На игле (СИ) [Касаи Кагемуша] (fb2) читать онлайн

========== Утопленник ==========

— Подонки, — тихо прошипел Рон за завтраком, сильнее нужного сжимая в руке вилку.

— Кто? — не сразу поняла Гермиона, озираясь по сторонам, пытаясь найти людей, которые так разозлили ее друга. С первого взгляда все казалось нормальным: учителя ели за своим столом, ученики, сонные и оттого медлительные, потихоньку подтягивались в столовую, на другом конце скамьи, сидя в окружении неизменной Анджелины и еще пары девчонок, хохотали близнецы и Ли. Казалось бы, все было как всегда, только Рон был очевидно просто в ярости.

— Мои братья, — с ненавистью выплюнул он, отталкивая от себя тарелку с яичницей. Гермиона снова посмотрела в сторону веселящихся старшеклассников, потом на Рона и снова на близнецов.

— Почему? — уточнила она, отчаявшись самой понять логику друга. — Они просто смеются, что в этом такого?

Рон задохнулся от эмоций, и голос подал Гарри, молчавший до этого момента и понуро гонявший горох вилкой по тарелке. Он поправил очки, нахмурившись, прежде чем заговорить:

— Они приторговывают травкой, Герм. Вчера вечером Рон наткнулся в коридоре на мальчишку классом младше нас, он был попросту под кайфом, пришлось тащить его до его комнаты в общежитии и укладывать. Никто ничего не говорит, но все знают, откуда в школе появляется дурь.

— В самом деле? — девушка снова заинтересовано посмотрела в сторону старших братьев Рона. Один из них, тот, что сидел подальше, согнулся пополам от хохота и стучал ладонью по столешнице. Лица второго она видеть не могла. — Я не знала.

— Неудивительно, — мягко улыбнулся Гарри. — Никто не станет ничего продавать или покупать в присутствии старост.

Рон от этих слов еще сильнее покраснел от злости и чуть было не расплескал весь чай, который был в его стакане. Он принялся яростно поглощать тосты, и девушка поджала губу, хмурясь еще сильнее и размышляя. Торговля наркотиками, пусть и легкими — это была уже не шутка, она прекрасно помнила несчастную Миртл, которая с каждым днем становилась все бледнее, все тише, а потом и вовсе умерла, так бесшумно и незаметно, как могла только она. Ее труп нашли на следующее утро, в грязном вонючем школьном туалете. Только потом Гермиона узнала, что девочка прочно сидела на игле, будучи в прямом смысле зависимой от новой дозы героина. И пусть тогда за распространение взяли Тома Реддла, который учился в выпускном классе, кто знает, может и он начинал с марихуаны и гашиша? И кто сказал, что близнецы Уизли в действительности торгуют только травой, не промышляя чем помасштабнее?

— И давно они? — Грейнджер отодвинулась чуть в сторону, давая Невиллу, который как всегда опаздывал, усесться рядом с ней.

— Как минимум год, — мрачно ответил Уизли, поднимаясь. — Подонки.

Поттер тоже отбросил ложку и подскочил, догоняя друга. Гермиона бросила последний взгляд в сторону старшеклассников, которые слушали какую-то историю Анджелины, и тоже выбралась из-за скамьи, подхватывая тяжелую сумку, забитую книгами под завязку.

— Приятно аппетита, Невилл, — улыбнулась она однокласснику. — Через двенадцать минут у нас урок ботаники с мисс Стебль, не опаздывай, ладно?

Когда она выходила из столовой, в спину ей снова ударил громоподобный смех братьев Уизли.

***

С того дня староста общежития девочек украдкой смотрела за двумя идентичными рыжими парнями. Они были безусловно очень яркими, было бы ложью сказать, что у них не было поклонниц, однако Грейнджер презрительно фыркала про себя, потому что поклонницы были именно что у «них», а не у кого-то конкретно. Интересно, каково это, когда тебя даже по имени никто не знает? Впрочем, конечно, спрашивать она этого не собиралась. Если раньше, до тех пор, пока Гарри не рассказал ей о настоящей деятельности рыжих шутов, она не считала их чем-то, заслуживающем внимания, то теперь она стала подмечать сотни мелких деталей, которые раньше просто пропускала мимо себя. Братья действительно были умными, умнее, чем большинство их сверстников, они отлично разбирались в химии (неудивительно!), держали себя в превосходной физической форме, а еще очень любили подшучивать или подтрунивать над кем-то. И если их друзей и младшей сестры эти шуточки почти не затрагивали, во всяком случае, приколы для них были в сущности безобидными и даже смешными, то остальных поджидал совсем другой юмор. Близнецы были хлесткими, едкими, словно кислота, и порой их забавы отдавали форменной жестокостью. Гермиона ненавидела и презирала их за это. Они действительно были теми еще подонками.

Она никогда не забудет, как впервые заговорила с ними. Впрочем, разговором это можно было назвать только с натяжкой, потому что весь ее гнев, вся ее ярость — все это буквально прорвалось, стоило им посметь тронуть Рона. Друзья для нее были чем-то большим, чем она сама.

— Отвалите от него! — она налетела на них словно вихрь, словно ураган и буря, как птица Рух, и они невольно сделали маленький шажок назад, отступая от разъяренной девушки. За ее спиной Рон, бледный как смерть, старался восстановить дыхание. Гермиона и сама, стоило признать, побаивалась пауков, вот только сейчас был не тот случай, чтобы поддаваться страху, и она носком туфли пнула тарантула, как настоящий футболист, отправляя его в стену напротив. Тело твари содрогнулось в судорогах, а затем обмякло.

— Эй! — возмущенно воскликнул Ли, которому, видимо, принадлежало животное, но Грейнджер зыркнула на него, и Джордан сглотнул, замолкая. Она снова повернулась к близнецам.

— Как вы смеете, он же ваш брат! — Гарри, только появившийся в коридоре, принялся проталкиваться сквозь толпу к друзьям. Он весь побледнел, боясь, как бы стычка подруги с главными заводилами школы не стоила ей слишком дорого.

— Да брось, это весело, — лениво отозвался один из Уизли, складывая руки на груди. Первый шок от того, что какая-то пигалица смеет перечить им, уже прошел, и он готов был обрушиться на старосту всей мощью, на какую близнецы были способны.

— О, так вот что для вас весело! — воскликнула Гермиона, голос которой был на октаву выше, чем ее обычный тембр. — Я, конечно, знала, что умственные расстройства бывают разными, но никогда не предполагала, что они могут влиять на чувство юмора.

— Не зарывайся, — тихо, и оттого очень страшно отозвался второй брат, выступая вперед. — Мы предупреждаем тебя.

— О, как благородно! — девушку пробила дрожь от интонации, с которой была сказана последняя фраза, но она не привыкла отступать. Особенно тогда, когда дело касалось тех, кого она любила. — Будто бы ваше слово что-то значит.

— Не строй из себя безгрешную, — снова вступился первый. — Ты ведь не сирота и не из многодетной семьи, тогда за что тебя упекли сюда, а?

Это была больная тема. В Хогвартс — интернат для трудных подростков — по большей части попадали сироты и дети из малоимущих семей, поэтому сама она была здесь скорее исключением, чем правилом. Родители Гермионы были живы и здоровы, их бизнес процветал, и поэтому то, что она находилась здесь могло означать только одно из двух: либо она была действительно проблемным ребенком, которого строгий режим Хогвартса мог спасти от колонии, либо от нее попросту отказались. И Грейнджер готова была отдать что угодно, только бы правдивым оказался первый вариант, а не второй. То, что собственные родители отказались от нее — это было больно и обидно, она не понимала, что сделала не так и за что в одиннадцать ее привезли сюда. Ее даже не навещали: родители приезжали только один раз, в прошлом году, когда девушка стала спутницей самого блистательного выпускника интерната на ежегодном выпускном балу, куда допускались только преподаватели, ученики последнего класса и их спутники. Мать тогда холодно взглянула на дочку, готовую броситься к ней, отец смерил изучающим взглядом, а та потом половину ночи проплакала на чердаке корпуса общежития. И даже Виктор, чуткий, добрый, милый Виктор, даже он не мог ничего поделать с ней, а потому просто сидел рядом, сжимая тонкую ручку в своей огромной ладони. В этом году он писал ей из далекой Болгарии, писал много и часто, и эти письма в желтоватых конвертах — это была отдушина от Гермионы, особенно в те дни, когда ворота школы распахивались для посетителей.

К Рону, Джинни и близнецам всегда спешила целая рыжая ватага: мать, отец, а также трое старших братьев. Иногда приезжала еще и престарелая тетушка Мюриэль, которую, впрочем, подростки не очень жаловали, но даже она была родней. После встречи с родными глаза Рональда всегда сверкали, и он с придыханием рассказывал о том, что Чарли взяли работать в институт биоинженерии, что Билл нашел себе девушку, что отца повысили. Он гордо носил вязанный свитер с огромной рыжей R на груди, и это были единственные минуты, когда они с близнецами и Джинни казались действительно семьей: они наперебой говорили о родителях, хвастали друг перед другом цветом обновок и смеялись. Но стоило им четверым переступить порог общежития — и они снова расходились каждый в свою сторону.

К Гарри тоже приходили: первой, рано утром, тетя Петунья, эта худая женщина с ранней сединой и печальным лицом. Она приносила фрукты, конфеты, долго-долго обнимала племянника и обещала, что она заработает достаточно денег и заберет его обратно, что обязательно сделает это, потому что у Гарри есть дом, и как только опека убедится, что Петунья может обеспечивать себя и двух мальчишек-погодок, она сразу заберет его. Тетя всегда уходила сгорбившись, поникнув головой, и Поттер украдкой утирал слезы кулаком. Дядя Вернон, этот огромный добряк, который растил мальчика и учил его играть в футбол, ничем не отделяя от родного сына, умер в то лето, когда Гарри должен был отпраздновать свой одиннадцатый день рождения. У тети были кое-какие сбережения, однако было понятно, что она не сможет тянуть одновременно и Дадли, и приемного ребенка, и поэтому тогда Поттер принял свое первое в жизни взрослое решение, решаясь уехать от семьи. Когда он уезжал, тетя плакала. Вторым всегда был Дадли: он был склонным к полноте юношей, руки которого всегда были в каких-то ссадинах и порезах, вероятно, сказывалась работа в мастерской, где он старался заработать лишний шиллинг на любимые сладости матери, которая вечно себе в чем-то отказывала, или на подарок кузену. Дурсль винил себя в том, что сам не вызвался ехать в интернат, и каждое его посещение было пропитано этой невысказанной виной, тягучей и страшной тоской парня по своему лучшему другу и двоюродному брату, который был теперь заключен за резной решеткой Хогвартса. Дадли был чутким, хотя это и трудно было сказать исходя из его внешнего вида, но Гермиона никогда не забудет, как в ее пятнадцатый день рождения, на который выпал день посещения, Гарри вбежал в ее спальню, утягивая во двор, где стоял его кузен, сжимая в потных ладонях маленький сверток в яркой бумаге. Заколку, сделанную явно руками самого Дадли, Грейнджер не снимала никогда. Последним, под самый вечер, к Гарри приходил его пропойца-крестный. Он был вечно одет в какое-то рванье, от него пахло спиртным, но, глядя на то, как горят его глаза при виде Поттера и как они вдвоем сидят на скамье у дерева, девушке всегда становилось очень горько и обидно за саму себя.

К Невиллу приходила бабушка. Она рассказывала, что родители уже идут на поправку и радостно делилась с внуком тем, что его мать накануне смогла впервые за шестнадцать лет сказать, что хочет на обед. Долгопупс радовался, улыбался, а у Гермионы сосало под ложечкой. К Драко, нелюдимому мальчику из параллельного класса, ходила мать. Ни от кого не было секретом, что ради этих часов с сыном ей приходилось договариваться с начальником тюрьмы, чтобы ее отпустили на свидание, и стражник в черном балахоне, который, казалось, выпивал краски и радость отовсюду, стоял у ворот, наблюдая за блондинкой. Приходили и к Симусу, к Дину, к Анджелине и Алисии, к Лаванде и близняшкам Патил, к Крэббу и Гойлу. Не приходили только к ней. И вопрос о том, почему она здесь, всегда был для нее болезненным.

Но сейчас был не тот момент, чтобы поддаваться жалости к себе.

— Меня упекли сюда за то, что я сломала нос одному не в меру веселому подонку, который смел издеваться над моими друзьями, — буквально прошипела она, глядя точно в глаза близнецу. — Смекаешь?

Сзади послышались одобрительные смешки, кажется, ее прямолинейная угроза получилась успешной. Она развернулась на каблуках, уходя, и услышала за спиной насмешливый голос:

— Малыш Ронни, а тебе повезло с девушкой! Настоящий защитник, просто львица, — она не видела ухмылку на его губах, но кожей ощущала ее, а потому не поворачиваясь показала Уизли средний палец.

— Завидуй молча, Фредерик, — наугад бросила она через плечо, шагая через расступающуюся толпу к Гарри и Рону, которые все также стояли у стены. Рон был все еще страшно бледен, и Поттер поддерживал его за руку, не давая сползти по стене на пол.

— Как она угадала? — услышала она пораженный шепот одного из братьев.

***

После той памятной стычки в коридоре, про которую вся школа говорила еще несколько недель, Гермиона старалась не ходить по коридорам одна и вообще как можно меньше оказываться где-либо без Гарри или Рона. Она не была дурой и отлично знала, что теперь близнецы вполне могут попробовать как-то насолить ей, и поэтому делала все, лишь бы не подставляться. Почему-то ей казалось, что они не будут строить ей неприятности исподтишка. Поэтому, избегая прямых встреч, она практически никогда не оставалась одна, даже в общежитии проводя почти все время в компании друзей, совсем забросив сольные походы в библиотеку. Самым проблемным предметом оказалась латынь, на которую мальчишки не ходили, обозвав ее древними рунами, и Гермиона мужественно три раза в неделю шла к нулевой паре на третий этаж одна, дергаясь от каждого резкого звука. Так прошло около месяца, когда однажды после такого занятия ее не поймали прямо у входа. Сердце ухнуло в пятки, и она приготовилась отвечать за свои слова перед рыжими мерзавцами, когда вдруг поняла, что за предплечье ее держит не кто-то из них, а совсем другой человек.

— Тише ты, Грейнджер, — шикнул на нее Малфой, вышедший из кабинета на пару минут раньше.

— Что ты делаешь? — яростным шепотом спросила она, почему-то все-таки не решаясь шуметь, однако он сделал знак рукой, предлагая ей самой выглянуть из ниши, где они прятались, наружу, и девушка все поняла. Близнецы, Ли, Анджелина, Алисия и какая-то незнакомая ей девушка стояли около стены, смеясь над чем-то и поминутно поглядывая в сторону поворота, за которым скрывалась ниша, где находились Гермиона и Драко.

— Пошли, — одними губами произнес блондин, и они бесшумно вернулись в кабинет, прикрывая за собой дверь.

— Черт, — не сдержалась девушка, стукнув кулаком ни в чем не повинную парту. — О чем я только думала!..

— Ты про тот случай, когда поставила их на место? — насмешливо спросил Малфой, подходя к окну и выглядывая из него.

— Нет, про тот, когда я не пошла из кабинета на завтрак вместе с профессором, — раздраженно ответила она. — О том случае, про который говоришь ты, я ничуть не жалею.

— Угу, — рассеянно заметил молодой человек, что-то разглядывая, перевесившись через подоконник.

— Ладно, рано или поздно придется выйти, — решилась девушка, гордо вскинув подбородок и поправив сумку на плече. — Все равно другого способа выбраться отсюда нет, так что мне в любом случае придется встретиться с ними.

— Не глупи, — резко бросил Малфой, наконец-то распрямляясь и поворачиваясь к ней.

— Да что они могут мне сделать? Не будут же они меня насиловать или избивать, — Гермиона явно храбрилась, потому что на самом деле ее сердце отбивало чечетку в груди. Сделать они могли многое, и, Грейнджер не сомневалась, целенаправленные издевки в ее адрес будут куда более болезненными, чем тот выпад наугад относительно ее родителей.

— Джонсон и Джордан под кайфом, это же видно, — Малфой явно злился. — Что они тебе могут сделать? О, действительно! Пожалуй, насиловать они тебя и правда не будут, но вот облить чем-то или порвать блузку, чтобы ты через весь корпус шла в одном белье — это запросто. Поэтому не глупи, не будь дурой.

— И что же мне делать?.. — ее голос подрагивал, и Драко смягчился, глубоко вздыхая.

— Не трусь. Тут широкий карниз, он ведет прямо до кабинета Помфри, оттуда через больничный отсек можно будет выбраться к главной лестнице. Надеюсь, ты не боишься высоты? — Гермиона боялась. Очень боялась! Это был один из ее худших кошмаров, когда она падает куда-то вниз и не может остановиться, и даже забраться по узкой лесенке на чердак общежития было для нее целым подвигом. Но кабинет школьной медсестры был всего в нескольких метрах, даром что принадлежал к другому блоку, отделенному несущей стеной, и попасть в него можно было только через первый этаж.

— Нет, не боюсь, — уверенно заявила она, впрочем, побледнев так, что глаза на контрасте стали практически черными.

— Оно и видно, — хмыкнул Малфой. — Ладно, тогда ты пойдешь первой, а я за тобой. Если что, я удержу тебя, — он бросил быстрый взгляд на дверь. За ней слышались голоса. — Ну, быстрей!

Они вылезли наружу, и Гермиона мертвой хваткой вцепилась в водосточную трубу, которая шла над карнизом. Она крепко зажмурилась, делая первый осторожный шажочек, затем второй и третий, а затем зачем-то раскрыла глаза и буквально окаменела, парализованная ужасом. В трех этажах под ней зеленела трава школьного двора, яркая-яркая, и перед мысленным взглядом Грейнджер вдруг отчетливо представилось собственное поломанное падением тело, лежащее на газоне, смеющиеся лица близнецов, радующихся ее смерти… Малфой, закрывавший окно, догнал ее, и она повернулась к нему. Вероятно, на ее лице и так было написано все, потому что он нахмурил тонкие брови.

— … не могу, — прошелестела она. Пальцы сводило от того усилия, с которым она сжимала трубу. Юноша что-то сказал сквозь зубы и подполз ближе, правой рукой крепко сжимая ее за предплечья так, что стало больно.

— Молчи. Зажмурься.

Она подчинилась, крепко закрыв глаза и затаив дыхание, только сердце ее билось так, словно она пробежала марафон. Из класса донеслись приглушенные закрытым окном голоса.

— Ее здесь нет, Джордан, — это был голос Анджелины. В нем просто сквозило недовольство, и Гермиона закусила губу, борясь со всхлипом.

— Значит, она ушла до звонка, или, возможно, просто не пришла на занятие, — раздался беспечный голос одного из близнецов.

— Действительно, народ, пошли отсюда, какая к черту разница, — поддержал его второй.

— Но Кэти видела, как она утром выходила из гостиной! — раздался растерянный голос Ли, до Гермионы донеслось, как он грубо выругался.

— Тогда пошли в ее комнату, наверняка она там, — предложил незнакомый девичий голос.

— К черту, пошли лучше завтракать. Что вы в самом деле, настоящую травлю устроили, — в голосе Уизли засквозило раздражение.

— Фредди прав. Лучше оставить девчонку в покое, в конце концов, мы тогда и правда перегнули палку с Ронни.

— Не понимаю я вас, парни, — цокнула языком Анджелина.

Хлопнула тяжелая деревянная дверь, послышались шаги, затем дверь снова хлопнула, а потом все затихло. Гермиона услышала тяжелый вздох слева — это Малфой задерживал дыхание, боясь выдать их расположение.

— Кажется, ушли, — прошептал он. — Теперь перехватись правой рукой дальше. Да, вот так, молодец. Теперь передвинь ногу. Снова руку, давай, Грейнджер, ты сможешь. Ногу. Молодец. Давай, еще чуть-чуть!

Они по дюйму, шаг за шагом уходили от кабинета латыни, продвигаясь по широкому карнизу вперед. Эти несколько минут, в течение которых Гермиона шла, подбадриваемая Малфоем, показались ей годами, и она, хоть и не верила в Бога, готова была молиться, лишь бы все поскорее закончилось.

— Стой, — приказал Драко. — Прижмись покрепче к стене, я обойду тебя, открою окно. Они в школе хлипкие, если хорошенько потянуть, то можно отпереть и снаружи.

Девушка всем телом прижалась к шершавой стене, стараясь буквально слиться с ней. Она почувствовала, как через ее спину протянулась чужая рука, потом ощутила, как другая придвинулась вплотную к ее собственной, а затем на долю секунду чужое тело вжало ее в стену и тут же пропало. Она внезапно поняла, что задержала дыхание. Послышался стук, лязг, скрип, и все стихло. Голос Малфоя зазвучал откуда-то сверху.

— Сделай еще два шага, — она послушно придвинулась еще чуть ближе, а потом почувствовала, как ее руку ухватила чужая ладонь. — Я держу тебя. Дай сюда вторую руку, — и с силой, совершенно неожиданной для человека такого телосложения, он втянул ее внутрь.

Они сидели в заброшенном классе по соседству с медпунктом, прямо на полу. Драко курил, выдыхая сизоватый дым, а Гермиона все никак не могла унять свое бешено бьющееся сердце. Ноги были ватными, голова кружилась, а перед глазами все еще стоял зеленый двор с чернильно-черной фигурой, лежащей посередине.

— Хочешь закурить? — голос Малфоя без этих его презрительных ноток казался совершенно невыразительным.

— Н-нет… — она подняла взгляд, но, как и ожидалось, юноша даже не смотрел на нее, уставившись куда-то вверх. — Спасибо тебе. Я думала, что ты меня ненавидишь…

— Вот и правильно, никотин — та еще дрянь. Мать вечно говорила отцу, чтобы он бросил курить, что это вызывает рак, — он щелчком отправил окурок в темный угол. — Ненавижу… — он обхватил худые длинные ноги в черных штанах руками, запрокидывая голову. — Нет, я тебя не ненавижу. Не то слово. Недолюбливаю — да, хотя сам не знаю, почему, но ненависть, нет. Нельзя ненавидеть кого-то просто так.

— Тогда почему ты помог мне? — Гермиона нахмурилась, разглядывая профиль однокурсника. Она не понимала его. Он долго молчал, словно думая, отвечать или нет, и где-то внизу раздался звонок. Это значило, что новый урок уже начался, однако впервые староста не собиралась идти на него. История с мистером Бинсом и так не была в числе того, что она считала обязательным к посещению, а уж с учетом того, что произошло…

— Ты наверняка не знаешь, но Уизли продают ученикам наркоту, — все-таки нарушил тишину Малфой.

— Рон как-то говорил, — откликнулась Гермиона. — Это правда?

— Правда, — как-то тихо и тоскливо ответил Драко. — Мой друг, Крэбб, уже почти полгода, как сидит на этой дряни. Мы все пробовали, чтобы вытащить его, но ничего не выходит, — он с силой сжал кулаки, и Гермиона заметила, как вздулись вены на его руках. — Я не ненавижу тебя, Грейнджер, особенно после сегодняшнего. Адреналин, говорят, располагает людей друг к другу. Но вот Уизли и их шайку. Их я действительно ненавижу. И я помог тебе не потому, что это была ты, а потому, что они были они.

Он не кривил душой, не говорил, что спас потому что «каждый на его месте поступил так же», и, девушка видела это в его глазах, он действительно всей душой ненавидел двух рыжих мерзавцев, которые подсадили на дурь его друга. Рон был прав: они действительно были форменными подонками.

В молчании они просидели еще около полутора часов, пока звонок не оповестил их об окончании занятия, и только тогда они поднялись с пыльного пола.

***

Гермиона прошла по карнизу здания на высоте добрых трех этажей, влезла в окно кабинета врача, нарушив столько школьных правил, что ее следовало бы выгнать, и все это для того, чтобы не подвергнуться насмешкам группки аморальных идиотов, которые решили, что могут посмеяться над ней. Право, лучше бы они избили ее или порвали кофту, но не делали того, что в итоге сделали.

Письма Виктора — это было что-то, что принадлежало только ей.

Конечно, Анджелина, Алиссия или эта Кэти — да хоть втроем — могли пробраться в ее комнату, найти письма и забрать их.

Но Гермиона не думала, что у них найдется достаточно наглости, чтобы залезть на скамью посреди столовой и читать их вслух.

Близнецы сидели напротив, хохоча над фразами, адресованными только ей.

Кэти демонстративно скомкала одно из писем, отбрасывая его в сторону.

Тот ужас, который держал в тисках ее сердце на высоте десяти метров, то сочувствие, которое она испытывала к курящему на полу Малфою, та радость, что все обошлось — все это сменилось яростью, ледяной, холодной, беспощадной. Гермиона не узнала свой голос, когда услышала его:

— Балаган окончен. Слезай оттуда, Белл, и отдай мне мои письма, — воцарилась мертвая тишина, но девушка этого даже не заметила. Для нее сейчас существовала только Кэти Белл, которая презрительно смотрела на нее сверху вниз, держа в руках пачку ее, Гермионы, писем.

— А то что? — старшеклассница насмешливо подняла бровь, намеренно медленно выбирая следующий листок. — Тут не ты ставишь условия, дорогуша.

— Я, — в голосе Гермионы зазвучал металл, и, смотри она хоть немного по сторонам, она бы заметила, как по комнате прошел восхищенный шепоток. — Что ты можешь мне сделать? Дочитать эти письма? Читай! Снова попробовать поймать меня после уроков, чтобы устроить темную? Давай! — голос девушки понизился до шепота, глаза были широко распахнуты, и напряжение, возникшее в комнате, можно было резать ножом. — Только я предупреждаю тебя, Белл, предупреждаю тебя и всех твоих поганых дружков. Не стоит считать себя сильнее, чем кто-либо еще.

Они замерли, глядя друг другу в глаза: одна на скамейке, сжимая в длинных холеных пальцах стопку писем, другая на полу, растрепанная и взвинченная до предела.

— Малышка Грейнджер угрожает нам! — весело воскликнул один из близнецов, соскакивая со столешницы на пол и подходя сзади к девочке, кладя ей руку на плечо, но в ту же секунду он упал навзничь, потому что Гермиона, доведенная буквально до предела, мгновенно развернулась, стряхивая его ладонь, и ударила его кулаком в челюсть.

— Фредди! — вскочил второй, подлетая к упавшему брату.

— Не трогайте меня и моих друзей, ублюдки, — желчно выплюнула Гермиона, выхватывая из рук обмершей Кэти свои письма и аккуратно подбирая с пола скомканный лист. В гробовой тишине она покинула столовую, и только у себя в комнате она позволила себе просто-напросто расплакаться, растирая кулаками тушь по щекам и оставляя черные потеки на белой наволочке. Лаванда, ее соседка по комнате, заперла дверь и сочувственно гладила девушку по спине, оказывая ей молчаливую поддержку. Хоть Браун и была довольно эксцентричной девицей, но она была доброй, в ней не было ни грамма той жестокости или того яда, из которого состояли Кэти Бэлл, Анджелина Джонсон, близнецы Уизли.

***

С наступлением мая на школьном дворе зацвела сирень и черемуха, и теплый воздух пропитался новыми запахами. Гермиона любила эти дни, спокойные и свежие, еще свободные от бесконечных экзаменов в июне и от летних практик в июле и августе, которыми их вечно заваливало руководство, лишь бы подростки не сидели без дела. Она частенько забиралась под раскидистую иву около небольшого пруда, а после до самого вечера, пока не стемнеет, сидела там с книгой, слушая цокот кузнечиков и переливы голосов цикад. Иногда она представляла себе, что находится на самом деле далеко-далеко, сидит на заднем дворе их с родителями домика, и что все свои неполных семнадцать лет она жила с семьей. Реже она воображала себе, что она в Болгарии с Виктором, что они вдвоем живут в коттедже за городом, что он ездит на сборы по футболу, а она ждет его, читая книги. Но в последнее время эта ее фантазия, самая излюбленная раньше, стала отступать. Оплеванные, выставленные на всеобщее обозрение робкие отношения с Виктором были безвозвратно испорчены несколькими малолетними ублюдками, которые высмеяли их. Как-то через неделю после того инцидента за завтраком Грейнджер получила очередное письмо в желтоватом конверте.

— Неужели наша голубка получила очередное письмо? — громко спросила Джонсон, которая с того случая не упускала возможности отвесить какое-либо замечание в адрес Гермионы. Староста презрительно ухмыльнулась, в лучших традициях близнецов, и в том же тоне ответила.

— Представь себе! Хочешь, почитаю вслух, если ты так грезишь моей личной жизнью?

— Обойдусь, — скривилась Анджелина, и, хотя последнее слово осталось за ней, победа все равно была за Гермионой.

Теперь, когда Грейнджер знала, что в стенах Хогвартса нелегально распространяют траву, она стала все чаще и чаще подмечать студентов, находившихся под кайфом. Чаще всего это была лишь легкая стадия, слегка расширенные зрачки и легкая дискоординация, однако были и те, кто с трудом держались на ногах. Одним из таких людей был Винсент Крэбб.

Он проломился через кустарник, помяв клумбу, и рухнул, споткнувшись о собственные ноги, прямо возле Гермионы, которая с новеньким романом Джека Лондона сидела под своим любимым деревом. Она с трудом сдержала вскрик, когда это произошло, подтягивая к себе ноги и защищаясь, словно щитом, книгой. Вслед за полубессознательным парнем через кусты перескочил Грегори Гойл, а следом и Малфой, который выглядел не в пример более растрепанным, чем обычно.

— Вин! — затряс он за плечо друга, переворачивая его на бок. — Вин, приятель, ты слышишь меня? Вин! — Гермиона пересилила себя, подползая к тяжело дышащему Крэббу. Она аккуратно повернула его голову, оттянула веко, посмотрела на зрачок, затем прощупала пульс.

— Нужен врач, — тихо сказала она, и Гойл подскочил, убегая в сторону школы. Гермиона расстегнула воротничок рубашки, облегчая юноше доступ к воздуху.

— Что с ним? — голос Малфоя дрожал.

— Передозировка, — она одним движение закатала его рукав, открывая обозрению фиолетовый сгиб локтя, на котором красными точками виднелись следы инъекций. — Он не просто курит дурь, Драко, он сидит на игле…

Ее голос внезапно осип, и она бросила быстрый взгляд в сторону блондина. По его лицу текли слезы. Он крепко сжал ладонь друга, осторожно укладывая его голову себе на колени, свободной рукой гладя его по волосам.

— Все обойдется, Вин, все будет хорошо, — его голос дрожал, и слезы одна за одной капали на бледное лицо Крэбба. — Все будет хорошо, слышишь? Ты выберешься…

— Драко, дружище, — прохрипел лежащий, с трудом приподнимая веки и различая лицо над собой. — Все в огне, я сгораю в адском пламени…

— Ну что ты, — Малфой закусил кулак, чтобы побороть крик отчаяния. — Любое пламя рано или поздно гаснет, оно сжигает все зло и уходит…

Он что-то бормотал, стараясь поддержать Винсента, удерживая его в сознании, из замка на помощь спешила медсестра и несколько преподавателей, студенты подтягивались, стремясь узнать, что происходит, но Гермиона словно впала в оцепенение, а внутри нее разрасталась огненным шаром ненависть, такая сильная, такая всепоглощающая, что руки сами сжались в кулаки.

Адское пламя. Гребанное адское пламя — вот, что она сделает с близнецами! И плевать, если после этого она попадет в изолятор или вообще в тюрьму, образ Винсента Крэбба с пеной на губах вел ее вперед.

***

С Винсентом все обошлось, однако неделю по школе рыскала полиция, потроша личные вещи студентов и пытаясь найти доказательства чье-либо виновности, но все было чисто. Это наводило Гермиону на некоторые мысли, а именно, что треклятые подонки спрятали все свои запасы где-то на территории школы, что значило, что найти их сможет и она. Уничтожить то, что Уизли имели в своих запасах, начать стоило именно с этого, а новые поставки — что же, с учетом того, как навострила уши полиция, их можно было в ближайшее время не ожидать.

Карта Мародеров, как обозвал ее Гарри, была точнейшим изображением всех закутков и потайных помещений школы, на котором с почти маниакальной скрупулезностью Гермиона отмечала все места, где закладки быть не могло. Вместе с тем, как инспекция этаж за этажом прочесывала здание, увеличивалось количество красных крестиков на карте, и вместе с этим таяла надежда девушки найти тайник. В этот раз книги и знания из них были абсолютно бессильны, потому что ее противником были не стихи на латыни и не задачи про инерционное движение, а люди. Люди хитрые, умные, не глупее ее самой, опасные и лишенные морали. Люди, которые продавали героин школьникам, которые смели в открытую ухмыляться властям, зная, что на них ничего нет. Что она могла? Где гарантия, что они не перепрятывали свой товар изо дня в день? В середине мая полиция отчаялась найти дилеров и покинула школу, а вместе с этим покинула и Гермиону надежда отыскать чертову закладку.

Однако она рано похоронила книги, даже сейчас они сослужили ей службу. Тот самый томик Джека Лондона, который она не дочитала, прерванная появлением Крэбба, он-то и дал ей ответ. Как Смок Беллью искал картошку в доме жадного переселенца, так она искала наркотики в школе.

Слух о том, что инспекция вернулась с собаками, обшарила рано утром все здание и что-то даже нашла, облетела общежитие в считанные минуты. И Гермиона многое бы отдала, чтобы увидеть, как вытянулись лица близнецов, когда они услышали эту новость, как побледнела сука-Анджелина, как сорвались с места и побежали эти рыжие мрази, как им было страшно. Но Гермиона должна была быть в другом месте. Она победно усмехнулась, когда для нее тайн больше не осталось.

Падать с лестницы было, если честно, страшно, но того требовал план, выверенный до самой мелкой детали. Вмешивать Рона и Гарри она считала нечестным, слишком опасно было противостояние старшим Уизли, и поэтому пришлось делать все самой. Падение было недолгим, гораздо мучительнее было решиться и оттолкнуться ногами от ступени, зато потом, когда ее нашли на полу Парвати и Падма, ей, с синяком на всю руку, легко поверили, что она едва может наступить на ногу. Лаванда собрала самые необходимые вещи, Гарри пихнул тайком в сумку плитку темного шоколада, который всегда берег для подруги, Рон порывисто приобнял. Лазарет означал посещение ровно раз в сутки и не больше, чем десять минут.

А утром были крики Ли Джордана.

***

— Братец, успокойся! — Джордж устало потер переносицу, закрывая глаза, чтобы вышагивающий туда-сюда по комнате брат перестал мельтешить в глазах. — Я знаю, насколько мы в дерьмовом положении, но тем, что ты в конце концов врежешься в стенку ты ничего не изменишь.

— О тайнике знали Ли, Анджи, Элис и Кэти. Больше никто. Я просто не понимаю, не могу понять! — Фред запутался пальцами в собственных волосах, наконец-то падая на кровать. — Это просто непостижимо, не мог же кто-то из них сжечь все наши припасы?

— А та записка? — Джордж языком провел по зубам, цокая.

— Уже думал об этом. Почерк явно скопирован откуда-то, но слова…

— Горите в адском пламени, — по памяти процитировал Джордж. — Это кто-то, кто слышал истерику этого мальца, Крэбба, когда его накрыло после тяжелого.

— О том, что он тогда кричал, знает чуть ли не вся школа, — возразил его брат. — И зуб у этого кого-то может быть на нас по другой причине.

— Возможно, это тот, другой?

— К чему ему это? — резонно возразил Фред. — У него-то все в шоколаде, поверь.

Дверь в спальню распахнулась, и туда ввалился Джордан, а следом за ним и Анджелина. Оба были порядком рассержены.

— Элис говорит, что подожгли ночью, она подслушала разговор директора и этого дебила-копа, Грюма. Сейчас она и Кэт пытаются узнать больше. Во всяком случае, отпечатков нет, ни наших, ни того, кто это все устроил, все сгорело до последнего грамма, — Ли мрачно улыбнулся и рухнул на постель. — Флетчер сможет подогнать новую партию не раньше, чем через месяц, мы в полном дерьме.

— Да уж, влипли мы знатно, — поджала губы Анджелина. — Я сначала было подумала на эту чертову выскочку, Грейнджер, но она вчера упала с лестницы, к сожалению, без переломов, но в лечебницу ее уложили. Даже если она симулирует, и она на самом деле может ходить, даже в этом случае она никак не могла выйти из больничного отсека ночью, Помфри запирает все двери.

— Ты, кажется, зациклена на ней, — острая ухмылка Фреда заставила Джонсон сглотнуть. — Впрочем, если ты хочешь, я поговорю с ней. Посмотрим, что скажет наша птичка, если с ней быть помягче.

***

— Неважно выглядишь, — Гермиона распахнула глаза, подскочив от неожиданного голоса, и чуть было не упала с узкой больничной койки, однако загорелая рука Фреда цепко ухватила ее за талию, не давая рухнуть на пол.

— Что ты тут делаешь? — она подобралась, готовая в случае чего тут же звать на помощь.

— Как невежливо! — притворно всплеснул руками Уизли, не прекращая ухмыляться.

— Ты тоже, спешу заметить, не постучался и не поздоровался, — парировала девушка. — Дай угадаю, мадам Помфри снова сидит на футбольном матче, ждет, когда Вуд опять что-нибудь потянет, а тебе дала ключ, чтобы ты взял лекарство от головной боли сам? — она сложила руки на груди, не сводя глаз с лица оппонента.

— От боли в животе, — поправил ее юноша, не скрывающий, впрочем, восхищения ее догадливостью.

— Зачем пришел? — резко и грубо оборвала его Гермиона, сдувая непослушную прядь со лба. Он улыбнулся в ответ, покачивая головой.

— Раньше думал, что ты львица, а сейчас ты больше походишь на выдру. Такая же маленькая, беззащитная, только глазенки сверкают. Умная и опасная.

— Мне ответить комплиментом на комплимент и сказать, что я о тебе думаю? — она не смогла сдержаться, и ее нос презрительно сморщился.

— Не стоит, — хохотнул он, впрочем, не прекращая вслушиваться в звуки со стороны улицы, чтобы успеть вовремя уйти. — Откровенность за откровенность, Грейнджер. Ты знаешь, как я попал сюда, а я знаю, что это ты сожгла всю нашу траву. Поэтому-то я тут.

— Какую траву, Фредерик? — она оставалась невозмутима, но сама знала, что Уизли был не глупее ее, а потому с ним нельзя было играть на открытых картах, пусть он даже и знал, что она блефовала. Он все равно не знал и не мог знать ее комбинации.

— Не хочешь, говорить — не надо, — он нагло сдвинул ее одеяло вместе с ногами в правому краю кровати, усаживаясь на освободившееся место. — Тогда пока поговорим о чем-то другом, а потом ты все равно расскажешь мне, как у тебя это вышло.

— Что вышло? — она держалась надменно, не подстраиваясь под его притворно дружеский тон. Она знала, что они не были друзьями, как раз наоборот. — Я последние сутки лежу в запертом лазарете и не могу выйти отсюда, ты понимаешь это?

— Как ты видишь, я тут, — ответил Фред, легкомысленно пожимая плечами. — Если я смог войти, то, наверное, и ты могла бы выйти. Впрочем, я не об этом, давай сменим пока что тему. К этому мы еще вернемся, но позже. Может, лучше, расскажешь, как ты этого добилась?

— Чего? — в этот раз она действительно не понимала.

— Раньше никто не различал нас, даже мама и Ли, а ты уже второй раз узнаешь меня. Везение или нет?

— Система, — она позволила себе высокомерно ухмыльнуться. По правде, она и сама не знала, как она отличала, кто из них кто, просто за эти недели, которые она провела, наблюдая за близнецами, она научилась безошибочно определять их. Кажется, Фред хотел что-то добавить, но из-за окна донеслись возгласы, означавшие, что тренировка завершена, и он поспешно вскочил, торопясь покинуть кабинет до прихода медсестры. Впрочем, у самой двери он развернулся:

— Я еще приду, Грейнджер, жди меня.

И растворился в воздухе, словно его и не было.

***

За окном пели птицы, светило солнце, и лежать в прохладе больничного отсека было до жути скучно и обидно. Гарри и Рон заглядывали к ней дважды в день, один раз в законные часы посещения, и один раз за завтраком, когда суровая мадам Помфри была в столовой.

— А потом Симус взял и налил туда воды, а реактив-то кислотный и все как рванет! — Рон эмоционально всплеснул руками, показывая масштаб разрушений, которые нанес Симус, подорвав колбу. — Но сам он цел и невредим, даже удивительно. Весь стеллаж Снейпа рухнул, а ему хоть бы хны!

— Он просто уже привык, — рассмеялась в ответ Гермиона, откидывая назад голову. — Бедный Дин, в их комнате снова будет пахнуть горелым.

— Это точно, — усмехнулся Гарри, протирая очки рукавом рубашки.

— А что еще нового? — девушка потянулась и взяла с тумбочки кусочек шоколадки, которую ей принесли друзья. На языке остался терпкий привкус горчинки.

— Нового… — Рон вытянул ноги, размышляя. — Да ничего, пожалуй. Анджелина бесится из-за того, что кто-то сжег их запасы травы, Полумне, кажется, плохо и у нее ломка. Вероятно, завтра приедут и заберут ее, ей нужно пройти курс лечения.

— Гашиш — это дрянь, — скривилась Гермиона. — Я рада, что кто-то наконец-то решился разобраться с этим.

— Никто не понимает, кто именно, — пожал плечами Гарри. — Как он или они узнали, где у близнецов заначка? Как смогли пройти мимо патрулирующего школу Филча? В конце концов, зачем это делать?

— Быть может, это кто-то, кто сам зависим? — предположил Рон.

— Хватит, мальчики, — оборвала их Гермиона, которой не слишком хотелось обсуждать эту тему. Ей еще предстоял допрос от Фреда Уизли. — Вы не могли бы завтра зайти в библиотеку и взять для меня новых книг?

— Конечно, — солнечно улыбнулся Гарри. — Мы утром до завтрака зайдем, а потом сразу к тебе!

— Поправляйся, — добавил Рон, поднимаясь. Время посещения истекало. — Мы пойдем на ужин, наверное.

— Да, до завтра, Герм, — Поттер тожевстал, но вдруг обернулся, словно забыл что-то важное. — Да, кстати, про твое здоровье спрашивал Малфой.

— Вот как, — удивленно приподняла брови Гермиона. — Ну, тогда передай ему, что со мной все отлично.

Когда за мальчишками захлопнулась дверь, палата погрузилась в тишину. Девушка шумно выдохнула, сползая вниз по простыням, и развернулась к окну. Интересно, Драко догадался? Конечно, догадался, он же не идиот. Но если он когда-нибудь спросит ее, зачем она это сделала, зачем снова рисковала жизнью, переползая по карнизу из медицинского отсека в класс латыни, зачем вступила в войну, спалив почти кило этой дряни, то она ответит так, как он однажды сказал ей. Она сделала это не для него. Не ради того, чтобы он больше не плакал над телом друга, не ради того, чтобы отомстить за Крэбба, нет. Но ради того, чтобы никогда не увидеть, как ровно также корчится на земле кто-то из тех, кто дорог ей. Это было страшно.

Страшно было и то, что Уизли действительно пришел, стоило Помфри покинуть рабочее место, чтобы пойти на ужин, а после осмотреть Симуса. Он бесшумно проскользнул в комнату, и надвигающиеся сумерки сделали его фигуру еще более контрастной, чем она была на самом деле. Гермионе потребовалась вся ее выдержка, чтобы не вскрикнуть.

— Добрый вечер, давно не виделись, — он отсалютовал ей и нагло уселся на край ее кровати, подвинув ноги. В бедро больно врезался металлический угол столика для лекарств, стоявшего тут же, но Грейнджер и не подумала выразить недовольство, сохраняя молчание. — Что, даже не поздороваешься? Вчера ты, помнится, возмущалась, что я этого не делаю, — он прищурился, разглядывая ее лицо, и в сумраке комнаты Гермиона внезапно отметила, какого глубокого цвета его глаза. Более темные, чем у Рона, с мелкими золотистыми крапинками на периферии радужки.

— Здравствуй, Фред, — все-таки кивнула головой она.

— Как поживаешь? — он добродушно улыбнулся, и, будь это кто-либо другой, староста приняла бы эту улыбку за чистую монету. Но не в случае, когда речь шла о Фреде Уизли.

— Нормально.

— Ух, с тобой сложнее вести разговор, чем я думал, — он нахмурился, запуская руку в волосы. — С моим придурком-братишкой ты была более открытой.

— Не смей так говорить о Роне, — буквально прошипела она, все-таки не сдерживаясь и отдаваясь ярости. — Не тебе его в чем-то упрекать!

— Ладно, ладно! — он поднял руки, словно сдаваясь, явно не ожидая такого всплеска эмоций. — В чем твоя проблема? — он нахмурился, на всякий случай отодвигаясь чуть дальше.

— Моя проблема в том, что ты никак не поймешь, что тебе тут не рады и не уйдешь! — она тихо зарычала от бессилия, ее волосы растрепались, а глаза метали молнии. И Фред бы никогда и никому не сказал, что в этот момент почти залюбовался ею.

— И чем я тебе так не угодил? — он шутливо поднял брови, но тут же перестал паясничать, потому что девушка исхитрилась и со всей силы пнула его «здоровой» ногой, сбрасывая на пол.

— Чем?! — она почти завизжала. — Ты еще спрашиваешь, чем?! Ты, мерзавец, подонок, сукин сын! Ты хоть видел, что вы сотворили с Винсентом? Ты хоть раз подумал о нем? Он мог умереть, ты, урод! Вы посадили его на иглу, вы довели его до пропасти и чуть ли не сами толкнули его туда! Это все для тебя шутки, да? А Рон? Сколько раз вы издевались над ним, ты же прекрасно знаешь, что ему физически плохо, когда он видит пауков! А Невилл, а Полумна, а мои письма, в конце-то концов? Ну нет, Фредерик, у меня достаточно поводов ненавидеть тебя! — она выдохлась, тяжело дыша, а он поднялся с пола, отряхиваясь.

— Я понял, — тихо ответил он, выходя из помещения. Когда за ним захлопнулась дверь, Гермиона наконец-то пришла в себя и вдруг почувствовала, что ее щеки мокрые от слез.

***

— На тебе лица нет, — нахмурился Джордж, когда его брат вернулся в комнату, молча скидывая ботинки и падая на кровать. — Что случилось?

— Не спрашивай, Фордж, — отмахнулся тот. — Просто эта девчонка, давно мне никто не говорил так прямо и открыто то, что думает обо мне.

— Не бери в голову, братишка. Что тебе ее слова? — Джордж пересел к близнецу, кладя руку ему на спину.

— Ты просто не видел ее в этот момент, — Фред перевернулся на бок, глядя в глаза брата. — Я давно не чувствовал себя такой мразью. Самое ужасное, что она права в каждом своем слове, понимаешь?

— Понимаю, — они замолчали, и Джордж, хоть и не слышал монолога Гермионы, тоже внезапно почувствовал какое-то ноющее чувство в груди, прожигающее насквозь.

***

Гермиона надеялась, что он больше не придет, однако он пришел. Снова бесшумно вошел внутрь, но в этот раз на его лице не было самодовольной ухмылки, как в прошлые два, он выглядел притихшим и каким-то печальным, и, стоило сказать, таким Гермионе было гораздо сложнее его ненавидеть. Он был не похож сам на себя.

Они оба долго молчали, глядя друг на друга: он не спешил начать говорить, она надеялась, что он сам уйдет. Поэтому она почти что вздрогнула, когда он заговорил.

— Прости, — ей показалось, что она ослышалась. — Прости за твои письма, за Рона и за того мальчика, Винсента. Это действительно моя вина, что он пристрастился к дури.

— Ты не можешь ничего исправить пустыми извинениями, — резко бросила она, сама пугаясь того, что уже не могла злиться на него так яростно, как раньше. По крайней мере, сейчас, когда он стоял один, без своей шайки, опустив голову и, по крайней мере так казалось со стороны, почти искренне извиняясь.

— Я знаю. Но нужно же с чего-то начать? — он ухмыльнулся, но в этой ухмылке не было того яда, что обычно.

С тех пор он приходил каждый день. Поначалу Гермиона очень злилась: ей не нравилось то, что он пытался завести с ней разговор, не нравилось то, что он пытался задобрить ее своими извинениями, чтобы она открыла ему секрет того, как смогла уничтожить все их запасы. Потом она злилась на себя, что, несмотря на то, что Уизли был форменным негодяем, она больше не ненавидела его так яростно и отчетливо, как раньше. Была ли это слабость, вызванная тем, что вообще мало кто когда-либо уделял ей столько внимания? Пожалуй. Во всяком случае, он проводил у ее постели даже больше времени, чем Гарри и Рон, это уж точно. Он ненавязчиво расспрашивал ее о ее увлечениях, вертел в руках вязание с недоделанной шапочкой, которую она собиралась отправить в благотворительный фонд, и совершенно не обижался на то, что отвечала она как правило скупо и грубо. Впрочем, чем дальше, тем больше их общение становилось похожим на диалог.

Однажды, когда он как всегда сидел на полу у ее кровати — после того случая он больше не садился на койку подле ее ног — он внезапно произнес, крутя в руках дочитанный давным-давно томик Джека Лондона:

— Я знаю, как ты это сделала.

Он сказал это совершенно ровным тоном, не уточняя, о чем именно он говорит, но Гермиона поняла и без слов, пусть они никогда и не касались этой темы. В ней загорелось любопытство: она знала, что Фред был не глупее ее и, вероятно, он и правда все понял.

— Ну-ну? — она выгнула правую бровь, ожидая подробностей.

— Ты сказала Парвати, что видела полицейских с собаками, ты знала, что она обязательно растрясет это по всему Хогвартсу. Поэтому-то тебя и не было тогда в гостиной, я прав? Ты была на лестнице второго этажа, только там достаточно безлюдно, чтобы мы могли спрятать там наши запасы. А потом дело было за малым. Я прав? Я ведь тоже читаю, хотя и меньше твоего, но рассказы о Шерлоке Холмсе я люблю. Правда, я все равно не понимаю, как ты выбралась из лазарета.

— «Графа Монте-Кристо» читал? — осведомилась она, кривя губы в почти что улыбке.

— Под кроватью подкоп? — он ответил самой настоящей солнечной широкой улыбкой. Такой, какой улыбался ей обычно Рон.

Их по-настоящему серьезный разговор произошел через полторы недели после того, как Грейнджер попала в больничный отсек: к тому моменту ее ссадины и синяки уже зажили, и со дня на день ее должны были отпустить. Они оба не поняли, как завязался этот странный диалог, вот только девушке не хотелось вопреки привычке обвинять его в чем-то или ругать на чем свет стоит, называя последним мерзавцем.

— Ты же и сам знаешь, что наркотики, даже легкие — это смерть, — она сидела по-турецки поверх покрывала на кровати, и ее короткие пижамные штаны в желтую полоску смешно топорщились пониже колен.

— Знаю, — он наклонил голову вбок, словно ожидая продолжения.

— Тогда почему ты продолжаешь торговать этой гадостью? Марихуана, гашиш, героин… Это не шутки, Фред! — и добавила совсем тихо, как-то обреченно. — Понимаешь?

— Понимаю. Только ведь как, Грейнджер… Мы всю жизнь жили и живем в нищете. Что мы можем? У нас нет другого выхода, чтобы встать на ноги, мы должны вылезти из этого. Я не хочу видеть, как моя сестра ломает себе жизнь, становясь содержанкой какого-нибудь богатого хмыря, или, того хуже, идя работать на панель, — последние лучи солнца играли в его волосах, а в глазах не было того привычного задора, что всегда.

— Ты пытаешься построить свою жизнь и жизнь тех, кого любишь, ломая при этом чужие, — она отвернулась, глядя на зеленые кровли за окном. — Так нельзя.

— Нельзя, — эхом отозвался он, то ли соглашаясь, то ли пробуя это слово на вкус.

А на следующий день, когда он по обыкновению пришел в ее палату, там никого не было. Почему-то от этого стало тоскливо. А потом, в общей гостиной, он увидел, как она обнимает Рона, смеясь, и желудок свело. Захотелось прямо сейчас наколдовать огромную гору пауков, чтобы они отцепились друг от друга. Тошно.

***

— Хей, дружище, чего это с ним? — толкнул Джорджа в бок Ли, когда Фред стремительно влетел в гостиную и, не оборачиваясь на друзей, стремительно поднялся вверх по лестнице, хлопая дверью спальни.

— Не знаю, — покачал головой Уизли, глядя туда, где только что скрылся его брат. — Он сам не свой уже с неделю, ничего не говорит, только смотрит как-то отчаянно. И ему больно. Это я тебе как его близнец говорю, я знаю, что он ощущает.

— Ничего не понимаю, — тряхнул головой Джордан. — Может, попросить Анджи поговорить с ним?

— Не стоит. Он так вчера рявкнул на нее, когда она попыталась пристать к нашему брату, что она до сих пор злится, — Джордж поднял брови, показывая, насколько жарким был вчера спор с Джонсон, и упал в кресло у камина, вытягивая ноги.

А Фреду действительно было больно. Он не понимал, что с ним творилось: с того момента, как маленькую подружку Ронни выписали из больничного крыла, он был словно выброшенная на берег рыба. Ноги сами несли его к хорошо знакомой двери с трещинками в белой краске, вот только в пропахшем медикаментами помещении было пусто, и рыба беспомощно открывала рот, ища спасительную воду. Что с ним не так? Говорить с друзьями и даже с Джорджем не хотелось; любой скандал, любая шутка над кем-то, то, что раньше приносило удовольствие, сейчас вызывало лишь волну отвращения к самому себе, липкого омерзения, которое тараканами влезало под кожу.

Она была права. Права сотню, тысячу раз, она могла бы подобрать еще десятки слов, описывающих его. Он только недавно стал совершеннолетним, но уже был по самую шею утоплен в грязи и тине, и за собой тащил Джорджи, привязанного к нему, словно веревками.

Дважды Фред хотел заговорить с ней. То, что она больше не смотрела на него с таким презрением, граничащим с жалостью — это давало шанс начать дышать, давало на секунду снова почувствовать себя просто стариной Фредди, который учил младшего братишку рыбачить и пускать воздушных змеев, а не тем странным человеком, которым он стал. Когда он погряз в этом дерьме? До того, как Наземникус Флетчер предложил им с Джорджем и Ли участвовать в провозе и распространении легких наркотиков? Или раньше, когда он стал подшучивать над Ронни? Или он всегда был таким — жестоким, с больной фантазией и чувством юмора — только осознал это не сразу?

Вина словно вериги обвивалась вокруг его шеи, затягиваясь все сильнее и удушая.

Он тонул, словно ему снова было восемь, и он запутался ногой в тине на дне озера, и илистая муть снова заливала его легкие, убивая. Тогда его вытянул Джордж. Сейчас Джордж тоже тонул рядом.

Маленькая, по-юношески щуплая девчонка с буйной гривой волос и понятием справедливости, которое, наверное, не уступало чувству долга и чести, которое описывалось в сказках о короле Артуре. Девчонка, которая при всех бросилась на них, защищая друга. Девчонка, которая додумалась выманить их к тайнику в туалете, где умерла Миртл. Которая каким-то непостижимым образом смогла ночью пробраться и поджечь его, спалив все дотла. И как она обошла пожарную сигнализацию?

Кажется, он припоминал, что, когда бедняге Крэббу стало плохо, она тоже была там, рядом. Винсент был неплохим парнем, вот только травы ему уже было мало, и он перешел на что-то более тяжелое, пропав из поля зрения близнецов. Они редко говорили об этом, не считая важным, однако для них не было секретом, что в школе был кто-то другой, кто-то, кто торговал не просто маковой соломой, но опиумом, кокаином, героином. Но, кажется, эта девочка с копной густых волос искренне верила, что это они сбывали эту дрянь малолеткам. И это было хуже всего.

Неужели он такая скотина, что она имеет право подозревать его в этом? Да, да, сотню раз да. Он мог бы найти этого другого, мог бы предотвратить все, закончить раньше, прежде, чем один из студентов чуть было не погиб. Мог бы объявить неизвестному войну, изжить его, только что сделал он? Ничего…

Дверь скрипнула, пропуская внутрь Джорджа. Он молча сел рядом с братом на пол, кладя руку брату на плечо.

***

Гермиона задумчиво потерла носком туфли закоптившийся от открытого огня пол в женском туалете. Тут-то и было ее адское пламя, ее огонь правосудия, ее маленькая большая диверсия. Гермиона не могла понять, почему ей ничего до сих пор не было за ту выходку, она ожидала, что на нее обрушится буря, стоит близнецам что-то узнать, а ведь Фред знал, догадался, и, стоит ему сделать еще один крошечный шаг — и он будет знать абсолютно все. Возможно, именно эта интрига и держала его? Кто знает… Девушка запрокинула голову, разглядывая недавно побеленный потолок: раньше там красовались надписи пошлого содержания.

По правде говоря, она запуталась. Уизли были подонками, очевидно, но она, после тех вечеров, которые один из них проводил у ее кровати, почему-то не могла смотреть на них так, как прежде. Она сама не знала, почему, но она была убеждена, что Фред не желал ей зла, уж всяко не тогда, когда он терпеливо час за часом пытался вывести ее на разговор, рассуждая о книгах и истории. Он был раздолбаем, причем того сорта, который практически неисправим, он плохо учился, однако его познания в области мировых географических открытий, космоса, великих путешественников и изобретений были феноменальны. Пожалуй, за всю свою жизнь Гермиона не встречала ни одного человека, чьи глаза бы так зажигались, стоило ей упомянуть Жюля Верна. Искренний интерес всегда подкупал ее. В такие минуты она видела перед собой простого мальчишку, который горел приключениями, который в свободное время химичил с самодельными салютами и который очень любил своего близнеца. Был ли это настоящий Фред? Возможно. Во всяком случае, какая-то его часть. Он был гораздо сложнее, чем просто добро или просто зло, он сочетал в себе разные качества, и Грейнджер хотелось верить, что это и правда были настоящие стороны его характера, а не просто то, что он демонстрировал, чтобы разговорить ее и заставить признаться.

Дверь туалета скрипнула, и сзади послышался насмешливый знакомый голос:

— О, а вот и наша любимая староста! — Анджелина сложила руки на груди, перекрывая выход. — Что, это можно считать признанием?

— Не понимаю, о чем ты, — Гермиона попробовала обойти девушку, но ей преградила дорогу загорелая рука с браслетами на запястье.

— Не так быстро, сучка, — лицо Джонсон скривилось, из голоса исчезло все ее фальшивое дружелюбие. — Я знаю, что это ты сожгла все наши запасы! Ты, ты! — она наступала, и староста против воли отступала, испуганная. Быть зажатой в туалете самой спортивной девчонкой школы, которая на добрых полголовы выше тебя — это не шутки.

— Да что тебе от меня надо? — вскрикнула Грейнджер, и ее голос, отражаясь от кафельных стен, вылетел в коридор.

— Что мне надо?! О, всего лишь мелочь! Что ты сделала с близнецами, стерва? Я знаю, это ты! Они как в воду опущенные, особенно один из них. Ты угрожаешь им раскрытием? — Анджелина наклонилась к девушке, и та внезапно почувствовала прилив сил, желание бороться. Такое она испытывала обычно во время споров с Гарри или во время занятий по алгебре с профессором Квиреллом.

— Ты что, даже не знаешь, кто из них кто? — Джонсон побледнела, крылья ее носа раздулись. Как в замедленной съемке Гермиона видела, как взлетает в воздух узкая ладонь. Отчаянный крик раздался одновременно с тем, как сильная пощечина буквально оглушила старосту, заставляя ее упасть.

— Анджи, стой, не трогай ее! — последнее, что видела Гермиона, это двух одинаковых рыжих парней, вбежавших внутрь. А потом все потемнело и исчезло.

***

Анджелину трясло крупной дрожью, она рухнула на колени рядом с братьями, один из которых быстро осматривал бесчувственную девушку на предмет сильных травм.

— Она без чувств, — резко бросил он. — Черт возьми, Андж, что на тебя нашло? Зачем ты полезла к ней?

— Это она уничтожила все, ты знаешь! — Джонсон старалась говорить грозно, однако любому было бы понятно, что она с трудом сдерживает слезы. Ей было ужасно страшно.

— Это не повод бить ее, — покачал головой второй близнец, поджимая губы.

— Но это она… — первый перебил её, его голос надломился.

— Да нет, не она, не она! — а затем добавил, куда тише. — Это не могла быть она.

— Почему, Фредди? — Ли Джордан, стоящий в дверях, впервые подал голос. Фред встал, на руках удерживая худенькое тело.

— Она была в ту ночь со мной, — твердо ответил он, глядя в глаза другу. Его голос не дрогнул, но сердце пропустило удар в момент этой маленькой лжи: почему-то ему было жизненно важно ее защитить, пусть даже и от собственных друзей. Было ли это глупо?

— Вы что, вместе? — выпучил глаза Джордан.

— Нет, — грустно покачал головой Уизли, и тихо добавил, завершая разговор. — Я отнесу ее в больничный отсек.

***

Рон и Гарри узнали, что Гермиона снова попала к мадам Помфри только вечером, когда Поттер должен был отрабатывать наказание у школьного завхоза, поэтому к лазарету Уизли подошел один. Он тихо отворил дверь, заглядывая внутрь, но все было тихо и спокойно. Девушка лежала на кровати, укрытая тонкой простыней, она дышала ровно и медленно.

— Здравствуй, — раздался чей-то тихий голос слева снизу, и Рон подскочил от неожиданности. На полу, привалившись к стене и полусогнув в коленях ноги, сидел один из близнецов. — Я Фред, если что, — криво улыбнулся он, видя, как силится его брат опознать его.

— Что ты тут делаешь? — сказать, что младший Уизли был в изумлении, значит ничего не сказать.

— Жду, когда она очнется, — ответил тот, отворачиваясь и снова устремляя взгляд на худенькую девичью руку, лежавшую поверх одеяла. — Не шуми, не тревожь ее.

Они помолчали.

— Что с ней произошло? — наконец спросил Рон шепотом, снова оборачиваясь к брату.

— Это моя вина, — плечи Фреда напряглись. — Они с Анджи поцапались в туалете, и Грейнджер упала затылком на каменный пол, сильно ударившись. Мадам Помфри сказала, что сотрясения скорее всего нет, поэтому просто нужно ждать, когда она придет в себя.

— И Помфри не выгнала тебя?

— Не смогла. Ты же знаешь, я очень упрям, когда захочу.

Снова помолчали. Рон чувствовал, что что-то незаметно, но неумолимо переменилось в его брате, возможно, это выдавала поза, возможно — дело было в интонациях. Он не был силен в эмпатии, и поэтому не мог сказать точно, но чувствовал, что что-то стало не так, как раньше, скорее, как в далеком детстве. Сейчас Фред не казался ему тем глумливым жестоким чужим человеком, каким был последние пару лет, он снова был его братом, который в середине ночи пробирался в крохотную комнатку младшего брата, проверяя, нет ли там пауков.

— Я пойду, передай Гермионе, что я заходил, ладно? — он прищурился, пытаясь в сумраке разглядеть лицо Фреда, но не смог, как ни старался.

— Ладно, — тихо ответил тот, и вдруг окликнул его. — Рон! — он редко обращался к нему вот так, без вечной шутки в голосе. — Прости меня.

— Ничего, — мотнул головой парень. — Ничего, Фред.

Он поспешно выскочил наружу, чтобы не показывать брату слезы, выступившие на глазах.

***

Когда Гермиона открыла глаза, была уже ночь. Через большое окно ярко светила луна, и большие белые прямоугольники на полу светились, словно подсвеченные магией. Девушка попробовала сесть, но скривилась от боли: голова трещала.

— Ты как? — она не успела ответить, как чужие руки аккуратно обхватили ее за плечи и талию, усаживая ровнее, тут же исчезая. Без них стало холодно. Глаза Фреда, которые она уже ни с чем не спутает, смотрели на нее взволнованно и виновато.

— Ничего, — улыбнулась она уголком губ, и на его лице отразилось такое облегчение, что у нее защемило сердце.

— Слава богу, — он закрыл глаза, отступая на шаг.

— Ты испугался, что я умру и на вас повесят убийство?

— Что я слышу! Ты, как никак, шутишь, Гермиона, — улыбнулся он, покачивая головой, но вдруг добавил, уже совершенно серьезно. — Нет. Я испугался, что с тобой что-то случилось.

— Вот как? — она была удивлена, но как же хотелось поверить этим словам!

— Да, — кивнул он. — Очень испугался. Мы с Джорджем услышали ваш спор и побежали, но не успели… Знаешь, Анджелина сидела здесь до тех пор, пока Помфри ее попросту не выставила за дверь, она очень переживала за тебя. Я знаю, ты в праве не верить ни единому моему слову, но она не хотела причинить тебе никакого вреда, просто она вспылила, с ней это бывает. И ей правда очень жаль, — он выглядел так, словно это он ее ударил.

— Н-ничего, — отчего-то заикаясь ответила Гермиона. — Что ты тут делаешь, Фред? — он вздрогнул от звука собственно имени.

— Ждал, пока ты очнешься. Знаешь… — он запустил руку в волосы, явно нервничая. — Я хотел поговорить. Правда.

— Я слушаю, — сглотнула Грейнджер, по правде не ожидая, что он мог сказать ей.

— Ты была права тогда, когда называла меня последними словами. Я не шучу! Я знаю, что мы… что я себя вел просто ужасно, и что ты и все остальные в праве меня ненавидеть, но я… я не хочу, чтобы ты меня ненавидела. И ты должна знать, просто должна: мы никогда не продавали ничего серьезнее марихуаны. Крэбб уже давно закупался не у нас… Ты веришь?..

Он смотрел на нее с мольбой, с каким-то отчаянием, словно она была судом присяжных, который должен был вынести ему приговор. А она не знала, верить ему или нет. Он творил такое, что волосам на голове впору встать дыбом, но, кажется, сейчас он был честен. Он не лгал ей.

— Верю, — она не знала, верить ему или нет, но это простое короткое слово само сорвалось с ее губ. Фред пристально смотрел в ее глаза, а потом почему-то печально усмехнулся, качая головой.

— Нет. Ты сомневаешься. Я не виню тебя, нет, то, что ты готова мне поверить — это уже вещь, которую я не заслуживаю, просто… Просто мне важно, чтобы именно ты мне поверила, — он отвернулся к окну, но его выражение лица все равно не укрылось от ее взгляда.

— Фред…

— А знаешь, я докажу тебе! — вдруг воскликнул он, исполненный какой-то странной решимости. — Да, да, я докажу тебе, а потом… Впрочем, когда ты поверишь мне, тогда я расскажу тебе все, ладно? — и добавил с какой-то очень наивной, простодушной интонацией, так свойственной детям. — Только ты поправляйся поскорее, ладно?

Он приблизился, и Гермиона как завороженная уставилась на его руку, тянущуюся к ее волосам. Он отдернул ее в последнюю секунду, и, словно боясь, что она выйдет из-под контроля, прижал к груди.

— Прости… — когда-нибудь он обязательно заслужит право касаться ее, он был в этом уверен. Не скоро, не сейчас, но обязательно, шаг за шагом, потому что это было ему жизненно необходимо, как воздух, как вода для рыбы. — Я пойду.

Он развернулся, направляясь к двери, когда тихий женский голос остановил его.

— Фред, — она улыбалась, немного печально, но улыбалась, и его сердце замерло на несколько секунд. — Я не ненавижу тебя, — и глупое сердце забилось так быстро, как только могло.

— Спасибо, — прошептал он, сам не зная, за что благодарит ее.

***

— Джордж, — Фред был решителен и хмур, когда вернулся вечером в спальню. — Утром я позвоню Флетчеру, скажу, что мы выходим из дела.

— Я знал, что ты скажешь это, — кивнул его брат. — Если тебя это интересует, я уже оповестил ребят, и они согласились, что так будет лучше. Наркотики — это не какие-нибудь забастовочные завтраки, с помощью которых можно пропустить урок, это не шутка.

— Да, — тихо кивнул Фред, соглашаясь. И вдруг вскинул голову, почти с яростью восклицая. — Понимаешь, я не хочу, я просто не могу представить, а вдруг и она когда-нибудь… А вдруг и она когда-нибудь сядет на иглу? Она сильная, она очень сильная, но ведь так трудно оставаться такой, когда ты находишься здесь… Я просто не могу, Форджи…

— Ты любишь ее, братец, — усмехнулся тот, и Фред кивнул. Он уже и сам понимал это. Как он только ухитрился?.. — Завтра мы порвем с Наземникусом.

— Да.

— Но каков твой дальнейший план? — Джордж наклонил голову, пряча руки в карманы.

— В каком смысле? — его близнец нахмурился, не совсем понимая, о чем речь.

— Ты ведь собрался изловить этого ублюдка, который торгует героином, так? Как ты собираешься это сделать? — воистину, Джордж был тем, кто знал Фреда едва ли хуже, чем он сам.

— Джорджи, — прохрипел он, и столько в этом голосе было чувств, что младший близнец против воли подался вперед, обнимая брата.

— Не думаешь же ты, что я оставлю тебя разбираться с этим одного? И, ты знаешь, Ли и девочки тебе тоже не простят, если ты решишь действовать в одиночку.

— Не решу, — мотнул Фред рыжей шевелюрой.

Если спасаться из трясины, то всем вместе.

***

Профессор химии Снейп как раз объяснял ученикам решения экзотермических уравнений, когда раздался шум, треск, грохот, а затем оглушительный крик Кэти Бэлл:

— Пожар! Кабинет алгебры горит! Пожар!

Ученики гурьбой высыпали на лестницы, и Гермиона, выскочившая одной из первых, закашлялась от едкого черного дыма, которым был наполнен коридор.

— На улицу, все, живо! — прогремел Снейп, и студенты нестройной колонной заспешили к лестницам. На улице было прохладно и моросил легкий дождик, а из открытых окон школы валил темный дым.

— Учителя! — закричала мадам Макгонагалл, завуч школы. — Проверьте, все ли ученики на месте? Все здесь? Мистер Филч! Срочно позвоните в пожарную часть!

— Не хватает близнецов Уизли, — раздался визгливый голос профессора геометрии Флитвика. Внутри Гермионы все похолодело. Она рванулась вперед, обратно, к школе, но вдруг ее за шиворот ухватила чья-то рука.

— Не спеши, — шепнула ей в самое ухо Анджелина. — Они сейчас появятся. Следи за представлением.

И точно: не успела она закончить, как из дыма появились две рослые фигуры, которые крепко держали под руки третью, прижимавшую к груди какой-то сверток.

— Не нужно звонить пожарным, мистер Филч, — улыбнулся один из них, отталкивая от себя человечка со свертком. — Лучше звоните в полицию.

— Мистер и мистер Уизли! — задохнулась от возмущения Макгонагалл. — Так это вы устроили поджог?!

— Нет, мэм, — улыбнулся один из братьев. Дым рассеивался, переставая валить из окон, и Гермиона безошибочно определила, что это был Джордж.

— Мы ничего не поджигали, — подтвердил второй близнец. — Простые дымовые шашки, абсолютно безвредные.

— Но кто будет разбираться, если речь идет о сотнях фунтах стерлингов, верно? — Джордж скривился, а Фред ловко схватил за плечо человека, которого они вывели из здания школы.

— Профессор, думаю, инспектору Грюму будет интересно, почему профессор Квиррелл хранит в своем кабинете столько запрещенных веществ. Верно?

Наступила оглушительная тишина.

— Это были вы, Квиррелл… — Снейп выдохнул это, и собственный голос не слушался его. — Это были вы! Вы! — он в три шага приблизился к коллеге, словно большая хищная птица, и потом вдруг со всей силы ударил кулаком, роняя на землю. — Вы! Винсент чуть не погиб, а все вы!

Квирелл затравлено озирался, но ни одно лицо не выражало сочувствия ему. В толпе можно было заметить лицо Драко Малфоя, посеревшее, искаженное ненавистью, с двух сторон его удерживали Блейз Забини и Тео Нотт. Гойл же смог вывернуться из рук одноклассников, бросаясь сквозь столпотворение к преподавателю. Ни Флитвик, ни Снейп даже не подумали его останавливать.

— Кто же заподозрит бедного заикающегося профессора Квирелла!.. — он буквально налетел на бывшего учителя, снова сшибая его на землю.

— Давно нужно было сделать это, Дред, — тихо произнес Джордж.

— Ты прав, братишка, — кажется, ноги утопленников нащупали твердое дно. Фред глазами нашел девушку, которая стояла подле Анджелины. Ее громадные шоколадные глаза смотрели прямо на него.

— Теперь веришь? — одними губами спросил он.

— Да, — ответили ее губы. В глазах плескалось облегчение и еще что-то, что-то такое, что кружило голову Уизли, что-то такое…

Утопленник схватил синеющими губами спасительный глоток воздуха. Хрупкая белая женская рука крепко схватила его ладонь, удерживая и вытаскивая снова на берег.