Мать сказала, что завтра возьмёт меня на завод [Оксана Юрьевна Васякина] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (7) »
Мать сказала, что завтра возьмёт меня на завод
1
Мать сказала, что завтра она возьмет меня с собой на завод. Следующая смена приходилась на воскресенье, и оставить меня было не с кем. Отец вечно торчал в гараже с мужиками, а вечером шел в пивбар. Материна сестра наотрез отказалась за мной следить. Бабушка лежала с давлением. Чаще всего на субботу и воскресенья мать менялась с тетей Верой из параллельной бригады, у тети Веры был уже взрослый сын, и ей, наоборот, было удобно работать по выходным. Глаза бы не видели этого чертяку, говорила тетя Вера по телефону, когда мама звонила ей от соседки баб Маши. Своего телефона у нас пока не было. Мама встала в очередь на установку пару лет назад, а баб Маша, как труженица тыла, первая получила телефон. Дверь в ее квартиру всегда была приоткрыта. Весь подъезд ходил к ней звонить: участковому врачу, в собес и сменщицам. За это весь подъезд помогал баб Маше ухаживать за ее парализованным сыном дядь Витей. Дядь Витя даже в лежачем состоянии умудрялся курить. Мама тайком носила ему папиросы, а баб Маше помогала переворачивать дядь Витю, когда та его мыла. Дядь Витя не всегда был таким, парализовало его потому, что он по пьянке подрался с мужиками, те ему все поотбивали и забросили в сугроб. Нашли его под утро с отмороженными ногами и раздробленным позвоночником. Странно, сказала мама, что он вообще остался жив. Морозы тогда стояли под сорок, он так почти всю ночь пролежал в снегу. Мама помнила дядь Витю еще ходячим. Дядь Витя пил всегда, и его судьба никого не удивляла, не удивляло никого и то, что баб Маша очень быстро смирилась с тем, что он лежачий, и начала ему потакать. Мама сказала, что это она его загубила. Врачиха на участке все спрашивала у нее про дядь Витю и, услышав, что он лежит, со вздохом говорила, что баб Маша его разбаловала. Дядь Витя не делал никаких упражнений для восстановления ног и только лежал, смотрел телевизор, курил и гонял баб Машу. Он полежал, полежал и умер. Я из-за угла дома подсматривала за тем, как всем двором его провожали. В пышном убранстве из пластиковых цветов он лежал серый и скомканный, как пакля. Потом его медленно везли на кладбище, а в след бросали темные пихтовые лапы. После его смерти все выдохнули, и мама сказала, что баб Маша теперь заживет. Баб Маша и правда приободрилась, она теперь заботилась о соседях. Меня угощала несъедобными каменными пирогами со сладкой морковкой, а матери дарила тюбики рыжей помады. Мать вежливо принимала подарки и ставила их за зеркальную створку трельяжа. Помады были старые, от них пахло заскорузлым жиром, а оранжевые и малиновые скосы были неровными и сохранили на себе царапинки и отпечатки кожи молодых баб Машиных губ. В этот раз тетя Вера не взяла трубку, взял ее сын и ответил матери, что теть Вера даже говорить не может из-за ангины. И мама решила взять меня с собой на завод. Она с вечера наказала мне вести себя хорошо и вежливо говорить со всеми женщинами из ее бригады. Также мать предупредила, что вставать придется рано, собираться быстро, поэтому мне нужно было приготовить все, что понадобится на заводе, с вечера, чтобы завтра не опоздать на автобус. Она выгладила мне сиреневый байковый костюм и перебрала все мои колготки, выбрав самые незатасканные. Пока мать перебирала колготки, она обнаружила, что красные, синие и коричневые прохудились на коленках и больших пальцах. Тут же она отложила их, чтобы после сборов зашить все дырки. С батареи мать сняла толстые собачьи рейтузы и поругала, что, придя с улицы, я не ободрала с них налипшие комки снега, теперь они превратились в серые замусоленные ледышки, и с них капало под батарею. Мать почистила рейтузы ото льда и катышков и вернула их на батарею, сказав, что на колготки завтра нужно будет надеть именно их. На заводе я рейтузы должна была снять и надеть сиреневую юбку. Мои розовые дутики мама осмотрела тоже, они в целом выглядели опрятно, их нужно было хорошенько просушить перед поездкой на завод. А на сменку в большой полиэтиленовый пакет с алыми розами она положила китайские слипоны, купленные на лето. Туфли остались в подготовительной группе, слипоны мать достала с верхнего яруса стенки. Там она прятала все, что было на потом — конфетные подарки под елку, новую обувь и пучок капроновых следочков, чтобы носить летом под туфли. От слипонов пахло ядовитым клеем, и на стельке стоял размерный штамп 32, хотя размер моей ноги был 29. Маломерки, сказала мама, разувая меня в фанерном закуточке на рынке. Она поставила на картонку китайский тапочек и велела мерить сразу на шерстяной носок, чтобы получилось на вырост. Дешевая белая резина задубела на морозе, и мне было страшно лишний раз ее побеспокоить. Я померила левую ногу, потом, когда подошел левый тапочек, продавщица поднесла нам правый. Из второго тапка мама вытащила измятую резко пахнущую бумагу и велела померить правый. В шубе мерить было неудобно, и мама разрешила в тот день надеть на рынок розовый пуховик с- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (7) »
Последние комментарии
18 часов 23 минут назад
23 часов 27 минут назад
1 день 7 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад
2 дней 21 часов назад