И даже смерть не разлучит нас (СИ) [Mariya_Komarova_MSK] (fb2) читать онлайн

========== И даже смерть не разлучит нас… ==========

Она сказала, что правильнее будет расстаться. Чтобы проще. Чтобы не так больно.

Глупая…

Он не хочет такой заботы. Она не нужна ему. Потому как он готов пройти этот путь. С ней. И ему плевать. Глубоко плевать на последствия. Потому что это уже не просто любовь. Это его болезнь, помешательство. Это глубоко под кожей, впиталось в лёгкие, шрапнелью осело в сердце. Он глубоко ранен ею. И это не лечится.

Она лежит, свернувшись клубочком, под белым покрывалом на игрушечной кровати, которую они всегда увеличивают до нормальных размеров. Гермиона нашла её в маггловском магазине игрушек, когда покупала подарок Тедди на последнее Рождество. С тех пор этот кукольный предмет мебели множество раз был уменьшен до размеров наперстка, чтобы помещался в боковой кармашек школьной сумки, и столько же раз увеличен. Смекалистая девушка. Просто потрясающая ведьма!

Он смотрит, как она обхватывает во сне плечи, хмурится. Её снова тревожит плохой сон. Или боль…

Драко пронзает невыносимая тоска. Невидящим взглядом он смотрит в даль: на лунную дорожку, что бликует на водной глади, на звёздное небо, что окутало окрестности Хогвартса, словно покрывалом, на тёмные и таинственные очертания леса на том берегу. Он смотрит вперёд, но видит лишь безликое ничего.

Его сердце болезненно бухает в груди, норовя вырваться наружу. Ему тревожно. Нет. Ему страшно. Просто пиздецки страшно. Ему невыносимо нужно, чтобы грядущий час перед рассветом длился вечно. Он готов отдать все сокровища Менора, все деньги со своих счетов, лишь бы обменять их на возможность остаться здесь. Закольцевать этот временной отрезок, чтобы проживать его снова и снова. До бесконечности. С ней. Всë что угодно, лишь бы время замерло. Лишь бы оно не ускользало сквозь пальцы, как серый песок на берегу Чёрного озера.

Этот страх просто выворачивает наизнанку. Он дробит кости. Мерлин! Как же она ему нужна! Здесь и сейчас навсегда, навечно! Чтобы она просто была. С ним. Иначе он просто сойдёт с ума. Он лишится рассудка, если потеряет её. Он болен ею. Болен любовью к ней. Он уязвим перед неизвестностью, что несёт ему время, которое неумолимо мчится вперёд.

Этот мир суров и просто дьявольски несправедлив. Эта жизнь дала ему возможность любить, быть любимым этой кареглазой отважной гриффиндоркой. Но она требует слишком высокую цену за этот неполный год счастья. Это больно. Но он принимает эту боль, ибо он будет бороться. Страх не отнимет у него последний шанс. Потому что он реально последний. Самый.

Драко Малфой одержим любовью к Гермионе Грейнджер. Он принял этот факт давно. Так же как и тот, что он не сможет жить в этом мире без неё.

***

Он не сразу сообразил, когда это началось. Может, когда она вернулась восстанавливать Хогвартс, вся такая серьёзная, сосредоточенная, с глубоким понимающим взглядом. Она была одна из немногих, кто решился общаться с ним — с оправданным Пожирателем Смерти на испытательном сроке. Он сопротивлялся. Плевался ядом. Отталкивал. А она… она всё равно улыбалась. Вежливо приветствовала. Вновь и вновь старалась завести беседу. Не обижалась. Лишь понимающие склоняла голову и поджимала губы.

И он привык. Это стало частью его ежедневной рутины. Да, он ещё долго спорил сам с собой, считая это общение именно рутиной. До тех самых пор, пока они не разъехались по домам на месяц перевести дух перед последним (дополнительным для некоторых) учебным годом. Вернувшись в Менор, Драко понял, что тоскует. И признать это было легко. Легче, чем он ожидал. В его душе наконец загорелся крохотный огонёк, осветивший тягучую густую тьму.

В середине месяца он даже не сдержался и написал ей. Сам до конца не понимая с какой целью. Его письмо не несло никакой информационной нагрузки. Несколько колких фраз, искусно завуалированных из простых человеческих слов «как дела?» и «я о тебе думаю».

Гермиона Грейнджер не была бы Гермионой Грейнджер, если бы не поняла смысл его письма. Она ответила. Ответила в этот же день. В той же манере, что она разговаривала с ним в июле. И Драко сам того не подозревая, стал тем катализатором, что воздвиг их общение на новый уровень.

Её письма стали единственной радостью. Настоящей. Желанной. Оказывается, он так истосковался по нормальному человеческому общению. Без масок. Без ярлыков. Без предрассудков. Он строчил письма, не жалея чернил. И с замиранием сердца ждал ответа. И даже вечно бурчащий отец, ожидающий суда в поместье, лишённый палочки и права покидать Менор, не мог испортить его настроения, не мог зачерствить оживающее сердце. Отец больше не имел над ним власти.

Отныне власть над Драко имела она. Девочка. Гриффиндорская принцесса. Невыносимая всезнайка. Та, что уже во второй раз за свою жизнь, сама того не подозревая, освобождала Дракона.

Драко провел последние вечера августа перед Омутом памяти. Он снова и снова вытаскивал из подсознания воспоминания об их встречах, разговорах. Он вновь и вновь окунался в свою память, чтобы по-новому взглянуть на неё. На Гермиону Грейнджер. Когда мозг не туманило раздражение, он чётко видел её настоящий взгляд. Она смотрела на него с нежностью. Мерлин, она даже кокетничала! Как он мог не разглядеть это сразу? Ну что за идиот. Её случайные прикосновения были ласковыми, и, как оказалось, совсем не случайными. Она улыбалась ему искренне, душой. Она оберегала, предостерегала. Салазар, она заботилась!

Она ни с кем не проводила столько времени, сколько с ним. Она никому не улыбалась так, как ему. Она тянулась к Драко, словно одинокий росток, надеющийся, что за грозовой тучей скоро, ну может, не так скоро, но появится солнце.

Он был этим солнцем в её глазах.

Драко прибыл на платформу 9 ¾ преисполненный зловещей решимости. Он знал, что идёт на риск. Но риск того стоил. Ещё пара минут, и он избавит себя, и, он очень надеялся, что и её, от грядущих терзаний, ожиданий, нерешительности. Он верно сложил два плюс два. Пятью там и не пахло.

Он уже видит её. Она его замечает. Выглядывает из-за плеча Поттера, робко улыбается. Это придаёт сил.

Она переводит взгляд на Уизли, смущённо трясёт головой, видимо, он что-то спросил. Кому предназначена её улыбка? Сейчас узнаешь, придурок.

Ещё шесть шагов.

Она снова ловит его взгляд.

Четыре шага.

Уизли начинает оборачиваться

Предпоследний.

Драко отпихивает рыжего плечом, протискивается мимо Избранного. Он делает последний шаг. К ней. И замирает. В её глазах нежность всего мира, в них практически любовь. Он тонет в бесконечных песчинках, которыми усеяны её радужки, и с каждым ударом сердца они становятся все тоньше и тоньше, вытесняемые чернотой расширяющихся зрачков.

Она ждёт. Он правильно все рассчитал. Он стряхивает схватившие его за плечи чужие надоедливые руки.

Он ловит её выдох своими губами, притягивая пылающими ладонями её лицо ближе. Он целует её бережно, почти невинно, очерчивая пальцами скулы, цепляясь кончиками за мягкие локоны.

А ей, кажется, мало. Она ждала этого так же, как и он. Гермиона пропускает его волосы сквозь пальцы, царапая ноготками кожу на затылке, и углубляет поцелуй. Нетерпеливо. Теряясь в ощущениях. Он рычит не размыкая губ. Он растворяется в ней. В нем ласковыми волнами расходится долгожданное счастье.

Вежливое покашливание где-то сбоку. Поттер. Точно. Они же здесь не одни.

Драко нехотя отрывается от её губ, прижавшись на мгновение лбом к её лбу. Он обходит Гермиону, заключается её в кольцо своих рук, кладёт подбородок ей на плечо и наконец поднимает взгляд на её друзей.

Драко в замешательстве. Он ожидал бурю негодования, осуждения, агрессии. Но в глазах Поттера понимание. Уизли кивает, мысленно с чем-то соглашаясь, он насторожен, но выглядит смирившимся.

Кажется, он не назовёт их больше Шрамоголовым и Уизелом. Эти парни повзрослели, они принимают выбор Гермионы. Настоящие друзья. У Драко таких никогда не было…

Поттер делает шаг вперёд, протягивает руку. Его ладонь крепкая, шершавая. Рукопожатие происходит под неозвученные вопрос и обещание. Они кивают друг другу. То же самое с Уизли, с одним лишь отличием — его ладонь мягкая и влажная.

Драко взглядом даёт обещание. И они ему верят.

Он прижимается грудью крепче к её спине. Жмурится на мгновение от счастья. По венам растекается покой.

***

Гермиона болезненно застонала, выдернув Драко из воспоминаний. Мгновение, и он уже возле постели, привычным движением палочки накладывает обезболивающее заклинание. Старается усмирить своё сердцебиение, выровнять дыхание. Но ничего не получается. Белоснежное покрывало начинает медленно окрашиваться в алый цвет. Кровь лениво пропитывает ткань, расползается независимым пятном. Мерлин!

Драко осторожно стягивает материю, бережно, чтобы не разбудить. Перед ним уже до боли знакомая картина. Ничего нового. Она так же обнимает себя за плечи. Кожа рук, от кончиков пальцев и практически до локтей, чёрная, сморщенная, словно обугленная. Кажется, чернота на пару сантиметров выше, чем была с утра. Снова открылись мелкие ранки. Чёрт!

Драко залечивает кровоточащую кожу. Хотя это уже и кожей назвать сложно. Новые рубцы теряются на фоне старых. Он знает, что это ненадолго. Все повторится снова, и очень скоро. И будет только хуже.

Последним заклинанием он очищает ткань от крови и накрывает ее, аккуратно натягивая покрывало на плечи. Она улыбается во сне. Его храбрая девочка. Она уже столько вынесла. У Драко душа разрывается на части от боли, от осознания того, как ей тяжело.

Потерпи, любимая… осталось немножко…

Он нежно целует ее в висок, попутно убирая разметавшиеся кудри с лица.

Она такая красивая.

Щеки обжигают горячие слезы. Стекают за ворот рубашки. Плавят кожу, оставляя следы.

Это невыносимо!

Спотыкаясь о весло, валявшееся на дощатом полу, он отступает назад. Пятится к краю причала, ближе к воде. Не сводя с нее глаз. Мерлин! Почему? Почему это происходит с ними?

Драко успевает невербально наложить на себя Силенцио. Вовремя. Из его груди едва не вырвался отчаянный, полный боли и безысходности крик. Он падает на колени. Пальцы остервенело оттягивают корни волос, но физическая боль не помогает, даже не отвлекает.

Он рычит, как дикий зверь. Он скулит, как зверь загнанный. Он воет, словно его подстрелили. Тишину наполняют лишь едва уловимые вибрации. Он беззвучно кричит, и крик его полон отчаяния.

Драко похож сейчас на безумца.

Он обессиленно валится на бок, подтягивая колени к груди. Он опускает руки, обнимает себя за плечи. Меж пальцев остались несколько прядей его платиновых волос.

***

Они заняли одно купе на двоих. Гермиона была такой счастливой. Раскрасневшаяся, она махала в окно Поттеру и Уизли, пока перрон окончательно не скрылся из виду, когда Хогвартс-экспресс, торопливо набирая ход, начал поворачивать. Под звонкий гудок паровоза она закрыла окно и обернулась. Драко сидел, откинувшись на сиденье и вытянув руку вдоль спинки. Он любовался ею.

Какая же она красивая.

Сначала они просто сидели, сжимая друг друга в объятиях, забываясь в томных и неспешных поцелуях. А когда целоваться уже не было сил, они разговаривали.

Грейнджер сияла. Она была счастлива. Она говорила и говорила. Оказалось, что в те две недели, что Драко провел в борьбе со своими чувствами, пока мирился с ними, принимал их, она не сидела без дела. В начале августа Гермиона отправилась в Австралию, и ей удалось вернуть родителям память. Они вернулись все вместе в свой прежний дом в пригороде Лондона. Им даже удалось восстановить свою практику и выкупить обратно долю своей старой клиники. Драко искренне радовался вместе с ней. Ему особо нечего было рассказывать, поэтому он просто слушал, задавая время от времени вопросы.

Время в пути впервые в жизни пролетело для них двоих незаметно. Облачившись в школьные мантии, они вышли из поезда вместе, гордо держась за руки.

Он понял, что любит её в пятницу, четвёртого сентября. Да, вот так скоро. Вот так просто. Мелкая кудрявая девчонка, гордая и воинственная, она ослепила его своей самоотверженностью. Она наплевала на мнение окружающих, на критику и неодобрение, она отчаянно бросила вызов всем, кто имел неосторожность высказаться против их с Драко союза.

Всю учебную неделю на них косились. Шептались. Не стесняясь обсуждали и брезгливо поджимали губы. Студенты серебристо-зеленого и красно-золотого факультетов абсолютно спокойно отнеслись к тому, что Золотая девочка и некогда слизеринский принц не стесняясь демонстрировали свои отношения. Пуффендуйцы сохраняли вежливый нейтралитет, словно им было всё равно. А вот Когтевранцы были настроены весьма враждебно. Появление Драко и Гермионы в Большом зале рука об руку в день приезда в Хогвартс вызвало со стороны бронзово-синих галстуков шквал негодования. Грейнджер мгновенно окрестили предателем. А Малфоя… по нему прошлись куда жёстче. Молодые люди стойко игнорировали нападки зарвавшихся когтевранцев. Но рано или поздно должна была наступить точка кипения…

Пятница. Утро. Завтрак в самом разгаре. Драко неспешно направляется к столу львят, кивком приветствуя гриффиндорцев. Он опускает ладони на ее плечи, целует в макушку. Они не виделись с самого вечера. Очень давно! Он уже ужасно соскучился. Гермиона прижимается щекой к его руке. Он чувствует, как она улыбается.

И вдруг позади. Скверное. Словно ядовитый плевок.

«Выродок!»

Не нужно даже напрягаться, чтобы понять, к кому это относится. Драко привык. Ему уже давно плевать. Но Гермионе, кажется, нет.

Она узнала голос. И ей это осточертело.

Она медленно встаёт. На её лице опасная, напускная маска добродушия. Она улыбается, но это больше напоминает оскал. В глазах Адское Пламя. Повесив свою сумку на плечо Драко, она медленно достаёт палочку. Словно задумавшись, стучит ею по подбородку. Неспешно приближается к соседнему столу.

Она опасна. Очень опасна. Её вид начинает пугать. В зале тихо. Так тихо, что можно услышать, как осенние мухи долбятся с улицы в стекла.

Она смотрит на Голдстейна. Прибивает к месту взглядом, от которого мерзавец ёжится, словно его колотит озноб. А она…

Она медленно встаёт на скамью, взбирается на стол, откинув носком туфель чей-то кубок. Гермиона возвышается над когтевранцем. Над всеми когтевранцами. Над всем, мать его, Большим залом. Прекрасная и опасная. Ее спина прямая, ноги напряжены, она в любой момент готова к боевой стойке. Но противник напуган, словно больной красноглазый кролик, готовый к смертельному броску кобры.

Грейнджер присаживается на корточки, оказываясь лицом к лицу с Голдстейном. Её палочка упирается ему в кадык. Он нервно сглатывает. Она шепчет ему с коварной улыбкой. Драко не может разобрать, что она говорит, но её голос напоминает сейчас скорее парселтанг, нежели человеческую речь.

Энтони вздрагивает, кивает. То, что он слышит, отражается в его глазах паникой и ужасом.

А Гермиона встаёт, удовлетворённая произведённым эффектом. Она презрительно обводит взглядом ошарашенных когтевранцев. Вся школа наблюдает, как она неспешно идёт по столу в сторону выхода, время от времени отбрасывая ногой попадающиеся на пути тарелки и кубки. Звон посуды не заглушает её голос, он, словно фанфары, придаёт её речи зловещей торжественности.

Она говорит, что распределяющая шляпа ошиблась насчёт большинства когтевранцев, что ни капли ума, и тем более мудрости, в них нет. Или же они были, но отголоски войны очерствили их души.

Грейнджер говорит, что поступок Драко по-своему достоин восхищения. Она утверждает, что мало кому хватило бы мужества сражаться против правого дела, защищая свою семью. Что им даже не представить, каково это — жить под одной крышей с могущественным магом и психопатом в одном лице.

Грейнджер вглядывается в лица студентов и старается донести до каждого, что им не понять, каково это — быть в шкуре Драко Малфоя. Что окажись каждый из них на его месте, то все за этим столом имели бы на левом предплечье тёмную метку. Или были бы мертвы. Она говорит им, что не у всех бывает право выбора.

Драко идёт вдоль стола вместе с ней, не сводя с Гермионы глаз.

Все молчат. Ловят каждое её слово. И она продолжает.

Оказалось, никто не знал, что он не выдал пойманное трио, рискуя всем. Она поведала присутствующим, как Драко, сделав рискованный выбор, отказался опознать и выдать их Тёмному лорду. Она рассказала, как Нарцисса Малфой ценой собственной жизни солгала господину, подарив волшебному миру шанс на победу.

Под гробовое молчание Драко останавливается у края стола, протягивает ей руку. Она сжимает его ладонь, улыбается. А потом оборачивается ко всему залу и строго добавляет, что не позволит подобного отношения к людям в независимости от того, по каким причинам и на какой стороне эти люди были. Сверкнув глазами, она говорит, что не им решать, как ей распоряжаться своей жизнью и кого ей любить.

Грейнджер спрыгивает со стола прямо в объятия Драко. Он нежно целует ее в лоб, и они удаляются под бодрые аплодисменты Полумны, которые мгновенно подхватывают слизеринцы и гриффиндорцы.

В то утро Гермиона впервые прогуляла урок без уважительной причины. Пока её однокурсники зевали на Истории магии, она сидела на дощатом полу крытого причала, свесив ноги в воду и прижавшись спиной к груди Драко. Солнечные зайчики плясали на оконных рамках, мягкие волны ласково щекотали кожу. Несколько лодок подрагивали на воде, с глухим стуком ударяясь о причал. Это было прекрасное место. Кажется, Гермиона была здесь впервые, после того, как будучи ещё не распределенной на факультет первокурсницей, попала в Хогвартс.

Причал был полон очарования.

И это место стало «их местом».

***

Порыв ветра гонит волну, в которой играет багряным свечением скорый рассвет. Под стук лодок Драко поднимается на ноги. Ожидание вызывает у него мелкий тремор. Время словно замирает, словно чувствует его страх. Секундная стрелка с каждым движением отсчитывает время до точки невозврата.

Боль.

Страх.

Вселенская усталость.

Драко одновременно желает, чтобы это поскорее закончилось и чтобы не заканчивалось никогда. Чтобы остаться в этом моменте с ней, с единственной поправкой — чтобы с Гермионой всё было в порядке. Но это априори невозможно. Время идёт. Время оставляет им крохотный кусочек настоящего, полного боли и отчаяния.

Поэтому у Драко нет иного пути. Он всё решил правильно. Он сделает всё так, как задумал. Гермиона простит его. Она поймёт. А насчёт остальных… это уже давно не важно. Не важно для него.

Малфой подходит к старой перевернутой лодке, приподнимает её. Стараясь не шуметь и не зацепить полотно о рассохшуюся древесину, он достаёт две картины. Ставит их вплотную друг к другу. Юноша на первом полотне ободряюще ему кивает. Девушка со второго хмурится и поджимает губы. Они точные копии своих реальных героев. Пока ещё безмолвные, но уже перенявшие характеры.

Драко неотрывно смотрит на девушку на картине. Он говорил это тысячу раз. Но в голове по прежнему «она такая красивая». Костяшками пальцев он проводит по шершавому холсту — по её щеке. Складка меж ее бровей разглаживается. Она несмело улыбается ему. В её глазах любовь и нежность.

Драко жмурится. Это больно. Невозможно смотреть. Его глаза жжёт от слëз. Сделав несколько глубоких вздохов, он вытирает влагу с лица. Еë ладошка лежит на её же щеке, словно она хочет накрыть его пальцы своими. Еë кисти чисты, кожа здоровая и бархатная на вид.

— Спрячь его пока, — говорит Драко. — Ещё не время.

Девушка на холсте понимающе кивает, прячет правую руку в складах платья. Юноша на соседней картине убирает руки в карманы брюк, принимает привычную для него слегка надменную позу.

Стрелки часов безжалостно приближаются к назначенному времени. У Драко не больше пяти минут, чтобы проверить зелье, и можно будить Грейнджер.

Ему блядски страшно. Но его не покидает призрачный луч надежды.

***

Они были счастливы. По настоящему счастливы. Они были друг у друга, и этого им было достаточно. Они построили свой маленький мир, в котором прятались ото всех, наслаждаясь каждым мгновением и друг другом. Это было похоже на зачарованный снежный шар, с фигурками внутри, где безмятежно кружили блестящие искусственные снежинки.

В первый день зимы, судьба уронила их снежный шар с полки, смахнув его на каменные плиты своей костлявой рукой.

Гермиона проснулась от боли, кончики её пальцев ужасно жгло. Ни мадам Помфри, ни целители из Мунго не могли определить, что происходит с Грейнджер. Она уже много дней находилась под мощной дозой обезболивающего зелья. Подушечки её пальцев были обуглены и потеряли чувствительность, ногти почернели. Драко поднял на ноги всех известных ему целителей, лучших из лучших. Безрезультатно. Они лишь безмолвно разводили руками.

Минерва Макгонагалл сказала, что у неё есть предположение, что это может быть, и к кому следует обратиться, подметив, что лучше бы её догадка оказалась ошибочной. Едва Гермиона сняла свои перчатки в кабинете директора, как два человека на портретах многозначительно переглянулись.

Альбус Дамблдор начал говорить первым, печально взирая из-под очков половинок; Северус Снегг согласно кивал, ровным холодным тоном дополняя речь старца.

Гермиона забывает, как дышать. Она не чувствует своё тело, ноги предательски подкашиваются. Драко ловит её, прижимает к себе так, словно хочет заслонить собой от этой суровой и несправедливой действительности. Она обнимает его руками за пояс, утыкается лбом в его грудь. Его запах заполняет лёгкие, приводит в порядок мысли. Так спокойнее. Если он рядом, она справится. Она должна. Обязана. И как в подтверждение её мыслей, Драко касается губами её волос, шепчет нерушимое «я с тобой», «мы найдём решение», «я люблю тебя».

Это было авторское проклятье Тёмного лорда. Похожим был поражён Дамблдор. Крестраж, который молодые волшебники добыли в подземелье Гринготтс, имел дополнительную защиту. Мощное, необратимое проклятье поражало прикоснувшегося к нему маггла или магглорожленного волшебника. И последствия этого проклятия проявляются не сразу. Оно активируется, когда человек обретает душевный покой, в момент, когда он неописуемо счастлив.

Очень скоро проклятье доберётся от кончиков пальцев до сердца и навсегда остановит его.

Северус давал чёткие инструкции по приготовлению зелья, которое бы поддерживало жизненные силы Гермионы, ненадолго избавляя от боли. Взгляд его оставался холодным и беспристрастным.

Дамблдор как мог, пытался поддержать. Он говорил, что несмотря на скорый неизбежный конец, она должна достойно прожить этот отведенный ей кусочек времени. Оставить в памяти близких и друзей несломленный образ отважной и доброй девочки с горящим и любящим сердцем. Он сказал, что в некотором роде ей повезло. Ведь не всем выпадает возможность проститься с теми, кого они любят. От справедливости слов бывшего директора Драко захотелось порвать к чертям его гребаный проницательный портрет.

Покидая кабинет директора, Драко обернулся. Он почувствовал на себе взгляд. Снегг коротко кивнул ему, хмуря брови, словно его обуревали противоречия. Малфой кивнул в ответ. Этот безмолвный разговор занял не больше двух секунд. Но от него у Драко на душе потеплело.

Проводив свою девушку в башню, он вернулся к кабинету Макгонагалл. Даже не пришлось говорить пароль, Горгулья отпрыгнула в сторону, открывая проход, стоило ему приблизиться. Значит, Драко правильно всё понял. Его ждали.

Директриса сочувствующе сжала его плечо и вышла из кабинета, не проронив ни слова. Ему даже не пришлось просить оставить их с Северусом наедине. Дамблдор всё так же печально улыбался. Другие директора делали вид, что спят. И лишь Снегг смотрел колючим взглядом.

Глубоко вздохнув, Драко наложил Силенцио и Огохни на другие картины. Портреты тут же оживились и начали беззвучно возмущаться. Забавные.

Малфой понимал, то что он услышит сейчас, ему не понравится. И оказался прав. План был сложным. Трудновыполнимым. И он не давал никаких гарантий. Только крохотная надежда на успех. Мизерная. В процентном соотношении вообще не поддающаяся сравнению.

Но шанс всё же был.

Оставалось лишь начать приготовления и молить Мерлина, чтобы Гермиона не узнала о возможных последствиях. Иначе провал. Она никогда не даст своё согласие.

Зиму сменила весна. Приближалось лето. Последние полгода были самыми сложными в жизни Драко. Никакие ужасы ушедший войны не могли сравниться с теми кошмарами, что происходили в его душе. Но он не терял надежду… в отличие от Грейнджер.

Сначала она сказала, что хочет заказать свой портрет. Чтобы оставить его своим родителям. Она убивалась от мысли, что напрасно вернула им память. Напрасно вернула их в Англию. Лучше бы они жили в Австралии, не зная что у них есть дочь, чем обретя её вновь тут же потерять. Теперь уже навсегда.

Драко ее просьба была только на руку. Его план как раз подразумевал наличие её портрета. И его тоже.

Гермиона ни о чем не догадывалась. Лишь единожды спросила, почему художник рисует и его тоже. Драко ответил шутливо, что повесит обе картины рядом в своём кабинете, чтобы в старости они любовались ими и спорили, кто из них в юности выглядел прекраснее.

Драко выбрал для нее строгое элегантное платье в пол в темно-синих тонах, настоял на сдержанной причёске. Гермиона выглядела, как чистокровная аристократка. На портрете она выглядела здоровой.

Сам он позировал в классическом чёрном костюме, чёрной рубашке и чёрных туфлях. Ничего необычного. Его привычный внешний вид.

Когда работа была закончена и одобрена Грейнджер, Малфой доплатил художнику за молчание и за едва уловимую деталь, которую мастер должен был добавить на полотно.

***

И вот, каждый из изображённых на портрете эту самую деталь прятал.

Драко перевёл взгляд с нарисованной Грейнджер на ту, что спала, свернувшись под покрывалом, вполне реальную. Такую любимую.

Вчера её нервы сдали окончательно. После очередного приступа боли, она сказала, что им правильнее будет расстаться. Чтобы ему было проще смириться с её уходом. Она уже слабо верила в благополучный исход задуманного ритуала. Она готова была сдаться. Хотела уйти из Хогвартса, исчезнуть. Забиться где-нибудь на краю страны, в какой-нибудь угол, и провести отведённое ей время на жизнь в одиночестве. Чтобы меньше ранить близких своей смертью. Хотела уйти ото всех, как собака, чуявшая приближение конца.

Но Грейнджер не была собакой. Она была львицей. И Драко не позволил ей поддаться отчаянию.

Он пошёл на хитрость, предложил ей спор. Некое пари. Гермиона была уже глубоко убеждена, что её дни сочтены, поэтому легко согласилась. Она уверена в своей победе, которая одновременно будет её проигрышем. Она точно согласна. Это ведь пустяк. Просто спор. И если она выиграет, она обезопасит любимого от необходимости лицезреть, как жизнь медленно её покидает.

Спор так спор. Драко поклялся, что если у них ничего сегодня не получится, если их план провалится, он позволит ей исчезнуть. Отпустит её.

Только он не сказал Гермионе, что последствия этого ритуала будут необратимы. Либо все получится, и они будут вместе навсегда. Будут жить долго и счастливо. Либо… он старался не думать об этом.

Драко нервно усмехнулся. При любом раскладе, эта примитивная фраза «и даже смерть не разлучит нас» будет актуальна.

Его пробил озноб.

Пора.

Драко осторожно опустился на край кровати, погладил любимую по щеке. Большим пальцем очертил её губы. Она была прекрасна, как и всегда. А в этот предрассветный час — ещё прекраснее.

Его Гермиона. Его судьба. Его сбывшаяся мечта. Его невеста…

Её ресницы затрепетали. На выдохе она распахнула глаза. Её взгляд проникает в душу. Они смотрят друг на друга, и это намного интимнее всех их горячих ночей вместе взятых. Из взгляды говорят так много, что никакими словами, ни на каком языке описать невозможно.

Гермиона читает в его прекрасных, словно рассветное небо, глазах всю любовь и нежность, всю его преданность, всё его обожание. Он выглядит немного безумным. Помешанным на ней. Драко однозначно одержим ею. Мерлин! Она не представляет, как найдёт в себе силы, чтобы уйти, чтобы оставить его.

Они одновременно потянулись друг к другу. Без слов. Разговаривая на языке касаний.

Нежный и томный поцелуй становится страстным, требовательным. Желание вперемешку с адреналином начинает разгонять кровь, заставляет сердце заходиться в бешеном ритме.

Первый луч солнца прорывается над водной гладью, скользит по сминающимся простыням, подбирается к переплетенным в жарких объятиях обнажённым телам.

Драко прерывает их мучительно сладкую прелюдию лишь для того, чтобы они с Гермионой сделали по глотку зелья, которое должно связать их души.

Он поднимается на колени, мучительно медленно опускает её на себя. Она движется неспешно, прижимается грудью к его груди, прячет лицо у него на шее. Он трепетно очерчивает кончиками пальцев её изгибы, вызывая мурашки у обоих. Они теряются в ощущениях, теряют способность мыслить от стонов друг друга.

Драко шепчет первую часть заклинания, целуя любимые губы, и над их головами появляется золотистое свечение.

Это древняя, очень сильная и опасная магия. Она связывает души возлюбленных, объединяет их жизненные и магические силы, соединяет их, словно сшивает нитью судьбы. Такая нить не рвётся, ей не страшны ни проклятия, ни само время.

Это был самый первый и самый древний магический обряд бракосочетания.

И это была единственная надежда Драко на спасение Гермионы… Соединить её душу со своей, отдать ей половину своей силы, чтобы вытравить проклятие, поделиться своей кровью. Он чистокровный волшебник, наследник священных двадцати восьми, его кровь сильнее любой другой.

Это должно сработать.

Драко невербально оставляет порезы на своей и её ладони. Их пальцы переплетаются, их кровь смешивается, втягивается из одной ранки в другую.

Гермиона всхлипывает, сбивается с ритма. Драко подхватывает её под ягодицы, помогает ей, начинает вскидывать бёдра навстречу. Стараясь выровнять сбившееся дыхание, он проговаривает вторую часть заклинания. Свечение над ними начинает разрастаться, от него отделяются множество сияющих нитей, они тянутся вниз, замирая вокруг предающихся любви молодых людей.

Драко ускоряется, чувствуя сладостную развязку. Он начинает бормотать слова. Гермиона подхватывает. Они сбивчиво шепчут в унисон заученные фразы, которые являются финальной частью заклинания.

«И даже смерть не разлучит нас…»

Их стон взрывает тишину этого утра, рикошетит от стен. Они балансируют на краю реальности, упиваясь блаженством, творящейся магией, своей любовью. Они хрипло вторят имена друг друга.

И перед тем как сияющие нити впиваются в их тела, Драко одевает себе и Гермионе фамильные обручальные кольца.

Ритуал совершён.

Магия свершилась.

Остаётся ждать.

Жар пробивает до боли. По венам несётся смешанная кровь. Каждая клеточка тела начинает светиться, всё ярче и ярче. Золотые нити стягивают их тела все крепче друг к другу, проходят насквозь, словно сшивают невидимой иглой.

— Моя, — Драко хрипит ей в губы. — Ты моя. Навечно, — обезумевшим взглядом он глядит ей в глаза, уткнувшись лбом в ее лоб. — Ты моя жена, Гермиона.

Она не отводит взгляд. Она начинает понимать, что они сейчас сделали. Как она не догадалась, что это не просто ритуал объединения душ и сил? Это очень серьёзно. Мерлин, что он надел! Если его кровь не справится, то они оба…

Гермиона не успевает ни то что бы что-то сказать, она даже додумать не успевает.

Тело пронзает такая боль, что старый добрый Круциатус на контрасте кажется лишь раздражающим зудом.

По венам словно течёт расплавленный металл.

Боже!

— Драко

— Родная.

— Горячо, Драко, — ей едва хватает сил говорить. — Очень горячо!

— Я знаю. Я чувствую. Потерпи милая.

— Боже мой! Как же больно!

— Прости! Прости родная!

— Я не выдержу, Драко! Я не смогу!

— Ты сможешь, любовь моя! Мы справимся! Потерпи!

— Я люблю тебя! Ты слышишь, Драко! Я люблю тебя больше жизни!

— Я слышу. И я люблю тебя. Не меньше.

— Ты… ты будешь со мной? К черту наш спор. Ты будешь со мной?

— Конечно, родная. Всегда. Навечно.

А огонь внутри уже прокачен сквозь сердце. Он вынес свой вердикт. Магия приняла решение. Так или иначе, даже смерть не сможет их разлучить.

========== Сансара ==========

Год спустя

***

Конец мая был ветренным и дождливым. В и без того вечно холодном Малфой Меноре было зябко, сыро и неуютно. Большая часть замка уже год была необитаема. Двое хозяев поместья предпочитали проводить время в западном крыле, где всего четыре месяца назад закончился глобальный ремонт. Хотя мужскую часть обитателей в количестве одного человека никто и не спрашивал. Он просто находился всё время рядом с главной на этот момент женщиной своей жизни. Он просто был с ней, и этого ему было достаточно, чтобы чувствовать умиротворение, покой, её всепоглощающую любовь и заботу.

В покоях хозяйки Менора было светло, успокаивающе потрескивал камин. Женщина тихонько качалась в кресле-качалке, напевая негромко старую песенку. От неё веяло умиротворением, но глаза её были печальны.

Прошёл год. Ровно год.

Одному лишь Мерлину известно, оправилась бы она от свалившегося на нее горя, если бы не этот кусочек счастья. Этот маленький лучик света, который вернул ей желание жить.

Опираясь на одну руку, она осторожно поднялась из кресла, стараясь не шуршать юбками и не потревожить сон хозяина дома. Тихой поступью она приблизилась к висевшей на стене картине, которая в данный момент была пуста. Длинные пальцы погладили шершавую краску.

— Ты не хочешь со мной разговаривать? — печально усмехнувшись тихо молвила женщина в пустоту рамы.

— Просто ты очень упряма. Я не хочу продолжать спор, — в пустоте картиной рамы раздался стальной мужской баритон.

— Я не хотела тебя огорчать.

— Я знаю, — чуть помедлив, ответил голос.

— Что она делает?

Картина сдержанно хихикнула.

— Она ест.

— Мерлин всемогущий! И тебе позволяют смотреть? Это немыслимо! Где твои манеры? — возмущённо воскликнула женщина громким шёпотом.

— Ты знаешь, у них несколько иное представление о манерах. В этом нет ничего постыдного. Тем более, напоказ ничего не выставлено, успокойся. Мы просто находимся в одном помещении. Вот и всё.

— Варварство какое-то…

— Прошу, не начинай! — голос стал строже.

— Прости. Я просто никак не привыкну. Я буду держать себя в руках, обещаю.

— Ничего, — ответ уже прозвучал мягче. — Я понимаю.

Пару минут женщина стояла в тишине, покачиваясь с пятки на носок. Похоже её собеседник так и не собирается появляться.

— Драко…

По ту сторону рамы послышался рваный вздох. Это было даже смешно. Картинам не нужно дышать. У них просто сохраняются человеческие привычки.

— И к кому ты сейчас обратилась?

— К тебе, сын…

Молодой красивый мужчина появился в раме. Его платиновые волосы были идеально уложены назад. Взгляд его был насторожен. Драко Малфой распрямил плечи и сунул руки в карманы.

— Просто я уже не уверен, кого именно ты имеешь ввиду, когда называешь моё имя, — он перевёл взгляд на младенца, который сладко спал на руках Нарциссы.

— Мне трудно… ты должен понимать. Я смотрю на него, и вижу тебя. Он точная твоя копия, сынок. Ведь по сути он, это…

— Да, мама. По сути, он — это я. Но ты не должна воспринимать его так. Скорпиус не будет мною полностью никогда. Ты должна воспитать его иначе, чтобы он не натворил тех же ошибок, что и я когда-то.

— Я знаю, Драко. Знаю. Просто… материнское сердце реагирует по своему. — Нарцисса печально улыбнулась, погладив мальчика по нежным платиновым волосам. Малыш пошевелился, причмокнул пухлыми губками и отвернул личико, уткнувшись носиком в материнскую грудь.

Пусть это был не Драко. Пусть. Но это её сын. Ее плоть и кровь. И она любит его больше жизни.

Год назад, на рассвете, Люциус вошёл в её покои. Это было его последнее утро в стенах Менора, днём его должны были доставить в Азкабан. Они оба почувствовали особую магию, которая незримо нависла над ними. Они уже давно не были близки, но это утро опьянило их разум. Супруги страстно придавались любви, как когда-то очень давно, когда они были молоды и счастливы.

Позже, проводив Люциуса до конвоя, Нарцисса почувствовала необъяснимую тревогу. В груди болело. Мысли путались.

Когда под вечер из камина в её гостиной со скорбными лицами вышли Минерва Макгонагалл и Кингсли Бруствер, ей стало нехорошо. Проследив взглядом за тем, как министр осторожно опустил на столик перстень её сына и фамильное обручальное кольцо, Нарцисса Малфой потеряла сознание.

Несколько недель женщина провела в Мунго, находясь под чарами искусственной магической комы. Когда она пришла в себя, тяжёлая действительность свалилась на ее хрупкие плечи.

Ее единственный сын, её мальчик, её Драко… его не стало. Всё, что о него осталось, это горсть пепла, два кольца и портрет. Который вкратце поведал от том, что произошло с ним и с его возлюбленной, мисс Грейнджер, которая фактически была миссис Малфой в последние минуты своей жизни. По его словам, молодые люди поддавшись чувствам первой любви не справились с древним ритуалом бракосочетания и поплатились за это жизнью.

Но это было не всё, что выбило Нарциссу из равновесия. Усталый целитель, посетивший ее после представителя министерства, сухо сообщил ей, что она беременна.

Мир рухнул, перевернулся с ног на голову и встал на прежнее место.

В сорок лет лишиться на долгие годы мужа, потерять сына и узнать, что под сердцем бьётся маленькое сердечко зарождающейся новой жизни — испытание не для слабых духом. Нарцисса Малфой справилась. Она нашла в себе силы. Силы не сломаться и жить дальше.

Портрет Драко поведал ей иную историю, правдивую. Они проводили долгие вечера за беседами, иногда к ним присоединялась Гермиона, которая так же могла перемещаться между портретами. Но она чаще проводила время в доме своих родителей и… трехмесячной девочки Карины. Ее маленькой копии, которая появилась на свет в тот же день, что и малыш Скорпиус.

Драко часто пропадал в доме Грейнджеров, наблюдая за маленькой девочкой, и его нарисованное сердце сжималось от тоски и очарования.

Маленькая Карина. Карина Гермиона Грейнджер.

С позволения родителей, Драко выбрал ей имя в лучших традициях семейства Блек, в честь созвездия, в котором находилась вторая по яркости звезда в ночном небе. Вторая по яркости… как и вторая в его судьбе.

Гермиона навеки останется первой.

Маленькая Карина, так же как и Скорпиус Драко Малфой были рождены в один день. Эти дети были продолжением душ двух влюблённых, чьи вторые имена они носили. Они с рождения — нареченные друг друга.

Драко знал, каким будет исход того ритуала. Проклятие было слишком сильным.

Но ему удалось запустить колесо Сансары.

Скорпиус и Карина будут представлены миру в будущем как сын Драко и дочь Гермионы. Так было решено. Так было правильнее. Ведь только так можно было бы объяснить в будущем феноменальное сходство. Эти дети будут выглядеть так же. Только их ждёт более счастливая судьба и долгая жизнь. Их души стали продолжением душ молодой четы Малфой, которая просуществовала на свете всего несколько минут, оставив после себя скорбь близких и два портрета.

***

Драко обнял жену, вернувшись на картину в дом к Грейнджерам. Гермиона нежно коснулась пальцами его щеки. В свете полуденного солнца, лучи которого падали на холст, сверкало красивое кольцо.

— Скажи мне, Драко, — Гермиона прищурилась и совсем по-малфоевски приподняла бровь. — Как так вышло, что спор, по сути, выиграла я. А вышло всё-ровно по твоему?

— Мне казалось, что ты отменила спор в последний момент, любимая.

— И всё же?

— Милая, ты же всегда знала, что слизеринцам нельзя доверять. — он щёлкнул её по носу и перевёл взгляд на малышку, что засыпала на руках Джин Грейнджер.

— Просто я так сильно тебя любил, что изначально решил, ни людям, ни времени, ни проклятью, ни даже смерти неподвластно разлучить нас.