В течение двадцати лет (СИ) [Касаи Кагемуша] (fb2) читать онлайн

========== В течение двадцати лет они жили друг без друга. Они улыбались и смеялись, но эти годы ничего не стоили по сравнению с мгновеньями, которые они провели вместе. ==========

Колин всегда знал, что ему очень повезло: его мама была самой лучшей, а папа часто приносил ему вечерами то конфетку, то новенький фломастер яркого цвета. Он был совсем не похож на отца: у него были волосы маминого цвета, которые торчали во все стороны, веснушки, голубые глаза и озорная усмешка, не понятно, от кого доставшаяся. Он рос веселым, открытым и непоседливым парнишкой, и, хотя отец всегда хмурился и отчитывал его за шалости, мама только улыбалась, присаживаясь рядом и помогая убирать разбросанные игрушки или очищать от сажи диван. Особенно мальчик любил те дни, когда папа уезжал в командировки, потому что в такие дни мама расправляла плечи, улыбалась, и вместе с сыном бросалась кашей, поджигала салют или играла в снежки до тех пор, пока они оба обессиленными не падали в снег. Колин обожал маму, обнимал ее за шею, прижимаясь, зная, что она — самая большая его защита, шептал ей на ухо разные глупости, а она только смеялась. Она рассказывала удивительные сказки, какие не знал никто, кроме нее: про зайчиху-шутиху, про привидение-девочку, которая плачет в туалете, про горного тролля, которого побеждали отважные дети. Мама не признавала сказки, написанные в книгах, и никогда не пропускала ни одного вечера, всегда усаживаясь на край кровати Колина и погружая его в удивительный мир грез и фантазий.

Отец был другой. Отец был серьезным, даже слишком, у него были широкие брови и нос с горбинкой. Он постоянно хмурился, одергивал Колина, никогда не смеялся, а еще любил рассуждать, кем станет мальчик, когда вырастет. Он морщился, когда мама смеялась слишком громко, фыркал, когда она рассказывала истории о волшебстве, и тихонько шептал ей сердитые слова, когда она показывала простенькие фокусы. Отец, откровенно говоря, был мрачным, он никогда не обнимал маму, напротив, сторонился ее прикосновений, а по вечерам, Колин слышал, он что-то выговаривал ей. Мальчик был уверен, что что-то не очень хорошее, потому что мама после этого всегда была грустная, закусывала губу, а иногда даже плакала. Однажды Колину удалось ухватить часть их разговора: он, стоя в длинной ночной рубашке, на которой всегда настаивал отец, застыл за дверью, прикладываясь ухом к щели.

— … и этот твой Фред, и остальные, только подумай, зачем им ты! Тебе только недавно перестало становиться плохо от этой гадости, ты сама ничего не можешь сделать, но они не смогут отвернуться, и ты будешь им обузой. Ты разве хочешь этого? Они всегда будут смотреть на тебя со снисхождением, никогда не примут, как я. Это попросту глупо. Я отправил им твои письма, они знают, что ты в порядке, так что прекрати.

— Да, — мама вся сжалась, — ты прав. Так будет лучше. Я не хочу им навязываться…

— Умница, — отец прошел к буфету, и Колин увидел самодовольную улыбку на его губах. В тот вечер мама тоже плакала, а потом, Колин отчетливо слышал, тихо прошептала, тыкая какой-то палочкой в фотографию, которую держала в руках.

— Гермиона Грейнджер теперь мертва. Прощай…

Больше этой фотографии он не видел, как ни искал, а потом и вовсе забыл об этом.

***

В одиннадцать лет Колин, счастливый и до безумия гордый, получил письмо из Хогвартса, и это стало отправной точкой в его приключениях и проказах. Тогда-то, в одиннадцать, мама усадила его на диван, и рассказала нечто, что сначала показалось мальчику выдумкой и сказкой, в которую сложно поверить.

Магия существовала. Письмо шуткой не было. Мама была волшебницей…

Колин на всю жизнь запомнил первое заклинание, которое он увидел: стакан с водой взлетел в воздух, закружился, а затем взорвался красными брызгами и снова появился на столе. Он тогда смотрел на мать огромными глазами, не веря, что это реальность. Она улыбалась, заправляя две непослушные прядки за уши, и рассказывала-рассказывала-рассказывала: про школу, распределение, предметы и учителей, и Колин заметил, как загорались ее глаза, когда она вспомнила магию. Она рассказывала-рассказывала-рассказывала, говорила про садовых гномов, которые не были детской сказкой, которую она рассказывала сыну, а настоящей реальностью. И полеты на метле, и сказочная игра квиддич, и мальчик со шрамом, который был героем детства Колина, и старик с бородой, который обожал лимонные дольки. Мальчик восхищенно смотрел на маму, а ее глаза горели тем огнем, который никогда не горел рядом с отцом. Она была настоящей волшебницей.

Отец был против того, чтобы мальчик учился волшебству. Он рычал, что это бред, кричал на мать, обвинял ее в том, что она хочет загубить жизнь сына, как загубила свою, и, кажется, в какой-то момент ударил ее. Во всяком случае, когда разгневанный Колин влетел в комнату, готовясь защищать маму если потребуется даже кулаками, он увидел, как та стоит, уперев палочку в грудь мужу, гневно глядя на него. В этот момент мама не казалась доброй и домашней, как обычно, она была страшна в своей ярости.

— Никогда не смей так говорить обо мне, моем сыне и чародействе, слышишь? А если посмеешь, я обещаю тебе, что тебе не поздоровится. А если ты, в шутку или всерьез, посмеешь сказать что-то плохое о нем, то, я клянусь тебе, я не постыжусь сделать тебя на всю жизнь крысой.

Она не поднимала голоса, но то исступление, тот лед, который был в ее тоне, это заставило Колина попятиться. Его отца тоже. Он мелкими шагами отступил к стене, в ужасе глядя на жену, и она опустила палочку, быстрым шагом покидая комнату, так и не заметив ребенка. Больше отец не пытался остановить Колина и препятствовать его поездке в Хогвартс, но стал реже бывать дома, а в августе, когда мальчик вернулся с бабушкой Джин из Косого Переулка, куда мама наотрез отказалась идти, вещей отца дома не было. Мама была жутко злая, и без всякой палочки расколотила три вазы и стеклянный стеллаж в шкафу. Бабушка Джин от греха подальше ушла с внуком разбирать покупки во двор.

***

Хогвартс-экспресс был впечатляющим. У Колина чуть было не отвалилась челюсть, когда он его увидел, он был точь-в-точь такой, как на картинке в учебнике, и мальчик буквально повис на руке у бабушки, восхищенно глядя на состав.

— Твоя мама точно также смотрела на этот поезд, когда впервые ехала в школу. Ты весь в нее, малыш, даже книги любишь почти также сильно, как она, — бабушка добродушно улыбнулась, присаживаясь на корточки. — Слушай, я знаю, что просить об этом глупо, но ты постарайся не сильно ввязываться в неприятности, ладно?

— А мама часто влипала в истории? — Колин удивленно округлил глаза.

— Ооо, — рассмеялась бабушка, — Гермиона была в этом деле что надо! Ты не представляешь, я чуть не поседела, когда после ее второго курса мне рассказали, что она делала весь год.

— Жалко, что мама не смогла прийти проводить меня, — Колин обиженно выпятил нижнюю губу.

— Вот что, милый, послушай, — Джин положила обе руки на плечи внука, серьезно глядя ему в глаза. — Твоя мама — это удивительная женщина, она очень любит магию, но, поверь, то, что она сейчас живет в мире, где ее нет — это не прихоть и не простое желание. Не осуждай ее, ладно?

— Да, хорошо, — серьезно кивнул Колин, чувствуя себя при этом очень взрослым, — я понял. Передашь маме, что я ее люблю? А, нет, не надо, я лучше сам напишу ей письмо! С совой! — мальчик не выдержал и восторженно завопил, бросаясь на шею бабули.

Когда поезд отходил от платформы, он долго-долго махал рукой из окна, а бабушка улыбалась, смахивая слезы. Когда волшебный вокзал скрылся из виду, Колин с интересом стал оглядывать само купе, которое он занял: он приехал заранее, и поэтому смог сесть один, и теперь ждал, когда к нему постучится какой-нибудь хороший мальчик, который станет его другом на всю-всю жизнь. Он читал, что так было с Гарри Поттером. Почти также случилось и с ним. Они ехали уже почти час, когда в купе Колина буквально ввалился тощий маленький мальчуган, испуганно озиравшийся. Он захлопнул дверь, пытаясь отдышаться, и только тут заметил Колина, который с интересом наблюдал за визитером.

— Эээ, не помешаю? — он неловко шагнул назад, к двери, и только тут его сосед отмер, замахав руками.

— Нет, нет, конечно нет! Я Колин. Колин Вильямс.

— А я Винсент Гойл. Это… ничего?

— Рад встрече, Винсент. А почему ты спрашиваешь? — Винсент замялся, словно стесняясь чего-то.

— Мой дедушка был Пожирателем, и не все однокурсники меня любят… И это несмотря на то, что моя мать — маггла, а отец даже биологически не отец!

— Забей на них, — сочувственно похлопал по плечу нового знакомого Колин. — Какая разница, кто твой дед? Ты же не считаешь, что магглы чем-то хуже волшебников! Я вообще не знал, что мама волшебница, пока не получил письмо.

Винсент Гойл, приемный сын Грегори Гойла, женившегося на девушке на последних сроках беременности, был настоящим изгоем. Особенно сильно его травили слизеринцы, возможно, желавшие таким образом откупиться от позора факультета, но на деле это лишь создавало неприятные прецеденты. Колин же, воспитанный на историях мамы о чести и благородстве, молча давал сдачи, потому что худенький и слабый Винсент мало что мог противопоставить. Но на распределении Шляпа, не успев даже коснуться головы Гойла, отправила его на Гриффиндор, и Вильямс первым вскочил, громко вопя и приветствуя друга.

В письме маме, которое он отправил второго сентября, помимо впечатлений от школы, директора и всего остального, было написано и о Винсенте. «Кажется, я нашел себе друга. Его зовут Вин, он, как и я, на Гриффиндоре, но его не очень любят, потому что он Гойл. Но мне он нравится. Он хороший».

***

Дружба, завязавшаяся в поезде, действительно растянулась на года, и Колин, взрослея, все время видел рядом хитрую ухмылочку Гойла. Вдвоем они нарушали правила, проникали на кухню, расстреливали из рогаток Пивза и катались по перилам лестниц, провоцируя профессоров на новые и новые наказания, однако оба мальчика знали, что те улыбаются. Колин обожал Гарри Поттера, он с жадностью впитывал все, что мог узнать о нем от взрослых, из книг и от портретов, он взахлеб делился историями его приключений с Винсентом, и тот, хоть и посмеивался, всегда поддерживал друга в его авантюрах. Они лазали по тайным ходам, изучали туалет Плаксы Миртл, и миллиметр за миллиметром обследовали безлюдные коридоры, надеясь найти местоположение Выручай-комнаты. После пожара в девяносто восьмом она сменила местоположение, и друзья горели мечтой найти ее.

Летом после второго курса Винсент пригласил Колина провести неделю в его доме, и мама буквально насильно отправила сына в гости, улыбаясь от уха до уха.

— О, милый, мои самые лучшие летние каникулы были те, когда я гостила у друзей. Это было незабываемо! К тому же, потом ты можешь позвать Винсента к нам, мне не терпится познакомиться с ним!

Неделя у Гойлов действительно была замечательная: мистер Гойл был толстым и молчаливым, однако обладал удивительной реакцией в квиддиче и умел, если ему хотелось, рассказывать очень интересные истории о магии, школьных годах и своих знакомых. Колин ловил каждое слово, потому что мистер Гойл — Колин до сих пор с трудом верил в это — действительно знал Гарри Поттера, и, хоть они никогда и не ладили, мог рассказать о нем много чего. Сам мужчина посмеивался, приговаривая, что Колин безумно похож на своего тезку, Колина Криви, который тоже обожал Гарри Поттера и грезил встречей с ним. Когда мальчик со смехом рассказал об этом маме, она потрепала его по голове, нежно улыбаясь:

— Ты назван в честь него, солнышко. Он был храбрым и верным мальчиком, для меня честь, что я знала его.

Мама мало рассказывала о своем прошлом, лишь небольшие урывки, однако Колин не требовал большего, помня разговор с бабушкой перед первым курсом, и он уважал маму и ее воспоминания. К тому же, когда она ему улыбалась, из головы Вильямса вылетали все мысли. Если посудить — вся его жизнь была улыбкой: счастливой, беззаботной, широкой. Ему улыбалась мама, улыбался Винсент, посылая лукавый взгляд из-под тонких бровей, улыбалась директор Макгонагалл, когда у него получалось выполнить задание раньше всех, улыбались старшекурсники, отмечая его старательность в учебе, улыбались ребята с других факультетов, когда он делал очередную шалость, улыбался даже Филч, когда Колин таскал с кухни для его ужасно старой кошки мясо. Колину улыбались все или почти все, и он отдавал эту улыбку миру, стараясь не обделить никого. Как-то вечером, когда гриффиндорец, который учился в то время на третьем курсе, сидел на подоконнике на первом этаже, к нему подлетел сэр Николас.

— Добрый вечер, юноша. Наслаждаетесь теплом? — студент с готовностью повернулся, ослепительно улыбаясь в ответ.

— А то, сэр Николас! А вы что тут делаете? — привидение добродушно усмехнулось и пожало плечами, отчего голова опасно зашаталась.

— Да так, гуляю. Знаете, вы сейчас мне очень напоминаете близнецов Уизли, вы наверняка бывали в их магазине. Даже чертами лица, удивительное сходство! Только бы волосы рыжие, а так…

Колин никогда не бывал в магазине братьев Уизли, и потому на Рождество вместе с Винсентом и его матерью, которая обожала Косой переулок, отправился туда. Магазин встретил их какофонией звуков и калейдоскопом цветов, который закружились перед глазами, складываясь в удивительные стенды и стеллажи. Все трое синхронно выдохнули восхищенное «вау» и разбежались в разные стороны: миссис Гойл к стенду, где стоял продавец-консультант для магглов, Винсент к шутихам, а Колин к витрине, на которой витиеватым почерком было написано «Гарри Поттер и все-все-все».

— А ты парень, я погляжу, фанат? — гриффиндорец подскочил на месте, оборачиваясь на голос, и увидел за своей спиной ухмыляющегося хозяина магазина.

— Ну, в некотором роде, мистер Уизли. Мне очень интересно все, что связано с Гарри Поттером, он мой кумир!

— Ну, пацан, — мистер Уизли приобнял Колина за плечи, отводя к соседней секции, — тогда я могу кое-что тебе рассказать, пока у нас не настал час-пик, — он ухмыльнулся и начал рассказывать, начиная от обычных историй, в которые влипал Поттер и заканчивая его подвигами, о которых писали даже в учебниках. Вильямс слушал с открытым ртом, и вскоре к нему присоединилась целая толпа детей всех возрастов, которые, практически не дыша, слушали Фреда, который повествовал о Турнире, о драконах и сиренах, о тайных ходах и балах. Вечером, когда Вильямс через камин Гойлов вернулся домой, он рассказывал все это маме, отчаянно жестикулируя и распаляясь еще больше. Она слушала его, сидя около елки на полу, и Колина внезапно охватило неописуемое чувство всесильности и безграничного счастья, и он бросился с объятьями к маме, крепко обнимая ее, чуть не роняя на пол.

***

Своего пятнадцатого дня рождения Колин ждал несколько недель, предвкушая вечеринку, которую они с друзьями непременно закатят, море веселья, и, конечно, письма с поздравлениями от бабушки, которая снова вернулась к дедуле в Австралию, где они жили уже много лет. Утром парень вскочил, чуть было не падая с кровати, и распахнул шторы. Далеко-далеко над горизонтом вставало солнце, и первые его лучи освещали лицо юноши, даря ему первую за этот день улыбку. Когда через полчаса он сбежал по лестнице в гостиную, его подхватили и подняли в воздух, кружа и поздравляя. Колин раскинул руки в сторону и завопил, а потом выпустил из палочки целый сноп алых брызг, вызвав этим восторженный визг первогодок. Староста факультета, Тедди Люпин, с улыбкой утащил мелких из гостиной, и Винсент громко хлопнул в ладоши:

— А теперь подарки! Завалим его, народ! — Вильямса отпустили, и тот упал на пол, прямо на подушку, отлевитированную кем-то с дивана, и на его голову посыпались свертки, в прямом смысле заваливая его. Впрочем, Колин был уверен, что большая часть из них — пустышки, наколдованные исключительно для эффектности. Последним подарком, который он поймал на лету, был длинный конверт, на котором кривым почерком Гойла были выведены слова поздравления. Из конверта торчало три билета на концерт «Паст тенсис», любимой группы Колина, и тот закричал, бросаясь на друга и сбивая его с ног.

— Чувак, где ты достал их? Все билеты раскуплены!

— Как видишь, не все, — самодовольно ухмыльнулся Винсент. — Пришлось постараться, но ты только посмотри, целых три билета в танцевальную зону!

Вокруг загудели, и тут же посыпались вопросы о том, кого именинник возьмет с собой. Колин ухмыльнулся, и громко, перекрывая гул, заявил:

— Ну конечно Вин, а еще мама. Она обожает их!

— Мама? — с сомнением скривилась девочка курсом старше, и Гойл в ответ скорчил мордочку.

— Ты просто не гостила у него летом, поверь, миссис Вильямс — это очень круто! Она нас просто в чистую сделала в карты, помнишь, чувак?

— Ага, — гордо протянул Колин, — мама может! Она у меня потрясающая!

Он никогда не стеснялся своей привязанности к матери, и гордился тем, что его сверстники, которые были с ней знакомы, считали ее классной, потому что, по его мнению, так оно и было.

***

Винсент завопил, запрокинув голову, и темно-синее небо приняло этот крик счастья, как принимало и прочие восторженные крики толпы. На сцену вышли музыканты, и Колин вцепился в руку матери, проталкиваясь ближе к возвышению, активно работая свободным локтем, освобождая дорогу. Вин снова завопил, и, подхватив маму друга под другую руку, тоже стал пробиваться вперед. Прохладный воздух холодил разгорячённые щеки, и, когда все трое оказались у самой сцены, Гойл внезапно ухватил Гермиону, заставляя ее закружиться вокруг своей оси. Колин расхохотался:

— Эй, ты, это моя спутница, отвали! — мама тоже звонко, словно девчонка, рассмеялась, и, сложив руки рупором, вместе с многотысячной толпой закричала в унисон с музыкантами припев глупой песни, не переставая улыбаться. Солист, взгляд которого скользил по толпе, остановился на ней, и вдруг он хитро подмигнул. Винсент толкнул в бок друга, словно призывая его в свидетели, что ему это не показалось.

Непослушные длинные волосы мамы лезли в лицо, но Колин все равно крепко обнял ее со спины, клядя голову на плечо, когда под конец концерта басист ударил по струнам, а солист затянул песню «Герои», одну из немногих лиричных песен в концертном репертуаре музыкантов. Гермиона положила руку поверх руки сына, и только тут юноша осознал, насколько его мама была маленькой. Он был сильно выше ее, шире в плечах, и сейчас она казалась ему его ровесницей, возможно, младшей сестрой, которая пошла с ним и его лучшим другом на концерт его любимой группы. Наверное, в этот момент что-то и поменялось в сознания парня, потому что он, глядя, как мама раскачивается в такт музыке, почувствовал себя гораздо старше ее.

Ночью, когда они шли вдоль набережной, Колин совершенно не стеснялся, как это бывало раньше, держать мать под руку, и Винсент, улыбаясь и держа руки в карманах, шагал рядом, рассматривая далекие звезды.

— Миссис Вильямс, вы знаете, вы самая крутая ведьма, с которой я знаком, — просто признался он, продолжая улыбаться. Женщина залилась краской, смущаясь. — И вообще, я бы никогда не сказал, что вы — мама этого оболтуса, вы прекрасно выглядите!

— Хитрый лис, неужели ты ухаживаешь за моей мамочкой? — Гойл со смехом легко увернулся от оплеухи друга, и Гермиона закрыла глаза, посмеиваясь над бегающими вокруг друг за другом детьми.

***

— Мистер Гойл, я так рад вас видеть! — последний месяц лета перед пятым курсом Колин проводил в доме друга, и мистер Грегори, который всегда сам встречал гостей, добродушно потрепал мальчишку по макушке, принимая из его рук сумку.

— Рад тебя видеть, Колин. И тебя, сынок! Как прошел ваш концерт? Я читал в газетах, что это было феерично!

— Да! — Винсент просочился мимо тучного отца, выбегая на дорожку впереди, и продолжая идти спиной вперед. — Знаешь, па, у Колина просто потрясная мама! Клянусь, будь она лет на пять младше, и я бы точно начал ухаживать за ней!

— Извращенец! — притворно возмутился Вильямс, однако не выдержал и расплылся в довольной улыбке. — Но да, мама у меня классная, это да! Она танцевала на концерте круче, чем мы, правда?

— Ага! А подпевала как! Кажется, у нее вторая юность наступила, я не знаю, я никогда не видел никого взрослого, кто так может!

— У нее вторая юность с момента развода, — усмехнулся Колин. — Пока она была с отцом, она не была такой свободной. На самом деле я рад, что мама его выгнала, не могу сказать, что скучаю по его физиономии, а маме больше не нужно изображать огромную любовь к нему. Отец это всегда требовал, это отвратительно, как по мне. Да, хорошо, что мама его выгнала.

— И она до сих пор не замужем? — мистер Гойл распахнул шире входную дверь, пропуская подростков внутрь. — У нее, должно быть, от поклонников отбоя нет, если она такая удивительная, как вы расписываете.

— Ну, — парни переглянулись, — вчера после концерта к ней подходил солист, хотел взять автограф.

— А она?

— Сказала, что не заинтересована в нем как в мужчине, только как в музыканте, — парни снова переглянулись, и расхохотались, вспоминая ошарашенное лицо суперзвезды, когда его отвергли.

— Да ладно! Вы, наверное, шутите, — мистер Гойл лукаво посмотрел на сына, и тот смутился под его взглядом.

***

На пятом курсе у Колина появилась подружка, красивая и веселая девочка с Пуффендуя, которая смешно морщила носик и обожала инди-музыку. Винсент игриво двигал бровями, дразня приятеля, и тот обиженно пихал его в бок, заставляя заткнуться.

— Не понимаю, Гойл, почему же ты не заведешь себе девушку? — однажды спросила Моника, когда они сидели втроем на траве у Черного Озера.

— Понимаешь, солнышко, — драматично заявил Вин, прикладывая руку к груди, — на самом деле я влюблен в Колина…

И Колин, и Моника поперхнулись, а после с воплями и визгами столкнули гриффиндорца в озеро.

— Придурок! — с напускной сердитостью проворчал Вильямс, палочкой высушивая свою рубашку, которая была насквозь мокрой от брызг. — Врет он все, Ника, он на самом деле в мою маму влюблен, да?

— О, ты раскусил меня, чувак! — Винсент стряхивал со слишком сильно отросших волос капли воды. — Каждую ночь ее во сне вижу.

— Фу, это омерзительно, Гойл! Она моя мама! — Колин снова толкнул друга, и тот плашмя упал в воду, тут же выныривая, отплевываясь.

— Ага, а то, что ты влюблен в Гарри Поттера, но прикрываешься невинной девушкой, это не омерзительно! — все трое расхохотались, а солнце светило ярко-ярко. И хотелось улыбаться.

***

Летом следующего года Моника и Колин ездили в Италию, и вернулся юноша только в августе, загоревший и еще более вытянувшийся и выросший в плечах, и тут же бросившись домой, ужасно соскучившись по маме. Стоило ей открыть дверь их дома, как он налетел на нее, обнимая, и снова осознал, насколько она была меньше его. Мама едва доставала ему до плеча.

— Хей, задушишь, — смеясь отбивалась она, когда он поднял ее, занося на плече в дом. Колин по-настоящему гордился тем, что его мама, в отличие от матерей его друзей, была на сто процентов «своей», и, даже если и ругала за шалости в школе, за плохие оценки или прогулы, все равно была больше похожа на строгую старосту, нежели на родительницу. С ней можно было дурачиться, играть в настольные игры, смотреть обычные фильмы, обсуждать отношения и проблемы, можно было читать книги и молчать. Колин с каждым годом только больше и больше любил маму, стараясь впитать в себя все, что она давала ему и надеясь когда-нибудь стать таким же идеальным родителем, каким была она. Отца он никогда не брал в расчет, после того случая, перед первым курсом, они не виделись, и Колин сам не желал встреч.

— Мама, я так рад тебя видеть!

— Я тебя тоже, только опусти меня на землю, ты, несносный!..

Дома с мамой всегда было хорошо, и юноша счастливо улыбался, слушая ее рассказы о том музыканте, который, как оказалось, выяснил, где она работала, и стал караулить ее у входа, да так, что маме пришлось трансгрессировать прямо к дому, лишь бы отвязаться от настойчивого ухажера. Она готовила оладьи, заваривала какао, расспрашивала о поездке в Италию и делилась своими успехами в болгарском, который после почти двадцатилетнего перерыва снова стала изучать.

Слушая рассказы мамы, видя ее такой солнечной и беззаботной, он думал, что, наверное, это ни что иное, как талант, уметь улыбаться всегда, что бы ни случилось. Большую часть года она жила одна, проводя вечера наедине с книгами, а днем работая в модном литературном журнале, встречаясь с друзьями-магглами, осваивая стремительно врывающиеся в жизнь технические изменения, болея за любимые спортивные команды, но никогда не позволяя себе даже мимолетный роман. Этого, признаться, Колин не понимал, потому что для него, в шестнадцать, любовь была самым важным куском его жизни, ее основной составляющей, и он не понимал, как может кто-то не хотеть себе вторую половинку. Впрочем, в этом Колин тоже был уверен, в их с мамой окружении не было никого, кто был бы достоин того, чтобы миссис Вильямс согласилась хотя бы на одно свидание.

Так, в шутках, веселье, совместных вечерах, визитах Винсента и Моники, прогулках с мамой вдвоем по ночному Лондону, так незаметно прошел почти месяц. На предпоследней неделе августа, когда Гермиона быстро допивала утреннюю чашку кофе, готовясь бежать на работу, она вскользь упомянула первое письмо Колина из школы, и юноше внезапно ужасно захотелось перечитать его, снова увидеть тот клочок бумаги, который когда-то дал ему новую жизнь. Он позавтракал, вымыл посуду, умылся и сам, оттягивая момент, наслаждаясь ожиданием, а после, вооружившись ключом, пошел к буфету, где мама хранила все документы и бумаги.

***

Колин не любил Ночной рыцарь, однако это был единственный способ добраться до старенького кладбища, куда и лежал его путь. Он сжимал в кармане посеревшее от времени и потрепанное по краям колдо, с которого солнечно улыбались два десятка людей, а с краю, смущенно поправляя очки, стоял сам Гарри Поттер. Колин не знал, откуда это колдо было у матери, он нашел его совершенно случайно, роясь в буфете в поисках первого письма, когда наткнулся на снимок. На обратной стороне, почерком матери, было аккуратно выведено много-много имен, и некоторые из них он даже узнавал. Некоторые имена были зачеркнуты. Сириус Блэк, Альбус Дамблдор, Аластор Грюм, Гермиона Грейнджер, Римус Люпин, Нимфадора Тонкс, Северус Снейп, Колин Криви… Та связь с магическим миром, которую так упорно прятала мама, сейчас она казалась юноше невообразимо важной, и он решил, что необходимо действовать. Подогревая свою храбрость тем, что в его годы Гарри Поттер уже не раз и не два встречался лицом к лицу с Волан-де-Мортом, он сунул снимок в карман и рано, стоило двери за мамой закрыться, тихо выскочил через задний ход. Колин знал, что Люпин был захоронен в Шотландии, и туда-то он и отправился, желая найти ответы на свои вопросы. Тедди Люпин был его старше всего на год, однако они никогда не были друзьями или хотя бы приятелями, и Колин решил, что будет лучше начать с того, чтобы просто посетить могилу.

На кладбище было тихо. Вильямс поежился, собираясь с силами, и шагнул за калитку, оглядываясь и сжимая пальцами в кармане палочку. Могилы располагались ровными рядами, и Колин нахмурился, думая, как же ему разыскать нужные надгробия. С четверть часа он бесцельно бродил, читая имена, часть из которых он знал из учебников, книг, с рассказов матери. Замер на пару секунд, глядя на белый камень со скупой надписью: «Винсент Крэбб», и, подумав, сотворил из воздуха букетик цветов. Ему исполнялось семнадцать через год, но он знал, что Министерство вряд ли отслеживает такие слабые всплески направленной магии, Надзор был создан, скорее, для другого.

Тропинка между могилами становилась уже, уходя вверх, и Колин, задумавшийся о мистере Гойле, отце Винсента, чуть было не пропустил то, что искал. Могила Римуса Люпина была тоже довольно простенькой, но, в отличие от могилы Крэбба, на ней лежало много цветов и букетов. Парень вздохнул: это не давало ровным счетом ничего к тому факту, что этот человек был уже мертв, и Вильямс оглянулся, ища, возможно, какую-нибудь табличку или что-то в этом духе, но увидел только пожилую рыжую женщину, которая, согнувшись, вычищала сорняки с грядки перед надгробием Нимфадоры Тонкс. Юноша нервно перекатился с носков на пятки и обратно, и, наконец-то, решился подойти к женщине. Она распрямилась, и магией поправляла что-то.

— Простите, мэм… — Колин замялся, не зная, что сказать дальше, однако женщина уже обернулась, добродушно улыбаясь мальчику.

— Да, милый?

— Я хотел спросить… На самом деле…

— Ну же, смелее, — она убрала палочку за пояс, и снова поощрительно улыбнулась нерешительному собеседнику. Тот глубоко вздохнул.

— Я просто подумал, что вы ухаживаете за могилой миссис Люпин, и, возможно, вы знали ее, а мне нужно узнать кое-что важное… — он снова стушевался, и женщина, утерев руки краем фартука, поправила пышную шевелюру.

— Да, конечно, я знала и Тонкс, и Римуса, и вообще почти всех, кто похоронен здесь. Что именно тебя интересует?

Колин открыл было рот, потом закрыл, и, в конце концов, попросту протянул ведьме колдографию. Она близоруко сощурилась, вглядываясь, а потом, нахмурившись, повернулась к Вильямсу.

— Откуда это у тебя?

— Это не мое, я просто… нашел это в вещах одного моего близкого человека, и я хотел узнать, что это? Для меня это очень важно…

— Вот, что, милый… Как ты сказал, тебя зовут?

— Колин. Колин Артур Вильямс, — он постарался скрыть волнение в голосе.

— Вот что, Колин. Пошли со мной, я тебе покажу и другие снимки, и расскажу все. У тебя есть пара часов?

— Д-да, конечно! — он тряхнул головой, улыбаясь. Женщина крепко взяла его за плечо, и Колин почувствовал, как его трансгрессией уносит прочь. Они очутились на поляне, около которой громоздился огромный и слегка нелепый в своей конструкции дом, построенный так, словно его проектировал кто-то, кто любил баловаться с конструктором. Женщина уверенно двинулась по тропинке к двери, и Колину ничего не оставалось, как последовать за ней.

— Я дома! — громко известила о своем прибытии всех обитателей странного дома женщина, и потом слегка суетливо повернулась к гостю. — Ты снимай куртку, вот вешалка, проходи сюда, в гостиную, я сейчас принесу…

Дальше Колин не слушал, потому что в дверях комнаты показался не кто-нибудь, а Гарри Поттер. Парень искренне надеялся, что он не открыл от удивления рот, потому что не мог отвести взгляд от героя своего детства. Поттер насмешливо смотрел в ответ.

— Миссис Уизли, а кто ваш юный друг? — Колин и вовсе чуть не потерял дар речи.

— Т-то есть в-вы — Молли Уизли, м-мать Рона, Фреда, Джорджа и остальных? — его голос сел, и сам Вильямс чуть было не упал, чудом удержавшись на ногах.

— Разве я не сказала? — миссис Уизли чем-то гремела где-то в соседней комнате. Колин запустил руку в волосы пониже уха, как всегда делала его мама, когда была взволнована, и попробовал дышать ровнее. Кажется, он спал и видел сон.

— А тебя самого как звать, малец? — Гарри Поттер откровенно усмехался, глядя на растерянного подростка, который буквально подскочил от вопроса. — У тебя в голове сейчас ни единой мысли, ты в курсе?

— А, я Колин! — торопливо воскликнул юноша, и тут же ляпнул. — А мама говорила, что вы не в ладах с окклюменцией, — и мгновенно залился краской, понимая, что сморозил не то. Однако Герой Войны не разозлился, напротив, весело рассмеялся.

— Ну, когда-то так и было, но за последние годы я наловчился. Знаешь ли… — его бесцеремонно прервала Молли Уизли, которая вернулась, таща несколько увесистых альбомов.

— Вот, нашла. Гарри, останься, этот юноша интересуется снимком, на котором изображен второй состав Ордена, поэтому, наверное, тебе может быть интересно. Покажи ему снимок, Колин.

Поттер сдвинул очки на кончик носа, внимательно изучая колдографию, а потом негромко вскрикнул.

— Да это же оригинал! — и, повернувшись к замершему с открытым ртом Колину, смущенно пояснил. — Это было снято, когда я был на пятом курсе, мне тут пятнадцать. Снимок сделали, а потом сделали копии, чтобы каждый мог иметь одну, но вот это, — он потряс карточкой, — самый первый образец. Вы не против, если я позову Рона и Джорджа? Им было бы интересно.

***

Колин себя незаметно ущипнул, все еще не веря, что не спит, потому что он сидел в Норе, в легендарном доме семьи Уизли, пил чай миссис Уизли, а вокруг него сидели герои его детства — близнецы Уизли, Рональд Уизли, Гарри Поттер, и все разглядывали его колдографию, которую он принес. В комнату с воплем влетела рыжая девочка лет восьми, а следом за ней — двое мальчишек постарше. Мистер Поттер нахмурился, и дети тут же тихонечко вышли из комнаты, прикрыв за собой дверь. Похоже, что они знали, что нельзя трогать отца, когда он занят.

— Это очень интересно, Гарри, — нахмурился мистер Рон, — снимок действительно настоящий, но на него очень сильно воздействовали магией.

— А что за заклинание? — Поттер поправил очки, хмуря черные брови.

— Я не знаю, сложно сказать, ему больше пятнадцати лет точно. След почти выветрился, но заряд был слишком сильным, понимаешь? Я бы сказал… Нет, впрочем, не знаю. Но это точно не темная магия, — мистер Уизли пожал плечами, передавая карточку братьям.

— Главный вопрос, откуда она взялась. Я не помню, кто тогда взял оригинал, но это точно был кто-то знакомый, — подал голос Джордж. На самом деле Колин искренне не понимал, почему их все путают, ему казались их отличия очевидными. Брови того, который говорил, были вздернуты к концам сильнее, его голос был немного выше, и говорил он более плавно. Ну, и уха не было, да. Колин подумал, что, наверное, с возрастом их различия стали проявляться сильнее, потому что знал, что в школе их различить не мог никто. Фред показался юноше усталым, в уголках его глаз виднелись еле заметные морщинки, взгляд был каким-то печальным.

— Погоди-ка, Фордж, дай взглянуть поближе, — старший близнец потянулся, беря снимок и поднося ближе к глазам, а затем негромко вскрикнул. Все повернулись к нему, но Фред подскочил, делая несколько быстрых шагов по комнате туда-обратно, пытаясь взять себя в руки.

— Что такое? — настороженно спросил Джордж, с трудом скрывая напряжение в голосе.

— На этом снимке не хватает Грейнджер. За плечом Рона, посмотри внимательнее.

— И правда!

— Черт, ты прав, братец! — все трое мужчин склонились над колдографией, и Колин тоже невольно потянулся вперед, желая разглядеть то, что нашли герои войны на снимке, но внезапно четыре пары глаз уставились на него, и он съежился.

— Колин, кто дал тебе эту фотографию? — Рон Уизли спрашивал дружелюбно, однако взгляд его был колким, и парнишка сжался еще сильнее.

— Мне никто не давал ее, — упрямо заявил он. — Я нашел ее в вещах моего близкого человека.

— Кто этот человек? — Джордж подался вперед, оперевшись руками о столешницу. На руках под кожей вздулись вены.

— Я не могу этого сказать, — уперся мальчик. Колин не знал, почему его мама никогда не появлялась в местах скопления волшебников, почему на платформе всегда пряталась в тени, почему не рассказала ему о своем прошлом и причинах переселения в маггловский Лондон, но он точно знал, что она не хотела бы, чтобы он рассказал про нее Гарри Поттеру. Колин упрямо поднял глаза на мистера Поттера, однако выдержал его тяжелый взгляд.

— Почему? — в голосе Джорджа прозвучали металлические нотки.

— Потому что я не имею права называть имя этого человека, если он этого не хочет. И вы не имеете никакого права требовать от меня этого, ни я, ни этот человек ничего не сделали!

— Послушай, мальчик, — на плечо Колина легка широкая ладонь Фреда, и он сжался, — наверное, нам стоит все объяснить, и тогда ты поймешь, почему это так важно для нас, — Вильямс обернулся, и заметил, что выражение глаз мужчины изменилось. Теперь в них горел лихорадочный огонь.

— Гермиона Грейнджер была нашим с Гарри лучшим другом, — грустно хмыкнул Рон. — Тебе знакомо это имя?

— Я… слышал его несколько раз на уроках истории. Я в этом году закончил пятый курс Хогвартса. И еще… на фотографии…

— В каком смысле? — Джордж наклонился, разглядывая улыбающихся людей, изображенных на снимке. — Ее здесь нет, парень.

— Нет, я… — Колин запнулся, не зная, говорить или нет, но в конце концов сказал. — Переверните.

Гарри ахнул, покачнувшись. Фред посерел, и грузно осел прямо на пол. Лица Рональда и Джорджа были напряженными.

— Эти имена — список людей, которые состояли тогда в Ордене, — сипло сказал Поттер. — Зачеркнутые — имена погибших.

— Нет, Гермиона не погибла! — почти истерически закричал Фред, подскакивая. Это… это невозможно! Тела не нашли!

Колин отступил, вжавшись спиной в стенку. Вот теперь-то ему и правда стало страшно. Фред Уизли закачался, и его близнец подхватил его, выводя из комнаты, что-то говоря на ухо. В гостиной повисла тяжелая тишина.

— Гермиона была самой гениальной ведьмой нашего столетия, Колин, — наконец продолжил Рон, с видимым усилием взявший себя в руки. — Она прошла с нами через почти все наши приключения, она умела находить выход из любой ситуации… В семнадцать мы втроем — я, Гарри и она — отправились искать крестражи, несомненно, ты знаешь об этом. Однако ее схватили, когда мы пытались выкрасть медальон Слизерина из Министерства, и с тех пор, — мистер Уизли с трудом смог сдержать рваный вздох, — с тех пор ее не видели.

— Когда нас схватили егеря и доставили в дом Малфоев, там ее упоминали, говорили, что она много кричала…

— После войны мы ее искали, много-много лет, но ничего так и не нашли, никаких упоминаний, просто ничего! — мистер Поттер и мистер Уизли замолчали, глядя на снимок.

— Вот она, — наконец произнес Поттер, протягивая Колину колдографию, с которой на него смотрела красивая молодая девушка в голубом платье, которую приобнимал за плечи не кто-нибудь, а Виктор Крам. — Это ей четырнадцать, на Святочном балу.

— Хорошее было время, — усмехнулся мистер Уизли, потирая шею. — Конечно, жутковато было, но мы тогда были все вместе. Я тогда так ее ревновал к Краму… До сих пор стыдно. Я извинился перед ним, но перед Гермионой… Я бы отдал все на свете, лишь бы поговорить еще разок с ней.

Откуда-то сверху донесся шум, а через минуту по лестнице буквально скатился Джордж Уизли, раздосадовано растирающей запястье.

— Этот придурок трансгрессировал, понятия не имею куда. Идиот чертов, его в таком состоянии легко и расщепить может!

— Ему совсем плохо? — обеспокоенно спросил Поттер, поднимаясь на ноги.

— Он плачет, — мрачно ответил Джордж. Все замолчали, и Колин наконец-то пришел в себя, судорожно соображая.

— Мистер Поттер, мистер и мистер Уизли… Я не могу вам назвать имя моего друга, но, возможно, я мог бы устроить вашу встречу. Скажем… На платформе, первого сентября? Я буду уезжать в школу, и, если вы придете пораньше, например, за час до отправления, я мог бы…

— Ладно, — вздохнул Поттер. — Я буду. Ты что-то хочешь спросить? Смелее, приятель!

— Да, я… Что так расстроило мистера Уизли?

Мужчины переглянулись, и ответил за всех близнец.

— Он любил Грейнджер, и до сих пор любит. Прошло семнадцать лет, а он до сих пор не может забыть ее.

— Он тоскует по ней даже сильнее, чем мы с Гарри.

— Мистер Поттер, тогда, наверное, ему тоже лучше быть на платформе…

***

— Колин Артур Вильямс, куда ты дел свою мантию? — утро первого сентября всегда начиналось с подобных криков мамы, после чего они сломя голову неслись на платформу, прибывая за час или полтора до отправления поезда, прощались, Колин шел к своим друзьям, а его мама уходила с помощью портала. Но сегодня у юноши были другие планы, и фальшивый галеон, верный портал матери, лежал в его собственном кармане, плотно обернутый папиросной бумагой. Он специально убрал мантию, переноску для совы, перевернул чашку чая, чтобы мама не чувствовала подвоха, однако, когда они выскочили из дома, на ходу одеваясь и закрывая клетку с совой, Колин знал, что он идеально соблюдал собой же выстроенный график. На вокзале они оказались за час с четвертью до отъезда состава. Мама давала последние наставления, как всегда слишком волнуясь и суетясь, однако Колин был мыслями не здесь, выглядывая среди прибывающих черную шевелюру героя войны.

— Ма, хватит, я же не навсегда уезжаю, я на Рождество приеду домой, наверное, и Моника с Винсентом приедут. Все будет хорошо!

— Я знаю, милый, знаю… Просто… я буду очень скучать, — она обняла его, доставая макушкой всего лишь до подбородка.

— Я тоже, мам, только не плачь, ладно? И пиши мне почаще, хорошо? — он тоже обнял ее, кладя голову на макушку, и оглядывая волшебников, которые стояли на платформе. Как и всегда, они были в самом темном углу, где их мало кто мог увидеть, но теперь, после памятного визита в Нору неделю назад, Колин понимал, почему мама скрывалась от лишних взглядов, хотя все еще не знал, что же случилось, что она продолжала избегать бывших лучшихдрузей.

— Обычно так говорят родители детям, а не наоборот, ты в курсе? — промычала она откуда-то снизу, и Колин усмехнулся.

— Мам, ты мой лучший друг, ты вообще знаешь? — воротник рубашки стал влажным, мама все-таки всплакнула.

— Ну ладно, — отстранилась она через пару минут, — пора. Точно все взял? Ничего не забыл?

— Мааам, — закатил глаза парень, и тут увидел у входа тех, кого высматривал. Поттер пришел не один, вокруг него толпилось целое рыжее облако, вероятно, все семейство Уизли, и Колин мысленно порадовался, что мама, в силу роста, не могла их видеть. — Пойдем, я познакомлю тебя кое с кем, и ты поедешь домой.

Гермиона доверчиво шла за сыном, и тот на секунду потерял из виду мистера Поттера, оглядываясь по сторонам и вытягивая шею, когда вдруг откуда-то слева раздался радостный вопль Гойла.

— Колин! Миссис Вильямс!!! — он налетел на друга, сжимая того в объятиях, а после тут же обнял и его маму, впрочем, тут же отпуская. — Ты не поверишь, чувак, кого я только что видел! Клянусь, это чума, ты просто обделаешься от счастья, и конечно, ужасно опозоришься, но это… — огромная тележка с тремя или четырьмя чемоданами отъехала, и Колин оказался прямо напротив Рональда Уизли, который нервно оглядывался по сторонам, чувствуя себя не совсем в своей тарелке. Гермиона ахнула, отступая, и Винсент, удивленно нахмурившись, тут же сделал шаг вперед, загораживая собой женщину.

— Мама, я хотел тебя познакомить вот с этими людьми, — в этот момент парень почувствовал себя распоследним предателем, увидев, как она побледнела, и взглядом приказал Гойлу отойти. Он нахмурился, но сделал шаг вбок, все равно стоя около миссис Вильямс, готовясь, в случае чего, вступиться за нее. Пусть и перед национальным героем Англии.

— Гермиона, — шепотом выдохнул Гарри, бледнея. Женщина стояла без движения, и Колин заметил, как судорожно она сжимает руку в пустом кармане. Галеона там не было.

— Прости, мама. Я вытащил его утром, когда ты искала мою мантию. Клянусь, вам нужно поговорить, нельзя прятаться и дальше, — он нахмурился, думая, совершил ли ошибку или нет, и повернулся к Гарри. — Мистер Поттер, вот тот человек, про которого я говорил. Это моя мать, Гермиона Вильямс.

В этот миг, похоже, и все остальные Уизли увидели женщину, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь отдаленными гудками паровоза и криками детей, прибывших заранее. Молли Уизли судорожно хватала ртом воздух, мертвой хваткой вцепившись в руку сына, и Колин с удивлением узнал в одном из мужчин доктора Чарли, который приезжал к ним на четвертом курсе и читал лекцию о драконах. На фоне рыжеватых веснушек, его лицо казалось еще белее, чем на самом деле было. Встреча с Гермионой произвела эффект разорвавшейся бомбы. Откуда-то слева началось движение, и Колин узнал Фреда Уизли, кажется, постаревшего за одну неделю на пару лет, и уже не выглядящего так залихватски молодо, как ему помнилось.

— Гермиона! — скорее прохрипел, чем сказал он, и бросился к ней, однако женщина отшатнулась, и Колин сам не понял, как оказался прямо перед ней, загораживая.

— У меня в кармане лежит портал, — хмуро оповестил всех юноша, сам не зная, откуда в нем взялось столько храбрости противостоять тем, кто всю его магическую жизнь был его кумиром. Фред замер, судорожно расслабляя галстук на шее. Миссис Поттер, кажется, была в обмороке.

— Пожалуй, нам лучше уйти отсюда и переместиться в кафе неподалеку, что скажете? — Винсент, хотя и ошарашенный и изумленный, оставался единственным, кто мог соображать в этой ситуации. — Вот что, Колин, отведи мистера Поттера и остальных, а я чуть позже подойду с твоей мамой, ладно? Мне кажется, всем нужно пару минут паузы.

Через десять минут Винсент и мама Колина вошли в небольшое магическое кафе, находившееся недалеко от вокзала. Семья Уизли и Гарри заняли три стороны огромного столика, стоявшего у стены, а Гермиона уселась на оставшуюся, пустую сторону, окруженная с двух сторон подростками, будто бы охраняющими ее. Эта небольшая передышка, кажется, дала Гермионе силы собраться с духом, потому что она больше не выглядела так, словно ее загнали в угол, и смело, пусть и не совсем спокойно, глядела в глаза Гарри.

— Гермиона… это и правда ты, деточка? — первой подала голос Молли Уизли, и тут же зажала себе рот рукой, словно боясь, что мираж сейчас рассыплется мыльными пузырями.

— Здравствуйте, миссис Уизли, — немного устало улыбнулась уголком губ девушка. — Это действительно я. Я не ожидала, что Колин решит познакомить меня со всеми вами.

— Где ты была столько лет? — вопрос Рона прозвучал немного жестко, но Гермиона даже не вздрогнула, лишь слегка нахмурилась, настороженно поворачиваясь к мужчине.

— В девяносто восьмом я вышла замуж и жила вместе с мужем в Уэмбли, в маггловском квартале. Работала переводчиком, а затем и редактором в маггловском журнале. Растила сына. Я так понимаю, вы уже знакомы с Колином? — ее спокойствие, кажется, только разогрело эмоции остальных, до поры до времени скрытые шоком.

— И ты… и ты даже не подумала написать или сообщить, что жива? — миссис Поттер вскочила, хлопнув ладонями по столу, и Гойл дернулся, нащупывая в кармане палочку. В этом был весь Винсент: отважный, преданный, даже если возможный противник — Джинни Уизли, лучший игрок в квиддич прошлого сезона по мнению журнала «Квиддич в деталях».

— Я отправила письма Рону и Гарри, как только смогла добраться до безопасного места, — в голосе мамы засквозили те самые нотки, которых так сильно испугался одиннадцатилетний Колин во время ссоры родителей. Гойл бросил на него быстрый взгляд, и Вильямс усмехнулся в ответ. Теперь, когда мама стала злиться, в защите нуждалась скорее не она, а все остальные. Колин исподтишка посмотрел на близнецов: они стояли в углу прислонившись к стене, и юноша заметил, как крепко держит Джордж Фреда за рукав. Последний выглядел одновременно так, словно понюхал любовное зелье и получил от родного брата ножом промеж ребер. Он не отрываясь глядел на маму Колина, с какой-то тоской вглядываясь в ее высокие скулы, непослушные волосы, практически не моргая. Юношу передернуло от этого взгляда, так смотрят на возлюбленных и жен, но Гермиона была его матерью. Впрочем, Фред Уизли любил ее, это Колин знал и верил в это.

— Какие письма, Гермиона?.. Когда? — Поттер снял очки, растирая лицо ладонями. — Мы ничего не получали, мы думали, тебя замучали до смерти после того, как Яксли схватил тебя в Министерстве!

— Голубые конверты без подписи, по маггловской почте. Я их отправила в начале декабря. Одно на Гриммо, второе в Нору, с просьбой передать, если вас не будет там. Я писала, что жива, что смогла добраться до тихой деревушки недалеко от Лидса, просила не искать меня и не волноваться.

— Мы не получали этих конвертов, Гермиона, — бесцветно сообщил Чарли Уизли, сидящий сбоку слева. — Корреспонденция во время войны нередко бывала нарушена. Тебе следовало послать еще одно, убедиться, что мы получили твои послания, в конце концов, приехать самой…

Колина пробила дрожь. Конверты, голубые конверты! О них не раз говорил отец, когда укорял мать. Голубые конверты без подписи, которые лет в пять он нашел в ящике отца, неотправленные конверты, которые он просто скрыл, не желая делить жену с ее друзьями, с ее миром, частью которого он никогда не мог стать. Он говорил, что отправил их, но на деле они просто остались в его столе!

— Я не могла, не могла! — она сорвалась на крик, и этот вскрик, этот вопль отчаяния разрушил томительную тяжелую атмосферу, которая сложилась за столом. — Я хотела в битву, я хотела вернуться, но я бы стала только обузой! Я была на последних месяцах беременности, я почти не могла колдовать, меня тогда еще мучали последствия заточения в Мэноре! Я чудом выжила тогда, понимаете? Чудом!

Она заплакала, спрятав лицо в ладонях, и Колин приобнял ее за плечи, молча высказывая всю нежность и всю поддержку, на какую только был способен.

— Я выбралась только потому, что меня пожалела Нарцисса Малфой. Она дала мне ключ, рассказала, как выбраться, а потом я несколько дней бежала. По лесу рыскали егеря, меня искали, я нужна была им живой, они хотели меня казнить прямо перед Министерством, чтобы заставить тебя, Гарри, выйти и сдаться… — она глухо говорила из-за ладоней, не поднимая головы. — Меня подобрали на четвертый день деревенские дети. Я была истощена, изуродована, я ничего не ела много дней. Они привели меня к родителям, и мне повезло, что они были обычными магглами. Они позволили переночевать у них, они меня одели, накормили, а затем отправили на машине вместе с их другом в Лидс. Но на подъезде к городу была застава, и нам пришлось свернуть, не доезжая до нее, остановиться в маленькой хижине в богом забытой деревушке, которую Уилл арендовал. У меня не было палочки, я страдала головными болями и кошмарами, Уилл остался, чтобы помочь мне. Мы поженились в марте, это было нужно, чтобы я получила новые документы, мои старые остались вместе с сумочкой у Рона. А в середине мая родился Колин… Я прочитала в газете о смерти Криви. Я благодарила всех богов, что вы живы, что вы невредимы…

Взгляд Поттера смягчился, а его жена, не выдержав, со слезами бросилась прямо через стол к Гермионе с объятиями, и Колин подвинулся, давая двум женщинам возможность обнять друг друга. Джинни уткнулась носом в волосы подруги, смеясь сквозь рыдания.

— А ты знаешь… знаешь, я никогда не верила, что ты умерла! Мы все не верили! И Кингсли не дали тебе могилу соорудить, он хотел, а мы не дали! Мы верили, верили!..

Колина грубо отпихнули, и почти все Уизли бросились к заново обретенной подруге, наперебой крича. Рон сжимал руку, Гарри стиснул так, что Гермиона выпучила глаза, стараясь вдохнуть, но позже и тот, и другой были сметены в сторону миссис Уизли, которая, словно ураган, налетела на девушку, чуть не роняя ее.

Когда радость поутихла, Молли, все еще не выпуская и рук ладони Гермионы, заявила:

— Ну, теперь мы сейчас же едем в Нору! И вы, молодые люди, тоже! — она строго посмотрела на Колина и Винсента, словно те хотели возражать. — Школа подождет, я сейчас же отправлю патронус Макгонагалл. Билл, дорогой, пожалуйста, возьми ребят и забери их вещи с платформы, а все остальные в Нору, быстро! Гермиона, деточка, тебе необходимо позвать своего мужа, слышишь? Я хочу познакомиться с ним! — и, отпустив наконец руки девушки, она первая, схватив Джорджа и Джинни, трансгрессировала. Следом послышались хлопки остальных перемещений, и кафе наконец-то почти опустело. Только у дальней стены все еще стоял Фред, суровой тенью выделяющийся на фоне зеленых обоев. Он так и стоял, не шелохнувшись, с тех пор, как вошел в заведение. Колин тронул за руку Гойла и тот, мгновенно все поняв, вслед за Биллом покинул кафе, на ходу объясняя тому, что сам заберет чемодан друга. Колин встал у стенки, глядя на маму и рыжего мужчину, который пристально глядел на нее. Они, впрочем, кажется и не заметили, что кто-то так и не ушел.

— Грейнджер, — голос Уизли буквально звенел, но Коллину показалось, что он вот-вот оборвется.

— Фред, — отчего-то очень надрывно выдохнула мама, и напряженность, которая было исчезла, вернулась вновь. Гермиона попыталась улыбнуться, однако вышло паршиво. — Как… ты?

— Неплохо, — он пожал плечами. — Работаю, провожу время с семьей, помогаю Форджу с детьми. Джеймс, старший сын Гарри, через год уже пойдет в Хогвартс.

— Я знаю, — Гермиона кивнула, и стало понятно, что она действительно знает. Неудивительно — Колин прожужжал ей все уши об этом. — А собственные дети? Сколько им?

Лицо Фреда помертвело.

— Я никогда не был женат, Гермиона, — практически слившийся со стенкой парнишка вздрогнул всем телом от тона, которым это было сказано.

— А… вот оно как… Почему?

— Так вышло, — Уизли криво улыбнулся, а затем, без всякого перехода, спросил. — Скажи, Грейнджер, ты любишь своего мужа? Ты счастлива с ним?

Женщина сжала кулаки, глядя в пол, подбирая слова.

— Мы в разводе уже пять лет. Уилл… Он хороший, правда. Он просто замечательный, просто… он помнил, какой я была после пыток в Мэноре, и он боялся магии. Да, Уилл славный, но мы решили, что нам стоит разойтись. Это случилось после того, как моему сыну пришло письмо из школы.

Мама врала. Она говорила так, словно их развод был чем-то разумным, словно они его обсуждали и пришли к логичному выводу, но это было не так. Колин отчетливо вспомнил те вечера, когда папа ходил из угла в угол, убеждая в чем-то маму. Уж не в том ли, что ей стоит забыть о мире магии, о ее друзьях? Ну конечно! Он говорил о Фреде, просто тогда Колин не понимал этого, он говорил о том, что ее не примут и не поймут, говорил о том, что никто, кроме него, ее не примет. О, мама! Неужели она поверила, уверилась, что она теперь — всего лишь бракованная деталь, и поэтому скрылась из магического общества, неужели она настолько не верила в себя, что могла так решить? Все друзья Колина, его девушка, мистер и миссис Гойл — все они считали ее потрясающей, однако сама она, похоже, стыдилась. Чего?..

— Гермиона, скажи мне всего одну вещь. Он поднял на тебя руку? Просто скажи, и я!.. — она грустно улыбнулась, покачивая головой.

— Не нужно, Фред. Он имел полное право бояться и ненавидеть волшебников, он видел меня такой, какой не видел ни ты, ни Гарри, ни кто-либо еще, и он принял меня: без ничего, с изувеченной душой и телом, принял меня, а потом и Колина. Он сделал для меня слишком много, чтобы я могла его винить.

— Покажи, — это было сказано властно, требовательно, и голос Фреда снова чуть было не сорвался.

— Что?..

— Ты говоришь, что он принял тебя такой, какой не принял бы никто другой. Покажи, о чем ты говоришь? — он наступал на нее, и теперь оказался совсем близко, буквально вдавливая в столешницу. Медленно, очень медленно Гермиона потянулась к рукавам кардигана, поднимая их, а потом расстегнула замочек на подвеске, висящей на ее шее. Колин с трудом сдержал стон, потому что руки мамы были все испещрены шрамами и отметинами, а на левой руке было выведено размашистое «грязнокровка». Вот оно что! Фред весь побелел, осторожно, словно что-то хрупкое, приподнимая руку женщины и разглядывая. Колин не узнал его голос, когда он заговорил. — Сколько ты была там, Гермиона? Кто это?.. — он отпустил ее руку и закусил собственный кулак, борясь с криком.

— Несколько месяцев.

— Кто? — надломлено повторил свой вопрос мужчина.

— Почти весь ближний круг, кроме Снейпа и Малфоев. Я только потом узнала из газет, что Снейп был шпионом, а Малфои… Лорд сначала потребовал, чтобы Драко использовал на мне непростительное, но он не смог, отказался. Я никогда не забуду, как он кричал от Круциатуса, но он все равно отказался пытать меня. Возможно, это спасло мне жизнь…

— Как ты оттуда вырвалась? — Уизли трясло, его голос был надтреснутым. Гермиона поспешно застегнула на шее амулет, и шрамы на коже скрылись.

— Меня спасла Нарцисса. Она пришла однажды, принесла мне еды, а меня буквально выворачивало. Она привела с собой еще одну женщину, жену кого-то из егерей, вместе они напоили меня укрепляющим зельем и помогли выбраться. Если бы она тогда не поняла, что я ношу под сердцем ребенка, то я бы…

— Погоди, Грейнджер! То есть мальчик — не сын этого маггла? Я не понимаю!.. — он схватился за голову, отступая.

— Нет, Фред, — она впервые подняла взгляд, и смотрела теперь ему точно в глаза. — Я носила этого ребенка задолго до встречи с Уиллом, задолго до того, как попала в Мэнор. Беременность вытянула из меня все силы, какие были, я почти два года не могла не просто колдовать, даже переносить магические всплески. Уже тогда мой мальчик доказывал, что станет великим волшебником…

— Кто настоящий отец, Гермиона? — Уизли наклонился, пытаясь заглянуть в глаза женщине, которую много лет любил, и Колин с трудом сдержался от вскрика, пораженный удивительной догадкой. Его ноги подвели его, и он сполз на пол, словно завороженный, наблюдая за своими настоящими родителями.

— Ты. Ты, Фред, ты… — она заплакала, и тоже, как и ее сын, наверное, сползла бы на пол, но мужчина резко обхватил ее за талию, прижимая к себе. Она несмело обняла его в ответ, шепча, словно мантру, — ты, ты, ты, ты…

— Я думал, та ночь, перед свадьбой Билла, была просто прекрасным сном… Я думал, что ты мне тогда только снилась, я не знал, — он запрокинул голову, но Колин все равно увидел, как из его глаз текут слезы. — Ты тогда исчезла, утром тебя не было, и ты вела себя так, словно ничего не было, я думал…

Гермиона перебила его, неожиданно крепко обнимая за шею и притягивая ближе:

— Я испугалась, я так испугалась, я думала, что ты это только из-за того, что был немного пьян, я думала, что ты никогда бы…

— Ты слишком много думаешь, Грейнджер, — Фред зарылся носом в ее волосы. — Если бы я не был тогда навеселе, я бы никогда не решился поцеловать тебя там, на лестнице… Боже, Гермиона, я был в тебя влюблен с шестого курса, понимаешь? Я грезил о тебе, меня Фордж на смех поднимал, и когда ты утром вела себя так, словно ничего и не было, я решил, что это просто мои фантазии, мечты…

— А я думала, что, раз ты ведешь себя так, что ничего и не было, то это тебе и не нужно… Я тоже была влюблена в тебя… Я столько слез выплакала в подушку, когда ты на Святочный бал позвал Анджелину…

— Рон сказал, что пойдет с тобой, я не знал, что он еще не сказал. Я хотел, Гермиона, больше всего на свете хотел. Я так надеялся, что ты жива все эти годы, что ты где-то, защищаешь права гоблинов или пикси, и, возможно, иногда вспоминаешь старину Фредди. Если бы нашли твое тело… Ты хоть знаешь, сколько в Англии людей с фамилией Грейнджер? А я знаю… Я несколько лет только и делал, что ездил и искал, я надеялся…

— Я ни на секунду не забывала, Фред, — они оба плакали, судорожно обнимая друг друга, и Колин понял, что и сам плачет, потому что картинка стала расплываться перед глазами. Мама любила его, вот о ком она говорила тогда, когда обещала превратить отца — нет, не отца, а отчима Уилла — в крысу. Подумать только… Двадцать лет…

— Если бы я только был тогда с вами, рядом, я бы ни за что не позволил тебе оказаться в плену, а потом просто пропасть. Зачем ты пытаешься вечно уберечь всех?..

— Фред, я чуть не умерла тогда, когда Уилл сообщил, что тебя придавило той стеной в Хогвартсе. Я была на сносях, лежала в больнице, иначе, клянусь, я бы тут же бросилась к тебе, туда… А на следующий день я узнала, что ты жив. Я тогда плакала и смеялась, я была так счастлива, что ты жив, я бы не перенесла твоей смерти, Фред.

— О, Гермиона, как ты только могла подумать, что из-за этих шрамов, из-за того, что ты не переносила магию, что из-за этого я смогу отказаться от тебя… Я никогда, никогда не говорил тебе, как я тебя люблю, я никого и никогда, ни одну женщину, кроме тебя, не любил, я все эти годы только тобой жил…

— Фред!.. — она потянулась, касаясь рукой его щеки, и он шумно выдохнул, ловя ее пальцы своими, прижимаясь к ним, закрывая глаза и растворяясь в ее прикосновениях, а она, напротив, с каким-то лихорадочным блеском в глазах разглядывала его лицо, стараясь запомнить каждую черточку.

Они стояли, рыдая и изучая друг друга, наперебой рассказывая друг другу, как жили эти годы, как тосковали друг по другу, а Колин, шатаясь, поднялся с пола, и пошел к выходу. Официантка за стойкой протирала бокалы, глядя в отражение в зеркале на пару, стоявшую у стола.

— Друзья? — спросила она у Колина, мотнув головой в сторону Гермионы и Фреда.

— Родители, — улыбнулся он. — Теперь все будет хорошо. Он больше не даст маме чувствовать себя лишней в этом мире, теперь все будет хорошо.

Официантка непонимающе пожала плечами, а Колин, бросив на стойку пару монет, вышел на улицу, улыбаясь сентябрьскому солнцу. Пожалуй, стоило предупредить тех, кто был в Норе, что вряд ли Гермиона и Фред в ближайшее время появятся.

Им слишком многое нужно было друг другу сказать.