...стать лентой в твоих волосах (СИ) [soul_z__] (fb2) читать онлайн

Когда-то я услышала, что в жизни человека могут быть три любви, каждая приходит со своей определенной целью. В моей жизни случилось так). Я не обозначила в работе это конкретно, но опиралась на эту мысль при написании. Также как и на то, что люди могут путать понятия “влюбленность” и “чувство благодарности”. =)

Если будут вопросы на всё с радостью отвечу.

Приятного чтения. =)

…стать лентой в твоих волосах

В камине трещали поленья, охваченные огнём, и подобно им трещала его жизнь, которая уже не один год пылала ярким пламенем. Он преодолел это тянущееся резиновой лентой чувство бессилия. Смирился. Понял многое, на многое нашёл ответы и многое помнил. Прошлое аукалось, вихрем снося всё, что он пытался построить сегодня, но как бы он не старался, оставалось то, что тяготит его душу. За шесть лет с того момента, раны внутри не затянулись до конца. Какие-то зарубцевались, приняли новый ход жизни и не беспокоили хозяина, но какие-то продолжали кровоточить, пробуждаясь порою, как потухшие вулканы, и норовя снести все на своём пути. Тогда полотно его души снова окрашивалось алыми красками, это были даже не мазки какого-то неумелого художника, резкие или небрежные, это подтёки, словно его расцарапали тупыми когтями и капли выступили в хаотичном порядке на неровной поверхности — неопрятно, некрасиво, больно.

Очень больно. И со всей нежностью, на которую был способен, он принимал эту боль. Отдавался ей полностью, даже не задумываясь о том, что нужно найти причину и просто вылечить.

Старый друг — Блейз — неоднократно твердил ему о том, что он сам себя губит, что должен просто всё это выплеснуть и отпустить. Как-то он рассказывал, что после войны, писал обо всем в дневнике, пытаясь отмахнуться от страшных образов войны, разрухи, смерти.

Могло ли это помочь?

Сейчас, сидя в своём кабинете, он теребил в руках атласную ленту сиреневого цвета и шептал фразу, пропитанную ароматом прошлого: «…лентой в твоих волосах…». У фразы был запах корицы и старого пергамента, он никогда его не забудет. Он стал единственным утешением в давно потерявшей покой душе.

Малфой сильно зажмурил глаза и спрятал своё лицо в ладонях, медленно вдыхая аромат ленты. Перед глазами снова появилось прекрасное и любимое лицо, как призрак прошлого, который был одновременно спасением и разрушением.

Он, правда, думал, что смог пережить все свои душевные терзания, когда вернулся из Франции, или это было просто самообманом, лишь отговоркой для того, чтобы не отпускать? Чем бы это ни было, жизнь не становилась проще. Было всё сложнее и, если бы от этого страдал только он сам, но вместе с ним медленно чахло и его подобие семьи, которое он всё-таки по какой-то причине не хотел отпускать. Безысходность, сожаление или отчаянное желание избавиться от этого зверя внутри, терзавшего его душу, но он взял в руки блокнот в кожаном переплете и начал писать.

***Kai Engel - You are My Opium

Запись в дневнике от 2004 г.

Минуло почти шесть лет со дня, когда всё перевернулось. Когда луна и звёзды перестали казаться чем-то обычным, перестали быть просто тусклым светом, проникающим в мою мрачную сущность, дабы восстановить баланс света и тьмы в моей жизни. Когда судьба подарила мне ещё один шанс начать сначала. Под бледные блики луны и слабое сияние звёзд, под руинами старых и неверных суждений, в какофонии звуков победы и утраты, этот шанс протянул мне свою маленькую, нежную руку, даря надежду на лучшее будущее, на то, о чем я не смел и мечтать, на счастье. Но это был долгий путь сквозь дебри моей потерянной, испорченной и эгоистичной души.

***Я долгое время считал всё это проклятием и абсолютно точно был уверен, что ты меня опоила. Одурманила, обманула, околдовала, выбирай, что больше нравится. Потому что это не могло быть правдой. Ведь априори, что тут говорить, наш союз в этом мире был бы кощунством. Словно, если бы в одну из ваших маггловских церквей, пришел сам дьявол и посягнул на святая святых. Но это случилось, Грейнджер. Ты стала моим настоящим, моей ненавистью, моим осознанием, моим счастьем. Зачем ты спасла меня в ту ночь? Если бы этого не случилось, я бы не заболел тобой.

Ненависть ли?

После триумфальной победы твоего Поттера, раздавленный, растоптанный потоком собственных мыслей, сомнений и сожалений, я готов был принять смерть от Сивого. Почему?

Какая жизнь меня бы ждала, если этот плевок судьбы вообще можно назвать жизнью? Я с самого начала знал, что проиграл. Ещё тогда, в коридоре Хогвартса, когда Поттер не пожал мою руку, когда ты ударила меня на третьем курсе, когда я вступил в этот, прости, Мерлин, отряд, когда пытался… убить…

Я хотел доказать семье, Тёмному лорду, Поттеру и другим, что я тоже достоин зваться избранным. Ведь в этом убеждал меня отец с самого моего рождения. Но уже в конце пятого курса я думал иначе. Отец в Азкабане, а меня одолела злость. Но даже сквозь пелену этой ярости, что затуманивала мой разум, я буквально нащупывал рукой эту склизкую неправоту своей семьи, наших убеждений, взглядов. Но изменить ничего уже было нельзя. И это терзало, и рвало на куски.

Поднимаясь на астрономическую башню в ту ночь, я почти попросил его о помощи. Почти готов был рискнуть сделать правильный выбор — спасти родителей, занять свою позицию на игровом поле от лица вашего Ордена, даже заведомо зная, что эта партия для меня закончится плохо. Но очередной плевок судьбы в мою прогнившую душу, смерть, которую я увидел так близко, очередная волна жалости к самому себе, и я снова струсил.

Я так запутался, мне так было страшно.

Всё это давило, словно каменная стена, размазывало, как мелкую букашку, участь которой была уже определена заранее. Ей я и был, несчастный таракан — позор семьи. Поэтому единственное, о чем мог думать с тех пор, так это об окончании всего, и на тот момент мне уже было плевать, выживу я или нет. Это ужасно — осознавать свою ничтожность. И осознание пришло не сразу — оно маленьким тупым ножом снимало с меня по тоненькому слою кожи, обнажая мою настоящую суть, и каждый раз, стоя перед зеркалом, это чудовище смотрело на меня моими глазами, окровавленное чёрной кровью, окропленное гнилью. Смердящий запах, который должен был исходить от тела, принадлежал моей гниющей душе.

Ничтожество и всё, что я совершил, ничтожно.

Я ненавидел себя: зачем жить с этим, а вернее, как? Жизнь не прощает таких ошибок, даже если ты вывернешь себя наизнанку для того, чтобы всё исправить, она не простит. Проще всё прекратить.

Да, я трус. Знаю.

Фенрир. Он так давно хотел добраться до отца, и когда его час настал, когда я почувствовал его крепкий хват на своей шее, такой силы, что ощущал, как пульс бился об его огрубевшую кожу. Когда я уже простился с матерью и отцом, когда подумал, что всё кончено, и мне больше не придется задаваться вопросами и проигрывать, появилась ты и наглым образом отобрала мой шанс. А затем смотрела, как я падаю всё ниже и ниже, как стараюсь откашляться, как хватаю ртом воздух с примесью отчаянья, пытаясь насытить свои легкие кислородом, но удается только захлёбываться в слюнях. Смешно, правда? Ты смотрела, как я отчаянно стараюсь скрыть от тебя свою истерику и слезы, что предательски падали на грязный пол, выдавая всё моё бессилие и убожество, размазывая всё моё аристократическое величие в грязи, уничтожая все те мерзкие и ничтожные взгляды, за которые я лжеборолся. Смотрела, как я в позе эмбриона, прижимаю голову к полу, пытаясь совладать с дрожью. Моё тело накрыла лихорадочная волна, и, казалось, она останется со мной до конца. Ты смотрела, как я просто пытался не сдохнуть. И мне уже было плевать. Почти плевать. Всё же меньшая часть меня, не хотела, чтобы ты видела меня слабым.

Но тебе было все равно. Ты села передо мной на колени, убрав палочку, будто мне можно было доверять и это раздражало. Расцепила мои руки и тёплыми, нежными ладонями подняла мою голову, обхватив лицо, я задохнулся в собственных слезах и слюнях, что капали с моего бледного, грязного лица тебе на ладони. Заглянула в глаза и произнесла таким тихим бархатным голосом, от которого веяло теплом, словно от огня в камине, в холодную зимнюю ночь.

— Всё кончено, Драко, мы победили. Теперь всё будет хорошо.

Ты смотрела мне прямо в глаза, и я видел в них целый мир, мир, который не делился на «мой» и «ваш». Ты сказала «мы», будто я был частью «вашего» мира, будто это не я пытался убить директора, не я впустил их и не я смотрел, как ты корчилась от боли на полу моего дома, сжираемая агонией и выплевывая внутренности на пол! Это было невозможно. Ты не должна была давать мне шанса.

Нет, потому что я всё решил.

Я это не вы.

Но твои глаза… Я видел в них серебристые капельки, приправленные эмоциями, такие отражались в глазах матери, когда я болел или получал травму. Яростью внутри отозвался этот шоколадный взгляд, брошенный на меня сверху вниз. Такой пронизывающий, понимающий, видящий меня насквозь, жалеющий и одновременно такой обнадеживающий и…нужный? Я чувствовал, как успокаивалось сердце, прекращая свой сбивчивый ритм. Холодный туман окутывал белой пеленой, принося ложное спокойствие. Мгновение, и я уже ругал себя за эту мысль. Больше никто не будет мешать моим планам, никто не собьёт меня с пути! А затем память бумерангом отправила в ночь принятия метки, и я возненавидел себя за свою безвольность. За то, что выбрал неверно, за то, что позволял управлять и манипулировать собой. Я всегда знал, что поступаю неправильно, но я же Малфой, а Малфои не признают свои ошибки.

Тошнит.

Но, когда я снова решил избежать ответственности, и, наконец, принять самостоятельное решение, появилась ты и всё разрушила.

Ты стояла тут, грязнокровка, слишком честная, правильная, слишком свободная в своем выборе. Со всем тем, чего не было у меня, у меня, единственного наследника древней чистокровной династии! Стоит ли мне говорить, как я ненавидел тебя в тот момент? Всегда меня обходила во всем и даже в этой войне, ведь тебе действительно удалось выиграть. Но больше всего раздражал тот факт, что даже в эту секунду ты была первой. Знаешь, я поддался ненависти. Она сменила эту скользкую, облипшую грязью жалость к себе и дала сил воспротивиться тебе, твоим попыткам меня успокоить. Я ненавидел тебя, потому что ты была достойна этого мира больше, чем я, потому что даже насчет тебя ошибался, так глубоко ошибался. И это не давало покоя, только не ты, не магглорожденная девчонка, спасшая меня, опережающая во всем, всегда лучшая.

Нет! Только не в этот раз!

А ещё этот твой взгляд…полный жалости и сожаления! Нет, Грейнджер, ты не могла отобрать единственную, последнюю каплю уважения, что у меня осталась к себе. И я собирался тебе об этом сказать.

В минуту, когда хотел вырваться из твоих объятий и выплюнуть тебе в лицо всю твою доброту, что ядом просачивалась в мои вены, сказать, что мне не нужна твоя жалость, попытаться хоть как-то реабилитироваться в собственных глазах, ты произнесла то, что уничтожило Драко Малфоя окончательно и навсегда.

«И я прощаю тебя за всё, потому что знаю, что ты не плохой человек. Ты просто очень сильно любишь свою семью, а мы все готовы на всё ради своих родных».

Я помню этот момент, помню как сильно забилось сердце, проламывая грудь, освобождаясь от оков ноющего непонимания окружающих меня людей, словно прокладывая путь к свободе. Дыхание спёрло и давило на ребра. Железным молоточком, словно по наковальне, слово «прощаю» долбило в висок. Вся ненависть, что я испытывал то ли испарилась, то ли увеличилась во сто крат. Мысли не складывались во что-то действительно дельное, я практически ничего не понимал. Происходящее вокруг уже давно меня не волновало, оно, словно зависло, замедлилось, сейчас были только ты и я. Только что ты окончательно разрушила всё, что я придумал для своего побега. Разрушила меня.

Я отчаянно хватался за ненависть к тебе, царившую во мне все эти годы, в эту секунду, но не мог вымолвить и слова. Просто обухом по голове — «прощаю за всё». Я видел в твоих шоколадных глазах себя, смотрел в них, словно в зеркало, видел своё растерянное лицо, свои испуганные глаза и волна осознания того, что ты видишь меня таким, возвращала ярость!

Не надо меня прощать, Грейнджер!

Я абсолютно точно был уверен, ты не имела на это права, не могла считать меня хорошим человеком, потому что я уже давно решил, что плохой. И теперь я не знал, что делать, у меня не было плана на случай, если я останусь в живых. На случай, если я… если… Мерлин…

Я был потерян. Стоять на распутье дорог, выбирая свой путь, когда ты ни черта не знаешь — это лишь жалкая пародия на потерянность. И вот я потерял себя в самом себе. Заблудился напрочь в лабиринте своих мыслей, в своей жизни, своих ошибках. Громким эхом мой внутренний голос отзывался на вопросы: Как? Что дальше? И мне оставалось лишь гадать…

Ты сказала: «Прощаю», а затем убрала свои руки от моего лица и… стало пусто, я вдруг ощутил холод. Он пробрался под мантию маленьким жучком, заставляя чувствовать себя неудобно. Я сглотнул вязкую слюну и, кажется, наконец, смог пару раз моргнуть, высохшие глаза почувствовали облегчение. Странно, но всё это время я стоял перед тобой на коленях, смотрел на тебя, как истукан, не пытался сбросить твои руки с лица, и мне кажется, в этот момент, впервые, совсем на мгновение, почувствовал себя не одиноким.

Ты ушла, слегка прихрамывая на правую ногу, в пыльных маггловских джинсах и с рассеченной бровью, оставляя за собой вереницу вопросов, что как стрелы терзали мою голову. Ушла, навсегда забрав вместе с собою моё сердце. Ты вырвала его, Грейнджер, и я возненавидел тебя сильнее, правда.я…нет…я не знаю…

С того самого дня, Гермиона Грейнджер стала моим проклятием, о котором я грезил, которое я пытался разгадать, забыть, выбить из своей головы, выцарапать из своего сердца. И я искренне не понимал почему, почему ты засела так глубоко? Я просто думал, думал и думал, доводя голову до гудящего ноющего ощущения. Твои ладошки на моём лице согревали, каждый раз, закрывая глаза, я чувствовал тепло, исходящее от нежной кожи твоих грязных ладоней, это пьянило, но взгляд, полный жалости выводил из равновесия и возвращал на землю, напоминая мне, кто ты. Я ненавидел его, я не нуждался в нём!

Больше всего бросала в холодную агонию твоя жалость. Это безумное чувство, стремглав сбрасывало с лестницы, ошпаривало кипятком, заставляя прочувствовать всё каждой клеточкой тела. И знаешь, что стало самым шокирующим? То, что однажды я осознал, что все эти эмоции у меня вызывала лишь твоя жалость. На всех остальных мне было плевать!

Ты не могла меня жалеть! Не ты!

Ты магглорожденная, ты не лучше меня!

Нет!

Салазар, определенно лучше…

Почему ты была в моей голове? Неописуем весь спектр эмоций, выжигающий меня изнутри, раздирающий и мучающий, словно уличного котёнка. Это злило. Всё, что не поддавалось объяснению, меня злило, всё, что связано с тобой и твоими дружками, меня злило.

Та ночь, твой визит на мой суд, твои показания, всё было таким нелогичным, разве ты не должна была ненавидеть меня, как и твои друзья за все те годы в Хогвартсе? Хотя и тут я просчитался, увидев их на своем деле и дававших показания в мою защиту. Я не выносил себя, боялся и не доверял, а люди, с которыми я враждовал всю жизнь, отстаивали меня перед судом. Это нормально? В моём мире, пропитанным ядом и лицемерием, это аномально. Я пытался найти хотя бы одно разумное объяснение вашим действиям, но всё было тщетно, и к моему великому ужасу, я признал, что вы все были определенно лучше меня. Эта история запуталась, как та лента в твоих волосах, на министерском балу в честь победы над тьмой.

Спустя год мы встретились в этом пафосном зале с огромными колонами красно-золотого оттенка. Год мне дался сложно, но откуда-то во мне были силы. Я кидался из стороны в сторону, как маятник часов, стараясь не растерять ни одной драгоценной секунды. Один проект за другим по восстановлению нашего потрепанного магического мира, благотворительность, помощь пострадавшим семьям, я пытался сделать всё, чтобы хоть как-то «исцелиться». И всё это время сил придавала мне именно ты, я мечтал о том дне, когда мы встретимся и я смогу доказать тебе, что я не жалок. Мечтал стереть это из твоего взгляда, мечтал снова занять господствующую позицию, попытаться обойти тебя. Пф… мальчишка. Эта идея надоедливой мухой кружила в моей голове, когда я думал, что причина твоего постоянного присутствия в моей жизни именно в этом, но это оказалось самообманом, потому что я забыл об этом, обо всех своих достижениях, как только увидел тебя.

Ненависть ли это была?

Если бы у меня когда-нибудь спросили, как выглядит смерть, я бы указал на тебя, ибо в тот вечер ты убила меня одним своим появлением.

Девушка, которую я сначала не узнал, была в тёмно-сиреневом платье в пол, с небольшим разрезом и шелковой пелериной на плечах. Её волосы были собраны в элегантную французскую косу, а между прядей, подобно серебряному ручью под луной, струилась атласная лента в тон платья. Когда до моего скудного ума дошло, что это ты, я почти задохнулся. Помню, что ловил каждое твое движение, боясь пропустить хоть что-то, потому что ты являлась глотком, таким необходимым глотком воды, в этом душном, кишащим глупыми, полными лицемерия людьми, зале.

Ты была, о, Мерлин, прекрасна… да, Салазар меня дери!

Ты была прекрасна!

В отличие от твоего неуклюжего кавалера, который каким-то чудесным образом умудрился так сильно стянуть эту ленту в волосах, что вся твоя прическа собралась подобно гармошке. Однако я должен отдать ему должное. Уизли, как настоящий герой войны, храбро оставил тебя одну на балконе разбираться с проблемой, твои друзья так тебя боятся в гневе, это забавно.

Я не хотел подходить, думал, мы столкнемся будто случайно, но ноги против воли повели меня к тебе.

Пробираясь сквозь толпу, я не сводил с тебя глаз. И был уверен, что лишь ненависть поддерживала меня все это время, желание доказать тебе, что от Малфоя что-то ещё осталось. Хотел показать, что я достоин большего, чем просто жалость, а сейчас, чуть ли не разинув рот, в упор наблюдал за тобой и думал лишь о том, какая ты красивая. Салазар! Какого чёрта я так думал?!

— Малфой, привет!

Ты поздоровалась так, словно мы всегда были друзьями, и я никогда тебя не оскорблял. Воспоминания тех лет, когда называл тебя «грязнокровкой» неприятно зашевелились внутри.

Я только кивнул в ответ, а ты продолжала сражаться с лентой, стараясь ослабить её, чтобы окончательно не испортить прическу, получалось у тебя плохо. Я — слизеринец, я — прямолинеен. Самый странный поступок в моей жизни произошел через секунду после кивка.

— Помочь?

Ты удивленно посмотрела на меня, а я мысленно отвесил себе подзатыльник, но ты недолго думая, ответила мне моим же кивком.

Мерлин, я творил что-то невообразимое!

Твои волосы, как шёлк — мягкие, нежные и если бы я мог, я бы никогда не выпускал их из рук. Аккуратно, стараясь не причинить тебе боли, я расправлял ленту, пытаясь при этом унять дрожь в руках, непонятно откуда появившуюся. Ты была так близко: я чувствовал твой аромат, и видел изящный изгиб твоей шеи, я прикасался к твоим волосам и чувствовал притяжение. Меня тянуло к тебе, как к солнцу тянутся цветы. Вот только цветок из меня никудышный.

Теперь ты здесь, и я мог рассказать тебе, что я не тот, кого надо жалеть. Сделать всё то, о чём так долго мечтал, растворить в твоих глазах этот яд, что убивал меня целый год, доказать, что я могу контролировать свою жизнь. Но я молчал. Лишь нежно перебирал твои волосы и под своё тяжелое дыхание понимал, что мне страшно. Страшно, что ты уйдешь. Что это мгновение закончится, страшно от того, что я всё это чувствую. И непонятно, страшно, почему ты доверяешь мне.

Лента поддавалась, она легко скользила между моими пальцами и твоими волосами, приобретая прежний вид. Да, я мог воспользоваться магией, но зачем?

Раз — я тяну ленту, и моё сердце бьется быстрее, два — я понимаю, что не хочу уходить отсюда, три — кажется, осознаю, что со мной происходит. Но почему?

— Спасибо! Ты выручил меня!

Так легко и непринужденно.

Вдох.

Решаюсь. Задаю вопрос, который мучил меня давно.

— Почему? Почему ты тогда помогла мне? Я не заслужил хорошего отношения. И жалость… меня не надо жалеть!

Слишком нервно и грубо.

Ты снова удивленно смотришь на меня, хлопая своими длинными ресницами, слегка приоткрывая пухлые розовые губы, а я ловлю себя на мысли, что всё раздражение от воспоминаний исчезло, а затем с ужасом понимаю, что безумно хочу поцеловать тебя.

— Я не жалела тебя, с чего ты взял? И ведь тогда я сказала, что простила тебя, как и мальчики, хоть сейчас они в этом и не признаются.

Ты улыбнулась, отводя взгляд мне за спину, выглядывая кого-то, а я жадно изучал каждый сантиметр твоего лица, думая лишь о том, какие твои губы на вкус. Почти потянулся к тебе, когда ты вскинула взгляд и посмотрела мне прямо в душу:

— Прости и ты себя, Драко.

Тугой комок в горле, бездонная пропасть в груди, и я замер от звучания моего имени, от твоего легкого прикосновения к моему плечу, от твоего доброго, ни черта не понятно почему, отношения. Сердце билось? Салазар, да оно выпрыгивало из груди и я не в силах был его остановить. Мне необходимо ещё одно мгновение рядом с тобой, необходимо было прикоснуться к шёлку твоих волос, чтобы унять этот страх, это беспокойство. И, казалось, по всем законам логики, я должен был найти тебя, и… и что? Но я оставался на месте, не двигаясь, боясь шелохнуться, даже не оборачиваясь в твою сторону.

Потому что я не знал, что делать. Что делать с тем чувством, что открыл сегодня внутри себя?

Я больше не видел тебя тем вечером, делал всё, чтобы избегать, но ты отпечаталась в каждой клеточке моего тела.

Позже ночью я разнес свою комнату, опустошил запас огневиски отца и сбил руки в кровь об дверь из красного дерева, за которую меня убила бы мама. Почему?

Потому что я боялся того, что чувствовал рядом с тобой. Тело покрывалось дрожью в твоём присутствии, перехватывало дыхание от каждого шоколадного взгляда, сердце начинало барабанить где-то в районе ушей, отбивая незатейливый ритм.

Весь этот год мысли были только о тебе. Я собирал заметки из газет, знал всё, чем ты занималась. Это не была ненависть, как я думал до самого последнего момента, наивно полагая, что всё пройдет, как только я выплесну всю свою желчь.

Идиот.

Я просто маскировал под яростью то, чего боялся до чёртиков.

Это не могло быть правдой! Дело в чём-то другом! Ведь это глупо…когда бы я успел? Я не мог признать этого. Нет! Ты — магглорожденная, я — чистокровный волшебник! Мы на разных полюсах планеты. Ни на одном звездном небе не могло бы быть подобной истории!

И чем больше я искал оправданий, тем сильнее осознавал, что вляпался. Я никогда этого не чувствовал. Мне нравились женщины, но никогда я не испытывал таких всепоглощающих эмоций, такого внеземного магнетизма, что тянул меня всего к одной женщине, заставляя становиться неуверенным, дерганным мальчишкой. Одно из правил Малфоев — быть честным с самим собой. И как бы я не пытался отрицать, все было очевидно — я был в тебя влюблён.

После принятия факта влюбленности, следовала разрушительная правда о том кто я.

Ничтожество.

Как противоречиво, правда? Я плевался фразой «ты — магглорожденная, я — чистокровный, это невозможно!» А по факту это я тебя не достоин. Слишком грязен, чтобы попытаться дать тебе хоть что-то. Я не хочу марать тебя своей тьмой.

Мысли, словно пружинки, беспорядочно прыгали в голове, наводя хаос, и я не мог сосредоточиться на чём-то одном, слишком много потрясений. Влюбленность, твоё отношение, моя ненависть к себе…

Мерлин… а ещё, всё это украшало черными ленточками твоё «прости себя».

Ты сказала «прости себя». Я почти покончил со своей жизнью и это предполагалось быть искуплением за все, но ты разрушила планы, дав мне что? Надежду? На что? На жизнь без ярлыков и косых взглядов? Всем прекрасно известно, что это невозможно.

Снова ярость окутывала тёплым пледом, выводя из равновесия. Заставляла сжимать кулаки и крепче стискивать зубы, кроша на зубной эмали теорию о влюбленности. Но стоило мне немного успокоиться, и я снова думал о красоте твоих глаз и нежном голосе, что звуковой волной пробегал вдоль позвоночника, разнося по телу ядовитую эйфорию.

Мерлин, все эти мысли словно чизпурфл раздирали мою голову изнутри. Я не осознавал происходящего, многого не понимал, мне снова было страшно, это липкое чувство проходило лишь, когда я закрывал глаза и представлял твоё лицо.

Грейнджер, ты моё проклятие и моё спасение. Почему всё было таким сложным? Почему я просто не мог отключить все эти чувства?

Но вскоре я нашел выход.

Не помню сколько я пил. Может месяц или два, до тех пор, пока Нарцисса не пригрозила мне лечебницей.

Алкоголь сладким морфием действовал на сознание, заставляя меня быстро отключаться, а затем лицезреть, как моё проклятие является ко мне каждую ночь. В фиолетовом платье, с лентой, с горящими шоколадными глазами. Ты говорила мне, что простила меня, а затем я видел, как скользило твоё шелковое платье по гладкой коже, обнажая плечи, грудь, живот. Видел, как ты улыбалась мне и протягивала руку, шепча «Драко», я сглатывал слюну и прикрывал глаза, чтобы успокоить дыхание, но, когда открывал, ты стояла обнаженная, в крови, с высеченным по всему телу словом «грязнокровка». Оно было везде: на шее, на руках, на ногах, на груди, на твоих губах. А на твоём лице соленые дорожки от слез и немой вопрос «за что?».

Я просыпался в холодном поту и снова пил.

Ты была мне необходима, в этом я признался себе. Любовь или просто влюбленность, но ты определенно волновала моё сердце.

Однажды ночью, я пришел к твоему дому. С бутылкой огневиски в руках, уселся напротив, возле фонтана и стал искать окна твоей квартиры. Я нашел их быстро, потому что, как выяснилось потом, только в них допоздна горел свет. Иногда мне везло, я мог увидеть твой силуэт, со смешным пучком на голове, ты поливала цветы — ахименес — на подоконнике или просто проходила мимо. А однажды Мерлин и вовсе решил меня побаловать, правда пришлось спрятаться за фонтан, и мне абсолютно не было стыдно, что веду себя, как обычный маггл.

Я видел, как ты уселась на подоконник с книгой в руках, в большом коричневом свитере, что натянула на колени и в смешных красно-белых носках в полоску. Я не мог чётко рассмотреть твоего лица, но оно было полно безмятежности, от которого становилось легко. От которого я забывал все гнилые моменты прошлой жизни и хотелось верить в лучшее завтра.

Память, словно колдографии, пролистывала все школьные моменты, связанные с тобой: храбрость маленькой девочки, противостоящей горному троллю, отстаивание прав домовиков, твоя безграничная любовь к друзьям, заставляющая жертвовать собой. Я вспомнил, как держал тебя за руки на пятом курсе, когда Долорес чего-то добивалась от Поттера. Дрожью воспоминание добралось до кончиков пальцев, доводя дыхание почти до сумасшествия, и я невольно оторвал от тебя взгляд, чтобы посмотреть на свои руки. А ведь могло быть больше счастливых моментов, если бы я не был слеп.

Как всё это могло поселиться в одной хрупкой девушке? Изгибы твоего тела, локоны, спадающие по плечам, маленькие ладошки — всё это было моим реальным волшебством, моим настоящим, моим счастьем.

В какой-то момент ты повернула голову к окну и открыла одну из створок, протянула руку вперед ладонью вверх, твоё лицо тронула улыбка, причину которой я узнал лишь, когда почувствовал, как по лицу стекает капля дождя. Я даже не заметил, как вымок до нитки, наблюдая за тобой, и это не было важным, потому что магия этого момента, нашего момента, была самым сокровенным, самым необходимым, самым нужным. Наша общая дождливая ночь, смывшая все грязные предубеждения, которыми я жил. Ночь, в которой я смог признать, что мы всегда были равными, ночь, в которой я полюбил окончательно.

И этих ночей мне было достаточно, я не собирался говорить тебе, что чувствую. Я трус, но не идиот. Мы по разные стороны баррикад, даже сейчас, потому что ничего не исправить, потому что я помню всё, что сделал, всю боль, которую причинил. Но моя жизнь изменилась: я понял, что власть и деньги — не сила, что получить уважение возможно, даже когда тебе самому кажется, что ты этого не достоин.

Я устроился на работу в Министерство. Скрепя сердце подпись на пергаменте была поставлена, а я был зачислен в штат сотрудников.

Не могу сказать точно, желание что-то исправить в своей жизни или желание чаще видеть тебя побудило меня сделать этот шаг, но мне нравилось думать, что эти две составляющие крепко взаимосвязаны. Я хотел стать лучше для тебя.

Мы встречались в коридорах Министерства, а лифт был главным связующим звеном, пока мы ехали, я мог вдоволь наблюдать за тобой. Я всегда старался здороваться первым, открывал тебе двери, делал всё, чтобы показать свой дружелюбный настрой. Боялся увидеть в твоих глазах жалость, но её не было, напротив, ты искренне отвечала. В награду дарила мне улыбку, а когда, унимая волнение, я делал тебе комплименты, смешно смущалась и скорее убегала, чтобы я не видел твоих розовых щёк, и лишь моя улыбка сопровождала тебя до тех пор, пока ты не скрывалась за углом. Я стал чаще ловить на себе твои взгляды, в коридоре, в столовой. В них не было презрения или жалости, я читал в них интерес, ты не отводила глаз, когда наши взгляды встречались, а только улыбалась. Избитое и израненное сердце, стало затягивать свои раны, хрупкой искрящейся лентой под названием надежда.

Я продолжал приходить ночами к твоему дому, мысленно вымаливая прощения, и представляя, как мы счастливы вместе. Это странно, но это заставляло чувствовать себя живым. Всё ещё разбитым, ничтожным, но живым. Иногда я даже строил планы, что в будущем все же признаюсь тебе и мы будем вместе. И, знаешь, почти смирился со всем этим. Я отмахнулся от попыток разобраться, почему ты так относилась ко мне, потому что мне казалось, что всё не просто так. Да, мы разные. В моём мире люди не прощают, это считается слабостью. В твоем мире это сила.

Отмахнулся от постоянных терзаний себя за прошлое. Теперь всё было неважным. Мне было хорошо с тобой, под твоими окнами. Наблюдать твой силуэт, просто знать, что ты есть…моя Гермиона.

Я глубоко вдыхал воздух, впуская в легкие воспоминания о твоем цветочном парфюме, ощущал шелк твоих волос в руках, мягкость твоей кожи, твоё легкое касание на моем плече, твою улыбку, подаренную мне в коридорах Министерства. Вспоминал твои ладони на моем лице в ту ночь, твоё прощение. Представлял, как целую тебя, нежно обнимаю за талию и шепчу слова, которые никому никогда бы не сказал. Казалось, у меня всё было для счастья. И я бы прожил так до конца своих дней. Ты была моим спасением.

Всё чаще я уходил не с болью в душе, но с улыбкой на лице. Всё чаще стал задумываться над твоей фразой о том, чтобы я простил себя, постоянно думал о твоём прощении и мне стало казаться, что действительно могу позволить себе счастье. Я был оправдан на суде, я много работал все это время, чтобы хоть как-то помочь обществу, и стараюсь сейчас, почему же я лишаю себя всего? Твоё поведение, взгляды, улыбка, говорили мне о том, что у меня есть шанс, что я не одинок в своих чувствах. Примет общество наш союз или нет, это неважно, я что-нибудь придумаю.

В тот день, я решил тебе во всем признаться. Сказать о чувствах, о том, что ты помогла мне справиться со всем. Купил цветы и с легким волнением, но с твердой уверенностью направился к тебе. Я не обратил внимания на тучи, на поднявшийся ветер, на холод этой осенней ночи, быть может, если бы я был чуть внимательнее и не витал в собственных иллюзиях, то не пропустил бы самого главного, того из-за чего моё счастье рухнуло в эту самую ночь.

Я увидел в твоём окне мужской силуэт.

Вдох.

Сердце сделало кульбит, внутри всё перевернулось, а мысли стаей фурий, сталкиваясь друг с другом, разносили одно предположение хуже другого. Кто-то забрался в твою квартиру, кто-то хотел причинить тебе боль. Я уже готов был броситься к дому, чтобы спасти тебя, но увидел, как ты обнимаешь его плечи, через секунду смеёшься, прикрыв рот ладошкой.

Раньше я думал, что боль можно лишь чувствовать, а теперь я увидел её воочию: в чужих руках, обвивающих твоё тело, в звонком смехе, разлетающемся по твоей квартире, в твоём взгляде, подаренном не мне. И, знаешь, что ещё, Грейнджер? У неё твои глаза. Большие, шоколадные, безжалостные…

В тот миг, когда ты притянула его к себе, мой мнимый, иллюзорный мир пал, как падают звезды, прекращая мерцать и превращаясь в холодные глыбы. Мир, в котором ты была лишь моей, и делиться тобой я ни с кем не собирался.

В тот миг я умер и возродился в ненависти.

Я был тебе не нужен.

Если всё, что я испытывал к тебе — любовь, то я не хочу так любить! Это больно, невыносимо больно.

Чёрное небо озарилось нервной, неровной вспышкой молнии.

Закрываю глаза и вижу твой жалостливый взгляд.

Открываю. Ты всё ещё его обнимаешь, но больше твои глаза не бездна.

Закрываю и вижу твою улыбку, стирающуюся из воспоминаний.

Открываю — ты смеёшься, но твоя улыбка больше не лекарство.

Закрываю глаза.

Все внутри умерло. Сдохло. Всё, что было, разъело радиацией, о которой я читал в маггловском журнале, когда хотел стать к тебе ближе. Я почувствовал его — предательство. Оно ощутимо коснулось моего сердца, яростно разрывая его на мелкие куски, заливая кровью пелену на глазах, сквозь которую я смотрел на тебя. И теперь твой образ — нежной и прекрасной нифмы, что трепетно грел мою черную душу, трансформировался в обычную, ничем не примечательную магглу. Ты словно выцвела в этом ярком спектре эмоций, который сама же и подарила. Все что ты значила, сорвалось в бездонную пропасть. Ты стала почти мне безразлична, почти… Все, что я чувствовал, сменилось злостью. Такая же, как и все…

Ты теперь — лишь её подобие. И я злился, потому что снова пришёл к началу.

Та, что некогда была моим спасением — снова стала моей погибелью.

Дыхание стало частым и рваным, я понимал, что перехожу на всхлип, в груди горело огнем, было так больно, что не продохнуть. В мгновение, когда кашель готов был разодрать глотку, раздался раскат грома.

Гром, как предзнаменование ярости.

Я возненавидел тебя снова… твоё «простила тебя», твои волосы, твои ладошки на моем лице.

========== Глава 2 ==========

Kai Engel - You are My Opium

Ты не появлялась в Министерстве неделю, ещё одна маленькая смерть. Это тянущееся время, подобно леске, разрезало плоть, но физическая боль — ничто, по сравнению с тем, что я чувствовал, когда рвал на себе волосы от неизвестности. Я жаждал узнать, кто это, жаждал посмотреть в твои глаза и понять, почему. Почему ты дарила мне эти улыбки, это кокетство, эту надежду. С того вечера я только и делал, что прокручивал в голове все воспоминания и ни в одном из них не мог даже предположить, что у тебя кто-то есть. Кто? Кто стал тем, кто отобрал моё право на счастье, кто забрал тебя у меня?

«Ежедневный Пророк» растоптал меня раньше, чем я тебя встретил: «Рональд Уизли сделал предложение Гермионе Грейнджер. Свадьба не заставит себя долго ждать».

Все мечты рухнули. Я снова разгромил свою комнату.

Проклятие.

Наше взаимодействие сократилось до нуля. Я старался избегать встречи, пытался сжечь мосты, пытался не думать о тебе, каждый раз яростно отгоняя твой образ, который видел буквально во всех. Любая ведьма с похожей фигурой или цветом волос вырисовывалась в тебя. Ты стала призраком, приходящим ко мне ночами, моим вещим сном, ночным кошмаром.

Не видеть тебя — нигде, никак, никогда. Боялся. Боялся, что не выдержу и выскажу всё. Боялся себя, твоей реакции. Не понимал. Не понимал тебя и твоего поведения со мной. Ты дала мне ложную надежду своими взглядами и румяными щеками, а теперь безжалостно вырвала её из моих рук, совершенно не заботясь о кровавых следах на моём сердце. Мысли беспощадно терзали голову. Я сходил с ума.

Мы встретились через три недели после твоего возвращения. Твой отпуск по случаю помолвки. Эта новость яростью разлилась по венам, принося новую порцию отвращения к твоему рыжему женишку и к тебе. Куда он тебя возил? В «Нору»? Знакомить с огородными червями, которых будешь укрощать, когда родишь ему детей и прекратишь свою карьеру? Ты превратишься в Молли Уизли, клушу с вечно галдящими и голодными отпрысками, которые обмотаны в обноски.

Я возвышал тебя, думал, что ты достойная, а оказалась обычной дешевкой, значит, тебе самое место в этой семье. Почему он? Почему Уизли, Грейнджер? Пусть хотя бы Поттер и то не настолько было бы больно.

Моё сердце пылало яростью.

Если бы знал, я бы не вошел в этот лифт. Ты мой яд, и от этого мне страшно.

Ты выглядела счастливой и стоило мне увидеть твои ямочки на щеках, как злость тут же испарилась. На миг я замер, любуясь твоим лицом, улыбка прекрасно сочеталась с тёмно-сиреневым юбочным костюмом, он идеально сидел на твоей фигуре. Юбка-карандаш, блуза, туфли на каблуке, что подчеркивали красоту и стройность твоих ног. Всё это дополняла лента в волосах. Та самая, которой я касался, которая являлась нашей общей составляющей, которой я хотел стать. Стать лентой в твоих волосах, чувствовать их мягкость и запах, утопать в нежности, стать частью тебя.

Перламутром светились твои глаза, они были наполнены счастьем, и я готов был распасться на атомы, лишь бы ты смотрела на меня так всегда. Я обвел тебя взглядом, и красота сего момента разбилась, как волны о скалы, когда увидел, как всю эту девственную красоту омрачает и портит дешевый перстень на твоей левой руке, что больше походил на пуговицу. Безвкусный, убогий, обычный. Не такой, как ты.

Разве твой любимый и дорогой Рон не мог постараться, чтобы подарить тебе что-то поистине прекрасное? Магия момента исчезла, это гадкое кольцо высосало всё хорошее о тебе из моей памяти. Твоё предательство заполнило разум.

Помню недоуменный взгляд, когда на приветливое и воркующее «Здравствуй, Драко», я ответил:

— Называй меня Малфой. Моё имя из твоих уст звучит оскорбительно.

В твоих глазах плескались боль и обида, непонимание. Они наполнились чем-то вроде влаги, но я не собирался верить этому лживому трюку. С силой дернув чертову дверь лифта, я оставил тебя наедине с твоими драмами.

А затем уничтожал себя весь оставшийся день, ненавидел за свою злость, за то, что вылил все это на тебя. Я разрывался между тем, чтобы пойти и извиниться, и мыслью о том, что поступил правильно. Подобный спектр эмоций я испытывал лишь во время войны — страх, ненависть, боль, отчаянье. Я не хотел больше этих терзаний, я должен был поставить во всём точку. Разобраться.

Ноги снова привели меня к тебе. Я стоял возле твоего кабинета и боялся открыть дверь, но когда всё же решился и протянул руку к ручке двери, противный, визгливый голос твоей напарницы поставил точку за меня.

— А когда планируется церемония?

— Ровно через месяц.

Такой радостный голос, а я, кажется, не дышу. Затем шаги за дверью, ручка опустилась вниз, я спрятался за угол.

— Ты уже выбрала платье? Какой фасон?

— О, да! Оно прекрасно…

Я слушал счастливое щебетание о подготовке к свадьбе, и каждое новое слово было подобно «круциатусу», разрывающему всё живое, что ещё оставалось внутри меня. Я смотрел вслед моей удаляющейся любви, которая никогда об этом не узнает. Тебе определенно всё равно на существование Драко Малфоя, так пусть всё остаётся так, как есть.

Лента слетела с твоих волос, она стала единственным, что осталось у меня от тебя.

В тот день я смотрел тебе в спину, на твою свободную и легкую походку и решил больше не терзать себя. У меня был месяц, чтобы исчезнуть. Месяц, чтобы решить, как.

В день твоей свадьбы, когда ты стояла в прекрасном белом подвенечном платье, окруженная друзьями и близкими, которые точно никогда бы меня не приняли. Когда давала клятву Уизли, не подозревая о том, что к алтарю тебя провожал не только твой отец. В день, когда с твоих уст сорвалось «согласна» — счастливое для тебя, приговор для меня. В день, когда я впервые позавидовал Уизли, потому что именно его губы ощутили вкус твоих, вот тогда я и уехал во Францию. И возвращаться не собирался.

Три года жизни, как вспышка.

Белое пятно на глазу, ничего яркого и привлекательного. Я старался не думать о тебе часто, но ты присутствовала в моей жизни в качестве ленты, что хранилась в моем столе. В верхнем ящике, между двумя блокнотами в кожаном переплёте, на которых были выгравированы мои инициалы, в жёлтом конверте, который был плотно запечатан магией. Чтобы достать его, нужно было потянуть за верхний левый край, потому что он торчал между блокнотами для удобства. Не один раз я запускал руку в ящик стола и тёр уголок конверта, от чего он со временем стал потрепанным, но только лишь тёр, ни разу за три года он так и не был открыт. Я гордился этим. Со временем стал забывать его расположение.

Япридумал план, чтобы избавиться от тебя. Гордо вышагивая по собственно созданной дороге, я плелся в свой эмоциональный ад, надеясь навсегда сжечь, испепелить память о тебе.

Избегал каждой новости, решив навсегда запечатать тебя в глубинах своей головы, как воспоминание, словно тебя и не было, словно всего, что я чувствовал к тебе, не существовало.

Закидывал себя работой, чтобы исключить любую свободную минуту для воспоминаний. Заводил романы, много бурных романов, чтобы забыть твой запах, шёлк твоих волос.

Я чувствовал, как ты выходила из меня. Как я выдыхал тебя из собственных легких.

Надо отдать должное моему отцу. Он тоже поспособствовал моему плану. После войны Люциус прекратил диктовать то, что я должен делать, забавно, теперь я в этом абсолютно не нуждался. Однако в очередном письме, что он присылал мне на протяжении первого года моего проживания во Франции, он тонко намекнул на то, что положение нашей семьи значительно улучшится, если я женюсь на чистокровной девушке, которую по абсолютно случайному стечению обстоятельств он мне уже подобрал. Что ж, Люциус, твой план кстати.

Через три месяца я женился на Астории Гринграсс.

Астория оказалась милой девушкой. Доброй, отзывчивой, красивой, хорошей собеседницей, с точеной фигурой, на которой идеально сидело любое платье. Она пахла цитрусами. Всегда ждала меня с работы, как бы поздно я не возвращался, не удручала меня расспросами, если видела, что я подавлен. Она была идеальной, за исключением того, что её руки на моём лице не приносили мне счастья. Мои легкие до сих пор хранили в себе цветочный аромат. Лента в моем столе упрямо источала аромат воспоминаний, связанных с тобой. Астория имела один единственный изъян — она не была Гермионой Грейнджер.

Но время шло, и мне казалось, лечило. Астория перестала быть просто планом.

Однажды, после затянувшихся переговоров, я решил прогуляться и попал под дождь. Лихорадка свалила меня на несколько дней. Пребывая в бреду своих мыслей я отчаянно хватался за твой образ, Грейнджер, как за спасение. Но спасением была другая. Та, что твердила, что рядом, гладила мою ладонь, ухаживала и заботилась обо мне. Сквозь бредни из-за подхваченного воспаления, я видел голубые глаза моей жены, взывающие, напуганные, красивые.

Она просидела рядом со мной все дни, искренне переживая и оберегая. Впервые я почувствовал стыд перед ней и впервые поймал себя на мысли, что пора выбираться из личного ада под названием “Грейнджер”.

Астория дарила мне спокойствие. Ровное дыхание, эмоциональную стабильность, стойкую крепость. Из раза в раз её улыбка вызывала лёгкий трепет внутри, а когда она морщила нос, читая книгу, во мне просыпалось странное желание взять её за руку. Когда эта исходящая от наших отношений нежность начинала меня пугать, я вспоминал тебя, и чувство предательства разливающееся по венам, отрезвляло. Но я не мог отрицать очевидного, мне было рядом с ней хорошо.

Астория стала мне другом.

Жизнь налаживалась.

Идиот!

Спустя ещё два года я вернулся из командировки. Уверенный, что справился со своей зависимостью.

Дважды идиот!

На вторые сутки моего пребывания в Лондоне я оказался в Министерстве. Атриум встретил, как обычно, холодно. Серые тени, падающие на пол, рисовали не радостную картину развития дня. Забавно, я был уверен, что вырвал тебя из груди, но сейчас готов был стать мошкой, чтобы забиться в любую мелкую щель и провести в ней целый день, лишь бы не встречать твоих глаз. Только сейчас я задумался, что за три года жизни во Франции я так мало анализировал, что происходило между нами, а вернее, что именно я испытывал к тебе.

Память бумерангом пронесла меня по воспоминаниям. От абсолютного счастья до дыры в груди. Я настолько упился мыслью о том, что ты предала меня, настолько сильно хотел вырвать тебя из себя, что толком ни разу не задумался, а предавала ли? Вёл себя как мальчишка, нацепив розовые очки и придумав собственную реальность, и ни разу даже…. Мысли прервали появившиеся перед лицом двери.

Ненавижу этот лифт. Мы всегда сталкивались в нем.

Мне нужен шестой этаж, проехать всего лишь пять этажей, что может случиться? Земля не сойдет со своей оси, кажется так говорят магглы? Я пришёл раньше, абсолютно точно потому, что не хотел толкаться в тесных коридорах Министерства. Да, именно поэтому.

Первый этаж — я в абсолютном одиночестве, спокоен. Второй этаж — поправляю галстук, потому что он слишком туго затянут, надо попросить Асторию больше не завязывать его так сильно. Третий этаж — с каких пор в лифте так душно? Четвёртый этаж — от этой духоты трудно дышать. Пятый этаж — твой. Конечно. Он остановился. Нет. Раннее утро, это точно не ты.

Живот стянуло в узел, ладони вспотели, а сердце билось где-то в районе ушной раковины, абсолютно не щадя барабанную перепонку. Я сделал вдох, затем выдох, задержал дыхание, прикрыл глаза, стараясь успокоиться, кажется на лбу выступил пот. Я словно сходил с ума, ведь может быть это совсем не ты.

Двери лифта распахнулись.

Вдох.

Цветочный аромат ворвался в грудь, и всё моё нутро встретило его с распростертыми объятиями, словно вернулась какая-то неотъемлемая часть жизни, что исчезла так давно.

Я открыл глаза и увидел твои, они снова бездонны и в них целый мир.

— Дра… — ты слегка запнулась, пряча улыбку, что успела появиться на лице при виде меня, а затем, потупив взгляд, продолжила, — Малфой? Как я рада тебя видеть!

Воспоминание электрическим разрядом прошлось по спине. Моя последняя фраза, что я бросил тебе «Зови меня Малфой. Моё имя из твоих уст звучит оскорбительно». Да в кого я такой редкостный кретин? Если бы ты знала, как я сожалею.

Я снова поправил галстук, не сводя с тебя глаз. Сглотнул, вязкая слюна прошлась по горлу, отчаянно «хватаясь» за стенки, создавая дискомфорт.

Кажется всё началось сначала. Я не чувствовал себя в твоём присутствии. Просто тонул в пучине шоколадных глаз и совершенно не хотел, чтобы меня спасали. Я желал полностью раствориться в тебе, стать частью тебя, стать лентой в твоих волосах. Сегодня она голубая.

— Малфой? Тебе нехорошо?

Я понимал, что стою как истукан уже …сколько? Минуту?

— Здравствуй, Грейнджер.

Полуулыбка, подаренная мне, почему-то показалась вымученной. Ты прошла в лифт и встала рядом. Меня не покидало чувство, что что-то не так. Моя Гермиона — другая. Искоса наблюдал за тобой, исследуя каждый сантиметр твоего лица. Морщинка на лбу, неудивительно, ты часто хмуришься. Еле заметная родинка на скуле, которой раньше не было, веснушки, их стало больше. По-доброму усмехнулся этим переменам, пока не заметил, что нижняя линия челюсти стала острее. Ты похудела. Аппетитные формы стали менее округлыми, цвет кожи бледнее, а под глазами залегли темные круги, которые ты отчаянно пыталась спрятать под чарами красоты, но помогло это мало. Ты выглядела болезненно.

Чувство всепоглощающего беспокойства зародилось в груди. Что могло случиться с твоей жизнью, чтобы ты претерпела такие перемены? Ещё раз сглотнул, уже не стесняясь смотрю на тебя в открытую.

— Как ты?

Вопрос сорвался прежде, чем я смог подумать. Конечно, теперь мой мозг живет своей жизнью.

— Спасибо. Всё хорошо.

Ложь. Я ведь вижу, что твоя внешность кричит об обратном.

— Как ты? Я слышала ты женился? Поздравляю тебя.

Мысль об Астории приводит немного в чувство и я снова беру себя в руки.

— Да. Спасибо. Мы тоже неплохо.

Я не буду скрывать, что употребил «мы» впервые, исключительно для тебя, вру, для себя. Я хотел видеть эмоции, что отразятся на твоем лице, мне было интересно, заденет ли это тебя. Моя жалкая месть за твоё предательство, которое таковым и не являлось.

— Я рада.

Полуулыбка. И ты отвернулась от меня. Я вижу в твоих глазах вселенскую печаль и усталость, но это не из-за меня. Каждая клеточка твоего тела, каждая ниточка твоего костюма кричала мне, что с тобой что-то не то, но я отчаянно не мог понять что.

Лифт остановился. Ты вышла первой, обернулась ко мне через левое плечо и из твоего пучка выпала прядь волос, красиво обрамив лицо, словно она изначально была там. И вновь улыбка, кричащая о помощи.

— Хорошего дня, Драко.

Драко.

Уходишь.

Оставляя мне «Драко» и ряд вопросов, на которые я никогда не узнаю ответов. В одном я был точно уверен, моя Гермиона оставалась со мной всегда, и видимо, я никогда не смогу выдворить её из своего сердца.

Весь остаток дня прошёл с мыслями о тебе. Я не мог отделаться от чувства беспокойства, перед глазами маячил твой уставший взгляд, вырывающий сердце из груди.

Перекатывая перо в руках весь день, я отчаянно ждал окончания рабочего дня. Хотел снова тебя увидеть. Якобы для того, чтобы развеять свои сомнения, убедиться, что мне показалось и выкинуть это чертово чувство беспокойства из головы. Поэтому, как только стрелка часов указала на шесть, я полетел в лифт, тыча в кнопки безжалостно и с размаху. Мне нужно было успеть, пока ты не уехала.

Выходя из лифта на твоем этаже, я все еще не знал, что делать. Говорить что-то или просто наблюдать за тобой?

Но необходимость твоего общества проходит, когда я вижу тебя и твоего, прости Мерлин, мужа.

Уизли стал больше. Он явно поправился, видимо, выпив из тебя последние силы, и выглядел свежо и намного лучше тебя. Злость закипела в венах.

Вы спорили. Он что-то упрямо твердил тебе, хватая за руки, ты печально качала головой и опускала глаза, снова наполненные печалью, разочарованием, болью. Уизли ничего не знает о манерах, кажется, в его семье это миф. Снова повышает тон и до меня доносится «как ты не понимаешь?!» Ты опасливо вертишь головой вокруг и явно просишь его быть тише, но вы уже привлекли внимание нескольких зевак, что стоят и наблюдают за семейной разборкой, твоему мужу все равно, а ты кладёшь руку на лоб и снова опускаешь взгляд. Да, Грейнджер, мне тоже за него стыдно, и очень жаль, что он поставил тебя в такое положение.

Когда громкость твоего мужа достигла пика, я хотел вмешаться и дать ему пару бесплатных уроков вежливости, но меня опередил Поттер. Из ниоткуда появился всея-спаситель и в два счёта утихомирил своего рыжего дружка. Сказал пару слов тебе, ты согласно кивнула, и вы начали двигаться в сторону кабинета Поттера. Когда ты подняла взгляд и наши глаза встретились, это выглядело глупо. Я не хотел этого, не хотел, чтобы ты чувствовала себя неловко передо мной. И снова вымученная улыбка, и извиняющийся взгляд. Прекрати это делать, Грейнджер.

Эта ситуация не оставляла меня в покое, я все не мог прогнать картину, представшую передо мной, как твой муж размахивал руками и что-то объяснял тебе, явно забыв о приличиях. Твой вымученный взгляд и вид не покидали меня. Они, как призрачный туман, бродили следом, нашептывая навязчивые идеи для твоего спасения.

Не помню, как это произошло впервые, просто однажды понял, что снова стою под окнами твоей квартиры.

Ветер отчаянно выл, как и зверь в моей душе, одичавший за все это время без твоих глаз и силуэтов в окне. Мир снова сосредоточился на тебе, была только ты — центр моей вселенной. Я снова тонул в дичайшем шторме твоих волос и самое страшное заключалось в том, что даже не хотел пытаться выплыть.

Впервые, после возвращения из Франции, я всерьёз задумался о том, что происходило, в первую очередь о том, что называл предательством с твоей стороны. Может ли человек ослепнуть настолько, чтобы не видеть очевидных вещей? Да. Ты никогда и не питала ко мне чувств, ты всегда проявляла лишь доброту, внимание и заботу. Ты всегда была такой со своими друзьями и со мной. Мне так жаль, что мне потребовались годы, чтобы это понять. Ты не предавала меня. Я построил иллюзорный мир, придумал твои ответные чувства, настроил планов, обвинил тебя ни за что.

Но я все исправлю. Клянусь тебе, стоя здесь, под твоими окнами, я искуплю свои ошибки. Даже если тебе этого не нужно.

Эти мысли в голове, словно песня феникса, разлетались по венам, приносили некое удовлетворение и спокойствие, вот только было одно «но», которое я не учел и которое дожидалось меня дома.

========== Глава 3 ==========

Kai Engel - You are My Opium

Астория ложилась спать только тогда, когда я переступал порог дома. Салазар, я не заслуживал её. Этот раз не был исключением.

Она сидела в кресле, с растрепанными волосами и красными от слёз глазами, смотрела в одну точку, не шелохнувшись, на лице отчётливо застыло разочарование и боль.

— Астория, что произошло? — страх волною прошелся по сознанию, наливая свинцом ноги. Я застыл на месте, не сводя с неё глаз.

— Где ты был? — воздух разрезал мертвые ноты отстраненного голоса.

— На работе, — вру, так нагло и, кажется, догадываюсь, в чем дело.

— Скажи мне, что я делаю не так? — она не поднимает на меня глаз, пустым взглядом сверлит фужер с вином, что стоит перед ней на столе.

— Я не понимаю, о чем ты?

Снова вру, потому что понимаю.

Впервые в жизни она не улыбалась мне и не поднимала на меня глаз. Впервые в жизни я видел её такой. Не живой. И от того, что в этом виноват я, мне стало не по себе.

— Ты всегда был ко мне холоден, всегда отстранен, и я искренне верила, что это особенность твоего характера. Я пыталась быть хорошей женой и надежным другом для тебя, опорой, чтобы ты мог положиться на меня, чтобы ты знал, что есть тот человек, который всегда будет рядом. Никогда ничего не требовала и понимала, что тебя это устраивает, за это ты уважаешь меня. Я была уверена, что благодаря моей сдержанности ты станешь моим, рано или поздно, но… когда я увидела, как ты смотришь на неё, то поняла, что ты никогда моим не будешь.

Она медленно подняла тоненькой рукой фужер с вином и поднесла к губам, осушив его за долю секунды. Я впервые видел, что она пьет. Тяжелый вздох, вырванный из моей грудной клетки, развеял неловкую тишину.

— Я за тобой проследила. Я уже давно догадывалась, — она усмехнулась. — Ты стал возвращаться позднее, чем обычно. Я всё замечаю, Драко. И я знаю о той ленте, что ты хранишь. Она ведь её?

Неосознанное чувство злости разгорелось в груди. Она не смела вмешиваться в мою личную жизнь.

— Ты рылась в моих вещах?

— Нет. Я увидела случайно. Как-то зашла к тебе в кабинет, ты держал её в руках и так был увлечен мыслями, что меня даже не заметил.

Она немного помолчала и продолжила:

— Я всё думаю… Наш брак — это был договор между родителями, и я не обязана тебе нравиться. Я была готова к тому, что однажды узнаю, что у тебя есть женщина, но то, что это будет она…

Я бросил на неё взгляд, что это значит «она»? Если Астория начнёт поливать Гермиону грязью, то развод я оформлю уже к утру. Астория, наконец, подняла на меня взгляд, я не выдержал его и отвел глаза в сторону.

— Она ведь…замужем, Драко. Да, она, безусловно, красива, умна, успешна и интересна, но ведь она замужем… Я никогда не могла даже подумать, что она способна на такое. И вы встречаетесь? Вам не стыдно?

Астория еле сдерживала слезы, а я в очередной раз осознал, что не достоин её. Всё это время она думала, что я ей изменяю, и жила с этой мыслью, продолжая встречать меня с работы с улыбкой на лице, дарила мне заботу и поддержку. Перед глазами замаячили два, вполне счастливых совместных года во Франции. Большей падалью, чем сейчас, я не чувствовал себя никогда.

— У нас с ней никогда ничего не было.

Глупо оправдываться, она видит меня насквозь. Я не собираюсь ей врать.

— Я не понимаю… а лента и… твои походы к …

— Лента оказалась у меня случайно. Да, я действительно в неё влюблен, но она не знает об этом, и я не собираюсь ей говорить.

Астория смотрела на меня широко раскрытыми глазами, которые поглотили бы меня разом, в них читалось абсолютно всё. Она была разбита, и мне было её жаль. Но врать ей я не мог.

— Астория, ты права, я действительно уважаю тебя и понимаю, что я тебя не заслуживаю. Но это сильнее меня. Понимаешь, она спасла меня тогда, в Хогвартсе, стала путеводной звездой, я жил с тех пор только мыслями о ней…и никак не мог…

Она оборвала меня.

— Так значит это… может быть, и не любовь?

Не любовь? Что она имеет в виду? Я смотрел на неё непонимающим и абсолютно растерянным взглядом.

— Ты не думал, что просто благодарен ей за то, что она была той, кто помог выбраться из всего, что произошло с тобой. Она была первой, кто подал тебе руку помощи, Драко. Это благодарность, в таких сильных эмоциональных потрясениях её можно спутать с любовью. Я знаю об этом… я…

Гнев разгорался, как костер от легкого дуновения ветерка в период засухи. После него я вдруг почувствовал страх, смятение, колебание, сомнение. А что, если…

— Нет. Не говори мне этого, ты не знаешь. Астория, я люблю её. Прости, но больше мы не будем поднимать эту тему. Если ты подашь на развод, я всё пойму и подпишу.

Я видел, как она опустила глаза и кротко кивнула, затем встала и ушла во тьму мэнора.

С того разговора мы спали в разных комнатах. Она не говорила со мной. И больше не ждала. Но бумаг на развод я так и не получил. Сам не спрашивал, мне было всё равно, наверное. Хотя не один вечер после я провёл в терзаниях, что было, если бы мы не вернулись? И остались там вдвоём… Но все мысли отлетали, как мошкара от огня, когда я вспоминал тебя, Грейнджер.

Обида. Это детское чувство разъедало мои вены. Астория сказала, что моя любовь ненастоящая. Что она могла знать? Но я всё чаще и чаще стал возвращаться к этим мыслям. Назойливой мухой они сверлили дыру в висках, вызывая постоянную боль. Что если она права? А я просто попал в капкан игры собственного разума?

«Благодарность легко спутать с любовью. Я знаю об этом».

Слова Астории терзали, ещё больше вызывало негодование её «знаю об этом». Откуда она могла знать? И что это вообще значило? Необъяснимое чувство после этой фразы, крутящейся в голове, теребило моё эго. Значило ли это, что и Астория была в кого-то влюблена? У неё кто-то был до меня? Это странно, но от этой мысли что-то внутри начинало неприятно зудеть, и я крепче стискивал челюсть. Хотя почему меня это волнует? Моей главной проблемой сейчас являлась ты, Гермиона.

Я больше не ходил к твоему дому. Но ты стала практически моей манией, одержимостью, моим идефиксом. И от этого всё чаще и чаще холодел затылок, я стал бояться своей заинтересованности тобой. После моего возвращения из Франции всё стало только хуже.

Я продолжал наблюдать за твоей жизнью. Знал твой распорядок дня, какой кофе ты любишь и в какие именно дни недели за тобой на работу приходил твой муж. Я наблюдал за тобой, за твоим бесконечным желанием всем помогать, во имя кого-то, но не себя, ты никогда себя не жалела. С каждым днём выглядела всё хуже и хуже. Я не мог понять этого.

Почему ты всегда была сильной для всех? Почему ты всегда была рядом со всеми, почему ты всегда брала на себя больше других? Но вскоре понял. Потому что никто не хотел стать сильным для тебя. И всё, что у тебя было, это только ты. Ни твой лучший дружок Поттер, ни твой Уизли. Они ни черта не понимали, они лишь брали и выпивали тебя до дна. Принимали всё как должное.

Ты не заслуживаешь этого, ты заслуживаешь всего! Всего в этом гребаном мире, черт возьми! И я бы хотел бросить это всё к твоим ногам, я бы хотел раствориться в тебе навсегда, сделать всё, чтобы ты улыбалась и была счастлива, но не мог, потому что ты замужем за Уизли, потому что я женат, потому что я трус. У меня оставались лишь воспоминания твоих рук на моем лице и твоё прощение.

И я продолжал умирать, каждый день проклиная свою никчемность. С каждым днём забираясь всё дальше и дальше, в самые темные уголки своей непроглядной души. Избивая и царапая себя изнутри, путаясь в своих чувствах всё больше. Это была болезнь, Астория оказалась права…никакая это не любовь, это диагноз. Что мне могло помочь?

Быть рядом с тобой. Это желание сводило с ума, забираясь под кожу и расползаясь легкой дурманящей дрожью. Навязчивые мысли разъедали мозг, копошась и зудя, отбивая чечётку. Свинцовая голова. Тупая боль. Я страстно желал то, что было запретом. Паранойя. Кажется, по мне плачет больница Святого Мунго. Ибо я больше не принадлежал себе.

Но знаешь, что было страшнее? Понимать и видеть то, как ты несчастна. Это разрывало грудную клетку и моё сердце. Всё казалось таким нелогичным. Почему Уизли, имея такой бриллиант в своих руках, не берег и не ценил? Почему ты страдала и буквально высыхала на глазах? Я никогда не слышал сути ваших споров, но человек, который начинал их за пределами дома, априори не мог по достоинству оценить такую, как ты. Он даже не знал тебя, не знал, насколько сильно тебя истощают эти ваши скандалы посреди коридоров Министерства. Я спасался от желания заавадить Уизли, лишь когда сбегал на крышу соседнего маггловского здания. Вечер, проведенный в одиночестве, помогал расслабиться, почувствовать существование другого мира, окружающего меня.

Холодный ветер, пробирающий до костей, отрезвлял, заставляя сильнее кутаться в пальто. Чувство тепла от ворса кашемирового одеяния создавало необъяснимое ощущение спокойствия, будто она была рядом и обнимала, согревая и собирая моё разбитое сердце. Звездное небо всегда было молчаливым, но никогда не прекращало слушать мои мысленные монологи о несправедливости этой жизни, лишь изредка падала звезда в ответ на мои риторические вопросы. Это была моя тайная жизнь. Время, проведенное здесь, в тишине и трезвящем холоде, позволяло немного унять все бури моей жизни и посмотреть на неё со стороны. Я был жалок. И я это признавал.

Как долго человек может пробыть в этом состоянии? Просуществовать амёбой, быть просто аватаром, который передвигает тело? Который просто существует и не способен что-то изменить?

Мы всю свою жизнь ищем её смысл, совершенно не задумываясь о том, что подсознательно создаём его себе сами, а затем уверенно и верно сходим с ума, потому что не можем его достичь. Так как зачастую это становится тем, что не принадлежит нам. А на самом деле смысл прост: любить жизнь, наслаждаться ей и не бояться совершать ошибки. И однажды на вопрос, «Стоит ли пытаться?», мой молчаливый собеседник послал мне звезду. За долю секунды, что она летела, она сожгла своим хвостом все сомнения, что выпивали мою душу. Это был знак, призыв к действию, и я не мог его игнорировать.

Наконец настал день, когда превратность этой жизни меня доконала. Это случилось после очередного вашего скандала с Уизли. Ты была разбита, впервые не стала сдерживать слёзы и ответила на его крики криком. Отчаяние, сквозившее в каждом твоем жесте, позе, в каждой слезинке, катившейся по твоему лицу, разрывало мне душу. Я больше не мог смотреть на это. Мне вдруг надоело бояться завтрашнего дня без тебя. Терпеть твои слёзы. Я решил всё менять. Сказать Астории, что всё придется прекратить, освободить её и себя от этого груза лжи и лицемерия, решил сказать тебе, что ты заслуживаешь другой жизни, показать тебе её. Подарить то, чего ты была достойна. Я был готов.

— Грейнджер, нам надо поговорить, — я как всегда резко остановил тебя в коридоре.

— Хорошо, а о чем? — ты смотрела на меня с явным непониманием, слегка прикусывая губы, на твоем лице была отпечатана вся вчерашняя ссора с Уизли, воспаленные от слёз глаза, серая кожа. От такого вида бросало в дрожь. — Что-то случилось? Ты взволновано выглядишь.

Снова твоё вселенское беспокойство о других. Бойся лучше за себя, Грейнджер.

Раздражает.

Я слегка дернул плечом, стараясь сдержать раздражение и игнорируя твой вопрос.

— Давай поговорим на крыше соседнего здания, там ещё маггловская библиотека.

И когда я начал говорить прежде, чем думать? В этот момент мне стало себя жалко. Удивление на твоем лице, кажется, достигло апогея. Я неловко улыбнулся и поспешил объяснить.

— Просто там никто не будет мешать, и там спокойно.

Плохо получилось.

Идиот.

— Ну, хорошо, как скажешь. Если это важно.

— Важно.

Ты перехватила по-другому книги, что держала и, обойдя меня, ушла. Проклинать себя в последнее время мое главное развлечение. Как можно было сморозить подобную ерунду? Я потер переносицу, зажмурил глаза, пытаясь стереть свой позор из памяти, но получилось паршиво.

Остаток дня провел, как заведенный. Сотню раз прокрутил в голове то, что хотел сказать. Но определенно знал, что всё равно речь спутается, слова забудутся, как только я увижу тебя. Поэтому, откинув все мысли, я направился в назначенное место. Ты была уже там. Стояла ко мне спиной, почти у края и смотрела на город. Полы пальто и подол платья развевались от ветра, и только сейчас я понял, что даже не подумал о том, что тебе здесь будет холодно.

— Ты был прав, тут спокойно и очень красивый вид, — сказала ты, повернувшись вполоборота и слегка улыбнувшись, — Мне нравится.

Блики фонарей соседних зданий прятались в твоих волосах, звездное небо освещало лицо, ты была прекрасна. Я наложил согревающие чары и удивился тому, что ты не сделала этого раньше.

— Спасибо.

Всё что услышал.

Всё это время я стоял позади, рассматривая твою спину, хрупкий силуэт, что с удовольствием сжал бы в объятьях, крепко прижимая к груди. Тянуть время не имело смысла. Слишком долго я ждал. Всю речь, которую готовил, благополучно забыл.

— Гермиона, я люблю тебя.

Я видел, как напряглась твоя спина, как ты отвела голову от неба, руки, скрещенные на груди все это время, опустились вдоль тела, ты обернулась. Удивление в глазах готово было выпрыгнуть.

— Что?

— Подожди, дай сказать.

Я сделал шаг вперед.

— Люблю с того самого дня в Хогвартсе, когда ты спасла меня. Тогда я думал, что возненавидел жалость в твоих глазах, меня раздражало, что ты жалела меня, такая, как ты. Прости, я уже давно послал к чертям предрассудки по поводу магглорожденных, но в тот момент я ещё был полон ненависти. Весь год я жил в мечтах доказать тебе, что всё ещё чего-то стою, но когда увидел тебя на празднике, то понял, что все это время меня тянуло к тебе по другой причине. Я стал тобою одержим, я не мог позволить себе рассказать о чувствах, потому что был уверен, что не достоин быть рядом с тобой. Ты пострадала от моих рук и всё общество, поэтому мне оставалось лишь наблюдать. Я даже приходил к твоему дому. Строил какие-то планы, мечтал, мирился со своим положением, но потом ты стала отвечать мне взаимностью, как мне казалось. Все эти переглядывания в коридорах Министерства, твои улыбки, румянец на щеках. Я был уверен, что ты заинтересовалась мной, но, когда решил раскрыть правду, увидел тебя с ним.

Я видел, как опустились твои плечи. Сердце в груди выламывало дыру, но я выпалил все, что так давно хотел сказать.

— Драко…

— Знаешь, я тогда решил, что ты предала меня. Я был так зол на тебя, хотя сейчас понимаю, что, по сути, я всё это выдумал. Ты ничего мне не обещала, но тогда я готов был убить Уизли. Я разочаровался в тебе. Из чистой и прекрасной, ты превратилась в такую же, как я, и всё, что я стал чувствовать снова — это ненависть. Поэтому я уехал во Францию. Женился. И всё было нормально, а когда вернулся, стало только хуже. Я понял, что не пережил это…

— Драко, остановись… я не…

— Я знаю, что это всё сумбурно, но прошу, дай мне договорить. Я пытался жить своей жизнью, правда, но теперь вижу, как ты несчастна. Ты сильно изменилась, ты выглядишь болезненно, а этот твой Уизли меня раздражает с каждым разом все больше. Ты достойна другого отношения, Гермиона, не такого. Я хочу, чтобы ты была счастлива, хочу видеть твою улыбку. Я хочу сделать тебя счастливой, я просто прошу дать мне шанс. И я знаю, как глупо это сейчас звучит, но просто подумай…

— Драко, мне так жаль, но…

— Гермиона, я отдам тебе всего себя. До миллиметра, каждую чёртову клеточку…ты можешь выпить меня хоть до дна. Ты нужна мне…

Ты смотрела на меня потерянным взглядом, часто дыша, приложив ладонь к груди. Казалось, что я только что обрушил на планету все беды мира, и ты не знаешь, за что именно хвататься, чтобы всех спасти.

— Драко.я …это все так.внезапно. Я ведь замужем, а ты женат и…

— Я не люблю Асторию и не уверен, что ты счастлива с ним…

— Прекрати, ты не знаешь…

— Но я ведь вижу, что происходит…

— Я люблю Рона!

Что это? Пропасть. Я стоял напротив, смотрел в твои шоколадные глаза и был уверен, что если сейчас сделаю шаг, то меня обнимет вечность. Именно так выглядит смерть. У неё твои глаза…

— Прости, я не думала, что ты…послушай…

Ты шумно выдохнула и, приложив вторую руку к груди, начала свой приговор.

— Я ни в коем случае не хочу обесценивать твои чувства, и я понимаю, что тебе нужно было всё мне это сказать, и ты молодец, что решился, но ты уверен, что это любовь, Драко?

Что? Только не заводи песню Астории. Я истерично усмехнулся и приложил ладонь ко лбу. Кажется, мир сошел с ума… или я?

— Не надо, Грейнджер…

— Нет, послушай. Ты сказал, что думал, будто это ненависть, но нет, это другое. Тогда в Хогвартсе я видела твое отчаяние и твою решимость со всем покончить, я искренне хотела тебе помочь. Но это не было жалостью, Драко, я просто дала тебе то, в чем ты нуждался. Прощение и поддержку. Я старалась вести себя с тобой, как с хорошим знакомым, потому что искренне хотела, чтобы ты стал таковым, хотела, чтобы мы зарыли топор войны, чтобы ты не чувствовал себя изгоем, потому что ты до сих пор не простил себя.

— Я давно разобрался с этими проблемами.

— Тебе так кажется, иначе ты бы давно прекратил каждый раз опускать взгляд при виде Джинни или мистера Уизли в Министерстве, прекратил бы делать анонимные пожертвования семье Криви и многие другие вещи. Ты всё ещё винишь себя.

В этот момент что-то в груди закололо. Кажется, мои демоны снова закопошились, выпуская на поверхность все воспоминания, связанные с войной. Я действительно продолжал делать пожертвования, чувствовал себя неловко рядом со старшим Уизли. Боялся осуждения и презрения в свою сторону. Как же сильно я обманывался.

— Ты ни в чем не виноват. И никогда не был. Ты заложник обстоятельств, как и все мы. Драко, просто я стала первой, кто дал тебе это почувствовать. И ты привязал всё это к моему образу. Просто подумай, обратил бы ты на меня внимание, если бы я не помогла тебе? Ведь когда ты жил во Франции, ты сказал, всё наладилось.

— Тогда я не знаю, что такое любовь, Грейнджер…

— Любовь не приходит внезапно, Драко. Это долгий и трудоёмкий процесс, принятие человека, смирение, компромисс. Мои чувства к Рону тоже не возникли сразу.

— А если ты ошибаешься, и я действительно влюблён в тебя?

— Тогда прости, но я не могу ответить тебе взаимностью. Я люблю…

— Не надо! Как ты можешь любить его, если он доводит тебя до такого состояния?!

— То, что сейчас происходит между нами с Роном никак не связанно с чувствами. Дело в другом…

— Ты врешь мне сейчас?

— Нет, я беременна.

Мир остановился. Мой молчаливый друг стал ещё тише. Я слышал, как гулко билось моё сердце и с ужасом ждал, что ты скажешь дальше. Ты колебалась, тебе было неловко.

— И беременность… она грозит тем, что… я могу не выжить. Это последствия одного из проклятий, что угодило в меня во время войны. И Рон, он, просто…он боится и хочет, чтобы я отказалась от… ты понял. Но я не могу.

Мне стало страшно. Страшно от того, как ты приложила руки к своему животу, так нежно и трепетно, будто обнимала самое дорогое на этой планете. Страшно, что я видел отчаяние в твоих глазах и страшно от того, что весь твой вид подтверждал, что ты действительно готова умереть ради ребенка.

— Я могу помочь?

Ты грустно усмехнулась.

— Как ты можешь помочь, Драко? Мне нужно к колдомедику. В Германии есть хороший специалист, но это дорого и не факт, что поможет, а Рон боится всего, поэтому мы никак не можем найти с ним компромисс…

— Я оплачу…

— Нет, Драко, я не могу просить тебя о таком…

— Ты спасла мне жизнь. Я не просил тебя об этом, ты сама решила, сейчас я не спрашиваю тебя. Я так решил.

По твоей щеке скатилась слеза. А мой мир валялся где-то возле твоих ног, растоптанный жестокой правдой, но отчего-то в дыре, где раньше было сердце, я чувствовал легкость. Груз свалился. Ты что-то говорила мне, но я не слышал. Лишь смотрел в твои бездонные глаза, хотел прыгнуть и утонуть в них навсегда. Я готов был продолжать так жить, даже сейчас, когда всё знаю, когда я всё сказал тебе и выпустил этого зверя из своей клетки. Но я не был уверен, что ты сможешь жить со всем этим, что с этого дня ты будешь продолжать смотреть на меня как на «знакомого», вероятность того, что в твоих глазах теперь появится жалость, увеличилась во сто крат. Ты сказала это не любовь, но я не верил.

То, чем я жил столько лет, не могло быть обманом. То, что заставляло меня чувствовать себя живым, не могло предать меня. Мне не хватало лишь одного, чтобы проверить свои чувства и убедиться, что прав. Я — Малфой, Малфои получают то, что хотят, почти всегда…

— Гермиона, ты же знаешь, что я эгоист и всегда получаю то, что хочу. Но получить твою любовь мне не суждено, и я больше не буду пытаться. Но всё же есть то, что ты можешь сделать для меня.

Твой взгляд прояснился, ты стёрла слезу с левой щеки и кивнула мне.

— Что я м…

Я оборвал тебя самым ужасным для тебя и самым сладостным для меня способом. В два счёта сократил расстояние между нами и притянул тебя к себе. Обхватив одной рукой твоё лицо, а другой тонкую талию, я склонился к мягким бархатным губам и сделал то, о чём так долго мечтал. Мир снова обрёл краски. Воскрес, дыра в районе сердца заискрилась, и я снова почувствовал там стук. Я был жив. Я не сошёл с ума и не самообманывался. Я был влюблён. Вся моя история вела именно к этому моменту. Я был счастлив.

Старался целовать тебя нежно, медленно скользя по сжатым губам. Я почувствовал, как маленькие ладошки уперлись в грудь, и ты замешкалась, словно решая, оттолкнуть меня или нет. Я знал, что ты понимаешь, как мне это нужно, поэтому так неуверенно меня отталкивала. Твой синдром спасателя, Грейнджер, раздражает.

Эйфория прошла, я почувствовал всю неловкость ситуации. Ты так и не ответила на мой поцелуй, лишь позволила мне сделать это.

— Драко, я…

Когда ты всё же разорвала поцелуй и попыталась отстраниться, нервно поправляя воротник пальто, я не отпускал. Видел, что ты злилась, и знал, что сделаю дальше.

— Зачем ты…

— Прости, но я должен был. Но это останется только со мной. Я не могу допустить, чтобы в твоих глазах появилась жалость ко мне, не хочу, чтобы ты избегала меня и корила себя за то, что я сейчас сделал с тобой.

— К чему ты клонишь?

— Я оставлю всё это, только в своей памяти.

— Нет…это не…

Ты попыталась вырваться, но я ещё крепче сжал тебя в объятиях.

— Ты будешь испытывать чувство вины перед своим мужем. Я этого не хочу. Я сотру воспоминания о своём признании и поцелуе, оставлю только о разговоре про беременность. Прошу, позволь мне это. Я не хочу быть причиной твоих терзаний и боли. Потому что рано или поздно ты всё равно расскажешь Рону и меньшее, что он сделает, это придет бить мне морду.

Ты невесело и даже нервно усмехнулась.

— И ещё, Гермиона, я прошу тебя, ради всех ваших маггловских святых и Мерлина, прекрати думать обо всех подряд! В первую очередь ты должна думать о себе. Даже сейчас тебе неловко, ты не хотела этого поцелуя, ты должна была меня оттолкнуть, хоть я и благодарен тебе за то, что ты этого не сделала, но ты должна была.

Ты смотрела на меня недоуменным взглядом и учащенно дышала. Я видел это в твоих глазах. Ты усомнилась в том, что мои чувства это всего лишь благодарность.

— Ты так…изменился.

— Ты меня изменила. Прости меня ещё раз.

Ты кивнула головой и закрыла глаза, делая шаг назад. Я отпустил тебя и стало холодно.

— Я готова.

Глубоко дыша, ты стояла передо мной с закрытыми глазами и продолжала доверять. Ты феноменальна. Я никогда не прекращу тобой восхищаться.

Ветер трепал выбившийся локон, когда он упал на щёку, я, протянув к нему руку, в надежде ещё раз ощутить этот шёлк, но замер. Решил, что хватит с меня эгоизма на сегодня, пора подумать и о тебе.

— Обливиэйт.

Я стёр всё, чем дышал всё это время. Теперь ты снова не знала того, что я испытываю. Что произошло между нами, что ты позволила сделать. Но глубоко внутри я понимал, что это правильно, и я действительно был счастлив.

Ты открыла глаза и слегка покачнулась. Я подхватил тебя под локоть и принял на себя новую роль.

— Ну же, Грейнджер, я всего лишь спросил, что у вас с Уизли происходит, не надо только сознание терять.

— Ой, прости, что-то голова закружилась.

— В твоем положении это нормально. Помнишь, о чем мы с тобой договорились? Я вам помогаю и никаких отговорок. Ты спасла меня, я вроде как тебе должен.

— Драко, я что-то слабо помню наш разговор. Очень размыто, наверное, это из-за зелий. Но спасибо, я не знаю, как благодарить тебя…

— Вот только не надо этого вашего гриффиндорского благородства. Я же сказал, я у тебя в долгу, пришло время его вернуть.

— Всё равно спасибо.

— Да, конечно. Пойдем, тут холодно.

— Кстати, а почему мы на крыше?

— Откуда я знаю? Ты же у нас беременная, тебе захотелось на небо посмотреть.

— Но я определенно этого не помню…кажется, это ты…

— Грейнджер, пойдём! Я замёрз или ты хочешь, чтобы я умер от переохлаждения?

— Малфой, твоя толстошкурая самовлюбленность не позволит тебе этого сделать.

Ты улыбнулась, а я улыбался в ответ. Мне было легко.

— Ты, кстати, очень изменился, стал не такой нудный. Раз уж ты решил нам помогать, то не хочешь прийти как-нибудь на ужин?

— О, нет. Избавь меня от этого, Грейнджер, я могу перекидываться парой словечек с тобой, но общество Поттера и Уизли я не переживу. Давай оставим все как есть.

— Хорошо. Но знай, я пригласила тебя не просто из вежливости.

— Конечно, Грейнджер, конечно.

========== Глава 4 ==========

Atlas: Hearing - Sleeping at Last

За окном лил дождь, когда Драко нашел свой дневник в столе, где искал печать для документов. Открыв на странице с последней записью, он весело хмыкнул и проговорил: «Так не пойдет, это ещё не конец». И это было правдой, история Драко Малфоя не закончилась тусклым и серым «оставим всё как есть», она приобрела иной оттенок и он хотел её закончить.

Запись в дневнике от 2006 г.Ты вернулась через четыре месяца. Уставшая, измотанная, но счастливая.

— Всё прошло хорошо, — сказала ты мне.

— Теперь ни мне, ни жизни ребенка ничего не угрожает. Спасибо, Драко.

— Я рад.

Твой Уизли почти оторвал мне руку. Это было странно, но после всего, что между нами было в школе и всего того, что я видел между вами, он меня раздражал намного меньше. Он готов был отказаться от продолжения своего рода ради тебя, раздери меня Салазар, это было …достойно.

Конечно, мы не стали лучшими друзьями, но я стал замечать, что вполне спокойно мог заговорить с тобой в любой момент и ты всегда отвечала с охотой и доброй улыбкой, от которой светлело на душе. Я чувствовал легкость.

После нашего разговора на крыше, я чаще думал о своих чувствах. Знаешь, я почти был уверен, что не смогу распутать эту ленту, но спокойствие, которое я ощущал, дарило мне надежду и ощущение того, что я могу быть счастливым. Может быть, это будет мнимое счастье. Но я буду счастлив, Гермиона, потому что счастлива ты. Потому что ты дала мне это счастье и для него у меня теперь было всё: твои ладони на моем лице, твоё прощение, улыбка, адресованная мне, твой поцелуй и твоя лента. Я буду оберегать это, как и то, что ты подарила мне смысл жить, простить себя и быть счастливым.

Ещё на тот момент я думал, что мое истинное счастье — воспоминания о тебе. Дуралей.

Я пришёл к Астории через две недели после нашего разговора. Твои слова о том, что любовь приходит не сразу, плотно осели на подкорке. Я думал об Астории, которая терпела весь мой холод, всё то отношение к ней. Смогу ли я когда-нибудь стать её достойным? Смогу ли вымолить прощение, чтобы попробовать снова стать для неё мужем?

— Астория, я хочу быть с тобой честен. Я не забыл её и, наверное, буду помнить ещё долго. Но я очень уважаю тебя. Один человек сказал мне, что любовь не приходит сразу, настоящая любовь проходит долгий путь становления. Я обещаю, что буду стараться быть для тебя хорошим мужем, другом и поддержкой, всем, кем для меня была ты, если ты дашь мне шанс.

И она дала мне его. Не раздумывая, не сомневаясь.

Я не достоин такой женщины, как Астория. Великодушная, добрая, милосердная. Каким же идиотом надо быть,чтобы быть настолько слепым?

Первое время я думал о том, чтобы уехать во Францию, но потом чётко осознал, что это будет просто побег от себя. Так не годилось, я должен был принять тот ход вещей, который господствовал в моей жизни сейчас.

Я старался быть хорошим мужем, как и обещал. Мы чаще стали беседовать, проводить время вместе, и я с потрясением осознал, насколько был глуп. Астория не показывала своей обиды или боли, она вела себя достойно, а я корил себя за то, что так поступал с ней.

Ты, Грейнджер, стала реже появляться в моих мыслях, но лента всё также покоилась в ящике рабочего стола.

Только кое-что в моей жизни совсем скоро стало меняться, улыбающиеся карие глаза постепенно приобретали голубоватый оттенок. И я стал понимать, что твой образ стирается из моей головы. Хорошо это было или плохо? Я боялся снова запутаться, ведь я уже обрел какой-то определенный, конкретный смысл жизни. Я больше не чувствовал себя виноватым перед тобой, не чувствовал себя предателем, когда обнимал её, когда просыпался ночью, чтобы укрыть, или когда спешил с работы и целовал её при встрече. А в день, когда Астория сообщила мне, что ждет ребенка, я снова пришел на нашу крышу.

Всё встало на места.

Возможно ли, Грейнджер, что то, что произошло, предназначено мне судьбой? Что было бы, если бы не было войны, были бы мы вместе? Я вспоминал твои же слова и больше не мог на них однозначно ответить.

Знаешь, что я понял точно? Мою любовь. Чувства или мысленная увлеченность, что это было я не знаю, но это заставило меня сосредоточиться полностью на тебе. И я не разрушил себя вечными сожалениями о содеянном, о том, что совершил на войне, о том, что на моих руках кровь и души ни в чем неповинных людей. Возможно, ты была права, я придумал свои чувства к тебе, как и твои тогда, придумал для того, чтобы вытащить себя из чёрной ямы ненависти. Твой образ, твоя улыбка стали для меня спасательным кругом. Я выбрал меньшее из зол, безответную любовь, вместо самобичевания и вины. Однако то искрящееся ощущение от поцелуя живет в моём сердце до сих пор. Думаю, что никогда не решу, что испытывал к тебе на самом деле, но точно знаю, что благодарен тебе за то, что так внезапно появилась в моей жизни и перевернула её с ног на голову.

Я смотрел на своего молчаливого собеседника, отпуская все свои терзания, вопросы, на которые всегда думал, что никогда не найду ответов. Отпускал твою ленту с ветром, а вместе с ней и тебя, то, что испытывал к тебе, и оставлял только чистую, неизвращенную благодарность. Я принял эту жизнь такой, какая она есть сейчас.

Любовь. Всепоглощающее чувство, которому, я всегда думал, что не буду подвластен. Она приходит не сразу, но наполняет твою жизнь красками и, если ты видишь всё в сером цвете, это не она. Любовь — симпатия, уважение, взаимопонимание, желание, чтобы у этого человека было все хорошо и неважно, рядом ты или нет. Это способность отпустить его, это компромисс, это желание быть рядом даже когда всё плохо, это благодарность. Да, Грейнджер, благодарность — это тоже любовь, она отличается от истинной, но многому учит.

Я любил тебя, в тот миг на крыше, когда поцеловал и забрал это воспоминание, я смог отпустить тебя, чтобы открыть своё сердце снова. Я долго не мог поверить в то, что любовь не бывает однажды, есть влюбленность, благодарность, то, что приходит к нам для урока и есть истинная любовь. Ты была моим уроком, моим спасением, ты помогла понять себя, простить, восстановить для того, чтобы я увидел ту, кто была предназначена мне судьбой.

Ту, которая полюбила меня раньше, принимала меня таким, какой я есть. Которая мирилась со всем несправедливым отношением к себе и была терпелива. Которая ждала и верила.

Чистая, искренняя, настоящая любовь Астории помогла мне осознать, как она важна, и как мне хорошо рядом с ней. Кто знает, чем бы закончилась наша с ней история, если бы я не сосредоточился на влюбленности к тебе и окунулся бы с головой в свою никчемность. Возможно, меня бы уже не было в живых. Я причинил боль Астории, но, возможно, могло быть всё намного хуже. Поэтому для нас это лучший исход.

Вспоминая всё, что пережил, я чётко осознал, что она волновала меня задолго до того, как я разобрался со своими чувствами. Просто я не хотел видеть очевидного. Я ревновал её и уважал, был благодарен и восхищался ей. Всегда.

Я помню, как она заплакала, когда я впервые сказал ей: «Я люблю тебя», держа на руках нашего новорожденного сына. И, кажется, плакал вместе с ней, потому что в тот миг осознавал, что всего этого могло и не быть, если бы не ты, Грейнджер.

Я научился любить, научился себя прощать, научился видеть сокрытое, чувствовать других и быть внимательным. Всё это было необходимым, чтобы моя Астория улыбалась сейчас самой счастливой улыбкой.

***

Запись в дневнике от 2017 г.

Сегодня мой сын прислал мне письмо из Хогвартса и сказал, что его раздражает твоя дочь, Грейнджер. Но мы ведь с тобой оба знаем, чем всё это закончится, верно? И знаешь, я буду этому только рад.

***

Драко Малфой закончил писать свою историю в этом дневнике. Уже давно отпустив прошлое, которое когда-то тяготило его душу, выпустив зверя, метавшегося взаперти. Он больше к ней не вернется, ему больше это не нужно, он распутал и отпустил одну ленту, чтобы стать другой, свободно развевающейся, довольной своей жизнью, счастливой изумрудной лентой в тёмных и мягких, как бархат, волосах Астории.