Виновная (ЛП) [Карен Робардс] (fb2) читать онлайн

Карен Робардс

Виновная

Карен Робардс «Виновная», 2010

Оригинальное название : Karen Robards « Guilty », 2008

Перевод : California Sun

Коррекция : ogo-nek

Редактирование : Регинлейв

Худ. оформление : Elisa

Аннотация

Однажды, холодной ноябрьской ночью пятнадцатилетняя Кэт Уайт с друзьями зашли в круглосуточный магазин. Сгоряча один из них застрелил отставного полицейского, работающего ночным охранником. Кэт и ее приятели в панике сбежали, никто не был пойман. Через шестнадцать лет Кэт — теперь уже Кейт — построила для себя новую жизнь. Мать одиночка с восьмилетним сыном, работает обвинителем в суде Филадельфии. Но темное прошлое возвращается, когда в один день она приходит на суд и узнает, что должна обвинять Марио Кастелланоса, одного из тех, кто был в компании в ту ночь. Кейт загнана в угол: хотя Марио, вероятно, совершил преступление, он шантажирует Кейт, желая убедиться, что его не осудят. В противном случае он обещает рассказать, что она была одной из тех, кто убил копа. Не успело отчаяние охватить ее, как Марио найден мертвым — убитым в ее квартире и из ее пистолета. Когда детектив по убийствам Том Брага начинает расследование, Кейт не становится легче: они схлестнулись еще тогда, когда она только начала работать обвинителем. Но когда другой человек, знающий о прошлом Кейт вмешивается в расследование, она понимает что их с сыном жизни в опасности. Она лихорадочно осознает — ей неоткуда ждать помощи. За исключением, может быть, Тома…

Карен Робардс

Виновная

Кристофер, эта книга посвящается тебе, в честь окончания школы в июне 2008. Мы так тобой гордимся!

Всегда любящая, Мама.

Благодарности

Я хочу поблагодарить моего мужа Дуга, и сыновей Питера, Криса и Джека, за поддержку еще один раз; моего фантастического редактора Кристин Пепе, за ее терпение и внимание к деталям; моего агента Роберта Готлиба, который всегда так много делает для меня; Лесли Гелбман, Кару Уэлш и остальных из команды Signet[1]; Стефани Соренсен, которая проделала хорошую работу с рекламой, а также Айвана Хелда и остальных членов семьи Патнем, чью поддержку я очень высоко ценю.

Глава 1

Август, 1994

— Куда, черт возьми, по-твоему, ты собралась?

В дождливую пятницу в Балтиморе, чуть позже полуночи, пятнадцатилетняя Катрина Комински находилась на середине пожарной лестницы здания, где она прожила последние семь месяцев, когда вопль сверху заставил ее замереть.

«Поймана с поличным», — подумала она, потому что как раз в данный момент она пыталась прокрасться наружу, после того как просидела взаперти выходные.

Схватившись за черный металлический поручень, и решившись на испуганный взгляд вверх, она увидела свою приемную мать, перегнувшуюся через окно четвертого этажа, трясущиеся толстые щеки, розовые бигуди и огромный розовый халат, застегнутый на коровьей шее. За ней Катрина могла видеть еще двух девочек. Миссис Коулмен брала под опеку только девочек, в данный момент их в трехкомнатной квартире было пятеро — столпившихся вокруг. Двенадцатилетняя ЛаТоня выглядела испуганной, шестнадцатилетняя Натали — самодовольной.

Наверно эта ревнивая ведьма и рассказала.

— На улицу, — закричала она. Ответ был чистой бравадой, потому что снизу на все происходящее смотрели ее друзья. Внутри, где никто не мог видеть, ее желудок скрутило от страха. Сердце колотилось.

Вернуться назад или…?

— Давай, Кэт, — закричал ей снизу Джейсон Уинтер — умереть-какой-классный парень, по которому она сохла. Она смущенно посмотрела вниз. Парень ездил на голубом камаро[2], работавшим сейчас на холостом ходу, ниже по аллее. Машина была набита подростками: ее лучшая подруга Леа Оскар высунула голову из окна с водительской стороны, крича ей «Давай» вместе с Джейсоном, и показывая жестами быстрее-спускайся-сюда. Черноволосый, кучерявый подросток — Марио Кастелланос — один из хороших друзей Джейсона, высунул голову из другого окна и, сложив руки рупором, выкрикивал миссис Коулмен оскорбления. Та же изливала негодование на голову Кэт.

— Осторожно! — завизжала Леа, сосредоточившись на чем-то выше Кэт.

Джейсон и пара других подростков, которые высунулись из окон, предупреждающе закричали, но Кэт уже подняла голову и то, что она увидела, заставило ее сердце подпрыгнуть до самого горла.

Марти Джонс, сожитель миссис Коулмен, занял ее место и уже наполовину вылез из окна. Когда она видела его последний раз, около получаса назад, Кэт предположительно шла спать в маленькую комнатку, которую делила с ЛаТоней и Натали, а он дрых на диване. Прямо сейчас он шел за ней, босой, одетый в серые рабочие брюки и майку-алкоголичку, которые выглядели отвратительно на его огромном, жирном, волосатом теле. Как и миссис Коулмен, ему было за сорок. В отличие от миссис Коулмен он даже не притворялся, что ему нравятся девочки, которых она взяла на воспитание.

Если не считать некоторых омерзительных моментов. Например, он заставлял Кэт звать его Марти вместо мистера Джонса. И всегда пытался усадить ее рядом с собой на диван, пока смотрел телевизор. И пару дней назад выломал замок в ванной — он клялся, что дверь была не заперта, но она знала лучше — и «случайно» вошел, когда она была в душе. И… в общем еще многое можно вспомнить.

Кэт ненавидела его. Он пялился на нее с того момента как она явилась из детского дома, куда была переправлена из другого интерната, после того как тот прекратил свое существование. Быть худенькой, миловидной голубоглазой блондинкой — не такая уж хорошая вещь, если мир, в котором ты живешь, полон отвратительных мужчин типа Марти Джонса. За последние пару лет Кэт научилась узнавать таких с первого взгляда и держаться от них как можно дальше.

Но становилось все труднее и труднее держаться подальше от Марти.

— Тебе лучше притащить свою задницу обратно прямо сейчас! — почти полностью высунувшись из окна, Марти смотрел на нее и угрожающе качал головой. В одной руке он держал бейсбольную биту. Когда их взгляды встретились через металлическую лестницу, ее желудок упал прямо в красные сандалии Dr. Scholl’s[3]. Пора посмотреть правде в глаза: она очень сильно боялась Марти.

— Прямо сейчас. Ты слышишь меня, девчонка?

О да. Она слышала. И, несмотря на то, что его вес наверху пожарной лестницы заставлял всю конструкцию угрожающе дрожать, Кэт побежала, держась за металлические перила, цокая по оставшимся ступенькам под ободряющие крики друзей, с колотящимся сердцем все время напряженно ожидая удара.

Если он поймает ее…

— Поторопись, Кэт!

— Он догоняет! Он догоняет!

— Жирный старый пердун, ты собираешься обвалить лестницу, тебе это даром не пройдет!

— Кэт, беги!

— Прыгай!

— Тебе лучше не убегать от меня! — орал Марти позади нее. — Когда я поймаю тебя, я…

Что именно он сделает, Кэт уже не услышала, потому что перепрыгнула две последние ступеньки, жестко приземлившись деревянными подошвами на разломанный асфальт аллеи. И руки друзей затащили ее в дверцу машины, открытую в ожидании ее появления. Она наполовину заскочила, а наполовину была затянута на кучу тел подростков. Дверь еще была наполовину открыта, когда камаро, визжа шинами, дернул оттуда. Машина дергалась, хотя Кэт и не смогла бы сказать, от силы движения это, или потому что кто-то догнал ее и бил по ней. Пока Кэт пыталась сесть, боковым зрением она улавливала проблески длинных колонн кирпичных стен и окон с дешевыми алюминиевыми рамами, а также зигзаги пожарных лестниц. Переполненные свалки, кипы мусора и какие-то чуваки, мелькнувшие в темноте, когда их осветили фары машины.

— Это было так круто!!

— Чувак, он почти поймал ее!!

— Тот жирный парень — твой отец?

— Я думал, он собирается обрушить всю пожарную лестницу своим весом!

— Как ты думаешь, они позвонят копам?

— Нет, не позвонят — Кэт ответила на последнюю фразу, которую услышала, втиснувшись между Леа и ее бойфрендом Роджером Фридкином, прижав Донну Бьянко к стеклу. С четырьмя подростками, набившимися на заднее сиденье и Джейсоном с Марио впереди, в машине было очень жарко, несмотря на то, что все окна были опущены взамен сломавшегося кондиционера. Было слишком влажно для джинсов, которые Кэт надела потому, что шортов у нее не было. К джинсам она надела красную футболку, которую «одолжила» у ЛаТони, так что, в общем, девочка не умирала от жары. — Если они позвонят, придут социальные работники и заберут меня, а они этого не хотят, им нужны деньги. Я слышала, как они говорили об этом.

— С тобой все будет нормально, когда ты вернешься, Китти-Кэт? — спросил Джейсон с тихим беспокойством, которое и заставило ее отдать ему сердце. Его глаза, голубые как воды Чесапик Бэй[4], смотрели на нее через зеркало заднего вида. В животе запорхали бабочки.

Она кивнула.

— Этот жирный старый пердун собирается надрать тебе задницу, Китти-Кэт — фыркнул Марио, поворачиваясь так, чтобы видеть ее. Он ухмыльнулся — И держу пари, ему это понравится.

— Заткнись, черт возьми!! — Джейсон толкнул приятеля в руку.

— Ай!! — Марио, возмущаясь, схватился за руку.

— Все нормально — сказала Кэт Джейсону. Затем посмотрела на Марио — Почему бы тебе не убраться отсюда куда-нибудь?

Марио злобно посмотрел на нее, но что-то — вероятно боязнь вызвать недовольство Джейсона — заставило его держать рот закрытым. Хотя было слишком поздно, чтобы стереть ужасную сцену из ее воображения. При одной мысли о том, какой прием ожидает ее по возвращении в квартиру, ее тянуло блевать. Осознание того, что она дала Марти предлог наложить на нее свои руки, ужасала. Марио был прав, хотя она ненавидела его за то, что он сказал это. Если она вернется, Марти изобьет ее и будет наслаждаться каждой минутой. И она была больше чем уверена, что миссис Коулмен не станет возражать.

Он сжала кулаки. Во рту пересохло. Слезы подступали к глазам, хотя она скорее бы умерла, чем позволила им пролиться.

Я побеспокоюсь об этом позже.

— Эй, как насчет того чтобы взять немного пива? — заорал Марио. Ему приходилось кричать, потому что они были на автомагистрали, направляясь к D.C[5]. и было очень шумно из-за ветра, обрушивающегося на открытые окна, включенного радио и нескольких голосов одновременно. Кричать — единственный способ быть услышанным. Благодаря большим галогеновым лампам, освещающим автостраду сверху, в машине было светло как днем. Они превышали скорость, маневрируя между машинами, пикапами и парой фур, которые грохотали как шарики в жестяной банке, когда камаро проносился мимо.

— Да!

— Пиво!! У-ху!!

— Я хочу пива!

— Никакой легкой дряни!! Я люблю крепкое пиво!!

— Да, давайте возьмем пива!!

Кэт ненавидела пиво, но промолчала.

Камаро неожиданно свернул и Кэт рефлекторно схватилась за руку Леа. По пятну за окном она поняла, что они съехали с автострады и несутся к съезду с основной дороги. Джейсон резко нажал на тормоза на перекрестке в конце съезда, и все полетели вперед, четверо на заднем сидении практически упали на пол.

Как только они вернулись на свои места, стали смеяться так, будто то, что только что случилось, было самой веселой вещью на свете.

Кэт тоже смеялась, потому что это были ее друзья.

Когда Джейсон повернул камаро на почти пустую четырехполосную автостраду, заполненную уже закрытыми магазинами, Марио ударил кулаком по передней панели и повернулся к ним.

— У кого-нибудь есть бабки?

— У меня доллар и… о, смотрите 22 цента.

— У меня доллар.

— У меня 75 центов.

— У меня… нет денег — сказала Кэт, когда все посмотрели на нее, после того как вывернули свои карманы. — Но я и не хочу пить.

— Все нормально — Джейсон опять посмотрел на нее в зеркало — Я заплачу за тебя.

И улыбнулся ей.

Узелок в животе Кэт немного ослаб.

Время было позднее, и даже «МакДональдс» уже не работал. Единственное, что было открыто — это заправки и круглосуточные магазины. Куик Пик на следующем углу был ярко освещен, и Кэт поняла, что туда они и направлялись.

— У кого-нибудь есть права? — спросила она, имея ввиду поддельные, когда камаро, все еще двигаясь слишком быстро, въехал на парковку, остановившись вблизи бензоколонок. Стоянка была абсолютно пустой. Через стеклянные витрины, Кэт могла видеть одинокую девушку-клерка. Та походила на испанку и была молодой.

— У меня есть, но это не имеет значения, — улыбнулся Марио, — я легко сойду за совершеннолетнего.

— У него хорошие права, — сказал Джастин, — Лучше, чем у меня.

Все вылезли из машины, и пошли к магазину.

— Я хочу писать! — жизнерадостно объявила Леа, и посмотрела на Кэт. — Пойдешь со мной?

— Да — согласилась та, и они обе направились вокруг здания к изношенной вывеске «Туалеты».

Они уже закончили, и Кэт мыла руки, пока Леа смотрела на себя в зеркало, поправляя прическу, когда услышали отрывистые звуки снаружи. Щелк! Щелк! Щелк!

— Что за черт? — задохнулась Леа, поворачиваясь к двери, на которой не было замка.

— Это пистолет, — Кэт знала, как звучат выстрелы. Субсидированная государством квартира миссис Коулмен была одним из лучших мест, где она жила. Семь лет, которые она провела с матерью, были сплошной чередой разваленных домов, покинутых зданий и случайных приютов для бомжей. После этого она прошла через всех родственников и друзей, пока в один день за ней не пришли социальные работники. Звуки выстрелов в те времена она слышала каждую ночь. Годами она спала, сжавшись в углу и молясь, чтобы пуля не попала через стену в нее.

— Черт! — Леа побежала к двери. Кэт бежала за ней, двигаясь чуть медленней из-за своей громоздкой обуви. Когда они повернули за угол, то увидели, что остальные члены банды неслись к камаро, будто нечто страшное гналось за ними. Подростки кричали друг на друга, дрались из-за чего-то, но Кэт была слишком далеко, чтобы разобрать слова. Все, что она видела — так это то, что Джейсон перепуган до смерти, а Марио держит в руках пистолет.

Дыхание сбилось. Внутренности скрутило.

Между ней с Леа и машиной был мужчина. Старше них, приземистый и седой, в чем-то, напоминающем голубую униформу. Он стоял на коленях, спиной к девочкам. Леа быстро пробежала мимо, не разглядывая его. Когда Кэт пробегала за ним, он застонал и завалился в сторону, а потом перекатился на спину. Она увидела, что он держится за грудь, а потом увидела почему и остановилась. Яркая кровь растекалась между бледными, пухлыми пальцами, проливаясь на черный асфальт, который слабо блестел от вывески магазина. Она увидела блестящий серебряный бейдж на его груди, и дешевый именной жетон, но была слишком далеко, чтобы прочитать имя.

Он был ранен. Кэт вспомнила пистолет в руках Марио, и по позвоночнику пробежал холодок.

Он увидел ее. Она знала, что увидел, потому, что его глаза заблестели.

— Помоги… мне…

О Боже. Она упала на колени перед ним, нагнулась, смотря на него с ужасом, отчаянно пытаясь сделать что-нибудь, все равно что, убирая его руки, так чтобы она смогла увидеть рану. Затем нажала на рану двумя руками, пытаясь остановить кровь. Она была горячей. И вязкой. И тот запах. Отвратительный запах сырого мяса.

— Больно — пробормотал он. И закрыл глаза.

— Кэт, давай сюда!! — кричала ей Леа, когда камаро, визжа, остановился в нескольких футах.

— Давай!

— Давай! — кричали ей из машины, но она не могла двигаться.

Не смогла бы пойти к ним, даже если бы захотела. Она могла чувствовать как жизнь этого человека — теперь она смогла прочитать, что зовут его Дэвид Брейди — ускользала из него, ощущать, как энергия покидает его, как если бы его душа поднималась около нее. Все, что она могла делать — это пялиться на машину и чувствовать умирающего человека, слышать стук собственного сердца, а затем камаро дернулся с места, визжа шинами, и оставил ее одну.

По-настоящему одну, потому что Дэвид Брейди уже был мертв. Жизненные силы покинули его.

Она стояла возле него, пока не услышала звук сирены. Потом вскочила на ноги и исчезла в темноте, с ее рук все еще капала кровь Дэвида Брейди.

Глава 2

Тринадцать лет спустя…

Что-то не так. Эта мысль ворвалась в мозг Тома Браги со взрывной силой пули.

Его внутренности скрутило. Пульс участился. Выровняв дыхание, он продолжал слушать тишину на том конце трубки со все возрастающим вниманием. Он не знал, почему был так уверен в этом, но факт в том, что был. Он разговаривал по сотовому с младшим братом, из полицейской машины без опознавательных знаков, которая скользила через ливень к зданию суда Филадельфии, где в девять у него был назначен процесс, сейчас же было без трех минут. Откуда разговаривал Чарли, он не знал. Оба были копами: Том — детективом по расследованию убийств, а Чарли — помощником шерифа. В это дождливое утро понедельника оба были на дежурстве. И сейчас, когда он вписывался в поворот, у Чарли были проблемы.

— Эй, братец, ты еще здесь? — Том так сильно сжал телефон, что края впились в ладонь, но голос оставался обманчиво спокойным. Они говорили о еженедельном семейном воскресном ужине, который Том вчера пропустил третий раз подряд. Потому что ему надоело выслушивать, что ему уже тридцать пять, а он до сих пор один. Потому что иногда его семья, собравшаяся в полном составе — а их было девятнадцать человек — доводила его до бешенства. И как раз когда Чарли дразнил Тома описаниями курицы с пармезаном, что как он знал, было любимым блюдом Тома, его двадцативосьмилетний брат хрюкнул, как если бы сильно удивился, а потом просто замолк на середине предложения. Том воспринял это как плохой знак.

— Да — ответил Чарли, к мгновенному облегчению Тома. Пока он не осознал, что выразительный голос брата ослабел, а дыхание стало тяжелым. — Мм… Знаешь, мне пора.

— О’кей, тогда передавай своей маленькой жене Марсии привет от меня, ладно? — Голос Тома был сердечным. А на лбу выступил пот. — Скажи ей, что я жду домашнюю лазанью, которую она обещала.

— Хорошо — сказал Чарли и отключился.

Том пронесся на красный свет светофора, ответ все еще звучал у него в ушах. Ударив по тормозам, с силой достаточной чтобы заставить служебный торэс[6] перевернуться на мокрой улице, он умудрился остановиться как раз вовремя, чтобы избежать столкновения на перекрестке. Несмотря на то, что он был очень близко, он был удивлен движением всего в нескольких дюймах от переднего бампера. Монотонная вереница фар делала пасмурный день еще более темным, чем он был на самом деле. Дождь заливал ветровое стекло, колотил по крыше и капоту большими полными каплями, ударявшими с быстрым тук-тук-тук и разбрызгивающимися от ударов. Дворники машины работали на полную мощность. По радио передавали легкую музыку.

Он ни на что не обращал внимания.

Жену Чарли звали Терри, и сделать бутерброды с арахисовым маслом для их двоих мелких хулиганов было верхом ее кулинарных способностей.

«Господи» это было одновременно и молитвой и проклятием.

Глубоко дыша, Том призвал годы опыта, чтобы отделить мысли от эмоций и делать то, что нужно в экстренной ситуации: понять, куда двигаться дальше.

Невольно в памяти всплыл образ Чарли, каким он видел его в последний раз. Худой, черноволосый и симпатичный, какими были все Брага, Чарли сидел в сборном пластиковом детском бассейне на крохотном заднем дворе, одетый только в шорты и весело кричащий о помощи, пока его четырехлетние близнецы ведерко за ведерком выливали на его голову ледяную воду. Воспоминания о смеющимся брате не помогли, так что Том сделал все возможное, чтобы убрать его, пока нажимал кнопки на мобильном. Рука была твердой. Мысли ясными. Пульс колотился как у чистокровного рысака на финишной линии.

Казалось, что он слушает гудки бесконечно.

Возьми трубку, возьми трубку, черт бы тебя побрал, Брюс Джонсон, возьми трубку.

— Джонсон.

— Том Брага, — представился он начальнику Чарли. Холодный пот, выступивший на лбу, теперь был по всему телу. Мощный выброс адреналина заполнил вены. Он слышал в своем голосе жесткость, тогда как сам чувствовал себя очень спокойным и сосредоточенным. — Где Чарли?

— Чарли? — Брюс замолчал. Том мог видеть, как он откидывается в кресле, кофе и газету на его столе, островок спокойствия в центре никогда не прекращающегося хаоса. Полицейский офис Филадельфии был большим, с множеством отделов, сотнями помощников и обслуживающего персонала. Но он и Джонсон выросли вместе на юге Филадельфии, и потому прекрасно знали друг друга. Этого большого, рослого сержанта любила вся семья Тома. — Сейчас посмотрю.

Он прикрыл трубку — не слишком хорошо — и закричал:

— Кто-нибудь видел Чарли Брагу сегодня утром?

«Быстрее», думал Том, стиснув зубы. Затем поняв, что делает, расслабился.

Несколько секунд спустя Джонсон вернулся на линию.

— Он забрал свидетеля из тюрьмы в суд. Не очень давно, так что наверно еще там. А почему ты интересуешься? Что-нибудь важное?

Здание суда. Том был чуть больше, чем в квартале от него. Это был высокий каменный прямоугольник, заканчивающийся куполом. Окна отливали желтым от дождя. Загорелся зеленый и перекресток освободился. Он понял это и в то же время услышал нетерпеливые сигнальные гудки машин, едущих за ним. Задние колеса торэса подняли шквал брызг, когда машина тронулась.

— Я разговаривал с ним по телефону, прямо перед тем как позвонил тебе, — голос был ровным, несмотря на то, что предчувствие ухудшалось.

Он направлялся к зданию суда, нетерпеливо и внимательно осматривая все, что мог видеть, пока маневрировал по улице, пытаясь добраться быстрее. Машины были припаркованы вдоль всей Филберт стрит, узкой дореволюционной улочке перед зданием суда. Люди спешили по тротуару, мимо здания и вверх-вниз по широким каменным ступенькам, ведущим к главному входу здания. Море зонтиков и брызг от шагов — это все что он мог увидеть, смотря на пешеходов. Снаружи вращающихся дверей он видел охранный пункт, охранников и металлоискатели. Ничего из ряда вон выходящего. Никаких признаков тревоги. Но его интуиция говорила иначе, а единственная вещь, которую он выучил за тринадцать лет своей работы — никогда ничего не делать вопреки интуиции.

— Он подал мне сигнал, — даже оглядывая окрестности, Том продолжал говорить с Джонсоном. — Что-то не так. Ты должен поднять по тревоге кого-нибудь еще, на случай если что-то пойдет не так. Узнай что-нибудь дополнительно о местонахождении Чарли для начала. И скажи им держаться тихо. Никаких сирен, ничего подобного. У меня реально дерьмовое предчувствие.

Джонсон фыркнул.

— Предполагается, что я должен делать все это потому, что у тебя дерьмовое предчувствие?

— Да.

— Будет сделано, — сказал Джонсон. Он был достаточно профессионалом, чтобы не рисковать, когда речь идет о безопасности другого офицера, и чтобы не задавать вопросов, когда речь идет об интуиции другого копа. Он снова прикрыл трубку, и Том услышал, как он отдает соответствующие распоряжения.

— Где в здании суда? — закричал Том. Кричать было необходимо, чтобы снова привлечь внимание Джонсона. Он был перед зданием суда, ехал вдоль припаркованных машин, бампер к бамперу. Короткого взгляда вперед оказалось достаточно, чтобы понять, что место здесь найти не удастся. И, кажется, никаких изменений не предвидится. Игнорируя нетерпеливые гудки машин, он припарковался вторым рядом возле большого серебристого субурбана[7].

— Цокольный этаж, — ответил Джонсон. — Наверно.

Черт.

Цокольный этаж был плохо освещаемым и вентилируемым пространством с низкими потолками, второй этаж под землей. Здесь держались заключенные, которые нужны на суде, кабинеты администрации, зал суда, а также передние для судей, чиновников и берущих на поруки, и многое-многое другое. Это место начинало движение с семи утра, обвиняемыми, осужденными, освобожденными и всеми, кто как-то был с ними связан. Чарли мог найти здесь огромную кучу проблем.

— Я на связи, — хмуро сказал Том и отключился.

Пригнув голову, выпрыгнул из машины под ливень, и дождь мгновенно намочил его короткие густые черные волосы и одежду, которую он одел на суд: темно-синий пиджак спортивного покроя, белую рубашку, красный галстук и серые слаксы. Он захлопнул дверцу и предпринял спринтерский забег к зданию суда. Пока он бежал, укрылся под пиджаком и снял с предохранителя свой глок[8].

Он будет везунчиком, если оружие ему не понадобится. Но Том никогда не был особо везучим.

Глава 3

«Быть обвинителем — это не для неженок», — мрачно думала Кейт Уайт, когда задники элегантных туфель от Стюарта Вайцмана[9], которые она купила на «eBay» за десять долларов, с каждым шагом все сильнее натирали ей пятки. Оплата была дрянной, льгот не существовало, ну а люди — что ж, все что она могла сказать так это, что было несколько хороших яблок среди кучи гнилых. Очень немного.

— Шевелись, ладно? Если мы опоздаем, он разгромит нас. — Пробормотал сзади Брайан Чен. Небольшой, плотный американо-азиат, сорокадвухлетний помощник окружного прокурора определенно был хорошим яблоком. Четыре месяца назад, когда она окончила юридический факультет в возрасте двадцати восьми лет и пришла на работу в суд, он взял ее под свое крылышко. Это был первый шаг по карьерной лестнице, который, она была уверена, поднимет ее (выгодно) на вершину одной из звездных первоклассных компаний Филадельфии. А Брайан, наоборот, был помощником окружного прокурора вот уже шестнадцать лет и был абсолютно удовлетворен своей карьерой. Конечно, у него не было ста тысяч долларов на то, чтобы оплатить учебу себе, и на маленького сына, которого воспитывал один.

Лично она хотела большего для себя и Бена, ее миловидного девятилетнего сынишки, чем жить годами в маленьком арендованном домике, на диете из макарон и арахисового масла к концу каждого месяца.

И собиралась получить это.

— Мы не опоздаем — ответила она, с гораздо большей уверенностью, чем ощущала.

Толкнув тяжелую деревянную дверь комнаты суда № 207, она с облегчением увидела, что была права. «Его», как выразился Брайан — окружной судья Майкл Моран, абсолютно лишенный чувства юмора, был председателем на сегодняшнем суде — нигде не было видно, хотя судебный помощник стоял возле стола, не сводя укоризненного взгляда с двери в комнату судей, очевидно, ожидая, что Его честь появится с минуты на минуту.

«Быстрее. Главное, не сесть с неправильной стороны от известного плохим характером судьи еще до того как суд вообще начнется», — думала она, шагая по проходу большими шагами, убивающими ее ноги. Туфли были мокрыми, и тщательно натертый пол был скользким, что делало быстрый шаг очень опасным. Но обстоятельства были сильнее, и выбора не было. Адвокат уже был на месте, и трибуны зала суда — заполнены. Единственным отсутствующим был судья — и обвинитель. Сейчас они шли, срезая путь опасно близко к проводам, что посчитали гораздо менее опасным, чем не успеть дойти до мест, прежде чем войдет судья.

Другими словами, им не может повредить то, о чем он не узнает.

Помощник продолжал гипнотизировать дверь. Несмотря на это, стол оставался незанятым. Серебристые ручейки дождя стекали по двум высоким окнам, находящимся с двух сторон от стола судьи, что делало комнату необычно загерметизированной. Официально, осень была уже больше недели, но сегодняшний дождь был первым реальным показателем смены сезонов. Собственно из-за ливня они и опоздали — все парковочные места возле здания суда были заняты, и им пришлось парковаться в следующем квартале, а также дождь был причиной тому, что непокорные пряди ее обычно прямых, шелковистых волос, выбились из аккуратного пучка и теперь обрамляли лицо. Она могла только надеяться, что тушь, которую она торопливо нанесла утром — та была водостойкой, но дешевой, поэтому нельзя было знать наверняка — все еще обрамляет ее голубые глаза, а не образовала черные ручейки на бледных, цвета слоновой кости щеках. Выглядеть грустным клоуном было не совсем тем, чего она добивалась. Несмотря на опасность, заключающуюся в том, чтобы нестись на полной скорости к столам совещания, мысленно здесь отсутствуя, Кейт занималась несколькими делами одновременно. Жонглируя зонтиком и портфелем, она, опустив ресницы, провела пальцами под глазами, надеясь избавиться от любых черных полос, отряхивала перед своего черного костюма с юбкой, только делая мокрые пятна еще больше, и пыталась оттянуть белую мокрую футболку от груди, чтобы она не облегала ее слишком тесно. И в тоже время она замечала все: большой, с высоким потолком зал, обитый деревянными панелями, склоненные головы адвоката и его подопечного, которые разговаривали над желтым блокнотом линованной бумаги, устойчивый ропот разговоров и шорохи движений с трибун, сырой запах множества зажатых влажных тел, с быстрым проблеском удовлетворения. Это был ее мир, мир который она создала для себя из ничего, только благодаря своей целеустремленности. Знание того, что она сейчас принадлежит всему этому, что она из хороших людей, вызвало у нее слабую улыбку. Идя немного ровнее, она вернулась к реальности, в чем ей помогли ее натирающие, трижды проклятые, туфли. Цена этих туфлей на шпильках была подходящей для нее, они были черными и из настоящей кожи и определенно подходили под ее секондхендовский костюм, но Боже, как же больно. Все, что она могла — это стараться не хромать.

«Нищие не выбирают», — как говорила ее последняя и наименее оплакиваемая приемная мать. В этом месяце она оплатила аренду, и коммунальные услуги, и няню, и минимум по ее карточке Виза, заправила машину и купила Бену новые кеды. Теперь, за шесть дней до первого октября — зарплата была два раза в месяц, первого числа и пятнадцатого — она была ужасающе близка к голодной смерти. И так было каждый месяц, так что она имела очень маленькую, почти нулевую сумму денег на рабочую одежду. Самым сложным было то, что для достижения цели она должна выглядеть как профессионал. Успешный профессионал. Поэтому по необходимости она обращалась к «eBay»[10]. Но, как и все в этой жизни, покупка дешевой одежды и обуви имела свою цену, и сейчас ценой были натертые до мяса пятки.

Минутная стрелка на больших, круглых часах, висящих над дверью в холл, через который вели подсудимых, неумолимо двигалась. Было ровно девять часов.

К черту туфли. Их надо снять.

— Осторожно, он идет, — Брайан практически толкнул ее через низкую вращающуюся дверь, которая отделяла трибуны от судебного помощника с каменным лицом, который повернулся лицом к залу и вытянулся.

— Всем встать, — прогрохотал он, предупреждающе глядя на Кейт и Брайана, которые занимали места в последний момент. Все остальные стояли, поэтому они остались на ногах и стали смотреть вперед, на открывающуюся дверь.

— Заседание суда объявляется открытым. Председатель — Его честь судья Майкл Моран.

Пока судья Моран — «Моран-Идиот»[11], как его называли ассистенты окружных прокуроров — вышагивал, его черная мантия хлопала по тучному телу, его круглое румяное лицо под короткими седыми волосами уже было уставшим и помятым, несмотря на девять часов утра, в руке была кружка с горячим кофе. Кейт быстро бросила зонтик на пол, положила портфель на стол и постаралась выровнять дыхание. Вместо того, чтобы смотреть на судью, занимающего позицию Бога за полированным деревянным столом, она обратила внимание на сторону присяжных, справа от себя. Четырнадцать человек: двенадцать присяжных и двое запасных, выглядевших старше нее, белых женщин, как раз то, что ей нужно. Дело в том, что судили за вооруженное ограбление, ничего необычного для Филадельфии, но подсудимый, Джулио «Маленький Джули» Сото, двадцатитрехлетний уличный панк, сильно избил женщину за кассой магазина, она провела пять дней в больнице. Степень жестокости, по определению Кейт, была просто невообразимой и свидетельствовала о том, что человек опасен. Она отказалась совершать сделку о признании вины. Штат[12] — во главе с ней — просили наказание не менее двадцати лет.

Неудивительно, что подсудимый воспользовался своим конституционным правом на суд присяжных. Но это ему не поможет. У нее были все улики против него: от очевидцев до отпечатков пальцев с пленки камеры слежения, и, несмотря на то, что он надеялся на чудо, оно придет не скоро.

— Доброе утро, — сказал залу судья Моран. Тон был кислым. Кейт предположила, что он любит дождливые понедельники не больше, чем все остальные. Слева от стола, за своим компьютером, сидела Салли Тонер — судебный секретарь — полная блондинка, чуть за пятьдесят. Ее пальцы бегали по клавишам, записывая приветствие судьи, так же как запишут все, что будет сказано в этом зале сегодня.

— Доброе утро, Ваша честь, — нарочито бодро проскандировали в ответ Кейт и адвокат противной стороны. Такой синхронизированная светская беседа на юридических факультетах обычно не изучалась, но большинство юристов все же пользовались ей. Со временем Кейт уверилась, что это происходит так же машинально, как заискивание перед судьей.

Судья Моран кивнул и уселся в высокое кожаное кресло, осторожно поставив кофе на стол и взяв кипу бумаг, протянутых ему помощником. Это было разрешением сесть всем остальным, что Кейт сделала с огромным облегчением, потихоньку немного вытащив ноги из туфлей. Судебный помощник повернулся к залу с обычной речью о том, что они собрались в этом зале этим утром по делу «Штат Пенсильвания против Джулио Хуана Сото» бла-бла-бла. Кейт перестала его слушать.

Как только появится возможность, сразу наклею Банд-эйд[13] на мои бедные пятки. Она всегда носила его с собой в портфеле.

С тех пор как она носит чулки, это стало требовать похода в дамскую комнату, в которую можно попасть только на перерыве.

Паскудство.

Доставая заметки из портфеля, она незаметно посмотрела на свое отражение в маленьком зеркальце, которое носила в одном из карманов. Кейт с облегчением увидела, что ее неяркий макияж выжил под дождем более или менее нетронутым. Но, как она и боялась, волосы выбились из пучка — она быстро закрепила шпильки потуже — и у нее блестел нос. Иными словами, пойдет. Она никогда не была великолепной, но всегда вполне привлекательной: квадратная челюсть, высокие скулы, светящиеся умом голубые глаза и широкий рот с мягкими губами. Ее нос, немного длинноватый, был худшей чертой по ее мнению. От того факта, что сейчас нос зеркально отражал свет от флуоресцентных ламп, легче не становилось. Прикрываясь необходимостью нагнуться и поставить портфель на пол, она быстро протерла нос матирующей салфеткой из кармана, в котором носила вещицы на разные случаи жизни, и выпрямилась как раз тогда, когда помощник закончил свою речь.

Она была рада увидеть, что внимание судьи Морана все еще сосредоточено на бумагах перед ним. Рядом с ней Брайан, достав желтый блокнот и ручку из своего портфеля, машинально рисовал каракули. Номинально это было его дело, но именно она проделала всю подготовительную работу и собиралась довести его до конца. После этого суда, даже если она сделает что-нибудь неправильно и проиграет, она будет вести дела уже сама, больше не пребывая под покровительством Брайана. Результаты ее экзамена по судебному делу пришли всего несколько дней назад: она прошла с высокими баллами. Не считая официальной присяги, она была полноценным членом суда Пенсильвании, и ей больше не требовался надзор за ее работой как обвинителя.

Она, Кейт Уайт, была настоящим, полноценным юристом.

От этих слов она трепетала. Кто бы мог подумать? Никто из тех, кого она знала, точно не мог. Иногда она сама с трудом верила.

— Мистер Карри? — Моран оторвался от бумаг и уставился на адвоката. — Что это?

Кейт насторожилась. «Мистер Карри» был государственным защитником. Эд Карри — адвокат противной стороны в нескольких делах, по которым работала Кейт, и этого хватало, чтобы она посчитала, что знает, как он будет действовать сейчас. Среднего веса, худой, лысеющий, в возрасте за сорок, одетый сегодня в помятый серый костюм с белой рубашкой и синим галстуком, Карри не оставлял места на суде сюрпризам. Прямолинейный, лишенный воображения, немного нетерпеливый, он компетентно работал на своих клиентов в то скудное время, которое мог выделить каждому из них.

Карри встал.

— Ваша честь, мои извинения, но наш офис получил информацию о свидетеле поздно вечером в пятницу. На выходных я разговаривал с этим человеком в тюрьме и нашел его достаточно…

— Свидетель? Какой свидетель? — Кейт втиснула ноги обратно в туфли, больше похожие на орудия пытки, и вскочила, нечаянно перевернув свой стул. Брайан схватил его до того, как тот упал. Судья Моран тяжело посмотрел на нее. Взгляд Карри остановился на ней всего лишь на долю секунды, после чего быстро вернулся к судье. Было видно, что ему очень неудобно. «Так и должно быть», — подумала Кейт. Представление неожиданного свидетеля в первый день суда входило в сто одно Юридическое табу, о котором знали даже новички вроде нее. Быстрая проверка показала ей, что присяжные выглядят заинтересованно. Плохо. Чтобы там ни было, она не хотела, чтобы присяжные услышали об этом раньше нее. Ей нужны были детали того, что происходило, и время, чтобы оценить, как они повлияют на ее дело, не говоря уже о том, чтоб найти способ нейтрализовать любые потенциальные негативные последствия до того, как присяжные пронюхают, что бы там ни было.

— Ваша честь, прошу разрешения дополнить дело.

— Разрешаю, мистер Карри.

Кейт выскочила из-за совещательного стола и промаршировала к столу, ее проклятые пятки в это время просто вопили. Язык тела на суде значил очень много, и иногда только так ты можешь дать понять оппозиции, что не собираешься терпеть от них это дерьмо. Иначе агрессоры, а их было много в сфере права — радостно надерут тебе задницу.

Не глядя на нее — ха, он знает, что перешел границу — Карри тоже шел вперед. Вскоре он присоединился к ней возле стола судьи, и Кейт атаковала.

— Ваша честь, противная сторона прекрасно знает, что сейчас уже поздно представлять нового свидетеля. Поиск был закончен недели назад. Я…

— Освободите меня от лекции, мисс Уайт. — Судья Моран поднял руку, призывая к тишине. — Уверяю вас, я отлично осведомлен о сроках.

Кейт сжала челюсти, скрестила руки на груди и сверкнула глазами, надеясь, что представляет собой пять футов шесть дюймов[14] — нет пять футов девять дюймов[15] вместе с каблуками — красноречивого негодования для извлечения выгоды из присяжных. Они не слышали того, что здесь говорилось — разговор специально велся на пониженных тонах — но она надеялась, что они, как минимум, смогут прочитать язык ее тела громко заявляющий: Защита пытается быстро протолкнуть еще одного. Не ведитесь на это.

— От вашего внимания каким-то образом ускользнуло, что вы перебили мистера Карри, — продолжил Моран. Он посмотрел на адвоката. — Мистер Карри, я полагаю, вы хотели объяснить мне, почему мы узнаем об этом свидетеле только сейчас. И предупреждаю, если я заподозрю, что вы специально скрывали информацию от обвинения…

Карри энергично покачал головой. Он тоже знал репутацию Морана, выпаливающего юристам вызов в суд, в связи с неуважением к оному, как парковочные билеты, и никто не хотел такого вызова, сопровождающегося тюремным заключением, пока кто-то не сможет вытащить оттуда обиженного юриста. Это стоило неудачливому получателю слишком много времени, денег и понижения.

— Ничего подобного, Ваша честь. Как я сказал, свидетель вошел с нами в контакт в пятницу. Сам он сейчас под охраной, и уверял, что не знал о существовании этого дела. Его утверждения убедительны и обеспечивают моему подзащитному полное алиби. Можете быть уверены в этом, иначе я бы не стал доводить это до вашего внимания.

— Чу… — Кейт вовремя оборвала себя, проглотив окончание, когда Моран одарил ее предупреждающим взглядом, и поспешно изменила слова на удобные судье, — Ваша честь, доказательств против подзащитного больше, чем нужно, как мистер Карри и сам знает. Этот свидетель не может обеспечить правдоподобное алиби для подсудимого потому, что у нас уже есть очевидцы, пленка с камеры слежения, судебные доказательства нахождения мистера Сото в том месте. Нет ни малейшей вероятности, что ваш клиент —здесь она быстро и тяжело взглянула на адвоката — не виновен как грех.

— Мисс Уайт, я понимаю, что вы только что из школы, поэтому мы все простим вам это сейчас, но на будущее помните, что обычно решают присяжные, — сказал Карри. Когда Моран посмотрел на нее, Карри одарил ее крокодильей улыбкой.

— Это правда, — сказал Моран, прежде чем Кейт ответила. Он тяжело кивнул, и Кейт только сейчас поняла, как он заслужил свое прозвище: этот человек не понимал до конца, где он находился. Также она поняла, что Карри знал Морана гораздо лучше, чем она, и использовал эти знания как преимущество. Не имело значения, что его тактика была из ряда вон выходящей. Все, что имело значение, это то, как надо играть с этим конкретным судьей в этот конкретный день. Теперь Моран уставился на нее. — Помните, мисс Уайт, мы здесь для того, чтобы докопаться до правды, какой бы она не была. Потенциальные оправдательные показания свидетеля не могут быть исключены только потому, что это неудобно обвинению.

Лекция Морана имела покровительственный тон профессора, обращающегося к студенту, и Кейт разъяренно поднялась еще выше. Она поджала губы. Тактика защиты стала для нее прозрачной, как стекло: Карри знал, что не сможет победить сегодня и поэтому просто тормозил ход дела. Задержка вообще лучший друг адвоката защиты. Затянуть судебный процесс на достаточно долгое время, и может что-нибудь случится с наиболее благоприятными для защиты последствиями: свидетели могут уехать или умереть, доказательства потеряться, воспоминания — забыться. Обвинители могут уйти на другую работу. Судьи могут выйти на пенсию. Даже при отсутствии всего вышеперечисленного, с каждым днем задержки дело теряет свою важность. Так много преступлений, так много преступников, что дело, не расследованное своевременно, могло легко потеряться в изворотливой судебной системе.

Дебби Берман — работник магазина, чьи скула и глазница были разбиты подсудимым — заслуживала большего. Она была здесь, в зале суда, теряя время, которое ей не оплатят, ожидая своего вызова для дачи свидетельских показаний, чтобы наказать своего обидчика. Тут же был покупатель, находящийся в магазине в то время. Тут же был мужчина, который заправлял машину прямо в тот момент, когда Сото выбежал. Еще был полицейский, который анализировал видеозапись. Тут были все причастные к делу, собравшиеся в зале суда благодаря ее, Кейт, тщательной работе, они все положились на ее гарантии, что дать показания и сделать правильное дело будет важным, что на этот раз один из плохих парней получит то, что заслуживает. Она организовала все, собрала всех и каждого, расставила все точки над и. Обвинение работало как часы, чтобы дело дошло до присяжных к концу этого дня, возможно меньше чем дня для обсуждения, самое позднее завтра или, в худшем случае, приговор будет вынесен. И он будет обвинительным.

Виновен, виновен, виновен. У нее не было абсолютно никаких сомнений. Кейт была твердо убеждена: правосудие свершится, на улице будет на одного плохого парня меньше, и все пойдут по домам счастливые.

Только сейчас Карри ломал ее план. Она нахмурилась, прежде чем смогла остановить себя. К счастью Моран уже повернулся обратно к адвокату.

— Мистер Карри, вы готовы быстро рассказать мисс Уайт и мне кто этот свидетель, и готов ли он давать показания, прежде чем я допущу его?

Карри снова взглянул на нее. Кейт видела, как хитро блестят его глаза. Он знал, что его свидетель был полон дерьма. Он знал, что не может быть никого, кто смог бы правдиво засвидетельствовать, что Сото не было на месте преступления, потому что он был там, он совершил преступление, и все доказательства подтверждали это. Она посмотрела на судью, чье выражение лица было торжественно елейным.

Неужели он не видит? Неужели не видит, что Карри знает, что это чушь собачья? Неужели до него не доходит, что здесь происходит?

Очевидно, нет.

— Мой свидетель — я не хочу называть его имя на открытом суде в целях его защиты, но он давний знакомый обвиняемого и его семьи — говорит, что у мистера Сото был кузен, который…

Бодрый мотив хита Pussycat Dolls[16] «Don’t Cha» неожиданно заиграл откуда-то из зала. Судья Моран замер, а Карри посмотрел через плечо. Выражение его лица изменилось, когда он увидел источник нарушения, а Кейт замерла от ужаса.

Она узнала источник нарушения, ошибки быть не могло. Это ее мобильный телефон. Она забыла его выключить, а это было еще одним большим табу на суде. Унизительно непрофессиональный рингтон сделал только хуже. Бен и его подруга Саманта играли с ее телефоном вчера, когда она везла их в АвтоМакДональдс, провожая Саманту домой. Это было их любимым рингтоном. Это то, что они поставили на ее телефоне. Это то, о чем она забыла, и поэтому не изменила на свои обычные деловые настройки.

Она всегда выключала телефон, перед тем как войти в зал суда. Всегда. Но в сегодняшней спешке просто забыла.

— Чей это мобильный? — спросил судья Моран ужасающим голосом.

Испуганный взгляд на лицо Брайана сказал ей, что он знает — отвлекающий звук раздается откуда-то со стороны их стола.

Из ее портфеля, если быть точным. Стоящего напротив дальней ножки стола совещаний, возле ее стула. Хотя отсюда она не могла видеть черный кожаный прямоугольник, Кейт знала — он весь практически вибрирует в такт песне.

Ее телефон опять заиграл танцевальную мелодию, и она почувствовала себя около двух дюймов[17] ростом.

— Я жду ответа! — сказал Моран.

Все осматривались, ища виновника. Три помощника, находящиеся в зале суда посмотрели друг на друга, а затем на судью, словно ожидая указаний к действию. Зная Морана, они собирались сделать все очень быстро.

Кейт осознала ужасную правду: выхода не было. Ей придется признаться.

— Мой, Ваша честь, — сказала она, стараясь высоко держать подбородок, хотя хотела провалиться сквозь пол. Именно в этот момент телефон зазвонил снова.

Только бы проклятая вещь заткнулась. Пожалуйста, хоть бы она заткнулась.

— Я очень извиняюсь, я…

— Выключите его, — Голос Морана был колючим. Лицо его приобретало оттенок зрелого томата. — Сейчас же.

— Да, Ваша честь.

Ковыляя к столу для совещаний и делая все возможное, чтобы сохранить некое подобие профессиональной холодности, она четко осознавала, что взгляды всего зала были на ней. Лицо Брайана было беспомощным. За ним, на трибунах, Кейт видела целое море глаз, устремленных на нее. За исключением следующего взрыва мелодии на ее проклятом сотовом, в зале стояла абсолютная тишина.

О Господи, не могу поверить. Я сделала полных дураков из себя, из Брайана, и всего офиса окружного прокурора. Моран вытрет мной пол. Как я могла позволить этому произойти?

Эти, и некоторые другие мысли на эту же тему, были единственными, что бились в голове Кейт, когда, стиснув зубы, она присела возле стола обвинения, отбросила застежки портфеля и потянулась в боковой карман, чтобы взять вибрирующий телефон.

Кейт нашла кнопку и отклонила звонок быстрым злобным тычком, как до нее дошло: номер телефона, мигающий на экране, — номер школы Бена.

И все же, самым большим чувством в следующее мгновение было облегчение от наступившей тишины.

Затем поднялось беспокойство другого рода, играя на ее уже натянутых нервах.

Бен.

Она оставила его в половине восьмого, как делала каждое утро, чтобы успеть на работу вовремя. Он числился в утренней группе, в которой состояло около четверти численности школы из двухсот детей до двенадцати лет. В основном это были дети, чьи родители работали с восьми часов. Им давали сок и кашу или что-нибудь еще в кафе до без десяти восемь, затем разрешали идти по классам и начинать учебный день. Этот, в четвертом классе, был первый год для Бена в этой школе, потому что они переехали в округ в начале лета, когда ее наняли в офис окружного прокурора.

Пока, все что он сообщил ей, это «нормально». У Бена это означало, что он не хочет говорить на эту тему. И это беспокоило ее. Но не удивляло. Практически все, что было связано с взрослеющим Беном, беспокоило ее.

Она ужасно боялась, что воспитывает его не так.

Сейчас ей звонили из школы, и ее желудок сжался от беспокойства.

Бен заболел? Поранился? Или все-таки из школы хотели чего-то другого, чего-нибудь административного, например? Да, вероятно, так и есть: какая-нибудь форма, которую она забыла заполнить, чек, который забыла отослать, или что-нибудь в этом роде. Хотя, что бы это ни было, она не может перезвонить сейчас. Лучшее, что она может сделать — дождаться перерыва.

Пожалуйста, только бы Бен не был ранен или болен, молилась она, пока убирала теперь уже тихий телефон обратно в портфель, посылая Брайану извиняющийся взгляд и внутренне съеживаясь в ожидании того, с чем собиралась столкнуться, как только выпрямится.

Щелк! Щелк! Щелк!

Немного приглушенные звуки донеслись из ниоткуда.

Боковым зрением Кейт поймала проблеск неожиданного движения: дверь — металлическая дверь в охраняемый коридор, где заключенные держались в комнатах, пока их присутствие не понадобится на суде — распахнулась. Пока она пыталась осознать это, кто-то на трибунах закричал.

Это выстрелы — была ее первая, инстинктивная, мысль, когда в зале суда начался хаос.

К ее удивлению, Маленький Джули Сото вскочил и побежал к дальнему концу стола защиты, его жилистое тело высотой пять футов шесть дюймов излучало удивительную угрозу, несмотря на небольшие размеры и плохо сидящий серый костюм, который он надел, чтобы произвести впечатление на присяжных. Его длинные черные волосы и бледно-голубой галстук танцевали в такт движениям, а на узком лице читалось выражение триумфа. Откуда-то в его руке взялся пистолет.

Кейт втянула воздух. Сердце сильно подпрыгнуло.

Нет! Но ее горло не работало, а губы не шевелились. Она кричала это только у себя в голове.

— Вы не посадите меня обратно за решетку, — закричал Сото, присоединяясь к отчаянным крикам.

Судья Моран стоял на ногах, она смотрела неверящим взглядом на Сото. Судья поднял руки ладонями наружу, как будто защищался. Глаза были большими, а рот открыт, как если он говорил что-то или кричал. Что бы он ни делал, она никогда не узнает, потому что как раз вовремя увидела — бэнг! — как его голова разлетелась на кусочки.

Глава 4

Кейт почувствовала ужас от убийства судьи Морана, ее будто ударили кулаком в живот. Она задыхалась. В ушах звенело. Во рту появился кислый привкус.

Этого не может быть.

Кровь вперемешку с мозгами заляпали стену позади стола. Жуткое облако красного тумана на том месте, где долю секунды назад была голова судьи, все еще висело в воздухе, а тело упало как камень, исчезнув из вида. Колени Кейт подогнулись. Она упала прямо там, возле дальней стороны совещательного стола, с гулко бьющимся сердцем и огромными от неверия глазами. Сильно прижала кулак ко рту. Она не могла двигаться. Не могла дышать. Чувствовала себя бесплотной, как если бы наблюдала за всем этим издалека, с безопасного расстояния.

Пожалуйста, пожалуйста, пусть это окажется плохим сном.

Двое мужчин, по крайней мере, один из них — заключенный, если судить по оранжевому комбинезону с короткими рукавами — прорвались через защищенный коридор. В руках оба держали пистолеты. Сото оглянулся на них.

— Пошли!! Давай же, пошли!

Щелк. Щелк.

Выстрелы прозвучали со стороны стола присяжных. Кто-то из помощников отстреливается — подумала Кейт, хотя не видела, кто стрелял, поскольку до сих пор не могла пошевелиться. В то же время паника и хаос захватили весь зал. Всего за несколько секунд зал суда превратился в ужасающий калейдоскоп цвета, звука и движения. Низко пригнувшись, Сото и вновь пришедшие побежали к внешней стороне зала суда, один из них — тот самый в оранжевом костюме — орал на него:

— Что, черт побери, ты сделал?

— Я убил его, ну и что? — закричал Сото в ответ.

— Ты тупое дерьмо!!

— Иди к черту!!

Так, три человека, двое из которых переругивались, сошлись у окна, обегая стол, увертываясь от пуль, и отстреливались, убегая. Карри упал на пол перед столом, прикрыв голову руками, когда пуля вошла в мягкое дерево в двух футах от него. Судебный секретарь, крича, бежала с поднятыми вверх руками к столу присяжных. Ближайший к столу помощник — тот самый, речь которого Кейт прослушала в начале суда — закричал и упал, он был застрелен, Кейт знала это еще до того как увидела кровь, растекающуюся под его головой. Крики, проклятия, топот ног и выстрелы — даже после стольких лет Кейт узнала бы эти отрывистые звуки где угодно — уродливо смешались, взрывая стены, пол и потолок подобно грому, наполняя комнату оглушительным, ужасающим шумом. Запах пороха и мяса был везде. Кровь, льющаяся из головы убитого помощника, текла к ней алой рекой по черному в крапинку полу.

Она почувствовала запах.

Человеческая кровь пахнет как сырое мясо. О Боже, я помню этот запах…

Желудок Кейт вывернуло. Она хотела зажать рот, но не могла. Казалось, ее парализовало. Шок — это хорошо, что она могла узнать в этом холодном, мертвом ощущении шок, правда? — оставлял ее неподвижной, а затем ее вывернуло на твердый пол под согнутыми ногами.

Кровь… так много крови…она везде…всплески красного на стенах… на полу…фонтаны крови из уничтоженных тел…

Казалось, время замедлилось до невозможности. Желудок отвратительно сжимался. Сердце билось быстро и тяжело. Замороженная ужасом, она понимала, что не может сделать ничего, чтобы спасти себя или кого-то другого из этого кошмара, развернувшегося вокруг.

— Где они? — заорал парень в оранжевом комбинезоне, громко, чтобы перекрыть шум. Так громко, что Кейт подумала, будто ее барабанные перепонки сейчас лопнут.

— Откуда я знаю? — закричал Сото в ответ.

— Они должны быть здесь!!

— Выходите! Выходите! Выходите! — Кричал простодушный мужчина с трибун, перекрывая шум, призывая людей выходить.

— Мамочка, где ты? — отчаянный детский визг, оттуда же, с трибун.

— Боже помоги, спаси и сохрани… — причитала женщина рядом.

Эти и другие разрозненные голоса достигали ее ушей сквозь ужасные звуки толпы людей, кричащих и дерущихся, чтобы выйти. В любую секунду все могло перерасти в бойню. Если бы она могла пошевелиться, то закрыла бы уши руками, но ее мышцы отказывались подчиняться сигналам мозга. Дыхание стало быстрым и поверхностным. Пульс ускорился. Холодный пот накатывал на нее волнами. Она знала, что должна двигаться, убегать, прятаться от смерти, но не делала этого. Не могла. Второй раз в своей жизни она не могла пошевелиться от страха. Только глаза двигались, отчаянно осматриваясь.

Господи, сколько людей погибло?

Некоторые люди на трибунах пригнулись — она видела, когда ее оторопелый взгляд рванулся к ним — делая все возможное, чтобы спрятаться от пуль, пока оставшиеся помощники и заключенные продолжали перестрелку. Другие, крича, прыгали за спинки скамеек или бежали вниз по проходу, сталкиваясь и сбивая друг друга, пытаясь выбраться через двойные двери, те самые, через которые она и Брайан так спешили всего несколько минут назад. Какой-то убегающий мужчина был застрелен сзади и, упав на двух бегущих впереди людей, исчез из поля зрения. Торопившиеся люди перепрыгивали через упавшие тела. У стола присяжных некоторые вскочили на ноги и бросились к двери в комнату присяжных, как стадо бешеного скота. Некоторые бросались вниз возле низкой перегородки стола, задерживая товарищей.

Пули летали повсюду.

Другой помощник, отступая вдоль левой стены зала суда, стрелял в трио убийц, которое спряталось за скамейкой, пока не был убит одним из ответных выстрелов. Оглушительные звуки выстрелов били по барабанным перепонкам Кейт. Она было закричала снова, но звук был только в ее голове.

— Кейт, ради Бога, залезай сюда!

Эти взволнованные воззвания звучали где-то рядом. Что-то теплое и немного влажное схватило ее ногу. Она, вскрикнув, подпрыгнула и глотнула большое количество воздуха. Действительность обрушилась на нее, как ледяная вода на голову.

Я могла бы умереть здесь — но я не должна. Что будет с Беном?

Когда личико любимого сына встало перед глазами, ее охватила паника. Сработал инстинкт самосохранения. Она узнала пухлые пальцы Брайана на своей лодыжке и увидела его, пригнувшегося под сомнительной защитой стола. Он присел, сильно вспотев и тяжело дыша. Глаза были испуганными.

О, Боже мой, они убили судью Морана. Мы — обвинители — вероятно, следующие в списке.

Время вернулось к своему обычному свирепому темпу. Согнувшись, она поползла к Брайану. Сердце билось как у марафонца. Ладони были настолько потными, что немного прилипали к полу. Хотя она и знала, что это не так, но все же ощущала себя в большей безопасности под укрытием тонкой деревяшки над головой. Подползая ближе к Брайану, она отчаянно пыталась вывернуться так, чтобы посмотреть, где находились стреляющие. Но видела она немного: портфели и зонтики, пачка бумаги упавшая со стола судьи, часть перегородки к столу присяжных, нижнюю часть прохода к столу, свидетельскую стойку и место судебного секретаря, пространство под столом защиты и темные панели вокруг. Из своего укрытия она могла видеть только застреленного помощника и Карри, который уверенными и быстрыми движениями полз по-пластунски к столу защиты и за него, к стене, которая отделяла зал от трибун.

— Это плохо, — сказал Брайан дрожащим голосом ей на ухо.

— Нам надо выбираться отсюда, — ужас сжал горло, и произносить слова было очень трудно. Их темное маленькое укрытие могло создать ощущение безопасности, но она точно знала, что на самом деле это не так. Она должна выжить, хотя бы ради Бена.

Что он будет делать без нее? Его отец мертв, а у нее нет семьи, которая могла бы взять его. Он будет один. Мысль об этом наполнила ее худшим видом страха.

— Этот ублюдок там? — спросил Оранжевый комбинезон — Ты видишь его?

— Я ничего не вижу через этот проклятый дождь.

— Придется идти наудачу. Нам пора.

Как минимум двое из них были ужасно близко, решила Кейт, исходя из того, как она слышала их обмен репликами. Их пистолеты звучали так, будто они стреляли почти над ее головой. Она не видела их, и это делало панику, заполняющую ее, еще острее. При мысли, что в любую секунду они могут вспомнить о ней и Брайане, она дрожала.

Пожалуйста, Господи, хоть бы это не стало моим смертным часом.

Она дышала так быстро, что испугалась перенасыщения кислородом. Пульс был быстрым. Сердце тяжело билось. Громкие звуки со стороны стола заставили ее еще присесть, но как она не старалась увидеть, не смогла бы сказать, что вызвало их. Единственное, в чем она была уверена — что она и Брайан в смертельной опасности. Понимая, что стол совещания дает только иллюзию безопасности, она отчаянно осматривалась в поисках лучшего выхода. Наличие перегородки, отделяющей зал суда от трибун, сделанной, чтобы удержать участников суда подальше от зрителей, теперь играло против них. За ними было около трех футов, отметающих все шансы на легкий побег. У них было три варианта: они могли перелезть через перегородку и побежать по трибунам; могли броситься к небольшой вращающейся двери, что вела к центральному проходу и смешаться с толпой; или же остаться на месте. Первые два варианта предполагали их выход под пули, которые до сих пор носились по залу, и к тому же, если плохие парни их узнают, а вероятней всего узнают, то они станут отличными мишенями. Третий вариант казался более безопасным, но в реальности делал их еще более уязвимыми для шальной пули, также была опасность в любое время быть обнаруженными преступниками.

Которые, она не сомневалась, после того, что случилось с Мораном, убьют их с радостью.

Мысль быть обнаруженной и попасть в зависимость от милости заключенных нервировала ее.

— Нужно дождаться затишья, — шепнула она Брайану, который смотрел на происходящее так же отчаянно как она.

Он кивнул.

Не успели они и подумать о движении, как последний оставшийся помощник, тот который стоял ближе всех к столу присяжных, оказался в поле их зрения. Он был среднего возраста, выглядел немного пузатым в униформе. Каштановые волосы начали седеть на висках, Он вылетел из-за перегородки к столу присяжных, и неловко бежал на подкашивающихся ногах, крича в рацию «Полицию вниз», «Полицию вниз», даже когда непрерывно стрелял из своего оружия, защищая себя. Через секунду после того, как она его разглядела, он получил пулю в спину. Рация выскользнула, когда мужчина упал вперед. Он тяжело приземлился всего в нескольких футах от того места, где сидели, пригнувшись, она и Брайан. Кейт с ужасом смотрела в его блестящие глаза — и на расширяющийся темно-красный круг, похожий на быстро расцветающую розу, на его синей рубашке. Все же человек не был мертв, по крайней мере, пока, потому что когда он упал на пол, рука его сжалась в слабый кулак. Ее сердце приостановилось. Ему нужна помощь…

Но она ничего не могла сделать. Она не могла даже подойти к нему, чтобы не попасть под потенциально смертельный огонь.

— Держись, — сказала она губами помощнику, чьи глаза еще слабо блестели. Он уставился на нее широко открытыми глазами, что, она боялась, не означало ничего хорошего. Она была почти уверена, что он не видит ее. Когда она с ужасом уставилась на него, произошли одновременно две вещи. Во-первых, быстрая очередь выстрелов, сопровождающаяся бьющимся стеклом. От этого звука ближайшее к ним окно разбилось. Осколки шумно упали на пол, разбиваясь на еще более мелкие кусочки на каменном полу, оставляя облако стеклянной пыли. Во-вторых, с противоположного конца зала, где находились двери в холл, раздался крик, достаточно громкий, чтобы перебить шум.

— Полиция!! Всем оставаться на своих местах!! Ложитесь, ложитесь!! О Боже, спасибо, мы спасены…

— Черт! — заорал один из плохих парней — она была уверена, что это один из плохих парней, но не оранжевый комбинезон — присоединяясь к выстрелам пистолета и крещендо криков, которые сказали Кейт, что зал до сих пор полон.

— Здесь снаружи чертова армия этих свиней! — слишком близко закричал Оранжевый комбинезон.

— Я ожидал этого! — голос был высоким и истеричным.

— Маленький Джули, нет!!

Если на это и был ответ, Кейт не услышала его, потому что слова были заглушены новым криком:

— Я сказал не двигаться! — после оглушающего выстрела. Пули пронеслись так близко, что она слышала, как они разрезают воздух. Одна вошла в перегородку стола присяжных всего в нескольких футах от нее. Другая отбила кусок пола прямо за ее портфелем. Она и Брайан инстинктивно закрыли головы руками, пытаясь быть как можно ниже к полу. Они прижались друг к другу так близко сейчас, что невозможно было разобрать, где заканчивается его тело и начинается ее. По звуку Кейт определила, что за пределами здания тоже стреляют. Сдавленный крик, резко оборвавшийся, послал мурашки по ее позвоночнику.

— Думаю, они окружили здание, — прошептал Брайан. — Наверно, тот парень выпрыгнул из окна и они его застрелили.

Оба дрожали. Зубы Брайана стучали, и этот звук разделял его слова.

— Как бы я хотел, чтобы они все выпрыгнули. — Другая пуля вошла в ножку стола в дюймах от Кейт, кругом полетели щепки. Задохнувшись, она пристально посмотрела на поврежденную ножку стола, и резко отодвинулась назад, толкнув плечом Брайана.

— Господи, спаси и сохрани… — Отчаянное бормотание исходило от Брайана, который сидел, сложившись в три погибели, держа руки на голове и закрыв глаза.

Рядом прозвучали шаги. Глаза Кейт расширились, во рту пересохло, а голова инстинктивно дернулась в сторону звука. Она слышала их, но не видела, кто ходил. Быть абсолютно слепым, как она обнаружила, ужасно.

Но не так ужасно, как понимание, которое пришло к ней чуть позже: ходил кто-то из заключенных потому, что на этой стороне зала больше никого не было.

Пока она осматривала то немногое, что могла видеть за столом, сердце дико колотилось. Желудок свело от страха. Глаза отчаянно стреляли по сторонам, но не видели ничего нового. Присев как можно ниже на пол, нервно глотая воздух, она пыталась смотреть везде одновременно и поняла, что воздух, которым она дышала, изменился: он был прохладней и пах дождем, и это подтверждало ее догадку, что окно прямо над столом обвинения продувалось. Очевидно, заключенные собирались выпрыгнуть, но были остановлены — все кроме Сото — во всяком случае, присутствием полиции снаружи. Она слышала шум ливня и прорезающиеся сквозь него сирены. Много сирен, как будто вся полиция Филадельфии собралась у здания суда.

Если смогу продержаться еще чуть-чуть, все, наконец, будет кончено.

— Бросьте ваше оружие немедленно! — прокричал полицейский откуда-то из зала. Инстинктивно, они с Брайаном прижались еще ближе друг к другу, сталкиваясь плечами и бедрами, держа головы как можно ниже и вместе дрожа, когда выстрелы пистолетов и крики наполнили воздух. С прибытием полиции и продолжающейся перестрелкой над их головами внезапно показалось, что ждать затишья было самой глупой вещью, которую они могли сделать.

Пожалуйста, пожалуйста, дайте нам спастись…

Другой звук быстрых шагов послал дрожь по ее телу. Она нетерпеливо осматривала все, что могла. Но не видела ничего кроме одной из сторон зала суда, и двух мертвых помощников. Она была уверена, что второй тоже мертв, его глаза остекленели, а кулак разжался. Вдруг вид поменялся: в нем появились ноги в черных кедах. Сердце Кейт замерло, когда Оранжевый комбинезон, покачиваясь на носках, присел как недоброжелательная лягушка прямо перед столом совещания. В руке был большой черный пистолет. Он только что стрелял, и Кейт ощущала запах горячего пороха. Как и Сото, парень оказался испанцем, около двадцати пяти лет от роду, тоже уличный панк. Его лицо было круглым, чисто выбритым, почти ребяческим, с полными щеками и ямочкой на подбородке. Он выглядел испуганным, потным и тяжело дышал. Он смотрел поверх ее головы, через стол, она подумала, что, вероятно, на копов с той стороны зала, его глаза были маленькими и жестокими.

Затем, его взгляд опустился, и они посмотрели друг другу в глаза.

— Бросай свое оружие! — заревел полицейский с трибун. Пульс Кейт так тяжело бился в ушах, что голос слышался приглушенным, как если бы кричали в миле от нее.

Оранжевый комбинезон ничем не показал, что услышал. Он даже не моргал. Он просто смотрел в глаза. Понимание того, что она играет в гляделки с собственной смертью, обрушилось на Кейт как ледяная волна.

Она задержала дыхание.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, хоть бы он не выстрелил.

— Бросай свое оружие! — кричал коп. Только сейчас Кейт заметила, что он сказал оружие в единственном числе, а не во множественном, как раньше. Означает ли это, что он единственный кто остался с пистолетом? Единственный с оружием находился прямо перед ней.

— Давай. — Оранжевый комбинезон схватил ее руку чуть выше локтя, его пальцы больно впились в плоть. Держа пистолет у ее лица, он потянул ее к себе. Она не сопротивлялась, не сомневаясь в том, что он пристрелит ее, если она попробует. Она ушибла колени о твердый пол. Ее потная рука скользила, когда она неуклюже выползала из-под стола. Она посмотрела в дуло пистолета и вспомнила, как взорвалась голова Морана, вот, что случится с ней, если он нажмет на курок.

Нет, нет, нет…

Но она ничего не могла сделать, чтобы спастись. Брайан не пытался помочь ей. Вместо этого он еще отодвинулся, и она не могла винить его за это, если бы он попытался вмешаться, был бы убит в ту же секунду.

— Пожалуйста, у меня маленький сын, — сказала Кейт, когда ее колено ударилось о ногу Оранжевого комбинезона.

Она попыталась выдержать его взгляд, попыталась найти и обратиться к человечности, но он снова посмотрел через стол, возможно на копов (она надеялась, что их несколько), в другой конец комнаты. Сердце колотилось как отбойный молоток. Она была так напугана, что ее тошнило.

— Заткнись, — Оранжевый комбинезон, схватив ее, повернул к себе спиной, и обхватил рукой ее шею, все это время держа голову под столом.

— А теперь мы будем вставать. Вместе.

Холодный, жесткий ствол пистолета уперся ей в щеку. Сердце сильно подпрыгнуло. Ее колени дрожали и угрожающе подгибались, но Оранжевый комбинезон удерживал ее. Он находился за ее спиной, его неожиданно накачанная рука обвилась вокруг ее шеи, так что не было никакой возможности сбежать, он был горячим, потным и отвратительным. Немного выше, чем она на каблуках, но больше и намного сильней. Она ощущала его запах — дешевого одеколона. Чувствовала его липкую, влажную щеку у своего уха. Слышала его затрудненное дыхание.

Ей хотелось блевать.

— Я убью ее, — закричал он, держа ее близко к себе, когда они медленно выпрямлялись. Его рука подняла ее подбородок. Пистолет впивался в щеку. — Отойдите, или я снесу ее чертову голову!

— Прекратить огонь! — мужчина — она подумала, что коп, но ее голова была так повернута, что она не видела говорящего — на другом конце комнаты закричал в предупреждение, возможно, своим полицейским — Не стрелять!

Преступник перенес руку, и она смогла немного опустить подбородок. На подгибающихся коленях, вытянутая во весь свой рост и немного выше, Кейт обнаружила себя в зале, где все гражданские — а их было около десяти — были защищены бронированными жилетами и спрятались на трибунах, очень немногие осмеливались выглянуть, чтобы посмотреть на нее. Группа вооруженных полицейских и помощников застыла на местах в противоположном конце зала, немного развернувшись веером у дверей в холл. Внутри они разделились: одни прятались за трибунами, а другие стояли в центральном проходе. Только пара надели защитные жилеты, остальные же не сделали этого. У всех было оружие, и оно было направлено на нее. Никто не шевелился. Черноволосый смуглый коп во главе был в простой одежде: синяя куртка, белая рубашка, красный галстук, намокшие из-за дождя. Мокрая одежда прилипала к телу, подчеркивая жесткие мышцы и широкие плечи. Мокрая рубашка прилипла к груди. Ему было где-то за тридцать, и он был достаточно симпатичным, чтобы она обратила на него свое внимание, если бы они встретились при других, более благоприятных обстоятельствах. Он стоял на одном колене во главе группы в проходе и держал пистолет обеими руками. Как и у остальных, он был направлен на Кейт.

Нет, не на меня сказала она себе, пытаясь утихомирить собственный пульс. Как и у других, его пистолет был направлен на мужчину, который использовал ее в качестве живого щита.

Она просто стоит на пути.

Ее взгляд встретился с глазами копа. У него были темные глаза, с тяжелыми веками, которые выглядели почти ониксовыми в свете ламп накаливания. Их выражение было холодным, спокойным и убедительным. Он пристально посмотрел на нее всего несколько секунд и перевел взгляд на преступника. Если он и волновался, то ничем этого не показал.

— Отпусти ее, — сказал коп. Как и глаза, голос был спокойным. Пистолет ни разу не дрогнул. Она радовалась, что снова может дышать, потому что когда Оранжевый комбинезон обхватил рукой ее шею, то перекрыл ей кислород. Она вцепилась обеими руками в волосатую руку преступника, не решаясь впиться в нее ногтями или поцарапать его, боялась, что он убьет ее тут же. Сердце выскакивало из груди. Желудок скрутило в узел. Она не сводила испуганных глаз с лица полицейского.

Он больше не смотрел на нее. Все его внимание было приковано к человеку, удерживающему ее.

— Ну да, конечно, — Оранжевый комбинезон неприятно засмеялся и стал подталкивать ее вправо, к дверям в комнаты и охраняемый коридор.

Она спотыкалась в своих невозможных туфлях, и он болезненно потянул ее за собой.

Но это немного ослабило хватку, и она снова могла дышать. Оживившись, Кейт радостно хватала воздух.

— Думаешь, я настолько тупой? Думаешь, я не знаю, что смотрю на свою смерть? — Он дернулся несколько раз, и Кейт чувствовала, как быстро поднимается и опадает его грудная клетка. — Значит так, мне нужен вертолет. Прямо перед этим зданием. У вас пятнадцать минут. Или я убью ее.

— Ты убьешь ее, мы убьем тебя, — сказал коп безразличным тоном. Его смуглое твердое лицо ничего не выражало. Он не сводил глаз с преступника. Пистолет следовал за ними.

— Без вертолета я и так мертв.

— Не сегодня.

К черту сегодня. Мне нужен вертолет, слышите? Или она труп.

Они дошли до двери в охраняемый коридор.

— Открой дверь, — сказал Оранжевый комбинезон ей на ухо. Когда Кейт не подчинилась немедленно, он ткнул дуло пистолета ей в щеку, прижимая кожу. Боль была быстрой и острой. Морщась, она сдавленно вскрикнула и схватилась за ручку, которую видела краем глаза. Она была блестящей, серебристой и, как она обнаружила, когда взяла ее, скользкой под ее потной ладонью.

Не поворачивай ручку. Попробуй задержать его…

— Слушай, — сказала она сухими губами, зная, что это бесполезно, — может мы могли бы договориться…

— Открой эту проклятую дверь. Сейчас же.

— Ай, — Он ткнул пистолетом в ее щеку снова, болезненно ударив чуть ниже скулы.

На этот раз она почувствовала, что кожа рвется. Теплый ручеек ее крови пополз по щеке. Тяжело дыша, остро ощущая твердую вещь у щеки в сочетании с ужасом, леденящим вены, она сдалась.

Напряженность в его теле, быстрое дыхание и обильные выделения тепла и пота, показали ей, в каком отчаянии он был. Если она толкнет его, он убьет ее здесь и сейчас, она была уверена в этом насколько возможно. Двигаясь так медленно, как осмелилась, она умудрилась повернуть ручку несмотря на потные ладони. Неохотно, дюйм за дюймом, она начала открывать тяжелую, металлическую дверь.

— Отпусти ее, и у тебя будут годы впереди, перед тем как ты посмотришь в лицо своей смерти, — сказал коп, так просто, как будто говорил о погоде. Она посмотрела на него умоляюще. Во всяком случае, ничего кроме подергивания ресниц не говорило о том, что он видел ее. Она не хотела даже думать о том, что случится с ней, если Оранжевый комбинезон вытащит ее в эту дверь.

О, Бен!! Мамочка любит тебя, Бен!

При мысли о том, что она больше никогда не увидит своего маленького мальчика, слезы начали жечь глаза.

−Такой умный парень как ты должен понимать, когда ему предлагают кусок торта, — продолжал коп — Ты знаешь, как работает система. С другой стороны, если ты убьешь ее, я гарантирую, ты сам не доживешь до конца этого дня.

— Ты полон дерьма, — сказал Оранжевый комбинезон, и, к ужасу Кейт, открыл ногой дверь до конца. Потом повернулся спиной к коридору, держа Кейт перед ним. — Я не поведусь, амиго. Никаких чертовых вариантов. У вас пятнадцать минут, чтобы прислать вертолет.

Глава 5

Дверь автоматически закрылась прямо перед лицом Кейт. Сердце подпрыгнуло. По спине побежали мурашки. Теперь она осталась наедине с Оранжевым комбинезоном и кем угодно еще, кто мог быть в коридоре. Здесь было очень тихо, так тихо, что она слышала шум вентиляции, звучащей как приборы поддержания жизни тяжелобольного человека. На стене, над дверью, висела камера слежения — или, по крайней мере, то, что от нее осталось. Разбитая вдребезги, и потому бесполезная. Было душно, как в кабине самолета. Сюда допускались только заключенные и судебные помощники, но она очень сомневалась, что сейчас здесь находились помощники — во всяком случае, живые.

— Закрой ее, — приказал Оранжевый комбинезон.

Взглянув, Кейт увидела дверной засов ниже ручки. Он никого не ожидал, что подтверждало ее мнение о том, что двое его приятелей вне игры: мертвы, ранены или сбежали. Отчаявшись, чувствуя, что она отрезает последнюю надежду на спасение, Кейт сделала, как было сказано. Засов щелкнул. Гладкая металлическая дверь была пуленепробиваемой, и она знала это. А также, насколько она помнила, звуконепроницаемой. Если что-то и происходило в зале суда — а она молилась, чтобы это было не что-то, а именно срочная организация попытки спасения — она не могла этого слышать.

— О, да это наш хорошенький маленький обвинитель.

Яд в голосе на слове «обвинитель» подсказал ей, что судьба ее уже решена. Что бы ни случилось, он убьет ее.

И все же у нее было два варианта: она могла ждать чуда или попытаться спастись самой.

В следующие пятнадцать минут.

Никакого давления.

— У тебя есть часы? — не дожидаясь ответа, спросил он. — Сколько времени?

Взглянув на запястье, она увидела девять шестнадцать, и сказала ему.

— Что ж, у тебя есть время до девяти тридцати одной. Время пошло.

Повернув ее лицом к противоположной стене коридора, он подтолкнул ее вперед, обхватив рукой шею и приставив пистолет к пояснице. Она поморщилась от неожиданного тычка, но не осмелилась протестовать. Туфли продолжали врезаться в пятки, но этот дискомфорт был настолько незначительным по сравнению с этой сложной ситуацией, что она почти не замечала его. Ей одновременно было холодно и жарко, сердце гремело в грудной клетке, а ум лихорадочно работал.

Спокойно. Думай. Выход есть всегда.

Этот коридор был частью лабиринта из связанных проходов, которые начинались в одном большом, отделяющем территорию для заключенных от остального здания. Они были сделаны специально, чтобы держать людей отдельно от заключенных, даже если им приходилось по необходимости делить общее пространство. Созданный в целях безопасности, он позволял помощникам перемещать заключенных по зданию суда незаметно. При опасности каждая секция этого коридора могла быть перекрыта металлическими пуленепробиваемыми дверьми. Все меры безопасности, созданные чтобы оградить людей от заключенных, теперь работали против нее. Из всего того, что она знала о них и что видела, коридоры были почти неприступными.

Конкретно этот был узким, ярко освещенным флуоресцентными лампами в панелях на потолке, закрашенными в угнетающий оттенок серого. Пол бетонный. Две серых металлических двери с маленькими застекленными окошками, которые позволяли помощникам следить за заключенными снаружи, были открыты с правой стены в камеры хранения. Левая же стена была плавным, цельным пространством серой краски. На узкой стене, в конце холла, висел черный телефон. Под ним стоял складной металлический стул для помощников, на случай, если им надо было подождать заключенных, чтобы проводить их в зал суда. Дверь была точно такой же как та, что вела в зал суда, и выходила в другой коридор, и так без конца. Она тоже была закрыта и по отсутствию интереса со стороны Оранжевого комбинезона, Кейт предположила, что заперта она с этой стороны. Подводя итог, эти коридоры были сделаны как внутренняя тюрьма, спрятанная в возвышенных, впечатляющих общедоступных местах здания суда. Она боялась, что для того, чтобы спасти ее, полиции потребуются героические усилия, а ее захватчику дана масса времени, чтобы убить ее.

Внезапно, мысль о том, что двери этой ячейки тоже пуленепробиваемые, дала ей лучик надежды. Если бы она смогла как-нибудь сбежать от Оранжевого комбинезона, то можно выскочить в соседнюю ячейку коридора и запереться с той стороны.

— Тебе лучше молиться, чтобы они прислали вертолет, — сказал он, вдавливая в ее спину пистолет.

О да. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Заговорить ему зубы, толкнуть его, добежать до ближайшей ячейки и захлопнуть дверь.

— Может быть вертолет — не единственный вариант. Может быть, мы смогли бы договориться о сделке. — Она гордилась тем, как твердо звучал ее голос. Мозг продолжал лихорадочно работать, взвешивая все «за» и «против» ее пока еще не совсем готового плана побега. В коридоре было так тихо, что отчетливо слышался каждый шаг каблуков по бетону. Ее голос отдавался эхом от стен. — Например, если ты выпустишь меня отсюда, я дам тебе стопроцентную гарантию, что прослежу, чтобы тебя не приговорили к смертной казни.

— Не думай, что я поведусь на это. Ты не можешь давать гарантий. — Его пальцы сжались на воротнике ее куртки, пистолет еще сильнее вдавился в спину. Ее спина рефлекторно выгнулась, пытаясь избежать боли, бесполезно, как она убедилась. — И если ты не заткнешь свой чертов рот, я убью тебя прямо сейчас.

Ладно. Дыши глубже.

Это все, чего она добилась, пытаясь договориться с ним. Кейт продолжала идти вперед, сердце громко стучало, пока ужасающая реальность ситуации полностью доходила до ее сознания. Если этот громила не получит вертолет — а он не получит, она знала как происходит обмен вертолета на заложника — и если не случится что-нибудь, позволяющее ей сбежать, то она труп.После резни в зале суда, он ясно понимал, что терять ему нечего. Он уже заслужил смертную казнь, по меньшей мере, раз шесть. Одним трупом — ее — больше, одним меньше — не сыграет большой разницы. И он определенно не любитель обвинителей.

Господи, пожалуйста, не дай мне умереть.

В сознании снова невольно всплыло лицо Бена. От мысли, что будет с ее сынишкой, если с ней что-то случится, она опять почувствовала как накатывают горячие слезы.

— Держись — свирепо сказала она сама себе. Это был больше голос Бена и от осознания этого, сердце стало сжиматься чуть слабее. Быстро смаргивая слезы, прежде чем они смогли пролиться, она попыталась выкинуть из головы все мысли о Бене. Чтобы иметь хоть какой-то шанс на спасение, она должна ясно мыслить и сосредоточиться на происходящем.

Делай как Винни Пух и думай, думай, думай.

Когда они достигли первой камеры, дверная ручка задребезжала. Вздрогнув и распахнув от удивления глаза, Кейт увидела лицо в окошке двери. Там стоял сильно загорелый, лысый человек, стекло немного искажало черты его лица. Однако было понятно, что смотрел он на них, безуспешно пытаясь открыть дверь.

— Черт, — сердито крикнул ее захватчик. — Открой дверь.

Это было сказано ей, и она сделала, как велено. Запирающие засовы были на каждой двери в ячейке, но блокировка была на внешней стороне. Естественно. Заключенные должны быть заперты снаружи. Логично, что они не запирались изнутри.

Желудок скрутило в узел, когда она осознала, как близка была к фатальной ошибке.

Она сконфуженно отметила, что засов, казалось, заблокирован, когда дверь открылась, и вновь вышедший протолкнулся через нее. Он был чуть выше ее захватчика, около пяти футов одиннадцати дюймов, с чересчур развитой мускулатурой и широкими плечами, что указывало на его любовь к стероидам, и на то, что у него была масса времени поработать над собой — вероятно, в тюрьме. Его оранжевый комбинезон натягивался на плечах и руках. Бицепсы выпирали. Шея была толстой как у быка. У него были густые темно коричневые брови над маленькими карими глазками, мясистый треугольный нос, и тонкие губы обрамленные аккуратными усами и козлиной бородкой.

В руке он держал большой черный пистолет.

— Что, черт возьми, с тобой случилось? И где Ньютон? — рыкнул захватчик, толкая ее лицом к стене. Пока дверь ячейки закрывалась прямо перед ее носом, она успела увидеть, что там внутри. На полу неподвижно лежали три человека. Она видела только ноги двух: один был одет в оранжевый комбинезон, второй — в голубую униформу судебного помощника. Третий мужчина тоже был помощником. Неестественно бледный, он лежал лицом вниз, но она не была уверена, мертв он или без сознания. Он был молодым, худым и с черными короткими волосами.

— Ньютон здесь. Мертв. Проклятый заместитель шерифа, привезший его из тюрьмы, успел выстрелить в него. Мы как раз выбегали отсюда, когда он застрелил Ньютона. Я остановился, чтобы прикончить ублюдка, и дверь заблокировалась. — В сравнении с очевидной нервозностью ее захватчика, парень казался беззаботным. Кейт стояла там, куда ее толкнули, прижавшись к стене щекой и ладонями, сердце у нее стучало как табун диких лошадей. Теперь было двое вооруженных убийц и ничего, даже отдаленно, напоминающего план спасения. — Просто не могу поверить. Проклятая дверь не открывалась ничем. Я застрял тут как утка. — Его тон изменился. — Все полетело к чертям, да?

— К чертям. Да, все полетело к чертям. Думаешь, я оказался бы здесь, если бы все было нормально?

— Пэк и Маленький Джули?

— Оба мертвы. Мелтцер с грузовиком не появился, проклятое ненадежное дерьмо. Может быть, он не смог прорваться. Полицейские везде, вокруг всего здания, они уже были здесь, когда мы разбили окно, Маленький Джули все равно выпрыгнул и был убит. Пэка застрелили в зале. Я схватил ее. — Кейт почувствовала, что они смотрят на нее, — горячая маленькая об-ви-ни-тель-ни-ца — он насмешливо проговорил последнее слово, — и…

Он замолк, когда телефон в том конце коридора зазвонил.

Пронзительный звук заставил всех троих посмотреть на него.

— Кто это? — в голосе второго парня появилась озабоченность.

— Откуда, черт возьми, мне знать? Хотя, подожди, это могут быть копы. Может быть, они вызвали вертолет. — До этого момента, никто и не двинулся, чтобы ответить на звонок телефона, который повелительно продолжал звонить. Сейчас же Оранжевый комбинезон схватил ее за руку и потащил к телефону.

— Шевели своей задницей, — сказал он, когда она споткнулась в своих трижды проклятых туфлях, прежде чем обрела равновесие.

— Вертолет? — спросил второй.

— Я дал им пятнадцать минут, чтобы они прислали вертолет, или я прикончу ее. — Оранжевый комбинезон явно гордился собой. — Эй, мисс Обвинитель, сколько времени?

Кейт не хотела этого знать, но посмотрела на часы.

— Девять-двадцать, — ответила она.

— У них еще одиннадцать минут.

— Думаешь, это сработает?

— Да откуда мне знать? Но если они хотят увидеть ее живой, то должно сработать.

— Ты уверен, что она обвинитель?

— Черт, да, я уверен.

Телефон все еще звонил, когда они подошли к нему. Кейт шла первая, прямо за ней Оранжевый комбинезон, а новый парень уже за ним. Оранжевый комбинезон толкнул ее к стене возле телефона. Тот снова зазвонил. Делая все возможное, чтобы настроиться, она осталась возле стены, покрытой штукатуркой, и сконцентрировалась на том, чтобы держать дыхание и пульс под контролем. Гипервентиляция не принесет ей ничего хорошего. Она должна иметь ясные мозги, чтобы придумать другой план.

А потом, в отчаянии, поняла, что ясный разум ни капли ей не поможет, потому как суровая правда заключалась в том, что свежих идей не было.

— Даже не думай шевелиться, — сказал он ей, отпуская руку. Пушка переместилась. Холодное, твердое дуло теперь было на уязвимой стороне ее шеи, прямо под подбородком. Она закрыла глаза, когда он взял трубку, и телефон, наконец, замолк.

— Да? — сказал он. Затем, секундой позже. — Не надо мне этого дерьма. Вы не получите больше времени.

— Скажи, что тебе нужны деньги. — Добавил новый парень. Он стал беспокойным, покачиваясь с пятки на носок. Она ощущала движение, слышала шорох его одежды. — Сто тысяч долларов, вместе с вертолетом.

— Еще я хочу денег. — Сказал Оранжевый комбинезон в трубку. — Сто тысяч долларов. Наличными. Немечеными купюрами, достоинством не больше двадцати. Чтобы они были в вертолете. У вас десять минут. — Он послушал, затем сказал: — Конечно. Поговорите с ней. Только помните, что часики тикают.

Поговорите с ней. Глаза Кейт распахнулись.

Оранжевый комбинезон прижал трубку к груди и сказал.

— Говорит, хочет убедиться, что ты жива. — Сказал он, проводя пистолетом по ее коже, пока не дошел до места под ухом, где пульс бился как маленькая пойманная птичка. Ее широко распахнутые глаза встретились с его. Она быстро дышала ртом. От ощущения пистолета на ее коже кружилась голова. Одно медленное или быстрое движение его пальца, и она станет историей.

Это больно?

— Следи за собой, сука, потому что я слежу за тобой.

Затем прижал трубку к ее уху.

Пожалуйста, Господи, Пожалуйста.

— Алло, — сказала она в телефон, облизывая пересохшие губы,

— Кейт Уайт? — спросил мужчина в трубке. Это был коп из зала суда, тот самый, со спокойными, ободряющими глазами. Голос его тоже был спокойным и ободряющим. Она оперлась на ту устойчивую силу, которую он вложил в нее.

Должна оставаться спокойной, должна оставаться холодной… Колени слабели. О Господи, не дай мне умереть…

— Да, — она не знала, как долго ей будет позволено разговаривать, и хотела быть уверенной, что сказала самое главное в первую очередь. — У меня маленький сын. — Несмотря на ее намерение оставаться холодной и спокойной, ее голос больше не был ровным. Он был хриплым и надломленным от страха, а дыхание — прерывистым. — Я мать-одиночка. Пожалуйста, дайте этому человеку все, что он хочет.

Оранжевый комбинезон одобрительно кивнул.

— Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы вытащить вас оттуда целой и невредимой, — сказал коп. Оранжевый комбинезон пристально наблюдал за ней. Она думала, что он может слышать только ее реплики, но не была в этом уверена.

— Вы единственная заложница?

— Да, — она подумала о телах, лежащих в той камере, а также о другой камере, которой она не видела изнутри — Я думаю так.

Оранжевый комбинезон нахмурился.

— Достаточно.

Он отобрал у нее телефон. Пистолет вжался глубже. Она чувствовала свой пульс, отчаянно бьющийся напротив жесткого металлического круга. Глубоко, прерывисто вздохнув, она снова приложила щеку к штукатурке и закрыла глаза.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

— Ты слышал ее. Она мать-одиночка. — Сказал он в трубку. В голосе звучала насмешка. — Перезвоните мне, когда получите вертолет. И деньги. И помните: часики тикают.

Когда он клал трубку, Кейт слышала, как коп говорит что-то на том конце.

— Ты не получишь вертолет, — сказал второй парень.

Она открыла глаза.

— Что ты имеешь ввиду? Почему, черт возьми, ты говоришь подобное дерьмо? — Оранжевый комбинезон так резко повернулся лицом к говорящему, что она почувствовала ветерок. Или он был настолько возбужден, что забыл о ней, или решил, что она не представляет угрозы и никуда не денется потому, что пушка с ним. Кейт издала тихий вздох облегчения потому, что дуло пистолета больше не вдавливалось в ее кожу.

— Они только дергают тебя за веревочки, — второй парень стоял на своем — Ты не получишь этот вертолет.

— Они не дергают меня за веревочки. Вертолет будет. Они знают, что я убью ее.

— И что хорошего случится от того, что ты убьешь ее? Это не поможет нам выбраться отсюда.

На это не было ответа. Очевидно, Оранжевый комбинезон знал это также хорошо как Кейт, потому что задумался, прежде чем ответить. Она чувствовала в нем внезапную неуверенность, злость, поднимающийся страх. Напряженность между двумя мужчинами накалила атмосферу.

— Они хотят ее живой. Значит дадут то, чего я хочу. — Но в этих словах не было прежней уверенности.

— Предположим тебе предоставили вертолет. Как ты собираешься получить его?

— Что?

— Как ты собираешься получить его? Где он должен быть?

— Я сказал им — на крыше.

— Там есть посадочная площадка, — казалось, второй парень думает вслух, взвешивая возможности. — Но как ты собираешься пробраться на крышу, чтобы они не взяли тебя?

— Использую ее, как чертов щит, вот как. И скажу им, что если я увижу копа, или почувствую запах копа, я разнесу ей голову.

Второй парень покачал головой.

— Не сработает.

— Что, дьявол тебя возьми, ты имеешь в виду «не сработает»?

— Слишком далеко идти. Пройти к лифту, подняться на крышу, выйти на нее, и дойти до вертолета. С ней. Они, как пить дать, расставят снайперов. — Оранжевый комбинезон дрожал от ярости и расстройства. Он перекатывался с пятки на носок и вызывающе сложил руки. — У тебя есть план получше? А? Есть? Если да, давай послушаем его.

— Да, есть, — сказал второй парень. — У меня план получше. По крайней мере, для меня.

Кейт даже не успела увидеть движения руки. Один оглушающий щелк и Оранжевый комбинезон врезался в стену справа от нее, ударившись с такой силой, что затылок отскочил от стены. Ее сердце подскочило. Крича, она отпрыгнула от него. Огромными глазами, с отпавшей челюстью, в то время как ее крик еще отдавался эхом в стенах, она, не веря, смотрела, как его рот беззвучно открылся, словно он хотел закричать, но не мог. Затем он сполз по стене, как тряпичная кукла, и остался сидеть на полу, с перекошенными ногами. Его глаза, как и рот, были до сих пор открыты. Голова скользила в сторону, пока не оказалась на плече. Она знала, что он мертв, еще до того, как увидела струйку крови, сочившуюся изо рта, и еще больше крови, заливающей его комбинезон. Она ошеломленно посмотрела на второго парня. Он смотрел вниз, на Оранжевого комбинезона, с кривой улыбкой, держа только что выстреливший пистолет. Запах пороха и свежей крови ударили в нос в тот момент, когда он поднял глаза чтобы встретиться с ней взглядом.

Кровь застыла. Она перестала дышать.

— Привет, Китти-Кэт, — сказал он. — Не надо так пугаться. Помнишь своего старого дружка Марио?

Глава 6

Рука Тома была каменно твердой, когда он поднимал трубку. Дыхание под контролем. Ноги не дрожали, он не моргал и не потел. Ничто в его внешности не выдавало ужасное ощущение, которое он испытывал где-то в желудке; тяжелый грохот сердца; адреналин, струящийся по венам.

Они — небольшая группа копов и помощников шерифа, стоящие рядом с ним вокруг телефона судебного исполнителя, который в зале суда использовался для связи с помощниками, охраняющими заключенных — только что слышали приглушенный звук выстрела в коридоре. Том подумал о Кейт Уайт, стройной и прелестной, с ее по-скандинавски светлыми волосами, безупречной бледной кожей и огромными голубыми глазами, в данной ситуации беспомощной, как мышка в лапах голодного кота, и почувствовал, как желудок сжимается.

Она мертва?

Как насчет Чарли, которого он до сих пор не мог найти? Если Чарли находился где-то в здании суда, где и должен быть, в центре событий, то он уже оказался бы здесь.

Чарли мертв?

Одна вероятность этого заставляла Тома сходить с ума. Диспетчер цокольного этажа полагал, но не был уверен, что после регистрации своего заключенного Чарли повел его на второй этаж. Вместо того, чтобы бегать по тем же лабиринтам коридоров, что использовал его брат, чего он не мог себе позволить в любом случае, Том поступил проще и цивилизованней, объявив на втором этаже о поисках Чарли. Он как раз спускался в лифте с парой помощников, предупрежденных Джонсоном, когда услышал первые выстрелы в зале суда №207. Том пробивался через охваченную паникой толпу людей, выбегающих из здания, из зала суда, спасающих свои жизни. В центре резни он так и не нашел Чарли, и его плохое предчувствие пустило корни еще глубже.

Но в данный момент его первой обязанностью была Кейт Уайт.

— Если он не передаст ей трубку, мы предполагаем, что он, вероятно, застрелил ее, так? — спросил Митч Куни. Пухлый, лысеющий помощник, слегка за пятьдесят побледнел. Бойня, в которой погибло так много его друзей и коллег, нанесла ему жестокий удар. Но, как и вся группа вокруг Тома, он все еще стоял, работал и выполнял свои обязанности.

— Он будет дураком, если убьет ее. Тогда у него ничего не останется. Никакого преимущества в сделке. — Голос полицейского Ла Ронды Дэвис, миниатюрной черной женщины с роскошной фигурой, которая делала отличной даже скучную униформу, дрожал. Она была в группе, которая собралась сейчас возле телефона потому, что как раз шла в зал суда для дачи показаний, когда раздались первые выстрелы.

— Заткнитесь все. Я звоню. — Том нажал кнопку соединения с коридором.

— У нас ничего нет. Что ты собираешься говорить? — полицейский офицер Тим Линнинг находился на грани паники. Проблема в том, что ни один из них не чувствовал себя достаточно квалифицированным, чтобы быть ответственным за ситуацию. Сложное сочетание жадности, надежды и глупости — это все из-за чего Кейт Уайт была до сих пор жива. Но пока — если — здесь не появится кто-то с более высокой квалификацией, их пестрая команда, столпившаяся возле телефона — все, что у нее есть.

— Попрошу поговорить с леди еще раз, — сказал хмуро Том. — Если он позовет ее к телефону, буду врать как мамочка, скажу, что он получит все, что хочет. Если же нет, что ж — обрезаем мосты.

Гудок пошел. Он слышал, как телефон в коридоре начинает трезвонить. Каждый нерв в теле был напряжен.

Бриииинг…

Он ждал. Неопределенность делала его нервным, как кофеинового наркомана перед закрытыми дверями Starbucks[18]. Но этого определенно не следует показывать, и Том стиснул челюсти.

Бриииинг…

До конца отпущенного Нико Родригезом времени осталось четыре минуты. Вертолет — они вызвали вертолет, который требовал Родригез, но не собирались позволить ему улететь в нем, это просто приманка, чтобы он вышел — был здесь по крайней мере десять минут. Сто тысяч долларов — которые ему также никто не собирался отдавать — собрали, просто на тот случай, если Родригез будет иметь достаточно времени и мозгов чтобы проверить сумку. Команда снайперов уже в пути — расчетное время прибытия примерно три минуты. Так же как и посредник в переговорах об освобождении заложника. Так же как и вся полиция Филадельфии, которая еще не прибыла на месте происшествия.

Все что нужно сделать, это сохранить жизнь Кейт Уайт до прибытия настоящих профессионалов в этом деле.

Если она еще жива.

Эта мысль заставила его поморщиться.

Бриииинг…

— Подними чертову трубку, — Дэвис выразила вслух общую мысль. Им всем тяжело, но позволить эмоциям взять верх, это непрофессионально и никак не помогло бы женщине, которую они пытались спасти.

Он сжал трубку так, что побелели костяшки пальцев и нахмурился, посмотрев на Дэвис.

Бриииинг…

В зале суда был просто хаос: он изобиловал полицейскими, медицинским персоналом и даже репортерами, которые случайно оказались в здании суда, когда началась стрельба, и немедленно поспешили на место происшествия. Кровь повсюду. Пострадавшим оказывали помощь прямо там, где они лежали. Сумки первой помощи валялись по всей комнате, и помощь оказывали люди без подготовки, в углу с отчетливым стуком освободился дефибриллятор. Женщины истерически кричали. Было несколько криков, на которые Том намеренно закрывал уши — крики тех, кто обнаружил очередного пострадавшего. Вой множества сирен снаружи, лишь слегка приглушенный дождем и расстоянием, пробивался через разбитое окно.

Подкрепления прибывали. Скоро здесь будет кто-нибудь более квалифицированный, чтобы взять ситуацию в свои руки.

Бриииинг…

Сделали попытку отгородить зал суда, в следующий раз уже попытались очистить зал от незадействованного персонала. Все здание суда было эвакуировано, за исключением тех, кто был нужен на рабочем месте, но это произошло не слишком быстро. Ничто здесь не происходило быстро. Слишком много закоулков и углов, слишком много людей и заключенных, слишком много договоренностей на координирование, слишком много неразберихи.

Так что пока не было столь необходимой организованности. Все слишком шокированы, слишком дезориентированы ужасом, так неожиданно ворвавшимся в их жизнь.

Его работа, а прямо сейчас он был старшим полицейским, потому что знал Родригеза еще до ареста, и вообще никому не хотел доверять это до тех пор, пока не приедет подготовленный человек для освобождения заложника, заключалась в том, чтобы говорить с Родригезом, держать его в уверенности, что он получит все что захочет, не дать ему убить Кейт Уайт.

Так долго, как только сможет.

Ее глаза, когда она уставилась на него так, будто действительно подумала, что он может спасти ее, преследовали его. Так же как и надломленный от страха голос, когда она говорила ему, что она мать-одиночка.

Он запретил себе думать о ее ребенке.

Брии…

Звук оборвался. Кто-то взял трубку.

Он напрягся.

По-видимому, все остальные заметили что что-то происходит по выражению его лица или языку тела, потому что стали чуть ближе и сосредоточились на его лице.

На другом конце трубки было молчание. Том был уверен, почти уверен, что он слышит чье-то дыхание.

— Родригез? — попытался угадать Том. Его голос был мрачным. Этот скользкий человек — ужасный преступник с внушительным отчетом на руках Тома. Он убьет заложника, не моргнув и глазом.

— Нет. — Это была Кейт Уайт. Он сразу узнал ее голос. Он был низким и дрожащим, но она была жива. Только потом, когда облегчение ослабило смертельную хватку страха, он услышал шум в ушах, который постепенно начал спадать.

Он так боялся, что она мертва.

— У вас все нормально? — спросил он, когда напряженная группа, очевидно услышав ее голос или по его реакции поняв, что она жива, облегченно вздохнула.

— Да.

Ее дыхание было неровным, и он не мог ее в этом винить. Учитывая обстоятельства, она держалась хорошо, была спокойной, знающей, действуя как участник в попытке спасти ее, и он восхищался ей. В такой ситуации большинство людей несли бы сейчас чушь с оттенком ужаса. Может быть, включая и его.

— Мы слышали… — он начал говорить, но она перебила его.

— Выстрел. Я знаю. — Он слышал, как она глубоко вздохнула. Следующие слова ошеломили его. — Я застрелила его. Он мертв.

В какой-то момент, Том не был уверен, что правильно расслышал ее.

— Что? — он, должно быть, выглядел очень удивленным, потому что все снова столпились вокруг, превратившись в слух.

— Он мертв. Все кончено. — Она долго, прерывисто вдохнула и медленно выдохнула. Он слышал ее вздох в трубке. — Я выхожу.

— Как… — начал оглушенный Том, но она снова оборвала его, на этот раз отключившись.

Вот так просто.

Том слушал короткие гудки в трубке еще несколько секунд, прежде чем отключиться, затем в изумлении пристально посмотрел на телефон.

— Что? — вопрос заставил его поднять голову. Дюжина человек вопросительно смотрели на него.

— Она сказала, что Родригез мертв. — Том никак не мог собраться с мыслями. — Сказала, что застрелила его и что выходит.

— Одна? — спросил Линниг.

— Думаю да. Она не говорила, но думаю, что если Родригез мертв, то это вполне логичное заключение.

— Вы имеете в виду, что тот выстрел, который мы слышали, убил его? — Дэвис была в таком же шоке, как и он. — И это сделала она?

Том пожал плечами.

— Я не знаю. Звучит как-то странно. — Куни, ветеран, покачал головой. Он сильно хмурился, глядя на закрытую металлическую дверь, как будто бы смог как-нибудь узнать, что произошло за ней, если очень сильно постарается.

Том увидел, что мысль уже приходившая ему в голову дошла и до других. Что это? Родригез решил устроить им еще что-то?

Это казалось намного более вероятным, чем то, что Кейт Уайт убила Родригеза.

С этой мыслью, они столпились, изолируя дверь в коридор от остальной части зала суда. К счастью, он оказался почти пустым, за исключением трупов, которые оставили на местах для криминалистов и нескольких человек, медиков, как он надеялся, которые помогали раненым.

Двое из них — пара судебных помощников, чьих имен он не знал — бросились очищать зал суда полностью, за исключением очень важного медперсонала, на тот случай если Родригез появится и начнется перестрелка. Остальные же, держа оружие наготове, занимали места за трибунами и стульями и, прижимаясь к стенам, так чтобы их не было видно, если появится необходимость стрелять.

Когда ручка двери начала поворачиваться, все были готовы. Дверь была окружена. Кто бы ни появился, он должен немедленно оказаться под прицелами.

Том единственный стоял так, что его можно было увидеть сразу. В десяти футах, около стола защиты, лицом к двери, как будто поверил Кейт Уайт на слово и ожидает, что она выйдет одна. Его глок был в руке — у него не было такого уж желания умереть — но его рука лежала спокойно.

Готовая выстрелить в любую секунду, если понадобится. Хотя и не должно быть видно с первого взгляда, что он может выстрелить.

Ручка повернулась до конца. Дверь не открылась. Ничего не произошло.

Иисусе.

Каждый мускул был напряжен. Сердце колотилось. Челюсти сжаты. В груди завязался узел осторожного ожидания. Правая рука просто жаждала взвести курок.

Еще не время…

Ожидание убивало его. Главным образом потому, что он понимал — его застрелят до того как он поднимет руку, и ему это не нравилось. Он полагал, что шансы примерно пятьдесят на пятьдесят, и что надо быть готовым ко всему, что произойдет, но нравилось ему это не больше, чем в прошлые разы.

Не имеет значения, как вы назовете это, играть в игру «увернись от пули» совсем не весело. Особенно, когда проигрываешь, как однажды уже случилось.

Наконец, ручка двери снова повернулась.

Он задержал дыхание, ожидая.

На этот раз, когда ручка остановилась, дверь начала открываться, медленно и бесшумно. Том затаил дыхание, когда появилась Кейт Уайт. Она стояла в коридоре, бледная как привидение, и выглядела хрупкой, как фарфоровая кукла в облегающем фигуру черном костюме, с распустившимися белокурыми волосами, волнами падающими на плечи. Казалось, кровь покинула все ее тело, лицо было невыразительным как у куклы, когда она открыла дверь, рука осталась в том же положении.

За исключением глаз. Они были огромными, как он предположил, от шока.

Насколько Том мог сказать, она и в самом деле одна. Слишком стройна, чтобы за ней мог спрятаться Родригез или кто-нибудь еще. Том все равно скользнул глазами за нее и по коридору, насколько он мог видеть: ничего. Никого. Только серые стены и двери, пусто.

И Кейт Уайт.

Невероятно, но похоже здесь не было ловушки.

— Кейт? Родригез мертв?

Когда он произнес ее имя, она посмотрела прямо на него, первый раз с того момента, как открыла дверь. Их глаза встретились. Ее были затуманены проблемами и гораздо темнее, чем он помнил, вероятно, потому, что были наполнены сочетанием страха и травмы. Она кивнула, а потом попыталась глубоко вдохнуть, перед тем как начать идти к нему, или точнее спотыкаться, на стройных нетвердых ногах, которые казались еще длиннее, с неожиданно сексуальными каблуками.

— Не стрелять, — приказал он громко через плечо. — Она одна.

Пока вся команда медленно появлялась со своих скрытых позиций, а дверь закрывалась за Кейт, он положил пистолет в кобуру и шагнул ей навстречу.

Она была такой бледной, казалось, что в ее теле не осталось ни капли крови, увидел он, когда подошел ближе. Он сделал голос мягким.

— Вы в порядке?

Она снова кивнула и остановилась. Открыла рот, но ничего не сказала. Подойдя к ней, Том увидел стрелки на ее чулках, маленькие струйки запекшейся крови на щеках, ужас в ее глазах.

Она была жива, вероятно, невредима, но определенно не в порядке.

Ее глаза оторвались от него. Она еще раз глубоко вздохнула, пожала плечами, затем прижав руку к груди, к белой футболке, точно между ее маленькими, упругими грудками, как если бы что-то случилось с ее сердцем, и напугало ее.

— Что там случилось? — спросил он, пока его команда осторожно двигалась к теперь уже закрытой двери, собираясь обыскать коридор самостоятельно.

— Я застрелила его, — сказала она, снова посмотрев на него, слова были холодными и отчетливыми. — Он мертв.

Затем ее колени подогнулись и она с негромким вскриком, начала падать.

Том находился достаточно близко, чтобы схватить ее до того как она ударилась о пол.

Глава 7

— Вы уверены, что не хотите поехать в больницу, просто провериться, на всякий случай? — спросила медик. Ее звали Лора Ремке, так было написано на бейдже, прикрепленном к ее бледно-голубой рубашке. Ростом около пяти футов четырех дюймов, с короткими каштановыми волосами и без следов косметики на круглом лице. На вид ей можно дать чуть больше сорока. Она оказалась доброжелательной и действовала эффективно, задавая минимум вопросов, за что Кейт сейчас была ей очень благодарна.

— Нет, спасибо.

Кейт сидела на высокой деревянной скамейке прямо напротив зала №207, куда ее посадил тот самый коп, который подхватил ее и позвал медиков, когда колени подогнулись. Сразу после этого кто-то срочно позвал его, и после того, как он практически бросил ее на скамейку, Кейт его больше не видела.

Она даже не знала его имени.

Но это не имело значения. Значение имело только то, что она пережила этот кошмар. По крайней мере, она жива, в отличие от многих других. Вот это и есть самое важное. Она найдет способ справиться с ужасом, так же как нашла способ справиться со всем остальным в этой жизни. Как только паника пройдет, она успокоится, сознание прояснится, и она будет способна думать о том, как ей справиться и с этим.

— Мне надо забрать сына из школы. Он заболел, — сказала Кейт. И это было правдой. Пока медики осматривали ее — «У вас повышенное давление, но, конечно, после того через что вы прошли, это неудивительно» — наносили мазь-антибиотик и пластырь на небольшой порез на ее щеке, она вспомнила звонок из школы Бена и попросила свой портфель. Один из помощников принес его, и она перезвонила. Как она и думала, выстрелы стали достоянием общественности. Школьный секретарь испугалась известия о бойне в здании суда — очевидно, это транслировалось по всем каналам — но была более чем рада услышать ее.

Бен ужасно боялся, что его мать могла там оказаться, сказала ей секретарь, несмотря на то, что его уверяли, что это маловероятно. Кейт не нашла в себе сил сказать женщине, что Бен оказался прав.

Позвонили ей потому, что Бен сорвал урок и даже сейчас лежал в небольшом помещении, использовавшимся как школьный медпункт. Кейт пообещала забрать его, как только сможет.

— Даже если наступает конец света, мы, матери, должны быть на работе, не так ли? — Лора Ремке покачала головой и начала собирать свои вещи. Пластырь, мазь, тонометр, термометр — все это исчезало в ярко-голубой сумке с характерным белым крестом. — У меня трое, так что я понимаю.

Прежде, чем Кейт успела ответить, двери зала со свистом распахнулись, и удерживались парой хмурых помощников, пока между ними прокатили носилки. Их катили быстро, колеса трещали, с одной стороны бежали медики и с двух сторон полицейские. Все суетились, и это говорило о том, что состояние человека очень тяжелое.

— Придержите лифт! — крикнул один из медиков кому-то, кого Кейт не могла видеть. Широкий вестибюль с возвышением, поднимающимся к потолку, был людным и шумным, полицейские, помощники и официальный персонал любого типа бегали вокруг, входили и выходили из различных залов суда, переговариваясь по мобильным телефонам или рациям. Полностью вооруженные снайперы в шлемах и бронированных жилетах скопом двигались от комнаты к комнате. Кейт предположила, что здание, до сих пор эвакуированное, сейчас тщательно обыскивается. Эксперты-криминалисты тоже уже здесь и их яркие фонарики и тщательные, болезненные процедуры добавляли неразберихи. Но голос медика был достаточно громким, чтобы прорваться через весь этот шум. Путь для них тут же расчистили, и он оставался пустым даже когда носилки уже прокатили.

Кейт посмотрела на мешочек, который качался как сумасшедший на тонком металлическом прутике, из которой по капельнице в руку мужчины шла прозрачная жидкость — Кейт с дрожью его узнала, он был тем самым худым молодым черноволосым полицейским, которого она видела лежащим на полу ячейки в коридоре.

— Он жив, — сказала она вслух, и поняла, что очень рада. Это был проблеск надежды, хоть что-то позитивное, чтобы выдержать этот адский день.

— Они пока оставили мертвых на местах, — согласилась Ремке, застегивая свою аптечку. Кейт содрогнулась. Судья Моран, убитые помощники — все еще были в зале суда. Она попыталась вытолкнуть из сознания возникшие ужасные образы.

Носилки громко катили к лифтам, и Кейт провожала их взглядом. Она узнала одного из двух копов, следующих за каталками: жесткий, черноволосый мужчина в форме — детектив, как она поняла — который помогал ей справиться с этим тяжелым испытанием. По его напряженному выражению и по тому, как близко он держался к каталкам, она поняла, что этот человек очень важен для него. Может быть, родственник, потому что у них одинаковые черные волосы.

Она очень надеялась, что сегодня он не потеряет того, кого любит.

Проводив глазами каталку, которая исчезла из вида, Кейт решила, что пора выходить. Она знала, что полицейские захотят поговорить с ней, знала, что должна дать показания, и оставаться на месте до тех пор, пока ей не скажут, что она свободна, но не могла.

Эмоции еще слишком сильны. Шок — слишком свежий, слишком ужасный для нее, она не была уверена, что сможет думать четко. Но ошибаться нельзя. Ради Бена, так же как и ради нее самой, ей надо быть очень аккуратной, расчетливой, во всем, что она скажет или сделает.

Ошибка может стоить ей всего.

Итак, она поставила наполовину пустую банку спрайта, которую Ремке купила для нее в соседнем автомате, схватила ледяными пальцами портфель и встала, игнорируя головокружение, которое немедленно почувствовала. Колени дрожали, но она игнорировала и это. Ее презренные туфли валялись под скамейкой, там, куда она их кинула, когда сняла, но Кейт оставила их на месте. Еще и эти пытки — это больше, чем она могла вынести сейчас. Лучше она убежит — именно это она и делала — в одних чулках.

— Спасибо, — сказала она Ремке с благодарной улыбкой. Хорошо знать, что даже в такой ситуации она могла улыбаться и выглядеть нормально для медика, которая сейчас улыбалась ей.

— Если вы почувствуете себя странно, позвоните нам, слышите? Иногда шок удерживает человека от осознания всей ситуации где-то на пару часов.

— Хорошо, — пообещала Кейт, и пошла к лестницам. Пол под ногами был скользким и холодным. Воспользоваться лифтом быстрее и проще, учитывая состояние ее ног, но они заняты, и она боялась кого-нибудь встретить. Весь отдел окружного прокурора находился сейчас здесь, хотя она не видела никого из знакомых, поскольку никого, кроме тех, кто должен находиться здесь по роду работы, в здание не пускали. По меньшей мере, свидетелей, несомненно, отводили в сторону и отделяли, пока они не смогут дать показания. И она — взяв на себя вину, или честь, в зависимости от точки зрения, за убийство Оранжевого комбинезона — сделала себя более, чем просто свидетелем. Каждый в руководстве, кто знал детали событий в зале суда №207, должен бы удержать ее от отъезда, пока она не даст показания, и не будут заданы все соответствующие вопросы.

Это то, что она сама должна сделать.

Она знала, что поступить так будет правильно. И не имела ни малейшего намерения так поступать. Нет, если есть хоть одна возможность избежать этого.

Что ей нужно, все, что ей нужно — это перед тем как встретиться с официальными лицами, получить немного времени, чтобы успокоиться, оценить ситуацию и все продумать.

К счастью, у нее была прекрасная причина: Бен заболел и нуждался в ней. Кто может обвинить мать за то, что она торопилась к своему сыну? Хотя, сказать по правде, она сейчас нуждалась в нем гораздо больше, чем он в ней. С момента своего рождения он стал для нее скалой, якорем, опорным камнем в этом жестоком мире. Его зависимость от нее и есть тот двигатель, благодаря которому она поднялась так высоко, и знание о том, что она это все, что у него есть, давало силы приготовиться к испытаниям и смело встречать необходимость пробираться через еще один кризис, еще один раз.

Я думала, что с этим, наконец, покончено.

Что она сейчас ощущала — так это горе. Глубокое ощущение потери заставило ее грудь болеть. Счастливое, многообещающее будущее, которое она строила для них двоих, только что лопнуло как мыльный пузырь.

«Так лей слезы ручьем», — мрачно сказала она себе.

Держась за перила, очень осторожно, потому что ступеньки влажные и скользкие от множества людей, бегающих вверх-вниз, а она не хотела задержаться на выходе или вообще закончить следующими медиками, она дошла до самого низа огромной изогнутой лестницы, не привлекая к себе ненужного внимания. Но прежде, чем она сделала первый шаг через лобби к полицейским, охраняющим вход, через высокие окна и вращающиеся двери она увидела хаос перед зданием и остановилась.

Глаза расширились.

Выглядит так, как будто здесь весь город.

Скорая помощь, пожарные и полицейские машины с красными и голубыми мигалками, взрывающимися как фейерверки на День независимости, теснились на узкой улице, настолько далеко, насколько она видела. Множество специальной техники, включая бронированную машину, команды снайперов и грузовик саперов, заполнили газон. На тротуарах толпы зевак, держащих над головами пеструю коллекцию зонтиков, сумок и газет защищались от дождя, наседая на полицейских, пытавшихся удержать всех на местах. Чуть ближе, на широком проходе ведущем к ступенькам Здания суда разместились машины телевизионщиков с их антеннами и спутниковыми тарелками.

Блондинка-репортер — Кейт не была уверена потому, что видела со спины, но подумала, что это может быть Патти Уилкокс с канала WKYW — стояла на ступеньках под зонтиком и возбужденно говорила что-то в микрофон, тогда как видеооператор под другим зонтом снимал ее. Еще множество репортеров говорили в камеры на разных точках ступенек. Толстые черные провода спускались вниз как змеи, блестя от дождя.

О нет.

Очнувшись, Кейт повернулась и быстро прошла через суетящееся лобби в коридор, где располагались общественные комнаты отдыха. Маленькая курилка, обставленная парой ломберных столов, стульев и пепельниц, находилась около женского туалета. Она надеялась, там будет пусто. В дальнем конце курилки располагалась небольшая дверь, которой мало кто пользовался. На внешнем выступе стоял высокий коп, спиной к ней, наверняка чтобы не пускать никого внутрь. Выступ, наверно, оказался под крышей, потому что он стоял на сухом месте, в то время как вокруг дождь падал серебряной стеной. Она остановилась, неуверенно рассматривая его униформу.

Он здесь, чтобы удержать людей снаружи, а не внутри. Просто пройди мимо.

Легко сказать, но ее сердце дико грохотало, когда она дошла до тяжелой стеклянной двери. От вины, и она это знала. Вина и страх завязались тяжелым узлом в груди, вызывали тошноту, пересушивали горло.

Ты юрист, помни. Уважаемый, законопослушный гражданин.

По спине пробежала дрожь от этой мысли. Она чувствовала себя как — нет, она была — мошенницей. И сейчас ей казалось, что это может увидеть каждый по одному взгляду на нее, как алую А Эстер Принн[19].

Продолжай идти, черт возьми.

Дверь была незаперта. Когда она толкнула ее, полицейский удивленно оглянулся, затем, увидев ее явную безвредность, отступил, освобождая ей дорогу. Когда она шагнула на выступ, он кивнул ей в знак приветствия, она кивнула в ответ. Звук сирен бил по барабанным перепонкам, они только немного приглушали монотонный шум дождя. Еще больше полицейских автомобилей появились в поле зрения, включив мигалки, двигаясь очень медленно по тротуарам и обочинам в попытке объехать все уплотняющуюся пробку.

В этот момент она очень обрадовалась хаосу. Это давало ей уважительную причину смотреть куда угодно только не на копа.

Она могла почувствовать его взгляд на своем лице.

Холодный воздух, пахнущий важной землей, но без ужасных запахов пороха, крови и смерти, просачивающихся из здания суда, кружился вокруг выступа, подхватывая непокорные пряди ее волос и напоминая, что теперь они свисают. А также я без туфлей и растрепанная, нервно поняла она. Может быть, на ней где-то кровь. Он заметил? И если да, то что собирается делать? Она жадно вдохнула свежий воздух, пытаясь убрать другие запахи, в то время как ее взгляд осторожно скользнул в сторону полицейского. Он оказался молодым, даже моложе, чем она, как ей показалось, рядовой полицейский с серьезным квадратным лицом и темными волосами, подстриженными высоко и плотно, в не идущем ему военном стиле, из-за чего уши казались оттопыренными.

— Ужасное происшествие, — громким голосом, чтобы она услышала его над всем этим шумом, он начал светскую беседу, качая головой.

— Ужасное, — согласилась Кейт, с грохочущим сердцем продолжая идти.

— Вы промокнете, — предупредил коп.

— Я не собираюсь далеко.

Вот так легко она прошла мимо и вышла под дождь, жмурясь, когда капли попадали на лицо, рукой держась за металлические поручни, пока спускалась по узким железным ступенькам, ведущим на тротуар. Под ее ногами бетон был грубым и мокрым. Вода текла по сточным канавам. Она промокла практически мгновенно, и пришлось убирать волосы со лба, чтобы удержать мокрые пряди подальше от лица. Ливень был просто прохладным, а не ледяным, как сначала, но как только капли промочили одежду, а за ней и кожу, сразу стало холодно. Обычно она поворачивала направо и направлялась на Фултон Стрит. Но обычно на ее пути не находились полиция, репортеры и зрители. Кто-нибудь обязательно узнает ее.Кто-нибудь может попробовать остановить ее, что-то спросить.

Она задрожала, отчасти от холода, отчасти от перспективы, что ее остановят и будут задавать вопросы. Повернув налево, она стояла на тротуаре, примерно в шести футах от взволнованной толпы, которую не подпускали ближе плачущих ив с золотым листьями, стоящих на обочине, и которая упрямо шла в противоположном направлении. Двое полицейских в синих дождевиках на спине которых было написано PPD[20], натягивали перед толпой желтую ленту, все здание было блокировано.

Используя свой портфель как защиту, якобы от дождя, но больше для того, чтобы ее никто не узнал, Кейт втянула голову в плечи и поспешила через вновь прибывающих полицейских и других спешащих по задним улицам к зданию суда. Мигалки машин отражались в окнах, лужах, лоснящихся бамперах автомобилей, они отвлекали, делали происходящее сюрреалистичным, как будто отражающимся в зеркальном шаре. Шум оглушал. Напряжение в воздухе было осязаемым. Хорошо то, что она стала просто одной из сотен, и никто не обратил на нее внимания.

— Кейт! — она услышала, как кричала женщина, но не обернулась. Даже не замедлила шаг. В мире много Кейт. Может быть, и звали-то не ее. А если и ее — она не хотела этого знать.

Ее ноги разбрызгивали ледяную дождевую воду, которая текла по тротуару вниз. Портфель защищал лицо от ливня. Она была рада постепенно оставить сумасшествие позади, рада повернуть за угол, а затем другой через узкие колониальные улочки с их современными зданиями, перед тем как, пять минут спустя, выйти на оживленный угол около универмага Бенингтона.

Здесь легко поймать такси.

— Подожди. Что, по-твоему, ты делаешь? Ты не можешь сесть! Ты вся мокрая. — Водитель, молодой мужчина с дредами и козлиной бородкой, оглянулся назад, с ужасом смотря на нее, когда она села на заднее сиденье, благодарная, что можно спрятаться от дождя. — Сиденье промокнет. Следующий клиент не захочет сидеть на мокром сиденье.

Он прав: вода с нее стекала как с выжатой губки.

— Выходи, выходи. — Он показывал рукой в сторону закрытой двери. Кейт уставилась на него.

Не могу поверить.

В сравнении с остальными ее проблемами, эта почти смешна. Кейт подумала было проинформировать его, что отклонять плату за проезд незаконно, независимо от влажности клиента, так как это неуважительная причина по закону, но у нее нет сил на спор, который несомненно последует.

— Сиденье виниловое, — отметила она, глянув вниз на черную поверхность. Это было старое желтое такси работавшее годами. Внутри пахло хвоей, и она сразу нашла источник запаха — висящий на стекле освежитель воздуха в форме дерева. — Немного воды не испортит его. В любом случае, я уже на нем, и сиденье уже мокрое, так что поздно. Как насчет того, что я добавлю пять долларов к оплате за проезд?

И это будут ее последние месячные деньги. Но в данных обстоятельствах, отсутствие денег — самая мелкая из ее проблем.

— О’кей, — согласился он, в глазах появился огонек, затем он развернулся и втиснулся в поток транспорта.

Если бы все мои проблемы решались так легко.

Сказав адрес парковки возле офиса окружного прокурора — сегодня она приехала к зданию суда с Брайаном, оставив свою машину на работе — Кейт откинулась на сиденье. Она промокла и замерзла, в салоне такси оказалось зябко как в холодильнике, и она пыталась согреться, скрестив руки на груди и сжав ноги вместе, поджав пальцы в порванных нейлоновых чулках.

Она закрыла глаза. Мгновенно изображения резни в зале суда всплыли перед закрытыми веками. Судья Моран, помощники — все они сегодня утром шли на работу, как и она, а сейчас мертвы. Это невероятно. Ужасно.

Почти как я.

Дрожь усилилась. Она сильно сжала зубы, чтобы не стучали. Сейчас семьи погибших должны быть уже информированы. Когда она представила полицейских, являющихся у двери каждой жертвы, желудок перевернулся. Если бы ее убили, они бы пришли в школу сказать об этом Бену.

«Перестань», — яростно сказала Кейт сама себе, когда ее сердце начало грохотать. Этого не случилось. И не случится. Чтобы для этого не потребовалось.

Эти мысли привели ее обратно к кошмару, который она не хотела вспоминать.

Что мне делать?

Внутри нарастала паника. Тогда как такси пробивалось через заполненные улицы, ее мозг лихорадочно работал, с ужасом ища лазейку, уловку, любые возможные средства, чтобы убежать от нового кошмара. Стиснув зубы, сжав кулаки она, наконец, признала страшную правду.

Прошлое настигло ее.

И теперь, когда это случилось, не появится джин из бутылки, чтобы избавить ее от всего этого. У нее сделка.

Желудок сжался. Она с трудом сглотнула. Глаза открылись, но она не видела смеси старых и новых, витиеватых и простых, средних и высоких зданий, магазинов, кондоминиумов[21], которые были в каждом квартале делового центра города. Также она не замечала медленного, шумного движения, меняющихся цветов светофоров, осыпающихся, по-осеннему ярких деревьев, капель дождя.

Вместо этого, сквозь туман лет она видела компанию, с которой когда-то, в очень неподходящее время, связалась.

Глава 8

Она всегда недолюбливала Марио Кастелланоса. В юности он был крикливым хвастуном и задирой. Хулиганом. Подонком. Дурными новостями в крупном масштабе.

Насколько она могла судить, он ни капли не изменился. Разве что, стал крупнее. Хуже. Опаснее. Уличный панк перерос в закоренелого преступника.

Который держал ее — и Бена — жизни в своей мясистой ладони.

Теоретически, должен быть какой-то выход, но если он и существовал, Кейт не могла его обнаружить. Прямо сейчас, лучшее, что она смогла придумать, это поступить так, как он сказал, потому что других вариантов не было.

Отвратительно. На самом деле, признав ужасную правду, Кейт почувствовала тошноту.

Сказать, что она застрелила Оранжевый комбинезон, только первый шаг по дорожке вниз, который она так не хотела делать. Это пугало ее. Она не желала брать на себя никакую ответственность за убийство, даже если оно будет расцениваться как самозащита. Потому что этот человек взял ее в заложники и угрожал пистолетом. И все равно обман пугал ее. В ее жизни больше не место лжи. Все осталось в прошлом.

Ну, во всяком случае, так было до этого момента.

— Давно не виделись, — сказал Марио, улыбаясь, сразу же после того как убил Оранжевого комбинезона на ее глазах. Мертвец валялся у него в ногах. Эхо выстрела отдавалось в узком коридоре. В воздухе висел тяжелый запах кордита[22], крови и смерти.

Она посмотрела на Марио огромными от ужаса и неверия, в происходящее, глазами. Она видела в этом накачанном стероидами мужчине, стоящего перед ней, чванливого подростка, которого знала тринадцать лет назад. Сейчас ему должно быть около тридцати одного. Гора мышц, лысая голова, сильный загар, щетина, оранжевый комбинезон — все это сделало свое дело, и она не узнавала его, пока он не назвал ее детское прозвище — Китти-Кэт. Потом она узнала его с болезненной отчетливостью, это походило на неожиданный удар в живот.

Я недостаточно далеко уехала. Стоило сбежать во Флориду, или, может, в Калифорнию.

Взглянув на него, она поняла, что его глаза остались такими же: теплыми и добрыми, как у спаниеля, скрывающими его жестокость. На толстом носу еще оставался шрам в форме полумесяца, от укуса собаки бабушки Роджера Фридкина. Собака исчезла вскоре после этого, совпадение, которое Кейт заметила только несколько месяцев спустя. Губы Марио оставались тонкими и жесткими, из-за чего, даже улыбаясь, он выглядел неприятно.

Он был непредсказуемым и опасным тогда. И она не сомневалась, что он стал ещё агрессивнее.

— Я только что спас твою жизнь, — сказал Марио, когда она ничего не ответила. — Ты моя должница.

Ее сердце тяжело билось в груди. Во рту пересохло, и Кейт сглотнула, перед тем, как заговорить. Она пыталась дышать нормально, оставаться спокойной. Игнорировать тот факт, что еще теплый труп валяется у нее под ногами. И что один из ее ночных кошмаров стоит здесь, перед ней, днем.

— Спасибо, — сказала Кейт.

Он засмеялся, по-настоящему, весело, отчего у нее по спине побежали мурашки. Она понимала, что ему нужно гораздо больше, чем ее благодарность, так же как понимала и то, что если бы это было в его интересах, он бы позволил Оранжевому комбинезону убить ее, не моргнув глазом. Марио заботился вовсе не о ней. Единственный, о ком он мог бы беспокоиться — был он сам.

— Так не пойдет, Китти-Кэт. Спасибо мало. — Голос был игривым, он мягко подергал прядь ее волос возле лица, выбившуюся из аккуратного пучка.

— Я понимаю, — Кейт дернула головой так, чтобы вытянуть свои волосы из его руки. Он отпустил их. Она знала, как он будет действовать, знала, как действуют все громилы вроде него, потому что выросла там, где их было очень много. Первое правило выживания среди них — не показывай свой страх. Это также было вторым, третьим и четвертым правилом.

— Так что тебе нужно?

— Выйти из тюрьмы на свободу. И я хочу, чтобы ты мне помогла.

Он присел и начал вытирать пистолет о брюки Оранжевого комбинезона. Лицо убитого уже стало серым. Глаза остекленели. Кровь еще сочилась изо рта, а красное пятно на груди расширялось. Сам он сидел в растекающейся красной луже. Кейт беспомощно посмотрела на все это, затем перевела взгляд на Марио. Он все еще тщательно протирал оружие. Тот факт, что он не считал нужным держать ее под прицелом, даже не загородил ей дверь, говорил о том, что он не боится ее побега.

И правильно делает. Их общее прошлое удерживало ее здесь как невидимая, но очень крепкая паутина.

— Но я не могу этого сделать. — Она говорила сухим, резким голосом. Просто не видела необходимости притворяться, что они когда-то были друзьями. Ими они никогда не были.

— Не рассказывай мне сказки.

Явно удовлетворенный своими усилиями, Марио дал орудию убийства соскользнуть на пол около ноги Оранжевого комбинезона, не касаясь его вновь. Потом поднял и положил на место пистолет убитого. Он встал, весь его вид был угрожающим. Марио держал пистолет вполне расслаблено, не направляя на нее, но все же…

Кейт на девяносто девять процентов была уверена, что все случившиеся сегодня — его идея.

Она боролась с инстинктивным желанием отступить. Это была естественная реакция Кейт на отморозка с пистолетом, в общем-то. Но Кэт — а когда она была Кэт — никогда ни перед кем не отступала в своей жизни. И та Кэт, что, как сейчас обнаружилось, еще жива внутри нее, заставляла стоять на своем.

— Итак, ты теперь занимаешь высокий пост обвинителя. Эй, девочка, я горжусь тобой. — Марио улыбнулся и по-приятельски толкнул в плечо. Когда же не последовало никакой реакции, кроме прищуренных глаз, он наконец оставил фальшиво-дружеский тон и заговорил жестче:

— Это хорошо для тебя, но, думаю, еще лучше для меня.

— Правда? Каким образом?

— Мне грозит срок от двадцати лет до пожизненного срока просто ни за что. Ни за что. Нарушение условного срока. Незаконное хранение огнестрельного оружия. Рецидивист. — Он поморщился. — Все обвинения сфальсифицированы, но, кажется, они прокатят. Эти задницы не позволили даже внести залог. И я, невиновный, буду сидеть в тюрьме, пока мой член не сморщится и не перестанет стоять. Когда эти парни начали раздумывать над планом побега, я сказал им: «Черт, да, я в деле». Но они оказались идиотами. Провалили план. По идее, не должно было быть убитых. Один парень должен был подъехать под окно на грузовичке. Мы же собирались открыть окно, спрыгнуть на грузовик, забраться внутрь и рвать когти. Все провалилось, как я и боялся, из-за того, что Сото застрелил судью. Я понял, что теперь нас будут преследовать до конца. И отменил план. Я отстегнул связку с ключами от пояса того помощника и как раз собирался свалить отсюда, когда ввалился Родригез с тобой. — Марио улыбнулся. — Один короткий взгляд на обвинителя и я не смог поверить своим….

Дзииинь….

Звонок телефона разрезал напряженную атмосферу как нож. Кейт подпрыгнула и в ужасе уставилась на телефон. Она была почти уверена, что это коп из зала суда. Ее спаситель и теперь, в новых ужасных обстоятельствах — ее враг.

— Короче, подводя итог, я нашел лучший план, — продолжил Марио, игнорируя телефон. — Хочешь узнать какой?

— Какой? — это все, что она смогла выговорить. Она уже знала, уже догадывалась…

— Ты. Моя старая подружка Китти-Кэт. Помнишь того охранника, что мы пришибли ночью в Балтиморе?

О да. Его звали Дэвид Брейди.

Дзииииинь…

Со следующим звонком телефона Кейт чуть не выпрыгнула из собственной кожи. Нервы натянулись до предела, а сердце грохотало в груди, толкая кровь так быстро, что Кейт удивлялась, как она еще может стоять. Всего этого не может быть…

Не показывай свой страх.

— Я этого не делала.

Он усмехнулся.

— Детка, ты была там, как и все мы. Знаешь законы лучше меня. Прекрасно понимаешь, что твое присутствие — единственное, что имеет значение. Если сейчас эта история выплывет, мы все будем убийцами.

Он прав. О Господи, он прав.

Дзииииинь….

— Я была ребенком. Всего 15 лет. И я даже не заходила в тот магазин.

— Что не уменьшает твоей вины.

Молодость — смягчающее обстоятельство. Но, как она узнала впоследствии, Дэвид Брейди был копом в отставке. А людей, убивших копов, судят жестко.

— Не беспокойся, я никому не скажу, — Марио как будто читал ее мысли. Он усмехнулся. — По крайней мере, пока ты делаешь то, что я скажу. — Он посмотрел вниз. — Подними пистолет.

И кивнул на тот пистолет, из которого убил Оранжевого комбинезона.

Когда Кейт замялась, уставившись на пистолет, но не шевелясь, лихорадочно думая, он повторил более жестко:

— Подними его.

У него на руках одни козыри.

Дзиииинь…

Кейт беспомощно сделала то, что сказали, без протестов и вопросов, даже не заботясь о сохранении достоинства. Все равно бесполезно. Марио отчетливо понимал, как сильно она зависит от его милости. Не хуже, чем она сама.

Когда она выпрямилась, увидела, что пистолет Марио — тот, что был у Оранжевого комбинезона — теперь направлен на нее. Сердце пропустило удар. Поняла она не сразу. Ведь теперь у нее было заряженное оружие. Когда-то, в похожих обстоятельствах Кейт могла бы быть достаточно быстрой и беспощадной, чтобы застрелить его.

И все проблемы решены.

Но годы сделали Кейт слишком цивилизованной.

Она глубоко вдохнула. Пульс гремел в ушах. Желудок скрутило. Колени превратились в Джелл-О[23].

— Ты не можешь сдать меня, не дав показаний против себя, — произнесла она.

Их взгляды встретились, он самодовольно улыбнулся.

— По-моему, в этом вся прелесть ситуации. Насколько я понимаю, ты потеряешь гораздо больше, чем я.

Дзииииинь….

О Господи.

— О’кей, детка, слушай сюда. Вот как все будет.

Она глотнула воздух, внутри все дрожало, рука сильно сжала рукоятку пистолета.

Она слушала.

Когда он закончил говорить, она взяла трубку.

Глава 9

Школа Бена, «Грейтхаус Элементари» была большим двухэтажным кирпичным зданием, с аккуратными окнами в алюминиевых рамах, выходящих на покрытую травой спортивную площадку на заднем дворе, и на дорогу, по бокам которой росли деревья. Здание было старым и солидным. Багряники[24], красивые при цветении весной, если верить картинкам, которые видела Кейт, сейчас, осенью, под устойчивым натиском ливня стали серыми и бесформенными. Дорога поворачивала к навесу, который защищал передние ступеньки и главный вход.

Знаки по обеим сторонам дороги, ведущей к ступенькам, предупреждали: Парковка запрещена, Пожарный выход.

Кейт проигнорировала знаки, поставив свою голубую «тойоту камри» около выкрашенного желтой краской бордюра, прямо перед навесом. Она включила печку в машине на полную мощность, в надежде высушить волосы и одежду в течение двадцатиминутной поездки от офиса окружного прокурора до Саут-Пенн-сквер 3 и школы Бена в северо-восточном пригороде Филадельфии, где они жили, но ей до сих пор было холодно. Быстрый взгляд в зеркало подтвердил, что за исключением нескольких передних завивающихся прядей, попавших под поток теплого воздуха, все волосы остались мокрыми и спутанными. Закрутив их назад и закрепив влажный узел парой шпилек, которые она вытащила из держателя для чашек между сиденьями, она взяла свой зонтик с заднего сиденья и вышла. Холодный воздух заставил ее вздрогнуть, капли барабанили по зонтику, вторя все еще учащенному пульсу. Дождь обрушился на зонт, но оставил ее нетронутой, и ей захотелось показать язык погоде, потому что она уже дошла до навеса и не промокла еще сильнее. Закрыв зонтик, и встряхивая его, пока шла по мокрым ступенькам, Кейт осмотрела себя и решила, что за исключением серых кед из сумки для тренажерного зала, которая находилась в машине, заменивших ее испорченные туфли, и теперь надетых на босые ноги, она выглядела сравнительно нормально.

Что было важным. Ради Бена.

Она попробовала открыть три из четырех расположенных рядом передних дверей, прежде чем одна, самая дальняя, поддалась. Она предположила, что держать все остальные двери запертыми — одна из мер предосторожности, которые теперь вводились даже в самых безопасных школах. На стекло двери было приклеено объявление, распечатанное на красной бумаге: Родительское собрание, Четверг, 19.30, Кафетерий.

Кейт почувствовала, как сердце сжалось. С тех пор как Бен пошел в детский сад, она посещала каждое родительское собрание, независимо от повода. Иметь мать, которая бы посещала родительские собрания, это одна из тех мелочей жизни, которую она хотела для Бена. Нормальной жизни. Жизни, которая так отличалась от ее тяжелого детства, словно они жили на разных планетах.

Она все еще не могла до конца поверить, что мир, который она так тщательно строила для них двоих, опасно близок к разрушению.

Если она не сделает все, что захочет Марио.

Кейт почувствовала дрожь внутри, и сжала зубы. Не сейчас. Не думай об этом.

— Мисс Уайт?

Секретарь — они были новенькими в школе, а она сейчас была разбита и поэтому не могла вспомнить имя женщины — поприветствовала ее низким приятным голосом сразу же, как Кейт вошла в широкий вестибюль. Холл выкрашен в кремово-белый цвет с серым линолеумом на полу, и украшен красочными осенними листьями, вырезанными из цветной бумаги. Немного за шестьдесят, вроде бабушки с короткими белыми волосами, в очках и в пушистом синем кардигане с вышитыми белыми веточками вокруг выреза, секретарь сидела за своим столом за стойкой, отделяющей кабинеты от холла. Она расположилась так, чтобы видеть всех входящих и выходящих через переднюю дверь — следующая мера безопасности, Кейт даже не сомневалась в этом. Когда Кейт стала работать помощником окружного прокурора и переехала сюда, соседи, другие родители, вызвавшиеся показать ей все вокруг, уверили, что Грейтхаус, помимо всех ее прочих достоинств, очень безопасна.

— Да. Здравствуйте. Извините, что так задержалась. — Кейт обошла четырех хихикающих девочек с хвостиками, которые несли кусок фанеры, на котором, очевидно, был какой-то проект. Она зашла за стойку и заглянула в коридор. Как и холл, он оказался ярко освещен, несмотря на дождь, затемняющий окна. Школа была дружелюбной и гостеприимной, с вишнево-красной стеной, заполненной фотографиями детей. — Я пришла сразу, как только смогла.

— О, что вы, я понимаю! Все что, случилось в центре… Я так обрадовалась, что вы перезвонили. Бен очень сильно беспокоился. Вон там работал телевизор, но мне пришлось выключить его. Они стали показывать то, что случилось, в прямом эфире, на каждом канале, и он был уверен, что вы в центре всего этого. — Она встала и Кейт увидела бежевые брюки и белую блузку, а также смогла прочитать бейдж на ее свитере: миссис Шерри Джексон. Точно. Запомни это. Голос секретаря стал тише. — Они сказали, убиты десять человек, включая судью.

Секретарь смотрела на Кейт, как будто ожидая подтверждения.

У Кейт сжался желудок. Не думай об этом. Она покачала головой.

— Я не знаю.

— Ладно. — Миссис Джексон улыбнулась ей. — Бен внизу. Если вы подпишите, что забираете его, — она указала на планшет, — то я пойду и приведу его.

Пока Кейт подписывала, миссис Джексон исчезла в коридоре. Громкие голоса и приближающиеся шаги заставили Кейт насторожиться и оглянуться. Шум создавала компания мальчиков возраста Бена. Они были одеты в кеды и ярко-синюю спортивную форму — Кейт узнала ее, потому что отдала пятьдесят баксов за два комплекта для Бена чуть больше месяца назад — а один нес баскетбольный мяч. Кейт не знала их — она все-таки была слишком новой в школе, чтобы знать много детей — но все равно улыбнулась им. Один ухмыльнулся в ответ, когда они пробегали мимо, потом они повернули за угол и исчезли. Грохот их шагов эхом отдавался в холле.

— Мам?

Голова Кейт дернулась на звук голоса Бена. Он вышел через дверь справа от офиса миссис Джексон. Его рюкзак, который, она знала, невероятно тяжел для девятилетнего мальчика, висел на одном плече, и Бен скривился на бок. Глаза Кейт смягчились, пока она осматривала его. Белобрысый и лохматый, красивый мальчик с ее синими глазами, легкий по комплекции и с прекрасными чертами, маленький для своего возраста и худенький. Сегодня на нем джинсы, рубашка-поло в зеленую и голубую полоску и кеды. Волосы, как обычно, падали на глаза, и он откинул их нетерпеливым жестом. Понимание того, что чуть было не случилось, что они чуть не потеряли, вызвало слезы на глазах. Ее сердце наполнилось всепоглощающей любовью к нему, она сделала усилие, чтобы прогнать слезы, чтобы он не увидел. Она бы хотела обнять его, но он сейчас в таком возрасте, когда проявления чувств на публике смущают. Вместо этого она улыбнулась.

Он не улыбнулся в ответ.

— Привет, тыквочка.

Бен скривился, и Кейт сразу поняла, что сказала что-то неправильное. Теперь он в четвертом классе и «тыквочка» звучит по-детски для него. Фактически, ей было запрещено называть его как-либо, кроме старого доброго «Бен», что, конечно же, было его требованием. Поскольку она была хорошей матерью, то просто уступила необходимости назвать его всеми словами пару раз.

Что, конечно, его раздражало.

Если я не сделаю того, что хочет Марио, что будет с Беном? Во рту появился металлический привкус. Она сглотнула. Не думай об этом сейчас. Позже…

— Он сказал, что ему уже лучше, — отрапортовала миссис Джексон, когда Кейт шагнула вперед, чтобы взять у Бена рюкзак. Как она и ожидала, он был таким тяжелым, как будто внутри кирпичи. Другая компания мальчиков в спортивной форме ворвалась в холл, но, как только они увидели миссис Джексон, перешли на благопристойный шаг. Когда они поравнялись, Кейт увидела, что их четверо, и что Бен бочком пробирается за нее, явно пытаясь спрятаться. Она замерла.

— Здравствуйте, миссис Джексон, — сказали хором два мальчика. Кейт ощущала их насмешливые взгляды на себе и, как она думала, на Бене, который полностью исчез за ней. Она чувствовала, как он сжался, спрятался за ее спиной, и сердце пропустило удар. Когда они уезжали из их маленькой квартирки в Южном Кенсингтоне, где жили, пока она училась в Университете Дрексел, она знала как тяжело Бену. Но она хотела для него лучшего, чем расти в бедном районе, где она боялась отпускать его на улицу без взрослых или посещать школу, куда ходили гангстеры, драки были обычным явлением, а персоналу было все равно. Она хотела, чтобы у него было счастливое обыкновенное детство в нормальном районе, где ездят велосипеды, соседи устраивают розыгрыши, дети играют в летние игры и фонарики в дворе перед домом это неотъемлемая часть жизни. Хотела хорошего образования в теплой, воспитывающей школе, какой и была эта. Чтобы чувство безопасности стало неотъемлемой частью его жизни, чтобы он даже не задумывался об этом чувстве. В общем, хотела для него всего того, чего не имела сама.

— Вам лучше поспешить. Мистеру Фаррису не понравится, если вы опоздаете на физкультуру, — предупредила детей миссис Джексон.

— Как мы можем спешить? Ведь нам нельзя бегать по коридорам,— ответил один из мальчиков, а все остальные начали хихикать.

— А вы, конечно, никогда не делаете того, что нельзя, не так ли? — насмешливо спросила миссис Джексон, подбоченившись и наблюдая как они проходят.

Это вызвало новые смешки, все затрясли головами и ускорили шаг, пока не дошли до пролета, где и исчезли.

— В такую погоду дать им поиграть в баскетбол в спортивном зале, единственное, что может сделать мистер Фаррис. — Миссис Джексон взглянула на Бена, который бочком вылез из-за спины матери, когда мальчики ушли. — Некоторые из них в твоем классе, да, Бен?

— Да, — угрюмо ответил Бен. Он посмотрел на Кейт. — Мам, может, пойдем? Я не очень хорошо себя чувствую.

— Конечно. — Кейт улыбнулась миссис Джексон. Секретарь, направляясь обратно к офису, крикнула через плечо Бену, который был уже в дверях.

— Надеюсь, завтра ты будешь чувствовать себя лучше.

— Спасибо, — ответила Кейт за Бена.

Он скользнул на заднее сиденье, пока она обходила машину и садилась в нее. Складывая мокрый зонтик и рюкзак на коврик перед пассажирским сиденьем, она завела машину и оглянулась на него.

— Итак, не хочешь ли ты съездить к своему педиатру?

Переключив скорость, она отъехала от бордюра.

— Нет.

Звук стеклоочистителей, жужжание печки и тяжелый шум дождя по металлу заглушили ответ Бена. Паленый запах, всегда просачивающийся из отдушин в первые секунды после включения печки, начал просачиваться в салон ее пятилетней машины. Зная, что Бен ненавидит этот запах, Кейт переключила печку, направив воздух вниз.

— Если ты чувствуешь себя плохо…

— Не настолько плохо.

Кейт вздохнула.

— Это не имеет ничего общего с тем, что сегодня они играют в баскетбол в спортивном зале?

Тишина.

Что она перевела как «О, Да».

Когда она повернула налево на Уэст-Оак-Роуд, тихую улицу перед школой, Кейт посмотрела в зеркало заднего вида на своего сына. Его тоненькие плечи были опущены, а сам он угрюмо смотрел в окно. Мальчик выглядел таким маленьким и уязвимым, и она почувствовала знакомый взрыв любви, вины и озабоченности. Она так старалась — но, что если она все делала неправильно?

Что я знаю о воспитании детей?

— Бен Уайт, ты еще когда-нибудь прогуливал?

Опять тишина. Перевод: нет.

— О’кей, расскажи мне все.

Она остановилась перед знаком, подождала пока проедет красная хонда, затем повернула направо на Мэпл Авеню. Они жили на Бич Корт, совсем недалеко отсюда, до школы можно дойти пешком. Это один из самых недорогих районов Фоксчейза, самое большее, на что она могла наскрести. И конечно, подписывая годовую аренду на маленький домик, она уже представляла улыбающегося Бена и его приятелей, прогуливающихся вдоль тротуаров в школу и обратно. В реальности же, каждое утро она отвозила его в школу, а Сьюзи Перри, мать подруги Бена, Саманты, и двух других деток, забирала его после занятий, и он сидел у них дома, пока Кейт не заезжала за ним после работы. А еще у Бена не было других друзей кроме Саманты, которая на класс младше него и (как отчаянно сказал бы Бен) девчонка. И Бен редко улыбался. Что убивало ее.

— Я ужасен в баскетболе.

Тихий голос с заднего сиденья был свиреп и жалок одновременно. Кейт вздохнула еще раз, но сейчас про себя. После самых ужасных событий ее жизни, после ужаса и травмы, это была совсем небольшая боль. Но, тем не менее, острая.

— Это не так,— мягко возразила она, взглянув на него в зеркало. Бен поднял глаза и их взгляды встретились.

— Это именно так, — его голос стал еще тише, и из-за шума машин, ей приходилось напрягаться, чтобы расслышать. Затем, после краткой паузы:

— Никто не хочет брать меня в команду.

Сердце Кейт разбилось. Обычно он не рассказывал о своих проблемах — «Тебе и так есть о чем беспокоиться, мам» как он однажды сказал, когда она спросила, почему он не сказал ей, что старшие дети в его прошлой школе забирали у него ланч, который она упаковывала каждый день. Значит, это беспокоит его очень сильно. Она чуть не сказала: «Не правда, конечно же они хотят брать тебя», — потому что инстинктивно отторгала боль на его лице, хотела подбодрить его, сделать все, что сможет, чтобы доказать, что он ошибается. Но Бен очень легко распознавал ложь. Особенно ее.

Да, он и правда не был хорош в баскетболе или любых других видах спорта. Он пошел в нее не только внешностью — они не спортсмены. Зато он хорошо учился: особенно хорошо получались сочинения и математика. Он отлично владел компьютером. Он смотрел Дискавери с тем же фанатичным рвением, с каким иные смотрят спорт. Он любил читать. Одна из причин, почему его рюкзак всегда такой тяжелый, — в нем всегда лежит пара книг — и одну он читал сейчас, а вторую собирался читать следующей, потому что мог неожиданно закончить первую и тогда остаться без книжек. Как только представлялась возможность — перед уроком, если раньше закончит самостоятельную работу, во время ланча или перерыва, даже если взрослые возражали — он доставал свою книгу и утыкал в нее нос. Учителя его за это любили, а вот одноклассники — не особо. Если добавить к этому, что он был маленьким для своего возраста, стеснительным среди незнакомых и только что перешел в новую школу, то совсем не удивительно, что он не может найти себе друзей.

Но это не означало, что ее это не ранит. Сильно.

Как мне выдержать это? Господи, я не понимаю.

— Они выбирают команды? — осторожно спросила Кейт, пытаясь понять происходящее. — В спортивном зале?

Она подняла взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть его кивок.

— А кто именно выбирает?

— Некоторые парни. — Он пожал плечами. Слово «парни» звучало по-мужски, и пожимание плечами было таким же мужским жестом, что Кейт резко увидела того мужчину, которым он собирался стать.

Когда-нибудь. Сейчас он всего лишь маленький мальчик. Внутри ее пронзило отчаяние. Маленький мальчик, который думает, что его мама может решить все проблемы. Но иногда у меня не получается.

Паника снова попыталась поднять свою уродливую голову, но она затолкнула это чувство обратно. Глубоко вздохнув, она свернула на другом перекрестке, затем повернула на Бич Корт.

— Хорошо, а кто выбирает парней, которые набирают команды?

— Никто.

Конечно, нет. Это было бы слишком просто. Один быстрый телефонный звонок….

— Мы устраиваем соревнования в начале урока. Четыре парня, прибегающих первыми — капитаны, и они набирают себе команды. Мы играем на половине площадки, чтобы на ней поместились все четыре группы. — Пауза. — Обычно я прихожу последним на соревнованиях. Затем меня выбирают, когда больше уже некого. У Шона Паскаля сломана рука, и при этом его предпочитают мне.

Другой быстрый взгляд в зеркало заднего вида сказал ей, что он рисовал пальцем на стекле.

— Это неприятно, — сказала Кейт.

— Да.

— Что насчет девочек?

— У них свои команды. Они играют в маленьком зале.

— Мы должны потренироваться. Ты и я, сынок.

— Мам, ты ужасна в баскетболе. И знаешь это.

— Это не означает, что мы не можем тренироваться. Мы оба будем играть лучше.

Бен усмехнулся.

— Как будто это поможет. В любом случае, я ненавижу баскетбол.

Кейт опять посмотрела на сына в зеркало.

— Могу поспорить, ты читаешь лучше всех в классе.

— Это никого не интересует.

— Меня интересует. И, спорим, твоих учителей тоже.

Бен снова усмехнулся.

— У нас есть баскетбольная корзина над гаражом. Ты сможешь попрактиковаться на подъездной дорожке.

— Я не хочу тренироваться. Я же сказал, что ненавижу баскетбол. Давай закроем тему, ладно?

Кейт сжала губы, заметив за собой — как раз то, на что так часто указывал Бен — она слишком беспокоится о мелочах, когда они подъехали к дому. Для Филадельфии это сравнительно новый район — сетка ровных улиц, разделенных бульварами недалеко от I-95[25] и рекой Делавер. Отсюда удобно ездить на работу, здесь отличные школы и очень маленький уровень преступности. Большинство домов построены в пятидесятые-шестидесятые годы. Они были небольшими, и стояли бок о бок на расстоянии не больше почтовой марки. В нескольких окнах на улице горел свет — некоторые мамочки оставались дома с детьми — но их дом был тихим и темным. Довольно маленький домик из серого кирпича с черными ставнями и двумя живописными фронтонами. Сейчас дождь, заливая все вокруг, барабанил по маленькому деревцу рядом с тротуаром, небольшому остролисту на крыльце, скатывался с черной крыши и водопадом изливался на аккуратные кусты, которые росли перед домом.

Кейт беспомощно смотрела на происходящее. Канавы явно нуждались в чистке. Она никогда раньше не жила в съемном доме, интересно, это ее забота или хозяина.

Прибавь это к списку проблем, о которых ты позаботишься позже.

Проехав по подъездной дорожке, Кейт нажала на кнопку открывания гаражной двери, и шум, открывающейся вверх двери, заглушил дождь. Из всего, за что она любила этот дом, а таких вещей было немало, гараж занимал первое место. Всю свою жизнь она парковалась на улице, и им с Беном приходилось тащить все сумки, пакеты, рюкзаки и все, что они перевозили, до дома, вне зависимости от погоды. Иметь собственный гараж, даже маленький, всего на одну машину и без света, казалось ей настоящей роскошью.

Если я не сделаю то, что сказал Марио, мы потеряем дом. Я потеряю работу и свободу. Может даже жизнь. И Бена. Потеряю Бена.

Сердце сжалось от этой мысли.

Она завела машину в гараж и нажала кнопку закрывания двери. После этого она пристально огляделась вокруг, уделив особое внимание баскетбольному мячу и мячу для кикболла[26] в пластиковом ящике около мусорного ведра. Может быть она…

— Мам? — голос Бена звучал сейчас чуть громче потому, что она заглушила мотор.

— А что будет со мной, если с тобой что-то случится?

Дверь гаража встретила пол с металлическим стуком. Кейт секунду сидела в мрачной, затхлой темноте, держа руки на руле.

В душу пробрался ледяной ужас.

Потому что сейчас это было очень вероятно.

Она, конечно, знала, почему он спросил. Он видел по телевизору сюжеты того, что случилось в здании суда. Нет сомнений, что они рассказывали об убитом судье, убитых судебных помощниках. Она только наделась, что он не слишком много видел. Кейт собиралась поговорить с ним об этом, выяснить, что он чувствует, думает, чего боится, рассказать отредактированную версию того, как она оказалась во всем этом кошмаре, причем в ближайшие несколько часов, потому что если не она, то он узнает об этом в школе. Но не сейчас. Она еще не готова встретиться с этим лицом к лицу.

Она еще слишком разбита.

— Со мной ничего не произойдет, — сказала она твердо и вышла. Бен последовал за ней, и они вошли в дом. Гараж выходил в кухню с мебелью, выдержанной в бело-желтых тонах. Вся бытовая техника тоже была белой. Мебель шла вместе с домом, и была не новой, но вполне рабочей, что и требовалось Кейт. С дальней стороны холодильника находилась дверь, открывающаяся в небольшой задний дворик. В середине комнаты стоял круглый стол с четырьмя стульями. Это, как и все остальное, тоже было секонд-хендом.

Она щелкнула выключателем. В раковине стояла посуда, оставшаяся после завтрака — она слишком спешила с утра, и не загрузила посудомоечную машину — и несколько чипсов разбросаны по потертому деревянному полу. Наверху постели не убраны. Также ее ожидали две кучи грязного белья, которое необходимо загрузить.

Супермамой она не была. Только пыталась.

— Ты голодный? — спросила она, когда Бен бросил рюкзак на стол.

— Нет, — затем поразил ее неожиданной улыбкой. — Меня только что тошнило, помнишь?

— Помню. — Ее тон был сухим, и она попыталась шлепнуть его по заду, причем не совсем игриво. Он увернулся, улыбнулся ей и исчез в гостиной. Она крикнула вслед:

— Больше никакого симулирования, понял?

— Да, хорошо.

Наверно я должна наказать его или что-нибудь в этом роде, чтобы он понял, что я не шучу.

Но она была так рада видеть его более радостным, что забыла об этой мысли сразу же. Затем она забеспокоилась, что опытная мать, наверно, была бы более строга в вопросах дисциплины, и сдалась.

Как и забитые сточные канавы, симулирование болезни Беном было меньшей из проблем сейчас.

Внутри шевельнулся страх.

Что же мне делать?

Она ужасно боялась, что знает ответ. Вопрос Бена о том, что будет с ним, если с ней что-то случится, выкристаллизовал для нее всю ситуацию.

К черту этику, мораль, личную неприкосновенность и уголовную ответственность. Несмотря на то, что она устроила мозговой штурм, за эти несколько часов ей не пришло в голову ни одного возможного выхода, а значит придется делать так, как сказал Марио. Сделать и оставить его в прошлом, заставить уйти из своей жизни.

Просто другого выхода не было. Ради Бена.

И неважно, что от этой мысли сердце гремело, учащался пульс, и кружилась голова.

Пока Бен поднимался наверх, в свое любимое убежище, его спальню, Кейт позвонила в офис. Ответила ее административный помощник, Мона Моррисон, сорокаоднолетняя, недавно разведенная мать взрослой дочери.

— Господи, Кейт, где ты? Звонили все — Брайан, полиция, парочка репортеров — искали тебя. С тобой все в порядке? Что случилось?

По голосу Моны было понятно, что она уже все знает.

— Со мной все хорошо. Бену стало плохо в школе, мне пришлось забрать его. Я дома.

— Что ты имеешь ввиду «все хорошо»? — завизжала Мона. — Такого не может быть. Тебя взяли в заложницы. Ты застрелила того парня, чтобы спастись. Вся эта история уже на ТВ. Как все может быть хорошо?

Я не могу вынести это сейчас. Сразу за этой мыслью пришла другая: Я должна это вынести.

— Нет, правда, — заверила Кейт, несмотря на то, что сердце заныло при мысли о лжи, передающейся сейчас по всему городу. — И Бен по-настоящему заболел. Мне просто нужно немного времени восстановиться, сегодня я не приду. Скажи всем, что я буду завтра.

— Но…

Кейт не дала Моне времени возразить. Повесив трубку, она вошла в гостиную. Шторы были открыты и через широкое окно Кейт видела водопад воды.

«Здесь я смотрю на обратную сторону воды», — подумала Кейт и признала, что это было грустной попыткой поднять себе настроение. Она потянулась закрыть тяжелые шторы из искусственного шелка. Еще один предмет с eBay [27], которым она очень гордилась, они стоили целое состояние. Большой коричневый диванный плед, золотые плюшевые кресла-качалки (магазин конфиската), кофейное дерево и столик (дворовая распродажа), плетеный коврик цвета земли и телевизор около камина составляли всю мебель. Стены здесь были белыми, как и во всем доме, за исключением комнаты Бена. По его просьбе она покрасила их в темно-голубой. Для красоты она повесила несколько черно-белых эскизов города, которые купила на ярмарке в начале лета. В результате получилось очень привлекательно и неженственно, чего она, воспитывая сына, старалась избежать.

Наряду с отдельной столовой, которую она превратила в офис, чтобы можно было работать дома, была крошечная ванная, зажатая под лестницей, между прихожей и кухней, которые составляли весь первый этаж дома.

С задернутыми шторами комната казалась темной. Кейт включила одну из настольных ламп, стоящих по обе стороны от дивана, и посмотрела на телевизор. Секунду она постояла в нерешительности, затем покачала головой. Сейчас она ничего не хочет знать.

Вместо этого она пошла наверх, принять душ. Когда она вышла получасом позже, немного теплее и намного суше, но все так же плохо себя чувствуя, следующей на повестке дня была готовка обеда Бену, который счастливо читал в своей комнате. На лестнице вниз она резко остановилась. Она вышла из душа как раз вовремя, чтобы увидеть в маленькое окошко полицейский крузер, подъехавший к ее дому.

За которым следовала машина телевизионщиков.

Все сжалось внутри.

Глава 10

Федеральный следственный изолятор находился всего в двух шагах от офиса Кейт. Она подождала до обеда, пока в офисе утихнет шумихапо поводу их с Брайаном выживания и ее предполагаемого героизма за убийство своего похитителя, и все разойдутся по своим рабочим местам, и только после этого пошла к высокому каменному зданию, расположенному в заполненном туристами центре города.

Спокойно. Тебе только кажется, что все на тебя смотрят.

Или нет. Вчера репортажи о массовом убийстве в здании суда были показаны на CNN, MSNBC, Fox News, CourtTv[28] и по всем местным каналам, а также появилась в программах вроде шоу Нэнси Грейс[29] и Ханити и Колмс[30]. Сегодня утром «Today», «Good Morning America» и «The Early Show»[31] держали всю страну в курсе событий. История заняла первые страницы всех местных газет, в том числе и «Philadelphia Inquirer Tribune». Проходя мимо ларька с газетами, Кейт была потрясена, увидев на первой странице USA Today картину зала суда 207 после резни.

Она не сомневалась, что ее фотография тоже будет фигурировать где-то поблизости. К счастью, на фото с зачетки юридического факультета, которое разместили в большинстве газет, она улыбалась, а длинные волосы лежали на плечах. Сейчас же она закалывала волосы назад и определенно не улыбалась.

Ей казалось, она вообще больше никогда не сможет улыбаться.

Одна только мысль о Марио вызывала мурашки. Она выкинула его и всю оставшуюся прежнюю шайку из головы много лет назад и не ожидала увидеть кого-либо из них. Не желала видеть. Но, как пресловутый фальшивый пенс, Марио снова объявился в ее жизни, и если она не встретится с ним сегодня, как он ей сказал перед тем как исчезнуть в вентиляционной шахте, он исполнит свою угрозу и расскажет об их общем прошлом.

От этой мысли она задрожала.

Сегодня на улице красивый солнечный осенний день, с голубым небом, усеянным мягкими белыми облаками, которые проплывали гораздо выше крыш небоскребов. О вчерашнем дожде напоминали только несколько одиноких луж и влажная трава. Она быстро шла к зданию суда. В черных балетках, потому что отказалась от каблуков. Крепко запахнув темно-серый блейзер в тонкую полоску, который надела с черными брюками и белой футболкой, потому что промерзла до костей, хотя это больше результат эмоционального потрясения, чем погоды. На улице висел тяжелый запах выхлопных газов, расплавленного асфальта и хот-догов. Но все равно Кейт глубоко дышала, пытаясь успокоить всклокоченные нервы.

Хотя это бесполезная трата плохого воздуха.

Я ощущаю себя преступницей.

Резкий стук отбойного молотка вкупе со свистом проезжающих машин и гулом голосов людей вокруг нее на узком тротуаре создавали оглушительный шум. Но это все заглушалось ее быстрым пульсом, отдающимся в ушах.

Угадай что? Ты преступница.

Кейт стало плохо. Посмотрев на свое отражение в витрине Ye Olde Candy Shoppe[32], располагающегося в одном из десятков кирпичных домов колониальной эпохи, теснившихся на Юнипер, она увидела, что лицо слишком бледное, под глазами темные круги и уголки губ опущены вниз. Она выглядела как человек, только что получивший целую кучу по-настоящему плохих новостей.

Удивительно, и почему?

Повернув на Арч Стрит, она взглянула на каменный прямоугольник здания суда. Узкие щели в камнях, играющие роль окон, были единственным внешним показателем, что здесь содержатся самые опасные преступники города. Когда комплекс строился, велось много дискуссий на тему размещения тюрьмы в самом сердце туристического города братской любви[33]. Чего туристы не понимали, так это того, что Филли[34] — один из самых опасный районов страны. Шериф, признавая свое поражение перед растущим уровнем преступности, недавно призвал к формированию комитета бдительности силами десяти тысяч мирных жителей для патрулирования улиц, в надежде остановить нарастающую волну убийств, изнасилований, вооруженный ограблений, нападений при отягчающих обстоятельствах и других преступлений.

Удачи.

Когда она проходила под американским флагом, он дернулся от порыва ветра, гуляющего между зданиями. И только когда Кейт подняла взгляд на Звезды и Полоски, и на голубой флаг Содружества, она поняла, что оба спущены на половину мачты.

В горле застрял комок. Сердце грустно замерло. За судью Морана, конечно, за четырех судебных помощников и двух мирных жителей, для которых вчерашний день стал последним. Погибших заключенных не внесли в траурный список, но сейчас, смотря на опущенные флаги, она почувствовала грусть и за них.

Если бы события развивались по-другому, она сейчас тоже могла бы быть мертва. «Ты должна быть благодарна уже за то, что ты жива», — строго напомнила себе Кейт. Даже если я в ловушке, как крыса в мышеловке.

— Я видела вас по телевизору этим утром, — воскликнула чернокожая женщина-охранник, когда Кейт входила в здание. Кейт протянула свою идентификационную карту, прошла через металлодетекторы, наблюдая за постоянным потоком людей вокруг нее, входящих и выходящих из здания. — Дорогая, после того через что ты прошла, ты должна быть дома, в кровати, с головой под одеялом. Что ты делаешь на работе?

Кейт сделав усилие над собой, улыбнулась и пожала плечами.

— Нужно шевелиться.

Женщина сочувственно покачала головой и протянула Кейт идентификационную карту:

— Не в том правда. Все в порядке, вы можете идти.

К тому времени, как она села на дешевый пластиковый стул в неряшливой, исписанной граффити кабинке, где адвокаты встречались со своими заключенными клиентами, Кейт чувствовала себя так, будто только что выдержала настоящее испытание. Почти все, с кем она встретилась, имели свои вопросы или комментарии относительно вчерашнего события. Те же, кто не имел возможности поговорить с ней, провожали ее любопытными взглядами. К облегчению Кейт, в следственном изоляторе был очень тяжелый день, и никто не мог разговаривать подолгу. Здание суда перекрыли для посторонних, велось расследование по стрельбе и попытке бегства. Сам следственный изолятор находился в состоянии повышенной готовности. Все судебные заседания, назначенные на ближайшее будущее, перенесли или отложили, что вызвало тотальную неразбериху, цунами юристов, спешащих навестит своих клиентов и тонны дополнительной работы для всех. Для Кейт весь этот хаос стал благословением. Ведь это давало двойную эффективность, делая всех слишком занятыми, чтобы думать о чем-либо кроме поджимающих сроков, досье, заданий и судебных разбирательств. В таких условиях, сделать то, что хотел Марио, гораздо проще.

Если я не сделаю то, что ему надо…

В горле застрял комок. Она облизнула губы. Руками непроизвольно обхватила запястья. Последствия будут ужасней, чем она сможет выдержать. Кэт сделала бы то, что должна без проблем, лишь бы все поскорее закончилось. Кейт так не могла.

Найти досье Марио в компьютерной системе было не сложно. На дело Марио об отказе от преступления уже была назначена защита, но, похоже, никто ничего особо не делал. Кейт перечитала досье несколько раз. В основном все не слишком значительное: попался с поличным с наркотиками, мелкие кражи, использование фиктивного чека. В досье было два судебных заседания: одно по делу о нападении при отягчающих обстоятельствах, а второе — за распространение наркотиков. Он уже отсидел — шесть месяцев за нападение, и девять месяцев из пятилетнего срока за распространение наркотиков, после чего был выпущен за примерное поведение. Освободился с испытательным сроком восемь месяцев назад и снова взят под стражу три с половиной недели назад. На этот раз кто-то решил быть жестким. Владение заряженным огнестрельным оружием расценивается как еще одно преступление, и тогда он попадал под действие закона «три преступления и ты вылетел». Как он и сказал, ему грозил серьезный срок.

Если начистоту, то она считала, что немногие люди заслуживали этого больше, чем он.

Проблема в том, что она готовится выпустить его обратно, на свободу.

Желудок сжался, когда она подумала об этом. Кроме преступлений, за которые его осудили раньше, он виновен еще и во вчерашней попытке бегства, которая оставила за собой так много трупов. Если бы об этом кто-нибудь узнал, его судили бы как убийцу. Но никто не знал — кроме нее. А она не в том положении, чтобы рассказывать об этом.

Если правда о Дэвиде Брейди откроется, то первое, что сделают — уволят меня. А потом арестуют, и заберут Бена.

В груди все сжалось. На какое-то мгновение стало тяжело дышать.

Может быть, тебе нужно просто принять все это. Признать это открыто и смириться с обстоятельствами.

Нежданная мысль пришла ей в голову. Она отвергла ее сразу же.

Как я могу? Я не могу. А как же Бен?

Внутри только начала зарождаться паника, когда дверь кабинки открылась. Все еще с расширенными глазами и дыханием, ускоренным от нового взрыва страха, струящегося по венам, она посмотрела на вальяжно развалившегося Марио через пуленепробиваемое стекло, установленное посередине стола.

Все мышцы Кейт напряглись. Страх ощущался камнем в желудке. Она стиснула зубы. Руки легли на плоскую, металлическую поверхность стола, пока она боролась с собой, чтобы не вскочить и не убежать прямо сейчас.

Но осталась сидеть.

Марио смотрел на нее через стекло. Глаза ощупывали ее. Губы удовлетворенно изогнулись перед тем, как он оглянулся через плечо и что-то кому-то сказал — Кейт полагала — судебному помощнику, который привел его сюда.

Все та же самодовольная задница.

Она глубоко, и, надеялась, успокаивающе вздохнула. Усилием воли она расслабила мускулы и отвела взгляд. Открыв свой портфель, лежащий слева от нее, на столе, она взяла ручку и желтый блокнот, затем написала свое имя вверху страницы, просто чтобы занять себя. Хуже всего показать Марио как плохо — давай начистоту, как ужасно — он на нее действовал. Никогда не показывай свой страх.

Видимо, Марио удалось присоединиться к остальным заключенным, содержащимся в здании суда, не вызвав подозрений о своей роли в проваленном побеге. Иначе его бы здесь не было. Он опять был одет в оранжевый комбинезон, который носили все заключенные, а его лысая голова блестела в холодном флуоресцентном свете. В юности у него были густые, черные, кучерявые волосы, сейчас же их отсутствие в сочетании с аккуратными усами, козлиной бородкой и чрезмерно развитой мускулатурой делали его таким, что она не могла поверить, что это он был тем ребенком, которого она знала когда-то. Он выглядел еще более угрожающим и большим в таком маленьком, закрытом пространстве. Только сейчас Кейт заметила татуировку в виде змееобразного дракона, обвивавшего его правое запястье. Был ли это символ какой-то банды? Если да, то она никогда раньше не сталкивалась с таким. Девушка удивилась, что не заметила ее вчера, но затем ее внимание переключилось на более важные вещи. Например, как остаться в живых.

Она наблюдала за его приближением к столу. Он посмотрел ей в глаза, и ей показалось, что она увидела проблеск триумфа в его взгляде. Так много для того, чтобы сыграть в это достойно. Конечно, я нахожусь там и делаю то, что нужно ему, и он это знает.

Судебный помощник, сопровождавший Марио, взглянул на Кейт, кивнул ей, потом сказал что-то ему, она не слышала из-за стекла, затем удалился, оставив их одних.

Кейт прекрасно знала, если ей захочется уйти, или понадобится помощь, надо просто нажать кнопку на стене, возле ее локтя. В целях безопасности, судебные помощники оставались в коридоре все время.

В кабинках не было аудио или видео наблюдения. В соответствии с законом, заключенные и их адвокаты обеспечивались полной конфиденциальностью.

«Я не смогу сделать это», — подумала Кейт в очередном приступе паники, когда Марио скользнул на свое сиденье. Он оперся локтями на стол и сложил руки, наклонившись вперед, уверенно смотря на нее через стекло. — «Я просто не могу сделать это».

На самом деле, вытаскивание его из тюрьмы — это не то, что может создать настоящие проблемы. Защита, назначенная на дело, могла бы просто пропустить его. В среднем, каждый из них работал по сорока делам в день и многие из них даже не появлялись в зоне видимости до ночи перед заседанием. В офисе окружного прокурора проходило около семидесяти тысяч дел в год, система просто тонула под большими объемами разбирательств. Только в прошлом году, шестьдесят процентов преступлений были отклонены на предварительных слушаниях просто потому, что кто-то — обвинитель, свидетель или коп — не появились или пришли неподготовленными. Вся судебная система, как вращающаяся дверь, теряет преступников каждый день. Это знают все: судьи, адвокаты, копы, преступники. Только общество остается в блаженном неведении.

Марио просто еще один кретин в океане ему подобных. Сотни таких же как он выходят обратно на свободу каждый день. Выпустив его, ты не сделаешь ничего такого, чего не делали миллион раз до тебя.

Все, что ей нужно сделать — это взять дело, а затем провалить что-нибудь. Прийти на заседание неподготовленной, без свидетелей. И все, дело проиграно. Только еще один громила снова на свободе.

Никто не узнает. Она сможет вернуться в собственной жизни.

Я буду знать.

Улыбаясь, Марио взял телефонную трубку, через которую ведутся переговоры. После практически незаметной заминки она сделала то же самое, поднеся твердую пластиковую трубку к уху. Сердце выскакивало из груди, ладони стали влажными. Но она делала все, что могла, чтобы сохранить лицо абсолютно бесстрастным, когда они скрестились взглядами через стекло.

— Хорошо выглядишь, Китти-Кэт. — сказал Марио в трубку. — Высший класс. И очень сексуально.

Пошел ты, Марио.

— Если я соберусь взяться за это… — голос ее был холодным и резким. Она не могла сдаться и потерять контроль над своей жизнью. Она была хорошим человеком, и слишком много работала, чтобы теперь пустить под откос всю жизнь. Должен быть какой-то выход из всего этого, какой-то выход, чтобы спасти ее и Бена, не поддаваясь шантажу. Но какой? Она не знала. Пока не знала. Ей надо перебороть панику, выиграть время, чтобы подумать. Вот таким образом, ее стратегия стала очевидной: задержки, задержки и еще раз задержки.

— О да, ты соберешься, — протянул Марио. Его улыбка стала еще шире.

Кейт пригвоздила его к месту стальным взглядом.

Притворись, что у тебя все под контролем, даже если это не так. Не давай ему думать, что он имеет какое-то преимущество, даже если — никаких «если» — это так.

— Если я возьмусь за это, — повторила она ледяным тоном, — тебе придется дать мне что-нибудь взамен. Имя своего подельника, может быть. Или детали некоторых преступлений, о которых ты знаешь, и информацию о том, кто их совершил.

Его глаза сузились. Улыбка исчезла.

— Что? Черт возьми, нет.

— У меня нет никаких козырей, которые могли бы помочь вытащить тебя из тюрьмы, ты это знаешь. Если ты хочешь, чтобы я помогала тебе, ты должен работать вместе со мной. Дай мне что-нибудь в качестве козыря. Что-нибудь, что можно использовать на суде.

— Можешь забыть об этом. Я не стукач.

— А я не фея.

Он прищурился.

— Вчера я спас твою жизнь, сука. Родригез убил бы тебя в любом случае, для верности. Не забывай об этом.

— Назовешь меня сукой еще раз, и я забуду, что мы вообще когда-то знали друг друга.

— Черт, я буду называть тебя так, как захочу, — выражение лица стало просто уродливым, — Ты у меня в руках. Лучше, черт возьми, тебе вытащить меня отсюда.

— У тебя в руках ничего нет. — Они скрестились угрожающими взглядами через стекло. — Тебе придется заткнуть свой большой рот. Человек, поставивший на кон все — это ты. Это ты убил человека той ночью. Думаешь, двадцать лет что-нибудь изменили? Как тебе перспектива смертной казни?

— Поверь, если меня приговорят к казни, тебе вынесут тот же приговор. И в любом случае, я не нажимал спусковой крючок. Продолжай давить на меня, и я поклянусь своей мертвой матушкой, что это была ты.

Тупик.

— Посмотри правде в глаза. Я — юрист. Ты — преступник. Если я буду все отрицать, кому, как ты думаешь, они поверят?

Ничуть не огорчившись, Марио улыбнулся. В уголках его жадных, маленьких, свинячьих глазок появились морщинки. Сквозь бороду проглянули зубы.

Сердце Кейт пропустило удар. Остается надеяться, что все будет не так как он сказал.

— Имена и места, Китти Кэт. Я знаю имена и места.

Так оно и есть, и оба знали это. И еще Кейт знала, что будет бороться как лягушка в сметане, прежде чем дело дойдет до этого.

Настало время понизить тон.

— Марио, я хочу помочь тебе, по нашей старой дружбе и все такое, но я на этой работе всего пару месяцев. Я не могу просто сказать им отпустить тебя, и они это сделают. Мой начальник подписывает все, что делаю, и если я приду и скажу ему, что хочу опровергнуть обвинения против тебя, мне нужно дать ему причину. Тебе придется дать мне какую-то информацию. — Он сжал губы. Какое-то время выглядел неуверенным.

— Я ничего тебе не дам.

Она пожала плечами, как бы говоря «Твой выбор» и нажала круглую, серую кнопку на стене, чтобы вызвать судебного помощника. Глаза Марио расширились от удивления.

— Что ты делаешь, черт побери?

— Ухожу. Мне пора на работу.

— Что насчет вытаскивания меня отсюда?

— Как я сказала, мне нужна твоя помощь для этого.

— Кэт… — В голосе смешались тревога и злость.

— И кстати, просто, чтоб ты знал, называть меня так или вообще как-нибудь кроме мисс Уайт, будет ошибкой. Покажи, что ты знаешь меня в любом виде или форме, отличной от юриста, и ты влипнешь, потому что малейшее подозрение в том, что мы знали друг друга когда-либо — и меня отстранят от твоего дела. Тебе это не нужно, не правда ли?

Дверь открылась. Когда судебный помощник зашел в кабинку, она улыбнулась Марио через стекло.

— Я на связи. — Закончила она и повесила трубку.

Он никак не мог знать, как дрожат ее колени.

Его губы двигались, и она была почти уверена, что сейчас он проклинает ее. Глаза метали молнии на нее через стекло. Но сзади него появился судебный помощник, взял за руку и, посмотрев на нее, что-то сказал Марио, и тому пришлось повесить трубку.

Больше она на него не смотрела, а заняла себя складыванием блокнота и ручки в портфель, встала и покинула кабинку. Оставшись одна, она остановилась. Ничего удивительного, что ноги ее шатались как резиновые. Сердце сильно колотилось, желудок выворачивало.

Она чувствовала себя червяком на крючке, изворачивающимся, пытающимся избежать голодной форели.

Но она таки выбила себе немного времени. Это точно хорошо, но что делать дальше она не знала. Но все-таки это хоть что-то.

К тому времени как она вернулась в витиеватое каменное здание на углу Юнипер и Пенн, она почти успокоилась. Нервы были все еще на взводе, но дыхание и пульс в порядке, а ноги снова держали ее. Было чуть больше половины третьего, поздновато для того, чтобы возвращаться с ланча, поэтому в толпе возле лифта не было ее знакомых. Вместо них там стояла пестрая толпа людей — сгорбленный старик, выглядевший (и пахнувший) как будто провел утро с бутылкой, молодая девушка в синих джинсах, двое мужчин пятидесяти лет в костюмах, более пожилая, хорошо одетая пара, обсуждавшая что-то шепотом. Нажав кнопку девятого этажа, она уставилась на блестящую медную панель, сосредоточившись на том, чтобы расслабить мышцы лица.

Единственное слово, приходившее ей на ум, чтобы описать выражение своего лица — гримаса.

Главное судебное подразделение находилось на девятом этаже, и было охвачено суматохой, как увидела Кейт, когда двери лифта открылись. Джон Фрост из отдела общественных отношений проводил экскурсию по зданию для шумной группы людей, выглядевших как старшеклассники.

Громко вопящая пожилая женщина — Кейт предположила, что это или жертва, или свидетельница — в красных полиэстровых слаксах и коричневом пончо торопилась из одной дамской комнаты в другую. Рядом находилась молодая женщина в костюме, Кейт знала, что она работает помощником окружного прокурора, но не могла сразу вспомнить имя. Административный ассистент, Нэнси Кто-то-Там, выскочила из комнаты отдыха с дымящейся чашкой кофе в руках и понеслась по коридору, светлая и гибкая в голубой рубашке и развивающейся юбке, расплескивая кофе на блюдце в такт шагам. Запах кофе быстро распространялся в воздухе. Кейт помахала Синди Хартнетт, двадцатипятилетней секретарше, чей полукруглый стол располагался лицом к лифтам, двери которых как раз захлопнулись за ее спиной. Чувственная брюнетка помахала в ответ, пытаясь одновременно дотянуться до звонящего телефона. Рон Отт, помощник окружного прокурора в главном отделе суда перегнулся через стол Синди, вероятно пытаясь уговорить ее встречаться с ним, как делали все одинокие мужчины в этом здании. Он оглянулся через плечо, увидел Кейт и тоже помахал. Большая комната, располагавшаяся за Синди, полная кабинок, была родным домом для помощников адвоката, которые делали всю грязную работу в делах. Несколько из них стояли и общались, оглядываясь на сидящих индивидуалов, которых Кейт не видела, или бегали вокруг с бумагами и сотовыми в руках. Стеночки, разделяющие их столы, были всего шесть футов высотой, поэтому свет из ряда окон омывал всю комнату, и через стол Кейт проходил луч света, в котором танцевали пылинки. По обе стороны от стола Синди расходился длинный, темно-зеленый холл, с дверями из темного дерева. Кейт повернула направо, направилась к своему офису, по пути махая рукой тем коллегам, чьи двери были открыты. Дверь Брайана была закрыта, она увидела, когда проходила мимо. Она разговаривала с ним по телефону вчера, когда он позвонил, чтобы удостоверится что с ней все хорошо, но сегодня за весь день еще не видела его. Что для нее просто отлично. Чем меньше людей захотят поговорить о вчерашнем, тем лучше для нее.

Я должна научиться справляться с этим.

— О Господи. — Мона подскочила, когда Кейт пробегала мимо ее кабинета, который был как раз рядом с офисом Кейт. — Где ты была?

Кейт надеялась проскочить в безопасность своего офиса, не замеченной зоркой Моной. Надежда полетела ко всем чертям, когда Мона кинулась к ней как самонаводящаяся ракета. Кейт остановилась и обреченно повернулась. Чувствуя, что рука, держащая портфель сжимается как тиски, она заставила себя улыбнуться.

— Что нового? — спросила она, виновато понимая, что это не ответ.

Нервная дрожь где-то в районе желудка сделала ее голос слишком резким для улыбки, но она ничего не могла поделать. Ничего не случилось, хотя Мона и кинулась за ней.

Мона ничего не заметила. Она выглядела как маленькое пламя, с короткими, ярко-рыжими волосами, обрамляющими выразительное лицо с большими карими глазами и широкими, алыми губами, а также в апельсиновой блузке, золотой клетчатой юбке и коричневых чулках и на каблуках.

— Ты не поверишь. — Она остановилась, подперев подбородок руками с ярко накрашенными красным ногтями. На руках блестели несколько колец. — Звонили из программы «Вью»[35].

— Что?

Мона усердно закивала.

— Они хотят, чтобы ты была гостем на их программе. Называют тебя героиней зала суда №207. Они хотят сделать тебя известной и все такое.

На мгновение Кейт потеряла дар речи. Она приросла к полу, ощущая нарастающий ужас. Мона же просто дрожала от восхищения. На мгновение наполненные ужасом голубые глаза встретились с заинтригованными карими. Кейт покачала головой, разрывая контакт.

— Нет.

Стараясь не обращать внимания на тот факт, что ее пульс ведет себя как гоночная машина в тот момент когда гонщик вдавливает педаль газа в пол и ускоряется до шестидесяти миль за две секунды, Кейт повернулась и пошла к офису.

— Что значит «нет»? — завизжала Мона. Она определенно не была застенчивой и тихой. Она была шумной и упрямой, и одно из самых строгих ее убеждений заключалось в том, что она должна взять Кейт под свое крылышко. — Ты хоть понимаешь какой это шанс? Ты станешь знаменитой!

— Я не хочу быть знаменитой. — Кейт уже почти привыкла к колотящемуся в груди сердцу. Но это не значит, что ей нравится это ощущение.

— Но…но... — Мона продолжала — Подумай, что это значит для твоей карьеры. Тебя заметят. Может ты даже смогла бы стать телевизионной сенсацией как Грета Ван Сустерен[36] или кто-то еще.

— Я не хочу быть сенсацией. — Даже мысль о том, чтобы появится на национальном телевидении в теперешних обстоятельствах, заставила ее нервничать. Вся «героиня зала суда № 207» была одной большой ложью и Кейт хотела, чтоб об этом забыли как можно быстрей. Это было уже во всех новостях. Мысль о том, чтобы присоединиться к этой лжи, появившись вживую на телевидении и повторив все это, наполняла ее страхом. Не говоря уже о том, что такой резонанс даст Марио только больше оружия, и даже может вытащить других скелетов из шкафов.

— Но Кейт… — Мона бежала за ней с того момента как Кейт повернулась и пошла в свой кабинет. Кейт смотрела прямо на портрет управляющего, украшавший дальний конец коридора, но ей и не надо было смотреть, чтобы знать, что Мона сейчас заламывает с руки.

— Никаких «но», — твердо сказала она, поворачивая ручку своей двери. Она повернулась к Моне когда открыла дверь. — Я не хочу выступать ни на каких телевизионных программах, большое спасибо.

— Ты не можешь просто… — запротестовала Мона. Что еще она хотела сказать, Кейт не услышала, потому что увидела мужчину, стоявшего возле ее стола, и повернувшегося, чтобы посмотреть на нее.

Черноволосый коп из зала суда № 207, если быть точной.

Глава 11

— Что вы здесь делаете?

Кейт находилась в таком шоке, что ее голос прозвучал гораздо резче, чем если бы у нее была хоть пара секунд на подготовку. Коп, даже этот коп, особенно этот коп, с которым она ощущала какую-то странную связь, как будто события в зале суда как то странно соединили их — ждал ее в офисе, и это, учитывая где она только что была и чем занималась, так же нервировало, как если бы из-за ее стола неожиданно выскочил скелет. Нет, еще больше. Мона врезалась в нее, перед тем как замереть на месте. Даже просто вдыхая воздух со слабым, безошибочно узнаваемым запахом сигарет, который всегда шел от Моны, Кейт могла почувствовать как секретарь выглядывает из-за ее плеча.

— Эмм… Это еще одна вещь, которую я хотела сказать. Парочка копов ждет тебя в офисе.

— Спасибо за предупреждение, — сухо ответила Кейт. Парочка копов…

Она заметила второго только, когда он вышел из-за спины напарника.

Стильно одет в темно-синий костюм в тонкую полоску, голубую рубашку и желтый галстук, лет пятидесяти, коренастый, с коротко остриженными волосами, румяными щеками и глуповато-добродушным выражением лица. Глаза цвета его костюма оценивающе смотрели на нее. Коп из зала суда улыбнулся — он действительно выглядел так хорошо, как она запомнила: высокий, смуглый и худой, с жестким, угловатым лицом, карими глазами под тяжелыми веками, медленной улыбкой — и протянул руку.

— Да подумал зайти посмотреть как у вас дела, — сказал он, когда она энергично и деловито, как все юристы, пожала ему руку.

Вся благодарность за его вчерашние усилия спасти ей жизнь исчезла под накатившей волной настороженности. Что ему надо? Его рука оказалась большой, теплой и твердой, она отбросила ее, как будто обожглась, в то время как мозг заполонили воспоминания о том, как он подхватил ее на руки, когда коленки подогнулись, и как выводил из зала, крича скорой помощи.

Широкоплечий, но не выглядит чересчур перекачанным, в свободной рыжевато-коричневой куртке, мягкой белой рубашке, красном галстуке и невзрачных синих брюках.

Тем не менее, по личному опыту, она знала, что он достаточно сильный. Будучи таким же худым как она, он поднял ее с легкостью, а ведь она все-таки не была перышком.

— Я Том Брага. Детектив, отдел по расследованию убийств.

Он задержал взгляд на небольшом пластыре на ее щеке, затем осмотрел ее всю.

— Рад, что вы пришли в себя так быстро.

Она тяжело сглотнула.

Сердце забилось быстро-быстро и вовсе не потому, что он был классным. Скорее потому, что он коп — детектив по расследованию убийств, к тому же — а она ощущала себе преступницей. Так, словно он знал, что она преступница. Словно сказал ей, что знает — вчера в коридоре для преступников произошло не то, о чем она рассказала.

Но ведь он не мог. Это невозможно.

Или мог?

Возьми себя в руки, Кейт. Насколько он знает, ты жертва, помни об этом.

Выдавив улыбку, она глубоко вдохнула через нос, так чтобы он не заметил, пытаясь успокоиться.

Не получилось.

— Это детектив Ховард Фишбэк, он тоже из отдела по расследованию убийств, — добавил Том, показывая на своего напарника. Тот выступил вперед, протянув руку в приветствии. Его ладонь была мясистее, с короткими пальцами. Он улыбнулся, и Кейт отметила блеск зубов и глубокие ямочки на обеих щеках. Его костюм выглядел безукоризненно, а рубашка и галстук — новыми. Этот парень не выглядел таким же классически красивым, как его напарник, но он определенно работал над этим.

— Кейт Уайт. — Она пожала его руку. — Приятно познакомиться. — Он широко и добродушно улыбался. Глаза тепло смотрели на нее.

О’кей. Он определенно пытался очаровать ее. Нулевые шансы.

Она посмотрела на свои часы — время было без пяти минут три — лихорадочно ища предлог выдворить их отсюда. Может сказать, что у нее сейчас суд? А, нет, все суды были отменены. Срочная встреча? Мона будет знать, что это ложь.

— А я ее секретарша, Мона Моррисон. — Очевидно, предположив, что Кейт забыла о ней — что так и было — Мона выступила вперед с вытянутой рукой. Оба мужчины бодро ее пожали, и Фишбэк сверкнул своей улыбкой с ямочками, но именно на Брагу она сделала большие глаза. Конечно. У Моны никогда не было проблем с охотой на мужчин, а Брага очень сексуален.

— Я видела вас возле здания годами, приятно наконец познакомиться, — разразилась потоком слов Мона, стреляя глазками.

— Вы работаете здесь годы? — посмотрел Том на Кейт. У него были густые, прямые брови, сейчас изогнувшиеся кверху.

Она покачала головой.

— О, с Кейт я работаю только с тех пор, как она пришла сюда в июне. До этого я работала в другом отделе.

— Ааа… Ясно, — ответил Брага.

— Спасибо, Мона, — сказала Кейт. Ее нервы были на пределе, и флиртующая Мона, это последняя вещь, которую она хотела видеть. Чего ей отчаянно хотелось, так это побыть одной, совсем немного времени, чтобы привести чувства и мысли в порядок.

И на это тоже нулевые шансы.

Секретарша послала ей укоризненный взгляд, но поняла, что от нее хотят.

— Я буду у себя, если что-нибудь понадобится.

Кейт кивнула. Фишбэк провожал Мону взглядом, пока она не вышла из кабинета. Брага же смотрел на нее, как обнаружила Кейт, когда повернулась и встретила его взгляд. Он улыбнулся. Офис сразу показался маленьким. Они были примерно на расстоянии ярда[37] друг от друга, так близко, что она видела лацканы рубашки из-под его куртки и щетину на лице, появившуюся после утреннего бритья.

— Я удивлен, что после вчерашнего вы на работе, — сказал Брага.

— Вы тоже работаете сегодня, — одновременно заметила Кейт.

— Я уже использовал все больничные дни на год.

По смешку в голосе Кейт поняла, что слова не стоит принимать всерьез. Она двигалась, пока он говорил, освобождая себе больше нужного пространства, и, обойдя обоих, положила свой портфель на стол. Затем улучив момент, отвернувшись, постаралась расслабить мышцы лица. Они были настолько напряженными, что улыбка, которую она вымучила, казалась вылитой из цемента.

Будь спокойной. Они ничего не знают.

Когда Кейт повернулась к ним, оба осматривали ее офис. Как и у всех помощников окружного прокурора в ее отделе, у нее был офис размерами десять на двенадцать с бледно-зелеными стенами (официально — цвета морской волны, но как сказал Бен, цвет больше похож на раздавленную гусеницу), стандартный, в форме буквы «L», черный металлический стол из лже-дерева сверху, соответствующий стеллаж и пара картотечных шкафчиков, прямо у стены за ее столом, а также большой черный кожаный стул, которым пользовалась она, и пара маленьких — для посетителей.

На стене за столом висели ее дипломы и сертификаты. На столе стояло прошлогоднее фото Бена. В углу — пустая вешалка. В другом углу находился искусственный фикус — Кейт давно отказалась от натуральных цветов, потому что все время забывала их поливать — он выглядел сиротливо на фоне окна. Окно было оборудовано серыми жалюзи, почти всегда раздвинутыми, открывающими захватывающий вид на каменное серое здание на другой стороне улицы. Иногда ее день оживлялся, когда на ее подоконник или, для разнообразия, на подоконник с той стороны улицы, садились голуби. Если она подойдет к окну и посмотрит наверх, то увидит узкую полоску неба, извивающуюся между зданий.

— Я видела, что вы покинули здание суда вслед за полицейским на носилках. Надеюсь, с ним все хорошо? — Лучшая защита — это нападение, и завести разговор первым — классическая стратегия ухода. Она старалась придать голосу теплый, заинтересованный оттенок. И не была уверена, что достигла успеха. Как и лицо, голос был жестким и ненатуральным.

Брага пожал плечами, на его лице появилась тень.

— Он жив, и доктора говорят, что с ним все будет нормально. Но он до сих пор в реанимации. — Его глаза заблестели — Это мой брат.

Это немного развеяло ее настороженность. Очевидно, он заботился о брате. Кейт кивнула, по-настоящему сочувствуя ему.

— Я так и думала. У вас есть схожая черта. Черные волосы.

Улыбка тронула его губы, осветив лицо, и Том, признавая сей факт, кивнул.

— Что и приводит меня к другой причине, по которой мы здесь. Вы не возражаете, если мы зададим пару вопросов?

Захваченная врасплох, Кейт почувствовала, как на лице застывает маска. Сердце пропустило удар. Живот свело. От всей души надеясь, что еще не поздно, она постаралась не выдать своего мгновенного, инстинктивного отрицания.

— Я уже давала показания вчера. Полицейские приходили ко мне домой. — Господи, она была так разбита вчера, что сейчас даже не может вспомнить, что говорила им. Грузовичок телевизионщиков был только первым в волне СМИ, наплывшей на ее дом. Они стучали и звонили в дверь, не прекращая, пока один из той пары полицейских, которые прибыли, чтобы взять ее показания, не приказал им уйти отсюда.

К тому времени, как она дала свои показания и проводила копов до двери, ее двор превратился в море из репортеров, камер, зонтиков и спутниковых грузовичков, десятки вспышек ослепили ее, как только она вышла на крыльцо.

— Кейт, правда ли, что вы убили своего захватчика из его же пистолета?

— Кейт, думали ли вы что сейчас умрете?

— Кейт, расскажите нам об этом тяжелом испытании.

— Мисс Уайт, как вы себя чувствуете?

— Мисс Уайт, что вам говорил Родригез?

— Кейт, посмотри сюда!!

Она в ужасе посмотрела на толпу и ответила:

— Мне нечего сказать, — и когда репортер сунул микрофон ей в лицо, отступила назад, в дом, и захлопнула дверь у них перед носом, тщательно ее закрыв. Через дверь она услышала, как полицейские выкрикивают требования освободить территорию. Когда же они неохотно повиновались, телефоны стали просто разрываться. Все внутренности свились в один огромный гордиев узел. Стиснув зубы, она отключила звук и на стационарном и на мобильном телефонах, а затем прошла по всему дому, методично закрывая все шторы, и проверяя закрыты ли двери и окна. Она закончила комнатой Бена, где он читал, лежа в кровати. По привычке, она включила лампу возле его кровати — он всегда читал, по ее определению, в темноте — и он оторвался от книги ровно настолько, чтобы взглянуть на нее.

— Мам что это за люди снаружи? Ты правда кого-то застрелила сегодня? Его огромные глаза, наполнились интересом и — без сомнения — восторгом — при мысли о том, что его мать может сделать что-то подобное. Ясно, что все это волнение оторвало его от книги, и он выглянул в окно. Конечно же, он слышал вопросы, которые они выкрикивали.

Ее сердце упало.

— Нет, — сказала Кейт, потому что не могла лгать ему в чем-то таком важном, потому что не хотела, чтобы жестокость и мать у него стояли на одной планке, потому что не хотела такого жизненного опыта для него. Но потом, поняла что она должна, что если кто-нибудь спросит его, он скажет:

— Мама сказала, что она никого не убивала — и поменяла ответ на «да».

А потом глаза ребенка стали еще шире, он вытянулся на подушках, уставившись на нее, она села рядом и рассказала ему всю историю. Частично. Со множеством исправлений.

То же, что она собиралась рассказать этим парням. То, что она сделала официальной версией и дала в показаниях.

Правда — большая часть ее истории была абсолютной правдой. Потому что как бы там ни было, она оказалась жертвой. Ей нечего прятать. За исключением конца... и начала.

От этой мысли сердце забилось еще быстрее.

— Это не займет много времени. — Брага правильно истолковал ее колебания как нежелание, но неправильно понял причины.

Она боролась с потребностью сглотнуть. Ее руки — проклятая вещь, выдающая с головой — сжались на талии, а она даже не подозревала об этом. А теперь, когда она об этом знает, отдергивать их нельзя. Это тоже будет выдавать ее нервозность.

К счастью, Брага смотрел ей в лицо, а не на руки. Как бы случайно, она позволила рукам упасть так, чтобы кончики пальцев просто лежали на столе.

— В моем заявлении все сказано, — попыталась она еще раз.

— Я прочитал его сегодня утром. Но есть несколько вещей, которые я хотел бы уточнить — пока они еще свежи в вашей памяти.

— Вам это ни капли не повредит, слово скаута, — уверил ее Фишбэк с очаровательной улыбкой. Он вытащил ближайший гостевой стул. Металлические ножки проскользили по паркету со скребущим звуком. — Не возражаете, если мы присядем?

Собственно, он уже садился.

— Конечно нет, присаживайтесь, — ответила Кейт, как будто у нее был какой-то выбор. Брага тоже сел и достал небольшой блокнот и ручку из кармана куртки. Она опустилась в свое кресло, посмотрев на них через стол, прекрасно понимая, что он сейчас читает написанные примечания. Примечания, несомненно выписанные из ее показаний.

— После того, как Родригез толкнул вас в коридор для преступников, вы больше никого не видели?

Кейт потребовались все силы, чтобы удержать лезущие на лоб глаза. Они знают о Марио. Это была первая, немедленная мысль. Она вся похолодела. Пульс просто понесся. Желудок стиснула огромная невидимая рука. Затем она вспомнила брата Тома, другого упавшего помощника и еще одного, в коридоре. Конечно же, Брага имел ввиду их. Она стала крутить ручку пальцами, чтобы скрыть свое облегчение.

— Помимо Родригеза, вы имеете ввиду? — Ее голос был на удивление твердым, хотя после той секундной мысли во рту пересохло как в Сахаре. Она гордилась, что смогла сделать правильное выражение лица: немного болезненного воспоминания, немного любопытства, не более.

— Помимо Родригеза, — согласился Брага.

— Три мужчины лежали на полу в одной из камер. Я видела их только мельком. Двое из них были помощниками — один — ваш брат, хотя тогда я не знала об этом — и один, одетый в оранжевый комбинезон, так что я предположила, что это заключенный. Я...Я тогда подумала, что они все мертвы. — Быстрое видение этой картины, сделало небольшой надлом в голосе абсолютно реальным.

Он кивнул и записал что-то в блокнот. Фишбэк, как видела Кейт, смотрел через стол. Быстрый, сочувствующий взгляд подтвердил, что ей в вину ничего не вменялось. Так же как и файл Марио, висевший у нее на компьютере, не видели. Ее ноутбук был открыт, но стоял в ждущем режиме, да и в любом случае, с его места он ничего бы не увидел. Телефон, кипы файлов и корреспонденции, парочка пластиковых коробок с компьютерными дисками, несколько книжек, конструкция из бумаги (ее сделал Бен, предполагалось, что это собака) — полная ручек и карандашей, на столе прибрано. Она старалась не оглядываться, но прекрасно знала, что они там видят: большие коричневые папки с файлами на верхней полке, книги и скоросшиватели, документы и большая ракушка, которую они с Беном нашли, когда гуляли по берегу.

Обе папки с файлами были закрыты, на них наклеено несколько желтых марок. На одной из них стоял факс. Ее календарь, стоящий с другой стороны от папок с файлами, пришпиленный двумя магнитами в виде собачек Скотти, которых подарил Бен на прошлый День Матери, показывал, что сегодня у нее нет никаких встреч. Она была слишком адвокатом, чтобы записать хоть что-нибудь, что могло бы использоваться против нее. Она была абсолютно уверена, что нет никаких следов пребывания Марио впомещении. Она просто тихо вздохнула с облегчением, когда ее взгляд снова упал на Брагу. Он смотрел на ее руки. Она все еще крутила ручку. Понадобилось все ее самообладание, чтобы не сжать руки в кулаки, позволив ручке упасть. Вместо этого она аккуратно положила ручку на стол, и сложила руки перед собой, переплетя пальцы так, чтобы они не могли выдать ничего больше.

Он ведь никак не мог знать, что ладони потные.

— Итак, как получилось, что вы «увидели мельком» что было внутри камеры? — спросил Брага.

Кейт замерла. Это было одно из тех мест, где она солгала, где ей пришлось солгать, конечно же, она увидела что было внутри камеры, потому что Марио вышел как раз оттуда.

— Родригез открыл дверь, всего на секунду, я не знаю зачем. Перед этим он толкнул меня к стене, поэтому я и увидела что в камере.

— И что вы увидели?

— Я уже сказала, троих мужчин — судебных помощников и заключенного — лежащих на полу. Как я и сказала, увидела их мельком.

— Вы видели какое-нибудь оружие? Пистолет?

— Нет, за исключением того, который был у Родригеза, конечно.

— О’к. — Брага вновь уставился в свой блокнот. Кейт старалась не потеть.

— Есть какие-нибудь мысли по поводу того, где Сото взял свой пистолет, мисс Уайт? — спросил Фишбэк.

Здесь она чувствовала себя уверенно.

— Нет. Вообще никаких. — Она подумала еще раз. В одну минуту Сото сидел за адвокатским столом, в следующую — уже вскочил на ноги, с пистолетом в руке. — Когда он вскочил на ноги в зале суда, пистолет уже был в его руке.

— И тогда вы увидели его в первый раз? — спросил Фишбэк с непроницаемым выражением лица. Снова, абсолютно не заботясь, поскольку в этом она была уверена, Кейт ответила — Да.

— А где вы взяли пистолет, из которого застрелили Родригеза? — спросил Брага, держа ручку над блокнотом. В глазах стоял всего лишь мягкий вопрос, как обнаружила Кейт, когда посмотрела на него. Никаких подозрений.

Кейт начала чувствовать пот под одеждой.

— Он был прямо там — на полу.

— Он лежал на полу в коридоре?

— Да.

— И вы не видели его раньше?

— Нет, — она боролась с диким желанием отвести взгляд или облизнуть губы. — Он толкнул меня вниз и, когда я упала, увидела пистолет, он лежал на полу, прямо возле стены, я не видела его раньше.

В комнате наступила тишина, как если бы он ждал от нее продолжения. Она прямо встретила его взгляд, в то время как сердце грохотало, а все нервные окончания обнажились, и она боролась с отчаянной необходимостью вскочить на ноги и уйти. Ее мозг, решающий дилемму «Бороться или убегать», кричал «Беги», но она не могла, ей оставалось только сидеть, пытаться выглядеть спокойной, лгать сквозь зубы и ждать. Как адвокат, она не раз видела, как подозреваемые делали себе хуже и хуже только тем, что много говорили. И она не собиралась попадать в эту ловушку, если только это в ее силах.

— Итак, вы увидели пистолет на полу, у стены. Справа от вас или слева?

Кейт постаралась визуализировать тот сценарий, который она себе придумала.

— Справа.

— О’к. — Он стал что-то записывать в блокноте, в то время как ее нервы натянулись до предела, как струны в фортепиано. — Вы сказали, что он толкнул вас. Как вы упали?

Кейт должно быть нахмурилась потому, что он стал перечислять практически сразу:

— Вперед, на живот, назад, на бок...

О Господи, покончи с этим, пожалуйста.

— На ягодицы. Я приземлилась назад и увидела пистолет. Я знала, что Родригез собирается убить меня, так что я схватила его, навела и просто нажала курок.

Кейт сделала глубокий вдох, и для эффекта, и потому что она реально очень-очень нуждалась в воздухе. — Я застрелила его.

— Где он был? Родригез?

Кейт чувствовала, как пот стекает по спине. Ее антиперспирант уже давно прекратил действие. К счастью, жакет мог скрыть любые выдающие круги под мышками.

— Возле стены. Той стены, где висел телефон. Он был лицом ко мне. — Кейт снова попыталась составить картинку сценария. Разве могла она схватить пистолет, прицелиться и выстрелить, когда Родригез стоял с пистолетом? Нет. — Он...он уронил свой пистолет и наклонился, чтобы поднять его. Я подумала, что больше мне такого шанса не представится. И схватила пистолет с пола.

Брага что-то записал. Потом снова поднял голову на нее.

— Итак, Родригез уронил пистолет, и пока он поднимал его, вы схватили оружие с пола. Он уже поднял его, когда вы выстрелили? В какой позе он был?

Экспертиза. Нельзя забывать о судебной экспертизе. Они будут знать, в какой позе Родригез — и я — были в момент решающего выстрела, определив это по траектории пули. Если, конечно, они захотят так заморачиваться, но Кейт предполагала, что захотят.

— У него в руках уже был пистолет. Он поднимал его выше. Уже стоял на ногах. Я думаю... Я почти уверена, он собирался выстрелить в меня. — Она еще раз глубоко вздохнула, во-первых, потому что ей это было нужно, во-вторых, потому что посчитала, что на данном этапе, это будет нормальная реакция на воспоминания о пережитом стрессе. Картинка, как Марио застрелил Родригеза, всплыла в сознании кристально ясно. Она постаралась поставить себя на место Марио. — Я была на ногах к тому времени. Мы оба стояли.

— Итак, правильно ли я понял, он стоял перед вами спиной к стене, и вы стояли перед ним, когда выстрелили.

Кейт кивнула.

— Был ли он на предохранителе?

Это застало ее врасплох, но Кейт надеялась, что не показала этого. Не позволила себе сделать глаза шире. Так же как не позволила губам сжаться. Не напрягла ни одну мышцу. Она осталась совершенно спокойной и расслабленной, но это стоило ей много времени. Как обвинитель, она училась читать язык тела как еще один способ понять лжет ли человек. Она была абсолютно уверена, что детективы по расследованию убийств изучали тоже самое.

Соответственно, она нахмурилась, как бы пытаясь вспомнить. В животе порхали бабочки. Бешеный пульс отзывался в ушах. Кейт боролась с необходимостью тяжело сглотнуть.

Она надеялась, что на лице появилась легкая задумчивость, пока ее мозг лихорадочно соображал. Дело в том, что думая над тем, как отвечать психологически, она не подумала о физических деталях, как именно пистолет будет стрелять при подобных обстоятельствах. Она стреляла раньше, один раз в своей бездарно проведенной молодости, из оружия, которое купила для защиты за пятьдесят долларов, но сути дела это не меняло, она по-прежнему многого не знала об оружии. Быстро соображая, она старалась наперед увидеть все ловушки, связанные с ее ответами, например, Брага мог бы сказать «Покажите мне как вы сделали это» и дать ей пистолет, идентичный тому, из которого она предположительно убила Родригеза, и ей надо бы знать, где там вообще предохранитель — и пришла к тому, что безопасней всего будет ответить.

Лицо разгладилось.

— Нет. — Голос звучал уверенно, а лицо было спокойным.

Браво.

Он кивнул и записал это в блокнот. Все так просто. Так почему же она так потеет?

Телефон зазвонил, и она подпрыгнула от неожиданности.

[1] Одна из типографий New American Library (NAL), издающая любовные романы (Здесь и далее прим. ред.).

[2] Chevrolet Camaro («Шевроле́ Кама́ро») — культовый американский легковой автомобиль, выпускавшийся подразделением Chevrolet корпорации GM как модель с 1967 по 2002 год.

[3] Брэнд, под которым выпускаются обувь и средства для ухода за ногами. Основан в 1906 году врачом-ортопедом. Принадлежит британской компании «SSL International».

[4] Че́сапикский зали́в (англ. Chesapeake Bay) — крупная речная дельта в США и один из наиболее известных природных ландшафтов Северной Америки. Является де-факто частью Атлантического океана, вдающейся в материк и расположенной между штатами Виргиния и Мэриленд.

[5] Вашингтон, Округ Колумбия (Washington, D.C. — District of Columbia или просто D.C.).

[6] Форд Торэс (Ford Taurus) — автомобиль производства Ford Motor Company.

[7] Шевроле Субурбан (Chevrolet Suburban) — большой внедорожник фирмы Шевроле, традиционно считается одной из машин, приносящих самый высокий доход компании General Motors.

[8] Глок (Glock) — пистолет производства австрийской фирмы Glock GmbH. Считается исключительно надежным, легким в облуживании и простым в освоении.

[9] Популярный американский дизайнер обуви, прозван «Королем шпилек». Создает не только туфли для голливудских знаменитостей, но и обувь, вполне пригодную для самой обычной жизни. Впрочем, использование высоких технологий и безупречный дизайн сделали марку Stuart Weitzman любимицей многих звездных красавиц нашего времени.

[10] Международный торговый центр, благодаря интернет-магазинам и интернет-аукционам дает возможность приобретать новые, бывшие в употреблении и редкие товары у продавцов со всего мира.

[11] Игра слов. Английский вариант фамилии судьи — Moran созвучен слову Moron — идиот, болван.

[12] Имеется ввиду штат Филадельфия. Обычно в США судебные дела именуются подобным образом: Висконсин против Йодера; Техас против Джонсона; Лоуренс против Техаса и т.д.

[13] Фирменный бактерицидный лейкопластырь компании «Джонсон энд Джонсон».

[14] 5 футов 6 дюймов = 1,70 м.

[15] 5 футов 9 дюймов = 1,79 м.

[16] Известная американская поп и R&B группа — танцевальный ансамбль с женским вокалом.

[17] 2 дюйма = 5,08 см.

[18] Starbucks (произносится «Ста́рбакс») — американская компания по продаже кофе и одноименная сеть кофеен.

[19] Эстер Принн — главная героиня романа Н.Хоторна «Алая буква». В отсутствие мужа она зачала и родила девочку. Поскольку неизвестно, жив ли муж, xанжески настроенные горожане подвергают её относительно лёгкому показательному наказанию за возможную супружескую измену — она привязана к позорному столбу и обязана носить на одежде всю жизнь вышитую алыми нитками букву «А» (сокращение от «адюльтер»).

[20] Philadelphia Police Department — полицейское отделение Филадельфии.

[21] Кондоминиум — многоквартирный дом вместе с земельным участком, оформленные как единый комплекс, в котором квартиры являются собственностью жильцов, а остальное имущество и земля — их совместной собственностью, без выделения долей. Это имущество пребывает в полной юрисдикции владельцев, местная власть не вмешивается в их дела, без согласия собственников никто не имеет права ни снести дом, ни реконструировать, ни построить что-либо на его территории. На земле «кондо» запрещена даже парковка чужих автомобилей.

[22] Название одного из видов нитроглицеринового бездымного пороха.

[23]Jell-O — известная марка желе.

[24] Церцис (Багряник, Иудино дерево) — листопадные деревья или кустарники. Цветет до распускания листьев или одновременно с их распусканием. (http://savepic.org/1491336.jpg).

[25] Шоссе на Восточном побережье США, идет параллельно Атлантическому океану из штата Мэйн в штат Флорида.

[26] Кикболл — kickball (от англ. kick —удар, ball — мяч) — игра типа бейсбола, но для малышей. Мяч размером побольше (например волейбольный или футбольный) и отбивается не битой, а ногой, и его можно бросить в игрока, чтобы вывести его из игры.

[27] eBay — это международный торговый онлайн-аукцион, существующий уже более 15 лет, основными принципами работы которого являются выгодные цены, доверие и возможности выбора.

[28] Крупные американские кабельные каналы, специализирующиеся на новостях.

[29] Информационная программа, выходящая по будням. Ведущая — известный юрист, журналист, телеведущая и бывший обвинитель Нэнси Грейс.

[30] Телевизионное шоу в прямом эфире на канале Fox News Channel, ведущие — Шон Ханити и Алан Колмс, представляющие две разные точки зрения: консервативную и либеральную. Впервые вышло в эфир в октябре 1996, последний эпизод вышел в январе 2009 г.

[31] Новостные и ток-шоу американского телевидения.

[32] Магазин сладостей

[33] Популярное прозвище Филадельфии (от произношения названия города на греческом языке: филос — любовь, аделфос — брат)

[34] Еще одно популярное прозвище Филадельфии

[35] Популярное американское ток-шоу, ведущие Барбара Уолтерс и Билл Гедди.

[36] Американская журналистка, телевизионный деятель, бывший адвокат, сайентолог на Fox News Channel ведет программу On the Record w/ Greta Van Susteren.

[37] Ярд (англ. yard) — британская и американская единица измерения расстояния, равная трём футам (36 дюймам) или 0,9144 метра.