягкий и скромный. Похожий на кого угодно и ни на кого одновременно.

Совершенно незапоминающийся.

Всю свою жизнь Пайк изучал других людей, учился подражать их мимике, интонации, языку тела. Эту форму искусства он усовершенствовал в юности. Стал экспертом в копировании факсимиле эмоций. С юных лет научился манипулировать другими ради собственной выгоды.

Пайк старательно заметал следы. Всегда. Не оставлял никаких улик. Никаких доказательств. Никаких жертв, которые могли бы его опознать. Он очень щепетильно относился к этому вопросу. Как никто другой.

За исключением одного.

Того, что все еще находилось в подвале. Того, что он сохранил.

Гэвин вцепился в руль, преодолевая изрытую колеями дорогу. Старый «тахо» трясся по замерзшим выбоинам и рифленым обледенелым следам. Пайк сбросил скорость, когда шипованные шины начали скользить по гребням льда и снега.

Пайк не чувствовал страха. Он почти ничего не ощущал, если только не охотился. Чувства омывали Гэвина, лишь когда кровь жертвы скользила по его голым рукам. Он питался паникой и ужасом в их глазах.

Именно в такие моменты Пайк чувствовал множество разных эмоций — торжество, гордость, восторг. Силу.

Единственные эмоции, которые имели значение.

Теперь же он ощущал что-то чужеродное, неприятное, выворачивающее его внутренности наизнанку — страх. Он выбросил окурок в окно и с едва сдерживаемой яростью вцепился в руль.

Она могла оказаться единственным человеком на Земле, которому выпал шанс его перехитрить.

Гэвин проклял свою ошибку. А он ведь никогда совершал ошибки. Глупо было оставлять жертву в живых так долго. О чем, черт возьми, он думал?

Нужно исправить эту ошибку.

При нем имелся тактический нож «Ка-бар», а также «зиг-зауэр». А еще его «винчестер» 70-й модели с ночным прицелом SHV 3-10x42 мм и обилием патронов в сумке.

Гэвин покончит с ней сегодня же.

Глава 10 ХАННА День первый

Бег на лыжах во время беременности — это вам не шутки.

Ханна оказалась безмерно благодарна судьбе за то, что продолжала заниматься гимнастикой. Поясница ужасно болела. Тяжесть постоянно давила на мочевой пузырь и распространялась в грудную клетку, сжимая легкие так, что Ханна не смогла сделать полный вдох.

По крайней мере, она хорошо поела и достаточно напилась воды. В данный момент.

Прошло уже много лет с тех пор, как она в последний раз стояла на лыжах, однако Ханна выросла, катаясь на них вместе со своей семьей. Ее мать, еще будучи студенткой колледжа, часто участвовала в лыжных соревнованиях. Так что семья частенько проводила выходные в снежном кемпинге, катаясь на лыжах по великолепной дикой местности, окруженной горами Порсупин.

Медленно и мучительно к Ханне возвращалась мышечная память. Она двигалась тяжело и неуклюже, в основном из-за большого живота, из-за которого сместился центр тяжести. Ханна старалась удерживать лыжи параллельно друг другу, а спину прямой, когда наклонялась вперед, немного сгибая колени.

Она передвигала вперед то одну лыжу, то другую, используя палки, чтобы оставаться в вертикальном положении. После нескольких падений, наконец, приспособилась.

Ханна с трудом могла обхватить лыжную палку левой рукой. Поэтому обмотала ладонь вместе с палкой коротким отрезком паракорда и использовала свой неповрежденный большой палец, чтобы ухватиться так можно лучше. От напряжения в руке пульсировала боль.

Она проехала по длинной извилистой подъездной дорожке до узкой дороги, которая под слоем снега, вероятно, была покрыта гравием или грязью. Лишь несколько следов шин портили снежное покрывало.

Ханна ехала на лыжах по середине дороги, держа курс на юг по компасу.

Она все еще не знала, где находится. Внутри хижины не нашлось ни карт, никакой-то другой информации. Так что Ханна решила идти на юг, пока не найдет дорожный или городской указатель и не сможет сориентироваться.

Она могла быть где угодно. Но все же практически уверена в том, что находится в Мичигане. Тюремщик навещал ее достаточно часто, чтобы не слишком отдаляться от своей работы и фальшивой жизни, которой тот прикрывался.

Ханна действовала инстинктивно. В Южном Мичигане почти нет дикой природы. Крупные города Детройт, Гранд-Рапидс, Каламазу, Лансинг и Энн-Арбор находились в нижней части штата, как и сотни небольших городков и деревень, разбросанных рядом с многочисленными озерами и реками.

Продвигаясь дальше на север, Мичиган становился все более диким и отдаленным. Верхний северный полуостров, расположившийся в округе Макино, казался практически другим штатом. Другой страной. Землей бескрайних густых сосновых лесов. Изрезанных береговых линий. И гор Порсупин. Там все выглядело иначе; казалось другим на запах и на ощупь.

Но где бы Ханна ни находилась, если она направится на юг, то рано или поздно наткнется на деревню, поселок или город. И все же ее нервировал факт, что она еще не заметила ни одной усадьбы или хижины.

Ханна отчаянно жаждала увидеть другое человеческое существо. Кроме него.

Ее левая лыжная палка зацепилась за заснеженный куст на обочине дороги и чуть не вылетела из левой руки. Боль обожгла скрюченные пальцы, а мышцы руки свело судорогой.

Внезапно Ханну захлестнуло разочарование, отчего она чуть не расплакалась. Ей нужна физическая поддержка, но искалеченная рука оказалась совершенно бесполезна.

Прошел всего час или два, но мышцы ног уже протестующе ныли. Спина болела, а легкие горели от холода и усталости.

Ханна вырвала палку из куста, нащупав пальцами через рукавицы паракорд, скрученный и завязанный узлом на левом запястье. А затем швырнула ее как можно дальше в лес.

Палка ударилась о березу в нескольких ярдах от нее и приземлилась в сугроб. Заостренный конец торчал под углом сорок пять градусов.

Горячие слезы обожгли лицо Ханны. Разозлившись, она закричала. Звук разорвал тишину лесной чащи.

Словно в ответ рядом с дорогой хрустнула ветка.

Ханна резко обернулась, ее сердце оглушительно забилось в груди. Она едва не потеряла равновесие, но сумела опереться на правую палку и удержаться в вертикальном положении.

Волосы на ее шее встали дыбом. По коже побежали мурашки, как будто кто-то или что-то наблюдало за ней, вглядываясь между стволами деревьев, прячась в тени.

Больше она ничего не слышала. И не видела. Должно быть, животное, белка или енот. Тем не менее, потребовалось несколько минут, чтобы сердцебиение пришло в норму.

Ханна остановилась, чтобы достать протеиновый батончик и сделать несколько глотков воды из фляги, чтобы успокоить нервы. Насыщение организма влагой очень важно, как в жару, так и в холод, пусть даже жажда не ощущалась.

Она старалась двигаться осторожно, чтобы не вспотеть под слоями одежды. Немного расстегнула пальто, ослабила шарф, приспустила капюшон, и даже сняла на время рукавицы, оставив лишь тонкие перчатки.

Несмотря на то, что было очень холодно, Ханна тратила много калорий и сил. Если она позволит себе вспотеть, и одежда впитает влагу, то сырость начнет нарушать тепловую прослойку. А когда пот испарится, может возникнуть переохлаждение.

Ей в голову пришла мысль о четырех основных принципах сохранения тепла.

Одежда не должна быть грязной.

Необходимо избегать перегрева.

Носить свободную одежду, но надевать несколько слоев.

Одежда должна быть сухой.

Этому ее научил отец. Ханна давно не вспоминала о его словах. Даже до тюрьмы в подвале. Теперь же она зависела от знаний, которые дал ей отец. Они могли спасти ей жизнь.

Ханна двинулась дальше, мимо холмов и горных хребтов, по деревянному подвесному мосту над замерзшей обдуваемой со всех сторон ветрами рекой, названия которой не знала. Вокруг возвышался лиственный и хвойный массив.

Редкие просветы между деревьями открывали вид на заснеженные долины и далекие холмы. Все вокруг покрывал девственно белый снег.

Живописное место. Однако из-за страха Ханна едва замечала окружающий ее пейзаж.

Несколько часов спустя дневной свет начал меркнуть. Она едва могла видеть солнце сквозь густые облака. Они были низкими, темными и быстро проплывали мимо.

Сегодня ночью пойдет снег.

Ханне пришлось дважды остановиться, чтобы пописать. Огромное давление на ее мочевой пузырь сделало передвижение без остановок практически невозможным. Она сделала свое дело, сидя на корточках и держась за дерево, чтобы не упасть, а затем осознала, что в своем безумном стремлении выбраться из хижины, совершенно забыла захватить туалетную бумагу.

По крайней мере, кругом полно снега.

Ханна схватила пригоршню, протерла себя и натянула штаны, завязывая на поясе паракорд. Она забыла и мыло, поэтому нашла еще один девственный участок снега и вымыла кое-как руки.

Через некоторое время добралась до поляны среди деревьев. Она прислонила к груди единственную лыжную палку и подняла три пальца над линией горизонта — трюк, которому ее научил отец. Пространство между пальцами составляло примерно час. А значит, до заката еще три часа.

Ханну охватило изнеможение. У нее ныли бедра и поясница. Как и каждая мышца в ее теле. Ежедневная гимнастика и бег трусцой по маленькой комнате не заменяли нормальных физических упражнений. К тому же беременность давала о себе знать.

Позади осыпался снежный покров.

И снова страх сковал Ханну. Она неуклюже обернулась — ботинки и лыжи все еще были направлены вперед — и лихорадочно осмотрела деревья.

Справа треснула ветка.

Она перестала дышать.

Кто-то или что-то скрывалось в лесу.

Глава 11 ХАННА День первый

Ханна застыла.

Кругом возвышались сосны, клены и дубы. С порывами ветра еловые ветки шуршали друг о друга, а голые ветви других деревьев, словно когти, царапали серое небо.

Что-то быстро двигалось между берез. Какая-то вспышка белого цвета.

Она прищурилась, пытаясь разглядеть детали. В густом лесу сгрудились тяжелые тени. Стволы деревьев и подлесок сливались в зловещие очертания когтей, зубов и сгорбленных чудовищ.

Из зарослей кустарника высотой по пояс в нескольких ярдах от леса вылетело белесое пятно. От движения в разные стороны летели комья снега.

Белый хвост. Черная морда.

Пес.

Ханна не улыбнулась. Она не улыбалась уже пять лет и давно не помнила, как это делается.

Изо рта у нее вырвалось белое облачко. А затем нахлынуло облегчение. Ханна путешествовала не одна. Собака следовала за ней по пятам.

— Я думала, что ты давно ушел, — ее голос прорезал звенящую тишину. Однако снег немного приглушал звуки. Казалось, они были единственными живыми существами во всей Вселенной.

Ханна порылась в кармане и бросила позади себя на снег кусок вяленого мяса. Первые пиренейские горные выводились как пастушьи собаки в Пиренейских горах Франции. Великие Пиренеи были рождены для снега, холода и дикой природы.

Пес мог бы прокормить себя лучше, чем Ханна, однако она все равно бросила ему вяленое мясо.

— Я рада, что ты не ушел. Рада, что ты здесь.

Тишина.

Не слышно ни треска веток, ни хруста шагов по снегу.

Ханна знала, что пес все еще там, двигается бесшумно и незаметно, как призрак. Чувствовала, как он кружит вокруг нее, изучая, пытаясь принять решение.

— Ты можешь мне доверять. Думаю, мы оба должны доверять друг другу.

Она снова повернулась и оставила вяленое мясо. Пес учует его запах. Он придет, когда почувствует себя в безопасности. Может быть, еда поможет ему принять решение и остаться с ней.

Ханна чувствовала себя лучше, просто зная, что пес рядом. Меньше боялась. И ей не было так одиноко.

Он не напал на нее тогда, в хижине. Не нападет и теперь. Пес мог бы стать ее другом — Ханна могла бы убедить его довериться ей. Однако в их случае доверие не давалось легко.

Ханне придется его заслужить.

— Тебе нужно имя, — она задумчиво пожевала нижнюю губу. — Пожалуй, назову-ка я тебя… Призраком.

Ответа из леса не последовало. Да Ханна и не ожидала ничего подобного. Пока что.

Поэтому продолжила свой путь, отталкиваясь каждой ногой, которые уставали все больше и больше. Она осторожно пробиралась по льду и снегу, несколько раз неудачно упав.

Прошло тридцать минут, потом час. Казалось, проходили дни.

Начал падать снег. Он спиралью спускался с неба густыми влажными комьями. Снежинки собирались у Ханны на плечах, толстом меховом капюшоне, носу, и ложились покровом на шарфе под подбородком.

Холод обжигал ее кожу, пронизывал до костей. Она дрожала и часто дула на руки в перчатках, пытаясь растирать ими замерзшее лицо.

Ей нужно отдохнуть, и как можно скорее.

Если не сможет найти укрытие, ей придется его соорудить. Такой исход событий не входил в планы Ханны, когда та упаковывала брезент и спальный мешок, но такая вероятность теснилась в ее сознании.

Она надеялась найти какую-нибудь хижину, маленький городок или, может, автомобиль на дороге, но не встретила никаких признаков человеческого присутствия.

Куда бы она ни посмотрела, всюду лежал густой снежный покров, а деревья простирались на мили.

Ханна продолжала себя уговаривать.

Ну еще чуть-чуть. Осталось совсем немного.

Мысли блуждали где-то далеко. Плохие воспоминания продолжали вторгаться в голову.

Боль, ужас, темнота.

Ханна отчаянно пыталась избавиться от их. Воспоминания походили на цепи, обвивавшие ее шею, которые тянули вниз, угрожая затащить под воду.

Она считала деревья, напевала песни, которые едва могла вспомнить. Как только к ней вернулась музыка, тут же вернулись и воспоминания, путанные и разрозненные. Однако они вернулись.

Ханна начала вспоминать песни, которые пела своему сыну, Майло, каждый вечер перед сном. Но не традиционные колыбельные, а медленные версии ее любимой классики: «Sweet Child of Mine» Guns N Roses, «Your Song» Элтона Джона, «Hallelujah» Леонарда Коэна и «One» U2.

А еще ту, которую они с Майло очень любили: «Blackbird» в исполнении «Битлз».

Ханна подумала о своем сыне. Его пухлом личике и прекрасной улыбке. Она вернется домой, обнимет его и никогда не отпустит.

Слабый звук вернул ее в настоящее.

Она остановилась, чувствуя, как колотится сердце, и напрягла слух.

Послышался отдаленный рокот мотора.

Кто-то приближался.

Глава 12 ХАННА День первый

Ханну захлестнуло облегчение.

Кто-то должен ей помочь. Остановиться и вытащить из этой бесконечной ледяной пустыни. После пяти кошмарных лет кто-то, наконец, приехал, чтобы спасти ее.

Звук двигателя стал громче. Машина, определенно, ехала в сторону Ханны. Всего через несколько мгновений автомобиль выедет из-за деревьев, стоящих в тридцати ярдах от нее.

В глубине сознания мелькнуло крошечное предупреждение. Что здесь делает авто, на этой пустынной дороге, где нет ни одного дома, кроме ее темницы? Что могло находиться в конце дороги, кроме той хижины?

Волосы на затылке встали дыбом, а сердце замерло в груди. Что, если это тюремщик? Что, если прямо сейчас он направляется в хижину, чтобы проверить, как она там? Как еще он туда доберется, если не по этой самой дороге?

А она стоит посреди дороги, как кролик, ожидающий, когда его поймают в силки.

Звук двигателя продолжал реветь. Ханну охватил страх.

Чудовище пришло за ней. С желтыми глазами, черным разрезом рта и тонкими костлявыми пальцами, что вскоре лягут на ее шею и будут сжимать и сжимать…

Ее охватила паника.

«Беги! Прячься!»

Побег стал единственной мыслью в ее безумном разуме.

Ханна неуклюже вскарабкалась на сугроб с правой стороны от дороги. Ее лыжи практически наехали друг на друга, и она чуть не растянулась на земле. Сердце продолжало колотиться, а пульс грохотал в ушах. Она едва слышала приближающийся к ней автомобиль.

Скатилась в заснеженную канаву между лесом и дорогой. Падая, Ханна мельком заметила старую коричневую решетку грузовика сквозь темные ели, за поворотом дороги.

Она лежала на спине и тяжело дышала, охваченная ужасом. А дурацкие лыжи торчали прямо вверх.

Они бы ее выдали.

Кряхтя от досады, Ханна попыталась сместить лыжи и уложить их на землю, но концы лыж застряли в снегу. Она потянулась к застежкам на ботинках, но раздутый живот не давал ей дотянуться до них.

Грузовик приближался. Ханна слышала его, чувствовала, как под колесами вибрирует земля, отдаваясь прямо в ее бьющемся сердце.

Она сумела перевернуться на бок, и лыжи заскрежетали вместе с ней, наконец развернувшись и лязгнув одна о другую.

Ханна прижалась щекой к холодному снегу. Все ее тело сотрясалось и трепетало.

Звук мотора поравнялся с Ханной. Она даже не дышала. Просто замерла.

Грузовик остановился на дороге вровень с сугробом. На холостом ходу, чуть выше нее. Лишь горб снега и канава отделяли Ханну от машины. Если водитель выйдет из авто и выглянет за край сугроба, то обязательно ее увидит.

Она понятия не имела, как выглядит эта машина. Да ей и не нужно было знать.

Кто мог бы остановиться в такой глуши? Чего-то ожидая. Высматривая. Что-то или кого-то.

Над Ханной раздался приглушенный скрип. Какой-то звук, который она никак не могла вспомнить. Звук опускающегося стекла. А потом услышала тот ужасный щелчок, щелчок, щелчок, и до нее донесся легкий аромат сигаретного дыма.

Но не просто сигаретного дыма, а характерный, сладковато-тошнотворный запах гвоздики.

Тот самый запах на одежде тюремщика, когда его толстые пальцы смыкались на ее губах.

Щелчок, щелчок, щелчок зажигалки «Зиппо», звук открывающейся и закрывающейся крышки. Все тот же привычный жест, как если бы кто-то хрустел костяшкамипальцев.

Это был он.

Ханну парализовал тошнотворный страх. Сердце билось о ребра, словно крылья дикой птицы, а зрение снова стало размытым. Если тюремщик откроет дверцу и выйдет из машины, она умрет.

Он поймает тебя и убьет. Это конец. Ты почти выбралась, но теперь это конец…

Ее поглотил густой ужас, темнота окутала сознание, и Ханна исчезла. Она снова ушла в себя, и все стало казаться ужасно далеким.

Но внезапно опять вернулась. Ханна не знала, сколько прошло времени — секунды или минуты. Ее сковал холод. Лицо стало мокрым от снега и слез, а сердце все еще трепетало в груди.

Она лежала на боку, прижав левую руку к ребрам и подтянув колени к животу. Вокруг витали запахи льда, сосновых иголок и грязи.

И еще кое-что. Зловоние автомобильных выхлопов.

Грузовик.

Ханна моргнула. Все вокруг казалось черным. Повязка сползла с ее глаз под темные очки. Дрожащими пальцами она подняла правую руку и смяла ткань.

Белоснежный мир вернулся. Плотно утрамбованный снег лежал в нескольких дюймах от ее лица, а рядом находился изгиб сугроба, как и ее сгорбленные колени вместе со сложенными лыжами, одна на другой.

Над головой виднелось серое небо, а голые ветви раскинулись, как костлявые руки.

Память вернулось к Ханне в виде разрозненных кусочков. Звук работающего двигателя. Паника. Щелк, щелк, щелк, от которого у нее скрутило живот.

Тюремщик никуда не исчез. Он все еще находился прямо над ней.

Ханна ждала. Ее тело сотрясала дрожь, разум вопил внутри черепной коробки, а кровь ревела в ушах.

Она потянулась правой рукой к кухонному ножу, привязанному сбоку.

«Я больше туда не вернусь. Я скорее умру, чем вернусь обратно…»

Грузовик поехал. Из-под колес летели снег, гравий и грязь, пока машина медленно катилась по дороге. Рычание мотора стало медленно затихать.

Ханна долго не двигалась с места. Она не знала, как долго продлится ее оцепенение. Она плыла по волнам страха, боли и ужаса. Ее мысли казались бессвязными, а тело застыло.

Ханну не покидала лишь одна ясная мысль.

Это только начало.

Глава 13 ХАННА День первый

Сумерки застилали все вокруг тусклым светом. Тени стали длиннее, принимая незнакомые очертания, которые двигались, выслеживали и прятались, словно демоны.

Снег шел все сильнее. Резкий пронзительный ветер обжигал щеки Ханны, бросая ей в лицо хлопья снега.

Ей приходилось постоянно напрягала слух, в надежде уловить хоть какой-то звук, кроме свиста своих лыж, но она ничего не слышала. Ни рева двигателя, ни других признаков присутствия человека. Она не была уверена, испытывала ли облегчение по этому поводу, или же еще больший ужас.

Ей потребовалась вся ее храбрость, чтобы выбраться из этой заснеженной канавы, отряхнуться и выехать обратно на дорогу. Ханна просто продолжала скользить, отталкиваясь от земли то одной ногой, то другой, так долго, насколько хватило сил. Движение осталось единственным, о чем она могла думать.

Только теперь наступала ночь. Температура быстро падала. Начался снегопад.

Ханна едва чувствовала свои пальцы в перчатках. У нее стучали зубы. Она не могла унять дрожь, которая лишь истощала драгоценные запасы энергии.

Ей нужно найти убежище еще час назад. В темноте и при такой погоде найти кров будет гораздо сложнее. Но страх гнал ее вперед.

Ханна съехала с дороги в лес, убедившись, что ее будущее убежище не будет заметно с дороги. Затем оглядела деревья по обе стороны от себя, в поисках подходящего места.

Через несколько минут она заметила огромную срубленную сосну, лежащую параллельно дороге примерно в двадцати пяти ярдах от ряда деревьев. Ханна на мгновение остановилась, разглядывая бревно и размышляя.

Под сосной почти не намело снега. Само бревно было шире, чем Ханна могла обхватить руками, что давало возможность передохнуть от ветра и снега.

Прошло уже много лет с тех пор, как она ходила в поход с отцом и братьями. Целую жизнь назад. Та, другая Ханна построила бы убежище с уверенностью и знанием дела, со смехом, звенящем на холодном ветру.

Но не она. Только не эта Ханна — забитое и испуганное существо.

Однако именно эта Ханна должна действовать. Кто бы мог подумать, что ей захочется остаться в живых в этой прекрасной, но негостеприимной глуши?

Так что она приступила к постройке. Это единственная цель, за которую она цеплялась без сомнений и колебаний. Ханна хотела жить. Ей нужно остаться в живых.

Она моргнула и снова сосредоточилась на бревне. Ничего лучше найти не удастся. Придется иметь дело с тем, что есть под рукой. У нее получится.

Ханна расстегнула лыжные ботинки, сошла с лыж и взяла их в руки вместе с лыжной палкой, а затем неуклюже поплелась вглубь леса.

Поначалу идти оказалось трудно, ее ботинки увязали в глубоком снегу. Она дважды чуть не упала. Добравшись до сосны, прислонила лыжное снаряжение к бревну и принялась искать подходящее место для ночевки.

Чуть ниже, в паре ярдах от упавшего бревна, росло несколько высоких сосен, которые служили некоторым укрытием от ветра и падающего снега. Само бревно лежало очень близко. И под ним почти не было снега.

С помощью топора Ханна отрубила тонкие ветки, покрытые коричневыми сосновыми иголками, и положила их под бревно. Ветки в основном оказались сухими, защищенные сверху сосновым пологом.

Ей просто повезло. Ветки прикроют землю, не давая холоду проникнуть в убежище. Важно не потерять тепло тела, чтобы не замерзнуть на земле.

Используя брезент, Ханна поставила над бревном импровизированную палатку, чтобы защитить себя от падающего снега. Она просунула нижнюю половину брезента под бревно, поверх сосновых иголок, а потом закрепила паракордом, привязав тот к паре веток.

Ханна сняла рюкзак, вытащила спальный мешок и расстелила его поверх нижнего слоя брезента. Для лучшей изоляции нашла несколько длинных, толстых сосновых веток и уложила их слоями по задней стороне брезента и спереди.

Немного подумав, она взяла еще несколько веток и накрыла брезент по бокам, как могла, в попытке замаскировать его. Сам брезент оказался коричневым и должен сливаться с лесом. По крайней мере, Ханна надеялась, что так и будет.

К тому времени, как совсем стемнело, она уже успела соорудить себе приличное укрытие.

Теперь нужно разжечь костер. Знание возвращалось к Ханне обрывками. Она не думала о нем уже много лет, однако делала сотни раз. Воспоминания возвращались медленно, но все же возвращались.

Когда-то Ханна знала, как позаботиться о себе. И могла снова об этом вспомнить.

Она опустила брезентовый полог своего убежища и зашаркала вдоль поваленного дерева к кроне. На земле валялись десятки веток и сучьев. Собрав большую охапку разных размеров — от карандаша, до размера в палец, Ханна направилась обратно в убежище.

Затем расчистила небольшой участок снега и вырыла топором неглубокую ямку, придавая ей форму буквы С, чтобы блокировать ветер. И, наконец, подготовила растопку.

Мысли Ханны текли медленно, руки одеревенели. Холод обжигал ее щеки и лоб, пробирался между перчатками и рукавами пальто, просовывал свои ледяные пальцы в складки шарфа.

Вытащив одну из зажигалок из бокового кармана, она с замиранием сердца поняла, что у нее нет ничего для розжига. Охваченная паникой, обыскала рюкзак в поисках чего-то полезного.

Ей нужен огонь, пусть и он не был обязательным условием.

Взгляд Ханны зацепился за ярко-красный пакет чипсов. Ее отец однажды использовал их, чтобы разжечь огонь. Химические вещества, порошкообразные ароматизаторы и масло в чипсах будут гореть в течение нескольких минут. Так что они идеально подходили для розжига.

Используя пригоршню чипсов, Ханна, наконец, уговорила крошечное пламя ожить. Как только маленький огонь стал постоянным, она вспомнила о других своих потребностях.

Ханна положила несколько камней размером с кулак рядом с костром, чтобы нагреть их. Она могла бы перенести их в свое убежище, как только они нагреются, используя как временный источник тепла.

Вода в ее фляжке почти закончилась. Снаружи полно замерзшей влаги, но Ханна не могла ей воспользоваться.

Потому что знала, что снег никогда не следует есть, чтобы утолить жажду. Энергия, необходимая организму для нагревания и разжижения снега, вызывала дальнейшее обезвоживание и повышала вероятность переохлаждения.

Сначала ей стоило растопить снег, чтобы было что пить сегодня и завтра. Ханна не могла еще один день пить так мало. Так что порылась в рюкзаке, вытащила маленькую походную кастрюлю и поставила ее на огонь.

Потом вылила туда остатки воды и разогрела ее, медленно зачерпывая рукой снег и бросая его в кастрюлю. Вода помогала ему быстрее таять. Ханна снова наполнила флягу, а также несколько пустых зип-пакетов для сэндвичей, которые захватила с кухни.

Слишком уставшая, чтобы приготовить настоящую еду, она съела два батончика мюсли и несколько горстей орехов. Потом прожевала несколько кусков вяленой говядины и бросила еще один в снег, надеясь, что Призрак найдет его.

В животе что-то шевельнулось. То, что когда-то напоминало слабый трепет крыльев бабочки, теперь имело твердые узловатые локти и колени, которые упирались ей в ребра, живот, и мочевой пузырь.

Ханна закрыла глаза и попыталась не обращать внимание на движение, но в глубине души ее постоянно мучила тревога.

Какой был срок? Восемь месяцев? Больше? Сколько времени у нее осталось? Когда… Оно… Выйдет из ее?

Ханна ненавидела себя за эту мысль, но не могла изменить своих чувств. Чудовище поместило в нее эту вещь. И Ханна ненавидела ее так же сильно, как и его самого.

Чем скорее она от нее избавится, тем лучше.

Ханну охватило изнеможение. Ей ужасно хотелось спать, но она заставила себя расстегнуть лыжные ботинки, снять мокрые носки и заменить их сухими из рюкзака, а влажные положила в один из свободных зип-пакетов. Ей нужно быть осторожной. Некроз стопы вполне реальная угроза.

Вернувшись в свое убежище, Ханна долго лежала без сна. Она смотрела на бревно, которое находилось всего в нескольких дюймах над ее лицом, ощущая под спальным мешком грубые сосновые иголки. Ей все еще было холодно, однако имелась защита от ветра и снега.

Надвигалась ночь, холодная и темная. Ханне очень хотелось увидеть звезды. Хотелось, чтобы страх, свернувшийся у нее в груди, исчез.

Она напрягалась, в попытке уловить любой звук. Вздрагивала при каждом глухом ударе и толчке, когда крошечные существа сновали в ночи. Нервничала каждый раз, когда комья снега падали на брезент и соскальзывали вниз. Почти плакала, когда ветер заводил низкий скорбный вой среди деревьев.

Ханна надеялась, что все эти звуки издавал Призрак, бегающий между деревьями и наблюдающий за ней. Она молилась, чтобы это был он, а не кто-то другой.

Она вытащила кухонный нож и держала его в правой руке, на всякий случай. Не то чтобы нож мог как-то помочь против преследующего ее монстра. Да и она не имела ни малейшего представления о том, как защитить себя.

Последние пять лет очевидное тому доказательством.

И в первую очередь тот факт, что Ханна оказалась достаточно наивной и глупой, чтобы оказаться в плену. Она даже не пыталась сопротивляться. Не заметила расставленную ловушку. Ханна не знала, что обречена, пока не стало слишком поздно.

Зло, которого она боялась, это ни демон, ни призрак, ни воображаемое чудовище из книг, фильмов или детских шкафов. Ее чудовище — настоящее. Живое.

Ханна осознавала это до глубины души, до мозга костей. Поняла в ту же секунду, как почувствовала знакомый запах гвоздики и услышала тот ужасный щелчок, щелчок, щелчок.

Тюремщик обязательно придет за ней.

Что она будет делать, когда он ее найдет?

Глава 14 ПАЙК День первый

В жилах Пайка горела ярость.

Автомобиль с ревом влетел на подъездную дорожку, нырнув в футовый слой свежей пыли. Старый «тахо» недовольно заворчал, но Пайку плевать, и он лишь вдавил педаль газа еще сильнее. Затем, выругавшись, припарковался и пинком распахнул дверцу со стороны водителя.

Пайк выскочил из машины и захлопнул за собой дверь.

Холодный воздух обжигал кожу вокруг глаз и носа. Он, одетый в тяжелую утепленную куртку, балаклаву, закрывающую шею и большую часть головы и лица, а также толстые перчатки, все равно мерз.

Этой зимой температура била рекорды почти ежедневно. Минус тридцать, а то и холоднее каждую ночь. Ледяной ветер лишь ухудшал положение.

Пайк не знал, сколько градусов сегодня. Радио не работало с тех пор, как все полетело к чертям.

Обычно он слушал классическую музыку во время своих поездок в хижину. Однако сегодня оставил радио, включённым на полную мощность. Звук помех раздражал мужчину и приводил в бешенство.

Пайк пробрался по свежему снегу к хижине. Затем вставил ключ в замок, распахнул входную дверь и шагнул внутрь. Сквозняк чуть не вырвал дверь из его рук. В прихожую влетели хлопья снега, усеивая деревянный пол.

В хижине оказалось холодно и темно.

Тишина.

Пайк моргнул, давая глазам привыкнуть к полумраку внутри, а затем снял свой фонарик с пояса. При первом осмотре гостиной ему показалось, что все находилось на своих местах.

В конце концов, возможно, она все еще здесь. Может быть, все было в порядке…

Он обратил внимание на столик, стоящий рядом с кожаным диваном, а конкретно на стопку из шести книг, которые он никогда не читал — идеально ровную.

Хотя уже не идеально.

Три книги лежали неровно, а верхняя шатко балансировала, готовая вот-вот упасть.

Пайк замер совершенно неподвижно, все его чувства обострились.

Он вытащил свой пистолет, удерживая тот в положении готовности. Патрон уже находился в патроннике. Пайк всегда держал заряженное оружие наготове.

Он осторожно перешел из гостиной в кухню. Ящики комода были беспорядочно выдвинуты. Столовое серебро, чашки и кастрюли валялись по полу. Двери кладовки оказались распахнуты настежь. На верхней полке лежала перевернутая на бок коробка с хлопьями.

Пайка охватила ярость.

Она все же выбралась. Разрушила его святилище. Она сделала это нарочно, чтобы разозлить его.

Он заставит эту маленькую шлюху заплатить. Переломает каждый палец на обеих руках. И будет держать ее в сознании, пока делает это. Заставит чувствовать каждый мучительный щелчок.

Пайк оставил кухню в беспорядке, хотя ему очень не хотелось этого делать, и вышел в коридор. Затем проверил спальню и ванную комнату. Она провела обыск в его шкафу, ящиках и шкафчиках в ванной.

В его глазах полыхнуло красным.

Она дотронулась до его одежды.

Рылась в вещах.

УКРАЛА у него.

Разъяренный, Пайк протопал обратно через холл на кухню и распахнул дверь в подвал. Он уже знал, что там никого нет, однако все равно спустился. С каждой минутой его гнев нарастал.

В подвале царила кромешная тьма, и было пусто.

Вернувшись наверх, Пайк медленно сделал круг по кухне. Дверь в прихожую открыта. Пленница забрала зимнее снаряжение, которое он хранил для своих охотничьих походов. И лыжи тоже.

Пайк рывком распахнул заднюю дверь. Тишина действовала ему на нервы.

Собака.

Проклятый сторожевой пес. Он тоже исчез.

Пайк проследил взглядом следы по двору и обратит внимание лежащую в грязи цепь.

Она его отпустила. Забрала чертову собаку.

Тупое животное.

Если он увидит его еще раз, то выстрелит ему в живот, и пусть псина сдохнет в одиночестве.

Пайк вышел во двор, внимательно изучая следы на снегу.

Она отпустила собаку, затем вернулась на крыльцо, надела лыжи и направилась вокруг хижины к дороге.

Это не очень хорошая дорога. Старая, заросшая она почти не использовалась. Она не встретит ни одной проезжающей машины, которая могла бы ее спасти — ни в Рождество, ни в такую погоду, и уж точно не сейчас, когда девяносто процентов транспорта попросту не работает.

Она находилась в нескольких милях от ближайшего города, запертая внутри тысяч акров дикой природы в Национальном лесу Манисти. Здесь имелись пешеходные тропы, трассы для снегоходов, случайные кемпинги и дороги.

Но это место было отдаленным. Намеренно.

Что она задумала? Куда собралась? Да и знает ли она вообще куда идти?

Пайк остановился, чтобы вытащить из кармана «Зиппо» и пачку сигарет. Потом взял одну и положил пачку обратно в карман, следом щелкнув крышкой «Зиппо».

Один, два, три.

Этот ритуал его успокаивал. Курение — один из немногих пороков, которые позволял себе Пайк.

Закуривая, он прикрыл рукой кончик сигареты. Потом выдохнул дым, глядя, как тот клубится на холодном воздухе.

Он снова взглянул на небо. Наступил поздний вечер. Облака казались темными и набухшими. На набирающем силу ветру кружились снежинки.

Скоро начнется метель. В течение часа.

Но Пайк не волновался. Он был искусным следопытом. Сталкером, который оттачивал свое мастерство на протяжении многих лет и на десятках жертв.

Стихия его не беспокоила. У него имелось зимнее походное снаряжение, которое он спас с заднего сиденья своего грузовика, пистолет и винтовка «Винчестер».

Ярость медленно перешла в низкий гудящий гнев, в знакомую темную энергию, шипящую в его венах. Возбуждение от погони. Наэлектризованный восторг, когда Пайк все ближе и ближе приближался к своей жертве.

Он бросил недокуренную сигарету и втоптал ее подошвой ботинка в грязный снег.

Пайк был охотником. И время для охоты настало.

Глава 15 ХАННА День второй

Ханна проснулась, когда первые лучи рассвета пробрались под брезентовый полог. Она сильно дрожала. Ее горло и слизистая носа горели от вдыхания ледяного воздуха.

Безжалостный холод брал свое. Руки, щеки и ступни заледенели. Она их почти не чувствовала. И это плохо.

Ханна перевернулась и села. Ее ноющее тело протестовало против движения. Прищурившись, она нащупала темные очки, надела их и выползла из импровизированной палатки, раздвигая сосновые ветки.

Затем схватила грязные ботинки, которые поставила прямо у входа в убежище, и натянула их.

Ханна встала, погрузив ноги в свежую пудру глубиной более восемнадцати дюймов.

Мир казался белее и холоднее, чем вчера. Температура колебалась примерно около минус восемнадцати градусов, а может быть, и ниже.

Толстые снежные насыпи давили на ветви окружавших ее берез, кленов, дубов и сосен.

Буря закончилась и ветра стих, но снежинки все еще кружились в сером небе.

Костер угас ночью. Тонкая белая пелена покрывала обуглившиеся ветки и сучья. Ханна в отчаянии пнула их ногой. Отчего в стороны разлетелись хлопья снега, угля и пепла.

По крайней мере, снег заметет ее следы. Это единственная хорошая мысль, которая пришла Ханне в голову. Ее одолевала усталость. Ей хотелось забраться обратно в спальный мешок, закрыть глаза и никогда больше не просыпаться.

Но нужно продолжать двигаться, найти какое-то укрытие к сегодняшнему вечеру. Возможно, она не доживет до следующей ночи.

Ханна считала, что знает, как действовать, но на самом деле это оказалось не так.

Слезы выступили у нее на глазах. Она сморгнула их. Она находилась не в своей стихии, измученная и совершенно одинокая.

Ханна понятия не имела, идет ли в правильном направлении, или же пропустила дорогу, дом или целый город, так и не узнав об этом.

По крайней мере, ее фляга полна. Ну, почти. Если вода в ней будет постоянно плескаться, то, вероятно, не замерзнет.

Она переложила в свой рюкзак еще три зип-пакета с водой. Чтобы они не замерзли ночью, Ханна оставила флягу и пакеты в спальном мешке вместе с подогретыми камнями.

Воды ей хватит, может быть, на день, но не дольше. Нужно гораздо больше воды, чтобы появились силы продолжать двигаться.

Эта дикая местность не может длиться вечно. Она обязательно что-нибудь найдет.

Должна найти.

Ханна попыталась подавить страх, засасывающий ее в самые дальние уголки сознания. Но у нее не получилось. Она заставила себя выпить немного воды и съесть банку тунца, чуть-чуть арахисового масла и несколько кусочков вяленого мяса.

Один оставила на бревне для Призрака. Вяленая полоска, которую Ханна оставила вчера вечером, исчезла. Наполовину скрытые отпечатки лап портили снег вокруг бревна.

Слишком большие для койотов.

Ханна знала, что это Призрак. Ей важно знать, что он находился здесь — невидимый, крадущийся вдоль границы деревьев.

Хотя бы одно живое существо знало о ее существовании.

Из леса за спиной донесся какой-то звук, и Ханна резко обернулась, чувствуя, как колотится сердце. В тени ничего не было видно, только дрожащие ветви.

По снегу пробежала белка.

Потребовалось слишком много времени, чтобы успокоиться.

Она попыталась двигаться быстрее. Все еще дрожа, с окоченевшими и онемевшими пальцами, Ханна расстегнула брезент и стряхнула снег, как могла. Затем свернула свой спальный мешок, завернув его в сухую сторону брезента, и снова прикрепила к своему рюкзаку.

Ее движения были неловкими и неуклюжими. А учитывая слабость и искалеченную руку, живот Ханны мешал не меньше. Сбор занял в пять раз больше времени, чем следовало бы. Она двигалась медленно. А это означало, что ее может поймать кто-то более быстрый.

Ханна облегчилась, спрятавшись за бревном — как будто дорога полна людей, а затем взвалила на плечи свой рюкзак. Тут же застонав, когда встала, и потерев ноющую поясницу.

Проверила компас, чтобы убедиться, что все еще движется на юг, и сунула его обратно в карман пальто. Используя бревно для равновесия, она ухитрилась снова встать на лыжи, обернула ремень оставшейся лыжной палки вокруг правой руки и двинулась в путь.

Сегодня все давалось в десять раз сложнее. Ханна чувствовала боль и усталость. Снег был глубоким и рыхлым, и вместо того, чтобы скользить по поверхности, ее лыжи проваливались на несколько дюймов, то и дело скрещиваясь или застревая. Каждый размеренный шаг получался неровным и требовал больше энергии, чем она могла дать.

— Ну же, — в отчаянии прошептала себе Ханна. — Не сдавайся.

Часы тянулись невероятно медленно. Снег продолжал падать, так что постоянно приходилось отряхивать его с капюшона и протирать солнцезащитные очки. Она выпила воду из фляжки и зип-пакетов и съела последние орешки и батончик мюсли.

Несколько раз пришлось остановиться и пописать, давление на мочевой пузырь ужасно раздражало. Ханна все больше и больше уставала. Тело болело. Она несколько раз падала. Ханна чувствовала себя пойманной в ловушку незнакомого тела.

Ей казалось, что прошла много миль, но она не обманывалась. По такому рыхлому снегу она тратила в два раза больше времени на тот же путь, в лучшем случае.

Ближе к вечеру налетела еще одна снежная буря, свирепая, тяжелая и неожиданная. Ханне стоило следить за изменением погоды и установить свое убежище задолго до того, как начался снегопад. Но она так устала, что едва могла оторвать взгляд от земли в нескольких футах перед собой.

Очередная ошибка.

Искать еще одно упавшее бревно поздно. Ханна отцепила лыжи и, спотыкаясь, сошла с дороги, пробираясь по колено в снегу и избегая более глубоких сугробов.

Как только дорога скрылась из виду, она отряхнулась от снега и огляделась в поисках снежного колодца — пространства с гораздо меньшим количеством снега вокруг стволов хвойных деревьев, под вечнозеленым навесом. Снег скапливался на ветвях деревьев, а не под ними, создавая брешь естественным путем.

Ханна нашла такой колодец под огромной елью с толстыми, тяжелыми ветвями. Затем укрепила снегом стороны воронки, чтобы создать образные стены, защищающие от ветра.

Еловые ветви не лучший выбор для изоляции из-за колючих игл. Рядом росла ель с более мягкими ветвями. Ханна ухитрилась нарубить топором несколько тонких веток и притащила их в свое убежище.

Разложив брезент и спальный мешок, она зарылась в него, слишком измученная, чтобы думать или что-то чувствовать. Ей снились чудовища, заключенные в лед и снег, замерзшие голубоглазые демоны, выдыхающие белый пар, оружием которых служили сосульки, пронзающие сердце и истекающие ледяной черной водой.

Глава 16 ПАЙК День второй

Пайк потерял след своей пленницы прошлой ночью, из-за сильного снегопада. Постепенно снег скрывал следы, оставленные лыжами, пока не осталось совсем ничего.

Пайк ничуть не волновался. Она держалась дороги, цепляясь за нее, как за признак цивилизации. Он уверен, что далеко она не отойдет. Во всяком случае, пока.

Пайк тащился по снегу, черная балаклава закрывала его лицо. Воротник теплой куртки поднят, капюшон туго завязан, чтобы защитить от ледяного ветра и снега.

Ему не привыкать к холоду. Ледяной мороз придавал ему сил и бодрости. Кроме того, если уж Пайк замерз, то его добыча замерзла еще больше. А значит будет двигаться гораздо медленнее.

Час за часом, Пайк сокращал разрыв между ними.

Именно эта мысль волновала его больше всего на свете.

Он двигался медленнее, чем хотелось бы, но главное — найти ее. Он не будет слишком самоуверенным. И не допустит ошибки.

Пайк постоянно оглядывал окрестности — густой лес из ясеня, вяза и сосны, дуба, орешника и березы; подлесок, отягощенный грудами мокрого снега, узкие тропинки и темные промежутки между стволами; пространство под пологом голых заснеженных или хвойных ветвей.

Воздух был холодным и чистым, пахло сосной и смолой. Пайк старался дышать ровно, быть начеку.

Он хорошо выспался в своей палатке. Солнечный обогреватель и зимний спальный мешок согревали его настолько, что даже не пришлось возиться с огнем. У него все еще оставалось достаточно еды и воды.

Его мысли вернулись к отключению электричества — к тому, что это могло означать. Это явно аномалия. Что-то такое, чего он не планировал. А Пайку нравилось планировать все заранее.

Он хорошо знал человеческую натуру. Знал, как люди действуют, думают и верят в лучшее, и каждое свое действие планировал на основе данных знаний.

Пайк изучал людей достаточно долго, чтобы выявить их слабости, ментальную защиту и оправдания, их неудачи, искушения и самообман, которые позволяли таким, как он, свободно разгуливать среди людей. Осторожный и хитрый волк среди беспечных и глупых овец.

Электричество снова появится. Жизнь вернется в нормальное русло.

А что, если все будет не так? Что, если это только начало и будет только хуже?

Пайк обдумывал эту возможность, сидя на корточках возле странной глыбы на обочине дороги. Он стряхнул с нее снег, обнажив пень.

Ничего интересного.

Он встал и двинулся дальше. Отсутствие электричества в течение длительного периода времени означало отсутствие тепла, отсутствие поставок продовольствия, а также отсутствие воды, которая подавалась по трубам.

Через какое время наступит хаос? Через неделю? Через месяц?

Хотя это, может быть, и к лучшему. Пока отчаявшиеся люди сражались за еду и истощающиеся запасы, полиция отвлекалась на поддержание порядка.

Пайк не беспокоился о еде. Он умел охотиться, и знал, как поймать свою добычу.

А заниматься любимым хобби без надзора правоохранительных органов…

Какая соблазнительная мысль.

Люди будут умирать от всего — болезней, стихии, от голода и жажды. Жертвы обстоятельств. Множество мертвых и умирающих. Слишком огромное количество смертей для того, чтобы власти могли с ними справиться и расследовать должным образом.

Кто узнает, если некто доберется до них первым?

Меньше чем в десяти милях от хижины Пайк заметил неровности на правой стороне дороги.

У нескольких ближайших вечнозеленых деревьев лежали небольшие ветки, явно обрезанные человеком. Он подошел ближе и ощупал одну из них пальцами в перчатках.

Срез оказался свежим.

Пайк медленно повернулся, осматривая окрестности. За сугробом высотой по пояс, в нескольких ярдах от леса, лежало большое сосновое бревно. Он мельком заметил полость под ним. Наклонился и осмотрел заинтересовавшее его место. Три высоких ели не давали снегу скопиться рядом. Под бревном его совсем немного, к тому же снег явно сдвинули в сторону, обнажив грязь и подстилку из листьев.

Только человек мог это сделать.

Сердце Пайка забилось быстрее.

А вот и ты.

В нескольких футах от бревна он смахнул тонкую белоснежную пелену, под которой показались полусгоревшие палки и угли.

Она развела здесь костер.

Пайк встал, нахмурив брови, и оглядел дюжину сосновых веток, разбросанных вокруг — одни свежие с зелеными иголками, другие мертвые и побуревшие.

Она разбросала их, чтобы все казалось естественным.

Он мог сказать наверняка: она развела небольшой костер, устроила под бревном мягкую постель из сосновых иголок и зарылась в нее на ночь. Она выбрала хорошее место. Пайк и сам не смог бы выбрать лучше, если бы застрял на ночь в стихии без палатки или походного снаряжения.

Интересно.

Он и не знал, что она обладает такими навыками. Задвинув эту информацию в уголок своего сознания, двинулся дальше.

Он продолжал следовать за ней.

Свежий снегопад скрыл большую часть следов, но Пайк все еще мог различить неглубокие вмятины от ее лыж.

Его пленница определенно направлялась на юг.

Через несколько миль эта дорога поворачивала на Запад, к городу Кадиллак. И что она тогда будет делать? Останется ли на дороге, цепляясь за мысль, что та, в конце концов, приведет ее к цивилизации? Или направлялась на юг по какой-то особой причине? Неужели она идет домой?

От этой мысли Пайк усмехнулся.

Затем облизал пересохшие губы и смахнул снежинки с солнцезащитных очков. Он улыбнулся снегу, деревьям и серому темнеющему небу. Пайк сам разберется с этой проблемой.

И тогда будет свободен. Свободнее, чем прежде.

Внезапно будущее стало казаться гораздо более светлым.

Глава 17 ХАННА День третий

На третий день, где-то около полудня, снегопад, наконец, прекратился.

Фляжка Ханны оказалась пуста. Она снова наполнила один из пустых зип-пакетов снегом и засунула его под пальто и остальную одежду, приложив к голой коже, чтобы растопить. Ей стало еще холоднее, но она не могла обойтись без воды.

Ханна вздрагивала при каждом звуке. Шелест деревьев, завывание ветра, и снег, падающий с ветвей.

Несколько раз она съезжала с дороги, охваченная ужасом от странного звука или намека на движение краем глаза.

Она надеялась, что ее преследует Призрак, однако не была уверена.

Солнце скрылось за сплошной полосой серых облаков, отчего под деревьями сгустились тени. Ханна моргнула сквозь солнцезащитные очки. Ее глаза все еще щипало, но уже не приходилось так сильно щуриться. К ней постепенно возвращалось зрение.

Тяжело вдыхая, Ханна взобралась на небольшой холм. Заснеженные деревья сомкнулись с обеих сторон так близко, что она почти коснулась ветвей.

Обрадовавшись небольшому отдыху, она присела, оттолкнулась лыжной палкой и скользнула вниз по склону. Он оказался круче, чем она думала. Ханна набрала скорость, и ветер обжег ее щеки.

Внезапно левая лыжа провалилась. Конец вонзился в снег и ударился обо что-то твердое — возможно, о камень. Лыжа накрепко застряла.

Импульс швырнул Ханну вперед, лодыжка в лыжном ботинке болезненно подвернулась. Защелка открылась, и она упала в снег, размахивая руками.

Падая, полуобернулась, умудрившись приземлиться на бок, а не на живот. Ханна ударилась о землю, напрочь выбив воздух из легких. Она попыталась вдохнуть кислород, но он никак не поступал.

Ее легкие горели, а пульс громко стучал в голове. Жгучая боль пронзила правую ногу до бедра. Ребра и плечо тоже пострадали.

Задыхаясь, Ханна открыла рот, но воздух все еще не входил в ее ноющие легкие.

Она перевернулась на спину и посмотрела вверх, сквозь ветви, цепляясь за горло пальцами в перчатках, как будто движение могло как-то помочь.

«Дыши! Пожалуйста, просто дыши!»

Наконец, Ханна снова смогла набрать полный рот ледяного воздуха. Ее горло и легкие словно обожгло. Она закашлялась, пытаясь прочистить дыхательные пути.

Нескольких минут она продолжала лежать, оглушенная и страдающая, просто пытаясь снова нормально дышать. Ей нужно встать. Снег давил на ноги, ягодицы и спину, забивался под перчатки и шарф, обдавая холодом обнаженную кожу.

Ханне удалось сесть, используя руки, потому что мышцы живота сейчас бесполезны. Ее ноги находились в снегу. Она попыталась пошевелить правой ногой, и лодыжку пронзила острая боль.

Осторожно, чтобы не задеть раненую лодыжку, Ханна отползла назад с помощью рук, пока не добралась до толстого клена на краю дороги. Обессиленно прислонилась к стволу.

Теперь у нее не только больная рука, но еще и нога. Ханну накрыли боль, разочарование и беспомощность, а с губ сорвался сдавленный всхлип.

«Боже, ну сколько можно». Последние пять лет она провела, будучи беспомощной и загнанной в ловушку. Ее разум все еще казался затуманенным. Как глупо было думать, что она вообще может попытаться сбежать?

Как будто Ханна в чем-то хороша, кроме того, чтобы быть раненной птицей в клетке.

Птицей без крыльев. Птицей, которая разучилась летать.

Стоило остаться в подвале.

Она ведь все равно умрет. Вот-вот замерзнет насмерть посреди белой пустыни. Следующая метель накроет ее тело, и Ханну не найдут до весны. Если вообще когда-нибудь найдут.

«Ты знаешь, что тебя найдут», — прошептал этот голос в ее голове.

Страх сжимал горло Ханны до тех пор, пока она не перестала дышать. Ее снова охватило отчаяние.

В любом случае ее судьба уже предрешена.

Либо ее убьёт смертельный холод. Либо убьет он.

— У меня ничего не получится, — пробормотала Ханна, ни к кому не обращаясь. — Ничего.

Глава 18 ХАННА День третий

Ханну разбудил звук шагов.

Она не знала, как долго проспала, может минуты, а может часы. Ее конечности отяжелели, словно вены наполнились цементом. Холод пробирал до костей, а разум оставался затуманенным.

С минуту не понимала, где находится. Может, ей все это приснилось. Ханна предпочла бы видеть сны, чем бодрствовать в своей тюрьме. Ее пойманный в ловушку разум медленно сходил с ума.

Где-то впереди хрустнула ветка. В лесу за дорогой.

Она повернула голову, чтобы прислушаться, и слегка пошевелилась. Грубая кора зацепилась за ее пальто. В лодыжке пульсировала боль, а значит, это не сон.

Память вернулось к Ханне в мгновение ока — потемневший свет, выключенное электричество, открытая дверь, безумная попытка сбежать. Три мучительных дня, потерянных в лесу.

Споткнувшись и подвернув лодыжку, Ханна бросила лыжи, закопав их как можно глубже в сугроб у дороги, и заковыляла в лес, чтобы найти место для отдыха. Она свернулась калачиком у широкого ствола дуба и провалилась в беспокойный, измученный сон.

Снова послышался треск. Теперь уже ближе. Затем внезапный шорох. Ханна пристально вглядывалась в темноту.

Лес шевелится и шептал, оживая.

Может, это Призрак? Или кто-то еще?

Что-то большое двигалось мимо ветвей и подлеска. Ритмичный хруст сапог по мягкому снегу, который становится все громче.

Кто-то приближался. Человек, а не животное.

Он.

Сердце Ханны пустилось вскачь. Она не могла убежать. Только не с больной лодыжкой. Не в ее состоянии.

Ханна прижалась спиной к стволу дуба, пытаясь стать как можно менее заметной. Подтянула рюкзак поближе к себе.

Из леса показался человек.

Ханну пронзила волна мучительного страха. Она стояла совершенно неподвижно.

Мужчина шел через лес, пересекая дорогу. Он приближался, опустив голову и засунув руки в карманы, с темно-синим шарфом, обмотанным вокруг шеи и нижней половины лица.

Нет, это не он. Это кто-то другой.

Увы, Ханна не почувствовала облегчения. Кроме ее похитителя, этот человек стал первым, увиденным ею увидела за последние пять лет. И он был мужчиной. А мужчины опасны.

В особенности незнакомцы, которые появляются на пустынной проселочной дороге в глуши, когда вокруг нет никого, кто мог бы услышать крики о помощи.

Ханна слишком хорошо знала, как разыгрывается этот сценарий.

Паника вцепилась в нее стальными когтями. Туман заполнил разум. Она не могла дышать и едва соображала.

Мужчина остановился в пятнадцати футах от нее, и уставился на нее, пораженный — возможно, такой же пораженный, как и она, когда заметила его.

— Уходи! — пробормотала Ханна все еще хриплым и грубым голосом.

Некоторое время мужчина молча на нее смотрел. Он выглядел высоким, лет тридцати или около того. Широкие плечи и мускулистые руки угадывались даже под толстой, подбитой мехом паркой.

На голове у него была одета серая шапочка. Квадратную челюсть покрывала легкая щетина, а глаза казались поразительно серо-голубыми.

Мужчина не выглядел злым. Впрочем, как и тот, что держал ее в заточении. Ханна научилась не доверять внешности.

— Какого черта вы тут делаете? — спросил мужчина.

Инстинктивно она передвинулась так, чтобы он не увидел ее деформированную руку, а другой прикрыла живот. Оставалось надеяться, что из-за всей этой громоздкой одежды мужчина не сможет понять наверняка.

Беременность лишь делала Ханну еще более слабой и уязвимой.

Она изо всех сил старалась не показывать свой страх. Ведь хищники чуяли его за версту. Но это оказалось бесполезно. Ханну охватил ужас, и она оказалась беспомощна перед ним.

Ханна почувствовала слабость. Ее захлестнуло головокружение, а глазах заскакали черные точки. Тьма угрожала поглотить сознание.

— Просто уходи, — попросила Ханна сквозь стучащие зубы. — Пожалуйста.

Мужчина нахмурил густые брови.

— С вами все в порядке?

За спиной у него висел большой, набитый до отказа рюкзак. Мужчина вынул руки из карманов. В одной из них она разглядела пистолет. Мужчина держал его низко, не направляя на нее, но это не имело значения.

Он мог застрелить Ханну прямо здесь, если бы захотел. У нее нет никакой защиты, кроме жалкого кухонного ножа. И Ханну снова накрыла ошеломляющая беспомощность.

О чем она думала, когда надеялась на то, что кто-то придет и спасет ее? Как только Ханна увидела другого человека, она превратилась в дрожащее животное.

— Вы заблудились?

Она едва слышала мужчину из-за притока крови, стучащего в ушах. Она раскачивалась взад-вперед, обхватив голову руками. С ее губ сорвался тихий стон.

Надвигалась темнота.

Ханне нужно бороться с ней, пытаться оставаться в сознании. Так что она сосредоточилась на узловатой коре и начала отчаянно считать в уме. Раз, два, три…

— Вам есть куда пойти? Вы потерялись из-за снежной бури? Мы очень далеко от любого населённого пункта.

Страх тормозил Ханну на месте, словно оленя, слишком очарованного светом фар, чтобы спасти собственную жизнь. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…

— Я не причиню вам вреда, — медленно произнес мужчина, — если вы так считаете.

По лицу Ханны катились слезы. Она дрожала, содрогаясь всем телом от ужаса. Двадцать, двадцать один, двадцать два…

Прошла еще одна долгая минута напряженного молчания. Ханна чувствовала на себе взгляд мужчины, изучающий ее, анализирующий слабости. Выясняющий, как лучше нанести удар.

— Ладно, — сказал он. — Не волнуйтесь. Я уже ухожу.

Шаги начали отдаляться. Мягкий хруст сапог по снегу становился все тише и тише, как и шорох задеваемых ветвей и подлеска.

Тридцать три, тридцать четыре, тридцать пять…

Ханна долго не решалась пошевелиться. Прошло время, прежде чем ее сердце перестало биться в груди, как испуганный заяц. Семьдесят шесть, семьдесят семь, семьдесят восемь…

В конце концов, она досчитала до ста. Потом закрыла глаза и снова открыла. Ханна заставила себя сесть, сделать глубокий вдох и оглядеться.

Мужчина исчез. Он ушел не по дороге, а через лес.

Вот как он нашел ее.

Теперь она ясно видела тропинку между деревьями, которую раньше не замечала. Голубое прямоугольное пламя осветило ствол толстой сосны в нескольких ярдах от дороги. Это был какой-то указатель.

Мужчина исчез.

Но это не означало, что он не вернется назад. Не означало, что он больше не опасен.

Во рту у Ханны появился металлический привкус. Она прикусила язык. Пришлось сплюнуть кровь на снег.

Прислонилась к стволу дуба, тяжело вздыхая и все еще содрогаясь всем телом. Она подтянула колени к животу так близко, как только могла, и попыталась положить руки на колени, но не смогла до них дотянуться. Ей мешал дурацкий живот.

Первобытный крик разочарования, страха и гнева зародился у нее в груди, наполняя огромным, неумолимым давлением.

В злобе Ханна ударила по земле поврежденной ладонью. Но так стало только больнее.

Ее лодыжка все еще ныла. Она все еще блуждала в лесу в разгар зимы, медленно замерзая до смерти, без воды и почти без еды. Ее тюремщик шел по ее следу.

А встреченный ею человек мог быть опасен.

Когда на глаза навернулись слезы, Ханна не смогла их сдержать.

Глава 19 ХАННА День третий

Призрак стоял на опушке леса через дорогу, в футах двадцати от нее.

Ханна не знала, когда он появился. Пес мог простоять там целый час, пока она сидела на снегу и рыдала, как ребенок.

Она всхлипнула и вытерла лицо, ее грудь все еще вздрагивала.

— Эй. Привет, дружок.

Пес наклонил голову, наблюдая за Ханной.

Она напрягла слух и прислушалась. Однако не услышала никаких звуков, кроме собственного дыхания и рваного дыхания собаки. Возможно, незнакомец не вернется. Возможно, он оставит ее в покое, как и сказал.

Ханна порылась в кармане негнущимися, неуклюжими пальцами и вытащила последний кусок вяленой говядины. У нее в рюкзаке припрятан еще один сверток.

Она попыталась бросить его псу, но ее руки оказались настолько слабы, что мясо приземлилось в ярде от ее ног.

— Прости, мальчик.

К ее удивлению, Призрак перебежал через дорогу, и его огромные лапы погрузились в снег. Он не остановился, пока не оказался в нескольких футах от нее и не подцепил зубами вяленую говядину.

Пес не развернулся и не отбежал, как ожидала Ханна. Вместо этого он тихо заскулил и остался рядом.

Вблизи Призрак казался огромным. Выше, чем она, сидя. Горячее собачье дыхание коснулось лица Ханны, когда тот подкрался ближе, а его карие глаза не отрывались от ее лица.

Пес выглядел по-другому. Сильнее, здоровее. Менее изможденным. Пиренейские горные были благородными, храбрыми и невероятно умными собаками. Ханна осознавала это, наблюдая, как Призрак следит за ней.

Она не двигалась. Инстинктивно знала, что любое резкое движение может отпугнуть пса. Ханна смотрела на огромные острые зубы, торчащие по обе стороны от его высунутого языка, и представляла себе, как эти мощные челюсти погружаются внежную плоть, разрывая мышцы и кости.

Эта собака стала единственным живым существом в огромном ужасающем мире, которого она не боялась.

Ханна протянула к нему свою неповрежденную руку ладонью вверх.

— Вот, мальчик. Я не опасна.

Призрак медленно приблизился к ее руке. Понюхал перчатки.

— Все хорошо. Видишь?

С любопытством пес обнюхал ее левый ботинок. Затем прошёлся носом вдоль ее штанины, к животу.

Ханне очень хотелось погладить Призрака, но она сомневалась, что он ей это позволит. К нему уже очень давно не прикасались по доброте душевной.

Пес возвышался над ней. Он снова заскулил, тихо и почти печально.

Ее взгляд остановился на его шее. Красная полоска пятнала его прекрасный белый мех. Призрак носил этот уродливый тугой ошейник настолько долго, что тот натер ему шею до крови.

— Я не причиню тебе вреда, — прошептала Ханна, хотя пес на самом деле единственный, кто здесь мог причинить боль. — Я никогда не причиню тебе вреда.

Она протянула руку и нащупала пряжку здоровой рукой. Призрак стоял молча, пристально глядя на нее. Он не рычал и не скалился на нее. Что можно посчитать хорошим знаком.

Ханне потребовалась минута, чтобы расстегнуть ошейник негнущимися пальцами в перчатках, но, в конце концов, он упал на снег рядом с ней. Она подобрала его и швырнула в сугроб в паре ярдах от себя.

Призрак несколько раз отряхнулся и фыркнул.

— Как ты себя чувствуешь? Уверена, что гораздо лучше.

Пес опустил свою огромную голову и прижал ее к груди Ханны, словно говоря «спасибо».

Она выдохнула, не помня даже, что задерживала дыхание.

Нерешительно протянула руку и коснулась густой шерсти, обрамлявшей шею Призрака, осторожно избегая места, где раньше находился ошейник. Пес прижался к Ханне ещё сильнее. Она чувствовала его тепло даже сквозь пальто.

Ханна зарылась обеими руками в его мех. Почувствовала силу мышц под всей этой мягкостью.

— Я надеюсь, тебе так нравится.

Призрак радостно заскулил в ответ.

Ханна опустила подбородок и положила его псу на макушку. Затем закрыла глаза и вдохнула знакомый, успокаивающий собачий запах. Его мех коснулся ее онемевших щек. Она почти ничего не чувствовала. — Только ты и я. Мы оба побывали в плену.

Призрак плюхнулся на снег рядом с Ханной. Его тело излучало тепло, прижимаясь к ней сбоку. Пес положил свою гигантскую голову на огромные лапы и пристально посмотрел на нее. Его пушистый хвост медленно и ритмично постукивал по земле.

Легкие Ханны превратились в лед. Дышать стало больно. Холод впивался в ее плоть, тело сотрясала дрожь, а зубы стучали.

Ханна оказалась ужасно близка к тому, чтобы сдаться, лечь и отдаться во власть безжалостной стихии, пока холод не пробрал бы ее изнутри.

Но она все еще жива, все еще дышала. Сама построила себе убежище. Смогла разжечь костер. И продержалась три дня в ледяной пустыне.

А это кое-что значило. Каждый день, проведенный ею в подвале, что-то для нее значил.

Ханна подумала о Майло, Ноа и их доме.

— Мне нужно продолжать идти.

Призрак навострил уши. Затем ободряюще постучал хвостом.

Точно. Теперь у нее был пес. И она больше не испытывала одиночества.

К тому же пес оказался прав. Не в ее характере сдаваться. Пока нет.

Ханна закрыла глаза и впервые за долгое время произнесла молитву. Она долгое время думала, что вера, как и надежда, ее предали. Но, возможно, это не так.

Казалось, надежда исчезла, но, на самом деле, она все ещё теплилась. Ханна до сих пор ее ощущала. А может, и веру тоже.

Она собрала последние силы и поднялась на ноги. Затем накинула рюкзак на плечи, натянула шапку и капюшон и хорошо замотала шарф, чтобы прикрыть нижнюю половину лица.

Ее движения были медленными и неуклюжими. Обе руки казались бесполезными, как будто уже превратились в глыбы льда.

Первые признаки переохлаждения.

Но Ханна уже знала об этом. Она балансировала на грани выживания.

Проверила свою правую ногу. Боль все еще ощущалась, но лодыжка выдержала ее вес. Она не сломана. Наверное, это даже не вывих — просто перенапряжение. Лодыжка распухла и болела, но в остальном была в порядке.

Ханна сделала неуверенный шаг. И тут же резко выдохнула. Затем сделала еще один шаг, и ее ботинки глубоко увязли в снегу. Каждый шаг давался с трудом, напряжение и болью.

— Не знаю, как долго продержусь, мальчик, — сказала она сквозь стучащие зубы. — Но нет никакого смысла замерзать тут до смерти, когда я могу замерзнуть до смерти где-нибудь еще, где-нибудь поближе к дому, так ведь? Час. Я могу продержаться еще час. А потом, может быть, и еще немного.

Словно удовлетворенный ее решением, Призрак вскочил на лапы. Он стряхнул с себя снег, выскочил на дорогу и повел Ханну за собой.

Глава 20 ЛИАМ День третий

Тридцатичетырехлетний Лиам Коулман никак не мог выбросить чертову женщину из головы.

Он пообещал себе, что ни по какой причине не станет останавливаться. Особенно после того, что случилось в Чикаго. После всех его потерь.

Лиам прилетел в Чикаго на Рождество, чтобы навестить своего брата и невестку. Они находились в центре Чикаго, три дня назад, когда в канун Рождества произошел ЭМИ.

Он пытался отрешиться от образов бегущих испуганных людей, взрывов и трупов. Ужасные воспоминания вторглись в его сознание, угрожая свести с ума.

Лиам продолжал двигаться, пытаясь забыть этот кошмар.

Движение казалось единственным, что удерживало его на ногах — держало кошмары подальше.

Лиам пригнул голову от снега и пронизывающего ветра, пробираясь по колено в сугробах по проселочной дороге, которая пересекала Национальную лесозону Манисти.

Пройдя сто тридцать девять миль через лес, Лиам оказался вдали от людей, именно к этому он и стремился.

Войдя в Манисти, миновал несколько коттеджей, кемпингов, лавок с наживкой и рыболовными снастями. Все выглядели пустыми и заброшенными.

Лиам проходил мили бесконечных саванн и прерий. Он бродил по дощатым мостикам над замерзшими болотами, изредка пробиваясь сквозь сугробы с растениями, пересекал различные ручьи и реки — Медвежий, Коул-крик, Литтл-Манисти-Ривер.

Недалеко проходила железная дорога, которая вела на север, к острову Макино, а оттуда к верхнему полуострову. Живописный маршрут протяженностью в 4600 миль пролегал через восемь штатов, от Северной Дакоты до Вермонта, но Лиама интересовал только Северный Мичиган.

Как только в угнанной «Тойоте Королле» 1984 года кончился бензин — чуть южнее Уайт-Клауда на 131-й улице — Лиам намеренно избегал шоссе. До этого он объезжал побережье через Сент-Джозеф, Саут-Хейвен и Холланд и держался к западу от Гранд-Рапидс.

Очень немногие заправочные станции оставались открытыми. Насосам требовалось электричество. Большинство из заправок, работающих на генераторах или с ручными насосами оказались закрыты для окружающих, обеспечивая топливом лишь спасателей, полицию и правительство.

А те, что еще оставались открытыми, стали очагами насилия, когда люди, отчаявшиеся добраться домой к своим близким, спорили и дрались из-за десяти галлонов бензина. Лиам уже видел эти бесчинства и грабежи.

Начинался хаос.

Он как-то читал, что от анархии человечество отделяет лишь девять шагов. А такую суровую зиму, когда существовала реальная угроза замерзнуть насмерть в собственном доме, и того меньше.

Все было бы по-другому, если бы электричество пропало лишь на региональном уровне. Люди могли бы загрузить своих детей и собак в машину и отправиться на север штата к бабушкам или проехать сотню миль, чтобы остановиться в отеле на несколько дней.

Жителям сельских районов Мичигана не чужды перебои с электричеством, длившиеся иногда по нескольку дней. Так что они вполне могли справиться.

Но миллионы заглохших машин? Мертвые телефоны?

Люди не могли общаться с членами семьи. Не могли путешествовать. Они застряли там, где находились в данный момент. В ловушке с тем, что имелось под рукой.

Чувство беспомощности и изоляции быстро переросло в панику.

Экстренные брифинги, которые Лиам слушал по радио в машине, продолжали утверждать, что проблема временная и ее быстро исправят. Но он не верил этим словам. И очень скоро в них не будут верить и остальные.

Лиам шел через высокие сосновые леса. Огромные ряды сосен были посажены гражданским корпусом охраны природы в 1930-х годах. Он чувствовал себя муравьем среди великанов.

Остановился на высоком утесе, откуда открывался живописный вид на холмы, поросшие соснами, елями и пихтами. Литтл-Манисти-Ривер змеился под ним, замерзший и сверкающий.

Лиам окинул взглядом потрясающий пейзаж и вдохнул свежий воздух. Он находил утешение в природе. Она всегда его успокаивала, снимала напряжение и тревогу.

Лиаму нравилась суровая зима, негостеприимный ландшафт. И даже холод.

Природа была самой собой. Не жестокой и наполненной злобой. Не такой, как человечество. Она прекрасна в своей твердости.

Однако, для Лиама не имело значения, насколько впечатляющим казалось окружение. Ничто не могло исцелить пустоту, где раньше находилось его сердце.

Он потратил минуту на то, чтобы восстановить водный баланс, а затем поправил лямки рюкзака. Лиам повсюду таскал с собой рюкзак, наполненный необходимыми вещами.

Тактический нож «Гербер МК II» висел у него на поясе вместе с «глоком-19».

Лиам пожалел, что у него нет с собой «АР-15». В этих лесах он предпочел бы длинное ружье. Сделал мысленную пометку приобрести его как можно скорее.

Он еще раз сверился с компасом и бумажной картой Мичигана, которую всегда носил в рюкзаке. До его усадьбы оставалось около шестидесяти миль, она располагалась за пределами крошечного городка Мэйфилд, к югу от Траверс-Сити, недалеко от государственного леса с одноименным названием.

Единственная цель Лиама — вернуться обратно на ферму. Там хранилось достаточно дров, чтобы хватило пережить самую суровую зиму. А впереди имелось двенадцать месяцев на то, чтобы пополнить необходимые запасы дров и пищи, благодаря лесам, изобилующим оленями, дикими индейками и кроликами.

На уединенной ферме в пять акров стояли колодец с ручным насосом, дровяная печь, генератор и несколько солнечных батарей. Дом полон мебели, которую Лиам сделал сам — кухонный стол и стулья, книжные шкафы, кофейный столик. Он сам варил мыло и вязал себе одеяла.

Лиам подготовился. И под рукой у него имелось все необходимое.

Просто нужно добраться до фермы.

Лиам сложил карты и засунул их обратно в рюкзак. Ему потребовалось три дня, чтобы преодолеть почти двести сорок миль.

Он мог бы проделать оставшуюся часть пути за четыре дня при сильном снегопаде, или того меньше, если удастся найти снегоход или квадроцикл на ходу, оставленные без присмотра.

Лиам никогда бы не стал красть у кого-то в открытую. Он не вор. Но он не испытывал никаких угрызений совести, когда забирал то, что ему нужно, из многочисленных пустых домов, мимо которых проходил. Именно так Лиам нашел «Короллу» на подъездной дорожке заброшенного дома в пригороде Чикаго.

Миллионы людей оказались на мели вдали от дома из-за праздников. Почти треть американцев путешествовали в Рождественские праздники. Если они не могли использовать свое имущество, чтобы выжить, то мог Лиам.

Он чувствовал небольшую вину из-за угона машины; но почти не переживал о том, что заполнил свой рюкзак снедью из шкафов пустующего сельского дома и укрылся на ночь в сарае.

Лиам выбрал не самый быстрый и легкий путь из Чикаго обратно в свою усадьбу. Зато этот путь безопасный и уединенный. Изолированный. А изоляция радовала его как никогда раньше.

Он мог бы пережить стихию. Годы службы в спецназе приучили его к нестерпимой жаре и ледяному холоду. Лиам знал, как выдержать невероятные условия, чтобы выполнить свою работу. Он привык к голоду, жажде и приспосабливался к суровым условиям.

Но люди выступали неизвестной стихией. Никогда не знаешь, что они сделают и на что способны. Лиам всегда оставался настороже и старался избегать контактов с людьми.

В его разуме снова вспыхнуло воспоминание об той странной женщине. Ее бледное лицо. Дикий и полный страха взгляд.

Лиам попытался отвлечься от воспоминания, но оно вернулось с удвоенной силой.

Он старался вытеснить его из своего сознания. Потому что не чувствовал моральных обязательств, чтобы помогать каждому. Это была прерогатива его невестки, Джессы. Сострадательная медсестра, которая всегда пыталась помочь людям. А он не такой.

Сердце заныло от боли, и внутри поднялась острая волна горя. Лиам постарался подавить ее. Он не станет думать об ужасе последних дней, потому что не сможет вынести воспоминаний о потерях.

Он должен сосредоточиться на текущей задаче, чтобы не сойти с ума от горя. И именно это получалось у него лучше всего.

Внимание Лиама привлёк просвет над соснами.

Наступали сумерки. Проблеск неба, которое он мог видеть сквозь сучковатые ветви, потемнел до глубокого стального серого цвета. До заката оставался час.

Лиам снял рюкзак и прислонил его к дереву, чтобы расстегнуть один из боковых карманов. Затем вытащил путеводитель по национальным лесам Манисти и карты троп, что позаимствовал в пустующей станции рейнджеров, мимо которой проходил.

Он изучил различные пунктирные тропы и кемпинги. Вереница из пяти или шести домиков была отмечена примерно в полутора милях от железной дороги, в кемпинге «Медвежья Тропа».

Лиам не собирался ночевать здесь при минусовой температуре. Нет причин замерзать насмерть посреди дикой природы, имея поблизости отличное укрытие.

Он свернул на тропу и прибавил шагу. Идти по снегу всегда трудно и утомительно. У него болела спина. Лиам ощущал себя уставшим как никогда.

«Она замерзнет насмерть», — прозвучал голос в его голове — голос, который он тут же узнал.

Однако отмахнулся от него.

Лиам не станет нести ответственность за ту странную женщину. Он больше не солдат и не связан никаким кодексом чести. В любом случае, она сама отказалась от помощи.

«Она испугалась тебя».

— Ну и что? — сказал Лиам вслух.

Его слова прозвучали резко и громко в тишине леса. Гулко и пусто даже в собственных ушах.

Снег приглушал звуки. Весной, летом и осенью в этих лесах пели птицы, пищали белки, жужжали насекомые. Лесозона служила настоящей страной чудес для туристов и велосипедистов, рыбаков и охотников.

Зимой тут настоящий рай для снегоходов и лыжников. Но только не этой. И не сейчас.

«Она напугана и совсем одна».

Лиам нес ответственность только за себя. Какие бы обязанности он ни выполнял перед другими людьми, теперь они исчезли.

Ответственность, связь, любовь — все это несло лишь горе. А его сердце уже разбито.

В сорока ярдах слева, за деревьями, что-то мелькнуло. Темный квадрат, который не вписывался в стройные вертикальные линии деревьев, сгрудившихся так далеко, насколько позволяло зрение.

Хижина.

Он вытеснил голос Джессы из своего сознания, пока шел к постройке.

Лиам Коулман должен оставаться один. Он выживал сам по себе.

Глава 21 ЛИАМ День третий

Постройка занимала не более трехсот квадратных футов. Возможно, это охотничья хижина или домик, принадлежащий рейнджерам. Лиам остановился в тени деревьев и осторожно оглядел местность.

Домик казался пустым, но он всегда сначала проверял признаки присутствия людей.

Из трубы не валил дым. Рядом он не заметил ни одной припаркованной машины. Никаких следов ни спереди, ни с боку от хижины, насколько Лиам мог видеть. Снег шел уже некоторое время. Но это вовсе не означало, что внутри никого нет.

Хижина была построена из деревянных досок с крутой черепичной крышей, покрытой толстым слоем снега. Дымоход означал наличие камина. В нескольких дюжинах ярдов за хижиной виднелась уборная.

Домик не расчитан для постоянного проживания. Но переночевать здесь вполне возможно.

Пульс Лиама участился, когда тот расстегнул парку и вытащил из кобуры свой «глок-19». Семнадцать патронов в обойме, а восемнадцатый уже заряжен.

Оставаясь в тени деревьев и удерживая оружие наготове, бесшумно обошел хижину. Он не заметил никакого движения в окнах.

Ни звуков. Ни признаков жизни.

Прежде чем войти в дом, Лиам снова решил осмотреться. С южной стороны в нескольких ярдах от хижины росли деревья. Он сделал круг и приблизился сзади, используя стволы деревьев в качестве укрытия.

Затем метнулся к задней стене дома и нырнул за груду хвороста высотой по грудь. Пригнувшись, Лиам подошел к окну, чтобы осмотреть хижину изнутри. Но почти ничего не разглядел — окно было грязным и покрытым снегом. Он не заметил никакого движения.

Прокрался вдоль стены, завернул за угол и приблизился к входной двери. Наполовину скрытый стеной, Лиам протянул руку и подергал за ручку. Дверь оказалась заперта, но не представляла никаких проблем. Он быстро вскрыл замок и тут же упал ничком. При любой угрозе внутри, стрелок, скорее всего, выстрелил бы на уровне пояса или выше.

Прицелившись из «глока», Лиам тщательно осмотрел помещение.

Хижина оказалось пуста.

Внутри все выглядело так, как он и ожидал: комната с простыми дощатыми полами и стенами, деревянные шкафы и полки для припасов вдоль одной стены, две односпальные кровати, придвинутые к противоположной стене. В другом конце комнаты стоял дровяной камин со стопкой сухих поленьев.

В хижине было холодно, но без ветра и снега она казалась почти комфортной.

Здесь пахло затхлостью, пылью и лесом.

Как только Лиам разожжет огонь, то сразу же согреется. И даже сможет приготовить горячий ужин.

Рот наполнился слюной — не потому, что сухой паек в его рюкзаке был вкусным, а потому, что Лиам ужасно проголодался. К тому же его мучила жажда. Долгая пешая прогулка по глубокому снегу отняла у него много сил.

Он присел на ближайшую койку, чтобы дать отдых усталым ногам. Затем положил пистолет рядом с собой, сбросил рюкзак и достал бутылку с водой. Она оказалась почти пуста. Лиаму нужно растопить побольше снега.

Он опустошил бутылку с водой и положил ее обратно в рюкзак, в котором лежали запасы на двое суток — сухой паек, высококалорийные протеиновые батончики, фильтр и таблетки для очистки воды, аптечка первой помощи, клейкая лента, пара защитных очков, два спасательных одеяла, дополнительные шерстяные носки и нижнее белье, водонепроницаемые спички, кремень, пакет на молнии, содержащий ватные шарики с вазелиновой пропиткой для быстрого возгорания, швейный набор и складной нож, фонарик, большой и маленький, дополнительные батареи, компас и бумажные карты, а также три запасных магазина патронов для «глока».

У Лиама почти закончилась кровоостанавливающая марля и гранулы для свертывания крови. Нет и жгута, который остался в Чикаго.

Он инстинктивно сунул руку в карман и нащупал пальцами кривую вязаную шапочку. Его единственную связь с прошлым.

Лиам почувствовал огромное давление, сдавливающее его грудь. Затем его окутало горькое сожаление. На языке ощущался привкус пепла. И на вкус он походил на смерть.

Лиам резко вдохнул, подавляя боль и пытаясь сосредоточиться на чем-то другом. Например, на своем плане, на выживании.

Он стянул перчатки и подул на озябшие руки. Уши замерзли под серой вязаной шапочкой. Снег таял в меховом капюшоне его парки и стекал по шее.

«Она замерзнет насмерть, пока ты тут сидишь в тепле и комфорте».

Та женщина была сумасшедшей. Или, возможно, бредила. Маленькая и бледная, с огромными безумными глазами на вытянутом лице.

Лиам никого не хотел видеть рядом. Он покончил с привязанностью и заботой. В этом-то все и дело.

Нужно лишь добраться до усадьбы. Попасть в безопасное место. Тогда он сможет отгородиться от хаоса и жестокости мира, с которым не хотел иметь ничего общего. Он мог бы прожить остаток своей жизни в одиночестве, несчастный и преследуемый призраками.

Как и хотел. Как того и заслуживал.

«Ты видел ее, — прошептал голос, который не отпускал его. Женский, низкий и упрекающий. Голос Джессы. — Ты заметил ее положение».

Все верно. Он заметил то, что пыталась скрыть та женщина. Натянув пальто на живот, она отодвинулась от него в попытке защититься.

Но Лиам заметил. Как только увидел ее, то сразу все понял.

Женщина была беременна.

Глава 22 ХАННА День третий

Ханна замерзла.

Она наклонила голову, защищаясь от пронизывающего ветра, и заставила свои ноющие ноги продираться сквозь глубокий снег. Его становилось все больше и больше, сугробы выросли уже почти по бедра. Деревья сомкнулись вокруг, опуская ветви все ниже и ниже.

Глаза Ханны горели. Она устала, очень устала. Ее правая лодыжка слабо пульсировала. Было больно, но уже не так сильно, как вначале. Может быть, потому, что лодыжка начала неметь.

Она обхватила руками свое лицо и начала дуть на рукавицы, пытаясь дыханием согреть щеки. Но это не помогло. Солнечные очки запотели от сильного холода, и какое-то время назад Ханна убрала их в карман.

В любом случае сейчас они ей не нужны. Наступили сумерки. Мир окрасился в мутно-серый цвет и с каждой минутой становился темнее и холоднее.

Ханне стоило найти убежище еще час назад. Или вырыть себе снежную траншею, а может, слепить снежную хижину, как у инуитов.

Каждый маленький шаг казался Ханне триумфом.

Вода закончилась. И у нее не осталось сил рыться в рюкзаке в поисках арахисового масла — единственной оставшейся еды.

Тело отказывало. Неуклюжие пальцы больше не слушались. Мелкая моторика исчезла.

Вскоре Ханна утратит способность мыслить рационально, когда кровь отхлынет от мозга и конечностей, чтобы согреть и защитить жизненно важные органы.

Она пережила здесь две ночи и три дня. Получится ли дожить до четвертого?

Мать-природа неумолима. Неважно, как сильно она хотела жить. Неважно, насколько сильна ее воля.

Холод представлялся живым существом, диким и безжалостным хищником. В детстве Ханна любила лес и зиму, но сейчас они вели себя враждебно. Охотились за ней.

Внезапно она поняла, что не знает, где находится. Широкая дорога исчезла. Ханну окружал лишь глухой лес. Должно быть, дорога повернула в другую сторону, а она просто продолжала идти.

Но как давно? Ханна сосредоточилась на трудной задаче переставлять одну ногу за другой, оставаясь в вертикальном положении, и потеряла след, тем самым совершив огромную ошибку.

Сердце гулко отдавалось в ушах.

Ханна обернулась, вглядываясь в густой лес, окруженный тенями. Сквозь деревья, тени и снегопад дороги было не видно.

Нужно вернуться назад, идти по своим быстро исчезающим следам, пока она снова не найдет дорогу. Она должна придерживаться дороги. В конце концов, та приведет ее к цивилизации.

Ханну охватило отчаяние. Каждый шаг требовал огромных усилий, и теперь ей приходилось идти назад, потратив еще больше драгоценной энергии. Энергии, которой у нее почти не осталось.

Справа послышался шорох. Между деревьями и кустарником метался Призрак.

Ханна сморгнула снежинки с глаз и затуманенными взглядом стала искать пса. Он казался почти невидим в полумраке.

— Призрак! — слабо позвала Ханна. Но ее слова оказались растерзаны ветром.

Сделала несколько шагов назад в том направлении, откуда пришла. Ее ботинок зацепился за твердую глыбу снега, и она упала на колени.

Шарф соскользнул с лица. Ханна резко вдохнула. Ледяной воздух проник в ее легкие, и она почувствовала, как те онемели.

У нее перехватило дыхание. Все больше холодного воздуха попадало в ее горло. Казалось, легкие обледенели и больше не функционируют. Как будто Ханна тонула.

Неловкими, онемевшими от холода пальцами попыталась натянуть шарф обратно на рот и нос. Она сделала несколько неглубоких, болезненных вдохов. Благодаря воздушной прослойке между шарфом и кожей, дышалось чуть легче.

Но все равно каждый вдох обжигал ей горло. Легкие горели.

Мысли Ханны текли медленно и вяло. Ее одолевала усталость.

Может, ей просто стоит немного посидеть. Возможно, именно так и нужно сделать. Ведь она так устала. Просто сесть и отдохнуть. Всего на несколько минут.

«Нельзя засыпать в снегу. Это неминуемая смерть».

Справа раздался лай. Появился Призрак, который промчался по узкой тропинке и чуть не врезался в Ханну. Его лохматый хвост хлестал ее по плечу и затылку.

Пес ей нужен. И каким-то образом он это знал. Пес знал и пришел Ханне на помощь.

Призрак кружил вокруг нее, почти танцуя — высоко поднимая лапы в снегу. Мех вокруг его черной морды был окрашен в слабый красный цвет.

— Ты нашел кролика, дружок? — пробормотала Ханна. — Рада, что нашел… Еду. Ты должен… Позаботься о себе… Сам.

Слова звучали невнятно. Ее била сильная дрожь, говорить было тяжело. Стоило отдохнуть. Еще несколько минут.

Пес ткнулся мордой ей в бок и тревожно заскулил. Его дыхание коснулось щек Ханны, но она не почувствовала его.

Онемение — это плохо. Ханна не чувствовала ног. Как будто те превратились в обледенелые обрубки. Это плохой знак. Признак того, что… У Ханны больше нет сил повторять то слово.

— Знаю, знаю… Я скоро встану… Скоро.

Она попыталась подняться на ноги. Приказала онемевшим и замерзшим мышцам двигаться. Ей нужно идти дальше, чтобы отыскать дорогу.

Еще один шаг. Разве не это она обещала Призраку?

Внезапно Ханна потеряла равновесие и упала в снег на бок. Она перевернулась на спину и посмотрела вверх, на голые ветви. Безжалостный ветер стонал и выл, метая в разные стороны бесконечный рой снежинок.

В уголках глаз Ханны застыли слезы. Ледяная корка покрывала ее брови и ресницы. Она чувствовала, как замерзают волоски у нее в носу.

Призрак плюхнулся рядом с ней. Он прижался к ней своим длинным телом, предлагая тепло густого меха, как будто знал, что ей нужно.

Собрав последние силы, Ханна повернулась к Призраку и зарылась лицом в мягкий загривок. Она любила его. Любила этого пса всем сердцем.

В животе возникло движение. Локоток или коленка давили в ребра, мочевой пузырь, поясницу. Ханна ощутила вздувшуюся тяжесть в животе.

Паразит, крадущий ее тепло, энергию, саму жизнь.

Чувство вины кольнуло Ханну, но уже слишком поздно, чтобы чувствовать что-то еще, кроме усталости. И страха. Ханна всегда ощущала страх.

— Прости, — прошептала она Призраку в шею. — Мне очень жаль…

Если Ханна умрет, ее похититель победит.

Она никогда больше не увидит своего мужа, никогда не обнимет Майло, не поцелует его маленькую взъерошенную головку, не вдохнет его сладкий аромат, не будет смеяться и петь вместе с ним колыбельные.

Перед глазами возникло видение. Восхитительное, теплое и прекрасное. Майло хихикал, ковыляя к ней по траве на своих маленьких ножках, с детским лейкопластырем на ободранной коленке. Ханна наклонилась и широко раскинула руки, а малыш врезался в нее, обвив руками ее шею.

Она погладила его тёмные кудри, целуя нежную оливковую кожу.

«Ты вернулась домой, мамочка, — произнес сын своим нетерпеливым детским голоском. — Ты вернулась ко мне».

Слезы застыли на ресницах Ханны. Она никогда не сможет сказать ему, как сильно жаждет обнять его снова. Никогда не расскажет ему, как все это время оставалась жива лишь ради него.

Вокруг сгустилась темнота.

Ханна всегда думала о цвете холода как о белом, напоминающем снег, или, может быть, голубом. Но холод, подобный этому, окрашен в черный, с полным отсутствием всякого света и цвета. С отсутствием жизни.

Внезапно Призрак зарычал. Ханна ощутила, как под перчатками поднялась дыбом шерсть. Пес вскочил на лапы.

Густой туман сознания пронзил страх. Она изо всех сил пыталась поднять голову и вглядеться в тени, в надвигающуюся темноту.

Что там увидел призрак? Койота? Еще одного волка? Или что-то гораздо худшее?

Нечто двигалось впереди. Но затем неясная фигура приняла очертания — длинные ноги, руки, широкие плечи, голова с серой шапочкой, низко надвинутый меховой капюшон.

Мужчина. Он вернулся.

У Ханны перехватило горло. Она не могла ни кричать, ни позвать на помощь. Не могла издать ни звука.

— Отзовите вашу чертову собаку! — крикнул мужчина, перекрывая шум ветра. Он остановился в пяти ярдах от них, между березами, кленами и густыми зарослями кустарника. В руке у него лежал фонарик. — Я здесь не для того, чтобы причинить вам боль.

Призрак остался стоять перед Ханной, огромный белый медведь, свирепый и защищающий. Воздух снова наполнил дикий гулкий лай, который вселял страх в сердце каждого, кто его слышал.

Мужчина нервно отступил назад. Он поднял обе руки ладонями вверх. В них не было ничего, кроме фонарика. Ни пистолета, ни ножа.

Но это не значит, что их у него нет. Не значит, что это не ловушка.

Ханна неуклюже погладила пса по спине, чтобы успокоить того.

— Ш-ш-ш, дружок.

В ответ Призрак недовольно зарычал. Однако подчинился.

Мужчина молча на нее смотрел. Он выглядел сердитым и обиженным, как будто хотел находиться здесь еще меньше, чем она.

— Я нашел хижину. Меньше чем в миле к северу. С камином и дровами.

Ханна не поверила ему. Образ теплого, мерцающего огня плясал в ее воображении. Чего бы она только не отдала за него…

— Ты умрешь здесь, — сказал мужчина. — При холодном ветре тут будет минус тридцать, не меньше.

Из-за лая Призрака она с трудом могла его слышать, думать, сосредоточиться. Ханну клонило в сон.

— Майло, — хрипло пробормотала она. Зубы стучали так сильно, что она едва могла говорить. Ее разум накрыла белая пелена. — Мне нужно к… Майло…

— Слушайте, просто поверьте мне. Я отведу вас в ту хижину, а потом уйду. Просто позвольте мне помочь вам.

Темнота засасывала все глубже. Холод пронизывал до костей. Ханна теряла сознание, как бы ни пыталась бороться.

— Х-хорошо, — выдавила она сквозь замерзшие губы.

А затем все исчезло. Звук мужского голоса. Лай Призрака. Падающий на ее щеки и лоб снег. Навязчивый вой ветра.

Темнота бродила по краю ее разума, окружая, приближаясь все ближе и ближе, пока Ханна не почувствовала, что соскальзывает в ледяные тёмные воды небытия.

Глава 23 ЛИАМ День третий

Из-за темноты, ледяного ветра, снегопада и женщины, которую он нёс на руках, потребовалась целая вечность, чтобы вернуться в хижину.

Лиам несколько раз чуть не сбился с пути, но все-таки ухитрился идти по своим следам.

Собака следовала за ним по пятам, все время недовольно рыча. Тот факт, что за ним шло существо, способное разорвать на части, приводило его в замешательство.

Лиам не питал неприязни к собакам. Он просто не был большим поклонником псов, которые хотели его убить. Если бы он знал, что с этой женщиной путешествует гигантская собака-убийца, возможно, он бы так о ней не беспокоился.

Но что сделано, то сделано.

По крайней мере, зверь не делал попыток напасть на него. Может, пес каким-то образом почувствовал, что Лиам не собирается причинять ей вреда. И все же можно бы обойтись без этого рычания и оскала зубов.

Оказавшись внутри хижины, Лиам опустил женщину на одну из коек. Собака последовала за ней. Затем злобно залаяла, шерсть на загривке встала дыбом, а морда скривились, пока Лиам поспешно не попятился.

Он поднял руку в знак капитуляции, ладонью вперед.

— Ладно, ладно. Ухожу, видишь? Успокойся.

Пес прижал уши.

Лиам держал одну руку на рукояти своего тактического ножа. Он двигался медленно и осторожно, полагая, что, если не будет действовать угрожающе, собака оставит его в покое.

И, похоже, это сработало.

Пес лежал на полу перед койкой, положив огромную голову на лапы, но глаза его настороженно следили за каждым движением Лиама.

Сначала он хорошенько запер окна и дверь. Когда путешествовал, Лиам всегда брал с собой резиновые ограничители на окна и двери. Для большей безопасности. И теперь он воспользовался ими, заклинив дверь хижины, чтобы ту нельзя было открыть силой.

Затем нашел на полке керосиновую лампу и зажег ее, а затем подошел к камину. Лиам сложил дрова и полез в рюкзак за одной из двух зажигалок. У него также имелись водонепроницаемые спички и кремень, но обычно он выбирал самый простой вариант.

Открыв карман с зажигалками, он достал несколько ватных шариков, размером с виноградину, каждый из которых пропитан вазелином. Лиам раздвинул каждый шарик, обнажая сухие волокна внутри. Они будут отлично гореть в течение примерно четырех минут.

Вскоре Лиам разжег камин. Он топил его железной кочергой, пока пламя не стало ровным.

Постепенно в хижине потеплело. Лиам снял сапоги, носки, варежки, а затем перчатки, шапочку и шарф, и разложил их сушиться на каминной полке.

Еще раньше он достал из рюкзака походную кастрюлю и наполнил ту снегом и водой. А теперь выложил на огонь кухонную решетку и поставил на нее кастрюлю, чтобы получить питьевую воду.

Лиам взглянул на женщину. Она все еще лежала без сознания. Ему нужно снять с нее сапоги и носки, высушить мокрую одежду, и подтащить койку поближе к огню, чтобы женщина могла согреться.

Но пёс по-прежнему разделял Лиама и женщину, не сводя с того глаз.

Что, мягко говоря, сбивало с толку.

Как же Лиаму подобраться к этой женщине? Собака может напасть на него, если он снова попытается дотронуться до нее.

— Я не причиню ей вреда, — мягко произнес Лиам, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и безобидно, но, вероятно, потерпел полную неудачу. — Нет никакой необходимости набрасываться на меня.

Пес зарычал в знак несогласия.

Разочарованный, он уставился на животное.

Ему хотелось махнуть рукой и выскочить из хижины — скатертью дорога и собаке, и женщине — но в такую бурю, он долго не протянет.

Лиам босиком подошел к окну со своей стороны хижины. Он держался боком, чтобы одним глазом следить за собакой, правой рукой все еще сжимая рукоять ножа.

Снаружи царила кромешная тьма. Под натиском снега не было видно ни Луны, ни звезд. Лишь доносилось завывание ветра.

Несколько часов снаружи могли убить взрослого человека.

Так что они застряли в этой хижине до рассвета.

Именно так. Как только буря утихнет, Лиам уже будет далеко.

Пес наклонил голову, изучая и оценивая его. Лиаму не нужно гадать, что в нем разглядела эта собака. Он знал, кто он и что собой представляет.

Ему совершенно плевать на эту женщину и ее чертову псину. Очень скоро Лиам уйдет и забудет про них.

Зачем он вообще вернулся за ней?

Почти против воли Лиам оглянулся и посмотрел на бледное лицо женщины. Ее глаза были закрыты. Грудь мягко вздымалась и опускалась.

Взгляд скользнул по округлому животу под ее пальто.

Если она умрет, ребенок умрет вместе с ней.

Черт!

Лиам стиснул зубы. Он страстно желал оказаться на своей ферме, где был единственным хозяином, и где все шло своим чередом, ни коим образом, не выбивая из равновесия.

Где он мог спокойно горевать.

А вместо этого Лиам застрял здесь — запертый в крошечной хижине с раненой женщиной и чудовищной собакой.

Сам виноват. Он безусловно идиот. Сентиментальный придурок.

Потому что должен был что-то сделать. Как бы он ни обижался на нее, на себя и на всю эту ужасную ситуацию, у него на самом деле нет выбора.

Лиам все еще оставался человеком чести. В нем все еще жило желание защищать и заботиться. Он был тем, кем был, нравилось ему это или нет.

Поэтому Лиам собрался с духом и шагнул к женщине и собаке.

Глава 24 ЛИАМ День третий

Пес наблюдал за ним.

Лиам сделал еще один шаг, продолжая удерживать руку на рукояти ножа.

Пес поднял голову. Настороженно, подозрительно.

— Я не причиню ей вреда, — пробормотал Лиам. — Просто хочу помочь.

Пес не издал ни звука.

Лиам сделал еще два шага, пока не оказался перед огнем и в нескольких футах от собаки. Койка женщины была придвинута к стене.

Он мог добраться до нее только через собаку.

Пес зарычал и оскалил зубы.

По венам Лиама пробежал адреналин. Инстинкт кричал ему: защищайся! Но он этого не сделал.

Пес вскочил на ноги, взъерошив шерсть. Возле пасти блестела слюна. Хотя пес слишком худой и истощенной, но он все еще оставался сильным. Под плотной белой шерстью скрывались тугие мышцы.

— Скорее всего, у твоей хозяйки обморожение, — произнес Лиам, как будто объяснение могло что-то изменить. — Возможно, переохлаждение. И мне нужно ее согреть.

Он знал, как справиться с нападением собаки, даже такой большой и свирепой, как эта. Все варианты заканчивались смертью животного. А Лиам предпочитал другой исход событий.

Этот пес защищал свою хозяйку. И Лиам уважал это.

Он убрал руку с ножа, висевшего с боку. Затем снова поднял обе руки ладонями вверх. Универсальный жест мира — если конечно собаки понимают его.

— Я пытаюсь помочь.

Разум говорил Лиаму, что это плохая идея. Но он все равно заставил себя двигаться вперед. Его движения были медленными, размеренными и безобидными.

— Мне нужно подтащить кровать поближе к огню.

Поскольку пес стоял мордой к Лиаму, ему хватало места, чтобы проскользнуть мимо и добраться до койки. Лиам придвинулся ближе.

Если собака собирается напасть, то она нападет в любом случае.

Существовали и худшие способы умереть.

Пес снова зарычал, но на этот раз мягче. «Мне это не нравится, и я хочу, чтобы ты это знал, а не то разорву тебе глотку».

Собака отступила на шаг, прижимаясь задними лапами к койке, и освобождая пространство для Лиама.

— Спасибо, — пробормотал он. Затем осторожно придвинул койку женщины поближе к огню, чтобы ей стало теплее. — Сейчас я сниму с нее верхнюю одежду. И все.

Лиам наклонился над койкой и ловко расстегнул на женщине мокрое пальто. Потом приподнял ее голову и спину и вытащил его. Под пальто на ней обнаружились все еще сухие безразмерный свитер и камуфляжная майка. Лиам не стал их снимать. Женщина так и не очнулась.

Он сдвинулся к ее ногам, расшнуровал и снял огромные ботинки, а также стащил три пары влажных шерстяных носков. Ноги женщины побелели и замерзли. Пятки и подъем стопы оказались мокрыми и сморщенными. А кожа на пальцах ног бледнела и напоминала восковую.

Симптомы влажной конечности и обморожения. Дай бог, в легкой степени.

Кроме того, явно присутствовало переохлаждение. Лиам не мог с уверенностью сказать, насколько все плохо. Голос женщины звучал неясно, и она бредила, пока не потеряла сознание.

Лучшем решением стала бы теплая ванна. Но здесь нет ничего, кроме уборной. Ни ванны, ни водопровода. Важно не давать ей согреться слишком быстро, потому что такой вариант мог вызвать проблемы с кровообращением и привести к сердечной недостаточности.

Но, так или иначе, у Лиама нет возможности действовать по методичке.

Носки и ботинки он положил сушиться на каминную полку — туда же, где уже лежали его. У Лиама имелась лишняя пара шерстяных носков, которые он еще не использовал. Он надел их на ноги женщины.

Сам Лиам мог бы носить старые, как только те высохнут у огня.

Дал воде над огнем нагреться, но не закипеть, и наполнил ей в одну из своих бутылок. Затем приложил бутылку к шее женщины, чтобы немного согреть. Следом проделал то же самое со второй бутылкой воды и, не глядя, приложил ту к паху женщины.

Лиам бросил настороженный взгляд на собаку.

Пес уставился на него в ответ. Его черная пасть слегка разошлась, а в горле постоянно раздавался низкий рокот неодобрения. Он так же настороженно наблюдал за Лиамом.

— Почти закончили, — он стянул с женщины варежки, а затем и перчатки.

Перчатка на левой руке примерзла и отказывалась сниматься. Пальцы выглядели негнущимися и странно скрюченными. Лиаму пришлось осторожно оттягивать каждый палец перчатки, но, в конце концов, ему удалось ее стянуть.

Он резко вздохнул.

Кончики женских пальцев покраснели от мороза. Но не это привлекло его внимание.

В мерцающем свете костра ее левая рука казалась бесформенной. Несколько пальцев были сломаны, так и не зажив должным образом. И это произошло не раз.

Желчь обожгла горло.

Лиам вздрогнул.

За годы службы в Ираке и Афганистане он повидал немало военных ран. Но ничего подобного, и уж точно не в Штатах.

Что случилось с этой женщиной? Кто мог такое сотворить?

Во что, черт возьми, он ввязался?

Глава 25 ПАЙК День четвертый

Пайк наткнулся на отдаленную хижину около полуночи.

Стало невыносимо холодно, и он едва чувствовал свои руки и ноги. Его зимняя одежда была первоклассной, рассчитанной на арктическую погоду.

И сейчас Пайк ощущал себя как в Арктике, с окружающей метелью, пронизывающим ветром и густой темнотой.

Он не припоминал более холодной зимы.

Но сейчас все это не имело значения. Адреналин и возбуждение, бурлящие в его венах, согревали достаточно.

Он нашел ее.

При свете фонаря Пайк проследил путь своей жертвы от дороги до леса — там тропа изменилась. Следы стали нечеткими, а рядом обнаружились собачьи — его пса.

Проклятый пес с ней. Наверное, Ханна думала, что спасла его. Пайк первым делом вырежет его сердце на ее глазах. А затем позаботится о ней самой.

Он подавил ярость и стал изучать следы. Ханна падала несколько раз. Он видел, как ее колени и руки погрузились в глубокий снег. Однако, она продолжала вставать.

Поняла свою ошибку и снова повернулась к дороге.

Пайк мрачно улыбнулся, глядя на следы. Охота на человека гораздо интереснее, чем на тупое животное. Звери действовали предсказуемо. А люди могли удивлять.

Редко, но такое возможно.

Улыбка Пайка исчезла, когда тот заметил вторую цепочку следов. Следы были большими. С глубокими вмятинами. С ней шел мужчина.

Что это за ерунда? Кто оказался настолько глуп, чтобы находиться посреди леса во время снежной бури?

Очевидно, тот, кто заслуживал смерти.

Появление неизвестного мужчины разнообразило охоту. Стало новым развитием сюжета.

Какой сюрприз.

Пайк шел за своей добычей, пока не исчезли первые следы — следы Ханны.

Пара ботинок и следы лап поменяли направление движения, пересекли противоположную сторону дороги и продолжили путь в лес, направляясь на север.

Теперь следы стали глубже.

Пайк замер. В его голове сложились кусочки мозаики.

Этот мужчина нашел Ханну. Он нес ее на руках.

Гнев вспыхнул с новой силой. Она его цель. Его добыча. Ханна принадлежала ему.

Никто другой не должен участвовать в этой игре. Охота велась на нее, и только на нее.

Пайк сдержал ярость. Он двинулся вперед с большей осторожностью, следуя по следам на север через лес.

Пошел на запах древесного дыма к хижине, стоявшей в центре небольшой поляны. Из кирпичной трубы клубился дым. Мягкое желтое свечение освещало оба окна.

Пайкосторожно обошел хижину, размышляя, обдумывая, стараясь держаться в тени деревьев.

Затем снова обошел домик, разъяренный, но спокойный и сосредоточенный. Он гордился способностью владеть собой почти все время, за исключением тех редких, драгоценных моментов, когда обрушивал свою ярость на жертву.

Пайку очень хотелось ворваться внутрь и выпотрошить обоих своим охотничьим ножом. Чувствовать, как кровь Ханны пульсирует на его руках. Сломать ей кости и смотреть, как вытекает жизнь. Вырезать из нее то, что принадлежало ему. То, что она украла.

Но Пайк не мог…

Пока не мог. Потому что не знал, кто еще находился внутри и какими навыками или оружием обладал.

Пайк ничего не делал по своей прихоти. Каждое его действие и реакция тщательно выверены. Он не совершал ошибок.

И не сделает здесь.

Ледяной холод обжег кожу под балаклавой. Он истощал силы Пайка, его энергию.

Метель была такой сильной, что видимость уменьшалась с каждой секундой. Пайку нужно найти собственное убежище — поставить палатку или вырыть снежную траншею, чтобы поддерживать температуру тела в течение ночи.

Он знал, где они находятся, и мог подождать, понаблюдать, а затем нанести удар, когда будет готов. Тридцать опасных миль все еще отделяли их от ближайшего города.

Достаточно для исполнения его плана.

Глава 26 ХАННА День четвертый

Ханна вздрогнула и проснулась.

Ей снились жуткие кошмары, наполненные кровью, криками и преследующими демонами с красными глазами. А их когти казались длинными, как ножи. Она бежала, и бежала, но всякий раз у нее не получалось. Ханна не могла убежать достаточно далеко.

Она села, задыхаясь. Сердце бешено колотилось в груди, а пульс грохотал в ушах. Резко повернула голову и широко раскрыла глаза, осматривая незнакомое окружение.

Ханна не помнила, где находится. Совершенно.

Вместо бетона, стены и пол оказались деревянными. Вместо единственной лампочки, мерцающий свет отбрасывало пламя, освещающее маленькую хижину.

Ханна сидела на неудобной походной койке. Ее пальто исчезло. Как и перчатки. А на ноющих ногах появились синие шерстяные носки, которые она никогда раньше не видела.

Ханна была не одна.

На второй койке в другом конце комнаты лежал мужчина. Его стальные серо-голубые глаза открыты. И он сверлил ее взглядом. Интенсивным и пронизывающим. Пугающим.

Инстинкт взял верх.

С бешеным пульсом Ханна отшатнулась назад. Она упала с койки, приземлившись на зад, пытаясь нащупать нож, висевший у нее на поясе. Но его там не оказалось.

Она осталась без защиты. Совершенно.

Ханну объял ужас. Она едва могла видеть и совсем не могла размышлять.

Дверь — побег.

Ей нужно выбраться отсюда. Сбежать, пока не стало поздно.

— Твой нож на каминной полке, — спокойно произнес мужчина. — Я не хотел, чтобы ты случайно порезалась.

— Пожалуйста, отпусти меня!

Он медленно сел, не сводя с нее глаз.

— Ты не пленница. Дверь вон там.

Ханна неуклюже поднялась на ноги. Боль пронзила пальцы и пятки, но ей все равно, она даже ее не заметила.

Она бросилась к двери, уверенная, что мужчина догонит ее через несколько секунд.

Но не успела сделать и двух шагов, как споткнулась о Призрака, лежавшего на деревянном полу у подножия койки. Ханна вскинула руки, чтобы не упасть.

Колени и ладони ужалило от удара.

Призрак вскочил, мгновенно насторожившись, и прижался к ней. Она зарылась здоровой рукой в его мех и с трудом поднялась на ноги.

— На твоем месте я бы этого не делал, — сказал мужчина.

Ханна проигнорировала его слова и поплелась к двери, а Призрак все еще шел рядом. Затем попыталась ее открыть. Но та оказалась заперта.

Слепая паника окутала Ханну.

— Дверной упор, — спокойно ответил мужчина. — Ты должна его сдвинуть.

Вздрагивая, она неуклюже наклонилась, согнув колени, и потянула дверной упор в сторону. А затем выпрямившись, распахнула дверь настежь.

Холодный воздух ударил ее в лицо. От шока у Ханны перехватило дыхание. Снег вихрем ворвался в хижину.

Ночь была ледяным, черным зверем, притаившимся снаружи хижины, чтобы поглотить ее.

— Ты должна закрыть дверь.

Призрак заскулил в знак согласия.

Ханна невольно отступила на шаг, стараясь не замерзнуть. Она стояла в дверном проеме, покачиваясь на ногах. Страх и паника царапали ее изнутри.

Мысль, застрять здесь против своей воли, приводила Ханну в ужас. Она ненавидела ощущение быть пойманной. Ненавидела его всеми фибрами души.

Этот мужчина пугал ее. Что он мог сделать? На что способен?

Ханна не могла вернуться на улицу. Там слишком опасно. Выбор стоял между ужасающей неизвестностью и верной смертью.

Она отказалась выбирать смерть.

Ханна заставила себя закрыть дверь. От дурного предчувствия внутри все заныло, и она тяжело прислонилась к двери, позволив твердой древесине поддержать ее дрожащие ноги.

«Здесь нет замка изнутри, — сказала она себе. — Ты можешь уйти в любое время, когда захочешь».

Она смотрела на поленья в камине, носки на камине, доски на полу. Со временем ее пульс успокоился, а неглубокое дыхание стало ровным.

— Ладно, — прошептала она.

— Хороший выбор, — сухо ответил мужчина. — Не могла бы ты сдвинуть дверной упор на место? Это просто мера предосторожности. Я всегда так делаю.

Ханна неуверенно повиновалась. Сдвинуть упор обратно оказалось несложно. Это не электронный замок.

— Как… Как долго я находилась без сознания?

— Почти семь часов.

Ханна покачала головой.

Семь часов? Невероятно.

Она облизнула потрескавшиеся губы и прижалась спиной к двери, все еще удерживая здоровые пальцы на ручке.

— А ко… Который сейчас час?

— Около трех ночи.

— Какой сегодня день?

Мужчина вскинул брови.

— Сегодня суббота.

— Я имею в виду… Какое сегодня число?

— Двадцать седьмое декабря.

Ханна резко втянула воздух.

— А год?

Густые брови взлетели еще выше.

— Ты не знаешь, какой сейчас год?

— Так и есть… Я много чего не знаю. Просто ответь мне.

— Две тысячи двадцать четвертый. Практически двадцать пятый.

Ханну окутала тьма. Ее ноги подкосились, и она чуть не упала. Призрак прислонился к ней сбоку. Он поддерживал ее своим теплом, своей уверенной силой.

Ханна знала. Конечно же она знала. Ведь сама нацарапала на той бетонной стене больше тысячи отметин. День за днем. Бесконечно.

Она знала, что уже пятый год находится в плену. Но услышать, как кто-то называет дату вслух… Некто из внешнего мира, кто жил, смеялся, работал и любил все это время… Ее потерянное время…

Осознание поразило Ханну, как удар под дых.

Ее похитили двадцать четвертого декабря две тысячи девятнадцатого года. В рождественский сочельник. Она помнила ясно, как божий день, даже когда другие воспоминания со временем поблекли, словно старые полароидные фотографии, оставленные слишком долго на солнце.

Мужчина нахмурился, глядя на нее.

— Ты в замешательстве? Потеря памяти — это симптом переохлаждения.

Ханна покачала головой. Ее проблема не имела никакого отношения к гипотермии. Она чувствовала себя неуютно, оторванной от реальности. Но не могла ничего ему объяснить.

— Я… Должно быть, память скоро вернется.

Мужчина резко встал, подошел к огню и что-то поднял. Он повернулся к ней и протянул белую кружку.

— Вот. Я не мог ничего тебе дать, пока ты лежала без сознания. Тебе нужно выпить что-нибудь горячее с сахаром и высоким содержанием калорий. Здесь просто мед и кипяток. Единственное, что у нас есть. Однако, мед помогает при переохлаждении.

Мужчина прав.

И все же Ханна с опаской смотрела на кружку, словно та могла превратиться в змею и укусить ее.

— Послушай. Расслабься. Если бы я хотел причинить тебе боль, то уже бы это сделал.

Прием, оказанный мужчиной, оказался не самым теплым ы жизни Ханны. И все же его прямота немного успокаивала.

Она неуверенно шагнула на встречу, протянула руку и схватила кружку. Керамика оказалась горячей — очень горячей.

В животе заурчало. Внезапно Ханне ужасно захотелось есть.

Она отступила в относительную безопасность койки и села. Призрак следовал за ней по пятам. Обхватила кружку пальцами здоровой руки и поднесла к губам. Пар обжег ее щеки. И она ничего не смогла с собой поделать — просто вздохнула от удовольствия, когда теплая сладость скользнула по ее горлу.

Ханна отпила еще немного. Медленно придвинулась ближе к потрескивающему огню. Постепенно она почувствовала, как тепло и энергия наполняли ее тело. Руки и ноги покалывало, когда те медленно возвращались к жизни.

И все же Ханна ни на секунду не теряла бдительности.

Глава 27 ХАННА День четвертый

Призрак плюхнулся обратно на пол перед камином, вытянулся всем своим длинным телом и удовлетворенно зевнул. Видимо, его напряженность исчезла.

Но только не Ханны.

Она не могла расслабиться. Ее мышцы были напряжены, а губы плотно сжаты. Он должна оставаться бдительной, готовой сбежать в любой момент.

«Он спас тебя».

Это не имело значения. То, что мужчина вел себя хорошо, вовсе не означало, что он безобиден. Ханна не могла ему доверять.

Довериться не тому человеку почти стоило ей жизни. Она не совершит одну и ту же ошибку дважды.

Огонь все еще потрескивал. Где-то скрипнуло. Снаружи жалобно завыл ветер.

Ханна искоса изучала мужчину.

Высокий, широкоплечий, мускулистый. С точеными чертами лица и завораживающими серо-голубыми глазами. Она была слишком напугана, чтобы заметить это раньше, но он оказался невероятно красив. Все его тело излучало силу и уверенность.

Но присутствовало кое-что еще. Напряжение в плечах, тени под глазами, мрачная настороженность на лице.

Ханна заметила пистолет в кобуре у него на поясе и тактический нож.

Мужчина был вооружен. Ничто не говорило в нем о безобидности.

Ей нужно быть осторожной. Очень, очень осторожной.

Мужчина встал, подбросил в огонь еще одно полено, подтолкнул его кочергой и снова сел на свою койку. Затем повернулся к Ханне.

— Как ты себя чувствуешь?

Ханна допила напиток, поставила кружку на пол и обхватила себя руками.

Она чувствовала опустошение и дрожь. И все еще оставалась измученной, хотя проспала несколько часов. Но пронизывающий до костей холод исчез. Ее разум обрел ясность. Ханна могла рассуждать здраво.

Она коснулась своего живота, почувствовала движение и быстро убрала руку.

— Уже лучше.

Он изучал ее, слегка склонив голову набок.

— Что с тобой случилось?

— Я…

Как она могла рассказать ему правду? Слова были заперты где-то глубоко внутри. Произнести их вслух означало бы принести зло в мир, сделать его реальным, а Ханна не могла так поступить.

— Даже не знаю.

Мужчина нахмурился.

— Не знаешь?

— У меня сломалась машина, — солгала она. — Я шла, пытаясь найти помощь, и заблудилась.

Он кивнул, словно принимая ее слова на веру, и прислонился спиной к стене, заложив руки за голову.

— В последнее время такое часто случается.

Затем оба погрузились в напряженное молчание.

Призрак поднял голову, навострив уши и шурша хвостом по дощатому полу. Наверное, он тоже голоден и хотел пить.

Ханна заметила, что мужчина поставил в углу миску для пса. Она все еще оставалась наполовину наполнена водой. Капли блестели на полу в радиусе двух футов.

Незнакомец, кем бы он ни был, оказался достаточно внимателен, чтобы позаботиться о собаке.

— Меня зовут Ханна, — сказала она. — А тебя?

Он колебался.

— Лиам Коулман.

— Приятно познакомиться, — ответила Ханна вежливо. Старые привычки умирали с трудом, даже после пяти лет бездействия. — Спасибо, что спас меня.

Он пожал плечами и ничего не сказал, чувствуя себя неловко от такой благодарности.

— Ты знаешь, где мы находимся?

— В лесозоне Манисти.

— На северо-западе?

Он молча кивнул.

— Да, над Маскегоном.

Ханна поверила его словам. Как и подозревала, все это время она находилась в Мичигане. В детстве Ханна однажды ходила в поход к реке Манисти со своими бабушкой и дедушкой.

— У тебя есть телефон? Мне нужно… — у Ханны перехватило дыхание. Она чуть не заплакала от мысли о Ноа и Майло. Из-за того, что снова сможет увидеть своего сына. Обнять его. — Позвонить моей семье. Дать им знать, где я. Что я… жива.

Лиам удивленно на нее взглянул.

— А ты разве не знаешь?

— Не знаю, что?

— Телефоны не работают.

— Здесь не ловит? Ну, посреди леса — это логично.

— Нет, я не об этом. Насколько могу судить, телефоны не работают нигде. Ни в Мичигане, ни в Чикаго. Все восточное побережье обесточено; возможно, и западное тоже.

Ханну охватило беспокойство. Дурное предчувствие кольнуло в затылке. В его словах нет никакого смысла.

— Обесточено? О чем ты?

— Электричество отключилось. Связи нет. Даже машины не заводятся. Так произошло не только с твоей. Почти в каждой новой модели авто, созданной за последние два десятилетия, сгорели компьютерные системы.

Ханна недоверчиво покачала головой.

Может, этот Лиам сошел с ума. Или насмехается над ней, обманывая дикими историями для собственного развлечения.

— В этом нет никакого смысла.

— Верь во что хочешь. Я не собираюсь тебя убеждать. Но ты не сможешь позвонить домой, даже когда доберешься до города.

Ханна вспомнила о том, что в подвале погасла лампочка. Замолчали холодильник и генератор. Отключилась охранная система, а дверь оказалась не заперта.

Руки покрылись мурашками. На этот раз не из-за холода. Ханна почувствовала тошноту в животе. Неужели он сказал правду? Так вот почему ей удалось сбежать?

— Как такое могло произойти?

— Из-за электромагнитного импульса, — ответил Лайам. — ЭМИ.

Глава 28 ХАННА День четвертый

— Что такое ЭМИ? — спросила Ханна.

От одного этого слова по ее спине побежали мурашки. Она обхватила себя руками еще крепче и придвинулась ближе к огню.

— Импульс выводит из строя электронику. Трансформаторы. Все, что имеет компьютерный чип, например телефоны, компьютеры или автомобили.

— И чем он вызван?

Лиам выпрямился и провел рукой по своим каштановым волосам.

— Солнечная геомагнитная буря может сжечь трансформаторы и вывести из строя энергосистему. Или ядерный взрыв на большой высоте.

— Ядерный взрыв? Как с радиацией?

Лиам напрягся.

— Если бы взрыв произошел в атмосфере, скажем, на высоте шестидесяти миль, он не вызвал бы грибовидного облака, как в случае с Хиросимой. Угроза заключается в высокочастотном взрыве электромагнитной энергии.

Он казался смертельно серьезным.

Ханна не хотела ему верить. Она предпочла бы, чтобы все это оказалось дурацкой шуткой. Однако продолжала ощущать прилив надежды.

Ханна поверила Лиаму. Пусть его слова и звучали безумно, в них чувствовалась правда.

От нее не ускользнула ирония ситуации. Она сбежала из своей тюрьмы только для того, чтобы найти окружающий мир в еще более ужасном состоянии, чем раньше.

Ханна попыталась представить себе жизнь без смартфонов и интернета. Или целые штаты без электричества и тепла в такую адскую погоду. А ведь зима только начиналась.

Ханна лишь надеялась, что Ноа и Майло окажутся в безопасности. Ее волновал лишь этот факт. Какой бы кризис ни обрушился на Соединенные Штаты, она будет волноваться о нем, когда вернется домой. А в данный момент ей нужно полностью сосредоточиться на том, чтобы выжить.

Ханна прочистила горло.

— Есть ли какой-то способ связаться с полицией?

— Зачем тебе понадобилось звонить в полицию? — она облизнула потрескавшиеся губы и промолчала. Просто не смогла ответить. — Очень сомневаюсь, что сейчас тебя кто-то ищет, если ты это имеешь в виду. У правоохранительных органов и так дел по горло.

Ханну уже очень давно никто не искал. Если эта штука с ЭМИ действительно вывела из строя энергосистему, она осталась сама по себе.

Но в глубине души она всегда это знала. Что попасть домой будет не так просто, как ворваться в ближайший полицейский участок и сообщить о своем статусе пропавшей, которую только что нашли.

Теперь Ханне предстояло вернуться домой. Единственно важный шаг.

Она представила себе Ноа и Майло такими, какими видела их в последний раз пять лет назад. Ноа — высокий и подтянутый, с гибким атлетическим телом и легкой, очаровательной улыбкой. Он был темноволосым, как и его мать-венесуэлка. С характером своего вспыльчивого отца с ирландско-американскими корнями.

Но какими бы недостатками не обладал Ноа, он никогда не кричал на Ханну и не поднимал на нее руку.

Ни разу.

Майло родился с оливковым цветом кожи, как у бабушки, вьющимися черными волосами и огромными темными глазами, совсем не похожими на внешность Ханны — каштановые волосы, зеленые глаза и светлую веснушчатую кожу.

Майло был любознательным и чувствительным. Нежным и ласковым, но в то же время невероятно упрямым, как и она сама.

У Ханны перехватило горло.

Майло было три года, когда она видела его в последний раз. Сейчас ему исполнилось бы восемь. Какого роста он будет? Осталась ли у него эта непослушная копна темных волос, которые всегда вились над его ушами? Играл ли ее сын в американский футбол или европейский? А может, он все еще любит Лего и во всю глотку поет «Три маленькие птички» Боба Марли?

Узнает ли Ханна его, когда увидит?

Она так сильно по нему скучала, что боль в груди казалась сродни физической.

Ханна нервно теребила потрепанные нитки на манжете своего свитера.

— Ты знаешь, как далеко мы от Фолл-Крик? Это к югу от Гранд-Рапидс. Маленький городок недалеко от реки Сент-Джо и от озера Мичиган. Там мой дом. Не тот, где я выросла, а тот, где я жила — живу сейчас, я имею в виду. С мужем и сыном. Вот куда я направляюсь.

Ее поразило туманное воспоминание, в той далекой прежней жизни — крики в гостиной, слезы и плач, споры и ультиматумы. Хлопанье дверей.

Ханна вспомнила тот холод, свое дыхание, которое превратилось в белое облачко пара, и самодовольный гнев, что кипел тогда в ее венах. Между нами все кончено. Я ухожу отсюда, от него. Заберу Майло и вернусь домой к родителям. Как только ночь закончится…

Но никакого «только» не случилось. Никакой жизни после той ночи, когда она умчалась на своей машине. Ханна так и не вернулась. Она бесследно исчезла, словно проскользнула сквозь трещину во Вселенной.

Внутри все сжалось. Разум Ханны вновь угрожал слететь по спирали.

— Никогда не слышал о Фолл-Крик, — сказал Лиам. — Но у меня есть карта. Можем проверить.

Ханна сложила руки на коленях и потерла изуродованную руку, чтобы не потерять присутствия духа. Теперь она находилась здесь, а не в той бетонной тюрьме. Она не попала в ловушку трагического прошлого, которое хотела бы изменить миллион раз.

— Да. Было бы отлично. Спасибо.

Он расстегнул рюкзак, порылся в нем и вытащил бумажную карту. Ханне очень хотелось ее увидеть, но она боялась приблизиться к Лиаму.

Дверь находилась в десяти футах от ее койки. Она чувствовала, что может сбежать в любой момент, если понадобится. Но ощущение безопасности было ложным — Ханна без пальто, а ее ботинки все еще сохли у огня — однако она все равно отчаянно за него цеплялась.

— Куда ты направляешься? — спросила Ханна, чтобы отвлечься.

С минуту Лиам не отвечал. Молчание затягивалось, пока она не подумала, что он вообще не ответит.

— В место рядом с Траверс-Сити.

— А что рядом в Траверс-Сити? — неуверенно спросила Ханна. — Там твоя семья?

Лиам напрягся. Он даже не поднял головы.

— У меня нет семьи.

— Ох. Я… Извини.

Лиам ничего не сказал, просто разложил карту на койке рядом с собой. Затем провел пальцем по линии сгиба.

— Насколько могу судить, ты находишься почти в двухстах милях от Фолл-Крик.

Ханне стало нехорошо.

— Двести миль?

Без машины это бы все равно что тысяча. Путешествие казалось бесконечным, а препятствия — непреодолимыми.

«Нет, — сказала она себе. — Все можно преодолеть, если это означало вернуться домой к семье. Означало свободу».

Ханна привыкла ко всем ужасным и жестоким условиям, в которые ее ставила жизнь. Она приспособилась к своему подвалу. Приспособилась к суровой окружающей среде, сумела выжить в лесу, снегу и убийственному холоду самостоятельно в течение нескольких дней.

И сумеет приспособиться к тому, что произойдёт дальше.

Правда заключалась в том, что в некотором смысле Ханнп всегда о себе заботилась. Даже там, в подвале.

Даже тогда.

Призрак вскочил на ноги. Его шерсть встала дыбом, а из грудины раздался низкий рык.

Ханна застыла.

— Призрак? Что ты учуял?

С диким лаем пес бросился к двери.

Снаружи кто-то был.

Глава 29 ЛИАМ День четвертый

Лиам выглянул из окна в кромешную тьму, держа наготове «глок». Он ничего не видел, даже если было на что смотреть.

Ночь стояла темная и зловещая.

Холод проник под дверь и протиснулся сквозь тонкие оконные стекла. Снегопад был таким сильным, что казалось шел сплошной стеной. Хижина скрипела под завывающим натиском ветра.

Призрак несколько раз предупреждающе залаял — глубоким рокотом, от которого у Лиама заболели уши. Шерсть на загривке встала дыбом.

Лиам снова посмотрел в окно. Оценка угрозы укоренилась в каждой клеточке его существа.

— Там может быть животное, — произнес он. — Например, лиса или койот.

— Может быть, — сказала Ханна тихим, дрожащим голосом.

Лиам отвернулся от окна и снова на нее посмотрел.

Ханна сидела, сгорбившись, на койке и подтянув ноги к груди, насколько позволял ее большой живот, с огромными глазами на бледном, осунувшемся лице. Все ее тело дрожало. Она выглядела испуганной.

— Что ты учуял? — спросил Лиам пса.

Призрак бросил на него полный отвращения взгляд, как будто это очевидно. Пес перестал лаять, но издал низкое угрожающее рычание.

Лиаму стало не по себе. Хотел бы он иметь зрение получше. Жаль, что нет возможности выйти и проверить.

На улице по меньшей мере минус двадцать пять, не считая жутких порывов ветра. Даже животные постарались бы найти себе убежище в такую погоду.

Через несколько минут Призрак перестал рычать и отступил к теплому очагу рядом с Ханной. Он плюхнулся на живот с удрученным фырканьем.

Лиам еще минут двадцать кружил по комнате, проверяя окна и прислушиваясь к любому шуму или движению.

Снаружи не виднелось ничего, кроме ветра, снега и темноты.

Наконец он убрал «глок» в кобуру, вернулся к камину и принялся рыться в ящике с дровами, пока не нашел подходящий брусок. Лиам стесал его ножом с одного конца, затем вставил как прокладку в щель между окном, чтобы его нельзя было открыть снаружи. На всякий случай.

Ханна смотрела на Лиама широко раскрытыми глазами, продолжая с подозрением следить за каждым его движением.

Он поводил кочергой в камине, перелил воду из растаявшего снега в бутылку и сделал большой глоток.

Затем взглянул на Ханну.

— Хочешь немного?

Она кивнула, достала из рюкзака фляжку и протянула ему правой рукой, а левую прижала к животу.

Что с ней случилось? Почему она здесь?

Лиам не стал спрашивать. Это не его дело.

Он совершил добрый поступок. Спас Ханне жизнь и привел в убежище. Вот и все, чего от него можно было ожидать. Больше Лиам ничего не мог сделать.

Они расстанутся на рассвете, или сразу же, как стихнет буря.

Лиам вернулся к койке, открыл рюкзак и достал большую часть припасов. Он разложил их на постели, чтобы рассортировать и перепроверить то, что у него имелось.

Лиаму нравилось, когда все лежало на своих местах.

Он оставил пачку из пятисот долларов в купюрах по двадцать и пятьдесят на дне рюкзака. Лиам еще не успел потратить свои деньги, слишком опасаясь общения с людьми, чтобы решиться подойти к магазину или бензоколонке.

Его тактический нож и «глок» надежно крепились к поясу. А повседневный набор все еще лежал в кармане парки. Там находились перочинный ножик, тактическая ручка со стеклобоем, светодиодный фонарик, две зажигалки и носовой платок с паракордом.

Ханна посмотрела на койку.

— У тебя много чего есть.

— Мне нравится быть подготовленным.

У Лиама было, мягко говоря, сумбурное детство.

Отец оказался больше заинтересован в своих кулаках, чем в любви к сыновьям. Лиам всегда ненавидел чувствовать себя во власти других, быть обязанным взрослым, которым стоило бы принимать интересы мальчика, но которые этого не делали.

Лиам верил, что должен быть готов ко всему. Ничто не могло застать его врасплох. Ничто больше не заставит его чувствовать себя беспомощным или беззащитным.

— Я тоже, — сказала Ханна так тихо, что Лиам едва ее расслышал.

Он тщательно упаковал свой рюкзак — так, чтобы быстро достать то, что нужно. Лиаму стоило как можно скорее найти недостающие медикаменты. И еще ружье.

— Ты военный? — Ханна наблюдала за ним, нервно покусывая нижнюю губу. — Выглядишь так, словно служил в армии.

Она права, но Лиам не любил об этом говорить.

Армия стала его спасением. Способом сбежать от унылой домашней жизни. Он поступил на службу в тот же день, когда ему исполнилось восемнадцать, и, в конце концов, заслужил звание оперативника элитного подразделения Дельта.

После восьми лет службы, Лиам ушел из-за проблем со спиной.

Он регулярно тренировался, чтобы оставаться в форме, но не мог бегать и прыгать, как раньше. Лиам ненавидел этот факт, но научился с ним жить. Как и с плохими воспоминаниями — боев, страха, боли и смерти.

Лиам научился жить со многим.

— Что-то вроде этого, — пробормотал он, глядя на свои руки.

Последовало неловкое молчание.

— А чем занимаешься ты? — спросил Лиам, потому что ему показалось невежливым не ответить на ее шквал вопросов.

— Я… — Ханна колебалась. — Раньше я пела. Получила музыкальное образование. Но теперь… Больше не пою.

Лиам ничего не ответил.

Снаружи застонал ветер. Крошечные кусочки льда бились об оконные стекла.

— Ты сказал, что у тебя нет семьи. Совсем? Даже родителей? Ни братьев, ни сестер?

В груди Лиама непроизвольно поднялись эмоции — раскаяние, вина, ощущение потери.

Его отец был пьяницей, который едва держал еду на столе, зато часто использовал кулаки на их матери — депрессивной женщине, которая и сама оказалась никудышным родителем.

Теперь они оба мертвы. Уже как много лет.

Единственным друзьями Лиама стали брат-близнец, Линкольн, и невестка, Джесса.

Общительный Линкольн с своим заразительным смехом, неугасаемым оптимизмом и своеобразной любовью к жизни. Полная противоположность Лиаму, который был застенчивым, замкнутым и одиноким даже в детстве.

Смерть близнеца оставила пустоту в его груди — там, где должно находиться сердце.

А еще Джесса. Сострадательная, спокойная и уравновешенная. Ее длинные темные косы обрамляли царственное лицо с теплой улыбкой и сияющей светло-коричневой кожей. Джесса была самой красивой женщиной на свете. Была.

У Лиама остался еще один живой член семьи. Но он не мог о нем думать. Эти мысли убивали. Лиама захлестнуло горе. Сожаление жгло горло, словно кислота.

Он моргнул. Затем вытеснил ужасные воспоминания — аромат жасминовых духов, крики, кровь и вонь горящего реактивного топлива.

— Тебе нужно отдохнуть, — произнес Лиам резче, чем намеревался. Ханна вздрогнула. Его пронзило чувство вины. Он не хотел ее напугать. — И что-нибудь съесть, — добавил Лиам чуть мягче.

— У меня кончилось все, кроме арахисового масла, — Ханна произнесла эти слова осторожно, как будто если бы сказала что-то не то, Лиам снова набросился бы на нее. Или того хуже.

Чувство вины окрепло еще больше.

Лиам отвел взгляд.

— У меня есть немного тушеного чили. Я разогрею его для нас обоих.

Все, что угодно, лишь бы отвлечься от собственного позора. От воспоминаний, которые преследовали Лиама на каждом шагу, вторгались в его сны.

После того, как он подогрел чили на огне, они сели есть в напряженном молчании.

Пламя взревело и затрещало, когда загорелось еще одно полено.

Лиаму не хотелось разговаривать, и Ханне, похоже, тоже.

Она сидела, съежившись в своем углу, и больше не задавала вопросов.

Ханна вылила половину чили в свою походную кастрюлю и поставила ту на пол для Призрака, который проглотил угощение в два счета и вылизал посуду дочиста. А когда закончил, то уткнулся носом в дверь, желая облегчиться.

Она дернула дверную ручку, выпустила пса и захлопнула дверь после того, как в хижину ворвался порыв ветра. Комнату снова окутал холод.

Кроны деревьев стонали от ветра. Ветви скрипели и царапали крышу.

Через минуту вернулся Призрак, предупредив о приходе своим глубоким раскатистым лаем. Он встряхнулся, разбрызгивая повсюду снег, а затем свернулся перед огнем с самодовольным выражением на морде.

Ханна настороженно взглянула на Лиама, сжав губы в тонкую линию.

— В чем дело?

— Что будем делать? — она смущенно махнула рукой. — Ну, когда нам нужно будет…

— Уборная находится в десяти ярдах позади хижины.

Ханна побледнела.

— Или так, или поставим тут посуду.

Ханна посмотрела на дверь, потом на Лиама, и снова на дверь. А затем сморщила нос.

— Тогда уж лучше снаружи.

— Может, все же не стоит ходить до уборную, — сказал Лиам, передумав. Ханна, скорее всего, потеряется в этой метели, и тогда ему придется идти ее искать. — Просто выйдем из хижины, сделаем свои дела и вернемся.

Они оделись и по очереди сходили по нужде. Лиам никогда так не скучал по туалету в теплом помещении, как в это мгновение.

После того, как оба вернулись в домик, Лиам поставил дверной упор на место и подбросил еще поленьев в огонь.

— Как только буря прекратится, я уйду. А ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.

Ханна выглядела немного озадаченной. Она прикусила потрескавшуюся нижнюю губу и кивнула.

Лиам прочистил горло.

— Желаю тебе удачи в твоем путешествии.

— Спасибо.

Ханна посмотрела на него своими большими печальными зелеными глазами, прежде чем опустить взгляд на свои сцепленные руки. Эти глаза приводили в замешательство. Зеленые, как мох, или самая глубокая лесная чаща.

— Поспи немного, — резко произнес Лиам.

Ханна легла на койку, продолжая настороженно за ним следить. Он видел, как она достала кухонный нож с каминной полки, но сделал вид, что не заметил этого.

Ханна боялась его.

И Лиам злился. Не на нее, а на того, кто мог с ней такое сотворить. Он старался не думать о беременной спутнице, которая завтра останется одна. Такая крошечная, бледная и пугливая. Но Лиам за нее не отвечал. Это не его проблема, повторял он себе снова и снова.

В ту ночь он спал беспокойно. Не от страха, а от чего-то другого. Какой-то печали. «Что, если» и «должен» неумолимо кружились в его голове. Сожаление и отвращение к себе тяжело осели внутри, словно огромная глыба льда.

Метель бушевала всю ночь и весь следующий день.

Большую часть четвертого дня Лиам с Ханной провели за едой, подогревая растопленный снег, чтобы умыться, и лежа на своих кроватях, погружаясь в сон и просыпаясь под звуки потрескивания и шипения огня, скрипа и оседания хижины, снега, забивающего окна, и стонов ветра.

И Лиам и Ханна были истощены морально и физически. Их тела жаждали отдыха. В конце концов, они оба ему поддались.

Где-то в середине второй ночи завывание ветра стихло.

Лиам поднял руку и посмотрел на часы. Только 3:23 утра.

Он откинулся на койку, поправил рюкзак под головой и закрыл глаза. Стоило бы поспать подольше.

Потому что его путешествие еще не закончилось.

Глава 30 ЛИАМ День пятый

Лиам встал как раз в тот момент, когда первые лучи рассвета осветили окно хижины.

Снег перестал падать, ветер стих, но безжалостный холод все еще пробирался своими ледяными пальцами сквозь щели в оконной раме.

Пурга закончилась.

Пора уходить.

Ханна все еще спала в своей кровати, свернувшись в позе эмбриона под спальным мешком. Ее колени находились под животом, а длинные волосы спутались вокруг лица. Она выглядела такой юной, такой ранимой.

«Ты не должен бросать ее», — в голове снова возник голос Джессы.

Лиам практически чувствовал ее присутствие рядом. В груди нарастало болезненное давление. Горе проявлялось физической болью. Печаль сводила с ума. Черпала его силы. Как и сожаление.

Голос Джессы был ненастоящим. Это не она.

Лиам отмахнулся от мыслей, продолжая двигаться. Он схватил высохшие носки, ботинки, парку и шарф, и надел все это на себя.

Как хорошо быть сухим. Жаль, что ненадолго.

Лиам подбросил еще поленьев в камин, убедившись, что огонь будет гореть еще несколько часов, затем съел банку персиков, горсть орехов и половину протеинового батончика.

На каминной полке Лиам оставил для Ханны фрикадельки в соусе маринара, банку персиков и банку черной фасоли, обе открытые на случай, если у нее не найдётся консервного ножа, а также вторую половину протеинового батончика.

У него оставалось еды еще на несколько дней. Так что с этим проблем не будет. Воду Лиам мог растопить с помощью кастрюли и огня. Он вернется на ферму оголодавшим, но, по крайней мере, сможет туда добраться.

Он мог бы целыми днями обходиться без еды, если бы захотел. Но гидратация и поддержание температуры тела крайне важны.

Лиам натянул перчатки и вязаную шапку, обернул шарфом нижнюю половину лица и надел рюкзак. Быстро проверил оружие и направился к двери.

Призрак поднял голову, молча наблюдая.

Лиаму стоило бы попрощаться, но он не видел в этом необходимости. Ханна нуждалась во сне гораздо больше, чем в его бессмысленных словах.

Он уже сказал ей, что уйдет утром. Больше говорить было не о чем.

Лиам открыл дверь и вышел, тихо прикрыв ее за собой.

Тонкие оранжевые и красные облака плыли по светлеющему небу. Наверняка сегодня будет солнечно.

Он вытащил компас и карту Мичигана и на мгновение остановился, чтобы сориентироваться.

Если бы он направился на северо-запад, то нашел бы тропу, которая вела обратно к северной сельской дороге, по которой Лиам прошел бы еще шестьдесят миль или около того, прежде чем пересечь город. Оттуда он найдет восточную дорогу в Мэйфилд.

Еще три-четыре дня, и…

Лиам резко остановился.

Прямо перед ним, менее чем в тридцати футах, виднелись свежие следы.

Они не принадлежали ему.

У Лиама подскочил адреналин. Он приподнял куртку и вытащил пистолет. Затем медленно повернулся, осматривая тени, корявый подлесок, сосны, дубы и гикори.

Тишина. Никакого движения.

Позавчера Лиам выходил на улицу. А затем по своим следам вернулся обратно в хижину. Один раз он сам обошел вокруг хижины, чтобы расчистить место.

Его старых следов, сразу за линией деревьев, уже почти не видно. Новые следы оказались наполовину засыпаны свежим снегом, но все же они хорошо просматривались.

Вторая цепочка следов следовала за его собственными. Не один раз, а несколько, как будто человек снова и снова ходил вокруг хижины, как горный лев вокруг своей добычи.

Волоски на руках Лиама встали дыбом. Призрак что-то услышал. Кто-то был здесь посреди ночи, во время грозы. Наблюдал за ними.

Какого черта?

Лиам поднял пистолет и снова осмотрел лес, напряженный, настороженный и готовый ко всему. И снова он подумал о ружье. Пистолет эффективен только на расстоянии пятнадцати ярдов. А Лиаму требовалось оружие дальнего боя.

Он шел по следам, чувствуя, как внутри все сжимается, и с каждым шагом в нем нарастал гнев.

Что же Лиам упустил? Он шел сам по себе, просто пытался добраться домой. Потом наткнулся в лесу на женщину и решил, что не в его интересах помогать ей. Служила ли Ханна приманкой, чтобы заманить его в ловушку? Что же все-таки происходит?

Лиам остановился как вкопанный. Не далее, чем в десяти ярдах от левой стены хижины на снегу что-то лежало. Туша какого-то животного.

Койот.

Лиам узнал серо-белые клочки шерсти, заостренные уши и узкую морду.

С животного содрали кожу.

Оно валялось на спине, а по обе стороны от него лежали два кровавых лоскута. Внутренние органы были разложены, словно на пиру: сердце, легкие, желудок, кишки, карикатурно обвитые вокруг шеи койота.

К горлу Лайама подступила тошнота, и он с трудом проглотил кислоту, обжигающую горло.

Это не просто случайное убийство. Не ради пропитания. В этом убийстве нет ничего естественного. Оно служило предупреждением.

Угрозой.

Глава 31 ЛИАМ День пятый

— Нет! — тишину разорвал крик.

Лиам резко вскинул голову.

Ханна стояла в носках в дверном проеме с выражением ужаса на лице. В пальто, хотя и не застегнутом, а округлый живот выпирал из-под толстовки.

Лицо Ханны стало более румяным, но глаза все еще казались слишком огромными для ее лица, такими зелеными и испуганными.

— Это он, — прошептала она.

— Кто он?

Ханна покачала головой. Ссделала неуверенный шаг назад и упала на колени в открытом дверном проеме. С ее губ сорвался тихий стон.

Лиам зашагал к хижине, пытаясь, но безуспешно, обуздать нарастающее раздражение.

— Кто он, черт возьми? Ты знаешь, кто это?

Ханна отпрянула от него, начиная дрожать и раскачиваясь взад-вперед, а затем закрыла лицо руками.

Призрак встал перед ней в защитном жесте. Он не рычал, но его пасть изогнулась, обнажая внушительные клыки. Пес пристально посмотрел на Лиама.

Лиам понимал, что лучше не двигаться. Он остановился и опустил руки по швам, покрепче сжимая «глок».

— Ты что-то знаешь. Говори.

Прошла еще одна долгая минута. Ханна раскачивалась и стонала, не обращая внимания ни на что, кроме собственного страха.

Лиам стиснул зубы.

— Ладно. Будь по-твоему, — он развернулся и пошел прочь.

— Подожди.

Ее хриплый голос прозвучал таким тихо и жалко, что он едва его расслышал.

Лиам остановился. Ничего не мог с собой поделать.

— Он… Преследует меня. Хочет вернуть.

Лиам повернулся к Ханне лицом.

— Кто он?

Она убрала руки с лица. Ее глаза остекленели от ужаса, зрачки расширились. Пряди растрепанных каштановых волос прилипли к мокрым щекам. Ханну все еще трясло, но она перестала раскачиваться взад-вперед.

Она вздернула подбородок.

— Человек, который похитил меня.

— Ты сказала, что твой автомобиль не заводился.

— Так и было. Просто машина сломалась не несколько дней назад. С того момента произошло пять лет.

Лиам слышал, что сказала Ханна. Ее слова казались слишком невероятными, чтобы в них поверить.

Он изумленно на нее уставился.

— Что?

— Я застряла ночью на обочине дороги. Мой телефон сдох. А потом этот парень остановился, чтобы помочь мне. Я думала… неважно, что думала. Этот мужчина… Он похитил меня. Держал взаперти в своем подвале, в охотничьем домике где-то в этих лесах. Пять дней назад, в день, когда произошел этот ЭМИ, отключилась электричество. Я не знаю, как оно повлияло на его систему безопасности, но дверь открылась, — Ханна сделала рваный вдох. Затем прижала свою изуродованную руку к груди и рассеянно потерла скрюченные пальцы, словно даже не осознавая, что делает. — Я схватила все, что смогла унести, и сбежала. Сбежала, прежде чем он успел вернуться и найти меня. Но совершенно ясно… Мне стоило догадаться… Что он не прекратит поиски… Он просто так меня не отпустит.

— Ты знала?! — выпалил Лайам, его гнев боролся с потрясением и тревогой. — Ты знала, и ничего не сказала?

— Я не просила тебя о помощи, — проговорила Ханна с легким намеком на обвинение в голосе.

— А ты не подумала упомянуть о психе, который тебя преследует?

Слезы высохли на щеках Ханны. В глазах что-то промелькнуло. Намек на волю, на неповиновение.

— Я… Я не доверяла тебе.

Лиам развел руками, указывая на изуродованную тушу позади себя.

— А теперь?

Ханна заметно осунулась.

— Я не думала, что он найдет меня так быстро… Не думала… Прости.

Лиам еле сдерживал гнев.

Ханна стояла, застыв на месте. Ее сломанные пальцы рассказали Лиаму все, что нужно следовало знать. Любой, кто будет мучить другого человека, постоянно и мучительно ломая его кости, был садистом-психопатом.

И теперь он напал на их след.

Ее след. Не Лиама.

Он ничем ей не обязан. Вообще ничем.

И что теперь делать?

Лиам смотрел на Ханну. Каждая клеточка его тела кричала, чтобы он повернулся спиной к ней и ушел — оставил эту ношу далеко позади.

Лиам чувствовал себя человеком-призраком — ни к чему не привязанным. Он должен остаться один.

Но он не мог оторвать взгляда от ее изуродованной руки. От округлого живот. Несчастного ребенка внутри.

На него нахлынули воспоминания. Кровь застучала в ушах. Инстинкт защищать все еще сидел где-то глубоко внутри.

Почти против воли Лиам сунул свободную руку в карман куртки.

Она все еще находилась там. Невероятно мягкая, крошечная и вязаная. Пальцы Лиама сомкнулись на ней.

Он сжал ткань всего один раз и отпустил ее. Почувствовал, как его сердце снова разбилось вдребезги.

Ханна поднялась на ноги, прислонилась к дверному косяку, положив больную руку на живот под расстегнутым пальто. Она смотрела на него настороженно и молча, выжидая. Ждала, когда он решит, что делать дальше. Определит их судьбу.

Большой белый пес стоял рядом с Ханной, прижимаясь к ее ногам, словно защищая, и его мудрые глаза смотрели на Лиама. Как будто он тоже спрашивал Лиама, что тот собирается делать.

«Не уходи, — раздался в голове голос Джессы. — Пожалуйста, не уходи».

И Лиам остался.

Глава 32 ХАННА День пятый

Ханна и Призрак больше не одни.

И она все еще испытывала неуверенность по этому поводу.

Лиам Коулман шел впереди, пробираясь сквозь густой снег и прокладывая для ее тропу. Он делал небольшие шаги, чтобы Ханна могла легко идти по его следам.

Лиам держал пистолет обеими руками, постоянно высматривая угрозу. И не спускал глаз с Призрака — вдруг тот что-нибудь учует.

Ханна не просила Лиама о помощи. Она боялась ее принять. Но не смогла бы выжить сама, и Лиам это знал.

— Я отведу тебя домой, — заявил он в то утро, когда осмотрел территорию и убедился, что Пайка поблизости нет.

— Не нужно, — ответила Ханна. Призрак выскочил из хижины и прижался к ней сбоку. Она зарылась здоровой рукой в собачий мех, позволяя себе впитать его энергию. — Ты ничем мне не обязан.

Лиам сердито на нее посмотрел.

— Тебя преследует психопат. Ты беременна и очень устала. Каким образом ты собираешься себя защищать?

Ханна открыла рот и тут же его закрыла. Ей хотелось оттолкнуть Лиама, отвергнуть его помощь,заявить, что она в ней не нуждается. Ханна ему не доверяла.

Почувствовав ее волнение, Призрак зарычал. Ханна глубже зарыла пальцы его мех.

— Все в порядке, мальчик. Мы просто разговариваем.

Призрак успокоился, однако не сводил глаз с Лиама. Он тоже не совсем доверял этому человеку.

Ханна не хотела полагаться ни на кого, кроме себя. Зависеть от кого-то сродни ходьбе по тонкому льду, который трещал под ногами, угрожая проломиться.

Похититель выследил Ханну. Он оставил мертвое, замученное и освежеванное животное, как угрозу — обещание — ей.

Вероятно, единственная причина, по которой Пайк не убил ее прошлой ночью, это Лиам.

А еще Пайк любил играть в игры. И она это знала.

Однажды Лиам уже спас ей жизнь. И вот теперь это случилось снова.

Дело не только в том, что Лиам Коулман мужчина, а, следовательно, подходящий защитник. Он был солдатом. От него исходили сила и мощь.

Они были заметны по тому, как Лиам держал пистолет, по зловещего вида ножу, который крепился на поясе, по тому, как он двигался с точностью и уверенностью. Как всегда, наблюдал, оценивал, оставался настороже.

Лиам был мужчиной, который знал, что делает.

Ханна ощутила трепет в животе. Плавное вращение. Локоть уперся ей в ребра. Головка или нижняя часть тела давила на мочевой пузырь. Всегда на него.

Ханна подумала о своей семье. О возвращении домой к Майло. Она принимала решения не только ради себя. В конце концов, это даже не выбор.

— Хорошо, — согласилась Ханна.

Лиам выглядел одновременно смущенным и испытывающим облегчение.

— Я уйду, как только отведу тебя домой. Понимаешь? Я больше не стану брать на себя никаких обязательств…

Несколько долгих секунд они пристально смотрели друг на друга. Лиам хмурился, Ханна старалась не вздрагивать, а Призрак наблюдал за ними обоими.

Возможно, Лиам действительно хотел ей помочь. Но «хотел» громко сказано. Лиам вел себя так, будто меньше всего на свете желал находиться рядом.

И все же он здесь.

— Спасибо, — наконец сказала Ханна. — Правда.

Призрак склонил голову набок и с сомнением фыркнул, как бы говоря: мы серьёзно пойдем с ним?

— Да, — ответила она ему.

Лиам отвернулся и произнес:

— Собирайся.

Ханна быстро собрала свои вещи. Призрак бродил неподалёку, обнюхивая все вокруг.

Гораздо больше времени ушло на то, чтобы надеть многочисленные шерстяные носки, свитера, пальто, шарф, перчатки и, наконец, неуклюже сесть на койку и натянуть ботинки, постоянно задевая живот.

— Как скоро мы выберемся из этого леса? — спросила Ханна, взвалив на плечи рюкзак и присоединившись к Лиаму на поляне.

Она старательно избегала смотреть на освежеванную тушу койота, лежащую от них в нескольких ярдах. Призрак внимательно осмотрел труп животного, потом отвернул морду и с отвращением чихнул.

Пока Ханна собиралась, Лиам изучал карту. Он провел пальцем в перчатке по маленькой красной линии.

— Я проезжал мимо Уайт Клауд недалеко от Национальной Тропы. Городок примерно в сорока-сорока пяти милях к югу. Идти будем по НТ. Три или четыре дня, — Лиам посмотрел на Ханну и нахмурился. — Возможно, пять.

Она побледнела.

— Пять дней?

— Мы идем по сугробам в полметра, и на улице очень холодно. А еще ты беременна, — он внимательно на нее посмотрел. — Ты не выдержишь?

В глазах Лиама читалась жалость. Ханна презирала такие взгляды. Ненавидела то, какой слабой и жалкой себя ощущала. Она выпрямилась во весь рост.

— Выдержу.

— Хорошо, — Лиам снова взглянул на карту. — Бранч Тауншип ближе. Примерно в двадцати милях, но он на юго-западе и немного в стороне. Посмотрим, как получится.

— А потом? Неужели мы пройдем все сто пятьдесят миль?

— Нет, если удастся найти помощь. Запасемся припасами и найдем старый снегоход, квадроцикл, или еще что. Может, даже машину, если повезет.

Ханна не стала спрашивать, каким образом им удастся найти этот волшебный транспорт. Наткнуться на него в снегу, с ключами в зажигании и полным баком бензина?

Они держались в стороне от дороги. Лиам воспользовался картой и компасом, чтобы найти Национальную Тропу. Из-за обильного снегопада она едва ли походила на дорогу — лишь просвет между деревьями. Куда бы Ханна ни взглянула, кругом простирался только лес и снег, и заблудиться не составило бы труда.

Но все же Лиам уверенно продолжал идти. Очевидно, он знал дорогу. Знал, как выжить в глуши. Конечно же, знал. Ничего удивительного.

Следующие несколько часов Ханна усталым шагом тащилась следом. Ей пришлось сделать две остановки, чтобы пописать. Лиам терпеть не мог останавливаться — и она тоже — но ничего не поделаешь.

По мере того как день становился теплее, они старательно снимали лишнюю одежду. Потеть категорически нельзя, иначе возникал риск получить переохлаждение.

У Ханны не было ни малейшего желания рисковать своей жизнью снова. Однажды ей уже повезло.

Призрак потерся об ее ноги, просунул голову под руку, а затем бросился сквозь деревья за какой-то невидимой добычей. Иногда он трусил справа или слева от Ханны, а потом занимался тем, что разглядывал какой-нибудь куст, дерево или белку.

Секунду спустя пес уже мчался впереди них, черным носом вдыхая воздух, а поднятый хвост гордо развевается на ветру.

Пес выглядел гораздо здоровее — его шерсть блестела, скрывая тощие ребра.

Ханна пожалела, что не может предложить ему больше вяленого мяса. Но Призрак вполне мог найти себе собственное пропитание. У них нет ничего лишнего.

Как пес поступит, если столкнется со своим бывшим хозяином? Вернется ли к нему послушно? Или вспомнит, как похититель поработил их обоих?

Ханна надеялась никогда об этом не узнать.

Около полудня они с Лиамом сделали перерыв на обед: и снова холодная еда из банок.

В ясном голубом небе ярко светило солнце. Нетронутый снег искрился, а воздух был резким, свежим и пах сосновыми иголками.

Окруженная такой дикой красотой, Ханна почти забыла о своем преследователе.

Почти.

И все же она ощущала напряжение и злость. То и дело Ханна тревожно оглядывалась через плечо, всматриваясь в тени и вздрагивая при каждом шорохе.

Она чувствовала его. В своих сломанных пальцах. В ледяной пустоте внутри.

Пайк шел за ней. Шел за тем, что она носила в себе. Тюремщик не остановится, пока не найдет Ханну и не получит то, чего желал. А потом он выпотрошит ее, как то несчастное создание, которое оставил на снегу.

Ханна путешествовала с незнакомым мужчиной, которому не доверяла, а убийца шел за ними по пятам. И все это в разгар кризиса, подобного которому страна никогда не видела.

Со всех сторон страх подбирался к Ханне. Она зашагала быстрее, как будто могла убежать от собственного ужаса.

Глава 33 ЛИАМ День шестой

Лиам остановился на вершине холма и указал рукой:

— Впереди стоит какой-то дом.

Перевалило уже далеко за полдень, и до заката оставалось всего несколько часов. Нужно поскорее найти убежище. Они шли на юг уже два дня и по подсчетам Лиама прошли около двадцати миль.

Прошлой ночью, с помощью топора Ханны, он соорудил крепкое укрытие из рубленных веток, которое накрыл своим тепловым одеялом, отражающей стороной вниз, и заделал щели снегом. Внутри укрытия Лиам слой за слоем положил густые сосновые ветки — пара из них и рюкзак блокировали вход.

Убежище едва вмещало двоих, но их собственное тепло согревало это небольшое пространство, отчего то казалось терпимым и даже удобным.

Призрак вырыл себе берлогу в снегу прямо на улице.

Лиам всю ночь оставался настороже и держал «глок» при себе. Он устал, но привык спать по три-четыре часа. А благодаря армейским тренировкам, вполне мог подержаться так несколько месяцев. К тому же, на случай подобных ситуаций, в рюкзаке имелся запас кофеина в таблетках.

Теперь Лиам изучал дом, стоящий внизу. Они все еще находились в Национальном лесу Манисти, но уже приближались к окраине, дорогам, усадьбам и крошечным деревенькам.

Лиам высматривал пустые дома. Это было первое строение, на которое они наткнулись, и не похоже, что оно пустовало.

Спутница — Ханна — подошла к нему ближе. Она была невысокого роста, чуть ниже его плеча. Такая маленькая, хрупкая и уязвимая.

Его сердце забилось чуть сильнее. Лиам ничего не мог с собой поделать. Ханна пробудила в нем тот защитный инстинкт, который, по его мнению, он потерял навсегда.

Неважно, какая душевная боль его терзала, Ханна заслуживала защиты.

— Где? — спросила она приглушенным голосом из-под шарфа.

— Через луг, между деревьями. Вон, видишь поляну?

Ханна кивнула и сказала:

— Я чувствую запах дыма.

Лиам тоже его чувствовал.

Запах был слабым, незримо плывущим в холодном, бодрящем воздухе.

— Значит, там кто-то есть.

— Отлично. Сможем попросить о помощи. И, может, взять немного еды.

— Они не захотят нам помогать, — предупредил он ее.

— Откуда ты знаешь?

— По опыту.

Взгляд Ханны вспыхнул.

— Давай это выясним.

Лиам сунул пистолет в карман парки, снял рюкзак и порылся в нем в поисках бинокля. Он всматривался сквозь деревья, пытаясь разглядеть очертания дома. Ряд густых елей все еще частично закрывал ему обзор.

Нужно подойти поближе.

— У тебя нож с собой? — Ханна кивнула. — Держи его наготове. Я пойду посмотрю получше.

Ханна стащила с себя пальто, сняла свой громоздкий кухонный нож и сжала рукоятку в правой руке. Ей потребовалось слишком много времени, чтобы его достать. В критической ситуации она не успеет им воспользоваться.

Нож едва держался на плохо завязанном узле. Ханне необходимо что-то получше. Для начала — нормальный нож.

Еще один пункт в списке.

Между ними протиснулся Призрак. Пес был не только огромным, но еще и невероятно тяжелым — сто сорок фунтов, может, больше — и чуть не сбил Лиама с ног. Как если бы оттолкнул локтем. Призрак явно не желал, чтобы Лиам находился возле Ханны.

— Смирись уже, — сказал он псу.

Призрак уставился на него в ответ.

— Что? — спросила Ханна.

— Ничего. — Лиам покачал головой и повернулся к Ханне. Наличие собаки — хорошее подспорье. Призрак будет защищать Ханну, пока Лиам осматривается. — Я серьезно. Оставайся здесь. И держи пса при себе.

Пошел легкий снег. Мокрые снежинки медленно кружились с серого неба и падали ему на голову, плечи, нос и ресницы. Нужен еще один сильный снегопад, который смог бы замести следы и задержать преследователя.

Он мог идти прямо позади них, но Лиам так не думал. Два дня назад психопат оставил у хижины мертвое животное, а потом отступил, как трус. Возможно, ему нравилось выжидать, наблюдать, охотиться.

И он обязательно себя проявит, но скорее всего нападет на своих условиях.

С пистолетом в руке, Лиам обошел вокруг дома, стараясь, чтобы между ним и поляной оставалось несколько рядов деревьев. Белая краска двухэтажного дощатого дома облупилась, заснеженное крыльцо осело. Из трубы валил дым.

Дверь гаража закрыта. В тридцати ярдах позади дома располагались небольшой сарай и амбар. Следы зигзагами вились между сараем, амбаром и домом. Тут определённо жили люди.

Лиам предпочитал оставаться в пустых домах, но выбора нет. С двумя попутчиками, поедающими его припасы, у него осталось только несколько орехов и пара батончиков.

Им нужна нормальная еда, чтобы поддерживать температуру тела и энергию, и продолжать продираться через весь этот снег. А Ханне нужно еще больше — для ребенка.

Лиаму очень не хотелось этого делать, но придется спрятать пистолет под курткой. Стук в незнакомую дверь, будучи вооруженным, не самый дружелюбный жест. И домовладелец мог поприветствовать их градом картечи, прежде чем они успеют представиться.

Лиам вернулся обратно. Ханна послушно ждала на месте, а Призрак стоял на страже рядом. По крайней мере, оба следовали указаниям.

— Я пойду и постучу в дверь, а ты останешься здесь.

Ханна покачала головой.

— Я пойду с тобой.

— Нет.

Она слегка приподняла подбородок.

— Женщине откроют дверь быстрее.

Лиам снова увидел вспышку в глазах Ханны. Упрямство, намек на вызов. Он мельком заметил то, какой она могла быть до того, как психопат вонзил в нее свои когти.

Ханне не нравилось, когда ей говорили «нет».

В любом случае она права. Те, кто находились за дверью, гораздо менее опасными, чем те, кто находился снаружи.

— Ладно. Пойдём вместе. Но говорить буду я. Ты молчишь. А пес будет ждать здесь.

— Он пойдет с нами.

Лиам убрал пистолет в кобуру и сердито посмотрел на Ханну.

— Я же сказал…

Волосы на его шее встали дыбом. Он почувствовал, что кто-то за ними наблюдает.

Лиам потянулся за пистолетом.

Позади захрустел снег.

Призрак резко обернулся, насторожившись. Он издал оглушительный лай, и его шерсть встала дыбом.

Щелчок затвора дробовика эхом разнесся в морозном воздухе.

— Никому не двигаться!

Глава 34 ЛИАМ День шестой

— Поднимите руки! Сейчас же! — потребовал скрипучий голос сзади.

Лиам поднял руки, проклиная себя за то, что убрал «глок» слишком рано.

— А теперь повернитесь. Медленно.

Ощущая прилив адреналина, Лиам обернулся. Ханна сделала то же самое. Она все еще держала в руках нож.

Призрак встал перед Ханной, закрывая ее от угрозы. Его шерсть поднялась дыбом, и он пролаял свирепое предупреждение.

В десяти ярдах от них, между двумя высокими соснами, стояла пожилая латиноамериканка, широко расставив ноги и сжимая в руках помповое ружье «Ремингтон-31».

— Я не очень-то терплю нарушителей, — прорычала она. — Кстати, последние лежат в куче за сараем. Ждут, когда их сожгут, потому что земля слишком замерзла для погребения.

На вид ей было около восьмидесяти, и она носила обвисшие кальсоны и высокие сапоги под цветастым домашним платьем и расстегнутой камуфляжной курткой. Морщины покрывали ее бронзовое лицо, окруженное седыми прядями, торчащими из-под меховой шапки-ушанки.

Дробовик, направленный в грудь Лиама, слегка трясся в ее дрожащих руках.

— Руки трясутся от артрита, а не от страха, — проворчала она, словно прочитав его мысли. — Но мы очень близко, так что оба знаем, что эта красавица не промахнется.

— Мы не хотели вторгаться, — сказала Ханна. — Просто заблудились.

Лиама удивила твердостью ее голоса. Он ожидал, что она превратится в комок ужаса, как при их первой встрече. Но Ханна этого не сделала.

— То же самое сказала и последняя пара. Я пригласила их на чай, а в следующий момент они собрались меня ограбить. Подумали, что им не стоит утруждаться, раз уж я такая старая, — хмыкнула она. — Ну я и показала им, что так поступать неправильно.

Ни Ханна, ни Лиам не нашлись что сказать. Да и что тут можно ответить?

— Здесь холоднее чем в Арктике. А я даже лифчика не надела. — Латиноамериканка указала на них дробовиком. — Бросайте оружие.

Ханна уронила нож в снег.

Старуха повернулась к Лиаму.

— Теперь ты… — Он не двинулся с места. Женщина сплюнула в снег. — Разве ты не слышал, что случилось с двумя последними? Я не вчера родилась. Отвернись я, и ты всадишь в меня две пули из того девятимиллиметрового, что у тебя под курткой. Не думай, что я не видела, как ты держал пистолет в руках последние десять минут.

Волосы на затылке Лиама встали дыбом. Она наблюдала, как он обходил ее дом. Должно быть, старуха находилась в лесу до того, как они появились.

Странно, что Лиам не слышал и не видел ее. Должно быть, она подкралась с подветренной стороны, чтобы скрыть свой запах от собаки.

Как будто прочитав его мысли, латиноамериканка сказала:

— Я собирала хворост и услышала твою собаку. Какая удача. Для меня.

Лиам не верил в невезение. Только в собственные ошибки. Он терял хватку. Устал от постоянного снега и окружающего леса.

Слабое оправдание. Теперь Лиам будет настороже. Как только они выберутся отсюда живыми.

— Больше просить не буду.

Лиам стиснул зубы, сунул руку под куртку и вытащил из кобуры свой «глок», стараясь не задирать куртку, чтобы не обнажать ножны на левом боку.

— Вытащи магазин. Брось его и пистолет подальше друг от друга.

Он повиновался.

— Теперь остальное.

— У меня больше ничего…

— Солги еще раз, и я обещаю, что ты будешь умолять о встрече с создателем, прежде чем все закончится. Бросай нож, парень.

Со вздохом Лиам снял «Гербер» и бросил тот на землю. Нож приземлился лезвием в снег в паре ярдов.

Его руки свободно висели по бокам, а мышцы были напряжены. Если старуха подойдет достаточно близко, он сможет ее обезоружить. Ему просто нужно дождаться подходящей возможности.

Женщина обязательно совершит ошибку, и Лиам будет наготове.

— Повернитесь… и идите к задней части сарая. Там есть тропинка.

— Вам не обязательно так поступать, — попробовала Ханна снова. — Мы не хотели причинить вам вред.

Старуха повернула подбородок к Ханне.

— Тогда зачем тебе нож, девочка?

— Чтобы защитить себя, — ответила Ханна. — В мире много плохих людей.

— Как и лжецов, — сказала женщина. — По лесам сейчас бродят только психи.

Лиам не мог с ней не согласиться, но знал, что сейчас лучше помолчать. Он не сводил глаз ни с женщины, ни с ружья. Ее палец находился в миллиметре от спускового крючка. Ружье дрожало так же сильно, как и ее руки.

Старуха могла застрелить их, хотела того или нет.

Призрак продолжал лаять. Он не отходил от Ханны, но было ясно, что пес этого хочет. Все его тело дрожало от едва сдерживаемой ярости. Оружие, направленное в их сторону, нравилось Призраку не больше, чем Лиаму.

— Успокойте собаку, — произнесла старуха. — Или это сделаю я.

Ханна опустила левую руку на холку собаки.

— Тише, мальчик.

Призрак затих, но в груди у него все еще урчало — предупреждение о том, что он готов действовать, как только Ханна даст свое согласие.

Женщина взглянула на Призрака.

— Ты хорошо его обучила.

— Он не обучен, — сказала Ханна. — Просто такой, какой есть.

Старуха хмыкнула — то ли с одобрением, то ли с отвращением, Лиам не мог сказать точно. Казалось трудно что-либо прочесть, кроме хмурого взгляда, искаженного сеткой морщин.

— Мы уйдем, — произнес Лиам. — Опустите ружье, и мы уйдем.

— Ага, а потом просто вернетесь ночью и убьете меня во сне.

— Мы бы этого не сделали, — сказала Ханна.

— Вам нужно то, что у меня есть. Теперь все так поступают.

Лиам снова почувствовал на себе взгляд Ханны.

— Произошел сбой электричества. У вас ведь его тоже нет.

Старуха фыркнула.

— Откуда вы взялись? Вернулись с каникул в Ла-Ла Ленд?

Ханна напряглась.

— В некотором роде.

— Угу, — с подозрением произнесла женщина. — Не прикидывайтесь дурачками. Я только еще больше жажду вас убить. Или, может, сначала убью вашу собаку и заставлю вас смотреть.

— Нет! — воскликнула Ханна. — Пожалуйста. Он не сделал ничего плохого.

Женщина подошла ближе — теперь уже в пятнадцати футах. Ее ружье нацелено на Лиама.

Лиам напрягся и сжал руки в кулаки. Он хотел, чтобы она подошла еще на несколько шагов. Тогда Лиам сможет добраться до старухи прежде, чем та успеет выстрелить.

Его рефлексы быстрее. А тот, кто двигался первым, всегда имел преимущество. И той доли секунды обычно достаточно.

Ханна дрожала, но ее слова звучали ясно и твердо:

— Отпусти его. Делайте с нами что хотите, но оставьте его в покое.

— Эй, ну же, — запротестовал Лиам, стараясь, чтобы его голос звучал нейтрально и безобидно.

— Если я убью вас, то начну с пса. Он скорее перегрызет мне горло, чем позволит кому-то дотронуться до тебя, девочка. Это ясно, как божий день. — Руки старухи дрожали, и она поправила свою хватку на дробовике. — Было бы ужасно обидно убить такое прекрасное животное.

Лиама захлестнул адреналин. Он напряг мышцы, готовый броситься на старуху и убить. Много усилий не потребуется, чтобы сломать ее хрупкую шею.

Лиам уперся пяткой в снег и приготовился.

Ханна сделала маленький шаг вперед. Призрак двигался вместе с ней.

Она встала между Лиамом и старухой. Лиам потерял бы ту самую долю секунды, пытаясь ее обойти. Какого черта она творит?

Он хотел протянуть руку и схватить Ханну, но внезапное движение привлекло бы внимание старухи. Рычание Призрака эхом отдавалось в груди Лиама. Он поморщился.

— Вы любите собак, — сказала Ханна. — Я это вижу.

Дробовик дрогнул.

— Я не очень-то люблю людей, но к собакам всегда питала слабость. Возможно, единственная, что у меня осталась.

— Собаки всегда преданны. Обращайтесь с ними правильно, и они навсегда останутся лучшими друзьями, — сказала Ханна.

Старуха слегка опустила дуло, но палец все еще лежал на спусковом крючке. Она снова взглянула на собаку:

— Я знаю эту породу. По-моему, пиренейские ближе всего к королевской породе.

— Так и есть.

Старуха подвигала челюстью, словно что-то обдумывая:

— Не каждый может заслужить уважение такой собаки. Может, я и стара, но зрение у меня все еще хорошее. Как и разум. Не нужно быть слепой, чтобы увидеть, что пес тебя любит, девочка. И ты его.

— Это правда, — сказала Ханна спокойно, и сделала еще один шаг. — Не знаю, чем я заслужила такого пса, как Призрак, но я люблю его. Он храбрый и верный.

— У меня тоже такой был. — Дуло дробовика опустилось еще на несколько сантиметров вниз. — Немецкая овчарка по кличке Сникерс. Самое умное животное на свете. Большое, красивое, с челюстями, способными сломать кость в одно мгновение. Я сама его тренировала. — Лицо женщины покрылось сетью морщин. Тонкие губы дернулись, напоминая чем-то оскал. — Он прожил со мной пятнадцать лет. Не подводил меня ни разу, и гонял незваных гостей.

Лиам открыл рот, продолжая пялиться на старуху. Его разум не мог осознать, как быстро все перевернулось с ног на голову.

Еще полсекунды назад Лиам готовился свернуть старухе шею. Она угрожала убить их. Теперь же улыбалась так, словно только что выиграла конкурс на лучший пирог.

Сумасшедшая старуха опустила дробовик на сгиб локтя и протянула руку.

— Меня зовут Сиси Делакрус. Приятно познакомиться.

Глава 35 ХАННА День шестой

Полчаса спустя Ханна уже сидела в теплой кухне с чашкой горячего чая в руках. Восхитительный пар согревал ее замерзшее лицо и пальцы.

Сиси Делакрус суетилась вокруг, доставая из шкафов свежий домашний хлеб, арахисовое масло, домашнее варенье и яблочное пюре, и расставляя их по столу.

В мгновение ока она превратилась из бессердечной убийцы в заботливую бабулю. Что показалось странно, но совсем не отталкивало.

Сиси позволила им вернуть оружие. Нож Ханны лежал на кухонном столе, а к Лиаму вернулись его пистолет и тактический нож.

Собственное ружье Сиси прислонила к шкафу. Решив довериться им, она пошла ва-банк.

Призрак лежал на исцарапанном деревянном полу рядом со стулом Ханны. Его хвост одобрительно застучал, когда Сиси принесла ему миску собачьего корма.

— У меня лежал нераспечатанный пакет, — сказала она, насыпая ему огромную порцию.

— Что вам известно о случившемся? — спросил Лиам, намазывая толстый ломоть хлеба домашним клубничным джемом. Он балансировал с тарелкой на краю столешницы, ел левой рукой, стоя на страже у задней двери и крепко удерживая «глок» в правой.

— Я бы вообще ничего не узнала, если бы не слушала радиоприемник своего покойного мужа, Рикардо. Люди просто сходят с ума. Сообщают о пустых продуктовых магазинах от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса. Грабежи, взломы, повсюду лежат умершие.

Лиам наклонился вперед, его взгляд заострился.

— Значит ЭМИ поразил весь континент США. А как насчет Гавайев? Других стран?

Сиси смотрела на него из-под венца тонких белых кудрей:

— У меня нет усилителя. Но я говорила с теми, у которых есть. На Гавайях есть электричество. И отчасти на Аляске. Но никто ничего не слышал от родственников или друзей из остальных штатов. Один парень с Техаса говорит, что болтал с друзьями из Великобритании. У них все в порядке. Да, электричество у них есть, но финансовая система находится в кризисе. То, что происходит в США, затрагивает весь мир. Ты веришь, что это ЭМИ, как говорят некоторые? Или какая-нибудь солнечная вспышка?

— Ядерный ЭМИ, а не солнечная вспышка, — сказал Лиам. — Солнечная вспышка затронула бы не только США, а большую часть планеты. ЭМИ от высотной ядерной бомбы имел бы более ограниченный радиус. И вероятно, не одной, раз случившееся затронуло почти весь континент. Возможно, это скоординированная атака. Что сообщает правительство?

Сиси сморщила нос.

— Они все время повторяют одно и то же экстренное сообщение: «Сохраняйте спокойствие, старайтесь не терять тепло и оставайтесь в помещении; это временное явление, электричество и услуги будут восстановлены в ближайшее время. Помощь уже идет». Ага, кому вы чешете?

— Они пытаются предотвратить панику, — сказала Ханна. — Подбадривают.

— Не знаю, что хорошего в подбадривании бедных семей, замерзающих насмерть в своих собственных домах, — мрачно сказала Сиси.

Ханна жевала свой бутерброд в мрачном молчании. Что происходит в Фолл-Крик? Все ли в порядке с Ноа и Майло? В их старом доме имелся камин, если они все еще там проживали. Хватит ли у них дров, чтобы поддерживать огонь двадцать четыре часа в сутки? Хватит ли Майло еды?

Когда она жила там, то всегда заботилась о том, чтобы в гараже хранились продукты и припасы на четыре недели. Это стало причиной многих ссор между ней и Ноа, когда денег не хватало. А с ними всегда было туго.

Там, где она выросла, не приходилось рассчитывать на то, что в магазинах постоянно будут продукты. Из-за свирепствующих метелей электричество могло отключаться на несколько дней. И требовалось быть наготове. На всякий случай.

Был ли Ноа готов к такому? Смог ли он защитить их сына?

Ханну окутали дурные предчувствия. Она так сильно хотела оказаться дома, что в груди нестерпимо ныло.

— Как думаете, маленькие городки продержатся дольше? — спросила Ханна.

— Во всяком случае, дольше, чем мегаполисы. Может, у них будет шанс выжить, если они объединятся вместе, или если кто-то вспомнит, как выживали раньше.

Вечер уже клонился к закату. Сиси зажгла две восковые свечи на кухонном столе и села напротив Лиама и Ханны. Аромат лимона и меда наполнил маленькую уютную кухню.

— Здесь мне все равно придется полагаться на генератор. Приберечь его для важных потребностей — горячего душа и стиральной машины. Свечи и масляные лампы прекрасно подходят для освещения. Есть колодец с ручным насосом, системой отчистки и дровяной печью. В город я езжу не чаще одного раза в месяц, так что на какое-то время мне хватит.

— Ваш генератор все еще работает? — спросила Ханна, думая о подвале, в котором стояла глухая тишина.

— Он у меня древний, так что да. Слышала по радио, что у кого-то генераторы тоже вышли из строя. В наши дни все делают с помощью электроники. Зима будет суровой, и к бабке не ходи.

Лиам выглянул наружу, в сгущающуюся темноту.

— А те, что приходили в ваш дом?

— Думаю, они пришли из ближайшего города, как только магазины опустели — из Болдуина в семи милях к востоку отсюда или Бранча в десяти милях к юго-западу. И придут еще. Мы с Рикардо прожили здесь сорок лет. И не вчера родились.

Она взглянула на свой дробовик, прислоненный к шкафу.

— Я знаю, как обращаться с такими людьми.

Сиси продолжала говорить, но Ханна едва ее слышала. Усталость подергивала ее веки. Мышцы болели после нескольких дней тяжелого путешествия, и ныла поясница.

С полным желудком и согревшимся телом она чувствовала, что может проспать целую неделю. Но давление на мочевой пузырь ее взбодрило.

Ханна неловко поерзала на стуле.

— Могу я воспользоваться туалетом?

— Давай я тебе покажу, — сказала Сиси.

Ханна последовала за хозяйкой по узкой скрипучей лестнице на второй этаж. Призрак вскочил на ноги, неуклюже подошел к подножию лестницы и тревожно заскулил.

— Оставайся с Лиамом, — произнесла Ханна. — Помоги ему охранять дом, ладно?

Призрак склонил голову набок и удрученно посмотрел на нее, но все же остался внизу.

Наверху стены были оклеены выцветшими обоями с желтыми розами и вьющимися зелеными лозами. На стене в пыльных рамках висели фотографии — Сиси с мужем в молодости, в среднем возрасте и старше, оба счастливые с улыбками на лицах.

Ханна облегчилась, безмерно благодарная за настоящий туалет. Она поклялась никогда больше не принимать ванные комнаты как должное.

Капнув на руки дезинфицирующим средством для рук, Ханна обратила внимание на маленькую полочку под зеркалом, забитую флаконами с таблетками, выписанными по рецепту. С длинными, сложными названиями, которых Ханна не знала.

Когда она открыла дверь, с другой стороны ее ждала Сиси.

— Больное сердце.

— Что?

— Это все, что у меня есть. — Сиси указала подбородком на полку в ванной за спиной Ханны. — Ты, кажется, из любопытных. Думаю, видела таблетки.

Ханна колебалась. Она не думала о миллионах людей, зависимых от лекарств. Если транспорт не работал, лекарства перестали доставлять в аптеки, частные клиники или больницы.

Сколько людей заболеют и умрут в течение следующих недель и месяцев, когда их лекарства закончатся?

Слишком много.

— Что будете делать, когда не сможете пополнить запасы? — спросила Ханна.

Сиси обреченно пожала плечами:

— То же, что и все остальные. Держаться столько, сколько смогу. А что еще остается делать?

— Не знаю.

— Никто не знает, когда умрет. Я прожила хорошую жизнь. Уйду, когда придет время, и уйду с миром.

В словах Сиси чувствовался глубокий смысл.

— А вы не боитесь находиться здесь одна?

Старуха нахмурилась. В уголках ее темно-карих глаз появились морщинки.

— Одиночество — это состояние души, не более. Как и страх. Запомни.

— Снаружи ходят очень плохие люди. Они могут причинить боль в мгновение ока. — Ханна облизнула губы, желая рассказать Сиси о тюремшике, предупредить ее. Но слова застряли у нее в горле, и произнести их вслух казалось невозможно.

Сиси прищурилась.

— Все мы от чего-то бежим, девочка. Я давно научилась не жить в страхе перед очередным кошмаром. Говорю тебе, пусть приходят. У меня полно патронов.

Ханна с облегчением кивнула. Напряжение в ее груди ослабло.

— Еще раз спасибо за гостеприимство. Вы не должны были проявлять к нам такую доброту.

— Доброту! — хмыкнула Сиси. — Я была полна решимости стрелять.

— Тогда спасибо, что не выстрелили.

Сиси ухмыльнулась. Она зашаркала к лестнице, потом резко остановилась, повернувшись и пристально вглядевшись в лицо Ханны.

Ханна терпеливо ждала, пока женщина скажет то, что хотела. Если она и научилась чему-то стоящему за годы плена, так это терпению.

Наконец Сиси кивнула сама себе:

— У меня есть для тебя кое-что, девочка.

Глава 36 ХАННА День шестой

Ханна вошла в спальню Сиси. Это была светлая, просторная комната с кружевными занавесками и лежащим на кровати стеганым покрывалом лавандового оттенка.

— Мне здесь не одиноко, но я бы солгала, если бы сказала, что не скучаю по разговорам. Когда мой Рикардо был жив… — взгляд Сиси на мгновение стал отстраненным. — Ну, ладно, это уже несущественные детали. Нет смысла горевать о тех, кто давно умер. Сейчас главное — живые. — Сиси откашлялась, повернулась и направилась прямо к своему шкафу. — Ты не можешь продолжать носить эту мужскую одежду. У меня есть то, что отлично тебе подойдет.

У Ханны потеплело в груди:

— Спасибо.

— Вы оба можете остаться на ночь.

— Это очень любезно.

— У меня даже есть лишняя ночная рубашка, если хочешь.

Ханна напряглась и покачала головой. Она будет спать в одежде и ботинках. Так легче встать и сбежать.

Сиси взглянула на ее лицо и кивнула:

— Вполне справедливо. — Она открыла шкаф и достала с верхней полки старую коробку. Затем сняла крышку и вытащила пистолет. — «Ругер Американ», сорок пятого калибра. Компактная версия. Магазин на семь патронов. — Ханна с удивлением уставилась на оружие. — Он мой, но теперь я пользуюсь «Ремингтоном». В конце концов, старость побеждает нас всех. С этим артритом я не могу стрелять, как раньше. Дробовик все равно делает свое дело. Этот мне больше не нужен. Так что ты можешь его взять.

Ханна покачала головой и сделала шаг назад:

— Я не могу.

— Конечно, можешь. Просто протяни руку. Это так же легко, как взять кусок тыквенного пирога. Благодарить необязательно. Он твой, в любом случае.

— Я не знаю, как им пользоваться.

Сиси подмигнула ей:

— К счастью, для этого у тебя есть симпатичный компаньон.

Ханну охватил трепет. Она даже не знала почему.

— Я не смогу отплатить вам тем же.

— Разве я о чем-то просила? Я достаточно взрослая, чтобы делать, что хочется.

Сиси схватила здоровую руку Ханны и сунула в нее пистолет.

Пальцы Ханны сомкнулись на холодном сером металле. Он оказался легче, чем она думала. Ханна уставилась на оружие. Такая крошечная вещь, и столько в ней силы. Способность убить человека. Может быть, даже чудовище.

— Спасибо.

— Тебе ведь есть что защищать.

Ханне потребовалось мгновение, чтобы понять, что старуха имела в виду жизнь, растущую внутри нее. Страх и сомнение скрутили Ханну.

— Думаю, да, — неуверенно выдавила она.

— Какой срок?

— Не могу сказать точно.

Брови Сиси взметнулись до линии волос:

— Ну примерно ведь знаешь. Лично я никогда не забуду ночи, проведённые на сеновале.

Ханна сморгнула поток горьких слез. Инстинктивно она дотронулась изуродованной рукой до своего живота, хотя, обычно старалась так не делать. Ее вздувшийся живот служил постоянным напоминанием о нем, о том, что он с ней сделал, о зле, которое вложил в нее. Ханне было слишком больно думать, не то что попытаться объяснить.

Сиси, казалось, почувствовала ее сопротивление и сжалилась:

— Когда я впервые тебя увидела, то подумала, что ты на шестом месяце, но вблизи ясно, что срок большой. Ты слишком худая. Все тощее — руки, ноги и живот. Но он опустился. Значит уже скоро, да?

Сиси только что подтвердила опасения Ханны. Ее терзало беспокойство. Оставалось мало времени. Что она будет делать, когда придет время? Ханна понятия не имела. Она старалась не думать об этом.

Просто не могла думать о том, что случилось в тот раз. О том, что он сделал.

Темнота звала, шептала в ее голове. В груди похолодело. Ханну накрыла волна головокружения. Она прислонилась к ближайшему комоду, потому что ноги ослабли и дрожали.

— Ты в порядке? — откуда-то издалека донесся голос Сиси.

Кровь. Боль. Пронзительный крик.

Ханну охватил ужас. Он поднимался все выше и выше, словно шторм, волна за волной. Ханна отчаянно оглядела комнату в поисках чего-нибудь, что можно посчитать, на чем заострить внимание.

Выцветшие золотые полосы на старинных обоях. Раз, два, три… Ханна пересчитала их еще раз, потом еще. Тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь…

— Что случилось, милая?

Ханна моргнула. Теплая, уютная комната медленно возвращалась в фокус. Как и старуха в цветастом домашнем платье, в длинных кальсонах и с сочувствием на морщинистом лице.

Ханна глубоко вздохнула, пытаясь вернуться в настоящее. Она в безопасности. Его здесь нет, он не причинял ей боль.

Но все равно находился где-то там, бродил по сотням миль лесного массива. Наверняка, подбираясь все ближе и ближе.

— Я… Мне очень жаль. — Ханна вытерла холодный пот со лба. Ее кольнуло чувство вины. На нее велась охота. Ханна должна предупредить Сиси, что зло, которое выслеживает ее, может прийти и сюда, в этот теплый и уютный дом. — Мне нужно вам кое-что сказать. Возможно, вы не захотите, чтобы мы остались. За мной охотится один мужчина. Очень плохой. Он хочет причинить мне боль и может прийти сюда.

Сиси фыркнула:

— Дорогая, я знаю, как о себе позаботиться.

— Но если он…

— Я хорошо знакома с плохими людьми и тем, что они творят. Для этого и нужен мой «Ремингтон».

Ханна вежливо кивнула:

— Но…

— Ты, что, все прослушала? Я живу здесь одна, и это мой выбор. Я буду жить и умру на своих условиях. И благодарна за каждый день, что бы ни случилось. — старуха цокнула языком: — Обо мне не беспокойся.

— Хорошо, — сказала Ханна. По крайней мере, она пыталась. — Ладно.

— Это не мое дело, но я все равно скажу. — Сиси взяла ее за руку чуть выше локтя и сжала. — Я вижу в тебе страх. — Ханна инстинктивно отпрянула, но Сиси не отпускала ее. Глаза старухи сверлили ее, словно та могла заглянуть в самую темную глубину души. — Именно это я и имела в виду, — сказала Сиси. — Есть два вида страха. Здоровый страх поддерживает в вас жизнь. Это тот инстинкт, который мы, женщины, склонны игнорировать. Ты следуешь своим инстинктам и остаешься в живых. Страх предупреждает нас быть внимательными. Двигаться. Стоять на своем и сражаться. Именно так наш мозг предупреждает об опасности. Без страха все мы — олени, пойманные в ловушку посреди дороги — оглушенные фарами и умирающие каждый раз.

— А другой вид страха? — хрипло спросила Ханна.

— Такой страх пленяет тебя и не отпускает. Он вонзает свои когти и превращает тебя в того, кем ты не являешься. Этот страх разрушает изнутри.

Ханна сглотнула и ничего не сказала. Она сомневалась, что сможет. Но точно понимала, что имела в виду Сиси. Ханна жила в этом страхе каждую секунду каждого дня.

Сиси отпустила ее руку.

— В тебе есть этот страх, но ты не должна его скрывать, девочка. Ты единственная, кто может его преодолеть. Не имеет значения, что там. — Старуха постучала себя по груди. — Главное — то, что здесь.

— Как… Как от него избавиться?

Сиси закатила глаза.

— Если б я только знала… — Старуха кивнула на оружие, зажатое в руке Ханны. — Начни с него. А там сама поймешь.

Глава 37 ПАЙК День седьмой

Пайк наблюдал в прицел винтовки за обшарпанным белым дощатым домом. Запах древесного дыма наполнил его ноздри, отчего захотелось закурить.

Из трубы валил дым. Занавески были открыты. Пайк мельком заметил какое-то движение в окнах кухни. Сгорбленная старая латиноамериканка.

Три пары следов — ботинок и собачьих явно вели к входной двери. Старуха, женщина и мужчина.

Пайк выследил их достаточно легко, всегда стараясь держаться с подветренной стороны. Только бы проклятый пес не предупредил их.

При первой же возможности он выстрелит шавке в голову.

Крупные снежинки падали с серого вечернего неба. Скоро стемнеет. Снег шел уже некоторое время и в ближайшее время точно не прекратится.

Неважно. Их следы оказались достаточно глубокими, и идти по ним очень легко.

Пайк перекинул винтовку через грудь, поправил рюкзак и поднялся из-под большой ели. Он стряхнул снег и бурые сосновые иголки с куртки и штанов. Затем вытащил сигарету и поднес ее к губам.

Выудив свою «Зиппо», Пайк повертел ее в руке — старый знакомый вес — прежде чем, наконец, открыть, щелкнув кремневым колесом, и поднести пламя к лицу.

Он ощутил вкус дыма в легких, почувствовал, как никотин проникает в мозг. Докурив сигарету, Пайк бросил ее на снег и раздавил носком ботинка.

Теперь он готов. Стараясь держаться в тени деревьев, медленно обошел дом, в поисках места, где следы снова появлялись.

Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что старуха в доме одна. К тому времени, как он добрался до дома, мужчина и Ханна уже ушли.

Но они были здесь. Вот что имело значение.

Нахмурившись, Пайк снова сделал круг. Снег падал все сильнее, заслоняя ему обзор.

Без разницы.

Следы людей на двух футах снега читались легко. Их мог выследить и ребёнок.

Правда у Пайка пока не получалось. Где же они?

Он побрел по снегу, возвращаясь к краю поляны. Двор пересекали следы, ведущие в лес и из леса в нескольких направлениях.

Пайк еще раз внимательно осмотрел участок, пока не нашел два следа и отпечатки лап пса. Собачьи следы находились на расстоянии друг от друга, как будто пес бежал впереди людей.

Все трое вышли из дома, пересекли поляну и направились в лес в юго-западном направлении. Отпечатки явно не от ботинок. Они были широкими и неглубокими. Снегоступы.

Оказавшись в лесу, Пайк потерял след. Ветер гонял снежное полотно, усеянное опавшими сосновыми шишками, мелкими веточками и звериными следами. Под свежевыпавшим снегом едва виднелись ровные углубления.

Пайк тихо выругался. Они пытались замести следы, задевая сосновые ветки.

Даже без жалкой попытки обмануть его, неглубокие следы быстро накроет снегом. При такой скорости он потеряет их меньше чем за час.

После леса они могли оказаться в любом из полудюжины маленьких городков, в зависимости от того, какую дорогу выберут, когда выйдут из Национальной лесозоны.

Пайк повернулся и посмотрел на дом, в нем закипала ярость. Он покрепче сжал винтовку.

Все из-за этой дряхлой старухи. Она укрывала их. И, возможно, знает, куда они направляются.

Старуха расскажет ему, и Пайк сможет перехватить своих жертв неожиданной засадой.

Но, даже если бабка не сможнт сказать ему ничего полезного, это уже не имело значения.

Пайк заставит ее страдать за то, что она помогла им. Старуха заплатит своими сломанными по очереди костями.

Наступили сумерки. Тени на снегу сгустились, а луна полностью скрылась. Под покровом сумерек он прокрался через поляну к дому. Затем заглянул в окно на кухню.

На столешнице стоял масляный фонарь. Старухи нигде не видно.

Через коридор, ведущий из кухни, Пайк заметил небольшую гостиную и деревянную лестницу.

Он подобрался ко второму окну. Из-за тонких кружевных занавесок открывался хороший вид на гостиную.

Старуха развалилась в огромном коричневом кресле. Ее ноги в чулках лежали на оттоманке, стакан с водой стоял на столике рядом со стулом. Ружье находилось рядом с ее ногами.

На груди у старухи лежала раскрытая книга, которая мягко поднималась и опускалась. Глаза латиноамериканки были закрыты. Она дремала — или, может, уже спала.

Губы Пайка медленно изогнулись в улыбке.

Возбуждение нарастало с каждой секундой. Пульс участился. Это словно детская игра. Закуска перед основным приемом пищи. Что-то, что поднимет ему настроение.

Холодный воздух обжигал горло и нос. Пайка он не беспокоил. Он едва замечал снег, падающий на голову и плечи — сосредоточенный, настороже и полностью готовый к атаке.

Пайк вдыхал древесный дым, чистый запах белого снега, хвойный аромат, влажную и суглинистую почву — эмоции казались живыми и гудели от этой силы.

Все еще пригнувшись, он бесшумно двинулся к задней двери на кухню. Снял походный рюкзак ивинтовку и положил их на задние ступеньки под навесом крыльца.

Ему нужен только нож и голые руки.

Из одного из карманов рюкзака Пайк вытащил тонкий футляр с отмычкой. Взлом замков оказался навыком, который десятки раз служил ему верой и правдой. Как и сейчас.

Он вставил отмычку в замочную скважину, нащупал тумблеры и внимательно прислушался. Затем услышал щелчок.

Пайк осторожно распахнул дверь, ожидая услышать скрип, но та открылась бесшумно. Он тихо закрыл ее за собой и на мгновение остановился. Позволив глазам привыкнуть, напряг слух, в попытке уловить любой звук или движение, но ничего не услышал.

Его ботинки промокли от тающего снега. Он подумал, не снять ли их, чтобы двигаться в полной тишине. Но в этом нет необходимости. Старуха была слабой. Даже если Пайк не удивит ее, что она сможет ему сделать?

Но затем он передумал. У нее имелся дробовик.

Осторожность играла огромную роль. Также как ум и хитрость. Пайк готовился к любым непредвиденным обстоятельствам, какой бы простой или легкой ни казалась задача.

Он наклонился и расшнуровал ботинки, снимая их аккуратно и тихо. В шерстяных носках, крадучись с легкостью и грацией пантеры, Пайк бесшумно прошёл через кухню в гостиную.

Кожаное кресло стояло близко к камину. Огонь шипел и потрескивал. Мерцающий свет отбрасывал тяжелые тени.

В комнате пахло корицей, древесным углем и слабым ароматом лекарств, который, казалось, всегда исходил от стариков.

Пайк ненавидел этот запах.

Он вытащил тактический нож. Острие бритвы блестело и было настолько острым, что с легкостью рассекло бы человеческий волос. Ну, или человеческое горло.

Пайк подкрался к старухе сзади. Казалось, убить ее так же просто, как выпотрошить оленя или перерезать горло зайцу, попавшему в силки.

Но он хотел, чтобы она жила достаточно долго, чтобы выдать ему всю необходимую информацию. То, что произошло бы потом, полностью зависело от его настроения.

Пайк вскинул нож.

Старуха, покачиваясь, поднялась на ноги, сжимая в артритных руках дробовик. Дрожащий палец находился на спусковом крючке.

Глава 38 ПАЙК День седьмой

В ярости Пайк сделал выпад и выбил оружие из рук старухи.

Ружье выстрелило с оглушительным грохотом. У него зазвенело в ушах от шума. Он на секунду застыл в оцепенении.

Во время выстрела дуло ружья смотрело в окно, а не на него. Взрыв разбил стекло и осыпал картечью книжную полку на стене справа от Пайка.

Дробовик упал на пол.

Старуха нагнулась, чтобы поднять его.

Пайк опомнился и отшвырнул ружье в сторону. Оно пронеслось по полу и ударилось о кирпичную облицовку камина.

Он вихрем налетел на хозяйку дома и ударил ее левым кулаком в лицо.

Она рухнула в кресло, издав низкий стон и ряд нечленораздельных проклятий, когда кровь хлынула из ее разбитого носа.

Переложил нож в левую руку, Пайк схватил ее за сморщенную руку. Не говоря ни слова, он поднял старуху и потащил, спотыкаясь и шатаясь, на кухню.

Швырнул ее на стул. Она приземлилась с тихим стуком.

Пайк дважды ударил ее кулаком в живот. Старуха начала задыхаться, корчась от боли. Из ее тела ушла вся борьба. Она обмякла, сморщившись на его глазах, как засохший изюм.

Ее давно стоило прибить, как собаку.

— Где они? — прорычал Пайк.

— Кто? — выдавила старуха из себя между прерывистыми вдохами.

— Ты можешь пойти двумя путями. Легким или болезненным. Выбор за тобой.

Она посмотрела на него, в ее глазах пылала ненависть.

— Иди к черту.

Он угрожающе взмахнул ножом.

— Куда они ушли? Я знаю, что они ночевали здесь. Знаю, что ты впустила их в дом, на эту самую кухню. Я чувствую запах мокрой псины повсюду. — Он направил нож на миску с недоеденным собачьим кормом и водой со слюной рядом с холодильником. — Что скажешь?

— Это… это от моей собаки.

— Да? И где она?

Старуха молча смотрела на него.

Он убрал нож в ножны и схватил ее морщинистую левую руку. Она попыталась вырваться, но была слишком слаба, чтобы бороться с ним.

— Один палец за ответ. Если ты дашь мне правильный ответ, я не сломаю ни одного пальца. Ты лжешь мне? Ну, ты можешь догадаться о последствиях.

— Ты. — Ее больные глаза расширились. — Ты — чудовище. Тот, кто вселил в нее этот страх.

Пайк улыбнулся. Ему слишком не хватало признания. Это оказался единственный минус в том, что он делал, кем он был. Он никогда не получал похвалы или славы.

— Я не боюсь тебя, — проговорила она.

— А стоило бы. Может, начнем? Я знаю, что она была здесь. Все, что требуется, это сказать мне, куда она направляется. Всего пару слов. Вот и все.

Старуха застонала и сгорбилась, ее кожа стала пепельной. Старая, иссохшая карга. Она что-то пробормотала, но ее голос прозвучал так хрипло и глухо, что он не мог ее расслышать.

— Что ты сказала? Теперь ты готова говорить?

Она прохрипела нечленораздельный ответ.

Пайк присел перед ней на корточки, все еще держа ее за руку.

— Скажи мне. Это все, что ты должна сделать. Скоро все закончится. Ты скажешь мне, и все закончится. Боль уйдет. Я уйду. Я выйду за дверь, и ты больше никогда меня не увидишь.

Конечно, он планировал выйти за дверь, но не раньше, чем закончит начатое. Как приятно будет свернуть ее костлявую шею, и посмотреть, как свет исчезает из этих вызывающих глаз.

Знать, что именно он обладает абсолютной властью, абсолютным контролем, абсолютным авторитетом. Он управлял самой смертью.

Старуха прошептала свой ответ.

Все еще улыбаясь, он наклонился поближе.

Она подняла подбородок и плюнула ему в лицо. Капли кровавой слюны забрызгали его щеки, нос и глаза.

Пайк вздрогнул и отшатнулся назад, чуть не упав.

Он вытер отвратительную слюну с лица тыльной стороной руки. В нем вспыхнула ярость. Ему потребовалась каждая унция самоконтроля, чтобы не выхватить нож и не прикончить ее прямо там в ту же секунду.

Однако этого недостаточно. Слишком мало для него.

— Я ничего тебе не скажу! — прокричала она.

Он крепче сжал ее руку, чувствуя, как скрипят и скрежещут ее хрупкие кости под давлением его большого пальца. От предвкушения у него участился пульс.

— В конце концов, все ломаются, — сказал Пайк. — Все.

Глава 39 ЛИАМ День седьмой

Лиам топал по снегу в снегоступах, Ханна шла прямо за ним, а пес пробирался между деревьями поблизости. День был безветренный, снежинки падали быстро и бесшумно, заглушая все звуки.

Снегоступы распределяли их вес и позволяли не проваливаться в глубокий снег при каждом шаге. Обоим уже доводилось пользоваться снегоступами, но Ханне эти оказались слишком велики, и ей с трудом удавалось найти ровный, устойчивый ритм. Ее состояние усложняло задачу.

Перед их уходом Сиси вручила им две пары снегоступов — свои и ее покойного мужа.

— С таким дряхлым телом я не пойду ни в какой дальний поход, — сказала она, пренебрежительно махнув рукой. — Не в эти дни. Рикардо обрадовался бы, зная, что его вещи пригодились.

Кроме того, она настояла, чтобы они остались на ночь, учитывая, что сумерки уже спустились, когда они поели и согрелись. Ханне необходимо теплое, безопасное место для сна, поэтому, несмотря на опасения Лиама, они согласились на ночлег.

Приняв душ и отмыв зудящую кожу головы и грязные тела, они постирали одежду. Сиси приготовила им вкусный ужин из последней порции жаркого, картофельного пюре и зеленой фасоли.

Однако, как бы приятно это ни было, он не позволил себе расслабиться. Ни на секунду.

Лиам сморгнул усталость с глаз. Острый укол холода заставил его насторожиться. Прошлой ночью он не спал по-настоящему.

В армии он научился бодрствовать, впадая в некое медитативное состояние. Что-то вроде «кошачьего сна», когда он погружался в очень легкий сон, отключая все постороннее за пределами сознания. Кофеиновые таблетки, которые он принимал, тоже неплохо помогали.

Лиам охранял дом до рассвета, высматривая психопата.

Он не сможет снова одержать над ними верх. Лиам этого не допустит.

Призрак тоже взял на себя обязанность патрулировать дом. Он постоянно перемещался из кухни в столовую, в гостиную и обратно, принюхиваясь к дверям и окнам и время от времени бросая на Лиама пренебрежительные взгляды, словно, не доверяя Лиаму выполнение работы.

После ничем не примечательной ночи они плотно позавтракали и утром покинули жилище Сиси. Гостеприимная хозяйка настояла на том, чтобы они положили в рюкзаки еще одну свежую буханку хлеба, две коробки крекеров «Ритц», две банки тунца и маленькую баночку арахисового масла. В их флягах и бутылках плескалась свежая вода.

— Конечно, не настоящий пир, но это поможет вам добраться до следующего города, — сказала она, отмахиваясь, когда Лиам и Ханна пытались ее поблагодарить.

Когда они уходили, то использовали большие сосновые сучья, чтобы заметать следы на протяжении первых нескольких сотен ярдов в лесу, а затем изменили направление, чтобы сбить преследователя с толку.

Толстые жирные хлопья, падающие с неба, скоро засыплют их следы. Оставалось надеяться, что этого будет достаточно.

Лиам держал «глок» двумя руками, постоянно сканируя деревья вокруг и позади них, оглядываясь назад и ища тени или движение, которое им не принадлежало.

Он не видел ничего, кроме снега, деревьев и еще большего снега, не слышал ничего, кроме их собственного неровного дыхания, взмахов снегоступов, редких хлопков снега, падающего с веток, или белок, пробирающихся сквозь заросли.

Несмотря на все их усилия, зубы Ханны не переставали стучать. Она выглядела несчастной, но изо всех сил старалась не отставать от него. Она ни разу не пожаловалась.

Ханна просто продолжала идти, стиснув челюсти, между бровями пролегла складка, глаза почти остекленели от сосредоточенности.

Она не скажет ему, что ей нужно остановиться. Он сам должен это предложить, иначе она упадет.

Он почувствовал жалость к ней и растущее, пусть и неохотное, уважение.

— Здесь, — сказал Лиам, указывая на место в нескольких ярдах от тропы. Тропа шла прямо в обоих направлениях, так что у него имелся хороший обзор. Справа от них лежал большой плоский валун диаметром около пяти футов. — Пора обедать.

Она благодарно кивнула и опустилась на камень. Сгорбилась, поднесла руки к лицу и подышала на озябшие пальцы. Ее лицо вягледело призрачно-бледным и обветренным, глаза и нос покраснели.

Костер мог бы согреть ее, но на него ушло бы слишком много времени, и это слишком рискованно. Им следовало увеличить расстояние между собой и психом.

Лиам решил, что им следует остановиться в крошечной деревушке Бранч, чтобы пополнить запасы, найти приют на ночь и поискать транспорт. Как бы Ханна ни утверждала обратное, она не могла день за днем преодолевать километры пешком. Не в ее состоянии.

По его расчетам, они находились в каких-то пяти милях от Бранча, что недалеко от тропы, все еще ведущей на юг. До наступления сумерек оставалось четыре часа. Когда они доберутся до населенного пункта, то смогут найти заброшенный дом, амбар, а может, даже гостиницу, если повезет.

У Лиама имелись деньги, если они им понадобятся.

Они съели рыбу с тунцом и крекеры «Ритц» от Сиси. Призрак пил воду, которую Ханна налила в походную кастрюлю.

Пес рыскал кругами вокруг них, его пушистый хвост развевался как флаг, когда он взбивал снег лапами и издавал довольное гавканье. Хоть кто-то наслаждался снегом.

Ханна запихнула в рот целый крекер и с жадностью жевала. Большие мокрые снежинки оседали на ее капюшоне, плечах, ресницах.

— Как думаешь, каким будет этот городок?

— Без понятия, — пробормотал Лиам.

— Какими ты нашел другие места? По дороге сюда?

— Плохими и становились все хуже.

— А как насчет Чикаго?

Лиам напрягся. Он снова увидел самолеты над головой, услышал взрывной треск. Ужас, бегство, кровь. Отчаянные, умоляющие глаза Джессы, смотрящие на него. Пожалуйста, Лиам. Пожалуйста.

Он выкинул ужасные образы из головы.

— В Чикаго творился сущий ад.

Ханна молчала несколько минут. Просто жевала, глотала и запивала водой. Вытерла текущий нос.

— Я скучаю по людям.

— А я нет.

— Не скучаешь?

— Лучше быть одному.

Она замолчала на мгновение.

— Одиночество — это ужасно. Одиночество — худшее чувство в мире.

Стыд пронзил его до глубины души. Он предпочел остаться один. Потому что прошлое безжалостно преследовало его. Потому что он был человеком, которого донимали призраки.

То, что он пережил в Афганистане и Ираке, в раздираемых войной странах по всему миру… Воспоминания приходили к нему во снах, мучили его. Он видел худшее, что человечество могло сделать друг с другом. И это оставило на нем шрам.

Для него одиночество стало утешением.

«И отговоркой», — прошептала ему на ухо Джесса. Он мысленно увидел лицо Джессы, разочарование в ее глазах.

Ханне не дали выбора. Его у нее отняли.

Лиам наблюдал за снежинками, порхающими вокруг них кружевными вихрями. Снежинки приземлялись и быстро таяли на его щеках, носу. Холодные и мягкие.

— Люди делают друг с другом ужасные вещи, — виновато пробормотал он. — Люди опасны. Особенно сейчас.

По лицу Ханны пробежала тень. Острая боль застилала глаза. С ней происходили ужасные вещи. Она знала, что люди делают друг с другом — ей вовсе не нужно, чтобы он напоминал об этом.

— Не все.

Лиам был удивлен, что у нее осталась хоть какая-то вера в человечество. У него ее не осталось.

— Нас просто ввергли в хаос, с ограниченными и быстро сокращающимися ресурсами. Поставь на кон еду, кров и выживание, и люди зарежут тебя за буханку хлеба.

— Я в это не верю, — проговорила она тихо — так тихо, что он почти ее не услышал. Ханна закончила есть, медленно завернула крекеры и засунула их обратно в рюкзак. — Я не могу в это поверить.

Она смотрела на него, снежинки прилипали к влажным прядям волос, выглядывавшим из-под шапки и мехового капюшона. Ее глаза казались такими же зелеными, как пихты и ели вокруг них.

Ханна смотрела на него пристально и не мигала. С напряжением.

— Некоторые люди плохие. В мире есть зло. Я знаю это. Но есть и хорошие люди. Такие, как Сиси.

«Такие, как Линкольн и Джесса». Два человека, которых он любил больше всего на свете. Лиам отвернулся.

— Они аномалии.

В его груди нарастала боль, острое одиночество и сожаление грозили поглотить его. Противоречивые эмоции слишком близко подступали к поверхности. Слишком больно.

Лиам отогнал эту мысль и сосредоточился на том, что ему нужно делать дальше. Отстегнул рюкзак, положил его на камень и достал карту и компас левой рукой, а «глок» по-прежнему держал в правой.

— Нам нужно идти.

Не говоря ни слова, Ханна встала и взвалила на плечи свой рюкзак. Они поправили шарфы на лицах и отправились в путь.

Два искалеченных человека просто пытаются выжить в этом проклятом холоде.

Прошло несколько часов, пока они молча шли вперед. Снег хрустел под его снегоступами, как стекло, и ложился толстым слоем. Его грудь горела, когда замерзший воздух затягивало глубоко в легкие. Быстро спускались сумерки.

Снегопад не прекращался весь день и не похоже, что скоро прекратится. Снег толщиной в два с половиной фута до утра должен увеличиться ещё до трёх, а может даже больше.

Лес поредел. Изредка сквозь деревья проглядывали дома. Они наткнулись на несколько кемпингов и асфальтированные дороги. Ферму или две.

Они приближались к цивилизации. Лиам чувствовал, как внутри него нарастает холодный ужас, такой же постоянный и неумолимый, как падающий снег.

Он остановился.

— По моим расчетам, нам осталось идти час, чтобы добраться до Бранча. Уже почти стемнело. У меня есть налобный фонарик, а у тебя — простой. Мы можем разбить лагерь или продолжить путь.

Это первый раз, когда Лиам дал ей возможность выбора. Может быть, он стал мягче, но не хотел, чтобы Ханна загоняла себя сильнее, чем могла.

Она выдула кристаллизованное облако, прижав поврежденную руку к пояснице, на лице появилось страдальческое выражение.

— Мы продолжаем идти.

— Ты уверена?

Она решительно кивнула.

— Да.

Лиама охватило беспокойство. Город означал людей. А люди — это угроза. Что бы ни осталось позади них, он боялся, что впереди будет еще хуже.

Глава 40 ПАЙК День седьмой

Гэвин Пайк сгорбил плечи и пригнул голову вниз. Ветер дул резкий и холодный, но большая часть его лица оставалась закрыта, а очки защищали глаза.

Он угнал фиолетовый снегоход старухи из ее гаража. «Полярис» 1999 года. Потребовалось несколько попыток, чтобы завести его, но как только это удалось, снегоход заработал как хорошо смазанная машина.

Он ехал на юг по Норв-Гамильтон-роуд, сжирая километры, лишь изредка сворачивая, чтобы избежать заглохшей машины или грузовика, заваленного снегом. В лучшие времена это была сельская дорога. Сейчас она оказалась абсолютно пуста.

Пайк покончил с лесом. Хватит продираться сквозь глубокие сугробы, чтобы выследить добычу пешком. Он перешел на новый уровень. Ему конечно пришлось выбрать более длинный путь, но это не имело значения.

Старуха продержалась гораздо дольше, чем он ожидал. Дольше, чем все, с кем он раньше имел дело.

Без сомнения, она считала, что поступает мужественно, героически. Но геройство ничего не значило. В конце концов, она сломалась.

В этом и заключалась вся прелесть. Изысканное, сверкающее совершенство человека, но все люди в конце концом оказывались такими хрупкими, такими слабыми. Ничто иное, как мешок с мясом, костями и плотью, как и любое другое существо.

Неважно, спецназовец ли ты, шпион ЦРУ или террорист. Достаточно надавить в нужном месте, и щелк!

Дистальные, средние и проксимальные кости фаланг. Пять хрупких пястных костей. Скафоид и трапециевидный отросток пястной кости. Локтевая кость. Лучевая кость. Все они хорошо ломались.

Все люди ломались. Доведя их до этой точки — наблюдая, как надежда уходит из них, овладевает отчаяние, появляется ужасное осознание в их глазах — ты обладал абсолютной властью, ты был абсолютной смертью, а они в итоге оказывались совершенно беспомощны перед твоим гневом.

Пайк улыбнулся под балаклавой, его губы потрескались от холода, но он почти не чувствовал этого. Не чувствовал ни снега, ни ветра, ни надвигающейся темноты, ни удлиняющихся теней.

Он знал, куда они идут. Он доберется туда первым.

У него будет достаточно времени, чтобы устроить засаду.

Да начнется игра.

Глава 41 ХАННА День седьмой

— Вот она, — сказала Ханна.

Лиам выключил налобный фонарик. Ханна выключила свой и сунула его в карман. Холод пробежал по ее открытой коже, пока глаза привыкали к темноте.

Она могла только различить тусклые очертания деревьев и кустов вокруг них. Они вышли из леса на холм, и перед ними раскинулась небольшая деревня Бранч, штат Мичиган.

Местечко оказалось до неприличия маленьким — главная улица с горсткой одноэтажных и двухэтажных зданий и несколько сгруппированных кварталов, все окрашено в белый цвет.

Из труб нескольких десятков домов поднимался дым. В окнах некоторых горели свечи или фонари на батарейках. Ханна увидела несколько костров, горевших во дворах, темные тени прижимались к огню, чтобы согреться.

Больше половины домов стояли в темноте и тишине. Либо их хозяева в отъезде, либо уехали в поисках гостиницы или родственников и друзей, у которых можно остановиться.

А может быть, хозяева все еще находились внутри темных холодных домов. Семьи сгорбились под всеми одеялами, простынями и полотенцами, что нашли в доме, дети и родители, одетые в столько слоев одежды, сколько вообще возможно, дрожащие и отчаявшиеся.

Ханна дрожала сама, ее зубы стучали. Она чувствовала, как тепло ее тела уходит, градус за градусом. Ноги болели. Все тело ощущалось так, будто она только что пробежала марафон по арктической тундре.

Сиси дала ей термобелье и штаны с флисовой подкладкой, которые все еще держались на паракорде, так как он удобнее на животе, чем пояс. Флисовая рубашка и шапка со вставными наушниками.

Теперь ее одежда лучше сидела и была теплее, но на улице все равно чертовски холодно.

Чего бы она только не отдала за теплую постель, мягкий матрас, кучу толстых, уютных одеял. За то, чтобы снова оказаться в теплой, уютной кухне Сиси с лампой.

Сейчас хватило бы просто выбраться из снега и ветра.

Она пошла вперед, но Лиам протянул руку, останавливая ее.

— Подожди. Мы должны быть осторожны.

Ханна крепко обхватила себя руками. Она хотела бы, чтобы Призрак стоял рядом, но тридцать минут назад он метнулся в кусты за зайцем, бросился в погоню и исчез.

Она всегда чувствовала себя лучше, когда он рядом, спокойнее, увереннее. В большей безопасности.

— Мы должны избегать главной улицы, — предупредил Лиам. — Ищи пустой дом в стороне. И будь осторожна. Лучше, если никто не будет знать, что мы здесь.

Ханна молча кивнула.

— Если мы разделимся, встречаемся на том холме. Видишь те три ели, с пнем прямо в центре? Спрячься там, и я тебя найду. Это наша точка сбора.

Ханна не хотела думать о том, что придется разделиться, и она снова окажется в полном одиночестве. При всей подозрительности и недоверии, которые она испытывала к Лиаму, он не сделал ничего плохого.

Она осталась жива благодаря ему. Ханна привыкла полагаться на его спокойное, уверенное присутствие.

— Следуй за мной. Держись позади. Делай все, что я скажу. Если скажу бежать, ты повернешься и побежишь. Не останавливайся и не оглядывайся.

Она послушно кивнула. Лиам пошел вперед, а она последовала за ним.

Они крались вниз по заснеженному склону, стараясь не поскользнуться и не издать ни звука, который выдал бы их присутствие. Ханна дважды чуть не споткнулась о собственные снегоступы, но Лиам поймал ее за руку.

Они обогнули первую улицу. Затем следующую.

Ряд небольших домов с узкими задними дворами отделял их от семейных предприятий на главной улице: небольшой универсальный магазин, заправочная станция, банк, магазин «Доллар Дженерал», пара ресторанов.

Они прокрались через один задний двор, затем через другой, избегая домов с огнями или дымом. В большинстве домов было тихо и темно.

Стояла жуткая тишина. Снег поглощал все звуки. Такое ощущение, что пробираешься по замерзшему городу-призраку.

Сердцебиение Ханны участилось. Кровь стучала в ее ушах.

Она пристально вглядывалась в каждый дом, когда они проходили мимо. Пустые черные окна смотрели на них, как глаза. Она представляла, что внутри сидят люди и наблюдают за ними.

Лиам резко остановился. Она чуть не столкнулась с ним.

Он повернулся, схватил ее за предплечье и притянул к стене кирпичного дома. Прижался спиной к стене рядом с ней. Он сжимал пистолет обеими руками.

— Что такое?

— Слушай.

Сначала она ничего не услышала. Потом поняла. Низкий гул двигателей. Нескольких. Они стремительно приближались.

Голоса резким и хрустящим эхом отдавались в ночном воздухе. Звуки ударов. Тупой тяжелый стук и звон бьющегося стекла. Кто-то закричал.

— Жди здесь. — Лиам бросился в темноту. Ханна ждала, охваченная ужасом, ее сердце стучало так громко, что она едва могла что-то расслышать.

Меньше чем через минуту он вернулся.

— В город только что въехала какая-то шайка. Похоже, они забирают то, что хотят, силой.

— Прошла всего неделя, — недоверчиво проговорила Ханна. Даже после всего, что Лиам и Сиси рассказали ей, происходящее все еще казалось нереальным. До этого момента.

— Достаточно долго.

— Сколько? — прошептала она.

— Если считать по фонарикам, то по крайней мере три разных группы: от пяти до семи человек движутся через город. Они грабят то, что осталось от магазинов. И некоторые дома.

— Кто они?

— Это не отчаявшиеся люди, ворующие у своих, чтобы выжить. Они из другого места. Они ищут еду. Бензин, если смогут его найти. Собираются ограбить город и выдоить его досуха. Похоже, они начали с южной стороны и идут на север.

Страх сковал Ханну.

— Что нам делать?

— Мы должны выбраться отсюда, — сказал Лиам. — Пока не оказались в ловушке.

Глава 42 ХАННА День седьмой

Крики нарастали в ночи. Кто-то завопил. Раздался выстрел.

Ханна вздрогнула. Ее сердце заколотилось в груди.

— Что нам делать? — спросила она сквозь стучащие зубы. — Может, нам вернуться в лес?

Лиам посмотрел на нее сверху вниз. В темноте и с надвинутым на лицо капюшоном она не могла разглядеть его черты. Он изучал ее, рассматривал. Оценивал ее силы.

Ханна попыталась выпрямиться во весь рост. Ледяной ветер трепал ее шарф, срывая лоскут, закрывающий рот и нос. Ее ноздри стали сухими и раздраженными. Каждый ледяной вздох сковывал горло.

Она вернула шарф на место окоченевшими пальцами.

— Как далеко находится с-следующий город?

— Уокервиль в двадцати двух милях отсюда.

Она не могла проделать такой путь, как бы решительно ни была настроена, как бы сильно этого ни хотела. Ханна знала это. Лиам знал это.

— Они прямо рядом с нами, — прошептал Лиам. — Нам нужно двигаться дальше. Держись позади меня. Иди, когда я подам сигнал.

Он прокрался вдоль боковой стороны дома, заглянул за угол, а затем перебежал через двор между домами под прикрытие следующего.

Лиам проверил, чтобы убедиться, что следующий дом чист, затем жестом приказал ей следовать за ним.

Несколькими домами ниже и на другой стороне улицы закричала женщина. Снова крики и вопли. Звуки ударов, грохот.

— Вы не можете забрать все, что у нас есть! — кричал женский голос. — Как я смогу прокормить своих детей?

— Мы тоже должны кормить детей, — ответил другой женский голос — ниже, жестче, злее. — А теперь отойди, или, клянусь, я тебя пристрелю!

Страх сковал Ханну. Она не могла двигаться, не могла дышать.

Она знала, на что способны люди. Их жадность и жестокость. Только здесь некому остановить их или сказать им «нет»…

Через тихий двор Лиам снова жестом подозвал ее к себе, все больше нервничая.

Ей нужно двигаться. Но она не могла. Она прижалась спиной к стене, дрожа и труся. У нее кружилась голова.

Темнота колыхалась в углах ее зрения, разум угрожал потерять сознание. Ханна боролась с этим, искала хоть что-то, что могло бы ее удержать. Она не могла уйти в себя, не сейчас, не здесь.

— Попробуй тот, что с красной дверью! — крикнул мужчина. Кажется, он находился близко. Меньше чем в ста футах. Может быть, ближе.

Вспышка фонарика пронеслась по снегу. Луч залил дом светом.

Ханна замерла, затаив дыхание, ожидая крика тревоги. Голоса, тела, ружья, стремящегося обнаружить их.

Луч фонарика дрогнул.

— Ты что-то видишь? — спросил глубокий голос.

— Что я могу видеть? Это просто собака, койот или еще какое-то животное. Боишься собственной тени, парень? Я же говорил тебе, здесь нет копов. Мы сами себе хозяева.

— Да, да. Уверен, что ты прав.

— Пошевеливайся, Тэкер. Я тут яйца отморозил.

— Я думал, твои яйца слишком малы, чтобы их застудить.

— Пошел ты, придурок.

Резкий смех. Шаги удалялись по снегу.

Пульс стучал в ее горле и черепе. Ханна прижалась к стене, ее рюкзак скрежетал по позвоночнику.

Тихий хруст и стук. Снова шаги. Луч фонарика проскакивает по фасадам домов, скользит между двадцатью футами заснеженного двора, отделяющего Ханну от Лиама.

Ушел только один человек. Первый остался позади, все еще подозрительный, не совсем верящий в теорию о койоте.

Ханна судорожно огляделась вокруг, отчаянно ища выход, место, где можно спрятаться.

Задний двор дома выглядел совершенно пустым. Заснеженное пространство без ничего. Несколько редких деревьев в тридцати ярдах от дома. Дальше — большое поле и холм, за ним — лес. Слишком далеко, чтобы добраться незамеченной.

Она вспомнила о пистолете в кармане пальто. «Ругер» 45-го калибра, который Сиси так любезно дала ей.

Но Ханна понятия не имела, как им пользоваться. Она даже не могла держать его двумя руками, учитывая ее деформированные пальцы. А кухонный нож она оставила в доме Сиси.

Она ненавидела собственную беспомощность.

Шаги раздавались все ближе. Между двумя домами. Направляются прямо к ней.

Глава 43 ХАННА День седьмой

Ханна повернула голову и встретилась взглядом с Лиамом, в ее глазах плескался страх.

Он скрючился за углом. Пистолет исчез. Он держал в руках что-то другое. Что-то длинное и острое, сверкающее на белом снегу: нож.

Между домами появилась тень. Высокий, крупный человек, одетый в куртку с черной лыжной маской на лице. В руках он держал фонарик и бейсбольную биту, утыканную уродливыми гвоздями.

Лиам пришел в движение.

— Что за…

Мужчина успел произнести только два слова, прежде чем Лиам ударил его в горло. Парень издал булькающий, задыхающийся звук и попятился назад, отчаянно пытаясь втянуть воздух обратно в свое горло.

Лиам не дал ему ни секунды для ответной реакции. Он снова набросился на него.

Бандит вскинул биту, чтобы отразить удар, пытаясь одновременно защититься и напасть.

Лиам легко увернулся от оружия, крутанулся вокруг мужчины и схватил его сзади за голову. Потащил задыхающегося бандита за дом, подальше от любых глаз.

Лиам склонился над ним, и в его руке мелькнул нож. Из шеи бандита хлынула черная кровь. Все произошло очень быстро. Противник не издал ни звука.

Ханна ошеломленно смотрела на происходящее, ее разум все еще пытался осмыслить то, что только что случилось.

Лиам вытер лезвие о спину мертвеца. Убрал нож под пальто, придвинул тело к дому и набросал свежего снега на брызги крови.

Он снова достал свой пистолет. Держа его наготове, Лиам обернулся к Ханне, которая застыла у стены первого дома. И жестом велел ей поторопиться.

На этот раз ее ноги сработали. Она двинулась. Ханна не смотрела на тело, проходя в нескольких футах от него, стараясь не задеть скрытую кровь.

Лиам ничего не сказал. Она тоже молчала. Слишком холодно, чтобы говорить, слишком холодно, чтобы думать.

Они крались от дома к дому, от здания к зданию. Прошли мимо фастфуда, магазина механики, магазина «все за доллар» и затемненной автозаправочной станции, где полдюжины людей пытались выкачать бензин из неработающих насосов.

Ханна видела лучи фонариков, пробивающиеся сквозь падающий снег. Сгорбленные фигуры, бредущие в темноте.

Шум на главной улице становился все громче. Мужчины кричали. Завывала женщина. Раздалось несколько выстрелов, люди вопили и орали.

Бандиты разбегались, грабя дома и врываясь на объекты бизнеса, вынося вещи, упакованные в большие черные мешки для мусора. У большинства из них в руках бейсбольные биты, ломы и винтовки.

— Не думайте, что можете просто украсть у нас! — кричал пожилой мужчина со страхом и гневом в голосе.

Один мужчина рассмеялся.

— Здесь нет никого, кто мог бы нас остановить, старик.

Раздался грохот, и старик вскрикнул. За этим быстро последовало несколько тупых мокрых ударов. Старик мучительно застонал.

Похоже, они избивали его до смерти.

Ханна замерла в ужасе, разрываясь между бегством и тем, чтобы помочь. Лиам повернулся, схватил ее за руку и потащил за собой.

На южном конце главной улицы, посреди дороги перед местным продуктовым магазином, стояли полдюжины грузовиков. У нескольких все еще горели фары, снег кружился в туманных конусах света. Рядом с грузовиками припарковались шесть снегоходов и несколько зимних квадроциклов, оснащенных цепями противоскольжения.

Мародеры были повсюду. Все больше людей вытаскивали из их домов и безжалостно избивали. Нападавшие кричали и улюлюкали в безумной жажде крови.

Ханне и Лиаму нужно найти укрытие, и побыстрее. Им стоит присмотреть место, где никто не захочет мародерствовать. Место, не имеющее ценности.

Там. Среди клубящегося снега. Ханна коснулась руки Лиама и указала вперед на скромное кирпичное здание сразу за банком, за которым они прятались.

Два окна оказались разбиты, на наружных стенах красовались свежие граффити. Луч фонарика освещал интерьер через неровные стекла — стеллажи и полки с книгами.

Библиотека. Еда и напитки запрещены. Нет причин, чтобы кто-то захотел проникнуть внутрь.

Лиам поспешил вперед, убедился, что территория свободна, и жестом велел ей следовать за ним. Библиотека находилась на южном конце главной улицы, в нескольких сотнях ярдов от ожидающих грузовиков, снегоходов и квадроциклов.

Только несколько человек стояли на страже. Она и Лиам будут вести себя тихо. Никто даже не узнает, что они там находятся.

Задняя дверь оказалась приоткрытой. Из-за выступа крыши снег, наметаемый на дверь, был не слишком высок и не смог заклинить дверь настолько, чтобы Ханна и Лиам не смогли проскользнуть внутрь. Ей пришлось повернуться боком, чтобы пролезть со своим животом.

Они попали внутрь, но до безопасности еще далеко.

Глава 44 ХАННА День седьмой

Лиам остановился в затемненном коридоре и приложил палец к губам. Он присел и отстегнул свои снегоступы, затем Ханны. Велел ей ждать на месте, пока он прокрадется вперед и обследует здание.

Она ждала, сильно дрожа, напряженно вслушиваясь в эхо насилия снаружи.

Без света фар или фонарика коридор утопал в тенях, настолько глубоких, что трудно разглядеть собственную руку.

Через несколько минут Лиам вернулся так же бесшумно, как и ушел. Она не услышала ни звука. Он поманил ее вглубь здания.

В большом главном зале с высокими потолками находилась стойка выдачи, окруженная открытой зоной с дюжиной учебных столов. Слева располагался детский отдел: полки высотой до пояса, заставленные книжками с картинками, цветной ковер и кресла-мешки. Справа находились две стеклянные входные двери и ряд больших окон — три из них разбитые.

Сквозь окна лился тусклый свет, освещая лабиринт длинных высоких стеллажей, забитых книгами.

— Не высовывайся и держись подальше от окон, — сказал Лиам. — Найди место в том углу. Возьми с собой снегоступы. Я буду там через минуту.

Она неловко нагнулась — живот мешал — и взяла снегоступы. Прошла мимо стойки выдачи и столов через длинный ряд стеллажей в дальний угол.

Ханна отстегнула рюкзак и прислонила снегоступы к одной из полок, как раз, когда Лиам вернулся, таща три кресла-мешка. Она смогла разглядеть желтый, зеленый и третий — то ли темно-синий, то ли черный.

Лиам разложил их в углу.

— Поспи. Я подежурю.

— А как же ты?

Он буркнул.

— А что я?

— Разве тебе не н-не нужно спать?

— Не с ними на улице.

Ханна опустилась на желтый мешок и потерла руки друг о друга. Прижала ладонь ко рту и дунула в сомкнутые пальцы, позволяя собственному горячему воздуху согреть ее онемевшие щеки.

В библиотеке по-прежнему царил холод, но, по крайней мере, здесь нет снега и ледяного ветра. Она мечтала о костре, чтобы разморозить свои ледяные внутренности, но дым мог бы выдать их с головой.

Лиам снял перчатки, расстегнул рюкзак и достал крекеры и арахисовое масло. Он обмакнул крекер в арахисовое масло и протянул ей.

— Сначала поешь. И выпей что-нибудь.

Она устало кивнула. Он прав. Она умирала от голода. Ханна съела крекер за несколько укусов. Лиам протянул ей еще несколько. Она проглотила их все, арахисовое масло мягко и плотно ложилось на ее язык.

В ее голове промелькнуло воспоминание. Маленький Майло хихикает, его рот, щеки и пальцы измазаны пастой «Джифф». Он забрался в кладовку, пока она убиралась в ванной, и съел полбанки, прежде чем Ханна его нашла.

Арахисовое масло нравилось ему безумно. Если им мазали овощи, он ел даже брокколи и брюссельскую капусту.

Ее горло сжалось. Майло все еще любит арахисовое масло? Сможет ли она когда-нибудь вернуться домой и узнать это?

Узнает. Она должна. Они переживут эту ночь. Она и Лиам вместе. И Призрак, где бы он ни бегал в лесу. Он будет ждать их. Она верила в это.

Ханна попыталась сесть и потянулась к рюкзаку за флягой, но тело взбунтовалось. Она слишком устала, чтобы двигаться.

Лиам подошел к ее рюкзаку, достал флягу и протянул ей.

Она сделала большой глоток, холодная вода успокоила ее горящее горло.

— Спасибо.

Ханна вернула ему флягу пустой. Скоро им понадобится пополнить запасы воды.

Оставалось надеяться, что бандиты скоро уйдут, оставив этот бедный городок на произвол судьбы. Тогда они смогут развести костер и растопить снег или даже поискать бутылки с водой в разграбленных магазинах, если там вообще что-то осталось.

Она старалась не обращать внимания на отдаленные крики и вопли, но вздрагивала от каждого выстрела.

Стянув капюшон, Ханна сняла вязаную шапочку и смахнула грязь с тающего снега. Трясущимися онемевшими пальцами она уложила свой пучок, убрала влажные пряди за уши и снова надела шапку. Успокоила дыхание.

Она настороженно посмотрела на Лиама.

— Ты убил того человека.

Он запихнул в рот кусок арахисового масла, зажатого между двумя крекерами, и едва прожевал, прежде чем шумно проглотить.

— Мне пришлось.

Она мгновение покрутила эту мысль в голове. Должна ли она чувствовать ужас? Возмущение? Вину? Должна ли она ненавидеть этого человека? Бояться его? Бежать от него?

Ханна не доверяла ему. Она не доверяла никому, даже себе. Но она больше не боялась Лиама.

Но это не значит, что он не представлял угрозы. Когда он убил того человека, его движения казались стремительными и быстрыми, как у большой кошки из джунглей — пантеры или тигра, существа, чья природа — убивать.

По ней пробежала дрожь. Человек, которого убил Лиам, не из хороших парней. Они грабили и избивали горожан. Они крали у людей, у которых почти ничего не осталось, чтобы позаботиться о себе, забирая то, что, по сути, могло решить судьбу этих семей.

Бандит предупредил бы остальных и подверг бы ее и Лиама еще большей опасности.

Мог ли Лиам вырубить парня вместо этого? Возможно. Но она уже узнала, как работает разум Лиама.

Если оставить бандита в живых, он останется угрозой для их жизни. Покончив с ним, Лиам устранил эту угрозу.

— Хорошо, — пробормотала она, как будто ему не все равно.

Он не просил ее одобрения или осуждения и не спрашивал ее мнения сейчас. Похоже, ему безразлично, что о нем думают другие, и в первую очередь она.

Ханна слишком устала, чтобы спорить с ним.

Лиам доел крекеры и закрыл арахисовое масло. Положил банку обратно в рюкзак и застегнул его. Он достал из бокового кармана небольшой отрезок шнура и привязал снегоступы к задней стенке рюкзака.

Накинул лямки на плечи.

— Отдохни несколько часов. Как только мерзавцы уберутся, мы продолжим путь.

Она свернулась калачиком на двух креслах-мешках, ее усталое тело погрузилось в удобную мягкость. Ханна искренне радовалась, что не лежит на холодной земле или на грязном матрасе в запертом подвале.

Все казалось лучше, чем это.

Лиам поднял третий мешок и накрыл им ее бедра и туловище для дополнительного тепла.

— Ты должен взять его, — слабо возразила она. — Тебе он тоже нужен.

— Я в порядке.

Лиам расположился в конце ряда так, чтобы ему открывался обзор и на входные двери, и на окна. Он сел и прислонился к полке, но держал рюкзак на спине, а пистолет на коленях.

В тусклом свете она могла различить белки его глаз и блеск пистолета. Он бодрствовал и сохранял бдительность, чтобы она могла отдохнуть. Всегда солдат, присматривающий за ней.

Благодарность переполняла Ханну, но прежде чем она смогла что-либо сказать, наступило полное изнеможение. Ее веки сомкнулись. Через несколько мгновений она уснула.

Ей снились темные, разрозненные и полные ужаса сны. Она кричала, бежала по черному льду, за ней гнался оскаленный демон с красной пастью, лед разрывался, как челюсти, и трескался под ней с ужасным звуком: крак, крак, крак…

Ханна резко проснулась от того, что на ее плечо легла напряженная рука, и страх зарычал у нее в животе.

Над ней сгорбилась размытая фигура.

— Тссс. Ни звука.

Глава 45 ПАЙК День седьмой

Как и планировал, Пайк нагнал свою добычу в городе. Они шли пешком, а он передвигался на снегоходе.

Но он не предполагал, что тридцать головорезов будут бесчинствовать в крошечном городке, грабя магазины, аптеки, заправки и дома, которые смогут найти.

Случайные выстрелы эхом отдавались в морозном воздухе, смешиваясь с криками, возгласами и неистовым смехом.

Большинство горожан быстро сдались, подавленные неожиданным насилием. Некоторых оставили в покое. Других вытаскивали из домов и избивали на улицах.

Он занял позицию к северу от города и наблюдал за местностью в бинокль, пока не получил представление о происходящем.

Это не закоренелые преступники или обученные солдаты. Просто бандиты низкого уровня, которые считали себя больше и хуже, чем это есть на самом деле. Скорее всего, один из них руководил операцией и довел остальных до исступления жадностью, страхом и насилием.

Неплохой план. Бери первым, пока другие не забрали у тебя. Напасть на маленький город, где мало защитников и нет полиции. Напасть ночью, одним махом, и украсть все, что можно унести.

Он и сам мог бы поступить так же, если бы у него не имелось более неотложных дел. Гэвин Пайк умел использовать любую ситуацию в своих интересах. Нынешняя не стала исключением.

Он пробирался по снегу к тому месту, где оставил древний фиолетовый снегоход за деревьями.

Поправив винтовку на спине, он снял балаклаву и сунул ее в карман. Холод жалил его лицо, как пощечина, но он не обращал на него внимания. Пайк не хотел выглядеть опасным, пока не хотел. Безобидные, спокойные черты лица — одно из его главных достоинств.

Пайк прикрепил бинокль и завел мотор. Он проверил бензин. Осталось полбака. Скоро ему нужно будет найти топливо.

Он въехал на снегоходе в центр города, прямо на главную улицу. Несколько десятков брошенных машин скопились на обочинах по обе стороны улицы, но ничто не преграждало путь и не мешало ему ехать.

Девять или десять мужчин, одетых в толстую зимнюю одежду, собрались вокруг заправочной станции, все они работали над тем, чтобы выкачать бензин из насосов. Мужчины повернулись к нему, когда он с ревом подъехал.

Несколько человек схватили охотничьи ружья, которые лежали неподалеку. Кто-то — полуавтоматы. Другие размахивали бейсбольными битами и ломами или направляли лучи своих фонариков ему в лицо.

Он прищурился, раздраженный, но сохранил спокойное и умиротворенное выражение лица. Затормозил и остановился на краю парковки, затем заглушил двигатель и несколько мгновений сидел в ожидании.

Уловка старая и действенная. Заставьте людейждать, позвольте им нервничать и волноваться, гадая, что вам нужно, кто вы такой. Заставьте их прийти к вам.

Один из мужчин шагнул вперед. Высокий, худой белый. Трудно выделить какие-либо детали под толстым серым пальто, капюшоном и шарфом, закрывавшим нижнюю половину его лица.

Он держал винтовку обеими руками, хотя оружие оставалось свободно направленным в землю. Пока что.

— Вам лучше двигаться дальше, — хрипло сказал мужчина. Он говорил уверенно, без колебаний и сомнений. Скорее всего, это главарь.

— Без этого «Полариса», однако, — добавила афроамериканка рядом с ним. — Он нам понадобится.

— Уверен, что мы сможем что-нибудь придумать, — согласился Пайк. У него нет никакого желания попасть под пули какого-нибудь идиота. Он умел держать себя в руках, и пока не видел причин прибегать к насилию.

В его голове зародилась идея, как использовать этих дураков в своих интересах.

Чернокожая женщина была ниже ростом, чем мужчина, и гораздо тяжелее. Она жестом указала на Пайка своим ружьем.

— Слезай. Сейчас же. Мы заберем и твой рюкзак. И эту винтовку.

— Уилкокс проведет вас по городу и проследит, чтобы вы нашли дорогу, — сказал мужчина. — Это место — не то, где большинство людей предпочли бы оказаться сегодня ночью, если вы понимаете, о чем я.

Еще один крик прорвался сквозь ночь.

Бандиты наблюдали за ним, ожидая, что он вздрогнет. Но он не дрогнул. Вместо этого Пайк достал свой значок и продемонстрировал им.

Женщина инстинктивно сделала шаг назад. Несколько мужчин, собравшихся позади них, пробормотали негромкие ругательства.

— Офицер Гэвин Пайк. — Пайк опустил часть о том, что он всего лишь доброволец резерва. То, что они не знали, только укрепило его позиции. — Боюсь, вы нарушаете закон по меньшей мере по дюжине пунктов. Возможно, больше.

Бандиты обменялись настороженными взглядами, не зная, что делать.

Прошла всего неделя с отключения электричества. Они только начали привыкать к мысли, что полиция больше не контролирует ситуацию.

— Мне нечем кормить дочь, — защищаясь, сказала женщина. — Мы просто делаем то, что должны.

— Где правительство? — заскулил невысокий, худой парень позади женщины. — Где спасатели? Они бросили нас. Просто бросили нас. Они заставляют нас делать это.

— Я не собираюсь вас арестовывать, — быстро проговорил Пайк, чтобы развеять их опасения.

Лучше всего не давать им времени на самостоятельные размышления. В конце концов, они поймут, что могут убить полицейского — настоящего или нет — так же легко, как и любого другого. К счастью, они еще не пришли к такому выводу.

Некоторые из них вздохнули с облегчением. Остальные, включая женщину и главаря, все еще недоверчиво смотрели на него, их пальцы замерли на спусковых крючках.

Пайк держал спину прямо, плечи расслаблены. Он откинул капюшон, чтобы они могли видеть его светлое лицо и харизматичную улыбку.

— Послушайте, — сказал он самым дружелюбным голосом, держа значок на виду и в центре. — Мы все просто пытаемся выжить в ближайшие несколько недель или месяцев, верно? У нас есть семьи, которые нужно кормить. А где правительство? Где спасатели? Я не вижу ни одной капли помощи, а вы?

Несколько кивнули. Он говорил на их языке.

— У меня нет к вам претензий. Это не моя юрисдикция. Не моя проблема. Дело в том, что в нескольких милях отсюда произошло убийство, и с этим надо разобраться. Маленькую милую старушку убили в ее собственном доме.

Женщина напряглась.

— Мы не имеем к этому никакого отношения.

— Я уже знаю, кто это сделал, — легко сказал Пайк. — Просто нужно поймать негодяев, вот и все. Именно в этом мне и нужна ваша помощь. Знаю, что ничто не достается даром, особенно сейчас. У меня есть две тысячи долларов наличными. Тысяча сейчас, тысяча после, если вы найдете мужчину и женщину, которых я ищу.

Признаться, что у него есть что-то, что им нужно, значит, рискнуть, но Пайк рассчитывал на их инстинктивное чувство закона. Это сработало.

— Наличные? — спросил один из мужчин.

— Я так и сказал. Все банки закрыты, зарплаты сейчас не выдают, а кредитные карточки — это просто квадратики пластика, но наличные всегда будут в цене. Уверен, что вы знаете несколько магазинов, которые все еще открыты и требуют «зеленые» в обмен на товары.

Несколько кивков. Несколько взглядов — менее враждебных, более жадных.

— Увидите девушку, приведите ее ко мне.

— Как они выглядят? — спросила женщина.

— Он высокий, лет тридцати, каштановые волосы коротко подстрижены, военная выправка. Он будет с девушкой. Темные волосы, белая, худая, но беременная. С ними может быть большая белая собака. Этих двоих трудно не заметить. У них обоих рюкзаки, набитые патронами, и два М16. — Последняя фраза полностью выдумана, но Пайк знал, как читать аудиторию. — Оружие и снаряжение мне не нужны. Они ваши.

Несколько человек обменялись взглядами. Полуавтоматическое оружие весьма кстати в их новой жизни.

— Мужчина тоже нужен живым? — спросила женщина.

Пайк пожал плечами.

— Скажем так, мужчина — не моя забота.

Пайк даже не сошел со снегохода. Главарь шайки подошел к нему, надув грудь, как наглый петух.

— И твою винтовку тоже, — сказал он громко, чтобы слышали остальные. — Это часть сделки.

Не говоря ни слова, Пайк отстегнул ремень и передал винчестер бандиту. Он не волновался. Он скоро заберет его обратно, а потом и все остальное.

Чтобы ослабить бдительность, таким людям нужно почувствовать свою власть над другими. Пайку добивался именно этого.

Он отдал мужчине тысячу долларов с улыбкой на лице. Довольно низкая цена.

Теперь он наблюдал и ждал. На этот раз Пайк будет готов к их встрече.

Этот пустынный, занесенный снегом городок станет концом пути для них всех — его пленницы, солдафона, собаки.

Единственный, кто покинет это место живым, будет он.

Глава 46 ХАННА День восьмой

Ханна отчаянно била слабыми кулаками, ослепленная темнотой и ужасом.

Это был он. Нависший над ней, готовый причинить боль, мучить ее, убить, сломать каждую кость в ее теле, разрушить ее изнутри, и…

— Ш-ш-ш-ш! — прошептал голос. — Это я.

Она выплыла из глубин кошмара, борясь с реальностью. Она не в подвале. Она не умирала. Ее кости не трещали.

Лиам. Лиам Коулман присел рядом с ней, глаза расширились и стали белыми в темноте, его черты лица едва различимы. Он прижал свой палец к ее губам.

Она не знала, сколько времени проспала. Ей казалось, что прошли минуты, но это могли быть часы.

Реальность вернулась с ужасом, страхом и леденящим холодом. Холодная ночь. Город. Крики и вопли. Она и Лиам бегут, спасая свои жизни.

Они в библиотеке, прячутся от безумных головорезов, грабящих город.

Страх пронзил ее насквозь. Ханна вскочила и села, кресла-мешки зашуршали и затрещали под ее весом. В напряженной тишине шум раздался громко, как взрыв.

Она опустилась с мешков на руки и колени рядом с Лиамом.

Звуки доносились от центрального входа. Звон разбитого стекла. Стук и влажные шаги по кафельному полу. Приглушенное ругательство.

Мародеры внутри библиотеки. Почему? Для чего? Здесь нет ничего ценного. Ни газа, ни еды, ни воды, ни денег, ни людей, насколько они знали. Если только кто-то не видел ее или Лиама.

Лиам встретил взгляд Ханны и показал на нее, затем на ковер перед ней. Он указал на себя и на проход с книгами. Он хотел, чтобы она оставалась на месте. Лиам собирался преследовать плохих парней.

Она оцепенело кивнула, боясь заговорить или издать хоть звук, чтобы не выдать их местоположение.

Все еще приседая, Лиам бесшумно двинулся между рядами книг и исчез в темноте.

Сердце колотилось, рот пересох от паники, она забилась в угол. Больной рукой она потянулась к ближайшему мешку, но не смогла сомкнуть пальцы, чтобы ущипнуть ткань.

Ханна в отчаянии пнула его, на глаза навернулись злые слезы. Она даже не могла поднять этот дурацкий мешок.

И она осталась одна.

Глава 47 ЛИАМ День восьмой

Лиам выслеживал свои мишени.

Перевалило уже далеко за полночь. Его тело вымоталось, но он этого не чувствовал. Это будет позже.

Он крался от полки к полке, всегда оставляя ряд между собой и своей жертвой, используя узкое пространство между верхушками книг и полкой, чтобы засечь их.

Трое мужчин. Двое с пистолетами. Один с винтовкой. Те двое с пистолетами держали в руках фонарики. Они сгрудились в фойе, тихо переговариваясь друг с другом, решая, что делать.

Что бы Лиам ни делал, он должен действовать тихо. Чтобы поднять тревогу и вызвать подкрепление, потребуется всего секунда.

Он мог сбежать, выскользнуть без шума и усилий, чтобы враги ничего не заметили. Но Ханна не могла. Он мог пробежать несколько миль без остановки, мог с легкостью казнить любого, кто осмелится его преследовать, но она не могла.

Она стала слабым звеном. Она изменила все.

Лиаму нужно быть очень, очень осторожным. Он ждал, оценивая ситуацию.

Может быть, они хотели отдохнуть от ветра и снега. Может быть, они не понимали, что в библиотеке нет еды. Они просто уйдут, и ему ничего не придется делать.

— Это отстой, — проворчал один из них.

— Зачем мы вообще это делаем? Здесь никого нет.

— Тот тип сказал. У них М16. Рюкзак полон патронов. Знаешь, что мы можем с этим сделать?

— Вряд ли это поможет нам согреться, верно?

— Прекрати ныть и двигайся.

У Лиама остался только один вариант. И это не самый лучший вариант.

Они не собирались уходить. Хуже того, они искали кого-то конкретного, и их так просто не переубедить.

Адреналин забурлил в нем. Его мышцы напряглись. В голове пронеслись воспоминания о годах, проведенных в боях: пули, пролетающие мимо его головы, взрывы гранат, предсмертные крики его товарищей.

На войне каждая секунда решала, жить или умереть. Каждый шаг мог стать последним в твоей жизни. Не оставалось времени на нерешительность или раздумья. Только действие.

Библиотека не отличалась большими размерами. Трое мужчин, ищущих Ханну, найдут ее максимум через несколько минут. Если они рассредоточатся, он сможет убрать их по одному. Использовать нож или свернуть им шеи. Ему нужно действовать быстро.

Противники продвигались вглубь библиотеки. Первый сместился влево и осветил фонариком детскую зону. Второй направился прямо к стойке выдачи.

Третий подошел к закрытой двери рядом с детской зоной и подтолкнул дверь дулом пистолета.

Лиам уже осмотрел ее — комнату для рукоделия с детскими столиками, разноцветными стульями и шкафами, заполненными упаковочной бумагой, клеем и блестками.

Он сунул пистолет в карман куртки и снова достал свой тактический нож. «Гербер» или его руки — и то и другое работали тихо. Шумный «глок» это оружие последней надежды.

Лиам пробирался по проходам в полной тишине. Он держал одну книжную полку между собой и двумя разбитыми окнами на случай, если снаружи выставили наблюдателей.

Он добрался до дальней стены и полуоткрытой двери комнаты для рукоделий. Проскользнул внутрь, тень среди теней.

Бандит Номер Три стоял к нему спиной, проверяя пространство между шкафами и дальним углом, загороженным огромным мусорным баком.

Внимание Лиама сузилось до острия бритвы. Он сделал выпад, быстрый и смертоносный. Четыре стремительных шага, и он поместил острие клинка в углубление у основания черепа, где кость была тонкой, и ударил вверх под углом 45 градусов.

Нож скользнул внутрь без звука, раздробив продолговатый мозг противника и мгновенно отключив его двигательные функции.

Лиам отпустил рукоять, лезвие все еще оставалось внутри. Он схватил мужчину за плечи, прежде чем тот рухнул на пол, и медленно, осторожно опустил его, обхватив лодыжкой ножку стоящего рядом стула и отодвинув ее на несколько дюймов, укладывая жертву на бок.

Он вынул нож, вытер его о штанину брюк Номера Три и убрал в карман пистолет мужчины. Он едва взглянул на тело. Номер Три умер еще до того, как упал на пол.

Напрягая все чувства, напрягая мышцы, Лиам двинулся влево от полуоткрытой двери комнаты для рукоделий. Он заколебался.

Никаких звуков поблизости. Стук и проклятие через стену справа от него. Первый бандит все еще находился в детской зоне.

Лиам быстро, но осторожно вышел из комнаты для рукоделий и осмотрел помещение, держа нож наготове.

Движение слева от него. Тень в углу его глаза. Бандит номер два направлялся в третий ряд, ближайший к стене разбитых окон. Все еще в пяти рядах от Ханны.

Он не хотел, чтобы Первый продолжал действовать у него за спиной. Лиам быстро подсчитал — у него есть время.

Лиам свернул за угол и прошел в детскую зону. Он держал плечи и руки свободно, его поза не внушала опасений.

Первый едва поднял голову. Он ожидал возвращения одного из своих товарищей. Он не разглядит Лиама, пока не станет слишком поздно.

Бандит склонился над рядом столов, уставленных древними настольными компьютерами, с пистолетом в одной руке. Он направил фонарик на один из столов, и луч отбрасывал глубокие, дрожащие тени.

Лиам разглядел темную кожу, бороду и толстую татуированную шею под расстегнутым воротником мужского пальто.

— Я действительно не думаю, что они здесь, чувак. Я имею в виду…

Первый наконец взглянул на Лиама. Его глаза расширились от удивления.

Лиам подобрался к нему ближе, чем на три фута, прежде чем тот успел открыть рот или достать оружие. Он выхватил нож и вонзил его в бок толстой шеи прямо в сонную артерию.

Первый зарычал и дернулся. Кровь брызнула по темной дуге.

Прежде чем Лиам успел схватить его, правая рука Первого с грохотом отскочила к ближайшим компьютерным мониторам. Монитор вздрогнул, но не упал.

Лиам положил мужчину на ковер. Он вытащил лезвие и провел им по яремной вене. Тот издал звук не громче бульканья.

Кровь забрызгала лицо и куртку Лиама. Он едва заметил. Убрал пистолет в карман, закрыл рот умирающего рукой и затих, напряженно прислушиваясь.

— Ты что-то сказал? — Номер Два окликнул из-за стойки. — Рэй? Мейсон?

Мгновенно Лиам встал и направился в главный зал. Он поправил хватку на ноже, мокром и блестящем от крови. Его пульс участился от напряжения.

Судя по голосу Второго, он находился всего в паре шагов от Ханны.

Глава 48 ЛИАМ День восьмой

Лиам проскочил мимо стойки и лавировал между круглыми учебными столами — в темноте все имело лишь тусклые очертания.

Сердце бешено колотилось, он добрался до стеллажей и быстро проверил каждый из них, подняв пистолет. Двинулся к предпоследнему проходу. Там оказалось пусто.

Он остановился и прислушался, все чувства обострились.

Никаких звуков. Никаких движений. Даже хаос снаружи погрузился в напряженную, приглушенную тишину.

Второй поднял бы шум, если бы нашел ее. Ханна бы закричала или прокричала предупреждение.

Лиам не мог ее видеть, но он чувствовал ее, маленькую, испуганную и дрожащую как лист. Беспомощная и зависящая от него.

Слева раздался звук шагов. Ботинок проскрежетал по ковру.

Лиам присел и заглянул в пространство между верхушками книг и следующей полкой в соседний проход. Мелькнуло движение. Мечущаяся тень.

Еще шаги, теперь быстрее. Номер Два бежал. Не к Ханне или обратно к входу, а к стене с окнами.

Каким-то образом Второй понял, что он остался один и в то же время в компании.

Он рвался наружу.

Если бы номер Два добрался до остальной части своей группы, он привел бы с собой двадцать своих головорезов, а может, и больше. Слишком много даже для Лиама, чтобы отбиться.

Лиам пронесся по ряду и обогнул тумбу, едва не сбив с полки несколько толстых томов. Он увидел, как Второй бежит через всю библиотеку, как раз к окнам.

Бандит перепрыгнул через полки высотой по пояс и бросился в разбитое окно с винтовкой наперевес. Зазубренные осколки зацепили его пальто и джинсы, но он преодолел их.

Мужчина подался вперед и перекатился с болезненным стоном. Он вскочил на ноги и побежал через библиотечную стоянку в сторону главной улицы, крича о тревоге, луч фонарика светил Лиаму, как маяк.

Лиам бросился следом, но не успел увернуться от осколков стекла, посыпавшихся с его ботинок. Он неловко упал на снег, от резкого приземления боль пробежала по позвоночнику, раздражая старые раны.

Бодрящий холод ударил его как пощечина. Горестно завывал ветер. Сильные порывы взметали снег в сугробы глубиной в несколько футов.

Его глаза адаптировались к ночи. Все вокруг казалось серым снегом и тусклыми черными фигурами, ни луна, ни окружающий свет не помогали ему видеть. Но у Второго и других бандитов такие же неудобства.

Тяжелые хлопья летели в глаза, застревая в ресницах. Лиам смахнул их, не обращая внимания на боль, и заставил себя выпрямиться. Номер Два казался колеблющейся тенью, едва различимой впереди. У него имелось преимущество в пятьдесят футов.

Лиам испытывал сильное искушение использовать свой «глок», но возможности для точного выстрела у него нет. Ему нужно подобраться ближе. Придется преследовать Второго.

С каждым шагом он погружался все глубже в снег. Сумка с запасными патронами прибавляла Лиаму вес. Его снегоступы все еще болтались на спине, прикрепленные узлом паракорда.

Свежий адреналин хлынул в кровь, когда он накачивал свои горящие бедра, подгоняя себя все сильнее и сильнее. Следовало найти время, чтобы надеть снегоступы. Теперь уже слишком поздно.

Второй двигался быстрее, чем он. Никто не бегал по такому снегу. Это походило на кошмарную погоню через густое желе или глубокую воду.

А Лиам бежал медленнее, чем раньше. Когда-то никто не мог обогнать или перехитрить его. Повреждение межпозвоночного диска, полученное в Афганистане, замедлило его на шаг. А может, и больше.

Неважно. То, что он потерял в скорости, он восполнит упорством, выносливостью и решимостью.

Второй добрался до главной улицы. Он барахтался по центру дороги, высоко поднимая колени, почти прыгая. По обе стороны улицы лежали снежные курганы высотой с его голову.

Менее чем в ста ярдах от них, из-под навеса бензоколонки, отделились четыре темные фигуры. Четверо врагов. Все вооружены. Лиам различил четкие очертания бейсбольных бит и винтовок. Четыре колеблющихся луча фонарика пронзили темноту.

Адреналин зашкаливал, Лиам заскочил за припаркованный автомобиль и убрал нож в ножны. Он почистит его позже. Достал свой «глок».

С одним в патроннике и полным магазином у него восемнадцать патронов. Три предварительно заряженных обоймы по семнадцать патронов лежали в легкодоступном подсумке его рюкзака. Плюс два конфискованных пистолета и все патроны, которые у них оставались.

Шум сейчас не имел значения. Его уже заметили.

Второй подошел к остальным и дико жестикулировал, тыча пальцем в сторону библиотеки, его голос звучал как невнятный крик на ветру. Еще крики.

Остальные повернулись в сторону Лиама и подняли оружие.

Пятеро нападавших бесстрашно пробирались по центру улицы. Они не разделились. Никто не отступил назад, чтобы прикрыть остальных.

Мародеры — это не обученные солдаты, не вражеские комбатанты или повстанцы. Просто панки и хулиганы.

Но это не значит, что они не опасны. Или что им не повезет. Это он усвоил на собственном опыте.

Лиам пробирался вперед в темноте, двигаясь перебежками от машины к машине, используя их в качестве своего прикрытия.

Вскоре он приблизился на тридцать ярдов, и бандиты потеряли его из виду в кромешной тьме и снегу.

— Куда он, черт возьми, делся? — крикнул крепкий латиноамериканец.

— Он был прямо здесь! — прокричала уже женщина. — Я видела его всего секунду назад.

— Я убью его! — в ярости заявил Второй. — Я вырву его чертовы глазные яблоки! Он убил Мейсона и Пита! Я знаю это!

— Как он смог опередить тебя? — спросил третий парень, такой молодой, что его голос все еще ломался.

— Там оказалось слишком темно! — запротестовал Второй. — Он убил Мейсона! Что я должен был делать?

— Будьте внимательны! — Четвертый мужчина, невысокий и толстый, нес дробовик, прижатый к плечу, и с каждым шагом медленно сканировал окружающие здания через прицел. — Он может быть где угодно.

Лиам пробрался за «Хонда Аккорд» и добрался до минивэна устаревшей модели. Снег лежал так же высоко, как и наклейки с изображением семьи на заднем стекле — мама, двое детей в футбольной форме, маленькая собачка.

Он находился уже в пятнадцати ярдах.

Лиам присел за опорой двигателя и уперся руками в капот. Он вгляделся в падающий снег и увидел голову первого противника — грузный латиноамериканец, оранжевая шапочка надвинута на уши, без капюшона.

Лиам дважды нажал на спусковой крючок.

Глава 49 ХАННА День восьмой

Ханна забилась в угол. Подтянула колени к вздувшемуся животу, прижалась позвоночником к книжному шкафу, набалдашники твердых обложек тыкались в ее поясницу сквозь пальто.

Она дрожала, прислушиваясь к звукам снаружи. Холод проникал в ее кожу под одеждой, хотя по обе стороны от нее лежали кресла-мешки.

Миновало несколько минут. Она точно не знала, сколько прошло времени. Ей было страшно. Она скучала по Призраку. Ханна надеялась, что он в безопасности, надеялась, что с Лиамом все в порядке.

Шум постепенно проникал в ее сознание.

Мягкий стук ботинок по ковру.

Она подняла голову, моргая в темноте.

Скрип. Стук опрокинутого стула.

Лиам вернулся? Она открыла рот, но из него не вырвалось ни звука. Какой-то первобытный инстинкт заставлял ее молчать. Ханна не хотела выдавать себя, пока не узнает наверняка.

Шаги приближались.

Пульс громко стучал в ушах. Она затаила дыхание, напрягая слух.

Крики и вопли вдалеке. Теперь они казались громче, интенсивнее, злее.

Шаги прекратились.

Щелчок.

Ханна затихла.

Щелк, щелк, щелк.

Ее сердце стало холодным, как глыба льда.

Он.

Он здесь. В библиотеке. С ней.

Глава 50 ХАННА День восьмой

Тошнотворно-сладкий аромат гвоздичных сигарет захлестнул ее разум.

Ей нужно двигаться. Она должна двигаться прямо сейчас, черт возьми.

Ужас приклеил Ханну к месту. Он найдет ее, причинит боль, сделает хуже, чем когда-либо. Его самое страшное невозможно представить, его самое страшное — это зло, которое она знала лучше, чем кто-то еще.

Ее изуродованные пальцы пульсировали знакомой мучительной болью, словно он ломал их заново, сжимая все сильнее и сильнее, наблюдая за ней с опасной улыбкой. Щелк, щелк, щелк.

«Нет! Приди в себя! Ханна, вставай!»

Она стояла на руках и коленях. Ханна не знала, не помнила, как это сделала, но она сдвинулась с места, отчаянно отползая от него, от этого ужасающего звука: щелк, щелк, щелк.

Крышка зажигалки то открывалась, то закрывалась, то снова открывалась, пока он размышлял над тем, как будет мучить ее следующий раз. Ему нравился этот звук. Он возбуждал его.

Она поползла вдоль дальней стены, перпендикулярно стеллажам, к окнам. Темнота вокруг словно ожила, зашевелилась, задвигалась и забилась в углы.

Ханна не хотела в это верить, но каждой клеточкой своего существа знала — знала, что это он.

— Ханна, — раздался знакомый насмешливый, певучий голос.

Ее кости завибрировали под кожей. Сердце затрепетало в груди.

Чернота нависла над ее глазами, темная засасывающая черная дыра небытия, грозящая забрать ее с собой, унести куда-то еще, куда-то в оцепенение и пустоту.

Но она всегда возвращалась. Ханна всегда возвращалась, и когда это происходило, он все равно оказывался рядом. Всегда приходил за ней.

Она боролась за то, чтобы сохранять сознание, чтобы мозг оставался ясным, даже когда ужас накатывал на нее огромными волнами.

Ей отчаянно хотелось свернуться в клубок и закрыть голову руками, как ребенок закрывает лицо одеялом — если она не видит монстра, значит, его здесь нет. Он не существует. Он не разорвет ее на куски своими когтями и клыками.

Еще как разорвет.

Этот монстр реален: не плод ее воображения, не кошмар, даже не воспоминание. Он здесь.

Ей нужно спрятаться, убежать.

Книги. Она считала их, пока двигалась. Было слишком темно, чтобы прочитать названия на корешках, но она знала их форму, любила их пыльный знакомый запах.

Они помогали Ханне сосредоточиться, возвращали ее назад.

Раз, два, три… Восемнадцать, девятнадцать, двадцать… Сорок два, сорок три, сорок четыре…

Панический туман в ее сознании отступил на мгновение. Этого достаточно.

Она проползла мимо одного прохода, затем другого, темный туннель каждого ряда таил в себе монстра, готового выпрыгнуть на нее. Где же он?

— Ханна…

Она вскинула голову. Напряглась, чтобы определить направление его голоса. Где-то позади нее и слева. Тени вокруг висели и дрожали.

Ханна передвинулась так быстро и тихо, как только могла, стараясь не стучать сапогами по металлическим полкам. Сердце стучало громко, как барабан, дыхание вырывалось из легких быстрыми неглубокими вдохами, которые, Ханна уверена, он мог услышать через всю библиотеку.

Она рискнула оглянуться назад. Ее рюкзак опирался на желтый мешок, с другой стороны лежала пара сырых снегоступов. Ханна еле сдержала досадливый стон.

Если раньше он только подозревал о ее присутствии, то, как только обнаружит вещи, узнает наверняка. Он найдет ее. И тогда…

Ее разум дрогнул от этой мысли, угрожая исчезнуть.

Она боролась с собой. Пересчитала книги.

Девяносто шесть, девяносто семь, девяносто восемь…

Ханна пересекла четвертый проход. Пятый.

Его шаги позади нее, неумолимо приближались.

Щелк, щелк, щелк.

Может быть, она сможет обойти его сзади и сбежать через парадный вход. Или добраться до разбитых окон. Стена окон находилась в тридцати футах прямо по курсу.

— Ты здесь, Ханна?

Звучало так, будто он прямо за ней, будто собирался в любую секунду обогнуть угол прохода позади нее. Он увидит рюкзак. Потом увидит ее.

Ей нужно срочно убраться с его дороги. Она повернула налево у следующей книжной полки и направилась вглубь прохода.

На полках стояли толстые книги нехудожественной литературы. В спешке она чуть не налетела на одну, торчащую слишком далеко. Книга покачнулась.

Ханна повернулась и успела схватить ее до того, как та упала.

Дрожащими руками она вернула ее на место, используя ладонь левой руки, а не бесполезные пальцы.

Книжные стеллажи располагались по пятнадцать в ряд, перемежаясь тремя перпендикулярными дорожками, чтобы посетители могли легко перемещаться между ними. Она остановилась на глубине десяти футов, на полпути между внешней стеной и первой дорожкой.

Медленно и осторожно она поднялась с колен на ноги и присела как можно ниже, чтобы он не увидел ее в узком пространстве над книжными полками. Сердце заколотилось, она приготовилась бежать.

Вряд ли, конечно, она смогла бы далеко убежать в таком состоянии, беременная и измученная.

Шаги остановились.

Когда? Только сейчас? Или несколько секунд назад?

Ханна напряженно вслушивалась, пытаясь представить его в своем воображении. Дошел ли он уже до ее первоначального укрытия? Он все еще позади нее или…?

— Ханна, Ханна, Ханна… — Его голос казался жутко бесплотным, словно отражался от книг, полок, ковра и кирпичных стен, как будто исходил из ниоткуда и отовсюду одновременно. — Ты оставила свои вещи, Ханна. Хочешь прийти и забрать их?

Она закрыла глаза. Прикусила потрескавшуюся нижнюю губу. Попыталась вспомнить, как дышать.

Он прищелкнул языком.

— Я знаю, где ты была, Ханна. Вопрос в том, куда ты идешь?

Нерешительность охватила ее. Двигаться к двери. Или к окну.

К чему? Какой из вариантов ошибка? Что приведет к побегу?

— Ты думала, я тебя не найду? Ты думала, что умнее меня?

Шаги, направляющиеся к окнам. В ее сторону.

Времени на раздумья больше нет. Она понеслась по проходу, все еще полуприседая, живот заныл и болел, здоровой рукой Ханна держалась за металлическую полку для равновесия.

Щелк, щелк, щелк.

Звук стал быстрее, резче. Он начинал злиться. Терял терпение.

Она обогнула угол следующего ряда и прижалась спиной к торцевой крышке. На белых табличках на уровне глаз располагались цифры и буквы, слишком темные, чтобы их прочитать. Ее лихорадочный мозг не смог бы разгадать их смысл, даже если бы она попыталась.

— Ты думала, я позволю тебе просто так уйти? У тебя есть кое-что мое. Я хочу это вернуть. Я вырежу это из тебя, а потом ты сможешь смотреть, как оно умирает, пока ломаю все кости в твоем жалком теле.

Она сдержала стон. Ее ноги дрожали и слабели, от страха свело кишки.

— Ты слушаешь меня, Ханна? ХАННА!

Глава 51 ХАННА День восьмой

Каждый волосок на теле Ханны поднялся. Мурашки пробегали по ее позвоночнику.

Он подходил все ближе и ближе.

— Ты знаешь, что принадлежишь мне. Ты и все, что у тебя есть, принадлежит мне. Тебе не сойдет с рук то, что ты сделала. Не в этот раз. Я был невероятно терпелив с тобой, Ханна. Даже милостив. Но с меня хватит. После того, что ты сделала? Причинила мне все эти неприятности? Я не должен был оставлять тебя в живых.

Щелк, щелк, щелк.

Ханна зажала рот здоровой рукой, ее грудь сжалась, слезы паники собрались в уголках глаз, затуманивая зрение.

Она оттолкнулась от торцевой крышки и поспешила к следующему проходу. Всего три ряда от окон.

— Ты уже должна быть мертва, Ханна. Так и будет, очень скоро. Я бы сделал это приятным для тебя. Или, по крайней мере, не таким неприятным, как сейчас. Тебе не понравится то, что случится дальше. Это я могу тебе обещать. Но ты ведь знаешь, что будет дальше?

— Ты знаешь, чего ты заслуживаешь. Почему бы тебе не выйти, маленькая мышка? Прекрати эти бесполезные игры. Они не имеют значения. Они ничего не меняет. Все это не имеет значения. Ты моя. То, что растет внутри тебя — мое. Ты не заберешь это у меня. Ты слышишь меня, Ханна?

Его голос проникал в нее, впивался в ее череп, в мозг. Она не могла его вытащить. Она не могла вырваться.

Тьма в ее голове. Тьма, хлопающая в ее груди бешеными, отчаянными крыльями.

Она умирала. Она ломалась снова и снова. Разбивалась на миллион осколков.

— Знаешь, что? Я щедрый человек, Ханна. Я думаю, ты это знаешь. Думаю, ты знаешь, как я был добр к тебе. Слишком добр. Слишком милосерден. Ты выйдешь сейчас, покажешься мне, и мы начнем все сначала. Может быть, я снова смогу быть милосердным. Может быть, мы сможем отмотать эту последнюю неделю назад и сделать вид, что ничего не было. Что скажешь?

Дрожа всем телом, она смотрела на книги, быстро моргала, пыталась сосредоточиться, пыталась считать. Сто семь… сто восемь…

— Ханна, Ханна, Ханна.

Ее пульс участился, дыхание стало громким, рваным. Слишком громким.

— Это не ты, Ханна. Ты всегда была такой послушной. Такой… податливой. Это то, что мне нравилось в тебе. То, что заставляло все это работать. Неужели ты не понимаешь? Ты все разрушаешь, Ханна. То, что я сделаю сейчас, не будет даже моей виной. Ты заставляешь меня делать это, маленькая мышка. Заставляешь это делать. Я понимаю, ты этого не хочешь. Я знаю, что не хочешь.

— Выходи. Я уже знаю, что ты здесь. Мы оба знаем. Какой смысл оттягивать неизбежное? Холодно. Мне холодно. Тебе холодно. Давай просто пойдем домой. Давай, Ханна. Все это? Я могу сделать так, чтобы все закончилось.

Щелк, щелк, щелк.

Она боялась двигаться. Не знала, в каком направлении двигаться.

— Ханна! — Его яростный голос отскакивал от полок, потолка, пола, оглушая со всех сторон. Он мог быть в другом конце комнаты. Или он может шептать ей на ухо, прямо за ее спиной.

Вдалеке раздавались крики и выстрелы.

Она вздрогнула. Это Лиам? Лиам, в которого стреляли, или Лиам, который стрелял? Может быть, он умирает прямо сейчас на снегу, истекая кровью из-за нее?

Она вытеснила эту мысль, вытеснила нахлынувшее отчаяние. Нужно сосредоточиться на том, чтобы выбраться, несмотря ни на что.

Она пробормотала отчаянную молитву. Если Бог где-то там, если Он наблюдает, ей нужна помощь.

— Ханна! ХВАТИТ! Иди сюда! — прокричал ее мучитель.

Она почти пошла. Боже, помоги ей, ее предательское тело почти инстинктивно повиновалось. Ханна ухватилась за выступ металлической полки, чтобы удержаться на месте, сжимая ее так сильно, что ногти гнулись.

Щелк, щелк, щелк.

Он там. Теперь он перед ней. В ближайшем проходе или в следующем, между ней и окнами.

Как он опередил ее, она не знала.

Из глубины души рвался крик, но она задавила его зубами, сомкнула губы, прикусив язык. Теплая терпкая кровь потекла ей в рот.

Медленно, без звука, она начала пробираться к концу второго прохода, к большому открытому пространству с учебными столами, стойкой выдачи, входом, манящим ее.

Дойдя до конца стеллажей, она побежала.

Звук с улицы.

Она замешкалась, ее мозг пытался определить, что это. Это…

Тень отделилась от других, неживых теней. Эта глубже, темнее. Живая.

Ханна закричала. Крик отчаяния, первобытного ужаса.

Оно набросилось на нее. Что-то твердое ударило ее в живот.

Она упала на пол, задыхаясь, втягивая кислород, который не поступал. Низкая пульсирующая боль исходила из живота, распространяясь на бедра, ребра, таз.

Тень снова ударила ее, ударила тыльной стороной ладони по лицу и повалила на пол. Ханна задыхалась и хваталась за живот, морщась, глаза щипало от боли и страха.

Тень превратилась в крупного и плотного мужчину. Зловещий, злобный, не менее чудовищный.

Он улыбнулся. Красная щель его рта едва заметна, но ей и не нужно ее видеть. Его улыбка навсегда запечатлелась в ее памяти. Ханна никогда не забудет ее, ни на секунду, до самого своего предсмертного вздоха.

Она попятилась назад, извиваясь, как паук, пока ее спина не уперлась в книжную полку, и Ханна застряла, попала в ловушку, бежать стало некуда.

Она снова закричала, на этот раз громче. Звук эхом отражался от потолка, пола и стен, как будто кричала сама библиотека, как будто крик исходил от самих книг.

— Ты думаешь, кто-то придет за тобой, маленькая мышка? — Он навис над ней, пока она дрожала перед ним. — Я обещаю тебе, что никто не придет. Тот идиот, с которым ты шла? Идиот, которым ты манипулировала, чтобы он помог тебе? О нем позаботились. Он больше нас не побеспокоит.

Он убил Лиама. Лиам мертв. Она оказалась совершенно и абсолютно одна.

Она не думала, что ее страх может усилиться, усугубиться. Но это так.

Все всегда может стать еще хуже.

Глава 52 ЛИАМ День восьмой

Лиам выстрелил.

Голова крепыша отлетела назад в тонком красном тумане. Он рухнул набок.

Женщина закричала.

Второй крутился, ошеломленный, пытаясь достать винтовку, все еще висевшую у него за спиной.

Лиам прицелился и выстрелил снова. Двойной выстрел. Первая пуля попала в правое плечо цели. Мужчина крутанулся. Следущая пуля попала ему в голову над ухом. Второй рухнул на снег.

Толстяк не колебался. Он побежал к ближайшей занесенной снегом машине через дорогу, спотыкаясь, вставая на ноги и снова падая, когда нырял в укрытие.

Еще двое бандитов выбежали из продуктового магазина на другой стороне улицы, размахивая пистолетами. Трое появились перед банком на другой стороне улицы и направились в его сторону.

Лобовое стекло над его головой взорвалось, а затем раздался резкий выстрел из винтовки. Желтое стекло упало ему на волосы. Шквал выстрелов разорвал воздух, врезаясь в здания по обе стороны от него.

Их слишком много. Восемь или девять человек, укрывающиеся за машинами и зданиями, направляют свой огонь в его сторону.

Лиам чувствовал, что каждая секунда проходит, тикая в его голове как бомба. Они располагали слишком большим запасом времени. Время для того, чтобы враги успели объединить свои силы, чтобы несколько из них обошли его с фланга.

Он всего лишь один человек. И не может сделать шесть копий себя.

И все еще оставалась Ханна.

Вспышки выстрелов в темноте. Пули свистели, впиваясь в каменный фасад здания позади него. Он рискнул оглянуться.

Это оказалась пекарня под названием «Микс-ап». Оранжевый навес провис под натиском снега. Осколки стекла сверкали на тротуаре. Все окна и входная дверь оказались разбиты, помещение разграблено.

Он поднялся и открыл прицельный огонь, сделав пять быстрых выстрелов. Во время короткой передышки, когда враги бросились в укрытие, Лиам отступил на тротуар и нырнул в темноту пекарни.

Помещение оказалось длинным и узким: слева — стеклянный прилавок, справа — полдюжины желтых кабинок. Прямо впереди тянулся коридор к туалетам, комнате персонала и выходу.

Через неделю после отключения электричества здесь все еще витали сладкие и дрожжевые ароматы булочек с корицей и свежеиспеченного хлеба.

Лиам направился к выходу, его ботинки скрипели по плитке. Торопясь по темному коридору, он потянулся за спину и достал первый дополнительный магазин из бокового подсумка.

Быстро заменил магазин пистолета на свежий и сунул использованный в карман. Он дослал патрон в патронник. Семнадцать выстрелов.

Он думал о Ханне. Думал о том, как подвел всех в своей жизни. Своего брата-близнеца Линкольна. Джессу. Их ребенка.

Ужасные образы промелькнули в его голове — обломки, мертвые тела, кровь повсюду. Линкольн на земле, тупо смотрящий на землю. Отчаянные, яростные глаза Джессы смотрят на него.

Лиам был воином. Защитником. Он посвятил всю свою жизнь войне, сражениям, защите беззащитных. Но когда это оказалось важнее всего, он не смог спасти их.

Он изможден и сломлен. Он потерял все, что было ему дорого. И все же.

Он все еще здесь. Все еще сражался. Он даже не уверен, почему. Просто он не мог сдаться или отвернуться. Он думал, что сможет убежать от себя, но не смог.

Лиам не желал больше никого подводить.

Скорее он убьет голыми руками каждого человека здесь, чем сделает это.

Звуки снаружи пекарни. Хруст стекла под сапогами. Шипящее проклятие. Они шли за ним.

Лиама пронзил гнев: гнев на весь мир. На самого себя. Отвращение и ненависть к себе подпитывали его, подгоняли. Его мышцы напряглись, адреналин застыл в венах.

Пусть приходят.

Глава 53 ХАННА День восьмой

Ханна в отчаянии застонала. Она попыталась закрыть лицо руками, но он отбил их носком ботинка.

— О, нет, — сказал он почти с ликованием. — Ты увидишь это. Все это. Каждую мучительную, изысканную секунду. Я в долгу перед тобой, ты так не думаешь?

— Пожалуйста, — пробормотала она. — Пожалуйста…

— Я дал тебе шанс. Не так ли? Ты не послушалась. Ты решила ослушаться меня. Ты не оставила мне выбора. Хотел бы сказать, что мне больно это делать, Ханна, но правда в том, что я уже давно наслаждаюсь этим моментом.

Он присел на корточки. Хотя и темно, она все еще могла различить хищный блеск в его глазах, жестокость и предвкушение, искажающие черты.

Протянув руку, он заправил прядь волос ей за ухо.

— Я чувствую, что могу сказать тебе это. Ведь только ты и я понимаем? Только ты была со мной все это время. Только ты.

Она вздрогнула, по ее коже поползли мурашки.

Воспоминания пронзили ее, острые и болезненные. Воспоминания, которые Ханна подавляла годами, зарытые где-то так глубоко, что она забыла, что они вообще есть.

Та ночь на дороге. Дальний свет в зеркале заднего вида. Огромное облегчение, когда она увидела, что он идет к ней, его дыхание клубится кристаллическими белыми облаками.

Бейджик с именем, который она увидела на кармане его униформы, когда он наклонился к окну со стороны водителя и посветил ей в глаза фонариком.

Его высокая, крепкая фигура. Его приятное, спокойное лицо. Лицо, которое она узнала.

— Я знаю тебя, — прошептала она устало.

Он отшатнулся назад, как будто она его удивила.

— Что, черт возьми, ты сказала?

— Я помню, — сказала она. — Твое имя… Пайк.

Его лицо перекосило. Он схватил ее за подбородок и дернул вверх, заставляя встретиться с его яростным взглядом.

— Ты маленькая шлюха! Вот ты кто. Все, чем ты когда-либо была. Как я мог подумать, что ты какая-то особенная? Моя ошибка. И я исправлю эту ошибку сегодня вечером. Ты убогая. Жалкая. Пустая трата моего времени, как и эта старая пузатая карга. Ты бы слышала ее крик, Ханна. Жаль, что ты его не слышала.

Ханна напряглась.

— Нет!

— Я навестил ее. Ту, у которой ты останавливалась. Как ее звали? Ах, да. Сиси.

Даже в ее пораженном состоянии ужас его слов вонзился в ее мозг, как когти.

— Ты не… причинил ей вреда.

Улыбка Пайка стала шире.

— Причинил. Мне пришлось. Я не мог оставить ее с мыслью, что она сделала доброе дело, пособничая вам. Мир так не работает. И я не так работаю. И я решаю, Ханна. Не ты. НЕ ТЫ.

Ужасное жужжание раздалось в ее голове. Ее зрение ухудшилось, а голова закружилась. Только не Сиси. Пожалуйста, нет. Горе и чувство вины захлестнули Ханну.

Эта женщина только и делала, что помогала. Она проявила доброту и милосердие, и теперь Сиси мертва из-за этого. Из-за Ханны.

Она не хотела видеть образы, мелькающие у нее перед глазами, не хотела представлять их, но видела. Все ужасные вещи, которые Пайк несомненно сотворил со старушкой.

Она вспомнила острый взгляд Сиси, изучающий ее собственный. Есть два вида страха…

Пистолет Сиси. «Ругер» 45-го калибра. Он все еще лежал в ее кармане.

Ханна нащупала пистолет. Ее жесткие пальцы сомкнулись на рукоятке. Она изо всех сил пыталась вытащить его. Что-то зацепилось за шов кармана. Она выдернула его и направила пистолет на него.

Он выглядел как обычный человек. В нем нет ничего особенного, ничего, что выдавало бы, кем он был на самом деле.

Кроме глаз. Темные и стеклянные. Немигающие. За ними ничего нет — вообще ничего. Он ухмыльнулся ей.

— И что ты собираешься с этим делать?

Дуло дрожало, колебалось. Ханна не могла удержать его в неподвижном состоянии. Пистолет, который раньше казался таким легким, вдруг стал тяжелым в ее руке. Самый тяжелый из всего, что она когда-либо держала.

Пайк рассмеялся, жестоко, злобно и резко, как ножом по стеклу.

Она подняла пистолет, шатко прицелилась, ее палец застыл на спусковом крючке.

— Как будто ты знаешь, как им пользоваться. Я уже сломала тебя, или ты забыла?

Воспоминания нахлынули на нее, леденя кровь в венах, парализуя ее. Бесконечная мучительная боль. Страх. Ужасный треск ее собственных костей, ломающихся под кожей.

«Нажми на курок». Ее мозг кричал, чтобы тело повиновалось. Ничего не произошло. Оружие оставалось бездейственным. Кусок металла. Бесполезный.

Пайк бросился на нее. Он схватил пистолет и вырвал из ее руки. Швырнул его через всю комнату. Пистолет пронесся по ковру, ударился о книжную полку и упал в нескольких ярдах от нее.

Пайк крутанулся иударил ее ногой по ребрам. Резкая боль пронзила тело Ханны.

Инстинктивно она свернулась калачиком, скрестив руки на животе, подтянув колени, опустив подбородок и прижав его к груди.

Она оказалась совершенно никчемной. Просто жертва. Ничего больше.

О чем она думала? Что она сможет это сделать? Что сможет защитить себя от психопата, от сумасшедшего? Противостоять кому-то намного больше, сильнее и смертоноснее, чем она была или когда-либо могла быть.

Он снова пнул ее.

— Посмотри на меня, маленькая…!

Крики и вопли снаружи. Еще выстрелы.

Она слышала все как будто издалека, из-под воды.

Холодные слезы текли по ее щекам, затуманивая зрение. Там находился другой мир. Мир, который она никогда больше не увидит, потому что никогда не покинет это здание.

Пайк достал тактический нож.

— Твоя очередь, Ханна, — проговорил он, предвкушение смешалось с презрением в его голосе. — Твоя очередь.

Глава 54 ЛИАМ День восьмой

Лиам замешкался перед тяжелой стальной дверью выхода. Вместо того чтобы распахнуть дверь и убежать, он проверил, заперта ли она. Так и есть.

Он покончит с этими мародерами. А потом заберет Ханну.

Лиам прошел через открытый дверной проем прямо слева от него. Сквозь окно на дальней стене пробивался тусклый свет. Сильные химические запахи промышленных чистящих средств и отбеливателя ударили ему в нос.

Помещение размером десять на десять заполняли полками с баллончиками и белыми галлоновыми кувшинами, коробками с сетками для волос и пластиковыми перчатками. В одном углу стояла швабра и большое желтое ведро.

Он сбросил с плеч рюкзак и прислонил его к задней полке рядом с ведром для швабры. Снял куртку и накинул ее поверх рюкзака.

Стало холодно, но ему требовалась свобода движений. Активные действия достаточно скоро согреют его.

Если вернется в библиотеку, они будут преследовать, и он приведёт опасность прямо к Ханне. Пока он будет занят ими, она останется в безопасности.

При условии, что он покончит с угрозой здесь и сейчас.

Длинный темный коридор создавал идеальное место для нападения. У него есть полный магазин, плюс два запасных и конфискованные пистолеты в левом кармане куртки. «Смит и Вессон» 1911 и M&P 2.0, оба полностью заряжены.

Он быстро проверил систему «глока», занял позицию у стены с противоположной стороны двери и держал оружие наготове.

Лиам ждал. Кровь стучала в ушах, напряжение пульсировало в нем. Он ненавидел убивать. Он не находил в этом никакого удовольствия. Убитые преследовали его позже, мучая совесть. Как и все остальные мертвецы.

Он не просил этого боя, но он его выиграет. Он покончит с этим.

Шаркающие звуки шагов приближались. Враги крались тихо, нерешительно, не разговаривая. Лиам напрягал слух, чтобы уловить каждый звук. Четыре пары сапог.

Он мысленно составил схему пекарни, представил себе темные фигуры врагов, продвигающихся вперед. Они стояли в зале в одну шеренгу, как коровы на скотобойне.

Ну же, давайте.

— Он выбрался через черный ход, — прошептал кто-то.

— Тогда пойди за ним, — ответил более глубокий голос.

Голоса раздавались близко. В коридоре, направляясь к нему.

Его пульс ускорился. Лиам присел, приготовился.

Появилось дуло. Первый враг появился перед дверью в кладовку, продвигаясь вперед, оружие держал прямо перед собой, его внимание сосредоточилось на задней двери.

Лиам резко разогнулся и дважды выстрелил в грудь врага. Громовой удар в замкнутом пространстве отозвался в его ушах.

Человек вздрогнул и упал. Его пистолет ударился о кафельный пол.

Мужчина, стоявший за первым противником, не успел среагировать. Лиам всадил два патрона ему в голову, прежде чем тот успел вскрикнуть или даже моргнуть. Брызнула кровь, и он упал. Осталось три неприятеля.

Лиам перешагнул через два трупа и прицелился в следующую цель.

У третьего нападавшего хватило ума увернуться. Пятый выстрел Лиама попал в гипсокартон над головой четвертого нападавшего. Он промахнулся.

Четвертый противник, присев в конце коридора, сделал три выстрела в быстром темпе. Два попали в металлическую дверь выхода позади Лиама. Один просвистел мимо его правого уха и врезался в гипсокартон, осыпав пылью.

У Лиама звенело в ушах от сотрясающих взрывов. Звук стал далеким и звонким.

Следующие два выстрела попали точно в цель.

Номер Четыре обмяк, его ноги подкосились, когда он схватился за сквозные раны в груди, красная полоса окрасила стену позади него.

Прежде чем Лиам успел опустить оружие и прицелиться, третий бандит бросился на него. Толстая шея, мускулистые руки. Крепкий громила, привыкший побеждать в драках в барах.

Он со всего размаха врезался в брюхо Лиама головой и отбросил назад. Боль пронзила его живот и лишила дыхания.

Лиам попытался перекатиться, чтобы смягчить удар. Он упал на тело позади него, рука дернулась. Ударившись рукой о дверную раму, он выронил «глок».

Задыхаясь от боли в позвоночнике, он сумел вывернуться из-под удара и упал в дверной проем подсобного помещения.

Лиам сильно ударился о кафель, его плечо стукнулось о ведро со шваброй, белая боль, как электрический разряд, пронеслась по позвоночнику. Его поясницу свело спазмом. Мучительная боль пронзила все тело.

Он поднялся на ноги, но недостаточно быстро.

Громила снова налетел на него, нанося резкие удары ножом. Лиам успел отскочить в сторону, хотя и врезался в полки, на его голову посыпались мочалки и рулоны бумажных полотенец.

Острый клинок снова разрезал воздух. Лиам увернулся от удара ножом и, используя левую руку, треснул по руке с ножом ребром ладони, чтобы отклонить удар.

Но Громила навалился на него сверху, нанося удары левым кулаком по голове и плечам Лиама, а правой снова замахиваясь смертоносным ножом.

Слишком темно. Трудно разглядеть вспышку лезвия.

Лиам ударил головой назад, разбив лицо Громиле и сломав ему нос. Кровь брызнула повсюду. От боли тот застонал, потерял хватку и пошатнулся назад.

Лиам поднялся на ноги, на этот раз медленнее, стуча ногами в ведро для швабр.

Крик. Приглушенный, далекий и тонкий. Такой слабый и тихий, что ему могло показаться. Но Лиам понял его. Почувствовал, как удар в живот.

Ханна!

Холодный темный ужас разверзся в его груди.

Его охватила острая злость. Горячий гнев, подкрепленный паникой.

Лиам перешел в наступление. Схватив швабру, он развернул ее и перевернул так, чтобы головка оказалась обращена к нему, орудуя ручкой, как посохом мастера боевых искусств.

Он сделал выпад вперед и вогнал закругленный конец ручки в адамово яблоко Громилы. Тот издал влажный хрипящий звук, его глаза расширились от шока. Он выронил нож и, пошатываясь, отступил к полке.

Металлический стеллаж загрохотал. На пол упали бутылки с чистящим раствором и средством для мытья окон.

Зарычав от усилия и боли, Лиам во второй раз вогнал рукоятку в его горло и сбил мужчину с ног.

Череп Громилы глухо стукнулся об пол, и он застыл на месте, его челюсть безвольно отвисла. Смерть наступила от повреждения трахеи.

Тяжело дыша, Лиам напрягся, пытаясь разобрать звук сквозь шум в ушах. Его позвоночник протестовал от резких болезненных ударов. От выброса адреналина его трясло и кружилась голова.

Все это не имело значения. Только одна мысль двигала им. Одна цель. Он должен добраться до Ханны, пока не стало слишком поздно.

Превозмогая боль, но быстро двигаясь, он вернулся в подсобку, переступая через трупы и липкую, запекшуюся кровь. Так много крови. Так много бессмысленной смерти.

Лиам натянул куртку и рюкзак и достал свой «глок», который закатился под одну из полок. Он выскочил через выходную дверь пекарни и помчался в библиотеку.

Глава 55 ХАННА День восьмой

Ханна почувствовала, как она исчезает, ее разум уносит ее далеко-далеко. Какое облегчение. Подарок. Она исчезнет. Просто перестанет существовать. Больше никакой боли. Нет больше холода. Нет больше страха.

«Майло, — смутно подумала она. — Майло».

В ее угасающем сознании промелькнул обрывок воспоминания: она и Майло, прижавшиеся друг к другу в его постели, сонные глаза Майло, ее пальцы в его мягких волосах, и она поет его любимую колыбельную.

Она не хотела умирать. Она должна бороться, бороться изо всех сил, до самого конца. Пока ее сломанное тело не сдастся, она будет продолжать пытаться. Она должна.

Она слабо ударила ногой, вслепую, и ее сапог угодил в голень Пайка. Он зарычал от боли.

Ханна перекатилась на бок, ее живот был тяжелым и громоздким, она пыталась подняться на колени и отползти. Добралась до первой книжной полки, хватаясь за нее, отчаянно борясь, с трудом дыша.

Боль взорвалась в ее затылке. В потемневших глазах закружились звезды. Желудок забурчал от тошноты, и она упала в обморок.

Пайк схватил ее волосы, вырывая с корнем и грубо перевернул Ханну на спину. Смятение и отчаяние захлестнули ее и боль, ослепляющая и не дающая дышать.

Он стоял на коленях над ней, тяжело давя на грудь, живот. Пайк наклонился вплотную. Его дыхание обжигало ее лицо. От тошнотворного сладкого запаха гвоздики у Ханны сжалось горло.

Она пыталась ударить его, беспомощно брыкаясь, ее кулаки вызывали у него лишь раздражение.

В темноте мелькнул нож. Он убьет ее сейчас. Он зарежет…

Дикий лай разнесся по библиотеке.

Белое пятно проскочило через одно из разбитых окон и устремилось в темноту. Сердце Ханны остановилось. Призрак.

Призрак — это настоящий ураган шерсти, когтей и зубов. Огромный пиренейский пес пронесся по библиотеке и бросился на Пайка, целясь прямо в горло ее обидчику.

Пайк успел повернуться вполоборота, чтобы поднять руку для защиты.

Призрак не колебался. Он стиснул его правое предплечье в челюстях и яростно затряс.

Пайк застонал от мучительной боли. Нож упал на ковер.

Все еще держа Пайка за руку, Призрак потащил его назад и сбросил с Ханны.

Тяжесть свалилась с ее груди. Она снова могла дышать.

— Отвали! — крикнул Пайк. Он бил кулаком по голове пса, разбивая ему морду и впиваясь в глаза, пока тот не отпустил руку Пайка.

Призрак кружил вокруг Пайка, свирепо рыча. Огромный мускулистый зверь, светящийся в темноте белым светом, словно призрачное существо из подземного мира.

Пайк с проклятием отступил назад и врезался в один из учебных столов. Стул запутался в ногах Пайка, и он чуть не споткнулся. Он схватил стул и бросил его в собаку.

Призрак легко увернулся. Стул ударился о книжную полку, несколько книг повалились. Он зарычал, оскалил зубы, блеснула слюна. Как бешеный волк.

Призрак рычал и скалился с такой свирепостью, какой Ханна никогда не видела. Исчезло царственное, спокойное животное, которое прижималось к ней, чтобы дать утешение и силу, которое спало рядом с ней, которое глотало вяленую говядину с ее руки, но даже в голоде брал еду достаточно нежно, чтобы не обгрызть ей пальцы.

Этот Призрак был чистым белым дьяволом. Сто сорок фунтов жестокой силы, зубов и ярости. И каждая унция направлена на его бывшего хозяина.

— Лежать! Назад! — Пайк, пошатываясь, поднялся на ноги, прижимая раненую руку к груди. Левой рукой он нащупывал что-то у себя под боком. — Слушайся, глупая псина!

Призрак не послушался. Он помнил, как помнила Ханна.

Оскалив зубы и ощетинившись, большой пиреней бросился в атаку.

Пайк попятился назад и врезался в книжную полку позади себя. Книги упали и каскадом посыпались на ковер.

Собака и человек падали вместе.

Призрак прыгнул на Пайка и придавил его спиной к ковру. Он бросился к горлу своего хозяина. Его зубы сверкали белизной и бритвенной остротой, а пасть была разинута.

Пайк поднял левую руку, чтобы защитить свою шею. Он держал что-то в руке. Что-то маленькое, темное и металлическое. Сердце Ханны перестало биться. Пистолет.

В темноте они слились в единое целое. Белая и темная фигуры, сражающиеся насмерть. Призрак рычал и кусался, Пайк бил его по голове, туловищу, морде, лупил по нему пистолетом, пытаясь нацелить его на собаку, чтобы выстрелить.

Паника вцепилась в нее, утягивая под себя, но она боролась с ней, боролась за то, чтобы оставаться собой. Отчаяние бурлило в ее животе. Она судорожно искала способ помочь, остановить Пайка.

Ханна схватила с пола тяжелую книгу и бросила ее в их сцепившиеся тела. Книга ударилась о бок Пайка, но это ничего не дало. Она бросила еще одну. Попала в руку Пайка и сбила ему прицел.

Выстрел расколол воздух.

Она вскрикнула, в ушах зазвенело. Призрак возмущенно рычал.

Не успела она найти другую книгу, чтобы бросить, как раздался второй выстрел. Этот попал в цель.

Призрак дрогнул. Он заскулил и упал на грудь Пайка. Его массивное тело обмякло.

Пайк оттолкнул от себя Призрака и, пошатываясь, поднялся на ноги. Он повернулся к псу. Его левая рука была прижата к груди, беспомощная и слабая. Пистолет в правой руке.

Он поднимает пистолет, целясь в Призрака. Чтобы прикончить его. А потом и ее.

Ужас и беспомощность пронзили Ханну.

— Нет! — закричала она.

— Ханна!

Крик. Откуда-то снаружи, рядом с главным входом. Это Лиам. Он пришел за ней.

Шаги приближаются к ним. Но недостаточно быстро. Недостаточно.

— Лиам! — закричала она безумно. — Он здесь!

С яростным проклятием Пайк отступил назад, хватаясь за раненую руку. Его черты исказились в выражении, которого Ханна никогда не видела на его лице — страх.

Он крутанулся и бросился бежать, пробираясь между книжными полками и устремляясь к стене с окнами. Пайк вскочил на книжную полку высотой до пояса и выпрыгнул через окно в ночь.

Единственная мысль Ханны была о Призраке. Она бросилась на ковер, голова кружилась, но она не обращала на это внимания и с душераздирающим рыданием рухнула на колени рядом с ним.

Призрак лежал на боку, вытянув длинные лапы и откинув голову назад. Сквозь белую шерсть над правым глазом проступала полоса черной крови, заливая висячее ухо и окрашивая морду.

Еще больше крови скопилось на макушке. Пуля пробила ему череп. Осколки кровавого стекла блестели на его шерсти от прыжка через зазубренную оконную раму.

Ужас и страх скрутили ее внутренности. Ханна запустила руки в его шерсть, отчаянно ища признаки жизни.

Его грудь вздымалась и опадала под ее пальцами. Слабый скулеж вырвался из его пасти.

Он жив. Она казалось сейчас расплачется от счастья.

Лиам ворвался через входные двери и помчался к стеллажам. Он держал пистолет в обеих руках, высоко подняв и приготовившись стрелять.

Даже в темноте она разглядела черные пятна на его лице — кровь. Он походил на злобного военачальника или викинга, только что пришедшего с битвы. Убийца.

Облегчение боролось с ее страхом. Под кровью она увидела человека — воина, который защищал ее. Облегчение победило.

— Ты… ты не погиб.

— Где он? — прокричал Лиам.

Она указала на окна.

— Там. Он убежал на улицу.

— Оставайся здесь, — сказал Лиам. — Я закончу с этим.

Прежде чем она успела что-то сказать, он исчез. Тень среди теней, когда он выпрыгнул из разбитого окна вслед за Пайком.

Глава 56 ЛИАМ День восьмой

Лиам пробирался сквозь темноту в поисках садиста-психопата. От ветра у него слезились глаза и закладывало нос. Он не пожалел времени, чтобы пристегнуть снегоступы. Так он шел быстрее, даже несмотря на раскаленную боль в пояснице.

Капли крови блестели рядом с глубокими отпечатками, оставленными психом на снегу. Он был ранен. Это облегчало Лиаму преследование.

Праведный гнев пылал в его жилах. Неиссякаемая ярость. Он убьет этого человека без угрызений совести, без пощады.

Сцена в библиотеке врезалась в его память: Ханна отчаянно скрючилась над телом собаки, страх и ужас исказили ее черты, ее испуганное лицо казалось бледной луной в темноте.

Он почти потерял ее. Он надеялся, что с Призраком все в порядке, но именно Ханне он поклялся сохранить жизнь. Он обещал себе и Джессе, что спасет свою нечаянную спутницу.

И он собирался это сделать. Должен.

Он сунул руку в карман куртки и нащупал маленький вязаный лоскуток серо-зеленого цвета, как тлеющий уголек. Крошечная вязаная шапочка.

Раскаяние и сожаление душили его. Он — дурак. И всегда им был.

Это ничего не исправит. Ничего не изменит. Прошлое оставалось прошлым.

Он знал это. И еще.

Он не мог бросить Ханну и ее не рождённого ребенка.

Он не мог бросить их на растерзание этому монстру, который следил за каждым шагом, который, казалось, знал, куда они направляются, даже раньше, чем они сами, как какой-то сверхъестественный демон из мифов и кошмаров.

Лиам не боялся его. Тот, кто охотился на женщин, — трус. Человеческий мусор. Вот почему он сбежал. Он не более чем бесчувственным выродком, который не мог сразиться с человеком лицом к лицу, но крался и прятался в тени, охотясь на слабых и беззащитных.

Единственной мыслью Лиама было убить этого подонка, чтобы покончить с ним раз и навсегда.

Солдат в нем взял верх. Он заглушил боль и полностью сосредоточился на поставленной задаче. Лиам осмотрел дорогу и здания впереди и по обе стороны от него, ожидая любой угрозы.

Он обогнул магазин, пульс стучал в ушах, бедра горели от напряжения. Даже в снегоступах это утомительно. Пульсация в позвоночнике еще больше замедляла его. Но он не останавливался. Он никогда не остановится.

Крики и вопли доносились с соседней улицы. Он свернул за стоматологический кабинет, прижался спиной к стене и заглянул за угол.

Группа из семи мужчин и женщин пробиралась по улице в сторону библиотеки, свет фонариков и громкие голоса выдавали их присутствие. Не более четверти мили.

Они перегруппировались после нападения Лиама. Их число значительно сократилось. Они шли медленно, возможно, хромая от ран, но все равно приближались.

Теперь их крики стали более злыми, яростными. Речь явно шла уже о личном. Они хотели его голову за смерть полудюжины человек, которых он убил.

Ханна превратилась в легкую добычу. Они найдут ее и убьют только за то, что она связана с ним.

Ужас сковал его внутренности. Страх пророс глубоко в его нутро и овладел им. Не за себя. Только не за себя.

За нее и невинного ребенка, которого она носила.

Он негромко выругался. Он должен вернуться.

Лиам оглянулся на кровавый след и отпечатки, ведущие между банком и стоматологическим кабинетом на северо-запад.

Он мог покончить с этим сейчас. На это потребуется время, драгоценное время, которого у него нет.

Проклятье! Он ненавидел оставлять угрозу на свободе, ненавидел всеми фибрами своего солдатского существа. Но он отказался снова оставить Ханну беззащитной.

Тяжело вздохнув, Лиам развернулся и поспешил обратно в библиотеку. Его позвоночник болезненно пульсировал. Сердце стучало в груди и в ушах. Он постоянно осматривал окрестности, ища любое движение среди теней, притаившихся между зданиями.

Обогнул библиотечную стоянку и подошел к разбитому окну. Скинув снегоступы, прикрепил их к рюкзаку с помощью паракорда.

Используя кирпичный выступ, он перемахнул через него, осторожно, чтобы не задеть стекло, вылетевшее из рамы. Боль электрическим разрядом отозвалась в нем.

— Ханна! — прошептал он.

Она скрючилась рядом с собакой в центре библиотеки, ее лицо казалось абсолютно белым. В одной дрожащей руке она держала пистолет. Она целилась в него.

— Ханна, это я.

Она узнала его и опустила оружие. Книги валялись на ковре вокруг них, а несколько стульев с ближайшего учебного стола были опрокинуты.

С опаской он опустил взгляд на собаку.

Призрак весь в крови лежал на боку. С болезненным воем он поднял голову, кровь залила его морду, ухо и верхнюю часть черепа.

Он ранен, но, по крайней мере, в сознании.

Сердце Лиама чуть не разорвалось от облегчения.

— Нам пора идти.

Она не стала спорить с ним. Сунула пистолет в карман пальто и встала, шатаясь, прижав поврежденную руку к ребрам. Ее мутило.

Его беспокойство нарастало, он оценил ее состояние.

— Ты ранена?

— Я в порядке.

Это не так. Кровь текла по волосам. Ее длинные волосы спутались. Вокруг левой глазницы уже образовался фиолетовый синяк.

Псих ранил ее, но она стояла на ногах. Ханна оказалась крепче, чем он предполагал. Живучая.

Тем не менее, долго она не протянет. Он сразу это понял. Не покрытая синяками, страдающая от боли и ран. Не с ее беременностью.

— Призрак спас меня, — сказала она.

Лиам снова проклял себя за то, что так долго возился с бандитами. Если бы Призрак не подоспел вовремя…

Он мог бы с легкостью убить сотню врагов, не опасаясь за себя. Его страх был за них. Страх, что он не сможет защитить. Что он снова потерпит неудачу.

Но нет времени рассуждать о «что если» и «надо было бы». Это придет позже. Чувство вины. Угрызения совести.

— Мы уходим отсюда, — сказал он.

— Как?

Он вспомнил двух мужчин, стоявших на страже возле грузовиков, снегоходов и квадроциклов.

— На снегоходах.

Им нужно добраться до машин раньше толпы. Каждая минута, которую они оставались здесь, увеличивала угрозу в десять раз.

Глава 57 ЛИАМ День восьмой

— Пошли, — сказал Лиам.

— А как же Призрак? — спросила Ханна.

С жалобным воем пес поднялся на лапы. Он неуверенно покачивался.

Сердце Лиама сжалось. Лиам не мог тащить Призрака и помогать Ханне. Ему нравились собаки — эта особенно.

Он сделает все возможное, чтобы спасти их обоих, но Ханна для него на первом месте. Так и должно быть.

Он чувствовал себя виноватым, даже произнося эти слова.

— Он не должен отставать. Другого выбора нет.

— Он сможет, — заверила Ханна. — Мой рюкзак. Снегоступы…

Его мозг перебирал варианты с молниеносной скоростью. У него все еще оставался рюкзак с прикрепленными снегоступами. В рюкзаке Ханны лежала в основном еда, вода, брезент и спальный мешок. Важно, но не существенно.

Она не справится с лишним весом. А он не мог нести два рюкзака, помогать ей и защищать их.

Но ей нужны снегоступы, чтобы передвигаться по глубокому снегу. В них они окажутся быстрее своих преследователей.

Лиам оставил Ханну и пса и побежал назад через стеллажи, схватил снегоступы и помчался обратно. Он протянул ей снегоступы. Она прижала их к груди.

Ханна сделала шаг и споткнулась. Лиам обхватил ее свободной рукой за талию, правой он все еще держал свой «глок». Поддерживать ее было больно, но он не обращал на это внимания, заталкивая боль вглубь.

— Мы должны идти.

Вместе, ковыляя, они направились к входу. Ханна вздрогнула, но не вскрикнула и не издала ни звука. Медленно и неуверенно за ними следовал Призрак, опустив голову, с почти человеческим выражением боли и растерянности на морде.

Лиам окажет обоим первую помощь, как только они доберутся до безопасного места. Но сначала им нужно убраться отсюда.

Далекие крики и вопли разносились по ветру. Раздался еще один выстрел. Уже ближе. Слишком близко.

Они обогнули учебные столы, стойку выдачи и детскую зону. Он протиснулся через входные двери, и они снова оказались в прохладной ночи, ветер жалил их лица.

В запасе у них имелась пара минут, чтобы остаться вне поля зрения толпы. Они потратили несколько драгоценных секунд, чтобы застегнуть снегоступы — Лиам помог Ханне застегнуть ее.

Двигаясь теперь быстрее, они обогнули следующее здание — аптеку с выбитыми окнами, мусор и бутылки из-под таблеток валялись на истоптанной парковке. Они миновали еще два офиса и ресторан.

Свет фар промелькнул за следующим зданием. Лиам прислонил Ханну к кирпичному фасаду. Она наклонилась вперед, уперлась руками в бедра и тяжело дышала, выдыхая клубы белого пара.

Он мог видеть белки ее глаз в тусклых тенях. Ее страх. Но она сохраняла присутствие, боролась со своим ужасом.

Лиам ясно видел ее в тот миг — кроткую и израненную, но в то же время сильную. Она держалась. Это ее сущность. Он видел, что в ее глазах светилась решимость.

В этом она похожа на него. Выжившая.

В его груди вспыхнула яростная решимость защитить Ханну.

— Жди здесь, — сказал он, его голос звучал грубо.

Она кивнула.

Он прошел вперед и заглянул за угол, держа «глок» наготове. Ветер налетал белыми порывами, но сильный снегопад значительно ослабел, увеличивая видимость.

В двадцати ярдах от него Лиам смог разглядеть четыре двухместных снегохода старой модели и пять зимних квадроциклов, припаркованных посреди улицы в конце города.

Грузовики отсутствовали. Бандиты, должно быть, уже упаковали свои припасы и отправили груженые машины туда, откуда они приехали.

Единственная причина, по которой они все еще остаются в городе, — это охота на Лиама.

Один из снегоходов стоял заведенный, его двигатель громко и надрывно гудел, фары сверкали. Сверкающие кристаллы снега кружились в призрачных огнях.

Пустая трата бензина ради света, но им это только на руку.

Двое мужчин стояли на страже. Один прислонился к задней части черно-желтого «Ски-Ду», раскрашенного под шершня, его винтовка криво висела, а сам он дрожал и дул на руки в перчатках.

Второй охранник положил свою винтовку поперек переднего сиденья красно-белой «Ямахи», а сам примостился на боку, куря сигарету и прижимая обе руки к лицу, чтобы защитить ее от ветра.

Ни один из них не проявлял бдительности и не осознавал, что их окружает. Они ждали уже несколько часов, замерзли, были несчастны и просто пытались скоротать время.

Лиам сильно нервничал. Успокоившись, он отгородился от всего остального — тяжелого дыхания собаки, свиста ветра, звуков приближающейся толпы. Его изматывающей боли, пульсирующей в позвоночнике.

Он зафиксировал локоть, поднял левую руку вверх, чтобы выстрелить, и сосредоточился на прицеле. Замедлил дыхание и пульс, сфокусировался на цели. Сделал поправку на ветер. Прищурился от вихря снега.

Человек в камуфлированной охотничьей шапке, прислонившийся к желтому снегоходу, держал оружие наготове. Лиам направил пистолет на него, прицелившись в центр.

Он положил затянутый в перчатку палец на спусковой крючок. Его ровное дыхание клубилось облаками вокруг лица. Снег собирался на ресницах, кристаллизовался в ноздрях. Время тянулось.

Лиам дважды нажал на спусковой крючок.

Хлоп. Хлоп.

Человек покачнулся и упал.

Лиам попал в цель. Ему нужно попасть во второго противника, прежде чем тот сможет достать свою винтовку. Следующая цель уже двигалась, реагируя на выстрелы, но недостаточно быстро.

Лиам слегка сместился, прицелился в грудь мужчины и дважды выстрелил.

Не прошло и двух секунд как обе цели оказались на земле.

Он не чувствовал ни вины, ни угрызений совести. Ни тогда, ни в пылу сражения. Он видел бои в военных зонах по всему миру. Он знал своего врага. Тех, кто стоял между ним и его задачей — доставить Ханну в безопасное место.

Убей или умри. И он убивал умело, точно и эффективно. И он готов убивать до тех пор, пока это потребуется, до тех пор, пока Ханна будет нуждаться в защите.

Лиам обернулся к ней.

— Приготовься.

Она уставилась на мертвые тела на снегу.

Позади них шум толпы становился все громче. Призрак повернулся в сторону надвигающейся угрозы, наполовину воя, наполовину огрызаясь.

Лиам схватил Ханну за руку.

— Вперед!

Они побежали к снегоходам.

Глава 58 ХАННА День восьмой

— Залезай! — приказал Лиам, когда они добрались до ближайшего снегохода — «Ски-Ду» цвета шершня. Ключ торчал в замке зажигания, двигатель урчал, выхлопные газы вырывались наружу. Можно ехать.

Ханна колебалась. Ветер хлестал ее волосы по лицу. Она не чувствовала своих ушей.

Страх вцепился в нее когтями. Ее мозг кричал, что нужно спасаться, бежать. Но Призрак только что спас ей жизнь. Она ни за что его не бросит.

Она указала назад на пса, который отставал от них на несколько ярдов.

— Я не оставлю Призрака.

Она ожидала, что Лиам будет спорить с ней, швырнет на сиденье и увезет против ее воли. Он этого не сделал.

— Посади собаку на сани с прицепом, — сказал он хрипло. — И, ради всего святого, не высовывайся!

Лиам достал свой тактический нож и несколькими эффективными движениями перерезал провода питания стартера на трех других машинах.

Позади них кто-то поднял тревогу.

В пятнадцати ярдах западнее взметнулся снег. Сразу за этим последовал винтовочный выстрел. Еще один хлопок разорвал воздух. Потом еще один.

Ханна повернулась и вгляделась в снежную тьму, в ушах звенело. Она едва могла разглядеть нападавших, если бы не колеблющиеся лучи фонарика, вспышки дул в темноте.

Впрочем, они тоже не могли видеть в темноте и снегу. Выстрелы производились беспорядочно, но очередной залп мог запросто оказаться удачным. Грохот винтовочных выстрелов разрывался, как вереница петард.

Лиам занял оборонительную позицию за красной «Ямахой», уперся руками в сиденье и открыл ответный огонь. Бум. Бум. Бум.

Послышались крики. Он попал в одного из них. А может и не одного, судя по стонам и воплям.

Бандиты бросились в укрытие. Они спрятались за банком и магазином «Доллар Дженерал» по обе стороны главной улицы, оба здания находились в нескольких сотнях ярдов от них.

— Сейчас, Ханна! — крикнул Лиам.

Она присела так низко, как только могла, и пробралась к задней части снегохода. На желто-черном «Ски-Ду» имелся большой прицеп из стекловолокна с полозьями, предназначенный для перевозки тяжелых грузов. Он был пуст.

Ее пальцы так онемели, что потребовалось три попытки, чтобы открыть створки саней. Она жестом подозвала Призрака.

— Внутрь, живо! Это для твоего же блага.

Призрак пошатывался, едва держась на ногах. Он остановился в нескольких футах от них. Опустил окровавленную голову и беспокойно заскулил.

Ему не нравилась мысль о возвращении в клетку, даже в ту, которая могла спасти ему жизнь. Ханна его не винила.

— Ханна! — закричал Лиам.

Еще несколько выстрелов разорвали морозный воздух. Несколько снарядов попали в разграбленный продуктовый магазин на другой стороне улицы.

Спотыкаясь на снегу, она схватила Призрака за ошейник своей здоровой рукой.

— Ты должен это сделать! Сделай это для меня. — Она мягко, но настойчиво потянула его к прицепу. — Доверься мне.

Призрак снова заскулил, но не стал упираться. Он позволил ей затащить его на сани. Если бы он отказался идти, Ханна не смогла бы его заставить. Собака весила больше, чем она, даже беременная.

Дрожащими, наполовину онемевшими пальцами она закрыла замок на прицепе. На ветру и снегу Призрак наверняка замерзнет, но это лучшее, что они могли сделать. Она сняла снегоступы и бросила их в прицеп рядом с ним.

— Готово! — крикнула она Лиаму.

Лиам уже снял снегоступы. Он положил пистолет в карман, наклонился и взял винтовку у одного из убитых мужчин. Сделал еще несколько выстрелов, чтобы дать им передышку. Стрельба из винтовки раздавалась снова и снова.

Он помог Ханне забраться на переднее сиденье и прижался к ней сзади, упираясь грудью в ее спину и расставив ноги. Она натянула шлем, пока Лиам натягивал другой, лежавший на сиденье, не потрудившись смахнуть снег или застегнуть ремешок.

Закинув винтовку на плечо, он потянулся к ней за рукоятками руля.

— Держись! — крикнул он ей в ухо.

Лиам нажал на газ. Они рванули вперед в облаке синего дыма, плюясь снегом, и резко развернулись на крутом повороте. Старая машина была грубой и шумной — но все равно быстрой.

Снова треск винтовочных выстрелов. Пули забрызгали снег в дюжине ярдов справа от них. Сердце Ханны заколотилось в груди.

Лиам резко повернул влево. Задняя часть снегохода неуверенно повернулась, подняв вверх широкую дугу снежных брызг. Ее отбросило вбок к руке Лиама, и она едва не вылетела из кресла. Ханна с трудом удержалась на месте, опираясь только на одну руку.

Она бросила взгляд в зеркало заднего вида, чтобы проверить Призрака. Он все еще оставался на месте. Она не смогла разглядеть ничего, кроме пушистого белого меха.

Лиам выровнял крен, и они понеслись на большой скорости по бескрайним снежным полям, подпрыгивая. От каждого толчка по ее телу пробегала дрожь.

Выехав из города, они направились на юг, проносясь мимо деревьев, сараев и заборов, нескольких покосившихся зданий, стоящих в стороне от дороги.

Три квадроцикла преследовали их, но они находились далеко — их фары казались маленькими звездами в зеркалах «Ски-Ду».

Она больше не слышала выстрелов, но это не означало, что их нет. Рев двигателя заглушал все остальные звуки.

Когда они скрылись в ночи, Ханна уперлась ногами в подножки, наклонялась на поворотах и держалась изо всех сил.

Глава 59 ПАЙК День восьмой

Пайк ударился плечом о незапертую заднюю дверь закусочной и, спотыкаясь, вошел внутрь. Дверь захлопнулась за ним. Он моргнул в полной темноте и остановился.

Ярость бурлила в его жилах. Он хотел только одного — убить этого солдафона, который осмелился преследовать его. Он вырвал бы тарзалы и метатарзалы из окровавленных обрубков его пальцев. Кропотливо, медленно. Одну за другой, пока солдат не взмолится о собственной смерти.

Пайк лишился своего тактического ножа и пистолета. Он потерял их в библиотеке из-за взбунтовавшегося белого зверя и трусливой мышки Ханны Шеридан.

Он все прекрасно спланировал. Отвлечь солдата, чтобы пробраться и прикончить свою добычу. Только эта чертова собака появилась из ниоткуда и имела наглость напасть на него! Он хозяин этой отвратительной шавки — и купил ее за кругленькую сумму.

У Пайка болело только левое предплечье. Правой рукой он нащупал стену и попятился вглубь здания. Обогнув угол, он почувствовал вокруг себя открытое пространство.

Достал из кармана фонарик, включил его и осмотрел помещение, не давая лучу затухнуть. Он находился в каком-то офисе или административном помещении.

Единственное окно выходило на кухню ресторана, зону мытья посуды и стойку ожидания. Ему не нужно беспокоиться о том, что фонарик выдаст его местонахождение.

Он опустился в офисное кресло за дешевым столом из ИКЕА, подперев фонарик, и осмотрел себя. На рукаве его куртки имелось несколько прорех. Кровь испачкала ткань и стекала по руке.

Он зубами стянул перчатки и вылез из куртки. Поморщившись, закатал окровавленный рукав рубашки. Пайк стиснул зубы при виде раны.

В нескольких местах клыки прокололи кожу, достаточно глубоко, чтобы порвать мышцы. Все выглядело хуже, чем есть на самом деле. Ему повезло, что челюсти собаки не раздробили ему предплечье.

Пайку удалось застрелить бешеное животное до того, как оно успело причинить серьезный вред. Если бы не толстая куртка и слои одежды в качестве защиты, пес разорвал бы ему горло в считанные секунды.

Пайк надеялся, что убил его.

Боль пульсировала в левой руке от запястья до плеча. Ему срочно требовалась чертова сигарета.

Неповрежденной рукой он вытащил пачку, повозился с «Зиппо» одной рукой и наконец смог прикурить. Пайк глубоко втянул дым в свои остывшие легкие. Аромат гвоздики заполнил его ноздри, снимая напряжение, пульсирующее в нем.

Он выпустил облако в потолок. Здесь не имелось ни вентилятора, ни форточки, и дым повис в воздухе.

Это просто мелкая неудача. К утру он вернется в игру.

Ханна Шеридан собиралась домой. Ну, что ж. Он тоже.

Негодование разлилось по телу. На нее. На всех людей в Фолл-Крике, которых он ненавидел и на которых горько обижался. Его мать. Его брат. И особенно Ноа Шеридан.

Он отомстит им всем. Выжмет каждую унцию из ее разбитого и разрушенного тела.

Он не знал, почему не убил ее много лет назад. До и после той ночи он действовал осторожно, никогда не выбирая добычу, которую можно упустить.

Пайк выбирал наркоманов, шлюх и бездомных уличных крыс, о которых никто не заботился. И он редко охотился слишком близко к дому.

Но когда он припарковался за ее «Камри» на пустынной дороге в канун Рождества, Пайк почувствовал такое возбуждение, какого никогда не испытывал раньше. Он знал, кто она, еще до того, как вышел из машины.

Жена Ноа Шеридана. Милашка с яркими зелеными глазами, симпатичная чужачка с потрясающим голосом, которая могла бы прославиться в Нэшвилле или Голливуде, но вместо этого быстро скатилась в никуда, застряв в маленьком городке с жалким мужем и плаксивым ребенком.

Было нечто приятное в том, чтобы украсть что-то прямо у кого-то под носом. Извращенное удовольствие в том, чтобы работать, есть и смеяться с людьми, которые понятия не имели, кто он и что сделал.

Это опьяняло.

Каким-то образом делало жизнь в дерьмовом городе со всеми этими невыносимыми людьми — включая его собственную семью — терпимой.

Все они знали Ханну Шеридан. Они все верили, что она давно умерла.

Он питал особую ненависть к Ноа Шеридану. Наблюдая за тем, как его жизнь рассматривают словно под микроскопом — муж оставался подозреваемый номер один в этом деле на протяжении многих месяцев — Пайк испытывал незабываемое и невероятное удовольствие.

Каждый раз, когда он видел Шеридана или его сопляка-сына, Пайка охватывало легкое волнение. Он махал рукой, подзывал Ноа, вступал в светскую беседу с приклеенной улыбкой на лице, а рукой в это время держал в кармане телефон с прямой видеосвязью с женой Ноа.

Но эта часть закончится сейчас. Она закончится, когда он вырежет из нее свою собственную плоть и кровь, а затем прикончит ее сам, так, как хотел. Не быстро и не легко.

Он еще не потерял контроль над ситуацией. Он еще мог найти ее до того, как она доберется до Фолл-Крик.

Глава 60 ПАЙК День восьмой

Пайк докурил сигарету до фильтра и бросил ее на пол. Огонек вспыхнул и погас. Ему плевать на то, что он мог сжечь все здание.

Осторожно закатав рукав, он с болезненным шипением влез в куртку. Надел перчатки, встал и взял тяжелый фонарь.

Он обыскивал рабочую кухню, пытаясь найти что-нибудь, что можно использовать. Луч фонарика прошелся по прилавкам, шкафам и плите промышленного размера из нержавеющей стали. Здесь воняло испорченными овощами и горелым пластиком.

Конус света высветил тяжелый молоток для отбивания мяса, лежащий на островке из нержавеющей стали в центре зоны подготовки. Подойдет.

Когда он попытался поднять его левой рукой, ее пронзил сильнейший разряд боли. Он уронил его, вздрогнув.

В ярости Пайк пнул остров и выругался, когда звон раздался в тишине. Он положил фонарик, поднял молоток неповрежденной рукой и просунул его в петлю ремня под курткой.

Держа фонарик низко на боку, он осторожно вышел из задней части закусочной и осмотрел снежную темноту, прежде чем шагнуть на улицу.

Вокруг никого. Со стороны библиотеки доносились гневные крики и выстрелы. Возможно, бандиты нашли его мышку Ханну или парня-солдата.

Он сомневался в этом. Солдат наверняка поспешил бы назад, чтобы спасти девчонку и обеспечить их уход. Это единственная причина, по которой он отказался от преследования Пайка.

Неважно. Пайк мог устроить засаду в любой точке пути. У него было преимущество. А не у них.

Как только он позаботится о своей руке. Ему нужен чертов доктор, чтобы подлатать его и дать обезболивающих.

К счастью для него, он знал, куда идти.

Опустив голову от жестокого ветра, он обогнул стоянку закусочной и нашел дорогу обратно на главную улицу. Он вернулся на заправку вверх по улице, где его по-прежнему ждал фиолетовый снегоход.

Двое мужчин остались на заправке, оба держали винтовки и стояли примерно в десяти ярдах друг от друга. Первый стоял лицом на юг, в сторону библиотеки и конца города.

Второй мужчина стоял на страже кучи трупов. Не меньше полудюжины. Рядом с ним два снегохода старой модели, тянущие большие сани, загруженные канистрами, полными бензина.

Винтовка, которую он держал в руках, принадлежала Пайку.

Пайк оскалился. По его позвоночнику пробежала мрачная дрожь. Ему понадобится бензин, чтобы добраться туда, куда он собирался. Да и винтовку нужно вернуть.

Он прицепил фонарик к поясу и поменял его на молоток. Взял его в руку и ощутил вес. Подойдет как нельзя лучше.

Он подкрался к мужчине сзади, его шаги были не такими тихими, как хотелось бы, но мужчину отвлекли крики и стрельба за библиотекой. Ветер свистел и стонал, заглушая его движения.

Бедняга даже не заметил приближения Пайка. Он не увидел и взмаха молотка, но, конечно, почувствовал, как тот врезался ему в голову и расколол череп.

С тяжелым стуком мужчина упал на снег.

Боль пронзила левую руку Пайка, мышцы закричали в знак протеста. Пайк стиснул зубы и позволил молотку выскользнуть из рук.

Пайк нагнулся и поднял винтовку. Свою винтовку. Винчестер 70-й модели с оптическим прицелом.

В предплечье вспыхнула еще большая боль, но он терпел. Быстро проверил систему и нашел все так, как оставил — оружие в идеальном состоянии и полностью заряжено.

Второй охранник со скучающим выражением лица повернулся, чтобы проверить своего приятеля.

Пайк направил винчестер ему в лицо.

— Эй, мужик…

— Подними руки. Брось оружие.

Охранник начал поднимать оружие, затем заметил тело своего друга позади Пайка, уже остывающее на снегу. Поумнев, он передумал.

Отстегнул винтовку, бросил ее в нескольких футах от себя и поднял руки.

— Не стреляй в меня, парень. Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.

— Нашли доктора, когда грабили этот город?

Мужчина нервно переминался с ноги на ногу.

— Хэнк сказал, что нашел хорошую заначку оксикодона в клинике. Там же был врач. Нескольких пациентов мы отправили домой. Может, он педиатр? Я не знаю. Я сделал то, что ты просил, ясно? Не убивай меня, чувак.

— Хорошо. — Пайк жестом указал на винтовку. Он оставит этого идиота в живых достаточно долго, чтобы тот отвез его к этому врачу. Затем уложит его, как того заслуживает эта гнида. — Отведи меня к нему. И побыстрее. Я должен уехать на рассвете.

Глава 61 ХАННА День восьмой

Ханна так устала, что постоянно засыпала, заваливалась на сидении и снова просыпалась. У нее болели спина, плечи и бедра, мышцы сводило судорогой.

Холод пронизывал конечности. В ногах словно глыбы льда, ноздри саднило от холодного воздуха. От ледяного ветра ее веки почти слиплись.

Они упорно ехали, казалось, несколько дней, но прошло меньше двух часов.

Лиам и Ханна довольно быстро оторвались от преследующих их квадроциклов. Бандиты не могли ехать так же быстро, как снегоход, но он всеравно очень трясло.

Они огибали город за городом и ехали дальше. Со всех сторон простирались леса, перемежающиеся с унылыми и ветреными фермерскими угодьями. Бесконечную белизну изредка прочерчивали темные пятна полуразрушенных сараев, амбаров или домов.

До Нового года оставалось совсем немного. Ничто не двигалось. По дороге не ехало ни машин, ни грузовиков. Ни самолетов, летящих по черному небу.

Словно, они единственные живые существа во Вселенной.

Наконец, Лиам затормозил и выключил двигатель. Он снял шлем.

— Мы только что выехали из Национального леса Манисти. Мы за пределами Ньюейго.

Они припарковались на обочине пустой дороги, заросшей сосновым лесом. Справа от них на небольшом холме, далеко от дороги, стоял трехэтажный ветхий фермерский дом. Других домов или зданий не просматривалось.

— Оставайся здесь, — сказал Лиам.

Ханна слишком устала, чтобы спорить. Она просто хотела слезть с этого дурацкого снегохода и найти безопасное место, где можно отдохнуть и пописать. И она отчаянно волновалась за Призрака.

Лиам достал пистолет, соскользнул со снегохода и надел снегоступы. Осторожно двинулся к линии деревьев. Через несколько мгновений он скрылся в темноте.

Он не использовал фонарик и не приближался к участку напрямик, как большинство людей. Он действовал тайком. Невидимая угроза.

Она нервно вздрогнула, в очередной раз радуясь, что Лиам на ее стороне.

Ханне удалось снять шлем, и он упал на снег. Она неловко сползла со снегохода и облокотилась на него, прижав руки к груди и дрожа.

Ее ноги превратились в ледяные глыбы. Она едва могла стоять, не говоря уже о том, чтобы добраться до Призрака.

Ветер утих. Ночь выдалась черной и абсолютно неподвижной. Мили и мили бесконечного снега.

На морозе все звучало по-другому. Острые грани и хрупкость. Ветер с шипением проносился по льду и твердому снегу, по голым жестким ветвям дубов, кленов и берез. Шелестели сосновые ветви.

Ее сознание затуманилось. Казалось, что клетки мозга замерзли. Ее мысли дрейфовали. Ханна даже не слышала, как вернулся Лиам, пока он не оказался рядом с ней.

Он держал пистолет низко у бедра.

— Дом пуст. И сарай. Никто не появлялся там по крайней мере неделю.

— Призрак, — сказала она сквозь зубы. — Что с Призраком?

Лиам опустился на колени рядом с санями и проверил состояние Призрака. Он был в сознании, но вялый и слабый. Все его тело сильно дрожало. Снег и лед покрывали его шерсть.

Бедняга всю дорогу пролежал под открытым небом. Если бы только у них нашлось одеяло или что-то еще, чтобы укрыть его от ветра и холода. Оставалось надеяться, что густая шерсть защитила его.

Сердце Ханны сжалось. Если с ним что-нибудь случится, она не сможет этого вынести. Не после всего, через что она уже прошла. Не после всего, что она пережила.

Еще одна потеря может сломить ее, разбить на тысячу осколков.

Не имело значения, что она знала этого пса всего неделю. Они стали друзьями. Он был ее, а она — его. Ее прошлое и будущее переплелись с его прошлым так, что она не могла сформулировать.

Он нужен ей. Он нужен Ханне, чтобы знать, что все будет хорошо.

— А можно остановиться? — Она отчаянно надеялась, что Лиам скажет «да». Призраку нужен отдых, и ей тоже. — Мы можем остаться здесь?

Лиам встал, еще раз осмотрел окрестности, прежде чем ответить.

— Он все еще там.

— О-он не сдастся. Он придет за нами. Но не думаю, что сегодня. — Она наклонила подбородок к собаке. — Призрак хорошо поработал над его рукой.

Лиам напряженно кивнул.

— Он молодец.

— Он ранен. Ему нужен ветеринар.

— Не знаю, где мы его найдем.

— Мы должны искать. Не все города будут такими, как Бранч. Какие-то еще будут жить нормально.

— Оставаться здесь — это риск.

Она облизала свои потрескавшиеся губы. Лиам не ошибался. Но Призрак ранен. Ему нужна медицинская помощь. Может быть, он поправится и все заживет само собой, а может, его рана на голове опасна или он получил какую-то другую травму, которую они не могли заметить.

— Призрак спас меня. Мы не можем оставить его вот так. — Она подняла подбородок. — Я не оставлю.

— Хорошо. — Лиам покачал головой, смирившись. — Как рассветет, поищем врача. Мы останемся здесь на несколько часов, чтобы отдохнуть и согреться. И все. Ни минуты больше.

— В фермерском доме?

Лиам указал на большой красный сарай позади фермерского дома.

— Там будет безопаснее. Меньше шансов, что кто-то вломится в поисках еды. Сено защитит нас от холода.

Она кивнула. Он прав. Она не хотела находиться рядом с другими людьми.

Они оба нервничали.

Лиам достал из рюкзака фонарик и протянул ей.

— Держи его направленным вниз.

Он высадил Ханну у сарая, отмычкой открыл старый замок, висящий на дверях, и толкнул одну из них.

Ханна вошла в сарай, сбивая снег с сапог, и вдохнула затхлые запахи сена, навоза и жира.

В тени в дальнем конце сарая возвышалась пара старых тракторов. Кучи сена. Четыре стойла и конюшня. Вдоль одной стены висели большие ржавые инструменты, названия которых она не знала.

Лиам парковал снегоход за сараем, в стороне от дороги и фермерского дома. Ханна воспользовалась возможностью облегчиться. Это прошло так же ужасно, как и всегда — холод, пронизывающий до костей, зубы стучат, пальцы так застыли, что она едва могла натянуть штаны.

Когда она закончила, Лиам появился снова, держа Призрака на руках, как ребенка. Она направила свет на землю и держала дверь сарая открытой, пока Лиам заносил Призрака внутрь.

Он осторожно положил собаку на кучу сена рядом с пустым стойлом для лошадей. Обыскал стойло и вернулся с несколькими изъеденными молью седельными одеялами.

Опустившись на колени рядом с Призраком, Лиам смахнул снег с его шерсти и вытер ему лапы и хвост. Натянул одеяла на его туловище. Сняв с плеч рюкзак, он достал аптечку и промокнул окровавленную шерсть на голове и горле Призрака марлей для свертывания крови.

Так бессердечно расправившись с несколькими людьми, Лиам отнесся к животному с большей нежностью, чем Ханна ожидала.

Она все еще не решила, что чувствует по этому поводу. Но сейчас она слишком устала, чтобы возражать против чего-либо, и уж точно не против отдыха и тепла.

Когда Лиам закончил с Призраком, он повернулся к Ханне.

— Где у тебя болит?

Ханна осторожно потрогала пальцами ребра. Они казалтсь болезненными и чувствительными, но, она надеялась, не сломаны. Голову жгло. Она приподняла шапку и почувствовала засохшую кровь, запекшуюся у линии роста волос.

Воспоминания нахлынули на нее — его лицо, нависшее над ней, красная полоска рта, ужасный запах гвоздики, забивший ей горло, ужас.

Ханна закрыла глаза и с усилием открыла их. Пайка здесь нет. Она в безопасности.

— Он пинал меня. Ударил. Призрак добрался до него… до того, как что-то случилось.

Рот Лиама сжался. Его глаза стали жесткими.

— Я бы сказал, что случилось много чего.

Ханна незаметно поднесла руку к животу. Она почувствовала движение, как будто рыба барахталась, инопланетное существо скользило внутри нее.

Ей все равно. Она говорила себе, что не хочет этого. Ей казалась противна сама мысль о том, что его отпрыск растет внутри нее. И все же… Едва заметный проблеск облегчения промелькнул в ней.

— Я в порядке, — заверила она. — Все в порядке.

— Ты не в порядке, Ханна, — проговорил он хрипло. — Позволь мне помочь тебе.

Она напряглась, но позволила Лиаму очистить порез на лбу, наложить антибиотик и повязку-бабочку и дать ей тайленол от боли в ребрах. Его пальцы были мозолистыми, но нежными.

В животе у нее завязался клубок противоречивых эмоций. Прикосновение доброты, а не жестокости, оказалось одновременно невероятно нервирующим и успокаивающим.

Ее глаза внезапно увлажнились. Она могла бы разрыдаться прямо здесь и сейчас.

Лиам, конечно, опасен, но не для нее. Он неоднократно доказывал это сегодня вечером. Он на ее стороне.

Это ее собственный страх, который она должна победить.

Он отпил из своей бутылки и протянул ей запасную. Бутылка была еще полной.

Она сделала большой глоток и вытерла рот.

— Спасибо, Лиам.

Он только хмыкнул.

Она передала Лиаму фонарик и рухнула на кучу сена рядом с Призраком. Его грудь вздымалась и опадала — едва заметно. От него пахло мокрой шерстью, собачьим дыханием и комфортом. Ханна прижалась животом к его мохнатой спине, шерсть щекотала ей щеку. Он тихонько поскуливал.

— Который час? — спросила она Лиама.

— Двадцать пять минут третьего.

— Сейчас канун Нового года, — поняла она, с трудом веря в это. — Сегодня.

Лиам только хмыкнул. Он принес ей два дополнительных одеяла.

— Это просто день, как любой другой. Накройся сеном и накинь на себя одеяла.

Ее кости болели от усталости. Болела поясница, а еще ребра в нескольких местах. Она поморщилась, натягивая одеяла на ноги.

Вместо того чтобы присоединиться к ним на сене, Лиам расположился на опрокинутом пятигаллонном ведре возле двери сарая, положив на колени украденную им винтовку AR-15. Стоял на страже. Все еще присматривая за ними, хотя наверняка устал не меньше, чем она.

Он положил два пистолета, которые конфисковал у бандитов, рядом с собой на пол сарая, достал из сумки термоодеяло и накинул его на плечи.

— Ты не собираешься спать?

— Не устал.

Ханна не поверила. Взглянув на него снова, она поняла, насколько он действительно измотан. Лиам двигался осторожно, боль затеняла его глаза. Ему больно. Физически, но и не только.

Он спас ее сегодня, ее и Призрака. И это дорого ему обошлось.

Глава 62 ХАННА День восьмой

Сквозь щели в стенах сарая проникал колючий холод. Ханна зарылась поглубже в сено. Тепло от тела Призрака передалось ей. Если она и не согрелась, то, по крайней мере, не замерзла.

Лиам снял шапку, провел рукой по каштановым волосам и низко надвинул ее на уши. Он посмотрел на нее, выражение его лица казалось суровым. В его глазах залегли темные тени. Челюсть напряглась, как будто он хотел что-то сказать, но сдерживался.

— В чем дело? — спросила она, хотя уже знала, что будет дальше.

Лиам пристально смотрел на нее, его взгляд был неумолим.

— Чего он хочет?

Ее щеки запылали. Ханна хотела отвернуться. Убежать и спрятаться. Но она не могла. Пришло время для разговора. Лиам Коулман, как никто другой, заслуживал объяснений. Правды.

— Он хочет меня. Он хочет это. — Она показала на свой живот. — Он собирается вырезать его, а потом убьет меня. Он не может позволить мне жить. Как будто, пока я жива, он проиграл. А он не может вынести потерю контроля над чем-либо.

— Тогда мы сделаем так, чтобы он тебя не нашел.

— Он… — Ханна сглотнула. — Он знает, куда я иду.

Мускул в его челюсти дернулся.

— Что ты имеешь в виду?

— Я не про то, в какие маленькие городки мы заедем по дороге, или наш прямой маршрут. Но он знает пункт назначения. Знает, где находится мой дом.

Она закрыла глаза, сделала несколько глубоких вдохов, открыла их.

Темнота надвигалась, но Ханна сопротивлялась. Считала деревянные доски стены сарая, цветные нити седельного одеяла, соломинки.

Она заставила себя сохранять присутствие, оставаться сосредоточенной. На этот раз это далось легче.

— Потому что я знаю его. Я… забыла. Но теперь вспомнила. Кто он такой.

Ханна видела разворачивающуюся сцену в своем сознании так же ярко и отчетливо, как если бы это происходило здесь и сейчас. Прохладная зимняя ночь. Лопнувшая шина. Обочина пустой, безлюдной дороги.

Снег хрустел под ее сапогами, ледяные облака вылетали изо рта при каждом вдохе, когда она проклинала себя за то, что у нее нет запасного колеса. Месяц назад у нее спустило колесо, но она так и не смогла заменить запаску.

Еще одна ссора между ней и Ноа. Она хотела заменить запаску, а он говорил, что они не могут себе этого позволить. Не с ее надвигающейся платой за обучение и огромными счетами за детский сад для трехлетнего Майло.

Потому что она желала вернуться в университет и получить диплом, а Ноа хотел, чтобы она сидела дома. Не потому что он сексист, просто мечтал, чтобы у Майло было то, чего не было у него — двое настоящих, заботливых родителей.

Ханна родила Майло в восемнадцать лет. Это стало сюрпризом, а не ошибкой. Она любила его всем сердцем. Она никогда бы не назвала его ошибкой.

Тем не менее, беременность неожиданно изменила траекторию ее жизни.

Двадцатидвухлетний Ноа Шеридан сделал предложение после пяти месяцев знакомства на расстоянии. «Я хочу стать отцом, — умолял он ее. — Я хочу сделать это».

Ханна всегда отличалась тягой к приключениям и прыжкам в неизвестность. Она бросила программу двойного диплома по теории музыки и музыкальному образованию в Мичиганском университете, собрала свои скудные пожитки в кампусе и переехала к Ноа в его родной городок Фолл-Крик.

И вот так она стала женой полицейского, собирающейся стать матерью, застрявшей в крошечном захолустном городке на юго-западе Мичигана, полностью оторванной от жизни и мечты, которые знала.

Никому из них не пришлось легко. Они были молоды, эгоистичны и незрелы.

Ноа привык к холостяцкой жизни. Он остался верен друзьям, которых знал всю свою жизнь. Слишком предан. Ханна же оказалась чужачкой. Той, кому не нашлось места.

После трех напряженных и несчастных лет она больше не пыталась. Надоело чувствовать себя такой одинокой и изолированной, такой злой и обиженной.

Она сидела на водительском сиденье «камри», размышляя о своем неудачном браке, все больше злясь на него, на себя, на эту нелепую ситуацию, и беспокойно барабанила пальцами в перчатках по рулю.

Печка и радио включены на максимум. Она сердито подпевала «Все, что я хочу на Рождество — это ты». Чувство вины укололо ее. На Рождество ее не будет дома, не будет подарков и блинчиков с арахисовым маслом и взбитыми сливками, любимых Майло.

Она загладит свою вину перед Майло, поклялась она себе. В тот день они попытались стать для него семьей, проведя вторую половину дня на горнолыжном курорте, показывая ему, как правильно кататься на новых маленьких лыжах, которые ее родители привезли в качестве подарка на Рождество.

У них всегда все получалось, когда он был рядом. Они оба любили его. Просто этого оказалось недостаточно.

Она снова взяла телефон и уставилась на него, одновременно чувствуя вину, ярость и разбитое сердце. Эта дурацкая батарея сдохла. Зарядное устройство, которое она обычно держала в «камри», исчезло. Ноа использовал его для чего-то и забыл положить обратно.

Она швырнула телефон на пассажирское сиденье и яростно вытерла лицо.

Дрожа, она смотрела сквозь покрытое инеем лобовое стекло на пугающие деревья по обе стороны дороги. Несколько потрепанных облаков дрейфовали по луне. Темнота вырисовывалась прямо за фарами, внезапно показавшись зловещей и живой.

В ее душе зародилась тревога. Она планировала проехать девяносто миль на север до дома своей лучшей подруги в Гранд-Рапидс. Не самое мудрое решение в одиннадцать часов вечера в канун Рождества, но теперь слишком поздно менять свое решение.

Она обняла себя и потерла руки, внезапно озябнув не только от холода. Никто не знал, что она здесь.

Посмотрела на индикатор бензина. Все еще три четверти бака. Тепла хватит надолго.

Что, если никто не проедет мимо всю ночь? Что, если никто не остановится? Что если…

Гул двигателя пробился сквозь музыку по радио. Свет фар омыл ее и заполнил салон машины.

Черный «форд-F350» с блестящей решеткой радиатора, усиленным бампером и охотничьими прожекторами на крыше остановился на обочине позади ее «Камри».

Ханна почувствовала облегчение, за которым последовала тревога. У одинокой женщины имелись причины для беспокойства.

В зеркале заднего вида она увидела, как из внедорожника показалась широкая темная фигура и закрыла дверь, двигатель не выключался. Он шел по снегу к ней. Под курткой на нем была форма. Как у полицейского, но не совсем.

«Ханна! — Эта обезоруживающая улыбка. Неприметный парень, среднего роста, среднего телосложения. Жесткие темно-русые волосы, приятные черты лица. Карие глаза, такие темные, почти черные. — Ханна Шеридан. Что ты делаешь так далеко от дома?»

Сначала она просто тупо смотрела на него. Потом узнала. Он жил в Фолл-Крик на другом конце города. Был кем-то вроде сотрудника правоохранительных органов.

До этого она видела его несколько десятков раз — на заправке и в продуктовом магазине, пару раз в баре с друзьями, на новогодней вечеринке, которую устроил один из приятелей Ноа, полицейский.

Знакомый. Он был братом лучшего друга ее мужа. Оба полицейские. Она не думала, что он из полиции, но теперь засомневалась.

Он никогда ей не нравился, но разве сейчас это имело значение?

Он слегка приподнял куртку и показал значок, пристегнутый к поясу. Улыбнулся шире.

«Как дела у Ноа? По-прежнему играет в футбол, или его локоть все еще доставляет ему проблемы?»

Он хорошо знал Ноа. Друг, или достаточно близкий. Напряжение в ее плечах ослабло. Она улыбнулась ему в ответ.

«Ты гуляешь ужасно поздно, Ханна. Кто-нибудь знает, где ты?» — Вопрос содержал скрытые глубины. Она не видела опасности, не знала, что нужно быть осторожной.

Поскольку ее телефон разрядился, у нее не осталось возможности связаться со своей лучшей подругой Карли. Карли с радостью предоставила бы ей свободную комнату без лишних вопросов. Ханне не нужно спрашивать заранее. Вот такая между ними сестринская дружба.

Что касается ее мужа… нет. Она не сказала ему ни слова, пока в ярости собирала сумку на ночь и выбегала из дома, хлопнув дверью для пущей убедительности.

«Ты дрожишь! Тебе нужно укрыться от холода. Извини, у меня нет свободной запаски, но я с удовольствием подвезу тебя домой. Я как раз ехал навестить маму. Это практически по пути».

У нее не было причин не доверять ему.

И поначалу она доверилась. А потом стало слишком поздно.

Глава 63 ХАННА День восьмой

— Гэвин Пайк, — проговорила Ханна, слова словно колючая проволока на ее языке. — Так его зовут.

Она почувствовала на себе взгляд Лиама. Пронзающий ее до глубины души.

— Он знает, кто я. — Ее сердце сжалось. Она подумала о Майло. О Ноа. О том, что Пайк причинил им боль. — Он знает мою… мою семью. Он тоже живет в Фолл-Крик. Он точно знает, куда идти.

Лиам ничего не сказал. Его лицо стало каменным, нечитаемым.

— Он… он убил Сиси.

Лиам выругался.

— Она была хорошим человеком. — Свежие слезы душили ее горло. — Она не заслужила того, что с ней случилось.

— Хороших не бывает.

— Она помогла нам. Ей не нужно было, но она помогла.

— Знаю, — отозвался Лиам. Сталь в его голосе. Решимость. — Я собираюсь убить его. Я обещаю тебе.

— Спасибо, — сказала она просто. — Спасибо за все.

Признательность это все, что у нее имелось. Она не могла заплатить ему, не могла предложить ничего, кроме своей благодарности. Ханна надеялась, что этого хватит.

Лиам долго молчал. Он уставился на двери сарая, челюсть напряжена, пистолет зажат в обеих руках. Он словно желал, чтобы Пайк вошел в эти двери прямо сейчас.

Она рассеянно потирала поврежденную руку. Распухшие, вывернутые суставы болели на холоде. Ее пальцы деформировались и стали уродливыми. Ханна едва могла пошевелить ими, только с большим усилием. И болью.

Захочет ли Ноа вернуть ее сейчас? После того, что сделал с ней Пайк? В ту ночь она так разозлилась и обиделась, а теперь с удивлением думала, почему они вообще поссорились.

Это казалось таким бессмысленным, таким ничтожным. Они любили друг друга. У них был Майло.

У них было все, а они даже не понимали этого.

Лиам прочистил горло и оглянулся на нее.

— Дай мне посмотреть на пистолет.

Ханна замерла.

— Какой пистолет?

Он просто смотрел на нее.

Конечно, Лиам знал о пистолете. Она направила его на него в библиотеке. Как будто могла что-то с ним сделать. В ее руках он оказался так же бесполезен, как и любое оружие.

— Сиси его дала, — объяснила она с досадой. — Мне стоило рассказать тебе.

— Да, стоило.

Она опустила взгляд, не в силах встретиться с его пронзительными серо-голубыми глазами. Ее охватил стыд.

— Я все равно беспомощна с ним. Я даже не могу нажать на курок.

Он протянул руку ладонью вверх.

— Дай мне посмотреть.

Она достала 45-й калибр из кармана и протянула ему.

Он повертел его в руках, рассматривая.

— Хороший вариант для тебя. Маленький и легкий. Уменьшенная отдача. Отлично сбалансирован.

Лиам выбросил магазин, затем слегка оттянул затвор назад, чтобы открыть механизм и проверить патронник. Он нахмурился.

— Оружие заряжено. Ты сняла его с предохранителя?

— Что?

Он вставил магазин обратно и указал на небольшой рычаг, установленный на ползунке.

— Видишь здесь? Это предохранитель. Даже когда ты нажмешь на спусковой крючок, если предохранитель не снят, пистолет не выстрелит.

Ее щекам стало жарко. Ее семья всегда пользовалась пистолетами «глок» с предохранителем. Забыть о предохранителе в «Ругере» такая глупая ошибка. В панике это знание покинуло ее, теперь Ханна вспомнила то, что всегда знала.

— Прости, — сказала она, чувствуя себя невероятно глупо.

Он вернул ей пистолет, поставив его на предохранитель.

— В следующий раз сделай лучше.

Облегчение смешалось с ее смущением. Она все-таки нажала на спусковой крючок.

У нее хватило смелости сделать это. Застрелить его.

Вот что имело значение. Когда придет время, она сможет сделать это снова. Она сделает это снова.

Лиам застегнул рюкзак и выключил фонарик.

— Поспи немного. Рассвет наступит скоро.

Она аккуратно положила пистолет в карман и улеглась на колючую солому. Призрак спал. Она перекатилась к нему и зарылась пальцами в шерсть, вдыхая влажный запах. Прижалась щекой к мягкому меху и позволила усталым векам закрыться.

Но сон не приходил, как бы она ни была измучена. События ночи не переставали крутиться в ее голове, снова и снова. И каждый раз все заканчивалось одинаково — Ханна чувствовала себя парализованной, бессильной. Беспомощной.

Даже имея оружие, она не смогла защитить себя. Или Призрака.

Лиам сейчас здесь, но он не всегда будет рядом. Призрак не всегда сможет ее защитить. Ей тоже придется защищаться.

Ханна не хотела быть беспомощной. Не хотела бояться. И она не хотела быть жертвой. Больше нет.

Пайк сделал это с ней. Он изменил ее, превратил в кроткое и безропотное существо, как ему и требовалось. Но она не всегда была такой.

Когда-то она чувствовала себя сильной, решительной, упрямой. Уверенной в себе.

Но потом случился тот ужасный сочельник. И все, что последовало за ним.

Ей больше не нужно быть той девочкой. Девочкой, украденной из собственной жизни. Девочкой, запертой в клетке.

Ханна Шеридан должна решить, кем она была и кем могла стать. Решение нужно принимать прямо сейчас.

Она села.

— Лиам.

Он повернулся к ней. В темноте она не могла разглядеть его резкие черты, только плотную фигуру — тень, более глубокую и темную, чем другие тени.

— Ты знаешь, как сражаться, — сказала она. — Как защитить себя.

Он не ответил.

— Ты знаешь, как пользоваться пистолетом.

Он по-прежнему ничего не говорил, ожидая.

— Ты можешь научить людей тому, что знаешь сам.

— Это вопрос?

Ее рот дернулся в темноте. Не улыбка. Еще нет.

— Ты научишь меня?

— Да, — ответил Лиам, — научу.

Конец первой книги.

Продолжение перевода этой серии можно будет прочитать в группе: https://vk.com/monaburumba

©Перевод: Bella — 1-37 глава, MonaBurumba — 38–63 глава

Оглавление

Глава 1 ХАННА

Глава 2 ХАННА

Глава 3 ХАННА

Глава 4 ХАННА День первый

Глава 5 ПАЙК День первый

Глава 6 ХАННА День первый

Глава 7 ХАННА День первый

Глава 8 ХАННА День первый

Глава 9 ПАЙК День первый

Глава 10 ХАННА День первый

Глава 11 ХАННА День первый

Глава 12 ХАННА День первый

Глава 13 ХАННА День первый

Глава 14 ПАЙК День первый

Глава 15 ХАННА День второй

Глава 16 ПАЙК День второй

Глава 17 ХАННА День третий

Глава 18 ХАННА День третий

Глава 19 ХАННА День третий

Глава 20 ЛИАМ День третий

Глава 21 ЛИАМ День третий

Глава 22 ХАННА День третий

Глава 23 ЛИАМ День третий

Глава 24 ЛИАМ День третий

Глава 25 ПАЙК День четвертый

Глава 26 ХАННА День четвертый

Глава 27 ХАННА День четвертый

Глава 28 ХАННА День четвертый

Глава 29 ЛИАМ День четвертый

Глава 30 ЛИАМ День пятый

Глава 31 ЛИАМ День пятый

Глава 32 ХАННА День пятый

Глава 33 ЛИАМ День шестой

Глава 34 ЛИАМ День шестой

Глава 35 ХАННА День шестой

Глава 36 ХАННА День шестой

Глава 37 ПАЙК День седьмой

Глава 38 ПАЙК День седьмой

Глава 39 ЛИАМ День седьмой

Глава 40 ПАЙК День седьмой

Глава 41 ХАННА День седьмой

Глава 42 ХАННА День седьмой

Глава 43 ХАННА День седьмой

Глава 44 ХАННА День седьмой

Глава 45 ПАЙК День седьмой

Глава 46 ХАННА День восьмой

Глава 47 ЛИАМ День восьмой

Глава 48 ЛИАМ День восьмой

Глава 49 ХАННА День восьмой

Глава 50 ХАННА День восьмой

Глава 51 ХАННА День восьмой

Глава 52 ЛИАМ День восьмой

Глава 53 ХАННА День восьмой

Глава 54 ЛИАМ День восьмой

Глава 55 ХАННА День восьмой

Глава 56 ЛИАМ День восьмой

Глава 57 ЛИАМ День восьмой

Глава 58 ХАННА День восьмой

Глава 59 ПАЙК День восьмой

Глава 60 ПАЙК День восьмой

Глава 61 ХАННА День восьмой

Глава 62 ХАННА День восьмой

Глава 63 ХАННА День восьмой