I was whole, whole I would remain (ЛП) [dwellingondreams] (fb2) читать онлайн

========== Рейла I ==========

282 З.Э. Королевская Гавань.

Рейла подумала, что возможно боги, какие-то боги, услышали ее молитвы, когда Эйриса начало рвать кровью в постели. Он только закончил с ней, когда это случилось, дышал рвано, гордо, как будто сотворил что-то великое, как будто что-то ей доказал. Рейла лежала замерев, как обычно, борясь с сотрясающими ее рыданиями от боли и унижения, пытаясь успокоиться, стараясь дышать ровно.

Это когда-то посоветовала ее старая септа, в дни перед ее свадьбой с братом. Она была тогда еще ребенком, стеснительная девочка тринадцати лет, едва расцветшая. Эйрис сам был еще ребенком, всего на год старше нее, но у него уже были девушки и женщины, это знали все при дворе, потому что тогда он был красивым мальчиком, высоким и стройным, таким очаровательным и беззаботным. Очаровательным. Ее он никогда не очаровывал, Эйрис, который, хоть и заявлял о своем нежелании жениться на «своей милой сестре»…

Она пришла к нему за две недели до свадьбы, надеясь, что хотя они никогда не были близки в детстве, он поймет – ни один из них не хотел этого брака, они делали это только по настоянию их отца и матери, и…

– Ты же понимаешь, – сказала она тогда, – никто из нас этого не хочет, но мы должны повиноваться, но пусть у нас будет только свадьбы, мы не обязаны делить постель. Ты можешь пойти к кому захочешь, я ни словом не обмолвлюсь отцу, клянусь тебе, Эйрис, давай попробуем оба быть счастливы. Мы сможем продолжать жить как брат и сестра, – заверила она его, такая невинная, такая полная надежд. Он был ее братом, при всем своем высокомерии и жестоком характере, и она любила его, как полагается хорошей сестре.

Он посмотрел на нее и рассмеялся, как будто она весело пошутила.

– Если я женюсь на тебе, сестра, – ухмыльнулся он, – то можешь быть уверена, от своих супружеских обязанностей я не увильну. Ни от каких, – и он схватил ее за лицо и провел длинными пальцами по ее щекам, а она с трудом старалась сдержать гнев и обиду.

Она призналась во всем своей септе, и та женщина сказала ей:

– Вы никогда не должны показывать свой страх, принцесса. Помните, вы Таргариен. Это может быть неприятно, но вам следует сохранять спокойствие. Сконцентрируйтесь на своем дыхании, когда он… будет с вами. Это поможет. Успокойтесь, дитя мое. Никто не хочет видеть невесту печальной в день ее свадьбы.

Она обняла Рейлу, как никогда не делала ее мать-королева, и Рейла глубоко в сердце сохранила ее слова. Эйрис мог делать с ней все, что хотел, заверяла она себя, но он никогда не заставит ее чувствовать себя хуже. Она была принцессой. Она станет королевой, самой могущественной женщиной Вестероса.

И вот теперь, она лежала здесь, ее величество королева, самая могущественная женщина Вестероса, а тощее, болезненное существо, когда-то бывшее ее красивым, жестоким, безрассудным братом, вдруг начало кашлять и сотрясаться, а она вдыхала и выдыхала, стараясь сморгнуть слезы. Ее руки и ноги были покрыты свежими синяками, и между ее ног текла кровь. Она закрыла глаза, нащупывая след от жестокого укуса на шее, под ее пальцами он был твердым и распухшим. Эйрис продолжал содрогаться, а потом он сложился пополам, и его вырвало.

Она могла бы подумать, что он перепил вина, но теперь он редко пил, так страшась яда или возможности оказаться в беззащитном состоянии. Как будто он не был беззащитен сейчас! Эйрис никогда не был воином, и он выглядел, как будто за последние пять лет постарел на все двадцать. Его лицо было покрыто морщинами, волосы были полностью белыми, как у старика, а не серебряными и золотыми, как у истинных Таргариенов, и его тело было хрупким и увядшим, потому что он редко ел или спал, не беспокоясь. Она раньше слышала его вопли от кошмаров, эхом раздававшиеся в коридорах.

Теперь же он задыхался, и его рвало все больше, и она почувствовала медный запах. Это не была кровь на ее простынях. Она медленно поднялась, скривившись от боли, и посмотрела на него, на полный паники, ошарашенный взгляд на его лице. Он покачнулся и упал, свалившись с кровати на твердый каменный пол. Рейла ошеломленно смотрела на него, а потом, когда он не пошевелился, позвала королевских гвардейцев.

Она постаралась прокричать «Король!», потому что они уже привыкли к ее крикам, когда она молила о помощи для себя. Они никогда не приходили. Они поклялись защищать Эйриса, вот в чем дело. Не ее. Когда он впервые ударил ее у них на глазах, она посмотрела на сира Герольда Хайтауэра, прижимая руку к щеке, ожидая, что он… Она не была уверена, чего она ждала. Что он что-нибудь скажет, наверное.

Но он только отвел глаза в сторону, переминаясь с ноги на ногу в своих сверкающих белых доспехах, и тогда она поняла, что все кончено. Что ей ничего не поможет. Эйрис мог изнасиловать ее у них на глазах, и ни один из этих прекрасных благородных храбрецов и пальцем не пошевелит. Скорее, они помогут ее держать, если он прикажет. Может быть, им это не понравится, но они будут повиноваться. Он был королем. Они поклялись повиноваться ему, чего бы это ни стоило.

Теперь же сир Джонотор Дарри ворвался внутрь с обнаженным мечом в руке, и юный Джейме Ланнистер вслед за ним, и увидев Эйриса, лежащего на полу и продолжавшего изрыгать из себя кровь и рвоту, Дарри толкнул юношу к двери.

– Приведи мейстера! Быстро!

Мальчик посмотрел на нее, и она опустила глаза и приподняла простыни, скрывая под ними свою наготу, и он ушел, его доспехи звенели при беге. Сир Джонотор снова положил Эйриса на постель, и Рейла соскользнула с нее, не обращая внимания на протесты ее тела. Все болело. Ее волосы были спутаны, смяты в колтун. Эйрису нравилось тянуть и рвать их, когда он… Это уже не имело значения.

Она отошла назад и столкнулась с сиром Барристаном Селми. Ей всегда нравился Барристан, который был тихим, но не мрачным, галантным, но никогда не делал из этого сцен.

– Ваше величество, идите за мной, – быстро сказал сир Барристан, положив руку в перчатке ей на плечо, на котором, словно клеймо, горели следы пальцев Эйриса. Она вздрогнула, и он убрал руку, лишь указывая ей на путь прочь из комнаты в освещенный факелами коридор.

Она стояла босой на полу, утирая слезы, когда он позвал служанку из собравшейся снаружи толпы. Несколько секунд спустя ее проводили по коридору к ее собственным комнатам, у двери которых сир Барристан занял пост. Служанка помогла ей одеться в шелковую ночную рубашку и быстро уложила волосы под сетку, стараясь не смотреть на след от укуса на шее.

Ее спросили, не хочет ли она принять ванну, но она резко качнула головой и присела на край кровати. Она лежала здесь несколько часов назад, молясь богам, чтобы ее не вызвали к нему. И конечно же, ее вызвали. Эйрис, сколько бы он не говорил ей, как никчемна она в постели в первые дни ее брака, в последнее время брал ее почти каждую ночь. Два года назад, когда он впервые обхватил руками ее шею, когда толкался в нее, она попыталась драться за свою жизнь, извивалась и кричала, царапала его, плевала ему в лицо, бешено билась под ним, уверенная, что он ее убьет.

Конечно, он не убил ее. Только избил ее до крови за то, что она сопротивлялась, кричал ей в лицо, что ее долг лежать под ним, родить ему еще одного ребенка, что он оказывает ей честь, беря ее в постель. И он брал ее, с самой смерти Джейхейриса. Он поклялся никогда не заводить больше любовниц, сказал, что теперь будет верен только ей, и она была вынуждена благодарить его при всем дворе, словно в безумной пьесе, что он поставил. О, как же она была благодарна! Как он был благороден! Как счастлива она была, что король осознал свои ошибки. Все ее тело содрогнулось то ли от рыдания, то ли от смеха, она сама не поняла. Служанка ушла. Несколько ее дам пришли к ней, повинуясь долгу, чтобы утешить ее, но она отослала их, как только они вошли. Она была не в настроении играть роль беспокойной жены, скорбящей о внезапной болезни супруга, расстроенной его состоянием. Все, что угодно, но не это. Она надеялась, что он бился в агонии. Она надеялась, что он испытывает боль, такую, как не испытывал никогда. Она надеялась, что он рыдает от боли, что его внутренности разрывало, словно клинками, чтобы он желал смерти.

Боги знали, она желала его смерти. Она бы чувствовала себя виноватой лет десять назад, может быть. Тогда он не был безумной тварью, которой был теперь. Теперь она не чувствовала ничего, кроме жгучей, ненавистной надежды. Пожалуйста. Если в мире есть хоть какая-то справедливость, пусть он умрет. Пожалуйста, Неведомый, услышь ее молитвы. Забери его. Забери его так жестоко, как только сможешь, только забери.

Пусть Мать Небесная отправит ее за это в семь преисподен, ибо не может жена желать смерти своему мужу, своему лорду и хозяину, своему королю – Рейле не было дела. Она уже прожила один ад рядом с Эйрисом. Хуже быть уже не может.

Небо начало светать, когда к ней пришел Пицель.

– Король очень нездоров, ваше величество, – сказал он, собирая и снова опуская руки перед собой. На его серых одеждах были пятна, прямо под сверкающей цепью. – Внезапная болезнь живота – его более не рвет, но он горит от лихорадки. Я попросил прислать мне с кухни список всего, что он ел вчера…

Рейле не было дела, что он ел или не ел, или что всем было причиной.

– Он будет жить? – ее голос дрожал, и она надеялась, что он примет это за скорбь.

Пицель остановился, и это было все, что ей было нужно.

– Я… Я думаю, все что остается, это дать его величеству макового молока. Чтобы облегчить его страдания и чтобы… он упокоился в мире.

Его глаза блестели в темноте, и Рейла сконцентрировалась на дыхании, а потом придала своему лицу выражение фальшивой печали.

– О, конечно, – пролепетала она, склонив голову. – Вы так мудры, мейстер. Я… Я только молю вас позволить мне поухаживать за ним. Он мой муж и мой король, и я должна… Я должна увидеть его лицо еще раз, прежде чем потеряю его навеки. Пожалуйста, – добавила она, надеясь сыграть на его самолюбии – как же, королева молит о милости серого червя, что уже многие годы питается из глубоких карманов Тайвина Ланнистера.

Пицель клюнул на ее ловушку.

– Ну конечно, – ласково сказал он. – Я покажу вам, как дать ему лекарство, ваше величество. Ваше милосердие не знает границ.

Он показал, и она разрыдалась, чтобы он убрался наконец из комнаты, оставил ее с ее возлюбленным супругом, ее королем. Пицель споро испарился при виде ее слез, и Рейла присела у постели Эйриса, держа в руках бутыль с белой плотной жидкостью. Она смотрела на Эйриса, который лежал в постели бледный и немощный, стеная и дрожа от лихорадки, а потом встала и швырнула зелье в открытое окно. Бутыль разбилась о красные каменные стены. Рейла присела на кровати рядом с Эйрисом и взяла его руку, похожую на лапу с когтями, в свою.

– Муж мой, – мягко сказала она. – Эйрис, посмотри на меня.

Он немного дрогнул, его взгляд скользнул по ней, и она не была уверена, видит он ее или нет, но он почувствовал ее присутствие. Он пробормотал что-то неразборчивое, и его хватка усилилась на ее пальцах. От нее тоже останутся следы, подумала Рейла, но впервые Рейла была не против. Это будет последняя рана, что он ей нанесет. Это была последняя ночь, когда он насиловал ее, бил ее, покрывал ее шрамами. Этого больше не будет. Этого больше не будет. Он покойник.

– Ты умираешь, твое величество, – прошептала она.

– Нет, – пробормотал Эйрис. – Нет, матушка…

Он всегда любил их мать, а она любила его. Как же Шейра любила своего Эйриса, ее милого, нежного мальчика, свет ее очей. Все пели ему хвалы, как и его матушке. Шейра всегда была любимицей двора. Рейла же пошла в их отца, Джейхейриса. Была тише. Незаметнее. Тенью в ярком свете, что исходил от их жены и брата.

Она всегда считала себя любимицей отца, как Эйрис был любимцем матери, пока он не приказал ей выйти замуж, не сказал ей, что это ее судьба, что она породит великих королей и героев, что они спасут дом Таргариенов, приведут к новому веку династии и драконьего огня.

– Матушка, – рыдал ее брат-муж, и Рейла вырвала свою руку из его.

– Матушки здесь нет, – сладко пропела она. – Только я, Эйрис. – Она остановилась, облизала сухие, потрескавшиеся губы, чувствуя, как они распухли там, где он ее кусал. – Скоро ты будешь с ней рядом.

– Мне больно, – прохрипел он. – Пожалуйста, матушка, помоги мне, мне больно…

– Я знаю, – пропела Рейла себе под нос. – Я знаю, как тебе больно. Позови своих гвардейцев, твое величество, – предложила она, наклонившись к нему, обдавая дыханием его лицо. – Может они тебе помогут? Наверное, нет. И я этому рада.

Его лихорадочный бред затих, и он замолчал, его глаза остекленели. Осталось недолго, подумала она.

– Надеюсь, я никогда не увиливала от своих супружеских обязанностей. Позволь мне исполнить еще одну, твое величество.

Она подняла ближайшую подушку и твердо прижала к его лицу. Он едва издал звук, сделал слабую попытку воспротивиться, и она нажала еще.

Его дыхание клокотало в его груди. Она прикоснулась к его мокрому лбу. Он горел. Она представила, как его изнутри пожирает пламя. Он немного задохнулся и застыл. Она подождала следующего вдоха, но его не было, и она вздохнула с облегчением. Убрала руку с его лба и вытерла ее о свои одежды. Встала, когда скрипнула дверь. Пицель и королевские гвардейцы ожидали ее.

– Король умер, – сказала она, и теперь ее голос был острым и твердым, как стекло. – Да здравствует король Рейгар, первый его имени. – Рыцари склонили головы, повторяя ее слова. – Пока король вдали от двора, я буду возглавлять за него малый совет, – сказала она, и увидела, как по их лицам скользнуло удивление. – Я хочу, чтобы послания были немедленно отправлены на Драконий Камень и в Дорн. И я хочу, чтобы лорда Брандона и его друзей перевели из их темниц в комнаты в Твердыне Мейгора, под стражу.

– Северяне наши пленники, ваше величество, – сказал сир Джонотор. – Его величество король повелел лорду Рикарду явиться ко двору, чтобы ответить за предательство его сына, и…

– Не думаю, что лорд Рикард появится в Королевских Землях, когда узнает, что король скончался, – ровным голосом сказала Рейла. Весь город будет знать уже к полудню. Не было смысла останавливать слухи, которые разбегались всю ночь, от бесконечных шепотков и бесед бесчисленных придворных и слуг. – А потому нам следует сделать все как можно более проще для моего сына, его величества, к его возвращению ко двору. Я хочу, чтобы наших пленников одели и накормили, как полагается высокородным лордам.

– Прошу прощения, ваше величество, – сказал Пицель, после долгого изумленного молчания. – Я не сомневаюсь в вашей доброй воле, но не могу не предложить, что вы… вы всего лишь вдовствующая королева, не король, и…

– Ах, да, – нежно сказала Рейла. – И я желаю, чтобы великого мейстера Пицеля арестовали за отравление моего покойного супруга, короля. Будет проведено положенное расследование. Пока же найдите комнату в твердыне и для него.

Сир Барристан изумленно уставился на нее, и когда в ответ она только безмятежно посмотрела на него, глянул на сира Джонотора.

– Ваше величество, – начал Пицель, но Рейла уже отвернулась к трупу Эйриса, когда его увели с криками и воплями. На ее лице играла улыбка, когда она смотрела на то, что осталось от того, что когда-то было ее мужем. Она думала, что сегодня она будет спать очень спокойно.

========== Элия I ==========

282 З.Э. – Драконий Камень.

Элию разбудил яростный весенний шторм и тихий скрежет двери в ее спальню. Снаружи бился гром, и она напряглась, поднимаясь в постели, и расслабилась, увидев, какой маленькой была тень. Раздался знакомый топот маленьких ножек, и Рейнис забралась ей на покрывала, пробираясь к Элии, и та обняла дрожащую фигурку.

– Все хорошо, сладкая, – сонно пробормотала она. – Это просто гром.

– Мне приснился плохой сон, – всхлипнула Рейнис, толкаясь черноволосой головкой под руку Элии. Элия накрыла их обеих покрывалом, положив руку на спину Рейнис и потирая ее нежными круговыми движениями. Она смутно помнила, как ее отец делал так же, когда она была маленькой и не могла уснуть по ночам из-за болей в животе. Ее отец по любым стандартам был необычным человеком, но самым необычным в нем было то, как он любил своих детей. Он ничего не ждал от них в ответ. Только давал.

Она хотела бы, чтобы она могла быть такой же с Рейнис и Эйгоном, но в ней было слишком много от ее матери. Она любила своих детей. Она все бы для них сделала. Но они были принцессой и принцем. На них накладывались ожидания. Сбежать от этого было нельзя. Элия хорошо знала, что такое бремя долга. Она всегда несла его лучше многих, во всяком случае, так говорили. Теперь же она не была в этом уверена. Теперь она каждую секунду беспокоилась. Теперь она лежала по ночам и думала, что может быть ее мать ошибалась. Что она была недостаточно сильна, чтобы пройти сквозь огонь и не обжечься.

– Что тебе приснилось? – прошептала она своей дочери, чьи всхлипывания затихли. Рейнис обычно была таким радостным, веселым ребенком, умным и сообразительным для своего возраста, но по ночам, как знала Элия, Драконий Камень был странным и пугающим, с этими каменными горгульями и змеями, и морем, что билось о скалы под их окнами.

– Пожар, – пробормотала Рейнис, вытирая нос. – Он хотел пожрать Эгга.

Эгг – так Рейнис звала Эйгона. Элия не знала, было ли это потому что его имя звучало для нее, как Эгг, яйцо, или потому что он родился лысым, с большой головой. Теперь Эйгону было шесть месяцев, и его голову покрывали серебристые волосы. Он больше не был похож на яйцо, но имя приклеилось. Элия не была против. Сама она когда-то целых четыре года называла Дорана Дорном, предполагая, что их родину назвали в честь него.

– Огонь, хотел пожрать Эйгона? – дыхание Элии щекотало ухо ее дочери. – Ну, это глупости, милая моя девочка. Знаешь почему? – она легонько поцеловала горячую бровь Рейнис. Она всегда была горячей, словно в лихорадке, которой у нее не было.

– Почему? – спросила Рейнис.

– Потому что Эйгон – маленький дракон.

– Нет, – Рейнис была ошарашена.

– Так и есть, – кивнула Элия. – Однажды он отрастит чешую и улетит, сама увидишь. Он унесет тебя за Закатное море и обратно. Его дыхание будет таким жарким, что будет плавить замки, – теперь она улыбнулась, и Рейнис моргнула, а потом улыбнулась яркой детской улыбкой.

– Мама обманывает.

– Но ты ведь больше не боишься, так? – она некоторое время гладила волосы Рейнис, прижимая ее к себе. – Попытайся уснуть. Буря пройдет к утру. Сама увидишь.

Сверкнула молния, но теперь Рейнис не волновалась – она положила голову на грудь Элии и за несколько минут уснула, дыша ровно. Элия водила пальцами по густым темным локонам дочери и пыталась уснуть сама. Но она уже много лет не была маленьким ребенком, и никто больше не прижимал ее к себе, заверяя, что все будет хорошо, что буря пройдет. Ее живот скрутило от звука дождя за окном.

Она задумалась, шел ли дождь там, где был сейчас Рейгар. И отсюда она снова сорвалась.

В последнее время ей всегда снился Харренхол, и снова Рейгар стоял перед ней, взяв ее руки в свои. Его руки были нежными, всегда нежными, сколько бы он не тренировался с копьем и мечом. Спустя едва месяц после рождения Эйгона, когда она второй раз за два года едва не умерла, она снова чувствовала себя слабой и маленькой, словно ребенок, которого он пытался утешить. Она выдернула свои руки из его, с трудом стараясь сохранять самообладание. Она никогда не плакала перед ним, даже когда была не в себе от боли и макового молока, и не станет плакать теперь.

– Элия, – сказал он, и ей хотелось бы, чтобы в его голосе была хотя бы тень стыда, хоть капля беспокойства, хотя бы малость недовольства. Только не эта тихая, твердая уверенность, как будто он знал что-то, чего она не знала. Конечно, он знал. Она только думала… Она думала, что ее брак не будет таким, где ее будут открыто унижать при всех, дабы снискать благосклонности девочки четырнадцати лет.

– Элия, посмотри на меня.

Она так и сделала, и к ее облегчению, ее глаза оставались сухими. Хорошо. Она не сломается и не станет рыдать перед ним. Ее не так просто сломать. Он не заставил ее сломаться на людях, когда сотни взглядов были направлены на нее, когда все ждали, что она содрогнется, рухнет под тяжестью позора, невзрачная дорнийская жена Рейгара, которую наконец-то отвергли ради дикой северной красоты. Он не увидит ее сломленной и наедине. Конечно, подлинного уединения в их жизни не было никогда, даже когда они были одни. Этого не позволяло их положение в обществе.

– Я понимаю, что ты расстроена, – нежно сказал Рейгар. Нежно. Ей хотелось плюнуть ядом ему в лицо. Оберин бы ей поаплодировал. Вместо того она чуть задрала подбородок, словно могла посмотреть на него сверху вниз. Она была женщиной малого роста, а Рейгар был высок, почти неуклюже высок. Она не могла бы посмотреть на него сверху вниз даже если бы попыталась. Но она могла попытаться. Ее челюсти сжались, и она продолжила молчать.

В первые дни их помолвки она почти сочла его мальчишкой, ужасающе наивным и не знающим жизни. Она была старше него на два года, путешествовала куда больше него, большему научилась, думала она. Он будет однажды королем, но она не была какой-то глупой лордской дочкой, чтобы лепетать о его красоте и тихой грации. Она была принцессой в собственном праве, ровней ему, а не какой-то пешкой. Неужели она так его недооценила? Неужели она была так слепа? Что еще он замышлял, у нее за спиной?

– Но я заверяю тебя, – продолжал Рейгар, – я не желал зла. Я не хотел оскорбить тебя, Элия…

Она едва не ударила его, резко отстранилась, и он замер. Она не подняла руки. Нет. Она станет королевой. Она никогда никого в своей жизни не била, и не собиралась начинать. Она не позволит ему утянуть ее на дно, унизить ее, втянув в пошлую ссору, словно они какие-то… какие-то простолюдины. Нравится им это или нет, они не были простолюдинами. Они должны были быть примером всему королевству, а сегодня его примером оказалось оскорбить ее, дабы короновать девчонку Старк королевой любви и красоты. Неужели он сошел с ума?

– Не хотел оскорбить меня, – повторила она за ним, и с облегчением отметила, что ее голос не дрожал, только был чуть визгливее, чем ей бы хотелось. Она не позволит ему отмахнуться от нее, как от какой-то истерички. У нее было право злиться на него. – Не хотел оскорбить – как это могло быть хоть чем-то другим? Рейгар, – она взяла себя в руки. – Если ты желаешь завести любовницу, – теперь ее голос был твердым и ровным, – ты можешь это сделать. Но не пытайся делать любовницей невесту Роберта Баратеона, к тому же у всех на глазах! Как еще ты думал, это воспримут? Как еще думал, люди это поймут?

Элия не была романтичной маленькой девочкой. Они с Рейгаром никогда не любили друг друга. Они делили ложе из долга, да, но иногда они демонстрировали привязанность друг к другу. Она не была несчастна в эти два года ее брака. Она всегда считала себя достаточно счастливой с ним, Рейнис и Эйгоном, на Драконьем Камне. Он всегда относился к ней с добротой, учтивостью, уважением, положенным жене и будущей королеве.

Они редко ссорились, всегда стояли горой друг за друга при дворе и перед людьми. Он никогда не требовал от нее того, что она не могла ему дать. Но любовь? Нет. Она давно оставила на это надежды. Любовь редко случалась в таких браках, как у них, но дружба и взаимоуважение, этого стоило добиваться, и она была довольна собой, что добилась этого.

Она никогда не предлагала ему открыто завести любовницу, но она посмотрела бы на это сквозь пальцы, не стала бы портить от этого их брак. Следовало приносить какие-то жертвы, когда выходишь замуж за будущего короля.

Это было другое. Совсем другое. Эйрис демонстрировал всем своих многочисленных любовниц, но даже он никогда не делал ничего подобного.

– Любовницу… Элия, я не собираюсь заводить любовницу, – сказал он ей, совершенно серьезно, и она посмотрела на него. Он вздохнул и встал. – Я приношу извинения, если причинил тебе какую-то боль. Я заверяю тебя, миледи, я никогда не подвергну опасности твое положение как моей жены. Тебе нечего бояться. Просто, просто есть что-то, что я не могу… – он печально покачал головой, словно это она оскорбила его. – Я объясню все со временем. Прошу прощения. Я оставлю тебя с твоими дамами.

– Рейгар, подожди, – она попыталась остановить его, но он уже ускользнул.

Несколько месяцев спустя на Драконьем Камне она снова проснулась от этого сна. Он всегда заканчивался там, где заканчивалось ее воспоминание, хотя иногда во сне она бежала за ним, бежала, как не сделала в реальности, и когда она выходила из шатра, мир вокруг нее горел, люди кричали, лошади визжали, раздавался скрежет стали о сталь, оглушая ее.

Рейгар объяснил ей все «со временем». Он прислал ей письмо, когда пришли новости о похищении девицы Старк. Хотя все в ней кричало, чтобы она разорвала письмо на части и сожгла его, вместе с каждой до единой вещи, принадлежащей ему, она все же сохранила его. Письмо заверяло ее, снова, что он не брал себе любовницы. Он брал себе вторую жену, как Эйгон Завоеватель, его предок, как тысячи валирийцев до него. «У дракона должно быть три головы, Элия, и ты дала мне две. За это я благодарен. Но должна быть еще одна, обещанная дочь, песнь льда и пламени».

Судя по всему, Рейгар поверил, что нашел свой «лед», в Лианне Старк, девочке, которую он короновал, а теперь похитил.

Прошло три месяца, и от него не было и слова. Она не знала, где он был, но подозревала, что где-то в Дорне. Она знала только, что он взял с собой леди Лианну. И его письмо ничего не доказывало, ничего на самом деле не говорило. Он решил называть девочку своей «женой», не любовницей. Как это? Одобрил ли Верховный септон этот «брак»? Имеет ли Рейгар право разрывать помолвку Лианны Старк? Успокоит ли это Рикарда и Брандона Старков? Утихомирит ли ярость Баратеона? Да, принц похитил вашу дочь, сестру, невесту, но это все их самых лучших намерений, он обещает! Он хочет сделать ей третьего ребенка! Ни о чем не волнуйтесь, ступайте с миром!

Конечно же нет. От этого слухи станут только еще более безумными. Северяне кричат, что ее похитили, изнасиловали, надругались. При дворе шептались, что Рейгар познал истинную любовь, что он не мог сопротивляться чувствам, эта Элия – дорнийская чужестранка – как вообще такая хрупкая, болезненная женщина удовлетворит его в постели? С чего хранить верность смуглокожей жене, когда он мог иметь истинную зимнюю розу, со светлыми глазами и кожей, белой как снег?

Элия слышала каждое из этих оскорблений, как брошенное ей в спину, так и сказанное ей в лицо, последнее – самим королем. Дорнийская шлюха, заносчивая ведьма, плоскогрудая сука. Как посмела она лишить их истинной андальской королевы? Как посмела она выйти замуж за принца Таргариена, который должен был жениться на своей сестре, а не на дальней родственнице из бедного бунтарского королевства, которое никогда не знало своего места? Как смела она со своими дамами не падать ниц перед всем двором? Как смела она вырасти с привычкой высказывать свое мнение, не опускать глаза ни перед одним мужчиной, делать свои собственные суждения?

Как смела она родить принцессу, похожую на дорнийку, со слишком темной кожей и слишком темными волосами, с глазами и носом как у матери? Как смела она едва не истечь кровью на родильном ложе, дважды? Как смела она лишить Рейгара его обещанного в пророчествах третьего ребенка? «Ах, Элия, но у дракона должно быть три головы. Если ты не можешь дать ее, сгодится и другая». Пламя и лед. Неужели Рейгар считал себя пламенем? Кем же тогда была она? Его выброшенным пеплом? Сожжеными останками былого брака, жизни?

Нет. Она была Элией Нимерос Мартелл из Дорна. Второе дитя Лорезы и Тристана. Единственная дочь рода Мартеллов. Ее вырастили не для того, чтобы так просто выбросить, отодвинуть, забыть. Она была рождена, чтобы править. Так что, она смела. И она продолжит сметь. И это не будет, не станет ее концом. Рейгар не заберет у нее все, что у нее есть. Только не так. Он женился на ней в Великой Септе Бейлора, на глазах у Семерых. Она подарила ему двух здоровых детей, сына и дочь.

Какие бы обещания он не давал Лианне Старк, в какое бы пророчество он не верил, считая, что воплощает его – все это меркло в свете ее гнева. Он сбежал. Словно трус, он сбежал. Сбежал от нее, сбежал от двора, сбежал от своих отца и матери, сбежал от дома Старк, от дома Баратеон – словно обычный вор, он сбежал с маленькой девочкой. Когда он вернется, она встретит его, и тогда он узнает, кто есть истинное пламя в их браке.

Буря улеглась, как она и обещала Рейнис, которая все еще мирно спала у нее на груди. Дождь успокоился до тихой мороси. Элия осторожно приподнялась в кровати, спуская Рейнис с себя. Ее дочь не пошевелилась, только пробормотала что-то во сне. Что-то о кошках – она обожала кошек, следовала по пятам за теми, что жили на Драконьем Камне, пытаясь их поймать и погладить. У Элии была кошка, когда она была маленькой, тощее бедствие по кличке Лев, в честь ее дяди, который подарил ей его на первый день рождения.

Раздался тихий стук в дверь. Было еще рано, но Элия никогда не залеживалась в постели. Она лучше всего чувствовала себя по утрам, и предпочитала начинать день немедленно, вместо того, чтобы откладывать неизбежное. В первые дни брака она часто просыпалась намного раньше Рейгара, и просто смотрела, как он спал. Когда бы он не приходил к ней в постель, он всегда засыпал в ее кровати, не возвращаясь в свои комнаты. Она считала это очаровательным, пленительным. Ее серебряный принц-дракон, спит в ее постели, мирно, как дитя.

Она задумалась, спит ли он рядом с Лианной Старк в эту самую минуту, и в ее груди что-то сжалось. Может быть она никогда не любила его, но она не станет лгать и притворяться, что ей не было до него дела. Он все еще был ее мужем. Они принесли клятвы чтить друг друга превыше остальных. Неужели это ничего не значило для него? Неужели она так мало для него значила? Она была рада, что Рейнис так мала, а Эйгон всего лишь младенец. Рейнис считала, что ее отец просто уехал. Она обожала Рейгара, обожала слушать, как он поет, обожала заплетать его длинную косу. Как Элия объяснит ей все это, когда она подрастет? Отцы всегда герои в глазах своих дочерей. Ее отец точно был для нее героем.

Снова раздался стук. Она вздохнула и откашлялась.

– Войдите.

Эшара вошла в комнату, ее длинные шелковые темные волосы падали ей на лицо. Она заткнула их за уши, поворачиваясь к Элии, и тихо закрыла за собой дверь. Ее фиолетовые глаза потемнели, обеспокоенные чем-то. В эти последние месяцы она была для Элии даром с небес, с ее умением все подмечать и коварным умом. Элии всегда нравились она и ее братья, Аларик и Эртур… Ну, Эртур теперь был с Рейгаром.

– Письмо из Королевской Гавани, – тихо сказала Эшара, подходя к кровати и протягивая ей письмо. Элия выпрямилась, принимая его, сломала багровую восковую печать, украшенную рычащим трехголовым драконом. Она открыла его, а потом несколько секунд разглядывала незнакомый почерк. Эшара напряглась, с беспокойством глядя на нее.

– Элия? – спросила она после долгого молчания. – Это… Новости о принце?

– Нет, – Элия облизала губы, почти дрожа от шока. – Новости о короле. Он умер после приказа об аресте Брандона Старка.

Ее хватка на намокшем пергаменте окрепла, и она наконец посмотрела на Эшару, которая в ответ смотрела на нее.

– Ваше величество, – пробормотала та, склоняя голову. – Вы королева-консорт Семи Королевств.

========== Лианна I ==========

282 З.Э. – Башня Радости.

Лианна сжала зубы и размахнулась. Ее меч ударил по мечу противника, но вместо того, чтобы заставить его отступить, как она хотела, он вместо того отстранился, пропуская мимо основную силу ее удара. Попав врасплох, она отшатнулась назад, отражая быстрым ударом обрушившийся на нее меч. Сила удара была достаточной, чтобы заставить ее содрогнуться, но она продолжала удерживать побелевшими пальцами меч. Ее не победить так просто. Выровнявшись, она расправила плечи и тут же склонилась вперед, чувствуя, как лезвие скользнуло по ее спине. Она снова вскочила и была готова обрушиться на своего врага, как вдруг ее отвлек шум лошадей. Она остановилась, прислушиваясь, и тут ноги отказали ей, и она осталась лежать на земле, в пыли. Лианна ахнула, словно из нее вышибли весь дух, и высокая фигура склонилась над ней, закрывая обжигающее солнце. Весна в Дорне была горячее любого северного лета, узнала она, даже в горах.

– Миледи, – сказал сир Эртур, на его лице было внезапная тревога. – С вами все в порядке? Я не думал сбить вас с ног… – он хотел помочь ей подняться на ноги, протягивая руку, но Лианна вскочила сама, отряхивая рубаху и штаны, которые были ей слишком велики. Ей приходилось обходиться чужими обносками, но ей не было дела. Ей впервые в жизни позволили носить такие вещи когда она пожелает, да еще и на глазах у других мужчин.

– Я в порядке, сир Эртур, – с улыбкой заверила она его, он выглядел пристыженным, что она сочла немного забавным. Подумать только, Меч Зари, сам сир Эртур Дейн, краснеет как зеленый юнец при мысли, что мог ранить ее! Это казалось безумным сном, но это можно было сказать обо всем, что случилось с ней в последние несколько месяцев, с самого ее побега в Речных Землях в эту новую, странную жизнь.

– Вы не ранены? – спросил он, оглядывая ее с ног до головы в поисках ран или синяков. – Мне не следовало соглашаться. Вы не оруженосец…

– Я клянусь, я в полном порядке, – нетерпеливо сказала Лианна, отмахиваясь от его тревог, раздосадованная его очевидной неловкостью. Разве она не доказала, что не была простой никчемной женщиной? – Я привыкла биться на мечах с моим братом все время – вы ничем меня не ранили, сир, видите? – она подняла свои покрытые мозолями руки, все еще держась за меч.

Эртур скривился.

– Но мы не должны вводить это в привычку.

– Ну конечно должны! – заспорила она. – Разве я не должна научиться защищать себя? Рейгар так обо мне беспокоился, когда мы ехали сюда, но если бы я умела владеть мечом, то не было бы нужды…

– Долг королевской гвардии защищать вас, миледи, – покачал головой Эртур. – Вам не стоит бояться ничего в нашем присутствии.

– Но Королевская гвардия принадлежит королю, а не…

– Королеве? – несмотря на его встревоженность, уголок его рта чуть приподнялся. Теперь пришла очередь Лианны чувствовать себя неловко. Несмотря на все, что случилось, это все равно казалось ей странным. Она… Ну, она вышла замуж за Рейгара, она сделала это не для того, чтобы стать королевой! Она просто поклялась, что ни одному мужчине не станет любовницей, и казалось, казалось, что это единственный выход. Она не могла себе представить, как сидит рядом с ним на троне, или посещает собрания совета.

Но Рейгар заверял ее, что все будет хорошо, и она ему верила. Она должна была ему верить. Он знал, что делает. Он наследник трона! Пусть даже королевские гвардейцы не зовут ее «ваше величество» или «королева Лианна». Она предпочла бы, чтобы они называли ее просто «Лианна», но они были такие упрямые, все до единого. Что ж, это не было важно. Ей просто придется ко всему привыкнуть. Рейгар говорил, что со временем все это будет казаться само собой разумеющимся, когда она привыкнет к новой жизни. Однажды так случается со всеми.

– Лианна! – прозвенел вдали голос, знакомый, как колокол, и Лианна развернулась, широко улыбаясь. Она побежала назад в башню, чтобы вернуть меч в маленькую комнатку, служившую оружейной, а потом выскочила наружу. Рейгар спешился со своего жеребца, и Лианна бросилась к нему с криком радости. На этот раз его не было три дня, и она так скучала по нему. Он поцеловал ее в макушку и нежно обнял, прижимая руку к ее пояснице.

– Я скучал по тебе, – сказал он ей хриплым от сухой жары и дороги голосом, и Лианна радостно улыбнулась ему.

– Так докажите мне это, милорд, – хитрым голоском сказала она, и рассмеялась, когда он крепко поцеловал ее. Она подняла руки, чтобы провести по его нежным волосам, и они разорвали поцелуй, и он поставил ее на землю. Ее голова немного кружилась, как всегда рядом с ним. Все вокруг казалось ярким и четким, и невероятно красивым, когда она была рядом с Рейгаром.

Она наконец поняла, о чем говорили другие девочки, когда болтали о мальчиках или мужчинах, от которых у них в животах порхали бабочки, а руки и ноги тряслись, которые словно светились ярким солнечным светом. Только с Рейгаром это скорее был лунный свет.

– Как ты поживала? – спросил он ее, провожая ее в относительную тень от башни, Лианна держала его за руку, не умея удержаться от улыбки. Когда бы ей не приходилось держать за руку Роберта, будь это пир или танец, ей всегда казалось, словно ее к нему приковали, она задыхалась под его горячими взглядами. Ей казалось невозможным чувствовать себя легко, она была словно загнанное в угол животное. Но с Рейгаром она чувствовала себя невероятно свободной. Он заставлял ее чувствовать себя дерзкой, словно она могла делать что хочет, говорить, что хочет, быть кем хочет.

– Очень хорошо, – сказала Лианна, – только скучала по тебе, и сир Герольд не брал меня на конные прогулки, – пожаловалась она, и покраснела, потому что не хотела выглядеть капризным ребенком. Она была благодарна им всем, конечно была. Просто… Они были в этой башне уже больше месяца, и она изучила каждый ее уголок. И она никогда не могла усидеть на месте, будь это дождь или солнце. Она хотела повидать мир, хотела увидеть все, что было вокруг – ведь пришло на это время, разве нет? Теперь, когда она наконец была свободна от Роберта и ожиданий ее отца, и от всего, что привязывало ее? Она не могла не думать, что должна теперь воспользоваться этим как следует.

– Просто, мне так нравится кататься с тобой, – сказала она Рейгару, сжимая его руку. Когда она впервые села на лошадь перед ним, когда они уезжали прочь в утреннем тумане, ей казалось, что она летит, она никогда не чувствовала себя такой живой. Рейгар был хорошим наездником, он управлялся с лошадью почти так же хорошо, как она сама, и она надеялась однажды поездить с ним наперегонки по Красным горам, под невероятным синим небом, снова почувствовать ветер в лицо.

– Я знаю, – улыбнулся Рейгар, глядя на нее сверху вниз, он возвышался над ней, но теперь это не казалось таким далеким расстоянием, когда она узнала его так хорошо. Он больше не был для нее принцем, каким-то красивым мужчиной, вырезанным из мрамора, с глазами, как фиалки. Он был просто Рейгар, а она была просто Лианна. Это было все, чего она хотела от брака, все, чего она могла хотеть. Она просто хотела, чтобы они были равны. Чтобы она стояла рядом с кем-то, а не позади.

– Но боюсь, сейчас слишком опасно для тебя, чтобы ездить, – продолжил он, и она раздраженно вздохнула. – Прости меня, Лианна, я не собирался тебя запирать, я просто знаю, что здесь ты в безопасности. Обещаю, это не навсегда, – он приподнял ее пальцы и скользнул по ним губами, и она немного дрогнула от удовольствия.

– Куда мы поедем отсюда? – с интересом спросила она. – В Звездопад? Я столько читала о нем. Это самый прекрасный замок в Дорне. – Место чудес и легенд, дом тысячелетней истории героев и великих воинов. Лианна всегда любила героев. В сказках храбрые мужчины всегда побеждали, спасали своих возлюбленных дам, всегда прогоняли зло из королевства. А ее сказка, думала она, была даже еще лучше – она сама себя спасла, разве не так? Она не проиграла, ни отцу, ни Роберту. Ни один мужчина не заставит ее провести остаток жизни в замке. С Рейгаром она была свободнее, чем могла мечтать.

– Со временем, мы посетим множество прекрасных мест, – терпеливо сказал Рейгар, позабавленный ее радостью. Лианна постаралась взять себя в руки. Иногда она беспокоилась, что он мог счесть ее ребячливой, наивной и незнающей жизни. Она никогда не была при дворе, не путешествовала по Вестеросу, как он, никогда ничего на самом деле не видела до этого чудесного года. Он был принцем, который когда-нибудь станет королем. Она не могла больше быть маленькой девочкой. В конце концов, она теперь замужняя женщина.

– Но пока что мы останемся здесь, – сказал он, когда они поднимались по лестнице. Он оглядел ее пыльный наряд. – Может нам стоит переодеться перед ужином? Кажется, ты была занята, пока меня не было, – он убрал выбившийся локон с ее лица, и Лианна покраснела против своей воли.

– Сир Эртур помогал мне тренироваться с мечом, – сказала она ему. – Я не тренировалась с тех пор как… – она поколебалась, и перед ней всплыло лицо Бена, который всегда был ее лучшим другом, и самым близким по возрасту братом. Но она увидит их скоро. Конечно, увидит. Когда она в следующий раз приедет в Винтерфелл, она больше не будет девочкой, которой смогут командовать, но сильной и гордой женщиной. Истинной королевой, пусть даже этот титул немного ее пугал. И тогда они поймут, тогда они поймут, что она была… Что она пыталась…

– Лианна? – Рейгар выглядел озабоченным.

Она покачала головой.

– Ничего. Но да, я тренировалась. Может побьемся на мечах после ужина? – он согласился как-то, во время турнира в Харренхоле, но это теперь казалось случившимся жизнь назад, хотя прошло меньше полугода. – Я покажу тебе, что стала намного сильнее.

Рейгар улыбнулся немного раздраженно.

– Иногда яудивляюсь твоей неиссякаемой энергии. Но я думаю о кое-чем другом, – он понизил голос, – чем мы можем развлечься после ужина. – Она видела желание в его прекрасных глазах, даже сейчас. Он хотел ее, даже такой, одетой мужчиной и покрытой пылью. Роберт взвыл бы от смеха, если бы увидел ее вот так, а Рейгар ее хотел. Она наслаждалась этой мыслью.

– Может быть, – поддразнила она его, но на самом деле она никогда не отказывала ему. Они были вместе каждую ночь с тех пор, как поженились в богороще Харренхола. Королевские гвардейцы были их свидетелями. У нее не было девичьего плаща, но Рейгар все равно набросил багровый плащ Таргариенов ей на плечи. Она сама научила его клятвам, так как рядом с ней не было отца, который должен был ее ему отдать.

Тогда она чувствовала себя сильной, женщиной Дома Старк, которая учит принца Таргариена обычаям Севера. В глазах ее богов они женаты, постоянно напоминала она себе. И неважно, что другие думают. Их свадебная церемония была такой же законной, как в септе. Когда они возлегли вместе в первую ночь, они были мужем и женой. Да, у северян не было обычая брать больше одной жены, но у богов не было против этого законов, как были против братоубийства и кровосмешения.

– Может быть, – эхом откликнулся он и вздохнул, когда она игриво вырвалась из его хватки. – Лианна, ты сведешь меня в гроб.

Она рассмеялась, входя в свою спальню. Она была меньше, чем та, что была у нее в Винтерфелле, всего с одним окном, которое выходило на горы, виднеющиеся на горизонте, но она почти не думала об этом. Ведь это было только временно. Когда бы она не чувствовала себя неуверенной или немного раздраженной этим ее затворничеством, она напоминала себе об этом. Это было не навсегда. Через несколько лет это станет отдаленным воспоминанием, а у нее была впереди целая жизнь.

Несмотря на предпочтение, что она отдавала штанам и рубахам, на ужин она всегда наряжалась, как подобает леди, пусть у нее и не было здесь роскошных платьев, только несколько простых платьев из шерсти, что она захватила с собой, и нескольких полегче, которые принесли ей слуги. Казалось, Рейгару не было дела до того, во что она одета. Лианна быстро искупалась с помощью служанки, с наслаждением ощущая прохладные струи в ее волосах, бегущие по ее спине и ногам. Потом она сама расчесала свои густые волосы, сидя на краю кровати. Когда она была маленькой, она иногда желала, чтобы матушка была жива, чтобы расчесывать ей волосы, но это был просто детский каприз. На самом деле она почти не помнила Лиарру Старк, а потому не имела причин скучать по ней. Но, может быть, тогда все было бы иначе, если бы мать была жива. Отец не отправил бы Неда в Орлиное Гнездо, и не помолвил бы ее с Робертом – но она бы и никогда не встретила Рейгара. Не было смысла думать об этом. Что прошло, то прошло. Она только хотела, чтобы с ней была бы какая-нибудь женщина, кроме служанок.

Это было что-то, чего она никогда не желала раньше – у нее никогда не было близких подруг, когда она росла, хотя она и была знакома с другими дамами, вроде сестер Рисвелл. Она никогда не чувствовала себя уместно рядом с ними. Но теперь было по-другому, она была постоянно окружена мужчинами. В начале это казалось страшным, оставаться наедине с королевскими гвардейцами, но теперь она знала их хорошо, и знала, что они не причинят ей вреда. Они верили в Рейгара, все они, что были здесь. И потому они верили в нее.

Ужин прошел достаточно приятно, хотя от птицы ее немного подташнивало. Она наслаждалась вином – на пирах в Винтерфелле ей не позволяли больше одного кубка. Но отца не было в Харренхоле, и она пила, сколько пожелает, они с Бендженом невероятно опьянели в первый вечер, в их собственном шатре, вспомнила она, они кричали и хохотали, и Брандон безостановочно насмехался над ними, а Нед выглядел так, словно хотел быть где-то еще.

Потом она пошла за Рейгаром в его комнату, сдерживая хихиканье. Когда они вошли в спальню, и он обхватил ее и поцеловал, в ее животе снова что-то заворочалось, и она некоторое время неловко отвечала на его поцелуй, прежде чем не могла больше сдерживаться, и она вырвалась из его хватки.

– Прости, я… – она почувствовала, как к горлу подступает рвота и побежала в уборную, где ее вырвало. Сгорая от стыда, она убрала волосы от лица, и снова содрогнулась в рвоте. Она чувствовала, как он стоит за ее спиной.

Закончив, она села на пятки, вытирая рот, но Рейгар с легкостью поднял ее и понес к постели. Он налил ей стакан воды из графина в углу, и Лианна с благодарностью приняла его .

– Прости меня, – сказала она, со стыдом отводя глаза. – Наверное это птица, она мне сразу не понравилась…

Но казалось, что он не слушал ее. Его взгляд был устремлен куда-то еще, она не могла понять, куда.

– Лианна, – медленно сказал он. – Была ли у тебя кровь в этом месяце?

Она посмотрела на него, и по его лицу скользнула тень улыбки. Она внезапно расхохоталась, и улыбка исчезла.

– Я… Рейгар, моя… Моя лунная кровь была четыре дня назад, еще до того, как ты уехал, – весело сказала она, неуверенная, было ли дело в вине или в ее усталости от целого дня тренировки с мечом и бегания по лестницам башни.

– Я… Ты думал, я жду ребенка? – на самом деле, она сама этого боялась, она не успела купить все нужное для лунного чая, до того как они приехали в башню, но она предполагала – наверное глупо с ее стороны, подумала она теперь – что он знал способы, как не допустить зачатия ребенка, которых она не знала.

Рейгар ничего не сказал. Ни на его лице, ни в его глазах больше не было улыбки. Она замерла, чувствуя глубокое, странное чувство беспокойства. Неужели он счел, что она смеется над ним?

– Я не хотела тебя оскорбить, – быстро сказала Лианна, поднимаясь на все еще трясущиеся ноги. – Рейгар…

– Нет, – быстро сказал он. – Нет, конечно нет. Ты никогда ни в чем меня не оскорбишь, Лианна. Мне просто было любопытно.

В первый раз в жизни, она не поверила ему.

========== Рейла II ==========

282 З.Э. – Королевская Гавань

Рейла отвела Визериса повидать отца лишь раз перед кремацией. Ранним утром она растолкала сына в постели, причесала его мягкие, как шелк, волосы, убирая их от его глаз. У Визериса были глаза его отца, прозрачные, бледно-лиловые глаза, без оттенка индигового-синего, как у Рейлы и Рейгара. И у него были черты лица его отца, унаследованные от его бабушки – более тонкое, угловатое лицо, нос чуть острее, как и подбородок, узкие плечи. Он будет очень красивым, когда вырастет, подумала Рейла, но он никогда не был таким красивым ребенком, каким был Рейгар.

Визерис ныл и надувал губы, когда она устраивала его на руках – ему было уже почти шесть, но он был мал для своего возраста, с самого его рождения, а ее руки были сильнее, чем казались – она носила на руках много детей и младенцев, большинство из них мертвых. Он спрятал лицо ей в волосы, которые она помыла только прошлым вечером, она знала, что они пахли лавандой и шалфеем и другими успокаивающими травами. Визерис всегда находил в ней утешение, как она находила утешение в нем. Мейстеры советовали, после Джейхейриса, чтобы она не заводила больше детей. И все же Визерис родился. Ее счастливый мальчик.

– Тихо, – прошептала она ему, – мы идем попрощаться с твоим отцом, милый. Не плачь.

Визерис не плакал, к его чести, но он сжимал руки в ее волосах так крепко, что было почти больно. Это напомнило ей о ее муже, и она с трудом удержалась от желания отшвырнуть его руки. Он просто маленький мальчик. Он не знал об истинной натуре его отца. Она старалась держать их как можно дальше друг от друга. Эйрис уже подозревал Рейгара в возможной измене. Она не хотела, чтобы однажды он повернул и на Визериса. Все вокруг него были врагами, с самого Сумеречного Дола.

Но не она. Эйрис никогда не обвинял ее – кроме неверности и распутства, конечно. Он грозил отрубить ей голову за это после смерти Дейрона, запер ее в Твердыне Мейгора, приказал следить за ней каждую минуту, спала ли она или бодрствовала. И все же он не обвинял ее в предательстве. Возможно, она должна была быть рада, что он не считал ее вообще способной на это. Возможно, он даже верил, что она любила его, как и боялась.

Его тело лежало в септе Красного замка, одетое в роскошные одежды, что он не носил уже много лет. Его волосы и борода были подстрижены Молчаливыми Сестрами, ногти обрезаны, морщины и пятна на его лице были замазаны, чтобы он был более представительным, более величавым в своей смерти. Рейла же видела все то же жалкое, отвратительное существо. Она бы плюнула на его труп, если бы рядом не было Визериса и королевского гвардейца. Сир Джейме Ланнистер стоял на посту у ног тела, его лицо было лишено выражения, но он склонил голову, когда она вошла с Визерисом.

Рейла опустила сына, он потерял по дороге туфлю, и теперь вздрогнул от холода мраморного пола. Воздух был наполнен запахами воска и благовоний. Эйрис был мертв уже четыре дня, и скоро запах будет уже не так просто перебить. Рейла подошла к телу, осыпанному увядшими весенними цветами из садов, и подозвала к себе Визериса. Он нехотя подошел, с сомнением, с нежеланием, волоча ноги и дергая ее за руку.

– Пойди и отдай дань уважения твоему отцу, Визерис, – сказала Рейла, и ее голос был твердым и ровным. Сын с удивлением посмотрел на нее – она никогда с ним так не разговаривала.

Ему придется к этому привыкнуть, все не станет, не может оставаться так, как было при Эйрисе. Ее долгом теперь было не только утешать и радовать его. Он не долго еще будет оставаться маленьким мальчиком, и часть ее боялась, что она уже слишком долго его баловала. Рейгар был совсем другим ребенком, тихим и независимым, он часто уходил куда-то один, и его приходилось искать часами, пока он не находился где-то со старой книгой или свитком, или где-нибудь в комнате в башне, где смотрел на звезды.

Визерис же никогда не отходил от нее далеко. Но он не может вечно прятаться в ее юбках. Как бы больно это не было, ей надо было его отпустить. Теперь он смотрел на своего отца, сморщив нос, прищурившись от неудовольствия.

– Мне здесь не нравится, – сказал он дрожащим голосом, повернувшись к ней, но Рейла положила руки на его худенькие плечи и заставила его развернуться вперед.

– Я знаю, – сказала она, – и все же ты должен смотреть. Мы помолимся Семерым, чтобы его душа нашла упокоение, – она встала на колени рядом с ним, шурша юбками, сложила перед собой руки и закрыла глаза, когда убедилась, что он сделал то же. Ей должно было быть стыдно от ее лжи: она отчаянно молилась не о мире и упокоении для Эйриса, но просила о палящем огне и жестоких демонах семи преисподен, дабы они поглотили его. Она представляла себе, как огромный дракон сжигает его в пламени. Она эгоистично молилась о себе, но не Матери, как должна была, а Старице.

Когда Рейла сочла, что прошло подобающее приличиями время, она молча поднялась на ноги, поднимая с собой Визериса. Она не стала поднимать его на руки в присутствии сира Джейме. Вместо того она взяла его за его маленькую худенькую ручку и посмотрела на молчаливого юного рыцаря. В свете свеч септы он казался куда менее похожим на Тайвина, и куда больше на Джоанну.

– Вы похожи на свою мать, – внезапно сказала она.

Он настороженно оглянулся на нее.

– Благодарю вас, ваше величество. Я… Мне говорили, вы хорошо знали ее в молодости.

Когда Джейме Ланнистер впервые прибыл в Красный замок, она ожидала дикого, необузданного юного воина, впечатленного легендами о рыцарях древности, нетерпеливо ожидавшего возможности показать себя. И она полагала, что таким он и был, но теперь была в юноше глубокая горечь. Возможно, он начал сожалеть о своем решении принять белое. Может быть, позади в его жизни осталась любовь. Может быть его озлобили месяцы, в течение которых он наблюдал, как Эйрис сжигает людей, и слушал, как получает наслаждение Эйрис.

– Знала, – сказала Рейла. – Она служила моей фрейлиной около четырех лет, пока не вышла замуж за вашего лорда-отца. Мы были ровесницами. Моя леди-матушка, должна я признаться, считала, что она окажет на меня положительное влияние – я была ужасающе стеснительной девочкой.

Это было, наверное, больше всего, что она когда-либо говорила ему. Сир Джейме выглядел таким же удивленным, как чувствовала себя она. Визерис смотрел на нее с любопытством.

– Ваша матушка была сильной женщиной, – продолжила она через некоторое время. – Я премного ей восхищалась. Из-за нее мне хотелось быть храброй.

– Понимаю, – сказал Джейме, и на секунду выражение его лица изменилось, и он показался мальчиком лет двенадцати-тринадцати, и она ощутила тень сочувствия к нему. – Я… Я не много помню о ней. Я был совсем маленьким, когда она умерла. Это было очень трудно для моей сестры. Мать была для нее божеством. Как и для всех девочек.

Да, леди Серсея, которую Тайвин хотел выдать за Рейгара. Рейла никогда не была против этого брака, даже говорила о такой возможности с Джоанной, когда они были еще девочками, но Эйрис никогда бы и не подумал о таком. Невеста с могуществом Утеса Кастерли за ее спиной и золота Ланнистеров в приданом была бы слишком большой угрозой, она могла бы наполнить мечтательную голову Рейгара мыслями о том, чтобы взойти на трон еще до смерти его отца. Нет, как бы не злился Эйрис от мысли о дорнийской жене для своего наследника, Элия в качестве принцессы Драконьего Камня устраивала его куда больше.

Она подумала, что Тайвин, возможно, все еще желает своей дочери супруга-дракона, раз Элия пережила роды оба раза. С этим придется разобраться позже. Рейла не собиралась смотреть, как ее двор снова заполнят Ланнистеры, окружая ее сыновей. Пицеля и так было достаточно. Ланнистеров не стоило провоцировать, но и потакать им не следовало. Она не собиралась допускать, чтобы говорили, что Тайвин Ланнистер снова правит Семью Королевствами, дергая Рейгара за ниточки, как куклу со скоморошьих представлений.

– Она была бы горда вами обоими, я уверена, – сказала теперь Рейла сиру Джейме. – Семья была очень важна для Джоанны. Помолвка вашего отца была объявлена при дворе. Мой покойный супруг закатил великий пир и бал в их чести. Джоанна была счастливее, чем я когда-либо ее видела, как и ваш лорд-отец.

Джейме, казалось, был ошеломлен мыслью о том, что его отец и слово «счастье» можно было упомянуть рядом. Она не могла его в этом винить. Даже в его юности радость была таким же врагом для Тайвина, как целомудрие было для Эйриса. И все же, она ведь танцевала с ним на его свадьбе, разве нет? Он был тогда вполне хорош собой, хотя она считала, что Джейме повезло унаследовать ошеломительную красоту его матери. Тайвин был привлекательным юным лордом, но Джоанна была как полуденное солнце, яркая и сияющая. Мужчины почти бежали от нее, когда она шла мимо, сверкая и обдавая силой.

Рейла почти ненавидела ее за это, но Джоанна могла быть такой притягивающей, и она была Ланнистер, а не кронпринцессой. Но теперь Джоанна была мертва – вся ее красота и сила не смогли помочь ей одержать победу в войне на родильном ложе. А Рейла живет, проиграв множество битв против своих отца и матери, против Эйриса, против собственного тела. Но войну она не проиграла. Она кивнула сиру Джейме и повела Визериса прочь из септы.

Когда солнце достигло наивысшей точки, Эйриса завернули в саван и понесли вниз с Холма Эйгона к Великой Септе Бейлора. Там Верховный септон проповедовал множеству придворных и простонародья, собравшихся в септе и на площади перед ней. Вокруг носилок собрали дрова и хворост. Лорд Мерривезер, последний десница Эйриса, произнес несколько ободряющих слов, которые звенели в ушах Рейлы. Она шагнула вперед, ее лицо было прикрыто вуалью из черного кружева, и приняла факел от сира Герольда.

– Из праха ты вышел, к праху уходишь, – произнесла она на высоком валирийском – одна из немногих фраз, что она знала – и прикоснулась факелом к костру. Дым начал подниматься в небо, которое грозило излиться дождем, и все же он не начинался, дерево заскрипело и загорелось, и Рейла была рада, что вуаль скрывала ее улыбку, что играла на ее лице, пока ее муж обращался в пепел.

Несколько часов спустя, когда пламя костра было погашено дождем, она велела сиру Джейме сопроводить ее в комнату лорда Брандона – или камеру, если быть точнее – в Твердыне Мейгора. Дверь была накрепко заперта, и два стражника перед ней заколебались при ее виде, очевидно шокированные увидеть здесь королеву. Она попыталась использовать это в свою пользу – бесполезный лорд Мерривезер не имел представления, что она была здесь, как и члены малого совета.

– Я желаю говорить с лордом Брандоном, – мягко сказала она, отпуская протянутую руку сира Джейме. Когда ни один из стражников не двинулся с места, она добавила. – Так как его арестовали по обвинению в измене королевскому дому, а я в настоящий момент хранительница этого дома… – Они отошли в сторону, медленно отперли ей дверь.

– Ваше величество, этот человек – дикарь, это может быть небезопасно…

– Сир Джейме защитит меня. В конце концов, это его долг. – Рейла вошла в комнату, некоторое время ее глаза привыкали к смене света. Комната была в беспорядке. Стул лежал разбитым в углу, занавеси были разорваны, постель смята, гобелены сорваны со стен. Брандон Старк не оставил неперевернутым ни камня, если можно было так сказать, в его поисках, что можно было использовать в качестве орудия побега.

Он стоял в углу у холодного очага, и она внимательно оглядела его.

Брандон Старк был красивым молодым человеком, высоким и сильным, с темными волосами и серыми глазами, но месяцы заточения состарили его, на его лице появились морщины, он очевидно сильно похудел и потерял часть своей силы, его одежда была ему велика. Его руки сжимались и разжимались в кулаки, словно он желал, чтобы с ним были меч или нож.

– Ваше величество, – сказал он, и это было больше похоже, как если бы он выплюнул ее титул.

Джейме положил руку на меч, не отходя от Рейлы.

– Я не ожидаю, что вы предложите мне соболезнования о моей потере, милорд, – сказала Рейла.

– Умно с вашей стороны, – оскалился Брандон Старк. – Так как у меня соболезнований нет.

– Следи за языком, Старк, – сказал Джейме. Брандон окинул его взглядом, который можно было описать только как презрительный.

– Питание огрызками с стола Таргариенов у Ланнистеров теперь в роду?

Джейме угрожающе шагнул вперед, но один взгляд Рейлы остановил его. Она пришла сюда не для того, чтобы они дрались, подобно псам на арене.

– Мой покойный супруг издал приказ о вашем аресте, – сказала она, – и теперь он мертв. Мой сын сядет на трон по его возвращению. Я надеюсь, что мы оставим наши разногласия позади. Рейгар не лишен милосердия.

Она сразу же поняла, что сказала что-то неправильное, потому что серые глаза Брандона словно окаменели.

– Не лишен милосердия? – почти прорычал он. – Вы думаете, мне нужно его милосердие? Он жестоко похитил мою сестру, обесчестил два Великих Дома…

– Достаточно, – сказал Джейме.

Развернулся к нему.

– А что? Убьешь безоружного? Я не удивлюсь, Ланнистер…

– Лорд Старк! – Рейла повысила голос достаточно, чтобы они оба остановились и посмотрели на нее. – Ваше недовольство связано со мной, а не с сиром Джейме.

– Мое недовольство связано с вашим сыном-насильником, – ровным голосом ответил Брандон. – И у меня останется «недовольство», как вы это назвали, ваше величество, пока мою сестру нам не вернут.

– А если ваша сестра не пожелает возвращаться? – потребовала она.

Она увидела, как это мелькнуло в его глазах – несомненно, какая-то часть его, какая бы малая она не была, сомневалась, предполагала, пусть на короткую секунду, что Лианна Старк могла сбежать по своей воле – но потом это исчезло, и вернулась ярость.

– Рейгар ответит перед моей семьей, когда вернется, или он не король.

– Новое предательство, – сказала Рейла, правда не чувствуя ярости. – Милорд, я молю вас, не закапывайтесь только глубже. Я заверяю вас, что вы будете удостоены частной аудиенции у короля, когда он вернется, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы исправить все то, что разделило корону и дом Старков. Я сделаю так, чтобы вы снова повидали сестру.

Брандон ничего не сказал, его плечи чуть поднялись, будто он готовился взреветь, но потом он отвернулся, и когда он заговорил, он сказал только:

– Вы говорите о предательстве, но верность должна быть направлена в обе стороны. Дом Старков никогда не восставал против Железного Трона, Север никогда не воевал против Таргариенов – и вот так вы расплачиваетесь за двести лет преданности?

Рейла чувствовала на себе взгляд сира Джейме, а потому старалась сохранять выражение лица спокойным, несмотря на огонь, клокотавший в ее груди, не только из-за его упрямства, но и из-за глупости Рейгара. Она многие годы прибирала за Эйрисом, а теперь ей придется разбирать беспорядок Рейгара, или хотя бы по возможности не дать всему рухнуть. Если Рикард Старк появится сейчас у ворот города с армией Севера, Долины и Штормовых Земель, она не думала, что сможет полагаться на помощь Западных Земель или Дорна. Сейчас они были в опасности, даже без безумия Эйриса, заливавшего каждый угол Красного замка.

– Благодарю вас за согласие побеседовать со мной, милорд, – сказала она, вместо того, чтобы закричать, как ей хотелось. Она кивнула сиру Джейме, который сопроводил ее из комнаты, не отводя взгляда зеленых глаз от яростного Брандона Старка, который следил за их уходом, едва сдерживая бешенство.

========== Элия II ==========

282 З.Э. – Драконий Камень

Элия пользовалась случаем воспользоваться хорошей погодой, когда такая случалась на Драконьем Камне, что бывало не часто. Когда она впервые прибыла на остров, через месяц после свадьбы с Рейгаром, она пришла в ужас при виде замка. Ничего более таргариеновского и быть не могло – так ей приходилось себя уговаривать, даже Красный замок менее Таргариен. Ничто не могло больше отличаться от наполненного воздухом замка из песчаника в Солнечном Копье, украшенного элегантными ройнарскими башенками и коронованного золотом Башни Солнца, дворца ее матери, а теперь ее брата. Она давно не получала вестей от Дорана, но думала, что скоро это случится. Он никогда не был тем, кто сидит без дела, особенно когда дело касалось семьи.

Но она получила вести из Зведопада, во всяком случае, Эшара получила. Элия подозревала, что не менее десятка слуг и несколько рыцарей Драконьего Камня сообщали обо всем в Красный замок, а потому предпочитала свою переписку читать на свежем воздухе. Как можно дальше от тех, кто может подслушать. Воспользовавшись как поводом редким случаем прогуляться при доброй погоде, что на Драконьем Камне значило, солнце соблаговолило показаться на небе, облака разойтись, а ветер утихнуть до легкого бриза, она вышла со своими дамами на берег моря. Эйгон спал в детской, а Рейнис играла в воде, ныряя и выныривая с визгом, под присмотром двух беспокойных служанок.

Солнце пойдет ей на пользу, подумала Элия. Ее дети слишком много времени проводили в помещении. Когда она была маленькой, когда здоровье позволяло ей, она плавала в прудах Водных Садов с Оберином и остальными детьми, они гонялись друг за другом, смеялись и кричали, от рассвета до заката, каждый длинный, жаркий день. Даже когда ей не позволяли покидать ее комнату, брат все равно находил способ развеселить ее, присылая ей записки на их секретном языке, жонглируя апельсинами или устраивая представление. Она скучала об Оберине еще больше, чем о Доране. Он был ее лучшим другом, ее, болезненной маленькой девочки, мечтавшей о жизни за длинными стенами Солнечного Копья.

Эшара наконец решила, что может уже достать письмо, сжав его крепко, чтобы его не унесло ветром. Элия удержалась от желания заглянуть ей через плечо, хотя ей это бы и не удалось: Эшара была того же пугающего роста, что ее родители и братья, возвышаясь над Элией даже на неровном песке. Инис Айронвуд не обладала таким преимуществом в росте, и не имела сомнений, она обхватила Эшару в как будто бы дружеском жесте, положив ей голову на плечо, чтобы суметь все прочитать, прищурившись на ярком солнце.

Повисла долгая тишина, прерываемая только звуком волн, пока Эшара наконец не сказала:

– Аларик получил весточку от Рейгара. Он в трех неделях езды от Звездопада. Он еще не получил вестей о смерти своего отца, но скоро получит, – она остановилась. – Мой брат решил предать все на суждение вам, ваше величество. – Она аккуратно сложила письмо и спрятала его в богато украшеный рукав ее аметистового платья.

Элия знала, что Эшара обращалась с ней с такой формальностью не потому, что считала ее кем-то другим, но из уважения – теперь на Драконьем Камне она «ее величество», вне зависимости от… капризов Рейгара.

– Понимаю, – сказала она, оглядывая других своих дам. Нимелла Толланд выглядела готовой к бою, ее лицо было нахмурено, а Ларра Блакмонт и Алис Ледибрайт о чем-то шептались.

Инис фыркнула.

– Если ты пожелаешь, он никогда не покинет Дорн живым.

Все напряглись, как будто отстранившись от ядовитой змеи.

– Это измена, Инис, – выдавила Ларра сквозь сжатые зубы. – Разве ты не понимаешь… Наша королева серьезно пострадает, если тебя услышат.

– Она просто пошутила, – быстро сказала Алис, прищурившись и глядя на Инис. – Конечно же. Никто не будет настолько глуп, чтобы…

– А разве не измена нарушать свои клятвы леди-жене, особенно если она королева? – разозлилась Инис. – Разве это не измена – увозить помолвленную девицу? Разве это не измена, настолько бесчестно нарушить договоры между домами Таргариен, Старк, Баратеон…

– Достаточно, – мягко сказала Элия, и Инис немедленно замолчала. С большинством этих женщин она дружила много лет, учитывая их разный возраст, с некоторыми с детства. Но она не могла отрицать, что многое изменилось с ее свадьбы с Рейгаром. Она больше не могла сплетничать и хихикать с ними, как это было, когда она была незамужней принцессой. Она любила их всех, была им благодарна, за то, что они отправились с ней так далеко на север, что остались с ней, переживать эту бурю, но… Она все еще их королева, Мартелл она или нет. Ничто не может, и ничто этого не изменит.

– Разговоры о нарушенных клятвах не имеют смысла, – продолжила она чуть более твердым голосом. – Я не могу вырвать Рейгара из объятий Лианны Старк. И я не позволю, чтобы пошли шепотки, что я замышляла заговор и восстание, покуда моего мужа не было. Слухов и так уже достаточно. – Она резко остановилась, ладонью прикрывая глаза от солнца и глядя на серые воды на горизонте. – Рейгар вернется. Эйрис мертв, и он уже много лет ждал возможности занять трон отца. Это не станет для него шоком. Здоровье покойного короля, – тут она позволила себе добавить в голос немного яда, – всегда было слабым.

– Но если он привезет с собой девчонку Старк, – рявкнула Нимелла, – если посадит рядом с собой при дворе…

– Что бы там ни было с Лианной Старк, Рейгар ничего не сделает, пока его не коронуют в Великой Септе Бейлора, – ровным голосом ответила Элия. – Он не дурак.

Инис громко фыркнула на это заявление, и Эшара издала звук, похожий на смешок, который попыталась скрыть покашливанием.

– И я сама не стану делать резких ходов, пока меня не коронуют рядом с ним, – ровно продолжила Элия. – А потом посмотрим. Пока что мы знаем, что скоро он вернется ко двору. Если у него остался хоть какой-то разум, он не привезет ее с собой. Ему будет нужно разобраться с делами законными. Назначить нового десницу. Собрать малый совет. Рейла арестовала Пицеля – его будет нужно заменить. И конечно, разобраться со Старками.

– Он может привезти ее, – напомнила Алис, – чтобы умаслить ее отца и брата, или, может быть, угрожать им – лорд Рикард – суровый человек, как говорят, но лорд Брандон – Эшара знает Брандона, разве нет, Эш? Он сделает ради сестры все, что угодно. Если она будет у Рейгара в руках, Брандон будет кроток как ягненочек.

– Ты не знаешь Брандона, – резко ответила Эшара, они были даже удивлены, насколько резко. – В нем волчья кровь.

– И что это значит? – немного неловко рассмеялась Ларра. – Что он наполовину одичалый?

– Это значит, что Брандон в жизни не был кроток, и не собирается начинать, – ответила Эшара. – Это значит, что он не потерпит над собой ни одного повелителя, кроме того, что он выберет сам. С ним следует обращаться осторожно. Худшее, что может сделать Рейгар, это попробовать быть с ним снисходительным.

– Ты протанцевала с ним пару танцев и провела пару ночей, и теперь думаешь, он возрожденный Король Зимы, – насмешливо сказала Инис, и напряглась, поймав посланный ей Эшарой взгляд.

– Я думаю, что дом Старков не потерпит нового оскорбления, – ответила она. – Я оценила их всех – Брандона, Эддарда, даже юного Бенджена. Ты задирала нос при их виде на турнире, но я не была настолько горделива, Инис. Они настолько же горды и яростны, как дорнийцы.

– Тогда, да помогут боги, я смогу убедить их успокоиться, – твердо сказала Элия. – Мы не можем, не можем позволить себе еще одного восстания. Нельзя повторить Сумеречный Дол. Рейгар и так стоит на нетвердой земле, пусть даже он отказывается это понимать. Ты права, что мы должны действовать с осторожностью, Эшара. Эйрис причинил огромный вред власти Таргариенов над троном, если бы он остался жив… – она покачала головой. – Рикард и Брандон Старки уже были бы мертвы, в этом я уверена.

– Он бы казнил хранителя Севера? – переспросила Нимелла, ее веснушчатое лицо было полно изумления.

– Будь у него возможность, он сделал бы что угодно, – горько сказала Элия. Всего лишь тень неповиновения с ее стороны – и он и ее предал бы огню, как и многих других. Раньше она уверяла себя, что Рейгар защитит ее, пусть даже против родного отца, ее галантный супруг, который поклялся ее защищать, чего бы это не стоило. Теперь… Она не была в этом уверена.

Спустя мгновение она взяла себя в руки и расправила плечи.

– Через две недели мы отправляемся в Королевскую Гавань. Я не могу здесь дольше оставаться. Рейла – хорошая женщина, но она больше не правящая королева. И народ должен видеть, что передача власти проходит гладко. Я должна взять с собой детей, чтобы все осознали присутствие наследников Рейгара.

Рейнис такая же наследница, как и ее брат, пусть даже андальская традиция требует предпочтения сыновей перед дочерьми. Она не позволит, чтобы ее дочь растили в тени ее младшего брата. Рейнис всегда будет принцессой, и со стороны отца, и со стороны матери.

– Мы пройдем с тобой весь путь до конца, – сказала Ларра, сжимая ее руку. – Ты наша королева. Королева Вестероса. Ты Непреклонная…

– Несгибаемая, – сердито сказала Нимелла.

– Несдающаяся, – закончила Инис.

Элия позволила себе улыбнуться, а потом повернулась к фигурке ее дочери вдали, теперь играющей в песке. Издалека Рейнис казалась такой маленькой. Но дети не всегда остаются такими маленькими. Только еще вчера Эйгон был младенцем, сосавшим молоко его кормилицы, а скоро он уже начнет ползать. Она приподняла юбки и пошла к своей старшей дочери, солнечный свет, бивший ей в лицо, был теплым и ободряющим, пусть лишь на короткое время.

На следующий вечер она поужинала со своими детьми и дядей, со всеми вместе, одной семьей, чего не случалось уже несколько месяцев. Левин был совсем как Оберин, всегда мог заставить ее смеяться, так долго, что у нее начинало болеть в груди, и пока Оберин боги знают чем занимался в Эссосе со своей ротой наемников, ее любимый (и единственный) дядя оставался заменой. Он ничего не говорил о Рейгаре, Рейле, Эйрисе или Старках, к ее облегчению, и только критиковал вино и рассказывал ей истории из детства Дорана.

Погода держалась, и в кои-то веки ночи на Драконьем Камне были мирными, без завывания ветра и шума дождя. Она поела больше обычного, стремясь набраться как можно больше сил, пусть даже ей не хватало аппетита из-за треволнений последних месяцев. Она покормила Рейнис из своей тарелки, пока Левин качал Эйгона на колене, и старалась не думать о всех тех временах, когда с ними ужинал Рейгар. Она всегда была так этим довольна, что он был не из тех мужчин, что избегают компании своих жен и детей, что ему нравилось проводить время с ней и Рейнис.

Но Рейнис так и не спросила ее об отце в этот день, и уснула на коленях Элии, так и не задав вопрос. Элия попыталась встать вместе с ней, но Левин протянул ей Эйгона и поднял внучатую племянницу.

– Скоро она будет в возрасте Ари, – сказал он, имея в виду старшую дочь Дорана. – Ей уже шесть, можешь в это поверить?

Маленькой Арианне уже шесть? Элия не видела девочку с самой своей свадьбы, и помнила, что Арианна была непоседливым ребенком трех или четырех лет. Она собиралась увеличить дорнийское присутствие при дворе, как во времена Марии Мартелл. Она не собиралась допускать, чтобы ее снова застали врасплох. Возможно, она напишет Дорану и поинтересуется, кого он может ей выделить.

– Поверить могу, – вздохнула она, поднимаясь вместе с Эйгоном. – Иногда Оберин все так же кажется мне мальчиком тринадцати лет.

– А для меня ты иногда все еще маленькое солнышко Резы, – тихо сказал Левин, поворачиваясь к ней в дверях и перехватывая Рейнис в руках. – Но не теперь. Твоя мать гордилась бы тобой, Элия. – Когда она отвернулась, он добавил. – Она всегда тобой гордилась. Она считала тебя и твоих братьев своими лучшими достижениями.

– Это похоже на матушку, – согласилась Элия с печальным вздохом. Она чувствовала тепло Эйгона на своей груди и поцеловала его в лоб. Если бы она попыталась, он бы услышала голос своей матери в ее ушах. Что она всегда говорила? «Хватит тянуть, дочь моя. Иногда белым ручкам приходится делать черную работу. Я не для того тебя растила, чтобы ты от этого увиливала».

========== Лианна II ==========

282 З.Э. Башня Радости.

Лианна еще раз перечитала письмо, напрягая глаза в свете огня, а потом медленно отложила его в сторону. Рейгар сидел на кровати, замерев, глядя куда-то далеко в окно, где мелькали первые звезды. Здесь она видела звезды еще лучше, чем в Винтерфелле, хотя она не часто выходила по ночам, чтобы посмотреть на них. Она так устала от этой башни, устала от этих красных гор, закрывающих горизонт.

Ей казалось, что долина с каждым днем становится все меньше и меньше. А может быть, это из-за письма, из-за изменений, которое оно обещало, ее непоседливость снова дала о себе знать. Она никогда не могла усидеть на месте, когда была ребенком – отец говорил, в ней слишком много крови его матери Флинт, крови диких горных кланов, которые ненавидели зваться лордами, которые редко спускались из их древних твердынь. Арья Флинт умерла, когда Лианне было четыре, так что у нее почти не осталось о ней воспоминаний. Но иногда она спрашивала себя, как та себя ощущала, когда спустилась со своих горных хребтов, чтобы стать леди Винтерфелла.

По крайней мере, леди Арья могла ездить, куда пожелает.

– Рейгар, – тихо сказала Лианна, подходя к нему босиком. Иногда по вечерам становилось прохладно, даже на Принцевом Перевале, но сегодня не был этот день. Она свернулась рядом с ним, одетая только в сорочку, положила голову ему на плечо. – Мне так жаль. – И так оно и было – может быть она и считала короля безумцем и негодяем, раз так разозлился из-за Рыцаря Смеющегося Дерева, но он был отцом Рейгара. Если ты любишь кого-то, по-настоящему любишь, подумала Лианна, все его радости и печали становятся твоими.

Ее принц, нет, ее король, не плакал, но он ничего не говорил с тех пор, как они получили новости. Как бы эгоистично это не звучало, она надеялась, это не продлится долго, потому что с кем еще ей тогда разговаривать? С Королевской гвардией? Ей придется все время проводить с сиром Эртуром и сиром Герольдом? Иногда они смотрели на нее, будто никогда раньше не видели. Это и льстило ей, и немного пугало. Неужели она действительно такая странная в их глазах?

– Тебе не о чем жалеть, – пробормотал он наконец, и она расслабилась в его объятьях, обхватывая руками его грациозную шею. – Я просто… –- он замолчал, немного покачав головой, и рассмеялся, к ее удивлению, но это не был веселый смех. – Кажется, будто это сон. Но ни один из моих снов не был таким. Она чувствовала его дыхание на своих волосах, и быстро поцеловала его в щеку.

– Я знаю, это должно быть больно.

Рейгар не ответил, только взял ее за подбородок и поцеловал, горячее, чем она ожидала. Возможно, в конце концов, он испытал облегчение. Лианна не притворялась, что мысли о гневе Эйриса, несмотря на все заверения Рейгара, не давали ей иногда спать по ночам. Но теперь он мертв, и он больше им не угрожает. Король мертв, и… и мысль, что Рейгар – король, эта мысль все еще иногда захватывала ее врасплох.

Он всегда был «ее принцем», кажется, будто всю жизнь. Возможно, ослепляя всех при дворе, предмет зависти и восхищения, но не правя. Она никогда не видела Железного Трона, но мысль, что Рейгар может сидеть на нем почему-то казалась ей невозможной. Это было место завоевателя, воина, созданное из сотен мечей павших королей и побежденных лордов. Рейгар все же воин, в каком-то смысле, понимала она, но он не был… Он не был созданным для войны, агрессивным, жестким, настроенным на бой. Не такой, как Брандон или Роберт, или многие другие мужчины, которых она знала. Но ведь и не все короли Таргариены были воинами. Это было время мира. Рейгару не нужно будет ничьи мечи приковывать к трону. Работа о приручении Семи Королевств уже была закончена для него. А люди любили его, ну конечно же любили, так что… Конечно же, трон будет ему подходить, со временем…

«Или он начнет подходить трону» - прошептал в голове другой голос, но она не обратила на него внимания. Он все еще был мужчиной, которого она любила, мужчиной, за которого вышла замуж в богороще. Корона на его голове изменит его не больше, чем ее корона на ее голове.

Она ожидала, что он проведет с ней ночь, но он остановил их, когда она начала снимать сорочку и потянула его рубашку.

– Лианна, я должен уехать утром, – сказал он, и она замерла у него на коленях, ее руки тут же отпустили его. – Народ ждет меня. Моя мать… Элия… – он поколебался, потому что до тех пор он так осторожно старался никогда не упоминать принцессу – королеву – ее желудок скрутило – в ее присутствии. Лианна не притворялась, что совсем не ревновала, но она не желала зла первой жене Рейгара. Она даже спрашивала про его детей, Рейнис и Эйгона – она ведь должна будет с ними познакомиться, разве нет? Но она никогда не хотела о них говорить.

– Ну конечно ты должен, и я поеду с тобой, – искренне сказала она, взяв его за руки. Его кожа как всегда была прохладной, что всегда ее забавляло, ведь разве в крови Таргариенов не был огонь и раскаленная лава? Но Рейгар никогда не становился горячее. – Мы поклялись никогда не расставаться друг с другом, и мы не расстанемся… Я могу тебе помочь, пусть они увидят, что рядом с тобой стоят две сильные королевы, позволь мне облегчить твою ношу…

Он сплел ее пальцы со своими, но покачал головой.

– Нет. Будет лучше, если я отправлюсь один. Я возьму с собой сира Освелла. Сир Герольд и сир Эртур останутся с тобой, и я пошлю весточку, когда прибуду туда и коронуюсь.

Лианна в ярости отдернула руки.

– Но ты теперь король, мне нет смысла прятаться, ты обещал, что мы поедем вместе, всегда…

– Я теперь король, – ровным голосом сказал Рейгар, – и королем я коронуюсь. И я надену корону и на твою голову, любовь моя, но ты должна мне довериться. Нужно время для перехода власти. Все следует проделать аккуратно. Люди должны увидеть меня королем прежде, чем…

– Но Висения и Рейнис были коронованы вместе с Эйгоном, – ответила Лианна. – Ты сам мне говорил, ты говорил, что когда все увидят тебя со мной, они все поймут… – ее голос немного дрогнул, и она покраснела от гнева и стыда, клокотавших в ее груди. Не то чтобы она мечтала о короне и месте у трона рядом с ним. Но она была его женой. Если он король, то она должна быть королевой-консортом, должна, а иначе она просто…

«Любовница» - прошептал все тот же проклятый голос. «Шлюха, новая Блеквуд и Бракен». Она заморгала. Нет, она уже много лет не плакала и не начнет теперь. Она заставит его понять.

– Лианна, – Рейгар поцеловал ее в бровь. – Пожалуйста, не плачь, сердце мое. Ты моя жена. Конечно, это так. Просто так все надо проделать. Медленно. Давай сделаем дорогу для тебя как можно ровнее. Я хочу, чтобы с тобой обращались, как ты заслуживаешь, как с моей женой. Без недоверия и подозрений.

– Нет, – сказала Лианна, теперь твердо. Она не станет плакать. И не позволит обращаться с собой как с слепым маленьким ребенком. Она Старк из Винтерфелла, и встретит что суждено открыто, а не будет прятаться как преступница. – Нет. Я еду с тобой. Мы дали друг другу клятвы, мы пообещали быть вместе, всегда, и я буду рядом с тобой. Я сильная. Я справлюсь, что бы люди не сказали – и я не стану притворяться, что стыжусь, потому что мне не стыдно.

– Как и мне, – заверил ее Рейгар, и посмотрел на нее, и она почувствовала, как будто между ними легла пелена, скрывая их друг от друга. Он не смотрел на нее, как мужчина, с которым она провела множество дней и ночей, как мужчина, который пел ей, как мужчина, что шептал ей сказки о ДревнейВалирии, драконьих владыках и Эйгоне Завоевателе. Он смотрел на нее, как будто они впервые встретились, она была в чужой броне, все еще с мечом и грубо раскрашенным щитом в руках. Он смотрел на нее, как лорд, как принц, как король. Как кто-то, кто был превыше нее.

– Я твой король, – сказал он. – И когда ты приняла меня перед чардревом, ты приняла меня как своего мужа и будущего короля. Ты останешься здесь, Лианна.

Она отшатнулась.

– Ты приказываешь мне?

– Я приказываю тебе, – сказал он, тем же тихим, спокойным тоном. – Как все короли приказывают своим подданным. Я люблю тебя, как не любил никого, и ты это знаешь. Но есть решения, которые я должен принимать за нас обоих. Ты не понимаешь этого сейчас, но со временем ты поймешь.

– Я не маленькая девочка! – взорвалась Лианна. – Я сама могу решать за себя – разве не это ты сказал мне тогда, в Харенхоле? Ты сказал, что Роберт меня недостоин. – Он напрягся. – Ты сказал, что только я знаю, чего хочет мое сердце и разум. А теперь говоришь, что знаешь за меня, – она соскочила с его колен, в ярости, какой не испытывала много месяцев. – Как ты можешь… Я твоя жена! Разве мое мнение ничего для тебя не стоит?

Она видела, как по его лицу пробежали эмоции – вина? Неловкость? Но он оставался все таким же спокойным и собранным. От этого она почувствовала себя глупой и бестолковой, и она сложила руки на груди, стараясь сдержаться. Она не станет с ним ссориться. Но если она один раз признает поражение, она боялась, что так будет всегда. Это должен был быть брак, совершенно не похожий на брак с Робертом, ни на один другой брак. Все должно было быть справедливо. Она решила это за себя, а теперь он принимает решения за нее?

– Конечно, твое мнение имеет значение, – наконец сказал он, – но это не значит, что я всегда буду к нему прислушиваться. Это и есть брак, Лианна. Всегда надо приходить к компромиссу. Мы не всегда будем соглашаться. Обещаю, я пришлю ворона, как только смогу. Это ненадолго. А когда ты приедешь в Красный замок, у тебя будет все, что захочешь – мечи, лошади, украшения и наряды – я сделаю тебя настоящей королевой, и все это увидят.

– Я не хочу… Я хочу только тебя, – отчаянно воскликнула она. – Я могла бы быть с тобой где угодно. Мне не нужен Красный Замок. Я не хочу новый меч, не хочу лошадей или новой одежды. Только тебя, Рейгар. Я люблю тебя, – сказала она, и она всегда чувствовала себя такой уверенной и смелой, когда говорила это, но теперь в ее голосе появилась легкая тень сомнения – любишь ли ты меня так, как я люблю тебя?

Он вздохнул и встал, притянув ее к себе. Она некоторое время сопротивлялась, но смирилась, положив ему голову на грудь, где могла слышать, как бьется его сердце. По крайней мере, это было как раньше.

– Я тоже люблю тебя, – его голос отдавался в его груди. – Я всегда буду тебя любить. Боги свели нас вместе, твои и мои, и они никогда не позволят нам разлучиться. Ты должна простить меня за это, Лианна. Я потрачу сколько угодно времени, чтобы расплатиться за это с тобой.

Часть ее хотела оттолкнуть его, умчаться прочь, хлопнуть дверью, сбежать вниз по лестнице – но бежать было некуда. Это не был Винтерфел или Харенхол. Она не могла сбежать от этой ссоры и от того, что утром он уезжает. Она стояла там, в его объятьях, слушая его дыхание, и наконец смирилась.

– Хорошо, – прошептала она. – Я верю тебе, верю. Если… Если так будет лучше, то… То езжай, как можно быстрее, и пришли мне ворона, как можно скорее.

Она почувствовала, как он расслабился, а потом он обхватил ее за талию и чуть приподнял, чтобы поцеловать.

– Клянусь своей честью короля, я это сделаю.

Лианна смотрела, как они с сиром Освеллом уезжали на заре от входа в башню. Восходящее солнце окрасило небо в невероятную смесь розового, лавандового, оранжевого и золотого. Рейгар выглядел как король до кончиков ногтей, когда исчезал вдали, его жеребец поднимал облака багровой пыли за ним.

– Смелее, миледи, – сказал сир Эртур, глядя на нее своими добрыми фиолетовыми глазами. – Вам осталось подождать еще немного.

Лианна быстро улыбнулась ему, но улыбка не достигала ее глаз. Она чувствовала себя больной и задохнувшейся, словно пробежала большое расстояние. Сжав ногти в ладони, она заставила себя медленно вздохнуть. Еще немного. Это скоро кончится.

– Давайте проведем еще одну тренировку, сир, пока не стало жарко. Я принесу мой меч.

И она повернулась на каблуках и быстро пошла к оружейной, пока они с сиром Герольдом ничего не сказали, не желая, чтобы они видели беспомощную печаль и гнев на ее лице.

========== Рейла III ==========

282 З.З. – Королевская Гавань.

Рейла встретилась с Малым Советом, вернее, с тем, что от него оставалось, когда получила известия, что ее невестка прибыла в столицу.

– Мы отпустим Кайла Ройса, Джеффори Маллистера и Итана Гловера, – сказала Рейла, не в первый раз, надеясь быть услышанной сквозь споры между Челстедом и Стонтоном. Люцерис Веларион и евнух Варис были куда скромнее в своих мнениях, придерживая языки, пока спорили мастер над монетой и мастер над законом.

– Ваше величество, – начал заикаться Симонд Стонтон, – прецедент был установлен – они были арестованы по обвинению в предательстве и заговоре с целью убийства…

– Я помню, милорд, я присутствовала при аресте, – сказала Рейла, говоря чуть медленнее обычного и удерживаясь от желания помассировать виски от начинающейся головной боли. – Тем не менее, я помню, что кричал и угрожал Брандон Старк. Нам надо пойти на уступки, и сделать это следует быстро. Давайте оставим при себе наследников Старка и Аррена, и отпустим остальных. Так все увидят, что с нами можно договариваться. Пусть поклянутся в верности короне, и отправим их прочь из столицы под охраной.

– Если они снова присягнут дому Таргариенов и поклянутся не поднимать оружие против их законного короля, то я не вижу причин отказывать им в милосердии, – сказал Варис своим обычным мягким убедительным голосом. Он мило улыбнулся Рейле. – Вдовствующая королева обладает нежной мудростью Матери.

Рейле не нравился евнух, она не верила ему, но она предпочла бы видеть его в Малом совете Рейгара, чем где-либо еще.

– Не вдовствующей королеве полагается решать, отпускать ли пленников, – резко начал Кварлтон Челстед. Рейла всегда его ненавидела. Еще один подхалим Эйриса.

– Мы бы посоветовались с лордом Мерривезером, но он снова заболел, – сказал Люцерис, подпустив в голос иронии. Лорд Мерривезер был стариком, когда Эйрис назначил его год назад, и его ум и здоровье с того времени едва ли улучшились. Рейла бы не удивилась, если бы тот не дожил до нового года. Она не желала зла Мерривезеру, старому дураку, но его отсутствие в Малом совете вряд ли кто отметил.

Рейла старалась, чтобы ее голос и выдержка не изменили ей. Последнее, что было ей нужно – потерять терпение, и в ответ получить обвинения в несдержанности и истеричности. Уже было достаточно слухов о том, что плохое с ней обращении Эйриса и потеря детей помутили ее рассудок.

– Рейгар скоро вернется, уверена. Его уже уведомили о кончине его отца. Но в его отсутствие это несомненно моя забота, лорд Челстед, судить, когда не может он. Рейгар свершит над Брандоном Старком королевское правосудие, каким бы оно ни было. И я не отпущу Элберта Аррена, пока мы не получим письмо с присягой от Джона Аррена, с заверениями в мире между Долиной и Железным троном. Что же касается других лордов, которых мой муж счел нужным арестовать, чем дольше они остаются здесь, тем дольше их дома обдумывают возможность бунта. Я не хочу более давать им такой возможности. Их сыновья вернутся к ним, расскажут, что с ними обращались хорошо, и что все это недоразумение, которое скоро разрешится. Потому что вариантов у нас становится все меньше.

Челстед и Стонтон, несомненно, не ожидают, что останутся при Малом совете дольше Мерривезера. Их протесты неизбежны. Они знают, что их время истекает, и должны будут счесть себя счастливчиками, если Рейгар просто отправит их в отставку, вместо того чтобы сжечь в тронном зале. Прежде чем это затянулось, в комнату вошел гонец, сопровождаемый сиром Барристаном.

– Королева Элия и ее свита прибыли в город, ваше величество.

Рейла встала, поправляя черные юбки своего траурного платья. В последнее время она перекрасила столько платьев в черное, что ей понадобится новый гардероб, когда истекут положенные семь месяцев скорби.

– Тогда следует поприветствовать ее возвращение в Красный замок. Милорды, закончим на этом наш разговор.

Не дожидаясь ответа, она приняла предложенную руку сира Барристана и покинула их, чувствуя, как уходит напряжение из ее плеч и шеи.

Она одновременно чувствовала облегчение и неловкость от возвращения Элии. Рейла всегда любила Элию, она считала ее хорошей парой Рейгару, потому что всегда видела в Лорезе старшую сестру, более взрослую, мудрую и острую, как клинок. Она всегда хотела иметь сестер, когда была маленькой, желала даже, чтобы Эйрис родился девочкой. Потому что тогда не было бы пророчества, не было бы брака, и все было бы по-другому, если бы они стерпели мысль о женщине на троне.

И все же, хоть она относилась к Элии как к дочери, и любила Рейнис и Эйгона, она была бы глупо сентиментальной, если бы поверила, что все теперь будет хорошо. Элия была бессердечно обесчещена Рейгаром. Она всегда была доброй, нежной женщиной, но она была Мартелл, и их гнев кипел глубоко, и наносил удары быстро и жестоко. Пусть она и ненавидела Рейгара, и имела на это все права, но ненависть и обиды им сейчас пользы не принесут. Они должны были выступить единым фронтом, вдовствующая королева, королева-консорт и король.

Во имя Семерых, Элия должна это понять. Ради Эйгона, ради ее сына, если уж ей было неважно другое.

Элия прибыла в носилках, украшенных золотом и багрянцем, с сыном на руках и Рейнис рядом с ней, завернутой в один из развевающихся шарфов матери, словно в капюшон. Волосы Элии были длиннее, чем когда Рейла видела ее в последний раз, они водопадом спадали по ее спине, поверх великолепного алого платья, черными волнами, сияя темнотой в солнечном свете. На ней был тонкий золотой браслет, украшенный гранатами, который она надевала на свою свадьбу. Три головы дракона с герба Таргариенов яростно ревели на усыпанном ониксами и рубинами медальоне на ее шее.

Она выглядела настоящей правящей королевой, и Рейла ясно осознала свой возраст и внешность – она должно быть выглядела почти как призрак, бледная и исхудавшая, одетая в черное. И все же, она высоко держала голову и спокойно улыбалась, пока Элию спускал с носилок ее дядя, сир Левин, который спустил вслед за ней Рейнис, весело взвизгнувшую от радости.

Она знала, что театральный въезд Элии в город был не плодом тщеславия, но знаком принятия новой роли – люди, высыпавшие на центральные улицы, приветствовавшие свою королеву, принцессу и принца-младенца, не кричали бы так радостно, если бы Элия пробралась в замок в закрытой повозке, пряча лицо от стыда из-за поступков Рейгара. Все дело было в видимости, в конце концов. Простонародье должно было считать, что сами боги поставили править над ними Таргариенов, иначе, без драконов, какой им смысл сохранять верность Железному Трону? Каждая королева должна выглядеть, как сама Мать Небесная, а каждый помазанный король – как Отец.

– Ваше величество, – Рейла склонила голову, когда Элия остановилась перед ней.

– Ваше величество, наша благородная мать, – громко и четко сказала Элия, чтобы слышал каждый во дворе – публичная демонстрация уважения. – Благодарю вас за то, что послали рыцарей встретить нас и проводить до замка. Вы оказываете нам великую честь.

– Красный замок столь же ваш, как и мой, – с достоинством сказала Рейла, и между ними легло молчаливое согласие, что так будет всегда, всегда, когда на них направлены взгляды. Не должно было быть никаких признаков недовольства, никакого несогласия, никакой горечи между ними. Придворные ничто не любят больше сказок о битвах двух женщин – двух королев – друг против друга. Постоянные разговоры о скором прибытии леди Лианны и возможной «войне дам», что последует за ним, и так достаточно раздражали.

Лианна Старк была еще ребенком, и дом Старков никогда не был при дворе, или где-либо еще южнее Перешейка. Рейла никогда не встречала девочку, но по рассказам о ней, она не казалась похожей на коварную девчонку, когтями прорывающуюся к власти. С другой стороны, то же когда-то говорили о Мисси Блеквуд, которая как любовница обладала огромным влиянием. «Просто невинная юная дева». Рейла с удовольствием отправила бы Лианну Старк назад в холодные объятья ее отца и брата, но здесь решение полагалось принять Рейгару.

– Рейнис, – ласково поприветствовала она девочку, неуверенная, что Рейнис помнит ее – она не видела ее с рождения Эйгона. – Ты знаешь меня, милая?

Рейнис посмотрела на мать, потом сказала:

– Бабушка, – только прозвучало это как «бабутка».

Рейла впервые искренне улыбнулась с самых похорон Эйриса, и подозвала к себе Визериса – он прятался позади нее за сиром Джейме, за которым часто следовал по пятам, к раздражению юного рыцаря.

– А это твой дядя, принц Визерис. Поздоровайся с принцессой.

Визерис нерешительно шагнул вперед, настороженно глядя на Элию и сира Левина, но быстро и резко кивнул Рейнис, которая радостно склонила перед ним голову в темных кудряшках. Когда Рейнис родилась, Эйрис отзывался с открытым отвращением о ее дорнийской внешности, заявляя, что это делает ее неподходящей невестой Визерису, который конечно же заслужил жену с внешностью Таргариенов.

Мысль о свадьбе дяди с племянницей скрутила Рейле желудок, особенно когда она посмотрела на своего сына, мальчика шести лет, и его племянницу, которая была более чем вдвое младше. Ее дедушка думал о том, чтобы навсегда покончить с этой традицией, когда они с королевой Бетой организовали браки для всех своих детей, но ее родители избежали своих помолвок. Она желала бы, чтобы дед был более жестоким, твердым, желала бы, чтобы он отправил ее мать в Веру, а отца на Стену – все, что угодно, только не принимал с неохотой их брак.

Когда они с Элией наконец поговорили наедине, это случилось несколько часов спустя, после ужина и долгих выражений сочувствия и фальшивых улыбок половины двора, все они сгорали от любопытства, желая увидеть, как Элия воспринимает вероломство своего мужа. Наконец они смогли сбежать из пирующего зала, детей отвели в постель, и Рейла пришла в комнаты в башне, которые всегда принадлежали Рейгару и его жене во время их пребывания при дворе. Она сидела теперь у окна, наблюдая за дальними огоньками факелов в городе внизу, и прислушиваясь к отзвукам колыбельной, которую пела Элия детям перед сном.

Элия пришла, заплетя волосы в простую косу, ее лицо было умыто, роскошное платье было заменено на ночную сорочку. Она выглядела теперь моложе, ее глаза были темными и сверкали. Ее служанки тут же ушли, а дамы простились, и Рейла с Элией оглядели друг друга с настороженностью.

– Похвально, что ты так быстро приехала, – сказала Рейла, когда убедилась, что они одни – хотя могли ли они быть одни в этом замке? – Я знаю, это было нелегко, когда на руках дети, и учитывая слухи.

– Я не обращаю внимания на слухи обо мне, – сказала Элия. – Сплетни о других мне кажутся более интересными.

В Малом совете был Варис, но Рейла была готова поставить деньги, что Эшара Дейн собирает информацию для своей королевы.

– Поступки Рейгара очень разочаровали меня, – прямо сказала она, чтобы они могли с этим наконец покончить. – Если говорить мягко. Я думала, что воспитала его не таким человеком, что оказывает столь явное неуважение. И к тому же покинуть Королевские земли – с его стороны это был дурной план.

– О, я осведомлена о дурных планах моего мужа, – Элия налила себе вина и предложила Рейле, которая просто покачала головой. – И я не виню вас в них, я знаю, что вы никогда такого бы не одобрили. Его слова и поступки – только и только его. Дом Таргариенов переживал и худшее, – она остановилась. – Как и дом Мартеллов.

– Да, – сказала Рейла. – Переживали. – Она поколебалась, обдумывая свои следующие слова.

– Я должна выразить свое глубочайшее сожаление о вашей утрате, – сказала Элия, – но молю вас понять, почему я не приехала, одетая в траур по покойному королю.

От этого Рейла рассмеялась, что удивило и ее, и Элию, которая замерла, поднеся кубок с вином к губам.

– Элия, дочь моя, – сказала она. – Я не стану винить тебя, даже если ты пожелаешь танцевать на его пепле, не говоря уж об отказе носить черное в память о нем.

Элия некоторое время разглядывала ее, с нечитаемым выражением лица – это она унаследовала от матери, какой-то вид напускной безучастности, а потом улыбнулась. Ее глаза сверкали в свете огня.

– Благодарю, ваше величество, – она потянулась вперед и взяла Рейлу за руки. – Мы знали друг друга, только будучи в тени Эйриса. Но теперь его нет, а мы здесь. Вы пережили тысячи позоров, и я уверена, мы сможем выправить путь Рейгара.

– Рейгар – мой первенец, – отметила Рейла. – И я всегда буду его любить. Мальчиком, он был для меня большим утешением. Но я не могу и не стану позволять ему жертвовать королевской властью ради любви. Я слишком часто видела это раньше.

Элия замерла.

– Я не уверена, что Рейгар думает только о любви со своей леди Лианной, – казалось, она едва прячет отвращение в голосе. – Он… сообщил мне, что его… поступки были вызваны пророчеством. А точнее, его желанием третьего ребенка. Еще одной головы, – добавила она, когда Рейла уставилась на нее.

– Он… – Рейла потеряла дар речи. Она многие месяцы не говорила с Рейгаром. Она не могла и подумать… Как он мог… – Он собирается зачать…

– Не могу быть в этом точно уверена, – сказала Элия, – но я покажу вам письмо, которое он мне прислал. Только прошу вас, не раскрывать его содержимое Малому совету. Это должно сохраниться только между теми, кто лучше всех его знает. Я не позволю, чтобы начали говорить, что мой супруг-король – безумец, как…

Она остановилась на полуслове, но Рейла закончила за нее фразу, про себя: «как его отец до него».

========== Элия III ==========

282 З.Э. Королевская Гавань.

Коронационное платье Элии было роскошным: длинный красный шлейф из мирийского кружева казался сплетенным из рубинов, так он сиял под солнцем, стекающим вниз из мозаичных окон Великой Септы Бейлора. Шлейф, придерживаемый двумя ее дамами, тянулся от ее багряных юбок, а лиф был тяжел от множества сияющих огнем опалов и гранатов.

Ее рукава были украшены изысканными манжетами зубчатого кроя, под стать ее высокому воротнику, волосы были собраны в элегантную высокую прическу, из которой намеренно выбивались несколько прядей, обрамлявших ее лицо. Она часто чувствовала себя хорошенькой, и редко красивой, но сегодня она чувствовала себя именно такой, даже более прекрасной, чем в день ее свадьбы.

Она поднялась с колен с короной Алисанны Доброй на ее голове: простой золотой обруч, достаточно похожий на диадему, что она носила принцессой, хотя этот был украшен драгоценными камнями семи различных цветов, что представляли собой семь королевств. Мужская версия этой же короны, корона Джейхейриса Мудрого, давно пропала, с тех пор, как Рейнира продала ее, когда сбегала из Королевской Гавани после Танца.

Рядом с ней Рейгар надел корону его прадеда, Эйгона Невероятного, созданную по заказу Эйгона Драконьей Погибели, что было довольно иронично, по мнению Элии. По крайней мере, это был простой золотой обруч, похожий на ее. Лучше, чем старая корона Эйриса, красно-золотое чудовище, запачканное его безумием и алчностью Эйгона Недостойного. Рейгар никогда не одевался чрезмерно нарядно, но он был красив, бесстрастно расценила она, так что его простая бордовая туника, мастерски расшитая серебристыми драконами у воротника, смотрелась достаточно пристойно.

В нескольких футах от них стояла Рейла, с Эйгоном на руках, и Визерис с Рейнис стояли по бокам от нее. Наполненная людьми септа одобрительно взревела, как бывало со всеми королями и королевами до них, и Элия заставила себя взять Рейгара за руку, беззаботно улыбаясь толпе вокруг возвышения. Рейгар склонил голову, чтобы прижаться галантным поцелуем к ее щеке, и ей понадобились все ее силы, чтобы не плюнуть ему в лицо. Она заставила себя держать лицо, совершенно спокойная и уверенная в себе.

Слава богам, он не привез с собой девчонку. Слава богам, они пережили коронацию нетронутыми. Слава богам, что все почти наконец-то закончилось. В каком-то смысле, все прошло, как она и мечтала. Рейгар – король, а она королева. Эйрис мертв. Ее дети здоровы и счастливы. Каждый мужчина, женщина и ребенок, присутствовавший здесь, признавал в ней свою законную королеву. Все, ради чего она трудилась, все сплетни и оскорбления, что она стерпела, каждый ужасный день и каждая кошмарная ночь ее беременностей, ее агония на родильном ложе, ее одиночество на Драконьем Камне, усмешки при дворе – все это воздалось, потому что вот она, стоит здесь.

Если бы… Что ж, не было смысла ни о чем желать. Ей придется смириться с реальностью сложившейся ситуации. Пусть даже сейчас она, вместе со всеми остальными, притворяется, что все хорошо.

Рейгар прибыл с сиром Освеллом Уэнтом пять дней назад. С спорыми приготовлениями к церемонии коронации и пышному пиру, который следовало задать за ним – потому что люди начнут болтать, если празднество будет недостаточно радостно отпраздновано – у нее совсем не доставало времени поговорить с ним, как и желания. Она надела маску изысканных манер, ради Рейнис и Визериса, которые были в восторге от возвращения их отца и брата, и даже ради Рейлы, потому что как бы та ни была недовольна своим сыном, она все же тепло обняла его по возвращении, как и полагалось матери.

Но она знала, что Рейгар наверняка догадывался, что она ощущала. Ни одна из ее улыбок не достигала глаз, и она не проводила время с ним наедине. Дверь ее спальни была накрепко заперта, хотя она и не думала, что он окажется настолько пустоголов, чтобы попытаться заполучить ее склонность, только не после того, что случилось. Но он смотрел на нее, как побитый щенок, так сказать, и ей уже этого было достаточно.

Не будь она королевой, она дала бы ему пощечину, накричала ему в лицо и прокляла бы его имя. Или, по крайней мере, она пофантазировала бы, как это делает. Она никогда не была злым человеком, она не унаследовала пугающий характер ее матери, по крайней мере, так ей всегда казалось. Но то, что она чувствовала теперь, было за пределом чистого гнева или ярости. Она едва могла смотреть на него, не то что прикасаться.

Но традициями и приличиями они были вынуждены танцевать на пиру в этот вечер, а потому они это сделали. В последний раз Элия танцевала с ним в Бальном Зале Королевы во время их свадебного пира. Она не любила его тогда, но она была счастлива, как она думала. Они говорили о Солнечном Копье и ее семье, и о том, каким будет их дом на Драконьем Камне, она помнила, как хорошо они двигались вместе, как хорошо они, казалось, подходили друг другу, она в его объятьях, его глаза цвета индиго никогда не покидали ее приподнятого лица. Когда раздался призыв к провожанию в постель, он избавил ее от унижения, и сам отнес ее в спальню. Она обернула тогда руки вокруг его шеи и улыбалась, ничего не боясь, пока они шли.

Теперь она двигалась молча и напряженно, с трудом удерживаясь от желания вырвать руки из его рук. Иногда он казался готовым заговорить, но потом только вздыхал и отворачивался. Вот и хорошо. Пусть ему будет неудобно. Это самая малость от того, что пришлось вынести ей. Наконец Элия смогла найти в себе силы заговорить без шипения, и сказала:

– Ее величество вдовствующая королева и я написали лордам Старку и Аррену, сообщая им о твоем прибытии и коронации. Если… Когда Аррен присягнет власти Железного трона, мы сможем выпустить лорда Элберта. Рикард Старк скорее всего посчитает более удобным прибыть теперь за своим сыном в столицу.

– А остальные пленники уже отпущены, – сказал Рейгар.

Элия посмотрела на него безучастно.

– Да. Так было лучше всего.

– Я не должен был заставлять моих жену и мать делить мою ношу, – он казался встревоженным, и поделом. На самом деле ему стоило встревожиться и побольше. Разве он не понимал, как близко они подошли к грани уничтожения? – Я прошу прощения за свое отсутствие, Элия. Я знаю, тебе пришлось нелегко. Ты можешь быть уверена, теперь я не стану избегать своего долга.

Она едва не расхохоталась, услышав это.

– Не делай все еще сложнее, чем это должно быть, – открыто сказала она ему. – Пошли за девчонкой Старк, разреши ей растолковать все ее брату и отпусти их к их отцу. Закончи все как можно скорее теперь, и тогда, возможно, люди забудут. – Это была наполовину ложь. Никто не забудет события Харренхола, ни сейчас, ни в следующие столетия. – Тебе не надо перед ними заискивать, но если как следует управиться, удастся не спровоцировать новых огорчений. Напиши Роберту Баратеону, принеси извинения и позволь нам подобрать ему новую жену…

– Элия, – сказал Рейгар, и она остановилась, ненавидя себя за это и ненавидя андальские традиции все больше, потому что с ее стороны все это были только предложения, потому что от них так легко было отмахнуться. – Я не стану… – он казался почти развеселившимся. – Я не для того женился на Лианне Старк, чтобы отвергать свои клятвы перед ней и ее богами. Я твердо намерен договориться с ее отцом и братом, но им придется понять, что я оказываю дому Старк великую честь. В глазах их богов…

– Старые боги не признают многоженства, – рявкнула она, благодарная музыке, из-за которой их никто не слышал, пока они грациозно крутились вокруг других пар. Рейла танцевала с лордом Люцерисом Веларионом. Это должно быть первый раз как она танцевала за много лет, после столь долгих годов, когда она замерев сидела подле Эйриса на каждом пиру и празднике. – Ты знаешь это не хуже меня, Рейгар. Ты не можешь искренне верить, что Рикард Старк сочтет это честь. Он организовал брак своей дочери с Баратеоном. И его сын убежден, что ты насиловал девчонку каждую ночь с тех пор, как увез…

Хватка Рейгара на ее руках окрепла, и Элия придержала язык, видя выражение его лица. Рейгар всегда медленно давал волю гневу, но он все еще был Таргариеном, напомнила она себе. Все еще был сыном Эйриса.

– Ее зовут Лианна, – холодно сказал он. – И я заставлю тебя так ее называть, потому что она станет твоей сестрой-женой, миледи. Я не делал ничего, чего бы она сама не захотела, я знаю, что тебе трудно будет с этим смириться, но тебе придется уважить это. Тебе придется уважить меня, – продолжал он, – как твоего короля, если не мужа. Я знаю, что тебе нелегко. Я желал бы избавить тебя от боли…

– Избавить меня от боли? – прошипела она. – Боги великие, Рейгар, не притворяйся теперь, что ощущаешь сочувствие. Я сомневаюсь, что ты испытываешь хоть какое-то сочувствие ко мне или твоим детям. Ни одно пророчество не велело тебе бежать с чужой невестой и пытаться начинить ее третьим ребенком! Ребенком, который будет бастардом в глазах закона и Семерых.

– Я поговорю с Великим Септоном, – сказал он.

– Не стоит провоцировать еще и восстание Святой Веры, – резко сказала она. – Слушай меня. Я твоя королева, Рейгар. Я всегда давала тебе самые мудрые советы. Я никогда не говорила против твоей воли – подумай об Эйгоне. Он твой наследник, ты нужен ему, он должен взойти на крепкий трон, посреди стабильного правления. Мы не можем одновременно гасить несколько пожаров. Роберт Баратеон все еще может собрать свои знамена, как и Старк.

Рейгар постарался расслабиться, увидев, как она расстроилась, и это только больше ее разъярило. Ей не было нужно его рыцарственное поведение, она хотела, чтобы он прислушивался к ней. Как он не может понимать то, что понимает она? Понимает его мать? Понимает Малый совет?

– Ты хорошая, добрая женщина, Элия, – успокоительно сказал он. Его длинные пальцы водили маленькие круги по ее спине. Она даже не дрогнула, ее спина оставалась болезненно прямой и твердой. – Я знаю, ты думаешь только о наших детях. Обещаю тебе, Рейнис и Эйгону нечего бояться. Как и тебе. Сейчас все кажется непонятным, но я… Я знаю, что все будет хорошо, что мы победим любых врагов. Я буду лучшим королем, чем мой отец. Сильным королем, и еще сильнее вместе с тобой и Лианной рядом со мной. Люди будут любить тебя за твое нежное сердце, а ее за ее храбрый дух.

– Я не Рейнис, а эта девочка – не твоя Висения, – прошептала она ему, почти в ужасе, не от самого Рейгара, а от того, о чем он говорил, на что ссылался. – А ты – не Эйгон Завоеватель. У тебя нет драконов.

– Пока нет, – спокойно, знающим голосом сказал он, и ее обдало холодом до самого сердца. – Когда-то я думал, что это я буду героем, в котором нуждается эта земля, но я ошибся, я был ослеплен детским высокомерием. Эйгон – вот кто это. Ты тоже это должна это понять. Кем он станет. Он восстановит славу нашему дому, Вестеросу. Летний Замок не будет забыт.

Наконец, песня замолкла. Элия вырвалась из его хватки, ее руки дрожали, к ее раздражению. Казалось, Рейгар счел ее шокированное молчание супружеским послушанием. Может быть, это к лучшему. Она лучше смогла бы его убедить, если бы он поверил, что она на его стороне. Если она будет говорить слишком много, слишком заметно будет злиться, он совершенно перестанет ее слушать, решив, что она «слепа» к его великому видению. Она не могла позволить, чтобы сейчас ее отбросили в сторону. Они были прикованы к нему, как кандалами. Если он падет, они падут вместе с ним, она и все, кого она любит.

Держа это в голове, она уговорила его взять ее с собой, когда он пошел говорить с лордом Элбертом и лордом Брандоном. Элберт Аррен был достаточно послушен, чтобы преклонить колено, склонить голову, и, поверил он в это или нет, с готовностью принять короткое объяснение Рейгара: что леди Лианна поехала с ним по собственной воле, что не было ни похищения, ни насилия. К счастью, Рейгар ничего не говорил о второй королеве, драконах и третьей голове. По счастью, хотя бы на это ему хватало здравого смысла. Элия подозревала, что Элберту просто отчаянно хотелось вырваться из клетки, и он на все согласился бы, только бы вернуться домой, к своей семье, как любой разумный человек.

Брандон Старк был совсем другое дело. Его пришлось держать под острием меча и сиру Джонотору, и сиру Джейме, чтобы не дать ему наброситься на Рейгара, и присутствие Элии мало его смутило. Он едва не плевал им под ноги, багровея от гнева, пока Рейгар говорил:

– Ваша сестра любит меня, а я люблю ее. Я знаю, вы не верите моим словам, но когда Лианна приедет, она скажет вам то же. Мы поженились перед вашими богами…

– Ты дерешься так же хорошо, как лжешь, драконье отродье? – рявкнул Брандон. – Давай проверим – твой меч против моего. И не смей пачкать своим ртом моих богов. Где моя сестра? Если ты причинил ей боль… – он рванулся вперед, но меч Джейме Ланнистера впился ему в горло.

– Когда леди Лианна прибудет, вы увидите ее своими глазами, милорд, – сказала Элия, отчаянно пытаясь погасить его ярость. – Его величество король не обращался с ней дурно, я уверена, – она не была в этом уверена, и она молилась, чтобы на девочке не было и царапины, вот только девственности ее при ней больше не осталось.

– Ты привел свою жену, чтобы смягчить свою ложь? – рявкнул Брандон на Рейгара. – Ты думаешь, я что-либо приму от тебя… Ты похитил женщину из рода Старков, благородную даму, обещанную другому жену! Ты месяцы держал ее вдали от дома, от ее семьи, от ее собственного жениха – и теперь ты смеешь приходить и болтать о любви? – он ощерился. – Ты никого не любишь. Ты такой же безумец, как твой отец.

Сир Джонотор ударил его в лицо за это, и Брандон Старк плюнул в него слюной и кровью, сердито смеясь:

– Делайте со мной, что хотите. Мой отец отомстит за наш с сестрой позор.

– На вашей сестре нет позора, – ровным голосом сказал Рейгар, единственным признаком его гнева были лишь сталь в его голосе и мрачный взгляд его фиолетовых глаз. – Потому что ее высоко ценит король. Ваш король. Со временем вы преклоните колено и откажитесь от своего предательства и своих обвинений, и сделаете это с радостью, полностью понимая истину всего случившегося.

– Единственная истина в твоей трусости, Таргариен, – хрипло ответит Брандон. Он посмотрел на Элию со смесью презрения и жалости. – Если бы он встретил меня на поле боя, я бы избавил вас от мерзавца, к которому вас привязали.

Элия быстро вздохнула, и Рейгар твердо взял ее за руку, ведя к двери.

– Достаточно. Не причиняйте ему вреда, – велел он Дарри и Ланнистеру, когда Брандон обрушил на него град ругательств. – Я обращаюсь со своими пленниками с уважением, пусть они не платят уважением мне.

За дверью Элия посмотрела на него.

– Когда? – медленно спросила она. – Когда приедет леди Лианна?

– Я уже послал за ней, - сказал Рейгар и спокойно поцеловал ее в бровь, и ей пришлось сдержаться, чтобы не отшатнуться от отвращения. – Я не стану более удерживать ее вдали от ее предназначения.

Она почувствовала острое желание прилечь после всего случившегося, и была в спальне со своими леди, когда пришла Рейла, встревоженная и бледная. На несколько секунд Элия пришла в ужас, решив, что Рейгар мог передумать и велеть убить Брандона за его выходку ранее. Но Рейла держала в руках письмо с печатью рода Арренов.

– Джон Аррен поклялся в преданности в обмен за свободу своего племянника, – сказала она дрожащим голосом, пока Ларра осторожно вела ее к креслу. – А Рикард Старк уже едет. Но Роберт Баратеон покинул Долину.

Повисла долгая, тяжелая тишина.

– Если он отправился морем из Чаячьего Города, то он уже должен быть в Штормовом Пределе, – многозначительно сказала Инис.

– Аррен предупредил нас, – прошептала Элия. – Он мог скрывать это дольше.

– Он старик, который прожил дольше шестидесяти лет. Он не хочет войны, – ответила Рейла, перебирая дрожащими руками волосы. – Но Баратеон…

– Ничего не желает больше, – заметила Эшара. – И он имеет на нее все права.

========== Лианна III ==========

282 З.Э. – Дорнийские Марки.

Лианна чувствовала в воздухе приближение бури. На Севере бури были другими, но она узнала бы этот медный запах приближающегося шторма где угодно. Солнце висело низко над Красными Горами, но через несколько дней они наконец выберутся из Марок, и сир Герольд сказал, что путешествие станет куда быстрее и легче, когда они пересекут Синий Ручеек и достигнут Дороги Роз, по которой проедут остаток пути до Королевской Гавани.

Пока что они были между Черным Приютом и Домом Урожая, но сир Эртур сказал, что они были в безопасности, потому что огромный замок Черного Приюта был достаточно далеко за горами, чтобы они могли проехать незамеченными. И они всегда могли отправиться в Дом Урожая, если понадобится, потому что род Селми всегда мог их принять, пусть без радости, но из долга.

Лианна знала, что должна была нервничать или бояться, что разбойники нападут на них, или их заметит какой-нибудь марочный лорд, но она была так рада оказаться вдали от Башни Радости, что ночевка на плаще на голой земле и то, что ей пришлось одеться в мальчишеский наряд, позаимствованный у оруженосца, казались ей лишь легкими неудобствами. Она обрезала волосы перед отъездом, предполагая, что ее ждет одуряющая жара и долгий путь на открытом воздухе. Теперь они едва доставали ей до подбородка – да, это было непристойно, но ни один из рыцарей не попытался ее остановить, и ей всегда было интересно, как бы это было, если бы она их обрезала.

Лежа на боку на земле, вдыхая надвигающийся шторм, она водила рукой по волосам и старалась не думать о том, как Бен вплетал в них цветы, листья, траву, а иногда даже какие-то желуди. Глупенький худенький Бен, ее маленький братишка. Она больше всех скучала по нему. Они даже родились почти одновременно. Ей скоро исполнится пятнадцать, ему четырнадцать. Он поймал ее однажды, застал за перечитыванием писем, что присылал ей Рейгар. Они только пересекли Перешейк, на пути в Речные Земли, на свадьбу Брандона, к ее побегу.

Она молила и просила его ничего не говорить отцу, и он не сказал. «Пожалуйста, Бен» - она все еще словно слышала свой голос. «Пожалуйста, это только игра, не говори никому».

Они всегда хранили тайны друг друга, когда в Винтерфелле оставались только они, перед тем, как его отправили на воспитание в Старый Замок. Она задумалась, был ли он там теперь, бегал по побережью, наблюдая на приливы, приходящие из Пасти.

Огонь в костре превратился в еле тлеющие угольки, светящиеся в нарастающей темноте, и Лианна перевернулась на другой бок, пытаясь уснуть. Ей нравилось спать на свежем воздухе, но она продолжала ждать надвигающийся звук грозы вдалеке. Тогда им придется уйти из предгорья, куда-нибудь под скалу или может даже в пещеру.

Сир Эртур тихо переговаривался о чем-то с сиром Герольдом. Они двое были очень близки, подумала она, несмотря на разницу в возрасте, сир Эртур, казалось, относился к пожилому рыцарю как какому-то любимому дядюшке. Лианна закрыла глаза и через некоторое время смогла лучше их расслышать: возможно они решили, что она уснула. Она слышала только отрывки сквозь тихий треск огня, но кажется, она услышала «королева» и «… коронация…» и «Брандон». «Брандон» – вот что заставило ее вскочить, откинув плащ, который был ей одеялом. Сир Эртур заметил ее первым, и его рот сложился в горькую линию, когда он оглянулся на сира Герольда.

– Что с моим братом? – хрипло спросила Лианна.

– Ложитесь спать, миледи, – ответил ей сир Герольд. – Вам надо передохнуть до утра.

– Вы сказали «Брандон», – упрямо продолжила она. – Что с ним? Что… Что-то случилось? – Брандон уже должен был жениться на Кейтлин Талли. Он должен был делать ребенка своей жене, или охотиться, или надоедать Неду…

– Ваш брат не очень хорошо воспринял новости о вашем… исчезновении, – после долгого молчания сказал сир Эртур, игнорируя резкий взгляд сира Герольда. – Он в плену у королевы-матери и короля. Король Эйрис, упокой боги его душу, распорядился о его аресте за угрозы против принца.

Дыхание Лианны застыло в горле.

– Но… Эйрис умер пять месяцев назад, – сказала она. – Он… Брандон был в тюрьме все это время? В письме королевы не говорилось…

– Теперь, когда король вернулся ко двору, уверен, со всем разберутся справедливо, – мрачно сказал сир Герольд. – Он бы не хотел беспокоить вас такими вестями, миледи.

– Беспокоить меня? – ее голос был куда более визглив, чем ей хотелось. – Мой брат… Брандон не знает, что я в безопасности? Мы… Почему мы сидим здесь, когда мы должны ехать в столицу? Мы должны скорее туда добраться! Я должна… Когда я все объясню, он поймет…

Ее глаза жгло, но она отказывалась плакать от ужаса и гнева. Как мог Рейгар ничего ей не сказать? Как давно он все знал? Неужели были другие письма, которые он скрывал от нее? Что еще… Нет, она не могла об этом думать, твердо сказала она себе. Сир Герольд прав. Он просто пытался ее защитить. Но ведь и Брандон – Брандон всегда ее защищал. Что он мог подумать, запертый в какой-то темной камере? Знает ли он, где она находится?

«Ты же не оставляла ему записки» – опять зашипел тот противный тихий голос.

Ее живот закрутило. Все должно было быть не так. Рейгар заверял ее, что все будет хорошо, может быть… может быть Брандон уже все знает, может быть все уже образовалось. Если Рейгар рассказал ему правду, что она в безопасности, счастлива, даже… «А с чего бы ему верить Рейгару?» - продолжал голосок, почти в злобном веселье. «С чего хоть кому-то верить, что это не так, как это выглядит? В конце концов, никто никогда не поверит, что кто-то из Старков способен на такой бесчестный поступок».

Нет. Она уронила голову, убирая волосы с лица. Все не так… Все было не так. Они с Рейгаром поженились в богороще. Все было проделано с честью. Он обещал ей, что принцесса… Королева Элия все поймет, что она будет рада Лианне, что… Она откашлялась, ощущая ком в горел, ее лицо загорелось, и сир Эртур галантно присел рядом с ней, сжимая ее за плечо.

– Все будет хорошо, миледи. Вы увидите. Вы верили королю до сих пор…

– Вы верите Рейгару, – она не хотела говорить это так громко. Она вдруг подняла голову, отчаянно переводя взгляд с него на сира Герольда. – Вы верите Рейгару, разве нет?

– Конечно, – напряженно сказал сир Герольд. – Он король. Мы принесли клятвы…

– Не как королю, – отрезала она. – Как человеку. Вы… Вы верите ему, правда? Вы… Вы думаете, он поступает правильно? Что… – она остановилась, требовательно разглядывая сира Эртура. В его фиолетовых глазах была тень, и не из-за недостатка света.

– Верю, – сказал он наконец. –Я знаю его с самой юности. Он хороший человек. Он будет хорошим королем.

Часть напряжения спала с нее.

– О. Это хорошо, – она остановилась, когда сир Герольд вдруг вскочил, сжимая меч. Сир Эртур тут немедленно поднялся:

– Что такое?

Сир Герольд поколебался.

– Мне показалось, я видел свет, – он некоторое времясмотрел в темноту и наконец расслабился. – Нет, наверное мне…

Вдалеке раздался резкий крик. Сир Эртур отреагировал незамедлительно, забросав костер землей и камнями, а потом затоптал его ногами. Лианна запоздало поняла, что это чтобы нападающие не поняли, где именно они находились.

– Это разбойники? – прошипела она, вскакивая на ноги и выхватывая меч, который всегда держала под рукой по ночам.

– Может быть, – ответил сир Герольд, – но скорее всего они прочесывают горы в поисках путников… Проклятье! – внезапно выругался он, когда внезапный отблеск молнии осветил все вокруг. – Проклятье! Эртур, лошади!

Эртур помчался к лошадям, привязанным к кривому дереву неподалеку, отвязывая их повода, и Лианна побежала за ним, чтобы помочь, а Герольд обнажил меч. – Это не разбойники, – прохрипел он. – Это штормовики. Они хотят отогнать нас к Черному Приюту.

– Мы можем спрятаться в горах, нас прикроет буря… – начал Эртур, поправляя седло на своей лошади.

– Нет, – рявкнул Герольд. – Мы не можем позволить, чтобы нас загнали в угол. Я видел их всего секунду, и их как минимум пятеро верхом, и они скачут быстро. Наверное, кто-то предупредил их, что видел нас здесь. Они рассыпятся веером и прочешут здесь каждую трещину, если понадобится. Бери ее с собой, – он кивнул в сторону Лианны, – и отправляйся через северо-запад, оттуда в Дом Урожая. Я задержу их здесь, и если вы доберетесь до равнины до начала бури, то сможете уйти.

– Мы не можем оставить вас здесь! – запротестовала Лианна, и ахнула, когда сир Эртур без предупреждения схватил ее и посадил в седло своей лошади и сел за ней. Сир Герольд вскочил на своего жеребца и рванулся в другом направлении, подняв меч и крича девиз Хайтауэров: «Мы освещаем путь!». Он пытался обратить на себя как можно больше внимания – едва успела она понять.

– Опустите голову и держитесь, – сказал ей на ухо Эртур, и прежде чем она успела ответить, он уже послал жеребца рысью, потом галопом. Над их головой раздался грохот грома, и она попыталась оглянуться, но вокруг были только красные и серые краски гор. Крики и вопли становились громче, и она услышала отдаленный лязг стали. Они помчались вниз, и Эртур наклонился вперед, чтобы его жеребц несся быстрее, пересекая узкий ручей в один прыжок.

Лианна держалась, глядя в серое небо над головой, кровь кипела в ее венах. Эртур выругался у нее за спиной.

– За нами двое, – пробормотал он, и теперь они вырвались в долину, но Лианна слышала топот копыт двух лошадей, приближающихся к ним, они были все ближе и ближе. Она пригнулась к гриве лошади, словно пытаясь подтолкнуть ее, но преследователи все равно догоняли. В землю рядом с ними воткнулась стрела, другая просвистела над головой. Лианна на секунду придержала дыхание, и вдруг что-то попало в Эртура, и он вскрикнул от боли. Она попыталась оглянуться на него, но сбоку от лошади пролетела еще одна стрела. Слишком поздно она попыталась вырвать поводья из рук Эртура, когда лошадь начала останавливаться, но тот слишком напрягся от боли от стрелы, застрявшей в его плече между пластинами белых доспехов. Лошадь встала на дыбы, и он упал. Лианна едва успела уцепиться, нащупывая меч, но они уже потеряли равновесие, и другой всадник бы уже перед ней, перерезая путь.

Жеребец завизжал под звук приближающегося грома, и снова встал на дыбы. Лианна выругалась под нос, схватила меч и освободила ноги, соскакивая с лошади прежде чем та ее сбросит. Она приземлилась на четвереньки в грязь, замечая Эртура , который уже поднялся на ноги и теперь бился с другим человеком в нескольких футах от нее. Лианна посмотрела на другого всадника, одетого в цвета Дондарионов и отползла назад. К ее ужасу, он обнажил меч. Она знала, зачем они здесь, но она не думала, что они хотят ее убить…

– Скажи мне, где леди Лианна, и я отпущу тебя, мальчишка, – рявкнул тот, и когда небо над ними осветилось, Лианна поняла, что тот не представляет кто или что она. Он думал, что она оруженосец, ее лицо было скрыто темнотой и дождем. Она обнажила собственный меч и попыталась вскочить на ноги, когда услышала мужской крик позади себя, но Дондарион перед ней уже замахнулся.

Лианна пригнулась, и меч едва скользнул над ее спиной, отрезая прядь ее волос.

– Эртур! – закричала она и побежала, и Дондарион погнался за ней. Но Эртур был занят поединком с другим рыцарем, легко встречая его меч, несмотря на торчащую из него стрелу. Земля под ее ногами быстро обратилась в непролазную грязь, и она поскользнулась и упала, перекатилась пытаясь ускользнуть от нового удара – ее рот наполнился землей и травой.

– Ты не можешь танцевать вечно, мальчишка! – рявкнул мужчина, и когда она попыталась отползти дальше, он пнул сапогом в живот. Из нее словно выбили весь воздух, голова Лианны ударилась о землю, и небо над ними громыхнуло. Она закашлялась, ее едва не стошнило, и она пыталась прийти в себя, пока тот кругами ходил вокруг нее, играясь с ней. Он уже давно мог бы убить ее одним ударом.

– Только подумать, Королевские гвардейцы превратились в похитителей и насильников, – зло сказал тот. – Скажи мне, каково это, умирать смертью труса? – дождь лил на нее сверху, и Лианна смаргивала слезы, глядя вверх на него, пытаясь разглядеть его лицо. Внезапно его грубые черты показались ей знакомыми.

– Я вас знаю, – прохрипела она. – Сир… Аксел…

Она была уверена, что он не услышал ее посреди надвигающейся бури, но вдруг он остановился.

– Ты..

– Мы… – Лианна закашлялась и сумела повернуться набок, хватая меч. – Танцевали вместе… Однажды.

Он уставился на нее сверху вниз, все еще с мечом наголо, и тут молния вспыхнула над горами.

– Леди Лианна? – он опустил меч, глядя на нее с ужасом, как вдруг другой меч пронзил его сбоку, рванулся назад, а потом отрубил ему руку с мечом. Лианна закричала, когда он упал, но позади него стоял Эртур Дейн, потрепанный и залитый кровью, другой его противник уже лежал мертвым неподалеку.

– Лианна? – сир Аксел из рода Дондарионов, который танцевал с ней как будто целую вечность назад, который хвалил ее платье и лгал, как и все остальные, что Роберт, несомненно, изменится ради нее, что все эти девки и служанки из таверн ничего не стоят – сир Акселл смотрел на нее, все еще с ужасом и словно с мольбой в его глазах, и Эртур Дейн отрубил ему голову.

Она покатилась к ее ногам, все еще отчаянно глядя на нее. На ее штаны и сапоги брызнула кровь.

Лианна вскочила на ноги, вяло держа меч в ослабевшей руке, и посмотрела на Эртура, который провел рукой по своим темным волосам.

– Давай, – грубо сказал он. – Нам надо двигаться.

– Тебе не нужно было его убивать, – в ужасе прошептала она. – Он… он узнал меня, он бы не…

– Он стоял над тобой с мечом, – резко сказал Эртур. – Лианна. Нам надо ехать. Сейчас же.

– Я не хотела… Я не хотела этого, – сказала она, все же делая, как он говорит, потому что что еще она могла сделать? Сир Аксел все еще смотрел на нее. Она хотела, чтобы он перестал. Она хотела, чтобы все остановилось. Буря, ее сердце, что испуганным кроликом скакало в ее груди, кровь, стекающая с меча Эртура. – Я не хотела, чтобы кто-то пострадал, я не хотела… А что с сиром Герольдом?

– Мой долг сохранять тебя в безопасности. Сир Герольд догонит нас, когда сможет. – Он схватил ее за руку и потянул к лошади одного из рыцарей, стоявшей невдалеке.

– Я знала его, – ошеломленно говорила Лианна. – Я танцевала с ним, он был другом Роберта, ему понравилось мое платье… – она несла чушь, она понимала, и ненавидела себя за это, но слова продолжали потоком литься из нее, – он не был… он казался хорошим, я не… Роберт здесь? Я не хочу… Мы не можем его здесь оставить, если Роберт увидит…

Эртур схватил ее крепче.

– Если лорд Роберт здесь, то я не собираюсь его дожидаться.

– Это я виновата, – слабо, почти зачарованно произнесла Лианна. – Брандон… Сир Аксел… Это я во всем виновата. О боги. О боги. – Ее ноги подкашивались и поскальзывались в грязи. – Он опустил меч. Разве ты не видел? Он не собирался причинять мне вред, почему ты… Он думал, что спасает меня…

Она замолчала, когда снова оказалась в седле перед ним, и тогда полились слезы, хотя под дождем нельзя было сказать, плачет она или нет.

========== Рейла IV ==========

282 AC – Королевская Гавань.

Рейла нашла сына в воронятне. Она помнила, как Рейгар иногда проводил здесь время, когда был маленьким, заинтригованный работой мейстеров и воронами в их гнездах. Иногда она думала, до того, как он взял в руки меч и копье, как жаль, что он был наследником престола. У него была душа мейстера, так ей казалось – задумчивый и серьезный, склонный к школярским наукам.

Но это было давно. Рейгар уже много лет не был тем тихим мальчиком. Сейчас он отправлял в темноту трех воронов, держа в руках письмо. Солнце село около часа назад, и в этой проветриваемой сквозняками башне было тихо и спокойно, если не считать звуков возни птиц наверху. Рейла приподняла юбки, чтобы не испортить их в засохшем помете, покрывавшем пол, когда Рейгар обернулся и увидел ее.

– Матушка, – он был несколько удивлен. – Я думал, ты пошла почивать после ужина.

– В последнее время сон тяжело приходит ко мне, как оказалось, – сказала она. На самом деле, ей всегда было трудно заснуть. С тех пор, как она была маленькой, подумала она. Она многие годы лежала в постели без сна, омертвев от ужаса, что Эйрис вызовет ее к себе, или, что хуже, придет к ней в комнату. А во время беременностей у нее бывали самые странные сны, которые всегда заставляли ее проснуться в жуткой панике. Пицель предлагал ей множество зелий и снадобий, но она отказывалась от них, беспокоясь о том, что могло в них быть.

– Мне жаль это слышать, – сказал он. – Я надеялся, что теперь ты наконец-то познала покой.

Его брови были искривлены в искреннем сочувствии, но она бы предпочла честность его сочувствию. Ей было трудно связать милого мальчика из ее памяти с мужчиной, стоявшим перед ней. Неужели она даже его подвела? Может быть, ей следовало быть с ним более строгой? Следовало предпочесть дисциплину утешению?

Он вырос, слушая рассказы о позоре ее дяди Дункана, который отказался от трона ради крестьянки с цветами в волосах. Может быть Дункан и не чувствовал стыда за свои поступки, но ее дед и бабка стыдились его. Они вырастили наследника, который бросил все ради каприза… И тем самым сделал ее отца королем. За это она никогда не простит его и его милую Дженни из Старых Камней. И их проклятую колдунью.

– Как я могу обрести покой? – наконец спросила она, с ноткой горькой иронии в голосе. – Ты постарался меня его лишить. – Прежде чем он ответил, она кивнула на окна. – Кому ты написал? – Возможно, она слишком много на себя брала – спрашивать короля о его переписке. Но он все еще был ее сыном, ее мальчиком, и она не отказывалась пока от прав матери.

– В Грифоний Насест, – ответил Рейгар. – Я хочу назвать Джона своим десницей.

– Лучше бы ему уже быть на пути к столице, – заметила Рейла. – Скоро Штормовые Земли будут опасны для путешествия. – Роберт Баратеон об этом позаботится. Пока что не было официальных вестей, что он созывает знамена, но это был лишь вопрос времени. А когда он это сделает, штормовые лорды потянутся либо к нему, либо к королю, и ему придется воевать с собственным народом, прежде чем он сможет повернуть в сторону короны.

– Я вызвал Марка Графтона на пост мастера над монетой, – продолжал он, – и Ричарда Лонмаута на место мастера над законом.

– Они оба слишком юны для этих должностей, – настороженно отметила Рейла. Графтону едва исполнилось двадцать восемь, а Ричарду Лоунмауту – двадцать один.

– Нам нужна свежая кровь, – ответил Рейгар. – Я не могу держать старых друзей отца в моем совете. Я знаю, что они сделают все ради королевства.

– Они будут делать все ради тебя, – сказала Рейла. – Я знаю, ты считаешь их своими друзьями юности, но Малый совет следует сбалансировать. Мудрость должна сдерживать дерзость. Ты должен подумать о Тирелле – предложить место мастера над законом сиру Морину, например, это прекрасно послужит для закрепления его верности. Или западного лорда – я не стану советовать тебе Ланнистера, но Кракехол или Леффорд…

Рейгар подошел к ней и мягко взял ее за руку, жестом сына, успокаивающего свою нервную мать. Вот только она не почувствовала успокоения, пусть часть ее порадовалась этому. Она была так одинока, и он все еще ее ребенок. Ей было так трудно, когда он стал взрослым и перестал быть только ее. Многие годы он был единственным лучом света в ее темном мире. Напоминанием о том хорошем и чистом, что произошло от них с Эйрисом. Теперь же…

– Ты должна довериться мне, матушка, – сказал он. – Я не глупец, каким был мой отец. Я не стану пренебрегать своими обязанностями, и не стану избегать своего долга короля. Я знаю, ты… – он поколебался. – Я знаю, у тебя есть причины сомневаться во мне в последнее время, но я смогу и сумею все решить. Ты не должна больше бояться.

– Я всегда боюсь, Рейгар, – прошептала Рейла и нежно прикоснулась к его лицу. – Это значит быть матерью. Мы всегда боимся за своих детей, и я к тому же королева, так что страхов у меня больше, чем лишь за сыновей. Эти вещи кажутся тебе простыми, но правление не так легко, как тебе кажется. Я бы хотела, чтобы отец учил тебя, как король должен учить наследника. Я бы хотела, чтобы все было иначе. Но прошлого не изменить.

– Не изменить, – согласился Рейгар, когда она убрала руку. – Но я могу изменить будущее. Если будет война, я одержу победу. У нас будет мир, какого никогда не было при правлении моего отца.

– Только не сейчас, когда так оскорблены дома Старков и Баратеонов, – ее тон стал строже, а взгляд холоднее. Рейгар многие годы возвышался над ней, но он все еще был ее сыном, и она знала, как отчитать ребенка наедине. – Ты знаешь, что я не стану спорить с тобой при дворе. Но твои поступки непростительны. Если бы ты просто взял себе любовницу, это можно было бы простить и не заметить. Боги знают, у твоего отца их были дюжины. Но чтобы увезти помолвленную девицу – даже если она согласилась на твой план – ты напрашиваешься на уничтожение, – резко сказала она. – И ты даже не понимаешь, как близко к пропасти ты подошел. Эти разговоры о том, чтобы поговорить с Верховным Септоном – прекрати их немедленно. Ты не можешь ставить трон против второго брака. Эта ставка сыграет не в твою пользу.

Он смотрел на нее, будто был в шоке. Хорошо. Ей не был нужен его фавор, и она не боялась его опалы. Таковы преимущества вдовствующей королевы.

– Слушай меня, – сказала Рейла. – Я видела, как мой дядя передал корону своему брату, моему отцу, ради своей возлюбленной. Не иди этой дорогой. Может быть ты любишь ее, как не любил никого. Но Вестерос важнее всего. Народ важнее всего. У тебя уже две жены, и первая жена – твоя корона.

– Она не моя любовница, матушка, – сказал он. – Ты не поняла моих намерений. Я не хочу водворять ее при дворе как какой-то… какой-то каприз. Я не такой, как отец. Я никогда не поступлю с Элией, как он поступал с тобой.

– Твой отец никогда не позорил меня на турнире на глазах тысяч, чтобы короновать девчонку четырнадцати лет, – взорвалась Рейла. – Твой отец обращался со мной хуже, чем пьяница со шлюхой, можешь поверить, – ее голос бил, как плеть, и Рейгар отшатнулся. – Но даже он имел здравый смысл не поднимать вопрос многоженства. Когда станет известно, что ты собираешься взять себе вторую королеву, начнется война. Не только против Баратеонов и Старков, но против каждого дома, следующего Вере. Против каждого септона, каждого мейстера, каждого рыцаря. Не делай ошибок, которых не сможешь исправить.

– Я поговорю с Верховным Септоном, – начал он.

– Нет, не поговоришь, – прошипела она. – Ты не станешь этого делать. Ты думаешь, что можешь купить его взятками, одарить его родственников титулами и землями. Может быть. Но ты не сможешь купить их всех. Ты только спровоцируешь раскол, не только в Вере в Семерых, но во всем Вестеросе. Ты не Эйгон, и ты не Мейгор. У тебя нет драконов, чтобы люди склонили головы и сказали «Как пожелаете». Уже пошли слухи, что ты полубезумец, когда ты исчез без следа на многие месяцы с девицей Старк. Не давай им повода думать, что ты считаешь себя достойным не только любовницы, но второй жены.

– Она родит мне ребенка, – лицо Рейгара было маской гнева. – Я женился на ней, и когда она родит третью голову дракона…

– Она не беременна сейчас, – ответила Рейла. – Девчонка может оказаться бесплодной, почем тебе знать. Она может не родить тебе живых сына или дочь. И даже если и родит, тебе придется смириться, что это будут Уотерсы, не Таргариены – и никогда не будут Блекфайры. Никогда. Ты не помнишь Мейлиса Ужасного и Девятигрошовых королей. Я помню. Я не могу помешать тебе родить бастарда, как не может помешать Элия. Если ты веришь в свое пророчество, то имя ребенка ничего для него не значит.

– Я дал ей слово короля, – сказал Рейгар. – Что я позабочусь, чтобы наш брак был признан законным.

– А ее дети? – Рейла старалась сохранить голос ровным, спокойным, несмотря на горящую в ней ярость.

Он остановился.

– Мы не говорили о детях. Я подумал, что лучше…

– Кажется, ты говорил о третьем ребенке со всеми подряд, кроме девочки, которую собираешься им начинить, – насмешливо сказала Рейла. – Она знает о твоем пророчестве? Она знает, чего ты от нее ждешь?

– Лианна любит меня, – сказал Рейгар, и она видела, что он верит в это, в его глазах, сияющих в темноте. – А я люблю ее. Разве не может быть ребенка из такого союза?

– Ни одной женщине не нравится быть матерью бастарда, – сказала Рейла. – Но кажется, ей придется свыкнуться с этой мыслью, потому что ты не можешь посметь узаконить ребенка или ваш брак. Скажи Рикарду Старку, что ты женился на ней в богороще, чтобы успокоить ее больную совесть. Скажи ему, что это был чисто символический жест. Моли его о прощении за то, что сотворил, и сделай все, что можешь, чтобы успокоить волков. Но если ты попытаешься взять себе вторую королеву, или сделать третьего законного ребенка, то ты рискнешь потерять все, Рейгар. Все и всех, кем ты дорожишь. Подумай, что они сделают с ней, когда прорвутся сквозь стены, вопя и требуя твоей головы, называя тебя еретиком и безумцем? Что ты думаешь, они сделают с Элией? С твоими детьми? Со мной и Визерисом?

Она замолчала, задыхаясь. Она никогда не была так открыто сердита на него, никогда. Он был ребенком, который никогда не нуждался в ругани или нотации. Она только однажды повысила на него голос, когда он вошел, когда они с Эйрисом… когда он… Она была в таком ужасе, что Эйрис что-то сделает, потому что Рейгару было двенадцать, и он был высокого роста, уже не просто безобидный ребенок, и выражение лица ее мужа…

Это был первый и последний раз, когда Рейгар попытался встать между ними, чтобы защитить ее от отца, и Рейла кричала на него, пока не охрипла, чтобы он убирался, уходил, что это касается только мужа и жены, что у него нет права препятствовать его отцу-королю. Она сделала это, чтобы его защитить, но она все еще помнила обиду на его лице. Эйрис был изумлен, что она в кои-то веки проявила характер, и принял это за знак ее преданности к нему, и он разорвал на ней платье и перегнул через стол, как только Рейгар ушел, пыхтя похвалы в ее ухо, пока насиловал ее, словно она была собакой, выучившей новый фокус.

Теперь Рейгар смотрел на нее с тем же выражением ошеломленной обиды, хотя это выглядело иначе на лице взрослого мужчины, а не испуганного мальчика.

– Разве ты не веришь в меня? – наконец спросил он хрипло.

– Я верю в тебя с момента, как родила тебя в дыму Летнего Замка, – ответила Рейла. – Но вера – не значит слепое доверие, ваше величество. Ты прав. Ты можешь быть лучшим королем, чем твой отец. Ты можешь снова прославить наш дом. Но ты должен учитывать, чего он не делал. Ты должен взвешивать свои действия, всегда. Людям нужен король, а не герой из легенд. Их не волнуют пророчества, только пища в желудке и плодородные земли, на которых можно вырастить ее. Правление – это и то, чему ты не даешь случиться, а не только то, что ты заставляешь случиться. Если ты и правда любишь Лианну Старк, ты послушаешь моего совета.

Она молилась, чтобы он послушал. Может быть Элии будет противно присутствие любовницы Рейгара при дворе, как обычно бывает женам, и возможность воспитания бастарда с законными детьми Таргариенами была пугающа, эту проблему они решат, когда она подойдет, решила Рейла. Пока что все, что она могла сделать – уговорить Рейгара не давать Вере и народу повода считать его безумцем, следующим по пятам Мейгора Жестокого, женившегося на чужих невестах. У него есть наследник, Эйгон, и, если боги будут милостивы, он не сможет сделать ребенка Лианне Старк, или же это будет девочка. Девочку-бастарда можно перенести. Сына же, особенно если у него будет таргариеновская внешность…

Рейла решила не думать об этом. И возможно, еще остается надежда, что он отставит от себя Лианну Старк. Он заявлял, что любит ее – ну и что? Эйрис говорил то же о половине своих шлюх. Рейгар был еще молодым человеком, со страстями молодости. Все они в один день заявляют, что любят одну женщину, и ненавидят ее на следующий. Если он пообещал Лианне Старк корону, и не сможет сдержать обещание, вся эта «любовь» растает как утренняя дымка. Боги знают, согласится ли Рикард Старк взять обратно девчонку после всего этого, но до этого точно было еще далеко.

– Я обдумаю твои слова, матушка, – наконец сказал Рейгар. Она сделала реверанс из вежливости, а возможно, чтобы задобрить его раненое самолюбие. Потом она осмелилась кивнуть на письмо в его руке. – Ты получил вести от лорда Старка? Он уже в любой момент может оказаться в городе.

– Нет, – ответил Рейгар. – Это вести из Дома Урожая. Лианна с сиром Герольдом и сиром Эртуром были атакованы рыцарями Штормовых Земель.

Рейла почувствовала, как сердце упало в ее груди.

– Кто-нибудь погиб?

– Сир Эртур убил Дондарриона и Сванна. Сир Герольд убил Морригена и двух сквайров, прежде чем убили его. – Голос Рейгара был спокоен, но костяшки пальцев на его руке побелели, так крепко он схватил пергамент. – Селми говорят, что грудная пластина его доспехов была разбита боевым молотом. Я не сомневаюсь, что это работа Баратеона. Только чудом Лианна и сир Эртур смогли от него ускользнуть. Ходят слухи, Баратеон был ранен сиром Герольдом перед смертью, и что поэтому они отошли.

Возможно, теперь у них было больше времени – Рейла заставила себя рассуждать хладнокровно – если Роберту придется выздоравливать, чтобы вернуться к битвам. Но может быть, он не станет ждать долго. Она не могла себе представить, чтобы этот человек согласился лежать в постели, отдыхая, пока он знает, что у Рейгара его невеста.

– Ты должен написать в Штормовой Предел, – сказала она. – Ты должен сделать официальное заявление, что Лианна пошла с тобой по своей воле. Ты должен заставить ее это подписать, ее собственной рукой. Это не остановит его от созыва знамен, но мы все равно должны сообщить об этом всем…

– Я напишу в Штормовой Предел, – резко ответил Рейгар. – Я потребую возмещения за смерть лорда-командующего Королевской гвардии, и за покушение на жизни сира Эртура и Лианны. И если Роберт не ответит мне ничем, кроме угроз и проклятий, то не будет никаких сомнений, что корона имеет полное право ответить на восстание и предательство.

Он прошел было мимо Рейлы, но остановился.

– Я не стану просить Элию приготовить комнаты к приезду Лианны, но я прошу тебя, как король, матушка. Нет сомнений, она очень пострадала. Я хочу, чтобы ее приняли тепло. Осталось уже недолго. Они с сиром Эртуром выехали из Дома Урожая с сопровождением две недели назад.

Рейла открыла было рот, но передумала. Может быть, она и так достаточно сегодня давила.

– Конечно, ваше величество, – сказала она, склонив голову. – Я позабочусь также о приготовлениях к приезду лорда Старка и его людей.

Он оставил ее в воронятне, и Рейла некоторое время стояла там, потом подошла к окну и посмотрела в вечернюю темноту. Королевская Гавань тускло светила под ней. Она всегда ненавидела город, и его вид сегодня доставил ей еще меньше утешения. Она могла по пальцам пересчитать количество раз, когда ей позволяли покинуть его. Она не видела океана, настоящего океана, а не только его залив, не видела высоких гор с тех пор, как была девочкой. Но они были там, были, пусть она их и не видела. Они все еще существовали, как и она, несмотря ни на что.

Один из воронов визгливо каркнул сверху, заставив ее вздрогнуть, и остальные присоединились к нему, визжа и вопя, словно издеваясь над ней. Рейла быстро развернулась и пошла прочь, стараясь не показывать, как все в ней переворачивается, пока они вопили в еще более громком хоре. Мерзкие птицы. Она всегда их ненавидела. Как говорят мейстеры? Темные крылья, темные вести? В это она сейчас верила, как никогда.

========== Элия IV ==========

282 З.Э. – Королевская Гавань

Первым впечатлением Элии от лорда Старка было то, что она никогда не встречала человека, настолько неуместно выглядевшего в Красном Замке. Конечно она и раньше встречала северян, но Рикард Старк въехал в их ворота с настороженным видом дикого зверя, входящего в клетку. Не испуганным, но очевидно напряженным, и пусть его лицо не выдавало его чувств, она видела его глаза, когда он впервые увидел Рейгара на троне. На секунду ей показалось, что если бы тронный зал был пуст, и в комнате были только они двое, Рикард Старк не остановился бы и не склонил голову в знак приветствия, а не почтения. Он бы шел и шел, достал свой огромный меч, что висел у него за спиной, и рассек бы Рейгара на части прямо на троне. Это не гнев, подумала она. Это была мрачная решимость. Этого человека не так просто было бы провести, как Челстеда, Стонтона или Элберта Аррена.

Она предложила ему прогуляться в садах, как будто бы для того, чтобы показать лорду Рикарду богорощу замка, но они оба знали, что это был только предлог. Она хотела убрать его с выжидательных взглядов придворных, которые ждали, что Старый Волк начнет выть, требуя назад своих сына и дочь, подальше от Рейгара. Она не сможет вечно откладывать разбор дел между ее мужем и Хранителем Севера, но она не доверяла, что он не спровоцирует его, как провоцировал лорда Брандона.

– В это время сады очень красивы, но мне говорили, что богороща прекрасна особенно, – вежливо сказала она, отлично осознавая, что ее дамы и остальная свита обмениваются подозрительными взглядами у нее за спиной.

– Ваше величество, я полагаю, вы пригласили меня не для того, чтобы мы сравнивали принципы садоводства, – ответил лорд Рикард, глядя прямо перед собой. Это было немного пугающе.

Элия поколебалась и позволила улыбке исчезнуть с ее лица так же быстро, как она появилась.

– Нет, не для этого.

– Если вы надеялись заполучить обещания мира от меня перед встречей с королем, то вы будете разочарованы, – резко продолжил он. – Я приехал от имени своих сына и дочери. С моей стороны не будет никаких заверений, пока я не встречусь с ними обоими.

– Вы были бы глупы, если бы согласились на иное, – сказала Элия. – Я не буду отрицать, что с вами поступили дурно, милорд. Я могу только принести свои заверения, что я готова на что угодно, лишь бы мирно разрешить вопрос.

– Вы молоды, ваше величество, – сказал Рикард. – И у вас надежды на мир и добрую волю, присущие юным дамам. Мне должно быть жаль вас разочаровывать, – но в его стальных глазах было сказано невысказанное: «И все же я буду и буду вас разочаровывать, если придется».

Элия молча кивнула. Этого человека невозможно было соблазнить сладкими речами и мягкими улыбками. Рикард Старк возможно и желал южных амбиций для своих детей, но гордость у него была северная. И кто может его за это винить? Даже самый мягкий из южных лордов отреагировал бы также, будь это его дочь. Ни один уважающий себя лорд не отказался бы требовать правосудия.

– С вами тоже поступили дурно, – сказал Рикард, удивляя ее. Она быстро посмотрела на него, стараясь сохранять лицо бесстрастным. – Хорошо говорит о вашей натуре то, что двор не оказался заполнен отвратительными сплетнями о моей дочери.

Элия была уверена, что слухи и инсинуации имели место быть, конечно же, но была рада, что ни один из них не повторяли в ее присутствии. С ее стороны вряд ли было бы полезно тратить время, поливая грязью Лианну Старк. Только не когда у нее были заботы посрочнее. Рикард Старк не стоял бы рядом с ней, спокойно беседуя, если бы по приезду он обнаружил, что королева прилюдно ославила его дочь блудливой шлюхой, выкравшей ее мужа-короля из ее супружеской постели.

– Я королева-консорт, – сказала она, – и я не приветствую сплетен и спекуляций, которых уже и так достаточно. Я ненавижу слухи и оскорбления, – хотя польза в них имеется, подумала она про себя, – и я надеюсь, что мой двор это отражает. Я обязана подавать собой пример, милорд.

– Несомненно, – сказал Рикард Старк, и тут раздался шелест юбок по травянистой дорожке, и Алис сделала реверанс у ее плеча, прошептав ей на ухо:

– Сир Эртур только что въехал через Северные Ворота, – она остановилась. – С его верным оруженосцем.

Элия не позволила себе измениться лицом. Она кивнула Алис, которая отошла назад, и повернулась к лорду Рикарду.

– Прошу прощения, милорд, меня вызывает королева-мать. Надеюсь, мы скоро поговорим снова, – о да, они поговорят, потому что Лианна Старк прибыла, пусть он этого пока и не знает, – и при более счастливых обстоятельствах.

Она не была уверена, подозревал он что-то или нет, но он не мог запретить ей уйти в любом случае. Рикард Старк поклонился и отошел к своим мрачным бородатым мужчинам, а ее леди слетелись к ней, как пчелки в рою, когда она пошла через сады куда скорее обычного, приподняв юбки в спешке.

– У нас немного времени, – сказала Эшара. – Они не могут вечно прятать ее в виде оруженосца – к вечеру весь двор уже все узнает.

– Если Старк решит, что мы прячем ее от него, это плохо кончится, – сказала Элия тихим, фальшиво ровным голосом. – Я хочу, чтобы ее вымыли, переодели как прилично, и никогда не оставляли одну. Ни наедине с Рейгаром, ни с кем-то из Королевской гвардии, даже с слугами. Одна из вас всегда должна быть рядом с ней. Вежливая. Спокойная. Ничего не говорите ей без моего позволения, но не ругайте ее и не провоцируйте.

– Думаешь, она попытается сбежать? Или без разрешения пойдет искать брата? – спросила Ларра, когда они проходили по коридору.

– Я представления не имею, что она скажет или сделает, – ответила Элия. – я ее не знаю. Я не знаю, чего она хочет, или что она думает, только что король думает о ней. Я не могу доверять его суждениям, к добру это или к худу. И от этого она только опаснее. Обращайтесь с ней как с пленницей, и она может разозлиться и сделать или сказать что-то, о чем мы все потом пожалеем. Недооцените ее, и одни боги знают, чем это кончится. Если кончится вообще.

Рейла встретила ее в Девичьем Склепе. Элия не посылала ей вестей, но в этом не было смысла – Рейле все равно сообщили бы одной из первых.

– Где Рейгар? – немедленно спросила Элия, когда поравнялась с Рейлой. – все еще в Большом Зале? – она молилась, чтобы было так. Если они смогут встретиться с Лианной прежде него, то могут добиться…

– Элия. Матушка. – Рейгар стоял на другом конце зала, с сиром Освеллом и сиром Джейме по бокам от него.

Элия выругалась про себя и понадеялась, что Рейгар не заметил ее раздражения.

– Ваше величество, – сказала она, приседая в реверансе, как и Рейла рядом с ней. Рейгар подошел к ним, поцеловал мать в щеку и взял ее за руку. Его пальцы всегда были необычно нежны и мягки, несмотря на годы, проведенные с мечом, копьем и поводьями в руках. Только подушечки пальцев, заметила она, были грубыми и покрытыми мозолями – от постоянной игры на арфе.

– Если это будет сложно для тебя, миледи, – почти нежно сказал он Элии, – я не оскорблюсь, если ты пожелаешь уйти.

Элия напряглась, но все же заставила себя ободряюще сжать его руку и ласково улыбнуться.

– Конечно нет, ваше величество. Я молилась о благополучном возвращении сира Эртура и леди Лианны, и я желаю увидеть их и поприветствовать, как полагается гостей, – она позволила чуточку грусти проявиться в ее голосе, чтобы он не решил, что она изображает фальшивое участие, а притворяется храброй ради него.

Он смягчился.

– Ты, как всегда, нежна сердцем, моя женушка.

Рейла рассказала ей о ее… беседе с сыном, относительно Веры и второго брака. Рейгар ничего не говорил с тех пор об этом. Элия настороженно решила принять это за добрый знак. Если кто и мог заставить его передумать, так это так долго страдавшая его мать. Боль Рейлы нельзя было так легко проигнорировать, как боль Элии. Для многих мужчин слабостью были их матери. Так точно было для Дорана и Оберина.

Теперь они повернулись к двери перед ними, и Элия позволила Рейгару шагнуть вперед. Он казался почти неуверенным, по-мальчишески нервным, когда открывал дверь. Она не знала, как долго сможет выносить это восторженное, со слабостью в коленках поклонение. Она отчаянно надеялась, что он не решит, что они с Лианной будут радостно жить в общих комнатах, вместе прядя и вышивая, единые в семейной гармонии, в ожидании его возвращения с какого-нибудь собрания совета, дабы осыпать его дамскими склонностями.

В комнате их ожидала та сама игла, на острие которой балансировал Вестерос.

Эртур Дейн выглядел совсем как она его и помнила, вот только лицо было потрепано и загорело, а волосы длиннее. Элия знала его с самого детства, и теперь, пока Рейгар стоял спиной к ней, не стала скрывать откровенного отвращения в своем взоре, когда смотрела на него. Казалось, Эртур позабыл свои дорнийские корни ради своего лилейно-белого плаща. Но он стоял напряженно, избегая ее взгляда, хотя она заметила, как он коротко взглянул в их сторону в поисках Эшары.

Лианна Старк – Лианна Старк была не такой, как она ожидала. Элия едва видела девочку несколько раз в Харренхоле, и помнила только смутные очертания юной девицы. Светлокожая, с темными волосами, одетая в синее и серое, помнила она. Иногда по залу пролетал ее громкий смех, и вокруг нее вилась стайка мальчишек-волков, ее братьев. Всего-навсего одна из тысяч на трибунах турнира, когда острие черного копья Рейгара мелькнуло в футе от нее, протягивая венок из роз.

Теперь она стояла перед Элией, во плоти, настоящая, и она была… Юной и худой, и почти бестелесной. Ее светлая кожа обгорела и отслаивалась на шее и носу, от горячего солнца Дорна, длинные темные волосы были грубо обрезаны, не доставая ей даже до плеча, и она была одета в потрепанную и пыльную одежду юного оруженосца, побитый тонкий меч висел на ее поясе. Она была меньше, чем ожидала Элия, почему-то в своем воображении она представляла ее себе высокой, возвышающейся над ней, старше, более кокетливой, знающей, какой-то такой, но это…

Это ребенок, подумала Элия. Не только потому, что ей не могло быть больше пятнадцати лет, и потому, что она была одета в одежду зеленого мальчишки, но из-за выражения ее лица. Это был взгляд ребенка, одновременно бросающего вызов и пристыженного, упрямого и перепуганного. Это путаница в его голове. Она не поклонилась и не отступила от Элии или Рейлы, или Рейгара, но она и не улыбнулась и не пропела приветствия. Вместо этого девочка просто стояла, словно застигнутая врасплох, напуганная, но не желающая это показывать, очевидно желающая приподнять плечи и опустить голову вниз, и все же стоявшая смирно, словно замерев.

– Лианна, – сказал Рейгар, и было очевидно, что он старается сохранить королевское спокойствие, заставляя себя удержаться от желания немедленно подойти к ней. Вместо этого он учел, где находится, не стал обнимать ее и осыпать поцелуями заверения.

– Миледи, – сказал он, – вы не можете представить, как я боялся за вас, когда мы получили вести из Дома Урожая. Сир Эртур, – он посмотрел на рыцаря, который мрачно приподнял голову, – я глубоко благодарен вам. Вы вели себя как подобает вашему ордену и даже более того.

– Да, ваше величество, – сказал Эртур, и ничего не добавил. Меч Зари потерял дар речи? Тут Элия почувствовала себя слишком жестокой, ведь он очень ценил сира Герольда. Но сир Герольд был лордом-командующим, и он поощрял глупость Рейгара, и Элия не знала, сможет ли она когда-нибудь забыть об этом и искренне погоревать о его кончине.

– Рейгар, – сказала Лианна хрипло, но когда он повернулся к ней, корона сверкнула на солнце, и казалось, что Лианна заметила это и поправилась, очевидно понимая, что все теперь изменилось, и они в Красном замке, а не в какой-то дыре в Красных Горах, где они могли вести себя как парочка простолюдинов. – Ваше величество, – поправилась девочка и взглянула на Рейлу и Элию, и, слава богам, ей хватило здравого смысла сделать реверанс, каким бы напряженным и вымученным он не был. – Ваши величества, – пробормотала она.

– Леди Лианна, – тихо сказала Рейла, – надеюсь остаток вашего путешествия был мирным.

– Да, – Лианна резко кивнула, но казалось, не могла оторвать взгляда от Рейгара, отчаянно глядя на него. Под ее глазами залегли темные круги, отметила Элия. Должно быть путешествие нарушило ее сон, а может быть и вина, должно быть она винила себя в смерти сира Герольда, либо же у нее были другие темные мысли – несомненно, она уже знала, что не единственная Старк при дворе.

– Вы устали, утомлены дорогой, – сказала Элия, стараясь говорить легко и мягко, и осторожно, так осторожно, потому что Рейгар смотрел на нее очень пристально, и она не могла позволить ему обвинить ее, что она оскорбила или унизила Лианну Старк, нарочно или нет. – Я отправлю своих служанок наполнить вам ванну и пришлю вам новой одежды. Вы, конечно же, можете отдыхать здесь.

– Мой брат, – Лианна почти перебила ее, но остановилась и, бросив на Элию настороженный, напуганный взгляд, снова посмотрела на Рейгара. – Мой брат, он… с ним все хорошо? Ты говорил с ним? Я… Я могу пойти к нему сейчас, чтобы все исправить. Я все ему объясню, – быстро сказала она, словно боялась, что они начнут на нее кричать. Казалось, она нашла в себе какую-то смелость, потому что ее голос перестал неровно дрожать. – Если он здесь пленник, то это все из-за меня, и я должна все исправить. Он услышит от меня все, правду. Если ты отведешь меня к нему, Рейгар…

Теперь Рейгар прикоснулся к ней, положив руку ей на плечо.

– Успокойся, Лианна, – нежно сказал он. – С твоим братом хорошо обращаются, как положено обращаться с высокородным пленником. Ему не причинили вреда, обещаю. Когда ты отдохнешь, мы поговорим с ним, и с твоим отцом…

Рядом с Элией Рейла напряглась, и Лианна Старк застыла от шока.

– Мой отец здесь? – раньше она покраснела от страсти, с которой говорила, но теперь Элия с мелким, совершенно ненужным злорадством наблюдала, как краски пропали с ее лица. – Мой… Он прибыл в Королевскую Гавань?

– Только чтобы ответить за твоего брата. Он не пленник, Лианна, – сказал Рейгар, взяв ее за руку.

– Ты должен отвести меня к нему, – наконец-то волчица показала зубки. Напряжение, сомнение и юношеская пристыженность – все ушло. Теперь ее глаза были дикими, а голос стальным, и Элия видела в ней немного от Рикарда и очень много от Брандона. – Я… Я должна сейчас же видеть моего отца. Он думал, меня похитили. Он думает, ты… – она отстранилась от Рейгара. – Нет. Сейчас не время. Я не могу здесь сидеть. Отведите меня к нему… Или приведите его сюда! Когда он увидит, что я в порядке, что никто не причинил мне вреда или… – ее голос задрожал, и Рейгар принял это за горе невинности.

Элия видела – это была ярость. Лианна Старк была в ярости. На Рейгара, на себя, на всю ситуацию, может быть даже на брата и отца, за то, что сделали самый логичный вывод из ее исчезновения. Должно быть она была в ярости на Элию и Рейлу, за то, что стояли и ничего не говорили. Но в основном ее гнев и ярость были направлены на Рейгара, пусть он даже этого не понимал, или не хотел понимать. Может быть она и любит его. Но она не настолько же уверена в их поступках, подумала Элия, чтобы там не думал себе Рейгар.

– Все будет хорошо, – сказал Рейгар. Он поцеловал ее в бровь, совсем как раньше целовал Элию. Элия с трудом подавила волну отвращения. – Лианна. Послушай меня. Все будет хорошо. Пока ты никого не можешь встретить. Вечером. Обещаю, ты увидишь их вечером, и мы разрешим все между твоим и моим домами. Вместе

========== Лианна IV ==========

282 З.Э. – Королевская Гавань

Пару раз Лианна чуть не уснула в ванне, и ее расталкивали служанки, помогавшие ей мыться. Часть ее хотела отмахнуться от них и утопнуть глубоко под горячей водой, но ее кости казались мягкими и больными одновременно, ее кожа была красной и горела. Вода была серовато-коричневого оттенка от всей той грязи и пыли, что въелись в ее волосы и кожу.

Она вышла из ванны, скорчив гримасу, приняла протянутый ей халат и отпустила служанок. Леди Эшара остановилась на пороге, не отводя от нее фиолетовых глаз. Они были такого же цвета, как у ее брата. Это нервировало Лианну. Она чувствовала себя, как зверь в клетке, которого изучают. Но она не могла прогнать одну из дам королевы, какпрогнала служанок.

Вместо этого она села, скрестив ноги, на кровати и начала сама расчесывать мокрые волосы. На это почти не понадобилось времени, такими короткими они были. Эшара Дейн ненадолго вышла, потом вернулась с платьем в руках. Она молча положила его на кровать, вместе с парой шелковых туфелек.

– Надеюсь, вам понравится.

Платье было интересного оттенка синего, почти цвета полночи, отороченное черным бархатом. Лианна уже многие месяцы не носила ничего настолько нарядного. Она провела пальцами по шелку лифа.

– Благодарю вас, – ее голос был тихим и хриплым, к ее раздражению, как будто она сильно простыла, или много плакала недавно. Уже было плохо то, как они все на нее смотрели – она до сих пор сгорала про себя от стыда и унижения. Она не думала, что встретит Рейгара, его мать и его жену одновременно. И вдруг обнаружить себя лицом к лицу с королевой Рейлой и королевой Элией – Рейла Таргариен скорее выглядела опечаленной, но вот взгляд темных глаз Элии Мартелл, несмотря на ее вежливую улыбку…

Лианна не могла не понять, что Рейгар был неправ. Элия никогда не поймет их союз. Она никогда не примет Лианну. Она не примет – и раньше это было иначе, но теперь это выглядело глупо, подумала она, потому что это и было глупо. Раньше ей казалось иначе, потому что она никогда не стояла перед этой женщиной и не смотрела ей в глаза, и не осознавала, что… Рейгар должен был… Нет, она должна была… Все должно было быть не так. Все дожно было быть по-другому. Он уже коронован. Ее отец здесь. Брандон уже многие месяцы гниет в камере.

В ее груди была странная тяжесть, и она чувствовала себя онемевшей.

– Вы в порядке? – спросила Эшара Дейн осторожно мягким и нежным тоном, и Лианне захотелось ударить ее. Не потому что Эшара что-то ей сделала или имела какое-то отношение к происходящему, а потому что она устала, что люди рядом с ней всегда осторожные и нежные. Она неблагодарная и горделивая, и испорченная, и все это неправильно, но она теперь здесь, и она просто хотела, чтобы теперь… Хоть один раз, она хотела, чтобы с ней были честными.

– Я в порядке, – сказала Лианна, солгав сквозь зубы, и она была уверена, что леди Эшара знает это. Она не в порядке. Она, возможно, никогда больше не будет в порядке. Они не должны были ехать в Дорн. Рейгар должен был сразу привезти ее сюда. Он должен был предстать перед своим отцом, и в преисподню все последствия. Она должна была стоять рядом с ним. Они не должны были бежать. Она должна была настоять, чтобы он послал вести ее семье и Роберту. Они должны были объявить обо всем публично. И боги, он не должен был говорить ей, она не должна была верить…

Элия Мартелл, подумала она, никогда ей это не простит. Это было пустое осознание. Никогда. Здесь не было слов «когда» или «если». Если бы это была Лианна – и как же просто оказалось встать на место другой женщины, когда у нее появились причины также сердиться на Рейгара – если бы это была Лианна, она не простила бы никогда, не смогла бы простить… «Она никогда тебя не простит, и отец никогда тебя не простит» - спокойно сказал ей тот голосок. «И Брандон тебя никогда не простит. И везде, где ты надеялась найти радость, ты принесла только горе и разрушение».

Одевшись, она проигнорировала попытки Эшары завести разговор, глядя в окно на полуденное солнце. Она никогда не была здесь раньше. Она никогда не видела такого огромного города. Белую Гавань невозможно было сравнить. Винтерфелл был больше Красного Замка, но ниже, ближе к земле, холодный, тихий и древний. Этот замок казался слишком громким, слишком высоким, слишком живым. Запахи и звуки были странными. Она думала, что будет чувствовать себя здесь свободной, но не чувствовала. Она сидела в молчании на кровати, тупо глядя в стену, ее живот крутило. Отец… Отец собирается…

– Леди Эшара, пожалуйста, оставьте нас, – в комнату вошел Рейгар, на этот раз один.

Эшара поколебалась, но сделала реверанс и ушла. Лианна посмотрела на него, на него и его корону, и его королевский наряд, и часть ее подумала, что она смотрит на незнакомца. Его лицо и волосы были теми же, и улыбка была той же, но она не… Все чувствовалось по-другому, быть с ним теперь. Как все могло так быстро измениться? Но когда она пыталась уснуть по ночам, она видела лицо сира Аксела, слышала его предсмертный крик, чувствовала его горячую кровь на себе.

– Ваше величество, – сказала она, вставая и делая неловкий реверанс.

– Наедине ты можешь звать меня Рейгар, – он выглядел задумчивым, проводя рукой по ее коротким волосам. – Ты их обрезала. Я буду скучать по твоим волосам, Лианна.

Она не скучала.

– Я хочу видеть моих отца и брата, – сказала она.

– Вечером, – заверил он ее. – Твоему отцу… Сообщили о твоем приезде. –Ее живот снова скрутило. –

– Нам следовало давно отправить им известия.

Ему следовало. У нее не было пера и пергамента, не то что воронов. Но она чувствовала, что не может его обвинить, он не какое-то чудовище, что заперло ее и выбросило ключи – она пошла с ним по своей воле…

– У нас были другие тревоги, – сказал он. – Я беспокоился о твоей безопасности. Если бы они узнали, где мы были, что мы делали, все могло бы пойти не так. Невинные лишились бы жизни, – он коснулся ее лица, но она отстранилась.

– Невинные лишились жизни, – сказала она. – Сир Герольд… Люди, которых он убил… Люди, которых убил Эртур… Это не должно было… Роберт думал, я в опасности. Он до сих пор думает, что я в опасности.

Лицо Рейгара потемнело при упоминании Роберта.

– Эти люди могли причинить тебе вред, Лианна. Ты не можешь представить их жестокости…

– Они думали, что спасают меня от чудовища! – воскликнула она. – Жестокость – они думали, ты жесток! Все это… мы должны все исправить, Рейгар. Я не могу… То, как люди смотрят на меня…

– Кто? – Спросил он. – Никто здесь… Лианна, если тебе кажется, что ты в опасности…

– Конечно я не в опасности! – она сопротивлялась желанию толкнуть его, ударить, сделать что-то, что угодно. – В этом весь смысл! Я не в опасности, другие люди в опасности! Хорошие люди! Невинные люди, Рейгар! Ты думаешь, я… Я слышала. Что у нас может быть война. Этого не может… Ты не можешь допустить войну. Только не с Штормовыми Землями… Не с моим отцом.

– Войны не будет. – Сказал Рейгар. – Если Баратеон восстанет, мы их уничтожим.

– Что, если восстанет мой отец? – потребовала она. – Что если… Что если уже слишком поздно? Что если…

Он заткнул ее поцелуем, и она сопротивлялась в начале, но потом покорилась, прежде чем отступить.

– Еще не слишком поздно, – горячо сказал ей Рейгар, страстно, и он снова был ее драконьим принцем, ее серебряным принцем, мужчиной, который, как она думала, спасает ее, или помогает ей спасти себя. – Я помирюсь с твоим отцом. Я устрою так, что тебе не о чем будет волноваться. Нечего бояться. Не сомневайся, Лианна. Это… – он поймал ее руки в свои, сплел их пальцы. – Я люблю тебя, а ты любишь меня.

– Но что если… Что если мы сделали ошибку? – она не вырвала руки, но напряженно посмотрела на него. – Что, если был другой способ, лучший способ, если бы мы подождали…

– Подождали, пока ты не выйдешь замуж за человека, которого ненавидишь? – потребовал он. – Как это может быть ошибкой? Я говорил тебе о своих снах, о песни льда и пламени…

– Ты никогда не объяснял мне, что это было! Ты думаешь, что нам суждено быть вместе, но ты даже не объяснял почему, как, и боги, твои боги, они могут быть неправы, – хрипло сказала она. – Что, если они не хотели, чтобы все было так. И твоя жена…

– Ты… – он поколебался. Он до сих пор что-то скрывал от нее. Она видела.

– Я не хотела думать об этом раньше, – сказала Лианна. – Я хотела тебе верить. Верить, что ты лучше знаешь. Но ты не смог сказать мне, что Элия не была… – она даже не знала, как это сказать. Было ли это чувство вины? Она не могла сказать, что теперь чувствует. Гнев и страх, предательство и боль, и вину, да. В основном за себя, но и за других. За сира Аксела. Свою семью. Элию. Может быть даже за Роберта, как она не презирала. Она не хотела всего этого.

– Элия – хорошая женщина. Добрая женщина. Я не буду отрицать, что она была… расстроена, но в будущем, когда придет время, она поймет, что это к лучшему, – сказал Рейгар. – Это займет много времени, конечно, но у нас есть время, Лианна. Время, пока все привыкнут.

Она вовсе не была в этом уверена.

– Я дура, – сказала она, быстро моргая. – Может быть не потому дура, что влюбилась в тебя, но что меня тако легко было уговорить. Я должна была заставить тебя послать весточку, когда уехала с тобой, я должна была… Боги, ты должен был… Мы должны были найти другой способ быть вместе. Я не хотела этого.

Он снова поцеловал ее, и этот поцелуй был таким сладким и тоскливым, что она поцеловала его в ответ, потому что если бы не ответила, то она думала, что сломалась бы и начала плакать как ребенок, и его руки были на ее талии, и недавно завязанная шнуровка была развязана, и прежде чем Лианна успела подумать, что должна это остановить, должна его оттолкнуть, должна накричать на него и обругать, за то, что он заставил ее поверить, что все будет так легко – но она не могла. Она не хотела. Она хотела притвориться, что они… Она не знала, что. Возможно, что они все еще в богороще в Харренхоле. Она хотела притвориться, что все правильно, просто и свободно.

Она хотела притвориться, что все еще чувствует себя свободной.

Ее бедное новое красивое платье, скомканное на ее талии. Рейгар шептал и бормотал тысячи извинений в ее ухо, пока брал ее. Лианна собрала руки за его шеей и воткнула ногти в кожу его головы. Она притворилась, что причиняет ему боль, чтобы наказать. Она притворилась, что так ей покажется, что все правильно. Его корона все еще была у него на голове. Она была холодна под ее пальцами, но перина под ней была такой мягкой.

Рейгар лежал рядом с ней на спине, тяжело дыша, словно они только что ездили верхом. Лианна крутила и крутила золотой обруч в своих руках. Ей хотелось выбросить его в окно. Ей хотелось расплавить его, и заставить его это выпить, подумала она. Как она могла быть так на него зла, и все же уже простить его наполовину? «Потому что ты глупая маленькая девочка» – сказал тот голосок в ее голове. «И нет ничего, что ты не простишь, и ничего, что ты не сделаешь, если только сумеешь хоть чуточку наслаждения из этого получить». Так она когда-то думала о Роберте. Эгоистичный, высокомерный дурак, который думает только о своих желаниях и мечтах, только о своем удовольствии, о своей жалкой радости.

Она не жалела, что не вышла за него, несмотря ни на что. Должна ли была? Она думала, что если бы она была хорошей, примерной девушкой, она бы звала его во сне, крича, что она не хотела, чтобы так все случилось, что он ее лорд-супруг. Она думала, что ее брачная постель была бы для нее несчастной. Он бы просто брал и брал, пока не осталось бы ничего, кроме горечи и гнева. А потом жизнь стала бы несчастной для него, потому что ему не будет ее достаточно, когда она станет холодной и жестокой, и не будет одаривать его улыбками и смехом.

Через несколько часов она встретит отца и брата, и она не знала, что случится. Лианна не думала, что для нее все хорошо закончится. В ее мечтах ранее она думала, что со временем, они поймут, так Рейгар говорил обо всем. Со временем. Люди начнут все понимать, со временем. Они приняли Эйгона и его сестер-жен, и назвали его своим единственным королем, который правит всеми, со временем.

И впервые за все это время, она задумалась, а сколькие погибли, со временем. Скольких убил Эйгон, чтобы люди склонили головы и приняли его. Скольких убила Висения? Рейнис? Сколько земли было выжжено драконьим пламенем, сколько могил было выкопано, сколькие погибли от меча, от петли, от огня, под камнями разрушенных городов?

– Ты думаешь, я прощу тебя? – почти сонно спросила она Рейгара. Комната была слишком теплой, она чувствовала себя жаркой, голова кружилась.

– Ты уже простила, – сказал Рейгар. Его рука лежала на ее груди. Под ней стучало ее сердце, ровно и медленно. Она не боялась его. Она хотела. Так было бы понятнее, чем вот так. – Ты знаешь, что я люблю тебя? – ее грудь поднималась и опускалась под его пальцами.

– Ты уже знаешь, – горько сказала Лианна. Она присела, ее голова кружилась. – Тебе надо идти. Ты должен подготовиться к вечеру. Пожалуйста, – сказала она, и он тоже поднялся и забрал у нее корону. – Ты не сможешь льстить моему отцу. Ты не сможешь ни в чем его уговорить. Ты должен сказать ему правду. И… позволь мне разобраться с Брандоном.

– Благодарю тебя за совет, – сказал Рейгар, поправляя корону. В его голосе был почти сарказм, но он смягчился, когда посмотрел на нее. – Я поступлю, как должен поступить король, Лианна.

– Тогда будь королем.

Они собрались не в одном из многих кабинетов замка, но в маленьком, отдаленном пиршественном зале в Твердыне Мейгора. Рейгар сидел за один концом стола, королева Элия и вдовствующая королева Рейла сидели справа и слева от него. Лианна сидела рядом с Рейлой, напротив мрачного Марка Графтона, рядом с ним сидел Ричард Лонмаут, прямо глядя на нее. Элия пробормотала что-то слугам о том, чтобы принести напитки, как вдруг дверь снова открылась. Лианна напряглась, когда вошел ее отец, одетый во все черное, и с ним ее брат. За Брандоном шли два стражника, и его руки были скованы перед ним, но он выглядел невредимым, хотя и бледным и худым, его волосы были длиннее, чем она помнила. Его борода была только что пострижена. Она начала было подниматься с места, но Рейла коснулась прохладными пальцами ее запястья, и она снова присела.

– Ваши величества, – поклонился ее отец. Он повернулся к ней. – Лианна.

– Отец, – голос Лианны был едва громче шепота. Вес его взгляда придавливал ее. Взгляд Брандона перебегал с нее на Рейгара.

– Ты в порядке, – сказал он, и его голос сломался, как не бывало с тех пор, как он был мальчиком пятнадцати лет.

Три дня назад ей исполнилось пятнадцать. Она никому не сказала. Она чувствовала себя куда старше пятнадцати. Она думала, что в этом платье она выглядела более взрослой, более зрелой. Брандон все еще дико смотрел на нее.

– Ты в порядке, – повторил он, и его голос посуровел. – Лианна, что случилось?

Ее отец присел на другом конце стола. Он резко кивнул на стул рядом с ним, и Брандон медленно присел, его кандалы звенели. Висела мертвая тишина.

– Что ж, – сказал Рикард Старк. – Начнем, ваше величество?

Он не смотрел на Рейгара, хоть и обращался к нему. Он смотрел на нее. Лианна сглотнула, и ее горло сжалось.

– Да, – сказал Рейгар. – Возможно, начнем мы с обвинений, выдвинутых против вашего сына, и обвинений, что он выдвинул против меня.

– Отец, – сказала Лианна.

Рейгар остановился. Она почувствовала жар от его взгляда на себе, но не могла отвернуться от отца.

– Отец, – сказала она, – не было похищения. Мы переписывались, после Харренхола. Он сказал, что увезет меня. Я согласилась. Я специально сбежала от стражников в лесу. Мы пошли к чардреву и обменялись клятвами. Он дал мне свой плащ. Я легла с ним.

Элия Мартелл едва слышно вздохнула. Рейла Таргариен сидела рядом с ней как каменная статуя.

– Лианна, – снова сказал Брандон, и на этот раз его голос дрожал от гнева.

– Я не давал вам позволения говорить, – сказал Рейгар. Нет, не Рейгар, король. – В будущем, миледи, извольте ждать…

– Дом Старков ждал достаточно, – сказал отец, сталь в его голосе сокрушила шелк Рейгара. Без позволения говорить. – То, что говорит моя дочь, правда, ваше величество? Я желаю услышать ответ здесь и сейчас.

– Лиа, – прохрипел Брандон. – Как ты могла? – его кандалы дрогнули и звякнули под столом. Она подумала, что если бы он не был связан, он бы спрыгнул с места и придушил Рейгара. А потом ее. Ее старший брат. Он никогда не будет ей улыбаться, никогда не будет смеяться с ней, никогда ее не обнимет, никогда не будет смотреть на нее иначе, чем с гневом и яростью.

Как она могла? Лианна не знала. Она больше ничего ни о чем не знала, подумала она. На ее голове не было короны, в руках не было меча, и Рейгар не стоял рядом с ней. Она думала, что ее может стошнить. Ее платье было зашнуровано слишком тесно. Ее дыхание было слишком коротким и рваным. Все, что она могла – смотреть на своего брата мокрыми сияющими глазами, пока они ждали ответа Рейгара.

========== Рейла V ==========

282 З.Э. Королевская Гавань

Рейла смотрела на Рейгара и отчаянно желала, чтобы он солгал. Если он открыто признается Рикарду Старку, что собирался сделать его дочь второй королевой – пусть это на время и успокоило бы Старка, все в итоге потом развалится на части. Она знала, что он знает, что она права. Он не мог дать девчонке корону, и не мог назвать ее детей законными. Какой бы «брак» они не заключили, перед старыми богами или нет, это была ложь. Балаган. Он не Дункан, а она не его Дженни.

– Я был влюбленным глупцом, – сказал Рейгар. – Я был заворожен вашей дочерью в Харренхоле. Я никогда не встречал никого, похожего на нее. Мы встретились случайно, частным образом.

– Надо было тогда тебя и заколоть, – прорычал Брандон Старк, прежде чем взгляд отца заставил его замолкнуть. Рейла волновалась, что он мог рвануться к ближайшему мечу, несмотря на кандалы.

– Она призналась в своем… неудовольствии помолвкой, – продолжил Рейгар. – Она боялась, что Роберт Баратеон не будет верен ей, что она будет несчастна в роли его жены.

– Как удачно, – сказал Рикард, – что девица четырнадцати лет нашла столь понимающего друга в женатом принце.

Рейла посмотрела на Лианну Старк, которая сидела, замерев, ее рот был приоткрыт, будто она хотела вмешаться, но не могла. Если у девчонки была хоть капля разума, подумала Рейла, она придержит язык до окончания вечера. Любое ее слово только разъярят ее отца и брата еще больше.

– Вся вина лежит на мне, – сказал Рейгар. – Я предложил ей разорвать помолвку. Я уговаривал ее ехать со мной. Я сказал ей, что мы можем принести клятвы согласно ее вере, чтобы она понимала, что это не просто какой-то каприз.

– Признаюсь, ваше величество, – холодно сказал Рикард, – что мне трудно в это поверить. Я не думаю, что хоть кто-то на свете назовет это иначе, чем глупым капризом. Разве вы уже не клялись своей собственной жене? – он кивнул в сторону Элии, которая сохраняла спокойствие и собранность достойно восхищения, по мнению Рейлы, ее руки были аккуратно сложены на столе. – Или же Вера в Семерых неожиданно пересмотрела свои учения касательно супружеской неверности и многоженства?

Рейгар поколебался, и Рейла начала молиться, как не молилась никогда. Потом он сказал:

– Нет, не пересмотрели. Ваша дочь предполагала, что я смогу взять двух жен, как делали мои предки. Я практически считаю Лианну женой. Я никогда не оставлю ее.

– Совсем как вашу жену в глазах Семерых, – перебил его Рикард.

– Но Элия остается моей королевой, – твердо продолжил Рейгар. – Я не буду спорить с Верой. Лианна займет достойное место при дворе. Она ни в чем не будет нуждаться. Но Семь Королевств стоят превыше моих желаний.

– Не стояли, когда вы публично объявили о своем интересе в моей дочери и разорвали ее помолвку с вашим собственным кузеном, – сказал Рикард, тоном, который почти можно было назвать насмешливым, если бы он не был так разъярен. – Очень много слов, чтобы объяснить мне, что моя дочь стала вашей шлюхой, ваше величество.

Лианна хотела было запротестовать, но Рейла поймала ее взгляд. На лице девочки были боль, шок, гнев, и под всем этим страх. Она была в ужасе. За себя, теперь, когда Рейгар отказался когда-либо делать ее королевой, или за своих родичей, опасаясь, что они в любой момент могут поднять восстание – какая разница, за что? Рейла заметила этот страх, и не говоря ни слова, дала ей понять, что думает.

«Если ты беспокоишься о них, то ничего не скажешь».

– Я единственный мужчина, с которым была Лианна, – сказал Рейгар. – Она не шлюха. Она пообещала быть верной мне и только мне.

– Она была обещана другому, – ответил Рикард. – Вы не имели права увозить ее, словно служанку или дочку издольщика. Давайте будем прямы. Моя дочь – любовница короля. Возможно, единственная ваша любовница. Это не мое дело. Что мне теперь делать? Требовать ее назад? Начать войну из-за собственного ребенка, после того, как она сама призналась, что сбежала с вами по своей воле.

– По своей, – хрипло фыркнул Брандон. – Признайся, – ощерился он, глядя на Рейгара, – ты бы все равно ее увез. Ты хочешь, чтобы мы поверили, что ты и твоя Королевская гвардия, – эти слова он произнес словно ругательство, – просто умчались бы прочь, даже не пожаловавшись, если бы она передумала? Это лишь твоя мерзость. Ты никогда бы не потерпел, чтобы тебе отказала женщина, как и твой отец…

– Кто-нибудь, воткните этому человеку кляп, – раздраженно начал Марк Графтон, но это Элия перекрыла своим голосом, чистым и громким, поднявшийся гул.

– Давайте вернемся к делу? Лорд Старк, – она обратилась к Рикарду напрямую, – никто здесь не собирается спорить, что ваш дом и его честь были жестоко задеты. Железный Трон не желает войны с Севером. Наши люди не хотят воевать с Севером. И я не думаю, что и вы хотите войны.

– Мы выплатим вам сумму приданого Лианны, – сказал Рейгар. – В двойном размере.

– Как щедро, – резко ответил Рикард. – Думаете, всучите мне мешок золота и отправите своей дорогой? Я Хранитель Севера, и этот титул, вынужден напомнить, ваше величество, был дан вашим собственным предком, Эйгоном Завоевателем. Я не какой-то кузнец или мельник, чтобы швырнуть мне пару монет за девственность моей дочери.

– Мы также готовы, – сказала Элия, быстро глянув на Марка Графтона и Рейгара, – отправить людей и нужные припасы на Север, чтобы вы начали восстанавливать Ров Кейлин. К тому же лорд Люцерис выразил желание начать консультировать Белую Гавань, дабы снова построить северный флот.

– Вы собираетесь дать нам корабли, – сказал Рикард, – и верите, что мы не повернем их на Черноводную, чтобы сжечь ваши?

– Несомненно, в этом нет необходимости, – вмешалась Рейла. – Давайте говорить разумно, лорд Рикард.

– О да, какой разум был явлен нам до сих пор, когда наш король убедил мою дочь бежать с ним за несколько дней до свадьбы моего первенца, – рявкнул Рикард.

– Может быть, – сказал Ричард Лонмаут, многозначительно глядя на Рейгара, – мы все согласимся, что дом Таргариенов должен предоставить невесту дому Старков. Принцесса Рейнис…

– И так как я мать принцессы, дальше я поведу разговор, – в первый раз Элия по-настоящему показала зубы, ее голос резал, как нож, и был столь острым, что Лонмаут замолчал, опустив взгляд.

– Ваш наследник может жениться на леди Кейтлин, – сказала Элия, – и мы можем поженить их старшего сына с моей и короля дочерью.

Рейла подумала, что то, что она не стала яростно протестовать, было достойно восхищения: ни одна мать не хочет обсуждать брак едва научившегося ходить ребенка. Но Элия была прежде всего королева, и лишь потом мать, как и была Рейла. До сих пор есть. Она все еще носила корону, разве нет?

Рикард Старк некоторое время молчал, а потом медленно склонил голову.

– Я не стану легко относиться к этому обещанию, – предупредил он. – Я хочу видеть его в письменном виде, и вы будете должны принести клятвы, – он посмотрел на Рейгара. – Вы сами доставите ее в Винтерфелл, когда придет время.

На лице Рейгара на секунду мелькнуло выражение, похожее на ярость – Рейла никогда не видела его таким – но затем он заставил себя успокоиться.

– Я согласен, – сказал он.

– Но пока что, – сказал Рикард, – мой сын неженат и ваш пленник. И ничего еще не гарантировано. У него может не быть сыновей от леди Кейтлин…

– Если вам нужно немедленное доказательство верности дома Таргариенов, – сказал Ричард Лонмаут, – то может быть можно устроить, чтобы принц Визерис отправился на Север. Как ваш почетный гость и воспитанник, конечно.

Рейла видела, как рот Рикарда недовольно скривился. С чего бы ему принимать у себя еще одного драконьего принца, когда старший украл его дочь и гордость? Нет. Если бы это обеспечило мир, она сама отправила к ним Визериса. Это разбило бы ей сердце, но оно уже столько раз разбивалось, что большого урона эта боль бы не принесла. Здесь были нужны отчаянные меры.

– Если разговоры о будущих помолвках вам не нравятся, – сказала она, удивляя саму себя тем, как ровно и спокойно звучал ее голоc, – возможно, вас заинтересует помолвка немедленная.

Рейгар и Элия в шоке уставились на нее. Лианна Старк смотрела на брата, словно старалась взглядом приковать его к стулу, умоляя не срываться снова.

– Я выйду за вас замуж, – сказала Рейла Рикарду, – если это нужно, чтобы вы удалились домой с достоинством, без намерений войны. Мой траур закончится через три месяца. Я буду готова ехать на Север немедленно по его окончанию, – она позволила себе горько улыбнуться. – Не думаю, что у вас будут от меня дети, милорд, но я согласна выйти за вас замуж у чардрева.

– Матушка, – начал Рейгар, но Элия перегнулась к нему и что-то яростно зашептала, и в кои-то веки он послушал.

Рикард Старк долго смотрел на нее. Она знала, о чем он думает. Что она будет практически заложницей, обещанием, что Таргариены больше не позволят себе лишнего, а не женой. Но он не отказался немедленно. Еще была надежда. Она не думала о себе. Как она могла? Он не казался ей чудовищем, даже в своей ярости. И на самом деле, что может сделать ей Рикард Старк, чего не делал Эйрис?

– Отец, ты не можешь и правда на такое соглашаться, – недоверчиво сказал Брандон Старк.

– Я женюсь на вас, – сказал он ей, а потом повернулся к Рейгару. – Я получу от вас обещанных людей и припасы для Рва Кейлин в течение шести месяцев, или Север отделится. Я получу корабельщиков в Белой Гавани в течение шести месяцев, или Север отделится. Я получу от вас обещание помолвки между сыном дома Старк и вашей дочерью, немедленно, или Север отделится. Я приму руку вашей матери из ваших рук через три месяца, или Север отделится. Заплатите ее приданое, а не моей дочери. Вы не станете просить у нас войска, когда отправитесь на Баратеона. Это не наша забота. Мой сын откажется от своих угроз и предательства, и никогда больше не придет на юг с мечом.

К раздражению Рейлы, сначала Рейгар посмотрел на Лианну. Она наконец оторвала взгляд от Брандона, посмотрела на него, но промолчала. Ее глаза были красными.

– Я согласен на ваши условия, – сказал Рейгар. – Приношу свои извинения за все случившееся, и благодарю, что вы согласны закрыть на это глаза во имя мира. Все нужные бумаги будут составлены, – он встал, как и все остальные за столом. Рикард Старк обошел стол и приклонил колено, хотя он и не склонил головы, яростно глядя на Рейгара. Брандон Старк не присоединился к нему. Рикард поднялся через несколько секунд, глядя на сына.

– Я не стану склоняться перед Таргариеном, – сказал Брандон, его глаза горели от гнева. – Больше никогда. Ты знаешь, что это не было предательство, отец. Если мы простим это сейчас, они долгие годы будут болтать о слабости Севера. Он не заслуживает нашей верности.

– Ты юн и глуп, – резко сказал Рикард. – Ты не должен был вообще ехать в столицу. Я твой лорд-отец. Мне нужно отправить тысячи на смерть ради добродетели твоей сестры и моей гордости? Мне сказать своему народу, что нам предстоит бесконечная война с югом, чтобы мы с тобой утешились видом крови на наших мечах? Достаточно. Придет время, и ты поймешь. Когда ты станешь Хранителем Севера…

Брандон плюнул под ноги Рейгара. Его слюна растеклась по красному каменному полу.

– Брандон, пожалуйста, – яростно взорвалась Лианна. – Я не хочу, чтобы ты пострадал из-за меня, пожалуйста… – Лонмаут встал между ней и Брандоном, на случай если она к нему побежит.

– Это не ради тебя, – рявкнул брат, не глядя на нее.

– Вы хотите, чтобы я отправил вас на суд? – потребовал Рейгар. – Слушайте своего отца.

Это было худшее, что он мог сказать, подумала Рейла.

– Я сам себе хозяин, – огрызнулся Брандон. – Я не ребенок, чтобы мне указывали.

– Брандон, – голос Рикарда был как лед. – Не делай этого.

– Устройте мне суд, ваше величество, – губы Брандона Старка скривились, показывая зубы. – Суд поединком, и увидим сами…

– Лорд Старк…

– Брандон!

– Очень хорошо, – сказал Рейгар, тихим голосом, который заткнул все остальные. – Вы получите его. Наши условия остаются теми же, – сказал он Рикарду. – Я возвращаю вам вашего сына, покуда он готовится к суду.

Комментарий к Рейла V

ВОТЭТОПОВОРОТ.gif

========== Элия V ==========

282 З.Э. – Королевская Гавань.

Элия заперлась в своем кабинете на следующую неделю после того, что при дворе называли «Вторым Часом Волка». Сравнения с железным Криганом Старком давних дней были частыми и точными. Она полагала, что это делает Рейлу Алисанной Блеквуд, а ее саму и Лианну Старк – Рейной и Бейлой. Это сравнение ей понравилось меньше. И все же, присутствие девчонки Старк не сломало переговоры полностью, к ее облегчению. Часть Элии была убеждена, что она могла полностью сменить весь курс переговоров, вскочить посреди собрания, провозгласить, что Рейгар ее обманул и использовал, и потребовать, чтобы отец настаивал на ее возвращении домой. Одни боги знают, как бы на это ответил Рикард Старк, и это была пугающая возможность. Эшара стала кем-то вроде подруги – или насколько близко к дружбе может быть в Красном замке – для девушки, и она рассказывала Элии, что Лианна казалась расстроенной и взбудораженной еще до того, как увидела своих родичей. Теперь же… Что ж, Элия сама слышала отдаленные крики и хлопанье дверей. Ее леди бормотали, что у Лианны не нашлось для Рейгара вежливых слов, а одна из служанок Элии клялась, что девчонка изрубила мечом одну из арф Рейгара и выбросила обломки ему на кровать. Это скорее всего было преувеличением, но Элия могла поверить, что Лианна Старк была шокирована и в ярости. Если Рейгар и правда наплел ей паутину слов о короне на ее голове и законном браке, действительно обещал, что она получит уважение, славу и почет от него самого и от двора… Что ж, Элия могла сочувствовать таким пожеланиям, пусть и не поступкам. Она сама в своих самых диких мечтах воображала себе, как сумеет убедить Эйгона, когда он станет коронованным королем и отцом многим детям, что если его первенец будет девочкой, она сможет убедить его передать трон ей, а не первому ребенку, родившемуся с нужным органом.

Но это было то, что было. Мечта. Королева Мартелл использует свое влияние, чтобы убедить сына позволить дочерям наследовать его трон, в то время, как у него есть сыновья? Такого никто и никогда не потерпит. Элия не была ребенком. Она давно понимала разницу между безумными мечтами и реальностью. Она не ненавидела Лианну Старк, подумала она. Она думала, что возненавидит девочку с первого взгляда, и возможно, она должна была, но она не ненавидела. Оберин назвал бы ее мягкосердечной, за то, что не желала мести и крови. Она думала, что может быть ненавидела Рейгара. Но его любовницу…

У Элии не было желаний принимать деву в свои объятья, словно младшую сестру, и показывать ей, как поступать правильно. Она была только преградой, словно упавшим деревом или камнем на дороге. Ее объедут окружным путем и уберут позже. Элия не хотела ломать ее, наслаждаться ее неожиданным горем и расстройством. Но между этим чувством и прощением расстояние было большое. Она желала, чтобы всего этого никогда не случилось, и возможно, Лианна желала теперь того же. Но боги будь благословенны, девчонка должна считать себя счастливицей, что на ней нет короны. Потому что иначе выбора для Элии бы не было. Любовниц можно принять, в определенных обстоятельствах. Вторая королева все поломала бы.

Рейгар выделил две недели на приготовление к дуэли. Сир Эртур попросился биться в его имя. Элия некоторое время думала, что Рейгар будет настаивать, что будет сражаться с Брандоном Старком сам, дабы продемонстрировать при дворе свое боевое мастерство и доказать, что боги с благоволением смотрят на него, но не стал. Может быть он решил, что так оказывает добро Лианне. Может быть он размышлял разумнее, чем было до сих пор, и понял, что если убьет брата девушки у нее на глазах, она будет менее настроена делить с ним постель.

Пока же Элия предпочитала проводить это тяжелое время с детьми. Скоро должен был быть первый день именин Эйгона, и она так редко их видела в последнее время. А теперь, когда Рейнис… В ее груди все сжалось. Не этого она хотела для Рейнис. Она знала, что однажды она должна будет выйти замуж, и это не была плохая партия, но это не… Она не хотела, чтобы все случилось именно так. И пусть она не ненавидела Лианну Старк, она подумала, что с удовольствием отдала бы на пытки ее и Рейгара за то, что они впутали Рейнис в этот кавардак. Ее дети были ее драгоценностями. Она хотела, чтобы их не тронуло это безумие, чтобы они не попали в самый его центр. Утешением было то, что Рейнис все еще будет расти с ней, но она не сможет увидеть Винтерфелл впервые в день своей свадьбы. Ей придется провести какое-то время на Севере перед свадьбой, чтобы привыкнуть к людям и обычаям, чтобы доказать, что она не какая-то южная вторженка, которая собирается сменить их богов и их обычаи в сердце мальчика Старка, за которого выйдет замуж. По крайней мере, у них будет больше времени, потому что будущий жених еще даже не был зачат. Элия могла по крайней мере посочувствовать Кейтлин Талли. Скорее всего, не так она себе представляла этот год.

Она знала, что Рейнис будет сильной. Что ее дочь будет хорошо подготовлена к жизни в роли леди Винтерфелла. Она вступит в этот брак подготовленной и уверенной. Она научится, когда можно высказывать свое мнение, а когда придерживать язык. Она будет красивой, умной и смелой, и они научатся ее любить. Но это не отменяет факта, что ее продали, вместе с флотом и разрушенным замком. Все браки были путем к изменениям. Во всяком случае, таким точно был брак Элии. Но ей было двадцать два, когда ее обручили с Рейгаром. Это много лет было желанием ее матери – увидеть ее замужем за принцем – но и сама Элия пошла на это вполне добровольно.

Что она скажет Рейнис? Что ее судьба была решена, когда она была почти младенцем, потому что ее отец взял дочь высокородного лорда в любовницы? И все ради пророчества, каких-то туманных снов? И боги, что она скажет Эйгону? Он должен стать лучше. Лучше Рейгара, лучше Эйриса, лучше Джейхейриса, лучше их всех. Он должен стать королем в каждом смысле этого слова. Будь воля Элии, ее сын никогда не будет сидеть на Железном Троне спокойно. Но все же будет сидеть, и о ней напишут в истории, что она создала сильного и справедливого короля, и не только в своем чреве.

Но пока Эйгона водила по комнате кругами Ларра, которая смеялась, глядя как он балансирует на ее туфлях, а Рейнис о чем-то оживленно болтала с терпеливо слушающей ее Инис, сталкивая друг с другом фигурки лошадей, львов, собак и медведей. Рейнис придется как можно скорее научиться управляться со стаей. Элия никогда не была на Севере. Этот вариант никогда не обдумывали, когда мать прикидывала брачные планы на нее и Оберина. Когда бы она не думала о нем, она представляла себе покрытые снегом поля, серые горные хребты и море суровых лиц, отороченных зимними мехами, головы, склоненные под тяжестью небес.

Она встряхнула себя из горького настроения. Были и другие дела, которыми следовало заняться. Она до сих пор не терялась в жалости к себе, ярости или страхе, и не собирается начинать. Скоро закончится суд, и их внимание будет обращено к Штормовым Землям. Они получили весточку от Джона Коннингтона, что он скоро прибудет. У них по прежнему не было вестей от Штормового Предела. Это ее беспокоило. Боги знают, что задумывали Баратеоны, и кого они уже убедили в праведности своего дела. По крайней мере, Рейгар счел правильным показать ей письмо, которое он написал. Лианна Старк тоже его подписала.

Это не успокоит ярость Роберта, но может быть это отвратит от восстания других – заявление, что дома Арренов и Старков не будут требовать возмездия от Железного Трона, что Лианна уехала по своей воле. Что же касается дома Талли – Брандон Старк вполне может умереть. Элия никогда не видела раньше, как он сражается, не могла прикинуть его силы против отточенного мастерства Эртура. Если он погибнет, она подумала, что в таком случае наверняка его место займет Нед Старк. Хостеру Талли уже много лет обещали, что его старшая дочь станет леди Старк.

Но…

– Ваше величество, пришла вдовствующая королева, – сказала Алис, отступая в сторону и пропуская в комнату Рейлу. Визерис был с ней, с любопытством глядя по сторонам лавандовыми глазами. Он повеселел при виде Рейнис и вырвался от матери, чтобы присесть рядом с ней и объяснить, что она делает не так со своей деревянной армией. Некоторые говорили, что маленький принц унаследовал дурной характер и неуравновешенность своего отца. Элия предпочитала не судить мальчика шести лет за грехи отца, но твердо решила следить за ним пристально. Он ее маленький деверь, но он все еще угроза. Столько угроз… Она уже устала пересчитывать их все. Рейгар. Лианна. Визерис. Роберт. Тайвин.

Элия приподнялась, указывая уважение, но тут же присела снова, на этот раз напротив Рейлы, которая пригладила свои темные юбки и приняла бокал наливки из бузины из рук Нимеллы.

– Моя принцесса, мой принц, – Эшара, которая всегда наслаждалась обществом детей, радостно обратилась к Рейнис и Визерису, пока Ларра устраивала на бедре сопротивляющегося Эйгона. – Может быть выйдем со зверьми в сад? Думаю, им нужны солнце и трава, разве нет?

Прибежала служанка, чтобы помочь собрать игрушки, и вскоре они остались почти одни, кроме Алис и Нимеллы, которые отошли к окну, чтобы заняться вышиванием. Они помогали со свадебным платьем Рейлы, хотя Элия по своему опыту знала, что Нимелла ничто не ненавидит больше шитья.

Что ж, всем приходится приносить жертвы.

– В своем сообщении ты упоминала о кошке в саду, которая любит таскать рыбу из пруда, – обычным своим тихим, но твердым тоном сказала Рейла. Она быстро и многозначительно глянула на оставшихся леди.

– Мы можем свободно говорить в их присутствии, – сказала Элия. – Я доверю им свою жизнь.

– Хорошо, – сказала Рейла, сделав глоток напитка. – Ты предложила, чтобы мы уговорили Рейгара освободить сира Джейме от клятв и женить его на Лизе Талли.

– Конечно же, вы уже слышали, что этот брак предполагался раньше, – Элия позволила себе чуть улыбнуться краешком рта. – На самом деле, я слышала, что этот план был разрушен ни кем иным, как самой леди Серсеей. Именно она подала идею забрать мальчика Эйрису.

Рейла напряглась, но ответила:

– Серсея Ланнистер унаследовала убедительность своей матери. Тайвин считал свою дочь тепличным цветком, который надо беречь и лелеять в надежде выдать ее за Визериса, если не Рейгара. Он отказывался видеть шипы на розе тогда, и отказывается и сейчас. Эта мысль уже приходила Эйрису в голову, и сир Джейме казался вполне желающим поста, но не откажу девочке в коварстве. Она хотела, чтобы ее брат был здесь, рядом с ней.

– Ланнистеры всегда крепко держались друг друга, – признала Элия. – Но это не имеет значения. Я предпочту, чтобы Хостер Талли был крепко повязан с нами, вне зависимости от судьбы Брандона Старка. Отпустим сира Джейме к его отцу, и он получит назад своего драгоценного наследника, да и хорошенькую невесту Талли в придачу… Не думаю, что даже лорд Тайвин от такого отмахнется.

– Он будет доволен, – сказала Рейла, – пусть и не полностью удовлетворен. Но все лучше, чем то, что есть теперь. Это нужно проделать аккуратно. Хостер Талли спит и видит одну дочь женой Хранителя Севера, а другую – Хранителя Запада, и взамен мы получим от него людей против войска Роберта, когда до этого дойдет. Тайвин Ланнистер получит назад своего наследника, жену для наследника, чтобы наделать больше Ланнистеров, и может быть, утешение его гордости. А взамен солдат мы получим и от него.

– Моя матушка как-то сказала, что никогда не стоит верить армии Ланнистеров, стоящей у тебя за спиной, – сказала Элия.

– Все еще есть возможность, что он пойдет против нас, – Рейла опустила бокал. – Но я знаю Тайвина с детства. Он ненавидит лишний риск. Он всегда становится на сторону более сильного. И если восстанут только Штормовые Земли… – она вздохнула.

– Вы уже говорили о розах, – сказала Элия. – Я не забыла об этом кустарнике в Просторе. Мейс Тирелл никогда не казался мне человеком, жадным до битв. Но если правильно настоять… – она не могла не помрачнеть. Это не было легким делом. Никогда не было и не становилось. – Младший ребенок Мейса – сын, разве не так? Маленький Лорас? Неважно. У него есть сестры и родственники, у которых полно дочерей. Тирелл, Фоссовей, Редвин – имя неважно. Я не буду против невесты из Простора для Эйгона, если на то пойдет.

– Рейгар никогда на это не согласится, – быстро ответила Рейла.

– Он согласится, что нам нужны люди Простора и запасы пищи в наших складах, – ответила Элия. – Конечно, никаких письменныхсоглашений. Но мы можем намекнуть. Тирелл поймет, чем пахнет, и помчится по следу, как охотничий пес.

Рейла ровно посмотрела на нее.

– Если веришь, что пером и бумагой затянешь его в ловушку, то вперед, – сказала она, секунду подумав. – Когда я уеду, ты останешься единственной королевой в Красном Замке. Это будет твое дело. Я знаю, что я не твоей крови, Элия. Но я верю в тебя, и знаю, чего ты можешь добиться. Это не будет легко. Это никогда не бывает легко для женщин нашего положения.

Элия коротко улыбнулась и подумала об Эйгоне. Она не чувствовала такой же вины, как с Рейнис. У Эйгона всегда будет больше власти. Больше свободы делать, как он пожелает. И все же, ей было больно. Словно часть нее стала той самой пронырливой лгуньей, какой ее называли шепотом, когда она только прибыла ко двору. Но она ведь делала это по особым причинам, ведь так? Не для того, чтобы что-то для себя выгадать. Это было для их выживания. Конечно, то же самое говорит себе Тайвин Ланнистер, когда каждую ночь ложится спать.

Но она не Ланнистер. Она Мартелл, мать Таргариенов, и все это не закончится в будущем году. Она этого не позволит. Они выберутся из сложившейся ситуации победителями. Она выберется победительницей. Разве она уже не сражалась во множестве битв, разве не побеждала? Разве не сумела не поддаться оскорблениям и обвинениям? Она останется непреклонной, а остальные склонятся перед ней. Рейгар склонится. Она видела его лицо, тогда, после собрания. Рикард Старк его смутил. Можно даже сказать, что Лианна его смутила. Видит ли он это теперь? Чего он добился? Его королева не простит его теперь, его любовница не простит его теперь. Сейчас он защищался от атак, и Элия не собиралась перед ним отступать.

========== Лианна V ==========

282 З.Э. – Королевская Гавань.

Лианна еще раз нехотя сделала попытку съесть свой завтрак, но отодвинула тарелку. Все было бессмысленно. С самого приезда в Королевскую Гавань у нее был плохой аппетит, и Рейгар трясся над ней, как мать над упрямым ребенком. Часть нее почти по-детски хотела заболеть, просто чтобы он… Чтобы он что? Она ничего не могла заставить его сделать. Это стало очевидно. Она позвала одну из служанок и отошла к окну, сложив руки на груди.

Она не разговаривала с ним три дня после встречи с ее отцом и братом. Вместо того она накричала на него через закрытую дверь. Назвала его лжецом. Трусом. Предателем. Осыпала сотнями оскорблений и ругательств, за которые могла бы лишиться головы, но Рейгар выносил все с терпением мученика. Даже когда в ярости она порвала струны одной из его драгоценных арф, порезав пальцы и ладони, делая это, он не накричал на нее, не наказал ее, не ударил ее. Она хотела, чтобы он это сделал. Так все было бы намного проще, легче, тогда ей проще было бы всем сердцем поверить, что он и правда был лживым мерзким чудовищем, заманившим ее в свои сети…

Явилась вызванная служанка, и Лианна нервно заерзала перед зеркалом, стараясь не смотреть на свое отражение. Через несколько недель ее волосы будут уже доходить до плеч, они всегда быстро отрастали. Она не хотела смотреть себе в глаза. Ее глаза были глазами ее отца, глазами Брандона, и они смотрели на нее, обвиняли ее, отвергали ее. Она хотела злиться на отца, злиться на брата, но на самом деле, она понимала, что тот, на кого больше всех злилась она, кого больше всех ненавидела – из всех, это была она сама.

Глупая, эгоистичная, легкомысленная маленькая девочка. Это была просто злая насмешка. Ничто из этого не было правдой. Он никогда не собирался делать ее второй королевой, не собирался находить ей место при дворе, не собирался давать законное имя их детям. Он говорил ей только то, что она желала услышать, во что хотела верить, чтобы оправдать себя перед собой. И как хорошо он ей говорил. Оглядываясь назад, она понимала, что это было смехотворно, но тогда… когда он говорил с ней в Харренхоле, в его письмах, все это казалось таким искренним, таким настоящим, таким важным.

Он говорил, что видел ее во снах, даже еще до их встречи. Ему снились синие зимние розы, растущие вокруг меча и щита, на котором было нарисовано смеющееся дерево. Ему снилась сероглазая дева с сердцем воина, молившаяся в богороще, чтобы старые боги вмешались и изменили ее судьбу. Он знал вещи, которые она никогда ему не рассказывала. Ему снилась девушка, охотившаяся на черного оленя в волчьем лесу, вместе с братьями, воющей волчьей стаей.

Они загнали тогда черного оленя, за два месяца до поездки на юг. Последняя охота, на которой она была. Нед подумал, что это был дурной знак, из-за ее помолвки с Робертом, но Брандон только посмеялся над такой чушью, указав, что олень был скорее темно-коричневый, чем черный, ну и к тому же, разве «Роберт Лии» не был скорее диким вепрем, ведь сколько раз она называла его свиньей? Как они тогда смеялись с Беном, и даже Нед выдавил улыбку, качая головой на их дикое веселье.

Лианна перерезала тогда оленю горло сама, прорезав насквозь своим охотничьим ножом, избавляя его от страданий. Она все еще помнила его теплое влажное дыхание на своих руках. Ее тошнило, когда она впервые в жизни убила живое существо, кролика, на одной из первой своих охот, когда ей было всего десять. Отец утешал ее по-своему, грубовато, велев ей дышать ровно и твердо держать нож. Она помнила его руки, тяжелые, но ободряющие на ее плечах. Потом он хвалил ее за решимость, и они ели жаркое из кролика на ужин. Она всегда так ценила его редкие одобрительные улыбки.

Она больше не получит от него улыбок, ничего больше.

И все же Рейгар рассказал ей об охоте, которая ему приснилась, и он просто не мог о ней знать. Неужели это было ложью? А если его сны были правдивы, или сбывались… То во всем этом была какая-то правда. Что-то должно было быть искренним. Тогда он говорил, что им суждено быть вместе, и она верила ему, принцу со звездами в глазах, который говорил одновременно о прошлом и будущем, который пел так красиво, который говорил ей, что она должна взять свою судьбу в свои руки и решить ее одним смелым ходом…

И все же, все, что она могла сейчас видеть, это Брандон, закинувший оленя на свои широкие плечи, кровь стекала по его кожаной куртке, пока они шли назад к лошадям.

– Если бы ты была на всех моих охотах, сестренка, – почти поддразнивающе сказал он, ласково улыбаясь ей. – Тиха как мышка, когда захочет, а, Нед? А стреляет из лука лучше многих мужчин, что я знаю.

Лианна улыбнулась похвале, стрела, поразившая оленя, была в ее холодных руках, и она вертела ее, снова и снова.

– Роберт думает проверить твои умения на вашей свадьбе, Лия, – сказал Нед, как ему показалось, ободряюще. – Ты бы этого хотела, разве нет? Маленький турнир в честь твоей свадьбы? Говорят, охота в Штормовых Землях отличная, там множество оленей. Ты чуть ли не каждый день будешь есть оленину.

И это ненадолго ее развеселило, но потом она представила себе Роберта, изрядно подвыпившего на этом турнире, с девицами на его коленях, висших на его мускулистых руках, его грубых шутках и громком смехе, представила себе их постель, себя униженной, его торжествующего, как какого-то великого завоевателя, думающего, что он сам Орис возрожденный…

Ее улыбка пропала, и она была холодна и отстраненна.

– И тогда она мне быстро надоест, и через год я не смогу терпеть вкус оленины. Единственный турнир, которого я жду – в Харренхоле.

– Штормовой Предел? Он никак не может быть больше Винтерфелла, – насмешливо изобразил ее Бенджен высоким голоском. – Говорят, там воняет морской водой. Я буду там так несчастна. О, пожалуйста, Нед, скажи, что ты останешься со мной после свадьбы, не оставляй меня с этой свиньей…

Брандон едва не уронил оленя от хохота, а Бен побежал прочь от Лианны, которая почти хотела вонзить в него стрелу. Нед покраснел от натуги сдержать собственный смех, глядя на них.

– Ты червей наешься, когда я с тобой закончу! – визжала Лианна, мчась за братом, который ускользал от нее в деревьях.

– Лучше червей, чем оленины! – насмешливо напевал в ответ Бен, уклоняясь от кома земли, который она в него швырнула. – Нед, убери ее! Помоги! Натравите на нее собак, она взбесилась! – его хихиканье затихло только когда она прижала его к земле, и они оба скатились с небольшого склона, кричащие и задыхающиеся. К этому моменту Лианна уже не выдержала, и могла только чуть шлепнуть его, беспомощно хихикая.

Теперь у нее были только воспоминания об их смехе, о скрипе снега под ногами, о запахе леса. Она глубоко вздохнула, пока ее сине-серое платье зашнуровывали. Она настояла, чтобы ей туго затянули простую косу на затылке, короче, чем бывала раньше. Служанка, Гвенда, отступила на шаг, сложив перед собой руки и очень тихо сказала:

– Я буду молиться сегодня о вашем лорде-брате, миледи.

Она не будет молиться о его победе, понимала Лианна. Это была бы измена. Противником ее брата была корона. А точнее, сир Эртур. Она уже несколько дней не видела Эшары, и не могла ее за это винить.

– Благодарю, – сказала Лианна, хотя сам Брандон никогда не принял бы молитвы Семерым за него. Она молилась прошлым вечером. Молилась, чтобы он остался жив. Она не могла заставить себя желать смерти Эртуру Дейну, но она хотела… Она хотела, чтобы Брандон был в порядке. Она хотела, чтобы он отправился домой, с отцом и женой, как и должен был еще несколько месяцев назад. Она не хотела, чтобы все это случилось. Она хотела исчезнуть.

Гвенда ушла, и Лианна отвернулась от яркого света, падающего в окно. Ей хотелось темноты и бури. Она хотела, чтобы Королевскую Гавань накрыл снегопад, покрыл все красное чистой белизной. Но зима уже давно прошла. Она задумалась, готовились ли Элия и ее дамы к суду, в этот самый момент. Проводил ли Рейгар время с ней? А что с его детьми? Теперь ее не била ревность, в ней была только пустота. Ей надо было поговорить с Элией, принести ей извинения, но что хорошего из этого выйдет? Что сделано, не изменишь. Она никогда не вернется домой.

В дверь раздался тихий стук, и сир Джейме открыл ее снаружи, чтобы впустить Рейгара. Она никогда не была заперта в этих комнатах, но снаружи всегда стоял королевский гвардеец. Лианне не надо было спрашивать, зачем. Чтобы и других держать снаружи, потому что Рейгар боялся за нее, волновался почти ненужно, и чтобы держать внутри ее. Это было как в Башне Радости. Она считала себя там свободной. Она не могла быть более неправа. Это все равно была клетка, просто она была слепа, обманывая себя, думая, что может проскользнуть сквозь золотые прутья. Если бы она тогда передумала, если бы сказала Рейгару, что это ошибка, что это было неправильно, послушал бы он ее слова, отпустил бы домой?

Ей нужно было знать ответ.

– Ты даже не посмотришь на меня, моя леди? – нежно спросил Рейгар. Лианна подняла взгляд, с облегчением отмечая, что ее глаза не были мокрыми. Она плакала, после всего. Когда отец ушел со встречи с Брандоном, когда она вернулась в комнату, и их слова эхом отзывались в ее голове, и когда она закрывала глаза, она видела перед собой лицо Элии, когда та отдавала им маленькую Рейнис, и она задыхалась и захлебывалась в своих слезах, рыдания сотрясали ее.

– Ваше величество, – сказала Лианна. – Могу я кое-что у вас спросить? – она не могла называть его Рейгаром в последнее время. Не могла вынести его прикосновений. Он пытался обнять ее, поцеловать, на следующий день после встречи, говорил ей, что все будет хорошо, что ему очень жаль, так жаль, что ей пришлось все это вынести, и она вырвалась из его рук, и убежала на другую сторону от кровати, крича ему, чтобы он не смел к ней прикасаться. После этого он ушел и не приходил к ней целый день.

– Конечно, – сказал Рейгар. – Что угодно, Лианна.

– Когда ты… Когда мы говорили о твоих снах, – сказала Лианна, голосом тихим, но твердым тоном, – ты… ты говорил, что я тебе снилась. Наша общая свадьба. Свадьба льда и огня. Ты говорил мне о зимних розах, мече и щите, что я носила, о богороще, и об олене и волках…О моих братьях и мне на Севере.

– Да, – сказал Рейгар. – Ты все еще снишься мне, Лия. – Он потянулся, чтобы взять ее за руки, но она отдернулась.

«Не зови меня так» – хотела она закричать. «Брандон меня так зовет, Нед так меня зовет, Бен… никогда, никогда, не смей, ты не можешь меня так называть, это мое и их, не твое, никогда не будет твоим».

Но вместо этого она сказала:

– Тебе снилось и другое, но ты никогда мне не рассказывал, что. Ты сказал, что тебе снилась великая опасность. Длинная Ночь и тьма. Ты сказал, боги хотят, чтобы мы были вместе. Ты сказал, я помогу тебе встретить тьму и опасности. Я не спросила тебя тогда, как.

Я должна была, горько подумала она. Я должна была заставить тебя рассказать мне все, а потом сбежать.

Она почти сбежала, когда он нашел ее в доспехах в тот залитый солнцем день. Страх пробежал сквозь нее, несмотря на его мягкую улыбку и нежную красоту. Она была в ужасе, что он приведет ее к его отцу. Она должна была убежать. А она не убежала. Она решила быть храброй, встретить все, что суждено, и осталась, не намереваясь трусить перед ним, отказываясь извиняться. Рейгар был почти в восторге от ее наглости.

– Как? – спросила она теперь. – Как я тебе помогу? Как я помогу теперь хоть кому-то, здесь? Я не помогала тебе захватить трон. Я не помогала Элии и твоим детям. Я не помогала твоей леди-матери.

– Они не понимают этого, но они поймут, – сказал Рейгар. И все же, он колебался.

– Если ты хоть когда-нибудь меня любил,– прошептала Лианна, – то скажи мне правду, немедленно.

Казалось, ему пришлось взять себя в руки.

– Может быть, ты уже мне помогла, – он не смотрел ей в лицо. – Лианна, сны, о которых я говорил, были правдой. Они были правдой, будут правдой. Мы должны были произвести третью голову дракона. Я люблю Элию. Не так, как люблю тебя, но она хорошая женщина, хорошая мать и хорошая королева. Она такая же сильная духом, как ты, но не была достаточно сильна, чтобы родить мне третьего ребенка.

Лианна ошарашенно уставилась на него, кровь, казалось, застыла в ее жилах. Жар прилил к ее лицу.

– Ты…

– Я знал, что ты станешь матерью моей Висении с секунды, как я увидел тебя, – сказал Рейгар. – Ты пришла изо льда, ты произведешь огонь. Наша дочь будет такой же сильной и смелой, как ты. Настоящая принцесса Таргариен, пусть и не из законного брака. Уотерс или нет, когда придет время, весь Вестерос узнает, кто она на самом деле. Дракон, как и ее брат и сестра. Когда настанет Длинная Ночь, они ответят, пламенем и кровью. Они будут нашим спасением. Они отгонят тьму.

– Мне снилась ты, – говорил он. – Ты снилась мне с ребенком на руках. Ты так красиво пела ей, Лианна. История запомнит тебя, как великую женщину. Мои сын и дочь, твоя дочь, они об этом позаботятся. Я знаю, так и будет. Если бы я мог рассказать это твоим родичам, но…

– Боги, – сказала Лианна, отступая от него, – о боги, что ты натворил?

Рейгар спокойно посмотрел на нее.

– Я сделал то, что было нужно. Я дал Вестеросу его Обещанного Принца, и я дам ему сестер, и вместе они вернут век магии и героев.

– Ты не герой, – прошептала Лианна. – Ты лгал мне…

– Я давал тебе обещания, и некоторые из них не удалось сдержать, – поправил он ее, словно терпеливый учитель. – Я не лгал тебе.

– Ты ничего не говорил о ребенке…

Тут он немного обеспокоился.

– Я должен был быть уверен, что ты сделаешь правильный выбор, Лианна. Я не мог рисковать, что это тебя отпугнет. Я знаю, это кажется пугающим. Меня самого это вначале напугало. Но то, что я чувствую к тебе, это…

– Правильный выбор? – выплюнула она. – Как, как это может быть правильным выбором, Рейгар? Разве это кажется тебе правильным? Твоим жене и матери?

– Они не понимают всего, как я.

– Никто не понимает тебя, как ты! – взорвалась она. – Разве… Разве кто-нибудь понимал твоего отца? А ты? Только безумец может…

– Я не сумасшедший, – его мирная уравновешенность испарилась, и теперь перед ней был король во всей своей власти, утверждавший себя. – Ты не представляешь, как это мучило меня. Ты думаешь, я желал этих снов? Этой ноши? Знать, что судьба всей династии лежит на моих плечах? Знать, что один неверный шаг, и мы все обречены? Эйгон – единственный, кто может нас всех спасти. Он и Рейнис, и Висения, совсем как когда-то…

– Разве они спасали нас? – резко спросила Лианна. – Или захватили нас в рабство?

– Из моего рода, – сквозь зубы выдавил Рейгар, – происходят величайшие короли, которых знал мир.

– И худшие, – против воли, ее голос дрожал.

– Я не хочу ссориться с тобой…

– Мой брат может погибнуть! – закричала она. – И ради чего – чтобы я родила тебе бастарда? Ты лгал мне! Если бы ты сказал мне тогда то, что говоришь теперь, я бы никогда…

– Ты сожалеешь только из-за своих жертв, – ответил Рейгар. – Ты не жаловалась ни на что раньше…

– И ты прав! – она почти взвизгнула. – Это мой собственный эгоизм, мой страх за мою семью, я не думала о других, я не думала – или если и думала, то игнорировала! Я нарушила клятвы ради тебя! Боги, я хотела бы, чтобы этого не было, но я нарушила! Клятвы, которые ты принес! Которые принес мой отец! Если бы я могла сразиться вместо Брандона, если бы я могла отдать себя под суд…

– Не говори так…

– Нет, – громко сказала она. – Нет. Я была неправа. Я была очень неправа, ваше величество. Я знала это еще когда люди начали умирать из-за меня, но я была слишком труслива, чтобы признать…

– Ты бы предпочла выйти за Роберта, – холодно сказал он. – Предпочла бы быть несчастна всю жизнь рядом с ним…

– Я бы предпочла, чтобы ты был человеком, каким я тебя считала в Харренхоле, но вся правда была в том венке из роз, только я была слишком глупа, чтобы понять, что я держу в руках. Истину о тебе! – выплюнула она. – Я думала, ты спасаешь меня. Но ты только надел на меня цепи покрасивее. Ты мерзавец. Ты даже сам себе не можешь в этом признаться.

– Достаточно! – он повысил голос как раз настолько, чтобы она отшатнулась, но тут дверь со стуком распахнулась.

Они оба развернулись, задыхаясь, к сиру Джейме, который стоял там, взгляд его зеленых глаз изучал их обоих. Через несколько секунд Лианна поняла, что он разглядывает ее, ища синяки или кровь. Он очевидно думал, что Рейгар ударил ее или собирался это сделать. И она не могла сказать уверенно, что этого бы не случилось. Она совсем не знала короля. Только думала, что знает.

– Пришло время суда, ваше величество, – сказал сир Джейме. Рейгар коротко кивнул и прошел мимо него, оставляя ее позади. Сир Джейме посмотрел на нее. Лианна вдохнула выдохнула, пытаясь успокоиться.

– Вы в порядке, миледи? – спросил он через некоторое время. Выражение его лица нельзя было понять.

– Да, – солгала Лианна и приняла протянутую руку. – Насколько это можно ожидать, сир.

Она заняла почетное место рядом с королевой Рейлой, на верхней галерее тронного зала. На противоположной стороне среди своих людей сидел отец, он решительно смотрел на зал внизу. По другую сторону от Рейлы сидела Элия. Эшара стояла рядом, прижавшись, насколько осмелилась, к каменной баллюстраде. Остальной двор обменивался шепотками. Она заметила, что некоторые передают друг другу деньги.

А потом вошел сир Эртур, потом Брандон, подходя друг к другу с противоположных концов зала. Эртур Дейн был в полном облачении, Рассвет находился в ножнах за его спиной. Она задумалась, болит ли еще его плечо от раны от стрелы. Должно было болеть. Но она не могла видеть его лицо – на нем был шлем с опущенным забралом. Он не держал щита: очевидно, собирался полностью использовать впечатляющий размер Рассвета, держа его двумя руками. Она уже видела, на что способны его жестокие удары.

На Брандоне было меньше брони: кольчужная рубашка, наголенники, полушлем, намного проще украшенный. Он держал его подмышкой; Лианна видела, что он обрил бока головы, а волосы посередине заплел в косу. Он выглядел скорее одичалым, чем лордом.

Один из оруженосцев Брандона подошел, чтобы помочь ему надеть щит на руку. Меч Брандона был куда меньше Льда их отца, но он был такой же жестокий, простая это была сталь или нет. Лианна помнила, как он сражался в общей схватке, улыбаясь в свирепой радости. На нем не было латного воротника, только кольчужный ошейник. Она застыла и напряглась, когда оба мужчины преклонили колени. Брандон был только совсем немного ниже сира Эртура. Он мог двигаться легче, без тяжелой брони, подумала она, надеясь. Она хотела бы, чтобы все было в богороще, это придало бы ему сил.

Дворцовый септон подошел к ним, с кристаллом в руках. Он поднял его над головой. Радужная призма отбросила отблеск на лицо Брандона. Лианна знала, что он не слушает молитвы Семерым. Он уже должно быть помолился вместе с отцом в богороще. Потом септон отошел. Ей хотелось закричать. Она хотела спрыгнуть вниз и встать между ними. Она хотела, чтобы все прекратилось. Эртур и Брандон встали. Они оба обнажили мечи, засверкавшие в тусклых лучах солнца, падавших в верхние окна и через великолепные витражные панели за Железным троном. Там сидел Рейгар, его лицо ничего не выражало.

Эртур повернулся и отсалютовал ему мечом.

– За нашего короля! – прокричал он. Двор одобрительно заулюлюкал и захлопал.

Брандон просто посмотрел на отца.

– За Север, – сказал он тише, но суровее. Северяне поднялись на ноги, выкрикнув приветствие, потом снова сели, как один.

– Можете начинать, – сказал Рейгар.

И началось.

Эртур двинулся вперед, его шаги эхом отдавались по мраморному полу. Брандон собрался, принимая первый удар на щит, сделал ложный выпад влево, потом вправо, заставляя Эртура вертеться на месте, чтобы оставаться лицом к нему. Так продолжалось первые несколько минут. Брандон был легче на ногах, ускальзывая от одного удара, второго, потом уклонился от меча Эртура и смог нанести свой удар. Лианна не думала, что он сможет долго играть в эту игру. Это не было в натуре Брандона, проводить половину в ложных выпадах и отходах. Он пытался вымотать Эртура, прежде чем приступить.

– Неужели Юный Волк не встретит врага лицом к лицу? – выкрикнул вдруг Ричард Лонмаут, и тогда Брандон отразил еще один удар щитом, развернулся и нанес сильный удар по открытой точке под локтем Эртура. Эртур отступил от боли, и Брандон опустил щит, он перестал отбиваться им, а скорее начал наносить удары, заставляя Эртура отступить на несколько шагов. Снова и снова бил Рассвет по трескавшемуся щиту, а Брандон наносил колющие и режущие удары из-за него, отступая, когда опускался Рассвет – он знал, что Эртуру было нужно больше времени, чтобы снова занести свой огромный меч.

У Лианны забрезжила надежда, пока Эртур вдруг не нанес серьезный удар по ногам Брандона, заставив его захромать, а потом еще один удар по щиту. Брандон упал на твердый пол, ахнув от яростной боли, и двор подготовился к смертельному удару в эту секунду уязвимости, но вместо этого Эртур произнес:

– Сдавайся, – держа меч острием вниз, готовый нанести удар, который прикончил бы Брандона раз и навсегда, но Брандон перевернулся вперед, ударяя своим телом и дубовым щитом по ногам Эртура.

Эртур покачнулся, но вместо того, чтобы попытаться сбить его, Брандон развернулся с приглушенным криком и воткнул меч подмышку Эртура, потом отстранился, прежде чем рыцарь успел отреагировать. Теперь Эртур скорчился от боли, как раз когда грань щита Брандона ударила его по голове. Он сделал несколько шагов назад, и северяне одобрительно забормотали и начали кричать в поддержку, когда Брандон ударил снова, но на этот раз Рассвет встретил меч поменьше, заставляя Брандона отступить.

– Сдавайся, – снова выдавил Эртур из-за забрала шлема. – Иди на Стену, Старк. Сдавайся, и живи как воин, которым ты являешься.

Брандон зарычал в ответ, он сумел уклониться, но Эртур порезал его по спине, и Брандон зашатался. Они оба теперь были медленнее, хромали. Эртур нанес еще удар, и Брандон почти упал на колени, но вместо этого он потянулся и схватил Эртура за руку, повалил их обоих на пол. Двор зашипел от отвращения к подобной тактике, но Брандон был слишком занят, втыкая щит в латный воротник Эртура – да какой в этом смысл – нет, он бил под шлем, Эртур вырывался из под него, а потом с криком он разрезал лицо Брандона от уха ко рту, открывая красную плоть и розовые мускулы под ним. Но край щита Брандона попал под шлем Эртура, раскрывая его, и напряженное, красное лицо Эртура открылось, и он отступил.

Брандон перевернулся по полу, стеная и истекая кровью. Слезы текли из глаз Лианны, но она не могла даже моргнуть.

– Сдавайся, – хрипло произнес Эртур, оставляя шлем на полу. По его темным волосам тек пот. Одна его рука все еще висела неловко, его хватка на мече была менее уверенной. Но на молчание Брандона, пока ее брат пытался подняться на ноги, он занес Рассвет для нового удара.

Брандон успел поднять щит в последнюю секунду, со стоном боли, а потом ударил Эртура мечом в лицо, пока тот снова начал поднимать Рассвет.

Это был глаз, спустя секунду поняла Лианна, и с ней весь двор. Эртур закричал от боли и отвернулся, хватаясь за лицо, с которого лились потоки крови, и когда Брандон яростно улыбнулся, она увидела кровь на зубах своего брата, текшую из его рта, и когда ее брат-волк, задыхаясь, замахнулся для нового удара, Эртур выдернул ноги из под него, с криком поднял Рассвет и воткнул его под подбородок Брандона.

Нет, в его шею. Брандон издал тихий звук, и Рассвет поднялся снова, на этот раз слабее, и потом ее брат упал наземь, лицом вниз на мраморном полу, и из под него растекалась лужа крови.

Эртур стоял на коленях, уронив Рассвет, держась за потерянный глаз. Двор был очень тих.

– Брандон! – закричала Лианна, вскакивая на ноги. – Брандон, вставай!

Но он не пошевелился.

Краем глаза она заметила, что отец тоже стоял на ногах. Потом, через несколько секунд, он сел.

– Боги сказали свое слово, – сказал Рейгар. – Суд окончен. Лорд Брандон получил свое правосудие.

– Брандон, нет, Брандон, – крики и вопли Лианны обратились в отчаянное бормотание. – Пожалуйста, – сказала она, не обращаясь ни к кому конкретному. – Вставай, пожалуйста, он сдается…

Эртура Дейна подняли на ноги и увели два оруженосца, мейстер уже бежал за ними. Брандон оставался на месте. Красная лужа все также цвела.

– Идем, – сказала Рейла, беря Лианну за руки. – Уйдем отсюда.

Две дамы из свиты Элии помогали ее уводить. Куда бы она не смотрела, везде она видела брата, и потому она закрыла глаза, горячие слезы текли по ее щекам к шее.

========== Джейн I ==========

283 AC – Каменный Шлем.

Джейн смотрела, как подъезжает свита Баратеона из окна своей комнаты в Черном Лебеде. Дом Сваннов был знаменит своим театральным гербом: два лебедя бились друг с другом, один черный, как ночь, другой белый, как снег. Также и их замок, Каменный Шлем, держал своих «лебедей» - две параллельные башни, обе высокие и тонкие, как лебединые шеи. Большинство членов семьи имели комнаты в Черном Лебеде; Белый был предназначен для гостей и путешественников, и там была замковая библиотека.

Ее окно не было самой высокой точкой, но только лишь на один этаж ниже самого высокого, и отсюда она могла видеть оба внутренних двора, дворик при воротах, и за пределами стен, через Красный Дозор и реку Слейну, которая серой полосой разрезала густые зеленые дали Дождливого Леса. Каменный Шлем был могучим замком, стоявшим у места, где Слейна впадала в Дорнийское Море, и чтобы ударить по нему с севера, следовало сначала перейти через горы. Она подумала, что Баратеоны должно быть пересекли Залив Разбитых Кораблей морем, как бы опасно это не было.

Но время поджимало, в конце концов. Прошла всего неделя с нового года, но если лорд Роберт хотел надеяться объединить силы, разбить сторонников короля и единой силой Штормовых Земель встретить гнев Железного Трона и Дорна, то сделать это надо было побыстрее. Весна уже вошла в силу, и дожди и бури и так уже задерживали путешествия и переписку. Роберт уже должно быть послал в Королевскую Гавань весть, что он не сдастся, не смирится, что он не будет знать покоя, пока Лианну Старк не вернут ему, а его королевство не признают независимым, но заявлять было легко, подумала Джейн. Мужчины делают это постоянно. Подкреплять свои дикие угрозы и клятвы о мести должной силой – это было другое дело.

В этот раз не шел дождь, но в небе собрались темные тучи, и ветер развевал подбирающиеся желто-черные знамена. Она разглядела фигурки своего отца, дядей, братьев, которые ехали навстречу гостям. Мать была вне себя последние две недели от перспективы встретить в гости лорда Роберта, лорда Станниса и всех лордов и рыцарей, уже присягнувших им. Джейн отошла от окна, когда занавески взлетели от ветра, и подпрыгнула от звука распахнувшейся двери.

Она резко развернулась и увидела, что в комнату вбежала ее сестра. Селия всюду вбегала – они не могли быть более разными. Джейн была высокой и худой, с темными коричневыми волосами и темно-карими глазами под стать. У нее был внушительный нос и острый подбородок, в семью ее отца, и почти не было черт ее матери, Касвелл из Горького Моста. Селия была маленькой и пухленькой, с медово-светлыми локонами и бледно-зелеными глазами их матери, на ее носу и щеках была россыпь веснушек. Их братья делились также поровну – Джулиан, старший из них всех, был похож на отца и Джейн, а младший, Деннис, был похож на мать и Селию.

Наверное было бы легко обижаться на Селию, которая была красивее, живее и больше нравилась всем, кто только ее встречал, но Джейн больше не обижалась, не бросала завистливые взгляды на сестру, которая никогда нарочно не злила и не обижала ее. Красота Селии не была недостатком ее характера, напоминала себе Джейн, даже оглядываясь и раздраженно глядя на сестру. Скоро они расстанутся, и надо было ценить все то время, что им осталось. Джейн не была красива или особенно талантлива в танцах или вышивке, пении или стихотворству, но она была умна, верна и честна, и она любила своих братьев и сестру, даже когда они вели себя глупо.

– Ты напугала меня, – сказала она, прижав руку к груди, где громко билось ее сердце. Ей никогда не нравились громкие звуки. С того времени в Королевском Лесу. Она всегда гордилась своей собранностью, но крики мужчин во дворе, стук копыт приближающихся лошадей, лязг обнажаемой стали, даже смех пьяных и шутки во время пиров – понадобилось несколько месяцев, прежде чем она перестала вести себя как напуганный кролик, дергаясь и подпрыгивая, вздрагивая и опуская голову при каждом громком звуке.

Это было нелепо. Она была в совершенном порядке. Она была дома. Она была дома уже полтора года. Она была в безопасности. Но она… Иногда она не чувствовала себя в безопасности, и она не знала, как избавиться от этого чувства. От этого жгло ее кожу. Она быстро потерла нос, провела пальцами там, где он был сломан. Она все еще могла чувствовать вкус крови во рту. Мужчину, что ударил ее по лицу, они забили до полусмерти: без шрамов она стоила больше. За изуродованных дам дают меньше выкупа. Но это не помешало им…

Иногда в ее снах она снова ползла спиной вперед по покрытой мхом земле, руки были связаны у нее за спиной, она звала на помощь посреди ночи, надеясь, что кто-нибудь из более милостивых или практичных разбойников проснется. Он смеялся. Смеялся над тем, какой напуганной она была, над ее залитым слезами лицом, ожидая, что она сломается и начнет просить и молить его. Она не сделала этого. Она хотела бы, что это было потому что она была слишком упрямой, слишком храброй, но на самом деле, она просто слишком запаниковала и испугалась, чтобы сделать хоть что-то, кроме того, чтобы кричать и вопить.

– Прости, Джейн, – сказала Селия, положив руку на локоть Джейн. Выражение ее лица было искренне сожалеющим: какой бы она не были глупенькой, Селия всегда была открытой в своих чувствах, будь это радость, горе или гнев. Истеричная, так ее называл Джулиан. Как будто он был лучше. Ее сестре было пятнадцать, только на три года младше Джейн, но она была ниже на целую голову. – Я не хотела… Я искала тебя, знаешь! – в ее голосе появилась поддразнивающая нотка. – Идем, матушка послала за тобой, ты должна быть там, чтобы встретить их, знаешь!

– Конечно знаю, – резко ответила Джейн, но все же приняла руку сестры, и они вместе пошли вниз по узкой витой лестнице.

– Разве ты не волнуешься? – продолжила Селия, пока они быстро шли по длинному коридору к въезду в замок. – Я волнуюсь! У меня в животе все дрожит – как ты думаешь, лорд Роберт потанцует сегодня со мной? Он танцевал со мной на пиру…

– Тебе было тринадцать, – напомнила Джейн. – Это была просто услуга, подарок Джулиану. – Она замолчала при виде расстроенного лица сестры. – Ох, я не это имела в виду, Селия… Я уверена, он считает тебя милой, только…

– Знаю, – сказала Селия с наигранной легкостью. – Я просто шутила. Конечно, он не… У нас же будет война, я уверена, он… Они все… – она замолчала, когда они заняли свои места рядом с матерью: леди Беатрис некоторое время повозилась с ними, она была нежной, теплой и любила прищелкнуть языком, когда волновалась о своих детях, что бывало почти постоянно. Их отец, однажды подвыпив, назвал ее кудахтающей курицей-наседкой, а не лебедью.

В этот раз Джейн была не против, изображать беззаботность ради их матери – так она чувствовала себя спокойнее. Она смелая. Она Сванн. Она пройдет через сегодняшний день, и через ночь, и через все дни и ночи после. Она заставила себя перестать играть с ниткой жемчуга на ее длинной шее – черная жемчужина сменялась белой. Было немного глупо, что она стояла здесь, вся разодетая в пух и прах, и хотя дом их был богат, и все были одеты нарядно, но…

Она единственная из Сваннов вступала сегодня в брак.

Она немедленно перестала думать, когда мужчины въехали внутрь, и ее взгляд побежал по морю лиц перед ней – отец разговаривал с лордом Робертом, Джулиан шутил с одним из их кузенов, ее дяди как всегда сохраняли лица каменными, а лорд Станнис все еще был верхом, не глядя ни на кого в отдельности, склонив голову от ветра. Его волосы были такими же темными, как у ее брата, но не такими густыми, и он выглядел высоким и широкоплечим. Это было хорошо. Она опасалась, что могла оказаться выше него, тогда они странно смотрелись бы рядом.

Он быстро спешился, резко разговаривая с мальчиком на пони, и через некоторое время Джейн поняла, что мальчик скорее всего был маленьким лордом Ренли, судя по тому, как похоже они выглядели. Наконец Роберт прервал разговор с отцом, чтобы как полагается поприветствовать хозяев, и он прошел вперед, хлопая Джулиана по спине, грубо обнимая его.

– Ты радуешь усталый взор, Сванн! – он поклонился ее матери и поцеловал ее в щеку, с энтузиазмом сжал плечо Денниса, потом повернулся к сестрам.

– А это должно быть невеста, – прогремел Роберт, она совсем забыла, каким громким был его голос, как далеко он разносился, особенно в ветер. Он отрастил бороду и волосы с тех пор, как она видела его в последний раз, но в остальном он был тем же, и несмотря на обстоятельства, это было как раньше, и ее улыбка не была до конца фальшивой, когда она сделала реверанс. Невозможно было не очароваться Робертом хоть чуть-чуть, даже в этих обстоятельствах.

– Милорд, – она осторожно склонила голову. – Для меня большая честь стать частью вашего дома.

– А для нас честь получить тебя, невестка, – сказал он, беря ее под локоть и практически разворачивая к Станнису. Роберт казался развеселенным от замкнутости брата, хотя она ожидала, что он сам будет куда суровее, после всего, что случилось. Похитили его невесту, изнасиловали, лишили девственности, а потом его ранили, когда он пытался ее спасти – говорили, что сир Герольд ранил его так серьезно, что ему пришлось пролежать в постели почти месяц, и что мейстерам пришлось привязать его к кровати, чтобы не дать из нее сбежать, а то он умчался бы снова, направился в Королевскую Гавань.

Джейн видела копию письма, объявлявшего Лианну Старк королевской фавориткой, заявлявшего, что она поехала по своей воле, но она не вмешивалась в постоянные споры об этом. Роберт очевидно ничему не поверил, и даже если бы хоть что-то из этого было правдой, это не отменяло огромного оскорбления, которое Таргариены им нанесли – им всем. Прилюдно унизить Великий Дом, украсть будущую леди Штормового Предела – это было непростительно. Никакое количество воронов из Красного Замка не могло это изменить.

Теперь Станнис наконец-то шагнул вперед. Он едва заметно кивнул ей, его рот был сложен в мрачную линию.

– Миледи, – сказал он, и на этом все. Его голос оставался ровным, на его лице не мелькнуло и отблеска чувств, как и в его темно-синих глазах, только… Это был он. Это не была их первая встреча. Сванны были заметным родом в их землях, Баратеоны навещали их достаточно часто. Она даже помнила леди Кассану и лорда Стеффона, которые приезжали, когда ей было двенадцать, за год до их смерти, когда они не вернулись из своих поисков валирийской невесты для Рейгара.

Но теперь все было по-другому. Джейн попробовала улыбнуться Станнису, надеясь облегчить неудобство ситуации, но он только коротко встретил ее взгляд, тут же отвернувшись и уставившись перед собой. Отлично. Она помнила, каким он был неловким, неуклюжим мальчиком тринадцати лет, с этим своим больным соколом. Как его звали? Слабокрылый… Ах, нет. Гордокрылая. Она помнила это, как и то, что он никогда не танцевал на пирах и балах, только стоял в углу, отказываясь прикасаться даже к вину. Леди Кассана однажды выволокла его с собой на танец – тогда она единственный раз видела, чтобы он улыбался, когда мать что-то сказала ему.

– Милорд, – сказала Джейн. Меньшее, что он мог сделать, это хотя бы походя похвалить ее платье. На воротнике были лебединые перья, и раз уж она должна была просидеть рядом с ним всю церемонию и весь пир в этом неудобстве, то он хотя бы мог притвориться, что очарован ей. Если и был день, когда была уместна пустая лесть, если вообще хоть какая-то лесть, подумала Джейн, то день свадьбы на это годится, потому что обычно день такой бывает лишь однажды.

Отец не колебался: он предложил хлеб и соль, чтобы утолить голод прибывших, и все немедленно двинулись к септе, не тратя времени. Джейн предупредили заранее, и она знала, что будет, но ее желудок все же закрутило, а ладони взмокли. Она вела себя глупо. Ей было уже восемнадцать, она была взрослой женщиной, не какой-то напуганной маленькой девочкой. Она достаточно хорошо знала, что значит брак. И она выходила замуж не за незнакомца, хотя может быть, это было бы и лучше, потому что она знала, чего ожидать от Станниса, и если это и не будет худший, то уж точно не самый счастливый свадебный день.

У нее не было роскоши порыдать о своих ожиданиях, вернее об их отсутствии, в септе. Внезапно все закрутилось очень быстро, и вот она держала руку отца, двигаясь по проходу к алтарю Матери, Селия и их кузина Равелла придерживали ее девичий плащ, чтобы тот не волочился по полу. Когда отец сказал ей, что она выйдет замуж за Станниса, она поблагодарила его за достойную партию, отодвинув в сторону собственные чувства. Она знала, он считал, что Роберт может погибнуть в бою, и тогда ее муж станет лордом Штормовых Земель, если конечно Таргариены не убьют их всех, а пока что Роберт отказывался жениться на любой женщине, кроме Лианны, и…

С точки зрения политики, это был хороший, достойный брак. Дом Сваннов тем самым полностью посвящал себя восстанию. Отец не встал бы на сторону Таргариенов против Роберта даже если бы тот не принял руку Джейн для своего брата, но он бы менее охотно его поддерживал. В конце концов, разве королевские гвардейцы Эйриса не спасли его старшую дочь от Братства Королевского Леса? Разве дом Сваннов не пригодился бы в грядущей битве с Коннингтонами? Джейн сама разглядывала карты, которые оставил на столе Джулиан, когда опять ушел развлекаться с кухонными девками.

И вот она стояла, думая о стратегии и географии, пока септон Дашелл заканчивал свою короткую проповедь. Тяжелый вес ее плаща сняли с ее плеч, отец отошел назад, и Станнис Баратеон обернул ее в собственный плащ, очень стараясь не прикасаться к ней, делая это. Она взяла себя в руки и улыбнулась, ради своих родителей, братьев и сестры, и взяла его руки в свои. Они были холодными и мозолистыми.

– Этим поцелуем я клянусь тебе в любви и признаю тебя моим лордом и мужем.

Он сказал ровно то же, а потом последовал короткий момент колебания со стороны обоих, а потом они коснулись губами друг друга, не больше чем на секунду. Потом он отстранился, и она была ярко-красной, и вздрагивала от громкого эха криков и аплодисментов в замкнутом пространстве септы. Станнис быстро взглянул на нее с любопытством и тут же отвернулся. Роберт шутил с Джулианом о приближающемся «окончании девства» его младшего брата. Она слышала сплетни, что Станнис не связывался с шлюхами, и даже вообще ни с какими женщинами.

Но опять же, Роберт был в этом деле так плох, что рядом с ним любой казался девственником.

Солнце клонилось к закату, когда они вошли в пиршественный зал, и от него комнату покрывали странные тени. Джейн присела за тот же главный стол, за которым сидела с тех пор, как достаточно выросла, чтобы есть за пределами детской. Ее отец сидел на одном конце стола, ее только обретенный деверь – на другом, а всередине был Станнис, который ел понемногу, бросая резкие взгляды на Денниса, который чавкал слишком громко. Селия многозначительно громко болтала с Равеллой о том, как красиво и роскошно выглядела Джейн, и какой счастливец Станнис…

– С чего бы мне считать себя счастливцем, – сказал Станнис. – Ваш отец хотел выдать вашу сестру замуж, а Роберт не хотел жениться, поэтому я стал ее мужем.

Джейн не думала, что он специально старался быть жестоким, но он казался раздраженным поведением Селии. От этого было только хуже. Ее сестра замолчала, но она была зла; может быть она и была девчонкой пятнадцати лет, но она всегда была своевольной, и она не боялась никого и ничего, а меньше всех – мрачного младшего брата Роберта Баратеона. Джейн хотела бы собрать в себе столько же ярости. Но она чувствовала только неудобство и страх.

– Ну конечно, милорд, – вежливо сказала Равелла. Равелла была разумнее Селии, но добрее Джейн. Она была помолвлена с Смолвудом. – Мы ничего такого не имели в виду, просто мы так рады видеть Джейн замужем. Она высоко отзывалась о вас. – И она улыбнулась Джейн, которая была старше на два года, легкой ободряющей улыбкой, словно мать, успокаивающая стеснительного ребенка.

Станнис издал звук, который мог означать и согласие, и недоверие.

Джейн осмелилась долить воды в его бокал. Самой ей нравилось вино, но сегодня ей приходилось следить за собой: многие мужчины порадовались бы пьяной смешливой невесте, но она думала, что Станнис скорее запрет ее в чулане, чем станет иметь с этим дело.

– Вы все еще увлекаетесь соколиной охотой, милорд? У меня есть сапсан. Это подарок моего отца на именины.

– Нет, – ответил Станнис, – это было бессмысленное занятие.

Вся эта беседа была бессмысленным занятием, хотела сказать Джейн. Он был зол. Зол, что ему пришлось жениться на ней, что Роберт уговорил и заставил его это сделать, зол, что вообще должен был отвечать перед Робертом, зол, что они пируют здесь, вместо того, чтобы мчаться на поле боя, и скорее всего, зол, что ему придется прийти к ней в постель. Все это Джейн нетрудно было понять. В конце концов, она сама была зла. Не так она хотела выйти замуж. Она хотела быть той девочкой, которой была перед Королевским Лесом, которая ждала лучшего, а не худшего от всех, кого встречала.

Хотя она не думала, что и та Джейн ему бы понравилась.

Вскоре пир сменился танцами, и ее отец и мать, Джулиан и Селия, Денни и Равелла, все ушли. Роберт танцевал с другой ее кузиной, уже красный от эля. Джейн чувствовала, что у нее начинает болеть голова.

– Станнис, – сказала она, потому что если когда и было время назвать его по имени, то оно было именно сейчас. – Я бы хотела попросить об услуге.

Он ничего не сказал, но посмотрел прямо на нее, так что она знала, что он ее не игнорировал.

– Я не хочу провожания в постель с песнями и плясками и… – она почувствовала, как ее рот скривило от отвращения. – И всей этой чепухой. Я не потерплю. Не потерплю, чтобы мужчины так со мной обращались. Можем ли мы уйти вместе, когда… Когда они отвлекутся?

Он ничего не сказал, просто глядя на нее. Она почувствовала, как по шее побежал жар.

– Я знаю, что ходят слухи, – она понизила голос, хотя их все равно никто не слышал из-за громкой музыки. – Обо… мне. Это неправда. Я все еще дева. Я не была ни с одним мужчиной, клянусь вам в этом. Но я просто… – она замолчала, чувствуя себя глупо. Если раньше он ничего не подозревал, то теперь подозревал наверняка. Конечно же, теперь он думает, что над девушкой надругались в том лесу, и, конечно, она напугана и опасается незнакомых мужчин. Какой прекрасный подарок подарил ему Роберт.

Но вместо этого Станнис сказал:

– Я разделяю ваше мнение, леди Джейн. – он прикончил бокал воды и встал, к ее ошеломлению. – Тогда лучше нам уйти сейчас, прежде чем заметят мой брат и ваши родичи. – Когда она не встала сразу же, он нетерпеливо посмотрел на нее. – Миледи.

Джейн встала, немного робея. Она не ожидала… что ж, откуда ей было знать… И он уже шел вперед, как командир, идущий на войну, заставив ее бежать за ним, приподняв тяжелые юбки. Несколько человек позвали их, когда они проходили мимо, и слуга, тащивший блюдо с мясом, остановился, глядя на них, разинув рот, но они смогли выйти из зала без большой суеты. Когда Станнис вдруг остановился, она едва не столкнулась с ним.

После секундного замешательства она поняла, что он не знает, куда идти.

– Сюда, – сказала она, голосом увереннее, чем она себя чувствовала, и пошла перед ним. С ее стороны было дерзко идти впереди Баратеона и ее мужа, но он не попытался обогнать ее, так что она повела его из главного зала, через темный двор, в башню Белого Лебедя. Комнаты были почти на вершине. Ей вовсе не хотелось, чтобы ее волокли и тащили вверх по всем этим ступеням пьяные мужчины, дающие волю рукам.

Тем не менее, они оба задыхались, когда дошли до вершины.

– Это было чересчур, – сказал Станнис.

Джейн заняла себя отпиранием двери. В камине еще не было огня, но комната была вычищена и подготовлена к их брачной ночи. Она немедленно сняла свой невестин плащ и аккуратно сложила его на стуле у окна, потом кивнула на очаг:

– Вы не против?

Когда он нахмурился, она вздохнула и указала на свое изукрашенное платье.

Она присела на кровать и с большим трудом сняла туфли и свои украшения. Когда она снова встала, он уже успел разжечь огонь.

– Вам придется развязать мою шнуровку.

Станнис не двинулся с места.

– Я не могу дотянуться себе за спину, милорд, – Джейн позволила нотке раздражения скользнуть в ее голос, и с видом человека, идущего на виселицу, он подошел и встал позади нее, потом резко дернул за шнуровку, пока она не ослабла достаточно, чтобы спинка ее лифа освободилась. Она скользнула за ширму, на которой был нарисован пейзаж с – чем же еще – озером с лебедями – и избавилась от остального, почти испытывая облегчение от того, что сняла свое сияющее белое платье, отороченное черным бархатом, и осталась в простой сорочке.

Потом она снова вышла. Станнис все еще был полностью одет. Он что, собирался просто ослабить ремень? Она не какая-то девка из таверны. Джейн скрестила руки на груди и уставила на него ледяной взгляд, который он вернул с той же силой.

Так продолжалось, пока она не сдалась – он даже не моргал, боги милостивые.

– Хорошо, – сказала она. – Раз вы не собираетесь закреплять наш брак в постели, то может сыграем в кайвассу или сравним наши подходы к посевным работам…

– Не смейся надо мной, жена, – рявкнул он, и это разозлило ее еще больше, чем то, что он мог уже все к этому времени сделать и закончить.

– Я не смеюсь! Я обращалась с тобой только с уважением и доброй волей, мой дом встретил вас только уважением и доброй воле, это ты вел себя словно испорченный злой ребенок, – ответила она, слишком быстро, чтобы обдумать собственные слова. – Прошу прощения, что брак этот тебе не нравится, милорд, прошу прощения, что брак не нравится тебе вовсе, но я всегда исполняла свой долг, и ты обязан исполнить свой.

– Ты не имеешь права так со мной разговаривать, – сказал он. – Я твой лорд-супруг. Женщина не смеет…

– Нет, – сказала Джейн. – Ты выслушаешь меня. Ты был груб с моей сестрой на ужине, как и со мной. Я требую извинений за оскорбление.

– Ты бы предпочла, чтобы я солгал, – скривился он. – И наполнил твою голову пустыми словами…

– Я бы предпочла, чтобы ты был честен со мной, как полагается мужу, вместо того, чтобы скрывать свой гнев и не давать мне ничего, кроме мрачных взглядов и холодных слов.

– А я бы предпочел, чтобы ты повиновалась мне, как полагается жене.

Они зло смотрели друг на друга, и наконец Джейн села на кровати.

– Давай поговорим о другом.

– Я думал, ты хотела, чтобы наш брак был закреплен, – неодобрительно сказал.

– До конца ночи еще далеко, да и ты не торопишься.

Он некоторое время стоял мрачно, пока наконец не занял место на краю кровати. Джейн поджала под себя ноги, чтобы было удобнее.

– Вы собираетесь сразиться с Коннингтонами у Грифонова Насеста, – сказала она. – Они попытаются отбросить людей Роберта к Грандвью, чтобы Грандисоны загнали вас в ловушку между ними.

– Я знаю, – ответил Станнис, прищурившись. – Я не зеленый мальчишка, чтобы моя собственная жена учила меня планам битвы.

– Ты не знаешь о Гусиной Тропе, – с легкой удовлетворенной улыбкой сказала она. – Иногда бастардов дома Сваннов зовут «гусями». Эта тропа позволила одному из моих предков невидимым ходить через горы к своей любовнице и ее детям-бастардам на побережье. На некоторое время о ней забыли, пока мой брат Джулиан не нашел ее, когда охотился. Он не говорил о ней нашему лорду-отцу, потому что хотел ходить через нее короткой дорогой в деревню на краю Дождливого Леса.

Станнис уставился на нее так, словно никогда не видел.

– Бордель в том месте довольно знаменит, – объяснила Джейн. – Ты должен убедиться, что Джулиан расскажет о тропе Роберту, чтобы вы могли ей воспользоваться.

Станнис встал, отошел от нее, уставился в окно, а потом снова повернулся к ней.

– Ты не такая, как я ожидал.

Это прозвучало как нечто среднее между обвинением и похвалой.

– Благодарю, – сказала Джейн, – что избавил нас обоих от провожания. Это был благородный поступок.

Его рот дернулся в легчайшем подобии улыбки.

Комментарий к Джейн I

Станнис, как всегда - само очарование. Лол.

========== Рейла VI ==========

283 З.Э. – Винтерфелл

Рейла оставила Визериса вместе со своей короной у Близнецов. Свита, сопровождавшая ее на Север, была мала: Элия убедила Рейгара, что в настоящий момент никому не принесет пользу, если король покинет Королевскую Гавань, и Рейла соглашалась. Она сомневалась, что Рикарду Старку и его людям хотелось видеть больше Таргариенов, чем они были вынуждены, особенно после суда. И она отказалась от сопровождения Королевской гвардии: не только Винтерфелл воспринял бы это оскорблением, но она уже прожила один брак под внимательным присмотром рыцарей, которые только добавляли стыда в ее ношу, за ее беспомощность и их бездействие. Она не хотела проходить это снова.

Но Визерис… Она заехала со своим сыном насколько могла далеко, потому что времени, что оставалось им, было немного, и от того оно было только драгоценнее. Рейла знала, что однажды они должны были расстаться, даже если бы она не выходила замуж за Хранителя Севера. Однажды ей пришлось бы увидеть, как он уезжает. Но матери были привычны к такому. Если же ребенку приходилось провожать мать – это казалось куда более жестоким. Все должно было быть наоборот. Она верила, что ему не причинят вреда в Красном замке, верила, что Элия сохранит своего деверя в безопасности, но все же оставалась жестокая правда, что она не увидит его теперь по крайней мере несколько лет.

Некоторое время визитов королевской семьи на Север не будет, она это понимала, а лорд Рикард был бы дураком, если бы позволил ей поехать на юг «в гости» - он мог верно заподозрить, что она бы не вернулась. Это не был обычный второй брак вдовы, и она не была обычной матерью. Она заняла себя тем, что старалась улучшить свои умения в верховой езде, и запоминала нежные черты лица своего ребенка. Она не могла приехать к Старкам, как бессильная и разбитая вдовствующая королева. Она заставляла себя ездить верхом все дольше и дольше с каждым днем, хотя она с трудом могла вспомнить, когда ей в последний раз до этого позволялось сесть в седло.

Эйрис считал, что езда верхом могла быть причиной выкидышей, и кроме того, ему никогда не нравился вид женщин на лошади. Он считал, что они выглядят слишком по-мужски. Она помнила, как он насмехался над их лордом-дядей принцем Дунканом и его дикой Дженни, когда будучи детьми, смотрели, как пара едет из Красного замка в Королевский Лес. «Она была блудливой, когда он подобрал ее в грязи», – Эйрис, которому было тогда двенадцать или тринадцать, прошептал ей на ухо, его горячее дыхание обжигало ее шею. «А теперь она еще блудливей, ты только посмотри, как эта шлюха скачет».

Рейла помнила, как думала, что Дженни, которая никогда не была красавицей, но была странно привлекательной, с ее длинными темно-рыжими волосами и остреньким лицом, выглядела свободной, а не отвратительной или распутной. Она выглядела счастливой и свободной, отправляя лошадь в галоп, и ее волосы развевались за ней, пока она гналась за Дунканом среди зеленых деревьев. Может быть она и обижалась на них обоих теперь, но у нее оставались нежные воспоминания о них из детства – как и о тете Рейль, Рейль, которая ребенком уехала в Штормовой Предел, которая несколько лет спустя вышла замуж за лорда, сестру которого отверг ее брат ради крестьянки.

Рей, так называл ее дедушка. Их обеих. Большая Рей и маленькая Рей. Что ж, она больше не Маленькая Рей, но она уже и не Рейла Таргариен, жена Эйриса. Ее ноги болели, а мышцы горели каждую ночь, но эта боль была лучше, чем та, к которой она привыкла. Жалкая правда, подумала она, в том, что пусть она уезжает к судьбе, которая разлучит ее с семьей и всем, что она знала, она все равно не испытывала того ужаса и страха, что испытывала перед свадьбой с Эйрисом. Была ли она напугана? Несомненно. Она была бы дурой, если бы не боялась. На Севере у людей нет причин любить ее, и у них множество причин ее ненавидеть, пусть даже это она сама предложила брак.

Но теперь она была свободна от Красного замка, который всегда, даже когда она была маленькой, доставлял ей больше горя, чем радости. Она была свободна от жары и вони Королевской Гавани, свободна от взглядов двора, от ее старой спальни, где в ее снах крики и удары Эйриса все еще отдавались эхом, свободна от столькой боли. Как будто она сбросила одежды, тяжелые и мокрые от дождя. Она чувствовала себя даже легче, почему-то. И пусть даже Север принесет ей новую боль, новое горе, по крайней мере, все будет иначе. По крайней мере, она сможет говорить себе, что сама это выбрала, пусть выбора практически и не было.

Она наконец освободилась от короны на ее голове, которую она протянула в маленькие бледные руки Визериса, обернув его пальцы вокруг металла. Эйрис приказал сделать ее для нее вскоре после того, как занял трон. Она была менее громоздкая, менее торжественная, чем его корона, и все же, ей никогда не нравилось это золото, покрытое гранатами, их острые грани. Она часто резала о них руки, когда только начала ее носить. Рейла иногда задумывалась, что может быть этого Эйрис и хотел, что это радовало его, что она страдает от его рук, пусть и не напрямую. Что ж, в этом случае, он все же победил, потому что она страдала от всего, что он делал – и что делал Рейгар – но она отказывалась об этом думать. Он больше не будет над ней торжествовать.

– Сохрани ее, – сказала она своему сыну. – Может быть я еще королева, но корона мне больше не нужна.

Он посмотрел на нее мокрыми глазами.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала, матушка. Я… Разве Рейгар не может позволить тебе остаться? Не уезжай. Пожалуйста, не оставляй меня.

Рейла не позволила себе заплакать. Она не хотела, чтобы он помнил ее плачущей. Она поцеловала его брови, щеки, нос, и пригладила его волосы. Они стали длиннее. Напомнили ей о Рейгаре. Она надеялась, что не подведет его, как она думала о своем первенце иногда. Рейгар был сам себе хозяином, но может быть она могла… должна была растить его лучше. Должна была быть храбрее, может быть сильнее, должна была биться за него, сопротивляться гневу и ярости Эйриса, и может быть, тогда всего этого не случилось.

– Я должна, – сказала она. – Я Таргариен, и я поклялась, что поеду на Север и выйду замуж за лорда Старка, и это я сделаю. Мы должны быть домом, который держит клятвы, или от нас ничего не останется, Визерис. Я знаю, ты понимаешь. Я знаю, ты будешь сильным. Ты ведь сможешь быть сильным ради меня? Я увижу тебя снова.

– Когда? – потребовал он, прижимая корону к груди, вытирая нос. – Когда ты вернешься?

– Однажды, – сказала Рейла. – Однажды ты увидишь меня снова. Не плачь, милый. Ты принц. Твои люди смотрят на тебя. Я буду отправлять тебе воронов. Элия и ее дамы помогут тебе писать в ответ. Я люблю тебя.

Теперь он по-настоящему начал рыдать, и она поняла, что не может оставаться дольше, потому что потеряет свои силы и разрыдается с ним. Она забралась на свою лошадь. В отдалении ее ждали северяне.

– Я люблю тебя, Визерис, – сказала она, надевая стремена. Она ехала в седле по-мужски. У нее были платья для верховой езды, первые, которые не были черного цвета, заказанные специально для этой поездки. Ей никто больше не будет управлять. Она Таргариен, она была… Она остается королевой, и она встретит то, что ждет ее, с высоко поднятой головой. Она однажды прошла по проходу септы к чудовищу, которое ее ожидало. Это не будет намного труднее.

– Не уезжай! Матушка! – его септа удерживала его. Визерис, кажется, уронил корону в грязь. Часть нее надеялась, что он выбросит ее в ближайшую реку.

– Матушка, пожалуйста! – громко рыдал он, но она заставила свою белую лошадь прибавить ходу, и его плач затих в отдалении. Каждая часть ее кричала, чтобы она обернулась, вернулась к нему, взяла его на руки и пообещала, что никогда его не оставит, но она не могла. Ее дорога лежала вперед. Она продолжила ехать.

Лорд Рикард выехал встретить ее, когда она пересекла границу Севера. Она не была бы удивлена увидеть злость на его лице, но он был как всегда бесстрастен, хотя она думала, что заметила его удивление, когда он отметил отсутствие короны и повозки для путешествий, ее простой наряд и выражение ее лица. Она знала, что выглядела теперь по-иному, куда жестче, может быть, но остановив лошадь, все, что она сказала, было:

– Благодарю за встречу, лорд Старк.

– Добро пожаловать, ваше величество, – ответил он, и между ними легло молчаливое соглашение, что так они будут называть друг друга еще не долго. Они немного разговаривали в недели, последовавшие в дороге к Винтерфеллу. Они ехали куда быстрее, чем если бы ехала вся свита с полным облачением, но дни все же были долгими, тяжелыми и холодными. Молчание приносило одиночество, и в то же время облегчение. О чем они могли говорить? О его детях? О ее детях? О том, что она здесь, рядом с ним, только потому, что ее сын украл его дочь, приведя к одному восстанию, и этих восстаний могло быть не одно?

Большую часть времени она проводила, разглядывая окрестности, которые кому-то другому могли показаться совершенно обычными, но это были самые дальние от Красного замка края, что она когда-либо посещала, и когда-либо будет. Одна никогда не видела таких широких просторов дикой земли, со столь малыми и редкими замками и распаханными полями. Никаких постоянных наблюдательных башен, замков или даже маленьких городков на горизонте. Только горы, леса и долины. Это не должно было удивлять: она всегда знала, что Север существовал, изучала историю и географию всех Семи Королевств, когда была маленькой, и все же она была ошеломлена, увидев все это своими глазами. Она всегда чувствовала себя маленькой, крошечной в окружении двора, столицы, и ожиданий, повешенных на нее, но здесь она чувствовала себя маленькой совсем по-другому. Все это существовало еще задолго до Эйгона и его сестер. И все это будет существовать еще долго после того, как сгинут она и ее потомки.

Когда она впервые увидела Винтерфелл, шел снег. Снежинки падали в ее волосы, когда она отбросила капюшон, и она уже дрожала, когда они проезжали в ворота. Она едва успела разглядеть окрестности, все вокруг было белым и серым. Почти кружилась голова, и она едва не упала, спешиваясь, но лорд Рикард был рядом, бесстрастно протягивая ей руку. Он не смотрел на нее, он смотрел на собравшихся снаружи жителей замка, сжавшихся от сурового ветра.

Последовало несколько быстрых реверансов, но в основном все открыто смотрели на нее, и раздавались шепотки, неразличимые от ветра и снега. Молодой мужчина, стоявший рядом с рыжеволосой женщиной должно быть был Эддардом Старком, женившимся на Кейтлин Талли вместо своего брата. Худенький мальчик рядом с ними, который как будто недавно начал резко расти, скорее всего, был юным Бендженом.

– Мой лорд-отец, ваше величество, – начал Нед Старк. Его лицо было длинным и мрачным, и так похожим на Брандона, что это почти пугало, но в нем недоставало огня его брата, и он был ниже ростом, более крепко сбит. – Винтерфелл ваш.

– Леди Кейтлин проводит вас в ваши комнаты, – сказал ей Рикард Старк. Рейла отпустила его руку. Он, казалось, не мог насмотреться на своих сыновей, и она подумала, что не только она рассталась со своими детьми. Он никогда не увидит Брандона и Лианну, и их судьба была более жестокой, чем у Визериса.

Кейтлин Талли, теперь Кейтлин Старк, была куда более добросердечной, чем могла бы быть. Она выглядела решительно уверенной, старалась объяснить Рейле план огромного замка, показывая ей, какие теплые на ощупь стены.

– У них есть теплицы для выращивания пищи зимой, и горячие источники в богороще прекрасны, – говорила Кейтлин открытым тоном юной жены, полной надежд.

Рейла подозревала, что она беременна, пусть это не было еще видно – по тому, как она колебалась на лестнице, сдерживая свои быстрые шаги и осторожно поднимаясь на каждую ступеньку. Эйрис часто запрещал ей вообще пользоваться лестницами, и делать вообще что-либо, кроме того, чтобы сидеть и стоять, когда она была беременна.

Конечно, это не мешало ему призывать ее по ночам, пусть в первые годы у него были любовницы, чтобы ими заняться. Ему никогда не нравилось, как она выглядит обнаженной, когда была беременна. Для того, кто так наслаждался обществом женщин, в некоторых вещах Эйрис был брезглив. Он кривился от отвращения, когда она пыталась сама кормить своих детей.

Пока служанка помогала ей снять плащ и запачканные грязью сапоги, Кейтлин задержалась в дверях.

– Мы увидимся сегодня на церемонии, – сказала Рейла, как она надеялась, мягким тоном, давая ей повод удалиться.

– Вы выйдете замуж в богороще, ваше величество, а я выходила замуж в септе моего отца, но Нед… – она быстро поправилась. – Лорд Эддард сказал, он собирается попросить отца построить здесь септу. Чтобы мы с вами могли молиться нашим богам.

Это было трогательно, в какой-то мере. Рейла слышала, что Нед Старк был куда спокойней и уравновешенней своего старшего брата, но она не слышала ранее о его доброте.

– Это очень заботливо с его стороны, – сказала она, и добавила, – вы можете звать меня леди Рейла, или просто Рейла, Кейтлин. Я знаю, мы не знаем друг друга, но скоро узнаем.

Кейтлин поколебалась, но согласно кивнула и удалилась. Рейла представилась стайке заметно нервных служанок: если она хочет заслужить доверие или хотя бы принятие жителей замка, то следовало начать с служанок, и она спросила их имена, надеясь запомнить их. Они нарядили ее в свадебное платье, которое она привезла с собой, аккуратно упаковав. На первую свадьбу она надела самый возможно чистый белый цвет, то платье пришлось сшить всего за пару недель до свадьбы, чтобы оно сидело на ее маленькой фигурке.

Теперь она больше не была ребенком, и на этот раз она не надела белое, вместо этого выбрав серебристо-серый цвет, платье было очень простое, без фаты. Вместо этого она собрала волосы назад, в металлическую сетку, украшенную маленькими жемчужинами, и внимательно оглядела себя в зеркало, стараясь пригладить любые линии. Она не собиралась входить в богорощу, выглядя, как перепуганный призрак. Пусть для нее все это было внове, она должна была выглядеть спокойной, беззаботной. Она должна была оставаться королевой, пусть здесь она ей не была.

К тому времени, как она вошла в богорощу, было темно, и странные деревья и слой снега на земле освещались факелами. Нед Старк сопроводил ее к своему отцу, который ждал у чардрева, потому что с ней не было отца или другого родственника мужского пола, который мог бы это сделать. Все вокруг было ненормально тихим, даже в самых благочестивых септах бывало шумнее. Луна висела наверху, тихая и бледная.

– Кто идёт предстать перед божьим ликом? – спросил лорд Рикард, и она почти вздрогнула, но сдержалась, глядя прямо на него.

– Рейла из рода Таргариенов пришла, чтобы выйти замуж, – его сын, вскоре ее пасынок, ответил неловко. – Взрослая и расцветшая женщина, законнорожденная и благородная, она явилась просить благословения богов. Кто пришел, чтобы взять её в жены?

Рейла не смотрела на окружающих и их лица, которые заметила, пока шла к дереву – некоторые были злы и раздражены, некоторые неловки и полны сочувствия, некоторые не смотрели на нее вовсе – но она почувствовала, как все они затаили дыхание, словно удивлялись, действительно ли это происходит. Таргариен и Старк. Никогда. Однажды это обещали, но этого никогда не случалось…

– Рикард из рода Старков, лорд Винтерфелла и Хранитель Севера, – сказал Рикард. – Я беру ее. Кто отдает ее?

Она почувствовала, что Нед Старк смотрит на нее, он открыл было рот…

– Рейла из рода Таргариенов, – громко и четко провозгласила Рейла, ее голос звенел в ночи. – Вдовствующая королева Семи Королевств, будущая леди Винтерфелла.

– Берете ли вы меня в мужья? – серые глаза Рикарда не отрывались от ее лица.

– Да, – сказала Рейла, прежде чем успела о чем-нибудь подумать. – Я принимаю вас как своего лорда и супруга.

Она ожидала, что на плечи ей накинут плащ, но с начала они преклонили колени перед деревом. Снег стал просачиваться через ее юбку, но она закрыла глаза и постаралась подумать о чем-то другом. Она думала об открытых дорогах, о горах, реках и деревьях. Думала о том, как она плакала, пока ее глаза не покраснели и опухли перед ее первой свадьбой, и ей пришлось прикладывать к ним холодные мокрые тряпки наутро, чтобы выглядеть прилично. Теперь ее глаза были сухими.

Они оставались сухими, когда они встали, и он обернул ее в тяжелый плащ с рычащим лютоволком на спине. Как она читала, на Севере было принято, чтобы жених нес невесту на пир, но в этот вечер не было пира, вместо этого они прошли рядом в зловеще тихий замок. Она поужинала несколько часов назад, как и он. Теперь оставалось только закрепить брак. Они, к ее облегчению, пошли к его спальне. Значит, ее комната будет убежищем от всего этого. Лучше оставить все воспоминания там.

Он вышел в смежную комнату, чтобы дать ей переодеться , и две поджидавшие их служанки сняли и свернули плащ и помогли ей снять платье. Она приняла ванну меньше часа назад – церемония была куда короче, чем она ожидала, и ее волосы все еще были влажными. Она провела руками по их длине, и служанки попрощались и вышли. Она осмотрела постель. Здесь ли он спал со своей первой женой? Она очень мало знала о покойной леди Лиарре. Была ли она горячей и упрямой, как ее старший сын и дочь? Или она была тихой и отстраненной, какими казались ее младшие сыновья?

Любили ли они друг друга?

Но она знала, что во многих браках очень мало места остается любви. Этот вряд ли будет уникальным. Она подумала о Визерисе, и ей захотелось плакать, но он сглотнула комок в горле. Она была сильной до сих пор. Она вынесет еще немного. Дверь скрипнула, и Рикард снова вошел в комнату. Рейла опустила руки по бокам и быстро глянула на него, прежде чем снова уставиться на постель, ожидая. По крайней мере, не было церемонии провожания в постель. Она помнила ту, на своей первой свадьбе. Мальчики и мужчины, что несли ее в спальню, казались почти пристыженными. За ее юность или потому что она выходила замуж за собственного брата, она не была уверена.

– Я попрошу вас закрепить брак, – сказал Рикард. – Но после того… – в первый раз на ее памяти он заколебался, его челюсть сжалась, и он продолжил. – Я не женился после смерти Лиарры, потому что не видел необходимости. Она подарила мне четверых детей. Я не хотел, чтобы другая женщина заняла ее место. Я знал с тех пор женщин, но никогда не думал, что снова женюсь.

– Вы были хорошим и гостеприимным хозяином, милорд, – тихо сказала Рейла. – Я отдаю должное вашему дому. Благодарю вас за то, что приняли меня у себя.

– Вы не гость, – ровно сказал Рикард. – Теперь вы леди этого замка. Вы примете этот долг. Если вы желаете фрейлин, я попрошу о них своих знаменосцев. Вы можете выбрать собственных служанок. Вы здесь не пленница. Вы можете ходить куда угодно в Винтерфелле и говорить с кем пожелаете.

– Благодарю вас, – снова тихо сказала она.

– Не благодарите, – коротко ответил он. – Это ваше право.

А теперь о его праве, подумала она, и понадеялась, что он не видел, как дрожали ее руки, когда она быстрым движением сняла сорочку. Она предпочитала сделать это сама, чем позволить ему. Этот урок она хорошо выучила от Эйриса.

Рикард смотрел на нее, когда она быстро прошла к постели и забралась на нее. По крайней мере это будет быстро. Он мог не ненавидеть ее, но и любви он к ней не испытывал, и хотя она знала, что все еще была привлекательной женщиной, она уже давно не была свежей юной девой. На ее теле оставались следы растяжек. И другие следы…

– Стойте, – вдруг сказал Рикард, прежде чем она успела лечь. Она застыла, обнаженная, стоя на коленях на кровати, одной рукой держась за подушку. Она хотела сесть и поджать под собой ноги, прикрыть руками грудь, но он был ее мужем, и он велел остановиться, и хотя она не считала его чудовищем, она не осмелилась ему противиться, даже в малости.

Он подошел к ней в несколько шагов, и она прикрыла глаза, готовясь к тому, что случиться.

– Шрамы на вашей спине, – сказал он тихим, почти хриплым голосом. – От чего они?

Ее волосы свисали ниже плеч, оставляя спину открытой. Рейла открыла глаза, но все же не двинулась.

– Эйрис, – сказала она, почти шепотом.

– Как человек может оставить такие следы? – его голос был жестким и ровным, как будто что-то для него подтвердилось.

– Его… Мой покойный супруг отказывался стричь ногти, а также волосы, в его… последние годы. Он не любил острых предметов. И он… – она не знала, как облечь это в слова, все это. Она почти стыдилась, хотя и не должна была – ведь не сама она себе это сделала, так почему же стыдиться? Почему она чувствовала себя такой униженной, говоря это.

– Он изрезал вам спину, – сказал Рикард. Она не знала, как понять его тон, но было легче говорить это изукрашенной спинке кровати перед ней, а не ему в лицо. Стая волков бежала через темный лес. Она почти бессознательно провела по ней пальцем.

– Да, – сказала Рейла, и вдруг ощутила прилив силы. Ее голос стал тверже, громче. – Так и было. – Она развернулась, больше не испытывая страха, слишком злая, чтобы бояться, и убрала волосы, чтобы он мог видеть ее грудь и живот. – И здесь, – она провела пальцами по шрамам на ее уже бледной коже, вокруг груди, на ключицах и шее, вниз по животу.

– И он кусал, – вспомнила она, и ей больше не было холодно, ей стало жарко от прилива ярости в ее крови. – И бил. И сжимал мою шею, пока я не начинала видеть звезды. Не было ничего, что… – дыхание замерло в ее горле, но она продолжила, – ничего, что он бы не делал.

– Королевская гвардия вас не защищала? – его тон был резким и почти злым.

– Королевская гвардия приносит обеты королю, – с горькой, почти ядовитой улыбкой сказала Рейла, теперь сидя на коленях, положив руки на бедра. Там были еще шрамы, ведущие по ногам к ее лону. – Не королеве. Мне они ни в чем не клялись.

Рикард ровно посмотрел на нее. Потом он развернулся и вышел из комнаты, и вернулся спустя несколько секунд с Льдом. Рейла не сдержалась и отпрянула, когда меч блеснул в свете огня. Он присел на постель напротив нее и положил меч себе на колени.

– Мы уже принесли клятвы, – заметил он, – но сегодня я принесу вам еще одну, так как вы не получили от меня свадебных подарков, супруга. Я клянусь на этой стали и на моей чести Старка, что я никогда не причиню вам вреда.

Рейла смотрела на него некоторое время, а потом протянула руку, прикоснувшись к холодному железу рукояти.

– Я принимаю вашу клятву, – сказала она. – Вы не были обязаны проявлять такую доброту.

– Вы думали, я буду вас избивать и насиловать, как он? – в его голосе не было обвинения. Только вопрос.

– Нет, – ответила Рейла, все еще глядя на меч, – но я и не думала, что вы предложите мне милосердие. Я была готова ко всему, что случится, от ваших рук или ваших слов.

– Вы моя жена, – ответил он. – И я думаю, вы поймете, что я не тот лорд и супруг, каким был этот мерзавец, которого вы называли королем.

Она никогда не слышала, чтобы при ней раньше оскорбляли Эйриса. Но Эйрис был теперь мертв. Он не мог больше судить и наказывать. Она должна была это помнить.

– Я не ожидала, что вы простите меня или мой род после того, что случилось с Брандоном, – сказала она очень тихо, почти пожалев о своих словах, как только они вырвались.

– Вы не заставляли Брандона требовать этот суд, – Рикард поднял Лед и положил его на камин. – Как и король, если на то пошло. Мой сын понимал, что его судьбой была или смерть, или победа. Я не могу прощать вас за то, чего вы не делали, – он повернулся к ней спиной. – И вы не забирали мою дочь. Это дело короля, не его матери. Я не молод, Рейла. Я сражался во многих битвах. Мне не нужна еще одна, в моем доме, против собственной жены. Вы до сих пор чтили свои клятвы, данные мне. Я отвечу вам тем же.

Он снова оглядел ее тело, но в его не было похоти или гнева, но она заметила желание в этих серых глазах. Значит, он не был сам сделан изо льда.

– Я держал в руках меч с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать, – он начал методично раздеваться. Он не был согбен возрастом – был старше ее не более чем лет на пять, подумала она. Он был таким же высоким и сильным, как его сыновья. – Но на вас больше шрамов, чем на мне, миледи. Я не стыжусь своих, – он кивнул на след от жуткой раны с правой стороны груди, когда отбросил рубаху и штаны, – с чего вам стыдиться своих?

– В конце концов, – сказал он, взбираясь на кровать, – те, кто нам их дали, уже мертвы, а мы живы.

Рейла взглянула на него, разглядывая его лицо, и решила, что ее подозрения были правильны. Он ничего не скрывал от нее. Может, он не любил ее, но он не станет ей лгать, и не станет причинять боли. Что она видела, то она и получит, всегда. И он был зол, она это видела, в напряжении его плеч, его шеи, напряжении человека, придавленного яростью и потерями, но он не был зол на нее, и это было важно.

Поэтому вместо того, чтобы лечь и дожидаться, она двинулась вперед и прижалась своим покрытым шрамами телом к его.

========== Элия VI ==========

283 З.Э. - Королевская Гавань

Элия должна была признаться, что испытала слишком уж много удовольствия при виде свежих царапин, бегущих по нижней стороне подбородка и длинной шее Рейгара. Эти жестокие красные линии словно повторяли швы на его дублете – став королем Рейгар одевался не наряднее, чем был принцем, и несмотря на свою огромную любовь к своему наследию, все еще предпочитал холодные и печально серые цвета багровому и черному знамен Таргариенов. Это не имело значения. Меньшей из ее тревог было то, как он одевается.

Почти чуть-чуть, повторяла она себе, она уже так близка была к передышке. По крайней мере, к передышке от Джона Коннингтона. Рейгар собирался отправить его с войском к Эшфорду, чтобы помочь лордам Простора зажать Баратеона там. Несмотря на ее успешную переписку с многозначительным почти что обещанием – говорят, леди Алерия снова беременна, и теперь отчаянно молит о дочери – часть нее все еще боялась, что Мейс Тирелл не доберется туда вовремя. И если повстанцы возьмут Эшфорд…

Нет, она не может такого думать. Доран обещал ей начальную армию из пятнадцати тысяч людей, и еще больше придет потом, но на то, чтобы собрать столько солдат, нужно время. Время, которого, как она боялась, у них не было. Долина отправляла людей – вроде бы. Она не ожидала, что Джон Аррен будет слишком уж торопиться, теперь, когда получил назад Элберта. Речные Земли обещали десять тысяч. Западные Земли – они не увидят от них солдат, пока Тайвин не получит своего наследника назад, в его холодные отцовские объятья. Королевские Земли все присягнули им, но их всего десять тысяч, и они не могут отправить их всех на юг, оставив лишь немногих охранять столицу. Баратеон уже собрал тридцать тысяч, если одержал победу при Летнем Замке. Вестей от них пока не было, но она ожидала их скоро. Битву при Грифоньем Насесте едва ли можно было назвать битвой – Роберт быстро смял их, и Грандисона с Феллом просто-напросто отбросили к Летнему Замку, и они не смогли помочь верным людям короны. Она никогда не видела армии в тридцать тысяч, но каждую ночь в ее снах они разбивали городские ворота и поджигали улицы. Элия благодарила богов, всех Семерых, когда узнала, что Квеллон Грейджой не испытывает охоты вмешиваться в «войны зеленых земель». Последнее, что им было нужно – морские разбойники ко всему прочему.

Иногда она чувствовала, что единственный, кто понимал ее тревоги, был старый добрый лорд Джон, какое бы недоверие они не испытывали друг к другу. Но он оставался привержен своей твердой, но раздражающей вере, что это она каким-то образом оскорбила Рейгара, прогнав его тем самым от своей постели в постель Лианны Старк, и что всего этого можно было избежать, если бы его драгоценный король с самого начала выбрал другую жену. Говорил ли он это? Нет, конечно. Но она видела, это было написано на его лице, каждый раз, когда он на нее смотрел, с неудовольствием сжав свои рыжие брови.

Она была бы только рада посмотреть в его удаляющуюся спину, пусть и на какое-то время.

Но сейчас ей приходилось терпеть лицо Рейгара. Нельзя было и подумать, что что-то было не так, если посмотреть на него, когда он поднял Рейнис, чтобы она могла намочить руки в струях фонтана. Преданным отцом он давно уже не был, но как бы она его не ненавидела эти последние месяцы, в этом отказать она не могла. Как из любви к дочери, так и из-за ограниченности власти королевы. Шут однажды произнес дурную шутку при дворе, о том, что Элия держит Рейгара за язык, а Лианна за член, и обе держат очень крепко. Но это Элия воспользовалась своим языком, чтобы приказать удалить его от двора немедленно, не Рейгар. Нет, не в натуре Рейгара было беспокоиться о мнениях и шепотках придворных, или членов Малого совета, или хоть кого-то вообще.

И все же, это было в натуре Рейгара, внезапно начать изображать, будто его заботит, что думают его жена и любовница. Он знал, что думает Элия, по тому, что она не говорила, потому что боялась, что если откроет рот, то начнет кричать, кричать, пока не сойдет с ума и не охрипнет, и никогда не сможет восстановить ни голос, ни разум. Он знал, что думает Лианна по следам на его шее, где волчица снова его расцарапала. Да, Рейгар – не Мейгор, который бы отрубил ей пальцы после первого раза, ладонь после второго, руку после третьего. Но она слышала, как девчонка кричала и кричала, и как какие-то вещи бились о пол и стены, и, хотя Элия не знала, как отвечал Рейгар – отвечал ли вообще – часть ее очень боялась узнать.

Она не должна была так думать. Рейгар не стал бы рисковать. Слишком много было на кону из-за Лианны Старк. Он не смел ее и пальцем коснуться. Она знала, что он не станет. Но конечно же, на самом деле Элия давно поняла, что совсем не знает своего мужа, что он считает правильным и справедливым, и кого считает достойным наказания. Разве Роберт Баратеон не был наказан, зная, что девушка, которую, как он заявлял, он любит, и на которой уже так скоро должен был жениться, заперта в Красном замке, ее брат мертв, а ее стая вернулась на Север? Разве не была наказана Рейла? Визерис, который просыпался от кошмаров, зовя свою мать? Рейнис?

Элии казалось, что все вокруг были наказаны, кроме ее короля-супруга. Так что, может быть, думала она, ее можно было простить за то, что она испытывала удовлетворение, видя, как Лианна наказывает его понемногу каждый день. Каждый день она отказывала ему, восставала против него, прогоняла его из своих комнат. Уже разбила две арфы. Элия подумывала передать молот девочке, хвати ей нахальства. Гобелены – изорваны. Слуги – запуганы. Королевские гвардейцы… Ну, королевские гвардейцы и так были в плохой форме. Эшара забрала Эртура домой в Звездопад. Оттуда больше не было вестей. Солнце искалеченного и изувеченного Меча Зари навсегда закатилось.

Она сжала пальцы в своих юбках, чтобы удержаться от того, чтобы пройти к Рейгару и вырвать их дочь – ее дочь – из его рук. Какое он имеет право играть в любящего отца, после всего, что сделал? Он оставил их. Своих собственных детей. Не оставив вестей о том, когда вернется, и теперь он думает, что на этом все? Это будет просто какое-то неприятное детское воспоминание? Разве он представляет себе, что, когда Рейнис и Эйгон вырастут и вспомнят о случившемся, они просто весело посмеются? Что они будут сидеть с…

– Мама! – Рейнис выскользнула из рук отца и побежала к Элии, которая присела, приветствуя ее, улыбаясь. Дочь брызнула каплями воды из фонтана ей в лицо, и она осеклась, но быстро пришла в себя, подняв Рейнис на руки и целуя ее в влажную бровь.

– Может нам надо будет научить тебя плавать, когда наступит лето, милая?

Она подумала о Водных Садах, где проводила время маленькой девочкой, когда позволяло здоровье. Оберинплавал через пруд, позволяя ей держаться за него, гоняясь за детьми, как высокорожденными, и так и простонародьем. Доран наблюдал, как они играют, сидя в тени, и ему приходилось уговаривать их идти на ужин, обещая самые разные лакомства. Ее дети однажды их увидят. Она была в этом уверена.

Рейгар подошел, и Элия замолчала и остыла.

– Ваше величество, – пробормотала она, чуть склоняя голову. Его корона холодно сияла в дневном солнце. Его лицо, как всегда, погрустнело, легко и грациозно, как всегда, когда она так с ним обращалась. Она едва разговаривала с ним в первую неделю после суда. Может быть Брандон и потребовал этого, но видеть, как человек истекает кровью на полу тронного зала – перед собственной сестрой – Элия подумала, что до этого никогда не должно было доходить. Она все еще слышала крики у себя в голове. Лианна пришлось практически унести и напоить сонным вином, так она тряслась и рыдала, ее вопли и крики эхом отражались от стен.

Ничего не было слышно первую неделю. А потом ее посетили мейстеры…

И после этого она уже не замолкала. Дважды ее поймали на попытке сбежать из Девичьего Склепа. В первый раз Рейгар велел отобрать ее меч. Во второй раз ее поймали с ворованным мечом. Элия до сих пор не представляла, где его взяла девочка. Сир Джонотор настаивал, чтобы Рейгар никогда не оставался с ней наедине, потому что иначе она попробует перерезать ему горло. Сир Освелл подумал о ее окнах, распорядившись их забить, иначе она попыталась бы выпрыгнуть. Элия же думала, что Лианна могла связать простыни и попытаться выскользнуть по стене, даже в ее нынешнем состоянии.

– Я подумал, что может быть мы можем сегодня вместе поужинать, – сказал Рейгар. Элии хотелось повернуться к нему спиной, но он король, и должен был дать свое позволение на то, чтобы она так поступила. Она полагала, что могла бы послать все в преисподнюю, и он бы позволил ей уйти, но она не могла рисковать, чтобы сегодня был тот день, когда так усердно связанные узлы порвутся, и к тому же, с ним был гвардеец, который мог бы притащить ее назад, кричащую и вырывающуюся. Она не станет этого делать. Она не позволит им опуститься до унижений и оскорблений двора Эйриса. Она не позволит, чтобы ее дети видели ее позор.

– Как пожелаете, ваше величество, – Элия знала, что утопить человека в учтивости нельзя, но она могла попытаться. – Хотя я предполагала, вы пожелаете встретиться с лордом Коннингтоном перед его отбытием.

– Джон будет здесь еще пять дней, у нас есть время, – Рейгар был, как всегда, озадачен ее ответом. – Я больше волнуюсь о тебе, жена моя.

Как мало для него значило это слово, пока она не дала ему причины сомневаться в ее приверженности ему и его великим видениям.

– Я в полном порядке, ваше величество. – Она не смогла удержаться. – Ваше величество снова порезались при бритье? – она протянула руку, едва, чуть ли не насмешливо, коснувшись и проведя пальцами по царапинам. Рейгар отступил, словно его ударили. – Может быть вам стоит найти нового цирюльника? Я поговорю со стюардом…

Он взял ее за руку, прежде чем она успела отстраниться, и она замерла. Он не сжимал ее пальцы и не причинял ей боли, но как-то она почувствовала его предупреждение, хотя в его глазах была скорбь. Столько скорби. Мясник тоже может выглядеть скорбным, когда опускает нож на шею свиньи. Это не было важно.

– Я волнуюсь о вас обеих, – сказал он. – Война так утомляет тебя, а Лианне нужно женское общество. Завтра ты и твои дамы навестят ее…

– Если ваше величество приказывает.

– Я не хочу приказывать, – он отпустил ее, к ее облегчению. – Просто… Она так одинока, Элия.

Как и я, хотела она закричать, дамы или не дамы, я тоже, и она одинока, потому что это твоих рук дело – девчонка могла быть просто куском глины, которую ты формировал по своему желанию, но когда ты собирался поместить ее в огонь для обжига, она вырвалась из под твоего контроля, и теперь, к твоей досаде, кувшин не держит воды. Твоя настоящая жена лжет тебе, а твоя фальшивая жена говорит тебе правду, и ты не можешь это больше вынести.

– Я молюсь о ней, – сказала Элия, и по крайней мере это не было ложью – она молилась за девочку, потому что немного кто остался, кто мог бы помолиться за нее. Но Мать немногое может сделать с небес, а Дева… Что ж, Девы тут больше нет. Старица теперь ходит по этим коридорам, раздавая мудрость, которую никто не желает слышать.

– Я прошу позволения удалиться, – продолжила она. – Пришло время для дневного сна Рейнис, и у меня много дел до вечера.

– Но ты присоединишься ко мне за ужином, – это не был вопрос, каким бы легким не был голос. Он мог даже приказать ей присоединиться к нему в постели, хотя она знала, что этого не будет. Она подумала, приказывал ли он это Лианне, думая, что может быть опять завоюет ее сладкими объятьями и прикосновениями в ночи, если бы только заставил ее надолго потерпеть его присутствие. Элия не желала насилия под ее крышей. Как и Рейла. Но это никогда не останавливало короля.

– С вашего позволения, супруг, – сказала Элия, прикидывая, сможет ли изобразить головную боль или головокружение. Что он сделает, велит сира Джейме тащить ее на ужин в халате?

Эта мысль едва не заставила ее рассмеяться.

– Можешь идти, – сказал он, выглядя несколько оскорбленным, как обычно бывало, когда он был вынужден это сказать. Рейгар ненавидел, когда ему приходилось приказывать. Он желал повиновения без призыва к нему. Любви без вопросов. Верности без суждения. Элия, наверное, предпочла бы, чтобы он был более требовательным, велел, а не просил. Говорили, что Тайвин Ланнистер такой же тиран дома, как на поле боя, но при этом все понимали свое положение. С Рейгаром – никогда.

Забавное, ее другие дела имели прямое отношение к лорду Тайвину. Или его семени, если точнее.

Джейме Ланнистер не охранял их в садах, он не был в башне. Не было его и в оружейной. Она уже вымоталась, когда наконец нашла его во дворе, бьющимся на мечах с девочкой на третьем месяце беременности. Под туникой, которую носила Лианна Старк, не было видно, но бастард там был, просто еще не заметный, знала Элия. Ребенок, поправила она себя, из остатков доброты, что еще в ней оставались. Ребенок, невинный ребенок – невинный ребенок, который однажды может пронзить мечом ее Эйгона на далеком поле битвы и взгромоздиться на Железный трон.

На самом деле, это не была серьезная тренировка – они не использовали настоящую сталь, и она видела, как Ланнистеру неудобно, что он вообще там был – он с большим старанием пытался не задеть Лианну, что только еще больше злило девочку, добавляя ярости в ее удары и работу ног. Юный лев Тайвина отражал удары с легкостью. Мальчик не просто так получил рыцарство и уважение Барристана Селми в пятнадцать лет. И все же, Лианна заметила ее первой, и, заливаясь потом, с волосами, прилипшими к лицу и шее, замерла, испугав Джейме, который резко развернулся.

Тупой меч упал на землю.

– Ваше величество, – Лианна поклонилась, потому что реверанс в такой момент был бы не к месту. Элия не могла ее за это винить – через три недели со смерти ее брата девочка пришла к ней и сказала свои слова:

– Вам не нужны мои извинения, но я их приношу, – заявила она, под глазами у нее залегли темные тени, голос был хриплым и ломающимся. И она извинилась. Она рассказала обо всем, что случилось между ней и Рейгаром, как смогла, но не стала молить простить ее, или чтобы Элия забыла обо всем и обняла ее, а просто ушла. А потом она попыталась сбежать в первый раз.

Элия предпочла бы, чтобы у нее все получилось, тем более с бастардом Таргариенов в ее чреве. Лучше уж Сноу, чем Уотерс, если бы она как-нибудь сумела убежать в Белую Гавань. Если бы он родился где угодно, только не здесь. Рос где угодно, но не в королевской детской. Если бы ребенок не был зачат сразу по прибытии в Королевскую Гавань, если бы это случилось позже, Элии нравилось думать, что она могла бы напоить девчонку лунным чаем, пусть и рискнула бы гневом Рейгара. Нравилось думать. Рискнула бы она на самом деле? Она не знала.

Что сделал Мейгор с Тианной из Башни за то, что она предположительно убила его детей? Что-то там о все еще бьющемся сердце, качающем кровь ведьмы в его кулаке. Но опять же, Рейгар не был Старком, он бы скорее позвал палача, а не стал казнить ее сам. Опять, она чуть не рассмеялась. Теперь она понимала, откуда взялись шепотки, что Рейла сошла с ума от оскорблений Эйриса. Рейгар ни разу волоса на ней не коснулся, и все же, вот она. Уже почти в истерике от своих безумных мыслей о насилии, бастардах и шутах.

– Ваше величество, – сказал Джейме, склонив голову. Они оба смотрели на нее как дети, которые ждали, что их отшлепают и отправят спать без ужина за шалости.

– Некоторые мейстеры советуют женщинам сидеть взаперти все девять месяцев беременности, – вместо того ответила Элия, – но я не вижу вреда в упражнениях, миледи. Только… Не стоит, чтобы король слышал звон стали, пусть даже тупой.

– В пекло его, его здесь нет, – ответила Лианна, но все же собрала тупые мечи, словно оруженосец.

– Прошу прощения, – сказал сир Джейме. – Это было… Это больше не повторится.

– Вы не можете его винить, – Лианна расправила плечи, но это не произвело эффекта от того, как худа и бледна она была в последнее время. Она словно на годы повзрослела за месяцы. Элия больше не видела в ней ребенка в ее лице, только отчаяние и желание быть где угодно, только не здесь. – Я давила на сира Джейме, пока он не согласился. Это я виновата.

Элия знала, что это больше не повторится, потому что сиру Джейме не долго оставалось быть королевским гвардейцем.

– Я не вижу ничьей вины, – мягко сказала она. – Если вы желаете потренироваться, миледи, то можете попросить леди Нимеллу. Она, конечно, предпочитает копье, но думаю, уступит вам.

Лианна поколебалась, ее серые глаза были насторожены. Может быть она подозревала, что это какая-то ловушка, приманка.

– Если король узнает, – Джейме напрягся рядом с ней. – Он сказал, что не вернет мне меч до тех пор, пока… – она замолчала. – Он думает, я могу подвергнуть опасности ребенка.

Бедный Рейгар, напуган призраками лунного чая и девочками с мечом.

– Король не узнает, – сказала Элия. – Леди Нимелла – моя подруга, не его. – Ваш меч – его выковали для вас в Винтерфелле?

– Не для меня, – голос Лианны немного дрогнул, – для Брандона, когда ему было четырнадцать. У него было… Много, – Элия не думала, что это был меч для взрослого мужчины. Он был сделан для кого-то роста и веса Лианны, восполняя недостаток мышц и силы скоростью. – Мне следует вернуться, пока не заметили.

– Я бы хотела поговорить с сиром Джейме наедине несколько минут, – сказала Элия, с, как она надеялась, ободряющим видом. – Он скоро нагонит вас, уверена.

Лианна оглядела их, кивнула и быстро ушла.

– Прошу прощения, ваше величество, – сказал Джейме тем же напряженно горьким тоном. – Это была ошибка с моей стороны.

– Если бы Рейгар увидел, как вы двое сражаетесь, он лишил бы вас белого плаща немедленно, а не через две недели, – спокойно перебила его Элия. – Он хотел воительницу раньше, но это было до того, как он узнал, что она носит его ребенка. Уверена, вы уже слышали некоторые сплетни от сира Освелла.

– Это не будет обычный бастард, – прямо сказал он.

– Обычные бастарды часто живут долго и мирно, – ответила Элия.

Зеленые глаза Джейме немного прищурились.

– Я не желаю зла ребенку или его матери, – продолжила она. – Я лишь говорю как оно есть. Он думает то же о моих собственных детях. Вы думаете, я хочу, чтобы Эйгон был судьбой назначенным героем, провозглашающим новую эру? Или вы думаете, что я хочу, чтобы мой сын был успешным королем, в чем его право и долг?

– Я больше года верно служил в Королевской гвардии…

– Вас никогда нельзя было назначать туда, – взорвалась она, не обращая внимания на открытую обиду на лице мальчишки. – Вы хороший рыцарь и смелый человек, милорд. Но вы наследник своего отца.

– У него два сына.

– Вы правда верите, что он позволит вашему брату наследовать? – настаивала она. Джейме отвел взгляд.

– Мой отец будет мертв…

– Я навещала ваш дом вскоре после смерти вашей матери. Уверена, вы помните. Мы с вами оба знаем, что случится. Лорд может называть своего наследника, а у вас очень много кузенов. Но у Тайвина будете вы, и вы вернетесь домой в Западные земли, и возьмете Лизу Талли в жены, и вы сделаете это… – она остановилась, чтобы яростно вздохнуть. – Не потому что я прошу и молю вас, или потому что вы должны это Рейле Таргариен, но потому что если вы правда верите, что ваш долг защищать Рейгара и его наследников, то вы должны делать это там.

Чего он не знал, так это того, что лорд Варис счел уместным просветить ее относительно сплетни касательно предложения от Утеса Кастерли Штормовому Пределу, проверку, не согласится ли Роберт Баратеон принять в жену некую львицу в обмен на поддержку ее людей в битвах. Как сказал об этом Варис? «Безостановочная преданность лорда Роберта несчастной леди Лианне очень трогательна, и весьма выгодна для нас».

Она задумалась, не предложил ли он в ответ Станниса. Тайвин был бы оскорблен этим, она была уверена. Что теперь осталось для его драгоценной дочери? И теперь говорят, что Станнис женился на Сванн, а Элберт Аррен на Вейнвуд. Что он сделает, отправит ее Грейджоям, Родрику или Марону? Он мог бы получить для нее Оберина, как бы дурно это не обернулось. Она оставила мысли о своем младшем брате. Должно быть, он уже вернулся в Дорн и жаждет крови.

– Я принес клятвы, – сказал Джейме, но его тон был не так резок, как раньше. Он выглядел как обиженный маленький мальчик. Боги, эти мужчины…

– Да, – сказала Элия. – Принесли. Как и ваши белые братья. Как по-вашему, они их сдержали? Они защищали невинных? Слабых? Женщин и детей? Посвятили ли они свое мужество и храбрость богам? Были чисты телом и душой? Делали ли они то, что было правильно? Или то, что было легче?

– Я могу сражаться, – спорил он. – Ваше величество, я могу сражаться за вас, позвольте мне остаться и отправиться на битву с Коннингтоном – я сам принесу вам голову Баратеона, я сокрушу повстанцев…

Она положила руку ему на плечо, словно старшая сестра. Он замолчал.

– Сражайтесь за нас, убеждаясь, что ваш отец отдаст нам своих солдат и свою верность, а не пришлет убийц посреди ночи, – сказала Элия. – Сражайтесь за меня, Рейнис, Эйгона, Лианну. Если чаша весов склонится в пользу повстанцев, скажите, милорд, как вы думаете, что сделает со мной и моими детьми ваш отец? С почетом отправит в Дорн? А леди Лианне? Думаете, она покинет Красный замок живой?

Он ничего не сказал, отвернувшись.

– Мальчики едут в битвы и сокрушают разбойников и повстанцев, спасая плененных дам, – тихо сказала она. – Мужчины меняют ход войны браками, письмами и золотом. Это тяжелый урок, но вам нужно его выучить.

– Вы говорите, как мой отец, – он снова повернулся к ней, солнце сияло в его глазах и на его золотых волосах.

– Возможно, – сказала она, легко и печально улыбаясь. – Но вы не ваш отец, и я знаю это, потому что вы были добры к девочке, у которой немногое осталось.

========== Лианна VI ==========

283 З.Э – Королевская Гавань.

С самого суда Лианне снились странные сны. Сначала она думала, что это было из-за сонного вина, но она не принимала его уже месяцы. Не с тех пор, как узнала о ребенке. Мейстеры волновались, что сонное вино приводит к уродствам, иначе его давали бы женщинам на родильном ложе. Теперь в снах она винила ребенка. Это не были кошмары. Кошмары у нее бывали и раньше. Она помнила, как однажды забралась в постель Неда, когда была маленькой девочкой четырех или пяти лет, до того, как он уехал в Орлиное Гнездо. Брандон был ее защитником, а Бен – лучшим другом, но только Нед мог утешить ее там, где нельзя было все исправить ударом меча или шуткой.

Нет, эти сны не заставляли ее проснуться с криками и стонами. Со слезами, возможно, но не всегда от ужаса. Ей снилось всякое. Иногда ей снилось, что она вернулась в Винтерфелл, но все было по-другому, больше или меньше, чем она помнила, или пахло иначе, или замок бывал пуст и заброшен, ее шаги эхом отдавались в пустых коридорах. Однажды ей приснилось, что она отчаянно искала богорощу, чувствуя, каким-то образом, что должна добраться до нее, прежде чем… Она не знала, прежде чем что, но когда она наконец нашла выход и открыла ворота, то нашла только обугленные пни и пепел. Она чувствовала вкус дыма на языке и, каким-то образом, ощущала от этого боль.

Иногда ей снилась Башня Радости. Иногда она была там совершенно одна, запертая в самой высокой комнате, глядя в окно на Красные Горы, глядя, как их вершины и склоны пожирает огонь, несущийся вниз, к долине. Иногда рядом с ней был Рейгар, игравший ей на арфе, но она никак не могла разобрать слов, и чем громче она кричала ему, чтобы прекратил, выслушал ее, что им грозит опасность, что они погибнут, если не выберутся, тем громче он играл, и музыка была одновременно усыпляющей и томной, и резкой и неблагозвучной, и это не прекращалось, пока она не выпрыгивала из окна, и красный песок поднимался ей навстречу

Сегодня ей не приснились Винтерфелл или Башня Радости, ей снилась снежная буря. Она думала, что была на Севере, молила, чтобы это был Север, но не была уверена. Все вокруг было белым и кружилось, ветер бил ее по лицу, забираясь под ее тонкую рубашку, но хотя она должна была уже быть замерзшей и обмороженной, она достаточно чувствовала свои руки и ноги, чтобы продолжать идти. Ее волосы снова были длинными, доставая ей до талии, словно плащ на морозе, и она шла через снег босой. В ее руках был охотничий нож. Ее нож, тот, что отец подарил ей на двенадцатый день рождения. Она могла нащупать волчью голову на рукояти. Она была теплой, почти горела в ее руках.

Она не знала, куда идти, но были видны следы красной крови, сияющие сквозь снег, и она шла за ними, прежде чем их занесет. Он шла за кровью. Наконец она заметила сквозь ослепляющий снег и жестокий ветер отдаленную темную тень. Она шла медленно, почти прихрамывая, но когда увидела это, ее словно что-то пронзило, и она побежала вперед, как можно быстрее, поскальзываясь и скользя в снегу. Она должна была ее догнать. Должна была догнать. Тогда все будет хорошо, подумала она. Она будет в порядке, если догонит это. Она пробивалась вперед, сжав зубы, и наконец начала подбираться, пока фигура не стала более заметной. Какое-то большое животное. Люто… Нет, волк. Это волк, знала она, она видела волков раньше. Этот был больше обычного, но он шел медленно, хромая, видела она. Это объясняло кровь. Лианна не могла остановиться. Она шла вперед.

Это могли быть минуты, это могли быть часы, но волк начал хромать все сильнее, пока не упал с тихим поскуливанием в снег. Лианна почувствовала, как по ее обветренному и обмороженному лицу пробежала улыбка. Наконец-то, наконец-то… Она упала на него, почувствовала дыхание под его плотной сбившейся шерстью, увидела боль в его глазах. Если она убьет его и освежует, то сможет согреться его мехом. Или съесть мясо с его костей. Она была так голодна, так замерзла и отчаялась. Она не думала, нож прорезал его горло, и она вложилась в удар со всей силы, разрезая твердую плоть. Волк едва пошевелился, но из его шеи не полилась красная кровь. Вместо этого ее ударил странный сладкий запах, и она в ужасе отстранилась, глядя как из него полились сгнившие розы, черные и голубые.

Они покрыли ее руки, и она в неверии поднесла их к глазам. Когда она снова посмотрела на волка, он исчез. Она закричала и поднялась на ноги, но его нигде не было. Не было крови. Не было роз, только те, что гнилыми и склизкими пристали к ее рукам. Она зарыдала и попробовала вытереть их о рубашку, но они не пропадали. Она упала на колени в снег, и его холод теперь колол ее, она чувствовала, как немеют пальцы на руках и ногах.

– Вернись, – попыталась она крикнуть. – Пожалуйста, вернись… – но на ветру не раздалось звука. Она не слышала воя вдали, как бы не прислушивалась.

Тень пролетела над ней, огромная и темная, и она посмотрела вверх и открыла рот, чтобы закричать…

В подушку. Лианна с ужасом проснулась. Она приподнялась на четвереньки, сжимая пальцы в мягкую постель. Снаружи было до сих пор темно, должно быть уже миновала полночь, но до рассвета было далеко. В ее животе было знакомое и все же такое странное ощущение, она положила на него руку. Один из мейстеров предположил, что она беременна уже шестнадцать недель. Может быть, это уже шевелился ребенок, это странное, почти порхающее чувство, что она испытывала последние несколько дней, а может быть это было просто воображение. Ей говорили, что многие матери не чувствуют своих детей даже до пятого месяца.

Она хотела бы ненавидеть ребенка, и часть ее ненавидит, подумала она, та часть ее, что в бешенстве и ярости – она всегда знала, что однажды у нее будут дети, что этого от нее ждали, как и брака, но не так. Ни за что не так. Что она скажет ребенку? Его происхождение всегда будет ее позором. Она никогда не сможет смотреть на своего ребенка – ребенка Рейгара – и не видеть его, не вспоминать это все. Ей будет девяносто лет и она будет стара и слепа – и все равно это будет как удар ножом в живот. Она хотела его ненавидеть, эту частицу, ну, теперь больше, чем частицу, это семя, это, неважно, как это называют. Но она не ненавидела, во всяком случае по-настоящему.

Часть нее хотела снова видеть глаза Брандона, и неважно, как это будет больно, и если она сможет видеть их на лице ее ребенка, на лице Старка – но даже если и так, что с того? Важно ли, как он будет выглядеть, если это будет Уотерс, выращенный в Красном замке, запертый для подготовки к какой-то великой, невозможной судьбе? Однажды она думала, что эта мысль порадовала бы ее, пусть немного. Идея, что ее ребенок, ребенок от ее плоти и крови, будет каким-то героем. Воинственной принцессой, как говорил Рейгар. Но не теперь. Не теперь, когда это стало реальностью. Она не хотела, чтобы это была дочь. Она не хотела, чтобы он был прав. Она хотела, чтобы все это было ложью, ошибкой, фарсом.

Она хотела сына, который будет похож на брата, которого она потеряла, на брата, которого практически убила сама – Брандона, она хотела, чтобы вернулся Брандон, она хотела, чтобы он вернулся, даже если бы он ее ненавидел, даже если бы никогда не пожелал ее больше видеть, она просто хотела, чтобы он снова был здесь, в этом мире. Она хотела вернуть Брандона, Неда и Бена. Она хотела вернуть отца. Она хотела назад Винтерфелл, Старую Нен и богорощу. Она хотела назад собак, с которыми они охотились, она хотела шепчущие сосны и холодные ночи, она хотела сказок при огне и пиры в их зале, она хотела вернуться домой. Но не могла. Все это теперь было для нее потеряно.

Она знала, что не может сидеть в темноте и жалеть себя. Она хотела Рейгара, разве нет? Она хотела великое приключение. Что ж, она его получила. Какой ценой? Она может ненавидеть себя, его или ребенка, которого он ей дал, всех. Вот сколько гнева накопила в себе Лианна. Она могла ненавидеть его за то, что лгал, как бы он не настаивал, что только пытался ее защитить, она могла ненавидеть себя, за то, что ее так легко оказалось провести, за то, что была так эгоистична – и она могла ненавидеть ребенка за то, что он существовал, как безусловное подтверждение успеха Рейгара. Его третья голова. Дети – не символ, хотела она ему сказать, сказала ему она.

– Что, если это мальчик? – дразнила она его пару дней назад, раздраженная тем, что сир Джейме, который казался ее последним другом, уехал. Прошло меньше недели, как он отбыл на Золотой Зуб, одетый в красное и золотое, а не белое, и две недели с тех пор, как Джон Коннингтон пошел на Эшфорд. – Что, если это не твоя Висения? Ты напишешь себе новое пророчество?

Она очень рисковала, насмехаясь так над королем, но извращенная часть ее почти надеялась, что он причинит ей боль, сделает что-то по-настоящему ужасное, но Рейгар никогда не клевал на приманку, только смотрел на нее, как на немного раздражающего ребенка, которого надо спокойно отчитать.

– Мы с тобой оба знаем, что ты подаришь мне дочь, – просто ответил он, почти позабавленный ее дерзостью, ее яростью. Как будто она пыталась отложить что-то, что не могло быть остановлено. Лавину. Наводнение. Восход и закат солнца.

О, у него была для нее тысяча извинений после смерти Брандона, когда она не могла встать с постели, отказывалась есть, пить или мыться, когда хотела умереть, хотела заснуть и больше не проснуться. Он пытался обнять ее тогда, и много раз позже, пока она не вскочила однажды, вырываясь, отбиваясь, крича ему, чтобы он отпустил ее, чтобы ушел. В эти самые темные дни она расцарапала ему лицо, едва не выцарапав глаза, бросила в него тяжелую вазу, полную увядших цветов, кричала и кричала, пока не охрипла, забиваясь в угол, плюясь и шипя на него, как дикое животное.

Она почти убедила себя, что она должна убедить его, что он ничего не добьется, оставляя ее рядом с собой. Что он отпустит ее, отправит ее домой. Короли всегда устают от любовниц. Конечно же, так будет лучше для всех. Пусть он увидит, что здесь ей не место, что она никогда не простит его, не простит себя, что она не была настоящей леди, что она была такой же дикой, как двор шепотом называл Брандона. Волчья кровь. Ее брат не был галантным рыцарем. Он не клялся защищать слабых и невинных. Единственные клятвы, что приносил Брандон, были клятвы себе, Северу, Винтерфеллу. Чтобы напомнить южанам, что зима кусается, даже весной.

А потом они узнали, что она беременна, и Лианна поняла, что надежды нет. После этого снова пришли слезы, и Рейгар сидел у ее постели и держал ее за руку, и обещал, что если она действительно захочет уехать, после рождения Висении, то он посадит ее на корабль и отправит, куда она захочет. Куда угодно.

– Я люблю тебя, – сказал он, – и часть меня умрет, если я отпущу тебя, но если ты не сможешь быть здесь счастлива, я не стану заставлять тебя остаться. Но Висения должна остаться здесь. Ты сможешь ее навещать, когда захочешь, Лия, но наш ребенок должен вырасти в Красном замке, рядом с ее братом и сестрой.

Итак, она могла уехать. После рождения ребенка. И она не могла забрать его с собой. Может быть она действительно его возненавидит, когда он родится, и будет только рада уехать. Может быть. Женщины часто рожают детей, которых не хотят. И все равно любят их. Она помнила, что однажды сказала Старая Нен, что дети держат сердца своих матерей в их маленьких кулачках. Она представила себе, как ребенок выжимает ее сердце насухо, разбивая его на тысячи кусочков. Как кто-то может оставить свое сердце, даже если от него мало осталось?

Она подумывала что-нибудь с собой сделать. Это было бы не трудно, найти острый кусок стекла или металла и порезать себя однажды ночью. Или выброситься в окно. Или броситься со ступеней. О ней ведь тогда сложат песни, разве нет? Бедная безумная Лианна Старк, сошедшая с ума от горя. Она подумала, что тогда Рейгар наконец-то придет в ярость, увидев ее безжизненное тело. Но он все равно ничего не поймет, подумала она. Не поймет. И она не хотела умирать. У нее просто не было ради чего жить. Она выбралась из постели, сбросила сбившиеся простыни и налила себе кубок воды.

Лианна пила, когда услышала в коридоре шум. Дверь ее спальни не была заперта, и по ночам у нее не стоял стражник – вместо того выходы и выходы в Девичий Склеп охранялись днем и ночью, и ей не разрешалось покидать здание без Королевской гвардии или самого короля, только не после двух неудачных попыток побега. Она осторожно приоткрыла дверь, все еще держа в руках кубок с водой, и жалея, что с ней нет ее меча. Может быть это была просто кошка. В Красном замке их было полно. Пухлая серая полосатая часто бродила по Девичьему Склепу – Лианна стала называть ее Дейной, в честь Дейны Непокорной.

Но шум был не от кошки. Это был Визерис. Лианна некоторое время ошеломленно смотрела на мальчика, и казалось, он тоже был удивлен ее появлением.

– Как ты сюда попал? – спустя секунду хрипло спросила она.

– Стражник спит, – Визерис зевнул, потирая глаза. – Я искал матушку.

– Ты же знаешь, что твоей леди-матушки здесь нет, – настороженно сказала Лианна. Она не много общалась с королевскими детьми. Время от времени она слышала истерики Визериса – мальчик уж точно умел покричать – но в темноте он был не испорченным маленьким принцем, а крошечным и худеньким семилетним мальчиком, отчаянно скучавшим по матери.

– Я знаю, – Визерис пожевал нижнюю губу. – Она мне приснилась, вот и все, и я подумал, может быть…

– Ты подумал, что может быть сон был реальным, – Лианна шагнула к нему. – Покажи мне спящего стражника.

Стражник больше не спал: он выпрямился и бормотал под нос, потирая руки, стараясь разбудить себя. Лианна знала, что ей не стоило надеяться. Для маленького мальчика, вроде Визериса, который знал каждый угол и закуток Красного замка, сбежать из своей спальни посреди ночи было легко. Его отсутствие в итоге заметят, когда проснется его септа, но он не собирался сбежать, просто побродить, как это делают дети. Понадобилось бы куда больше удачи, чтобы дойти как-то до конюшен, проникнуть мимо конюхов, украсть лошадь и… И что потом? Скакать к воротам и требовать, чтобы их открыли?

Даже если бы каким-то чудом или поворотом судьбы она сумела выбраться, она не продержалась бы долго, безоружная, неподготовленная, беременная. Это просто детский каприз. Она отошла от угла, из-за которого они выглядывали, и столкнулась с Визерисом, который слабо отстранился, почти снова уснув. Лианна неуверенно взяла его за руку и повела обратно в глубину Девичьего Склепа. Лунный свет лился в высокие окна, падая заплатками на покрытый плитами пол. Ее босые ноги шлепали рядом с его. Краем глаза она смотрела на него, с его длинными бледными волосами он выглядел как маленький Рейгар, только если присмотреться, можно было увидеть, что лицо было тоньше, уже, черты лица были острее и угловатее.

Она завела его в свою комнату, не зная, что еще делать.

– Я хочу пить, – пожаловался он, и она отдала ему остатки воды, и сидела на кровати, глядя, как он жадно глотает. Если закрыть глаза, она снова могла представить себя маленькой девочкой, засидевшейся допоздна с Беном, хихикая и шепотом рассказывая друг другу истории про призраков, про давно уже мертвых Старков. Закончив, Визерис опустил кубок, обхватил себя руками и уставился на нее.

– Ты знаешь, кто я? – спросила Лианна.

– Да, – он по-детски нахмурился. – Я не глупый. Ты леди Лианна. Любовница моего брата, – она задумалась, знает ли он, что это значит. – Ты с Севера, – сказал Визерис. – Туда уехала моя мать. Рейгар не дает ей вернуться. Я его ненавижу, – и он топнул босой ногой по полу, чтобы показать это. – Теперь ей приходится жить с волками.

– Они не на самом деле волки, моя семья, – сказала Лианна, все же ощущая укол вины. – Это просто наш герб. Мы не… В Винтерфелле нет диких животных. – Больше нет. Она подумала о своем отце, женившемся на Рейле Таргариен. Он был человеком слова. Она не думала, что он будет дурно обращаться с вдовствующей королевой. Но как она чувствовала себя, зная, что не сможет вернуться домой? То же самое и с Лианной, но Лианна не оставила позади ребенка. Пока еще. Ее рука коснулась живота, и Визерис заметил.

– Люди говорят, ты ждешь ребенка, – обвинительно сказал он.

– Жду, – тон Лианны был ровен и мертв. – Ребенка короля.

– Это глупо, – Визерис не пришел в восторг. – Вы даже не женаты.

Лианна рассмеялась, сильно и визгливо, и это, кажется, его напугало: он отдернулся.

– Надеюсь, это будет мальчик, – сказал он более покладистым тоном. – Мальчики лучше, кроме Рейнис. Она мне нравится. Я подарю ей котенка, – похвастался он.

– Правда? – глаза Лианны были мокрыми, она быстро вытерла их, и он не заметил. – И как же тебе это удастся, мой принц?

– У одной кошки с кухни будут котята скоро, и я отдам одного Рейнис, – с гордостью объяснил Визерис. – И себе одного возьму. Мы назовем их в честь драконов. Только в честь самых лучших. Как Балерион, Вхагар и Мераксес.

Она выучила этих драконов, когда была маленькой. Рейгар думает, что пробудит таких однажды. И также думал его прадед, и все кончилось бедой.

– Это кажется прекрасным подарком.

– Мой брат дарит тебе подарки? – Визерис стал смелее, усевшись в кресло у окна и свернувшись, будто сам был котенком.

Лианна некоторое время смотрела на него, потом неуверенно кивнула.

– Да. Очень много.

Спасение от гнева Эйриса и венок из синих роз в Харренхоле. Свободу от Роберта и новую клетку в Дорне. Его любовь и его ложь. Песни. Столько песен. Мертвых людей. Которых было больше, чем она знала. Кровь Брандона на полу тронного зала. Ребенка в ее животе, который может оказаться дочерью, а может и сыном. Подарок ли это, даже если она не хотела этого? Она не могла решить. Визерис смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Они были такого красивого цвета лаванды, светлее, чем у Рейгара. У ребенка могли быть такие же. Эта мысль тяжким грузом легла ей на грудь.

========== Джейн II ==========

283 З.Э. – Грифоний Насест.

Джейн пыталась перечитать письмо Станниса, но вопли маленькой Алинн Коннингтон были невыносимы. Мать ребенка, леди Алис, как могла пыталась ее успокоить, но визг Алинн эхом отражался от стен круглой комнаты в башне. Младшие сестры лорда Роналда, леди Кира и леди Арвин, опустили свои вышивки, вздрагивая и гримасничая. Маленький Раймунд, второй сын Роналда и Алис, маленький мальчик четырех лет, зажал уши ладонями, позабыв о своих деревянных кубиках на полу.

Иногда Джейн задавалась вопросом, что может быть ее присутствие беспокоит ребенка. Это была чистая чепуха, потому что Алинн Коннингтон была годовалым младенцем, а потому представления не имела, что ее семья теперь пленники в собственном доме, но мысль все равно колола ее. Разве Джейн не заявилась сюда сразу после битвы у Грифоньего Насеста? Когда Джейн въехала в ворота, она обнаружила людей Роберта пьяными и шумными, а дамы Коннингтон стояли плотной напуганной стайкой в зале, стараясь изо всех сил не обращать внимания на шуточки и свист, направленные в их сторону.

На этот раз Станниса найти было просто, он о чем-то яростно спорил с напуганным стюардом замка, вместо того чтобы присоединиться к общему веселью. Казалось, он был шокирован при виде нее, но Джейн продолжала серьезно относиться к своим брачным клятвам, и по ее мнению, восстания дела не меняло. Куда он поедет, она последует за ним, нравится это ему или нет. Кто станет ее останавливать? Ее лорд-отец или братья? Они все были среди торжествующих солдат, вкушающих вино и пищу Коннингтонов.

– Что ты здесь делаешь? – потребовал он ответа, когда она спешилась и сняла перчатки для верховой езды.

– Добрый вечер, муж мой, – поприветствовала она, сделав вид, что не услышала, и заявила о своем деле. – Радостно видеть, что я еще не вдова. Ты же скажешь Роберту, чтобы он передал дам мне, ведь так? Я не позволю, чтобы о моем муже и его брате говорили, что они ведут армию насильников.

Пока они говорили, один из более смелых солдат пытался схватить Арвин Коннингтон за руку. Джейн напряглась, стараясь успокоить внезапное биение ее сердца, руки сжались в кулаки, и ей хотелось одновременно схватить кинжал пьяницы и сбежать.

Он посмотрел в том же направлении, помрачнел и выкрикнул несколько приказов, и так Джейн оказалась надсмотрщицей женщин и детей Коннингтонов на последовавшие за победой недели. Лорда Роналда и его старшего сына, Роннета, мальчика девяти лет, отправили в Штормовой Предел, в качестве пленника и пажа, соответственно, а Роберт со своими людьми направился к Летнему Замку, вместе со Станнисом, где они одержали еще одну решительную победу. Теперь Штормовые Земли были объединены, едины под знаменем ее деверя, и было решено попытаться захватить Эшфорд, надежную защиту против Простора.

Теперь она уже больше месяца не видела своего мужа, и две недели не получала от него вестей. Его последнее письмо было характерно для него коротким. Оно сообщало, что они не добились успеха в захвате Эшфорда, что битва была короткой и не принесшей победы ни одной стороне, что они потерпели минимальные потери, и что Роберт отступает к Бронзовым Вратам. Вторжение Простора было неминуемо, и Станнису приказали держать Штормовой Предел. Корабль повезет их на север по побережью по его возвращению. «Твои отец и братья живы, полагаю, ты в порядке» – в этих словах было столько же любви, как в их прощании. Джейн могла себе представить, как он скрипел зубами, выводя эти буквы.

Станнис, казалось, не знал, что с ней делать, и очевидно надеялся, что она останется в Каменном Шлеме, терпеливо ожидая его возвращения, возможно сидя у окна и делая, что там себе воображал Станнис, делали женщины. Казалось, он считал женский пол странными и недостойными доверия существами, которые живут только чтобы бесить мужчин и, иногда, следовать за ними на поле боя и ослушиваться приказов своих супругов. Джейн думала, что должна была больше оскорбиться его холодным проявлениям любви (вернее, их полным отсутствием), но она могла признать, что во время войны и смуты даже лучшие из мужчин могут быть не лучшими мужьями.

Договоренности об их неясных, часто сбивающих с толку делах их молодого брака можно было отложить на более мирные времена. И все же, Джейн ненавидела ждать, как и не нравилась ей идея, что Штормовые Земли захватит Простор, но несомненно, еще не все потеряно. Пираты бороздят для них узкое море, пусть это и почти опустошило казну дома Баратеонов (и дома Сваннов). У них были наемники и межевые рыцари из Речных Земель, Королевских Земель, Простора, и даже большая группа с Севера. Их дело было правое, и, если даже Роберт потерпит поражение, остальные Семь Королевств все равно не скоро позабудут ревущую бурю стали, которая поднялась, когда так оскорбили дом Баратеонов и их знаменосцев.

Конечно, подумала она, вставая, сжимая потрепанное письмо и выходя из комнаты, все это было приятно думать при свете дня, когда она в безопасности, а ее муж жив. В темноте ночи, когда она в одиночестве лежала в постели, она и вполовину не была так дерзка и полна надежд. Она думала, она знала, что это не кончится ничем, кроме кровавой бани, что пусть даже у Роберта будет шанс сразить Рейгара Таргариена, это не спасет их от Простора, от Дорна, от остальных Семи Королевств, отказавшихся присоединиться к делу Роберта. Она думала, что дом Баратеонов в итоге может закончить кучкой лишенных головы тел, а она… Ну, она же теперь Баратеон, ведь так?

Но, твердо сказала она себе, ничто из этого не в ее власти. Ей не будет пользы постоянно изводить себя страхом и беспокойством, днем и ночью. Она не может поменять течение войны, не может ворваться в бой верхом на лошади, с мечом в руке, не может указывать войскам, куда идти и что делать. Таков был корабль, на который она погрузилась, и он уже отплыл, к добру или худу, и она будет цепляться за мачту сквозь самый сильный шторм, даже когда их разобьет о камни, и… Что ж, ее запомнят, как верную жену и достойную леди. О ней скажут, что леди Джейн была верна себе до последнего, и вела себя как подобает даме из рода Сванн и рода Баратеон.

Ей всегда нравилось ходить по крепостным стенам, и это она делала теперь, наблюдая, как солнце тонет в море на горизонте, продолжая сжимать в руках письмо Станниса, чтобы его не унесло ветром. Штормовой Предел они будут удерживать вместе. Он не сможет отправить ее назад в Каменный Шлем. Она не ребенок, которого можно приказать отправить домой, ложиться спать. Он был рожден, чтобы сражаться и отправлять правосудие. Она была рождена, чтобы управлять замком, пусть даже во время осады. Она была ему нужна, хотел он это признать или нет. Кроме того, подумала она, у них нет детей, о которых нужно было беспокоиться. Несмотря на грубые шутки Роберта и сплетни, их брак не остался незакрепленным. Может быть, он не был закреплен с… воодушевлением, но они оба сделали то, что им полагалось.

Еще есть время, коротко сказала она себе. Они оба молоды и здоровы, и все случится, когда пожелают боги. Может быть оно и к лучшему, что она не забеременела сразу. Война и одновременная беременность было бы огромным испытанием для любого. Да будет воля Семерых, все закончится, и они оба будут старше и мудрее, и тогда будут готовы иметь сыновей и дочерей. Она спросила Станниса, как бы он назвал сына, когда они напряженно лежали рядом в постели, и, хотя он сказал ей, что было очень глупо это обсуждать, пока собственно сына еще не существует, после долгого молчания он произнес, скорее себе, чем ей: «Стеффон» - и на этом было все.

Джейн всегда нравилось это имя.

Она все еще стояла на крепостных стенах и разглядывала красные скалы и бьющиеся о них волны, когда вдруг раздались крики.

– Знамена Баратеонов! – прокричал стражник, и она побежала вниз к привратному дворику по узкой лестнице, перепрыгивая через ступеньки, пока ворота открывались. Станнис вернулся с небольшим отрядом: не более пятидесяти человек, прикинула она, пока они въезжали в ворота. Джейн стояла, прижавшись спиной к стене, привыкая к резким звукам, потом вздохнула и пошла к своему лорду-мужу, который стоял у повозки. Бросив взгляд, она удивилась виду чего-то покрытого под ней, а потом ее ударил запах.

Джейн немедленно отступила, и Станнис наконец заметил ее.

–- Ты привез мертвых? – спросила она,нахмурившись. Она не понимала, почему… Муж посмотрел на нее, потом откинул покрывало. Тело все еще было в красных доспехах, шлем покрывал то, что было ужасной раной на голове. Но то, что осталось от огненно-красной бороды, не давало усомниться. Каждый, кто хоть раз видел Джона Коннингтона, узнал бы его сразу.

– Роберт настаивал, – тон Станниса намекал, что если бы не его долг перед братом, он бросил бы труп гнить у какой-нибудь дороги. – Коннингтон сражался храбро, сказал он. Пусть его кости вернут его людям. – Он снова накрыл труп.

Джейн с трудом подавила тошноту.

– Я скажу женщинам, – быстро сказала она. – Лучше бы им услышать это не от тебя.

Станнис нахмурился.

– Это мог быть и мой труп. Коннингтон думал покончить с домом Баратеонов при Эшфорде парой ударов меча. Он был дураком. Тарли жив для новых битв, как и большинство его людей.

– Храбрый дурак, – согласилась Джейн. Она взяла его за руку. – Мне повезло, что мой муж и храбр, и благоразумен. – Она бы быстро поцеловала его в щеку, если бы он был галантным, а она милой, но вместо этого она некоторое время посмотрела в его синие глаза и отошла. Все больше и больше жителей замка начали собираться, чтобы посмотреть на вернувшихся.

Она перехватила Алис на ступенях, это была маленькая женщина, досрочно поседевшая, с мягким ртом. Женщина все поняла по ее лицу, подумала она. Алис побледнела, остановившись перед Джейн.

– Что это? Вести из Штормового Предела? Мой муж, мой сын…

– Ваш кузен, – оборвала ее Джейн. Не было мягкого способа это сказать. – Лорд Джон пал в битве при Эшфорде, миледи. Его… Его тело доставили для подобающих похорон.

Алис ахнула, прижав руку ко рту и посмотрела за спину Джейн.

– Его…

– Вы можете на него посмотреть, – Джейн пыталась быть мягкой. Селия или матушка лучше бы для этого подошли, подумала она. Она уже видела стольких мертвых. Теперь ее беспокоил только запах. В Королевском лесу люди падали вокруг нее, словно мухи, от рук рыцарей Королевской гвардии. Она видела, как сир Барристан убил шестерых, юный Джейме Ланнистер прирезал пятерых. Она все еще помнила, как улыбался мальчик, словно кот, игравший с мышами. Это должно было напугать ее, даму деликатного происхождения, но после пяти дней – после пяти дней она радовалась, видя, как их режут, словно животных. Ее слезы были от облегчения, а не ужаса или страха.

Алис прошла мимо нее, ее плечи тряслись от сдерживаемых рыданий. Может быть и к лучшему, что Роберт не приехал сам. Одно дело захватить замок и взять в плен семью его хозяев. Совсем другое выложить перед ними тела их родичей, пусть даже без злого умысла. Она не думала, что в этом был злой умысел – да, она не считала, что Роберт совсем не знает жестокости и злобы – таких людей не существует, во всяком случае, среди мужчин с недостатками Роберта, но насколько она его знала, он всегда уважал своих врагов. За исключением Рейгара. Она слышала от него столько проклятий в сторону нового короля, что даже ведьма бы озадачилась.

Этим вечером она оставила дам Коннингтон ужинать без нее, понимая, что им не захочется вести вежливую беседу с женщиной, чей муж вернулся из битвы с телом их кузена. Вместо того они со Станнисом перекусили вместе впервые с самого дня свадьбы. Джейн возилась с едой, не желая его допрашивать, но и не имея охоты сидеть в напряженном молчании, хотя Станнис, казалось, ничего против тишины не имел.

– Рада, что вы с Робертом не были ранены, – сказала она наконец, решив, что это замечание споров не вызовет.

– Он приказал мне командовать тылом, – прямо сказал Станнис. – Роберт предпочитает сам вести войска в битвы. Слишком много славы, чтобы кому-то уступать.

Джейн не знала, сарказм это был или нет.

– Может быть ты и не сражался в авангарде, ты делал свое дело. Даже для проигранной битвы это был бы достойный уважения поступок.

– Достойные поступки войну не выигрывают, – Станнис посмотрел мимо нее в окно, где загорелись первые звезды. – Ходят слухи, девица Старк ждет бастарда Рейгара.

Джейн напряглась, опуская кубок.

– Роберт верит в это?

– Какая разница? – рявкнул Станнис. – Мы могли узнать, что девчонка давно мертва, и даже это его не остановило бы.

– Дело не только в ее добродетели, – ровным голосом ответила Джейн. – Он разорвал соглашение о помолвке между двумя великими домами – да еще и с вооруженным отрядом! Это все равно, как если бы он выкрал невесту со свадьбы в деревне. Если бы это была твоя невеста…

– Роберт не интересовался моими брачными планами, пока это не послужило ему на пользу, – пробормотал Станнис.

– О да, – ответила Джейн, стараясь как можно больше подавить насмешку в голосе. – Уверена, ты умирал от желания жениться, милорд.

– Я советовал ему принять предложение Ланнистера, – Станнис встал. – Ему всего-то надо было жениться на Серсее. Мы выглядим самыми большими дураками королевства, что упустили такой шанс из-за упрямства Роберта.

– Тайвину Ланнистеру верить нельзя, – заспорила она. – Если он так просто мог бросить Таргариенов после стольких лет рядом с Эйрисом, он так же быстро мог обернуться против тебя и твоих людей. Это могла быть уловка. Он мог предать вас в бою, передать Роберта в руки королю…

– Откуда тебе знать о Тайвине Ланнистере? – потребовал он. – Ты просто девчонка восемнадцати лет.

– Это не значит, что я не права, – она тоже встала, отодвигая стул со скрипом. – Слухи о том, что Лианна Старк беременна – это тоже может быть ложь Таргариенов. Они заявляют, что она беременна, надеясь, что Роберт сдастся.

– Ты не знаешь моего брата, – мрачно ответил Станнис. – Думаешь, Роберт принял бы объедки другого мужчины?

– Она человек, а не кусок мяса на кости, – голос Джейн щелкнул, как хлыст. Несмотря на всю свою гордость, Станнис выглядел пристыженным, щеки загорелись. – Но я понимаю, что может быть трудно такое принять. В конце концов, я ведь всего лишь девчонка восемнадцати лет.

Она ожидала, что они больше не будут говорить до самого отбытия в Штормовой Предел на следующий день, но к ее удивлению, ночью он пришел в ее спальню.

– Я нехорошо себя чувствую, милорд, – сказала Джейн, не отрываясь от книги. – Я не могу…

Он проигнорировал, забираясь в постель рядом с ней, и, к ее удивлению, больше ничего не сделал, только лег на спину и уставился в полог кровати. Джейн подняла голову от книги.

– Ты говорил мне в первую неделю нашего брака, что предпочитаешь спать один.

– В той комнате разбито окно, – ответил он. – Сквозняк неприятен.

За какого ужасного лжеца она вышла замуж, почти с нежностью подумала Джейн. Как будто Станниса можно потревожить сквозняком. У него самого в венах лед. Селия однажды спросила, не приходит ли он к ней в постель в полной броне, просто на всякий случай. Джейн зло посмотрела на сестру, но потом рассмеялась, хотя и пыталась прикрыть смешок кашлем.

– Понимаю, – она закрыла книгу и затушила свечу. – Надеюсь, теперь тебе достаточно тепло.

На это он не ответил. Они некоторое время лежали в молчании, и Джейн сглотнула.

– Расскажи мне, как умер Коннингтон?

– Тарли подошел к Эшфорду раньше нас, был хорошо подготовлен, – резко начал он перечислять. – Роберт все равно попытался пробиться, и мы знали, что подходила остальная армия Тиреллов. Мы отошли меньше чем через четыре часа после начала атаки. Коннингтон погнался за нами с двадцатью всадниками. Он убил Кафферена и вызвал Роберта на поединок. Подумал, что покончит с восстанием здесь и сейчас.

– Роберт победил, – прошептала Джейн.

– Это было быстро, – ответил Станнис. – Коннингтон не был зеленым юнцом, но он был зол. Слишком зол. Человек, который позволяет ярости вести себя обречен. Роберт одним ударом выбил его меч, а вторым – пробил череп.

– Я слышала, Грифон был талантливым военачальником, когда не глупил, – Джейн осмелилась коснуться мужа рукой. Он не отстранился. – И близким другом короля. Рейгар будет в гневе.

– Роберт жаждет его гнева. Он хочет, чтобы тот выбрался из столицы и вышел на поле боя. Думаешь, он согласится на меньшее, кроме встречи с ним в битве?

– Нет, – она вздохнула, подумав. – Не думаю.

Она послушала его дыхание, ровное и медленное, и позволила далеким отзвукам волн убаюкать ее. Когда она проснулась перед рассветом, ее голова лежала у него на плече, и он не отстранялся.

========== Рейла VII ==========

283 З.Э. – Винтерфелл.

Рейла проснулась в одиночестве, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, почему. Спальня ее мужа была тиха и пуста, только огонь потрескивал за решеткой камина. Она подумала, что он должно быть разворошил его перед уходом. Только тогда она вспомнила, что Рикард должен был уехать на рассвете, он собирался в замок Сервин, чтобы встретиться с лордом Меджером относительно какого-то пойманного разбойника. Замок Сервинов был достаточно близко, и все же на дорогу туда и обратно понадобится целый день. Она присела, потирая глаза, и оглянулась на знакомую вмятину в постели рядом с ней.

Это было странно, думать о муже с какой-то дружественностью, а не страхом или ужасом. Рикард был верен слову, и с самой их брачной ночи не звал ее к себе. Но это не значит, что она не приходила по собственной воле. Не каждую ночь, даже не очень часто, но не один раз за последние месяцы, уже достаточно много раз, чтобы перестать просыпаться в панике и страхе от того, что заснула рядом с мужчиной. Они с Эйрисом никогда не спали вместе, даже в их первую брачную ночь. В тот темный день Эйрис забылся пьяным сном почти сразу же после всего, и она вскочила и убежала в собственную комнату, едва сдерживая слезы.

И все же на утро после свадьбы она не только проснулась рядом с Рикардом Старком, но и, к ее изумлению, их ноги были сплетены, ее рука лежала на его покрытой шрамами груди, а его рука – на ее талии. Конечно, не стоило удивляться, что два тела в одной постели прижались друг к другу в холодную весеннюю ночь, но… Рейле никогда не было спокойно рядом с мужчинами, только не так. Когда она была королевой в суровой роскоши, с короной на голове – это было совсем другое дело. Она могла как щитом закрыться этим ощущением. В роли же жены? Той, кто лежит обнаженной рядом с мужем? Это было совсем другое.

И она не могла сказать, что все ее страхи волшебным образом испарились, и что теперь сердцем она испытывала девичью любовь к мужчине, которого, если честно, едва знала. Но она доверяла ему, и это было по-новому, по-иному, и каким-то образом ободряло. То, что она не проводила каждую секунду в его обществе напряженной и озабоченной, ожидая нового удара, обвинения или оскорбления. Прошлой ночью они даже побеседовали после… После того, ради чего пришли в постель. Это было странно, лежать в темноте с распущенными волосами, просто беседуя с мужчиной о прошедшем дне, хозяйстве, о том, что случится завтра. Они с Эйрисом никогда так не разговаривали – они вообще не разговаривали.

Ей нравилось говорить с Рикардом, потому что он слушал ее, как бы глупо это не звучало. Он не обращался с ней как с раненой птичкой, с которой надо было вести себя деликатно, но и не вел себя с ней, как с полоумной дурой, которая не разбиралась в истории и политике. Он вел себя так, словно то, что она говорила, имело значение, даже если он не был согласен. Он находил ее слова интересными, и он никогда не перебивал и не отчитывал ее. Прошлой ночью она что-то сказала – она даже не могла вспомнить, что – и он нашел это смешным, и нет, он не расхохотался, но громко вздохнул и напрягся, сдерживая смех.

Она почему-то странным образом испытала за это гордость. Это было смехотворно – почему она должна была волноваться, находит ли он ее забавной? Это был брак, а не пьеса в балагане. Но это было мило. Она не любила его, но она не была против его общества. И не была против его тела. Он был удивлен, когда она пришла к нему, через неделю после свадьбы, заявляя о своих правах жены. Часть ее была в ужасе, как бы по-детски это не звучало, что он испытает отвращение и прогонит ее. Он не прогнал.

Ни один мужчина в здравой памяти не прогнал бы, если только жена не была прокаженной, но все же… Это было приятно. Куда приятнее, чем она ожидала. Может быть потому, что обязанность родить еще одного сына не висела тяжким грузом над ее головой. Может быть потому, что с ним не было больно, пусть даже иногда она вспоминала Эйриса и отшатывалась. Рикард этим не оскорблялся.

Она до сих пор привыкала обращаться к нему по имени, пусть даже в голове. Она задумывалась, думает ли он о ней, как о «Рейле». Когда они были на людях, он называл ее «миледи» и «жена», своим обычным мрачным тоном, а она звала его «милорд» и «муж», но когда они были наедине или с семьей, он звал ее Рейла.

– Рейла, ты могла бы сопроводить Бенджена в Старый Замок через месяц, – сказал он за ужином прошлым вечером. – Путешествие не будет тяжелым, и он был бы рад компании.

Юный Бенджен послал ей неловкую мальчишескую улыбку, делая глоток сидра, и она улыбнулась в ответ.

– С удовольствием.

Она до сих пор привыкала к идее, что может уехать – не с Севера, конечно, но если она хотела, она могла велеть оседлать ей лошадь и поехать с несколькими всадниками в Зимний Городок, и никто не стал бы ее останавливать или возвращать. Она была там уже несколько раз, два раза с Рикардом, и когда они были там в последний раз, она отвлеклась на игравших детей, которые остановились и с любопытством уставились на ее серебристо-золотистые волосы и фиолетовые глаза. Она несколько минут следила за их игрой, а потом заторопилась вернуться к мужу, извиняясь, что задержала его.

– Это теперь и твои люди, – сказал он. – Разве я могу запретить тебе говорить с ними? Ты не перебивала меня, когда я сидел на месте лорда в нашем зале и слушал их слова.

Она улыбнулась самой себе при этом воспоминании, и вздрогнула. Огонь или не огонь, все же было холодно сидеть здесь, откинув меха, без одежды. Она слышала, что одна из ее служанок возится в соседней спальне, скорее всего заправляя постель и выкладывая одежду. Рейла завернулась в сброшенное прошлым вечером платье и, выскочив из постели, поспешила к ванне. Когда она только приехала, многие слуги смотрели на нее как на какое-то невиданное существо, но теперь, думала она, ей удалось завоевать расположение по крайней мере личных служанок и поваров.

– Миледи, мастер Пуль хотел бы… хочет, чтобы я вам сказала, – поправила себя одна из девушек, Дарра, расчесывая длинные волосы Рейлы после ванны, – что едет септон из Белой Гавани, и он будет здесь через две недели. А резчик, Валтон, он ждет вас и леди Кейтлин в башне.

– Благодарю, – сказала Рейла. – Не буду заставлять его долго ждать.

Она быстро съела принесенный ей завтрак и сама заплела себе волосы. Северные женщины, казалось, все заплетали волосы в простые косы, свисающие по спине, и она уже и так достаточно среди них выделялась своей внешностью Таргариенов. Многие жители Винтерфелла никогда не видели похожих на нее до того, как она приехала. Она слышала шепотки и видела ошеломленные взгляды: «у миледи такие странные глаза, клянусь вам, она красавица, но у нее волосы как лед…»

К ее облегчению, на самом деле немногие питали к ней злобу. Что касалось знати – что ж, она слышала, что Амберы и Карстарки призывали к войне с югом до самой свадебной церемонии, а Норри и Лиддлы заявляли, что она не протянет и недели, но – она еще здесь, разве нет? Это чего-то да стоило. Она здесь, она теперь Рейла Старк, принимали они это или нет, и она леди Винтерфелла, и она будет леди Винтерфелла через месяц, и через год, нравится им это или нет. Рикард еще ни разу не пожаловался на нее в этой роли, и он был не из тех, кто хвалит попусту.

Разрушенная башня уже не выглядела такой заброшенной теперь, когда нижний этаж расчистили от разбросанных кирпичей и обрушившихся балок. Понадобятся месяцы, чтобы полностью починить крышу, но уже теперь это не были те руины, что раньше. Рикард не согласился строить настоящую септу в Винтерфелле, но согласился на что-то вроде молельни. Семь сторон были отмечены на мозаичном полу, а не стенами, и здесь не было алтарей, но резчик по дереву Валтон не счел предательством своей веры согласие вырезать лица всех Семерых.

– Какое чудесное мастерство, – хвалила его Кейтлин, когда вошла Рейла. Она повернулась, улыбаясь своей свекрови и протянула ей лик Матери. – Посмотрите на волосы – я не представляла, что на дереве можно вырезать такие детали.

Это была прекрасная работа, подумала Рейла, проводя рукой по беззаботно улыбающемуся лицу, обрамленному летящими локонами. Она молилась Матери большую часть своей жизни, подумала она. Она почти не имела возможности побыть юной девой, а строгий взгляд Отца всегда напоминал ей о деде, который редко был доволен ее родителями в последние годы жизни.

– Хотите их повесить, миледи? – гулко спросил Валтон, когда Рейла опустила лик.

– Конечно, – с восторгом сказала Кейтлин, но все же оглянувшись на Рейлу в поисках разрешения. Рейла кивнула. – Это прекрасная работа. Вам заплатят, как и обещали.

Когда он удалился, Рейла рассказала Кейтлин о септоне из Белой Гавани.

– Он прибудет через две недели, чтобы освятить это место и повесить кристаллы, – сказала она, оглядывая комнату. В ней не было витражных стекол, воздух был холодным и острым, а не заполненным запахом благовоний, но освещение было хорошим, и она видела, как частицы пыли плавали в воздухе. – Знаю, это не настоящая септа, но…

– Я очень благодарна лорду Рикарду за согласие, – заученно сказала Кейтлин, краснея. – Я знаю, это… Это не Риверран, – сказала она, словно напоминая себе. – Мы должны привыкнуть, – ее рука скользнула к ее раздавшемуся животу, слегка заметному под ярко-синим платьем. Она поколебалась. – Как вы думаете, он не оскорбится, если я попрошу септона помолиться со мной о ребенке, когда он будет здесь? Я знаю, его нельзя будет помазать в Вере, но…

– Конечно нет, – немедленно ответила Рейла. – Это твой первенец, и ты молодая мать без родственников здесь, кроме родичей твоего мужа. Я знаю, Нед ничего тебе не запретит. Как и Рикард, – она удивила саму себя тем, каким твердым был ее тон, словно она имела право защитить Кейтлин от критики и суждения. Но в каком-то смысле, она имела это право. Она имела права в Винтерфелле, как любая замужняя женщина.

– Я пытаюсь не волноваться, – Кейтлин, как показалось, расслабилась, убирая выбившийся локон темно-рыжих волос за ухо. – Мейстер Лювин говорит, что все идет хорошо, и что я всегда была здорова, как и Нед. Но моя леди-матушка, – она бросила взгляд на лик Матери. – Семеро ее благослови, ей тяжело приходилось на родильном ложе.

– Тебе придется принять, что здесь мало от тебя зависит, – мягко сказала Рейла, и с тенью горечи подумала о своих беременностях. – Лучшее, что ты можешь сделать – оставаться спокойной и доверять мейстерам и повитухам.

Скольким повитухам пришлось встретить гнев Эйриса, когда умирал их ребенок? А она стояла в стороне и ничем им не помогала. Ее одолело чувство вины, прежде чем она сумела его подавить. У нее не было тогда права голоса. Она не смогла бы их защитить, но теперь все было иначе. Будет иначе. А Кейтлин – не она, она была достаточно юна, чтобы быть дочерью Рейлы. Казалось странным, что они были теперь в одинаковом положении, но иногда она забывала, как молоды были Кейтлин и Нед. Они были одинаково серьезны. В конце концов, Рикард Старк мог выбрать куда более худшую жену для его сурового северного рода. Многие южанки были бы несчастны в Винтерфелле, окруженные странными людьми и странными обычаями.

– Я молюсь о сыне, – призналась ей Кейтлин, когда они вышли из башни на теплый солнечный свет. – У моей матушки было четыре сына, хотя выжил только мой брат Эдмур, а у Неда… – она остановилась. – У Неда было два брата.

Рейла никогда не говорила с Кейтлин о Брандоне Старке, но иногда он словно стоял в забитой людьми комнате. Она знала, потому что видела, как иногда Кейтлин вдруг замолкала или осекалась, и словно искала тень своего погибшего жениха, когда мимо проходил молодой человек похожего телосложения, или раздавался громкий смех, или она смотрела, как Нед и Бенджен Старки тренируются вместе. Возможно, она не любила его по-настоящему, не имела возможности узнать его, но рана все же оставалась раной.

– Некоторые повитухи говорят, что если женщина мерзнет во время беременности, то это мальчик, хотя не думаю, что здесь это чем-то поможет, – сухо сказала Рейла, когда их окутал холодный ветер, и Кейтлин рассмеялась. – Но я в это не верю. Когда я ждала Визериса, мне постоянно было жарко. – Она еще не смела упомянуть имя Рейгара вслух в пределах Винтерфелла. Казалось, что это будет как играть с судьбой. Но Визерис… Она должна была говорить о Визерисе, чтобы не забыть его, чтобы помнить, что она все еще мать, его мать, пусть и рассталась с ним.

– Я не была бы против чуточки тепла, – сказала Кейтлин с легкой улыбкой. Потом она нахмурилась. – Нед уехал сегодня с отцом. Я знаю, это глупо, но…

– Ты скучаешь по нему, – закончила за нее Рейла. И опять, Кейтлин ярко покраснела. Что ж, в этом браке была надежда. Она еще ни разу не слышала, чтобы они ссорились, и она видела, как Нед Старк смотрит, как сияют волосы его жены в свете факелов.

– Я так привыкла, что он все время рядом, – быстро сказала Кейтлин, но потом смягчила свою обычную деловитость. – Но я скучаю по нему. Он был… Он чувствовал себя таким виноватым в последнее время, – она понизила голос, когда они вошли внутрь. – Из-за Роберта и повстанцев.

– Это понятно, – ответила Рейла. Она сама каким-то образом чувствовала себя виноватой. Ребенком она играла со Стеффоном Баратеоном. Эйрис, казалось, никогда не был неприятным и требовательным, когда тот был рядом. Когда она была совсем маленькой, она невинно думала, что выйдет замуж за Стеффона, как ее тетя вышла за его отца. Баратеоны происходили от крови Валирии, пусть и через бастардную ветвь. – Роберт был ему как брат, и ему пришлось выбирать между семьей и другом. Нелегкий выбор, несмотря на последствия.

– Я рада, что он выбрал Винтерфелл, – призналась Кейтлин.

Как и я, подумала Рейла. Боги знают, Рикард потерял уже достаточно детей.

Потом она перечитала последние письма от Элии и Визериса. Было трудно и неприятно принять факт, что она больше не может получить немедленных известий о том, что происходит в Красном замке или о том, как развивается война. Если добавить к задержке новостей еще и расстояния, а так же то, что Элии приходилось прилагать усилия, чтобы ее письма не читал Рейгар… От этого вести приходили еще позже. Но хоть какие-то новости были лучше, чем отсутствие новостей, пусть даже она постоянно волновалась, что не узнает чего-то, пока не станет слишком поздно. Письмо Элии рассказывало об отбытии Джона Коннингтона в Эшфорд и отставке Джейме Ланнистера из Королевской гвардии. «Сир Джейме предложил мне голову Роберта, лишь бы я отправила его в битву, – писала Элия. – Но я напомнила ему о его клятве служить и защищать, пусть даже без меча».

Правописание Визериса оставляло желать лучшего, но его письмо бессвязно описывало беременную кошку и раздражающую привычку Рейнис дергать его за волосы. Он поклялся никогда не позволять ей играть с ним в лошадки за такое оскорбление. Также он добавил рисунок кошки с драконьими крыльями, которая дышала огнем в Красном замке. «Когда я смогу тебя навестить?» спросил он перед растекшейся подписью внизу: «Визерис Таргариен, принц Драконьего Камня». Как будто она могла забыть. Она снова сложила письмо, твердо решив вскорости закончить ответ. Она боялась письмом посыпать соли на его рану от ее отъезда, но все же было лучше, чтобы он узнал от нее, что она в безопасности и здорова.

Перед ужином она пошла прогуляться с Бендженом по богороще. Он пытался научить одну из охотничьих собак приносить ему вещи, что обычно состояло из бросания палки и нетерпеливого ожидания, что разыгравшийся щенок ее когда-нибудь наконец принесет. Вначале Рейла была удивлена, что он вообще испытывал охоту проводить время в ее обществе, но теперь она знала, что мальчику было четырнадцать лет, он никогда не знал матери, часто был одинок и очень скучал по сестре. Она присела на пень, а он же забрался на покрытый мхом валу, хлопая в ладоши и криком призывая собаку вернуться, но потом сдался и присел, скрестив ноги.

– Они никогда меня не слушают, – раздраженно сказал он. – Не знаю, почему. Они всегда с ума сходили, когда Лия приходила на псарню… – он замолчал в напряженном молчании.

– Я не стану сердиться, если ты захочешь о ней поговорить, – сказала Рейла, не глядя на него, прислушиваясь к отдаленному шуму, с которым собака пробивалась сквозь кустарник. – Она все еще твоя сестра, и я знаю, что ты очень любишь ее.

Бен некоторое время ничего не говорил, но потом…

– Лианна очень любила одну старую полуслепую собаку, которая больше не могла охотиться. Он ходил за ней повсюду, виляя хвостом, врезаясь в людей. Старший псарь хотел его убить, но она кричала, как сумасшедшая, если он близко подходил к бедняге. Она любила пса, мне кажется, потому что он был старым и страшным, и никто больше его не хотел видеть, и она чувствовала, что должна его любить. Но в конце концов он полностью ослеп и немного выжил из ума, и начал бросаться на людей. Однажды он ее укусил, и Брандону пришлось бросать камни, чтобы отогнать его. Но она все равно плакала, когда его добили.

Наконец щенок прибежал обратно… Без палки. Бенджен простонал, спрыгивая со своего сидения, чтобы отчитать собаку. Рейла продолжала сидеть, хотя воздух становился холоднее. Она думала, он пытался ей сказать, что его сестра не была плохим человеком, она просто любила, любила слепо, несмотря на риск, несмотря на то, что ее укусили уже не один раз. Лианна считала, что укус того стоит, вот что он пытался ей сказать. Но если бы они оставили того слепого, обезумевшего пса в живых, в итоге он разорвал бы на части маленького ребенка, и тогда она не плакала бы так горько, когда его убили.

Бен поднял щенка на руки, беря его подмышку и поворачиваясь к ней спиной. Они слышали отдаленный звук открывающихся ворот.

– Отец и Нед вернулись, – обрадовался Бен и быстро двинулся в том направлении. Рейла тоже встала, стряхивая мертвые листья и ветки со своих юбок, и последовала за ним, удерживаясь от желания оглянуться на деревья с багрово-красными листьями, шепчущихся за ее спиной. Она улыбнулась, увидев, что мальчик дожидается ее впереди, придерживая резную дубовую дверь своим худеньким телом, не обращая внимания на лай и писк возмущенного щенка.

========== Элия VII ==========

283 З.Э. – Королевская Гавань.

Элия и раньше пела «Гимн Матери», но было легко забыть, насколько длинной была молитва, когда ты закрыта в молчаливой грандиозности королевской септы. Когда она наконец поднялась вместе с Алис и Нимеллой, с ноющими и затекшими коленями, цветные тени от витражных окон на мраморном полу ушли уже далеко, вместе с солнцем в небесах, а свечи на алтаре Матери, зажженные ими, уже погасли.

Снаружи задувал холодный сквозняк, перекрывая знакомые запахи благовоний и свечного воска. Нимелла поежилась, пробормотав:

– Ну что это за весна? Каждую неделю новая буря, честное слово.

Элия рассеянно кивнула, все стараясь растереть колени, пока Алис спешно заново зажигала свечи, не желая, чтобы остатки пропадали. Ее повторяющаяся молитва была еле слышна:

– Матерь, Матерь всеблагая, помилуй наших сыновей.

«Матерь, женщин оборона, помилуй наших дочерей» - закончила про себя Элия, глядя, как снова разгораются свечи. «Утешь безумство супостата», вот уж точно. Она сама уже не знала, чье именно безумство она молила утешить. Роберта или Рейгара? Или собственное? Последние несколько месяцев она была злее, чем когда-либо за все двадцать шесть лет своей жизни. И хуже всего в ее гневе было то, что она даже не могла его излить, а вместо того иногда спускала его по капле там или здесь. Мира и облегчения это не приносило.

Эшфорд обернулся катастрофой. Не в начале, когда они праздновали победу Тарли: повстанцев отбросили, для Простора очистили путь вторжения, быстрая победа была практически гарантирована – но это была ошибка. Эшфорд не стал победой, потому что Баратеон и огромная часть его армии все еще были живы-здоровы, и в настоящий момент они гнали сторонников короля по трем направлениям. Им нельзя было позволять отойти. Тарли держал Эшфорд. Лучше бы он дал замку пасть, а вместо того окружил бы повстанцев полностью.

«Они бегут» - это не оказалось смертельным приговором для штормовых лордов. Насколько они знали, Баратеон поделил свою армию на три отряда. Один стоял у Черного Приюта, сдерживая людей, посланных ее братом, которых, вместе с армией Вилей, вел по Костяному Пути Люцифер Дейн, рыцарь Горного Приюта, надеясь застать Штормовые Земли врасплох тем, что не пошли через Принцев Перевал. По крайней мере, Принцев Перевал они бы уже прошли. Теперь же не было ясно, сумели ли они пробраться через Костяной Путь и вышли ли из Марок. Дорнийцы не единственные люди, привыкшие грабить в тех краях, и Дондаррионы били как молнии, которыми были украшены их гербы.

Вторая часть стояла к северо-востоку от Грандвью, где Тирелл и Редвин медленно, но верно оттесняли людей Грандисона к Штормовому Пределу. Они никак не могли предотвратить грядущую осаду, но они определенно отодвигали ее наступление, пытаясь выиграть Штормовому Пределу время собрать людей и припасы для обороны. А третья часть блуждала где-то на южных границах Королевского лета, возможно, найдя укрытие у Фелвудов, а может быть в Бронзовых Вратах. Ричард Лонмаут уже несколько раз с большим воодушевлением предлагал сжечь Фелвуд дотла, или начать казнить всех жителей по одному, пока они не выдадут, где располагается Баратеон, а Графтон предложил прочесать Бронзовые Врата в его поисках и удвоить награду за головы штормовиков.

Вполне вероятно, Малый совет решит прибегнуть и к тому, и к другому, хотя имел место великий страх – если они потеряют Лонмаута и Графтона, то лишатся еще двух умелых военачальников. Может быть числом они все еще превосходили повстанцев, Элия вспомнила старую поговорку своей матери (правильной она была или нет): «Тысячи мышей рванут прочь, поджав хвосты, стоит появиться единственной кошке». Она все больше боялась, что Роберт Баратеон и был той самой кошкой. Восстание, которое должно было быть подавлено много месяцев назад быстро становилось легендарным среди простонародья. Можно было подумать, что повстанцы швыряют деньги и целуют младенцев, пока едут мимо, и может быть, в какой-то мере так и было.

Часть ее испытывала облегчение, что Роберт, его люди и наемники еще не бились в ворота их города. Они были слишком немногочислены, разбросаны, вдали друг от друга, чтобы объединиться и напасть вместе. Здравый смысл и разум давали четко понять, что восстание обречено. Ей казалось, что до этого многие годы, но через несколько коротких лет оно вспомнится, как что-то быстротечное, едва заметное. Она должна была думать о будущем. О мирном будущем, где она все еще будет королевой, и у Вестероса все еще будет король Таргариен. Она должна была это помнить. Роберт должен понимать, что поражение будет единственным для него исходом. Он должен был это понимать.

По меньшей мере, Рейгар больше не считал это нелепой и пустячной докукой, отвлекавшей его от его истинного предназначения – выращивания трех драконов. Со смерти Коннингтона он стал другим. Жестче, подумала она, хотя было еще не понятна, была эта жесткость железом или медью. Ее не было рядом, когда ему сообщили вести, но когда она пошла его искать, она нашла его у Лианны, и слава богам, она успела прийти вовремя. Она до сих пор не была уверена, что собиралась сказать девчонка, но она видела лицо Рейгара. Элия видела мужа рассерженным раньше. Рассерженным, раздраженным, встревоженным, обиженным.

Но это не был холодный гнев, к которому она привыкла. Это было бешенство. Она не представляла, почему он пошел к Лианне Старк, услышав новости, какого возможного утешения он, по его мнению, от нее ожидал – думал ли он, что узнав о смерти одного из его друзей, она внезапно смягчится к нему и снова примет в свои объятья? А может он думал, сказать ей, что Роберт убил его, в надежде, что она проклянет его как убийцу и изменника? Может, он пытался доказать, что кровь была не только на руках Рейгара?

Но кто же послал лорда Джона, подумала она горько. Ты. Нравится тебе это или нет, ты послал этого человека в битву вместо себя, человека, который, и ты это знал, боготворил тебя, поклонялся тебе, как божеству – и Роберт его убил. Он взмахнул молотом, но это твои действия привели к смерти Коннингтона. Но теперь для нее это не имело значения. Коннингтон мертв. Это было шоком, но не настолько, чтобы она разразилась рыданиями или даже притворилась скорбящей. Они даже не нравились друг другу, о любви и речи не шло. Она не пришла в восторг и даже не была довольна известию о его смерти, но она и не станет ощущать вины за недостаток сожалений о нем.

И все же, увидев Рейгара, она была встревожена. Что тогда сказала Лианна?

– Вот и хорошо, – выплюнула ему в лицо девчонка. – Хорошо, я рада, может теперь ты поймешь – все еще думаешь, боги на твоей стороне? Надеюсь…

О чем бы она там не надеялась, никто не услышал, потому что Элия силой одного только взгляда сумела заставить сира Барристана немедленно вбежать в комнату, молчаливого, сурового взгляда: «вы хотите, чтобы все это случилось опять, сир?» - и Селми встал между ними двумя, и Рейгар ушел, а Лианна сказала:

– Ничего бы он не сделал, ваше величество, – она ровно смотрела на нее, обхватив живот. – Он никогда ничего не делает, наш король.

Может быть.

С тех пор прошло два месяца. Первая скорбь Рейгара утихла, но ярость оставалась. Он даже не прикасался к арфе. Он начал собирать в косу свои длинные светлые волосы. Она не знала, смерть Коннингтона была причиной, или просто понимание, что не случится быстрой и решительной победы, о которой он спокойно распорядится издалека, и после которой пребудет в Штормовые Земли, дабы судить и казнить всех и вся, кто остался. К ней вернулись воспоминание о другой фразе ее матери: белым ручкам Рейгара придется приняться за черную работу. Она подумала, что ему это было труднее выносить, чем ей. Он никогда не испытывал желания доказывать, что он король-воин.

Мысль, что богов не волнуют его желания, для него была в новинку.

За пределами королевской септы бушевал ветер, отражаясь от стен и крыш. Он сорвал с нее вуаль, и Нимелле пришлось бежать, чтобы поймать ее, и Алис склонила голову от надвигающейся бури и схватила Элию за руки, пока они бежали по камням снова внутрь. Нимелла уже сняла плащ, прикрывающий ее рубаху и штаны, держа его в руках. У нее была привычка тренироваться с копьем каждый день перед ужином, и несколько недель с ней можно было найти Лианну Старк. Но Лианна Старк теперь была на шестом месяце, и даже неосторожная Нимелла не рисковала махать рядом с ней копьем.

И судя по всему, чем больше становилась Лианна, тем злее должна была Элия быть. Теперь не было вопроса, что будет, если у Рейгара родится ребенок. Ребенок уже был. Может быть, Рейгар унаследовал слабое семя Эйриса, может быть ребенок никогда не будет дышать, не издаст свой первый крик, но это будет твердое, бесспорное доказательство неверности Рейгара. И это была просто неверность, постоянно напоминала она себе, просто связь, иначе она сошла бы с ума. При дворе не было мужчины, женщины или ребенка, которые не знали бы, что Лианна не хотела здесь находиться. Многие из них верили, что любовь Лианны к Рейгару увяла и умерла в секунду, когда Эртур Дейн поразил Брандона Старка. Это не было полной правдой, но Элия была довольна, что так говорили. Не было бы ничего хуже, если бы придворные вдруг начали шептаться, что Рейгар верит, что возрождает заново Эйгона Завоевателя и его сестер.

То, что она больше проводила времени, думая о бастарде Рейгара, и Эйгоне и его королевах, чем о собственных детях, выворачивало ее наизнанку. Она не хотела, чтобы у них оставались воспоминания о ней, как о беспокойной и озлобленной, об их отце как о вечно отсутствующем или осыпаемым бранью, об их бабушке, как о сосланной на Север. Она пыталась проводить с ними по крайней мере час в день. Это было больше, чем в свое время могла проводить с ними время ее мать. Она никогда не сомневалась в любви Лорезы Мартелл к ней и ее братьям, но она не могла быть одновременно принцессой Дорна и матерью. Они говорили или с одной, или с другой.

Отец, вот кто играл с ними, кто учил их новым вещам, кто водил их плавать в Водные Сады, кто показывал ей и Оберину, как карабкаться по деревьям, прежде чем его здоровье начало подводить. Он читал им, и пел им, и она никогда при этом не считала его меньше мужчиной, чем он был. Он не был их правителем. Мать была. Он был ее консортом, как бы необычно это не было для остальной части Вестероса. Элия обожала его в том числе и потому, что он ничего от них не ждал, не то, чтобы у него не было амбиций или обязанностей – он просто не налагал их на своих детей.

Конечно, теперь она была королевой-консортом с собственными детьми, будущее которых уже продали, теперь она считала иначе, теперь она думала, как же тяжело было ее матери иногда, как бы она хотела, чтобы та была еще рядом. Рейгар был бы не ровня Лорезе думала она, нет, она знала. Ее мать могла сурово смотреть в глаза Тайвина Ланнистера в его собственном доме, и пусть она не могла заставить Старого Льва дрогнуть, она не была той, кто отвернет взгляд первой. Теперь Оберина звали Змеем, но именно их мать научила их терпеть. «Мужчины, вроде Тайвина, не имеют терпения», – сказала она как-то Элии. «Как только ты вручишь им топор, они начинают рубить деревья. Они не ждут, пока прекратятся дожди, корни пересохнут, а кора отойдет. Для них время – еще один враг, которого надо поразить, а не союзник».

Элия умела ждать. Она умела ждать, говорила она себе, она ждала, она ждет, она будет ждать, пока не прекратится дождь, пока не кончится буря, пока не поднимется солнце и не станет снова гореть высоко в небе над ними. Сначала восстание. Потом Рейгар. Она не позволит ему отобрать у нее Эйгона. Эйгон все еще в опасности. Он не обязан быть сыном своего отца или внуком своего деда. У него будет другой путь, просто не тот, что предвидит себе Рейгар, она это знала. Пусть даже у Лианны будет сын, а не дочь, она не позволит случиться второму Танцу. Никогда. Она позволит Рейгару совершить те же ошибки, что его предки.

Эйгон теперь уже ходил, и с каждым днем он становился больше, уже достаточно большим, чтобы кричать при виде нее и бежать ей навстречу вместе с Рейнис, когда она входила в комнату. Но он был слишком груб с котенком Рейнис, которого она звала Балерион, хотя звучало больше похоже на Барон, когда она говорила, и ей уже приходилось разнимать драки брата и сестры, теперь, когда Эйгон уже был достаточно большой, чтобы щипаться и шлепать в ответ.

– Я хочу к Визерису, – заявила Рейнис, прижимая мяукающего черного котенка к груди, пока Элия пристраивала Эйгона с игрушками. – Я хочу Виззи и Варга.

Элия понятия не имела, кем или чем был Варг, пока минут через десять не вспомнила, что своего серо-белого котенка Визерис назвал Вхагар. Она оставила Эйгона с кормилицей, и взяв Рейнис за маленькую ручку повела ее в поисках своего деверя и его кота-дракона. В последнее время все, о чем говорил Визерис, были драконы. Наверное, это был возраст. Оберин с ума сходил по лошадям в семь лет. Он сломал руку вскорости после дня рождения, когда его сбросило с седла, и она была втайне рада, что он был заперт внутри, и они могли больше времени проводить вместе. Они писали друг другу «тайные» послания на неправильном валирийском, притворяясь, будто сражаются с невидимым врагом, будто они шпионы и убийцы.

Визерис и Вхагар были с Лианной, где в последнее время часто можно было найти мальчика. Элия хотела быть ему больше матерью, но она не могла заменить Рейлу, и у нее были собственные дети. Она хорошо относилась к Визерису, но не всегда было легко забыть, что он был сыном Эйриса, как и Рейгар. Лианна была юна и во многом все еще невинна, пусть даже сама она так не считала, и Элия никогда не старалась сохранять между ними то же расстояние, как между девочкой и собственными детьми.

Лианна сидела на низкой каменной скамье в молчаливых коридорах Девичьего Склепа, глядя, как Визерис дразнит своего котенка веточкой. Сир Джонотор Дарри стоял неподалеку и, судя по его виду, мечтал оказаться на поле боя в поединке с самим Робертом, вместо того, чтобы терпеть эту пытку. Элия не посочувствовала его страданиям. Она отпустила Рейнис, которая выпустила вырывающегося Балериона, и побежала к Визерису, крича от восторга, с новым Черным Ужасом у ее ног. Элия присела рядом с Лианной. Они уже беседовали раньше, конечно же, но никогда не сидели рядом, две женщины, жена Рейгара и любовница Рейгара.

– У моего отца была кошка, когда я была маленькой, – вспомнила Элия через некоторое время. – Не могу вспомнить ее имя.

– Уверена, ее звали не в честь валирийских богов, – пробормотала Лианна, и Элия коротко посмеялась.

– Нет, я так не думаю.

Лианна вдруг дернулась, и Элия оглядела ее.

– Ребенок?

– Он пинается все больше и больше перед закатом, – Лианна не отводилаглаз от смеющихся детей. – Ему не нравится ночь.

– Ему… – Элия осеклась. Мальчик. Чего она бы хотела больше? Чтобы Рейгар оказался неправ или девочку Уотерс? Повстанцы не сплотятся вокруг Висении, сказала она себе. Будет она похожа на Рейгара или нет. Она не будет законнорожденным сыном. Висения никогда не сможет претендовать на трон брата. Только не после Рейниры. Не при наличии Рейнис. Девочка – не угроза. Девочка – не опасность. Но девочка значила бы, для Рейгара, что все было не зря. Что великое благо будет достигнуто. И она не была уверена, что смогла бы это стерпеть. – Вы думаете, это будет мальчик.

– Я знаю, что это он, – твердо, упрямо сказала Лианна. – Это мальчик, я чувствую это, я знаю, это мальчик. Мой сын. – Она поколебалась и добавила. – Я бы назвала его Брандоном, но не могу. Это не будет правильно. – Ее бесстрастное лицо чуть дрогнуло, и Элия едва не обняла ее, но она понимала, что меньше всего на свете Лианна Старк хочет, чтобы она видела ее плачущей, поэтому она поднялась на ноги и пошла судить гонки, которые решили устроить Рейнис и Визерис, позволив девочке спокойно взять себя в руки. Дождь капал на крышу над ними, ровный и ничего не чувствующий.

Позже Элия подняла на руки спящую дочь, котенок цеплялся за ее юбки, и она посмотрела, как Лианна отправила Визериса к себе, на ее лице было пустое выражение.

– Я однажды спросила Рейгара, что он будет делать, если это будет сын, – теперь, наконец-то, Лианна Старк посмотрела на нее. – Он сказал, что тогда мы попытаемся снова.

Лицо Рейнис, прижавшейся к ее груди, было теплым и мягким. Элия поправила дочь и сказала, тихо, но твердо.

– Если это будет сын, я поговорю с королем.

Она ничего не могла сказать больше, потому что Дарри стоял поблизости.

Лианна почувствовала, что под словом «говорить» имелся в виду не просто разговор. Она коротко кивнула с мрачным пониманием и отвернулась.

========== Лианна VII ==========

283 З.Э. – Королевская Гавань.

Лианне позволялась одна прогулка в день с тех пор, как ее уложили ждать. Она думала, что иначе сошла бы с ума. Она не помнила, чтобы в детстве бывала рядом с беременными, и почти не представляла, как все это происходит. Несмотря на возражения мейстера, она предпочитала покидать Девичий Склеп и ходить в богорощу, как будто бы помолиться. На самом деле она уже многие месяцы не молилась старым богам. Она боялась сидеть перед сердцедревом, покрытым теперь весенней листвой. Она боялась, что боги отвергнут ее, покинут, как, думала она, она покинула их.

Сегодня ее сопровождал сир Левин. Она знала, что не нравилась ему, когда только приехала, не больше, чем всем им остальным, но Лианна думала, что в последнее время он к ней смягчился. Он никогда ее не поторапливал, и если она заговаривала с ним, он отвечал. Он был очень похож на свою племянницу-королеву. Лианна пыталась понять, с чего принцу Дорна было выбирать жизнь королевского гвардейца, но когда она видела его с Элией и принцем и принцессой, становилось ясно. У нее не было своих дядей и тетей, у ее матери была только одна старшая сестра, леди Бранда, которая вышла замуж за лорда из Штормовых Земель. Лианна помнила, что встречала ее раз или два, она умерла, когда Лианне было девять или десять.

Она ненавидела, что стала такой огромной. Она всегда так много двигалась, всегда была в движении, а теперь была вынуждена ходить так медленно, ее дыхание было быстрым и коротким, застревая в ее горле, ее ноги сводило после каждого шага. Она едва спала по ночам. Она чувствовала себя так, словно ее заперли в чужом теле. В теле какой-то другой, незнакомой ей девушки, бледной, мягкой и беспомощной, вынужденной только сидеть и ждать. Но ожидание и было все, чем она занималась с самого Харренхола, она просто не понимала этого. Она ждала Рейгара, потом ждала его снова, в Башне, потом ждала, когда он ее вызовет, потом ждала здесь, ждала суда Брандона, а теперь она ждала чего-то, чего даже не хотела.

Прошлой ночью ей приснилось, что она родила Рейгару дочь, которую он так хотел, но девочка была покрыта кровавой чешуей, ее глаза были молочно-белыми и слепыми. Бесполезные крылья свисали с ее сгорбленной спины, а между ног висел вялый кожаный хвост. Она завизжала от страха, когда повитуха протянула ей ребенка, но в ее сне Рейгар забрал ее от него и расплакался от счастья, протягивая ребенку палец, который та начала сосать.

– Она прекрасна, Лия, – сказал он ей, и она содрогнулась от ужаса и страха, когда ребенок заплакал. – Наша Висения. Настоящая драконья принцесса.

Она против своей воли начинала дрожать каждый раз, вспоминая это.

Это был просто кошмар. Ребенок будет здоровым и сильным, большим и крепким, как Брандон. В нем ничего не будет от Рейгара, ничего. «И что тогда?» – злобно спросил тот маленький голосок. «Рейгар увидит, что ты родила волчонка, а не змея, и в отвращении отправит тебя домой? Так ты думаешь?» Он может это сделать, упрямо говорила она себе, может. Может быть это так его разозлит, что он отправит ее и ребенка подальше. «Или велит отрубить тебе голову, а ребенка выбросит в Черноводную».

Или он может в кои-то веки сдержать слово, и будет настаивать, чтобы они попытались снова. В ее животе все неуютно поджалось от этой мысли. Она этого не хотела. Не хотела, чтобы он к ней прикасался. Не хотела, чтобы он был рядом, и уж точно она не хотела, чтобы он оказался в ее постели. Ей не было дела даже если он не прикоснется к ней больше никогда, пусть она увянет в тенях, пусть люди будут плевать ей в след, когда она будет проходить мимо, если только она будет свободна от него. Но Рейгар явно дал понять, что в его великом плане значение желаний Лианны значило все меньше и меньше.

Сир Левин придержал для нее дверь в богорощу. Она пробормотала благодарности и пошла дальше, несмотря на боль в ногах и спине, несмотря на усталость. Если она остановится, то не сможет двинуться снова. Теперь ребенок пинался меньше. Рейгар должен был уехать через три дня, повести армию в Королевский Лес и вышвырнуть оттуда повстанцев раз и навсегда. Она надеялась, что Роберт устроит ему долгую погоню, чтобы Рейгара не было здесь, когда родится ребенок. Она не хотела, чтобы он его видел, не хотела, чтобы он его держал, не хотела, чтобы он дал ему имя. Роберт скорее всего скоро умрет, подумала она. Это была ее вина. Она не любила его, верно, но даже в самых черных мыслях, девочка, которой она была, не желала ему зла, кроме хорошей трепки или падения с лошади. Наверное, он ее теперь ненавидел, может быть, желал никогда не слышать ее имени, никогда не видеть ее. Он не знал ее на самом деле, а она не знала его. Он знал достаточно, чтобы поверить, что она изменится, смягчится, научится его любить как, утверждал он, он любил ее. Она знала достаточно, чтобы понять, что он никогда не изменится. Оба были уверены, что другой неправ. Если бы она не сбежала, они были бы уже женаты. Может быть она уже ждала бы его сына.

Это было уже неважно. Она бы слепо желала быть в другом месте, какой бы выбор она не сделала. В сказках, где девушки совершали глупые поступки, уходили слишком далеко от дома, влюблялись в не того человека, в конце всегда был урок, неважно, выживали они или умирали. Некоторых спасали, и они жили долго и счастливо со своими галантными рыцарями, а некоторые красиво умирали в постели из роз и плюща, под поцелуями их несчастных возлюбленных. Но из этого следовало извлечь урок. Никто не пришел спасать ее, и она была уверена, что если умрет, то ее смерть не будет красивой и приятно пахнущей. И она не была уверена, какой урок она извлечет, чего еще она не знала.

Но девушки в тех сказках были ненастоящими, конечно, так что неважно, что с ними происходило, только то, как красиво это рассказывалось, и заставляло ли это тебя ахать, плакать или смеяться. Лианна не знала, как она расскажет свою историю, если выдастся возможность. Это не будет красивая, приятная или героическая история. Может быть она сможет поменять имена, место действия, лица. Но даже тогда все будут понимать, чем все кончится. Она приподняла юбки, перешагивая через упавшую ветку, и вздрогнула, почувствовав, как сверху что-то пролетело. Ворон присел на ближайшее дерево, резко каркая на нее.

– Уходи, – сказала она. Ее волосы стали дыбом. Ворон снова каркнул.

– Миледи? – сир Левин стоял на расстоянии позади нее, но теперь подошел к ней. – Вы что-то сказали?

– Уходи, – сказала Лианна, но ее голос был едва громче шепота. Ее скрутило от боли. Она схватилась за живот.

Ворон закричал и взлетел, устремляясь в покрытое облаками послеполуденное небо.

Между ее ног что-то потекло. Лианна застыла на месте, потом почувствовала, как загорелось ее лицо. Она осторожно двинула руками, приподнимая юбки. Это что… Последовала еще одна волна боли, как давление, на нижней стороны ее спины, и она ахнула и склонилась от боли. Сир Левин уже стоял рядом с ней.

– Как давно вы испытываете боль? – осторожно спросил он, успокаивая ее, подумала она, подавляя стон.

– С самого… утра… но не так… мейстер говорил, что это обычное дело, когда… – она остановилась, чувствуя тошноту.

– У вас воды отошли? – спросил он, с легкостью поднимая ее на руки, не обращая внимания на ее крик.

– Я не… – она сжала пальцами его белую броню. Небо качалось над ней. Она все еще слышала карканье ворона вдалеке. – Слишком рано, – она в панике ухватилась за эту мысль. – Слишком рано, этого не может… мне сказали, что еще недели три до рождения, этого не может быть…

– Дети рождаются, когда пожелают, миледи. Так было с моей сестрой, – он прибавил ходу, почти перейдя на бег.

– Слишком рано, – простонала Лианна, когда снова вернулась боль. – Я… они должны все остановить, скажите мейстеру, чтобы остановили…

– Старайтесь дышать, – предложил он и плечом толкнул дверь.

– Но ребенок…

– Моя племянница родилась на целый месяц раньше, и смотрите, где она теперь. Дышите, – приказал сир Левин, и Лианна вздохнула.

Она отрывисто и рвано дышала, и все вокруг нее помутнело, и она закрыла глаза, пока не поняла, что они вошли внутрь, и ее уложили в постель. Раздавались голоса перепуганных служанок, потом быстрые шаги, и сир Левин пропал, пришел мейстер, который ухаживал за ней, Харис. Ее юбки задрали вверх, и она отчаянно вырывалась из хватки державших ее, пока он осмотривал ее, и потом он наконец обратился к ней, дрожащей, задыхающейся, и его лицо было мрачным.

– Ребенок рождается, – сказал он. – Раньше, чем позже. Вы должны приготовиться, миледи. Ваши бедра уже, чем было бы хорошо, – ее снова ударило болью, и она закричала, прерывая его. Казалось, время замедлилось для нее. Ее раздели и положили в теплую ванну. Запертые окна распахнули по приказу повитухи, которая пришла с двумя помощницами. В какую-то минуту ей показалось, что она слышала голос Рейгара, но он не вошел в комнату, к ее облегчению. Мужчин обычно не пускали в комнаты, где рожают их жены, а она даже женой ему не была.

Она могла быть в ванне или несколько минут, или несколько часов. Ее пальцы все сморщились, когда ее наконец вынули. Ей было жарко, жарче, чем когда-либо в жизни, даже когда у нее была лихорадка в детстве. Повитуха потребовала льда, и требовала, чтобы она ходила по комнате, резко вдыхая с каждой волной боли. Ей хотелось начать тужиться, но ее предупредили не делать этого. Она хотела, чтобы ребенок вышел. Немедленно. Она просто хотела, чтобы все кончилось, неважно, что они сделают, она просто хотела, чтобы он вышел. Что угодно, только не это. Что бы она не делала, это не приносило облегчения. Ей хотелось выпрыгнуть в окно.

Когда она не смогла больше ходить, ее повели к кровати.

– Встаньте на четвереньки, – велела повитуха, управляя ею, как тряпичной куклой. – А теперь тужьтесь.

Лианна закричала, потом крики перешли в рыдания, рыдания обратились стонами, а потом стоны снова стали криками боли и усталости. Казалось, свет в комнате померк. Она не знала, прошло ли уже несколько часов, и наступила ночь, или ей просто кажется. Она представляла за окном тысячи воронов, собравшихся одной кучей в небе, тенью над Красным замком.

Она чувствовала запах крови и мочи, и, странным образом, роз, и она бы рассмеялась, если бы у нее были силы. Боль пронзила ее, и она снова потужилась, а потом упала на подушки, и ее приподняли удивительно сильные девушки, которые подвели под нее руки, чтобы поддержать, и кто-то сказал:

– Я вижу головку.

– Слишком много крови, – заметил другой голос.

– Перестань тужиться, – рявкнул кто-то ей в ухо, и она остановилась, сжав зубы.

– Пуповина…

– Принесите мне…

– Тужься, – и она послушалась, и было так больно, она хотела умереть, а потом…

А потом…

Никто не произнес ни слова. Лианна сумела перевернуться, пробормотав:

– Где, где…

Послышался звук шлепка, тихий вскрик, и все снова заговорили.

– У нее все еще кровь.

Рука нажимала ей на живот. Она попыталась оттолкнуть ее, но комната кружилась вокруг нее, так медленно.

– Еще ткани, – сказала женщина.

– Мне нужно маковое молоко, – сказал мужчина, а потом она не слышала ничего, только тихий стук в ее ушах, словно звук реки. Она закрыла глаза и поняла, что не может открыть их снова. Потом она так и не могла открыть глаза, но боли было меньше, легкая тупая боль, вместо острой и разрывающей. Рядом плакал младенец. Кто-то стоял у кровати. Лианна потянулась к нему, но ее руки ухватили только воздух. Она попыталась снова открыть глаза, и сквозь ресницы увидела, что у постели стоит женщина.

– Лианна, – сказала Элия. – Ты слышишь меня?

Ее рот был слишком сух, чтобы произнести слова, и у нее не было сил кивнуть.

– Ты очень больна, – сказала Элия, – но мейстеры делают все, что могут. Ты должна быть сильной. Для своего ребенка. Теперь ты мать.

«Где мой ребенок?» – хотела она спросить. «И где Рейгар, и кто это?», но вместо этого она снова закрыла глаза.

– У тебя сын, – сказала королева, и Лианна попыталась улыбнуться, но почувствовала, как по ее щекам бегут слезы. Она забыла, что Элия сказала потом, и все стало темным и тихим.

Было чуть светлее, когда она проснулась. Элии не было рядом, повитухи и мейстеров не было, и она больше не плакала. У ее постели сидел мальчик. «Визерис»,– подумала она, или же это был Бен, она забыла, что Бен был во многих лигах от нее, и уже не был маленьким мальчиком, но потом она приподняла голову и увидела, что это не был мальчик, а взрослый мужчина. «Отец» - ее охватил прилив счастья. «Отец, ты вернулся, ты здесь…»

На нее смотрел Рейгар. Лианна снова уронила голову.

– Где…– смогла она выдавить, и слабо кашлянула. Он склонился над ней, прикасаясь прохладными пальцами к ее шее, помогая ей сделать глоток воды. Она не могла понять выражение его лица, но это уже не было для нее удивительно. Она и его на самом деле никогда не знала.

– Где мой ребенок? – спросила Лианна, когда сумела сделать болезненный глоток.

– У кормилицы, – сказал он. В его голосе не было выражения. Не было печали. Не было гнева. Только пустота. – Он слаб и мал, Лианна. Он родился слишком рано. Я не могу оставаться слишком долго. Через несколько часов мы уезжаем.

– Я хочу его видеть, – прошептала она, стараясь оглядеть комнату, но та была пуста и темна. Окна снова были заколочены.

– Потом, когда поправишься, – отстраненно сказал Рейгар. Он не смотрел на нее. Он смотрел куда-то в покрытый тенью угол, словно видел там кого-то. – Мы поговорим, когда ты поправишься, Лианна. Побереги силы.

Она снова заплакала.

– Пожалуйста, я хочу его видеть. Он должен узнать меня. Я хочу знать, как он выглядит…

Рейгар встал, и его высокая фигура перекрыла все остальное.

– Он похож на тебя.

Лианна замолчала. Чего он хотел от нее? Чтобы она извинилась? Пообещала, что в следующий раз постарается? Попросила его обнять ее?

– Я молился, – сказал Рейгар, и теперь его голос чуть дрогнул. – Но я не понимаю, за что боги так нас наказывают. Наверное, они хотят, чтобы я сначала показал себя, – он остановился, а потом продолжил, словно самому себе. – Это все напряжение. Суд, война… Это не твоя вина, Лианна. Мы не должны винить себя. Я скоро все это закончу, и тогда… – он склонился и нежно поцеловал ее в бровь. – И тогда мы вместе оплачем нашего сына, и начнем все сначала.

– Он не мертв, – пробормотала Лианна, – ты сказал, что он жив, ведь так? Он будет жить.

Рейгар слабо улыбнулся, печально и странно.

– Моя мать потеряла многих детей, Лианна. Это никогда не было легко, но ты справишься, я обещаю.

«Он не мертв, ты сказал, что он еще не мертв», – она пыталась это сказать, но у нее пропал голос. «Ты был неправ» - хотела она сказать. «Ты был неправ, а я права, твое величество. У тебя не будет от меня Висении». Но она слишком устала.

– Засыпай, – сказал ей Рейгар. – Это не твоя вина, любовь моя. Не думай о ребенке. Просто спи.

Она не хотела спать. Она хотела своего сына. Но теперь вокруг нее было темно, а Рейгар был бледным, угасающим светом. Она закрыла глаза и почувствовала, как он сложил ее руки у нее на груди, словно она была умирающей девушкой, в постели из роз и плюща, как в тех красивых сказках. Он некоторое время оставался рядом с ней, а потом она услышала, как он ушел, тихо затворив за собой дверь. Она некоторое время думала о боли, а потом почувствовала, что снова засыпает. В первый раз за многие месяцы, ей не снились сны.

========== Джейн III ==========

283 З.Э. – Штормовой Предел.

Штормовой Предел не был красивым замком, часто думала Джейн. До того, как она отплыла из Грифоньего Насеста со Станнисом, его людьми и женщинами Коннингтон, она только гостила в замке. Это было утомительное путешествие землей и морем из Каменного Шлема. Когда Сванны впервые гостили у Баратеонов, она была маленькой девочкой, пяти или шести лет. Она помнила, как играла на берегу со своими братьями и сестрой, и как они морем ездили на Тарт, на свадьбу лорда Сервина и леди Аланны Пенроуз. Жених и невеста тогда казались впечатляющей парой, оба выше шести футов ростом.

Второй раз ей было пятнадцать, лорд Стеффон и леди Кассана тогда уезжали по делу короля. Роберт все еще был в Долине, и Станнис был как положено вежлив, но не более того. По довольно настоятельным просьбам матери она пошла тогда в замковую библиотеку, чтобы отловить вечно сбегающего лорденыша и попытаться очаровать его своим полным достоинства поведением. Вместо того она отвлеклась на свитки с родословными потомков Дюррана и Эленеи и совсем забыла ловить в свои сети бедного мальчика.

«Бедный мальчик» теперь был ее мужем, и она больше не была гостьей Штормового Предела, хотя и домом он ей не казался, пока Мейс Тирелл стоял лагерем перед воротами, пробившись через людей Грандисона. Обычно браки не начинаются с захвата одного замка, а потом защиты другого от осады, которая длилась уже два месяца. Она не волновалась, что Штормовой Предел падет. Он не пал перед древними богами моря и неба. Он уж точно не падет перед кем-то, подобным Тиреллу, высокомерному обжоре, который не любит ничего больше хорошо прожаренной свинины и звука собственного голоса, судя по его многочисленным попыткам вести переговоры, когда он уговаривал Станниса «подумать о своем невинном маленьком брате и прекрасной юной жене».

Что ж, Станнис никогда не славился наивностью, как Ренли никогда не славился невинностью, а Джейн – красотой. На самом деле, хотя Джейн видела множество детей, и знала, что они могут быть трудными, Ренли был одним из самых раздражающих мальчиков, что она встречала. Конечно, когда-нибудь она его полюбит, потому что теперь он ее родня, и был теперь одиноким сироткой в опасных водах войны, но это не значило, что она любила его сейчас. Ренли было шесть, Ренли был миленьким, Ренли был полон сил и здоровья. А также Ренли был невыносимо докучлив, склонен к приступам веселья, при любых попытках приказывать ему задирал нос, и на каждое замечание находил способ сумничать.

Если бы они не были под осадой, окруженные мрачными и напряженными солдатами, это было бы просто мелким неудобством. Обычно Джейн не считала себя склонной к насилию и бурному проявлению характера, но сейчас ей казалось приличным пообещать свернуть шеи ему и этому невыносимому маленькому Роннету Коннингтону, если она опять увидит, что они играют там, где не должны. Боги великие, в конце концов, это хорошо, что она не была беременна. Она помнила, как ее мать ждала Денниса. Мягкосердечная и доброжелательная Беатрис Сванн тогда больше походила на дикое животное, которое лучше было не будить после заката.

По крайней мере, она не чувствовала себя виноватой, потому что несомненно, рядом со Станнисом она выглядела самой Матерью Небесной, воплощением терпимости и преданности. Сказать, что у Станниса были непростые отношения с младшим братом было все равно, что сказать, что у кошек были непростые отношения с мышами. Она не думала, что мужчина девятнадцати лет и мальчик шести смогут каждый день находить поводы, по которым не согласиться. И они постоянно ей доказывали, что она была неправа. Станнису едва хватало терпения выносить мужчин в два раза старше его, что уж говорить о капризном ребенке. Она из соседней комнаты слышала, как он скрипит зубами, когда внутрь влетал Ренли, что-то крича или борясь с Роннетом.

Им всем было нелегко, она знала. Станнису было нелегко смотреть, как тонут его родители, нелегко было быть привязанным к управлению Штормовым Пределом и воспитанию Ренли, пока Роберт где-то скакал, ходил по шлюхам и веселился с Недом Старком в Долине. Нелегко было Ренли расти без отца и матери, только в окружении балующих его слуг и брата, которому не хватало ни времени, ни терпения на него даже еще до начала войны. И уж конечно нелегко было ей, оказаться между ними, смягчая злость Станниса и капризы Ренли, заверяя всех остальных, что они не умрут с голоду, их не проведут в кандалах и не казнят, как изменников.

Это не было легко, но это можно было вынести. Она бы не назвала их со Станнисом друзьями, но обстоятельства вынудили его обращаться с ней как с кем-то вроде сподвижника, и это было больше, думала она, чем они бы добились, если бы поженились во время мира и процветания. Тогда ему легко было бы ее избегать, встречаться только для того, чтобы заделать наследника или двух. Он был бы доволен своей горечью, как уже много лет до этого, подумала Джейн, каждое утро злясь на солнце за то, что встало, каждую ночь на звезды, за то, что светят, и на мир, который был так несправедлив к Станнису Баратеону. А она была бы решительно преданной долгу, стойко стоя рядом с ним при торжественных случаях, пытаясь заговорить с ним за ужином, пока даже ее решимость бы не сломалась.

Но в это время возможности избегать друг друга не было, и потому им приходилось разговаривать и спорить, и гулять с Ренли по крепостным стенам, и ужинать с Алис Коннингтон и ее детьми, и навещать пленников в подземельях, и желать друг другу спокойной ночи и доброго утра, а потом все начиналось снова. Не счастливо, конечно, но с течением времени – с каким-то ощущением удобства. Из всего можно было сделать рутину, думала Джейн, и если она не находится сама, можно самой ее придумать.

Она нашла рутину даже когда ее запястья были связаны за спиной, привязаны к гниющему деревянному столбу в бандитском лагере, когда ей приходилось есть с земли, как собаке, глядя, как Смеющийся Рыцарь до смерти забивал какого-то мальчика, который не посмеялся его шутке. Если в том она находила подобие порядка – окружённая ворами, убийцами и безумцами, глотая кровь из своего разбитого носа и каждую ночь пытаясь перерезать веревки украденным ей у кого-то кривым гвоздем – Джейн подумала, что может вынести все.

И могла вынести, пока не прилетел ворон от ее отца. У высокородных принято, чтобы сестры знали своих братьев не так хорошо, как им хотелось бы: мальчиков отправляли на воспитание иногда лет в семь. Многие годы в Каменном Шлеме были только они с Селией, на самом деле Деннис до сих пор считался воспитанником дома Говеров. Считался. Деннис, ее маленький брат, которого она любила, но никогда не знала, умер. Убит дорнийцами у Черного Приюта. Слишком юный. Четырнадцать лет – он был слишком юн. Может быть так было не для всех мальчиков, но малыш Деннис – он был слишком, слишком юн.

Она заставила Джулиана пообещать, что он присмотрит за ним. Он был всего лишь оруженосцем. Глупым и жадным до приключений. Безрассудным. Маленькие мальчики все безрассудны, пыталась она себя убедить. Это не должно было удивлять. Джулиан, каким бы дураком он не был, сделал все, что мог. Он не мог от всего спасти своего брата. Она не могла, не должна была его винить. Четырнадцать лет – это еще не взрослый возраст, но уже достаточно, чтобы выбирать самому. У мальчишек из простонародья не было роскоши в виде отцов, защищающих их от войн. Ее брат прожил счастливую, приятную жизнь. Его любили. Он погиб как воин.

Но все равно, ему было четырнадцать, и он был слишком юн. Может быть иные мальчики взрослеют в четырнадцать, ведут в битвы и захватывают королевства. Деннис не был одним из них. Он ребенок. Был ребенком. Она никогда не отчитает его больше за громкое чавканье или за поддразнивание Селии, за то, что опять забыл причесаться. Она не увидит, как он протопает в комнату, упадет в кресло и будет дуться. Не увидит, как он будет закатывать глаза на Джулиана и его блуд, как он въезжает в ворота, или играет с другими мальчишками в игры, которые, они настаивали, не были играми, а тренировками, они теперь взрослые, маленькие взрослые с ломающимися голосами, еще не налившимися силами плечами, которые махали друг на друга тупыми мечами, и смеялись, и падали, и поднимались снова.

Она подумала, что однажды у нее будет сын, которого назовут Стеффон, в честь деда, но если у нее когда-нибудь будет второй сын, она назовет его Деннис. От этого не будет так больно, потому что у него будут синие глаза и темные волосы, а не светлые и зеленые. И ее Деннис никогда не умрет от копья в горле, потому что он никогда не увидит войны, только тренировки и глупые игры. Но может быть у него будет такой же смех. Может быть он будет так же улыбаться, глазами, ртом, сморщенным носом. Больше всего она хотела увидеть его снова, но Деннис был в лигах от нее, а она была здесь.

Джейн показала письмо Станнису, и следующие два дня она ела только в своих комнатах. Она не ожидала потока сочувствий от своего мужа: он едва знал ее брата, и едва заметного проявления чувств всегда было достаточно для Станниса. Он оставил ее одну, и в какой-то миг на второй день она услышала, как он строго отчитывал Ренли за ее дверью, объясняя «ты не станешь беспокоить мою леди-жену, понимаешь?» резко перебивая жалобы мальчика. Наутро третьего дня она вымылась, оделась как полагается и испытала облегчение узнав, что у нее уже достаточно черных платьев – служанкам будет меньше работы на покраску.

Станниса она застала в конце коридора, где он задумчиво ходил туда-сюда, она видела, что он задумался по тому, как он вдруг быстро развернулся, и на его лице отразилось изумление. Станнису не хотелось, чтобы остальные знали, как он думает на ходу. Она сама до двенадцати лет кусала ногти, поэтому понимала, что это должно было казаться постыдной привычкой для человека, который должен был быть воплощением уверенности в себе. Она достаточно хорошо знала Станниса, чтобы понимать, что он и правда был уверен в себе, он мог быть полным горечи и даже зависти, но он не был не уверен в себе и нерешителен. Ее муж принимал решения и их держался, несмотря на последствия. Иногда это бывало достойно восхищения. Но часть ее испытывала облегчение, что она заставала его в минуты сомнения и тревоги.

– Ты…

– Я…

Они перебили друг друга и тут же замолчали. Станнис осторожно кивнул головой.

– Я… Я рад видеть, что ты достаточно пришла в себя, чтобы продолжить свои обязанности.

– Да, – сказала Джейн, скорее стене, чем ему. – Прошу прощения за отсутствие. Я не хотела взваливать на твои плечи такую ношу.

– Не надо, – сказал он, и в его голосе было что-то резкое, от чего она посмотрела на него, на самом деле посмотрела. Он не покраснел, и его глаза не были мокрыми, но она видела что-то в линии его рта и подбородка, что-то, от чего он казался не то, чтобы мягче, но… не таким жестким. – Тебе не нужно извиняться, – напряженно, но искренне, подумала Джейн, продолжил Станнис. – Я знаю… – он остановился на секунду. – Что такое потеря, особенно… неожиданная.

– Знаешь, – тихо сказала Джейн, и почти пошла было к нему, но вместо этого они стояли, некоторое время глядя друг на друга, и он отошел в сторону, чтобы не перекрывать ей дорогу, и они пошли дальше вместе. Их руки чуть коснулись, когда они спускались по лестнице, и впервые он не дернулся и не рванулся прочь, чтобы она не увидела, как ему неуютно. На этот раз он напрягся, но когда она взяла его за руку и держалась до самого конца лестницы, он не вел себя так, словно его обжигали горячей водой. Когда она отпустила его, его пальцы сжались, и она почти улыбнулась ему краешком рта.

Следующие три ночи они провели вместе, что для них было невероятным раньше, и когда она проснулась, обнаружив, что плакала под его рукой, когда она успокоилась, она заметила, что он не спал, и просто смотрел в темноту, вместо того, чтобы оттолкнуть ее или убрать руку. Селия нашла бы это смехотворным, но для Джейн это было лучше любой фальшивой похвалы или нежного взгляда. Ей нравилось смотреть, как он бреется у таза с водой по утрам, и нравилось смотреть, как он учит Ренли ездить верхом, каким бы раздражительным он при этом не был.

Из Бронзовых Врат прибыл ворон с известием, что Рейгар Таргариен вел армию из Королевской Гавани в Королевский Лес. Джейн не была уверена, сколько займет времени стольким людям прочесать Королевский Лес. Они не просто ехали сквозь него, они его обыскивали. Это могло занять недели. Но однажды они найдут кого-то для битвы, будь это селяне, разбойники или Роберт и его люди. Шесть дней спустя, еще одно письмо. Роберт встал лагерем у Путеводной, не собираясь больше ждать Рейгара. Джейн знала о своем девере достаточно, чтобы понять, что терпение никогда не было его сильной стороной. А потом новостей не было. Ни от самого Роберта, ни от их союзников, ни от врагов.

Ничего.

Прошла неделя. Замок под осадой не получал вестей от своих знаменосцев. Тирелл устроил игру, обещая золотой дракон каждому умелому лучнику, сумевшему сбить ворона с неба. Никаких вестей морем. Флот Редвинов об этом позаботился. Когда пришли новости, их принес контрабандист, который (правильно) рассудил, что пусть они еще не голодают, но за рыбу, лук и новости снаружи они будут готовы хорошо заплатить. Джейн не было дела до лука. Им со Станнисом куда интереснее было, что за новости он принес из южного Королевского Леса.

– Он горит, – ответил человек, по имени Давос. – Небо стало черным, как ночью, когда я в последний раз его видел – никто не знает, кто запалил его, но сейчас все побросали мечи и вооружились лопатами, роя рвы, милорд.

Несколько дней спустя силы Тирелла вдруг отошли, бросая собственную осаду. Теперь уже слышались не только шепотки и бормотания. Мейса Тирелла сорвал бы с его удобного места под Штормовым Пределом только приказ короля, или же какая-то другая опасность. Он оставил у стен человек двести, не больше. Прошло время, и к ним пробился ворон. Джейн прочитала его из-за плеча мужа. Роберт возвращался в Штормовой Предел, вот все, что она смогла разобрать на обгоревшем пергаменте. Подписи не было.

Пять дней спустя шестьдесят человек под знаменами Баратеонов проехали через две сотни Тиреллов без борьбы. Кого бы Мейс вместо себя не оставил, он был еще слабее его. Люди в Штормовом Пределе радостно кричали, открывая двери, пока не увидели Роберта. Один из его оруженосцев, их кузен Эстермонт, сумел объяснить:

– Таргариен вызвал его на поединок, – сказал мальчик. Это мог быть Деннис, подумала Джейн. – Клянусь Семерыми, никогда не видел, чтобы Роберт так улыбался. Трудно было разглядеть из-за дыма, но они нашли друг друга и – он расшиб его копье, сокрушил его лошадь…

– Король мертв? – спросил Станнис сквозь стиснутые зубы, пока Джейн пыталась слушать одновременно его и мейстера Крессена, который перевязывал ужасные ожоги и раны Роберта, молясь себе под нос.

На это Эстермонт заколебался.

– Ты видел, что он пал? – рявкнул Станнис, и Крессен замолчал.

Джейн все поняла по лицу старика. Он любил братьев Баратеонов словно отец. Этот сын не проживет долго.

– Я видел, как он упал, – гордо, торжествующе сказал мальчик. – Роберт сам спешился, чтобы честно сражаться с ним на земле, это был благородный поступок…

– Падение с лошади – не смерть.

Мальчик – ребенок – засомневался.

– Но Роберт победил, – сказал он почти умоляюще. – Мы победили. Это был поединок один-на-один, Рейгар упал, и я не видел, чтобы он вставал.

– Они упали оба, – пробормотала Джейн. – Это не была решительная победа.

– Но мы победили, лес горел, и ублюдки горели вместе с ним…

– А когда огонь потухнет, они перегруппируются и пойдут на нас, – яростно перебил его Станнис.

Роберт застонал. Они замолчали. Крессен пошел за маковым молоком. Мальчик Эстермонт сбежал, не выдержав потока злых ругательств от Станниса. Джейн никогда не слышала, чтобы он так сквернословил. Она присела рядом с постелью своего деверя, пока ее муж отодвигал к стене таз, полный окровавленных бинтов и тряпок. Он громыхнул, и Роберт пошевелился, его глаза приоткрылись.

– Станнис, – в голосе Джейн не было просьбы. – Подойди сюда. Ты нужен ему. Я приведу Ренли.

Позже они все сгрудились вокруг постели.

– Я убил его, – хрипло повторял Роберт иногда. – Он мертв, ведь так? Я прибил ублюдка.

– Он мертв, – успокоительно сказала Джейн, – ты сделал это, ты победил, он мертв.

Станнис молчал, костяшки на его пальцах были белыми. Ренли сидел на краю кровати, насупленный, словно птичка, готовая улететь, стараясь не смотреть на ожоги Роберта.

– Хорошо, – сказал Роберт, улыбаясь посреди их лжи и слез.

Через некоторое время он назвал ее Лианной, умирающий человек, обманутый игрой света, видом худой темноволосой женщины у его постели, и Джейн не стала подходить ближе, чтобы он не разглядел ее карие глаза и кривой нос. Вместо этого она взяла его руки в свои – ее руки утонули в его ладонях.

– Ты нашел ее, – сказал Роберт Станнису. – Брат. Ты нашел ее. Мою Лианну. Я… – он закашлялся и задохнулся, и Ренли сгорбился и заплакал. – Я перед тобой в долгу.

– Нет, – сказал Станнис, и Джейн отчаянно посмотрела на него, быстро вытирая нос, и тогда он сказал. – Никаких долгов, Роберт. Все хорошо. Она здесь, с тобой. Мы все.

Это была и ложь, и доброта, и Джейн никогда не думала, что он мог быть способен и на то, и на другое.

– Я здесь, – солгала она Роберту, когда он начал замолкать. – Мы нашли друг друга, – она держала его за руки и смотрела на Станниса, говоря это. – Мы нашли друг друга, и все будет хорошо. Я обещаю. Мы победили.

– Я победил, – повторил Роберт, с сомнением, но все же улыбнулся. – Где Нед, Лианна? Он здесь?

Джейн не смогла найти слов, и тогда ответил Станнис, без какой-либо указки.

– Он едет, Роберт. Просто отдыхай. Скоро он здесь будет.

– Спасибо, брат, – синие глаза Роберта закрылись, чтобы никогда не открыться снова. Его большие, мозолистые руки расслабились в руках Джейн. После секундного колебания она их отпустила. Ренли теперь рыдал, и Джейн раскрыла объятья, позволяя мальчику плакать на ее груди. Она встала, почти поднимая его, и встал Станнис, накрывая тело брата простыней, и принял Ренли из ее рук. Она пошла за ними из комнаты, гладя темные локоны ее маленького деверя, убирая их с залитого слезами лица.

Наутро она села писать письмо.

========== Рейла VIII ==========

283 З.Э. – Винтерфелл.

Рейла закончила молитву в Сломанной Башне и обнаружила, что солнце уже встало. В последние несколько дней было тепло, необычно для северной весны. Она сбросила с плеч плащ и сложила его в руках, чувствуя, как солнечный свет согревает ее лицо. Она пошла было к комнатам Кейтлин, думая, что ей не помешала бы компания, но потом остановилась у богорощи. После нескольких секунд размышления она повернулась и вошла внутрь, закрывая за собой тяжелую дверь, и увидела, как в небо над ней взлетела стайка воробьев.

Она чувствовала, как в ней надежда билась со страхом. Надежда, что худшее было позади, надежда, что все наконец решено, что ее семья в безопасности, и страх, что это все лишь дурная шутка богов – старых или новых. Игра света, чтобы убаюкать ее, заставить верить в безопасность, а потом отобрать все одним ударом. Иногда Эйрис был к ней любезен, даже мил. Иногда он дарил ей подарки: драгоценности, платья, книги с молитвами и стихами, музыкантов, чтобы играть для нее, маленьких животных – певчих птичек, котят, щенят.

Он мог быть щедрым, по-своему, по-особенному. Но это никогда не длилось долго. Что бы он ей не дарил, все это он мог потом швырнуть ей в лицо или вырвать из ее рук. Неблагодарная, вот какой она была, когда менялось его настроение, потому что она недостаточно много улыбалась, слишком мало смеялась, говорила ему, что слишком устала, чтобы лечь с ним, или слишком много времени проводила с Рейгаром.

Мерзкая, неблагодарная, высокомерная, заставляла его злиться на нее. Эйрис никогда не хотел злиться. Он хотел, чтобы ему дали все, что он хочет, повязанное ленточкой.

– Ты считаешь себя лучше меня, сестрица? – ощерился он на нее однажды, швырнув книгу, которую подарил за два дня до этого, в огонь. – Бедная крошка Рейла, замужем за своим братом… Я король! – рявкнул он.

– Смотришь на меня, как будто я какой-то межевой рыцарь, бьющийся за твою благосклонность – я не ниже тебя! – бушевал Эйрис, едва не оплевывая ее. – Я сотворил тебя, все, что у тебя есть – все это дал тебе я! Ты должна благодарить богов каждый день, что родилась принцессой Таргариен, что родилась, чтобы быть моей женой. Ты должна стоять на коленях, благодаря меня!

Ты король, хотела она сказать. Король капризов, шлюх, вина и шелка. Король слюны, крови и мочи. Вот чего ты король, братец. А когда ты умрешь, о тебе погорюют пару часов, пока другое веселье не придет им в голову, и тогда тебя забудут, оплюют и забудут. Но конечно же, она была неправа. Эйрису тогда было всего двадцать. Он был эгоистичен, похотлив и часто жесток, иногда давал волю рукам, давал пощечины и дергал ее за волосы, рвал на ней одежды – но все это было за закрытыми дверьми, и он не был безумен. Глупых королей забывали. Безумных помнили. Эйрис оставил по себе память, просто не такую, как желал.

Эйрис мертв. Она повторяла это себе иногда, чтобы не забыть, потому что иногда в ее снах она забывала, забывала, что он мертв и сожжен, что его пепел рассеяли по ветру. Иногда в ее снах она больше не была в Винтерфелле, а снова в Красном замке, и гниющий труп Эйриса сидел на троне, подзывая ее ближе к себе.

– Подойди и отдай мне дань уважения, сестрица, – скрипел он на нее неделю назад, улыбаясь и открывая черный рот, полный сломанных желтых зубов и шевелящихся червей. – Я все еще твой король и муж, разве нет?

Огонь лизал ее юбки, когда она побежала, чтобы умчаться прочь от кошмарной фигуры, но перед ней стояли королевские гвардейцы, безглазые и безротые, с обнаженными мечами.

Она проснулась с криком, и Рикард резко проснулся, выпрыгнул из кровати и обнажил меч еще до того, как она успела перевести дыхание. Это прошло, говорила она себе. Она в безопасности, ее уважают. Она никогда не вернется. Иногда она хотела вернуться, хотела, чтобы Рейгар снова был ребенком, хотела, чтобы все началось сначала, пусть даже это значило Эйриса – а потом не хотела этого на самом деле. Никогда. Теперь она видела его только в кошмарах.

Но была надежда. Надежда, что теперь восстание закончилось, надежда, что Элия одержала победу, что Рейгар – она не могла думать такого о нем, он ее сын, она не может желать ему зла, она просто хотела бы, чтобы он не был человеком, которого она из него сделала, которого сделал из него Эйрис – надежда, что все снова будет хорошо, что дом Таргариенов будет править безусловно, что их снова будут любить, бояться и уважать. Может быть, тогда это будет значить, что все того стоило. Может быть, она сможет говорить себе, что все ее страдания, ее скорбь, боль, гнев, все это было не зря. Что она помогла сотворить что-то сильное и непоколебимое.

И была надежда и для Винтерфелла, подумала она, когда показалось сердцедрево, и она остановилась в удивлении и даже тревоге, когда увидела фигуру, сидящую перед ним с маленьким свертком в руках.

– Нед? – позвала она тихо, приближаясь – старший сын был более сдержанным, отстраненным от нее, и она понимала, конечно, она все понимала. – Ты принес ребенка? – в Красном замке никого из ее детей, как живых, так и тех, кто умер, никогда не позволяли выносить из комнат, пока им не исполнился хотя бы месяц. Ей уж точно не позволяли просто уйти с ребенком в руках. Она редко оставалась с детьми наедине. Эйрис не доверял ее суждениям, даже до того, когда заговорил об убийцах.

Но этому ребенку, сыну Неда и Кетйлин, было меньше одного дня. Он был здоровым малышом, несомненно, родившимся сгромким криком и полной головой густых темно-рыжих волос, совсем как у его матери. Она увидела, как Кейтлин погрустнела потом, когда Нед увидел ребенка, так похожего на Талли, но ее беспокойство пропало, когда он взял мальчика на руки и поцеловал его красное личико, поблагодарив ее тихим, хриплым, удивленным голосом.

– Мой сын, – сказал он. – Кет, он замечательный. Наш сын.

Много, много лет назад Эйрис сказал почти то же, держа на руках их замечательного маленького мальчика, которого они назвали Дейрон. Если бы он выжил, ему было бы четырнадцать, как Бенджену. Но Дейрон прожил всего шесть месяцев.

– Да, – сказал Нед, когда она, поколебавшись, присела рядом с ним на покрытую мхом землю. – Всех детей Старков приносят сюда, когда они достаточно крепки, чтобы представить их старым богам. Они говорят, это приносит удачу детям. – мальчик мирно спал в его руках, он поправил его, и Рейла неосознанно потянулась помочь ему.

– Надо поддерживать головку, вот так.

Их взгляды встретились, и Нед Старк благодарно улыбнулся, прежде чем снова перевести взгляд на сына. – Я никогда… Это все казалось ненастоящим, нереальным, пока я не взял его на руки.

– Так бывает для многих мужчин, – сказала Рейла. – Вы не чувствуете, как ребенок двигается внутри, не понимаете, пока не возьмете его на руки.

Он помолчал некоторое время, а потом сказал, почти признаваясь.

– Последний ребенок, которого я держал, был Роберта.

Некоторое время она думала, что не расслышала его, но потом он посмотрел на нее этими серьезными, честными глазами, и Рейла вдруг поняла.

– Его незаконного ребенка.

– В Долине, – Нед снова посмотрел на сына, провел пальцем по его лицу, по его закрытым глазам и носу, рту. – Его мать была служанкой из дома Ройсов. Я не помню ее имени, – он казался почти пристыженным этим, как будто это был его бастард, а не Роберта, как будто кто-то мог ждать, что он будет помнить имя девчонки из простонародья. – У нее была дочь. Его дочь. Мия, так ее звали. Он навещал ее каждый день. Меня это удивляло, что он… это была девочка, а не мальчик.

– Роберт не казался человеком, которого будут интересовать дочери, – угадала Рейла, и Нед кивнул.

– Но он любил ее. Он забирал ее у матери и носил на руках, и сажал себе на плечи, когда она подросла, подбрасывал ее в воздух… Я думал, это было просто мимолетное развлечение, – сказал Нед. – Но теперь… Теперь я знаю, что это – держать на руках ребенка от твоей крови, и я… – он замолчал и покачал головой, придерживая язык. Они все так делали, Старки. Даже Кейтлин. Слезы никому из них легко не давались. В Рейле не было такой стали, но следовало что-то сказать, чтобы слезы полились.

– Он был тебе братом, по крови или нет, – мягко сказала она. – А теперь он умер. Ты можешь оплакать его. Ты должен, Нед. То, что случилось – это не твоя вина, ты не можешь себя наказывать.

– Он был мне братом, – это прозвучало хрипло и болезненно, – а я оставил его биться в одиночестве. Умирать в одиночестве. В горящем лесу. Я уже трижды прочитал письмо.

Джейн Баратеон сообщила им о судьбе Роберта. У них не было вестей из Красного замка о Рейгаре, и вот почему так боялась и волновалась Рейла. То, что глаз шторма прошел мимо еще не значит, что опасность миновала. Роберт не сражался в одиночку, что бы не думал Нед.

– У тебя был долг перед твоими родичами. Ты должен был повиноваться приказам отца, – сказала она, положив руку ему на плечо. – Ты выбрал, как мужчина, а не мальчик. Если бы ты пошел воевать вместе с ним, это заставило бы действовать твоего отца. Многие тысячи могли бы погибнуть с тобой. Была бы большая война. Больше смерти и разрушений. Ты выбрал мудро.

– И он умер, ненавидя меня за то, что я его предал, – ответил Нед. – Как трус, женившийся на невесте брата и сбежавший домой…

– Ты не трус, и если то, что ты говоришь о Роберте правда, он никогда не ненавидел тебя, – резко сказала Рейла. – Помни ваши слова, милорд. Одинокий волк умирает, стая живет. Твоя стая выжила. – Она посмотрела на ребенка. – Она растет. Ты не можешь прожить остаток дней, ненавидя себя за это. Это не твой грех, чтобы страдать за него. Ты сделал свой выбор, а Роберт сделал свой.

– Мы обещали всегда сражаться вместе, когда были маленькими, – красные листья чардрева шептались над ними, и Нед почти с интересом посмотрел наверх. – Но когда пришло время, я не смог. Я люблю свою жену, и люблю свой дом. Здесь мое место. Но я солгу, если часть меня…

– Часть тебя всегда будет задаваться вопросом, – сказала Рейла. – Думаешь, только ты жалеешь о прошлом? Испытываешь вину? Я сделала много ошибок. Я была королевой. Королевой Семи Королевств, и я ничего не могла сделать, чтобы не дать безумцу мучить и убивать невинных. Я не могла остановить своего сына от того, чтобы он увез твою сестру…

– У вас не было выбора, – быстро сказал Нед. – Вы были одна, вы не могли…

– Я знаю, – тихо сказала она. – Конечно, я знаю, но это не останавливает меня от того, чтобы не задаваться вопросом, ведь так? Что я могла сделать больше. Быть смелее. Храбрее. Я произошла от женщины, которая спускалась на врагов с небес на драконе и топила врагов в огне и крови, что я добавлю к ее наследию? Мертвых младенцев и двух королей в восстании, – она горько улыбнулась.

– Вы храбрая, – спустя секунду сказал он. – Я так думаю, ми… Рейла.

– Я была перепуганным ребенком еще долго после того как вышла замуж и надела корону.

– Мой отец говорит, что человек может быть храбрым только когда он напуган, – ребенок пошевелился в его руках, и Нед встал, протягивая ей свободную руку. Она встала вместе с ним, поправляя юбки.

– Твой отец – мудрый человек, – сказала она, поправляя косу за спиной. – Тебе пойдет на пользу слушать его, Нед. Особенно когда он говорит тебе, что ты достоин всего этого, – со значением сказала она. – Достоин быть наследником. Достоин жены и детей. Винтерфелла и Севера. Достоин жизни, – ее голос чуть дрогнул на последнем слове. – Ты молод. Я столь многих видела, кто умер в печали и сожалениях, Нед. Не позволяй им управлять тобой. Жизнь слишком хрупкая вещь.

Они шли назад в молчании, пока Нед не сказал, когда они вместе поднимались по лестнице.

– Мы с Кет обсуждали имена. Я думал Брандон, или даже Роберт, – тихим голосом признался он. – Но Брандон – это слишком… Для следующего сына, я думаю, не для этого. А Роберт…

– Роберта будут помнить многие, – сказала Рейла. – Я не удивлюсь, если в Штормовых Землях уже народилась целая уйма мальчиков, которым дают это имя прямо сейчас. Этот мальчик Старк. Хранитель Севера.

– Кет не была бы против назвать его Рикард, – Нед остановился у двери.

Рейла некоторое время разглядывала младенца. Последние месяцы она изучала фамильное древо своего нового рода. Воспоминания об именах текли к ней, словно поток льда и железа. Мертвые короли и лорды, одни любимые, другие бранимые.

– Что ты думаешь о Бероне?

– Мой прапрадед, – Нед нахмурился. – Он погиб, сражаясь с железнорожденными. Он был вторым сыном.

– Который правил Севером после смерти его брата, – закончила за него мысль Рейла. – И он был отцом деда твоего отца и отца твоей матери.

– Берон, – сказал он, задумавшись, и открыл дверь.

– Нед? – раздался тихий голос.

Рейла улыбнулась ему, погладила головку ребенка и покинула их.

Тем вечером в главном зале они пили за Берона Старка, сына Эддарда и Кейтлин, внука Рикарда. Не было настоящих музыкантов, но они все же пели и танцевали, только жители замка, и Рейла в третий раз потанцевала со своим мужем. Первые два раза были на пирах, один раз в замке Сервин, один здесь. Рикард Старк не был стеснительным, но танцы ему нравились не больше, чем Неду, и после него она потанцевала с несколькими другими, прежде чем вернуться к нему, улыбающаяся и усталая.

– Мне следовало также выпить за твою усидчивость в изучении моей родословной, миледи, – сказал он, отпивая вино, и она некоторое время смотрела на него, пока не поняла, что это была шутка. У него была приподнята одна бровь, можно было понять по этому, а так же по тому, как чуть скривился его рот. Его сыновья тоже так делали, когда находили что-то забавным. Это напомнило ей о Визерисе, который всегда улыбался, сдерживая хихиканье, когда лгал, что съел то, что ему дали, ходил куда велено, или же если что-нибудь своровал.

– Милорд, для меня это честь, – ответила Рейла, опуская кубок. – На самом деле, я сделала это только потому, что было бы слишком запутано иметь двух Рикардов в одном замке. Следовало принять меры.

Она почувствовала сильный прилив надежды, когда он улыбнулся и покачал головой на ее необычно радостное настроение. Все это было неправильно. Она не должна была улыбаться, смеяться, танцевать и пить за новорожденного младенца, пока не знала даже, жив ли ее сын, в безопасности ли Семь Королевств. Но что она могла сделать? Она не была Доброй Королевой Алисанной, которая могла пересечь Вестерос на драконе за пару дней. Ей оставалось только надеяться, молиться и ждать новостей с юга, и потому она могла воспользоваться собственным советом, и жить, покуда могла.

========== Элия VIII ==========

283 З.Э. – Королевская Гавань.

Элия как раз закончила писать, когда услышала, как в комнату входит топот маленьких ножек. Она повернулась, сидя на стуле, кривясь от боли в шее и плечах и растирая онемевшие пальцы. Руки ее отца искривились и распухли еще до того, как ему исполнилось сорок пять. Она волновалась, что то же случится с ней, что придет время, и она не сможет держать перо дольше нескольких минут, и ее письма и записки придется диктовать.

Была особая сила в том, чтобы самому писать свои слова. Лореза Мартелл читала им черновики своих писем, когда они были маленькими, она ходила взад-вперед, говоря как принцесса Дорна, властная и коварная женщина, а не их заботливая, иногда раздражающая мать. Отец и Доран вносили предложения, пока они с Оберином притворялись, что слушают, толкая и пихая друг друга и хихикая за их спинами.

К ее столу подошел Визерис, поглаживая пальцами стол, приводя в беспорядок разложенные там бумаги и свитки. Элия быстро собрала бумаги, сдерживаясь от желания прикрикнуть на мальчика. Ее глаза устали, и ей казалось, будто она уже несколько часов сидела над высыхающими чернилами. Но, что лицо ее маленького деверя было надутым и обиженным, делало все только хуже. Он одинок, резко напомнила она себе. Имей чуточку сочувствия. Но иногда она чувствовала себя так, будто исчерпала всю свою доброту – колодец пересох, и ведро теперь скребет по еле влажному дну. И все же, она заставила себя встать с тихим стоном, и заставила себя сложить губы в улыбку.

– Что такое, милый?

– Я не могу найти Рей, – пожаловался тот. – Она опять от меня прячется.

В последнее время Рейнис полюбила играть в прятки, и всегда не предупреждая Визериса. Обычно кому-то в возрасте восьми лет не трудно было ее найти: отдаленные смешки и хихиканья становились все громче, чем ближе он подбирался. Только вчера она развлеклась тем, что два часа пряталась в садах, не понимая, что ее ярко-оранжевое платье было видно любому, кто не был слеп.

Она взяла Визериса за руку и пошла за ним из кабинета, вниз по ступенькам, но Рейнис не было ни в одном из обычных мест, где она пряталась. Не в алькове, прикрытом занавесью, ни у окна рядом с лестницей в погреба, не за фонтаном рядом с Девичьем Склепом. Ее не было на конюшнях, где она любила навещать лошадей с Нимеллой, она не рассматривала гобелены в Бальном Зале Королевы с Инис.

Элия начала звать ее, и Визерис побежал вперед, распахивая двери и крича с лестниц, и по ее венам побежало тонкое, резкое ощущение страха. Непохоже было на Рейнис так долго прятаться, не отвечая. Она перестала следовать за Визерисом, но подхватила юбки и пошла быстрее. Двух служанок она отправила по разным направлениям, с твердым приказом немедленно привести к ней принцессу, и вместе с Ларрой начала обыскивать каждую комнату в королевских покоях.

Секунды обратились в минуты, и на ее лбу выступил пот.

– Рейнис! – к ее раздражению, ее голос дрогнул, когда она распахнула дверь шкафа, отодвигая в сторону платья и плащи. – Рейнис, немедленно выходи!

Она где-то здесь, заверяла себя Элия. Она не могла пропасть из замка. Нет. Нет, кто-нибудь обязательно заметил бы, услышал… Но разве это трудно – сказал в ней голос маленькой испуганной девочки, не ее голос, не голос королевы, – разве это трудно, украсть ребенка трех лет? Разве трудно убить ребенка трех лет? Может быть, она прямо сейчас плывет по Черноводной, с перерезанным горлом. Она может лежать разбитой у подножья лестницы. Она может быть далеко, в лигах отсюда.

– Рейнис! – почти отчаянно закричала она. – Если ты сейчас же не выйдешь, я заберу у тебя Балериона и выпущу его в Королевском Лесу!

Внезапно из-за угла появилась Ларра, бледная от облегчения.

– Я нашла ее, – сказала она, и Элия едва не повалилась.

– Где? – с облегчением прохрипела она, вытирая глаза костяшками пальцев.

Рейнис была со своим отцом. Рейгар спал, его раны были такими ужасными, что большую часть последних пяти дней с его «триумфального» возвращения в Красный замок он спал. Иногда он засыпал сам, иногда при помощи сонного вина. Так было легче менять повязки и простыни. Он всегда так легко спал, на утро после их свадьбы она проснулась на заре и обнаружила, что он сидит у окна, склонив голову над книгами, с арфой у его ног. Настоящий принц-дракон, подумала она тогда, смутно видя его очертания полуоткрытыми глазами и спрашивая себя, не было ли это сном, не проснется ли она снова дома в Солнечном Копье, в постели с кузинами и подругами. Теперь иногда она мечтала снова проснуться там, незамужней, бездетной, не знающей, что готовит ей будущее. Она была счастлива тогда, но хотела большего, хотела мужа, детей и положения, не хотела даром тратить дни, сидя в библиотеке ее матери в Водных Садах.

Теперь беспокойный принц стал королем, который спал так крепко, что не слышал отдаленных криков, хлопанья дверей и топота бегущих ног. Ее взгляд быстро скользнул по нему: белые простыни скрывали многое, но даже его лицо не было нетронуто – Баратеон вбил шлем ему в череп. Ему повезло, что он не умер сразу. Ему повезло, что он не умер, пока его сторонники не вернули его назад в столицу. Ему повезло, что он все еще дышал, хоть и очень неглубоко. Но кроме того – головой, выбритой, чтобы зашить раны, с сломанным носом, со скулами, которые когда то были высокими и острыми, и которые теперь превратились в мешанину порезов и синяков – Рейгара больше никогда не назовут красавцем, если он конечно выживет, подумала она.

Рейнис пряталась под его кроватью, где заснула, и спала мертвым сном, как обычно спят маленькие дети. Ларра нежно вытащила ее и уложила в кресло у очага. Балерион обходил комнату, словно охраняя от возможных опасностей. Сердце Элии все еще громко билось в груди, она положила на нее руку и попыталась успокоиться.

– Все хорошо, – нежно коснулась Ларра ее плеча. – Она в порядке, Элия.

– Я знаю, – сказала она. – Знаю. Просто… – она потерла лоб, немного отворачиваясь в сторону. – Извини. Спасибо, Ларра. Ты не против…

– Конечно, я пойду, найду Визериса, – Ларра уже выходила из комнаты. Элия присела на край постели Рейгара, дрожа. Она не знала, почему была в таком ужасе. Это была ложь. Конечно же она знала, почему. Состояние Рейгара не было известно всему Вестеросу, но вести о том, что король серьезно ранен, быстро распространялись. Они были в опасности. Она была в опасности. Ее дети были в опасности. Восхищались или боялись Рейгара как воина – это было неважно теперь. Он был не в состоянии защищать их, а слабый телом король в Вестеросе…

Она сжала пальцами матрас, сжимая зубы. Нет. Она не будет так думать. Она полагалась на себя и только на себя с тех пор, как он сбежал с Лианной Старк. Она не позволит, чтобы это ее сломало. Она справится, она должна, у нее нет выбора. Если она даст всем понять, что они слабы и расстроены, все будет кончено. Тайвин Ланнистер и его люди через две недели будут стоять у ворот, готовясь сжечь город, чтобы он мог посадить свою дочь и какую-нибудь марионетку на трон, чтобы править руинами. Или это может быть любой другой сильный лорд. Змея есть змея, говорил отец. Неважно, какого цвета камень, из под которого она выползет.

Роберт Баратеон был мертв. Из Штормового Предела не было официальных вестей, но купцы, торговцы, странствующие септоны, моряки и шлюхи, все говорили об этом. Когда падает такой человек, эхо слышит весь мир. Если для них и была в этом польза, так в том, что повстанцы лишились умелого командующего и того, кто был душой восстания. Это была война Роберта. Ну, война Роберта и Рейгара, и теперь один был мертв, а второй мог вскоре за ним последовать. Станнис никогда не казался ей неосторожным человеком. Конечно же, он должен был иметь здравый смысл. Конечно же, он не хотел еще крови на своих руках.

Но он был горд. Все Баратеоны были горды. Он не примчится в Королевскую гавань, моля о прощении за проступки его покойного брата и не распростится ниц у трона, на котором сейчас никто не сидел. Элия бы не сделала этого на его месте. Даже если бы на кону были ее дети, не сделала бы. Не смогла бы. Она Мартелл из Солнечного Копья, дочь ройнаров, наследница Нимерии. Они не склоняются, не сгибаются, не сдаются, даже если против них вторжение, голод и драконий огонь. Она посмотрела на Рейнис, которая все еще спала. Сильный трон, вот о чем она просила однажды Рейгара. Оставь своему сыну сильный трон в наследство. Не делай это своим наследием.

Но Рейгар более не распоряжается своим наследием. Рейгар ничего не решает. Рейгар больше не будет ходить, даже если вообще встанет с постели. Никогда не будет ездить верхом. Не сможет держать копье, меч или щит. Не сможет танцевать, плавать, носить детей на руках. Возможно, в ней осталось мало скорби о самом мужчине, но она плакала по пустоте, что он оставил после себя. Даже если он выживет… Она встала и быстро вышла из комнаты, когда успокоилось ее сердце, и позвала мейстера. Ей было нужно, чтобы он очнулся, пусть и не на долго.

Позже она присела рядом с ним, взяв его горячие мокрые руки в свои. Лихорадка вернулась с большей силой, мейстеры делали все, что могли, чтобы избежать заражения крови, но она видела лицо Хариса, когда он осматривал его час назад. Ему становилось хуже, а не лучше.

– Элия, – прохрипел он.—Воды…

Она вложила в его руки перо, сжала вокруг него его дрожащие пальцы. Его ногти были сломаны и почернели.

– Скоро, – успокоительно сказала она. – Скоро. А пока ты должен подписать.

Его глаза не могли сфокусироваться, и хватка была слабой. Элия взяла себя в руки и подтолкнула его руку к пергаменту.

– Ты должен подписать, – повторила она. – Тут требуется подпись короля.

По листам брызгали чернила, он вздыхал и стонал, ее нервы были на пределе, ее зрение сузилось, и она видела только дрожащие буквы, складывающиеся в его имя. Один раз, второй. Рейгар Таргариен, Первый его имени, король андалов, ройнаров и первых людей, лорд Семи Королевств, Защитник Государства.

Она подписала первую бумагу рядом с его именем, как свидетельница. Элия Мартелл, королева-консорт. Титул куда короче. Именно так о ней и напишут в книгах по истории? «Королева Элия была доброй и верной женой, она давала мудрые советы своему мужу, королю. Во времена войны и бедствий она оставалась верной и благочестивой. Она подарила нашему королю двух здоровых детей. Вот ее подпись. Она была послушной женой и любящей матерью. Да будет она примерам юным дамам. Добрая королева Элия».

Боги, у Алисанны хотя бы был дракон. Не поздоровилось бы Джейхейрису, вздумай он ее провоцировать.

Когда он подписал завещание, провозглашавшее Эйгона его единственным и законным наследником, Принцем Драконьего Камня, законнорожденным сыном, а также письмо в Штормовой Предел, сообщающее о грядущем прибытии под знаменем мира и согласия, она дала ему воды. Она положила ладонь на голую кожу его головы, почувствовала, как под пальцами пульсирует жар. Он словно горел в пламени. Рейгар бормотал что-то о ночи, и он был прав – уже загорались первые звезды.

– Еще сонного вина, – велела она служанке, которая послушно кивнула. – Пусть его величество отдыхает. Я не буду мучить его понапрасну.

Мучить – да. Понапрасну – нет. Она не верила, что возмездие можно было найти на поле боя, даже на том, которые все называли самими семью преисподними, а Роберта и Рейгара – демонами, сражающимися в них, но то, что он переживал, она не пожелала бы никому. Упасть с такой высоты. Он был… он до сих пор остается королем. Он держал их всех на одной ладони, и вместо того, чтобы обезопасить Вестерос, он позволил всему просочиться сквозь его пальцы, подобно песку. Что хорошего в обещанном пророчествами герое, если нет королевств, которые надо было объединить и защитить? Что хорошего в нитях судьбы, когда какой-то мальчишка походя перерезает их? Он мог бы больше ей доверять. В большем признаваться. Она не мешала бы ему. Она могла бы ему помочь найти лучший путь. Рейгар не хотел ее помощи. Он хотел быть правым. Он хотел верить, что одинокий, любящий читать мальчишка, которому нравились песни и легенды, и звезды, мог стать тем, кого все запомнят, тем, кто повернет рулевое колесо. Кто спас их всех. Он хотел верить, что ярость его отца, боль его матери, медленно угасающий свет его семьи, что все это было не зря.

Она могла ему посочувствовать, даже теперь. Жизнь его была не простой. Но и ее тоже. Она доверяла ему. Ради него она вступила в змеиную яму. Она давала и давала, и давала. Он не отплатил ей добром. Она хотела всего-навсего его уважения, чтобы он ценил ее. Не любви и страсти. И даже этого он дать ей не смог. Теперь было слишком поздно. Вот с чем он их оставлял. И ради чего? Ради мальчика-бастарда, о котором никто не думал, что он проживет и неделю? Брандон Старк, мертв, Джон Коннингтон, мертв, Герольд Хайтауэр, мертв – список можно было продолжать и продолжать. Бесчисленные другие, безымянные и безликие, но мертвые или умирающие, или искалеченные. Ради слепой и глупой войны, которая никогда не должна была начинаться.

Она ужинала со своим дядей.

– Эйгон останется здесь, с тобой и Элис. Инис и Ларра уедут в Росби с Рейнис. Тирелл будет охранять город. Он проследит, чтобы будущее маленькой Маргери оставалось в безопасности.

Младший ребенок Мейса Тирелла появился на свет два месяца назад. Здоровая маленькая девочка с каштановыми кудрями и прекрасной улыбкой, сообщили из Хайгардена. Само собой, так сообщили бы даже если бы она родилась карлицей с рогами. Элии сейчас было неважно. Главное, чтобы Тирелл оставался верен.

– Я должен тебя сопровождать, – начал он, мрачнея лицом.

– Ты член Королевской гвардии, должен охранять короля. Будущего короля, – она заставила себя проглотить еще кусочек фазана. – Нимелла поедет со мной. Люди Дорана уже там. Ты можешь сам выбрать моих телохранителей, дядя. Я не поеду без защиты.

– Это глупо. Было бы лучше подождать, пока они…

– Я уже достаточно ждала. Я не стану ждать, пока Красный замок развалится вокруг меня. Корона не должна выглядеть, как напуганный кролик, ожидающий стрелы, – она отодвинула тарелку, ее живот закрутило. – Чего мне ждать? Пока мой муж сделает меня вдовой? А что потом? Штормовые земли восстанут снова, Ланнистеры придут на их зов, Север перекроет Перешеек и оставит нас на произвол судьбы? Примчатся ли Талли и Аррены нам на помощь? С этим надо разобраться. Сейчас. Или за нас разберутся другие.

– Ты можешь попасть в ловушку Баратеонов…

– По крайней мере, это случится на моих условиях, – взорвалась она. – Боги, они хотя бы скажут, что я пыталась, дядя. Если случится худшее, – она поколебалась, потом заставила себя продолжать. – Ты сделаешь все, что в твоих силах, чтобы короновать Эйгона. Ты сделаешь все, что в твоих силах, чтобы отправить Рейнис в Дорн к Дорану. А остальное оставим на волю Семерых.

Некоторое время он смотрел на нее, потом кивнул.

– Как угодно вашему величеству.

Она почти захотела обойти стол, упасть в его объятья и заплакать, но она королева, а он рыцарь, и она не могла в одну минуту ему приказывать, а в следующую обнимать. У Левина Мартелла были глаза его сестры, черные и блестящие, оценивающие и понимающие. Он мог быть ей недоволен, но она думала, часть его ей гордилась.

– Спасибо, добрый сир, – сказала она как можно искреннее, и позволила ему проводить ее в ее покои. У дверей он задержался

– А Визерис? – спросил он, почти неожиданно.

Элия напряглась. Она надеялась, что он забудет.

– Визерис поедет со мной, – сказала она, заставляя себя смотреть на него.

– Понимаю, – сказал Левин. Он открыл для нее дверь. – Спокойной ночи, Элия.

Они оба знали, что ночь вряд ли будет для нее спокойной.

========== Лианна VIII ==========

283 З.Э. – Королевская Гавань

Лианна не присутствовала при отбытии процессии королевы по направлению к Королевскому Лесу и Штормовым Землям, но она слышала радостные вопли, звуки открывающихся ворот, топот копыт лошадей и их ржание из Девичьего Склепа. Ее все еще охраняли, но она мало это замечала с тех пор как спала ее лихорадка, и она снова смогла сидеть, пить и есть. Мейстер Харис говорил, что она еще не может делать ничего более утомительного чем пара коротких прогулок в день, но она уже чувствовала себя сильнее, здоровее. Девочка, которую она видела в зеркале перед судом Брандона пропала. У женщины, которая теперь смотрела на нее, было длинное, худое лицо Старков, и в ее холодных серых глазах не было и следа влюбленности или разбитого сердца.

Отец однажды сказал ее братьям, что мальчик не стал мужчиной, пока не отложил детские игрушки и не взял в руки меч, щит и лук. Пока он не научится, что у действий есть последствия, и не увидит, как другие процветают или страдают от них. Если мерить так, то очень многие мужчины все еще дети, подумала она. Она не знала, что это значило для женщин. По словам многих, она не была ребенком с того момента, как у нее пошла первая кровь. Но это случилось, когда ей только исполнилось тринадцать, она еще была полудикаркой, игривой и веселой, которой интереснее было скакать вокруг Винтерфелла, чем танцевать с красивыми юными лордами или сидеть и заниматься вышивкой.

Она не сбежала бы с Рейгаром в тринадцать, она это знала. И в шестнадцать она бы тоже не была им заворожена. Когда она встретила его, ей было четырнадцать, а сейчас ей было пятнадцать, но месяцы сейчас летели так быстро, как никогда не было, когда она была маленькой. Скоро ей будет шестнадцать, потом семнадцать, восемнадцать, а потом пройдут и все остальные годы ее жизни. В ненависти, сожалении и желании другого, и что за добро ей все это принесет. Роды могли ее убить. Если бы она оставалась в Башне Радости, убили бы. Рейгар не взял туда с собой мейстера. Если бы она забеременела в первую же ночь, что они провели вместе, чтобы тогда случилось с ней?

Ты бы умерла, ответила она себе. Ты была бы мертва, похоронена под грудой камней где-то в Дорне, а твой ребенок… Что ж, он был бы похоронен вместе с тобой, или увезен прочь каким-нибудь королевским гвардейцем. Может быть, они привезли бы его сюда, чтобы Рейгар назвал его законнорожденным принцем между убийствами Роберта и ее братьев. Ее ребенок никогда бы не знал ее лица, ее голоса, ее сердца. Может быть, так было бы лучше для него. Когда она была маленькой, она никогда не притворялась, что куклы – это ее дети, она никогда не играла в материнство. Маленькие дети были для нее забавными и раздражающими созданиями, которых можно было потискать и подержать, но быстро позабыть о них ради чего-то более интересного.

Она полагала, что она и так уже плохая мать. Если бы она была бастардом, вряд ли бы она простила тех, кто зачал и родил ее. Если бы она была бастардом, она до сих пор жила бы на Севере, на нее бы не смотрели, не обращали внимания, и может быть она грела бы постель какого-нибудь лорденыша или работала на кухне, или учила бы маленьких высокородных девочек женским хитростям, но ее бы никто не выбрал, не знал, не обратил бы внимания. И к счастью, в каком-то смысле. Это было бы счастье, быть невероятно, отвратительно, благословенно скучной и обыденной, и неважной для жизни Вестероса.

Теперь о ней обязательно кратко упомянут в истории, какое-то пустое предположение о ее распущенности, и какой-нибудь безмозглый старик напишет: «Леди Лианна, злополучная любовница короля Рейгара, оказалась в полнейшем одиночестве в Красном замке, и бастард на ее руках ничем не гарантировал ее будущее». О ней будут петь непристойные песни, о волчице, отхватившей себе принца-дракона, и ее имя ругательством будет слетать с их языков, и может быть три или четыре поколения Старков будут предупреждать своих непутевых дочерей, что они могут «закончить как Лианна Зимняя Роза, что сбежала на юг и обрела там погибель».

И в конце концов, лет через сто, какая-нибудь маленькая девочка сочтет все это ужасно романтичным и восхитительным, как она считала сказки старой Нен о коварных рыцарях, непокорных дамах, чудовищных зверях, которых следовало уничтожить, ужасно романтичными и восхитительными. Но не только ей придется с этим жить. Старая Нен предупреждала, что дети держат в кулачках сердца своих матерей. Этот ребенок держал ее сердце, ее горло, ее рот, уши, глаза – все. Она не полюбила его немедленно, как в первые увидела, когда ему было всего пять дней, и кормилица удивлялась, что он протянул так долго.

Нет, она не полюбила его, но она его узнала, и это было хуже. Она не видела следов Рейгара в своем мальчике. Сначала она боялась, что найдет, но теперь думала, что это было наказание пострашнее. Все, что она видела в нем, была она сама. Ее глаза, ее нос, ее уши, а все, что было ее, то и Брандона, Неда и Бена, это Старк, это волк, и если бы он был сыном кого-то другого, сыном Брандона, Неда или даже Бена, если бы он был законным, желанным, любимым, он был бы гордостью для любого. А вместо этого он ее позор, а она его позор, и все только хуже от того, что она не могла его стыдиться, потому что он держал ее сердце в своем маленьком бледном кулачке, и он сжимал его крепче и крепче с каждым днем.

Она назвала своего несчастного маленького волчонка, что держал ее в плену, Беном, на его шестой день от роду. Просто Беном. Теперь ему было шесть недель, и хоть он еще был маленьким и болезненным, он продолжал расти, твердо и решительно. Он пил молоко и от нее, и от кормилицы, спал, будил ее по утрам, и смотрел на нее своими серьезными серыми глазами, еще не обвиняющими и гневными, но однажды… Часть нее хотела, чтобы он всегда оставался таким, потому что однажды он начнет ходить, говорить, и узнает достаточно, чтобы называть ее матерью, предательницей, шлюхой – «как ты могла так со мной поступить, так могла ты родить меня, из-за тебя мне не знать покоя, только тени того, что мог бы иметь».

Она думала, что наверное это так по-матерински – вкладывать слова в уста ребенка, который еще не может даже произнести своего имени. Она надеялась, что она не будет таким, как Рейгар или Брандон. Она была неправа, когда надеялась на дикого маленького воина. Она надеялась, что он будет тихим, спокойным и терпеливым. Надеялась, что он предпочтет книги и свитки мечам и кинжалам. Она надеялась, что однажды он сможет ее простить, понять, что она была просто девочкой, неважно, расцветшей или нет, что она не поняла, пока не стало слишком поздно, что если бы она могла, она сочинила бы ему историю посчастливее. И она надеялась, что он не узнает своего отца.

Лианна ходила по комнате с Беном на руках, пытаясь успокоить его. Она терпеть не могла терять его из виду, была в ужасе, что ему причинят боль, заберут его, что она никогда не увидит его снова. Элия была достаточно к ней добра, позволила ей держать его в люльке у ее кровати, чтобы она могла сама за ним ухаживать, что не разделила их, не угрожала им, что не пыталась использовать Бена против нее. Но Элия уехала, и Лианна знала, что дамы королевы могут и не проявить к ней милосердия. Она была достаточно дружна с Эшарой и Нимеллой. Эшары не было при дворе уже многие месяцы, а Нимелла уехала утром вместе с Элией.

Она не знала, что будет, когда вернется королева. Состояние Рейгара ухудшалось, а не улучшалось, с тех пор как его раненым и изувеченным привезли в Красный замок. Когда она услышала, его раздирали приступы смеха и слез. Роберт погиб. Рейгар, может и не был мертв, но и живым его назвать сейчас было нельзя. Если – когда – с Штормовыми Землями разберутся, Лианна знала, что внимание будет обращено на нее и ее ребенка, и что тогда будет с ними, и как станут называть Бена? Не Таргариеном и не Старком. И не Блекфайром. Бен Уотерс, Бен Сноу – какая разница? В любом случае его жизнь не будет легкой. Обстоятельства его рождения вызвали восстание. Больше тысячи погибших. И вся эта кровь волнами накроет ее и ее сына.

Иногда она пела ему, хотя песни оставляли горький привкус на ее губах. Она меняла слова, чтобы они лучше ему подходили, вкладывала в стихи сотни похвал и лживых слов для него, говорила, что любит его, знает, что он любит ее, что они никогда не расстанутся, все, чтобы успокоить себя, а не плачущего ребенка в ее руках. Иногда у нее заканчивались слова, и она садилась на кровати и закрывала глаза, и молча плакала вместе с ним. «Я пытаюсь быть хорошей для тебя» - хотела она ему сказать. «Я пытаюсь быть той, кого ты полюбишь и сможешь гордо звать матерью, но я не могу…»

И как она могла? Она не была уверена, что остался хоть кто-то, кто мог ее любить, а меньше всех – ее собственный сын. Она знала, что должна есть, умываться, видеть солнечный свет, но чаще было проще только сидеть, глотая невыносимую скорбь, и ждать. Она ждала и раньше, и ничего хорошего из этого не вышло. Иногда она представляла себе, как рисует тогда смеющееся чардрево на щите, вместе с Бендженом, хихикая и строя планы посреди ночи, и ей хотелось ворваться в шатер, пнуть ногой лампу, схватить саму себя и начать ее трясти, пока не застучат зубы и не закатятся глаза.

Через два дня после отбытия королевы ее пожелала видеть леди Алис. Алис была песчаной дорнийкой, с темной кожей, но зелеными глазами ее отца Фаулера. Она была маленького роста, предпочитала аквамариновые и бирюзовые цвета, и всегда носила ленты в волосах, собранных в толстую темную косу, спускавшуюся к ее талии. Алис была старшей из трех дочерей и по ройнарским обычаям должна была унаследовать земли ее матери. У Алис была легкая, приятная натура, и это было видно по тому, как она входит в комнату с мягкой выжидательной улыбкой, словно ожидая какого-то сопротивления, просто чтобы поразвлечься.

Если она ожидала чего-то подобного от Лианны, то была горько разочарована. У Лианны едва хватило сил переодеться перед ее визитом, и войдя, Алис обнаружила ее у окна с Беном на руках, глядя как Дейна Полосатая гоняется за чем-то по каменной дорожке внизу. Алис настояла, чтобы они вышли в сад, жалуясь на духоту комнаты, и хотя она позвала было кормилицу, увидев лицо Лианны передумала и сама подхватила его на руки, щебеча о его хорошем поведении и миленьком кругленьком личике: с каждым днем он становился все крупнее.

Они сидели под грушевым деревом. Лианна никогда не любила груши, но Алис нарезала для нее одну маленьким медным кинжалом, Бен лежал в корзинке рядом с ними, солнце падало на его бледное лицо.

– Ешьте, – сказала она. – Вам нужно набраться сил, миледи. Дети – утомительные создания, мои сестры могут подтвердить.

– У вас нет детей, – ответила Лианна, с неохотой откусывая кусочек.

– Я не замужем, – согласилась Алис, – может быть это изменится, когда я вернусь домой, а может я просто назову наследником племянника. Но с другой стороны, такое всегда вызывает вражду между маленькими кузенами, и к тому же я всегда хотела выйти за кого-нибудь из дома Уллеров, – ласково улыбнулась она. – Мой дом имеет неприятную привычку родниться с домом Дейнов, но после глупого безрассудства сира Люцифера в Марках, думаю, надо принять меры.

Даже если бы на Севере был обычай называть наследником самого старшего, это все равно был бы Брандон. Лианна никогда такого не желала на самом деле. Управлять собственным замком или замком своего лорда-мужа – это была бы не такая уж большая разница, и к тому же отец все равно хотел бы выдать ее за южанина. Будь у нее выбор, подумала она, она была бы довольна браком с Флинтами или Норри. Говорят, там наверху в горах женщины и мужчины почти неразличимы. Это часто говорилось как оскорбление, но Лианна думала, что сумела бы это стерпеть. Она всегда хотела научиться метать топорики и рубить деревья.

– О чем вы хотели поговорить со мной? – спросила она, когда от груши остался лишь огрызок с черенком, что лежал между ними.

– Подготовить вас, – достаточно мягко сказала Алис, – к тому, что случится, когда вернется наша королева.

Лианна должна была напрячься, но она только сгорбилась. Она положила руку на спящего Бена.

– Я не хочу неприятностей… Вы можете сказать ее величеству, я не стану покушаться на наследство Эйгона…

– Конечно не станете, – спокойно оборвала ее Алис. – Вы достаточно в своем уме, чтобы понимать, что король не в своем, прошу прощения за каламбур. Вы никогда не сможете покуситься на трон Эйгона, потому что он законный сын и наследник Рейгара в глазах Семерых и тех, кто верен короне, и было бы просто отвратительно посвятить жизнь невинного ребенка столь мерзким амбициям, – она улыбнулась, и Лианна, несмотря на усталость и онемелость, расправила плечи и задрала подбородок.

– Бен больше мой сын, чем Рейгара. Я не хочу для него трона. Я не хочу, чтобы он был рядом с троном. Лучше бы ему умереть, чем занять место, с которого велели убить моего брата. Я хочу… – она заколебалась, но продолжила. – Я хочу, чтобы он был в безопасности и счастлив, и подальше отсюда. Я не могу оставаться при дворе. Элия должна это понять. Я знаю… Знаю, что люди скажут, что сделают… ему… Что за детство… Я не стану растить его в тени его законных брата и сестры, это слишком жестоко…

– Это жестоко, – согласилась Алис, – и слишком глупо, чтобы кто-нибудь такое предполагал. Он мог бы получить любые чествования, и все равно, этого было бы слишком мало. Он никогда не сможет быть Таргариеном, не сможет быть узаконен. Вы ведь это понимаете, так? Если он останется с вами, как ваш сын, должны быть кое-какие… гарантии. Заверения в верности. Просьбы о соизволении. Элия не жестока. Как и я, как бы вы не глядели сердито своими грустными серыми глазами, миледи. Я спрошу у вас то, что ни один мужчина никогда не спрашивал – что бы вы сделали, если бы у вас была свобода ехать куда пожелаете?

Лиана некоторое время смотрела на нее, а потом ответила, не думая:

– Домой. На Север. Я никогда его больше не покинула бы, если бы у меня был выбор.

Улыбка Алис стала шире.

– Не представляете, как приятно мне это слышать, Лианна. Так вышло, что мне кажется, ваш маленький Бен выглядит больше как Сноу, чем как Уотерс.

После, когда солнце начало садиться, они выбросили огрызки груш, и Алис проводила Лианну в ее комнаты. Они как раз вошли в Девичий склеп, когда вдруг появился стражник, рядом с ним стоял задыхающийся мальчишка-слуга. Лианна остановилась, как и Алис, которая вернула ей Бена, отвела мальчика в сторону за локоть и наклонилась, слушая, что тот шепчет. Ее мягкая уверенная улыбка пропала.

– Что такое? – резко спросила Лианна. Бен снова начал плакать в ее руках.

К ее удивлению, Алис не проигнорировала ее. Вместо этого она оглядела ее и сказала:

– Я забыла снаружи свою любимую белую шаль, а вечером собирается дождь. Не хотите ли сходить вместе со мной забрать ее, пока не стало слишком поздно?

Лианна ошеломлено стояла на месте, пока вдруг не поняла и не протянула Бена выжидающей служанке. Это была самая долгая дорога, которую ей пришлось пройти за многие месяцы, но они дошли до королевских покоев до того, как начался дождь. Если Рейгар еще был жив. Лианна сама не понимала, зачем она пришла. Чтобы подольше быть свободной от Девичьего Склепа? Потому что какая-то часть все еще любила его? Чтобы плюнуть ему в лицо? На этот раз лихорадка не спала. У него начались судороги и конвульсии. И все же комната была тихой, не было паникующих слуг или выкрикиваемых приказов. С ними были только Алис и сир Левин.

– Король не должен умирать в одиночестве, – сказал дядя королевы, но не двинулся с поста у двери.

– Вести не должны покинуть эту комнату, – сказала Алис, смачивая салфетку в тазу с водой и протирая ей покрытое пятнами лицо Рейгара. – Тирелл скоро все узнает, но на наших условиях. Нельзя никого встревожить, нельзя действовать поспешно, – Лианна чувствовала себя, словно в каком-то сне. Она забрала у Алис салфетку и склонилась над Рейгаром. Он казался таким маленьким. Как тонкий камыш, который в любой момент может переломиться надвое.

Он пытался сказать что-то, что-то ей рассказать, подумала она, но она думала, что он даже не понимал, кто перед ним.

– Пришла ночь, – прохрипел он. – Пришла ночь…

– Еще даже не стемнело, – поправила его Лианна, хотя ей хотелось закричать, завопить, ударить его, чтобы он проснулся, чтобы перестал умирать, чтобы она сама могла его убить, чтобы он увидел ее, понял, что он с ними всеми сделал. По его сломанной челюсти и пульсирующейшее бежала вода. – Все еще день.

– Пришла ночь, и все огни погасли, – прорыдал ее король из лунного света, сумасшедший и умирающий, и она собрала было салфетку в кулак, чтобы заткнуть ему рот, а потом вдруг уронила ее, мокрую, на простыни. Она взяла его за руки и попыталась удержать его на месте, когда он начал вырываться, и тут вдруг Рейгар словно узнал ее по ее железной хватке, острым ногтям, скрытой ярости и печали на ее лице, и посмотрел прямо на нее и произнес с оттенком испуганного удивления:

– Лианна…

И его имя увяло на его губах, и он посмотрел мимо нее, а потом он не видел уже ничего.

========== Джейн IV ==========

283 З.Э. – Штормовой Предел.

В ночь перед приездом королевы в Штормовой Предел, Джейн приснился Королевский Лес. Уже прошли месяцы и месяцы с тех пор, как ей снились кошмары о Братстве и Смеющемся Рыцаре – ее сон не всегда был мирным, но теперь у нее были другие поводы бояться и дрожать в темноте, не из-за прошлого, но из-за будущего. Но возможность снова увидеть Элию Мартелл, подумала она, вернула все назад. Джейн должна была служить одной из ее фрейлин. Великая честь. Она была так рада, хотя и пыталась скрыть это под маской собранности. Неприлично было веселиться как ребенок от перспективы жить при дворе и проводить время, служа принцессе, будущей королеве.

Но она все же была по-детски счастлива и полна надежд. И почему бы и нет? Ей было шестнадцать, она была не помолвлена, уверенная, что ее детство подошло к концу, и впереди ждет прекрасное будущее. Теперь она жалела ребенка, которым была. Жалела, ненавидела, и хотела снова им стать. Та Джейн умерла, когда ее сорвали с седла и уволокли в лес. Была зима. К счастью, еще не шел снег, но все же было холодно. Ее дыхание туманило воздух, и когда она плакала, казалось слезы замерзали на ее щеках. Она дрожала и куталась в порванный плащ, пока ее септа завывала, а мужчины смеялись, и дни казались слишком короткими, а ночи – бесконечными.

Она проснулась не с криком или стоном, но дрожа, несмотря на достаточно теплый воздух, со слезами на глазах. Станнис спал очень легко, он проснулся через несколько секунд после того, как она пошевелилась в кровати, и когда она присела, глубоко вдыхая, встал и он.

– Просто сон, – сказала она ему, и себе. Это она говорила Ренли, когда ему снились кошмары. Просто сон, милый. Иди спать. Иногда он приходил в ее комнаты – в их комнаты теперь, потому что Станнис проводил здесь столько же ночей, сколько и у себя, даже когда они не делали ничего, кроме как спали – и если иногда Станнис уносил его в его комнату, иногда они позволяли ему спать между ними, пусть даже он пинался и бормотал.

Он ничего не сказал, но положил руку ей на поясницу и спустя секунду начал медленно и осторожно поглаживать. Не желая, чтобы они бодрствовали дальше, она снова легла и повернулась лицом к нему. По ночам его глаза были скорее черными, чем синими, словно поверхность моря. Она положила руку ему на грудь, чтобы почувствовать ровное биение его сердца, и когда он не отдернулся, снова закрыла глаза. Утром она завтракала, когда сообщили о появлении знамен Таргариенов на горизонте. Ренли вскочил, пошатнув стол.

– Я хочу посмотреть!

– Сядь, – рявкнул на него Станнис, и они с Джейн встали. – Ты останешься здесь и доешь завтрак, а потом пойдешь в свою комнату и будешь ждать, пока тебя не позовут. Ты не будешь сбегать и играть. Это не игра, Ренли.

– Я не маленький, – раздраженно сказал им Ренли, и Джейн постаралась нежно взглянуть на него перед уходом, глядя, как он пихает яйца по тарелке.

– Ты мог бы быть с ним понежнее, – напомнила она мужу, уже не в первый раз.

– Разве сейчас время для нежных слов? – огрызнулся он, пока они шли к винтовой лестнице. – Ведешь себя так, словно мы готовимся к пиру, а не к переговорам с Железным троном.

– Я веду себя вежливо, потому что ожидаю вежливости, – она отказывалась попадаться на приманку, нарочно выставленную или нет. – Если бы мы встречались с Рейгаром, было бы другое дело. Но это королева. Думаешь, она хочет войны больше нашего?

Он чуть покраснел.

– Ты считаешь, я не способен мирно с ней договориться…

– Я считаю, что ты способен на многое, если сможешь полагаться сначала на разум, а потом на гордость.

Станнис не был безрассудным и взрывным как Роберт. Но и у него был характер Баратеонов, и больше всего она боялась, что он позволит загнать их в угол из-за этого. Они восставали не из-за мелочных обид. Но они все равно остались в одиночестве. Основное войско Роберта было разбито. Не уничтожено полностью, нет, но они были не в том состоянии, чтобы пережить еще одну битву, продолжать войну.

И все же как бы она не надеялась на мирное решение, она все же напряглась, увидев, как люди Таргариенов проезжают через ворота, хотя, конечно, в основном это были дорнийские копейщики, а не рыцари короля. Она подумала, что один из них наверное и убил Денниса, но тут въехала повозка королевы, и она стала слишком занята проверкой, как они со Станнисом выглядят. Они оба были одеты в скорбное черное, хотя они оба всегда предпочитали темные цвета. Она – из-за ее гордости Сваннов, а он – потому что сама мысль выделяться из толпы в одежде казалась ему жуткой. Ренли однажды попросил о багровом плаще, и ее муж посмотрел на него так, словно его брат выпрашивал у него драконье яйцо.

Волосы Джейн не были очень густы, но они были длинными, доходили почти ей до талии, и она велела служанке расчесывать их, пока они не заблестели в бледном солнечном свете полудня. Совсем недавно они были под осадой. Они не должны были выглядеть, будто это на них повлияло, как и смерть Роберта. Они должны были выглядеть сильными, здоровыми и держащими все под контролем. Во время траура не полагалось носить роскошные украшения, но она заколола косы двумя гребнями в виде лебедей из слоновой кости, чтобы убрать их от лица. Она задрала подбородок, и хотя не улыбалась, делала все, что могла, чтобы выглядеть уверенной в себе, спокойной, и она слишком волновалась, чтобы посмотреть на Станниса и проверить, хмурится он или нет. Это все равно уже было гиблое дело. Ему могли приставить нож к горлу, и он все равно не улыбнулся бы.

Сир Барристан помог королеве выбраться. Элия была одета, чтобы демонстрировать власть, сразу же подумала Джейн, с волосами, убранными под сетку, украшенную рубинами, в платье из темного, почти чернеющего оттенка красного, с мелькнувшим золотом нижней юбки. Она быстро прошла к ним и улыбнулась, словно на встрече старых друзей.

– Милорд, миледи, благодарю вас за то, что встретили меня в своем доме.

Джейн сделала реверанс, Станнис коротко поклонился, но ни один из них не вызвался произнести «Штормовой Предел ваш, ваше величество».

– Добро пожаловать, ваше величество, – сказала Джейн, когда Станнис не поспешил с ответом. Она хотела сказать еще что-то, когда вдруг заметила мальчика. Она никогда раньше не встречала Визериса Таргариена, но уже по глазам и волосам можно было понять, кто был этот ребенок. Он стоял рядом с Селми, выглядя маленьким и хрупким, щурясь в солнечном свете весны, его руки были сжаты в кулаки.

– Вас сопровождает принц?

– Да, – сказала Элия, и по ее лицу пробежала тень. – Я подумала, юному лорду Ренли понравится общество нового товарища по играм, пока мы будет беседовать.

Джейн быстро посмотрела на Станниса, и они взглянули друг на друга с пониманием. Она привезла принца не для радости маленького мальчика. Это было подношение. Маленькую Рейнис пообещали мальчику Старков. Визерис остался одной из последних фигур, которыми могла распорядиться Элия. Может быть дом Баратеонов был сейчас не в лучшем положении, но то же касалось и короны. Особенно теперь. После гибели драконов, Таргариены пытались брать числом. Теперь их древо усохло до трех маленьких детей.

Но опять же, из наследников Ориса и Аргеллы остались только мужчина восемнадцати лет и мальчик шести.

Будь Станнис другим человеком, то может быть день они провели бы в прогулках по Штормовому Пределу, устроив формальное представление жителей замка, проверку пленных в подземельях. Но так как он не был другим, то Джейн не удивилась, что они немедленно прошли в кабинет лорда, и она надеялась, что Элия не была удивлена тоже. Королева немного изумилась, что Джейн осталась с ними, вместо того, чтобы тихо удалиться утешать Визериса и Ренли, и Джейн испытала странную гордость, что Станнис теперь доверял ее мудрости и суждениям, что человек, который в брачную ночь сказал, что ее долг как жены – повиноваться, а не задавать вопросы, даже не подумал оставить ее в стороне.

Она подумала, что здесь есть чем гордиться. Она доказала ему себя, а он доказал себя ей, так, как они оба не ожидали. Она присела рядом с ним, с прямой спиной, и посмотрела на Элию, которая не привела с собой советников и стражников, кроме сира Барристана, который занял пост у двери. Если королева и была обеспокоена или встревожена, она этого не показывала. Они вполне могли бы заманить ее в ловушку. Это не послужило бы им на пользу в будущем, но кто-нибудь другой мог попытаться, мог попытаться атаковать королеву и ее стражу, чтобы найти временное отмщение и какую-то оплату.

Но отмщение у них было, конечно же. Сестра жениха кузины Джейн, Равеллы, написала ей о смерти Рейгара неделю назад, и та не потратила времени даром, тут же сообщив в Штормовой Предел. Элия не знала, что они знают. Но Рейгар был мертв. Это не принесло Джейн особой радости, но она думала, что Станнису это принесло покой, потому что это значило, что он не лгал Роберту на его смертном одре, что это не было все балаганом. В любом случае, она испытывала облегчение. Если бы им пришлось ждать выздоровления короля, то все могло затянуться. Она решила, что Элия кажется ей решительной женщиной.

– Я начну, – тихо сказала Элия, понимая, что они будут слушать ее несмотря на тон, – с того, что предложу свои соболезнования о ваших потерях. Лорд Роберт сражался доблестно, как и ваш брат, леди Джейн, – она кивнула ей. – Не могу представить горе от потери брата, особенно столь юного. Мы были на разных сторонах, но они были хорошими людьми, которые сражались за то, во что верили.

Она могла лгать, могла преувеличивать, Джейн не было дела. Это заявление что-то да значило.

– Благодарю вас, ваше величество, – сказала она, склонив голову.

– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать нашу скорбь, – Станнис сомнениями не терзался. Он немного наклонился вперед. – Мой брат скончался от ран, нанесенных ему в битве с вашим мужем и его войсками в Королевском Лесу, тридцать лиг которого мы потеряли. Значительная часть этого леса лежит в Штормовых Землях, – он говорил так, словно обсуждал денежные дела замка.

– Городки и деревни вдоль побережья, а также Бронзовые Врата, все они лишились средств и пищи из-за блокады королевского флота и флота Редвинов. В Штормовых Землях не осталось ни единой семьи, не потерявшей своего члена в этой войне. Около дюжины домов обрели новых лордов, и некоторые из них всего лишь дети.

Он продолжал:

– Мне поступают сообщения, что дорнийские разбойники воспользовались вторжением по Костяному Пути, чтобы грабить и насиловать без страха быть пойманными. Поля были сожжены, замки были захвачены, множество купцов и простонародья ищет приюта в Бронзовых Вратах, опасаясь нападения короны, и уже пошли слухи о вспышке мора у Фелвуда, из-за, как считают мейстеры, рек и ручьев, зараженных трупами и руинами войны.

Джейн взяла его за руку, и он остановился на секунду, и потом ровно продолжил:

– И все это потому, что король не смог сдержаться от того, чтобы украсть невесту моего брата, сбежать с ней в Дорн, и приказать своим королевским гвардейцам убить рыцарей, которые вместе с Робертом пытались ее спасти. И все это ради того, чтобы привезти ее в столицу и посметь требовать с дома Баратеонов оплаты за то, что мы защищались от его преступлений, называть нас бунтовщиками, зачать бастарда с леди Лианной, поджечь Королевский Лес, в котором были люди Роберта, и в итоге получить смертельную рану в попытке сразиться с моим братом один-на-один.

Она подумала, что никогда не слышала, чтобы Станнис так много говорил за один час.

Элия Мартелл смотрела на них обоих широко раскрытыми глазами, потом он резко вздохнула и сказала:

– Так вы знаете о смерти короля.

– Дом Баратеонов может и остался в одиночестве в этом восстании, но у нас все еще есть друзья, – ровно сказала Джейн. – Рейгар мертв. Роберт мертв. Кажется, теперь мы сможем достичь соглашения, теперь, когда обе стороны достаточно пострадали и истекли кровью из-за события, случившегося больше года назад. Прошлое не изменишь. Мы будем скорбеть о наших любимых, но следует смотреть в будущее. Дом Баратеонов не желает воевать в одиночку против Железного трона. Как и не желает мой муж, – она со значением посмотрела на Станниса, – править в качестве Штормового Короля. Наш народ все еще страдает. Невинные жизни были разрушены. Но мы не будем признавать себя виновными, ибо король, упокой боги его душу, нарушил традиции и соглашения. И все же мы не хотим видеть новые смерти и страдать дальше.

– Ваши жалобы и поступки имеют причины, – Элия сложила руки на столе перед ней. – Рейгар был моим мужем и королем, и во имя клятв, что я принесла ему, и ради моих детей, я вместе с ним шла сквозь шторм. Но он скончался. Мой сын теперь мой новый король. Наш новый король. Он будет править не так, как его отец или дед. Я не была рождена Таргариен, как вы оба знаете. Но я обещаю, что сделаю все, что смогу, чтобы дом Таргариенов в будущем правил справедливо, мудро и успешно.

– Вы хорошая и честная женщина, – Джейн знала, что должна была придержать язык, но Станнис просто разглядывал Элию, и она не могла молчать в такой важный момент. – Я не забыла того, что случилось после моего спасения, тех сочувствия и утешения, что вы мне оказали. Я знаю, что вы не желаете бессмысленных битв ради гордыни и самомнения.

Она не лгала. Тогда, после спасения, ее привез на своей лошади сир Джейме, в Королевскую Гавань, где ее ждала ее семья. Но перед тем, когда юный рыцарь внес ее в Красный замок, это Элия приняла ее к себе, увидев ее такой: ее спутанные и грязные волосы, испачканное, залитое слезами лицо, опухший сломанный нос, разбитые губы, переломанные ногти, и платье, когда-то бывшее роскошным, теперь обратившееся в рубище, ее босые окровавленные ноги, израненные от бега по лесу.

Принцесса крепко обняла ее, прижав к себе, хотя Джейн была выше на целую голову, и приказала мужчинам выйти, всем им, даже слугам, велела своим служанкам наполнить ванну, помогла обрезать колтуны из волос, заверила ее, что она в безопасности, что все будет хорошо, что мужчины, которые так дурно с ней обращались, что изнасиловали и убили ее септу, что держали ее в плену и издевались над ней, унижали ее, что все они будут повешены. Все до единого.

– С вами все будет хорошо, – сказала она ей, пока Джейн рыдала, свернувшись в комочек в ванной, словно ребенок, – с вами все будет хорошо, понимаете? Вы сильнее их всех, храбрее. Вы выжили. Они все будут к завтрашнему утру мертвы, а вы будете жить, и забудете их, и через десять, двадцать лет, они останутся лишь костями в земле, а вы все еще будете здесь, будете процветать. Мне очень жаль. Мне жаль, что я не смогла не дать им схватить вас, Джейн.

Братство напало на их процессию не для того, чтобы просто похитить дочь дома Сваннов. Они надеялись увезти принцессу. Джейн видела, как Левин Мартелл зарубил троих меньше чем за минуту, посадил Элию на свою лошадь, велел ей держаться и рванул на своем жеребце через холодный ручей, скача во весь опор к городу. Стражникам, охранявшим ее и септу Бригитту не так повезло. Эти люди пали, этих людей убили, и хотя Джейн заставила Смеющегося Рыцаря изрядно за ней погоняться через холмы и дубравы, в конце концов он ее поймал, заметил герб на ее броши, когда она кричала и вырывалась, моля о помощи, которая так и не пришла, и он улыбнулся ей и ударил ее рукоятью меча по затылку.

Когда она очнулась, она была в их лагере, и заработала сломанный нос, когда пнула сапогом в лицо мужчины, привязывавшего ее за запястья к гниющему столбу. Тогда почти казалось, что это того стоило, когда она не знала, будет ли жить или умрет, что может быть ее разденут и пустят по рукам, тогда казалось, что это того стоило, видеть, как он отшатывается с писком боли, как кровь и осколки зубов лились из его окровавленного рта. Кровь полилась по ее прекрасному белому платью, когда он попытался накричать на ее и обругать, и потом он изо всех сил ударил ее в лицо рукой в кольчужной перчатке.

Теперь она смотрела на Элию, которая пообещала, что их всех повесят, и сдержала обещание, и королева сказала:

– Вы оказываете мне честь, миледи, особенно учитывая обстоятельства. Это многое говорит о вашем характере, как и о вашем супруге, – она быстро взглянула на Станниса. – Надеюсь, я заслужу столь высокие похвалы.

– Так делайте это, – коротко ответил Станнис. – И дайте нам то, что нам причитается.

Они договорились о количестве человек, которые будут отправлены на расчистку и посадку Королевского Леса, о поставках припасов для пострадавших городов и деревень из Простора, о мейстерах для больных и раненых, что дорнийские копейщики отгонят разбойников, что пребывают по Костяному Пути, о полном отступлении войск Простора, Дорна и других сторонников короля из Штормовых Земель, что корона откажется от объявления цены за их головы, и согласились принять принца Визериса в свои воспитанники до достижения им шестнадцати лет. Ренли через пару лет отправится ко двору, служить пажом. Штормовой Предел отпустит всех пленных, оставшихся верных короне, и вернет им отобранные земли и титулы.

Договорились о помолвках вдов и девиц из пострадавших домов Штормовых Земель с домами из Королевских Земель, Простора и Дорна. Лорд по выбору Станниса будет представлять интересы Штормовых Земель и дома Баратеонов в грядущем консульском совете Эйгона. Все наемники из Эссоса и присяжные рыцари отправятся по домам, получив плату от нанявших их. Корона заплатит злополучное приданое Лианны Старк, и дом Баратеонов поклянется в верности Железному трону и королю Эйгону Шестому.

Переговоры длились еще долго после заката, и когда они уже пообедали и поужинали вместе, Джейн уже почти испытывала нежность к королеве, если в этом был какой-то смысл. Даже Станнис казался удовлетворенным. Свита Элии пробудет здесь до конца недели, потом отбудет, чтобы быстро вернуться в столицу. Когда они наконец покинули душный, жаркий кабинет, Джейн дождалась, пока Элия уйдет к своему деверю, а потом пойдет отдыхать, потратив столько времени в дороге, и потом повернулась и поцеловала Станниса, крепко и неожиданно.

Задыхаясь, она отстранилась.

– Что это было, во имя семи преисподен? – спросил он, но не сердито.

– Ты сказал мне, что не веришь в семь преисподен, – ответила она детским, почти истеричным тоном, и засмеялась. Он смотрел на нее, словно она сошла с ума, и она знала, что так и выглядела, но… Это ведь оно? Это же все? Шесть часов споров, несогласий, переругиваний, но они же все-таки достигли соглашения?

И это было все, что было нужно? Боги милосердные, почему Роберт просто не… Почему Рейгар просто не… Она была вне себя, и она почти опять рассмеялась, но потом на ее глаза набежали слезы, и тогда Станнис обхватил ее и поцеловал, быстро и коротко, и целомудренно, но она не могла дать себе расплакаться, только стояла там, держась за него, словно кто-то мог его отнять.

– Спасибо, – сказала она.

Поколебавшись, он ткнулся подбородком ей в макушку. Так получилось только потому что она стояла сгорбившись и склонившись, но она не была против.

– Кажется, это я должен тебя благодарить.

Это «спасибо» значило «может быть, я смогу полюбить тебя, ты, высокий упрямый дурак», хотела она сказать, но вместо этого улыбнулась ему в дублет, который пах железом и морем.

Потом она решила поговорить с Элией наедине, как только две женщины могут поговорить друг с другом, сказать, что она понимает, что она не завидует тому, что ей предстоит, но что она предпочитает, чтобы они поклялись в верности ей и ребенку почти двух лет, чем Эйрису и Рейгару, или кому-либо еще, кто может попробовать встать за ними, но она резко остановилась, когда услышала плач и крики.

Дверь была немного приоткрыта, очевидно, слугами, которых отпустили, но она смогла разглядеть фигурку сердитого плачущего мальчика, и женщины, стоявшей перед ним на коленях, прижимающей его к себе, бормочущей извинения и заверения, пока он вырывался, дрался, кричал, дергал ее за волосы, вырывал рубины.

– Я тебя ненавижу, ненавижу! – визжал Визерис, как могу визжать только маленькие мальчики. – Я хочу домой, я хочу к матери, я хочу к Рейнис, я не хочу оставаться, ты не можешь меня бросить, пожалуйста, пожалуйста, не бросай меня…

– Прости, – успокаивала его Элия, повторяя снова и снова, – прости, прости, Визерис, я обещаю, это не навсегда…

– Я тебя ненавижу, – выл он, – я тебя ненавижу, – и он сорвался на душераздирающие рыдания, и не только он. Королева тоже плакала, стоя на коленях на каменном полу перед мальчиком, который не был ее кровью, не был ее королем, растирая пальцами его содрогающуюся спину, и когда он съежился, она подняла его на руки, будто он ничего не весил, хотя она содрогнулась и простонала под его весом.

– Я знаю, – дрожащим голосом сказала Элия. – Я знаю. Ты можешь меня ненавидеть. Тебе можно меня ненавидеть. Ты будешь не последним в этом, милый.

Джейн отошла, чувствуя, будто увидела что-то слишком личное и неприятное, словно соитие или рождение, или признание на смертном одре. Она пошла найти Станниса и Ренли, все то, что было ее маленькой, разбитой, но все еще семьей, и теперь, когда они достигли договоренностей о мире, он взяли с собой Ренли на крепостные стены, чтобы посмотреть на шатры и флаги за стенами их замка, и взглянуть на звезды, загорающиеся надо морем.

Станнис посадил брата на плечи, чтобы тот лучше смог разглядеть созвездия, и Джейн указывала ему на низ, прислушиваясь к волнам внизу, к ветрам, дувшим по скалам мыса Дюррана, и когда Ренли заклевал носом и начал засыпать на груди Станниса, задрожав веками, она подумала про себя: «спасибо, спасибо», и она не знала, кого или что она благодарило, но это было ничего. Она знала, что она имела в виду.

Комментарий к Джейн IV

Сегодня сразу две главы, ура! И на этой главе основная часть фика закончена. В принципе, если не любите открытые финалы и завлекалочки в стиле “а что было дальше, никто никогда не узнает” - можете здесь заканчивать читать.

Будут два эпилога, один на Севере, второй на Юге, после небольшого временного прыжка. Что будет дальше - автор оставила на ваш выбор. Я, конечно же, верю, что королем станет Бран, а Бронн - лордом Хайгардена, бггг.

Не уверена, что эпилоги выдержу в том же темпе - я обычно выкладываю главу, когда у меня есть уже два переведенные главы, а сегодня я их обе выложила, а перевод эпилогов идет туговато. Но в течение максимум недели (это я беру запас на случай если совсем наплюю и уйду пить и веселиться) эпилоги выложу. Готовьтесь предлагать свои варианты развития событий потом.

========== Алисанна ==========

297 З.Э. – Винтерфелл.

Али знала, что от подножья лестницы до статуи было двадцать три шага, потому что она никогда не могла себя заставить идти с открытыми глазами. Вместо этого она посмотрела внимательно в влажную темноту крипты, прижала букет сухих цветов к груди и закрыла глаза, отсчитывая двадцать три шага, пока шла вперед. Сверху лестницы лил солнечный свет, и горели несколько мигающих факелов, но это не считалось, думала она, заставляя себя не подпрыгивать и не дергаться, когда слышала отдаленный треск. Это были просто крысы или кроты, скорее всего. Она не должна была бояться. Ей было тринадцать лет, она была расцветшей девицей, и уж точно достаточно взрослой, чтобы ходить сюда одной. Чего она могла здесь бояться? Холодных камней и старых костей?

Но в глубине сердца она все же боялась, и ей было от этого стыдно. Это были мертвые дома Старк. Ее родня. Ее кровь. Она должна гордиться, что идет среди них, будь они живые или мертвые. И она была горда, конечно была, просто… Крипта всегда была такая холодная, странная, чужая, как будто граница с какой-то другой страной, а не корень Винтерфелла. Остальной замок был ее домом, она знала каждый его уголок и закоулок, как собственную ладонь, но здесь…

Казалось, что каждая статуя, мимо которой она проходила, зло смотрела на нее и бормотала: «Тебе здесь не место. Убирайся» - и поэтому она предпочитала вовсе не смотреть в их каменные глаза. Она опустила сухие цветы, вздрогнула, когда ей на плечо упала с потолка капля воды, сложила перед собой руки, хотя это было глупо. Она не молилась Семерым, она просто оставляла подношение мертвым. Ее бегущие мысли закончились словами: «надеюсь, тебе понравятся ромашки», которые она, к ее стеснению, пробормотала вслух. Но ее сердце больше не билось гулко в груди, и она почувствовала себя храброй и повернулась, не закрывая глаз и быстро пробегая к лестнице.

Вместо этого Али заставила себя спокойно идти вперед, твердо, глядя прямо перед собой, как могла бы принцесса или королева. Она не боялась. Она Старк из Винтерфелла, и она не боялась – краем глаза она уловила движение, тень, слишком большую для крысы, или даже для кошки или собаки, и застыла, а потом завизжала в ужасе, когда из теней перед ней выпрыгнули две фигуры. Ее спина ударилась о влажную каменную стену, и кулаком она ударила прямо в подбородок Теона Грейджоя. Тот отступил с ругательствами, и ее племянник Криган, которого она звала кузеном, чуть не задохнулся от смеха.

– Ты… Ты ужасный! – она не смогла придумать ничего другого, что не было бы непристойным, за что ей вымыли бы рот с мылом. – Это не смешно, Криган!

Она толкнула его к Теону, который все еще приходил в себя от ее удара, отплевываясь и фыркая.

– Вы что, следили за мной? Это ужасно! Я все расскажу дяде, и он вас выпорет, вот увидите, выпорет!

– Я уже великоват, чтобы Нед Старк перегнул меня через колено и всыпал ремня, – ухмыльнулся Теон, все еще потирая подбородок. Ее рука ныла – она была рада, что Берон показал ей несколько лет назад, как правильно бить, но она хотела бы попасть ему по его глупому рту. Теону было восемнадцать, и он был красивым, но, к сожалению, слишком хорошо это понимал. Али с трудом различала худенького мальчика, который учил ее, как правильно обращаться с луком, в этом ухмыляющемся мужчине, который словно радовался, когда она на него злилась.

– Ты словно призрак увидела! – он искренне улыбнулся, веселясь ее яростному лицу. – Теперь я понимаю, почему тебя зовут Белой Али.

Криган, который был всего на год младше нее, опять начал хихикать, Али с трудом приняла выражение лица, приличное высокородной даме. Она не какая-то служанка, чтобы ее дразнили и задирали всякие Грейджои. Кроме того, он был всего лишь воспитанником. Не настоящей семьей. В его венах не было крови Старков. Она сильно ущипнула Кригана и прошла мимо обоих мальчишек, отчаянно желая, чтобы она была выше ростом и более царственной. Ее коса немного распустилась, и она была уверена, что опять видна эта глупая прядь…

Теон насмешливо замурлыкал «Время моей любви» ей в след, пока она поднималась по лестницам, отряхивая юбку, и она отлично понимала, какой куплет он имел в виду. «Была моя любовь как снег прекрасна, и волосы ее – как свет луны». Ну, может быть она и была бледной, но не бледнее остальных, и не было в ее волосах света луны – просто дурацкие серебряные пряди. Если бы только ее назвали хоть как-то иначе, а не Алисанной. Теперь она никогда не избавится от сравнений с Черной Али, не говоря уже об Алисанне Таргариен, хотя Добрая Королева даже и не выглядела совсем по-валирийски, у нее были золотые волосы и голубые глаза.

Али досталось от отца длинное лицо Старков и темно-коричневые волосы, кроме нескольких прядей серебряных волос ее матери, достаточно частых, чтобы это было заметно. Она очень аккуратно собирала волосы каждый день, чтобы как можно лучше их спрятать, но очень часто это было гиблое дело, особенно если учесть ее фиолетовые глаза. Издалека она выглядела как обычная северная девушка, но лицом к лицу – тогда начинались шепотки и разглядывания, потому что невозможно было отрицать, что ее мать была настолько же далека от севера, как какая-нибудь дорнийка. Она не стыдилась быть дочерью Рейлы Таргариен. Но ей бы не хотелось, чтобы это было первое, и иногда единственное, что думали о ней люди. «Я настоящая Старк», – сказала она себе, покидая крипту как можно скорее. И неважно, что остальные думают. С этой мыслью она направилась прямиком к богороще, обходя развешенное для просушки белье и срезая путь через кухни, где она остановилась погладить старую рыжую кошку, спавшую на подоконнике, и стащила кусок лимонного пирога, и быстро жуя и глотая, она спустилась по каменным ступеням, прошла через двор и толчком открыла недавно покрашенную дверь. К этому времени ее настроение, испорченное выходкой Теона, улучшилось, и она наслаждалась теплом солнечного света и мягкостью земли под ногами, и она сняла плащ, пусть и понимала, что пожалеет об этом, когда снова поднимется ветер.

Джейн Пуль играла с маленькой Бет Кассель и несколькими другими детьми слуг в горячих источниках, и если Али была удивлена, что с ними не было Сансы и даже Арьи, она вспомнила, почему, когда Джейн позвала ее:

– Леди Старк сказала мне передать тебе, что швея уже скоро будет тебя ждать, Али! – когда она прошла мимо, оставляя плащ рядом с кучкой одежды и туфель в траве. Али приветственно помахала им и подвязала юбку, чтобы суметь удобно устроиться на другом конце теплого пруда, и провела руками по воде, смывая следы крипты из мертвых с ее разума. Потом она сбросила сапоги и чулки и опустила ноги в пруд, шевеля ступнями и жалея, что вода не была горячее. Ванны она всегда принимала обжигающие, к тревоге ее служанок.

Потом она снова поднялась на босые ноги, простонав, и, обходя ветки и камни, пошла к чаще чардрев, направляясь к сердце-древу в ее центре. Шум смеха и криков играющих детей затихал вдали, как песни певчих птиц и подвывание ветра, пока не стало тихо и мирно. Воздух почему-то казался тяжелее, и она расправила юбку и приняла более подобающий богобоязненный вид, подходя к лику на белой коре.

В отличие от крипты и мраморных статуй внизу, она никогда не чувствовала себя не в своей тарелке у сердце-древа. Как и Сансе, ей нравились сказки о Семерых и красивые деревянные маски в Сломанной Башне, она навещала септу в Белой Гавани и с восторгом смотрела там на витражные стекла и висящие кристаллы, но здесь она ощущала нечто другое. Здесь ей казалось, что никто и никогда не причинит ей вреда. Это место было безопасным для нее и опасным для чужаков. Словно старые боги смотрели и ждали, охраняя ее.

Словно отец был здесь.

Она присела у кривых корней, скрестила под собой ноги и попыталась рассказать ему о своем дне. Она рассказала, что они ели на завтрак, как они с матушкой ездили в Волчий Лес, как видели там лису, которая пила из ручья. Она рассказала о своих уроках с септой, как они с Сансой устроили соревнования в стихосложении, и Берон, который втайне старался читать больше стихов, чтобы принцесса сочла его образованным, собирался их судить, но Арья сказала, что им нельзя будет сочинять о любви, и Санса швырнула в нее пером. Она рассказала о том, что дядя Нед съездил в Ров Кейлин, навестить дядю Бена и тетю Джонель и их новую дочку, Лиарру, и рассказала ему, что этим вечером в Винтерфелл приедут болотники. Она рассказала о своей вышивке, и как она собирается сшить еще несколько вещей для своего невестиного сундука, и опять рассказала, каким красивым она считала Маленького Джона Амбера, пусть у него и страшные волосы. Она не стала говорить о Теоне и о том, как боялась крипты, и как она боялась будущего, что ее пошлют на юг, замуж за какого-нибудь лорда, и все про нее забудут…

Но этого не случится, матушка никогда не позволит, чтоб такое случилось. Али немного знала о первом браке матушки, когда ее еще называли королевой, и она была замужем за своим братом, но когда она была маленькой, она впервые увидела шрамы на груди, спине и ногах матушки, и спросила про них, она помнила, как матушка взяла ее руку, поцеловала и сказала: «Это было чудовище, но оно уже давно мертво, любовь моя». Али только через год поняла, что она говорила об Эйрисе Таргариене. Она надеялась, что он ужасно страдал. Она не могла себе представить, чтобы кто-то хотел причинить вред матушке… Матушка была доброй, нежной, но очень сильной, и Али считала ее самой красивой женщиной, что она видела, пусть даже она и звала себя старой и седой. Матушка не была седой, но на ее лице были морщины, а волосы были белыми, как снег. Люди до сих пор смотрели ей в след, когда она проходила мимо, и иногда бормотали: «Ваше величество», но она шла, будто не слышала.

Не найдя больше о чем рассказывать, она просто сидела в тишине и пыталась вспомнить голос отца. Прошло только три года с тех пор, как он умер, но она волновалась, что с каждым днем забывала все больше. Рикарду Старку было за пятьдесят, когда он умер, для большинства мужчин это был солидный возраст, но многие жили и куда дольше. Ее отец умер на охоте, куда поехал с ней, его сердце отказало совсем без причин, просто из-за возраста, так сказал мейстер Лювин. Али уехала вперед на лошади, и услышала, как он зовет ее, а потом лай собак, когда она повернулась, он уже повалился в седле, и умер до того, как к ним поспели стражники.

Иногда она волновалась, что он сердился на нее, за то, что она не вернулась быстрее, но она пыталась уговаривать себя, что это неправда. Он любил ее. Может быть ей было всего десять, но она знала, что он любил ее. Она была самым последним его ребенком, но она не казалась ему хуже других только потому, что родилась от второго брака, от второй жены, от южной жены. Он учил ее ездить верхом, он поднимал ее, чтобы она могла вскарабкаться на лимонное дерево в теплице, он каждый год устраивал небольшой пир в честь ее дня рождения, и он первым назвал ее Али.

Отец не был мягким или нежным человеком, но она помнила его лицо, его бороду, как она сидела у него на коленях, как он держал ее на руках, как она иногда находила их с матушкой здесь, в богороще, сидящими в тишине и уюте, и она помнила, что в день его смерти шел летний снег, как он падал на ее волосы, пока она обнимала его и плакала. На следующее утро снег растаял, но тем вечером, когда весь Винтерфелл сидел в молчаливом бдении, собравшись вместе в богороще и в залах замка, с свечами и лампами в руках, их окружал сияющий белый свет.

– Так и думала, что найду тебя здесь.

Али подняла голову и увидела матушку, которая смотрела на нее, улыбаясь. Она моргнула и рассмеялась, поднимаясь на ноги и отрываясь от сердце-древа.

– Но сначала ты проверила теплицы.

– Проверила, – подтвердила матушка, нежно взяв ее за руку и поцеловав ее в волосы. – Думала, что найду тебя спящей под лимонным деревом с книгой на коленях, моя мечтательная девочка.

– Мне нравится их запах, – ответила Али, когда они отошли от чардрев и пошли к горячим источникам. – Запах лимонов – тебе не кажется, что они пахнут морем?

– Морем? – матушка задумалась, она видела это по блеску в ее нежных фиолетовых глазах, таких, как у нее. – Алисанна, ты всего дважды была в Белой Гавани. Что ты знаешь о море?

– Я читала о нем, – ответила Али, решив не натягивать чулки и натянула сапоги на босые ноги. К чему было стараться, ей всего равно скоро переодеваться. – Я бы хотела однажды отправиться в путешествие морем, ты бы не хотела, матушка? Теон говорит, что когда ты на корабле, это как будто на лошади или в повозке, только оно колышется не только сбоку на бок…

Веселая улыбка матери пропала при упоминании Грейджоя.

– Теон уже много лет не был на море.

Теон много лет нигде не был, с тех пор, как его отец восстал с Железными островами против королевы и юного короля, в короткую войну, которая продлилась меньше года, прежде чем их сокрушили и снова подчинили Железному трону. Али не помнила той войны, она была совсем маленькой. Но когда отец и дядя Нед вернулись, они привезли с собой Теона в качестве воспитанника. Теон не поедет домой, пока не умрет его отец, сказал ей Берон. Она не могла себе представить, каково это было, и как бы он ее не раздражал, она думала, что будь на его месте, тоже была бы не очень приятной со всеми.

– Знаю, – сказала она, махая на прощание детям, игравшим в прудах. – Он просто играет в железнорожденного в борделях, так сказал Криган…

– Криган еще ребенок, и ему нечего делать в борделях, – матушка неодобрительно понизила голос, когда они покидали богорощу, – и я уже подумываю отправить его назад в Ров Кейлин. Он приехал сюда учиться с кузенами, а не ходить за Грейджоем, как щенок.

Али решила в таком случае не рассказывать о гадкой шуточке в крипте. Криган был глупым и невыносимым, но он все равно был ее другом, куда больше, чем Теон. И они с Бероном всегда ладили – она жалела Берона иногда, его самым близким братом был Бран, который был очень милым, но ему было всего семь. Точно недостаточно взрослый, чтобы ездить верхом, охотиться и тренироваться со старшими мальчиками. В основном он любил только карабкаться по стенам и бороться с Арьей, как два каких-то одичалых.

– Ты когда-нибудь была в море? – спросила она матушку, когда они шли через полный людей замок, поднимаясь по винтовой лестнице.

– Только на Драконий Камень и обратно, – коротко ответила матушка, не делясь деталями. Она не любила говорить о своей жизни до Винтерфелла, ни куда она ездила, ни что она видела, ни какой была жизнь в Красном замке. Иногда она рассказывала Али о Рейгаре и Визерисе, о первом очень редко, а о втором, думала Али, недостаточно часто. Она знала, как больно было матушке от того, что ее сводный брат не навещал ее с тех пор, как вырос, но Али встречала этого мальчика, нет, на самом деле взрослого мужчину, только однажды, когда ей было десять, перед смертью отца. Они тогда гостили у отца тети Кет, лорда Хостера. Визерис ее ненавидел. Он был совершенно любезен и вежлив со всеми, но после пира, когда она должна была быть в постели, а вместо этого гуляла по темным коридорам с Арьей, изучая…

– Она мне не сестра, – рявкнул он на матушку, когда они стояли в отдаленном алькове, тихо споря друг с другом. – Фиолетовые глаза и пара серебристых прядей не делают ее Таргариен.

– Конечно же нет, – спокойно ответила матушка. – Она Старк, как и ее отец, но все же она твоя сестра, Визерис, твоя родня…

– Старки мне не родня, – яростно отрезал он. – Как волки не родня драконам. Просто маленькое отродье, которое он заставил тебя породить взамен его дочери-шлюхи…

Она услышала, как матушка резко вдохнула от ужаса, но прежде чем она успела расслышать матушкин ответ, их нашел дядя Нед и увел их с Арьей в спальню. Арье было только пять, она была слишком мала, чтобы понять, что услышала, но Али проплакала весь остаток ночи. Это было ложью. Конечно это было ложью. Это неправда, заверяла она себя. Он просто сказал это, чтобы обидеть матушку, он был зол на нее за то, что она вышла за отца, за то, что ей пришлось покинуть его.

Но факт все же был в том, что она не была единственной дочерью своего отца.

Когда они подошли к спальне Сансы, ее кузина-племянница стояла совершенно спокойно, с выжидательной улыбкой на лице. Швея и ее помощница стояли склонившись рядом с ней, поправляя подол нового платья Сансы. Для них всех должны были сшить новую одежду в подготовке к поездке на юг. Через месяц, в его шестнадцатый день рождения, должно было закончиться регентство Эйгона Таргариена, и он женится на Маргери Тирелл, а принцесса Рейнис присоединится к Старкам в Риверране после турнира в честь именин ее брата, официально коронации и свадьбы, для подготовки ко второму и последнему путешествию на Север, где она станет готовится к собственной свадьбе и жизни в роли леди-жены Берона.

Али встречала раньше Рейнис – они все ее встречали. Принцесса прожила в Винтерфелле чуть больше двух лет, отбыв как раз перед ее пятнадцатилетием. Теперь ей было семнадцать, и на следующий год к этому времени они с Бероном уже будут женаты. Мысль, что Берон, Берон, который был ей как брат, раздражающий и в одинаковой мере добрый, вдруг будет женат и может даже зачнет сыновей с принцессой Таргариен, была совершенно невозможной для нее. Когда Берон и Рейнис в последний раз стояли рядом, она возвышалась над ним, и не колебалась напоминать об этом другим.

Али сомневалась, что в их жизни когда-нибудь будет настоящая любовь, как та, о которой поют певцы, но по крайней мере, это будет интересный брак, чтобы следить со стороны.

– Мы закончили, миледи, – сказала швея, поднимаясь с усталым вздохом. Санса вежливо поблагодарила ее – Санса всегда была так вежлива, что Али было немного не по себе, что ее превосходит манерами девочка, которой не было и одиннадцати. Но они с Сансой одинаково любили сладости, певцов и сказки, как они с Арьей одинаково любили лошадей и прогулки вне замка. Ей никогда не хотелось сестер, потому что у нее были они, и она никогда не хотела с ними расставаться. Она знала, что должна была желать себе сильного лорда, за которого должна была выйти замуж, но Али не видела ничего плохого в том, чтобы продолжать жить здесь, как всегда, мирно и довольно, и всевместе, все они.

– Арья, пожалуйста, перестань кататься по кровати, – сказала Кейтлин с ноткой веселья, хотя она тщательно сжимала губы, чтобы не улыбнуться. – Твоя очередь на примерку.

– Мне не нужно больше платьев, – проныла Арья, но все же скатилась с кровати и с неохотой забралась на стул, встав на него и скорчив рожицу Сансе, которая куда хуже их матери скрывала свое хихиканье.

– Ты растешь как трава, – сказала матушка, взлохмачивая волосы Арьи, которые были длинными и прямыми, как у Али, только чуть более светлого оттенка коричневого. – Мы же не хотим, чтобы ты бегала в юбках, которые едва достают тебе до колена, милая.

Арья отчаянно посмотрела на Али, как будто ее готовили к жесточайшей пытке, и швея начала укладывать ткань и скреплять ее булавками и иглами. Али не удержалась от улыбки в ответ, и Арья показала ей язык.

– Почему Али не пойдет передо мной? Она любит платья, – жаловалась она.

Она была права, Али любила платья. Мода ей нравилась также, как Сансе и Джейн Пуль, им нравилось рассматривать разные ткани и цвета, слушать истории о неприличных модах при дворе и о всяких легкомысленных штучках, которыми им, как Старкам, не следовало интересоваться. Но это не значило, что она хотела всю жизнь провести, просто сидя и будучи красивой. На свете было столько всего, что можно было сделать и увидеть, чтобы тратить на это время.

Арья так много ерзала и дергалась, что на нее ушло вдвое больше времени. Все это время Али наблюдала, как Санса упражняется в письме, сидя за своим маленьким столом, у нее был самый аккуратный из них всех почерк, и было что-то завораживающее в том, как деликатно она выводила каждую букву, как перо скользило по пергаменту. Арья, несмотря на возраст, превосходила их обеих в счете, но Али все равно намного больше нравилась история. Она ее любила, хотя все их уроки очень удобным образом обрывались на трагедии Летнего Замка.

Если бы она была мальчиком, подумала Али, она молила бы о разрешении поехать учиться в Старомест, чтобы стать мейстером. Было бы так замечательно чудесно знать обо всем, что окружает их в мире. Но женщин не допускали в Цитадель. Она не знала, почему. Вернее знала, но эти объяснения никогда не казались ей достаточными. Дорн позволял женщинам наследовать до их братьев и править. И разве ими не правила королева-регент и ее совет, пусть даже в совете были одни мужчины? Почему женщинам не позволяли учиться и изучать искусство астрономии, целительства и архитектуры? Она знала многих умных женщин, высокородных и из простонародья. В конце концов она сошлась на том, что никогда не выйдет замуж за лорда, у которого не будет библиотеки. Он может быть самым красивым мужчиной Вестероса, но если он не будет любить читать, она будет его презирать. Это было бы такой пустой потерей возможности.

Когда с Арьей наконец закончили, она спрыгнула с стула со вздохом облегчения и опять запрыгнула на кровать. Санса оглянулась и ахнула, капнув чернилами на ее красивые буквы.

– Не лезь в мою кровать своими грязными ногами!

– Мои ноги не грязнее твоих!

– Нет, грязнее, я знаю, что ты все утро проторчала в конюшнях, смотрела как ковали лошадей! Матушка, скажи ей…

– Ты крыса, вечно на меня жалуешься…

– Ты пришла в мою комнату вся в грязи…

Али осторожно пробралась мимо ссорящихся, а Кейтлин встала между своими дочерями: Арья сняла с ноги туфлю, чтобы бросить в Сансу, которая была очень занята одновременно крича на свою сестру и отчищая капли пролитых чернил. Али заняла место рядом с швеей. Ее новое платье было бледно-голубое, чтобы подчеркнуть цвет ее глаз. Она бы запротестовала, но она всегда обычно предпочитала более холодные оттенки. Она терпеливо ждала, пока с ней закончат, и остаток дня провела в уроках танцев с Сансой и Джейн, жалея, что с ними не было Эддары Толхарт, с которой они могли бы друг другу посочувствовать: Али любила музыку, и ей нравилось смотреть, как танцуют другие, но не могла похвастаться собственными талантами.

Наконец день склонился к закату, и они все пошли к воротам замка. Это не был визит каких-то могущественных лордов, так что им не так важно было выглядеть богаче всех, а детям вести себя как можно лучше, но все же в воздухе было ощущение чего-то непонятного. Али не могла сказать, что это было. Любопытство? Она всегда была любопытна, так что это не было чем-то необычным, но она полагала, что это могло быть потому, что Лианна Старк не была здесь с самых похорон отца. И тогда она приехала одна, на позаимствованном жеребце и с мечом за спиной.

Во всех историях Али описывали ее сводную сестру как красавицу, чья красота была ее проклятьем, потому что именно она заворожила Рейгара и побудила Роберта на восстание, но тогда она не была красивой. У нее были темные круги под глазами, лицо было худым, и она оставалась только три дня, чтобы оплакать отца, а потом уехала на рассвете, не попрощавшись. Вернулась к своему лорду из грязей, шептались слуги. Единственный мужчина, который пожелал ее принять после ее позора.

Это была ложь – Али знала, что были предложения, в конце концов – от Мандерли, от Болтона, от Амберов – но когда дикая и распутная Лианна вышла замуж, вышла она за Фенна из Лилифена, брата Жианны, жены Хоуленда Рида.

Когда Лианна Старк наконец вернулась домой, со своим ребенком-бастардом, которого она называла Бен Сноу, несмотря на то, что он родился в Королевских Землях, ее приняли в Дозоре-в-Сероводье, а не Винтерфелле, как будто бы для того, чтобы помогать больной жене лорда Хоуленда, и потому, что ее лорд-отец запретил ей или ее сыну-драконьему семени когда-либо появляться в его замке. Но это были только слухи, как и слухи, будто со временем Лианна отрастила жабры и перепонки между пальцев, и попала под чары Уила Фенна, который, по слухам, был маленьким, как карлик, но его бронзовые ножи были покрыты ядовитыми слезами. Ходили слухи, что у него был раздвоенный язык, и он наполовину был колдуном через свою мать ведьму, и Али всегда в этом сомневалась.

– Я слышал, у нее есть еще один ребенок, – дружелюбно сказал Берон, спускаясь по ступенькам и становясь рядом с ней, пока открывались ворота. – Девочка. Будто их и так уже не достаточно, – он улыбнулся собственной шутке, и Али закатила глаза.

– Я слышала, Риды приедут вслед за ними, – ответила она, – раз уж мы говорим о девочках.

Когда она в последний раз видела Берона в присутствии Миры Рид, он был необычно тих, и красными у него были не только волосы.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – пробормотал он под нос, приняв вид надменного лорда, и Теон усмехнулся, явно услышав ее шутку, а Криган беспокойно переминался с ноги на ногу перед ними. Бран пытался разглядеть, что происходит, вытягивая шею, а Арья склонилась перед ним, чтобы он мог видеть из-за нее, хотя она не была намного выше него. Они хихикали и едва не упали прямо на Сансу, которая выглядела недовольной, что они так ведут себя перед гостями, но потом взгляд Али скользнул дальше…

Уил Фенн редко ездил верхом раньше, это было очевидно, по легкой неловкости, с которой он спешился. И наоборот, его жена с легкостью слетела с седла, и когда они встали рядом, стало очевидно, что он и не был карликом, но и слишком высоким для болотника он тоже не был. Лорд Фенн был на дюйм ниже своей жены, но вел он себя не так, он шагнул вперед и опустился на одно колена перед Недом и Кейтлин. Лианна коротко поклонилась, она была одета по-мужски, хотя сейчас не носила меч, насколько видела Али. Вместо того, она держала на руках маленькую девочку – потом она опустила ребенка, которому было лет шесть или семь, и крепко обняла брата.

– Как хорошо увидеть тебя, сестра, – тепло сказал Нед, и Лианна что-то пробормотала в ответ, мягко и настороженно улыбаясь на глазах всех жителей замка.

Фенн что-то сказал маленькой девочке, и Али услышала ее имя – Рая – пока не заметила, что спешился третий всадник. Он был выше Лианны и выше Уила Фенна, и тогда она поняла, к своей неловкости, что это был Бен Сноу. Она даже не была уверена, что они привезут его с собой. Когда люди говорили о бастарде Рейгара Разрушенного, она представляла кого-то со светлыми волосами и глазами, возможно очень утонченного, дорого одетого. Она не представляла, почему – он же не рос при дворе и не был оруженосцем какого-нибудь знатного рыцаря. У него не были светлые волосы, и он не казался утонченным. Он был высоким и худым, с мрачным лицом, с коричневыми, почти черными волосами, которые сейчас убирал от лица рукой в перчатке. Он казался старше четырнадцати лет, старше Берона, и когда он поднял голову и оглядел древние стены Винтерфелла, что-то странное скрутилось в ее животе.

Она не была уверена, беспокойство это, страх или ожидание чего-то. Какое ей было дело до внебрачного сына мертвого короля? Он скорее всего отправится на Стену через несколько лет – что еще ему оставалось? Ему никогда не позволят ни на ком жениться, особенно на ком-то из богатой и могущественной семьи. Но было странно. Он казался странным. Когда он подошел ближе, она поняла, что это было то же чувство, что в крипте. Она боялась, не его, но чего-то другого, и она не была уверена, чего. Он стоял рядом со своей матерью, взяв сестру за руку и кивая чему-то, что говорил ему Фенн, а потом коротко улыбнулся Рае, которая смотрела на него, широко раскрыв глаза.

– Подойдите и поздоровайтесь с Феннами, дети, – сказала Кейтлин, и матушка положила руку ей на плечо, и Алисанна Старк оказалась лицом к лицу с Беном Сноу, и их взгляды встретились, и они оба почти скривились, он при виде ее фиолетовых глаз Таргариенов, она при виде его серых глаз Старков, серых глаз, которые она всегда хотела для себя. Она быстро пришла в себя и вежливо улыбнулась, задаваясь вопросом, не положено ли ей сделать реверанс – он, конечно, бастард, но высокородный – и он коротко поклонился, пробормотав:

– Миледи.

– Добро пожаловать в Винтерфелл, мастер Сноу, – сказала она, и он посмотрел на нее, словно пытался понять, не лжет ли она. И на самом деле, Али пыталась понять то же.

========== Рейнис ==========

297 З.Э. – Королевская Гавань.

Рейнис могла винить только себя в хаосе, который возник, когда вереница ее компаньонок, слуг, стражников и огромные подводы с багажом достигли подножья Холма Эйгона. Дорога к воротам Красного замка и так была тяжелой, но теперь кругом сновали толпы простонародья, как и множество богатейших купцов, и все кричали, веселились, бросали цветы им под ноги, потому что это была не просто какая-то процессия, это ехала принцесса, и если что и умела Рейнис, так…

Ну, она всегда знала, как устроить интересное представление. Цветы на земле были в основном розами, гвоздиками и пионами, купленные в лавках по всему городу, и уже увядавшие под жаром солнца, обжигающего сверху. Их лежало так много на дороге, что та казалась красной, а не коричневой. Они все равно в итоге будут раздавлены в кашу, так почему бы не устроить поездку повеселее, чем эта медленная проходка? Скольких еще детей она может благословить? Она думала, что имей она божественные силы, то уже давно бы их проявила, в каком-нибудь более интересном виде, например, одним касанием исцеляя больных или призывая молнии с неба.

– Мой добрый сир, – обратилась она к рыцарю, ехавшему слева от нее, – мне бы хотелось добраться до дома до вечера, а вам?

Ренли Баратеон приподнял темные брови, глядя на нее, и слишком поздно поймал ее хитрую улыбку.

– Ваша матушка насадит вашу голову на пику на стене, – резко предупредил он, когда она дернула поводья и пришпорила коня, наклоняясь вперед. – Как и мою. У вас вообще нет сердца, дорогая леди…

Она рванула вперед как молния еще до того, как он успел закончить свою насмешливую нотацию, вырываясь вперед от почетного караула и остальной процессии, и послышался хор воплей от мужчин, которые должны были ее охранять, и хор радостных криков от толпы, и Мераксес, ее любимый песчаный жеребец, красный как огонь, быстро перешел в галоп, обычно запрещенный в пределах городских стен, из-за опасности вызвать столпотворение. И душная толпа, и дома, лавки, запах пота и гнилых фруктов, и все эти высокие стены вдали – все пропало, и может она и была теперь в тени Эйгона, но она чувствовала себя свободнее, чем когда-либо с тех пор, как они покинули Королевский лес, и искренняя широкая улыбка засветилась на ее лице.

Матушка говорила, что она была похожа на ее мать, Лорезу Мартелл, Солнце Дорна, когда улыбалась вот так, а бабушка утверждала, что она походила на Черную Берту, с этой победительной, радостной улыбкой, но Рейнис не могла этого представить, глядя в зеркало, так что ей приходилось полагать на их слово. Она никогда не беспокоилась о том, как может выглядеть. Мужчины и мальчики говорили ей, что она была самой красивой девушкой, что они встречали, самой прекрасной девушкой в мире, с тех пор, как она расцвела в двенадцать лет. Рейнис им не верила, конечно, потому что хоть ее и обвиняли в тщеславии как минимум раз в неделю, но она не была настолько глупой, чтобы считать себя прекраснейшей из дев Вестероса со времен Века Героев…

Но не неплохо было чувствовать себя одной из самых красивых девиц мира. Можно чувствовать себя кем-то, и при этом не являться им в точности. И очень часто, она так себя чувствовала.

Она, наверное, была всего в паре минут от ворот, когда из боковой улицы вылетел Лорас Тирелл на белом коне, словно рыцарь из песен, и одним только огромным телом своего жеребца смог перекрыть ей путь и заставить бедного Мерри перейти на кентер, а потом на ход, трясясь, фыркая и качая головой.

– Знаю, мальчик мой, – сказала ему Рейнис – она назвала своего жеребца в честь дракона, когда ей было пятнадцать – и потерла его густую шелковистую гриву, желая успокоиться так что быстро, как он.

Ее платье было одним из лучших и скроено весьма соблазнительно, но оно не годилось для скачек верхом, не больше любого другого платья. Женщины не гоняются верхом. Большинство женщин никогда не ездят верхом. Большинство женщин целыми днями работают на солнце, истекают кровью, выходят замуж, снова истекают кровью, раз за разом рожают детей, истекая кровью каждый раз, снова работают, а потом умирают не более чем в двух лигах от места, где родились. У Рейнис Таргариен есть все богатство и власть мира, а она даром тратит свое положение, репутацию и имеющийся ум на то, что скачет верхом по Холму Эйгона. Она почти слышала голос матери. «Ты могла упасть и сломать шею. Ты могла затоптать какого-нибудь беднягу на улице. Ты могла устроить панику.»

– Сколько раз я говорил, не пытайтесь ставить против Хайгардена, – протянул Лорас, снимая шлем – только такой самовлюбленный мальчишка как Лорас может носить шлем в спокойной поездке по городу к замку, подумала Рейнис, но при этом восхищаясь видом его густых каштановых локонов, сияющих на солнце. Лорас был не для нее, но на него все же приятно было взглянуть. Наверное он был бы еще приятнее, если бы не был так похож на сестру, что они казались близнецами, но казалось, что Мейс и Алерия Тиреллы могли производить детей только одной и той же внешности.

А она и ее родной брат не могли отличаться более.

– Я не ставила на свою победу, сир Флориан, – сказала она без особой горячности. – Я только надеялась, что так будет чуть побыстрее.

– Ваш дядя сказал мне, что за такую выходку вас следует выпороть кнутом, – задумчиво заметил он.

– Уверена, вы встанете на мою защиту, милорд, – очень сладко пропела Рейнис, когда их нагнал Ренли, задохнувшийся, но ухмыляющийся, сир Левин Мартелл отставал от него менее чем на корпус, с ним были два оруженосца, потом появились несколько золотых плащей, раздались крики, вопли, нотации, и Рейнис постаралась принять как можно более пристыженный вид скромной девочки, тут и там послушно кивая и повторяя: «Это было необдуманно с моей стороны, милорды, согласна» самым честным тоном, пока Лорас прятал смех под приступом чихания, а потом ей пришлось подъехать к дамам и ехать с ними плотной группкой под приглядом, будто в любой момент кто-нибудь мог попытаться сбежать.

Обычно Красный замок был жесток к женщинам, поэтому Рейнис понимала их тревоги. Но большинство ее товарок по путешествию, из которых кого-то она знала с детства, вроде Аллирии Дейн, уже бывали здесь раньше, а те, кто не были, что ж, Робин Баратеон выразилась лучше всех.

– Какая жуть, – заявила старшая из племянниц Ренли, первенец Станниса Баратеона и Джейн Сванн, которой было тринадцать, но она уже была невероятно высока ростом, почти в шесть футов, с квадратным лицом, черными локонами и синими глазами ее отца, но при этом полностью лишенная его привычки говорить только если надо сказать что-то чертовски важное. Может ее и называли Робин, но при рождении ее назвали Робертой Баратеон, в честь ее покойного дяди, и она наследовала от него нрав, телосложение – никто не назовет Робин изящной – и общее отвращение ко всему таргариеновскому.

Рейнис обожала Робин, и полагала, что с каждым днем и девочка с неохотой привязывается к ней все больше. Она подумывала молить мать выпросить у лорда Станниса и леди Джейн отправить девочку с ней на Север. Робин было тринадцать, она была уже достаточно взрослой, и несомненно станет большим утешением (и источником бесконечного веселья) в Винтерфеле. Ну, Рейнис могла просто указать ей на Берона, и та растерзала бы его, как собака кость. Робин ясно дала всем понять о своем презрении к дому Старков за отказ присоединиться к Баратеонам в восстании четырнадцать лет назад.

– Ты не можешь такое говорить, – воскликнула сестра Робин, Кассана, мрачная Касс, которая была почти копией матери, не считая более темных волос и синих глаз, она ехала рядом с ними на пони, так как ей было всего девять. – Робин, неприлично оскорблять чужой дом…

– Отстань, Касси, – нахмурилась Робин. – Не Рей же его построила.

– Вот уж точно нет, – дружелюбно ответила Рейнис. – Я бы, к примеру, обязательно избавилась от вот этой башни, – она кивнула головой, пока они продолжали путь, – и я бы сменила ворота, и перекрасила их в кроваво-красный, так, чтобы не было видно тела, когда их будут выносить.

Робин разразилась громогласным хохотом, а бедная Касс побледнела, кроме той части ее лица и шеи, что была обезображена серой хворью. Куда бы не ходила эта девочка, люди смотрели на нее и шептались ей вслед, выздоровела она или нет, и когда такое случалось, они могли быть уверены, что рядом появится Робин, крича: «Вам есть что сказать о моей сестре?» дополняя вопрос трепкой.

Рейнис всегда хотелось младшую сестру, когда она была маленькой. Она любила Эйгона, ее братишку Эгга, конечно, но часть ее всегда с завистью наблюдала за ее кузинами Песчаными Змейками, желая такого же свойства. Девочки лучше понимали других девочек. Они с Эйгоном всегда были дружны, но он никогда не мог понять что-то, как могла бы сестра. Он был мальчиком, он был королем, он выглядел как Таргариен. Их жизни должны были стать разными в итоге, им приходилось разойтись. И все же не было смысла просить о сестре мать, потому что у нее не было отца. Она полагала, что у нее остались совсем смутные воспоминания о Рейгаре – она помнила певшего ей мужчину, голосом мягким и чистым, как снегопад – но не более того. Ее двоюродный дед Левин и дядя Оберин, и даже старый Джон Аррен, все они были ей отцами, каких она могла только хотеть. Но ни один из них не мог подарить ей сестру.

Когда она подросла, незадолго до ее двенадцатого дня рождения, мать поговорила с ней один на один о ее отце, о наследии, что он им оставил, объяснила, что он сбежал с Лианной Старк и спровоцировал восстание вовсе не из пустой похоти, а потому что считал своим долгом произвести на свет третьего ребенка, вторую дочь, Висению. После этого Рейнис никогда больше не мечтала о сестре. Новость о том, что ее отец подумывал выдать ее замуж за ее брата однажды не шокировала ее до конца, учитывая историю их семьи, но мысль о том, что она была просто пешкой в какой-то великой игре всегда раздражала Рейнис.

Но в конце концов, именно пешкой она и была, в пророчествах или нет. Может она не была сказочным вторым пришествием самой королевы Рейнис, она все еще была Таргариен, и ее жизнь ей не принадлежала. Ее пообещали Берону Старку еще до того, как он был зачат, и что было еще отвратительнее, чем мысль, что ей придется выйти за мальчика младше нее на три года, глубокого ребенка, который в своей короткой жизни покидал Север от силы дважды, это было то, что она совершенно точно не могла воспротивиться этой партии, потому что ценой был мир, и так все было устроено, и только дурак будет ждать чего-то иного. Она никогда не выйдет замуж по любви, не сможет сама выбрать себе мужа, не сможет оставаться незамужней до двадцати лет, и…

Наверное, было бы легче, если бы Берон был уродливым, тупоголовым, жестоким или распутным. Он таким не был, и он не был глуп, она просто вела себя как ребенок. Он был юным, гордым и северянином, и у нее не было настоящих причин ненавидеть его или просто испытывать антипатию. Если бы она не была с ним помолвлена, она думала, что они может быть даже стали бы друзьями. Они не были друзьями. И они не были врагами, просто это было так ужасно неловко, смотреть сверху вниз на мальчика, который, когда она его встретила, едва доставал ей до плеча, и думать, что она принесет ему клятвы у чардрева и будет делить с ним постель. Это было неприятно.

О, бедной Рейнис неприятно, сердито подумала она, когда наконец пришло время спешиваться, и она впервые заметила свою мать, брата, Визериса, дядю и его возлюбленную, его дочерей – бедной Рейнис неприятно, вы только посмотрите, ну давайте же все отменим, помолвим ее вместо того с прекрасным дорнийским рыцарем, чтобы она остаток дней только и делала, что скакала по пляжам и ела апельсины и персики. Ее родной бабушке пришлось выйти за собственного брата. Ее мать вышла за человека, который едва не погубил их всех своими снами. Она должна была быть благодарна, что обстоятельства не были более жестоки.

Но она не была благодарна, не была радостна, не была скромна. Рейнис совсем не такая, и она знала, что была бы лучшей дочерью, лучшей сестрой, лучшей женой, если бы была, но она вряд ли могла себе лгать. Вместо того она улыбнулась, не стала делать реверанс, а широко раскинув руки, обняла мать, которая чуть вздрогнула от того, как крепко это было, как всегда, прежде чем опустить руки на талию Рейнис в старой уютной манере, и хотя Рейнис было уже семнадцать, и она была слишком взрослой, чтобы цепляться за юбки матери, прошло пять месяцев с тех пор, как они виделись в последний раз, со всей этой поездкой в Солнечное Копье и медленное возвращение с остановкой в Штормовых Землях.

– Никаких слез? – поддразнивающее спросила она. – Матушка, да твое сердце окаменело с возрастом?

– Оно не каменнее твоего, – нежно ответила мать, положив руку на горячую щеку Рейнис. – Ты должна была вернуться в Королевскую Гавань три недели назад, дочка.

– Штормы, – со смехом отмахнулась Рейнис, но все же почувствовала укол совести. Она делала все, чтобы задержать свое возвращение, потому что, когда она уедет снова, она уже не вернется. Она не поедет никуда, кроме Винтерфелла, а оказавшись там, она знала, что не сможет уехать, пока не выйдет замуж, не ляжет с мужем в постель и не родит собственного сына Старка. Или дочь. Может быть она нарожает Берону только дочерей. Это одновременно развеселило и встревожило. Север может быть и считался столь же диким и необузданным, как Дорн, но это не был Дорн.

И все же, она скорее окажется в могиле, чем позволит хоть кому-то отказать ее дочери в том, что ее по праву. Рейнис получила то же образование, что и Эйгон. Она могла читать, писать и говорить (очень плохо) на высоком валирийском и немного на ройнарском. Она могла складывать, вычитать, умножать и делить, и даже пробовала силы в геометрии. Она знала историю и географию, и она много путешествовала. Она ездила верхом не хуже многих мужчин, знала, как держать меч и лук. Она играла на арфе и красиво пела, и она могла танцевать, пока ноги не заболят и отнимутся. Она никогда не считала, что они не равны, пока однажды она не расцвела, и поняла, что ей придется уехать и стать женой маленького мальчика, и жить и умереть на беспощадном Севере.

Она знала, что ее улыбка была не слишком радостной, когда она обняла Эйгона, но понадеялась, что он не заметил. Во всяком случае, он был рад ее видеть. Его всегда трудно было понять, ее уравновешенного, задумчивого брата. Он уже был почти шести футов ростом – и в первый раз она посмотрела на него и не увидела в нем беззубого мальчика с ямочками на щеках и серебристо-золотистыми локонами, которые невозможно было пригладить. Он выглядел как король, наверное.

Потом она поймала взгляд Оберина, и он едва не сбила ее с ног, и она поцеловала Элларию в щеку, поддразнила девочек и пообещала разные подарки и сладости из Бронзовых Врат. Старшей из дочерей Элларии, Элии, названной в честь ее матери, было теперь двенадцать, и она была уже выше и нескладнее, чем она ее помнила. Уже достаточно взрослая, чтобы путешествовать со своей матерью. О, если бы только с ней в путешествие на Север отправили Роберту Баратеон и Элию Сэнд, она была бы счастлива. Они напоминали бы ей ее саму в их возрасте, чтобы она могла притвориться, будто ей снова двенадцать или тринадцать, дикая и свободная.

Наконец она вырвалась от детей и повернулась, и перед ней стоял Визерис, и она едва не прыгнула ему в объятья – прошел год с тех пор, как они виделись в последний раз, а он всегда был таким беспокойным, никогда не мог усидеть на одном месте долго – и она поцеловала его в обе щеки и отстранилась. Он был всего на дюйм выше нее, и так было с тех пор, как она начала расти, словно камыш, когда ей исполнилось девять или десять.

И почему-то все же казалось, что она настороженно смотрела на него снизу вверх, надеясь, что он был счастлив. Эйгон был ее братом по крови, но Визерис, пусть и был дядей, был ее братом в сердце, и возможно, она беспокоилась за него куда больше, чем стоило. Он был взрослым человеком, и мог сам принимать решения, ездить, куда захочет. И все же…

– Я думала встретить тебя в Штормовых Землях, – обвиняюще сказала она. – Но услышала, что ты был в Староместе.

– Был, – легко ответил он, – сковал еще одно звено цепи. Думаю, ты не станешь на это обижаться, Рей.

Он не носил цепь, но опять же, он был мейстером не больше, чем Оберин – не было необычно для лорда, особенно если он не был старшим сыном, поучиться год или два в Цитадели и поучиться чему получится. Интересы Визериса менялись, как волны в море. Он был импульсивен и нетерпелив. Но все же он выковал три кольца цепи – медное, по истории, из желтого золота, по экономике, и теперь бронзовое, по военной стратегии, сказал он.

– А как они проверяют знания в этом? – усмехнулась Рейнис. – Расставляют армию игрушечных солдатиков и играют на карте?

Он закатил глаза, и по его взгляду она поняла, что они поговорят потом. Они с Визерисом в этом были одинаковыми. При людях могли сказать одно, и противоположное наедине.

Когда приветствия и представления закончились, она – слава Семерым! – наконец нашла время для себя, когда ее проводила в ее прежние комнаты в Твердыне Мейгора матушка, которая с неохотой убрала руку с локтя Рейнис, сказав:

– Как хорошо, что мы все снова вместе, любовь моя. Я знаю, твой брат говорит немного, но он скучал по тебе, просто он…

– О многом волнуется в последнее время, я знаю, – сказала Рейнис, открывая дверь. – Конечно, матушка. Для него это очень важно, для всех нас. Я знаю Эйгона. Он себя не простит, если что-либо будет неидеально или не в порядке. И Оленна Тирелл тогда не заткнется никогда, – она нахмурилась. – А где же Маргери? Признаюсь, я скучала по тому, как ее щебетание все приближается и приближается…

– Не будь грубой, – сказала матушка, но она все же слабо улыбнулась. – Мы не знали, что ты приедешь сегодня, пока утром не примчался гонец. Она поехала в поездку по Черноводной на прогулочной барже со своими кузинами. Это ее последние недели перед свадьбой и коронацией, и я не сержусь, что она хочет провести побольше времени с семьей.

– Плетя интриги, ты имеешь в виду.

– Рейнис, она уже много лет твоя будущая невестка, – терпеливо сказала матушка. – Когда же вы научитесь терпеть друг друга?

– Мы прекрасно друг друга терпим на расстоянии, – фыркнула Рейнис. – Брось, мама. Ты знаешь, что я терпеть не могу ее семью, кроме разве что Лораса, и мы с ней слишком похожи. Мы будем прекрасно ладить, когда она станет королевой, а меня отправят в ссылку в землю волков и медведей, – ровно добавила она.

– Когда ты станешь старше, ты поймешь важность сотрудничества с другими могущественными женщинами, вместо того, чтобы на каждом шагу пытаться их превзойти, – сухо заметила матушка.

– Разве я не сотрудничаю с юной Робин? – спросила Рейнис, входя в комнату. – Дай девчонке пару лет, и мы получим новую Аргеллу. Особенно если ты будешь продолжать настаивать на своей идее о ней и Визерисе, – добавила. – Она этого не потерпит, матушка.

– Она сейчас не потерпит любого мужа, она еще ребенок.

– Станнис Баратеон тоже этого не потерпит, – продолжила Рейнис. – Думаю, он скорее предпочтет выдать свою драгоценную девочку за одного из сыновей своего Лукового Рыцаря, чем за кого-либо из наших родственников.

– Тебе надо отдохнуть, – сказала матушка, завершая разговор. Но она поколебалась, и взгляд ее темных глаз смягчился. – Я знаю, это нелегкое для тебя время, Рейнис. Но я также знаю, что ты храбрая. Это только начало, разве ты не понимаешь? Это не конец.

– Очень надеюсь что нет, – резко ответила Рейнис. – Я собираюсь попросить Берона в качестве свадебного подарка отвезти меня к Стене. Может я даже потом оттуда вернусь, если он очень попросит.

Когда она осталась одна, она легла на свою детскую постель в ее детской комнате стала смотреть, как меняются тени на полу оттого, как менялся за окном свет. Тут она услышала знакомое мурлыкание и радостно привстала, когда на кровать запрыгнул Балерион и принялся с ней здороваться.

– Бал, – заворковала она, протягивая к нему руку, которую тот проигнорировал, вместо того улегшись на кровать и подставив животик для чесания. Он позволил ей делать это где-то полминуты, пока не принялся царапаться.

– Ах ты ревнивый старичок, – заявила она, нянча свою исцарапанную руку, пока он бродил по комнате в поисках вторженцев, прежде чем вернуться к ней, забираясь к ней на колени с предложением мира. – Честное слово, ты носишься по замку, делая бастардов всем кошкам подряд, но стоит мне ненадолго уехать, и я теперь злодейка?

Она поцеловала его старую мордочку, положила голову на его шубку и вдруг подавилась неожиданным, внезапным рыданием.

Балерион снова замурлыкал, а потом раздраженно зашипел, когда она снова подняла голову, чтобы вытереть слезы.

– Я буду скучать по тебе, старичок, – пробормотала она. Она могла попытаться забрать его с собой на Север, но он наверняка сбежал бы по дороге, и Красный замок всю жизнь был его домом. Было бы жестоко и эгоистично забирать его, пусть даже ей было бы лучше. Он даже не заметит, что она уехала, скорее всего, если будет накормлен, и кто-нибудь будет время от времени чесать его подбородок.

Но она будет скучать по нему, каким бы диким маленьким зверем он не был. Рейнис снова заплакала, пытаясь высмеять себя за это. Она знала Винтерфелл, знала, чего ожидать, и она не будет одна. У нее будут фрейлины, и будет бабушка, и маленькая Али, и может быть она впервые в жизни увидит маленького Бена Сноу. Ей всегда было интересно, какой он, ее сводный брат, плод стольких бед и страданий ее матери, его собственной матери. Она его не ненавидела, она не знала его, а Эйгон, скорее всего, не узнает его никогда. В этом было что-то холодное и печальное. Ей было интересно, был ли он счастлив. Может быть и был, среди болотников. Может быть он совсем и не думает о них.

От мыслей о Бене Сноу ей стало менее грустно, и она решила поспать. Когда она проснулась, Балерион уже ушел, ловить мышей и драться с другими котами в погребах, и она вызвала служанку, переоделась в более скромное платье глубокого фиолетового цвета и пошла искать своих братьев. Она нашла Визериса на верхней галерее тронного зала, который был сейчас пуст, Сколько раз она сидела здесь и смотрела вниз на Эйгона, который был такой маленький на этом троне, и матушка рядом с ним заставляла себя стоять твердо и крепко? Сколько раз она желала хоть раз оказаться на его месте?

– Тебе не нужен трон, – сказала ей однажды матушка, когда ей было девять или десять. – Твой брат прикован к нему на всю свою жизнь, Рейнис. Ты была бы несчастна, сидя на нем.

Визерис теперь сам смотрел на трон. Казалось, он даже не слышал, что она вошла, пока она не присела рядом с ним, и тогда он напрягся и повернулся.

– Мне думается, пора бы им заменить здесь подушки, – призналась она, и тем вызвала его улыбку, искреннюю улыбку, а не ту, что он надевал на публике.

– У тебя будет сиденье поудобнее на коронации, – ответил он. – Твоя мать хочет, чтобы ты была там внизу, с Эйгоном и Маргери, когда их коронуют.

– Нести ее шлейф, конечно же, – усмехнулась Рейнис, но услышала горечь в своем голосе. – Прости. Я выгляжу, как неблагодарная дрянь.

– Вовсе нет, – он обнял ее одной рукой, и она ненадолго положила голову ему на плечо, вздохнула и отодвинулась. Однажды она также сидела с Визерисом во время визита в Штормовой Предел, после ее возвращения с Севера, когда ей было пятнадцать, а ему девятнадцать, и они смотрели, как на горизонте приближается все ближе и ближе шторм, наслаждаясь треском воздуха и поднимавшимися завываниями ветра, когда он вдруг повернулся и поцеловал ее.

Первой ее мыслью было, что это вышло случайно, но это была чепуха – невозможно случайно поцеловать девушку. Он целовал ее, и она просто сидела, шокированная до потери дара речи, а потом она резко отодвинулась. Они тогда украли бутылку вина и были немного пьяны, и он ничего об этом больше не говорил, так что она решила во всем винить вино. Она не чувствовала ужаса или отвращения, просто – ошеломление и может быть немного тревогу. Он был ей как брат. Ее брат по духу. Они играли друг с другом, спорили, танцевали вместе на каждом пиру в детстве. То, что он воспитывался в доме Баратеонов не отдалило их на самом деле.

Она любила его так же, как любила Эйгона, как брата, и не в том смысле, как в это вкладывали Таргариены. И она знала, что он чувствовал то же. Надеялась, что он чувствовал то же. Она надеялась, а потому не хотела больше класть ему голову на плечо, когда они были наедине, потому что часть ее беспокоилась, что он попробует снова, когда они оба взрослые и трезвы, чтобы понимать, что делать этого не стоит. Но Визерис не попытался ее поцеловать. Вместо этого он сказал:

– У меня для тебя подарок.

Она рассмеялась.

– Когда в последний раз ты сказал мне это на мой день рождения, подарком оказалась груда песка и ракушек, что ты высыпал мне на голову.

– Клянусь, только часть его когда-то была песком, – и с этими словами она жадно схватила то, что было зажато в его руке, и это оказалось ожерелье.

Цепочка его была очень простая, но самой ценной его частью оказался золотой дракон, свисавший с нее, с янтарным стеклянным солнцем, которое он сжимал в когтях. Его крылья были расправлены в полете, глаза были сделаны из рубинов. Рейнис с интересном приподняла его на свет и снова опустила, он свисал с ее руки.

– Как красиво. Спасибо, Виз. Я его обожаю, – она отстранилась, разбираясь с застежкой, и снова посмотрела на него. – Ранний свадебный подарок?

Его улыбка померкла, и она остановилась.

– Только дурак отправит такую как ты вянуть на Севере, Рейнис.

Этот разговор был у них много раз, и она часто соглашалась с ним, но теперь, теперь она чувствовала себя старше, каким-то образом, и хотя она была согласна, она не могла произнести старые жалобы и обиды, как обычно.

– Мне это нравится не больше твоего, – сказала она вместо того, – но это должно быть сделано. Моя мать избежала войны этим обещанием. Я не хочу, чтобы она видела, как оно будет нарушено.

– Я бы предпочел, чтобы они явились сюда из своего замка-могильника, и мы убили их всех, – ответил он. – Вот что я бы сделал. У нас в руках были Старый Волк и его наследник, а мы позволили им спокойно уйти и забрать мою мать с собой.

Мать Визериса отняли Старки, а теперь и она уезжает к ним.

– Теперь ничего не изменить, – тихо сказала Рейнис. – Но у нас было больше десяти лет мира, Визерис. Не считая восстания железнорожденных…

Он взял ее за руку.

– Тебе не надо ехать, – но он не смотрел на нее. – Еще есть время. Пусть Старк женится на северной девке. Ты Таргариен. Ты не должна выходить…

– Берон Старк не ниже меня, – сердито сказала она, вырывая руку. Она не знала, почему защищала мальчика, но этот намек ее разозлил. Ее же не какому-то межевому рыцарю продали. – Он от крови королей, как и я, наследник Великого Дома…

– Когда ты родилась, мой отец сказал, что я женюсь на тебе однажды, – казалось, это сорвалось с его губ, как юношеская обида. Она уставилась на него. Как и он, злой, расстроенный и пристыженный.

– Твой отец мертв, – сказала Рейнис, потому что что еще было сказать. У нее звенело в ушах. – И мы оба должны радоваться этому, потому что если бы он был жив, это значило бы нашу смерть.

Эйрис был безумцем. Его безумие нельзя было больше терпеть. Если бы он не умер, то его наверняка бы свергли, убили, и скорее всего, их всех вместе с ним, и Вестерос навсегда бы распался.

– Конечно, я рад, – сказал Визерис. – Конечно… Я ничего такого не имел в виду, Рей.

Но его глаза говорили «если только», и она поняла теперь, что она ему больше не сестра. Как жаль. Ей так нравилось быть его маленькой сестрой, которую балуют и яростно защищают.

– Знаю, что не имел, – солгала она, и едва не вернула ему ожерелье, но остановилась. Оно было таким красивым, и она уже поблагодарила его за него. И она любила его, очень. Она просто хотела бы, чтобы ему этого было достаточно.

– Мне пора, – сказала она, приглаживая юбки, наконец разобравшись с застежкой ожерелья и надев его. – Но мы увидимся вечером за ужином, я надеюсь, ты не станешь бродить по городу с Ланнистером.

Визерис подружился с Хайтауэрами и через них, потому что Серсее Ланнистер пришлось обойтись Бейлором Яркой Улыбкой, со старшим сыном Джейме и Лизы Ланнистеров, юным Тиландом, который в свои тринадцать вел себя, будто был намного старше. Тиланд был прекрасным танцором, уже считался талантливым мечником, и очень надеялся стать рыцарем даже еще раньше, чем когда-то его отец. Рейнис он нравился, но доверяла она ему очень мало. Она бы хотела, чтобы Визерис чуть лучше терпел присутствие Робин, чтобы сын Станниса Стеффон был старше, а не был мальчиком трех лет, чтобы все это могло быть иначе. Она коснулась двумя пальцами дракона, словно на удачу, а потом коснулась его.

Он улыбнулся ей, но улыбка не касалась его глаз, и прежде чем они снова бы заспорили, она ушла.

Эйгона она нашла во дворе, где он разрубал бедный манекен для тренировок в длинные, разбросанные по земле щепки. Рейнис потренировалась бы с ним, будь на ней штаны, но вместо этого она просто разглядывала его с каменной скамьи, пока он наконец не заметил ее и, отложив меч, не подошел к ней, задыхаясь и истекая потом.

– Только не ко мне, – предупредила она и пнула в его сторону пустое ведро. – Наполни-ка вот это своим валирийским потом и отправь алхимикам для опытов, братец.

Он принял ведро, но только после того, как потряс на нее своими мокрыми волосами. Она вскрикнула и обругала его, пока он шел за водой. Вернувшись, он пах свежей водой, а не как потный шестнадцатилетний мальчишка.

– Ну, – сказала она, когда он присел рядом с ней, – по-моему, тебе еще надо поработать над ногами, там есть где улучшиться.

– Отстань, – пробормотал Эйгон Шестой.

– Матушка убьет тебя, если ты убьешься в схватке перед самой коронацией, – не могла остановиться Рейнис.

– Боги, ты никогда не уймешься, да? – он обратил красное лицо к небу, словно взывая о помощи.

– Я твоя старшая сестра, так что, нет, никогда.

Они некоторое время сидели в уютной тишине.

– Я боюсь, – признался он.

– Чего? – фыркнула она. – Верховного септона? Матушку? Что Оберин устроит дуэль с Тиреллом во время твоего свадебного пира?

– Да, – сказал он. – И своей свадьбы. Маргери. Трона. Всего.

– Королям положено иногда бояться, – процитировала она их мать, не в первый раз. – Это сохраняет их в живых. Но ты уже готов, как никогда не был.

– Я не могу разочаровать их, – только Эйгон, который никогда ни на дюйм не выходил за границы, мог такое сказать. В нем ничто и никогда не разочаровывало. Он был идеальным. Умным, добрым, сильным и решительным, и… Она посмотрела на него еще раз, потом вздохнула и обняла.

– Ну, – сказала Рейнис. – Свадьба пройдет отлично, потому что если этого не будет, Королева Шипов всех переубивает на месте. Маргери может быть пожалеет тебя, когда поймет, что ты слишком нервничаешь рядом с ней, чтобы восторгаться ею, и может быть тогда вы сможете откровенно поговорить. Ты уже много лет сидишь на троне, и ни разу не порезался, но ты всегда можешь велеть его расплавить, сам знаешь.

На его лицепоявилась улыбка. Рейнис снова сжала его и отпустила.

– Живи одним днем. Любой, кто скажет, что готов быть королем, или лжет, или глуп, или и то, и другое.

– Эйгон Завоеватель был готов, – напомнил он.

– Эйгон Завоеватель был безрадостной глыбой камня, у которой был величайший дракон на земле, и на котором он ни разу – ни разу! – если верить историкам, не летал для удовольствия, – сказала она. – Знаешь, что бы я сделала, будь у меня дракон?

– Убежала бы, – ответил он с кривой улыбкой.

– Стала бы пиратской королевой, – твердо поправила она его. – И наложила бы на тебя всякие подати, в обмен на обещание не грабить твои побережья.

– Интересный план, – Эйгон захихикал, как маленький мальчик, которым он и был. – А я, допустим, назначу цену за твою голову?

– И лучше уж тому, кого ты пошлешь, лучше владеть ногами, чем ты, – ответила она, и он схватил ведро с остатками воды и вылил на нее.

– Эйгон! – завопила она, когда он, хохоча, отбежал. – Лучше хватай свой меч, я покажу тебе, как им пользоваться…

Он уже убегал прочь, и Рейнис вытерла лицо и руки, приподняла юбки и погналась за ним, не думая ни о чем, кроме звука их шагов и смехе на пустом тренировочном дворе.