Искупление (СИ) [lu evans] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

Маленькая, израненная девочка с седыми волосами. Маленький комочек, свернувшийся на холодной влажной земле.

У девочки нет сил даже на громкие рыдания или рвущийся из груди вой. Он рвёт всё на части изнутри, разрывает перепонки в ушах, но наружу не вырывается. Мир получает только её слезы, горячие, обжигающие кожу, но не останавливающиеся.

Никто не сможет остановить эти слёзы.

Никто.

Уж точно не тот, кто словно тянет её за невидимую нить. Тянет, зовёт к себе так отчаянно, что сил на борьбу не остаётся. И девочка позволяет выдернуть себя из собственного тела.

Лес сменяется комнатой. Размытой и нечёткой, но совершенно точно знакомой.

Он в Крибирске.

Он возле Каньона.

— Уходи.

Слишком чёткая в размытом мире фигура заставляет Алину вздрогнуть.

Он сидит к ней спиной. Все его руки в тонких красных полосах, оставленных целителем на месте ран. Плечи опущены, согнуты, точно под невыносимой тяжестью. И кулаки сжаты до проступающих на ладонях вен.

Сломленный.

— Уходи.

Алина понимает, что не произнесла ни слова, хотя из груди рвался крик. Но его скорбь, почти осязаемая, выбила из лёгких весь воздух.

— Не нужно было меня звать.

Дарклинг разжимает кулаки, до боли выпрямив пальцы. Оборачивается.

Алина вздрагивает. Шрамы — ничто, потому что она видит его глаза. Всё такие же серые, жестокие, беспощадные.

Глаза, красные от слёз.

Глаза, полные непроглядной тьмы, среди которой не осталось места свету.

— Але…

— Замолчи, — Дарклинг напрягает плечи, но расправить их не может. Боль давит слишком сильно, не оставляя места гордости. — Убирайся прочь. Оплакивай своего прекрасного принца и утешайся в объятиях отказника.

Он отворачивается, снова сжимая кулаки. А в Алине закипает ярость.

— Ты думаешь, ты один имеешь право скорбеть? Только ты? — девушка делает шаг, едва сдерживая всё то, что бушует внутри. — Ты отнял сотни жизней…

— Они выбрали свой путь.

— И Багра тоже!

Дарклинг вскакивает со стола, в мгновение оказавшись рядом, сомкнув руку на шее заклинательницы, наплевав, что это лишь иллюзия.

— Не смей произносить её имя!

Его голос похож на рык хищника, но всё же надламывается, выдавая слабость. Совсем человеческую, стирающую грань.

— Я тоже её потеряла!

— Её смерть — твоя вина!

Собрав все силы, Алина отталкивает его прочь.

— Так ты оправдываешь себя?!

Снова этот животный рык, но в этот раз девушка отбрасывает его руку до того, как чужие пальцы успевают сомкнуться на тонкой шее.

— Ты лишил её глаз, ты сам сделал её своим врагом и теперь винишь меня в её смерти?!

Дарклинг отворачивается, в ярости сбрасывая со стола кучу раскрытых книг. Кричит.

Алина вздрагивает, когда дверь открывается и на пороге появляется один из его опричников.

— Прочь!

Возможно, он кричит это ей, только уйти из этой комнаты Алина уже не может. Сама не знает почему. Ведь он не держит.

— Зачем ты пришла?

Голос уже не ломается, но из него ушла вся сила.

— Ты позвал меня.

— Не звал.

Чёртов лжец. Она ведь чувствовала нить. Чувствовала, как он тянет.

Но это не важно. Ноги подводят великого заклинателя теней, и он падает на колени, забыв обо всём.

— Этого хотела? Увидеть меня на коленях?

Спина, шрамы, спутанные волосы и безвольно повисшие руки.

Человек.

Мальчик, загнанный в угол своим же честолюбием и жаждой власти. Багра всегда видела его таким. Даже в чёрном с золотом кафтане на королевском троне. Она всегда видела его таким.

Сломленным собственной тьмой.

Багра видела. И умерла за то, чтобы он смог расправить плечи.

Алина обходит его, садится напротив, так же — на колени.

Может потому, что это проекция и все не взаправду, а может потому, что этого жаждет всё её сердце, но девочка находит в себе смелость.

Её маленькая холодная ладонь накрывает его кулак.

Дарклинг дёргается, пытаясь убрать руку, но Алина лишь сжимает пальцы, не позволяя.

— Я тоже скорблю по ней. Всем сердцем.

От этого тихого шепота он стискивает зубы, пытаясь сдержать новые слёзы. Он не станет плакать, не перед ней.

Но слёзы находят путь. Как и слова. Слова, засевшие в горле так давно, что он и не вспомнит, когда они стали его проклятием.

— Моя мать… всё время твердила мне о силе, о том, что мы такие одни, единственные своем роде. Рассказывала свою старую сказку, а когда я захотел изменить мир, чтобы это никогда не повторилось… Она отвернулась от меня. Назвала чудовищем! — он поднимает голову, и серые глаза встречаются с карими. — Как и ты.

Алина вдруг понимает, что плачет тоже. Внутри прорастает что-то новое, чего раньше не было. В висках стучат слова Багры.

…Хочешь услышать любовную историю? Такой не было. Я хотела ребенка и нашла самого могущественного гриша, какого могла. Он был сердцебитом. Я даже не помню его имени…

…Я наделила его гордостью. Я обременила его честолюбием, но худшее, что я сделала, это пыталась защитить его…

…внушила, что ему нет равных, что ему предначертано ни перед кем не склонять голову…

…любовь — хрупкая, мимолётная и ненадёжная — ничто в сравнении с властью…

В груди нарастает ненависть к этой женщине, которая своей собственной болью и тьмой превратила мальчика с красивой, доброй мечтой в Дарклинга. В Чёрного Еретика.

В груди нарастает ненависть к самой себе. К маленькой, эгоистичной, влюблённой девочке, которая думала только о себе и своей боли. Которая, поддавшись глупой детской обиде, забыла главный закон, что так старались донести до неё книги.

Подобное притягивает подобное.

— Прости меня, — Алина обхватывает его лицо руками. — Александр, прости меня.

На мгновение ей кажется, что он оттолкнёт, она видит это в кварцевых глазах. Но только на мгновение, а затем сильные руки обнимают её, притягивая ближе.

— Я должна была остаться. Тогда, в ту ночь. — Не сбегать, как напуганный ребенок, думая лишь о том, был ли твой поцелуй обманом. — Не должна была оставлять тебя.

Это всё не взаправду.

Нет!

Это по-настоящему. Он настоящий, и она тоже.

— Я хочу изменить этот мир, — его пальцы зарылись в волосы, а губы мазнули по жилке на шее. — Для нас с тобой.

Алина только крепче сжала пальцы, подавляя тяжелый всхлип.

— Мне не нужен этот мир, — она почувствовала как напряглись его руки, обвившие её, как сжалась челюсть, как вздрогнуло всё жаркое тело. Почувствовала, и наконец решилась сказать вслух то, что не покидало её мыслей с той самой ночи. — Мне нужен ты.

Правда, которую она держала в себе все эти долгие месяцы. Правда, которая отдаляла её от Мала и от всех остальных.

Свет не может существовать без тьмы. А тьма без света.

— Алина…

Александр чувствует, как отступает тьма. Уступает свету совсем крохотный клочок души.

Он совсем забыл это чувство. Забыл свет, который делает скорбь чистой, лишает её боли, оставляя лишь… любовь.

Не любовь — слабость. Так мать его учила.

Дарклинг вскакивает на ноги, отталкивает девушку и прогоняет свет прочь, окуная комнату во мрак.

— Александр!

Алина пытается встать, придавленная неизвестной тяжестью.

— Его больше нет. А ты — только иллюзия. Так убирайся прочь!

Слёзы высыхают, оставив лишь соленые дорожки на щеках. Алина собирает все силы, поднявшись на ноги.

Багра вечно твердила ей — беги. Она больше не станет слушать.

Тени всё гуще, всё яростнее оплетают размытый мир вокруг. Тени берут верх, превращая кварцевые глаза в два тёмных колодца.

Два шага, разделяющих их, кажутся пропастью.

Холодные руки на его шее кажутся спасением.

Дарклинг вздрагивает, встретившись взглядом с заклинательницей солнца.

— Вернись ко мне, — её слова пропитаны слабостью. Он никогда не будет слабым. Никогда ни перед кем не склонится. — Вернись ко мне.

Алина опускает руки, обнимает его, лицом уткнувшись в горячее тело.

Тени замирают. Только теперь, когда их гул стихает, оба понимают, какой громкой была эта тьма. Но теперь стало тихо. Так тихо, что Алина слышит, как быстро бьётся в груди его сердце. Так тихо, что Александр слышит её мягкое дыхание.

Он закрывает глаза, позволяя себе провалиться во тьму. Более густую, чем когда-либо знал.

Тьма наваливается осознанием всего зла, что он сотворил, всех совершённых ошибок, всех похищенных жизней и каждой пролитой капли крови.

Тьма поглощает, и словно со стороны он видит самого себя. Израненного, но окутанного светом. Её светом, несущим раскаяние. Раскаяние, причиняющее боль, но боль приятную. Всё равно что вытащить кинжал из раны и почувствовать, как кожа затягивается.

Александр снова чувствует в груди этот свет. Такой же. Слабый, но… правильный.

Не прогоняет.

Только тихо шепчет:

— Не уходи.

И чувствует её улыбку.

— Пожалуйста, не оставляй меня одного.

— Никогда.

Алина поднимает голову, находит его глаза. Уже совсем обычные, серые и заплаканные.

Она целует первой. Мягко, едва касаясь губами его губ. Забирает его тьму. Пускает её в себя, взамен отдавая свет. И чувствует себя целой.

Александр глубоко вздыхает, отстраняясь. Улыбается. Так же искренне, как тогда, когда она впервые назвала его по имени.

Запускает пальцы в её волосы, мягко перебирая пряди.

— Сейчас они все еще каштановые, — Алина подается лицом навстречу его руке, просит о нежности. — Мне жаль.

— Зоя говорит, с белыми я даже красивее.

Он смеётся.

— Ты всегда была красивой. Даже когда я впервые тебя увидел.

— Врёшь.

— Я не могу тебе врать. Ты мой свет. Мой баланс.

Баланс. Они оба чувствуют то же самое. Как свет сплетается с тьмой, наполняя тело могуществом и уверенностью. Девочка отказалась от тьмы, чтобы быть сильной. Мальчик отказался от света, чтобы не быть слабым.

Но сила всегда была в балансе. В их вечном единстве.

— Давай уйдем, — слова срываются прежде, чем Алина успевает подумать.

— Куда?

— Не знаю. Прочь ото всех. Чтобы нас никогда не нашли.

Александр улыбается, наклоняется, чтобы легко поцеловать.

— Нельзя.

— Почему?

— В мире слишком много тьмы. Моей. Я за неё в ответе.

— Нет. Нет, не ты. Пусть отвечают другие. Те, кто сделал тебя таким…

Он смеётся. Её свет течет через него, делая все лёгким и ясным. В нем нет больше страха. Нет одиночества и боли. Нет злости на людей, отвергнувших его и мать, на людей сжигающих ему подобных на кострах, и на самого себя.

Он прожил столько лет, но власть и ярость отобрали его мудрость древнего. А свет её вернул.

И теперь Александр точно знает, что должен сделать. Как должен изменить мир.

— Все мертвы. Остался только я.

— Нет, не только ты. У тебя есть я, слышишь. У тебя есть я!

— Я знаю, — его губы на её висках. — Моя маленькая святая, — его губы на её скулах. — Моя солнечная королева, — его губы на её губах. — Моя Алина.

Он целует, не давая ни малейшей возможности возразить. Ведь его сила и власть никуда не ушли. Только стали иными.

Александр увлекает её на кровать, но вовсе не как в ту ночь, когда прикинулся другим. Он просто ложится рядом, продолжая целовать. Обнимает за талию, привлекая ближе. Играет с волосами, выводит на спине причудливые узоры.

И Алина хочет, чтобы это длилось вечно.

— Мне нужно будет уйти. Но только чтобы вернуться к тебе, хорошо?

Он кивает. Не спорит. Ничего не говорит в ответ.

— Поклянись, что дождёшься. Поклянись, что встретишь меня.

— Клянусь.

Девочка прижимается к нему сильнее, выцеловывает каждый тонкий шрам на лице. Едва сдерживает слезы. Нужно рассеять иллюзию. Вернуться к свернувшемуся калачиком телу.

— Я не оставлю тебя. Никогда не оставлю, ты слышишь?

— Я верю тебе.

— Мой свет с тобой.

— Я знаю.

Она повторяет снова и снова. Боится покинуть его. Боится, что оставив, потеряет снова.

— Я…

Хриплый смех её перебивает. Она такой ребенок, светлый и добрый. Так легко отказавшийся от власти и мощи усилителей. Ради него.

И он сделает для неё то же самое.

— Я люблю тебя, Алина.

Девочка замирает.

— Я буду ждать тебя. Клянусь.

Он словно толкает её, заставляя вернуться в физическое тело. А она не хочет.

Ведь у его клятвы вкус прощания.

***

Девочка вскакивает с холодной земли, стирая со щёк влажные дорожки слёз. Ей нужно спешить.

Ей нужно к нему.

Она рвано дышит и сбивчиво придумывает отговорки.

Вы всё поймёте. Клянусь, вы всё поймете.

Доверьтесь. Доверяйте. Верьте.

Нужен конь.

Она оставляет перстень, взяв взамен лишь несколько монет.

На лошадь.

— Алина…

Мал стоит перед ней, и его глаза всё понимают.

— Прости меня.

Он коротко кивает, заключив её в последние объятия.

— Прощай.

— Прощай.

В этих «прощай» сотня несказанных, но понятых слов. Её выбор сделан. И обратного пути уже нет. Ей и не нужен этот путь.

Ведь есть дорога вперёд. По широкой Ви. К городу, где всё началось.

Девочка не чувствует ни усталости, ни времени, ни тонкой нити, тянущей к нему.

Проклиная себя и свои слёзы, она мчится вперед. Быстрее, только бы успеть.

Ошейник, скрытый шарфом, непривычно царапает кожу на шее, но остановиться девочка не смеет.

Её гонит страх.

Страх останавливает Алину на холме, под которым раскинулся портовый город. Точка переправы через Неморе. Тенистый Каньон.

Которого больше нет.

Из груди вырывается всхлип, смешанный со стоном.

Девочка видит цепочку людей, тянущуюся по серому безжизненному песку, и ей становится трудно дышать.

— Нет…

Ненавистный шарф будто бы душит, и она стягивает его спешно… Понимает, почему ошейник царапал кожу. Ошейника больше нет.

Рога падают на землю, прямо под копыта взмыленной лошади, и Алина с трудом заставляет себя не закричать, а только слабо сжать поводья, медленно приближаясь к пустыне.

Она не верит, даже когда ноги касаются песков и люди начинают странно оглядываться на девочку в чёрном платке, упавшую на колени.

— Лжец, — ветер подхватывает шёпот, разнося над мертвой долиной. — Лжец.

Грудь сдавливает рвущимся наружу плачем, жгучие капли вновь бегут по щекам, и кажется, что слёзы эти уже не иссякнут.

— Александр…

Кто-то попытается утешить укутанную в платок девочку, верно, думая, что она скорбит о родных, которых забрал каньон. Думая, что её слезы — от облегчения, а не от боли из-за потери того, кого они все ненавидят.

Но никто не сможет забрать плачущую девочку прочь. Она будет идти по серым пескам, разрываемая на части светом и тьмой. Своей незаглушимой болью.

Время украсит мёртвую землю цветами.

Время сделает девочку женщиной, любимой и почитаемой её маленькими учениками.

Но время не вытравит из неё тьму, оставшуюся после мальчика, который её любил.

Время не сотрёт её любовь.