Антоновка (СИ) [Violetblackish] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

— Владей!

С этим громким заявлением на ладонь Стаса торжественно опустился тяжелый старомодный ключ. Стас хмыкнул, не спеша сжимать кулак. Потому что ну какое «владей»? Дом был снят в аренду всего на полгода. Да и не дом даже, а полдома. И даже не в Москве, а в области. В старом дачном поселке, с высокопарными названиями запутанных в морской узел улиц. Не местечко, а Бермудский треугольник какой-то. Все, что Стас помнил, улица, на которой стоял «его» дом, называлась Азовская. Были тут еще Каспийская, Черноморская и вроде улица Баренцева. Настоящее тихое болото с покосившимися, вылизанными дождями заборами, перегибающимися через доски буйными зарослями жимолости и подбрехивающими там и сям собаками. Попадались и новострои. Но новые дома были так же редки, как нарядные золотые зубы во рту у продавщицы сельпо. Стасу это местечко подходило идеально. Малолюдно и до работы добираться самое оно.

Домовладелица, крепкая основательная дама неопределенных лет с яркой, расплывшейся на губах помадой, неправильно истолковав его молчание, зачастила, как рекламную листовку, текст объявления, которое он уже неоднократно читал:

— Хорошее место, тихое. И от Москвы недалеко. Электричка через две улицы и прямо до Павелецкого идет, минут двадцать всего, — она нервно обтерла двумя пальцами рот и зачем-то повторила: — Тихо, яблоневый сад, можно повидло на зиму накрутить… ну… из яблок.

Глаза у нее бегали. Она смотрела то на калитку, то на улицу, то на прошмыгнувшую под крыльцо серой тенью ободранную кошку. Словом, куда угодно, только не на лицо Стаса, хоть он и стоял к ней своей «правильной», парадной стороной.

— А сосед кто? — отмер он наконец. Вопрос вышел тихим и глухим. «Совсем общаться разучился», — дернул он головой и откашлялся. Вся эта суета срезонировала и качнула по новой вроде забитую таблетками головную боль, которая теперь все время колыхалась в черепной коробке тяжелой ртутью. Даже глаза пришлось прикрыть. За всем этим глухим раздражением на самого себя он не заметил паузы в разговоре.

— Платит вовремя, к себе вроде не водит никого, — выжала из себя хозяйка и замолчала.

Видимо, это были все положительные черты соседа. А с другой стороны, Стас и сам не сахар, поэтому он кивнул и сжал одинокий ключ в ладони, прикидывая, куда его пристроить, чтобы не потерять. Раньше так вопрос не стоял. Раньше, в его прошлой, нарядной жизни под словом ключи подразумевалась целая связка, весом с полкило, где на кольце болтались ключи от верхнего и нижнего замка, маленький довесок от почтового ящика, таблетка от подъезда, пульт от ворот подземного паркинга, брелок от тачки и еще один неприметный ключ от «квартиры друга». Эта внушительная связка как бы говорила о том, что ее владелец фигура заметная. И вот все, что осталось… Стас усмехнулся и надавил на ушко ключа подушечкой большого пальца, проталкивая его вглубь кулака, оглядываясь по-новому. По-хозяйски. Домовладелица уже испарилась, и вокруг было тихо, влажно и гулко. В осеннем густом воздухе все звуки приобретали вес и значимость: и резкий, тревожный вой электрички, проносящейся мимо платформы без остановки, и лай собаки через пару домов, и глухой «бумс» совсем рядом на деревянном крыльце. Стас перевел глаза вниз и, хмыкнув, подобрал упавшее прямо к его ногам яблоко. Зеленое, но пробивающееся через кожуру накопленными за лето теплом и сладостью, светящееся равномерно и жемчужно. Такими яблоками был усыпан весь двор. Стас поднес яблоко к носу и вдохнул слабый сладкий дух, замешенный с запахом мокрой прелой листвы. И тут же вспомнил вкус из детства. Даже вязь на языке почувствовал и слюну набежавшую сглотнул. И название само пришло на память. Антоновка. Именно такими яблоками был завален весь бабкин двор, и его обязанностью было собирать их в ведро… Стас, помедлив, прижал его сначала ко лбу, а затем и к «неправильной» стороне лица. Яблоко было тяжелое и прохладное. В ту же секунду хлопнула калитка. Наверняка хозяйка забыла что-то сказать. Стас быстро отдернул руку с яблоком и засунул ее в карман поглубже, словно скрывал следы преступления. Однако шаги от ворот прошелестели не к его крыльцу, а ко второму входу. Стас с минуту смотрел на продолжавшую раскачиваться калитку, а потом плюнул и пошел в дом, прихватив яблоко с собой…

— Сосед! А, сосед?

Стук в дверь застал его врасплох. Он в глубь комнаты не успел отойти, а уже ломились. Стучали беспардонно, с нахрапом. Стас скривился. Барабанная дробь в дверь картечью жахнула в затылок, а оттуда в виски. После такого не только таблетки принять, но и отлежаться в темноте и тишине надо было. А какая тут тишина?

— Вот тебе и тихое место, — проворчал он сквозь зубы, словно старый пес, и пошел открывать, держа руку с яблоком в кармане и непроизвольно впиваясь в его гладкую кожуру ногтем большого пальца. Дверь он распахнул с такой силой, что стоящий за ней человек чуть не слетел с крыльца кубарем. Что-что, а вести себя с людьми так, чтобы они больше никогда не возвращались, Стас умел.

— Ну? — припечатал коротко, да еще и глянул кислее зеленого яблока. Однако новоиспеченному соседу все оказалось по фене. Сразу стало понятно, что он из породы жизнерадостных долбоебов, которым по фигу на кем-то старательно отмеренные социальные дистанции. Хотя в случае со Стасом не только дистанции были обозначены, а еще и бетонные заборы возведены, с колючей проволокой и ядовито-желтыми упреждающими знаками. Но стоящий перед ним незнакомец был так же дружелюбен и любвеобилен, как щенок лабрадора. Да к тому же явился не один, а привел с собой интервента-захватчика — под ноги Стасу серой стрелой прошмыгнуло что-то неопознанное и без прелюдий громко зашуршало пакетами из продуктового, неосмотрительно сваленными на полу.

— Не бойся, это Камбала, — миролюбиво пояснил парень, протискиваясь мимо вставшего на пути, словно могильная плита, Стаса.

Стас проводил второго интервента тяжелым взглядом, потом перевел его на тощий полосатый хвост из пакета. Звуки оттуда неслись такие, словно с колбасой там сражались, а не тупо жрали. Стас нахмурился, сунул руку в пакет, ухватил кошака за шкирняк и извлек на свет божий. Тварь была тоща, страшна и одноглаза, что объясняло странную кликуху. Тем не менее, несмотря на отсутствие глаза, успела оприходовать половину сосисочной гирлянды и даже теперь, повиснув в воздухе, торопливо давилась остатками. Стас все так же молча проследовал обратно до двери, неся нахальную и мелкую, как крыса, кошку в вытянутой руке и, распахнув дверь, запулил ее в яблоневый сад. Остатки сосисочной ленты прочертили за зверюгой хвост, и вся эта мини-комета скрылась из виду, издав напоследок боевой клич. Стас отряхнул руки и повернулся в сторону второго захватчика.

Парень успел обосноваться в единственном кресле и взирал на развернувшуюся прямо перед ним драму.

— Зря ты так, — укорил он. — Она добрая и тарахтит как трактор.

— Чего приперся? — не повелся Стас. Поддерживать светскую беседу он не собирался. В его планах, напротив, было избавиться от непрошенного гостя с той же скоростью, что и с новой знакомой Камбалой, закинуться таблетками и пролежать остаток вечера, отвернувшись лицом к стене.

— Ну так по-соседски же, — назвал повод пацан. — Познакомиться.

Стас присмотрелся получше. Ни майки, ни куртки на соседе не было. Были съезжающие на жопу джинсы, обнаруживающие под собой пижонские труселя, и кожаные шлепки. Плюс замысловатая хрень, намотанная на запястья. Какие-то кожаные широкие браслеты, а под ними платки накрученные. Хрен знает что, короче.

— И как тебя зовут? — с трудом разлепил обметанные губы Стас. Головная боль снова всколыхнулась в черепушке тошнотной мутью. Адски хотелось курить, но с куревом пришлось завязать еще в больнице.

— Антон, — с готовностью расплылся в улыбке парень и протянул руку.

Стас тупо повтыкал на странные браслеты-платки на запястьях и буркнул:

— Иди на хуй, Антон.

И, не ожидая реакции, прошлепал тапками в сторону входной двери. Широко распахнул и издевательски склонился в шутовском поклоне, вложив в это движение всю желчь и яд, что скопились к полудню в организме, а там было до хрена. Стоял и ждал, пока сосед прошествует на выход. Делать тому тут было абсолютно нечего после такого приема. А когда не дождался, глянул на кресло с тупым дружелюбным Антоном еще раз. К его удивлению, тот оказался на месте и не переставал улыбаться. Только улыбка у него теперь была кривая и ненадежная.

— Зачем ты так? — уголки губ обиженно вздрогнули и наконец поползли вниз. — Я ж нормально пришел. По-пацански.

— Это ты-то по-пацански? — восхитился Стас и кивнул в сторону безволосого торса, только что массажным маслом не намазанного. — Ты кто? Пацан по вызову?

— Ну зачем так сразу, — все еще не потерял улыбку Антон.

Стас стиснул зубы и постарался больше не дергать головой. Визит нового соседа явно затянулся, и нужно было его заканчивать, так что Стас пустил в ход тяжелую артиллерию и повернулся к Антону своей «неправильной» стороной. За эту самую сторону единственный оставшийся от прежней жизни друг — хирург Краснов, которому на Стасов яд было наплевать, с присущим ему цинизмом прозвал его Двуликим. Нет, все было не так плохо, как в фильме про Бэтмена, но все же неподготовленные граждане при виде левой «темной» стороны Стаса первое время впадали в ступор, а потом и вовсе старались туда не смотреть. Или принимались нести всякую чушь. Или, что было совсем невыносимо, начинали его жалеть. Самому Стасу на внешний вид было плевать. Чего там разглядывать: все жеванное-пережеванное, сгоревшее и зарубцевавшееся. «Неправильной» стороной он пользовался, когда ему не терпелось избавиться от собеседника. Работало всегда. Если не срабатывало, характер Стаса довершал дело, теми самыми «словами» через рот, которые убивали вокруг все живое. Стас быстро и успешно избавился от друзей, сердобольных бывших коллег и от девушки Оли, собиравшейся высокопарно пожертвовать своей жизнью ради него, даже если он был категорически не согласен с такой постановкой вопроса. Меньше всего на свете Стасу хотелось, чтобы вокруг все страдали. Он и сам успешно и в одиночку справлялся с этой почётной миссией. А от новых контактов типа этого развеселого соседа Антона всегда успешно избавляла «неправильная» сторона…

— Ого! — вылетело из Антона, а сам он вылетел из кресла. Вот только жаль не в дверь, а ближе к Стасу, и не успел тот разинуть рот, как рука легла на его щеку. — Больно было?

Стас дернулся, поскольку это, мать-перемать, был запрещенный прием! И не потому что болело, нет. Оно уже давно не болело, а словно со сгоревшей кожей ушел защитный слой и нельзя было там больше трогать! И смотреть нельзя, Стас и сам не смотрел, даже когда брился. Да там и брить больше было нечего. Стас перехватил руку соседа и не то чтобы сжал, но удержал подальше от лица, пока ебучий оптимист снова расплывался в улыбке, на сей раз сочувственной.

— Не бойся, я аккуратно, — пообещал тот, второй раз за короткий визит призывая Стаса не бояться, словно Стас был из дерганных. Да и кого там бояться? Выхоленного гея и тощую одноглазую мышь, выдающую себя за кошку? Словно по заказу, к левой ноге что-то тяжело и жарко привалилось и завибрировало. Стас, не выпуская руки Антона, скосил глаза вниз. Камбала воспользовалась распахнутой для Антона на выход дверью, как входом, и обожравшись на неделю вперед, сыто и нагло жмурилась на него, свернувшись в аккуратный кренделек и положив лапы прямо ему на тапок.

— Ласковая, — услужливо объяснил Антон.

— Да вы заебали оба… — подвел итог Стас. Тряхнул ногой, освобождаясь от Камбалы и заодно вышвыривая ее снова на крыльцо, потом рукой дернул, выпуская перемотанное запястье Антона. Веским тычком в спину выпроводил гостя за Камбалой и захлопнул за развеселой гоп-компанией дверь. Привалился взмокшей спиной и зашарил в кармане в поисках полурастерзанной пачки таблеток, но вместо нее выудил твердое зеленое яблоко. Посмотрел на него не видя и машинально откусил, тут же кривясь и выплевывая твердый кусок на пол. Яблоко было кислющее. В маленькое тусклое окошко рядом с дверью забарабанили:

— На стол выложи на газетку! Дозреют, будут сладкие! — нос Антона расплющился о стекло, а Стас, достигнув последней отметки кипения, запулил яблоком прямо на ненавистный голос, в последний момент машинально уведя замах в сторону, чтобы не выбить окно, но знатно напугать. Яблоко гулко стукнулось о стену, стекла вздрогнули.

— Да съебись ты наконец! — прорычал Стас, но за окном уже было тихо и пусто. Только качнулась ветка яблони.

***

Работал он теперь в мастерской по изготовлению ключей. Народу было мало, график удобный, добираться недолго, а Стас как раз учился ценить в жизни простые и понятные вещи. Странно, но шум станка или, скажем, шлифовальной машинки не раздражал, а люди не беспокоили, поскольку для разговоров не задерживались. Немолодой, простовато-крестьянского вида мужик — владелец мастерской, при виде лица претендента на вакантную должность покачал головой и пробурчал что-то типа «всех клиентов мне распугаешь», однако, понаблюдав с часок, отстал — Стас работал не поднимая головы, а люди, приходившие в мастерскую, в ожидании заказа больше пялились в телефон, а не по сторонам. Так что его оставили. Он притащил в каморку маленький туристический чайник на одну чашку, рафинад, коробку дешевого печенья и теперь коротал время, перечитывая по сотому кругу Маркеса, который идеально лег на его затянувшийся на остаток жизни сплин. Все это Стас определил для себя уютным словом «переживем», словно все происходящее и правда имело шансы закончиться или наладиться. Оно все бы ничего, если бы не головная боль, которая не отпускала и в лучшем случае нисходила до «почти не болит». Таблетки, рецепты на которые молча выписывал хмурый Краснов, он расходовал аккуратно, не наглел. Сразу после работы рывком молнии застегивал куртку как футляр, натягивая воротник по самые уши и привычно отворачивая «неправильную» сторону от взглядов, и трясся в электричке домой. Шел по тихим улицам с морскими названиями, заранее нащупывая в кармане тяжелый старый ключ, к которому после некоторых колебаний все же прицепил маленький якорек-брелок — Эйфелеву башню, забытую кем-то в мастерской. Шел медленно, баюкая головную боль как капризного младенца, заснувшего-таки после бессонной ночи. Важно было донести черепную коробку до подушки и уложить здоровой щекой на прохладный ситец наволочки, пока не очнулся беспокойный грызун, почти все время подтачивающий своими острыми зубками беззащитную мякоть мозжечка. И лежать… лежать в тишине. Ничего не делая, только слушая, как изредка падают на землю яблоки за окном.

— Переживем… — бормотал он, открывая дверь, перекладывая в другую руку пакет с молоком-батоном-колбасой и нашаривая выключатель. — Вот же ж блядь!

Камбала мирно спала в облюбованном Антоном кресле. При появлении Стаса она вывернула ухо под немыслимым углом к источнику возни, но глаза, а точнее глаз, так и не открыла.

— Ты как сюда попала, блин? — поморщился Стас, оглядывая комнату в поисках бреши в обороне.

— Через окно, — раздался у него за спиной голос Антона. Стас вздрогнул и чуть не выронил пакет. — Ко мне тоже постоянно приходит. Один раз просыпаюсь среди ночи, а она у меня прямо на башке тарахтит, прикинь?

— Ты чего приперся? — набычился Стас вместо приветствия. Швырнул ключи на стол, пакет аккуратно пристроил на стул и уже взялся за борта куртки, чтобы стянуть, но передумал и пошел прямо к креслу. Двумя пальцами прихватил животину за птичий хребет и повторил процедуру выдворения, жалея, что с соседом нельзя поступить точно так же. Камбала, очутившись на крыльце, не особо удивилась. Только прогнулась, обнаруживая неимоверную гуттаперчевость, громко поскребла когтями отполированные доски и успела глянуть на Стаса задумчиво единственным глазом, пока тот не захлопнул дверь, не давая ей просочиться обратно. Теперь предстояло разобраться со второй проблемой, то бишь с Антоном, который уже занял нагретое Камбалой кресло и теперь беззаботно болтал в воздухе одной тапкой.

— Соли не займешь, сосед? — с готовностью осклабился парень.

— Нет у меня соли! — буркнул Стас, стоя перед креслом и размышляя, как поступить. Можно было вздернуть Антона и выпихать к Камбале на крыльцо, но тогда бы пришлось как минимум вступить в телесный контакт, а Антон опять был без майки и его торс покрывали какие-то то ли блестки, то ли гель, Стас не разбирался, но прикасаться не спешил. Поэтому выбрал меньшее из зол — ухватил Антона за запястье, на котором на этот раз не было браслетов, а только яркие сине-бело-красные тряпки. Патриот, бля. Он уже хотел дернуть Антона, но тот вдруг в мгновение ока сменил улыбку на болезненную гримасу, которая больше была похожа на звериный оскал. Стас вздрогнул, замешкался и момент оказался упущен. Он поспешно выпустил запястье Антона, а тот съехал обратно в кресло задницей и как ни в чем не бывало бесцеремонно потыкал в неправильную сторону Стаса пальцем.

— Так откуда это у тебя?

Стас со свистом выдохнул через зубы и тут же об этом пожалел: боль в затылке, потревоженная еще во время возни вокруг кресла, ломанула в виски, а оттуда и на глазные яблоки. Он медленно опустился на стул и малодушно подумал о таблетках в кармане куртки. Хорошо было бы остаться одному, но, похоже, его мнение никого не интересовало — Антон сидел, уютно развалившись в кресле, а злосчастная Камбала опять обозначилась на подоконнике так и не закрытого окна и спокойно намывала себе морду лапой, ни на кого конкретно не глядя и вообще абсолютно ничему в этой жизни не удивляясь.

— Если скажу откуда, обещаешь свалить? — нашел компромисс Стас.

Антон поиграл бровями и кивнул. Любопытство победило. Стас только плечами пожал. Ничего геройского, просто так получилось. Поэтому и ответил ровно и спокойно, в надежде на то, что странный тип все-таки отвалит.

— Два года назад. 53-я пожарно-спасательная часть. Приехали на возгорание в квартире. Полыхало знатно. Хозяин без сознания на полу в прихожей. Ну выволокли его, смотрю, а у него в коридоре канистры с бензином стоят. Запасливый, сука… Я на них смотрю, а они уже как шарики раздулись. Чуть-чуть не успел…

— Так ты пожарный? — удивился Антон, чуть сдвигаясь в кресле по направлению к Стасу и судя по всему выметаться не собираясь. Даже Камбала оторвалась от вылизывания шерсти и уставилась на Стаса, забыв про выставленную пистолетом тощую лапу.

— Я никто… — честно сказал Стас и резко сделал шаг, чуть не взвыв от нового приступа боли, теперь уже накрывшего не по-детски. — Уходи, ты обещал. — И, хмыкнув, добавил: — По-пацански…

***

Следовало прибраться, конечно. Тем более что как раз наступил выходной. Стас раскопал в прихожей обглоданный веник и жестяное ведро с засохшей, по форме края, тряпкой и подставил его под гудящую струю воды. Головная боль дремала, пригретая спокойной безветренной погодой и предстоящим выходным. Он в кои-то веки решился включить радио, найдя спокойную волну с классикой. Любимый рок он давно не слушал. Прежние привычки как-то сами собой отсохли, отпали. А новые еще не наросли.

— Переживем… — бормотал Стас, пережидая, пока вода не наполнит ведро наполовину, и берясь за веник. За дверью было тихо и пока никто не ломился. Сегодня утром за яблонями мелькнуло яркое пятно красной пижонской куртки и хлопнула калитка. Камбала тоже не появлялась, может, стая бездомных собак до нее все же добралась. Стас сначала вымел, а потом вымыл пол, старательно выжимая тряпку. У входной двери подхватил связанный из некогда ярких ниток половичок и как следует потряс, выбивая многолетнюю пыль. С половичка взмыла вверх сиренево-глянцевая бабочка рекламного флаера. Стас машинально подобрал ее и покрутил, недоумевая, откуда могла взяться подобная дрянь на его крыльце — почтальон и тот забредал сюда редко, так что рекламным мусором обычно не заваливали. Получалось, что баннер сунули ему специально. Стас недоверчиво покосился на калитку и снова принялся разглядывать тоненькую сложенную втрое брошюрку, наконец прозревая. Неузнаваемый и чужой в гриме на переднем плане красовался не кто иной, как Антон. Узкие брючата, как всегда голый торс, накрашенные губы. Листовка рапортовала, что программа начинается в девять вечера каждую субботу, и выглядела как приглашение. Стас смял негнущийся глянец рукой, отправил в пакет с мусором, поджидающий тут же у порога, и, насвистывая, направился к контейнерам в конце улицы, чье местоположение выдавала безумная вонь. Стас поиграл в баскетболиста, запулив мешок с безопасного расстояния, чтобы не испачкать тапки, и отправился в обратный путь. На улице было тихо и пустынно. Дачники еще не наехали, а остальной народ отсыпался после рабочей недели. Камбала встретила его на крыльце и настойчиво боднула в ногу.

— А чего не в кресле на этот раз? — едко поинтересовался Стас, проходя в комнату и захлопывая дверь у Камбалы перед носом, и чертыхнулся, ибо кресло оказалось занято Антоном. Сегодня на нем была весьма скромного вида майка, а вот джинсы, напротив, такие, словно соседу пришлось сразиться со стаей саблезубых тигров по дороге сюда. Видимо, Антону жизненно необходимо было обнажать как можно больше частей своего тела, чтобы чувствовать себя нормально. К слову, посмотреть там было на что. Стас отвел взгляд и открыл рот, чтобы послать соседа по матери, но не успел.

— Тебя Стас зовут. Я у хозяйки узнал. И, вообще, я тебе соль принес, — миролюбиво прервал еще не начавшийся диалог Антон и демонстративно водрузил на стол упаковку. Комната была маленькая, и для того, чтобы это сделать, ему не пришлось вставать. На этикетке белым по синему было выведено «Соль морская». Ну конечно, кисло подумал Стас, улица Азовская, соль морская, все логично. Боль в затылке потихоньку заскреблась коготком, предупреждая о своем пробуждении.

— На фиг мне соль? — монотонно спросил Стас, ругая себя за то, что вступает в бессмысленный диалог. — Не отвечай. Рекламу ты под дверь подбросил?

— Я, — с готовностью закивал Антон. — Придешь?

— Нет, — все так же бесцветно ответил Стас и пошел к плите. Налил воды в кастрюльку, почиркал спичкой, зажег конфорку и подкрутил огонь. В комнате запахло серой и скандалом. Спичка догорала в пальцах Стаса, и он смотрел на нее, не отрываясь. Боль все настойчивее скреблась в затылке, но он все же надеялся, что сегодня обойдется. Вот если бы только совсем не двигаться и лечь прямо сейчас. — Я не хожу в пидорские заведения.

Любой бы на месте Антона обиделся и ушел. Собственно, этого Стас добивался который день подряд.

— Я танцор, — насупился Антон.

— Ты шлюха, — отрезал Стас, не в силах оторваться от созерцания синеватого языка пламени и покрываясь ледяным потом. Боль в затылке разрасталась, гася надежду на спокойный день. Стас зло задул спичку.

— Можно я буду задавать тебе один-единственный вопрос в день, и все? — предложил Антон.

— Нет, — Стас кинул обгоревшую спичку прямо в раковину.

— Голова каждый день болит? — жизнелюбивый Антон был непробиваем.

— Нет, — соврал Стас. Огненный шар молниеносно раздулся в голове, давил изнутри, выдавливал глаза из черепной коробки. Каждое движение отдавало в висках зелеными, тошнотными вспышками, и, если бы не это, он бы уже набросился на Антона, но экономил силы и двигался плавно. Антон, словно почувствовав его состояние, встал с места и сам направился к двери.

— Можно я завтра опять приду? — потоптался он на пороге.

— Нет, — вцепился в косяк Стас и процедил, прикрывая за ним дверь: — И Камбалу свою держи при себе, а то я ей, не ровен час, голову откручу.

— Камбала не моя, — рассмеялся Антон уже со ступенек крыльца и помахал рукой от калитки. — Она сама по себе и приходит только к тем, кто ей по нраву. Думаю, ты ей понравился.

— Упаси боже, — скрипнул зубами Стас, аккуратно прикрывая дверь и делая несколько шагов на ватных ногах. Зеленая пелена застилала глаза. Он еще успел выключить ледяной неуклюжей рукой огонь под кастрюлей, выдавить из кассеты сразу три таблетки, плеснуть воды из чайника в первую попавшуюся кружку, заливая заодно и клеенку. Закинул таблетки чуть ли не в пищевод, торопливо запил тепловатой мерзкой водой и воткнулся лбом в подушку…

Проснулся в полнейшей темноте. Вокруг было тихо, только где-то поскрипывали деревянные половицы да тикали на стене старомодные часы. Голове было тепло и уютно. А еще ее непривычно тяжелило. Словно на Стаса во сне надели теплую зимнюю шапку. Стас пощупал рукой и вздрогнул: в пальцы ткнулось что-то влажное-кожаное, руку щекотнули усы и незамедлительно включилось громкое тарахтение. Шапка завибрировала, устраивая голове настоящий вибромассаж.

— Ах ты ж, зараза такая… — начал отчитывать ее Стас, но вдруг замер. Голова не болела. Совсем. Обычно после таких приступов, как сегодня, он сутки валялся в постели, обливаясь потом, не в силах подняться на ноги, ибо даже после обезболивающих тупая, тошнотная беспомощность никуда не уходила. Сейчас голова не болела совсем. Как когда-то, когда эта способность не испытывать боль еще была самим собой разумеющимся. Тем, что было нормально и совершенно не ценилось. Стас замер, наслаждаясь моментом и боясь пошевелиться, чтобы не нарушить хрупкий баланс. Глупо и иррационально не решался трогать Камбалу. Неподвижно лежал, отвлеченно думая, что кошак целыми днями шарится по помойкам и стопудово обзавелся внушительной коллекцией блох, но сейчас на это было плевать. Стас удобно подложил руку под щеку и прикрыл глаза, вслушиваясь в мерное урчание над головой. Это урчание потихоньку забирало его, качало на волнах и мягко толкало обратно в сон. Он сладко зевнул во весь рот и пробормотал безадресно, обращаясь не то к Антону, не то к Камбале.

— Убью на фиг…

В ответ сразу четыре мягкие лапы без когтей чуть спружинили в его волосах, но этого Стас уже не почувствовал. Он спал так крепко, как последний раз спал только в детском садике.

Проснулся поздно и долго не решался оторвать голову от подушки. Камбалы и след простыл, комнату заливало позднее сентябрьское солнце. Стас медленно принял вертикальное положение, прислушиваясь к себе. Головная боль дремала где-то глубоко. Невидимая, но существующая. Слишком хорошо знакомая.

Стас, как был в трусах и майке, прошлепал босиком до входной двери и распахнул ее. Вокруг стояла тишина. Даже электричку не было слышно. Крыльцо было прогрето солнцем и усыпано яблоками. Стас хмыкнул, набрал, сколько поместилось в руки, и, дойдя до стола, разложил добычу на старой газете. Потом вскипятил чайник, плеснул заварки в чашку, забелил молоком и завалился обратно на кровать, прихватив «Сто лет одиночества». Лежал, наслаждаясь тишиной, ничегонеделанием, скользил глазами по строчкам лениво, выхватывая любимые «вкусные» моменты, то и дело впадая в дрему. Как когда-то раньше. Солнце грело сначала локоть, потом поползло горячей лужей по бедру, примостилось на колене и угасло на пятке. Стас и сам не понял, как уснул.

Проблемы начались ближе к вечеру. Сначала в полудреме он услышал, как хлопнула калитка. Завозился, уронил книгу, но не проснулся. Вскинулся, только когда заскрипела старая оконная рама. Захлопал глазами сонно и непонятливо, уставившись на Антона, вваливающегося в комнату с батоном в зубах. Было уже темно, но соседа он опознал сразу. Ну не воры же, в самом деле. Брать у Стаса все равно было нечего.

— Сдурел? — зашипел он, щелкая выключателем, а Антон, запнувшись за подоконник, полетел прямо носом в вязаный половик. Правда, батон из зубов не выпустил. — Почему в окно?

— В дверь бы ты все равно не пустил, — пробурчал Антон, рассматривая разодранный локоть. Рядом мягко спружинила Камбала и тут же ткнулась понюхать батон. Потеряла интерес и отошла.

— Вот зараза! — восхитился Антон вслед виляющей тощим задом кошке. — Да ты зажралась, мать моя!

— Хлеб мне? — ревниво оборвал Стас.

— Ну да… Хлеб да соль. Полный комплект, — снова вернул благостно-дебильное выражение лица Антон. — Чаем угостишь? С вареньем.

— Хотел чай с вареньем, надо было варенье тащить, — на автомате отчитал Стас.

— Значит, с чаем заметано? — оживился Антон.

— Нет, — отрезал Стас и решил больше не разводить церемоний. — Завязывай сюда ходить. Мне друзья не нужны.

— А любовники? — скрестил ноги по-турецки Антон прямо на полу.

Стас опешил.

— За такое морду бьют, — пробурчал он неуверенно, вспоминая ключ от «квартиры друга» на своей тяжелой связке ключей.

— Но ты не будешь, — утвердительно произнес Антон и вдруг неожиданно быстро облизал губы. Стас качнул головой, баюкая боль в затылке. Это раньше он мог любого отметелить, а теперь передвигается по жизни медленно и плавно. — Ну хорошо, не хочешь со мной говорить, не хочешь смотреть на мое выступление, не хочешь спать со мной…. Ну тогда давай просто погуляем? Я вот Парк Горького люблю. Поехали в Парк Горького? Ты мне медведя в тире выиграешь.

— Какого медведя? — окончательно потерялся Стас, вдруг стряхивая оцепенение и оглядывая комнату: Антон сидел на полу, Камбала забралась в кресло и там пригрелась, он сам свесил ноги с кровати, на столе зрела антоновка. И во что только превратилась его жизнь? Боль чуть сжала виски. Предупредила…

— Розового хочу, — отозвался как ни в чем не бывало Антон. — Большого плюшевого пошлого розового медведя. Чтобы все на нас с тобой оглядывались.

— На нас с тобой и так все будут оглядываться, — буркнул Стас, оценивая сегодняшний прикид Антона: пиджак на голое тело, джинсы в обтяжку и что-то кислотного цвета на ногах. Ведь все это стоило конских денег, так почему Антон жил как бомж в полуразвалившемся полудомье? — Тебе пора…

— Один вопрос в день. Ты обещал, — нагло соврал Антон и, прежде чем Стас успел открыть рот, спросил: — От кого ты тут прячешься?

— Нет, — ответил Стас и встал, чтобы открыть дверь.

— Я помню, где выход! — Антон легко спружинил с пола и даже прихватил с кресла задремавшую Камбалу. Та, ничего не поняв спросонья, впустила зубы ему в мякоть между большим и указательным пальцами и продрала рукав пиджака задними лапами. Стас улыбнулся злорадно, но дверь все равно закрыл.

— До завтра, — оптимистично попрощался Антон, несмотря на остервенело повисшую на нем Камбалу. Стас подавил желание побиться головой о дверь.

В Парк Горького он все-таки пошел. Без Антона, понятно, и по старой памяти. Задумался, выходя с работы, и ноги сами собой понесли, хотя знал, что не нужно туда соваться. Ничего от той, другой жизни, где они частенько встречались по выходным в этом парке «по-семейному», то есть парами, не осталось. Да и тот последний вечер, когда он здесь был, ничем хорошим не закончился. Ольга тогда завелась ни с чего, на ровном месте, то ли привычно оттого, что другие в их компании были семейными, а они так до загса и не дошли, то ли из-за того, что Владлен с Борькой выиграли женам в тире один белого пушистого зайца, второй огромного рыжего гнома, ростом с хоббита. А он был погружен в свои мысли и думал больше о неприметном ключе у себя на связке, а не о мишени. Поэтому все время мазал, а Ольга это почему-то воспринимала как личное оскорбление и подставу. Он смог в итоге выиграть в каком-то очередном дебильном парковом аттракционе маленькую пузатую плюшевую рыбку, но Ольга посмотрела на него чуть ли не с ненавистью. Возвращались они молча, а вот дома долго и до трясучки орали друг на друга, припоминая абсолютно все, что могли вспомнить друг другу за десять лет, начиная со сгнившего у Ольги мешка картошки и заканчивая разбросанными носками Стаса. Он почти ушел тогда, ну, по крайней мере, решил уходить. И ключ же уже на брелоке имелся. Но не ушел. Не выспался дико, потерял концентрацию, вот и не заметил, не оценил обстановку с канистрами. А после стал не нужен. Ни там, ни там. Само собой разрешилось то, что мучило весь последний год, только вот не так, как планировалось.

Антона он заметил сразу, хотя не сразу узнал. Естественно, город Москва маленький, сколько там? Двенадцать миллионов жителей? Тринадцать? А с Московской областью? Человека встретить раз плюнуть. Антон шел по главной аллее как каравелла — все расступались. Наряд пуще прежнего — кожаные обтягивающие штаны с прорезями, каблуки, майка с одного плеча и взгляд в никуда. Никакого жизнерадостного лабрадора, только иголки льда из-под опущенных ресниц. Стаса не увидел, а точнее, просто не смотрел. Ни на кого, даже на мужика, который плыл вроде рядом, а по факту не успевал и все время оказывался на полшага позади и матово светил оттуда полированной гладкой лысиной. На этого самого мужика Антон не смотрел особенно. И этот диссонанс вышиб Стаса из колеи. Он так и остался с открытым ртом у какой-то урны, из которой струился дым от кем-то не потушенной сигареты. Потому что оказалось, что так по-дебильному, с таким неприкрытым восторгом и идиотизмом Антон смотрит только на Стаса. А на весь остальной мир и на мужиков в этом мире смотрит по-другому. Точнее, вообще не смотрит. Это было неожиданно.

Антон прошел по аллее как по подиуму, ставя ноги на одну линию, и скользнул в тачку, из тех, где богатые люди сидят не за рулем, а на заднем сиденье. Мужик скользнул следом, с явным облегчением. Понятно было, что этот демарш Антон устроил, только чтобы позлить того, с полированной лысиной.

— Развелась пидоросня, — прилетело откуда-то со стороны. Стас дернулся по привычке, как много лет уже дергался, хотя скрывал тщательно, как один-единственный ключ среди других. Хоть и понимая, что на этот раз не про него, а все равно жало правдой под ложечкой. Машина отчалила, как пароход от пристани, да и Стасу больше тут делать было нечего. Парк был другим, жизнь была другой, тиры давно убрали, Антон уехал. А жаль. Сейчас бы Стас точно попал в яблочко.

Дома разулся в темноте, прошел, загремел чайником, налил в стакан кипяченой воды. Выщелкнул привычно три таблетки из кассеты, прикидывая скупо, сколько там еще осталось — самым страшным кошмаром было остаться без НЗ. Запил как следует, но след медикаментов стереть с языка не смог. Как-то на автомате по дуге обогнул кресло, смирившись, что там ему не сидеть, хотя ни Камбалы, ни Антона сегодня не было. Камбала, видать, лазала по помойкам, а Антона прямо сейчас, вероятно, трахал лысый папик. Стас хотел дотелепаться до кровати, но не рассчитал. Прилег прямо на вязаный коврик у дверей. Вот такие же точно коврики из разноцветных тряпок его бабка вязала. Когда-то давно. В другой жизни. Стас уткнулся виском в холодный пол и замер, пережидая нарастающий вал боли. Спина покрылась липким холодным потом, лоб и виски сжало огненным обручем, и Стас поплыл куда-то. В дверь поскреблись.

— Открой, я знаю, что ты там. Я тебя в парке видел, — голос у Антона был усталый, взрослый и ни фига не придурошный.

— Иди… — промычал Стас. — А точнее, езжай. Куда тебя там везли? Трахаться? Ну и трахайся… С кем ты там трахаешься.

— Уже ни с кем, — ответил где-то совсем близко Антон. Тоже, видать, сел на крыльцо.

— Да мне по херу, — бесцветно шепнул Стас.

— Можно я войду? — снова поцарапал ногтями дверь Антон. Стас отрицательно помотал головой в темноте и тут же воткнулся лбом в холодные доски, пережидая волну тошноты. Антон заткнулся вроде, но через некоторое время скрипнула оконная рама.

— Стас? Ста-а-ас! — холодная рука Антона легла куда надо — прямо на лоб, потом на щеку, на ту самую, обожжённую. — Идти можешь? Давай до кровати, а?

— Господи, — взмолился на Антона, как на икону, Стас. — Да оставь ты меня уже в покое! Ну иди ты на хер, наконец. Ну неужели ты ничего не видишь?

— Вижу, — успокоил Антон.

— Что ты видишь! — не унимался Стас.

— Дурака вижу, который сам от себя бегает, — проворчал Антон, просовываясь Стасу под руку и приподнимая. Стас послушно уперся коленом в пол, пытаясь привстать. На кровать они оба рухнули. Стас по инерции, Антон просто не успел вынырнуть из-под руки. Побарахтались, пока Антон Стаса к стене подталкивал и подушку поправлял. Стас промычал что-то почти благодарно, думая, что теперь-то Антон свалит, но таблетки наконец подействовали, боль чуть отступила и накрыло облегчением. Стало легче дышать, и веки потяжелели.

— Дверь за собой прикрой, — успел промычать он Антону, но тот, вместо того чтобы уйти, вытянулся у него за спиной, уткнулся лбом между лопатками и засопел не хуже Камбалы.

— Я тебя не брошу, — донеслось до Стаса. То ли про сегодня, то ли про Стаса в целом. Стас бы подумал об этом, но его все-таки вырубило. На сей раз с одним-единственным, огромным, как шар, чувством облегчения, что сегодня за ним присмотрят.

***

Утро было не утро. Темень, предвещавшая пасмурный мрачный дождливый день. Рука Антона, естественно, обнаружилась у Стаса на ширинке. Он аккуратно сдвинул ее, но стало только хуже. Антон завозился где-то за спиной, вжался в него бедрами и всем остальным, что по-утреннему бодро выступало.

— Да не дергайся ты, — прилетело сзади. Подушка была одна, и Антон почти уткнулся носом в его шею. — Не трону я тебя. Ну… не сегодня.

— Ты меня? — поразился Стас, живо перекатывая Антона на спину.

— Не болит? — ладонь Антона как по команде легла на «неправильную» щеку.

— Да она давно не болит уже… — буркнул Стас, отводя руку.

— Я про голову, — отвергнутую руку Антон незамедлительно пристроил Стасу на шею.

Стас замер, прислушиваясь, и ничего не ответил. Тогда Антон аккуратно поменял их местами, пристраивая голову Стаса на подушку, еще хранящую отпечаток его головы. И ловко взобрался ему на бедра.

— Нет, — хрипло произнес Стас и положил руки Антону прямо на задницу, забираясь под низкий вырез так и не снятых ночью джинсов. Антон наклонился и вдруг по-кошачьи боднул лбом лоб Стаса. Потерся губами о губы и прижался щекой к «неправильной» стороне, бормоча еле слышно:

— Я сам…

Стас открыл рот, чтобы что-то сказать, но рука Антона вдруг неожиданно метнулась к паху и крепко сжала. И слова так и застряли в глотке у Стаса.

— Сам так сам, — прохрипел Стас, сжимая упругую задницу Антона.

Антон и правда все сделал сам. Сам снял со Стаса футболку, стащил до колен джинсы с бельем, пошарив в кармане брошенной прямо на полу куртки, нашел смазку. Потом разделся догола, позволяя смотреть на себя сколько угодно долго. Сам, изогнувшись, прошелся ребром ладони между ягодицами, размазывая лубрикант. Сам завел руку, нащупывая член Стаса, и сам насадился медленно, по миллиметру, кусая губы, не останавливаясь. Сам уперся руками в грудную клетку Стаса и плавно повел бедрами. Стас лишь вжимался затылком в подушку, поджидая, как отреагирует на это притаившийся в черепной коробке грызун, но ничего не дождался. Тогда, прихватив Антона за шею, он резко дернул его на себя, жадно целуя куда придется: в губы, в лоб, в глаз, в скулу. Не отпустил, придержал близко, пока тот замер, чуть приподнявшись и напряженно раздвинув бедра.

— Дава-а-ай… — шепнул Антон тягуче прямо в губы, и Стас «дал». Подкидывал бедра вверх быстро и рвано, жадно вбивался в такое близкое и теплое тело, утолял старый, измучивший его голод, полностью забив на притаившуюся головную боль, социальные дистанции и свое «нет», пока в голове не разорвалось, но не болью, а ослепительным сумасшедшим кайфом, выламывая все суставы в теле разом и оставляя его бескостным, безвольным, сытым и первый раз за последние пару лет улыбающимся.

Второй раз проснулся, когда солнце вовсю шпарило, и спохватился, что проспал. Антон так и вырубился верхом, завалившись чуть в сторону. Стас во сне еще и обнимал его поперек тела одной рукой. Камбала, воспользовавшись общим раздраем, крепко и тихо спала, прижавшись к другому боку. Стас завозился, выбираясь из всей этой кучи малы и прикидывая, как весь этот зверинец теперь выставлять на крыльцо. Антон зашарил по подушке и снова уснул, подсунув под щеку одну руку и вытянув другую. На этот раз его запястья были перетянуты цветастыми шелковыми платками. Стас подождал, пока Антон окончательно затих, и аккуратно потянул узел.

Он делал все очень медленно и тихо, пережидал каждый раз, когда дыхание Антона менялось, и снова брался за дело. Камбала проснулась и тревожно следила за ним единственным внимательным глазом. Узлы, на счастье, были скользкими и потихоньку поддавались. Камбала зевнула, а Стас наконец размотал верхний шелковый слой.

Шрамы. Продольные. Старые, но основательные, оттого что резали наверняка. Стас даже не удивился. Аккуратно замотал обратно и завязал как было. Посмотрел на крепко спящего Антона. Потом на Камбалу. Та подмигнула единственным глазом и уткнулась мордой Антону в бок. Вдали протрубил гудок электрички. Стас беззвучно чертыхнулся и пошел собираться на работу, потому что время поджимало…

Слава богу, в его каморке весь день было почти безлюдно, как раз вовремя, чтобы собраться с мыслями, хотя было бы чем собираться. Он поменял набойки одной усталой измученной женщине, сделал дубликат таблетки для домофона и взялся за книгу, но тут дверь кто-то распахнул, заставляя поморщиться.

— Мне нужен дубликат ключа, — раздалось прямо у Стаса над головой.

— Какого ключа?.. — начал он машинально, уже узнав голос.

— Твоего, разумеется, — совершенно серьезно заявил Антон, с интересом оглядываясь по сторонам. — Достало уже через окнолазить. Чуть джинсы не порвал вчера, я ж не Камбала.

Стас внимательно рассматривал Антона, тот смотрел на Стаса, который, помедлив, сунул-таки руку в карман, нащупывая тяжелый одинокий ключ.

***

В этот раз, вернувшись домой, Стас направился прямо к креслу. Больше хотелось завалиться прямо в обуви на кровать, но кресло было делом принципа. В конце концов, это был его дом. Ну или не дом, а полдома. И не его, конечно, но на ближайшие полгода точно. Он прикрыл глаза и откинул голову на спинку. Клонило в сон, да и устал адски от всего. Рама тихонько скрипнула, и кто-то громко запыхтел.

— Я ж тебе ключи сделал, — проворчал Стас, не открывая глаз, не шевелясь, и думая, что Антон и стулом перебьется, однако тот рассудил по-своему и по-свойски забрался прямо на колени. Стас крякнул и хотел уже возмутиться, но Антон ловко обхватил его за шею, прижался щекой к «неправильной» стороне лица и замер. С другой стороны тяжело и горячо привалило к ступне и затарахтело трактором. Стас скосил глаза, чтобы, естественно, обнаружить наглую Камбалу, пристроившуюся, судя по всему, надолго. Набрал воздуха побольше, открыл рот, чтобы возмутиться, и… сдался.

— Ну и черт с вами… — зевнул он. — Переживе-е-ем…

В комнате стало совсем тихо. Только тикали старомодные часы на стене, с тихим шуршанием по миллиметру отклеивались ветхие обои и гудела за лесом электричка. Голова не болела, Камбала мирно тарахтела, и на столе, разложенная на газете, дозревала антоновка.