Вторая книга. Друзья и Враги. Демоны наших сердец. Том третий. Сердце Принца (СИ) [Вадим Вятсон] (fb2) читать онлайн

Это все пронеслось в мгновения.

Когда Нэй появился, его встретили как героя:

— Вот и наш спаситель, — проговорил Отон.

И после этих слов Нэй тут же оказался в объятьях Матильды:

— Спасибо, вам! Тебе спасибо большое! — от волнения она то была с ним на «вы», то на «ты».

А Амелия сделала шаг вперед, и руку к груди, к сердцу:

— Эр’карун! — и поклонилась.

Нэй, в свою очередь, приложил руку к сердцу и с поклоном произнес:

— Карзи-рен, — когда курзай был один, то представлялась его сила, когда курзаев несколько, то говорилась общая составляющая, приветствовались курзаи вместе — как тогда сестры. Хотя тогда Нэй скорее удивился, чем поприветствовал.

А затем они сделали шаги навстречу и крепко пожали руки. По-мужски. Это тоже когда-то отметил Артур: мужик-мужиком, по характеру и по повадкам, но при этом Амелия мать троих детей — двух дочерей и сына.

Нэй обратился к Отону:

— У тебя тут есть надежные люди?

— Майор де Брайс!

Это как раз и был незнакомый майор, офицер в летах, лет пятидесяти точно, хотя это не возраст для офицера.

— Сколько у вас людей, майор?

— Тридцать шесть человек, Ваше Высочество!

Нэй и забыл, что он уже почти Принц Слова.

— А сколько окон в замке?

— Более восьмидесяти!

— Закройте все шторы, где их нет, занавесьте чем-нибудь тяжелым и плотным. Поставьте людей отслеживать движение вне замка и кроме своих, тех, кто на посту, меня и Его Высочества Отона, никто не должен приближаться к окнам. Ни родственники, ни слуги. Если кто будет настаивать, применять силу вплоть до связывания, если не поймут словесно. Понятно?

— Так точно! — майор выпрямился во фрунт.

— Я тоже послежу и девочек своих расставлю, — это была Амелия.

— Девочек? — переспросил Нэй.

— Я привела с собой свою команду, хоть и девочки, но любому выцарапают глаза, если потребуется.

Нэй даже вздрогнул, представив эту картину.

— Ну, надеюсь, до этого не дойдёт, — и вдруг совершенно неожиданно плюхнулся в стоявшее тут же кресло. — Хорошо, а нам бы отдохнуть.

— Вам бы вымыться, — проговорила Матильда.

— Нет! — Нэй решительно поднял руку. — Никаких помывок, пока это не закончится. Ну разве что девчонки пусть грязь смоют.

— Вот еще! — послышался голос Элли из соседней комнаты, где ее осматривал лекарь Его Высочества.

Хм, уже кричать может. Это хорошо.

— Тогда и я не буду, — очень гордо проговорила Илина, но было видно, что грязь ей не доставляет удовольствия.

— Лучше бы ты, бы вы… — заплетающимся языком проговорил Нэй. Его глаза сомкнулись, и он, расслабившись, заснул.

Ага, как же. Как только все это заметили, тут же принялись очень тихо передвигаться, но ведь паркет имел предательское свойство заскрипеть в самый неподходящий момент. Он и заскрипел под ногой Отона.

— Ты бы отдохнул, присел, — во сне проговорил Нэй. — Да, разбудите меня, когда появятся орчи.

Орчи появились, но, конечно же, Нэя никто будить не стал. Все вообще вышли из комнаты, где он сидел и спал, и даже фаера погасили.

Собрались все в комнате, где не было ни одного окна — хозяйственное помещение, где отдыхали слуги, теперь же коротали время их хозяева. Предложила это Элли, посчитав, что Нэй бы именно так поступил. Кто-то предложил перенести сюда и Нэя, вон на ту кушетку, но и тут Элли отказала этой мысли, мол, для Нэя самый лучший сон — это когда его не трогают. Вот увидите, он встанет и будет выглядеть лучше, чем мы все, вместе взятые.

Да, и вообще всем следовало взять пример с Нэя.

Но при этом никто так и не сомкнул глаз, но все же руки и лицо вымыли, чтобы хоть что-то перекусить и выпить.

Илина прижималась к матери, и они о чем-то тихо беседовали. Артур сидел с отцом и выглядел как нахохлившийся птенец. Все ему мысль о гвардейцах не давала покоя. Он же подполковник гвардии, и так его гвардия ему такую свинью подложила! Было так неприятно и глупо.

Элли сидела в одиночестве. Бинтов на голове уже не было. Щека ее опала, и на ней теперь был виден очень аккуратно зашитый шрам. Для женщины и ее лица — просто непереносимый ужас! Но Элли только усмехалась, о чем-то думая и время от времени дотрагиваясь до шрама. Оставит на память. Вот с зубом было серьезней, его раздробило в корень, так что восстановить будет сложно и скорее всего его придется все-таки удалить.

Ладно, утро вечера мудренее.

— Орчи прибыли! — проговорил майор ди Брайс, войдя в помещение. — Много! Сотня, не меньше!

— Надо Нэя разбудить, — вскочил Артур.

— Ни в коем случае! — командно и властно проговорила Элли. — Пусть отдыхает, утром он сам спасибо скажет, — но неожиданно встала. — К нему пойду, чтобы уж точно никто не разбудил.

Это нужно было видеть, но никто не видел — кресло было широким, и Элли довольно свободно присела рядом с Нэем с левой стороны, обняла его, прижала к себе. Он улыбнулся, засопел носом, уткнулся в ее грудь и совершенно неожиданно спросил:

— Орчи пришли?

— Да. Спи, пожалуйста.

— Угу.

========== 8. Примирение ==========

03 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Мирминор.

Примирение.

А утром…

А утром все внезапно закончилось. В восемь утра, совершенно неожиданно, в Зеленый замок прибыл фельдъегерь в звании полковника гвардии от Короля Урбана IX и объявил, что король прекращает Тиримису и объявляет о Примирении сторон!

То есть Отон и Бонифаций должны прибыть в Главный Золотой Дворец Мирминора в Малый Тронный Зал приемов для обоюдного Примирения.

С собой каждый может взять двух сопровождающих. Неприкосновенность гарантируется!

Когда Отон, не выспавшийся, грязный, но свято поддерживающий решение Нэя, говорил с фельдъегерем, в комнату вошел не менее грязный Нэй, расстроенный и ворчливый:

— Какого черта меня никто не разбудил? — увидел нового персонажа и проворчал: — А это что за явление?

— Король завершил Тиримису, требует нас на ковер, — ответил Отон.

— Вот теперь вы точно должны вымыться! — Матильде явно надоело столь грязное существо под именем Отон — обнять его просто невозможно из-за грязи и вони.

— Ни в коем случае! — теперь это был Отон. — Так и пойдем. Бонифаций помешан на чистоте, так что посмотрим на его физиономию, когда он будет жать мне руку. Я думаю, на это стоит посмотреть.

— А как добираться будем, до Главного Замка как я понимаю, довольно далеко? — а вопрос был не праздный.

— Король предоставил карету и двадцать гвардейских всадников, — ответил фельдъегерь.

Нэй сморщился, слово «гвардия» начинало неприятно воздействовать на зубы.

— Это гвардия Короля, — ответил на эту реакцию Нэя Отон.

— Одна сатана, — махнул рукой Нэй.

— Мы можем запрячь пару телег и вшестером выехать за вами, — появление Сэма, как всегда, осталось незамеченным. Хм. Он все чаще стал возникать совершенно неожиданно. И это девятифутовый гигант?

— Король гарантирует неприкосновенность! — ответил на это фельдъегерь.

— А мы будем охранять нурча, он ведь едет?

— Да, — мотнул головой Отон. — Беру с собой Нэя и Артура.

— Тогда полчаса подождите, — и Сэм снова исчез, как и не было его.

— Полковник! Прекращайте шмыгать носом. Вполне нормальный запашок, — Нэй понюхал свой уже давно высохший, но впитавший в себя все запахи канализации, рукав камзола. — Такое впечатление, что вы никогда не совершали в грязи марш-бросок верст так на тридцать! После него знаете какие ароматы, похлеще канализации!

— Э… — полковник был явно озадачен. — Никогда не совершал.

— Значит, у вас еще все впереди, — хохотнул Нэй, а за ним и все в зале. Ну, кроме ничего не понявшего полковника.

Выехали в половине десятого.

Карета драгоценная и дорогая тут же провоняла тремя мужскими телами, сдобренными канализационной атмосферой. Но на это даже посмеялись, хотя Отон и сказал, что отец не очень любит грязь, поэтому, может, и стоило вымыться. Хотя бы из чувства уважения к Королю.

Нэй на это ответил, что он как-то об этом не подумал и больше всего он не хотел бы оскорбить своим таким присутствием своего будущего деда Урбана IX. Но, как говорится, они уже в пути и изменить ничего не могли.

— А ты чего такой грустный? — пока говорили Нэй с Отоном, Артур сидел в уголке кареты, и не заметить его отстраненность было невозможно.

Артур улыбнулся, но сказал как-то нерадостно:

— Да, чувствую себя глупо, ничего толком не сделал, не спас, не проявил себя ни в чем. Только и делаю, что плыву по течению, — и он грустно вздохнул.

— Не стоит грустить, сын мой, сейчас героизм просто в том, чтобы выжить, хотя и я себя как-то глупо чувствую.

— Это отходняк, друзья мои, — Нэй усмехнулся. — Вчера мы были на адреналине, а сегодня все почти улеглось, нам холодно, грязно, от этого и грусть подкрадывается. Но, если честно, сейчас бы теплую ванну и полежать в ней часиков так несколько. И чтобы вокруг никаких проблем! — и мечтательно закрыл глаза.

Вот-вот. И все закивали головами…

Прибыли в десять.

Шли втроем, но снова окруженные гвардейцами — два впереди, два позади.

Минут двадцать длилось это путешествие по лабиринтам Главного Золотого Дворца, пока наконец они не оказались в небольшой подготовительной комнате — великосветском тамбуре тронного зала, где можно было привести себя в порядок, почистить перышки перед встречей с Королем.

Но, когда все трое посмотрели на себя в зеркало, то дружно рассмеялись, так как представляли они из себя каких-то последних оборванцев, но никак не представителей королевских кровей. Этакие бродяги, каким-то чудом оказавшиеся на приеме у короля. Но при этом никто не захотел изменить этот образ.

Единственная чистая вещь гардероба всех троих — это три треуголки, которых оказалось достаточно в шкафах Зеленого дворца, так как свои головные уборы они то ли потеряли, то ли те превратились в грязное месиво, которое вот точно было стыдно надевать на голову даже грязную.

С этими треуголками они и вошли в Малый Тронный зал, так как следовало при встрече с королем совершить довольно мудрёный поклон-приветствие, где треуголка как головной убор являлась главным атрибутом действия.

Вошли в зал одновременно с Бонифацием; он вошел из другого, соседнего тамбура, и его небольшой свитой, которую играли, видимо, его молодая жена Сильва и не менее молодая дочь Урсула. Хм… или наоборот, даже сам Отон малость запутался. Все чистенькие и одеты с иголочки.

Сам зал был довольно большим, как сказал Отон — сто пятьдесят на сто ярдов. Услышав, что это Малый Тронный зал, Нэй поинтересовался каких тогда размеров Большой Тронный зал? И получил ответ: Большой зал — это шестьсот на четыреста ярдов, и в нем может присутствовать весь аристократический свет всех Восьми королевств! Ну, это понятно. Если на каждого вельможу по одному квадратному ярду, то это будет.

Это будет…

Сумасшедшая цифра!

Даже голова закружилась от того, сколько это будет.

А вот Трона, или как его еще называли — Головешку, или Сгоревшего — Нэй не увидел. В Малом Тронном зале стоял вполне обычный деревянный трон, или скорее, большое королевское кресло, вполне себе деревянное, вполне себе красивое и обрамленное золотом, но вполне себе заурядное, без всякой мистики и легенд.

Трон, Истинный Трон для Истинных Королей, стоял только в Большом Зале.

Ну, там Нэй еще побывает. Если, конечно, все хорошо закончится.

Церемония была устроена так, что обе процессии оказались одновременно возле тронного места, на котором и располагался Король и еще несколько его приближенных, благо без гвардейцев. То есть их тоже было двое — один убелённый сединой воин в генеральском полевом мундире, вполне возможно, сам начальник внутренней стражи, Секретной службы и безопасности Граф Пирим ди Паршук, и миловидная женщина лет, не будем о годах, вполне возможно, последняя жена Урбана IX — Изольда ди Арки маркиза Алир.

И больше никого, даже ведущие, которые и направляли две процессии Отона и Бонифация, чтобы те подошли к Королю одновременно, куда-то подевались.

Но, если считать, что Король обладал магией власти, то больше никого и не нужно.

Остановились у лестницы в восемь ступенек на площадь, где и стоял трон и сидел Король. И после поклона-приветствия — женщины совершили приветственный реверанс, очень красиво, надо сказать, — на который Урбан IX удовлетворительно качнул головой, он произнес:

— Подойдите ко мне, дети мои, — обратился Король к Отону и Бонифацию.

И началась довольно нудная церемония Примирения, которую Нэй слушал вполуха. Точнее, он ее слушал, просто на данном этапе она была для него не так актуальна.

Интересно, а они могут так в будущем схлестнуться с Артуром? Мотнул головой. Пусть хоть трусом объявят, но больше он в эти Игры с десертом не играет.

И гвардию нужно расформировать, а то совсем от рук отбились эти преторианцы. Нэй кое-что слышал о гвардии, и не всегда хорошее. А события Тиримису подтвердили эти слухи.

Хотя это ведь тоже игра.

— Протяните руки и Примиритесь! — наконец объявил Урбан IX.

Было видно, что обоим это Примирение дается через силу. Да еще грязь Отона. Но, несмотря ни на что, они пожали руки. Хотя Нэю явственно послышался скрип зубов обоих братьев.

Весело у них тут.

После рукопожатия Бонифаций двинулся вниз по ступенькам к своей свите, чтобы покинуть зал. А Отон остался стоять, так как его о чем-то спросил король.

Но тут…

Вместо того, чтобы подойти к своим женщинам и уйти, Бонифаций неожиданно повернулся и сделал несколько шагов, подойдя почти вплотную к Нэю. Впился своим орлиным и очень неприятным взором в него и, чуть наклонившись проговорил довольно тихо, чтобы некто не услышал:

— Считай, ты труп, мальчик. Вам сильно повезло, обстоятельства сыграли вам на руку — эльфа, орч, трюмберги — поэтому я и не полез дальше, да и стрелок у меня оказался каким-то слишком совестливым. Но в следующий раз будь готов встретиться со смертью. Брата я уже не достану, но тебя с большим удовольствием, и даже никто не поймет, что это было.

Улыбнулся так ехидно и, видимо, удовлетворившись сказанным, гордо так, аристократически развернулся и наконец-то направился к своим женщинам.

И тут Нэй взорвался, не обращая внимания ни на протокол, ни на этикет королевского места:

— Ты думаешь, это смешно? — даже для себя это было неожиданно. — Думаешь, это так круто?

Бонифаций шел спиной к своему новому врагу. Брата да, уже не тронуть, но вот этого мальчика можно и погладить против шерстки. Родственничек, видите ли. Смеюсь и плачу!

Но он же был за спиной! А теперь вот он перед ним! И никакого страха в глазах.

— Думаешь это так круто? — повторил Нэй вопрос. — Сказать фразу: «Ты труп!». Наговорить еще кучу угроз. Красиво так, жестко так, угрожающе так. Ах какие мы все смелые! А дальше — что? Что дальше?

— Что дальше? — Бонифаций было видно, что… испугался?

— Вот да, что дальше? Ты пойдешь в самый злачный район Мир Рошанского, найдешь самую отпетую таверну или трактир, и в ней самого оторванного бандита, которому закажешь мою смерть? Как ты собираешься исполнять свою фразу, что я труп? И что ты думаешь, этот бандит проберется в Мирминор, доберется до Зеленого замка, влезет в окно моих покоев и убьет меня? Или ты думаешь, что сказал, и я должен вот тут упасть замертво?

Бонифаций, как и все в зале, замерли, совершенно не понимая происходящего, а Нэя несло. Он был зол и на себя, и на эту чертову игру.

— Но если ты так хочешь увидеть меня трупом, то давай, сделай это сам! — Нэй приблизился к Бонифацию вплотную. — Давай! Возьми нож, меч, топор, еще что и убей меня! Воткни клинок в мою грудь и насладись моментом. Вот тогда и говори, что я труп! А не бросайся словами, которые не можешь исполнить. Потому что убивать тоже нужно уметь, и если кто кричит, что он убийца, это не значит, что он убийца. Кишка у большинства тонка, чтобы убивать! Это мерзость, это грязь, это всегда зло, даже если убиваешь мерзавца и как будто делаешь доброе дело. Нет добрых дел в убийстве, потому что это всегда смерть! И она всегда смотрит на тебя, когда ты убиваешь, поэтому мало кто способен на убийство. Так что ни фига у вас не получится! Еще не родилась та сволочь, которая сможет меня убить!

Нэй неожиданно всеми пятью пальцами правой руки уткнулся в грудь Бонифация. И несколько раз как на пианино сыграл пальцами на золочено-сиреневом его камзоле. А потом:

— Вот вам! — он вытянул две фиги, почти тыкая их в лицо Бонифация, глаза которого смотрели на Нэя как на сумасшедшего, или, скорее, были как у сумасшедшего. — Дырку вам от бублика, а не Шарапова!

А потом довольно зло сплюнул и, размахивая руками, развернулся и пошел на выход. И то и дело оцепеневшие от этого монолога люди могли слышать фразы:

— Я труп, видите ли! Труп! Вам всем еще пилить и пилить до моего трупа. Я труп, видите ли, — и так далее и в том же духе.

Но при этом никто не видел глаза Короля во время этого монолога, а они у Урбана IX улыбались. Да и он сам удовлетворенно светился, как будто и не было никакой болезни. Урбан был рад, что не ошибся в этом мальчике.

То ли еще будет.

И оказалось, было.

Тиримису ударила, откуда не ждали.

Впрочем, все начиналось как вполне обычное утро. За исключением того, что после Примирения потеряли Нэя.

Отон и Артур вернулись в Зеленый Дворец в одиночестве, так как Нэя не оказалось ни в карете, ни рядом с каретой, ни поблизости. Его немного подождали и отправились в Зеленый дворец, здраво рассудив, что он вряд ли потеряется и в конце концов найдет дорогу, если уже не находится во дворце.

Но в Зеленом дворце его тоже не оказалось.

Элли восприняла рассказ Отона и Артура с неким подозрением, а если считать, что Бонифаций угрожал Нэю, то и с волнением, и двинулась вместе с Сэмом на поиски Нэя. Которые затянулись до вечера, при этом он так и не был обнаружен.

Хорошенько выругавшись и пообещав любимому хорошую порку, Элли и Сэм вернулись во дворец. И тут у эльфы жутко разболелся выбитый пулей зуб; она положила на него компресс и отправила посыльного, выяснить, как работают стоматологи Мирминора.

Да, в Мирминоре были и свои лекари, и свои стоматологи-дантисты, которые принимали и вполне обычных пациентов. Стоили они дорого, но и ценились необычайной эффективностью своей работы, ведь работали не где-нибудь, а в самой Великой Королевской резиденции Каракраса. Нужно соответствовать.

Конечно, Элли была не простым пациентом, как, впрочем, и все в Мирминоре, но настаивать на каком-то особом к себе отношении не стала и записалась, посыльные знали свое дело, к одному из лучших дантистов Мирминора — Иохиму Кацу, в порядке обычной очереди, на двенадцать часов дня.

А утром, в восемь утра, когда все постояльцы Зеленого дворца усаживались за стол, на завтрак, точнее, кто встал в это время, Нэй сам ввалился в столовую, довольно потрепанный, и от него жутко разило перегаром.

Где он был?

Он сам толком не знал. Он не обращал внимания на дорогу. Вышел из Главного, Золотого Дворца, кареты не увидел — вышел он из третьей Западной парадной, а они подъезжали ко второй Южной — Главный дворец огромный, входов-выходов количеством не сосчитать, — постоял немного, размышляя, махнул рукой и, приняв некое решение, ввалился в какую-то караульную и потребовал выпивки!

Стражники принялись отнекиваться, как можно пить на работе! Но Нэй после этого почти сразу нашёл их закрома, чем вызвал необычайную совестливость стражников, которые чуть ли не на колени бросились, только бы вельможа, пусть и грязный до демонов, не сдавал их командиру. Нэй на это покрутил у виска, заявив, что в гробу он видел всех командиров — вот честно это и сказал — и тут же выдул фимту первухи в одно горло. Чем вызвал полное восхищение и уважение присутствующих. Смачно рыгнул, побратался со всеми стражниками, кто был тут, и оставив пару «синьки», снова вывалился на воздух, отказавшись от помощи добраться до Зелёного дворца. Потом он где-то спал до самого вечера, где-то на траве рядом с ручьём. В котором и попробовал привести себя в порядок, правда, так и не раздевшись. Уже вечером, ближе к ночи, он вышел на хрюшню Зелёного дворца, строго запретил Сэму или кому-то из орчей сообщать что-либо постояльцам дворца и завалился спать на сеновале, попросив разбудить к завтраку. В общем, все было так или почти так.

Рассказав историю своего приключения за хорошей порцией манной каши, он тут же получил от Элли пощечину и страстный поцелуй одновременно, и попросил приготовить ему ванну, так как его состояние требовало отмокнуть от всех проблем и своих глупостей.

Просьба была выполнена, но вместо засиживания в ванной Нэй просидел в ней всего полчаса, так как он просто не мог отказаться от похода к стоматологу вместе с Элли, которая, в свою очередь, была не против такого сопровождающего.

В общем к десяти часам Нэй выглядел как огурчик — свежий, выбритый (он любил шутку про бритье, хотя как мы знаем, никогда не брился и даже не знает, что это такое), и в отличном, правда, чуть старом камзоле с плеча Артура отправился в путь вместе с Элли в прекрасной карете к дому Иохима Каца.

Что бы там не говорили, но лучшие стоматологи были только среди людей; даже эльфы, даже Высокие эльфы, посещали людских стоматологов, так как считалось, что именно люди лучше всего понимают в зубах и только они способны их лечить правильно и умело. Впрочем, Элли не требовалось восстанавливать зуб, его следовало удалить, что так же умело делали только людские дантисты, поставить на это место специальную коронку, и когда придет время, когда новый зуб начнет прорезаться — по прошествии двух-трех лет — эту коронку следовало снять, чтобы не мешать расти новому зубу.

В Мирминоре существовал целый городок, где жил обслуживающий персонал, не слуги, а всевозможные мастера — ювелиры, дорогие чеканщики, ремонтники, даже кузнецы с кожевенниками и так далее и тому подобное. Кто достиг высот мастерства и кто получил не просто королевский заказ, а возможность постоянно проживать и работать в Мирминоре. Дома здесь были почти на одно лицо, только некоторые детали временного владельца как-то скрашивали однообразие. Впрочем, у многих были дома и в самом Мир Рошанском, и здесь был как бы лишь рабочий дом-кабинет.

Но Иохим Кац, старый добрый еврей, жил в Мирминоре постоянно, в милом благообразном доме со своей семьёй, точнее, только с женой Милой, так как дети разъехались по миру. Но сыновья так же стали стоматологами и когда-нибудь кто-то из трех сыновей продолжит дело старого Иохи. Впрочем, просто передать дело не получится, любому соискателю этого места, и не только сыновьям Иохима, придётся пройти жёсткий экзамен на то, чтобы работать тут. И взятки не помогут, так как плохо сделанный зуб королю — это голова в корзине после ножа гильотины однозначно.

И, конечно, как старый и опытный дантист Иохим никакого пиетета перед Элли не испытывал, считая ее вполне обычной пациенткой. Единственное, это то, что он принял её тут же, как они подъехали — в половину одиннадцатого утра. И пока проходила очень нудная операция по удалению зуба, а потом приготовлении коронки, бодро и интересно рассказывал ей о каких-то только ему ведомых тайнах.

Нэй прислушался только один раз -дверь в кабинет по просьбе Элли была открыта, так что Нэй, находясь в приемной, все слышал, — когда прозвучало слово Холокост.

Как оказалось, дед Иохима жил в мире, где гонения на евреев достигли апогея в страшную и жуткую войну, и, конечно, дед его Мойша Кац, ещё совсем ребенок, со всей семьёй попал под каток этого ужаса. Их, кажется, вели на расстрел, когда небо заволокло тучами, начался ливень и их сопровождающие, несколько полицаев, заблудились. В общем, эта местность считалась странной, и фашисты решили усилить эту странность расстрелами евреев — говорили, в район люди из Ананербе приезжали, — но в этот раз странность себя проявила,. и около ста евреев с полицаями переместились в другой мир. Правда, этого было не понять сначала, но через пару минут появился красный гигант, теперь известно, что это был орч по имени Баор Симотург, и тут бабушка Урша закричала «Шаром, Шаром, спаси нас!». Орч услышал и надо было такому случиться, что вместо стрельбы полицаи побросали оружие и подняли руки.

Конечно, эта сотня была не первыми евреями в Каракрасе, но почему-то именно они выбрали жизнь в Чайнатауне Мальвинора. Ну, а семье Мойши там не очень понравилось, и вскоре обосновались они в Мир Рошанском, ну, а Иохиму было суждено лечить самого короля!

Почему он это рассказывал достопочтенной эльфе? Так эльфы многое знали, почему бы им не услышать и эту историю?

Нэй только затылок почесал, понимая, что Каракрасе и в самом деле перекрёсток миров.

В остальное время он почти не прислушивался к монологу Иохима, он просто ходил по приемной, время от времени из большого книжного шкафа доставал очередную книгу, быстро ее пролистывал и возвращал обратно. Например, к своему удивлению, он тут увидел две Торы, одну на иврите, явно из чужого для Каракраса мира, и одну на ангулемском, который, как известно, правид, этим миром, что довольно удивительно, если считать, что нет Торы правильней, чем только на иврите. И все переводы — это ересь…

Впрочем, пиетет пиететом, но четыре часа своего времени Иохим Кац потратил на Элли, что было все-таки больше, чем возможно. Может быть, от того, что прекрасная эльфа жутко понравилась старому еврею, и он постоянно повторял фразы про ее красоту, вгоняя Элли в краску, а Нэя заставляя ревновать. Но все было так мило и хорошо, что, конечно, лезть в драку он не собирался — ну, это шутка. Ко всему прочему, Кац не стал переносить создание коронки на другой день, а сделал все за время приема, что и отразилось на времени.

Ну, явно без магии тут не обошлось.

То есть в три часа пополудни или чуть позже Элли и Нэй вышли из кабинета и из дома стоматолога и отправились в обратный путь. Пешком, потому что еще по прибытию к Кацу они отпустили карету, решив обратный путь проделать пешком.

На середине этого пути они неожиданно всецело занялись изучением самих себя в тенистом уголке, одного из многочисленных парков Мирминора. Элли заявила, что именно тут пахнет Нэем, то есть именно тут он и спал — видимо, перегар его услышала. И показала всю свою власть над природой, скрыв себя и Нэя не просто от посторонних глаз, а вообще от всего на свете.

В общем возвращались они в Зеленый дворец часа три, не меньше, а когда вернулись, то оказались в какой-то жуткой траурной атмосфере, в которую погрузился дворец.

Что случилось?

Из вышесказанного было ясно, что утро началось как обычно и ничто не предвещало беды. Позавтракали, некоторое время Отон просидел в кабинете, разбирая бумаги. Вечером он должен был встретиться с Королем и обсудить некоторые вопросы, как общие, так и частные, по устройству Бала в честь стодвадцатипятилетия Короля, так как Отон Герцог Умбрельский являлся устроителем этого самого Бала, то есть ответственным.

Где-то к полудню Зеленый дворец стал наполняться прибывающими детьми Отона. Все хотели проведать отца, справиться о его здоровье и понять, правда ли, что Тиримису закончилась, к всеобщему спокойствию.

Как сказал на это Отон, что не было бы счастья, так несчастье помогло. Дети уже так редко посещали своего отца, что было очень сложно найти повод собрать их вместе. Тиримису это удалось, и, честно говоря, Отон был этому рад.

Вот где-то в первом часу дня, встречая очередного своего отпрыска, на этот раз среднего сына, и третьего сына из всего списка детей — Родерика Отона Ворта вис Лонгбарда графа Сома — Отон только успел обняться, пожать руку и тут же рухнул на пол, забился в падучей, чем поставил всех обитателей Зеленого дворца на уши.

Отон никогда не болел падучей болезнью, а тут такое. Его, уже без сознания, аккуратно перенесли в спальню, самую большую, и само собой, послали за всеми докторами, лекарями и магами, которых только можно найти в Мирминоре.

Поэтому Нэй и Элли появились во дворце в тот момент, когда вся беготня улеглась и все, кто был, находились лишь в одном помещении в спальне, где лежал Отон.

И обстановка была следующая — возле кровати Матильда, Артур, два близнеца Тим и Фим десяти лет, дети Матильды и Отона на данный момент последние в роду, Илина, Амелия, еще множество родственников, прибывших днем и с которыми Нэю предстояло познакомиться в скором времени, и десятка два лекарей — как вполне обычных, так и магических — от чего помещение было просто наполнено звоном колокольчиков. Но больше всего Нэя обескуражил жуткий ор этих лекарей, которые пытались доказать друг другу именно свои методы лечения. И само собой, от такой обстановки выяснить, что произошло конкретно, было совершенно невозможно.

— Тихо всем! — его голос и в самом деле производил впечатление, так как все замерли.

Нэй высмотрел в толпе медиков самого возрастного и:

— Ты, подойди ко мне! Да, ты!

Лекарь оглядел своих коллег и частым шагом, можно сказать, подбежал к Нэю:

— Профессор, Намус ди Капур, магистр первой ступени, Ваше Высочество, — правда, титул был сказан с некоторым сарказмом. Даже в такие минуты привередничал, чтоб его.

— Что с ним? — указал на лежащего Отона.

— Я считаю, что он получил дозу столбнячного яда. Тело его очень напряжено. Столбняк однозначно.

— Как он его получил, вы поняли?

Профессор показал свою ладонь:

— Скорее всего, он оцарапался, на ладони есть порез неглубокий, но вполне возможно, что именно с него яд и попал в тело Принца, — здесь слово «Принц» было сказано с благоговейным трепетом. — И поэтому я бы хотел предложить…

Нет. Их лечение Нэя не устраивало, поэтому он прервал профессора:

— Сколько у него и у нас времени?

Ди Капур немного замялся:

— Кто-то из моих коллег считает, что время есть до вечера или даже до ночи. Я же считаю — часов шесть, не более. Отон очень сильный человек, но все же…

Нэй поднял руку, прерывая лекаря:

— Где мои вещи? — сундуки отправились после Железного Голема сразу во Дворец, а Нэй пошел на встречу с Отоном, с которой и началась Тиримису.

— В ваших покоях, — проговорила Матильда.

— А где мои покои? — вопрос вызвал улыбки у некоторых находящихся в спальне. Ну, хоть чем-то рассмешил, плакать еще не время.

Матильда сама вызвалась проводить Нэя до его покоев. Было видно, в каком она состоянии, но держалась, чтобы не взвыть в полный голос.

Ну да, ну да. Мир рушился.

Довела и тут же отправилась назад к мужу.

Нэй подошел к своему сундуку, который так и стоял посредине комнаты пятикомнатных апартаментов. Никто его не трогал, никому он был не нужен. И это было хорошо, заговоры будут потом.

Открыл сундук, вытащил из него саквояж, открыл в свою очередь уже его и, удовлетворительно хмыкнув, даже не закрыв сундук, направился было к двери из покоев, чтобы вернуться в спальню к Отону, но тут неожиданно остановился.

Хмыкнул, в глазах его сверкнули сумасшедшие искорки, и он, плотно закрыв входную дверь, повернул ключ.

========== 9. Смерти вопреки ==========

Нэй огляделся. Коридор был хоть и богато отделан и обставлен, но казался каким-то холодным или, скорее, казенным — у многих историков и архитекторов этот стиль был назван «королевским модерном». Но если считать, что все здесь в Мирминоре принадлежало Королю, вот даже этот хрустальный бокал в этом шифоньере, красивом из коричневого и очень дорогого дерева сим, с лаком древним и очень прочным, то можно было понять, почему живущие в многочисленных дворцах родственники короля особо не занимались их обустройством. Точнее, они подстраивали все под себя, но как-то слишком пресно, без искры, без вкуса. Как временщики.

Вся красота у них в их личных дворцах? Если они есть, конечно…

Но везде было чисто, как в больнице, и чистотой пахнло, видимо, Бонифаций и в самом деле помешан на чистоте.

Впрочем, Нэй не собирался ничего пачкать. Он ведь пришел не за этим…

Нэй тихонько приоткрыл дверь и заглянул вовнутрь. В комнате, детской, по всем признакам, находились трое людей: Сильва, жена Бонифация, кормилица, вроде звали ее Ласта, тоже довольно красивая женщина, и младенец, самая младшая из детей Бонифация — малышка Мина.

Он подошел к люльке, в которой лежал младенец, улыбнулся красивой девчушке, та в ответ так же улыбнулась и пустила пару пузырей. Нэй протянул руку и дотронулся до лобика девочки, и она еще пуще заулыбалась, заулюлюкала, чем вызвала переполох в комнате, от которого проснулись и Сильва, и кормилица.

Но Нэя в комнате уже не было.

*

Бонифаций был доволен. Доволен тем, что Отон все-таки попал в ловушку. Пусть отец и прекратил Тиримису, но Игра все равно продолжалась. Всегда будет продолжаться. Ведь только Власть — мерило всех мерил, и только Власть давала силу, величие и значимость. Без Власти ты никто и никак, пусть и отец твой Король. Но пока ты не Король — ты никто!

Почему отец не выбрал его, самого старшего сына, в Носители Права, это уже история прошлая. Урбан всегда больше любил Отона, а Бонифаций, хоть он и был старшим из них, никогда особо не пользовался благосклонностью отца. Были еще более старшие дети Урбана, кажется, два брата и сестра, но они по традиции не могли стать королями, возраст уже не тот. Почему, кажется? Потому что о них мало что было известно. За последние лет тридцать они не разу не были во Дворце. Ну, может, они вообще легенда? С отца станется…

И почему он вообще вспомнил о них? Ну, видимо, до сих пор размышлял, кто достойней титула Носителя Права, и кто достойней быть Королем.

Впрочем, можно было организовать Тиримису против Артура-Отона герцога Лемосийского — Первого Носителя Права, или Трома-Урбана герцога Совойского — Второго Носителя Права. Но, они всегда были такими жалкими для Бонифация, хотя оба и являлись военными, что даже трогать их было жалко. И даже не понять, почему отец выбрал именно их? Да и редко они появлялись в Мирминоре…

Ах, да, по той же самой традиции. Как там сказано, если перевести на простой язык — не выбирать Носителей Права из одного помета. Ха-ха-ха! Помета! Ну, на самом деле там все в положении о Носителях Права, то есть наследниках Трона, все более изыскано и вычурно и юридически подковано. Но именно что помет. То есть от одной женщины не может быть двух Носителей Права. Почему? Это уже кануло в Нирву и никто не помнит. Ну, видимо, чтобы распределить власть родов, к которым принадлежали женщины, родившие наследников, так сказать, уравновесить. И чтобы один не довлел над всеми остальными. Вполне себе объяснение.

Вот поэтому отец и выбрал Отона, а не его, Бонифация. Но если он победит, победил бы скорее всего, отцу было бы деваться некуда, и он бы выбрал его. Заполнил бы пустующее место.

Но отец почему-то решил завершить Тиримису. Впрочем, может, и правильно, так как оказалось, что Бонифаций проиграл время и пока размышлял, что делать, Зеленый замок оказался вдруг сильно защищен. Одно то, что к замку подтянулись орчи, чего стоило! Орчи! Они никогда не вмешивались в Тиримису. Ну и сейчас формально у них была другая забота и задача, они защищали одного из своих — одного очень высокородного орча. Хотя какое величие рода может быть у орчей? Но, как бы то ни было, они были готовы порвать любого, кто приблизился бы к замку. Да еще и Амелия своих девочек подтянула, мужицкая демон-баба! Довелось ему увидеть, как она убивает, жуткое зрелище! И жуткое хладнокровие.

Впрочем, этот мальчишка не менее опасен. Тоже проблема. Как он там сказал, что пойдешь в самый злачный трактир, чтобы найти самого отпетого бандита? Ну, зачем же так грубо. Для этой цели у Бонифация есть люди, которые вполне могут тайно забраться в покои этого сосунка. Жаль, что отец запретил стрелка, прислал тут письмо, он вообще всегда с Бонифацием письмами общался. Никогда к себе не позовет! И не сжечь ведь, все записано и зафиксировано в королевской канцелярии, и отговориться не получиться.

А так был бы стрелок, снял бы его без всяких сожалений. Хотя она что-то раскисла, появилась какая-то испуганная, дрожащая. Ну да демоны с ней, есть и без стрелков люди, которые с ним способны будут справиться. И это будет никакая не игра или Тиримису, просто попал в разборку — и нет человека.

Нет человека — нет проблемы…

И настроение сразу улучшится.

А лекари пусть посидят возле Отона, потом расскажут, что к чему. Всех лекарей собрали! Всех!

Ну, он-то сам умирать не собирался, когда впереди…

Как?

Он не слышал шагов и сидел в кресле возле камина спиной к двери. И даже скрип двери не услышал, хотя специально заставил сделать так, чтобы у всех дверей скрипели петли. Все!

Поэтому он всегда знал, что в комнату кто-то вошел. И ковров в его комнатах и кабинете никогда не было, отчего и паркет скрипел.

Но гость прошел совершенно бесшумно, а когда сел в кресло напротив…

Вообще, где охрана? Возле его покоев всегда стояла охрана!

А Нэй сел в кресло и улыбнулся.

Появление Нэя, этого, как думалось, сосунка, в планы Бонифация совершенно не входило. Он даже посмотрел на дверь, потом снова на улыбающегося Нэя, мотнул головой.

— Как… ты… здесь… оказался? — каждое слово через небольшую паузу.

— Ножками дошел, — Нэй продолжал улыбаться.

А Бонифаций так и застыл с бокалом в руке.

— Я дал слово, обещание, тебя убить, и попадись ты мне в том момент, ты был бы уже мертв. Но моя проблема в том, что я слишком много думаю, — Нэй усмехнулся и как-то виновато пожал плечами. — И когда думаю, то приходит осознание, что смерть — это не решение проблемы. Это вообще не решение — это просто смерть. Хотя у меня и была возможность убить тебя еще там, на приеме у Короля, но подумал тогда, что все-таки Слово Короля что-нибудь да значит, и поэтому не стал нарушать им обещанного Примирения. И поэтому когда ты заявил, что я труп, я сдержался. Не смог я свершить такую наглость на глазах у Короля, который вскоре должен стать мне дедом. Но после того, как Отон слег со столбняком или что там на самом деле, я пока не знаю, я понял, что Тиримису — это нечто более тонкое и глубокое, укоренившееся в крови, что нашего деда и отца, что его детей и внуков. Поэтому все это и происходит. И я подумал, что будет несправедливо, если вдруг Отон умрет, а ты будешь праздновать победу. Я постараюсь вернуть Отона в этот мир, но, чтобы все было по справедливости, если я не смогу этого сделать, то тогда и ты уйдешь вместе с ним. Чтобы никому не было обидно, — Нэй резко встал.

Вскочил и Бонифаций, у которого прорезался голос, и он закричал:

— Слуги! Охрана!

А Нэй просто ткнул в Бонифация всей правой пятерней.

За мгновение до того, как двери со всех сторон, четыре двери точно, пооткрывались и в комнату ввалились, кажется, человек тридцать, не меньше, и жена прибежала, и кормилица, и дочь Урсула. Шум и гвалт наполнил комнату, но при этом, выкрикнув призыв, Бонифаций больше ничего не мог сказать.

Потому что он неожиданно уставился на свое лежащее тело. Точнее, один из самых быстрых охранников успел подхватить падающего Бонифация, и теперь был в некотором ступоре от того, что его хозяин то ли заболел, то ли вообще умер!

Положение спасла Сильва, оказавшаяся на деле очень деятельной натурой. Бонифация тут же подхватили несколько рук и аккуратно вынесли из кабинета или, скорее, комнаты отдыха, и внесли в соседствующую с ним спальню.

При этом тень Бонифация не двигалась, но он все видел.

Как его уложили на кровать. Раскрыли халат, в котором он был одет на голое тело — наслаждение не требовало одежды. Как позвали лекаря, и тут выяснили, что все лекари собрались сейчас в Зеленом дворце, у постели Отона! Был, конечно, в хрюшне какой-то костоправ из людей, так и орчей ведь тоже не было! Позвали и его, и отправили посыльного во дворец к Отону за лекарем! Ну, пусть хоть лекарь Бонифация вернется.

А Бонифаций стоял и смотрел на действо со своим телом и совершенно не мог понять, что происходит.

И тут он снова увидел стоящего рядом с собой Нэя.

— Что это? Что это? — истерично произнес он, и еще рукой так затряс, показывая.

— Это ты, в том же состоянии, в каком и Отон. Умрет он, умрешь и ты. И она…

— Кто?

— Мина.

— Нет! Ты не сделаешь этого! — он хотел было схватить Нэя за грудки, но его руки прошли мимо его тела. Он посмотрел на свои руки и сновапроизнес: — Ты не сделаешь этого!

— Я уже сделал. Я связал вас троих. Не только чтобы унизить тебя, но и чтобы в будущем, когда ты задумаешь очередное зло в отношении меня или Отона или любого члена моей семьи, ты, помнил, что вместе с тобой умрет и Она. Ну и для того, чтобы мне самому не оплошать.

— Это верелийский столбняк, — неожиданно проговорил Бонифаций.

Нэй выругался:

— От него же нет лекарства! — лекции Селистера не прошли даром. Но при этом возможно естественное выздоровление при определенных обстоятельствах, что тоже знал Нэй.

— Я хотел, чтобы он помучился, — Бонифаций пожал плечами. — Но, если кормить его через нос питательным раствором, то его тело может прожить несколько месяцев. А там возможно и восстановление, если, конечно, ухаживать за телом. Но у тебя еще часов десять, потом тело Отона окончательно превратится в камень, и если не сделать специальных манипуляций до этого момента, то он умрет через натиру, может, через две, так как Отон крепкий мужчина.

— Но, ты бы хотел, чтобы его кормили. Зачем?

— Отцу осталось недолго. Этого не видно, но болезнь пожирает Урбана очень сильно. Но если Отон умрет раньше, то отец успеет выбрать третьего носителя права и это может и был бы я, но, скорее всего, перед смертью отец решил бы наказать меня окончательно и бесповоротно, так как Тиримису завершилось до смерти Отона, а значит, у отца свобода выбора.

— Но зачем ты вообще затеял Тиримису, если шансов у тебя никаких?

— Победитель игры получает все, отец был бы вынужден даровать мне Третьего Носителя Права. Таковы традиции и правила. Ты бы знал, какую он бойню тут устроил, удивился бы!

— Вам и в самом деле сносит крышу.

— Когда Тиримису — да.

— То есть если Урбан умрет раньше Отона…

— То совет Пэров, которому временно переходит власть до избрания нового Короля, должен будет назначить Третьего Носителя Права, потому что в Долину Предков на Выбор Короля должны войти Трое, и своими ногами, а им точно стану… был бы я, — Бонифаций снова пожал плечами.

— А как он заразу-то эту подцепил?

— Отон обожает розы, хлебом не корми, дай к ним руками прикоснуться, поэтому и не обращает внимания на порезы от шипов. Ну, а гвардейцы немного изменили маршрут движения по Золотому Дворцу. Хотя удача тоже присутствовала.

Нэй выругался. Куда ни плюнь, везде гвардейцы. С этим что-то нужно было делать.

— Я понял тебя, — Нэй протянул руку и еле заметно толкнул Бонифация вперед: — Молись за меня и за него…

Нэя повернул ключ и дернул дверь на себя и удивленно уставился на стоящего в проеме Сэма. Тот был удивлен не меньше, так как можно сказать, впервые дверь была заперта, хотя он знал, что внутри Нэй! Нэй ведь никогда не закрывал двери, потому что Сэм всегда был на страже! А тут такие дела!

Но, как говорится, все когда-то делается в первый раз.

— Хорошо, что ты тут, пойдем со мной, ты мне нужен, — проговорил Нэй и решительно двинулся в спальню Отона.

Смерть не выбирает.

М-да. Но Смерть Отона изменила бы многое. Нет, конечно же, его род, семья, не потеряла бы ни одной из своих привилегий. Она так же и проживала бы в Зеленом Дворце, пользовалась бы всеми благами Мирминора. Но самое главное было бы утеряно — это статус! Со смертью Отона род его превратился бы в один из многих Потерянных родов, которые уже никогда не смогут возвыситься, то есть стать королевским родом! Артур остался бы Герцогом Суркенским и стал бы главой рода, как самый титулованный. Нэй получил бы побратимство, и, может быть, король и назвал бы его своим внуком, но он бы стал кем-то вроде «внуком без головы», как уже сказано — одним из многих. То есть смерть Отона меняла жизнь кардинально, все как бы оставалось прежним, и в то же время все уже было бы по-другому.

Бонифаций тоже был нейтрализован. Его апоплексический удар или, точнее, его имитация, так же вывела его из строя. Сбросило с шахматной доски. Нэю было пока безразлично, кто может воспользоваться плодами смерти обоих братьев, поэтому следовало все-таки вернуть Отона в этот мир, чтобы все встало на свои места.

А ее, Мину, он честно привязал к происходящему. Не блефовал он. Пусть Бонифаций помучается в размышлении о себе и бренности мира.

Злым, злорадным становился он. Плохо…

Он прошел не торопясь и так же не торопясь вошел в спальню. Увидел, как пара лекарей через нос пытается всунуть в Отона специальный шланг, видимо, для кормления раствором, усмехнулся на это и проговорил:

— Оставьте его в покое, — и когда лекари замерли, продолжил: — И все вон отсюда!

От родственников неожиданно отделился вроде бы Родерик и довольно высокомерно заявил:

— А ты кто такой, чтобы командовать?

— Родерик, брат мой, — при этих словах Родерик сморщился, — я понимаю, что тебе очень нужны деньги, чтобы покрыть твои долги, и на самом деле ты бы жаждал, чтобы наш отец умер и ты бы получил часть наследства, — при этих словах Родерик неожиданно покраснел. — Но подумай о том, что деньги закончатся и ты останешься ни с чем, что ты будешь делать? К королю ведь не пойдешь, точнее, можно, но это ведь будет не наш отец! Поэтому давайте отсюда все, пожалуйста!

Все продолжали играть немую сцену. И Нэй набрав побольше воздуха, гаркнул:

— Вон все отсюда! — как ветром всех обдало.

И это подействовало, все задвигались, зашевелились.

— Артур, тебя и Сэма я попрошу остаться, — и Нэй рукой задвигал, замахал. — Быстро, быстро! Время — деньги!

— Нэй! — это была Элли. — Я могу помочь?

И Амелия:

— Мы можем чем-то помочь? — что за мир без женщин.

— Конечно, милые мои девчонки, вы будете стоять возле двери и никого сюда не пускать. Но с той стороны, — он улыбнулся, поцеловал обеих женщин в щечки и мягко выпроводил их из спальни.

Когда все наконец вышли, он перед самым закрытием двери произнес:

— Мне нужно ведро фимт на двадцать и пара штук ножниц!

Дверь закрылась, и он облегченно вздохнул. Подошел к лежащему Отону, пока как бы совершенно не замечая друзей. Попробовал поднять веки — никакого эффекта, они были твердые как камень, потрогал тело — тоже можно было стучать хоть молотком. Но пока чувствовалось дыхание, еле заметно грудь поднималась, хотя было видно, что воздуху Отону не хватает, точнее, его хватает как раз для этого его состояния.

Значит, валерийский столбняк, говоришь?

Ну, что же, попробуем с этим что-нибудь сделать.

В дверь постучали. Нэй подошел, открыл, на пороге стояла Элли с ведром и ножницами в руках, а за ее спиной виднелись Амелия и все давешние гости спальни, только теперь в Большой гостиной стояла гробовая тишина, ну и хорошо, нечего зря воздух гонять.

— Нэй, я бы…

— Потом, солнце мое, все потом, — забрал все и снова закрыл дверь.

Положил ножницы рядом с ногами Отона на кровать, а ведро осмотрел, постучал:

— Теперь следующее, друзья мои. Сэм, я читал о метаболизме орчей, поэтому знаю, что вы ходите по нужде не когда захотите, а когда ваш мочевой пузырь наполняется, иначе у вас там какие-то каналы не открываются. И я знаю, что ты утром не опорожнялся, а это значит, что сейчас у тебя почти полный мочевой пузырь, — он протянул ведро обалдевшему орчу. — Пописай в ведро, пожалуйста.

— Прямо в ведро? Здесь?

— Да, здесь, — очень настойчиво проговорил Нэй.

— Нэй…

Но Нэй поднял руку.

— Ребята, мы хотим, чтобы Отон выжил? — оба закивали головами. — Тогда делайте, что я вам говорю! Писай, Сэм! — очень резко и зло проговорил Нэй, и Сэм как будто уменьшился в размере, сделал шаги в сторону от кровати, к углу довольно большой комнаты, и вскоре послышался характерный звук падающей в сосуд жидкости.

— Тебе, Артур, тоже очень важное задание, — он протянул одни ножницы другу, другие оставил себе. — Нам нужно освободить нашего отца от одежды, ну и ты должен сказать все, что ты думаешь обо мне и даже, что не думаешь. У тебя было такое лицо на приёме у Короля, что мне показалось, что ты ждёшь…

— Нэй, я ничего такого…

— Артур!

— Хорошо! — повторил ту же интонацию Артур.

Ну и понеслось! Артура как прорвало. И что Нэй порой бывает невыносим из-за своей навязчивости. И что часто не признает никаких советов, хотя и спрашивает их. И самое неприятное, что порой он бывает очень страшен в своей настырности и настойчивости. И он лицемер и циник. И он убийца. Вот это самое страшное в отношениях, так как порой очень тяжело знать, что перед тобой хоть и друг, но человек, который способен на многое и непонятно, что вообще у него на уме. И вчера у Короля было очень страшно, так как всё думалось, и все думали, что Нэй исполнит обещание, а когда не исполнил и исчез, стало еще страшнее, потому что непонятно, что он мог задумать.

— Да, на приёме у деда я все ждал, что ты убьёшь дядю. От этого было жутко страшно! — но после небольшой паузы Артур проговорил: — Но дружбу с тобой не поменяю ни на какие коврижки!

— Из-за страха? — очень серьезно спросил Нэй.

— Нет, — Артур усмехнулся. — Из любви к искусству.

— Это как это?

— Находиться рядом с тобой — это целое искусство. Но лучше быть рядом с тобой, тут безопасней.

Впрочем, — добавил Артур, уже заканчивая душеизлияние, — положительного в тебе все-таки больше и, конечно же, никто не отрекается от побратимства и ритуала приема в род, даже если отец и не выживет.

— Не хотелось бы.

— Мне тоже…

— Полегчало?

Артур хлюпнул носом:

— Знаешь, да, — и улыбнулся.

— Жаль, что мы с тобой не любовники, иначе устроили бы крутой секс после таких откровений, — Нэй тоже улыбнулся.

— Да, иди ты! — но все же оба рассмеялись.

— Вот, Нэй, — появился Сэм с ведром и, немного смущаясь, произнес: — Не слушай Артура, ты самый лучший нурч на свете!

— Это мы знаем, — Нэй заглянул в ведро — больше половины. — Хорошо.

Открыл свой саквояж, вытащил несколько мешочков, потрогал их на вес, выбрал средний, развязал тесемки и высыпал все его содержимое в ведро, по спальне распространился аромат сушёной сонки — сладко-горьковатый, с сеном за версту не спутаешь…

— Сонка? — удивленно проговорил Сэм.

— Да, друг мой, — Нэй снял рубашку и, засунув обе руки в ведро, стал перемешивать содержимое, запах перешел на едко-сладкий, а мочой перестало пахнуть совсем. И, перемешивая, продолжил говорить: — Когда-то ученые ордена Клепты — вы же знаете, что Клепта это сестра Кары, Богиня науки — выяснили, что сонка усиливает свои свойства в четырех жидкостях.

Это в горячей воде, но именно в горячей воде, но сами понимаете, нам сейчас горячее не нужно, а остывшая сонка в воде теряет часть свойств, хотя и способна на некоторые эффекты, как-то оживить человека и дотянуть его до определенной цели, например. Но нам нужно не оживление, нам нужна сама жизнь.

Вторая жидкость по силе — это сок измуры — южного фрукта, вкусная, надо сказать, гадость, но при этом жутко вонючая. И дорогая, зараза. Но в Каракрасе измура не растет, да и если бы росла, столько сока в кратчайшие сроки мы бы вряд ли нашли.

Третья жидкость — это спирт. Тут его завались, особенно в хрюшнях, так как хрики обожают это жидкое для них лакомство, они от него не пьянеют, у них просто усиливается метаболизм и возрастают двигательные процессы.

И, в принципе, спирт можно применить, но, — Нэй поднял палец вверх, — у нас тут есть носитель самой эффективной из четырех и самой дешёвой жидкости из всех — это наш дорогой Сэм и его моча. То есть, как это ни удивительно или парадоксально, но самая эффективная жидкость, которая стократно усиливает лечебную эффективность сонки — это моча орча.

Нэй наконец закончил размешивать жидкость, вытащил руки, которые стали удивительно белыми до локтей, то есть там, где они соприкасались с жидкостью:

— Смотрите, только в обморок не падайте, — Нэй взял свою левую руку и аккуратно начал ее сгибать. Именно сгибать! Согнув где-то градусов на тридцать, отпустил, и рука медленно вернулась в исходное положение, а у Сэма и Артура аж рты пооткрывались и челюсти на пол повыпадали. — Никогда не повторяйте этот трюк, он доступен только профессионалам.

Немного обождал, пока руки не начали принимать прежний, чуть загорелый облик. И только после этого, минуты через две, принялся за другие действия.

— Так, Сэм, аккуратно приподними Отона и подержи некоторое время.

— Господи, он как бревно! И холодный!

— Если был бы горячий, было бы хуже, — Нэй убрал всю разрезанную одежду Отона, после сорвал простыню, засунул ее в ведро и, через минуту вытащив, крепко выжал и снова расстелил. — Клади его…

Сам подошел к шкафу или, скорее, небольшой комнате — малой гардеробной, вытащил с полок несколько простыней, разорвал их и часть лоскутов кинул Артуру:

— Мочим и обтираем его тело. Сэм, может так случиться, что понадобится еще твоя целебная жидкость. А у вас с этим делом сложности…

— Ну, это как сказать. Просто, это… нужно много выпить, сразу.

— Тогда за дело, но… никому не слова!

Сэм вышел и даже в закрывающуюся дверь можно было услышать, как его тут же обступили со всех сторон, но он непреклонно молча продолжал двигаться к цели, на кухню на первом этаже.

Минут пятнадцать они обтирали тело Отона, пока наконец не появились первые признаки… Чего? Просто тело Принца побелело, из закостеневшего стало смягченным, Артур даже восхитился.

— Это только начало…

Еще немного обтерли, когда наконец Отон сделал очень глубокий вздох:

— Отлично! У нас есть пять минут, — Нэй отбросил тряпку в сторону, сел на стул, открыл саквояж и вытащил небольшую коробочку, в которой оказались иголки всяких разных видов и размеров. Выбрал одну не прямую, а чуть изогнутую, но пока не стал открывать стерилизационный ее колпачок:

— Противостолбнячные иголки, изобретение одного безумного ученого из одного безумного мира, можно даже в камень воткнуть, но я решил не рисковать. Камень ведь недвижим, а тело человеческое всегда в движении, даже если и кажется, что оно камень. Сломалась бы и, что тогда? Да и эффект нам нужен, а не просто укол, — проговорил Нэй и вытащил еще одну большую коробочку, в которой находились несколько шприцов.

Взял средний шприц, потом достал пузырек, наполненный мутноватой жидкостью, и двухгорлышковую флягу тафгура:

— Антидот-универсал Файнса. Благо я когда-то формулу его записал, а Атан Селистер сварил. Тоже ведь гениальное творение. Хотя, как сказал Атан, компоненты совершенно бессмысленные, но вместе составляют адское зелье. Ну, и немного ансортии.

— Ты уверен, что это сработает? — голос Артура немного дрожал.

— Нет, не уверен, — проговорил Нэй: — Наш отец — первый пациент, подвергнувшийся такому лечению, и как на это отреагирует столбняк, я вообще без понятия. Но будем надеяться, что ансортия оправдает наши исследования, да и хуже уже точно не будет.

Вытащив еще один пузырек с широким горлышком и с рисками для жидкости в дриммах, в упаковке, вскрыл ее. В этот пузырек вылил содержимое антидота, и столько же, перевернув фляжку, и ансортии. Закрыл пробку, взболтал и наконец набрал эту жидкость в шприц. Отложил его.

Сорвал с иголки стерилизацию. Хлопнул по вене на руке Отона, тут же организовал ватку со спиртом — хотя считалось, что после сонки в любом сочетании поверхность кожи дезинфицируется не хуже спирта, — очень быстро и ловко затянул жгут и не менее профессионально воткнул иглу в возникшую вену и также профессионально подсоединил к ней шприц. Втянул немного крови и очень аккуратно принялся вливать жидкость в тело Отона.

Выдернул шприц, приложил ватку, указал на нее Артуру, мол, подержи, и принялся все убирать, но уже в другую коробочку, бывшую до этого пустой.

— Теперь у нас час. Если не сработало, то повторим процедуру.

— А как мы поймем, что сработало?

— Увидишь…

Тут появился Сэм с несколько неожиданным известием:

— Там это, гонец с известием явился, что у Принца Бонифация случился апоплексический удар. А все лекари у нас собрались, даже его личный лекарь.

Нэй посмотрел на Сэма:

— И, что от меня требуется?

— Отпустить их…

— Так я никого не держу. Пусть бегут выполняют свою клятву Гиппократа, — пожал Нэй плечами.

И, сев в кресло, прикрыл глаза…

И в самом деле Тиримису — это сорванная крыша и война! Такая небольшая гражданская война, втиснутая в определенные правила и традиции!

Просто спятить можно, когда понимаешь, что это значит…

Вот именно, что и в самом деле настоящие боевые действия! И хоть и говорится, что замок штурмовали только один раз, но на самом деле штурмы были всегда. Просто в тот раз силы оказались столь значительными с обеих сторон, что и вошло в историю как Штурм Замка. А так просто несколько десятков человек пытаются захватить место, где сидит жертва или претендент, и стараются добраться до него и убить!

И все происходит только на территории Мирминора! Вне его нападать на Носителей Права запрещено под угрозой смерти и проклятия роду. Вот в этом случае это карается как заговор или мятеж! То есть никаких оправданий, а после или эшафот, или виселица!

Так что Бонифаций со своей Тиримису, еще оказывался вполне белым и пушистым, всего-то отделался четырнадцатью трупами своих сторонников. И дальнейшее действо пресек на корню Король. Вот только в чем причина, не совсем ясно. И даже мыслей никаких не было. Но Урбан IX прекратил Тиримису и объявил Примирение. А то, что произошло после — это уже, видимо, случайности, с кем не бывает.

А почему Тиримису-то?

Отон рассказать пока не успел, но Нэй информацию почерпнул.

Когда-то давно, еще до Великого Катаклизма, один из Носителей Права подавился десертом тирамису. И королевская кровь иногда получала случайности. Но в том случае была именно случайность, никаких интриг и отравления, просто десерт не в то горло попал, а рядом никого не было, чтобы помочь. Случайность. Но с тех пор игру и прозвали Тиримису, с большой буквы. Просто одну букву изменили. Кто? Это история умалчивает, но название прижилось и вошло в исторические определения. При этом, как понятно из всего вышесказанного, игра была вполне официальная! И гвардейцы действовали вполне законно, без всяких измен — но это мы еще поглядим, пора завязывать с этими играми и этими преторианцами, отметил Нэй. И Король, как уже было сказано, как арбитр над схваткой своих детей.

Но как-то это все-таки мерзко, вы не находите?

Даже вроде бы и не спал…

— Нэй, Нэй! — это кричал Артур. — У него кровь из носа идет! Черно-красная!

Нэй вскочил, мотнул головой, отгоняя сонливость.

— Хорошо! Это мерзость выходит, — подошел. Померил пульс, поднял веки, которые поддались без всякого усилия. — Очень хорошо. Возьми тряпку и обтирай лицо остатками зелья.

Артур закивал и бросился исполнять поручение Нэя. Это было чудо!

Подошел к двери, открыл ее:

— Ванну приготовьте горячую! — но встал стеной, никого не пуская в спальню. — Готовьте ванну!

Отон захрипел, а кровь прекратила течь.

— Сэм, аккуратно положи свою ладонь на его грудь, только не дави, просто чувствуй его грудь и все, сейчас будет жуткий отходняк.

Не успел Сэм сделать так, как попросил Нэй, как Отон вдруг совершенно неожиданно задвигался, задергался, так как будто пытался вскочить и побежать и только ладонь орча, а потом и Нэй с Артуром прижали ноги и руки отца, не давали ему этого сделать.

— Это что с ним такое? — Артур даже вспотел от усилий или, скорее, от нервов.

Все резко прекратилось, как и началось:

— Я же говорю, отходняк. Закутаем его нашей простыней.

В дверь постучали. Амелия на пороге:

— Ванна готова…

— Отлично! Сэм, возьми принца на руки и идем.

Двинулись. Нэй впереди за ним Сэм с Отоном на руках, нежно, как ребенка нес, и за ним обалдевший от всего Артур и не менее обалдевшие Амелия с Элли. И родственники расступились, и глаза у всех с блюдца.

Как и у лекарей, много их осталось в Зеленом Дворце, и тот профессор тоже был тут, которые провожали процессию с профессиональным любопытством и даже головами мотали, не веря в происходящее.

Ванна оказалась тут же, недалеко, в соседних апартаментах. Да, в спальне, где находился до этого Отон, тоже была ванна, но Нэй просто решил, чтобы началось движение, действие, да и пускать никого не хотелось. Нечего глазеть на его саквояж.

Ванна оказалась небольшим бассейном, ярда три на три, неглубокая, до пояса, с каменными скамеечками, где можно посидеть и отдохнуть. И от воды пар шел:

— Опускай в простыне, — произнес Нэй, оценив температуру. — В самый раз.

Увидел стоявшую в нерешительности Матильду, подошел к ней, взял руку, поцеловал.

— Ему нужна поддержка, думаю, ваше тело будет в самый раз, — и улыбнулся, а Матильда покраснела, но при этом принялась раздеваться, совершенно не обращая внимания на присутствующих.

Правильно, чего стесняться…

И все быстро вышли, закрыв дверь.

Нэй вернулся в спальню, забрал саквояж, и снова…

Потерял сознание.

Что же это такое!

========== 10. Дела житейские ==========

5 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии…

Мир Рошанский…

Мирминор…

Зеленый дворец…

Очнулся так, как будто из воды вынырнул. Обнаженный, чистый и под одеялом. Справа в кресле, руку протяни, уткнувшись в подушечку боковой стенки кресла, спит Элли, красивая и неземная. Слева в таком же кресле Артур с открытым ртом и даже чуть похрапывает. Ну и Сэм, куда же без него, он спит, как всегда, в сидячем положении на полу. За окнами не понять что, потому что они зашторены и фаеры притушены.

Ночь?

Нэй аккуратно сдернул с себя одеяло, встал на кровати, прошелся по ней в сторону окна, и так же голыми пятками по ковру, заглянул за шторы. Осеннее солнце светило вовсю, так что уже вполне день. Ну, для его планов это хорошо.

А что у него за планы?

Ну, сначала хотя бы одеться, но при этом одежды в спальне нигде не видно.

— Одежда в гардеробной, — послышался голос Элли.

Ну да. Помещение не меньшее, чем спальня, с манекенами в разных нарядах. Нэй как раз и стоял возле двери в эту самую гардеробную.

Зашел внутрь, оценил изысканный вкус. Особенно ему понравился манекен, на котором было надето штук пять всевозможных жилетов-разгрузок, разных только цветом и фактурой. Элли постаралась или Артур? Благо что не из бархата, а вполне обычной льняной ткани, но плотной и со множеством карманов, и даже с молниями есть! Нужно будет еще версу достать, плотную антимагическую ткань, чтобы прошить спину. Конечно, в магические баталии Нэй влезать не собирался, но на всякий случай, для успокоения души, да и удар кинжала она неплохо держала.

Когда оделся и собрался выйти, то на выходе столкнулся с Элли. Она крепко его обняла, прижала к своей груди, не дав ему даже опомниться:

— Как я тебя люблю, человек-сошо.

— Задушишь! — он уперся лицом в ее грудь — «подрасти» просто не успел. А через мгновение уже не стремился этого сделать, так как было очень приятно, хотя и воздуха мало.

Она отпустила его, и их губы слились в долгом, долгом поцелуе.

А через полчаса он уже наворачивал вторую порцию жаркого с картошкой, запивая все сиркой. Ну, а что? Черепах сегодня не завезли, да и акульи плавники куда-то запропастились. И торгайского розового в погребах не оказалось. Но Нэй чувствовал голод, и ему было почти безразлично, что съесть.

Он и ел, и слушал.

Ну, сначала оказалось, что он пролежал двое суток. Испугал всех так своей бледностью, что пришлось звать эскулапов уже посмотреть на его здоровье. Посмотрели и решили, что он просто переутомился, поэтому предлагать ничего не стали. В общем, Элли их просто выгнала из покоев, потом организовала ванну, в которой просидела с ним несколько часов!

— Ну, ты как мертвец был! Думала, ванна тебя растормошит, но никакого эффекта. Правда, вдруг улыбаться начал.

— Это, видимо, мой криптонит. На добрые дела затрачиваю энергию, вот и вырубаюсь, чтобы восстановиться, — он усмехнулся. Ага, добрые. Просто любое дело очень сильно его выматывает, что хорошее, что нет. Нужно с этим что-то делать…

— А по-другому можно ее восстановить, энергию эту твою? — это был Артур, немного осунувшейся — видимо, нервное, — но довольный, что друг его цел и невредим.

— Можно. Например, убить кого-нибудь… — на самом деле убийство не дает энергию, но способно привести в чувство. Как и секс. Об убийстве он просто пошутил, черным юмором.

Но Артур всерьез воспринял:

— Одно другого не легче…

Нэй только пожал на это плечами:

— Как там Отон?

С Отоном все было в порядке. Он пришел в себя и, можно сказать, уже бегает и прыгает. Правда, похудел жутко — и это всего за несколько часов! Но был уверен, что наверстает и отъестся.

Но самое любопытное — это слухи о Бонифации. Что у него в замке произошло.

— Говорят, лекари с ног сбились, понять не могут, что с Принцем, а тут он возьми и сам как вскочит. И знаешь, что первое он попросил? — Артур усмехнулся: — Попросил дочку свою Мину ему принести! Минут десять с ней сюсюкался, всех выгнав из спальни! Даже жену с кормилицей! А затем сюда приехал.

Нэй застыл с бокалом сирки в руке:

— Вот прямо сюда?

— Да! Они часа три о чем-то в кабинете беседовали, а потом хотели тебя проведать, вдвоем, но Сэм их не пустил!

— Ну, Отона, может, я бы и пустил, но Бонифация — нет; кто его знает, что у него на уме, — проговорил Сэм, немного смущаясь.

— Очень любопытно, — Нэй сделал глоток. — И что дальше?

— Он уехал! Представляешь! Сегодня утром собрал всех своих и даже слуг, карет двадцать набралось, и уехал!

— Эко как его напугали, — тихо проговорил Нэй.

— Что?

— Что? — Нэй пожал плечами. — Ничего. И, что, неужели его не будет на Дне Рождения Урбана IX.

Артур в свою очередь пожал плечами:

— Говорят на День Рождения он приедет, но только на пару дней и остановится в покоях в Золотом Дворце, под слово Короля, то есть под его гарантии. Но на праздничном обеде, который будет восемнадцатого числа в праздник Основания, его не будет. Как и не будет восьмого октября.

— А что у нас восьмого октября?

— Это частное событие. Король приглашает особо значимых для себя людей на ближний обед, человек десять — двенадцать, не более. Такой обед не имеет особой традиции, просто, когда угодно Королю. Хоть каждый день. Ты, я и Элли получили такие приглашения, ну и отец, конечно, кто еще будет — не знаю, — Артур снова пожал плечами.

— Ну тогда не будем откладывать в долгий ящик дела, — Нэй вытер губы салфеткой, встал.

— Да, — немного смутился Артур, так как эту новость нужно было, видимо, сказать в самом начале, а то Нэй сейчас сорвется и все забудется. — Тебя отец очень просил к нему зайти, когда ты в себя придешь.

— Ну, значит, зайдем прямо сейчас. Надеюсь, проводишь? А то я пока не очень хорошо знаю дворец.

Поцеловал Элли, которая тоже собралась заняться какими-то делами, но вечером обещала появиться, и они вдвоем отправились по коридорам дворца в кабинет Третьего Носителя Права. Артур надеялся, что отец будет именно в кабинете.

Но по пути они немного задержались. Нэй задержался.

Проходил мимо покоев Амелии, и его заинтересовал гвалт в помещении, слышимый даже сквозь закрытые двери, ну, не совсем закрытые. И он свернул в сторону, и Артур с ним.

И постучал. За дверьми все сразу стихло и послышался голос:

— Войдите!

Нэй и вошел.

Как оказалось, апартаменты Амелии, ее покои были превращены в небольшое женское общежитие, где расположились все десять девушек-амазонок из ее команды. Но ор был не скандалом, а тем, что девушки, все облаченные в очень облегающие одежды, похожие на костюмы для свободных искателей, просто тренировались деревянными палками и шестами. И стук в дверь просто прервал их тренировку.

Нэй явно покраснел от такой силы и красоты и хотел было после приветствия ретироваться, как тут в дверях одной из комнат покоев появилась Амелия, за спиной которой виднелся ее муж. Тоже высокий, тоже красивый и сильный. Полковник Харм ди Ботри. Как знал Нэй, он должен был приехать на днях, а потом снова отбыть в командировку на Бамбатур: орки в последнее время расшалились не на шутку у Змеиного языка.

— Нэй! Как я рада, что с тобой все в порядке! — она очень быстро подошла и благодарно обняла его. — Я ведь так и не поблагодарила тебя за отца. Спасибо!

Тут же подошел и ее муж, и они крепко пожали друг другу руки, но молча.

— Я бы хотела, чтобы ты поприсутствовал на нашей тренировке, — проговорила Амелия. Вот гостиная была и превращена в некий жилой и тренировочный зал одновременно! Пять двухъярусных коек чисто спартанского вида и открытое пространство. Всю мебель отсюда убрали.

М-да. Спортивный зал нужен без сомнения.

Нэй прижал руку к сердцу:

— С удовольствием, но в следующий раз, Отон к себе зовет. Но потом обязательно, и… — он неожиданно отвел Амелию в сторону и очень тихо прошептал: — Как твои девушки относятся к сексу?

— В каком смысле? — не поняла Амелия.

— Глупо сказал. Они занимаются сексом, это не запрещено?

— А, ты в этом смысле! — так же тихо воскликнула Амелия. — Раз в месяц, на три дня, я разрешаю им делать все что заблагорассудится, и в этом случае секс не возбраняется.

— А они что-нибудь пьют от зачатия?

— Нэй, к чему ты клонишь? — Амелии, казалось, что Нэй вот хочет с кем-нибудь из ее девочек переспать.

Ну да, они красивые и умелые, если честно. Э… Но у него же эльфа! Мотнула головой. Здесь что-то другое.

— Ну, да, пьют специальное зелье.

Нэй вздохнул:

— Одна из твоих девчонок беременна. Вторая или третья натира, точно не скажу.

— Ты шутишь?

Нэй пожал плечами:

— Я не знаю, зачем мне дарован этот дар, но я еще никогда не ошибался, хотя использовал его всего несколько раз. Вот прямо бросается в глаза. Ничего не вижу внутри, не вижу насквозь, но вот плод под сердцем как наваждение. Или кинжал…

— Кто из них? — очень серьезно спросила Амелия.

— Та, что с синим шестом, белобрысая.

Амелия выпрямилась и повернулась к своим девчонкам:

— Арана! Подойди ко мне!

Девушка отбросила шест, поправила воротничок с сержантскими петлицами и быстро подбежала к Амелии, выпрямилась и выпалила:

— Сержант Арана Рон по вашему приказанию прибыла!

Во как! Ну, или просто на публику играют. Но все равно красиво:

— Ты в прошлый раз пила зелье?

Арана неожиданно смутилась и даже покраснела:

— Нет, командир. Забыла.

Амелия вздохнула, они ведь все сильные, красивые, кровь бродит, и зачать ребенка в их возрасте проще простого. Впрочем, рожают и постарше, но там ведь тебе не надо идти под меч или сходиться в рукопашную. А сейчас они ведь на службе. Хотя, конечно, и эту ситуацию Устав описывает и объясняет. Но ведь просила же! Ну да, иногда просто забываешься в объятьях, а они ведь девчонки еще.

— Пойди в спальню и жди меня, есть разговор.

— Есть командир, — но глазами так зырк на Нэя, оценивающе.

Ага как же. Элли от него мокрого места не оставит, если узнает, что он где-то, что-то и с кем-то. Да и зачем кто-то другой, когда такая красота рядом?

— Ты не особо сердись на нее. Жизнь — она такая, может, и не будет больше шанса.

— Я никогда не злюсь. Просто глупо это как-то…

По-мужски обменялись рукопожатием, и Нэй наконец покинул покои Амелии.

А еще минут через десять он был уже в кабинете Отона.

Отон сидел в кресле за столом и, когда Нэй вошел, как будто встрепенулся от полудремы. Мотнул головой и вместо приветствия проговорил:

— Все никак придумать не могу, как мне тебя отблагодарить.

А Нэй как вошел, не остановился, а подошел к Отону и довольно бесцеремонно сначала пульс его на руке потрогал, потом в глаза заглянул и попросил рот открыть и «А» сказать, что Отон безропотно и сделал. И только потом сел в кресло напротив стола. Но пока бегло осматривал отца, заметил у того на столе три золотых — именно что из золота, тонкие такие пластины десять на пятнадцать, с ювелирной чеканкой — королевских сертификата, каждый на десять тысяч дукатов. Новое слово в финансовых расчетах. Королевский Банк Рошана начал выпускать совсем недавно, все-таки инфляция существует и в золотом стандарте, или просто стало больше дорогих вещей или аккумов, а дукаты — монеты тяжелые.

— Если ты хочешь отблагодарить меня деньгами, то я соглашусь, но только на один сертификат. Слышал о них, но пока в руках ни разу не держал. Остальные отдай на благотворительность, например, Ордену Жозефины пожертвуй, — пожал Нэй плечами.

— Тебе что, не нужны деньги?

— Если честно и по секрету, то мое состояние больше твоего в несколько раз, — Отон вскинул бровь от удивления. — И это не хвастовство, просто констатация факта. И главная твоя благодарность — это именно что побратимство с Артуром и усыновление. Я не стремился быть Принцем Слова, но раз богу и брату, и… деду так угодно, то я принимаю эту ношу. Но не только поэтому я вытащил тебя с того света, а еще и потому, что это несправедливо, когда мы просто играем, а на кону чья-то жизнь. И… — неожиданно усмехнулся Нэй, — я бы хотел получить Указ Короля о расформировании Королевской гвардии. Нужно кончать с этими преторианцами.

— Э… гвардия — это традиция! — говорил Отон, но по интонации было видно, что защищать их не собирается.

— Значит, мы начнем новую традицию, — улыбнулся Нэй. — Существует Секретная служба, вот ее и поставим на охрану Короля и королевских персон. А для парадов создадим Королевский полк без всяких задних мыслей, просто для того, чтобы красиво проводили развод и встречали гостей. И все, — он пожал плечами.

И тут Отон рассмеялся, Нэй не поддержал, но улыбнулся.

— Хорошо, Нэй, Указ будет. И вот, держи, — он взял со стола все три сертификата и протянул Нэю. — Сам распорядись, как считаешь нужным. Но это всего лишь малая толика того, что я тебе должен.

— Ты мне ничего не должен, отец. Я просто защищал свою семью и всегда буду защищать, — и Нэй не стал отказываться от сертификатов.

— Хорошо, — они пожали руки. — Иди. Указ будет в ближайшее время.

— Да! Чуть не забыл! — Нэй, снова как у себя, взял со стола отца лист бумаги, обмакнул вечное перо в чернильницу и быстро принялся писать какой-то состав то ли настойки, то ли зелья. Закончив, протянул Отону: — Пусть твои эскулапы приготовят это зелье, пей его три раза в день в течение натиры, но можно и больше, ограничений нет. Но тебя вряд ли хватит на пару натир, — усмехнулся он. — Гадость жуткая, но укрепляет организм очень хорошо. Меня на ноги поставило очень быстро.

— Спасибо… сын…

Руку к сердцу, поклон, и только после этого Нэй вышел из кабинета.

Артур как простой посетитель сидел в коридоре и, когда Нэй вышел, вскочил с места, и к нему:

— Ну как разговор?

— Как отца с сыном, — Нэй усмехнувшись, показал три сертификата.

— Во папа́, расщедрился! — Артур искренне удивился.

А Нэй, взяв два сертификата, протянул их Артуру:

— Ты мог бы распределить эти деньги между детьми и вдовами тех идиотов из Орфейного сада?

— Могу, но зачем тебе это? — Артур был очень удивлен, хотя Нэй мог и не такое выдать.

— Не хочу прослыть бездушным негодяем, хотя бы для себя, потому что ты вряд ли станешь трубить, что это деньги от меня.

Они уже шли по коридору и, видимо, к покоям Нэя.

— Завтра с утра хочу пробежаться в одно место, есть кое-какие дела.

— Без меня ты никуда не побежишь. И вообще тебе бегать теперь не полагается! А полагается карета с гербом, куча лакеев и полный парад, и лоск! — и совершенно неожиданно, наигранно заискивающе Артур добавил: — А куда ты собрался?

Нэй посмотрел на Артура, в его любопытные глаза, сам улыбнулся, мотнул головой и ответил:

— Хочу наведаться в Цитадель Ордена Ката и Бата, кое-какие дела выяснить.

— Ну, тогда тебе точно нужна карета. Потому что пока ты будешь бегать, случится восьмое октября, где мы должны быть у Короля. Бегаешь ты быстро, но до цитадели Ордена, насколько я знаю, верст двести на юг, — и Артур улыбнулся во всю ширь своего рта.

— Ладно уговорил, — Нэй усмехнулся. — Поедем с комфортом.

— Я люблю тебя, брат! — Артур развернулся возле дверей в покои Нэя и, обмахиваясь сертификатами, направился в обратную сторону…

— Взаимно, брат мой…

Теперь можно и отдохнуть.

*

6 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Городок Катобит.

Вотчина Ордена Ката и Бата.

Вечер.

Городок Катобит был небольшим и немаленьким. Просто соседство с Великим Мир Рошанским совершенно выводило за рамки размеры любого города, стоящего рядом с этим мегаполисом Величия и Власти.

Поэтому это был просто город или городок, довольно тихий и, можно сказать, провинциальный, со своим особым укладом и удивительным сонным ритмом жизни.

Впрочем, три раза в год город преображался. Это было весной, в марте (ан) — создание Ордена Ката и Бата); летом, в августе (иль) — день рождения Ката; и осенью, в ноябре (оль) — день рождения Бата, когда город на две натиры становился центром веселого карнавала и маскарада. Сюда съезжались толпы зрителей и зевак — и столько же карманников и воров, — чтобы посмотреть, а может, даже поучаствовать в шествии и веселье. И все без пошлости и чертовщины, а красиво, мило и даже как-то притягательно.

Поэтому в городе была очень длинная, прямая улица, называемая Карнавальная, длиною в целых пять верст! Можно сказать, сам город и был вокруг этой самой улицы и расположен. Все гостиницы, многочисленные ресторанчики и трактиры — все было на этой улице, для этой улицы и ради этой улицы.

Но несмотря на столь длинную улицу, в последнее время магистрату Катобита вдруг стало нестерпимо тесно в своем городке. И у них появилась идея распространить свое веселье и на другие города Ликсии Каракраса. И если в некоторых малых городах Карнавал получил свое место под солнцем, то с Великими городами вышла неувязочка.

В Аркете было слишком грязно, ну, не любил город праздники. Разве что под небом на единой крыше, но хм… кто туда полезет? Да и стоил ли Карнавал Аркета?

Мир Рошанский вроде и согласился с проведением таких Карнавалов, но поставил все в жесткие рамки, превратив это действо скорее в парад или марш, чем полностью выхолостил саму идею праздника тела. Что, впрочем, не заставило прекратить Карнавалы вовсе, пусть и марш, но ведь он есть!

А вот с Мальвинором вроде было все хорошо, но переговоры постоянно заходили и заходят до сих пор в тупик. И не из-за предвзятого отношения к адептам Ордена Ката и Бата, и не из брезгливости или какого-то другого чувства. А именно и только по причине процента от прибыли!

Когда двадцать лет назад переговоры только начинались, Магистрат Мальвинора, оценив потенциал события, затребовал аж целых шестьдесят процентов от всей прибыли праздника! Это вызвало такое возмущение у магистрата уже Катобита, что они даже переговариваться дальше не стали, а развернулись и ушли! Но через год они вернулись с предложением в двадцать пять процентов. Понятно же, праздник-то их, почему они должны отдавать большую часть выручки совершенно чужим и противным дядям? И в этот раз уже мальвинорцы развернулись и ушли.

В общем, в таких качелях переговоры длились по сей день. Конечно, какие-то незначительные и местечковые флешмобы в Мальвиноре происходили, как, например, небольшие спектакли или аттракционы, но хотелось чего-то большего и масштабного. Потому что Мальвинор стоит Карнавала.

Но пока Карнавал стоил слишком дорого.

Приезд в город особы королевских кровей, то бишь Артура Принца Крови, остался для города незамеченным, ну и отлично. Карету, телегу, в коей перемещался Сэм, и хриков приняла одна из хрюшень городка, в которой у орча нашлись очередные знакомые. А сами Нэй, Артур и Элли расположились в не самой дорогой, но вполне себе уютной гостинице, без раскрытия своих настоящих имен.

Элли чуть было не закатила скандал, когда узнала, что Нэй куда-то отправляется без нее. Тот, конечно, сразу заявил, чтокуда он без нее, хотя, если честно, он все хотел сделать в одиночестве. И в самом деле сбегать туда и обратно, нигде не останавливаясь. И был уверен, что успеет к восьмому числу в аккурат. Но друзья так плотно сели на хвост, еще и Сэма прихватив для тяжелой артиллерии, что Нэй махнул рукой, и вот они с утра шестого числа и отправились в путь в карете, со всеми атрибутами королевской власти и силы. Единственное, кого не стали брать, это лакеев, а двум кучерам строго-настрого запретили распространяться о цели их поездки.

На самом деле, если пробежаться ночью, то можно успеть во многие места, но сейчас бегать уже было невозможно; а еще, поразмыслив над ситуацией, Нэй решил отправиться в Цитадель, которую, если захотеть, можно было увидеть вдалеке, к югу от городка, с утра уже седьмого числа. Надеясь на то, что там точно нигде не задержится и они все успеют к двум часам дня восьмого числа на обед к Королю.

Зачем вообще он рванул сейчас, а не переждал? Сам не понял, но очень ему хотелось разрешить этот вопрос сейчас, чтобы голова не болела над вопросами, которых нет.

Впрочем, прогулка перед сном оказалась очень познавательной; особенно удивили и восхитили магазинчики всякой интимной мелочи и не только, которых, оказывается, в Катобите было в не меньшем изобилие, чем просто магазинов. Даже представить было невозможно, что такое возможно в мире с довольно строгими рамками морали. Хотя, вспоминая дядюшку Отоя, кажется, что эта мораль уже давно треснула, но все же пока еще держалась в определенных рамках.

К концу прогулки посидели в милом ресторанчике на свежем воздухе. Было прохладно, но хозяева почти всех таких заведений пока держали веранды открытыми в ожидании Праздника Основания, а за ним и Лета Сигизмунда, что неизменно повышало их прибыли…

А уже часам к десяти вернулись в гостиницу. Сэм тоже поселился в ней, на первом этаже, где были специальные большие номера как раз для орчей.

Ну и что делать ночью?

Правильно…

Вот только…

Страсть была обоюдная и мощная. Уже давно научились срывать с себя одежды, почти их не повреждая. Там пуговичку, тут крючочек.

Ах. И ох…

Милая кровать.

«Помогите!»

Нэй отлетел от Элли, головой мотнул и принялся как-то глупо оглядываться. Но тут снова послышалось:

«Помогите, пожалуйста!» — но уже глуше, тише.

— Нэй, что с тобой? — Элли удивленно уставилась на Нэя. Чтобы он отошел от страсти?

— Ты разве не слышишь?

— Что? — Элли тоже заозиралась по сторонам.

И тут плач в голове Нэя.

И он принялся лихорадочно одеваться, чем ввёл Элли окончательно в ступор:

— Что случилось-то?

— Кто-то на помощь зовет.

— Я ничего не слышу, — Нэй, кажется, полностью подавлял ее эмпатические способности. Впрочем, это было и хорошо, голова не болела от разных глупостей окружающего пространства. Но иногда хотелось все-таки знать больше.

— Это в Астрале, — он подошел к Элли и крепко ее поцеловал. — Найдешь меня по поцелую.

И в окно так брык.

Нэй пробежал по главной Карнавальной улице и только в конце нее остановился, чтобы еще раз оценить и понять, откуда исходит сигнал помощи.

Самое интересное, что взывали о помощи не так далеко от главной Цитадели Ордена Ката и Бата. Вокруг, если посмотреть на карту — удивительно, но они существовали, — можно было заметить десятка два деревушек, довольно богатых, численностью до тысячи жителей каждая, которые обеспечивали продуктами как саму Цитадель, так и тот же городок Катобит, а излишки постоянно вывозились в сам Мир Рошанский.

Поэтому запеленговать сигнал, как Нэй об этом подумал, было довольно сложно. И он вообще пропал, пришлось действовать чисто по наитию. Ведь почему-то он ведь направился в эту сторону! Он и побежал дальше. Вот почувствовал, что это именно правильное направление.

========== 11. Справедливость ==========

Риане было больно. Очень больно.

Ее сначала избили, потов выволокли из ее домика, где она жила и занималась целительством, попутно все внутри разломав и разбив.

И все время кричали: «Ведьма! Ведьма!».

Да какая она ведьма. Где они вообще ведьм видели? Они уже давно — сказки и легенды, и в книжках страшных! Теперь, чтобы заниматься знахарством и целительством, нужен диплом!

Диплом!

Что ты не просто магичка, а с образованием! Не просто друмер-лекарь, а именно что знания имеешь. А не просто так тут появилась!

Но разве можно толпе объяснить все это? Ведь среди них были даже те, кого она уже лечила и помогла с их хворями. Если и их захватил ужас и страх толпы, то что говорить о других?

Риана попала в Нурсу, небольшую деревушку на землях Ордена Ката и Бата, по распределению. Звезд с неба не хватала во время учебы, хотя преподаватели и выделяли ее магические умения, поэтому попала в деревню эту не по желанию, а по указанию. Но ей здесь понравилось, поначалу…

Правда, когда она сюда прибыла, тут еще жила предыдущая знахарка Бабка Дорма. Вот она, если честно, могла сойти за ведьму. Старая, сморщенная, но при этом добрейшей души человек. Она и умерла у Рианы на руках, через натиру после того, как та прибыла в деревню. Перед смертью сказала только, чтобы девчонка была осторожна, земля тут спокойная, но есть люди злые. И чтобы не влюблялась в кого не попадя, потому что ждет ее большая, красная любовь, которую принесет белый ветер в ночной огненной печали.

Сказала и померла. А отдав ее тело Огненному погосту, Риана — она лекарь, но имела права не носить черно-красные одежды и колокольчики, а еще и дер аш, между прочим — о предсказании благополучно забыла. Ее приняли благосклонно, работой и целительством ее были довольны. Вот она и расслабилась.

Влюбилась в местного паренька, который при виде ее постоянно краснел, это ли не красная любовь? Бурхом паренька звали. Но тут случилось непоправимое, паренек этот руку сломал, и нет чтобы сразу к ней обратиться, сначала попытались полечиться у местного костолома Мирха. Вроде и хорошо все прошло, но через натиру рука у парня сильно вздулась и его уже не ходячего принесли к ней. А она-то что? Заражение крови — это не какой-то там перелом. Ничего не смогла сделать! Ничего! Уже ничего…

Перед смертью он попросил его поцеловать и простить за все. За что прощать-то? За все. И тоже на руках ее умер.

И тут уже слухи пошли нехорошие.

Ох, чтоб их и тех, кто их распускает…

Ну, тут и началось.

И падеж скота, и куры нестись перестали, и у девчонки молодой выкидыш.

Староста приходил и такие намеки делал, мол, отдайся и все сразу хорошо станет. Этому старому бабнику.

Но не только поэтому отказала. Если человек что-то требует, это не значит, что он сдержит обещание. А, возможно, будет требовать еще и еще. И ведь не разорвать будет потом этот порочный круг.

Но самое жуткое то, что лет двадцать назад в этом районе, а может, и в этой деревушке уже сожгли ведь одну знахарку, обвинив ее в черном ведовстве! Бабка Дорма об этом рассказала, еще до смерти поэтому и говорила о злых людях. Там тоже девчонка молодая была. А может, и не ведьма, а просто не дала тому, кто приставал.

Правда, непонятно, куда Орден Боевого Братства смотрел. Ведь самосуд не то что не приветствовался, но и карался довольно строго.

Но вот сейчас ее тащили куда-то и явно не медаль вручать. И сил уже не было позвать на помощь. Хотя поначалу и попыталась.

Да и толку в этом зове, если кто и услышит в сотнях верст от этого места, разве сможет помочь? Конечно, в Цитадели Ордена Ката и Бата тоже астральщики были, но и не поймешь, придут на помощь или нет. Да и Боевое Братство должно действовать.

Но, кто же их всех знает, что у них на уме…

Ну вот и привязали к какому-то столбу, и ноги в какой-то жидкости. Ничего для нее не пожалели, даже масла огневого с Огненного погоста!

— Господи, Великий Скирия, смилуйся над моей душою грешной, — только и смогла прошептать она.

— Поджигай давай, Сорк! — голос старосты как вдалеке.

Но почему-то сразу огонь не загорелся у нее в ногах…

Нэй успел. Все-таки тот, кто звал на помощь, ниточку оставил, которая и привела на площадь небольшой деревни. Посередине столб, и к нему какая-то девчонка привязана, а люди всё: «Ведьма! Ведьма!» кричат.

Ну да, толпа — она и есть толпа.

— Давай поджигай, Сорк!

И мужчина, такой в летах, с факелом к столбу, и вдруг за пару шагов до него согнулся в три погибели и факел в землю, в грязь и потух. А ему не пошевелиться и не разогнуться.

— Ты че творишь, Сорк! — довольно обширный мужчина направился к человеку с факелом.

— Не… могу… выпрямиться, — глухо прошептал Сорк и наконец завалился в грязь.

Дождь был вчера, вот и грязь. Поэтому и маслом с Огненного погоста разжились, чтобы наверняка ведьму сжечь.

Как только Сорк рухнул в грязь, Нэй и вышел из тени.

Площадь как площадь. Церковь на востоке, домики вокруг самые богатые и ухоженные, не хватает разве что фонтана, но его роль играл сейчас столб с жертвой.

Хотелось в эту минуту сказать что-то эпичное, но тут совершенно неожиданно столб с человеком, с привязанной к столбу девчонкой, неожиданно вспыхнул!

Честно, Нэй расслабился. Обезвредив одного факельщика, он забыл о том, что могут быть и другие. Или просто факел из толпы.

И что делать?

Нэй рванул к столбу и в пламя прыгнул, вдруг вознесшемуся до небес!

Когда влетал в огонь, позади себя услышал панический крик Элли:

— Нэй!

Но он уже был в огне.

Понять точно, что было с девушкой, возможности не было никакой. Огонь еще не охватил ее тело, но чувствовалось, что скоро начнётся. Но при этом глаза её были открыты, и в них и ужас, и удивление одновременно.

— Вот и очищение, — почему-то проговорил Нэй, одежда которого, кажется, уже дымилась.

Он обнял девушку, обхватив и столб, и очень крепко к ней прижался.

Ну, какой к черту, интим, выжить бы.

А когда прижался, вскинул к небу голову и просто затянул:

— А-а-а! — причём с каждым мгновением усиливая свой глас.

И если в эту секунду кто-то мог видеть происходящее за стеной огня, то мог бы заметить, как из рта Нэя вдруг вырвался в вышину странный воздушный поток или даже сам ветер.

Который поднялся вихрем вверх, закружился в плотный видимый со стороны жгут, и тут резко и молниеносно обрушился на столб, людей возле него и огонь. Разметав последний в пепел, а людей всех вокруг обдав горячим прорывом. И веревки разорвало тоже…

А ещё Нэй почувствовал, как его обдает мощным потоком воды, и он с девушкой в руках теряет опору. Заваливается назад.

Но тут кто-то крепкий подхватил его, чтобы он не упал.

Сэм. Ну конечно же, Сэм. И воду он тоже где-то нашёл.

Правда, через секунду Нэй снова потерял опору, так как орч обалдело уставился на девушку.

Но Нэй был не в обиде, так как теперь уже Элли подхватила его. Но когда подняла на ноги, то тут же врезала ему мощную оплеуху — становится традицией! — а после крепко впилась в его губы — самая любимая традиция:

— Ты же мог погибнуть! — немного истерично и испуганно проговорила Элли.

— С детства хотел быть пожарником, — врал Нэй, никогда не хотел, в Аркете никакой романтики — грязные всегда и чумазые.

— Ты хоть понял, что сделал? — это уже Артур. Он честно бежал за Сэмом, но, когда стало понятно, что отстает, орч схватил его под мышку и остальное расстояние пробежал именно так. Артур только попросил, чтобы Сэм сильно не распространялся об этом его позоре. Бег, оказалось, вообще не его. Но главное, он был здесь и видел все собственными глазами! И это было нечто!

Но Нэй только улыбнулся на это.

Грязный, мокрый, с прилипшим от воды к одежде пеплом. Выпрямился, но, пошатнувшись, остался стоять с помощью эльфы. И голос его вознесся над площадью:

— Всем известно, что праведный, истинный огонь не потушить ни водой, ни ветром, ни магией! Даже «холодный огонь» перед истинной бессилен. Но огонь злобы, зависти, мести можно потушить даже хорошей молитвой! Просто многие оклеветанные окутаны страхом и мысли их теряются в ужасе происходящего. Огонь потушен! Огонь вашей ненависти! Вы хотели смерти, но получили очищение. Не ваше, а её! — Нэй указал на девушку и развёл руками. — И что мне с вами делать?

Но в этот момент на сцену площади вышли новые герои сюжета. Причем одновременно.

Со стороны Цитадели Ордена Ката и Бата появилась семерка всадников… Внутреннего Конвоя! А ВК-то здесь с какого боку? А с противоположного конца на площадь выехал небольшой, в дюжину всадников, отряд Ордена Боевого Братства во главе с капитаном.

Остановились. Спешились и направились к группе людей и разумных в центре площади рядом с уже упавшим столбом.

Как оказалось, команду Внутреннего Конвоя возглавлял целый полковник! И можно было видеть лицо капитана Ордена Боевого Братства, когда он увидел три золотые шпалы на черных петлицах полевой формы.

Нэй тоже увидел эти три шпалы. Но он видел и другое.

Он узнал полковника!

— Марн Бер? Полковник Марн Бер? — у Нэя было большое удивление.

Он подошел к полковнику, с секунду разглядывал Бера, и только после они пожали руки. Полковник ответил на протянутую руку и уже сам через свою секунду тоже узнал Нэя:

— Нэй Вейн, — мотнул головой. — Нэй дер Вейн?

По толпе, кстати, пронесся шепоток. Ну да, его имя становлось известным.

А Нэй чуть задержал рукопожатие, пытаясь сообразить, как карьера когда-то капитана, потом майора, удивительным образом достигла апогея, доведя до вершины! Полковник — это для человека кровей Марна Бера почти недостижимое достижение! Как для сошо — старший сержант.

И тут в свете факелов Нэй увидел герб, пришитый на рукаве полевого кителя полковника. Голубой круг, в нем рука, ладонь, на которой расположилось ветвистое, скорее похожее на осьминога черное дерево, у которого на одной из ветвей висела баронская корона.

На самом деле предлагалось сделать на ладони черный замок. Но Нэй сказал, что это банально, и художник-геральдист тогда нарисовал вот такое на вид жутковатое черное дерево, которых, если честно, осталось совсем мало — впору организовывать заповедник в Черном Лесу, — и мистика Черного леса пропала с открытием дороги до Баронства Сошор.

Вот так и получилось голубой фон, потому что долина Голубой Роши. На нем ладонь, кстати, именно правая ладонь Нэя! С нее срисовывали. И черное дерево с короной.

Баронство Сошор!

И тут Нэй рассмеялся. Можно сказать, впал в истерику.

Согнулся в три погибели, отошел от недоумевающего полковника и, смеясь, принялся двигаться в тень.

Подбежала Элли, которая поддержала его. А он никак не мог остановиться. И в самом деле истерика, а еще и повторял что-то нечленораздельное вроде:

— Он… Он… А я… А я… — и продолжал смеяться.

Вся серьезность ситуации вокруг самосуда пропала напрочь. Люди переглядывались. Артур делал какие-то немые движение в сторону Элли, а та пожимала плечами, совершенно не понимая, что происходит с Нэем, и никак не могла остановить его смех.

А он наконец повалился в грязь, чуть ли не в лужу уткнул свое лицо, так как вокруг начала разбрызгиваться темная жижа, реагируя на его смех.

И тут все прекратилось. Видимо, и в самом деле после того, что случилось, нужен был выход энергии, но никто не мог понять, что случилось с Нэем.

Он резко встал. Отряхнулся, хотя грязь уже въелась в его одежды, и на лице была, подошел к Артуру и уже серьезно проговорил:

— Вот познакомься, Артур, тесть нашего Барона Сошор — полковник Марн Бер.

— Чего? — не понял Артур.

— Барон ди Мирн женат на дочери Солне, полковника Марна Бера! Борон создал новую администрацию, а лучше майора, который стал полковником, заниматься внутренними разборками некому. Но я уверен, что мы подтвердим новое звание полковника, — и почему-то снова прыснул от смеха.

— Подтвердим! — и Артур стукнул Нэя в плечо: — А чего смешного то тут?

— Ничего. Это нервное. Честно, нервный срыв. Простите! — он обратился ко всем присутствующим. — Просто нервный срыв! — и очень тихо, так, чтобы никто не слышал, Артуру: — Проведи следствие как представитель короны. Жестко, но справедливо.

— А что здесь произошло-то? — так же тихо проговорил Артур.

Но, прежде чем ответить, Нэй неожиданно и удивленно посмотрел в сторону девушки. Та благодарно улыбнулась, находясь на руках Сэма, а Нэй мотнул головой:

— Ничего себе дела!

— Что?

— Да, нет, ничего, — проговорил Нэй и вкратце поведал Артуру о том, что произошло. Элли тоже подошла послушать.

И закончил Нэй:

— Я совершенно не собирался влезать в огонь. Честно. Я что, идиот? Но тут как назло кто-то все-таки кинул факел, а там все дрова огненной жидкостью пропитались, так что вспыхнуло знатно. Но я уже шел на помощь, что, буду отступать?

— Ты мог погибнуть!

— Ну, огонь ненависти не сразу трогает невиновных, у меня было секунд десять-двадцать.

— Ты честно веришь в истинный огонь? — спросила Элли.

— Он существует, и мы это знаем. Просто в жизни он очень редок.

— На аутодафе приговоренные читали молитвы и проклинали судей своих, но огонь не потухал.

— Ты сама сказала: судьи. Какой-то судебный процесс происходил. Да и вообще там соль палачи кидали в огонь, чтобы он не потух.

— Соль? — переспросил Артур.

— Ну, да, обычную соль…

Артур головой мотнул:

— Так, Нэй! Прекращай! Твои исторические экскурсы мы потом послушаем, — и добавил уже очень серьезно: — Что нужно делать?

— Следствие провести. Ведь коров кто-то травил и выкидыш произошел тоже по чьей-то вине. Да и еще кое-что ей приплели. И все, потому, что послала этого старосту со своими приставаниями, а может, и еще кого-нибудь. А может, староста просто под руку удачно мстителю попал. Да и двадцать лет назад такая же история вышла.

— Ну, она девушка красивая, — Артур улыбнулся, посмотрев на девушку, которая оставалась на руках Сэма. А тот, кажется, не замечал ничего вокруг, кроме этой девушки. — А как ее зовут-то хоть?

— Риана Парис, диплом Мальвинорской магической школы, — так же просто проговорил Нэй.

— Понятно, — и Артур направился к разлетевшемуся костру самосуда.

— Как ты ее имя узнал? — это уже Элли удивилась.

Нэй склонился к ушку Элли и что-то прошептал…

— Честно, что ли?

Нэй закивал головой. И удивленно уставился на Артура, который, выцепив из оставшихся брёвен бывшего костра довольно внушительный чурбан-пень, принялся ногой катить его к одному ему видимому месту. А подкатив, установил и, присев, хмыкнул. Затем снова встал и объявил:

— Именем Короля Урбана IX, я Артур вис Лонгбард, Принц Крови, Герцог Суркенский, — какая волна по толпе прошлась, — начинаю дознание по делу об обвинениях Рианы Парис и в самосуде над ней, в кругу доверенных мне лиц — Властительницы эльфов — Элли Нум и брата моего названного — Нэя дер Вейна. А также в кругу Праведной Силы, представленной тут Полковником Внутреннего Конвоя Марном Бером и капитаном Ордена Боевого Братства, — остановился, посмотрев на капитана.

— Маркиз Норк ди Сомел, Ваше Высочество, — ответил капитан, поклонившись.

Артур удовлетворенно хмыкнул:

— И капитаном Ордена Боевого Братства — Маркизом Норком ди Сомелом, — сказал и сел на свой чурбан. Где-то заплакал младенец. И Артур, качнув головой, продолжил: — Среди жителей деревни Нурс есть свидетели злодеяний знахарки и мага-друмера Рианы Парис?

Тишина стояла полная, а тут вообще все стихло. Даже старейшина деревни молчал.

Артур снова хмыкнул, повернулся в сторону орча и Рианы и совершенно неожиданно проговорил:

— Вы вообще в курсе, что у нее нога в обожжена?

Все посмотрели на Риану, на которую больше света стало падать из-за факелов, которые принялись держать рядом с Артуром и воины Внутреннего Конвоя и Боевого Братства, а та тоже уставилась на свою несколько почерневшую ногу, но не от грязи точно. Какой бы ни был огонь, но это огонь, и он делал свое дело, пусть хоть тысяча невиновных будет. И он все-таки задел Риану, а уже только потом потух.

— Сэм, срочно бежишь в Цитадель Ордена Ката и Бата, там есть лекари и лазарет, а мы тут как-нибудь сами! — скомандовал Нэй.

— Да. Да, конечно! — и Сэм рванул в сторону Цитадели.

Что-то с ним случилось. Влюбился, что ли?

— А вообще почему она не сопротивлялась? Она же друмер! Подала бы сигнал помощи?

— У нее потух арфар, — проговорил Нэй. — Кто-то подсунул красняка ей в дом. Ну, как она сейчас думает. А когда поняла, что арфар потух, то к ней уже толпа нагрянула. А помощь она позвала, просто, не все на ее зов ответить могут.

— Так! — выкрикнул Артур. — Кто был в ее доме? Выходите! Мы ведь все равно узнаем! Кто-то все равно проболтается, или она узнает кого. У друмеров память хорошая!

Из толпы с большой неохотой вышли человек двадцать, причем не только мужчин, но и женщин. Последних даже было больше.

— Капитан, отведите этих людей в сторону.

— Да, Ваше Высочество!

— И не стоит никому убегать или уходить! Метка дознания сейчас лежит на каждом из вас, кто на этой площади. И пока оно не закончится, эта метка будет знаком незаконченного правосудия!

Артур удовлетворенно качнул головой на понимающий ор людей.

— У кого пали коровы?

Вышли двое из толпы, и еще одна женщина подняла руку из тех, кто был в доме Рианы и все там громил.

— Кто-нибудь из вас видел, чтобы Риана Парис находилась возле, подходила, выходила или еще что делала рядом с вашим домом или хлевом?

Все трое отрицательно мотнули головами.

Артур всплеснул руками:

— Великолепно! — и, кажется, выругался. — Теперь немного неприятных мгновений. Пусть выйдет молодая женщина, у которой произошел выкидыш.

Произошло небольшое замешательство в толпе, и наконец в свет факелов вышла совсем еще девчонка, лет восемнадцати от силы:

— Как тебя зовут?

— Лика, — засопела она носом.

— Знахарка тебя осматривала? Вела твою беременность?

Отрицательное качание головой.

— Ты к ней обращалась за помощью?

Снова нет.

Артур вздохнул, снова крикнул в толпу:

— Чьи беременности вела знахарка Риана Парис и принимала роды?

Вышли три женщины:

— Младенцы живы-здоровы? С ними все хорошо?

— Да, Ваше Высочество! — проговорила одна лет сорока и улыбнулась. — Дети — это счастье…

Артур посмотрел на Лику:

— А ты почему не обращалась к знахарке?

Молчание. Ладно, потом выясним. Спросил о другом:

— Что случилось, только честно? На королевском дознании ложь сразу ясна!

— Муж ударил, — и Лика залилась слезами.

— И где наш муж? Появись, если ты мужчина!

Тут уже толпа сама выдала мужика. Вытолкнула из себя такого же молодого парня, как и жена. Только в два раза шире и сильнее молодки.

Прежде чем подойти к ним, Артур сначала к Нэю подошел и очень тихо спросил:

— Я уверен, ты наблюдаешь: есть кто подозрительный?

— Кроме старосты, пока никого, — Нэй уже понял задумку Артура; тот пытался своими вопросами вынудить зачинщика проявить себя. Поэтому он и наблюдал за толпой, как и Элли тоже.

Впрочем, староста, как человек, облеченный властью, уже был виноват тем, что допустил этот беспредел. Интересно, кто был старостой двадцать лет назад? Должность эта не наследуемая, а выборная, но покупаемая. А староста был явно богат, и даже не сошо, как основная часть жителей деревни.

Артур подошел к мужу девушки:

— Ничего лучше не придумал, как о порче слух пустить? Как зовут?

— Торк, Ваше Высочество, — не поднимая головы, проговорил Торк.

— Выпил и ударил?

Тот закивал головой.

— Не подала или не дала? — с усмешкой или с издевкой проговорил Артур. На дознании нужно быть и капельку циником тоже.

Парень хныкнул.

— Балбес! — и Артур так по-отечески влепил парню подзатыльник. — Люби свою девчонку и не давай в обиду. Узнаю, что снова руки распускал… — и что-то шепнул парню на ухо.

Тот встрепенулся, выпрямился и головой замотал:

— Ваше Высочество! Я никогда. Никому!

Артур снял с пальца перстень и подал уже Лике:

— Держи. Это защита и оберег будет. Через год, когда родится ребенок, покажешь это в Мир Рошанском стражникам перед воротами в Запретный город — буду крестным твоему младенцу.

— Ваше Высочество! — она попыталась поцеловать руку Артура, но тот ее изящно так убрал. — Будьте счастливы, — при этом парню незаметно кулак показал.

Отошел немного от толпы:

— Так, кто родители умершего паренька? — слова Артура звучали и в самом дел как слова властителя. Все знает, все ведает. Нэй многое рассказал, хотя интересно, откуда он все это узнал?

Вышли люди в летах:

— Как вас звать, уважаемые?

— Нора и Амдор, Ваше Высочество, — тоже головы не поднимали. Говорила женщина.

— Третий или четвертый ребенок? Как его звали?

— Бурх, был четвертым ребенком, Ваше Высочество…

И тут Артур неожиданно повел носом:

— Нэй, брат мой, подойди ко мне!

Нэй подошел.

— Тебе не кажется, что сонкой пахнет?

Нэй принюхался. Любопытно, но и в самом деле сонка чувствовалось. Может быть, и не заметили, но после столь дивного зелья из мочи орча и сонки до сих пор в носу ее запах держался.

Ну, может, это и остаточный запах их носов был, но удивительное дело — упоминание о сонке сработало как наживка.

В толпе послышался шум, она задвигалась. И кто-то, явно стоявший ближе к первым рядам, интересно же все-таки, что такое это королевское дознание, попытался уйти назад. Но толпа стояла плотно, всем любопытно, и пытающийся убежать так и не набрал нужной скорости, когда Нэй как нож сквозь масло прошел первые ряды и настиг того, кто так и не убежал.

Ударом ноги сбил того с ног, и эту самую ногу на спину поставил, уткнул беглеца в грязь:

— Как твое имя?

— И-и-и-л-х-х-х…

— Не слышу!

— Мирх, — выговорил лежащий.

А ведь и в самом деле сонкой пахло, а не в носах остаток. А от Мирха вообще несло за версту. Но, если считать, что сонку многие не знали, и слава богу, то запах этот могли принять и за лекарство, например.

А Мирх ведь костолом, костоправ местный, правда, больше по живности, а не по людской части. И Риана приходила к нему, спрашивала, что он не так сделал с мальчишкой.

Неужели испугался? И решил так избавиться от своей ошибки?

В общем, дознание завершилось тем, чем и должно было завершиться — справедливостью. Родители умершего паренька получили компенсацию. Но так как Сэм убежал и его карманы оказались недоступны, то пришлось Нэю в очередной раз достать синьки, чтобы обеспечить компенсацию. Он даже сам не понимал, сколько у него синьки, но, кажется, она не заканчивалась в бездонных карманах его жилета-разгрузки и камзолов разных.

Тех, кто крушил и ломал в доме Рианы, были приговорены к компенсации за ущерб. Но так как у них было смягчающее обстоятельство, то Артур много не потребовал, а только триста дукатов на всех. При этом те, кто потеряли коров, тут же получили компенсацию и снова синькой, но достаточную, чтобы восстановить утраченное. Так было удобней, так как власти было легче потребовать компенсацию с преступников, чем простым людям.

А с кого стребовать, тоже нашлось. То есть дознание завершилось, к всеобщему удовольствию, еще и поимкой преступников. Преступников, потому что Мирх оказался не один. А нашли соучастников в лице тех, кто «пострадал» от Рианы — это и староста, и хозяин трактира — и организовал этот самосуд. Довольно банально, но и страшно. И Риана сама подставилась, расспрашивая Мирха о лечении паренька и явно поняв, что Мирх сделал не так. А ещё, ради профилактики от разных хворей, попросила хозяина таверны выдавать всем клиентам стакан со специальным зельем, которым и воспользовался Мирх, организовав через трактир спаивание людей психоделиком из сонки. Про психоделик Нэй уже сам подумал, не говорил он такого сложного слова. Но смысл был понятен. Мирх заставил всех подчиняться. А потушенный Нэем огонь был как раз щелчком пальца, снявшего с большинства пелену сонного гипноза. Довольно сложная комбинация для простого костоправа. Не находите?

И двадцать лет назад тоже Мирх отличился. Но без сонки. Там девчонка подставилась реально — несколько смертей из-за её ошибки. Но главное, она знала Мирха! Оказывается, учился он в Аркетской академии магии, но погряз в изучении тёмной материи и магии. Его обвинили в черном ведовстве, и он сбежал, а Ирма была распределена сюда. Между ними что-то было ещё в Академии, но узнала его не сразу. Ну, а потом и закрутилось. Но в суматохе «народного гнева» её сначала убили, а испугавшись, сожгли.

Как узнали? По высочайшему соизволению Артура, Нэй забрался Мирху в голову. Жестокий типчик, очень жестокий. Но понять, почему не ушёл в Тёмный орден или, на худой конец, в Некрон, Нэй так и не смог. И откуда Мирх взял рецепт психоделика — Нэй его запомнил — тоже осталось загадкой.

А Нэй плакался, что ай-яй-яй, создал первое биологического оружия! Ага, как же! Уже до него нашлись «умные» головы, способные и не на такое! Настоящее психотропное оружие! Вот что такое этот рецепт. И нечего нюни распускать. И найти бы этих умельцев.

Что касается опоздания Боевого братства на место преступления, то тут тоже все довольно банально. Они реагировали только на официальный запрос о помощи! У них даже астральщика не было! То есть как тогда, так и сейчас они среагировали на человеческую боль от огня. Точнее, артефакт сработал на сожжение человеческого тела вне огненного погоста и на боль Рианы. Которую из-за её силы она не заметила. В общем, совершенно дурацкая ситуация, и Артур заявил, что устроит разнос «браткам» за такую вопиющую безалаберность! И мало им не покажется!

А Внутренний Конвой оказался на месте почти случайно. Полковник Бер приехал в Цитадель поговорить со своим младшим сыном, который являлся адептом Ордена Ката и Бата. Когда-то честно сказал сыну, что не приемлет его выбора, но сейчас решил просто поговорить. Понять. И попросить прощения за свое непонимание. Что повлияло, не сказал, но говорил искренне. Правда, все в Ордене, у кого он спрашивал, отнекивались и не говорили, где Гавра можно найти, а тут сигнал словил его астральщик. Но пока готовились, лошади были расседланы, время прошло. Но главное, что другие успели на помощь.

Нэй, который ехал верхом рядом с полковником — ему одолжили лошадь, — пообещал найти сына и упростить его поговорить с отцом.

Так в беседе и доехали до Цитадели.

========== 12. Орден Ката и Бата ==========

7 октября 1440 года от Пришествия Скирии.

Цитадель Ордена Ката и Бата.

Утро.

Лошадей оставили к конюшне за большим периметром. За так называемой Большой стеной. Здесь находились все вспомогательные постройки, и конюшня, и хрюшня. И жилые комплексы, в которых жили и послушники Ордена и вольнонаемные, которые могли и не быть адептами Ордена Ката и Бата. Сама же Цитадель располагалась за следующими воротами, за Малой стеной, в которые Нэй, Элли и Артур — им тоже одолжили лошадей, но уже воины Боевого Братства — и вошли где-то около шести утра.

На улице еще было темно, но внутренний двор прекрасно освещен. Полное отсутствие какого-либо лишнего движения. И памятник основателям Ордена — Кату и Бату — в центре.

И…

Нэй вдруг испуганно отскочил назад. Сам не ожидал от себя такой реакции:

— А-а-а! Они, что, правда, целуются? — вырвалось у него.

И на площади наступила полная тишина. Все, кто тут был — замерли и с удивлением устремили свои взоры на того, кто это сказал. А Нэй только руками развел:

— А что такого?

— Нэй, целующимися их видит только тот, у кого была однополая связь! — это Элли произнесла. Хм… В ее прошлом, видимо, многое что было.

— И что? Это если и было, то только ради информации.

— И не надо на меня так смотреть! — это уже Артур. — Не было у нас ничего! И вообще, я не вижу их целующимися!

— Нэй! — это был грозный возглас Элли.

— Что Нэй? — и это тоже становилось его любимым ответным вопросом, уставал он порой от удивления окружающих. — Я же уже сказал, что ради дела и возможностей, — и он показал Элли язык. А потом сделал шаг вперед и поймал за локоть пробегающего мимо адепта. — Где могу найти Великого Магистра?

Паренек, лет двадцати, испуганно ойкнул и указал на самую высокую из трех башен Цитадели.

Если кто-то думал, что башни Ордена Ката и Бата похожи на огромные фаллосы, то жестоко ошибались — почему-то большинство людей, не видевших Башни Ордена, так думали. Это вполне обычные башни; да, какая-то схожесть есть, если смотреть на самую большую башню и две поменьше по бокам. Но ничего анатомического в их постройке нет. Только если фантазия разыграется.

— Проведи меня, — попросил Нэй.

Парень поклонился и бойко посеменил ко входу в центральную башню.

— Проведайте Сэма в лазарете, как там он и Риана, а я позже загляну, — проговорил Нэй для Элли, а чего терять время-то, и так понятно, что все в порядке, и направился за пареньком.

Элли, все еще под впечатлением от слов Нэя — ну, это потом разговор будет серьезный — только пожала плечами и, подтолкнув Артура вперед, двинулась в сторону лазарета. Даже не спрашивала ни у кого.

Вошли в башню. И Нэй замер перед уходящей вверх огромной винтовой каменной лестницей. О! Сколько ступенек!

— Четыреста двенадцать ступенек, Ваше Высочество! — как будто мысли читал, проговорил паренек.

— Ненавижу ступеньки, — даже мурашки по спине пробежали.

Но, сделав первые шаги вверх, Нэй услышал:

— Но есть лифт. Правда, к сожалению, орч, который крутил ворот, старый Мун Риботург, умер пару натир назад. Умер за кручением ворота. Великий был орч! — сказал парень и перекрестился.

— Что ж ты сразу-то не сказал!

Лифт оказался скрыт от площадки входа, поэтому его сразу и не увидишь.

Крепкая надежная кабина. Вот только как ее поднять наверх?

Нэй усмехнулся:

— Где ваш лазарет, покажешь?

Парень поклонился, и они вышли из башни. Пересекли главную площадь. Нэй снова взглянул на целующихся Ката и Бата, головой мотнул, а если считать, что Кат ему еще и подмигнул, то вообще полный абсурд и мистика.

Но дальше — больше…

В лазарете на данную минуту находился только один пациент, точнее, пациентка — Риана. Ей сделали перевязку, и она уснула. Но при этом Сэм неотлучно сидел возле ее кровати.

Нэй постоял рядом, перекинулся парой фраз с Элли и Артуром, понял, что все хорошо и нормально, и обратился к Сэму:

— Сэм, друг мой, помощь нужна.

Хм… Ноль внимания!

— Сэм, ты не мог бы оторваться от созерцания спящей красавицы и помочь мне?

Полное игнорирование слов Нэя!

Что вообще происходит?

— Сэм, я к тебе обращаюсь! — Нэй подошел очень близко к орчу.

И только его реакция спасла от удара. Но орч не бил, он просто отмахнулся! Отмахнулся! Рукой так в сторону…

Вот взял, просто так и отмахнулся… от Нэя!

— Сэм, э… на пару слов выйдем давай! Сэм! Слов на пару! Живо! — последнюю фразу сказал очень громко.

Так громко, что задребезжали стекла в маленьких окошках лазарета и Риана проснулась.

Посмотрела на Нэя, который виновато пожал плечами, на Сэма указывая. А затем возложила маленькую свою ладошку на огромную ручищу Сэма:

— Иди! — было сказано очень по-доброму, но с властными нотками. Как может только женщина обращаться к мужчине.

Вот тут Сэм наконец повиновался и встал. Нэй, который был раза в четыре меньше орча, схватил того за край жилета-разгрузки и потянул в сторону от кровати. Затолкал в какую-то то ли комнату, то ли подсобку, было тесно им двоим, и дверь так закрыл. Подсобки были везде, и это хорошо.

— Я не понял, Сэм, что происходит? Я прошу помощи, а ты ноль внимания! — развел Нэй руками.

— Прости Нэй, но теперь не ты мой нурч, а она! — и носом засопел.

— Э… — это было неожиданно. — И кто я теперь для тебя — «никто», что ли?

Орч не ответил.

М-да. И в самом деле крышу снесло от любви, хотя, говорят, у орчей такое бывает, ничего не видят, когда их демоны сердец резвятся. Ну, это мы еще посмотрим…

Нэй выдохнул:

— Хорошо! — развел руки и так о бока ладонями хлопнул. — Раз я для тебя никто, то тогда давай снимай цепь и все из карманов вытаскивай. Все, что принадлежит мне, Элли, Артуру! Давай! Давай! — и рукой так показал, как бы помогая или заставляя.

— Зачем? — это прозвучало очень удивленно.

О! Кажется, начал оживать. Это хорошо.

— Ну, сам посуди, раз я перестал быть твоим нурчем, то ты, по вашим законам и традициям, просто не имеешь права носить чужие вещи и обладать ими. Новый нурч — это новая жизнь, которая не должна осложняться вещами прошлого. Поэтому, как ты мне сам об этом рассказывал, орч избавляется от всего старого и ненужного. Так как впереди у него новая жизнь. Так что давай выгребай все из карманов. И цепь сымай и вот сюда в уголок ее сложи! — сказано было резко и властно. При этом Нэй уже поднялся на уровень глаз орча. И уперся в них своим взглядом.

— Но ты мой друг!

Да! Крыша начинала возвращаться на место, это тоже очень хорошо. Нэй усмехнулся:

— Сэм, ты уж определись! Или я никто — «нурх», — или я твой друг. Если никто, «нурх», то все твои выкрутасы вполне оправданы, так как «никто» для орчей пустое место. Но если я твой друг, то тогда возникает закономерный вопрос: — Какого рожна ты все это устроил, и что с твоей крышей? — сказал Нэй очень резко, так что даже Сэм дернулся назад, от этого крика. Но дальше Нэй продолжил уже более спокойно: — И если я твой друг, то, может, ты оживешь и поможешь другу? — сказал с улыбкой и руки развел.

Сэм закачал головой:

— Да. Да! Конечно, помогу! — и оскалился-заулыбался.

Нэй с облегчением вздохнул. Крыша орча, кажется, встала на место, но для закрепления Нэй проговорил:

— Ты, кстати, ей тоже понравился.

— Правда? — и Сэм снова стал мыслить нормально, потому что спросил: — А откуда ты знаешь? — это уже был прежний орч Сэм. Влюбленный, но нормальный.

Нэй усмехнулся:

— Мы с ней общаемся через астрал. Она первый разумный, с которым я могу общаться через астрал, не выходя из себя! Я, конечно, уже давно полный псих, — Нэй покрутил у себя у виска. — Но слышать голоса в голове — это довольно забавно, — и открыл дверь подсобки. — Пойдем, поможешь мне.

— Да. Конечно! — и Сэм тут же остановился. — А как же она?

Нэй вздохнул, мотнул головой. Не началось бы снова.

— Сэм, она дает слово, что никуда не исчезнет. К тому же поможешь мне — и сможешь вернуться к ее кровати!

Сэм радостно закивал головой.

Ну, ребёнок, честное слово!

Очень опасный ребенок.

Когда выходили из подсобки, Нэй украдкой от Сэма и от всех перекрестился, причем на христианский манер.

А возле подсобки толпа уже собралась. Элли тут и Артур, и куча адептов Ордена. Все удивленные и любопытные.

— Все в порядке, господа. Были небольшие разногласия, которые, к вящей нашей радости, улажены, — проговорил Нэй, а у самого капельки пота на лбу, и направился на выход из лазарета.

Снова быстро пересек площадь, теперь показалось, что подмигивает ему уже Бат. Мотнул головой от наваждения. Быстро объяснил Сэму, что нужно делать, и уже через пару минут был на месте.

Внутри башня казалась еще больше в диаметре, чем снаружи. Сама лестница огибала всю башню по внутренней окружной стены, кое-где создавая площадки для дверей в комнаты. Всего площадок было пять. А вот лифт, изначально не являющийся частью функционала башни, был устроен с внешней стороны. Но, видимо, тот, кто заказывал лифт, любил комфорт, а на лифте ведь всегда комфортнее подняться, чем по ступенькам идти, но при этом явно боялся высоты, так как сама шахта лифта была глухой пристройкой к башне, а сама кабина лифта выглядела как тюремная камера, довольно тесная и неудобная, с решётчатой ажурной дверью. Человек, ее создавший,явно клаустрофобией не страдал, но не без комплексов.

При этом остановиться лифт мог только один раз, где-то посередине башни. И второй раз — это цель подъема — кабинет-апартаменты Великого Магистра Ордена Ката и Бата. Именно на последней, шестой площадке и заканчивала путь лестница в четыреста двенадцать ступенек.

Кабина остановилась на этаже, сигнал, специальный звонок, достиг низа, а значит, тот, кто поднимал лифт, мог отдохнуть. И Нэй надеялся, что Сэм придет и опустит лифт, если позвать. И Риана пообещала посодействовать.

Нэй подошел к двери в кабинет, но не стал стучать, а просто ее открыл.

Его встретил именно тот вид, который и представлялся ему по слухам.

Почти круглое помещение, вход отрезал немного от правильной окружности, в диаметре ярдов пятнадцать. То есть кабинет занимал всю окружность башни, лестница ведь не мешала, а заканчивалась на этаже.

Ухоженное, приятное помещение. Без неприятных запахов, хотя книг здесь было несколько стеллажей. И даже одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что многие фолианты очень древние.

Напротив входа, у дальней окружности, располагалась винтовая лестница наверх. Спальня, если слухи верны. Но и она не была последним этажом. Последним была крытая обзорная площадка.

Справа и слева от входа большие окна, рядом с ними два больших дубовых стола, похожих как две капли воды. Но кресло только за одним, который справа. Как понятно, рабочее место Великого Магистра. Но если кто-то думал, что за этими столами сидели Кат и Бат, то глубоко ошибались. Цитадель, как и Башни, были построены намного позже основания самого Ордена. И Великий Магистр был только один, а не два, как думали некоторые. Поэтому и кресло одно.

Между входом, окнами и винтовой лестницей напротив и располагались четыре книжных стеллажа-шкафа до потолка, три ярда в высоту, наполненные множеством книг. В самом помещении было множество сундуков и столиков, на которых лежали, стояли, пылились разные фигурки, и интимные тоже, и инструменты — от ключей до астролябии. Без особой системы, но было довольно любопытно.

Но Нэя привлек предмет в самом центре этой комнаты-кабинета.

Мировой глобус!

Эрта собственной персоной!

Нэй подошел к глобусу и первое, что увидел, это Каракрас, но на удивление маленький по сравнению с диаметром шара-глобуса. Но так казалось. На самом деле Каракрас — один из самых больших континентов Эрты.

Самый большой — Восточный, который начинался за Горскими горами, уходил далеко на восток и, даже поднимаясь к северу, задевал своими землями северную вершину мира! И если повернуть глобус по часовой стрелке, то можно было увидеть на востоке Великий океан, который и разделял Восточный континент и Каракрас. То есть если отплыть от Восточного континента на восток, то через какое-то время можно было приплыть к берегам Каракраса. Ну или наоборот, отплыв из портов Лигурии на запад, приплыть к побережью Восточного континента.

Хотя нет. Здесь тоже была своя Америка. Посередине Великого океана располагалась цепочка островов с севера на юг. Причем…

Хм… Интересно. На глобусе было написано:

«Неизвестные земли. Возможно, единый континент».

Очень любопытно.

На самом деле Великий Катаклизм задел все материки, и, может, даже соединил эту цепочку островов в единое целое. Кто знает.

Ниже от Каракраса был расположен Бамбатур, третий и последний континент Эрты. Южнее него — только льды Холодного океана. Учитель называл его Южно-Ледовитый Океан, и всегда с улыбкой говорил, что Эрта — это перевернутая Земля, где Антарктида и Арктика поменялись местами. Но у Эрты более мягкий климат, чем на Земле. Зимы здесь не такие холодные, даже на северных островах Каракраса. Может быть, от того, что ось наклонена не так сильно, как у Земли. А может, из-за энергии внутри Эрты.

И тропики не такие жаркие. Но это, скорее всего, от воды. Срединное море на востоке и Эльфийское море на западе, которые разделял Змеиный язык, несмотря на южное расположение, моря холодные, которые и создавали своеобразный мягкий климат на юге Каракраса в Ликсии и Лигурии, и на севере Бамбатура. Но пустыня Сах тут была самая настоящая и очень страшная, если оказаться там в одиночестве и без воды.

И ещё Эрта, земля высоких разумных. И Нэй со своими ста семидесяти шестью сантимами, можно сказать, лилипут, так как средний рост Эрты сто девяносто один сантим. Пятнадцать сантимов, скажете, мало? Огромная разница. Огромная…

Нэй еще немного покрутил шар. Надо будет обязательно поинтересоваться у Великого Магистра, где можно раздобыть столь дивное произведение искусства и географии.

Подошел к одному из стеллажей и провел рукой по шару фаера, который, мигнув, включился. В комнате на потолке тускло светила люстра, но как ее включить на полную мощь, Нэй не знал. Впрочем, огня фаера вполне хватило, чтобы осмотреть стеллаж.

А вот на полках второго стеллажа между лестницей и левым от входа окном Нэй, к своему удивлению, обнаружил интересную книгу:

«Записки Чужого Историка в исполнении и написании доктора наук исторических, достопочтенного и умнейшего Ларса Торвида рик Торсена».

Очень интересно! В своих записках Учитель просто подписывался, без всякого пафоса и патетики. А тут. Да еще и умнейший!

Сверху послышался какой-то скрип. Нэй на это только усмехнулся. Правильно, пусть мир подождет.

Выдернул книгу с полки и, оглянувшись, направился к столу Великого Магистра. Надеюсь, он не будет в обиде, если на десяток минут Нэй займет его место.

Сел, очень удобно, и открыл книгу на первой попавшейся странице.

Хм…

Книгу, видимо, так часто открывали именно на этих страницах, что теперь она сама так открывалась.

Ну что же, Нэй как раз и хотел именно эту статью и почитать.

*

Историческая справка.

Орден Ката и Бата.

Как всем известно, Орден основали два друга, два любовника и два Великих Подвижника Веры — Кат и Бат. Создали за два года до своей смерти, как раз на том месте, где сейчас и высится Цитадель Ордена Ката и Бата. И это еще одна из причин, почему Орден так и не переехал в Мир Рошанский, а остался на святом для своего сияния месте.

Странная смерть Ката и Бата, когда они спина к спине более десяти часов отбивались от собак и воинов, их натравивших, у некоторых историков и теологов вызывала странные вопросы к Великому Скирии. Почему он дал им умереть? Почему он не защитил их? Не взял к себе раньше, чем их настигла смерть?

Можно сказать, богохульные вопросы, но почему-то именно и только смерть Ката и Бата вызывала их. Так как много Подвижников веры отдали свою жизнь за учение Великого Скирии, но никто не вызывал столько споров и дискуссий, как Кат и Бат.

Но у меня есть ответ на этот вопрос. Думайте что хотите, но мне поведал его сам Скирия! Да, да! Не удивляйтесь дорогие читатели. Ну, или мне так кажется, но в этом ответе весь Скирия, поэтому и верится в его искренность:

— Почему не спас? Почему дал умереть? Потому, что люди смертны! Помоги я им, и они стали бы бессмертными телом! Но бессмертные телом уже есть в этом мире! И бессмертие — это не дар — это проклятье. Потому что бессмертие тела — это бездушность бытия! А значит, Кат и Бат потеряли бы душу, обретя бессмертие! И Бессмертие видит смерть других, тех, кто не получил этот дар. Видели бы смерть своих друзей, близких, родственников и просто людей, которым они несли Мое учение. И что это означало бы? Что мое учение дарует бессмертие тела, но отбирает душу у всех, кто идет за мной? Поэтому я дарую лишь бессмертие души, но никак не тела. Тело — это всего лишь часть существования, часть мига, часть дороги, по которой идет душа, возвышаясь и возносясь над бренностью мира! И даже мне не дано знать, чем этот путь может закончиться. Может, истинным бессмертием души. А может, ее гибелью окончательной?

Почему не защитил? Защитил! Взял их души к себе и отправил их в странствие по Мирам, и, быть может, в какой-то момент они снова возродятся в этом Мире! И принесут свою мудрость людям. А если и не возродятся, то их мудрость все равно не пропадет, потому что она в сердцах людей не только тех, кто воспринял образы Ката и Бата близко к сердцу, а и тех, кто далек от понимания их образа, но восхищается их духом, силой и праведностью!

К чему я привел эти слова, услышанные мной во сне? А может я их сейчас придумал, кто знает.

К тому, что Кат и Бат — Великие Подвижники Веры. Что их деяния — уже история. А их смерть произошла не по причине их бытия и любви друг к другу, а только из-за Веры, которой они были преданы до конца свей жизни. И они не просили Скирию спасти их, а погибли, именно защищая Скирию от наветов и зла.

Поэтому не стоит снова и снова задавать вопросы: почему не спас, почему не защитил. Потому что Скирия и так даровал им бессмертие в наших сердцах и в нашей памяти, и в наших мыслях.

Впрочем, кто-то из теологов по-своему объяснил интерес к Кату и Бату, именно из-за их любви друг к другу. Некоторые даже здесь в Каракрасе не могли свыкнуться с мыслю, что можно любить мужчине мужчину, а женщине женщину. Поэтому и задавали вопросы! И даже больше! Размышляли, а может, и Скирия тоже?

Правда, говорили, того, кто первый задал этот вопрос, разбил паралич, да и у меня что-то рука разболелась, которая пишет эти строчки.

В общем, не будем больше измышляться о Великих.

Но об Ордене Ката и Бата можно все-таки сказать еще пару слов.

По числу адептов Орден малочислен. Считается, что количество адептов колеблется в районе двадцати пяти-тридцати пяти тысяч. При этом быть «ормейном» — одноположным: термин, применяемый для обозначения людей, у которых сексуальная ориентация на однополые связи, — и не быть адептом Ордена Ката и Бата практически невозможно. Это не значит, что Орден насильно заставляет вступать в свои ряды, но старается замечать всех и вести по жизни.

Так же у Ордена существовала так называемая система «смены полярности» — официальный их термин, — когда специальными зельями и оборотными средствами они помогали человеку обрести себя или, наоборот, изменить себя, если жизнь ормейна им не воспринималась. Говорят, работало почти пожизненно, нужно просто раз в определенное время возвращаться в Орден для процедур. Поэтому на самом деле адептов Ордена намного больше, они просто другие.

Что касается сословного состава, то тут молва, можно сказать, права, считая, что большую часть адептов составляли люди из высших аристократических родов. Как говорится, людям делать нечего, вот и пускались те во все тяжкие. Но, если честно, то попытки в историческом прошлом сохранять свою кровь в неприкосновенности закручивали такие геральдические спирали отношений, что даже Маркитону V, так и не удалось их распутать до конца. Но сейчас все более-менее утряслось, и скорее быть адептом Ордена Ката и Бата — это дань странной моде, чем искренние отношения. Хотя бывала и любовь.

Еще в Ордене очень большой Архив, большая часть которого состоит из рисованных портретов адептов Ордена с момента создания. Для чего это было принято, не совсем понятно — мне они так и не раскрыли истину, — но коллекция впечатляет не только количеством, но и качеством рисунков. При этом каждые сто лет рисунки обновляются.

На этом закончу. Я вообще, честно говоря, не хотел много говорить об этом Ордене, так как все-таки мои взгляды немного не соотносятся с пониманием образа Ката и Бата. Великие да, но вот что-то в них не так. Тут я улыбнулся…

Вот вроде и все.

Да! Голова моя садовая. Чуть не забыл рассказать о двух окнах кабинета Великого Магистра!

Эти окна смотрят совершено не туда как кажется.

Из первого окна, любого окна, возле которого не было кресла Великого Магистра, можно увидеть пустыню Сах! Правда, не совсем понятно, что за место видится наблюдателю. Но считается, что именно тут Кат и Бат медитировали перед тем, как вернуться на Каракрас и продолжить свою апостольскую проповедь. И именно после этого возвращения они и создали Орден, а потом погибли в неравном бою.

Из второго окна, возле которого расположено Кресло Великого Магистра, и тоже любого — как известно, Великие Магистры любили и любят делать перестановки, но это не меняет видов из окна.

Так вот, из второго окна можно наблюдать Башню Ордена Ассасинов!

Нэй с удивлением отложил книгу, встал и подошел к окну.

Ну, сначала был обычный, вполне обычный вид из окна, ночной вид, даже утренней дымки еще не видно. Но уже через несколько секунд окно вдруг заволокло туманом, а когда он принялся клубами рассеиваться, то в этих клубах вдруг возник солнечный день и Башня в некотором отдалении, с Красной кирпичной кладкой в виде огромной буквы «А»!

Прошло еще несколько секунд — и снова дымка тумана и ночной вид из окна…

Нэй минуты две постоял возле окна и, к своему удивлению, раза четыре наблюдал Башню Ордена Ассасинов, причем не только в солнечный день, но и в дождь, и в снег, и не только днем, но и ночью. Как будто взгляд Нэя как наблюдателя был переключателем каналов. Ну, одного канала, но с разным оформлением.

Нэй усмехнулся и сел снова в кресло, чтобы дочитать историческую справку.

Так вот, из второго окна можно наблюдать Башню Ордена Ассасинов!

Не совсем понятно, что связывало Ката и Бата с этим Орденом, но что-то очень тесное, если вид из окна указывал на Башню-Цитадель самого засекреченного Ордена Каракраса.

Тайна, покрытая мраком.

Вот на этом точно все.

Из книги: «Записки Чужого Историка Ларса Торсена».

*

Нэй отложил книгу и поморщился. Нет, не из-за статьи или какого-то мнения, предубеждения перед тем, о чем прочитал. Вовсе нет. Что-то именно при чтении книги не давало ему покоя.

Но, закрыв книгу, он сразу понял, что было не так. Это письменный прибор на столе Великого Магистра. Все здесь, по первому впечатлению, было обычно. Непроливайка, стакан с несколькими гусиными перьями, несколько лотков уже с перьями вечными, металлическими, лежащими горизонтально. Как чернильница, так и стакан были из золота и стояли на обрамленной золотом малахитовой платформе. А вот между ними…

Между ними стояла моделька автомобиля Форда, и если знать латиницу — Нэй знал, кстати, буквы ангулемского-«гулька» и латиницы очень близкие по духу алфавиты, — то можно было прочитать: «Ford Model T 1921 year». Тоже вся из золота, с мельчайшими подробностями в деталях. Лишь шины колес резиновые, коричневые, и тент тряпичный, но из черной ткани.

Нэй так и застыл в осознании того, что Великий Магистр Ордена Ката и Бата мог быть попаданцем.

Впрочем, Нэй благодаря знаниям Учителя уже сам был и жил почти как попаданец. Если не хуже…

Попаданцу-то что? Решай свои проблемы, если хочешь вернуться назад, или живи и изучай новый мир.

А Нэю? Возвращаться некуда, потому что это его мир, а жить приходится, решая странные проблемы. И свои ли они, эти проблемы, вот в чем вопрос.

Хотя чего это он разворчался, как старый дед?

Жизнь прекрасна, особенно если знать, за что живешь и к чему стремишься!

Наверху послышались еще скрип и голоса. Видимо, сонное царство закончилось, и те, кого ожидал Нэй, решили наконец вернуться в реальный мир.

Голоса усилились, и по винтовой лестнице начали спускаться двое. Причем продолжали о чем-то весело переговариваться. Хотя почему о чем-то, Нэй как раз слышал, о чем — о прекрасной ночи любви.

Как говорится, у каждого свои прелести и вкусы.

А еще у самой лестницы, когда двое остановились, они слились в страстном поцелую. Ну и, конечно, по закону жанра, Нэя увидел самый молодой из этой пары. Глаза его расширились от удивления, и он отскочил от своего напарника. И только после этого Великий Магистр повернул голову в сторону Нэя.

Нэй уже стоял возле стола, можно сказать, почти сидел, но лицо его было совершенно бесстрастно. Мало ли что он видел и еще увидит.

— О-о-о! Оказывается, у нас гости, — Великий Магистр чисто инстинктивно запахнул халат, при этом его молодой любовник был уже одет в выходное платье.

Нэй положил книгу, которую продолжал держать в руках, на стол и направился к мужчинам. Подойдя, протянул руку сначала Великому Магистру:

— Нэй дер Вейн, Ваше Владычество!

Великий Магистр улыбнулся:

— Хм… Приятно встретить столь знаменитую личность, — ну, это он загнул, конечно, но приятно было. — Аброскил Джилим Берримор, Ваше Высочество, — он пожал руку и поклонился. — А это мой молодой друг — Гавр Бер.

— Я знаю, — Нэй улыбнулся, пожимая руку Гавру. — Сходи вниз, там тебя отец ждет, поговори с ним.

— Я боюсь, — сказал тот и покраснел.

— Иди, не съест он тебя, — проговорил Великий Магистр, чуть подтолкнув Гавра к входу.

Тот как-то обреченно вздохнул и побрел на выход с опущенной головой.

Когда он исчез за дверью, Нэй проговорил:

— Нужно было отца пригласить и поговорить всем вам вместе. И намного раньше.

— Согласен с вами. Но порой мы тянем в надежде, что все само собой утрясётся, уляжется. И иногда это получается…

— Но по большему счету проблемы только нарастают, как снежный ком, — закончил фразу за Великого Магистра и как-то невзначай взял в руки модельку автомобиля.

Берримор хмыкнул:

— Здесь, в этой башне, редко бывают посетители, поэтому мне не приходится объяснять, что это за штукенция. А если и объясняю, то говорю — самодвижущаяся повозка из архива да Вирши. И все верят.

— Но мне вы это говорить не будете, — Нэй усмехнулся.

— По глазам вашим вижу, что вы и так знаете, что это.

— Знаю. Но понять не могу, почему именно он? Эта модель и этот год?

Великий Магистр пожал плечами:

— Мой отец очень разбогател на Первой Мировой Войне, надеюсь, вы знаете, о чем я? — Нэй мотнул головой. — И решил прикупить автомобиль. Конечно, не золотой, хотя отец мог себе и это позволить, это уже Том Леонардо, наш главный Архивариус, сотворил, когда я ему рисунок показал. Чертеж. Сказал, пусть будет золотым! — он усмехнулся. — Мне как раз было четыре года. Прекрасное милое время, — и вздохнул. — Но вы ведь пришли не мои рассказы слушать о прошлой жизни.

— Можно и их послушать. Любопытно видеть то, что невозможно понять.

Великий Магистр увидел книгу, которую читал Нэй:

— Интересная книжка, любопытный взгляд на этот Мир.

— Ее автор был моим Учителем.

— А мне другом…

Оба улыбнулись. Нэй засунул руку в карман и вытащил сложенные два листа бумаги, развернул их и протянул Великому Магистру:

— Я бы хотел понять, кто они и откуда.

— Прекрасные портреты! — тот посмотрел на Нэя: — Вы рисовали?

— Друг, но моей рукой, — Великий Магистр замешкался, не поняв фразы. — Это долго объяснять. Так можно узнать, откуда они? Вы ведь храните не только портреты адептов, но и их биографии.

— Только то, что они расскажут сами, мы не проверяем их информацию.

— Но в каждой, даже ложной информации всегда есть крупицы правды.

— Вы очень умный человек, Ваше Высочество!

— У меня был хороший Учитель!

Снова улыбки обоих.

— Я пойду приведу себя в порядок, — Великий Магистр дернул себя за халат. — Негоже Великому Магистру беседовать с гостем в таком виде. Но я быстро, так как чувствую, что ваше время дорого.

— Я не тороплюсь, но хотелось бы побыстрее, — улыбнулся Нэй.

— К услугам вашим, — Великий Магистр склонил голову и быстро направился к винтовой лестнице в спальню, где был, видимо, и гардероб.

Что ж, скоро Нэй получит ответы на свои вопросы. Ну, хотя бы навязчивые мысли исчезнут. Он на это надеялся.

========== 13. Дела архивные ==========

7 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Цитадель Ордена Ката и Бата.

Утро.

Архивные дела.

Великий Магистр и в самом деле ждать сильно не заставил. Минут пять, не больше. Впрочем, это время дало возможность Нэю через Астрал переговорить или «связаться» с Рианой и попросить ее отослать Сэма к колесу-подъемнику лифта. И он был уверен, что орч уже ждет звонка, чтобы начать спуск лифтовой кабины.

Поэтому Нэй очень удивил Великого Магистра, когда направился не к лестнице, а к лифту.

— У вас есть кому поднять и опустить лифт?

— Да, — Нэй улыбнулся. — Правда, это далось нелегко, — он нажал на звонок, и через несколько секунд, кабина, дернувшись, начала свой путь вниз.

— Ваше Владычество, можно задать вопрос?

— Просто Джил, Ваше Высочество. И давайте на «ты».

— Тогда и меня зовите просто, Нэй. И тоже на «ты».

Оба улыбнулись:

— Принято, Нэй. Задавай свой вопрос, хотя я думаю, что знаю его.

Нэй понимающе качнул головой:

— Как ты сюда попали, Джил?

— Именно об этом вопросе я и подумал, — тот грустно вздохнул. — Это печальная история. Мне сорок лет. На дворе пятидесятые годы. Их середина. Только что отгремела Вторая Мировая. Великобритания поднимается из руин. Жить бы и радоваться. Но тут выходит закон по борьбе с гомосексуализмом. Под который попадают все, даже великие, вплоть до Тьюринга, — Нэй качнул головой, он знал это имя. — И всем грозит лоботомия. Что делать? Мы с моим другом, ничего не придумали лучше, чем бежать в глушь, в деревню. Но из огня да в полымя. В городе, в Ливерпуле, можно было еще спрятаться, а в деревне? Все ведь на виду. Глупо себя повели, нас и вычислили. Точнее, сердобольные граждане выдали. Нас и схватили.

Лифт щелкнул и застыл на конечной своей точке. Можно было открыть резные дверцы кабины и выходить.

Вышли…

Нэй поблагодарил орча и тот стремглав — вот честное слово! — побежал обратно в лазарет. Ну, крышу ему явно сорвало, но хоть адекватность появилась.

— Какой-то странный у вас друг, — проговорил Джил.

— Это любовь, — хмыкнул Нэй.

Они уже шли по площади, правда, теперь ни Кат, ни Бат ни подмигивали. Значит, показалось.

На открытой террасе Нэй заметил Гавра и Марна Беров, сидевших друг против друга, за столом, но беседовали они вроде вполне мирно. Хорошо.

Нырнули в арку и вышли еще на одну площадь, на которой в дальнем конце располагалось в отличие от остального новое двухэтажное здание, белого цвета:

— Когда-то Архив находился в подвалах, и в довольно плачевном состоянии. Стало понятно, что еще пара подтоплений, и реставрировать будет уже нечего. Вот я и решил отстроить это здание, с защитой от воды и с системой холодного огня. Как-то провели эксперимент с горящим архивом и применили холодный огонь. Это меня и убедило в его эффективности, — и Джил вернулся к своему рассказу.

— В общем, нас пришли арестовывать трое полицейских. Мы ведь не бандиты какие-нибудь, а просто немного не такие, как они считали. И тут мой друг Лермонд, телосложением не отличавшийся, напал на полицейских! И кричит такой: «Беги, Абро!» Ну я и побежал. У нас был автомобиль, сел в него и погнал. Правда, недалеко. Через десяток миль меня занесло, машина свалилась в кювет, а меня выкинуло из машины. Чувствую, кровь на голове, и воду, в какую-то лужу плюхнулся. А потом чувствую, что выныриваю! Оказалось, что выбросило меня на берег совсем рядом с Цитаделью Ордена Ката и Бата. До сих пор не знаю, это знак или случайность, — задумчиво улыбнулся Джил.

— Каракрас ничего не делает просто так.

— Я об этом слышал, но до сих пор не могу привыкнуть к странностям этого мира и магии, — Великий Магистр поправился: — Техномагии.

Вошли под своды Архива. Здание было двухэтажным, но при этом этажи были очень высокими, что внешне было не так заметно. Первый так вообще терялся где-то в вышине. Пять ярдов, не меньше.

— Том! — крикнул Великий Магистр. — Том! Леонардо! — и обратился к Нэю: — Том, мой друг, но он «жермейн», принципиальный и свято чтящей традиции обычной, привычной семьи, — и усмехнулся. — Иногда мы с ним спорим по этому поводу, до хрипоты, а потом напиваемся! Но он именно мой друг. Просто друг, — проговорил он немного с сожалением.

Наконец из-за стеллажей появился моложавый мужчина, лет шестидесяти на вид, в таком же, как и все адепты ордена, голубом балахоне, и черный как смоль! И со сверкающими белыми зубами!

Негр! Именно что негр, самый настоящий, а не нубар — назовите нубара негром, набьют морду, при этом нубаром называйте сколько хотите, они даже гордятся! Ну, то есть если ввести некоторую политкорректность, то — афрокаракрасец. Попаданец, одним словом!

— Джил! — раскрыл свои объятья Том и, снова сверкнув своими белоснежными зубами, заключил в объятья Великого Магистра. — Ты совсем забыл дорогу к старику Тому!

— Все дела, Том.

— Он всегда так отвечает, — теперь Том обратил свое внимание на Нэя. — Вы, молодой человек, явно не «ормейн», то есть не любовник моего друга. А значит, вас сюда привела совсем другая история.

— Вы проницательный человек, Том, — видимо, и слово «любовник» будет преследовать Нэя теперь всегда, везде и всюду. — У меня и в самом деле совсем другая история, — и он протянул Тому нарисованные портреты.

— Я вас покину, друзья мои, и в самом деле дела. Нужно готовиться к Празднику Основания, приедет множество гостей и адептов, нужно соответствовать. Том, Ваше Высочество, — и откланявшись, Джил направился к выходу из Архива.

— Ваше Высочество? — Том удивленно посмотрел на Нэя. Воссияния-то у него королевского не было.

— Всего лишь Принц Слова — Нэй дер Вейн и побратим Принца Крови Артура вис Лонгбарда.

— Но вы же «жермейн»!

— Почему всем кажется, что Принцем или Принцессой можно стать только через постель?

И тут Том Леонардо рассмеялся:

— Простите меня, Ваше Высочество, Нэй. Простите. Просто я постоянно нахожусь в таком месте, что немного схожу с ума. И только дома, с милой Орленой, чувствую себя в своей тарелке. Но, утром снова на работу.

— В вашем мире тоже не любят таких, как они?

— Там, где я жил, не любили негров, где суд Линча стал почти нормой, — грустно проговорил Том. — И если взять нашу шкалу времени, то жил я лет на сто раньше Абро. Правда, как мы потом выяснили, и в другом несколько мире. Но мне здесь нравится.

Они уже шли по коридору между стеллажами, наполненными почти одинаковыми папками формата А3, большими и на вид тяжелыми.

— Здесь вообще нет расизма ни в каком виде! И это мне импонирует.

— А как же Орден Ку-клукс-клана? — Нэй слышал об этих маргиналах Каракраса.

— Это бедные больные люди, белые люди, — усмехнулся Том. — Может, они бы и добились своего, привили бы людям ненависть к другому цвету кожи. Но посудите сами, Ваше Высочество. Как вы думаете, что сделает орч, если эти идиоты обзовут его недочеловеком? Или низшей расой? Или трюмберга? Или, не дай бог, эльфа? Что? Правильно! Орч соберет своих собратьев и разрушит их Цитадель, что уже происходило в истории. Трюмберги у них не работают, и говорят, в их Цитадели высшей расы стоят постоянные вонь и грязь. Ну, а эльфы им просто запретили находиться на своей земле. Да и правит здесь, в мире Каракраса, Арка Благородства, и как я знаю, воссияние у этих «высших» белых людей у многих слабее, чем даже у меня. Кровь одна на всех, а кто ее носитель — негр, белый, нубар, орч или кто-то еще — Арке Благородства совершенно безразлично.

— Вы философ, — Нэй проникся уважением к этому человеку.

— Здесь уже немного изучал, — остановился Том, задвинул ящик картотеки и посмотрел на Нэя. — А знаете, как я сюда попал?

— Было бы интересно узнать, Том. И давайте на «ты».

— Хорошо, Нэй, — он снова выдвинул очередной ящик, принялся смотреть карточки, но при этом продолжал говорить: — Гражданская война закончилась, негры получили свободу, но на самом деле это была фикция. Нас как убивали, так и убивают до сих пор. И нам троим: моему отцу, мне и младшему брату угораздило спасти от таких же негров молодую белую девушку и ее парня. Даже пару долларов в благодарность получили. А ночью нас прихватили и даже тех идиотов тоже, ну и никакого суда, а почти сразу петлю на шею и «фи-ни-та ля комедия». А знаешь, какая причина? Мы просто дотронулись до нее и его. Просто дотронулись до белых людей! А как мы бы их развязали? Честно говоря, так и не знаю, что произошло и почему, но и доллары приписали, вроде как мы их ограбили! В общем, тащат нас к виселице, и тут отец разрывает путы, он у меня силач был, двух охранников головами стукнул, ну и закричал: «Бегите!» Ну, мы все и побежали! Смотрю, речка — прыгаю и чувствую, что в голову то ли камень, то ли пуля, а в следующее мгновение меня уже кто-то вытаскивает из воды! Ну, думаю, теперь все, конец мне пришел. Но ни криков, ни ударов, а рядом Аброскил сидит, тоже весь мокрый. Это он меня из воды вытащил. Говорит, хотел утопиться, а тут моя голова перед ним возникает, — усмехнулся Том. — В общем, в один день попали в этот Мир. И подумали, а чем черт не шутит, пойдем искать жизни в этом Мире. И как видишь, нашли.

Он выдвинул очередной ящик и, передвигая карточки, проговорил:

— Очень яркий беретик, даже в карандаше. И кажется мне, что видел я его или даже рисовал.

— Да, вещь запоминающаяся. И когда я рисовал портреты, даже самому эта вещица показалась любопытной.

— Портреты, кстати, очень хорошие. У тебя талант!

— Это не я рисовал, а друг, но моей рукой…

— Как это? — Том отвлекся от картотеки и с удивлением взглянул на Нэя.

— Иногда мы с ним общаемся, — и это была истинная правда. — Только это не совсем нормальное общение.

Том усмехнулся:

— Нэй, я уже давно понял, что здесь, в этом мире, на Каракрасе, все немного ненормальные. Так что это вполне нормально, — выдернул очередную карточку. — Вот, нашел.

И они двинулись по коридору между стеллажами, но уже по левому от центрального. И в обратную сторону, ко входу в Архив. Том держал в руке две карточки: и на Буга Дарби, и на Арфо Кута. Так что в этом вопросе для Нэя ни оказалось никаких таинственностей. Шли, и Том постоянно сверял номера на карточках и на стеллажах. Чтобы не пропустить нужный.

— Том, хотел спросить, а как вы старите портреты?

— Старим?

— Люди ведь стареют.

— А-а-а! В этом смысле! — улыбнулся тот. — По большому счету никак, — и пожал плечами. — То есть у нас нет задачи рисовать портреты каждые десять лет, например. Но очень много адептов сами приезжают в Цитадель на праздники. На Карнавал. Тогда мы предлагаем нарисовать портреты по новой. Иногда присылают нам портреты, написанные маслом. Правда, некоторые, хм… такие, что даже Абр, поборник несколько своеобразной свободы тела, не берется выставлять их в нашей Картинной галерее, — он хохотнул. — Там такое порой! Но, в основном, как я говорил, портреты такие, какими мы видели адептов в первые годы их жизни в Ордене. Здесь, — он остановился и свернул уже в межстеллажный коридорчик.

Нэй двинулся за Томом, но неожиданно замер, а потом ускорил шаг. Обогнал Архивариуса и подошел к столу возле стены, на котором возвышалась всем своим черным корпусом…

Вещь, которая здесь вообще не должна была быть! Вообще находиться тут никоим образом!

С ума сойти!

Копировальный аппарат!

«Челюсть нужно привязывать, Нэй!»

— Это то, о чем я подумал? — проговорил чуть охрипшим от удивления голосом Нэй.

— Ну, если ты думаешь, что это ксерокс, тогда да — это ксерокс, — Том наконец выдернул толстую папку с полки и двинулся к Нэю. На столе, где стоял ксерокс, было еще место для папки. Для папок.

— И эта штука работает? — тот говорил, но не дотрагивался.

— У меня создается впечатление, что ты тоже попаданец. Для этого мира ты слишком много знаешь.

— Учителя у меня были хорошие… ну, почти попаданцы.

Том понимающе хмыкнул:

— Когда-то работала, но некоторые детали сгнили, а заменить их смысла не было, так как он жрал столько энергии, что становилось страшно. Один час — стандартная синька, а это очень много. Но не выкинули, как память о странном времени и странном месте, в котором может появиться любая странная вещь.

Да, Нэй знал, почему гнили детали у такой техники. Так как к ней прикасаться могли только попаданцы, точнее, люди знакомые с этими технологиями, или как их еще называли, «стрелки» — могли быть жителями и этого мира. Прикосновения всех остальных как бы не были заметны поначалу, но потом разрушение шло в нарастающем темпе, и такая техника отключалась, ломалась.

Что касается оружия, то тут несколько иная проблема, но обычным людям — Нэй видел маузер Учителя, но брать его в руки не стал, во избежание последствий — оружие в руки тоже лучше не брать, иначе в руках «стрелка» оно могло просто взорваться. Но при этом оружие не рассыпалось в прах, как детали вот таких аппаратов. Видимо, оружие универсально для всех миров.

— Тут, я уверен, найдут свои технологии копирования, но думаю, это будет что-то другое, чем такой вот аппарат. Ну, и не сейчас, но может, мы и доживем.

Том протянул белые перчатки Нэю:

— Ты пока Буга Дарби посмотри, а я за Арфо Кутом схожу.

Нэй облачился в перчатки и открыл папку. И принялся разглядывать рисунки. В них чувствовалась свежесть, так как все портреты адептов Ордена выглядели молодо, красиво и приятно. То есть ничего древнего, поэтому и множество портретов на букву «Д». И Буг Дарби затерялся в этом множестве рисунков. Не с первого раза нашел.

А когда нашел, то не увидел ничего удивительного: обычный парень лет двадцати — при гибели ему было тридцать шесть лет. Только вот уголок платочка из кармана нагрудного выглядывал, как и при знакомстве. Видимо, это его фишка, но мало что говорящая Нэю.

Ну, и на обороте портрета место и год рождения с его, Буга Дарби, слов: «Дамания. Мелкая такая и жаркая. Южная Солия. 13 марта (ан) 1404 года от Пришествия Скирии». Нэй вздохнул, взял тут же лежащее на письменном приборе, вечное перо, обмакнул его в чернильницу и дописал: «Дата смерти: Королевский Лес, 24 июня (ин) 1440 года от Пришествия Скирии».

— О-о-о! — послышалось за спиной. — Редко мы узнаем о смерти своих адептов, кто нечасто к нам заглядывает.

Сказал Том и положил на стол еще одну папку, более пыльную и старую. Ну, да, Арфо Кут ведь постарше будет.

Портретов Арфо Кута оказалось целых четыре! Два были какими-то скукоженными, как и многие в папке, а два других почти свежие.

— Ах, да, — Том закачал головой, вспоминая. — Это одна из папок, попавшая в последний потоп, после которого, лет тридцать назад, Абр и решил строить отдельный Архив. Тут как ты можешь видеть Арфо Кута в двадцать лет и в тридцать лет, ну, а эти портреты мы уже при реставрации сделали.

Если перевернуть, то можно было прочитать: «Честно говоря, где родился, не знаю. Но где-то на севере, в Ровенском королевстве, возможно. 16 апреля (ар) 1372 года от Пришествия Скирии».

Какой словоохотливый. Нэй усмехнулся.

Что же касается портретов.

То на скукоженных от воды рисунках Арфо выглядел почти неразличимо. Карандаш стерся или, скорее, смылся. Но при этом одна деталь была очень заметна, что на «потопных», что на новых, реставрированных.

Нэй взял свой рисунок и архивный и, вытянув руки, как бы соединил два портрета.

— Том, что-нибудь в глаза бросается?

— Хм… — тот помолчал. — Да чтоб меня! Беретика нет! На наших портретах у Арфо Кута нет берета!

— Как ты думаешь, Том, — задумчиво проговорил Нэй, — человек часто меняет свои привычки? Особенно в головных уборах?

— Берет слишком заметный. Конечно, к старости мы можем и поменять привычки. Но этот берет все-таки модника, а не старика.

Нэй хмыкнул:

— А ты можешь найти мне еще одно имя?

— Все что угодно, — Том поклонился.

— Марон ди Ковил, альв. Рождение где-то тысячу лет назад.

— Он точно адепт Ордена? — с сомнением в голосе спросил Том.

Нэй пожал плечами:

— По некоторым сведениям, да. Но то, что он «ормейн» — это факт неоспоримый.

— Сейчас посмотрю, — Том ушел, а через несколько минут Нэй услышал его вскрик: — Е-е-есть!

А еще через минуту Том появился с очередной папкой:

— Ну, надеюсь, это тот, кого ты ищешь. Хотя ди Ковилов и ди Кавилов тут много. Был бы портрет, было бы легче найти.

— Ну, я видел его один раз, но не думал, что может пригодиться.

Том хмыкнул:

— А я и забыл совсем! Это ведь был самый первый портрет, который я перерисовывал! — он взял плотный лист и протянул Нэю. — И…

— Перерисовывал?

— Карандаш, графит — основное средство написания портретов, что сейчас, что тысяча, что полторы тысячи лет назад. И он имеет свойство затираться. Поэтому время от времени мои помощники отслеживают папки и перерисовывают блеклые портреты. Или как после того потопа. Или раз в сто лет начинается большая рисовка, или как мы называем, «чистка», потому что чистим папки, приводим рисунки в божеский вид. В общем, наводим портретный марафет. Но не восстанавливаем рисунки, потому что это сложнее. Да и бумага тоже имеет свойство портиться и иссушаться, даже в помещениях с хорошей системой хранения. Ну и как бы память о рисовальщиках прошлого. Поэтому особо старые или уже «тяжелые» рисунки, это когда уже ничем не помочь, мы отправляем в специальный архив, который уже почти никогда не тревожим. Ну разве что песок вытряхиваем. Конечно, жалко, но все эксперименты с магией ни к чему не привели. Рисунки, как и люди, умирают, — грустно проговорил Том.

Нэй, слушая Тома, смотрел на портрет. А на него с портрета смотрело лицо Марона ди Ковила, надменное, холодное, с любопытными женственными глазами. Да и сами черты лица были ближе к женским. Этакая женская надменность или жеманность. Ну, альвы, как и эльвы, все такие. И человек, и эльф одновременно.

А ведь этот человек, э… альв, был, говорят, отличным Охотником на Демонов! Что же стряслось с тобой, Маронис асто вис Нумис?

Нэй вздохнул. Ответа не последовало.

Но, главное в портрете было не это. Все эти мысли и вопросы всего лишь мысли и вопросы. Которых стало еще больше.

Потому что на голове Марона был…

Берет!

Вот это уже ни в какие ворота не лезло.

Нэй перевернул портрет и прочитал:

— Марон Адонис Фим ди Ковил. Родился в городке Лиф, та еще дыра, на юге Аркетского Королевства, в 432 году от Пришествия Скирии.

Год жизни совпадал со сведениями, известными Нэю. Тут вообще-то было портретов шесть одного Марона одного возраста. Видимо, он больше не появлялся, но со временем, как говорил Том рисунки имели свойство блекнуть, хотя портреты Марона сохраняли вполне достойную свежесть, как будто сами по себе сохраняли силу альва.

— Вот именно этот берет мне и запал в память. И больше такой шахматной раскраски ни у кого не видел.

— Да, беретик знатный, — Нэй снова выставил на вытянутых руках два портрета Марона слева и Арфо Кута справа. Представить было сложно, но береты были один в один!

Нэй даже мотнул головой от наваждения. Показалось…

Нет, показалось.

— Ты можешь мне перерисовать этот портрет?

Том хмыкнул:

— Этот забирай, а я уже не спеша его восстановлю, чем галопом по Европам. Не думаю, что у тебя есть время на ожидание.

— Ты прав, король ждать не будет.

— Король? — не совсем уловил мысль Нэя Том.

— Обед у его Величества. И уже завтра.

Том понимающе кивнул головой, и тут же жутко и истерично вскрикнул:

— Ты чего! — и прямо-таки вырвал портрет из рук Нэя, который уже собрался его сложить пополам или даже в четверть.

В руках Тома, как по волшебству, появилась тонкая папка, как у художников, с завязками, и он очень аккуратно, как достояние республики, положил туда рисунок. Закрыл папку, завязал тесемки и уже в таком виде вручил Нэю.

Тот вздохнул, и принял легкую, но довольно объемную папку.

— Не хочу, чтобы кое-кто раньше времени увидел этот портрет.

Том отчаянно махнул рукой:

— Ладно. Хорошо! Когда выйдешь из Архива, можешь его складывать как хочешь, но не на моих глазах!

— Извини. Рисунки как дети — это я понимаю, — Нэй засунул руку в карман и выгреб горсть синьки и положил на крышку ксерокса. — Надеюсь, этой платы достаточно?

— Более чем! — Том уже в свою очередь сгреб синьку к себе в карман. — Надеюсь, ты нашел ответы на свои вопросы?

— Скорее, ответы стали новыми вопросами. Но кое-что в голове своей я прояснил.

А когда оказался уже у выхода, неожиданно повернулся к провожающему его Тому:

— Есть у меня знакомый алхимик. Гений, можно сказать. У него, возможно, найдется рецептура для восстановления древних рисунков и рукописей.Надеюсь, он мне не откажет и поделится этим рецептиком…

— Э… Это было бы… э… замечательно, — Том Леонардо немного опешил от такой новости.

— Спасибо тебе, Том, — Нэй оставался в задумчивости. — За все.

— Всегда рад помочь.

Они пожали руки, и Нэй с папкой подмышкой двинулся в сторону главного орденского двора…

Он так и не понял, кто на самом деле его враг.

Или все-таки «их» враг?

========== 14. Королевский обед ==========

8 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Мирминор.

Прощенное утро.

Вернулись в Мир Рошанский к ночи. Гнать не гнали. Но торопились.

Нэй всю эту дорогу был малоразговорчив и задумчив. Странно, конечно, что его вранье вдруг превращается…

Портрет он не стал складывать, а спрятал в бездонных карманах Сэма, вместе с папкой. Как, это уже вопрос к Сэму. Но, видимо, пространственная магия орча работала и на его карманы. В общем, Элли ничего не заметила, а Нэй пока решил ничего ей не говорить. А она, зная Нэя, вопросами не докучала.

Вот придет время, и все будет рассказано. А враги? А враги и в самом деле могли пока подождать.

Ну, а когда вернулись в город, то Нэй сразу завалился спать. Хотелось быть свежим и подтянутым на обеде у Короля. Поэтому никакого секса и глупых мыслей. От всего отказался и все выкинул из головы, как он это умел. Поэтому проспал свои восемь часов как младенец, без снов и напоминаний.

Элли спала рядом, но не мешала.

А утро началось с того, что Нэй столкнулся с Сэмом.

Нэй, уже как встал, с удивлением обнаружил, что Сэма как обычно не было в его покоях. Орч всегда занимал место у входа, как бы охранник, и спал не сказать что чутко, но вот реагировал на любую опасность однозначно. Нэй даже обошел все пять комнат и еще ванну-бассейн своих апартаментов в надежде обнаружить Сэма; но, видимо, Нэй и в самом деле перестал быть его нурчем и теперь орч сторожил вход в покоях Рианы. Ну, как говорится, совет да любовь.

Но, оказалось, Нэй ошибся.

Сэм и в самом деле сидел у входа, но в коридоре, то есть с другой стороны покоев Нэя.

Понял это Нэй, когда, открыв дверь — пробежку никто не отменял, — наткнулся на Сэма. Вид у того был как у побитой собаки.

— Я это… — начал Сэм и осекся. Хлюпнул носом как малый ребенок и все-таки умудрился продолжить: — Я это, прощения просить хочу, — и вытер нос своим рукавом рубахи.

— Какое прощение? За что?

— Я это… — он снова хлюпнул носом. — Оскорбил тебя. Вел себя как последняя хорь!

Нэй усмехнулся:

— Сэм, мы уже выяснили отношения. И я вообще не держу на тебя зла. Сорвался и сорвался, с кем не бывает.

— Ты не понимаешь! Я бы мог стать первым орчем, у которого два нурча! А я повел себя так, что оскорбил тебя, обозвал нурхом!

Нэй знал, кто такой «нурх», у орчей это как бы никто и никак. Ну об этом уже было сказано. То есть пустое место. Во Сэм загнул! И не называл он Нэя нурхом, это Нэй сам так назвался. Это Сэм сам себя так накрутил. В общем снова из огня да в полымя. Заново крышу орча ставить на место.

Он уже шел по утренним коридорам, время от времени отвечая малым кивком на приветствие слуг. Они тоже ранние пташки — к пробуждению хозяев все должно сиять и пахнуть. Впрочем, как знал Нэй, Отон не имел особых пунктиков. Единственное — это розовый сад, который должен именно сиять и пахнуть к пробуждению Третьего Носителя Права. Нужно как-нибудь спросить отца, чем его так розы прельщали, что без их созерцания он не мог прожить и дня.

Нэй шел, а за ним очень виновато двигался Сэм — лицо в пол, плечи опущены, да и вообще он какой-то унылый. Ну, с этим надо было кончать. Нэй резко остановился и повернулся в сторону орча, как раз в коридоре никого не было.

— Сэм, друг мой! Что ты от меня хочешь?

— Чтобы ты простил меня! — сопение орча начинало раздражать. Он что, плакал, что ли?

— Я тебя уже давно простил! Если хочешь, я прощаю тебя и сейчас! И всегда буду прощать. Потому что наша дружба выше всяких глупостей! — Нэй развернулся и снова быстро пошел по коридору.

Сэм отстал.

Но, как оказалось, ненадолго.

Нэй сделал пробежку вокруг Зеленого дворца, как раз по круговой дорожке, меж деревьев внутреннего парка. Осень, еще темное утро, но дорожка хорошо освещена, и сама по себе была прекрасно выложена из камня. И почищена, так что даже звука его шагов бега в мокасинах почти не было слышно.

Бегал долго, около часа. Затем завернул на кухню и организовал небольшой переполох у кухарок и поваров, так как особы высоких кровей лично нечасто посещали это место, и перекусил быстрым завтраком. А уже после забрался в бассейн, где его встретила Элли.

Впрочем, остаться долго наедине им не удалось. Слуга явился и заявил — Нэй встретил его в одной простыне, — что прибыли портные мастера и что Нэю требуется быть на примерочном мероприятии. Почему не в его апартаментах? Потому что в Зеленом Дворце, как и в любом Дворце Мирминора, существовала портняжная комната, где, не отходя от дел, любой высокородный мог заказать себе платье и тут же получить его готовым.

Это было любопытно.

Но как только Нэй открыл дверь, собираясь последовать за слугой, то снова столкнулся с Сэмом. Тот, видимо, обдумал слова друга, и что-то в них ему не понравилось.

— Сэм! Мы же обо всем уже поговорили!

— Прощение, Нэй! — Сэма явно заклинило.

— Я тебя уже простил! — тот оглянулся в сторону Элли, видимо, ища ее поддержку.

— Нет! Ты так сказал, чтобы отделаться от меня. Но это не прощение!

Где логика? Просит прощения и тут же обвиняет, что его плохо простили!

Нэй повернулся в сторону слуги:

— Карн, — как запомнил имя слуги, в этой суматохе, удивительно. — Ты подожди немного, и, надеюсь, портные мастера на меня не обидятся, если я появлюсь чуть позже. Но мне очень нужно поговорить с этим… с этим великаном и утрясти наши с ним очередные… разногласия.

— Время еще есть, Ваше Высочество! — Карн поклонился.

А Нэй тем временем поцеловал Элли, выпроводил ее из покоев и затащил в них Сэма.

Закрыл дверь на ключ.

— Сэм, друг мой, что происходит? Что ты от меня хочешь?

— Прощения! — снова засопел носом орч.

— А утром разве я тебя не простил? — Нэй развел руками.

— Нет! — очень твердо проговорил Сэм: — Ты просто от меня отмахнулся. Сказал «прощаю», но на самом деле не простил! Вот!

Нэй вздохнул. В голове его творился кавардак от логики орча, которую он не мог постичь. Что нужно сделать, чтобы орч воспринял прощение?

— Нэй? — орч решил, видимо, оживить Нэя.

И тогда тот просто взорвался:

— Что Нэй? Что Нэй? Что ты от меня хочешь. Чего ты ко мне пристал? — повысил он голос: — Я тебя уже простил сотню раз, раз даже не зная за что! А ты пристаешь ко мне со своими соплями и глупостями! Отвлекаешь от дел и требуешь прощения за то, что уже забыто и закончено! Мы уже дано помирились, потому что никогда не ругались! Любовь сносит крышу всем, и ты не исключение, так какого черта тебе от меня нужно? Я тебя прощаю! Прощаю! — и еще громче произнес: — Прощаю! И пошел вон отсюда! — Нэй явно разозлился, но реакцию орча он предвидеть не мог совершенно!

Сэм сгреб Нэя в охапку, прижал к себе:

— Спасибо, друг! Спасибо! — заулыбался, осклабился, как только он мог.

— Не понял, — Нэй явно недоумевал. — Ты принял прощение?

Орч закивал головой.

— Постой… То есть, чтобы ты воспринял прощение, я должен был на тебя накричать и послать подальше?

— Да! — гордо так проговорил Сэм и радостно добавил: — Пойду расскажу друзьям, что у меня два нурча! — и мощно так хлопнул себя ладонью по груди. — Спасибо, Нэй! Ты настоящий нурч!

А Нэй хлопнул себя по лбу и плюхнулся на рядом стоящий стул. Что это было?

Он просидел в таком положении минут десять точно, пока его из задумчивости не вывел Карн:

— Ваше Высочество?

— Да. Что, Карн? — реальность давалась ему тяжело.

— Портные ждут…

— Ах, да. Спасибо, Карн, — Нэй встал. Мотнул головой, избавляясь от наваждения, навеянного разговором с Сэмом.

Ну просто невозможный человек этот Сэм!

А как орч совершенно непонятный.

Но лучше друга и не пожелаешь!

*

8 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Мирминор.

Королевский обед.

Удивительная вещь эти примерки. Сколько нужно терпения и стойкости, чтобы пройти сквозь это испытание. Теперь Нэю было понятно удивительное спокойствие аристократии и ее способность стоять, застывши на одном месте, несколько часов.

Конечно, примерка — это не привилегия одной лишь аристократии, но именно она, ее представители, взяли от этой довольно скучной траты времени все самое лучшее, а именно терпение, стойкость и спокойствие.

Ну, это Нэй пошутил. Где вы видели терпеливого, стойкого и спокойного аристократа? Нигде и никак. Но вот на примерке любой, даже взбалмошный вельможа становится кротким и молчаливым, так как никто из них не хотел облачиться в нечто чудовищное и не модное, и на этом заработать неуважение своего круга общения.

Нэй так же спокойно выносил беготню вокруг себя. Небольшие уколы булавок, подшивок прямо на месте и повороты туда-сюда.

Но при этом, как понял Нэй, его платье не шилось с нуля. Был взят некий сиреневый камзол из запасов еще Дорожного Дворца — на самом деле все это было Артура, просто они по фигуре и по фактуре подходили и Нэю, хотя он и был ниже друга в росте — и уже из него портные мастера собирались создать шедевр. А вот с нуля будет чуть позже к Балу, в честь Дня Рождения Короля, и Нэю так же предстояла примерка или здесь, или, по возможности, все-таки в Королевской мастерской, где и людей побольше, и возможностей по пошиву пошире.

Нэй, кстати, спросил, возможно ли в камзоле увеличить количество карманов? На что главный мастер проговорил, что торжественные камзолы шьются по фигуре человека, чтобы облегали и подчеркивали фигуру или, наоборот, скрывали недостатки. Порой для этого применялся как мужской, так и женский корсет, на что Нэй сморщился, корсет ему пока был не нужен. Поэтому, по словам мастера, карманы только будут мешать. Но можно сделать потайные, небольшие кармашки в завёрнутых манжетах или в нижних прошитых краях камзола, но именно что тайные, так как даже хозяин с трудом до них доберется. Ну разве что манжеты рядом.

Но при этом Нэй попросил мастера сделать штаны не такими обтягивающими, как по моде. Ну, чтобы можно было сделать полный шпагат, который Нэй и исполнил, при полном восхищении портных зрителей. На это Мастер согласился, были у него некоторые мысли, которые он часто исполнял по прихоти высокородных особ.

Да, стоит остановиться на некотором восприятии крови с помощью кройки и шитья. Точнее, нитки и иголки, и стоячего воротника и манжета тоже.

Торжественный камзол — это обязательно стоячий воротник, в основном шириной в ладонь, и шейный платок, порой так затягивающие шею, что не продохнуть — сразу вспомнился Артур с его речью в Дорожном Дворце про «геншей». На это Нэй сказал, что лучше не поедет никуда, чем носить этот ужас, поэтому Мастер немного изменил и тут структуру и платка, и воротника, и стало хоть нормально дышать, при этом внешне не было заметно никаких изменений.

Так вот, стоячий воротник, как и закидные манжеты, был еще и атрибутом власти и различия. И все дело было в нитках и в узорах. В основном это были цветы, но так аллегорично вышитые, что и не поймешь: то ли зверь, то ли птица, то ли лепесток, причем Нэй мог поклясться, что все эти вышивки двигались, переливались и изменялись ежесекундно и постоянно. Видимо, магия или… или просто казалось. Но при этом суть была в самих нитках, точнее, в обрамлении этих вышитых золотом узоров, в кромке воротника и манжет камзола. Самая большая вышивка, или прошивка, это у Короля — шесть тройных золотых нитей. Носители Права обладали пятью тройными нитками. Родственники Носителей Права обладали четырьмя тройными нитками — это чтобы в знаке королевской крови не ошибаться, «кто есть кто». А вот уже все остальные представители королевской крови обшивались тремя тройными нитками. Причем вышивалось и обшивалось все так умело и искусно, что при виде человека сразу чувствовались и власть, и место под солнцем! Считать ничего было не нужно, все сразу виделось и чувствовалось. И на самом деле все платья Нэя приводили в порядок именно по поводу торжественности и значимости. Вплетали в воротник золотые нити, достойные его статуса. Который, правда, еще не наступил — Ритуала-Слова еще не было, но все уже считали Нэя частью семьи, и Ваше Высочество для него стало уже чем-то обыденным.

В общем, к двум часам пополудни было готово и платье — костюм — сиреневый камзол, темные, но не серые и не черные штаны, обтягивающие, но все-таки не чулки, черные как смоль сапоги из кожи ярхи, шелковая белая рубашка и сиреневая треуголка с золотой бахромой.

Как понял Нэй, портные-мастера занимались и Элли, и Артуром, и Отоном, но в других комнатах. В их комнатах. Потому что, в отличие от Нэя, для них почти ничего не пришлось исправлять и перешивать. Даже для Элли. Как оказалось, когда еще они были в Катобите, в Зеленый дворец прибыл специальный груз для эльфы — немного запыленные, но очень торжественные костюмы. Ей просто осталось выбрать подобающий торжественному случаю, но, видимо, у эльфов торжественность обладала каким-то обычными свойствами, потому что облачилась Элли в синий женский камзол, обтягивающие, очень обтягивающие, но при этом очень подчеркивающие фигуру и ноги эльфы штаны, или, как они говорили, брюки, такие же синие сапоги. И лишь блузка под камзолом была белой и сверкающей. Впрочем, чтобы эльфы не надели, они всегда и везде выглядели торжественно. И везде, и всюду, как бы они не были одеты, всегда хотелось пасть перед ними на колени и удариться лбом об землю.

Снова это наваждение. Нэй аж головой мотнул.

Артур тоже был в сиреневом камзоле, только штаны его были светлее и треуголка коричневая с серебряной бахромой.

Отон выбрал основным цветом зеленый, его жена так же надела зеленое платье строгого силуэта, с закрытыми плечами и безрукавное, но при этом с длинными до самых плеч перчатками.

Как оказалось, из рода Отона были приглашены еще и Амелия с мужем, но она сказала, что чуть задержится, поэтому Отон и его сопровождающие отправились в Золотой Дворец в одной карете.

Правда, по прибытии оказалось, что из семьи Отона были еще приглашенные, а именно Родерик Граф Сом. Он уже давно не жил в Зеленом Дворце, а квартировал — вот очень правильное слово — в одном из гостевых Дворцов Мирминора. Многие, очень многие аристократы пользовались такой привилегией от Короля Рошана из-за банального отсутствия денег. А тут было все почти бесплатное, правда, и отношение соответственное. Впрочем, многие за границами Мирминора еще пыжились, пытались как-то соответствовать, но все тайное становилось известным и очень часто после такого напряжения все шли на поклон к Королю Рошана.

Разговор о родственниках между Нэем и Артуром произошел в момент возвращения из Цитадели Ордена Ката и Бата в Катобит. Возвращались пешком уже под вечер. Ну, не любил Нэй ни лошадей, ни повозки. К тому же все согласились на этот променад. Сэм нес на руках Риану, она сама отказалась лежать в лазарете — ногу ей спасли, но ходить ей запретили натиры две, не меньше — и орч был этому очень рад, а Элли двигалась рядом с Нэем и Артуром.

Как перешли на родственников, вспомнить было сложно, вроде о сыне Марна Бера завели разговор — слава богу, отец и сын поговорили достойно и хорошо расстались. Как-то все перешло на братьев и сестер Артура, который упомянул, что среди них нет никого из адептов Ордена, даже Родерика. Который хоть и выглядел женоподобно, и применял всякие женские кремы, мази и секреты для поддержания своей красоты — хм… а кто ими не пользовался? — но являлся жутким бабником и в ормейне замечен не был.

Вот тогда Артур и остановился на том, что Родерик с отцом в не очень хороших отношениях. Отон перестал давать деньги, и поэтому Родерик чаще обращался к Королю, нежели к отцу. От этого и казенный Дворец, но при этом по слухам Король Урбан IX запретил выплачивать Родерику и его окружению наличную ренту, которая положена каждому Принцу, а это двадцать пять тысяч дукатов ежегодно — Нэй ее тоже будет получать! — так как Родерик игроман и способен проиграть крупные суммы, которые он уже проиграл и которые за него выплатила Корона. Даже слугам запрещено было являться в гостевой дворец Родерика с любыми наличными деньгами, под страхом позорного увольнения! Может, поэтому Родерик и мечтал о смерти отца, чтобы хоть немного поправить свои финансы?

Вот тогда Нэй и спросил о том, сколько в Мирминоре Гостевых Дворцов? Оказалось, более тысячи! Это такие тесные домики на двадцать-тридцать окон. Находились они на окраине Мирминора, ближе к стене между Мирминором и Запретным городом, довольно скученно так, что до центра, до Золотого Дворца нужно было еще добираться. При этом где-то половина их действовала именно как гостевые дворцы, Хризантемный, например, а вот во второй половине жили те аристократы, которым, честно говоря, уже негде было жить. Нэй даже удивился:

— Это как это?

И тут Артур выдал перл, который Нэй не забудет никогда:

— Нэй! Брат мой, тут все, почти все в Ликсии принадлежит Рошану! — и руками так развел, как будто захотел объять необъятное, и затряс ими. — Все!

Привязывай челюсть, Нэй! Или учи матчасть!

Элли на это только усмехнулась, а у Нэя и в самом деле челюсть упала на землю:

— Как это возможно?

Оказалось, что уже при Отоне V, который задумал железную дорогу, многие земли вне королевства Рошан уже принадлежали Королевству Рошан. Ведь куда шли аристократы проигравшиеся или которым требовались деньги или еще что? Правильно, к Рошанскому Королю, почему-то к своим Королям им было обращаться зазорно. Ну, королевство и выплачивало за них все долги или выкупало векселя. И забирало землю, которая принадлежала просителям. Финансовый Кризис X века был особенно показателен. Как Великий Катаклизм, но только в финансах аристократии. Откуда у Рошана огромные деньги — это отдельный разговор, но денег у него было очень много. Именно после него в Мир Рошанском и были запрещены азартные игры — Урбан IX разрешил игры, но под строгим контролем и с ограничениями ставок, а вот за подпольные казино владельцам и даже игрокам рубили головы. И именно после этого Аристократического Кризиса, когда большая часть аристократии Ликсии потеряла свои владения и осталась лишь номинальными их властителями, и началась ползучая, ну или мирная, бархатная буржуазная революция. Когда буржуазия стала подниматься наверх иерархической пирамиды семиверстными шагами. Многие аристократические рода, наступив на горло собственной песне, роднились с богатыми родами безродных буржуа, давая тем кровь и герб, а себе возвращая хотя бы некоторую видимость былой роскоши. Впрочем, большая часть аристократических родов пыталась еще держаться, цепляясь за свои принципы и высокую кровь. Но жить постоянно в гостевом дворце, где даже серебряная ложка тебе не принадлежит, разве это достойно древнего рода?

Родерик хоть и относился к роду Лонгбардов, еще не потерявших себя — Отон поправился, а значит, все еще впереди, — но, кажется, он уже потерял себя. Его дом в Мир Рошанском был продан за долги — выкуплен короной, само собой, — поместье находилось в залоге, поэтому Гостевой Дворец был единственным местом его обитания. И поэтому было очень удивительно видеть Родерика и его жену Нору среди приглашенных персон.

Впрочем, на этот обед, как оказалось, были приглашены только Отон с супругой и некоторые дети его, и больше никто.

Как выяснилось, Матильда была в хороших отношениях с Норой, и эти две женщины с бокалами вина отошли в сторону, принявшись о чем-то беседовать. При этом Родерик остался в полном одиночестве, но это его явно устраивало. Обе женщины были одеты в изумрудные платья классического кроя, лишь немногим отличавшиеся фасоном. Как понял Нэй, сегодня был сиренево-зеленый дресс-код для обеда. Элли единственная выбивалась из общей цветовой гаммы, в своем синем под цвет волос костюме, впрочем, ей он очень шел. И Нэй надеялся, что король не обидится на Элли.

Где-то минут за десять до назначенного времени обеда в подготовительной комнате совершенно неожиданно раскрылась потайная дверца и в помещение, где все и собрались перед проходом в Малый обеденный зал, вошла Королева — Изольда Алирийская — и тоже в изумрудном платье, но более строгом и с закрытым декольте. Улыбнулась всем, поприветствовала присутствующих легким кивком, но так как находящиеся в комнате разумные были достойных равенства кровей, то все в ответ тоже просто кивнули.

Вошла, быстро прошла к группе Отон-Артур-Нэй-Элли и проговорила:

— Господа, я похищу у вас Нэя дер Вейна, — улыбнулась она на некоторое недоумение Нэя. — Пойдем со мной, Нэй, — и, развернувшись быстро, направилась к той же потайной двери.

Нэй немного глупо напялил на себя треуголку и быстро последовал за Изольдой, которая уже скрывалась за дверью.

Нет, он не потерял ее. Хотя они и шли такими странными, явно потайными коридорами, о которых мало кто знал, что потеряться было бы легко. Но Нэй любил камень, и камень отвечал ему взаимностью.

Шли минуты две по лабиринтам, пока наконец не вышли в очень ярко освещенный коридор — оконную анфиладу. Видимо это был торцевой, торжественный коридор на северной стороне, с выходом на Королевский балкон, если, конечно, Нэй правильно изучил предоставленную ему информацию.

Но самое главное, у одного из окон спиной к вошедшим стоял сам Король!

Урбан IX!

О! Как поджилки-то затряслись. А Изольда еще так подтолкнула:

— Иди. Он хочет поговорить с тобой.

Нэй несколько раз глубоко вздохнул и сделал первые шаги.

Это был не страх. Даже не понять своих чувств, но что ноги подгибались, это факт. И как сквозь воду шел, так было тяжело.

Одно дело стоять при Примирении рядом с Королем, но при это его харизма его не задевала, и Нэй даже смог, если честно, нахамить! А вот сейчас…

В горле пересохло. А ведь нужно что-то сказать.

— Ваше Величество! — фух… выговорил!

Король, он тоже был выше Нэя, повернул голову, посмотрел на него, но без всякого высокомерия, а с вполне искренней улыбкой:

— А, Нэй! — сказал он и повернул голову к окну, из которого была видна огромная торжественная площадь, на которой люди приветствовали Короля или Он наблюдал за парадами Гвардии, и эта площадь как бы выходила за пределы Мирминора и Запретного города и давала возможность почти всем присутствовать на площади в торжественные дни.

Урбан IX обладал орлиным, королевским профилем. Прямой, точеный нос — «нос Лонгбарда», волевой подбородок. Уши, прижатые к черепу. Темные, скорее каштановые волосы с проседью. Карие, пронзительные глаза, заглядывающие в саму душу. И чисто выбритый подбородок. Короли Рошана не любили бород и усов.

Пауза длилась.

Казалось, Король забыл о человеке рядом. Но нет. Старческим маразмом Урбан IX не страдал. Мозг его был в полном порядке, у него болело тело.

— Нэй, ты знаешь, что к Королю приближаться ближе трех ярдов, — Нэй чисто инстинктивно отметил, что между ним и Королем намного меньшее расстояние, — имеют права только особы королевских кровей, то есть с воссиянием Света, и… — Король сделал паузу. — Сошо?

— Э… нет, Ваше Величество, — Нэй и в самом деле не знал об этом.

— А, что прикасаться к Королю могут только сошо? Даже высокородные лишь с королевского позволения. А вот сошо может дотронуться до Короля без всяких разрешений! До других — и руки лишиться может, или вообще головы, а до Короля имеет право!

— И об этом я не знал, Ваше Величество!

Король хмыкнул:

— А еще по Традиции сошо имеют право вступить в Королевскую Гвардию! Только дворяне и… сошо! Конечно, не каждый из сошо, рост, сила, ум, и именно сошо, а не простолюдин, но разве мало среди них достойных людей? Правда, как ты понимаешь, эта традиция потерялась во времени. Ее никто из Королей не отменял, но и вспоминал мало кто. Точнее, никто не вспоминал. Да и я вспомнил лишь тогда, когда Артур мне рассказал о своем друге — человеке-сошо. О тебе! Рассказывал с таким пиететом, что мне очень захотелось с тобой встретиться и поговорить. Можно сказать, я его чуть подтолкнул к Побратимству, — усмехнулся Король. — Правда, он не сразу домыслил мои намеки. Хотя время было выбрано очень правильно, как специально. Вот что нас подталкивает к действию или останавливает? Божественное провидение или просто случай?

— Скорее всего, Божественный случай, Ваше Величество! — сказал Нэй и поклонился.

— Ха! То есть нахамить на Примирении тебя бог надоумил, случайно? — но Король говорил со смешинками в голосе, хотя и было видно, что есть и недовольство действиями Нэя.

Нэй покраснел:

— Простите меня, Ваше Величество, что я таким наглым образом покинул Ваше присутственное место и Примирение, но я испугался за себя. Я дал обещание убить того, кто затеял Игру, поэтому я решил: лучше убежать, чем исполнить обещание на Ваших глазах.

Урбан IX хмыкнул:

— Наглый, но хороший ответ! Я прощаю тебя, Нэй дер Вейн, за ту наглость, — Король протянул руку, и Нэй благоговейно поцеловал ее. Это большая милость — поцеловать руку Короля! Даже для высокородных особ! — Хотя, конечно, высечь бы тебя! — хохотнул Урбан IX. — Шучу, Нэй, шучу! К тому же телесные наказания для дворян были отменены еще Сигизмундом II, — и он отвернулся от окна. — А ты теперь дворянин, и не просто дворянин, а Принц Слова! И мой внук! Нужно соответствовать, а не оставаться сошо, который может нахамить везде и всюду, плюнуть на протокол, и традиции, и на это мало кто обратит внимания, потому что это сошо! — Нэй все больше и больше краснел. — Впрочем, ты быстро учишься, и я уверен, что ты больше не будешь совершать глупых ошибок и нарушений, которые мне могут быть неприятны. Но, — Урбан IX усмехнулся, — постарайся всегда и везде оставаться самим собой. Ритуалы и традиции — это одно, но человеческое достоинство — это главный постулат. И быть самим собой очень важно в мире, где быть собой уже почти невозможно, — и вздохнул. И как-то философски, и с некоторой грустью в голосе, добавил: — Жизнь прожить — не поле перейти.

Помолчали. И вдруг Урбан IX задал совершенно неожиданный вопрос:

— Ты мне как-нибудь на досуге не расскажешь, кто такой Шарапов? И почему для кого-то нужны дырки от бубликов? — сказал и улыбнулся.

А Нэй даже рот открыл от удивления. Он это говорил? Если честно, он даже не понял, как это у него вырвалось. А вырвавшись — забылось. А вот король запомнил!

— Обязательно, Ваше Величество! — и голову склонил. «Многия» знания — это не всегда хорошо.

Снова небольшая пауза, и зазвучал совершенно иной, более бодрый и властный голос короля:

— А теперь помоги старику дойти до обеденного зала. Специально Изольду отправил к гостям, чтобы ты меня сопровождал. Короля всегда должен сопровождать кто-то из высокородных особ.

— Да, Ваше Величество, — Нэй поклонился. Он знал об этом ритуале.

Он выставил левую руку, превратив ее в подобие подлокотника кресла, Король оперся своей правой рукой на эту помощь, а в левой возникла трость, и они двинулись, но не к потайной двери, а к одной из обычных «роскошных» дверей, которую перед ними открыл почти неприметный человек-секретник.

— У тебя крепкая рука, Нэй, — говорил Урбан IX и мимолетными движениями показывал, куда нужно двигаться. Получалось без слов, но Нэй прекрасно понимал Короля.

И постоянно видел в тени секретников, не гвардейцев, что уже радовало. На гвардейцев смотреть у него настроения не было, так и хотелось в морду врезать любому из них.

Когда прошли по коридору ярдов сто, Урбан IX снова заговорил:

— На самом деле я хотел поговорить с тобой о Гвардии. Но увидел тебя, и мысли изменились, захотелось поругать тебя и поворчать, — он улыбнулся. — Сам удивляюсь. Да и запоздали мы немного на обед, поэтому после обеда — я надеюсь, ты не сбежишь внаглую — я бы хотел продолжить разговор с тобой, с Отоном, и… с Артуром, как действующим подполковником Гвардии.

— Да, Ваше Величество, я буду сама вежливость.

Король улыбнулся, остановился возле роскошных двустворчатых дверей. И почти сразу из потайной двери появилась Изольда:

— Я был рад нашему знакомству и разговору, Нэй! Ты полностью оправдал мои ожидания, и я горжусь, что у меня появится, уже появился, столь мудрый для своего возраста внук. Иди к гостям, мы скоро появимся.

Нэй поклонился и скрылся за потайной дверью.

Сердце бешено колотилось, и ноги оставались ватными. Было не совсем понятно, какие ожидания Нэй оправдал за столь небольшую беседу, в которой он мало что сказал и в основном краснел как девица. Но Королю виднее, а может, у него дар такой видеть людей?

Нэй появился в подготовительном будуаре именно в тот момент, когда двери раскрылись и все приглашенные гости были допущены в обеденный зал, поэтому никто не успел ничего спросить у Нэя.

Как только вошли, тут же мажордом зала объявил:

— Его Высочайшее Пресветлое Королевское Величество, владетель земли Роша, Герцог Ромы, Князь Сальмы и прочая, прочая, прочая — Урбан IX! И Ее Высочайшее Пресветлое Королевское Величество — Изольда Алирийская!

Двери раскрылись, и в зал вошли Король и Королева. Они подошли к столу, слуги приготовили кресла, чтобы Король и его жена могли сесть по середине, параллельной их креслам, стола. За этим столом было еще два места, одно по правую руку от Короля и второе по левую руку от Королевы. Но Король немного задержался, осмотрел стол, присутствующих.

— Прошу простить меня за опоздание, — и чуть кивнул в ответ на поклоны гостей. — И… Мы немного изменим сегодня протокол стола. Нэй, сядь по мою правую руку, надеюсь, Отон, ты не будешь в обиде от такой небольшой рокировки? А по левую от Королевы пусть сядет Элли Нум. Надеюсь Матильда тоже не против? У Изольды к Элли накопилось уйма вопросов, пусть девчонки пощебечут, — было заметно, как Изольда шутливо ткнула мужа в бок. — Вот теперь можно приступить к обеду, — и он рукой так обозначил, что можно садиться.

Но с рассаживанием гостей вышла небольшая заминка. Протокол изменился, и пришлось его приводить в порядок на скорую, но опытную руку мажордома стола.

Отон с Матильдой сели на ближайшие места от Короля, которые предназначались изначально Артуру и Элли Нум. Нэя первоначальный протокол задвинул довольно далеко, на самое дальнее место от всех, причем напротив него никто сидеть не намечался.

Нэй, кстати, только сейчас заметил Амелию и ее мужа. Она тоже была в изумрудном платье, что, как понял Нэй, для нее было довольно тяжелым мероприятием, так как, по словам Артура, его сестра на дух не переносила женские платья, но оскорбить отца она просто не могла, она ведь не была эльфой, и задержалась именно для того, чтобы все увидели ее в платье уже в будуаре и за обедом. Она даже появилась в самый последний момент, уже за всеми. Впрочем, платье ей очень шло. А ее муж сверкал в парадном малиновом мундире полковника пехотных частей, с серебряными аксельбантами и сверкающими эполетами.

Вот, кстати, за ним, по левую сторону от Короля, за этим перпендикулярным столом Нэй и должен был сидеть изначально.

В общем, расположились по-новому и немного странно. Но это ведь Король, кто будет ему перечить?

За параллельным столом Король и Королева и справа Нэй — где должен был сидеть Отон — и слева Элли — там должна была сидеть Матильда.

За перпендикулярным столом Отон (Артур) и напротив Матильда (Элли). Следующие места заняли Артур (Родерик) и напротив Нора, которая и должна была тут сидеть. За ними Родерик (Амелия) и напротив муж Амелии полковник Харм ди Ботри, тоже место не потерявший. И к нему пересела Амелия, которая в первоначальном варианте должна была сидеть напротив мужа.

Фуф… Кажется, разобрались.

Можно начинать.

После застольной, обязательной молитвы на благословение трапезы появились слуги с подносами, тарелками и бутылками. Послышались звон бокалов, столовых приборов, хлопанье пробок.

И, конечно же, первый тост — Восемь глотков. Отон провозглашал. Правда, Отон мягко избежал традиционной фразы о многих летах Королю Рошана, сказав что-то вроде — прожить столько, сколько отмерено. Король на это лишь кивнул и грустно улыбнулся.

В перемене блюд между первым и вторым можно было побеседовать, и Король задал вопрос, который, видимо, так же будет преследовать Нэя всегда:

— Здесь за столом все мне знакомы. Даже с Элли я встречался лет так сто назад, и она трепала мою еще черную лохматую и буйную пятнадцатилетнюю шевелюру, как раз перед своим Уходом, если мне память не изменяет.

— Да, Ваше Величество, — Элли улыбнулась.

— И только ты, Нэй, остаешься пока загадкой для меня, — ага, как же. Нэй был уверен, что Король собрал всю информацию о нем и даже больше. Просто так Побратимство не происходит, и главное, теперь ему стало понятно, что это не Артура игра, а самого Короля! Вот только зачем?

— Поэтому расскажи о себе…

Нэй усмехнулся… про себя. Увидел, как Артур из-за спины отца ему улыбается и подмигивает. Видимо, и этот вопрос буде преследовать его везде и всюду. Впрочем, этот рассказ можно довести до совершенства, может, Нэй и сам в нем найдет что-то новое?

Нэй улыбнулся и проговорил:

— Когда и где я родился, точно не известно. Но, когда меня нашли на ступенях приюта дядюшки Отоя, мне уже было месяца три или четыре, но дядюшка Отой не стал особо размышлять и вписал в мою метрику день «10 августа», когда меня подбросили, как день моего рождения. Родителей, кстати, искать я уже пытался, — в Локрусе он просеял огромное количество информации. — Но пока неудачно, так что, к сожалению, даже не представляю, кто они, где они и почему они выбрали не самый лучший, правда, и не самый худший приют Аркета. Впрочем, я благодарен дядюшке Отою, хотя бы уже за то, что у меня была крыша над головой и постель, где можно было преклонить голову на ночь…

========== 15. Величие красоты ==========

Историческая справка

Брюки как отражение эльфов

Брюки, штаны, шаровары, гольфы, чулки…

Нет.

Все-таки брюки.

Именно брюки считались знаком свободы в эльфийской традиции, поэтому эльфийки-женщины никогда в человеческом мире не надевали платьев и юбок человеческих женщин, считая эту одежду зависимостью от человеческих мужчин.

Впрочем, мы не говорим сейчас о том, в чем ходят эльфы и эльфийки на своих территориях. Все, что известно — это лишь слухи, так как очень мало кому из людей позволено было побывать в их обособленном мире. Даже Высокие эльфы, которые жили среди людей Запада и управляли ими и никуда и никогда не уходили, даже они одевались как люди, но и там эльфийки не надевали платьев, но при этом свято скрывали от людей свои традиции внутриэльфийской одежды.

Говорят, о свободных одеждах — балахонах, накидках, тогах — в некоторых источниках можно найти мнение, что эльфы вообще ходят обнаженными в своих домах и территориях, но все, что виделось людьми или представлялось ими — это всего лишь слухи и на самом деле к правде они не имели никакого отношения, или как раз правдой и являлись, но подтвердить или опровергнуть этого люди не могли, а эльфы и не собирались что-то говорить людям.

Но если их мир скрыт от людей, то в мире людей эльфы все-таки предпочитали подчиняться хотя бы видимым людским законам.

Поэтому и одежда у них почти что человеческая, даже шилась в человеческих мастерских.

Конечно, существовало некоторое различие между мужским и женским платьем, но в основном это связано с украшениями — чуть больше кружевных напевов, всевозможные вышивки. Само собой, вытачки, чтобы подчеркнуть грудь или, наоборот, ее скрыть. И ткани более легкие и нежные.

Ведь очень мало было людей, кто мог понять и различить эльфов — мужчин и женщин — между собой. Они красивые и величественные, перед ними хотелось упасть на колени и биться лбом об пол, чтобы они восприняли твое приветствие с благосклонностью или, скорее, с брезгливой благосклонностью. Но мало кто мог сказать, перед кем он упал на колени и стал биться головой об пол. Эльфа это или эльф?

Казалось, что эльфы сами поддерживали эту странную свою особенность путать людей своей внешностью и различиями. Но на самом деле они так привыкли жить, потому что они прекрасно разбирались в лицах друг друга, никогда не ошибались, как не ошибались и в лицах людей. То есть это не их шутка, они вообще не любили шуток на гендерную тему, а обычная жизнь, и это беда людей, что они не могли отличить двух эльфов — эльфа и эльфийку, в одном и том же наряде, но с небольшими нюансами, — а не проблема эльфов.

Впрочем, среди людей всегда находились и находятся прекрасные индивидуумы, способные различать неразличимое. Которые всегда становились отличными дипломатами на поприще переговоров с эльфами, что постоянно необходимо, так как даже со Странными эльфами приходилось и приходится постоянно договариваться или просто говорить, и лучше при этом не ошибаться как в лицах, так и в именах.

Так вот, брюки…

Брюки эльфийки, эльфийские женщины, носили везде и всегда. Даже на балах и светских приемах.

Ох, как это довольно тяжело: наблюдать за вальсирующими парами, состоящими сплошь из…

Если незнакомый с обычными традициями человек попадет на такой бал, то подумает, что собрались на нем сплошь мужчины. Точнее, женщины на нем тоже присутствовали — человеческие — в роскошных вечерних платьях, с подолами до пола, в пышности и лентах, в сверкающих драгоценностях, но их на вид было очень мало, гораздо меньше, чем мужчин.

Но это все-таки торжественные приемы, где обязательно присутствовали делегации странных эльфов. На обычных приемах эльфов и эльфиек очень мало, если, конечно, кто-то из них не был знаком с хозяином дома.

Поэтому такие приемы выглядели для человека, не привыкшего к таким балам, несколько вульгарно, что ли. Во всяком случае, у меня был шок и разрыв шаблона — здесь можно улыбнуться, дорогой читатель.

Одни мужчины, женщин мало, и все танцуют и смеются. Но если такой человек начнет спрашивать, что тут происходит, то его могут посчитать невеждой и выставить взашей из дома. Сначала пойми этикет и традиции, а уже потом задавай вопросы.

Но все-таки если приглядеться, то, конечно же, можно было понять, что часть мужчин — это и не мужчины вовсе.

Хотя, нет. Запутаться можно любому человеку, даже привыкшему к таким светским раутам и балам. Просто человек, мужчина, привык, что женщина сразу выделялась из толпы своим видом и своим платьем. Именно женским платьем, именно это и отличало женщину от мужчины, и при этом брюки для человеческой женщины, может, и будут знаком свободы, но вряд ли ее за это похвалят — скорее, осудят.

Ведь несмотря на свободу и равенств,о декларируемые всеми Восемью королевствами, мир Каракраса, точнее, Ликсии, все-таки больше мужской и в какой-то степени даже сексистский. Женщины, да, имели много привилегий. Например, Четверо из Высших Архиепископов Скирианства являлись женщинами, да и священников среди них даже больше, чем мужчин; и все благодаря Святой Жозефине, которая провела первое богослужение при погребении Скирии. Да, и среди Королей прошлого было достаточно женщин. И Орден Святой Жозефины свято стоял на защите женщин.

Но все-таки… Все-таки женщина находилась в большем подчинении к мужчине, чем наоборот. От этого и некоторые запреты, и непонимание, как в жизни, так и в одежде, и платье до пола одно из них. В женщине должна быть какая-то загадка.

А у эльфов все, видимо, было иначе. Поэтому и брюки, и никаких платьев. И одежда почти как у мужчин. Хотя и добавлялись детали, чтобы показать женственность — рубашки навыпуск, небольшие юбочки поверх брюк, или камзолы-юбки, вытачки на груди. И больше вышивки, кружева.

И шляпки довольно роскошные, и женские, маленькие треуголки с многочисленными перьями и другими украшениями.

Да, и обувь на любых балах они меняли с высоких ботфорт, чисто мужских сапог на миниатюрные эльфийские мокасины, почти без каблуков, чтобы было легче танцевать.

И еще одна деталь отличала эльфиек от своих мужчин — это тонкая, магически-прозрачная и почти невесомая вуаль-плащ; говорили, ткут ее из паутины приручённых в эльфийских землях гигантских пауков-дирахнов, столь она легка, но и прочна.

Когда эльфа надевала эту вуаль, то все мгновенно понимали, что перед ними женщина! Красивая, величественная, великолепная. Всем казалось, что и нет одежды на эльфе или она есть, но как-то сь, и платье на ней, а небрюки. Эффект совершенно непередаваемый!

Человеческие женщины пытались носить эту вуаль — ее купить можно, хотя и стоила она баснословно дорого. Но у человеческих женщин не получалось быть такими же прекрасными, как эльфы. И обнаженности никакой, и величие куда-то пропадало. Да и в большинстве своем на первых же шагах женщины запутывались в краях этой вуали, и только крик и гам и никакой красоты.

Впрочем, как не старались женщины-эльфийки показать свою женственность, свою красоту и свое отличие от мужчин-эльфов, это в большинстве своем не спасало от ошибок.

Ну вот не мог человеческий глаз видеть эти отличия. На балах, приемах, везде. Конечно, до драк и дуэлей дело не доходило, но некоторые рожи ходили красные.

Был момент, когда пытались переодеть эльфиек в женское платье — был такой указ одного из Королей Рошана. Кажется, Урбана VIII…

Но, во-первых, Указ человеческого Короля эльфам почти что и не Указ. А, во-вторых, исчез эльфийский шарм — эльфа в платье уже и не эльфа или даже слишком эльфа. Так и не разобрался.

Хм… Странное дело, но только один бал был по новому Указу, а на следующий день этот Указ был отменен.

Как говорится, пусть все остается по-старому.

Людям — людское…

А…

А эльфийкам — брюки.

Мысли из головы…

*

27 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Королевская портняжная мастерская.

Примерка.

Нэй уже третий час сидел в примерочной Королевской мастерской в ожидании Элли и Рианы. Женская примерка — еще та головная боль, а если считать, что Нэй чуть ли не силой заставил Элли примерить, а теперь и надеть женское человеческое платье, то головная боль вдвойне. Ну, или месть эльфы Нэю, чтобы не командовал тут!

И эта головная боль началась две натиры назад.

Прошли все обеды и торжества по случаю Дня Основания.

Нэй на них блистал и был в центре внимания. Особенно 18 октября (ос).

Но до этого они посетили главную Королевскую Портняжную мастерскую, чтобы начать подготовку к балу.

И вот тут, в ней, среди готового платья, как рекламу, Нэй увидел это великолепие! Белое бальное платье! Именно для бала. Для Бала! И именно для человеческой женщины. Но ему просто захотелось облачить в это платье эльфу! Ну, конечно, не совсем в это, но такого же фасона, и обязательно более дорогое! Он был готов потратить все золото мира, чтобы Элли блистала!

Но она уперлась, и ни в какую! Вот хоть кол на голове теши! Пришлось встать на колени! И просто попросить… просто попросить надеть, ну хотя бы, один раз, чтобы он увидел и запомнил. А потом пусть делает, что хочет.

Вот перед коленопреклоненным любимым человеком она не устояла и согласилась. Но с условием, что видеть ее в этом платье он не будет до генеральной примерки! И вот уже восьмой день он провожал Элли и Риану на примерку и сидел вместе с орчем в ожидании ее завершения. Но сегодня хоть был последний день, и он должен был наконец увидеть Элли во всем великолепии!

Как и Риану должен был увидеть Сэм, влюбившийся в нее по уши. Но она, как уже было известно, ответила ему взаимностью!

Кстати, о Риане…

Она присягнула Нэю на верность. За ее спасение она решила принять на себя вассальные обязательства. Нэй препятствовать этому не стал, для его экспедиции лекарь был нужен. Ну, а то, что Риана решилась на такой шаг, то это был ее выбор и, видимо, мера защиты, в каком-то смысле. Сэм тоже не препятствовал, но, конечно, вассалом Нэя становиться не собирался. У него было и так два нурча, куда еще вплетать вассальность?

Вот Риана очень благодарно восприняла возможность облачиться в прекрасное и великолепное платье, но, конечно же, несколько иного кроя, чем у Элли. Королевские Портные клятвенно пообещали, что ни одна женщина на Балу, в честь Дня Рождения Короля, не будет в одинаковом платье. Да, фасон единый — это бальное платье, но отличия будут обязательно, как и различные красные вставки и шитье, так как дресс-код Бала — это красное и белое.

Ну, Нэй им верил.

И надеялся, что Элли все-таки согласится на это платье. К тому же у него было кое-что приготовлено для этого, о чем он ей пока не рассказал.

Четвертый час…

Он даже, кажется, задремал. Поэтому резко мотнул головой, встал с диванчика, прошелся по комнате туда-сюда. Поприседал и руками задвигал, затряс.

Понятно, что там все женские штучки, но что так долго-то?

Нэй как раз стоял спиной к примерочной, крутил руками, когда наконец за его спиной щелкнул замок, и он обернулся.

Учитель был неправ! В своем представлении, что эльфа в женском платье теряет свой шарм. Шарм не просто остался, он стал просто сверкающим. Недосягаемым. И, видимо, поэтому Риана оказалась за спиной Элли, чтобы не разбивать эту неземную красоту. Но и она выглядела великолепно, Мастера знали свое дело, ну, видимо, еще и магии немножко добавили.

А Нэй так и застыл с открытой челюстью, просто стоял как дурак и наслаждался этой красотой. Сногсшибательной и просто неописуемой.

А потом совершенно неожиданно упал на колени и, приложив ладони к лицу, заплакал. Даже разрыдался!

Теперь уже у Элли, да и у всех, кто был в комнате, отвисли челюсти на такое поведение Нэя.

Риана, Элли, Сэм, портные, все заозирались друг на друга, совершенно не понимая, что происходит.

Но как началось, так и закончилось.

Нэй хныкнул последний раз, убрал руки от красных глаз и резко встал. Вздохнул:

— Я плакал от того, Солнце мое, что больше никто, кроме нас, здесь присутствующих, не увидит этой красоты. Я насладился, видел, теперь ты можешь вернуться к своим традициям, — он хлюпнул носом. — Теперь я понял, почему тот Указ был отменен, вы так небесно-красивы в женских платьях, что Урбан VIII просто испугался этой красоты. Видимо испугался, — хлопнул он себя ладонями по бокам. — Но я счастлив хоть тем, что увидел.

И остался стоять этаким нахохлившимся птенцом.

И тогда к нему подошла Элли, так грациозно и так элегантно, как только могут эльфы, даже не подворачивая подол, как будто летела над землей. Подошла и обняла Нэя:

— Ты не прав, моя радость. Урбан VIII не поэтому отменил указ, а просто потому, что никто из эльфиек его не выполнил. И я в том числе! Мы так гордо ему наплевали в душу, что до конца своего правления он больше эльфов не приглашал на Торжественные Балы. Но, надев это платье, я поняла, что он был прав, мы должны отличаться друг от друга. Мы должны быть разными — мужчины и женщины. Я надену это платье на Бал!

— Ты футис? — он снова был прижат к груди эльфы.

— Нет! Я говорю искренне. И спасибо тебе, что заставил, иначе я бы никогда не поняла, какая это прелесть — быть женщиной!

И он поднялся над полом! На высоту ее глаз, и впился в ее губы своими губами.

Ох, что это был за поцелуй!

И ни до кого им не было дела. А все смотрели, расширив глаза и открыв рот, и даже никто не удосужился отвернуться для приличия хотя бы.

А когда долгий, очень долгий поцелуй закончился, она очень тихо, как только она могла, и только ему, прошептала:

— На слабо меня взял?

— Есть немного. Но плакал я искренне.

Она улыбнулась:

— Я люблю тебя, человек-сошо.

— И я тебя, солнце моей жизни.

*

07 ноября (оль) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Золотой (Розовый) Дворец Мирминора.

Торжественный Бал в честь сто двадцати пятилетия Владетеля Земли Рошанской и прочая, прочая, прочая — Его Королевского Величества Урбана IX.

7 ноября (оль) не являлся истинным Днем Рождения Урбана IX.

Традиция отмечать в этот День Дни Рождения сначала Королей Аркитара, а после Великого Катаклизма Королей Рошана, началась через несколько веков после смерти Сигизмунда II и создания Великого Аркитара.

Это именно Его День Рождения.

В оль (ноябрь) родился, в оль и умер.

На самом деле День Рождения Урбана IX это 25 мая (аль). И, конечно же, в этот День тоже происходят торжественные мероприятия, но менее масштабные и шумные.

Так как все величие Праздника, его апогей, совершается 7 ноября (оль).

Уже с утра к Золотому Дворцу начали подъезжать кареты с приглашенными гостями.

По протоколу аудиенции у Короля при входе в Большой Торжественный Зал — или воссиянии — могли испросить только несколько десятков высокородных персон. Так заведено было еще Маркитоном V, которому вся эта торжественная рутина, когда Король встречал чуть ли не каждого приглашенного гостя, была ему противна «до мозга костей» — его фраза. Поэтому был принят высочайший эдикт, а с ним и протокол, в котором расписывались все титулы и звания, которые могли и должны были получать аудиенцию — пять минут вместе с воссиянием — у Короля во время Торжественных мероприятий.

Этот эдикт взяли на вооружения все Короли Ликсии, и теперь большая часть гостей, а их ведь стало во много раз больше, чем даже при Маркитоне V, прибывала заранее и в назначенный час заполняла Главный Торжественный Зал.

И после того, как обычные гости собирались и заполняли Зал, а их подарки отправлялись в специальные кладовые, в определенное время, почти всегда в восемнадцать часов, в Зал, через Северные врата-двери, входили-воссияли все Восемь Королей Ликсии, во главе с Королем Рошана.

Да, 7 ноября (оль) как день Рождения Короля был принят всеми Королями и был отдан Рошанскому Королевству. Все остальные Короли отмечали свои Дни Рождения именно в свои Дни Рождения.

Так вот появление, воссияние, всех Восьми Королей — Великий Князь Дланский так же во всех документах и договорах назывался Королем Длании, хотя у себя дома больше употреблялось — Владетель Длании Великий Князь Дланский и Ново Холмский — и начинало Торжественную Аудиенцию, когда по протоколу появлялись гости, достойные аудиенции.

А уже после окончания Аудиенции начинался сам Бал, на котором протокол уступал место торжеству, где можно даже потанцевать с Королем Рошана или с любым другим Королем — белые танцы, или в последнее время вальсы, когда женщина приглашает мужчину, были достаточно частыми на Балах, и Королей, конечно же, приглашали. Это не возбранялось, на Балах дотронуться до Короля можно было без разрешения. Но только на торжественных Балах. И танец или вальс с Королем был хорошей возможностью попасть в фавор, если, конечно, уметь хорошо танцевать, а не просто прыгать.

Нэй с Элли оказались среди достойных аудиенции. Ну, это и понятно, кто же эльфу запишет в обычные гости?

Впрочем, как выяснил Нэй, на самом деле большие части делегаций эльфов, как Странных, так и Высоких, подчинялись королевскому протоколу и превращались во вполне себе обычных гостей. И только обязательная свита при Астре, то есть правителе эльфов, имела возможность участвовать в воссиянии и присутствовать при Аудиенции. То есть от эльфов были четыре делегации от всех трех анклавов Странных Эльфов: Дом Норвилион — родина Элли, Дом Арвилион и Дом Сорвилион — родина Леомираиса, и большая делегация Высоких эльфов во главе с Правителем Западных Земель Астрой Дома Орвилион — Эркариосом асто вис Арвисом.

Нэй не совсем понял. И Элли пришлось уточнить, что да, она является Астрой дома Норвилион, но на самом деле Правителей Дома несколько, можно сказать, целый Совет. Если кто-то уходит к людям, то он — или она — остается Астрой, но правят оставшиеся Астры. Но если происходят торжественные мероприятия, то для действующих Правителей существует порядок «быстрого прихода», когда они выходят к людям только на время торжества. Это происходит не каждый год, а было когда-то принято эльфами — один раз в двадцать пять лет. Но в празднование Столетия Короля Урбана IX Элли не выходила по «быстрому приходу», были кое-какие дела, и, как и сейчас, делегацию Дома Норвилион возглавлял ее двоюродный брат Кариоларис асто вис Нумис. И на самом деле они Элли и Нэй могли обойтись вполне обычными гостями. Но это было желание Короля Рошана, поэтому они и находились в ожидании Аудиенции.

Вот именно, что в ожидании. Ходили из угла в угол аристократического будуара в ожидании, когда Старший мажордом Зала вызовет их и, озвучив их титулы и звания, они двинутся, воссияют — на самодвижущейся повозке! — к Королевскому возвышению для Аудиенции с Королем!

Когда Нэй услышал о самодвижущейся повозке, сначала не поверил своим ушам. Но оказалось, да, существуют такие штуки, и не из каких-либо миров, а именно здесь придуманные. Угадайте, кем? Правильно, Ди Вирши!

Некое подобие колесницы — впереди на специальном уступе водитель; управление — рычаги за спиной, причем облаченный в сливающийся с самой платформой — красное с золотом — одежде, видимо, чтобы не отвлекал взглядов от гостей, кому выпала честь аудиенции. Сами же гости, по двое на каждой повозке, стояли на возвышающейся над полом платформе, сантимов пятьдесят от пола, почти в открытом пространстве, лишь впереди стенка, за которой и находился водитель, с ручками, чтобы держаться гостям. И вот таким образом королевские гости и преодолевали огромные шестьсот ярдов до возвышения, где сидят Короли.

Когда самодвижущихся повозок не было, применялись самые настоящие колесницы с лошадьми! Правда, маленькими, но очень сильными, но не пони, а пильпиками(1). Поэтому возле Большого Зала можно было обнаружить множество комнат, похожих на конюшни, но сейчас занятые совсем другими функциями, ну или как гаражи и ремонтные боксы для этих самых повозок. Но так как повозки занимали меньше места, то до сих пор находились комнаты, совершенно пустые и заброшенные. И это в Золотом Дворце? В общем, такие повозки очень сильно облегчили труд слуг и обслуживающего персонала. И воздух стал намного чище…

Элли надела платье, но для секрета и большей таинственности, Нэй воспринял ее предложение на ура, накинула еще вуаль, получилось очень даже загадочно. Ну, а Нэй добавил к ее платью драгоценный гарнитур из диадемы, колье, сережек — Элли редко надевала серьги, в основном в ее ушах постоянно сверкали этакие золотые запонки или кнопки, чтобы дырочки не зарастали — и браслетов. Когда он это все показал, даже у Элли сперло дыхание от такой красоты, а когда она это все великолепие надела на себя, то можно было солнцу не восходить, чтобы не приревновать Элли к себе!

А Нэю к своему красно-белому одеянию — красный камзол, белые штаны и сапоги, и лишь чёрная треуголка — пришлось надеть на себя уже здесь, в будуаре, ещё и орденскую, синюю с золотыми узорами, ленту через правое плечо. Он не совсем понимал это действо, так как не был ничем награжден. На это Элли только загадочно хмыкнула, но ничего говорить не стала. Что-то явно было сделано за его спиной. Ну, Артур, погоди! Ну, или Элли так по, хм… доброму мстила за платье.

Из специального слухового окна было все прекрасно слышно, кого объявлял мажордом. Хотелось бы посмотреть на этих персон, но двухстороннего зеркала тут не было, а жаль.

По появлению этих гостей можно было судить об их значимости на ступеньках иерархической лестницы — и на вершине есть ступеньки. Первые в списке высоких гостей, а их сегодня намечалось тридцать одно воссияние, на ступеньках чуть дальше от Трона, последние самые высокие гости почти равнялись с Троном. Или сами обладали Троном. Таким как раз и являлся Астра Дома Орвилион. И его воссияние было последним в списке Аудиенции.

А вот Нэй с Элли были где-то в середине этого списка. Хотелось поскорее, а то этот будуар уже осточертел.

Кстати, о самодвижущихся повозках.

Было две тренировки, чтобы высокородные господа не оплошали, передвигаясь на этих любопытных повозках. И во время первой тренировки произошел довольно неприятный эксцесс…

Почему Нэй вспомнил?

Потому что в будуар, как к себе домой, зашёл пожилой слуга и принялся ремонтировать ящик столика под трюмо, левого от входа. Да, и в самом деле заедало его немного. Но, это ведь не время для его ремонта! Нэй постоял несколько секунд в удивленном размышлении, а потом резко подошёл к слуге, взял его под руку и со словами:

— Уважаемый! Ваша рабочая прыть мне очень импонирует. Но, может, вы в другой раз отвёрткой покрутите? — выпроводил его из будуара, благо он особо и не сопротивлялся.

А перед тем, как закрыть дверь, довольно зло проговорил секретникам на охране:

— Ещё раз воспользуйтесь своей сердобольностью, отправлю на Восточный фронт! — и под недоуменные взгляды охранников закрыл дверь.

— На Восточный фронт? — переспросила Элли.

Нэй пожал плечами:

— Ну не говорить же им про каменоломни Сирты.

Так вот, об эксцессе.

Тренировки, как это ни удивительно, проходили все достойные аудиенции аристократы и эльфы. Время у всех было разное, поэтому никто не с кем не встречался. Но при этом даже Астра Дома Орвилион проходил тренировку, как и все гости.

В общем, во время первой тренировки на специальном полигоне нужно было проехаться на повозке не шестьсот, а целых тысячу ярдов. Видимо, чтобы тренировка отложилась в памяти сразу, без повторения. Скорость не сказать что большая, но и не маленькая. Ветром не обдувались, но все-таки стоять нужно было уметь чтобы, держась одной рукой за поручни, другой махать зрителям, которые будут смотреть на воссияние любого из гостей Аудиенции. И, если честно, в первые секунды даже Нэю было не по себе и от скорости, и от движения. Но вскоре вестибулярный аппарат пришел в норму, и Нэй, как и Элли, даже начали получать удовольствие от поездки. При этом рядом с проездом, с правой стороны, на такой же тележке, двигался инструктор, средних лет мужчина, и лишь пару раз сделал замечание по поводу ног, которыми лучше бы во время повозки не двигать. Почему не сделать специальный поребрик, чтобы ноги не сдвигались? На это инструктор сказал, что делали, но люди начали спотыкаться. А представьте себе споткнувшегося аристократа перед королем? Впрочем, и без поребрика спотыкались.

И вот когда обе тележки уже почти преодолели свои тысячи ярдов, тележка инструктора вдруг резко развернулась влево, в сторону тележки Нэя и Элли, и совершила самый настоящий таран!

Но это было еще не все. С тележки инструктора, как заправский попрыгунчик, подпрыгнул ее водитель, уже с кинжалом в руках, и с криком: «Слава Герцогу!» — взвился в воздух, приготовившись вонзить свое оружие в Элли! То есть если и убивать, то любовь!

До этого момента Нэй и Элли падали. Удар был неожиданным и резким, их тележку подбросило и повернуло под углом, так что разумные стали заваливаться влево. А тут еще этот попрыгунчик…

Благо Элли была не в бальном платье, а в брючном, повседневном костюме, то есть зацепиться ей было не за что и не чем. Поэтому Нэй и вошел в «буриган», не боясь задеть ни Элли, ни ее платье.

То есть Нэй замедлил время.

Он тут же поменялся местами с Элли, оказавшись над ней, и теперь кинжал летел ему в грудь. Вложил в руки всю энергию и обрушил ее на готовящегося убить убийцу, а потом уже подхватил эльфу и, перевернувшись, вернул события в нормальное русло.

Упал, смягчив падение воздушной подушкой под спиной, и с очень злой на себя Элли в объятьях.

— Дура! Ведь чувствовала же!

При этом несостоявшийся убийца пролетел ярдов сто, не меньше, и упав, переломал себе все кости, Нэй на энергии не экономил.

Тут же набежали секретники — что да как?

Что как? Что как? Куда вообще все смотрели? Зачем вообще нужна секретная служба, если она не выполняет своих задач?

Перед Нэем и Элли извинились. И следующая тренировка проходила под неусыпным контролем человек двадцати секретников, при этом двое из которых водили еще тележки, надо сказать, очень умело.

Поэтому странный гость в будуаре и вызвал у Нэя некоторую озабоченность и очередные вопросы к секретникам. И хорошо, что это оказался не очередной заговорщик, а просто очень работящий слуга. Но с Бонифацием, через хм… Короля, нужно будет поговорить, чтобы он успокоил своих вассалов, а то так вскоре останется совсем без слуг. И с Секретной службой нужно поговорить. Не успели Гвардию распустить, а уже новые интриги кругом!

В будуар наконец заглянул помощник мажордома зала, молодой и очень верткий парнишка, с очень высоким воссиянием, низкородных здесь на службе не держали:

— Властительная, — поклон в сторону Элли. — Ваше Высочество, — поклон в сторону Нэя, — Ваша аудиенция!

В сторону все мысли глупые. Потом со всем разберемся, по ходу поступления проблем.

А сейчас нужно улыбаться.

И Нэй и Элли улыбались.

Взошли на самодвижущуюся повозку.

А голос мажордома, усиленный какой-то техномагической штучкой, уже объявлял Элли и Нэя.

Сначала эльфу:

— Властительная и Восхитительная Владычица Нордмундира Астра Дома Норвилион Хранительница Семи Рун — Эллионариэль Кина Мина Рина Орна Артана асто вис Нумис орви Кавис номи Ревис!

Нэй с некоторым удивлением посмотрел на любовь свою:

— Семь Рун? Нордмундир? Что это если не секрет?

— Секрет! — она улыбнулась. — Ты не спрашивал, я и не рассказывала!

Это камень в огород Нэя, что он многое знал, но не все?

Но, это-то ладно, а ведь себя-то услышал, ведь чуть не упал! Побратимство Побратимством, но зачем столько на его плечи взвалили?

— Его Пресветлое Высочество, Принц Слова, Герцог Норский, Граф Симур, Грандер Короны и Кавалер Ордена Неправильной Звезды — Нэй дер Вейн!

— А когда я Герцогом-то стал?

— В день Побратимства! — Элли усмехнулась.

— Что-то я не слышал этот титул во время Ритуала.

Они уже ехали на самодвижущейся повозке, улыбались, махали свободными руками. Было довольно удобно, оказывается, тележки для Аудиенции были чуть шире, но все равно, лучше было держаться за поручни. Они и держались.

Кстати, стоило уточнить, почему Нэй и Элли воссияли вместе, а не раздельно. Они ведь не муж и жена, как многие персоны на Аудиенции — хотя были и одиночные воссияния. Все дело оказалось в желании Элли. Она не хотела быть одна на воссиянии и Аудиенции, а так как Король пригласил на Аудиенцию и Нэя, то все решилось как бы само собой. Оба вместе на Аудиенцию. Хотя на самом деле это было нарушение кучи регламентов и правил, как людских, так и эльфийских — одно из которых заключалось в том, что человек и эльф не могли быть вместе на воссиянии на одной колеснице или повозке, если они, конечно, не муж и жена — уже забылось, когда такое было в последний раз. В общем, Нэй снова стал нарушителем правил, правда, теперь с полного согласия Короля.

А может, взять и пожениться?

О-о-о! Мечтать не вредно…

Когда проехали середину пути, Нэй улыбнулся и проговорил:

— Время пришло, Солнце мое! Освети этот Бал своим сиянием!

— Да, мой Господин! — и Элли сорвала с себя вуаль.

Вуаль сама по себе скрывала любую одежду, поэтому понять, что было надето на эльфе, было невозможно. Пока она не сорвала с себя вуаль — на самом деле если эльфийка надевала вуаль, то она ее никогда не снимала во время бала или присутствия в торжественном месте, так что Элли тоже в каком-то смысле нарушила правила.

Вот, кажется, не было ничего, а тут…

О! Какой возглас прокатился по всему Залу! Как гости ринулись к дорожке, по которой ехали Нэй и Элли. А какие глаза были у женщин. У всех женщин, независимо от расы! Эффект именно такой, на какой и рассчитывал Нэй.

Удивить всех!

Вот они и удивили! Всех!

Правда, Нэй немного отвлекся от созерцания людского удивления и восхищения, потому что, пусть Элли не обижается, его привлекало уже Королевское возвышение.

Это была площадка или все-таки небольшая площадь, возвышающаяся над основным полом на восемь ступенек. И на этом возвышении и находились все Восемь Королей, по правую руку от Короля Рошана. А вот на две ступеньки ниже, то есть на площади шестой ступеньки и по левую руку от Короля Рошана, расположились еще три тронных кресла, на которых восседали Трое Носителей Права Рошанского Королевства.

Артур-Гарет вис Лонгбард, Герцог Лемосийский — Первый Носитель Права. О нем Нэй слышал только хорошее, от своего брата Артура.

Тром-Урбан вис Лонгбард, Герцог Совойский — Второй Носитель Права. Как говорил Артур человек так себе, хотя и военный. Правда, что он подразумевал под «так себе», так и не сказал.

Ну и, конечно же, Отон-Норвик вис Лонгбард, Герцог Умбрельский — Третий Носитель Права. Теперь уже, после Ритуала Слова и Побратимства с Артуром, приемный отец Нэя.

Такие все немного напыщенные, высокомерные, но все-таки вполне живые. И все смотрели на прибывающих Нэя и Элли.

Но Нэй уже и на людей больше не смотрел. Трон был в его глазах.

Трон, на котором восседал Король Рошана Урбан IX.

Истинный Трон!

Сгоревший Трон!

Или просто…

Головешка.

И сразу кое-что вспомнилось.

1) Пильпика — «малышка» в переводе с древне-ангулемского)

========== 16. Трон ==========

Историческая справка:

Легенда о Троне.

Когда-то он был просто дубом.

Могучим, гигантским, великим и прекрасным.

Быть может когда-то, под сенью его кроны отдыхали Кара и Крас, путешествующие по Миру и совершающие свои благонравные, добрые и великие дела.

Поэтому дуб был еще и древним.

Очень древним.

Но в одну ночь все изменилось.

Молния — или множество молний — вырвали это величие из земли, разорвали корни, растерзали зеленую, густую крону и низвергли на землю.

Превратив этот роскошный Дуб просто в дерево, которое потеряло всё — и славу, и силу, и все свое великолепие жизни.

Впрочем, существовала еще одна легенда, в которой говорилось, что это именно люди обрушили этот могучий дуб в пику эльфам, после окончания Первой войны.

Две натиры, дюжина человек рубила его ствол топорами и днем, и ночью, ну, а молния просто довершила начатое людьми, расщепив его огромный ствол, почти уничтожив его жизнь.

Но жизнь Дуба на этом все же не закончилась.

Хроники скрыли от нас имя того короля — тогда было время, когда короли еще не писали историю, или просто человека, а имена простых людей и не вспомнить вообще, который предложил вырубить из поверженного ствола, из его уцелевшей сердцевины, что-то вроде трона. А может, просто могучий стул или огромное кресло.

Нет в хрониках и легендах записей, что был вырублен именно трон. Но осталась память, что на нем сидели именно короли.

В то далекое время дерево редко использовалось, или вообще не применялось, для мест вседержителей людской власти. В основном, это был камень, поэтому появление деревянного места для власти должно было быть замечено эльфами. Они ведь так берегли зеленую жизнь. Но, как-то так случилось, что этот стул, или все-таки уже трон, оставался местом власти долгие десятилетия.

И только хроники Второй войны рассказывали нам историю, что после уничтожения города Орли — столицы небольшого королевства Тумб, названия остались в истории только благодаря Трону, эльфы наконец изъяли и спрятали от людей деревянный Трон — уже можно писать с большой буквы — Трон.

Но прошли еще столетия, и мы, к удивлению, узнали, что Сигизмунд I восседал и правил именно на Деревянном Троне!

Ходила легенда, что он выкупил его у эльфов кровью своих дочерей. Жестокая, надо сказать, история, но мало относящаяся к самому Трону.

А после отца на этот Трон воссел его сын — Великий Сигизмунд II.

А еще время спустя началась Последняя война…

Война, принесшая смерть тысячам и тысячам людей.

Война, пролившая море крови.

Война, принесшая горе в каждую семью, в каждый дом, в каждое сердце, еще бьющееся, но уже потерявшее жизнь.

Потому что казалось, что жизнь людей закончена и ничто не сможет ее вернуть.

Долгих двенадцать лет история была свидетелем падения людской цивилизации.

Но снова один день все изменил.

У эльфов сменилась власть, и новый властитель пределов Запада и Востока — Лигурии и Ликсии — Астра дома Орвилион — Эркариос асто вис Арвис — дал разрешение людям наконец вернуться в разрушенные города, в которые им был запрещен вход целых двенадцать лет после поражения в Последней войне.

Так же был освобожден, и Сигизмунд II, проведший в плену у эльфов все эти двенадцать лет.

Он вместе с небольшим отрядом, во главе с сыном Родериком, вернулся в Рейком — столицу Наргарского королевства, которая была почти стерта с лица земли, а на месте королевского дворца зияло жуткое пепелище.

Но, как это не удивительно, деревянный Трон, на вид весь обугленный, черный как головешка, с растекшимся по спинке, как слезы или как мед, золотом, был обнаружен на этом пепелище.

Впрочем, дотронуться до него никто не решился, пока сам Сигизмунд II не поставил его как положено и не сел на него. Это его действие разогнало страх перед разрушениями и оживило людей.

На этом сгоревшем троне Сигизмунд II принял делегацию эльфов во главе с Эркариосом асто вис Арвисом, на нем вел переговоры, на нем и умер.

После его смерти Трон Сигизмунда, как в начале он был назван, был помещен в восстановленный Королевский дворец Наргарского Королевства, но ни один Король так на него и не сел.

До создания Великого Королевства Аркитар тремя братьями, не по крови, а по духу, Носителями права своих Королевств, когда наконец на престол образованного ими Великого Королевства не воссел Король от Трех — Маркитон IV.

Трон не чистили и не обрамляли по новой ни золотом, ни бархатом, ни драгоценными камнями. Он продолжал стоять черным как уголь, при этом проведи пальцем по его черноте — и на нем останется черная сажа.

Но!

Истинный Король, восседающий на нем, всегда оставался и остается чистым и не запятнанным! Никогда ни одного дремма сажи!

История гласила, что Узурпатор специально носил черные одежды при аудиенциях, потому что он всегда уносил с собой сажу, вставая с Трона, так как истинным Королем он так и не стал.

При этом история умалчивала, как принял Трон Королеву Альфину, так же считающуюся узурпатором власти. Или Трон ее принял, или все ее окружение не обмолвилось об этом и словом. Потому что нет сведений, что Альфина оставляла сажу на своих одеяниях.

Не совсем понятно, как Трон вообще оказался в Мир Рошанском после Безумной войны и Великого Катаклизма. Так как Аркитар — столица Великого Королевства Аркитар — был разрушен еще до Бельвеленской битвы и следы Трона должны были потеряться.

Но, как известно, по историческим хроникам, что Альфина принимала аудиенции, уже восседая на сгоревшем Троне, и подписала отречение тоже на нем.

Вполне возможно, Мир Рошанский был выбран для возвращения Трона — людьми или провидением — как вторая столица Аркитара, и ко всему прочему именно здесь происходил Выбор Предков. Но, именно здесь сгоревший Трон стал знаком и могуществом Королей Рошана.

Сгоревший Трон.

Головешка.

Трон Сигизмунда не прижился.

Как и Черный Трон.

Говорили, об этом есть свидетельства людей, оставшихся в живых после падения Аркитара — эльфы несколько дней пытались сжечь Трон дотла! Применяли все: и магию, и алхимию, и даже термитов, и казалось — каждый день, в течение шести дней, — что Трон вот все, сгорел! Но на следующий день он так же стоял на том же месте в прежнем виде.

Как Феникс из пепла.

А на седьмой день он пропал.

Ну, сначала подумалось, что наконец-то эльфам удалось уничтожить Трон, но оказалось, что это им только показалось.

Вот с этого времени его и назвали…

Сгоревший Трон.

Или Головешка.

Как дань тому, что жизнь не вечна, и она способна к разрушению.

И в то же время жизнь всегда пробьет себе дорогу и всегда будет сильнее смерти.

И как напоминание о том, что все, что упало, всегда может подняться.

Сгоревший Трон.

Головешка.

Своим огнем и золотом слез, сохранивший Силу, Веру и Величие Людей!

И в заключение история про истинность Королей, восседающих на Сгоревшем Троне.

На Головешке.

Конечно, наличие столь древнего артефакта, пусть и у самого Величественного из Королевств Ликсии Каракраса, всегда вызывала ревность у других Королей.

Поэтому еще в начале Новой Истории, Нового времени, все Восемь Королей Ликсии приняли решение, что Сгоревший Трон на веки вечные остается в Мир Рошанском, но при этом каждый из Королей имеет право воспринять его древнюю Силу и Власть.

Иначе говоря, был принят так называемый закон Восьми Глав, по числу Королевств, а проще говоря, создавался Совет Восьми, на котором Короли раз в определённое время — сейчас это полгода — собирались в Мир Рошанском для договоров и переговоров. При этом право возглавлять Совет передавалось по очереди. И каждый возглавивший Совет садился на Сгоревший Трон.

На Головешку.

Зал Восьми находился как раз за Большим Тронным Залом Золотого Королевского Дворца Мирминора, и это единственное место, куда переносился, на три дня Совета, Сгоревший Трон. Все остальное время он всегда стоял на своем месте в Тронном Зале.

Так вот эта история случилась лет двести назад, когда Рошанским Королевством правил дед нынешнего Короля Рошана Урбана IX — Урбан VIII.

Совет Восьми как обычно собрался для улаживания разногласий, заключения договоров или ведения переговоров по соли, единственному вопросу, который всегда стоял и стоит до сих пор в переговорах Восьми — суть его достаточно запутанная, но если коротко, то речь идет о постоянной борьбе соляных концессий Королевства Ривер с севера с соляными шахтами Королевства Солия на юге.

И в этот раз возглавить Совет пришла очередь как раз Королю Ривера — Симону IX, прадеду уже нынешнему королю Ривера Симона X.

Заседали долго.

Спорили, злились, ругались, смеялись, даже пели песни, ели и пили, не выходя из-за стола в течение нескольких часов.

А когда решили завершить разговоры и переговоры в этот день, то…

Надо сказать, что форма одежды по договору и принятому решению при создании Восьми Глав всегда обозначалась как белая, даже сапоги, лишь золотые гербы Королевств — цветы — придавали различия встречающимся Королям.

Белый цвет был выбран как цвет единства, света и чистоты мыслей и помыслов. И истины. Со временем к белому цвету добавилась желтая лента через правое плечо как знак Королевской власти.

Так вот, когда все встали со своих мест, то оказалось, что вся пятая точка Короля Ривера, да и спина, были измазаны в саже!

И Король Рошана Урбан VIII, никогда особо в выражениях не стеснявшийся, сказал прямо:

— Симон, демоны тебя побери! Что с твоим задом?

Хорошо, что на Совете Восьми у Королей не было оружия. Иначе…

Мы ведь знаем, что бывало с самозванцами.

Но драки не было, не пристало Королям драться, как простым мужикам, хотя все и обучались по традиции кулачному бою. Да, и Симон IX не стал ничего скрывать.

Точнее, и не Симон IX это был, а его брат-близнец — Артур. А Симон к любовнице решил заглянуть, совершенно забыв о том, что именно ему предстоит возглавить Совет и воссесть на Сгоревший Трон. Ну, а Артур не придал этому особого значения или вообще не знал об истинности Королей.

И хотя на следующий день в совете Восьми участвовал уже сам Симон IX, и он был истинным, и его белые одежды, после окончания Совета, остались чисты, как снег зимой в Ривере, с легкой руки Урбана VII, к нему прилипло прозвище — Чернозадый. Видимо, в назидание будущим Королям.

Что до обид, то никаких обид.

Во-первых, на обиженных воду возят.

А во-вторых, сначала дела, а уж потом развлечения.

И еще, вот теперь точно последнее.

Во всех Королевствах, со времен установки Головешки в Тронном Зале Рошанского Королевства, предпринимались попытки создать что-нибудь значимое, сравнимое с этим Великим Артефактом прошлого и современности.

Хоть раз кто-нибудь из Королей…

Король Солии Фредерик III сжег Королевский дворец! Историки заявляют, что это вышло случайно, но неофициально поджог был умышленным, именно для того, чтобы на пепелище…

Найти пепел трона Солии, и ничего более…

А вот Король Локии Ферт II в течение шести дней сжигал с помощью магии, алхимии и термитов Троны. Все шесть штук, в надежде, что один из них воспримет силу и превратится в…

И другие Короли действовали в том же духе и по тому же месту, в желании получить не копию, а именно…

Сгоревший Трон.

Но мы ведь знаем, что Сгоревший Трон единственный и неповторимый.

И эта история именно о нем и только о нем.

О Сгоревшем Троне.

Или просто…

О Головешке.

Мысли из головы.

========== 17. Бал начался! ==========

Самодвижущаяся повозка приблизилась к восьмиступенчатой королевской площади и, не доезжая десяти ярдов, завернула вправо. Все достойные Аудиенции двигались по дорожке прямо перед королём Рошана. Но, не доезжая, всегда поворачивали направо.

Потому что, по протоколу, следовало подняться сначала на площадь шестой ступеньки и обменяться приветствиями с Носителями Права. При этом, так как Носители Права и встречаемые были одной силы Крови, то сидящим следовало встать. Поэтому, видимо, Нэю и даровали Герцогский титул, чтобы уравнять в силе Крови с Носителями Права.

Не совсем понятно, откуда пошла эта традиция: начинать Аудиенцию именно с Носителей Права. Одни считали, что таким вот образом воздавалось должное будущему Королю из Трех Наследников, но не объясняли, почему так происходит. Другие объясняли этот момент тем, что в старые добрые времена рядом с Королем всегда сидели Наследники, и чтобы подойти к Властителю, сначала нужно было поприветствовать его Наследников.

Но, так или иначе, Нэй с Элли свято соблюли протокол и уже после приветствия Носителям Права поднялись на площадь восьмой ступеньки. Тут же как из-под земли появился не слуга, а офицер, полковник, с золотым подносом, на котором находились подарки Нэя и Элли Королю Рошана.

Тут уже Король сидел. Он просто принял приветствие как Элли, так и Нэя. Благосклонно и величественно подал руку, которую Элли просто пожала, а Нэй поцеловал, он не являлся вассалом Короля, но был его подданным, хоть и в шаге от короны на иерархической лестнице. Поэтому и поцелуй руки в некотором наклоне — вассал при этом преклонял колено перед своим сюзереном.

Затем показ подарков Королю — Элли подарила что-то эльфийское, какой-то артефакт, а Нэй, как только он мог, самый большой темник из своих запасов, что вызвало восхищение у Короля, — и возвращение их на поднос полковника, который тут же исчез.

Вот с этого момента начиналась сама Аудиенции, пара минут из пяти. Король что-то спрашивал, гости что-то отвечали. Этакая традиционная рутина из слов, но для многих очень показательная и многими желанная.

Но, если считать, что у Нэя было еще два разговора с Королем в предыдущие дни, то эта аудиенция была чисто игрой на публику, показывающая, каких высот достиг Нэй. Очень опасная игра, надо сказать. Например, Родерик Аудиенции не удостоился — непонятно, зачем она была ему, но, по слухам, ему очень хотелось — и еще с того обеда стал поглядывать на Нэя искоса. А какое у него лицо было на Побратимстве! Вот Артуру эта аудиенция была не к чему. Он и так знал свое место под солнцем, и Нэй чувствовал его одобрительный взгляд на своем затылке. Вот у него никакой ревности, это факт.

Минуты Аудиенции наконец прошли. Нэй даже не понял, как Король это узнал, но при этом поговорили очень мило. И по дальнейшему протоколу Нэй и Элли должны были поприветствовать всех семь оставшихся Королей. Но теперь уже и Нэй только пожимал протянутые ему руки Королей, так как не являлся их подданным.

Последнее пожатие, и вот спуск с площади. Слуга в золотой ливрее принял треуголку Нэя, теперь он в Зале, и головной убор будет просто мешать. Ко всему прочему, по протоколу он мог любого приветствовать просто касанием к треуголке и ни разу ее не снимать, а вот ниже рангом должен был именно снять головной убор и совершить определенный ритуал приветствия.

Поэтому головные уборы и убирались, чтобы как бы уравнять всех присутствующих. Что касалось женщин, то им роскошные шляпки носить разрешалось, но на самом деле многие женщины старались обзавестись какой-нибудь даже не очень дорогой диадемой, взятой напрокат, чтобы они заменяли шляпки, ну, или хотя бы золотые заколки в волосы, или парики как короны. В общем, шляпки в последнее время среди женщин стали не модны. В залах и на балах. На уличныхмероприятиях, например, на Рыцарских турнирах или Конных состязаниях, дамы старались блеснуть красотой шляпок на любой вкус, цвет и фасон. Вот там это приветствовалось и даже выбиралась Королева Шляпки!

Но Скачки Лока будут только через три дня, а сегодня Торжественный Бал в честь стадвадцатипятилетия Короля Рошана — Урбана IX.

*

07 ноября (оль) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Золотой Дворец Мирминора.

Торжественный Бал в честь сто двадцати пятилетия Владетеля Земли Рошанской и прочая, прочая, прочая — Его Пресветлого Королевского Величества Урбана IX.

Встречи, встречи, встречи.

После воссияния Нэя и Элли на Аудиенцию потянулись Великие Герцоги. Как известно, их было Пять, и они не вассалы и не подданные, можно сказать, почти независимые государи, но все же капельку зависимости от Королей имели, а от Рошана — тем более.

Здесь, конечно же, был старый знакомый Нэя, заядлый шашечник — Бенджамин Луку вис Охр ди Гартари — титул которого звучал очень громко — Двенадцатый Великий Герцог Норвудский, Принц Крови, Владетель Нимии, Граф Охр и прочая, прочая, прочая — Бенджамин Минкус Лукус асто вис Охр ди Гартари!

Нэй, конечно, оказался ближе к проезду Герцога, который будучи очень наблюдательным, конечно же, заметил Нэя, и они поприветствовали друг друга кивком.

Но самым последним из Герцогов появился…

Тоже знаковая встреча.

— Седьмой Великий Герцог, Принц Крови, Владетель Понтии, Граф Морн и прочая, прочая, прочая — Амброзио Форн Делакур асто вис Морн ди Лорки! — объявил мажордом. И: — Великая Герцогиня, Принцесса-Консорт, Владетельница Понтии, Графиня Дорхиз — Лайза Эрзея Мирна асто вис Дорхис ди Лорки!

Вот так встреча!

Как дал Нэй слово не следить за этой парой, так и держал. Поэтому их появление в таком качестве было для него некоторой неожиданностью. Не изучал он Великие Герцогства, поэтому и понятия не имел, кто такой на самом деле самый виртуозный мечник на его памяти — Брози ди Лорки.

Понаблюдать за проездом столь значимых персон собралось достаточно много гостей, но Нэю удалось пройти в первый ряд почти без усилий. Его как персону Королевской крови пропустили без какого-либо ворчания, поэтому он и видел и Герцога, и Герцогиню во всем великолепии.

И уже ярдов за десять до проезда он встретился с взглядом с Лайзой, у которой удивленно расширились глаза. Вот теперь она явно Нэя узнала. Даже обернулась, когда самодвижущаяся повозка проехала мимо, видимо, чтобы окончательно понять, что это не наваждение.

— Вот кто, значит, у него якорем стал!

Все, кто наблюдал за воссиянием-проездом Герцога, стали расходиться, поэтому услышать что-то рядом было довольно любопытно. Нэй повернулся на голос и увидел женщину в летах, но даже в этом возрасте обладающей притягательной красотой.

— Якорь? — переспросил Нэй.

Женщина улыбнулась, сделала реверанс.

— Арина ди Корде, Ваше Высочество! — представилась она и продолжила: — Когда-то Брози нагадали, что он остепенится лишь тогда, когда повстречает единственную и неповторимую, которая станет ему якорем — обуздает его нрав и глупости, и только она родит ему детей! — как-то грустно вздохнула: — Но я не смогла стать этим якорем. Не смогла родить ему ребенка.

— Вы неплохо осведомлены о его личной жизни, — Нэй улыбнулся, но надеялся, что это не Его очередные штучки.

— Я прожила с ним рядом шесть лет, а потом мы расстались.

Она, может, еще что-нибудь рассказала, видимо, потянуло на откровенность, такое бывает, но тут где-то за спиной Нэя послышалось чуть ли не душераздирающее, но все-таки скорее радостное:

— Нэй дер Вейн!

Брови Нэя дернулись от удивления, но не потому, что он не думал встретить тут этого человека, эту женщину, а из-за того, как она его приветствовала.

Он повернулся и увидел бежавшую к нему на всех парах, приподняв подол своего роскошного платья…

Алисию ди Фурк, в замужестве Графиню ди Хорн!

Нэй хлопнул ладонью позади себя, создавая невидимую воздушную стену, и вовремя, так как Алисия, никого особо не стесняясь, не просто подбежала, а подбежала и повисла на шее Нэя — не будь стены, упал бы точно. Без поцелуя, но все равно как-то уж очень интимно.

— Я так рада тебя видеть! — у нее всегда был звонкий голос, который нарушал все законы Межевого Вала и Королевского леса. Вот она никогда не терялась, так как ее голос был слышен всегда и везде.

— Я тоже рад тебя видеть.

Она наконец встала на ноги, взяла Нэя за руку и потянула за собой:

— Пойдем! Я познакомлю тебя со своим мужем! Он очень хороший человек!

Нэй в этом не сомневался. Она тянула Нэя, и все перед ними кланялись и улыбались. Даже не заглядывая им в душу, можно было понять, о чем они думают, ну некоторые, не большинство. Стало смешно и весело — уже у Нэя на душе.

Наконец, она дотянула его до группы офицеров. Кстати, офицеры — единственные приглашенные, кому было разрешено нарушить дресс-код, так как они все были облачены в парадные военные мундиры.

Группа стояла из шести офицеров, таких же высоких, статных, с выправкой не одного года службы. Пять полковников и один генерал-майор, и все с бокалами вина — столики с напитками и фруктами были расставлены по всему Большому Залу. При виде Нэя все выпрямились, собрались, но бокалы явно звучали диссонансом и вызвали у Нэя улыбку, а у офицеров небольшой дискомфорт. Но не парад ведь, можно и расслабиться.

Генерал-майором, в черной с золотом форме Ордена Меченосцев, и с пенсне на левом глазу, оказался Лим фон Штурф. Пожимая руки, оба немного задержали рукопожатие, видимо, вспоминая давно минувшую, но такую недавнюю встречу. Оба друг друга узнали. Но это было еще не все.

Двое офицеров, Номир маркиз ди Фукуа, и Симор маркиз ди Кун, в малиновых камзолах — пехотные войска. Один — Артрик маркиз ди Арон, в коричневой с золотом — кавалерия. Четвертый в сером с золотом, Нэй даже переспросил имя полковника, и тот, огромный, выше даже своих товарищей, а Нэя на все три головы, пробасил, повторив:

— Полковник Внутреннего Конвоя Фаргон ре Коста!

Пожали руки.

Нэй усмехнулся про себя, как порой тесен мир. Слишком тесен.

Ну, и пятый в зеленом камзоле, с золотом и серебряными аксельбантами пограничные войска — не Граничный Патруль, а именно пограничные войска, части которых расположены на Бамбатуре, на границе колоний и земель орков, а серебряные аксельбанты у тех, кто участвовал в боевых действиях. И как Алисия его отпускала на фронт?

— Максимилиан Горис Граф ди Хорн, Ваше Высочество!

Нэй всем улыбнулся, спросил, как полагается, о службе. Выслушал заверения, что служба достойна и все офицеры готовы жизнь положить за Королей и Великую Ликсию. Нэй сдержался, чтобы не сморщиться — он перестал любить смерть как таковую, а убивать тем более — это как раз после прицела снайпера. Но это не трусость, просто переосмысление жизни. Конечно же, принял приглашения Ди Хорна, к вящему удовольствию жены, посетить их домен, но, к сожалению, в ближайшее время это было невозможно, что немного расстроило Алисию.

И теперь уже Нэй прервал беседу, увидев еще одного знакомого. Откланялся офицерам, пожал всем руки, поцеловал ручку Алисии и быстро зашагал в сторону знакомого.

Но снова был остановлен.

Проходя мимо группы женщин, совершенно неожиданно услышал:

— Нэй!

Лайза!

Нэй повернулся, улыбнулся подошедшей к нему женщине, поцеловал ее руку и чуть задержал ее в своей руке; ее кожа будоражила воспоминания, и хорошо, что рядом не было Элли, она отлучилась к своим эльфам, иначе можно было получить ревнивую эльфу, хотя та ревностью и не страдала. Но Нэю очень хотелось вспомнить, но и забыть.

— Ваше Высочество! — проговорил он.

— Ты тоже изменился, — она не стремилась вырвать руку из его руки, видимо, тоже вспоминая.

— Время летит, наши годы как птицы летят, и некогда нам оглянуться назад, — он улыбнулся, наконец выпустив ее руку.

Но сделал это не потому, что воспоминания закончились, а скорее из-за того, что заметил приближающегося к ним Амброзио ди Лорки с двумя бокалами игристого вина.

— Вот ты где, солнце мое! — и тот протянул ей бокал.

Но Нэй довольно ловко перехватил этот бокал, забрав себе, что вызвало у Герцога очень даже жесткое удивление. Были бы катаны в руках, разрубил бы наглеца пополам, это точно. Но Нэй очень быстро развеял его удивление:

— Ваша жена беременна, Ваше Высочество, и поэтому, я думаю, алкоголь ей сейчас уже противопоказан, — и сделал глоток. — У меня дар, я это вижу, — и как-то виновато пожал плечами.

И оставив и Герцога, и его жену в некотором недоумении, повернулся и снова двинулся за тем, кого собирался догнать. И хоть его уже не было видно, но Нэй знал, куда тот человек свернул.

Но снова его движение прервала встреча. Точнее, очередное и последнее воссияние Аудиенции:

— Владетель Запада, Земель Лигурии и Ормии, Пресветлый и Вседержащий Астра Дома Орвилион, Владыка Нордмундира Хранитель Семи рун — Эркариос Номус Орвус Симус асто вис Арвис орви Лавис номи Ревис!

М-да! Нэй порядком чего-то не знал. И если вспомнить провозглашение воссияния всех прибывших Астр Странных Эльфов, то они тоже являлись хранителями Семи рун. И владыками этого таинственного Нордмундира! Хотя э… все-таки не все — двоюродный брат Элли, Каралиос, только Владыка Нордмундира, а вот Хранителем Семи рун из Дома Норвилион провозгласили только Элли. Что за руны такие и владычество? Но хранителей всего четыре, если считать прибывших на Торжество Дома эльфов, а где еще три? Может, руны как кольца всевластия? Во куда занесло-то. Хм… Однозначно нужно у Элли будет спросить. И Нордмундир — это их центр власти, что ли? И где он стоит? И стоит ли вообще? А единое окончание имён? Это их основатель? А как же Кара и Крас? М-да, сколько вопросов!

Но пока Нэй стоял рядом с дорожкой, по которой должна была проехать самодвижущаяся повозка, точнее, целых три повозки свиты Эркариоса — Властителя Запада, так как переходить эту дорожку, пока гость не проехал мимо, было запрещено.

И он наконец увидел Эркариоса, о котором много слышал.

Это был величественный эльф, с зелеными с золотом волосами. Не блондинистыми, а именно золотыми заплетенными косами. Может, и в самом деле золото. А может, и волосы такие. Они же радужные!

Одеяние на нем было свободное, похожее на тогу, белого, очень яркого цвета, но при этом был воротник, который обрамлял затылок и поднимался над головой какими-то странными рогатыми, но очень красивыми структурами. И, конечно же, корона на голове, но не золотая, а странно-черная с зеленью, сплетенная из растений, как лавровый венок, но при этом не сомневаешься, что это самая настоящая Корона Власти!

Рядом с ним ехала его жена, по информации —Латаниель, с копной совершенно непослушных рыжих волос! Рыжая эльфа — это что-то, конечно!

И две самодвижущихся повозки за главной. В одной явно сын Эркариоса — Эрикаринис, с синими волосами и жутко надменным взглядом. Причем он ехал один. И в последней двое людей! Как знал Нэй, это были Балдуин II, Король Дарийского Королевства, и его жена Эжен. Большая честь, надо сказать, для Короля Запада.

Когда повозка с Эркариосом проезжала мимо, Нэй даже не понял, что его подтолкнуло на это, но когда их взгляды, Нэя и Эркариоса, встретились, он приложил ладонь к виску и, отдернув, как бы поприветствовал самого могущественного эльфа Запада и Лигурии! Но самое любопытное то, что Эркариос усмехнулся на этот довольно наглый знак внимания, и… И кивнул головой, принимая его. А вот Эрикоринис, видевший это, явно был не в восторге. Но времена уже были не те, чтобы хватать и рубить.

И наконец, когда эльфы проехали, Нэй снова двинулся к своей цели.

И теперь его уже никто не останавливал.

Большой Торжественный Зал был точно позиционирован — Трон на севере, Торжественный вход в Зал на юге. На востоке от Большого Зала как раз и было расположено большинство комнат, бывших конюшен; пройдя их, можно было выйти в Малый Сад.

А вот на западе располагался Большой Сад с многочисленными беседками, домиками, где можно было вполне себе уединиться. Но прежде гость попадал на большой балкон, с которого можно было увидеть всю панораму Тропического Сада, и уже потом спуститься с него. И на этом балконе так же было множество небольших балкончиков и столиков, где так же можно было расположиться для беседы.

И вот как раз возле перил одного из таких балкончиков Нэй и заметил человека, появление которого здесь на Балу он предвидел, но не думал, что встретится с ним так быстро. Видимо, так сложились обстоятельства. Но это было даже хорошо.

Увидеть и поговорить. Просто поговорить. Так как прошлое уже далеко. Очень далеко.

Он подошел все с тем же с бокалом игристого, постоял немного за спиной, и когда понял, что человек, стоявший у перил, ощутил его присутствие, проговорил:

— Ну, здравствуй, старый… друг!

Человек вздрогнул, напрягся и проговорил немного скованно:

— Надеюсь, я сейчас могу обернуться?

— Можешь, я вполне себе живой.

И Сатр Леко обернулся.

Да, жизнь его потрепала, появилось больше морщин, он постарел, но в глазах оказалось больше спокойствия, чем раньше, и они не были жестоко пронзительными. Просто пронзительными, без забирания в душу. Меньше стало в нем и злости, и ненависти к миру. Ну, женился человек, остепенился, детей воспитывал. Такая жизнь многих меняла или просто заставляла надеть маску.

Но Сатр Леко именно изменился, без всяких масок. Если верить Файнсу. Да и своим впечатлениям Нэй тоже верил.

Сатр повернулся и увидел протянутую Нэем руку. Недолго колебался, протянул свою. И они крепко пожали руки и чуть задержали рукопожатие. Нэй задержал.

— Ну, надеюсь, драться не будем, потому что я первым тебя нашел! — он улыбнулся и наконец отпустил руку Сатра.

— Честно говоря, я не стремился тебя искать, а тем более драться. Время изменилось, и мы изменились вместе с ним.

— Смотрю, ты в графья выбился, — ну, немножко стоило поддеть человека, почему бы и нет.

Но Сатр в долгу не остался:

— А ты в Принцы, даже не представляю, каким образом.

— Через постель! — с усмешкой ответил Нэй.

Сатр мотнул головой, соображая, серьезно или нет ответил Нэй, и наконец рассмеялся. Он прекрасно знал Нэя, как многих людей, с кем сталкивался. Ну, или считал, что знает.

— Да! — Нэй дернул левым рукавом своего камзола, и как фокусник выудил из его манжета свернутый пакет. Хорошо, что послание Файнса было не таким толстым, поэтому уместилось в потайном кармане на рукаве, без внешних изменений.

Выудил и протянул Сатру:

— Это послание для тебя от Файнса.

— От Файнса? — Сатр искренне удивился.

— Мы с ним были… очень дружны.

— Не знал, — Сатр очень нежно принял пакет.

— Не бойся, не читал, нет привычки читать чужие письма, если меня об этом не просят.

— А где он?

— Погиб, защищая мою дурную голову. Удивительно цельным и смелым человеком оказался. Достойным, чтобы помнили.

— Да, он был единственным, кого я… любил… — вздохнул Сатр.

— И еще, — Нэй посерьезнел: — Я собираюсь на Запад в Лигурию, возможно ли присоединиться к обозу Болдуина II?

— Я спрошу у Короля, но вряд ли он согласится.

Нэй усмехнулся:

— Ну, мне, он, конечно, может, и откажет, но вряд ли он откажет ей! — проговорил и указал на идущую в их сторону Элли.

Как она сияла и сверкала!

— Вот ты где! Я тебя совсем потеряла! — проговорила она и взяла Нэя под локоть. — Представишь меня своему другу?

Нэй улыбнулся:

— Сатр Леко Граф Орст — это Элли Нум. Элли Нум — это Сатр Леко Граф Орст, мой старый, очень старый… друг.

— Сатр Леко? — взгляд ее сделался жестким. Но руку свою для поцелуя Элли протянула.

Сатр Леко поцеловал, выпрямился:

— Разрешите, я вас покину, господа! Властительная, — поклон в ее сторону: — Ваше Высочество! — поклон в сторону Нэя и очень быстрый шаг в сторону.

— И ты так просто с ним разговаривал? — Элли удивленно уставилась на Нэя.

— Я не скажу, что он перестал быть опасен, но нам обоим смерти друг друга в данный момент не нужны, поэтому мы и беседовали мирно.

— С фигами в кармане?

Нэй рассмеялся:

— Нет, Солнце мое, никаких глупостей за пазухой. Хотя я кое-что ему и приготовил, — и загадочно улыбнулся.

Прозвучали фанфары, означающие окончание Аудиенции и начало основного действа — Бала!

— Пойдем! Пойдем! — от серьезности Элли не осталось и следа. Она схватила Нэя за руку и потянула в Зал.

Ну, танцы так танцы.

Когда вбежали в зал, то Нэй увидел удивительное зрелище. Все столики с яствами неожиданно принялись опускаться в пол. А через какие-то минуты отверстия, в которых исчезли столы, снова открылись, и в Зал на этих лифтах поднялись молодые пары — курсанты военных училищ, в разноцветных и сверкающих мундирах, в паре с милыми и очень красивыми девушками в белых, сияющих платьях.

Они очень ловко и быстро соскочили со своих круглых подъемников и в едином порыве побежали в центр зала, причем так синхронно, что все две сотни пар собрались в центре почти одновременно.

Собрались, замерли.

И…

Зазвучал вальс!

Вальс Цветов!

Хотя к справедливости стоило сказать, что здесь он назывался Розовый вальс, а сам балет — «Эльфийская сказка». Но, при этом все, или почти все, было…

Всё-таки, как Нэй уже размышлял, «многия» знания только усложняли жизнь. И, конечно, Великого Константа Шартуса, открывшего вальс и балет миру Каракраса, пару веков назад можно было бы назвать большим мошенником. Но, это если знать его настоящую историю жизни — Нэй знал, поэтому и «многия» знания. Для всех остальных, знавших только его официальную биографию, Констант Шартус — Великий Композитор этого Мира. И вальсы считались его созданием.

А «Эльфийская сказка» — шедевром на века!

Поэтому не будем о грустном.

А просто слушаем вальс Цветов!

Когда вальс зазвучал в исполнении живого оркестра, так же появившегося из-под земли, молодые пары рассыпались и стали кружить, все увеличивая и увеличивая пространство. Отодвигая гостей и освобождая место для танцев.

А где-то на середине вальса эти пары вдруг растворились среди гостей, наконец освободив пространство.

Но вальс в пустоте звучал секунд пять, не больше…

Элли выдернула Нэя, и они, выбежав в центр этого танцевального пространства, стали первой парой, которая закружилась в ритме великого вальса.

А за ними потянулись и остальные.

Не менее сверкающие и великолепные. Удивительные и счастливые.

Красивые и величественные.

Всех закружил вальс.

Так пусть же порезвятся демоны наших сердец в этом прекрасном вихре жизни и счастья…

А враги?

Враги пусть подождут.

Почему?

Потому что…

Бал начался!

*

— Какого! — Нэй даже застыл от удивления. Второй раз за одно мгновение. Сначала-то он подумал, что вдруг Учитель вернулся в церковь Риддархольмена. Но оказалось…

Оказалось, что это не Учитель!

Это — Арфо Кут, собственной персоной! Со своим цветастым беретиком! Даже более ярким, чем в реале, как будто очень важная деталь одежды Арфо Кута.

Какого демона он тут делал? И, что он вообще тут делал?

— Какого демона ты тут делаешь?

— Нэй? Нэй Вейн? — Арфо Кут был не меньше удивлен.

Нэй мотнул головой, резко подошёл к дверям, в которые только что вошел, резко открыл их и указал руками на выход:

— Вон пошел!

— Нэй, выслушай меня!

— Пошел вон! — еще с большим нажимом произнес Нэй.

— Нэй если я выйду, я погибну! Погибну окончательно! Потому что у меня нет существования вне этой церкви. Я уже пытался выйти, там для меня пустота! Ничто!

— Ну, и прекрасно! Сдохнешь окончательно, и одним негодяем на свете будет меньше! — указал Нэй на открытую дверь: — Попрошу на выход!

— Нэй! Выслушай меня! Я понимаю, что ты винишь меня в смерти Файнса, — Арфо Кут уже кричал, потому что пара гигантских орчей, появившихся из ниоткуда, подхватили его под белы ручки и потащили к выходу. — Но… Но, я знаю кто Убийца — Две фифы! — уже у самой двери выкрикнул Арфо Кут.

У Нэй даже глаза на лоб полезли. Ну, все можно было предположить, но вот такое.

— Очень интересно, — Нэй хмыкнул. Махнул рукой, и орчи исчезли, как и появились, и Арфо Кут с трех ярдов высоты упал на пол, на пятую точку. — Считай, ты меня заинтересовал.

А Арфо Кут, кряхтя, принялся вставать. Казалось бы, оба находились в некоем пространстве, где тело как таковое не существовало, но при этом все ощущения, как в реальной жизни, что Арфо Кут и продемонстрировал своим ворчанием:

— Вроде бы и нет меня, мертв я, и тело мое и не мое, и все, что вокруг, не существует в реальности, а спина как болела, так и продолжает болеть, даже здесь, в Локрусе, — проговорил он и очень аккуратно сел на молитвенную скамейку и с облегчением оперся спиной на ее спинку.

— Наш конфликт в Королевском лесу? — Нэй прошел чуть вперед и сел на лавку впереди, но поняв, что положение вполоборота не совсем удобное для беседы, снова щелкнул пальцами — и вот они уже сидели за столиком, а лавки — они никогда не исчезали — немного отодвинуты в разные стороны.

— Нет. Это буйная молодость. Потянул в одной переделке, упал неудачно. С тех пор и болит…

— А как же любовь? — Нэй хмыкнул.

А Арфо усмехнулся, поняв намек:

— Ну, как говорится — любви все возрасты покорны. Есть несколько зелий, которые творят чудеса, но мне с Бугом и без них было хорошо.

— Но, при этом ты его убил без всякого сожаления.

Арфо как-то виновато пожал плечами:

— В тот момент я посчитал, что он обременителен для моего плана, ну и заодно в плане давления на тебя, чтобы легче договариваться было. Но, если честно, сам не знаю, что на меня нашло.

— Вот только оправдываться не нужно, да! — Нэй махнул рукой, и на столе появилась бутылка «Кока-Колы», просто минералка, какой-то сок в пакете и даже просто вода в бутылке. Указал на напитки, выбирай, мол.

Арфо Кут хмыкнул. Сначала посмотрел на колу, потом на сок и наконец выбрал просто воду. Скрутил пробку и налил в стакан, в один из появившихся на столе. Нэй же налил себе колу.

Арфо сделал глоток, еще один:

— Странно как-то все воспринимается. И вода водой кажется, что вообще непостижимо, — поставил стакан. — Я не оправдываюсь. Просто и в самом деле не понимаю, что произошло, все могу понять и ничего вообще не понимаю.

— Ну да. Ну да, — Нэй усмехнулся. — Но как говорится, вернемся к нашим баранам. Ты говорил об Убийце — Две фифы. Ты сказал, что знаешь, кто этот маньяк.

— Так все, просто, — Арфо помолчал. — Это… ты…

Нэй нервно хихикнул:

— С чего ты взял?

— Я это… просто был на месте первого преступления.

— Был… на месте, — Нэй хмыкнул, вот так и рождаются легенды. Но что-то говорить против он пока не собирался. — И что ты видел?

— Это было лет пять назад, — Нэй утвердительно качнул головой, помню, мол, такое время. — Заглянул я в одну лавку к гномам, а потом по подворотням двинулся. А тут слышу крик, ну, я человек не робкого десятка, заглянул, смотрю, в полутьме кто-то лежит. Как потом оказалось девчонка-проститутка, а над ней какой-то тип в капюшоне, что-то там над лицом сотворил и исчез, я даже не понял, куда исчез. Так быстро он исчез. Ну я и подошел, смотрю, у девчонки на глазах две фифы положены. Хорошо, что я не очень жадный, поэтому брать не стал и, видимо, правильно сделал. Потому что потом такое слышал, что, кажется, впервые в жизни перекрестился, что руку мою бог отворотил от этих денег.

— И почему ты думаешь, что это был я?

— Я лицо видел! Твое лицо! Вот как тебя сейчас, вот тогда и лицо твое видел!

Нэй наклонился над столом, приблизившись к Арфо, который тоже наклонился, и очень тихо проговорил:

— Но если это так, друг мой, то какого черта ты устроил светопреставление в Королевском лесу? Когда можно было спокойно по выходу из него договориться, пошантажировать, прижать к стенке? Не скажу, что я бы был рад такому нажиму, но мы бы вполне спокойно разошлись бы, без всяких смертоубийств!

— Я же говорю, сам не знаю, что на меня нашло…

— Мне бы тебя на фиг выгнать отсюда, но я ведь знаю, что ты никуда не исчезнешь и не погибнешь. Конечно, по моему городу тебе не походить, но и Локрус для тебя — не смертельная область. Ты же мертв, а стражи Локруса мертвых вообще не трогают, они их видят, но мертвые им безразличны…

— Все-то ты знаешь, — тоже тихо проговорил Арфо Кут и улыбнулся.

— Чего ты хочешь?

— Вот это уже деловой разговор. Во-первых…

— Морожена, — с улыбкой перебил Нэй.

Но, Арфо Кут тоже улыбнулся, положительно качнул головой:

— От мороженого я бы не отказался точно. Во-вторых… — и остановился в ожидании того, что скажет Нэй. Но, тот промолчал, и Арфо продолжил уже свою мысль: — Я хочу вернуть себе тело, — сказал именно «себе», а не «свое».

— Как ты это себе представляешь? Я не некромант. В Некрон, что ли, тащиться?

— Зачем Некрон. Я сам не очень люблю этих снобов. В Седьмой Башне, говорят, существует база восстановления Одарков.

— Седьмая Башня уничтожена Великим Катаклизмом.

— Верхние уровни. Но нижние сохранились, там база и находится. Ну, по слухам, точно не уверен.

— Ты не проверял, что ли? Столько времени питался слухами, но так и не проверил?

— Я пытался, но так и не смог проникнуть на нижние уровни.

— А зачем тебе вообще была нужна Седьмая Башня? И энергия?

— Ну, там много чего есть. По слухам… Честно говоря, я хотел пройти принудительную инициацию. Устал сидеть на Первом Круге магии. Да и омолодиться не мешало бы тоже, — мечтательно улыбнулся Арфо.

— Но влез в драку и почти все потерял.

— Я же тебе говорю, нашло что-то…

— На нас на всех что-то нашло в тот момент. Там рядом гнездо гирахнидов оказалось.

Арфо понимающе хмыкнул, он знал о неприятностях при встрече с гирахнидами.

— А как ты вообще сюда-то попал?

Арфо пожал плечами:

— Не знаю, очнулся уже в этом месте. Попытался выйти, а не могу! Может, и есть тропинка какая-нибудь, но как я понимаю, без твоего разрешения я отсюда не уйду.

— А хочешь уйти?

— Нет. Мне и здесь хорошо. Но в Седьмой Башне я бы не отказался от свежего воздуха.

— Хорошо. Будет тебе Седьмая Башня, но не сейчас, дела у меня в реале. Когда их завершу, то направлюсь в Башню, самому интересно посмотреть, что там да как. Только надеюсь, когда обретешь тело, не станешь на каждом углу кричать об Убийце — Две фифы. Просто тогда мне придется тебя убить уже по-настоящему, — Нэй жестко улыбнулся.

— Считай, мы заключили договор, — Арфо Кут тоже улыбнулся.

— Тогда располагайся, отдыхай, — Нэй усмехнулся. Встал. — Если что понадобится, то же мороженое, например, то попроси — получишь. Все что хочешь, но в пределах разумного. Особо не наглей. И еще, — он заговорщицки улыбнулся. — Чтобы тебе не скучно было, — Нэй пальцем щелкнул и в воздухе как сплелся… Буг Дарби!

Тот огляделся, когда ожил, увидел Арфо:

— Ты! — и чуть ли не с кулаками. Но как-то резко остановился. Заозирался. — А где это я?

Нэй «виновато» пожал плечами на вопросительно-возмущенный взгляд Арфо Кута.

— Ну, поболтайте, а я пошёл, — и уже у самых дверей оглянулся. — Если захочешь еще поговорить, зови — услышу, — и рукой так на прощание. — Чао-какао!

И вышел.

Закрыл дверь и вытер несуществующий пот.

Очень любопытная ситуация. Такой милый, добрый шантажик, вот только…

Как-то оба быстро согласились с условиями договора. Конечно, можно было Арфо Кута за все хорошее к стенке прижать и превратить в «гоголь-моголь» и окончательно уничтожить. Но любопытство Нэя взяло вверх над рассудительностью.

Что касается Нэя…

А что Нэй? Нэй ничего. Рассказать Арфо Кут все равно ничего не сможет. А там… А там видно будет, что делать.

И да. Какая-то мысль засела в голове и покоя не давала. И нужно… обязательно нужно… Орден Ката и Бата посетить. Зачем? Вот даже сам Нэй не знал зачем. Но нужно обязательно!

Но самое неприятное не в этом.

Неприятность в том, что братом Элли тут и близко не пахло. А это плохо. Неприятно. Открыться Элли будет нужно обязательно. И как она отреагирует, неизвестно. У них союз как бы в поиске ее брата. А его не было. Хотя, кажется, истина где-то рядом.

Да, кстати, а что он тут делает-то?

А, ну да, о тафгурах инфу ищет.

Ну, что пошли искать.

Что-то он опять куда-то не туда завернул.