Последняя, кто умела лгать (СИ) [feral brunette] (fb2) читать онлайн

========== Глава 1 ==========

Закат озарял холм кровавым светом. Снег отсвечивал алыми оттенками, когда кожа девушки по-прежнему оставалась мертвецки бледной. Длинная чёрная мантия развевалась на ветру, капюшон слетел с головы, а на волосах лежало несколько снежинок. Тонкие пальцы крепко сжимали волшебную палочку, направленную на мужчину. Несчастный валялся у её ног, откашливаясь сгустками крови. Сбитые костяшки его рук посинели из-за снега, и дыхание больше не согревало. Он был на пределе, висел на последнем волоске жизни.

— Что-то скажешь напоследок? — отстранённо и холодно спросила девушка. — Это вряд ли сохранит твою жалкую жизнь, но, может, ты хочешь передать «привет» своей дочурке? Я с большим удовольствием сделаю это перед тем, как перережу ей глотку.

— Гори в аду, сука, — прохрипел мужчина.

— Авада Кедавра.

Она уже сбилась со счёту, в какой раз это Непростительное вылетает из ее уст. Сначала считала, но после двадцатого перестала. Этот бессмысленный подсчёт не спасёт её душу, не сошьёт разорванное сердце и не сотрёт из памяти угасающие глаза жертв.

Переступив через тело мужчины, она удалилась с холма. Палочка отправилась во внутренний карман мантии, пока левая рука сжимала потёртый плетёный браслет. Последний взгляд на бездыханное тело, и звук аппарации поглотил девушку. Считанных секунд магического перемещения хватило для того, чтобы перезапустить свои мысли: вытолкать из головы «прощальные» слова мужчины и закопать этот вечер, как можно глубже в сознании.

Безучастный взгляд смерил гостиную мрачного дома. Её уже ждали. За длинным столом сидели пятеро: все поприветствовали гостью скромным кивком головы, а тот, который во главе стола, глазами указал на свободное место.

— Мой Лорд, — она мягко приземлилась на стул, — рада Вас видеть.

— Взаимно, дитя, — мерзкое шипение пробирало до костей. — Чем порадуешь нас?

— Мёртв, — констатировала девушка и швырнула на стол свой «трофей». — Было как-то скучно.

Трапезная взорвалась гадким смехом Тома Реддла, который сопровождался одиночными аплодисментами. Четыре пары глаз уставились на своего хозяина, пока сама Гермиона ждала окончания этого припадка безудержного веселья. Ей хотелось поскорее оказаться в своей комнате: сбросить с плеч тяжелую мантию, переступить через платье и кинуться в объятия холодного атласа постельного белья.

— Ты на славу постаралась, — наконец-то продолжил Волан-де-Морт, — я не сомневался в тебе.

— Ваше доверие — превыше всего, — Гермиона учтиво склонила голову. — Могу ли я быть Вам ещё чем-то полезна?

— Думаю, что ты заслуживаешь отдыха. Ступай, дитя.

— Мой Лорд, — она поклонилась.

Лестница на второй этаж. Трапезная осталась позади. Безупречно ровная спина теперь сгорблена, плечи опущены, а шаг из уверенного и медленного стал быстрым и нервным. Она спешила к своей двери, чтобы закрыться наедине с собой. Угрюмые коридоры величественного поместья давно осточертели - они просто душили её. Раньше Гермиона хотела перебраться в какую-то из спален на первом этаже, но их там попросту нет. Ряд никому не нужных гостиных, столовых и длинных коридоров. Ближайшей спальней к выходу из поместья была та, в которой она живёт.

Внезапная сильная мигрень ударила в виски. Она, вроде бы, уже успела к ним привыкнуть, но, всё же, каждый раз чувствовался, как первый. Головная боль с каждым разом усиливалась, настойки Снейпа больше не помогали. Гермиона просила его, чтобы он дал ей что-то сильнее, но что-то действеннее придумать уже нельзя было.

— Чёрт, — сквозь зубы прошипела девушка. — Когда я уже привыкну к этой чёртовой боли?

Дверь комнаты отворилась и девушка завалилась с грохотом, отпихивая на пути кресло. Она сразу же бросилась к шуфлядке письменного стола. Перебрав пальцами несколько флакончиков, она выбрала один, тут же выпив его залпом. Жидкость болотного цвета осела на языке горьким привкусом, но колокол в голове начал стихать, а глаза больше не норовили вытечь.

Мантия отлетела в сторону окна, а корсет платья оказался под ногами. Гермиона даже не удосужилась расшнуровать своё чёрное платье — просто разорвала его, поцарапав бледную кожу под рёбрами. В нижнем белье перед распахнутым окном; стоит и смотрит вдаль на бескрайние владения семьи Лестрейндж. Подносит к лицу ладонь левой руки, на которой засохла кровь. Поворачивается и несётся в ванную комнату: открывает кран и, не обращая внимания на холодную воду, стирает с себя это бордовое пятно. Вот бы так и с души они легко стирались. Мокрые пальцы поднялись вверх по руке, касаясь метки. Чёрной метки. Она повторяет пальцем очертание клейма, старательно выводит каждую полосу.

— Только в аду мне и будут рады, — пробормотала Гермиона себе под нос, — собственно говоря, я уже давно в аду.

В комнате так темно. Она не собирается зажигать свечи или хотя бы разводить огонь в камине. Не вытирая мокрые руки, ложится на постель, закрыв глаза. Грейнджер не хочет видеть перед собой этот дом, эту комнату, эту жизнь. Ей хочется просто человеческого спокойствия: хочется пить по вечерам чай, читать газеты и выгуливать собаку.

— Не закрываешь двери за собой, — мужской голос вытаскивает её из себя. — Опасно.

— Помимо меня, только ты можешь сюда войти, — отвечает Гермиона, не двинувшись со своего места. — Я думала, ты на каком-то задании. Тебя не было на собрании.

— Моё присутствие там было необязательным, — Снейп сел на кресло, напротив кровати. — Как твоя голова?

— Я в порядке.

— Не надо лгать мне.

— Отвали, Северус, — Гермиона тяжело выдохнула. — Мне просто нужно выспаться. Я уже очень давно нормально не спала.

— Полагаю, что дело далеко не в приказах Темного Лорда.

— Бессонница.

— Как скажешь, — Снейп привстал со своего места. — Орден знает, кто убил Кингсли. Тебе стоит прицепить запасную пару глаз на затылок.

— Мне стоило это сделать ещё пять лет назад, — Гермиона посмотрела на зельевара, — когда я убила Дамблдора. Считаешь, что это они мне простили? Или, может быть, Аластора? Или Люпина? Никого из них они мне не простили, Северус. Поэтому не думаю, что после убийства Кингсли хоть что-то изменится.

— Не простили, — уже стоя в дверях, сказал Северус. — Тебе стоило начать свой список со своего ухода.

— Я не жалею.

Осталось только понять, кому она это сказала: Снейпу или себе? Гермиона вновь осталась наедине с собой. Пальцы девушки блуждали по телу, останавливаясь каждый раз на знакомых шрамах и отметинах. Каждый из них имел свою историю, каждый отпечатался и на душе. Она давно могла их убрать с помощью палочки, но не хотела. Какой толк был в чистой и безупречной коже, когда внутренности просто сияют созвездиями ран. Каштановые волосы непривычно аккуратно лежали на кремовой простыне. Наверное, волосы были единственным, что не изменилось в ней за последние пять лет, если только не считать запаха смерти, которым они пропитались.

Ночное небо, усыпанное звёздами, ярко мерцало, пока бывшая гриффиндорка наблюдала за своим отражением. Зеркало во весь рост, скрытое за одеждой, стояло в шкафу. Стоило Гермионе убедиться, что в поместье осталось минимальное количество людей — она распахивала тяжёлые дверцы, рассовывала в стороны десятки однообразных нарядов и терялась в отражении.

Девушка забрала это зеркало из Хогвартса в тот самый вечер, когда тело Дамблдора полетело вниз с Астрономической башни. Пока Поттер пытался отыскать скрывшуюся с места преступления Грейнджер, она забралась в кабинет директора, чтобы уменьшить свой первый «трофей». Зеркало Еиналеж отправилось в неприметную сумочку на плече девушки, а теперь оно скрыто ото всех в её покоях.

Магический артефакт, который предназначен для того, чтобы показать самые сокровенные желания человека. Когда-то Гарри рассказывал своей подруге о том, что видел в нем себя и своих родителей. А что же видела сама Гермиона? Северусу она говорит, что ничего: говорит, что у таких людей, как она, не может быть сокровенных желаний. Но тем не менее, при любой возможности она заглядывает в него, подолгу рассматривает свою скрытую сторону. Когда-то найдётся человек, которому она сможет рассказать, что же такого видит по ту сторону, если такой, конечно, найдётся. Ведь даже самой себе Гермиона этого не рассказывает.

— Тёмный Лорд, — она знала, что он стоит у неё за спиной, — что-то случилось? Вы прежде не позволяли себе заходить ко мне.

— Я считал, что для меня нет закрытых дверей в этом доме, — он подошёл ближе. — Ты довольно часто смотришь в это зеркало. Что ты видишь в нём?

— Ничего, — очень тихо ответила Гермиона, — уже очень давно я в нём ничего не вижу.

— А когда-то видела?

— Нет. А Вы, мой Лорд?

— Нет, но я к тебе не за этим пришёл, — Волан-де-Морт выдержал паузу. — Завтра собрание, и я хочу, чтобы ты присутствовала.

— Мне кажется, что я никогда не пропускала собраний.

— Завтра будут все. Ты как-то не особо любишь такие встречи.

— Если Вы хотите, чтобы я была — я приду.

— Завтра, в полдень. Я жду тебя.

И опять одиночество. Приторное и горькое. Сладкое и необходимое. Зеркало, как обычно, поглотило Гермиону до самого рассвета. Оно было сродни настоящему наркотику. Наверное, когда-то Дамблдор не зря предупреждал Поттера, что люди порой сходили с ума у этого зеркала. Может быть, она тоже уже давно сошла с ума, но просто не заметила этого.

Безупречное чёрное платье идеально легло на её тело, подчёркивая все его достоинства. Тонкая талия, аккуратная грудь — будто бы кому-то будет дело до того, как она выглядит. Выпрямленные волосы правильно лежат на плечах, а мантия свисает на руке. Каблуки постукивают по холодному мрамору трапезной, пока она приближается к своему законному месту — по правую руку от Тёмного Лорда. Гермиона всегда сидела рядом со своим Повелителем, если присутствовала на подобных мероприятиях. Единственным ярким пятном в этом унынии, помимо засохшей крови под ногами, была её бордовая помада.

— Гермиона, — Долохов поприветствовал девушку, — рад видеть тебя.

— Взаимно, Антонин. Я, вроде бы, не опоздала.

— Нет, — Пожиратель ухмыльнулся, — я просто решил прийти немного раньше. Не думал, что ты тоже будешь. Обычно, тебя можно высмотреть только на закрытых собраниях Темного Лорда.

— Лорд пожелал, чтобы я сегодня присутствовала, — девушка заняла место за столом, — скорее всего, хочет объявить что-то важное.

Пожиратель продолжал что-то говорить, но Гермиона уже не слушала его. Она не особо любила Долохова за его длинный язык — стоило с ним зацепиться, и уши начинали сворачиваться в трубочку от количества его болтовни. Закрыв тяжёлые веки, она постаралась унести своё сознание подальше от этого холодного стола, мрачной трапезной и появившихся «товарищей». Не прошло и десяти минут, как большинство мест уже было занято: прибыл Эйвери, Паркинсон, Нотт, Гойл, Джагсон, Крэбб, Макнейр, Руквуд и, конечно же, чета Лестрейндж. Оставалось дождаться лишь самого Тёмного Лорда, Яксли и Малфоя. Пока в привычном магическом мире существовали «Священные двадцать восемь», у Пожирателей были «Тёмные четырнадцать» — отпетые убийцы и самые верные прихвостни Волан-де-Морта. В «Тёмные» входила практически вся старая шайка кроме тех, кто давно покоится под землей. Единственным ребёнком и новым членом «Тёмных» стала Гермиона Грейнджер. Корбан и Люциус едва успели занять свои места, когда появился Реддл.

— Мы с вами так давно не собирались все вместе, — начал Тёмный Лорд. — Очень жаль, что наступили такие времена, когда и посидеть за чашечкой чая нельзя. Очень беспокойное время. Но всё же, вот мы собрались и нам есть, что обсудить. Уолден, начнём с тебя. Как обстоят наши дела в Ирландии?

— Мой Лорд, — Макнейр склонил голову, — всё замечательно. Последних повстанцев сегодня на рассвете казнили. Сейчас там остались Роули и Трэверс, держат руку на пульсе; у них достаточно людей в подчинении, если вдруг случится что-то непредвиденное.

— Отлично, — зашипел Лорд. — Мне нравится, когда наши собрания начинаются с таких прекрасных вестей. Ориан, что ты мне поведаешь?

— Мой Лорд, — Паркинсон привстал со своего места, — не смею Вас чем-то расстроить. Австрийский Министр всецело поддерживает Вашу политику и готов предоставить немалый человеческий и материальный ресурс, если будет необходимость.

И ещё куча отчётов от каждого из присутствующих. Гермиона ждала, пока очередь дойдёт до неё — она всегда была последней, как на десерт. Она знала, что новости от неё - словно бальзам на душу для Лорда. Или что он там поливал себе? И пусть, о каждом своём выполненном задании девушка немедленно докладывала, но Волан-де-Морт был готов это слушать раз за разом.

— Люциус, — Темный Лорд обратился к последнему из Пожирателей, — я внимательно слушаю тебя.

— Мой Лорд, — блондинистая голова склонилась, — к ритуалу всё готово. Все дети без исключения уже могут принять Чёрную метку. Осталось лишь выбрать дату.

— Отлично. Ну и самое сладкое, — Волан-де-Морт повернулся к ней, — Гермиона, расскажешь о своих успехах?

— Вчера был убит действующий лидер Противостояния — Кингсли Бруствер. Из активных участников Ордена остались лишь: Джордж Уизли и Рон Уизли, Нимфадора Тонкс, Флёр Делакур, Минерва МакГонагалл, ну и, конечно же, Гарри Поттер. Людей из Ордена осталось очень мало. Я не думаю, что они ещё долго продержатся на плаву.

— Они ещё окончательно не разбежались только потому, что мальчишка жив, — подхватил Лорд, — но ему недолго осталось. Хочу всем напомнить, что основная часть Ордена была уничтожена нашей дорогой Гермионой. Ты умница, девочка.

— Благодарю, мой Лорд.

Гермиона ждала, что на этом её участие в этих посиделках подойдёт к концу. Она рассказала всё, что так сильно хотел услышать Тёмный Лорд, выслушала все новости с полей и даже успела проанализировать всё сказанное. В целом, дела Пожирателей шли неплохо, даже можно сказать, что хорошо, но от этого легче не становилось. Головная боль вновь начала стучать в висках, настойчиво требуя открыть дверь. Пальцы крепко сжали подлокотники, а зубы больно прикусили нижнюю губу.

— Ну что же, — Волан-де-Морт встал со своего места, — не смею больше никого задерживать. Попрошу остаться лишь Гермиону и Люциуса.

В минуту все Пожиратели исчезли, оставляя этих троих. Девушке даже на ум не приходило, что их могло связывать. Да, у неё были личные дела с Лордом, но никак не с Малфоем-старшим. Этот чистокровный мерзавец ненавидел Гермиону, и эти чувства были взаимны. Никто из всех прихвостней не выражал к девушке столь открытой вражды, отвращения и злобы. Им было достаточно оказаться где-то по близости, как всё озарялось светом от лучей волшебных палочек. Просто пару реплик и точка кипения была достигнута.

— Люциус, — начал Лорд, — сколько детей готовы к ритуалу?

— Восемь.

— Чьи первенцы пополнят наши ряды?

— Дети Ваших самых преданных слуг, — Люциус снова склонил голову, — Драко Малфой, Пэнси Паркинсон, Дафна и Астория Гринграсс, Винсент Крэбб, Грегори Гойл, Блейз Забини, Теодор Нотт.

— Гермиона, ты всех их знаешь?

— Да, мой Лорд, — сквозь адскую головную боль кивнула девушка, — они все являются учениками Хогвартса.

— Хорошо. Люциус, именно Гермиона будет заниматься воспитанием наших юных птенцов.

— Но, мой Лорд, — Малфой-старший кинул небрежный взгляд на девушку, — я думаю, что это не слишком целесообразно. Чему их может научить эта девчонка?

— Гермиона, — бросила девушка. — Меня зовут Гермиона, Люциус. Думала, что твоего мозга достаточно для того, чтобы запомнить столь простое имя.

— Держи свой рот на замке, грязнокровка, — прошипел Малфой. — С грязью беседу не веду.

— Что ты сказал? — глаза Гермионы сверкнули гневом. — Повтори ещё раз.

— Сказал, что ты — грязь.

В одно движение палочка оказалась в руке Гермионы. Прямо вскинутая рука была направлена на мужчину, буквально, в нескольких сантиметрах от его лица. На языке уже вертелось Непростительное, которое она была готова произнести вслух.

— Рискнёшь ещё раз меня так назвать? — её голос был тихим и угрожающим. — Давай, Люциус, скажи это.

Он рассмеялся ей в лицо, и пока палочка начала подрагивать в руке, в её идеальное бледное лицо прилетел плевок. Малфой плюнул в неё и взорвался в очередном приступе безумного смеха.

— Грязь…

— Сукин сын! Круцио!

Малфой повалился на пол. Каблук Гермионы припечатал плечо мужчины к холодному мрамору, пока глаза девушки продолжали искриться гневом. Тёмный Лорд, который остался сидеть на своём месте, не спешил прекращать эту перепалку. В каком-то смысле, его это забавляло. Ему нравилось наблюдать за хрупкой девушкой, которая своим внешним видом не вызывает хоть малейших потуг на страх, но в ярости может превратить тебя в горстку пепла. Довольный собой, Волан-де-Морт считал, что Гермиона Грейнджер — его лучшее вложение. Ни один, потраченный на её перевоспитание, день не прошёл мимо.

Невыносимая боль проникала под кожу Люциуса, стремительно распространялась по телу и добиралась до мозга. Все присутствующие в трапезной точно знали, что чувствует сейчас Малфой: кости ломает, голова закипает, глаза бешено вращаются и норовят взорваться, голосовые связки рвутся из-за крика; хочется побыстрее умереть, нежели терпеть это дальше.

— Достаточно, — наконец-то вмешался Лорд. — Опусти палочку, Гермиона.

— Простите, мой Лорд, — девушка отступила шаг назад, запрятав палочку.

— Я думаю, что это было наглядное пособие для тебя, Люциус, — посмеиваясь, произнёс Реддл, — почему именно Гермиона должна заниматься воспитанием наших юнцов. Я понимаю, что любой другой Пожиратель так же владеет Непростительными, но я хочу, чтобы это была она.

— Да, мой Лорд, — прохрипел Малфой, — я понял Вас.

— Я даю тебе три дня, Гермиона. Через три дня я хочу провести ритуал Посвящения, они должны быть готовы к этому. Я думаю, что ты понимаешь меня.

— Конечно, мой Лорд.

— Люциус, через час дети должны быть тут.

— Хорошо.

— Можешь быть свободен, — Волан-де-Морт подошёл ближе к Гермионе. — А с тобой я ещё хочу поговорить наедине.

Пределы трапезной остались за спиной, они прошли в соседнюю гостиную. Тёмно-синие тяжёлые шторы были плотно закрыты, в камине не горел огонь и единственным источником света оставались несколько настенных ламп. На пыльном кофейном столике стояла ваза с давно засохшими цветами, а под ногами валялись кучи старых фолиантов. Неизвестно, когда в последний раз здесь убирали или хотя бы позволяли проникнуть слабым солнечным лучам. Гермиона никогда не видела это поместье в дневном свете, тут всегда было темно.

— Полагаю, что ты помнишь тот вечер, когда состоялось твоё посвящение, — начал Лорд. — Я хочу, чтобы ты подготовила их.

— Кто? — она точно знала, что он понял её вопрос.

— Ты сама выберешь.

— Какое я имею к этому отношение?

— Ты будешь проливать первую кровь, — пальцы Реддла сомкнулись перед грудью, — тебе и выбирать.

— Я думала, что кровь должен проливать тот, кто метку получает. Помнится, что в тот вечер, когда я получала метку, то никто этого не сделал вместо меня.

— Я слышу обиду в твоём голосе? — съязвил Тёмный Лорд. — Впервые.

— Нет. Я просто думала, что это обязательное условие ритуала.

— Вот, — он протянул сложенный пополам пергамент. — Можешь выбрать сейчас.

Гермиона приняла его «подарок». Она не успела вчитаться в мелкий почерк, когда осталась в одиночестве. Тёмный Лорд оставил её одну, зная, что выбор будет нелёгким.

Нарцисса Малфой.

Летиция Забини.

Одри Нотт.

Мишель Паркинсон.

Оливия Гринграсс.

Эмили Крэбб.

Шарлотта Гойл.

Северус Снейп.

Восемь подростков — восемь претендентов. Только вот восьмое имя было не для ребят, оно было для Гермионы. Каждый человек, чьё имя было в списке — близкие люди, матери детей. Но для сестёр Гринграсс имя было одно, поэтому последнее имя было посланием для бывшей гриффиндорки. Память быстро вернула девушку в тот далёкий вечер, когда с её палочки впервые сорвалось Непростительное, которое стремительным зелёным лучом остановило сердце рыжеволосой девочки. Джинни Уизли рухнула камнем на холодную землю, пока Волан-де-Морт выводил на предплечье Гермионы Чёрную метку кровавыми чернилами.

========== Глава 2 ==========

У неё есть один час, чтобы принять решение. Три дня, чтобы не передумать. И нет времени для того, чтобы жалеть себя. Жалость? Какое отвратительное чувство. Гермиона считала, что уже давно искоренила его в себе. Она сложила лист в несколько раз и запрятала во внутренний карман. Головная боль вновь напомнила о себе, усилившись в несколько раз. Иногда девушке казалось, что они играют в немую игру — кто кого. Только Гермиона старалась не обращать внимание на пульсирующую боль: игнорировать жжение внутри черепной коробочки, когда та начинала усиливаться с геометрической прогрессией. Но что ей делать сейчас? Чудотворных зелий Снейпа больше не осталось и самого зельевара нет. Было бы очень кстати, чтобы он появился в поместье в ближайшие несколько часов.

Чёрное платье начало больно сжимать рёбра, вонзаясь швами в кожу. Каблуки впились в пятки, пока мантия стала неподъёмно тяжелой. Кое-как встав с дивана, Гермиона направилась к выходу из дома. Хмурые тучи затянули небо, опять начался снег. Когда-то она так любила зиму. Ей нравились маленькие невесомые снежинки, которые таяли со скоростью света на тёплой веснушчатой коже. Маленькая Гермиона заливалась звонким смехом, падая в объятия отца, который вместе со своей дочуркой делал снежных ангелов. Беззаботное детство растворилось беспощадными осенними дождями, а потом и вовсе умерло под тонной льда. Некогда любимый, снег возрастил новую Гермиону подобную себе — холодную и недружелюбную.

Пустой взгляд следит за дрожью в левой руке. Она пытается её унять, но не выходит. Перед глазами вновь всплывают все убитые ею, дрожь усиливается. Тихо ругаясь под нос, ещё раз встряхнула рукой и бессильно выдохнула. Ничего не помогает, просто нужно подождать. Только вот времени нет: совсем скоро прибудут её бывшие сокурсники, которых Гермиона будет вынуждена окунуть в реалии нового мира. Она уже в голове прокручивает то, что скажет им: взрослая жизнь не пестрит яркими красками — в ней лишь переплетаются серая мораль и лучи Непростительных.

— Мисс, — старый эльф поклонился перед Гермионой, — к Вам гость. Мистер Ориан Паркинсон.

— Проводите его в мой кабинет.

Она ещё раз посмотрела на свою руку и, крепко сжав её в кулак, вернулась в дом. Кабинет, который девушка уже называла своим, находился на третьем этаже поместья. Гермиона иногда засиживалась тут сутками за изучением старых книг, а временами приходила сюда, чтобы поспать. Бывали дни, когда одежда Гермионы пропитывалась кровью, а в глазах отпечатывались десятки трупов, которые теперь повисли на её душе. В такие вечера она не хотела возвращаться в свою комнату: не хотела, чтобы то маленькое пространство, где она оставалась собой, превращалось в тюремную камеру.

— Ориан, — Гермиона отворила дверь ногой, — я думала, что ты уже давно коротаешь вечерок где-то в пабе. Слышала, что в Австрии неплохое пиво.

— Ты выбрала уже? — Паркинсон гневно смотрел на неё.

— Ты о чём, Ориан? — Гермиона прошла мимо мужчины и разместилась за письменным столом.

— Я хочу, чтобы это была Мишель. Я хочу, чтобы Лорд понимал всю преданность нашей семьи.

— Это не твоего ума дела, Ориан. Наверное, Тёмный Лорд всецело доверяет мне и считается с моим мнением, раз поручил мне это дело.

— Ты — соплячка! Я не понимаю, чем ты подкупила нашего Лорда, и почему он так слепо доверяет тебе, — от злобы из его рта начали вылетать слюни. — Ты сделаешь так, как я тебе говорю. Иначе…

— Что? Что ты мне сделаешь? Ты вздумал мне угрожать? — девушка медленно подняла глаза на Пожирателя. — Мне кажется, что ты начал забываться.

— Мерзкая шлюха! Аларте…

— Экспеллиармус! — опередила Гермиона, вскочив на ноги. — Ты как посмел, ублюдок?

— Это должна быть Мишель! — безумный крик Паркинсона оглушал. — Мишель!

— Дементор! Вы решили сегодня по очереди учить меня жизни?

Гермиона смотрела на мужчину, который катался по полу и продолжал дальше выкрикивать имя жены. Прежде она встречалась с Орианом только на собраниях, перекидывалась парой фраз и всё. От Беллатрисы слышала, что Паркинсон — отличный дипломат, поэтому всегда отвечает за переговоры и политические дела. Но доверять словам той, которая является одной из самых обезумевших в их своре — дело сомнительное, и теперь Гермиона в этом убедилась. Ориан не менее чокнутый, чем Белла.

— Вставай! — она схватила его за шиворот мантии. — Ещё раз ты позволишь себе говорить со мной в подобном тоне — я заставлю тебя заткнуться навеки. Ты понял?

— Не думай, что твоя жизнь будет всё время такой безоблачной. Когда-то ты отвернёшься, и твоё сердце остановится.

— Пошёл вон, сволочь.

Пожиратель ушёл, плюясь последними каплями яда в Гермиону. Оставалось лишь догадываться, кто больше разочарован исходом этой встречи. Тиканье настенных часов напоминало девушке о том, что ей нужно, как можно быстрее, собраться и спуститься вниз — «новобранцы» вот-вот постучатся в дверь. Такие же дети, как и она. Хотя нет, Гермиона Грейнджер — не ребёнок. Давно нет.

Она завязала волосы в тугой хвост, нанесла новый слой губной помады и захлопнула за собой дверь кабинета. На руках появились чёрные перчатки, а мантия теперь запахнута. В ней нет и следа от гриффиндорки, теперь она — беспощадная и холодная Пожирательница, которая идёт обрекать ни в чём не повинных подростков на новую жизнь. Новая жизнь, которая сотрёт улыбку с их юношеского лица.

— Грейнджер, — знакомый голос раздался в гостиной, — собственной персоной.

Блейз вальяжно восседал на диване, а рядом сидели сёстры Гринграсс. Напротив расположились Драко и Теодор. Неизменные шестёрки Малфоя — Крэбб и Гойл, стояли за диваном. Последней, кого заметила Гермиона, была Пэнси, которая скромно стояла у камина, переминаясь с ноги на ногу. Бывшая гриффиндорка на секунду задержалась на последней ступеньке, рассматривая подростков. Первое, что для себя поняла девушка — они до конца не понимают, что их ждёт. Каждый ведёт себя так, будто бы они — хозяева положения.

— Здравствуй, Блейз, — Гермиона подошла ближе к диванам. — Вы прибыли раньше.

— А чего тянуть-то? — посмеиваясь, спросил Тео. — На полчаса раньше, на полчаса позже — чему быть, того не миновать.

— Ваши спальни на третьем этаже, — она проигнорировала Нотта-младшего. — Эльфы вас проводят. Через пятнадцать минут я жду вас во дворе.

— Решила, что можешь тут командовать? — съязвил Винсент. — Я ещё грязнокровкам не подчинялся. Где Тёмный Лорд?

Гермиона чувствовала, как внутри начинает уже подгорать. Что же за день такой? Почему именно сегодня все возомнили себя такими важными, решили указать ей на её место? Левая рука опять начала подрагивать, пока Грейнджер пыталась спокойно выдохнуть и пропустить едкое замечание Крэбба мимо ушей.

— Чего приуныла, грязнокровка? — Винсент вновь обратился к ней, делая акцент на последнем слове. — Я буду делать лишь то, что мне прикажет Тёмный Лорд…

— Круцио! — такое привычное Непростительное вновь вырвалось из её палочки. — Мерзкий выродок!

Давно такого не было, чтобы ей приходилось использовать Круциатус второй раз за вечер, будучи дома. Гермиона не любила это заклятие, потому что на собственной шкуре знала, что оно такое. Не раз она прочувствовала его на себе: ощущала кровь на языке, горела от боли, выворачивалась наизнанку из-за кипящей лавы в венах. Карамельные глаза Гермионы наблюдали за тем, как извивается слизеринец.

— Ты какого хуя творишь, блядская сука? — Малфой вскочил со своего места. — Совсем рехнулась?

— Через пятнадцать минут во дворе, — прошипела Гермиона, убирая палочку.

На долю минуту она взглянула на Драко. В его глазах было не меньше ненависти, чем в глазах его отца. Малфой-младший — точная копия своего отца: как внешне, так и внутренне. Разве что, нос был явно от матери. Подростки оставались ещё в гостиной, когда Гермиона покинула поместье. Белый снег покрыл землю, не видно было чёрной земли и гнилых листьев. Но даже на улице было не так холодно, как на душе девушки. Из головы гриффиндорки не выходила Пэнси, которая аккуратно стояла у камина. Из всех прибывших подростков только она была незаметной. Паркинсон стояла поодаль от друзей, не комментировала действий Гермионы и не требовала Тёмного Лорда. И, если изначально такое поведение вечно заносчивой слизеринки было непонятным, то сейчас морозный ветер развеял все сомнения. Паркинсон боялась, ей было страшно.

Гермиона давно не встречала людей на своём пути, которым было бы страшно. В глазах убитых она видела гнев, злость, отчаяние — что угодно, но не страх. Поэтому, сейчас это было чем-то странным для Пожирательницы. Такой невинный детский страх, берущий в плен.

— Гермиона, — именно Пэнси показалась первой на улице, — я хочу поговорить с тобой.

Брюнетка подошла к Грейнджер со спины и тут же повалилась на холодный снег. В одно движение гриффиндорка снесла Пэнси с ног, вколачивая дрожащее тело в белое холодное покрывало. Тонкие пальцы Гермионы сомкнулись на шее Паркинсон, перекрывая дыхание. Слабое хрипение и растерянность в глазах.

— Эверте Статум! — палочка была направлена на Драко, который уже собирался атаковать. — Даже не думай, что я тебя не заметила.

Пальцы ослабили хватку, рука отпустила шею, а вторую руку Гермиона подала растерянной Пэнси. Слёзы блестели на глазах брюнетки, а руки бесконечно пытались обнять себя, чтобы отгородиться от всего внешнего мира.

— Не подходи с дружеским разговором к тому, кто может ударить тебя в спину, — небрежно кинула гриффиндорка. — У тебя нет друзей, и быть не может. Запомни это. А ты, Малфой, очень глуп, если считаешь, что несчастный Инкарцеро способен меня напугать.

Остальные подростки оставались стоять в стороне, не рискуя подходить ни к кому из друзей. Оглушённый заклятием, блондин поднялся на ноги, сверкнув ненавистью в сторону Гермионы. Отряхнув снег со своей мантии, подошёл к Пэнси, чтобы обнять напуганную.

— В новом мире нет места любви, дружбе, сопереживанию, жертвенности и прочим светлым качествам, — Гермиона методично разгуливала из стороны в сторону перед слизеринцами. — Вам должны быть знакомы только жестокость, беспощадность, трезвый ум и расчётливость. Обладая этими качествами, вы сможете выжить.

— Я не… — заикнулась Астория.

— Заткнись! — рявкнула Грейнджер. — Через три дня Тёмный Лорд проведёт ритуал и вы станете одними из Нас. Всё, что вам стоит знать о ритуале в данный момент — Чёрная метка появится на вашем предплечье только после того, как будет пролита Первая кровь полуночи. Чья-то из ваших матерей станет жертвенным ягнёнком.

— Что…

— Да заткнись ты, сука! — глаза девушки испепеляли Асторию. — Никогда не перебивай меня! Тот, кто ещё раз посмеет перечить мне, грубить, подумывать запустить в меня какое-то заклятие — станет сиротой через три дня. Будете все вместе мне ставить палки в колёса — я организую групповые похороны ваших мамаш. Считайте, что это игра на вылет — проиграет самый слабый.

С этими словами она ушла, оставив их наедине со своими мыслями и пушистым снегом. Гермиона точно знала, что им есть о чём подумать, каждому из них. Какими друзьями они не были бы, никто не станет подставляться, рискуя жизнью своей матери. Если только среди них нет таких же отбитых, как Ориан.

В коридоре остались её мантия и туфли, а в дверях — платье. Она разожгла огонь в камине и стянула своё кружевное, оставаясь обнажённой перед ласкающими языками жара. Рука потянулась к маленькой шкатулочке, которая стояла на камине. Тонкие пальцы откинули в сторону кольца и ожерелья, а на дне показался маленький флакончик. Жидкость внутри красиво переливалась в свете огня, а зрачки начали увеличиваться при виде этой картины.

— Ты говорила, что больше не пьёшь эту дрянь. — Северус стоял за спиной, — Что случилось?

— Я думала, что ты хотя бы сегодня помолчишь.

— Какого чёрта, Гермиона? — Снейп подошёл и вырвал из её пальцев зелье. — Где ты взяла это?

— Дементор! Какой ты невыносимый, Северус!

— Где. Ты. Это. Взяла. Отвечай немедленно!

— Я была в Болгарии несколько дней назад — там и взяла. Доволен?

— Это стоит целое состояние.

Гермиона взорвалась от приступа смеха, начиная задыхаться. Она завалилась на диван, прикрыла рукой грудь и продолжила дальше заливаться истерикой. Северус знал, что это защитная реакция. Она всегда смеётся, чтобы не плакать; думает, что он не видит горькую тоску в её душе. Девушка считала, что давно сумела убедить зельевара в том, что у неё нет сердца, в то время, пока тот видел насквозь. Наблюдал за тем, как вместо слёз из глаз, из неё вытекает алая кровь, ведь Гермиона никогда не залечивала свои открытые раны. Она до последнего лежала и истекала кровью, пока не появлялся Снейп, и не зашивал боевые «трофеи».

— Считаешь, что деньги — проблема для меня? — она наконец-то начала успокаиваться. — Смешно.

— Смешно то, что ты считаешь, что эта ерунда спасёт тебя. Гермиона, ты же знаешь, что это временно, что действие зелья закончится и будет хуже.

— Не ты ли мне дал когда-то эти чудотворные капли?

— Слёзы феникса в перемешку с кровью дракона не залечат твою душу.

— Ты видел их? — перевела разговор Гермиона.

— Да. Я уже успел поговорить с Драко.

— Он ненавидит меня, как и его отец, — она опять рассмеялась. — Что же он успел тебе рассказать?

— Что ты собираешься прирезать Нарциссу. Он, как обычно, утрирует. Но, — Снейп сел напротив, — его это хорошенько встряхнуло и напугало. Он боится за Нарциссу.

— Они так стремятся служить Тёмному Лорду, а как дошло дело до настоящей службы — поджали хвосты и забились в угол. Единственное, до чего додумался Драко — направить на меня палочку, пока я стояла к нему спиной.

— Ты выбрала?

Она отвернулась от собеседника, потому что не знала, что ответить. Гермиона обещала себе, что сделает этот выбор быстро и не вернётся к нему. Но впервые она не сдержала своё слово — нарушила данное самой себе обещание. Что она там говорила? Что это игра на выбывание, что проиграет самый слабый? Так вот, пока что самое слабое звено — это Гермиона Джин Грейнджер.

— Нет, но мне без разницы. Лорд дал мне имена тех, из которых я могу выбрать. Мне плевать, чья кровь станет чернилами для меток: Нарциссы или Мишель, Летиции или Одри.

— Сколько имён было в списке?

— Семь.

Какая откровенная ложь. Гермиона привыкла лгать Снейпу о своих чувствах, но никогда не лгала по существу. Она всегда рассказывала товарищу о том, что происходило в жизни, обминая личностные переживания, потому что и так знала — он сам всё это знает. В спальне повисла тишина. Знаете, такая уютная и нужная. Молчание этих двоих говорило о большем, чем любые красноречивые слова. Когда-то для Гермионы было в порядке вещей: завалиться в покои Северуса, бессильно упасть на диван по соседству от него, и молча лежать ночь напролёт. А потом он стал появляться в поместье все реже и реже, оставил гриффиндорку наедине с тишиной, приучил к одиночеству. Девушка наложила на комнату профессора запирающие чары, с возможностью входа туда только для себя и него.

— Почему он выбрал тебя?

— Я не знаю. Сомневаешься в приказах Тёмного Лорда?

— Нет, — он встал со своего места. — Я сомневаюсь в тебе. А это я забираю.

Так было всегда. Он уходил после того, как посеял зерно сомнения в голове. Только у Северуса были такие исключительные возможности — заставить закопаться в своих мыслях и при этом ничего особенного не сказать. Гермиона проводила взглядом зельевара и флакончик, который тот унёс с собой.

Ночь вступила в свои права, забрала юную Гермиону в плен до самого рассвета: ковыряла старые раны, тревожила пыльные воспоминания и загоняла в отчаяние. Девушка знала, что рассвет излечит всё это — обнулит ночную психотерапию, восстановит былое хладнокровие и трезвость ума. Она продолжает лежать на диване, огонь в камине погас, но сон к ней так и не наведался. Тонкая полоска света под плотными шторами указывает на то, что уже утро. Очередную ночь Гермиона потратила на бессмысленные самокопания, игнорируя дорогу в царство Морфея.

Шкаф открылся, очередное чёрное платье скрыло её бледную кожу. Мантия не согревала, а глаза устало смотрели под ноги, пока Гермиона спускалась на первый этаж. Мысли с рассветом не развеялись, только усугубили состояние. Ненавистные чары красоты скрывали от окружающих синяки под глазами, но не убирали растерянности и неуверенности в речи. За столом трапезной сидели все слизеринцы, завтракая в тишине и даже не смотря друг на друга. Она окинула их всех взглядом и села во главе стола.

— Доброе утро, — тихо поприветствовала их Гермиона.

— Доброе утро, — робко ответила Дафна, не поднимая глаз.

Отказываясь признавать свою головную боль, гриффиндорка посмотрела на блондинку. Та продолжала елозить ложкой по тарелке. Видно было, что она боится посмотреть на Гермиону, скорее всего, сказалась вчерашняя речь.

— Посмотри мне в глаза, милая, — холодно потребовала Пожирательница.

Как только Дафна осмелилась поднять голову, то тут же вскрикнула. Струйка крови полилась из носа прямо в молочную кашу. Гермиона продолжала сверлить её глазами, рыская в сознании девушки. Всё настолько примитивно, что аж тошно. В голове старшей Гринграсс были только эмоции и слащавые воспоминания. Все, что смогло заинтересовать — это разговор с Малфоем-младшим.

— Драко, — Гринграсс мечется по комнате, — она просто без тормозов. Неужели ты не видишь, ей абсолютно всё равно. А что, если она решит выбрать мою мать?

— Успокойся, Дафна. Я думаю, что это был дешёвый фарс. Ты думаешь, что Тёмный Лорд позволит этой грязнокровке убить представителя чистокровной семьи? Это же до абсурда смешно.

— Я не знаю, Драко, — блондинка рухнула на кровать. — Я почему-то не сомневаюсь в искренности её слов. Она не выглядела так, будто бы брала нас на слабо. Грейнджер не фальшивила.

Гермиона покинула её сознание, крик тут же затих. Конечно, она могла сделать это более аккуратно, не доводить до визгов и пролитой крови, но так же было не интересно. Зачем показывать, что боль может быть сносной или даже не ощутимой? Лорд вряд ли будет церемониться с ними, если вдруг захочет узнать, что творится в их головах.

— Я не фальшивила, Малфой. Можешь бесконечно сомневаться в моих словах, но не говори потом на могиле своей матери, что я не предупреждала.

— Заткнись! — зашипел Малфой. — Ты не имеешь права даже упоминать её имя, поганая грязнокровка.

— Ой, — Гермиона в два шага подскочила к спине Драко, — а то что? Ещё раз назовёшь меня грязнокровкой? Или, может быть, решишь меня проклясть, пока я стою к тебе спиной? Что ты сделаешь, Драко?

— Я выпотрошу твои кишки, мерзкая тварь, — он отшвырнул от себя тарелку. — И я не дам тебе сдохнуть, пока ты не увидишь все свои органы. Ты захлебнёшься собственной кровью, Грейнджер.

— Как скупа твоя фантазия. Давай же, придумай что-то ещё. Может, ты расчленишь меня? Или скормишь мой труп голодным псам? Всё в твоих руках.

— Поверь, я придумаю, что с тобой сделать.

— Расскажи мне, Драко, — на ухо прошептала Гермиона, — Расскажи мне, что ты сделаешь со мной.

— Сука, — он подорвался с места и ухватил её за волосы. — Как же ты меня раздражаешь. Меня бесит одно твоё присутствие, один факт того, что я вынужден тебя слушать и находиться с тобой в одном доме.

— Мне больно, идиот!

— Неужели? Я думал, что ты у нас нихера не боишься, что тебе больно не бывает.

— Знаешь, ты прав, — очень тихо произнесла Гермиона. — Депульсо!

Блондин тут же отлетел с грохотом в сторону, снося на своём пути стулья. Гермиона поправила волосы и театрально отряхнула платье.

— Не позволяйте кому-то убедить вас в том, что ему больно. Если человек продолжает дышать, значит ему можно причинить боль сильнее.

Ещё один урок на практике. Гермиона прекрасно знает, что слова никогда не дойдут, пока они не прочувствуют это на собственной шкуре. Она помнила, как учили её, и это было значительно жёстче. Девушка подолгу залечивала внутренние кровотечения, а душевные кровотечения не залечились по сей день. Всплывающие воспоминания заставили её ускорить шаг— начать бежать, запутываясь в длинном платье и утопая в снегу под ногами. Полные лёгкие холодного воздуха, поместье осталось далеко позади, а впереди бесконечные владения Лестрейндж. Пять лет назад она бы расплакалась, находясь в таком состоянии, но не сейчас. Теперь Гермиона не позволяет себе плакать, она — не слабая.

— Северус! — кричит, срывая голос. — Северус! Я знаю, что ты слышишь, сукин сын! Явись ко мне! Явись сейчас же…

Густая чёрная дымка образовалась перед ней. Понадобилось несколько секунд, чтобы из неё появился зельевар. С привычным невозмутимым лицом и холодным взглядом.

— Что случилось? — спрашивает и держится на расстоянии.

— Восемь. Там было восемь имён.

— Назовёшь?

— Нарцисса Малфой, Летиция Забини, Одри Нотт, Мишель Паркинсон, Оливия Гринграсс, Эмили Крэбб, Шарлотта Гойл… — она замолчала.

— Восьмое имя, Гермиона? — потребовал Снейп.

— Твоё, Северус.

— И на кого пал твой выбор?

— Я не могу выбрать.

— Почему? — теперь он подошёл к ней. — Не ты ли говорила, что тебе всё равно?

— Прекрати! — звонкая пощёчина прилетела в лицо Северуса. — Не говори со мной так!

— Я говорю с хладнокровной, бесчувственной и бессердечной Пожирательницей. Разве не такой ты себя преподносишь всем вокруг?

— Позволь с тобой мне побыть Гермионой Грейнджер, — прошептала девушка. — Я не знаю, что мне делать, Северус.

Она знала Северуса, как своего учителя. Он был профессором по Зельеварению, деканом Слизерина и уж никак не вписывался в параметры друга для неё. Их ничего не объединяло, абсолютно. А потом началась Война, механизм которой запустила хрупкая гриффиндорка. Она приняла метку и стала самой юной Пожирательницей, убив в шестнадцать лет. Но наличие метки не избавило её от магловской крови, что было неприемлемым для остальных прихвостней Волан-де-Морта. Да, это сейчас их взаимоотношения можно назвать терпимыми, но раньше всё было значительно хуже. И только Северус обращал внимание, в первую очередь, на умственные способности Гермионы.

Он видел в ней талантливую и сильную ведьму, волевую личность. Сначала с огромным скептицизмом, а потом ещё с большим энтузиазмом Снейп обучал девушку всем премудростям Зелий, доставал для неё редкие книги. Гриффиндорка быстро училась, схватывала на лету. Обычные занятия переросли в несколько душевных разговоров, а потом в постоянную привычку. Гермиона принимала Северуса, как близкого друга и незаменимого наставника. Целебные чары, необходимые качества дуэлянта, вся подноготная зельеварения, подводные камни окклюменции и легилименции — он обучил её всему, что знал сам. Гермиона стала лучшей ученицей профессора Снейпа и, неожиданно для него же, его подругой. Конечно, скорее всего, он воспринимал её, как дочь или крестницу. Но факт остаётся фактом — они стали друзьями в это непростое время.

— Что гложет твою душу, Гермиона? — мужчина дотронулся её плеча. — Что случилось?

— Я не смогу убить никого из этих женщин, Северус. Я думаю, что ты и сам это прекрасно понимаешь.

— В этом вся твоя проблема? — Снейп небрежно усмехнулся. — Я то подумал, что у тебя что-то серьёзное случилось.

— Ты издеваешься? Ты не находишь это серьёзным?

— А я тебе зачем?

— Ты о чём?

— Не можешь убить кого-то из них — убей меня.

— Ты в своём уме? Ты что несёшь? — Гермиона откинула его руку. — Похоже на то, что я шутки тут шучу?

— Так и я не шучу. Не мне тебе рассказывать, что случается с теми, кто не выполняет приказов Тёмного Лорда.

— Северус, — Гермиона начала щёлкать перед лицом мужчины пальцами, — я позвала тебя потому, что не знала, как мне поступить, а ты решил сыграть в героя?

— Может быть, хотя бы раз у меня эта роль получится. Я прожил свою жизнь, Гермиона.

— Стоп. Всё. Хватит.

— Он ведь в очередной раз проверяет тебя, — продолжил Снейп. — Хочет понять, насколько ты человечна: убьёшь чью-то мать или своего друга? Мне казалось, что ты и сама должна была понять эту уловку.

— Игра всегда должна терять игроков. Кажется, Лорд обычно так говорит, — взгляд Гермионы совсем тусклым стал. — Но это несправедливо! Северус, должен быть другой выход.

— Гермиона, расценивай это, как мою просьбу, если это вдруг тебе поможет.

— Нет!

— Мисс Грейнджер, возьмите себя в руки! Тебе в будущем предстоит ещё работать с этими детьми. Как ты думаешь, сможешь ли ты положиться на человека, мать которого ты когда-то убила? Ты будешь на круглосуточном прицеле.

— Но…

— Никаких «но», — перебил Северус, — думай о своём будущем, девочка. Моё имя не просто так оказалось в том списке. Первое — это проверить тебя, а второе — он не доверяет мне. Уже очень давно. Я думаю, что для тебя это не секрет.

— Почему?

— Скажи мне, что ты приняла решение. Живо!

— Я приняла решение… — совсем тихо пробормотала Гермиона.

— Какое? Скажи мне чётко, не мямли.

— Я приняла решение. Я выбрала, кого убью во время ритуала.

— Умница.

Он растворился в воздухе. Гермиона осталась один на один со своим тяжелым решением.

Она сидит по правую руку от своего Лорда, пока в нескольких метрах посреди гостиной, Долохов и Роули развлекались с каким-то несчастным. Тот уже, практически, истёк кровью, но ещё дышал. Пожиратели резвились со своей жертвой, веселясь от всей души. Гермиона безучастно смотрела на это представление, желая, как можно скорее, убраться отсюда. Лужа крови практически добралась к её ногам, а запах смерти ударил в нос.

— Я вижу, что тебе скучно, — обратился к ней Тёмный Лорд. — У меня есть для тебя подарок. Амикус!

— Мой Лорд, — мужчина подбежал к Реддлу.

— Приведи их. А вы, — он обратился к Антонину и Торфинну, — уберите этого. Сейчас у нас представление будет.

Полуживого мужчину выволокли из гостиной. Повисла пугающая тишина и внезапный крик заставил сердце уйти в пятки. Что-то очень глубоко в душе закололо, потому что крики задевали каждую струну в сердце. Амикус тащил упирающегося мужчину, пока его сестра — Алекто Кэрроу — волокла женщину. Гермионе хватило доли минуты, чтобы узнать этих людей. Сердце начало пропускать удары, а глаза вмиг стали пустыми. Джин и Томас Грейнджеры смотрели на свою дочь глазами, в которых блестел страх.

Из последних сил, Гермиона сдержала себя, чтобы не сорваться с места. Она точно знала, что на неё смотрит Волан-де-Морт. Смотрит и ждёт, какой будет её реакция. Он проверяет её. Гермиона еле слышно сглотнула, прокашлялась и попыталась сохранить невозмутимое лицо. В другом конце гостиной стоял Северус, который молча наблюдал за происходящим.

— Я решил пригласить твоих родителей к нам на огонёк, — зашипел Лорд. — Как смотришь на это?

— Вы весьма великодушны, мой Лорд, — Гермиона слабо улыбнулась. — Я думала, что Вы не находите общество маглов интересным.

— Ты знаешь, что я больше всего ценю в своих подчинённых?

— Верность и преданность?

— Да. Но больше всего я ценю трезвость ума. Я считаю, что нет ничего лучшего, чем способность отключить в себе свои эмоции. Очень жаль, что в тебе я так и не смог оценить это качество по сей день. Поэтому, — он перевёл взгляд на Кэрроу, — Амикус, приступай.

Пожиратель отшвырнул от себя мужчину и достал из кармана волшебную палочку. Внутренности Гермионы сжались до невозможности, а ком подступил к горлу. Она смотрела на отца, который молил своего палача о пощаде. Ей хотелось тут же оглохнуть и ослепнуть, лишь бы не видеть и не слышать всего этого. Девушка попыталась себя приготовить к тому, что сейчас на мрамор прольётся кровь родителей.

— Авада Кедавра, — смертоносный луч сорвался с палочки Пожирателя.

Она даже не знала, какое чувство разбило её первым. Что это было: ужас, страх, боль, отчаяние? Невозможно было понять. Ногти впились в подлокотники, несколько сразу же сломались. Кровавые струйки стекали по стулу, но она даже не обращала на это внимание. Желание сорваться с места боролось с желанием запустить Непростительное в Амикуса.

— Алекто, прошу.

— Авада Кедавра.

Тело миссис Грейнджер повалилось рядом возле тела мужа. Гермиона даже не успела понять, что случилось. Ей понадобилось несколько минут, чтобы осознать, что только что на её глазах убили родителей. Вот так, без лишних слов. Ни одной слезы, ни одна мышца не дрогнула, пока внутри все разрывалось на части. И без того выжженный, мир гриффиндорки рухнул. В душе образовалась огромная дыра, размером в целую Вселенную. Губы дрожали, пока на лице застыла слабая улыбка.

— Как ты, Гермиона? — ухмыльнулся Реддл.

— Спасибо, мой Лорд. Я в порядке.

Отстранённость голоса пугала, пока глаза безотрывно смотрели на тела родителей. Парализующая боль проникла под кожу, стремительно разносилась по каждой клеточке. Слёзы встали где-то в горле, пока Гермиона не позволяла им проступить на глаза. Пока все Пожиратели заливались безумным смехом, только Северус видел то, что происходит внутри гриффиндорки. Если кто-то допустил мысль, что девушка — бездушная тварь, то они полные идиоты. Гермиона продемонстрировала своему Лорду безупречную трезвость ума, пока, сидя на стуле, ломала себя полностью.

========== Глава 3 ==========

Этот рассвет последний перед тем, как что-то кардинально изменится в её жизни. Гермиона крепко обняла себя, закутавшись в красную простынь. Впервые ей хотелось закрыться в своей спальне, не выходить за её пределы и просто перемотать этот день. Покалывания в груди отвлекали от грустных мыслей. Глаза медленно рыскали по мрачной комнате, натыкаясь на какой-то предмет: долго вглядывались и снова переключались на что-то другое. Она даже попыталась взяться за книгу, но вскоре та полетела в камин. Всё же, найдя в себе какие-то силы, девушка оделась и спустилась на первый этаж. Сегодня ей этот путь показался намного дольше, чем обычно. Каждая ступенька стала сродни действующего вулкана — небрежный шаг и ты — обугленный труп.

Ни в столовой, ни в одной из гостиных никого не было. Гермиона подошла к зашторенному окну и с гневом распахнула тяжелые портьеры. Первый раз она видела эту комнату залитой солнечным светом. Поместье Лестрейндж поистине было величественным и красивым. На какое-то мгновение гриффиндорка представила себе: как тут могли бы бегать маленькие детки, как Беллатриса могла бы быть заботливой мамой и хранительницей домашнего очага, а не кровожадной Пожирательницей. Сложно было нарисовать в голове образ смиренной Беллы, которая в руках держит детские игрушки, а не отрубленную голову очередной жертвы. Такие неправильные мысли Гермионы прервались внезапным скрежетом в трапезной. Она вновь задвинула шторы и медленным шагом направилась на звуки доносящегося шума.

За длинным столом сидела Пэнси, которая точила ножи друг об друга. Не то, чтобы эта была та картина, которую рассчитывала увидеть Гермиона, но и удивления на её лице тоже не было. Она отодвинула крайний к выходу стул и плавно приземлилась за стол. Паркинсон заметила её и тут же откинула ножи в сторону, бросаясь к Грейнджер.

— Гермиона, — в секунду брюнетка была на коленях у ног девушки, — я прошу тебя! Я умоляю тебя! Пощади мою мать. Я знаю, что отец приходил к тебе. Знаю, что он просил тебя выбрать мою маму. Я прошу тебя — не делай этого. Можешь меня убить, но не её. Я прошу тебя…

Слёзы градом полились из глаз слизеринки. Что-то ёкнуло в сердце, но выражение лица осталось беспристрастным. Теперь всё вставало на свои места: и отстранённость Пэнси по прибытию в поместье, и её порывы поговорить с Гермионой, и полнейшая растерянность во взгляде. Брюнетка знала, что отец готов пожертвовать своей женой — её матерью. Что могло быть хуже? Мало того, что Пэнс оказалась здесь явно не по своей воле, так ещё и отец — напрочь сдвинутый по фазе Пожиратель.

— Моих родителей никто не пощадил, — холодно ответила Гермиона. — Так чем ты лучше? Почему вдруг решила, что твоя мать чем-то отличается от других? Назови хоть одну причину: почему Оливия, а не Мишель?

— Я не говорила, что ты должна выбрать миссис Гринграсс, — заикаясь, прошептала Пэнси.

— А кто? Назови мне имя той, которая, по твоему мнению, достойна смерти.

— Я не… Я не знаю.

— Если решила заключить сделку с дьяволом, то должна иметь разменную монету. Я сохраню жизнь твоей матери лишь в том случае, если ты выберешь другое имя.

Брюнетка отрицательно замотала головой, слизывая с губ солёные слёзы. Гермиона знала, что видит сейчас в Пэнс. Кого видит в Пэнс. Себя. Вчера она выглядела точно так же, разве что слёз не было, но в остальном — стопроцентное сходство.

— Я долго ждать буду? Имя, Пэнс. Или ты называешь мне другое имя, или это будет Мишель.

— Нарцисса Малфой.

Это заставило измениться в лице юную Пожирательницу. Гермиона была готова услышать какое угодно имя, но не представительницу платинового семейства. Аккуратно, без давления, она проникла в сознание растрёпанной Паркинсон.

И что? Мне должно быть всё равно на эту дрянь. Она такая же, как и её сынок. Такая же, как и Люциус. Именно Малфои когда-то втянули нас в это дерьмо. Так почему я должна жалеть её? Пусть эти выродки на своей шкуре прочувствуют, каково это: видеть, что твоя семья горит, что семьи давно уже нет.

Дальше она не смотрела — покинула голову Пэнси. Не нужно больше, чтобы понять, что девчонка ненавидит это семейство. Она проклинает их и считает виноватыми в том, что небо больше не голубеет над их головами.

— Я услышала тебя.

Видимо, влияние Северуса было куда больше на Гермиону, чем она сама думала. В привычку вошло молча уходить, оставляя человека наедине с собой. Но будет ложью, если сказать, что это неуместно. Что может быть для человека необходимее, нежели расставить по полкам свои мысли после важного разговора?

Она зашла в кабинет, заперев за собой дверь. Знала, что день пройдёт в простом ожидании. Все в доме напряжены в преддверии вечернего ритуала. Гермиона сделала всё, что от неё требовалось — показала будущим Пожирателям, что никто не будет устраивать тут разноцветные праздники с фейерверками и сладостями. С завтрашнего дня единственными красками их бытия станут кровь алого оттенка и крепкий алкоголь янтарного отлива. Где-то, на самом дне души, ей бы хотелось уберечь ребят от такой роковой ошибки: отговорить, вытолкать их из этого поместья, велеть убираться отсюда и не оглядываться - но это было не в её воле. Сделай она один неверный шаг, и это будет её собственный конец. Не то, чтобы Гермиона очень ценила свою жизнь или ставила себя в приоритет, но и жертвенность больше не была ей свойственна. В отличии от Северуса.

Вчерашний разговор с товарищем вновь всплыл в голове девушки. Он прямо-таки отдался тупой головной болью, заставляющей поморщить нос. Острые ноготки забарабанили по столу, пока взгляд устремился в сторону окна. Гермиона пыталась придумать что-то — что угодно, лишь бы избежать очевидного исхода событий. То, что кровь прольётся в эту ночь, она не сомневалась, но всё ещё рассчитывала на свой гениальный ум и то, что удастся как-то переиграть партию. Только вот здравый рассудок подсказывал, что всё это — пустая трата времени. Волан-де-Морт не позволит хоть кому-то переписать правила придуманной им игры. И единственный, кто может умереть и не находиться в списке — это сама Гермиона, если посмеет ослушаться.

— Блять, — выругалась девушка под нос. — С каких пор ты стал таким героем, Северус?

Вопрос в никуда. Будто бы кто-то даст ей ответ на этот вопрос. Минута бежала за минутой, час за часом. Солнце закатилось за горизонт, оповещая Гермиону о неизбежном приближении ночи. Раздался стук в дверь. Она знала, кто это. Во всем доме был один человек, мысли которого она не слышала. Помимо Лорда, но от того за километр несло смертью. И это был не он.

— Входи, Северус.

— Я не застал тебя в спальне. Что-то читаешь? Ты редко тут бываешь без причины.

— Нет, я просто думаю.

— Нет, — зельевар присел на край стола, — ты прячешься. Избегаешь своих учеников?

— Они не мои ученики, Северус. Они…

— Несчастные дети, которые не понимают, что их ждёт впереди, — опередил её Снейп. — Не думал, что ты ещё умеешь так примитивно мыслить. Что-то новенькое для тебя.

— Ты прочитал мои мысли только потому, что я тебе позволила это сделать. Так что не обольщайся, Северус.

— Ты позволила это сделать, потому что сама бы не смогла произнести этого вслух.

— Не смогла бы.

— Я могу тебя просить о предсмертном желании? Ты ведь не меняешь своих решений? А вчера ты приняла твёрдое решение.

— Да, — её голос дрогнул. — Я приняла решение.

— Так что, могу я тебя просить о желании?

— Конечно, — дрожь в голосе усилилась.

— Почему? Я никогда не спрашивал тебя, а сейчас хочу узнать. Почему ты перешла на его сторону? Почему предала Поттера и Орден?

— Не думал о том, что я самая обычная предательница?

— Думал. Но потом произошло то, что напрочь выжгло во мне это предположение.

— Интересно, — девушка уняла дрожь в голосе, но посмотреть на Снейпа так и не смогла. — И что же такого произошло?

— Твои родители, Гермиона. Их смерть и твоя реакция.

— Моя реакция? — Грейнджер вскинула бровь. — А какой была моя реакция? Если память мне не изменяет, то я просто сидела и улыбалась Тёмному Лорду.

— Ты изобразила то, что он хотел увидеть. Ты лгала ему, себе и всем вокруг.

— Я не понимаю о чём ты, Северус.

— Если ты всё ещё считаешь меня своим другом, то расскажи мне. Считай, что это будет моей гарантией, что в последнюю минуту ты не направишь палочку в Нарциссу.

— Что? — Гермиона подскочила со своего места. — С каких пор ты подслушиваешь, Северус?

— Я лишь прочитал мысли девчонки Паркинсон. Ты выменяла жизнь её матери на жизнь Нарциссы, явно позабыв о нашем договоре.

— Я не забыла о нём.

— Не верю, — отрезал Снейп. — Ты пожалела эту девку и решила, что тебе будет проще прикончить мать Драко, чем меня.

— Тебя так сильно заботит жизнь Нарциссы?

— Она — мать моего крестника. Когда я давал слово Нарциссе, что с Драко всё будет хорошо, то это включало в себя и сохранение её собственной жизни, во избежание душевных травм юнца.

— А как насчёт того, что он ночью метку примет? Ты это не расцениваешь, как «душевные травмы юнца»?

— Расскажи мне правду, Гермиона. Иначе, я её достану сам из твоей головы. Могу лишь предположить, что тебе после этого придётся меня убить, раз ты так хранишь эту тайну.

Рука девушки потянулась за книгой, которая удобно разместилась на книжной полке. Положив книгу на стол, рука нырнула глубже и вскоре тонкие пальцы Гермионы сжимали золотую цепочку. На цепочке свисал небольшой кулон.

— Омут памяти сам найдёшь, — она швырнула цепочку в зельевара. — Видел, откуда я достала цепочку — вернёшь на место.

Со злостью хлопнула дверьми и умчалась на первый этаж. Присутствие мерзкой рептилии на ступеньках указывало на то, что уже прибыл Тёмный Лорд. Ещё пару шагов и Гермиона заметила своего Повелителя, который сидел во главе излюбленного стола.

— Моя милая, — зашипел Реддл, — рад видеть тебя. Ты, как всегда, прекрасно выглядишь.

— Мой Лорд, — Гермиона поклонилась, — благодарю Вас. Вы давно ожидаете?

— Нет, я только прибыл. Как твои дела?

— Всё хорошо, мой Лорд. Спасибо.

— Выбор сделан?

Зубы больно прикусили язык, металлический привкус крови почувствовался во рту. Пальцы крепче сжали подол платья, но на лице продолжала играть сдержанная улыбка.

— Конечно, мой Лорд.

— Я в тебе не сомневался, дорогая. Думаю, что мы можем созывать детей. Я хочу сам посмотреть на них, и будем начинать, ты ведь не против?

— Нет.

Через десять минут стены столовой наполняли тихие перешёптывания. Помимо слизеринцев, в поместье Лестрейндж наведались и их родители. Гермиона стояла по правую руку от Лорда, наблюдая за супружескими парами, в которых отцы сияли, словно Рождественская ёлка. Создавалось впечатление, что их детей будут не в Пожирателей Смерти посвящать, а вручать золотые медали. Но вот женщины выглядели напуганными: среди них не было ни одной, которая лучезарно улыбалась бы — они лишь покорно стояли возле своих мужей и смотрели себе под ноги.

Мишель Паркинсон, которую Гермиона рассматривала уже несколько минут, была очень красивой женщиной, но вот несколько синяков на руках указывали на то, что счастливой себя она точно не чувствовала. Хотя, чего ожидала Грейнджер? Одна личная встреча с Орианом рассказала намного больше, чем десятки слухов и сплетен. Карамельные глаза Гермионы переключились на Паркинсон-младшую, которая смотрела то на мать, то на гриффиндорку.

— Все в сборе, — громко обьявил Тёмный Лорд. — Можем начинать. Дети, подойдите ко мне.

Все вместе, в один шаг, они подошли к Лорду. Гермиона внимательно осмотрела каждого из них. Напуганная до полусмерти Пэнси, слишком расслабленный Теодор, безучастный Блейз, дрожащая Астория, уверенная Дафна, дерзкий Винсент, наглые Грегори и Драко, глаза которых были полны ненависти. Ненависти к ней. Все одеты во всё чёрное, как и полагается истинным Пожирателям. У каждого оголено левое предплечье — место для Чёрной метки.

— Этот вечер изменит вашу жизнь, — мерзко прошептал Волан-де-Морт. — Я очень рад, что вы сделали правильный выбор и приняли верную сторону. Ваши родители гордятся вами, поверьте мне. Поэтому, я считаю, что не стоит затягивать. Прошу остаться только женщин и детей. Северус, ты тоже останься.

Тяжёлые дубовые двери захлопнулись за Крэббом-старшим. В трапезной повисла гнетущая тишина. Было настолько тихо, что Гермиона слышала, как подростки нервно сглатывают. Вся дерзость и наглость пропала из их лиц: они поняли, что гриффиндорка не лгала. Восемь пар глаз устремились не на их Лорда, а на неё. Ну, конечно, ведь не Реддл лишит жизни чью-то мать, а именно она.

— Гермиона, приступай.

Впервые на плечи девушки лёг этот ритуал. Ранее она лишь присутствовала, наблюдала, но не проводила его. Когда в Пожиратели принимали юную Гермиону, то ритуал проводил Лорд — самолично, без чьей-то помощи и посторонних. Была только она, он и Джинни, которая проживала свои последние минуты.

— Сядьте, — спокойно начала Пожирательница. — Ваши руки должны оставаться на столе.

При помощи палочки Гермиона отодвинула шторы с окон, позволяя лунному свету проникнуть в мрачную комнату. За спиной каждого из сидящих за столом появилось огромное зеркало. С каждым последующим действием девушка чувствовала жжение в своей душе. Тени начали плясать в свете свеч, которые загорелись посреди стола. Восемь подростков — восемь свечей. Ветер на улице затих, как будто бы умчался прочь от этого тёмного дома.

— Аберто Морде, — прошептала Гермиона и глубоко резанула своё предплечье.

Капли тёмно-бордовой крови капнули на все свечи, по очереди. Пожирательница чувствовала, как сердце начинает бешено колотиться, дыхание сбивается, а в глазах темнеет. Гермиона набрала воздуха в лёгкие и продолжила ритуал. Первой вскрикнула Астория, которая ухватилась за левую руку. Вслед за ней послышался всхлип из уст Пэнси, а потом и все остальные потянулись к левой руке.

— Отлично, Гермиона, — подал голос Реддл. — Пришло время главного действия.

Все оторвались от своих рук, потому что поняли к чему идёт дело. Настал час для жертвоприношения, для Первой крови полуночи. Оставалось две минуты к полуночи — Гермиона должна была уже направлять свою палочку в того, чья кровь отпечатается на коже ребят.

Скупые солёные капли выступили на глазах девушки. Семь женщин стояли у стены. И Северус. Нужно срочно принимать решение. Как бы Снейп не уговаривал её, как бы не угрожал — палочка дрожит в её руке при мысли, что она уже во второй раз оборвёт жизнь друга на этом столе. В зеркалах внезапно появилась тень, заметная только ей. Рыжеволосая девушка внимательно следит за действиями бывшей гриффиндорки и осуждающе качает головой.

Головная боль усиливается, рука дрожит и солёная дорожка на бледной щеке. Гермиона позволила себе плакать, чего ранее не случалось. Тихое покашливание Лорда указывает на то, что она слишком долго думает, слишком затянула этот момент.

— Северус, — шёпотом произнесла Гермиона, — прошу тебя.

Мужчина этого ждал, поэтому не задержался у стены. Уже через миг он подошёл к столу, кинув короткий взгляд на свою подругу.

— Цепочка на месте, — тихо сказал Снейп. — Ты сможешь, милая. Давай, как я тебя учил.

— Авада Кедавра.

Тело зельевара повалилось на поверхность стола. Глухой удар тела мужчины разнёсся раскатом грома в её голове. В её сердце. В её душе. Умолкли все тревожные звуки ночи, умолкла и Гермиона. Словно проклятая смотрела на то, как вытекает кровь из-под тела Северуса. Дрожащая палочка потянулась к первой струйке, кончик древка окрасился в кровавый цвет. Первой стала Пэнси. Пожирательница коснулась оголённого предплечья брюнетки, вымазывая его Первой кровью полуночи. Метка медленно проявляется на девичьей коже. Гермиона точно знала, что чувствует слизеринка: жжение в руке, ком в горле, сильное головокружение. Она подошла по очереди ко всем, проделывая одни и те же действия. Из зеркал за ней следили уже две пары глаз: Джинни и Северус. Гермиона прячет глаза, старается закончить как можно быстрее.

— Мортмордре! — вскрикнула девушка, встав посреди трапезной.

Чёрные метки запылали на руках новообращённых Пожирателей. И на руке самой Гермионы, откуда ещё продолжала вытекать кровь. Будь это в любой другой день — Северус обязательно залечил бы рану девушки. Но больше этого не произойдёт.

— Поздравляю вас, — послышался голос Лорда. — Это самая памятная ночь вашей жизни. Думаю, что вы можете идти. Завтра нас ждут великие дела. Милые дамы, вы тоже можете быть свободны. Я хочу поговорить с Гермионой.

Усталый взгляд Пожирательницы обратился к своему Лорду. Тот сидел точно в таком же положении, как и до начала ритуала. Гермиона слабо улыбнулась — слёзы успели уже высохнуть, но руки всё так же дрожали, а голова разрывалась от несносной боли.

— Умница, девочка.

— Благодарю, мой Лорд.

— Признаться, в какой-то момент я думал, что ты не справишься, но ты приятно удивила меня.

— Ради Вас - всё что угодно, мой Лорд, — она опустилась на колени перед Реддлом.

— Иди, тебе нужно отдохнуть. Ритуал отобрал слишком много сил у тебя.

— Доброй ночи, — прошептала Гермиона, удаляясь из столовой.

Она медленно ступала шаг за шагом, поднимаясь к себе в спальню. Перед глазами всё ещё был мёртвый Северус, кровь которого стала чернилами для меток. Переступив порог комнаты, она отшвырнула мантию в сторону. Теперь в эти стены никто не зайдёт, потому что не осталось больше людей, которым это позволено. Никто больше не принесёт ей книги и не оставит их на прикроватной тумбе, пока она спит под снотворным. Никто не залечит её кровоточащие раны, пока она говорит, что всё хорошо. Никто не просидит с ней всю ночь и при этом даже словом не обмолвится.

Гермиона легла прямо на пол, закрыв тяжёлые веки. Игнорируя головную боль, она улыбнулась. Ведь так она давила в себе слёзы. Об этом знал только Северус, только он понял все эмоции Гермионы в тот момент, когда сердца её родителей перестали биться.

— Ты ответишь за это, Малфой, — прошептала гриффиндорка. — Сердце твоей матери бьётся, только потому что я ему позволила.

Неизвестно, сколько она пролежала вот так, но тело успело замлеть. Пересилив себя, Гермиона встаёт и направляется к шкафу. Гневно швыряет платья в сторону, открывая взору зеркало. Но с той стороны на неё смотрит лишь разбитая девушка, которая сдерживает в себе сокрушительные злость и ненависть.

— Ну что? — обращается сама к себе. — В этой игре проиграет самый слабый? Поздравляю тебя, Гермиона, ты слабачка. Ты проиграла.

========== Глава 4 ==========

— Ты ведь любил снег, — шепчет и садится на холодную землю. — Он для тебя, мой милый друг.

Пушистый снег приземляется крупными хлопьями. Красные розы выделяются ярким пятном на снежном покрывале. Гермиона сидит перед могилой Северуса, не позволяя себе плакать. Только разговаривает в пустоту, чтобы хотя бы на секунду отделаться от гнетущего чувства одиночества. Она старается себе представить, что это очередной кошмарный сон, что сейчас в её покои ворвётся Снейп и вытащит из этой пучины сна. Но проходят минуты, а девушка всё так же видит перед глазами мраморную плиту с именем зельевара.

Отворачивается от надгробия, переводит взгляд в сторону, но легче от этого не становится. Ещё одно надгробие, в метре от этого, со знакомыми инициалами. Это могила Джинни Уизли. Гермиона похоронила их рядом, только с разницей в пять лет. Тогда она тоже не позволила себе расплакаться, но на плече чувствовалась сильная мужская рука. А сейчас чувствуется лишь горечь утраты. Гермиона касается губами холодного мрамора и уходит, не оборачиваясь. Аппарирует отсюда и знает, что вернётся на это место очень скоро.

Она прибывает в поместье на рассвете и не решается зайти. Остаётся на улице, расхаживая по бескрайним владениям. Головная боль не утихла ещё с момента начала ритуала, сильная дрожь в руке. Это всё исправимо, и будь Северус жив, то он бы помог Гермионе с этим справиться. А так она просто игнорирует это всё, пока кто-то не дёргает её за мантию.

— Дрянь! — Малфой больно ударяет по лицу. — Какого хуя ты выбрала Северуса? Тупая ты шлюха!

Кровь выступает из разбитой губы. Гермиона смотрит на него пустыми глазами: в них нет ни ненависти, ни гнева, ни осуждения. Ничего. Она не отвечает ему, хотя видит, что он ждёт от неё хоть какой-то реакции. Видит, как рука парня интуитивно потянулась в карман за палочкой, а тело напряглось. Драко выжидает, пока Пожирательница даст сдачи, но она просто стоит и смотрит — так же ждёт, что он будет делать дальше.

— Если ты решила, что я упаду перед тобой на колени и буду молиться на тебя, как Пэнс, то ты глубоко ошибаешься. Ты ведь прекрасно знала, что Снейп — мой крёстный отец. Какая же ты сука, Грейнджер!

Ещё раз бьёт по лицу, но уже с другой стороны, с большей силой. Вкладывает в свой удар всю свою ненависть, всю свою злость. А ей разве больно? Нет. Гермиона даже глазом не повела — продолжает смотреть на блондина. Ждёт ещё один удар, и ещё. Хочет, чтобы он выбил из неё всю ту слабость, всю ту жалость к самой себе. Ведь сама Гермиона уже не может собраться — окончательно раскисла. И она дожидается — Драко начинает просто избивать её.

Красные горошинки украшают снег. Так красиво. Она опускает глаза и наблюдает за своей кровью, не чувствуя ударов. Вряд ли Малфою удастся нанести ей удар сильнее, нежели она сама себе. Авада, которую она ночью запустила в Северуса, больно отрикошетила и задела оголённые нервы сердца и души. Руки блондина полностью уже покрылись кровавыми следами, даже на чёрной мантии отчётливо выделялись пятна.

Наконец-то она свалилась с ног — снег принял её в свои холодные объятия. Гермиона открыла глаза и посмотрела на Драко, который стоял над ней. Он больше не наносил ударов, ничего ей не говорил, а просто смотрел. Конечно, он не ожидал, что Грейнджер вот так упадёт: без боя и сопротивления. Сейчас он рассмотрел в ней былую гриффиндорку — обычную школьницу, в которой не осталось и следа от безжалостной Пожирательницы.

— Доволен? — рассмеялась Гермиона. — Полегчало? Такой ты хотел меня видеть? С самой первой нашей встречи. Хотел ударить меня, видеть мою грязную кровь?

— Заткнись, Грейнджер! Ты — самое обычное ничтожество, жалкая Пожирательница, предательница. Я убью тебя, и это не угроза.

— Так чего ты ждёшь, Малфой? — она встала на ноги, пока с её лица продолжала стекать кровь. — Вот я стою перед тобой. У тебя палочка в кармане, давай! Запусти в меня это чёртово Непростительное и удовлетвори своих бесов. Ты же у нас теперь точно такой же жалкий Пожиратель, как и я. Только вряд ли тебе полегчает. И ты это прекрасно знаешь, не так ли? От того, что ты убьёшь меня — твоя рана не затянется. Поэтому перестань жевать сопли и соберись. Хватит себя жалеть!

Нужно ещё понять, кому были адресованы её последние слова: Малфою или себе? Привкус крови чувствовался во рту, что никак не мешало Гермионе. Она смотрела на Драко точно так же, как и до того — безучастно и пусто. Будто бы тот только что не превратил её бледное лицо в созвездие кровоточащих ран.

— Пока ты позволяешь эмоциям брать верх над собой — ты слаб, Малфой, — произнесла девушка, вытирая кровь со своего лица. — Ты можешь считать меня последней сволочью, ненавидеть меня и мечтать убить, но не превращайся в тряпку. Не будь мальчишкой, которого обидели, и ему должен весь мир.

— Я не нуждаюсь в твоих советах, Грейнджер.

— Это не совет, придурок.

Наверное, даже смерть не принесла бы ей облегчение. Гермиона последний раз взглянула на Малфоя-младшего, прежде чем метка начала жечь. Лорд вызывает.

— Энхемон, — прошептала девушка, касаясь палочкой лица.

Кровавые подтёки начали исчезать с кожи Гермионы. На лице нарисовалась обворожительная фальшивая улыбка. Она вновь выглядела так, словно не было этой потасовки с Малфоем, а глаза не были залиты кровью. Оставив блондина в одиночестве, девушка аппарировала.

Опушка Запретного леса — неприветливая и холодная. Самое неромантичное место для встречи тет-а-тет. Гермиона заметила своего Повелителя, который смотрел на величественный Хогвартс, который всё ещё оставался школой, в первую очередь. Наверное, только этот замок во всём магическом мире своим внешним видом не отражал того ужаса, который поглотил всё вокруг. Это был тот же Хогвартс — невероятный и дивный, каких больше не сыщешь. Гермиона на долю секунды вернулась на пять лет назад, когда жизнь была предельно понятной. Не было «плохого» и «хорошего» — был мир. Пушистые ресницы опустились, пока Пожирательница приближалась к Тёмному Лорду.

— Когда-то я прислушался к твоему мнению и не тронул школу, — начал Реддл. — А сама ты так там ни разу и не была после смерти старика?

— Нет, мой Лорд.

— Тебе не было интересно, что происходит в стенах этого замка?

— Нет. Хогвартс никогда не вызывал у меня должного впечатления. Я слышала, как у некоторых аж дух захватывает, когда речь заходит о нём, но сама я не разделяю такого восхищения. Школа, как школа.

— Ты была лучшей ученицей Хогвартса, насколько я знаю. Так почему твои отзывы о нём столь нелестны?

— Меня там не приняли. Я для всех оставалась грязнокровкой, не более.

— А как же Поттер и тот рыжий? Кажется, Уизли?

— Я была удобной для них, — на секунду она задумалась. — Мне кажется, что дело было просто в моих мозгах. Определённо. Мой Лорд, я сомневаюсь, что Вы меня вызвали, чтобы обсудить мои школьные года.

— Ты права, я что-то отвлёкся. Как тебе наши малыши? Кого-то себе присмотрела?

— Нет. Они слишком напыщенные и пустые. Ни в одном из них я не вижу потенциального Пожирателя. На Вашем месте, я бы повременила с их посвящением…

— Но ты и не на моём месте, — оборвал её Реддл. — Ты была на пять лет младше, когда получила метку.

— Но я и не ныла, словно раненное животное, когда проливалась Первая кровь полуночи.

— Почему ты выбрала Снейпа? Ты могла выбрать любую женщину из списка, но выбрала друга.

— Я ему не доверяла, — спокойно ответила Гермиона. — Мне казалось, что и Вы тоже.

Кулаки сжались, а челюсть напряглась. Девушка не смотрела на Лорда, но знала, что он ухмыляется. Ему нравится слышать от неё подобные слова — слышать то, что он сам думает. В этом и была проблема раздутого эго Тома Реддла: никто не имел права озвучивать мысли, которые ему неугодны. Только вот Гермиона никогда не боялась высказываться, идти наперекор и даже перечить Тёмному Лорду. Но сейчас ничего другого сказать она не могла, лишь нужная ложь.

— Я хочу, чтобы ты взяла Малфоя-младшего и отправилась с ним в Министерство. Мне нужно, чтобы вы доставили мне одно пророчество, которое хранится в Отделе тайн, а именно в Зале пророчеств. Думаю, что для тебя это не составит труда.

— Почему я не могу отправиться сама? — недовольство сочилось из уст Гермионы.

— Люциус знатно мне надоел со своим мальчишкой. Хочу увидеть, на что способен этот парень.

— Будет сделано, мой Лорд.

Они аппарировали одновременно: Лорд неизвестно куда, а Гермиона оказалась где-то далеко за пределами Англии. Сложно было определить, куда в этот раз её занесло. Девушка довольно часто аппарировала в неизвестные ей места, представив в голове какую-то картинку. Возможно, ранее она видела это место в какой-то книге или по телевизору — ещё в далёком прошлом. Неважно. Главное — оказаться где-то подальше от людей, от проблем, от самой себя.

— Что гложет твою душу, Гермиона? — родной мужской голос раздался в голове.

Гермиона садится на холодный снег: чувствует, как тот впивается в кожу под одеянием, как замораживает душу, как сердце покрывается ещё одним слоем льда, хотя кажется — куда уж больше? Правая рука крепко сжимает волшебную палочку: ту самую, которую она выбила из рук старого директора школы — Бузинную. Ветер растрепал кудрявые волосы, пока длинные ресницы опустились, погружая Гермиону в беспроглядную темень. Где-то глубоко внутри она кричит и проклинает Реддла, потому что искренне верила в то, что утренняя встреча с Малфоем — последняя. Конечно, они виделись бы на собраниях, пересекались бы где-то, но уж точно не работали вместе.

И дело далеко не в том, что она привыкла работать в одиночестве; дело лишь в том, что в Драко она видит боль. В его серых глазах читается скорбь по Северусу, которую в себе она так сильно пытается затушить. Но надолго ли её хватит? Вслед за голосом зельевара, в голове раздаётся шипение Волан-де-Морта и его вопрос: почему Снейп, а не любая другая из списка? И Гермиона солжёт, если скажет, что не рассматривала возможностей спасти друга. Пожирательница была готова перебить всех по списку, но только не товарища. А что дальше? Ведь только Ориан был настолько поехавшим, что предлагал свою жену в качестве жертвы. Остальные не простили бы ей этого. Мало того, что сами новоизбранные Пожиратели точили бы зуб на неё, так ещё и все отцы семейств. Не то, чтобы гриффиндорку это пугало, нет. В первую очередь она знала, каково это — потерять семью. Это случилось чуть больше двух лет назад, а образ бездыханных тел четы Грейнджеров ни на секунду не потускнел в голове.

Гермиона знает, что чувствуешь в тот момент, когда сердца самых родных людей во всей Вселенной останавливаются. И это похуже любой Авады Кедавры. Капля человечности, сохранившаяся в ней, не позволила выбрать ни одну из женщин. Наверное, что-то от гриффиндорки в ней всё же осталось — грёбаное сопереживание.

Она растворилась в воздухе, оставив на своём месте лишь небольшой кустик вечнозелёного растения — омела, которую так любил Снейп, хоть и скрывал это. Но Гермиона знала, что профессор выращивает омелу для зелий и в память о своей Лили. Девушка прибыла в Малфой-Мэнор, который вызывал отвращение на клеточном уровне. Она всем сердцем ненавидела это поместье, и когда стал выбор, где ей жить, то она сразу же сделала выбор в пользу дома Лестрейндж. Гермиона не совсем понимала, чем вызвана такая реакция на это старинное семейное гнёздышко Малфоев, но избегала его.

Ей, как и Тёмному Лорду, был открыт доступ во все поместья Пожирателей, но она редко куда-то выбиралась без надобности. Могла лишь изредка наведаться в усадьбу Мраксов, где, собственно, обитал сам Том Реддл. Домовой эльф бросился кланяться прибывшей Пожирательнице.

— Мисс Грейнджер, — прощебетал эльф, — добро пожаловать в Малфой-Мэнор.

— Мне нужен Драко, — потребовала Гермиона. — Где он?

— Мисс Грейнджер, — в дверях гостиной показалась Нарцисса, — чем обязана Вашему визиту?

— Мне нужен Драко.

— Зачем?

— Не твоего ума дела, Нарцисса, — зло выдавила Гермиона. — Я ещё перед тобой не отчитывалась.

Неконтролируемый гнев забурлил в венах. Гриффиндорка смотрела на Нарциссу, которая стояла перед ней: живая и невредимая. Мало того, что платиновое семейство никогда не нравилось Гермионе, так теперь ещё и остро ассоциировалось со смертью Северуса. Ведь тот, по сути, принял на себя удар, который предназначался этой женщине.

— Не смей со мной так говорить в моём доме, грязнокровка, — процедила Нарцисса. — Выметайся отсюда!

— Такая же гнилая, как и муж, — пробубнила себе под нос девушка. — Вомитаре Виридис!

Миссис Малфой упала, потянувшись руками ко рту. Светлый мрамор гостиной тут же покрылся кровавыми сгустками и остатками завтрака из желудка женщины. Гермиона осталась стоять на своёмместе, наблюдая, как Нарциссу выворачивает наизнанку.

— Посмотрите, это же чистая кровь семейства Блэк вперемешку с… — гриффиндорка подошла ближе и начала елозить палочкой по рвоте женщины, — … видимо, это твой завтрак. Похоже, что кровь не так уж и чиста. Спрашиваю ещё раз: где Драко?

— Как земля носит таких, как ты? — дрожащим голосом прохрипела хозяйка поместья. — Как тебе спится по ночам, Гермиона? Как ты спишь, зная, что предала своих близких людей? Ты убила своих родителей, своих друзей. Ты — чёртова предательница!

— Пожалуй, Лорду стоит пересмотреть верность семьи Малфоев, раз ты, Нарцисса, так печёшься о моём предательстве…

— Мама! — Драко бежал к леди Малфой. — Что за хрень, Грейнджер?

— Империо! — палочка направлена в Малфоя-младшего. — Она сейчас оклемается, а ты идёшь со мной. У нас задание от Тёмного Лорда.

Неизвестно, сколько эмоций сразу переплелись в глазах юного Малфоя. Но Гермионе уже надоели все эти выяснения отношений, все эти чувственные сцены и душераздирающие диалоги. Она хотела поскорее отправиться в Министерство: забрать пророчество, избавиться от компании Драко и упасть на свою кровать. Меньше всего на свете ей хотелось слушать очередную гневную тираду от слизеринца о том, какая она дрянь и сволочь, и как он её убьёт.

— Возьми меня за руку, — приказала Гермиона.

Пылающий ненавистью взгляд вызывал пожар в её собственных глазах, а ледяная кожа Драко вызвала мурашки. Последний раз к ней касался Снейп, который никогда не имел на уме и помысла, чтобы причинить ей боль. И это были единственные прикосновения, которые Гермиона могла терпеть, хоть и сцепив при этом зубы. За пять лет, если к ней кто-то и пытался притронуться, то это всегда оставляло след, как на коже, так и в душе. Она не забыла, как к ней протягивал руки Лорд, когда поднимал её избитую до полусмерти на мраморном полу. Не забыла и Беллатрису, которая подала руку, а потом резанула её кинжалом по груди, или Эйвери, который коснулся оголённого плеча Гермионы, и теперь там безобразный шрам.

Министерство, которое давно приняло нейтральную сторону, не подчиняясь на все сто процентов Волан-де-Морту, но и не мешало его политике, безрадостно поприветствовало прибывших. Точно так же, как и с Хогвартсом, по инициативе Гермионы, оно продолжало функционировать в привычном режиме. Гриффиндорка чётко очертила своё виденье по поводу работы таких значимых объектов в магической Великобритании, как: Хогвартс, Министерство, больница Святого Мунго, Азкабан. Гермиона привела достаточное количество убедительных аргументов, которые не позволили обезумевшим Пожирателям разнести в пух и прах эти учреждения. Таким образом, некоторые из приспешников Тёмного Лорда были вхожи в стены школы, Министерства и больницы, и могли беспрепятственно решать возникшие проблемы.

Реддл считался с мнением гриффиндорки, так как чувствовал обоснованность всех принятых ею решений. Ни одно из предложений Гермионы не было пустым, все они несли в себе огромный смысл. Девушка, не отпуская руку Малфоя, быстрым шагом направилась к Отделу Тайн. Ей было комфортно с молчащим Драко, хоть тот и продолжал больно сжимать руку.

Безлюдный Атриум выглядит неправильно, потому что отсутствует даже Дежурный колдун. Гермиона тащит своего спутника к лифту, чтобы опуститься на нужный уровень. Сердце непривычно начинает тарабанить, а глаза бегать по решёткам лифта. В голове всплывает лишь приказ Тёмного Лорда, и ей хочется поскорее выполнить его, чтобы не видеть перед собой Малфоя. Она более, чем уверена, что тот разделяет её желание.

— Нам нужно взять Пророчество для Тёмного Лорда. Просто не мешай мне. Это всё, что от тебя требуется, Малфой.

Блондин в ответ лишь сверлит злобным взглядом, а ей всё равно. Наконец-то лифт прибывает, и решётка отодвигается. Они выходят, и только лифт уезжает, как твёрдая каменная кладка под ногами начинает дрожать. Гермиона опускает глаза на пол, успевает потянуться свободной рукой к палочке, как комната начинает бешено вращаться. Множество дверей вокруг превращаются в один сплошной туман перед глазами. Гриффиндорка отлетает от Малфоя на добрых пару метров и больно ударяется головой о мраморную стену. Только Гермионе удаётся открыть глаза, как она замечает Драко, который лежит в противоположной от неё стороне, а блондинистые пряди измазаны в крови.

— Малфой! — она кричит. — Малфой!

Но он никак не реагирует. Гермиона касается собственных волос и чувствует липкую кровь на тонких пальцах. Из-за бешеного вращения, тошнота подступает комом к горлу, но она пытается встать на ноги. Только начинает получаться, как её вновь припечатывает к камню. Боль от столкновения со стеной отдаёт в лёгкие, а рёбра больно хрустят. Каждый новый круг вращений быстрее предыдущего, а сил остаётся всё меньше и меньше. Гермиона сжимает кулаки и начинает ползти к Малфою вдоль стены, чтобы снова не влететь в каменную кладку. Остаётся метр, рукой подать к парню, но голова начинается крутиться вместе с комнатой. Гермиона сплёвывает кровь и в последнем рывке касается наконец-то руки слизеринца, который все ещё не пришёл в себя.

— Блять! — девушка ругается себе под нос. — Бомбарда!

Дверь за спиной Малфоя вылетает к чертям. Гермиона заползает туда и тянет за собой бессознательное тело напарника. Несмотря на твёрдый пол под ногами — тело все ещё трусит, а голова крутится. Она опирается на стенку и тяжело выдыхает. Казалось, что ни на одном задании Гермиона так паршиво себя не чувствовала. Идеально белые волосы Драко красиво перепачканы алой кровью. Чистой кровью. На долю секунды она засматривается на него, но тут же отводит взгляд. Лишь успокоив немного дыхание, Гермиона замечает огромный аквариум с жемчужно-белыми комьями, которые омерзительно болтаются в жидкости. Такого отвратительного зрелища девушка давно не видела в своей жизни. Это были мозги.

— Да приди же ты в себя, чёрт тебя подери, — она пихнула Малфоя ногой в плечо. — Малфой!

Похоже, что парень хорошенько влетел в стену. Гермиона встряхнула руки, крепче сжала палочку и подхватив с помощью левитации тело блондина выскочила из дверей. Накатывающая тошнота не заставила себя долго ждать — стоило ей вновь оказаться во вращающейся комнате, как ноги задрожали.

— Бомбарда! — очередная дверь слетела с петель.

В два шага она запрыгивает в пустующую комнату. Тут не было никаких аквариумов, никаких скользких мозгов — вообще ничего. И лишь вдали, на стене, висели небольшие часы. Гермиона опустила тело Драко и внимательнее посмотрела на занимательный артефакт. Сделала шаг к часам и внезапно почувствовала, как ботинки на ногах стали тяжелее. И свободнее. Мантия теперь неаккуратно свисала мешком на ней, а платье больше не облегало женственных изгибов тела. Девушка подняла руки перед собой: никаких длинных ногтей и тонких пальцев. Руки превратились в нежные детские ладошки. Гермиона потянулась к голове, где вместо аккуратного хвоста образовалась небрежная грива.

— Вило Мирроу, — послышался детский голос.

Это был её собственный голос, который она не сразу узнала. В образовавшемся зеркале Пожирательница увидела маленькую девочку. Маленькую Гермиону Грейнджер. Девчушка с неаккуратными каштановыми волосами, задорными веснушками и горящими глазами. Никакого злобного оскала и недоброй улыбки. Маленькая ладошка потянулась к отражению, а потом к лицу. Гермиона чувствовала собственное тепло, исходящее от румяных щёк. В нос ударил давно забытый запах вишни — это тот шампунь, которым миссис Грейнджер мыла голову своей маленькой дочурке.

— Это что за хрень? — раздался мальчишеский голосок.

Видимо, чары Отдела тайн ослабили воздействие Непростительного на Малфоя. Гермиона выглянула из-за зеркала и увидела Драко. Белокурый мальчик стоял в нескольких метрах от ведьмы. С наивными серыми глазами, в одежде на несколько размеров больше, чем полагается. Гриффиндорка даже забыла, как когда-то выглядел Малфой — каким она когда-то впервые его встретила в стенах Хогвартса. Шелковистые послушные волосы безупречно были зачёсаны, в отличии от гнезда на голове Гермионы.

— Это комната, повелевающая временем, — непривычно беззаботно ответила девочка. — Нам нужно выбираться отсюда. В какой-то из комнат находиться Зал с пророчествами, в который нам нужно попасть.

— Ага, — отрезал Малфой.

За детским невинным лицом всё ещё находился разгневанный Драко. Гермиона взглянула последний раз на своё отражение и взмахом палочки заставила зеркало исчезнуть. Это воспоминание отправилось глубоко в мысли девушки, и она ещё не раз будет возвращаться к нему.

Как только они ступили за порог комнаты, детские тела вновь превратились в настоящих Драко и Гермиону. Что-то больно ёкнуло в груди девушки, но вращающаяся комната тут же выбила из неё все незнакомые ощущения. Ноги подкосились, но Малфой успел ухватить девушку за талию. Ей хотелось интуитивно ударить блондина, но она сдержала в себе этот порыв.

— Бомбарда! — третья дверь вылетела.

И только эта попытка оказалась удачной. За третьей дверью показался зал с очень высокими потолками и стеллажами, уходящими далеко вверх. Конца и края у пребывающего в вечном сумраке зала не видно. Все поверхности зала были покрыты шарами с белыми дымками внутри — пророчествами. Одни из них были более серыми — это сбывшиеся пророчества, а те, которые сохранили белоснежный цвет — пророчества, которые могут ещё сбыться. Гермиона прекрасно знала, что шар с полки без последствий может взять лишь тот человек, о ком шла речь в этом самом пророчестве.

— Акцио Том Реддл! — среди тысячи шаров засветился один-единственный, который находился в глубине зала.

— Что это такое? — спросил Малфой, который шёл следом за Гермионой и рассматривал огромные стеллажи.

— Это пророчества и нам нужно только одно, — она устремилась к подсвеченному шару. — Вот!

Только ей стоило дотронуться кончиками пальцев к светящемуся пророчеству, как озноб пробил тело. Кости больно захрустели, а глаза налились кровью из-за лопнувших сосудов. Бледная кожа покрылась тёмно-синими линиями — проступили вены. Каждый вздох отдавался болью во всём теле. Гермиона крепче вцепилась в шар, чтобы не выронить хрупкое пророчество на каменный пол. Судороги начали бить по конечностям девушки, заставляя содрогаться от каждого движения. Пот градом сходил с Гермионы, пока к горлу подступал приступ удушья. Чем крепче она прижимала шарик к себе, тем больнее было.

…и один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой…

Незнакомый голос раздался эхом в голове Пожирательницы, пока та извивалась от боли на холодном камне. Гермиона понимала через слово это пророчество, желая заглушить его.

— Грейнджер! — Малфой тряс её, пытаясь забрать шар из рук девушки. — Отдай! Ты сейчас сдохнешь!

Но хватка не ослабла, она только спрятала пророчество глубже под мантию. Вены начали проступать на руках и по всему телу, доставляя адскую боль. Из синего они поменяли свой цвет на чёрный, начиная лопаться. Кровавые подтёки залили лицо девушки, пропитали наряд и оставили целую лужицу под телом. Краем глаза Гермиона видела, что руки Драко уже были в крови, как утром, только в этот раз он пытался спасти её от самой же себя.

…Гарри Поттер, который, не зная того, стал отражением его, должен погибнуть раз, чтобы воскреснуть второй раз…

Имя бывшего друга ударило колоколом по больному сознанию гриффиндорки. Обезумевшая от несносной боли, Гермиона вдруг увидела перед собой знакомого брюнета вместо ненавистного блондина. Теперь на неё смотрели родные зелёные глаза Гарри, полные любви и доброты, а не серые холодные зрачки заносчивого Малфоя.

— Забери! — кричит Гермиона и отдирает от себя пророчество. — Забери!

Стоит только отпустить шар, как агония угасает, а боль вмиг отпускает. Сознание тут же проясняется — никакого тумана и никакого Гарри Поттера перед глазами. Малфой спокойно держит шар и смотрит на Грейнджер, которая с головы до ног в крови.

— Ты в порядке? — неуверенно спрашивает парень.

— Да. Ты как?

— Как видишь, Грейнджер.

Почему на него пророчество так не влияет? Гермиона лишь успевает подумать об этом, но сразу же отгоняет от себя эти раздумья. Ей плевать. Главное, что они добрались к этому чёртовому шарику. Пара спешит на выход, когда Малфой внезапно падает, а хрупкий шар разлетается вдребезги.

Такая тёплая весна. В этом году она, как никогда ранее, вступила в свои права с первых же дней. Золотое Трио идёт в сторону Запретного леса, к хижине Хагрида. Рон что-то обсуждает с Гарри с явным запалом, пока Гермиона держится поодаль от друзей. Она наслаждается приятным весенним ветерком и пением первых птиц. Кудри аккуратно собраны в пучок, а в руках несколько книг по Зельям.

— Эй, Гермиона! — окликает её Поттер. — Ты где там потерялась?

— Я просто задумалась, — гриффиндорка пожимает плечами. — Весна необыкновенно тёплая в этом году.

— Ты какая-то растерянная в последнее время, — неуверенно говорит Рон. — У тебя точно всё хорошо?

— Конечно, Рон! — нежная улыбка рождается на лице девушки. — Я правда давно не помню такой тёплой весны.

— Я просто думал, что ты расстроилась из-за урока у Трелони, — продолжил Рон. — Ты не обращай на неё внимания. Все знают, что она немного странная.

— Вот именно поэтому я и не обращаю на неё внимания, Ронни. Сколько раз мне ещё нужно тебе повторить, что со мной всё хорошо прежде, чем ты перестанешь за меня волноваться?

— Верю, — рыжий улыбнулся в ответ.

Они продолжили свой путь, и только у хижины Хагрида Гарри снова повернулся к подруге. Пока Рон что-то рассказывал великану, Поттер смерил подругу скептическим взглядом.

— Что? — не выдержала Гермиона. — Что ты хочешь мне сказать, Гарри?

— Что ты увидела в шаре?

— Я не понимаю о чём ты, Гарри, — отмахнулась гриффиндорка и обошла друга.

— Ты точно что-то увидела, Гермиона. Я не первый год с тобой знаком. Ты увидела что-то такое, что напугало тебя, что заставило скинуть этот шар со стола и умчаться прочь. Если бы ты только рассказала мне…

— Я ничего не видела, Гарри, — прервала его девушка. — Ничего. Ясно?

— Да, как скажешь.

Больше Поттер не задавал вопросов, а она так и не решилась рассказать друзьям правду.

========== Глава 5 ==========

Взгляд направлен на горстку осколков, которые показались под Драко. Не обращая внимания на боль в лёгких, она подбегает к блондину, отталкивает его в сторону и тянется рукой к разбитому пророчеству. Острые осколки протыкают нежную кожу, окрашивая её в бордовый цвет. Гермиона поворачивается к напарнику и испепеляет его гневным взглядом. Она ничего не говорит ему, лишь уходит вперёд, зная, что их ждёт по прибытию в поместье.

Они не проронили ни слова за те полчаса, которые провели вдвоём, пока не оказались в мрачной гостиной дома Лестрейндж. Гермиона чувствует присутствие Лорда и как-то не решается сделать первый шаг. Нет, она не боится наказания, она просто привыкла выполнять приказы идеально. Гермиона слишком верна своему Повелителю, чтобы посметь его чем-то расстроить.

Двери распахиваются перед Малфоем, минутное затишье — Волан-де-Морт изучает мысли парня. Гермиона уже знает, что творится в голове Драко, поэтому просто ждёт вердикта Реддла.

— Круцио! — ожидаемо вырывается из уст Тёмного Лорда, он разгневан. — Глупец! Тебе оставалось донести это пророчество ко мне! Она ведь всё сделала за тебя!

Драко тут же падает на холодный пол, корчась от боли. От криков парня закладывает уши, пока Гермиона остаётся стоять на своём месте, даже не поведя бровью. Малфой-младший далеко не первая жертва Лорда, страдающая от Круциатуса, за которой наблюдает девушка. Сжатые до боли кулаки, оглушающий хруст костей, скрежет зубов и жжение по всему телу — вот, что сейчас чувствует Драко.

— Ты — чистокровный выродок — сейчас заплатишь мне за свою оплошность, — продолжал шипеть Повелитель, не сводя палочку с парня.

Гермиону никто тут не держит, она не интересна Лорду. Тот и так увидел всё их «приключение» в мыслях Драко, и знает на ком вина за случившееся. Девушка разворачивается, чтобы уйти, но что-то её тормозит. Она вновь смотрит на бывшего сокурсника. Ненавистный ей слизеринец уже сорвал голос, распластавшись на мраморе под действием Непростительного. Она делает шаг, который даётся очень сложно и ещё один. Ноги наливаются свинцом, а осточертевшая дрожь появляется в руке. Как бы она не относилась к Драко, тот оставался чистым листом этой истории. Не нужно быть гением, чтобы понимать, что единственное тёмное дело, которое совершил парень — это принял метку. Он ни разу не убивал и не пытал, не видел лицо смерти и не чувствовал её гнилой вони.

— Мой Лорд, — раздаётся твёрдый голос Гермионы, — это моя вина. Мне не стоило доверять этому идиоту столь ценную вещь.

Она не успевает обдумать сказанное прежде, чем слова вырываются из неё. Девушка смотрит на своего хозяина спокойным взглядом, замечая боковым зрением обессиленного Драко. Гермиона знает, что Волан-де-Морту плевать, кто понесёт наказание, но и такого он не ожидал.

— Повтори, — потребовал Реддл.

— Это полностью моя вина. Вам стоит наказать меня за то, что я имела неосторожность доверить пророчество Малфою. Руки из задницы у него с рождения, а моя недальновидность — это проблема, которую можете только Вы исправить.

— Трансмогрифиан, — синий луч повалил её с ног.

Она прям ждала это заклятие. Разновидность Трансмогрифианской пытки, которая нацелена на мучения жертвы. Конечно, ведь Лорд точно не собирался убивать её, а лишь преподнести урок. Гермиона так давно не оказывалась у ног Повелителя, сдерживая крики от адской боли. Она чувствует, как кожа начинает медленно слезать с рук и ног, как живая плоть касается холодного пола. Правую руку девушка притягивает ко рту и больно прикусывает, только бы не закричать. Зубы впиваются уже в кусок мяса, в которое превратилось предплечье. На губах и языке чувствуется вкус крови и куски своей же плоти. На глазах начинают поблёскивать скупые слёзы, пока вся одежда Гермионы не сползает с неё вместе с кожей.

— Проваливай отсюда, — кричит Лорд в сторону Драко, который смог встать на ноги. — С тебя достаточно.

Буквально на миг, Гермиона замечает Малфоя, который несмотря на ломоту во всём теле, наблюдает за ней. В его глазах читается животный страх — он боится Волан-де-Морта, потому что не думал, что бывают пытки, которые похуже смерти. Глаза девушки закрываются, пока она пытается принять боль до конца.

— Ты же не думала, что я пожалею тебя, — он приблизился к её уху. — Мне плевать, кто из вас двоих понесёт ответственность за ваш промах. Но признаюсь, я испытываю неестественное удовольствие, когда палочка доходит к тебе, милая Гермиона. Сектумсемпра!

Окровавленное тело Пожирательницы, на котором не осталось и миллиметра кожи — в миг покрылось глубокими порезами. В какой-то момент показалось, что раны были настолько глубокими, что задевали все внутренние органы. Хотя, Гермиона даже не удивится, если парочку порезов обнаружится на печени или почках. Рука, которую девушка не выпускала изо рта начала превращаться уже в обглоданный скелет. Зубы дошли до кости, но она так и не вскрикнула. Наученная горьким опытом, Пожирательница замерла в ожидании ещё одного удара. Он всегда с ней так поступал — выбирал три мерзких проклятия, чтобы донести весь свой гнев.

— Випохит.

Десятки хлыстов ударили одновременно. Гермиона частенько и сама баловалась этим заклинанием, но была уверена, что переносится оно в десять раз легче, когда на тебе есть кожа. Удар за ударом, хлысты выбивали из неё скупые слёзы и еле слышные всхлипы, но ни одного вскрика. Сознание начало затуманиваться, когда удары прекратились. Кое-как она открыла глаза, чтобы посмотреть на своего палача. Тёмный Лорд стоял в нескольких шагах от неё и ухмылялся, а она лишь подарила ему улыбку в ответ.

Он вышел из гостиной, оставив её в алом море крови. Гермиона не могла даже пошевелиться, но наконец-то отметила для себя, что это были первые минуты, когда мысли о Северусе ушли на второй план. Искусанная плоть правой руки лежала прямо перед глазами девушки — так близко, что она могла рассмотреть еле заметную трещину в лучевой кости. Боль растворилась в крови, пропитывая ядом.

— Салазар! — до ушей донёсся испуганный голос.

Дафна Гринграсс, спустившаяся на первый этаж, замерла на ступенях. С такого расстояния она даже не сразу поняла, кто или что лежит посреди гостиной. И, только преодолев страх и сделав несколько шагов вперёд, узнала в изуродованном теле Гермиону Грейнджер. Лишь каштановые волосы указывали на то, кто это. Блондинка смотрела на Пожирательницу с отвращением, а точнее на то, что осталось от неё. Слабое шевеление в грудной клетке давали понять, что Грейнджер ещё жива.

— Блейз! — слизеринка обратилась к другу, который появился в гостиной вслед за подругой. — Это Гермиона…

Мулат подскочил к Гринграсс и застыл в точно таком же отвращении. Гермиона уже практически лежала без сознания, теряя тонкую нить связи с внешним миром. Глаза закрылись, а рука расслабилась.

— Ох ты чёрт, — Забини подхватил на руки Гермиону. — Что же с тобой произошло, Грейнджер?

— Где её комната находится? — пролепетала Дафна, пока Блейз аккуратно держал на руках гриффиндорку.

Коричневый джемпер слизеринца тут же окрасился в багровые оттенки. Крови было немерено — хватило доли секунды, чтобы на коже Забини отпечатались кровавые следы, пропитав одеяние насквозь. Блейз прежде видел раненых людей, но Грейнджер было сложно такой назвать. Она, скорее, была чудом выжившая.

— На втором этаже, вроде бы. Я не знаю, Дафна. Неважно, куда мы её отнесём — ей срочно нужна помощь. Она же сейчас просто откинется.

— Давай в мою комнату!

Гермиона лишь чувствовала лёгкие покачивания конечностей, пока Забини переступал через одну ступеньку, чтобы быстрее донести её. Дафна не отставала от друга, держась прямо за спиной. Дверь спальни Гринграсс отворилась и полуживую Грейнджер уложили на кровать. Постель цвета неба, что казалось смешным для обители Пожирателей, сразу же изменила оттенок. Гриффиндорка ощутила слабый аромат корицы от подушки, когда оказалась в лежачем состоянии.

— Нужно как-то это залечить, — паника брала вверх над Блейзом. — Блять! Всё нахрен вылетело из головы! Дафна, нам же что-то рассказывал Слизнорт…

— Я не помню…

— Зови Малфоя, — перебил мулат. — Он, вроде как, шарил что-то по целебным чарам. Быстрее, Дафна!

Она это не контролировала, но на обезображенном лице играла улыбка. Гермиона так привыкла улыбаться, что даже проделывала это под воздействием адской боли. Каждая потуга на малейшее движение отдавалась жуткой ломотой и жжением в мышцах. Это так Трансмогрифианская пытка выветривалась из организма. Участки тела без кожи начинали быстро обветриваться и лопаться при попытках двигаться.

Дафна быстро выбежала из своей комнаты и начала громко тарабанить в соседние двери, где была комната Малфоя. Настойчиво стучит, пока не слышит шорох по ту сторону. Она уже собирается ввалиться в спальню Драко, когда видит его и отступает шаг назад. Конечно, он выглядит не так отвратительно, как Гермиона, но особо здоровым его назвать тяжело. Засохшие кровоподтёки на лице, растрёпанные волосы и рваная рубашка. Глаза парня затуманенные, словно он очень устал. Устал от жизни.

— Драко, — не так настойчиво, как планировала, заговорила девушка. — Нам нужна твоя помощь…

— Не сегодня, Дафна, — оборвал её Малфой. — Я хочу отдохнуть.

— Драко, — Гринграсс хватает однокурсника за руку. — Там Гермиона, ей нужна помощь. Мы с Блейзом не сильны в целебных чарах, а ты, вроде бы знаешь побольше нашего…

— Что с ней? — спрашивает блондин, а перед глазами всплывает картина из гостиной.

— Тебе лучше самому посмотреть.

Нехотя, он выходит за пределы своей спальни, спрашивая самого себя: а нужно ли ему помогать этой грязнокровке? Малфой ненавидит её всем сердцем, но рассуждения тут же сходят на ноль, когда Дафна заводит его к себе в комнату. Он видит Блейза, который придерживает стакан с водой, чтобы Грейнджер попила. Если это можно назвать Грейнджер. Сплошное кровавое месиво, которое отдалённо напоминает человека, делает несколько глотков и тяжело откидывает голову. Боль, которую ещё секунду назад чувствовал парень, тут же отступает. Когда Малфой уходил из гостиной, то видел лишь несколько мест на теле гриффиндорки, где не было кожи, и это уже не было приятной картиной. Но теперь кожи просто не было — было просто мясо с кровью, глубокие порезы и никаких слёз. Она лежала с закрытыми глазами и тяжело дышала.

— Ей нужно помочь, Малфой, — начал Блейз. — Мы в долгу перед ней…

— Что? — выплюнул Драко. — В каком долгу, Блейз? Что ты несёшь?

— Она не убила наших матерей, если ты вдруг забыл.

— Ох, я не забыл. А ещё я не забыл, что на её руках смерть Северуса.

Гермиона вновь слышит имя друга и боль подкрадывается к ней из-за спины. Минутное облегчение, подаренное ей Лордом в виде пыток, отступает. Сразу же начинает чувствовать и боль от снятой заживо кожи, глубоких ран и жгучих ударов хлыстов. Всё оно одним скопом обрушивается на девушку, напоминая, что на руках — не её кровь, а кровь близкого человека. Ей хочется рассмеяться, но воздуха в лёгких не хватает.

— Он был её другом, Малфой, — шипит Дафна. — Не будь козлом и помоги ей.

Краем уха она вслушивается в разговор слизеринцев и не понимает: откуда Дафна знает? А потом вновь отключается от внешнего мира, окунаясь в себя. Ей плевать, это всё равно никоим образом уже не влияет на ход событий. Тихий-тихий всхлип срывается с уст Гермионы, доставляя непомерную боль.

Малфой смотрит на неё. Слова Дафны застряли где-то в ушах и никак не дойдут до сознания. Нет, он отказывается в это верить. Северус не мог дружить с Грейнджер — они не могли быть друзьями. Замкнутый и холодный Снейп не стал бы водить дружбу с предательницей и грязнокровкой Грейнджер. Невозможный союз.

— Малфой! — ход мыслей прерывает Забини. — Ты ей поможешь? Если нет, то свали отсюда.

— Сами свалите, — шепчет Драко. — Мне нужно остаться с ней наедине, вы мешать будете.

Забини недоверчиво смотрит на друга, но всё-таки выходит из комнаты, забирая с собой блондинку. Они остаются за дверью, пока Драко начинает исцелять гриффиндорку.

— Это правда? — тихо спрашивает Малфой, выводя незнакомые руны над Грейнджер.

— Да пошёл ты, — выдавливает она из последних сил и начинает смеяться.

Так больно давно не было. Что может быть хуже, чем скрывать свою боль от человека, который страдает не меньше твоего? Уровень чувствительности у этих двоих кардинально отличался. Ему было достаточно одного Непростительного, а ей мало целой вереницы проклятий. Малфой чувствует себя разбитым из-за потери крёстного — не самого близкого родственника; а она держится молодцом, потому что тот так завещал. Но это не исключало того, что страдали оба.

— Примени «Вулнера Санентур», это будет эффективнее. Мои ткани поражены Сектумсемпрой — их ничего не заживит, кроме этого заклинания, — шепчет Гермиона. — Я бы и сама, но моя палочка…

— Вулнера Санентур, — послушно повторяет Малфой.

— Теперь «Ферула».

— Ферула, — не противится парень. — Грейнджер, у тебя очень сильно пострадали внутренние органы: печень, почки и лёгкие. Посмотри на руны, посмотри на их цвета.

Голос слизеринца отдаётся в ушах голосом Северуса, ведь раньше он так лечил её. Он накладывал на неё целебные чары, объясняя каждое заклинание. Знал же, что когда-то глупая гриффиндорка останется сама, что придётся лечить саму себя.

— Когда твои раны будут затянуты, а кровотечение остановлено, то стоит применить «Боно сис анимо» — это подлечит немного твою душу, — холодный, но родной голос Северуса убаюкивает. — Не забывай о нём, оно обязательно для завершения лечения.

— А теперь «Боно сис анимо», — повторяет Гермиона за голосом в голове.

— Боно сис анимо.

Приятная волна прохлады накрывает новую кожу Гермионы. Она тяжело вздыхает, сдерживая ком в горле. Аккуратно поднимается с кровати и бросает небрежный взгляд на некогда голубое постельное белье. Сжимает легко руку в кулак, без гнева и злости, чтобы новообразованная кожа не покрылась новыми кровавыми подтёками.

— Он и раньше тебя лечил, — заговорил Драко. — Последнее заклятие — его авторское, если можно так выразиться.

— Они все его авторские, — она направляется к дверям.

— Почему ты заступилась за меня?

— Спасибо, что помог мне.

Гермиона выходит из спальни Дафны на своих двоих, хотя внутренности ещё побаливают, но в целом она чувствует себя нормально. На полу сидят Забини и Гринграсс, которые подрываются с места, когда дверь открывается.

— Спасибо.

Дафна и Блейз не успевают и рта открыть, а она уже растворяется в воздухе. Пока аппарация переносит её — она отдаётся эмоциям и начинает плакать. Приземляется в холодный снег в окровавленном платье, оставляя под собой красное пятно. Гермиона не плакала ни разу за пять лет, если не брать в счёт те скупые солёные капли, которые проскакивали на лице. Но сейчас был достигнут апогей её выдержки — она сдалась.

Бледное лицо касается холодного надгробия. Гриффиндорка сотрясается в громкой истерике, пытаясь обнять мрамор под грудью. Ей не холодно, снег не заставляет дрожать, как это обычно бывало. Шипы от роз, оставленных на плите, впиваются в новую кожу девушки, но она даже не обращает на это внимание. Гермиона готова пролить тут всю свою кровь, если бы это только помогло ей вернуть друга к жизни.

— Я ведь была готова там умереть, Северус. Если бы не Забини и Гринграсс, то я бы даже не пыталась.

Но он не отвечает. Конечно нет. На что она вообще надеялась? Глаза отрываются от снега и устремляются на аккуратно выведенные буквы:

Северус Снейп09.01.1960 — 23.01.2000

— Помнишь, как ты говорил, что каждому дьяволу положен свой ангел? Ты тогда впервые рассмеялся и сказал, что я — твой ангел. Северус, только ты заставлял меня проживать эту жизнь с уверенностью, что у меня есть человек, которому можно верить. Ты считал себя дьяволом, а меня ангелом, когда на деле всё оказалось наоборот.

Она могла бы сваливать вину на судьбу и кричать, что та несправедлива с ней, что отбирает у неё всё, но это была неправда. Гермиона сама у себя отобрала всё, сама переписала свою судьбу. Так, что же тогда неправильного в том, что ей плохо? Как может себя чувствовать человек, который отобрал перо у жизни и начал вносить собственные правки в чужое творение? Лишь глупцы бесконечно твердят о том, что мы сами творцы своей судьбы. Мы рождаемся уже с тяжёлой книгой в руках — нашим сценарием бытия.

— А ещё ты мне говорил, что неважно, какой человек, что важна лишь степень искренности, — сквозь слёзы продолжала Гермиона. — Что ты сказал бы мне сейчас, когда узнал мою степень искренности? Я не заслуживала такого друга, как ты, Северус.

Монолог девушки сочился ядом, который медленно, но уверенно отравлял. На языке, пальцах и даже в желудке, чувствовалась приторная горечь. Пальцы коснулись нежных лепестков роз, пока слабое осознание приходило в голову: Гермиона не оставляла этих цветов здесь. От неё тут лишь кустик омелы, который замело снегом. Снейп не любил розы — считал их примитивными и переоценёнными цветами. Но ведь никто больше не знает об этом месте. Или она только так считала? Девушка хватает розы и покидает заснеженный лес.

Стойкое ощущение того, что прежде она уже встречала именно эти розы, глубоко засело в душе. Гермиона поднимается к себе в комнату, громко захлопнув за собой дверь. Швыряет цветы на кровать и мчится к шкафу, где скрыто зеркало. За всеми событиями последних дней девушка совсем забыла об этой своеобразной отдушине.

— Как жаль, что ты можешь показать мне лишь то, чего жаждет сердце, а не голова, — бормочет Пожирательница, садясь перед своим отражением. — Я бы тогда так много вопросов задала тебе. Возможно, первым вопросом было бы: если я так часто начала разговаривать сама с собой, то это повод для беспокойства? Хотя, в свете всего происходящего, расстройство личности — не самый худший исход.

По ту сторону зеркала, на неё глядела красивая и счастливая Гермиона. Её глаза светились, а руки не дрожали. За спиной виднелись лица тех, кого она так желает видеть сейчас рядом: Джинни и Северус. Но она не позволяет эмоциям пробраться под кожу, загоняя их в подвалы сердца. Хватит, она и так позволила себе достаточно слабостей за сегодня: расплакалась на могиле, приняла помощь от посторонних людей.

И только в ней зарождается малейшее спокойствие от того, что она видит в зеркале живых друзей, как рука начинает жечь. Да ещё и до такой степени, что хочется окатить предплечье холодной водой. Он снова вызывает. Он очень разгневан.

— Мой Лорд, — она является перед ним в одной рубашке, потому что не тратила время на сборы, — Вы желали меня видеть.

— Они побывали в хижине Запретного леса, — рычит Реддл. — Найди того, кто посмел забрать его! Задействуй любые ресурсы, но достань мне его из-под земли!

— Я поняла Вас, мой Лорд.

Времени очень мало. Она залетает в комнату: надевает первое попавшееся платье, хватает сумочку с каминной полки; палочка остаётся в руке, а на плечи ложится тяжёлая мантия. Гермиона сделает всё, чтобы не подвести своего хозяина в этот раз. Она уверена, что работая в одиночестве, не облажается. Потому, что такой ошибки Лорд ей не простит — не пощадит её, если с крестражем что-то случится. Разбитая душа слабнет и так с каждым днём, учитывая, что осталось всего три осколка.

Розы остаются увядать на постели. Они превратятся в пыль, когда в следующий раз она вновь попадёт в стены этой комнаты. А на мраморной плите зельевара образуется целая охапка красных роз к тому моменту, когда Гермиона сможет навестить усопшего друга. Аппарация поглощает девушку и шепчет на ухо, что в этот раз будет сложнее. И больнее.

========== Глава 6 ==========

Пусто. Лес заставляет прочувствовать одиночество и темноту. Гермиона медленно ступает шаг за шагом, оборачиваясь на каждый хруст. Знает, что стоит на секунду почувствовать себя в безопасности, как прилетит удар в спину. На теле болью напоминают о себе моменты её беспечности в этом месте — старые шрамы, которые проявились на новой коже. Палочка твёрдо лежала в правой руке гриффиндорки, пока глаза безустанно всматривались во мрак голых деревьев.

Одинокие крики птиц отвлекали и леденили сердце. Гермиона останавливается посреди чащи и начинает руками прощупывать воздух, пытаясь наткнуться на антиаппарационное поле. Помнит, как в прошлый раз больно врезалась в невидимый купол. Кончики пальцев левой руки замирают, когда волоски поднимаются дыбом. Есть — нащупала. Делает шаг в глубь и задерживает дыхание, чтобы не потерять сознание от нехватки воздуха. Она была тут год назад и тогда чуть не поплатилась жизнью за свою небрежность. Пересекать такие границы — всегда болезненно, если не знать всех тонкостей.

Шаг, который отделяет девушку от скрытого, пробирает до мозга и костей. За ту долю секунды, пока она переваливается через пол, сердце начинает стучать с бешеной скоростью, конечности сводит в судорогах, а во рту как-то сухо. Платье резко становится тесным, а мантия ужасно тяжёлой. И отпустило лишь тогда, когда вторая нога оказалась за пределами антиаппарационного поля. Казалось, что этот, скрытый от чужих взоров, участок леса был мрачнее и холоднее.

Между двумя ветхими деревьями показалась старая хижина. Увидел бы это место какой-нибудь незнакомец, подумал бы, что старые деревянные стены рухнут от малейшего дуновения ветра. Но Гермиона даже не хотела представлять, что может прочувствовать на своей шкуре тот отчаянный, который решился бы сюда сунуться. Гриффиндорка осознавала, что проделать такое мог лишь по истине смелый человек. Или глупый. Неужели в Ордене ещё такие остались?

Она подходит так тихо, словно крадётся. Будто бы прибыла сюда не по поручению Лорда, а забралась без ведома, как поганый вор. Тут не слышно никаких звуков. До того тихо, что раскатом грома слышится её собственное сердцебиение. Пар изо рта превращается в туман, который стелится под ногами. В голове зарождается невыносимая боль, а колени начинают неистово крутить. Гермиона подходит к полусгнившим дверям, касается их и тут же отдёргивает руку. Не так просто — сначала нужно заплатить за вход. Палочка рассекает мягкую ладонь, а тонкая алая струйка стекает по бледной коже. Рука легко касается шершавой поверхности дверей, как жар сразу же заставляет вспыхнуть щёки. Вход открыт, но вот ноги не слушаются. Земля уходит из-под ног, карие зрачки глаз мутнеют.

Скрепя зубами Гермиона сжимает подол платья, и забирается в хижину на четвереньках. Дверь громко захлопывается, стоит ей только забраться во внутрь. Она чувствует, как край мантии остаётся под дверью, но сил нет даже на то, чтобы дернуть его. Девушка сбрасывает одеяние, оставаясь в одном платье. Изнутри избушка кажется намного больше, чем снаружи. Это прямо-таки целая пещера, с каменными стенами и огромным пространством.

По волосам уже чувствуется, как на неё оседает чёрная магия. Затруднённое дыхание, пелена в глазах и неистовая дрожь. Гермиона смакует на языке привкус предстоящих мучений. Чем ближе она подходила к шкатулке, тем больнее невидимые шипы протыкали кожу. Из носа тут же хлынула ярко-алая кровь, окрашивая платье в неестественный цвет. Руки налились свинцом, хотелось отпустить палочку и просто упасть. Волшебное древко будто бы норовило вырваться из крепкой хватки. Гермиона была осведомлена о том, что так сопротивляется хранилище непрошенным гостям, поэтому сильнее сжала кулак и продолжила путь.

Шкатулка обвита цепью, как видимой, так и невидимой. Протяни только руку и можешь попрощаться с конечностью. Когда-то она самолично накладывала эти чары, пытаясь сохранить тайну своего хозяина. Теперь осталось правильно снять эту защиту, чтобы остаться со всеми конечностями, внутренними органами и здравым рассудком.

— Вердимилиус, — шепчет Гермиона.

Яркое свечение ослепляет и заставляет зажмурить глаза. Волна от исчезающего заклятия сбивает с ног, выбивая дух. Тяжелая отдышка появляется, когда белый свет потухает. Теперь осталось сорвать цепи, которые так же когда-то были изготовлены Гермионой. Шрамы с того дня все ещё не сошли с её рук. Это цепи, которые не позволяют коснуться магической реликвии грязнокровкам. Ей нельзя касаться этих цепей, но она не обращает на это внимание. Тонкие пальцы пылают огнём, хотя они ещё даже не успели дотронуться железа. Запах горелой кожи резко ударяет в нос, когда металл наконец-то соприкоснулся с рукой. Очередное задание Реддла, которое доставило гриффиндорке боль. Как будто бы когда-то было по-другому.

Грязная кровь Гермионы успела залить камень под ногами прежде, чем шкатулка освободилась от оков. На глазах застыли слёзы, а из уст вырвался тихий стон. Ей больно. Она служит кровью и правдой своему Повелителю, в самом прямом смысле.

— Инфламаре, — очередное заклинание вырывается из Бузинной палочки.

Шкатулка наконец-то загорается в огне и открывается. Гермиона до последнего надеется увидеть реликвию внутри, но там пусто. Окровавленными ладошками и с полными гнева глазами, она сталкивает импровизированный сейф на землю. Всё-таки тут кто-то был, всё-таки кто-то забрал этот крестраж. Не обращая внимание на кровь, девушка хватается за голову, отрицательно мотая ею.

Кто бы это не был, он был умным, осторожным и смелым. И чистокровным. Глаза пробежались по камню под ногами — ни единой капли крови. Что для себя могла уже понять Гермиона? Это был не Поттер, который является полукровкой. Да и гриффиндорка не была уверена в том, что тот сам смог бы провернуть подобное. Это была и не МакГонагалл — полукровка не первой свежести. Возможно, Уизли? Но Гермиона почему-то сразу откинула эту версию. Рыжих осталось слишком мало и вряд ли бы кто-то из них сунулся в такое место. Но кто же тогда?

Пока силы окончательно её не покинули, девушка бросается к дверям хижины. И только оказавшись за пределами антиаппарационного поля, дышать становится легче. Гермиона падает в холодный заснеженный мох, расслабляется и выдыхает.

— Ты бы обязательно мне подсказал, Северус, — хрипит девушка. — Куда мне идти? Что мне искать? Кого мне искать?

Она судорожно начинает в голове перечислять живых орденовцев и раздумывать, кто мог бы решиться на подобную авантюру. Образы бывших друзей всплыли перед глазами Гермионы. Она до сих пор помнила всех их улыбающимися, радушными и открытыми. Ей не хотелось запоминать те короткие встречи, которые случались за эти пять лет. Или это была очередная воля Реддла, и гриффиндорка видела лишь угасающие глаза некогда близкого друга, или стычка Пожирателей с Орденом, когда в свойадрес она слышала только угрозы и проклятья. По-другому не бывало, в их глазах Гермиона Грейнджер — предательница.

— Как земля носит таких, как ты? — дрожащим голосом прохрипела миссис Малфой. — Как тебе спится по ночам, Гермиона? Как ты спишь, зная, что предала своих близких людей? Ты убила своих родителей, своих друзей. Ты — чёртова предательница!

Голос Нарциссы появился в голове из ниоткуда. Почему она всё ещё помнит эти слова? Почему не выбросила их из головы в тот самый день? Мало того, что сжирающее чувство одиночества уничтожает, так теперь ещё и чувство вины. Пять лет она всего этого не чувствовала, а сейчас в один момент ком человеческих переживаний сносил с ног.

Ей нужно думать о том, с чего начать свои поиски. Лорд уже знает о том, что крестража нет, и ждать долго его возвращения он не будет. Чем быстрее Гермиона отыщет драгоценную игрушку своего хозяина, тем больше шансы, что она останется жива. Ей не у кого просить помощи, а сама она просто оказалась в каком-то тупике. Это не тот случай, когда поиски стоит начинать с вопроса: кому это выгодно? В магическом мире каждый второй желает прикончить Волан-де-Морта, но только вот не каждый второй знает, как это сделать. Девушка просто была уверена в том, что сделавший это точно связан с Орденом.

Когда дыхание наконец-то выравнивается, она поднимается на ноги и отряхивает платье. Прячет волшебную палочку и аппарирует прочь от этого места. Тут больше ей делать нечего — здесь нет никаких следов. Кто бы это ни был — он чисто поработал.

Гермиона появляется среди закрытых лавок Косой Аллеи. Она тут бывает очень редко, лишь когда нужно прикупить что-то для зелий. Когда просил Северус. Несколько ведьм скрываются в первых попавшихся магазинах, когда Пожирательница ступает по дороге. Её лицо всем знакомо. Её боятся. Остались ещё те волшебники, которые помнят в ней Гермиону Грейнджер, но знают серого кардинала Тёмного Лорда. Быстрым шагом она направляется в сторону маленькой лавки волшебных шаров.

— Здравствуй, Одри, — здоровается гриффиндорка, — мне нужен шар.

— Мисс Грейнджер, — женщина слабо улыбается, — рада видеть Вас.

Одри Нотт работает в этой лавке не первый день и, даже не первый год. Чистокровная ведьма, жена одного из приближенных Пожирателей — торгует волшебными шарами. Когда Гермиона впервые забрела в этот магазинчик, то и предположить не могла, что когда-то в её руках будет жизнь этой женщины. Тогда ей было четырнадцать, и она просто увлекалась прорицанием, которое легко давалось. Миссис Нотт тепло относилась к постоянной клиентке и поведала историю о том, как живёт своим делом и не хочет, чтобы кто-то другой касался её шаров. А теперь Гермиона видела, как Одри прячет глаза при виде Пожирательницы и старается ускользнуть куда-то, лишь бы не находиться рядом.

— Если Вы не против, Одри…

— Конечно, мисс Грейнджер.

Женщина выпорхнула из-за прилавка, скрываясь за стеклянными входными дверями. Гермиона уважительно относилась к миссис Нотт, и в какие-то моменты даже пыталась с той поговорить, чтобы она не боялась её, но тщетно.

Шар, который довольно давно присмотрела для себя гриффиндорка, стоял на столе у противоположного от выхода окна. Мягкое кресло, за которым работала только Гермиона, успело покрыться пылью — она не появлялась тут несколько недель. Если быть честной, то тогда она себе пообещала больше не пользоваться этой штуковиной — не заглядывать туда, не видеть того, что ей известно не должно быть. Чем больше знаешь, тем большую цену приходиться платить.

— Ну, что же, — прошептала она себе под нос, — с обещаниями у меня херово выходит. Слово, данное самой себе, сдержать не могу.

Мягко приземляется в кресло и тянется израненными руками к хрупкому стеклышку. Она даже не удосужилась взглянуть на свои руки после происшествия в хижине. Её не интересовала такая мелочь, как кожа. Ведь всегда можно нарастить новую. Северус так делал. Малфой так делал.

— Покажи мне хижину. Покажи мне гостя, — раздаётся немая просьба-приказ.

Дымка в шаре сгущается, после чего дарит сознанию картинку. Гермиона видит, как открываются двери, как пропадают цепи, как открывается шкатулка и, как со дна исчезает диадема. Это всё. Она не видит человека, не видит его рук, его спины или каких-то действий. Ничего.

— Что за ерунда? — яростно выпаливает Пожирательница.

Пробует ещё раз. Снова ничего. Попытка за попыткой, но перед глазами одна и та же картинка. После шестого раза она замахивается и сносит шар со стола и тот разлетается об пол в разные стороны, усеивая всё вокруг тысячами осколков. Почему ничего не получается?

Хочется разнести всё к чертям. В какой момент её жизнь стала такой сложной? Гермиона закрывает глаза и устало выдыхает — нужно просто хорошо подумать. Ответ лежит где-то на поверхности. Звук колокольчика оповещает, что в лавку кто-то зашёл. Девушка поднимает голову и видит Теодора. Неужели к матери решил наведаться? Почему новоизбранные Пожиратели чувствуют себя настолько вальяжно? Из всех слизеринцев на своей шкуре что-то прочувствовал лишь Малфой, которого отправили с ней в Министерство. Остальные же живут в поместье Лестрейндж: завтракают, читают книги и могут просто прийти к родителям.

— Она на улице где-то, — оглашает Гермиона до того, как Тео замечает её. — Минут двадцать назад вышла.

— Какая встреча, Грейнджер, — Нотт садится за стол напротив гриффиндорки. — Шарами интересуешься?

— Иногда, — честно отвечает Гермиона.

— Мама рассказывала, что ты раньше была её постоянной гостьей.

— Как мило. Может, обсудим ещё какие сны нам снятся по ночам?

— Можем.

Пожирательница вскинула бровь и откинулась на спинку кресла. Она устала. Речь идёт не о физической усталости, тут, скорее, речь о моральном опустошении. Последние дни были чрезвычайно тяжёлыми и она наконец-то себе в этом призналась. Ей нужно как-то расслабиться и перезагрузиться прежде, чем она отправится в путь. Знала бы, ещё куда отправляться.

Гермиона многозначительно посмотрела на Тео и встала со своего места. Слизеринец лишь внимательно наблюдал за действиями девушки, а она приблизилась вплотную и провела кончиком языка по щеке.

— Сладкий, — прошептала Гермиона.

— Дальше — слаще, — ухмыльнулся Тео.

Горячий язык девушки вновь прикоснулся щеки парня — всё ниже и ниже, прямиком к шее. Голова Тео повернулась и их глаза встретились. Каждый из них видел то, что хотел. Гермиона — способ расслабиться, а Нотт — привлекательную девушку, на которую трудно не обратить внимание. Они были так близко к друг другу, что чувствовали жар тел и учащённое сердцебиение.

Искры безумия проскочили между этими двумя. Момент — и Гермиона уже сидит верхом на нём, а его руки прилипли к её талии. Губы девушки прильнули к шее Теодора, а пальцы бегло расстёгивали пуговички на рубашке. Нет больше сил терпеть.

Ей было абсолютно плевать, что они находятся в лавке его матери, и та может зайти в любой момент. Это не занятие любовью, для которого хотелось бы выбирать место. Это обычный секс — инструмент для снятия напряжения. Будь они на подстилке из хвои или просто посреди пещеры. Гермиону переполняла горькая грусть; смесь боли и страха; памяти о былом и должном, знания о том, что ничего не вернуть; и смутной догадки, что возвращать не стоит — потому что будет снова больно.

Тёплые каштановые кудри пришлись на оголённое плечо Тео. Девушка уже ёрзала на ногах парня, желая поскорее разделаться с оставшимися пуговицами. Холодные руки Нотта особо не церемонились с платьем Гермионы, а просто разорвали его, предоставляя взору аккуратную грудь в чёрном кружеве. Бледные щёки Пожирательницы загорелись, пухлая нижняя губа блестела. Вдруг, со вспышкой страстного веселья, она приложила рот к его уху и еле слышно прошептала:

— Возьми меня прямо здесь.

Дважды повторять не понадобилось. Лёгким движением он разместил Гермиону на столе, пока её карамельные глаза уставились в потолок. Она не жаждала прелюдий и нежных ласк. Она не знает, что такое занятие любовью. Нет.

В отличии от Грейнджер, Нотт чуть ли не дрожал от одолевающего желания. Плоть отзывалась на утончённое тело Гермионы. Пальцы Тео пробрались под платье, коснувшись внутренней стороны бедра, поднимаясь выше и наконец-то коснувшись клитора. С уст девушки сорвался тихий стон, пока на лице Теодора сияла ухмылка. Ему хотелось наслаждаться этим моментом, чувствовать себя победителем в этой дуэли, хотя девушка даже ему не сопротивлялась — напротив, двигалась навстречу движений пальцев. Трусики в миг намокли и Тео просто их сорвал, оставив красные полоски на бледной коже. Минута — и тонкое платье, которое служило помехой к изгибам, оказалось у ног слизеринца.

Она была невероятно красивой. Извиваясь на столе и касаясь пальцами оголённого торса Тео. Каждое её еле уловимое движение заставляло напрячься сильнее. Губы парня тянутся к животу Гермионы, прокладывая дорожку из поцелуев глубже вниз. Член в штанах давно уже стал твёрдым, но Теодор оттягивал тот самый момент, пытаясь растянуть этот миг. Холодная Гермиона Грейнджер превратилась в растопленный шоколад под руками новоизбранного Пожирателя.

Аромат её кожи сводил с ума. Он больше не мог держаться. Покусывая бедро, Тео расстегнул ремень и опустил штаны. Налившийся кровью член упёрся ей между ног, когда парень встал. Резкий толчок — и он чувствует весь пожар, который бушевал внутри неё. Движения ускорялись, пока с их губ срывались стоны и тяжёлые хрипы. В наслаждении Гермиона закрыла глаза, а вот Тео не отрывал от неё взгляда. Сейчас она казалась чистой и невинной, словно не была способна на убийство и хладнокровность.

А сама Гермиона чувствовала, как тело вот-вот задрожит, и накроет волна минутного облегчения. Станет немножко легче, хоть и ненадолго. Она старается не замечать прикосновений Тео, отделаться от гнетущего чувства, что она поступает неправильно. Закрытые веки дрожат, а рот открыт. Губы успели пересохнуть. Ещё немного, прежде чем она забудется. Тонкие пальцы касаются собственной груди. Правая рука отрывается от набухшего соска и опускается ниже — туда, где соприкасаются их тела. Острый ноготок касается клитора и вот оно — приятная дрожь пробивает каждый миллиметр. Ноги расслабляются, и следом она чувствует, как Тео падает на неё сверху. Они лежат так несколько минут, тяжело дыша и не говоря ничего друг другу.

А что говорить-то? Гермиона получила то, что хотела, хотя и не для этого прибыла в лавку миссис Нотт, а слова Тео ей попросту не интересны. Она безразлично откидывает с себя парня, подбирая разорванное платье. Небрежное движение палочки — и как будто бы ничего и не было.

— Я могу помочь, — вдруг отзывается Теодор, когда Гермиона уже направляется к выходу.

— Ты о чём? — она кидает взгляд на парня.

— Ты ведь явно не просто так наведалась в магазин к моей матери. Что-то случилось?

— Мерлин! — Гермиона зашлась в приступе неконтролируемого смеха. — До чего ты забавный, Тео. Честное слово.

— Что не так?

— Это был обычный секс, Теодор. Мне нужна была разгрузка — я её получила. Не обольщайся.

Она исчезла. Опять убежала. Вряд ли она убегала от Нотта. Она опять бежала от самой себя. Ведь никто и никогда не предлагал ей помощь просто так. Так делал только Северус. И так сделал Малфой, который должен ненавидеть, но никак не помогать.

Площадь Гриммо. Почему-то Гермиона оказывается тут, где когда-то была штаб-квартира Ордена. Она даже не поняла, как аппарировала именно сюда. Полуразрушенный дом укрыт пушистым снегом, а перед глазами всплывает тот самый день, когда из палочки гриффиндорки вылетали заклинания — одно за другим, оставляя развалины на месте дома.

— Бомбарда, — выкрикнула со злостью девушка.

С грохотом развалины разлетелись на мелкие камешки. Она не понимала, зачем творит это и что пытается доказать, но бессилие брало верх. Гермиона оказалась в тупике, не зная, куда идти дальше. Тот, кто украл крестраж — намеревался его уничтожить, навредить Лорду, и гриффиндорка никак не могла этому помешать.

— Контролируйте свои эмоции. Дисциплинируйте ум, — жёстко приказывает родной голос в голове.

— Ты как всегда прав, мой милый друг.

Что-то коснулось ноги. Гермиона опустила взгляд и заметила маленького котёнка, который тёрся об мантию. Чёрный маленький клубочек, который выразительно смотрелся на фоне белоснежного снега. Она наклонилась и потянулась рукой к макушке животного, зажмурив свои глаза от приятного ощущения. Когда-то у неё был её Живоглот, который умер пять лет назад. Всё так резко изменилось тогда, пять лет назад.

Приятное мурчание помогло расслабиться намного быстрее, чем секс с Тео. Это странное сравнение вызвало улыбку на лице. Будь сейчас другое время, то Гермиона, не раздумывая, забрала бы этот комочек себе. Она подняла котёнка и вгляделась в чёрные угольки. Невинное животное продолжало мурчать и посматривать на девушку. Гриффиндорка прижала его к себе, пытаясь забыться. Хотела, чтобы этот момент оторвал её от реальности и вернул далеко в прошлое, когда всё было просто и понятно. Острые коготки впились в плечо через мантию и платье, когда осознание поразило разум.

— Анимаг, — пробубнила себе под нос. — Это был анимаг.

Теперь всё складывалось воедино. Гермиона не видела вора, потому что это был анимаг в своём обличии. Из всего Ордена был только один-единственный член, который мог принимать облик животного по собственной воле.

Сириус Блэк проник в тайное хранилище Тёмного Лорда и украл драгоценную диадему Кандиды Когтевран.

========== Глава 7 ==========

Пять утра. Холодные капли дождя ударяются о спину. Мантия давно уже промокла насквозь, кожа чувствует весь холод неприветливых капель. Она ждала снег, но пошёл дождь. Гермиона с детства не любила дождь. Мама ей говорила, что так плачет небо. А плачут лишь слабые.

Поток мыслей заставляет зажмуриться от головной боли. Гермиона без конца аппарирует с одного места в другое — ищет Сириуса, но безрезультатно. Того нигде нет. Но Гермиона знала с самого начала, что легко не будет. Сменяются пейзажи вокруг, часовые пояса и погода, но только не усталость в глазах. Сколько она уже в пути? День? Два? Неделю? Девушка покинула поместье Лестрейндж больше трёх недель назад и почти тогда же узнала имя того, кого нужно отыскать.

Ни нормальной еды, ни сна, абсолютно ничего. Только чёртова диадема перед глазами и в голове. Метка несколько раз больно жгла, но Гермиона не реагировала. Кто знает: вызывал ли Лорд всех или хотел видеть только её. И вот снова — предплечье пылает огнём, выедая кожу. Она лишь закрывает глаза и ждёт, пока это закончится, но в этот раз всё по-другому. Рука пылает раз за разом — всё настойчивее и настойчивее. Гермиона закатывает длинный рукав платья, подставляя разгорячённую кожу холодному дождю — змея шевелится и требует внимания.

— Чёрт бы тебя побрал, — ругается себе под нос.

Будто бы не было этих трёх недель. Точно столько же пыли на кофейном столике, всё так же разбросаны книги на полу и диванах, а в камине не горит огонь. Тяжёлые шторы плотно зашторены и гробовая тишина. Только в этом месте спокойствие пугало.

— Неужели, — Долохов появился за её спиной. — Года не прошло. Где, блять, тебя носило?

— Антонин, — Гермиона сжала палочку в правой руке, — что тебе нужно? Это ты вызывал?

— На Лорда было совершено нападение, но к тебе ведь не достучишься. Где ты была, сука?

— Что с Лордом?

— Его рептилию придушили…

Она не дослушала. Повернулась лицом к Пожирателю и невербально заставила того заткнуться. Конечно, Антонин даже не догадывался о том, что собой представляет змея хозяина — Нагайна очередной крестраж. Неужели Сириус? Нет, быть того не может. Если кто-то из Ордена смог уничтожить крестраж — они знают. Они догадались, как работает подобная магия, и что её уничтожает. Так, какая вероятность, что диадема ещё цела? Так близко к провалу Гермиона ещё никогда не была. Она когда-то поклялась защищать своего Повелителя, а теперь может наблюдать за тем, как Орден резко активизировался и щёлкает крестражи, подобно семечкам.

— Ты, — Беллатриса появилась в гостиной. — Ты нашла этих мерзких тварей? Сукины дети должны заплатить за то, что сделали!

Как всегда, безумная в своей преданности и верности Тёмному Лорду, Беллатриса Лестрейндж напоминала фурию, которая сносит всё на своём пути. Она подлетает к Гермионе, приставив палочку к горлу девушки. Несколько сантиметров, разделяющие их лица, искрят огнями ненависти и злости. Ей просто необходимо кого-то убить — наказать за случившееся с хозяином.

— Нет, — спокойно отвечает Гермиона. — Я уже не знаю, где они могут быть.

— Я знаю, — Белла хищно скалится. — Конечно, ты и не могла найти. Грязнокровкам туда хода нет, только если не член семьи привёл её. Пойдём, милая, прогуляемся в очередное гнёздышко Блэков.

Она хватает Гермиону за руку до боли в костях, и они аппарируют. Кажется, что гриффиндорка когда-то видела это место — бывала тут. Много магловских многоэтажек и ничего, что могло бы намекать на что-то магическое или связанное со старинным родом Блэков. Это походило на самый обычный спальный район магловского Лондона. Звёздное небо и никакого дождя.

— Я никогда не видела, как ты кого-то убиваешь из Ордена, — шепчет Лестрейндж на ухо. — Надеюсь, что сегодня мне представится такая возможность.

Из пальца брюнетки скапывает несколько капель крови, которой она измазывает стену дома. Земля под ногами дрожит, и в каменной кладке появляется огромная дверь. Гермиона тут была. Пять лет назад, перед тем, как перешла на сторону Тёмного Лорда. Её привёл сюда Гарри и Рон, а теперь, чуть ли не за руку, это сделала Беллатриса.

— Помни, что они сделали с Повелителем. Не дай им уйти живыми.

Воздуха становится катастрофически мало, а ноги не слушаются. Она делает шаг вперёд, пока остатки души рвутся назад. То, что произойдёт через несколько минут, не позволит спать всю оставшуюся жизнь. Гермиона лишь прикидывает в уме — сколько орденовцев могут находиться за этими стенами? Дверь открывается, волшебное древко перед носом.

Горит свет, а на вешалке при входе висит верхняя одежда. Белла не спешит идти за ней — наблюдает со стороны. Шаг, и ещё один. Наконец-то слух улавливает отдалённые голоса. Женский. Две женщины разговаривают между собой где-то за стеной. Хватает несколько секунд и Гермиона узнаёт — это Молли и Минерва.

Северус, а ты говорил, что я беспечна. Они даже умудрились не поставить хоть какую-то защиту.

Сердце требует в срочном порядке развернуться и покинуть это место, словно она никогда его не находила. Но вот два блестящих чёрных уголька за спиной намекают на другой расклад — вряд ли кто-то выберется живым отсюда. Если этого не сделает Гермиона, то Лестрейндж быстро затушит жизнь в глазах Сопротивления. И их счастье, если это случится мгновенно при помощи Непростительного.

Ещё шаг, теперь где-то слышатся и мужские голоса. Она останавливается, чтобы вслушаться. Это Фред, Джордж. И Рон. Теперь стало совсем тяжко. Милый Рон, её милый Рон. Слёзы защипали уголки глаз, а колени предательски дрогнули. Неужели и Поттер тут? Или он молчит, или его тут нет. Или она уже просто не узнаёт его голоса.

— Бомбарда! — кричит Белла и взрывается в приступе истерического хохота.

Отпетой Пожирательнице надоело наблюдать за тем, как крадётся Грейнджер. Это слишком скучно, а той хочется веселья. Топот ног, доносящийся со всех сторон, и крик Рона:

— Фред, беги на кухню. Там мама и профессор МакГонагалл.

Голос становится всё отчетливее и громче. Только пыль от разрушенной стены оседает, как Гермиона встречается глазами с бывшим другом. Хотя, для неё он был больше, чем просто лучший друг. Это не тот Рон, которого она запомнила и иногда вспоминала перед сном. Никакой наивности и доброты в глазах. Рыжие волосы не блестят в солнечных лучах. Они не смотрят друг на друга, как когда-то, не бегут друг-другу на встречу и не обнимаются. Они другие, они по разные стороны. Они враги.

— Гермиона, — Уизли будто удивлён видеть её.

Несмотря на холодные глаза, голос выдаёт его. Это милый Рон, который поднимал ей настроение, когда она расстраивалась; который приносил ей леденцы из Хогсмида, когда она болела; который пригласил её на медленный танец во время Святочного Бала, когда она уже и не надеялась. Если она позволит себе хоть ещё секунду медлить, то палочка опустится и она не сможет ничего сделать. Беллатриса стоит в сантиметре от её спины и ждёт.

— Отпусти всё, что чувствуешь. Чувства убивают. Посмотри на меня, и ты убедишься в моей правоте, — Северус смотрит на неё со стороны. — Эта игра не прощает чувств.

Она видит, как Северус стоит возле неё. Вряд ли его видят Белла или Рон, или вообще кто-то из живых. Гермионе проще так — видеть друга возле себя и слышать то, что он бы сказал, если бы был жив.

— Прости, — еле открывая рот произносит девушка. — Авада Кедавра!

Он не ожидал. Он знал, что она давно не на их стороне, но он не ожидал. Гермиона и сама не ожидала. Непростительное слетело из уст, подобно заученному стиху. Она не слышит пронзительного крика Молли, которая появилась за спиной падающего Рона. Она не слышит безумного смеха напарницы и вылетающих заклятий из палочек Минервы и Фреда. Сквозь пелену замечает яркие вспышки и то, что Беллатриса защищает её. Чувствует, как какое-то проклятие попадает в неё и отдаётся болью на коже. Это Джордж проклял её.

— Авада Кедавра! — снова, так же легко, вырывается из неё.

Минус Уизли. Ещё одна. Это Молли. Гермиона напоминает зеркало. Её существует две. Орден и Беллатриса видят Грейнджер, которая идёт напролом — уклоняется от заклятий и убивает в ответ, не церемонясь. А есть ещё та Гермиона, которая внутри — сожжённая и уничтоженная. Сколько ещё она должна убить, чтобы умереть самой, чтобы её душа закончилась?

— Мне нужен Сириус, — гриффиндорка склоняется над раненной Минервой. — Где он?

— Гори в аду, — профессор плюет в лицо девушки.

— Авада Кедавра!

Пять орденовцев. Пять мёртвых орденовцев. Она убила троих из них и слабо помнит, как всё прошло. Лишь потухшие глаза Рона, Молли и Минервы отпечатались в её сознании. Она плохо помнит, как пылал пожар в квартире и как Белла что-то шептала ей на ухо.

Высохшие красные розы, которые она оставила тут три недели назад, превращаются в пыль под её весом, когда Гермиона падает без сил на кровать. На мантии несколько пятен, но ей кажется, что всё пропитано кровью. Бледная кожа рук чиста, но она видит реки крови на них. Нет слёз или сожаления — она всё так же холодна и безучастна. Ведь, кому есть дело до того, что у неё внутри. Остались ещё Поттер и Сириус. И всё? На этом Орден заканчивается. И благодаря кому это случилось? Гермиона Грейнджер — некогда надежда волшебного мира, уничтожила все источники добра в новом мире.

Она кидается к шкафу, чтобы поскорее взглянуть в зеркало. Невербально накладывает на спальню все ей известные запирающие и заглушающие чары. Гермиона остаётся один на один с собой. Зеркало Еиналеж неизменно красуется за кучей однообразных одеяний — ждёт, пока она вновь заглянет в него и увидит все свои потаённые мечты. Артефакт, сводящий с ума, подводит гриффиндорку к порогу безумия. Она падает на колени, проклиная себя и тот день, когда родилась.

Гермиона раз за разом проживает заново все свои убийства, заставляет мозг воспроизвести все ужасающие картинки. Вспоминает бывших друзей, которых лишила жизни, останавливается на Северусе, который сам об этом попросил. Почему-то сейчас она задумывается о том, кого бы ей стоило просить о своём убийстве. Среди Пожирателей каждый второй, если не первый, желает ей смерти. Может, обратиться к Антонину? Или к Нотту? Да и Малфой смог бы её убить, как старший, так и младший. Неужели, Снейп просто устал от такой жизни? Несомненно. Гермионе понадобилось ровно три мёртвых тела, чтобы понять, что грань давно осталась за спиной. Она давно перешла границу дозволенного — душа разбита на миллионы осколков, скорее даже, перетёрта в мелкую пыль.

Магическое зеркало безустанно транслирует подноготную её заветной мечты - Гермиона лишь кидает туда заплаканный взгляд. Она видит то, что так горит в сердце, опускает глаза и в сотый раз просит прощения. Перед Северусом.

— Ты ведь всё узнал. Смотри, как я валюсь с ног, как я не могу достичь цели. Ты ведь не этому учил меня, мой друг. Я подвела тебя. Прости.

Словно в бреду, она достаёт палочку — лёгкий взмах, и в руках несколько веточек омелы. Зеркало осталось открытым, а Гермиона уже находилась у могилы Джинни и Северуса. Она не приходила сюда долгих три недели, хотя не было и дня, чтобы она не думала о них. Чаще гриффиндорка обращалась к зельевару, потому что язык не поворачивался произнести имя рыжеволосой девушки.

— Как ты там? Тепло ли тебе? — шепчет, склоняясь над могилой профессора.

Искусанные губы касаются холодного могильного камня. На надгробие падают две слезы, которые перемешиваются с отвратительным дождём. Омела оказывается у имени товарища, а Гермиона так и не может оторвать губ. До тех пор, пока новый приступ истерики не накрывает с головой. Она истошно кричит во всё горло, что птицы с отдалённых деревьев разлетаются в разные стороны.

— Грейнджер, — знакомый голос окликает её.

Малфой стоит за спиной. Он тут был с самого начала: видел, как она появилась из воздуха, хотел было что-то сказать, но оцепенел при виде гриффиндорки. Всегда собранная и равнодушная ко всему Пожирательница выглядела просто ужасно. Драко лишь наблюдал за тем, как она обнимает могилу Снейпа и не мог поверить в то, что видит, словно глаза его обманывали.

— Малфой, — Гермиона устало поднимает глаза на блондина, который держит в руках красные розы. — Они не нравились ему. Он считал, что розы слишком вульгарны.

Теперь становится понятно: кто приносил и оставлял тут цветы. Сил на то, чтобы сказать что-то ещё, чтобы спросить, как он нашёл это место, просто нет. Грейнджер хотела побыть одна — смотреть на могилу друга, как способ наказать себя. Она не понимала, неужели из всех Пожирателей, она одна чувствовала пустоту в душе? Разве никто больше не скорбел, хотя бы по кому-то? Неужели, никто не терял?

Он касается её плеча, что заставляет подскочить, как ошпаренную. Гермиона тяжело дышит и смотрит на блондина, который не понимает подобной реакции. Она пытается собраться, овладеть собой, но не получается. Слёзы взяли верх над ней, боль глубоко пустила корни. Пять лет идеального самообладания — стальные замки на эмоциях и крепкие цепи на личных переживаниях. Но угасающие глаза Рона Уизли сорвали оковы с неё, выплеснули бочку яда прямо в глаза. Теперь смерть родителей не казалась далёкой и глаза Дамблдора наблюдали где-то со стороны.

— Что случилось? — спрашивает Драко.

— Всё нормально.

— Ты права. Чтобы не случилось, для тебя это нормально. Ты заслужила всё это.

Вот так легко ему даются эти слова. А она не ждала их. Как бы банально ни звучало, но Гермиона ждала жалости и сострадания. Ей необходимо это человеческое отношение к себе, но его нет. К ней только Северус относился, как к обычной девушке, никто больше. И что удивительного в том, что они стоят вдвоём, с Малфоем, под дождём, у могил Джинни и Северуса, и он продолжает её втаптывать в землю. Будто бы сама жизнь недостаточно над ней поиздевалась.

— Ты можешь меня убить тут, на месте, но я ненавижу тебя, Грейнджер. И дело не в том, что ты убила Северуса, — столько гнева горит в нём. — Пять лет назад, когда Лорд только возродился, моя семья планировала бежать. Мы хотели скрыться, исчезнуть просто. Мы надеялись, что Поттер сможет убить этого выродка, а потом появилась ты. Гермиона Грейнджер — лучшая ведьма последнего столетия и верная боевая подруга Гарри Поттера, приняла сторону Волан-де-Морта. Ты перебила всех, кто стремился защитить мир от него, уничтожила все потуги на добро.

Он говорит правду. Не боится того, что об этом разговоре может кто-то узнать. Малфою плевать.

— Ты предала всех. Ты предала себя, Грейнджер. Ты — грязь, и я говорю не о чистоте твоей крови. Ты собственным примером показала, что в первую очередь следует смотреть на то, что внутри человека, а не на его кровь.

— А почему же тогда ты со своей драгоценной семьёй ничего не сделал, чтобы победить этого выродка? — Гермиона подошла вплотную к Драко. — Почему вы лишь понадеялись на Поттера? Почему, когда пришло время выбирать, то вы так же примкнули к Волан-де-Морту? И это я - грязь? Твоя семейка не лучше.

Ей хотелось так сильно рассказать ему. Она так долго молчала, так долго делилась лишь с собой своими мыслями. Только Северус перед самой смертью узнал, что такого случилось пять лет назад, что заставило её сделать этот выбор. И он был прав, когда говорил, что это смертельный секрет. Узнавший правду тут же распрощается с жизнью. Но как дальше быть Гермионе, как дальше следовать своему плану? Всё стало рушиться на глазах со скоростью света.

— Я буду тем, кто заставит твоё сердце остановиться, Грейнджер.

— Держи, — она протянула ему свою палочку. — Сделай это сейчас. Так будет проще и легче. Надеюсь, что Северус меня ждёт на Кингс-Кросс. Он мне обещал.

Она заставляет его взять палочку, отходит на несколько шагов назад, скидывает промокшую мантию с плеч и становится на колени. Склоняет голову, подобно провинившемуся ребёнку, и закрывает глаза. Гермиона ждёт, пока Малфой решится воплотить свою угрозу в жизнь. Но тот ничего не говорит, только смотрит на девушку.

— Ну же, — шепчет Пожирательница. — Не тяни.

Но ничего не происходит. Гермиона открывает глаза, а Малфой стоит всё в той же позе, неуверенно держа палочку. Вмиг подавленность сменяется злостью. Неужели даже такую просьбу никто не может выполнить? Она встаёт и вновь подходит к Драко. Не забирая палочку из его рук, она направляет её себе в грудь.

— Скажи это, — умоляюще просит Гермиона. — Скажи это, чёрт возьми. Два блядких слова, Малфой!

И он говорит — тихо и неуверенно:

— Авада Кедавра.

Никакого облегчения и лёгкости, ничего не произошло. Гермиона все так же стояла, закрыв глаза и ощущая кожей холодный воздух. Малфой не желал ей смерти — несмотря на его ненависть, желание убить девушку не было искренним. Гермиона не умерла.

Она открывает глаза и видит всё то же пасмурное небо над собой. Видимо, ей не суждено так легко расплатиться с небесами за свою жизнь. Гермиона будет за разом предвкушать смерть, ощущать её привкус на языке, а потом видеть чёрно-белый мир вокруг себя.

Малфой ушёл, оставив палочку на надгробии Северуса Снейпа. А ещё там появилась веточка омелы и никаких красных роз. Она вспомнит этот день, когда он не смог убить её, потом, тёплой весной, когда уже сама не сможет направить палочку на него. А пока что Гермиона остаётся стоять под ненавистным дождём, позволяя своим слезам умывать бледное лицо. Плачут лишь слабые. Она слабая.

Было далеко за полночь, когда Гермиона переступила порог поместья Лестрейндж. И тут опять тихо. Но ей всё равно, она крадётся к кабинету, предвкушая очередную бессонную ночь за стопкой ненужных бумаг. Девушка опять будет перекладывать давно изученные документы, пытаясь вычитать в них что-то новое. Это вырезки из «Пророка», старые школьные домашние задания, которые она зачем-то хранила, и несколько магловских фотографий, запрятанных в дальнем ящике стола.

— Здравствуй, Гермиона, — это Тео, сидящий за её столом. — Как дела?

Только его для полной картины тут и не хватало. Гермиона безразлично посмотрела на Нотта и жестом руки указала, чтобы тот освободил кресло. Тео, ухмыляясь, уступил место девушке и присел на диван. Меньше всего ей хотелось сейчас кого-то видеть или слышать.

— Тебе чего, Тео? — прервала молчание Гермиона. — В такое время малышам положено спать.

Интересно, смогла бы она такое сказать Малфою, который видел пик её истерики? Это для Тео она до сих пор оставалась ледяной и властной Пожирательницей, но Драко уже видел, какая внутри Гермиона Грейнджер. Он видел то отражение, которое не увидела Лестрейндж и орденовцы в квартире Блэков.

— Просто хотел тебя увидеть, — спокойно отвечает Нотт. — Я думал, что ты уж точно осведомлена о том, что я далеко не малыш.

— Прекрати, Теодор. Ты хотел мне что-то сказать или просто так сидел у меня в кабинете?

— Ты ведь ищешь Сириуса Блэка?

Что-то пробило током по всему телу. Откуда ему это известно? И разве мог Теодор Нотт — девятнадцатилетний студент Слизерина - найти бывшего узника Азкабана? Того самого Сириуса Блэка, которого отпетая Пожирательница не смогла отыскать. Гермиона нахмурила брови и сомкнула кончики пальцев перед лицом, взвешивая в голове решение: стоит ли продолжать этот разговор?

— С чего ты это взял?

— Птички шепнули на ухо. Так что, Грейнджер, Сириус нужен тебе?

— Ты ещё скажи мне, что нашёл его собственными усилиями? — девушка внимательно посмотрела на парня. — Где он, Тео?

— Что я получу за то, что сообщу тебе столь ценную информацию?

— Останешься живым. Подходит?

— Нет. Хочу твой поцелуй.

Раньше она бы рассмеялась от наглости Теодора. Он слишком непринуждённо себя ведёт для Пожирателя смерти. В юноше столько максимализма и уверенности. Гермиона видит его точно таким же чистым листом, как прежде видела Драко Малфоя.

— Где Блэк? — повторяет вопрос.

— Наверное, для тебя не секрет, что все чистокровные семьи могут похвастаться огромными домашними библиотеками, в которых есть десятки тех книг, которые несколько веков писались кровью и в одном экземпляре.

— И?

— Несколько дней назад я стал свидетелем одного интересного разговора между домашними эльфами, — продолжил Теодор. — Лаки — наш эльф, и Кикимер — семейный эльф дома Блэков. Так вот, этот Кикимер интересовался книгами по чёрной магии, что-то связанное с крестражами.

Нотт замолчал, а Гермиона знала, что он выжидает её реакции. Крестражи — редкая, чёрная и опасная магия. И то, что этот слизеринец услышал подобный разговор — прямая причина для его убийства. Грейнджер может прямо сейчас кинуть в него Аваду за то, что он выучил новое слово.

— Дальше.

— Кикимер сидит в подземельях семейного поместья Нотт. Когда-то отец обучил меня связывающим чарам, вот я и решил испробовать их на этом эльфе. Вряд ли подобным он интересовался в личных целях и, уж тем более, не для Беллы.

— Кто сказал тебе, что мне нужен Сириус?

— Ох, ты опять за старое, Гермиона. Лучше бы расплатилась со мной за бесценную информацию, — Теодор подошёл к ней, коснувшись рукой её запястья. — Ты какая-то напряжённая.

Она и опомниться не успела, как губы парня впились в её шею, а пальцы коснулись бедра сквозь тонкую ткань платья. Стало внезапно жарко и холодно одновременно, чего прежде не случалось. Пока Гермиона терялась в том, что следует делать в такой ситуации, Теодор переключился на губы. Она ощущала привкус мяты и дикой вишни на языке. Они не целовались тогда. В прошлый раз всё произошло быстро и так, как этого требовала сама гриффиндорка, а сейчас Нотт взял всё в свои руки.

— Грейнджер, — дверь кабинета открылась. — Я хотел поговорить по поводу случившегося на кладбище…

— Выйди на хуй, Малфой, — прорычал Теодор, оторвавшись от Гермионы.

— Ох, ебать, извините, — хохотнул Драко. — Так, мало того, что ты предательница, ты ещё и подстилка, Грейнджер.

— Выйди на хуй, — повторил Нотт.

Малфой не стал задерживаться, бросив на диван какой-то свёрток. Дверь с грохотом закрылась, а парень попытался вновь поцеловать Гермиону, но та сбросила его с себя.

— Ты идёшь вслед за Малфоем, Теодор, — устало прошептала, не желая никаких выяснений отношений.

— Но…

— Пошёл вон! — крикнула Гермиона. — Убирайтесь все! Вали, Тео!

— Дай знать, когда будешь готова проведать эльфа.

Жизнь стала какой-то слишком сложной и неправильной с появлением слизеринцев в её жизни. Не зря она говорила Лорду о том, что не отмечала бы меткой этих школьников - они слишком наивны и не понимают этой жизни. Один думает лишь о том, как трахнуть её, а второй — обиженный на весь мир аристократ. Остальные — вообще не пойми чем и кем заняты.

Она отряхивает платье, будто желая убрать оттуда следы прикосновений Теодора, собирает волосы в привычный хвост и наконец-то обращает внимание на оставленный Малфоем свёрток. Это не упаковочная бумага, это ткань красивого тёмно-синего цвета. И приличный бант из атласной ткани чёрного цвета. Явно упаковкой занималась не женщина — слишком грубо и незатейливо всё завязано. Гермиона тянет за конец ленточки, распуская бант, и разворачивает ткань. Это блокнот.

Принадлежит Принцу-Полукровке.Отдать мисс Гермионе Грейнджер после моей смерти.

Руки задрожали, но слёзы не проступили. Видимо, они закончились. Аккуратно, она раскрывает блокнот, как будто боится увидеть в нём что-то убийственное. Хотя, всё связанное с Северусом, заставляло её дрожать, и этот «подарок» — не исключение. К ногам Гермионы выпадает колдография, сделанная за несколько недель до смерти зельевара. Гриффиндорка стоит у входной калитки поместья Лестрейндж и смотрит куда-то вдаль. На ней привычное чёрное одеяние, привычное выражение лица и нетипичное на то время для неё — слеза на щеке. Гермиона даже вспомнить не может, что вызвало тогда в ней подобные чувства. Переворачивает картинку и видит до боли в душе знакомый почерк:

Не забывай плакать, Гермиона. Плачут лишь сильные. Они способны себе признаться в собственной слабости и человечности.

Она повторяет то же, что и сделала у могилы друга. Касается губами призрачного воспоминания в виде колдографии. Создаётся впечатление, будто бы на ней до сих пор ощущаются нотки кедра и морозной свежести — так в её памяти отпечатался Северус. Мужественный и холодный.

Глаза отрываются от изображении и бегло пробегаются по записям Снейпа.

28.09.1998

Мне сегодня снилась Лили. Я снова не смог её спасти. Я никогда не смогу её спасти. Небеса не наградили меня таким даром, как спасение. Я могу лишь убивать. Это у меня отлично получается.

12.02.1999

Я впервые решился принять зелья для сна без сновидений. Мне нестерпимо больно каждое утро. Я устал считать дни в надежде, что когда-то станет легче. Видимо, я проклят.

30.04.1999

Она не принимает моей помощи, упрямая девица. Никогда я прежде не предлагал помощь кому-то из Пожирателей. А её я прежде и не спрашивал — просто молча делал то, что от меня требовалось. Но сегодня мне пришлось спросить у неё согласие на то, чтобы переломать ей рёбра, ведь по-другому нельзя было. Она отказалась. Я прохожу мимо дверей её спальни уже в сорок-первый раз, ей плохо. Она бредит и плохо спит. Если я пройду ещё раз, и ничего не изменится, то я буду иметь её согласие в одно место и сделаю всё без одобрения. Мисс Грейнджер ещё скажет мне «спасибо».

11.12.1999

С ней что-то происходит. Она что-то видит в этом зеркале. Я боюсь за неё. Боюсь? Это звучит очень странно. Кто-то, кто меня не знает, решил бы, что я влюбился. Но нет. Это та самая отеческая забота. Я знаю, что ты читаешь это, Гермиона, потому что я так завещал Драко. Я умру рано или поздно, и надеюсь, что этот белокурый засранец выполнит мою просьбу.

Я не имел шанса испытать всю прелесть отеческих чувств и семейного уюта. Да и вряд ли это возможно в условиях Войны. Я говорю не о той Войне, которая идёт сейчас. Я говорю о той, которая беспощадно бушует у меня в душе и сердце. Лили посеяла эту Войну своей смертью, хотя, не так. Она лишь подпитала возрастающее семя, которое посадил я.

Но ты, Гермиона, позволила мне почувствовать себя нужным. Ты обращаешься ко мне за советом, ты называешь меня по имени и видишь во мне человека. Я по-настоящему привязался к тебе, словно ты — моя дочь. Я передал тебе все свои знания, обучил всему, что знал сам.

Я буду ждать тебя на вокзале Кингс-Кросс, Гермиона.

22.01.2000

Я умру через несколько часов, если ты сдержишь своё слово. А ты сдержишь, ведь я видел твои воспоминания.

Как же ты смогла, Гермиона?

Как смогла вынести всю свою боль? Как смогла допустить это? Как позволила этому с тобой произойти? Знал бы я это тогда, пять лет назад, не позволил бы тебе нести эту ношу в одиночестве.

Я не знаю, когда ты прочитаешь всё это, но запомни: не потеряй себя. Не смей даже когда-то думать о том, что у тебя что-то не получится или ты не справишься. Я хочу, чтобы ты знала — я восхищаюсь тобой. Я знал одну женщину в своей жизни, которая поражала меня своей отвагой. Думаю, что её имя тебе прекрасно знакомо. И так случилось в жизни, что в своём ежедневнике я обращался всего к двум людям. Сначала к ней, а потом к тебе. Это что-то значит.

До встречи на Кингс-Кросс.

Будь сильной до конца, Гермиона.

P.S. Мне кажется, что ты давноникуда не выбиралась. В Тайной комнате Хогвартса можно побыть наедине с собой.

Визит Гермионы Грейнджер в Хогвартс посреди ночи застал Амбридж врасплох.

========== Глава 8 ==========

Эльф напуган до предела, но молчит. Гриффиндорке нутро не позволяет издеваться над несчастным существом. Она выгоняет Нотта-младшего и пытается как-то поговорить с Кикимером, но тот лишь отрицательно мотает головой и лепечет о верности семье Блэков. Можно позвать Беллатрису, но та явно не станет церемонится со слугой.

— Кикимер, — в очередной раз пытается девушка. — Где Сириус?

— Кикимер ничего не скажет поганой грязнокровке, — заикаясь, повторяет в сотый раз. — Кикимер верой и правдой служит старинной семье Блэков.

— Так-так, —врывается мужской голос в подземелья. — Мисс Грейнджер, какой приятный сюрприз!

Киллиан Нотт стоял за спиной девушки. Наверное, это был один из немногих Пожирателей, который сохранял относительный нейтралитет к персоне самой Гермионы. Они встречались на общих собраниях и несколько раз вне поместья Лестрейндж.

— Здравствуй, Киллиан. Я здесь с разрешения твоего сына, ты не против?

— Нет, не против, о чём ты. Ты не думала привлечь Беллатрису, может быть, эльф быстрее рассказал то, что тебя интересует члену семьи?

— Мне нужно поговорить с ним наедине, так сказать.

— Конечно. Надеюсь, что ты успеешь к обеду. Приглашаю тебя отобедать с нами. Одри приготовила изумительное рагу.

— Благодарю, Киллиан.

Мужчина покинул темницу, оставив Гермиону с Кикимером. Она знала, что продолжать разговор с домовым эльфом бесполезно. Эти существа преданы своей семье, не смотря на отвратительное отношение к ним. Хотя, раз он не побоялся сунуться в дом Пожирателя за книгой, то по-видимому, Сириус хорошо относился к Кикимеру. Или же выполнял приказ хозяина, но Блэк не идиот — он бы не отправлял слугу к прихвостню Тёмного Лорда.

— Кикимер, — Гермиона касается плеча испуганного существа. — Мне нужен Сириус. Прошу, не заставляй меня причинять тебе боль.

— Кикимер ничего не скажет грязнокровке, — брюзжит эльф. — Мистер Блэк должен уничтожить поганую диадему прежде, чем его найдут.

— Что ты сказал? — она хватает его за подранное одеяние. — Диадема цела?

— Кикимер — идиот, — он начинает биться головой об каменную стену. — Кикимер так и не научился держать язык за зубами. Идиот! Кикимер — идиот!

Теперь это точно бесполезно. Раз он заходился в истерике и самообвинениях, то можно закругляться с допросом. Но она и так смогла узнать нечто важное — крестраж цел, Сириус не уничтожил диадему. Значит, что он не нашёл способа её уничтожить. Так, кто же тогда убил Нагайну? Тот, кто это сделал, работает отдельно от Блэка, иначе бы диадемы уже не было.

Гермионе срочно нужно найти крестраж, который остался последним у Тёмного Лорда. Она появляется в гостиной дома в своих мыслях, не обращая внимания на сидящего в кресле Тео. Тот внимательно наблюдает за гриффиндоркой, которая что-то бормочет себе под нос.

— Рассказал? — наконец обращается парень к Грейнджер.

— Не совсем то, что мне нужно, но кое-чем поделился, — сухо отвечает девушка. — Я не пойму, зачем ты мне помогаешь?

— Может, это как-то расположит тебя ко мне?

— Что? — она начинает смеяться. — Ты к чему вообще ведёшь?

— Обещаю, что больше никаких поцелуев. Мне просто интересно тебя узнать, Грейнджер. Тебе девятнадцать лет, а ты одна из самых приближённых слуг Тёмного Лорда. Что нужно знать и уметь, чтобы добиться такого авторитета?

— Ты не совсем правильно сформулировал вопрос, Теодор. Тут, скорее, нужно было спрашивать: чего нужно лишиться, чтобы добиться такого авторитета?

— И чего же?

— Всего, мой милый Тео, всего. И души тоже.

Почему-то разговор с Ноттом-младшим казался таким лёгким и непринуждённым, каким был и сам Теодор. Он не походил на Пожирателя. Пусть Гермиона не видела потенциального слугу Волан-де-Морта ни в ком из новоизбранных, но этот слизеринец вообще не подходил на данную роль. Если в остальных ребятах она видела хоть какую-то долю злости, гордыни, гнева и желания, то тут — пусто. Он такой себе весельчак и немного заносчивый. Он шутит даже там, где это не особо уместно. Сохраняет улыбку на лице и каким-то образом заражает ею.

Конечно, это можно было списать на похотливые планы Тео, но нет. Желание переспать — было лишь побочным эффектом целостного образа парня. Интересно, смогли бы они подружиться и общаться, будь их жизнь простой и незаурядной. Наверное, нет. Скорее всего, Гермиона осталась бы частью Золотого Трио, а Нотт оставался бы другом Блейза Забини и Драко Малфоя.

— Как ты стала Пожирательницей? — он задаёт вопрос, который она всегда ждёт.

— Это сложно, — неожиданно вырывается из уст Гермионы. — Ты не поймёшь.

— Сложно — это, когда становишься Пожирателем, ради них, — он тычет пальцем в сторону родителей. — Сначала отец принял метку, чтобы уберечь беременную маму, а потом я поступаю так же, чтобы уберечь их двоих.

— У каждого своя история, и у всех она сложная, — она пожимает плечами, наблюдая за четой Ноттов.

— Тут ты права. Но своей ты не поделишься?

Если бы Теодор только знал, как ей хочется выговориться хоть кому-то. Как она устала уже молчать, как сложно просыпаться каждое утро с гордо поднятой головой. Но она не может этого сделать, даже если бы сильно хотела. Это автоматом заставит её прибить Тео.

— Если я поделюсь с тобой своей сложной историей, то мне придётся тебя убить.

— Не смешные у тебя шутки, Гермиона.

— Я не шучу. Моя история проклята.

Что-то щёлкает в голове, и она присаживается к Тео, крепко обнимает его, и ждёт объятий в ответ. Простых дружеских объятий, которые смогут помочь, которые станут тем самым бальзамом на душу. Она хочет почувствовать себя гриффиндоркой по имени Гермиона Джин Грейнджер, а не ручным палачом Тёмного Лорда — безликим и безымянным. Её жизнь — дешёвая драма, но с дорогими ценами и обшарпанными декорациями. В ней нет ничего настоящего. Может, пришло время двигаться дальше?

Не смей даже когда-то думать о том, что у тебя что-то не получится или ты не справишься.

— Прости, — тихо извиняется, но не спешит выбраться из рук парня. — Это становится всё сложнее и сложнее. Я боюсь, что просто не справлюсь в один момент.

— Ты сильная, Гермиона. Все истории сложные и, если ты смогла вынести свою, значит, ты сильная.

— Я не вынесла её, Тео. Я не могу всплыть со дна, на которое она меня тащит. Тут темно и холодно. И этот холод леденит кожу, душу и сердце.

— Чтобы не говорил Малфой, но я в вечном долгу перед тобой, Гермиона. Ты не позволила ей умереть в тот вечер, — парень снова кидает взгляд в сторону своей матери. — Ты легко могла её выбрать, но выбрала Снейпа. Драко — мой друг и я могу взять его долг на себя, раз он не понимает этого.

— Никакого долга нет, Тео.

— Отец мне говорил, что… — он затих на минуту. — Снейп был твоим другом. Единственным другом.

— Он знал мою историю. Он был проклят.

— Если моя жизнь, вдруг так окажется, поможет тебе выплыть, ты только скажи. Пусть я лучше буду проклят твоей историей, нежели Непростительным из палочки Лорда.

Такое возможно? Он предлагает свою жизнь просто так, просто дарит её, расплачивается. Неужели, остались такие люди? Гермиона не знала, как реагировать и что говорить. Но в объятиях Тео было уютно. Впервые за пять лет она чувствовала себя хорошо.

— Не нужно. В моём послужном списке слишком много имён людей, которые когда-то были готовы отдать за меня жизнь, — она говорила совсем тихо. — Не разменивайся своей жизнью, Тео. Похоже, что это тот урок, который я забыла вам преподать.

Она покидала дом Ноттов с ощущением неправильного спокойствия. Казалось, будто бы это было гнёздышком не одного из Пожирателей, а обычного волшебника — старого доброго друга, у которого есть всегда печенье к чаю.

— Как думаешь, Северус, мы бы смогли быть друзьями? — в который раз она у его надгробия.

Сердце сжимается, и она даже не постояла тут минуты, вновь переместившись в другое место. Тут одиноко. Наверное, в радиусе трёх миль никого нет. Оно и к лучшему. Было бы неловко, если бы какой-то магл увидел Гермиону, которая появилась просто из воздуха. Ещё и в таком непривычном наряде для обычного человека — длинной мантии цвета ночного неба. Она ни разу тут не была, не решалась прийти.

Джин и Томас Грейнджеры 12.03.1998 Любимые не умирают, они лишь рядом быть перестают.

Это одна из фраз Северуса. Когда-то он её произнёс шёпотом, когда рассказывал ей о Лили. Это было единожды, когда он позволил себе разговаривать с кем-то о ней. Тогда он произнёс эту реплику и вышел из комнаты Гермионы. А теперь эти слова виднеются на заснеженном надгробии родителей девушки. Через несколько дней будет два года, как их не стало. Она помнит этот день, словно это было вчера.

Сколько нужно пережить жизней и смертей, чтобы боль перестала душить? Не сосчитать. Красные розы мирно лежат под слоем снега. Она знает, кто тут был. Малфой навещал могилу родителей Гермионы. Зачем? Хотел убедиться или что? Грейнджер не понимает его мотивов. Рука сжимается в кулак в кармане мантии, нащупывая там же клык Василиска, который она забрала из Тайной комнаты. Это напоминает ей вновь о диадеме.

Кикимер не скажет ей, где Сириус. Он никому не скажет, кроме Беллатрисы. Или Драко. Считается ли сын Нарциссы наследником Блэков? Очень и очень смутно верится в то, что эта идея сработает, но договориться с Драко ей проще. Он, как минимум, не отбитый на всю голову.

Она закатывает рукав и надавливает палочкой на метку зная, что Малфой это чувствует. Минута, две, пять. Блондин не объявился. Гермиона повторяет манипуляцию ещё раз и ещё. Щелчок аппарации за спиной оповещает, что она достучалась к Пожирателю.

— Чего тебе, Грейнджер? — небрежно кидает Малфой.

— Зачем ты приходил на могилу моих родителей? — спрашивает то, что крутилось на языке, а не в уме.

— Ну, раз ты сюда не приходишь, то хоть я наведаюсь к ним. Это первые цветы, которые видело это надгробие.

— Мне нужно, чтобы ты поговорил с Кикимером — домовым эльфом Блэков. Мне нужно знать, где сейчас Сириус Блэк.

— Каким образом я это узнаю?

— В тебе течёт кровь Блэков.

— Даже, если и так, — Малфой подходит ближе. — На кой чёрт мне это? Меня мало интересует, где находится братец моей тётки.

— Это прямое поручение Тёмного Лорда. Или я могу передать ему, что ты отказываешься помогать?

— И где этот эльф?

— В поместье Ноттов…

— Ты издеваешься, Грейнджер? — перебивает её Драко. — Пусть твой Нотт и допрашивает грёбаного эльфа. Он тебя трахает, пусть он тебе и помогает.

— Сукин сын, — пощёчина оставляет красный след на идеальной коже Малфоя. — Как ты говоришь со мной? Совсем забылся, с кем говоришь?

— Ох, — он потянулся к месту удара. — Похоже, что так позволено говорить с тобой только тем, кто заставляет тебя кончать по ночам?

— Заткнись! — Гермиона достала палочку.

— Или у малыша Тео не получается? И ты не стонешь под ним?

— Круцио! — красный луч вырывается из палочки Пожирательницы. — Я велела тебе заткнуться, Малфой!

Сколько она уже не использовала это Непростительное? Как долго она не пытала? И сейчас её выбор пал на Малфоя, который перешёл рамки дозволенного. Он корчится от боли, а Гермиона ловит себя на мысли, что это откликается болью в ней. Будто бы Круциатус зацепил и её, резанул ножом по оголённым нервам.

— Нравится, Грейнджер? — шипит Драко. — Я сдохну, но не буду тебе подчиняться.

— Как насчёт Нарциссы? — она знает, что ударяет по больному. — Если мой красный луч пощекочет её?

— Ты не тронешь её, сука!

— Я считаю до трёх. Или ты идёшь и разговариваешь с эльфом — узнаёшь, где Сириус, или я отправляюсь в Мэнор. Раз, два…

— Хорошо, хорошо! — Гермиона вновь видит гнев в его глазах.

— Я жду тебя в своей комнате, доступ тебе будет открыт.

Они одновременно аппарируют. Драко — к Ноттам, а она — в свою комнату, в поместье. Шкаф всё так же открыт, где спрятано зеркало. Гермиона подходит ближе и застывает. Мечта, отражающаяся в артефакте, быстро опьяняет и дурманит разум. Она медленно стягивает с себя одежду, не отрывая взгляда от отражения. Картинки меняются быстро, словно кадры из фильма. Мечта — обнаженная Гермиона — мечта — обнаженная Гермиона. Когда подолгу смотришься в это зеркало, то начинаешь терять счёт времени. Гриффиндорка никогда не забывала об этом, но сегодня позволила себе отпустить все условности и собственные правила, отдаваясь плену Еиналеж.

Малфой оказался в комнате девушки, когда солнце давно сменилось полной луной. Грейнджер стояла перед зеркалом, плавно двигаясь с ноги на ногу. Единственное, что скрывало хотя бы сантиметр тела девушки — были распущенные волосы. Они вновь были такими непослушными, какими он помнил их со школы. Лунный свет красиво играл на бледной коже, будоража все мысли слизеринца. Глупо было обвинять Теодора, когда плоть Малфоя тут же отозвалась на голую Пожирательницу.

Он замер, забыв о том, что собирался быстро пересказать Грейнджер суть разговора с эльфом и отправиться в Мэнор, чтобы убедиться в целостности матери. Теперь казалось, что он попал в эпицентр выносящего торнадо и полностью отдался ему. На неё откликались все больные раны, и это пугало. И нравилось одновременно.

Драко делает шаг к ней, утопая в желании коснуться спины Гермионы. И останавливается, замечая карту узоров на бледной коже — множество шрамов самых разных форм и размеров. Несколько из них точно оставлены ножом или лезвием — порезы практически через всю спину. У правой лопатки можно рассмотреть след от целой ладошки, будто бы ожог. Вдоль хребта вереница из шрамов непонятного происхождения, сложно вообразить, откуда они появились. Серые глаза спускаются ниже. На левой ягодице совсем свежий след — это ещё не шрам, но точно останется. Что с ней уже могло случится? Обе ноги тоже обезображены шрамами: некоторые довольно старые, но есть и относительно новые.

Она поднимает руки над головой, продолжая двигаться в такт неслышимой музыки в собственной голове. Малфой приближается ещё ближе, чтобы рассмотреть тонкие руки и пальцы. Глаза привыкли и уже быстрее различают разновидные отметины на девичьем теле. Взгляд останавливается на правом запястье. Пара шрамов, близко расположенных к друг другу, параллельные линии. По розоватому цвету понятно, что это были глубокие и относительно недавние порезы. Осознание приходит с опозданием — такие раны получить в бою нельзя. Такие следы возможно лишь нанести самой себе.

— Грейнджер, — практически безмолвно произносит Малфой, она не слышит его. — Что же ты делаешь с собой?

Наконец-то он смотрит сквозь спину, рассматривая отражение девушки в зеркале. Она улыбается, чего он давно не видел. Её улыбку можно лишь отыскать в старых воспоминаниях, которые относились ещё к школе. Малфой и позабыл, как красива Грейнджер, когда улыбается искренне. Она бы сто процентов была одной из самых завидных невест в Хогвартсе, если бы не выбрала путь Войны. Возможно, даже бы он был в той толпе, которая бегала бы за самой выдающейся ведьмой последнего столетия.

Картинка в зеркале безумно нравится Малфою, и он не хочет вырывать Гермиону из этого танца, хочет смотреть на неё ещё и ещё. Но отражение превращается в туман, и теперь он видит только себя, а рядом с ним Нарцисса в том самом платье, которое так любил Драко. Это нежно-кремовое платье с отделкой из камней на манжетах и на корсете. А за спиной блондина стоит отец, придерживая супругу за талию. Вот она, самая потаённая мечта юного наследника рода Малфой — семья. Живая и невредимая. И счастливая. Теперь уже на лице Драко расплывается улыбка: искренняя и непринуждённая. Отражение вновь превращается в туман и всплывает новая картинка.

Взрослая версия его самого кружит в танце с девушкой, но он не видит её лица. Видит лишь, что та беременна. Она одета в красивое пышное платье зелёного цвета. На ее безымянном пальце блестит золотое фамильное кольцо с зелёным бриллиантом. Малфой улыбается своей супруге и целует в щеку, а правой рукой тянется к животу. Он аккуратно касается его и вновь одаряет избранницу улыбкой. Наконец-то девушка поворачивается лицом и блондин онемевает от накатывающего шока. Гермиона Грейнджер танцует в зелёном платье и вынашивает под сердцем наследника. Он пытается закрыть глаза, чтобы развидеть это, но ведь зеркало Еиналеж не лжёт. Оно показывает то, что скрывается глубоко в душе.

Драко мотает головой из стороны в сторону, и картинка пропадает. Он уже тянется к плечу Грейнджер, чтобы заговорить с ней, когда в зеркале вновь сгущается туман. Малфой смотрит, что же ещё артефакт ему покажет. Но себя он не видит. Там Грейнджер — такая счастливая, как когда-то давно. В её руках охапка книг, а возле неё стоит Северус. Туман полностью исчезает и Малфой видит, что за спиной гриффиндорки целая куча людей: там тебе и всё семейство рыжих, там и Дамблдор, и Кингсли, и МакГонаггал, и ещё очень много тех, кого убила Грейнджер своими руками. В толпе появились умершие родители девушки, руки которых лежат на плечах у дочери. Неужели, человек, который убил всех этих людей, может мечтать о том, чтобы они были живы?

Картинка никак не успокоится, продолжая жить своей жизнью и добавляя всё новые детали. Вот уже охапка книг в руках гриффиндорки исчезает и сама она выглядит взрослее, но люди за её спиной никуда не исчезают. Она смотрит на них глазами, полными любовью. Но улыбка постепенно сползает с веснушчатого лица Грейнджер, а на руках появляется кровь. Малфой хочет оторваться, но не может. Он не может уловить, о чём же мечтает Пожирательница. Картинка застывает и перестаёт шевелиться, когда на месте книг в её руках появляется окровавленная голова Волан-де-Морта.

Теперь он не понимал и вовсе. Не только Грейнджер вызывала миллион вопросов, но и её мечты. Как может одна из самых верных и преданных слуг Тёмного Лорда желать ему смерти? Стоит ли уйти или спросить? Малфой долго не думает.

— Какого хуя? — он резко одергивает её за плечо. — Объяснишь?

Гермиона возвращается в реальность и растеряно смотрит на Малфоя, в глазах которого полное непонимание. Она кидает короткий взгляд на свои ноги. Наклоняется, поднимает с пола мантию и накидывает на обнажённое тело.

— Не видел голых девушек, Драко? — беззаботно спрашивает Гермиона. — Я думала, что ты взрослый мальчик.

— Брось, Грейнджер! Какого хуя я увидел в зеркале?

— Свою самую потаённую мечту. Кстати, поделишься, что ты увидел?

— Я видел свою семью. Настоящую и будущую. А ты что видела?

— Я давно ничего не вижу в этом зеркале, — она падает на кровать. — Видимо…

— А как насчёт головы Волан-де-Морта в руках? — перебивает Драко.

Она застывает, задерживая взгляд на блондине, а он тоже не отрывает глаз от неё. Зрительный контакт искрится, но не прекращается. Малфой ждёт объяснений и чувствует, как Грейнджер вовсю рыщет по сознанию. Он не противится, ждёт. Хочет вдоволь насладиться непонимание в глазах гриффиндорки. Властная и привыкшая держать руку на пульсе, она не подозревала, что кто-то приоткроет занавес. Малфой заглянул за закулисье спектакля одного актёра. Актрисы.

— Только не говори, что зеркало барахлить начало, — не выдерживает тишины Малфой. — Скажи хоть раз правду.

— Какую правду, Малфой?

— Которой ты желаешь поделиться. Если бы ты не хотела, то я уже давно вышел бы из твоей комнаты под чарами забвения.

— Люди умирают, когда узнают эту правду, — она встала с кровати, не обращая внимания на то, что мантия осталась на кровати. — И почему ты вдруг решил, что я лгу?

— Потому что ты последняя, кто умеет лгать. Искусно, отточено и, практически, без изъянов.

— Практически? — переспрашивает Гермиона.

— На что ты надеялась, посылая меня к эльфу? То, что он мне не расскажет? Или ты не знала, насколько сильно он осведомлён в делах своего хозяина?

Крах. Она чувствует, как все рассыпается. Чувствует, как босыми ногами она топчется на осколках своего идеального плана. Понадобилось пять лет, огромная выдержка и немыслимые усилия. И один Малфой, который смог кинуть камень в стекло по центру песчаного домика, именуемого «Одна большая ложь».

— И что же тебе рассказал Кикимер? — спокойно спрашивает Грейнджер, смотря в окно.

— Сначала я думал, что он бредит. Потом решил, что он что-то перепутал или не всё мне рассказал, чтобы намерено запутать. Но твоё зеркало расставило всё по местам.

— Достаточно лирических отступлений, Драко.

— Он сказал, что год назад слышал женский голос из камина хозяина Сириуса, который что-то быстро рассказывал о крестражах. Потом этот же голос рассказал Блэку о том, что нужно пробраться в банк Гринготс, в хранилище хозяйки Блэк, она же Белла, и забрать золотую чашу. А ещё хозяин Блэк получал записки, написанные аккуратным маленьким почерком.

— И?

— Неизвестный подсказал Сириусу, где находится медальон Салазара Слизерина. А ещё указал на местонахождение меча Гриффиндора. А несколько дней назад, когда Кикимер уже попал в плен, то к нему пришёл Добби и рассказал, что крёстному отцу Гарри Поттера нужно помочь раздобыть яд Василиска.

— Я не слышу твоих умозаключений, Драко. Ты всего лишь пересказываешь мне бредни домашнего эльфа.

— Холодная и безразличная ко всему и всем Пожирательница вдруг вступается за криворукого слизеринца, — медленно продолжает Драко. — Позволяет снять с себя кожу заживо, аргументируя это лишь тем, что ей не стоило ему доверять. Принимает такое жестокое наказание, что больше походит на идиотское рвение самопожертвования. Узнаёт от Нарциссы, что та больше склонна к взглядам Ордена, грозится донести Лорду, чтобы тот пересмотрел преданность семьи Малфоев, но по итогу умалчивает об этом. Убивает собственного друга, ближайшего друга, а не Мишель, которую Ориан так предлагал.

— Слишком долго, Драко.

— В тебе слишком много гриффиндорки, Грейнджер. Будь ты истинной Пожирательницей, этого списка не было бы. Так, кто же ты, Гермиона?

— А кто ты, Малфой? — он поворачивается к собеседнику. — Кто ты?

— Какой ответ тебя удовлетворит?

— Ты знаком с принципами работы зеркала Еиналеж?

— Мне кажется, что ты переводишь тему.

— Нет. Легенда гласит, что зеркало покажет твои потаённые желания, оставив их за пределами отражения и твоего собственного сердца. И взглянуть на мечты другого сможет лишь тот, сердце чьё поражено чистой и невинной влюбленностью. Так, какого хрена ты видишь мои мечты, Малфой?

— Что ты несёшь?

— Что я несу? — она сорвалась на крик. — Какого хера, Малфой? Каким, блять, образом ты видишь мою мечту? Ты что, влюбился в меня?

— Ответим друг другу честно, без грамма лжи?

— Давай, — быстро соглашается Гермиона.

— Я не люблю тебя.

— Я не та девушка, из рассказа Кикимера.

Они несколько секунд сверлят друг друга испепеляющим взглядом, а потом так неправильно взрываются в приступе смеха. Будто бы попадают в параллельную реальность, где настоящая жизнь — это игра и в любой момент можно поставить на паузу, чтобы передохнуть. Но только это не так работает, и они оба не пределе. Гермиона закрывает глаза и садится прямо на пол, подгибая ноги под себя. Хочется вновь расплакаться и придумать себе, что это все страшный сон. Только вот себе солгать не получится.

— Малфой, я даже спрашивать не хочу, как так вышло, — шепчет девушка. — Даже не знаю, что хуже: выражение лица Люциуса, когда он узнает, в кого влюбился его сын или выражение лица Волан-де-Морта, когда он узнает, что я шпион.

— На что ты рассчитывала, когда отправляла меня к этому эльфу, Грейнджер?

— Я не знала, что он знает так много. Мне лишь нужно было узнать, где Сириус.

— Ты расскажешь мне правду, Гермиона?

— А ты мне?

========== Глава 9 ==========

Она ждёт, пока этот урок закончится. Неужели, в программе Хогвартса всё-таки есть предмет, который может так утомить и быть настолько неинтересным. Гермиона тихо хохочет, наблюдая за тем, как Рон и Гарри пытаются всмотреться в чашку с кофейной гущей. Ещё раз сама лениво смотрит на донышко чашки, стоящей перед ней, и возмущено закатывает глаза. Что вообще можно рассмотреть в этой размазне? Не один учебник из всей библиотеки Хогвартса не толкует эти непонятные узоры.

— Мисс Грейнджер? — профессор Трелони подходит к столу гриффиндорки. — Могу я поинтересоваться, что Вы увидели в чашке?

— Ничего, профессор. Я не могу ничего рассмотреть на дне этой чашки.

— Позволите мне взглянуть? — женщина тянется к посудине.

— Конечно, профессор.

Трелони подносит чашку к лицу и очень долго с неподдельным интересом всматривается в дно. Гермиона нахмурила брови и с какой-то завистью посмотрела на женщину. Нужно необычайно любить своё дело, чтобы так внимательно рассматривать кофейную гущу в чашках каждого студента школы.

— Мерлин! — вскрикивает Трелони и роняет фарфоровую чашку. — Мерлин Всемилостивый!

— Что там, профессор? — спрашивает Пэнси Паркинсон, которая сидит за несколько столиков от Гермионы. — Неужели будущее Грейнджер столь же грязное, как и её кровь?

— Закрой рот, Паркинсон! — вступился Рон за подругу.

Но Слизерин взорвался в приступе смеха, пропуская мимо ушей гневный комментарий Уизли. А вот Грейнджер вновь тяжело выдохнула. Какое занятие подряд Трелони теряет здравый рассудок именно у стола Гермионы, чем привлекает всеобщее внимание и вызывает кучу отвратительных допущений слизеринцев.

— Беда! — вновь вещает профессор. — Большая беда ждёт тебя, девочка! Тебя и твоих друзей! Спасёшь их лишь убив, убьёшь — боясь поднять палочку. Враг станет другом, холодный снег растопит ледяное сердце, а зеркало откроет занавес.

— Хватит! — она отталкивает женщину и мчится прочь из кабинета.

Они сидят напротив друг друга. У неё вспотели ладони, хотя по спине бегают мурашки. А он не решается что-то сказать. Они попросили правды друг у друга и не знают, кто начнёт первым.

— Ладно, — сдаётся Гермиона. — Я не могу тебе рассказать, Малфой.

— Почему?

— Потому что мы все сдохнем. Ты словно открытая книга. И ты предлагаешь мне тебе всё рассказать, а потом понадеяться, что Лорд не прочитает твои мысли?

— Кто тебе такое сказал? — он ухмыляется.

Она закатывает глаза, а потом пытается прорваться в его мысли, но тут же нарывается на стену в сознании. Делает натиск сильнее и ничего. С подозрением смотрит на Малфоя и пробует ещё раз, но безрезультатно. У него стоит крепкий щит, который не поддаётся.

— Объяснишь? — просит Гермиона.

— Думаешь, что Северус улучшал только твои навыки окклюменции?

— Но почему ты раньше не применял её?

— Зачем напрягаться, когда нечего скрывать? То, что нужно — спрятано слишком глубоко и никто к нему не докопается.

— И что же там спрятано?

— После тебя, Грейнджер. Что спрятано в тебе?

Она без особо желания поднимается на нужный этаж и закрывает глаза. Глубоко вдыхает и открывает двери нужного кабинета. Осталась всего минута до начала урока и Гермиона прямо-таки заставляла себя прийти на очередное Прорицание.Каждый урок заканчивался одинаково для неё — Трелони озвучивала на весь класс очередное идиотское видение и гриффиндорка в слезах выбегала, не досидев до конца.

— Ты как? — тихо спрашивает Поттер, когда она приземлилась на своё место. — Я думал, что ты не придёшь.

— Я тоже так думала, Гарри, — отвечает Гермиона, гневно вцепившись в книгу. — Я жду конца этого семестра, как никогда раньше. Более абсурдного предмета, нежели это недоразумения, нужно постараться придумать. Я бы лучше ещё раз выучила курс Зелий и сдала его Снейпу.

— Всё будет хорошо, — Поттер обнял подругу. — Кто, как не ты, Гермиона, должна выстоять этот курс.

— Ох, я надеюсь, Гарри.

Трелони опоздала на несколько минут. Она что-то долго рассказывала о сегодняшнем занятии. Гермионе только оставалось гадать: станет ли легче от того, что кружки с гущей заменились магическими шарами? Перед ней, Гарри и Роном образовалась три идентичных шара, внутри которых была непонятная дымка. Очередная инструкция от профессора и весь класс принялся вглядываться в загадочные артефакты.

— Профессор, я вижу голого Теодора Нотта, — в приступе хохота залился Блейз Забини. — Это должно что-то означать?

— Лишь то, друг, что тебе стоит задуматься о своей ориентации, — в ответ крикнул Нотт.

— Дети, не отвлекайтесь! — затараторила Трелони. — Магические шары — очень тонкая материя, вам следует сосредоточиться.

— Ага, как же, — пробубнена себе под нос Гермиона. — Тоньше не придумаешь.

Гермиона снова напрягла глаза и попыталась хоть что-то высмотреть в сером дыму шара. Похоже, что даже у Рона и Гарри стало что-то выходить, судя по их увлечённым взглядам. Гриффиндорка начала закипать в желании покинуть класс и направиться в библиотеку. Очередная попытка и она уже собиралась поднять руку, но вдруг, туман в шаре начал приобретать какие-то очертания, а в ушах послышался шум.

Все вокруг начинает плыть, а картинка перед глазами становится всё чётче и чётче. Она видит Гарри, но тот лежит посреди какой-то травы и деревьев. Это похоже на Запретный лес. Гермиона пытается окликнуть друга, но не выходит. Картинка смещается с бессознательного друга на толпу людей в нескольких метрах от него. Это Нарцисса Малфой? Да, точно. И Хагрид? А это кто? Быть не может. Это же Волан-де-Морт.

— Мёртв, — говорит Нарцисса, подходя к Гарри.

— Гарри Поттер мёртв! — выкрикивает Реддл.

Гермиона хочет кинуться к Гарри, но её тут нет, она лишь зритель со стороны. Рациональная часть подсказывает, что это лишь глупое видение, что её друг сидит возле неё и точно так же видит какой-то бред в шаре. Но сердце неистово стучит, вырываясь из груди.

— Способность изменить то, что изменить нельзя — дорогого стоит. Заплати цену, которую не жаль за собственную душу, чтобы спасти чужую, — голос из вне раздаётся криком в голове. — Жизнь других равна жизни одной. Потеряй себя, чтобы не потерять их.

— Замолчи! Хватит!

— Когда ложь из твоих уст станет правдой — погибель его придёт. Кровью друзей руки свои омой, чтобы голову перед ним склонить. Продай свою жизнь смерти, чтобы тени чёрные солнце не заслонили.

— Прекрати! — она смахивает шар со стола и выбегает из кабинета, пока голос продолжает звенеть в голове.

Воспоминания и зловещий голос вновь всплывают в голове, будто бы она когда-то это забывала. Прорицания, которые она так ненавидела в школе рассказали её судьбу наперёд. В последнее время она начала часто задумываться о том, как бы всё случилось, ослушайся она судьбу. Так же много об этом она думала в самом начале.

— Да, это я общалась с Сириусом, — наконец-то выдаёт Гермиона. — Я ему сообщила, где находятся некоторые из крестражей.

— Если так, то зачем отправилась на поиски диадемы?

— Я ему не говорила о ней. Хотела сначала ослабить там защиту, а потом дать ему координаты, — она не смотрела ему в глаза. — А потом узнала, что кто-то побывал в хижине. Я боялась, что это может быть кто-то другой, кто не знает, что нашёл.

— Почему ты сразу не связалась с ним, чтобы попусту не тратить силы?

— Он не выходил на связь. Да и бездействовать нельзя было. Как бы Тёмный Лорд мне не доверял, он всё равно продолжал за мной наблюдать.

— Что случилось с Нагайной? — продолжал допрос Драко. — Она была тоже крестражом?

— Да. И я тоже не понимаю, кто и как её уничтожил.

— Как ты вообще оказалась среди Пожирателей?

— Тебе необязательно идти, — Рон с жалостью смотрел на подругу. — Неужели МакГонагалл тебя не отмажет?

— Всё нормально, Рон, — она пыталась звучать, как можно беззаботнее. — Я просто слишком впечатлительная.

— Точно? Я переживаю за тебя.

— Да, точно.

Она заходит в кабинет, не обращая внимания на ядовитые насмешки Паркинсон и её подружек. Слышит, как что-то подшучивает Нотт и Малфой, а к ним подключается Забини с Гойлом. Гермиона начинает привыкать к тому, что её начали считать немного странной. Зато теперь она начинает понимать Полумну, хотя та вряд ли страдает от подобных видений. С каждым разом голос в голове пугал сильнее, а картинка в шаре становилась яснее.

Тот же сценарий. Трелони рассказывает о ценности таких навыков, как прорицание и выдаёт студентам шары. Гермиона боится заглядывать в серый туман, со всей силы зажмурив глаза. Она и так по ночам просыпается от отголосков страшных предсказаний в голове.

— Милая, у тебя что-то не получается? — профессор подходит к гриффиндорке, которая единственная со всего класса сидит, отвернувшись от шара. — Тебе помочь?

— Нет, профессор, — тихо отвечает Гермиона. — Я просто настраиваюсь. Сейчас.

Как бы не менялись локации, но сюжет остаётся тот же: Гарри мёртв, а над его телом склонился Волан-де-Морт с победоносной улыбкой на лице. Он вновь громко вещает о смерти парня и заливается мерзким смехом, будто бы есть, чем хвастаться. В этот раз Гермиона пытается не смотреть на тело друга, отвлекая себя тем, что рассматривает лица остальных присутствующих. Глаза цвета карамели задерживаются на том, кого она прежде не видела в шаре. Это Малфой-младший. Он стоит за спиной матери и смотрит в спину Лорда. Гермиона точно знает, что в прошлых видениях его не было. Что изменилось теперь?

Девушка старается рассмотреть его и понять, почему он вдруг появился. Это тот же Малфой, которого она ежедневно видит в коридорах Хогвартса.И всё в нём точно такое же: чёрный костюм и чёрная водолазка. Идеально уложенные волосы с характерным платиновым отблеском. Даже перстень на пальце тот же, который подчеркивает принадлежность парня к старинному чистокровному роду Малфоев. Изучающий взгляд останавливается на палочке, крепко зажатой в правой руке слизеринца. Это не его палочка.

Она где-то видела такое подобное волшебное древко, но не может вспомнить. У кого-то из волшебников или где-то в книге? Гермиона пытается закрыть глаза, чтобы прошерстить огромную библиотеку в своей голове, но пугающий голос вновь раздаётся криком:

— Впиши своё имя в этот сценарий. Заморозь чувства, чтобы позже разжечь их холодным снегом.

Картинки быстро начинают сменяться, она еле успевает их рассмотреть. Замечает Дамблдора на Астрономической башне. Он летит вниз с потухшими глазами. Он мёртв. А перед ним стоит Малфой с той же палочкой и Чёрной меткой на левом предплечье.

Это Бузинная палочка, которую Малфой забрал после убийства директора Хогвартса — Альбуса Дамблдора.

— Пять лет назад примкнула к Тёмному Лорду, — спустя время отвечает Гермиона. — Я думала, что это общеизвестный факт.

— Ты ведь убила Дамблдора? — продолжает Драко. — Ты уже тогда приняла метку?

— Да.

Она касается пальцами отметки на своём предплечье, вспоминая день, когда стала одной из них. Многие из шрамов, которые успел рассмотреть Малфой на её спине — следы, напоминающие об уроках перевоспитания гриффиндорки в Пожирательницу. Круциатус — самое приятное, что с ней случалось.

— Как ты решилась на это?

— А что, если бы я сказала, что ты должен был убить Дамблдора? — Гермиона внимательно следила за реакцией собеседника. — Что бы ты сказал мне, когда узнал, что я переписала сценарий, заготовленный для тебя судьбой?

— Быть этого не может, — Малфой отрицательно замотал головой. — Ты лжёшь.

— Мы, вроде бы, договорились рассказать друг другу правду.

— Ты пока что не рассказала ничего, что можно принять за правду, Грейнджер.

— В какой-то момент у меня не осталось выбора. Точнее, он стал слишком ограниченным: друзья или весь мир.

— Затрудняюсь даже сказать, что же ты выбрала.

— Я выбрала мир, Малфой.

— Ты вот это, — он развёл руками, — называешь миром? Мне кажется, что у тебя проблемы со зрением, как и у твоего дружка — Поттера.

— Не дели мир на чёрное и белое. Есть и другие цвета.

Она вновь просыпается из-за собственных криков. Это всё заходит слишком далеко, а она не знает, как справляться. Пугающие видения из шаров перекочевали в сны и преследуют каждую ночь. Осталось лишь поблагодарить МакГонагалл за то, что назначила её старостой и Гермиона живёт отдельно от других девочек. И так приходиться накладывать заглушающие чары, чтобы случайно не перебудить весь Гриффиндор.

— Мерлин, — дрожащим голосом шепчет девушка. — Когда же это закончится? Дай мне сил.

Холодные руки закрывают лицо, а слёзы скапывают на голубое постельное. Ещё даже не рассвет, можно спокойно дальше ложиться спать, но она включает ночник и садится в кресло. Гермиона боится засыпать, потому что знает: как только она провалится в сон — страшный голос снова начнёт надиктовывать текст.

— Спаси мир ценою своей души, — отдаётся эхом в голове. — Они — твоя душа. Ты можешь сохранить её, а потом наблюдать за лютующим пожаром в мире или расколоть её, чтобы видеть солнце над головой.

Гермиона не понимает толкований в голове. Какое по счёту это видение? Десятое? Или уже их подсчёт перевалил за сотню? Она не знает. Может, ей стоит обратиться к кому-то за помощью? А что она расскажет? Что у неё кошмары? В лучшем случае, Помфри даст успокоительную настойку.

Она дожидается утра, впервые применив к себе чары красоты, чтобы скрыть следы бессонной ночи. В Большом зале, за завтраком, не сводит глаз с Гарри, который доедает яичницу с беконом. Он жив и здоров. Как обычно, непослушные волосы торчат в разные стороны, а зелёные глаза наполнены добротой и искренностью.

— Что-то случилось, Гермиона? — спрашивает брюнет. — Ты какая-то молчаливая. Ты не ешь ничего. Что такое?

— Всё хорошо, — быстро отвечает гриффиндорка. — Просто спала плохо.

— Почему? Тебя что-то беспокоит?

— Нет. Мне кажется, что я просто устала и жду конца семестра.

— Раз Гермиона Грейнджер устала, то мы имеем право открыто жаловаться на программу третьего курса, — подхватил Рон. — Нет, я серьёзно. Разве можно ставить столько предметов в один день? А Прорицание? Его нет только в понедельник.

Улыбка на лице Рона заставляет тоже улыбнуться. Это точно был очередной глупый сон. Гермиона сидит за столом в Большом зале, рядом сидят Рональд и Гарри — беззаботные и здоровые. И живые. Не может идти никакой речи о возрождении Волан-де-Морта, а уж тем более о Войне. Но потом глаза переключаются на фигуру парня, вошедшего в зал вместе со своей свитой. Это Драко Малфой, и Гермиона вновь забывает дышать. Вспоминает, как несколько часов назад видела во сне: Малфой убивает Дамблдора, а потом стоит за спиной Реддла, наблюдая за мёртвым Гарри Поттером. И страх снова возвращается под кожу, парализуя тело. Так, сон или недалёкое будущее?

Тот самый пугающий голос всплывает в мыслях и она морщится. Это пугает и сегодня. Пробирает до дрожи уже эту Гермиону — Пожирательницу Тома Реддла. По спине пробегают мурашки и Драко это замечает. Он берёт с кровати плед, укрывая голую Гермиону. Парень видит, как ей сложно даётся рассказ, как она вспоминает и переживает всё заново. И Малфой знает, что с ним будет так же, когда дело дойдёт до его истории.

— Я не просила небеса о своём даре и была бы счастлива, если бы вдруг лишилась его, — девушка возвращается к рассказу. — Как оказалось, у меня дар предвидения. И на третьем курсе, когда у нас появился такой предмет, как Прорицание, я узнала об этом.

— Поэтому ты так странно себя вела на занятиях Трелони? — он вспоминает, как Грейнджер чуть ли не каждый раз выбегала в слезах из класса.

— Я видела не радужных единорогов и маленьких детей, Драко. Я видела ужасные вещи. Вижу до сих пор.

— Ты через видения увидела, что я должен был убить Дамблдора?

— Да, — коротко отвечает Гермиона.

— Ты кому-то о них рассказывала?

— О да, — она на грани истерики.

Родителям пришлось успокаивать её из ночи в ночь. Не было не единого дня, чтобы Гермиона не заставляла мать и отца бежать к ней, когда дом содрогался от криков. Сны стали живее и ярче. Теперь ко всему почему туда добавились какие-то непонятные люди и события. Она видит какое-то кладбище. Видит Гарри, Реддла и много волшебников в чёрных мантиях с капюшоном. А ещё она видит неподалёку тело парня, которого несколько раз встречала в коридорах Хогвартса. Кажется, он пуффендуец.

— Теперь я могу тебя касаться, — мерзко шепчет Волан-де-Морт. — Я убьютебя, Гарри Поттер.

— Нет! — срывая голос кричит Гермиона, но её никто не слышит. — Гарри!

Лучи из палочек соединяются. Девушка кидается под палочку Реддла, чтобы заслонить собою друга, но это не помогает. Гермиона плачет и продолжает кричать до того момента, пока не просыпается. И так каждую ночь.

Она приезжает в Хогвартс и сходу мчится к Дамблдору. Сны больше не кажутся пустыми и незначительными. Просто так такое не увидишь.

— Директор, — она задыхается. — Гарри Поттер в опасности.

— Гарри Поттер в опасности, — повторяет Гермиона. — Это единственное, что они услышали. Все остальные слова прошли мимо них.

— Это случилось тогда, когда Поттера освободили от занятий?

— Да. Они услышали «А», но дальше не углублялись в рассказ. Дамблдор слишком поздно уверовал в мои слова.

Ногти больно впились в кожу, когда она упомянула бывшего директора Хогвартса. Наверное, больше, чем Северуса, она хотела на Кингс-Кросс встретить Альбуса Дамблдора, чтобы убить его ещё раз. Она свято верила в то, что механизм Войны запустился не после убийства директора, а в тот самый день, когда он проигнорировал её слова. И во все последующие дни, когда отчаянная гриффиндорка била кулаками во все стены и двери, но так и не была услышана. Никем.

— Я просила их помощи, но они не услышали. Или услышали лишь то, что хотели. Никто не хотел верить в то, что Тёмный Лорд может возродиться.

— Я не верю, что тебе было достаточно одного отказа, чтобы сдаться. Ты же всегда добиваешься своего.

— Ты прав. Мне было недостаточно одного раза. Я множество раз настоятельно просила старика прислушаться ко мне, — она посмотрела на Малфоя. — Я умоляла всех их. Я плакала, стоя на коленях перед ними.

— Ваши подозрения и опасения безосновательны, мисс Грейнджер, — Минерва стоит у стола Дамблдора. — Мы прислушались к Вам в прошлый раз, отстранили Поттера на несколько недель от занятий и приставили к нему авроров. Ничего не произошло.

— Профессор, речи не было о том, чтобы это случится в ближайшие несколько недель, — она плачет от безысходности. — Я лишь прошу о том, чтобы вы поговорили с Министром. Грядёт большая беда…

— Достаточно, Гермиона, — вмешивается директор. — Я думаю, что Вам стоит вернуться в гостиную Гриффиндора.

— Нет, — противится девушка. — Вы не слышите меня.

— Минерва, проводите мисс Грейнджер к её покоям. Девушка явно не в себе.

Они снова отмахнулись от неё. Но сны не прекратились — стало только хуже. Образы из кошмаров преследуют теперь и в реальной жизни. Вчера она видела в коридоре того самого пуффендуйца — Седрика Диггори. Вместо здорового румянца на щеках парня ей показались кровавые подтёки и мёртвые глаза. А за спиной парня стоял довольный Волан-де-Морт.

Голос из видений тоже никуда не исчез — стал громче и навязчивее. Гермиона Грейнджер сходит с ума, но ей никто не протягивает руку.

— Но, я так понимаю, что в какой-то момент ты всё-таки сдалась? — спросил Драко. — Что-то случилось?

— Да. Действительно, наступил момент, когда я поняла, что только я есть у себя.

— Это случилось во время Турнира? Ты после него не вернулась больше в Хогвартс, — его голос прозвучал с ноткой грусти. — Поттер сказал, что ты была там.

— Была. Помнишь наш разговор в тот день?

— Помню.

Она спешит. У неё есть всего пару часов запасе и нельзя терять ни секунды. В коридорах очень людно, слишком даже. Гермиона протискивается сквозь толпу, но чувствует прикосновение к руке. Чья-то холодная кожа соприкоснулась с её разгоряченной. Малфой.

— Поговорим? — очень тихо спрашивает, но она отчётливо слышит его.

— Не сейчас, — отнекивается гриффиндорка. — Давай потом.

Этого «потом» не будет. Малфой пожимает плечами и готов отпустить её, но она останавливается и указывает глазами на двери кабинета Чар.

— Что случилось? — лепечет Гермиона в надежде, что много времени этот разговор не отнимет. — Я спешу.

— Будешь болеть за Поттера?

— Можно и так сказать. Ты хотел это обсудить или тебе есть, что сказать? — она поглядывает на настенные часы.

— Неужели я не слишком хорош для тебя?

— Мерлин! Серьёзно, Драко? Ты хочешь сейчас об этом поговорить?

— Что-то меняется. Мне кажется, что если я сейчас не поговорю с тобой об этом, то больше такой возможности мне не представится.

Она напрягается. Неужели, он что-то знает? Нет, быть того не может. Гермиона просто видит во всём тот подтекст, который рисует её воспалённое воображение. Ей нужно сохранять холодную голову и здравый рассудок.

— Мы разные, вот и всё, Драко.

— Я готов меняться, ради тебя. Я уже меняюсь.

— Меня нельзя любить. Нельзя.

— Почему?

— Потому что эта любовь — Война.

Он хватает её за руки и смотрит в глаза. Гермиона чувствует его дыхание на своей коже, слышит сердцебиение. Он искренен с ней. А она? Ей лишь остаётся отговорить его от себя, от этих чувств, которые не принесут должных эмоций.

— Как же ты не понимаешь? — Драко трясёт её. — Я, блять, сдвинут на тебе. Я одержим тобой. Ты, как самый сладкий яд. Ты так хотела узнать, что у меня внутри? Так загляни и посмотри, я оголяю перед тобой всего себя.

— Мне пора, — она отталкивает его от себя.

Они оба помнили этот разговор, до мелочей. Будто бы не было этих пяти лет.

— Как же мы изменились с нашей первой встречи, — шепчет Гермиона.

— Я до сих пор спорю с самим собой, Грейнджер. Ругаю себя за то, что позволил тебе тогда уйти.

— Ты должен был возненавидеть меня. По крайней мере, до определённого момента я была уверена, что так и есть.

— Я пытался тебя ненавидеть, но не смог. Любовь всегда меня догоняет, — он тоже переходит на шёпот. — Ты вошла в мою жизнь без стука, Грейнджер. Я обещал, клялся, божился тебя не любить.

— Надеюсь, что Бог простит, что мы потеряли друг друга.

— Нет, Грейнджер, — Малфой подходит к той, которую никогда не переставал любить. — Никто никого не потерял. Я всё так же сдвинут на тебе.

— Я выбрала мир, Драко.

— Я брошу весь мир, ради тебя одной.

========== Глава 10 ==========

Хуже лета представить нельзя. Был ли хотя бы один день, когда ей не казалось, что она рехнулась? В её доме нет больше кофе, чтобы кофейная гуща не попадалась в глаза, о магических шарах и речи быть не может. Но разве это спасло? Она видит пугающие картинки повсюду: во сне, в зеркалах, на улице. Гермиона выдыхает лишь в тот момент, когда видит в купе Гарри, Рона и Джинни. Повзрослевшие и весёлые.

— Гермиона, — Поттер крепко обнимает подругу. — Я так скучал по тебе.

— Я тоже, Гарри, — она зарывается в кофту парня. — Как ты?

— Гермиона, — к объятиям присоединяется Рон и Джинни. — Ты так редко объявлялась этим летом.

— Простите, я немного выпала из жизни.

— Все книги перечитала? Сколько раз проштудировала новую программу? — Уизли-младшая смеётся. — Летние каникулы ведь придумали для отдыха.

— Как же я соскучилась по вам, — Гермиона заплакала.

Всю дорогу она внимательно наблюдает за Гарри и вслушивается в каждое его слово. Пытается понять: изменилось ли что-то в нём? Вроде бы, нет. Сама же Гермиона в двух словах рассказала о поездке к бабушке и о том, что родители планируют открывать собственную клинику.

— Гарри, — гриффиндорка хватает друга за руку, когда они выходят с поезда. — Ты в порядке?

— Да, — тот быстро отвечает и непонимающе смотрит на девушку. — Что-то случилось, Гермиона?

— Нет, всё нормально.

— Ты переспала с Тео? — его давно мучил этот вопрос. — Какого хрена, Грейнджер?

— Это ничего не значило, Драко.

— Ты переспала с Тео.

— Это важнее всего? — она кидает взгляд на слизеринца. — А ты спал с Дафной.

— Спал.

— А я и не спрашивала. Я знала это.

Это нормальный разговор для них. Об этом должны говорить в их возрасте. Должны быть выяснения отношений и ревности, но не Война. Что не так с ними? Гермиона не отрывает взгляда от Драко, пока в голове воспроизводятся события четвёртого курса в Хогвартсе.

Весь зал замолчал, пока Дамблдор ждал, чтобы Поттер подошёл к нему. Пока в глазах студентов тлело непонимание и шок, Гермиона забыла, как дышать. Губы начали дрожать, а конечности свело в судорогах. Как вообще должен чувствовать себя человек, который наблюдает за тем, как в жизнь воплощается его кошмар? Она миллион раз видела эту картинку во сне, а теперь наблюдает за ней вживую. Ей хочется ударить себя, чтобы доказать себе, что это очередной сон. Но это не поможет, потому что в этот раз всё по-настоящему.

— Рон! — она кидается вслед за другом, который вылетел из зала, когда новоизбранные Чемпионы удалились в кабинет директора. — Стой, Рон! Да погоди же ты!

— Что такое, Гермиона? — он зол.

— Мы должны помочь Гарри. Он в опасности.

— Да что ты говоришь, Гермиона? А мне кажется, что он прекрасно себя чувствует! Лучше всех, я бы сказал, раз не удосужился поделиться с лучшим другом тем, что он бросил имя в Кубок!

— Нет, Рон! Нет! — она задыхается. — Он не делал этого…

— А кто? — он не дослушивает её. — Может быть, это ты? Вычитала в очередной своей книжке, как провернуть подобный фокус.

— Нет! Рон, Гарри в опасности, мы должны помочь ему.

— Мне это не интересно.

Он уходит, оставив её у дверей Большого зала. У неё нет сил бежать за ним. Произошедшее несколько минут назад выбило дух из Гермионы. Времени остаётся очень мало.

— Я начала с Рона, — начинает рассказ девушка. — Когда прошёл отбор Чемпионов и Гарри стал четвёртым, то я поняла, что времени нет и нужно что-то предпринимать. Первому я рассказала Рону, но тот и слушать не хотел. Он решил, что это проделки Поттера, а я ему помогала.

— Ты рассказывала ему о своих видениях?

— Я пыталась. Он был первым, кто отверг меня.

До отбоя полчаса, а Рон ещё не вернулся. Гермиона расхаживает по гостиной продумывая, что скажет другу и какие аргументы приведёт в защиту Поттера. Наконец-то двери открываются и Уизли появляется.

— Рон, — гриффиндорка подбегает к нему. — Нам нужно поговорить.

— О чём? — парень устало смотрит в карамельные глаза. — Только не говори, что речь снова пойдёт о Гарри.

— Именно о нём. Послушай меня, пожалуйста.

— Я ничего не хочу слушать, Гермиона. Вот веришь, мне не хочется слушать твои жалкие оправдания его поступку.

— Я не буду оправдывать его, Рон. Ему грозит опасность, я не лгу тебе! Речь идёт о… — она запнулась и осмотрелась вокруг. — … о возрождении Сам-знаешь-кого. Это всё один большой план. Гарри нужно спасать.

— Мерлин! Это он тебе рассказал? — Уизли начинает смеяться. — Это он посоветовал тебе нести подобную чушь? Решил, что если приплетёт к истории семидесятилетнего старика, то я сразу кинусь и буду слушать эти бредни.

— Это я тебе говорю, Рон. У меня было видение. Его приспешники собираются воскресить его, а для этого им нужен Гарри. Турнир — это прикрытие. В школе небезопасно, тут есть кто-то из Пожирателей.

— Видение? Воскрешение Сама-знаешь-кого? Пожиратели в школе? Гермиона, мне стоит опасаться за твоё самочувствие? Мне кажется, что у тебя горячка.

— Ты не веришь мне?

— Ты сама бы в это поверила?

— Я не лгу тебе, Рон. Мы должны ему помочь.

— Я ничего никому не должен, Гермиона. А уж тем более Поттеру. Спокойной ночи.

— Рон…

— Я всё сказал, Гермиона. Мне нечего добавить.

Она не знает, что это только начало. Она надеется, что остальные её услышат. Рон просто разгневан, поэтому не верит. Бедная гриффиндорка, жаждущая всех спасти, ступила на дорожку, по которой придётся оставлять кровавые следы из осколков доверия и дружбы.

— Он был так ослеплён завистью, что даже не анализировал то, что я говорю. Он не допустил мысли, что не всё так просто, — Гермиона говорила монотонно, пока сердце обливалось кровью. — Он вспомнил мои слова слишком поздно.

— Почему ты сразу с Поттером не поговорила. Он же знал, что не бросал своё имя в Кубок.

— Я говорила с ним больше, чем с остальными. Но, можно считать, что он отверг меня вторым.

Гарри не видно. Она поджидала его утром и сейчас, после завтрака, но того не видно. Аж после первого урока Гермиона ловит его на первом этаже. Он пропустил занятие.

— Тебя освободили от уроков? — требовательно спрашивает гриффиндорка.

— Что-то вроде этого.

— Мне нужно поговорить с тобой. Это очень важно.

— Я слушаю тебя.

— Что ты думаешь по поводу Турнира? Ты ведь не бросал своё имя, — голос дрожит. — Это всё очень странно.

На языке крутится тяжёлая правда, но она не может её озвучить. Как сказать другу о том, что он выступил в роли жертвенного ягнёнка в адском замысле приспешников Волан-де-Морта.

— Есть такое, но когда было по-другому? Не волнуйся, Гермиона. Всё будет хорошо.

— Гарри, — она замолкает на секунду, — ты в опасности. В большой опасности.

— Что? Ты о чём, Гермиона?

— У меня было видение, это…

— Стоп! — обрывает её Поттер. — Какое видение?

— Что-то страшное случится во время Турнира, Гарри. Твоё имя не просто так попало в Кубок. В школу проник кто-то из Пожирателей. Они хотят воскресить Сам-знаешь-кого.

По глазам брюнета читается всё противоречие. Упоминание Реддла пугает, хотя и гнева там не меньше, чем страха. Гермиона оценивающе смотрит на друга и выжидает должной реакции. Ведь Гарри должен ей поверить. Кто, как не он?

— Ты ничего не путаешь, Гермиона?

— Нет. Всё, что происходит — я всё это видела во сне. И в шаре на уроках Прорицания.

— Мне кажется, что ты что-то путаешь.

— Нет же, Гарри. Я уверена в том, что всё это видела.

— Дамблдор считает, что нет ничего страшного в том, что моё имя попало в Кубок.

— Гарри…

— Успокойся, Гермиона. Всё хорошо. Тебе стоит побольше отдыхать. Прости, мне пора. У меня встреча с профессором Грюмом.

— Гарри…

— До встречи.

Нет. Так не должно было случиться. Гарри Поттер не поверил ей — своей лучшей подруге. Он решил, что она что-то перепутала. Разве можно что-то напутать в таком деле? Недоверие Поттера — удар ниже пояса.

— Ты не думала о том, почему он тебе не поверил?

— Он уже успел попасть под влияние Барти Крауча-младшего под Оборотным зельем. Тот хорошо обработал Поттера.

— Полагаю, что дальше ты пошла к Дамблдору?

— Визит к нему мне дался непросто, учитывая, что он помнил наш разговор на третьем курсе. Мои слова ничем не подкреплялись и он отшил меня.

— То есть, Вы утверждаете, что имя Гарри Поттера в Кубок бросил кто-то из Пожирателей? — директор взглянул на неё поверх очков-половинок. — Мисс Грейнджер, Вы отдаёте отчёт тому, что говорите?

— Профессор, — она вскочила со своего места, — я прошу Вас, поверьте мне! Может случиться необратимое.

— И кто же по-Вашему является тёмной лошадкой Волан-де-Морта?

От этого имени дрогнули коленки. Гермиона и так была на пределе, потому что чувствовала висящее в воздухе недоверие. Очередной человек, которого она находила мудрым и рассудительным, ставил её слова под сомнение. Каждый подобный разговор заставлял гриффиндорку ненавидеть себя и чувствовать полнейшей дурой.

— Я не знаю.

— Так значит, этого не было в Ваших видениях?

— Загляните в мой разум! — не выдерживая, кричит Гермиона. — Посмотрите, чтобы убедиться в том, что я не лгу и не придумала всё это. Гарри Поттер в опасности.

Она ждёт, но ничего не происходит. Не чувствуется никакого натиска и постороннего присутствия в мыслях. Прежде, Гермиона лишь читала о легилименции, но не знала, как та работает на практике.

— Не знаю, кто Вас обучал, мисс, — наконец-то выдаёт Дамблдор, — но он отлично постарался.

— Вы о чём?

— Вам ли не знать, что Ваше сознание закрыто и я не могу ничего прочесть там?

— Я не…

— Мисс Грейнджер, я думаю, что Вам пора покинуть мой кабинет. Я имел неосторожность в прошлом году довериться Вам.

— Профессор, Турнир — ловушка! Турнир приведёт хрупкий мир к краху.

— У Вас отличный авторский слог. Вы не пробовали себя в писательстве?

— Что?

— Отлично развитая фантазия плюс к отличному языку.

— Напоите меня сывороткой правды, — не отступает гриффиндорка. — Тогда Вы поймёте, что я говорю правду.

— Всего хорошего, мисс Грейнджер.

— Мне не верили. Никто. Ни один человек, которому я решилась рассказать, — она переживала каждый отказ заново. — Начиная от друзей, и заканчивая профессорами.

— А твои сны прекратились?

— Нет. Они остались со мной. Я видела всё то же самое, просто добавлялись новые детали. Я даже стала в какой-то момент всё записывать на бумагу, уделяя особое внимание тем мелочам, которые менялись.

— Многое менялось?

— Нет. Но суть была в том, как оно менялось. В какой-то момент я решила на всё забить и пустить на самотёк.

— Но что-то случилось?

— Святочный бал.

— Ты отшила тогда меня.

— У меня было видение, — на глазах проступили слёзы. — В утро перед балом. Каким-то образом они узнали обо мне и о моих видениях. Они решили проверить догадку через моих родителей.

До рассвета несколько минут, а Гермиона несётся по длинным коридорам Хогвартса, не обращая внимания на возмущение портретов. Она тарабанит со всей силы в двери директора, пока горячие слёзы обжигают лицо. Никто не открывает. Девушка сильнее начинает бить кулаками в толстую дверь. Чувствует, как заноза впилась в кожу, но не останавливается. В руках почти не осталось сил, когда ей наконец-то открыли.

— Мисс Грейнджер? — директор стоит перед ней в синей атласной пижаме и колпаке того же цвета. — Могу я поинтересоваться…

— Помогите им, — она падает на колени перед Дамблдором. — Я молю вас! Пожалуйста!

— Что случилось, мисс Грейнджер?

— Они в доме моих родителей, — она хватает воздух ртом. — Они могут их убить, профессор!

— Я не понимаю Вас, — он растерян и пытается помочь ей встать на ноги.

— Пожиратели… Они пришли за моими родителями. Пожалуйста!

— У Вас было видение?

— Да, мне приснился сон.

— Я думаю, что это кошмар и не более, мисс Грейнджер.

Она всматривается в лицо директора заплаканными глазами. Он говорит на полном серьёзе. Директор не верит словам Гермиона, даже видя её в таком состоянии.

— Я прошу Вас, Альбус! — гриффиндорка срывается на крик. — Они же ни в чём не виноваты! Вы позволите их убить?

— Гермиона…

— Чёрт бы Вас подрал, профессор! Пожиратели ворвались к моим родителям! Не хотите помогать им — позвольте мне! Как мне попасть к себе домой?

Он направляет в неё палочку и шепчет какое-то заклинание, чтобы успокоить. Истерика затихает, а глаза закрываются. Вот так поступили с ней, когда она молила о помощи. Как оказалось позже, Пожиратели всё-таки были в доме Грейнджеров. Напугали до смерти её родителей, но не убили. Казалось бы, что теперь её слова должны воспринимать всерьёз, но нет. Никто ведь не убил, а она кричала о смерти. Она снова все преувеличивала, как позже выразился директор.

После, она больше не пыталась с кем-то говорить. Забыла просто дорогу к кабинету Дамблдора. Избегала встреч глазами с МакГонагалл и молчала во время занятий. Каждое сказанное слово может использоваться против неё. Так ей сказал Фадж.

— Если я, вдруг, узнаю, что Вы продолжаете распускать слухи о том, что Сами-знаете-кто планирует вернуться, то это будет веским поводом для вашего изгнания из магического мира, — Министр злорадно хохотнул. — Следите за своим языком, мисс Грейнджер.

Может, так было бы лучше? Её изгонят и видения прекратятся. Но что-то внутри подсказывает, что так легко она от этого не отделается. Она осталась одна.

— Их убили на твоих глазах? — аккуратно спрашивает Малфой.

— Да, — одними губами отвечает Гермиона. — Я сидела в нескольких метрах от их тел и даже не шелохнулась.

— Как? Ты чуть с ума не сошла от видения. А тут, прямо у тебя на глазах.

— Я выбрала мир, Драко.

— Но они твои родители, Грейнджер.

— И гореть в аду мне за это. За всё.

— Ты знала. Ты знала с самого начала, что их убьют, — догадывается Малфой. — Гермиона…

Рон сидит возле Поттера, а она напротив. Джинни в кресле. Каникулы выдались ужасными. Гермиона набирает полные лёгкие воздуха и решается на ещё один разговор.

— Значит, что-то случится во время третьего испытания.

— Хватит, — Гарри встаёт на ноги. — Достаточно, Гермиона! Это похоже уже на паранойю.

— Практически то же самое мне сказал Дамблдор, когда я говорила ему о Пожирателях в доме моих родителей, но я оказалась права.

— Один-единственный раз!

— Что?

— Ты говорила об опасности на Турнире, — Поттер кипел от злости. — Конечно, этот Турнир не для малодушных. Драконы, русалки. Это несомненно опасно. Ничего другого я не заметил. Пожиратели в школе? Где, Гермиона? Их нет. Возрождение Волан-де-Морта? Это у меня с ним связь, если ты вдруг забыла. И я ничего подобного не чувствую.

— Кто-то же кинул твоё имя в Кубок…

— Это единственный твой аргумент?

— Я…

— Хватит, Гермиона. Ты, конечно, прости. Но тебе бы нервы подлечить.

— Прости, но Гарри прав, — подал голос Рон. — Ты просто много переживаешь.

— Отлично, Рон! Конечно. Вы же лучшие друзья с Гарри.

— Пойдём, Рон, — Поттер и Рон уходят.

— Джинни? — Гермиона смотрит на подругу. — Ты мне веришь?

— Гермиона, милая, — голос выдавал её, она не верит. — Тебе действительно нужно больше отдыхать.

— Да пошли вы все!

— Даже Джинни мне не верила, — она грустно улыбнулась. — Даже Джинни.

— Я всё равно не понимаю…

— А что понимать-то, Драко? Я осталась одна. Или просто пустить всё на самотёк, или стараться разобраться. Я выбрала второе. Оказывается, что если всё-таки вслушиваться в то, что шепчет мерзкий голос, то можно понять.

— Ты поняла смысл пророчеств?

— Да. Он был прост — я должна была из наблюдателя превратиться в главного героя сего действия. Я должна была сделать всё, чтобы стать рядом с Лордом. Всё.

— Но…

— Я должна была убить любого, на кого он укажет. Даже, если это была лучшая подруга или директор школы.

— Одного «должна» недостаточно, Грейнджер.

— Когда попадаешь под влияние Реддла, то всё становится относительным. Как бы странно не прозвучало, но они своими отказами мне помогли. Я осталась одна, я была брошена. Когда ложь из твоих уст станет правдой — погибель его придёт. Кровью друзей руки свои омой, чтобы голову перед ним склонить. Продай свою жизнь смерти, чтобы тени чёрные солнце не заслонили.

— Одно из пророчеств?

— Да. Я последняя, кто умеет лгать. Вроде так ты выразился.

Ей становилось легче с каждым словом. Она так долго держала в себе эту историю. А теперь появился тот человек, которому можно рассказать правду. Настоящую правду.

Она выбегает, не позволяя себе расплакаться. Винит себя за сказанные слова Драко, но по-другому нельзя. Если она останется и позволит слизеринцу обнять себя, то это будет конец. А она проделала такой путь. И дай Мерлин, чтобы всё получилось. Или всё выгорит, или она останется лежать хладным трупом возле Седрика.

У одного из входов стоит Аластор. Гермиона уже знает, что это Крауч-младший. Именно он убил отца, а она чуть не попала под суд за это. Грейнджер предупредила профессоров о грядущей смерти главного судьи Турнира, а по итогу еле отделалась от обвинений в свою сторону. И даже это не заставило кого-то поверить в её слова.

Мантия-Невидимка скрывает гриффиндорку от толпы взглядов и она пробирается вслед за лже-Грюмом. Сердце бешено стучит и она громко сглатывает.

— Пробралась всё-таки, — шепчет Пожиратель.

— Не мучает совесть за отца, Барти Крауч-младший? — уверенно спрашивает Гермиона.

— Он заслужил.

— Ты тоже. Авада Кедавра!

Адреналин ударил в голову. Первое убийство, совершенное Гермионой Грейнджер. Мёртвое тело под ногами доводит до тошноты и её выворачивает. Она оставляет свой ужин на мягкой холодной траве лабиринта и пытается восстановить дыхание. Всё уже пошло не по плану — она не должна была убивать Пожирателя, но палочка сама направилась в его сторону.

Гермиона даёт себе несколько минут. Укрывает тело мантией и бросается вглубь затуманенного лабиринта. Туман не только вокруг неё, но и в голове. Она никогда не вспомнит, что её спасло от безумного Крама. Но эти двое — Виктор и Флёр, точно обязаны своей жизнью отчаянной гриффиндорке.

На кладбище уже вовсю веселье и тут появляется Гермиона. С отдышкой и напуганными глазами. Подбегает к Седрику и успевает отправить его на поляну перед лабиринтом до того, как в него прилетит Непростительное. Её замечают и припечатывают к надгробию, в метре от Поттера.

— Я ведь говорила, — гневно шепчет Гермиона Поттеру. — Я предупреждала.

— Ты спасла Диггори. Зачем? Это не особо походит на безжалостную Пожирательницу.

— Он не заслужил смерти.

— Смешно слышать подобное от той, которая убила весь Орден. Или ты считаешь, что они заслужили смерти?

— Нет.

Печаль и тоска прошлись лезвием по сердцу. Малфой говорил всё правильно. Но, как и говорила Гермиона, нельзя делить всё на чёрное и белое. На правильно и неправильно. Знаете, какая разница между героем и злодеем? Герой пожертвует тобой, ради всего мира. А злодей пожертвует всем миром, ради тебя. Вот так, в самые тёмные времена, Гермиона Грейнджер оставалась героем. Её геройство мало, кто разделит. Она убила немало хороших людей, но спасла гораздо больше. Она выжгла собственную душу и уже видит дорожку, которая ведёт в Преисподнюю за все её деяния.

— Меньше всего мне было жаль Дамблдора, если честно.

— Почему?

— Ты серьёзно, Драко? Я столько раз пыталась достучаться к нему. Может быть, всего этого не было бы — послушай он меня.

Гарри смотрит на неё, пока она склоняет голову перед хозяином и клянётся служить верой и правдой. Её глаза цвета карамели читают ненависть в лучшем друге — он не может поверить в реальность происходящего. Поттер исчезает, а она знает — он уже рассказывает всем о том, что тут произошло.

Волан-де-Морт возродился, как и говорила Гермиона. Дамблдор прокручивает в голове визиты гриффиндорки к нему. А ещё Поттер говорит о том, что талантливейшая ведьма всего Хогвартса примкнула к Тёмному Лорду. И где-то на дальних трибунах сидит блондин, который отказывается верить в слова очкарика.

Ведь его Гермиона не могла так поступить. Кто угодно, но не она. Хоть сам Поттер, только не Грейнджер. Пройдёт не один год, пока он узнает все истинные мотивы девушки с каштановыми волосами. А пока что он попытается её ненавидеть и вычеркнуть из души. Как жаль, что все его попытки не увенчаются успехом. Потому что она научила смотреть его на солнце.

— Я до последнего не верил в слова Поттера, — тихо признаётся Малфой. — В такое невозможно поверить. Аж пока мне не рассказал обо всём отец.

— Он ненавидит меня.

— Мать тоже тебя ненавидит.

— Очень приятно.

— Я думаю, что мотивы моей семьи тебе уже понятны.

— Да.

— А я ведь предупреждала Вас, профессор, — она выходит из тени. — Вы не поверили тогда мне. Вашу руку ничего не спасёт уже.

— Мисс Грейнджер, какая неожиданная встреча, — директор переводит взгляд из поражённой руки на бывшую ученицу. — Давно ждёте меня?

— Нет, всего пару минут. Так почему, профессор? Почему Вы не верили мне? Я знала о крестражах во время третьего соревнования.

— Я виноват.

— Во всём, что произошло. И произойдёт. Мне кажется, что с Вами такое происходит не впервые.

— Осталось надеяться, что ты не повторишь моих ошибок.

— Я должна Вас убить.

— И не только меня, — он умолкает. — Джинни Уизли пропала, но ты ведь знаешь об этом?

— Мне очень жаль.

— Ты знаешь, что это будет сложно?

— Да.

Образ Джинни преследует до сих пор. Она молится ежедневно, чтобы так не было с каждым из убитых ею. Иначе, тогда она точно сойдёт с ума.

— Он захочет, чтобы ты убила всех, — он говорит спокойно об этом. — Но думаю, что ты уже в курсе.

— Да.

— Ты сломлена, Гермиона. Тебе больно.

— Лишь через боль возможно достичь величия. Сломленные гораздо могущественнее остальных.

— Я верю, что у тебя всё получится. Они возненавидят тебя, но ты не забывай то, ради чего ты ввязалась в это.

— Они уже ненавидят меня, профессор, — её голос пропитан грустью. — Вряд ли это хоть когда-то изменится.

— Когда?

— Через три дня, профессор.

— Я буду на Астрономической башне, Гермиона.

— До свидания, профессор Дамблдор.

— Это будет долгий путь.

Через три дня мёртвое тело директора школы Хогвартс полетело вниз с Астрономической башни. Она стояла с Бузинной палочкой в руках, наблюдая за свободным падением того, кто когда-то не поверил ей. Того, кто спровоцировал её стать на этот путь.

— Я буду тем, кто убьёт тебя, Гермиона, — шипит Поттер, а она аппарирует, не дослушав бывшего лучшего друга, который тоже когда-то ей не поверил.

Ей никто не верил. Её отвергли. Её оставили одну с кошмаром внутри. Она так бежала от этого кошмара, а по итогу с разбега запрыгнула в самое сердце своего страшного сна. Каждый по итогу, в конце, становится тем, кем больше всего боялся стать.

Она попала в адскую петлю из убийств близких и друзей.

— Вот моя история, Драко. Я проклята, — слёзы стекали по щекам. — И история моя проклята.

— Как ты смогла, Грейнджер? — он видел, как сильно она разбита.

— Твоя очередь, Малфой.

========== Глава 11 ==========

Он молчит, переваривая её рассказ. Как одна девушка смогла построить и воплотить в жизнь подобный план? Хрупкая и ранимая. Потому что такой Драко Малфой знал Гермиону Грейнджер. Он разглядел её такой ещё на втором курсе в Хогвартсе.

— О чём тут рассказывать, Грейнджер? — ему тоже даётся история нелегко. — Это ты у нас, как оказывается, умеешь строить планы по захвату мира. А я всего лишь влюблённый идиот.

— Ты должен был разлюбить меня, после того, что я натворила.

— Должен был?

— На это и был расчёт, Драко, — признаётся Гермиона. — Меня нельзя любить.

— Да, я в курсе. Ты мне уже это говорила.

— И повторю ещё раз.

— Как же ты не понимаешь, — он тяжело вздохнул. — Это не то, что можно закрыть в ящик на ключ.

Мало того, что отбой сделали на два часа раньше, так ещё и эта Грейнджер. Драко сидит за дальним столом в библиотеке. Пришёл сюда, чтобы немного передохнуть от Крэбба и Гойла. Взял первую попавшуюся книгу и почти задремал за неудобным столом, но глухой звук падения привёл его в чувство. Кто бы сомневался. Грейнджер набрала полную охапку книг, обложившись ими, и уже делает второй заход.

Малфой и сам был любителем почитать, но не превращал это в столь фанатическое хобби. Иногда ему казалось, что гриффиндорка поставила за цель себе — перечитать все книги этой библиотеки. Будь бы она чистокровной и не столь заносчивой — он бы показал ей библиотеку Мэнора. Вот там есть, что почитать.

Перед ней открыто сразу две или три книги, а сама девочка что-то усердно строчит на бумагу. Очередное домашнее задание? Нет. Оно у неё по-любому на неделю вперёд сделано. Наверное, что-то для своих дружков. Возможно, те опять забыли сделать Зелья. Малфой хочет уже отвернуться, но замечает, как она вырывает страницу из книги и прячет её в мантию. Достаёт палочку и что-то бормочет, после чего на столике появляется маленькое зеркальце.

— Ты что делаешь, грязнокровка? — белокурый мальчик появляется за спиной гриффиндорки. — Я расскажу МакГонагалл, что ты портишь школьное имущество.

— Да хоть Снейпу, Малфой, — она отпихивает его от себя. — Ты мерзкий, отвратительный таракан.

— Заткнись, поганая грязнокровка! Помни, что ты следующей окажешься в больничном крыле. Надеюсь, что ты будешь первой, кто сдохнет.

— Почему, Драко?

— Что именно тебе непонятно?

— Я же грязнокровка, — её голос дрогнул. — Мы не были с тобой друзьями, мы…

— Ты научила меня смотреть в первую очередь на то, что внутри человека, Грейнджер.

Он идёт за ней по пятам. Та идёт спиной вперёд, заглядывая в маленькое зеркальце. Всматривается несколько секунд за угол и лишь потом идёт дальше.

— Ты совсем рехнулась? — выдаёт Малфой. — Перегрелась, что ли?

— Заткнись, Малфой. Тебе лучше быстрее идти к своей гостиной.

— Ой, а то что?

— Может случиться беда, — совсем тихо шепчет Гермиона.

— Ой…

Он умолкает, так и не съязвив. Что-то зашумело в мертвенно тихом коридоре. Грейнджер убрала зеркало, которое держала перед лицом. Карамельные глаза наполнились ужасом, а её всю начало заметно трясти.

— Беги, Малфой! — вскрикивает гриффиндорка. — Быстрее!

— Что за ерунда?

Отдалённый шум приближается, заставив кожу покрыться мурашками. Это пробирает до костей. Необъяснимое рвение спрятаться одолевает и они начинают бежать по коридорам, чуть ли не за руки. Драко в какой-то момент падает, споткнувшись о каменную кладку. А шум и мерзкое шипение совсем рядом.

— Встать можешь? — Грейнджер наклоняется к слизеринцу. — Нужно быстрее убираться отсюда.

— Попробую сейчас…

— Поздно, — шепчет девочка и хватает Малфоя ладошками за лицо. — Что бы не случилось, не открывай глаза! Пока ты не смотришь на него, ты в безопасности. Не открывай глаза!

Она подносит зеркальце к лицу, всматриваясь на трубы под потолком.

— Это что, Грейнджер?

— Это Василиск.

— Ты ведь тоже закрыла глаза? — спрашивает Малфой с закрытыми глазами. — Или это твоя идиотская шутка?

— Я…

Она не договаривает, а Драко слышит, как кто-то упал возле него. Он решился открыть глаза и увидел закаменелое тело Гермионы Грейнджер возле себя с зеркальцем в руках и сжатой вырванной страницей из книги. Её лицо холодное, а в глазах застыл ужас.

— Я не знал, как заговорить с тобой, — на лице Малфоя появляется улыбка. — Ты жутко раздражала и бесила. И, опережая твой вопрос, это не из-за чистоты крови. В какой-то момент я просто понял, что тебя можно этим задеть, ведь на другие мои слова ты не обращала внимания.

— Ага, — Гермиона закатила глаза. — Ты ещё скажи, что влюбился в меня с первого взгляда.

— Нет. Не с первого.

Её выписали. Счастливая и беззаботная она бежит навстречу Поттеру, а потом неловко обнимается с Уизли. А он сидит за столом Слизерина и наблюдает за каштановой копной волос в этом дурацком колпаке. Малфой так и не решился подойти к ней, чтобы поблагодарить. Ведь в тот вечер он легко мог оказаться на месте Грейнджер. Она могла убежать, оставив его с подвёрнутой ногой, но осталась.

Уже в своей комнате, в Мэноре, он достаёт лист бумаги перо.

«Спасибо, Грейнджер.»

Просит эльфийку отдать конверт случайному филину. Он не хочет, чтобы она знала, от кого это письмо. Если можно два слова на листе назвать письмом.

— А потом ты просто не слушала меня, — на лице парня появляется улыбка. — Хотя я тебя прекрасно понимаю. Я был не особо вежлив с тобой.

— Не особо вежлив? — Грейнджер приподняла бровь. — Ты вёл себя отвратительно.

— Я, как минимум, не пытал тебя Непростительным.

— Будешь это вспоминать мне до конца жизни?

— Я получал от тебя больше остальных. Почему я, Грейнджер?

— Потому что я могу себе это позволить.

Очередной урок Трелони. Драко до сих пор не мог понять, что он тут забыл. Остаётся только радоваться тому, что эта ненормальная не подходит к его столу. Пока все что-то пытаются высмотреть в шаре, он украдкой наблюдает за Грейнджер. Она тоже игнорирует слова профессора и не касается шара. Драко заметил, что гриффиндорка слишком озадачена в последнее время. А на занятиях и вовсе сидит ниже травы и тише воды.

Серые глаза всматриваются в сморщенный аккуратный нос и поджатые губы. Её черты лица кажутся слишком правильными. Почему он раньше этого не замечал? Тонкие пальцы бессмысленно листают книгу. В какой момент Грейнджер повзрослела? В какой из дней, проведённых в Хогвартсе, Драко заметил, что его влечёт к ней? Но он заставляет себя отвернуться от стола Золотого Трио, чтобы кто-то не заметил интереса со стороны слизеринца.

Он отвлёкся от неё на несколько минут, а она уже в слезах. Теперь Драко может смотреть на неё без зазрения совести, потому что туда смотрят все. Хрустальный шар летит к ногам Трелони, а Грейнджер вылетает из кабинета, подобно напуганной птице.

— Салазар! — возмущается Пэнси. — Какой урок подряд? Одно и то же. Уже даже не смешно.

Раньше Малфой и представить себе не мог: как выглядит заплаканная Гермиона Грейнджер. А теперь наблюдал за подобной картиной четыре дня в неделю. Потому что по-другому для неё эти уроки не заканчивались.

Трелони заканчивает занятие и отпускает студентов. Блейз что-то говорит и куда-то зовёт, но Драко отмахивается. Он ссылается на головную боль и уходит от друзей. Поднимается на Астрономическую башню, ибо знает, что она точно тут. Хватило нескольких недель наблюдений, чтобы выучить привычки Грейнджер на память. Она так стабильна и так предсказуема.

Сидит, поджав под себя ноги, и все ещё продолжает плакать. Драко прокашливается, чтобы оповестить гриффиндорку о своём присутствии и случайно не напугать.

— Малфой? — она быстро встаёт на ноги. — Что ты тут делаешь?

— Это не твоя комната, Грейнджер, — у него не получается быть милым с ней. — Так что нет ничего удивительного в том, что я проходил мимо.

— Да, конечно, — девушка не желает ввязываться в очередную перепалку со слизеринцем. — Я, пожалуй, пойду.

Она говорит это так, словно прощается. Словно, они тут проговорили несколько часов и теперь ей пора уходить. И Драко солжёт, если скажет, что не хотел бы, чтобы это было правдой. Интересно, каково это: дружить с ней, разговаривать о чём-то личном, смеяться и шутить… просто общаться?

— Да, тебе пора, — вырывается из него. — Поттер и Уизли, наверное, уже соскучились по тебе.

И чего в его словах больше? Иронии? Сарказма? Он и сам не понимает. Малфой говорит это с чувством зависти, хотя не сразу осознаёт того. Ведь Гермиона действительно пойдёт сейчас к своим друзьям и они будут рады её видеть. Они смогут обнять её. Смогут касаться её. Смогут говорить с ней.

Малфой тоже рад её видеть. Каждый раз.

Сколько воды утекло с того дня? Они — не те беззаботные дети. Но, как уже знает Малфой, детство Гермионы закончилось в те самые дни. А что бы изменилось, если бы он тогда узнал правду? Если бы каким-то чудным образом девушка поделилась с ним своими переживаниями, то что? Помог бы? Был бы рядом? И самый главный вопрос: поверил бы? Ей не поверили лучшие друзья.

— Ты хочешь что-то спросить у меня? — спрашивает Гермиона. — По глазам вижу.

— Я думаю, — тяжело вздыхает Малфой. — Интересно, как всё случилось, если бы ты, вдруг, рассказала мне о своих видениях?

— Этого никогда не случилось бы.

— Мы можем просто представить…

— Нет, — перебивает девушка. — Это нельзя просто представить, Драко. Я бы никогда тебе не рассказала о своих видениях. Ты был одним из тех, кто фигурировал в них. И роль у тебя была так себе, если честно.

— Я бы поверил тебе, Гермиона, — он берёт её руку в свою. — Я не могу этого объяснить. Я не знаю и не понимаю, как это работает. Скажи, что земля плоская и я поверю, потому что это будет сказано твоими устами.

— Ещё несколько часов назад ты был готов меня убить. Я тоже не понимаю, как это работает.

— Мы с тобой бракованный дуэт.

Тренировки по квиддичу выбивают всю дурь и силу. Малфой чувствует себя выжатым лимоном и еле доползает до кровати. Хочется просто закрыть глаза и провалиться в сон, но её образпреследует даже во сне. Это похоже на какую-то одержимость. Он с ней не говорил с того самого дня, когда пошёл на Астрономическую башню. За ней. А сколько времени прошло с того дня? Четыре месяца. А Драко так и продолжает просто наблюдать за ней со стороны, изучая в подробностях жизнь Гермионы Грейнджер.

Она любит тыквенный сок, но всегда добавляет в него ложку сахара. Однажды Малфой попробовал так сделать и он не оценил подобных предпочтений. Грейнджер всегда занимает один и тот же стол в библиотеке и стул. За столом стоит четыре стула, но она садится всё время за один и тот же. Если на обед подают свинину, то она не приходит. Родителям пишет письма в понедельник и в пятницу.

— Ну и? — Малфой открыл глаза и увидел Блейза, который стоит над ним. — Давно?

— Ты о чём? — непонимающе спрашивает Драко. — Отойди, Забини. Ты воняешь.

— Кто она?

— Ты о чём? — повторил вопрос Малфой.

— О ком! — Забини падает на кровать друга. — Ты влюбился, но я не могу понять. Так что, Малфой, кто она?

Блондин с осуждением посмотрел на мулата. Это было последнее, о чём Драко собирался разговаривать с Блейзом. Ещё и в общей спальне.

— Ты наши розовые футболки захватил?

— Что? — Блейз развёл руками.

— Ну как? Мы должны нацепить на себя наши любимые розовые футболочки, достать из-под кроватей плюшевых мишек и начать делиться секретами. Ты забыл о традициях клуба «Лучшие подружки»?

— Тоже мне друг, — недовольно фыркнул Забини и встал с кровати. — И без твоих признаний вычислю её.

С того дня он прятал свои взгляды. Посмотреть на Грейнджер было роскошью. Было всё труднее совладать собой, когда Малфой видел очередную порцию слёз на глазах девушки. С ней что-то происходило, хотя она тщательно пыталась это скрыть.

Малфой заметил, что рубашка словно стала больше на размер — она похудела. Начала игнорировать приёмы пищи, даже когда подавали птицу. Всё чаще замечал, как Грейнджер прокрадывалась на Астрономическую башню. Письма родителям один раз в неделю — в среду. А потом и, вовсе, летние каникулы.

Впервые за свою недолгую жизнь Драко решился на то, чего прежде не делал. Он прибыл в магловский Лондон. Добраться до нужной улицы было непросто. Адски непросто. В какой-то момент Малфой уже подумал, что останется тут до конца жизни, потому что выбраться не сможет. Но только он увидел её на лужайке перед домом, как все переживания исчезли.

Грейнджер была одета в платье жёлтого цвета, а белые босоножки лежали на траве в нескольких шагах. В руках неизменно была книга; волосы собраны в объемный пучок; на лице еле заметная улыбка. Солнечные лучи играют с веснушками на коже, пока у ног трется пушистый комок. Это её кот.

Он наблюдал за ней до того момента, пока она не зашла в дом. Были мысли подойти к ней, но Малфой не решился. Что он ей скажет? Что случайно оказался в том самом районе магловского Лондона, где она живёт? Смешно. Под вечер Драко был в Мэноре, согревая в голове воспоминания о беззаботной Гермионе Грейнджер в платье цвета солнца.

— Если бы ты не исчезла, я бы набрался смелости, — констатирует Драко.

— Ну, на четвёртом курсе ты же сделал несколько попыток, — Гермиона прокручивает в голове нужные воспоминания. — Хотя я не понимаю…

— Кто бы мог подумать, что Гермиона Грейнджер такая недоступная.

Он скучал по ней. Видел лишь один раз за все три месяца летних каникул. Она стала выше, щёки сменились скулами, а непослушные волосы аккуратно собраны в хвост. Но в глазах нет сияния. Грейнджер приехала в Хогвартс уже уставшая.

— Грейнджер! — он позволил себе коснуться её. — Как ты?

Гриффиндорка смотрит на него с полнейшим непониманием и недоумением. Малфой говорит с ней так, будто бы они давнишние друзья. Он не ожидал от себя, что будет звучать так непринуждённо. Драко искренне интересуется ею. А ещё он скучал по её голосу.

— Нормально, — с опаской отвечает Гермиона. — Тебе чего, Малфой?

— Нет, ничего, — парень нехотя отпускает девичью руку. — Я просто спросил.

Вот и всё. Она разворачивается и уходит.

— Признаюсь, — Малфой крепче сжимает её руку, — я потерял момент, в который помешался на тебе. Сначала ты просто мне нравилась, потом я не мог отделаться от мысли, что мне нравится наблюдать за тобой. Со временем, я испытывал настоящую потребность в твоём присутствии.

— Это нездоровое влечение, Драко.

— Это болезнь. Это пытка, но она безрассудно нравится.

— Похоже, что любовь не такое уж и светлое чувство, как её описывают в книгах.

— Мы с тобой не персонажи придуманной истории, Грейнджер. Моя любовь — это не красивые слова и правильные поступки. У неё нет причин и мотивов, нет назначения и предыстории. Я не герой из твоих любимых романов. Я застигнут врасплох и порабощён тобой.

Первое испытание Турнира Трёх Волшебников. Малфой пришёл с Блейзом и Тео. Не нужно и пяти минут, чтобы Драко отыскал глазами гриффиндорку. Она сидит рядом с Уизли-младшей, а карамельные глаза на мокром месте. Пока все наблюдают за Поттером и его драконом, он смотрит на неё. Грейнджер забывает дышать, пока молится за благополучие друга. Неужели можно быть настолько безрассудно преданной в дружбе?

— Ты в порядке? — он снова хватает её за руку, когда с трибун почти все разошлись.

— Нет, — Грейнджер не отдаёт отчёта себе. — Мне страшно.

И он видит это. Она настолько напугана, что даже не смотрит на то, с кем разговаривает. Тонкие пальцы сжимают руку блондина в ответ. Драко чувствует, как она дрожит, как её трясёт.

— Что случилось? Что тебя пугает?

— Я не могу ему ничем помочь. Я слишком слаба.

— Поттер справится, Грейнджер.

— Малфой? — она выходит из транса. — Что ты… Мне нужно идти.

Резко выдёргивает руку и убегает, оставляя слизеринца одного. Тогда Драко даже не мог представить истинной причины страха девушки. Казалось, что она просто чрезмерно сильно переживает за лучшего друга. Понадобилось много времени, чтобы узнать о том, что терзало юную душу гриффиндорки. А пока что Малфой остаётся сидеть на трибуне, ощущая запах сахарного печенья и тёплого молока. Через несколько месяцев он будет сидеть на трибуне у лабиринта, где-то отдалённо слышать рассказ Поттера, а в нос вновь ударит знакомый аромат.

— Это она? Это Грейнджер? — восторженно спрашивает Блейз, когда Драко вернулся в гостиную факультета. — Я видел вас на трибунах.

— Да, — не желая спорить, отвечает Малфой.

— И сколько это продолжается?

— Год или больше. Или меньше. Я не знаю.

— То есть?

— Я с ней говорил пару раз за всё это время, Блейз.

— Что тебе мешает?

— Я не достоин её. Я не хочу быть грозовыми тучами в её жизни.

Когда-то он выразился именно таким образом своему лучшему другу. Прошло столько времени и теперь они грозовые тучи друг для друга. Они похожи на два разрушенных корабля, застрявших в одном шторме. Эта ночь стала решающей и точно не в их пользу. Признаваясь в своих слабостях — залезли в сердца друг друга. Сломаны болью, расстоянием и ненавистью. Гермиона заставила Малфоя ненавидеть себя и ломала этим. Драко заставил холодное сердце Грейнджер биться и ломал её этим.

Они ранят друг друга точно так же, как и лечат. Оба знали, что обречены, когда впервые встретились в поместье Лестрейндж. Потому что никто не забыл, что было.

Вдох-выдох. Наверное, это первый раз в жизни, когда он переживал. Ещё один «первый раз» с ней. Сколько поступков он совершил впервые из-за Грейнджер? Малфой топчется у дверей кабинета Зелий. Почему-то Поттер и Уизли уже пришли, но её с ними нет. Она опаздывает. Такое вообще возможно? Тяжёлые шаги предупреждают о том, что это Снейп.

— Драко, — крёстный смерил его взглядом, — почему ты не в классе?

— Я жду одного человека, — Драко переминается с ноги на ногу. — Ты позволишь мне опоздать?

— Нет.

— Я хочу пригласить девушку на Святочный бал.

— Ты не можешь поговорить с мисс Паркинсон где-то в другом месте?

— Это не Пэнс, — парень закатывает глаза. — Это Грейнджер. Гермиона.

— Вот как? — Снейп приподняла бровь. — Смело. Но решайте свои дела вне занятий.

Она не пришла. Ни на Зелья, ни на Трансфигурацию. На обед и на ужин. Малфой слишком долго тянул, бал завтра, а он так и не смог отыскать гриффиндорку. Скорее всего, что её кто-то уже пригласил.

Вечером Драко наблюдает за тем, как друзья готовятся к завтрашнему событию. Его парадная мантия висит в шкафу, а туфли стоят под кроватью. Пэнси несколько раз спрашивала Малфоя о том, позвал ли он кого-то, но ответа так и не последовало. Блондин ушёл спать за час до отбоя. Во сне он снова видел улыбающуюся Грейнджер в жёлтом платье.

К рассвету сон сняло, как рукой. Пока остальные парни мирно и не совсем тихо сопели, Малфой поднялся с кровати и вышел со спальни. В гостиной потрескивал огонь и горело несколько ночников. Драко расположился на кожаном диване, но по непонятным причинам голова начала раскалываться. Плевав на школьные порядки, он покидает пределы гостиной и выходит в коридор. Ноги сами ведут его на Астрономическую башню.

Ещё на ступеньках слышатся горькие всхлипы и шёпот. Малфой узнает этот голос из тысячи. Грейнджер тут. В голове сразу рисуется выбор: подойти к ней или не мешать? Нет, он не может оставить её в очередной раз.

— Грейнджер, — когда-то он сможет назвать её по имени, — что случилось?

— Всё хорошо, — оправдывается гриффиндорка. — Это пройдёт.

— Ты можешь мне рассказать…

— Со мной всё хорошо, Драко. Я в порядке.

Его имя с её уст заставляет руки дрогнуть. Сейчас оно звучит так обыденно: без злости и гнева. Гермиона настолько подавлена, что даже не смотрит на него. Малфой чувствует, что она хочет побыть одна. Знает, что она не нуждается в его компании.

— Пойдёшь со мной на бал? — вырывается неуместное предложение. — Я понимаю, что это звучит…

— Нет, — совсем тихо произносит Гермиона. — Меня….

— Тебя уже пригласили. Конечно.

— Да, пригласили.

Вечером он узнает, что её действительно приглашали. Среди тех, кто хотел видеть Гермиону Грейнджер своей спутницей был даже болгарский ловец — Виктор Крам. Но она всем отказала. И Малфою тоже.

А пока что он позволяет себе её обнять. Начинается дождь, Грейнджер плачет, а он крепко прижимает её к себе, чувствуя всю боль девушки.

— Потанцуем? — внезапно предлагает Драко. — Мне кажется, что ты должна мне танец.

— Я тебе должна танец?

— Мисс Грейнджер, подарите мне танец.

Он помогает ей встать. Плед спадает с хрупких плеч Гермионы, а Драко притягивает её к себе. Холодные руки парня легко касаются спины. Пальцы повторяют очертание шрамов на нежной коже. Девушка кладёт голову на грудь Малфоя и слышит размеренное сердцебиение. Эта картина выглядит отвратительно неправильной для этого дома. Для этого времени. Их души сливаются в холодном поцелуе. Такая холодная красота.

Может ли Драко желать большего? В голове всплывает картинка, которую он видел в зеркале: точно такой же танец и беременная Гермиона. Но суждено ли его мечте сбыться? Есть ли у этих двоих шанс на такое будущее? Пока душа улавливает вибрации потаённых желаний Драко, рациональная часть мозга твердит, что у таких историй не бывает счастливых концов.

Их любовь — Война. При любых раскладах, на Войне суждено кому-то умереть.

Без неё не то. В который раз Драко обводит студентов взглядами, но её нет. Грейнджер не пришла поддержать Поттера. Что-то не так. От Дафны он слышал, что якобы отношения у Золотого Трио не лучшие сейчас, но не до такой же степени, чтобы она не пришла.

— У каждого из Вас пропало что-то ценное, — Драко улавливает обрывки фраз Дамблдора. — Это спрятано на дне Чёрного озера. Желаю удачи, Чемпионы.

— Похоже, что у Крама украли Грейнджер, — Блейз толкает его в плечо. — Он всё утро искал ту в Большом зале.

Он вдыхает запах её волос. Кажется, будто это у Малфоя украли Грейнджер. На долгие пять лет. Он тоже искал её. Каждое утро и каждую ночь. Но находил лишь в своих мыслях и воспоминаниях. Её образ преследовал хлеще любого призрака. Непонятно, как Драко доживал до утра после очередной ночи, сотканной из тысячи картинок. Картинок, где ему улыбается гриффиндорка.

— Мне страшно, — он возвращает ей ту самую фразу. — Страшно, что когда-то я больше тебя не увижу, Грейнджер.

— Что ты несёшь, Малфой? — она не понимает его. — Что ты задумал?

— Ничего. Абсолютно ничего. Я просто не могу без тебя. Я пытался противиться тебе. Пытался не думать о тебе, — он становится перед ней на колени. — Но стоит мне задуматься, что с тобой может что-то случится, как я схожу с ума.

— Я не понимаю тебя, Драко, — голос Гермионы полон отчаяния.

— Я тоже себя не понимаю, — он берёт её руку. — Когда я узнал, что ты там, под водой, я был готов сам нырнуть в воды Чёрного озера. Мне плевать, хватило ли бы мне воздуха или сил, но я не могу представить свою жизнь без тебя. Не могу представить, что не увижу тебя в Большом зале или за партой в кабинете Чар. Мне достаточно того, что ты жива и здорова. Просто будь живой, Гермиона.

Он стоит перед ней на коленях, целуя костяшки правой руки девушки. Он одержим. Он опьянён. Он утонул в ней.

— Просто позволь мне любить тебя. Я не жду твоей взаимности, но буду счастлив, если ты позволишь мне касаться тебя.

— Драко, — она опускается на колени, — прости меня…

— За что?

— Я не та, кто тебе подарит любовь. Я причиню лишь боль.

— Нет, ты спасаешь меня. Даже не подозреваешь об этом, но спасаешь.

— Я постараюсь тебя спасти, — шепчет Гермиона и оставляет лёгкий поцелуй на его щеке.

Ведь как оказалось, спасти его в её силах.

— Ты всегда спасала меня, Грейнджер. Позволь мне спасти тебя.

Но она лишь крепче прижимается к нему и ничего не отвечает. Её спасение в нём. Достаточно лишь того, что они нашли в себе силы рассказать друг другу свои истории. Такие разные, но такие похожие.

Весь Хогвартс на ушах. Турнир набирает обороты, а вместе с ними и кровавые следы. Убийство Барти Крауча хоть и не получило широкой огласки среди школьников, но посеяло панику среди министерских работников. Малфой получил письмо от отца, в котором тот просил сына быть аккуратнее и осмотрительнее.

«…говорят, что в убийстве подозревают одну из учениц Хогвартса. А именно грязнокровку Грейнджер. Я в это слабо верю, но будь осторожен.»

Что за бред? Как можно подозревать Грейнджер в убийстве Крауча? Кто тот гений, что предположил подобное? Малфой комкает письмо и бросает его в камин. Следит за тем, как в огне исчезают выведенные буквы и покидает гостиную. Несётся по коридорам и без стука заходит в кабинет крёстного отца.

— Драко? — Снейп сидит за столом, проверяя конспекты студентов. — Чем обязан?

— Что ты знаешь об убийстве Крауча?

— Мало что. Его тело нашли в Запретном лесу. Чем вызван твой интерес?

— Правда, что под подозрение попала Грейнджер?

— Не хочу вдаваться в подробности и узнавать, как тебе стало об этом известно…

— Правда или нет? — не выдерживает Драко.

— Правда.

— Кому пришла столь гениальная догадка?

— Дамблдору, — выдерживая паузу, отвечает зельевар.

Северус что-то ещё кричит вслед, но Драко не слышит. Он громко захлопывает за собой двери и бежит к кабинету директора, где бывал единожды. На втором курсе. Врывается точно так же, бесцеремонно, как и в подземелья Снейпа.

— Мистер Малфой, — старик поднимается с места, — что-то случилось?

На диване у стола сидит МакГонагалл и Фадж. Отлично, все в сборе. Драко не успел продумать, что скажет. Но точно уверен в том, что будет отстаивать Грейнджер до последнего. Если понадобится, он заставит выступить и отца в её защиту, но надеется, что до этого не дойдёт.

— Мисс Гермиона Грейнджер не причастна к убийству Барти Крауча, — решительно произносит Драко. — В вечер, когда судью убили, она была со мной.

— Мистер Малфой, я не знаю…

— Она могла вам этого не сообщить, так как скрывает наши отношения.

Осознание того, что своим вмешательством он мог подставить Грейнджер приходит слишком поздно. Конечно, она могла уже подтвердить свою непричастность. Но Малфой подумал об этом не вовремя. Время назад не вернуть, а он успел ляпнуть не подумав. И пусть. Он не позволит кому-то о ней думать столь омерзительные вещи.

— Я услышал Вас, Драко, — Дамблдор садится в кресло. — Очень благородно с Вашей стороны.

— Если нужно, я могу повторить свои слова. Где угодно и кому угодно.

В этот момент приходит твёрдое осознание — он готов на всё. Ради неё.

— Что с нами будет дальше? — Гермиона поднимает голову и смотрит на него. — Как раньше уже не получится.

— Ты теперь не одна. Мы вместе уничтожим его.

— Или он нас.

— Мы всё ещё можем играть роль его верных слуг.

— Он не прощает любви, Драко. Она для него подобно яду.

— Для нас это тоже яд, Грейнджер.

— Гермиона Грейнджер, — дальше вопит Поттер. — Она была там. Она стала перед ним на колени и поклялась служить верой и правдой.

Перед глазами всё плывёт. Он не верит своим ушам. Серые глаза в сотый раз осматривают трибуны в поисках Гермионы. Малфой хочет увидеть её, взять за руки и прокричать во всё горло, что она не виновата. Хочет закрыть собой от всего мира и всех нападок. Но гриффиндорки нигде нет.

«Меня нельзя любить», — голос девушки бьёт по сознанию.

Он с разбега влетает в ту же пропасть, что и Гермиона. Она состоит из боли, ненависти и гнева. Сами не зная того, они позволили Адскому пламени сжечь себя изнутри. Пять лет понадобится, чтобы они долетели ко дну этой пропасти и там встретились.

— Вот моя история, Грейнджер. Она точно так же проклята. Мы с тобой прокляты.

========== Глава 12 ==========

— Сириус работает не по моей наводке, — она нервно расхаживает по кабинету. — Что-то происходит, а я не могу понять.

— Выдохни и успокойся, — Драко подходит к девушке.

— Нет! Как же ты не понимаешь, что это начало конца.

— Так, разве, это плохо?

— Это очень плохо, Драко. Мы не знаем, кто ещё ввязался в эту историю и внёс свои коррективы. Это может быть концом для всех нас.

Прошло три дня с той самой ночи, как они вскрыли карты перед друг другом. Но, кроме этого, ничего не изменилось. Блэк всё так же где-то в бегах, диадема не уничтожена, а Гермиона не знает, что делать дальше. Один из последних орденовцев не выходит на связь и никоим образом не даёт о себе знать. Пожирательница понимает, что время на исходе: если она не найдёт либо Сириуса, либо крестраж, то к ней появятся вопросы. Странно, что они ещё не появились. Скорее всего, что этот момент оттягивался только благодаря нападению на рептилию, что ослабило Волан-де-Морта.

— Почему же? Чем быстрее Блэк расправится с паршивой безделушкой, тем быстрее всё это закончится.

— Для тебя это закончится. Для Тео, для Блейза и всех остальных это закончится. А я буду первой, кого без суда и следствия отправят на встречу с дементором.

Как же с ней играла судьба: злорадно усмехалась ей и ударяла лицом о землю. Всего неделю назад Гермионе Грейнджер было плевать, что с ней будет, когда с Реддлом будет покончено, а теперь что-то внутри больно сжимало. Сможет ли она сейчас просто сдаться и признать вину? Сможет, конечно. Только вот все мысли будут заняты серыми глазами, которые будут смотреть на неё сквозь толпу. Как когда-то, когда высматривали её перед лабиринтом.

— Я буду рядом с тобой, — он обнимает её, что есть силы. — Я обещаю тебе.

— Давай выпросим у неба ещё полчаса для нас, — в мольбе обращается Гермиона. — Это всё, на что мы заслуживаем.

— Нет. У нас всё будет с тобой, Грейнджер. Ты в зелёном платье и беременная, как я и мечтал.

Она не отвечает, потому что не знает, что сказать. Точнее, знает. Но о таком вслух не рассказывают. Нет никакого будущего у них. Будущее есть у Малфоя, который способен жить спокойной жизнью. Гермиона давно забыла, что такое «будущее» и как оно должно выглядеть. В лучшем случае — она доживёт до собственного слушания.

— Ты упал тогда из-за меня, — девушка отстраняется от Малфоя. — Поэтому я приняла на себя удар.

— Ты о чём?

— Ты тогда упал не просто так. В Отделе тайн ты разбил то пророчество, потому что мне нужно было так. Волан-де-Морт не должен был его увидеть.

— Что?

— Невербальная магия.

— Из-за тебя меня пытали? Ты…

— Да, — перебивает Гермиона, не желая слушать дальше. — Мне жаль, прости. Но он не должен был знать о чём пророчество.

Ей хотелось, чтобы он вышел. Гермиона рассчитывала на то, что это взбесит Драко и тот оставит её одну. Она чувствовала, как в шаге от того, чтобы расплакаться, но только не перед ним. Малфой достаточно видел её слабой и беспомощной, сейчас хотелось оставаться всё той же холодной Пожирательницей. Грейнджер не желала признаваться Малфою в том, что он вернул её к жизни. В том, что теперь ей не хочется прощаться с жизнью из-за него. Проще было спровоцировать парня на гнев, как ей казалось.

— Что такого было в пророчестве? — спокойно спросил блондин. — Почему Лорд не должен был его увидеть?

— Речь шла о Гарри. Меньше всего мне хотелось, чтобы он узнал, что лишь смерть Поттера принесёт ему спокойствие и радость. Как будто бы он этого не знал без пророчества.

— Разве он не знал, что ты узнаешь смысл этого пророчества? Почему не попросил тебя просто пересказать ему то, что ты увидела в этом шаре?

— Без последствий пророчество может взять лишь тот, о ком идёт речь в этом самом пророчестве. Я думаю, что ты помнишь, как меня выкручивало, когда я взяла этот проклятый шар. И увидеть то, что скрывала дымка я смогла только благодаря своему дару, о котором Реддл не в курсе.

— Он не в кусе твоих способностей? Но как? Ты же говорила, что кто-то узнал, что ты видишь будущее? Или как оно там работает?

— Тот, кто знал — больше не знает.

— Погоди, а как я тогда смог взять шар в руки?

— Я не знаю, — слишком быстро ответила Гермиона.

Странно, как способная лгать всем вокруг — не может солгать одному человеку. Желая просто прогнать Драко, она задела весьма неподходящую для обсуждения тему. Гермиона не желала рассказывать парню правду. Она не хотела втягивать его в эту грязную игру.

— Пророчество было связано как-то со мной? — догадывается Малфой. — Грейнджер, ответь мне!

— Не совсем. Пророчество рассказало бы Волан-де-Морту о том, что ты тот, кто должен был убить Дамблдора. Ты был истинным Избранным для этого дела. Первая часть Пророчества гласила о том, что ни один из них не успокоится, пока будет жив другой, — она запнулась. — А вторая, что парень, от чьей руки действительно должен был погибнуть первый враг — поможет убить второго.

— И что ты скрывала больше?

— И то, и то. Ничего из этого не должно было дойти к Реддлу.

В кабинете повисло молчание. Холодное и омерзительное. Чем больше они говорили, тем больше правды всплывало. И Гермиону пугало то, насколько сильно, подсознательно, она оберегала Драко. Уже теперь она не могла быть уверена, что всегда действовала сугубо в своих интересах.

— Мне нужно побыть одной, — кидает Гермиона и сразу же аппарирует.

— Здравствуй, мой милый друг, — она садится у знакомого надгробия. — Прости, что так давно к тебе не наведывалась, так давно с тобой не разговаривала.

Лишь одинокие крики чёрных воронов ответили на приветствие гриффиндорки. Её кожа, словно дорогой фарфор, вновь покрылась дорожками из солёных слёз. Гермиона так быстро убежала от Драко, что даже не накинула мантию на плечи. Это утро выдалось чрезвычайно холодным. Чёрные кружевные вставки на спине покрылись в момент ледяным инеем.

— Он тоже теперь знает мою историю, — сквозь слёзы прошептала девушка. — Я такая глупая, Северус. Я не должна была ему этого рассказывать. Я подставила его под удар своей честностью. Хотя, ты прекрасно знаешь, что кое-что я всё-таки не решилась ему рассказать. Это стоило говорить ему сразу, потому что после его истории я уже не смогла признаться ему.

Сердце обливалось кровью, пока она продолжала делиться с умершим другом последними новостями своей скудной жизни. Слёзы быстро замерзали на щеках. Тонкие пальцы смахнули последние горошины с глаз и Гермиона вновь принялась вчитываться в те самые заученные строки на гранитном камне. Она достала из кармана палочку и в волшебных искрах появились новые строки:

«В лучах солнца мы обретём свою страсть. В лучах солнца мы своё предназначение найдём. В лучах солнца мы свой покой познаем»

— Эти лучи солнца для тебя. Я всё ещё надеюсь, что ты ждёшь меня, Северус.

Не обращая внимание на холод, она ложится клубочком на холодную землю и проваливается в далёкий сон.

Так светло и чисто. Кожа не чувствует холода, а босые ноги не мёрзнут. Привычное одеяние чёрного цвета сменилось на белое пышное платье. Её волосы распущены и аккуратно лежат на плечах — в них вплетены цветы. Очень много цветов. Взгляд падает на руки, которые держат красивый букет.

— Всегда считал, что белый тебе больше к лицу, — раздаётся родной голос. — Здравствуй, Гермиона.

От неожиданности она роняет букет и видит его. Северус стоит в нескольких шагах от неё: всё в той же чёрной мантии и с ровной спиной. Губы начинают дрожать, а на корсет падают слёзы. Гермиона бросается к нему, протягивая руки. Она боится, что сейчас что-то заставит её проснуться и сознание потеряет столь реалистичный образ, но нет. Руки сначала неуверенно, а потом со всей силы прижимаются к другу.

От него так же веет хвоей и морозной свежестью. Все так, будто бы и взаправду. Грудная клетка заходится в неестественных содроганиях, пока голова вжимается в мужскую грудь.

— Северус, — заикаясь произносит Гермиона, — я так скучала по тебе. Я скучаю по тебе.

— Не находил Вас столь сентиментальной, мисс Грейнджер, — Снейп аккуратно обнимает гриффиндорку. — Я тоже рад видеть тебя, Гермиона.

— Ты же должен был ждать меня на вокзале Кингс-Кросс.

— Я и буду тебя там ждать, но время ещё не пришло.

— Значит, это просто сон; это всего лишь в моей голове.

— То, что это происходит в твоей голове — не мешает этому быть реальностью.

Если это и происходило в её больном сознании, то она была рада, что ей привиделся именно Северус. Много дней она оплакивала его и проклинала себя; искала в толпе его глаза; хотела услышать его голос. Ценность дружбы значительно возрастает, когда ты остаёшься один на один с Войной. Ты смотришь в лицо смерти и чувствуешь её прожигающий взгляд на окраинах души, когда за тобой никого нет. Гермиона знает, каково это — остаться посреди выжженной пустыни в окружении трупов и с руками по локоть в крови, но никто дома тебя не ждёт. Возможно, что свободные слушатели опошлили бы это искреннее чувство девушки: посчитали бы, что она видела в профессоре лишь физическое влечение; посчитали бы, что столь разные люди не могут проникнуться дружбой; сказали бы, что два человека, душу которых когда-то прожгло предательство, не доверяться больше кому-то.

Но вот оно — доказательство того, как сильны светлые чувства в опустошённой оболочке Гермионы Грейнджер. Она бежит сквозь тернии кошмарных сновидений и пугающий видений к близкому другу. Снейп стал ей вторым отцом, чудесным учителем, верным наставником и просто товарищем. Гриффиндорка мало читала художественных книг о любви и дружбе, но на собственной шкуре познала эти чувства. Дружба и любовь в мирное время не сравнится с теми же чувствами, когда за окном льют кровавые дожди.

«Заморозь чувства, чтобы позже разжечь их холодным снегом. Холодный снег растопит ледяное сердце».

Некогда непонятное и мудрёное видение теперь было яснее дня белого. Она закрыла свои чувства на замок, переуступила через дружбу и любовь, чтобы позже познать эти чувства холодной зимой. Иронично, что люди подарившие ей ощущение того, что она не пустое место — сами, словно, холодный снег.

— Прости, — она отстраняется от друга, — твоя мантия вся в моих слезах.

— Я никогда не видел слёз на твоих глазах при жизни. Позволь мне на них посмотреть сейчас.

— Прости меня, Северус.

— Ты всё делаешь правильно, Гермиона. Ты — умница. Перестань думать о том, что кто-то может осудить тебя. Никто из них не чувствовал и сотой доли того, что пришлось прочувствовать тебе. Твоя боль… — он замолчал на минуту. — Мне жаль, что когда-то я не стал тем человеком, которому ты могла бы довериться. Альбус оказался слишком беспечным.

Она впитывала каждое слово зельевара — вслушивалась в голос, который так давно перестал её окутывать в реальной жизни. Ей не хватало мудрых советов и поддержки профессора.

— Будь внимательнее к мелочам, Гермиона. Прочти мой дневник ещё раз. Мне кажется, что в прошлый раз ты слишком быстро закрыла его.

— Я не могу его читать. Это… Это так больно.

— Когда-то ты попросила меня, чтобы я позволил тебе побыть со мной «Гермионой Грейнджер». А теперь я прошу тебя — побудь Пожирателем. Ещё немножко, Гермиона.

— И что потом?

— Ты сама знаешь. Я буду ждать тебя, милая Гермиона. На Кингс-Кросс.

Она протягивает руку к нему и только сейчас замечает тонкое золотое кольцо на безымянном пальце. Изысканное и со вкусом — такое, о котором она когда-то мечтала. В далёком прошлом. Подол белого платья внезапно начинает сменять цвет на красный. Гермиона поднимает глаза и видит лишь туманный силуэт друга вдали.

— Северус! — кричит, срывая голос. — Северус! Нет!

Босые ноги начинают чувствовать холод. И битое стекло. Платье начинает стремительно краснеть, а ступни оставляют кровавую дорожку следов. Гермиона ускоряется, бежит за профессором, что есть силы. Но образ исчезает совсем.

— Будь внимательна к мелочам, девочка, — эхом раздаётся голос Северуса. — Я буду ждать тебя.

— Пожалуйста! Не исчезай, прошу тебя!

Падает и чувствует боль внутри. Так чувствуется боль и одиночество.

— Внимательнее к мелочам! — она просыпается в своей постели, укрыта пледом.

— Гермиона? — Драко сидит у её ног. — Как ты?

— Как я тут оказалась?

— Ты исчезла, я начал переживать, когда ты не вернулась к полуночи. И, ожидаемо, нашёл тебя у могилы Северуса.

— Открой нижний ящик комода, там должен лежать дневник Снейпа. Подай мне его.

Малфой не задаёт лишних вопросов и делает то, о чём она его просит. Дневник буквально обжигает кожу, когда Гермиона касается его. В прошлый раз она прочитала несколько хаотично выбранных записей и больше не смогла смотреть на записную книгу Северуса. Он много записей сделал прямым обращением к ней, что ранило ещё сильнее. Каждое написанное им слово, девушке отдавалось знакомым голосом в голове.

Тонкие пальцы открывают записи и листают к последним страницам. Что-то внутри подсказывает, что то, о чём говорил Северус — в конце. Или она действительно сейчас найдёт что-то важное, или пора снова вернуться к зельям сна без сновидений.

Глаза нервно бегают по знакомому почерку, вчитываясь в каждое слово, всматриваясь в каждую запятую. Последняя запись перечитана уже десятый раз, когда Гермиона сдаётся и отодвигает дневник подальше от себя.

— Я что-то пропускаю, — шепчет себе под нос. — Я что-то пропускаю.

— Что случилось?

— Как близко ты общался с крёстным?

— В последнее время мы встречались только для того, чтобы усовершенствовать мои навыки. Раньше мы занимались через день, но потом занятия стали реже, потому что Северус стал обучать Блейза, Тео и Пэнс.

— Что? Снейп обучал остальных?

— Да, — он замялся. — Не все так благосклонны к Волан-де-Морту, как тебе могло показаться.

— Допустим. Я общалась с Ноттом-старшим — он нейтрален, как мне показалось. Вроде как и приверженец взглядов Лорда, но всё же холоден. С миссис Забини я не имела удовольствия пообщаться, но Паркинсон, — Гермиона отрицательно замотала головой, — он на всю голову поехавший. Отбитый Пожиратель, который был готов подсунуть свою жену в качестве той, чья кровь прольётся во время ритуала.

— Но Мишель не такая, — противопоставляет Драко. — Миссис Паркинсон не желала ввязываться в эту Войну. Многие семьи, который были замешаны в Первой Магической Войне не желали её повторения. Они склонили голову перед ним только потому что желали уберечь жизни своих близких.

— Что же тогда вы тут делаете, Драко?

«Сложно — это, когда становишься Пожирателем, ради них. Сначала отец принял метку, чтобы уберечь беременную маму, а потом я поступаю так же, чтобы уберечь их двоих».

— То же, что и ты, Грейнджер. Отыгрываем отведённую нам роль. Как оказалось, у кого-то она благодаря тебе — упрощена и сведена к минимуму. Ты просто наклеила новый сценарий поверх старого своим рвением всех спасти.

— Наклеила, — повторяет она себе под нос.

Рука снова тянется к дневнику Северуса. Последняя страница плотнее остальных. Гермиона подносит находку к прикроватному ночнику и рассматривает уголок исписанного листа и нащупывает два уголка. Либо она сейчас нанесёт непоправимый ущерб ценному воспоминанию, либо она нашла то, о чём говорил профессор. Аккуратно и не спеша, Гермиона тянет за два уголка одной страницы. Не сразу, но заклеенный секрет Снейпа начинает поддаваться.

Две минуты и взору открывается та мелочь, о которой Северус предупреждал свою ученицу. Это спрятанная записка. Спрятана довольно магловским способом.

«Он знает о диадеме от меня. Он знает, как её уничтожить. Если, вдруг, он уничтожит её прежде, чем ты найдёшь его — беги. Ты в опасности. Блэк не спрячет тебя в сознании так глубоко, как я. Найди последний крестраж».

Пазл начинает собираться в голове в одну большую картинку. Снейп работал с Орденом за спиной Реддла точно так же, как и сама Гермиона. Сириус был исполнителем не только поручений девушки, но и Северуса. Многие вопросы, терзавшие её ранее наконец-то получили ответы. Но последняя реплика Северуса задавала куда больше вопросов. Что означает «найди последний крестраж»? Неужели, диадема оставалась не единственным проводником Лорда к бессмертию? Или Волан-де-Морт успел сделать ещё? Нет, быть того не может. Гермиона знала бы об этом. Он же доверял ей. Или нет?

Только она собиралась открыть рот, как в дверь начали громко барабанить.

— Грейнджер! — это Тео. — Гермиона!

— Входи, — девушка взмахивает волшебной палочкой.

В комнату вваливается сразу Теодор и Блейз. Оба напуганы до предела, с глазами полного ужаса и страха. Прежде Гермиона не видела столь смешанных чувств одновременно на лицах слизеринцев.

— Что случилось? — она встала с кровати и напрягалась.

— Блэк мёртв, — задыхаясь ответил Нотт. — Его тело нашёл отец полчаса назад и велел сразу рассказать тебе об этом.

Она забыла, как дышать. Этот вечер набирал оборотов с каждой минутой. Из десяти слов, сказанных Теодором не было ни единого бессмысленного. Первое — Блэк мёртв, и это означает, что к нему добрались. Но кто именно? Второе — Киллиан велел сыну сообщить об этом Гермионе. Конечно, можно предположить, что Нотт-старший помнил о заинтересованности Грейнджер в Сириусе, но сейчас она мало в это верила. Тон, в котором Тео сообщил такую новость, был явно не таким, в котором просят передать заурядную новость. Теодор был напуган.

— Хорошо, — девушка выдавила это с должным спокойствием. — Блейз, а у тебя что произошло?

— Тёмный Лорд убил мою мать, мне об этом сообщил Рик — наш домой эльф, — Забини явно ещё не осознал то, что произошло. — А ещё он мне сказал, что в нашем доме нашли какую-то диадему. Как я понял, то это диадема Кандиды Когтевран.

Теперь перестали дышать абсолютно все. Как минимум, трое из присутствующих в комнате знали, что из себя представляла эта побрякушка. Но, что-то подсказывало, что и Забини тоже в курсе. Гермиона не решалась что-то сказать, лишь повернулась в сторону Малфоя. В серых глазах читалось то же, что и в её карамельных. Всё стало слишком запутанным. Как диадема оказалась в доме Забини? Почему Реддл решил убить Летицию? Неужели он в состоянии сам расправляться с теми, кого считает неугодным? Почему ещё не вызвал к себе Гермиону?

— Кажется, мы в заднице, — подал голос Теодор.

— Ты даже не представляешь, в какой мы заднице, Тео, — тихо ответила Гермиона.

========== Глава 13 ==========

Голова кругом. В лёгких почти не осталось воздуха. От боли скрутило до треска в костях. Гермиона пытается открыть глаза и чувствует, как в спину впивается битое стекло. Хочется прокашляться, но не получается. Переворачивается с одной стороны на другую, опираясь на локти и начинает подниматься. Пушистые ресницы открываются, а вся комната начинает плыть в тумане.

Взору попадается лужа цвета крови — разлитое вино; разбитый бокал, стёкла которого успели впиться в спину и ладошки; догорающие свечи; потухший камин; открытое взору зеркало Еиналеж. Тошнота стоит комом в горле, норовя вывернуть внутренности. Девушка снова закрывает глаза и отряхивает голову, будто пытается скинуть с плеч тяжелый дурман. По бледной коже пробегают мурашки, оставляя за собой болезненные дорожки.

— Блять, — ругается под нос и снова открывает глаза.

Пальцы дрожат, не в силах нормально держать палочку. Она сплёвывает горечь с языка и находит остатки сил в ногах, чтобы встать. Сердце колотится и вылетает из груди. Гермиона опирается о стену, прикладывает нечеловеческие усилия, чтобы добраться к кровати. Никогда расстояние в три шага не казалось столь далёким и тяжёлым. Хватает секунды и дрожь от холода сменяется жаром. Кожа вспыхивает, а на оголённую грудь прорывается фонтан крови из носа. Запрокидывает голову и позволяет упасть себе на холодное постельное, закрывая глаза.

Часы пробивают полночь. Дыхание постепенно выравнивается, а из глаз срываются ненужные слёзы. Она не смогла сдержать своих бесов, отдаваясь им в плен. Абсолютная тишина прерывается глухими звуками приближающихся шагов. Гермиона приподнимает голову и натягивает на себя плед, задерживая взгляд на параллельных шрамах, которые украшают запястье.

— Я наказываю себя, Малфой, — успевает прошептать до того, как двери открываются. — Тебе не понять.

Он появляется в дверях. Он уже догадывается. Гермиона знает всё, что он мог бы ей рассказать и о чём спросить.

— Малфой.

— Грейнджер? — скорее вопросительно произносит блондин.

— Не хорошо обманывать старших, Драко, — тихо проговаривает девушка.

Не моргнув глазом, врывается в сознание Малфоя и быстро отыскивает то, что уже видела. Бегло пробегается по рассказу Кикимера, задерживается на каком-то моменте и покидает сознание. Рука крепче сжимает палочку под пледом, а ресницы опускаются.

— Какого хрена? — вскрикивает Драко.

— Окклюмент, — говорит спокойно и холодно. — Конечно, окклюмент. Какая же я глупая.

— Я не…

— Империо, — красный луч поражает его в грудь. — Ты сядешь и будешь молчать.

Серые глаза заискрились ненавистью и злостью. Гермиона чувствовала исходящий гнев от Малфоя, который ломая себя сел на диван. Карамельные глаза наблюдали за платиновыми волосами, выглядевшими слишком красиво для этого отвратительного поместья. Правильные черты лица выражали весь спектр эмоций, который был в арсенале Драко, для выражения тех чувств, которые он исписывал по отношению к ней. К Гермионе Грейнджер. К Пожирательнице.

— Что же мне делать с тобой? Убить нельзя. Стереть память нельзя. Или… — девушка подходит ближе к нему. — Как бы мне вынуть из тебя нужные воспоминания?

Голова все ещё продолжает болеть. Она не обращает внимание на свою наготу, нарезая круги вокруг новоиспечённой жертвы. Сознание продолжает туманить видение. Гермиона отказывается видеть этого Малфоя-младшего, который продолжает её ненавидеть, вспоминая того Драко — из недалёкого, но уже невозможного будущего.

— Мы с тобой бракованный дуэт, — она возвращает ему слова, которые он так и не скажет ей.

Стрелки продолжают наматывать круги, отбивая цокотом под кожей. Время слишком быстро бежит, а она не может прийти в себя и понять, что делать дальше. Отступает на несколько шагов от дивана и вспоминает о важной детали видения. Дневник Северуса.

Нижний ящик комода, в котором расположилось несколько старых книжек и ценное воспоминание о друге. Пропуская все записи, касается сразу же к последнемуразвороту и ухмыляется. Гермиона не приближается к ночнику, разрывая «секрет» Снейпа.

«Он знает о диадеме от меня. Он знает, как её уничтожить. Если, вдруг, он уничтожит её прежде, чем ты найдёшь его — беги. Ты в опасности. Блэк не спрячет тебя в сознании так глубоко, как я. Найди последний крестраж».

Как много времени у неё есть? Видение растягивалось на три дня, с момента этой ночи и до того, как Тео с Блейзом постучали в дверь её спальни. Возможно, у неё времени осталось меньше, потому что она начала действовать по-другому.

— Ты когда-то что-то рассказывал мне о чарах памяти, — тараторит и листает ежедневник. — Давай же, Гермиона, вспоминай!

Так много ненужных моментов всплывает в голове. Девушка так и не научилась контролировать разум, когда дело доходило к умершему другу. Губы задрожали, а ладони вспотели.

— Чары памяти, чары памяти… — продолжала, как окаянная, шептать Гермиона. — Что-то было нужное…

— Чтобы Обливиэйт сработал так, как надо — ты должна быть уверена, что человек не является окклюментом. Если он скроет нужные воспоминания, то ты их не сотрёшь.

— Конечно. Малфой, — она захлопнула ежедневник и бросилась к парню. — Сейчас ты сосредоточишься лишь на том, что тебе рассказал Кикимер.

В ответ лишь послышалось недовольное мычание.

— Ты будешь думать лишь о том, что рассказал эльф. Думай о его истории, — Гермиона сглотнула, подбирая слова. — В твоей голове должен остаться лишь разговор с эльфом и… И то, что ты чувствовал когда-то ко мне.

Голос дрогнул, но Гермиона быстро уняла ненужное переживание и неуверенность.

— Кивни, если сосредоточился на этом.

Он кивает.

— Всё остальное ты глубоко запрятал? Кивни.

Кивает.

— Обливиэйт, — парень упал без сознания.

Она быстро одевается и закидывает в сумочку то, что может понадобиться. В очередной раз Гермиона собирается покинуть поместье Лестрейндж, не зная, когда предстоит вернуться в эти осточертевшие стены.

Корсет платья туго затянут; ботинки зашнурованы; волосы собраны; мантия небрежно лежит на плечах. Она стоит у дверей с сумочкой в руках, когда замечает шевеление на диване.

— Фините Инкантатем, — одними лишь губами говорит девушка, пока Драко не до конца очухался. — В порядке?

— Ох, — скулит парень, хватаясь за голову. — Где я?

— Помнишь, что с тобой случилось?

— Ты отправляла меня к эльфу Блэков…

— Отлично. Что сказал Кикимер?

— Мы… Я… Я не говорил с ним…

— Превосходно. Выметайся из моей комнаты.

— Что?

— Пошёл вон, Малфой. Дверь вот, — девушка палочкой указала на выход. — Пошевеливайся! Я спешу.

— Сука, — хрипит парень, поднимаясь с дивана. — Дрянь.

— Спокойной ночи, Драко.

Дверь с грохотом захлопывается, а она испаряется из поместья. Первым пунктом её путешествия становится небезизвестный дом семейства Нотт.

В зловещем свете полной луны появляется хрупкий женский силуэт. Выглядит невинно, пока в сердце не осталось места для чувств. Всё, что она ещё способна чувствовать — это скорбь, которая съедает. И теперь Гермиона старается довести дело до конца, чтобы жертвы оказались не напрасны.

— Мисс? — сонный эльф появился перед Пожирательницей. — Хозяева не могут принять мисс в столь поздний час.

— Проводи меня к темницам, — властно произносит девушка. — Живо!

— Но…

— Живо! — повторила Гермиона.

— Конечно, — существо опустило глаза и открыло дверь перед ней.

Её каблуки стучат и отдают болью в пятках. Голова занята одной-единственной мыслью, которую она вбила себе в голову ещё три года назад. Гермиона корит себя в ночь, чтобы днём сказать своему отражению два слова. Два слова, что не оправдывают ни одного поступка девушки. Два слова, которых ей никто не сказал. Два слова, не имеющих под собой почвы.

Это правильно.

— Это правильно, — шепчет Пожирательница.

— Что? — эльф оборачивается к ней лицом.

— Ничего.

— Боппи? — слышится голосок из темноты.

— Уходи, — приказывает Гермиона.

Боппи исчезает, а она ступает несколько шагов в темноту. Глаза привыкают к темноте и различают очертания Кикимера в кромешном мраке. Эльфы — не самые счастливые существа магического мира, но даже по их меркам, Кикимер выглядел ужасно. От него осталась одна тень и заношенная простынка.

— Грязнокровка, — брюзжит эльф. — Кикимер ничего тебе не расскажет.

— Летиция Забини.

— Ты не могла… — голос Кикимера дрожит. — Я ничего не расскажу…

— Мне это и нужно, — пальцы крепко сжимают палочку. — Авада Кедавра.

Маленькое мертвое тельце с погасшими глазами распласталось у её ног. Палочка отправляется во внутренний карман мантии. Гермиона сглатывает и уходит, пометив в голове галочкой выполненный пункт. Теперь Кикимер точно никому ничего не расскажет. Она сдвинула фишки в игре в который раз, как будто бы не знала, чем это грозит. Судьба не терпит подобных махинаций и всегда жестоко мстит. Теперь девушке стоит озираться в два раза чаще — нож в спину может прилететь в самый неподходящий момент.

— Гермиона, — Тео стоит у лестницы, ведущей к подземельям. — Не ждал тебя в столь поздний час.

— А я не к тебе приходила.

— Что-то случилось?

— Дай мне пройти.

— Гермиона?

— Дай. Мне. Пройти.

— Что-то случилось? — он касается её руки. — Я могу помочь?

— Эверте Статум, — Теодор отлетает к стене. — Жаль, что ты не понимаешь по-хорошему.

Она закашливается и падает на колени посреди незнакомой гостиной. Прежде ей не приходилось бывать в доме миссис Забини. Перемещение на большое расстояние и постоянная усталость дают о себе знать. Она опустошает свой желудок прямо на кафель посреди застеклённой веранды. На языке остаётся привкус жёлчи вперемешку с красным вином. Оно и неудивительно. Когда она ела в последний раз нормально? В желудке давно ничего не было, помимо красного сухого, которое она терпеть не могла.

Жаркая ночь Италии заставляет моментом вспотеть. Коленки дрожат, а в глазах темнеет. Кашель не успокаивается, срывая лёгкие. Боковым зрением она замечает Летицию, которая пятится к стенке, узнав в поздней гостье Гермиону Грейнджер. Девушка делает глубокий вдох и выдыхает, и в который раз за последний час встаёт на ноги из последних сил. Три года назад она бы точно решила, что ей пора отдохнуть и позволить организму перезагрузится. Но Война не знает отдыха.

— Здравствуйте, Летиция, — спокойно здоровается Грейнджер. — Простите, что помешала Вашему сну.

— Добрый вечер, Гермиона, — она напугана внезапным визитом. — Чем могу быть полезна?

Слегка мерзко становится от столь вежливого тона этого разговора. Тем не менее Гермиона колеблется, гадая, как правильно задать вопрос миссис Забини. Тут вариантов очень и очень мало: либо она выводит Летицию на откровенный разговор, тем самым собственноручно подставляя женщину под удар; либо пытает. Видение показало, что Лорд убьёт мать Блейза, так что мешает это сделать Гермионе? Кто об этом узнаёт? Возможно, что она облегчит участь этой женщины.

— Где Блэк? — холодно спрашивает Пожирательница, подкидывая в голове жребий. — И не смей мне лгать, Летиция.

— Я не понимаю, о чём Вы, мисс Грейнджер.

— Не смей мне лгать. Ты осведомлена в делах Сириуса. Где он?

Гермиона отчётливо видит панику в глубоких карих глазах женщины — её самообладание терпит крах из-за элементарного страха. Гермиона до сих пор не понимала, как Летиция была связана с Блэком, но второй очень опрометчиво доверился первой. Итальянка не была натаскана в мастерстве лгать и скрывать истинное лицо. Она — чиста на столько, на сколько это позволяет Война, в отличие от гриффиндорки.

Даже в темноте ночи их зрительный контакт искрился. Тут не нужно было иметь малейшего навыка в чтении мыслей, чтобы понять истину, скрытую в черепной коробочке Летиции — она знает правду. Гермиона слегка склонила голову и ухмыльнулась, не отрывая заинтересованного взгляда от собеседницы, которая заходится от накатившей паники.

— Я спрашиваю ещё раз. В последний раз, Летиция. Где Сириус?

— Я не могу знать этого…

— Круцио!

Прежде миссис Забини лишь слышала об этом Непростительном, не имея чёткого понимания того, как оно работает. Знала, что с его помощью человека можно довести до безумия. Знала, что иногда смерть предпочтительнее, нежели эта пытка.

Моментально проступившие слёзы и хруст коленных чашечек не был новым зрелищем для Гермионы. За жалостью к себе, после смерти Северуса, она забыла, ради чего все это затевалось. Она позволила себе думать, что можно на секунду отступиться и передохнуть, что стало её величайшей ошибкой. Гермиона почему-то решила, что её касаются судьбы всех этих людей. Нет. Давно нет.

Теперь её взгляд снова мерцал решимостью и желанием идти напролом. Это единственный выход. Ей никто не скажет «спасибо» или, что «это правильно». Слух тонул в криках Летиции, когда что-то оборвалось внутри Гермионы. Это капилляр лопнул? Может, какой-то тромб оборвался и это стало бы смертельно — будь девушка живой. Только вот, Гермиона Грейнджер умерла пять лет назад. А может, это первая нить здравого рассудка оборвалась? На сколько здравомыслящим является человек, служащий тому, чьё имя весь магический мир не решается произносить? Сейчас рано об этом судить.

— Прошу! — слышится мольба женщины в криках.

— Где Сириус, Летиция?

Вопреки ожиданиям, мать Блейза продолжала молчать. Гермиона всё ждала, когда среди плача и мольбы послышаться заветные слова — ответ на её вопрос. Но искренняя отвага женщины вызывала неподдельное восхищение и удивление. Впервые за годы Войны что-то смогло удивить её — сломать привычный стереотип.

Темнота сгущалась вокруг Гермионы, пока она усиливала натиск на практически бессознательную Летицию. Когда глаза женщины почти закрылись — она опустила палочку. Спрашивать что-то было бесполезно, поэтому оставался вариант не требующий ответов в голос.

Сознание открыто, без каких-либо препятствий и защитных сооружений.

— Блейз, мой милый, — женщина сидит за столом и держит сына за руки. — Я смогу тебя защитить. Тебе не обязательно принимать метку…

— Я должен защищать тебя, — мулат целует мать в руки.

Любовь, которой сама Гермиона давно была лишена.

— Он так на тебя похож, — молодая Летиция держит новорождённого сына на руках. — Он улыбается тебе.

— Он прекрасен, как лучи восходящего солнца, — восхищенно произносит мужчина.

Она забралась слишком глубоко в сознание женщины.

— Я верю, что когда-то наступит конец этих тёмных времён, — миссис Забини сидит за столом. — Я надеюсь ещё увидеть маленьких наследников рода Забини.

— В тебе нескончаемый запас оптимизма, Лети, — напротив неё сидит Северус.

— Разве тебе не хочется, чтобы этому пришёл конец?

— Заканчивается одна Война — начинается другая.

— Ты о чём, Северус?

— Всегда остаются одинокие жертвы другой Войны, которые так и не смогли из неё выбраться.

Это воспоминание Летиции, которое ранит в самое сердце. Северус никогда не рассказывал Гермионе о том, что поддерживал отношения с матерью Блейза. Но, как оказалось, профессор хранил много секретов.

— Тебе не стоит так рисковать, Сириус. Снейп дал понять, что ты находишься в относительной безопасности только тут, подальше от Англии и подальше от него, — она перешёптывается и осматривается по сторонам в собственном доме. — Возможно, стоит переждать…

— Нет, — Блэк отрицательно покачал головой. — Её нужно поскорее уничтожить. Мне нужно попасть в Хогвартс. Мне нужен клык Василиска.

— Это очень опасно.

— А когда было иначе? Жизнь скучна без риска.

Вот оно. Гермиона наблюдает со стороны за их перешептываниями и сама отрицательно качает головой.

— Хороши мы с тобой, Северус. Два сапога — пара.

Летиция хрипит, пока со рта вытекает тонкая струйка крови. Смуглая кожа превратилась в карту созвездий из кровавых подтеков и новообразованных синяков. Пальцы продолжают содрогаться. Сломанные ногти царапают белый кафель, создавая неприятный для ушей звук. Ночнушка бледно-розового цвета скомкалась и измаралась в крови.

— Посмотри на меня, — пальцы Пожирательницы повернули лицо женщины к себе. — Где диадема?

— Я…Я… не… знаю…

— Где Блэк? И прошу тебя, не лги мне.

— Р…роза… — она отключается.

Прежде, не подвергавшись хоть каким-то пыткам, Летиции хватило одного Круциатуса, чтобы отключиться. Теплая кровь осталась на её бледных пальцах, когда Гермиона отпустила лицо женщины. Она знает, что миссис Забини никогда не забудет этот вечер, ведь такое не забывается. Каждый из Пожирателей помнил свою первую боль. Даже Пожиратели — люди не способные что-то чувствовать, чувствовали боль и помнили её привкус.

— Роза, — под нос повторила себе Гермиона. — Что за «роза»?

Палочка тянется к метке, призывая одного-конкретного человека. Минута за минутой, но никто не появляется. Палочка вжимается в метку сильнее — с большим напором и за спиной раздаётся кашель.

— Ты адекватная, Грейнджер? — закашливаясь, возмущается Блейз. — У меня чуть рука к хуям не отсохла!

— Что такое «роза»? — она поворачивается к нему.

— Что? — мулат поднимает глаза и застывает. — Мам? Мама?

— Блейз, что такое «роза»?

— Что с ней? — парень был уже у тела матери. — Помоги, Гермиона. Ей нужна помощь! Кто это… Это ты?

— Не заставляй меня спрашивать в третий раз, Забини.

— Ты совсем рехнулась? — он закопошился, доставая палочку. — Ты…

— Экспеллиармус, — опережает Гермиона. — Я сейчас прикончу её, если не услышу ответ на свой вопрос. Если бы твоя мать ответила на мой вопрос сразу же, то этого не случилось бы. Летиция пыталась что-то сказать о какой-то «розе», что это?

— Не знаю, — гневно выпалил мулат. — Возможно, Роза-Вилла. Это тайное хранилище нашей семьи.

— Как туда попасть?

— Туда может попасть только член семьи.

— Не то.

— Посторонний может туда попасть только имея при себе кровную печать рода.

— Как мне её получить? — Гермиона смерила Блейза взглядом. — Мне нужно туда попасть.

— Роза Морте Ависта, — прошептал Забини. — А теперь вали отсюда.

На правой руке у большого пальца появилось маленькая отметина, похожая на родимое пятно. Что-то похожее на цветущую розу.

— Она должна была умереть, — бросает Пожирательница. — Так предначертано, а с судьбой игры плохи.

— Ты что несёшь?

— Прости, Блейз, — Гермиона подняла палочку. — Но ты тоже слишком много знаешь. Больше я не позволю себе отступать от намеченного плана. Авада Кедавра!

— Мам, а почему говорят, что на огонь можно смотреть вечно? — маленькая девочка оторвалась от книги и уставилась на мать. — Разве глаза болеть не будут?

— Огонь уничтожает то, что может нас сломать, милая.

— Это как?

— Солнечные лучи рассеивают темноту; огонь в камине дарит тепло после тяжело дня; в жару кухонной духовки получается самое вкусное печенье.

— От пожаров гибнут люди; от жажды и жары страдают тысячи людей и животных.

— Не дели мир на чёрное и белое, на “правильное” и “неправильное”. Есть и другие цвета. Есть и другие решения. Без тьмы не бывает света.

— Я не совсем тебя понимаю.

— В твоей жизни будут дни, когда огонь сожжёт твои печали, — женщина коснулась волос дочери. — И будут дни, когда огонь будет сжигать тебя. Мне бы хотелось, чтобы в твоей жизни случалось только первое, но так не бывает.

Она ещё слишком маленькая, чтобы понять мамины слова. Она не познала жизни, чтобы запомнить эти слова.

— От огня может болеть сердце и душа, но не глаза.

Прошло много лет прежде, чем Гермиона усвоила урок своей матери. Она смотрит на пылающее поместье Забини. Глаза не болят. Огонь сжигает.

========== Глава 14 ==========

Наступали моменты, когда ей хотелось, чтобы всё это было одним большим видением. Большым кошмарным сном, которому не суждено сбыться, но это было бы слишком легко. Когда в жизни Гермионы Грейнджер было что-то простое, что не требовало усилий или слёз?

Когда-то двенадцатилетняя девочка сидела, закрывшись в женском туалете, и горько плакала, потому что её назвали зазнайкой. Тогда она считала, что это несправедливо, ведь она просто пыталась хорошо учиться. После Гермиона поняла, что легко не будет, если хочешь быть первой, но трудности в учёбе не шли ни в какое сравнение с тем, какие задачки приходилось решать сейчас.

Чёрный наряд Пожирательницы явно не подходил тёплой и солнечной Италии. Капельки пота стекали по её спине, пока она добиралась сквозь чащу к заветной Розе. Установленное антиаппариционное поле заставило проделать довольно сложный путь, ломая по дороге ветки и стряхивая с себя ненавистных пауков.

Около двадцати минут в дороге и Гермиона видит перед собой небольшой дом, если так можно это назвать. Четыре стены и крыша, без окон и большая дверь. Это больше напоминало склеп, нежели какое-то хранилище. Когда до входа в Розу осталось несколько шагов, пятнышко на руке начало пощипывать. Девушка коснулась пальцами металлической двери и та легко поддалась, впуская гостью вовнутрь.

Очень знакомый и непривычный запах ударил в нос — пахло шоколадом. Внутри было намного больше места, чем можно было себе представить. Тут горели свечи в дорогих подсвечниках и было довольно светло, везде расставлена красивая мебель и горел огонь в камине. Она заметила шубу на стуле, которую тут же узнала — верхняя одежда Сириуса. Сам же Блэк лежал на диване, перемотанный лоскутами ткани в области рёбер. Он был ранен — Бродяга только недавно смог остановить кровотечение, судя по кровавым следам на полу.

Палочка была зажата в правой руке. Девушка вздохнула и подошла ближе к товарищу, который пошевелился из-за стука каблуков. Бледная кожа и затуманенные глаза выдавали паршивое состояние Блэка, но его губы изогнулись в слабой улыбке при виде Грейнджер.

— Здравствуй, Сириус, — Гермиона села в кресло напротив дивана. — Плохо выглядишь.

— Привет, — прохрипел мужчина. — Я нарвался на нескольких дромарогов. Они меня знатно потоптали.

— Они редко нападают на волшебников, — Гермиона удивлённо выгнула бровь. — Да и не водятся они тут. Их можно встретить в горных районах.

— Знаешь, могу с уверенностью сказать — они были точно не в настроении, — Сириус принял сидячее положение, скрепя зубами и придерживая повязки правой рукой. — Что тебя привело сюда? Как ты узнала, где я? Что-то случилось?

— Ты не выходил на связь. Я узнаю, что пропадает диадема, а от тебя ни слуху, ни духу.

— Снейп сказал, что с тобой сейчас небезопасно связываться. Он говорил, что моё любое неверное движение — и ты окажешься под прицелом Волан-де-Морта.

— А с каких пор ты начал так слепо доверять Сев… Снейпу?

— Для тебя не было секретом, что он так же являлся шпионом Ордена.

— Но я не шпион Ордена, — с гневом выпалила Гермиона. — Весь Орден вертел меня на одном месте. Ладно, мы отходим от темы. Где диадема?

— Вот, — Сириус наклонился и достал из-под дивана потрёпанную сумку. — Я не успел уничтожить её. Я сюда прибыл не в самом соку, как видишь.

— Как ты спутался с Летицией?

— Ты какая-то не такая, Гермиона, — Блэк вдруг прижал сумку покрепче к себе. — В тебе столько злости… Что случилось? Как ты узнала, что я тут?

Между ними повисла пауза. Как девушке рассказать, что в ней не злость играет, а лишь замаскированное отчаяние и боль? Был только один человек, понимающий её эмоции — и он вёл непонятную игру у неё за спиной. Северус явно хотел, как лучше, но слегка не рассчитал, что Гермиона может запутаться. Так много ходов совершалось в этой игре со всех сторон, что порой казалось, что нужно начинать всё записывать на листочке.

С одной стороны Реддл, который отчаянно спасал своё бессмертие, с другой — Гермиона, которая долгие годы наступала тому на пятки и выверенными ударами била по болевым точкам. Был и Северус, который сыграл не малую роль во всём этой действии, и Сириус, играющий где-то на передовых. Бесконечно можно было перечислять фигуры и отведённую им роль, но хватало и вышеперечисленных, чтобы запутаться. У каждого был свой «идеальный» план, которому пытались следовать.

А теперь Гермиона сидела в метре от человека, которого могла назвать боевым товарищем. Между ней и Сириусом не было такой связи, как у них с Северусом, но от того этот человек не становился для неё малозначимым. Все свои закулисные махинации девушка проводила именно с помощью крёстного отца Гарри Поттера, а теперь ей предстояло сделать ещё один ход. Ход, который больно ранит.

Она так долго простояла под проливным дождём. Мантия успела насквозь промокнуть, и холодные капли стекали по груди под платьем. Отсчёт в голове давно приблизился к тысяче и прекратился. Гермиона собралась уже аппарировать, когда наконец-то заметила приближающийся силуэт человека, которого она тут ждала. Сириус не решился подойти к ней ближе, остановившись в двух метрах.

— Здравствуй, — начала девушка, заметив враждебность в знакомых глазах. — Спасибо, что откликнулся на мою просьбу.

— Что тебе нужно, Гермиона? — он говорил с непривычным для него холодом в голосе. — Не думал, что Пожиратели настолько обленились в своих поисках, что начали просто назначать встречи.

— И, тем не менее, ты пришёл, — она сама сделала несколько шагов, сокращая дистанцию между ними. — Мне бы не составило труда тебя найти, Сириус, если бы, вдруг, я хотела убить тебя. Полагаю, что драгоценный Орден не в курсе нашего свидания?

— Ну, ты же ещё жива. Что тебе нужно?

— Нужно вам, а не мне. Местонахождение крестражей Волан-де-Морта.

Судьбоносная встреча для каждого из них. Для каждого по-своему судьбоносная. Гермиона смогла проворачивать свои дела за спиной Тёмного Лорда, оставаясь при этом у того на виду. А Блэк стал одним из главных в Ордене, благодаря «надёжному» источнику. Он безукоризненно выполнял приказы той, которую считали главной предательницей в Сопротивлении, а на собраниях каждый раз вывешивал колдографию Грейнджер, утверждая, что она одна из опаснейших Пожирателей. Так было правильно.

— Они бы простили тебя, если бы всё это узнали, — он протянул ей кусочек шоколада. — Не сразу, но простили бы. Ты столько сделала во имя добра, Гермиона. Пусть и не с помощью добра и света.

— Я бы ничего этого не сделала, если бы они всё это узнали, — она закинула шоколад в рот. — Я бы не смогла убить ни одного, если бы они любили меня. Весь мой план держится на их ненависти ко мне. Те чувства, которые они испытывают ко мне — их невозможно подделать, а Реддл должен верить в мою сказку.

— Но когда-то это всё закончится и что дальше? Ты будешь первой претенденткой на поцелуй дементора.

— А другого исхода я и не жду, — Гермиона грустно улыбнулась. — Это стало понятно мне ещё в тот день, когда Дамблдор выгнал меня со своего кабинета, обвиняя во лжи и провокации.

— Ты его так и не простила?

— Прощение — это надменная месть.

Не так сильно, но она любила разговоры с Блэком. Они кардинально отличались от разговоров со Снейпом, но так же стали неотъемлемой частью её жизни. Сириус мог быть комфортным в разговоре, когда с Северусом было уютно просто помолчать. Это их и отличало.

— Мне Летиция рассказала, — она закинула ногу на ногу. — И наградила меня их родовой отметкой. Как так вышло, что ты крутил какие-то шашни с ней?

— Это всё Северус, — более расслаблено ответил мужчина. — Он сказал, что она поможет и ей можно доверять.

— Никому нельзя доверять, Сириус. А что, если бы до неё первым добрался Реддл? Что за глупые оправдания? Все наши усилия полетели бы в тартарары — загляни Волан-де-Морт к ней на чай? — она крепче сжала палочку в руке. — Никому нельзя верить. Даже мне.

— Что с ней, Гермиона? — Блэк посмотрел ей прямо в глаза. — Что ты с ней сделала?

Заведомо было известно, что этот разговор простым не будет. Грейнджер словно отдавала этим честь товарищу. Этим разговором, потому что они всегда разговаривали. Если Северус умер от её руки в молчании, то тут так быть не могло. Тут всё будет по-другому, но с тем же исходом.

— Она слишком много знала, Сириус. Это ты с ней сделал, а не я.

— Она мертва, — констатировал Блэк и закрыл глаза.

Он смотрел на неё с таким осуждением, будто не знал, кто перед ним сидит. Гермиона считала, что они давно договорились не переходить на личное и воспринимать всё это, как работу. Ей тоже было тяжело и больно, но она не показывала этого.

— Достаточно, — она встаёт из-за стола. — Не смотри на меня так, будто бы я…

— Будто бы ты не убила его? — прорычал Блэк. — Неужели ты не могла отпустить его?

— Не могла, — крикнула в ответ Гермиона. — Прекращай, Сириус! Мы с тобой по разные стороны этой Войны. Я убиваю ваших, вы убираете наших! Не нужно мне рассказывать о добре и свете!

— Ты же знала его с детства…

— Если я убила Фреда, значит так нужно было. На этом тема закрыта.

Она не любила встречаться с Блэком после того, как кто-то погибал в Ордене от её руки. Пусть они и понимали, что это неизбежно, но Сириус не мог принимать это на все сто процентов. Он не упускал возможности переубедить Гермиону в том, что ещё не поздно отречься от Чёрной метки и вернуться в Орден. Он не был на её месте, он не знал, что с ней происходит, хоть и всячески старался понять это.

Сейчас история повторялась. Блэк в который раз смотрел на неё с тем самым взглядом — с щепоткой отвращения и презрения. Она привыкла к таким взглядам, так на неё смотрели все остальные. Правда, в глазах Сириуса была ещё и доброта, к которой она не смогла привыкнуть за годы их общения. Был только один человек, смотрящий на неё с искренней доброй — Северус. И через несколько часов рядом с его могилой появиться ещё одна.

— Мы должны уничтожить диадему, и это всё закончится.

— Чем ты займёшься после этого? — Гермиона наклонила голову немного влево, всматриваясь в лицо мужчины. — Ты думал об этом?

— Наверное, ты хотела спросить — чем бы я занялся, если бы остался жив? — он точно так же наклонил голову. — Неправда ли, Гермиона?

— И всё же?

— Я бы хотел больше пить воды, а то вино слишком приелось. А ещё хотел бы научиться играть на скрипке и написать свою книгу.

— О чём была бы твоя книга?

— Думаю, что это был бы роман с большим количеством постельных сцен, — он усмехнулся — даже сейчас его смех был лающим, как и в первую встречу. — Постельных сцен там было бы больше, чем самого романа.

Он задерживался, а она начинала нервничать. Ей не нравилось, когда что-то шло не по плану — это заставляло больше думать и прикидывать в голове, что же могло пойти не по плану. За два года Сириус опаздывал второй раз, а первый был во время их первой встречи.

— Ты опоздал, — она услышала щелчок аппарации у себя за спиной. — Я просила предупреждать о таком.

— С днём рождения, Гермиона, — его фраза режет слух.

— Что, прости?

— Сегодня у тебя день рождения, — он протянул ей небольшой свёрток. — Это тебе.

Она с недоверием посмотрела на подарок, но приняла его. Бархатная ткань чёрного цвета скрывала деревянную шкатулку с красивой гравировкой Блэков. Пальцы аккуратно открыли её и в горле встал ком, который старательно сдерживал накатывающую истерику. Мало того, что она успела давно позабыть, что такое день рождение и подарки, но то, что лежало на дне шкатулки выбило почву из-под ног. Золотая цепочка с кулоном в форме маленького листочка.

— Где ты…

— Я думаю, что это принадлежит тебе, — он вытер выступившую слезу на её лице.

Кулон, принадлежащий миссис Грейнджер затронул тончайшие фибры её чёрствой души. Это всё, что у неё осталось от родителей. От матери.

— Спасибо…

Кулон неизменно находился у неё на шее. И она до сих пор была благодарна Блэку за этот подарок, который хранил частичку тепла. Того самого, которое она никогда больше не сможет почувствовать. Сириус ещё раз усмехнулся и немного сменил позу, откинувшись на спинку дивана и запрокинув голову. Он проживал свои последние минуты. И теперь об этом знали все, находящиеся в этой комнате.

— Это не последний крестраж, — спокойно произнесла Гермиона. — Где-то есть ещё один…

— И как так получилось?

— Я не знаю. Я до последнего была уверена в том, что диадема — последний оставшийся крестраж, — она замолкает, складывая факты в голове. — Похоже, что я не одна в этом была уверена…

— Ты о чём?

— Он ведь мне ничего не говорил. Он трясётся за диадемой, потому что всё остальное уничтожено. Дневник, кольцо, медальон, чаша, Нагайна…

— Он мог просто припрятать последний…

— Нет, — перебила Гермиона. — Он мог не знать о нём.

Она достала из сумочки несколько флаконов с разными зельями и протянула их Сириусу. Гермиона знала, что может понадобиться после такого приключения.

— Времени будет очень мало, — девушка посмотрела в глаза мужчины. — Не больше часу, но ты должен рассчитывать на полчаса. Кто с тобой идёт?

— Анджелина и Рон.

— Хорошо, — она достала из кармана последнюю бутылочку. — Думаю, что тебе это зелье знакомо. Об охране я позаботилась, а гоблины на тебе. Не церемонься с ними, что-то идёт не по плану — применяй Империус.

— Всё будет хорошо, Гермиона.

Она наконец-то встала с кресла и отряхнула платье. Сириус поднял голову и выдохнул с каким-то облегчением. Ухватился снова за повязку и встал на ноги, протягивая руку Гермионе:

— Мы хорошо поработали с тобой.

— Да, — она почувствовала, как этот момент ложился на плечи тяжелым грузом. — Жаль, что нам пора прощаться.

— В сумке лежит письмо. По возможности постарайся передать его Гарри.

— Я передам, Сириус. Обязательно передам.

— Ты умница, Гермиона. Ты проделала большую работу, — он отпустил её руку. — Доведи её до конца. Прикончи этого сукиного сына.

Тяжелее, чем убить знакомого тебе человека или друга, только убивать того, кто знает, что его ждёт и просто прощается с тобой. Сириус смотрел в её шоколадные глаза, как смотрели Северус и Джинни. В их глазах читалась только поддержка, самопожертвование и искренность. Непростительное, запущенное вот так вот — убивало её саму.

— Передавай «привет» Северусу и Джинни от меня, — её голос дрогнул. — До встречи, Сириус.

— Надеюсь, не до скорой, Гермиона.

— Авада Кедавра!

Она научилась убивать близких и родных тем Непростительным, которое требовало этого самого желания убить. Сложность возникала в том, чтобы искренне желать убить человека, который обещает тебя дождаться на вокзале Кингс-Кросс. И бездыханное тело на диване в очередной раз показало, что в Гермионе есть то умение, которому её когда-то самолично обучил Том Марволо Реддл.

Пронзив диадему клыком василиска, что она носила с собой последние несколько недель, девушка взмахнула палочкой, и голова Бродяги рухнула к её ногам. Подняв её за грязные волосы, Гермиона заперла за собой дверь злосчастной Розы-Виллы. Отныне во внутреннем кармане мантии мирно лежала не только Бузинная палочка, но и письмо товарища своему крестнику. Гермиона дала обещание, и она сдержит его.

Вихрь аппарации увлекает её и переносит из тёплой Италии в неприветливую Англию. Омерзительное поместье Лестрейндж встретило девушку привычным мраком и гробовой тишиной. На своё удивление она застала Тёмного Лорда в гостиной, в которой он не появлялся несколько недель.

— Мой Лорд, — она низко склонила голову перед хозяином, держа в руках свои «дары». — Вор был наказан по всей строгости, но диадему спасти не удалось — Блэк уничтожил ее раньше, чем я выследила его.

— Здравствуй, Гермиона, — увидев Пожирательницу, Том склонил голову набок. — Полагаю, что мне стоило бы тебя наказать, что ты это допустила… И я сделаю это, не сомневайся. Но, к сожалению, к нам прибыл гость, которого мы просто не сможем заставлять ждать своей очереди.

— Неужели? — она подняла глаза и посмотрела на Лорда. — Могу ли я поинтересоваться, кто этот человек?

— Конечно, — Реддл был необычаемо радушен, что было огромной редкостью. — Беллатриса! Гермиона желает увидеть нашего драгоценного гостя.

Минутное затишье прежде, чем двери отворились и послышался безумный смех Лестрейндж. Та направлялась в их сторону вприпрыжку, что только подчеркивало её безумие. В руке у брюнетки была волшебная палочка, а вслед за ней зашли Макнейр и Роули, волоча за собой бессознательное тело.

И только, когда эта троица приблизилась, Гермиона разглядела их пленника. Гарри Поттер собственной персоной висел на руках мужчин и содрогался от ряда заклинаний, которые нашептывала Беллатриса. Грейнджер даже не была уверена, что Поттер чувствует их. Письмо, лежащее во внутреннем кармане, словно раскалилось и прожигало её кожу.

— К нам пришёл сам Гарри Поттер, — победоносно озвучил Волан-де-Морт. — Мальчик-который-выжил… пришёл умереть.

— Но он ещё жив, — сказала Гермиона, отвернувшись от тела некогда лучшего друга. — У Вас на него особые планы?

— Сегодня такой прекрасный день, пташка, — ответил Реддл. — Ты принесла мне такие ценные подарки, — в этот момент девушка невольно сглотнула, — что заслуживаешь места в первом ряду. Я убью Гарри Поттера, а все будут смотреть на это.

С последними словами тяжелые портьеры на окнах раздвинулись, позволяя лунному свету залить гостиную. Беллатриса коснулась своей метки, вызывая в поместье остальных Пожирателей. Гермиона не успела рассмотреть Гарри, как львиная часть прихвостней Лорда уже была в сборе.

Она заметила в нескольких шагах от себя Люциуса и Драко, которые стояли возле Долохова и Нотта-старшего. Каждый новый прибывший Пожиратель тут же начинал аплодировать при виде Поттера, однако в половине взглядов читались разочарование и отголоски страха. Лишь некоторые злорадно ухмылялись и искренне ждали расправы над последним членом Ордена Феникса.

— Друзья, — Волан-де-Морт подошёл к Роули и Макнейру. — Мы будем начинать.

Гул ликования и некой победы стряс воздух в гостиной, а сама Грейнджер не могла оторвать глаз от Гарри, который начал понемногу приходить в себя. Они не виделись так давно, а ещё дольше они не смотрели друг на друга без ненависти и презрения. Его круглые очки были разбиты и невольно напомнили о дне их знакомства. И напомнило о дне, когда Гарри окончательно отвернулся от неё.

— Гарри, я прошу тебя, — она подходит ближе к нему. — Поверь мне. Я знаю, о чём говорю…

— Не смей! — он сделал несколько шагов назад, увеличивая расстояние между ними. — Ты предала нас, Гермиона! Ты предала меня и нашу с тобой дружбу! Как ты могла склонить голову перед ним?!

— Как же ты не понимаешь, Гарри? Ведь сбылось всё, о чём я тебе говорила! Абсолютно всё.

— Ты как-то забыла упомянуть о том, что в своих видениях видела то, что ты сама примкнёшь к Волан-де-Морту! Ты просишь тебе поверить, но сама при этом убиваешь своих бывших друзей, — Поттер достал палочку из кармана. — Так, что мне мешает убить тебя?

— Я смогу помочь его убить!

— Ты убила Джинни, Гермиона, — крикнул Гарри. — Ты мне омерзительна! Ты насквозь прогнивший человек! Ты даже не человек, ты — жалкая Пожирательница!

Его голос раздался звонким эхом в голове, заставляя вновь посмотреть на него, не переставая при этом думать, где же ещё один крестраж. Поттер поднял голову и смотрел на неё через всю толпу. В его взгляде была всё та же ненависть и злоба, но теперь в них было что-то ещё… Что-то, что Гермиона никак не могла уловить. Словно внутри Поттера шла борьба.

Сириус Блэк сидел напротив Гарри в задрипанном маггловском пабе и смотрел поверх кружки дешёвого пива на своего крестника. Сейчас тот как никогда напоминал ему Джеймса — такой же искалеченный войной человек, желающий победить в неравном бою. Только у Джеймса была Лили. Были Дамблдор, Люпин, Долгопупсы и другие члены Ордена Феникса. Сейчас же весь оставшийся Орден сидел в этом пабе. Никого больше не осталось.

— Ты просишь меня довериться самой жестокой убийце в стане врага, Сириус, — нарушил молчание Поттер, нервно постукивая мальцами по деревянной поверхности стола. — Той, кто убил большинство из нас, кто убил Джинни!

— Тише, Гарри, тише, — Бродяга призвал юношу говорить на пару тонов ниже. — У неё дар провидения, она видела все ужасы этой войны и изо всех сил пытается свести потери к минимуму.

— Мне плевать! — Гарри рывком встал из-за стола, опрокинув свою нетронутую кружку с пойлом. — Она убила всех!

— Сядь! — прикрикнул Сириус, в глубине души радуясь, что повесил над столиком заглушающие и магглоотталкивающие чары. — Она — мой источник, Гарри. Это она давала мне наводки на крестражи, это она вела поиски Пожирателей в неверном направлении. Лишь про диадему я узнал от Снейпа, потому что Гермиона начала привлекать к себе его внимание. Не верю, что говорю это, но Снейп отдал жизнь, потому что поверил Гермионе, и я не вижу смысла не доверять и ему тоже!

— Нет, я не верю, — проговорил Поттер, обессиленно опускаясь на стул. На Сириуса смотрели глаза, наполненные болью. — Она убийца…

— И тем не менее, она пожертвовала всем, чтобы получить шанс убить его.

Гарри с болью и решимостью посмотрел на Гермиону. Его губы зашевелились, но смысл сказанного достиг разума девушки только когда зеленый луч из палочки Волан-де-Морта ударил в грудь юноши и тот упал замертво к ногам Пожирателей. Беллатриса залилась безумным хохотом. Остальные пожиратели несмело поддержали её, и даже сам Тёмный Лорд позволил себе рассмеяться. Лишь Гермиона безучастно смотрела в расслабленное лицо старого друга, постепенно осознавая, что успел сказать ей Поттер перед своей смертью.

Я — последний…

========== Глава 15 ==========

Показалось, что время остановилось в тот самый момент, когда среди громких смешков Пожирателей она услышала глухой звук удара мёртвого тела Гарри Поттера об мраморный пол. Стёкла очков вылетели и превратились в горстку осколков, а зелёные глаза закрылись. Гермиона стояла, не шелохнувшись, прокручивая в голове раз за разом последние слова бывшего друга.

— Гарри Поттер мёртв! — победоносно озвучил Волан-де-Морт, ожидая должной реакции своих прихвостней. — Мальчик не выжил в этот раз, какая жалость!

Пока все спешили выдать как можно больше радости и восхищения перед своим хозяином, Гермиона не могла и пальцем пошевелить. Сердце билось через раз, а из глаз норовили вырваться неуместные слёзы. План, которого она придерживалась не один год, и прятала глубоко внутри себя, больно обжигал внутренности.

С одной стороны, всё ведь удалось — крестражи уничтожены, и оставалось лишь направить палочку в Реддла. Стереть эту наглую ухмылку с его омерзительного лица, остановить его сердцебиение и навсегда заставить заткнуться. Это то, ради чего Гермиона когда-то согласилась влезть в планы судьбы и внести свои правки.

А с другой стороны — она до последнего хотела, чтобы Гарри остался жив. Она желала ему другой жизни, как и всем тем, кто давно отправился на вокзал Кингс-Кросс после встречи с ней. Гермиона ввязалась в это, чтобы подарить мир этому миру, но по итогу потеряла всех. Где-то за спиной стоял Драко, которого она, в конце концов, тоже потеряла.

Она считала, что в мире есть всего одно чувство, которое значительно хуже, чем смерть. Это одиночество. Ты можешь быть несказанно богатым или иметь власть, но толку от этого, если ты один. Гермиона в полной мере прочувствовала на себе это сжирающее всё твоё естество чувство, когда тебе некуда идти и не с кем поговорить. Тот, кто любит одиночество — давно умер, провалился в трясину по шею и начал разлагаться. Титанические усилия нужны для того, чтобы выбраться из этого состояния, или хотя бы один человек, ради которого стоит это сделать.

Но Гарри Поттер мёртв, а на холму Запретного леса Гермиону ждут три могилы. А ей даже некому завещать, чтобы её могила стала там четвёртой.

Она подняла глаза и посмотрела на стоящего, в нескольких шагах от неё, Теодора и его родителей. Тот в ответ посмотрел на девушку с некой горечью в глазах. Гермиона не забыла разговор с Ноттом о том, что такое семья и, что он готов сделать ради неё. Он готоврисковать и идти на жертвы, потому что есть ради кого. Пожирательница быстрым движением достала волшебную палочку из внутреннего кармана мантии и кинула многозначительный взгляд на Теодора. Последний взгляд перед тем, как сделала шаг вперёд из толпы.

— Это не важно, что Гарри Поттер умер! — решительно произнесла Гермиона, посмотрев в глаза Волан-де–Морту. — Люди всегда умирали, умирают и будут умирать.

— Как любопытно, — ехидно прошипел Реддл. — Мы с тобой обязательно об этом поговорим, Гермиона.

— Это вряд ли, Том, — она вскинула палочку перед собой, направляя её во врага. — Скорее в аду станет холодно, чем мы с тобой ещё раз поговорим.

И тут случилось сразу всё. Из толпы выскочил Теодор Нотт с палочкой в руках, а его примеру последовали Пэнси, Астория, Дафна и Винсент. Дети Пожирателей, которые, наверное, не до конца понимали, что творят, но и отступать было поздно. А за спиной Волан-де-Морта внезапно на своих двух оказался Гарри Поттер. Мальчик выжил.

Гостиная поместья Лестрейндж превратилась в своеобразное поле боя, где каждому стоило очень быстро определиться за свою сторону. Боковым зрением Гермиона заметила новоизбранных Пожирателей, которые стояли друг к другу спиной, крепко держа свои палочки. Только Драко и Грегори продолжали держаться родителей, не понимая, что происходит.

С холодной ненавистью Гарри посмотрел на того, кто много лет назад убил его родителей и обрёк магический мир на Войну. Самой же Гермионе казалось, что она наблюдает за всем происходящим в замедленной съёмке: Беллатриса первая запустила заклятие в Мишель Паркинсон, которая держалась дочери, а Пэнси неожиданно отбила атаку.

Комната враз осветилась лучами заклятий, выпускаемых Пожирателями. Хватило одной минуты, чтобы некогда сплочённая Армия Волан-де-Морта разбилась на два неравных лагеря. Семейство Ноттов и Малфоев, в полном своем составе, отбивались от четы Лестрейндж и Ориана Паркинсона, что без устали сеяли Непростительными.

Ужасало зрелище, как Крэбб-старший целился палочкой в свою супругу. Эмили упала и зажмурила глаза в ожидании неминуемого, когда мужчина упал и распластался на мраморе. Винсент помог матери встать на ноги. Следующим трупом оказался Рабастан Лестрейндж, схвативший Аваду от Люциуса Малфоя. На стороне Реддла осталось слишком мало Пожирателей, которые не справлялись с наступлением.

У большого камина Пэнси и Теодор отбивались от Мальсибера и Розье. Яркий луч прилетел в грудь девушки, отбрасывая её в стену. Она попыталась, как можно скорее встать на ноги, чтобы помочь другу, который явно не справлялся в одиночку против двух опытных Пожирателей, но её взору открылась картина, где Ориан Паркинсон методично наносил удары своей жене. Он просто избивал женщину, без использования волшебной палочки, получая безумное удовлетворение от того, что делал.

Красивое лицо Мишель успело превратиться в одно кровавое месиво, а губы шевелились в неслышимом обращении к мужу. Пэнси забыла о том, что ещё секунду назад хотела рвануть на помощь Тео — теперь она пробиралась сквозь толпу к отцу. К человеку, который давно перестал быть её семьёй, который был готов подсунуть жену в качестве жертвенного ягненка, а её саму засунул в ряды таких же отморозков, коим являлся сам. Рука Пэнси не дрожала, а в глазах не было страха перед мужчиной, на которого она так была внешне похожа.

— Ориан! — она обратилась к нему по имени, как к малознакомому человеку. — Авада Кедавра!

Ни капли сомнения. Этот человек не заслуживал жизни. Пэнси не знала этого человека — это давно был чужой мужик. Она давно перестала в нём узнавать своего заботливого отца, который провожал её когда-то на Хогвартс-Экспресс.

Под ногами оказались тела Макнейра и Руквуда, которых поразили заклинания, выпущенные из палочек четы Гринграсс. Беллатриса продолжала уже в одиночку отбиваться от Шарлотты Гойл и собственной сестры — Нарциссы Малфой. Убивающее заклятие ударило мимо леди Малфой, так что та чудом осталась жива.

— Я всегда считала, что этот брак с Люциусом испортил тебя, сестрёнка, — злорадно хохотнула Лестрейндж. — Ты — Нарцисса Блэк!

— Во мне течет кровь Блэков, но я давно уже Малфой, Белла, — ответила женщина.

Средь темных силуэтов показался Малфой-старший, который бежал на помощь своей супруге. Он увидел, как Непростительное просвистело в дюйме от головы Нарциссы и тут же чуть не потерял голову. Резко сменив направление — он направился в сторону жены, позабыв о Пиритсе.

— Авада Кедавра! — его голос сочился ненавистью и гневом.

То ли не осознавая проигрыша, то ли от собственного безумия, Беллатриса взорвалась в приступе смеха и моментально замолчала, когда зелёный луч поразил в самое сердце. Тело медленно опрокинулось и рухнуло на пол. Последняя Лестрейндж пала, а Гермиона услышала, как Волан-де-Морт громко вскрикнул. Его ярость взорвалась с силой многотонной бомбы при виде гибели самой лучшей и верной сторонницы. Он поднял свою палочку и направил её прямо Грейнджер в грудь.

— Протего! — крикнул Драко.

Щитовые чары разделили гостиную поместья пополам. Волан-де-Морт обернулся, ища глазами того, кто осмелился ему помешать. Малфой-младший стоял в нескольких метрах и смотрел на Реддла серыми глазами, полными презрения и злости.

— Экспеллиармус! — Гермиона отвлекла внимание Лорда на себя, понимая, что тот сейчас же может убить Драко.

Она была готова умереть. Здесь и сейчас. Её глаза цвета карамели внимательно смотрели в красные глаза Реддла, будто провоцируя того на последний рывок. И пока в этом зрительном контакте она проживала свои пять лет службы Лорду, вспоминая глаза каждого, кого ей пришлось убить, она не видела, как Драко передал свою палочку Поттеру. Ей было нестерпимо больно просто стоять рядом. Это было хуже Авады.

— Том! — окликнул Гарри. — Оставь её, тебе ведь нужен я! Бери в руки свою палочку и давай покончим с этим!

Он громко засмеялся, но всё же поднял свою палочку. Все вокруг замерли, наблюдая за тем, какие обороты набирает начало конца. Или Поттер, или Реддл. Третьего не дано.

— Эверте Статум! — Гермиона отлетела в противоположную сторону, разбив огромное стекло, и вылетев на улицу. — Мерзкая грязнокровка! И кто сегодня послужит для тебя щитом, Поттер? Все твои спасители давно сгнили под землёй. Кстати, не без помощи грязнокровки.

— Никто, — просто ответил Гарри. — Крестражей больше нет. Кстати, не без помощи Гермионы. Она оказалась умнее тебя, Том. Поэтому теперь остались только ты и я.

— Ты ведь понимаешь, что по итогу останусь только я. А все они, — он обвёл гостиную рукой. — Все они сдохнут, потому что решили сегодня поверить в тебя — в Мальчика-Который-Выжил. Выжил благодаря случайностям и козням старика Дамблдора!

— Смерть моей матери во имя моего спасения не была случайностью. Наша встреча с тобой на кладбище не была случайностью. То, что я пришел к тебе сюда, не стал защищаться и остался живым — тоже не было случайностью.

— Случайность! — крикнул Волан-де-Морт, но не спешил наносить первый удар. — Это случайность и везение! Ты просто прятался за спинами тех, кто почему-то верил в тебя. А она, — он вновь перевел руку на Гермиону. — Убивала их всех.

— Сегодня больше никто не умрёт, — сказал Гарри, продолжая смотреть врагу в глаза. — Ты больше никогда не сможешь никого убить и никому не сможешь приказать кого-то убить. Ты слаб, Реддл! У тебя нет того, что помогло бы тебе победить…

— Любовь? — рассмеялся Волан-де-Морт. — Любовь, вечная присказка Дамблдора: он пытался всех убедить в том, что она способна победить саму смерть. Хотя любовь не спасла его, когда грязнокровка Грейнджер направила на него палочку и он полетел с башни, разбившись, подобно восковой кукле. Любовь не спасла и твою мать, Поттер. Ты так кичишься смертью своей мамаши, что, похоже, забываешь о том, что она давно сгнила под тонной земли. Любви нет, давно нет. Посмотри вокруг — она давно покинула этот мир, оставив своих последователей на произвол судьбы.

Волан-де-Морт снова рассмеялся, и его смех звучал страшнее, чем крик. Холодный, безумный и ядовитый. Гермиона почувствовала, как этот смех проникает под кожу и заставляет сознание забиться в угол, причиняет боли больше, чем осколки битого стекла.

— Ты глуп, если так считаешь, — ответил Гарри. — Дамблдор предрекал твою погибель, когда рассказывал тебе о том светлом чувстве, которое ты никогда не испытывал!

— Дамблдор мёртв! — Реддл швырнул эти слова в лицо Поттеру, надеясь причинить этим ему несносную боль. — Твоя подруга его убила. Та самая, которая предала тебя и весь Орден, склонив голову передо мной!

— Неужели ты ещё не понял, что тебя все обыграли. Гермиона никогда не склоняла перед тобой голову, а они, — он указал на Пожирателей. — Никогда не верили в тебя и твою победу. У тебя был ещё один верный слуга — Снейп, но и он не был твоим цепным псом. Он не служил тебе.

— Мне плевать! Плевать, кто из них мне служил, а кто нет! Мне плевать на то, какой план в голове у себя строили Снейп и девчонка. Он не удался. Один давно мёртв, а вторая сдохнет совсем скоро — сразу после тебя. Как видишь — им любовь так же не помогла, как и твоей грязнокровной мамаше!

— Он удался, — Гарри говорил спокойно и уверенно. — И ты знаешь об этом, но боишься признаться в этом. Боишься признаться в том, что тебя обыграла маглорождённая ведьма. Не можешь поверить в то, что она столько лет лгала тебе.

Её кости ныли, но не так сильно, как душа. Она лежала на груде разбитого стекла и отчётливо слышала разговор Поттера и Реддла. Гермиона слышала, как они упоминают Северуса и слёзы вырвались из глаз. Она вспомнила, как читала дневник Снейпа, в котором тот так много лет обращался к Лили Эванс — матери Гарри. А еще она знала о парном патронусе профессора и Лили. Он любил её всю жизнь, и каждый его выбор был осознанным. Северус жил с глубоким чувством вины, пытаясь искупить его.

Она коснулась ладонью лица, утирая горькие слёзы и сжав зубы, поднялась на ноги. Волан-де-Морт стоял к ней спиной, продолжая свои жалкие попытки задеть Гарри за живое. Но каждое его слово задевало Гермиону — всё, что тот говорил, отдавалось болью под рёбрами. Где-то в потаённых уголках почерневшей души.

— Реддл! — вскрикнула девушка, что было силы, отвлекая того на себя. — Посмотри на меня, жалкий сукин сын!

— Неужели…

— Авада Кедавра! — в этот раз её Непростительное было наполнено самым искренним и неподдельным желанием убить.

— Бомбарда Максима! — послышался крик Поттера, который направил палочку в спину Волан-де-Морта.

Они наслали диаметрально противоположные заклятия. Гермиона знала, что Поттер никогда не прибегал к Непростительным, в отличие от неё. Столько людей погибли от её руки, так пусть же последним будет тот, кого она так отчаянно ненавидела, кто научил её так искусно лгать, и кто сам попался на эту ложь. Яркий зелёный луч попал в самое сердце, заставляя красные глаза померкнуть. Хлопок и уже бездыханное тело Волан-де-Морта превратилось в горсть пепла.

Тишина. Гостиная поникла в гробовом молчании, пока все присутствующие тут пытались поверить в реальность произошедшего. Случилось то, о чём многие из них мечтали очень давно и то, что другим даже не снилось. Тёмный Лорд побеждён, а гостиная усыпана телами. Гермиона наконец-то опустила палочку и просто села. Опустилась на том же месте, где только что стояла, направив волшебное древко на своего заклятого врага. Волан-де-Морт был её врагом, в первую очередь.

— Я смогла… Смогла, Северус, — прошептала очень тихо, обнимая себя за колени. — Мы смогли.

Теперь она чувствовала не только гнетущее чувство одиночества, но и душевную пустоту. Гермиона дошла до конца игры и даже осталась жива, но что дальше? Это, как выполнить миссию, после которой нет продолжения. У неё нет дома, куда она могла бы вернуться. У неё нет людей, к которым она могла бы вернуться. У неё нет мечты. У неё нет ничего.

Она подняла голову и ещё раз взглянула на то, что осталось после Тома Марволо Реддла — человека, который считал, что у него есть всё. От него осталась просто горсть мусора, которая развеется с легким дуновением ветра. А что осталось бы после самой Гермионы? Она неуверенно посмотрела в сторону толпы, которые начали обниматься.

Малфои обнимали своего сына, а лицо Нарциссы блестело от пролитых слёз. Нотты обнимали Тео, а рядом с ними стояла Пэнси с Мишель. Астория и Дафна помогали Оливии залечивать раны отца, пока Винсент и Грегори успокаивали своих матерей. Эти люди были счастливы ровно настолько, насколько они были разбиты. Лишь так может выглядеть счастье в таких условиях — оно не может быть абсолютным.

Гермиона понимала, что чувствуют все вокруг, но так сильно боялась понять саму себя. Она не знала, что происходило внутри неё, что говорило сердце и что шептала израненная душонка. Она заметно напряглась, когда увидела приближающегося Гарри. Они не виделись очень давно, а уж тем более не разговаривали. Все нити внутри неё были натянуты до предела — она видела в Поттере всех ею убитых людей. Всех тех, кого они знали и любили, и начинался этот список с Джинни Уизли.

— Привет, — он сел возле неё. — Ты как?

— Ты лгать не умеешь, Гарри. Тебе неинтересно это, — Гермиона не могла посмотреть ему в глаза. — Тебе-то и сидеть возле меня не особо приятно.

— Я не могу тебя простить за одну минуту, Гермиона…

— Ты не простишь меня ни сегодня, ни завтра, никогда, — перебила она. — И я тебя не собираюсь просить о прощении, Гарри. Ты знаешь, что в том, что случилось, есть твоя вина. Во всей этой истории, которая тянулась так долго, есть твоя вина и вина всех тех, кто отверг меня.

— Я…

— Нет, Гарри, — она вновь перебила его, не желая продолжать этот бессмысленный разговор. — Мы с тобой не друзья и не станем ими. Я противна тебе во всех отношениях — начиная с того, скольких людей я убила, и заканчивая тем, что я — Гермиона Грейнджер. Но и ты не вызываешь во мне животного восторга, Гарри Поттер. Ты не Избранный. Нет.

В поместье раздалась череда хлопков аппарации. Гермиона поднялась, оставив Гарри размышлять над её словами, отряхнула мантию от осколков стекла и убрала палочку во внутренний карман, успев до того, как в комнату вбежали авроры, оглушая каждого встречного. Гермиона устала. Она чувствовала себя опустошённым треснутым сосудом, который некому наполнить. Когда ближайший аврор выпустил в неё Оглушающее, она не сопротивлялась.

Её миссия окончена.

========== Глава 16 ==========

В камере было сыро, холодно и темно. Но даже это место ей нравилось больше, чем поместье Лестрейндж. Она так много раз обещала себе больше не возвращаться туда, как будто бы у неё была такая возможность. Были и те дни, когда Гермиона обещала себе, что когда-то сожжёт этот дом дотла, как дурное воспоминание, как напоминание о том, в кого она превратилась. В кого была вынуждена превратиться. Но теперь она сидела на холодном каменном полу маленькой камеры и понимала, что больше нет такой сжигающей ненависти к семейному гнездышку безумных Лестрейндж. В том поместье для неё всё началось, там же всё и закончилось. И это заставило её улыбнуться.

Глаза давно привыкли к мраку и девушка отчётливо видела свои руки, пальцы и отметины на бледной коже. На спине чувствовались те мелкие порезы, которые образовались от полета в окно, но они не болели. Просто небольшой дискомфорт по сравнению с тем, что творилось внутри Гермионы. У неё впервые за много лет появилось время, чтобы понять себя, чтобы приоткрыть занавес в своей душе и побеседовать со своим сердцем. Но вместо вменяемого диалога она слышала лишь горький плач той Гермионы Грейнджер, которая пять лет назад оказалась взаперти.

Она не была способна вынести увиденных ужасов и очень быстро отправилась под замок, позволяя родиться новой Гермионе — той, которую так часто хвалил Волан-де-Морт, которая беспощадно убивала и, которую схватили и упрятали в камеру. И теперь, когда в ней должны были уживаться эти две личности — она начинала сходить с ума. Это было безумие высшей пробы, которое изводило похлеще Круциатуса.

Её слушание будет последним: то ли на потеху всем, то ли, как способ сильнее её помучить. Она сидела на полу, поджав под себя ноги и продолжала бубнить имена тех, кого убила. Список был заучен — это всё, что она скажет во время своего слушания. Гермиона собиралась просто подтвердить, что действительно убила всех их и готова встретиться с дементором. Это правильно.

— К тебе пришли, Грейнджер, — раздался грубый мужской голос. — Не пойму, кто вообще это разрешил и почему ты всё ещё жива.

— Я тоже этого не понимаю, — прошептала девушка и послушно встала на ноги.

Руки были связаны магическими нитями, а каждый шаг давался с невероятной болью. Неужели кто-то считал, что она собиралась бежать отсюда? Она ведь сдалась первой там, в поместье. Аврор грубо одёрнул её за плечо и открыл металлическую дверь. В этой камере света было не больше, чем в той, в которой она сидела. Это была камера для свиданий? А такая вообще может быть в Азкабане?

Дверь громко захлопнулась за ней. В тех слабых солнечных лучах, которые проникали через крошечное отверстие под потолком, невозможно было понять, кто решил проведать Гермиону. Она лишь поняла то, что это мужчина. Руки затекли, а ноги неистово болели. Грейнджер сделала несколько шагов и невесомо приземлилась на холодный стул, не решаясь первой заговорить. Молодой человек стоял к ней спиной с высоко поднятой головой, всматриваясь в решетки маленького окна.

— Это бесчеловечно, — зазвучал бархатистый голос, который она не могла узнать. — Мало того, что волшебники, заточенные здесь, лишены любых привилегий жизни, так у них отбирают даже солнце.

— Это доказывает всю никчёмность жизни тех, кто тут отказался, — спокойно ответила Гермиона. — Они настолько противны этому миру, что не заслуживают даже солнца.

— Считаешь, что узники Азкабана — какие-то нелюди? — незнакомец не спешил поворачиваться к ней лицом. — Тебе ли не знать историю Сириуса Блэка?

— Я знаю свою историю. Полагаю, раз ты ко мне пришел, то ты тоже знаешь её?

— Я знаю её начало, — парень повернулся и в секунду оказался за столом. — Поэтому и пришёл сюда.

— Здравствуй, Седрик.

— Привет, Гермиона. Давно не виделись.

— Да, — она слабо улыбнулась. — Я рада видеть тебя живым. Что тебя привело ко мне?

— Мне кажется, что я тебе обязан жизнью…

— Нет, Седрик, — её голос стал тише. — Ты ничем не обязан мне, и если это всё, что ты хотел мне сказать, то на этом можем заканчивать разговор.

Она была рада узнать, что выжил хотя бы кто-то, что она смогла сохранить чью-то жизнь. Но не хотела слышать подобных громких слов в свою сторону. Гермиона давно усвоила для себя урок, что она не заслуживает жизни и бьющегося сердца в груди за все свои поступки.

— Я хочу свидетельствовать в твою пользу, — продолжил Диггори. — Ты ведь спасла меня тогда — выскочила передо мной за секунду до того, как меня могли убить.

— Не бери на свой счёт, Седрик. Это лишь был удобный момент. Тебя спасла случайность, а не я.

— Я так не думаю.

Гермиона устало посмотрела на парня и снова выжала из себя улыбку. Она не нуждалась в защите или жалости к себе, не нуждалась и в оправданиях своим поступкам. Было бы у неё желание — она нашла бы, что сказать на суде: отдала бы им свои школьные воспоминания или дневник Северуса, не отвергала бы помощь Диггори или поговорила бы с Поттером. Но она не хотела. Гермиона Грейнджер хотела лишь покоя.

Встреча с дементором привлекала её и малость пугала только тем, что Снейп так и не дождётся её на Кингс-Кросс. Они не смогут больше поговорить и не будет уютного молчания. От Гермионы ничего не останется. Она встала и направилась к двери на дрожащих ногах, оставляя Диггори и его попытки ей помочь. Это было великодушно с его стороны. Он прожигал взглядом ей спину и она это чувствовала, даже когда аврор вывел её из этой камеры для свиданий.

Гермиона вновь сидела на каменном полу своей камеры, продолжая ковыряться в своих мыслях. Непонятно для кого она продолжала сохранять внешнее спокойствие и делать вид, что ей на всё безразлично. Сколько она тут уже сидела? Две недели? И не разу не позволила себе пустить слезу, завязала эмоции в тугой узел и пыталась утихомирить бесов в душе. Ей было больно, противно и мерзко, но ещё было чувство вины. Гермиона чувствовала виноватой себя перед той маленькой девочкой, которая в одиннадцать лет познала мир магии и волшебства, и мечтала стать лучшей ведьмой.

Она несла ответственность за судьбу той маленькой девочки, но в один миг перечеркнула все заветные мечты, поставив интересы мира превыше всего. Жалела ли Гермиона теперь, что сделала когда-то именно такой выбор? Она не знала. С одной стороны — она сделала всё, что было в её силах и по итогу защитила мир. А с другой — она погубила себя. И теперь её сердце разрывалось в поиске однозначного ответа, но его нигде не было.

Чувство вины душило и отравляло, оно не давало покоя и возвращалось каждый раз, когда Гермиона считала, что смогла его прогнать. Она когда-то смогла пойти против собственных моральных принципов, глупо понадеявшись, что сможет справиться с этим грузом. Война продиктовала ей новые правила игры, велела забыть о дружбе и сожалении, но Война закончилась. А Грейнджер осталась и сидела теперь с Чёрной меткой в камере Азкабана.

— А помнишь, как мы мечтали работать в Министерстве? — прошептала Гермиона и хохотнула. — Я обещала тебе, что мы будем бороться за права эльфов и маглорождённых. Прости, ты заслуживала лучшей жизни.

Можно ли было это назвать безумием? Скорее да, чем нет. На какую-то долю секунды она начала понимать сумасшедшую Беллатрису, ведь та прослужила Реддлу столько лет. Вот и Гермиона под конец начала сходить с ума — её не пугала смерть, но пугало то, что в углу тёмной камеры она видела себя одиннадцатилетней. И та маленькая девочка смотрела на неё одновременно с осуждением и поддержкой. Она тоже не знала, как было правильно.

— Я не знаю, что нас ждёт в конце, — она нарушила тишину. — Ты когда-то думал о конце?

— Мы все умрём, — Снейп продолжал читать книгу. — Мы рождены, чтобы умереть.

— Ты когда-то мечтал о чём-то? — она забрала книгу из его рук. — Расскажи мне.

— Мечтал. И это было глупостью. Нужно жить реальной жизнью, а не мечтами.

— Ты прав, — она грустно улыбнулась. — Таким, как мы, не положено мечтать.

Гермиона отложила книгу в сторону и посмотрела в окно. Необычайно солнечный день выдался, ей казалось, что она уже успела позабыть, что такое хорошая погода. В погоне за быстрым выполнением приказов Тёмного Лорда, девушка редко поднимала голову к небу, чтобы понять, какой день был. Ей было все равно: зима или весна, дождь или жара. Она надевала чёрное платье и отправлялась на задание.

— У тебя вся жизнь впереди, Гермиона.

— Какая жизнь, Северус, — хмыкнула девушка. — Пока Лорд у власти — мы просто его цепные псы, а если он проиграет — проиграем и мы.

Она взглянула на собеседника, оценивая реакцию того. Северус — шпион, как и она. Только вот ей это известно, а ему нет. Нет же?

— Приходи к моей могиле, чтобы поговорить по душам, — непривычно беззаботно произнёс зельевар. — Я надеюсь, что ты будешь рассказывать мне о том, каким стал мир и, как трудно жить в нём стало.

— Ты о чём?

— Приходи ко мне с тоской своей. Я всегда выслушаю тебя. Ты можешь просто рядом посидеть и, может быть, тебе станет легче, — он улыбнулся, чего она прежде не видела. — Просто приходи.

— Ты умирать собрался, Северус?

— Я — давно мертвец, а ты — с душой. Я мечтаю о покое, Гермиона. А ты должна радоваться жизни и мечтать о счастье.

Этот разговор случился за неделю до того, как она получила список имён от Волан-де-Морта. Чувствовал ли Снейп, что его дни сочтены? Или это просто был обычный разговор? Нет, он был точно не обычный. Северус никогда не улыбался просто так.

Она проснулась от звука открывающейся двери. Трое авроров зашли к ней, и один из них бесцеремонно схватил девушку за плечо, выволакивая ту из камеры. Нити связывали руки сильнее, чем обычно, а ноги вовсе отказались слушаться. Мужчины вели её в полном молчании и Гермионе лишь оставалось чувствовать на себе их гневные взгляды. Тот, который был пониже, и вовсе смотрел на Грейнджер с такой ненавистью, что воздух начинал искриться. На миг ей показалось, что никто из Пожирателей на неё так не смотрел.

Она глубоко вздохнула и закрыла глаза, а когда вновь открыла, то не чувствовала грубых рук аврора. В глаза яркой вспышкой ударил свет зала заседаний, а спина наткнулась на острые прутья маленькой клетки, в которой она оказалась. Гермионе понадобилась несколько минут, чтобы осмотреться и узнать это место.

Зал суда №10. Девушка была осведомлена о тех делах, которые слушались здесь. Когда-то она читала об этом в «Ежедневном Пророке», а теперь находилась здесь в качестве обвиняемой. Вокруг было очень много бумаг, беспорядочно сложенные на кучах. На верхних папках виднелись имена тех, с кем Гермиона делила завтраки последние пять лет. Карамельные глаза остановились на имени «Теодор Нотт» и сердце застучало быстрее. Ей оставалось лишь надеяться на то, что слизеринец отделался испугом. Он же был первым, кто выскочил из толпы, держа палочку наготове.

Наконец-то девушка подняла глаза и оценивающе посмотрела на количество присутствующих в зале. Их было человек пятьдесят: все были в сливовых мантиях и смотрели на неё не отрывая глаз. В их взгляде не было любопытства, жалости или непонимания — они смотрели чрезвычайно сурово и гневно. Каждый испытывал к ней самые отвратительные чувства. Гермиона узнала Долорес Амбридж, которая сверлила её глазами и ехидно улыбалась.

— Можем начинать, — крикнул мужчина, которого Грейнджер не узнавала. — Все готовы?

— Да, сэр, — послышалось одновременно несколько голосов из толпы сидящих.

— Слушание Гермионы Джин Грейнджер от двенадцатого апреля объявляю открытым, — громко провозгласил мужчина. — Разбирается дело о пытках и убийствах маглорождённых ведьм и волшебников, пытках и убийствах чистокровных ведьм и волшебников. Мисс Грейнджер являлась одной из самых верных приспешниц Волан-де-Морта и безукоризненно выполняла все его приказы, тем самым нарушив большинство законов магического мира. Мисс Грейнджер, Вы согласны с выдвинутыми обвинениями?

— Да, — коротко ответила Гермиона.

— Есть ли Вам что сказать в своё оправдание?

— Нет.

— Скольких Вы убили, мисс Грейнджер? — этот вопрос чуть не вызвал у девушки истерический смех.

— Я не считала. Больше сотни, — она пожала плечами. — Знаю только, что все участники Ордена умерли от моей палочки.

— Свидетель защиты — Седрик Диггори, — послышался сзади знакомый голос.

Гермиона даже не оборачивалась, чтобы посмотреть на человека, который вызвал волну негодования среди присутствующих. Тёмно-коричневый костюм, белая рубашка и туфли из драконьей кожи. Он вышел на средину зала, и теперь девушка могла рассмотреть когда-то спасённого ею пуффендуйца. Члены Визенгамота недовольно перешептывались между собой, лишний раз тыкая пальцами в Диггори, который выглядел абсолютно спокойным.

Некоторые присутствующие выглядели теперь весьма раздосадованными и разочарованными, а некоторые даже напуганными. Это позабавило Гермиону, вызвав ухмылку на бледном лице. Но больше, чем реакция судей, её интересовали мотивы Седрика. Неужели он не боялся запятнать своё имя таким дрянным делом, как защита Гермионы Грейнджер? Той самой, которая являлась преступницей номер один, сразу после смерти Тома Реддла.

— Мистер Диггори, — проговорил главный судья и тут же прокашлялся. — Я думал, что Вы передумали.

— Мне кажется, что я о таком не говорил, — дружелюбно сказал Седрик и улыбнулся. — Я немного задержался, но надеюсь, что Вы мне это простите.

— Конечно, — в полном замешательстве произнес мужчина.

— Что же, — Седрик хлопнул в ладоши. — Тогда попрошу внести в протокол имя ещё одного свидетеля защиты — Сивила Патриция Трелони, которая являлась профессором прорицания в Школе Чародейства и Волшебства с 1980-го года и до 1998-го.

— Я не совсем понимаю… — затараторил судья.

И пока никто в зале не понимал, зачем Диггори пригласил Трелони, то Гермиона закатила глаза и глубоко вздохнула. Оставалось лишь догадываться, кто надоумил пуффендуйца на эту идею, но почему-то девушка не сомневалась в том, что это был Гарри Поттер. Тот оставался последним из живых, кто был в курсе дара Гермионы.

Из последних сил девушка постараюсь возобновить свои ментальные щиты в голове, но ничего не удавалось. Она была слишком слаба и вот-вот могла просто рухнуть без сознания. Гермиона встретилась на секунду взглядами с Седриком и отрицательно покачала головой, подразумевая, что тот не послушал её. Ведь он даже не спросил: хочет ли она быть спасенной? Нет.

— Если я не ошибаюсь, то согласно Хартии о правах подсудимой даётся право представлять свидетелей в свою защиту, — как можно любезнее произнёс парень. — Мисс Трелони здесь для того, чтобы подтвердить факт обладания мисс Грейнджер мощнейшего дара прорицания.

— Что за сказки, мистер Диггори? — воскликнул судья с чрезвычайно презрительным видом. — О каком даре идёт речь?

— Мистер Огден, если бы Вы действительно хотели разобраться в этом деле, то для Вас не было бы секретом, что у Гермионы Грейнджер с детства хорошо развит дар прорицания…

— Тут не в чем разбираться! — громче крикнул судья. — Гермиона Грейнджер — убийца с Чёрной меткой на предплечье!

— Тут есть в чём разбираться! — повысил голос Седрик. — Мисс Грейнджер неоднократно обращалась за помощью к бывшему директору Хогвартса — Альбусу Персивалю Вулфрику Брайану Дамблдору. Будучи студенткой, она пыталась достучаться к директору школы, к декану своего факультета, к Министру…

— То есть, ко всем тем, кого в последствии убила? — ехидно произнёс Огден. — Говорите, как есть!

— И тем не менее, никто к ней не прислушался, несмотря на то, что мисс Грейнджер предупреждала их о том, что приспешники Тёмного Лорда собираются вернуть того к жизни. Неоднократно она пыталась предупредить, что над волшебным миром нависла угроза…

— Раз всё так, как Вы говорите, — судья перебил Диггори. — Почему её видения остались без внимания? Возможно, что это была пустая провокация или часть изощрённого плана мисс Грейнджер?

Она молча наблюдала за словесной перепалкой Седрика и Тиберия Огдена. Теперь Гермиона узнала его. Он подал в отставку ещё в 1995-м, но видимо сейчас вернулся из-за сложившейся ситуации. Все слова Огдена отдавались чувством ненависти в груди, напоминая о том, как все отвернулись от неё, когда она действительно пыталась достучаться. Было понятно, что Диггори пообщался с Поттером, прежде, чем прийти сюда. Теперь в этом не было никакого сомнения, судя по выстроенной линии защиты и историям из уст пуффендуйца.

— Я не могу тебя простить за одну минуту, Гермиона…

— Этот вопрос стоит задавать не мне, мистер Огден, — парировал парень. — Позвольте мисс Трелони пообщаться с мисс Грейнджер и Вы убедитесь в моей правоте.

Было видно, как Огден не хочет идти на уступки. Он хотел провести это слушание быстрее остальных и вынести заветный приговор Гермионе Грейнджер. Она и сама этого хотела.

Тиберий небрежно кивнул головой, что позволило Седрику подвести Трелони к клетке. Гермиона издала очередной безумный смешок, закрывая глаза и чувствуя, как профессор проникает в её сознание. Ослабленная и измученная — она открыта. В ней нет сил на то, чтобы защитить себя, в её жилах почти нет магии. Она почти умерла.

Ведь когда-то именно этой открытости не хватило её сознанию, чтобы ей поверили, чтобы её слова что-то значили. Гермиона часто мыслями возвращалась в тот самый день, когда Дамблдор не смог прочесть её мыслей и обвинил во лжи. Но никто не рассказал тринадцатилетней девочке, как управлять таким мощным даром, никто не поговорил с ней и не научил. Кто знает, как бы всё обернулось, если бы с ней тогда просто поговорили?

Она чувствовала, как Сивила шарится в её сознании. Смирившись, она чуть ли не за руку взяла профессора и повела её сквозь тернии своих мыслей. Глаза Трелони, за которыми наблюдали все сидящие, медленно наполнялись болью, страхом и ужасом. Через женщину судьи видели лишь малую часть того, что пережила сама Гермиона и это пугало. Становилось страшно, как преобразилась Трелони за несколько минут пребывания в голове гриффиндорки. Она расплакалась и покинула сознание девушки, не досмотрев до конца.

— Мисс Трелони? — обеспокоено произнёс Седрик, подхватывая покачивающуюся женщина. — Всё в порядке?

— Да, — дрожащим голосом ответила та. — Можно воды, пожалуйста.

Но глазах Гермионы так же выступили слёзы и она уже не видела чёткого очертания зала суда. Она потянулась рукой к лицу и смахнула их, пока никто не заметил. Люди, которые тут находились были точно не теми, перед которыми она хотела бы расплакаться.

— Почему ты не сказала мне, что видишь в чашке? — прошептала Сивила, коснувшись тонкими пальцами железных прутьев. — Или о том, что говорил тебе шар?

Она только хмыкнула в ответ и увела взгляд. Слишком поздно ей задали этот вопрос. Толку было сейчас о чём-то рассуждать, когда утекло столько воды и так много изменилось. Глаза Гермионы не горели, а волосы не вились и на руке вместо разноцветных браслетов красовалась метка. Помощь нужна была не этой Гермионе. В помощи нуждалась та растерянная девочка, которой никто не верил.

— Мисс Трелони! — требовательно крикнул Огден. — Я прошу Вас отойти от обвиняемой. Что Вы увидели, мисс Трелони?

— Боль, ужас, страх, отчаяние, — она начала хвать ртом воздух. — Много крови и много страданий…

— Конкретнее, пожалуйста.

— Её дар… Я не встречала ведьм с таким сильным даром…

— Так почему же тогда никто не обратил внимание на этот дар, раз он настолько уникален?

— Вы представить себе не можете, насколько он уникален! — воскликнула Сивила. — Девочка не просто видит будущее, она способна изменить его. Она внесла коррективы в судьбу и не пострадала при этом…

Гермиона закрыла лицо руками, чтобы вдруг не крикнуть что-то. Не пострадала? Она сломала свою жизнь и много других жизней. Она стёрла в прах то, что когда-то называлось «судьба Гермионы Грейнджер». Разве это не достаточно для того, чтобы сказать, что она так же пострадала? Она — такая же жертва этой Войны, как и все остальные, пусть она и сама предрекла себе такую участь.

— Я не вижу ничего уникального в её поступке, — пренебрежительно кинул Огден. — Она перебила кучу людей.

— Вы не понимаете, — запротестовала Сивила. — Иметь дар прорицания — это одно, но вносить какие-то изменения в будущее — это совсем другое. При большом желании обычная ведьма этого сделать не сможет, она просто погибнет.

— То, что она живая — это обычная случайность, — не унимался Тиберий. — Мистер Диггори, Ваш свидетель не внёс абсолютно никакой ясности в дело. Хотя, тут было всё и так ясно, как белый день.

— Я не совсем понимаю Вас, мистер Огден, — возразил Седрик. — Насколько я знаю, все прошлые слушания проходили не без помощи Сыворотки правды. Так почему слушание мисс Грейнджер проходит без него? Я настаиваю на том, чтобы…

— Вы не в праве на чём-то настаивать, мистер Диггори!

— Чем мисс Грейнджер отличается от других обвиняемых?

— Тем, что они не убили сотню волшебников, — огрызнулся Огден. — Прекращайте своё выступление!

— А как же тот факт, что именно палочкой Гермионы был убит Волан-де-Морт? Неужели это не имеет никакого значения?

— Волан-де-Морт убит мистером Поттером! — запищала вдруг Амбридж.

— Поэтому мистера Поттера не пригласили на слушание? — не отступал пуффендуец. — Хочу сделать акцент на том, что мистер Поттер сразу же изъявил желание присутствовать на слушании мисс Грейнджер. Ещё во время первого судебного заседания, когда на рассмотрении было дело Драко Люциуса Малфоя.

— Мистер Диггори! — судья уже закипал от злости. — Мне кажется, что Вы сказали всё, что хотели!

Сердце Гермионы обливалось кровью и она не могла понять, что больше заставило её волноваться: упоминание того, что Поттер рвался на её слушание или то, что слушание Драко было первым.

— Я сказал всё, но мистер Поттер нет, — Седрик улыбнулся. — Я надеюсь, что Вы будете не против, что я сообщил ему о времени проведения слушания.

— Думаете, что слова Гарри Поттера как-то повлияют на решение суда? — снова влезла Амбридж. — Судьба мисс Грейнджер давно предрешена.

— Ну они же повлияли на то, что мистер Малфой-младший отделался всего лишь девятью месяцами в Азкабане? — Седрик мимолётно взглянул на Гермиону и улыбнулся.

Она выдохнула с облегчением, но так и не поняла последнего действия парня. Неужели он в курсе? Ведь такого не могло быть. Возможно, что ей просто показалось. Но она была несказанно рада услышать подобную новость.

— На это повлияли совершенно другие факторы, — к дискуссии подключился ещё один мужчина из толпы.

Двери распахнулись, не дав Огдену высказаться по всему этому поводу. Гермиона в который раз за всё слушание громко вздохнула, узнав Поттера только по шагам. Многолетняя дружба не прошла зря и не забылась за один день. Она до сих пор помнила походку, как не странно.

— Я опоздал, — объявил Гарри.

И теперь это вызывало уже неконтролируемый смешок из уст Гермионы. Она лишь желала умереть в этот день, но вместо этого вынуждена была наблюдать за попытками её спасения. Люди, которые не были никоим образом заинтересованы в её счастливом конце, почему-то пытались вытащить её из этой пучины.

— Том Реддл был убит Непростительным, — сходу начал Избранный. — Гермиона Грейнджер убила Волан-де-Морта. Гермиона Грейнджер была той самой ведьмой, при помощи которой были уничтожены крестражи Волан-де-Морта.

— Насколько мы осведомлены, крестражи были уничтожены при помощи Сириуса Блэка и Северуса Снейпа, — пропищала Долорес. — И эти волшебники, опять-таки, были убиты Гермионой Грейнджер.

— Я не понимаю, чего Вы добиваетесь? — Поттер пристально посмотрел в глаза Амбридж. — Вам нужна справедливость или Вы просто хотите поскорее закончить слушание и приговорить мисс Грейнджер к поцелую дементора? Тогда чем Вы будете отличаться от тех же Пожирателей, которые убивали без разбору? Гермиона говорила всем нам о том, что надвигается что-то страшное и мы ей не поверили. Ей не поверил ни я, ни Министр, ни Дамблдор, никто! Мы все виноваты в том, что случилось!

— Мистер Поттер…

— Она поступила так, как считала нужным, — Поттер пропустил мимо ушей попытку Огдена что-то сказать. — Она рисковала. Она пыталась сделать всё, чтобы сократить возможные потери. Ей пришлось выбирать между жизнями друзей и жизнями миллионов! Я не простил Гермиону и не знаю, смогу ли простить, но это не отменяет того, на что она пошла ради всех нас. Вы тут сидите и приговариваете Пожирателей к годам заточения в Азкабане потому что она дала вам эту возможность! Где бы вы все были, если бы не её ум, решительность и смелость?

— Вас послушать, то мисс Грейнджер — добрейший человек во всей магической Англии, — съязвил мужчина, который сидел рядом с Огденом. — За то количество Непростительных, которое использовала эта особь, уже можно приговорить её к пожизненному заключению. Мы сделаем ей большое одолжение, если решим просто отдать её душу дементору.

— Первой Гермиона убила девушку, в которую я был влюблён, — совсем тихо сказал Поттер. — И я до сих пор вижу Джинни в своих снах. Этого было уже достаточно для того, чтобы я возненавидел её. От её палочки умер Дамблдор, МакГонагалл, всё семейство Уизли, профессор Люпин, Сириус Блэк и ещё очень много родных мне людей. Но я стою сейчас тут и признаю свою вину, потому что этого не случилось бы — поверь я ей тогда. А это значит, что вы должны судить и меня, и себя, потому что на вас так же есть вина. Прекратите смотреть на всё это с одной стороны!

В зале нежданно стало тихо и спокойно, словно не тут ещё минуту назад стоял гул и шум. Гермиона подняла глаза и посмотрела в спину Поттера, ломая свои пальцы. Они не друзья, но Гарри услышал то, что она ему сказала две недели назад. Она не перекладывала вину полностью на плечи парня, но просто пыталась донести, что в этой ситуации нет абсолютно виноватых и невиновных. У каждого был за душой грешок. Кто-то попался, а кто-то нет.

— Члены Визенгамота удаляются для принятия решения по делу мисс Гермионы Джин Грейнджер, — наконец-то объявил Тиберий Огден.

В миг зал опустел. Осталось лишь несколько авроров, Гермиона, Трелони, Гарри и Седрик. Она и представить себе не могла, что всё обернётся именно таким образом. В ней боролись двоякие чувства: она была благодарна за то, что за неё вступились, но вто же время она и не просила об этом. Будет ли ей лучше, если её просто закроют в тёмной и сырой камере до конца жизни? Нет.

— Спасибо, — прошептала Гермиона, посмотрев на Диггори.

Так было правильно — поблагодарить. Она должна сделать хоть что-то правильно напоследок перед тем, как теперь даже не знает, что произойдёт. Гермиона с некой благодарностью смотрит на Сивиллу, хотя вовсе не испытывает подобных чувств к бывшему профессору, но так и не повернула голову в сторону Гарри.

И дело вовсе не в обиде или в том, что она считает себя виноватой перед ним. Тут что-то более глубокое и сложное. То, что творилось внутри девушки по отношению к Поттеру, сложно описать. Это некая смесь из всех существующих чувств. Тут было и презрение, и отчаяние, и гнев, и горе, и благодарность, и тоска. Только вот Гермиона не понимала, чего больше. Они сами сделали это со своей дружбой и виноватыми были оба. Слишком много вины появилось в этой истории. Вы так не считаете?

Это непередаваемо больно, хотя на самом дне своих душ они чувствуют одно и то же. Там глубоко, под затвердевшей коркой несчастья, пробивается надежда и радость. Надежда на то, что они смогут справиться с тем, что свалилось на них, ведь самое сложное позади? Или оно только ждёт их? Что сложнее: пережить Войну и потери или принять все последствия Войны? Остановиться и понять, что никуда больше бежать не надо, а вместе с остановкой на тебя рухнет боль в полном её объёме.

И радость, рождённая осознанием того, что они добились желаемого. Того самого мира во всем мире, пусть и такой страшной ценой. Но по-другому быть не могло.

Шум из коридора оповещал о том, что члены Визенгамота приняли решение и возвращаются для его провозглашения. Гермиона сжала кулаки и вздохнула прежде, чем пятьдесят человек заняли свои места и Тиберий Огден зачитал несколько строк со своего пергамента:

— Мисс Гермиона Джин Грейнджер признана виновной в содеянных преступлениях против магического мира. Оправдать подобное невозможно, но взяв во внимание все факты, которые были представлены защитой, Визенгамот постановил: заключить Гермиону Джин Грейнджер в тюрьму Азкабан сроком на семь лет.

Огден захлопнул папку, а глухой звук отбился где-то в сердце девушки. Она не понимала, что сейчас должна чувствовать. Она не рассчитала на подобный исход дела. Семь лет. Много это или мало? Это явно меньше того, на что рассчитывала Гермиона, но и Азкабан — это не райское местечко.

— Ты ведь знаешь, что выдержишь эти семь лет, — многозначительно прошептала Трелони. — У тебя вся жизнь впереди, девочка.

Она не дождалась ответа Гермионы и выпорхнула из зала заседания. Это было предсказание или простая поддержка? В голове девушки творился такой хаос, что сложно было разобрать.

— Ты права, — Гарри держался на расстоянии от клетки. — Я не прощу тебя. Я всегда буду помнить о том, что ты сделала. Но и ты не смей меня прощать, Гермиона. Я точно так же этого не заслуживаю. Надеюсь, что мы с тобой больше не увидимся.

— При большом желании, я бы не смогла тебя простить, — она говорила спокойно. — У меня был выбор и я выбрала Чёрную метку на своём предплечье. Вы все выбрали её.

Вот так они и попрощались. Люди, которые когда-то считал друг друга семьёй — были чужими. Между незнакомцами на улице было больше тепла, чем между этими двумя. Гарри Поттер захлопнул за собой дверь, выходя из Зала суда №10. И точно так же захлопнулись в их сердцах двери для друг друга.

— Ты справишься, Гермиона, — к ней подошёл Седрик. — Ты молодец, и ты справишься.

— Что ты знаешь о слушании Драко Малфоя? — спросила девушка с надеждой в глазах. — Ты был там?

— Да, я был там, — он кивнул. — Я — адвокат, Гермиона. И стал им, потому что когда-то ты защитила меня. Он приговорён к девяти месяцам в Азкабане, потому что принял метку относительно недавно и не успел никого убить. Ну, и выступил против Волан-де-Морта.

— Хорошо, — она схватилась за сердце. — А Тео, Пэнс…

— Больше всех пострадала Пэнси Паркинсон. Она использовала Непростительное и её приговорили к году в Азкабане. Все остальные так же получили девять месяцев. Матери новоизбранных Пожирателей оправданы и уже давно по домам. Тебе большой «привет» передавали Летиция Забини и Блейз.

— Спасибо, Седрик.

— Летиция сказала, что больше не заведёт домашнего эльфа и будет сама справляться по дому.

— Убийство эльфа — это малейшая их потеря, — внезапно пальцы нащупали лист бумаги, свернутый в много раз и запрятанный в подкладку платья. — Седрик, это нужно отдать Гарри. Я обещала Сириусу передать Гарри это письмо, но забыла о нём. Странно, как его не обнаружили.

— Оно и неудивительно, — у Диггори в руках оказался кусочек свернутой бумаги. — Во сколько раз ты его сложила? В десять?{?}[Ирония. На самом деле, лист бумаги не нельзя сложить вдвое более 7 раз] Ты тогда спасла меня, Гермиона. И Забини ты спасла, рискуя собой.

Седрик с теплотой посмотрел на девушку и удалился из зала, пока к её клетке подошли авроры, которым предстояло доставить заключенную в Азкабан.

========== Глава 17 ==========

Свобода встретила его первым снегом. На улице было так же холодно, как и в его душе. Драко смахнул несколько снежинок с плеча и аппарировал подальше от этого ужасного места. Он никогда не сможет забыть всё то, что пережил за эти девять месяцев. Малфой теперь понимал, чем так страшен Азкабан — он заставляет тебя посмотреть на своё истинное отражение и поговорить со своими бесами.

Тепло исходящее от камина, сразу же ласково коснулось его бледной кожи, когда Драко оказался посреди гостиной Малфой-Мэнора. Он не был тут девять месяцев, но казалось, что прошла целая вечность. Будто бы его искренние улыбки на лице были и вовсе в прошлой жизни, когда мать наряжала ёлку перед Рождеством. Это всё было так давно — до чёртовой Войны. Всё, что было у него — было «до», а «после» осталась лишь пустота и кошмары.

Его серые глаза были полны тоски и боли, которые он так старался скрыть, чтобы Нарцисса этого не увидела. Меньше всего он хотел, чтобы мать беспокоилась и переживала о нём. Она не заслуживала всего этого — она просто оказалась заложницей Войны, как и большинство. Фамилия «Малфой» стала клеймом, заставив всех вокруг шарахаться от платинового семейства.

Он расстегнул верхнюю пуговицу пальто и тяжело вздохнул, когда услышал звуки приближающихся шагов. Миссис Малфой через мгновение показалась в гостиной, не сдерживая слёз. Она так сильно изменилась за то время, которое они не виделись, что радужки глаз парня вмиг потемнели. Он принял женщину в свои объятия, чувствуя её содрогающуюся грудь.

Она выглядела несчастной, и это невозможно было скрыть. Её кожа стала бледнее, чем обычно, а под глазами образовались тёмные впадины. Вместо красивой укладки волосы были собраны в обычный хвост, а красивое платье синего цвета смотрелось нелепо. В Нарциссе не осталось ничего от прежней хозяйки поместья — она была растоптана и уничтожена.

Больше не было той изящной леди Малфой, которой так восхищались все вокруг. Погасший взгляд и болезненный вид. Она стояла, съёжившись и часто вздыхая. Каждое её движение было машинальным и неестественным.

— Сын мой, — сквозь всхлипы произнесла женщина. — Я так рада тебя видеть.

— Я люблю тебя, мам, — он прижал её крепче к себе. — Я очень соскучился по тебе.

Это был дурной тон — вот так выражать свои эмоции. Драко всё детство учили быть сдержанным и вежливым: никаких ярких проявлений чувств и неуместных объятий. Но ему было глубоко плевать — как оказалось, именно дурного тона ему и не хватало. Впервые за много месяцев парень почувствовал хоть какое-то тепло в недрах своей души. Тепло от объятий мамы.

Они совсем другие люди. Он — взрослый парень, переживший достаточно боли. Она — женщина, сломленная Войной. Они в первую очередь — самая обычная семья, а потом уже — «те самые Малфои». Драко понимал, что нужно очень много времени прежде, чем люди вокруг перестанут приравнивать их фамилию к злу. И он сделает всё, чтобы изменить это.

— Я испекла твой любимый пирог, — Нарцисса отстранилась от сына и вытерла слёзы. — С яблоками.

— Это то, что нужно, — Драко тепло улыбнулся матери. — Я только зайду к себе в комнату и спущусь к тебе.

Нарцисса осталась неподвижно стоять посреди гостиной первого этажа, а Драко несмело направился в свою комнату. Спальня, где он спал последние несколько лет до того, как отправился в Азкабан, вызывала волну отвращения. Плотно зашторенные окна и никакого света — так же темно, как и в его душе. На столе стояла рамка с колдографией, а на полках всего несколько книг. Тут ничего не изменилось с того дня, когда он был тут в последний раз.

Казалось, что даже на подушках до сих пор осталось тепло его тела, будто бы он только проснулся пять минут назад. Единственное, что выдавало его длительное отсутствие — это толстый слой пыли. Тут не убирали и, похоже, что даже не заходили сюда. Драко оставил пальто на кресле и подошёл к окну, раздвигая портьеры. Величественный сад Мэнора укрыт белоснежным снегом — неживой и слишком неестественный, как и всё вокруг.

Чернила засохли, оставленный на столике выпуск «Пророка» датировался мартом месяцем. А сейчас был декабрь. Ещё одно напоминание о том, что он оставил свою мать на долгих девять месяцев в одиночестве.

Драко принял душ и накинул на себя новую белую рубашку, небрежно откинув точно такую же, только чёрную. Брюки синего цвета и новые туфли. Запонки с инкрустированными камнями остались лежать на столе — он больше не хотел напоминать всем, что он Малфой. И себе, в первую очередь.

Нарцисса сидела за столом в трапезной, ожидая сына. В чашках горячий чай без сахара, как он любил, а на тарелке кусочек яблочного пирога. Это угощение было со вкусом детства — сладкое, медовое и незатейливое. Оно помогло на секунду забыть о том, что сейчас происходило.

— А где эльфы? — внезапно спросил Драко, когда Нарцисса встала, чтобы налить чай.

— Я их всех отпустила, — робко улыбнулась женщина. — Я сама прекрасно справляюсь.

Война всех так сильно изменила. Она больно ранила и забыла подать бинты, чтобы остановить кровотечение и теперь каждый справлялся, как мог. Для кого-то лекарством стали работа и творчество, а для кого-то домашние заботы. Драко ещё не до конца понимал, что могло бы помочь ему.

— Ты с кем-то общаешься? — он не знал, насколько этот вопрос был уместен. — Ты же не сидишь в Мэноре целыми днями… Я имею ввиду, что общение помогло бы тебе…

— Конечно, — не совсем уверенно ответила Нарцисса. — Я по четвергам встречаюсь с Оливией, а вчера на чай заглядывала Мишель.

Имена матерей однокурсников заставили его напрячься. Что чувствует женщина, которая ждёт своего ребёнка из Азкабана? Мишель Паркинсон и вовсе осталась одна. Муж оказался последней сволочью, которого убила дочь и получила за это год в тюрьме. Пэнси была сломленной уже тогда, и Драко боялся представить, что с ней случилось там.

В пироге чувствовался привкус корицы, которую любил Люциус. Драко равнодушно относился к ней, а вот его отец часто напоминал супруге о том, что обожает привкус пряности. Кусочек Нарциссы оставался нетронутым, а голубые глаза были потуплены в поверхность стола. Ей не хватало рядом опоры в виде мужа.

Он боялся о чём-то говорить или спрашивать, потому что не знал, насколько ей больно. Малфой боялся, что одно неаккуратное слово усугубит ситуацию и отстранит Нарциссу от него. Это была не та история, где в конце каждого ждал счастливый конец — нужно намного больше времени, чтобы оправиться от жестоких ударов хлыстом, нанесённых Войной. Если это вообще было возможно.

— Спасибо за пирог, — он поцеловал Нарциссу в голову и заметил несколько седых волосинок. — Он был невероятным.

— Не за что, мой дорогой, — женщина накрыла своей ладонью руку сына. — Я рада, что ты наконец-то дома. Я сделаю всё, чтобы ты вновь стал счастливым.

— Пришла моя очередь, мам, — Драко опустился на колени перед матерью. — Теперь я буду делать всё для того, чтобы ты была счастлива и на твоём лице больше не появлялись слёзы.

— Мой милый Драко…

— Мы со всем справимся, мам.

Он провел Нарциссу в её покои и дождался, пока та уснёт. Она выглядела ещё более хрупкой на огромной кровати. Пустой и неприветливый Мэнор пугал тишиной даже Драко, который с детства привык к этому поместью. Он вернулся в свою комнату и подошел к окну, всматриваясь в белоснежный снег, который так красиво отсвечивал в лунном свете. Часы пробили полночь, но парень так и не смог лечь в свою кровать. Он отвык от неё.

Плед тёмно-зелёного цвета оказался на полу, как и сам Драко. Он уснул в метре от своей кровати, когда усталость взяла верх над ним. Так было последние несколько месяцев — он засыпал лишь тогда, когда уже не было сил противиться сну. Он знал, что стоит закрыть глаза, как снова вернутся кошмары. Адская петля, из которой выбраться помогало лишь пробуждение, и то не всегда. Порой казалось, что жуткие видения преследуют его наяву.

Холодный пол поместья его тётки. Он стоит на коленях и чувствует, как боль проникает под кожу. Душа разбивается раз за разом, принося новую порцию судорожных содроганий. Кажется, что его сжигают заживо, а потом вновь возвращают к жизни, чтобы повторить пытку заново.

— Ты должен забыть! — кричит до боли знакомый женский голос. — Забыть! Забудь всё это!

Он пытается что-то ответить, но с уст лишь срывается стон. Ему хочется сорваться с места и убежать прочь, словно он — маленький мальчик, которого обидели. Но невидимые нити связали его и душили, не позволяя сделать лишнего движения. На языке чувствуется привкус собственной крови, и он боится открыть глаза. Хочет, чтобы увидеть своего палача, но боится.

— Ты никогда больше не вспомнишь этого! — голос становится громче. — Думай только о нас! Забудь всё это!

Яркие вспышки бьют прямо в глаза и он падает, больно ударяясь головой об мраморные плиты на полу. Сердце неистово стучит, норовя вырваться из груди или просто остановиться. И он хочет этого. Малфой хочет просто умереть, чтобы не испытывать опять эту несносную боль.

— Мы с тобой бракованный сюжет… — слышит напоследок и наконец-то вырывается из оков сна.

Рубашка и плед были пропитаны потом, сердце бешено колотилось, а легкие работали на износ, пытаясь захватить как можно больше воздуха. Это повторилось, и он не смог от этого убежать. Словно ему это когда-то удавалось.

Солнечные лучи вовсю уже гуляли по его комнате, что напомнило ему о том, что этот сон снова тянулся бесконечно долго. Драко встал, оставляя плед валяться на полу и направился в ванную.

Из зеркала на него смотрел уставший и измученный парень, который явно нуждался в помощи. Сплюнув в раковину, Малфой решил для себя, что в этот раз он обратится за помощью, а не струсит, как в прошлый раз. Крёстный ведь учил его, что принятие помощи — это вовсе не проявление слабости, а скорее — наоборот. Нам всем иногда нужна помощь.

Холодный душ взбодрил его и смыл с плеч всю ту грязь, которую вывернул на него кошмарный сон. Было так странно принимать душ и вытираться белыми чистыми полотенцами. Это казалось таким неправильным и далёким. Драко впервые не швырнул использованное полотенце на кафельный пол, а аккуратно сложил у раковины. В доме должен был быть эльф. Пусть Нарцисса отказывается от бесплатной работы домовых, но никто не запрещал им платить. Женщина, воспитавшая и вырастившая его, не должна ходить по дому с тряпкой и ведром. Люциус явно этого не оценил бы.

— Доброе утро, — он тепло улыбнулся матери, спустившись в гостиную. — Как ты?

— Доброе утро, милый, — Нарцисса выглядела лучше, чем вчера. — Всё нормально. Ты куда-то собрался?

— Да, — парень застегнул пальто. — Я хочу встретиться с Тео и Блейзом. Ты не против? Если хочешь, то я могу остаться с тобой.

— Нет, — миссис Малфой застегнула верхнюю пуговицу его верхней одежды. — Сегодня четверг, и я жду Оливию. Надень шарф, на улице холодно.

— Спасибо, мам, — он поцеловал костяшки её рук. — Я люблю тебя.

Ему важно было говорить ей об этом. Он хотел, чтобы она чувствовала и знала, что она больше не одна, что у неё есть Драко, который любит и ценит свою мать. Нарцисса — то немногое, что у него осталось, у него её не отобрали. Но похоже, что отобрали что-то другое. Или кого-то.

Он аппарировал и оказался в доме, который пугал и нагонял страх одним своим запахом. Малфой не успел открыть глаза, но уже чувствовал приторный и едкий запах смерти. Кулаки сжались в карманах, а сердце застучало быстрее. В какой-то миг он надеялся, что не сможет сюда попасть, что путь сюда закрыт или что этого поместья больше не существует.

Дом его тётки, тот самый, который преследовал во снах. Драко не лгал матери насчёт встречи с друзьями, но сначала он хотел побывать здесь. Он хотел понять, что так гложет его душу и не отпускает, что в этом поместье заставляет содрогаться и умирать каждый раз заново. Где-то, в дальних уголках памяти, он помнил, каким этот дом был много-много лет назад. Когда-то тут было тепло и уютно, во что слабо верилось.

Сейчас это место ужасало. На тёмной мраморной плитке виднелись засохшие лужи крови, а крики жертв отпечатались в стенах. Драко сделал несколько шагов, подходя к светло-коричневому дивану, который был практически залит кровью. Она давно засохла и впиталась в обивку, но он буквально чувствовал исходящее тепло от кровавой лужи.

Малфой хотел встретиться лично со своими демонами, посмотреть им в глаза и прогнать. Он считал, что визит сюда поможет ему, что он наконец-то убедится в том, что всё осталось позади — Волан-де-Морт мёртв, Беллатриса мертва, Пожирателей больше нет и Войны — тоже. Но всё, что он почувствовал — это отвращение и страх. Он боялся тут находиться. Боялся, что сном может оказаться вся эта хлипкая реальность, что сейчас придется открыть глаза и вокруг будет гора трупов.

Драко поднялся на второй этаж и зашёл в кабинет, в котором когда-то заседала Грейнджер. На столе остались какие-то записи, сделанные её рукой, и несколько учебников. Сколько он о ней не вспоминал? Несколько недель? Наверное, да. Её образ часто преследовал его в Азкабане и заставлял возненавидеть её, но что-то внутри отчаянно сопротивлялось этому. Каждый раз, когда он пытался обвинить гриффиндорку в случившемся, что-то отторгало эти мысли. Словно ему не хотелось в это верить.

Парень вышел из кабинета и собирался покинуть поместье, но ноги привели его в очень знакомую комнату. Это была спальня. Спальня Грейнджер. Кровать растелена, а на тумбочке стоит открытый флакончик с зельем. Драко потянулся к бутылочке и по запаху узнал зелье для сна без сновидений. Рядом лежала её расческа и пара чёрных перчаток. Всё выглядело так, словно она вышла из комнаты на несколько минут.

У стены распахнутый шкаф с одеждой, а на столе список ингредиентов для зелья и открытые духи. Он сразу же узнал эти духи — дикая вишня с нотками ликёра. Пьянящие и такие знакомые, что дух захватывало. Так не должна была пахнуть Гермиона Грейнджер, которая являлась отпетой убийцей и верной слугой Тёмного Лорда. Но это был её аромат.

Он собирался выйти, когда солнечный луч отбился от зеркала, которое было внутри шкафа. Драко неуверенно подошёл к зеркалу и скептически взглянул на старинный артефакт. По надписи на нём он понял, что это зеркало Еиналеж, о котором он так много читал, но не видел никогда. Не видел ведь?

Слышал, что это вещица может показывать истинные желания и мечты человека. Драко посмотрел в зеркало, ожидая хоть что-то увидеть, но не увидел ничего, кроме своего отражения.

— Что за ерунда? — он выгнул бровь и подошел ближе. — Неужели все россказни о тебе — выдумка?

Ничего не изменилось. В зеркале по-прежнему был только Драко в своём чёрном одеянии и с потемневшими глазами. Он собирался уходить, когда заметил туманный силуэт девушки в зелёном платье. Но взглянув ещё раз, он вновь увидел лишь себя. Наверное, ему просто показалось. Это поместье сводило с ума, и он больше не желал тут задерживаться.

Малфой аппарировал прямо из спальни, потому что его уже ждали в другом поместье, где было тепло, уютно и не пахло смертью. Гостиная дома Ноттов была залита солнечным светом, а в камине приятно потрескивал огонь. Драко тут же расслабился и облегчённо выдохнул, а в следующий момент заметил приближающихся к нему друзей. Тео и Блейз встали с дивана и подошли к однокурснику.

— Малфой! — Блейз радушно улыбнулся и заключил его в дружеские объятия. — Рад видеть тебя!

— Забини, — Драко был искренне рад другу. — В тебе читается недостаток солнечной Италии.

— Блейз у нас почти коренной англичанин теперь, — объявил Тео и протянул руку. — Привет, Драко.

— Рад встрече, Тео, — он крепко пожал руку Нотта-младшего.

Это была особенная встреча. Она была одновременно тёплой, нужной и тяжёлой. Они не забыли то, что пережили, и вряд ли когда-то забудут. В глазах каждого из них читалась тоска и горечь. Блейз не был в Азкабане, но это не отменяло того, что ему тоже было тяжело.

— Чем планируешь заняться? — спросил Тео, подавая стакан Драко. — Как миссис Малфой?

— Она разбита, — он закрыл глаза. — Она долгих девять месяцев была одна: без меня и без отца. Я вернулся, но она не находит себе места, волнуясь за…

— Дело Люциуса не пересматривали? — перебил Блейз. — Вроде дела некоторых осуждённых должны были пересмотреть.

— Нет, дело отца не попало в этот список.

— Ему дали шесть лет?

— Да, — прошипел Драко, распаляясь. — И я считаю, что это максимально несправедливо. Грейнджер осудили на семь лет, но сравнивать то, что делал отец и она — это небо и земля. Это невозможно сравнивать!

— Она убила Волан-де-Морта, — голос Тео дрогнул на проклятом имени, но было видно, что называть имя Тёмного лорда стало для него делом принципа. — И на её слушании присутствовал Поттер.

— Он был там? — Малфой с недоверием посмотрел на друга. — Он пришёл её защищать после всего того, что она натворила?

— Я разговаривал с Диггори, и он сказал, что попрощались они не лучшим образом.

— Да, я слышал, что он вызвался её защищать, — небрежно кинул Малфой. — Но я всё равно не понимаю, чем руководствовался Визенгамот во время принятия решения. И чем думал сам Диггори, когда решился на её защиту?

— Она когда-то спасла его, — Блейз пригубил свой огневиски. — Он обязан ей всем, что у него есть. Она спасла его тогда. Там, на кладбище.

Он слушал друзей, и казалось, что он так хорошо знал эту историю. На секунду проскочило какое-то чувство, будто бы Драко был в центре всех этих происшествий, будто бы когда-то знал о каждом шаге Грейнджер. Он не мог её винить в произошедшем, потому что голову не покидали мысли, что она всё делала правильно. Но почему? Ведь именно её переход на сторону Волан-де-Морта когда-то обрёк его семью. Малфои собирались бежать, но появилась Грейнджер, и план полетел в тартарары.

И его друзья — они оправдывали её? Блейз и Тео говорили с каким-то сожалением о Грейнджер и о том, что она получила семь лет в Азкабане. Рой мыслей затуманил разум и отключил Драко от разговора с парнями.

Почему он побежал за ней? Потому что так нужно было. Её нельзя оставлять одну в подобном состоянии. Тяжёлый вздох и горький плач Грейнджер словно прошелся по всему телу. Она мучила его одним своим несчастным видом, и Малфой не понимал природы своих чувств к этой девушке. Каждая слеза на её лице обжигала его сердце.

— Грейнджер… — он аккуратно коснулся её плеча, чтобы не напугать гриффиндорку. — Ты в порядке?

Но она не поворачивается к нему, продолжая содрогаться от плача. Малфой уже хочет присесть возле неё, но неожиданно в груди зарождается та самая тягучая и несносная боль. Стало холодно и мерзко, будто бы незнакомый яд проникал под кожу и отравлял.

— Забудь! — резко вскрикивает Грейнджер. — Забудь всё!

Это тот самый голос. Тот голос, который заставлял просыпаться каждый раз в холодном поту.

— Малфой! — Тео щелкал пальцами перед лицом блондина. — Ты с нами?

— Да, — тихо ответил Драко. — Я просто задумался.

— Так вот, Седрик говорил, что она начала понемногу сходить с ума, — продолжил Блейз. — И мне жаль её. Прошло всего девять месяцев, как она там находится. Я боюсь представить, что с ней будет после семи лет.

— Если она протянет эти семь лет, — Нотт осушил свой стакан. — Я не уверен…

— Мы всё ещё говорим о Грейнджер? — Малфой закатил глаза. — Мне казалось, что у нас есть куда более интересные темы, чем обсуждения несчастной грязнокровки…

Последнее слово отдало горечью на языке. Он коснулся пальцами переносицы и снова закрыл глаза, пытаясь отогнать странные ощущения, окутавшие его.

— Ты так и не рассказал, чем планируешь теперь заниматься? — спокойно спросил мулат. — Теперь ты — глава семейства Малфоев, как никак.

— Для начала нужно заняться нашей фамилией. Я не хочу, чтобы у каждого второго при упоминании фамилии «Малфой» мурашки начинали бежать по спине. Мы — самая обычная семья.

— С этим сейчас столкнулись все семьи, которые хоть как-то были связаны с «политикой» Волан-де-Морта, — Тео горько усмехнулся. — От нас шарахаются на улице, как от чумных.

Ещё несколько часов они проговорили о своих планах на будущее, уменьшив запасы огневиски Ноттов не на одну бутылку, и Малфой вернулся домой. Нарцисса увлечённо о чём-то болтала с Оливией. Драко вежливо поклонился и удалился в свою комнату. Снял пальто, швырнув его на кресло у окна, и хотел сразу направиться в ванную комнату, но остановился из-за странного звука. Из внутреннего кармана пальто выпала маленькую бутылочка и покатилась под столик.

Он наклонился и поднял флакончик, который чудным образом оказался в кармане. Духи Гермионы, которые он нашёл в поместье Лестрейнджей. Драко даже не понял, как на автомате забрал частичку гриффиндорки с собой. Зачем он это сделал?

День за днём. Неделя за неделей. Месяц за месяцем. Так прошло три года.

Он сделал то, что сам себе обещал. Он медленно, но уверенно очистил фамилию своей семьи. Дело Люциуса пересмотрели и он вернулся домой, что смогло вновь зажечь глаза Нарциссы. Драко вроде нащупал ту золотую середину своей жизни. Его спасением стал квиддич — он начал заниматься тем, что у него лучше всего получалось.

Теперь его приглашали на интервью и делали колдографии для газет, изредка задавая какие-то вопросы о прошлом. Хватка Войны наконец-то ослабла, позволив свободно дышать. А то, что осталось под рёбрами — он засунул в самые дальние ящики своего сознания.

— Драко! Драко! — она тормошила его за плечи, чтобы разбудить. — Милый мой! Проснись!

И он смог проснуться. Грудная клетка ходила ходуном, пока перед глазами витали образы со сновидения. Малфой знал сценарий своего сна на память, потому что он был один и тот же, каждую ночь. Грейнджер снилась ему уже три года.

— Твой образ преследует хлеще призрака, — прошептал Малфой и открыл кран. — Чего ты хочешь от меня?

Он злился каждый раз, потому что не понимал своих снов, но они доводили его до крайностей. Драко поднял голову и посмотрел на своё отражение. И в зеркале, за спиной у себя, он видит её — улыбающуюся в зелёном платье.

— Оставь меня! — он сжал руку в кулак и разбил зеркало. — Когда ты наконец-то оставишь меня?

— Драко! — Нарцисса забежала в ванную на звук битого стекла. — Что такое? Опять кошмар?

— Всё хорошо, мам. Это просто глупый сон.

— Что тебе снилось?

Он не рассказывал ей никогда о своих снах. Он и себе не мог о них рассказать — желал просто забыть, и всё. Но каждую ночь к Драко приходила Грейнджер: она была вся в крови, но улыбалась. Она плакала, кричала, смеялась, умирала. Сначала сны с ней казались Малфою какой-то отдушиной, потому что в них не было страданий, но потом это изменилось.

— Просто плохой сон, — он подошёл ближе к Нарциссе и обнял её за плечи. — Не думай об этом.

— Тебе нужно обратиться к кому-то за помощью, Драко. В Мунго отличные специалисты, они помогут. Нельзя и дальше изводить себя.

Леди Малфой пристально смотрела на него, выжидая должной реакции.

— Хорошо, — он вздохнул. — Наверное, ты права.

Было только начало седьмого утра, но Малфой не намеревался возвращаться в кровать. Он поцеловал Нарциссу в макушку, тепло улыбнулся ей и закрыл дверь ванной комнаты.

Холодный душ, деловой костюм, чёрные туфли. Он быстро перекусил, пожелал Нарциссе хорошего дня и аппарировал в Мунго. Суть была не в том, что она попросила его об этом — сны начинали его пугать. Всё, что он видел, казалось слишком реалистичным. Любое появление Грейнджер во сне ощущалось настоящим, будто бы он просто вспоминал давно забытые дни.

Её улыбка, её голос, её глаза — они вызывали необъяснимые чувства. С одной стороны — Малфою не хотелось покидать свои сны, но с другой — это было неправильно. Он давно запутался в том, что у него в душе и сердце.

— Малфой! — в коридоре показалась Пэнси. — Что тебя привело в такую рань сюда?

— Привет, миссис Нотт, — Драко поцеловал подругу в щеку. — Не скажу, что я тут исключительно ради дружеских посиделок. Мне нужна помощь.

— Давай пройдём в мой кабинет и там поговорим, — Пэнси взяла друга под руку. — Расскажешь мне, что случилось. Расскажешь немного о своей жизни, а то мы так редко видимся.

Она распахнула дверь своего кабинета, в котором было настолько светло, что пришлось жмуриться. Никогда Драко не подумал бы, что любимый цвет его подруги — это бежевый. Пэнси Паркинсон не должна любить этот цвет и живые цветы на подоконниках, но она это любила. Малфой восхищался силой духа подруги, которая не просто смогла переступит через пережитое, но и начать новую яркую жизнь.

Работала в Мунго и считалась одной из лучших, вышла замуж за Теодора. Она просто сияла, что не могло не влюбить в себя. Таких людей любят, и к ним стремятся. Драко гордился тем, что Пэнс — его подруга.

— Ну так, что случилось? — девушка заняла место за столом. — Что тебя беспокоит?

— Сны, — коротко ответил Драко.

— Они так и не прекратились?

— Нет. И я теперь не особо уверен в том, что это просто сны, — Малфой коснулся пальцем правого виска. — Это что-то из головы. Мне кажется, что это какие-то старые воспоминания.

— Последний раз, когда ты рассказывал мне о них, то говорил, что тебе снится какая-то девушка…

— Это Грейнджер.

— Что? — девушка вскинула бровь. — И как давно ты узнал в этой девушке Грейнджер?

— С самого начала. Это всегда Грейнджер.

— Но мне ты об этом не удосужился рассказать?

— Прости, Пэнс, — Драко откинулся на спинку дивана. — Я надеялся, что это прекратится. Что рано или поздно она исчезнет с моих снов.

— Что именно ты видишь во сне?

— Сон всегда один и тот же, только она разная. Мы всегда с ней находимся в какой-то тёмной комнате, за её спиной я вижу зеркало, а она голая. Мы танцуем, разговариваем, а потом начинается кошмар…

— Какой? — тихо спросила девушка и наклонила голову. — Она тебе что-то говорит?

— Я вижу её в крови. Она то плачет, то смеётся. И она всегда кричит одно и то же: «Забудь!». Она велит мне о чём-то забыть, но я не понимаю…

— Интересно, — хмыкнула Пэнси. — Позволишь мне заглянуть в твой разум?

— Если это как-то поможет, то пожалуйста.

Он закрыл глаза и немного потерял счёт времени, пока девушка рыскала по его сознанию. Малфой чувствовал, как подруга переворачивает страницы каждой из книг, которые хранились в его ментальной библиотеке. Появилось чувство сонливости и хотелось просто лечь, чтобы провалиться в сон. В хороший сон.

— Ты знаком с чарами памяти? — Пэнси вырвала его из состояния дремоты. — Должен быть знаком.

— Я о них мало что знаю, только со школьной программы. Как-то меня подобное не привлекало.

— Мне кажется, что тебе подчистили память. Очень красиво и умно, но ты — чёртов окклюмент, и поэтому Обливиэйт сработал не совсем правильно.

— Что за сказки, Пэнс? Я всё помню.

— Как ты можешь быть в этом уверен, Малфой? Возможно, что твои воспоминания касались как раз Грейнджер, и теперь мозг начинает воспроизводить твои воспоминания в виде снов.

— Быть этого не может, — усмехнулся Драко. — Какие у меня могут быть…

— Ты не можешь быть в этом уверен, — снова повторила брюнетка. — А вот я считаю, что твою память подчистили.

— И что мне с этим делать?

— Решай сам: или оставить всё, как есть, или восстановить память. Я не знаю, что именно тебе стёрли из головы, но это может причинить тебе боль. От нечего делать такими заклинаниями не балуются. Осмелюсь предположить, что человек, который это сделал — стирал намеренно определённые воспоминания — работа кропотливая и сложная.

— И долго их восстанавливать?

— Нет, но это физически неприятно, — она пожала плечами. — Мы с Тео долго улучшали это заклинание и всё же не смогли полностью устранить боль, которой оно сопровождается.

— Вы с Тео сделали благое дело, придумав это заклятие.

— Да, — она опустила голову. — Но я видела людей, которые сходили с ума после того, как к ним возвращалась память.

— Поэтому вы больше его не применяете?

— Иногда лучше жить так, чем вспомнить некоторые моменты своей жизни. Я бы приравняла Обливиэйт к Непростительным. Поэтому, хорошо подумай.

— Я пришёл к тебе за помощью. И это поможет мне, если мне и правда отшибли память.

— Хорошо, — Пэнси подошла к Драко и достала палочку с кармана. — Расслабься.

Он закрыл глаза и постарался отключиться. Малфой не знал, что с ним будет и чего в его воспоминаниях не хватает, но всё время бежать от прошлого не удастся. Это настигнет рано или поздно. Кончик волшебной палочки Пэнс коснулся виска:

— Финита Мемория.

Болезненный приступ длился не дольше десяти секунд, но и они показались вечностью. Словно раскалённую лаву выливали на оголённые нервы. Рассудок затуманился, а конечности обмякли. Это действительно было больно.

Он скучал по ней. Видел лишь один раз за все три месяца летних каникул. Она стала выше, щёки сменились скулами, а непослушные волосы аккуратно собраны в хвост. Но в глазах нет сияния. Грейнджер приехала в Хогвартс уже уставшая.

— Грейнджер! — он позволил себе коснуться её. — Как ты?

Яркая вспышка.

— Это она? Это Грейнджер? — восторженно спросил Блейз. — Я видел вас на трибунах.

— Да, — не желая спорить ответил Драко.

— И сколько это продолжается?

— Год или больше. Или меньше. Я не знаю.

Яркая вспышка.

— Что ты знаешь о местонахождения своего хозяина? — Драко внимательно всматривался в глаза эльфа. — Отвечай!

— Он прячется, и никому его не найти, — брюзжал Кикимер. — Даже эта грязнокровка не знает, где хозяин Блэк. Я давно говорил хозяину, что ей нельзя доверять, но он продолжал слепо выполнять её приказы.

— Какие приказы?

— Девчонка рассказывала хозяину о том, где спрятан очередной его секрет. Она давала указания, а хозяин Блэк их выполнял.

— Грейнджер? Ты что несёшь?

— Она — лгунья. Она лжет всем вокруг.

Это не может быть правдой. Грейнджер не могла предать Тёмного Лорда или могла?

Яркая вспышка.

— Империо, — красный луч поразил его в грудь. — Ты сядешь и будешь молчать. Думай о нас, всё остальное ты должен глубоко запрятать.

Она направила на него палочку, а он не может ей сопротивляться. Он хочет, но не может.

— Мы с тобой бракованный дуэт… Обливиэйт.

Яркая вспышка.

Он открыл глаза и увидел напуганную Пэнси, со стаканом воды в руках. Она смотрела на него с немым вопросом в глазах.

— Всё в порядке… — хрипло проговорил Драко и прочистил горло. – Всё нормально.

Нет. Ничего не в порядке. Яркими вспышками всплывали все те моменты, которые Грейнджер стёрла из его памяти. Она украла у него его воспоминания. Заставила себя ненавидеть, хотя не подозревала о том, что её план воплотился в жизнь не до конца. Малфой не знал, что чувствует к Гермионе сейчас.

Но и во сне она больше не появилась. Теперь ему ничего не снилось. Он так сильно мечтал об этом, но не обрадовался, когда проснулся утром от того, что просто выспался, а не от страшного сна.

========== Глава 18 ==========

Семь лет. Восемьдесят четыре месяца. Две тысячи пятьсот пятьдесят пять дней.

Она помнила каждый свой день, каждую свою минуту. Всех жизней недостаточно, чтобы забыть такое. Гермиона подняла голову, чтобы посмотреть на чистое небо, которое она так давно уже не видела. Из глаз ручьями полились слёзы. Сердце сожжено дотла, а от души остался лишь обугленный кусок. Ей не больно, и нет никакого отчаяния — она просто больше ничего не чувствовала. Девушка просто хотела увидеть солнце, по которому так сильно скучала.

Рядом с ней стоял Северус, который держал за руку маленькую Гермиону Грейнджер. Они не покинули её ни на день, но их никто не видел, кроме самой Пожирательницы. По началу к ней приходил Седрик, но она его прогнала. А со временем начала забывать его, как и всех остальных. Ей не хотелось верить в то, что оставались люди, которые видели в ней самого обычного человека. Так не должно было быть.

Её волосы сильно отросли и достигали бёдер: они стали тусклыми и неприятными на ощупь. Сухая кожа рук и поникшие глаза, искусанные губы и впадины под глазами. В ней не было абсолютно ничего, что напоминало бы прежнюю Гермиону. Но она и не хотела в себе видеть ту Гермиону, которую должен был поцеловать дементор семь лет назад.

Она поднесла правую руку к лицу, вглядываюсь в бледную кожу и старые шрамы. Теперь казалось, что вся та физическая боль, которую она когда-то испытывала — это просто смешно. Гораздо больнее было молчать с самой собой: слышать упрёки своего сердца и тихо сходить с ума. За медленным безумием Гермиона начала забывать себя: она больше не помнила, какие книги были её любимыми, какой цвет ей нравился и какой на вкус тыквенный сок.

Ей некуда идти. Ей не к кому идти. У Гермионы нет ничего и никого. Она вышла из Азкабана, но её заключение продолжалось — она продолжала оставаться узником своей жалкой жизни. Единственное, что она знала, что в Англии ей делать нечего. Всё, что от неё требовала выжженная душа — это просто где-то скрыться от чужих глаз, никому не напоминая о своём существовании.

— Гермиона? — она почувствовала прикосновение к своему плечу и резко отскочила. — Прости, я не хотел тебя напугать.

Просто хотелось расплакаться от собственного бессилия: она не узнавала человека перед собой. Девушка активно шарилась по сознанию, пытаясь отыскать его образ в голове, но ничего не получалось. Карие глаза пристально смотрели на неё. Парень улыбался ей, и это было так знакомо, но она не могла вспомнить его.

— Я… — она испугалась собственного голоса, которого так давно не слышала. — Ты…

— Ты не узнаёшь меня? — парень вскинул бровь. — Блейз. Блейз Забини.

— Блейз…

Это имя было ей знакомо, как и сам парень. Но казалось, что это всё было в прошлой жизни. Она сглотнула и попыталась улыбнуться, но не вышло. Улыбка так же была ей незнакома.

— Я знал, что ты… Я решил, что будет правильно — встретить тебя.

— Правильно… — протянула девушка. — Наверное.

— Я думаю, что мы можем поговорить у меня дома, если ты не против, — он протянул ей руку. — Я не причиню тебе вреда.

Она несмело протянула ему руку в ответ. Её кожа казалось белоснежной по сравнению с его, словно кофе с молоком. Горячий кофе с холодным молоком. Забини крепче сжал её ладонь, а она почувствовала, как его тепло распространялось внутри неё.

— Ты помнишь, что такое аппарация? — совсем тихо спросил мулат. — Ты должна расслабиться, отпустить все мысли и довериться мне.

— Да. Я помню…

Раздался глухой хлопок, который унёс их подальше от этого места. Он унёс Блейза Забини и Гермиону Грейнджер, но не её душу, которая навеки осталась взаперти в стенах Азкабана. В той самой тёмной камере, где не было окон и малейшего намёка на солнечные лучи.

Они оказались посреди большой светлой гостиной, где было невероятно тепло и уютно. На миг ей показалось, что она попросту умерла и отправилась на небеса. Но ведь ей закрыт туда путь, поэтому это точно всё реально.

— Ты как? Нормально? — Блейз придержал её за талию.

— Да, — кивнула Гермиона.

— Пойдём, я покажу тебе твою комнату…

— Стой! — оборвала девушка. — Я не понимаю, зачем тебе это?

— Давай ты приведёшь себя в порядок, нормально поешь, отдохнешь и мы обо всём поговорим?

— Я не…

— Мы потом обо всём поговорим, — мягко повторил Забини.— Ты должна отдохнуть.

Она не стала перечить снова, а просто молча следовала за Блейзом. Больное воображение всё время подкидывало новые картинки, заставляя девушку останавливаться через каждый шаг. Её руки дрожали, а в ушах шумело. Гермиона давно забыла, как выглядит нормальная жизнь.

— Я надеюсь, что тебе тут понравится, — Блейз открыл дверь, пропуская девушку вперёд. — Если тебе что-то понадобится…

Он не успел договорить, как услышал пронзительный крик девушки, которая упала на колени и закрыла руками уши. Гермиона закрыла глаза и кричала, срывая голос. Забини не сразу понял, что произошло, и что вызвало такую реакцию.

— Гермиона! — он коснулся ладонями её лица. — Посмотри на меня! Смотри на меня!

Но она не слышала его. Её сердце вырывалось из груди, пока мысли в голове превратились в кашу. Перед глазами снова вырисовалась тёмная камера и лужа крови. Сколько раз Гермиона видела кровь в своей камере? Много. Сначала это были простые галлюцинации, а потом это была её собственная кровь. Гермиона раз за разом раздирала ногтями кожу на предплечье, желая избавиться от Чёрной метки.

А в спальне, которую ей показал Блейз был ковёр — ярко-алого цвета, как её кровь. Это очень быстро вернуло девушку назад в камеру, назад в тот кошмар.

— Гермиона! — Забини тряс её за плечи. — Смотри на меня!

Она боялась, что если откроет глаза, то увидит перед собой дементора. Её камера находилась на самом верхнем этаже, и эти жуткие твари были единственными «компаньонами» Гермионы. Долгих семь лет они выкачивали все её счастливые воспоминания, растягивая болезненную пытку. Они оставили её наедине с травмирующим прошлым, которое заело одной пластинкой в голове.

— Смотри на меня! — ещё раз крикнул парень. — Открой глаза!

Крик вот-вот собирался перетечь в очередной истерический припадок, но она собрала остатки своих сил и открыла глаза. Никакой тёмной камеры и дементоров: перед ней Блейз, светлые стены поместья и живые комнатные цветы. Но она не знала, что хуже: Азкабан или вот эта новая реальность, где тебе всё время кажется, что это один-сплошной глюк.

— Всё хорошо, — спокойно произнес Забини, глядя ей в глаза. — Ты дома.

— Ковёр… — дрожащим голосом прошептала Гермиона. — Ты бы не мог его убрать? Он мне напоминает…

— Всё хорошо. Сейчас его уберут.

— Спасибо…

Белые стены и большие окна. Постельное кремового цвета, и точно такого же цвета балдахин. На прикроватной тумбе ваза с цветами и несколько книг. У камина стояло кресло и маленький столик. Уютно и просторно. Тут было так много света и воздуха, что внутри зарождалось давно забытое чувство — спокойствие.

— Ты можешь позвать эльфа, если тебе вдруг понадобится помощь. Вот там, — парень указал на белую небольшую дверь, — ванная комната. Тинки поможет тебе…

— Я сама справлюсь, — робко улыбнулась девушка. — Спасибо, Блейз.

— Хорошо. Но, если что…

— Да, хорошо, — перебила Гермиона. — Я позову Тинки.

Блейз кивнул и вышел из комнаты, оставив девушку одну. Она сразу направилась в сторону ванной комнаты, аккуратно открывая двери и зажмурив глаза. На долю секунды Гермиона позволила себе открыть глаза, чтобы убедиться в том, что ничего не спровоцирует её на новый приступ.

Но тут не было никаких цветов, кроме белого. Белый стены, белый кафельный пол. Полотенца, всевозможные бутылочки с шампунями — всё белое. Гермиона выдохнула и подошла к зеркалу. Несмело она подняла голову, чтобы посмотреть в своё отражение.

Исхудавшая, замученная и болезненная. Вот как можно было описать её. Каштановые волосы, которые она так любила когда-то, были спутанными и грязными. Карамельные глаза не сияли, и даже не особо напоминали глаза живого человека. Пушистых ресниц больше не было, а старое чёрное платье напоминало половую тряпку. Её отражение пугало.

Тонкими пальцами она прикоснулась к своим волосам и тут же опустила руку. Это было мерзко и отвратительно. Создавалось впечатление, что на волосах осталась грязь из каменного пола её камеры. А ещё на них остались слёзы, кровь и слюна.

— Тинки, — шёпотом произнесла Гермиона.

— Мисс? — маленькая эльфийка появилась в нескольких шагах от неё. — Тинки может помочь молодой мисс?

— Мне нужны ножницы. Ты бы могла мне принести их, пожалуйста?

— Хозяин запретил Тинки давать мисс режущие предметы… — эльфийка виновато опустила глаза.

— Я ничего не сделаю. Мне просто нужны ножницы, чтобы отрезать волосы.

— Тинки может помочь мисс с причёской. Вам нужно просто помыть их, и Тинки заплетёт Вас.

— Нет! — громко выпалила Гермиона. — Я не хочу заплетать их, я не хочу видеть их…

— Тинки может сама отрезать Ваши волосы…

— Нет! Я сама должна это сделать. Ты можешь побыть со мной, а потом забрать у меня ножницы, если боишься, что я могу что-то сделать с собой…

Тинки исчезла и появилась спустя несколько секунд, держа в ручках красивые ножницы. Гермиона несмело протянула руку, чтобы взять их, заметив нерешительный взгляд эльфийки.

Пальцы почувствовали холодный металл, что напомнило в очередной раз о холоде тюремной камеры. Она сглотнула и постаралась прогнать всплывшие образы из головы, сосредоточившись на волосах и ножницах. Одно точно выверенное движение и на полу оказалась копна её волос. На глазах заблестели слёзы, а сердце больно защемило. В голове разбивались сотни мыслей одновременно: на этих волосах было столько боли и воспоминаний.

У ног образовалась куча из волос и несколько солёных капель. Гермиона никогда не видела себя с такой стрижкой — волосы чуть выше плеч, но всё такие же тусклые.

— Спасибо, — она протянула ножницы эльфийке. — Так гораздо лучше…

Тинки испарилась, прихватив с собой ножницы и состриженные волосы Гермионы. Девушка набрала полную ванну горячей воды и пролежала в ней до тех пор, пока вода не остыла. Это не согревало, это скорее просто отвлекало. Она укуталась в белый халат и подошла к столику, на котором стояли флакончики с маслами и духами.

Гермиона открыла первый попавшийся флакончик и уловила очень знакомый аромат. Что-то вишнёвое с алкогольной примесью. Это было похоже на ликёр. Ей показалось, что когда-то она чувствовала этот аромат. Или любила.

Кровать приняла её в свои объятия, позволяя провалиться в нормальный сон впервые за много лет. Если Гермиона в состоянии видеть нормальные сны.

— Я поздравляю тебя, Гермиона, — родной мужской голос заставил её вздрогнуть. — Ты смогла это выдержать.

— Ты издеваешься надо мной, — утвердительно ответила девушка. — По-твоему, я ради этого должна была жить? Чтобы теперь содрогаться просто при виде ковра или собственного отражения?

— Это пройдёт…

— Это не пройдёт, Северус! — вскрикнула Гермиона. — Это никогда не пройдёт! Даже во сне я помню обо всём. Вот стою тут с тобой и помню, как долго тянулись эти семь лет.

— В какой момент ты решила, что это сон? Это никогда не было сном.

— Что?

— Я думал, что ты и сама это прекрасно понимаешь, — усмехнулся Снейп. — Кому-то нужен Воскресающий камень, чтобы заглянуть за ширму реальной жизни, а кому-то достаточно мощного дара…

— Я прошу тебя, Северус, давай ты во сне хотя бы не будешь мне читать лекции.

— Ты будешь помнить об этом, но со временем тебе станет легче, — мужчина подошел ближе. — Всегда будет больно, но ты помни о том, что ты сделала.

— Я убийца! И гореть мне за это.

— Забини, который привёл тебя в свой дом, жив, потому что ты смогла воплотить свой план в жизнь, — грубо ответил Снейп. — Прекрати быть жертвой, Гермиона.

— Что?

— Ты на свободе. Прошло семь лет с тех ужасных событий. Прекрати быть своей же жертвой и начни жить. Прошлого не изменить, но будущее в твоих руках.

— Как же ты не понимаешь? — она опустилась на скамейку. — Я не могу себя простить.

— За что?

— За себя. За то, какой я стала.

Она проснулась, услышав посторонние звуки. Тинки виновато посмотрела на неё, поднимая поднос с пола. Гермиона протёрла глаза, чтобы отогнать странное сновидение. Она привыкла к ним, ведь они были самым нормальным явлением в её жизни, как бы странно это не звучало.

— Простите, мисс, — испугано пролепетала Тинки.

— Где я могу найти Блейза?

— Хозяин отдыхает на веранде.

Гермиона надела лёгкое шёлковое платье изумрудного цвета и выпорхнула из комнаты. Забини сидел за столом, попивая сок, и внимательно читал газету. Она поправила шлейку платья, которая сползла с плеча, и обратилась к парню:

— Привет. Похоже, что я слишком долго спала.

— Тебе нужен был отдых, — Блейз отложил газету. — Я рад, что ты смогла выспаться. Тебе к лицу новая прическа. Решила что-то изменить в себе?

— Да, — она присела напротив парня. — Эти волосы у меня отросли за время пребывания в Азкабане, и я не хотела… Мне было противно к ним прикасаться.

— Прости за вопрос, — Забини прокашлялся. — Ты меня не узнала. Почему?

— Дементоры выкачали из меня все счастливые моменты, — Гермиона заправила выбившуюся прядь волос и опустила глаза. — Порой мне кажется, что они выкачали из меня вообще всё. В моей голове остались образы, но они такие туманные.

— Я думал, что к тебе применили Обливиэйт…

— Нет, — оборвала его девушка. — Но это хуже Обливиэйта. Ты знаешь, что у тебя были счастливые воспоминания, но ты не можешь за них ухватиться. Ты помнишь, что в твоей жизни были какие-то моменты, которые были дороги твоему сердцу, но ты просто смотришь на них сквозь густой туман. Я потеряла очень много воспоминаний в дебрях своей заблудшей души.

— Но ты смогла с этим справиться, — Блейз коснулся её руки. — Ты смогла, Грейнджер.

— Нет, Забини, — Гермиона опустила руку под стол, разрывая мимолётный контакт. — Я не смогла. Я сломалась там. Мне было больно, очень больно…

Бессонница, истерические припадки и умышленное нанесение себе увечий. Это лишь малость из того, до чего докатилась девушка. Она не смогла найти причины быть сильной и продолжать бороться — не было ради чего. Как когда-то сказал Том Реддл: «Это случайность». Это была случайность, что она осталась жива.

— Ты можешь оставаться у меня столько, сколько посчитаешь нужным, — он тепло улыбнулся. — Думаю, что Италия придётся тебе по вкусу.

— Почему, Блейз?

— Потому что я так хочу, Грейнджер. Нам иногда выпадает «второй» шанс, так используй его правильно.

— Ну да, — усмехнулась Гермиона. — Предлагаешь мне жить, словно ничего не случилось? Предлагаешь забыть всё?

— Я ничего тебе не предлагал, — он встал из-за стола. — Я просто хочу, чтобы ты наконец-то покинула стены Азкабана.

— Но я…

— Нет, — он легко ткнул указательным пальцем ей в висок. — Разрушь эти стены здесь. Нет больше Азкабана, нет никакой тюрьмы. Ты даже не в Англии. Запри своё прошлое на замки и сделай шаг вперёд. Все смогли, и ты можешь.

— Все смогли… — повторила девушка.

— Малфой тоже смог, — бросил Блейз напоследок. — Ему и твой Обливиэйт не помешал.

Он оставил её на веранде, а сам вышел на улицу. Гермиона помнила о Малфое и о том, что наложила на него чары Забвения. Это не было счастливым воспоминанием, а поэтому осталось в её голове. Вот только слишком туманными стали все остальные воспоминания, связанные с этим человеком — всё то, что было «до».

Из того, что осталось в её сознании, ничего не вызывало улыбок: начиная с момента смерти её родителей и заканчивая разговором с Поттером после суда. Гермиона потянулась к газете, которая осталась лежать на столе. «Ежедневный Пророк». Она провела пальцами по ожившим колдографиям, почувствовав мурашки на спине. Это была обычная газета, но даже она вызывала в ней столько эмоций.

«САМАЯ ГРОМКАЯ СВАДЬБА ГОДА: ГРЕГОРИ ГОЙЛ И АСТОРИЯ ГРИНГРАСС. ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ К СЧАСТЬЮ. КАКОВА НА ВКУС ЛЮБОВЬ, КОТОРАЯ ЗАРОДИЛАСЬ ЕЩЁ ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ?»

Она улыбнулась, пытаясь отыскать в голове образы слизеринцев. Они все смогли.

— Блейз! — Гермиона выскочила во двор. — Мне нужно вернуться в Англию.

— Зачем?

— Есть несколько мест, которые я хотела бы посетить: поместье Лестрейндж, могилы Северуса и Джинни… — она запнулась. — И могила моих родителей.

— Хорошо, — он кивнул. — Тебе стоит переодеться, а я буду ждать тебя здесь.

Гермиона забежала в комнату, снимая на ходу своё лёгкое летнее платье. В шкафу её ждало чёрное облегающее платье чуть ниже колен и чёрные туфли. Прошло то время, когда ей нравился этот цвет. Теперь он доставлял дискомфорт и заставлял раз за разом возвращаться в тёмное прошлое. Но ей нужно попрощаться с эти прошлым, ей нужно сделать шаг вперёд.

Она капнула каплю тех самых духов на запястье и вышла из комнаты. Заправила волосы за уши и подошла к Забини, который стоял всё так же во дворе.

— Готова?

— Да, — прошептала Гермиона и взяла его под руку.

Казалось, что она не успела увидеть поместье прежде, чем слёзы проступили на её глазах. Её кинуло в дрожь от одного вздоха и взгляда на тёмную гостиную. Гермиона почувствовала, как хрустят кости и остатки души вновь разбиваются на миллионы осколков. Она была похожа на птицу, у которой были сломаны оба крыла. Все движения сковало, а в горле образовался ком.

— Можешь подождать меня на улице? — всхлипывая, попросила девушка. — Пожалуйста.

Забини молча вышел, а она коснулась пальцами к поручням лестницы, медленно поднимаясь на второй этаж. Каждый шаг давался сложнее, напоминая Гермионе о событиях семилетней давности. Первые двери в которые она заходит — это спальня, в которой она когда-то лежала, истекая кровью, после очередного наказания от Волан-де-Морта. На светлом ковре тёмное пятно от засохшей крови, которое эльфы так и не смогли вывести. Казалось, словно это произошло вчера.

Она помнила, как была готова ещё тогда принять объятия смерти, но именно Забини инициировал её спасение. Он спас её тогда, и зачем-то пытался спасти и сейчас. Гермиона должна была быть просто благодарна ему, а вместо этого — просто продолжала искать, в чём бы себя ещё обвинить. Она не лучший человек в этом мире, но она же достигла конечного результата, в которому стремилась. Разве нет?

Пустующие портреты на стенах пугали в некотором роде и напоминали о том, что в этом поместье никто и никогда больше не сможет жить. Этот дом — история. Мрачная и кровавая, но с относительно хорошим концом.

Гермиона касалась стен и слышала крики тех, кто тут умер. Она прислушивалась к каждому шороху, видя в темноте десятки пар несчастных глаз, замученных и убитых ею людей. От этого ей точно никогда не удастся убежать, хотя она и не пыталась. Это её крест.

Блейз стоял на улице, докуривая свою сигарету, когда Гермиона наконец-то вышла из поместья. Её бледная кожа блестела в солнечных лучах из-за слёз, а карамельные глаза почернели. Ей лишь оставалось надеяться на то, что когда-нибудь она забудет сюда дорогу, что когда-то это поместье сгорит дотла.

— Куда дальше?

— Я не могу объяснить тебе, где точно находится это место. Я думаю, что у меня достаточно сил, чтобы я перенесла нас туда.

— Ты уверена?

— Да, доверься мне.

Она протянула ладонь парню, чётко представив в голове место, о котором никогда не смогла бы забыть. Гермиона открыла глаза через долю секунды, сразу же увидев два знакомых надгробия. Тут должно было быть и третье, но она не успела. Девушка подошла ближе к могиле Северуса и опустилась на колени.

— Привет, мой милый друг. Прости, что так долго не приходила к тебе.

Гермиона чувствовала, как две пары глаз смотрят на неё. Снейп и её маленькая копия, которые уже много лет не покидали её. Личный сорт безумия Гермионы Грейнджер выглядел именно так.

— Я должна отпустить тебя, Северус, — она смахнула слёзы со своего лица. — Давно должна была отпустить, но не могла. Я слабая. Я всегда нуждалась в твоей поддержке, это очень эгоистично с моей стороны. Знаешь, дементоры отобрали у меня все мои счастливые воспоминания, и я почти тебя не помню. Я надеюсь, что ты счастлив там, мой милый друг.

— Ты умница, Гермиона, — послышался знакомый мужской голос. — Ты была моей лучшей ученицей. Ты была моей лучшей подругой. Ты всё сделала правильно, и она, — Северус указал на маленькую Грейнджер, — не злится на тебя. Будь счастлива!

Образы, которые видела только она, растворились в воздухе. Она расплакалась с новой силой, и в последний раз провела рукой по надгробию Северуса Снейпа.

— Я скучаю по тебе, Джинни, — Гермиона подошла к второй могиле. — Гарри меня не простил, и я себя не простила за тебя. Я всё ещё помню твои глаза и твой голос. Мне нет прощения за то, что я сделала…

Она надеялась на то, что когда-то они встретятся. Там, где кончается море. Там, где кончаются звёзды и небо. Ей искренне хотелось верить в то, что Джинни попала в место намного лучше, чем просто вокзал Кингс-Кросс.

— Ты знаешь, где похоронены мои родители? — спросила Гермиона, подойдя к Забини.

— Да, — он протянул руку, и они исчезли.

В Англии было намного прохладнее, чем в Италии. Она не понимала, связано ли это только с климатом, или тут было душевно холодно. Надгробие, которое одним своим видом причиняло боль было в нескольких шагах от них. Её губы задрожали, а глаза закрылись.

— Я оставлю тебя, — Блейз отступил, позволяя Гермионе побыть наедине.

Джин и Томас Грейнджеры

12.03.1998

Любимые не умирают, они лишь рядом быть перестают.

В груди совсем не спокойно — там настоящий ураган, который вырывал сердце с корнями. Теперь она могла себе позволить вспоминать о них и о том, что они её любили до последнего вздоха. Они умерли у неё на глазах, а она не проронили слезы, потому что отыгрывала чёртову роль. Она поставила в этой игре на кон всё. Абсолютно всё.

Солёные слёзы падали на мраморное надгробие, оставляя тут частичку самой Гермионы. Родители подарили ей полёт к солнцу, научив летать. Но ей пришлось научиться ходить по земле, позабыв о той прозрачной высоте и силе любви. Она не думала о том, что игра закончится, но останутся болезненные раны. Девушка открыла глаза и заметила несколько капель слёз.

Тонкие пальцы потянулась к мокрым отметинам, но она тут же одернула руку, когда на том самом месте образовалось несколько веточек цветущей омелы.

— Я знаю, что это любимые цветы Северуса, но думаю, что ты не будешь против, — послышался знакомый бархатистый голос. — Здравствуй, Грейнджер.

Гермиона медленно повернулась. Малфой стоял в двух метрах от неё, пристально наблюдая за её движениями. Одет в чёрную рубашку и черные брюки. А ещё эти серые глаза, которые она смутно помнила.

— Здравствуй, Драко, — прошептала девушка, поднимаясь на ноги. — Маме нравилась омела.

Они оба изменились. Стали старше. Только вот Малфой уже смог сделать тот нужный шаг и научился жить, а Грейнджер была птицей со сломанными крыльями. Ей в диковинку была свобода и всё, что с ней связано.

— Тебе идёт новая прическа, — Драко сделал шаг к ней.

— Спасибо.

Два незнакомца, знающих друг о друге всё. Это слишком сложно и непонятно. О таких историях не пишут, потому что они мало походят на счастливые. Это не та любовь, которая всё исцеляет и даёт шанс на новую жизнь.

— Прости себя, Грейнджер. Они давно простили тебя, теперь тебе осталось себя простить.

— Так говоришь, словно это так легко.

— Я простил тебя, — он протянул ей руку. — Я не помню начала, но я в силах изменить конец. Мы в силах это сделать вместе.

— Это так не работает, Драко, — ей сложно было говорить. — Не так. Мне не предначертан счастливый конец.

— Дай мне руку, и позволь себе помочь. Я помогу тебе справиться с тем, что чувствует твоя душа. Я знаю, что она чувствует…

— Ты ведь не поверишь, но я всегда…

— Поверю, — он крепко прижал её к себе.

— Это пытка…

— Но она безрассудно нравится, — закончил вместо неё Малфой. — Наверное, это и есть любовь. Ты приходила ко мне бессонницей — я не мог спать. Но я не смог спать, когда избавился от твоего образа. Ты была моей мечтой в зеркале Еиналеж.

На миг — всего на миг — в глазах девушки вспыхнул огонь удивления, но затем её взгляд вновь потускнел.

— Наша история проклята.

========== Эпилог ==========

Её волосы отросли и стали такими, как прежде, но в глазах до сих пор читался страх.

Гермиона носила красивую одежду, которая подчёркивала её фигуру, но до сих пор не могла спокойно смотреть на красный цвет.

Она избавилась от бессонницы, но иногда видела во сне себя маленькую или грустную Джинни.

Она больше не «Грейнджер», но это не избавило её от прошлого.

Недостаточно просто выйти замуж и переехать на другой континент — это не помогло, и это было понятно с самого начала. У неё есть человек, который нежно целует её по утрам, но так и не смог спасти от кошмара в душе. Гермиона научилась держать своих бесов в узде, но те то и дело норовили сорваться с цепи.

— О чём думаешь? — Драко взял её за руку. — Ты где-то далеко — не со мной.

— Я боюсь, что во мне когда-то всё это переломится, — она посмотрела в глаза мужу. — Наверное, счастье — это моя призрачная мечта, которой никогда не суждено было сбыться.

— Мы вместе, и это самое главное, Гермиона. Это и есть любовь, все мои дороги вели меня к тебе.

— Я с тобой навсегда, — на глазах выступили слёзы.

— Твои глаза — моя высота, твоя улыбка — мой мир, — он опустился перед ней на колени, прикладывая ухо к животу. — Не давай своей маме грустить, Скорпиус.

Она в зелёном платье, которое он ей подарил несколько дней назад. В том самом, в котором витал призрачный образ в зеркале Еиналеж. Они счастливы ровно настолько, насколько могут быть счастливыми люди, пережившие подобное.

У них есть большой дом, где всегда светло и уютно.

Драко собственноручно посадил дерево во дворе, когда они переехали сюда.

Они работают, и на выходных посещают театр.

Гермиона тепло улыбается соседям при встрече, а Драко делает ремонт в детской.

Малфои больше не живут в магической Британии — они перебрались в Соединенные Штаты. Крупнейший город и столица штата Колорадо — Денвер.

Драко больше не мог смотреть на то, как Гермиона вздрагивает каждый раз, когда кто-то неосторожно или специально напоминал ей о содеянном. Ни одно интервью Малфоя не обходилось без вопроса о его супруге, как бы он не пытался уходить от ответов — её имя упоминалось всегда. И тогда они просто исчезли: в один день Драко не появился на тренировке, а приобретенное поместье новоиспеченной четой Малфоев навсегда осталось пустым.

Это была игра не для слабых. Это была игра без правил, но они смогли. У каждого в душе остались раны, которые будут гнить до самой смерти, но по-другому не получилось бы. У них на безымянных пальцах золотые кольца, которые стали их символом хрупкого счастья. Того самого, которого все заслуживают. Абсолютно все.

Новый Свет давал надежду на новую жизнь. Новый мир, новые лица, новая страница в жизни.

Оставалось лишь писать на ней новым почерком.