Зеркало Венеры (СИ) [rathvedcitca] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

Чёрные сапоги с измазанными носами поскрипывали и хлюпали, вода грязевыми ручьями текла по дорогам, собиралась в выемках озерами-зеркалами в миниатюре. На небе и в лужах двигались облака. В некоторых местах — под деревьями, у заборов и стен домов, расписанных нецензурными словами — снег ещё валялся ярким пятном. Райда быстро шагала по узкой улочке прямиком к автобусной остановке, глядя под ноги, вне себя от… чего?

В очередной раз они с Доминикой поссорились. Погрызлись, можно сказать, и не ошибиться ни на йоту. За последние полтора года Райда поменяла отношение ко многим обыденным вещам, и девочке стало труднее находить общий язык не то что со сверстницами, а даже с самой-самой близкой подругой. Райда взрослела бок о бок с Доминикой, но сейчас не могла узнать в ней ту, которая стала первой дорогой ей приятельницей. Дело не во внешности, отнюдь нет. Это второстепенно.

Раньше, кажись, Доминика не была такой взрывоопасной. Если не принимала Райдино мнение, то не обзывалась матерно и не лезла в мордобой, лишь недовольно поджимала губы. Могла наречь дурой, не более.

Райда всего-то сделала замечание, что обзывать девушек с кучей макияжа «малолетними блядями» нельзя. Это даже не мнение было, а факт.

Ладно. Хрен с нею. Райда сжала зубы до скрипа, кулаки до режущей вспышки боли в последний раз и отпустила горячие чувства на выдохе. Все образуется, главное сейчас — терпение. У Доминики такой возраст. Она образумится, пусть в эту сказку Райда уже не верила. В обещаниях в ЗАГСе правды больше.

Сама не заметив как, Райда оказалась в качающемся из стороны в сторону автобусе. В этот день его ждать не пришлось. Большинство мест пустовали, и Райда заняла сиденье недалеко от дверей. Её любимое. За плечо тронула кондукторша с просьбой оплатить проезд.

Райда закинула себе на колени портфель, залезла в нижний карман, минуя пальцами разноцветные кружки значков, пошарилась и… с нарастающим едким холодом в грудной клетке не обнаружила ни одной десятки или пятёрки. Была мелочь, но её не хватало. Райда раскрыла ладонь с двумя рублями и потупила голову. Они отсветили солнечным зайчиком на сиденье с другой стороны.

Волосы завесили лицо шторкой.

— У меня не хватает, — сглотнув слюну, оповестила кондукторшу Райда.

Вытянутая рука подрагивала. Ощущалась она как в мёде.

— На следующей остановке выходи.

— Стойте, — прозвучало сзади. Райда встрепенулась. Она узнала этот голос. Выразительный, жаркий, и при этом всем слегка подсевший. — Вот, за девочку.

Послышался звон монеток. Девять рублей легли в шершавую ладонь кондукторши. Райда обернулась и узрела улыбающуюся Лику.

— И что бы ты без меня и не моего кошелька делала… — она сделала сладкий акцент на словосочетании «не моего».

Лика Атаманенко. Девушка двадцати пяти лет, по внешности совсем точь-в-точь симпатичный парень. Уличная хулиганка и бывшая лидерша местной мужской компашки. Несколько недель назад Лика решила открыться собригадникам и приятелям, что она, на самом деле, не «он» и не «Лёха». Что документы на мужское имя поддельные. Но её не приняли — избили всемером до полусмерти и попытались «опустить». Попытались.

Она уселась на место рядом с Райдой. Задела локтем. Райда потеснилась в сторону, и Лика язвительно приметила, что она и на одно сиденье помещается, задница-то некрупная. От Лики исходило тепло, но она так и не решилась прижаться к ней боком. Потому что Лика наградила бы её каким-то мефистофельским словечком — Райда была уверена, да и неприлично, странно… Райде пятнадцать будет только летом, и она вся красная из-за того, что Лике пришлось отдать за неё свои деньги, пусть и небольшое количество. Подумает ещё… что Райда в неё втрескалась. Щеки просто так ни с того ни с сего редко вспыхивают.

За окном с мутными разводами мелькали ёлки. Их лохматые верхушки царапали светлое серое небо. Райде быстро надоело смотреть в окно — чего она там не видела за годы поездок по сему маршруту? И Райда зацепилась взглядом за Лику. Кроссовки, испорченные весенними дорогами российской провинции; прямиком с мужского отдела потертые широкие джинсы; олимпийка, из-под которой торчала красная вельветовая рубашка. Короткие волосы, даже очень. Лицо Лики было повернуто в профиль и вверх.

Автобус тряхнуло, и Райда вписалась в плечо Лики, едва удержав на коленях школьную сумку. Нос сразу же заныл тягучим дискомфортом, а на щеки вернулся румянец.

— Извини.

Лика дернула плечами, мол, да мне по фигу, и спустя несколько брошенных взглядов на Райду поинтересовалась, отчего у неё глаза красные, накрасилась или что?

Верхние и нижние веки Райды слегка воспалились от слез, как и нос.

— Да так… Поругались с подругой.

— С Доминикой? — вспомнила Лика. Однажды на улице она застала данную персону, идущей рядом с уже знакомой ей Райдой.

Пускай Лика была сама далеко не сахарной, Доминика ей не понравилась. По внешности девочка интересная: в чёрных волосах красные и белые пряди, сочетание одежды любопытное. Лика даже испытала надежду на её феминисткие взгляды, погордилась за подрастающее поколение девочек (а сама-то ещё входила в категорию «молодёжь») но оказалось наоборот: не понимает слово «нет», перебивает, даже не дослушав мысль, критикует без повода, да и транслирует идеи такого патриархата, что учительницы-старушки бы на её фоне показались супер-прогрессивными. Хамка. Лика если и хамит, то на это находится причина. По крайней мере, она так считала. Собригадники смеялись, что Лика по-человечески разговаривать не умеет, только на языке мата и «как мужик-сварщик-тракторист». Да и выглядит надлежаще.

Лика фыркнула. Неудивительно, что девочки поссорились. Райда совсем другая. Доминика ей далеко не подруга.

— Доминика обозвала группу девочек, и я вступилась за них. Сделала, типа, Доминике замечание. А она меня в ответ оскорбила: сказала, что я стала какой-то слишком придирчивой ко всему.

— Как оскорбила? — спросила Лика и дополнила, — девочек и тебя?

Пальцы Райды быстро-быстро мелькали. Так всегда случалось, когда она переживала. Она цеплялась то за значки и крутила их, то за одежду.

— Их — малолетними блядями за макияж и одежду, меня — кретинкой, н-но на это пофиг.

Райда опустила голову, волосы снова закрыли её лицо. Пальцы не прекращали движение.

— Молодец, что заступилась, — Лика положила Райде на плечо руку и потрепала легонько за загривок на манер ласки собаки или кошки. Дала совет: если некомфортно общаться с подругой — не общайся. Токсичными бывают не только романтические отношения, но и подружеские. Кому, как не ей знать о токсичности. Легче было по именами перечислить тех, кто её не оскорбляет, чем наоборот.

С губ слетел страдальческий вздох. Она и сама это понимала, но как перестать общаться с той, которая для тебя так много значит? Единственной подругой. Это не так легко. Разве Лика не догадывается?

Обрежешь все нити бывалого общения, и что дальше? Они с Доминикой учились в одной параллели, ездили обычно на одном и том же автобусе. Будут встречаться взглядами. Доминика — Райда знала точно — станет задирать нос кверху, типа, выше всяких таких, как она.

С одной стороны — ну и ладно. С другой…

Но может… хотя бы попробовать разойтись? Плюнуть на эту вредную Доминику с вечными беспочвенными придирками. Райда решила вечером ещё посоветоваться с мамами.

Райда краем уха услышала объявление остановки и подумала, что на следующей надо выходить. Поблагодарила Лику. Она кивнула, только Райда этого уже не увидела.

Шипучий голос из динамиков напомнил: «Остановка Заболотская. Следующая остановка — улица Владимирская».

В спешке накинув на спину портфель, Райда вылетела из автобуса. Связки коленей потянуло. На чёрных колготках появились бежевые капли — попала грязевая жижа.

Несмотря на лёгкую одежду и надвигающиеся чёрные тучи с востока, Райда решила все-таки дойти оставшийся путь через лес. Холодный ветер пробирался под куртку, школьную жилетку и рубашку, неласково щекотал ребра. Волосы, завязанные в короткий хвост, трепались.

Райда шла и глядела по сторонам. Она давно не гуляла по этим местам, посему забыла, как же звучит лес: прекрасно. Шёпот и щебетание сверху, по сторонам треск, стрекот, поодаль дышал прокуренными лёгкими город и ревели машины.

«Надо бы прогуляться ещё в выходные, без этого тянущего вниз портфеля», — насупилась, поправив лямки рюкзака, Райда.

И вот, двор дома встретил тишиной. Только калитка громоподобно заверещала, стоило Райде дёрнуть блестящую на солнце задвижку. Райда подумала, что на звук должна прибежать Мася, но собачку не было ни видно, ни слышно. Пожала плечами. Спит, может.

Зато в самом доме напоролась на кошачий мяукающий ансамбль. Одна кошка была пузатой — когда она садилась, её полосатые бока смешно торчали. Скоро ожидалось пополнение. Котят, как сказали мамы, будет много, примерно пять-шесть. Райда ждала рождения малышей, держа предупреждение мам в голове: они подрастут, и мы найдём им новую семью. Сложно содержать такое множество животных.

Покормив этих усатых-чудесатых, почесав каждую под подбородком, Райда уделила время и себе: поела, прочитала несколько глав книги, доучила песню на гитаре. Заставила сделать себя домашку. Покончила с ней примерно через два часа. Райда всегда делала домашнее задание на кровати, скрюченная в креветку, как смеялась Умила, видя это зрелище, и теперь у неё ныла спина.

Кровать была захламлена учебниками с красной курсивной восьмеркой в углу, тетрадками — исписанными листами наружу и закрытыми, содержимое пенала высыпалось на постель, и посреди сей прелести лежала Райда, туповато воззревая на глянцевый календарь, висящий на стене. Воздух разрезало механическое тиканье старых советских часов.

А завтра пятница. Потом красные выходные.

Взгляд Райды переместился на потолок, и она, подумав над словами Лики, приняла решение в эту пятницу поставить точку в их с Доминикой истории подружбы. Хватит с неё унижений, идиоток и кретинок, ссор на пустом месте. Райда широко-широко раскрыла глаза. Как же легко далась ей эта мысль.

Ближе к семи заявились домой родительницы. Их также встретила кошачья орава, шевелящая усами-лесками — учуяли корм. Райда услышала, как зашуршал пакет, и Умила отругала Пушку, ту самую, что ждёт котят. Она прыгнула в пакет и попыталась зубами вытащить упаковку Вискаса, однако безуспешно.

Спустя некоторое время Дана с Умилой поинтересовались дочерью и позвали её вниз, на кухню. Посидеть с ними, рассказать, как прошёл день, что интересного было.

Дана ставила воду на вареники, Умила наглаживала кошку, пропускала через пальцы белую длинную шерсть. Та мурлыкала, сузив глаза.

Райда приземлилась на стул подле мамы, свела ноги вместе, потрепала Белянку и выдала события: поругалась с Доминикой, встретила Лику в автобусе, она посоветовала разойтись с подругой, если больше невозможно общаться. Зачем себя мучать?

Мамы поддержали Ликин совет и пожелали удачи в завтрашнем расставании. Они и сами видели поведение Доминики и то, как она испортилась, но списывали это на пубертат.

Долго на кухне Райда не засиживалась. Поела, посмеялась немного и устремилась читать к себе на второй этаж ака чердак, захватив по дороге серую кошку — свою любимицу.

Фима была спокойной, любвеобильной, немного помятой: у неё отсутствовал кусок уха и зрачки были мутными — глаза плохо видели. Но это точно не делало её хуже.

***

На следующий день в школе Райда видела Доминику лишь мельком, без возможности подойти. Она стояла либо в компании старших парней и девушек, либо косяком шла с классом по коридорам, последний раз обновлявшимся, наверное, при СССР. Побеленный потолок сыпался, краска со стен отпадала хрупкими многоугольниками. Пол был с мраморными кусочками. И все в тошнотных тонах, куда ни глянь.

Домой поехала в посредственном настроении. Райду отругала за внешний вид учительница ОБЖ (пирсинг — это ужасно, и что за страшные браслеты у тебя на руках), а природным цветом волос оскорбилась старшеклассница, которая, между прочим, сама ходила крашенной в красный.

В автобусе Райде припомнилось, что она хотела прогуляться по лесу. Прислонилась щекой к стеклу (тут же половину лица обожгло, как если бы Райда улеглась на льдину): облачно, при этом, дождя сегодня не обещали, безветренно. Солнце едва выглядывает. Вполне погодка для прогулок.

Только стоило Райде замаячить за забором, голос подала Мася. Собака будто забралась к ней в голову и разузнала о предстоящей вылазке. Райда хотела пройтись одна со своими думами, но поглядев в блестящие чёрные глаза Маси, невербально умоляющей на коленях взять её с собой, она отошла от изначальной идеи.

Мася бежала впереди, высунув розовый язык. Её шкурка сливалась с выцветшими красками леса. Небо было изрезано паутиной ветвей.

Райда, с одной стороны, любила ездить, ходить куда-то и заниматься чем-то без лишних душ, а с другой… иногда накрывала пуховым одеялом тоска вкупе с невеселыми мыслями. Лика говорила, так почти у всех.

Лика вызывала в груди Райды чувство уважения. Райда однажды смотрела на неё и не могла понять, почему же. Ну… она очень смелая, раз живёт вот так. Сильная, конечно. Остроумная. Эгоистка? Райда раньше считала, что эгоизм — плохое качество, но сейчас, видя и слыша отовсюду указания кому как существовать, она бы сказала, что эгоизм — удел любящих себя женщин. Как и пренебрежение нормами морали.

Райду растили двое женщин, и она была им глубоко за это благодарна. Было бы в её семье все так классно и безопасно, оставшись Дана одна или чего хуже, с биологическим отцом Райды? Однополые союзы были запрещены на законодательном уровне и возможно немного преследовались, хотя… они намного мирнее, чем между разнополыми людьми.

Две целующиеся женщины для Райды выглядели уютно (если, конечно, они не слишком увлекались), а мужчины непривычно, но не менее приемлемо.

«Доминике нравились отношения «мальчик с мальчиком» — вспомнилось Райде. Это вроде называлось «яой» или «сенен-ай».

Стопроцентно именно поэтому Доминика заострила внимание на близнецах Вольных. Они жили с ней по соседству, один из них — Сергей — работал в школе, где учились Райда и Доминика. И раньше, в конце девяностых-начале нулевых, встречался с одной из родительниц Райды. Дана говорила, что бросила Сергея из-за его ужасного отношения к ней. В это же время Дана встретила Умилу и испытала к ней сильнейшую взаимную симпатию. Такую, что они вместе до сих пор. Райда улыбнулась. Кто ещё может похвастаться двумя, а не одной мамой?

Сергей частенько валил Райду на своих уроках, желал видеть в учительской после уроков, даже пару раз звал в гости. Доминика же ходит, чего боишься? С Алексеем Райда была практически не знакома, но клялась в душе, что наверняка он не шибко от брата отличался. Такой же… двуличный прилипчивый нарцисс. Про близнецов по посёлку ходило много слухов, например, о том, что они имели страсть к малолетним и друг к другу. Райду передернуло. Инцест плюс педофилия. Какая мерзость.

Мася коротко тявкнула и оголила клыки на оттаявшие корни ели. Из-под корней пробкой от шампанского вылетел серый комок. Мася сорвалась с места. Поначалу Райда не придала этому значения: Мася погоняется да отстанет, но серо-бело-бурая шкурка становилась всё меньше и меньше, и Райда поняла, что хрен она остановится.

— Мася! — девочка крикнула.

Ноль внимания.

— Ма-а-ася! — ещё громче, до першения в глотке. Она кашлянула.

Изо рта едва не вылетело ругательство.

Мася пропала из виду. Она была очень домашней собакой, и вряд ли самобытно вернулась бы домой. В горле начало зарождаться рыдание.

Райда пошла за Масей, клича выкликая её по имени. Плохим решением было брать псинку с собой. Никакого умиротворения. Ещё, как назло, ноги промочились и хлюпали.

Судя по всему, Мася сейчас недалеко от дома Доминики и близнецов. На горизонте маячили две крыши: серая «классическая» и серая «металлическая». Небо было голубое-голубое и чистейшее, как лёд Байкала и глаза малышей-бельков.

«Лишь бы не встретиться ни с кем» — подумала Райда.

Вспомнишь лучик, а вот и солнышко. Солнышки.

Её тут же окликнули аж в три голоса. Два до жести одинаковых мужских и девчачий.

— Ржавая! — начали близнецы, потом к ним подсоединилась Доминика. «Маленькая подпевала». — Это же твоя?

Собак, похожих на Масю, бегало по Инево вагон и небольших размеров тележка, поэтому они и уточнили.

Райда кивнула. Заметила, что можно звать её и по имени. Девочке было неприятно, когда её кличут по фамилии.

Мася нюхала штанину одного из близнецов. Кажись, это был Алексей. Он вытянул обнюхиваемую ногу и с интересом наблюдал, как дёргается чёрный пёсий нос. Когда он поднял взгляд, они с Райдой встретились глазами. У близнецов оказались они ярко-синего оттенка. Райда опустила глаза.

Доминика держалась Сергея. Она едва доставала ему до подбородка, Райдина же макушка была примерно на уровне его глаз. Близнецы выходили ростом около ста восьмидесяти, но казались меньше из-за нездоровой худобы, хотя кто бы насчёт этого вякала. Райда и сама-то обладательница ног-спичек и выпирающих ребер. Как раз от них досталось, наверное. Каждый медосмотр в школе сопровождался тем, что ей зачитывали о недовесе. Слова медсестры «ты весишь слишком мало для своего роста!» и поныне резали уши Райде.

Райда, заглядевшись на окрашенные волосы Доминики, вспомнила, что хотела с ней порвать. Внутри нечто кричало (это был здравый смысл?): «не нужно!». Но сколько можно давать Доминике шанс? Эта подружба приносила Райде боль. Избавление от боли — сожжение мостов. Набрав побольше в лёгкие воздуха, расправив плечи, Райда взяла на руки Масю и попросила Доминику на минуточку отойти от близнецов. Та заметно напряглась, вытянулась, зрачки забегали. Но спустилась следом за Райдой к ключу.

— И… что ты хочешь от меня?

Вода гремела камнями. Досточка, служившая мостиком, вся потемнела и блестела. Сквозь снег прорывались зелёные стебли растений.

— Один вопрос решить. Мы с тобою — подруги? Или уже бывшие?

— Подруги, — ответила Доминика, задирая нос. Руки скрестила на груди. Чёрный лак на её ногтях облез.

— А я считаю, что нет.

Доминика фыркнула.

Райда хотела вести разговор адекватно, но ей впервые в жизни захотелось послать кого-то на хер вслух. Что она и сделала, добавив, что все между ними кончено.

Развернулась, перешла ключ и опустила Масю на землю. Она счастливо рванула вперёд. Интересно, хорошо ли быть собакой?

На обратном пути Райде все же удалось насладиться лесом. Мася ей практически не мешала. Только мысли лезли премерзкие, но Райда их отмела до поры до времени. Позже их подумает, сейчас очередь других.

Из леса Райда с собакой вышли в посёлок. Прошлись по окраинам.

В гараже возились с автомобилем четыре девушки. По внешности Райда знала всех, (а как по-другому в их маленьком Инево?), и была не против близко пообщаться с ними, но стеснительность… Райда была скована ею, как кандалами по лодыжкам и запястьям. Возможно, поэтому она так ударилась в Доминику. Она первой проявила инициативу, зацепилась за Райду, как за единственную знакомую в этом пгт. А потом начала обращаться, как со старой, но все так же любимой игрушкой: когда белая полоса — Райда Доминике была не особо нужна, а когда чёрная полоса — нылась в свитер с черепом. Это больно кололо.

Сейчас Райда с уверенностью могла сказать, что она не одна. С ней были мамы и Лика. Хоть с ней они вряд ли общались как ровесницы, у неё, как у старшей, можно было попросить совета, иногда в таких вещах, о которых говорить с мамами стыдно или не хочется. Лика в ушедшем году защитила Райду от быдлоты (те пытались познакомиться с девочкой, несмотря на её несогласие), а после благодарств поделилась тем, что она — девушка. Так они и узнали о существовании подруга подруги. Плюсом, Райда отрыла ее страницу в ВК. Даже две: на женское и мужское имя.

Райда зашла домой, вымыла лапы Масе, а тут уже и мамы подоспели.

В Райдиной комнате гулял холодный ветер. Белая узорная занавеска трепалась. На столе устроен отнюдь не творческий бардак. Гитара лежала на кровати. Райда взяла её за черный гриф, спустила в угол и села, закрыв ладонями лицо.

Сегодня хотелось лечь раньше.

Часы показывали десять вечера.

Как бы ни старалась Райда не думать о Доминике, она не могла. Все мысли вращались вокруг неё, будто она — центр вселенной. Как она будет дальше? Ответ очевиден на деле, но любопытство не утихало. Жизнь может проворачивать такие виражи! Райда гладила Белянку, подоспевшую к ней под бок, перемалывала в голове всякие мысли, отвечала сама на свои вопросы и постепенно уснула в обнимку с кошкой.

========== Часть 2 ==========

Минул месяц с момента разрыва подружбы Райды и Доминики. Хоть Райда и убеждала себя в том, что сильно страдать не будет, она страдала. Слонялась по дому с телефоном, на экране которого был набран номер Доминики, разглядывала фото и, конечно же, думала о ней перед сном и во время выполнения домашнего задания. В последнее время страдать стало некогда — кончалась последняя четверть. Её нужно было закончить хорошо. Райда желала в этом году завоевать право называться круглой отличницей, но вряд ли получится.

Сергей точно не выставит ей пять по своим предметам, даже если она всю алгебру с геометрией будет у доски красоваться и решать на отлично каждое заданное уравнение, неравенство с задачами на синусы-косинусы, вписанные-описанные углы. Обязательно найдёт к чему придраться, мерзавец.

Райда не могла видеть тонкую высокую фигуру Сергея, его белобрысую голову: ей становилось тошно. Слышать голос, сочащийся медом и такого же цвета — прозрачно-жёлтого, как янтарь, но крепкого, визгливо-крикливого. На его уроках она старалась смотреть всюду, но только не на него. И не на мальчишек-одноклассников. Раньше Райда общалась с ними, однако, сейчас они опустились в её глазах к самому плинтусу мироздания. Все началось с того, как Райда услышала от них слова: «тёлки», «бабы», «подсоски» и подобные. А сегодня были великие рассуждения с задней парты о предназначении женского пола.

— Бабам нужно быть красивыми, а парням сильными, правильно это Марта Семёновна сказала, — промямлил Данил. Его ноги были закинуты на парту, руки сложены. А лицо такое важное, будто в Московском Кремле работает. И с прыщами.

Паша кивнул и добавил, что некрасивые бабы — вовсе не бабы.

«А кто тогда?» — на лице Райды отразилось недоумение.

Позже она задумалась: а она сама считается красивой? Посмотрела на одну одноклассницу, которую многие таковой считали. Аннушка (отчего-то многие звали её именно так) сидела около окна, как и Райда, думая о своём. Лицо «ромбиком»; прямой небольшой нос; розовые губы, ни полные, ни узкие; янтарные миндалевидные глаза с поднятыми вверх уголками. Русая коса до плеч. Чистая кожа, разве что имелось несколько родинок. Одевалась Аннушка по форме: клетчатая юбка оголяла колени, серая жилетка подчёркивала талию. У Аннушки была очень тонкая талия. Райда приметила это в раздевалке перед физкультурой и крайне смутилась.

Райда была совсем не похожей на Аннушку. Все лицо и тело в веснушках, нос огромный, да ещё и с горбинкой, губы тонкие, глаза как плошки. Как-то Райде сказали, что у неё блеклое лицо из-за светлых ресниц и бровей. Скорее всего, она некрасивая, по мнению парней. Значит ли это, что она ненастоящая девочка или девушка? Бред.

В класс зашёл Сергей.

Райда опустила взгляд.

Он тут же отругал побледневшего Данила за закинутые на парту ноги и вызвал к доске, чтоб завалить. Сергей проявлял на Даниле свои садистские наклонности аж пол-урока, и в конце вытянул его на тройку, приговаривая, что реальная оценка знаний Данила стремится к отрицательным значениям. Райда улыбалась в парту: так ему, за «баб». Оставшиеся двадцать минут Сергей возмущался по поводу не сделанного домашнего задания, оценок и тыкал восьмой «б» носами в ошибки, как котят в последствия проказы. В самом конце урока он указал на стопку зелёных тетрадей и уже на тон мягче посоветовал поглядеть оценки. Райда дождалась, пока большинство ребят возьмут тетради и прошла за своей. Не любила она толкучек.

Девочка все так же старалась не смотреть на Сергея, но в момент случайно подняла глаза и, как и вчера, встретилась взглядами. Или вчера то был Алексей? В синих глазах читалась непонятная эмоция. То ли интерес, то ли брезгливость. Нет. Это точно не брезгливость. Так показалось из-за поджатых губ.

Райда встала подле его стола, открыла тетрадь. И узрела тройку. Её глаза-плошки стали тарелками.

Она почти взвизгнула:

— За что?

— Чего орёшь? — вопросом на вопрос ответил Сергей и заглянул в тетрадь. — Тройка? Значит, заслужила.

— Я весь вечер готовилась. Не может быть тройка. У меня всего одно задание неверно сделано!

— Плохо готовилась.

— Хорошо!

— Ты мне в лицо не ори. Если тебя тройка не устраивает, могу поставить двойку. Или приходи после седьмого урока в учительскую. После шестого пойдет Берёзина, Анна.

Райда кивнула, мол, ждите.

До встречи с Сергеем оставалось два урока.

Райда погуляла по третьему этажу, поискала глазами Доминику, но так и не нашла. А у её класса урок должен быть на этом этаже. Ладно. Она любительница позависать в компании старших, наверняка сейчас с ними.

— Привет!

Райда дернулась, повернула голову и подняла брови. Сбоку от неё стояла пятиклассница Маша, племянница Лики. Хотя так с первого взгляда и не скажешь. Больно разные. Маша была низкой и худой, с волосами холодного каштанового оттенка (единственная общая черта, правда, таким цветом добрая часть России обладала, и схожести это давало, ну… процентов десять от силы), заплетенными в две толстые косы и голубыми глазами. Девочка в руках теребила ленточку с косички. Райда тоже с ней поздоровалась.

— У тебя столько сережек в ушах! — снизу вверх с мерцающими искорками во взгляде восклицала Маша. У Райды действительно было много проколов в ушах и не только. Она улыбнулась Маше и высунула язык, тоже проколотый, пошевелила титановой штангой. Маша открыла рот в немом: «Ого».

— А это больно все колоть?

— Где как. Мочки не очень, хрящи подискомфортнее, язык и перегородку носа я не поняла.

— Классно выглядит.

— Тоже хочешь?

— Не знаю, — пожала плечами Маша. Лямки розового рюкзака немного сползли. — И так хорошо. Да и мама с папой вряд ли разрешат. Но если что, я могу спросить у Лики. Она мне мало что запрещает. Удар от гнева родителей заберет на себя.

Маша растянулась в улыбке.

— Да… многие родители не разрешают такое. Я понимаю почему. Проколы могут и загноиться, и не прижиться. Мои мамы дали добро при условии, что я буду ухаживать за дырками.

Маша ещё несколько раз восхитилась пирсингом и ушла, потому что её позвала одноклассница мешать старшим, то есть перекидывать пенал.

И Райда пошла к своему косяку. Вовремя: начался русский язык. Урок номер один прошёл без происшествий.

Аннушка отпросилась с него за пять минут до перемены. Ей не очень хотелось идти к Сергею, но исправлять оценку надо. Аннушку беспокоило то, что он позвал её отрабатывать оценку не с Райдой, а в одиночку.

Второй русский был для Райды унылым, тянучим, время будто остановилось, минутная стрелка диска часов едва-едва двигалась. Она одной из первых закончила заданные упражнения и большую часть урока сидела просто так, калякая на листке от алгебры кривоватые мордочки котов.

Русица все не приходила.

Место рядом с Райдой было свободным. Мало кто из класса хорошо общался с ней, разве что Аннушка могла подсесть и ещё две девочки. Райда не знала — плохо это или нет. Мамы говорили, что быть одной совсем неплохо, но вдруг они лишь успокаивали Райду?

В кабинете русского были такие же занавески, как у Райды в комнате. Весь длинный подоконник уставлен растениями. Зеленая доска испещрена царапинами. Вверху белело: упр 456, 458, 461, 465.

Хлопнула дверь. Райда, не отрывая от листа ручку, вместе со всеми повернулась на звук. В класс ворвалась Аннушка. Её нос и щеки покраснели, волосы разметались по плечам. Она уселась за парту у окна и закрыла лицо ладонями.

Не сдала? Аннушка же шарила в алгебре! Сразу же будто настал октябрь, ударила минусовая температура внутри и облетели надежды. А может, хрен с этой тройкой.?

Нет, надо. Возможно, Аннушка расклеилась вовсе не из-за алгебры. Потеряла что-то, телефон, например.

Класс обратил внимание на Аннушку. Двадцать пять пар глаз глядели на девочку, съежившуюся в комок. Будто никогда не видели плачущих. Аннушке от этого стало ещё тяжелее. Еще один камень лёг на плечи.

«На меня все смотрят. Они всё знают».

Аннушка не смогла сдержать громкого всхлипа. Райда вскочила с места и оперлась руками о её парту.

— Иди в туалет, они тебе не дадут успокоится.

Аннушка подняла глаза, ставшие от слез почти желтыми, на Райду. Переспросила дрожащим голосом.

Теперь уже класс смотрел не только на Аннушку, но и на Райду. Ощущение взглядов облепляло тело под школьной формой.

Райда дотронулась до руки Аннушки.

— Идём, — прошептала.

— Хо… хорошо.

Они вышли из кабинета. Райда держала Аннушку за запястье. Прошлись по пустому коридору, на пол которого квадратами падал солнечный свет. Было непривычно тихо, настолько, насколько может быть в школе, полной людей. Сейчас они распиханы по классам. В маленькие ячейки. Девочки слышали собственные шаги оглушающими — цокот небольших каблуков.

Вот и туалет. Аннушка положила очки на раковину и повернула вентиль с голубым кружком. Из крана потекла вода. Она аккуратно промыла глаза, подбородок, стекла очков. Райда стояла позади неё и дивилась тому, что сейчас сделала. В последнее время её очень тянуло геройствовать. От Лики заразилась, что ли?

В туалете было темно. Райда закрыла дверь, и единственным источником света осталось прямоугольное окошко под потолком. Пол был покрыт мелкой тускло-бордовой плиткой.

— Что тебя расстроило? — ненавязчиво поинтересовалась Райда.

— Не ходи к Сергею Николаевичу в учительскую, или куда он тебя пригласил. Он будет тебя… трогать.

Райду будто ударили. Трогать? Зачем? Где?

— Он… тебя трогал?

Аннушка кивнула.

— Сначала сказал, какая я красивая девушка. А потом потрогал. Он хотел… — Аннушке было тяжело говорить. Она постоянно сглатывала, сжала ткань юбки до побеления в костяшках, — большего, но в учительскую постучали.

— Спасибо, что поделилась.

— Ты ведь никому не расскажешь?

— Ну, на самом деле…— Райда вздохнула больше воздуха в лёгкие, — я считаю, стоит рассказать кому-то из взрослых. Женщин. Маме, классной руководительнице.

— А они… не скажут, что я во всем виновата?

— Это же тебя Сергей Николаевич трогал, а не ты его!

— Фу!

Аннушке стало смешно. Райде тоже.

Она призналась, что все-таки пойдёт к Сергею. Начнет приставать — Райда начнёт качать угрозы. Аннушка предприняла попытки образумить Райду, но ничего не вышло.

И вот он, конец седьмого урока. Снова этот холодок по внутренностям, ощущение октября, ветра в этот месяц. Девочки быстро забрали свои рюкзаки из класса и спустились на первый этаж. Аннушка сказала, что подождёт Райду под дверью.

Страшно.

Райда постучалась, а после приоткрыла дверь. Аннушка выпучила глаза и поднесла ладони ко рту. Вытянулась, как по струночке. Но даже так она была ниже Райды.

— Входи, — махнул рукой Сергей.

Аннушка вовсе растерялась.

Райда вошла в залитую солнцем учительскую. Сердце норовило убиться об ребра. Сергей сидел весь из себя елейный. В белой наглаженной рубашке, с двумя расстегнутыми у воротника пуговицами.

Сергей подогнал Райду к себе.

— Как будешь исправлять оценку?

— Могу задание выполнить. Завтра принесу.

— Задание, говоришь?

Райда кивнула.

Лицо Сергея стало ещё елейнее.

— Я тебе дам задание.

Райда уже выдохнула, ожидая, что сейчас он начнёт диктовать номера в этом своём тоне а-ля директор самой престижной компании страны, но Сергей положил ей на плечо руку и сказал:

— Опустись на колени.

Райда спросила, зачем ей на колени опускаться. И стоя все у неё прекрасно. Сергей раздраженно ответил, что пусть она сначала на колени встанет, а потом все будет ясно, и вообще не перечит старшим.

Райда вдруг поняла, зачем он её попросил так сделать, и отскочила. Захотела выбежать из учительской, в следующую секунду Сергей её хватанул за бедро и сжал. Райда закричала, что пожалуется мамам, учительницам, одноклассницам все расскажет. Он расслабил хватку. Следы от ногтей моментально заныли. Райда не стала дожидаться его оправданий и выбежала за дверь, закрывшись после себя.

Аннушка ждала её и бросилась прямо под ноги. Райда потеряла равновесие, но не упала.

— Ой, — Аннушка смутилась и поджала колени.

Райда её похлопала по плечу.

Девочки шли в раздевалку в молчании. Аннушка слышала диалог и вскрик Райды, только не решилась ничего предпринять. Тело бетоном застыло.

Первая смена почти вся ушла. На крючках стеллажа восьмых классов висели лишь три куртки: Райдина чёрная, красная с белым Аннушки и с розовыми вставками Доминики. Она тоже ещё в школе, значит. Долги разгребает.

— М-м-м… может, обменяемся номерами? — тихо предложила Аннушка.

— Оу, если хочешь, то конечно! — оживленно отозвалась Райда. Подсуетилась: достала телефон из кармана рюкзака.

Аннушке стало тепло. Возможно, её лицо поцеловало лучами вешнего солнца, или это чувство родилось из-за Райды. Она также взяла в руки телефон. Корпус его был чёрным, а окантовка экрана и кнопки — светлыми. Девочки быстро продиктовали подруга подруге номера, накинули куртки и вышли из здания школы.

Воздух был полон свежести вперемешку с озоном. Ноги слегка продувало. Около забора школы курили старшеклассники — от их одежды за несколько метров несло табаком. Аннушка и Райда быстро прошмыгнули между ними, скривившись. Самим-то не противно? Красуются, строят из себя взрослых. Прячутся по углам позорно.

На развилке Райда и Аннушка должны были разойтись, но не сделали этого. Стоило Райде отвернуться и поднять руку, дабы помахать, Аннушка схватила её за запястье и приказала: стой!

Райда непонимающе уставилась на Аннушку.

— Давай… погуляем? — с толикой надежды в глазах и скромной улыбкой спросила она.

Райда замялась. Она не ожидала такого услышать. Ответила, что согласна. Только домой переодеться нужно забежать да рюкзак забросить. Аннушка увязалась хвостиком.

Они прошли сквозь дворы, вышли к окраинам и дальше пошлепали по лужам уже напрямик. С одного двора через частокол высунулась лохматая собачья морда, совсем не такая, как у Маси, и зарычала на девочек. Аннушка сглотнула. Она боялась собак и шума до тошноты.

К дому Райды они пришли довольно быстро. Аннушка разглядывала все широко раскрытыми глазами, стройными пальцами ощупывала гладкие доски забора. Взгляд Аннушки поменялся, когда она заметила Масю. Стал каким-то заячьим или мышиным.

— Мася не кусается.

Аннушку эти слова не успокоили. Она кое-как прошла через двор и выдохнула лишь на пороге дома. Райда понимала Аннушку: она имеет право ощущать опасность к тому, что, вероятно, причинило ей боль ранее. Боится и боится, что теперь, насиловать её?

Пока Райда хлопотала по дому, Аннушка возилась с кошками. Вот у них тут же возникла взаимная симпатия. Кошки терлись о неё мордочками, одна лизнула тёплую ладонь. Говорят, животные не тянутся к злым и дрянным. Это значило, что Аннушка — хорошая. Впрочем, это и без кошачьего доверия было ясно. Аннушка редко кому отказывала, свой кусок отдаст, лишь бы не голодали близкие. Быть доброй — тяжелое бремя, и Райде стала любопытна одна вещь. Это Аннушку так воспитали, либо она сама для себя решила быть таковой? Во всяком случае, такое достойно похвалы.

После того, как об Аннушку обтерлись все кошки по очереди и без, девочки решили не идти гулять, а лучше сделать уроки.

Аннушке очень понравилась комната Райды. На стенах висели плакаты, рисунки, чёрная гитара над кроватью. Потолок скошенный.

— Это твои рисунки? У тебя хорошо получается!

Аннушка тыкнула пальцем в вырезки из Доминикиного альбома. Персонажки из одного аниме, кажется, единственного просмотренного Райдой. И сама Райда с Доминикой в анимешном стиле.

Райда покачала головой. Она рисовала не очень хорошо и редко, в отличии от Доминики, да и совершенствовать навыки не стремилась. Зато в сфере музыки преуспевала! Когда-то в юности Умила занималась музыкой, но это так и осталось на уровне хобби. Года два-три назад Райда всерьёз заинтересовалась роком, и Умиле пришлось вспомнить собственные первые уроки и обучить дочку азам.

Домашку они делали лениво, постоянно отвлекаясь то на кошек, то на ещё что-то. Закончили её только к семи часам, когда пришли домой родительницы. Райда выдавила улыбку. Она даже не сказала, что как бы не одна дома. И не успела спуститься, дабы предупредить.

Послышались шаги по лестнице. Судя по лёгкой походке, шла Дана. Аннушка существовала спокойно, разглядывая плакаты и задорно качая ногами. Её кулончик, сделанный в морской тематике, мигал оранжевым в закатном солнце. По колготкам шла стрелка от школьного стула. Жилетку Аннушка сняла. С ней было слишком жарко сидеть.

Дверь открылась, Дана ойкнула, завидев, что помимо дочкиной рыжей макушки была ещё и русая. Девочки обернулись.

— Здравствуйте, — кивнула Аннушка.

— Мы уроки делаем.

Дана пожала плечами, удивляясь тому, что Райда вообще с кем-то заобщалась, кроме Доминики.

Аннушка вспомнила, что ей пора домой. Райда с неожиданной для себя неохотой отпустила её. Она наблюдала за тем, как Аннушка накидывает на плечи жилетку, сгребает в голубой рюкзак свои учебники и тетради с пеналом. Проводила. Перед тем, как окончательно уйти, Аннушка потрепала Фиму и Белянку, задержалась взглядом на мамах Райды и вспомнила про страшную Масю во дворе.

Райда сберегла Аннушку до калитки и выпустила. Немного отойдя, Аннушка позвала Райду.

— Раис. Ты, получается, живёшь с мамой и её подругой? Или это тётя твоя?

Райда застыла. Аннушка, вроде вполне понимающая, но… вдруг именно этого она не примет? Тема однополой любви если и поднималась в обществе, то только в негативном ключе. Ещё и как назло, вокруг этой любви наросли стереотипы, усугубляющие ситуацию. Если женщины предаются лесбийской любви — они это якобы перерастут и станут «нормальными»: выйдут замуж, родят детей, начнут варить борщи и зашивать мужу трусы. Не перерастут — да кому они такие нужны? Иногда случалось так, что гомосексуалок и бисексуалок пытались перевоспитать посредством изнасилования. Мол, они попробуют мужчину, и это мракобесие из них испарится. Убивали… Девочка, пересилив тяжесть внутри, объяснила.

— Они обе мои мамы.

— Как? — глаза Аннушки округлились. Так же не бывает, чтобы в семье было две мамы. Мама бывает одна. Та, кто выносила и родила. Как одним ребёнком могут забеременеть двое?

— Вот так, — Райда облокотилась об забор. Рост ей позволял сделать это. — Они обе меня воспитывали и ждали. Мы такая же семья, как и многие другие.

— Я… все равно не понимаю.

Аннушка действительно не могла переварить эту информацию. Она свалилась на неё, как снег с ёлки. По телевизору показывали лишь любовь между мужчиной и женщиной, а между двумя мужчинами и женщинами только дружбу. По-иному не бывало.

— Они как муж и жена, только обе жены.

Райда уже не знала, как извернуться, чтобы в черепную коробку Аннушки наконец-то её слова дошли.

— А так разве можно? Они ведь одного пола.

— Конечно можно! Почему нет.

— Я нигде такого не замечала.

— А ты попробуй. Подумай над этим. Может, сама окажешься той, кому нравится свой пол. Или оба.

Пожав плечами, Райда сорвала прошлогоднюю желтую травинку и покрутила её в белых пальцах, ухмыляясь. Она вышла на улицу в домашней одежде: зелёной футболке с длинными рукавами, делающей акцент на её глазах, в чёрных штанах и резиновых сланцах. К ней подбежала Мася. Вытащила из ладони травинку и убежала, задорно махая хвостом.

Она казалась не такой уж и страшной.

Аннушка опустила взгляд на грязные ботинки и сказала, что поразмышляет. Она верила Райде.Однополая любовь есть. Но почему тогда общество делает вид, что нет?

Попрощалась. Райда тоже. Аннушка обернулась и увидела, как Райда взяла под мышку Масю и ушла в дом. К мамам.

Дома Райда открыла сообщения и нашла Лику.

«Привет! Сегодня такое произошло»

Не дожидаясь ответа, Райда отправила ещё сообщение.

«Моя одноклассница пошла к математику в учительскую, исправлять оценку, а он её домогался. Мне тоже надо было. Я решила пойти, не факт же, что и меня он трогать будет. А он потрогал за ногу, ну и хотел ещё… эм… Я начала качать угрозы, и математик отпустил меня. Пипец»

Лика и до этого была в сети, однако, написала только после последнего сообщения.

«Привет. Молодец, что не дала себя в обиду. Сказала ещё кому-то? Будут разбираться?»

Райда напечатала, что поделилась только ей и той однокласснице.

«Лучше скажи»

«Попробую» — соврала Райда и добавила, — «с той одноклассницей я подружилась».

«Хорошо»

========== Часть 3 ==========

Спустя несколько посещений дома Райды Аннушка перестала бояться Масю и даже пыталась с нею играть. Кидала мячик, а Мася его приносила, счастливо пыхтя; учила обегать деревья, мотивируя кружком колбасы. Остальных собак Аннушка избегала до сих пор.

Девочки сблизились. Райда и Аннушка проводили много времени вместе. Они стали сидеть за одной партой, немного болтали на уроках, делали домашку и гуляли.

Четвёртая четверть уже как месяц закончилась. Райда вышла с неё отличницей по всем предметам, только по алгебре и геометрии стояли четверки, как и у Аннушки.

«Ладно хоть не тройки» — думали девочки с облегчением.

О домогательстве Райда отчего-то решила мамам не рассказывать. Как-нибудь позже, когда закончит школу. И вообще, она считала, что именно ей Сергей Николаевич подарил меньшую травму. Она не ощущалась болью, так, могла засаднить немного, как коленка с парой неглубоких ссадин в горячей воде. А вот Аннушке подпортил отношения с собой и своим телом знатно: она стала носить ещё более закрытую одежду, чем раньше. Как оказалось, Аннушка тогда немного постеснялась и сказала лишь о прикосновениях, но на самом деле Сергей Николаевич принудил её и к более близкому: расстегнул штаны перед нею, стоящей на коленках на плинтусе в учительской. Райду дернуло, и она чуть не пролила чай. Фу-фу. В случившемся Райда Аннушку не винила, но, если так поразмыслить, Аннушка могла ведь и оказать сопротивление. Наступить на ногу, закричать: её бы обязательно услышали.

Аннушка сидела напротив Райды. Две пряди у лица, которые ей мешались, Аннушка завязала резинкой на затылке, остальные волосы распустила; на руке виднелся браслет из шнурка, а одета она была в платье, кофту фиолетового цвета и джинсы.

С того момента, как Аннушка подружилась с Райдой, каждый день для неё сопровождался открытием. Она никогда так за свои пятнадцать лет весело и насыщенно не жила.

Аннушка узнала, что существует однополая любовь, и это вполне трогательно и мило. Дана как-то тронулась губами щеки Умилы при ней. Пусть такой поцелуй может легко считаться подружеским действием, Аннушка выглядела по-хорошему потрясенной.

Не понимала Аннушка лишь одного: как гомосексуальные пары, кхм, могут спать вместе? Райда на её вопрос ответа не дала. Сказала: «Сама догадайся или спроси у взрослых. Вот, у самих мам». А Аннушка даже при богатом воображении не могла этого представить. Идти с таким вопросом не к Райде — неприлично, как в трусы залезть. Насчёт себя… Аннушка подумала над тем, нравятся ли ей девушки. Да. Как подруги. Аннушку привлекали мужчины, но в отношения с ними она точно бы не вступила. Слишком они к женскому полу предвзято и грубо относятся, причём все, поголовно, хоть о некоторых и другие впечатления складывались.

Аннушка узнала и о том, что это не она Сергея Николаевича своей красотой спровоцировала и виновата в принуждении, а он — мудак с явными педофильскими наклонностями, который ещё в школе работает среди молодняка. Да и как можно спровоцировать на такое?

Ну и немного о том, что для женщин доступны все пути. Не только счастливый брак, где муж не пьёт и не бьёт или сорок кошек (чем они плохи?), как говорила ей мама и старшая сестра Таня, сама державшаяся еле-еле за свой распадающийся на кусочки брак.

Аннушка задумывалась о работе в сфере медицины, хотя ещё не решила точно. Не хотелось донельзя долго учиться, а в итоге идти рядовой санитаркой в местную затхлую больницу: мыть полы от блевотины, крови, собирать кишки, выносить утки и получать две копейки. Хотелось… большего. Аннушка не так давно слышала об эмбриологии — науке, занимающейся изучением внутриутробного развития зародыша до восьмой недели. И она её зацепила. Аннушка подумала, что возможно, желала бы в будущем стать эмбрионологиней.

А Райда хотела идти в сторону химии. Не решила, правда, на кого.

Пушка прошлой ночью разродилась. Как предвещали мамы, котят было много. Шестеро слепых комочков, очень маленьких, с розовыми мордочками, прижатыми к голове ушками. Четыре кошечки — белая; черная с пятнышком на груди; серая в тёмную полосочку, светлой задней лапой; рыже-белая — и два котика — рыжий и весь в пятнышко. Дана с Умилой не разрешили тискать котят, но как же хотелось! Аннушка тронула бархатную шерстку одного, пахнущую сладким молоком, когда только пришла, и Райда шлепнула её по руке.

Котята в картонной коробке пищали. Пушка лежала в углу этой же коробки. Стоило пройти кому-то около неё, и кошка поднимала вверх страдальческие блестящие глаза. Дана её прекрасно понимала.

Кухня соединялась с гостиной и отделялась от прихожей стеной. Она была средних размеров, все как нужно.

Райда и Аннушка выпили чай и поднялись в комнату.

Вечерело. Аннушке мама с натягом разрешила остаться на ночь у подруги. «У тебя что, своего дома нет?»

Она не надеялась, что ей дадут добро, и одежды не взяла. Райда ответила, что поделится своею и хихикнула.

— Надеюсь, ты в ней не утонешь.

— Не знаю. — Аннушка пожала плечами.

Райда задумала одну вещь. Она замечала, что Доминика общается с Сергеем и Алексеем довольно близко. А они — не лучшие кандидаты в друзья четырнадцатилетней девочке-эмочке. Мужчины не умеют дружить «просто так». А держа в голове тот поход в учительскую… Доминика себя в обиду не даст. Хоть она и низкая, неспортивная — отнюдь не хрупкая, с громким голосом. И не имеет привычки прятать секреты.

Доминика была знакома с близнецами уже как года три, — неудивительно, что она так им доверяет.

— Ань, — позвала Райда. Аннушка обернулась, вся во внимании. — Доминика очень близко с Сергеем Николаевичем общается, меня это беспокоит. Я хочу встретиться с ней и поговорить. Конечно, не думаю, что он и до неё домогался, но… просто предупредить не помешает.

Аннушка положила руки на колени и спросила, а чем она-то может помочь. Райда ответила: «Для моральной поддержки»

Губы Аннушки тронула улыбка. У неё, в общем-то, никогда не было подруг нормальных. Только с Райдой вот пока что все хорошо шло. Райда была довольно любопытной девочкой, с точки зрения Аннушки, и её окружение — не менее.

— Расскажи мне о Доминике, — Аннушка легла на кровать Райды, спиной прижавшись к стене, щекой к покрывалу. Райда посмотрела на неё глазами цвета лета и помрачнела.

— Мы с ней подружились в одиннадцать, когда она только в Инево приехала. Тогда же Доминика закорешилась с близнецами, матери все равно дома нет вечно. Не знаю, ходили ли они к ней на участок, но вот она к ним — да, и меня таскала. Мамы мне говорили, что мужчины, в общем-то, не очень хорошие, но я, маленькая дурочка, такая типа: «Хаха, да врут все, паранойя». Этой маленькой дурочке только недавно удалось познать истину материнских слов. Знаешь… Сергей Николаевич — мой отец, типа… Дана встречалась с ним до Умилы.

Челюсть Аннушки отвисла. Она смотрела на Райду, и в голове у неё проводились параллели с близнецами. Белесые брови, лицо в пятнышку, глаза-плошки, кости выпирают. Похожа. Но не укладывалось, что Сергей Николаевич её отец. Не укладывалось, что отец может так относиться к своей дочери.

— Ну, отошла от темы. Мы с Доминикой довольно разные, типа, я рисовать не умею, в стихи тоже, а она наоборот, и так ещё с гитарой. Я могу, она же ни в какую. Учимся по-разному: я — хорошистка, отличница, Доминика — с двойки на тройку едва перекатывается. Она пила «блейзер», сигареты стреляла у близнецов. Понимаю, неформалка, но надо как-то не одним днем жить. Постоянно в эмобоев втрескивается, фу. Меня подтрунивала тем, что мне никто из мальчиков не нравится, что я все такая правильная, мамина доченька. Ну, возможно, она и права.

Аннушка протянула многозначительное «да-а-а-а».

— Но ты скучаешь по ней?

Райда неопределённо покачала головой и пожала плечами. И да, и нет. Она действительно не знала.

Кошка заскреблась в дверь. Долго, умоляюще замяукала. Райда подвинулась к проёму, не покидая кровати, стопой зацепила входную ручку и дернула вниз. Проход открылся, и Фима виляющей поступью мягких лапок подобралась к кровати и запрыгнула. Свернулась калачиком между девочек.

Её ушки, как и усы, подергивались от малейшего колебания воздуха.

Аннушка с Райдой не спали примерно до часу ночи. А хотели лечь позднее. Райда выдала Аннушке из шкафа футболку серого цвета, с желтыми рукавами и шорты до середины бедра. Аннушка, действительно, немного в одежде потерялась: она оказалась для неё длинной, но по ширине — почти как раз.

Спать Аннушку отправили на первый этаж. Уснула она в ногах с кошкой, какой из — непонятно.

А утром её разбудила Райда с возгласами: «Уже как бы пол-одиннадцатого, чегой-то ты спишь, у нас (у меня, а ты в качестве поддержки) же встреча с Доминикой!» Аннушка мягко намекнула: «Ты не говорила, когда именно мы пойдём». Но встала, с превеликой неохотой. Нашла очки на тумбочке.

Мам дома не было. И Райда, и Аннушка находились не в восторге от свободных трех месяцев, а вернее, от того, что их ждёт далее, после лета — девятый класс. Он пролетит быстрее, чем предыдущие, нужно будет сдавать экзамены, а потом решать: поступать в колледж или в десятый. В старшие классы из-за Сергея Николаевича девочки не стремились.

Аннушка в лесу давненько не была. Жила она прямо посреди посёлка. До леса как-то не доходила, да и страшно: маньяки.

Всю дорогу Аннушка оглядывалась на каждую треснувшую под ногами веточку, на каждое шуршание листика оборачивалась, и Райде было очень смешно с этой трусихи. Наконец, они увидели две крыши. Дома близнецов и Доминики. Райда походила вокруг дома бывшей подруги. Аннушка за нею хвостиком. Похоже, Доминики дома не было.

— Вот когда нужно, так её нет! — Райда пнула камень, и он с грохотом влетел в забор. Носок сапога немного посветлел.

— Ну, ничего страшного, бывает.

— Бывает! — Райда стиснула зубы и обвела взглядом из-под насупленных светлых бровей ограду, кусты и Аннушку, перебирающую пальцами пальцы другой руки, а после попадания на неё этого неласкового взгляда, начавшую поглаживать себе плечи.

Райда ещё раз обошла дом Доминики, обошла дом близнецов и посветлела, заулыбалась: услышала немноговесные шаги, точно девичьи.

Сразу же стало волнительно. Аннушка присела с другой стороны калитки, думая, как, наверное, перепугается Доминика. Когда выходишь из дома, обычно не ожидаешь, что кто-то сидит на травке у калитки, прямо аки заправские бандитки.

— О.! О-охренеть!

Райда сама дернулась и с корточек упала на траву, огромными глазами глядя на девочку, оказавшуюся далеко не Доминикой. Аннушка испугалась попозже, потому что не поняла происходящего.

Девочка выглядела их сверстницей, может, на год-два старше. С короткими, до носа, крашенными в голубой волосами, некоторые пряди которых выцвели пастельно-зелёным; серыми глазами; черты лица и сам его овал были мягкими, вызывающими доверие. Роста небольшого, как Аннушка, телосложения среднего. Фигура, уже полностью сформированная, скрывалась под светлым свитшотом с радугой на размера три больше. Штаны большие — девочка их подвернула. Райда видела эту девочку среди механикесс.

— Чего разлетелись, вы, девчонки? Разве я такой страшный? — девочка посмеялась.

Девочки поднялись. Оказалось, что Аннушка и та девочка в свитшоте равного роста. Она поджала губы, заметив, что Райда выше. Райда же открыла рот, взглядом ловя взгляд Аннушки. Ей показалось, или девочка сказала по отношению к себе «страшный», а не «страшная»? Райда подумала, что никак это мальчик не может быть, вот никак.

— Эм… Мы Доминику ждали, простите. — Аннушка не знала, что сказать и отошла к Райде.

— Она не тут, сам хотел к ней наведаться или позвать, раз я у братьев.

— Сергей Николаевич и Алексей — твои братья? Ого. Значит, мы с тобой типа родственницы.

Аннушка подняла брови. Она уже забыла, что близнецы с Райдой кровно связаны.

— Они мне ничего не говорили про тебя. И… — девочка поправила, — родственники. Меня зовут Максим, мне пятнадцать, в сентябре будет шестнадцать, я… как бы парень.

Максим, по паспорту, медкарте и свидетельству о рождении Марина аж выделил слово «парень».

Аннушка и Райда переглянулись. Райда тоже не своим именем предпочитала называться, но вот эта девочка реально оказалась какой-то нездоровой. А ещё её странной называют! Да она по сравнению с Мариной самая что ни на есть среднестатистическая. Захотелось покрутить пальцем у виска. Аннушка, судя по взгляду, с Райдой была солидарна целиком и полностью. Но вот она пожала руку Марине и представилась:

— Я Аня, Аннушка, мне пятнадцать, девочка, — Аннушка не смогла сдержать смеха и потом указала на Райду, тяжело опиравшуюся об забор и вытянувшую ноги, — Райда, ей четырнадцать.

Марина окинула Аннушку взглядом с русой макушки до балеток. Убранные волосы, очки, платье и одновременно штаны. Она вызвала у неё неопределённые эмоции, что-то между «фриковатая ботанка» и «интересная». На самом деле, девочки Марину интересовали, как и будущее, довольно мало. Вот были бы Райда с Аннушкой парнями — обязательно подружилась. А так… пф-ф.

Жить у братьев Марине не так часто удавалось: лишь на каникулах максимум недельки две. Остальное время свои прекрасные годы она тратила на пребывание в школе-интернате. Хотелось жить как большинство — приходить после учёбы домой, в свою собственную комнату, чтобы семья была полная, (просто была) — однако, Марина на это особо не жаловалась. У неё в интернате были друзья и много хороших знакомых, здесь же, в самом посёлке — Доминика да Александра (которая, на самом деле, Александр).

Марина кивнула девочкам, неловко попрощалась и убралась с их глаз довольно скоро. У неё было сегодня дельце личное, несомненной важности. Она ещё давно видела на улицах Инево высокую девушку с короткими волосами холодного каштанового цвета, в одежде из мужского отдела, довольно… маскулинную, так сказать, и мысленно сделала пометку: надо познакомиться. Девяносто девяти процентно, что она тоже имеет аналогичную проблему — не чувствует себя девушкой.

И сейчас, вышедши из леса и стоя у голубой коробки киоска, Марина чувствовала, как её ребра распирает и ожидала услышать их треск, а сердце и вовсе места не находило, плясало в грудной клетке. Она только что снова увидела ту девушку. Какая удача. Так сразу! Марина перебежала дорогу, чтобы оказаться на той же стороне улицы, а потом очень непалевно, растягивая шаги, пошла след в след до конца ограды, пятиэтажного дома и начала перекрестка.

Лика повела взглядом, спалив горе-ищейку, и еле-еле удерживала серьёзное выражение лица, особенно, когда маленькая ищейка набралась смелости познакомиться. Лика шла к своей девушке — Лисе — и совсем не хотела задерживаться. Лицо Марины вытянулось, стоило Лике озвучить свой возраст и обратиться к себе и ней в женском роде.

— Я не девочка, — надула губы Марина в сотый раз.

— Ох, а кто же? — Лика, широко расставив локти, наклонившись, уперлась ладонями в бока.

— Ну… — Маринины щеки стали розоватыми, — парень, нетрудно догадаться. Максим, шестнадцать. Будет в сентябре.

Лика раскрыла глаза с очень выразительным выражением лица, таким, что Марине захотелось самолично втоптаться в грязь по уши. Как много эмоций и одновременно такое равнодушие. Марина впервые видела подобное.

— М-да… надо же… девочка считает себя парнем… ни хрена не удивила. От тебя за километр несёт женоненавистничеством.

Марина открыла рот и снизу вверх глянула на Лику. Сама-то… не образец женственности. Как мужчина выглядит, — один в один, — а ещё что-то рявкает. Да, как мужчина. Марина с ног до головы Лику оглядела и уверилась в этом. Только очень недурный, располагающий к себе, и слышался от футболки запах сирени. От мужчин по-иному пахнет.

Слова Лики нехило резанули по Марине.

— Я не женоненавистник, — Марина потупила глаза к кедам. Немного подумав, она сквозь сжатые зубы прошипела, — сама такая, раз женственность отвергаешь.

— Ох.

Лику эти слова вообще никак не коснулись. Её брови лишь с издёвкой приподнялись, что Марину ещё сильнее в грязь втоптало. Не будет она больше ко взрослым лезть… все они какие-то… долбанные консерваторы-фанатики религиозные. И трансфобы.

А ведь, думалось Марине, Лика не такая, какой оказалась. И младше представлялась. Или трансгендерным мужчиной, или хотя бы поддерживающей всю эту движуху с ЛГБТ+. Никто её не понимает, не принимает. Только Доминика, Александра да братья процентов на сорок. Марина ещё раз глянула на Лику исподлобья и развернулась. В спину прилетело смешком. Марина ускорила шаг, чувствуя жжение в груди от желания крикнуть едкое «всего хорошего!» Сдержалась.

Вечер был солнечным, приятно-теплым воздух. Траву и листья едва трогал ветер. На улицах народу — как всегда в такие дни — много. На Марину это давило. Настроение резко стало не очень. Марине хотелось, чтобы сейчас трава прилегла к земле, небо потемнело и полился дождь. В голове впервые за несколько лет мелькнула мысль: а не подружиться ли мне с этими девочками? Русой в платье и джинсах и рыжей с пирсингом. Как там… Марина помассировала виски (так делали Сергей и Алексей). Аня и Райда. У рыжей было странное имя, нерусское. Явно сама придумала. Выглядит-то вполне местной.

«Странная» — решила Марина.

========== Часть 4 ==========

Марина попыталась подружиться с Аннушкой и Райдой, и у неё вроде как вышло. Девочки отнеслись к ней положительно, хотя их смущало то, что Марина просит называть себя Максимом и говорит про себя, как про мальчишку. Но появилось препятствие в виде Доминики. Доминика не хотела ни с кем делить Марину, единственную близкую яойщицу, тем более с бывшей подругой. Она ругалась с Мариной при каждом удобном случае, обвиняла чуть ли не в грядущем конце света, и та уже была с Райдой абсолютно солидарна. Доминика невыносима. В последние недели две Марина все чаще задавалась вопросом:

«А не порвать и мне с Доминикой все связующие?»

Аннушка и Райда большинство Марининых взглядов и увлечений не разделяли. В основном, даже наоборот считали, на что Марина фыркала и вредно отвечала: «Вы такие скучные».

Девочки встречались на нейтральной территории — в лесу, за деревней Зелёной. На сей территории находилась детская площадка. Заброшенная: краска шмотьями валялась в траве и могла осколком стекла застрять в ладони; одна сидушка качели едва-едва не падала вниз, когда на неё садились; лавочки из той же оперы. А дети и подростки все равно туда лезли.

Самой первой всегда приходила Райда, после виднелась Аннушка, и в конце вальяжно заявлялась Марина с руками в карманах. В рюкзаке у неё всегда была манга на тематику мужских гомосексуальных отношений, что не вызывало удивления ни у Райды, ни у Аннушки. Сидя на дереве, скрестив ноги, Марина объясняла и показывала Аннушке, почему же ей так нравится тот или иной пейринг. Аннушка делала вид, будто её это интересует, — приподнимала брови и глядела на страницы с черно-белыми картинками, изредка бросая взгляд на Райду, — чтобы не обидеть Марину. Аннушке на деле вообще на романтику было глубоко фиолетово: больше приключения интересовали. С женщинами на главных ролях, когда они пиратки, капитанки, амазонки, учёные. Самостоятельные личности-героини. Мужчины и так везде, все заполонили.

Райде показывать-рассказывать такое бесполезно. Она яой, сенен-ай никак не воспринимала, с разнополыми отношениями также. Весь фокус на девушек. Когда Марина поинтересовалась её ориентацией, Райда вместо ответа рукой махнула, сузив глаза и растянув рот. Хотела шуткануть, что ориентация — север, но неоригинально уже это.

— Я вот пансексуал, — призналась Марина и оторвалась от страниц.

Девочки с приподнятыми бровями синхронно переспросили: «Кто-кто?»

— Пансексуал. Не слышали, небось? Скучные… это когда тебе все люди нравятся.

— Типа как мои мамы? Это же бисексуальность, — возразила Райда.

— Бишкам нравятся только парни и девушки, и они их по-разному любят, а панам все равно на пол и гендер. Там в человека влюбляешься.

— Не вижу различий. Во всяком случае, или парень, или девушка получается.

— Нет. Есть же не только два гендера.

— А сколько?

— Много. Э-э, цисгендеры: ты девушка и девушкой себя считаешь, большинство людей то есть; трансгендерность: родился девушкой, но на самом деле парень; агендеры, бигендеры…

Марина перечисляла долго, и Аннушка подумала, что она в процессе сама напридумывала этих гендеров с десяток.

— Ну это же в голове все, а так пол не меняется.

Аннушка в дискуссии с Мариной не лезла. Во-первых, она не так сильно разбирается в обсуждаемых темах, во-вторых, как-то и не хочется… Аннушка, как заметила Райда, слишком уж неконфликтная была.

Марина прошептала что-то себе под нос, предположительно «иди на хрен». Райда улыбалась факту того, что Марина не нашла её словам опровержения. Как бы так и есть. Вся эта дребедень в голове, и идёт от общества.

А Аннушка просто сидела, тихонько носком балетки то прижимая траву к земле, то убирая его, и травинки вновь вставали в привычное положение. Смотрела вверх. В хитросплетениях ветвей гулял и ныл ветер. Тёплые дни все чаще и чаще навещали Инево, но надолго не задерживались. Впрочем, так было и в прошлый год, и два года назад, и десять. Их посёлок и тепло не очень дружили.

Марина дернула Аннушку за рукав и возвратила её, бедную, к страницам манги. Приметила: платье из грубой ткани, как вафельное дешёвое полотенце, которое обычно на Новый год дарят с изображением символа: крысы, быка, тигра, кролика, дракона, змеи, лошади, козы, обезьяны, петуха, собаки и свиньи. Да и выглядит так себе. Светло-голубое в красный горошек.

С Аннушкой и Райдой было намного спокойнее проводить время, чем с Доминикой. Пусть Райда холодная, не умеющая сопереживать, себялюбивая, но все лучше взрывной Доминики. Чуть что — повышала тон голоса. Говорили, Марина и сама такова, однако она лишь на таких косо смотрела. Вот ещё. Она совсем иная. Аннушка так вообще солнышка лучик, в противоположность Райде, всегда оказывала эмоциональную поддержку, очень тихая. С влажными глазами, поглаживающая себя по плечам. За свои интересы стояла недеятельно.

В общем, так и шли дни. Можно было сказать, девочки дружили втроём, пусть Райда и отказывалась с распростертыми объятиями принимать Марину в компанию.

Мамы Райды отнеслись к Марине ни тепло, ни холодно. Они лично не общались: оценивали её по россказням дочери и Аннушки. Сказали, у неё гендерная дисфория, и это лечится. У подростков такое случается, и вины в этом их нет — виновато, что неудивительно, общество. Общество, семья, школьный персонал диктует определённые нормы поведения для каждого пола, причём от девочек ожидают невыполнимого. На примере цвета волос. Блондинка — тупая. Брюнетка — блондинки мужчинам нравятся больше, стопудово стерва. Рыжая — бешеная. Пол равно гендер, соответственно, девочка думает, что сменив гендер, она не будет прессоваться обществом. Ну конечно. Ведь так все просто. Мамы сказали, поговорить бы ей с той же Ликой: она все по полочкам разложит, и если уж не переубедит Марину — заставит задуматься. Дана подметила, что Лика довольно умная девушка. В её возрасте она совсем другой была.

Когда Аннушка озвучила предложение Даны и Умилы, Марина на кошачий манер зашипела и вскочила со своего места, попутно причитая, что все её хотят то в психушку затолкать, то на разговоры с трансфобкой гонят. И никто, никто не понимает! Не нужна ей такая помощь! Она убежала, несмотря на окрики Аннушки. Райда объяснила Аннушке, что лучше не пытаться Марине помочь. Вредине этакой.

Марина не отвечала на сообщения ни от Аннушки — а хотелось, — ни от Райды. Зато гуляла с Доминикой. Обсуждали они прочитанную Доминикой наконец-то мангу. Её Марина ещё полгода назад советовала глянуть. Ходила на свидание с Александрой, по паспорту Александром. Марина познакомилась с ним в приюте, но продружила тесно недолго, так как он вышел из него по достижении совершеннолетия. Они начали встречаться за три месяца до его выпуска. Большую часть времени Марина и Саша общались в сети.

Марина любила шерстить странички в соц-сетях, без разницы кого: чужих или знакомых. Она навела курсор на поисковик, щелкнула и застучала по клавишам. Ввела название своего пгт — Инево. На экране ноутбука высветилось около пятисот страниц, среди них уже знакомые имена и лица. Марина к братьям собственный ноутбук не взяла, а нагло позаимствовала в пользование их. Она знала, что они не станут лезть в её пространство — не из уважения, а из-за того, что им это малоинтересно. Увлечения девочек пятнадцати-шестнадцати лет не особо впечатляли их. Марина надувала губы, думая о том, что братьям, кровинушкам своим, фиолетова её жизнь.

«Это и к лучшему» — убеждала себя Марина. Меньше знают, меньше ругают.

Страница Аннушки. Аня Берёзина. На аватарке фото её. Стена практически пустая. Подписки скучные, поэтому Марина даже листать их не стала. Остальное закрыто всё. В друзьях отыскалась Райда Ржавая. Там интересней. На стене репосты со всяких групп, посвященных року, гитаре, про лгбт было что-то. Подписки соответствующие. Марина подписалась на некоторые и щёлкнула уже по её друзьям. Долистала до буквы «Л». Она прищурилась. Знакомое лицо, имя-фамилия на слуху. Лика Атаманенко. Та самая, которая отшила её на улице неделю назад. Марина нахмурила лоб. Рука, а вернее стрелочка-курсор, хотела закрыть вкладку со страницей этой трансфобки, но Марина не могла противиться влечению любопытства.

Итак, Лика Атаманенко была в сети в 14:36. На странице записи есть, паблики открыты, сообщения. Пролистала чуть подальше вниз, там были репосты из групп о феминизме. Марина облизала губы и открыла подписки. Ну, что она ожидала? Конечно, группы о феминизме. Заходить в них Марина не стала — феминизм же женская забота. Да и вся эта движуха ей до тошноты противна. Чего только стоит гомофобия и трансфобия сего движения. Пансексуальности не существует, гендера два. Мыслят как консерваторки. И сами их критикуют. Заняться нечем? Сергей и Алексей говорили, что феминизм не нужен. Что это движение небритых жирных баб с недоебом. Марина кивала головой, совсем не задумываясь, что феминизм потому и нужен, что феминисток так называют и оценивают их внешний вид с точки зрения патриархата-неопатриархата. Ебабельная или неебабельная.

Марина поглядела в нижний правый угол: 21:52. Ещё не так поздно. Можно почитать репосты, пока братья не пришли и не отвоевали у неё свой ноутбук.

Марину с первого абзаца подбесили эти репосты. Говорилось, что мужчины от женщин почти ничем не отличаются. Так не может быть. Иначе как появился стереотип, что девочка априори слабее мальчика или женщина мужчины? Если женщина и побеждает мужчину — она исключение из правил. Не все такие. Марина на физкультуре, класса эдак с пятого, подмечала физиологическую женскую немощность. Девочкам давали более заниженные по сравнению с мальчиками нормативы, и то, некоторые не могли и этих заниженных сдать. Марина пыталась выполнять задания для мальчиков, но получалось едва-едва, верхний девичий порог, и слезы начинали блестеть в уголках глаз.

«Глупое женское тело» — ругалась на себя Марина, смотря через пелену на потертые от тысячи подошв доски пола интернатского спортзала. На железную дверь на улицу, около коей толпились взмокшие мальчишки в белых футболках и угольных шортах. — «я должен был родиться парнем»

Марина открыла самую последнюю фотографию Лики и, рассмотрев внимательнее её фигуру, убедилась: она — биологическая девушка. Плечи широкие, как у мужика, это да, но есть что-то женское. С натягом, но присутствует.

Марина заметила, что Лика появилась в сети. Курсор мыши так и тянулся открыть сообщения или добавить в друзья. Лика все также выглядела в её глазах трансфобкой, но уже появилось оправдание: психологические проблемы. Её, цис-девушку, просто путают с парнем, и ей неприятно. На самом деле, Марине казалось, что Лика просто не может принять себя как парня, и страдает от трансфобии в первую очередь к себе. И вообще, почему она, циска, так выглядит? Взгляд зацепился за фотографию Лики, приобнимающей какую-то черноволосую девушку. Она была смуглой, с короткой стрижкой боб-каре и довольно милой на лицо. А одета на пацанячий манер. Подруга? Возлюбленная.?

Марина отправила заявку в друзья, — сердце забилось (зачем она это сделала?), — и когда заявка подтвердилась, чуть не сломало ребра. Марина подождала минуты три: вдруг Лика напишет ей первой? Но Лика не писала. И она взяла инициативу в свои руки.

Напечатала: привет.

Лика вредно находилась в сети и не просматривала. Марина переживала. Может, вообще проигнорит? Но вот, сообщение было увидено.

Ответ убил своей многословностью.

«И?»

Попозже:

«Ну, привет, что уж».

«Цель нападения на мою личку и заявки в друзья? Биологический пол?»

Марина открыла рот и чуть не подпрыгнула на кровати от возмущения.

«просто одну вещь хочу спросить.» — Марина остановилась печатать. Руки лежали на клавиатуре-мозаике из букв, знаков, цифр. — «я парень, поставлен же пол»

«Да, Максимка Вольных, конечно ты у нас мальчик)»

«Не слепая, зрение у меня огого, вижу, что девочка с псих. проблемами, вот прям налицо. И у белобрысых близнецов сестра, а не брат как бы»

«может биологически я не парень, но буду».

«Хромосомы и ЖГС, которое, кстати, и вынуждает тебя думать, что ты парень, такие: я что, шутка для тебя?»

Марина скривила лицо. В комнате уже давно потемнело, горели неоном цифры на часах. Она застучала по кнопкам:

«ты можешь называть меня как угодно, я не отрицаю свой био пол, но для себя я парень, просто застрявший в женском теле, и только следуя стереотипам можно получить одобрение. его все хотят, каждый человек хочет, чтобы его норм воспринимали».

«что такое жгс?».

Лика печатала несколько минут.

«Женская гендерная социализация. Она заставляет женщин считать себя слабее, хуже муджиков, все «женское» и женщин скучным и неинтересным, комплековать из-за внешности, восхвалять мужчин, верить в них, ассоциировать себя с ними, чувствовать вину за домогательства к себе, например. Там много всего. Тех, у кого женские половые органы воспитывают по ЖГС, у кого мужские — по МГС».

«ну, если это действительно так».

«Наглядный пример».

«ты самая такая. считаешь все женское и женщин скучным и неинтересным».

«Ты меня не знаешь. У меня есть прекрасные знакомые девушки, они очень крутые. Я их люблю, они интересные, с ними всегда есть о чем поговорить. А все «женское» — я не просто так занесла в скобки. Не бывает чисто женских занятий (ну, кроме как утром кровавые простыни и трусы стирать, ха) и тд, имела ввиду стереотипно-женское».

«фу. не надо о таком писать».

«Какие мы нэжные, Максимка. Как тебя по паспорту зовут-то?»

«не твоё дело»

«Ути какая. Я прям уверена, Маша или Марина».

Марина отвела взгляд. Блин. Блин! Она бы прекратила диалог, но хотелось донести свою точку зрения. И… как она догадалась?

«Машунь, ну чего молчишь? В чем твоя гендерная дисфория проявляется?»

«я чувствую себя парнем. с мужским телом, голосом мне было бы лучше, мне интереснее общаться с парнями».

«Как можно чувствовать себя кем-то, кроме себя самой? Мне кажется, гениталии и самоощущение сравнивать глупо, как кота с китом, и то, у них общего больше. И… вот скажу по своему опыту. У меня были похожие проблемы, когда я притворялась парнем. Я называлась мужским именем, — Лёшей, — говорила в мужском роде, и оказалось: вау! Ко мне относились лучше, дружелюбнее, чем когда я была собой, девушки знакомились. И до сих пор так. Мужчины и женщины (реже) охотнее возьмут на заказ Лёшу, а не Лику, хотя отличий нет никаких. К мужчине заведомо лучше относятся, чем к женщине. Но сексизма не существует, конечно».

«причём тут сексизм?»

«иногда мне нужно себя вести более маскулинно, чтобы меня не назвали пидорком, гомиком и тд. за то, что я похож на девочку, и голос тонкий, волосы крашенные. я не гомофоб, просто бесят такие высказывания».

«Сексизм существует только в сторону женщин, ты не хочешь, чтобы тебя угнетали, поэтому пытаешься влезть в мужской гендер. Не удивлюсь, если хочешь гормошки на завтрак, обед и ужин есть и отрезать себе грудь. Поведение зависит от многих факторов: воспитания, темперамента, окружения — нет одинаковых людей. И шкалы маскулинности. Невозможно полностью соответствовать стереотипам. Знаешь, почему гомик — оскорбительно? Потому что: о, ужас. Его ведь трахают! Ебут ведь только девушек. Фу, зашкварище, он как женщина. А ведь женщина это всегда фу».

«это мой выбор. плоская грудь эстетичней».

«Бля, ахаха, пиздеец. Это не трансгендерность, а гетеросексуальность».

Марина тут же сообщила, что она не гетеро, а пан.

Лика ответила:

«Бля, ахаха, пиздеец×2. Тебе типа и парни, и девушки нравятся? Так это би, Маш».

«я Максим! я не буду объяснять отличия, ты все равно не поймёшь.»

«Я тоже ничего не буду объяснять».

«вот и порешили».

«Ага-ага. А чего ты спросить-то хотела?»

«уже ничего»

«Настоятельно рекомендую немного разобраться с самооценкой, великим самоощущением, и раз тебе нравятся девушки с плоской грудью со шрамами (хотя бы только поэтому), отработать внутреннюю мизогинию, читать некоторые вещи было тошно».

Марина немного задумалась над словами Лики. Ей ведь действительно нравится меньше, когда женская грудь развитая. Может, она только по парням? Ей нравятся не все… люди. Но впрочем, быстро отмела это. Лика вышла из сети, потом появилась снова, но уже никак с ней не взаимодействовала. Марина закрыла погасший ноутбук и осталась в полной темноте.

Братья не вернулись. Опять шляются где-то. Сами зовут к себе жить, а потом времени с ней не проводят. Ну и ладно. Марина подумала, что они могут и до утра не вернуться, и заново открыла ноут, удобнее устраивая его на коленях. Что там ей советовала глянуть Доминика?

========== Часть 5 ==========

Лика работала грузчицей с восемнадцати лет. Тогда её выгнали из дома, как неудавшуюся дочку — падчерицу — и пришлось что-то срочно предпринимать. С крышей над головой проблем не возникло, но деньгами обеспечивать её никто не собиралась.

Если на улице Лику могли с горем пополам определить как девушку, то на работе она для всех, кроме собригадников — парень. Они уже на своей шкуре просекли, что Лику воспринимают как человека противоположного пола, и для её благополучия обращались к ней в мужском роде — как к Лёше.

Лика с бригадой приехали на заказ вывезти диван. Его требовалось «сломать», по шутке высокой паршивости Тимофея Метлякова, крутящегося возле Лики беспрерывно.

— Очень смешно, — без энтузиазма оценила она слова Тимофея.

Он был примерно её лет, ниже, хилее, с русыми волосами, и Лика, если бы её попросили дать Тимофею характеристику, сказала бы следующее: лезет не в свое дело, бесит одним лишь дыханием, от камня в ботинке больше пользы. Лика разбирала диван, отвлекаясь лишь на рявканье на Тимофея.

Тимофей с интересом в глазах наблюдал за тем, что делала Лика, за её длинными узловатыми пальцами, рассматривал татуировку — FIRE — и чуть повыше — три связанные между собой треугольника. Рукав на другой руке задирался, то оголяя, то скрывая колючую проволоку на запястье. Лика сняла перчатки, так как они были уже плохи и только, как Тимофей, мешались.

— Красивый парень, да? — Тимофей указал на Лику девочке, вжавшейся лопатками в подоконник. Маленькая дочка заказчика. Лика хлопнула Тимофея по предплечью рожковым ключом, но это не убило хорошее настроение.

— Ну, да. — покачала головой девочка.

Лика остановилась и сдержала смех, чтобы не смутить девочку сильнее. Просто пожала плечами. Жесткая ткань спецодежды не стесняла движения.

Тимофей ещё несколько раз пытался заговорить с девочкой, но в гостиную вошла женщина и забрала малышку.

Лика ушла с квартиры заказчика со жгучей обидой на идиота Тимофея. Диван перевезли в другую квартиру, собрали. Уже только Лика, потому что Тимофей слился, получив свою долю.

«Мудак» — заклеймила Лика Тимофея.

Тимофей, конечно, спас ей жизнь, но все равно мудак. Он первым из бригады узнал настоящее имя Лёши, и целые полгода хранил тайну. А потом, когда Ликина банда решила проучить её, попытался их отговорить, заранее вызвал ментов. И перешёл вместе с Ликой в новую бригаду.

— Лёха? — Тимофей так и застыл в проёме, не отрывая от дверной ручки ладони. Лицо его вытянулось, и кажется, он был готов сорваться с места и убежать, но не мог. Или не захотел?

Тимофей глядел на Лику, отвернувшуюся от него в попытке спрятать побледневшее лицо.

— Не нужно смотреть, как люди переодеваются, — хладнокровно заметила Лика. — Неприлично.

— Я… — начал оправдываться Тимофей. «Это же служебное помещение».

— Просто уйди. У тебя есть прекрасный шанс: свалить и не получить по морде. Пожалуйста. И не говори никому.

Лика постояла так ещё немного — прикрывая торс футболкой, — и поняв, что Тимофей идиот, каких ещё только нужно поискать, она отвернулась к стене и напялила на себя эту злосчастную тряпку, после чего снова повернулась.

Как глупо. Лика думала, что если обман и вскроется, то из-за месячных. Вернее, если она протечёт. А тут из-за её едва выделяющейся нулёвки.

Она была будто загнана в угол. По бокам хламились коробки, спиной ощущалась холодная стена, а у выхода — темной тощей фигурой Тимофей, наверное, приросший к полу.

— Иди сюда, — махнула рукой Лика.

— А ты меня бить не будешь?

Лика ухмыльнулась. Её и вправду боятся. Надо же.

— Посмотрю.

Тимофей прошёл к Лике. На складе, ака служебном помещении, пахло каким-то болотом. В углах сплошная сырость.

— Ты, получается, трансгендер? — все ещё не до конца понимая, в чем дело, спросил Тимофей. Лика фыркнула, что вот сейчас бы могла его пнуть по рёбрам.

— Биологически я женщина, и, в общем-то, довольна этим. Удивительно, правда? С моей внешностью, — улыбнулась Лика. — Просто я живу такой жизнью, которой девушке якобы жить нельзя. Пришлось выкручиваться. Иначе я просто помру от голода на какой-то лавочке в парке.

— А… зовут тебя как тогда?

— Лика.

— Лика Смирнова?

Лика покачала головой и сказала, что не хочет рассказывать прям всё.

Так Тимофей и узнал тайну Лики. Потом он ещё спрашивал про её жизнь, но Лика отнекивалась. Слишком опасно. Единственное, она ещё добавила, что ей не двадцать семь, как написано в ксерокопии, а только двадцать пять будет в декабре.

Так проходил день: с утра до вечера работа, после работы — квартира да ее ненаглядная Лиска. Как белка в колесе, мышцы к вечеру, бывает, саднят, спина болит. Лика купила в синем, как её спецодежда, ларьке у дома консерву на ужин и наконец добралась до родной квартиры на втором и самом верхнем этаже. Прихожая встретила молчанием, только холодильник на кухне гудел будто ночью. И вообще, в квартире словно прорвало трубу с холодной водой, а ведь сейчас стоял июнь.

Лика кинула кроссовки в выемку под шкафом, посмотрела мельком в зеркало и не заметила ничего красивого. Издевается, тварь. Обычная девушка. С небольшим жёлтым синяком на скуле — последствие драки, — красными припухшими веками, — последствие беспокойных ночей, — тонкими искусанными губами — последствие привычки кусать губы при стрессе. Веснушки стали ярче и крупней.

Консерва морозила руку, и Лика чуть её не бросила, когда дернулась, увидя на своём диване Лису. Лиса засмеялась: она специально сидела тихо и не стала встречать Лику на пороге, чтобы увидеть эту прекрасную эмоцию на дорогом лице: поднятые брови, большие посветлевшие глаза и раскрытый рот.

— Лиса! Я тебедам сейчас..! Шестьдесят три рубля на банку рыбы, чего не сказала, что у меня тусуешься? Мне нечем тебя кормить.

— А меня не надо кормить, — Лиса медленно встала с дивана и подошла к Лике, огибая журнальный столик, служащим иногда обеденным. Приобняла за плечи тепло-тепло, в контраст холодному воздуху комнаты, Лика с улыбкой ответила тем же, проводя ладонью по голове.

— Почему? — Лика покраснела, и Лиса поднялась на носочки. Взгляд затуманился. Лика её обломала, — Ешь, что хочешь.

Лиса неопределённо качнула головой.

Это было совершенно нормальным для Лисы: заявиться в квартиру Лики поздней ночью или когда она на работе. Сама Лиса жила с семьёй. Средств не хватало даже на съемное жилье, а ведь надо ещё продукты покупать раз в три-четыре дня, одежду, (но это второстепенно). Лиса работала официанткой. Только в последнее время стала пропускать рабочие дни. Ей угрожали увольнением, и Лисе было с холодцой на это. После отношений со Славой ей на многое было плевать, исключение — Лика.

Работа в ресторане оказалась не такой хорошей, как напредставляла себе Лиса. Униформа состояла из бежевой футболки с рукавами до локтей, тёмных штанов и фартука с карманами, в которых хранились блокнот, ручка и деньги. В качестве обуви Лиса подобрала себе кеды. Все мило, прикрыто.

Общепит — это область, где популярность заведения прямо пропорциональна внешнему виду сотрудников, а вернее, сотрудниц. Лиса считала себя довольно привлекательной, только вряд ли это для молодой женщины плюс. Стабильно, как минимум раз в неделю, к Лисе (и другим официанткам) подкатывали и совсем юноши, и явно зрелого возраста мужчины. Лиса и так боялась мужчин до головокружения, а тут…

Когда она объясняла ухажерам, что не хочет знакомиться поближе — на глазах наворачивались слезы, дыхание сбивалось — они не принимали её отказа. Однажды один пытался тащить за руку, но Лиса зарыдала, и он разжал пальцы и обматерил её, убежавшую на кухню. Перестраховалась. Вдруг этот мужчина ударит её в ответ?

Несколько раз таких приставаний спустя Лиса начала бояться мужчин ещё сильней. Они и сотрудницы, которых Лиса попросила в случае чего встать на свою защиту, называли её мужененавистницей. Лиса просила Лику встречать её после работы, когда может. Ухажеры в момент рассеивались кто куда.

— Наверное, они поняли, что ты моя девушка! — с восторгом приметила Лиса, ненавязчиво сплетая тонкие прямые пальцы с Ликиными, тоже сравнительно узкими и корявыми. Лика не оказала сопротивления.

— Ну-ну, с большей вероятностью, парень. Если бы углядели, что я девушка, они не отстали. Лесбиянки, у-у!

Лиса пожала плечами.

На следующий день она не вышла на работу. Тошно было снова ловить на себе скользкие взгляды этих… Лиса не знала, как их обозвать. И улыбаться, вежливо вести себя, если даже смотрят вслед пониже спины, она не могла.

«Вот Лика бы его… » — думала Лиса в такие моменты, и гордость за Лику приливала к щекам и цвела в солнечном сплетении, отдавалась спазмом. Чем-то голубо-красным, факт — Лиса воспринимала мир хаосом звуков и цветов, — что хотелось бы самой избить извращенца об стол. Или залить глаза перцовым баллончиком.

Похожие ситуации встречались у Лисы и во время репетиций, и в университете. Лиса отучилась на актрису драматического театра и кино, и у неё хорошо получалось, потому что с раннего детства любила примерять на себя разные образы. Она специально брала те роли, где не нужно особо взаимодействовать с мужским полом, но удавалось не всегда.

В компании Лики Лиса чувствовала себя в безопасности, иначе бы и не начала отношения. Бывало, Лика обижала её какими-то словами, но Лиса быстро поняла: Лика сама страдает от того, что расстроила близкую. Лиса тоже, в общем-то, могла обозвать или грубое замечание сделать.

— Или я могу тебе свой тунец отдать. Не так уж сильно есть и хочу. — Лика все суетилась насчёт консервы.

— Ладно, давай в магазин схожу.

— Кстати, — Лика завладела вниманием Лисы, и та теперь глядела на неё снизу вверх с приоткрытым ртом. Лика посмеялась, пальцем нажала Лисе на подбородок, тем самым закрывая рот, — как ты сегодня? Ходила работать? Или дома сидела?

— Я сегодня до двух поработала и ушла. Думаю, может, новую работу найти… — Лиса тепло вздохнула Лике в ключицу.

— Попробуй. Я вот углядела себе несколько вакансий. Рабочие требуются на стройку, на заводе есть места. — Лика сделала паузу, а после задала вопрос, на который ответа никто не была в силах ей дать, — нахуй я вообще заканчивала институт ядерной физики. Ревела в пять утра из-за этой высшей математики.

— Ну, не факт, что и я буду известной актрисой.

— Сравнила, конечно. — покачала головой Лика. — Блин. Я ж тебе погулять собиралась предложить.

— О-о, давай. А можно я сегодня у тебя спать буду? Не хочу домой.

— Только не наглей. Мне вставать рано.

Лиса поднялась на носочки и тихонько поцеловала Лику в щеку. Ей так нравилось жить с Ликой. Жаль, что мама с папой не разрешают переехать к девушке. Они хоть и говорили, что относятся нейтрально к их отношениям, было ясно, что эта нейтральность была с нехилым уклоном в негатив. Родители Лисы думали, что их дочь просто так развлекается, а потом с возрастом перебесится, и читали ей нотации: женщина должна быть с мужчиной, потому что так задумано природой и рожать ему наследников проперженного дивана и дырявых носков, распиханных по углам. Но Лика не была мимолетным развлечением. Как и ориентация стремлением выделиться.

Лика переоделась в повседневную одежду, быстро сполоснулась в душе, поужинала напополам с Лисой консервой, и девушки вышли на улицу. В подъезде на лестнице спала рыжая дворняжка, растянувшись на всю ступеньку. Привычный двор с домами, подобными Ликиному, — двухэтажные, серые, построенные в далёких пятидесятых, — встретил их сладким запахом куста сирени, вечерней прохладой и пьяными возгласами гопоты. Лиса сильно сдавила ладонь Лики, когда на них попали расфокусированные взгляды этой компании.

На них косились то ли с недопониманием, то ли с отвращением. До слуха девушек долетело набившее оскомину «это парень?», известно кому предназначающееся. Лиса оглянулась на этого дегенерата и увидела парня с выбитым передним зубом, в кепке козырьком назад и стеклянной зелёной бутылкой в руке. Рядом с ним сидел на лавке, видимо, его друг с отросшими русыми волосами. Он спросил: «Кто именно: с чёрными волосами или каштановыми?». Девушка с золотыми сережками, держащая в руке горсть семечек, хихикнула. Лика подхватила Лису под локоть и шепнула, что даёт этим спермобакам два шанса проебаться, после чего они оба встретятся с Иссусом. Лиса улыбнулась. Лика всегда свои обещания выполняет.

Девушки вышли на большую заброшенную детскую площадку. Трава была Лисе по пояс, Лике — до середины бедра. Ромашки белыми пятнышками мелькали среди зелени. На тёмном небе голубые дорожки. Посёлок горел желтыми окнами. Лиса шла вприпрыжку, шуршала травой и рассказывала, что бывшего бесила её манера ходьбы.

— Он говорил: «Тебе что, десять?» — Лиса повернулась к Лике, улыбаясь всеми тридцатью двумя зубами в каком-то отчасти детском восторге. Лика почувствовала, как уголки губ невольно приподнялись.

— Как будто это плохо — быть десятилетней.

— Ага. Все бы отдала, чтобы вернуться в то время. Хотя, — Лиса прищурилась и взяла заинтересованную Лику за плечи, — мне и сейчас хорошо. С тобой. Лик.

Лика застыла, все ещё ощущая кожей прикосновение Лисы, пылающее оранжевым. Её будто толкнули между лопаток, и Лика, не сопротивляясь толчку, согнула колени и коснулась губами приоткрытых губ Лисы, сливаясь в поцелуе не так уж и целомудренно. Стало жарко и опасно-бордово. Лика до этого таким образом почти не целовала. Стеснялась. Боялась, что сделает что-то не правильно. Не вовремя.

— Ох. — Лиса приложила ладони к розовым щекам, но в сумраке было малозаметно её смущение. — Давай… ещё?

И приподнялась на носки.

— Может, отойдём дальше от домов? Вдруг увидят? — Лика обняла Лису.

— И что теперь, всю жизнь прятаться? Давай. Пожалуйста. Я скучала. Пожалуйста-пожалуйста.

Лиса закрыла глаза. Целуй уже! Лика коротко чмокнула её. И ещё. Ещё. Лиса засмеялась и спустила одну ладонь на бедра любимой, а другой сжала грудь. Лика возмутилась: «Опять ты за свое, извращенка». Её лицо загорелось румянцем, дыхание сбилось. Лика не знала, куда себя деть от смущения, и делась на железную качель, опуская локти на колени.

— Эй. — короткое прикосновение к спине. — Я не хотела. Они все-таки… да?

— Нет. Я просто смутилась.

Лиса приложила голову Лики к собственной груди и начала гладить по волосам, таким мягким на ощупь, попутно тая от приятной тяжести и чувствуя, как нарастает внутри тревога. Врёт? Стыдится пережитого?

— Ликуся. Можешь рассказать мне всё, я обязательно помогу. Ты же всегда мне оказываешь поддержку.

Лика отвела взгляд. Лиса взяла её руку в свою и поцеловала в лоб, в почти зажившую ссадину над бровью. В рубцы на щеке.

— Хорошо. — тихо пообещала Лика, а потом бодро соскочила с качели и схватила Лису за плечи, потрясывая. — Ну, хватит о грустном!

За заросшей площадкой начинался лес.

Лиса жаловалась, мол, почему нельзя было найти дорогу менее грязную, неразмытую ночным дождём. Но ещё её лицо было солнечным: глаза, прищуренные, казались чисто-зелёными, без привычной примеси серого, брови поднятые. В общем, девушка была полна энтузиазма. Она прошлась по грубой коре деревьев ладонями, разглядывала резные листья низких папоротников. Небо виднелось плохо. Лика и Лиса прошлись через родник — на джинсах появились темноватые пятнышки. Лиса начала докучать Лике вопросами: «А куда мы идём?», «Долго ещё?», — и решающее: «Можно поскорее?». Лика ухмыльнулась и сузила раскосые глаза. Несколько раз сжала руку Лисы. И рванула вперёд, утягивая девушку.

— Нет-нет-нет! — Лиса не заверещала, но голос повысила, — я не могу так быстро!

— Хорошо.

Лика сбавила скорость. Лиса не удержалась — ноги подогнулись, — и соскользнула с писком вниз по наклонной. Прям по грязи, по траве. Когда она подняла голову, Лика едва сдержала смех. Внутри все так и затряслось. Нос защекотило. Одна Лисина щека была в грязи, спина и джинсы разукрасились пятнами, брызгами, и коленки теперь не были скрыты за тканью. А глаза бедные такие, блестящие от влаги, посмотришь — сердце сжимается. Лиса сглотнула и отвернулась.

Лика бросилась её утешать.

— Ну как, хорошо с горы на заднице ездить?

— Больновато, — вздрогнула Лиса. Ягодицы жгло. А также колени и поясницу.

Лика вздохнула и чуть наклонилась. Лиса очень смешно заворчала на неё, уже развернувшись обратно. Брови свела к переносице, губы сжала, — сейчас имелось два варианта: либо расплачется, либо наорет. Лика сжала её ладонь в своей. Ответное робкое пожатие заставило сердце биться быстрее и почувствовалось как-то слишком тепло. Лиса действительно была для неё уже давно не просто подругой. Под влиянием огромной нежности Лика привлекла к себе одной рукой Лису, другой же погладила её по волосам. Лиса расслабила тело и просто уткнулась носом в чужой воротник.

— Как же люблю тебя, а, злюка. — Лика прижала Лиску к груди ещё сильнее, и Лисе пришлось высунуть нос на свежий воздух.

— Это ты обычно злюка.

— Не-а.

— Да.

— Хорошо, мы обе бесценны. — покачала головой Лика. После недолгой паузы, она с нотками тревоги извинилась.

Лика положила на макушку Лиски подбородок. Прикрыла глаза. Улыбнулась. Ей так нравилось, что в последнее время они почти всегда были вместе. Лика крепче обхватила Лису за плечи и встала, в воздухе слегка подбрасывая драгоценную ношу и спуская руку ниже. В очередной раз Лика убедилась, что та совершенно лёгкая. Лиса зарделась, немного ерзая. Её ноги болтались без опоры, и будто бы они с Ликой были одного роста. В следующий момент Лика от неожиданности чуть не уронила Лиску на траву.

Шум родника заглушал многое.

Через ближайшие кусты выкинулись с грохотом три велосипеда. Красный. Зелёный. Синий. Лиса и Лика переглянулись. Потом из-за кустов выкинулись три хозяйки велосипедов: первая с медными волнистыми волосами, увешанная неформальной атрибутикой, как на рок-концерт; вторая с русыми волосами, в прямоугольных очках набекрень, платье и джинсах одновременно; и, в конец, последняя — с короткими синими волосами и в одежде на несколько размеров больше. Первая девочка была Райдой, вторая Лике и Лисе неизвестна, третья — Лика не помнила, как её зовут. Но была в друзьях в ВК. Уголок губ приподнялся. Вспомнилась переписка с девочкой в, как сейчас бы сказали, одежде оверсайз. Она же мальчик. Максимка.

Вообще, Лика поняла, что поступила неправильно. Не нужно было быть с девочкой такой грубой и резкой. Для Лики на данный момент вся эта тема женского трансгендеризма (читай: внутренней мизогинии в апогее существования) была спусковым крючком. Да и мужское — всё дерьмо. Кому и брать ответственность за воспитательные разговоры, то это Лисе.

Лика поставила Лису — все ещё грязную, смущенную, — на траву.

— Ой. А вы что тут делаете? — Райда вопросительно изогнула бесцветную бровь.

Марина сложила руки на груди и направила взгляд ниц.

Аннушка разглядывала через стекла очков Лику и Лису по очереди, с головы до ног. Лиса пялилась на троицу в ответ.

— Пришли проведать труп мужика. Чёт нет его. Съели, видимо, какие-то собаки и нам не оставили. — невозмутимо ответила Лика больше по привычке, чем желая обидеть.

Марина фыркнула.

— Просто погулять вышли, — исправила Лиса, а потом подняла руку в приветственном жесте. Познакомилась с девочками. На Марине она замешкалась: неправильно будет потакать ей в том, что она «мальчик», — но и обращаться согласно полу, вопреки идентичности самой Марины… это Ликина ошибка.

Лиса, что неудивительно, понравилась всем. Даже Марине. Лиса была открытой девушкой, с лица которой почти не сходила лёгкая улыбка. А ещё она любила жизнь во всех проявлениях, пусть и смеялась, что «а жизнь меня —нет».

Вскоре рассвет всколыхнулся между елей огненной полосой, и пришлось разойтись.

Как и желала Лиса, ей удалось остаться у Лики с ночёвкой. А завтра были выходные.

Время близилось к полуночи. Лика и Лиса переоделись в домашнее. Послышался шорох ткани: Лиса сложила одежду и пощекотила Лике затылок. Лика резко дернула головой назад, вцепилась в Лису и перебросила её через себя. Лиса успела лишь зажмуриться и закусить губу. Обычно было весело, когда Лика так её хватала, но тут оказалось страшно — об стену можно приложиться, и привет, сотрясение. Лиса почувствовала головой мягкую холодную подушку и запоздало взвизгнула, пугливо взирая Лике прямо в глаза. Взгляд сменился на игривый в считанные секунды. Лиса засмеялась с выражения лица Лики — приподнятые в немом вопросе «что такое?» брови.

— Люблю тебя очень-очень. — Лиса все ещё смотрела на Ликино лицо, такое правильное, с массивным подбородком и впалыми щеками.

Лика сказала, что любит Лису тоже. Мирно они пролежали недолго: девушки решили посмотреть сериал, и Лиса, как мартовская кошка, обтиралась об Лику все две серии, предназначенные на эту ночь.

По окончанию просмотра Лика покинула кровать вместе с ноутбуком, раз та не может не липнуть.

— Лиска, харэ, реально. Ты как репейник.

— Ну так отдери меня…

Лика испытала желание кинуть в Лису подушкой, но не стала — хрен потом отберешь. Не то чтобы Лика не могла… не хотелось уже играть. Поздно. Лика проигнорировала Лису, сидящую на краю кровати, поджав под себя ноги и смотрящую в упор. Лика пыталась сохранять серьёзное лицо. Прикусила внутреннюю сторону щек. Только не улыбаться! Закрыла ноутбук и положила его на тумбочку. Всё тут же погрузилось в приятную для глаз полутьму. Окно голубым квадратом светлело на стене. Часы отбивали ритм. Лика перевернулась на бок и подложила под щеки ладони. Лиса разочарованно цокнула и подлезла Лике под руку, укрывая себя и её одеялом.

========== Часть 6 ==========

С самого утра Лика и Лиса занялись делами, несмотря на то, что хотели отдохнуть. Лика с утра успела выпить кофе и ушла помогать соседке со сборкой мебели, а потом чинить лавочку. Люди прознали, к кому можно обращаться с подобным. Лиса проснулась в девять, приготовила завтрак и притащила пятилитровую бутыль с водой. Уже после готовки девушка опустила смуглые руки на колени, не желая больше ничего делать. Она хотела, может, на речку… После ночной грозы медленно наступала жара. Сощурив глаза, Лиса с двумя бутылками пошла к Лике уговаривать принести воду за неё, но та лишь фыркнула: «Не такая уж ты и слабая, чтобы не донести десять литров, не принижай себя».

Солнце пока что щадило кожу. Прохладный ветер качал ветви черемухи. Листья к середине июня наконец-то набрались свежестью. Зелёный цвет резал глаза, непривыкшие к такому. Большую часть года природа в краях, где располагалось Инево, была мертвой и замороженной, тусклой и тихой. Начиналась тёплая неделя — неделя походов на речку. Пока стояла такая погода, грехом было не искупаться. Лика подумала, что если на речке будут посторонние, когда они с Лисой придут, то не будет раздеваться. Это Лисе интересно… В отличие от своей девушки, Лика особой любви к воде не питала. Да и в последнее время тошно от своего тела.

К часу дня, к началу пекла, Лика покончила с работой и спряталась в квартире. Её белая кожа сгорала докрасна меньше, чем за полчаса. В доме было прохладнее, чем на улице градусов эдак на семь. Она занавесила окна, чтобы комнаты сильно не нагрелись, и улеглась на диван в гостиной. По ковру шли золотые полосы — свет просачивался через щель между тканью и стеной. Тиканье часов разбавляли проезжающие машины.

Не прошло и половины вечности, как дверь хлопнула, окна задребезжали и в комнату влетела Лиса.

— Я так больше не могу-у-у, — завыла.

Лика приподнялась на локтях и настороженно поинтересовалась: «Что случилось?»

— Мужики случились! Мразоты облезлые! — Лиса так и стояла у проема. Глаза её немного покраснели, и, кажется, на щеке блестела слеза.

Лика подозвала её к себе и прижала к груди. Неспеша начала гладить по спине. Лиса тихонько посидела в её объятиях, успокаиваясь. Рядом с Ликой она начинала чувствовать себя в безопасности, и внутри разливалось перламутром счастье. Рядом подруга с подругой они ощущали себя в своей тарелке. Сердце Лики стучало быстрее, чем обычно. Лиса пожаловалась.

— Я сейчас шла с бутылками, и ко мне подошел мужчина, — Лиса расставила акцент на последнем слове. — Спросил, не тяжело ли мне. Я говорю: «нет, нормально, идите своей дорогой». А он продолжил лезть.

Лика перебила Лису, согласившись, что мужики мразоты облезлые, и драть их кочергой как коз Сидоровых.

— Он схватил меня за плечо и потащил куда-то, мол хочет поближе узнать и все такое. Я очень сильно испугалась и начала вырываться, махать бутылками, угрожать, что пожалуюсь… тебе.

— И он отпустил.

— Обматерил, и да, — Лиса кивнула, — пустил.

Лика выдохнула и отпустила прижатую к сердцу Лису, дёргавшую носом время от времени. Когда Лиса обстригла волосы, она надеялась, что все домогательства прекратятся как по щелчку пальцев. Она ведь больше не «красивая» и не «женственная». И стиль одежды сменила на более удобный. Пацанский — как выразились родители. Но даже сокрытие фигуры не остановило мужчин. Дело, как выяснилось, не во внешнем виде, а в защитниках. Лиса так боялась мужчин, и от этого была так привлекательна для них своим страхом. Несколько дней назад её потрогал за бедро юноша в магазине, благо, Лика стояла недалеко, увидела эту картину и, недолго думая, снесла малолетнему извращенцу челюсть.

И подобных прецедентов была куча. К Лисе приставали особи мужского пола. Лика давала им по морде. Лике читали лекции. Оправдывали бедных мужчин, ни за что побитых. Лисе говорили, что стоит быть терпимой к такому: девушка как никак. Родилась с женским телом, значит, должна угождать мужлу, знакомому и нет, во всех хотелках, в том числе и извращенных.

— Да, я знаю: драться плохо. Но я не в началке и не в средней школе. Когда я не в спарринге замахиваюсь на мужика, у меня есть причина.

— Ты мог бы объяснить словами. Взрослый человек. Он бы понял, что это твоя девушка, — ответила женщина, поймавшая Лику на месте преступления. Мужчина, на которого Лика подняла руку, уже убежал, подобрав с асфальта зубы.

Лицо Лики оставалось холодным. Она прекрасно осознавала: безрезультатно словесно учить мужчин. Им абсолютно фиолетово.

— Могла. — соседка вскинула брови, и Лика уточнила, — я взрослая женщина.

Лика вступила на вытоптанную землю, привычно ощущая кожей этот взгляд, удивленный, сменяющийся на осуждение. И ушла.

Неровный частокол досок, белые рамы окон. В окнах горел свет.

Присев на асфальт, Лика подумала о том, что можно было покурить, только вот Лису воротит от въедкого запаха табака. Ну и ладно. У самой глаза слезятся. Пора бы уже завязывать с концами с сей пакостью. Потом не будет липнуть… Как же Лика без этого будет?

Зной уже спал. Было как в тот вечер, когда они с Лисой миловались-целовались на старой детской площадке. Лика погладила себя по веснушчатой щеке тыльной стороной ладони, ощущая, как щеки загорелись от прилившего жара крови. Лиса была настолько миловидной девушкой, что её хотелось расцеловать. Иногда Лике становилось страшно: куда приведут их отношения? Вернее, все хорошее ведь заканчивается. И это хорошее — не исключение.

Жар спал. Лика помотала головой. Хватит.

«Не надо думать о грустных концах».

В России-матушке хэппи-энда удостоены не все.

Джинсы немного покрылись пылью. Она открыла дверь, едва державшуюся в петлях. Прошлась в подъезд. В нос ударило запахом канализации и болота. В подвале кошмарились кошки: оттуда постукивало и мягко громыхало. В углах тонкая паутина. На стенах похабные надписи. Лика поднялась на второй этаж, отперла дверь и скинула с плеч ветровку.

С порога: «Будешь есть?». Лика покачала головой. Не хотелось ещё.

Телефон в кармане джинс коротко звякнул. Пришло сообщение. Лика открыла ВК и увидела: «Привет, не занята сегодня? Мы могли бы встретиться и поиграть на гитаре»

Райда. Последний раз они так делали весной. Раньше Лика забавлялась с гитарой с такими же, как она, местными хулиганами. Была лидершей их компании. Смешно вспомнить даже. И.. грустно? Конечно, Лика с удовольствием играла для любимой, и пела придуманные ей песни, так как сама к писательству не тяготела. Но выступать в гаражах так… азартно?

— Кхм. — Лика привлекла к себе внимание Лисы. — Хочешь погулять?

— Да. Хочу. — ответила та, уже напридумавши интересных вещей. После прогулки можно купить пачку сухариков, по баночке пива, ведёрко с мороженым на просмотр сериала.

Лика заметила, что Лиска уже одета. Зелёный лёгкий свитер с тремя полосками на груди и плечах, — бежевой, бордовой и вновь бежевой, — и брюки. Прошёл дождь, и к вечеру похолодало. Лиса вся такая счастливая выскочила к Лике, и та её ткнула в бок. В ответ Лиса с клокочущим возмущением шлепнула Лику по руке. Подняла взгляд: «Ты чего дерешься?» Лика быстро настрочила Райде, что не против. Взяла гитару за гриф.

И обратно в тухлый подъезд, двор.

Райда ждала Лику на заброшенной площадке, сжимая в руке инструмент. Вокруг неё наматывала круги Аннушка. Девочки исходили от волнения. Райда не могла унять давление, — казалось, вот-вот и из носа хлынет кровь, — Лика ей ужасно нравилась. Было страшно выдать чувства. Или дать трещину отношениям Лики. Вдруг Лиса обидится? Райда знала, что Лиса тоже придёт, и она хорошая, но когда в твою девушку влюбляется какая-то малолетка… наверное, неприятно.

Аннушка же просто хотела пообщаться с девушками, а тревожилась по привычке. В голове роилась куча вопросов.

Лика и Лиса пришли скоро. Райда с Ликой насиловали свои гитары — довольно неплохо, все таки, обе занимались музыкой не «один раз понтануться», — без перерыва часа так полтора точно. Причём Лика играла заметно тяжелее в плане жанра. Райде с Ликой было весело: девушка любила шутить и была легка в общении. А ещё Райда с откровением любовалась ей. Марина сказала, что Лика вообще какая-то ну не очень. «И физиономия у неё лошадиная, дылда какая-то с плечами огромными и веснушкамм». Райда смотрела на Лику, и так тепло на душе становилось. Лёгкая истома поселилась в животе, а на губах то и дело появлялась глупая улыбка. Лика улыбалась в ответ, переглядываясь с Лисой и смеясь.

Аннушка занялась разговорами с Лисой. Райда особо не вслушивалась, однако, услышала, что раньше Лиса как и Аннушка обожала носить юбки и платья. Лиса была тоже классной: она имела более вежливый характер, и при этом каждую свободную секунду по-доброму подкалывала Лику. И привлекательной. Возможно, Райда могла бы влюбиться и в неё, если бы место в сердце не заняла Лика.

Когда они собирались расходиться, Аннушка добралась до Лики и расспросила, какого это: жить как парень, будучи девушкой?

— Эм… поначалу сложно, потом привыкаешь. Боишься постоянно спалиться, хотя, — Лика взяла паузу и обтерла кроссовки об мокрую траву, — хотя палить-то нечего.

— Как по мне, ты похожа на девушку. У тебя просто волосы короткие, фигура спортивная… ты же дерешься. Рост модельный. Я бы хотела себе такой рост.

Аннушка была Лике по плечо, может чуть выше. Она смотрела снизу вверх, чуть наклонив голову в сторону.

— Правда? — хмыкнула Лика.

— Или как у Лисы, или Райды. — добавила Аннушка.

— Да ты и будешь как я, подрастешь ещё сантиметров на пять, — предположила Лиса.

— Оу, — Аннушка приоткрыла рот и отвела взгляд, — не знала.

Розово-рыжий закат горел между домов и отражался в стеклах окон. Райда, Лиса и Лика проводили Аннушку до её подъезда. Девочка помахала на прощание им рукой, завязала русые волосы лентой и скрылась в черноте лестничного проёма. Райда с угольным чехлом за спиной обнялась с Ликой и Лисой у гаражей. Лика предлагала проводить Райду до самого дома, «что бы не как в прошлый раз», но Райда была слишком одурманена её запахом и пыталась скрыть розовое лицо.

После того, как Лика и Лиса закупились в магазине, Лика задумчиво приметила: «Аннушка пиздец на Таню похожа. Нос и цвет глаз только другие»

— Ты до сих пор скучаешь по ней? Она же выгнала тебя, помнишь? — Лиса впервые что-то спрашивала о Тане сама. Обычно ей хватало того, что рассказывала Лика.

Небо становилось все темнее и темнее. Зажглись редкие фонари.

— Скучаю. Я думаю, если бы она не умерла, мы смогли помириться. Хотела бы вас познакомить. Таня сделала многое для меня. Я так-то не склонна раскидываться прощениями, но её я давно простила. Она была напугана. Многие девы ставят знак «ровно» между гетеро-парнями и лесбиянками. Я бы никогда не подвергла её домогательствам или принудила к интиму, ты знаешь, какая я.

— Стесняшка… — улыбнулась Лиса, кладя ладонь Лике на талию.

— Не-а… — ухмыльнулась Лика, обвив руками туловище Лисы. Чёрный пакет зашуршал. Девушки коротко поцеловались в губы. Лиса замурчала.

На них посмотрели, однако ничего не сказали. Люди снова приняли их за гетеросексуальную пару.

***

— Как звать-то тебя? — голос тёти Гали был громким, заставляющим подпрыгнуть от неожиданности, командирским.

Марина застыла под неласковым взглядом. Сказать то, которым обычно представляется — жизнь станет адом. Паспортное — тоже. Она почувствовала, как с затылка по шее стекал пот.

— Марина.

— А лет тебе…

— Пятнадцать.

Сергею и Алексею надоело возиться с сестрой, и они сбагрили её к двоюродной тёте. Ведь в детский дом она не хочет! Тётя Галя Марину не жаловала. Если в первый день её просто смирили осуждающим взглядом, то в последующие пошла критика: короткие крашенные волосы, отсутствие в гардеробе «девчачьей» одежды, непослушна, всюду лезет, но при этом боится наказания. Вставать заставляли с петушиным криком и гнали на огород. Только к часам пяти, если везло, тётя Галя отпускала Марину гулять. Обычно с Райдой и Аннушкой, бывало с Сашей. Но одним тухлым вечером Марина познакомилась с ещё одной компанией. Теперь Марина проводила время и с ними. Их было трое: два парня и девушка. Глеб девятнадцати лет являлся самым старшим, общительным, «первым парнем на деревне, а в деревне один двор», с отросшими до середины шеи волосами и не сходящей с лица улыбкой. Семнадцатилетний Денис — лучший друг Глеба, тоже разговорчивый, нешибко грамотный и роста едва метр семьдесят. Один его зуб отсутствовал. Злата переходила в десятый и была ровесницей Марины, с аляповатым макияжем, золотыми сережками, ошивалась рядом с Денисом и постоянно была недовольна авантюрами Глеба. Все в сей шатии отнеслись к тому, что Марина называется Максимом и говорит о себе в мужском роде, нормально. Обращались к ней, как Марина просила. Марина познакомила с местными Райду и Аннушку. Их тоже приняли хорошо, только пирсинг Райды покритиковали.

Марина встретила Лику и Лису спустя две недели после начала жизни с тётей Галей. И месяц с той переписки с Ликой.

Лиса показалась намного приятнее. Внешность была располагающей, характер… добрый. Из всех знакомых взрослых Марины она являлась наиболее понимающей.

После очередного утра, проведённого на даче тёти за прополкой грядок, Марина решила пригласить Лису, может быть, погулять с ними вечером. Марина села на автобус, доехала до поселка, и быстро нашла Лису — она сидела на косой деревянной лавочке около подъезда и пыталась вышивать что-то на большой темно-серой футболке. Девушка вздрогнула от неожиданности, когда Марина с ней поздоровалась и тронула за плечо.

— Что ты делаешь? — банальный вопрос.

— Порчу Ликину футболку, — хихикнула она.

На небольшом клочке футболки, в правом верхнем углу, на груди, было слабо выведено «Моя Жанна д’Арк». Лиса вышила уже около половины фразы белыми толстыми нитками.

— Почему именно эта фраза?

— Лика моя героиня. А ещё она посягнула на мужские тряпки, и её за это недолюбливают.

Лиса проткнула ткань — иголка блеснула на солнце — и сделала стежок. Марина недопоняла Лису: какие тряпки? После нескольких секунд молчания, повисшего между ними, Марина задала вопрос, с которым изначально и явилась: «Не хочешь вечером сходить на речку?»

Задумавшись и воткнув иглу в ткань, Лиса убрала с лица за ухо черную прядь, которая мешалась ей. А после ответила, что так-то не против, все равно бедную Лику сегодня запрягли работой: Лиса даже не знала, где она сейчас. Одной идти не хотелось, да и стремно.

— Тогда в пять… на улице Липовой, ну, у пристани, не знаю, как правильно эта длинная хрень зовётся. — Марина ощутила, как её наполняет светлое чувство восторга, и с улыбкой добавила, — только самому бы не опоздать.

Лиса пожала плечами, вновь занимая руки и убирая приставучую прядь.

Жизнь в посёлке кипела. Марина прошлась около площадок и подъездов, пользовавшихся спросом у её новых друзей и подруг, но никого не выглядела. Сжала губы до побеления. Достала из кармана телефон, закутанный в провода наушников. Экран его был весь словно в белой паутине — Марина уронила телефон ещё в марте на кафельный пол, и сильно за это получила. Марина для начала написала Глебу: «ты где?»

Глеб ответил, что они катаются на великах. Марина выпрямилась — как, без неё? Вздохнула. Все равно она ещё не может прийти к ним: Саша ждёт.

«в пять у пристани, ок»

Компания согласилась, если верить Глебу. Согласилась и на Райду с Аннушкой, и на Лису.

«Не знаю такой» — признался Глеб и попросил, — «Скинь её вк»

«ага, сейчас» — напечатала Марина и нашла Лису у себя в друзьях. Она оказалась той девушкой, которую обнимала на фото Лика. Марина понадеялась, что они всего лишь подруги. Лиса никак не могла быть лесбиянкой.

«Ничего такая, хоть и на пацана похожа. Я бы вдул. Кажется, недавно видел» — оценил Глеб.

«так вдуй). она уже легальная» — посмеялась Марина и убрала телефон в карман.

***

Лиса напоследок внимательно рассмотрела своё отражение в зеркале: черная майка, у ворота расшитая сверху вниз красными, оранжевыми, желтыми, зелеными, синими и фиолетовыми цветочками, джинсовые шорты до середины бедра. Ей ужасно нравилось это сочетание одежды.

— Куда намылилась? — поинтересовалась её мама.

— На речку.

— Без своей подружки?

— Она только к восьми освободится. На работе.

— А ты свою бросила.

— Мам… хватит, — попросила Лиса.

Лиса миновала кухню, надела обувь и пошла к Липовой улице.

Солнце пекло, но уже не так страшно, как в полдень. Жар шёл на спад. Деревья качались, и Лиса слушала тихий шелест, шла и всё воображала, как приятно будет ополоснуть ноги в прохладной воде. До этого Лиса ходила на речку только с Ликой или семьёй. Даже просто с однокурсницами не решалась выйти, хотя её звали. Виной этому — комплексы. В детстве Лиса была полноватой, и половое созревание у неё началось рано. Одноклассники (да и одноклассницы тоже не отставали) называли её жирной. У неё и так была репутация «странной», пусть Лиса и пыталась быть как всё. Как оказалось в восемнадцать, у неё синдром Аспергера — одна из форм аутизма. А ещё добавились обывательства по поводу веса. Годам к четырнадцати Лиса вытянулась и заимела вполне себе худую фигуру, но все ещё продолжила грызть себя за фантомный лишний вес и ходила после каждого приёма пищи вызывать рвоту. Лишь года полтора назад Лиса смогла перестать париться насчёт своего внешнего вида, пусть и в отношениях с Ликой набрала в бедрах несколько килограмм.

Начало слышаться журчание родника, и через некоторое время Лиса увидела, как по небольшой ржавой трубе из земли бьёт серебристая вода. Прошла ещё, свернула — приблизила к себе задорные женские голоса, знакомые и незнакомые, и мужские откуда-то из-за деревьев. Сердце екнуло. Лиса застыла. Марина не говорила, что будут парни. Может, они не с девочками? Все равно, ситуация — дерьмо.

Лиса потопталась на одном месте, приметила интересные желтые цветы (можно засушить) и вышла к реке. Только снова остановилась. Небо голубое, трава зелёная, песок желтый с вкраплениями камней, а на поваленном дереве сидели девчата с двумя юношами. Рядом с ними стояла Марина: руки в боки, в растянутой футболке, шортах, босая. Лиса никак не могла не заметить, что руки девочки в поперечных царапинах.

Марина обернулась на Лису, всю по струночке выпрямленную.

— Ой, ты пришла! Не бойся, это мы просто рано приперлись, — голос Марины был приподнятым, как и настроение, судя по улыбке до ушей, «на высокой ноте». Марина помахала рукой.

— Привет. — коротко ответила Лиса, теряясь под мужским изучающим взглядом. Резко стало липко и мерзко.

Лиса села рядом с Аннушкой, подальше от незнакомых юношей. Сразу же вынула телефон и написала Лике: «Я уже на речке. В компании не только девушки, ещё есть два парня. Если сама не вернусь к восьми, приходи за мной, хорошо?» Лиса заранее предупредила Лику, куда и во сколько пойдёт, чтобы та потом не переживала: знала, где найти, но сейчас было важно сказать и это. Лисе не везло с мужским полом. Домогательства и прочее дерьмо притягивалось к ней, будто железо к магниту.

Лиса считала себя привлекательной, но не гордилась этим.

Марина дернула плечи Лисы вверх, заставляя девушку встать, кашлянула в свободный кулак и представила гостью компании.

— Это Василиса. Мы с ней недавно познакомились. Хорошая девка!

Лиса закраснелась и с тяжестью убрала с себя руку, делая замечания, что: 1) предпочитает зваться Лисой, 2) не девка, а девушка, женщина.

Ей сказали не быть такой уж придирчивой, и внутри что-то вспыхнуло. Райда и Аннушка поддержали Лису: правильно, она девушка.

Лиса познакомилась со Златой, которая неохотно ей дала руку, видимо, чисто для приличия.

Райда держалась слегка особняком от всех — сама по себе девочка не любила шумиху. Но поздоровалась тепло. Аннушка тут же счастливо защебетала: ей было интересно с Лисой.

С бревна поднялся Денис — Злата ревниво скривила губы, — слегка смял Лисину ладонь, и в завершение очень странно поздоровался с ней Глеб. Он взял её руку и начал подносить к лицу, но Лиса, смекнув, сама быстро пожала ему руку. Глеб приподнял брови, отвёл взгляд на папоротники и сделал Лисе якобы комплимент: «Такая красивая и такая дерзкая».

Глеб красовался перед девочками и Лисой, отчего она кривилась, не понимая заинтересованного взгляда Златы. «Моя Лика, если уж сравнивать, намного обаятельнее этих не пойми что». Конечно, глупо ставить на одну доску два разных пола, но если брать то, что хвастались юнцы мышцами, Лике они уступали. Если Глеб ещё мог сойти за парня со средним физическим развитием, то Денис был воблой сушеной. Мужское тело и так стремновато, и выглядит как брак, а ещё когда его переоценивают, — хочется закрыть глаза и глубоко вздохнуть с отвращением. Злата шепнула Аннушке, что, похоже, Глеб положил взгляд на Лису.

— А тебе сколько лет? — Злата подложила под подбородок ладони.

— Двадцать три.

— Ого. Ты… не выглядишь. Я думала, ты в старших классах ещё.

— Я закончила университет в этом году. Немного поздно поступила.

— На кого?

— На актрису.

Теперь уже не только Злата смотрела округлившимися глазами на Лису.

— Так тебе не семнадцать? — уточнил Денис, развернувшись одновременно с Глебом. Парни осмотрели Лису с поразительным вниманием к деталям: они заметили, что на лице её нет никакой косметики, ногти не накрашены.

Лиса с холодцой повторила свой возраст. Её многие принимали за старшеклассницу, а Лику за парня, бывало, на несколько лет младше. У мужчин же к двадцати пяти вид не такой уж и свежий. Да что говорить, и её саму на днях назвали молодым человеком. Лиса не могла сообразить, в каком именно месте она сошла за него.

— А парень у тебя есть? — Злата стояла сзади бревна, найдя опору в серо-буром статном стволе сосны.

Этот дурацкий вопрос. Лиса цокнула и распрямилась, на самом деле, не зная, как поступить: парня у неё нет, но есть девушка.

— Нет. — скрестила руки Лиса и с вызовом уставилась на Злату.

— Странно, с твоей-то внешностью.

«С какой такой — моей внешностью? Ещё одно подтверждение, что парням важна оболочка и ничего более».

— А был?

— Когда-то был, — не утаила Лиса, в мыслях дополняя: «когда я ещё считала себя гетеро». — Но это оказалось ужасно.

— То есть, ты решила пойти лёгким путём? Не встречаться? Но не все же плохие. Судить по одному — низко. — лениво отозвалась Злата.

— Решила пойти безопасным путем. — исправила Лиса и про себя продолжила, — «я теперь встречаюсь с девушкой»

Райда все ещё втыкала в телефон, полулежа в кустах. В речку заходили только Денис, Глеб, Злата и мочила ноги Аннушка.

— Хах. А ты забавная, — посмеялся Глеб, а после о чём-то тихо переговорился с Денисом.

Оставшийся вечер Лиса была ещё более не в своей тарелке и ждала восьми часов. Самовольно уходить — неприлично, как казалось ей. Только Лика все никак не отвечала и даже не просмотрела сообщения. Лике свойственно было не взять телефон с собой или закинуть его куда подальше, чтобы не слышать вибрацию. С одной стороны, это было и хорошо: телефон лишь благодаря этому ещё не был убит, а с другой — никак до неё не достучаться. Лиса отошла и попыталась позвонить — уже восемь, — но в ответ одни гудки. Марина спросила, что случилось. Лиса объяснила, что хотела пойти домой с подругой, только та не выходит на связь.

— Мы и сами сейчас будем расходиться, — успокоила её Марина.

— Я могу проводить, если ты боишься одна идти, — соскочил с бревна рыцарь Глеб.

Глеб подошёл к Лисе, убеждая, что ему не сложно ей помочь. Он был на пол головы выше её и все также с голым торсом.

— Сначала бы футболку надел, — с презрением заметила Лиса. Её ужасно бесило, что этот горе-ухажер, что его подпевала. Чего вообще Злата их защищает и облизывает? Обычные быдло-подростки, диагноз: «пол мужской», звёздная болезнь.

Глеб накинул на себя футболку и отметил: «Всё, можем идти».

— Я дойду сама! — с раздражением убедила его Лиса.

Взгляды снова облепили Лису. Лиса почувствовала, как по телу прошла неприятная волна скользких мурашек.

========== Часть 7 ==========

Добраться домой одной Лисе не удалось. Глеб увязался за ней, несмотря на явное сопротивление. Она брела домой, сгорая от ядреной смеси страха и гнева внутри себя. А Глеб все разговаривал и разговаривал с ней, задавал вопросы. Лиса отвечала через раз, и потому его слова больше напоминали монолог.

— Что у тебя с бывшим-то было, что сейчас ты прям не хочешь в отношения?

— Он был мужиком, а я нехочу больше вступать в отношения с мужиками. — вздохнула Лиса, прикусывая внутреннюю сторону щеки.

— Ну почему ты так. Просто, наверное, надо выбирать себе по возрасту и хороших. — Глеб подмигнул и приобнял Лису за плечи, от чего девушку чуть не согнуло пополам. Такое липкое, потное прикосновение к её коже. Она смахнула руку.

«Так смешно, оборжешься прям» — повела взглядом Лиса.

Панельные дома уже виднелись блестящими в закате окнами. Погода вечером стала нежаркой, приятной телу, будто прикосновения Лики. Только этот индивид все портил.

— Всё-таки надо ещё раз попробовать, — вещал Глеб очень важно.

Лиса молчала. Вести разговоры с мужским полом — всё равно что тараканам алгебру преподавать. Она шла, глядя себе под ноги, на балетки, в глянцевой поверхности которых отражались медленно двигающиеся облака. Лиса уже давно их не надевала. Тропинка к дому бежала через детскую площадку. Лиса вспомнила, как они с Ликой здесь миловались. Улыбка едва не расцвела на лице — Лика была такой милой и стеснительной в тот вечер. И не скажешь, что они уже второй год встречаются и уже прошли через страстную, идеальную любовь, этакий медовый месяц; разочарование в себе и партнёрше, ссоры, «любовная лодка разбилась о быт». Сейчас девушки находились в спокойных отношениях, больше напоминающие крепкие подружеские.

Глеб все пытался как-то дотронуться до Лисы, но она морщила нос и отталкивала его. Лиса постаралась ускользнуть от парня на окраине, однако не вышло: Глеб был намерен проводить её до самого дома.

— Вот попробовала бы ты со мной, и сразу выбросила эту дурь из головы, — заверил он в очередной раз.

Лиса не выдержала этого пафоса. Как же её злил Глеб. Везде надо себя прорекламировать, особенно, если из себя ничего не представляешь.

— Какую дурь? — рявкнула Лиса.

— Твои лесбийские наклонности, независимость, дерзость. Ты потом пожалеешь. Девушка не должна быть такой. Вот ты, например, красивая, а зачем-то обрезала волосы, не красишься, запустила себя. Просто тебе парень нужен, как мотивация.

— Ты кем себя возомнил? — Лиса развернулась к Глебу. Парень действительно из себя слишком много строил. Хотя это неудивительно для представителя мужского пола. МГС налицо.

— Я просто хочу помочь.

— Если хочешь помочь — не лезь ко мне. Вообще. Я терпеть вас не могу.

— Кого — вас? — похлопал ресницами Глеб.

— Мужской пол.

— Ну нельзя же так категорично.

Даже после этих Лисиных слов он не отстал. Правда, затаил обиду и уже сам почти не подавал голоса остаток дороги.

Ну и когда, наконец, Лиса добралась до квартиры Лики, она почувствовала, как лицо неприятно защипало, и спустя несколько мгновений взгляд серо-зелёных глаз остекленел, а по щекам скатились первые горячие слезы. Лики все ещё нет дома.

Лиса, всхлипывая, переоделась: поменяла купальник на нижнее белье, накинула большую синюю футболку, благополучно скраденную из шкафа любимой. После уселась на кровать, пряча ноги под пуховое тяжелое одеяло. Надо отвлечься от этого придурка. Лису аж потрясывало — настолько было гадко. Всю дорогу Лиса боялась, что он начнёт её домогаться или чего хуже: изнасилует в кустах. Ожидать можно было абсолютно все. Лиса последний раз судорожно вздохнула и взяла в руки телефон.

Лика вернулась домой совсем скоро. Минут через пять или десять после Лисы. Она привалилась взмокшей спиной к стенке шкафа у двери, привычно спрашивая: «Кто дома?» Лиса негромко отозвалась.

— Это пиздец полный. Я вся мокрая, Ли-и-ис. Тело ноет, самой ныть хочется. — Лика чем-то гремела на кухне, вроде бы наливала в стакан воды.

Настроение уже немного приподнялось. Лиса улыбнулась.

В комнату зашла Лика, попутно стягивая с себя майку и восклицая: «Пизде-е-ец». Она кинула тряпку, в которой не было ни одной сухой нитки, на стул и хотела обняться-поцеловаться с Лисой, но остановилась перед кроватью, внимательно вглядываясь в лицо девушки. Покраснели глаза. На щеках солёные подсохшие дорожки.

— Эй… — Лика подсела к Лисе и привлекла к себе, — что случилось?

Погладила с лаской по щеке.

Лиса не отстранилась. Она уткнулась носом в грудь Лики и недолго посидела, обнимая влажные напряжённые плечи с яркой россыпью оранжевых пятнышек.

— Я не плачу, — убедила Лиса. — Мне просто неприятно.

— Но плакала, да? — Лика убрала за уши чёрные пряди волос девушки.

— Один мудак хотел познакомиться со мной, и, судя по всему, будет приставать дальше.

— Ох. Я, конечно, не очень такое люблю, но… можно сказать, что я парень. Друг, у которого уже есть планы на тебя, — Лика подмигнула. — Не думаю, что он полезет к тебе, когда будет думать, что ты занята парнем. Да и вообще, зубы, в отличии от волос, не отрастают. Рыпанется в сторону тебя, и набью морду.

Лиса, приподняв голову, согласилась с натяжкой. Она знала, что Ликин главный комплекс — это то, что её абсолютно никак не воспринимают девушкой. Симпатичным парнем — да. Чем-то промежуточным: интерсекс, андрогином. Но не девушкой. Или скоро навешивали на шею Лике ярлык «бучиха». Лика, высокая и физически развитая, с резкими чертами лица и грубым голосом ужасно нравилась Лисе. Девушка тихонько переместила руку на затылок Лики и коснулась её щеки губами.

Полное ласки прикосновение отдало в грудь и живот. Лика резко сняла с себя Лису и подмяла под себя, улыбаясь бестолковым попыткам высвободиться.

— Дура, — обмякла Лиса.

— Что-что? — со смешком Лика налегла на девушку почти в полный вес.

— Самая лучшая, хорошая! Пусти, я сейчас дух испущу!

Мольбы были и так не нужны. Раздался хлопок — дверь резко заперлась. Сквозняк. Лика под хохот Лисы быстро вскочила, сама начиная смеяться того, что так напугалась обычного ветра.

За мутным окном качали ветками близстоящие тополя. Подоконник у кровати был занят вещами Лисы: блокнот с ежиками, серая книга, небольшая цветастая косметичка, больше похожая на пенал и выполняющая его предназначение.

Телефон Лисы звякнул. Она спокойно перевернула его горящим экраном вверх и вздохнула, готовая снова заплакать: заявка в друзья от Глеба Митрохина и несколько сообщений. Также он пролайкал её фото, некоторые переправив девушке в личку с очень важным мнением.

— Эм, — Лика посмотрела на растерянное лицо Лисы, — можно я..?

— Да.

Лика прилегла к Лисе.

Девушки прочитали: «Привет, может завтра только вдвоём погуляем? Ты ничего такая».

Глеб отправил Лисе её же фото в школьной форме: коричневом платье, белом ажурном фартуке и гольфах и подписал, что она тут секси. Классные пухленькие ножки. От его взгляда ничего не спрячется.

— Я тогда играла школьницу…

— Извращенец-фетишист.

Лиса кивнула. Она хотела убрать его в позорный чёрный список, но он кинул ещё одно фото. Где она с Ликой.

«Это твой парень? Ты говорила, не любишь мужиков»

— Нихрена себе. Он почти прав. Удивительно: хомо сапиенс маскулинум возможно сапиенс. — ахнула Лика. — Интересно, а Глеб своим извращенным взглядом чего не заметил очертания моей нищеты нулевого размера? От его взгляда ведь ничего не спрячется, хах.

Только Лиса приблизила большой палец к клавиатуре, Лика её остановила, напомнив, что та может назвать её своим парнем, дабы этот дрочер укатил яйца обратно в трусы.

— Ты уверена?

— Да. Я уже своего рода актриса.

«Ладно. Это мой нынешний парень. Не хотела говорить о своих отношениях»

Глеб тут же слился, забрав заявку в друзья и заклеймил Лису шлюхой. Как всегда. Лика с Лисой посмеялись над Глебом, хотя ситуация была больше грустная, чем смешная.

***

В общем, дни шли своим чередом. Лиса стала больше времени проводить с подростками. Хотя, наверное, наоборот — это они с ней проводили время. Где-то часам к трём Лиса освобождалась от рутины и была готова гулять. Девочки знали об этом и, бывало, специально к этому времени подходили к дому Лики или родителей Лисы и писали ей. Единственной подросткой, с коей Лиса не могла найти общий язык, была Злата. Она считала Лису «тем ещё экспонатом» и, видать, ревновала к ней своих венцов творения.

— Больно мне твои Глеб с Денисом нужны. Мой Лёша получше будет. — убеждала Злату Лиса, слегка злясь. Это надо же быть такой… слепой. Лиса если и дышала к ним неровно, то только от подступающей тошноты и тревоги.

— Ты говорила, что не будешь встречаться с мужчинами. А уже наврала.

— Лёша другой, — убрала прядь за ухо Лиса.

— Твои взгляды очень быстро меняются под ситуации.

Пришлось представить Лику как парня. Конечно, Марина, Райда и Аннушка знали, что Лёша там такой же, как и гусенок из утенка: похоже, но не то. А вот остальные: Злата, Денис и Глеб — абсолютно ни о чём не догадывались.

Не сказать, что Лика им понравилась. Больше всего с Ликой общалась Райда. Аннушка ещё. Злата её сторонилась: она как всегда была недовольна непонятно чем. Неужели и к ней ревновала своих золотых джентльменов? Лиса — да и сама Лика — не могла вспоминать без смеха тот случай. К Лике, а на тот момент Лёше, воспылал любовью убежденный гей Тимофей. Впрочем, после раскрытия тайны он всё ещё продолжал питать к ней чувства и понял, что всё же и девушки его могут цеплять, просто реже. Смешно. Совсем недавно Тимофей звал Лику к себе выпить пива после работы, но она отклонила предложение по понятно какой причине.

Денис активно пытался завоевать Ликино доверие, однако безуспешно. Глеб был чем-то между Денисом и Златой. К Лисе он больше не домогался. Когда они снова стояли на речке, Глеб подошёл к Лисе и обнял её за поясницу. Через секунду на него замахнулась Лика, и больше никаких инцидентов такого плана не происходило. Лика пообещала: «Ещё раз что-то подобное увижу — можно тебе ямку под берёзкой копать». И домогательства прекратились.

В Лике с Лисой все настойчиво видели пару, и даже Злата поинтересовалась: «А Лёша уже сделал тебе предложение?». «Да» — девушки показали чёрные массивные кольца на левых безымянных пальцах, обозначающие их «занятость». Как оказалось, это довольно приятно. Девушки даже позволили себе несколько раз поцеловаться при ком-то. Иногда их отношения сводили к постели, и тут уже не так в радость оказывалось. Было-то у них зимой от великой нежности, после чего Лика неделю шутила, что носит под сердцем их доченьку. А по мнению Златы, Марины и парней, Лиса с Ликой вообще траходром в своей комнате устраивали, раз спят в одном помещении.

***

Марина была в отношениях с Сашей и любила показывать всем иллюзию счастья от сего романа. И он, и она испытывали одну и ту же проблему: гендерная дисфория. Однако, с их встреч отчего-то она частенько возвращалась, утирая слезы.

— Где шлялась? — тётя Галя не удостоилась даже встать с кровати и недовольно кричала ей из своей спальни.

— Был у… — Марина задумалась, — своего парня.

— Был?

— Была.

Она аккуратно сняла обувь и поставила в выемку между полкой и линолеумом. Нечаянно всхлипнула у порога гостиной, где спала.

— Опять ты ноешь?

Опровержение: «Нет».

Марина поставила рюкзак, сняла толстовку и штаны, надела шорты и футболку с длинными рукавами. Помыла на кухне руки — вода попала в свежие порезы, и они защипали, — попила воды. Есть уже не хотелось два дня подряд точно. Её и не заставляли.

В гостиную проникало совсем немного света. Марина помассировала виски: болела голова. Было около двенадцати ночи. Она вернулась на свой диван, стащила с него подушки, достала голубое постельное белье в цветочек и расстелила.

Сегодня Саша в очередной раз просил дать ему, если их отношения и правда не шутка. Он говорил, что ничего страшного в том, что Марина ещё не достигла шестнадцати, нет. Осенью ведь стукнет. Через полтора месяца где-то. Марина обещала, что как исполнится — так и разрешит, но ей не хотелось начинать половую жизнь ни через полтора месяца, ни через полгода или год. Нутром она начала осознавать, что Саша — не тот человек. А в слух говорила слова любви и убеждала в ней остальных.

— Я тебя люблю, Максим, — повторял Саша, заламывая Маринины запястья, все в красном штрихкоде. Иногда его руки находили место на её груди или бедрах, также исполосованных.

— Я тоже, только…

Марина попыталась отнять его руки. Они были слишком напористые, и она начала паниковать, что «первый раз» случится прямо сейчас и прямо здесь. В его комнате. На полу.

— Только? — Саша поднял брови. Его макияж слегка размазался. Подбородок не брит.

— Я же ненастоящий парень. У меня… нет. — Марина закусила губу, чтобы не заплакать, хотя внутри неё уже все было разбито.

— И что?

— Я так не могу, ты же знаешь, Александра. — Саша предпочитал называться именно так. Он думал, это имя звучит очень женственно и благородно.

А потом Саше надоело, и он попросил в следующий раз резать вены вдоль. Он бросил её на полу, шокированную, в слезах. Посмотрел, тряхнул гривой золотых волос и вышвырнул из квартиры. Марина знала, что уже завтра он остынет и снова будет нежным, позовёт к себе. Хотелось всё это уже закончить. Но что она подразумевала под «всё»? Отношения или жизнь?

Марина написала «Александре», что хочет порвать отношения. Саша ответил, что она просто психует. Марина решила, что больше не будет отвечать на его сообщения и звонки. Занесла везде в чёрный список и потушила экран телефона. И даже подумала, что стоит начать вести календарик «дней без селфхарма», вместо «дней без еды».

Из соседней комнаты слышался шёпот тёти Гали — она говорила во сне.

Марине написала Злата с предложением встретится у неё дома завтра в три в их стандартной компании: без Лисы, Лёши, Райды и Аннушки. Бабушка Златы уезжала на дачу с ночевой, и девушка решила устроить тусовку.

На Лёше Марина одностороннее улыбнулась. Она придумала завтрашнее главное развлечение.

***

Утром Марине удалось отвертеться от дачи: она соврала, что братья пригласили её в гости. Тётя Галя заметила, что можно было бы вообще с концами забрать.

Марина посидела дома до полтретьего, надела на себя как неизменный атрибут толстовку с радугой, воткнула в уши чёрные наушники и пошла к Злате. Всякие такие посиделки действовали на Марину успокоительно. А девчата или ребята могли оказаться на месте психологини, только без диплома.

Когда она пришла, все были в сборе. Злата с помощью Глеба хорошенько затарилась: на столе, у дивана, покрытого пледом, стояли стеклянные бутылки пива и энергетики, пластиковые початые стаканчики с янтарным содержимым. Немного бестолковых закусок типа чипсов и солёного арахиса. Злата сидела между Глебом и Денисом, в штанах с белыми полосами по бокам. На ней была красная майка, у ворота вышитая бисером и чёрная юбка. В ушах — серьги-кольца. Она все изгрызалась сомнениями: пить или не пить? Глеб поигрывал пивом. В нос ударило запахом табака.

С Мариной поздоровались и проводили к столу. Она взяла энергетик «монстр» в белой банке и откупорила. Ключик спрятала в карман. Глотнула. Вкус ей был уже знаком. Насчёт пива Марина, как и Злата, сомневалась. Что-то подсказывало, что пить в пятнадцать это не есть хорошо и правильно. Но Денис же пьёт! Ему семнадцать.

Слово за слово, глоток за глотоком, и вот алюминиевая банка энергетического напитка опустошена. Марина сама не ожидала, что выпьет его так быстро. Бутылки парней кончались. Жидкость плескалась где-то на дне. Злата сломалась.

— Ты ещё не пробовал алкашку? — взял в руки пиво Денис.

— Пробовал. — Марине ещё года два назад довелось выхлебать пол-литра спиртного на дне рождении старших братьев. Они совсем не заметили пропажи бутылки. Ощущения тогда были странные и мерзкие. Пиво оказалось горьким. После этого Марина пообещала себе, что больше не притронется к алкоголю. От него только вред.

Отец Марины, говорили братья, пил по-чёрному. К концу жизни, к сорока пяти, уже не работал и просто бухал. Бил беременную мать и близнецов. У Алексея на лбу имелся шрам — его приложил об подоконник отец. Он умер, когда Марина едва научилась ходить. Вроде от обморожения в нетрезвом виде. Уснул в снегу и… всё. Сергей и Алексей ужасно радовались смерти папаши. Мать прожила после его кончины недолго: она отправила дочку в первый класс, к её восьми годам окончательно свихнулась и загремела в психбольницу, где покончила с собой. К тому времени близнецы уже начали обустраивать собственные жизни и им было некогда возиться с сестрой, потому Марина сейчас и жила в приюте.

Ладно. Если она сегодня ещё раз попробует пива, мир не рухнет. Марина под гогот парней открыла бутылку и сделала глоток. Тяжёлый вкус… не очень. Но так делают все взрослые. Она уже почти взрослая.

Постепенно квартира начала наполняться народом. Знакомым и не знакомым. Марина изначально думала, что они так и будут пить впятером. Она надула губы и свела брови к переносице.

Вот зашёл Саша. Он был в джинсах и чем-то типа рубашки, а волосы его спадали на плечи. Саша говорил Марине, что боится осуждения со стороны ребят, и поэтому всё ещё сидит в шкафу. Марине очень льстило, что только с ней он настоящий. Но в последнее время ей стало казаться, будто её надуривают. Саша не чувствовал то же, что и она. Он играл в переодевания в женщину, возбуждался от мысли «быть женщиной с женщиной» и называл себя «лесби», иногда поправляясь: «Ой, би».

Он зашёл, поднял ладонь кверху, поцеловал Марину, не ожидавшую такого, и обнял её за поясницу. Она убрала его руку, все ещё держа в уме вчерашнее. Рука приползла через некоторое время обратно. Марина пила уже вторую бутылку и смешивала пиво с энергетиками. Сознание мутилось и становилось ужасно весело. Даже факт того, что её окружали совершенно незнакомые люди не пугал. Рука Саши и сам Саша не бесили. По венам разливалось тёплое ощущение. В черепной коробке будто не мозг, а пустота.

Самое время. Марина достала телефон и покрутила им.

— Помнишь Лёшу?

— Ага. А че с ним? — вопросил Глеб.

— Идите все сюда, — махнула рукой Марина и пересела с табуретки на диван.

Открыла ВК. Нашла через Лису Лику. Та была в сети в 12:34.

В экран телефона уставились четыре пары глаз и Саша.

— Это тип не мужик? — открыли рты Глеб и Денис. Они знатно прифигели, если ещё сказать культурно.

— Это лесба. Как они зовутся… — Злата задумчиво отпила из стаканчика и пощелкала пальцами. От неё несло куревом. Вспомнила, — бучиха.

Глеб и Денис все ещё удивлялись. Злата предположила: «Это лицемерно. Вот ты, Максим, тоже представляешься неженским именем. Ты такой же»

Марины уши покраснели, а губы поджались. Она отрезала, что Лика просто прикидывается парнем, потому что внешностью не вышла, а не потому что у неё гендерная дисфория. И это позор. И ей надо отомстить.

Саша поделился мнением: «В порно лесби красивей». А то, что Лика подписана на группы с феминизмом, вызвало у многих смех. Ей-то точно он не нужен.

— Стоп. Лиса, значит, тоже лесби? — округлил глаза Глеб.

— Хз, — пожала плечами Марина.

Ну, ладно. Она свое отомстила. Под шумок куда-то смылась Злата.

Почти вся комната была забита людьми. Лица их были будто заблюрены. Марина выпила ещё бутылку и потеряла счёт. Она попробовала какую-то ядреную жидкость зелёного цвета. Мысли поплыли в грустном направлении. Всем вокруг было так хорошо и смешно. Из каждого угла слышался дикий гогот. Кто-то обжимались полуголыми. Марина проманеврировала между ними и походила по комнатам. Туалет закрыт. На кухне пели матерные песни. Комната Златы заперта. Возможно, она там. Противно пахло от всего: смесью спиртного, табака и чем-то сладким. Ноги иногда подкашивались. На помощь пришёл Саша и начал что-то втирать. Кажется: «Давай уединимся».

— Иди нах… нахуй. — ответила ему Марина, пытаясь показать средний палец. Её голос изменился.

Марина влила в себя ещё несколько стаканов неизвестного содержимого, закашлялась, почувствовала, что её сейчас всю вывернет, и правда чуть не упала. Марина больше не хотелось тут находится. Среди пьяных, таких же, как она, безумных. Свистящих, ржущих и орущих идиотов. Нет. Надо домой. Где хоть кто-то знакомый? Кроме Саши…

Глеб. Его нет. Денис валяется. Живой. Похоже, спит. Пофиг. Сама доберётся. Марина непослушными пальцами завязала кеды, встала. Картинка перед глазами поплыла в сторону и стала нечеткой. Марина толкнула телом дверь и оказалась в подъезде. На грязном дощатом полу. Поднялась. Лестница никак не кончалась, и Марина чуть не переломала на ней себе ноги. Воздух холодный и свежий. Хорошо. То есть плохо. Тихо. Марина проковыляла по улице в ночь (когда она успела начаться?) и внезапно ощутила, что лежит. Было так хорошо лежать. Что-то хрустнуло в момент падения. Послышалось шелестение листьев и шаги, спешные и тревожные. Голос, знакомый, будто через пелену. Через эту же пелену её трясли и трогали, кажется, сильно треснули по щеке, а она отдавалась этим рукам тряпичной куклой.

========== Часть 8 ==========

Вздох над ухом. Сухость во рту. В голове потяжелело, но вряд ли от внезапно появившегося ума. Ослабшее тело ломало вдоль позвоночника.

— Эй, доброе утро.

Марина разлепила глаза и нащупала тёплую руку. Это Лиса. Лиса? Откуда? Марина вылупила на девушку серые глаза, встречаясь с уставшим взглядом. Она держала в руке граненый стакан с водой. Стакан подплыл к ней, и Марина спешно отобрала его из чужих пальцев. Глоток, второй, третий… вода совсем на донышке, но жажда не утихала. Лиса молча смотрела на неё через полузакрытые глаза.

Постель была мягкой, приятной. Кровать невеликих размеров, однако с двумя подушками, и Марина — метр с кепкой — немного потерялась на ней. Шторы задернуты. Были слышны шелестом шин проезжающие мимо машины. Спальня без дверей. Ну конечно. От кого прятаться? В зеркале шкафа соседней комнаты Марина узрела Лису на краю кровати и себя… без толстовки. В одном бюстгальтере.

— Ээ… где моя толстовка? — воскликнула Марина, закрываясь одеялом по ключицы и пряча руки в порезах. Мелькнули тревожные мысли.

— Сушится, — спокойно ответила Лиса и задумалась: «Помнит ли она, что вчера произошло? Наверняка нет». Пояснила, — она была в грязи, как и штаны. Ты упал.

— Упал.

Марина поджала ноги. Она начала вспоминать события минувшего дня. Тусовка у Златы. Много выпила. Стало плохо и решила пойти домой одна. Её рвало. Это уже было в квартире. Поили водой. Уложили спать в холодную постель. Марина подняла голову:

— Значит… вы подобрали меня, пьяного, и отнесли к себе домой?

— Да. Лика тебя подобрала. — Лиса растянулась в улыбке, а глаза её заблестели. Марина улыбнулась в ответ. — Я бы не унесла. Мы хотели позвонить твоим родным, но… на телефоне был пароль. Тем более, мы живём совсем рядом. Ну, откачали кое-как. Отпоили водой, чтобы алкоголь быстрее рассосался. Тебе прям очень хреново было. Часам к трём ночи все успокоилось, ты уснул. Мы тоже уснули.

— Я больше не буду. Я выпил слишком много. Не помню сколько. Больше двух литров. — Глаза защипало.

Лиса успокаивающе погладила Марину по ладони, делая вид, что порезов не замечает. Она предложила дать футболку и шорты. Марина кивнула, ощущая, как щеки розовеют. Конечно. В грязной одежде в чистую постель не положишь. Но черт… они видели её фигуру. Да, в нижнем белье, хоть это радовало. Марина старалась одеваться так, дабы ни намека на её женские изгибы не было. За что вообще ей такое тело? Быть бы как вот Райда — тростиночкой.

Лика.

— А где Лика? — Марина наблюдала, как Лиса ищет ей шорты. Футболка нашлась быстро: зелёная в клеточку. Лисина, судя по размеру.

— В магазин ушла. Я, короче, завтрак сожгла. Сегодня моя очередь готовить. Мне кажется, даже отсюда слышно, как пахнет гаревом.

Лиса кинула на постель, рядом с футболкой, шорты. Спросила, не хочется ли тошниться, дождалась тонкого «не знаю» и покинула комнату, видимо, для того, чтобы Марина переоделась. Хотелось сдохнуть сильнее обычного. Где телефон?

Ох. Голову пронзило. Марина попыталась встать. Ужасно — ноги не слушаются. Одна нога в штанину, вторая… Застегнула. Накинула футболку. Стоялось уже увереннее. Марина ещё раз поглядела в зеркало: лицо опухло, глаза покраснели. Так себе вид, хотя чего она ожидала после такого вечера?

Телефон, телефон. Рядом его нигде нет. О! На компьютерном столе. Родненький… разбит сильнее, чем раньше. Марина щёлкнула кнопку, и с плеч как камень свалился — экран загорелся.

Место, где обычно лежит клавиатура, было занято под ножи, линейку, которой при желании можно воспользоваться также, как и ножом, поэтому она отлично вписывалась в коллекцию, и ещё всякие безделушки. На полках рамки с фотографиями и маленькие игрушки, кажется, из киндера. Пистолет. Марина до этого момента видела их лишь в кино. А тут на расстоянии руки. Она не решилась его тронуть — страшно.

Дверь скрипнула самым мерзким скрипом. В нос ударил запах горелого. Взгляду Марины открылась гостиная. Светлая, с оранжевым полом. На диване валялись подушка и плед. Марина удивилась: «Так они вправду живут вместе? И спят? Вправду лесбиянки?» За дверью спрятался телевизор.

На кухне нашлась Лиса. Она отмыла кастрюлю от черноты и пила чай. Марина присела к ней на соседнюю табуретку, и в этот момент входная дверь хлопнула. Лика положила ключи. Вытащила из пакета три жёлтых коробочки «роллтона», а сам пакет сунула в чудо российской инженерии — пакет с пакетами.

— Оп-па. Проснулась. Ну что, как первая пьянка прошла? Как тебе похмелье? — Лика говорила издевательски громко, и от её альта с новой силой затрещала голова. Задержала взгляд на Марининых шрамах.

— Нормально, — с раздражением прошептала Марина.

Лика, прикладывая ладонь к чайнику, фыркнула: «Лис, я также себя веду?» А потом резко дернулась к окну. Обнялась с Лисой, поцеловалась в щеку. Марина отвернулась от этой парочки. Фи. Она нормально относилась к Лисе, но Лика — это что-то с чем-то. Постоянно насмехается, хмурит брови и кривит губы. И именно по отношению к ней.

Марина закусила губу. Она ведь сама не лучше. Вчера спалила Лику и Лису, а потом они ей помогли. Даже пустили в дом и собирались накормить.

— Ты ешь такое? — Лика потрясла перед носом Марины лапшой быстрого приготовления. Её голос стал спокойнее.

— Не хочу есть.

— Не поверю. Ты вчера только алкашкой блевала. Поэтому, кстати говоря, тебе сейчас и хуево. Если бухать на сытый желудок, похмелье легче переносить. Сколько голодаешь уже?

— Третий день, — Марина, к собственному удивлению, призналась в этом с тяжёлым сердцем. Обычно она гордилась подобным.

Несмотря на то, что Марина сидела в болоте диет с тринадцати лет, кости у неё не выпирали. Марина долго не ела, скидывала несколько килограмм, срывалась, и в считанные дни килограммы возвращались с надбавкой. Она оставалась у разбитого корыта с убитой пищеварительной системой, плохими зубами, ломкими волосами и ногтями. А ещё менструации почти всегда не появлялись в срок: то пропадали на несколько месяцев, то были аж два раза за май с промежутком в неделю.

Лика вздохнула, помогла Лисе организовать завтрак, попутно рассказывая, что видела свою мать в магазине, и та от неё с отвращением отвернулась. Сунула задумчивой Марине белую горячую коробку. Марина поняла, что есть действительно хочет. Сильно. Лиса села рядом со своим «роллтоном». Лика собралась есть стоя, прижавшись к подоконнику — бедная родственница.

Лиса и Лика трапезничали тихо, не переговариваясь. Даже сонно, могла бы сказать Марина. Ей было поначалу сложно есть, — всё-таки, три дня ни крошки во рту, — однако потом пришлось ограничивать себя, чтобы не выглядеть нищей сиротинушкой-беспризорницей. Коей Марина и являлась. Хотелось захлебнуться этой сочной островатой лапшой. Марина съела лапшу самой первой и допила бульон. А в желудке будто была ещё куча места.

Доела завтрак Лиса. Лика. Девушки выбросили коробочки, помыли вилки одна за другой. Лиса ушла в спальню. Марина осталась на кухне вдвоём с Ликой.

Марина отправила коробочку в мусорку, вилку искупала. Хотела пойти по следам Лисы, но…

— Стой. Иди со мной, — Лика тронула её за плечо, утягивая за собой. Марина пискнула и попробовала толкнуть Лику, которой этот толчок вообще не помешал.

В туалет? Лика прикрыла дверь. Защелку не тронула. С беспокойством в глазах посмотрела на Марину. Распахнутые глаза, приподнятые плечи, Лисина одежда. «Совсем ещё ребёнка» — мелькнула мысль.

— Так, — Лика не знала, как начать. — Дай мне руки. Запястья.

— А? Зачем? — в груди Марины потяжелело, а руки она спрятала за спину. Она догадывалась: Ликино внимание привлекли шрамы.

Лика достала из-за зеркало белую бутылочку с жёлтой этикеткой «перекись водорода» и несколько ватных дисков. Будет обрабатывать? Девушка зачем-то провела рукой по волосам — мешаться они ей точно не могли — старательно прикусила нижнюю губу. Налила прозрачной перекиси на ватку. Та поголубела в середине.

— Тш-ш. Я просто обработаю. Знаешь, что будет щипать, да? Чем резала?

— Резал. Канцелярским ножом и лезвием «спутник».

Лика села на бортик ванны, взяла правое запястье Марины и прижала смоченный диск. Марина дёрнулась, но Лика держала руку очень крепко: знала, что так будет. Ранки обожгло, и с каждой секундой жжение становилось сильнее. Лика протерла все повреждённые места, и принялась за мучение другой руки. Марина сжала губы и терпела. Заплакать было бы великим провалом. Сама не заметив, в какой момент, Марина вцепилась в плечо Лики горящей рукой. В уголках глаз набухли капельки слез. Внезапный груз душевной боли навалился на дрожащие плечи, ломая кости. Лика дышала размеренно, но взгляд её бегал.

— Меня ножом моим же. Думаю, шрамы точно на всю жизнь останутся.

Марина тыльной стороной ладони вытерла влажные щеки. В зобу дыхание сперло. Лика встретилась взглядом с Мариной и сглотнула.

— А… за что?

— Конечно, — выдавила из себя улыбку Лика. — У нас же всегда карают справедливо и за что-то. За то, что посмела, сволочь такая, обманывать всех и быть, ах, страшной лесбухой.

Марина вспомнила.

— Тебя избили твои друзья, когда ты призналась в том, что женского пола?

— Друзей у меня никогда не было. Только подруги. Нет дружбы между мужчиной и женщиной. Вернее, такой, какая между двумя женщинами. Мужчины — подколодные змеи. Во всем ищут для себя выгоду. Вообще, это и звучит абсурдно: когда я называлась Олегом, так была… просто товарищем, собригадником. А призналась, так сразу стала тварью и извращенкой. Как окончания и имена меняют восприятие!

Маринина грудь дернулась: она сделала вдох. Подняла уголок губ. Помимо груза грусти навалилась и вина. Не нужно было вчера раскрывать отношения Лики и Лисы. Что сейчас ответить? Она ведь и сама до этого дня считала Лику «тварью и извращенкой», плюсом трансфобкой.

— Извини.

— А? Чего? За что? Ты мне ничего не делала. — Лика изогнула бровь и дернулась назад. Что-то, а мимика у неё была выразительной. Если Лиса овладела сей особенностью благодаря театральному, то у Лики это получалось случайно. Марина заметила, что правая бровь у неё не выстрижена, как сейчас некоторые делали (и сама Марина в том числе), а действительно пересекается шрамом.

— Я плохо о тебе думал. Назвал трансфобкой. — Марина опустила взгляд.

Лика засмеялась в кулак.

— Не ты одна. Как меня только не обзывали, уж не перечислю. — Лика взяла в свои ладони небольшие Маринины. — Ты тоже, кстати, извини. Я была неправа, накинувшись из-за того, что ты обращаешься к себе в мужском роде и называешься Максимом. Для меня вся эта тема — больное место. Но я не буду называть тебя тем, кем ты не являешься. И меня люди не должны.

— Хорошо. Прощаю. — Марина растянулась в улыбке и прильнула к Лике, обнимая её.

Мышцы Лики напряглись, дыхание на секунду остановилось. Такого она явно не ожидала. Марина услышала перед самым ухом тихое «ладно», а потом чужие руки в ответ прижали к себе. Сердце билось медленнее, чем у самой Марины. Через несколько секунд нежностей Марину отстранили.

— Эм. Не думала отрезать кусок рукава и закрывать им предплечье? Если тебя смущают порезы.

Марина пожала плечами. Она подумала, что такие перчатки любит носить Доминика, и можно будет одолжить у неё.

Так они с Ликой и нашли общий язык. По крайней мере, Марина поняла, что Лика ничем Лисы не хуже. А говорит она то, что думает. Вина билась об ребра птицей в клетке и царапала лапками внутренности. Зачем вообще было мстить? Ради чего? Марина поняла, что в скором времени потеряет Лису и Лику. Никто бы после подобного предательства не захотела с обидчицей и переглянуться.

Лиса разговаривала по телефону с мамой, когда Марина и Лика присели к ней на диван. Марина схватила смартфон и увидела несколько сообщений от Глеба и Златы одного и то же посыла: «как вчера дошла» и «как самочувствие». Марина напечатала, что «норм».

—… Мам, хватит. Лика рядом. Нет, я сегодня и завтра буду ночевать у неё. Видишь, мышей забрала, — Лиса взяла тишину и закатила глаза, выслушивая недовольное бормотание из динамика. — Мы не делаем ничего такого, хватит. Мне с ней намного лучше, чем со Славой. Не порть мне настроение.

Лиса кинула телефон на подушку и прижалась боком к Лике. Та коснулась губами Лисиного виска и положила руку спинку дивана.

— Опять? — спросила.

— Да, возмущается так, блин. Какое же у нас старшее поколение мудрое. «Я приму тебя любой». Ага. Мои отношения со Славой они действительно принимали. Ты знаешь. — многозначительно кивнула Лиса. Мысленно закончила: «как он меня бил, насиловал под видом «любви», что я даже твоих прикосновений шугалась, готовил к замужеству и беременности». — А как я тебя полюбила, и ты со всей лаской и душой ко мне, так все.

— Хорошо, что моя меня сама вышвырнула.

Девушки посидели молча, головой к голове. Марина увязла в переписке: она быстро стучала большим пальцем по экрану.

— Хей. Достань Япошку и Крошку, пусть побегают! — предложила Лика и обратилась к Марине, — хочешь мышек погладить?

— Мышек?

— Мышек! — зажмурилась Лиса и звонко рассмеялась.

Лиса ушла в комнату, соединенную со спальней. Что-то скрипнуло. Лиса заворковала над маленькими комочками и на одной — одной! — ладони их вынесла. Мышки суетились, дергали розовыми носиками, но с ладони не убегали.

Япошка была преимущественно белой с многочисленными чёрными пятнами, и напоминала окраской шерсть собак далматинов. Крошка же имела только одно большое тёмное пятно-воротник. Мышки трепали почти прозрачными округлыми ушками.

Марина приоткрыла рот. Вживую она никогда не видела мышей, хоть их шебуршание и слышала не раз. Одна мышка прыгнула с Лисиной ладони на Ликину и побежала по руке вверх. Лиса поднесла Япошку ближе к Марине, чтобы девочка смогла её погладить. Марина несколько раз провела по пушистой спинке пальцем и, стоило мышке ткнуться мокрым носом к её коже, тут же одернулась.

— Не бойся. Они не кусаются. Только царапаются. — успокоила Лиса. Добившись согласия Марины, она прицепила Япошку на футболку. Мышка села и зыркнула на Марину своими чёрными блестящими бусинками.

Тем временем Крошка забежала Лике через воротник под футболку и где-то на груди остановилась. Потом встрепенулась, вылетела снова на волю и, подпрыгивая, помчалась по дивану.

Мыши, японские карликовые, и правда больно царапались. Хоть были сами с пол-ладони.

Марине они очень пригляделись. Она улыбалась, когда мышки убегали от Ликиной руки, ложились в ямку ключицы. Когда наскакивали на Лису, хозяйку свою, да и саму Марину подвергали милым атакам.

Было уже за полдень. Лиса подумала, что пора бы Марину отправлять к тёте или братьям. Всё равно, не им же доверили подростку.

— Тебя ещё не потеряли? — начала Лиса, собирая по дивану одну и вторую мышку.

— Не знаю. Тёте я сказал, что иду к братьям, а братья думают, что я у тёти.

— То есть, ты к тёте всё-таки пойдёшь?

— Ага. Зайду, потом погуляю с Аннушкой и Райдой, — заметив недоумение на лице Лисы, Марина пояснила, что уже нормально себя чувствует.

Лиса убрала Япошку и Крошку, проводила с Ликой Марину в добрый путь. Девушки пожарили соломкой картошку, пообедали. Лика к четырём нехотя поехала на помощь Тимофею: он то ли дорогу кому-то перешёл, и теперь его хотели отлупить, то ли ещё что-то.

— Удачи, Ликусь. — Лиса обняла и поцеловала Лику в щеку, — Я тебя жду!

— Ха, спасибо. Скоро приеду. Я, помнишь, в долгу у Тимофея. А так нахер мне этот герой кверху дырой сдался.

Ещё раз подарив подруга подруге поцелуй, они ненадолго разлучились. Хлопнула входная железная дверь. Лиса закрыла вторую, внутреннюю дверь.

***

— Ликусь, пойдем уже в спальню. Поздно, — Лиса наступила на пол балкона в носках с овечками, и её передернуло. Пол ледяной. А Лика стоит босая, в черном спортивном топе и шортах адидасовских. Курит. Как всегда после перенапряга.

В ту ночь она тоже курила.

— Да, Лис, сейчас. — голос тихий.

Лиса обняла Лику со спины. Такая горячая: только что из душа. Вперемешку с табачным вдохнула её запах — кажется, хмель и репей — и уткнулась носом, фыркая.

Огонёк сигареты мелькнул совсем рядом и переродился маленьким пятнышком на белой коже. Лика кинула бычок в пепельницу, нисколько не изменившись в лице, и выпустила из лёгких воздух. Большинство квартир спало. Ночь вступила в свои права. На черно-синем небе точками горели звёзды. Улицы опустели. Лика ласково предупредила Лису, что не в настроении и сразу ляжет на боковую.

— Что случилось?

— Сейчас расскажу.

По пути в спальню они выключили везде свет. Мышки шебуршали в клетке на компьютерном столе. Девушки прошли мимо, и они смешно начали высовывать носики через частую решётку. Ликин рот дрогнул улыбкой, и она и улеглась.

Лиса надеялась на плановый романтический вечер, и потому сидела на краю кровати, поджав губы и взглядом сверля обои. Но не судьба, да и неважно. У них ещё куча этих вечеров будет. А Лику беспокоит что-то прямо сейчас.

— Всё хорошо? — потрогала за плечо.

— Не думаю.

Лика пододвинулась к Лисе и спрятала взгляд.

— Ты можешь рассказать мне о чем угодно. Я помогу.

— Знаю, просто… лично мне о таком говорить трудно, — Лика сглотнула и нашла руку Лисы.

Лика говорила на одном дыхание, сбиваясь, и сжимала в своей ладони Лисину. Она рассказала о том вечере. Как призналась в том, что на самом деле женщина, а ближе к ночи на неё всемером напали, избили до полусмерти и руки за спиной завязали. Как она постоянно отключалась, и всего не помнит, но сексуальное насилие было точно. Джинсы спущены, но не сняты, футболка в лохмотья. Они резали её под ключицами, бедра, щеку, плечи. А за что? За то, что Лика хотела нормального к себе отношения и с Лисой встречаться. Она сказала, что боится уже жить. Думала: «Теперь я смогу защититься и защитить». Выигрывала у мужиков в уличных драках и стычках, а так осталась очередной жертвой. Всех спасала, а себя не смогла.

Лиса опешила. Когда она рассказывала о пережитых изнасилованиях, Лика обещала, что в обиду никогда не даст. И правда держала обещание. Что могла сделать Лиса? Она сама едва держалась, чтобы не заплакать.

Каждое слово отдавалось болью.

— Что я могу сделать для тебя? — всхлипнула Лиса.

Как оказалось, Лика тоже не смогла совладать с эмоциями. Покрасневшие глаза тусклым светом горели на её лице.

— Ты меня выслушала. На этом уж помогла мне. Я очень-очень люблю тебя. — Лика прижалась к Лисе и ощутила родное тепло. Укутала одеялом. Мазнула губами по лбу. — Давай спать, м?

Лиса покивала. Рука её сама потянулась к щеке с тремя розовыми рубцами, потом к волосам.

— Я тут подумала. Не могла бы ты научить меня какой-то самообороне? Ты показывала мне её, но тогда я не видела в ней необходимости. И плохо запомнила.

— Могла бы и могу. — голос Лики был без привычной бодрости.

Утром Лиса проснулась специально раньше Лики, чтобы сготовить омлет. Ничего страшного. Зато приятно сделает, и Лика пойдёт не с пустым желудком, как делала обычно. Поспать она легко сможет и после готовки.

========== Часть 9 ==========

— Она тебе ничего не сделала! Не трогай Масю! — Аннушка взяла на руки собачку и кричала на Дениса.

— Да угомонись ты с этой шавкой! — он не умолкал.

На крики прибежала Райда с просьбой отдать питомицу ей. После выкатились из магазина Злата и Глеб.

Мася хотела понюхать штаны Дениса, и тот ударил собачку по носу. Просто не понравилось.

— Денис, тише. На всю улицу орёшь. — вмешалась Злата. — Вот смотрят.

Денис скрипнул зубами и повернул голову: несколькопожилых женщин глядели на них и шушукались. Аннушка передала Масю обеспокоенной хозяйке. Пальцы девочек соприкоснулись. Плохой идеей было брать собачку на прогулку с ними. Плохой идеей изначально было вообще идти с ними на гулянку.

Когда Райда гуляла с Аннушкой и Мариной, было спокойнее, хотя Марина, случалось, выкидывала какие-то принеприятные номера с мизогинией и лесбофобией. Например, оскорбила внешность Лики и ориентацию месяц назад. Райда тогда чуть не надавала Марине по лицу. Благо, Аннушка потом все разрешила.

Аннушка была… Райда даже слов не могла подобрать, какой она была. Доброй, скажем так. Защищала всех правых и неправых. Но над последними задумывалась: «Стоит ли?» Возможно, являлась бы Аннушка негетеросексуальной, Райда была бы не против стать её девушкой. Пофиг на трудности таких отношений. Её мамам и Лисе с Ликой это не помеха. Главное, что они любят подруга подругу.

Серый влажный воздух. С севера двигалась огромная туча.

— Это они со своей шавкой… — заело пластинку.

— Ой, да иди ты со своими штанами! — надоело Райде. Она взяла в свободную руку ладонь Аннушки и приготовилась уходить, как вдруг из магазина высунулась Марина и застыла перед лестницей. — Марина, ты с нами или с ними?

Марина не ответила. Она увидела две фигуры — явно Ликину и Лисину — и внутри всё потемнело. Будто мозг из розетки выключили. Лика и Лиса шли не особо в настроении, с большой сумкой. Без сомнений — это точно они. Марина бы рванула и рассказала им, что натворила, но уже никак не успевала. И смыться на крайний случай, якобы она не при делах, тоже не получалось. Оставалось пройти сине-белый магазин и перекрёсток.

— Я… а-а-а… с вами! — Марина показала пальцем на Райду и Аннушку.

Она быстро спустилась. Глаза Марины с каждой ступенькой становились круглее и круглее. На лбу выступил пот. Райда растянулась в улыбке, после чего последовала её примеру Аннушка. Конечно, Лиса и Лика почти подошли.

Переглянулись Глеб, Злата, Денис. Марина чуть не упала в обморок. Лика помахала, а Лиса кивнула. Судя по всему, останавливать они не спешили. Может, некогда. Марина выдохнула, но слишком рано.

— Оп, не думал, что у нас в посёлке появились лесби. Куча ведь нормальных парней есть, да? — Глеб выделился из компании, хихикнул и подошёл к девушкам. Денис и Злата скрестили руки, с интересом наблюдая за разворачивающимся перед носом представлением. Вернее, для них это было чем-то любопытным. Для Лики и Лисы это было повседневностью.

Аннушка и Райда не понимали, что происходит. Кто-то нашёл Ликину страницу? Райда практически не боялась за них. Она знала, что если Глеб ещё что-то сказанет, то с визгом полетит на асфальт. Лика к мужчинам сочувствия не питала ни капли.

— Охуел? — Лика выкинула под ноги Лисы сумку с вещами и подлетела к Глебу. — Это же ты приставал к Лисе?

— Не понимаю, о чем ты… мадам, — Глеб наслаждался ситуацией. — Это ты её совращаешь. Со мной у неё было бы всё правильно.

Лиса верила, что наконец-то жизнь пошла в нужную гору. Но с сегодняшнего утра её будто сбили с ног, и она снова упала в глубокую яму, откуда так долго карабкалась. Да и Лике не очень хорошо. А тут ещё этот дегенерат МГС-нутый. Лиса положила ладонь на плечо любимой, однако Лика тут же её смахнула. Лису все сильнее затягивало в омут страха. Сердце билось по-ненормальному. Она встретилась взглядом с Мариной, и та переметнулась к ней, за спину агрессивно-настроенной Лики.

На звуки обратили внимание пацанята лет двенадцати и взрослые женщины. Зеваки перешептывались.

— Чувак с мозгом одуванчика, самого себя не жалко? Прицепился к девушке со своим лечебным, блять, хером. Если тебе нравятся члены, то пожалуйста, я не запрещаю тебе. Только к остальным не пихай их, а? Убого выглядит, — в Ликиных глазах мелькнул огонёк азарта: зрачки расширились, и радужка почти почернела.

— Мне себя не жалко. Жалко Лису. На тебя пофиг.

— М. Хорошо. Не жалко себя?

Сжав руку к кулак, Лика с разворота ударила Глеба по челюсти. От удара костяшки засаднило, и Лика ощутила ставший родным раскат адреналина по телу. Лика схватила Глеба за одежду — он даже не успел упасть — и попала ногой по солнечному сплетению, перехватила за отросшие волосы и, в завершение, сломала нос об своё колено. Лика оттолкнула Глеба на асфальт и разжала пальцы.

Лицо Глеба было алым. Кровь пятнами украсила голубую футболку. Все ошарашенно смотрели то на Лику, то на Глеба.

— Ты что сделала?! — подскочила к Глебу Злата, пачкая колготки пылью асфальта.

— Проучила. Ну не убила же! Дай ему несколько пощечин, и Христос вокреснет. — Лика приобняла испуганную Лису, — он отключился. В будущем подумает десять раз перед тем, как тявкать. И к девушкам лезть.

Марина глядела на окровавленное лицо Глеба пустым взглядом. Это ведь она виновата. Лиса прибрала Марину к себе и погладила по голубым волосам. Аннушка старалась не смотреть. Денис помогал Злате привести Глеба в чувство. Они потрясли его, и, когда это не сработало, прибегли к совету Лики.

Те, кто проходили мимо, делали вид, что ничего не замечают.

Лика подняла сумку, и они с Лисой ушли, не дожидаясь чудесного вокресения. Райда подозвала жестом Аннушку и Марину, после чего девочки тоже оставили место события.

Глеб за их спинами тяжко вздохнул и приподнялся на локтях. Сплюнул в сторону. Из носа полилась кровь. Злата и Денис с облегчением дали ему по затрещине.

Начался дождь.

***

Аннушка сидела на подоконнике, наблюдая, как капельки наперегонки скатывались по стеклу. Одна нога её висела без опоры. В комнате повис вечер. Марина и Райда нашли себе место на полу и черкали что-то на маленьких листочках. Как и Доминика, Марина любила рисовать. Доминика, кстати, к девятому классу переезжала в Сургут, а ещё на днях разругалась в пух и прах с Мариной.

Несколько дней назад Райда словила себя на мысли, что не скучает по бывшей подруге.

— Я так и не поняла, что произошло. — подала голос Аннушка.

— Ну, типа… Глеб оскорбил их, и Лика его побила. Я считаю, правильно сделала. Он же ещё к Лисе приставал. Я помню что-то такое. — Райда повернулась к Аннушке, отложив карандаш.

— Глеб узнал, что Лика девушка. — Марина растерянно заморгала. — Они все узнали.

— Кто-то спалил? — спросила Райда.

— Страницу нашли, — выдавила из себя Марина.

Аннушка как-то понуро покивала. Понятно, мол. Она начала перебирать светлые пряди, отросшие с последней стрижки по самые лопатки. Июль кончался. Через месяц капкан захлопнется, и девочки станут девятиклассницами. А казалось, только пятый класс окончили. Аннушка посмотрела на Марину. Раньше она думала, что старшеклассницы совсем взрослые… девушки. Но Марина нисколько не выглядела взрослой. Лежит вот на ковре, рисует целующихся парней, аж язык высунула.

Райда рисовала своих кошек по памяти.

— Как думаете, интересно быть студентками? — под грозным взглядом Марины Аннушка поправила. — Ну, или студентами?

Дождь стучал по крыше и стекал по самодельной трубе в жёлтую бочку, наполненную почти до краев. В комнату поднимался мягкий запах выпечки Умилы.

— Лучше, чем школьницей, это точно. Найду себе в колледже девушку. — Райда посмотрела куда-то вверх, на потолок. Подперла рукой подбородок.

«Всё равно с Ликой мне ничего не светит. И с Аннушкой»

Марина немного помолчала, обдумывая, после чего дала ответ: «Хочу закончить школу, чтобы от меня все отстали. Совершеннолетия жду. Чем старше — тем свободнее». И снова за рисунок.

— М-м. Я тут подумал. Злате вот нечего делать с Денисом и Глебом. Она как не в своей тарелке с ними. Просто прицепилась в начале лета, и всё. Теперь вынужденно дружит, — Марина покрутила карандаш.

Ей нравилась комната Райды. С плакатами, рисунками, гитарой. Хламом на столе. Такая уютная и… своя. У Марины было мало чисто своих вещей, поэтому она цеплялась за подарки от кого-то и собственноручно купленное, даже если это была дурацкая толстовка с радугой или брелок-фонарик на день рождения от братьев.

— Предлагаешь узнать её поближе? — Райда подняла одну бровь.

Марина качнула головой. Она написала Злате и договорилась встретиться у Дворца Культуры, здания, где в их посёлке происходили всякие мероприятия: дискотеки, спектакли, выставки, выпускные. В ДК располагались кружок вокала, изостудия, школы танца, библиотека, а ещё продавались цветы. Девочки наскоро собрались, даже не отведав выпечку. Дождь мелко накрапывал.

Заметили они Злату не сразу, пусть и одета та была как днём: лёгкая светлая курточка, штаны и осенние сапоги. Такой у них климат, что август ещё не наступил, а уже самый что ни на есть сентябрь. Волосы она убрала в хвост.

Они поздоровались, как и подобает, немного погуляли по центральной площади, и Злата пригласила их к себе домой: все равно лавочки и качели сырые, нигде не посидишь, да и бабушка на дачу уехала. После той пьянки Злата ещё чаще начала отказывать гоп-компании в прогулках. Она ездила на дачу с бабушкой, оставалась одна в большой квартире, но при обоих исходах скучала. Сегодня вышла с ними на улицу, а Денис и Глеб показали гнилое нутро. Злата не знала, как относиться к их проделкам и высказываниям. Вроде и присутствует какая-то правда, но мерзко поданная.

— У нас есть время до семи, — голос у Златы был тягучий, негромкий.

Марина чувствовала себя заметно комфортнее, чем её подруги. Видимо, уже бегала и к ней.

Руки сами потянулись к косметичке. Злата достала из маленькой цветастой сумочки тушь, несколько цветов помад, палетку теней, тональник, румяна. Карандаши: красный, коричневый и чёрный.

Марина отказалась мазать краску на лицо, а то она как педик будет. Хотя в последнее время, Марина об этом беспокоилась все меньше и меньше. Райда засела в телефон на кровати Златы. Аннушка решила попробовать на Злате рисовать стрелки карандашом. Левая получилась шикарной, а правая же никак не вырисовывалась хоть немного ровной. Злата откровенно кайфовала — откинулась на стул, улыбалась — и о чём-то весело шептала.

— Знаете, а ведь это адаптивкой называется, — из угла сообщила Райда.

— Это что? — спросила Злата. Её ресницы подрагивали. Руки покоились на коленях.

— Адаптивки — это всякие штуки, которые делают женщины, чтобы избежать осуждения общества, ну или чтобы получить от него одобрение. Типа макияж, бритьё, маникюр, покраска волос, диеты, занятия спортом для красоты, украшения, «женственная» одежда, каблуки, кокетливое поведение и отношения с мужчинами, замужество и материнство, — Райда выдохнула. Вроде всё перечислила.

Объяснила адаптивки и привела примеры ей Лика. А ещё рассказала о гнк-женщинах, коей и являлась сама. В окружении Райды их оказалось много. Гендерно-неконформными называли женщин, не вписывающихся в заданные стандарты женского поведения. Если совсем коротко, то в какой-то мере отказывающихся от адаптивных предпочтений.

— Не знаю. Чушь какая-то. Большинство женщин делают то, что ты перечислила, для себя. И как ты материнство с отношениями туда приплела? Это же природное. Мы должны размножаться.

Райда хмыкнула: куда ещё? Аннушка нахмурилась. Высказывание Златы не пришлось ей по душе.

— Мы сами выбираем, с кем нам строить отношения и строить ли вообще, — уперлась руками в спинку стула. — Я для себя решила, что замуж не выйду.

— Тебе только пятнадцать. Десять раз мнение ещё поменяешь, — напомнила Злата, копируя бабушку.

Возможно, она даже сама этого не поняла.

Аннушка вскочила на месте и импульсивно воскликнула, что да, возможно. Но вряд ли. Она может сбрить виски, выкинуть все платья-юбки, уйти в колледж, приобрести разрешение на оружие с совершеннолетия, получить несколько высших образований, вместо одного медицинского. Райда похлопала и показала большие пальцы вверх. Её девочка! Марина смущённо подняла уголок губ.

— Ты сама себя обесцениваешь. Тебе ведь столько же. Разве твоё нынешнее мнение неважно? — Райда встала и подошла к Злате за спину, спрятав руки с крашенными в чёрный ногтями в карман.

Злата обиделась и задрала голову, морща нос.

— Из-за тебя Аннушка черти-что натворила на моем лице.

Аннушка ойкнула и узрела, что именно пошло не так: стрелка на правом глазу шла чуть ли не до виска. Марина громко расхохоталась.

***

Лика остановилась у куста с большими розовыми цветами и оторвала одну ветку с душистыми соцветиями. Лиса приоткрыла рот.

— Держи, родная.

Лиса приняла в руку цветы. Их запах был, на удивление, родной: будто ей снова десять, и она у бабушки в деревне.

Девушки вернулись в Ликину квартиру, которая с этого дня становилась ещё и Лисиной. Непонятно, погорячились ли её родители или действительно видеть больше не хотели. Факт оставался фактом: Лису выгнали из родительского дома.

Лика бросила сумку с пожитками на пол, вспоминая, что лет семь назад сама была в такой ситуации. Тогда её приютила Таня — невеста старшего брата, с которой у него не сложились карты — и Лика жила с ней около года. Они постоянно ругались, в основном, из-за Ликиного дебоширства. Сейчас Лика сожалела о своём поведении: подумать только, ради мужского одобрения она, пьяная, могла полапать девушку. Таня тоже не была ангелом во плоти: водила к себе парней «на одну ночь», выгоняла Лику на улицу, и, в конце концов, задевала комплексы. Окончательно разошлись они из-за Ликиной ориентации, а потом Таня вышла замуж, родила сына, прожившего совсем ничего и утонула.

Лиса разложила вещи из сумки, Лика на скорую руку приготовила драники. Атмосфера в доме стала заметно серой без Лисиного дурачества. Она не произнесла ни слова с того момента, как перешла порог квартиры. Молча переоделась, поела немного.

— Всё наладится, — Лика обняла Лису со спины. Лиса дотронулась пальцами до предплечий любимой. Прикосновение было едва ощутимым.

— Я так не думаю.

— Ну-ну. Так же уже было. Я предполагаю, что они остынут, ещё и разрешат нам жить вместе, — Лика усадила Лису на диван и прикрыла пледом.

Лиса уткнулась носом в Ликину шею. Дыхание приятно щекотило чувствительную кожу.

— Они все надеются, что я выйду на путь истинный, найду себе парня и рожу детей, — шептала Лиса. — Мама и слышать не хочет, что ты меня любишь.

Лика поцеловала Лису в макушку. Лиса подняла ноги на диван.

— Слышать не хочет, но видит.

— Лика, — позвала она и напомнила, — ты обещала, что научишь самообороне.

Лика встала и кивнула: «Сейчас?». Лиса согласилась: «Естественно». Её глаза просияли. На лице появилась улыбка. Лика задумалась: с чего бы начать? Она сложила руки на груди и начала.

— Для начала: мужика в пах не бей. Они знают, что женщины между ног целятся, поэтому в первую очередь защищают эту зону. Но не всегда. Бей в кадык (ребром ладони), косточку на щиколотке. Это меньше ожидают.

— Руку схватить могут.

— Не у всех молниеносная реакция. Да и, честно признаться, они те ещё трусы. Нужно начать доставлять им неудобства. Можно ещё театральную постановку им устроить. Сложи руки так, как будто молишь о пощаде. Это вполне ожидаемый жест в случае нападения, так что мудло и не подумает о том, что дальше ты ему двинешь. Ещё есть варианты целиться в нос и верхнюю губу, но лично мне кажется, что сильнее у неподготовленной получится в кадык, — Лиса внимательно слушала, стоя напротив. Её плечи подпрыгнули, когда она услышала:

— Давай.

— Тебе же будет больно…

Лика вздохнула.

— У меня типичные для огромного мужика параметры. Ээ… около ста девяноста на восемьдесят с лишним кг, не помню. Только, в отличие от насильника, я тебе ничего не сделаю сейчас. Давай. Пробуй. Можешь без спектакля. Если сумеешь причинить мне боль, сумеешь и извращенцу.

Помявшишь, Лиса нанесла удар в горло. Лика рефлекторно выпрямилась. Атака вышла не столь сильной, потому что била Лиса не ребром ладони, а мизинцем, на что Лика и указала. Лиса попробовала второй раз, уже более удачно. Лика сжала руку в кулак: действительно больно, хотя она ожидала этого.

— Молодец, — похвалила Лика, все ещё ощущая дискомфорт в гортани, сглотнула. Лиса расслабила плечи, и Лике пришла идея.

Она отошла на несколько шагов, после чего схватила Лису под бедра, за спину, и подняла. Лиса пихнула в ключицу Лику, заметившую вслух, что ей вообще небольно. Лиса предприняла еще несколько попыток вырваться, вздохнула и уселась поудобнее на Ликиных руках.

— И это всё? — удивилась Лика.

Лиса аккуратно прижала к мягкой груди Лику. Сердце билось быстро и заполняло собой всю грудную клетку от нахлынувших чувств, а по щекам расплылся румянец от Ликиных прикосновений к талии и ляжкам.

— С тобой я драться не хочу. Ты мне ничего плохого не делаешь.

— А Глеба ты бы побила?

— Да, — не задумываясь, дала ответ Лиса.

Лика с осторожностью свалила Лиску на диван и улеглась рядом. Лиса была раскрасневшаяся, довольная. Её грудь вздымалась от частого дыхания. Челка, обычно убранная за уши, закрывала половину лица до носа. Лика лёгким движением убрала всё это дело на подобие того, как укладывала волосы её любимая. Кажется, оставляла ещё одну прядь сбоку. «Поцелуй меня» — попросила Лиса. Лика коснулась её приоткрытых губ сначала большим пальцем, поглаживая, и уже после этого полного ласки жеста, накрыла их поцелуем. В губы отдало вкусом сметаны. Тихий стон. Приятная тяжесть, тепло родного женского тела.

Звонкий смех прорезал тишину гостиной. Лисе от восторга, счастья и любви перехватило дыхание.

— Любимая, — выдохнула она. Дрожащие ноги закинула Лике на поясницу.

— Ты хочешь секса? — на всякий случай спросила Лика, заглядывая карими глазами в серо-зелёные. Скуластое белое лицо тронуло смущением. На щеке розовели рубцы. Лиса умилительно сощурилась и чмокнула Лику в нос. Как же она её любит, такую предерзкую, втаптывающую мордой в грязь мужчин, и одновременно мило-робкую, когда их отношения переходят грань платонических. — Сейчас.

— Мх, с нашего последнего раза.

— Ликусь, а ты? — она взяла в ладони лицо Лики и всмотрелась в её глаза, широко раскрытые, которые для Лисы были самые необычные: золотая середина между еропейским разрезом и азиатским. — Ты согласна?

Лика призналась, что немного стесняется, хоть это и не первый раз. Но полностью «за» подобное времяпровождение.

— Не будем? — разочаровалась Лиса, но вида не подала.

— Нет, я не против.

— Если что, мы прекратим. Хорошо, Лик?

Она покивала головой. Девушки изменили положение: Лика легла, а Лиса уселась ей на бедра. Так было удобнее.

Лиса начала покрывать лицо, шею и грудь возлюбленной поцелуями, попутно обласкивая тело и следя за реакцией. Не хотелось причинять Лике неудобства.

Волосы Лики пахли едкой лесной травой.

По внешнему подоконнику застучал дождь. В квартире потемнело, и Лика немного успокоилась. Она притянула Лису к себе и слилась с ней в долгом поцелуе. Внизу живота потянуло, как в первый день менструации — это чувство было мучительным, горячим, мокрым, томным, развивалось под пупком и отдавало в бедра и спину. Лиса стянула с себя футболку, задрала Ликину. Чувство приобрело нотки сладости.

Лиса поерзала, издавая негромкий стон. Лика и сама едва сдерживалась. У неё на лице была написана вся гамма эмоций: трепетная нежность, стеснение, истома, искренний интерес, растерянность. Она то поджимала, то прикусывала губы. Лиса поцеловала ключицу, ощупала груди, напряженный живот с проступающими мыщцами. Надо же. И Лика ещё смущается такого шикарного тела. Лиса прилегла на девушку — грудью к её — и ощутила на ягодицах ладонь.

— Они все пеньки безглазые, раз так говорили.

— Ты про что? — подняла брови Лика, издав смешок. Очень уж Лиска интересно придумала про пеньки.

— Про тех, кто тебя оскорблял.

— Я уже привыкла к тому, что страшная как война, — Лика махнула рукой. — Морда кирпичом, доска и дылда.

Лиса одернула Лику, и, целуя, одарила ласковыми словами. Вся распаленная, Лика крепко обняла Лису за плечи и чуть разозлилась на себя за нерешительность. Лёгкие поглаживания внутренней стороны бёдер, ласковые прикосновения. Лика вздохнула, с осторожностью смяла Лисины груди, а через несколько минут девушки оказались полностью обнажены. В своих «особенных», «неправильных» отношениях для общества Лика и Лиса заходили все дальше и дальше. Они сплели пальцы, и кольца на их безымянных пальцах едва слышно стукнулись.

========== Часть 10 ==========

У Златы, конечно, мозги были ужас как промытые. «Адаптивки без выбора», «замужество и материнство для женщин обязательная программа», «ну не все же мужчины такие», «я не такая» и коронное «большинство женщин реально тупые». Восхищенные взгляды на мужчин, чуть похожих на людей, а не медведей. Озабоченность эстетикой женского тела (читать: патриархальными стандартами). Обвинения девушек в распущенности за их открытую одежду. Это конечно не Доминика, но из той же оперы. Возмутилась и Марина: она многое не понимала, но со стороны суждения Златы казались ужасно сексисткими.

Райде надоело всё это терпеть. Злата снова начала щебетать о том, что хочет замуж.

— Точно? — огрызнулась Райда.

— Да.

Аннушка и Марина переглянулись. Ой, что будет. Райда встала посреди комнаты и задумалась.

— Я могу стать твоим мужем, — заметив, как округлились голубые глаза Златы, Райда добавила, — на сегодня.

— Чего? — Злата закрыла рот ладонью. Щеки заалели.

— У меня отца нет. Но я знаю, как себя мужчины ведут. Давай, уходи из дома со своими детьми.

— Какими… детьми?

Райда указала пальцем на Аннушку и Марину: «Этими».

Аннушка в недоумении подняла брови: она не могла понять, что же Райда творит. Марина сидела плечом к плечу Аннушки и также не врубалась. Но удивлены девочки не были, в отличие от Златы. Марина чего-то зашептала про ЛГБТ, и Райда на неё шикнула: не в том прикол. Она, видите ли, хотела показать Злате, как плохо жёнам в браке.

Злата с натягом согласилась на сию странную игру, если можно так было обозвать выдумку Райды. Она собрала Аннушку и Марину, закрыла Райду на ключ и ушла. Когда цокот маленьких каблуков Златы и смех оборвались лязгом железной двери подъезда, Райда начала осуществлять свою задумку.

Нашла в шкафу носки и запрятала по углам, рассыпала сахар по всему столу «нечаянно», замарала чистые тарелки, раскидала обувь в прихожей. А потом легла на кровать: разглядывать узор на ковре. Вообще, неплохая была квартирка, уютная, будто застывшая в СССР. Побеленный потолок сыпался, газовая плита, чугунная ванна. Окно между кухней и ванной под самым потолком.

Дверь скрипнула замочной скважиной и тяжело отворилась. Райда чуть не выскочила встречать жену и детей, как вдруг услышала скрипучий голос: «Злата! Дома, внучка?». Райда змейкой занырнула под кровать, захватив телефон с паутиной наушников. Вот это она попала. Сердцебиение её было слышно, наверное, и в соседкой квартире. Райда написала Злате, что все пошло не по плану.

Её бабушка заворчала на бардак. Райда поджала губы. Послышались гудки, а после снова скрипучий голос с нотками раздражения — бабушка звонила Злате.

И что теперь делать? Наверное, Злата её побьёт. Какие невеселые мысли… но азарт! Райда усмехнулась глупой ситуации.

Прошло десять минут — вечность для Райды — и Злата вернулась. На неё тут же налетела бабушка, причитая о засранной квартире. Из прихожей послышалось: «Я всё уберу!». А дальше шаги, приближающиеся к комнате Златы. Злата выглянула из-за дверного проёма, не заметила Райду и, действительно, пошла убираться, проклиная «мужа».

Злата убиралась час. В это время Райда под кроватью переписывалась с Аннушкой и Мариной. Наконец, Злата покончила с уборкой, хлопнула дверью и застыла посреди комнаты.

— Райда, ты тут? — тихо спросила она.

— Типа тут, — проворчала Райда, вылезая на ковёр.

Злата сжала дрожащие руки в кулаки. Была бы воля, она кинула бы в эту рыжую дуру стулом. Да побольнее.

— Ты идиотка! Попробуй только ещё что-то подобное учудить!

Райда уставилась на Злату, морща веснушчатый нос.

— Вот видишь. А с мужем так каждый день.

— Меня отругала бабушка!

— Представь, что это свекровь.

Когда Райда издала смешок, желание ударить её взыграло в Злате с утроенной силой. А когда Райда изменилась в лице, подошла к ней и обняла, желание… вышло испариной на лбу. Райда начала извиняться, оправдываться. Злата, неожиданно для себя, отметила, что от Райды очень приятно пахнет, и волосы у неё такие волнистые. Тело тонкое и тёплое. Злата смутилась. И ещё подумала, что ведь возможно, если она выйдет замуж, похожие неприятности будут ждать каждый день.

Первой отстранилась Злата, потому что обнимать Райду оказалось слишком странно. Не как остальных.

— Теперь тебе нужно домой, — Злата уставилась в пол.

Райда упала на кровать и пожала плечами: «Я знаю. Вылезу в окно». Вот… дуреха. Злата чуть было не съязвила Райде, но в итоге поинтересовалась, точно ли у неё получится.

Без слов, Райда сунула телефон и наушники в карман, проверила ключи, сто рублей. Открывши окно, села на подоконник. Прыгать было недалеко. Небо оказалось серо-голубым, нетронутым яркими всполохами заката. Детей на площадке не имелось.

— Ну, — набираясь решимости, Райда задержалась, после чего перевесила ноги и оттолкнулась, — асталависта типа.

А дальше скрылась из поля зрения.

С открытым ртом Злата метнулась к окну, и увидела целую-невредимую Райду, отряхивавшеюся от травы. Её джинсы в некоторых местах приняли коричневый и зелёный оттенок.

— Ты в порядке?

— Ага, а что?

Злата усмехнулась.

— Ничего.

***

За окном потемнело. Лиса и Лика лежали в спальне, разговаривая. В процессе девушки решили переместиться с дивана на более удобную кровать. Лика разглядывала Лису и изредка щипала её за бок.

—… разочаровалась немного, да, — в очередной раз ощутив покалывание, Лиса протянула, — ну хвати-и-ит.

Лика рассмеялась.

— Не-а…

Лиса подскочила и несильно ткнула несколько раз возлюбленную носом в белую подушку. Погладила по волосам. Лика недолго смирялась с положением, после чего привстала на локтях и снова зафыркала. Локти уперлись в мягкую теплую подушку.

Кровать скрипнула — Лиса встала и подошла к окну. Открыла форточку, устремив взор вдаль. Брови Лики изогнулись. Она со смущением оглядела спину и круглые ягодицы. У Лисы были небольшие плечи, широкая талия и крупные бедра. Грудь небольшая и немаленькая, вроде как двоечка.

На улице горел только один фонарь, даря тусклый свет старому дому напротив, где жила какая-то неблагополучная семья. В небе выделялось молочное блюдце полной луны. В нос ударил прохладный запах летней ночи. Стрекот цикад.

— Мы так-то на втором этаже, — заметила Лика и натянула на себя одеяло.

— Да кто меня видит?

Лика пожала плечами: «Люди из соседнего дома». С трепетом и Лиса загляделась на Лику. На её плече красовался розовый укус, сделанный уже после секса, и из-за которого Лика чуть не психанула: не любила она такое. Поэтому она и щипала Лису, в отместку. До середины спины Лика закрылась одеялом, а грудь почти не было видно.

Глаза прищурены.

Лиса повернулась, обошла кровать и направилась к шкафу: одеться. Она была очень счастлива от того, что Лика ей доверилась, хотя это предложение, сказанное слишком уж скромно и заставило оторопеть. А вообще, Лика была первой, кто спрашивала согласия у Лисы. До неё она даже не знала, что так нужно. И что лесбийский секс должен быть с предохранением, либо только после демонстрации справок на всякия заболевания, а без этого — ни-ни. Хоть интимные отношения между женщинами более безопасны, чем разнополые, все равно, осторожность лучше «авось пронесёт». Сколько бы доверия не было.

Она оделась, подобрала одежду с дивана в гостиной и ушла на кухню, а Лика подтянулась следом, ещё захватив с собой беспокойных мышей. Крошка и Япошка на плече приятно щекотили шею нежной шерсткой.

— О. Кого притащила… — Лиса повернулась к Лике и вытянула ладонь, на которую ловко прыгнула Япошка. Мышки что-то вынюхивали.

— Давай их покормим, а то глянь, какие тощенькие, — предложила Лика.

Лиса подняла один уголок губ. Сначала её откормила, сейчас мышей хочет в колобков превратить… Она взяла мышь, убежавшую с рук на шею, и вернула обратно.

— И самим надо.

Лика начала рассказывать, о чем с ней разговаривали родители Лисы. Лиса решила нарезать яблоко: маленькую дольку мышкам, а остальное — им.

— Эта долька больше мыши… — улыбнулась Лика, когда Крошка торопливо слетела по её руке вниз и вцепилась зубами в светло-жёлтую мякоть яблока. Япошка уже держала кусочек в лапках и ела. — Они такие милые, что хочется их расцеловать. Прям как ты.

— А потом куча шерсти во рту, — вставила с набитым ртом Лиса.

— Ты сама их целуешь!

Лиса кивнула и добавила, что целует Лику, даже когда она в пыли и грязная. Лика возразила, что такая она только после работы. Девушки перекусили, и Лиса, забирая мышей, решила, что было бы неплохо выкинуть мусор. Известно, кому. Потому что, если пошла бы она, то обязательно нарвалась бы на горе ухажера пьяного. Лика вздохнула, нехотя собрала мусор, накинула олимпийку и ушла.

Во дворе оказалось холодно. Чуть дальше горели окна домов. Лика прошлась к мусорке, околоченной чем-то вроде листов профнастила серого цвета. С соседнего двора, медленно покачиваясь, двигалась тощая, среднего роста фигура. Лика пригляделась и без радости узнала: «Это Тимофей». Она выкинула пакеты и попыталась незаметно скрыться от явно пьяного собригадника, но услышала, как он в спину крикнул её имя.

— Пошёл нахуй! — крикнула ему в ответ Лика, убирая руки в карманы. У джинс из мужского отдела они были просто огромные.

Тимофей догнал её, и Лика с шумом выдохнула, после чего стиснула зубы. Ей хватало этого криворукого идиота и на работе. Она специально ушла из спортклуба, чтобы меньше контактировать с мужчинами. А они… лезут. Лика уже послала его в пешее эротическое. Не услышал?

Он еле-как положил руку скривившейся Лике на плечо. От него пахло спиртом. Девушка тут же стряхнула её.

— Мы бухаем… — рассказал Тимофей. — С нами… не хочешь?

— Я бросил пить, — Лика по привычке перешла на мужской род, хоть Тимофей и знал об её поле.

Во всяком случае, пила Лика или нет, она бы с Тимофеем никуда не пошла. Противен ей, как остатки еды в раковине. Он помялся около неё, махнул рукой и снова потащился в развалочку куда-то. В пивнушку, скорее всего.

Правильно, что Лиса её отправила. Как бы она перепугалась, подойди к ней эта пьянь! Тимофей ведь вроде знал, как выглядит Лиса. Пошёл бы ещё до квартиры… хотя, возможно, Лиса прищемила бы ему пальцы за такое железной дверью. Лика прикусила губу.

«Лиса у меня умница. Иногда может постоять за себя», — неожиданно стукнуло в голову осознанием.

Лика пришла домой, помылась, рассказала Лисе о встрече с собригадником, и в очередной раз заявила, что стоит поискать новую работу. В идеале — связанную и с физическим трудом, и по специальности.

— Мне тоже нужна работа. Я своими рисунками, вязанием и постановками почти не зарабатываю. Не хочу быть твоей содержанкой.

— Ты не содержанка, — серьёзно сказала Лика. Она была согласна с тем, что Лисе пора искать работу, но хотела, чтобы она не спешила. Всё-таки лучше с умом подходить к таким вещам.

Сказать честно, Лика зарабатывала мало. Потому что работа и сама по себе непрестижная, а ещё девушка была трудоустроена неофициально: работа грузчицей для женщины была запрещена.

На следующее утро Лиса проснулась в одиночестве: Лика к девяти ушла на работу.

Девушка лениво приготовила завтрак, покормила мышек, и около одиннадцати дня экран телефона загорелся, а на дисплее появилось сообщение от Марины: «привет. сегодня не занята?»

Лиса взяла телефон и ответила, что нет. Марина предложила встретиться в стандартной компании. Недолго раздумывая, Лиса согласилась. Днём погуляет, вечером начнёт вязать свитер, а завтра придётся хотя бы попробовать поискать работу.

Телефон загорелся снова и завибрировал.

— А? — Лиса удивилась. Мама? Она приняла звонок. — Да? Алло?

Послышался шум.

— Дочь? Ты долго собралась у своей подружки отсиживаться? — родной мамин голос звучал немного искаженно.

— Я… я бы хотела жить с ней постоянно. Нам хорошо вместе. Ты с папой живёшь с двадцати одного! Почему мы не можем быть с ней семьёй?

Вздох по ту сторону. Длинный монолог, повторяющийся заевшей пластинкой с того самого дня, когда Лиса поделилась с мамой своим секретом. А через какое-то время привела Лику.

— Ты ещё маленькая. Это всё… ну, я же тебе объясняла. Все девочки любят своих подружек. Девочки лучше друг друга понимают. Но это не значит, что нужно жить с ними. В нашем посёлке очень много хороших парней, Лис. Даже твой Слава был неплохим. Нужно просто снизить требования и попытаться дать шанс противоположному полу. Ты же красивая.

— Мама, я не хочу ругаться. Или ты прекращаешь попытки меня образумить, или больше сюда не звони. Я устала. — В первые разговоры насчёт лесбийства Лиса рыдала, но сейчас была спокойна.

— Твоя Лика уголовница. Любила бы ты обычную девочку, я лучше приняла. А твою связь с этой… не могу.

Лису как будто ударили. Лика и вправду… сидела два раза. Недолго. За хулиганство в двадцать один, и после того, как её истязали и попытались изнасиловать. Лика дала нехилый отпор: одному сломала руки и всадила в бедро нож, другому голову почти разбила, остальные отделались сильными ушибами и подобным. Её, что интересно, пожалели, потому что в полицейских появилась женщина, и наказание было мягким.

— Нет. Она просто отсидела пятнадцать суток за хулиганство. Лика нормальная.

— Как мужик: и ростом, и телосложением, и манерами, и лиц…

Лиса завершила звонок, прерывая маму. Сколько можно? Она и её любимая были абсолютно обычными. Но, видать, не для большинства. Лиса положила телефон на столешницу, помыла посуду, написала Лике, собралась и пошла к Дворцу Культуры, где договорилась встретиться с подростками.

Погода была солнечная, но пришлось одеться закрыто: всё же август. В лужах отражались облака и голубое небо. Лиса решила пойти через двор, потому что так можно было дойти к ДК напрямую. Вскоре показался бело-красный магазин — Виват — и за тёмным забором бежевое с чёрным здание.

Лиса пришла предпоследней, за несколько минут до Райды. Объятие от Марины заставило Лису почувствовать себя неловко. Она, поправив голубую чёлку, рассказала о недавней ситуации, произошедшей между Златой и Райдой. Про то, как Райда нарекла себя временным мужем, разнесла её квартиру, а потом пришла бабушка и отругала Злату.

— Вообще-то, я квартиру не разносила, — исправила Райда.

— А почему мне так много пришлось убирать? — Злата подскочила к Райде и дернула за край футболки. В голосе мелькнули истеричные нотки.

После того дня все мысли Златы крутились вокруг Райды.

Марина посмотрела снизу вверх на Лису. Лиса заметила на своём лице взгляд и кивнула головой, как бы спрашивая: «Что такое?»

Щеки Марины заалели, а рот растянулся в улыбке, обнажая зубы. Лиса оказалась очень симпатичной девушкой. Марина видела это и раньше, но только сейчас почувствовала себя из-за этого неловко. У Лисы выходило быть милой и без косметики: губы у неё сами по себе полные и с приподнятыми уголками, светлые миндалевидные глаза, аккуратные брови, нос вздернутый. Особый шарм придавал ей смуглый цвет кожи.

— Ты такая красивая, — призналась Марина, — какая у тебя национальность?

Лиса пожала плечами.

— То что красивая, это я знаю. А национальность… ну, родители мои с юга России.

Перестала делить женщин Лиса на красивых и нет уже давно. По её мнению, милыми были все: Лика, бывшие однокурсницы, прохожие, вот эти подростки. Раньше Лиса переживала из-за телосложения, а сейчас считала, что все эти комплексы были беспочвенными: у неё среднестатистическая женская фигура. Или Лика вот до сих пор сомневалась по поводу внешности, хотя, как и Лиса, поддерживала бодинейтральность.

В отличие от бодипозитива, идея которого основывалась на принятии своей внешности и любви к себе, бодинейтральность подразумевала некое равнодушие к телу как к чему-то красивому и призывала относиться к нему, как просто… к телу. Не стоило ненавидеть его, но и любить также не нужно было заставлять.

Райда со Златой все никак не могли уняться, и Лиса не без помощи Аннушки расцепила их.

— Ты помяла мне водолазку, — обидчиво кинула напоследок Злата, оправляя розовую ткань, и ненавязчиво похвасталась, — я как бы сегодня иду на свидание.

— С кем? — спросила Аннушка.

— Ну… с Денисом.

Райда ударила себя по бёдрам и вытянула лицо: «Нифига себе»

— Куда? — продолжила допрос Аннушка.

Лиса стояла и сомневалась, стоит ли вообще что-то говорить. Она заметила, что они добрались до лавочки, перед которой гуляли голуби. Сзади была детская площадка: земля бережно присыпана песком, много малышни. На соседних лавочках сидели в основном женщины и такая же молодёжь. Народу было навалом.

— На обоссаную лавку у дома, — рассмеялись Марина и Райда.

— Идите вы.

Марина и Райда переспросили, куда же тогда. Злата промолчала. Видимо, Денис реально позвал её на свидание во двор.

Воцарило неловкое молчание. Аннушка начала поглаживать себя по плечам, Злата дуться, а Райда провела штангой между зубов. Марина пододвинулась к Лисе.

Лиса решила перечеркнуть тишину.

— Меня Лика позвала на первое свидание на какой-то чердак пятиэтажки. Мне понравилось, — Лиса улыбнулась, вспоминая, как испугалась темноты, и после чего произошло свидание. — Мы с ней вообще случайно познакомились. А… моё самое первое свидание было дома у мальчика из старших классов.

На последних словах Лиса резко оборвалась и задержала дыхание, сжимая руки в кулаки. Он тогда её изнасиловал. С того дня для Лисы начался персональный ад, связанный с сексуальным насилием. Мужчины, кажется, начали считывать её — доверчивую, симпатичную, инфантильную и слабую — идеальным объектом для собственного самоутверждения. Первой любовью, которая не воспользовалась ей, была Лика. И Лиса не верила счастью. Лика даже… поняла, что все эти Лисины пошлые шуточки и тому подобное являются последствием пережитой травмы.

— И с кем тебе больше всего понравилось? — задала вопрос Злата.

— Конечно, с Ликой.

Лиса все ещё находилась в своих мыслях: далеко от территории при ДК.

— Всё хорошо? — поинтересовалась Аннушка и потрогала Лису за плечо.

— Сейчас — да. А тогда… тот мальчик, с которым у меня было первое свидание, сделал мне больно.

Всё же, лучше хотя бы мягко предупредить Злату, что мужской пол не «сильный, умный, самый лучший» пол, где все поголовно защитники женщин, а наоборот — те, от кого женщин нужно защищать.

— Он же один такой. Возможно, так сказать, он тебя недопонял. Это не значит, что сейчас… — Злата оказалась прервана Мариной.

— Нужно сторониться всех мужчин и общаться только с женщинами? Это одна из причин, — предположила она.

Лиса немного наклонила голову и приоткрыла рот. Это точно сказала Марина?

— У меня были отношения и с мужчиной, и с женщиной. Разница колоссальная. Я не говорю, что всем нужно становиться лесбиянками, но если есть возможность, (а она есть почти всегда) лучше ничего общего с противоположным полом не иметь. Мужчины поголовно сексисты. Даже всякие профеминисты, геи. Да, особенно геи. И женщины сексистки, только вот в силу жгс, маловероятно, что женщина что-то плохое тебе сделает. Нас с рождения учат, что женщины слабые, капризные, пилят мужей своих золотых, провоцируют короткими юбками и ярким макияжем. Поэтому такие все.

Марина спросила, причём тут геи. Лика объяснила, что сексуальная ориентация не отменяет ни гендерную социализацию, ни мизогинию. Геи требуют от женщин эмоционального обслуживания, оскорбляют их, не видят ничего плохого в использовании женского тела, как инкубатора, тобишь, топят за суррогатное материнство. Так что, паршивая подружка из гея выходит, с типичной мужской агрессией, бестактностью и завистью к репродуктивной способности, а ещё и стремлением пнуть посильнее ниже пояса. Такая же ситуация с транс-женщинами. Они мажут себе на лицо краску, надевают платье и требуют, чтобы их называлинастоящими женщинами и пускали в женские туалеты, бани. Своими действиями трансгендеры поддерживают гендерные стереотипы и ни чем не лучше консерваторов. Тот же самый патриархат, только в яркой обёртке и с приставкой «нео». Транс-женщины (и не только они) обзывают «терфкой» любую женщину, просто не согласную с ним: если ей некомфортно от того, что рядом с ней в раздевалке намакияженный мужчина, то она «терфка»; увидела в общественном туалете дрочащего или ищущего использованные прокладки мужчину, она «терф»; если лесбиянки напоминают, что им нравятся биологические женщины с вульвами и прошедшие ЖГС, они «терф», которых надо заставить положить в постель к транс-женщине.

Профеминисты обычно поддерживают удобный им либеральный или интерсекциональный феминизм, порно-индустрию, БДСМ, адаптивки, повторяют то, что уже десять раз сказала женщина, которую, в отличие от него, не услышали и получают кучу одобрения. Лезут в чисто женское движение, где именно женский голос должен быть весом. Типичная мужская манера снисходительно учить жизни или объяснять женщинам очевидные вещи. Тот факт, что мужчина поддерживает феминизм, не значит, что он «нитакой». Сколько всплывало случаев, когда профеминисты насиловали своих девушек или делали ещё что-то, а потом как-то глупо отмахивались от совершенного.

Злата вздохнула: она слушала этот мужененавистнический бред в одно ухо. Ну вот красивая же Лиса женщина. А таких взглядов придерживается. Они посидели у ДК, разговаривая ещё с полчаса, после чего Злата ускакала домой готовиться к свиданию. Прошло ещё сколько-то времени, и ушли Райда с Аннушкой.

На лавочке остались сидеть только Марина и Лиса.

Марина поделилась тем, что окончательно рассорилась с Сашей. На её руках свежих царапин уже не было.

— Это хорошо, — протянула Лиса, рассматривая кольцо на безымянном пальце.

— Не понимаю, зачем я вообще стал с ней встречаться,— выдохнула Марина, и через несколько секунд спохватилась, — стала… с ним.

Лиса в очередной раз удивилась. Марина сегодня целый день её потрясала.

— Ого. Ты так изменилась за те несколько дней, что мы не виделись.

— Я просто почитала, — пока что Марине не было удобно говорить о себе в женском роде. То и дело хотелось отрезать окончание, — некоторые паблики и подумала: а правильно ли я вообще всё делаю. По сути, никуда ведь от биологической данности не денешься. Да и какой вообще переход в России. Тем более, я сирота. У меня по жизни, скорее всего, денег водиться не будет. Поэтому и решила: хватит себе и остальным мозги выносить. Нужно хотя бы попытаться принять себя.

Лиса пожала плечами. У неё проблем с восприятием себя, как женщины, не возникало. Бывали моменты, когда Лиса расстраивалась тому, что явилась на свет сразу греховной, в отличие от светлых непорочных мужчин. Но чтобы мечтать быть в мужском теле… нет.

— Когда ты хотела быть мужчиной, ты хотела, чтобы тебя воспринимали всерьёз, и получить их привилегии. Ну, гулять ночью по улице без страха насилия, например.

Сзади них на дерево, ветки которого качались от ветра, попыталась залезть какая-то девочка в кепке набекрень.

— Наверное. Я хотела бы ещё извинится перед Ликой.

— Ты же извинялась? — округлила глаза Лиса.

Марина набралась храбрости и приосанилась.

— И перед тобой тоже. Это я спалила страницу Лики. Я… не думала тогда. Я, если признаться ещё честнее, вообще не понимала ваших отношений. Вот есть геи, есть гетеро. С ними мне все ясно. А есть лесбиянки. Для меня, что ли, лесбиянки это как подруги. Ну или… жанр порно.

Лиса отвернулась от Марины, уже неприятно шокированная. Но потом поняла, что главное — это откровение Марины, пусть и такое. Сердцебиение закладывало уши. Она ощутила покалывание, а потом кроссовки, и асфальт начали размываться.

— Я прощаю. Я понимаю, что, возможно, тебе нас было сложно понять. В плане… ни меня, ни Лику не смогли даже наши родные принять. Всё-таки, хоть в аббревиатуре ЛГБТ лесбиянки стоят первыми, у них дела намного хуже, чем у тех же геев. Геи это ещё как-то приемлемо. А лесбиянкам якобы просто нужен мужик. Мне часто говорят, что, мол, я люблю Лику за то, что она похожа мужчину. Какие же это глупости. Кем бы Лику не считали, все равно тело-то у неё женское, — Лиса улыбнулась и покраснела. — Я когда целуюсь с Ликой, чувствую любовь.

Марина в очередной раз извинилась. Лиса приобняла её и попрощалась, напоследок объяснив, что та может обратиться с любым вопросом. Марина осталась на лавочке в одиночестве. Она проводила Лисину фигуру взглядом, после чего задумалась о своих чувствах к ней и быстро пришла к выводу, что действительно влюбилась. Марина резко выдохнула, растворяясь от неожиданно нахлынувшей лёгкости и издала смешок.

========== Часть 11 ==========

И вот, наконец, закончив со сборами, Злата в последний раз глянула в зеркало, обулась, накинула на свою розовую водолазку лёгкую светлую кофту и вышла из дома.

Денис должен был ждать её у подъезда пятого дома на улице Энергетиков. Злата прошлась к месту встречи, но его там не было. Девушка недовольно поджала губы. Он же говорил, что точно явится первым! Лгун. Злата аккуратно присела на лавочку, думая, почему-то, не о Денисе, с которым у неё предстоит свидание, а о Райде. Райда была хоть и с колючим характером, однако, Злате понравилась. И выходки у неё… смешные. Сама смешная… На лице появилась улыбка.

А потом Злату резко схватили за плечи и рассмеялись.

— Денис! Ты ненормальный? — закричала на него Злата, вырванная из фантазий в серую реальность.

Коробки панелек окружали двор едва ли не стеной. Злата оправила одежду, волосы, и заметила, что Денис держит что-то за спиной.

— Нормальный, — он посмотрел в сторону и вручил растерянной Злате букет цветов в куске бумаги и красную коробку конфет. — Вот. Тут будем сидеть?

Злата приняла подарок и подумала: «Куда мне это девать?»

У неё с собой была только маленькая белая сумка. Уже, между прочим, грязная.

— Не-е-ет… — протянула Злата. Только не на эту обосанную лавку. Она предложила прогуляться.

Большую часть прогулки Денис все говорил и говорил о себе: о том, как в первом классе измазался чернилами; перечислил всех своих друзей; как начал курить в тринадцать; как поджёг штору; и как несколько недель назад с Глебом и другими парнями со двора собирал всякую ересь, чтобы сдать её в металлолом. Злата откровенно скучала, прекратив его слушать. Он не давал вставить ей ни слова. И даже не заметил, что она красиво одета, а макияж сегодня самый лучший получился. Мог бы и похвалить… Ладно, зато её старания оценила Аннушка.

Наконец, он замолк. Злата рассказала совсем немного о себе: так, о своей жизни до переезда в Инево. После чего Денис её поцеловал. Злата даже не поняла, как это получилось. Губы были слишком твёрдыми, и поцелуй вышел напряженным и в общем… ну таким.

— Если бы я тебя не заткнул поцелуем, ты бы так и болтала, — с очень гордым видом пояснил Денис.

Злату как ведром холодной воды окатило. Она открыла рот, желая высказать все, что думает. Но ведь так она лучше ситуацию не сделает. Злата улыбнулась, и Денис снова начал монолог.

Они прошли уже почти полный круг вокруг посёлка и видели дачи.

У Дениса лицо было таким довольным, будто он только что узнал, что поступил в самый лучший университет края со своим средним баллом «три запятая два».

Злата же была разбита. С прошлыми парнями было лучше. Чем с этим беззубым дохляком. Они дошли до дома Златы, и та ушла, пока подвернулась возможность.

Поставила цветы с чьей-то клумбы в банку с водой, конфеты положила на тумбочку в гостиной: бабушка любит пить чай за просмотром Первого канала. Стёрла косметику с лица. Акне всё никак не проходило, а началось уже давно: лет в двенадцать. В подростковом возрасте нормально иметь прыщи, но не в таком же количестве! Переоделась в домашнюю то ли длинную футболку, то ли сорочку.

На телефон пришло сообщение от Марины.

«как тебе свидание?»

Злата фыркнула и честно призналась.

«Так себе»

После некоторого затишья Марина написала, что так и думала.

Лучше бы с ними дальше гуляла.

«в среду Лиса и Лика пойдут в Черёмушкинский, по тц гулять. мы тоже напросились. тебе как?»

«Пойдут?», — переспросила Злата. До него же ехать сорок минут на автобусе. Дойти, конечно, возможно, но только если через лес.

«да. пешком через лес»

Как Злата и предполагала. Она спросила разрешения у бабушки, после чего написала, что не против.

***

Медленно приблизилась среда, и ближе к вечеру — потому что утром и днем ни Лика, ни Лиса не были свободны — все собрались у заброшенной площадки за деревней.

Скоро начиналась школа, и эта вылазка в город оказалась очень даже кстати. Девочки выпросились из-за того, что они могли купить себе что угодно, не опираясь на мнение семьи. Марина к школе закупалась с братьями на весьма ограниченную сумму, однако, сейчас в кошельке у неё были неплохие деньги. Она смогла уговорить Сергея и Алексея сделать ей подарок «деньгами» сейчас, за три недели до шестнадцатилетия. А день рождения не справлять.

Райде несколько дней назад, тринадцатого августа, исполнилось пятнадцать. И денег с праздника у неё тоже было навалом.

Лиса и Лика убедили девочек приходить налегке.

Лес начинался сразу за площадкой.

— А сколько идти? — почти одновременно спросили Аннушка со Златой.

— Час, я думаю. — ответила Лика.

Обычно она ездила в город на мотоцикле: одна или с Лисой позади себя. Правда, это было не так удобно, как казалось со стороны. Но и к такому привыкаешь.

Злата вздохнула. А ведь это ещё потом обратно шлепать…

Старая, рыжая хвоя тускло поблескивала на сухих ветках среди зелени. На земле под ногами валялись темные шишки. Высокие и ровные сосны-колонны уходили верхушками в серое небо, начавшее опускаться. Лиса с Ликой шли впереди, и иногда их все нагоняла Марина. Аннушка и Райда шли посередине, а замыкала цепочку Злата, от скуки рассматривающая девочек и девушек сзади.

В одном ухе, всём исколотом, у Райды был чёрный наушник. Аннушка, к всеобщему удивлению, одела штаны: смотреть даже как-то непривычно. Марина собрала волосы в маленький хвостик. Их светло-русые корни уже хорошо отросли. Странно, что Марина ничего с ними не делает. Похоже, решила отращивать родной цвет. Лиса выбрила затылок и виски: её прическа напоминала андеркат. На больших и безымянном пальцах у неё красовались разные кольца.

«А, она же обручена» — вспомнила Злата, отводя взгляд.

Для неё что союз родительниц Райды, что отношения Лики и Лисы — все казалось нелепой пародией на «нормальные», разнополые связи. Они же обе женщины. Как так можно? Роман, встречательство должны вести к детям. А какие в этом случае дети? Не любовь это, а извращение. Злата поймала себя на мысли, что боится оказаться такой же.

Лика положила руку на плечо Лисы, и они посмотрели подруга на подругу. Лиса улыбнулась, поправила тонкую оправу очков и начала о чём-то оживленно рассказывать, прикрыв глаза.

Да, сзади уж точно нельзя было понять, что Лика женского пола. Она снова побрила голову, и теперь вместо и так короткого гарсона у неё был трехмиллиметровый ежик волос. Размах плеч. Одежда, скрывающая фигуру.

Злата припомнила слова Марины о том, что в однополых отношениях действует разделение на актива и пассива. Наверное, Лика — активная, а Лиса — пассивная. Хотя в это слабо верилось. Лиса вряд ли такая. Значит, обе? А как тогда? Злата решила не забивать голову, привычно погружаясь в мысли о Райде. Спереди тихонько переговаривались.

Они все шли и шли.

— А-а-а!.. ну почему нельзя было ехать на автобусе? — взревела Марина и врезалась в спину Лики.

— Потому что нужно гулять, — ответила Лиса, сама в тайне желающая, чтобы Лика понесла её на руках.

Марина вздохнула, не отстраняясь от Лики. Лика оторвала её от себя за шкирку как маленького щенка. Марина затаила обиду — показала средний палец — и подлезла под крыло Лисы. Надо же. А какое-то время назад по отношению к обеим плевалась.

Райда и Аннушка по очереди вслух размышляли о том, стоит ли идти в десятый. И в общем, что будет ждать их в новом учебном году. Они шутили насчёт Сергея Николаевича, а Марина яростно защищала старшего брата.

— Ты знаешь, что он — педофил? — Райде надоело слушать Маринино «Серёжа и Алёша заботятся обо мне. Иногда».

Глаза Марины стали такими же, как у Райды всегда. Она отшатнулась и спросила, с чего они так решили.

— Он меня в учительскую заманил, и там чуть не начал домогаться! А Аннушку домогался, — серьёзно сказала Райда, смотря Марине в глаза. Она, кажется, не очень верила, но была испугана. — Как ты?

Аннушка молча шла, будто ни причём.

— Что «как я»? Мне они ничего не делали. Серёжа и Алёша. Я их вижу летом да несколько раз за учебный год, когда приезжаю сюда. А когда живу с ними, мы обычно вместе время не проводим, — в голосе Марины мелькнули нотки разочарования.

Деревья шумели. Рядом светло-зеленым пятном расположилось озерцо болота.

— Ты рассказала кому-то? — повернулась к Райде Лика, услышавшая разговор. Райда покраснела.

— Ну, типа расскажу…

— В следующем году он может подвергнуть домогательству ещё некоторое количество девочек. А если расскажешь, возможно, с ними ничего не случится, — предположила Лика.

Злата наморщила нос.

— Это надо школьниц науськивать, чтобы не были как шлюхи, а не мужчину гнать с рабочего места.

На Злату уставились пять пар глаз примерно одной мысли.

— Виктимблейминг во всей своей красе. — покачала головой Лиса. — Меня тоже нужно было науськивать, чтобы не была как шлюха, и не спровоцировала на изнасилование? Или Лику, может?

— Чего… — в голове у Златы появился значок загрузки.

— Ещё скажи, что женщины аборт не имеют права сделать. Даст бог зайку, даст и лужайку.

— Я не понимаю.

— Имею ввиду: ты вешаешь вину на жертву, хотя она никак не может быть виновата. В насилии виноват только насильник. Этакое неоспоримое правило. Пусть женщина хоть голая и пьяная пойдёт ночью гулять, нельзя ей ничего плохого делать.

Злата пожала плечами, розовея из-за своих слов. Она не хотела спорить.

Оставалось меньше, чем полпути.

Немного побыв тише воды, ниже травы, Злата гордо приосанилась и подобралась к Райде. Как раз Аннушка выдвинулась вперёд.

— Ты же в девятый класс идёшь? — Злата не знала, как начать разговор.

— Да, — буркнула Райда. Сжала губы. — Пожалуйста. Давай ты подружишься со мной, когда перестанешь быть такой.

Злата застыла, как громом пораженная. По позвоночнику прошёлся холодок.

— Какой?

— Женоненавистницей. Я хочу общаться с теми, кто хотя бы немного поддерживает феминизм.

Райда оставила Злату опять замыкать шествие и думать над своим поведением. Злата решила, что дома почитает статьи насчёт феминизма. Может, действительно, эта не такая уж и плохая идея, раз все больше и больше женщин находят её привлекательной для себя.

И вот вскоре начал слышаться шум проезжающих по трассе машин. И высокие дома, как большие надгробные камни, виделись впереди.

— Куда теперь? На автобус? — спросила Аннушка.

— Видишь, вон там большое здание? — Лиса вытянула руку, указывая, куда смотреть. — С надписью «Горизонталь».

Буквы оказались немного размытыми, и Лиса в очередной раз приметила, что пора проверить зрение.

Людей и машин было много: час пик.

— Ага, — увидела Аннушка. Она нечаянно стукнулась об плечо Лисы.

— Пока что туда. Наверное, только там и побудем. Уже полседьмого вечера. Развернуться домой лучше в девять. Не хочется возвращаться по темноте.

Лиса провела всех в торговый центр, не переставая шутить, что обязательно кого-то сегодня потеряет.

Глаза разбежались от многообразия ярких витрин и реклам. Тут и «ZARINA», «Л’Этуаль», «Спортмастер»; на втором этаже виднелись вывески «Colin’s», «Gloria Jeans» и «Читай-город». Злата попыталась выпроситься в магазин с косметикой, но ей мягко напомнили, что лучше сначала купить то, за чем они сюда и явились.

— Я сюда за косметикой и пришла, — протянула Злата, высматривая магазины с одеждой.

— Ну, — вздохнула Райда и сложила руки ладонь к ладони, — как будем? Вместе ходить или…

Лиса задумалась и переглянулась с Ликой. Лучше вместе, чтобы потом не собирать этих цыплят по этажам.

— Вместе.

Злата вздохнула.

Общим решением было для начала купить одежду, после чего зайти в магазин с канцелярией, а остальное — напоследок.

Когда они зашли в одежный, Злата изменилась в лице и с широкой улыбкой подскочила к разноцветным тряпкам, начиная перебирать. Аннушка подошла следом к светлым блузкам и утянула за руку Райду, метившую на чёрные рваные джинсы. Лиса уговорила Лику купить себе джинсы или брюки и пару футболок, потому что её повседневный гардероб в плане целостности напоминал одежду героини апокалипсиса: где-то рваное, где-то с пятнами. Девушки направились в мужской отдел. Марина потупила взгляд.

— М? Что случилось? — спросила Лика.

— Я не знаю, куда мне идти: в женский или мужской отдел. — Марине было стыдно признаваться. Тем более, при Лисе.

Лиса и Лика улыбнулись, причём так снисходительно, будто убеждаясь: «Ну что за дурочка».

— Давай купим тебе новую толстовку, — Лиса взяла Марину за руку и повела вперёд. Марина ощутила, как по телу от тёплого прикосновения прошлись мурашки.

Глупо. Влюбиться в ту, кто уже закончила университет, когда сама едва старшеклассница. Семь лет не такая уж и большая разница, но Марине казалось, что между ней и Лисой просто огромная пропасть. Тем более — она в отношениях с Ликой.

Лика засмеялась над розовым Марининым лицом, и оно стало красным, как рябина в феврале.

— Ой, ты сама постоянно смущаешься, дорогая моя, — Лиса свободной рукой погладила Лику по шее. — Пойдёмте уже.

А потом Лика что-то шепнула на ухо Лисе.

Марина повернулась. Поверх рядов одежды мелькали знакомые макушки: рыжая, русая и каштановая.

Лика над одеждой особо не раздумывала, и взяла черную футболку, рубаху и прямые темно-синие джинсы. Лиса выбрала тонкий свитер приглушенного оранжевого цвета и серенький. Марина нашла фиолетовую с белыми шнурками толстовку, а ещё рубашку к школе. По цене выходило дёшево.

Они кое-как нашли примерочные и заявились туда. Там уже были знакомые лица. Аннушка, увешанная одеждой, стояла около синей колыхающейся шторки. Райда покачивалась возле неё с пустым выражением лица. Вдруг шторка встрепенулась сильнее обычного, и из-за неё выплыла Злата в розовом платье.

— Как мне? — спросила она у девочек.

— Нормально… — оценили они одновременно. Аннушка более оживленно, а Райда, будто ей к виску приставили пистолет.

Райда со смущение рассматривала носки Златы. Слишком уж платье подчеркивало её фигуру.

Лиса скрылась в соседней кабинке. Лика поплотнее закрыла свою ненаглядную и обратилась к Марине: «Ты перестала обращаться к себе в мужском роде?»

Марина кивнула.

— Молодец, — похвалила её Лика и приобняла одной рукой.

На них странно покосились.

Через несколько минут Лиса показалась в оранжевом свитере — он сидел на ней идеально — и решила, что возьмёт его. Освободилась ещё одна примерочная, и Марина запихнула туда Лику.

Лика проверила, не видит ли её кто, а потом расстегнула старые потрепанные джинсы. Было как-то жаль расставаться с ними. Надела новые, затем рубаху. Лиса аккуратно пролезла в кабинку, за что чуть не получила выговор от возмущённой до глубины души Лики.

— Я же переодеваюсь, — с раздражением зашипела Лика.

— Ты почти одета, — Лиса застегнула пуговицы на Ликиной рубахе, а потом решила расстегнуть несколько верхних. — Вот и милое декольте.

— Декольте? У меня? Ты чего издеваешься?

Лиса встала на носочки и обняла Лику. Немного погладила по спине, по голове. Лика спросила, почему именно сейчас Лиса к ней пристает. Почему не может дождаться до дома.

— Я сегодня тебя почти не тискала, — Лиса пощекотила горячим дыханием Ликину шею. — Кливидж это. Не декольте. Кливидж — вырез на груди с закрытыми плечами.

Лика выставила за шторку Лису, а потом вышла сама. Она подумала, что джинсы слишком дорогие, и лучше будет в посёлке купить похожие, но за пятьсот рублей. Рубашка сама по себе стоила не так уж и много. Футболку тоже лучше взять за три сотки…

Марина уже померила толстовку и была рада, что та ей подошла.

В общем, одежду себе все выбрали. Перед кассой Лиса увидела стенд с бюстгальтерами и захватила один топ наподобие того, который носит Лика. Без чашек, мягкий. Бюстгальтеры, как поняла Лиса, сами по себе оказались бесполезными для женщин с размером груди меньше третьего. Только проблем добавляют. И стоят как… кусок яхты. Если есть возможность их не носить — лучше себя любимую не мучить. Очередная адаптивка.

Лика услышала цену, и так несчастно посмотрела на Лису, что грустно стало и ей. Бедная. Вкалывает-вкалывает, а дают три гроша, и то — уходящие на воду, свет, интернет и квартиру. Она устроилась на местную электростанцию, где обещали платить уже семь грошей. Было непривычно и снова страшно. Снова этот чисто мужской коллектив сплетников. Лика боялась, что они узнают про её ориентацию и повторят преступление бывших коллег и банды. Или накинутся на Лиску. Лиса сложила вещи в полупрозрачный пакет, и они вышли за пределы магазина, чтоб дождаться остальных.

Лиса заметила жёлто-голубую вывеску и указала: «Аптека».

— Ну и?

— Потом зайти нужно будет.

— Тебе что-то нужно?

Лиса улыбнулась и издала смешок.

— Тебе. Это же ты вечно являешься домой разукрашенная! — после недолгой паузы Лиса взяла ладонь Лики и присмотрелась к подсохшей ранке. —Что у тебя, кстати, с пальцем?

Лика рассмеялась. Она сама не заметила, как порезалась на работе.

К ним подоспели девочки. Злата потянулась к магазину с косметикой, Райда — с рок-атрибутикой. Лиса собрала цыплят в кучу и направила их за канцелярией. Марина заметила, что несправедливо было сюда ставить магазин для нефорок и нефоров: их мало. Лучше было заменить его аниме-товарами. У неё как раз два значка потерялись. А ещё радужный, за который её, маленькую-беспомощную, однажды чуть на улице дружки Златы не пришлепнули.

Торговый центр был настолько светлым, что аж глаза начинало резать. И все такое современное… действительно, двадцать первый век. Не то, что у них в посёлке: середина двадцатого. И по внешнему виду — его застраивали в пятидесятых — и по нравам населения.

В канцелярском, конечно, деньги спустили все. Кроме Лики, но о её деньгах позаботилась Лиса. Она платила и обещала, что вернёт сумму на новый год и день рождение в начале января.

Почти на выходе Злата все же вырулила всех на магазин с косметикой.

— Я ненадолго! — убедила она.

Райда и Марина переглянулись и с разрешения своих пастушек убежали в магазин всяких неформальных штук.

— Ладно, — наморщила нос Лика и пошла следом с Лисой и Аннушкой.

Полоска неба над зданиями окрашивалась в оранжевый. Начинался закат.

— Ого, это что? — спросила Аннушка, показывая на кучу незнакомых коробочек.

— Я-то откуда знаю, — протянула Лиса, — я таким не пользуюсь.

Лика с удивлением отметила, что самая бледная тоналка по сравнению с её кожей бледной не оказалась. Хотя чему удивляться. Когда-то в подростковом возрасте она стащила у мачехи тоналку — закрашивать веснушки — и после первого пользования заметила: на щеках вместо родных пятнышек было стремноватое пятно. Просто стремное пятно. Как грязь. Лика вернула тоналку обратно и больше к косметике не притрагивалась, пусть её и называли страшной и мужеподобной. Хотя у Лики были совершенно обычные черты лица. Перегородка носа, правда, искривлена. А так всё ровно.

У Лисы же была ситуация абсолютно противоположная: большинство тоналок были слишком светлыми для её загорелой кожи. Но Лиса находила подходящие. Раньше она любила краситься, однако, потом пришла в феминизм и начала задумываться: «Почему бы мне не перестать? И вообще, зачем я это делаю? Для себя? Или для кого-то?». И потихоньку перестала. Теперь наводила макияж только для спектаклей и съёмок. Не потому что сама так хотела, а из-за того, что отчего-то женщина перестаёт быть женщиной, не накрасившись. По-мнению некоторых. Лисе не нравились макияжи ни под «естественность», ни яркие креативные. Она любила утыкаться лицом в подушку, любила целовать мышей, шерстку которых точно не нужно пачкать помадой. А ещё недавно поняла, что любит других женщин без косметики и себя тоже.

Марина и Райда вернулись очень быстро: взяли, что понравилось с первого взгляда. Райда купила себе плакат и значки, а Марина шипастый браслет как у Райды. Только не чёрный, а белый.

Райда могла только подвести глаза чёрным, Аннушка — очень редко красилась, в основном, на праздники. Райде мамы сразу сказали, что лучше и не начинать заниматься этим делом. Адаптивки как вредные привычки, которые общество поддерживает. Они как зависимость.

А вот Злата… ох, уж она обожала все это и активно навязывала другим. Каждое утро перед школой вставала пораньше, чтобы успеть навести марафет. Помыть, высушить и завить длинную каштановую шевелюру. Решить, какая блузочка лучше и с какой юбочкой. И как не лень?

Немного походя между полок с косметикой, Райда отодрала Злату от созерцания себя с коралловой помадой в маленьком зеркале. Щеки Златы предсказуемо налились краской от прикосновения Райды.

— Всё, хватит мазаться! Бери своё, — Райда поглядела на продолговатую коробочку в руках Златы, — средство от прыщей? И на кассу.

— Я ещё хотела её! — Злата захватила помаду за кончик и покрепче сжала в руке.

Райда подняла глаза к белому потолку, расчерченному квадратами. Она притащила Злату к кассе, и та с недовольством заплатила за покупку. Хотела, видимо, ещё что-то. А может и просто её выбесила Райда.

У выхода Лиса убедилась, что все на месте, и наконец-то они вышли на свежий прохладный воздух. Было уже темно.

— Блин. Через лес уже не вариант идти, — констатировала Лиса, поджимая губы.

— Почему? — прилетел вопрос от Марины. — У нас же Лика есть.

Потом Марина поделилась, что считает Лику похожей на Саймона из Жмурок или Космоса из Бригады. Их ещё Дмитрий Дюжев играл. А что? Черты лица, фигура схожи.

Лика повернула голову и приложила руку к груди.

— Тебе меня не жалко? А если меня ножом пырнут? Я вообще-то даже задумывалась над тем, чтобы тебя из приюта вытащить… — Лика отвернулась к Лисе, думая, что та опровергнет сравнение, и спокойно поправила, — и вовсе не похожа.

Марина распахнула глаза и подпрыгнула на месте вместе с пакетом: «Правда? Когда?». Лиса улыбнулась.

— Мы не обещаем. Когда с заработком все наладится, тогда и можно будет думать об этом.

— Тогда пусть побыстрее ладится… — Марина прижалась головой к плечу Лики, а Лису взяла под локоть. Прикрыла глаза.

Отцепив от себя Марину, девушки решили, что домой лучше вернуться на автобусе. Народу было и без них куча. Кое-как все втиснулись. Ещё и с покупками… Потом пришлось снова пешком шлепать, потому что автобус не ходил до самого посёлка.

Добрались домой Лика и Лиса к половине двенадцатого. Пока добрались, пока проводили девочек по домам. Марина увязалась за ними хвостиком: к братьям, а тем более к тёте Гале не хотелось.

========== Часть 12 ==========

Провела ночь Марина не на двуспальной кровати, как в прошлый раз, а на диване в гостиной. Впрочем, он тоже оказался неплохим. Марина понимала, что она в край офигела: проситься спать к Лисе и Лике. Но так грело это: «… Я, вообще-то, даже задумывалась над тем, чтобы тебя из приюта вытащить… », сказанное хрипловатым голосом Лики. И нежное Лисино: «Мы не обещаем. Когда с заработком все наладится, тогда и можно будет думать об этом». Если у них все наладится, она больше не вернётся в приют. Хотя вряд ли. Школа уже на носу. От осознания этого становилось горько.

Марина поморщилась от яркого света и резкого скрежета — Лика открыла шторы.

— Всё, доброе утро. Скоро поеду на махач, а Лиска на работу. В музыкальную школу устроилась, — она не смогла сдержать улыбку.

Дальше Марину потрепали по волосам, и девочка перевернулась на спину, пытаясь ухватить жилистую руку. Попытка успехом не увенчалась. Марина протяжно зевнула, разлепила глаза и уставилась в белый потолок.

— Махач?.. Ну доброе…

Поедет драться?

— Да, я уже давно не дружу с мужчинами, но все ещё приходится отрабатывать помощь своими кулаками. Это будет последний мордобой, — Лика говорила немного с сожалением. — Вставай, и так долго валяешься. Мы тебе говорили, что сегодня заняты.

Лика ушла в комнату. Она о чём-то переговорилась с Лисой и засмеялась. Похоже, они поцеловались.

Марина встала и пошла умываться. В зеркале она заметила синяки под глазами: не выспалась. Переутомилась вчера. Когда она вышла, увидела, как Лиса прибирает её постель: складывает простынь пополам, ещё пополам…

Дверь в комнату плотно закрыта. В черной поверхности телевизора отражался силуэт Лисы.

— Я бы сама могла, — подошла Марина.

— Да ладно, что уж. Спешим. Даже накормить тебя не успеем.

Марина ощутила лёгкий укол. Это из-за неё они спешат. Она ещё не переодета. Только задерживает их. Лиса добавила, что Марина может прийти к ним в выходные, если хочет. А ещё рассказала, что её взяли играть спектакль. А Лика идёт на работу во вторую смену, бедная: с семи вечера до девяти утра. Внутри неприятно сжалось. Надо что-то делать. Марина дёрнула дверь комнаты и в следующий момент почувствовала себя феерической дурой. В приюте ни у кого не было личного пространства, и все переодевались при всех, однако, Марина всё же испытала стыд. Лика ведь не одна из девочек подросткового возраста, которые мозолили Марине глаза уже сколько лет, а взрослая женщина.

Лика стояла у шкафа полуодетая — в джинсах и чёрном топе — и смотрелась в зеркало.

— М, как же оно ещё не треснуло, — задумчиво проговорила она. Сделала вид, якобы несколько не смутилась. А скулы порозовели.

Джинсы у неё были с широким кожаным ремнем и металлической массивной пряжкой. В одежде Лика казалась массивной, но без верха стало ясно: просто плечи широкие и мускулатура развита. Это… необычно смотрелось, потому что раньше Марина не видела вживую такой женской фигуры.

— Прости, я хотела забрать одежду с гладильной доски, — начала оправдываться Марина, так и застыв на месте.

— Я же не без трусов тут стою. Если была без них, то может, ты схлопотала бы ого-го как. Но учись стучаться.

— Я…

Марина попыталась извиниться ещё раз. Лика стащила стопку одежды и вручила Марине.

Мышки на столе подошли к частой решётке и встали на задние лапки. Залюбопытствовали, видимо. Интересно, они её узнали? Марина вспомнила, как эти мохнатые комочки бегали по дивану: смешные и крохотные.

В глубоком смущении Марина оказалась выставлена за дверь сильными руками. Благо, хоть не пинком. Лиса засмеялась. Она подумала, что Лика начнёт читать морали.

— Ну да ладно. Я тоже бы повела себя как Лика, — кончила веселье Лиса.

Девушка поправила клетчатое платье-рубашку. Оно было неброским, длиной по колено и рукавами три четверти. Подобно Аннушке, Лиса под платье надела чёрные тонкие обтягивающие штаны. Середина августа уже. Идут холода с моря. Макияжа на её лице все так же не было, но появились очки. В последнее время Лиса все чаще и чаще начала их надевать. Наверное, ещё несколько месяцев назад Марина бы сказала, что Лиса выглядит как серая мышь. Но зато какая!

Лика вышла из комнаты, уже одетая полностью, и поцеловала Лису в макушку. Марина принялась рассматривать носки.

— Эх… Василиса Семёновна… — засмеялась. — Переживаешь?

— Немного.

Марина переоделась, собрала свои вещи и вышла вместе с Ликой и Лисой на улицу. Попрощалась. Сейчас нужно будет идти до братьев, потом на общий сбор к Аннушке. К Сергею и Алексею заходить не хотелось, потому что они наломали дров снова и в любой момент дом могли наполнить полицейские. Лика решила подвезти Лису на мотоцикле, раз будет проезжать около музыкальной школы. Марина подумала, что ездить на мотоцикле прикольно и круто. Только вряд ли бы ей Лика разрешила на нём прокатиться.

***

Сбор у Аннушки в стандартной компании. Злата рассталась с парнем, с которым встречалась по интернету и теперь нылась в жилетку, то есть в футболку Аннушки. Райда наблюдала за подрагивающей и что-то невнятно шепчущей Златой. Надо же. Из-за какого-то Вани Афанасьева реветь, фото которого она пробила в яндексе, и оказалось, что оно взято с просторов интернета. Возможно, этот Ваня педофил. Возможно, изменщик. Однозначно, козёл.

— Ничего вы не понимаете в любви, — всхлипнула Злата. — Да, я влюбчивая. И на свидание с Денисом ходила, чтобы развеяться после того, как Ванечка занёс меня в чс.

Марина поводила пальцем по узорной скатерти — как занавеска — и вздохнула. Ну да, из их компании за каждые штаны цеплялась лишь Злата. Марина имела за спиной небольшой опыт отношений. С Сашей, а остальное было невзаимными влюбленностями. Сейчас она сохла по Лисе, до этого по Аннушке. Райда сидела в глубокой апатии, подпирая подбородок рукой. Она подняла один уголок губ, фыркнула и отвернула конопатое лицо от Златы.

— Что? — вытерев нос, пожала плечами Злата.

— Ты думаешь, я не влюблялась? Я уже более полугода от Лики без ума. И с самого начала появления чувств знаю, что взаимность мне не светит. Она же в отношениях, старше меня лет на десять, я… для неё просто малолетка.

— Похожая фигня… — покачала головой Марина.

Райда спросила, а кто же ей ночами спать не даёт.

Марина закусила губу. Какой абсурд.

— Лиса… но я не так долго.

Райда с Мариной рассмеялись почти одновременно. Как же так. Абсурд, абсурд, абсурд, абсурд..! Влюбились к девушек, которые влюблены подруга в подругу. Аннушка заметила, что такое могло произойти только с ними. А Злата надулась и притихла. Лишь бы не лопнула как воздушный шарик.

Злата осознала, что она тоже влюблена. В рыжую девочку, младше на год, постоянно на неё заглядывавшуюся, в готических рваных шмотках, с пирсингом, странной манерой общения. Райду — Раису — Ржавую. В девочку, когда сама того же пола и ненавидит гомосеков.

— Опять вы со своим ЛГБТ, — возмутилась Злата.

— Да, а что? Нам нельзя говорить при тебе об этом? Ты же трындишь вечно о своих Ванях, Денисах, Димах. Почему мы не можем? — в ответ наступила Райда.

Сердце пропустило несколько ударов.

— Из-за вашей пропаганды я становлюсь ЛГБТ-шницей! — признание вырвалось само собой.

Снова поползли смешки. Она не стала, она всегда была негетеросексуальной. Латентная. Аннушка молча пила чай, и едва не завалила кружку на бок от такой новости.

— Ничего страшного. Я с апреля знаю об однополых отношениях и не стала от этого меньше гетеро. Ориентация в течении жизни не меняется. Можно ошибаться с ней, но сама она не меняется. Это как цвет глаз или кожи. Просто есть.

Злата притихла и посмотрела на всех по очереди, как будто она пленная русская, окруженная немцами. Немками. Поудобнее перехватила кружку с горячим чаем. На дне плавали тёмные листики.

Райда спросила: «Когда появились сомнения?»

— Это из-за тебя!

— Вау, нет ничего круче, чем такие комплименты от женского пола,— Райда довольно оскалилась. Она поняла.

— Вот и иди с Мариной, — Злата отпила из кружки, — делать комплименты ЛГБТ-шницам.

Марина подалась назад и переспросила. Злата пояснила: «Признаваться в чувствах».

— Вообще-то, Лика и Лиса ЛГБТ не очень поддерживают. Нафиг им геи, бисексуалы и трансгендеры нужны. Они за ЛБ. Типа, чисто женское сообщество. Лесбиянки и бисексуалки. Прикольно, я думаю.

Злата наморщила нос, свела брови к переносице, потрогала золотую сережку и снова отправила Марину с Райдой признаваться в чувствах. Марина напомнила, что Лиса и Лиса заняты.

— Тогда напиши. Сейчас пять, может, и дома обе.

Марина закатила глаза и достала телефон. Не отстанет ведь. Аннушка попросила Злату не быть такой вредной.

Стандартное приветствие, вопрос: «Ты и Лиса дома?». Лика ответила быстро.

«Да, дома. Ты что-то забыла?»

«не. мы с Райдой кое-что проспорили»

«Ладно, успевайте тогда до половины седьмого»

Марина тихонько сматерилась под нос. Райде ничего пояснять было не нужно: дома они. И сегодня… да. Придётся признаться. Сложно, страшно.

— Всё, шуруйте, успевайте, мы тут с Аней посидим, — Злата приобняла Аннушку, как вышло, и сверкнула глазами.

Была не была. Райда и Марина не спеша собрались в добрый путь и через дворы добежали к первому подъезду длинной двухэтажки. Свет в окнах восьмой квартиры — квартиры Лики и Лисы — горел. Райда у них ещё никогда не была. Она аккуратно открыла тяжёлую дверь и увидела рыжую дворнягу, спящую на трубах у лестницы. Пахло болотом. Единственным источником света была желтая лампочка чуть выше первого этажа, висящая на черном проводке жалкой грушей.

Марина показала дверь Лики и Лисы и постучалась. Лика все никак не могла починить звонок.

Раздались шаги и резкий щелчок. Перед ними образовалась Лиса в домашней одежде, а за ней — светлая прихожая. Райда была чуть выше Лисы.

— Эм… мы, типа, наверное, можем и не входить… — мялась Райда. Очень непривычное зрелище.

— Я не понимаю, — округлила глаза Лиса.

— Мы тоже нихера, — от всего сердца призналась Марина, после чего всплеснула руками и прижала ладонь ко рту. Убедив себе, что мир не рушится, Марина пояснила, — мы с Райдой… проспорили и должны сказать вам… позови Лику.

Лиса сощурила глаза и выпрямилась, подзывая свою ненаглядную. Ой, как страшно. Может назад? Но уже поздно.

— Так, давайте, малявки, — покачала головой Лика, когда подошла к двери.

Её бровь, та, что со шрамом, и нижняя губа были разбиты, и помимо россыпи веснушек появилась россыпь мелких царапин. Костяшки красные.

— Эм, Лик, — начала Райда. По щекам стремительно пополз румянец. Пальцы Райды быстро-быстро мелькали. — Короче, вот ты меня спасла в прошлом году от тех идиотов такая красивая, и сильная, и умная, и я уже больше полугода понимаю, что ты мне нравишься. Всмысле, ну… как тебе Лиса нравится…

Лика отреагировала без особых эмоций. Рот растянулся в ухмылке; она приподняла бровь и сказала, что так и думала. Поведение Райды было типичным для влюбленной четырнадцатилетней-пятнадцатилетней девочки. Райда обмякла и готова была скатиться вниз головой по лестнице. От облегчения и позора.

Теперь пришла очередь Марины. Райда пихнула её в спину.

— Я не знаю, что сказать…. Ты мне тоже нравишься, Лиса. Ты добрая и многое для меня сделала. Если бы не ты, я бы так и звала себя Максимом. Я надеюсь, ты поймёшь…

Марина хотела ещё сказать про фигуру, но подумала, что это лишнее. Она спрятала взгляд, и её с Райдой крепко обняли.

— Ничего страшного, это нормально. В девятом классе я влюбилась в свою учительницу химии, — успокоила девочек Лика. — Только зассала ей признаться. Вы молодцы.

Марина что-то промычала ей в грудь.

Лиса погладила обеих девочек по волосам, пригласила на чай, раз уж пришлепали, но Райда и Марина отказались. Стеснение медленно таяло в затхлом подъезде.

Оказалось вовсе не страшно. Мир не развалился, трава все ещё зелёная, подъезд разрисован.

***

Лика, несмотря на полученные повреждения, была счастлива. Бок сильно ныл, щеку жгло. Костяшки пальцев саднили. Место адреналина постепенно сменяли гормоны удовольствия. Лика, не сдерживая широкой улыбки, почти дошла до мотоцикла, как вдруг её догнал бывший собригадник. После его слов Лика ясно ощутила нехватку гемоглобина в крови: голова сильно закружилась, а вид перед глазами размылся. В тот день Тимофей не спас её. Он все подстроил. Он решил, что Лике живётся слишком сладко и легко. И придумал, что можно отомстить ей за отказ в отношениях через чужие руки, помочь, а потом пользоваться ей, как… личной охраной. Руки затряслись. Лике никогда ещё не хотелось убить кого-то так сильно.

Небо за посёлком было чистое, голубое, без единого облака. Стеной стояли долговязые сосны. Лика слишком сильно сжала руль ипоехала. Без мотошлема: нафиг безопасность, нафиг всё. Возможно, её сейчас остановят. У въезда в посёлок иногда стояли ментовские машины. Однако в этот раз ей свезло. Лика не встретилась с полицией, и денег из кошелька не потеряла.

Вот родные невысокие панельки, улицы, магазины. Дома вроде все нужное было в наличии, поэтому Лика не стала останавливаться. Знакомый бело-синий уголок магазина с автозапчастями в их с Лисой доме. Лика поежилась: в одной борцовке при десяти градусах тепла было отнюдь не жарко. Собака, живущая в подъезде жизнерадостно завиляла хвостом при виде знакомой фигуры.

— Да нет у меня ничего, че ты лезешь, — Лика дала понюхать собаке ладонь, и та её облизнула широким розовым языком. Солёная.

Шлепок пониже поясницы и тихий звонкий смех. Лика резко развернулась и расправила плечи. Лиска.

— Я тебя увидела, когда к дому подходила. А ты меня — нет, — в голосе Лисы промелькнули нотки обиды. — И как прошло? Сильно болит?

Лиса аккуратно погладила Лику по щеке. Дворняга бегала у них под ногами, то и дело задевая боком. А ещё смешно сопела. Лика прикусила рассеченую губу, чуть не заскулив от разрывающей её боли, физической и моральной, и спокойно сказала Лисе, что расскажет дома. Воспоминания того вечера застыли комом в горле. Лиса вспомнила, что у них кончились продукты и позвала вместе с ней в магазин, раз все неплохо.

— Ладно, — пожала плечами Лика.

Девушки вышли во двор. Дворняга выбежала хвостиком и легла на траву, несколько детей сидели на железной стойке для выбивания ковров. Пошли они к магазину у ДК, как к самому ближнему и нормальному. Набрали полуфабрикатов, хлеб, молоко и ещё некоторую мелочь. Получилось почему-то целая куча соответствующей стоимости.

— Ты иди, я доложу продукты, — стоя у кассы, Лика отправила Лису на улицу с её сумкой, куда положили пельмени и пачку прокладок.

Лиса пожала плечами и противиться не стала.

У входа курили какие-то пьяницы. Лиса заметила, каким взглядом они обвели её фигуру, и поспешила за угол, откуда они с Ликой вышли. Вспомнилось: «Лучше уж прослыть мужененавистницей, чем оказаться мёртвой». Одна несовершеннолетняя одноклассница Лисы из бедной семьи занималась проституцией. Её сутенером стал мужчина лет тридцати, который с ней встречался. Сначала она была его личной проституткой, потом — его друзей и знакомых. И медленно клиентами девочки подростковых лет становились абсолютно сторонние мужчины. Ведь юное тело лучше взрослого. Девочка подсела на наркотики, алкоголь, и повесилась в четырнадцать лет. Как только её не обливали помоями, вопреки изречению «О мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды». Говорили, что ей легче было раздвигать ноги, чем работать как все. Смеялись. Шутили. Жалели, что умерла, и больше никому не даст. А про сутенера и клиентов ни слова. Во всем виновата женщина. Мужчина априори белый и пушистый.

Мир, где цветёт проституция никак не может быть миром, где победил феминизм. Нет и будет равенство там, где тело женщины — товар, продаётся и покупается… кем? Мужчинами.

Раньше Лиса поддерживала либеральный феминизм, но её очень смутило, что представительницы сего движения не против такой ужасной, полной мизогинии вещи и порно. Ведь девушки — личности, а не предмет, который можно сдать в аренду. Она сама столкнулась с похожей ситуацией: Слава решил, что Лиса должна отдаваться ему по первому требованию, и не просто «классически», то есть всяко унизительно, как девушка из порно. До сих пор передергивало. Мама не говорила ничего. Ведь Лиса уже не была «девственницей» и «сама виновата».

Лика никогда не делала Лисе в этом плане больно, а наоборот. Она смущалась такой близости, но не была против раз в полгода поласкаться. От порно Лику однажды чуть не вырвало, когда она увидела его в первый и последний раз. Брат включил старую отцовскую кассету и, смеясь, позвал её: «Кое-что показать хочу».

Шаги. Лиса раскачивалась на месте в компании своих невесёлых мыслей и глядела на облака, позолотевшие снизу. Окна панельных домов блестели в свете начинающегося заката.

— Ты что, неадекватная? — Лису приперли к холодной твёрдой стенке.

«Глеб» — сообразила она. Лиса застыла и отвела взгляд на асфальт. Страх быстро-быстро разогнался по телу волной молчаливой паники. Под ногами валялось несколько бычков.

Глеб выдернул пакет из смуглых пальцев и поставил на землю. Лиса не знала, что делать. Соображалки хватило, только чтобы понять, кто перед ней. В прошлый раз она пыталась отбиться от него, а сейчас даже пошевелиться не могла. Глеб смотрел на лицо Лисы, желая, чтобы девушка посмотрела ему в глаза. Он попросил её об этом. Ещё раз. И ещё. «Ладно, хуй с тобой, лесба» — послышалось над ухом, и Лиса понадеялась, что сейчас Глеб от неё уйдёт. Но этого не случилось.

Руки Глеба нашли место на её груди.

— Я тебя исправлю, — повторял Глеб, водя ладонями по Лисиным плечам, груди, талии и бедрам. — Ахуенная задница.

Глеб попытался поцеловать её в губы, однако, поцелуй пришелся лишь в уголок губ. Повезло. Иначе бы Лиса долго рот мылом отмывала. Ей и так придётся мыться целиком, чтобы смыть мерзкие мужские прикосновения. Лика неожиданно появилась сзади и с силой приложила не успевшего и вздохнуть Глеба лбом о стену. Лиса ощутила к Глебу кучу отвращения и ненависти — ядовитых чувств.

— Тебе не хватило в прошлый раз, пиздюк? Матери нажаловаться, чтобы она узнала, какого ирода взрастила? — Лика несколько раз, для профилактики, ударила кулаком по лицу Глеба.

Снова та же картина: кровь из носа, рассечение на лбу. Спортивная одежда в тёмных каплях.

Глеб попытался приподняться на локтях, и Лика вытянула руку вперёд с зажатой в ладони заточкой. Железо блеснуло на солнце. Лика предупредила: «Только попробуй, тварина, посмотреть в сторону Лисы. Мне похуй на закон. Я уже откосила от тюрьмы. И ничего не стоит во второй раз». Глеб посмотрел на Лику — лицо онемело, чувствовалась лишь свинцом кровь во рту — и подумал, что она не врёт. Лика стояла над ним, такая долговязая и плечистая, с тяжёлым ударом, шрамами и татуировками. Грудь тяжело вздымалась. Похожа на бандитку.

Лиса рванула к Лике и пролезла ей под руку. Прижалась дрожащим телом. Лика погладила её и предприняла попытку её успокоить.

— Тш-ш-ш…. Лисонька… — Лика отобрала у неё сумку, — идём домой.

— Я… — Лиса обернулась на лежащего на асфальте между домов Глеба. — Я снова просто застыла.

— Ничего страшного, я понимаю. Я в стрессовой ситуации бью, а ты застываешь.

По дороге домой Лиса расплакалась. Во дворе на них несколько раз бесстыдно оглядывались прохожие. Девушки зашли в дом, и чуть ли не с порога Лиса, слегка подуспокоившаяся, начала врачевать над Ликой. Лика, отмахнувшись от помощи, хотела закрыться в ванной. Чтобы не беспокоить и так… едва не изнасилованную Лису. Хотя не оставлять же её одну! Переживающая Лиса схватила Лику за запястье.

— Нельзя так. Держать всё в себе. Я говорила, что если тебя что-то беспокоит, то можешь поделиться со мной. И… почему я не могу помочь тебе обработать раны?

— Ладно, — сдалась Лика. — Ты полечишь меня, и я расскажу. Но ведь ты… тебе..?

Лиса рассеяно кивнула и включила свет в ванной.

— Я привыкла.

Лика уселась на бортик чугунной ванны и выбросила черную майку-борцовку в стирку. Немного подумав, скинула и джинсы. Лиса достала перекись водорода и капнула немного на ватный диск.

— Тимофей всё подстроил. Они меня не изнасиловали, но я чувствую себя так ужасно. Не представляю, как справилась и справляешься ты. — Несколько предложений дались с трудом.

Лиса приоткрыла рот.

— Это благодаря тебе, — уверила она, обвила руками шею и прижалась к обнажённому торсу.

На боку у Лики жёстко была содрана кожа.

— Я подумала, — Лика мягко отстранила ладонь Лисы от себя, — тебе комфортно будет сейчас помыться со мной?

Лиса приоткрыла рот и согласилась с лёгкой улыбкой, начиная раздеваться. Лику она уже вообще не стеснялась. Они ведь обе женщины, — не оправдание, но все же — видели тела подруга подруги не впервой, да и Лика никогда бы не стала осуждать за «неидеальную» фигуру, растяжки, волосы и складки на животе.

Лика включила воду и резиновой чёрной пробкой заткнула слив. Теплая — потрогала струю. Минут через семь разговоров воды набралось достаточно, и сначала Лиса залезла сама, а потом пустила Лику. Ванна была тесна для двоих девушек. Ранки защипало.

— Почти ножницы, — рассмеялась Лиса над их положением.

— Ну тебя!

Лика раскраснелась. Глупый стереотип о лесбийском сексе. Лика взяла с бортика гель, губку и начала мыть Лиску. Она прикрыв глаза, заулыбалась. Губка была одновременно и мягкой, и жестковатой. Потом помыла волосы, и девушки поменялись местами.

Когда они вышли, Лиса как можно аккуратнее провела диском по рассечениям и царапинам на родном лице, мощных руках. Препарат сразу же начал действовать — возникали пузырьки и шипение. В очередной раз Лиса сменила ватку и особо обильно намочила её. Лика чуть дернулась, когда Лиса притронулась к ране на боку, но ничего не сказала. После пропитала мазью стерильные марлевые салфетки, приложила, а сверху закрепила бинтом.

На грудях с голубой сеточкой вен , бедрах, плечах и щеке Лики розовые шрамы. Уже точно не заживут. Лиса поцеловала Лику в лоб, будто так могла убрать её переживания.

— Теперь все будет хорошо.

— Хорошо будет после смерти, — помрачнела Лика ещё сильней. — При жизни все какой-то ужас.

Детство, девичество Лики прошло в лишениях: сначала умерла мать от рака, потом отец-военный пошёл по скользкой дорожке бандитизма девяностых и бросил её. Лика и так враждовала с ними, но в сравнении с мачехой они виделись неплохими. Мужчины, которых приводила мачеха, пытались строить из себя строгих отцов для Лики и её старшего брата, однако, оказывались обычными пьяницами, достающими ремень по любому поводу. Для мачехи, приземистой женщины, особым развлечением была критика внешности Лики. Она говорила, что Лика никогда не найдёт себе жениха: мужчины не бросаются на кости; мужчины не любят, когда женщина выше их; мужчины не любят тусклый взгляд; мужчины не любят женщин, которые спорят и выражаются. «Мужчины не любят женщин», — вынесла для себя Лика. А потом мачеха начала обижать за развитую мускулатуру, короткие волосы и требовать, чтобы та как нормальная девушка её возраста красилась: скрывала веснушки. В школе Лику обзывали по классике доской и шпалой, а ещё негласно решили, что раз она такая, значит, девочкой быть не может. В пятнадцать лет Лика решила серьёзно заняться борьбой и пошла в секцию, но мачехе сказала, что записалась на танцы. Обман вскрылся через полгода, когда на руках начали проявляться мышцы, а плечи расширяться. В восемнадцать её выгнали из дома. Брат всё ещё общался с мачехой и иногда оставлял на неё дочку.

После восемнадцати лет не лучше. Лика сама поползла по скользкой дорожке разбоя во время учебы в институте. В двадцать три она убила Славу, который многократно подвергал Лису разному сексуальному насилию и бил. Какие-то авторитеты заплатили деньги за свободу Лики, но пообещали, что придут за её головой лет эдак через пять. Налаживалась богатая на приключения жизнь только сейчас. И то, могла бы и лучше налаживаться.

На телефон пришло сообщение от Райды. Тогда Лика и Лиса пили чай. А через какое-то время раздался стук в дверь.

========== Часть 13 ==========

Тридцать первое августа. Воскресенье.

Несколько дней назад в Инево прогремела новость: близнецы Вольных, Сергей и Алексей, попали за решетку. За крупную кражу со взломом. Во время расследования у них нашлось много других интересных преступлений: изнасилования несовершеннолетних и наркоторговля, например. Теперь Марина осталась без братьев. В приют раньше времени она не собиралась, и кочевала с места на место. Жила то у Райды, то у Лики с Лисой, то у тёти Гали.

Райда упала на диван рядом с Мариной и заглянула ей в телефон: манга.

— Что читаешь? Сёдзё-ай? Ого. Ты же раньше только яой любила?

— Любить не перестала, просто решила попробовать что-то новенькое. Мне нравится, — спокойно ответила Марина. Её зрачки бегали туда-сюда.

Райда покивала.

— Аннушка уже готова. Пора выходить.

Марина отложила телефон и пошла за Райдой обувать кеды. Райда накинула на себя кожанку, натянула сапоги и посмотрелась в зеркало: волосы, кончиками волн почти дотрагивающиеся до плеч, уже высохли. Напоследок девочки погладили кошек, лежащих у двери пуховыми ковриками. Мася проводила их влажным взглядом: «А я? Я тоже хочу гулять!» — , но все равно осталась за забором.

Тропка поворотами вывела Райду и Марину в посёлок. Они попетляли во дворах, встретились с Аннушкой и Златой и пошли к дому Лики и Лисы. Сегодня вечером Марина уезжала, и обещала встретиться и попрощаться со всеми, кто были с ней и изменили что-то в её жизни этим летом. Марина боялась, что больше никого из них не увидит. Раньше ведь её брали к себе на каникулы братья. А сейчас они духовно разлагаются в тюрьме. Неизвестно, что в этих отбросах общества было духовного, правда. Сергей умел только в математику и криками и недовольством пытался впихнуть её в головы детей, Алексей — работал в редакции газеты.

— А мне, — Злата показала пальцем на себя. Губы у неё были накрашены яркой помадой, — можно?

— Что «можно»? — изогнула бровь Райда.

Злата тронула Райду за худые плечи. Кожаная куртка была холодной.

— С вами. Я же не общалась особо с Ликой и Лисой.

— Попробуешь, — заявила Марина и, приметив длинноволосого юношу на другой стороне улицы, поджала губы. Саша.

Она не разговаривала с ним уже месяц. Месяц не резалась и пыталась есть два-три раза в день без беспокойства о калориях. Марина подумала, что если продолжит вести себя как проблемная, то Лика и Лиса не возьмут её в семью. Она вряд ли бы смогла воспринимать их как мам — но авторитетными взрослыми, на которых можно равняться, Марина считала уже сейчас. Детский восторг и привязанность.

Злате две недели назад Райда перепрошила мозги феминизмом. Честно говоря, Злата все ещё негативно относилась к радикальному феминизму, но начала поддерживать либеральный. Она считала, что женщины и мужчины могут вместе бороться за равноправие, если хотят. Иначе это какая-то мизандрия, которой не существует: мужчинам запрещают лезть в движение биологических женщин за биологических женщин! Злату привлёк либфем тем, что «разрешал» женщинам самим выбирать модели поведения: хочешь носить каблуки — носи, не хочешь — не носи; хочешь смотреть порно — смотри, не хочешь — не смотри и тому подобное. В отличие от радфема, призывающего рефлексировать адаптивки, ЖГС и перестать поддерживать изнасилования на камеру. Либфем предполагал, что неравенство можно сгладить путем введения различных законон и правил, не обращая внимания на корень проблемы. И ещё Злата находилась в процессе принятия себя, как бисексуалки, и оборвала одного юношу, когда он назвал женщину «телкой». Это была маленькая победа.

Они дошли до квартиры. Лиса и Лика на кухне первым делом начали ставить чайник и доставать из шкафа, что было к чаю. Девочки хотели им помочь, но Лика сказала: «Лучше мы сами». Лиса приметила небольшое алое пятно между ног Лики, когда она наклонилась.

— Лик, ты протекла, — похлопала по её пояснице Лиса.

— Чёрт, — вздохнула Лика, осознавая, что все это время ей не казалось, но потом односторонне улыбнулась, — у меня не было менструации с мая. Почти стодневная задержка. Юбилей.

За окном щебетали последние песни лета птицы.

— Тебе нужно к гинекологине.

— Только не к местной! Я уже знаю, что она мне скажет: спортивная аменорея. И пошлёт рожать в поле. Да, а ещё я типа чистая и невинная в двадцать пять… с половиной. Опять осмотр через одно место. В прямом и переносном смысле. Или выгонят из кабинета, сказав, что мне, молодому человеку, нужно внимательнее смотреть на таблички. Ничего толкового мне на этот счёт не говорили. У меня вообще до восемнадцати не было месячных, и для них это было нормой, что странно. У меня же ещё не от физических нагрузок, а от переживаний больше. Когда все стабильно, у меня цикл не скачет как бешеный и не уходит в никуда, не обещая вернуться! Это я из-за того вечера, ну, наверное….

Отсутствие менструаций случалось, когда женщина выполняла слишком тяжелую для организма нагрузку или не дополучала достаточно калорий. Или, как в случае с Ликой, от стресса. Если нет никаких заболеваний.

У Лисы с циклом все было бы хорошо, если не сильные боли в первые два дня. Она тоже проверялась, но ей ответили — особенность организма. Так себе особенность, когда с кровати встать не можешь и скулишь. В кабинете гинекологини осуждающий взгляд: раздвигать ноги было не больно? «Да, больно», — хотелось ответить Лисе. Страшно было понимать, что её «первый раз» и остальные гетеросексуальные связи оказались изнасилованиями. Местная гинекологиня приметила, что Лиса пополнела, и раньше ей было лучше: стройной, с длиными волосами, макияжем и без очков.

— Всё хорошо? — спросила Лика, заметив, что улыбка спала с лица Лисы.

Лиса убрала тёмные пряди за ухо и ответила: «Ну да. Иди уже, меняй трусы».

Лика зашла в гостиную, где Марина рассказывала подругам о мышах, и позвала.

— Лика, а можно ещё на мышек посмотреть? — спросила Марина, подняв на Лику глаза.

— Почему нет? — пожала плечами она.

Марина просияла и пошла в комнату за Ликой: доставать мышей. Мышки держали в лапках по кусочку пористого хлеба и грызли его. Лика задумчиво постучала по верху клетки короткими ногтями и посмотрела на съежавшиеся комочки. Стук — Марина открыла клетку. Счастливый тонкий возглас — они побежали по её руке. Через несколько восклицаний Марина округлила глаза и задержала взгляд на Ликиных штанах.

— А-а-а… у тебя «эти дни» начались, — тихо оповестила Лику Марина.

— Я уже узнала, — махнула рукой Лика и поправила, — не «эти дни», а месячные или менструация. Ещё бы сказала: «Киска мордочку разбила».

Марина извинилась и вышла из комнаты с пушистыми погонами на плечах, чтобы не смущать Лику. Злата отсела подальше от места Марины и взяла в руки подушку.

Стол у дивана накрыт: вафли, конфеты и плитка шоколада выложены в тарелку, а от чашек с чаем шёл беловатый пар.

Лиса спросила: «Боишься мышей?

Злата кивнула.

— Тогда давай местами меняться,— Лиса встала с кресла и пересела на диван, к Марине, Райде и Аннушке. Злата заняла её место.

Мыши тут же совершили прыжок на спинку дивана, и Япошка потянулась розовым носом к волосам Аннушки. Аннушка развернулась, пальцем погладила мышку по спине. Шерстка как у котёнка, разве что пахнет не молоком. Крошка прибежала нюхать Райду. «Ой», — Райда попыталась убрать мышь с колен, но не смогла. Та оказалась слишком вертлявой и выскальзывала из ладони.

Лика вернулась и села на кресло, прислоненное к дивану.

— Эх, давай, — Лика убрала с коленей Райды Крошку и посадила на свои.

Мышь спрыгнула и убежала за спину Лики. Судя по интенсивным движениям, мыться. Умывались мыши прямо как кошки: лапками старательно терли мордочку, вылизывали бока и лапки, и про хвост не забывали. И умели чесать за ухом задней лапой.

— Спасибо, — кивнула Райда, спрятав взгляд.

Марина дотянулась рукой до Златы и подняла брови. Злата спросила: «Что?». Марина кивнула в сторону Лики и Лисы.

Аннушка пожаловалась Лисе на то, что в следующем году будет сдавать экзамены, но точно не определилась, какие.

— Я нормально сдала, средне, — поделилась Злата, отпивая чай и вытаскивая вафлю из тарелки. На кружке остался полукругом след от помады. — Мне экзамены не были важны. Я хочу быть моделью.

— Модель это всегда огромное количество требований, необходимо подходить под стандарты красоты, а вернее, подгоняться, — Лиса оглядела Злату.

Каштановые длинные волосы с медовым отливом, голубые миндалевидные глаза, полные губы. Стройная фигура и рост больше ста семидесяти. У такой девушки есть все шансы стать моделью. Только стоит ли? Продавать свою внешность… эфемерную «красоту».

— А чтобы актрисой быть, это не нужно? — поинтересовалась Аннушка.

Весь сентябрь и добрый кусок октября вечерами Лиса будет занята спектаклем. Она была ужасна счастлива. И работа творческая появилась, ещё и с графиком мечты. Жизнь решила направить Лису по белой полосе.

— Профессиональной — нужно, я думаю. Меня и так на всякие постановки красят сестры по сцене. Не люблю такое. А тут, представляешь: надо, например, худеть для некоторых ролей. Не разрешают выглядеть, как ты хочешь. Когда меня Лика постригла, так чуть не сожрали живьём. Зачем да зачем.

«А меня отчим ногами отпиздил», — вспомнила Лика реакцию семьи на её новую стрижку. Ей тогда было около шестнадцати. Заниматься борьбой с длинными волосами оказалось неудобно, и Лика одним днем взяла ножницы и собственноручно отрезала пряди где-то до середины ушей. Её стали ещё сильнее путать с парнем. Волосы Лики после той стрижки больше никогда не успевали отрастать ниже подбородка.

— Ну, мне по душе быть красивой. Это моё призвание. Мой выбор.

Лика закатила глаза, но этого никто не увидела. Опять миф про свободный выбор в патриархате.

Разговор плавно перетек к школе.

Когда-то Лика и Лиса в этот день ходили так, будто завтра их ждало обезглавливание — лето кончалось, начинался с первого числа своеобразный ад — но сейчас это было лишь число в календаре с пометкой «день знаний».

Марина приуныла. Уголки её губ опустились.

— Я боюсь, что больше вас всех не увижу.

— Можно будет общаться по интернету, — напомнила Райда.

Марина фыркнула. Она хотела иметь их всех в реальности, а не по ту сторону экрана.

— Мы попробуем получить заключение о возможности брать Марину на «гостевой режим». Только нужно будет сначала мне прописаться у Лики, и оформить это заключение на меня, — Лиса посмотрела на Марину, у которой на сгибе локтя свернулась в клубочек мышь и пояснила, — Лика пролетает по некоторым причинам.

Марина не хотела себя обнадеживать, но улыбка как-то сама растянулась. Райда потрясла Марину: «Да заберут они тебя!»

Они ещё немного посидели и пообщались, и девочкам пришлось разойтись по домам. Встретятся ещё вечером, когда Марина будет садиться на автобус.

***

Семь вечера. Марину проводили все те же, плюс родительницы Райды. Перед тем, как зайти в автобус, Марина обняла каждую и поцеловала по-подружески в щеку. Автобус потрясывался. Через мутное, в разводах стекло Марина рассматривала ставшими ей родными фигуры: широкобедрую Лисы, угловатую Райды, амбалистую Лики, статную Златы, невысокую Аннушки. Умила была полной, а Дана похожа на Райду. Или Райда похожа на мать?

Автобус тронулся, и рассматривать было уже некого. Марина поддалась слезам, не отталкивая рыдание назад в горло. Чтобы уж совсем не стало тошно (хотя куда дальше?), Марина включила музыку в наушниках. «Louna», которую она увидела в аудиозаписях в ВК у Лисы. Она, прижавшись к спинке сиденья, подумала, что это лето было самым лучшим за её прожитые почти шестнадцать лет. За окном замелькали ёлки. Познакомилась с разными девочками и девушками, даже в одну влюбилась. Пришла к феминизму и планировала разбираться дальше. Бросила Сашу. Перестала самоповреждаться и голодать. Приняла свой пол, бисексуальность, сняв с шеи яркие квировские ярлычки. Она возвращалась в детский дом совсем иной. И с надеждой, что в последний раз.

Первое сентября прошло унылой речью и пасмурным небом, белыми бантами и блузками, несчастными лицами и похоронами лета. На этот раз Райда и Аннушка стояли на линейке бок о бок. Среди другого косяка — старших классов — они увидели Злату при параде, щебечущую с одноклассницей. Райда помахала ей рукой, и получила приветствие в ответ. Злата шепнула однокласснице, что это её подруги. Нигде не было видно белобрысого Сергея. Хорошо, что он получил наказание. Жаль не за домогательства… но Райда предпочитала думать, что за них. Интересно, кто встанет на его место? Может, вон та женщина в чёрном костюме с блондинистыми волосами и тремя синими гвоздиками в ухе? В колонне шестого класса стояла Маша, племянница Лики. Ей запретили видеться с Ликой, но, думала Райда, они не будут следовать таким глупостям.

Лика помогала дотащить коллеге какую-то железную хрень, и услышала из-за проволочного забора голос взрослой женщины: «Смотри-ка, дяди работают». «Нет, мама, это же тётя с короткими волосами» — возразила девочка. Лика смущённо улыбнулась и посмотрела на девочку, которая глядела на неё в упор, едва не рассмеявшись.

Вчера ночью Лика наведывалась к Тимофею с заточкой и пистолетом. Опасно? Конечно. Лика не хотела убивать его, как Славу, но напугала не хило. Так, что он и не посмеет никуда обратиться и жаловаться на синяки и разбитый нос. Мужская любовь была обычным насилием, и Лика выбила его влюбленность. Сломанные зубы и жизнь не одно и тоже.

Лиса смогла ответить на приставание незнакомого мужчины: на всю улицу закричала, что он сказал про бедра и пригрозила перцовым баллончиком. На неё кинула восхищенный взгляд девушка лет семнадцати. Мужчина, пристыженный, скрылся.

В лужах отражалось пасмурное небо. Но все обещало быть не таким хреновым. Мир шёл вперёд, женщины шли вперёд: они отказывались от дружеских, романтических и сексуальных связей с паразитами, гордо носящими название «Мужчины»; переставали калечить себя адаптивками; разрушали стеклянный потолок и святые традиции, добивались отмены запрещённых профессий; любили и ценили подруга подругу, выстраивая по кирпичикам сестринство и новое общество.

Разрушали патриархат. В первую очередь, в своей голове.