Истинное зло (ЛП) [Oceanbreeze7] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
========== Carpe diem ==========
Есть те, кто содрали бы кожу со своих боков, дабы пресмыкаться у ног божественного. Есть те, кто отбросили бы свой бренный сосуд, дабы склониться перед морозником* и бормотать стихи и слова треснувшими голосами. Приторные благовония, капающий воск шипит, прижигая раны, обжигает снова и… снова. Есть те, кто отрубили бы конечности, что удерживают их на бренной земле, и позволили бы своему духу возвыситься в объятия небесного хора, оставив после себя изуродованную плоть, срезанную их же собственными руками.
Тогда накажу Я их грех розгой, и их беззаконие — поркой; Псалом 89:32
Есть те, кто, поклоняясь, видели, как долг внушают другим. Есть те, кто взяли их любовь и использовали, дабы оправдать ненависть. При свете свечей и средь битого камня алтари треснули от невидимой борьбы. Вода, благословенная святой, давалась просящим пить, пока она не превратилась в жгучую смесь и не загорелась пламенем. Капает, льется, снова и… снова.
А на другой день он взял одеяло, намочил его водою, и положил на лице его, и он умер. И воцарился Азаил вместо него. 4 Царств 8:15
Снова вспышки, жар; покорность и смирение проникают сквозь кровь в самый его дух. Есть вещи более важные, чем наше собственное удовольстие, есть вещи более важные, чем страдания нашего смертного тела.
Снова. Снова, пока безмолвное воркование не исчезло с блеском полированного металла. Из окна Девы Марии струился алый свет. Муки и страдания тварей, созданных из адского огня.
Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; Евангелие от Марка 16:17
Грехи нечистых будут крещены кровью и поклонением.
Снова, снова…
Есть те, чьими поступками управляет вера, они глупо верят в предопределенность действий.
Есть те, кто просят о меньшем; и они кричат, когда небо рушится.
«Прошу, Господи, дай мне жить. »
Есть те, кто просят и плачут о своем спасении, но даже Господь отворачивается от них, стыдясь обратить взгляд на падших тварей.
***
Дом номер 12 на площади Гриммо, был темным и мрачным местом. В нем чувствовалось что-то вроде постороннего присутствия, которое трудно объяснить — казалось, будто сотня глаз наблюдала за тобой, куда бы ты ни пошел. Хотя, возможно, дело было в стене, украшенной отрубленными головами домашних эльфов.
Лестницы скрипели, от стен пахло плесенью и отсыревшими обоями, даже на мебели были странные следы зубов, как будто ее что-то или кто-то грызло довольно долгое время. Это не могло вызвать приятных ощущений ни при каких обстоятельствах, но тут не было Дурслей, а значит, уже можно назвать это место домом.
Если не обращать внимания на большие ящики с потенциально опасными артефактами, дом приобретал своего рода очарование. Он хранил воспоминания: от маленьких пятен сажи на потолке до ковра, который истоптали немало ног за прошедшие десятилетия. Гарри не был из тех, кто сказал бы об этом вслух, но ему действительно нравился этот дом.
Его крестному отцу дом определенно не нравился, и Гарри начал подозревать, кто именно оставил те самые следы на потолке.
Поэтому они занимались уборкой дома в безумном темпе. Миссис Уизли выбивала подушки от дивана, размахивая метелкой для пыли, как мечом. Она бы отлично смотрелась на одной из тех картин, где рыцари сражаются с драконами; за исключением того, что использовала бы швабру, чтобы вызвать подозрительно большой шар пыли на смертельную дуэль. Гарри был почти уверен, что пыльный шар никогда не видел чего-то более ужасающего, чем эта женщина.
Всего несколько дней на летних каникулах, а пальцы Гарри уже онемели и болели от уборки, и он не был уверен, что когда-либо прежде в своей жизни так сильно пах лимоном. Его волосы были в беспорядке, и в какой-то момент они с Джинни даже попытались зачесать их назад с помощью бесчисленных заколок, но их все равно поглотила прожорливая черная грива. Сириус так сильно смеялся над этой печальной попыткой, что даже позволил рассерженной девушке заплести короткие косички на его черных волосах.
Гарри не мог жаловаться на плохую жизнь, но были моменты, когда он чувствовал такое глубокое отчаяние, что ему хотелось биться о стену головой. Эти моменты приходили во время уборки, когда он просто случайно вспоминал хаос Турнира Трех Волшебников и будто чувствовал горячее гнилое дыхание Хвоста прямо за своим плечом — только для того, чтобы повернуться и не увидеть ничего, кроме пыли.
Были моменты, когда он смотрел в зеркало, и на него оттуда смотрели ярко-красные глаза. Моменты, когда он глотал воду и был уверен, что вот-вот захлебнется. Редкие моменты, но тем не менее они были.
Теперь, когда он мог не спать по ночам, а, прислонившись к Бродяге на диване, смотреть, как мерцает пламя камина, не беспокоясь об учёбе, ему стало лучше. Теперь он мог просто пойти на кухню, взять яблоко и съесть его — новинка, которой было неловко и стыдно гордиться. Но он не мог не улыбнуться.
Ему не нравилось думать о кладбище. Ему не нравилось думать о приглушенном звуке удара о землю. Это звучало так же, как и десяток других раз; когда Дадли сломал его очки, когда он споткнулся о его подножку на детской площадке, когда они впервые изучали обездвиживающие заклинания, и у Гермионы получалось лучше других, когда Рон упал с кровати утром, забыв, что его ноги должны поддерживать его вес, когда безжизненное тело Седрика рухнуло на покрытую росой траву.
Все это звучало одинаково, но сердце его при этом заходилось в бешенном ритме. Как карманные часы, заведенные до предела. Шестерни скрежетали друг о друга — потяни слишком сильно, затем смотри, как они крутятся сами по себе.
Иногда его руки сжимались в кулаки так, что белели суставы. Иногда ему хотелось развернуться и бить, бить, пока его кожа не треснет и не начнет кровоточить. Иногда ему казалось, что он этого заслуживает. Он не убивал Седрика самолично, но, возможно, косвенно это было дело его рук.
Он никогда этого не забудет, пока не перестанет дышать.
— Гарри! — напугал его чей-то голос, заставив подпрыгнуть на месте, где он задремал. Гермиона смотрела на него с любопытством, грозившим вылиться в лёгкое беспокойство. Он изо всех сил старался замаскировать все, что могло выглядеть ненормальным. Она не была так близка с ним в течение учебного года (что они уже обсудили и оставили позади), так что какие-либо его новые привычки еще не были ей знакомы.
Он выдавил легкую улыбку - вымученно - но так, чтобы это не было слишком заметно.
— Да, Миона? Готова идти?
Гермиона заправила одну выбивщуюся прядь за ухо, явно чувствуя себя неуютно.
— О, да. Джинни закончила работу в библиотеке, поэтому мы собираемся в гостиной, чтобы воспользоваться портключом.
Гарри кивнул, уже зная об этом плане. Здесь, в штаб-квартире Ордена, должна была состояться большая дискуссия, настолько масштабная, что риск разоблачения других членов или нечленов (к большому разочарованию Близнецов) был слишком велик. Их всех отправляли в дом Уизли на пару дней, пока все обсуждения не закончатся.
— Нас сопровождает профессор Грюм!
Гермиона слабо улыбнулась, не в силах скрыть, как сильно ее смущал этот мужчина. Большой выпученный глаз и странные привычки оставляли желать лучшего, но он был умным, и не из тех, кто относился к Гарри как к хрупкому ребенку. Гарри нравилась его компания больше, чем некоторых орденцов.
— Гарри!
Миссис Уизли драматично помахала ему, хотя он вряд ли мог успеть соскучиться по ней. Это был милый жест с её стороны, хотя со временем он начинал сбивать Гарри с толку.
— Так! У тебя все есть? Ничего не оставляйте! Джинни, дорогая, ты забрала с кухни выпечку… Фред! Джордж! Прекратите это!
Гарри вздохнул носом, услышав знакомую шумиху, состоящую сплошь из рыжих волос, которые окружили его, как дружелюбная стая книззлов. Все они одной рукой сжимали большой невзрачный зонтик, другую сторону которого держал хмурый Аластор Грюм.
— Хорошо, все готовы? — Проворчал Грюм, выпучив глаза и судорожно вращая ими. — Отлично, мы успеваем. Хорошо, держитесь крепче, Уиллоу.
Они исчезли, а затем приземлились. Гарри сразу же вырвало на траву.
— Соберись, Поттер! — рявкнул игриво Грюм, хлопая Гарри по сгорбленной спине уже обычным зонтиком. — Дыши глубже! Поднимайся!
Гарри хрипел и старался не обращать внимания на сопли, которые текли из его носа, как у собаки Хагрида. Грюм ухмыльнулся, увидев попытки Гарри собрать всю свою волю в кулак и подняться. Он резко выпрямился, и Грюм рассмеялся лающим скрипучим смехом.
— Вот так! — ухмыльнулся Грюм, вертя зонт в одной руке. — А теперь давай, думаю, они будут ждать. Альбус сказал мне присматривать за тобой - кажется, ты притягиваешь неприятности, а?
Гарри не знал, что сказать в ответ, поэтому он кисло закашлялся и повел плечами.
— Скрась мою жизнь приключениями, Поттер, — ухмыльнулся Грюм и шаркающей походкой двинулся в сторону виднеющейся вдали Норы.— Альбус предупреждал меня об этом. Сказал мне не дать тебе попасть в неприятности.
— Я бы не стал искать неприятности, даже если бы захотел, — пробормотал Гарри ехидно, и, сделав паузу перед тем, как прийти в себя, тихо произнес: — Сэр.
Грюм усмехнулся и похлопал Гарри по спине одной из своих больших рук, почти отправив того в полет.
— А ты живучий! Это хорошо! Так держать, однажды это спасёт тебе жизнь!
Гарри мог чувствовать, как на его спине уже образуется огромный синяк. Потом наверняка возникнут вопросы.
— Вот что я тебе скажу, — лицо Грюма исказилось в подобии улыбки, хотя из-за отсутствующего куска носа все его лицо казалось кричащим. — Я работаю над ритуалом. Может быть, это будет хорошим опытом для тебя, чтобы увидеть немного продвинутой магии на практике.
Гарри мгновенно оживился.
— Ритуал? Это как…
Гарри подумал о красных глазах. Его рука опять словно горела, и он вздрогнул.
Грюм не выглядел так, как будто он жалел Гарри, а это было больше, чем ему давало большинство людей. И именно из-за этого он нравился Гарри больше других.
— Ты уже видел ритуал, мальчик, — резко проворчал Грюм, — Тебе предется встать с постели до рассвета, и я покажу тебе настоящую магию, хорошо? Конечно, только в качестве наблюдателя.
Гарри не мог сдержать широко расплывшуюся по его лицу улыбку.
— Конечно, сэр.
Грюм тихонько усмехнулся, хлопая его зонтиком.
— Наглый паршивец! Заходи давай. Молли поднимет шум, если твоя лохматая башка будет так долго оставаться снаружи!
Миссис Уизли таки подняла шум, заставляя его подняться по лестнице и отнести сумку в комнату Рона, которую они будут делить вместе. Он пытался объяснить, что его действительно устроит и несколько одеял на полу, но, по всей видимости, семья Уизли не могла даже вообразить ситуацию, когда это было бы необходимо. В углу была поставлена яркая койка, больше той, на которой Гарри спал в чулане под лестницей.
— Черт побери, — проворчал себе под нос Рон, плюхнувшись на собственную кровать. — Они выгнали нас из-за глупого собрания Ордена. Почему мы не могли просто остаться в своих комнатах?
Гарри порылся в сумке и вытащил несколько припасов, которые взял с собой, в основном закуски, с которыми ему помог Сириус.
— Ну, они, наверное, знают, что Фред и Джордж попытаются подслушать.
Рон ворчливо согласился, нащупывая на своем боковом столике журнал в квиддичной стопке.
Гарри занимал себя как мог, стараясь не думать о том, чем был занят Сириус вдали от него.
Ужин состоял из чудесной домашней еды, но приготовленной явно в спешке. Гарри был абсолютно доволен тем, что ему положили на тарелку, но, очевидно, есть просто еду без всяких добавок в этом доме считалось преступлением. Джинни чуть не бросилась через стол на него, когда он отказался от подливки и разных соусов. Миссис Уизли сама вторглась в его тарелку, наливая столько соуса, что Гарри был уверен — его картофель начнет плавать.
Чувствуя себя намного более довольным и уютным, дом наполнился теплом и смехом, историями и дискуссиями о том, что происходило в мире, разговорами о следующем году в Хогвартсе, хотя летние каникулы только начинались. Фред и Джордж говорили с Гарри кодовыми словами, которые были настолько запутанными, что тот не мог понять, что они имели в виду, когда, скорее всего, обсуждали финансирование их магазина приколов. Может быть, идея создания мехового шара «Skivvering» была своего рода новой породой кошки? А может, они буквально говорили о меховом шаре.
Гарри лег спать с маленьким будильником в руке, готовым зазвенеть на рассвете. Он не беспокоился о Роне; тот не проснётся даже если над его головой будет бушевать торнадо.
***
Круг из рун был красивым и органичным, в отличие от Кладбища. Часть поля была расчищена, а маленький круг был окружен ярко-зелеными ростками, которые однажды вырастут возвышающуюся над их головами. Грюм возился по краям, поправляя большие холмы бирюзовых камней, которые Гарри видел однажды в украшениях. Он был уверен, что у Гермионы есть ожерелье с одним из этих небесно-голубых камней.
— Поттер! — рявкнул Грюм, указывая на какой-то невзрачный кусок чего-то похожего на уголь. — Иди, принеси мне этот камень!
Гарри вскочил с того места, где сидел на земле, схватил кусок угля и передал его волшебнику. Грюм даже не взглянул, прежде чем бросить камень и начать дробить его пяткой, пока тот не превратился в маленькие осколки. Гарри ничего не понимал.
Он был уверен, что преуспеет в прорицании больше, чем в этой странной науке по созданию рун.
Наконец Грюм остался доволен своим странным маленьким кругом, после четыре раза повернул на пьедестале совершенно обычный на вид квоффл. Это правда было похоже на обычный квоффл, поэтому Гарри не особо понимал, почему тот так сосредоточился на нем.
— Хорошо! — прогремел Грюм, солнце уже выглядывало из-за горизонта, прогоняя росу. — Отойди, Поттер! Если мне удастся сделать это правильно, мы получим большую помощь в нашей войне!
Гарри выпрямился.
— Помощь? Что это? Оружие?
Грюм рассмеялся.
— Почти! Этот ритуал призывает твою альтернативную версию из самого отчаянного момента! Почти во всех случаях он призывает «тебя», когда ты лежишь на чертовом смертном одре, но с этой войной, я думаю, я буду в таком отчаянии, только если мы каким-то образом проиграем!
Гарри моргнул несколько раз, не в силах понять.
— Обычно этот ритуал чертовски бесполезен, — усмехнулся Грюм, глядя на землю и на красивый квоффл. Может быть, он отдаст его Фреду и Джорджу, когда они закончат, им наверняка пригодится новый. — Но если мне удастся это сделать правильно, то мое более старшее альтернативное «я» станет тем, чего Темный Лорд совсем не ожидает! Ха! Мы бы выиграли!
Гарри не хотел спорить с Грюмом, очевидно не совсем вменяемым, так как расстроенный невменяемый Грюм — это ещё хуже.
— Хорошо, сэр.
Гарри неуверенно пожал плечами, усаживаясь на землю и наблюдая.
— Я позову помощь, если вы подожжете себя.
Грюм сверкнул на него стеклянным глазом, хоть и ласково. Он оскалился, а затем начал кружиться и танцевать, выкрикивая тарабарщину. Нет, это было что-то большее. Это была тарабарщина со смыслом.
Гарри оперся подбородком на ладонь, ожидая удара молнии прямиком в волшебника. Ему следовало остаться в постели.
***
Ритуал сработал, но кое-что они упустили.
Они думали, что Грюм будет самым отчаявшимся из них, что, несмотря на травмы и битвы, которые он повидал, любая стадия, на которой он действительно впадет в отчаяние, несомненно, будет более мощной. Ритуал сосредоточился на ближайших сигнатурах, сканируя не связанные временем измерения, в поисках всего, что удовлетворяло требованию. У Грюма было несколько случаев отчаяния, когда тревога и адреналин достигали пика, превращаясь в смесь потенциальных возможностей.
Гарри не думал, что он действительно настолько мог отчаятся в своей нынешней жизни. Возможно, у него была какая-то травма, возможно, ему каждую ночь снились кошмары. Но он вообще не соответствовал параметрам.
Момент полного, крайнего отчаяния. Уровень паники и нечестивого страха, из-за которого ты не можешь действовать даже на самом инстинктивном уровне. Что-то настолько раненное и прогорклое, что запятнало твою суть до глубины души.
Лондонский Блиц* был чем-то ужасным. Что-то кровавое и жестокое, как дикая собака, попавшая лапой в капкан. Такое отчаяние, когда ты готов грызть собственные мышцы и сухожилия и ломать кости, потому что хочешь жить.
«Прошу, Господи, дай мне жить».
«Прошу, Господи, дай мне жить».
«Прошу, Господи…»
Война была чем-то не связанным временем.
На самом деле, война редко когда-либо менялась.
«… Я не хочу умирать».
*«Лондонский блиц» и «Большой блиц» — бомбардировка Великобритании авиацией гитлеровской Германии в период с 7 сентября 1940 года по 10 мая 1941, часть Битвы за Британию
***
Первое, что подумал Гарри, было то, что запах клюквы был странным запахом для ритуала. Он готовился к острому запаху серы или, может быть, к тошнотворным парам, как в башне Прорицаний. Может быть, искр или зловещие песнопения в порывах ветра. Он мало что знал о ритуалах, поэтому искренне ожидал чего-нибудь, что вызывало бы тревожное чувство.
Вместо этого был едкий, узнаваемый запах клюквы, как будто Рон случайно перевернул миску с вареньем на стол.
Была тонкая полоска розового дыма, непрозрачная, как лента. Она покачивалась в воздухе, как щупальце гигантского кальмара, дружески махнувшего ей. Грюм стоял посреди всего этого, его жидкие волосы драматично вздыбились. Гарри чуть не рассмеялся от всей этой нелепости.
Раздался крошечный хлопок, и сначала Гарри было подумал, что это его челюсть. Иногда, когда он зевал, она издавала похожий звук. Его лоб зачесался, а затем начал гореть.
— Черт! — выругался Гарри, хватаясь руками за лоб и ища пальцами острый росчерк шрама. По какой-то причине тот был влажный, хотя он мог сказать, что это была не та боль, которую он знал. Это было … что-то более глубокое и болезненное, но не настолько невыносимое, что он не мог бы дышать.
Руки Грюма поднялись, и Гарри чуть не рассмеялся над тем, как все глупо выглядело.
Еще один крошечный хлопок, как будто кто-то в нескольких футах лопнул особенно впечатляющий пузырь жевательной резинки, и тут появился человек.
«Оу, — оцепенело подумал Гарри, — это не Грюм».
«Оу, — произнес Гарри про себя снова, когда его мозг осознал, что именно произошло. — Вот дерьмо».
Это был худощавый, высокий подросток. В одежде, которую Гарри не мог представить даже на Дадли, для него она была бы велика на несколько размеров. Приглушенные цвета и потрепанные края, казавшиеся колючими даже с небольшого расстояния. Одежда выглядела так, как будто её приобрели в секонд-хенде или, может быть, в британском архиве.
Тонкие манжеты были слишком большими, штаны были закатаны и срезаны тупыми ножницами или ножом. Гарри, бывало, был одет и хуже, так что все было не так уж плохо.
Мальчик распластался на земле, медленно приходя в себя, с таким тихим стоном, что Гарри едва его услышал. Руки шевельнулись, ноги дернулись. Крови не было, что уже было лучше, чем ожидалось.
Грюм резко закончил ритуал, опустив руки и сменяя образ шамана на растерянного аврора. Очевидно, медленно приходящий в себя мальчик не был Грюмом.
Еще один низкий стон, длинные, покрытые синяками пальцы сжались в кулак, и кто бы это ни был, он резко встал на колени. Растрепанные сальные волосы в беспорядочных клочьях скрывали лицо, явно мужское.
— Ух, — мудро выдал Гарри.
Новоприбывший поднял черно-синюю руку, чтобы схватиться за висок, невнятно произнеся тихое, но все еще слышимое:
— Че эт за чертовщина? *
— Кокни*, — выпалил Гарри.
Не прошло и секунды, как незнакомец бросился левой рукой к боку, где было что-то привязано, и вытащил меч.
* Слова в предложении намерено искажены в попытке передать акцент
*Ко́кни — один из самых известных типов лондонского просторечия, назван по пренебрежительно-насмешливому прозвищу уроженцев Лондона из средних и низших слоёв населения
Что ж, меч был преувеличением, но это было определённо что-то больше ножа. Богато украшенный и старинный, грязный и замызганный, но крепко зажатый в руке окровавленный кинжал, и Гарри понял, что определённо был параноиком, когда сталкивался с подозрительными личностями, владеющими острыми лезвиями. Его рука опять запульсировала, напоминая, почему.
— Эй! — закричал Грюм в тот же момент, как заметил нож, ударяя по лезвию деревянной ногой. Тот не улетел, но был зажат так, что уже не представлял опасность. — Убери это, мальчик!
Незнакомец отшатнулся, по-хищному откидываясь назад на неподходящие по размеру ботинки. В одном была дырка, носков не было вообще.
— Убирайся от меня к черту — выдал он резко, почти сравнявшись с профессором Снейпом по концентрации яда в голосе. Гарри мгновенно отступил на шаг, какой-то внутренний инстинкт подсказывал ему отойти.
Грюм нахмурился и вытащил палочку, держа ее наготове. Незнакомец заметил это и отклонился назад — его кожа была болезненно бледной, а в некоторых местах желтоватой — а затем начал задыхаться.
— Чертова палочка, не так ли?
Приглушенный звук, затем резкий шаг назад. Грюм мгновенно напрягся, держа палочку наготове. Гарри понял, что вытащить палочку, вероятно, будет хорошей идеей, поэтому попытался достать ее из заднего кармана.
Незнакомец провел одной рукой по своим отвратительным волосам, убирая их с лица, и окровавленные суставы пальцев приглушили его истерическое:
— Херня.
Он убрал руку, и Гарри издал громкое «ох!» и сделал шаг назад. Грюм выглядел очень раздраженным.
— Кто ты? — проворчал Грюм.
Изможденное, покрытое синяками лицо Тома Риддла сверкнуло яростью, тонкие губы свирепо растянулись. Он был диким животным, закованным в цепи и брошенным на свалке, скелетом с инстинктивным стремлением к выживанию и чистой злостью.
— Кокни, — выпал Гарри снова, хотя в его голосе было больше удивления, чем ужаса.
Лицо Тома дрогнуло, под темными глазами залегли толстые пурпурные мешки. Окровавленные суставы пригладили сальные волосы и коснулись отслаивающегося пятна на левой скуле. Оно осыпалось темным порошком, сажей или, возможно, засохшей кровью.
— Ах, мои извинения. — заговорил Том Риддл хрипло, гортанно, он рычал во всех смыслах этого слова. Абсолютно без акцента, хотя эту манеру растягивать слова Гарри никогда не смог бы забыть, впрочем, как и это лицо.
Глаза мальчика вспыхнули мрачным огнем, восковой оттенок его кожи выглядел болезненно. Том Риддл оскалил зубы и сказал:
— Подчеркну, пошли вы на хуй.
***
Потребовалось некоторое время, чтобы заставить его подчиниться. Большую часть времени, пока Гарри стоял в немом шоке, говорил в основном Грюм. На то, чтобы объяснить, что произошло (чего никто не мог понять), ушло почти столько же времени, сколько и на то, чтобы вытащить кинжал из руки Тома Риддла. Угроза под дулом волшебной палочки творила чудеса. Акцент кокни исчез, вместо него появилось ровное протяжное произношение, которое поначалу немного сбивалось, но теперь звучало так же естественно, как дыхание.
«Кокни» - прошептал про себя Гарри почти ликуя, чувствуя себя очень удовлетворенным этим знанием.
Тома Риддла практически силой затащили в дом, приставив кончик палочки к затылку. Он был в ярости, на лице читалось сдерживаемое жестокое намерение, которое, как опасался Гарри, может вырваться наружу в любой момент. У Гарри было странное чувство, что даже без палочки и ножа Том Риддл может убить их, если захочет.
Риддл сел в кресло, на которое ему указал Грюм. Он скрестил ноги, икра балансировала на колене. Он наклонил голову, и Гарри внезапно осознал, что видел именно этого мальчика в комнате под замком много лет назад.
— Итак, — кисло проворчал Грюм, выглядя спокойным, хотя Гарри знал, что тот был так же сбит с толку. — Ты, должно быть, в замешательстве.
Пальцы Тома Риддла постукивали по незащищенной коже его запястья. Кожа выглядела болезненной, ногти сломаны и покрыты небольшими бугорками.
— К несчастью, — отрезал Том, и едва ли его тон звучал снисходительно. Гарри удивился, как Снейп ещё не овладел этим умением — создавать пугающую атмосферу с помощью одного слова. Грюм устало провел рукой по лицу, в глазнице закатился волшебный глаз.
— Хорошо, теперь сумка, — хмыкнул Грюм, и Том очень плавно потянулся к маленькой боковой сумке на бедре. Обычная холщовая, ничем не примечательная. Довольно маленькая, но хорошо закрепленная сбоку. Гарри мог поклясться, что видел одежду, в которой был Том, раньше, хотя понятия не имел, где.
Том положил ее на стол рядом с собой, не сводя глаз с Грюма.
— Оставь ее, — потребовал Грюм, медленно ковыляя, чтобы отодвинуть сумку подальше, используя кончик своей палочки. Грюм что-то пробормотал, взмахивая палочкой. Сумка слегка осветилась.
— Зачарована, — прорычал Грюм, и Гарри почувствовал, как напряжение возрастало. Том медленно моргнул, без всякого волнения.
Грюм расстегнул молнию, не обращая внимания на маленькую дырочку возле металлических зубцов. Он сунул руку внутрь, широко распахнул створку, чтобы заглянуть внутрь. Что бы ни увидел его магический глаз, это явно было не то, что он хотел найти.
— Хорошо, — резко проворчал Грюм, — иди, приведи себя в порядок. Кухонная мойка. По … Гарри, дай знать миссис Уизли.
— Хорошо, сэр, — Гарри с трудом поднялся на ноги. Его обувь противно скрипнула по полу, но Том Риддл даже не посмотрел на него.
Миссис Уизли очень хорошо восприняла тот факт, что в ее кухне появился незнакомец. Оглядываясь назад, с тем, как часто Гарри появлялся без предупреждения, это, вероятно, не было странным для неё вообще. Как только Гарри объяснил, что Грюм каким-то образом призвал мальчика с помощью клюквы и ленты, она уже игнорировала его и бормотала о завтраке. У Гарри возникло странное чувство, что Том вряд ли обрадуется домашнему тосту.
— Миссис Уизли, я правда думаю, что вам стоит подождать! — Гарри двинулся за ней, стараясь говорить тихо, чтобы не разбудить других обитателей дома. Справиться со всей толпой Уизли всегда было намного труднее, чем с их матерью.
— Ничего подобного, Гарри! -
миссис Уизли мягко шикнула на него и с нежной улыбкой поспешила на кухню.
— Нет, дорогой! Оставь это все мне!
Гарри не хватило бы всех слов английского языка, чтобы выразить насколько это было плохой идеей.
Они вошли на кухню в тот момент, когда мальчик, о котором шла речь, отошёл в угол. Он вытирал лицо одним краем яркого кухонного полотенца миссис Уизли, в то время как другой его край был весь в грязи и в чем-то красноватом, покрытым коркой.
— Ох, — миссис Уизли выглядела ошеломленной, хотя быстро взяла себя в руки; все-таки она мать, которая и до этого видела все возможные виды загрязнений на своей кухне. — Не волнуйся, дорогой! Я принесу тебе еще одно!
Тома Риддл недоверчиво посмотрел на неё затуманенными глазами. Полотенце было полностью испорчено.
— Ого, — не задумываясь, что говорит, ляпнул Гарри, как бывало всегда, когда он уставал или был подавлен. — Так много грязи.
Лицо Тома дернулось, и он плеснул еще воды себе на лицо из маленького блюда, которое миссис Уизли обычно использовала для декоративных фруктов. Это было умно; Гарри не знал, почему сам не додумался налить воду в чашу вместо того, чтобы постоянно бороться с волшебными кранами.
Ридлл продолжал умываться и проводить поломанными ногтями по коже, царапая и оставляя едва заметные красные линии. Он соскребал грязь, и Гарри сомневался, что он воспользовался мылом, которое предполагалось для мытья посуды.
— Вот, дорогой!
Миссис Уизли вернулась, протянув не только чистое полотенце для всего тела, но и несколько мочалок, предназначенных для мытья рук. Том ничего не сказал, он принялся скрести себя с таким бессмысленным автоматизмом, который одновременно поразил Гарри и заставил его чувствовать себя неловко. Вода в миске быстро помутнела. Затем Том даже окунул часть головы в воду и начал мыть, не обращая внимания на отсутствие мыла.
— А, — сообразил Гарри через несколько секунд, глядя на это сюрреалистическое видение. — А, мыло.
Том не смотрел на него.
Он слил воду в канализацию и перевернул таз в положение для сушки, прежде чем вытереть волосы полотенцем. Они торчали странными комками; белое полотенце стало серым от жира. В целом это было … странно.
Том отступил, приподняв край рубашки, чтобы вытереть острый порез на подбородке. Она была грязнее полотенца, но движение выглядело скорее как неосознанная привычка. Гарри заметил темно-пурпурные и красные, болезненно-желтые пятна, похожие на гной, брызнувший на впалую костлявую…
— Ты закончил? — заговорил Том Риддл хриплым и скрипучим голосом. Это был совсем не тот гладкий баритон, который Гарри запомнил из Комнаты. Это прозвучало… сипло.
— Эм, да, я эм, я … — Гарри попытался найти оправдание, не в силах его придумать. — Ээ…
— Ты тоже раньше копировал кокни, — категорично сказал Том. — Не очень умно, да?
Гарри покраснел, чувствуя, как лицо начинает гореть. Том проигнорировал его, расчесывая свои влажные черные волосы пальцами.
— Ты застал меня врасплох, — сумел объяснить наконец Гарри, но Том проигнорировал его и вернулся из кухни обратно к столу, заняв кресло в котором сидел раньше. Он выглядел лучше, чище, но не безупречно. Его лицо не было покрыто грязью, но восковой желтоватый оттенок все еще присутствовал.
Грюм хмыкнул с другого стула, где он сидел, ожидая.
— Хорошо, — первым заговорил Том, желая контролировать разговор. — Возможно, соглашение принесет пользу нам обоим. Мне нужна только сумка, и я уйду с ваших глаз.
— Ох, — выпалил Гарри, осознавая. — Ох, ты не знаешь.
— Тихо, Гарри, — прервал его Грюм низким голосом, и, прищурившись, посмотрел через стол на Тома. — Какой сейчас год?
Том напрягся, настороженный и озадаченный вопросами. Он улыбнулся, но под этим мягким нежным движением скрывалась колючесть его слов.
— Какое несчастье, вы, должно быть, в замешательстве.
— Ответь на вопрос, Риддл, давай? — Грюм взглянул на Гарри, и тот молча кивнул.
Лицо Тома слегка дрогнуло, глаза впервые за все утро наблюдали за Гарри.
— Понятно, — категорично заявил Том, без всяких шуток, — похоже, вы знаете мое имя, но я не знаком с моими похитителями.
Грюм откинулся на стуле, его деревянная нога царапала пол.
— Какой сейчас год, Риддл?
Это не было сформулировано как вопрос, возможно, поэтому Том наконец ответил.
— Сентябрь, — отрезал холодно Том. — 1942 год. Вы знаете это.
Гарри так резко вдохнул, что подавился слюной. Он поспешно отвернулся, хрипя и кашляя, едва не задохнувшись.
— Ага, — скривился Грюм, и его тон был слегка раздраженный. — Это проблема.
Глаза Тома снова забегали туда-сюда, но лицо оставалось абсолютно пустым.
— Какой сейчас год?
Грюм почти усмехнулся.
— Тебя ждет большой сюрприз. Гарри, дай миссис Уизли знать, что ее столовая сегодня закрыта. Отправь сообщение в штаб, скажи Нимфадоре, что у меня неисправность метлы.
Гарри чуть не рассмеялся над странной фразой.
— Я не знал, что вам нравится летать, сэр.
Грюм не отвел глаз от вызывающего взгляда Тома.
— Мне и не нравится. Это код, который я использую, когда что-то пошло ужасно не так.
Том почти улыбнулся.
***
— Ты понимаешь ситуацию.
Грюм резко кивнул и пододвинул пачку бумаги через стол.
Том машинально взял бумагу, ни разу не взглянув на написанное. Он медленно, сосредоточенно моргнул, прежде чем начал говорить.
— Вы говорите, что я в будущем, хотя отказываетесь раскрывать какие-либо фактические доказательства или информацию о том, насколько далеко, — начал Том обвинительно. — Вы также заявляете, что использовали формулу ритуала, однако, насколько мне известно, все ритуалы, имеющие прямое воздействие на людей, запрещены Министерством. Вы похитили меня, что является… серьезным уголовным правонарушением. Вы заявляете, что я должен следовать вашим указаниям на основании… непредоставления надлежащих доказательств для ваших претензий?
— Что ж, — проворчал Грюм, фыркнул. — Если ты хочешь играть в права, тогда хорошо. Понимаешь ли ты, что, так как ты не должен существовать тут, ты не имеешь никаких прав?
— Философия-это мой интерес, — резко начал Том. — Ваши ошибочные представления о законности не отменяются из-за отношения, которое я получаю в настоящее время.
— Громкие слова для сопляка, кричащего на кокни, который ещё даже пороху не нюхал.
— Какое счастье для вас, что я не ожидал, что стану жертвой незаконной ритуальной магии.
Грюм слегка фыркнул и почесал лицо.
— Ты самоуверенный, да?
Том ничего не ответил.
Дверь с грохотом открылась. Кто-то завалился внутрь, неуклюже зацепившись за край стола, прежде чем промахнуться и упасть дальше. Крик, вспышка пурпурного цвета, а затем женщина высунула голову из-за края двери.
— Привет! — закричала она радостно, и её волосы прямо на их глазах стали ярко-синими. — Меня зовут Тонкс! Ого, где ты его нашел, Грюм?
Том ощетинился, его глаза скользили по ее разноцветным волосам.
— Метаморф, — заговорил Том низким мурлыкающим голосом, в котором слышались шум и помехи. Он говорил, как уличный кот. — Очень приятно, раньше мне никогда не доводилось находиться в такой компании.
Брови Тонкс поползли вверх, а губы сложились в маленькую букву «о». Грюм тихо фыркнул.
— Аврор Тонкс, — махнул Грюм в сторону другого незанятого места. — У нас временнОе возмущение. Мокрая мечта Отдела Тайн во плоти.
Брови Тома слегка дернулись, Тонкс бросилась на незанятый стул.
— Приветули! — она возбужденно села, — Временнóе вощмущение! Как здорово, из какого ты времени?
— 1942 год, — проворчал Грюм, дважды постучав по столешнице. — Сентябрь. Не только годовое перемещение, но ещё и на все лето.
— Что ж, это необычно, — признала Тонкс, глядя широко раскрытыми глазами и быстро моргая. — Но путешественники во времени это всегда необычно. Ты ужасно выглядишь! Ну, я имею в виду, что ты, вероятно, обычно отлично выглядишь, но сейчас ты выглядишь немного голодным.
Том медленно моргнул и скрестил ноги.
— Я прошу представителя Министерства для всех дальнейших обсуждений.
Лицо Тонкс вытянулось. Она посмотрела на Грюма, у которого было такое же неуверенное лицо.
— О, значит, я был прав. — продолжал Том, не переводя дыхания. — Возможно, вы авроры, а может, и нет. Вы бежите от независимой организации, которая каким-то образом случайно нацелилась на меня. Руническая магия запрещена, но вы уже знакомы с руническим раскладом, который я видел до того, как вы затащили меня сюда. Интересно, если бы я нарушил надзор, как быстро чиновники министерства начали бы расследование и обнаружили ваш маленький эксперимент?
Грюм хлопнул рукой по столу. Никто не подпрыгнул.
— Ты знаешь чертовски хорошо, что магия надзора была снята в возрасте 11 лет в 40-е года, — холодно прорычал Грюм. — Твоя угроза может сработать для любого, кто не разбирается в деятельности министерства, но, по нашему опыту, ты чертов сопляк.
Глаза Тома метнулись к столу, где лежала рука Грюма с оторванными пальцами.
— О, да. Я вижу вы эксперт.
Тонкс поперхнулась воздухом и так сильно покраснела, что ее волосы тоже стали красными.
— Дерзкий, — тихо проворчал Грюм; с каждой секундой он выглядел более раздраженным.
— Итак, — оправилась Тонкс, хотя голос ее слегка дрогнул. — У меня есть … несколько вопросов, которые, ты знаешь, просто для того, чтобы …
— Полное имя? — практически крикнул Грюм.
Нижняя губа Тома слегка скривилась.
— Том. Риддл.
Они уже знали это, но похоже, что Том собирался сотрудничать, так как они все находились в тупиковой ситуации.
— Спасибо, Том! — прощебетала Тонкс, возясь с листком бумаги, который Грюм пододвинул к ней. Она вытащила палочку и повернула ее, чтобы создать перо. Ее язык высунулся из уголка рта, когда она торопливо записала его имя.
— Сколько тебе лет?
Том аккуратно сложил пальцы вместе, лицо его ничего не выражало.
— Пятнадцать лет.
— Примерно одного возраста с нашим проблемным трио.
Тонкс напевала себе под нос, записывая.
— День рождения? Год?
Лицо Тома наконец сморщилось от отвращения.
— 31 декабря. 1927 г.
Лицо Грюма не изменилось, но Тонкс заинтересованно хмыкнула. Она взволнованно улыбнулась, ее волосы слегка вздрогнули.
— Ух ты! — она болтала, как маленький зверек, что-то царапая на бумаге. — Я имею в виду, я знала, что это реально, так как иначе Грюм это все не затеял бы, но это так дико! Хочешь чего-нибудь поесть? Я могу принести тебе попить!
Лицо Тома оставалось спокойным, он не выглядел таким веселым, как Тонкс.
— С тобой хорошо обращались? — спросила Тонкс, слегка наклонив голову. — Миссис Уизли может принести тебе одеяло, если тебе холодно!
Нижняя губа Тома чуть скривилась вниз.
— Это жалко.
Тонкс тихонько фыркнула и снисходительно взмахнула рукой.
— Не хочешь ли после этого принять душ? Ты выглядишь немного покалеченным, что случилось?
Том слегка поерзал на стуле, его лицо было таким же бесстрастным, как и прежде.
— Ты в порядке, приятель? — обеспокоенно спросила Тонкс, тревожно нахмурив брови.
— …Вы задаете мне закрытые вопросы, не относящиеся к обсуждаемой теме. Вы не отвечаете ни на один из моих вопросов, чтобы не передать контроль над этим допросом в мои руки. Вы намеренно пытаетесь обманом заставить меня поверить, что у меня нет никаких проблем, — заговорил Том ровно, прямо глядя на Тонкс. — Это стандартная практика допроса.
Грюм снова фыркнул, затем переместил свой вес. Его стул чуть-чуть скользнул по полу.
— Вау, ты чертовски умен, — сказала Тонкс с легким трепетом. — Я слышала, что должна быть осторожна, но это ужасно. Как ты вообще научился этой мерзости?
Тонкс издала тихий насмешливый звук. Он скрестил руки на груди, тон его был таким же обиженным, как и вид.
— Теперь свободные повествовательные вопросы. Вы собираетесь отклониться от учебника и бросить мне вызов или вы планируете пройти через весь свой маленький контрольный список?
Тонкс моргнула три раза подряд.
— Когда тебя призвали сюда, ты раньше не замечал ничего странного? — кисло проворчал Грюм.
Том улыбнулся, на мгновение обнажив зубы.
— Теперь прямые вопросы. Неужели вы так скоро отказались от своего свободного повествования? Боже, а я-то думал, что у вас есть опыт.
— Я допросил достаточно сопляков, чтобы знать, что ты ничего не добьешься, — прорычал Грюм низким голосом, как большая собака. — Я допросил больше психопатов и убийц, чем ты можешь себе представить, мальчик. Это откровенное невежество во всей его красе.
Глаза Тома смотрели проницательно.
— Неужели? Когда я прибыл сюда, где вы стояли по направлению ко мне? Вы были близко, поразительно близко. Вы признались в незаконном ритуале, который, хоть и выполнили предположительно успешно, но вы совсем не огорчены и не обеспокоены этим фактом. Ваши методы допроса стандартны, но вы не признаете надлежащих правил авроров для расследования или в отношении свидетелей. Мне кажется, я ясно изложил нашу ситуацию, хотя вы, конечно, могли бы кое-что добавить. Мне так ужасно жаль, если я ошеломил вас, не хотите, чтобы я повторил это медленнее? Полагаю, вы знаете, как проводить расследование?
Лицо Грюма потемнело от сдерживаемой ярости. Тонкс в замешательстве разинула рот.
Ухмылка Тома стала еще шире.
— Закрытые вопросы, свободные повествовательные вопросы, прямые и перекрестные вопросы. Очень стандартно. Есть ли что-нибудь еще, что вы можете рассказать мне об этом?
Тонкс смущенно покраснела, узнав последний вопрос какконтрольный; последний стандартный инструмент для следственных допросов.
Грюм издал низкий хриплый звук, который, возможно, был звуком его рассудка, медленно вытекающим из отсутствующей глазницы.
— О, Боже, — насмешливо произнес Том. — Звучит очень нездорóво. У меня есть твердые заверения, что миссис Уизли с радостью предложит вам выпить. Разве это не так?
Его взгляд очень медленно скользнул к Тонкс, которая оправилась от румянца и сменила его на что-то более бледное.
Щека Грюма дернулась.
— Я почти готов проклясть тебя, сопляк. Но восторг от обмана ударит тебя больнее.
Фальшивая приятная улыбка Тома не изменилась.
— Как мелочно обвинять меня в том, что я когда-либо находил удовольствие в обмане других. Да, ведь это такое жестокое обвинение. Поистине пронзительное.
Тонкс посмотрела на Грюма взглядом, кричащим о неловкой ситуации. Она вся съёжилась, ее лицо было робким и неуверенным.
— Грюм? Стоит ли мне… эм, связаться с …
Грюм скривился, даже он выглядел неуверенно.
— Мы храним сыворотку правды для более высокопоставленных подозреваемых. Я не хочу тратить ее зря.
Том дернулся, лицо его ничего не выражало. Невозможно было сказать, была ли мысль о сыворотке правды на самом деле такой ужасной для него, или он больше обиделся на то, что не был высокопоставленным подозреваемым.
Грюм вздохнул через нос, звук был слегка искажен из-за деформированных кусков хряща, которые так и не зажили должным образом.
— Послушай, Риддл. Твоя ситуация очень деликатная, и лучше бы тебе сотрудничать. Мы можем сделать это очень простым или очень сложным. В любом случае, ты нечего не приобретешь, а потеряешь все.
Том Риддл слегка вздохнул.
— Я думал, мы уже не сообщаем очевидную информацию, аврор.
Рука Тонкс дернулась, она едва сдерживалась.
— Тогда мы сделаем это так, как ты хочешь, — прямо ответил Грюм, — quid pro quo*.
*«услуга за услугу».
Впервые глаза Тома вспыхнули искрой интереса.
— Quid pro quo, — он играл словами, со странной плавностью растягивая их.
— Do ut des. «Я даю с тем, чтобы и ты дал». Захватывающая концепция, открытый контракт.
Грюм не попался на удочку.
— Ты знаешь латынь.
Том подавил желание закатить глаза.
— Голый контракт, nudum pactum*. Контекст популярен во всех сферах, аврор. Отрекаемся от дьявола и всех его дел и все в таком роде.
* Обязательство без юридической силы
Тонкс очень тщательно следила за тем, чтобы ее смущение не было видно. Грюм, казалось, понял, он очень медленно кивнул и положил руки на стол. Сучковатые суставы и слегка смещенные кости на общем обозрении. Том со скукой смотрел на свои руки, следуя его примеру и лениво выгибая запястье. Почему-то от этого жеста у Тонкс пробежали мурашки по коже.
Грюм начал прямо, спрашивая.
— Где ты находился до того, как тебя призвали?
Том улыбнулся, как будто он выиграл что-то очень ценное.
— В Лондоне.
Том говорил гладким тоном, словно бархатный лепесток цветка.
— Где я?
Грюм ответил ему, и они начали разговаривать.
Они говорили, отвечая и спрашивая по очереди. Тонкс чуть не ощетинилась, когда темы начали углубляться в более неопределенные области: где именно они находились в настоящее время. Из какой семьи произошли Грюм и Тонкс. Кто был мальчик, который был в комнате ранее. Кто знал, что Том здесь.
— Хорошо, — прервала Тонкс после того, как плавные слова Тома заставили нервничать даже Грюма. — Ты достаточно спросил. Каковы твои намерения по отношению к другим?
Брови Тома удивленно приподнялись. За тусклым лицом скрывалось веселье. Он почти обрадовался ее поспешному вмешательству.
— Мои намерения? О Боже, вы говорите так, будто я ухаживаю за вами.
Тонкс вздрогнула, она никогда в жизни так сильно не хотела ударить подозреваемого.
— Я понимаю, почему ты так колеблешься, — спокойно сказал Том. — Я понимаю, что моя беседа обычно так увлекательна.
Сердце Тонкс забилось быстрее. Она знала, что он этого не слышит.
— Представляю, как убого бы я выглядел, если бы был прикованным наручниками, — его глаза слишком ярко светились весельем. — О, дорогая, ты выглядишь такой грустной, что тебя обставили.
Тонкс потребовалась доля секунды, чтобы понять, что он использовал сленг, который сильно устарел. Предложение на обычном английском, которое казалось странным, но имело двойное значение, которое ей было не понять.
— Вау, — прямо заявила она, даже не делая вид, что сохраняет самообладание. — Ты чертов засранец.
Глаза Тома блеснули от радости, что он выиграл допрос.
— Фраза, которую я часто слышал, адресованная мне после моих дискуссий, это vade retro satana*. Возможно, через несколько месяцев у вас будет элементарное понимание того, как правильно ее использовать.
* с лат. — «Иди прочь, Сатана»
Авроры должны были знать вводную латынь для работы; так было веками.
Тонкс наклонила голову и всерьез задумалась о том, чтобы выбить Тому Риддлу зубы.
***
Гарри не совсем понимал, что происходит, но, судя по приглушенным звукам, доносившимся из комнаты, ничего хорошего в этом не было.
Дверь была закрыта, но стандартного заклинания от подслушивания не было, иначе он бы ничего вообще не услышал. Это казалось хорошей идеей, так как если начнутся крики тревоги, он сможет их услышать.
Не так давно Тонкс проскользнула внутрь, подмигнув ему, прежде чем вошла на встречу со львом. Пока что не похоже, чтобы они там пошли на уступки.
Гарри взглянул на лестницу: Гермиона сонно спускалась вниз, широко зевая. Она вздрогнула от удивления, увидев его так рано, до завтрака было еще далеко.
— Гарри! — вздрогнула она с легкой улыбкой. — Ты сегодня рано встал!
Гарри робко провел рукой по растреппнным волосам.
— Да, я кое в чем помогал Грюму. Не особо… получилось.
Гермиона несколько раз удивленно моргнула.
— Не получилось? Ты ранен? Что случилось?
Гарри не знал, как сказать о том, что лорд Волдеморт испачкал кухонное полотенце в грязи с его уже существующего носа, поэтому он просто снова пожал плечами.
Гермиона повернула голову и увидела запечатанную заклинанием дверь. Она нахмурилась.
— Да, это, э-э… — Гарри запнулся, — это как раз то, что не сработало. Но с Грюмом все в порядке!
Гермиона медленно кивнула, затем повернулась и пошла на кухню, чтобы помочь миссис Уизли с завтраком. Гарри вздохнул с облегчением.
Все в доме начали просыпаться, но Грюм и Тонкс все не выходили из комнаты. Разговор продолжался долго, а Фред и Джордж стали красть тосты и громко спорить о сообщении в «Пророке». Рон спустился позже с заспанными глазами.
— Привет, дружище, — громко зевнул Рон, — я не слышал, как ты встал.
Гарри скривился и медленно кивнул.
— Ага, я кое в чем помогал Грюму.
Рон пробормотал что-то, а затем побрел за утренним соком.
Все было странно, он совсем ничего не понимал. Почему сейчас, здесь Том Риддл? Почему он внезапно появился в ритуале для вызова альтернативной версии Грюма? Что случилось с Волдемортом, если Том Риддл был здесь?
Сколько ему было лет? Он уже… Он уже открыл Тайную Комнату?
Дверь приоткрылась, Тонкс высунула голову с волосами светлого оттенка синего. Ее лицо радостно засветилось, хотя небольшая морщинка в уголке глаза говорила, что она чем-то сильно огорчена.
— Приветули, Гарри! Не мог бы ты принести сменную одежду? Кажется, у тебя подходящий размер!
— Э-э-э, конечно.
Гарри заерзал; Том Риддл казался довольно худым, когда Гарри видел его в последний раз. Возможно, они были близки по размеру, хотя Том, которого он знал из дневника, был намного выше. Может быть, запоздалый скачок роста?
Гарри поспешил в комнату Рона, обыскивая свою сумку в поисках запасной смены одежды. Ничего слишком яркого или смелого, хотя у Гарри был соблазн вытащить свою гриффиндорскую рубашку, ярко-красную с золотом. Он остановился на том, что носил редко — на темно-синей рубашке и самой длинной паре брюк. Он собирался посмотреть, сможет ли миссис Уизли подшить их для него, так что длина должна быть подходящей. Он смахнул пару чистых предметов первой необходимости, один из маленьких спреев для путешествий, которые волшебным образом очищали волосы. После квиддичной тренировки он был очень полезен. Оливер Вуд рекомендовал его, и, честно говоря, во время периода экзаменов он был незаменим.
Гарри поспешил обратно, стараясь не уронить одежду, которую нес. Тонкс встрепенулась, заметив его. Гарри задумался, было ли ее поведение в качестве телохранителя преднамеренным или случайным.
— Спасибо, друг! — ухмыльнулась Тонкс и прошептала. — Думаешь, ты готов поздороваться? Он чёртов сумасшедший.
Гарри дважды моргнул и быстро пришел в себя.
— Правда? Я думал, он будет… э… умным.
— Больше похоже на выскочку, — надулась Тонкс, закатив глаза, и жестом показала ему проскользнуть в дверь. Она быстро закрыла дверь за ним, как бы защищая его спину.
Ох, это было странно.
Он мог видеть Тома Риддла из дневника в его лице, в острой форме его скул и подбородка. Холодным взглядом он смотрел на Гарри, систематически сканируя лицо и тело, пока из его глаз не исчез интерес.
— Хорошо, — проворчал Грюм, выглядя как гигант на маленьком стуле миссис Уизли, — У нас есть одежда, которая должна тебе подойти. Мы проверим твою сумку, ты переоденешься в новые вещи, а потом мы тебя отпустим.
Том Риддл медленно моргнул, словно Живоглот в ожидании обеда.
— Какая забота.
Гарри вздрогнул, услышав голос, а не тот ровный баритон, который он помнил. Он был выше по тону, хриплый и потрескивающий, хотя и довольно хорошо замаскированный. На самом деле Том Риддл, которого помнил Гарри, выглядел совсем по-другому.
Грюму не понравился сухой комментарий, но он вытащил сумку, с которой прибыл Том, и положил ее на стол между ними. Том не двинулся вперед.
Гарри внезапно осознал, что Тонкс блокирует единственный выход в комнате.
— Я вытащу все, что есть в этом мешке, а затем проведу диагностику, — пробормотал негромко Грюм. — Как только я конфискую все, что считаю опасным, ты разденешься, и мы повторим. Я заберу все, что посчитаю подозрительным.
Том слегка наклонил голову в сторону.
— Я жду.
Гарри вздрогнул и сел на предоставленное место, стараясь не издавать слишком громкого шума.
Он сидел напротив Лорда Волдеморта, некоторые черты его характера уже были мучительно схожи. Длинная форма его пальцев, то, как он слегка наклонил голову и сохранял полуухмылку на лице. Это было жутко, даже когда с ним в комнате находились два аврора.
— Хорошо, — начал тихо Грюм, скрестив руки перед собой. — Где ты взял эту сумку?
Лицо Тома совсем не изменилось.
— Вы бы поверили мне, если бы я сказал, что нашел ее?
— Такую сумку нельзя найти, — фыркнула Тонкс от двери кислым голосом. — Ты у кого-то ее украл.
Том облегченно выдохнул.
— Я уверен, что предыдущий владелец ее не ищет.
Тон голоса, предложение; Гарри вздрогнул и отвел глаза.
Грюм вытащил свою палочку, старую и треснувшую, и один раз постучал по сумке. Та послушно расстегнулась.
— Теперь, — проворчал Грюм, тихо бормоча, вытаскивая что-то уменьшенное из кармана. Это восстановилось до нужных размеров, открыв себя как нож, с которым прибыл Том. Вид его заставил Гарри встревожиться, а может быть, дело было в темных пятнах возле ручки.
— Где ты это взял? — спросил Грюм.
Том улыбнулся.
— В том же месте, где я нашел свою сумку.
Тонкс тихо фыркнула.
- …Хорошо, — согласился Грюм, а затем начал взмахивать волшебной палочкой, произнося заклинания, чтобы вызвать все вещи из сумки.
Гарри все больше удивлялся, когда все больше и больше вещей вылетало из, казалось, маленькой сумочки. Небольшая холщевая сумка, а затем банки начали аккуратно выкладываться из нее. Пустые обертки, бумаги и листовки выложились и аккуратно разместились в небольшую стопку сбоку. Другие маленькие вещицы начали волшебным образом вылетать из сумки. Кусочки искореженной проволоки и латуни. Маленькие булавки, слишком потускневшие, чтобы на них можно было что-то прочесть. Кусочки макулатуры и затвердевшего хлопка, испачканного густой засохшей кровью. Импровизированные бинты, длинные нити, прикрепленные к блестящим иглам, которые на конце выглядели немного покрытыми копотью.
Собрались всякие странности. Пустые мешки для воды, вялые, как кожа. Еще ножи, некоторые из них длиной с руку Гарри. Заляпанные стеклянные бутылки с завинчивающейся крышкой, маленькие билеты с чернильным принтом, кровоточащим по углам.
Грюм взмахнул палочкой и зарычал, используя другое заклинание. Изнутри сумки вылетело что-то очень узнаваемое. Грюм волшебным образом поймал это и положил на стол между ними, как будто это была настоящая бомба.
Палочка Тома Риддла была бледной, светлее обычных палочек. Почти белая, как кора на березе. Длиннее, чем у Гарри, почти пропорционально длинным пальцам Тома Риддла. Грюм положил ее на стол между ними — Гарри никогда в жизни не забудет вида этой палочки.
Я хочу, чтобы ты видел, как я убиваю тебя!
Гарри вздрогнул, зная, что издает негромкий звук, когда его глаза смотрели на невинное оружие. Тонкс сделала несколько шагов ближе, ее присутствие наполнило его успокаивающим теплом.
— Интересно выглядящая палочка, — резко зарычал Грюм, его выпученные глаза странно закатились. — Кого ты убил, чтобы сделать ее?
Том тихо фыркнул.
— Мы с вами оба знаем, что создание палочек практически невозможно без многолетних тренировок. Кость не проводник, аврор.
— Тис, верно? — выпалил Гарри, не в силах избавиться от холода, так сильно охватившего его. — И перо Феникса.
Том посмотрел прямо на него. Гарри напряг свое тело, стараясь не дрожать.
- … Верно, — сказал Том мягче, чем раньше. Он склонил голову, как ворон, смотрящий на убитого человека перед ним. — Любопытно, откуда ты это знаешь.
— Не имеет значения.
Грюм снова вернул тему к ассортименту предметов на столе.
— Я хочу знать, когда и откуда ты взял эти вещи и почему.
— Подожди! — выпалила Тонкс, склонившись над Гарри так близко, что ее бок коснулся его плеча. — Это презерватив?
Гарри поперхнулся, и, к его ужасу, Тонкс взмахнула палочкой и с помощью простого левитирующего заклинания отправила несколько маленьких пакетиков со стола.
Грюм не считал это странным, но Гарри чувствовал, как краснеет до кончиков ушей.
Том, казалось, вовсе не был шокирован или смущен, на самом деле он выглядел скучающим с очень неудобным предметом, плавающим прямо перед его лицом.
— Ты немного молод, — прямо заявил Грюм.
Рот Тома очень медленно шевелился.
— Их всем раздают, аврор. Вы не хуже меня знаете, что они используются не только для первоначальной цели.
Грюм слегка кивнул, полностью игнорируя единственную вещь, из-за которой Гарри захотелось бежать из комнаты больше, чем сам Волдеморт во плоти.
Презервативы (Гарри все еще заикался при мысли о них) были отодвинуты в сторону, как и банки с едой, когда Тонкс провела диагностику. С этого момента Грюм поднимал один объект, чтобы Том объяснился, а затем переходил к куче отсортированных объектов. Металл от разрушенного здания, проводка от разбитого фонарного столба. Ткань от одежды, грязные бинты, которые он еще не успел почистить.
Самым большим предметом, заставившим Гарри побледнеть, был единственный скромный дневник.
Кожа мягкая и с заломами по углам. Скрепленный свободной тканевой лентой. В последний раз, когда Гарри видел этот дневник, он слышал крик Тома Риддла и теплый поток чернильной крови на своей коже.
Тонкс уловила его чувство и молча взяла дневник, начиная распутывать тканевый узел.
Том издал тихий звук протеста, который замолк через секунду после того, как был произнесён
Руки Тонкс продолжали двигаться, хотя ее тело напряглось еще сильнее.
— Что в нем, а? — подозрительно спросил Грюм.
Лицо Тома выглядело таким же, за исключением того, что начало проявляться что-то более темное и мрачное.
— Я бы предпочел, чтобы содержание не разглашалось.
Тонкс осторожно перевернула обложку, ее глаза просканировали имя, написанное вверху, затем она начала листать страницы.
Они были исписаны чернилами мелким, плотным почерком, заполнявшим как лицевую, так и оборотную стороны каждой страницы. Море чернил на скудных просторах белого пергамента. Каждая страница, исписанная снова и снова. Глаза Тонкс метались туда-сюда, переходя от одной случайной страницы к другой. Том Риддл напрягся, чуть пригнувшись, неумолимо глядя на нее.
Тонкс колебалась в одном месте, проводя пальцем по надписи.
— Что там такое? — спросил Грюм.
- … Ничего страшного, сэр, — ответила Тонкс. — Похоже, что это исторический военный дневник, персональные, а не личные данные или информация о содержании. Предлагаю продолжить проверку одежды.
Грюм нахмурился, явно раздраженный тем, что все, что было в дневнике, не представляло опасности. Тонкс положила его на стол, на мгновение взгянув на потрескавшуюся кожаную обложку, прежде чем подвинуть его к Тому.
Том потянулся к нему, медленно придвигая ближе к себе. Казалось странным, что, выбирая между палочкой или дневником, он выбрал последнее.
— Гарри? — подсказала Тонкс, заставив мальчика положить одежду на стол.
— Ты должен раздеться, — начал Грюм низким рокотом, тряся подбородком и глядя на одежду, — Мы нашли это, должно подойти. Я изучу твой дневник более подробно, и если в нем нет ничего, что вызывает опасения, ты можешь получить его обратно. Твоя палочка будет конфискована до тех пор, пока мы не передумаем. Когда ты оденешься, мы позавтракаем вместе с остальными.
Пальцы Тома постучали по обложке его дневника.
— Разумный план. Дайте мне минутку.
Том медленно встал, четко выполняя свои движения. У него не было смущенного заикания или дергания, он казался уверенным или даже равнодушным. Он снял верхнюю рубашку, не обращая внимания на аккуратно сложенную стопку на столе.
Тонкс присвистнула и внезапно указала рукой.
— Правая рука, бицепс. У тебя есть какая-то руна.
Гарри не мог ее видеть, но когда Том протянул руку и отстегнул что-то, руна мелькнула в поле зрения. Она выглядела грязной и старой, была туго повязана испачканной лентой. Маленькие узоры или же формы были отпечатаны очень слабо, хотя от слишком долгого взгляда у Гарри разболелась голова.
— Что ж, будь я проклят, — фыркнул Грюм, прищурившись от невзрачной магии. Том положил повязку на стол. — Что тут, руна уклонения и руна знания? Пытаешься остаться вне поля зрения? Сделано кровью, боже мой, это довольно темно по своей природе, не так ли?
Том не выглядел напуганным или впечатленным.
— Извините, у меня просто не было времени, чтобы пойти в ближайший почтовый магазин и попросить чернила, аврор. С падающими с неба бомбами.
Грюм не выглядел слишком расстроенным, но Гарри почувствовал, как у него странно скрутило внутренности.
Том продолжал раздеваться, а Тонкс и Гарри отвели глаза, чтобы соблюсти приличия. Грюм не стал утруждать себя, хотя что-то явно заставило старшего волшебника испуганно выдохнуть. Когда Тонкс и Гарри оглянулись, Том туже закатывал слишком широкий пояс брюк Гарри, используя одну из длинных веревок из своей сумки (после того, как спросил разрешения самым неуважительным образом) в импровизированный пояс. Гарри ни в коем случае не был крупным, но его одежда на Томе болталась на руках и бедрах, а на лодыжках и запястьях висела слишком коротко.
— Это удовлетворительно? — спросил Том снисходительно вежливо.
Лицо Грюма едва заметно дрогнуло.
— Ты хорошо играл, паршивец, но упустил кое-что важное. Ты думаешь, что у тебя есть преимущество, и ты не осознаешь, что находишься тут по нашей милости.
Улыбка Тома сменилась раздражением.
— Ох? Просветите меня, каким образом ваше пренебрежение элементарными гуманитарными мерами считается милосердием? Вы были особенно грубы, было бы обидно, если бы об этом сообщили властям.
Грюм встал, его стул громко скрипнул. Он улыбнулся широкой улыбкой, которая заставила Гарри немедленно отступить на шаг.
— Смелый! — похвалил его Грюм. — Но ты думал об этом неправильно. Ты чертовски умен, надо отдать тебе должное. Дело в том, Риддл, — Грюм был почти готов рассмеяться. Он подошел к главному входу, распахнув двери, чтобы закрыть их снова. Том наблюдал за ним с легким выражением растущей паники и откровенного разочарования. Ему не понравилось оскорбление, что он сделал что-то не так.
— Видишь ли, — начал Грюм, безжалостно ухмыляясь. — Может быть, ты и в будущем, но ты здесь не единственный.
Глаза Тома задергались, подсознательно двигаясь, когда он лихорадочно обдумывал все возможные вещи, которые он мог сделать неправильно. Он был так уверен …
— Привет? — Кто-то с любопытством просунулся в дверной косяк, чтобы заглянуть внутрь. — Мама сказала, что завтрак готов, если хочешь….
Сердце Гарри упало и разбилось от ледяного осознания. Джинни Уизли побледнела, свернувшись, как испорченное молоко. Том тупо уставился на нее, не понимая.
— Добро пожаловать в будущее, ты, подлый ублюдочный убийца, — рассмеялся Грюм.
Джинни Уизли быстро моргнула, слегка покачнулась и начала кричать.
Комментарий к Carpe diem
*Морозник окружают легенды; считается, что он способен вызывать демонов. Helleborus niger, обычно называемый «Рождественской розой», почитался из-за старой легенды, рассказывавшей, как он расцвёл в снегу от слёз юной девушки, которой нечего было подарить Младенцу Христу в Вифлееме.
========== Quid pro quo ==========
Комментарий к Quid pro quo
Культурный шок от мира, когда вы всплываете на поверхность и оказываетесь там, где никогда не хотели быть.
Том Риддл был просто очарователен и услужлив.
После первого приступа паники (когда близнецам пришлось сдерживать Джинни, дабы предотвратить жестокое нападение с ножом) Том застыл в видимом шоке и замешательстве. Это было очевидно: его челюсть отвисла от удивления и тревоги от всего этого.
Несколько минут он тупо стоял там в немом шоке, едва реагируя на минимальные раздражители. Гарри почти слышал, как его мозг спешит догнать информацию, брошенную в него — и он определенно адаптировался лучше, чем смог бы Гарри в такой ситуации.
Была видимая перезагрузка; Том быстро моргал и подергивался, пока его мозг обрабатывал информацию. В какой-то момент что-то сработало, и все его тело и лицо расслабились, превратившись в нечто неуловимо далекое.
Его поза была расслабленной и спокойной, плечи опущены, спина ненапряжена. Его лицо было открытым, уголки глаз расслабились и приняли несколько невинное выражение. Эта маска совсем не подходила ему, не так, как та, когда он чуть ли не плевался ядом моментом раннее.
— Простите, — извиняющимся тоном произнес Том, — я…я не думаю, что мы встречались…
Джинни кричала; Близнецы с видимым трудом выволокли ее из комнаты.
Ухмылка Грюма исказилась в несколько разочарованном выражении, выглядя скорее раздраженной от такого тусклого ответа.
— Эмм… — Гермиона замолчала, не понимая, что происходит. — Я… Извиняюсь? — Гермиона нервно прикусила нижнюю губу. — Она пережила тяжелые времена.
Гарри почувствовал, как холодок пробежал по его спине, когда Том сочувственно кивнул, его лицо было невероятно убедительным.
— Не торопись, Грейнджер. — мрачно проворчал Грюм. — Вот это уже проблема.
Тонкс тихо фыркнула, раздраженно скрестив руки на груди, но больше ничего не сказала. Она выдохнула, играя с выбившейся прядью волос.
— Я возвращаюсь в штаб, — тихо сказал Грюм, не сводя с Тома своего волшебного глаза. — Свяжись с…нашим начальником. И с Далуром тоже, думаю, было бы неплохо привести его сюда.
Руки миссис Уизли скользнули в маленькую миску в ее руках. Облачко муки взметнулось вверх, окрашивая рукав в белый цвет.
— О, — выдохнула она с удивлением, — Мистер… Далур? Ах ты, бедняжка! — Ахнула она, переводя взгляд на Тома.
Том ощетинился, за долю секунды его лицо стало выражать подозрительную нерешительность. То, как быстро он изменился было практически идеально.
— Да, — кисло фыркнул Грюм, — определенно Далур. Тонкс останется, чтобы присматривать за всеми вами, вызывайте меня, если что-то случится. Не бойтесь вывести его из строя, если что.
— Поверь мне, я не волнуюсь, — коротко ответила Тонкс, стараясь скрыть свое раздражение.
Рон посмотрел на Гарри с откровенным удивлением.
— Черт возьми, приятель, что ты натворил?
— Удивительно, но на этот раз это была не моя вина, — защищался Гарри, заставляя Гермиону тихонько хихикать.
Странная атмосфера длилась недолго. Миссис Уизли быстро определила им фронт работ. Гермиона получила более легкую — накрывала на стол. Близнецы еще не вернулись, вероятно, все еще успокаивали Джинни после ее припадка. Тонкс заняла твердую, настороженную позицию у камина. Гермиону и Тома (как ни странно) отвели на кухню, чтобы они помогли с завтраком.
Гарри не знал, что было более удивительным: то, как Том плавно включился в эту работу, или то, что у него был очевидный опыт приготовления пищи. Все было сделано без помощи магии, вместо этого он работал своими ушибленными руками. Месил и смешивал муку с солью ложкой такой старой, что ее, вероятно, купили еще до рождения Тома. Он ни разу не спорил.
— О, спасибо тебе, дорогой! — проворковала миссис Уизли, и ее глаза заблестели, когда печенье было отправлено в духовку. Гермиона смотрела, как та шинковала картошку, и в ее глазах читались явные вопросы.
— Итак, Том! — начала миссис Уизли, ее бодрый тон так забавлял Гарри, что он чуть не рассмеялся. — Откуда ты?
Том и глазом не моргнул, когда его спросили, хотя голос его звучал заметно более мягко, чем во время предыдущего допроса.
— Из Лондона, мэм.
— Мэм? — пробормотала Тонкс, ее глаза подергивались от сдерживаемого гнева.
Миссис Уизли ворковала, упорно не замечая напряжённой атмосферы.
— О, прекрасно! Милый, ты, должно быть, учишься в Хогвартсе! Как там твоя фамилия, дорогой?
Том приветливо улыбнулся и, проигнорировав вопрос, принялся раскладывать тосты.
Он посмотрел на маггловский тостер с явным недоверием и отказался от его использования. Гермиона легко взяла его, беззаботно отбросив его сковородку. Том воспринял это совершенно непринуждённо, а может быть, это была просто его способность скрывать свои эмоции.
Вскоре они уже выкладывали на стол груды печенья и картофельных оладий, передавая друг другу большие куски масла. Близнецы вернулись, между ними стояла бледная, явно взбудораженная девушка.
Джинни бросилась на стул, маленький стакан сока перед ней задребезжал.
— Не бросайся на стул! — строго сказала миссис Уизли, готовая швырнуть в нее кухонное полотенце. — Тонкс, Дорогая, ты можешь присоединиться к нам?
Тонкс медленно покачала головой, не отводя взгляда от Тома.
— Я бы предпочла этого не делать, но у меня такое чувство, что я все равно понадоблюсь.
Гарри быстро взглянул на Тома, выражение лица которого слегка заострилось.
Они сели, кожа Тома казалась еще более восковой, чем у других, сидящих рядом. Все начали передавать еду по кругу, принимая порции и одновременно беседуя. Всякий раз, когда Том произносил хоть слово, Джинни начинала тихо, почти дико рычать, на что Том быстро замолкал и просто улыбался. Тонкс, казалось, разделяла ее гнев, кривясь с каждым его словом.
Том почти ничего не ел, вместо этого он лениво гонял еду по своей тарелке. Гарри заметил, как напряглось его лицо.
— Том, дорогой? Ты что, не собираешься ничего есть? — обеспокоенно спросила миссис Уизли.
Лицо Тома слегка дернулось, вилка громко заскребла по тарелке.
— Конечно, мэм, — мягко и послушно ответил Том. Его лицо еще больше побледнело, пока он рассматривал свои картофельные оладьи.
Том принялся за еду, аккуратно и осторожно. Начав, он уже не останавливался.
Всякая сдержанность его внешнего вида, казалось, исчезла в тот момент, когда он действительно начал есть; его руки напрягались и сгибались, как будто ему требовалось все его здравомыслие, чтобы продолжать пользоваться приборами.
Все с нелепым вниманием наблюдали, как Том ел, ел и ел. Он ел так, словно умирал с голоду, все больше и больше отчаиваясь. Его порция опустела, он сгорбился над тарелкой, словно защищая оставшиеся хлебные крошки.
Тонкс издала тихий звук, кинувшись через кухню, чтобы схватить ближайшее мусорное ведро. Она чуть не подпрыгнула, выглядя очень довольной, когда подтолкнула его к Тому.
— О, — выпалил Гарри, оглядывая довольно жирную пищу, к которой он давно привык.
Том выдавил из себя один-единственный взгляд, почти дрожа от силы своей воли.
Джинни выглядела самодовольной. Губы Тома скривились в подобии гримасы, но затем он отпрянул в сторону.
Тонкс не удивилась, но все равно было ужасно наблюдать, как кого-то сильно рвет. Позаимствованная одежда Тома висела на нем мешком, но не скрывала агрессивных судорог и того, как все его тело дергалось при каждом болезненном спазме. Еда, которую он только что съел, поднялась по глотке, капая, вместе с жидким желтым желудочным соком. Большие куски, едва прожеванные в порыве ненасытного голода.
Его рвало снова и снова, пока рот не открылся так широко, что казалось, он вот-вот вывихнется. Челюстная кость двигалась нелепо и глубоко, заметно перемещаясь под кожей. Его волосы слиплись от пота.
Его вырвало последний раз с первобытным влажным задыхающимся звуком, как когда больше нечем было рвать. Нетрудно было догадаться, что он давно не ел; белая пленка на его языке говорила о том же.
— Ох, — с трудом выдавила миссис Уизли, — возможно, нам следует перейти в гостиную.
Том умудрился открыть один глаз, свернувшись калачиком в своем жалком состоянии. Но даже сейчас он выглядел так, словно был готов к броску.
***
Том уселся на кушетку и растянулся на ней, одновременно демонстрируя огорчение и что-то вроде хвастливого высокомерия. Казалось, он свирепо смотрит на Джинни, как бы говоря: «пусть это твой дом, но этот диван теперь мой».
Это было правдой, аура Тома, окружавшая его, заставляла всех чувствовать себя неуверенными и слишком хорошо осознавать собственное тело. Каждый их жест неуверенности всплывал на передний план их сознания, каждая слабость казалась вопиюще очевидной. Даже если Том Риддл лежал на кушетке, воняя рвотой и страданиями.
Том выглядел более раздосадованным тем, что они увидели его болезнь, а вовсе не тем, что она у него имелась.
— Грюм скоро вернется, — заверила их Тонкс, все еще стоя на страже, пока все неуклюже устраивались на диванах. — У меня есть новости, Мистер Далур, скорее всего, будет здесь до того, как вернется Грюм.
Миссис Уизли быстро кивнула:
— Конечно, конечно! Я чувствую себя ужасно, могу ли я еще что-нибудь сделать для тебя, Том, дорогой? Чашечку чая?
Том и глазом не моргнул.
— Нет, спасибо, мэм. Благодарю вас за гостеприимство.
Миссис Уизли покраснела, Тонкс зарычала. Том закрыл глаза и выглядел совершенно умиротворенным.
Они могли бы принять его за спящего, если бы не то, как его пальцы слегка подергивались при каждом звуке. По просьбе Тонкс, Гарри остался с ней в комнате. Может быть, потому, что он тоже знал о ситуации, а может быть, потому, что Гарри знал его. Рону и Гермионе подобное не разрешилось, а Джинни, похоже, было категорически запрещено оставаться в одной комнате с Томом без присмотра. Рыжая вполне могла убить Тома с помощью ложки и чистой решимости.
Прошло немного времени, которое казалось гораздо более долгим из-за натянутой, тревожной ситуации, и камин вспыхнул зеленым, являя волшебника, споткнувшегося на выходе. Он был одет в стандартную шершавую мантию, которая означала, что он занимал какую-то медицинскую должность или работал в медицинском учреждении. Его волосы были аккуратно подстрижены — еще один символ его положения.
Лицо Тома заострилось, когда он тоже пришел к такому же выводу.
— Замечательно, — вздохнул Мистер Далур слегка гнусавым голосом, без всякого энтузиазма. Он прошел дальше в комнату, положив на стол небольшой портфель, который выглядел сделанным из Жабьей кожи. Он щелкнул замками, вытаскивая отвратительно большую книгу и обычное перо с бесконечными чернилами.
— Это было адское утро, вам повезло, что сегодня у меня выходной и вы оплачиваете мои больничные. Что у нас тут, мисс аврор?
Тонкс медленно скрестила руки на груди, окидывая комнату каменным взглядом.
— Базовая оценка, предполагая полную ситуацию 4. Хотя могут быть включены и другие вещи. Это Гарри, который останется в качестве свидетеля. Это Том, с которым вы работаете.
Мистер Далур на секунду замер, явно удивленный, потом посмотрел на Тома как-то по-новому.
— Том, м? — мужчина нахмурился, сморщившись и слегка шмыгнув носом. — Вы, должно быть, очень важная персона, раз меня вызвали так быстро.
Том не сдвинулся с места. Он не продвинулся дальше минимума, необходимого для разговора.
— Так говорят.
Мистер Далур едва сдержал улыбку, а затем перевернул книгу на пустую страницу. Гарри всмотрелся в белое пространство, и хотя там не было написано ни одного слова, мозг Гарри наполнился статикой, как пчелиный рой. Он вообще сомневался, что сможет прочесть написанное.
— Итак, мистер Том, — начал Далур, презрительно фыркнув, — Что же привлекло мое внимание к вам?
Том больше не реагировал. Твердый и неподвижный, как аллигатор, наполовину погруженный в воду.
— Это вы мне скажите. Я предполагаю, что полная ситуация четыре — это код для категории шока, хотя вы, кажется, разбираетесь в этом лучше. Военное время, да, колдомедик?
Мистер Далур записал что-то, что показалось Гарри искаженной тарабарщиной.
— Категория шока, да? Что заставляет вас в это верить?
Глаза Тома слегка сузились, и наконец он выпрямился в сидячем положении. Лениво, длинные конечности сгибались и не разгибались даже не смотря на обширные синяки на руках и выступающей наружу ключице.
Том поднялся в сидячее положение, осанка его была прямой и сильной, а изможденные черты лица стали еще резче и острее. Дыхание Гарри стало гораздо более тяжелым, поскольку он мог живо представить себе алые глаза и полуулыбку веселья.
— О, вы верите, что вы такой умный.
Мистер Далур продолжал писать, делая паузу после особенно длинного промежутка, чтобы вздохнуть и посмотреть на Тома с очень усталым выражением.
— Да, я умен. Я работаю с этим в течение длительного времени, и, честно говоря, это мой выходной день, так что я хотел бы закончить как можно скорее. Пожалуйста, ответьте мне на несколько вопросов, и мы сможем приступить как можно быстрее.
Ухмылка Тома не дрогнула; он склонил голову набок, как любопытная кошка, наблюдающая за зябликом в окне.
— Благодарю вас, — мистер Долур негромко откашлялся. — Вы уже говорили о шоке. Сталкивались ли вы с ситуациями, в которых, как вам кажется, у вас мог развиться шок?
Том медленно перевел взгляд в сторону Тонкс.
— Какие заклинания тут для сохранения конфиденциальности этого разговора?
— По периметру. — коротко отрезала Тонкс, — Ничего особенного. Из-за риска твоего статуса. Остальная часть дома не посвящена в это, но полученные данные — это тоже наша информация. Я активировала барьер при входе на Мистера Долура, и мы узнаем, если ты соврешь, но мы пока не заставляем тебя говорить правду. Не заставляй нас передумать.
Том улыбнулся и медленно заговорил.
— Мой любимый цвет-лиловый.
Послышалось гудение, колючее ощущение чего-то странного. Это заставило Гарри неловко поежиться, хотя Тонкс и мужчина, казалось, не были так уж удивлены этим ощущением.
Том, казалось, с любопытством что-то продумывал.
— Интересный выбор. Я не знаком с этим заклинанием.
— Было бы впечатляюще, если бы вы были, — вздохнул Мистер Долур, что-то записывая и окидывая критическим взглядом, в то время как Том слегка вздрагивал.
— Пожалуйста, ответьте на вопрос, Том, бывали ли вы в ситуациях, которые, по вашему мнению, могли привести к развитию какой-либо травмы?
Том улыбнулся, любопытный и проницательный.
Тонкс слегка ощетинилась, когда секунды продолжали идти, а Том по-прежнему ничего не говорил.
— Том, — устало вздохнул Мистер Долур. — Я понимаю, что эта ситуация может быть невероятно напряженной. Я пытаюсь вам помочь, а вы, похоже, к этому не привыкли. Много ли людей помогало вам раньше?
Том выглядел слишком любопытным.
Гарри почувствовал, как его язык распух и отяжелел во рту.
— Как вы думаете, вы сможете мне помочь? — спросил Том вежливо, спокойно и прямо. — Действительно? Или вы считаете, что ваша работа с навешиванием ярлыков и категоризацией безумия-это все, что вы можете внести. Является ли это вашим идеальным местом в мире, или вы приняли то, что ваш никчемный вклад так мало значит, что вы специализируетесь на подонках.
Тонкс выглядела готовой сделать шаг вперед, но Мистер Долур спокойно поднял руку.
— Я вижу, что ты чувствуешь себя немного под прицелом прямо сейчас, и я сожалею об этом, — извинился он. — Я только хочу помочь тебе, Том. Не возражаешь, если я тебе помогу?
Губы Тома слегка скривились.
— Вы-жалкий вклад в развитие мира.
Барьер не гудел; правдивое мнение Тома Риддла казалось непоколебимо холодным.
— Вы меня боитесь? — спокойно спросил Том.
— Нет, — мистер Долур даже не поднял глаз от того места, где писал. Совершенно спокойный.
Гарри хотел было прервать его, возразить, что Том Риддл, безусловно, опасен. Мужчина, казалось, ничего не замечал.
— Я убил кролика ножом.
Том говорил спокойно. Барьер гудел от безошибочного ощущения неправильности неправильности неправильности.
Выражение лица Тома не изменилось.
— Я повесил кролика и смотрел, как он умирает, потому что сам этого хотел.
Барьер не гудел.
Мистер Долур мгновенно перестал писать.
— Том, — спокойно спросил Мистер Долур, хотя это был вынужденный уровень профессионализма. — Это весьма впечатляюще. Почему ты хотел, чтобы кролик умер?
Том не ответил, вместо этого он уставился на мужчину с трудночитаемым выражением лица.
— Знаете, вам вовсе не обязательно быть здесь. — проронил Том. — Я понимаю, почему они вызвали вас. Они думают, что я безумен, я слышал это достаточно часто. Мне не нужен колдомедик.
Мистер Долур тяжело вздохнул.
— Эта идея может показаться тебе несколько неудобной, но, может быть, ты попробуешь? Возможно, тебе будет легче, если ты выговоришься. Тебе иногда кажется, что ты одинок?
Брови Тома слегка сдвинулись в любопытстве.
— Мне не нужен врач.
Мистер Долур, казалось, был готов потереть виски.
— Том…
— Вам когда-нибудь было страшно? — тихо спросил Том, его глаза блестели и в них вспыхнула тревога. — Вы когда-нибудь верили, что умрете, доктор?
На них обрушилась холодная атмосфера, которая охладила их сильнее, чем любое признание. Том спросил это так просто, словно в перспективе ничего не имело значения.
-…Нет, я не…
— А я да, — говорил Том с улыбкой, которая никак не вязалась с его лицом. Резкость в выражении его лица заставила вздрогнуть даже Тонкс. — Я видел, как такие, как вы, корчились, словно крысы.
Улыбка Тома обнажила его десны; его зубы начали желтеть, а десны казались воспаленными.
— Я бы с удовольствием посмотрел, как ты гниешь.
Барьер не гудел.
Густая, тяжелая, удушливая тишина давила на них, угнетала.Она обволакивала их, как густые сливки, сладкие и сахаристые.
Тонкс откашлялась, а Мистер Долур судорожно выдохнул и закрыл книгу слегка дрожащими пальцами.
— Хорошо, — сказал мистер Долур хриплым и немного дрожащим голосом. — Я собираюсь…я…скажу Аластору, что отказываюсь от этого дела… Не связывайся со мной больше, я…
Гарри ничуть не удивился, когда мистер Долур поспешно удалился, встревоженный и потрясенный честностью слов Тома.
— Простите меня, святой отец, — дико ухмыльнулся Том, — Прошло время с моей последней исповеди.
***
Том жил гордо, спокойно и уверенно. Миссис Уизли не понимала, почему Мистер Долур, орденский колдомедик, так внезапно ушел. Обычно этот человек вел себя вполне профессионально — возможно, немного пугливо, но ничего такого, что могло бы объяснить его поспешный уход.
Тонкс казалась еще более расстроенной, напряженной и язвила из-за самых незначительных вещей. Еще не было и полудня, и миссис Уизли не знала, как продолжить этот день.
В камине вспыхнуло пламя, появилось небольшое облачко пепла и две фигуры.
— Лунатик! — выпалил Гарри, вскакивая на ноги с улыбкой. Том занял свое место на диване в оборонительной позе. Он наблюдал за происходящим клиническим взглядом, не доверяя каким-либо насмешливым тонкостям, учитывая его сегодняшнее утро.
— Привет, Гарри. — Римус улыбнулся в ответ, принимая объятия мальчика. Это было больше похоже на падение, чем обьятие, на более крупную фигуру человека, но тот мгновенно поймал его.
— Гарри! Ты в порядке? — торопливо спросил Римус приглушенным, но обеспокоенным голосом.
— У меня был очень утомительный день, Лунатик.
Римус дважды похлопал его по спине, чувствуя себя очень неловко.
— Римус!
Тонкс ухмыльнулась, сбегая со своего поста охраны, рассекая со свистом воздух.
— Пожалуйста, скажи мне, что Грюм возвращается!
Римус выглядел пораженным ее усталым видом.
— Я… да. Он забирает… о, Я… — Римус замолчал, наконец поймав взглядом Тома.
Том встал, медленно выпрямляясь. Он слегка съёжился, покачиваясь и быстро моргая, прежде чем приспособиться к внезапному изменению высоты. Затем он крадучись пересек небольшое расстояние от гостиной.
Римус инстинктивно отступил назад, увлекая за собой Гарри. Мужчина издал низкий рык, что-то более глубокое, чем скулеж, но более тихое, чем рычание. Глаза Тома сверкнули, словно острый камень. Он ничего не ответил.
Камин снова ярко вспыхнул шлейфом зеленого огня. Оттуда вышел волшебник, небрежно стряхивая сажу со своей ярко-бордовой мантии.
— О боже, — спокойно произнес Альбус Дамблдор, наблюдая за Томом с жестким выражением лица, — Похоже, мы в довольно сложной ситуация.
Лицо Тома застыло в шоке, он ничего не мог понять. Хуже, чем раньше, как будто прозрение сформировалось во всех худших формах.
— Нет, — выпалил Том, слово слегка заплеталось из-за онемения во рту. — Нет-нет. Вы не. Вы… Вы… черт возьми издеваетесь надо мной.
Дамблдор тонко улыбнулся, не дружелюбно, но и не откровенно жестоко.
— И снова здравствуй, Том. Ты хорошо сохранился.
Том заскулил, издав низкий страдальческий звук, прежде чем плавная композиция его слов превратилась в грубый рифмованный сленг кокни из его прошлого. Он бормотал чистыми звуками, шипящими слогами, прежде чем выплюнуть яростную строчку
— Я умудрился свалить оттуда что бы попасть в это дерьмо, ага?
Альбус Дамблдор быстро моргнул от удивления, а затем тихо, почти ласково рассмеялся.
— Ах, мне не хватало твоего акцента. Он исчез к твоему шестому году обучения, если я правильно помню.
Том отпрянул; его рот открывался и закрывался, он сгорбился от ярости.
— Я заставлю тебя выблеваться твоими сранными конфетами, козел.*
*намеренное искажение в попытке передать акцент кокни
— Ах, — вздохнул Дамблдор с облегчением, — Какое красивое звучание.
Римус мягко попытался прервать его.
— Альбус? Возможно, нам следует…
— Ах, да. Вы совершенно правы, мой друг. — Альбус осторожно кивнул, поглаживая свою длинную бороду, беспорядочно заплетенную с одной стороны. — Молли? Чашка чая была бы просто великолепна.
— Ох да! — заторопилась она, ища потертый чайник.
Ноздри Тома раздулись, и он вернулся на свою кушетку, чтобы наблюдать за происходящим в его естественном состоянии; сердито.
— Я понимаю, что у нас был довольно интересный день, — признался Альбус, опускаясь на ближайший стул со вздохом от скрипа своих старых костей. — А, я вижу, юный Гарри составил вам компанию.
— Чем больше я о нем слышу, — начал Том снова спокойным тоном осторожного британца. — Тем больше я нахожу его существование раздражительным.
Римус подавился смехом, и Гарри поймал себя на том, что едва не ухмыляется от смехотворности ситуации. О Мерлин, он не мог дождаться, когда мальчик узнает о шраме на его голове.
— А, понятно, — кивнул сочувственно Дамблдор, — Это должно быть очень тревожно для тебя, Том. Что было последним, что ты помнишь?
Том посмотрел на него с неподдельной ненавистью.
— Не изменяйте сейчас своим намерениям, профессор. Это можно принять за сострадание.
Дамблдор медленно кивнул, принимая блюдце с чаем, которое Молли быстро протянула ему. Она отошла в сторону, оставив их группу напряженного противостояния.
— Прошу прощения за любые неоднозначные сигналы, которые я тебе подал, — медленно извинился Дамблдор, — Я имею самые лучшие намерения по отношению к тебе.
Том наклонил голову, раздувая ноздри. Каким бы жестоким и резким он ни был с Тонкс и Грюмом, это было ничто по сравнению с пылающими углями ярости, бушевавшими в глазах Тома сейчас.
— Не лгите мне, профессор. — ухмыльнулся Том, обнажив острые зубы. — Вы всегда прикрываетесь ложью во благо и проповедуете полусырые истины.
Лицо Дамблдора сморщилось в замешательстве.
— Мне очень жаль, но я не понимаю…
Лицо Тома исказилось в гримасе, которую никак нельзя было назвать красивой. Покореженная, восковое лицо, кожа которого была натянутая словно холст, окрашенный румянцем в оттенки крови.
— Ты надеялся, что я умру? — спросил его Том, низко зарычав. — Ты поэтому отсылал меня обратно? Снова и снова?
Римус напрягся, Тонкс съежилась, а Дамблдор постарел, как человек, подвергшийся сполна ужасам этого мира.
— О, — тихо и устало выдохнул Дамблдор. — О, мне так жаль. Том, война давно закончилась. Гриндевальда арестовали много лет назад. Нет больше бомб, которые могли бы тебе угрожать.
Том повернул шею, громко хрустнув ею. Ключица дернулась под пергаментной кожей.
— Может быть, для вас так оно и было, — ответил Том после паузы, чувствуя, как слова застревают в горле, словно черствый хлеб после утомительного дня.
— Мне кажется, что я покинул одну войну только для того, чтобы вступить в другую. На этот раз против всего мира выступаю только я.
Дамблдор опустил взгляд с легким кивком, вздыхая через нос. Он крепко сжимал свою чашку чая, тонкие струйки пара поднимались вверх.
— Я прошу прощения за все те разы, когда подвел тебя, — признался Дамблдор, — И поэтому считаю крайне важным проинформировать тебя о сложившейся ситуации.
Том выглядел готовым броситься через всю комнату, без оружия, чтобы попытаться прорваться к выходу.
— Видишь ли, Том, — Дамблдор прижал к своему виску старую обветренную руку. — Тебе удалось.
Том замер, и кровь застыла у него в жилах.
— Альбус, — прошептал Ремус встревоженно, неуверенно.
— Я подвел тебя, — признался Дамблдор. — Я не обратил внимания на твою травму, твои раны и твои мольбы о помощи. Я подвел тебя, и ты стал самым страшным Темным Лордом всех времен.
Том был болезненно бледен, казалось, его вот-вот стошнит.
— Ты лжешь.
Дамблдор слабо улыбнулся, его лицо было почти таким же изможденным.
— Нет. Не лгу. После окончания Хогвартса ты отправился в свой «крестовый поход» и принял участие в ритуалах и магии, настолько темных, что они запятнали тебя и превратили во что-то отвратительно ужасное. Возможно, я уже давно не питал надежд, но сейчас я считаю, что это мой шанс исправить изъяны моего прошлого.
Том резко покачал головой.
— Я… я не…
— Ты убивал людей, — выпалил Гарри, колодец ярости, который он обычно не чувствовал, затопил его и пропитал его кости. — Ты убил Седрика. Ты убил моих родителей!
Том продолжал трясти головой в оцепенелом шоке.
— Ты чертов монстр! — закричал Гарри, вскакивая на ноги. Тонкс схватила его за руку, удерживая.
— Я не… — начал Том тихо и неуверенно. Глаза широко раскрыты и озадачены, дезориентированы, потеряны и так сильно сбиты с толку. — Я не…
— Мне так жаль тебя, Том, — тихо признался Дамблдор. — За всю твою боль и страдания. Я игнорировал тебя, и из-за своей ошибки ты пострадал гораздо больше, чем кто-либо когда-либо должен был.
Том откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, чтобы больше не смотреть на лицо Дамблдора.
Его губы дергались, тонкие и подрагивающие на болезненном лице. Гарри был слишком далеко, чтобы расслышать, а расплывающиеся слезы слишком сильно искажали его зрение, чтобы он мог читать по губам.
Тонкс могла прочесть, и что бы это ни было, это заставило ее выдохнуть в дрожащем рыдании.
Том издал тихий звук, что-то маленькое и болезненное. Он становился все громче, пока не превратился в нечто вроде крика. Он поднимался и поднимался так высоко, что Гарри чувствовал, как волосы на его коже дыбятся, а зубы стучат от этой вибрации.
Дамблдор взмахнул палочкой, тихо шепча слова. Должно быть, он что-то сделал, потому что миссис Уизли, Рон, Гермиона и все остальные, кто вбежал в комнату, замерли на пороге.
Голова Тома запрокинулась назад, горло скрежетало и дергалось от злобности его голоса. Все громче и громче, как предсмертные муки умирающей мечты, которую теперь невозможно достичь.
Том Риддл закричал, потому что это единственное, что было громче рыданий.
***
Это было невозможно описать. Уровень изоляции, который невозможно когда-либо испытать.
Вы могли бы собрать свои вещи и убежать, забрать свое имя и деньги, пересечь страны и континенты, но даже так вы бы никогда не были по-настоящему одиноки. Ты всегда оставляешь после себя воспоминания, паутину людей, которые знают твое лицо и твой голос, которые могут повторить его с любовью или презрением. Вы всегда можете вернуться в то место, которое когда-то считали домом, место, где люди будут помнить вас независимо от того, хотят они этого или нет.
У вас было имя, личность.
Доказательство вашего существования перед глазами окружающего мира. Вы были живы, вы были живы в какой-то момент, вы были живы всегда.
(Как мучительно одиноко было осознавать, что даже воспоминания больше не доказывают твоего существования.)
По поводу концепции индивидуальности и существования велись различные философские дебаты. Представление о том, что личность может быть получена только в определенных случаях изменяющихся факторов. Если X и Y достигнуты, то человек действительно является личностью.
У Тома Риддла не было ни прошлого, ни святого покровителя, который мог бы поклясться в своей верности. Ни главы факультета, уверяющего, что он их ученик, ни заведения, заявляющего, что он у них числится. У него не было ни семьи, ни друзей, которые узнали бы человека, бросившего вызов абсолюту времени. У него не было ни планов, ни амбиций, ни целей, не достижимых не из неспособности, а из чистой невозможности.
(Человек существовал, если они
мог X и Y. Был ли Том человеком, если переменные больше не были символическими? Когда буквы были чужими чернильными кляксами, которые ничего не значили для него, как он ничего не значил теперь для всего мира?)
Том сидел на диване, поджав ноги и уставившись в стену. Не отводя взгляда, даже когда дом начал гудеть от активности. Дамблдор сидел рядом с ним, спокойный и терпеливый. Потягивая третью чашку чая. Возможно, если Том подождет достаточно долго, кофеин вызовет у того остановку сердца.
У Тома не было никаких планов на будущее. Его политический путь теперь заблокирован полностью испорченной и чуждой структурой министерства. Он прошел через нестабильную истерию политики военного времени, аморальную алчность власть имущих. Если война закончилась, то это было уже что-то совершенно новое. У него не было точек обзора, не было ступеней вдоль имён чистокровных семей, чтобы подняться по социальной лестнице. Абраксас, должно быть, уже мертв-у него всегда был этот невыносимый хрип. Орион казался далекой мыслью, слишком рассеянной, чтобы когда-либо быть полезной. Где же он был сейчас? Женили и смягчили домашним уютом? Неужели Сигнус впал таки в то безумие, которое поглотило его отца и отца его отца до этого? Может быть, остальные умерли или жили своей жизнью, даже не вспомнив, куда исчез Том когда-то давно — студент, которого они когда-то знали по мимолетным воспоминаниям.
Куда же он пойдет? Куда бы пошел Том, если бы у него не было мотивации сделать шаг вперед?
Том уставился на стену, радуясь приливу черного небытия, которое он обычно ощущал по ночам в магловском мире. Когда завывали сирены и дрожали стены, и он так мало заботился об этом, что даже не шевелился с места, где спал.
Если бы он носил четки, найденные на заброшенной молитвенной скамье, то вертел бы их между пальцами в кощунственном раздумье.
Что же он привез с собой? Мешок, набитый бесполезными магловскими предметами, его дневник и волшебная палочка. Его чемодан был спрятан под разбитой лестницей, почти недоступной для большинства людей. Никто не смог бы открыть его, не зная код для порванной кожаной застежки. Его книги, его исследования, его зелья и школьные задания были потеряны во времени.
Он был одинок, покинут совсем другим способом; он полагал, что привык к изоляции, но теперь он знал, что имел привилегии.
— Учитывая сложившуюся ситуацию, мне кажется несправедливым лишать тебя должного образования, — спокойно произнёс Дамблдор. — К счастью, я теперь директор Хогвартса, так что твое поступление в нашу школу вполне в моих силах.
Том уставился на стену и подумал, когда же семья, жившая здесь раньше, заделала трещины известковым раствором и разровняла их краской. Он гадал, насколько глубоко гниют эти балки, или они защищают и блокируют бомбы, как эгоистичные волшебники делали со всем остальным.
-…Очень удобно, что в момент твоего появления у тебя была с собой волшебная палочка, — продолжил Дамблдор, не заботясь о том, что Том ничего не ответил. — Это действительно утомительная задача-найти альтернативную палочку.
Том гадал, где же был Дамблдор, оставался ли он в замке, когда Тома запирали в бомбоубежище насмешливые дети.
Демон! Чудовище!
— Мы, конечно, сможем
разобраться с тобой после того, как проведем соответствующие медицинские анализы и, если потребуется, проведем другое лечение. Не годится, чтобы ты ходил с травмами.
Дьявольское отродье! Умри в огне, дьявольское отродье!
Губы Тома онемели, когда он тихо прошептал себе под нос: «Ipse venena bibas. Ipse venena bibas.»*
Ipse venene bibas*! Выпей яд сам! Изыди из этого ребенка, Сатана!
* Чашу яда сам да вкусит (лат.)
Том медленно и глубоко вдохнул, его грудь расширялась, когда он выдыхал и думал.
— Вы утверждаете, что приютите меня, хотя человек без опознавательных знаков никогда не достигнет многого в этом мире.
Дамблдор не выглядел обеспокоенным этим заявлением.
— Это правда. Это счастье, что наши друзья могут заверить твою личность. Студент по обмену, ребенок, ищущий убежища из менее счастливых стран.
Том не отвел взгляда от стены.
— Это ложь. Подделка личности. Я не существую, я-никто.
Ipse venena bibas!
Пальцы Дамблдора шевельнулись на чашке, которую он держал в руке.
— Может быть, это и правда. Возможно, используй этот шанс как возможность достичь того, чего ты никогда не мог. Используй это как искупление. В твоей религии, если я правильно помню, это можно назвать искуплением.
Том улыбнулся на эту мысль. На старика, пытающегося использовать слова и пения, вырезанные в его черепе от отчаяния и страха.
То, как свечи жгли его, как от воска по коже бегали мурашки, а от розмарина и боярышника зудела спина.
Стал бы этот человек использовать религию против него, если бы знал, на что идут люди перед лицом страха? Как люди находили дьявола в теле тех, кто постоянно бросал им вызов.
«Искупление.» Том попробовал это слово на вкус. На вкус оно напоминало желудочную кислоту, обжигающую десны и смешивающуюся с кровью.
— Нет никого более доброго и милосердного, чем Господь. Но даже он не прощает нераскаявшихся.
Том выпьет яд Дамблдора, потому что не знает, что еще можно сделать. Дюжина плетей, крест, зажатый в дрожащих пальцах, когда бомбы сотрясали землю подобно реву какого-то демонического существа.
Прошу, Господи дай мне жить.
— Я буду играть по вашим правилам, — сказал Том, медленно отводя взгляд от стены. — Не поймите меня превратно. Я не верю ни в Бога, ни в это мелочное поклонение.
Сто ударов плетью. Выплюнь масло и пламя, дабы крестить монстра в его коже. Сто ударов плетью. Молись до тех пор, пока твои колени не начнут кровоточить и священник не изгонит из тебя дьявола.
Дамблдор выглядел удивленным или, по крайней мере, настолько, насколько он это показывал.
— Ах, прости меня. Я не хотел тебя обидеть, я ошибочно предположил, что ты религиозен в маггловском католицизме.
Том тонко улыбнулся. Еще немного, и он укусит себя за щеку, так, чтобы кровь потекла по лицу.
— Дамблдор, какие тесты мне ещё нужно будет пройти?
Дамблдор успокоился, выглядя хорошо ориентирующимся в этой конкретном части разговора.
— Ну что ж, Том, мы кое что подготовили.
Том Риддл резко улыбнулся и пожелал, чтобы терновый ошейник на ноге не обескровил его досуха.
***
— Это Том Риддл, — любезно представил Дамблдор его всем собравшимся в норе, счастливо улыбаясь, хоть Тому и удалось бросить довольно злобный взгляд через плечо. — В силу непредвиденных обстоятельств он наш новый гость на неопределенное время. Я надеюсь, что вы поможете ему почувствовать себя желанным гостем, и да, Джинервра, я хорошо осведомлен о его личности. Видите ли, Тому Риддлу сейчас пятнадцать лет, и благодаря аномалии он появился в нашем времени.
Близнецы удивленно вздохнули и радостно переглянулись. Гермиона выглядела встревоженной и очень взволнованной. Гарри мог понять ее, учитывая всю драму, которую они пережили с маховиком времени.
— Том появился здесь из тех времен, когда я преподавал трансфигурацию, — от души рассмеялся Дамблдор, — Какое чудесное время. Из-за того, что наша временная шкала, по-видимому, осталась неизменной, я полагаю, что она превратилось в альтернативное измерение, где информация не разрушит наше собственное существование. Однако, видите ли, старшее ” я ” Тома, к сожалению, продолжает быть нашим противником.
Джинни рванулась вперед, и только быстрый рефлекс Тонкс помешал девочке вцепиться ногтями в лицо Тома. Риддл сделал полшага назад почти так же быстро, стараясь оставаться вне досягаемости.
— Ты чудовище! — закричала Джинни, и ее лицо покрылось красными пятнами. — Я надеюсь, что ты умрешь!
Рон разинул рот, Гермиона выглядела пораженной. Миссис Уизли еще только предстояло разобраться в ситуации.
— Ну да, это может быть схожим интересом у многих, — задумчиво признал Дамблдор. Ремус выглядел огорченным и готовым уйти, даже не заметив напряжения в комнате.
— Он же Волдеморт, — Гарри поймал себя на том, что заговорив, разрушает паутину напряжения, которая возникла в тот момент, когда появился Дамблдор. — Я имею в виду, что он еще не Волдеморт, но он Волдеморт еще до того, как стал Волдемортом.
— Что? — тихо спросил Том, хотя теперь перед ним стояло с полдюжины перепуганных лиц. — Vol de mort? Бегство от смерти?
Дамблдор задумчиво пробормотал:
— Любопытно. Я всегда думал, что ты будешь использовать омоним, бегство от смерти звучит гораздо более причудливо по-французски, не так ли?
Лицо Тома быстро сменилось тщательно сдерживаемым желанием совершить непредумышленное убийство.
— Гарри, — выпалила Гермиона в ошеломленном замешательстве. — Я…это…ты же не всерьез, правда?
— Э-э, это он, — неуверенно подтвердил Гарри. — Я бы узнал это лицо где угодно.
— Ага! Как тогда, когда ты пытался меня убить, черт возьми! — закричала Джинни, забившись в объятиях Тонкс.
Том фыркнул и надулся.
— Ты, должно быть, это заслужила, ты двинутая.
Лицо Джинни слегка дернулось от незнакомого слова, прежде чем она правильно поняла, что это оскорбление, и снова закричала.
Дамблдор устало вздохнул, взмахнув палочкой и пробормотал заклинание, чтобы заставить комнату погрузиться в тишину.
— Ну вот и все, — он вежливо улыбнулся, — Я так понимаю, что мистер Долур уже приходил.
— Он отказался, — коротко сообщила Тонкс. — Ублюдок его спугнул.
Ремус посмотрел на Тома, слегка склонив голову. Том не обратил на неё внимания.
— Ах, я предполагал, что так и будет. — Дамблдор понимающе кивнул. — Мистер… Долур был всего лишь участником следственный действий. Я не надеялся, что он добьется чего-то, так что пусть просто назовет имя профессионала, с которым нам будет лучше работать. К счастью, я подумал заранее, как только мне сообщили о ситуации, и уже связался с мадам Димитриу за ее услугами.
Ремус тихо поперхнулся и встревожился.
— Альбус? Вы связались с Криной Димитриу?
Дамблдор невинно моргнул.
— Ну конечно. Я подумал, что особое событие потребует особую женщину.
— Замечательно, — протянул Том, хотя это прозвучало агрессивно. — Еще одна колдоведьма?
— Конечно, нет, — легко усмехнулся Дамболдор, — Она целительница разума, практикующая и очень уважаемая. Мерлин знает, она всегда была так очарована моими историями о Фоуксе!
Том поморщился и быстро отвел взгляд.
— А как же Хогвартс? — встревоженно спросила миссис Уизли. — Я знаю, что каникулы только начались, но я не могу не беспокоиться…
— Не волнуйся, Молли, — успокоил ее Дамблдор. — Если понадобится, я обеспечу опеку над Томом…
— Нет, ты не посмеешь!
-… и обеспечу необходимое наставничество, в котором он так нуждается, — спокойно заверил ее Дамблдор. — Я думаю, что после летних каникул он не будет нуждаться в дальнейшем наблюдении. Хотя я действительно считаю, что поход по магазинам крайне необходим.
Том не смог сдержать ярость, отразившуюся на лице. Он выглядел так, словно готов был броситься на Дамблдора, закричать и попытаться убить его собственными руками. Гарри сделал шаг назад, уже потрясенный непостижимым проявлением гнева и ненависти. Камин вспыхнул, и в кухне стало еще теснее с появлением Грюма.
— Ах, чудесно как вовремя, — просиял Альбус. — Отправляйся, Аластор сопроводит тебя на Диагон аллею за необходимыми вещами.
— Подожди, сейчас? — взвизгнула миссис Уизли тревожно. — О боже! Мне нужно кое-что…
— Не беспокойся об этом, Молли. — Тонкс просияла, наконец-то отпустив взбешённую Джинни, и тыкнула в бок Римуса. — Мы присмотрим за наглецом.
— Я тоже пойду, — внезапно выпали Гарри, — Э-э, я хотел посетить свое хранилище.
— Но приятель… — начал было Рон, но Грюм оборвал его.
— Отлично! Тогда пошли, — проворчал Грюм, подталкивая Гарри тростью в сторону камина, — Тихо и спокойно. Чем быстрее мы это сделаем, тем менее болезненно.
— Я не так уж в этом уверен, — процедил Том низким раздраженным голосом. Он выглядел так, словно его вели под суд, не хватало только кандалов.
Они двинулись в пламя, едва успев подготовиться.
***
В полдень на Диагон аллее было людно. Летние мероприятия еще не были в самом разгаре, мебель ещё не вынесли в патио, а фонтаны были выключены. Движения стало меньше, но все же было достаточно оживленно, чтобы вокруг были свидетели.
Том быстро огляделся, спокойный, если бы не бешеный блеск в глазах. Витрины были новые, магазины пустовали или были выкрашены в яркие иностранные цвета, рекламирующие необычные вещи. Булыжник был чистым, небо не блестело от бомбоотталкивающих щитов. Это было похоже на сон.
— Ты э-э, в порядке? — неуверенно спросил Гарри. В глубине души он чувствовал его странный уровень культурного шока. Он почти чувствовал ту тошноту, которая скручивала желудок другого подростка, заставляя его сжиматься от беспокойства.
-…Я в порядке, — резко оборвал Том, и его холодный тон резонировал с тем, каким ярким и радостным был этот день. Воздух пах чистотой, легкий запах печеного хлеба доносился из дальнего конца переулка. Было все еще достаточно холодно, чтобы надеть легкую куртку. На Томе была только рубашка, которую Гарри одолжил ему, и она висела на нем так неправильно.
— Во-первых, одежда.
Ремус обогнул всех троих и направился к ближайшему магазину одежды, не Мадам Малкин, а что-нибудь подешевле. В конце концов, они тратили бюджет ордена, с этим нужно было считаться. Тонкс и Грюм остались снаружи, вальяжно прислонившись к дверному проему. Том фыркнул так тихо, что Гарри не был уверен, заметил ли это кто-нибудь еще.
Женщина за кассой выглядела встревоженной состоянием Тома или, может быть, его одежды. Его ботинки даже не были настоящими, они были зачарованны так, чтобы быть большего размера. Через несколько минут бедная женщина убежала за управляющей, выглядя ошеломленной ситуацией.
Появилась управляющяя, выглядевшая такой же изумленной.
— Привет, нам нужен гардероб, — улыбнулся Ремус, хотя улыбка выглядела болезненной. — Полностью.
— О, — управляющая на секунду разинула рот, быстро сглотнув, — Ах…жертва пожара, да дорогой?
Желтоватая восковая кожа Тома и слегка налитые кровью глаза наводили на мысль о чем угодно, только не о пожаре в доме. Он не удостоил ее ответом.
— Конечно, — кивнула она, потрясенная его холодным молчанием. — У нас есть различные размеры, все рассортировано по размерам и стилю, конечно. Ты знаешь свой размер?
— Куртка. Длина 34, — резко отрезал он.
Гарри, Ремус и управляющая моргнули, услышав иностранный размер. Том выдохнул через нос, протиснулся мимо них и начал беззаботно просматривать вещи.
Потребовалось неоправданно долгое время, чтобы найти что-то, что подходило более менее, не сидело бы так плотно, что подчеркивало неестественную форму его грудной клетки, и на споры, что его ботинки не должны быть размером больше, чем его фактический размер ноги.
Гарри чувствовал себя совершенно измотанным к тому времени, когда Римус и Том умудрились поспорить из-за необходимости иметь несколько курток. Мерлин, сжалься над тем, как Том Риддл делал свои покупки.
Рубашки, которые им удалось выбрать, подошли лучше, хотя Римус сообщил, что поискал в доме Сириуса старую одежду, которая могла бы также подойти. Это было лучше, чем ничего, и никто не видел смысла покупать Тому дюжину разных рубашек, когда тот прибыл вообще в явно украденной одежде.
Они вышли из магазина со значительно меньшим количеством денег, чем заходили. Для Гарри это было не слишком уж много, но, пожив некоторое время у Уизли, он привык к стандартным денежным средствам для покупок.
— Книжный магазин, — проворчал Грюм, мотнув головой в сторону букинистического магазина. Гарри никогда не был внутри, но Том последовал за ним, не сказав больше ни слова. Гарри заметил, что Том и Тонкс, похоже, совсем не ладят.
Оказавшись внутри, они получили полную свободу действий; Том буквально влетел в этот лес полок и паутины. Гарри даже не мог его винить.
Грюм остался стоять снаружи, но Римус и Тонкс скользнули в разные стороны, чтобы наблюдать за ним вдоль рядов.
Что-то во всем этом было не так, и это было отвратительно. Гарри не мог понять, что, но ему захотелось содрать с себя кожу. Вопиющее недоверие, отсутствие уважения к способности Тома делать покупки самостоятельно.
Том оказался в новом месте, в новом мире без волшебной палочки и союзников. Почему он находился под такой суровой охраной? Почему его конвоируют, словно пленника? Конечно, Волдеморт делал ужасные вещи, но это был Том Риддл, которого, очевидно, случайно забросили в резервуар, полный акул. Было неправильно так с ним обращаться. Было неправильно заставлять его думать, что он враг в другой войне.
Гарри выровнял дыхание и последовал за Томом.
Потребовалось некоторое время, чтобы найти его, и когда он это сделал, Том прижимался лбом к одной из полок. Гарри не мог вспомнить названия книг, некоторые из них были написаны на совершенно другом языке, в то время как другие были написаны руническими буквами. Гарри не понял, но что-то в позе Тома показалось ему очень уязвимым.
-…Какие книги ты ищешь? — спросил Гарри, нарушая тишину. Полки слегка поскрипывали, лампы жужжали от пыхтения газа через трубопроводы.
Том с хрипом втянул воздух, приоткрыв один глаз и глядя остекленевшим взглядом.
— Почему ты преследуешь меня.
Это было сказано невозмутимо и тихо, и Гарри почувствовал себя очень виноватым.
Он тихо откашлялся и неловко протянул руку.
— Я думаю, что мы начали не с той ноты. Меня зовут Гарри Поттер, а тебя-Том Риддл.
Том искоса взглянул на него.
— Большинство полагают, что меня зовут Волдеморт.
Гарри держал руку вытянутой.
— А ты?
Раздался скрип, и Том отодвинулся, прислонившись к книжным полкам, пробегая глазами названия книг.
— Они совсем другие, — пробормотал Том вместо своего имени, кивая в сторону книг.
— Не похоже, но я проверил. Если бы это были только английские названия, то это было бы то, что нужно, но другие языки отличаются. Подвержены цензуре.
Гарри прищурился на одну книгу, которая была написана скорее каракулями, чем буквами.
— Э-э…ты ее читал?
— Да, — резко сказал Том, водя ушибленным пальцем по корешкам. — Французский. Латинский. Сносно говорю по-гэльски, могу читать по-коптски и по-арабски. Еще на нескольких. Все эти книги прошли цензуру министерства. У вас была чистка.
Грюм появился в конце ряда, хотя Тонкс и Римуса все еще не было видно.
— Эй! Ты уже ищешь тексты? — спросил Грюм с довольным рычанием, обнажая свою палочку в явной угрозе.
— Ваше министерство встревожено, не так ли? — вместо этого пробормотал Том, постукивая по чему-то явно латинскому. — А что еще сейчас вне закона? Выращивание домашнего скота? Вязание?
— Сопляк, — буркнул Грюм, пробормотав заклинание, оно вспыхнуло, и внезапно Том начал прогибаться. Его левая нога заметно подергивалась. Том зарычал, и Гарри снова почувствовал тошноту.
— Выбирай свои чертовы книги. — сплюнул Грюм, подняв кверху покрытые шрамами остатки носа, — Мы скоро уходим, ты, Пожиратель смерти, мразь.
Том ничего не ответил, его нога продолжала дергаться. Как только Грюм завернул за угол, Гарри наклонился, чтобы помочь ему встать.
— Я в порядке! — тихо прошипел Том, заметно прихрамывая; он заставил себя углубиться в книги, выдергивая то, что казалось случайными книгами с полки. — Оставь меня в покое.
— А что ты искал? — неловко спросил Гарри. Том скептически посмотрел на него, готовый снова проигнорировать.
По какой-то причине мальчик нашел что-то в честном вопросе Гарри. Его рука дернулась вокруг двух книг в его руках, но он все же заговорил.
— Разделы по теории магии убраны. — объяснил Том — Оставлена Теория Светлой магии и природной. Ментальной и Теории Тёмной магии здесь больше нет.
Гарри никогда не слышал о теории ментальной магии. Темная магия была…темной магией. Вещи, которые убивали людей.
— Если ты откроешь рот и скажешь что-нибудь, основанное на предвзятом мнении, а не на фактах, у меня возникнет сильное искушение швырнуть тебе в лицо эту книгу, — нетерпеливо выпалил Том.
Гарри быстро моргнул.
— Э-э, извини. Я думал, что темная магия вредит людям. Я не знал, что за этим стоит магическая теория.
Плечи Тома дрожали от силы его раздраженного дыхания.
— Господи, прости меня. Почему я не могу избежать совершенно нелепой правительственной пропаганды. Что я такого сделал, чтобы заслужить это?
— Много чего, — импульсивно выпалил Гарри. — Ты же сказал, что убил кролика.
Том закрыл глаза и очень медленно произнес:
— Гарри Поттер. У меня такое чувство, что ты будешь настоящей занозой у меня в заднице.
— О, — мудро сказал Гарри, — поверь, ты действительно не хочешь знать насколько.
Том издал негромкий звук, означающий, что он согласен, схватил еще одну книгу, лежавшую рядом, и театральной походкой направился к выходу из магазина. Он все еще хромал.
Гарри не думал, что идея проклясть его была оправданной.
(Том не сделал ничего, чтобы заслужить это.)
***
Может быть, через несколько лет, если кто-то попросит Гарри оглянуться назад и сказать, когда все изменилось, он расскажет об этом моменте.
Есть много моментов, которые люди запоминают. Вещи или причуды людей, о которых вы всегда вспоминали с любовью. Звук их смеха, или то, как загорались их глаза. Может быть, звук их криков или первый раз, когда вы услышали их плач.
Когда Гарри думал о Томе Риддле, ему казалось, он вспомнит пронзительный крик василиска, преследующего его с намерением полакомиться. Ему показалось, что он вспомнит тот глубокий страх, тот ужас, от которого его зубы выбивали дробь.
Но он больше так не думал. Иногда были такие моменты, которые запоминались больше, чем любая эмоция или взгляд.
Тихое изолирующее событие или какое-то общее, что врезается в тебя, как нож между ребер. Что-то такое, что можно было бы объяснить, но когда ты пытаешься выразить это словами, то они становятся бессмысленными, словно пепел на языке.
Том Риддл сидел на полу, пачкая свою новую одежду грязью хранилища, покрытого толстым слоем пыли. Ни одной монеты или безделушки в поле зрения. Тихие вдохи и выдохи его дыхания отдавались эхом над всем, чем он теперь владел:
ничто.
Гарри не знал, как это объяснить. Когда он думал о Томе Риддле, то представлял себе худого мальчика, стоящего на коленях в будущем, где он потерял все с самого начала.
***
Они вернулись в дом с целой связкой сумок и книг, которые ничего не значили. Знания, которые теперь не обещали ничего, кроме как способ скоротать время. Способ избежать самой жизни.
В доме было холодно и напряженно, атмосфера потемнела и превратилась в нечто кислое. Ужин быстро приближался, и Том ускользнул в комнату, назначенную ему, как лис, прячущийся в логове барсуков. Он не выходил, вместо этого он сидел на маленькой табуретке в углу со своей недавно приобретенной книгой и игнорировал окружающий мир. Его дверь была приоткрыта, и Гарри был частично впечатлен тем, что Грюм просто не снял дверь с петель. На самом деле за ним никто больше не следил, за исключением тех случаев, когда величественная таинственная дама приедет позже тем же вечером, чтобы встретиться с Томом.
Высококвалифицированный целитель разума для очень проблемного случая.
— Если ты собираешься пялиться, — тихо пробормотал Том со своего места в углу, маленького и скромного. — Тебе лучше делать это вне моего поля зрения. Это отвлекает.
Гарри встревожился, что его пристальный взгляд был настолько очевиден, но потом он почувствовал, что это была одна из самых вежливых вещей, которые Том когда-либо говорил ему.
— Извини, — извинился Гарри, просто чтобы разрядить обстановку. — Книга очень интересная.
Том не отрывал взгляда от книги.
— Это латынь. Ты же не знаешь латынь.
Гарри неловко переступил с ноги на ногу.
— Может, я знаю?
Том уставился на него поверх книги со скучающим выражением лица.
— Matulae.
Гарри моргнул, услышав иностранное слово:
— Э-э, прости?
— Горшок, — перевёл Том. — Или, скорее, сосуд для жидкостей. Я уверен, что ты отождествляешь себя с ним довольно хорошо. Также переводится как болван.
Гарри покраснел и почесал затылок.
— Ты собираешься использовать латынь только для того, чтобы оскорблять меня?
— Нет, я также использую ее, чтобы объяснить, как я пью чай, — Том кисло нахмурился. — Уходи.
Гарри смутился, но в то же время ему было довольно любопытно. Это был интересный разговор на диалекте, который Том, казалось, использовал без пауз. С трудом удалось понять некоторые артикуляции или причины, по которым он так структурировал предложение, но это было увлекательно. Это напомнило Гарри несколько разговоров с Гермионой, перемежающихся откровенным юмором Рона, когда тот был уставший.
— Ты упомянул что-то о Теории Темной магии, — Гарри почувствовал, что он уже начал пытаться переваривать его объяснение, несмотря на то, что тот ещё вообще ничего не сказал. — Никогда об этом не слышал.
Том, казалось, готов был застонать. Он закрыл глаза и поднял руку от книги, чтобы прижать ее к виску.
— Если ты просишь меня дать тебе пояснение, то спроси как следует или вообще не спрашивай.
Гарри почувствовал себя должным образом отчитанным, почти смущенным таким неформальным подходом.
— Э-э, извини, — Гарри поморщился от собственного извинения -.Не мог бы ты… просветить меня?
Том скучающе уставился на него. После этого Гарри почувствовал непреодолимое желание бросить “сэр?”.
— Ты действительно болван, — невозмутимо вздохнул Том. — Теория светлой и темной магии. Ты понимаешь, что некоторые стили магии требуют различных техник для правильного использования. Основные вводные заклинания предписывают правильное произношение и движения палочки, в то время как другие требуют намерения и сосредоточенности.
Гарри заметно оживился.
— Как заклинание Патронуса! Да, тебе нужно использовать счастливое воспоминание для этого, но особого движения палочки на самом деле нет.
Том выглядел удивленным. Он закрыл книгу и отложил ее в сторону, чтобы полностью сосредоточиться на Гарри. По какой-то причине это казалось очень важным.
-…да, — медленно, осторожно признал Том. Его глаза на секунду метнулись к дверному проему, прежде чем вернуться к Гарри. Он слегка наклонил голову, заинтересовавшись.
— Заклинание Патронуса-это сложное заклинание, в значительной степени основанное на Теории светлой магии. И знаешь почему?
В голове у Гарри помутилось.
— Потому что тебе… нужно быть счастливым?
— Идиот, — удовлетворенно пробормотал Том. — Ты абсолютный идиот. Нет, ты тупой булыжник. Теория светлой магии применяет внутренние эмоциональные процессы к внешнему воздействию. Заклинание Патронуса требует, чтобы ты испытал радость, а затем экстернализировал ее.
Гарри вдруг почувствовал, что у него отвисла челюсть.
-…что? — ошеломленно спросил он.
Том недоверчиво посмотрел на него.
— Теория светлой магии и связь с эмоциями. Ты, должно быть, чертовски… ты наверняка это знаешь. На втором курсе у меня был такой урок.
— Я никогда в жизни такого не слышал, — смущенно признался Гарри. — Магия света имеет отношение к твоим эмоциям?
— Нет, нет, — тихо простонал Том, все больше не веря в происходящее, — Теория магии света воплощает в жизнь твои эмоции. Теория темной магии вызывает или создает эмоции, основанные на окружающей среде. Они противоположны друг другу — ты никогда не слышал об этом?
Гарри покачал головой, а Том в ужасе уставился на латынь.
-…Каковы сейчас правила, касающиеся артефактов темной магии? — внезапно спросил Том, резко меняя тему.
Мысли Гарри путались.
— Эмм… В мой второй год происходили обыски в нескольких чистокровных домах на предмет незаконных артефактов?
Том тяжело вздохнул через нос.
— Названия домов. Старые дома или все чистокровные поместья? Лондонские или также и загородные дома?
— Я…я не знаю, —пробормотал Гарри. — Драко получил… э — э… Дом Малфоев обыскали. Я не знаю, что они нашли, но я знаю, что многие люди жаловались на это.
Том уставился в стену и не отводил взгляда.
— Абраксас стал бы спорить. Визенгамот никогда бы не стал…он…а как насчет других семей? Блэки, Лестрейнджи. Роули.
Гарри с трудом справлялся со своим положением. Как сказать молодому Темному Лорду, что все семьи, которые он знал, были либо сумасшедшими, либо заключенными в тюрьму, либо разыскиваемыми законом за различные сомнительные дела?
— Э-э…я думаю, они в тюрьме, — Гарри попытался вспомнить. — Лестрейнджи-да. Азкабан.
— Все? — низкий переход на кокни подчеркнул, насколько ошеломлен был Том.
— Да, — Гарри поморщился, — Было много нелегальной темной магии. Это причинило боль многим людям, и теперь есть законы, которые предотвращают причинение вреда людям.
Том уставился на Гарри, его лицо было непроницаемо. Было что-то в его глазах, усталость, которая была настолько глубокой, что Гарри не смог бы объяснить это, даже если бы попытался.
— Нет, Поттер, — Том вздохнул с очень усталым видом, — это военная пропаганда.
***
До этого.
Днем бомбы не падали. Дирижабли и самолеты держались в стороне в утренние часы, когда пасмурное небо и тусклое солнце освещали разрушения предыдущей ночи. Солнечный свет был защитой от внешней угрозы и началом внутренней.
Улицы, которые не были так сильно разрушены, всегда быстро заполнялись выжившими людьми. Люди с деньгами и ваучерами, с билетами на еду и одежду и с суетой, которую они привносили. Это были те места, за которыми все еще следила полиция, районы, где грабежи и кражи не были частыми. Это было также место, где Тома, скорее всего, поймают и отбросят в сторону за то, что он отказался от своего дела. Он был молод, но выглядел старше.
Том скользнул в сторону, прижимаясь к нескольким домам, стены которых все еще оставались целыми. В воздухе пахло пеплом, влажной плесенью от ночных пожаров, которые тушили с помощью сточных вод. Найти пресную воду было чуть ли не труднее, чем найти безопасное место.
Том шел, не обращая внимания на холод в воздухе. Пальто у него было в порядке, его еще какое-то время не нужно будет латать. Его ботинки, с другой стороны, начали разваливаться, швы сгнили от дней, проведенных под компостом. Скоро ему понадобятся новые, иначе он рискнет сделать что-нибудь гораздо худшее.
Том, нахмурившись, посмотрел вверх. Он не мог этого видеть, но со времени катастрофы с противоборствующим фронтом был установлен барьер. Сеть безопасности и призыв к капитуляции одновременно. Том никогда не видел его, но чувствовал, как он гудит у него под кожей. Под окровавленными ногтями. Конечно, надзор на нем исчезнет сам собой, как только он достигнет совершеннолетия, но в зоне боевых действий вся магия могла быть обнаружена. После убийств, взрывов, огня и немцев вся магия была запрещена в населенных магглами районах. Произнесите заклинание под военным барьером и потеряете палец в агонии магии Министерства.
Лишиться пальца или потерять обе ноги, которые сгниют. Выбор был заманчивым, и он знал заклинание, чтобы найти недавно умерших. Трупы, которые были еще теплыми.
(Он уже давно не колдовал, даже когда грохот бомб заставил его вздрогнуть. Палец или ступни. Палец или ступни.)
Том продолжал идти, шаркая ботинками по пыльной штукатурке, которая дождем сыпалась с разрушенного здания. Скоро церкви рухнут, их изящные витражи осыплются градом. Том гадал, есть ли у самолетов на примете цели в течение ночи, или они позволяют своим взрывам сыпаться как адскому огню без всякой причины.
Том продолжал идти, и вдруг загремел небольшой кусок булыжника. Он услышал кашель, влажный, наполненный мокротой или слизью. Том сразу заинтересовался.
Трудно было ориентироваться в зонах бомбардировок, где один шаг мог стать последним. Осколки металла могут проткнуть ногу и ты получишь заражение. Крысы могли выскочить отовсюду, поражённые безумием, от которого у них шла пена ртом. Пожары никогда не прекращались в активной зоне; сдвинутые обломки заставляли их пылать. Это была опасная жизнь для всех уличных мальчишек мира. У Тома уже давно не было возможности помыться.
Он отыскал кашляющего человека, который предпочел спать в случайном доме. Здание было полуразрушено, и Том проигнорировал вероятность того, что он окажется в той же самой ситуации, которая увеличивалась каждую ночь. Мужчина был весь в щебне, деревянные щепки пронзали его кожу и одежду. Она тоже обтрепалась по краям.
Том прошелся по развалинам дома, помня о разбитом стекле на полу. Он взял бы любую бутылку с питьем, которую припас этот человек, потому что у него пересохло в горле.
Мужчина тяжело вздохнул и устало взглянул на него. Кровь на его лице, значит, внутреннее кровотечение. Он скоро умрет.
Мужчина что-то пробормотал, и Том понял, что это какая-то тарабарщина. Тому потребовалась секунда, чтобы подумать, связать звуки со словами и значениями.
— Le français? *- спросил Том, слегка запинаясь. Мужчина снова захрипел, его голос был глубоким и влажным.
*француз? (фр.)
— Parlez vous français? *- Мужчина что-то пробурчал с явным акцентом на своем родном языке.
*Вы говорите по-французски?
Том вдохнул пепел и штукатурку в воздухе и перешел на другой язык, который выучил по необходимости.
— Да, говорю.
Мужчина рассмеялся, позабавленный сверх всяких слов. Его кожа была восковой и блестящей, он выглядел старым, но еще не настолько старым, чтобы седина могла испещрить его волосы.
— Насколько же я особенный, — прохрипел мужчина, просеивая рукой и изгибая опилки рядом с собой, — Иметь компанию на смертном одре.
Том внимательно посмотрел на него, оглядывая маленькое убежище, в котором тот проведет последнюю ночь.
— Мне нравятся твои ботинки.
Мужчина пошевелил ногами, относительно неповрежденные ботинки заскрипели по полу.
— Баа, они твои, как только я умру.
Том кивнул и опустился на пол. Было небезопасно находиться на улице в течение дня, когда совершалось преступление.
Мужчина захрипел, и Том начал рыться в своей сумке. При солнечном свете было легче провести инвентаризацию, даже если его сумка была такой глубокой.
— Что там у тебя? — спросил его мужчина еще более влажным голосом.
— Ничего для тебя, — невозмутимо ответил Том, не обращая на него внимания.
Солнце плыло над головой, тени становились все длиннее. Том подумал, подойдет ли ему пиджак этого человека, может быть, ему стоит взять и его.
— Ты не пошел на войну, мальчик? — спросил мужчина невнятно, но все же вполне понятно.
— Слишком молод, — коротко ответил Том.
— А… — Француз понимающе кивнул, — Уличная крыса. Умно держаться подальше. Днем опасно.
— Опасно по ночам, — лениво возразил Том, не обращая на него никакого внимания.
— Опасно всегда, — хихикнул мужчина, замолкая, чтобы пошевелиться и блевануть. Он что-то съел, и от этого рвота стала менее водянистой и скорее серой, чем желтой. Тому придется поискать, чтобы найти припрятанную еду. — Опасный мир.
Том проигнорировал его и продолжил инвентаризацию. Ему нужно было как можно скорее найти воду; канал был слишком прогорклым, чтобы беспокоиться о нем, но зловоние, возможно, удерживало людей от ближайших домов.
— Опасный, опасный мир, — пробормотал себе под нос француз. — Бежал сюда, Франция слишком опасна даже для такого бедного француза, как я.
Может быть, у этого человека где-то здесь спрятана вода, бутылки с ней или место, где он очистил ее от червей.
— Ужасная штука-война.
— Добро и зло всегда борются, — лениво возразил Том, готовый процитировать библейские отрывки, запихнутые ему в глотку. Он мог легко цитировать их даже до войны. Он произносил их снова и снова, так много раз, что его горло было словно перерезано бумагой, а губы были красными, как мякоть яблока.
— Нет! — мужчина рассмеялся, как будто слова Тома были особенно смешными. — Я видел чудовищ, но у них много лиц, мальчик. В этом мире нет таких понятий, как добро и зло.
Том слегка наклонил голову, его безумная болтовня была довольно странной.
— А что тогда? А как же фронт и солдаты в бою? С кем мы воюем?
Глаза француза остекленели, дыхание стало прерывистым и напряженным.
— Не злые, мы и не добрые. Только власть для мужчин, и мы боремся за нее, потому что мы достаточно сильны для этого.
Том что-то напевал себе под нос и наблюдал, как мужчина начал дрожать, снова и снова что-то шепча себе под нос.
— Только власть…власть и те, кто слишком слаб…слаб, чтобы искать ее.
Том не обратил на него внимания и предоставил ему некую конфиденциальность, когда тот умер. Том снял куртку и сапоги, когда предсмертные хрипы все еще сотрясали тело мужчины; прежде чем его мышцы напряглись бы и он стал бы твердым, как булыжник.
Том фыркнул, заметив, что пиджак был не его размера и только мешал. Он накрыл им лицо мужчины-еще одна жертва, которую люди забудут. Крысы теперь будут пировать на нем, и, может быть, в глазах голодающих кто-то будет пировать на крысах.
Том взял его ботинки; он был прав, они были его размера.
========== Пресветлы ангелы, хотя из них Пал самый светлый* ==========
Комментарий к Пресветлы ангелы, хотя из них Пал самый светлый*
* У. Шекспир, Макбет
“Пресветлы ангелы, хотя из них
Пал самый светлый. Оттого что подлость
Глядит невинностью, нельзя хотеть,
Чтобы невинность изменила внешность.”
От автора:
Глава, в которой одну тюрьму меняют на другую.
Стены дома 12 на площади Гриммо были унылыми, со старыми облупившимися обоями и слабым мускусным запахом плесени.
Дом недавно отремонтировали, вычистили и убрали, насколько это было возможно. Том понял это по слабому запаху чистящего средства в воздухе и по тому, как скользили его носки по полу. Если бы он провел пальцами по стенам, он знал, что почувствует, где обои начинают отслаиваться от любительской чистки.
Том сидел в своей комнате, славной тюремной камере, с закрытыми глазами. Выданная ему одежда пришлась впору, все остальное было снабжено тонким понятием свободы. Он был близок к той жизни, которую насильно оставил позади. Из одной тюремной камеры в другую. Интересно, подумал он, когда же его снова начнет преследовать скука? Интересно, подумал он, когда же ему снова придётся прятать под матрас консервы с ветчиной?
— Итак, — проговорил Сириус, тяжело дыша через нос. Он сидел на стуле задом наперед, подперев рукой подбородок. — Ты неплохо выглядишь для монстра.
Лицо Тома дернулось, он не удостоил этого человека даже формальным выражением лица.
Простыни на кровати были мягкими, роскошными по сравнению с тем, к чему он привык. Его волшебная палочка по-прежнему отсутствовала, как и ботинки. В любом случае, он не был слишком привязан к ним.
Его книги были сложены стопкой на соседнем столе, переделанном из швейного, который уже прочесали на предмет иголок или ножниц. Ничего такого, что бы Том мог бы использовать в качестве оружия, не дай бог тот сможет вырваться на свободу, используя иглу.
Его бедро жалило укусом металла. Ладони зудели от незнакомого мыла, к которому тело не привыкло. Оно не жгло, как щелочь, а было мягче и ароматнее.
— Сколько еще ты собираешься меня запирать? — спросил Том низким ровным шепотом, едва слышным в комнате.
Сириус наблюдал за ним и почувствовал лёгкий, тревожный кашель в горле, который замаскировал под смех.
— Итак, ты разговариваешь.
Том очень медленно открыл глаза. Лицо Сириуса исказилось в подобии усмешки.
— Ну, откуда мне знать, — фыркнул Сириус. — Может у тебя не только глаза змеиные.
Лицо Тома оставалось непроницаемым. Он отстраненно подумал, не выплюнуть ли ему какие-нибудь бессмысленные слова на парселтанге, но это было выше его сил.
Сириус заерзал на стуле, тот слегка заскрипел.
— Ладно, парень, — начал Сириус слегка покашливая, — В общем… Кажется, Альбус отправился за какой-то ведьмой-медиком. Я здесь, чтобы убедиться, что ты не….
Том тихонько хрустнул костяшками пальцев.
— Что? Впаду в ярость? Атакую чайной ложкой?
Сириус слегка поморщился.
— Мерлин, тебе нельзя заходить на кухню. Или куда-нибудь с ножами. Чушь собачья, мне нужно проверить ту.…
Том фыркнул и закатил глаза с такой силой, что его голова слегка дернулась.
— Так ты меня выпустишь или нет?
Сириус встал, скрипнув стулом. Он направился к двери, повернувшись к Тому спиной. Том не пошевелился, и с тихим заклинанием замок открылся.
— Ладно, давай, — Сириус поманил его с легкой усмешкой. Том встал, его брюки с тихим шорохом скользнули по одеялу. Бедро жгло.
— Ты собираешься сопровождать меня повсюду? — спросил Том бесцветным голосом, проходя мимо Сириуса, не оглядываясь. — Сопровождать, как тюремный надзиратель?
— А ты много болтаешь, да? — парировал Сириус.
Том больше ничего не сказал. Он с любопытством осмотрел коридор, открывая незапертые двери и заглядывая внутрь с отсутствующим выражением лица. Он не съеживался от пыльных шкафов, заполненных паутиной, от изъеденных молью простыней и старых гнилых метел. У Тома было удивительно благожелательное выражение лица, когда он столкнулся с нашествием тараканов под одной из половиц.
Он все шел и шел, пока не осмотрел все комнаты на том же этаже. С учетом того, что Том был изолирован от остальной части здания, единственным сюрпризом, с которым он столкнулся, был большой избалованный Гиппогриф, пронзительно закричавший на него, как только тот вошел.
Том произнес одно из тех ругательств, низкое, причудливое, которое заставило Сириуса вытаращить глаза и хихикнуть от неожиданного акцента. Клювокрыла это ничуть не позабавило, вместо этого Том на какое-то мгновение оказался лицом к лицу с вполне реальной вероятностью быть покалеченным.
— Дддерьмоо! — выплюнул Том Риддл, низко пригнувшись, и вылетел из комнаты. Его говор все еще был слышен, искажая слова так, что это скорее звучало как заикание или какой-то дефект речи. Клювокрыл зарычал на него, его перья вспыхнули от гнева. Том завопил в ответ почти так же громко, — Тупорылая тварь!
Сириус захрипел и забыл, как дышать.
Лицо Тома сделалось уродливым, яркий румянец на скулах лишь подчеркивал тени под глазами.
— Осторожно, — ухмыльнулся Сириус, широко раскрыв глаза и обнажив все зубы, — у меня есть Гиппогриф.
Том тяжело дышал, его ответная ухмылка была ничем иным, как дикими оскалом.
***
— А безопасно ли выпускать его на люди? — прошептала Гермиона, глядя на Тома поверх книги.
— Эмм… — Рон замолчал, оторвавшись от своих шахмат, с которыми отважно сражался. — Я…так не думаю?
— Бродяга здесь, — тихо ответил Гарри, стараясь не слишком пялиться. — Он не причинит нам вреда.
— А ты … уверен? — обеспокоенно прошептала в ответ Гермиона.
— Вы осознаете, — заговорил Том Риддл с другого конца комнаты, уставившись на книгу в своих длинных ушибленных пальцах, — Что шепчетесь очень громко. И на сегодня моё терпение практически исчерпано.
— Он немного ворчливый, — добавил Сириус. — Он познакомился с Клювокрылом.
— Эту адскую тварь, — тихо прорычал Том, слегка приглушенным голосом из-за своей книги. — Надо застрелить.
— Вспыльчивый, — Сириус закатил глаза, вытаскивая палочку, чтобы бездумно поиграть с наколдованными искрами.
— Это разве… — голос Гермионы повысился почти до писка, — …безопасно? Разве он не может украсть твою палочку?
— А? — Сириус удивленно моргнул. — Он? Я чертовски надеюсь, что нет.
Том издал звук, который невозможно было скрыть; возмущенное шипение.
— Бродяга остановит все, что угодно. — хмыкнул Рон, сдвигая одну протестующую фигуру. — Или просто укусит его. Как в тот раз.
— Я же сказал, что мне очень жаль — защищался Сириус с игривым раздражением. — Но нет, я сомневаюсь, что мы совместимы.
— Совместимы? — оживилась Гермиона с любопытством, — Это как палочка выбирает волшебника?
Том с откровенным отвращением опустил книгу.
— Как вы все настолько глупы, что не владеете самой элементарной информацией? О, прощу прощение, это же ваша страна просто сожгла и уничтожила историческую информацию, так как вами управляют некомпетентные болваны.
— Ух ты, — вздохнул Сириус, слегка дернув щекой, — Жаль, что ты не сказал это со своим очаровательным акцентом.
Лицо Тома было впечатляюще спокойным.
— Палочки не выбирают волшебника, — злобно прорычал Том, лично оскорбленный пренебрежением и дезинформацией, которые витали в комнате. — Наши магические ядра формируются через наш опыт и настраиваются на нас лично. Нельзя просто взять и использовать чужую палочку.
— Что? — Рон моргнул широко раскрытыми глазами, рот его приоткрылся. — А почему бы и нет, черт возьми? Я все время это делаю.
Том выглядел так, словно вот-вот выскочит обозленным из комнаты.
— Ты взорвешься, — вмешался Сириус со слегка разочарованным вздохом. — Это э-э…немного более очевидно с…некоторыми типами магии… если бы…скажем, Малфой использовал палочку твоей мамы, я думаю, хорек потерял бы всю свою чертову руку.
Рон попытался сдержать улыбку, но ему это не удалось.
— Но если ты воспользуешься палочкой своего брата, то, скорее всего, ничего не случится. Это в значительной степени зависит от кровного родства и типа магии, которую ты чаще используешь.
— Сомневаюсь, что хоть одна из твоих волшебных палочек отреагирует на меня соответствующим образом, — кисло отрезал Том, перевернув страницу в книге. — И не из-за твоих раздражающих заблуждений относительно светлой и темной магии, мое магическое ядро и магия превосходят любые возможности твоей палочки.
Рон скривился и выпятил подбородок.
— Эй! Докажи это, говнюк!
Том захлопнул свою книгу. Сириус выглядел готовым вмешаться.
— Считаешь меня дураком? — кисло выплюнул Том, его глаза горели от уровня его раздражения. — Ты думаешь, я не знаю, где нахожусь? Мне нечего тебе доказывать, предатель крови.
Сириус слегка нахмурился и склонил голову набок.
— Нет, вообще-то…в этом есть смысл. Вот.
Затем, к большому ужасу Гарри, Сириус перевернул свою палочку и предложил ее Тому рукоятью вперед.
В комнате будто похолодало, дыхание Гермионы замерло. Том замер.
— …ты совсем не милый, Блэк, — тихо произнёс Том.
— Я знаю, — резко ответил Сириус. — Я хочу это проверить. Выпусти искры, и если ты сделаешь что-нибудь еще, я разорву тебе глотку и покончу с тобой.
Том медленно втянул воздух через нос. Он протянул левую руку и взял палочку Сириуса.
Он держал ее изящно, палочка казалась маленькой в его ослабленной руке. Бледная кожа, настороженные глаза.
— Periculum, — проговорил Том плавно, голос перешёл на что — то более текучее, столь же явно латинское — и с приглушенным хлопком с кончика палочки посыпались красные искры.
Почти мгновенно Том откинул голову назад и тихо зашипел от боли. Он напрягся и захрипел, прерывистое дыхание вырывалось из сомкнутых челюстей.
Сириус слегка дернулся, когда его палочка со стуком упала на пол, слегка подпрыгнув на досках пола.
Том не смотрел на свою руку, он смотрел вперед на стену. Его ноздри слегка раздувались в такт контролируемому тяжелому дыханию.
Его левая рука согнулась, медленно разгибаясь, чтобы как можно незаметнее скользнуть к своей книге. Даже на другом конце комнаты было видно, как его рука дымится темно-серыми завитками. Толстые волдыри пузырились, от них исходил легкий запах обугленного мяса.
— Вот что бывает, когда магия несовместима, — прощебетал Сириус, поднимая свою палочку с пола. Лицо Тома не дрогнуло. Тонкая струйка крови извивалась по его запястью, скрываясь под рукавом.
Впервые за все время Гермиона не нашлась, что сказать.
***
Входная дверь открылась с мягким скрипом и безошибочным звуком походки Альбуса Дамблдора. Вслед за этим послышался резкий стук каблуков по деревянному настилу.
Том Риддл очень надеялся, что есть еще один человек; он боялся того дня, когда Альбус Дамблдор откроет туфли на шпильках.
Голоса стали громче, и с лестницы показались два человека.
— Директор! — Гарри, затаив дыхание, ухмыльнулся, а Рон с ворчанием поднял голову. Гермиона слабо улыбнулась, почувствовав облегчение от того, что вернулся символ стабильности и безопасности.
— О, — произнес Сириус, и это слово слетело с его губ, как олень, спотыкающийся о лед. — О нет.
Том спокойно обвел взглядом женщину, следовавшую за директором. Она не могла быть слишком старой; у нее виднелись следы возраста, которые не смогут скрыть никакие зелья или процедуры для кожи. Худощавая и непритязательная, но физический рост мало что значил в мире магии.
— А, — тихо усмехнулся Альбус, — Я вижу, ты узнал нашего уважаемого гостя.
Сириус попятился, безмолвно запинаясь, прежде чем издать тихий писк.
Что ж, это уже было довольно интересно.
— Сириус Блэк, — произнесла женщина с легким акцентом, хотя ее английский был безупречен. Произношение как бы округлое и артикулированное по-другому — Бельгийка? Может быть, румынка?
Сириус съежился, женщина даже не улыбнулась.
— Сбежавший заключенный, отсидевший в Азкабане ужасное количество времени. Я предполагаю, что вы провели столько времени в бегах, — выпалила она с небольшой странностью в голосе. — Впечатляет, может быть, мне стоит пригласить вас на ужин?
Гарри разинул рот, а Сириус побледнел.
— О, не надо слишком дразнить мальчика, — Альбус тихо усмехнулся, — Я боюсь, что он может сбежать от тебя.
— Или отгрызть свою ногу в отчаянной попытке сбежать, — ответила женщина ровно и спокойно. — Полагаю, я не нуждаюсь в представлении, но ради драматизма могу. Я Крина Димитриу, которую оторвали от работы по просьбе Альбуса.
Тому не понравилась эта женщина, кстати, Сириус Блэк (Сбежавший заключённый?) отшатнулся от неё.
— Я много слышала о вас, мистер Блэк, — спокойно продолжала Крина. — Слухи распространяются и на моей работе. К несчастью, меня не подкупили и мне не заплатили за то, чтобы я занималась вашим безумием.
Крина Димитриу обернулась, она была на высоких каблуках под своей довольно непримечательной одеждой: брюки и консервативная мантия.
— Мистер Риддл, я полагаю, — заговорила: она, глаза острые, но обычные. При ближайшем рассмотрении форма ее лица заставила его неуверенно ассоциировать ее все-таки с румынским происхождением. — У нас назначена встреча.
***
Комната опустела — Сириус Блэк слишком торопился сбежать. Рон, Гермиона и Гарри тоже быстро ушли под спокойными призывами Альбуса Дамблдора. Дверь гостиной закрылась, отделяя довольно большую комнату от остальной части дома.
— Ну, это было очень утомительно, — вздохнула Крина, вытирая рукой пыль с одного из стульев. Та взмыла в воздух, мягко кружась вокруг.
Том наблюдал за ней, слегка нахмурившись. Его рука горела, бедро пульсировало.
Дверь открылась, и Альбус снова просунул голову.
— А, вино, которое вы заказали.
Крина закинула ногу на колено.
— Спасибо, Альбус, дорогой. Я, конечно, надеюсь, что это из виноградника, о котором вы говорили. Я бы сама его принесла, если бы не ваше столь своевременное приглашение. Как жаль, что вы прервали меня, я полагаю, это ваша старая привычка.
Альбус слегка занервничал, левитируя бутылку через всю комнату. Том заметил, что она была бледно-голубая, почти лазурного цвета, но он ее не узнавал. Возможно, со временем изменились и стекольные компании.
— Ах, прошу прощения, дорогая Крина. Уверяю вас, я сделаю так, что это будет стоить вашего времени.
Глаза Крины сосредоточились на Томе, когда она подняла бутылку в воздух и начала водить ногтями по пробке.
— Сомневаюсь, Альбус, что вы можете предложить мне что-то такое, что будет стоить моего времени. Единственная стоящая возможность сейчас-попытаться выяснить, почему я здесь. Том Риддл, я полагаю. Я редко забываю имена.
Лицо Тома слегка дернулось при виде внезапно появившегося на нем внимательного взгляда.
— Как жаль, — начал Том, облизнув губы, — Что меня так мало беспокоит ваше.
Она слегка наклонила голову, не выглядя удивленной или обиженной его колкостью.
— Как приятно это слышать, — вежливо ответила она, — Я ненавижу тратить время на разговоры о хобби, не представляющем интереса. Поскольку ты уже услужливо определил нашу динамику, ты определил и тему нашей концепции. Похоже, нам есть, что обсудить, мистер Риддл.
Глаза Тома слегка расширились, Альбус судорожно выдохнул.
— Ах, да, — Альбус Дамблдор слегка дернулся, — Крина, вы можете обсудить …
— Хотя мистер Риддл не достиг совершеннолетия, вы не являетесь его опекуном или законным представителем, — оборвала Крина хладнокровно, — Как таковой, он не является ни вашей ответственностью, ни вашим подопечным. Наши обсуждения конфиденциальны, дорогой Альбус. На них также нельзя влиять, иначе я могу прямо сейчас вернуться домой и продолжить работать над своей книгой.
Челюсть Альбуса Дамблдора захлопнулась, он выглядел соответственным образом наказанным.
— Ах, моя ошибка, — начал он, сделав небольшую паузу. — Простите меня. Зовите, если … эм. Будет необходимо моё присутствие.
Альбус нырнул за дверь и тихо прикрыл ее. Крина тихонько вздохнула и, вытащив тонкую палочку, постучала ею по бутылке с вином. Та волшебным образом открылась, и пробка растворилась в воздухе. Из сумки, которую она принесла с собой, она достала хрустальный бокал на ножке. Том в скрытом замешательстве наблюдал, как она наливает себе скромный стакан темно-красной жидкости.
— Как я уже вкратце сказала, — спокойно начала она, — Твой уникальный статус несуществующего приравнивается к моей … забывчивости в отношении контроля над законами, касающимися ответственности перед твоим опекуном. Твои действия никоим образом не влияют на других, и я не обязана раскрывать информацию независимо от содержания или намерения. Ты не принадлежишь ни к большинству, ни к меньшинству. Ты не существуешь, и я едва ли вижу необходимость сообщать об всем Альбусу.
Наконец она подняла глаза и достала из сумки еще один хрустальный бокал.
— Вина? В конце концов, ты еще несовершеннолетний.
Том коротко кивнул, настолько ошеломленный, что не мог придумать, как противостоять странной личности этой женщины.
— Превосходно, — она напевала, взмахивая палочкой и едва слышно шепча заклинания. — Забавно, не правда ли? Я знаю два оскорбительных заклинания и еще дюжину для открытия и запечатывания бутылок вина в зависимости от содержания, — она раздраженно закатила глаза, — Шардоне требует…менее сильного прикосновения.
Она взмахнула палочкой и заговорила, отлевитировав хрустальный бокал к Тому. Он поймал его правой рукой, изящно придерживая. Крина еще не сделала ни глотка, а он не дурак, чтобы пить раньше нее.
— Скажите, мистер Риддл, откуда я? — решительно спросила Крина.
Том слегка покрутил стакан.
— Румыния.
Она кивнула без малейшего признака несогласия.
— Румынское магическое образование делится на специализированные области, определяемые по профессиям. В юности я решила более тщательно исследовать магию разума.
Том слегка напрягся.
— Легилименция-не простое искусство.
Крина улыбнулась, тонкая изогнутая вверх губа была скрыта секундой позже глотком вина.
— Это правда, — проговорила она после того, как сглотнула, ее губы покраснели. — Я не претендую на мастера легилименции. Я нахожу более естественным резонанс с окклюменцией. Фактически, Всемирный совет по сертификации согласен с моим утверждением, что я являюсь экспертом в этой области.
Том сделал глоток вина. Вкус был гладким, а затем резко осел кислинкой на языке. Пары алкоголя ударил ему в нос.
— Я мастер астральной проекцией, консенсуальной одержимости и разделенного сенсорного восприятия, — спокойно продолжала Крина. — Хотя в среднем я открываю больше винных бутылок, чем чужих чувств.
Том спокойно отпил еще глоток.
— Я опубликовала несколько книг, в которых исследуются умственные способности людей, подвергшихся различным проклятиям. Меня также привлекали для помощи с когнитивными исследованиями для нескольких темных когнитивных заклинаний, таких как сломанная личность. Было опубликовано несколько исследований, если тебе небезразлична такая бессмысленная информация.
Том постарался не обращать внимания на маленькую шпильку, пронзившую его при этих словах.
— Почему вы считаете, что это информация бессмысленная, если потратили на нее столько времени?
Крина откинулась на спинку стула, чтобы устроиться поудобнее.
— Бессмысленная, потому что к вам это не относится, Мистер Риддл. Я одна из самых опытных ведьм-медиумов в мире, и я ненавижу, когда мое время тратится впустую. Не всех можно подкупить алкоголем.
Лицо Тома слегка дернулось.
— Вы слишком молоды, чтобы достичь таких высот за столь короткое время.
Крина даже не моргнула.
— У меня очень напряженная работа. Я принимаю больше расслабляющих ванн, чем советуют для моего собственного здравомыслия.
— Вы сидите в пузырях и забываете обо всем на свете? — холодно спросил Том.
— Конечно, нет, — Крина сделала глоток из своего бокала. — Я разоряюсь на лаванду и вулканические соли. Поверьте мне, Мистер Риддл. Не все из нас выползли из кишащей червями траншеи.
Рука Тома сжалась вокруг стакана, который он держал. Другая рука сжалась, пока не лопнули волдыри.
— О боже, — заметила Крина, не слишком обеспокоенная видом засохшей крови и гноя. — Это выглядит как несовместимый магический урон. Я удивляюсь, почему вы вообще попытались сделать что-то настолько вредное для себя.
Последовала пауза, затем Крина покачала головой.
— Прошу прощения, это был риторический вопрос. Мой пациент отказывается говорить, поэтому я делаю это за нас обоих.
— Я бы не возражал, если бы вы перестали говорить все вместе, — улыбнулся Том едко и резко.
— Потому что мои слова звучат угрожающе, — перевела Крина. — Потому что ты наслаждаешься ложным чувством страха, которое внушаешь другим. К сожалению, мне довелось столкнуться с бесчисленными ужасами, и ты не произвел на меня того впечатления, на которое надеялся.
Том проигнорировал острый подкол и то, как вспыхнул его гнев на мгновение.
— Вы когда-нибудь устаете от бессвязной болтовни?
— Вы когда-нибудь устаете от попыток внушить страх другим, несмотря на отсутствие физических доказательств ваших способностей? — возразила Крина почти с игривым оттенком. — Может быть, вам стоит свернуть птице шею ради меня? Заколите котенка, чтобы показать мне вашу истинную психопатическую природу, Мистер Риддл.
Том испытывал противоречивые чувства. Он мог повиноваться бурлящему голосу в своем сознании, который убеждал его наброситься и подтвердить, что он был чем-то, чего следовало опасаться. С другой стороны, делая такие вещи, он подтвердит, что все, что она сказала, было действительно и как таковое применимо к нему. Том Риддл прожил так долго, будучи самым умным существом в этой комнате. Он преуспевал, зная, что у него есть преимущество, и любое время, когда он был без него, было, несомненно, хаосом.
Том Риддл прикусил язык и с трудом сдержался, подавляя вскипающий в крови гнев. Крина улыбнулась, склонив голову в самом тонком проявлении восхищения.
— Впечатляет, — спокойно пробормотала она. — Я была почти уверена, что ты на это клюнешь.
Рука Тома слегка дернулась, но он не ответил.
— Я думаю, что эта твоя рука очень впечатляет, — сказала Крина, делая маленький глоток. В ее бокале оставалось совсем мало вина, но это, казалось, ничуть ее не смущало. — Тот факт, что ты сознательно использовал чью-то палочку, зная о возможных последствиях. Ты оценил свои риски и преимущества и игнорировал последствия боли или возможность травмы. Ты ни разу не колебался, и твой бокал не опрокинулся, несмотря на волнение. Амбидекстр?
Губы Тома слегка дрогнули.
— Доминирующая левая рука-это знак дьявольского ребенка.
— Для тебя есть гораздо больше признаков, чем доминирование левой руки, — заметила Крина.
Том слегка кивнул в ответ.
— Какое отчаяние ты, должно быть, испытываешь. — тихо продолжила Крина, замолкая, постукивая пальцами по хрусталю. — Добровольно искалечить себя этим. Судя по твоей собственной магической подписи и состоянию комнаты, когда я вошла, ты использовал палочку мистера Блэка?
Молчание Тома сказало само за себя.
— Как любопытно, — задумчиво произнесла Крина, и в ее глазах впервые мелькнула искорка чистого любопытства. — Ваше ядро и подпись должно быть очень разные, чтобы отреагировать так…враждебно, на кого-то другого. Тогда ты, должно быть, невероятно бережно относишься к своей палочке, у кого она сейчас?
Том сделал глоток своего напитка и задержал его на языке. Он сглотнул и проглотил свою гордость.
— У Альбуса Дамблдора.
— Я поговорю с ним, чтобы он вернул её, — отреагировала Крина почти мгновенно. — Скажи мне, ты причиняешь себе боль?
Том не ответил, и Крина тихо фыркнула.
— Простите меня, — напряженно извинилась она. — Я совсем забылась. Иногда трудно говорить с молодежью из-за…цензуры над такими … темами. Могу ли я отклониться от темы на более знакомую территорию?
Том внимательно посмотрел на нее.
— Как вы предлагаете это сделать?
Крина поставила стакан на пол и снова полезла в сумку. Она достала небольшую бумажную коробку вместе с каким то незнакомым пластиковым предметом. Она открыла коробку, и Том никогда не забудет этот бумажный яд, который успокаивал его, когда дрожала земля.
— Вся эта пачка твоя, — она вежливо передала ее. — Я полагаю, ты справишься с зажигалкой. Она маггловского происхождения, но проста в эксплуатации. Отказ от никотина-это жестоко, учитывая твою ситуацию.
Том нащупал один из гладких бумажных рулонов. Маленькие пятна на его пальцах все еще были, прошло много времени с тех пор, как он нашел пачку в разрушенных руинах бомбоубежищ.
У зажигалки была кнопка, он щелкнул ею и обжег пальцы знакомым теплым поцелуем.
— У тебя есть сигареты, — спокойно сказала она, — У меня есть вино. Я хочу, чтобы вы поговорили со мной, Мистер Риддл. Вы более очаровательны, чем я предполагала, и мы все знаем, что вы не так хорошо адаптируетесь, как хотите показать. Конечно, вы отличный актер.
Том затянулся, задыхаясь от дыма, что обнимал его горло. Асбест под кожей, охлаждающее жужжание, чтобы успокоить рой ос, которые впрыскивали яд в его кровь. Возможности, которые предоставляла ему эта женщина, давали ему выход, принося в жертву его гордость и безопасность.
— Вы работаете на Дамблдора? — спросил Том приглушенным смогом голосом.
— Нет, — ответила она с улыбкой, — Дамблдор-один из моих пациентов. Или скорее…он проверяет мою информацию, чтобы убедиться, что она достоверна. Дамблдор работает на меня.
О, это было что-то другое.
— Возможно, нам следует начать этот разговор иначе, но более продуктивно, — предложила она с нейтральной позиции. — Какое заклинание ты произнес в последний раз?
Том сказал ей, перекатывая латынь на языке, как будто это было вино, которое она пила.
Она кивнула без малейшего признака неудовольствия.
— Заклинание обнаружения трупа. Зачем ты искал трупы?
— Одежда, — коротко и без колебаний ответил Том. — Моя рубашка была порвана, я искал среди мертвых рубашку, которая ещё не сгнила.
— Ммм, — сказала Крина. — Ты, должно быть, ненавидишь магазины одежды.
Том чуть не рассмеялся.
— Интуитивно.
Крина опрокинула свой уже пустой бокал.
— Том Риддл, я верю, что у нас будут замечательные беседы.
***
— Ты идешь по дороге и видишь раненую птицу, — Крина помолчала, слегка наклонив голову. Морщинки в уголках ее глаз теперь стали заметнее. — Или…скорее, ты видишь раненого. Может быть, это будет более понятно? Ты видишь раненого человека, лежащего в укрытии возле здания. О чем ты подумаешь в первую очередь, Том?
Ему захотелось солгать, сказать правильный ответ, которого она ожидала. Было желание сказать правду, единственный вариант, который оставит её пребывать в шоке и отвращении к его натуре.
— Это…человек, — начал Том, и это слово показалось ему странным и онемевшим, словно он впервые на своей памяти сказал правду. — Раненый человек. Мне все равно.
Крина тонко улыбнулась-единственное выражение, которое он наконец смог добиться после часа пребывания с ней. Оно не было ни осуждающим, ни резким. Это было не одобрение или разочарование, это было ее…выражение равенства. Конечно, они оба были личностями, у которых были темы для обсуждения.
— Моя первая мысль-это осознание того, что он также ранен, — она молча кивнула. — И все же я хочу использовать эту возможность, чтобы добить его. Я хочу раскрошить все кости. Существует изначальное неприятие слабости, которое никто никогда не обсуждает. Отбраковка ослабленных побегов, удаление сорняков. Это так же распространено и естественно, как желание защищать и лелеять. Конечно, я бы не раскрошил их, но моя первая мысль-сделать это.
Крина чуть-чуть подалась вперед всем телом.
— Я совершенно в своем уме и тоже испытываю подобные мысли. Почему же ты считаешь себя таким монстром?
Во рту Тома было скользко и холодно.
— Я и есть монстр.
Крина впервые нахмурилась.
— Это тот ярлык, который ты теперь ассоциируешь с собой? Монстр?
Она казалась разочарованной или расстроенной чем-то, чего Том не мог понять.
— В этом мире у нас нет настоящих монстров. У нас есть понятия и необъяснимые явления, которые мы приписываем чудовищам. Убийство не делает из тебя монстра, Том Риддл.
Том вздрогнул. Он чувствовал себя опустошенным, как будто что-то выпотрошило его внутренности, как тыкву в Хэллоуин.
— Вы понятия не имеете, что я сделал и что еще сделаю.
Крина издала тихий звук, легкий невесомый вздох.
— Как это лениво, дискредитировать твое будущее и веру, какая она бы у тебя ни была, из-за такой мелочи, как стечение обстоятельств.
— Оставьте мою веру в покое.
— Могу себе представить, — резко бросила она, глубоко врезавшись в него взглядом, словно оголенная проволока в бедро. — Что ты сделал все возможное в своей жизни, чтобы убедить других, что ты именно такой демон, каким хотел бы быть. Возможно, тогда, как ты полагаешь, есть причина, по которой все покинули тебя.
***
— Сюда идет ведьма-медик, — лениво проговорила Крина, наконец-то достаточно расслабившись после некоторого прогресса в психоанализе Тома. — Она ждет снаружи. Она проведет полное медицинское обследование. Тебе нужно обновить бесчисленное множество прививок.
Никотин было единственным, что успокаивало его, когда он пытался подавить желание наброситься.
— Я так и предполагал.
— Еще раз повторяю, тебя не существует в мире документации, — спокойно сообщила Крина — Все медицинские записи связаны с моими собственными диагностическими отчетами и документами. Я буду знать обо всех результатах, но, конечно, никто другой не будет иметь законной возможности ознакомиться с ними.
— Сомневаюсь, что вы сообщили бы об этом Дамблдору, даже если бы я умирал, — сказал Том сухо и горько. Он сделал глубокий вдох, от которого перед глазами все поплыло.
— Ты совершенно прав, — Крина улыбнулась, слегка скривив губы. — Я бы не стала. Он вызывает у меня головную боль и еще больше бумажной волокиты. Ты бы предпочел, чтобы я осталась на время твоего обследования, или просто отправить сову позднее со всеми результатами, которые мы должны проработать?
— Отправьте сову, — резко ответил Том. — А еще лучше купите мне сову.
— Я бы опасалась, что ты убьешь ее назло, — промурлыкала Крина.
— Разве психологи не должны привязываться к своим пациентам?
Крина тонко улыбнулась, едва заметно выражая свое одобрения.
— Ты совершенно прав. Я принимаю только конкретных клиентов с качествами, которые нахожу интересными. Я не могу не чувствовать себя привязанным к ним. Я знаю тебя совсем недолго, но уже очень привязалась. Неужели это делает меня дурой, Том?
Он громко усмехнулся.
— Да. Ты всегда глуп, если испытаешь чувства к кому-то.
Крина улыбнулась, морщинки в уголках ее глаз сморщились.
— Я сказала, что у меня появилась привязанность. Почему идея привязанности приравнивается к нежным чувствам? Это то, во что ты веришь? Что быть очарованным умом другого в конечном счете приведет к дружбе, любви или семье?
Том слегка оскалил зубы.
— Я этого не говорил.
— Не говорил, — согласилась она. — Сомневаюсь, что ты хоть раз в жизни позволял себе привязываться. Или, по крайней мере, не к кому-то живому.
Том не дрогнул, но по легкой ухмылке на лице, она поняла, что в любом случае выиграла этот спор.
— Я буду на связи, — Крина улыбнулась, собирая свои бокалы и полупустую бутылку. Она оставила его с полупустой пачкой сигарет и маггловской зажигалкой.
— Постарайся больше никому не навредить, — заговорила Крина тихим протяжным голосом. — Причинение вреда самому себе-это в пределах моей зарплаты. На других это не распространяется.
Она прошла мимо него, щелкнув каблуками. Как только дверь закрылась, Том схватил ближайшую подушку и с воплем швырнул ее через всю комнату.
Он схватил наполовину стлевшую сигарету, отчаянно закуривая ее, вдыхая с такой силой, что фильтр обжег ему пальцы. Он задыхался от дыма, когда дверь открылась и в комнату ввалилась толстая ведьма.
Она бросила взгляд на дым, прежде чем ее глаза тревожно расширились. Она поспешно закрыла дверь и дрожащими пальцами достала волшебную палочку.
— О боже, это Драконья оспа? — она поспешно подошла, широко раскрыв глаза от дыма.
— Нет, — Том заскрежетал зубами, переворачивая обожженный конец сигареты, чтобы потушить ее о диван. Сигарета удовлетворенно зашипела. — Это маггловское.
— Ох, — Ведьма вздохнула в замешательстве, но, к счастью, больше не обратила на это внимание. — Ну, мы здесь для полной проверки документов, Мистер Риддл! Могу я задать вам несколько основных медицинских вопросов, прежде чем мы начнем осмотр?
Том все равно не мог спорить, поэтому кивнул.
— Вы когда-нибудь раньше лежали в больнице? — бодро спросила она. У Тома чуть не задергался глаз.
— Из-за маггловской болезни, — он стиснул зубы. — Скарлатина.
Она встревоженно моргнула и сделала запись.
— У вас есть какие-нибудь хронические заболевания, такие как астма?
Том демонстративно не смотрел на сигареты, все еще лежавшие рядом.
Вопросы продолжались, продолжались и продолжались по различным темам, на которые Том либо не мог ответить, либо они были очень простыми. Дата его последнего визита к стоматологу (которого Том никогда не посещал), любая травма в младенчестве была за пределами его знаний. Весь раздел, посвященный семейному анамнезу, был ему совершенно чужд.
Это было раздражающе и унизительно, особенно с явно скрытой инфекцией нескольких болезней, которые он узнал по названию: холера, лямблии. Медиведьма выглядела особенно озабоченной, когда ей удалось вытащить полдюжины насекомых из раздражительной чесотки.
— Так, — пискнула она, слегка позеленев. — В тебе 5 футов и 7 дюймов, то есть 170 сантиметров. Немного…о, совсем немного, дорогой. Ты весишь 101 фунт, или 45,8 килограмм. Это индекс массы тела 15,9, что немного маловато для вашего возраста.
Том закатил глаза и небрежно проигнорировал встревоженное бормотание женщины. Он снова включился только тогда, когда она проявила явное беспокойство по поводу различных недостатков питательных веществ.
О, это будет восхитительно, когда она заставит его раздеться.
В конце концов время пришло, и она слегка покраснела от беспокойства. К тому времени, как он был вынужден снять рубашку, она уже успела обратить внимание на несколько вещей, которые выглядели неправильно. Впадины его ключиц, то, как выступали ребра. Рубцы от любительских зелий, которые ему не удалось залечить коммерческими зельями. Маленькие порезы все еще были покрыты струпьями, маленькие отметины все еще кровоточили.
— Ох, — прошептала она в ужасе, и ее лицо брезгливо исказилось еще сильнее. — Милый Мерлин.
Ах, тогда она обратила внимание на его спину.
Она не прикасалась, и он испытал дикое ликование, когда ее глаза слишком долго задержались на грубой татуировке ручной иглой на его предплечье, защищавшая от мелких болезней и недомоганий; удары от плети и кровоточащие раны, и большие фиолетовые синяки, симметричные на его талии.
— И зелья для сна без сновидений тоже, — заговорил Том почти мурлыкающим тоном, бодрым в том смысле, что медиведьма, вероятно, завтра возьмет отпуск, — По крайней мере, на месяц.
— Хорошо, — хрипло согласилась она, быстро моргая, и начала быстро записывать.
Том и не подозревал, в каком жалком мире он живёт, с какими жалкими людьми. Ему уже странным болезненным образом не хватало интеллигентной компании Крины Димитриу
***
Глупо было оставаться в общественной комнате, но он не мог находиться в душной пелене пыли, в которой был вынужден переносить психиатрический сеанс.
Это слово уже казалось ему тошнотворным и отвратительным. Душевная болезнь — так называлось безумие, которое посылало людей из окопов на верную смерть. Он видел их воочию, как люди кричали и хватались за свои черепа, глядя на демонов, которых никто не видел. Том считал их жалкими, но что-то в Крине все изменило. Кто-то умный не стал бы тратить свое время на бессмысленных шутов, на тех, у кого нет надежды. Кто-то вроде нее не стал бы тратить жизнь на обсуждение и допрос тех, кого уже поглотило безумие.
Но он не мог себе представить, что ему нужно что-то вроде исцеления разума. Он не нуждался в смирительной рубашке, электричестве и разрезании мозга пополам, как он слышал, делали немцы. Быть другим означало бы его смерть, быть другим означало бы нужду в святой воде.
Он вздрогнул от этой мысли, поэтому побежал в гостиную, где было больше солнечного света, и свернулся калачиком в кресле, настолько маленьком и скромном, насколько это было возможно. Дневник лежал у него на коленях, нераскрытый, но в какой-то мере успокаивающий. Потрескавшаяся обложка была грязной в одном углу, он должен был найти где-нибудь масло, чтобы смягчить ее и починить как можно лучше.
Дверь открылась. Самая младшая из рыжеволосых вошла вместе с более старшей, Гермионой, которую он помнил.
Младшая замерла, затем уставилась на него с безмолвной злостью.
— О, отлично, — злобно прорычала младшая девочка, выкручивая руки, как будто собираясь вытащить палочку. Левая рука Тома, исцеленная от ожогов, вспыхнула фантомной болью.
— Я не буду сидеть в одной комнате с монстром! — закричала она яростно.
Гермиона попыталась утихомирить ее или как-то сдержать. Том отвел взгляд, вместо этого уставившись на картины на стенах. Он смутно помнил их по описаниям, которые дал ему Орион.
— Уберите от меня эту чертову книгу! — закричала девушка, указывая на дневник на коленях Тома. Том почувствовал, как у него разболелась голова.
— Тогда дай мне что-нибудь получше почитать! — раздраженно огрызнулся он. Кожа была гладкой и мягкой в его руке, что помогало ему успокоиться.
Гермиона пристально посмотрела на него и слегка усмехнулась.
— У меня есть только Шекспир, и я сомневаюсь, что у тебя хватит терпения наслаждаться классической литературой.
У Тома выдался довольно напряженный день. Он прошел через бесчисленные испытания, но терпеть глупость агрессоров было уже слишком. Том судорожно вдохнул и медленно выдохнул. Он успокоился и посмотрел с синтетическим холодом, с легкой ухмылкой, которая злобно изогнулась по краям.
Младшая девочка, Джинни, побледнела и мгновенно выскочила из комнаты. Гермиона замерла, не в силах поверить в то, что увидела.
— Я бы не оценил классику, — коротко и холодно отрезал он. Слова, казалось, повисли в воздухе, и ухмылка Тома стала еще более злобной. Он прокрутил в памяти те ночи в приюте, когда от скуки читал книги при свете фонаря.
— Завтра, и завтра, и завтра, — Том вздрогнул, слова мягко перекатывались, когда он вспоминал строки драматурга на старой испачканной бумаге. — Крадутся мелким шагом, день за днем, К последней букве вписанного срока.
Гермиона уставилась на него, прежний ужас начал пузыриться, превращаясь во что-то любопытное и сдержанное.
-… Макбет? — тихо догадалась она.
Улыбка Тома была такой же острой, как и прежде.
— Я нахожу трагедии более привлекательными. Романтика — его напрасные усилия.
Гермиона вздрогнула.
— Люди утверждают, что «Ромео и Джульетта» — его лучшая работа.
— Как жаль, — безжалостно проговорил Том, — Что люди склонны быть идиотами себе во вред.
— Нельзя винить людей вообще! — голос Гермионы перешел в пронзительный визг. — Это … это фанатизм!
Выражение лица Тома не дрогнуло.
— Если ты хочешь поспорить о литературе, я советую тебе почитать. Какими бы знаниями ты ни обладала сейчас, они ничтожны. Философия, а потом возвращайся ко мне.
Гермиона вспыхнула уродливым красным румянцем, от которого Том пришел в дикий восторг. Ее глаза наполнились искрами и слегка увлажнились, она шмыгнула носом от оскорбления, а затем вылетела из комнаты. Дверь со щелчком захлопнулась за ней, задребезжав. Где-то в глубине дома закричал портрет.
Том снова посмотрел на книгу, лежавшую у него на коленях, и открыл дневник на случайной странице. Паучьи каракули его собственного почерка насмехались над ним, а слова-еще больше. Он помнил каждую запись, каждое мгновение, когда писал в темноте или при свете, пробивавшемся сквозь минометную пыль и дым. Ошибка его памяти, что он изо всех сил пытался вспомнить такие простые тривиальные вещи.
Он снова закрыл книгу и провел пальцем по маленьким трещинкам вдоль корешка и обложки. Его бедро горело, и он был очень голоден.
***
Он был отчасти удивлен, что его вообще пригласили на ужин в тот вечер. С его (болезненной) встречей с Криной ранее, испугангого медика, который передал ему рецепты зелий для восполнения питательных веществ, увеличения веса и сна без сновидений, а затем он ещё набросился на Гермиону и Джинни (так ее звали), это было чудо, что он получил пищу.
Он изо всех сил старался не обращать на них внимания, прекрасно понимая, что Сириус Блэк сидит рядом с ним за столом в качестве его надзирателя. Он чувствовал запах готовящейся пищи, густой запах дрожжей, который сопровождал свежий хлеб. У него уже текли слюнки, чтобы откусить кусочек, но у него было достаточно ума, чтобы понять, что употребление пищи в этот момент будет только раздражать его нежный желудок.
Он, вероятно, мог бы попробовать немного хлеба, потому что запах дразнил его.
— Нет! — крикнула Джинни из кухни. — Я отказываюсь! Я не собираюсь ужинать с этим чудовищем!
— Джинни Уизли! — ее мать, в свою очередь, закричала в ответ — Не называй его так!
— Держу пари, он хочет убить всех! — закричала Джинни, и от ее голоса задребезжали стаканы с водой, стоявшие на столе. — Держу пари, он хочет перебить всех магглов!
Том вздохнул и начертил знаки на столе. Он знал, что это ничего не даст, но было полезно держать свой ум острым для того, что ему нужно будет вырезать в конечном итоге.
— Я не хочу. Если это вообще имеет значение.
— Скорее всего, нет, — утешил Сириус с легким раздражением. — Ты действительно её травмировал. Или сделаешь это в будущем. Черт возьми, это сбивает с толку.
Том почувствовал небольшую волну раздражения, потому что это выводило его из себя. О, это было совсем незначительное неудобство для Тома — оказаться в мире, где у него и для него ничего не было.
Еда была накрыта на столе, и со всех сторон в Тома стреляли кинжалами взглядов. Он проигнорировал их, по крайней мере, такое он привык получать в приюте. Он был готов к тому, что из-под него вырвут ковер, что они будут издеваться и смеяться над тем, как “ты действительно думал, что будешь есть сегодня? Иди в свою комнату!”
Он прогибался вперед, слегка скрючившись над пустой тарелкой. Сириус наблюдал за ним, его глаза гнетуще и тяжело смотрели в спину Тома. Желудок Тома заурчал, мучительно сжавшись, хотя он знал, что не должен слушать его мучительные позывы.
— Ну … — миссис Уизли вздрогнула и улыбнулась, хотя улыбка была отчасти вымученной. Глаза Тома были прикованы к хлебу перед ним, сосредоточенные с целеустремленным намерением хищника. — Я так счастлива, что мы снова вместе!
Джинни фыркнула, она сидела довольно далеко. Ну, хотя бы вне досягаемости ножом для масла.
— Разве наш местный монстр не должен что-нибудь сказать?
Разве наш отмеченный дьяволом не должен что-нибудь сказать?
Глаза Тома не отрывались от стола, когда хорошо знакомое благословение пронизывало его мысли. Сейчас это было невозможно забыть, потому что он был вынужден говорить за всех вслух за каждым приемом пищи. То, как они избили бы его, если бы он отказывался говорить, даже когда он был ребёнком.
Том открыл рот и изрыгнул благословения с привкусом кислоты.
— Благословим Господа за щедрость, которую он дал, он в моем теле отталкивает прикосновение сатаны, что сгниет мою плоть и делает меня нечистым, благословим того, кто высечет свой знак на моей коже и избавит меня от зла самовосхваления, аминь.
«Аминь». Эхом отозвались дети в приюте.
Том рванулся вперед и вцепился в хлеб, как волк в тушу.
***
Он слышал новости о Дюнкерке* из газет, которые валялись по улицам.
*Дюнке́ркская эвакуация — операция в ходе Французской кампании Второй мировой войны по эвакуации морем английских, французских и бельгийских частей, блокированных у города Дюнкерк немецкими войсками после Дюнкеркской битвы.
Солдаты возвращались домой, их кормили чаем и печеньем, а Том тем временем выискивал кусочки сыра. Лондонские крысы, утопающие в сале и пыли.
Палочка, которую он держал в руке, была не самой лучшей, но она была совместима с его ядром в изрядной степени. Он рылся в комнате забытых вещей, проверяя различные палочки, чтобы определить, какая будет подходить лучше. Он знал, что под взглядом профессора Дамблдора, наблюдающего за ним, его, скорее всего, проверят на недавнее использование магии в его зарегистрированной в министерстве палочке. Гораздо безопаснее иметь вторую палочку, пусть и не идеальную.
Эта заставило его тело покрыться мурашками, зудя, как плющ и оспа на коже. Она не заставила его истекать кровью или взрываться, так что он посчитал это победой.
Войска возвращались, и он знал, что они будут рыскать по Лондону в поисках клочков фамильярности, которые они оставили. Они были дураками, вернувшимися сюда, чтобы добавить к гноящейся выгребной яме гнили и загрязнения, которой была Темза.
В зданиях валялись трупы, прошлой ночью вспыхнул пожар, и дым и пепел были такими густыми, что Том задыхался даже находясь за много километров. Он знал, что многие, должно быть, сгорели, изнемогая от боли.
Эта защита все еще действовала над Лондоном, и ответная реакция на любую магию, применяемую в городе, была отрицательной. Это было сдерживающим фактором для дальнейшего терроризма, но в этот момент Том едва сводил концы с концами. Его последняя рубашка загорелась от одного неожиданного взрыва, брюки уцелели только от быстрого перекатывания по штукатурке, покрывавшей улицы. Его сумка была чудесным образом в порядке, но он не продержится долго без какой-либо одежды ночью.
Он всегда мог попытаться ограбить магазин, но без оружия, он знал, что это не приведет к хорошему результату. Ему нужно было обыскать мертвых; если повезет, он мог найти на трупах талоны на еду или одежду.
Он вытащил позаимствованную палочку и положил ее рядом с медикаментами, которые уже были подготовлены. Держа палочку в правой руке, он глубоко вдохнул и попытался успокоить нервы.
Он произнес заклинание, чувствуя, как гул абсолютного удовольствия проходит по его нервам от использования темной выровненной магии. Это было сильно влияющее проклятие, ищущее свежих мертвецов для отбора инфери. Сейчас он не собирался оживлять тела, но проклятие мало заботило намерение, кроме того, на что оно было способно. Том выдохнул с восторженным хрипом, почти впадая в транс от блаженства, исходящего от этого. Он уже давно не мог расслабиться.
А потом защита обрушилась на него, словно сапог на маленького ребенка.
Том поперхнулся, палочка выпала из его руки. Его кости затрещали, позвоночник затрещал, и он согнулся, корчась на земле. Жалкий хрип, когда у него перехватило дыхание. Его глаза закрылись, и он поник, позволяя себе страдать, пока защита давила на него, разрывая кожу с явным неудовольствием.
Оно исчезло, и липкая теплая кровь потекла из ран на боку. Большие порезы, содранные участки кожи. Том не обращал внимания на ужасные следы архаичной магии, которую применяло министерство. Они все были напуганы, особенно после того, как Гриндевальд неистовствовал ранее. Том потянулся за марлей и бинтами и попытался собрать свою плоть воедино.
Краем глаза он заметил пурпурный оттенок, которым были пропитаны стены. Светящийся фиолетовый, который передавал его глазам лишь очертания мертвого тела. Он мог видеть около четырех в поле зрения, спрятанных в маленьких шкафах разбомбленных домов. Вероятно, они пытались найти убежище в свои последние минуты. Теперь они давали Тому шанс выжить.
Он с трудом поднялся на ноги, не обращая внимания на скулеж маленького зверька, который сорвался с его губ, когда его торс запульсировал от боли и снова закровоточил.
Может быть, если ему повезет, один из трупов окажется поблизости с бинтами. У него кончалась вода.
========== Mea culpa* ==========
Комментарий к Mea culpa*
*Mea culpa (с лат. — «моя вина»), mea maxima culpa («моя величайшая вина»)— формула покаяния и исповеди в религиозном обряде католиков с XI века. Выражение происходит от первой фразы покаянной молитвы Confiteor, которая читается в Римско-католической церкви в начале мессы:
Исповедую … что я много согрешил мыслью, словом и делом: моя вина, моя вина, моя величайшая вина.
О главе:
Воспоминания о том, что мы сделали, преследуют нас во сне.
Примечания от автора:
Внимание, в этой главе подразумевается темное содержание. Введение более темных тем, которые я пытаюсь использовать в этой работе. Они будут неуклонно увеличиваться и становиться все более явными по мере развития истории.
Милостивый Господь мой, я благодарю тебя за то, что ты сохранил меня сегодня
И за то, что ниспослал мне так много благословений и милостей.
Я возобновляю свою преданность тебе и прошу прощения за
Все мои грехи.
***
В старые времена, до рассвета медицины и эпохи вечной славы, мысли бессознательного разума интерпретировались как слово Божье. Сны и незрячие отрывки были произнесены и записаны, и оттого пророчество о бессмертной земле сбылось. Люди разливали по бутылкам кровь умерших во сне женщин; продавали эликсиры, о которых попрошайничали жалкие плебеи. Ребенок с невинными глазами отрезал бы им большие пальцы и, как ягненок, спросил, подойдёт ли товар.
Однажды Том задумался, что толку от кошмаров в этом мире. Конечно, если Бог заговорит с ними во сне, то кошмаров больше не будет. Были ли сны и ночные кошмары прикосновением дьявола или признаком того, что грех погрузился так глубоко в тебя, что даже посланник начал гнить? Голова Тома была полна мокриц, которые грызли её изнутри и вытряхивали наружу кусочки раздробленной кости.
Он подумал, что его грехи настолько отвратительны, что он будет мучиться каждую ночь за свои поступки. Теперь он знал, что это проклятие было вне времени, что его мучения были за то, чего он еще не сделал. Том не верил в Бога, но иногда, сквозь туман звездного света и монстров, грызущих его пальцы ног, он задавался вопросом, не ошибся ли он.
***
Том кричал по ночам, просыпаясь тяжело дыша, со вспышками перед глазами чего-то, чего он не мог вспомнить. Левое колено пульсировало; вероятно, он бился или брыкался во сне, отчего оно болело.
Ночная рубашка прилипла к телу, мокрая от пота. Его волосы были всклокочены, как нечесаная шерсть. Глаза дикие, как у волка, руки скрючены и согнуты, как дерево пастушьего посоха.
Том еще не совсем проснулся, его разум был затуманен дымкой и гудел от наполовину сформировавшихся страхов. Его губы слегка шевелились, мышечная память повторяла слова извинений снова и снова. Бормоча невнятные слова, он медленно приходил в себя.
Обои напротив него облезли, скрутились, клей затвердел пузырями и комками. Он расплавился в тех местах, заставляя бумагу сворачиваться вниз, как язык любопытной жабы. Половицы были странно вывернуты, гвозди торчали вверх, как кнопки. Его столик опрокинулся, простыни на кровати превратились в тонкие ленты. Дверная ручка исчезла, а вокруг ее основания виднелась кучка затвердевшего расплавленного металла.
Дверь распахнулась, раскачиваясь на кривобоких петлях. Теперь, когда замок напоминал кусок льда, ей ничто не мешало.
— Парень! — рявкнул Сириус, его палочка была поднята и светилась. Он не потянулся к выключателю. Том взглянул вверх и нисколько не удивился, увидев, что лампочка разбилась.
— Что. — попытался огрызнуться Том, но дрожь в его голосе была слишком явной, чтобы скрыть её за самообладанием.
Сириус Блэк направился к нему в тусклом свете, осторожно обходя стекло и разбросанные по полу гвозди.
— Здесь настоящая мышеловка, не так ли? — пробормотал Сириус себе под нос, едва не наступив на один длинный гвоздь, который ускользнул от его взгляда. Том не сводил глаз с холмиков одеяла, скрывавшего его ноги. Его бедро пульсировало, что было плохим знаком.
Сириус, наконец, подошел ближе, как раз в тот момент, когда учащенное дыхание Тома стало лишь слегка прерывистым. Мужчина нахмурился, потом тихо вздохнул, явно заметив, как одежда Тома прилипла к его спине.
— Пошли, — успокоил его Сириус, указывая большим пальцем на открытую дверь, — Там есть немного бугристый диван, на котором ты можешь поспать сегодня. Не думаю, что у тебя есть другая одежда для сна, я что-нибудь найду.
Том ничего не сказал, но, перекинув ноги с кровати, зашипел, инстинктивно сгибаясь. Вдоль его левой штанины виднелись маленькие красные пятна.
— Ушибся, да? — тихо пробормотал Сириус, успокаивая, и осторожно опустился на кровать рядом со все еще выздоравливающим подростком. Сириус схватил одну из длинных полосок того, что когда-то было простыней Тома, и удвоил ее до нужного размера.
Том поморщился, стягивая вниз пижамные штаны, наконец-то добравшись до источника проблемы. Там было что-то, что напомнило Сириусу подвязку из его более диких дней, за исключением того, что эта была сделана из металла и густых сплетенных волос. Металлические шипы были направлены внутрь, как маленькие когти, впивающиеся в мясо бедра Тома. Редкие волосы и густые черные струпья, похожие на панцирь жуков. Кожа его ноги была сероватой и полупрозрачной, пятна рубцов указывали на повседневную непринужденность этой ужасной сцены.
— Похоже, твоя магия исцелила тебя, — Сириус поморщился, придвигая палочку поближе для осмотра. — Твой выброс порвал твою кожу сильнее, чем эта … штука.
— Власяница, — отрезал Том, просовывая свои длинные тонкие пальцы под металлические зубья, чтобы ослабить струпья. Не заботясь о благодати, он вытащил зубья из бедра только для того, чтобы вонзить их глубже с другой стороны. Кровь снова закапала вниз, оставляя неутешительные следы, словно слезы. Том не выказал ни малейшего признака того, что это причиняет ему боль, или, возможно, он просто научился не обращать на нее внимания.
Сириус ничего не сказал, даже когда Том расстегнул защелку ремня, снимая каждый металлический зуб со своего бедра по одному, как снимают наклейку с новой метлы. Его нога выглядела так, словно ее обглодало какое-то голодное существо.
Не заботясь об этом, он плотно закрепил его (Сириус побледнел) на другом бедре и подтянул брюки, как будто пятна крови и кровоточащие раны ничего для него не значили. Может, и не значили.
Том поднялся на ноги, ступая пальцами ног по половицам. Глаза остекленели и устали, темные круги преследовали его даже наяву.
— Пойдем, — мягко пробормотал Сириус, направляя его по безопасному проходу через комнату. Гвозди, когда Том приблизился, с грохотом отлетели от него. Осколки стелка растаяли в трещинах между досками.
Дверь распахнулась на скрипучих кособоких петлях. Гобелены на стенах были разорваны в клочья, свет вспыхнул, но стал бесполезным. Кажется, огонь горел только в одном разбитом фонаре. Только в комнате Тома была расплавленна дверная ручка и гвозди.
Дом медленно просыпался, в нем царила суматоха. Был ранний час, солнце еще не взошло. Том последовал за Сириусом, тихо позволив отвести себя в единственную гостиную, где стоял большой бархатный диван. Он выглядел бугристым, но манящим к себе.
— Мне придется обыскать весь первый этаж. Я думаю, ты изорвал почти все одеяла в доме, — признался Сириус, стараясь говорить тихо, так как Том все еще был измотан.
Шкафы и двери открывались, голоса звучали приглушенно, но все громче и громче. Том подтянул одно колено к груди, прижимаясь лбом в надежде, что это давление успокоит пульсацию и вращение мира.
Сириус вскоре вернулся с толстым фланелевым одеялом, перекинутым через руку. Том приоткрыл один глаз, чтобы осмотреть его — по бокам виднелись тонкие ленточки разрывов, похожие на следы от кошачьих когтей.
— Остальные не спят, ты действительно весь дом поставил на уши, — мягко проинформировал его Сириус. Различия в его характере были поразительны. Том ничего не сказал, но свернулся чуть плотнее, когда одеяло успокаивающе накрыло его бока и спину.
У него кружилась голова, вспыхивали видения, которые он никак не мог вспомнить. Его желудок сжимался и бурлил в злосчастном порыве рвоты, тело горело от пота и головокружения под веками.
Дверь распахнулась, послышалось громкое бормотание. Том едва сдержался, чтобы не заскулить от досады.
— Ты! — закричал кто-то, пронзительно и мучительно. Быстрые шаги, и Сириус шагнул вперед, чтобы успокоить нападавшего.
— Не волнуйся, Джинни, — мягко прошептал Сириус, бережно держа девочку за плечи. — Джинни, все в порядке. У меня все под контролем.
Дверь была открыта, и еще больше людей хлынуло внутрь, словно горный сток. Вклиниваясь в трещины булыжника. Том не открывал глаз и старался не обращать внимания на шепот, который постоянно преследовал его.
— Что случилось?! — спросила Гермиона, голосом хриплым от сна, но очень обеспокоенным. Она поколебалась мгновение, прежде чем броситься обнимать младшую Уизли, успокаивая ее и удерживая одним движением.
— Бродяга? — спросил Гарри, проскальзывая в дверной проем, Рон следовал за ним, — Бродяга, что это за разрывы?
— Ничего особенного, — успокоил их Сириус, тщетно пытаясь вывести из комнаты. — Просто какой-то неожиданный случайный стихийный выброс.
— Что? — тупо спросил Рон, выглядя совершенно ошарашенным. — Джин ничего не сделала!
— Только теперь все мои одеяла разорваны к чертовой матери! — закричала Джинни, ее голос был на октаву выше порога Тома.
Он тихо застонал, еще сильнее уткнувшись лицом в колени. Так он успокаивал боль в глазах и притягивал взгляды других к своему маленькому телу.
— Ох, — Гарри быстро моргнул, прежде чем сочувственно поморщился. — Да, это было бы… плохо.
Сириус раздраженно вздохнул и снова попытался вывести группу.
— Держу пари, ты сделал это нарочно! — выплюнула Джинни, извиваясь в объятиях Гермионы. — Мне чертовски нравилось это одеяло!
Рука Тома сжалась, когда он медленно выпрямил голову, слегка переместив тело так, чтобы одеяло упало с него.
— Я пытаюсь, — выплюнул Том ядовитым голосом, — Хоть немного поспать.
— Это ты нас разбудил, — язвительно пробормотал Рон. Все еще достаточно громко, чтобы Том повернул голову.
Том устал от всего этого.
— Убирайтесь, — рявкнул он, сверкая глазами. Он рывком заставил себя подняться на ноги, земля слегка покачивалась, пока его зрение приспосабливалось. — Убирайтесь.
Джинни выпятила подбородок.
— Заставь меня, ублюдок.
Губы Тома скривились, голова раскалывалась, а бедро начинало по-настоящему беспокоить.
— Я хочу, чтобы ты убралась отсюда.
Холод, тяжелая, удушающая тяжесть. Том качнулся дальше, Сириус выругался. Джинни напряглась в объятиях Гермионы, потом дернулась и начала поворачиваться. Медленно и зачаровано, с пустыми глазами.
— Чушь собачья, — пробормотал Сириус, одной рукой хватая Джинни, чтобы стряхнуть с нее то легкое принуждение, которое Том наколдовал в своем усталом состоянии.
— Убирайтесь! — выплюнул Том снова, его рука дернулась и сжалась в кулаки. Гермиона и Рон сделали шаг назад, поскольку инстинкт самосохранения все-таки контролировал их действия. Гарри смотрел на него большими, раздражающе сочувственными глазами.
— Прекрати, — резко рявкнул Сириус на Тома, а затем снова принялся трясти сонную и растерянную Джинни.
— Гермиона, забирай Джинни и убирайтесь отсюда.
— Да, Сириус, — заикаясь, сказала Гермиона, схватив за руку младшую девочку и вытащив ее из комнаты. Рон поспешил следом.
Гарри наблюдал, покусывая нижнюю губу, как Том начал слегка покачиваться на том месте, где стоял.
— Тебе приснился кошмар, — бестактно выпалил Гарри. — Я … э-э … я не имею в виду…
— Убирайся отсюда к чертовой матери, — тихо прорычал Том, готовый схватить ближайшую лампу и швырнуть в голову мальчика.
— Я просто… — Гарри неловко запнулся. Он застенчиво, почти смущенно склонил голову. — Я… я иногда вижу…
Гарри помолчал, потом скептически посмотрел на Тома.
Тому это не понравилось. Ему не нравилось, что Гарри, казалось, видит его насквозь, как будто его глаза сканируют его душу и видят его отчаяние. Ему не нравилось, как разговор обрывался и замирал, как Сириус застыл в осознании прекращения разговора.
— Что? — рявкнул Том, хотя внутри его что-то скрутило, чувство, которое никто не мог определить.
— …Ничего, — закончил Гарри, нервно заламывая руки, — Ты же знаешь, что здесь ты в безопасности…верно?
«Нет. Я не в безопасности.» Злобно подумал Том.
Гарри ничего не сказал, но в конце концов вышел из комнаты, как все уходили из жизни Тома до этого.
***
Утро пролило свет на ситуацию и на тяжелые мешки под глазами Тома Риддла. Было очевидно, что тот не выспался после ночного крика. Уровень злобы в его взгляде не дрогнул, даже когда ему подали тарелку с мягкими яйцами и простыми тостами. Было все еще неясно, будет ли слишком жирная пища беспокоить его чувствительный желудок, поэтому ему давали только мягкую пищу.
— Ты ужасно выглядишь, — сказала Джинни, сидя рядом с ним с тарелкой бекона. Гарри знал, что рыжая обычно не наслаждается такой жирной пищей в такую рань. В воздухе стоял густой запах; Том отшатнулся, чувствуя тошноту.
— Хм? — спросила Джинни, поддерживая зрительный контакт, пока ее зубы жевали хрустящее мясо.
Том ничего не сказал, но тени его свирепого взгляда только казались более угрюмыми с фиолетовыми отметинами и полупрозрачной кожей.
— Джинни, ешь прилично, — тихо заговорила Гермиона с девочкой, все еще помня о том, как опасен Том Риддл.
Джинни фыркнула и захлопнула рот.
— Ты выглядишь так, будто совсем не спал, — неловко прервал Гарри.
Том ничего не сказал, но принялся резать свой тост агрессивными когтями вилки.
— Ты не болтлив, — пробормотал Рон в свою тарелку с картошкой, зачерпывая большую горку.
Джинни оживилась, все ее тело оживилось.
— Тогда давай поболтаем о том, о чем у всех нас есть свое мнение!
Гарри почувствовал, как что-то холодное и тяжелое поселилось у него внутри.
— Убийство! — она практически кричала, подперев лицо руками и пристально смотря на Тома взглядом волка, уставившегося на свою добычу. — А каково твое мнение, Том?
Том втянул воздух через нос и продолжал вгрызаться в свой тост.
— Конечно, ты должно быть думаешь, что в некоторых случаях убийство-это нормально, — слова Джинни становились все более резкими. — Я могу припомнить несколько человек.
Том со стуком положил вилку. Его лицо расплылось в улыбке, которая казалась неуместной на фоне его глаз. Мешки придавали ему еще более жуткий вид-он устал и был сыт по горло выходками девушки.
— О, я понимаю, — начал он, почти демонически поджав губы, — Философия - твой конек. Ну, тогда, Джинни, большинство людей склоняются к ценности эмпатии, что делает кантовское понятие этики вполне естественным для нас. Если бы убийство не было запрещено законом и социальным табу, люди все равно испытывали бы чувство вины за его совершение. С разных точек зрения запрет на убийство - это нечто большее, чем просто…социальная условность. Это эволюционировавшая или психогенная черта, и как таковая универсальная концепция антропологизма. С этой точки зрения, да, убийство-это неправильно.
Джинни уставилась на него. Картофелина Рона с легким шлепком упала с ложки на тарелку.
— …Ты знаешь Канта? — прошептала Гермиона, скорее про себя.
Том слегка наклонил голову, не сводя глаз с ошеломленной девушки.
— Даже если вы признаетесь в желании убить, очевидно, что ваше желание противоречит самым основным ценностям эмпатии. Какое ужасное существование должно быть испытывает зверь, чтобы быть таковым.
Гарри быстро заморгал. Он не совсем понял все, что только что сказал Том, но был совершенно уверен, что он только что каким-то образом жестоко оскорбил Джинни.
— Ну, — Гермиона дрожащим голосом прочистила горло. — Сегодня я буду читать.
Она замолчала, глядя на Тома застенчиво и все еще довольно неуверенно.
- …Если тебе скучно, у меня есть несколько книг, которые могут тебя заинтересовать.
Том проигнорировал ее и снова вгрызся в свой тост.
***
Аластор уставился на разорванные клочки ткани. Их собрали со всего дома.
— С какого это этажа? — спросил он, тыча пальцем в один пучок ткани, на котором по всей длине виднелись тонкие волоски.
— Кухня, — кивнул Сириус, скрестив руки на груди. — Другой конец от комнаты Джинни, самый дальний этаж в доме.
Грюм нахмурился, обводя обрывки мозолистым пальцем.
— Ты говоришь, что этот мальчишка умудрился разорвать ткань на каждом этаже в доме.
— Не только это, — Сириус мотнул головой в сторону своей комнаты. — Гвозди были вывернуты, дверная ручка расплавилась. Несколько уровней стихийной магии.
Грюм торопливо выдохнул и провел рукой по жестким волосам.
— Мерлин. Ты сказал, что он сознательно контролировал Джиневру?
— Базовое принуждение, — согласился Сириус, слегка нахмурившись, — Физический контакт вывел её из этого состояния. Он был в отчаянии, его мучили ночные кошмары.
— Ах, — Грюм сочувственно поморщился, — Мерзавцы. Есть еще какие-нибудь признаки?
— Он попробовал мою палочку. Ужасная реакция, — Сириус слегка пожал плечами. — Я не уверен, что какая-нибудь палочка здесь ему подойдет.
— Поттера может, — согласился Грюм, снова поморщившись. — Не позволяй ему прикасаться к палочке Поттера. Этот уровень стихийной магии может просто уничтожить половину дома с надлежащим проводником, даже без заклинания.
— Может быть, мне стоит поместить его на портрет моей матери, — шутливо предложил Сириус, — может быть, он заткнет эту суку.
Грюм выдавил из себя легкую кривую усмешку.
— Может быть. Не спускай с него глаз, эти снотворные зелья прибудут, как только мы закончим их проверять. Никогда нельзя быть слишком уверенным, яд та еще вещь. Он был хорошим маленьким пленником, не так ли?
— Идеальным, — сухо возразил Сириус. — Он даже слушал и записывал лекции Бинса.
Грюм рассмеялся громким скрипучим смехом. Он мягко покачал головой, отодвигая в сторону обломки испорченных одеял и портьер.
— Держи его в тепле. Мы немного ослабим его поводок, посмотрим, что он будет делать, если у него будет больше пространства. Нет смысла надевать на него намордник, если он знает, что кусаться нельзя.
— Я правда ненавижу собачьи сравнения, — надулся Сириус, но тем не менее кивнул. — Нам нужно привлечь Крину?
— Эта сумасшедшая отправилась охотиться на темных магов, — поежился Грюм, — Ненавижу, когда она рядом. У меня мурашки по коже бегут.
— Представь себе мое положение, — Сириус поежился. — Она, черт возьми, выделила именно меня.
Грюм сочувственно покачал головой.
— Бедный ублюдок. Я слышал, что даже Альбус немного боится ее.
Сириус заметно вздрогнул.
— Любая женщина, способная заставить чертового Гриндельвальда плакать, — та, от кого нужно держаться подальше. Мерлин, дай мне знать, когда она придет, я хочу спрятаться как можно дальше.
***
— Ты когда-нибудь кого-нибудь убивал? — спросил Гарри Тома, не глядя на штанину мальчика, испачканную кровью неизвестного происхождения.
Том не выглядел удивленным или заинтересованным вопросом.
— У меня нет палочки.
Гарри покачал головой и стиснул зубы.
— Раньше. Ты когда-нибудь кого-нибудь убивал?
Том помолчал, проводя пальцем по ткани рубашки — успокаивающая привычка, как заметил Гарри. Казалось, мальчик восхищается тканью, неторопливым комфортом, которого он никогда раньше не знал.
— Магия вне школы, — начал Том медленным хриплым голосом. — Незаконна. Может, только…фантазировал об этом. Я не настолько глуп лишать себя возможностей, которые имею. Или имел.
Гарри кивнул и посмотрел на свои сложенные руки.
— Мой первый год в Хогвартсе, — неловко начал Гарри. — Я…я думаю…там был учитель, который пытался убить меня. На самом деле никто не сказал мне, что произошло, но я думаю, что убил его.
Том даже не оглянулся. Как будто это было неинтересно.
— Я никогда этого не забуду, — продолжал Гарри тихим шепотом, — Звуки его криков. Он…он заикался, но когда ты кричишь…это так…
Гарри неловко вздрогнул и отвернулся.
Том не обращал на него внимания, а может, ему вообще было все равно.
***
— Нет, нет, нет, — выдохнул Том, карабкаясь по обломкам щебня и пыли. Тень от потайной ниши скрывала цвет, но не запах, он был зловонным, и ни одно движение не выдавало его. — О боже, о боже.
Том покачал головой, пытаясь избавиться от густого приторного запаха ржавчины. Настолько густой и острый, что он мог чувствовать ее вкус, похожий на недоваренная печень.
— Вставай, — прошептал Том, его пальцы болели и кровоточили там, где зацепились за неровные края кирпича. Один ноготь был сломан, отколот, когда он вцепился в булыжник.
Мужчина не встал. Пахло густо и тошнотворно.
— О Господи, — выдохнул Том, едва осознавая, как тяжело вздымается его грудь, его зрение затуманилось в скудном свете. — О боже, мне чертовски жаль, О черт…
Том неуверенно пополз еще дальше, его брюки зацепились, так как были плохо застегнуты.
— Я не хотел… — прошептал он прерывисто, не обращая внимания на свистящий хрип своей истерики.
Мужчина не встал. В том скудном свете, что просачивался сквозь щель в потолке подвала, глаза мужчины были открыты, но ничего не видели.
Том слышал, что иногда камни могут ослепить человека. Как лихорадка, когда ты слишком горяч. Он надеялся, что это так. Он знал, что это не так.
«Хотя грехи твои, словно багрянец, но будут белы, как снег.»
Том захлебнулся булькающим влажным смехом, кровь продолжала стекать к его ногам. Впрочем, это не имело значения, его брюки уже были запачканы и промокли.
«Хотя они красные, почти алые, но будут ониподобны шерсти.» Пропел Том, его кожа зудела и горела. Он чувствовал, как пульсируют его бедра, в местах где они были темными от синяков. Он наклонился и тяжело вздохнул, желчь смешалась со слезами, оставляя соленую мерзкую смесь в горле. Он хотел бы вычистить ее до тех пор, пока у него не выпали зубы.
Мужчина тупо смотрел на него. Рана поперек его виска была зловещей и широкой — кирпич Тому удалось вырвать в муках паники.
— Подождите, нет, я не говорил вам, что …
— Да заткнись ты, бродяжник. Я уже заплатил тебе …
Том зажмурился крепче и вцепился сломанными пальцами в пыль вокруг.
«Хотя грехи твои, словно багрянец, но будут белы, как снег. Хотя они красные, почти алые, но будут они подобны шерсти.»
— Хорошенький маленький малыш, правда? Стой смирно, маленький говнюк…
Том наклонился и снова блеванул, ненавидя себя за дрожь.
Он не должен быть таким. Он не должен дрожать. Он уже делал это раньше — он умирал с голоду. Потом его иногда тошнило, но ему никогда не было так больно, да это и не имело значения. Иногда его глаза наливались кровью, когда он не мог дышать, но он умирал от голода, а Диагон аллея не открывалась, и он не хотел …
— Сколько за час, сопляк?
У Тома перехватило дыхание. Он заставил себя подняться на ноги и постарался не думать о том, каким мокрым и теплым был этот человек, когда Том выуживал из его кармана скудное количество монет. Денег почти не было, но в те времена даже это было целое состояние.
Том умирал с голоду, и он и не хотел этого.
Человек был мертв, и в животе у него урчало. Том наклонился и снова вздохнул, стараясь не поскользнуться на запекшейся крови, которую он не мог видеть, когда тело начало биться в предсмертных судорогах.
— Я не хотел этого… — прошептал Том, дрожа как осиновый лист, выходя из разрушенного подвала и поднимаясь на улицу, где спасатели прочесывали руины в поисках чего-нибудь, что могло бы выжить. — Я не хотел этого.
Кирпич лежал рядом, бугристый и бесформенный. Угол был сколот, но вместе с истерией пришла благословенная сила и случайное попадание в ослабевший череп. Том закинул руку за спину, пытаясь освободиться от хватки. Кирпич встретился с головой, и Том …
Он прислонился к ближайшему зданию, чувствуя себя дрожащий тварью. Он не хотел … он …
Он знал, что привлекает к себе внимание. С его окровавленными штанами и испачканной рвотой рубашкой. Он надеялся, что никто больше не посмотрит на его воротник, но сомневался, что кого-то это волнует. Том пытался выжить, а мораль и этика были прокляты перед лицом смерти.
Ближайшим магазином был книжный на центральной улице Воксхолл-Бридж-Роуд. Он не пострадал от бомб и имел еще уцелевший мост через выгребную яму реки Темзы. Том знал, что если бы не запах рвоты в носу, он бы почувствовал запах нечистот и смерти, заполнивших улицы.
Том пошел, стараясь не хромать. Дорога была свободна, несколько человек суетились, но едва взглянули на него. Он выглядел так, словно побывал под шрапнелью или был ранен прошлой ночью. Свист все еще пульсировал в одном из его ушей.
В книжной лавке над дверью висел колокольчик, от новых замков на дверях и окнах пахло опилками. Том вошел внутрь, стараясь как можно лучше вытереть слезящиеся глаза. В лучшем случае это будет его алиби, если оно понадобится. Он не думал, что это будет иметь значение. Этот человек будет гнить в подвале, испытывая отвращение и стыдясь своего уязвимого положения. Разоблаченный и пойманный в ловушку, он раздуется и привлечет мух. Тому снова захотелось выругаться.
— У тебя есть монеты? — рявкнул лавочник, пристально глядя на него. Состояние Тома оставляло желать лучшего, пот на шее и лбу только подчеркивал это.
— Да, — Том откашлялся, пытаясь скрыть треск, — Что-то маленькое. Базовое.
Мужчина фыркнул, глядя на Тома с гримасой. Он схватил одну книгу, что-то, что знавало лучшие дни.
— Держи, — мужчина держал книгу, спокойно размахивая ею. — Она тебе пригодится.
— Спасибо, — Том отрывисто кивнул, беря набор базовых ручек. Ему не нужно было ничего особенного, только алиби. Просто что-то базовое.
— Напишит свое имя, — мужчина резко постучал по коричневой обложке. — Таким образом, на твоей могиле может оказаться камень. Настоящее имя для настоящего рая.
Том отрывисто кивнул, взял предложенную ручку (гораздо лучше тех, которые он только что выбрал для покупки) и нацарапал на внутренней стороне обложки «Том Марволо Риддл».
Он передал ручку, обмахивая страницу как веер, чтобы чернила высохли.
— Держи ее во внутреннем кармане. — мужчина стянул с себя куртку, указывая на место на груди. — Самое безопасное место. Бесполезно, если мы не можем узнать твое лицо после того, как оно будет разбито.
Том кивнул, не поднимая головы. Мысль о том, что однажды он может стать…просто книгой, в которой запечатлена вся его жизнь…
Он вздрогнул, передал монеты и взял книгу. Дневник, если быть точным.
Он снова задрожал, прячась туда, где спрятал свой чемодан и книги, палочку он спрятал подальше от посторонних глаз. Он не знал никаких артефактов, но когда вернется в цивилизацию, ему придется исследовать основные. Ему нужно было найти брюки получше и какое-то время не высовываться. Он не мог… работать, когда у него были синяки на бедрах. Желудок свело судорогой, книга обжигала карман.
Он мог бы найти еду в другой раз, он привык к этому. Ему нужно было присесть на корточки, защитить свои вещи и молиться, чтобы он пережил эту ночь.
Он возился с книгой, открывая ее гладкий пергамент без пометок. Не то качество, которое он обожал, но качество, которое он заслуживал.
Глаза смотрели на него с осуждением, и все же Том был тем …
Дыхание Тома сбилось, окровавленные пальцы крепче вцепились в брюки. Ему было так больно, он так устал.
(Он задавался вопросом, есть ли у него шанс на спасение теперь, когда он поддался смертному греху.)
Он дрожащей рукой взял ручку и прижал ее к бумаге.
«Боже милостивый, — писал он слова, которые пели ему и вырезали на черепе, они текли из его пальцев легче, чем английские. — Я знаю, что меня затронули слова дьявола, и я прошу прощения за грех того, что я существую.
Пожалуйста, Господи.
Мне жаль, что я жив.
========== Delectatio morosa* ==========
Комментарий к Delectatio morosa*
*В католическом богословии - удовольствие, получаемое от греховной мысли или воображения, например, размышления над сексуальными образами. Как добровольное и благодушное эротическое фантазирование без попытки подавить такие мысли, оно отличается от реального сексуального желания. Другими словами – умственная мастурбация
Глава, где самосохранение субъективно,
а выбор яда ведет только к худшему.
От автора:
Эта глава подразумевает тревожные образы, а также более темные темы. Это начало падения на более болезненную темную территорию, большое вам всем спасибо за то, что вы читали до этого момента, и я надеюсь, что вы сможете продолжать читать.
Не забудьте сделать перерыв, Если вам всем это нужно.
Благословенный дар быть обузой — это способность спрятаться.
Быть кем-то, кого легко забыть или о котором вспоминают только через едкие взгляды и жестокие проклятия. Моменты слабости, когда даже твой разум пытался вспомнить, что было правдой. Обожание, шедшее об руку с ненавистью, давало Тому возможность исчезнуть.
Поэтому, Том позволил себе исчезнуть.
***
Прекращение существования.
Выбор исчезнуть, как будто ты никогда не был чем-то вообще.
***
Никто не признался бы, но все привыкли к тому, что Том прячется где-то в доме. Паранойя и тревога, которые ощущались как тяжелый занавес, были одернуты — солнечный свет и свежий воздух, которые никто не мог по-настоящему объяснить, кроме как полное отсутствие его.
Дети улыбались все чаще, Джинни играла и снова смеялась. А Тома не видели уже несколько дней.
Конечно, это могло быть что-то ужасное, но по просьбе Альбуса Крина (в довольно ядовитом разговоре по каминной связи) сообщила им, что Том, по ее словам, «умный человек, который не нуждается в няньке и осознает свои действия».
Итак, они оставили его в покое. Еду доставляли по часовому графику, оставляли под дверью или передавали внутрь бледному, беспокойному парню с немигающими глазами.
Они, конечно, убедились, что Том не замышляет ничего… плохого, но Сириус, сообщил, что все в комнате Тома выглядит как обычно. Не было ничего подозрительного в его намерениях.
Том не выходил, поэтому все остальные могли существовать спокойно.
Сидя за своей дверью Том все это понимал. Он знал, что само его существование было бременем для нового общества, построенного в объятиях старого пыльного дома, вонявшего гнилью. Его кровать была чистой (после покупки нового постельного белья для всех комнат), а еда хорошо приготовленной. Богаче и гуще, чем все, что у него было до этого — оставляя его тяжело дышащим и давящимся желчью, в то время как самоочищающийся ночной горшок вонял тем тонким слоем кислоты, который никогда полностью не выветривался. По ночам он тайком выбирался из комнаты, бесшумно спускаясь по лестнице разбитыми и натренированными ногами, чтобы совершить набег на кладовки с хлебом и консервами. Сливы, яблоки, пирожные, пропажу которых, как он думал, не заметят. Кусочки, которые отвалились в заднюю часть духовки, остатки тушеного мяса в еще не вымытой кастрюле. Бутылки с молоком, которые были отложены на переработку, все еще содержавшие капли на дне. Еда, о которой никто не думал, кроме как мимоходом, пища, о которой всегда будут забывать.
Том жадно набрасывался на объедки, которые, как он знал, никто не заметит. Порции еды и вещи, которые он мог незаметно взять и спрятать в складке под матрасом. Что-то затерянное во времени в этом доме, что Сириус ещё даже не обнаружил.
Его зелья тоже были там, мягкого синего цвета, который рассказывал о забытье, которое он мог предложить. Крадучись назад в свою комнату, стараясь оставаться скрытым от нескольких бодрствующих портретов, Том скользнул к изножью матраса, чтобы ощупать один из пузырьков грязными пальцами. Зелье сна без сновидений на вкус было чем-то сладким и густым, с приторными остатками сиропа и ванили.
Он уже чувствовал, как оно давит на него, давит тяжким грузом на слабое состояние из-за бессонницы. Он спрятал пустой флакон, свернулся калачиком на кровати и натянул одеяло так высоко, что ему показалось, будто он снова оказался в собственноручно созданных руинах. Может быть, теперь, изгнанный и избегаемый единственным местом в мире, которому он осмеливался думать, что принадлежит, он наконец найдет место, вырванное для него.
***
Том проснулся с хлюпающим криком на губах, кислым и безвкусным, и болезненным бульканьем раздутого живота.
Еще один взрыв, еще одна яркая вспышка цвета, похожая на выстрелы, за дверью, сопровождаемая ревом какого-то потустороннего зверя. Голубые искры зашипели под дверью, показывая, что их происхождение было чем-то таким… невинным, как фейерверк.
Еще один удар, еще один стук в дверь, похожий на яростные вопли голодающих, пытающихся ворваться внутрь.
Руки Тома вцепились в простыню, одежда намокла и прилипла к телу. Его живот был набухшим и округлым, тошнота и желчь чувствовались глубоко в глотке.
Еще один взрыв, еще одна вспышка света…
Прошу, Господи, дай мне жить, прошу, Господи, дай мне жить…
— Да, Фред! — кто-то хрипло закричал, смеясь прямо за его маленькой дверью и сбежал вниз по лестнице. — Попробуй химеру!
Рев, похожий на водопад или вопль бомбардировщика, падающего с небес.
Вниз, вниз, вниз, пока он не взорвался, как цветок, распускающийся от едкого запаха пороха.
Прошу, Господи, дай мне жить.
Фейерверк взорвался радостными возгласами, похожими на детский визг.
Том почувствовал, как его тело затряслось, как задребезжало оконное стекло — и под визги взрывов Том вскарабкался на кровать и выудил еще один пузырек.
Он не мог думать — его вот-вот отшвырнет, а все вокруг кружится и слегка искажается. На его лице была маска, веревки страха туго стянули его грудь, он не мог дышать.
Он рухнул на кровать как мешок, потеряв сознание.
Окно задребезжало; дракон, сотканный из искр, закричал, падая на землю в огненном пламени.
***
Самое печальное-быть никому не нужным.
(Никому нет дела, когда ты начинаешь падать в пропасть.)
***
— Поход по магазинам! — крикнул Джордж, убедившись, что его близнец разносит одно и то же сообщение по всему дому. — Поднимайте свои чертовы задницы и шевелитесь! Поход по магазинам!
— Джордж! — крикнула в ответ миссис Уизли. — Следи за языком!
— Прости, мама! — эхом отозвались они, уже пробегая мимо Рона, который выглядел одурманенным. — Ну же! Мы идем будить спящего дракона!
— Чтобы ощипать дикого гиппогрифа!
— Чтобы победить хитрого Сфинкса!
Гермиона фыркнула, неодобрительно глядя, как близнецы бегут вверх по лестнице, хихикая и смеясь над чем-то. Они исчезли из виду, и Гермиона перевела взгляд на Гарри.
— О нет, — Гарри узнал выражение ее глаз и тут же перешел к обороне. — Миона, Миона, мне все равно…
— Тебе не кажется, что это немного опрометчиво? — прошипела она, полностью игнорируя фразу, уже повисшую в воздухе. — Это Том Риддл! Выводить его на люди? Честное слово!
— Она права, приятель, — зевнул Рон.
Глаза Гарри расширились, когда он посмотрел на них.
— Подожди, а почему ты думаешь, что тебе нужно убеждать меня в этом? Том Риддл… он… Слушай, он чертовски умен, так что, конечно, я думаю, что это немного глупо с нашей стороны. Но мы не можем просто держать его взаперти!
— Я думаю, это было бы неплохо, — пробормотал Рон, но без особого энтузиазма.
Что-то закипело внутри Гарри, маленький комок ярости холодом опалил внутренности. Гарри впился в него взглядом, его выражение лица расплющилось в нечто неопределенно пренебрежительное.
— Ах да. Ты же не знаешь, каково это — жить в клетке.
Рон поморщился, и Гермиона тут же виновато отвела взгляд.
— Пойдёмте, — кисло пробормотал Гарри, — просто подышим свежим воздухом.
***
Косой переулок кипел жизнью, как бывает только летом. Дети бегали вокруг, заглядывая в экстравагантные витрины, пока их мороженое капало на булыжник из мясистых кулаков.
Том не выглядел счастливым, хотя темные мешки под глазами исчезли. Вероятно, теперь, когда его никто не трогал, он спал гораздо больше.
— Хорошо! — радостно прощебетала миссис Уизли, пытаясь погнать своих рыжеволосых детей, Гарри, Гермиону и Тома по улицам. Том заметно напрягся, пробираясь сквозь толпу людей, кривя губу в гримасе или, может быть, рычании.
— Ой, не волнуйся, мама! — рассмеялся Фред и обнял Тома за напряженные плечи. — Мы за ним понаблюдаем!
— Да, не волнуйся! — воскликнул Джордж, небрежно хватая Тома за другое плечо. Он мгновенно повернулся, дергаясь от скорости движений, и Близнецы потащили его к ближайшей почтовой лавке.
— Я бы не хотел быть на месте него, — поморщился Рон, сочувственно качая головой. Гермиона нервно посмотрела в ту сторону.
— Ты же не думаешь, что он может использовать их палочки, верно?
— Скорее всего, нет, — ответил Гарри, не понимая почему, но чувствуя, что они не подойдут. — А вам, ребята, это тоже показалось?.. Что Фред и Джордж действительно хотели утащить Тома с собой?
— Тебе показалось, приятель, — фыркнул Рон, не сводя глаз с новой модели гоночной метлы на витрине, — Никто не захочет тусоваться с этим монстром.
— Действительно… — подтвердил Гарри, чувствуя, как что-то зудит под кожей.
***
Том был умен, и нетрудно было догадаться, зачем его так быстро уволокли.
Сначала он подумал, что это для того, чтобы он не находился рядом с младшей девочкой, сестрой близнецов. Он чувствовал едва заметные подергивания за плечами, уверенные шаги в направлении одного невзрачного стационарного магазина. Как будто это было заранее спланировано.
Что еще нужно от него Близнецам, кроме возмездия за его существование?
Мускулы Тома слегка напряглись, как и плечи, его движения стали резкими, когда его бесцеремонно тащили рыжеволосые проводники. Он чувствовал себя дешевым товаром, которого тащат через толпу безликих незнакомцев.
Через магазин перьев, за стопкой книг из замшивых и кожаных полосок. Том окинул их взглядом, без всякого интереса рассматривая товар. Его слух был сосредоточен, прислушиваясь к перемене в ровном дыхании.
— Хорошо, — начал Том низким и ровным голосом. Его пальцы пробежали по толстой бородке на индюшачьем пере, цвета осенних красок. — Чего вы хотите от меня?
Близнецы не казались удивленными или обеспокоенными его способностью распознавать напряжение. Они слегка нахмурились, не обращая внимания на его смелость.
— Мы работаем над новым изобретением, — начал один, тот, что чуть шустрее. Фред, если он правильно помнил.
— Но ингредиенты, которые нам нужны, находятся не в Косом переулке, — поморщился другой, передергивая одно плечо, чтобы попытаться ослабить напряжение, накопившееся в нем.
Том медленно кивнул, пощипывая перо и рассеянно играя им между пальцами.
— Вы ищете аптеки со специальными ингредиентами, — в нем вспыхнула искра вдохновения; он искоса взглянул на двух старших волшебников, слегка поджав губы. — Вам нужны подпольные аптекари. И… О, вы думаете, я знаю Лютный.
— А ты разве нет? — спросил Фред грубым и резким голосом, с вызовом.
Том положил перо обратно на подставку.
— Давно там не был. Но уверен, что все не слишком изменилось.
— Если ты попытаешься что-нибудь сделать, — начал один из близнецов с острым и холодным взглядом, — Мы заставим тебя пожалеть о том, что ты родился.
Том удержался от резкого ответа и вместо этого улыбнулся так тонко, как только мог.
***
Он был прав, Лютный совсем не изменился. В выветренном камне и ржавом железе чувствовалось…бессмертие. Осколки разбитых горгулий, которые обветрились под дождем. Время будто не имело никакой власти ни над лавочниками, ни над старухами, которые выпрашивали монеты на углах.
Том знал, что он и близнецы выглядят неуместно — не в бесформенных черных плащах, которые часто висят на плечах местных посетителей даже в летнюю жару. Мелкий туман и плесень заставили волосы на затылке Тома прилипнуть к нему, влажные от пота. Пахло смолой и подгоревшими зельями, перезрелыми апельсинами на грани гниения.
— Не отходите далеко, — пробормотал Том себе под нос, больше всего на свете желая, чтобы ближайший вампир с дикой ухмылкой схватил одного из близнецов. Том знал, что они не станут этого делать, но тиски страха обладали большой силой.
Существовало несколько аптекарей, специализирующихся в разных категориях. Яды и зелья, улучшители и тоники. Один из них назодился немного дальше продавал ассортимент ингредиентов и готовил зелья на складе, некоторые более незаконные, чем другие. Было ожидаемо, что выбор ошеломит мальчиков, дав Тому драгоценное время, чтобы поторговаться шепотом с хозяином магазина.
(Он никогда бы в этом не признался, но запас зелья сна без сновидений был на исходе. Рецепт был…трудным для восполнения. В глубинах Лютного такие вещи были так же доступны, как конфеты или сморщенные головы.)
— Здесь, — тихо пробормотал Том, стараясь не привлекать внимания, и проскользнул под навес, пробираясь сквозь длинные бусы. Они задребезжали от движения, издавая звук дождя по крыше, и близнецы последовали за ним. Внутри было бесконечно темнее, тусклее, и мягче для глаз. Вывеска была покрыта паутиной, ступени выщерблены и почти сгнили от соленой земли.
— Это то самое место, — пробормотал Том, открывая дверь и проскальзывая внутрь, не обращая внимания на нерешительность близнецов.
Внутри все выглядело точно так, как он помнил, хотя и более постаревшим. Бизнес, должно быть, преуспел — повсюду было разбросано больше банок и больше ценников.
Он мог бы узнать его и с закрытыми глазами, сквозь густой запах слегка гнилых ингредиентов. Слабый затхлый запах треснувшего по шву флакона, запах горелого воска или чересчур спелых фруктов. Формальдегид, налитый в консервированные глаза, до неприятного вздутия.
Том чувствовал, как зудит его кожа, слабый жар, обжигающий сосуды, и странный зуд под зубами. Оно гудело, как магия, только это была плотская людская гордыня. Он не обращал на это внимания, у него все было под контролем. Это не было проблемой, пока он не считал её таковой.
Близнецы отлипились от него, мгновенно припав к полкам с ингредиентами. Том заметил что-то похожее на обезглавленную птичью тушу, прежде чем его губы скривились в отвращении. Этот магазин был ниже его достоинства, но он и раньше опускался еще ниже, чтобы выжить.
(Было ли это на самом деле? Выживание? Может быть, то, что подсказывала ему бессознательная жажда в горле? Он сделал все, что было в его силах, чтобы выжить, и все же он был здесь. Это был не яд, но вполне мог им быть.
— Нет, это не так, — резко возразила более громкая часть его сознания. — Какая польза от всех твоих усилий, если ты слишком слаб и болен, чтобы действовать, когда придёт время ?)
Том подошел к стойке, сохраняя невозмутимое выражение лица. Человек за столом, просматривавший журнал, запачканный ржавчиной с одного края, едва поднял голову. Его табурет наклонился набок, и, возможно, стиль его досуга был немного рискованный.
— Я хочу просмотреть, что вы предлагаете, — Том говорил тихо, твердо и ровно, хотя его уши были насторожены, но то, чтобы уловить, если Близнецы будут подслушивать.
Кассир не выглядел заинтересованным, или, возможно, современные сплетни вышли за рамки отвратительной пропаганды, которую Том слишком хорошо знал.
— Поговори с Арчем, — лениво выпалил кассир, указывая скрюченным большим пальцем через плечо на маленькую полуоткрытую дверь, отделявшую магазин от склада.
Овцы из наиболее умных, оставшихся в живых из стада.
Том не поблагодарил его, но пронесся мимо достаточно быстро, чтобы журнал мужчины покачнулся от потока воздуха. Том не улыбнулся, но почувствовал непреодолимое желание это сделать, когда старый лентяй тихо выругался.
Задняя часть магазина не выглядела ни чище, ни лучше, чем передняя. Коробки представляли собой ящики, расколотые по краям, с торчащими гвоздями. Это выглядела как контрабанда, нелегальный товар, спрятанным на виду за дешевым освежителем воздуха, рекламирующим запах норвежской сосны!
Том подавил желание чихнуть, даже когда обнаружил «Арча», прислонившегося к одному из расколотых ящиков и курящего что-то фиолетовое и вонючее из трубки, которая выглядела слишком экзотической для такого… замечательного бизнеса.
— Эй, — заговорил он более глубоким и хриплым голосом, чем следовало бы для его возраста. Скорее всего, он был таким из-за трубки, чей дым царапал горло и уродовал его связки, но тиски зависимости всегда были так прекрасны. — Что ты здесь делаешь, сопляк?
Лицо Тома не дрогнуло, Арч нахмурился и осторожно отложил трубку. Его зубы начали мерцать, как перламутр, окрашенный лавандой по краям. Том не знал, о каком веществе идет речь, но пахло оно тошнотворно, как и все остальное здесь.
— Ищу кое что, — сказал Том ровным голосом, таким же измученным, как и он сам. — Зелье Сна без сновидений.
— А? — мужчина покосился на него, морщины вокруг глаз выдавали его возраст, несмотря на мягкую текстуру кожи. Признак омолажевогощего зелья, принятие которого — насколько Том знал, хотя все могло и измениться — было незаконным. Разве они все не требовали крови тех, кто не достиг магического возраста?
— Сон без сновидений, да? — другой мужчина, Арч, прищелкнул языком, почесывая подбородок. Этот звук раздражал Тома, хотя он отреагировал не более чем медленным морганием. — Вот что я тебе скажу: у меня есть еще много всего, чего душа захочет. Сок, чтобы вырубить дракона.
Том чуть не дернулся. Почти.
— Только зелье сна без сновидений.
Арч фыркнул, и его рука дернулась к трубке. Он не схватил ее, но Том все равно узнал это движение.
— Так это и есть твой яд? Чертов дешевый кусок дерьма, бери все или убирайся к чертовой матери, сказал бы я, но нет, это видите ли отгоняет всех ведьм. Тьфу, сопляк. Ладно, выкладывай свое серебро, я его проверю.
Арч поднялся на ноги, громко шаркая ногами по полу, бормоча и отплевываясь одновременно. Том проследовал за запахом, сохраняя невозмутимое выражение лица. Его кожа зудела, а горло саднило.
— Вот твое чертово дерьмо.
Арч пнул ящик, нащупал что — то похожее на металлический лом, прежде чем сорвал крышку и вытащил что-то похожее на мензурку с чем-то сланцево-серым — возможно, голубым при лучшем освещении.
Дерьмовое качество, скорее всего, разбавленное, или сваренное с другими, более дешевыми ингредиентами. Ради Бога, его разлили в тару, как те бутылки сливочного пива, которые вы покупаете в бакалейной лавке.
Нос Тома слегка дернулся, когда Арч встряхнул зелье, маленькие пенистые белые пузырьки смешались в тщательно запечатанном стакане. Воск не был откупорен.
— Вот твой чертов чай, — фыркнул Арч, ставя его на ближайший стол среди окурков сигар. — Четыре сикля!
Слишком высокая цена за что-то столь плохого качества. Том, вероятно, мог бы поторговаться, но у него было определенное количество времени, прежде чем Близнецы заметят его отсутствие и начнут искать. Если его застанут в заднем помещение, это только ухудшит ситуацию, поэтому Том должен был быстро взять ситуацию под свой контроль.
Пульсация в висках, густой бурлящий пузырь в животе. Масло и вода — Тома затошнило.
— У меня нет с собой монет, — Том заставил себя заговорить, стараясь не смотреть на банку, чтобы не выдать, как сильно он в ней нуждается. — У меня есть кое-что еще.
Арчи уставился на него, приподняв брови в снисходительно надменной усмешке, прежде чем она начала превращаться во что-то удивленное и плоское.
— Ах да?
— Только не здесь.
Том выдавил из себя слова, они были горькими и кислыми на вкус. Может, это он и был тем, что гниет в этом магазине.
— Я покажу тебе снаружи.
Арч фыркнул и сунул руки в карманы, пробираясь между скрипучими ящиками и расколотыми половицами к толстой железной двери с решетками на окне. В переулке воняло фекалиями и чем-то начинающим разлагаться. Может быть, собака повалялась в грязи, может быть, собака стала грязью.
— Да? — спросил Арч, оскалив острые зубы, — Ну сейчас мы вышли, да? Только не говори, что не вернусь обратно.
Лицо Тома болело, и он старался держать его невозмутимым. Его руки дрожали, но он постарался, чтобы мужчина ничего не заметил. Вот кем он был, в конце концов, этот мужчина. Он выглядел моложавым из-за незаконных лекарств, зелий с кровью и другими жидкостями, которые меняли внешность благодаря причинению вреда какому-то препубертатному сопящему отродью. Требовался особый тип личности, чтобы вытерпеть это; Том знал, как найти их в тенистых барах или в тех местах, где прячутся беременные жены.
(Тома уже тошнило, черт побери; ему потребовались месяцы, чтобы научиться терпеть это.)
— У меня нет монет, — прямо повторил Том. Брови Арчи поднялись, и мерцание чего-то невысказанного заключило сделку между ними. Том чувствовал к себе такое отвращение, что ему хотелось притвориться, будто из этого ничего не выйдет.
(Том подумал, чувствуя, как соль обжигает ему глаза и щеки, не ад ли это.)
***
Всегда требовалось какое-то мгновение, несколько минут широко раскрытых невидящих глаз и неконтролируемой дрожи, прежде чем мир возвращался в фокус. Его дыхание сотрясало грудь, дрожащий вдох заставлял грудь расширяться, и все продолжалось.
Холодное оцепенение пройдёт как и все остальное; как и все остальное оно сгниет.
— Эй! — крикнул кто-то, хмуро вглядываясь в переулок. Том поморщился, подтягивая колени к груди и слегка подергивая позвоночником.
Незнакомец приблизился к переулку, крадучись заглянул в темноту навеса.
— Честное слово! Мальчик, ты в порядке? Разве ты не знаешь, что здесь опасно?
Том внутренне вздохнул и поморщился от неудачного выбора времени. Он медленно поднял голову, бросив свирепый взгляд в сторону мужчины.
Мужчина был средних лет, со странными усами, которые больше подходили для служащей минестерской обезьяны, чем для волшебника в переулках Лютного. Ансамбль одежды наводил на мысль и о чем-то другом, скорее всего, о грязных деньгах.
Том уже был на вершине отвращения; отвращение к самому себе извивалось как дикий неукротимый зверь, который встал на дыбы и прошептал в его усталое ухо: «Значит, у него есть монеты»
Рот Тома дернулся, он увидел, как глаза мужчины блеснули.
— Я в порядке, — прохрипел Том низким голосом. Рука мужчины дрогнула, приближаясь, больше из-за беспокойства, чем из страха запачкать грязью кожаные ботинки.
— Ты плохо выглядишь, мой мальчик. Тебе нужна помощь?
Протянутая рука, вежливо протянутая. Глаза блуждали по одежде Тома, ловя пятна, как старые, так недавно появившиеся. Рука не отдернулась.
— Я в порядке, — повторил Том, затем изящно взял его за руку, не отстранившись даже тогда, когда мужчина сжал ее чуть крепче, чем положено. Его большой и указательный пальцы обвились вокруг узловатых костей запястья Тома, словно оковы из крови и кожи.
— Мой дорогой, — мужчина слегка поморщился, бросив взгляд на что-то мертвое в углу, — Меня зовут Балазир Дож, а ты кто?
Том заметил, что Дож не отпускает его запястье.
— Никто важный, — прохрипел Том, морщась от боли в теле, — Если только вам не все равно.
Дож колебался слишком долго, чтобы дать Тому хоть какую-то уверенность.
— Лютный-это нехорошее место, — прошептал Том, мельком взглянув на руку — вероятно, продолжая в таком темпе, она будет в синяках. — Зачем вы здесь, Дож?
Хватка усилилась. Будет синяк.
— Я могу спросить тебя о том же, — ответил Дож, понизив голос и окинув взглядом чистые, но спутанные волосы Тома. Грязные и корявые у корней от неудачного обращения. — Ты, вероятно, мог бы найти работу и в лучших местах, мой дорогой.
Улыбка Тома обнажила все зубы, расщатанные и дребезжащие, как шипение в груди.
— Я, э-э, ищу потенциальных клиентов в нескольких тавернах в этом районе, — Дож быстро откашлялся, — Я, видишь ли, служащий министерства.
Это не объясняло, почему он прятался в тени темного переулка, почему ему так не терпелось зайти в тень и протянуть руку ребенку.
Глаза мужчины метнулись к каменному зданию, может быть, он искал аптеку, которая тут находилась, а может, увидел что-то в самом Томе.
Дож отпустил его запястье, вместо этого двигаясь вверх к локтю, затем выше.
(Том не вздрогнул, он отказывался дрожать.)
(Он мог справиться с этим, он мог бы, черт возьми, справиться с этим.)
Большой палец провел по острой линии подбородка Тома, по впалым впадинам его щек — уже заполняющимися жиром. Одна из рук Дожа, вероятно, могла бы обхватить все его лицо с малейшим усилием.
— Я думаю, — начал Дож, странно запыхавшись, — Что тебе нужна помощь, мой дорогой. Вот, возьми это.
Хватка Дожа не дрогнула, но свободной рукой он сунул руку в карман, чтобы достать маленький бархатный кошелек. Казалось, он слишком поздно осознал, насколько невыполнимой будет задача выуживать монеты только одной рукой. Вместо того чтобы убрать мозолистые подушечки пальцев, которые теперь касались раковины уха Тома, он сунул левую руку под пальто мальчика, чтобы положить кошелек во внутренний карман.
— Не двигайся — прошипел Том сам себе, по коже побежали мурашки, а на языке горела рвота. — Подыграй ему.
Рука Дожа отступила слишком медленно, прежде чем нырнуть обратно в один из карманов жилетка и вытащить маленькую карточку. Хорошее качество, жирный шрифт с мелким шрифтом, отображающие слова, которые Том не мог прочесть под углом.
— Мой контакт, — заговорил Дож хриплым и слегка напряженным голосом, — Эх, изящное волшебство. Ах, если я буду в переулке, она … укажет тебе мое местоположение. Для … консультации. Мне нравятся местные таверны.
Том не отводил взгляда. Рука Дожа ощущалась как кипящий яд, разъедающий кожу с каждым прикосновением.
— Надеюсь мы снова увидимся.
Дож выдохнул с легкой дрожью, затем отступил из неприлично близкого положения.
— Купи себе что-нибудь ценное, дорогой.
Он вышел нетвердой походкой и поспешно исчез из поля зрения. Том мгновенно потянулся к лицу, царапая короткими грубыми ногтями те места, где человек касался его кожи. Высохшая соль осыпалась, словно снежинки, на влажную землю.
Кошелек казался тяжелым, набитым деньгами, которые могли бы пополнить его запасы на целую вечность. Том жадно выудил его, и у него потекли слюнки как от инстинкта Павлова, ведь деньги приравнивались к пище.
(Том не сможет есть еще несколько часов, особенно после того, как его стошнит.)
Монеты потускнели и запачкались, несколько блестели в узелке. Медь и серебро — кнаты и сикли. Может быть, один галеон — больше денег, чем Том помнил за долгое-долгое время.
Том откинулся назад и судорожно выдохнул. Он должен был растянуть это, быть бережливым с тем немногим, что у него было, даже когда слюни угрожающе стекали вниз, оставляя след.
Том знал, что лицо у него, скорее всего, отвратительное, и все же он получил… Подаяние.
Том ненавидел жалость, но сейчас ему нужно было взять дареного коня и не задавать вопросов. В данном случае, даренные сикли, за которые он мог бы купить целый ящик дерьмового зелья.
Том опустил голову, поежился и тихонько нырнул в лавку.
***
Близнецы, казалось, не заметили его отсутствия, но часы на стене показывали, что прошло всего около двадцати минут с тех пор, как он проскользнул через заднюю дверь.
Время двигалось так медленно, когда каждая секунда длилась гораздо дольше, чем следовало. Из раковины в задней части магазина текла ржавая вода, но все было лучше, чем грязь на теле. Ухмыляющийся самодовольный взгляд Арчи не помог, как и его поднятая бровь, когда Том положил маленький мешочек с монетами и вышел из магазина с дюжиной мензурок паленных зелий сна без сновидений, спрятанных в маленькой бездонной сумке, которую ему вернули из его вещей. Ностальгия по старым временам, объяснил он дежурному Аврору. Сумка, которая, хоть и казалась безвредной, теперь была прижата к его бедру под одеждой металлическими шипами и кровью — власяницей, которую Сириус никогда не комментировал.
Тому не терпелось вернуться, но возвращение из тенистых расщелин Лютного заняло некоторое время, пока Близнецы нервно препирались из-за запрещенных ингредиентов зелья. Ничто, по сравнению с буквальным преступлением, совершенным Томом на стороне.
Они продолжали идти, выходя из тумана на свежий воздух. Визитная карточка в кармане Тома жгла его всю прогулку.
***
— Где они? — пробормотал Фред, щурясь над толпой, пытаясь разглядеть кого-нибудь.
— Эй! — Джордж ухмыльнулся, указывая в одну сторону, — Нашел Рона! В кафе-мороженом!
Они закричали и, крепко схватив Тома, потащили его через толпу. Они разделились, как Моисей, и Том поймал себя на том, что прикусывает язык от иронии.
В кафе-мороженом, конечно, было полно народу. Брызги рыжих волос выдавали в нем Рона, однако аккомпанемент быстро становился узнаваемым. Гермиона нетерпеливо листала книгу, все еще блестящую от бирок. Гарри с любопытством тыкал в то, что выглядело как щербет в виде летучей мыши-вампира, которая протестующе щелкала его ложкой, как будто зачарованное существо действительно было разумным. Том давно бы уже заколол эту красную тварь.
— Эй! — Фред помахал рукой, перепрыгивая через невысокий забор. Джордж схватил Тома за запястье (Том вздрогнул, но никто не обратил на это внимания) и с силой перетащил его через забор в менее захламленную часть внутреннего дворика.
— Вот вы где! — фыркнул Рон, шоколад размазался по уголку его рта. — Он не сбежал? Позор, вы
могли бы его проклясть тогда.
— Рон! — прошипела Гермиона с яростным взглядом, — Вы нашли то, что вам было нужно?
— Да, не проблема, — отмахнулся Фред, подкрадываясь вперед, чтобы смело откусить ухо ссорящейся летучей мыши — щербета.
— Ой, не думал, что ты такой жалостливый парень, Гарри.
Гарри пожал плечами, нисколько не расстроенный своей летучей мышью.
— Она выглядела забавно.
Джордж вернулся, волоча за собой два стула. Он плюхнул один рядом с Гермионой, которая отпрянула в сторону. Другой поставил по другую сторону от Гарри, между ним и девушкой, на которую Том еще не смотрел.
Фред запрыгнул на сиденье рядом с Гермионой, Джордж небрежно плюхнулся на подлокотник и лег на колени к своему близнецу. Никто не вел себя так, как будто это было странно, возможно, уровень физической привязанности был чем-то более допустимым в этом времени.
Том изящно сидел в своем кресле, держа спину прямо, а его глаза смотрели прямо между критическим взглядом Гермионы и недовольным взглядом Рона. Тот уже высказал свое мнение относительно того, как следует обращаться с Томом.
— Ну… — неловко начал Гарри, — как твое лето, Луна?
Том не смотрел, он держал себя в руках. Его кожа все еще горела, тело все еще казалось неправильным; холст слишком туго натянут на деревянную раму.
Том смотрел в пространство между ними, и позволил своим мысля уплыть.
***
(Люди всегда говорили, что крысы-это те, кто питается паразитами, те, кто пирует на самом низком уровне общества и приносит чуму.
Том никогда не находил это подходящим.
Почему он — проклятая крыса-сирота, когда его самым большим желанием было выжить?
Почему он был обречен умереть из-за эгоистичной природы других? Том не собирался позволять себе умереть с голоду, он сделает все необходимое, чтобы выжить.
Том не был крысой, он был падальщиком.)
***
-… ом, — сказал кто-то мягким и любопытный голосом. — Славное имя. Я тебя раньше не видел, ты новичок в Хогвартсе?
Том резко вернулся в себя, как от хлыста, что вернуло головную боль. Он медленно повернул голову, чувствуя, как маленькие пузырьки лопаются у него на шее от скованности его позы.
Девушка с любопытством склонила голову набок, в ее голосе слышалась легкая мелодичность. Ее глаза были широко распахнуты, звездно-голубые, слегка потемневшие от тусклого освещения, светлые волосы были стянуты сзади резинками в виде шмелей.
Том напрягся, весь его скелет застыл на месте. Его живот скрутило, глаза расширились. Он чувствовал отдельные капельки пота, которые быстро выступали на его верхней губе.
Неприятные моменты он знал в себе так же хорошо, как и пульсацию адреналина, бегущего по его венам. Сражайся или беги, живи или умри.
— Привет, — девушка рассеянно улыбнулась, глядя на разноцветную звездочку в стаканчике с мороженым. — Я Луна. Ты выглядишь здесь очень неуместно, ты перевелся откуда-то?
Том ничего не сказал, сухожилия на его руках вздулись от силы, сдерживающей его.
(Он так устал, так нервничал. Волна эмоций и страха смыла мир в оттенки белого и серого.)
— Да! — выпалила Гермиона не к месту, — Он… он останется у нас на лето!
— О, — улыбнулась ему девушка, — Как мило. Я собираюсь купить еще мороженого, папа сказал, что встретится со мной через некоторое время, он разговаривает с новым стажером в «Придире».
Том не мог дышать, он чувствовал, как пот стекает по его затылку.
Девушка смотрела на него большими голубыми глазами, с яркими светлыми волосами. Он не слышал акцента, но нельзя было доверять никому, они украдут его в мгновение ока: урод, неестественное дитя демона, эксперимент…
— Интересно, что мне теперь делать, — промурлыкала Луна, хмуро глядя в свою тарелочку. — Хочешь пойти со мной, Том?
Нет, нет, нет
— Я бы предпочел этого не делать, — его голос был напряженным, нарочито небрежным и отрывистым. Он видел, как брови Гермионы приподнялись при этом звуке.
Не доверяй им, не доверяй чертову Фрицу. Они продадут тебя, они убьют твою чертову мать.
Слышишь, малыш? Они возьмут тебя, разкроят тебе череп и посмотрят, что заставляет тебя тикать, маленький чертов урод! Ты меня слышишь! Они разорвут тебя на части ты ма…
— Пойдем со мной, — настаивала Луна.
Светлые волосы, голубые глаза.
Том знал, что он издал какой-то звук, тихий и почти бесшумный. Он почувствовал, как Гарри вздрогнул, как задрожала ткань на дешевых пластиковых стульях.
Они разорвут тебя как свежее мясо на куски как…
Стол разлетелся вдребезги, словно на него наступил великан. Девушка, Луна, закричала, когда удар сбил ее с ног — она рухнула на пол под тяжестью сломанного дерева. Яркий тканевый навес сморщился от внезапного порыва — горячий и холодный, жар и лед с грохочущим ударом, когда взорвалась тепловая волна.
Осколками посыпались стекла, громкие куски льда, металл искривлялся.
Светловолосая девушка на земле.
— Wegghen! — выплюнул Том, крича по-немецки с плохим акцентом. Он заверещал и дернулся назад, не сводя глаз с борющегося Фрица. Он слышал, что они использовали детей, заманивая их. Убивали целые города, крадя семьи по ночам. — Wegghen!
*Уйди, отойди (нем.)
Еще одна тепловая волна, его череп болел, а носовые пазухи онемели от внезапного холода. На земле собирался снег; загорелся стол.
Косой переулок завопил, покупатели бросились прочь от быстро выходящей из-под контроля ситуации. Еще больше магии, еще большая волна! Железные перила искривились в опасные острые палки.
— Луна! — закричала Гермиона, вскакивая на ноги и переводя взгляд с Тома, который выглядел скорее диким, чем нормальным.
— Гарри! — крикнул Рон, вытаскивая ногу из-под разбитого изнутри стола.
Гарри, казалось, понял, потому что следующее, что Том едва мог осознать, кто-то толкнул его на пол.
(То ли адреналина, то ли дневного стресса хватило, чтобы удар свалил его с ног, а может, это был металлический угол, в который врезался его висок по пути вниз.)
***
После бомбежки, самой страшной ночи, небо было серым от грязи. Желтые, как потускневшая медь, облака застилали небо.
Высоко наверху, в лучах восходящего солнца, пели птицы. Как чайки у берега, кружащие в поисках свежей рыбы.
Рыбаки уже давно не привозили сюда морепродукты. Вместо этого гавань была заполнена военными лодками, привозившие покрытыми одеялами свертки, которые уже пованивали.
Том наблюдал за птицами, слишком большими для обычных видов, парящими в термальных потоках, вьющихся среди руин некоторых кварталов.
Стервятники не были обычным явлением в Британии, на самом деле они все вымерли, насколько Том знал. Отсутствие крупной дичи, нехватка продовольствия, способного их прокормить.
Он видел, как они ныряли, собираясь в стаи и парили, размахивая большими коричневыми крыльями над участками, за которыми тянулись пепел и обуглившийся уголь.
Том гадал, не превратится ли и он в стервятника.
========== Flatus vocis* ==========
Комментарий к Flatus vocis*
* (лат.) — колебание голоса. Звук без соответствующей объективной реальности; выражение, используемое номиналистами универсалийавы
Глава, где Крина решает, что всему есть предел
Том медленно сходил с ума с каждым часом. Отсутствие раздражителей, тщательно контролируемые его глаза наблюдателей и щиты, которые омывали его кожу, словно электрический разряд.
Он ненавидел это гораздо больше, чем готов был признать. Он позволил этому ускользнуть от него, сохраняя настороженно-спокойное выражение, словно внутренне кипя от всей этой дерзости.
Гермиона Грейнджер, казалось, была единственной, кто видел его борьбу. Она, конечно, не была его другом, но она относилась к нему по-другому с того самого похода в Косой переулок и того инцидента, о котором все так спокойно говорили. Инцидент произошёл с Луной Лавгуд, чистокровной четверокурсницей, получившей переломы обеих ног под тяжестью дробленого бетона и большого декоративного стола. С тех пор Тонкс старалась избегать превращаться в определённый тип, включающий голубые глаза и светлые волосы. Как чудесно.
Том, как это обычно бывало, едва не сгорал в этой вынужденной атмосфере непринужденности общей гостиной.
Сириус Блэк, его превосходный смотритель, наблюдал за ним с едва сдерживаемой гримасой. Гермиона пристально смотрела на него, Рон и Гарри старались не обращать внимания на растущее напряжение, играя в взрывные карты. Еще один раунд, и, возможно, вместо них уже взорвется Том.
— Ладно, — фыркнула Гермиона, сжимая руки в кулаки, чтобы хоть как-то вселить в себя уверенность. — Я… э-э… — она облизнула губы и нахмурила брови, прежде чем смело заявить, — Один плюс один равно двум.
Гарри и Рон робко прекратили игру и посмотрели на нее немного обеспокоенно.
— С тобой все в порядке? — любезно спросил Рон. — Ты немного не перечитала книг?
Сириус ничего не сказал, но он тоже выглядел готовым принести бедной девушке попить, как будто она переутомилась.
Том почувствовал, как при этом вопросе в его мозгу зашевелилась энергия, мягкое приглашение к спору, который он мог бы поджечь. Он посмотрел на нее, оценивая соревновательный блеск в ее глазах.
Том не улыбнулся, но мягко возразил.
— Один плюс один равно трем.
Теперь все глаза были устремлены на него, как бы размышляя о том, не сошёл ли он с ума окончательно.
Гермиона не вспылила, но скрестила ноги и посмотрела на него с каким-то академическим интересом.
— Числу один уже присвоено математическое значение и это значение должным образом оценено и принято, — выдохнула она.
Том едва взглянул на нее.
— Дай мне доказательства.
Рон посмотрел на Сириуса, который так же в смятении смотрел на рыжую голову.
— Я не понимаю, что происходит, — Рон медленно моргнул, — Гарри? Приятель? Что-нибудь из этого имеет для тебя смысл?
— Ни слова, — задумался Гарри, размышляя над картами на столе.
— Математическая ценность единицы установлена, — начала Гермиона. — Принципы сложения ясны. Это означает, что математическое значение единицы и их сложение создают значение двух.
Том наконец повернулся и посмотрел на нее. Что-то непонятное мелькнуло в его глазах.
— Если бы я не верил ни в значение единицы, ни в принцип математического сложения, то пришел бы к выводу, что значение двух невозможно понять.
Гермиона дернулась.
— Нет, они независимы.
— Релятивизм не применим, — кисло огрызнулся Том, выглядя почти разочарованным. — Я думал, ты разбираешься в философии.
Гермиона покраснела и быстро опустила глаза, стыдясь своего поспешного выбора слов.
— Более того, — тихо пробормотал Том, поглядывая вниз, туда, где его нога то и дело дергалась. — Идеи математики — это нечто неосязаемое и, следовательно, субъективное. Смешно заниматься анализом нематериальных предметов.
— Я уловил одно слово, — признался Гарри Рону, — Они говорят о призраках.
Гермиона резко напряглась.
— Если ты хочешь обсудить магическую теорию…
— Ради бога, это выше твоего понимания, — злобно огрызнулся Том. — Ты играешь с идеей чисел, я так понимаю, ты поклонник Арифмантики?
— А ты нет? — фыркнула Гермиона обиженно.
— Я пробовал изучать, — Том резко улыбнулся, его глаза затуманились, образовалась складка на лбу. — Это была пустая трата моего времени и сил. Этот предмет абсолютно бесполезен.
— Беспо… - запинаясь, пробормотала Гермиона, — Это… это бетонный фундамент для построения заклинаний…
— Он основывается на субъективных ценностях языка! — выплюнул Том в ответ, практически ощетинившись. — У тебя жалкое понятие «один плюс один» — скажи мне, Грейнджер, duex et deux font quatre*, это правда или ложь?»
Рот Гермионы открылся, челюсть поднялась и закрылась, когда она пробормотала в ответ.
— Я не говорю по-французски!
— Хорошо! Тогда ты понимаешь абсолютную ничтожность слов! Слова — это понятия, конструируемые отдельными обществами, единственное значение слов или чисел-это значение, которое мы придаем им. Согласна ли ты с тем, что в некоторых культурах нет числа ноль?
— Я… да! — крикнула Гермиона.
— Тогда ты должна понимать, что такое понятие или значение, приписываемое числу два, может быть в равной степени приписано и числу три! Один плюс один равно трем!
Они оба почти задыхались, грудь Гермионы вздымалась, а руки Тома начали неконтролируемо дергаться. Его скула тоже дергалась, как будто готовая спазмироваться от разочарования.
— Это не объясняет арифмантику! — Гермиона взяла себя в руки и заговорила ровным тоном, который к концу фразы слегка дрогнул. — Где значение чисел присваивается согласным и слогам.
— Которые являются социальными конструкциями, — Том был невозмутим. — Различные языки используют альтернативные способы структурирования предложений, а также удаление или добавление целых букв, которые делают твои математические рассуждения пустыми.
— Это то, как ты творишь заклинания! — резко отрезала Гермиона. — Так было всегда!
Улыбка Тома стала глубже, исказив его лицо в оскале.
— Ты невыносима. Ты хочешь понять, насколько глупы твои жалкие представления о логике? Отлично.
Том встал, сделал несколько резких шагов вперед и остановился в центре комнаты, не сводя глаз с девушки, сидевшей на более низком возвышении.
— Акцио, — медленно проговорил Том глубоким и бурлящим голосом, — На ваших базовых курсах арифмантики вы присваиваете числовые значения каждой букве. Accio в порядке английского алфавита, затем присваиваются значения: один, три, три, девять, пятнадцать. Если вы используете сложение, а затем деление — то есть то, что обычно используется в вашем базовом водном курсе, у вас есть сумма тридцать один. Если вы используете латинский алфавит с группами букв, назначенных на число, у вас есть один, три, три, девять, шесть.
Гермиона быстро теряла свой гневный румянец, вместо этого на ее лице появились заинтересованность и чувство вины.
— Следуя построению заклинаний на основе латыни, — продолжал свою тираду Том, — Мы суммируем эти значения, а затем разбиваем их на одно числовое уравнение, которое будет два плюс два равно четырем, что, о чудо, соответствует вашей конструкции математической ценности.
Глаза Тома заострились, что-то восхитительное и злое заиграло у него в голове.
— Однако, если бы я изменил это значение в нечто невозможное, переместив значение в нечто, что не приравнивается к тому же значению — слово cito, похожее по определению, но различное по корневой структуре. Согласна ли ты с тем, что Cito не должно работать вместо Accio?
Гермиона не могла издать ни звука, вместо этого она издала сдавленный квакающий звук.
— А еще лучше, — продолжал Том свою тираду, явно наслаждаясь собой, — Давай исходить из предположения, что это слово «цветочный горшок», не равно по значению и не относится к совершенно другому языку, и теперь каким-то образом это ещё и спряжение глагола от первого лица.
— Что? — выкрикнул Сириус, выглядя таким же озадаченным и смущенным, как и Гарри. — Я… цветочный горшок?
— Идея слов и связанных с ними значений-это нечто чисто познавательное, — Том проигнорировал мужчину, пристально глядя на Гермиону.
— Если бы я когнитивно присвоил существительному цветочный горшок мое собственное понимание совершенно другого набора звуков, я мог бы полностью изменить идею заклинаний.
— Это невозможно, — хмыкнула наконец Гермиона, выглядевшая так, словно оказалась в эпицентре экзистенциального кризиса. — Это… так… магия так не работает…
Том скривил губы. Он протянул одну руку, изогнутую когтем, в сторону декоративной подушки на другом конце комнаты.
— Цветочный горшок, — проговорил он, выплевывая это слово, как будто оно было чем-то грязным, — Подушка.
Подушка подскочила к его руке, и Том слегка покачнулся с легкой гримасой.
— Что… — начал Рон, выпучив глаза. — Какого.
Сириус вскочил на ноги, готовый повалить Тома на пол.
— Нет! — Гермиона чуть не закричала, обеими руками сжав волосы в кулаки и дергая за корни, — Я… ты не мог этого сделать. Ты… это противоречит правилам, установленным идеей колдовства, я… нет.
— Он сломал магию, — тупо проговорил Гарри. — Он только что, черт возьми, сломал магию.
— Ты сказала, что разбираешься в философии, — прошипел Том, согнувшись пополам, чтобы наклониться на
уровень Гермионы. Его голос стал хриплым от степени его разочарования, странное изменение речи к акценту из низшего социального класса. Кокни в немного лирическом стиле. — Ты самозваная собака из Хэмптон уик.
Дверь отворилась, и в комнату заглянула женская голова с несколько безжизненным выражением лица. Она слегка нахмурилась, ее волосы были собраны назад в поспешный и немного неопрятный пучок.
— О, — сказала она ровным голосом, не впечатленная, но и не встревоженная нарастающей истерией, — Я не вовремя?
Сириус с тихим вздохом отпрянул назад, быстро усаживаясь на кушетку, словно желая стать мишенью поменьше. Крина слегка сморщила нос, хотя ее лицо разгладилось, когда она увидела ярость Тома и бледность Гермионы.
— О боже, ты опять пугаешь детей?
Том наполовину вытянул шею, глядя на нее с ледяным холодом и глазами человека, находящегося в шаге от убийства.
— Отвали.
Крина прищелкнула языком, небрежно переступая порог.
— О, ты довел бедную девушку до экзистенциального кризиса. О чем вы разговаривали?
Шея Тома слегка вздулась, из нее торчала тонкая верёвка мышцы, когда он напрягся, чтобы взять себя в руки.
— Понятие слов и чисел.
Крина медленно кивнула.
— Это интересно. Существует ли правда без доказательств?
Том быстро выдохнул через нос.
— Идея морали, добра и зла-это не практические понятия.
Крина вежливо кивнула.
— Это восхитительно. Мистер Блэк, не хотели бы вы участвовать в обсуждении? Я уверена, что ваша перспектива была бы восхитительной.
Сириус побледнел. Он сел, потом встал одним резким движением. Его шаги громко стучали по полу, пока он не вышел из комнаты и не пошел дальше по коридору.
— Есть, черт возьми, добро и зло, — пробормотал себе под нос Рон, хмуро глядя на стол. — Чертовы монстры.
— О? — спросила Крина, чуть повышая голос, чтобы Рон понял (со стыдом), что его услышали. — Не хотите ли экстраполировать эту мысль, мистер Уизли?
— Э-э… — мудро выдал Рон, задыхаясь от собственных слов.
— Нет такого понятия, как добро и зло, — ответил Том каким-то ровным, решительным и…надёжным голосом. Непоколебимый, знающий без сомнений, что то, что он сказал, было чем-то более сильным, чем концептуализация. — Только сила, и другие слишком…
- …слабы, чтобы искать ее, — закончил Гарри тихим напряженным голосом.
Глаза Тома встретились с его глазами, застыв в бессловесном беззвучном вопросе. Гарри дернулся, чувствуя себя более уязвимым, чем когда-либо хотел.
— Пойдёмте, ребята, — Гарри прервал зрительный контакт, быстро вставая, чтобы попытаться загнать своих друзей к двери — Оставим…эм, Тома с его.…
Гарри не закончил фразу — они уже вышли.
Гарри чувствовал на себе взгляд Тома всю время, пока тот не скрылся из виду.
Крина небрежно уселась на то место, где сидел Том до ее визита. Том ощетинился, поняв, что единственным разумным местом сейчас было то самое кресло, которое только что занимала Гермиона. Или он мог пройти через всю комнату и сесть на абсурдно далеком расстоянии, но он не хотел доставлять ей такое удовольствие.
— Я нахожу очень милым, что ты обладаешь таким очарованием, — осторожно начала Крина, сунув руку в свою неизменную сумку, чтобы вытащить — к его большому удивлению-пачку сигарет. — Не желаешь?
Она не сделала ни малейшего движения, чтобы встать или попытаться передать сигареты. Том снова ощетинился, взвешивая преимущества игнорирования дразнящего предложения или необходимости пресмыкаться и потянутся к ее руке за запретным подарком.
— Не смотри на меня так, — закатила глаза Крина, осторожно гладя пачку рядом. Она выудила что-то еще, длинное и витиевато украшенное. Оно было короче волшебной палочки, но совсем чуть-чуть; Том понял, что вспомнил матрон, владеющих такими штуковинами, за которыми тянулись клубы дыма.
— Он немного длинноват, — сухо заметил Том, окидывая взглядом аксессуар-скорее всего, кость или рог, судя по небольшим примесям по всей длине. — Вы собираетесь в театр?
Крина взглянула на мундштук и слегка нахмурилась, словно разочарованная.
— Я надеялась, что это будет выглядеть как что-нибудь пикантное, учитывая, что у меня нет перчаток длиной до локтя.
Том посмотрел на пачку, все еще запечатанную в тонкий пластиковый пакет. Крина возилась с чужеземным устройством, выглядя слегка раздраженной хитросплетениями (теперь уже) антиквариата.
— Осмелюсь ли я спросить, откуда у вас такой? — сухо сспросил Том, наконец вставая и пробираясь вперед. Перед лицом устрашающего интеллекта Крины, которая возилась с полой палкой, словно это была великая тайна, его вспыльчивый характер немного успокоился.
— Я провела расследование, — начала тихо Крина, почти виновато, — Я была бы плохим профессионалом, если бы не занималась изучением того, чтобы лучше подходит моим пациентам.
— Ваши исследования, — Том насмешливо перекатил слово, — Приносят мне курево и тратят мое время.
Нос Крины дернулся.
— Мое исследование включает в себя то, что ты показываешь мне, как пользоваться этой проклятой штукой. Кроме того, в наше время то, что вы называете «курево» *, теперь является социальным оскорблением. Если ты повторишь это, боюсь, мне придется наказать тебя соответствующим образом.
* В англ.языке слово fags имеет два значения «курево, сигареты» и «педик, гомик»
Том не обращал на нее внимания — вряд ли она вообще могла предложить какое-то наказание. Он обратил внимание на этот оборот фразы, такая оплошность могла обернуться катастрофой в неподходящей обстановке. Беря в руки металлическую зажигалку, чтобы поджечь сигарету, он размышлял о том, как много изменилось за время его отсутствия.
Он зарядил мундштук Крины, закрепив сигарету на месте со вторым фильтром. Он не смеялся, но знал, что никогда не забудет хриплое дыхание и кашель Крины, когда дым проник в ее легкие и вызвал слезы на глазах.
Том, не сводя с него глаз, затянулся так резко, что треть его сигареты сгорела в маленьком потрескивании бумаги и никотина. Крина нахмурилась, насколько могла это сделать со слезящимися глазами.
— Я слышала, ты ходил по магазинам, — сказала Крина хриплым голосом, далеким от обычного спокойного тона, который она заставляла себя поддерживать.
Том ничего не сказал, закрыв глаза и расслабившись, когда огонь и яд запятнали его пальцы.
— Ну, — задумчиво продолжала Крина, — Я наслаждалась вечером. Видишь ли, я только что приняла ванну. Для меня это…э-э…учитывая мою аудиторию, возможно, я могу сказать, что мои ванны для меня-рай. Поистине, священный момент единения между расслаблением и головными болями от стресса, которые дарят мне мои пациенты.
Том стряхнул окурок на пол, со скукой наблюдая, как тлеющий уголек растет — почти догорает на потертом ковре, прежде чем погаснуть в клубах прогорклого дыма.
— Ну или хорошо, — пожала плечами Крина, вертя сигарету в руке, оставляя дымные следы в воздухе перед собой. — Возможно, я бы и наслаждалась этим и дальше, если бы не твои надзиратели, вторгшиеся так настойчиво. Ты не чувствуешь себя виноватым, Том? — спросила Крина, широко раскрыв глаза с притворной невинностью, — За то, что этот бедный, бедный Альбус вторгся в мой мокрый храм?
Том фыркнул себе под нос, и этот мерзкий грязный звук мгновенно наполнил его ненавистью к самому себе. Крина слегка улыбнулась, довольная своими юморными колкостями, прежде чем поперхнулась дымом и снова начала хрипеть.
— Вы делаете это только для вида, — заметил Том, понимая призыв, но также находя ее жалкой идиоткой, готовой показать такой очевидный недостаток в поведении.
Крина выглядела несчастной, хмуро глядя на горящий цилиндр, как будто он был виноват в ее решениях.
— Разумеется. Как еще я могу преуспеть в своих злонамеренных амбициях по разрушению социальной иерархии, чтобы построить менее отягчающий мир?
Том не засмеялся. Он быстро выдохнул через нос, но не засмеялся.
— К сожалению, у меня действительно есть цель нашей встречи.
Очевидно, Крина уже объясняла, что ей не нравится находиться здесь без крайней необходимости.
— У меня есть для тебя тесты, — объяснила Крина, затушив окурок своей остроносой туфлей. — Различные типы, академические, рефлекторные, процессинговые, а также тест на магическое ядро. Я знаю, это действительно простые вещи. Я готова поспорить на половину своего винного погреба, что у тебя нет дислексии.
— Только на половину? — спросил Том, слегка изогнув бровь.
— Ты не стоишь всего моего вина, — просто сказала Крина, постукивая по верхней пачке бумаг. — Эти тесты в среднем основаны на всем начальном образовании, вплоть до учебной программы Хогвартса, которую Альбус так любезно предоставил мне. Я добавила что-то из международных тестов, чтобы увидеть твой балл по предметам, которые обычно не преподаются в Хогвартсе — конечно, это только бумага, так как у меня нет лицензии проводить сертифицированные тесты. После этого мы можем перейти к другим информационным записям. Этот отсек займет у обычного человека несколько часов. Тебе я дам один.
Том посмотрел на стопку, она была совсем маленькой.
— Не стесняйтесь откладывать тесты на понимание прочитанного, — Крина постучала по стопке, — Я буду проверять тебя самостоятельно, через поле словесного боя. Я вернусь через час, мне нравится досаждать мистеру Блэку.
Крина встала, положила стопку и, небрежно махнув рукой, выскользнула из комнаты. Том знал, что в бумагах есть защитные заклинания, возможно, даже руны, вплетенные где-то в волокна. Они чувствовались толстыми и твердыми, на уровне министерства с…формулировкой, которая заставила Тома поверить, что это, должно быть, пришло из международной ассоциации.
Он взял авторучку, которую оставила ему Крина, гораздо более функциональную, чем перо.
Через Пятьдесят восемь минут он закончил.
***
— Альбус! — тихо проговорила Минерва Макгонагалл, лихорадочно перебирая предоставленный ей пергамент. Комната для совещаний на первом этаже была убрана, на стене висела небольшая квазикарта, которая постоянно обновлялась на основе их информации. Большая часть их информации хранилась там же, надёжно спрятанная в ящиках и полках.
— Альбус! Эти результаты! — продолжала Минерва, глядя на них с некоторым благоговением. Они были…они были необыкновенными.
Стук в дверь и усталый вздох Альбуса предупредили Минерву, что, возможно, в этой истории было нечто большее, чем она могла видеть.
Дверь медленно открылась, на пороге показалась женщина средних лет с молодым лицом. Ее глаза пренебрежительно скользнули по Минерве и остановились на Альбусе.
— Полагаю, вы проигнорировали результаты, — хмыкнул она, и от ее привычного ровного тона у Минервы защекотало в затылке. Всякий раз, когда она слышала такую интонацию, это обычно сопровождалось насмешками или раздражающими колкостями от ее учеников. Тот, кто использовал такой…раздражающий тон, был нелепым.
Альбус потер нос, слегка сдвинул очки на лицо и медленно встал.
— Минерва? — попросил он, устало протягивая руку.
— Конечно! — она бросилась вперед, взяв его за руку, словно желая поддержать.
Женщина не казалась заинтересованной, или, возможно, она так мало заботилась о возрасте с ее…сделанным благодаря зельям лицом, что потребности старших были выше ее.
Альбус больше вел Минерву, чем Минерва его. Вверх по лестнице, потом еще. К небольшой общей комнате, в которой, как помнила Минерва, несколько членов предпочитали проводить своболное время, со множеством диванов и стульев, расставленных по большой прямоугольной комнате.
Молодая женщина вошла первой, не заботясь о том, следуют ли они за ней.
Минерва уже прикусила язык, чтобы не сказать лишнего.
Они проскользнули в дверной проем, Альбус мгновенно занял кривобокое кресло, лишенное одной резной ножки. Минерва устроилась рядом на бугристой кушетке, презрительно фыркнув, когда женщина решила устроиться на… явно трансфигурированном стуле, больше похожем на трон, чем на что — то обычное.
— Здравствуйте, — начала женщина тем же ровным тоном, хотя ее глаза наконец сфокусировались на Минерве с поразительной проницательностью, — Я целительница разума Димитриу. Я смотритель замка Нурменгард, а также председатель Международного Комитета магических когнитивных исследований и здоровья. Я понимаю, что Великобритания в настоящее время не является членом МКМКИиЗ, однако из-за моей резидентуры и многочисленных пациентов, охватывающих весь мир, необходимо предоставить некоторую информацию.
Минерва встревоженно застыла, глядя на Дамблдора, на лице которого застыла едва заметная гримаса.
— Я… Прощу прощения?.. Нурменгард? — испуганно прошептала Минерва.
— Это недавняя должность, — так же ровно ответила целительница разума Димитриу. — У политического премьера случился необъяснимый психотический припадок. Я слышала, что он все еще выздоравливает, конечно, не под моей опекой. Австрийское министерство магического поведения выдало мне официальный международный сертификат на деятельность в замке Нурменгард.
Минерва откинулась на спинку стула, чувствуя слабость.
— Я всегда знал, что ты многого добьешься, Крина, дорогая, — произнес Альбус мягким для своего возраста голосом.
Крина — должно быть, это ее имя, — улыбнулась как можно ровнее.
— Конечно, Альбус. И все же, — она вздохнула, откидываясь на спинку стула, как будто озадаченная чем-то, что сидело перед ней, — Вы просили меня провести полный диагностический осмотр моего пациента, поделиться результатами этого обследования, и, когда академическая успеваемость выставлена на всеобщее обозрение, вы, кажется…отвергаете прием моего клиента в вашу школу?
Минерва быстро взглянула на свиток, все еще зажатый между ее пальцами.
— Мы не договаривались об этом, — ответил Альбус спокойно.
— Не договаривались, — согласилась Крина, выглядя почти взволнованной разговором. — Вы поручили мне провести полную диагностику расстройства личности. Я знаю, что вы ожидали чего-то ужасного, Альбус. Может быть, вам стоит взглянуть на результаты и сказать мне, чего не хватает?
Минерва еще раз просмотрела документ, содрогнувшись от количества набранных баллов по большинству эксплуатационных тестов.
— Мальчик не здоров, — заговорил Дамблдор.
— Это не так, и в этом то и проблема, — улыбка Крины не соответствовала холодному блеску ее глаз. — Вы плохо понимаете разум как таковой, Альбус. Вы уже навесили на ребенка ярлык монстра, и все же, диагноз антисоциального, нарциссического, пограничного, шизоидного или биполярного расстройства личности не подтвержден. На самом деле, похоже, что только пренебрежительное отношение оставило его в том состоянии, в котором он сейчас находится.
Альбус будто постарел ещё больше, устало проводя рукой по щеке.
— Крина, ты не можешь…
— Мой клиент, — начала Крина, мгновенно оборвав его, — Обладает высоко функционирующей декларативной памятью, а также способностями к обработке информации, намного превосходящими его возраст. Его когнитивные способности бросают вызов взрослым, эмоциональный интеллект выше среднего, Альбус, а время расшифровки стимулов поразительно.
Крина указала на бумаги в руках Минервы.
— Вы увидите, что не только его академические достижения подходят для учебной программы, которую он выучил, но и его альтернативные исследования, которые он проводил от скуки, уже превосходят минимум для международного тестирования для его возраста. Если вы выделите необходимые материалы или хотя бы поддержку, мой клиент легко сможет сдать ТРИТОНы к следующему лету. Вместо этого вы предлагаете мне запереть его в Нурменгарде.
Минерва в ужасе вздохнула, отшатнувшись от Альбуса, который выглядел слишком усталым для обсуждения.
— Альбус, — прошептала Минерва в ужасе, чувствуя себя еще более ошеломленной, когда директор вздохнул.
Минерва устроилась поудоднее и посмотрела Крине в глаза.
— Отлично, — спокойно сказала Крина, как будто ждала этого все время. — Я считаю необходимым сообщить вам, что у моего клиента, как я подозреваю, аутоиммунное заболевание, которое повредило нынешнюю способность его тела защищаться от незначительных заболеваний.
Минерва медленно кивнула, стараясь не вздрогнуть под грозным взглядом женщины.
— Мадам Помфри, наш ординатор-медик, прекрасно поможет справиться с любого вида болезнями.
— Я знаю, — спокойно сказала Крина. — Я предлагаю, чтобы моего клиента разместили за пределами вашей системы общежития. Ваше больничное крыло предоставляет выбор индивидуальных палат для пациентов, которые могут быть легко оборудованы в соответствии с его потребностями.
Брови Минервы поползли вверх.
— Но расписание занятий…
— Можно подстроить, — утешила её Крина. — Конечно, я думаю, так же, что можно определить его внеклассные курсовые работы для международных академических занятий. Я также хочу попросить Альбуса вернуть мне палочку моего клиента.
Комната снова погрузилась в тяжелую, холодную атмосферу.
— Крина… — хрипло произнес Альбус.
— Эпизод, по поводу которого вы со мной связались, был единичным побудительным событием, — решительно уточнила Крина. — Такие повторения маловероятны. Если вы хотите, я могу попросить своего клиента зайти сюда.
— Он здесь? — спросила Минерва, нервно облизывая нижнюю губу. — Я хотела бы поговорить с ним.
— Замечательно, — Крина моргнула, взмахнув волшебной палочкой. Ближайшая к ней дверь со скрипом отворилась, и какой-то человек рывком оторвался от стены.
— Ох, — сказала Минерва.
Глаза Тома Риддла пренебрежительно скользнули по Альбусу, остановившись на Минерве с каким-то непонятным выражением. Он терпеливо протянул руку ладонью вверх.
— Его палочка, Альбус — повторила Крина. — Вы достаточно долго удерживали вещи моего клиента, что как минимум неэтично.
Альбус склонил голову в знак поражения.
***
Его палочка чувствовалась странно в руке после того, как он так долго обходился без нее. Такая же знакомая, как его нож или сумка. Для него она была так же важна, как его дневник.
Том не был идиотом, он видел по усталому выражению лица Альбуса, что Крина оказала ему большую услугу, добившись его зачисления. Это было то, чего он, честно говоря, не думал достичь — он представлял себе, что будет заперт на долгое время.
Было бы…странно возвращаться в Хогвартс. Не в подземелье, а в какую-нибудь отдельную палату в больничном крыле. Занятия будут меняться в зависимости от его успеваемости, и от его интереса.
Крина предоставила ему список различных курсов, разрешенных иностранным студентам, которые будут основываться на эссе и письменном формате с практикой к концу года, на которую он должен будет явиться для назначения. Кроме того, он будет посещать общие занятия, если они, как ему кажется, бросают вызов его интеллекту достаточно, чтобы быть активным участником.
Была одна вещь, которая его не особо волновала.
Крина была умна, она прекрасно понимала, что Тома нельзя оставлять на произвол судьбы. Его нельзя было… Выпустить бродить по улицам в одиночку. Он все еще представлял угрозу безопасности, но у него было достаточно личных прав и способности к автономии, чтобы не быть придавленным, как собака.
Итак, Крина небрежно предложила альтернативу, которую Дамблдор счел приемлемой, а директриса-ужасающей.
Тому было все равно — что значила еще одна татуировка руны, сделанная вручную по сравнению с той, что он уже выбил на своей руке?
***
До этого
***
Это была не самая худшая из его идей, но далеко не лучшая.
Том знал, что фокус древних рун был далеко за пределами его возможностей, он прошел курс и заглянул в дополнительные материалы, когда основное содержание стало слишком скучным, но он играл с огнем. Буквально.
Ближайший газетный магазин был разрушен и ограблен благодаря возросшей преступности. Все мужчины ушли на войну, все мальчики ушли на войну. А где же полицейские? Пожарная служба? Закон или юрисдикция?
Незаконная продажа талонов на питание, дубинок и ножей, снятых с трупов. Фургоны, наполненные пайками, которые безымянные люди тащили прочь, чтобы продать голодным женщинам на углах улиц, мечтающим, чтобы они были беременны. Возможно, тогда они будут сыты и выживут, если уж не ребенок.
Тому так не повезло. Он пытался попасть в Косой переулок через Лондон почти каждую ночь, и каждый раз, когда он пытался, тот был запечатан. В последний раз, когда он попробовал магию, она оставила его калекой на земле в куче его собственных испражнений. С тех пор он не пытался, не настолько он глуп, чтобы дважды проверять уровень министерской защиты.
Сейчас он был сам по себе, но магия определялась не только способностью махать волшебной палочкой.
Он не хотел использовать безпалочковую магию, то немногое, что он мог сотворить ей. Если защита так сильно ударила по его палочке, не распространиться ли это случайным образом и на него самого? Могла ли она улавливать каждое его движение?
Он не был в безопасности в глазах магглов, и он не был союзником в глазах волшебного мира. Сиротский приют давно заброшенный, выпотрошенный голодными бездомными, которые обыскали его на предмет того, что бы съесть или продать.
В их глазах Том был бы призом, поэтому он позаботился о том, чтобы они никогда больше не смотрели на него.
— Не-замечайте-меня, — шептал Том про себя снова и снова, как будто эта простая мантра могла успокоить дрожь в его руках. Он жалел, что выкурил последние сигареты несколько дней назад, он бы убил за то, чтобы успокоить нервы.
Он осторожно держал иглу, придерживая в пламени свечи. Скоро ему придется искать новую, а эта уменьшалась, и скоро от нее останется только обрубок.
Он провел иглой туда и обратно, стараясь, чтобы пыль не коснулась кончика. После этого ему придется найти нового парня из швейного, но если это сработает, то он будет в порядке, сколько бы времени ни потребовалось, чтобы чернила высохли.
Он вытащил ее из пламени, дал остыть, а потом выудил швейную нитку, намотанную на катушку. Он обмотал ее один, два, шесть раз вокруг конца иглы, достаточно близко к кончику, чтобы только один раз можно было уколоть, прежде чем попасть в туго повязанную веревку.
— Ладно, — пробормотал Том себе под нос, окуная иглу и нитку в чернильницу рядом с собой, в которой смешал маггловскую черную печатную краску и последние остатки чернил из Хогвартса. Это мрачно свистело, быстро окрашивая хлопчатобумажную нить и погружаясь глубоко в поры.
Дав ей намокнуть, Том выудил кусочек угля, который у него был, повернул руку, чтобы тщательно обрисовать руну, изображенную в его книге заклинаний, слабо видимую в свете огарка его свечи. Ему пришлось перерисовать одну из ее линий, сделав слишком длинной.
Волосы на его руке встали дыбом, искажая картину, которую он тщательно набросал. Ему следовало воспользоваться ножом, который он украл, и удалить волосы, прежде чем начать. Он сомневался, что лезвие было достаточно острым, чтобы им бриться; он должен был сжечь волосы до корней.
Теперь было уже слишком поздно делать это, не при том маленьком свете свечи, который у него остался. Том вытащил носок — единственный чистый, оставшийся у него, — и сунул его в рот. Он знал, что больно не будет слишком долго, но он не мог позволить себе делать перерывы, и через некоторое время жжение заставило его руку колотиться.
Дрожащими от паранойи и голода руками Том выудил маленькую швейную иголку и проколол кожу. Игла ужалила, острая и быстрая. Сжатие хлопчатобумажной нити выдавило чернила, которые она впитала, и втиснуло их под его плоть в отметину, сделанную им самим. Снова и снова, пока маленькие почерневшие булавочные уколы не расцвели над его коже и, маленькие капельки крови не потекли по руке.
Снова и снова, пока магическая руна не потекла черной кровью по его коже, а свеча, наконец, не догорела.
========== Intra muros* ==========
Комментарий к Intra muros*
*(лат.) внутри (городских) стен.
Глава, где Том узнает, что мир работает как экономика.
Затраты, выгоды, компромиссы.
О переводчика:
Спасибо тем десяти читателям, что следят за историей, вы вдохновляете. Без вас я бы уже бросила эту работу, чесслово.
— Крина необычайно заинтересована в тебе.
Гарри подпрыгнул, рефлекторно дернув рукой. Он уставился на темное пятно на своей летней домашней работе, уже расплывающееся и уродующее слово, которое ему удалось написать. С легким вздохом он нацарапал его снова, зная, что Снейп, скорее всего, занизит ему оценку за бесчисленные пятна на пергаменте.
Том уже некоторое время наблюдал за ним, неторопливо, как большой кот. Его взгляд был острым и пугающим, что-то в его постоянном наблюдении напомнило Гарри тревожный взгляд тети Петунии в окно. Наблюдающей за каждым его движением, словно ожидая какого-то сбоя.
— Ну да, — фыркнул Гарри, оглядывая свой истерзанный свиток, чтобы посмотреть, стоит ли ему вообще переписывать все это. Гермиона, вероятно, могла бы помочь ему, она закончила свою летнюю домашнюю работу почти в первую неделю каникул. — Что тут скажешь, взрослые, похоже, любят совать свой нос в мои дела.
Том не усмехнулся и не улыбнулся, как ожидал Гарри. Выражение его лица оставалось прежним, наблюдающим. Было все еще странно видеть его, одетого в повседневную одежду (хотя и немного плохо сидящую) и развалившегося на изъеденной молью мебели. Гарри помнил только Тома Риддла из Тайной Комнаты, одетого в безупречную одежду и шелковую рубашку. Теперь он выглядел моложе, изможденнее и каким-то более реальным, чем тот давящий образ за завесой адреналина из юности Гарри.
— Она посчитала довольно ироничным тот факт, — заговорил Том глухим голосом, не меняя выражение лица, — Что я заинтересовался тобой. Не знаешь почему?
Гарри судорожно сглотнул и снова опустил голову, чтобы нацарапать еще несколько бесполезных фраз в своем эссе
— Ни малейшего понятия.
— Я тебе не верю, — сказал Том. Он встал, сложив длинные ноги, словно марионетка. Грациозный и, казалось бы, бросающий вызов основным законам гравитации. Он шёл, почти плывя, бесшумно ступая по истончающемуся ковру.
Том согнулся, приблизив голову к Гарри, который что-то строчил на кофейном столике.
Том нахмурился, едва заметно изогнув потрескавшиеся и искусанные губы. Гарри не помнил, чтобы призрак из дневника когда-либо выглядел таким ужасно больным.
— Почему ты лжешь мне? — спросил Том тихим шепотом. Гарри, несмотря на все свои попытки, почувствовал, как по спине пробежала острая рефлекторная дрожь. Его рука дернулась, нацарапав еще больше каракуль на бедном пергаменте.
Том Риддл был красив, с тонкой, почти женственной структурой костей, которая казалась еще более заметной из-за впалых щек. Они постепенно округлялись, но не так быстро, как исчезали темные мешки под глазами. Почти за ночь они исчезли. Сложный оттенок глаз Тома Риддла — голубого, зеленого или какого-то промежуточного цвета со странным названием — слегка потемнел от слабого света лампы. Иллюзия, потому что тонкая кожа под глазами Тома с такого близкого расстояния выглядела почти серебристой.
— Я не лгу, — выпалил Гарри, мгновенно устыдившись и почувствовав себя очень неловко из-за того, как близко подошел другой мальчик. — Честно говоря, я понятия не имею, почему ты одержим мной.
Том слегка нахмурился, его нижняя губа выпятилась.
— Я вовсе неодержим тобой.
У Гарри чувствовал нутром, странным шестым чувством, которое подсказывало ему, что Том очень даже заинтересован.
— Да? Тогда убирайся из моего личного пространства, черт побери.
Том моргнул, но все же выглядел немного разочарованным.
— Твое эссе неверно. В следующий раз, когда ты будешь писать о противоядиях, по крайней мере, хотя бы напиши слово правильно.
Гарри выругался и исправил название своего эссе, где, конечно же, он пропустил букву «и».
— Да? Ну что ж, в следующий раз, когда захочешь нарушить моё личное пространство, подумай о том, что бы сначала съесть мятную конфету.
Том откинулся на спинку дивана, его поза стала более жесткой и прямой по сравнению с предыдущей. Его глаза метнулись к мешанине чернильных пятен и букв — к правой стороне пергамента слова смешались вместе и начали наклоняться к низу страницы.
Гарри продолжал писать, изо всех сил стараясь не обращать внимания на обращенный на него взгляд; это было почти так же некомфортно, как если бы сам Снейп присутствовал в комнате.
Гарри почти жалел, что рядом нет Рона, чтобы составить ему компанию, или даже Гермионы. Первый жестко отрицал любую возможность находиться рядом с Томом, вторая был наполовину обеспокоена и наполовину обижена тем, что Гарри еще не закончил свою домашнюю работу. Гарри был почти уверен, что Рон даже не прикоснулся к его стопке заданий, но опять же, он сомневался, что это произойдет до тех пор, пока тот не сядет в поезд.
До тех пор Гарри был заперт в облаке дешево пахнущего пергамента и скользкого аромата чернил. Сначала он не думал, что чернила вообще имеют запах, но четыре часа письма доказали, что он ошибался.
— Разве у тебя нет дел поважнее? — спросил Гарри, стараясь скрыть раздражение в голосе. Он знал, что не поможет, но, возможно, если Том поймет, насколько он раздражен, то это сработает.
— Нет, — ответил Том чересчур спокойно.
Гарри поднял голову и нахмурился, поскольку Том явно ни разу не отвел от него взгляда.
— А ты не можешь просто…- Гарри взмахнул, словно пытаясь прогнать его пером. -… Уйти? Сгинуть? Э-э…сила Христа изгонит тебя?
Том нахмурился, совершенно не впечатленный.
— Ты что, ждешь, что я сгорю пламенем? Начну шипеть? О боже, неужели у меня почернели глаза?
— Я могу плеснуть тебе в глаза чернилами, — предложил Гарри.
— Почему Крина интересуется тобой? — спросил Том, не мигая.
— Мерлин, ты все еще об этом? — застонал Гарри, борясь с желанием по-настоящему выплеснуть чернила в лицо мальчика. — Я даже никогда не встречал эту чертову женщину!
Том слегка нахмурился.
— И все же она тобой очень заинтересована. Она не тратит времени на слабоумных …
— Ого, ты становишься более претенциозным, когда капризничаешь, — возразил Гарри.
Том проигнорировал его.
— Это значит, что ты особенный. Скажи мне, почему ты особенный.
Гарри фыркнул и нацарапал слово «магиа» и тут же понял, что написал его с буквой «а».
— Расскажи мне сейчас же.
— Сейчас же, — поторил Гарри, понизив голос, чтобы попытаться передразнить Тома.
— Это было ужасно, — сказал Том. — Ты неправильно написал «шартрез», что не имеет значения, учитывая, что ты описываешь неправильное противоядие.
Гарри посмотрел на свой пергамент. Очевидно, шартрез пишется не с буквой «с» на конце.
— Я озадачен, что кто-то настолько…посредственный мог привлечь к себе такое внимание, — признался Том с презрением в голосе. — Я почти не вижу в тебе искупительных качеств, но с тобой обращаются с такой драгоценной осторожностью.
Гарри даже не взглянул на него.
— Если ты собираешься и дальше употреблять причудливые слова, то можешь написать за меня мое чёртово эссе.
— Я не стану, потому что мне любопытно, когда ты поймешь, что все это время писал о яде, а не о противоядие, — признался Том с почти с мягкой застенчивостью в голосе. Поддельной, конечно. — Должен сказать, мне очень нравится тройное отрицание в четвертом предложении. Воистину, передает весь размах твоего интеллекта.
Гарри уставился на свой пергамент, отчасти соглашаясь. Одно хорошо, он бы провалил эту работу в любом случае.
— А теперь скажи мне, почему Крина тобой заинтересована, — резко потребовал Том. Трескучее давление чего-то тяжелого на него, словно гравитация, обрушивающаяся на его череп.
Гарри поморщился, отложил перо и чернильницу. Безжалостное давление не прекращалось, даже когда в ушах громко застучало.
— Ты можешь, черт возьми, прекратить! — грубо огрызнулся Гарри. — Только потому, что у тебя есть волшебная палочка, не значит, что ты можешь вести себя как чёртов мерзавец!
Ноздри Гарри раздулись. Палочки у Тома с собой не было.
Глаза Тома Риддла были широко раскрыты. Что-то в складке возле уголков его рта выдавало его удивление, или, может быть, Гарри был просто потрясающе хорошо знаком с эмоциями Волдеморта после стольких лет. Давление на его череп прекратилось, тяжелая ноша наконец-то соскользнула.
Гарри был раздражен, нет — он злился. Наглость Риддла с тех пор, как он появился, его напыщенное поведение и дерьмовые манеры. Все это напрашивалось на хороший такой фингал под глазом хорошим таким кулаком. Конечно, Гарри не собирался этого делать, но мысленный образ был довольно приятным.
— Ты просто придурок, — резко сообщил ему Гарри. — Совершенный, высокомерный придурок. Мне плевать на твою слезливую историю, ты можешь хотя бы перестать вести себя так, будто ты лучше других!
Том вздрогнул, его голова дернулась как-то по-змеиному. Его губы скривились, нос сморщился, и Гарри столкнулся с ответным рычанием.
Руки Гарри зудели от желания врезать, хотя бы несколько раз.
— Я… — голос Тома дрогнул, превратившись из сдержанной вибрации в удивленный октавный треск. Том моргнул, еще раз отпрянув, прежде чем уставился на свои руки каким-то остекленевшем взглядом. — Ты…громкий, да?
Гарри фыркнул и схватил пергамент и чернильницу, не утруждая себя ответом. Он выскочил за дверь и помчался по коридору на кухню.
Первым он заметил Сириуса, который обменивался какой-то шуткой с Близнецами. В тот момент, когда его темные глаза остановились на Гарри, его улыбка дрогнула, а большие ладони мягко обхватили его плечи.
— Полегче, — присвистнул Сириус, — ты выглядишь немного раздраженным, Гарри.
— Ненавижу его! — выпалил Гарри, взорвавшись громким хриплым криком. — Я, черт возьми, ненавижу Риддла! Он … он … он такой чертов придурок!
Сириус медленно кивнул, переводя взгляд с Гарри за его спину.
— Почему бы тебе не сделать перерыв? Пойду понаблюдаю за ним, попробую понять, что тебя так разозлило. Даже прирученные животные могут иногда огрызнуться, да? Иди, сделай передышку.
Гарри медленно кивнул, не в силах выразить то облегчение, которое испытывал. Это был бальзам на жгучие раны, которые он был слишком зол, чтобы зализать самому.
— Спасибо бродяга.
— Не беспокойся, — улыбнулся Сириус и еще раз хлопнул его по плечу, прежде чем пройти мимо.
***
Том уставился на кофейный столик, не сводя глаз с маленькой чернильной кляксы, запятнавшей старое дерево. Вальбурга подняла бы шум из-за того, что ее древняя родословная запятнана, даже если бы это был всего лишь стол.
Гарри Поттер, внук того Поттера, которого Том знал в школе. Какой-то Гриффиндорский хам, о котором он не потрудился запомнить ничего, кроме того, что тот был лордом и чистокровным.
Гарри Поттер, скорее всего чистокровный, и все же без той учтивости, которой он заставил себя научиться. Например, отсутствие такта в отношении к Уизли, но было и что-то…еще. Врожденное отсутствие знаний, пробел в том, что должно быть известно и признано, и что вообще всегда было в крови у чистокровных.
Не только это, но и то, что Гарри был вне себя от гнева. Разочарование настолько ощутимое, что каким-то образом заразило и Тома, и заставило пламя внутри него вспыхнуть, а то, в свою очередь, подогрело его собственное раздражение. Он никогда раньше не помнил у себя такого неприкрытого раздражения, или, скорее, Том активно пытался забыть его.
Том контролировал свои эмоции с помощью поводка и плети. Он заставлял их пятиться или заставлял себя стиснуть зубы. Он не должен был быть так…необъяснимо взбешен. Единственным фактором был мальчик, Гарри Поттер, который каким-то образом заставил его так вспылить.
Был ли он эмпатом? Эмпаты, как правило, получали и генерировали информацию, такой давно бы понял технику, которую использовал Том по самоограничению и контролю и обратил бы на это внимание. Может быть, он был…легилименом какой-нибудь экзотической разновидности?
Это звучало безумно, но больше никаких идей в голову не приходило. Том смотрел на чернильное пятно и размышлял о том, чего не должно быть.
Почему именно Гарри Поттер встретился ему после того, как его похитили и взяли в плен? Почему он был там, а не девушка или рыжеволосая семья ублюдков? Почему к Гарри Поттеру относились с такой нежной заботой, и при этом не было никаких признаков кровного родства?
— Эй, — прорычал низкий голос от двери. Грубый хриплый голос, который Том знал как Блэковский. Сириус Блэк, Крина сказала, что он сбежавший заключенный. Осужденный за что, подумал он.
Том ничего не сказал, и Сириус вошел в комнату, усевшись на стул, который Крина обычно использовала для собственных сеансов. Том все еще смотрел на чернильное пятно, размышляя, не превратится ли оно на его глазах в одну из тех чернильных клякс, которые ему когда-то показывали, проводя тесты. Они никогда не были довольны тем, что отвечал Том.
— Гарри Поттер, — заговорил Том тихо, хотя и понимал, что уже привлек внимание мужчины. — Он твой родственник.
Сириус ничего не сказал, и его молчание стало подтверждением. Может быть, Блэк понял, что глупо пытаться лгать сейчас, а может быть, он решил, что информация настолько же бесполезна, насколько был опасен Том.
— Он мой крестник.
— Крестник, — повторил Том низким задумчивым шепотом. Чернильное пятно искривилось, приняв искаженную форму вздыбленной лошади или стула, лишившегося ножек. — Его семья, как я понимаю, убита?
Сириус поудобнее устроился на стуле и больше ничего не сказал. Так все и происходило в жизни, на войне — убийства и смерти. Либо пистолетом, либо разбитой бутылкой по горлу, либо петлей, сделанной из простыней. Все заканчивалось одинаково, обрывая окончательное звучание.
Гарри Поттер, сирота по чистокровной линии. Общавшийся с грязнокровками и предателями крови, запертыми в доме, когда за его стенами шла война. Почему-то Гарри Поттер очень, очень рассердил Тома.
— У меня кончились книги, — пробормотал Том тихо, мягко, как бы отвратительно ему ни было это признавать. — Запасы, учитывая новые условия.
— Да, — проворчал Сириус, раздраженный драгоценным эмоциональным состоянием своего бедного крестника. — Я слышал об этом. Ты чёртова беда, но мою голову.
Руку Тома покалывало, наружный бицепс с левой стороны ныл. Мягкое изменение температуры, как легкий ветерок, обдувающий кожу. Защита была на месте, следилка, как ошейник, висел у него на шее. В худшем случаем, он мог бы срезать ее своим ножом. У сломанной защиты не было места, но сигнала тревоги, который она вызовет, будет достаточным, чтобы сократить его отставание на немыслимое количество времени.
— Все очень бережно относятся к твоему крестнику, — громко сказал Том. — Он видел, как они умирали?
Сириус уставился на него с выражением, которое Том знал слишком хорошо и которое он ненавидел. Том смотрел на чернильную кляксу и ждал, пока врачи скажут ему, что что-то нашептывает ему искушения.
— Нет, — сказал Сириус через некоторое время, откашливаясь. — Плохие обстоятельства постоянные его спутники.
— Понимаю, — пальцы Тома дрогнули, а горло обожгло словно сигартеным дымом, — Его крестный-беглый заключённый… О, не смотри на меня так. Я такой же пленник, как и ты.- Глаза Сириуса были темными, как у Вальбурги. Такие темные, что радужная оболочка не просматривалась и была скрыта в тени его лба. — По крайней мере, я невиновен. Я знаю это.
Том не позволил своему лицу измениться. Он не позволял ничему выдать его намерения.
— Мне нужны книги для чтения.
Сириус недоверчиво фыркнул.
— Что, ты ничего не можешь найти в этом проклятом богом доме?
Том дважды похлопал себя по руке, даже не взглянув в сторону Блэка.
— Мне не доверяют такую доступную информацию. У меня кончились книги.
Сириус слегка дернулся.
— Лето все еще довольно длинное, не так ли. Черт возьми, ты, скорее всего, сожжешь этот дом, прежде чем отправишься за покупками для школы.
Том гадал, если он бросит чернила об стену, не выстроятся ли они в форме созвездий. Он задумался, не мог бы он украсть откуда-нибудь бутылку и изрисовать нижнюю сторону своей кровати рунами, чтобы свести на нет магию, и попрактиковать заклинания, которые он жаждал попробовать.
— Я спрошу, не хочет ли Тонкс пройтись по магазинам, — уступил Сириус, слегка нахмурившись, — Ты же знаешь, что на тебе будет полдюжины следилок.
Том пожал плечом, стараясь сделать вид, что его это не беспокоит. Так оно и было, но всегда приходилось чем-то жертвовать.
***
— Хорошо, — резко отрезала Тонкс, ее глаза были проницательными для ее возраста. — На тебе две следилки. Вместе с защитой. Если ты вообще покинешь пределы Косого переулка, сдедилки предупредят меня и вырубят тебя. Если ты попытаешься сбежать, они вырубят тебя болезненно. Я узнаю об этом в тот момент, как ты попытаешься войти в Лютный. Я буду знать где ты находишься постоянно. Если таймер на твоем запястье запищит, ты должен немедленно встретиться со мной здесь, ты меня понял?
Челюсть Тома медленно расслабилась, он улыбнулся. Он изобразил на лице такую улыбку, от которой ноздри Тонкс раздулись от едва сдерживаемой ярости. Любопытно, как ее гнев только забавлял его, в то время как Поттер заражал его своим.
— Убирайся отсюда, — хмуро огрызнулась Тонкс, дойдя до того, что больно хлопнула его по уху. Том не позволил этому сбить себя с толку. Он смотрел, как она уходит в ближайший магазин — тот, где продавался ассортимент алкогольных напитков. Некоторые вещи никогда не меняются.
Том пошел и склонил голову, смешиваясь с толпой людей в тусклом свете полудня. Лето длилось долго, но всегда оставалось в туманных оттенках оранжевого и красного, которым окрашивались сумерки. Здания были красивыми и целыми, без отметок бомб, которые всегда игнорировали скрытый мир. По какой-то причине это рассердило Тома.
Визитная карточка в кармане, начавшая размягчаться от того, что он много раз проводил пальцами по ее складкам, оказалась теплой. Он выдернул ее, с сожалением и нерешительностью прочитав слова. Значит, этот человек все-таки был здесь, с карманом, полным монет, по сравнению с ничтожными деньгами Тома.
В лучшем случае он побродит по магазинам, проверяя товары букинистических магазинов в надежде, что в некоторых книгах с выцветшими обложками ещё осталось давно запрещённое содержание.
***
Том приветливо улыбнулся — лицо, вырезанное из глины руками со шрамами и сломанными ногтями.
Дож, в своей экзотической одежде и начищенных ботинках, искренне улыбнулся.
***
— О, привет! — восторженно воскликнул Дож, приподнимая шляпу, как какой-нибудь обаятельный джентльмен. — О Том, как я рад видеть тебя так скоро! Боже мой, ты выглядишь гораздо … э-э … в прекрасном здравии.
Том скользнул взглядом по потертым обложкам, сделанным из картона и ткани с обглоданными концами и загнутыми уголками.
— Спасибо, я чувствую себя гораздо лучше.
Том вытащил книгу, прислушиваясь к тихому шуршанию ткани о ткань, к тихому шипению старого книжного магазина с историей, сложенной, как маленькие коробочки. Том открыл обложку и просмотрел содержимое-философия или что-то ещё, нематериальное.
— Значит, ты любишь читать? — спросил Дож, обойдя его и прислонившись к деревянной полке. Красное дерево в пятнах пота, вонь дорогого одеколона.
Том прикусил язык и посмотрел на дорогие туфли Дожа.
— Когда могу позволить себе.
— Я справлюсь, — ему хотелось сплюнуть. — Ты мне не нужен.
Глаза Дожа потемнели.
— О, я не думаю, что теперь это будет проблемой, не так ли? Иди вперед, выбирай, что понравится.
Том не вздрогнул, не оторвал взгляда от полированной итальянской кожи, чувствуя запах полированного красного дерева.
— Давай, Том. Я оплачу.
Легкое прикосновение пальцев к его шее, мягкое, как переворачивание страницы. Том закрыл глаза и взял себя в руки.
— Спасибо, — пробормотал Том, стараясь придать своему голосу кислое благоговение. Это был тон, который он практиковал с младенчества, выражение фальшивого обожания. — Сколько я могу выбрать?
Белые зубы, выправленные и отбеленные химией.
— Хоть все.
***
— Ты слишком худой, — Дож тихонько прищелкнул языком, одной рукой обхватив запястье Тома. Бледная, трепещущая голубизна с паутинными прожилками. — Посмотри на свое запястье, такое маленькое и слабое.
Том тихо выдохнул, не обращая внимания на человека у кассы, который не заметил ничего подозрительного. Мужчина расставлял книги, стопки и рассказы, которые, Том думал, стоят того. Обмен пергамента и ткани на красное дерево и кожу.
— Слишком маленькое, — повторил Дож, немного помолчав. — Тут неподалеку есть неплохая пекарня, там такая чудесная выпечка. Позволь мне побаловать тебя.
Том улыбнулся, плотно сжав губы, чтобы скрыть пожелтевшую эмаль и слегка изогнутые клыки. На плечах у него был шрам, там, где кожа слишком туго затянулась. Это было странно, тепло и тянуло его спину.
— Сюда, мой дорогой, — пробормотал Дож, положив руку на его спину и зацепив кончиками пальцев изгиб лопаток.
Пирожные с медовой начинкой, посыпанные корицей и мускатным орехом. Апельсины, кисло-сладкие на губах.
Пекарня представляла собой отель типа «постель и завтрак», обслуживавший французов, которые приезжали с сильным акцентом и еще более толстыми кошельками.
— В лягушках есть что-то такое, — подумал Том, глядя на яркие веселые стены. Нарисованные вручную судя по тонким штрихам, которые не могла сотворить магия. — Грубо нарисованое, красно-оранжево-рубиновые мазки повсюду.
Шрамы Тома зудели, покалывали и искрились под грубой плотью. Там, где шрапнель обожгла ему икры, и он еще не успел вонзить иглу, чтобы вытащить ее. Спелый запах ванильных свечей — напоминание о предыдущих жильцах. Том пожалел, что у него нет дневника, где он мог бы написать свои мысли под грохот выстрелов.
— Потное красное дерево, ноги подогнуты, словно ножки автомата, — писал бы он.
— Ван-Гог с запахом темного сидра, — подумал он, игнорируя непрошеный шепот «прелестная, прелестная любовь».
Том чувствовал себя словно не в своей коже, слишком туго натянутой. Грохот, словно бомбы, жаждущие быть выпущенными. Недостижимые, никогда не сдерживаемые и ждущие выплеснуться и все разрушить.
Шепот «ты» и Том проигнорировал дребезжание, исходившее из его собственной груди.
Шелушащиеся губы Тома от сухой душной жары; слюнотечение, глотание, удушье.
Том понял, что облажался, когда вспомнил, что он вовсе не поэт.
***
Тонкс нахмурилась, оглядывая своего подопечного. Она дважды проверила защиту, определила местоположение тех мест, где он побывал. Книжный магазин, пекарня, универсальный магазин одежды, что объясняло новый тонкий плащ, наброшенный на его плечи. Он был довольно худым, возможно, ему все ещё было холодного, не смотря на жару.
— Ты закончил? — спросила Тонкс, удивленно выгнув бровь. Сириус сказал, что мальчик выглядит беспокойным, и Тонкс решила, что тот воспользуется случаем и останется так долго, как сможет. Переулок был симпатичный, с милыми магазинчиками и декоративными витринами. Она уже захватила несколько бутылок для Ремуса и Грюма, того самого бренди, которое обожал Дамблдор.
Том пожал плечами, бледный даже при свете дня. Может быть, они должны позволить ему больше выходить наружу, а то он был похож на чертову мраморную статую. И такой же тихий.
— Ладно, иди сюда, — Тонкс протянула руку и схватила его за плечо побелевшими костяшками пальцев. Он резко вдохнул, тихий мягкий звук, которому она почти удивилась, услышав. Нервный маленький ублюдок, да.
Общественный камин, чтобы увести их на нужное расстояние, а затем портключом.
Том следовал за ней, всегда невпопад, волочась хромающей походкой. Тонкс решила, что он делает это наполовину нарочно, наполовину из-за отсутствия координации.
Дом принес долгожданное облегчение, но Том по-прежнему молчал. По дороге домой он тоже молчал, словно скромный путник, проходящий мимо.
— Не забудь снять свои чертовы ботинки! — крикнула ему Тонкс, не в силах избавиться от неприятного ощущения, что что-то сильно взволновало мальчика. Проверил ли он границы следилок? Неужели кто-то узнал его? Это было невозможно, только Орден знал о его существовании, и даже если без этого, только горстка людей знала его личность. Мальчик вёл себя странным, возможно, Тонкс снова придется вызывать этого его психоаналитика.
— Тонкс! — позвала миссис Уизли, снова высунув голову в прихожую. — О, Здравствуй, дорогой! Вы так скоро вернулись?
— Да, парень не заставил себя долго ждать. Думаю, суматоха была слишком для него, — Тонкс кивнула в сторону лестницы, по которой поднимался Том.
Миссис Уизли неловко заерзала.
— Ах, ты же знаешь, какие бывают мальчики. Не могла бы ты помочь мне с ужином? Я думала, что ты уйдешь на дольше, как было бы чудесно иметь еще одну пару рук!
— Конечно! — Тонкс вскочила на ноги, споткнувшись о туфли, от которых только что избавилась. Просто чудо, что она еще не потеряла равновесие и не сломала ногу.
***
Том сидел в ванне на когтистых ножках, его кожа вздрагивала от ледяного фарфора. Вода стала такой горячей, что тонкие струйки пара заплясали над поверхностью, затемненные потемневшей водой.
Ванны всегда были чудесными, гораздо лучше, чем корыто для скота, в котором, Том помнил, как сидел на корточках, снова и снова обливаясь ледяной водой, набранной из насоса или принесенной из Темзы. А после, от Тома всегда долго воняло нечистотами.
Вода здесь была роскошной, горячей на ощупь. Она вызвала теплый румянец на коже Тома, но красный оттенок никак не мог остановить появление почерневших синяков. Разбитые пятна крови, застывающие, как желе, под кожей.
Все болело, пульсировала в определенных местах, как из-за тех белых и черных собак, которые гнались за фургонами к горящим зданиям. Острое жало разорванной кожи из-за какой-то голодной причины.
— Черт, — тихо прошипел Том себе под нос, как делал это уже тысячи раз. Мыло было мягким и маслянистым, совсем не похожим на комок каменистой слизи и жесткий грубый «скраб».
Том все равно тер себя, снова и снова по коже, по легким. Пока вода не потемнела и кровь не потекла наружу. Том ненавидел, когда у него шла кровь.
— Три сильнее, — приказал он себе, что и начал делать.
***
Гарри хмуро глядел на ужин, ковыряя в тарелке кусочки картошки. Еда правда была вкусной, но у него не было аппетита.
Том выглядел по-другому, странно настороженно. Далекий, но не отсутствующий. Он выглядел почти больным, если можно быть больным без каких-либо повреждений тела или разума. Что-то преследовало его, беспокоило, или, может быть, он был настолько погружен в свои мысли, что само присутствие людей ничего для него не значило.
— Ты собираешься есть, тупой убийца? — хмыкнул Рон, жуя с открытым ртом.
Том очень медленно перевел взгляд на Рона. Может быть, это из-за лёгкого глянца, или того, что его радужка казалась слишком яркой для его тонкой бледной кожи. Покрасневший от ванны, как будто он внезапно решил, что хочет по-царски расслабиться, пока все ждали еду.
— Мне бы очень хотелось, — начал Том тихо и задумчиво, — расколоть тебе череп кирпичом.
Рон уродливо нахмурился, его щеки оттопырились.
— Ну да, мне тоже, приятель. Кроме, знаешь ли, того, что это будет твоя чертова башка.
Том уставился на него, потом перевел взгляд на стену. Он не притронулся ни к чему, несмотря на еду, поставленную перед ним.
— Я слышал, ты купил книги, — предложила Гермиона для разговора. — Что-нибудь интересное.
— Нет, — ответио Том. И больше ничего не сказал.
— Да ладно тебе, не ворчи, — проворчал Сириус. Если он и заметил иронию, то ничего не сказал.
Челюсть Тома напряглась, и Гарри поморщился, почувствовав, как гнетущая тяжесть снова врезалась в его разум, словно его ударили чугунной сковородой.
Это немного раздражало его, хотя остальные, казалось, пребывали в блаженном неведении. Гарри поморщился, когда это давление заставило что-то пронзительно жжужать, вызывая головную боль.
— Прекрати это! — рявкнул Гарри, встретившись взглядом с Томом.
— Ты не должен этого делать, — небрежно сказал Том, погруженный в свои мысли. Гарри не думал, что он действительно присутствовал с ними весь ужин. — Ты тоже не должен иметь возможности влиять.
— Влияние? — спросил Рон, мир вокруг его полудюжины маленьких морковок, запихнутых ему в рот одновременно, исказился.
Влияние, вот что это было…это было странно. Гарри на самом деле ни на что не влиял, это был Том с его проклятой раздражающей аурой мерзавца, пытающийся заставить их подчиниться через головную боль.
— Это не я пытаюсь вызвать у себя боль в ушах, — возразил Гарри, Том тихо фыркнул и снова уставился в стену.
Нос Гарри сморщился, руки сжались в кулаки. Что бы он сделал, черт возьми, чтобы хоть как-то разобраться в этом …
Гарри задумался и уставился на сжатый кулак Тома. Сжатый так, что побелели костяшки пальцев. Это могло быть только совпадением. Полное чертово совпадение.
Несмотря на это, Гарри был слегка заинтригован всем этим. У него было какое-то влияние? Например, как Волдеморт заставлял его шрам болеть каждый раз, когда тот был рядом? Эти странные вспышки мыслей и бессвязные сны, которые беспокоили его в течение многих месяцев? Неужели он оказал на Тома какое-то … обратное воздействие?
Разве это не было бы иронично, мальчик-который-выжил-чтобы-вызывать-головную боль.
Что-то было…что-то интересное. Может, ему как-нибудь удастся это изменить?
Гарри уставился на Тома и резко подумал: «Вставай и танцуй вокруг стола».
Том даже не дернулся.
Гарри слегка пыхтел себе под нос, пронзая одну из своих маленьких морковок, чтобы укусить. Мерлин, иногда Риддл действительно выводил его из себя. Если он собирается сидеть с ними за столом, то, по крайней мере, сможет, черт возьми, поесть.
— А какие книги ты купил? — попытался Сириус, безразлично и немного осторожно. Том не отвел взгляда. Он резко, грубо ввыплюнул.
— Отвали.
Рука Гарри сжалась в кулак, когда он заставил себя не вставать слишком резко. Том, возможно, был неблагодарным придурком, но все же.
— Слишком грубо, м? — кисло пробормотал Рон. Затем Том бросил на Рона совершенно неприязненный взгляд.
Гарри почувствовал тот же укол раздражения.
— Отъебись, Риддл.
(Как петля положительной обратной связи; клыки были обнажены, а шерсть вздыблена.)
— Меня не интересуют дегенераты, — резко ответил Том.
Гарри обычно не злился, но что — то в Томе было просто … просто чертовски…
(Гарри не знал, что это было, но, возможно, что-то в отстраненных глазах Тома было немного похоже на Седрика.)
Они двое набросились друг на друга и столкнулись без слов. Том схватил свой нож для стейка, тупой маленький столовый прибор. Гарри заметил его и …
Гарри с импульсивностью навязчивых мыслей представил себе, как дико восхитительно было бы видеть нож в предплечья Тома…
— Блядский черт! — взвизгнул Сириус, выбросив руку, чтобы оттолкнуть Гермиону и Рона. Гарри сам отпрыгнул назад, стараясь держаться подальше от опасности.
Том Риддл уставился на него, и лицо его побледнело, словно тень от скатерти цвета слоновой кости. На поверхности росло небольшое пятно крови, как пролитое вино.
— О боже … — Гермиона прикрыла рот, когда Рон быстро толкнул ее еще дальше. Сириус уставился на него, не зная, что делать и что вообще произошло.
Гарри не мог избавиться от тошноты, пузырящейся в горле, отвратительно горькой и цитрусовой, и… и странного специфического запаха красного дерева.
Том выровнял дыхание. Он не смотрел на свою руку, где в предплечье торчал блестящий нож для масла — его рука все еще сжимала рукоятку.
========== Pari passu* ==========
Комментарий к Pari passu*
*Pari passu - это латинская фраза, которая буквально означает «с равным шагом» или «на равных». Иногда это переводится как «ранжирование, одинаково», «рука об руку», «с равной силой» или «движение вместе» и, соответственно, «справедливо», «без пристрастия»
От автора:
Глава, где у Крины сомнительные вкусы в одежде, Том ведет себя по-скотски, как и всегда, и Гарри задается вопросом, как его втянули в непонятно что.
От переводчика:
Глава скорее проходная)
Гарри и представить себе не мог, что проведет утро пятницы, сидя на диване в гостиной и неловко держа в руках блюдце с чаем. На столе рядом с ним стояло крошечное белое изящное блюдо из фарфора с печеньем. По общему признанию, бисквиты были довольно хороши.
Сириус сидел рядом с ним, словно неуклюжий комок нервов, который слегка вибрировал вниз по его ногам к потертому полу. Еще немного, и его нога начнет трястись так сильно, что сбросит с колена чашку с чаем. Сириус выглядел так, словно не понимал, чем чревата его беспокойная нога.
Гарри чувствовал себя еще более не в своей тарелке, не совсем понимая, что происходит в комнате, но нервное беспокойство было заразительным.
Если Гарри не будет осторожен, его нога тоже начнет отбивать такт по доскам пола.
— Итак, — заговорила Крина, на этот раз одетая в одежду, которая казалась очень…необычной для ее обычного стиля. Гарри не знал ее хорошо, но все в нем возражало против нынешней униформы. Волосы стянуты назад двумя прядями, которые каким-то образом работали как лента для волос. Гарри не мог сказать, как им это удавалось, в свои лучшие дни ему самому то получалось расчесать только половину своих волос.
На ней было… что-то вроде толстого плаща. Не халат, но и не пальто. Темная блестящая кожа, застегивающаяся на сверкающие медные пуговицы, заканчивающиеся на ключицах. Оттуда начинался жесткий треугольник достаточно темного меха, которым было подбито все пальто. Гарри мог легко представить себе Хагрида, носящего такую вещь. Очевидно, оно было бы слишком коротким для него — возможно мех подошёл бы как декоративный меховой шарф. Из того, что Гарри мог видеть под меховым нарядом, Крина была одета в какие-то темные брюки, такие же блестящие, как кожаные вставки на верхней части плеч. Она выглядела нелепо — возможно в какой-то другой, более странной обстановке это было бы уместно, но сейчас, в их гостиной, это выглядело почти возмутительно. Гарри задумался, как она не упала в обморок от жары.
— Я так понимаю, что произошло событие, которое мы должны обсудить, — сказала Крина ровным и медленным голосом. Трудно было воспринимать ее всерьез, когда с ее плеч свисал ужасный меховой кошмар. Сквозь все это невозможно было даже увидеть ее руки — ей вообще удобно сидеть?
— Ах, да, — кивнул Дамблдор, не торопясь отхлебывая из своей чашки. Казалось, он не считал одеяние Крины чем-то необычным, сам старик был одет в мантию цвета спелой дыни. — Гарри, не будешь ли так любезен?
Гарри быстро заморгал, пытаясь собраться с мыслями. Потребовалось некоторое усилие, чтобы подавить желание спросить из какого зверя был сделан её мех, или что она скрывала под всем этим одеянием. Она могла бы вместить полдюжины домашних эльфов, а может быть, и гоблина, под полами своего плаща.
-Э-э-э, — Гарри заикался, пытаясь сосредоточиться, — ну, эм… Том ударил себя ножом.
Том Риддл, который выглядел гораздо более нормальным и не сумасшедшим по сравнению с Криной, свирепо посмотрел на него.
Гарри наклонил голову и постарался не представлять ее плащ на ком-нибудь, кроме профессора Локхарта.
— Э-э-э, ну это… Мы были…немного злы друг на друга. И мы…мы ссорились, и он ударил себя ножом.
Для драматического акцента Гарри изобразил удар воображаемым ножом по руке. Он щелкнул языком — звуковые эффекты и все такое.
Лицо Крины не дрогнуло. Если она и была удивлена неожиданным случайным приступом самоповреждения, то не показала этого. Вместо этого она пристально посмотрела на Гарри — 70 процентов меха и плаща, 30 процентов человека — и медленно моргнула.
— Вот и вся история, — Сириус тихо хмыкнул, его голос успокаивал Гарри. — Вот и все.
— Том…ударил себя ножом, — повторила Крина. Когда она произнесла это вслух, это действительно прозвучало глупо.
— Ну, когда вы так говорите, — тихо пробормотал Сириус, придвигаясь ближе к Гарри. Гарри не мог описать, как приятно было чувствовать его теплое присутствие рядом с собой; Дамблдор по-своему успокаивал, но рядом с Криной было приятнее иметь рядом близких друзей.
— Это кажется веским аргументом, — задумчиво произнесла Крина, отворачиваясь и глядя на стену. — Том? Ты собирался заколоть Гарри Поттера?
Челюсть Тома слегка дрогнула, его глаза впились в Гарри ледяным взглядом. Они казались более тусклыми и резкими, чем он помнил.
— Ну что ж, — улыбнулась Крина, хотя Том ничего не сказал. — Теперь я понимаю, почему ты так быстро отозвал меня, Альбус. Это кажется довольно интересным, не так ли? Неконтролируемая ярость, нанесение увечий ножом для масла. Замечательно, что обошлись лишь раной.
Сириус дернулся.
— Вы не собираетесь даже ругать этого чертового монстра?!
Приветственная тёплая улыбка Крины превратились в ледяное выражение на её лице.
— Если мой клиент хотел причинить вред на законных основаниях, я не сомневаюсь в его способностях. Возникает вопрос, почему это произошло. Я понимаю, что эмоциональные ситуации могут… влиять на действия, но нанести себе удар ножом — это совершенно нехарактерно.
— Вы думаете, что я был под заклятием, — сказал Том.
Крина слегка наклонила голову, искоса взглянув на Тома.
— Ты уже подозревал это. Отсюда возникает вопрос: кто тебя проклял?
Том свирепо посмотрел на Гарри, и у него появилось очень холодное неприятное чувство в животе.
— Ну, Крина, — мягко вмешался Альбус. — Давайте не будем делать поспешных выводов. Я понимаю, что ситуация довольно напряженная, но не думаю, что кто-то зашёл бы так далеко, чтобы проклинать мальчика.
— Нет, вы не думаете, что кто-то может проклясть его под вашим присмотром, — тихо размышляла Крина, глядя на Альбуса слишком пристальным взглядом. Ее голова слегка наклонилась. — Вы ведь защитили его, не так ли? Нет, вы не были бы таким…слабым в своей одержимости.
Дамблдор ничего не ответил. Гарри заметил, как губы Тома дернулись в подобии улыбки.
— Как бы то ни было, мы отклонились от темы, — продолжила Крина. — И если вы не собираетесь сопровождать меня на работу, я предлагаю обсудить причину, по которой я здесь.
Альбус слегка дернулся от ее слов. Гарри вспомнил, что Крина работала в тюрьме. Видимо, тюрьма с ужасной униформой.
— Том ударил себя ножом, — сказала Крина твердым голосом. — Я уверена, что его действия не были его собственными. Это заставляет меня предположить, что какое-то влияние привело его к этому решению. Конечно, никакой магии не наблюдалось, что и заставляет меня поднять этот вопрос. Насколько я понимаю, член вашего ордена-опытный легилимент.
Лицо Альбуса стало каменным. Он слегка покачал головой, серьезно, несмотря на небрежность его движений.
— Боюсь, что такая возможность недоступна. Том не взаимодействовал ни с одним из наших мастеров ментальным чар.
— Это так, — сказала Крина. Ее пальцы постукивали по кушетке, скрытые мехом. — Гарри Поттер, да?
Сириус застыл рядом с Гарри, низкий, почти не слышный рык вырвался из его горла.
— Э-э, да, — кивнул Гарри, негромко откашлявшись.
Ему не нравился пристальный взгляд Крины. Он не понимал, как Риддл его выдерживает.
— Я слышала о вас только стандартные вещи, мистер Поттер, — заговорила Крина ровным и низким голосом, хотя и риторическим по своей природе. — Во всех смыслах вы совершенно ничем не примечательны, и все же вы бросаете вызов судьбе.
Рука Гарри горела, толстый, похожий на веревку шрам, который извивался между костями предплечья ныл. Он пульсировал и зудел, как и странный тревожный комок в горле.
— Я мало что знаю о вас, — призналась Крина, удивительно признавая свою слабость, — но твоя причастность ко всему этому кажется слишком…сверхъестественной, чтобы быть простым совпадением.
Сириус слегка поерзал, чувствуя постоянную теплоту присутствия и успокоение рядом с Гарри. Мальчик тяжело сглотнул, сумев собрать всю свою храбрость, чтобы быстро выплюнуть:
— Да? Если вы хотите прославиться, то давайте, дерзайте.
— Я уже, — Крина едва моргнула, не реагируя на его выпад. — Том, ты близок с мистером Поттером?
Том улыбнулся пластиковой и фальшивой улыбкой, неправильной и искривленной на его лице.
— Мне бы хотелось увидеть, как его поразит взрывное проклятие.
Гарри почувствовал раздражение. Он поднял подбородок вверх, готовый вернуть его же оскорбление назад.
— Интересно. — разрядила обстановку Крина. — Мистер Поттер, не могли бы вы дать мне согласие на оценку вашего магического резонанса?
Гарри открыл было рот, чтобы возразить, так как понятия не имел, что именно это значит. Может, это какое-то медицинское заклинание? В больничном крыле он получал много таких, но обычно у них не было такого причудливого термина, как резонанс. Нет, это звучало гораздо более серьёзно или, может быть, более неясно.
Сириус слегка подтолкнул его локтем, явно недовольный ситуацией.
— Будет больно?
— Не больше, чем другие известные тебе заклинания, — ответила Крина, потянувшись, чтобы расстегнуть медные пуговицы, скреплявшие ее плащ. Он смялся вокруг ее бедер, открывая гораздо более маневренный кожаный наряд, который выглядел немного более привычным, чем другие вещи. Может быть, Тонкс что-нибудь и надела бы в таком стиле, но Гермиона или Джинни надели бы такую темную кожу только через их труп.
— Гарри, — осторожно заговорил Дамблдор. — Если ты не хочешь в этом участвовать, то в этом нет необходимости. Крина считает, что…каким-то образом ритуал, в котором был задействован Мистер Риддл связал вас. Инцидент с ножом был… моментом нестабильности.
Сердце Гарри громко стучало и этот звук отдавался в ушах.
— Риддл у меня в голове?
— Нет, — резко ответила Крина. — Нет существа или создания, способного проникнуть в твой разум без твоего ведома. Даже заклинания слабы в том, как они действуют. Я хочу выполнить магическое резонансное заклинание, это… как огонь, который подсветит вещи, которых коснулась твоя магия
Гарри неуверенно пошевелился, Том уставился на него дикими глазами с окровавленной повязкой на руке.
— Хорошо, — согласился Гарри, поднимаясь на ноги.
Сириус стоял рядом, успокаивающе похлопывая его по плечу. Крина подошла ближе — щелкая каблуками сапог которые, похоже, были из того же материала, что и обтягивающая кожаная рубашка. При более внимательном рассмотрении этот материал выглядел почти как какая-то…броня.
Крина вытащила свою палочку из чехла на бедре, держа ее аккуратно направленной в сторону от них обоих. Гарри не мог не почувствовать благодарности за это; он не знал, как он будет чувствовать себя с палочкой, направленной между глаз так спонтанно.
— Я собираюсь сотворить заклинание и коснуться твоей груди, — сказала Крина, ее свободная рука ткнула себя в грудь, показывая, куда именно. В центр, около грудины. — Оттуда будет жечь. Это временно, вы можете сесть во время этого, это не влияет на результат.
Гарри медленно кивнул, стараясь не дергаться, когда палочка Крины дважды быстроударила его в грудь. Она что-то говорила с акцентом, глухо и невнятно для ушей Гарри. Он гадал, действительно ли заклинание должно было быть таким или она изменила язык, чтобы уберечь его от ушей на другом конце комнаты, прислушиваюшимся слишком внимательно.
Жжение причиняло боль, но это было не хуже, чем то же падение в квиддиче. Гарри поморщился, откинулся на спинку дивана и подождал, пока яркая пульсирующая боль утихнет. Это было похоже на то, как если бы Рон заснул на его ногах и они затекли, или он проснулся, пролежав всю ночь на своей руке.
Цвета исчезли, появились тонкие туманные очертания и завихрения, похожие на пурпурный туман, который спускался с башни прорицания. Единственное, чего ему не хватало, так это запаха таких же благовоний в воздухе, от которых Гарри всегда чихал.
Глаза Гарри были натренированы замечать золотые блики или не соответствующие цвета. Именно из-за этого он заметил тонкую мерцающую линию, не толще его мизинца. Она была туго натянута, прозрачно-белая или, может быть, немного серая, исчезающая в одном прямом направлении.
Гарри поднял руку, зачарованно наблюдая, как дымчато–голубое облако последовало за ним — как цвет души, которую поцеловал Дементор.
Глаза Крины метнулись вниз, и после нескольких секунд терпеливых взмахов, она заметила тонкую линию. Она смотрела мгновение на нее, прежде чем протянуть руку и нежно провести рукой сквозь облако. Оно рассеялось на секунду и снова восстановилось, образуя тонкое полупрозрачное мерцание.
- Похоже, — тихо размышляла Крина, — у вас двоих есть … магическая связь. Берущая начало из прохода, по которому ты прибыл, Том. Это объясняет навязчивый всплеск твоих эмоций.
Том уставился на маленькое облачко, плывущее по кругу, словно визуальное изображение чего-то вонючего. Том ничего не сказал, когда заметил, что линяя тянется в его сторону — не заметить было невозможно.
Дамблдор погладил подбородок.
— Ну, это не большая помеха, чем та же икота!
Крина что-то бесцветно промычала, еще раз постучав Гарри по груди. Туман начал медленно рассеиваться.
— Может, и так. Теперь, когда мы закончили обсуждение столового оружия, возможно, перейдем к следующей теме.
— Хогвартс, — закончил за неё Альбус.
Сириус яростно запротестовал.
— Ни за что. Смотри, парень ударил себя ножом. Ты же не хочешь, чтобы этот монстр находился рядом с другими учениками …
Крина резко развернулась на каблуках.
— Мистер Блэк, вы осведомлены об основных критериях, делающих вас монстром, хотя бы с психологической точки зрения? Нет? Тогда я убедительно прошу вас прекратить говорить сейчас. Возможно, вы общались с коломедиками или экспертами низкого уровня, но вы не можете лгать и улыбаться тому, кто имеет опыт в искусстве разума, и фальсифицировать оценку состояния. Ярлык монстра — это оскорбление, направленное на людей с расстройствами личности, однако такие расстройства являются по большой части врождёнными. Вы не можете фальсифицировать биологическое отсутствие определенных структур в человеке; и если вы не намерены подорвать или бросить вызов моему авторитету, я смиренно прошу вас заткнуться.
В комнате было тихо, Сириус выглядел совершенно шокированным случившимся. Гарри не смог сдержать небольшой приступ вины, который подступил к горлу.
Том Риддл посмотрел на свою руку, лицо его ничего не выражало, но в глазах мелькало что-то, чего Гарри не мог описать.
***
— Он мне не нравится, — пробормотал Сириус, задевая бедром дверной косяк и хмурясь в сторону лестничной клетки. — Мне не нравится выражение его глаз.
Гарри не мог спорить. Было что-то…он не мог описать этого, что-то в глазах Тома Риддла.
Резкость, жестокость.
— Это не значит, что мы можем заставить его остаться здесь, — пробормотал в ответ Гарри, напряженно прислоняясь спиной к обоям. — Это…никого нельзя так запирать.
Лицо Сириуса дрогнуло, озаряясь пониманием, как бы сильно он это ни ненавидел.
— Черт возьми, я знаю… Это просто…
— Он не причинит мне вреда, — защищался Гарри со слабой улыбкой, — во всяком случае, я тот, кто может одолеть его.
Сириус слабо усмехнулся.
— Вы оба дылды. Тощие маленькие ребята. Думаю, я уложу вас одной левой.
Гарри не мог с этим спорить, но он пригнулся и попытался избежать большой руки, которая схватила его за волосы и взъерошила их. Сириус воспринял это как личный вызов — сделать птичье гнездо на его голове еще хуже — кстати взъерошенный и скрюченный Гарри мог спрятать несколько снитчей в его беспорядке на голове.
Атмосфера отрезвляла осознанием того, что их время заканчивается, как ни отрицай. Часы казалось тикали быстрее, и даже магия не могла это остановить.
Для всех, кроме Тома.
— Я буду скучать по тебе, — тихо признался Гарри, слишком хорошо помня о зеркале, которое Сириус дал ему раньше. — Я пришлю Хедвиг, когда смогу.
Сириус хмыкнул, и этот низкий грохочущий звук словно прошёл через грудь Гарри и отозвался в сердце.
— Не волнуйся, все закончится раньше, чем ты успеешь заметить. Покажи там и всем, ладно?
***
Было что-то смиренное и успокаивающее в высоких башнях Хогвартса, в его силуэте в утреннем тумане, что заставило сердце Гарри сжаться. Он любил Сириуса и его дом, но затхлый запах никогда не казался ему таким желанным, как запах старого пергамента и холодный каменный воздух. Если бы у Гарри был выбор, он прожил бы всю свою жизнь в спокойных стенах своего первого настоящего дома.
С другой стороны, Том Риддл вполне мог обойтись и без этого.
— Это пустая трата времени, — спокойно сказал Том, выглядя раздраженным при виде витиеватого окна кареты, подъезжающей к замку по грязной дороге. Карета задребезжала, переехав через толстый корень — Гарри старался не обращать внимания на чудовищного вида монстра, тащившего ее. Что-то подсказывало ему, что Хагрид запросил новый ассортимент сомнительно опасных зверей.
— Милый вид, — пробормотал Гарри, стараясь не поддаться на очевидную колкость. Том не ответил, но его глаза следили за башнями замка, появляющимися вдали. Даже его обычная маска засранца не могла устоять перед наплывом инстинктивной радости, которую дарил им Хогвартс, распахнув свои ворота с тихим «Добро пожаловать домой».
Карета остановилась, и Гарри быстро выбрался из нее, стараясь держаться подальше от огромного существа, похожего на лошадь.
Том вышел чуть более грациозно, хотя при ближайшем рассмотрении это движение выглядело скорее инстинктивным. Гарри не зацикливался на этом, потому что Том намного чаще ездил в экипажах.
Том постарался отойти от Гарри, оставив между ними чудовищно большое расстояние. Гарри даже отошел ближе к Малфою.
Том рассеянно протянул руку, чтобы погладить толстую, похожую на канаты мускулатуру монстра. Его темная шкура подергивалась под любопытными пальцами, натягиваясь на выступающих позвонках. Гарри не мог не смотреть на это зрелище — разве это не Том отпрыгнул от Луны, едва не закричал «чёртов убийца» от ужаса, но вот он же стоит и небрежно гладит одного из зверей Хагрида?
С другой стороны, Луне, вероятно, тоже понравилось бы это странное существо, так что, возможно, девушка не была хорошим сравнением для кого-то нормального. Насколько Гарри знал, Луна могла быть частью…сфинкса или чего-то столь же странного. Со всеми странными вещами, которые Гермиона с чувством запретного удовольствия читала в этих ведьминых еженедельных журналах сплетен, Луна могла быть следующей величайшей провидицей всех времен, или наполовину эльфийкой, или чем-то столь же нелепым.
— Что ты делаешь?
Гарри поймал себя на том, что задал вопрос неосознанно, наблюдая почти с любопытством за хаотичным действием рук Том. В них чувствовалась какая-то привычка — безразличное успокоение робкого животного. Гарри поймал себя на мысли, относится ли Том к людям с таким же безразличием.
Том ничего не ответил, вместо этого решив быть таким же придурком, каким был обычно. Гарри уже должен был привыкнуть к молчаливому игнорированию, но его никогда не переставало раздражать то, как быстро и небрежно Том отмахивался от него.
— Знаешь, теперь замок может быть другим.
Гарри пошёл следом за Томом.
— Сомнительно.
Том перебил его почти так же быстро.
Гарри ощутил легкий прилив раздражения, которое, казалось, всегда бурлило в присутствии неповторимого, всегда такого нуждающегося в сострадание Тома.
— Ты бы удивился. Два года назад машина влетела в Гремучую Иву.
Том слегка дернулся — совсем не походядящим, но достаточно незапланированным движением, чтобы Гарри понял, что застал его врасплох. По словам Сириуса, Ива была посажена, чтобы охранять туннель через который сбегал Римус. Том ничего не знал ни о дереве, ни о современных возможностях маггловской техники; насколько ему было известно, летающие машины были маггловскими изобретениями.
— Я понял, — сказал Том.
Внутренне Гарри радовался, что застал Тома врасплох и тот даже ответил. Это был один шаг в правильном направлении.
Им удалось подняться по ухабистой полированной дороге, которая зародилась под многочисленными ботинками тысяч студентов. Честно говоря, в этот момент она была такой гладкой и скользкой, что кто-то даже поскользнулся на ближайших блестящих камнях. У них была вся эта магия, и ни одному человеку не пришло в голову поставить ограждение? Или вложить деньги в какие-нибудь мешки с солью, когда ближе к Йолю наступает гололед?
Вид замка был успокаивающим зрелищем, но все же неуютным без постоянного гула и шума студентов. Странно было видеть лестницы безмолвными и стоящими на месте — неподвижными без пассажиров. Том, даже с его колючей внешностью, был успокаивающим теплом, идя рядом с ним.
Они шли по коридорам, несколько портретов бросали в их сторону вопросы. На некоторые Том отвечал приятными улыбками, заходя так далеко, что даже поприветствовал нечетное число из них по имени. Портреты всегда с трудом улавливали изменения и разрывы во времени; некоторые отвечали Тому одинаковыми приветствиями, не зная, что происходило за пределами их деревянных рам.
Большие двери больничного крыла были знакомы Гарри — даже те маленькие царапины, оставшиеся с тех пор, как Фред и Джордж пытались вызволить его с помощью взрывающихся декоративных фруктов в его второй год. Груша каким-то образом наполовину сплавилась с дверью и взорвалась, оставив хороший бугристый след возле левой петли. Все пахло жженым сахаром и укропом ещё многие месяцы.
Двери открылись с легким скрипом, хотя Гарри предположил, что это было больше для эстетики, а не из-за плохого ухода за петлями. Дамблдор всегда любил добавить немного драматичности. Лицо Тома не дрогнуло от пронзительного звука, поэтому Гарри предположил, что даже в его время они скрипели так же.
Больничные койки были пусты, даже крайняя слева, которую Гарри считай объявил своей. На деревянной спинке кровати все еще висел его преображенный трофей скворца, похожий на неясную декоративную горгулью с перьями. Гермиона раздраженно поддразнила его, сказав, что его волосы и так похожи на птичье гнездо — с таким же успехом можно предложить ему птичку в подарок на выздоровление после того, как в прошлом году его чуть не поцеловал дементор. Было лестно или оскорбительно, что памятник Гарри-пострадавшему все ещё был там.
Легкое шарканье, и из одной из задних комнат появилась мадам Помфри с профессионально зачесанными назад волосами под неизменным головным убором. Поразительно, какой чопорной и строгой она всегда казалась, даже когда вытаскивала чернильницу из горла Хаффлпаффца после того, как его друзья заставляли его ее съесть.
— Мистер Поттер! — фыркнул она, на ее губах появилась легкая игривая гримаса. — Надеюсь вы здесь не в качестве моего пациента! Семестр еще даже не начался!
Гарри, не задумываясь, сделал полшага назад, поднимая руки в защитном жесте.
— Эм, не я, мэм.
— Простите, что вот так врываемся, — плавно вклинился в разговор Том, как и положено скользкому ублюдку, которым он и был. — Рад познакомиться с вами, мэм. Я пологаю, что я-причина нашего присутствия здесь. Я думал, что вас уже известили, приношу свои глубочайшие извинения, если это причинит неудобства вашей работе.
Мадам Помфри замолчала, дважды моргнув, прежде чем легкая улыбка на ее лице сменилась более нейтральным профессиональным выражением.
Она сложила руки перед собой, белый и мягкий пастельно-голубой цвета ее мантии только подчеркивали складки и морщины на ее старом лице. Гарри не стал бы называть её заботу материнской, но в ее действиях было что-то явно похожее.
— О, ничего подобного, — заверила медиведьма. — Я работаю здесь в Хогвартсе, и мы принимем всех, независимо от того, какая травма или болезнь вас беспокоит.
Лицо Тома было совершенным, когда оно в движении переходило к открытому веселому выражению. Если бы Гарри не знал мальчика, он бы поверил. Том был похож на боггарта, каким-то образом способного превращаться прямо у тебя на глазах во что-то, что выворачивало твои внутренности и заставляло кричать маленькую часть мозга, отвечающую за животные инстинкты.
— О, спасибо, мэм.
Том поклонился, прижав руку к груди в свободном расслабленном жесте, который ничего не значил для Гарри.
Очевидно, он что-то значил для мадам Помфри, которая с каждой минутой все больше поддавалась на его притворную нежную вежливость.
— О, ничего подобного, — сказала мадам Помфри. — Я уже приготовила тебе комнату. Я слышала от Альбуса, что у тебя, кажется, есть заболевание? Что может потребовать постоянного медицинского вмешательства при спайках?
Том едва моргнул глазом.
— Похоже на то. Я полагаю, что вся соответствующая документация была заранее прислана с совой, мэм?
Мадам Помфри облизала один палец, прежде чем прошаркала к ближайшему шкафу, перелистывая различные кремовые и желтоватые папки, прежде чем вытащила стопку пергаментов, соединенных чем-то вроде заколки.
— Кажется, все в порядке, мистер Риддл. Я вижу, что вам требуется… О боже, целый набор прививок.
Улыбка Тома не дрогнула, он сумел слегка передернуть плечами в нерешительном жесте — что Гарри мгновенно истолковал как робость, но его навыки чтения тела и его мозг очень настойчиво говорили ему обратное.
— А, — понимающе кивнула мадам Помфри, — одна из тех семей. Не беспокойся, дорогой. Мы со всем этим разберемся в ближайшие дни. Твоя комната-одна из самых больших палат, которые у меня есть, и, боюсь, обычно они используется только в качестве изолятора. Это не так уж много, но я попыталась подключить ее к оборудованию, которое у меня здесь есть.
Гарри просунул голову внутрь, когда медиведьма проводила их в одну невзрачную дверь, расположенную рядом с декоративным резиновым растением. Гарри предположил бы, что это чулан, если бы Гермиону не поместили в одну из этих изолированных комнат на несколько дней после несчастного случая с оборотным зельем.
Комната была маленькой, явно отремонтированной, чтобы казаться более уютной, но даже так невозможно было скрыть все медицинские отличительные знаки. Случайная раковина у двери, небольшие щели в стене для какого-то устройства, маленькая кровать, вмонтированная в пол, и огромное количество света.
Стало получше, с маленькими ковриками и гобеленами. Даже висела небольшая картина, на которой был изображен успокаивающе журчащий ручей, у окна — которое, Гарри знал, нельзя открыть.
— Я связала комнату с уборной в крыле лазарета, — извиняющимся тоном сказала мадам Помфри, — это, конечно, общественный туалет. Я бы не советовала держать туалетные принадлежностей внутри, но дверь соединяется с задней частью вашего шкафа.
— Большое спасибо, мадам.
Том вздернул подбородок-еще один небрежный старомодный поклон в знак уважения. Гарри не совсем понимал это, но мадам Помфри посмотрела на Тома довольно нежно.
Гарри боялся, что к тому времени, как начнутся занятия в школе, он полностью обведет ее вокруг пальца.
— Боюсь, у вас нет доступа к моим медицинским документам и другим инструментам, которыми я пользуюсь.
Выражение ее лица стало каменным и твердым. А может быть, она не попадётся на его удочку.
Том умудрился изобразить шок, как будто такая идея была очевидна.
— Я полностью понимаю и ценю вашу работу, мне бы не хотелось злоупотреблять доверием и состраданием, которые вы уже так самоотверженно оказали.
Ну и придурок, подумал Гарри.
— Боюсь, мне придется провести обязательную оценку вашего состояния, — слегка поморщилась Поппи, — в связи с характером вашего пребывания здесь, по закону я обязана проводить ежемесячную оценку изменений в вашем физическом и психическом состоянии.
Том не выглядел встревоженным.
— Ну конечно, мадам. Я полагаю, что исходные данные моего состояния уже установлены, но, если вы предпочитаете, мне удобнее было бы находиться под вашим крылом и в вашей власти.
Мадам Помфри вспыхнула, глаза ее сияли от облегчения.
— Ты просто глоток свежего воздуха. Я уже и забыла, каково это-иметь хоть раз компетентного пациента.
— Эй! — Гарри не мог не ощитиниться. — Я замечательный пациент!
Помфри сердито посмотрела на него, стараясь не улыбаться ласково.
— Конечно-конечно, мистер Поттер. А теперь идите, я думаю, декан факультета ждет вас в башне!
— О, — Гарри моргнул, внезапно осознав, — подождите, а на каком факультете будет Том?
Том слегка дернулся, бросив острый ядовитый взгляд за спину Поппи. Ведьма приняла более профессиональную позу, сцепив руки ладонями перед собой.
— Том — пациент медицинского центра, что в соответствии с критериями Хогвартса является нейтральным местом для факультетов. Тома не будет ни на одном факультете, и он будет распределен по разным курсам, поскольку директор лично составил его расписание. Это, конечно, освобождает его от участия в любых командах по квиддичу или помощи в Кубке Школы.
Том, по мнению Гарри, не выглядел слишком расстроенным этой информацией.
— Однако, — продолжала Поппи, — у Тома нет декана.
Гарри дважды моргнул.
— Э-э, так и…
Поппи закатила глаза и ушла, прихватив бутылку дезинфицирующего средства и несколько чистых тряпок. У неё, казалось, были дела поважнее, и Гарри не был достаточно расположен к опасностям, что бы беспокоить ее. Он в любой день может сразиться с трехголовой собакой, но отвлекать мадам Помфри? Нет — Гарри до сих пор помнил вкус костероста.
— Ты, кажется, не слишком расстроен всем этим, — обратился Гарри к Тому.
Том одарил его ядовитым взглядом.
— Мне не о чем беспокоиться. Соглашение позволяет мне действовать независимо от учебной программы Хогвартса.
— Это значит, что тебе не обязательно ходить на зелья со Снейпом? — спросил Гарри, вскинув брови. Он заплатил бы деньги, лишь бы увидеть, как Том сопротивляется колючему языку Снейпа или мерзкой физиономии Малфоя. — Везучий ублюдок.
У Тома слегка дернулся глаз, хотя точно определить причину было невозможно.
— Твой друг, как я понимаю?
Гарри вздрогнул, резко отпрянув назад. Легкий блеск удовлетворения в глазах Тома дал Гарри понять, что он сделал это нарочно.
— Скользкий мерзавец.
— Как скажете, леди, — глаза Тома почти горели от количества грубого восторга при этом обмене. — Или мне называть тебя как-то иначе? Девчуля? Телка?
— Что? — пролепетал Гарри, не совсем уверенный, как реагировать, особенно на внезапную лирическую, почти рифмованную дрожь в голосе Тома при произношении этого ужасного кокни опять.
— Ой, завали, ходячий кошмар — протянул Том, почти напевая, что показалось ему очень странным. Это напомнило Гарри о том времени, когда Дадли проходил через тот период, когда думал, что классика это круто — он купил дизайнерскую куртку-бомбер, зализал волосы и заставил дядю Гарри купить ему винтажный проигрыватель, чтобы слушать серьезные альбомы.
Гарри почувствовал, что пытается включить мозги — как сломанная машина, заблудившаяся в Запретном лесу. Где-то в глубине его черепа совесть давила на сцепление, пытаясь заставить шестерни выровняться с ужасным скрежетом.
— Что? — прохрипел Гарри, и Том ухмыльнулся, как черепаха.
— Не напрягайся.
Том почти замурлыкал, все его тело и тон сменились чем-то еще более пугающим для Гарри. Не острый и не хищный — как тогда, когда нож для масла проткнул его руку. Тогда у Тома были одни оскаленные зубы и сверкающие белки глаз.
Это был контраст, полная противоположность с прошлой ситуации. Антитезис. Губы его рта были изогнуты в простой улыбке, глаза были полуприкрыты, но все еще остры и темны.
Гарри не нравился этот Том, как он облачался в новый слой, укрываясь им словно плащом. Заворачивал себя в слои, как луковица. Или как роза, если Гарри хотел выразиться метафорически, по крайней мере, у роз были шипы и они — если смотреть в более широком смысле вещей — были абсолютно бесполезны.
— Не скучай по мне слишком сильно, — проворковал Том, кружась и неторопливо удаляясь в свою изолированную комнату. Гарри надеялся, что Том подхватит грипп, живя там. Или чуму.
По другую сторону двери лицо Тома дрогнуло и скривилось с таким же отвращением, как от особенно сильно зудящего солнечного ожога. Он вздрогнул, пытаясь избавиться от кислого привкуса во рту.
Комната была достаточно хороша, это послужит его цели. Больше, чем комнаты, к которым он привык, более изолированная, но и более уединенная. Постоянный надзиратель в его камере, но надзиратель, который пока ничего не замечал.
Чемодан Тома и его вещи были уже там, аккуратно спрятаны под маленькой койкой. Менее удобная, чем его старая кровать в слизеринских подземельях, но гораздо более удобная, чем шерстяной спальный мешок на разбитом булыжнике.
Он выдергивал книги, складывая их на посредственную хлипкую книжную полку, предложенную для его удобства. Очевидно, там раньше хранились медицинские принадлежности: мыло, перчатки и тому подобное. Если Тому повезет, он может найти кусок желтого блока щелочи где-нибудь под открытым трубопроводом. От такого мыла у него появлялись синяки на костяшках пальцев, а кожа становилась желтой и вонючей.
Книги были сложены стопками, выставлены и расставлены в порядке по темам, а не по названиям. Различные концепции, а также два журнала, которые ему удалось купить, чтобы заполнить свои мысли. Пусть они прочитают эти книги и просмотрят его записи, когда неизбежно придут обыскивать его комнату в поисках подозрительных вещей. Скоро ему придется искать тайник.
До тех пор больничное крыло было лучшим местом, где Том мог спрятать незаконные зелья сна без сновидений. Ничего страшного не было в большом количестве поступающих студентов; сезон гриппа все равно приближался. Из того, что Том узнал, война была особенно жестокой, кошмары будут обычным делом.
Толстые фиалы, которые у него были, выглядели довольно подозрительными, он признавал это, но Том был не чем иным, как умным и с быстрыми руками. Выхватывать пустые флаконы и бутылки было проще, чем выхватывать кошельки с монетами или талоны на еду. Чистить их было еще проще с раковиной в его комнате.
Том бывал и в худших ситуациях: был поражен болезнью или вскрывал зараженные волдыри раскаленными иглами.
Он мог легко выжить; учебный год для него ничего не значил. Отсутствие союзников приводило в замешательство, как и ряд новых учителей, которых он должен был изучить и очаровать всего за несколько месяцев. Он мог это сделать, но стресс и беспокойство от его работы уже давили на него. Это заставляло его голову глухо пульсировать, далекая головная боль уже назревала на горизонте.
Не говоря уже о том, что его суставы все еще болели от растовых болей из-за предписанных питательных зелий, борющихся с его недоеданием и анемией одним махом. Том не удивился бы, если бы к октябрю у него перестали выпадать волосы и налились щеки. Может быть, тогда исчезнут и маленькие безболезненные черные язвы на его бедрах. Появившиеся давно, после того, как впервые появились зелено-желтые синяки в форме пальцев.
========== Аb absurdo* ==========
Комментарий к Аb absurdo*
*букв. “от нелепости”; от абсурда. Используется для утверждения, что тезис в аргументе является ложным из-за его абсурдности.
От автора:
Глава в которой Том в школе и каким-то образом спасает положение.
Семестр начался с привычного шума и суеты, которым наполнились теплые стены Хогвартса. Было немного странно находиться в его коридорах до приезда других студентов, видеть портреты тихими и дремлющими, когда он проходил мимо по протертым коврам.
Конечно же, все изменилось, когда большой красный поезд, выпуская дым и гуля, словно выкрикивая приветствие, показался из-за цепочки гор. Гарри бежал в разномастных носках и развязанных ботинках всю дорогу до станции, смеясь и спеша поприветствовать
друзей и семью.
Гермиона и Рон мгновенно нашли его, хотя узнать его определенно помогло яркое белое оперение Хедвиг. Большая птица проворковала свои приветствия, дразня и хватая Джинни за волосы, в то время как девочка обняла Гарри.
— Мы беспокоились за тебя! — сказала Гермиона, широко улыбаясь. — Все прошло нормально?
— Абсолютно идеально, — Гарри не смог сдержать улыбки — чудесная атмосфера этого места была так заразительна.
Первокурстники с широко раскрытыми глазами поплелись к лодкам. Остальная часть толпы начала медленно, неуклюже спускаться вниз от платформы, группами ожидая больших безлошадных экипажей. По крайней мере, в памяти Гарри они были безлошадными, но мысленный образ Тома, небрежно поглаживающего по шее животное, все еще был слишком ярким.
Он взглянул на зверей с легкой гримасой. Он не хотел испытывать удачу, и находится слишком близко к большим теплым животным. Они все еще нервировали его; то, как они выглядели слишком напоминало магловские представления об ужасах и гротескных образах, чтобы когда-либо выглядеть чем-то внушаюшим доверие. Они были безволосыми, кожа словно чёрный плащ, обтягивающий каждую кость, как когда тетя Петуния разогревала что-то в микроволновке в полиэтиленовой пленке. Оно всегда получалось словно запечатанным — весь воздух словно высосан изнутри — и излучающим почти видимое тепло.
Гермиона даже не взглянула на них, Рон тоже. Голова ближайшего животного слегка наклонилась, глядя на Хедвиг, сидящей на голове Гарри, молочно-белым глазом.
— Итак, э-э … — Гарри сделал паузу, зная, что эти существа не были воображаемыми, так как Том так любезно просвятил его раньше. — Вы видите больших лошадей или это только я?
Гермиона бросила на него быстрый взгляд, забираясь в экипаж. Если она и предполагала, что он совсем потерял рассудок, то его вопрос мало чем доказывал обратное.
— Приятель, там ничего нет, — заметил Рон, сочувственно похлопав Гарри по плечу.
— Не доставай его слишком сильно, — Джинни показала ему язык. — Мерлин знает, как действует на человека неделя, проведенная с ним. О! Луна! Сюда!
Из темноты со стороны вокзала выпрыгнула маленькая блондинка. У нее в руках была свиная клетка — маленькую сову, сидевшую в ней, похоже, слегка укачало из-за её счастливых скачков.
— Вот ты где, Джинни, — ее глаза были слегка затуманенными, а голос спокоен, чего не скажешь о позеленевшей птице. — О чем вы все говорите?
— Лошади! — указал Гарри, пытаясь найти какую-нибудь нейтральную тему. Меньше всего ему хотелось иметь еще одну странную скрытую связь с Томом, на этот раз проявляющуюся в виде изможденных поездок на пони. — Они их не видят!
Луна любопытно моргнула и посмотрела на переднюю часть кареты. Трудно было сказать, была ли она озадачена, или это было просто выражение покоя на ее лице.
— Ты имеешь в виду фестралов? С ними что-то не так?
— Фестралы, — повторил Гарри, прежде чем повернуться к Гермионе с выражением торжества на лице, — фестралы.
Гермиона открыла было рот, чтобы тут же с раздражением закрыть его. Луна, к счастью, казалось, не замечала забавной атмосферы в карете, которая медленно катилась к замку.
***
В холле горели факелы, отражаясь от беззвездного потолка тёплым мерцанием. Вместо звезд плавали свечи, действуя как импровизированные созвездия, которые составляли из них призраки Хогвартса, казалось, находя в этом большое удовольствие. Гарри заметил, что другие ученики, проходя мимо него, склоняли головы, перешептываясь. Он не обращал на них внимания и в глубине души жалел, что не может забыть обо всем так же легко, как Том.
Луна отошла от них, найдя свое место за столом Равенкло. Джинни тоже отправилась в компанию к своим однокурсникам.
Гарри занял свое место где-то между Невиллом и Роном, но сквозь гул множества учеников он уже отчетливо слышал знакомый смех Лаванды. Было приятно знать, что девушка уже начала свои привычные сплетни. Казалось, будто и не было долгих каникул.
Хагрида за учительским столом не было — его крупную фигуру трудно не заметить. Это было очевидно, независимо от того, сколько раз Гарри пробегал глазами по всему преподавательскому столу. Полувеликан отсутствовал, а вместо этого рядом с Дамблдором сидит, казалось, чья-то тетя.
Ну, возможно, это и есть чья-то тетя. На ее лице была улыбка, выглядевшая настолько натянутой, что казалась приглаженной утюгом — как те люди в журналах, над которыми всегда насмехалась тетя Петуния. Ее щеки были розовыми и пухлыми, но Гарри сомневался, что кто-то мог добиться такого цвета естественным путем. Приземистые, короткие вьющиеся каштановые волосы. Она слегка напоминала Гарри довольную мышку, только в тошнотворном ярко-розовом халате.
Гарри не узнавал ее, но когда она сделала глоток из своего кубка, он быстро поправил свое предположение, что она похожа на мышь — скорее на жабу.
— Кто эта женщина? — спросил Гарри, достаточно умный, чтобы не ткнуть пальцем. Гермиона наклонилась, хмуро глядя на нее.
— Не знаю, скорее всего, новый профессор защиты.
— Отличный кардиган, — прокомментировал Рон.
К ним присоединились первокурсники, и, несмотря на то, что Гарри знал заранее, он почти ожидал, что Том войдет вместе с ними. Его рост затмил бы напуганных детей, хотя его постоянный хмурый вид в сочетании с заостренной шляпой на голове, возможно, компенсировал бы это. Глядя на стол для преподавателей, он заметил, что Дамблдор выглядел почти готовым рассмеяться; Гарри подумал, думал ли этот человек о том же самом.
Гарри вытянул шею, пытаясь разглядеть мальчика. Дамблдор вряд ли сделал бы объявление и привлек бы внимание к положению Тома, но это и не было секретом. Деканы факультетов, вероятно, упомянут об этом после пира, но даже в таком случае Том должен быть где — то в зале.
— Я уже посмотрела, — тихо пробормотала Гермиона, озираясь по сторонам. — Его здесь нет.
Рон не заметил их волнения, вместо этого он оказался втянут в жестокую схватку между куриной ножкой и его зубами.
Студенты насытились и медленно начинали более активно общаться друг с другом. Как только уровень шума в зале начал медленно ползти вверх, а разговаривающих ртов стало больше чем жующих, Дамблдор встал из-за стола. Разговоры мгновенно смолкли.
Стандартная речь вначале семестра — уже обыденная процедура, которую Гарри научился практически автоматически игнорировать. Ему следовало бы составить список правил и предписаний, отметив те, что он успел нарушить до сих пор. Вторгся в запретный коридор, напал на учителя, зашел в Запретный лес, что бы остановить оборотня, хоть и без особого успеха.
Гарри отметил, что незнакомая женщина встала и прервала директора.
— О Боже, — сказала Гермиона.
Голос женщины был высоким, хриплым и немного писклявым. Было странно, что она похожа на жабу — и с таким высоким напряженным тоном. Скорее, Лягушка-бык, с дурацкой помадой и одеждой, которая заставляла даже серебристую мантию Дамблдора выглядеть приемлемой.
Она прочистила горло с легким «кхе-кхе», и Гарри кивнул. Определенно жаба.
Он заметил, что она закончила говорить, только когда Гермиона громко ахнула. Его внимание к её речи угасло, как будто уши переключились на неправильный канал телевизора и больше уже не переключались обратно. Несколько студентов уже давно игнорировали ее — Лаванда вернулась к своим сплетням.
— Это было ужасно, — тихо сказала Гермиона. — И это многое объясняет.
— Ты её слушала? — спросил Рон, его глаза помутнились, как у Луны в обычный день.
— Эта женщина — чиновница из Министерства, — выпалила Гермиона. — Это означает, что Министерство теперь вмешивается в дела Хогвартса. Они начинают лезть не в свои дела или, может быть, боятся и хватаются за власть.
Гарри посмотрел на нее и перевел взгляд на лицо женщины — Амбридж. На аккуратно подколотые волосы и накрашенные щеки. Выражение ее лица никогда не менялось. Пластмассовое и отрепетированное. Она напоминала ему тетю Мардж, но не совсем. Что-то подсказывало Гарри, что у этой женщины не было собаки, но она сама была собакой. Какое-то инстинктивное чувство неправильного, когда он смотрел на неё, заставляло Гарри низко склонять голову и избегать её взгляда. Он никогда не чувствовал себя так в Хогвартсе. Словно он не в своём доме.
Вокруг стало шумно — Дамблдор отпустил учеников. Все вскочили, даже Гермиона, которая выглядела немного взволнованной всем этим.
Они ушли, бросившись за растерянными первокурсниками, чтобы показать им дорогу к башне. Гарри не смог сдержать нежной улыбки при виде маленьких детей, бегающих вокруг с большими шляпами на голове. Они напомнили ему дорожные конусы.
Он знал, что должен быть раздражен новыми обязанностями Рона и Гермионы, но он уже смирился. Пусть они и префекты, но Гарри получил свою неофициальную обязанность. У него не было ни модного значка, ни привилегий, но у него был один человек, которого он должен был каким-то образом убедить не устраивать массовые убийства.
«Если не получится, — устало подумал Гарри, — я мог бы одолжить несколько первокурсников. Использовать их, чтобы перенаправить движение.»
Гарри, пребывая в своих блаженных грезах, взвизгнул, как Хедвиг, когда кто-то схватил его за руку и выдернул из потока учеников.
Они остановились недалеко, как раз не доходя до площадки первой лестницы. Место казалась уединенным, хотя они были на виду почти у всей школы. Звуки и голоса были направлены в одну сторону, оставляя лестничную площадку приглушенной и тихой.
Том молча уставился на него.
— Где ты был? — тут же выпали Гарри. — В Холле?
Лицо Тома не дрогнуло, ни один волосок не растрепался на его драгоценной маленькой головке.
— В задней комнате.
Гарри знал эту комнату, ту самую, где собирались чемпионы после того, как их выбрали. Это было небольшое помещение, но снабженное столами и маленькими стульями для персонала, который не хотел сидеть за учительским столом. Скорее, это было подсобное помещение или склад, но оно все еще вызывало достаточно яркие воспоминания в памяти Гарри.
— Значит, ты слышал эту речь? — спросил Гарри с легким любопытством.
Гермиона была немного взволнована новой женщиной, было бы интересно узнать личное мнение Тома по этому вопросу.
Затем Гарри по-настоящему посмотрел на Тома.
В резком тоне Риддла было что-то такое, что показалось Гарри странным.
Маленькие, едва уловимые движения тела, которые контрастировали с его образом. Гарри знал язык телодвижений — он далеко не так хорошо разбирался в людях, (хотя для того же Рона это вообще было из разряда невозможного), но самые простые вещи он мог определить. Едва заметные подрагивания и подергивания пальцев. Обманный способ, которым можно было отвлечь глаза собеседника, и говорить тише, чтобы избежать внимания кого-то другого. Гарри не видел такую реакцию уже очень давно, только её измененную форму у Невилла, который заикался от беспокойства и обожания к своей строгой бабушке. Он сам почувствовал тоже самое, совсем недавно. Под взглядом женщины с глазами-бусинками, которая сейчас, очевидно, проводила проверку Хогвартса.
Тут было другое, потому что Гарри не заблуждался в вопиющем отвращении Тома к ним всем, но здесь, в Хогвартсе, Риддл вел себя так жутко покорно и спокойно, что Гарри подумал, было ли это его естественным состоянием. Словно он крадется на цыпочках по минному полю с едва сдерживаемой улыбкой, зная, что, хоть другие и будут разорваны на части, он будет в полном порядке.
И Гарри не мог считать это чем-то неправильным. И это было самое худшее для Гарри — что он никак не мог заставить себя забыть. В этом была непристойная небрежность, вежливость по отношению друг к другу, основанная на признании того, что некоторые люди, по-видимому, заслуживают того, чтобы быть немного более пугливыми, чем другие.
Иногда, когда Снейп говорил с Гарри своим резким сухим тоном, лениво растягивая оскорбления, от которых попахивало летними каникулами, Гарри приходилось прикусывать язык, чтобы не пробормотать в ответ: «да, тетя Петуния».
Гарри не знал как объяснить Рону или Гермионе как это бывает. Как иногда взгляд, брошенный на тебя кем-то, заставляет почувствовать горечь мыла или жалящий удар ладони по коже. Том, однако, не сказал абсолютно ничего, но за него это сделали каждое подергивание и каждый пустой взгляд, кричащие Гарри, как тетя Мардж кричит Рипперу, лежать, мальчик!
Гарри заранее не взлюбил Амбридж, хотя большая часть ее политического жаргона прошла мимо его понимания. Дело было даже не в ее внешности и не в самодовольном выражении лица, а в том, как пара часов, проведенных в Большом зале, вернули Гарри к этим, казалось, похороненным моментам. То, как, пусть и косвенно, они оба ждали укуса линейки по костяшкам пальцев или жжения от ладони на лице.
Гарри гадал, чувствует ли это и Невилл, или его мутировавшая смесь искренней любви и суровых ударов наотмашь нанесла ущерб его собственному восприятию.
Том слегка повернулся, сместив их так, что они оказались спиной к толпе студентов, поднимавшихся по лестнице. Шум приглушился еще чуть-чуть, еще один слой к этому странному личному моменту между ними.
Гарри не нравилось, что что-то в служащей Министерства могло беспокоить Тома (или все, возможно) до такой степени.
У Гарри уже был неприятный опыт общения с Министерством — и из-за Сириуса, и из-за Седрика. Это была не та организация, которую он особенно любил или которой доверял, как оно само явно хотело от своих граждан. Учитывая пропагандистский бред, который Рита Скитер вкинула в «Ежедневный пророк», Гарри был слишком скептично настроен, чтобы принимать любые слова за чистую монету. Он гадал, говорит ли это его собственная паранойя, или его инстинкт самосохранения наконец-то поднял голову из песка, дабы бороться с его собственными безрассудными наклонностями.
(Очевидно, его репутация говорила сама за себя.)
— Не доверяй ей, — заговорил Том тихим и необъяснимо хриплым голосом. Его рука на руке Гарри напряглась еще сильнее, сломанные обломки ногтей впились в рукав, оставляя на коже крошечные лунные отметины. — Женщине из Министерства.
Гарри даже не понял, что Том не отпустил его. Вместо этого его хватка только усилилась.
— Амбридж? — тупо спросил Гарри, потому что больше никто из присутствующих не вызывал у него этого неправильного чувства. Смутное чувство хищного ликования, исходящее от неё вызвало уверенность в том, что она сможет и разорвет их всех на части. Кроме того, она была единственной странностью за весь пир.
— Она помощник министра, — продолжал говорить Том низким, но быстрым голосом. Гарри знал, что не сможет воспроизвести и несколько слогов в его уникальном ритме. Историки, вероятно, заплачут, услышав это. — Такого положения нельзя добиться только лишь стоя на коленях.
Гарри почувствовал, как его лицо покраснело от пренебрежительного намека. Том проигнорировал его и продолжал говорить с пустым лицом, глядя вперед. Гарри понял, что вряд ли кто-то еще заметил их разговор.
— Политическое чудовище, не из тех, кого можно… Перелетать на метле. Эта женщина кажется просто неприятной, но при ее нынешнем положении и власти очень мало тех, кто сможет ей помешать, и ещё меньше тех, кого она не сможет достать. Она может разрушить тебе жизнь, если ты ей позволишь.
— Откуда ты это знаешь? — не удержавшись, спросил Гарри. Его мозг немного плавился от того, как быстро все обострилось. — Что она — проблема?
— Они всегда такие, —сказал Том неопределенно и загадочно. — Если тебе предстоит пройти через ад, продолжай. Эта женщина из Министерства не должна быть здесь. Она заставит тебя пройти через ад и будет ждать твоего сотрудничества. Не позволяй ей, не превращайся в овцу.
Гарри попытался вспомнить, где он слышал это выражение раньше и почему Том так яростно выплюнул его, словно оно было отравой на его языке.
— Ты ее знаешь?
— Нет, — Том резко отмахнулся. — Но я знаю таких, как она.
Он отпустил его руку, сделал несколько шагов, плавно влился в поток студентов и исчез.
— Придурок, — сказал Гарри.
***
История магии была самым невыносимым предметом, который преподавали в Хогвартсе. И это включая зельеварение. Зелья, по крайней мере, если повезет, вырубят тебя прежде, чем начать пытать. Войны гоблинов не знали пощады.
Только Гермионе удавалось сделать записи, которые были очень востребованным товаром, и вероятно, могли положить конец таким гоблинским войнам. Гарри задался вопросом, была ли у гоблинов такая же система связи, или все войны были результатом плохого управления информацией по конверсии луковицы тюльпана к золоту.
Сегодня гриффиндорцы решили на полтора часа окунуться в заманчивую дымку сна под царапающие звуки пера Гермионы. Та бросала на них осуждающие взгляды, но в конце концов цифры победили и заставили ее лихорадочно писать конспект.
Настроение упало еще больше, когда гриффиндорцы спустились в подземелья, пытаясь пережить первые два часа этого года в прекрасной компании Снейпа. Он не стал ни бодрее, ни веселее, хотя такое было бы даже удивительнее, чем если бы он увидел сальноволосового мужчину, ухаживающим за единорогом. Гарри почти обрадовался перспективе того, что после этого года ему больше не понадобится изучать зелья
Обед был обычным делом, пастуший пирог и густая подливка. При там темпе Гарри не был уверен, что уедет на рождественские каникулы без новой пары брюк.
Несмотря на все, Гарри не мог не задаваться вопросом, как там поживает Том. Гарри не знал всего о положении мальчика, но понял, что тот будет учиться независимо от каких-либо классов, связанных с факультетами. Гермиона, вероятно, понимала эту систему лучше, но Гарри застрял на Прорицаниях с Роном.
Профессор Трелони закончила объяснение чего-то, драматично взмахнув рукой в инсценировке перелистывания страниц. Гарри устало открыл назначенный материал, чтобы просмотреть введение «Оракула снов».
— В этом нет смысла, приятель, — Рон вздрогнул, прищурившись глядя на картинки в книге, которые были лишь ненамного понятнее, чем груды чайных листьев. — Я знаю, что прошлой ночью мне снился полет. Значит ли это, что я убегаю от своих проблем?
Гарри пожал плечами, продолжая листать страницы.
— Может быть, венгерская хвосторога погонится за тобой. Судьба и все такое.
— Я чертовски надеюсь, что нет, — содрогнулся Рон, все равно записывая это на пергаменте. — А как ты, приятель? У тебя были в последнее время какие-нибудь странные сны?
Гарри нахмурил брови. Он не собирался ни с кем делиться своими снами — ни теми, что повторяли события на кладбище. Он уже достаточно хорошо знал, что это значит; ему не нужна была старая книга, говорящая ему, что за ним гонится великое зло.
На него снизошло вдохновение, и Гарри задумчиво кивнул.
— Вообще-то да. Несколько недель назад мне приснился очень странный сон. Кажется, это были петарды, — сказал Гарри. — Или что-то в этом роде. Может быть, взрывные карты, ты и Близнецы не играли в них, когда я спал, верно?
Рон выглядел немного озадаченным.
— Нет, мама избавилась от нашей колоды. Не думаю, что там, где мы…э-э … останавливались, были какие-либо петарды.
— Хм, — Гарри пожал плечами, и Трелони, конечно же, все услышала.
— О! — хрипела она, словно нуждаясь в чистом воздухе, а не в словах. — Что говорят тебе твои сны, мой мальчик?
Рон быстро отскочил назад, заставив Трелони моргнуть большими букашечьими глазами, глядя на него.
— Э-э, — мысли Гарри рассеялись, — э-э…в-взрывные проклятия? Или…э-э … фейерверк?
Трелони кивнула так быстро, что ее сережки зазвенели, как маленькие кошачьи игрушки.
— И? А что еще, дитя мое?
Гарри беспомощно пожал плечом.
— Атмосфера! Этот запах! — продолжила Трелони, размахивая руками, рискуя ударить Гарри по носу. — Какой запах! Как же это пахло?
— Я не знаю! — тревожно выпалил Гарри. — Дым! Пыль! Ну, вы знаете, как от разрушенного здания!
Трелони пробормотала что-то, похожее на мурлыканье побитой кошки.
— И какие чувства, мальчик!
Холод. Пустота. Изоляция и испуг — достаточно, чтобы Гарри дернулся так сильно, проснувшись, что упал с кровати. Так он запомнил свой сон — странный, но тревожный. Он напугал его, заставил вспотеть и продрогнуть до костей, несмотря на летнюю жару.
Трелони обиженно усмехнулась, когда Гарри замолчал. Она пританцовывала, перейдя к Невиллу, который был на середине какой-то большой истории о своей бабушке и больших стеганых ножницах.
— Ну и бред, — пожаловался Рон, собирая вещи, прежде чем они начали спускаться по ступенькам. — Думаешь, она когда-нибудь оставит тебя в покое?
— Только не при моей жизни, — сказал Гарри, надеясь, что странное жуткое ощущение, о котором напомнил сон, оставит его в покое.
Этого не произошло, даже когда они вошли в класс защиты от темных искусств. Они нашли профессора Амбридж уже сидящей за учительским столом, в том же розовым вырви глаз одеянии, что и накануне вечером.
Класс заполнился учениками, Гермиона похлопала их по плечам, когда они сумели таки найти парты рядом друг с другом. Класс молчал, не зная, как себя вести в присутствии незнакомого учителя.
В кабинете нарастала скука, и странное тяжелое угнетение, которое Гермиона редко видела, и мелкая обида поднимала дыбом ее курчавые волосы.
Гарри находил это занимательным, Гермиона никогда раньше не пренебрегала чтением — особенно когда это было заданием. Она сидела, выпрямив спину и неподвижно, вытянув рук вверх. Она смотрела прямо на профессора Амбридж, лицо ее было спокойным и невозмутимым.
Профессор Амбридж выглядела такой же решительной.
Через несколько минут большая часть класса уже смотрела на Гермиону. Вступление, которое им всем было поручено прочитать, было настолько скучным, что они находили почти извращенное ликование, глядя на непоколебимую решимость Гермионы. Поистине, вдохновение.
Чуть больше половины класса смотрели на Гермиону, а не на книгу, когда дверь в кабинет открылась.
Если бы они делали что-то захватывающее, например, наблюдали за тем, как растет трава, они, возможно, не заметили бы этого. Двери издали тихий щелчок и мягкое скольжение петель. В отчаянии, половина класса нетерпеливо повернула шеи. Гарри гадал, избавит ли их гость от страданий.
Ой, ой, может быть, Том и избавит.
— Простите за вторжение, — сказал Том ровным и четким голосом. Почти монотонно, если не считать чего-то в его голосе, что Гарри не мог идентифицировать. Обычно он не восхищался уникальным голосом и каденцией Тома, но в этот момент Гарри чуть не плакал от счастья от возможности развеять атмосферу в классе, попахивающую наполнителем для кошачьего туалета.
Лицо Амбридж не помрачнело, что свидетельствовало о том, что вопрос Гермионы раздражает её гораздо сильнее.
— Ничего страшного, — голос профессора Амбридж был болезненно сладким. — Я бы попросила вас приходить в класс в положенное время впредь, чтобы не вызвать у меня сильного недовольства.
Том не замешкался ни на секунду, спокойно проскользнув за незанятую парту в дальнем конце класса. Лаванда, сидевшая сейчас рядом с ним, казалось, вот-вот упадет в обморок.
— Разумная просьба, — продолжал Том. — Однако я не принадлежу к этому классу. В настоящее время я изучаю возможность потенциальной курсовой работы, и я тут, чтобы определить, будет ли посещение ваших уроков полезной тратой времени. Благодарю вас за гостеприимство, мадам. Кажется, у вашего студента тоже есть вопрос.
Гермиона многозначительно пошевелила пальцами в воздухе.
— Ух ты, — подумал Гарри с отстраненным весельем. Теперь он очень, очень хотел, чтобы Том присоединился к их классу надолго.
Амбридж выглядела ошарашенной, и даже Гермиона выглядела искренне удивленной их невероятным ангелом мести.
— Понимаю, — отрезала профессор Амбридж, голос ее стал резким, когда из него исчезла фальшивая вежливость. — Я уверена, что вы найдете этот курс более чем полезным по вашим меркам, Мистер…?
— Риддл, — ответил Том мгновенно, почти отрепетированно. — Благодарю вас за столь теплый прием. Не могли бы вы ответить на мой вопрос о целях вашего курса — я просто ещё один любопытный студент для нашего нового уважаемого профессора. Если нет, то я, конечно, все понимаю.
О, Том был хорош.
— Ну что ж, Мистер Риддл, я думаю, что цели курса совершенно ясны, — сказала профессор Амбридж решительным сладким голосом.
— Простите мой дурацкий вопрос, мадам. Мне интересно, в какой момент учебная программа британского министерства разрешила курсу, направленному на защитную магию, не содержать никакой защитной магии в своих инструкциях. Простите меня, за глупые мысли, но в какой момент требования Министерства магии к СОВ для сертификации авроров больше не нуждаются в практической магии?
Профессор Амбридж уставилась на него. Том еще мгновение смотрел на нее, потом медленно кивнул, словно в подтверждение.
Он встал, как всегда вежливый, и очаровательно улыбнулся.
— Я понимаю. Благодарю за терпение и прошу прощения за абсурд. Я вижу, что ваша программа не та, в которой я должен участвовать.
Профессор Амбридж покраснела, и Рон наблюдал за этим с выражением чистого ликования на лице.
— Вы не можете окончить школу без СОВ по защите от темных искусств! — огрызнулась она, издав крошечный драматический топот.
Том собрал свои вещи, даже не дернувшись.
— Я уже получил свои СОВ, мадам. Я в первом процентиле. Приятного вам вечера.
Том выскользнул из класса, а Гарри захотелось зааплодировать.
***
Том очень спокойно направился к ближайшему туалету, уверенный, что его демонстрация заставит женщину удерживать класс железной хваткой. Никто не ускользнет, пока не закончится этот час.
В туалете было тихо и пусто, здесь, в отличие от других, было пустынно. Из крана тихо капало — какой-то младшекурсник не закрыл кран до конца. Различные кабинки были открыты, сообщая Тому, что они свободны.
Том закрыл тяжелую дверь туалета, вытащил палочку и пробормотал несколько запирающих заклинаний. Ничего подозрительного, но достаточно, чтобы он был предупреждён, прежде чем кто-то ворвется.
Том не мог уединиться в собственной ванной комнате, хотя она и предназначалась для этого. Единственные моменты уединения, которые он мог урвать для себя, были днем.
Времени у него было немного, но больше, чем ему требовалось. Ему нужно было просто зафиксировать и расставить точки вдоль линии — временной татуировки. Он так привык к тому, что игла вонзается в кожу, что заостренный кончик пера для него ничто в сравнение.
Слегка стянув брюки, он сгреб и сдвинул ткань, чтобы рассмотреть небольшие язвы, которые он заметил не так давно. Первоначально они были маленькими, и он считал их незначительными кожными инфекциями или, возможно, проклятием, на которое он не обратил внимания. Младшая Уизли могла не упустить свой шанс и попыталась прицелиться в него чем нибудь мерзким.
Повреждения были маленькими и безболезненными, странного темно-синего цвета с черным центром. Часть кожи стерлась; вместо желтого гноя капали выделения, похожие на разбавленные чернила. Черные и тонкие, пятнами выделяясь поверх нескольких колдовских повязок, которые он приложил к крошечным пятнам, обернутых вокруг его бедер. Маленькие чернильные пятнышки по периметру — Том внимательно следил за их размером. Они не становились больше, но и не уменьшались.
Единственное, что пришло в голову, что маленькие язвочки были связаны с его … неразумным употреблением определенного зелья. Боль, которую он теперь знал, зависимость, которую ненавидел, как зуд в костях.
Он будет продолжать следить за маленькими пятнами и искать что-то еще, если их состояние когда-нибудь ухудшится.
========== Ad locum* ==========
Комментарий к Ad locum*
*букв. “к данному месту”, в связи с этим
От автора:
Глава, где Том проводит расследование и находит имя.
Замок казался далеким и чужим, совсем не похожим на тот, что Том так привык считать своим домом.
Он знал эти стены, эти каменные дорожки. Они поприветствовали его, как будто и не прошло столько лет. Даже несмотря на это, он не мог не заметить различия. Новые картины по углам, новые трофеи и имена. Том не был дураком, он остановился перед витринами и нашел свое имя на позолоченных табличках.
Том М. Риддл, Староста.
За особые заслуги перед школой.
Это был не он, но в то же время он. Наследство, которого он не знал; лицо, которого он не видел в зеркале.
Том Риддл не был дураком, он знал, что все не так и все по-другому. Подло испорчено. Другие студенты, казалось, не замечали, или, возможно, его секрет, рассказанный демонстративно и открыто, был чем-то неизвестным только большинству. Такое будет не в первый раз.
Похоже, шла война, и все же, никто не казался обеспокоенным. Новый учитель защиты только заверил его в этом — политическая фигура, практически не имеющая опыта преподавания. Он уже видел такое раньше — чистку и всплеск пропаганды в общественной информации. Том не удивился бы, если бы в течение года книги из библиотеки медленно бы исчезали одна за другой.
Ему придется отыскать их быстро — найти дорогу в запретную секцию как можно скорее. Он не был настолько наивен, чтобы предположить, что Дамблдор еще не отфильтровал книги сам. Все, что могло бы ему помочь, уже, вероятно, было спрятано за семью замками.
Прошла неделя семестра, и начались перешептывания. Густой низкий ропот слухов, которые никогда не исчезали в социальной среде. Шепот Том не мог не заметить, но имена не мог определить. Он не понимал причин этой скрытой паники.
— Он говорит, что видел, как убили Седрика Диггори…
— Он считает, что дрался с Сам-Знаешь-Кем…
— Да брось ты это…
— Кого он хочет обмануть?
Том прикусил щеку и пошел дальше. Подозрительно отсутствующий галстук бросался в глаза, простой черный шарф на шее не принадлежал ни одному факультету.
Нет, Том не знал, о ком все шептались. Вот в чем была проблема. Целая война развивалась и бурлила — или что-то пугающе похожее. Том почти ничего не знал, и это беспокоило его больше, чем он признавался сам себе.
Очевидно, Поттер ввязался в скандал. Он уже посеял смуту и плевался ядом в служащего министерства. Неквалифицированная учительница, возомнившая себя кем-то лучшим. Это было тошнотворно и до боли знакомо.
Он знал этот замок, как старые выцветшие фотографии. Он знал свое лицо, как чужое.
Он был благодарен, по крайней мере, за то, что Поттер, по-видимому, создавал хаос в замке. Слухи были сосредоточены на том, как он сорвался. Казалось, бедный Поттер был недалеко от того, чтобы начать бросаться на людей. Мир вообразил его темным магом, очевидно, убитым избранной группой. В Поттере нет ни капли несправедливости.
— Прости, — улыбнулся Том, растягивая губы в нечто доброе и открытое. — Я хотел спросить, не могла бы ты мне помочь?
Девушка подняла голову, и ее глаза расширились от удивления. Он подошел к ней словно из ниоткуда, это было пугающе. Она уткнулась лицом в довольно толстую книгу и, прищурившись, всматривалась в мелкий шрифт. Похоже, гербология. Скорее всего, ищет материалы для написания эссе или интенсивно готовится к контрольным, которые часто проводят в начале семестра.
— Э-э, здравствуй, — приветствовала она, озадаченно моргая. Она взглянула на номер страницы, запоминая, закрыла книгу и отодвинула ее в сторону. Ее сумка была маленькой, явно волшебной по структуре и материалу.
Эта девушка подойдет.
— Я ценю это, — сказал Том. Его лицо оставалось гладким и невозмутимым. — Я здесь недавно, меня перевели. И я немного не понимаю, что происходит.
Она нахмурила брови и прикусила нижнюю губу. Возможно, его возраста, возможно, на год старше. Чудесно, она слишком долго рассматривала его острый подбородок и волосы. Он знал эти долгие, изучающие взгляды и знал, как ими пользоваться.
— Это все немного ошеломляет, — сказал Том, делая шаг вперед, чтобы устроиться в маленьком углублении окна. Девушка отодвинулась в сторону, давая ему больше пространства.
— О, этот замок может запутать, — заверила она его. Смущенно взглянув на свои руки, она добавила: — Учителя здесь все хорошие, кроме профессора Снейпа. Он…немного страшный.
Профессор Снейп — профессор зелий, если он правильно помнил. Он пользовался тем же кабинетом, что и профессор Слагхорн, тем же глубоким классом с дымом, впитавшимся в стены.
— Похоже, Поттер тоже, — сказал Том, пожимая одним плечом. Его тело напряглось от движения — ее глаза секунду смотрели на его шею. — Он убийца?
— Ну, эм.
Том начал отклоняться, слегка шевельнувшись. Девушка застыла, и Том почувствовал почти отвращение к ее нерешительности.
— Он не так уж плох! — выпалила она, снова пошевелив пальцами. — Ну, так и есть…в прошлом году он вернулся с кубком — Кубком Трех Волшебников, у нас тут был турнир. А Седрик … Седрик Диггори был мертв! Он сказал, что Сам-Знаешь-Кто это сделал, но…но Сам-Знаешь-Кто исчез, так что…
В голове у Тома все перемешалось, он слишком резко встряхнул ей. В висках у него защемило, когда он попытался осмыслить все. Сам-Знаешь-Кто? Выжил ли Гриндельвальд? Удалось ли его сторонникам сохранить и поддержать его на протяжении многих лет?
— Это ужасно, — сказал Том. — Я понятия не имел. Как эта школа ещё работает, если тут произошло убийство?
— Ну… — девушка замолчала. Тому следовало бы узнать ее имя, но он слишком мало заботился о том, чтобы спросить ее об этом сейчас… — По правде говоря, Хогвартсу не везет. В прошлом году был Турнир Трех Волшебников, а за два года до этого Тайная комната открылась и исчезла!
Том замер. Его кровь застыла.
— Тайная комната?
— О да! Это известный миф — ну, теперь ещё и печально известный. Там был то ли монстр, то ли темный волшебник, который превращал студентов в окаменения! Он забрал туда девушку, а потом закрыл вход. Никто не пострадал, но наш учитель — профессор Локхарт — исчез! Он был просто чудесным, хоть и не слишком умным.…
Тайная комната. Том искал её …годами. Связь, тайные слова, произнесенные и подразумеваемые как парселтанг. Комната открылась, а это означало, что в школе были свидетели, подробно знающие, как попасть внутрь. Кто-то в замке знал, где находится эта Комната, и кто-то… освободил василиска.
Кто? Как? Неужели кто-то из родословной каким-то образом выжил? Был ли еще один змееуст?
— Так, хмм… — девушка опустила глаза в книгу. — На каком ты курсе? Вам тоже задали эссе о крапиве для профессора Спраут?
— Нет, — Том опустил глаза на книгу.
Это была старая книга, из той же серии, что были у них, но много-много лет назад, и уже вышло другое издание. Содержание осталось таким же — вряд ли бы изменилось с течением времени. В худшем случае он мог бы высказать свои опасения мисс Димитриу, и она, скорее всего, пришлет ему помощь.
— Спасибо, что помогла. Я очень беспокоился из-за этого Поттера, но ты заставила меня почувствовать себя намного лучше.
Девушка закусила губу и кивнула. Она выглядела немного виноватой и немного довольной собой.
— Он не так уж плох! Я имею в виду…он иногда бывает немного злым, даже немного раздражительным. Но он еще и добрый! Похоже, у него просто ужасная жизнь…
Том мысленно призвал себя к сдержанности и заставил плечи наклониться внутрь. Он изменил язык тела, переключив свое внимание на испуганную и слегка покрасневшую девушку.
— Прости, но я мало что о нем знаю. Видишь ли, меня не было очень долго.
— Ох, — сказала она. — Он…он … его родители умерли! Когда он был совсем малышом! Но, эм, ты, должно быть, знал это!
Том не знал, но она этого не знала.
— Оу? Кстати, большое тебе спасибо. Мы…я много путешествовал — некоторое время был в Южной Африке. Я мало что слышал об этом… Сам-Знаешь-Кто…
— Эм, — пискнула она. — Я … э-э … а что ты хочешь знать?
***
Крина откинулась на спинку стула и дерево слегка скрипнуло. Один высокий ботинок со шнуровкой лег на другой, мягко касаясь ее колена.
Папка и пергамент под ее пальцами слегка сморщились, когда она проявила рисунок — тонкие паутинки чернил разбрызгались и сложились в зеркальное отражение. Она презирала бесполезные тесты, но этот был захватывающим инструментом для обработки подсознания, даже если человек был осведомлён заранее.
— Роршах, — сказала Крина, и ее голос эхом отразился от каменных стен. — Устарел, хотя я не должна говорить так, если он все еще используются в волшебной медицине.
Чернильное пятно, большое и растянувшееся по бумаге, уставилось на нее. Издеваясь над ней в своем вопиющем неважном брызге.
— Я никогда не думал, что ты можешь использовать что-то устаревшее.
— Ничего подобного, — сказала Крина, не отрываясь от своих бумаг. — Я ценю твою попытку, но лесть уже давно пустая трата времени. Особенно учитывая, что я уже знаю, что это всего лишь слова.
Лицо Крины не исказилось в улыбке. Ее пациент усмехнулся тихо и устало. В комнате было холодно — вот почему Крина носила свой густой мех — чтобы утеплиться. Это было практично, возможно, немного неудобно, но это скрывало ее фигуру и защищал от холода.
— Ты не часто бываешь здесь, — последовала небольшая пауза. — Ты нашла кого-нибудь поинтереснее?
— Нашла, — сказала Крина, разворачивая пачку пергамента, приложенную к письму, и всматриваясь в почерк. Маленький и аккуратный, немного неровный и строчащий в том ритме, который скорее напоминал авторучку, чем перо. Крина хорошо знала это чувство, ей было интересно видеть разницу между манерами письма. Она могла отметить то место, откуда он попеременно использовал левую и правую руки, чтобы записать свое задание.
— О боже, надеюсь, он не из упрямых.
— Этот титул принадлежит только тебе, — Крина наконец улыбнулась, и ее губы изогнулись вверх. — Не ревнуй. Ты все еще король этого замка.
— Король за решеткой, прикованный к железному шару.
Улыбка Крины стала чуть резче. Она посмотрела на свои записи, тщательно просматривая их, чтобы запечатлеть в памяти. Она перенесет наиболее важные записи в свои файлы и книги, где она собирала данные и доказательства. Эти результаты были особенно интригующими.
— Он что, моложе меня?
— Как и любой, — сказала Крина. — Эти чернильные кляксы. Для таких, как ты, всегда значат смерть и катастрофу.
— И каннибализм с Юлием.
Крина чуть не фыркнула.
— Ах да, бедный Юлий. Итальянцы увезли его слишком рано, мне бы хотелось увидеть его мысли в других документах, но ты же знаешь, как устроены международные магические организации.
Крина тихо произнесла эти слова про себя, достаточно быстро, чтобы ее пациент не смог прочитать их по губам — Оторванные конечности и брызги крови. Старые и высохшие; несколько дней. Это было интересно — не так уж много людей анализировали в простом пятне — «брызги крови». Лично сама Крина считала, что оно похоже на довольно счастливого барсука.
— Значит, они доставляют тебе неприятности, эти британцы?
Крина вздохнула через нос: звук напомнил легкий скулеж.
— Геллерт, я понимаю, что ты хочешь считать себя знатоком моего дела, но ты должен помнить, что ты мой пленник.
Глаза Геллерта Гриндельвальда были темными, наполовину скрытыми тенями. Нурменгард мало что предлагал в вариантах освещения — никаких окон без толстых железных заграждений. Никаких дверей без замков. Фонари были заколдованы, чтобы гореть на масле, затухая в тот же момент, как только оно проливалось. В Нурменгарде не было огня, в Нурменгарде не было спасения.
— Оу? — спросил Геллерт с не сильным, но все ещё сохранившемся акцентом. Последний кусочек его гордости, соскобленный с каменного пола, лежал у него на коленях. — Я никогда не смог бы забыть.
Крина не подняла глаз от своих записей. Она не стала беспокоить мужчину своими мыслями. Да, он сидел напротив нее, но все равно оставался ее пленником. Прикованный к железному грузу — архаично, но эффективно. Даже оборотень, который у них был, не смог оторвать шар от своей ноги.
— Ты мне льстишь, — сказала Крина. Ее глаза скользнули по почерку Тома, читая его интерпретацию пятен из красных чернил. Летят стервятники, между ними кошка.
Геллерт опустил глаза, его взгляд соскользнул с толстого мехового пальто и посмотрел на деревянную спинку стула. Между ними горел фонарь.
— Я был бы дураком, если бы сомневался в вас, фрау надзиратель Димитриу.
Глаза Крины были такими же темными, когда она на мгновение подняла взгляд. Ее перо замерло. Тени, отбрасываемые на лицо, подчеркивали морщинки в уголках глаз. Словно гусиные лапки — легкие морщинки от сосредоточенности.
— Ты ужасно болтлив, — сказала Крина.
— Возможно, меня беспокоит твой новый интерес.
— Это не правда, — сказала Крина. Она нахмурилась еще сильнее, ее глаза стали холодными и расчетливыми. — Тебя мало волнует судьба других. Ты заботишься только о себе.
Гриндельвальд улыбнулся, тонкое выражение его лица было скрыто под бородой. Белой, грубой. Его взгляд был все таким же острым, все таким же жестоким. Крина не была дурой.
— Тебя это волнует только потому, что я, похоже, отвлеклась, — заметила Крина. Она хорошо знала своих пациентов. — Но я следила за всем. У меня в замке есть глаза, а ты все еще заключённый. Один из твоих собственных созданий, кстати.
Гриндельвальд едва заметно кивнул. Это был просто разговор старых друзей.
— Хорошо ли себя чувствует мой Вулфе?
Крина отложила ручку.
— Лупеску. Я дала им имя. Не твое грубое название.
Глаза Геллерта сверкнули.
— Ты сделала их ублюдками.
— Ты их вывел, — сказала Крина. — Из анимагов, если я правильно помню. Довольно разумная группа, волки с кровью анимагов. Очень преданные и очень злобные.
— Верные сторожевые псы Нурменгарда, — губы Геллерта слегка скривились в безмолвном оскале. — Они мои.
— Лупеску, — многозначительно сказала Крина, — мои. Я Смотритель Нурменгарда. Они мои охранники. Между нами какое-то недорузумение, заключенный?
Гриндельвальд тихо зарычал. Его торс слегка выгнулся, тени под глазами стали заметнее. Этот человек был умен и по-прежнему остер умом. Крина не рисковала и не торговалась.
Ноздри Гриндельвальда раздувались, когда он быстро вдыхал и выдыхал. Крина небрежно взяла ручку и принялась что-то записывать. Наслаждаясь тем, что она может делать то, чего не может он.
— Нет… — выдавил Геллерт, поднимаясь с кресла. Его ампутированные руки — заканчивающиеся чуть выше локтей, продетые в узловатые концы рукавов халата. -… Между нами нет недоразумения.
***
Международный реестр магических аттестаций был расширенный и запутанный. Головная боль появлялась от бумажной волокиты и беглого просмотра множества бланков, скрепленных толстыми белыми нитками. Крина часто задавалась вопросом, почему волшебный мир не принял степлеры и не включил их в обиход. Казалось утомительным сшивать страницы вместе, составляя новую книгу.
Если раздел 1A© неприменим, перейдите к разделу 2 °F
Крина вздохнула и перевернула страницу на 2 °F. Честно говоря, ей следовало обратиться к консультанту-гоблину по налогам, учитывая, насколько искусно эти формы раздражало ее.
Она царапала пером, заполняя простые формы. Крина была лидером Нурменгарда — она часто имела доступ к национальным базам данных в информационных целях. В высшей степени незаконно, но опять же, многие чистокровные предпочитали оставлять детей в доме. Большинство сообщений о рождении было просто отправлено через документацию, а не через освидетельствование. Архаично, ненадежно и очень удобно.
О Томе была информация, глубоко запрятанная в британской базе данных. Было невозможно получить доступ или удалить формы министерства, но оригинальные формы британского маггловского мира было легко украсть из реестра сирот. Вместе с ней документация и выцветшие фотографии. Фото Тома в юности были тем необходимым Крине, чтобы никто и глазом не взглянул на ее поддельное досье.
Его поддельный идентификационный номер был нацарапан в нужном месте, его официальное имя было заполнено почерком Крины.
Досье Тома и без того было толстым-результаты базового теста и ее собственные аккуратные заявления об исключениях из различных курсов. История, астрономия, области исследований, в которых Том уже доказал, что знает больше информации, чем требуют международные стандарты. Скоро ей придется встретиться с одним из представителей международных образовательных стандартов. Она не знала, как пройдет встреча, тем более, что Крина предварительно назначила Тома своим подопечным.
— Ох, Том, — вздохнула Крина, постукивая себя по губе и просматривая оценки и отчеты, присланные ей из Хогвартса. Требовались, конечно, небольшие уточнения от учителей и от самого Дамблдора. В этом не было ничего особенного, и Альбус был удивительно услужлив. Им придется поработать над острым языком Тома, нехорошо так скоро выводить из себя нескольких учителей.
На самом деле Крина не знала имени единственного учителя, которого он, по-видимому, разозлил. Нет, неправильная формулировка. Учитель, с которым он вел себя чрезмерно дерзко.
— Кто ты? — спросила Крина. Отложив папку в сторону, она взяла другой кусок пергамента, нацарапав имя учителя, который сделал запрос. Д. Л. Амбридж. Она не узнала этого имени.
— Мика, — Крина повысила голос, чтобы ее услышали в коридоре. За мгновение до того, как дверь открылась, тяжелый дуб слегка скрипнул, и молодая женщина просунула голову внутрь.
— Да, фрау Димитриу?
Крина сложила пальцы на коленях. Это имя тревожило ее по причинам, которые она не могла точно описать.
— Мика, не могли бы вы принести мне реестр авроров из Британии? И Международный реестр ученых степеней — самое последнее обновление.
Мика кивнула и выскользнула из комнаты. Архив находился под усиленной охраной, а у каждого заключенного была своя толстая пачка пергаментов с подробным описанием каждого записанного документа до самой смерти. Только Крина и ее сотрудники могли войти — в том числе нанятые ею медиведьмы и волшебники, секретари, которые управляли поступлением и выводом финансовых средств от правительства для управления прожиточным минимумом. Мика была замечательной секретаршей, умевшей сортировать и раскладывать почту и запросы по стопкам. Она была полезна, и ей прекрасно платили за работу в таком жутком месте.
Дверь открылась после легкого стука. В комнату вошла Мика, держа в руках две стопки книг. В свете фонаря толстый шрам, пересекавший ее лицо, казался жутким. Жаль, она была бы привлекательной женщиной, если бы не он; и конечно, она могла бы найти работу не в тюрьме.
— Спасибо, — Крина взяла книги и отложила их в сторону. Мика выскользнула из комнаты, а Крина с тихим «у-у-у» открыла справочник — он был толстый, раздражающий и морщинистый.
Реестр авроров Магической Британии и трудоустройство. Она направилась к списку фамилий, отфильтровывая букву «А» там, где должна была стоять Амбридж. Крина провела пальцем по буквам, нашла Алуру и Анару, но Амбридж не было.
Она закрыла книгу, едва не задохнувшись от поднявшегося облака пыли. Другая книга показала схожие результаты — последняя Амбридж, получившая диплом об образовании, была несколько поколений назад — по крайней мере, она утверждала, что эта таинственная учительница была чистокровной. Если бы только Крина могла получить доступ к их базе.
Несмотря на все это, что-то в этом имени глубоко беспокоило ее.
***
В библиотеке Хогвартса было много новых книг, но которые были проигнорированы в пользу других.
Том знал, как выглядеть нормальным, что бы найти то, что ему нужно.
Сам-Знаешь-Кто значился в списке самых разных книг. На последней странице «Великих Волшебных событий Двадцатого века». Внесен в список тщательно написанных «Сборник важных событий двадцатого века, включая историю Мальчика-Который-Выжил».
Одно из самых ярких событий в Современной истории магии. В третьей части «Расцвета и падения темных искусств».
В каждой книге перечислялось повторяющееся название. Снова и снова, снова и снова.
Мальчик, Который Выжил!
Пожиратели Смерти!
Тот-Кого-Нельзя-Называть!
Том со стуком захлопнул книгу и тупо уставился на полки.
Это не было совпадением. Враждебность, ненависть и презрение. Только несколько человек, казалось, узнали его и дрогнули от его улыбки. Если бы все знали… об этом великом секрете, то искать информацию было бы намного труднее.
Что-то недосказанное витало прямо в воздухе среди бела дня. Написаное в книгах по истории и переданое по наследству. Гарри Поттер, Мальчик-который-выжил.
Эта… Эта угроза. Убийство, судя по всему, произошло в прошлом году — как раз перед прибытием Тома. Дополнительная охрана, приглушенный шепот и взгляды в сторону Гарри Поттера. Слизеринские студенты казались более злопямятными, мстительными под тяжестью тяжелого бремени. Социальное клеймо, которое он ощущал на углах улиц и под военной формой.
Студент умер еще до его прибытия, и теперь за замком присматривал служащий министерства. Это был…это был политический ход, осторожное скольжение к удержанию власти. Что–то в замке угрожало обществу и политической стабильности страны в целом — что, как правило, означало, что они были правы.
Гарри Поттер был…невозможен. Ребенок, способный пережить смертельное проклятие и каким-то образом победить Темного Лорда в младенчестве. Это…
— Магия так не работает, — прошептал Том.
В голове у него царил беспорядок, он казалось ходил кругами. В происходящем не было никакого смысла, но он не мог сказать, было ли это из-за недостатка информации или из-за его собственной необразованности. Возможно ли пережить смертельное проклятие? Было ли это…было ли это чем-то достижимым сейчас?
Нет, если бы это было так, Гарри Поттер не был бы так знаменит. Это все еще было странно, необъяснимо. Не бывает совпадений или удач, всегда что-то не получается из-за просчетов. Гарри Поттер не был таким святым существом, его не пощадила дьявольская судьба. Он существовал из-за просчетов этого Темного Лорда, упущения, которое тот не предусмотрел.
Гарри Поттер существовал благодаря какому-то … божественному усилию. Какое-то необъяснимое чудо, которое все списали со счетов. Том не верил в это — он молился, но не верил в милость и спасение Господа. В Гарри Поттере было что-то неправильное, чего министерство боялось и потому отметило его как мишень.
Том положил толстую книгу обратно на полку, проведя пальцами по ее старому корешку.
Книга была вполне конкретна — в ней перечислялись сами слушания и результаты слушаний в министерстве. Пожиратели смерти, пойманные и осужденные после окончания войны.
(И война прошла в отсутствие Тома. Целая война.)
Несколько имен он узнал — знал их предков. Лестрейндж, Блэк, Крэбб, Нотт. Он знал их лица по своим одноклассникам и старшекурсникам, по толстому подбородку узнал Паркинсон, когда та ела незрелые груши за завтраком.
Все они были мертвы или исчезли. Загадочным образом оставив после себя детей, которых он не знал, но узнавал по их именам. Абраксас Малфой. Сигнус Блэк. Они оставили после себя наследие, одно из которых часто посещало коридоры возле крытого моста.
Малфой, узнал Том. Гарри Поттер разглагольствовал о нем, проклиная имя. Наследие или нет, казалось, что оттенок темной магии проник в сами имена чистокровных.
Том повернулся и вышел из библиотеки, стараясь не привлекать к себе внимания. Он не брал с собой книг — не хотел оставлять отпечатков того, что знал и чего не знал.
Малфоя было легко узнать. Платиновые светлые волосы — короче, чем у деда. Его подбородок так же стал острее, а изгиб носа напомнил Тому Сигнуса. Чистокровные скрещивались, пытаясь сохранить потомство благородным во всем, кроме интеллекта.
Том смотрел на него потемневшими глазами и уже судил его за то, что он знал.
Малфой числился Пожирателями смерти — или, по крайней мере, его отец был осужден и оказался под проклятием Империус. Просто, надежно, глупо. Скорее всего, его поймали и он изо всех сил старался сохранить чистоту имени.
Том постучал палочкой по гладкому дереву. Он пожалел, что у него нет ножа, способного проскользнуть между ребер, если понадобится.
Его заметил один из лакеев, более прожорливый. Толстое лицо, никакой разницы между челюстью и шеей. Он мог бы вырезать жир и сало, скормить птицам его кости и все еще иметь достаточно на ужин. Том ненавидел его по определению.
— Эй! — крикнул тот, косясь на него. У того, что повыше, были черты лица, которые Том не мог вспомнить, кроме, может быть, ужина в Большом зале. — А ты кто?
Том не ответил. Двое приблизились. Малфой расхаживал с важным видом, мантия развевалась вокруг его обуви. Совершенно новой, дорогой, ненужной.
Давным-давно Том заставил бы себя смириться. Он бы улыбался и соблазнял Малфоя до тех пор, пока бедняга не начал бы жаждать его собственной похвалы. Слабый ум, слабая воля. Теперь Тома мало что заботило.
— Малфой, — невозмутимо сказал Том.
Голос глухой, сильный. Малфой слегка дернулся, его улыбка дрогнула.
— Эй! Кто ты? — спросил Малфой, запустив одну руку в волосы, а другой провел по палочке. — А? Ты немой?
Том и глазом не моргнул.
-Тот-Кого-Нельзя-Называть. Как его зовут?
Малфой вздрогнул, выглядя оскорбленным, прежде чем театрально выхватить палочку.
— Что? Возьми и почитай книги сам! Я тебе не чертов газетчик! Ты меня слышишь, а? Ты тупой или что?
— Какой позор, — подумал Том, оплакивая потерю Абраксаса.
— Как его зовут? — спокойно и безразлично заявил Том.
Что-то, должно быть, выбило Малфоя из колеи — то ли слова Тома, то ли его бесстрастный вид. Оно вызывало у него беспокойство, в уголках его светлых глаз отразился намек на животный страх.
Один из лакеев Малфоя угрожающе хрустнул костяшками пальцев. Том убил кирпичом человека в два раза крупнее.
— У меня нет на это времени, — сказал Том. — Если ты не знаешь, притворяться неприлично.
Малфой покраснел, его легко вывести из себя.
— Это Лорд Волдеморт, поганная грязнокровка, — ухмыльнулся Малфой, хотя и сам вздрогнул при этих словах. — Ты слишком глуп, чтобы изучать основы истории? Тебе тоже нужен кто-нибудь, чтобы завязать шнурки на ботинках?
Лорд Волдеморт. Французский. Бегство от Смерти.
Зачем британскому волшебнику претендовать на французский титул?
(Том знал, почему он бы использовал французский. Нет таких понятий, как добро и зло.)
Том повернулся и стремительно ушел, не обратив внимания на оскорбления Малфоя.
Том шел, стараясь дышать ровно. Руки у него чесались, глаза горели. Странно, но кожа под его ноздрями была горячей, лихорадочной, хотя остальная часть его кожи была похожей на лед.
Было, пожалуй, немного за полдень, но радости самообразования позволяли Тому самому составлять себе расписание.
Он не мог думать, не говоря уже о том, чтобы узнать, когда…
- Vol de mort, - проговорил Том, пробуя слова на чужом языке. Лягушки всегда звучали так романтично, словно лаская его язык.
Том проскользнул в больничное крыло. Он запер свою спальню. Он вытащил свои зелья и закрыл глаза, что бы не смотреть на часы. Был полдень, и Том не мог думать.
Кто бы выбрал французский для титула, явно являясь британцем?
— Нет таких понятий, как добро и зло, есть только сила и те, кто слишком слаб, чтобы искать ее, — сказал Том тем же нежным тоном, каким француз говорил ему эти слова на пороге смерти.
Том опрокинул всебя Зелье Сна Без сновидений, устроился на кровати и попытался немного прийти в себя.
(Том знал, почему выбирал бы французский.)
Он так и всегда планировал.
***
До этого.
Когда Денниса успокоили и увели за мороженым, мисс Вул отвела Тома в сторону.
Он с самого начала понял, что попал в беду — по строгому несчастному выражению ее лица. Том знал, что она расстроится из-за него, но он просто никогда по-настоящему не любил Денниса. Это стоило того, чтобы вздернуть его кролика на стропилах. Деннис даже не заметил, как пропали его вещи.
— Пойдем со мной! — рявкнула мисс Вул, слишком крепко сжимая его руку. Он позволил тащить себя вперед, шурша ботинками по земле, пока она вела его вниз по улице. Они миновали забор и вышли на дорогу — вниз по реке. Неужели они идут к Темзе?
— Куда мы идём? — спросил он ее. Ее губы гневно скривились.
— Я так устала от тебя.
Том подумал, что это справедливо.
Церковь Сент-Мэри-ле-Боу была высокой и красивой. Ее большие колокола всегда звонили в полдень. По воскресеньям все они проходили в ее зал, придерживаясь задних скамей, чтобы другие горожане могли сидеть и поклоняться. Была пятница, и Том недоумевал, зачем миссис Вул тащит его в церковь. Он никогда не бывал в Сент-Мэри-ле-Боу без шерстяного костюма. Без того, чтобы не быть втиснутым в слишком узкую для него одежду, с маленькими лентами, душащими горло.
Ее потолки были выкрашены в нежно-голубой цвет, как небо над сельскую местностью, которую они иногда посещали. Том всегда находил этот цвет интересным.
— Мисс Вул, дитя моё, — сказал старик со спины. Его одежда выглядела старой и жесткой. Том никогда раньше не видел духовенства вне дома, даже на пикниках, которые они иногда устраивали летом. — Что привело тебя ко мне?
— Я не могу этого вынести, — сказала мисс Вул, дергая Тома за запястье, заставляя его спотыкается и стучать ботинками по чистому полу. — Он … этот … Отец, он подвесил кролика к потолку.
Лицо мужчины нахмурилось, он выглядел обеспокоенным и неуверенным.
— Кролик, говоришь?
— К потолку! — сказала мисс Вул, указывая на крышу собора. — Двенадцать футов, отец! Он свернул ему шею!
Брови священника еще больше нахмурились.
— Не беспокойся, дитя мое. Ты находишься в доме Божьем, и я вижу твои страдания. Мы услышали твои молитвы и предлагаем тебе безопасность.
Мисс Вул упала на колени, закрыв лицо руками. Она плакала, громко всхлипывая. Том уставился на нее с удивлением и благоговением. Он никогда раньше не видел, чтобы мисс Вул плакала.
— Я сообщу нашему местному епископу, что его услуги необходимы для спасения этого ребенка, — улыбнулся священник. Он любезно протянул руку, жестом приглашая Тома подойти из узкого прохода между скамьями. — Ты Том? Я так много слышал о тебе — ты поможешь мне в нашем путешествии?
Том неловко сглотнул и кивнул. Он чувствовал себя плохо одетым, словно грязным в своей обычной одежде. Церковь была огромной, слова в ней странно отдавались эхом без десятков людей. Он чувствовал себя маленьким.
Том шел тихо, его шаги гулко отдавались эхом. Мисс Вул все еще плакала, ее вопли облегчения звучали искаженно и смешно, отражаясь от витражей и старых деревянных скамеек.
— Не бойся, — сказал священник, теперь он казался гораздо более дружелюбным, чем когда вставал у алтаря по воскресеньям. — Я держу свои вещи внизу, ты пойдешь со мной, дитя мое?
Том не хотел — он кивнул.
***
— Ты можешь мне сказать, Том? Слышишь ли ты шепот искушения?
Том неуверенно заерзал. Новый человек выглядел менее дружелюбно. Старше, страшнее. Глаза у него были проницательные, и в свете фонаря казалось, что тот пристально смотрит на Тома.
— Я не знаю, — сказал Том, слегка сопротивляясь.
Священник кивнул, спокойно взяв Тома за руки.
— Теперь все в порядке. Сейчас мы тебе поможем. Знаете ли ты, как когда ты приходишь к медсестере, она связывает твою руку, чтобы сделать укол?
Том снова кивнул, его язык безвольно повис во рту.
— Мы сделаем то же самое, чтобы обезопасить тебя, — улыбнулся священник. — Теперь все в порядке, дитя мое. Ты можешь отдыхать, а мы будем работать.
— Когда я смогу вернуться? — спросил Том.
— Когда кончится день Господа нашего.
***
Том все ждал и ждал.
Горели свечи, он чихал и давился. Его кожу щекотало и она горела, обжигаясь горячим капающий воском.
— Я могу идти? — спросил Том тихим шепотом в тишине комнаты. — Пожалуйста?
Воск причинял боль, кожа чесалась. Его плечи пульсировали довольно болезненно.
— Еще немного, дитя мое.
***
«Не смеешь боле, змий хитрейший, обманывать род человеческий, Церковь Божию преследовать и избранных Божиих отторгать и развеивать, как пшеницу.» —
Пространная молитва святому Архангелу Михаилу (Молитва, изгоняющая дьявола)
Том смотрел вверх, считая углубления в камнях потолка подвала. Пахло серой и краской, влажной жгучей кислотой и соленым ожогом от его слез.
Они рассекли небольшие полоски вдоль его рук — тонкие маленькие царапины. Они набили их цветами и травами, как чай. Кровь свернулась, выглядят как лепешки с семенами, сделавшимися прогорклыми и чёрными от неё же.
Том пролежал там всю субботу. Все воскресенье, пока не наступил День Господень от конца.
Том пошел домой, молча прихрамывая. Мисс Вул, казалось, вздохнула с облегчением, обрадовавшись встрече.
Змеи в саду все еще шептались с ним.
========== Barba crescit caput nescit* ==========
Комментарий к Barba crescit caput nescit*
*латинское выражение «Борода растет, голова не знает (не умнеет)» или «на голове густо, а в голове пусто» или
«борода растет, а голова глупеет»
От автора:
Глава Где Том рассуждает, решает, что делать, и встречает человека, который когда-то владел всем миром и потерял его.
Домашние задания к школьному семестру начали накапливаться с пугающей скоростью. Книги и свитки, номера страниц и письменные задания практически заполонили головы всего пятого курса. Все, о чем были разговоры, — это о грядущих СОВ и о неизбежном стрессе, который их сопровождал.
Уроки по трансфигурации не спасали, даже несмотря на то, что их учила декан факультета. Они изучали Исчезающее Заклинание и один из самых сложных разделов магии, который у них у всех будут проверять во время СОВ. Несмотря на то, что профессор Макгонагалл постоянно успокаивала их, по мере того, как шло время, Гарри чувствовал, что его стресс только усиливается.
К концу сдвоенного урока только избранная горстка студентов имела какой-либо успех. Гермионе удалось заставить свою улитку исчезнуть, но только через полдюжины попыток.
И у Гарри, и у Рона улитки все еще были на месте, толстые, желтые существа, которые, казалось, были полны решимости бороться за то, чтобы съесть таки перо Рона.
— Это, черт возьми, невозможно, — сказал Рон, тыча в раковину улитки кончиком палочки. Улитка Гарри, по крайней мере, стала на несколько тонов светлее. — Думаешь, Гермиона жульничала?
Гарри знал, что лучше не будить этого спящего дракона.
— По-моему, твоя улитка сдохла.
— Хм, — сказал Рон, снова тыча в нее. — Как думаешь, это считается?
Темы и занятия были трудными. Все уроки, начиная от широкого разнообразия заданий, казалось, не имели никакого отношения к предыдущей теме. В более ранние годы каждый урок был похож на другой — связывая темы из разных областей науки между собой. Теперь, когда на кону стояло так много экзаменов по СОВ, казалось, что у каждого учителя был свой собственный план.
Снейп мгновенно включил создание различных токсинов, возможно, надеясь, что Невилл будет немного осторожнее, если всего лишь одно прикосновение к зелью может причинить боль. Профессор Спраут ударилась в инвазивные лозы южного Уэльса. Профессор Флитвик начал изучение манящих чар (Гарри почувствовал облегчение, изучая их, так как уже был с ними знаком), а теперь и Макгонагалл поручила им самостоятельно выучить совершенно новое заклинание.
— Это безумие! — воскликнул Рон, его рыжие волосы едва виднелись из-под стопки книг, которую он еле нес. — Никто не может осилить такое количество всякой ерунды!
Гарри прикусил язык, когда его разум неосознанно выдал — Том Риддл осилил.
— Ну да, — проворчал Гарри, его собственные книги уже утомили его руки. — У нас все еще есть и другие уроки, которыми тоже нужно заняться.
Рон застонал, уже выплевывая ругательства, на которые Гарри не мог не улыбнуться. Это был первый раз, когда они оба почувствовали облегчение от того, каким дерьмовый уроком стала Защита от Темных Искусств — по крайней мере, им не придется изучать новый материал ещё и тут.
День стал прохладным, между верхушками деревьев дул легкий ветерок. Их следующий урок проходил на улице, хотя высокая фигура Хагрида отсутствовала среди силуэтов массивных сосен. Гарри чувствовал, как редкие капли дождя падают ему на лицо, размазываясь по стеклам очков. Облака казались мягкими, как хлопок, и выглядели не так устрашающе, как того требовал ливень.
Старые каменные плиты, которыми была выложена древняя дорога в лес, были скользкими от росы. Даже когда солнце выглянуло из-за горизонта, легкий лишайник и мох, цеплявшиеся за каждый камень, остались нетронутыми. Профессор Граббли-Дерг ждала их, гордо стоя перед длинным деревянным столом. Гарри представил себе, как дюжина домашних эльфов тащит по двору этот солидный кусок дерева вниз по той же дороге для ее урока.
— О нет, — тихо пробормотал Рон, — Малфой, прямо за нами.
Гарри не обернулся, но мог узнать визгливый смех Панси Паркинсон где угодно. То, что она услышала, должно быть, было довольно забавным, потому что Рон и Гарри слышали ее лающие смешки всю дорогу вниз по лестнице.
Рон ощетинился, как только Драко подошел к ним слегка покачивающейся походкой. Его галстук был немного ослаблен, его волосы трепал ветер так, что это наводило на мысль, будто он пытался искусно уложить их, но вместо этого они напоминали перья на заднице курицы.
— Что у тебя на лице, Поттер? — спросил Драко, и его стайка головорезов снова рассмеялась. Не нужно было быть Гермионой, чтобы понять, в чем суть их шутки.
Гарри вдохнул через нос, чувствуя, как его ребра слегка скрипят от глубокого вздоха. Драко продолжал ухмыляться, неприятно скривив губы, пока не посмотрел мимо Гарри в сторону леса, у которого проходил урок.
Почти сразу же мальчик запнулся. Он быстро побледнел, приняв болезненный оттенок, и резко сделал три шага назад.
Гарри ощутил на себе чей-то взгляд.
Импульсивное жужжание возле его затылка напоминало дюжину комаров, слишком разъяренных, чтобы укусить. Голова тоже болела — как раз за правым глазом.
Гарри повернулся, посмотрел в направлении позади себя и встретился с равнодушным взглядом Тома Риддла.
Иногда не было слов, чтобы передать эмоции или чувства; этот безымянный статический заряд, растянувшийся между двумя точками, словно творожный крем.
Глаза Тома Риддла встретились с глазами Гарри и нежно смотрели в них с откровенной яростью. Уровень разочарования, боли и гнева был настолько острым, что мог срезать мясо с крюка мясника.
Том Риддл моргнул и равнодушно отвернулся. У него были такие яркие красивые глаза.
— О нет, что он здесь делает? — спросил Рон слишком резким голосом.
Гарри понял с тревожным холодком по спине, что то, что Драко так резко отпрянул до этого, означало, что он уже сталкивался с Риддлом раньше. Скорее всего, все закончилось именно так, как Гарри и предполагал.
— Ну, похоже, у нас с ним урок, — сказал Гарри.
Почти как по команде, Том Риддл скрестил руки на груди и прислонился спиной к сосне, возле которой стоял, но профессор Граббли-Дерг проигнорировала его, продолжая спорить с маленькими зелеными волшебными палочками, которые хаотично прыгали вокруг.
— Не знаю, он выглядит не слишком дружелюбным, что бы быть учеником, — сказал Рон, многозначительно хмурясь на расслабленную фигуру Тома Риддла.
Студенты собрались вокруг стола, заполненным лукотрусами, и каждый пытался предложить маленьким зеленым рукам чернику, принесенную с кухни.
Том не принимал в этом участия. Он смотрел на них с пустым лицом и скрытым пламенем ненависти и разочарования в глазах. Что-то глубоко тревожило его; не в характере Тома было просить о помощи или говорить о ней, но Гарри чувствовал это, словно занозу под ногтем.
Рон не переставал говорить, снова и снова подмечая, как подозрительно Том смотрит, так удобно прислонившись к деревьям. Как будто он-думает-что-он-лучше-нас!
Гарри захотелось возразить, что Том уже получил свои СОВ, так что на самом деле ему не нужна была вся эта дополнительная работа и усилия, учитывая, что он уже все сдал. Но Гарри не думал, что это пойдет Рону на пользу.
Уроки обычно быстро заканчивался, если Малфой и его банда не доставляли неприятностей. Казалось, присутствие Тома там, по какой-то неопределенной причине, благоволило уважению и миру на уроке. Крэббу удалось только один раз слишком сильно сжать своего лукотруса, и тот укусил его так сильно, что большой палец распух до размеров маленького яблока.
Том наблюдал за ними, пряча глаза в тени деревьев. Когда Гарри краем глаза заметил его жуткое присутствие, ему показалось, что он пристально смотрит на них всех.
— Ну и ублюдок, — прорычал Рон, сердито топая обратно к замку. — Даже не присоединился к нашему чертову уроку! Если он так обеспокоен лукотрусами …
Гарри перестал слушать, повернув голову на малейшем намек на какой-то другой голос. Акцентированное размытие чего-то слышимого, что щекотало его заднюю часть ушей, как ватный тампон.
Гарри заметил змею, простую травянистую разновидность, которая часто обитала в Запретном лесе. Она скользила по земле, в только ей известном направлении, шепча что-то себе и окружающему миру. Слепо и глупо, это шипение не шло ни в какое сравнение с густым, искаженным голосом василиска. Но и не навевало никаких приятных воспоминаний.
Почему змея оказалась так далеко? Гарри не верил, что это совпадение, змеи в основном молчали, если только у них не было слушателя.
Единственной причиной был Том Риддл, который прожигал взглядом спину Гарри всю дорогу до замка.
***
Он был раздражен, и это было странно.
Том обычно казался спокойным и сдержанным. Временами он был немного расстроен, но для нормального человека Том был просто еще одним студентом, который, возможно, просто игнорировал всех остальных.
Уже дважды Гарри видел, как Том огрызается и безмолвно рычит на кого-то. В первый раз гнев Тома был направлен на группу слизеринцев — возможно, на год старше или младше. Гарри не слышал, что было сказано, но по языку тела и птичьим позам понял, что ничего хорошего.
Во второй раз, когда Гарри увидел, что Том рычит, и это выглядело значительно хуже.
Том был высоким, худым и жилистым, что говорило о потенциально высоком росте, но хрупкости костей. Тонкие запястья и толстые веревочные мышцы горла. Неестественная структура мышц и сила на скелете, слишком хрупком, чтобы поддерживать их.
Рука Тома вцепилась в воротничок младшекурсника, туго обхватив галстук бедного Хаффлпаффца. Одна тонкокожая рука поднялась вверх, когтистая и изогнутая, словно белая костяная лапа хищника. Губы Тома были растянуты, зубы оскалены, а бедный мальчик, казалось, вот-вот обмочится.
— Том! — крикнул Гарри, бросаясь вперед, прежде чем успел подумать.
Его ноги громко шлепали по полу, а дыхание раздувало щеки.
Хаффлпаффец захныкал, его глаза были так широко раскрыты, что белки хорошо просматривались даже издалека. Гарри сморщил нос от резкого кислого запаха — он был недостаточно быстр, чтобы остановить бедного мальчика.
— Гарри, — сказал Том, выплевывая имя сквозь стиснутые зубы. — Уходи.
— Если ты думаешь, что я сейчас уйду, то ты просто чокнутый.
— О, всегда герой, — прошипел Том, его рука расслабилась, и мальчик упал на землю. Хаффлпаффец мягко приземлился и унесся прочь со сдавленными рыданиями.
Гарри почувствовал, как у него сдавило горло — ледяной тон, каким говорил Том, заморозил воздух своим отвращением.
Темпераментный зверь, жаждущий крови.
— О, только не это дерьмо, — сказал Гарри. — Только не от тебя.
Рука Тома протянулась и сжалась. Каждый палец, длинный и тонкий, кожа плотная и бледная как кость. Гарри знал, что если он проведёт рукой, то сможет почувствовать каждый бугорок и выступ каждой кости на его ладони.
Том медленно выдохнул через нос. Бушующий огонь абсолютного презрения в глазах.
Гарри судорожно сглотнул и попытался унять дрожь.
— Только не от меня, — решительно повторил Том. Его голос был невозмутимым, но почему-то звучал более отвратительно, чем любая форма крика. — Конечно. Никогда от меня — не поклонник эмономантии? *
* от франц. Демономантия —
(греч., от daimon — демон, и manteia — гадание). Мнимое ясновидение больных, которых принимают за одержимых бесов.
— Я не знаю, что означает это слово, но ты не можешь просто так запугивать других людей. Жизнь устроена не так.
Верхняя губа Тома дернулась, когда он шевельнулся. Изменив позу и положение торса, он полностью повернулся к Гарри.
— Думаешь, я не знаю, как устроена жизнь? Я знаю это лучше тебя.
— Я не какой-то наивный невинный ребёнок, — холодно сказал Гарри. — Так что перестань быть таким чертовым придурком.
— О, так это я придурок? Я? Не Великий Гарри Поттер. Способный одолеть Темного Лорда одним словом! В состоянии изгнать его ещё младенцем!
Гарри замер. Его сердце грохотало в груди.
— Где ты это услышал? — спросил Гарри.
В глазах Тома была словно лихорадка, в его жестах — почти нервозность. Гарри наблюдал за ним, волнуясь и пугаясь. Он уже сталкивался с Лордом Волдемортом раньше, но тот человек был невменяем и не стал бы запугивать Хаффлпаффца.
— Он издевался над Седриком, — проскользнуло в мозгу Гарри. — Он убил Седрика.
Том закрыл рот, так ничего и не сказав. Он смотрел на Гарри с восхищением, с лихорадочным любопытством, которое в конце концов пало жертвой дикой ненависти.
— Скажи мне, Гарри, — сказал Том, — каково это по-твоему — смотреть в глаза человеку, который тебя убил?
Он навис над ним, и улыбка Тома стала жестокой, но он не ждал ответа. Жжение в горле Гарри, резкое открытое ощущение, что его сердце бешено колотится.
Том рванул прочь, как молния; электрическая, смертоносная, и Гарри снова остался один в темноте.
***
— У нас проблема, — сказал Гарри, заметив Рона и Гермиону. — Том издевается над студентами.
— Если это слизеринцы, приятель, то это не проблема.
Гермиона издала протестующий звук, схватив ближайший предмет и швырнув его в лицо Рону. Это была улитка, учитывая, что Рон все еще не научился исчезающему заклинанию. Улитка прилипла, и как тающая жвачка, медленно продвигалась вниз, пробираясь в щель между бровями Рона.
— О, Рон! Мне очень жаль! — воскликнула Гермиона, поспешно взмахнув палочкой, чтобы улитка исчезла. — Гарри! Что случилось? С учеником все в порядке? О, мы должны пойти к профессору или…
— Все в порядке! — вмешался Гарри, поднимая обе руки, чтобы показать, что с ним все в порядке. — Честно говоря, я думаю, что он был просто…в плохом настроение.
Рон фыркнул.
— Дружище, «в плохом настроении» для него — это все равно что есть щенков. Не удивлюсь, что и того мальчика тоже.
Гарри нахмурился, протягивая руку, чтобы почесать чуть выше правого глаза.
— Неужели так трудно представить, что он просто встал не с той ноги?
Гермиона закусила губу.
— Ты говоришь так, будто защищаешь его. Был ли ученик сильно проклят?
Гарри моргнул.
— Он даже не был проклят. Он просто…у него «потекла труба» так сказать. И он убежал, как только я немного отвлек Риддла.
Рон закатил глаза, уже возвращаясь к учебе. Это было не столько учеба, сколько его попытка сложить улиток друг на друга пирамидкой, пока они не упадут.
Гермиона повернулась назад, быстро заставила их исчезнуть, пока эта скользкая башня не коснулась ее записей. Гарри обнаружил, что разговор уже прерван, и почувствовал себя почти оскорбленным тем, как быстро они прекратили его.
Что-то беспокоило Риддла. Судя по тому, как он набрасывался на людей, это, вероятно, касалось его больше, чем кого-либо еще. Гарри понятия не имел, как именно — Том не был похож на человека настолько обычного, чтобы нервничать из-за уроков. Может быть, у его…клуба злых злодеев случился конфликт в расписании?
Гарри знал одного человека — на самом деле двоих, которые могли узнать все, что угодно, если были должным образом мотивированы. Учитывая, что оба близнеца экспериментировали с результатом недавнего финансового бума Турнира Трех Волшебников…
— Боюсь, что мы можем помочь, — серьезно сказал Фред, дважды постучав себя по голове, пока Джордж сохранял печальный вид. — Бедняга встает ни свет ни заря. И Умудряется избегать большинства наших гадостей.
— Однажды мы ему подсунули сыворотку от лунатизма, — заметил Джордж. — Предполагалось, что она поможет немного размяться, когда ты задремлешь. Но ничего не вышло, думаю, он спал как чертов младенец.
— Он должен как-то это делать, иначе он будет плохим маленьким темным лордом, — Фред прищелкнул языком. — Он идёт на Завтрак сразу, как только тот начинается, а иногда даже ждет в холле, — сказал Джордж. — Поставь будильник, по утрам он как-то странно спокоен. Оттаивает к семи.
Гарри вытаращил глаза.
— Семь? Во сколько он встает?
— В пять, — хором ответили близнецы. — К девяти вечера он уже в своей комнате.
— Девять? — Гарри быстро заморгал, так как не мог понять, в чем тут дело. — Он уже в чертовой постели в девять?
— Думаю, потому что уже закат, — сказал Фред. — Следует за солнцем, как чертов псих, которым он и является.
Очевидно, Том был жаворонком.
***
В шесть утра Том был в Большом зале. В десять минут седьмого Гарри, спотыкаясь, вышел на утренний свет с безумным беспорядком на голове и затуманенным мозгом.
Гарри скользнул на скамейку рядом с Томом, чувствуя себя немного раздражённым от того, насколько он был вымотан. Утро было мягким и нежным, чистым, и вокруг никого почти никого не было. Совы прыгали вокруг, расправляя крылья, и клевали черствые вчерашние пирожные.
Появился домовой эльф, щурясь на Гарри в равной степени смущенно и радостно. Он нетерпеливо спросил его, что бы он хотел; Гарри успел прохрипеть тост и сок, прежде чем он взвизгнул и исчез.
Том повернулся и, прищурившись, посмотрел на Гарри, словно не заметил приближения мальчика. Все тело Тома было расслабленным. Его глаза слегка остекленели после сна, кожа была бледной, а кончики пальцев розовели там, где он крепко сжимал кружку.
— Доброе утро, — хмыкнул Гарри, выуживая свой тост. Он слишком сильно схватил, не дотянувшись до корки и палец попал в середину тающего масла. Выругавшись, он сунул палец в рот, чтобы слизнуть его.
— Ты такой слепой, — пробормотал Том ласково и почти напевая. Он слегка покачивался, выглядя таким же измученным. — Такой слепой. Так ты быстро умрешь.
— Пробовал, не получается, — пробормотал Гарри, ухитряясь найти корочку.
Том засмеялся в свою кружку, звук был приглушенным и искаженным бульканьем пузырьков. Солнечный свет слабо просачивался сквозь витражи, и глаза Тома были похожи на ртуть, а не на обычную ледяную голубизну.
— Значит, ты был не в духе, — сказал Гарри, не заботясь о собственной смертности. — Уже не откусываешь головы первокурсникам?
Том издал низкий жужжащий звук, потягивая из своей постоянно наполняющейся кружки.
— Н-нет? — заикаясь, пробормотал Том. Гарри вдруг почувствовал себя гораздо бодрее.
— Собираешься ударить меня? — наугад спросил Гарри.
— Собираешься заколоть меня? — возразил Том. Его глаза были остекленевшими и уставшими, когда он дошел до того, что подтащил остывающий тост Гарри, чтобы откусить его. Крошки рассыпались по его коленям, сыпясь на пустую тарелку.
- Ты на удивление болтлив по утрам, — отметил Гарри.
Он сам сделал глоток и прополоскал рот апельсиновым соком и прожевал мякоть коренными зубами.
— Утром, Господь, ты слышишь мой голос, — сказал Том, слегка наклонив голову и глядя на двух сов, дерущихся за недоеденный багет. — Утром я изложу тебе свои просьбы и буду ждать ответа с нетерпением.
— Что? — мудро выдал Гарри.
Том повернул шею, но его тело осталось неподвижно. Мешки под глазами были слегка фиолетово-серебристыми, как и его глаза.
— Ты чего-то хочешь от меня, не так ли?
Гарри возмутился. На самом деле, он просто хотел знать, почему Том нападает на всех, как очень злой дикобраз. И не менее колючий.
— Я хочу просто проснуться и выпить свой сок, — Гарри поднял свой стакан с апельсиновым соком, наблюдая, как он снова наполняется.
Том медленно и устало моргнул.
— У меня принимал метамфетамин до того, как ты отправил меня в этот ад, - Том снова слегка покачнулся, его язык словно распух во рту, когда снова начал использовать этот лишенный изящества акцент Кокни. — Я думаю, что Дамболдор не позволил бы мне привезти его сюда, да и эта медиведьма. Скорее всего, привратил бы в пыль в любом случае. Не знаешь, где его можно достать? *
*говорит с акцентом кокни
Гарри откинулся на спинку стула, желая, чтобы сова врезалась ему в череп и вдолбила смысл в то, что только что сказал Том.
— Подожди-ка, мет? — Гарри выудил что-то из неразборчивой чепухи. — Разве это не … Мет? Кокаин? Я … теперь это крайне незаконно.
— Оу, — Том медленно и сонно моргнул. — Жаль. Значит больше курева.
Почему это вообще была хорошая идея? Почему это вообще была хорошая идея?
— Ты не похож на курильщика, — сказал Том, на этот раз с идеальным акцентом, что, по мнению Гарри, значило вообще не иметь акцента. — Ты уже убил меня, так что, может, и опять убьёшь.
— Я тебя не убивал! — возразил Гарри, вздрагивая так сильно, что апельсиновый сок расплескался по краю его чашки. — Я… ты — это ты.
Том уставился на птиц в дальнем конце зала, которые теперь царапали друг друга большими крючковатыми когтями. Пучки перьев распушились в воздухе, прилипая к подогретым сливкам и делая их негодными с употреблению.
— Здесь так много еды, — Том задумался, полностью игнорируя Гарри. — Больше, чем я мечтал. Благослови нас, о Господь, и эти Твои дары, которые мы…
Том замолчал, бормоча что-то себе под нос, а его пальцы дергались, прижимаясь к груди, лбу и костлявым выступам каждого плеча.
— Ты, черт возьми, под кайфом? — спросил Гарри с любопытством и восхищением.
Том фыркнул, остановившись, чтобы протереть оба глаза, но постепенно приходя в себя от своего прежнего странного поведения.
— Нет, конечно, нет. Что тебе нужно, Поттер?
Гарри был честен.
— Ты был агрессивен, и я беспокоюсь, почему.
Том хрустнул шеей, словно вправляя позвонок. Его глаза тлели, как тигель, наполненный металлом, который медленно затвердевал, превращаясь в аквамарин.
— Как странно с твоей стороны говорить «беспокоюсь», мальчик-герой.
— Не называй меня так, — сказал Гарри. — Я не герой.
Том посмотрел на него, на глазах превращаясь в кого-то чужого и нового, в ком Гарри узнал того, кто прижимал маленьких мальчиков к стенам.
— Нет, — сказал Том, — это не так.
***
Том получал письма по почте.
Скучные, посредственные коричневые совы. Сипухи с пернатыми лапами, передающие пергамент, закрепленный стандартным тканевым ремешком. Небольшой рывок — и письмо открылось; бумага более низкого качества, чем восковая печать. Такую можно купить в полумиллионе различных магазинов. Ничем не примечательный пергамент, не отслеживаемый.
Первое письмо, всего через несколько дней после начала семестра, Том вскрыл с безразличным выражением лица. Все сканировалось на предмет возможных нелегальных товаров или проклятых писем. Студенты, которые пытались заказать алкоголь или темные артефакты в его время, были соответствующим образом остановлены и наказаны. Те немногие студенты, которые осмелились попытаться присоединиться к Гриндельвальду через письма, были прокляты и повешены на стропилах за плащи. Том смотрел на них, висящих, как цыплята в мясной лавке, и воображал, что они висят на шарфах.
Письма продолжали приходить через день, а потом раз в неделю. Октябрь был сладок в его величественном приходе, окрашивая листья в цвета восходящего солнца и срывая их с деревьев. С его приходом письма стали приходить гораздо чаще.
Это были маленькие записки, сладкие, как от любовника с белладонной.
— Привет, Том! Я скучаю по тебе… - гласила первая.
— Том, ты не хочешь ответить? — прочитал он в четырнадцатой.
Том спокойно выдохнул и потянул за полоску ткани. Письмо было написано тем же почерком. Незначительным и зловещим в своем утверждении.
— Когда ты идёшь в Хогсмид? Я хочу тебя видеть.
Том будет избегать Дожа так долго, как только сможет.
— Ты меня вообще не увидишь, — тихо сказал Том, постукивая палочкой и шепча заклинание, чтобы превратить письмо в пепел. Ситуация обострилась, к черту финансы.
Его голова пульсировала, болела и ныла спина. Боль была его постоянным спутником, просыпаясь в полдень и только усиливающаяся по нарастающей в своем безмолвном крике. Ему удалось приручить ее, утихомирить ее громкие стоны к сумеркам только для того, чтобы цикл снова повторился с утра. У него не было времени разбираться с навязчивыми желаниями старого мерзавца. У него были приоритеты, у него были цели, он должен был понять, как вести себя с Поттером.
Поттер, который должен был убить его, который убил его. Поттер, который в разбитых воспоминаниях поднялся с первыми лучами зари, чтобы допросить его за…тостом?
Том не помнил, в голове стучало, а на бедрах пульсировали черные прыщи, с которыми ему скоро придется ещё разобраться. Как только он разрешит свою…зависимость от зелий Сна Без сновидений, он сможет поднять этот вопрос. Скорее всего, это была не более чем чесотка, что-то неприятное, но в конечном счете легко поддающееся лечению.
Проблема с Поттером была гораздо хуже. Даже мальчик Малфой — не Абраксас — не мог помочь ему разобраться в мельчайших деталях. Учебники, как старые, так и новые, не содержали обширной информации о его — Лорда Волдеморта — падении. Том наблюдал за Гарри Поттером, видел его плохую успеваемость на уроках и не мог понять, как этот… болван мог превзойти его.
У Тома не было всей информации, и единственным, кто обладал ею, был чертов Дамблдор. Человек, который подводил его снова и снова, пока это не стало ожидаемо.
У Дамблдора была нужная ему информация, но по какой-то непонятной причине мальчик Поттер испытывал… жалость к Тому. Этот источник сочувствия, который одновременно влиял на Тома, а позже ударил его ножом в…руку. Это было неприятно, грубо, отвратительно, но почему-то возможно. С тем же успехом Том мог бы наклониться и стиснуть зубы, потому что предложение себя в качестве такой жертвы было, по сути, равносильно его гордости.
Тому не нужно было ничего выяснять. Он знал достаточно о Дамблдоре и людях со слишком большими сердцами, и он знал, как заставить их истекать кровью.
Том шел, оставляя за собой пепел. Ему нужно было вздернуть за горло гриффиндорского льва.
***
Гарри подпрыгнул, вздрогнув так сильно, что чуть не упал со стула. Рон издал звук, похожий на крик встревоженного голубя, и упал со стула. Гермиона тихонько пискнула.
Том Риддл стоял, слегка прищурившись, и многозначительно смотрел на Гарри и больше ни на кого.
— Я хочу, чтобы ты отвел меня к Дамблдору, — сказал Том.
— Э-э, нет, — сказал Гарри.
— Что? — воскликнул Рон, вскакивая на ноги. — О, ты хочешь поговорить с Дамблдором, а? Давай, дерзай, пусть он запрет тебя в Азкабан…
— Силенцио, — сказал Том, взмахнув волшебной палочкой и не отрывая взгляда от Гарри. Рот Рона двигался, как у рыбы, задыхающейся от сладких арбузных кубиков. — Отведи меня к Дамблдору. Вам всем есть, что объяснить.
— Гарри не обязан ничего объяснять! — взвизгнула Гермиона, нервно сглотнув, когда Том очень медленно перевел взгляд на кудрявую девушку. — Он … это Хогвартс …
— Давай, продолжай, — решительно сказал Том. — Я спрошу кого-нибудь другого. Например, мое альтернативное «я».
Гермиона напряглась и замерла. Рон начал стучать кулаком по столешнице, но этот звук тоже был тихим.
— Хорошо, я отведу тебя к профессору Дамблдору, — сказал Гарри, несомненно импульсивно побуждая себя к действию. — У меня сегодня занятия с Амбридж …
— Пропусти.
— Я … Гарри, нет! Она наша Профессо …
— Прекрасно, — сказал Гарри, вздернув подбородок и уставившись на Тома, который ответил ему таким же свирепым взглядом. — Но почему? Я хочу, чтобы они знали, так что если ты убьешь меня, у меня будет алиби.
Том пошевелил челюстью, мышцы его шеи слегка дрогнули.
— У меня есть вопросы, и твоим ответам на них я не доверяю. Я хочу поговорить с Криной Димитриу, что вполне в моих силах. Я прошу, чтобы Дамблдор тоже был там, чтобы я мог услышать, какие оправдания он может предложить.
Гарри чуть было не сказал, что он не обязан ничего делать. Ему не нужно было отчитываться перед Томом — выдавать секреты, которые он держал внутри. Гарри не знал, почему он выжил. Гарри не знал, почему он так понравился Волдеморту. Он не знал почему…
Седрик умер за него, а Том Риддл не имел права совать нос в чужие дела.
Если Гарри не отведет его к Дамблдору, то он…что, попытается встретиться с …
Мальчик-Который-выжил, пришел, чтобы умереть…
— Отлично, — сказал Гарри. — Но профессору Дамблдору нечего тебе объяснять.
Том слегка приподнял подбородок, и в груди Гарри разлилось тепло, которое создавало впечатление немого удовлетворения. Том был не в восторге от этой договоренности, но и не разочарован. Это был обмен, сделка, заключенная без выигрывшего или проигравшего.
Это означало, что Том не хотел встречаться с Дамблдором, он действительно хотел встретиться с Криной; это не было угрозой или шантажом. Том хотел встретиться со своим…психотерапевтом.
— Ну что ж, — подумал Гарри, — может быть, он станет менее раздражительным.
***
Замок Нурменгард был не похож ни на что другое. Прогрессивная и архаичная одновременно смесь элементов и идей, создавшая жесткий эликсир неизвестного потенциала. Было что-то ужасающее в нем, вызывавшее что-то, что даже Дементоры, охранявшие тюрьму Азкабан, не вызывали.
Вокруг было очень мило. Деревья были пышными и хорошо росли. Белка сосредоточено жевала желудь, сидя на тонких задних лапках. Гарри не мог не оглянуться вокруг, чтобы полюбоваться крошечными полевыми цветами, которые увянут с наступлением зимы.
— Оставайся на тропинке, — сказал Дамблдор твердым и серьезным голосом. Тропинка была немногим больше, чем грязная колея, утоптанная и местами покрытая камнем. Повсюду был посыпан гравий, заполнявший глубокие ямы, где собиралась вода.
— Почему? — спросил Гарри, стараясь оставаться на середине грязной дорожки. Пышная трава все равно не соблазнила бы его. — Я могу пораниться?
Выражение лица Дамблдора оставалось каменным. Спокойный, но с очень напряженным выражением сдерживаемого разочарования на лице. Что-то и в замке, и в этом месте не нравилось ему, что-то в нем боролось с тем, во что он верил. Гарри почувствовал себя еще более неуютно, то ли из-за необычного явного выражения презрения и агрессии по отношению к такому мирному месту, то ли из-за того, что сбившийся с тропинки заслуживал такого предупреждения. Том казался равнодушным, не обращая внимания на них обоих, и быстро зашагал по тропинке к старому каменному замку на поляне.
— Замок Нурменгард мало чем отличается от нашего Азкабана, Гарри, — сказал Дамблдор. — Вместо дементоров есть другие охранники. Те, которые кажутся обычными, но мало заботятся о судьбе своих пленников.
Гарри прищурился, вглядываясь между деревьями в поисках какой-нибудь большой фигуры в черном плаще. Он ничего не видел, не чувствовал холода в воздухе. Другой холодок, отличный от подавляющей волны эмоциональных приливов, которые вносил Том в их поток.
Другое чувство на ветру.
— В чем дело, сэр?
Дамблдор посмотрел в небо, туда, где неторопливо парила птица. Это был прекрасный день, нежный, с предупреждающим дыханием приближающегося холодного фронта.
Хороший день для полета.
— Стервятники — зоркие глаза Нурменгарда.
Гарри почувствовал, что его разум стопорится, когда он смотрит на непрятязательную птицу, наслаждающуюся полётом наверху.
— Эта штука, сэр? Разве это не просто животное?
— Я думал, что ты большего мнения о животных, особенно с учётом профессором Макгонагалл и твоим крестным.
Гарри чуть не дернулся от осознания.
— Это анимаг? Стражи Нурменгарда-анимаги?
— К сожалению, нет, — сказал Дамблдор. — Нам лучше идти дальше, Стены Нурменгарда защитят нас от множества зорких глаз.
Гарри огляделся и вздрогнул. Из-за деревьев на него смотрели зеленовато-желтые глаза. Темные фигуры низко пригибались к земле, их невозможно было разглядеть в тени низко свисающих кустов ежевики. Он насчитал три, четыре пары глаз. Рассеянные среди деревьев, светящиеся по-звериному. Гарри не слышал, как они подошли.
— Пойдем, Гарри, — сказал Дамблдор. — Мы должны идти дальше.
Они шли, приближаясь к большому замку. Он выглядел красивым, уединенным и тщательно продуманным. Выветрившийся известняк говорил о старости, но тщательная детализация каменной кладки говорила о времени, предшествовавшем даже шотландским замкам. Ступени, ведущие в главный вестибюль, были широкими и легко вмещали толпу людей. Для них двоих было тревожно войти через толстые дубовые двери. Том не дождался их и уже скрылся из виду без малейшего колебания. Гарри хотел, чтобы у него было такое же мужество.
Гарри придержал дверь открытой, убедившись, что она не задела Дамблдора, когда тот медленно вошел. Не торопясь и оставаясь спокойными, они приготовились к встрече с коллекцией монстров в человеческом обличье.
Солнце осветило холл, и Гарри замер, увидев нового посетителя. Существо, которое он сначала не узнал — конечно, ничего из тех, чему их учил Хагрид. Он был большим, даже стоя, его плечи, вероятно, достигали самой нижней кости грудной клетки Гарри. Он был темный, пушистый на вид, с плюшевым мехом. Широко раскрытые глаза, заостренная морда с несомненно острыми зубами.
— Лупеску, — сказал Дамблдор, отвлекая Гарри от своих наблюдений. — Это нурменгардские палачи.
— Что они такое? — спросил Гарри, глядя на толстые лапы. Почти как львиная, но заостренная. Глаза смотрели на него, тело застыло, как статуя.
— Волки, мой мальчик, — сказал Дамблдор. В его голосе звучала боль, видимо их вид вызывал плохие воспоминания. — Это серые волки, но не только.
— Анимаги? — Гарри прищурился, сумев различить слабый след красновато-коричневого рисунка на темном меху. Его морда было белой, как будто он окунул голову в открытую банку из-под краски.
— Нет, — просто ответил Дамблдор. — Они разумные существа, но не совершай ошибку, обращаясь с ними как с волшебниками. Относись к ним с большей осторожностью, потому что у них нет чувства заботы и милосердия, которыми обладают даже самые темные души.
Лупеску пошевелился, медленно поворачивая свою толстую голову, чтобы посмотреть на деревья. Теперь, когда Гарри смог разглядеть его тело, оно действительно было похоже на собачье. Единственным псом, которого Гарри хорошо знал, по мимо Риппера, был его крестный в анимагической форме. Но даже тогда это…существо было гораздо больше Сириуса. По размерам эта тварь, скорее всего, сравнялась бы с Лунатиком, может быть, даже больше, с густым мехом и высокими заостренными ушами.
— Это нормально, что они такие большие? — спросил Гарри. Животное выглядело непропорционально большим —достаточно большим, чтобы на нем можно было ездить верхом. Даже Хагрид, вероятно, остановился бы при виде этого животного, но все же достаточно маленького, чтобы беспрепятственно пройти в дверной проем.
— Все Лупеску довольно крупные, — сказал Дамблдор. — Они…следствие величайшей ошибки человека.
Волк наклонил голову, и легкий ветерок взъерошил его мех. Густой и мягкий, но глаза жестокие и любопытные.
— Видишь ли, Гарри, — вздохнул Дамблдор. — Когда мы всем сердцем направляем наши мысли к цели, ничто — даже сама природа и магия — не может предотвратить нашу ошибку.
Сердце Гарри бешено заколотилось. Он вдруг почувствовал огромную благодарность к толстым каменным стенам и тяжелой дубовой двери, за которой они стояли. Внезапно стало казаться гораздо более разумным, что замок функционирует, дабы защитить их от внешнего мира.
У Гарри перехватило дыхание, когда он с ужасом осознал, что сейчас пять больших волкоподобных зверей охраняют линию деревьев. Наблюдая за ними любопытными глазами и бесшумно ступая огромными лапами. Различающиеся цветом шерсти и умом, но одинаково опасные.
— Я не могу представить никого, кто мог бы это сделать, сэр, — признался Гарри, и слова на мгновение застряли у него в горле.
Дамблдор вздохнул. Тяжело, устало. Гарри не мог понять, почему этот человек выглядит таким усталым при виде этих животных.
— В юности… — Дамблдор помолчал, говоря тихо и словно пристыженно. — Мы во многое верим и совершаем много ошибок. Мы не сломлены, но, о Гарри, мы так испорчены.
Лупеску, стоявший посреди дороги, с которой они пришли, с бессловесным рычанием щелкнул челюстью.
Том не стал их дожидаться и даже не обратил внимание на тихие шаги Дамблдора и Гарри. Том откинулся назад, прислонившись к каменным опорным колоннам, стоящим с краю помещения, когда Гарри и Дамблдор обратили на него внимание. Они оба почти могли видеть свое дыхание в воздухе.
— О, привет, — сказала молодая девушка. Она казалась странно неуместной в этом мрачном замке. Яркие глаза и толстый шерстяной плащ. Он был приятного темно-красного оттенка, и на ней был толстый вязаный шарф и меховые варежки, которые она быстро сняла, увидев их. — Я видела свет у входа, у вас была назначена встреча?
Том попятился, шаги его были тихие, лицо задумчивое. Гарри неловко заерзал под ярким любопытным взглядом молодой женщины. Она не могла быть намного старше Билла.
— Боюсь, мы прибыли неожиданно, — сказал Дамблдор с таким же сожалением. — Если вы передадите весточку Мадам, мы будем вам очень признательны.
Молодая женщина по-совиному моргнула, свет фонаря делал ее больше похожей на тележную помощницу, чем на секретаршу в одной из самых страшных тюрем в мире.
— О, ее график немного не нормирован, — женщина пожевала нижнюю губу.
По другую сторону стола стояли огромные масляные фонари, как на старых китобойных судах. На столе у нее лежала тонкая записная книжка, наверное, в две дюжины страниц, вшитых в старый потрескавшийся корешок. Гарри отметил, что было заполнено всего несколько страниц, а самая ранняя дата — почти столетие назад.
— Мадам, — женщина, к своему удовольствию, проверила это слово на язык, явно чужое и новое для неё. — Получит отчет за день примерно через час. Мне нужно, чтобы вы расписались в реестре гостей, и я просканирую вас на поиск запрещенных магических предметов. Вы также должны сдать на хранение палочки, летучий порошок, портключи и другие подобные транспортные устройства в наш охраняемой склад. Запечатанный кровью, конечно! Могу я узнать ваши имена?
— Конечно, — улыбнулся Дамблдор. — Вы предпочитаете полные имена или упрощенные?
— Упрощенные, здесь не так уж много места на ближайшие четыре десятилетия! — сказала женщина, небрежно постукивая по книге.
— Очень хорошо, Альбус Дамблдор. Со мной Гарри Поттер и Том Риддл.
Женщина что-то пробормотала и кивнула, работая над чем-то за своим столом. Гарри заметил, что у нее две косы, закрученные вверх и свисающие на макушку, как бараньи рога. Они выглядели ужасно сложными.
— Мистер Дамблдор, вы уже некоторое время набиваете себе цену, — дразнила женщина, передавая маленькую коробочку, которую могла бы нести даже Хедвиг. — Мадам уже много лет проклинает ваше имя! Лупеску хорошо к вам отнеслись? Я думаю, что Эгида патрулирует залы прямо сейчас, но я могу ошибаться, — женщина захихикала и протянула Гарри и Тому еще две одинаковые коробки.
— Они были в порядке, — резко отрезал Том. Радость женщины не угасла.
— Это хорошо, они иногда становятся немного резкими с гостями с тех пор, как тот комитет из Италии… — она замолчала. — Ну, разве не все мы становимся немного злыми с грубыми людьми? В любом случае, следуйте за мной, не заблудитесь, а то потеряете ногу, а то и две!
С этим предупреждением она подняла один из больших масляных фонарей и начала спускаться по самой левой лестнице. Они шли следом, держа в руках коробки, пока не проскользнули в высокое здание с открытой крышей. Оно напоминало совятню: с глубокими прорезями, вырезанными в камне, и открытым дневным небом.
— А вот и наш склад, — весело объявила женщина. — Мы не магический объект, поэтому, пожалуйста, уберите все предметы и имущество. В крышке есть прорезь для вашей палочки, не волнуйтесь, мы обо всем позаботимся.
Первым пошевелился Том. Он вытащил палочку и положил ее в футляр для волшебных палочек внутри своей коробки. Не задерживаясь, он сбросил мантию и вытряхнул содержимое карманов, оставшись в довольно обычной одежде.
Гарри смотрел, как с неба из открытого люка в крыше спускается большая темная птица. Она быстро развернулась, приземлившись на землю между ними и дверным проемом. Она неловко ухватился за веревочную ручку ящика, щелкнула клювом и взлетела, чтобы положить его на полку.
Том не выглядел встревоженным. Он выглядел замкнутым и тихим и наблюдал, как птица вернулась, чтобы унести коробки Альбуса и Гарри.
— Это для того, чтобы предотвратить побег из тюрьмы или потерю личных артефактов, — сказала их проводник. — Я знаю, но у нас была одна попытка! Анимаг не продержался долго, этот бедный терьер против Эгиды…
Гарри вздрогнул и заторопился, стараясь держаться в пределах света фонаря.
Сквозь каменные стены он слышал приглушенные крики. Стоны и крики, которые, вероятно, принадлежали заключенным внизу. Худшие из худших, и только каменные стены и огромные волки отделяют их от свободы.
— Надеюсь, вы не возражаете, если я пойду длинной дорогой, смотрите под ноги!
Том быстро последовал за ней, и они пошли следом.
Замок был бы красив, если бы не темнота. Еще одна превентивная мера, Гарри был уверен. Коридор вызывал клаустрофобию, душный, с узкими проходами. Фонари едва освещали путь, но эта женщина, казалось, не чувствовала себя слишком неуютно в замке. Без сомнения, странная женщина.
— Вот мы и пришли! — объявила она, остановившись перед массивной деревянной дверью с толстыми металлическими засовами сверху и снизу. Она не столько постучала, сколько стукнула краем фонаря по дереву, громко стуча в толстую дверь.
После трех ударов она отступила назад и вежливо ждала.
Дверь драматически отворилась на бесшумных петлях. Скользя по старому металлическому механизму, немного схожему с магей. Появилась Крина Димитриу, ее лицо освещалось двумя маленькими, но неподвижными фонарями прямо за толстой дверью.
— Вы не склонны прер … — Крина сделала паузу, быстро пробежав глазами по присутствующим. — Альбус Дамблдор.
Альбус даже не улыбнулся. Он слегка кивнул в знак согласия.
Крина дышала через нос, слегка посвистывая.
— Столько лет, и ты наконец сдался. Кого мне благодарить за этот визит?
— Они предлагают мне ответы, — решительно сказал Том. Холодно, стоя прямо рядом с их спутницей. Свет от ее большого фонаря бросал на его лицо полутень. — Я настоял, чтобы вы присутствовали.
Крина оглядела его, затем группу еще раз.
— Ты ещё и Гарри Поттера запросил.
Том слегка наклонил подбородок.
— У меня есть подозрение, что он замешан.
Гарри сглотнул, у него мелькнула параноидальная мысль, что каким-то образом они могли услышать его мысли.
— Входите, — разрешила Крина, отступая в сторону. Ее пальто было огромным, отороченное мехом, и выглядело нелепо. Ее ботинки гремели, но через полшага она начала ступать бесшумно. Старинный стиль замка вполне подходил ей.
— Присаживайтесь, дайте мне минутку.
Крина что-то пробормотала, проходя мимо стола, стоявшего напротив двери. Альбус тяжело опустился на табурет, Гарри и Том — на такие же. Там было одно кресло с уникальной спинкой, изогнутой и особенной, и стоящее отдельно. Они избегали его, боясь, что оно имеет значение, о котором они не знали.
Крина закрыла книги и пометила страницы. Она была в середине чего-то, что выглядело как книги по гербологии. Она задвинула книги на полку рядом с собой, а полка, прикрепленная на рабочий стол была занята безымянными кожаными книгами.
— Я бы попросила больше времени, но, учитывая вид Альбуса, я боюсь думать о головной боли, которую это вызовет у меня, — вздохнула Крина, устраиваясь поудобнее на стуле. — Мой…назначенный прибудет через сорок минут. Вам не понравится эта дискуссия.
Это было такое же приглашение, как и любое другое, и с этими словами Том быстро взглянул на Дамблдора.
Мужчина обмяк в кресле, вид у него был усталый и покорный. Крина явно теряла терпение.
— Война, — просто ответил Том, не вопрос, но достаточно.
— Было… — Альбус помолчал. — Много потерь. Магглы вернулись к необычайной жестокости. В маггловской Германии Адольфа Гитлера объявили мертвым, а Геллерта Гриндельвальда арестовали и судили за его преступления.
Том многозначительно посмотрел на Крину. Гарри заметил вспышку боли и обиды за откровенное недоверие к информации Альбуса.
— Нацистская Германия пала, на Японию были сброшены две ядерные бомбы. Были заключены соглашения о жестоком обращении с военнопленными. Самый большой концлагерь, Освенцим, сейчас превратился в музей. Говорят, что Адольф Гитлер покончил с собой, однако это восхитительный заговор. Геллерт Гриндельвальд был возвращен в эту самую тюрьму и является моим заключенным, — резко подытожила Крина.
Том медленно вдохнул и выдохнул.
— Бомбардировка Лондона?
— Известен как «Лондонский блиц». Ужасно, но сейчас лишь воспоминание о войне и ничего больше, — сказала Крина. — О чем еще он тебе солгал?
Гарри хотел поспорить, но иногда даже у него возникали вопросы, на которые Дамблдор отказывался отвечать.
— Я жив, — тупо сказал Том, уставившись на Альбуса, как на статую. — Я думал, твои люди называют меня Темным Лордом, чтобы оскорбить. Но я не он. Гриндельвальд в цепях, а я жив.
Альбус кивнул и сказал:
— Да.
Том очень медленно кивнул.
— Я этот… Лорд Волдеморт.
На этот раз заговорила Крина.
— Да, это ты.
Том обдумывал эту мысль, но что-то в ней было не так. Гарри было холодно, вдали от всего этого. Онемевший и опустошенный, как в тот день, когда он услышал правду о смерти своих родителей. Это было неправильно, но жужжащий шепот в его голове сказал ему, что все в порядке.
— Почему все крутиться вокруг него? — спросил Том Крину, бросив взгляд на Гарри.
Прежде чем Дамблдор успел заговорить, Крина откровенно сказала ему:
— Ходят слухи, что Гарри Поттер победил Темного Лорда еще ребенком. Что он убил Темного Лорда Волдеморта и у него не осталось ничего, кроме шрама.
Рука Тома мгновенно сжалась в кулак на бедре. Его лицо не изменилось.
— Том, ты должен понять. Ты давно уже попался в ловушку …
— Что делает тебя особенным? — спросил Том, глядя холодными пустыми глазами прямо в душу Гарри. — Как ты, невинный бессильный младенец, мог остановить Темного Лорда?
Гарри вздрогнул, услышав то, что привык слышать постоянно и ничего больше. На автопилоте он ответил то же самое:
— Думаю, мне просто повезло.
Том улыбнулся так, словно это причиняло ему боль, и решительно сказал:
— Ты убил меня. Я живой, здесь сейчас, ты собираешься убить меня снова?
— Нет, — Гарри вздрогнул, — это … это было бы неправильно.
— Ладно, — сказал Том и снова посмотрел на Крину. — Вы интересуетесь мной только потому, что я вырос Лордом Волдемортом?
— Вообще-то нет, — призналась Крина. — Меня мало волнует Волдеморт, на самом деле твой разум и магия — это то еще зрелище, и я наслаждаюсь тем, что ты мне предлагаешь. Альбус Дамблдор связался со мной, потому что я…целитель разума Геллерта Гриндевальда.
Глухой стук вдоль стены за пределами комнаты. Крина очень тонко сдвинула в сторону маленькое пресс-папье.
— Я бы предупредила вас, что вас ждет сюрприз, но, пожалуйста, сведите свои вспышки эмоций к минимуму.
Том улыбнулся, но это не выглядело дружелюбным.
Дверь в комнату медленно отворилась, и показался огромный волк лупеску, отливавший медью в свете фонаря. Он держал в зубах маленький факел, что висел так низко, что едва не царапал пол. Мех был грубым и светлым, может быть, желтым или золотистым, но в замкнутом пространстве кабинета Крины Гарри мог думать только о том, что его зубы и горящие глаза делали Пушка похожим на щенка по сравнению.
— Привет, Эгида, большое спасибо за помощь, — улыбнулась Крина лупеску, почтительно кивнув чудовищу. — У меня гости, но я не хочу занимать твое время.
Волк гортанно зарычал, звуча как одна из громких рок-групп Дадли. Так, что вибрации проникали под кожу и разливали дребезжание внутри костного мозга. Волк повернулся, умудряясь пролезть в дверной проем еще раз, чтобы уйти, и привлекая внимание к своему новому гостю.
— Так так, — раздался почти смеющийся хриплый голос старика, стоявшего перед чем-то весьма Примечательно. — Давно не виделись, Альбус.
Альбус Дамблдор побелел как мел, подняв руку, чтобы в смятении прикрыть рот.
— Геллерт, твои…
Геллерт Гриндельвальд рассмеялся, издав высокий хрип, от которого Гарри задрожал. Ужас, пронзивший его спину, как нож, и выставивший себя напоказ, словно чучело попугая. Такой ужас, что он отгрыз бы себе ногу, чтобы сбежать.
— Смена обстановки, — прошипел Геллерт, шевеля ампутированными остатками обеих рук, которые заканчивались выше локтя. — Видишь ли, это мера предосторожности. Стихийная магия такая… привередливая.
Альбус, охваченный невыразимым ужасом, не мог вымолвить ни слова.
Том тихо выдохнул, словно ветерок, постучавший в окно. Гарри почувствовал это, эту пустую птичью клетку, которую составляли его легкие и ребра. Вздох дребезжал, застревая в горле и заставляя грудь сжиматься. Том Риддл сказал:
— Темный Лорд Гриндевальд. Король замка, где он сам пленник.
Гриндельвальд посмотрел на Тома, потом перевел взгляд дальше. Он резко улыбнулся, обнажив желтые зубы с чем-то похожим на ранний кариес.
— Питомец смотрительницы. Здесь, во плоти, и тем не менее все равно ублюдок.
Том напрягся и, повернув голову, многозначительно посмотрел на обрубки его рук.
— Жаль, что я не смог сделать этого сам.
— Как будто это в твоих в силах.
Том слегка наклонил голову.
— Голодный человек способен убить кого-нибудь кирпичом. Война делает всех нас зверями. Надеюсь, ты кричал до тех пор, пока твой голос не охрип, когда они отгрызали твои окровавленные руки.
Мужчина рассмеялся, резко и жестко.
— Знаешь эти раны, кретин?
— Я видел, как люди отрезают себе ноги и за меньшее, — губы Тома жестоко скривились. — И остаются более достойными, чем твоя жалкая задница.
Геллерт выплюнул что-то по-немецки. Альбус, к большому удивлению Гарри, быстро встал и одной рукой схватил Гриндевальда за шиворот. Немец рассмеялся, забавляясь внезапной агрессией и напряжением в маленькой комнате.
— Так вот почему ты игнорировал меня, Альбус? — усмехнулся Геллерт, когда его усадили в кресло с высокой спинкой. — Из-за этого мальчика-зверя, который не должен был выжить.
— Тебе нечего говорить об этом, — резко сказал Альбус. — Ты не смеешь прикасаться к этому …
— Нет, пусть говорит, — спокойно перебил Том. — Я хочу услышать, как этот чертов мерзавец умоляет.
Воздух остыл на пару градусов, Альбус резко отпустил Гриндевальда.
— У тебя есть язык, — усмехнулся Гриндевальд. — Чтобы лакать зелья твоей суки матери и сапоги Крины Димитриу?
Том так внезапно напрягся, что Гарри забеспокоился, не проклят ли он. Это длилось всего мгновение, но Гарри не мог дышать из-за ужаса, который пронзил его легкие. Он не мог дышать, не мог дышать…
— Что он имеет в виду? — решительно сказал Том. — Объясните.
Пауза, затем Крина медленно выдохнула через нос.
— Ты знаешь, почему мы не даем зелья детям, Том? — спросила Крина.
В комнате было холодно, маленький обогреватель с оранжевым свечением почти не прогревал воздух. Толстый камень покрывал иней, воздух Тома с каждым выдохом превращался в туман. Теперь он понял, почему Крина носила такое возмутительное пальто. То, что выглядело безвкусным в одной обстановке, оказалось выгодным в другой. Густое, теплое, оно скрывало ее движения и покрывало плотной тканью ее тело. Ни один нож, ни один зуб, ни один коготь не коснется ее кожи.
— Передозировка, — решительно сказал Том. Не обращая внимания на легкое трепетание пальцев при этом слове. Слово было просто словом. Оно означает определение, столь же непримечательное, как и следующее. — Отравление. Необратимое повреждение органов и всего остального.
Лицо Крины оставалось каменным. Лицо было освещено светом, но тени от ее гусинных лап на висках казались темнее. Масляная лампа выглядела архаичной, подходящей для человека, который пьет марочное вино и живет в замке на досуге.
— А ты знаешь, Гарри?
Гарри выглядел немного удивленным, что к нему обратились так внезапно. Возможно, мальчик предполагал, что Крина спросит Дамблдора, который занял позицию за толстым дубовым креслом, в котором расслабленно развалился Гриндевальд. Он не представлял для них угрозы, заверила Крина, но Тому и раньше причиняли боль безобидные вещи.
— Ну, когда у меня исчезли кости в руке, мне пришлось принимать Костерост, — ответил Гарри. — Мадам Помфри была осторожна, она сказала, что если я приму слишком много, то у меня вырастет слишком много костей?
Крина сдвинула какие-то предметы на столе, отодвинула бумаги и перья в сторону. Небольшая полка с журналами в кожаных переплетах, ничем не отличающиеся друг от друга, привлекла ее внимание. Она выбрала одну, по-видимому, наугад.
— Альбус, ты вообще заботишься о том, что бы обучать своих учеников? — решительно спросила Крина.
Альбус не оторвался от своего безмолвного бдения, но начал говорить низким голосом, подходящим для Нурменгарда.
— В маггловском мире многие лекарства не разрешают применять беременным, — сказал Дамболдор. — Известно, что лекарства и питье передаются от матери к ребенку еще до рождения. Лекарство, которое может… помочь при нарушении сна, может помешать нормальному росту плода. Дети могут родиться без конечностей, со слишком маленькими сердцами, и только вырвавшись из утробы становятся беспомощными для жизни.
Гарри тяжело сглотнул, слегка встревоженный этой мыслью. Том, однако, не выглядел слишком обеспокоенным.
— Я знаю таких, — ровным голосом ответил Том. — Медлительные, с плохими костями. Педики, отсталые, лунатики и те, кто уже родился безумным.
Крина моргнул, и это было ее единственным выражением лица на эти современные выражения и бесчувственные комментарии. В его время они были уместны и приняты. В этом не было вины Тома.
Вместо этого Том отвел взгляд в сторону, к креслу, где Гриндевальд сидел с закрытыми глазами и расслабленным телом. Голос Тома не дрогнул, не изменился ни в интонации, ни в тоне.
— Вы собрали их и вскрыли их головы, а потом перерезали им глотки, как скоту.
В комнате стало еще холоднее. Том медленно, как робот, повернул голову с острыми блестящими глазами и тонкой улыбкой, похожей на бритву парикмахера.
— Они собирались отправить меня на юг. В Италию и спихнуть со своих рук демоническое дитя.
Гриндевальд улыбнулся без особой нежности.
Крина тихонько постучала ногтем по своей кожаной книге, глядя на Альбуса ястребиным взглядом.
— Альбус, ты еще не закончил.
Линии и морщины на лице Альбуса были толстыми и словно вырезанными, как седельный мастер вырезал кожу. Он говорил сквозь веснушки и родинки на подбородке.
— Волшебные зелья не дают детям, потому что они действуют подобно…маггловским рекреационным наркотикам. Они вызывают созависимость, зависимость от чего-то, что в конечном итоге приводит к нестабильному контролю над магией.
Эта область недостаточно изучена из-за высокого уровня легальности обеспечения будущих матерей магическими зельями.
Гриндевальд усмехнулся низким хриплым звуком, от которого Альбус скрипнул костяшками пальцев.
— Это сейчас? — риторически спросил Гриндевальд, не потрудившись открыть глаза.
Гарри поправил стул, хотя он и не обеспечивал большего расстояния.
— Это…постоянная проблема сейчас …
— Нет, — сказала Крина. — Это было. Неконтролируемая магия и методы ее подавления являются одним из весьма спекулируемых инструментов для искусственного создания Обскуров. Оружие, которое Геллерт очень любил, особенно тот инцидент в Америке.
Зубы Гриндельвальда были желтыми, как у злобного барсука или росомахи. Его улыбка больше походила на рычание.
— Обскуры, Гарри, это жестокость по отношению к природе. Они никогда не должны существовать, — сказал Альбус, и на этот раз Геллерт не засмеялся.
— Он … есть еще что-нибудь? Он что, вооружал людей? — пробормотал Гарри, не понимая, но чувствуя напряжение в комнате.
— Нет, — ответила Крина. — Методология искусственных Обскуров включала в себя дозирование матерям мощных зелий, чтобы заставить их ребенка приспособиться к высокому магическому напряжению. Теория состоит в том, что высокое магическое напряжение во время развития плода заставляет его магическое ядро развивать способность увеличиваться в размерах и создавать резервы для метаболизма токсинов матери еще в утробе. При рождении неконтролируемые резервы приводят к…катастрофическим степеням стихийной магии.
— Это безумие, — выпалил Гарри. Он резко выпрямил спину. — Ты … ты не можешь этого сделать! Это эксперименты на детях и, неужели матери даже не знали что происходит? И…
— Гарри, — сказал Дамблдор, и Гарри замолчал.
— В большинстве случаев это люди, рожденные в волшебных семьях, — сказала Крина чуть тише, словно готовясь к чему-то ужасному. — Они знали о риске, а может, им было все равно. Случаи, когда рождение ребенка не было…запланировано. Несчастный случай или иные цели, которые они имели в виду.
Том внезапно встал. В его движениях не было никакой нерешительности, он сидел и в следующую долю секунды уже стоял и шел к двери в коридор с единственным намерением уйти.
— Том… — начал Гарри, поворачивая голову в недоумении и беспокойстве. — Что…
Гриндельвальд начал хохотать, резкий кашляющий звук, который влажно затих к концу. Несколько раз это прозвучало как смех старика, и возраст Гриндевальда снова стал очевиден.
— Эх ты, парень, — засмеялся Гриндевальд. — Не в силах взглянуть в лицо тому, что так отчаянно хотел узнать?
Гарри выглядел беспомощными и потерянным, но он понял достаточно, чтобы все, что сказал Гриндельвальд, было дерьмом.
— Заткнись, — бросил Гарри, резко вставая и сжимая руки в кулаки. — Ты чудовище! Ты его даже не знаешь, так что заткнись!
Кривозубая улыбка Гриндевальда и изогнутые проволочные брови виднелись в слабом свете. Он откинул голову назад, серебристо-белая борода отражала свет фонаря. Его зубы, желтые и воспаленные десны, блестели под прямым углом.
— Я его не знаю? — ухмыльнулся Гриндевальд, не двигаясь с места. Его руки согнулись, плечи перекатились, давая понять, что он сделал бы драматический жест, если бы мог. — Я знаю все о таких, как он!
— Геллерт, — недобро сказал Дамболдор. — Следи за словами, которые ты произносишь. Ты хорошо сделаешь, если вспомнишь свое место здесь.
— Мое место здесь? — удивленно спросил Геллерт, повысив голос до крика. — Мое место здесь! Куда ты забрел наконец-то после стольких десятилетий молчания? После того, как ты приводишь мне этого … этого Гарри Поттера и этого незаконнорожденного ребенка, которому лучше было бы умереть!
Том не обернулся, но его шея и плечи напряглась. Крина нахмурилась и слегка повернула голову в сторону.
— Геллерт. Я ничего не говорила о его родословной …
— Ты сказала достаточно! — крикнул он. — Ты провела слишком много времени с этим бесполезным отродьем! Все время об этом твоем питомце! Ты взяла плод моего труда и превратила в насмешку над всем, за что я стоял! Часами и днями сидела, склонившись над этой жалкой книгой, пытаясь вылечить мою величайшую работу — как будто это какая-то болезнь!
— Геллерт! — крикнула Крина, хлопнув ладонями по толстому столу, и резко встала. Ее пальто шелестело, меховой воротник стал больше, а плечи стали внушительными. — Ты будешь молчать!
— Я молчу уже много лет! Ты зря потратила время, заботясь об этом — это мое зелье создало этого монстра! Этот ублюдок… осмелюсь предположить, что ты даже не знаешь о своей крови! Как твоя мать любила тебя настолько мало …
— Меня тошнит, — медленно произнес Том Риддл, отвернувшись от всех. — От твоих разговоров.
Он медленно повернулся. От его лица отхлынула вся кровь, оставив призрачный оттенок, который выглядел больным. Его белые губы были плотно сжаты, а ноздри широко раздувались. Все в нем было сдержанным и спокойным, его зрачки расширились в темноте так широко, что не оставалось прежней синевы.
— Ты ненавидишь это, то, что ты рожден из ничего, и вся твоя жизнь все твои страхи правдивы. Ты родился жалким орудием, и ты тоже это знаешь, — рассмеялся Гриндевальд, мокрым и диким смехом. — Если бы я нашел тебя раньше, я бы использовал тебя как ошибку, которой ты и являешься…
Гарри вздрогнул, волосы на его руках встали дыбом. Это было похоже на то, как будто дементор налетел на него, охладив воздух и заставив затаить дыхание. Он не слышал криков, кроме приглушенных криков самой тюрьмы. Он не чувствовал счастья.
— Геллерт! — Дамблдор повысил голос, громкий возглас раздался легким эхом от стен. Крина стояла прямо, кончики пальцев побелели от того, как сильно она сжимала край стола.
У них не было ни волшебных палочек — ничего, что могло бы предоставлять угрозу. Только слова, но какими жестокими и болезненными могут быть слова. Лупеску убедился, что они в безопасности, но лупеску не мог говорить на человеческом языке и не имел против слов оружия.
— Ты ошибаешься, — решительно заявил Том. На его лице не было никаких эмоций. Гарри заметил, что его руки слегка дрожат.
— Крина, — взмолился Дамблдор, его голос был усталым и с низким хрипом. Это было похоже на плач Фоукса, грустного, раненого и отчаянно желающего помочь. — Крина, не надо…
Крина медленно выдохнула через нос, ее губы расслабились и снова покраснели. Она подняла руку, заставив замолчать Дамблдора и Гарри, и обратила свое внимание на Тома.
— Скажи мне, почему ты позволяешь ему ранить себя? — спросила Крина.
Том не смотрел на нее, его бездонные черные глаза были сосредоточены на широко улыбающемся пожилом мужчине.
— Я не позволяю.
— Ты позволяешь, — недобро поправила его Крина. — Он калека, и силы у него не больше, чем у сквиба.
Геллерт рассмеялся, он продолжал смеяться, и губы Тома скривились в выражении, которое Гарри не мог узнать.
— Перестань смеяться надо мной, — сказал Том, маленький, но не слабый.
Гриндевальд поднял серые обрубки рук, откусанные и скормленные лупеску его собственного пооизводства, и ухмыльнулся.
— Чего тебе бояться? Ты бы стал убивать людей, как я? Станешь ли ты моим судьей и палачом и скажешь потом, что мы разные?
— Я не слабый! — прошипел Том, слегка повысив голос.
— Ты незаконнорожденный ребенок этой сучки! Женщина, которая осудила своего нежеланного ребёнка на такую судьбу, потому что ты не хуже меня знаешь — ты никому не нужен! Тебя не любят!
— Я не калека, живущий по милости свиней, кормящих его помоями! — прошипел Том, его голос сместился на октаву выше, и Гарри вздрогнул против своей воли. Казалось, что воздух покинул комнату, и остался статический и слабый запах озона, словно будто масляная лампа превратилась в молнию. Дамблдор потянулся морщинистой рукой, чтобы оттащить Гарри назад, вплотную к стене, где он мог быть защищен от кулаков. Челюсть Гарри безмолвно двигалась, не в силах издать ни звука. Его глаза горели, словно обоженные кислотой.
— Том, он говорит, как цепной лающий пёс, — тихо успокаивала Крина, ее взгляд был острым, хотя одна рука все еще была поднята. Возможно, это был сигнал к тому, чтобы вызвать помощь или позволить лупеску закончить есть то, что они когда-то начали.
— Он говорит о вещах, о которых ничего не знает, — возразил Том.
— О, поверь мне, мальчик, — сказал Гриндевальд. — Я знаю о тебе все. Я сделал тебя … Я знаю твою осиротевшую жизнь, твое украденное имя, которое означает то, чего ты не знаешь. Твой ублюдочный отец, твоя одурманенная сука-мать. Она обняла тебя перед тем, как бросить? Или она отбросила тебя в сторону, как я отбросил первого несостоявшегося ребенка, как отбросил сотого! В тебе нет ничего особенного! Вы все заявляете о добре и зле в этом мире, но все, что существует, — это гниль, которая пытается нас задушить.
Воздух потрескивал, или это только казалось. Мягчайшее шипение кончиков пальцев по камню, ласка ногтей по стене. Крина взволнованно выдохнула. Гарри почувствовал, как его сердце бьётся где-то в горле, так сильно, что он медленно дышал, чтобы сдержать рвоту. Это было так больно и так глубоко.
Рука Дамблдора на его плече сжалась достаточно сильно, чтобы сжать впадину между ключицей и лопаткой. Гарри не был уверен, что сможет когда-нибудь снова заговорить. Его голова сильно пульсировала от боли, а кожу покалывало, как от ужасного солнечного ожога.
— Ты много проповедуешь, — сказал Том, медленно контролируя свои слова до такой степени, что высокий гнусавый визг из прошлого остался далеким воспоминанием. Тем не менее, его голос звучал напряженно, слишком очевидно в попытках сдержать себя. — И я видел много святых людей.
Том закрыл глаза, дыша так тяжело, что вся его грудь двигалась от усилий медленно вдыхать и выдыхать. Крина слегка расслабилась, ее поднятая рука дрогнула. Хватка Дамблдора тоже ослабла. Кожа Гарри горела и покалывала, и он чувствовал себя беспомощными даже подавить низкий стон через рот. Оно лопнуло, как мыльный пузырь, и вырвался отчаянный крик, который, казалось, подходил для этой атмосферы. Трескучей, обнаженной и больной.
— Гарри! — вскрикнул Дамблдор.
Он колебался лишь мгновение, ровно столько, сколько потребовалось Тому, чтобы открыть глаза. Его черные зрачки снова поглотила синева, зубы были белы, как кость.
— Твоя война, — сказал Том тихо, терпеливо и снисходительно, как в кошмарах Джинни и при встрече Гарри с василиском. — Научила меня многому. Мне проповедовали о добре и зле, но один покойник однажды сказал мне …
Том заговорил по-французски. Крина дважды моргнула, соображая чуть быстрее, чем Дамблдор. Ее губы двигались между словами, переводя сначала на румынский, потом, наконец, на английский. Она молча переводила, переводила так быстро, что Дамблдор успел только резко вдохнуть и снова сжать плечо Гарри.
Гарри почувствовал пустоту, боль и болезненное желание заплакать. Он никогда раньше не чувствовал себя таким, таким обнаженным и расколотым изнутри. Больно, больно, больно.
— Ты называешь меня слабым? — спросил Гриндевальд. Он свободно говорил по-французски, но предпочел продолжить разговор на английском с акцентом. Гарри был благодарен судьбе за то, что он оказался единственным, кто не понимал французского. — Меня? Кто победил и создал наследие, которое заставляет тебя нагадить в собственные штаны. Ты, который давится словами и …
— Мне надоел твой язык, — решительно сказал Том. Гарри почувствовал пронзительную пульсацию, которую он не мог описать, и внезапно почувствовал, как слезы неудержимо текут по его лицу, хотя он не знал почему. Он не понимал, он не мог дышать, и ему было так больно и …
— Подавись, — сказал Том.
Гриндельвальд ухмыльнулся и захохотал влажным смехом, потом еще более влажным. Кровь хлынула ему на грудь, когда он запрокинул голову, и во рту вспенилась кровь, черная, как смола.
Глаза Крины расширились в тревоге, и она взмахнула рукой. Движение привело в действие защитный камень какого-то древнего происхождения, который запульсировал синим цветом и закрепился вокруг арок и выбоин в полу. Этот замОк безопасности был встроен в сам замок задолго до их рождения.
Гриндевальд поперхнулся; булькая и корчась, он упал со стула. Он упал на землю, извиваясь, как червяк, и кровь хлынула из его рта. Он продолжал смеяться, катаясь в луже собственной слюны и слизи.
— Гарри, Гарри, ты ранен? — Дамблдор отчаянно похлопал его по плечу, вздернув подбородок при виде безудержного плача Гарри. — Ты в порядке?
— Он такой грустный, профессор, — вырыгнул Гарри сквозь икоту чужих эмоций. — Он такой грустный.
Ботинки Тома покраснели, покрытые густой слизью крови, мокроты и слюны. Его лицо было пустым, плоским и бледным, но между большим и указательным пальцами он держал скользкий кусок мяса.
— Зови своих собак, — уныло и отрывисто сказал Том. Крина смотрела на него с обожанием, впечатленная его способностями.
Том поднял руку и сказал:
— У меня есть для них ужин.
Ему было так грустно и больно, что Гарри не смог найти в себе ни злости, ни отвращения, когда понял, что Том держит в руках язык Гриндевальда.
========== Repetita iuvant* ==========
Комментарий к Repetita iuvant*
*Повторение – мать учения.
От автора:
Глава, где Том испытывает эмоции. Они ему не нравятся.
Последняя неделя октября выдалась не из легких. На уроках стали накапливаться более жестокие обьемы работ, превосходящие все, что они когда-либо видели раньше. Профессор Амбридж, казалось, очень любила назначать отработки, раздавая их горстями. Гарри уже слышал, как ученики жаловались на порушенные планы на Хэллоуин. Гарри, по какой-то неведомой удаче или чистой случайности, избежал и отработок, и дополнительных заданий.
Рону и Гермионе не так повезло — Гермиона увязла в обязанностях старосты, а Рон, умудрившись заснуть во время урока Защиты, отправился на ночную прогулку с Филчем. По крайней мере, ему не надо будет наблюдать, как Амбридж подкрашивает свои губы уродливой красной помадой, хотя Рон и так постоянно жаловался.
— Ты уверен, что сам справишься, Гарри? — спросила Гермиона, покусывая нижнюю губу. Это была ее дурная привычка, и если она будет продолжать в том же духе, к тому времени, как они закончат школу, то останется шрам.
— Все в порядке, честное слово, — сказал Гарри. — Я не очень-то люблю Хэллоуин.
И это было правдой. Гарри хотел бы хоть раз провести Хэллоуин в одиночестве. Может быть, нанести визит гиппогрифам, если он действительно захотел бы чего-то леденящего кровь. Обычно он находил идею посетить хижину Хагрида привлекательной, но идти туда одному звучало ещё более уныло.
По залу шли большие черные скелетообразные лошади, ведомые профессором Грабли-Дерг, и тащили массивные тыквы. Не такие большие, как в предыдущие годы, так как Хагрид уже долго отсутствовал; тыквы будут вырезаны, а коридоры украсят волшебными подсвечниками. Гарри знал, что Близнецы задумали какую-то шутку — вероятно, гигантских резных лиц будет тошнить сахарной ватой или другими сладостями. Гарри не мог найти в себе сил для предвкушения.
Он чувствовал себя призраком больше, чем другие привидения замка. Те веселились, планируя празднество и вечеринку, пока сам Гарри бесцельно бродил от одной каменной башни к другой. В воздухе уже чувствовался легкий зимний холодок, достаточный, чтобы заставить гриндилоу уйти под воду ещё глубже.
Хаффлпаффец, с которым Том ссорился до этого, тоже слонялся без дела. Капризный маленький ученик, который путался в словах почти так же ужасно, как Невилл.
— Эй, подожди! — сказал Гарри, бросаясь за желто-полосатым галстуком. Мальчик пискнул, выглядя встревоженным и немного потерянным, когда Гарри остановился рядом, возвышаясь над ним. — Мне интересно, что ты сказал Тому, чтобы он так разозлился на тебя?
Хаффлпаффец посмотрел на него широко раскрытыми глазами, на щеках у него вспыхнул легкий румянец от шока.
— Я… Том? То…
— Тот самый слизеринец, — попытался напомнить Гарри. — Ну, знаешь, когда ты… — Гарри сделал паузу, неловко махнув рукой в сторону своей нижней части тела. Румянец стал свекольно-красным, глаза ученика остекленели от стыда.
— Я имею в виду, я просто никогда не видел его таким взбешенным! — поправил Гарри. — Мне просто любопытно.
Хаффлпаффец выглядел нервным — он кивнул, не сводя глаз с рук Гарри, как будто ожидая, что его снова схватят.
— Он… Я не знал, кто он! Я… Моя мама всегда говорила, что нужно помогать другим, и что Господь…
— Господь? — прервал Гарри. — Я … Прости, ты магглорожденный?
— Да? — пискнул студент, выглядя обеспокоенным тем, что навлек на себя гнев Гарри. — Я… Я христианин? Он… Он выглядел расстроенным, и… И мама всегда говорила, что нужно помогать другим, поэтому я попытался утешить его, говоря, что у Господа для каждого есть свой план, даже если мы этого не знаем, и…
Хаффлпаффец продолжал говорить и заикаться, а Гарри чувствовал себя все более ошеломленным и сбитым с толку. Разве Том тоже не был религиозен? Разве его не утешил бы другой студент, разделяющий его веру? С другой стороны, этот студент казался невероятно легкомысленным.
— Он был очень расстроен, сэр! — взволнованно пробормотал мальчик. — Я…Я не хотел его так обидеть! Я только сказал, что у Господа есть план для всех нас, и мы не можем знать, какую судьбу он нам уготовил и…
— Нет-нет, все в порядке, — сказал Гарри, делая шаг назад, чтобы попытаться прояснить мысли. — Прости, что побеспокоил тебя. Счастливого Хэллоуина.
Хаффлпаффец убежал, вероятно, беспокоясь, что он каким-то образом вызовет гнев Гарри.
Том был в ярости и издевался над студентом из-за религии. Неужели мальчик каким-то образом переврал…стих? Был ли это вообще правильный термин? Был ли это какой-то религиозный конфликт, и Том поклонялся противоположной стороне? Гарри не знал достаточно, чтобы по-настоящему понять ценность веры; если бы это было так же просто, как Войны Гоблинов.
***
Том избегал Гарри, как чумы. Либо Гарри полностью провалил свою единственную попытку получить информацию, либо Том собирался сделать все возможное, чтобы избежать встречи с ним утром.
Гарри полностью переделал свой график сна, пытаясь разыскать и найти его. Вместо того чтобы спать, убаюканный громким храпом Симуса, Гарри натянул ботинки и занял позицию у Большога Зала. Том Риддл не появлялся тут ни разу с того рокового утра.
— Ты ужасно выглядишь, — сказал Гермиона без всякого такта. — Скажи честно, как рано ты встал? Ты вчера лег спать раньше меня!
— Рано, — хмыкнул Гарри кисло, протыкая булочку ножом для масла. В этот момент он даже не был голоден. Просто устал, раздражен и, скорее всего, он получит отработку у Снейпа в таком состоянии. — Риддл ни разу не появился.
Гермиона выглядела еще более удивленной агрессивным поведением Гарри.
— А ты не думал спросить об этом у домашних эльфов? Я уверена, что они будут рады помочь тебе, они заслуживают уважения, ты знаешь это. Может быть, проявив к ним уважение, произойдёт чудо и мое движение…
— Домовые эльфы, — с благоговением произнес Гарри. — Гермиона, ты гений.
Гермиона выглядела немного обиженной, когда Гарри собрал свои вещи и убежал. Завтра Том от него не ускользнет.
***
Груша на стене хихикнула и открыла проход в эти яркие и ранние шесть утра. Все домашние эльфы суетились,разбрасывая по кухне кастрюли с наполовину сваренными яйцами. Булочки запекались в духовке и вынимались из нее; жужжала печь, которая выпекала сразу дюжину разных пирожных. Фрукты летели вниз по конвейеру, а дюжина маленьких рук, держащих массивные ножи, рубили яблоки, груши и бананы на маленькие дольки.
Более того, Добби, радостно бормоча что-то, взял Гарри за руку и повел его между столами высотой по пояс. Эльфы сидели на табуретках, пиная и толкая катящиеся тележки, которые проносились от одного места к другому. Все было хаотично и беспорядочно, а в дальнем конце кухни стояли крошечные столики и что-то похожее на массивный черный кованый чугунный котел.
Добби продолжал просто болтать, как будто это было обычным явлением, что Том Риддл склонился над несчастным, и его неудержимо рвало в котел. Густые влажные звуки, от которых у самого Гарри внутри все булькало. Стол перед ним был завален пустыми тарелками, по краям которых валялись крошки и кусочки яблочной кожуры. По меньшей мере девять тарелок, каждая пустая, и стойкий запах желчи в воздухе.
— Ты ужасно выглядишь, — выдавил Гарри, не зная, что еще сказать.
Том замолчал, все его тело напряглось, прежде чем он жалобно застонал в котел. Его тело еще раз напряглось, затем он выпрямился и вытер рот предложенным полотенцем.
— Ты, — проскрипел Том устало, — перестань меня преследовать.
В любой другой день Гарри мог бы задуматься об этом. Вместо этого он взглянул на количество тарелок и извлек из своей памяти, как много эльфы склонны накладывать. Блины, которые возвышались выше его предплечья, гора фруктов и густой сироп.
Девять тарелок. Тело Тома выглядело напряженным и измученным, а было ещё только шесть утра.
— И давно ты здесь? — спросил Гарри, усаживаясь на табурет, который поспешно принес другой эльф. Глаза Тома были налиты кровью, обведены красным ободком. Одно пятно возле левого угла глаза выглядело кровавым — лопнул маленький сосуд. Том не ответил.
Должно быть, прошло несколько часов, даже если он не хотел говорить.
— Добби? — позвал Гарри, не отрывая взгляда. Эльф казался счастливым и совсем не обеспокоенным состоянием Тома.
— Здравствуйте, мистер Гарри Поттер, сэр!
— Эй, Добби, ты не знаешь, как давно Том здесь?
Ноздри Тома раздулись, а руки, лежавшие на столе, судорожно сжались и задрожали. Костяшки пальцев — узловатые и костлявые — все в нем костлявое. Он ничего не сказал.
— О, мистер Том иногда приходит на всю ночь! — радостно завизжал Добби. — Вы хотите еще, мистер Том? Испекли еще хлеба и …
Хлеб? — возмутился Гарри тревожные голосом. — Добби, в котором часу он сюда пришел?
— Э-э … три часа назад? — предположил Добби, выглядя немного озадаченным и пораженным тем, что не может сказать точное время. — У Мистера Тома большой аппетит и ….
— Оставь нас, — прохрипел Том грубым и кислым голосом. Он выглядел слабым и раскрасневшимся, более смиренным и усталым, чем должен был. Если то, что сказал Добби, было правдой, Том ел с трех утра, поглощая целые буханки хлеба и кто знает, что еще.
— Приятель… — Гарри неуверенно замолчал. — …У тебя проблема.
Том рассмеялся, слегка впадая в истерику, и обеими руками крепко закрыл глаза.
— У меня много проблем, Поттер. Выбирай любую, или побежишь к директору, как собачка, и позовешь моего психоаналитика?
Гарри посмотрел на свои пальцы. Прибыли две новые буханки хлеба, слегка припудренные мукой и выглядевшие восхитительно. Он оторвал один маленький кусочек и надкусил его.
Том смотрел на него с каким-то хищным любопытством. Котел рядом с ним был пуст, вероятно, исчезающее дно.
— Давай, — сказал Гарри, и Том бросился на добычу. Странно было наблюдать, как Том игнорирует посуду, предпочитая вгрызаться в толстую корку и губчатое нутро ногтями и костяшками пальцев. Его зубы вроде бы жевали, но, казалось, что он просто проглатывал целые куски. Мучительно запихивая их в горло, прежде чем снова набросится на следующий кусок, отчаянно пытаясь вместить как можно больше углеводов в желудок, прежде чем кто-то заставит его уйти отсюда. Это напомнило Гарри голодного волка, такого дикого, что он даже не удивился, когда Том помедлил с полминуты, прежде чем рухнуть на пол с грубым болезненным рвотным позывом. Целые куски хлеба, слегка влажные от желудочной кислоты и слизи, выползали наружу, как отрыгнутые крысы.
Это выглядело плохо. Какое-то…полузабытое желание утешить крутилось в голове Гарри. То, что он видел в фильмах Дадли и читал в романтических новеллах тети Петунии. Гарри потянулся, неловко потирая заостренные шишки — позвонки на спине Тома, как раз около лопаток. Он чувствовал, как все тело мальчика дрожит, сжимаясь от силы рвотных позывов. Это было больно, и на низком животном уровне Том заскулил.
Позыв закончился, и Том, задыхаясь, вцепился в края котла. Все его тело было тонким, как веточка, и Гарри подумал, как часто это случается, если Том все еще такой худой.
— Я понял, — произнес Гарри в тишине, пробиваясь сквозь хаотичный шум кухни. — Когда я только приехал сюда, то делал то же самое. Так что, я полагаю, на войне было не так уж много еды?
Том хмыкнул, мрачно и тихо. Он выплюнул комки слизи, вытирая мокрый нос.
— А что ты знаешь о голоде?
Гарри почувствовал комок вины в горле. Он не говорил об этом ни Рону, ни Гермионе, хотя знал, что она догадывается. Было почти предательством говорить об этом сейчас, когда это уже не имело значения.
Но Том рвал свое сердце один в течение нескольких часов. Сохраняя какое-то…покаяние в темноте, в одиночестве.
— Я живу со своими…тетей и дядей, — Гарри вздрогнул. Слова дались ему легче, чем он думал. — Они меня почти не кормили. Я пожирал всю еду глазами целую неделю, когда впервые попал в Хогвартс, и меня все время тошнило. Украл столько хлеба, что эльфы, наверное, решили, что я сошел с ума.
Том выдавил из себя влажный смешок и наконец оторвал голову от котла. Запах исчез вместе с активированным заклинанием — теперь тут стояло десять тарелкок.
— Какая твоя любимая сладость? — спросил Гарри.
Том взглянул на него краем ясного глаза. Другой был красным от вытекшей крови.
— Кислотные леденцы.
— Да ладно? — сказал Гарри. — Они же чертовски прогорклые.
Том выдавил из себя улыбку, вялую и усталую.
— Единственная конфета, которую Дамблдор терпеть не может.
Том сказал это скорее назло, но Гарри не мог не удивляться его самоотверженности. Эльфы теперь спешили ещё больше, выкрикивая приказы или жалобы, поскольку кто-то не успел довести желе до кипения вовремя. Гарри даже не знал, сколько варится желе и как его готовят.
— Почему ты сейчас со мной разговариваешь? — спросил Гарри. — Я думал, ты не любишь разговоры и ненавидишь меня.
— Я понял, что ты упорный, как чесоточный клещ, — задумчиво произнёс Том. — Я отказался от попыток избегать тебя и твоих дотошных наклонностей.
Перед ними появилась еще одна буханка хлеба. За их короткий разговор к лицу Тома вернулись краски, выражение его глаз стало спокойнее. Он не взял хлеб, а проигнорировал его целиком. Гарри знал, что у мальчика в желудке ничего нет — он принесет ему что-нибудь поменьше, чтобы есть маленькими порциями и избежать такого…состояния позже.
— Это невежливо — называть людей насекомыми, — заметил Гарри. — Гермиона отшлепала бы тебя за это.
— И где эта девушка? Я думал, она приклеилась к тебе.
Гарри повел плечом.
— Я хотел побыть один.
Брови Тома поползли вверх. Возможно, поход на кухню — это не совсем то, что значит «побыть один».
— Не совсем так, — попытался поправить себя Гарри. — Ты …ты не похож на одного из моих друзей.
— А теперь посмотри, кто тут невежлив.
— Не то, чтобы ты придурок! Ты просто… Я думаю, мы могли бы стать друзьями…
Том выглядел все более раздраженным и слегка обиженным.
— Ты? Я? Прости, я думал, что я Темный Лорд …
— Ну, это не так, так что хватит! — рявкнул Гарри, прежде чем смог сдержаться. — Я ненавижу чёртов Хэллоуин, ясно? Из-за того, что Волдеморт сделал с моими родителями… И я уверен, что ты их не убивал, так что не ты моя проблема.
Том посмотрел на Гарри широко раскрытыми глазами. Гарри почувствовал, как его сердце начало замедляться. Возможно, немного запоздало, но он почувствовал вину за свою вспышку.
— Извини. Это было подло.
— Подло, — с благоговением повторил Том. — Ты полный идиот, Гарри Поттер.
— Я часто это слышу.
— Интересно, почему? — фыркнул Том, слегка закатывая глаза. Одной рукой он протянул руку и отодвинул тарелку с новой буханкой хлеба в сторону. Он встал, слегка скрипнув стулом по полу. Он помолчал, колеблясь долю секунды, прежде чем оглянуться через плечо и встретиться взглядом с Гарри.
— Я не помешаю тебе следовать за мной, — утешил его Том. Самое близкое, что Гарри когда-либо получал от него в качестве приглашения.
И Гарри принял его.
***
Уроки откладывались и переносились, учитывая, что это был Хэллоуин. Лес был тих и зловещ, казалось, что стволы деревьев каким-то образом преодолели барьер самого времени. Знание того, что чувствовала кора, когда они буквально ломали временной барьер (благодаря маховику времени), чтобы бегать по лесу, не разрушало иллюзию.
— Я часто бываю здесь, — признался Гарри, проводя руками по мягкому холодному лишайнику, растущему на большом валуне. — Каждый год.
Том продолжал идти, скользя вниз по тропе, по которой они ходили на уроки по Уходу. Главный участок был выложен брусчаткой — круглыми камнями, вырезанными из каменных плит.
— Я удивлен, что ты тут бываешь. Лес опасен, — сказал Том, проводя руками по коре дерева. Некоторые деревья возвышались над ними, словно солдаты или часовые, наблюдавшие за их приближением. Гарри подумал, не потому ли Том чувствовал себя так непринуждённо здесь, под взглядами высоких башен и сотен солдат-деревьев, стоящих на страже.
— Ну, большую часть времени я пробирался тайком, — сказал Гарри. — Это было не так уж плохо. Ну, в мой первый год здесь мы должны были найти единорога и встретили… призрака. Потом был акромантул, который пытался съесть меня и Рона. Потом был ещё Л… оборотень, и сотни дементоров, и…
— Хорошо, что я здесь, — многозначительно оборвал его Том. С тех пор он больше не обращал на него внимания.
Они шли через лес, такой тёмный от теней высоких верхушек деревьев, что они вытащили палочки, чтобы осветить себе путь. Лесная подстилка кишела жизнью: маленькие паучки, бурундуки и травяные змеи что-то бормотали молчаливым гостям. На свободе было спокойно, даже Том выглядел более непринужденно.
Они продолжали идти туда, где Хагрид когда-то показывал Гарри Гиппогрифов. Вместо этого, на них сейчас смотрели высокие скелетообразные лошади с жуткими молочными глазами. Хлопая скелетообразными крыльями, они наклонили свои драконьи головы и с любопытством приблизились.
— Фестралы, — объяснил Том одним резким словом. — Они не стареют. Те самые, которых я знаю, с тех пор как у вас в замке не было смертей.
— Что это значит? — спросил Гарри, отчасти шокированный, отчасти встревоженный. К нему с любопытством приблизился конь — фестрал. Высокие изогнутые надбровные дуги напоминали натянутую на барабан кожу. Слегка скользкая, но мягкая и теплая под кончиками пальцев.
— У них есть вожак, её зовут Милацедес, — сказал Том, как будто это могло хоть что-то объяснить. — Я бы сказал, что у нее самый громкий голос, но она никогда не говорит ничего полезного.
— Странное выражение, — подумал Гарри, но спросить об этом не мог, потому что один фестрал покусывал край его плаща.
Они были прекрасными существами, но в печальном смысле. Страшные, ужасающие, но красивые. Что-то вроде одинокого лебедя или цветка, распускающегося при приближении мороза. Том не проявлял особой нежности к животным, и он не проявлял никакой привязанности и к этому животному. Том вытащил сюда Гарри по какой-то неизвестной причине. Возможно, он был так же одинок, как и Гарри.
— Я… — Том многозначительно замолчал, втягивая воздух носом и напрягаясь всем телом. — Ты убил василиска.
В его словах не было сомнения. Было недоверие, любопытство, затем зарождающееся осознание ужаса. Гарри не слышал, о чем говорила травяная змея, но вполне возможно, что она и рассказала это ему. Акромантулы знали о василиске, и сейчас они густо размножились по всему лесу.
Дерьмо.
— Василиск, — прошипел Том. — Ты убил чудовище Салазара?
— Он пытался убить меня! — защищался Гарри. — Я имею в виду, я думаю, что это было оправданно.
Том уставился на него. Фестралы останавливаются, издавая странные гулкие звуки, когда ищут насекомых или мясо на земле. Один фестрал, более старый и обветренный, издал впечатляющий дребезжащий звук м-боааа, прежде чем пуститься рысью. Лицо Тома слегка дрогнуло.
— Ее звали Адалонда, и ты убил ее. — невозмутимо сказал Том. — Я…
— Зол? Я, как правило, обычно раздражаю многих людей.
— У меня нет слов, — яростно прошипел Том. — Я…я возвращаюсь в замок.
— Что? — возразил Гарри. — Но мы только что пришли…
— Это было до того, как я узнал, что ты, черт возьми, убил василиска!
Гарри пришлось бежать, чтобы не отставать, что-то в этой ситуации забавляло его в какой-то степени. Том Риддл, Темный Лорд на пробежке, разобиженный да такой степени, что мог бы проложить прямой путь сквозь деревья обратно в замок своими надутыми губами.
Ученики снаружи с любопытством наблюдали за ними; одноклассники, которые знали Гарри, просто закатили глаза и проигнорировали это. Гарри давно уже должен был разыграть какую-нибудь драму, а новый студент был настоящей загадкой для большинства из них.
Гарри почти запыхался, когда добрался до вершины холма. Том тоже тяжело дышал, но сделал вид, что это пыхтение от гнева, и продолжил штурмовать замок.
— Эй, Гарри! — кто-то помахал ему — Фред Уизли. Он сидел возле внешнего двора, а Джордж примостился в одной из арок, ведущих в сам замок. Он легко мог наблюдать мрачную вспышку гнева Тома, а также раздражение Гарри.
— Постарайся не оказаться в этом году в больничном крыле! — ободряюще крикнул Джордж. — Это будет рекорд!
— Но если ты все-таки окажешься там …
— …Мы пришлем тебе сладостей с пира!
Оба близнеца рассмеялись, а Гарри помахал им в ответ, уже зная, что удача на его стороне.
— Я буду стараться изо всех сил!
Близнецы подбадривали его, радостно махая руками, и Гарри поспешил за Томом.
***
Том уверенно шагал, пока не оказался на главной лестнице. Дюжины деревянных лестниц перемещались вокруг них, меняя положение и этажи, пока совы парили от площадки к площадке. Где-то внизу громкий звук игры во взрывающиеся карты эхом отразился от портретов, которые раздраженно закричали из-за вспышки света и дыма.
Гарри резко остановился — так, что ковер скомкался под его ботинками. Том стоял на главной площадке, его челюсти были сжаты, а вена на виске заметно пульсировала, когда он посмотрел через перила на ступени подземелья, ведущие туда, где проходили занятия по зельеварению.
— Отведи меня к ней, — резко сказал Том. — К Василиску. Отведи меня к ней.
Гарри удивленно посмотрел на Тома.
— К Василиску? Ты же знаешь, что она мертва, да?
— Конечно, я знаю, что она мертва! — злобно прошептал Том. — Я пытался встретиться с ней годами, а ты пришел и зарезал ее, как животное.
Гарри отступил на полшага, помня о том, что Том по какой-то непонятной причине не рассматривал большую смертельную змею как животное.
— Я хочу сказать, что прошло уже несколько лет. Она, наверное, уже…
Взгляд Тома потемнел, и Гарри замолчал.
— Я хочу ее видеть, — резко сказал Том. — Твоё расписание мне известно, у тебя есть время. Отведи меня к ней.
Гарри поерзал на месте.
— Ты, кажется, уже знаешь это … ее … разве ты сам не знаешь, где хм… она находится?
Челюсть Тома заметно подергивалась из стороны в сторону, когда он тер коренными зубами друг о друга. Его плечи чуть-чуть приподнялись, прижимаясь к шее.
— …Я кое-что читал …об Адалонде, — Том слегка вздрогнул, — Она была хорошо задокументирована в различных дневниках.
Гарри вытаращил глаза.
— Написанные на латыни?
— Да.
— О, — сказал Гарри, — Тогда ладно.
Счастливого Хэллоуина всем.
***
Гарри отчетливо помнил Тайную Комнату. Видел её во снах, в воспоминаниях. Теперь же, и наяву.
Туннель был скользким и вонял влажным ароматом плесени и водорослей. Трубы были скользкими, грязными и противными. Гарри бросил взгляд на мантию Тома — подержанную, но ухоженную. Гарри подумал, что Том привык ходить по грязи.
Том сохранял невозмутимое выражение лица, даже когда Гарри соскользнул вниз и исчез из виду. Дно трубы сменилось пологим горизонтальным уклоном, и его скорость упала до минимума, пока он, шатаясь, не встал и не попытался поправить складки мантии на бедрах.
Том появился через несколько мгновений, его волосы странно стояли дыбом; ветер и слизь послужили довольно приличным гелем для волос. Одно маленькое заклинание спустя, они стали снова чистыми. Том указал вперед своей палочкой, светящейся ровным синим светом.
— Сюда, — указал Гарри, перешагивая через опасный кусок камня, где рухнула стена. Том смотрел на нее с любопытством и настороженностью, прослеживая одной рукой трещины, как будто узнавал их. Гарри уже собирался спросить, как он смог распознать следы, где именно взорвался камень, но почувствовал себя глупым и бесчувственным, даже подумав об этом.
Они добрались до следующих ворот, где толстая печать из множества змей вплеталась в запирающий механизм. Том наблюдал за этим, отслеживая каждую нечеткую голову змеи взглядом, прежде чем прийти к какому-то решению. Одна ему не понравилась, так как он внезапно резко вздохнул и отступил назад.
Том молча смотрел на Гарри, лицо его было непроницаемо. Очень поспешно он прошептал «нокс» и отправил их обоих в чистую темноту.
Гарри выругался, нащупал палочку и осветил комнату. К тому времени, как он это сделал, Том преодолел те скудные шесть футов, что разделяли их, и неподвижно застыл перед Гарри без всякого выражения на лице. Так близко, что Гарри чувствовал на своем лице мягкое влажное дыхание Тома. Тот в отчаянии искал что-то в его лице, чего Гарри не знал.
— Кто ты? — прошептал Том тоном, который Гарри истолковал как почти тоску. -…Открой дверь, Гарри.
Гарри уставился на Тома; его темные глаза мерцали в магическом свете. Гарри даже не нужно было смотреть на дверь, чтобы представить щелевидные зрачки и холодную чешую на коже.
— Откройся, — прошипел Гарри, но слова прозвучали искаженно и эхом отразились от камня. Том резко вдохнул, и дверь открылась с грубым скрежетом шестеренок.
Том стоял так близко, что его жар был осязаем. Он смотрел еще мгновение, обводя взглядом лицо и скулы Гарри, прежде чем наткнуться на почти незаметный шрам на его лбу. Гарри не знал, что сказать, поэтому промолчал.
Том сделал шаг назад, потом еще. Его ботинки шаркали по камню, разбрызгивая воду в лужах.
Том не выглядел удивленным. Он посмотрел так, будто…
Будто он этого и ожидал. Что-то глубоко внутри подсказывало ему, что они оба связаны.
Василиск не вонял и не гнил. Его тело выглядело свежим и кисло пахло, хотя все же распухло, а глаза были выпученными и слепленными. Яркая белая плесень покрывала его обнаженную мякоть, словно слизь, просачиваясь через ноздри и открытый зияющий рот. Его клыки обнажились и выпали, а Том упал на колени перед головой василиска. Все тело Тома, вероятно, могло поместиться внутри его пасти, его рука могла пройти сквозь прозрачную дыру, пробитую в черепе змеи через макушку головы.
Том нежно провел кончиками пальцев по краям раны, постукивая по центру змеиного лба почти с любовью.
— У рептилий есть нечто, называемое третьим глазом. Магглы верили, что это…орган для определения дня и ночи. В магии же…маги обнаружили, что змеи и драконы используют свой третий глаз, чтобы предсказывать погоду, чувствовать времена года и угрозы за пределами их видимости.
Впервые в жизни Гарри почувствовал себя виноватым.
Том провел пальцем по голове василиска, по ране там, где, как заметил Гарри, чешуя казалась больше и ровнее и аккуратно рассекалась надвое в том месте, куда вонзился Меч Гриффиндора.
— Драконы используют его, чтобы чувствовать магию, — сардонически улыбнулся Том. — Василиски же, короли и королевы всех змей, …ну, думаю, этого я никогда не узнаю.
— Том, я…
— Адалонда это подарок Салазара Слизерина. Его создание, его гордость после неожиданной смерти ребенка. Он хранил ее здесь, в этой Комнате, как дар для своих потомков, чтобы направлять их в темные времена.
Гарри вздохнул и почувствовал себя ужасно виноватым.
— Возможно, именно для этого и был создан третий глаз василиска, — тихо размышлял Том, обводя взглядом мелкие чешуйки на макушке змеи. — Третий глаз, чтобы чувствовать будущее или вести нас по нашему пути. И ты убил ее, как свинью.
— Мне жаль, — сказал Гарри. — Она пыталась убить меня.
— Возможно, именно это и должно было произойти тогда, — просто сказал Том. — Я ведь уже не узнаю, правда? Что бы она сказала мне, что Салазар Слизерин сказал бы мне?
У Гарри пересохло во рту.
— Том не …
— Говори со мной, Салазар Слизерин.
Том задумался, опустив голову и прижавшись лбом к мертвому черепу Василиска. Он скорбно закрыл глаза, замолчав.
— Том, я думаю, пора идти, — сказал Гарри, не желая подходить ближе к массивному существу. Ничего хорошего здесь никогда не происходило — только боль, крики и распростертое на полу тело Джинни.
— Что здесь произошло? — спросил Том, медленно выпрямляясь и глядя на Гарри слишком ярким и почти безумным взглядом. Что-то слишком осознанное, горящее, было в глубине его глаз, в грязи и мраке формующегося гниющего трупа. — Это ведь то место, куда твоя девушка пришла умирать, не так ли?
У Гарри совершенно пересохло во рту.
— Да, — подтвердил Том, словно зная то, чего не мог знать. Его взгляд переместился на то самое место на полу, которое Гарри вспоминал всего несколько мгновений назад. То, чего Том не должен был знать, чего он не мог знать.
— Ты был так напуган, — сказал Том, уставившись на единственное незначительное пятно в довольно большой Комнате. — Я всю жизнь искал это место, а ты уже все уничтожил.
— Я не хотел. Но Джинни могла умереть.
Том слабо улыбнулся.
— Люди все время умирают. Люди, которые умирают легко, это те, кому ты можешь только позавидовать. Я не защищаю…
— О, прости, мы же вовсе не говорим о том, что ты пытаешься меня убить!
— О, так это теперь я? — прошипел Том высоким и яростным шепотом. Гарри почувствовал это, словно зловещая волна воды захлестнула его, потянув за ноги и колени. Оно был густым и неправильным, словно хлебный пудинг, который душит тебя, проходя сквозь глотку.
— Ну, сейчас ты не выглядишь таким невинным! — заговорил Гарри, не в силах остановиться. Подталкиваемый и уговариваемый чем-то, что не было им. Сделай это — что-то давило и давило — сделай.
Гарри сделал шаг вперёд, а Том встал и расставил ноги; они оба вытащили палочки.
Что-то давило на них обоих, давило на затылок за глазницами. В их мозгах и за чем-то висцеральным. Глубоко внутри адреналин шептал: бейся, бейся…
— Давай, Поттер, — Том Риддл улыбнулся и оскалил зубы. — Я сражался и побеждал против существ более впечатляющих, чем ты.
— Я тоже, — сказал Гарри, — оглянись назад.
Том зарычал. Прежде чем они оба успели подумать, они заговорили вместе и одновременно бросили оглушающее. Лучи встретились в воздухе — невозможное действие. Что-то…что-то, что не могло…
Словно лёгким прикосновением перышка Гарри пришло название того явления, когда сходятся две братственные палочки — Priori Incantatem.
Но это не было оно, а что-то совершенно другое. Как будто между ними было зеркало, и каждый двигался в одном и том же отражении, без какого-либо сознательного решения, диктующего, как именно измениться.
Два оглушающих столкнулись, словно взорвались бомбы — одна, две — больше, чем такое позволяет удача или возможность. Вероятность диктовала, что такое невозможно, и все же это продолжалось снова и снова и…
Том отшатнулся, прижав руку к голове, и издал громкий крик боли. Он рухнул на одно колено, схватившись за лицо, хотя заклинание в него не попало. Шок разрушил возникшее напряжение, оставив Гарри стоять над Томом с поднятой палочкой.
— Убирайся, — яростно прошипел Том, — из моей головы.
Гарри в ужасе замер. Он мог думать только о вспышках, которые у него были — кошмары, боль, …
Убей второго!
— Нет, — в ужасе выдохнул Гарри, — Нет, нет. Черт…. Том…
Гарри наклонился, и Том отшатнулся от него с тихим пронзительным стоном. Гарри застыл, а Том дернулся в сдерживаемой агонии, а затем что-то резануло его запястье.
— Вот дерьмо! — ахнул Гарри, хватаясь за руку и падая на колени. Из руки хлынула кровь, пальцы левой руки уже онемели от того, насколько глубоко ударило режущее проклятие. Том глухо застонал, крепко прижимая ладонь к вискам.
Гарри с шипением выдохнул, убирая руку, чтобы осмотреть повреждения. Рана продолжала кровоточить, темного цвета кровь в слабом освещении казалась почти черной. Том сумел подняться на колени, все еще сгибаясь от боли. Гарри не знал, что он сделал — что он делает.
— Остановись, — выдохнул Гарри, чувствуя, как тревога, боль, паранойя и что-то еще стучит у него в голове, — Том, просто… остановись.
Давление ослабло, и Том судорожно вздохнул, словно задыхаясь.
Он тяжело вздохнул, растянувшись на спине. Его диафрагма отчаянно поднималась и опускалась, грудная клетка вздымалась так высоко, словно гладкие паучьи лапы.
— … Дерьмо, — выдохнул Том, крепко вцепившись рукой в череп, когда его тело дернулось. — Этот чертов …
— Ты в порядке? — спросил Гарри. Его руку жгло, но как-то холодно и отстраненно. Как будто он шел по холоду без обуви. — Ты ведь не собираешься терять сознание?
Том сказал что-то вульгарное, ухитрившись подогнуть под себя обе руки, чтобы выпрямиться. Они поднялись, разрозненно и шатаясь, усталые и измученные.
— Больно, правда? — Гарри сочувственно поморщился. — У меня, э-э, часто болит голова.
Том бросил на него злобный взгляд. Ледяной взгляд, если Гарри нужно было бы дать этому название.
— Это, — сказал Том, — была не головная боль …
— У меня тоже бывают видения, — сказал Гарри с гримасой отвращения. — Больно, как от раскаленной кочерги и куча странных вспышек? Иногда появляется уродливый ублюдок со змеиной мордой?
Том смотрел на Гарри еще мгновение, его хмурый взгляд сменился еще более хмурым.
— … Не было видения.
Но да, осталось невысказанным.
Том опустил глаза. Кровь с руки Гарри капала на пол.
— Что-то мне это напоминает, — Гарри поморщился и зашипел от боли, тыча пальцем в рану. Чистый порез — глубокий, но не настолько, чтобы убить его.
— Что-то плохое, я полагаю, — сказал Том, тихо приближаясь. Он наколдовал бинты, распутал достаточно плотный хлопок и критически осмотрел рану. Он увидел что-то в крови, похожей на черное чернильное железо, которое выглядело скользким и странным в тусклом свете. — У тебя кровотечение.
Рука Гарри кровоточила, но в этом заявлении чувствовалась какая-то риторика. Том посмотрел на рану, и его хмурый взгляд стал еще более хмурым. Он посмотрел на кровь, сочащуюся медленно, но не достаточно, чтобы можно было предположить длительные физические нагрузки. Том с задумчивым видом отложил бинты.
— Мы, должно быть, глубоко внизу…. — сказал Том, скорее себе. Он вытащил волшебную палочку, сияние осветило его лицо и заострило впадины на подбородке. — Тебе повезло, что ты можешь поддерживать свет. Так выйдет чище.
— Что? — спросил Гарри, пытаясь наспех наколдовать люмос!
Лицо Тома ничего не выражало, когда он провел палочкой по ране Гарри, прошипев тихое раскатистое слово — Конкрес!
Гарри взвизгнул, голос его резко сорвался на прерывистое дыхание. Его тело дернулось, обмякло, и он жалобно упал на колени. Том выжидательно посмотрел на него, предвидя такую реакцию.
— Проклятие кипения крови, незначительное, — решительно сказал Том. — Кровь в руке запекется. Боль пройдет.
Гарри зашипел, глядя на свою руку. Кожа покраснела и болела, кровь, которая просочилась наружу, казалась шелушащейся, как пепел. Сама рана была твердой и сырой, как будто это желе обожгли факелом, поднеся его к самой коже. Это было невыносимо больно.
— Этого тебе хватит до тех пор, пока тебя не залатают в лазарете, — сказал Том, — и предотвратит инфекцию и кровопотерю.
— Откуда ты его знаешь? — Гарри задохнулся, чувствуя, как в глазах потемнело, когда он, спотыкаясь, поднялся на ноги. — Оно… оно тёмное, черт возьми.
— Тебе не приходится быть разборчивым, когда ты на волосок от смерти, — нахмурился Том. — Исцеляющая магия не действует на тебя самого, только на тех, у кого другая магия.
— Ты сварил мне руку.
— Да, и посмотри, у тебя не идёт кровь, — указал Том, раздраженно закатив глаза. — У меня боль в голове размером с Биг-Бен, пошли уже.
Гарри не хотелось смотреть дареному коню в зубы, поэтому он, спотыкаясь, поднялся на ноги и пошел следом.
Кровотечение прекратилось, хотя рука болела значительно сильнее. Труба приспособилась к их движениям, гравитация вращалась вокруг них, пока они не поднялись почти вертикально. Их ботинки прилипли к стенкам, что прояснило немало вопросов, которые возникли у Гарри. Василиск был длинным, но даже в таком случае ему стоило бы немалых усилий взобраться по трубе почти вертикально. Вместо этого земля … сдвинулась, так что идти по гладкой поверхности было так же легко, как идти по коридору.
Наверху труба переходила в пологий четырехступенчатый подъем. Туалет был пуст, даже Миртл куда-то исчезла на Хэллоуин. И это хорошо, потому что у нее не было приятных воспоминаний о лице Тома.
— У тебя кровь, — сказал Гарри, удивив даже самого себя. У Тома была кровоточащая рана вдоль линии волос слева. Ее было трудно разглядеть, она была тонкой. Затем небольшое количество крови, вытекающей из раны, полученной в Тайной Комнате. Она сочеталась с маленьким лопнувшим сосудом на глазу. Единственная капля крови, запятнавшая его левый глаз, разбилась от сильной рвоты.
Том провел рукой по волосам, и мелкие хлопья сухой ржавчины упали на мокрую землю. Том проигнорировал их, энергично потирая один глаз.
У Гарри болела рука; комната Тома все равно находилась в больничном крыле. Они шли молча и глубоко задумавшись.
При лучшем освещении Гарри мог лучше рассмотреть свою руку.
Он не знал, чего ожидал от этого зрелища, но его передернуло. Рана была глубокой и болезненной, а запекшаяся, она выглядела еще хуже. Гарри знал о прижигании — прижимании раскаленного металла к открытой ране, чтобы запечатать ее, обжигая кожу. Это, должно быть, было что-то вроде этого. Жидкость стала твердой и густой, как будто кто-то вылил черный цемент и дал ему застыть и забиться в руку. Он чувствовал это, сильный резкий пульс и статическое покалывание в кончиках пальцев. Его ногтевые пластины становились синими, оттенка светлого индиго.
Том заметил это, но не казался встревоженным. Он вел себя так, как будто делал это раньше.
— Отлично, — Гарри поморщился и поспешил за Томом, который не сбавлял быстрый темп. — Я получу еще один кровавый шрам, неужели вы, маньяки, не можете оставить в покое мои чертовы руки?
— Никогда, — сухо ответил Том, распахивая плечом двери Больничного крыла.
Мадам Помфри подняла глаза — ее лицо исказилось от раздражения и смирения.
— Мистер Поттер, неужели вы не можете продержаться хотя бы один год?
Гарри потер бы затылок, если бы мог, — рука снова запульсировала.
— Простите, мадам, — сказал Том, складывая верхнюю часть туловища в подобие полупоклона, — я застал его в таком состоянии.
Гарри нахмурился и поплелся к тому, что, как он знал, было его назначенной кроватью. На другой сидел студент, стонал и хватался за живот. Скорее всего, жертва розыгрыша, или же он переел сладостей из Сладкого королевства.
— Вам повезло, что я всегда вас жду, мистер Поттер, — Мадам Помфри вздохнула, катя свою маленькую тележку с различными диагностическими инструментами. — Что на этот раз, сломанная кость? Легкое сотрясение?
— Только рука, — поморщился Гарри, поднимая ее вверх.
Лицо мадам Помфри сразу же исказилось чем-то вроде легкого шока. Она поддержала его локоть, проводя палочкой по толстой твердой корке с отсутствующим выражением лица.
— Мистер Поттер, кто это с вами сделал?
— Я, — очень спокойно сказал Том. — Это небольшое проклятие кипения крови, его преподавали как стандартную первую помощь при глубоких рваных ранах.
Брови мадам Помфри слегка приподнялись.
— Это проклятие было убрано из всех учебных програм, фактически, оно практически запрещено законом. Его не использовали … полевые медики десятилетиями.
Том не выглядел удивленным. Гарри подозревал, что тот уже знал об этом. Гарри не удивился бы, если бы Том знал с полдюжины исцеляющих заклинаний, но вместо них решил сжечь кровь Гарри, как высокопарный мерзавец.
— Тогда приношу свои извинения, мадам, — произнес Том наигранно ровным голосом. — Я вижу, что мне придется поговорить с директором, чтобы выяснить, нет ли еще каких-нибудь несоответствий в моем образовании. Мне не хотелось бы повторять подобное недоразумение.
Мадам Помфри не выглядела одураченной.
— Я поговорю с Альбусом, а вы идите.
— У Тома болит голова! — выпалил Гарри. — Я … э-э-э … я умудрился приложить его довольно сильно, когда он начал делать эту фигню.
— Да, понимаю. Это проклятие причиняет боль… — задумчиво произнесла мадам Помфри, жестом приглашая Тома сесть на соседнюю кровать. Том нахмурился, но взял себя в руки, как только мадам Помфри повернулась к нему.
Она взмахнула палочкой, пробормотав с полдюжины заклинаний, прежде чем постучала по листу пергамента, темные линии которого трепетали в различных узорах, которые, вероятно, что-то значили для нее.
— Я проверила только твою голову, но, похоже, у тебя отек. Я не могу поставить диагноз, но если то, что говорит мистер Поттер, верно, вы, должно быть, сильно пострадали.
Том ничего не ответил. Гарри стал прислушиваться гораздо внимательнее.
— Мистер Риддл, у вас не было головокружение? — спросила она, шурша в своей тележке. — Потеря памяти? Трудности при передвижение по дороге сюда?
Том очень сухо ответил:
— Нет.
— Тогда, вероятно, это легкое сотрясение мозга — мистер Поттер состоит в команде по квиддичу, — объяснила мадам Помфри, — я могу продиагностировать дальше, но …
— Все в порядке, — резко сказал Том. — Я просто отосплюсь.
— Позвольте мне дать вам успокаивающее средство, — сказала она. — Оно снимет любое незначительное воспаление, которое у вас есть, и по крайней мере, поможет вам заснуть сегодня. Только один раз, они не годятся для длительного использования.
Том ничего не сказал, когда она быстро пошла к своему личному складу.
— Сотрясение мозга? — прошипел Гарри ему. — Я даже не бил тебя, черт возьми! Я никогда не получал сотрясения мозга из-за…
— Ты можешь хоть раз в жизни помолчать?
Мадам Помфри вернулась, передавая скромную маленькую бутылочку успокаивающего зелья. Том взял его, выпил на ее глазах, прежде чем вернуть стакан, и угрюмо сложил руки на койке, в которой ему предстояло провести ночь. Должно быть, это было особенно неприятно, учитывая, что его спальня была в пределах видимости.
— И вы, мистер Поттер. Мне придется разжижить эту вареную кашицу, прежде чем залатать ваши сосуды. К счастью это не займет слишком много времени…
И не заняло. К тому времени, как Гарри удалили из руки самый большой в мире сгусток крови, Том уже крепко спал.
***
Гарри снилось, что воздух наполнен пылью, и солнце бесцеремонно опаляет его.
Воняло густым зловонием, как летом от раскаленного асфальта.
Температура обжигала его кожу, как будто он пропалывал сад тети Петунии в течение нескольких часов. Кожа горела, а затылок казался словно ободранным.
Гарри Поттеру снилось, что он ходит, хромой и измученный, в ботинках, слишком больших для его ступней. Руки у него были маленькие, живот сводило судорогой — он ел сам себя от ужасного голода.
Он посмотрел на небо, потом опустил глаза. Не будет утешения в облаках, не будет воды или дождя, которые принесут ему облегчение. Щебень под ногами вел его к развалинам зданий. Он вспомнил этого старого мясника, который привозил партии свинины и говядины. Гарри снилось, что он знает эту собаку, маленькое тявкающее существо, которое кто-то съел в припадке отчаяния. У Гарри кончились билеты на молоко и хлеб, и он умирал от голода.
Он рылся в щебне, в битом стекле от переднего окна. Он искал, переворачивая открытые банки на бок, чтобы высыпать крысиный помет. Внутренности уже были выковыряны, очищены и продырявлены. Этой ночью он снова останется голодным.
— Эй! — крикнул кто-то за его спиной — высокий мужчина, выглядевший худым и усталым. Его одежда обвисла на теле, он тоже был голоден. — Какого хрена ты делаешь здесь!
Гарри проглотил проклятие, стиснув зубы. Он знал, что было глупо выходить днем. Он знал, что должен был дождаться ночи, как всегда.
— Ничего! — сказал Гарри, повысив голос и округлив гласные. Другого акцента у него никогда не было. — Я ухожу уже…
— Нет, черт возьми! — крикнул мужчина, с блестящими остекленевшими от голода глазами. Гарри выругался, карабкаясь по разбитому камню и разбитому стеклу в заднюю часть магазина. Мужчина закричал, бросаясь в погоню. Он побежал, мужчина погнался за ним.
Воздух был пыльным и вонял плесенью после дождя на прошлой неделе. Полки были голыми, старое дерево, на котором когда-то висела свинина, теперь было пустым. Это была дурацкая попытка найти что-нибудь поесть, даже желудок согласился. Он выбрал неудачно и действовал в отчаянии, и теперь его преследователь искал свою добычу.
Гарри снилось, что он бежит, что за ним гонятся. Он сумел пробраться в заднюю кладовую, выскользнув через главный вход и устремившись на свободу под открытым небом. По разбитому стеклу, где стена, которая провалилась, дала ему вход.
— Нет, ты, маленький вор! — закричал мужчина, схватив его, и Гарри закричал в ответ. Стекло впилось ему в кожу, пронзив лицо. Он нашел банку бобов в дальних развалинах, спрятанную под полкой, рядом с которой он прятался. У него в сумке была еда, и над ним склонился голодный полубезумец.
— Отдай мне что ты, черт возьми, взял! — крикнул мужчина, прижимаясь бедрами к его бедрам. Паника, отчаяние — пальцы Гарри переплелись, и перед глазами замелькали ужасные видения.
— Нет! Отвали! — крикнул в ответ Гарри, отчаянно дергаясь, чтобы оттащить его. У него не было ни ножа, ни оружия, стекло было слишком маленьким, чтобы что-то разрезать.
Глаза мужчины стали еще более голодными, в них появилась иная ярость. Пальцы Гарри приземлились на кусок кирпича, отломанный от стены.
Он взмахнул рукой, слабой и тонкой, но булыжник дернулся с силой. Осколок гранита, оторванный от обломков, столкнулся с черепом мужчины.
Человек обмяк, кровь брызнула и продолжала скапливаться с такой скоростью, что первым беспокойством Гарри было о том, что он раздавил свою банку бобов.
Он сумел встать на колени, истекая кровью, и холодным отстраненным взглядом понял, что голова мужчины была раскроена. Его мозг был мокрым, красно-белым, как белый жир на животе крупного рогатого скота, висящих на крюках.
— Нет! — закричал Гарри, онемев от ужаса. — Очнись… О Боже, я не хотел так… Очнись! Очнись!
Глаза мужчины остекленели и смотрели в разные стороны. Его мозг сочился, как мясной фарш, слюнявя мостовую.
— Очнись, — сказал Гарри, дыша слишком быстро, так как рыдания вырывались из глотки. — Я … Я не хотел этого…
Руки унего тряслись. Он не мог дышать.
Я не хотел тебя убивать, — сокрушенно подумал Гарри. Теперь я убийца.
Теперь я убийца.
Гарри было двенадцать.
Гарри наклонился, и его вырвало желчью на разбитый булыжник.
Он был так голоден.
***
Он открыл глаза. Каждый дюйм его тела был покрыт ледяным потом; покрывало на кровати было скручено вокруг него, как смирительная рубашка; он чувствовал себя так, словно проклятие крови Тома примерила и на его череп.
Гарри застонал, шлепая по боковому столик рукой в поисках очков. Ночь была тихая, даже мальчик с больным животом притих.
Гарри пошевелился, его дыхание было прерывистым, а сердце трепетало от ужаса. Сон был…нет, кошмар был ужасен. Совершенно отчаянный. Он никогда не испытывал ничего подобного раньше, не в таких тонких деталях.
Низкий скулящий звук заставил Гарри раздвинуть ширму. В темноте было плохо видно, но ближайшая к нему кровать была заполнена извивающейся фигурой. Скрытое тонким одеялом, так как большое было сбито набок. Подушка тоже лежала на полу.
— Том? — резко прошептал Гарри, чувствуя себя очень встревоженным при виде того, как другой мальчик слегка скривился. Неловко напряженный, дрожа так мелко, что Гарри почти пропустил это. — Том?
Том проснулся с пронзительным криком, ударив кулаком по телу так внезапно, что Гарри чуть не попал под удар. Том рывком принял сидячее положение, тяжело дыша и схватившись за голову.
Гарри тоже чувствовал боль в черепе. Том, однако, выглядел почти на грани крика.
— Ты…? — спросил Гарри, замолчав, когда понял, что он не задыхается.
Том всхлипывал, из горла вырывались задыхающиеся вздымающиеся звуки. Наверное, было больно.
— Иди спать, черт возьми, — прошипел Том, сжимая в кулаке занавеску, чтобы задернуть ее.
Гарри долго не спал, нервничая.
========== Ordo Salutis* ==========
Комментарий к Ordo Salutis*
Прощу прощение за долгую проду! Переводчик начал учить третий язык и его голова скоро взорвется🤪
*С лат. - Порядок спасения. Разработан в протестантской теологии 17 века и отмечает последовательность ступеней совершенствования человека. Основой для расширенного понимания порядка стала интерпретация фрагмента из Деяний апостолов (Рим. 8:29)
Интересное чтиво, почитать поподробнее можно тут https://www.monergism.com/thethreshold/articles/onsite/qna/ordosalutis.html
От автора:
Глава, где Крина представляет из себя больше, чем все думали, а у Тома очень нехороший день.
Примечания от автора:
Внимания! В этой главе может быть нелицеприятное содержание!
Гарри проснулся задолго до того, как начали щебетать птицы. Несмотря на то, что он едва осознал это, он сразу почувствовал напряженную атмосферу и услышал приглушенные голоса спорящих.
Гарри медленно отодвинул свою ширму и округлил глаза от удивления, увидев чопорную и прямую фигуру Крины Димитриу, стоящую в ногах кровати Тома Риддла.
— Э-э, зздравствуйте, — сказал Гарри, нащупывая очки. Он бросил взгляд на часы. — Сейчас шесть утра?
— Часовые пояса — у меня уже около семи, — без колебаний ответила Крина.
Ее большой меховой плащ отсутствовал, сменившись более тонким меховым одеянием, которое выглядело не менее нелепо. Гарри разглядел что-то похожее на отдельные норковые шкурки, сшитые вместе по всей длине. Оно, должно быть, стоило целое состояние, хотя Крина, казалось, не выглядела нуждающейся. Гарри задавался вопросом, были ли другие вещи в ее жизни столь же странными — был ли у нее целый гардероб, заполненный только мехом?
— Оу, — сказал Гарри. Его разум все еще не до конца проснулся, борясь с такими примитивными действиями, как говорить или составлять слова в предложения. — Я…
Гарри внезапно осознал, что под простынями больничного крыла на нем только боксеры. Крина Димитриу, вероятно, была старше профессора МакГонагалл, но Гарри все равно не мог не почувствовать себя невероятно неловко. Говорить с кем-либо, обладающим властью и авторитетом, будучи в нижнем белье, как правило, вызывало у него дискомфорт. Это было печально, учитывая, как часто это происходило.
— Не обращай на меня внимания, — сказала Крина, и в ее голосе прозвучало что-то такое, чего Гарри не мог распознать. Скорее всего, из-за приглушенного разговора перед тем, как он проснулся. — Простите, я на минутку …
Крина порылась в маленьком мешочке на боку и вытащила горсть темных шпилек, которые разложила по кровати Тома. Мальчик ничего не сказал, спокойно глядя на свои ноги, и Крина начала закручивать и закреплять волосы. Ее волосы не были… длинными, но Гарри всегда видел ее в какой-то официальной одежде или, по крайней мере, в профессиональной рабочей одежде, которая никогда не соответствовала стандартам, которые Гарри знал. У тети Петунии случился бы сердечный приступ при одной мысли о Крине.
Она воткнула в волосы последнюю шпильку, которой не хватило, чтобы собрать их в настоящий пучок. Гарри удивился, почему она не использует магию, чтобы заплетать волосы, но Крина, как правило, подходила к вещам на удивление маггловским образом. Гарри посмотрел на Тома, который, казалось, ничуть не встревожился и не обиделся.
— Этого вполне достаточно, — сказала себе Крина, слегка пыхтя, прежде чем сесть на край кровати Тома. Ей удалось не сесть на его ступни, которые уперлись в щель между стеной и краем матраса. — Доброе утро, Гарри, надеюсь, тебе уже лучше?
Гарри удивленно моргнул. Он чувствовал себя немного подавленным появлением Крины так рано утром.
— Да, то есть я в порядке. Это была всего лишь царапина.
— Я не знала подробностей, только то, что мой подопечный поместил еще одного студента в больничном крыло, — сказала Крина довольно спокойно, принимая во внимание всю тяжесть этой новости. — Я должна была прийти лично, чтобы разобраться с последствиями всего этого. С этим, и, с тем фактом, что, очевидно, Том Риддл достаточно глуп, чтобы позволить себе запустить воспаление мозга. Почему никто не догадался сообщить мне? Психиатру?
Ох, это была отличная причина, почему она выглядела такой разъяренной. Тот факт, что она не была осведомлена о наличии воспаления мозга либо оскорблял ее профессиональные качества, либо ранил ее гордость как медицинского работника.
Том медленно выдохнул через нос и ничего не сказал. Гарри тоже немного растерялся. Утешать Крину было бы идиотизмом, учитывая, что она взрослая женщина. Упоминание о том, что Том выглядел немного растерянным, скорее всего, было бы воспринято как грубость, и Гарри хотел просто покинуть больничное крыло, прежде чем Риддл снова проклянет его.
— Это к делу не относится… — вздохнула Крина, выглядя немного усталой.
Гарри понял, что для того, чтобы появиться здесь, она, должно быть, бросила все свои важные дела и обязательства. Он не мог себе представить, как Крина оставила свою тюрьму неизвестно на кого, поэтому она должно быть… Она, должно быть, мгновенно бросилась в бой, так как должна была поспешно собраться, бросить все и прибыть сюда. И раздобыть способ путешествовать по всему миру, так как Нурменгард находился в Европе.
— Да, я устала, — сказала Крина, хмуро глядя на Гарри. У нее действительно были маленькие мешки под глазами, не такие заметные, как могли бы быть. Язык ее тела отражал ее усталость — она предпочла сидеть, а не стоять. — Вы, двое, такими темпами вызовите у меня печеночную недостаточность.
Том с трудом выдохнул, выглядя абсолютно несчастным. Гарри пожалел, что не слышал их разговора до того, как проснулся. Он был явно нехорошим, так как и Крина, и Том казались тихими и расстроенными. Гарри никогда раньше не видел его таким.
Кроме них в больничном крыле никого не было, и даже на прикроватных тумбочках не было обещанных близнецами сладостей. Том казался очень маленьким в своей огромной кровати.
— Я подумываю о том, чтобы обсудить твое положение с директором, — очень холодно сказала Крина. — Поскольку твое печальное состояние дает основание подозревать, что ты пренебрегаешь предписанными тебе питательными зельями. Не хочешь ли рассказать мне, что еще ты скрываешь?
Том очень медленно поднял глаза и пристально посмотрел на нее.
— Не знаю, а что я скрывал?
У Гарри было такое чувство, будто он невольно вмешивается не в своё дело.
— Я думаю над тем, чтобы разместить тебя в Гриффиндорской башне, под присмотром Гарри Поттера, учитывая, что вы двое, кажется, находитесь в непосредственной близости, когда дело касается неприятностей.
— Это была моя вина! — выпалил Гарри, беспокойно ерзая на кровати. — Том не … я имею в виду …
— Из-за Тома ты в больничном крыле, — сказала Крина, — почему ты считаешь, что это твоя вина?
Гарри почувствовал, как у него слегка сжалось горло.
— Ну, я … это моя вина. Мы…мы подрались и …
— Я просто был более точным, — холодно сказал Том, слегка охрипшим от сна голосом. — Вот и все.
Крина скептически переводила взгляд с одного на другого. Недовольный, неуверенный или, возможно, измученный ими обоими взгляд.
— Вы же понимаете, что я работаю с мозгами патологических лжецов и монстров, а вы, два подростка, думаете, что можете лгать мне в лицо.
— Получается? — спросил Том, скорее риторически.
Челюсть Крины двигалась очень медленно, горизонтально скользя коренным зубам.
— Это напоминает мне о предполагаемом покушении на твою руку.
Том тоже сжал челюсти и стиснул зубы. Гарри задавался вопросом, осознают ли они вообще, как подсознательно отражают социальные сигналы друг друга.
— Это была его вина, — обвинил Том Гарри, хотя в его словах не было горечи. Прояснив этот инцидент, он изменил свое представление о том, что нынешняя их ссора была каким-то образом связана с предыдущим инцидентом.
Тем не менее, они были связаны. Тогда Гарри очень сильно помнил эту чужеродную дымку. Это нефильтрованное, грубое желание причинить Тому боль — и он это сделал. В Тайной Комнате был похожий фильтр — словно розовое зеркало, которое смещалось и превращало обоих мальчиков в марионеток, контролируемых какой-то невольной третьей стороной. Это было уникально, отличалось от действия Тома, нанесшего себе удар ножом, но необъяснимо похоже.
— Мы просто копировали друг друга, — сказал Гарри, прерывая напряженное молчание между женщиной и ее пациентом. — Что это такое? Магическое копирование?
Крина нахмурилась, её раздражение сменилось холодным профессионализмом. Все ее тело слегка расслабилось; расслабились мышцы шеи и те, что вызывали у нее зубную боль.
— Это…магическое подражание, — Крина медленно проговаривала слова. — Существует…манера поведения, когда люди отражают движения и поведение других в подсознательных попытках установить взаимопонимание.
Гарри с любопытством подумал, знает ли Том, что именно это он делал с Криной несколько секунд назад.
— Нет, — холодно сказал Том. — Это было…синхронизировано.
Крина смотрела то на Тома, то на Гарри, и ее взгляд скользил по их печальному состоянию. Том, с запекшейся у линии роста волос кровью, и Гарри с повязкой на руке. Крина посмотрела на них, а затем заговорила дальше.
— В маггловской медицине есть… Зоны нашего мозга и разума, которые влияют на наше поведение, основываясь на действиях, выполняемых другими. Зеркальные нейроны, они помогают в наших физиологических механизмах сцепления действий. Наше понимание того, что такое действия и как это происходит.
— Мне все равно на.… — Том помолчал, сморщив нос с выражением отвращения. — Маггловскую науку.
— Ты удивишься, — сказала Крина, — но это не только…экзорцизм и питье растворителя для краски.
Том сделал легкое движение. Гарри не мог понять, пожал ли он плечами или вздрогнул.
— Возможно, что-то в этом роде. Зеркальные нейроны, к сожалению, попадают в область маггловских исследований, которые лучше всего отражает нейробиология. Конечно, никаких исследований магических взаимодействий не проводилось, и у меня нет ресурсов для их изучения.
— Что вам нужно, чтобы заполучить эти ресурсы? — спросил Том спокойно и холодно. Весь язык его тела все еще был… неестественным, словно он необъяснимо пристыжен или раздражен, или какая-то смесь и того и другого.
— Год с дюжиной экспериментальных исследований, — усмехнулась Крина. — Это невозможно. Чистая спекуляция с моей стороны, но я всегда рада экспериментировать …
— Нет, — тихо прорычал Том, — я отказываюсь.
И на этом все закончилось.
— У меня были свои проблемы, — сказал Гарри, на мгновение почувствовав себя храбрым. — С…
Гарри резко поднял руку. Кончиками пальцев он провел по челке, поправляя ужасную коровью копну черных волос, чтобы показать ненавистный шрам. Он знал, что Крина все понимает, хотя ее глаза никогда не отрывались от его глаз на лоб, из уважения.
— У меня были… видения, и…мне было больно когда. он был рядом и…
— С тех пор не было больно? — спросила Крина. — Никакого двоения в глазах — или скорее, двойной перспективы? Никаких навязчивых или наложенных мыслей?
— Э-э, нет. Ничего из этого, — сказал Гарри, уже чувствуя себя немного сбитым с толку. Никогда еще его так тщательно не допрашивали. Обычно медиведьмы и волшебники просто махали палочкой и раздраженно хмурились, когда ничего не происходило.
— Профессор Дамблдор говорит, что это отголоски из-за того, что я был поражен смертельным проклятием.
Том резко поднял глаза и тупо уставился на Гарри. То ли он удивил Тома, то ли каким-то образом оскорбил его.
— Ладно, не обращая внимания на то, что Дамблдор и все остальные в этом абсолютно отсталом обществе говорили тебе, были ли у тебя провалы во времени? Часы пролетали незаметно, и ты не помнил, что ты делал?
— Нет, — ответил Гарри, — иногда я… чувствую…эмоции.
Впервые в жизни медицинская ведьма не смотрела на него с жалостью.
— Какие именно эмоции?
— Почему это так важно? — спросил Том, прерывая это странное родство, которое происходило у него на глазах. — Эмоции непостоянны…
— Эмоции создаются различными химическими реакциями в нашем мозгу. В зависимости от того, какие эмоции ощущаются, я могу определить, какие химические вещества подвергаются воздействию. Так действуют зелья, Том, — сказала Крина почти покровительственным воркованием.
Том надулся, явно не привыкший быть не в курсе.
— Счастье, — тихо сказал Гарри. — И когда он злится. Разочарован или доволен. Это очень больно. Иногда мой шрам кровоточит, и он всегда красный, как когда тебя ужалит …
— Все в порядке, — Крина выглядела немного растерянной, но совсем не такой потерянной, как другие, что Гарри видел уже много раз. — Существуют различные химические вещества, о которых вы не знаете-норадреналин, например, играет ключевую роль в нескольких функциях. Повышенная активность приводит к мании и играет определенную роль в восприятии боли. Я полагаю, что ваш мозг-довольно интересное место, мистер Поттер, но я не сомневаюсь, что ваши страдания никоим образом не являются… остаточным эффектом шрама от проклятия.
— Что?
— Шрамы от проклятий реагируют и воздействуют на наше магическое ядро, твоё же кажется изолированным, за исключением различных случаев, когда ты получаешь к нему доступ — как тогда, когда повлиял на Тома, если моя догадка верна, — Крина посмотрела на Тома с совершенно серьезным лицом. — Испытывал ли ты какие-то посторонние эмоции и боль во время инцидента с ножом или того случая, в который вы оба попали прошлой ночью?
— Да, — подумал Гарри.
— Нет, — резко сказал Том. — А теперь уходите.
О, Крине это не понравилось.
Какой бы мир ни был достигнут с помощью Гарри, он рухнул, и рухнул под капризным состоянием Тома. Улыбка Крины стала натянутой, а затем ядовитой, когда в ее словах просочился яд. Ее направление изменилось, закрывая Гарри, и снова битва переросла в личные оскорбленные чувства Крины и мелкое упрямство Тома.
— Ложь это грех, Том, — сказала Крина, резко и жестоко улыбаясь, — или мне пора, наконец, обратиться к твоим склонностям к религиозному мазохизму?
Том напрягся так сильно, что Гарри испугался, как бы он не окаменел. Это было совсем не похоже на то, что было раньше. Крина показала клыки и сильно укусила. Время для светской беседы прошло — Гарри узнал из первых рук, что общение с Томом обычно заканчивается насилием.
Гарри сглотнул, стараясь не обращать внимания на то, насколько тревожным было это маленькое выяснение отношений. Гарри не должен был быть здесь, но в то же время он чувствовал себя вовлеченным. Крина хотела, чтобы он знал эту информацию; она серьезно рассматривала возможность перевода Тома в более публичное место. Она серьезно отнеслась к своей профессиональной помощи со шрамом Гарри. Она серьезно говорила такие жестокие личные вещи прямо перед Гарри.
— О да, — сказала Крина. — Ты, должно быть, считаешь меня тупицей, которая может игнорировать твое поведение. Я была бы очень доброй, если бы назвала тебя просто мазохистом — осмелюсь предположить, ты никогда не слышал такого термина.
Оцепенелые конечности Тома так и не расслаблялись, и он казался абсолютно замороженным. Учитывая, насколько устаревшим было его понимание медицины и психиатрии, возможно, ее слова имели сокрушительный вес. Последствия, которые ему не нравились, уровень интимных знаний, который его пугал. Крина не остановилась — возможно, это была ее единственная возможность доказать, что она действительно умна. Единственный шанс, который у нее был, чтобы доказать, что предоставление информации было в их интересах.
Том учился через боль, и Крине приходилось испытывать угрызения совести из-за того, что она была слишком мягкой.
— Умерщвление плоти — это то, как называется ваше добровольное подношение вашей боли и дискомфорта Богу. Пост, самобичевание, эта власяница, которую, как ты думаешь, ты так хитро скрываешь. По правде говоря, я не могу винить тебя. В Католической церкви существует долгая история умерщвления плоти. Оно было одобрено Папой Римским, не так ли? Что-то вроде… отвергнись …
— Отвергнись себя, — сказал Том с диким рычанием, — и возьми крест свой, и следуй за Мною. *
*Новый завет от Луки, 9:23
Возможно, именно этого и хотела Крина. Возможно, это было неожиданно. Она не выглядела довольной, но вполне сдержанной. Она выглядела несчастной. Она ожидала, что Том закончит религиозный стих.
— Я изучила твое бедственное положение, — без всякой необходимости сказала Крина.
— Вы не имеете права …
— Психологические проблемы, когда ты обращаешься к своей, ох, такой покалеченной человеческой природе, или к своей… склонности ко греху как к причинам, заставляющим тебя прибегать к крайним телесным унижениям, скажи мне, Том, ты сам усвоил этот урок или он был вбит в тебя?
Гарри моргнул и почувствовал, как кровь покрывает его пальцы. Резкий запах и жжение рвоты в горле. Он вспомнил незрячий взгляд человека, забитого насмерть кирпичом.
Очнись, пожалуйста, очнись!
Какой бы злобный ответ ни приготовил Том, он был грубо прерван хлопаньем дверей Больничного крыла. Они подпрыгнули один раз, весело раскачиваясь на старых петлях, выпуская ворвавшаюся женщину в розовом пушистом халате.
Гарри не смог сдержать слабого стона. Профессор Амбридж ворвалась в больницу в шесть чертовых утра. Лучшего момента и придумать нельзя.
Мгновенно Крина соскользнула со своего места на кровати Тома, чтобы царственно встать в своем длинном норковом плаще. Растрепанные волосы, непроницаемое лицо и без всяких украшений. Почему-то она казалась более царственной и уважаемой, чем профессор Амбридж. Возможно, это была норка, подозрительно более плоская, чем ее обычный мех. Крина была выше, изящнее (даже в мехах) и во всех отношениях была противоположностью профессора Амбридж.
Профессор Амбридж выглядела так, словно у нее едва хватило времени привести себя в порядок, прежде чем ворваться в Больничное крыло. Гарри заметил что-то похожее на маленькие бигуди, распутывающиеся и складывающиеся в карман волшебным образом всего за несколько секунд до того, как она остановилась перед Криной Димитриу. Гарри хотел возразить, что Крина буквально закончила укладывать волосы шпильками на кровати Тома всего полчаса назад, но даже ее каштановые волосы выглядели лучше. Амбридж была…невысокой, почти на целую голову меньше Крины.
Хотя Гарри не был уверен, насколько рост Крины был искусственно созданным, так как он помнил, что она носила абсолютно нелепые сапоги до колен под всем этим мехом.
— Как вы смеете! — взревела профессор Амбридж, и лицо ее покраснело прямо у них на глазах. Это плохо контрастировало с бледно-розовым косметическим румянцем, который она нанесла на щеки. Гарри не очень разбирался в макияже, но ее тени для век были странного голубого оттенка, а халат был цвета розовой сахарной ваты.
— Здравствуйте, — сказала Крина очень спокойно и совершенно не выразительно. — Пожалуйста, подождите.
Крина Димитриу повернулась к профессору Амбридж спиной. Амбридж зашипела, явно не зная, как реагировать. Гарри рассмеялся бы, если бы не сюрреалистичность всей ситуации.
— Вы двое, — сказала Крина, переводя взгляд с Гарри на Тома и на их постель и постельное белье, — разочаровали меня. Не передать словами как.
Интересно, подумал Гарри, вот каково это — быть отчитанным кем-то из родителей? Том тоже не знал этого.
— Я … вы не имеете права находиться в моем замке! — в ярости завопила профессор Амбридж. — Вам здесь не рады! Почему я … я должна немедленно сообщить министру и …
— А, понятно, — Крина довольно фальшиво улыбнулась — выражение лица женщины, которой все время приходилось иметь дело с различными государственными служащими. — Вы, должно быть, секретарь, который отправляет заявки директора Дамблдора в Министерство на финансирование. В таком случае передайте от меня привет министру, хорошо? Можете идти.
Лицо Профессора Амбридж перешло от оттенка яркого красного и вознеслось до цвета праведной бордовой ярости.
— Как вы сметете! — закричала профессор Амбридж. — Вам здесь не рады, Димитриу!
Гарри хотел спросить, откуда профессор Амбридж знает Крину — человека, который, насколько он понимал, был настоящим отшельником. Она появилась только после того, как Дамблдор подкупил ее Томом.
Гарри хотел спросить, но потом увидел темный мерзкий блеск в глазах Крины. Мрачный взгляд, напомнивший Гарри Сириуса перед тем, как он кого-то отчитывал. Глаза того, кто видел ад, а теперь имел дело с надоедливым тявкающим щенком.
— Во-первых, — сказала Крина, и ее голос на несколько тонов стал холоднее, как у дементора. — Я фрау Димитриу, если, конечно, вы не предпочитаете более старомодный подход, к которому все так склонны в этой стране. В таком случае, правильный посыл был бы Милостивая леди Димитриу, но я вижу, что это может быть немного за пределами ваших возможностей.
Профессор Амбридж открыла было рот, но тут же захлопнула. Спор…обострился. Это чувство уже не было таким, как раньше, теперь оно стало более личным. Опасным намеком на то, что может произойти что-то плохое. Профессор Амбридж была опасной и мелочной женщиной, но это не отменяло того факта, что она была опасна.
— Вам нельзя здесь находиться, фрау Димитриу. Как вы так вежливо упомянули, все международные агенты обязаны въезжать в страну через Министерство магии, например по визе.
Брови Крины поползли вверх. Было что-то удивительно забавное в том, как Крина, вероятно на двадцать лет старше дородного тела профессора Амбридж, умудрялась выглядеть более утонченной и почему-то более молодой. Это и ее нелепая норковая шубка были менее нелепы, чем пушистый розовый халат профессора Амбридж.
— Как любезно с вашей стороны вмешиваться в государственные дела, находясь на академическом посту, — тихо задумчиво произнесла Крина. — Мне нравятся сверхуспевающие. К счастью, у меня есть документы, позволяющие мне находиться в этой…стране. К сожалению, я считаю, что эта информация выше вашей зарплатой ведомости.
— Не тогда, когда я сталкиваюсь с незаконным въездом в …
— Я подала все необходимые документы и в настоящее время имею Международную рабочую визу с оговоркой, что я могу работать в любой стране проживания пациента.
Профессор Амбридж вдохнула и выдохнула так резко, что Гарри заметил, как ее горло расширилось и сжалось. Это было вдохновляющее зрелище, то, чего Близнецы пытались добиться в течение всего учебного года.
— Фрау Димитриу, от имени британского Министерства магии и связанных с ней народов, вы арестованы по подозрению в незаконных магических экспериментах над людьми в нарушение закона о регистрации Темной магии 1985 года. Вам не нужно ничего говорить, однако все, что вы скажете, может быть использовано против вас, если вы …
Что.
— Прошу прощения? — выпалила Крина, так высоко подняв брови, что выглядела совершенно потрясенной. Ее глаза с удивлением метнулись к профессору Амбридж. — Вы утверждаете, что я арестована по британским законам?
Гарри заметил, что Том очень, очень спокоен.
И он тоже.
Крину разыскивало министерство?
За эксперименты на людях?
— Да, — профессор Амбридж вздернула подбородок, показывая, что небольшая разница в росте между ними не имеет значения. — Вы разыскиваетесь за нарушение магических эксп…
— Да, я знаю, — резко бросила Крина, — я услышала вас и в первый раз. Вы осознаете ту абсолютную чушь, которая заключается в этом утверждении? Я Международный смотритель ваших пленных. Все неэтичные эксперименты были проведены вашими людьми, а потом любезно оставлены у моего порога. У меня есть документы и исследования, доказывающие это — вы хотите обратиться в Международный мировой суд?
— Геллерт Гриндельвальд прибыл в Нурменгард со всеми конечностями. Информация доказывает, что Геллерт Гриндельвальд теперь лишен обеих рук, а также языка…
— Все разрешения, касающиеся автономных прав человека — Геллерта Гриндевальда — возвращены правящему магическому органу Австрии, затем Смотрителю Нурменгарда, следовательно, моей ответственности. Ваше вмешательство само по себе является нарушением моей собственной защищенной частной жизни…
— Вы нарушили британские гуманитарные усилия…
— Вы нарушили австрийский Закон об общественной безопасности…
— Вас разыскивают! — закричала профессор Амбридж. Визг был таким пронзительным, таким резким, что все замолчали. У Гарри зазвенело в ушах, Том побледнел.
Крина заставила себя замолчать, выглядя ошеломленной.
— Вы разыскиваемая женщина, — сказала профессор Амбридж хриплым шепотом. Сердце Гарри колотилось где-то в горле, все его тело дергалось, подпитываемое адреналином.
Амбридж продолжала свою тираду: — Клянусь Министерством магии! Сейчас я возьму вас под стражу и …
Крина Димитриу, фрау Димитриу, барон-правитель самой печально известной тюрьмы во всем Волшебном мире, фыркнула.
— У меня есть дела поважнее, — холодно сказала Крина, — например, принять ванну с пеной.
Она резко повернулась, в своих высоких сапогах вошла прямо в камин и исчезла в облаке зеленого дыма.
Профессор Амбридж уставилась в камин, ошеломленная ее внезапным уходом. Быстрым движением профессор Амбридж схватила ближайшую подушку, швырнула ее и закричала.
Дыхание Гарри сбилось, когда странное чувство скользнуло по его коже. Толстое и слегка влажное, словно собачий язык, каким-то образом обслюнявил каждую часть его тела. Гарри слегка дернулся от неожиданного ощущения, глядя в сторону. Том вытащил палочку, все еще выглядя встревоженным и невероятно напряженным. Тревога затрепетала в груди Гарри; он не был уверен, что это только его тревога.
Прошло мгновение, и Амбридж пронзительно закричала: Альбус Дамблдор! Она ринулась прочь, шлепая толстыми подошвами туфлей, и вылетела ярким розовым шаром из больничного крыла. Дыхание Гарри выравнялось с резким глотком воздуха, его нервы напряглись.
— Что ты сделал? — испуганно спросил Гарри. Он заметил, что руки Тома совершенно справедливо дрожат.
— Заклинание, — выдавил Том, — чтобы она не набросилась на нас.
Гарри не мог унять дрожь. Ему стало холодно.
— И она не заметит?
— Нет, это по-другому. Сильнее, — Том заметно вздрогнул, его плечи слегка дернулись. — Более старое заклинание.
Это было…умно. Чары и заклинания, которым учили в эпоху Тома, сейчас не использовались и были забыты, так как устарели. Тем не менее, старые заклинания не легко распознать или заметить. Амбридж явно не заметила, а это означало, что все, что сделал Том, сработало.
Они сидели там, неуверенные и встревоженные, и … в глубине души Гарри чувствовал себя необъяснимо жестоко преданным.
***
Гарри подумал, что это даже немного приятно, что почти сразу после шока в Больничном крыле невзрачная сипуха вручила ему маленькое письмо, написанное знакомым почерком. Сириус теперь был более сдержанным, и с Ремусом, работающим вместе с ним, они создали довольно надежную систему переписок.
Это было приятно, в свете той глубокой боли, которую Гарри мог бы описать как одиночество. Сириус просто тянулся к нему, пытаясь утешить после явно напряженного утра. Гарри мог только представить себе хаос в кабинете Дамблдора после того, как профессор Амбридж умчалась прочь.
Хотя он не мог избавиться от ощущения, что Сириус знал. Что вокруг Крины была какая-то…невысказанная тайна. Сириус был в ужасе от нее, когда они впервые встретились, все были в ужасе от нее. Почему?
Конечно, Нурменгард был очень тревожным местом. Волки Лупеску были страшнее Хвостороги, потому что они были разумны. Они могут перехитрить тебя, опередить, разорвать на куски — в буквальном смысле.
Сириус боялся Крины, а не ее волков или самой тюрьмы. Она олицетворяла собой что-то вроде…грубого страха, который Гарри не осознавал, пока Амбридж не закричала до хрипоты.
Гарри уже не в первый раз пожалел, что не может просто…войти в камин прямо к Сириусу и потребовать ответов сам. Он конечно бы так не сделал, но это не улучшило его настроения.
В башне Гриффиндора прознали о его госпитализации; никто не удивился. Гермиона и Рон казались немного более обеспокоенными, особенно когда единственным подозреваемым был Том, так как Драко был пойман издевающимся над младшими учениками прошлой ночью. Фред и Джордж сдержали свое обещание, осыпая Гарри сладостями с праздника Хэллоуин и бесчисленными тестовыми изобретениями, которые залили половину комнаты расплавленным сахаром.
Празднества были шумными и теплыми. Вскоре Гарри забыл обо всем, что произошло этим утром, пока Фред и Джордж не начали нервно поглядывать в его сторону.
У Гарри выработалось какое-то шестое чувство — он знал, когда должны прийти плохие новости. Ему хотелось думать, что оно проявилось на четвертом курсе Хогвартса, с Турниром Трех Волшебников и всем прочим, но, учитывая, что его учил и обучал Пожиратель Смерти целый год, выдавая себя за человека, запертого в сундуке, его радар опасности иногда был неисправен.
— У меня такое чувство, что ты принёс не хорошую новость, — сказал Гарри вместо приветствия. Джордж поморщился, подтверждая его подозрения.
— Я отвлеку, — заверил Фред своего близнеца, отступая в сторону, чтобы перекричать хаос, образовавшийся вокруг еще одного сливочного пива. Толпа студентов Гриффиндора зааплодировала, а Джордж и Гарри ускользнули в более тихий уголок Гриффиндорской башни.
— Послушай, приятель, — начал Джордж, слегка поморщившись, — мы не хотели тебя беспокоить, но …
— Это Амбридж, не так ли? — Гарри почувствовал, как по спине пробежал холодок. — И это что-то плохое.
Джорджу хватило сочувствия, чтобы, по крайней мере, принять извиняющийся вид, прежде чем протянуть руку. Гарри посмотрел на него, потрясенный и испуганный серебристыми линиями, безжалостно вырезанными на коже. Я не должен быть деструктивным.
— Боюсь, она проделывала это со всеми факультетами, — продолжал Джордж, понизив голос, когда говорил серьезно, — мы с Фредом обнаружили группу первокурсников, рыдающих возле ее класса прошлой ночью.
Рука Гарри дернулась, когда он яростно вцепился в стул.
— Старина Долгопупс достал из теплиц щупальца, умудрился кое-что на скорую руку соорудить для лечения студентов. Уже ходил к Макгонагалл по этому поводу — говорит, что ничего не может поделать с должностью Главного инспектора.
— Да, — сказал Гарри, глядя на шрамы с тошнотворным чувством в животе. — И это все ее отработки?
— Чертовски удивлен, что ты до сих пор не получил ни одну. Фред и я хотим решить эту проблему, думаем яд подойдёт, но слишком много усилий… — Джордж многозначительно замолчал, глядя на башню.
Все веселились, смеялись, шутили. Обнимая друг друга, потягивая сливочное пиво и чувствуя себя молодыми и свободными. А Амбридж причиняла им всем боль, и никто ничего не мог с этим поделать.
Если бы Гарри не видел, что она сделала сегодня утром, он бы подумал, не послать ли сообщение Крине. Теперь он не знал, как к ней относиться.
— Вчера вечером мы с Ронникинсом и Гермионой обсуждали разные сплетни, — напевал Джордж, понизив голос тише. — Слышал, ты продержался против Риддла, и мы подумали о том же. Мы хотим, чтобы ты научил нас Защите От Темных Искусств.
Гарри уставился на Джорджа. Во рту у него пересохло, руки сжались от неожиданной тревоги. Никогда в жизни он не был так взволнован, почему же это вдруг вспыхнуло сейчас?
— Мы все хотим быть готовыми, особенно зная, что… — Джордж замолчал. Что Том Риддл тут и во плоти. — …Старая жаба Сучамбридж не собирается учить нас, и я не знаю, как тебя, но нас это чертовски бесит, а тем более когда наши первокурсники плачут и капают кровью на чертов ковёр.
Джордж был прав. Но легче от этого не становилось.
— Если хочешь, я свяжусь с Люпином… — начал Гарри.
— Нет нет, Орден все равно слишком занят. Мы с Фредом… и еще кое-кто из тех, кто был в курсе… немного упомянули твое имя. Ты спас Джинни, прошел этот Турнир в прошлом году, ты, черт возьми, перехитрил дракона.…
Гарри наблюдал за празднеством. Кто-то наколдовал искры, вероятно, Симус, учитывая, что драпировка мгновенно загорелась и два шестикурсника отчаянно тушили ее.
— Но, я не учитель, я не могу…
— Дружище, — успокаивающе сказал Джордж, — я не собираюсь на тебя давить. Конечно, Гермиона собирается тоже попробовать, но я хотел, чтобы ты знал. И не только потому, что мы с Фредом считаем, что из тебя выйдет толк — так думает вся чертова школа. Райвенкло, Пуффы, черт возьми, Гарри, все говорят о тебе, когда ты не смотришь. Я знаю, что это…- Джордж замолчал, тихо вздохнув через нос. — Это не смешно. Я не знаю, как отблагодарить тебя за спасение Джинни, но однажды тебя не будет рядом. Мы с Фредом хотим быть уверены, что у нас есть хоть какой-то шанс. Некоторые из старших учеников, они знают, что происходит, с тех пор, как ты вернулся с кубком, крича о Сам-Знаешь-Ком. Они в ужасе, думая, что будут следующими, кого убьют или замучают, или станут теми, кто увидит, как погибнет их семья. Эта школа не научила нас выживать, кроме как на уроках, а теперь эта чертова сука ничему нас не учит …
— Я тоже не знаю, каково это на войне, — тупо сказал Гарри. Он сказал это и тут же понял, что солгал.
Может быть, это было не совсем… верно. Гарри Поттер никогда не был на войне. Гарри Поттер никогда не знал, каково это — каждый день бояться за свою жизнь. Быть таким отчаянным и испуганным, таким злобным и решительным, и ради того, чтобы выжить, быть готовым на все.
Гарри Поттер не знал ни битв, ни войны, но он помнил ощущение густой крови, запах железа и чувство, когда кирпич в твоей руке разбивает лицо человека.
Я не хотел тебя убивать. Думал Гарри, вспоминая. Теперь я убийца.
— Я не хочу … обучать армию, — сколько бы Гарри ни сглатывал, он не мог избавиться от тошноты. — Я … я не хочу готовить людей к смерти.
— Я знаю это, приятель, — тихо сказал Джордж. Он посмотрел на тыльную сторону своей ладони, тонко и мрачно улыбаясь, проводя пальцем по серебристой ткани шрама. — Я просто думаю, что … Было бы чертовски тупо, если бы у нас был еще один гребанный Локхарт, проповедующий о дерьме, о котором ничего не знает.
Это была бы медвежья услуга, если бы кто-то учил их драться и защищаться, когда они весь день сидели в плюшевых розовых креслах с откидными спинками и пили чай. Это было бы пощечиной памяти всех, кто когда-либо пал — притвориться, что не назревает война.
Если бы Гермиона рассказала ему об этом, если бы они с Роном умоляли Гарри научить их заклинаниям, Гарри бы всегда спорил. Он бы запротестовал, может быть, обиделся.
Было что-то в Джордже, который был свидетелем всего, как сторонний наблюдатель, и никогда не имел возможности сделать больше …
— Ладно, — сказал Гарри. — Я сделаю это.
***
Расписание Хогвартса учитывало многочисленных ориентиры. Первые выходные октября стали первыми выходными в Хогсмиде.
Том проигнорировал это, и последующие выходные в конце того же месяца тоже. Следующий поход — третий — был назначен на первые выходные ноября.
Для удобства семейных встреч — друзей семьи, братьев и сестер, аппарировавших и собирающихся провести день со студентами, все выходные в Хогсмиде были общеизвестными, если вы знали, где искать информацию.
Том часто не обращал на это внимания, у него было мало воспоминаний о Хогсмиде, которые имели для него хоть какое-то значение. Он не был склонен к ностальгии. Его финансы представляли собой головоломку, решить которую не помогут ни траты кнатов в кондитерской, ни трата целого дня на чаепитие. Не говоря уже о том, что поход в Хогсмид с наступлением холодов раздражал. У него были дела поважнее.
Ему просто повезло, что накануне ноябрьского хогсмидского уик-энда в кухню влетела небрежная коричневая сова и положила перед ним на стол письмо. Ему следовало бы знать, что пребывание вне Большого зала не помешает доставке почты. Домашние эльфы должны были каким-то образом получать запросы на кухню для банкетов и клубных встреч, даже несмотря на профессора Амбридж, закрывающей возможности налево и направо.
Сова ждала его и клевала тост, который он старательно и медленно ел. С тех пор как Крина упомянула о его болезненной внешности, он был более осторожен с неконтролируемыми позывами есть и есть. Домашние эльфы были вежливы и уважали его нехарактерную скромность в еде. Сова не уважала его пищу и продолжала уничтожать то, что осталось от его завтрака.
Том вскрыл письмо и уставился на слова на странице с чувством изолированного страха, который, как он знал, предвещает плохое.
Я знаю, что у тебя поход в Хогсмид. Я хочу встретиться с тобой. Я могу приехать в Хогвартс, если ты не можешь.
Гостиница в «Кабаньей голове». 11:30.
Это была не просьба. Это была угроза.
P.S. Какая твоя любимая сладость?
***
Утро визита в Хогсмид выдалось ясным, но ветреным. После завтрака Том встал в очередь перед Филчем, который сопоставлял их имена с длинным списком учеников, получивших разрешение от своего опекуна посетить деревню. Это была добрая милость, которую Крина оказала ему несколько месяцев назад, хотя Том впервые воспользовался этой привилегией.
Том едва взглянул на смотрителя, проходя между высокими каменными колоннами, увенчанными крылатыми кабанами. Он свернул налево, на дорогу, ведущую в деревню, ветер трепал его шарф и обжигал уши.
Было еще рано, и пока что другие студенты еще не раскачались, чтобы насладиться этим днем. Мозг Тома вёл себя слишком бдительно, как оголенный провод, который жалил и пульсировал при каждом щелчке раздражителей. В ту ночь он не принял обычной дозы зелья Сна Без сновидений, испугавшись, что случайно примет слишком много и проспит свою вынужденную встречу. Вместо этого он бодрствовал, утопая в тошнотворном потном потоке. Слишком нервный и взволнованный, чтобы даже подумать о том, чтобы хорошо выспаться. Его голова кричала на него, как мандрагора.
Солнечный свет не помог. Тошнота вернулась, низкий ужасный спазм в животе заставил его нос гореть, как кислота. Его не вырвало, но он чувствовал, что вот-вот вырвет.
Он продолжал идти, пока не добрался до окраины Хогсмида. Его нога казалась странной, словно голой и одеревеневшей без обычно успокаивающей клетки власяницы. Мгновения сомнений прогонялись кусачим металлом. Ему не хватало этого, острых уколов храбрости, накоторые он полагался, когда замерзал.
Главная улица Хогсмида открывалась взору, где люди спешили и суетились, чтобы пообедать и выпить чаю. Еще не было и девяти утра, но Том твердо решил скрыться из виду, прежде чем кто-нибудь заметит, что он тут. Чем раньше, тем лучше, чем меньше глаз, тем лучше.
На главной улице Хогсмида было несколько магазинов, которые он узнал. Почтовое отделение с совами, готовящимися улететь. На углу гордо возвышался магазин приколов. Том медленно свернул в боковую улочку, ведущую на небольшой холм. На самом верху которого стояло маленькое здание. На ржавой скобе над дверью висела потрепанная деревянная табличка с изображением отрубленной головы дикого кабана, из которой на белую ткань вокруг нее капала кровь.
Табличка заскрипела, когда он прошел под ней, тихонько приоткрыл дверь и проскользнул внутрь.
Внутри никого не было, и на то была веская причина. Бар «Кабанья голова» представлял собой маленькое грязное помещение, в котором сильно пахло домашним скотом. Вонючий запах животного пота, сопровождающий коз и овец. Эркерные окна были настолько грязными, что дневной свет снаружи просто не мог пробиться. Помещение пахло пылью, освещенное обрубками лениво горевших свечей. Том не мог представить себе человека любого положения, когда-либо ступавшего в такое…грязное место. Дож хорошо все продумал.
Появился бармен, бросив на Тома оценивающий взгляд. Том тщательно следил за тем, чтобы одежда не выдавала его статус студента. Даже шарф у него был простой, темно-синего цвета. Ничего, что было бы связано с факультетами Хогвартса. Его плащ был старым, темным и обычным. Ничего странного, но все же он не мог избавиться от подозрений, скручивающихся узлом в его животе.
Бармен был угрюмого вида пожилой мужчина. Достаточно пожилой, чтобы уже быть тут, когда Том впервые поступил в Хогвартс. Возможно, именно поэтому он показался ему отдаленно знакомым.
— Что? — мужчина хмыкнул, хмуро глядя на Тома. Было так рано, что он ещё видимо не ждал гостей.
— Я здесь, чтобы кое с кем встретиться, — сказал Том тихим шепотом, прежде чем громко озвучить слова. Мужчина, казалось, не был удивлен, но у него мелькнула короткая вспышка отвращения. Возраст, как узнал Том, беспокоил только трусливых. Не было никакой тайны в том, для чего Том был вызван сюда. Если бы он поискал ее, то, возможно, увидел бы жалость в глазах бармена.
— Ага, — сказал мужчина. — Наверху первая дверь налево. Сдается на весь день.
Том всем сердцем надеялся, что ему не придется оставаться здесь так долго.
Том вошёл в комнату, маленькую невзрачную. Чистую, явно неиспользуемую часто. Рядом стоял таз с водой и кувшин, наполненный до краев. Хорошая мысль, так тут не было туалета.
Кровать заскрипела, когда Том сел на нее и стал ждать. Он уставился на часы, настолько запачканные грязью, что ему пришлось вытереть их рукавом, чтобы увидеть минутные стрелки. У него было два часа до встречи. Номер был оплачен заранее, и Том не удивился бы, если бы это было сделано анонимно. Неизвестное, вымышленное имя. Еще одна зарубка на столбике кровати и строчка в гроссбухе.
Мерлин, что он делает? Он чувствовал себя … он чувствовал себя дешевой шлюхой. Сказали, когда приезжать, сказали, когда уезжать. Встречи в таких грязных местах, что он не решился бы здесь даже пить из стаканов. Его бедра зудели, и он крепко прижимался к покрытой струпьями коже там, неописуемо желая маленьких булавочных уколов, которые прогонят беспокойство и позволят ему, черт возьми, думать. Его беспокоили язвы, зудящие и грубые, с тем влажным маслянистым блеском, который оставляют после себя прыщи. Скоро ему придется с этим смириться — скорее всего, это побочный эффект Зелья Сна Без Сновидений. Его головные боли, тошнота, легкое замешательство и дезориентация. Ему придется с этим смириться; он мог бы найти другие зелья, которые не будут действовать так плохо, как Успокаивающее Зелье…
Дверная ручка задребезжала. На час сорок семь минут раньше. Тому нужно было больше времени …
— Ты рано, — сказал Дож, в его голосе явно слышался восторг в той нездоровой хищной манере, которую Том уже узнал. Дож не выглядел удивленным, он выглядел…нормальным. Шокирующе нормальное пальто, слегка грязные ботинки. Он недавно подстриг свою бороду, избавившись от щетины, но ее тень уже начала призрачно появляться. Он выглядел как обычный незаметный человек, возможно, именно поэтому он казался таким чудовищным.
Том слегка отшатнулся, глядя на тикающие часы. Он не хотел видеть глаза Дожа. Он не хотел видеть и оценивать этот блеск, или понимать, насколько опасной была эта встреча. Он сможет пережить это, а потом договориться с Криной. Пусть она все уладит, может быть, он сменит место жительства и уедет из Страны. Бежать от этого…этого адского…
Том неохотно вздрогнул, когда чья-то рука схватила его за шею и скользнула вниз по горлу, пока не остановилась под воротником. Том вдохнул через нос. Часы тикали медленно.
Он хотел уйти. Он хотел выскочить за дверь, но не смог. У Тома не было ничего, кроме дурной репутации, которая уже работала против него. Кто он, бедный мальчик-сирота без денег и без семьи?
Для тех, кто знал, он был подающим надежды Тем-Кого-Нельзя-Называть.
Для тех, кто знал его, он был Тем-У-Кого-Нет-Имени.
Рука Дожа скользнула ниже за воротник Тома.
— Не волнуйся, — сказал Дож, напевая ему нежности, которые Том был не настолько глуп, чтобы слушать. Том проигнорировал его, напряженный и неохотный, даже когда тупые ногти впились ему в ключицу. Болезненная ручка, дергающая его тело. Бедра жгло.
— Я даже принес тебе Кислотных леденцов, — Дож нахмурился в притворном беспокойстве. — О, ты пренебрег одной маленькой вещью. Не волнуйся, я хотел сделать тебе сюрприз, поэтому приехал немного раньше срока.
«Выкуси», — подумал Том. Ему хотелось перегрызть Дожу горло и вырвать эту чертову штуку. Оставить его распростертым и недостойным на грязной кровати бара. Пусть он …
Том поперхнулся и взвизгнул от неожиданного рукоприкладства. Матрас заскрипел, и покрывало зазудело у него под спиной и лопатками. Том сжал челюсти, его протесты и шипение приглушили Кислотные леденцы, подавляющие его яд.
— Не волнуйся, — шикнул на него Дож, ошибочно приняв его рычание за нечто более невинное. Или, может быть, Дож услышал его все-таки и улыбнулся. — Сейчас я позабочусь о тебе.
«Надеюсь, ты задохнешься», — злобно и жестоко подумал Том. Отгоняя истерику и эту грубую животную панику и боль — О Боже, как больно.
Том сморгнул слезы, выступившие в уголках его глаз. На короткое мгновение он ощутил резкий запах ладана из кадила; Том ощутил жжение трав, крепко привязанных к кровоточащим линиям хлыста на его коже.
— Выкатились от жира глаза их, бродят помыслы в сердце! — вспомнил Том слова священника. Дож с силой толкнулся — Том прикусил губу, чтобы не закричать. Было трудно дышать через Ладан, было трудно дышать и сейчас. –Над всем издеваются, злобно разглашают клевету, говорят свысока!
*Псалтирь 72: 7,8
Дож улыбнулся, воркуя, призывая пролить еще больше крови и ненависти.
Том смотрел сквозь слезы и рычал с кислой конфетой во рту, и думал целиком и преданно Господу…
Я молюсь, чтобы я вырезал твое сердце.
***
Фред и Джордж очень гордились собой. Они и раньше справлялись с огромным количеством впечатляющих задач, в основном возясь со Снейпом, но это было сделано хорошо.
Гермиона подскочила, как только Фред мимоходом упомянул, что Гарри полностью согласен с идеей дополнительных занятий.
Гермиона, в силу своей природной организованности, быстро составила огромный список отдельных учеников и возможных мест. Фред и Джордж, выучив наизусть все правила Хогвартса на первом курсе, дважды проверили и заверили, что «Кабанья голова» открыта для студентов. Люди просто обычно избегали ее, потому что это место выглядело как место, где можно подхватить пневмонию.
После того, как Гермиона составила свой список, Фред и Джордж небрежно осмотрели весь замок и оповестили каждого ученика, который хотел получить дополнительные уроки, о конкретной дате. Вскоре по всему Хогсмиду маршировали студенты, пытаясь собраться в одном очень маленьком пабе незадолго до полудня.
Сливочное пиво разобралось, а Гарри встал и произнес очень вдохновляющую речь, но она была не очень вдохновляющей, и Гермиона взяла инициативу в свои руки. К концу дня стало ясно, что Джинни Уизли забрали в Тайную комнату, а Гарри вернул ее обратно. Гарри Поттер участвовал в Турнире Трех Волшебников и выжил, тогда когда более старший ученик нет. (хотя рассуждения о том, как умер Седрик, все еще были горячей темой дебатов.)
Вражда Гарри и Малфоя была хорошо известна во всем замке, и уже этого было достаточно, чтобы даже молодые студенты-скептики признали, что Гарри, вероятно, знал и использовал более полезные заклинания.
Все было улажено, длинный зачарованный пергамент с именами был сложен и сохранен Гермионой, теперь секретарем их маленького клуба, и все отправились в путь.
— В общем, чертовски хороший день, — Фред присвистнул, потягиваясь. Джордж не мог не согласиться, пока Фред не похлопал себя по карманам и громко не выругался.
— Мой проклятый шарф! — простонал Фред. — Должно быть, я забыл его в пабе!
— Ну и зачем ты это сделал?
— Сливочное пиво было холодным! Мне пришлось нести их, не то что тебе!
— Ах, вот тут ты ошибаешься, мой дорогой брат. Я привнес художественные штрихи в наш скромный паб.
Пререкаясь, они небрежно развернулись и направились обратно к пабу. Это был не такой уж большой крюк — мама убьет их, если они потеряют ее вязанье.
Фред проскользнул в дверь, мгновенно переместившись в дальний угол, где его шарф весел обернутый вокруг спинки стула. Именно там, где он его оставил. Джордж не смог сдержать улыбки и застенчиво помахал бармену, который, казалось, уже смирился с их присутствием.
— Не обращайте на нас внимания! — весело сказал Фред. — Просто кое-что забыли! Мы уже уходим!
— Чудесное у вас местечко, — добавил Джордж, — не возражаете, если мы будем приходить поча … Том?
Том Риддл, выглядевший испуганным и слегка окаменевшим, стоял на лестнице позади бара. Он выглядел…очень удивленным и немного неуверенным в том, почему близнецы были здесь.
— Почему вы здесь? — спросил Том слегка хриплым и тихим голосом.
— Мы? Почему ты здесь?
Бармен заметил нарастающее напряжение и тихо заворчал, выуживая тряпку и стакан, которые нужно было почистить. Том выглядел бледным, встревоженным и больше походил на пугливого оленя, чем на студента, проклявшего Гарри.
Фред и Джордж не…любили Тома, но и не испытывали к нему неприязни. Он не был тем, кто причинил боль их сестре, он был просто (что удивительно) нормальным парнем, который, по-видимому, пробыл наверху в Кабаньей голове в течение нескольких часов.
— И давно ты здесь? — Фред разинул рот от удивления. — Мы … у нас тут целый час было собрание клуба! Ты здесь все утро?
Том окинул взглядом паб, разглядывая людей, которые с интересом рассматривали витрину. Близнецы поняли, что это было плохое место для такой сцены, и тихо отступили к главной двери.
Глаза Тома метнулись к выходу. Они были слегка налиты кровью и словно остекленели.
Том очень медленно двинулся через паб, двигаясь, казалось, неуклюжей, тщательно контролируемой походкой.
Ты видишь это? — сказали Джорджу широко раскрытые глаза Фреда. Он едва заметно кивнул.
Они вышли из паба, ветер застал Тома врасплох. У Тома был обычный шарф, простой вязаный, темно-синий. Он был туго обмотан вокруг его горла.
— Ты в порядке, приятель? — спросил Фред, стараясь говорить непринужденно. В этом не было ничего случайного.
Джордж быстро размышлял. Неужели Том покупал огневиски? Покупал темные артефакты? Покупал наркотики?
— Отлично, — коротко отрезал Том. Он шел странно, застывая от малейшего колебания. Небольшая хромота, туго намотанный шарфик…
— Не может быть! — в тревоге рявкнул Фред, лицо его исказилось от восторга. — Ах ты, кабель!
— Нет, — выдохнул Джордж, мгновенно сообразив, в чем дело, — Нет … Ну, я думаю, что в больничным крыле довольно сложно скрыться. Лучше, чем кладовка для метел, а?
Том замер, превратившись в окаменевшую тень самого себя. Вероятно, смущенный от того, что его поймали. Шарф, вероятно, скрывал следы поцелуев. Учитывая, как пристально за ним следили учителя, лучшее, что мог сделать Том, — это улизнуть в Хогсмид.
— Посмотри на себя, — хихикнул Фред, похлопывая Тома по плечу. Том отпрянул, дернувшись от прикосновения. Скорее всего, застеснялся после того, как его поймали. — Такой гордый, маленький Томми, ускользающий в грязные пабы…
— …справляясь с ощущением почти расплавленных свечей …
— Прекратите, — сказал Том низким хриплым шипением. Он не покраснел, а просто выглядел усталым и бледным. Хромота наводила на размышления, и Фреду пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы не улыбнуться.
— Конечно, конечно, все, что захочешь, — подчинился Джордж, стараясь не хихикать. — Слышал от Гарри, что ты любишь Кислотные леденцы. У нас остался ещё удов с Хэллоуина, ты хочешь, чтобы мы принесли их к тебе в комнату или…
Том отстранился, слегка позеленев.
— Нет. .Я потерял вкус к Кислотным леденцам. О чем вы говорили в этом клубе? Преподаете себе уроки Защиты?
Фред и Джордж пожали плечами, задумчиво глядя на Тома. Они выбрали Кабанью голову, потому что, как ни странно, не думали, что там кто-то будет. Они не ожидали, что Том будет в комнатах над главным этажом. Они хотели создать клуб с единственной целью — защитить себя от таких людей, как Том. Это было не совсем справедливо, хотя Том, очевидно, прибыл из военного периода и, вероятно, знал, как отразить более крупные угрозы. Том не был ни на чьей стороне, а это означало, что он сражался сразу в двух боях.
— Я слышал вашу вдохновляющую речь, — устало сказал Том. — Похоже, Хогвартс был занят.
— В основном только Гарри, — сказал Фред. — А что, ты хочешь вступить?
Том помолчал, глядя на дорогу. Было ветрено, шарф не справлялся. Том почесал правое бедро поверх плаща, крепко вцепившись когтями в крошечные прорехи. Чертов зуд.
— …Нет, — наконец сказал Том. — Я…уверен в своих чарах. Дайте мне знать, если узнаете что-нибудь действительно полезное.
Это было самое близкое к хорошему Тому, что они видели до этого. Чем меньше он будет знать, тем меньше у них будет неприятностей. Это было лучшее для обоих миров.
— Конечно, — Фред кивнул, еще раз дружески похлопав его по плечу. Том больше ничего не сказал. Фред и Джордж смотрели, как Том медленно идет по главной дороге Хогсмида к замку, пока тот не скрылся из виду.
========== ex post facto* ==========
Комментарий к ex post facto*
*с лат. - исходя из совершившегося позднее
От автора:
Глава, где сны - вещь непостоянная, и слишком много людей теснится в маленьком разуме.
ИТАК, глава 15 (следующая) – это официальная точка на полпути, где история начинает переходить во вторую дугу. Надеюсь вам понравится!
Гарри уже давно не чувствовал себя таким счастливым. День был ясным и свежим, солнечным и уютным и начался в общей гостиной Гриффиндора. Впервые за долгое время он переделал всю свою домашнюю работу. Рон, который, конечно же, не был в курсе своих домашних заданий, что-то отчаянно строчил на кофейном столике.
Гермиона взяла с собой вязальные спицы, которые тихонько постукивали, когда она наматывала между пальцами желтую нить и вплетала ее между спиц. Она уже связала один шарф, и новый на этот раз был украшен чередующимися рядами разноцветных полос.
— У тебя быстро получается, — заметил Гарри, находя её спокойный ритм успокаивающим. — Я думал, ты обычно заколдовываешь свои спицы?
— О, да! — сказала Гермиона, выглядя почти смущенной. Ее руки перестали двигаться, заколдованная пряжа ослабла от ее нерешительности. — Я … э-э-э … У меня не очень хорошо получается вручную! Гораздо проще заколдовать спицы, ведь Молли показала мне замечательную технику прошлым летом…
— Выглядит восхитительно, — признался Гарри, с любопытством глядя на шарф. — Теперь другой вид вязки, да?
— Да! — сказала Гермиона в восторге. — На днях я была в библиотеке, читала о египетских экспедициях, когда наткнулась на Тома, или, скорее, он наткнулся на меня и…
— Что? — спросил Рон, наконец услышав, что они обсуждают. — Риддл вяжет?
Гермиона тихо фыркнула.
— Обычно я бы поспорила об избирательном слухе, но, к моему ужасу, да: Том наткнулся на мою работу, раскритиковал мое вязание, взял мои спицы и начал вязать сам.
Гарри уставился на нее, не в силах стереть выражение явного шока на своём лице.
— Он… вяжет?
— Да, Гарри, — Гермиона теперь выглядела немного расстроенной. — Это не редкость, в то время детям нужно было обязательно уметь вязать для армии. Лицевая-изнаночная.
— Я не знаю, что это такое, но какого черта ты разговаривала с Риддлом?
— Я не разговаривала! Я вязала! — защищалась Гермиона, уже выглядевшая расстроенной тем, что разговор испортил хорошее настроение. — Он подошел ко мне и показал, как правильно вязать изнаночную!
— Потому что, конечно, именно Риддл должен был показать тебе это…
— Рон! — крикнула Гермиона, бросая на стол спицы и пряжу. Ее глаза были подозрительно влажными от разочарования. Гарри понимал ее; Том Риддл не всегда был агрессором, и было бы невероятно неприятно обращаться с ним так постоянно. Гарри не сомневался, что у мальчика были скрытые мотивы, но он просто подошел к Гермионе и показал ей, как лучше вязать вручную. Довольно благородный жест, учитывая преданность Гермионы делу домашних эльфов.
Веселый день резко оборвался в тот момент, когда они заметили небольшую группу людей, собравшихся вокруг доски объявлений Гриффиндора. Объявление было настолько большим, что закрывало все остальное — список подержанных книг для продажи, регулярные напоминания, расписание команд по квиддичу и объявление Уизли о новых тестерах. Новая вывеска была напечатана большими черными буквами, похожими на плакаты «разыскивается», украшавшие официальные помещения министерства.
— Какого черта? — сказал кто-то, сердито хмурясь на доску. — Чертов Декрет Об образовании Номер Двадцать четыре? Эта стерва даже не умеет считать…
— О нет, — сказала Гермиона, глядя на объявление с явным ужасом. — Запрет на все собрания? Больше никаких Организаций, Команд, Групп или Клубов?
— Как будто кто-то будет это соблюдать, — пробормотал кто-то рядом, хотя где-то сзади Анжелина уже довольно злобно ругалась по поводу квиддича.
Счастье, наполнявшее их, исчезло. Даже обиженные чувства Гермионы были смыты тревогой и нервным напряжением в животе.
— Это не совпадение, — сказал Гарри, сжимая руки в кулаки. — Она знает. Кто-то нас сдал.
— Она не может знать, — мгновенно ответила Гермиона. — Поверь мне, никто нас не сдавал.
— Мы тоже об этом позаботились, — звговорил Фред, пододвигаясь ближе и заговорщически приближаясь к троице. — Распустили кое какие мерзкие слухи…
— …Что мы будем чертовски злы, если кто-нибудь нас сольет, — добавил Джордж с доброжелательным видом. — Мы думаем, что у этой сучки повсюду есть шпионы.
Гермиона сердито усмехнулась. Без сомнения, думая о незаконности этого.
— Как бы то ни было, — сказал Фред, кивая на доску, — это произошло вчера вечером. Я видел это, и Филч выглядел довольным предовольным.
Рон же не выглядел довольным.
— Что ты знаешь? — спросил Гарри. — Это из-за…
Он позволил фразе повиснуть в воздухе, и все поняли то, что не было сказано вслух.
— Скорее всего, да, — сказал Фред с грустным видом. — Мы пытаемся узнать больше.
Брови Рона поползли вверх.
— Ещё больше? Как же, черт возьми …
— У нас есть свой шпион, — фыркнул Джордж. — Взяли одного для теперь уже нелегальной команды. Встретится с самой королевой-сумкой, и выясним, сможет ли он вытянуть из нее какую-нибудь информацию.
Гермиона мгновенно побледнела.
— Вы этого не сделали.
— О, именно так мы и сделали, — Фред театрально вздохнул. — У кого еще большее эго и проблемы с авторитетами?
— Том? — изумился Гарри. — Том собирается встретиться с Амбридж?
— И охотно, — небрежно добавил Джордж, — что очень удивительно. У него были вопросы к своему суровому учителю.
Крина? Том собирался к Амбридж с вопросами о Кри …
О, нет.
Амбридж явно знала Крину, по крайней мере, ее имя. Она заявляла о многих вещах, дополняя и потрясая то, что Гарри уже знал об этой женщине. Разумно было предположить, что Том будет расследовать дальше, чтобы узнать, за что именно Крина разыскивается. Гарри не сомневался, что арест был фальшивым, но Амбридж казалась достаточно самоуверенной, чтобы делиться информацией о ней.
Амбридж была…источником информации, но она была плохим источником, тем, у кого не было проблем с выдачей наказания, которое, по словам Фреда и Джорджа, было довольно болезненно. Даже предполагаемый религиозный селфхарм Тома не сравнился бы.
***
Том вошел в кабинет и даже не моргнул. Стены были выкрашены в ужасный оттенок, обнаженный камень залит штукатуркой, чтобы обмануть взгляд и придать ему более мягкий вид. Десятки вышитых котов выглядывали из маленьких деревянных рам, наблюдая за ним щелочками глаз с жестокими выражениями. Конечно, вышивка была слишком грубой, чтобы передать истинные детали, необходимые для заколдованного портрета. Для такого обьекта, как животное, большое количество деталей не требовалось, и законы, относящиеся к заколдованным картинам, больше не действовали. Разумный способ обойти их и все равно шпионить за всеми посетителями.
— Большое спасибо, что позволили мне встретиться с вами, Главный инспектор Амбридж, — сказал Том ровно и спокойно. Он сел на предложенное место напротив ее стола, и пухлые подушки опустились вокруг него так, что его ноги уже не могли касаться пола. Это было потрясающе хорошо сделано. — Я понимаю, что ваше расписание ужасно загружено, и я невероятно благодарен за ваше расположение.
Профессор Амбридж улыбнулась, ковыляя к своему месту, прежде чем изящно устроиться в кресле. Кошки позади нее с любопытством замяукали. Она достала из бокового шкафчика миниатюрный чайный сервиз, похожий на тот, который Том смутно помнил много лет назад, когда Абраксас был жив. Чистокровные памятные вещи, свидетельствующие о богатстве и высшем классе. Теперь она была похожа на профессора Слизнорта.
— О, ничего страшного, — хихикнула профессор Амбридж, посыпая чай солью и шоколадной пудрой. Нос Тома не сморщился. Он слышал, что русские кладут варенье в чай и кофе. — У меня всегда есть время для неравнодушных студентов этого замечательного учреждения.
Интересная игра слов. Примитивная, и её видно насквозь. Рассматривает Хогвартс только как учреждение для получения результатов, а не образования. После бесед с Криной, Амбридж казалось разумной косулей, но и к тому же ещё и тупой.
— Услуга, за которую мы невероятно благодарны, — продолжал Том, сделав небольшой глоток чая. Причудливый вкус, испорченный слишком большим количеством меда. — Ваша помощь нашим образовательным достижениям неоспорима.
Амбридж выглядела довольной, но и немного озадаченной. Том зметил, как ее взгляд скользнул по его униформе, безличной и без галстука. У Тома был один, но простой черный. Не надев галстука, она могла предположить, что это его лень или забывчивость, а не отказ от принадлежности факультету.
— Да, я делаю все, что в моих силах, — Амбридж улыбнулась, фальшиво и слишком мило. — Прости мою грубость, не хочешь ли немного пирожных? Может быть, пирога?
Том не успел вставить ни слова, как появился домовой эльф с маленьким подносом печенья с кружевными узорами. Амбридж взяла одно, изящно надкусывая.
— Итак, в чем, проблема?
— Я столкнулся с некоторыми … информационными барьерами, к моему большому разочарованию, — сказал Том, осторожно принимая печенье и съедая небольшую порцию. — Учителя здесь … не хотят помогать мне в обучении.
Амбридж понимающе пробормотала:
— Ах да, здешние профессора довольно…либеральные по своими убеждениям.
— Вот именно, — подчеркнул Том, тщательно следя за своими движениями. — Я надеялся, что кто-нибудь из сотрудников поможет мне в моих начинаниях.
Амбридж выглядела пассивной, и напевая сделала глоток. Том знал, что это осторожный момент, небольшая оговорка, которая определит, как пойдет разговор.
— Я был очень очарован Министерством магии и ассоциативными организациями, особенно с учетом того, что СОВ уже очень скоро, и наши результаты определят наше будущее, — Том очень осторожно продолжал. — На самом деле, я обнаружил, что довольно-таки… застрял в определение будущей профессии. Похоже, Хогвартс бесполезен при обсуждении Министерства.
Осторожно, любой дальнейший толчок превратит беседу из обычной в серьезную, и тогда Амбридж станет слишком параноидальной. Перекладывание вины на Хогвартс создает новую цель, нового агрессора для того, что бы объединиться. Амбридж ничем не отличалась от безликой матроны или священника, ищущего жертву греха. Он мог манипулировать ими, пока они не запоют то, что он хотел слышать; он мог склонить ее к сотрудничеству.
— Да, да, какая гадость, — фыркнула Амбридж с отвращением, — отказываются от услужливого присмотра, предоставленного Министерством. Я бы не удивилась, если бы все это сборище признали некомпетентным.
Осторожно, очень осторожно.
Слишком много обвинений может спровоцировать приступ ярости у Амбридж, в порыве которого она может уволить всех. Обличая слишком многих людей предупредит ее, что Тому, возможно, на самом то деле не все равно.
— Я в основном видел только как британское министерство взаимодействует с иностранной властью, особенно с учетом последних событий прошлого года и Турниром Трех Волшебников, — сказал Том, презирая тот факт, что из всех периодов времени он пропустил именно такое крупное событие на менее чем полгода. — Это кажется таким странным — уступать прихотям меньших иностранных держав. Мне было интересно, может быть, Хогвартс входит в европейский образовательный альянс?
Это было не так, за исключением международного совета по образованию, в котором служила Крина. Том через нее предоставил свои собственные тесты и результаты непосредственно в международный регистр. Дамблдор и другие преподаватели сообщали последние новости, но поскольку Тому не назначили посещение уроков Амбридж, она не могла этого знать.
— Да, это очень хороший вопрос… Я должна рассмотреть возможность стажировки для тех нескольких семикурсников с Равенкло… — Амбридж задумчиво постукивала пальцами по чашке. — Как тебя зовут?
— Риддл, мэм, — почтительно произнес Том. — Том Риддл. Я не знал, что Министерство предлагает стажировки.
— Только для тех, у кого есть соответствующие способности, — Амбридж тонко улыбнулась. — Роль Министерства очень важна. В нем есть места только для… самых талантливых умов, да?
Самых чистых, вы хотели сказать — мысленно поправил Том, уже пытаясь вычислить в профессоре Амбридж предубеждение к чистоте крови. Том мог блефовать, но без какой-либо поддержки он будет претендовать на титул, который она легко проверит. Если только не было причины, почему он не мог объяснить…
— Ах, это очень мудро со стороны Министерства, я и понятия не имел.… — Том замолчал, мысленно отсчитывая две секунды, прежде чем продолжить. — Простите моё невежество. Меня…не обучали должным образом таким вещам.
— М-м-м … — Амбридж посмотрела на него глазами-бусинками. — Значит, магглорожденный, да?
— Полукровка, я полагаю, — сказал Том, пытаясь сосредоточить как можно больше фальшивых эмоций на том, чтобы сделать свою игру убедительной. — Незаконнорождённый. Мне очень жаль, но я считаю, что по закону мне не разрешается называть свою фамилию, пока я не достигну совершеннолетия. Я уверен, вы понимаете.
Глаза Амбридж стали чуть более жадными. Только могущественные Чистокровные дома могли иметь такие законы — Абраксас и Сигнус очень вовремя тогда объяснили, что происходит с незаконнорожденными детьми. Исходя из этих предположений, Амбридж больше не могла искать и проверять историю его семьи, но должна была предположить, что он был связан с богатой и влиятельной фамилией. Шах и Мат.
— Ах, да, конечно, — Амбридж с готовностью кивнула и сделала глоток чая. — Ох! Ваш вопрос, да. Британское министерство магии и министерство образования независимы от всех иностранных органов, за исключением Международного комитета образования.
— Я и не знал, что такое существует, — мягко перебил Том. — Как жаль.
— Да, очень, — согласилась Амбридж. — Довольно грязно и грубо все то, как они вторгаются в чужие дела… — Амбридж кисло фыркнула, выглядя весьма раздраженной.
Попалась, — победоносно подумал Том, поигрывая ручкой чайной чашки.
— Простите мою дерзость, но этот…комитет вторгся в Хогвартс? Я мог бы поклясться, что видел, как Директор разговаривал с этой…иностранкой.… — Том замолчал, на этот раз досчитав до трех. — Ах, простите, лезу не в свои дела.
— О нет, конечно, продолжайте, — кивнула Амбридж, — вы говорите, иностранка?
— В ужаснейшей шубе, — сказал Том, изо всех сил стараясь не смотреть на что-нибудь розовое в кабинете, — абсолютно отвратительный гардероб.
За спиной Амбридж мяукнула кошка, вид у нее был вполне довольный.
— Ах да. Я знаю такую женщину. Худшая из них. Крина Димитриу, поистине чудовищная женщина.
— Крина Димитриу… — Том позволил имени вертеться у него на языке, добавляя к нему легкий акцент старого кокни, чтобы оно выглядело более незнакомым. — Это имя…звучит знакомо.
— Она сделала себе имя, — профессор Амбридж выглядела откровенно раздраженной этой мыслью. — Проводя такие отвратительные эксперименты — да, ведь поэтому она ушла и приобрела славу благодаря дискуссиям с уродами и…
— Конечно, Хогвартс не мог… — Том сделал паузу, позволив удивлению и шоку окрасить его лицо. — Нет…. не Хогвартс…
— О Мерлин, нет, Дурмстранг производит эту грязь, — Амбридж сердито фыркнула. — Дай мне знать, если увидишь ее снова, да, Том?
— Конечно, профессор Амбридж, — Том улыбнулся и приветливо кивнул. — Я не собираюсь задерживать вас на весь день …
— О, вовсе нет, — Женщина рядом просияла, радостно махнув ему рукой. — Возвращайся, если у тебя будут какие-то вопросы.
Воистину, какая мерзкая жаба эта женщина. Том был просто счастлив выскользнуть из кабинета, теперь имея представление о том, где нужно искать. Турнир Трех Волшебников был завязан с Дурмстрангом и Шармбатоном. У обеих школ была обширная история, которую при некотором исследовании можно было узнать. У Хогвартса был свой старый реестр, и если Тому повезет, возможно, в этом году будет турнир, в котором каждый студент будет отмечен в библиотеке Хогвартса.
До тех пор он имел представление о том, куда идти и где искать. Да и Амбридж, похоже, не слишком раздражалась на его присутствие.
Том добрался до главной площадки, ожидая движущихся лестниц, когда портрет закричал на него.
— Эй! Эй, малыш! Ты — да, да, ты!
Том посмотрел на него, прикинув, стоит ли оно того, и в конце концов проигнорировал.
— Эй! Нет, посмотри на меня! — закричал портрет. Довольно раздраженный мужчина угрожающе взмахнул ложкой. Три щенка, грызущие буханку хлеба — первоначальные обитатели картины, — с явным ликованием смотрели на ложку, которую держал мужчина.
— Вот дерьмо … — выругался мужчина, швыряя ложку. Все три щенка подскочили, пробежав через рядом висящие картины и почти сбив одну оперную певицу со сцены. — Мальчик! Посмотри на меня! Вас вызывал директор!
— Мне все равно, — спокойно сообщил Том картине. — Возможно, тебе следует воспользоваться этой ложкой, чтобы подозвать кого-нибудь другого, кому есть дело.
Мужчина разинул рот, а Том начал подниматься по лестнице.
Он добрался до следующей площадки прежде, чем этот человек опять появился, чтобы призвать помощь. На картине на этот раз был детализированный вид стаи львов, грызущих зебру. Несколько отборных слов и жестов его уже лишенных ложки рук, и львы заревели так громко, что на три площадки выше Тома студенты зажали уши. Львы выглядели довольными, когда Том признал свое поражение и отправился куда его вызвали.
Каменная горгулья заметила Тома задолго до того, как он оказался на лестнице. Охранница, казалось, не заботилась о пароле; в тот момент, когда Том подошел ближе, она отпрыгнула в сторону и использовала одно большое оперенное крыло, чтобы попытаться загнать его наверх. Как будто он сейчас сбежит.
Горгулья наблюдала, как он сделал первые несколько шагов, прежде чем очень поспешно скользнула обратно на место, поймав Тома в ловушку внутри винтовой лестницы. Он отстраненно подумал, что же такого сказал ей директор, чтобы вызвать такую паранойю, но был слишком расстроенным и раздраженным, чтобы проявить к этому хоть грамм любопытства. Тот факт, что он бросил Дамблдора под нос ищейке Амбридж, будет достаточным развлечением на некоторое время.
Когда Том добрался до верха лестницы, дверь в кабинет Дамблдора уже была открыта. Его кабинет был пуст, за исключением большого великолепного феникса, восседающего высоко под потолком. Большие световые люки открывались в то, что казалось давно забытой обсерваторией, украшенной десятками картинных рам и редкими птичьими насестами.
Феникс улюлюкнул, удовлетворенно помахивая длинными перьями хвоста. Том изо всех сил старался не обращать внимания на подобные вещи — они напоминали ему драгоценные камни: чем чаще к ним прикасаешься, чтобы полюбоваться, тем быстрее они тускнеют.
На столе Дамблдора лежала стопка книг. Каждая была интересна на вид — обложки выполнены из кожи или тонкого дерева. Том знал, что такие книги неслучайно были оставлены в пределах легкой досягаемости. Неслучайно Феникс наблюдал за ним, вероятно, чтобы увидеть, не украдет ли он что-нибудь.
Возможно, кто-нибудь из студентов и не обратил бы внимания на птичий глаз, но Том давно уже понял, как ценен животное фамиллиар. Их способности и знания часто недооценивались, но было гораздо безопаснее обращаться с Фениксом как с человеком.
Том сел в мягкое кресло, на мгновение подумав о том, чтобы забрать у Дамблдора его более удобное кресло. Он этого не сделал, потому что один Мерлин знал, какие карамельки или леденцы были спрятаны в подлокотнике. Птица словно уговаривала его своей звенящей песней, книги сводили с ума его любопытство, но терпение давно победило.
Он сидел спокойно, решив в какой-то момент просто скрестить ноги и закрыть глаза. Гораздо больше пользы для него будет, если он сейчас вздремнёт, чем если будет пялиться на волшебную курицу. Та самая курица тут же издала звук смутной обиды на его дремоту.
В конце концов дверь все-таки открылась — вероятно, Дамблдор устал от бунтарства Тома.
— Привет, Том, — улыбнулся Дамблдор, выглядя немного усталым под всеми этими фальшивыми обличьями. — Надеюсь, ты не слишком долго ждал.
Том многозначительно зевнул. Птица выглядела расстроенной из-за того, что Дамблдор так надолго оставлил ее одну.
— Ладно, сразу к делу, — размышлял Дамблдор, спокойно расхаживая по комнате в старых мягких кожаных ботинках. Пол по-прежнему скрипел, и Том был уверен, что это было намеренно. Тонкий сдвиг памяти, чтобы попытаться заставить его расслабиться.
— Я был бы очень признателен, если бы ты пролистали эти книги, — Дамблдор нежно похлопал по обложке верхней книги, — и, возможно, упомянул, если тебя что-то заинтересует.
Том посмотрел на Дамблдора и снова зевнул.
— Я отказываюсь.
Дамблдор не нахмурился.
— Я настаиваю. Я думаю, что эти книги содержат много тем, которые могут тебя заинтересовать.
В этой фразе было что-то такое, от чего в комнате стало жарко. Подсознательное упоминание, тонкая игра слов. Темы, которые могут его заинтересовать.
— Так вот какова позиция, — сказал Том ровным голосом, не в силах убрать из него лед. — Используя меня сейчас…я думал, что мы уже проходили это.
— Том …
— Скажите мне, Дамблдор, — сказал Том тихим голосом, почти шепотом от того, как небрежно и отстраненно он себя чувствовал. — Вы ищете то, что меня заинтересует, или то, что меня уже заинтересовало?
Лицо Дамблдора не изменилось.
Значит, его будущее «я».
Том провел пальцем по обложке верхней книги. Зная, каким ублюдком был Дамблдор, не было никакого способа победить сейчас. Либо он читал и находил что-то сомнительное, что могло его заинтересовать, либо он лгал и намекал, что ему уже можно доверять. Не было никакой возможности сыграть это в его пользу…
Если только он не прибегнет к помощи третьей стороны, у которой была такая же обида, и которая сумела дразнить все стороны сразу.
— Интересная у вас идея, — спокойно сказал Том, беря верхнюю книгу. Оно никогда не было первым — оно всегда должно идти вторым. Там, где идиоты помещали вещи, которые они хотели, чтобы люди увидели, но чтобы скрыть срочность, с которой они должны были это увидеть. Кожаная обложка, обрисованная выцветшими чернилами поверх, и, если Том был прав, сделанная из настоящей человеческой кожи. Для своего возраста, Дамблдор говорил слишком много предисловий.
— Где тот профессор, который пытался наказать меня за превращение стола в крокодила? — спросил Том, прищелкнув языком.
— Ты не хуже меня знаешь, что тебя наказали за попытку такой трансфигурацией напасть на одноклассника, — сказал Дамблдор.
Том тонко улыбнулся, отстраненно, с ностальгией.
— Блэк сам напросился, и вы это знаете. Что вы на самом деле хотите, чтобы я здесь увидел?
На этот раз Дамблдор не стал ждать.
— Взгляни и скажи мне, что это.
Смелая игра. К несчастью, Том всегда старался держаться впереди.
— Я могу потребовать свое право связаться и встретиться с поставщиком моих психиатрических услуг? — спросил Том сладко, словно ядовитый сок. — Вы знаете, может быть, вы не забыли адрес ее камина?
Лицо Дамблдора застыло, словно камень.
— Я настоятельно не советую Крине Димитриу находиться в Хогвартсе в это время…
— Ах, это вызовет у Амбридж ещё один припадок? — спросил Том, сверкая глазами. О, черт побери, Дамблдор скоро узнает об Амбридж. — Какая удача, что Хогвартс позволяет своим студентам выезжать за медицинской помощью.
Дамблдор посмотрел на него. Феникс издал печальную песню наверху.
— Хорошо, Том, — медленно произнес Дамблдор, — ты не хуже меня знаешь, чем все это закончится. Помни, что все действия имеют последствия, которые мы не можем предвидеть. Ты должен хорошо это запомнить, больше, чем что-либо другое.
Зловещее напоминание. У Тома зачесалось бедро, и книга из человеческой кожи стала липкой от пота в его ладонях. Постоянный глаз, наблюдающий за ним — потому что он был диким псом, ожидающим, чтобы сбежать в лес с волками и другими зверями. Кто знает, что они сделают, если их не охранять.
— Я позволю вам встретиться на текущей оперативной штаб-квартире на некоторое время, — холодно сказал Дамблдор, — и сообщу Крине о твоей просьбе. Ты должен вернуться в замок до наступления темноты, как и эта книга…
— Я знаю, — сказал Том. — А то как еще вы найдете свое секретное оружие, которое, очевидно, я собираюсь использовать? Или, возможно, вы забыли, что я не Волдеморт.
Дамблдор печально посмотрел на него, и Тому захотелось закричать.
Альбус взмахнул палочкой, постучав по недискретному бронзовому шару, который опустил защиту камина. Маленькое напоминание, острый взгляд…
— До наступления темноты, Том.
И со всполохом зеленого пламени Том исчез.
***
Напряжение между ними не исчезло. Том знал это, как и Крина.
Она выглядела лучше, здоровее и спокойнее. Ее знаменитый толстый плащ из волчьего меха был спущен с плеч, открывая удивительно скромный наряд. Брюки и блузка, довольно прогрессивный образ для волшебников, на взгляд Тома, который все еще противился идее женщин носить брюки.
— Я слышала твой вызов, — небрежно сказала Крина, устраиваясь на диване. Казалось, целую вечность назад они были в этой комнате. Совсем в другой жизни, когда Крина ещё была незнакомкой и пилавино из семейного погреба Блэков. Теперь атмосфера чувствовалась другой, неправильной и испорченной. Напряженной.
— Я должен прочитать эту книгу, и найти раздел, на котором, по-видимому, зациклилось мое скрытое «я».
Глаза Крины метнулись к книге, едва задержавшись, прежде чем снова взглянуть на него. На этот раз ее волосы были уложены правильно. Макияж аккуратный. Она чувствовала себя еще более далекой, отстраненной за всем этим.
— Тебя это беспокоит? Ты — важный ресурс.
— Я не люблю, когда меня используют, — сказал Том.
Крина кивнула, с любопытством глядя на книгу.
— Взгляни на нее. Найди то, что привлекает твое внимание, а потом я хочу отвезти тебя в одно место. Это не имеет отношения к тому, что ты обнаружишь.
Том занервничал при этой мысли. Это было похоже на ловушку — как будто что-то ждало, чтобы он привел ее в действие. В любой момент Грозный Глаз Грюм мог вбежать и оглушить его, затащить в камеры Крины, где его жизненные амбиции станут пищей для волков.
Но это было… неправильно. Это был иррациональный скачок усталого, переутомленного мозга. У него была книга, и он мог читать и думать о ее содержании самостоятельно.
Это заняло некоторое время, но Крина не казалась сильно занятой. У нее была своя работа — бумаги и папки, которые она сортировала и подписывала в темпе, который Том нашел бы медленным. Он предположил, что так в ее работе должно быть меньше ошибок.
Книга была…восхитительна. Ужасная, мерзкая, но завораживающая. Проклятие, чтобы вскипятить всю кровь в теле в одно мгновение — самая мощная форма проклятия, которое он уже знал. Зелья, чтобы заставить трансформироваться различных темных существ, от оборотней до бастетов и даже подменышей. Проклятия по трансплантации органов путем их вырывания, ритуалы для перехода от тела к телу через форму физического обладания. Тому захотелось навсегда заполучить эту книгу.
Он наткнулся на главу, ритуал в которой заставил его кровь петь. Том не верил в судьбу, но старые желтые страницы манили его лучше любой сирены. Слаще любого любовного зелья — это была словно жидкая мечта, вплетенная в бумагу с обещаниями излечить все его недуги.
Крестраж было написано на странице. Раскалывает твою душу.
В нем подробно описывался ритуал, жестокий…но и не очень. Это было написано так, как будто нужно было сделать что-то …что было шоком для всего мира. Это никак не вязалось с тем, что знал Том. Что может быть настолько отвратительным и мерзким, что бросает вызов природе и позволяет расщепить голую сущность самого себя? То, кем ты являешься?
Скорее всего правдой было то, что душа содержит каждую часть того, что делает тебя самим собой. Твой разум, твои воспоминания, твои эмоции и стремления. Твои мечты, твою личность — все.
Но… Крестраж. Ты не сможешь умереть, если еще существуешь — парадокс, который вызывает природный коллапс. Том сможет жить.
Он сможет выжить, оторвав половину себя.
В книге нигде не указывалось, какую часть он может отделить. Может ли он изменить это? Может ли он…выбрать?
Только представь себе — мир без кошмаров. Ни страха, ни голода, ни трясущихся рук, ни неконтролируемых воспоминаний. Больше никакой паранойи и беспокойства, никакого растущего стресса или зависимости от зелья, которое делало его беззащитным и слабым.
Крестраж, который будет функционировать далеко за пределами своего предназначения. Крестраж, созданный для того, чтобы его владелец жил вечно.
Но Том… Крестраж для Тома гарантировал бы, что он никогда не умрет.
***
Они материализовались, стоя на круглой речной скале в тени раскидистых листьев. Под аркой из цветочных лоз и ползучих растений, жаждущих солнечного света. Это зрелище смутило Тома, потому что приближался конец ноября, а растения все еще оставались высокими и зелёными. Он думал, что в такую погоду листья уже должны были опасть.
Тем не менее, он сразу заметил, что температура не соответствует сезону. Легкая дымка затуманивала перспективу, прозрачное стекло отделяет их от снаружи, где акры веток растений свисали на решетках в ожидании теплой весны.
— Мы в Бургундии, — сказала Крина, и ее голос исказился от странной смеси иностранного языка и акцента. Это создавало интересный звук и интонации, которых Том не ожидал услышать. — Восточно-центральная Франция. Она знаменита своим пино нуар.*
*Пино́-нуа́р» (фр. Pinot noir, нем. Spätburgunder) — технический (винный) сорт винограда, используемый для производства вина.
Ее губы изогнулись в легкой ухмылке, веселый огонек загорелся в глазах.
— Ах, или может быть тебе больше по вкусу Божоле*?
*вид молодого французского вина, вырабатываемого из винограда сорта гаме в исторической области Франции Божоле (Бургундия)
Он не ответил на ее нежную колкость, вместо этого позволив своим глазам блуждать по затененной дорожке арок и обширных виноградных лоз. Они стояли в тени листвы, скрытые от гуляющих гусей стеклянной стеной. Здесь было тихо и уединенно, речной камень был мягким и прохладным под подошвами его ботинок. Должно быть, это был весьма прибыльный виноградник, раз она могла позволить себе такую оранжерею.
— Почему мы в винограднике? — прямо спросил Том; портключ перекинул их так далеко, что это должен был быть международный реестр. Что нелегко было достать, и означало, что Крина привыкла часто посещать именно этот виноградник. Он должен был ожидать, что она пойдет на все, чтобы иметь возможность посещать свой винный бизнес на досуге.
— Чтобы учиться, — просто ответила Крина, почти насмешливо. — Сейчас не сезон, но я думаю, что тебе есть чему поучиться в свете твоих действий.
Его действия — госпитализация Гарри Поттера. Том почувствовал, как его кожа вспыхнула в ответ. Ярость жгла его шею, а язык чесался выплюнуть яд. Его остановило понимающее выражение лица Крины, когда пожилая женщина подошла к одной из решеток, нежно поглаживая дерево.
— Это прекрасная вещь, — благоговейно произнесла Крина и осторожно убрала листья обратно в богато украшенную тесьму вдоль деревянной рамы. — Вино и виноградники. Баланс могут соблюсти немногие. Это…– она замолчала, ее губы снова дернулись от удовольствия, — очень похоже на людей. Проще, но все же как люди.
Том закатил глаза и подошел, стараясь не ощетиниваться, когда она проигнорировала его, предпочитая ласкать свои проклятые растения.
— Смотри сюда, — она указала на один лист, лежащий на нижней стороне.
К его большому удивлению, на слегка мохнатой поверхности сидел большой декоративный жук. Он был белым с серебристыми точками, великолепный панцирь, сделанный из сплетенных серебристых волокон, расположенных как тонкое кружево. Он напоминал богомола — длинные колючие лапы с когтистыми крючьями и алые глаза на богато украшенной голове. Том недоумевал, как такая штука могла проникнуть внутрь стеклянных стен. Еще одна загадка, например, как Крина могла носить эту трижды проклятую шубу при такой высокой синтетической температуре.
— Как я люблю и ненавижу этих маленьких созданий, — с нежностью вздохнула Крина, поглаживая одним пальцем его панцирь. Он размахивал своими маленькими ножками, вертя головой в немом инстинктивном движении. — Это Скараборис. Маленькие скарабеи, — она поморщилась, а затем снова ласково улыбнулась. — Проклятие виноградников.
Том не понимал, зачем они здесь. Воздух был слишком переполнен цветочными запахами, и головная боль уже начинала появляться где-то за белками глаз. Ничего нового, теперь у него постоянно болела голова.
— Эти маленькие насекомые уничтожат весь виноградник к следующему сезону, — сказала она. — А к следующему году будут уничтожены и все соседние виноградники. Видишь ли, эти маленькие чудовища волшебные, а маглы, несмотря на все свое хорошее вино, ничего не знают об этих монстрах.
Крина медленно поправила лист на место, и развернулась, чтобы посмотреть на Тома.
— Ты считаешь, что мы должны остановить их? Их отталкивает трава, которую легко найти.
Том непонимающе посмотрел на нее.
— Вы привели меня сюда, чтобы бороться с вредителями?
— Нет, — сказала она, слегка закатывая глаза. — Я привела тебя сюда, потому что мне любопытно, что ты думаешь.
Том уставился на нее, и она снова провела рукой по низко нависшим листьям. На некоторых уже начинали распускаться маленькие плоды.
— Эти чудовища очень прожорливы, вежливо объяснила Крина. — Они высасывают сок из растений и уничтожают тысячи виноградников в год. Магически, и магглы не знают, как их побороть. Они сидят и ждут разорения, гадая, рухнет ли их дом и жизнь из-за этой небольшой проблемы.
— И вот мы тут, — Крина поманила его рукой. — Могли бы предотвратить эту катастрофу, но я никогда бы этого не сделала. В тот момент, когда я покончу с этими маленькими скарабеями, я всегда смогу считать этот виноградник своим, и хотя он мне не принадлежит, я стану его защищать.
Тому не понравилось, как слова Крины врезались ему под кожу.
— Ты понимаешь, Том. Возможно, я смогу предотвратить разрушение этого виноградника, но я предпочитаю этого не делать. Если бы я не приехала сегодня, он бы уже рухнул сам по себе. Мое вмешательство изменило бы то, что произошло бы естественным путем. Это не касается меня, пока я не сделаю это таковым.
Ее взгляд был острым, и она принялась теребить шнурки на воротнике шали.
— Моя жизненная цель — принять грядущие бедствия, даже если бы я могла их предотвратить, потому что это не моя работа и не мой долг. Я не несу ответственности за судьбу других, несмотря на то, что могла бы сделать. Утомительно знать, в чем ты виновата, а в чем нет, но я напоминаю себе об этих скарабеях и знаю свое место.
Крина, наконец, развязала шнурки, ухитрившись опустить воротник рубашки пониже ключицы с левой стороны, пока в поле зрения не появилось чернильное лицо насекомого. Ажурно-белое, нежное, с малиновой головкой и способностью разрушать жизни.
— Я должна напоминать себе, что могла бы предотвратить много несчастий, — мягко сообщила ему Крина, — но я знаю, что никогда этого не сделаю. Возможно, я эгоистка, но я всегда считаю свое собственное здоровье и жизнь более важными, чем здоровье тех, кто мне незнаком.
Том проглотил комок в горле.
— Вы хотите сказать мне, чтобы я не вмешивался в хронологию? Не помочь с … с тем, что я чудовище.
Не рассказывать Дамблдору о Крестражах?
— Я говорю тебе, чтобы ты ставил в приоритет свою жизнь перед миллионами людей, у которых есть проблемы, не связанные с тобой, — перебила Крина, снова зашнуровывая воротник рубашки, и скрывая татуировку. — Если ты дашь согласие, я хотела бы предложить тебе одну из моих возможностей.
Дыхание Тома сбилось, но он отрывисто кивнул, требуя дополнительной информации.
— Методы магии разума довольно…не изучены, –с отвращением начала Крина. — Методы психологии еще меньше. Я могу работать всю жизнь, годы или десятилетия, чтобы вбить тебе веру в самого себя, и всего каких-то два комментария распутают мою работу, как гнилой свитер. Это…архаично — использовать слова, чтобы избавиться от предвзятости в своем сознании.
— И что вы предлагаете взамен? — резко спросил Том, выплевывая слова, словно защищаясь.
— Я мастер в искусстве обладания, но не в том смысле, в каком большинство видит это искусство, — она пренебрежительно махнула рукой. — Могу ли я получить твое согласие войти в твой разум, чтобы позволить тебе смотреть на мир с моей предвзятостью?
Том вытаращил глаза. Она пристально посмотрела на него в ответ.
— Обладание — это контроль над другим человеком, — глупо возразил Том.
— Нет, — раздраженно покачала головой Крина, — обладание — это навязывание своего разума другому. Я научилась оставлять подопытному автономию, но при этом помогать своим собственным мыслям и восприятием через чужие чувства. Ты сохраняешь полный контроль, но чувствуешь и знаешь, как я интерпретирую и рассматриваю то, что ты считаешь несущественным.
Лицо Тома дернулась.
— Это полный идиотизм. Это ничего не даст.
Губы Крины скривились во всезнающей усмешке.
— Разве тебе не любопытно, Том Риддл, увидеть, как другие видят тебя?
***
Любопытный ребенок, зверь в процессе становления, но не более чудовище, чем дикое животное. Заветный, драгоценный. Что-то, что можно обожать и изучать, потому что, несмотря на все, чем был Том, он был шансом, который вряд ли когда-нибудь повторится.
Возможность во плоти, единственная искра в поле скуки, которая может произвести революцию в мире. Изменить его на начале оси, создать что-то такое, несомненное, первичное.
Она обожала его, хвалила, как дракона. Конечно, она боялась его, но все боялись друг друга, потому что у людей в принципе была предрасположенность причинять боль другим. Было вполне логично, что она боялась его, потому что Том Риддл мог причинить боль другим, хотя она никогда этого не видела.
Она хотела воспитывать его, уговаривать идти по пути его собственного творения. Спасение или гибель — ей было все равно, она просто хотела посмотреть, что он сделает дальше.
***
— Ладно, — сказал Том, чувствуя, как мозг ужасно переполнен и гудит от яркого света и знаний. — Что вы знаете о Крестражах?
***
Команда по квиддичу была реформирована благодаря тому, что Анжелина провела захватывающую дискуссию с профессором Макгоннагалл, которая, в свою очередь, отправилась к Дамблдору.
Это было долгожданное облегчение — получить назад такое разрешение. Несмотря на все усилия Амбридж, она не смогла отнять у школы самый гордый вид спорта.
Был туманный холодный день, когда Гарри упал, зашипев от боли, а его шрам запульсировал. Он обжигал остро, горя сильнее, чем когда-либо за последние месяцы.
— В чем дело? — произнесло сразу несколько голосов, явно встревоженных внезапной болью Гарри.
— Ничего, — пробормотал Гарри, поморщившись, поскольку его голова продолжала яростно пульсировать. Множество глаз, уставившихся на него, ему не особо помогали.
В ушах у него звенело. Его состояние, очевидно, было не лучше так как Невилл поспешил помочь ему сесть. Гарри повезло, что он был в гостиной в это время.
— Я … э-э-э … пойду позову Рона, — заикаясь, пробормотал Невилл, торопливо направляясь к комнатам мальчиков. Лаванда что-то громко шептала, глядя на Гарри с явным беспокойством. Как мило с ее стороны.
Чем больше Гарри думал, тем больше отфильтрованных разбитых образов приходило ему в голову. Это было больно, потому что…потому что он был зол.
Может Том? Или… Или это был он? Куда убежал Том — ранен ли он, в опасности или нет…?
Нет, Волдеморт был зол. Гарри знал это, хотя и не мог объяснить, откуда. Волдеморт, где бы он ни был, был в ужасном настроении.
Появился Рон, бледный и нервный.
— Это…
Гарри сумел лишь кивнуть, застонав от головокружения, возникшего после резкого движения.
— Да.
Гарри закрыл глаза, пытаясь унять раскачивающийся мир в глазах. Чем больше он позволял своему мозгу расслабиться, тем больше он начинал чувствовать, как сквозь него просачиваются воспоминания. Эхо или чернильный отпечаток, просачивающийся сквозь темноту. Путаный клубок форм, воющий поток голосов…
— Он хочет, что бы что-то было сделано, но это происходит недостаточно быстро, — сказал он.
И снова Гарри не смог бы объяснить, что за слова слетели с его губ, но все они были правдой.
— Но…откуда ты знаешь? — спросил Рон.
Маленькие звездочки вспыхнули за веками Гарри, рассветая от резкого давления его ладоней.
Рон с благоговейным трепетом смотрел на Гарри.
-Черт возьми, ты читаешь мысли Сам-Знаешь-Кого.
— Нет, — огрызнулся Гарри раздражённо. — …Это больше похоже на ощущение его настроения. То же самое и с Томом.
— Черт возьми, — выдохнул Рон, — ты можешь сделать это по команде? Например, как когда ты заставил самого Риддла заколоть себя?
Возможно. Гарри подумал и пожал плечами.
— Ну что ж, попробуй! — настаивал Рон, нетерпеливо похлопывая Гарри по плечу. — Где этот скользкий ублюдок?
Было странно, что Рон так радовался тому, что Гарри вторгся в разум Тома вместо Волдеморта, но он не мог слишком много спорить.
Он дрейфовал, закрыв глаза. Он чувствовал себя так, словно шел по болоту, каждый шаг по которому засасывал и заставлял ноги прилипать к земле ещё сильнее. Словно пробираясь сквозь патоку, глаза слепило, как от порыва ветра и дождя, забрызгавшего его очки.
Это было трудно почувствовать, несмотря на оцепеневшую отрешенность. Голова Гарри затуманилась и туман замедлял его движение, пока он пытался дышать под его гнетущей тяжестью.
Что это было? Что-то другое? Что-то новое?
— Нет, — вздрогнув, ответил Гарри, открывая глаза. В комнате вдруг стало слишком шумно и слишком светло. — Нет, не могу.
— Это отстой, — поморщился Рон. — Я слышал чертовски хорошие новости от Мионы насчет того места, куда мы могли бы… пойти. Она оставляла эти шляпы для эльфов, Мерлин, она не в себе с тех пор, как Риддл показал ей эту вязаную штуку…
***
Они назвали его Отрядом Дамболдора.
И Гарри очень быстро понял, что у них впереди много работы.
***
Гарри снилось, что он снова в комнате Отряда Дамболдора. Он хорошо это знал, поскольку назначил бесчисленное количество уроков с остальной частью их маленькой группы. Он знал ее вдоль и поперек, все книги по названиям. Так или иначе, его сон был туманным и расплывчатым, что странно для вещей, которые он так хорошо знал.
Гарри прошел через комнату и исчез. Пол сдвинулась, воздух наполнились шепотом. Его сон изменился…
Его тело было гладким, сильным и гибким. Больше, чем у венгерской Хвостороги. Уверенное и быстрое. Он скользил между блестящими металлическими прутьями, по темному холодному камню… Он двигался с такой ловкостью, что словно летел.
Было темно, но он мог видеть предметы, мерцающие новыми для него оттенками. Цвета, которых он никогда раньше не видел.
Он повернул голову и увидел фигуру человека, освещенную призрачным жаром, которого, он скорее обонял, чем видел. Впереди на полу сидел мужчина. Его подбородок опустился на грудь, его очертания блестели в темноте.
Гарри чувствовал его вкус, его запах, что пронизывал воздух. Он был жив, но дремал перед дверью в конце коридора…
Гарри захотелось укусить этого человека, почувствовать вкус крови на его коже. Он еще не мог этого сделать, он должен был повиноваться и не баловаться…у него была более важная работа.…
Но этот человек… О, этот человек шевелился. Серебристый плащ упал с его ног, и он рванулся вверх, возвышаясь так высоко, что стал похож на дерево. Он был угрозой, опасностью, и у Гарри не было выбора.
Он высоко поднялся от пола и нанес удар один, два, три раза. Его зубы рассекали кожу, как масло, зарываясь и разрывая снова и снова, пока он не почувствовал теплый поток крови…
Мужчина закричал, а потом замолчал.
У Гарри ужасно болел лоб. Он повернулся, мельком взглянув на незнакомые цвета…
И тут он увидел Тома, глядящего со всем ужасом и отвращением своими собственными глазами — зеркальная копия, наблюдающая за этим беспорядком и…
— Гарри! — закричал кто-то, и внезапно Гарри проснулся.
Он едва мог дышать, так было больно, а его кожа пропиталась потом. Сердце Гарри бешено колотилось о ребра, словно собиралось их раздробить.
— Твой отец, — выдохнул Гарри. — На него…напали.
— Что? — непонимающе переспросил Рон.
— Твой отец! Его укусили … нам нужно … добраться до Дамблдора и …
Возможно, Рон почувствовал, что нужно торопиться, потому что через несколько минут они уже мчались навстречу профессору МакГонагалл в общей гостиной. Гарри никогда еще не был так рад ее видеть; сейчас ему нужен был член Ордена Феникса.
— Это отец Рона, — выдохнул Гарри, — На него напала змея, и это серьезно, я видел, как это случилось.
Гарри моргнул, и внезапно время ускользнуло. Он вздрогнул, встревожился, растерялся и … как он попал в башню Директора? Как он … он шел из больничного крыла, а не…
— А, это вы, профессор МакГонагалл…
Профессор Дамблдор сидел в кресле с высокой спинкой за своим столом; он наклонился вперед, в круг света от свечей, освещавших бесчисленные бумаги, разбросанные по его поверхности. На нем был великолепно расшитый пурпурно-золотой халат, но он казался совершенно бодрым.
— У мистера Поттера был …
— Это был не кошмар, — быстро сказал Гарри. — Мистер Уизли…на него напала гигантская змея.
Слова, казалось, отразились в воздухе после того, как он их произнес; слегка смешные, даже комичные. Наступила пауза, во время которой Дамблдор откинулся назад и задумчиво уставился в потолок. Рон перевел взгляд с Гарри на Дамблдора, бледный и потрясенный. Как они сюда попали? Гарри ничего не помнил, только общую гостиную, и вдруг они оказались здесь.
— Как вы это увидели? — тихо спросил Дамблдор, все еще не глядя на Гарри.
— Ну… Я не знаю, — сердито огрызнулся Гарри. Это не имело значения — В моей голове…
— Вы меня неправильно поняли. Я имею в виду… Вы можете вспомнить перспективу или позицию, с которой…
Дверь снова открылась. Тревожный звук, учитывая, что весь этот визит был внезапным и незапланированным.
Возможно, еще более шокирующим было то, что в кабинет проскользнул Том Риддл, выглядя бледным и измученным. Его глаза были налиты кровью; на самом деле, были даже маленькие пятна крови вдоль прямого носа, как будто он пытался вытереть ее. Из глаз Тома текла кровь, скорее всего, из разорванного сосуда.
— Дамблдор, — сказал Том хриплым и осипшим голосом, как будто он много кричал. Его глаза медленно скользнули по Гарри, останавливаясь, словно он хотел запечатлить его. Лицо Гарри дернулось — шрам кровоточил.
— Я видел тебя, — сказал Том хрипло. — Я же сказал тебе, чтобы ты не лез в мою голову.
— Я не был в твоей голове! — крикнул Гарри, наконец-то устав от медленного темпа всего происходящего. — Я был в …
— Ее имя, — подчеркнул Том, и это прозвучало так устало, — Нагайна.
— А, змея, — тихо сказал Дамблдор, уставившись на свои сложенные пальцы. Дамблдор встал так быстро, что Гарри подпрыгнул, и обратился к одному из старых портретов, висевших под самым потолком.
— Эверард? — резко сказал Дамблдор. — И ты тоже, Дилис!
Порыв движения…
Что? Гарри пошатнулся, его зрение затуманилось. Он… сидел. Когда он сел? Что было сказано? Как … сколько времени он опять пропустил?
Том слегка покачнулся рядом с ним, сидя на таком же стуле. Гарри не понимал, что происходит.
Дамблдор наклонился к серебряному инструменту и положил тот на стол. Он легонько постучал по нему кончиком палочки. Маленькое устройство ожило с тихим ритмичным щелкающим звуком. Крошечные клубы бледно-зеленого дыма выходили из крошечной серебряной трубки наверху. Дамблдор внимательно наблюдал за дымом, нахмурив брови. Через несколько секунд крошечные клубы дыма превратились в ровную струйку, которая сгустилась и свернулась в маленькую змею. Она скользнул по воздуху, остановившись прежде, чем каким-то образом разделиться надвое. Обе извивались и колыхались в темном воздухе. Дамблдор еще раз легонько постучал по инструменту палочкой, и змеи исчезли.
Том резко вдохнул рядом с Гарри, уставившись на устройство с чем-то вроде… страха?
Да. Это был страх, потому что Гарри чувствовал его.
Том, по какой-то непонятной причине, был в ужасе.
========== Carpe noctem* ==========
Комментарий к Carpe noctem*
*С лат. Насладись ночью.
От автора:
Лови эту ночь, прижми к себе. Оплакивай потери, которые будут сопровождать тебя всегда.
Они оставались в доме номер двенадцать на площади Гриммо.
Единственными источниками света были огонь в камине и несколько трепещущих свечей, расставленных по разным полкам. Кричер исчез в коридоре, злобно оглядываясь назад, пока они лениво наблюдали за ним. Сириус тоже был там, он выглядел встревоженным и нервным, так как не получал никаких вестей.
Том тоже прибыл вместе с ними, сидя на самом дальнем расстоянии от небольшой группы. В частности, от Джинни, от которой исходила темная аура, и она выглядела готовой атаковать его даже в одной ночнушке.
— Что случилось? — тихо спросил Сириус, от которого шёл слабый запах несвежего пива.
— Я … — Гарри замолчал, бросив короткий взгляд на Тома, прежде чем посмотреть в ответ. — У меня было…что-то типо…видения …
Гарри рассказал им все, что видел, хотя и немного изменил историю. Достаточно того, что ему казалось, будто он наблюдал за этой сценой со стороны. Он проигнорировал все упоминания о Томе, хотя глаза Сириуса тоже метнулись к тому.
Рон, который все еще был очень бледен, бросил на Гарри мимолетный взгляд, но ничего не сказал. Когда Гарри закончил, Фред, Джордж и Джинни продолжали смотреть на него. Том с благодарностью смотрел вдаль, кровь с его лица давно была смыта.
— Мама здесь? — спросил Фред Сириуса.
— Она, наверное, даже не знает, что случилось, — сказал Сириус. — Важно было увести вас оттуда, пока Амбридж не вмешалась. Думаю, Дамблдор сейчас сообщит Молли.
— Нам надо отправиться в Мунго, — тихо сказала Джинни, немного шокированная. — Сириус, ты можешь одолжить нам мантии или…
Все ещё оставались лишь в своих ночных пижамах. Особенно странно выглядела бледно-белая больничная пижама Тома. Возможно, у него не было средств, чтобы купить нормальную одежду для сна.
— Вы пока не можете уйти, — Сириус поморщился. — Я понимаю, но если вы сейчас уйдёте, выяснится то, как вы об этом узнали.
Джинни пристально посмотрела на Тома, который по-прежнему безмятежно молчал.
— Мы не можем позволить Министерству узнать что-либо о видениях Гарри, — продолжил Сириус, едва взглянув на Тома. — а о Томе Министерство вообще не должно знать.
Том рассмеялся — коротким, уродливым, мрачным смешком.
— Вы же не собираетесь отправить меня в Нурменгард?
Сириус слегка скривил верхнюю губу, выглядя немного раздраженным.
— Нет. Надо подождать, Дамблдор поможет.
— Укус Нагайны оставляет тебя истекать кровью, — заговорил Том все тем же наполовину задумчивым, наполовину безумным тоном. Он казался странно не в себе, но и не совсем в ошеломленном состоянии. Гарри подумал, не принял ли он перед сном успокоительное. — Хватит болтать. Он будет жив.
— О, так ты знаешь, что …
— Джинни, — тихо попросил Гарри, понимая, что тема щекотливая. Джинни замолчала.
Некоторое время единственным звуком было потрескивание кухонного огня и мягкий стук от Рона, положившего голову на спинку стула.
Желудок Гарри был полон ужасного горячего, бурлящего чувства вины. Они бы ничего не узнали о змее, если бы не он, но Гарри помнил этот жуткий голод и вкус крови во рту. Он почувствовал это желание, он вспомнил, как чувствовал, что нападает на мистера Уизли… Он подумал, не испытывает ли Том того же сожаления.
«Не глупи, у тебя нет клыков», — сказал себе Гарри. Он зашел так далеко, что стал озабоченно жевать кулак, трогая каждый зуб, чтобы убедиться, что в них нет злого умысла. Ты спал и ни на кого не нападал…
Но он это сделал, он знал это и чувствовал.
Затем вспышка огня в воздухе осветила комнату. Том так резко отпрянул от света и шума, что свалился со стула в дальний угол в поисках укрытия.
Никто не обратил на него внимания, их лица светились радостью.
— Фоукс! — крикнул Сириус, выхватывая письмо, которое большой феникс держал в одной лапе.
— Твой отец все еще жив! Молли уже едет в больницу — хорошие новости!
Коллективный вздох облегчения. Том очень медленно пришел в себя и встал, оцепеневший, все еще выглядевший дезориентированным вспышкой.
Сириус предложил всем лечь спать, но без особой уверенности. Все Уизли посмотрели на него с сомнением, поэтому они остались сидеть и ждать при свечах дополнительной информации. Том тоже отказывался засыпать, но как только он устроился в кресле, странная дрема напала на него, и он рухнул в этот маленький комочек сна. Гарри никогда не думал, что Том может быть таким маленьким и скромным, таким белым и бледным с единственным пятнышком темных волос.
Фред задремал, голова его склонилась к плечу. Джинни свернулась калачиком, как кошка, но глаза ее были открыты, отражая свет пламени, как книззл. Гарри мог видеть их, и он видел, как Рон вырубился тоже, став жертвой сна.
Сириус переводил взгляд с одного подопечного на другого, настороженно ожидая незваных гостей, которые могут вмешаться в ожидающее горе…ожидание…ожидание.
В десять минут шестого утра, когда Том уже начал просыпаться, кухонная дверь распахнулась, и в комнату вошла миссис Уизли. Она была очень бледна, но когда все проснулись и повернулись, чтобы посмотреть на нее, она слегка улыбнулась.
— С ним все будет в порядке, — сказала она слабым от усталости голосом. — Он спит, но мы можем увидеть его позже. Билл сейчас с ним.
Фред откинулся на спинку стула, закрыв лицо руками в безмолвном облегчении. Джинни вскочила на ноги, подбежала к матери и крепко обняла ее.
Том пошевелился, просыпаясь с туманным, ошеломленным выражением на лице. Гарри чувствовал, как это щекочет ему затылок, ту часть головы, которую он уже проверял по настоянию Рона. Вспышки воспоминаний и странное ощущение, которое он никак не мог вспомнить. Не раздумывая, он почесал бедро и сглотнул необъяснимый вкус бобов во рту.
— Завтрак! — громко крикнул Сириус, вскакивая на ноги. — Где этот проклятый эльф? Кричер!
Эльф не пришел, поэтому Сириус выругался и сам побежал на кухню, вытаскивая палочку и делая подсчет.
— Посмотрим, тогда семь — яичница с беконом, кажется. Немного чая и тостов …
— А бобы у вас есть? — сонно спросил Том, вытягивая ноги, как собака. — Мне очень хочется бобов.
Гарри проигнорировал его и занялся плитой. Том из соседней комнаты пробрался в кухню, спотыкаясь о дверной проем, но сумев добраться до кухонного стола. Том всегда вставал рано.
— Чаю? — спросил Гарри Тома, стараясь не обращать внимания на эмоциональное воссоединение Уизли в соседней комнате.
— Пожалуйста, — сказал Том немного искаженным голосом.
Сириус хмыкнул, подозрительно глядя на Тома, когда тот подвинул кружку.
— Значит, у тебя тоже есть эти видения?
— Ммм… — промычал Том, потягивая обжигающую жидкость. Гарри не мог понять, как язык Тома мог выжить в ней.
Сириус не выглядел впечатленным, но не стал настаивать.
Они успели приготовить завтрак, непринужденно разложив его на кухонном столе. Том захватил целую тарелку бекона и исчез обратно в гостиной, глубоко усевшись в кресло, чтобы с энтузиазмом съесть его вместе с ещё сонным туманом.
Миссис Уизли, в свою очередь, нацелилась на Гарри, оттаскивая его в сторону, чтобы восторженно прокричать свою благодарность за спасение жизни Артура. Гарри успел несколько раз нежно похлопать ее по спине, прежде чем это снова превратилось в праздник плача Уизли. Гарри убежал искать убежища у Тома, потягивющего третью чашку чая и развлекая себя Сириусом.
— Сириус, — сказал Гарри, все еще чувствуя себя неловко из-за видения, — я…я думаю, что видение немного …
Он замолчал, а потом все рассказал крестному. Сириус принял информацию со спокойным лицом, кивая в ответ в глубокой задумчивости. Он хмуро посмотрел на Тома, когда Гарри упомянул конец, так как видел Тома и знал, что оба мальчика видят один и тот же сон.
— Ты рассказал об этом Дамблдору? — тихо спросил Сириус.
— Да, — сказал Гарри, — я думаю, что…
— Ты должен позвать сюда Крину, –предложил Том заплетающимся от усталости голосом. — Она бы была в восторге.
Сириус вздрогнул, сморщив нос при этой мысли. Гарри почувствовал, как внутри у него все сжалось.
— Я … я не хочу с ней разговаривать, — сказал Гарри. — Я не хочу, чтобы на мне экспериментировали.
Том покосился на него, потом тихо фыркнул.
— Ладно, нет, все в порядке. Она не…играет с нами. Хочет видеть, как мы растем и зреем, словно чертово вино.
Сириус выглядел озадаченным словами Тома, но почему-то они необъяснимо успокоили Гарри.
— С Криной все в порядке, — лениво проговорил Том. — Она поможет.
Моему разуму.
— Крина, — удивленно повторил Сириус. — Поможет. Я и не знал, что она на такое способна.
Том фыркнул и отхлебнул еще чаю.
Все начали расходиться по спальням. Гарри не стал, слишком нервничая, что если он заснет, то будет бороться со сновидениями и проснется с трупом на руках. Том каким-то образом почувствовал это, выглядя гораздо более бодрым и свежим по мере приближения дня.
Усмехнувшись, он грубо схватил Гарри за плечо и потащил его в свою личную спальню, сорвав простыни и невзрачную подушку.
— Спи, — сказал Том, его голос звучал гораздо яснее. — Ты не будешь буйствовать, мальчик-герой.
— Не называй меня так, — простонал Гарри, но рухнул на матрас и почувствовал, что погружается в сон.
Когда он проснулся, Том сидел и читал книгу, которую решил не брать с собой в Хогвартс. Они встретились глазами, и Том быстро отвел взгляд.
— Иди поешь, — пренебрежительно бросил Том, уделяя больше внимания своей книге, чем Гарри. — Я возвращаюсь в Хогвартс, чтобы собрать вещи. Ваши сундуки за вас соберут домашние эльфы.
Гарри попытался переварить услышанное, но за день он уже порядком устал.
Все, кроме Гарри, были безумно счастливы и разговорчивы, переодевшись из мантий в более удобную и более подходящую одежду. Они поприветствовали Тонкс и Грюма, которые пришли проводить их через Лондон. Ремус, казалось, взял Тома за руку, готовый аппарировать его обратно в Хогвартс, чтобы разобрать его материалы и различные предметы первой необходимости.
— Это потому, что он не учится по учебному плану Хогвартса, — извинился Ремус, — у него есть задания, о которых я не знаю, поэтому ему нужно собраться.
Том дружески помахал им рукой, прежде чем они исчезли. Гарри позволил увлечь себя вместе с Уизли, как велела Тонкс.
Они оказались в переполненной приемной, где на шатких деревянных стульях рядами сидели ведьмы и волшебники, некоторые даже выглядели совершенно нормально и просматривали старые журналы. Другие щеголяли уродствами вроде когтей или дополнительных конечностей, торчащих из лица. Ведьма с потным лицом в центре первого ряда, тяжело дыша, со свистом выпускала изо рта пар, как из чайника.
Ведьмы и Волшебники в лимонно-зеленых одеждах ходили взад и вперед по рядам, задавая вопросы и делая пометки, которые быстро записывали парящие перья. Гарри заметил эмблему, вышитую на их одежде: скрещенные палочка и кость.
— Доктора? — спросил Гарри.
— Нет, они целители, — сказал Рон.
Они совсем не были похожи на Крину. Они больше походили…на улыбающихся женщин с плакатов, а не на чопорную официальную Крину.
На стене висел путеводитель по этажам. Этажи поделены в зависимости от различных травм. Взрывы котлов (Невилл вспомнился), падение с метел, ожоги от драконов, неудержимое хихиканье, исчезающая болезнь … Гарри не мог объяснить почему, но что-то в его мозгу заставило его глаза задержаться на Зелья и отравление от растений (сыпь, отрыжка, передозировка, неуместное применение и т. Д.) Третий этаж.
Они последовали за миссис Уизли через большие двойные двери и дальше по узкому коридору, вдоль которого висело еще больше портретов известных целителей и горели свечи. В двери, мимо которых они проходили, входили и выходили все новые ведьмы и волшебники в лимонно-зеленых мантиях. Гарри не мог представить себе Крину в лимонно-зеленом.
Они вошли в палату «Травм, вызванных различными тварями», где Молли провела их в соответствующую комнату. Грюм одобрительно зарычал, когда они нашли свою комнату, быстро проскользнув внутрь.
Комната была маленькой и довольно грязной, единственное окно было узким и располагалось высоко в стене напротив двери. Большая часть света исходила от свечей, плавающих под потолком. Пациентов было всего трое. Мистер Уизли занимал кровать в дальнем конце палаты, рядом с крошечным окошком. Гарри с облегчением увидел, что мужчина улыбается ему, бледный и измученный, но вполне удобно устроившийся на многочисленных подушках.
— Привет! — улыбнулся мистер Уизли, сияя, несмотря на свое состояние. — Билл только что ушел, Молли, но сказал, что вернется позже.
— Мне очень жаль, — выпалил Гарри, чувствуя себя ужасно. — Я…если бы не я …
— Чепуха, — отмахнулся мистер Уизли, — благодаря тебе я все еще жив. Честно говоря, я очень многим тебе обязан.
Гарри не мог избавиться от ощущения, что все это испытание было его виной.
***
Они прошептали один раз, и внезапно все отошли в сторону, а Гарри почувствовал, что его мир изменился.
Обладание, мысль о том, что каким-то образом Сам-Знаешь-Кто овладел им.
Все скользнуло в опустошительную перспективу, грубую и резкую, и Гарри почувствовал это как удар кувалдой по голове. Пронзая его, хватая и вытаскивая с гудящей правдой «Я — оружие».
Он чувствовал, как яд течет по его венам, охлаждая, заставляя его потеть, пока он покачивался, стоя. Я тот, кого Волдеморт пытается использовать. Вот почему у них есть охрана. Это не для моей защиты. Это для других людей, и это не работает. Я действительно напал на мистера Уизли, это был я. Волдеморт заставил меня сделать это, и он мог быть в моей голове…
Он ощущал это как статическое электричество, которое натягивается словно резиновая лента, прежде чем жестоко щелкнуть по его мозгу. Поражение электрическим током, заставившее его дергаться во время движения поезда.
Что-то промелькнуло в его голове, одновременно успокаивая, забавляя и раздражая. Смутное успокаивающее чувство, которое Гарри испытывал раньше.
Он ахнул, достаточно громко, чтобы другие пассажиры поезда обеспокоенно посмотрели на него.
Они смотрели на него, наблюдали за ним. Гарри яростно затряс головой и коснулся затылка, успокаивающее омовение, которое заставило его мысли замедлиться и затуманиться.
«Перестань думать», — подумал он. Никаких слов, но впечатление было одинаково раздражающим. Не было ни слов, ни четкого лаконичного языка. Только эмоции, впечатления, и Гарри почувствовал, как его мозг замедляется под успокаивающим потоком.
Странно, когда это Том был так… спокоен?
— Гарри, ты уверен, что с тобой все в порядке? — обеспокоенно спросила миссис Уизли, когда они шли к площади Гриммо. — Ты выглядишь таким бледным…
Если бы Гарри не почувствовал такой прохлады, он не смог бы ответить. Теперь он мог тщательно все обдумать.
— Я в порядке, миссис Уизли. Просто устал.
Она кивнула, все еще выглядя обеспокоенной.
Он устал до мозга костей. Маленький маячок Тома в его мозгу убаюкал его, расслабляя, как сонная песня сирены. Едва придя в сознание, он доковылял до дивана и в изнеможении рухнул на подушки.
В тот момент, когда его глаза закрылись, тело стало тяжелым и ноющим.…
Он чувствовал себя так, словно проехал много миль. Это казалось таким невероятным, что меньше двадцати четырех часов назад он все еще был в Хогвартсе. Он так устал — боялся заснуть… И тонул.
Это был словно фильм в его голове, который только и ждал, что бы начаться. Он шел по пустынному коридору к простой черной двери, мимо грубых каменных стен и горящих факелов. Открытая дверь на пролет каменной лестницы, ведущей вниз налево… Он потянулся к черной двери, но не смог ее открыть…
— Проснись, — сказал Том раздраженно и немного обиженно.
Гарри проснулся, вздрогнув.
На диване он был один.
***
Все остальные провели следующее утро развешивая рождественские украшения. Том тоже вернулся, волоча за собой не один, а все чемоданы. Свой он лично оттащил в спальню, которую считал своей.
Сириус был в таком хорошем настроении; он громко пел песни, на которые Том хмурился при каждом удобном случае. Гарри слышал, как его голос эхом отдается от пола в холодной и пустой гостиной, он чувствовал легкое жужжание раздражения и тумана, которые, казалось, всегда присутствовали в Томе.
Гарри не хотел ее видеть, поэтому просто сбежал.
Том свернулся калачиком в гостиной, читал книгу и выглядел совершенно не впечатленным, когда в комнату ворвался Гарри. Камин рядом весело потрескивал, и Том вздохнул, чувствуя надвигающуюся тревогу.
— Мне следует спросить, почему ты прячешься?
— Нет, — фыркнул Гарри.
Спрятался он не так уж удачно. Почти сразу же после этого в комнату вошли Джинни, Рон и Гермиона и уселись вокруг Гарри. Он бы надулся, но Том заколол у него в затылке, его почему-то позабавило это зрелище.
— Мы хотим поговорить с тобой, Гарри! — сказала Гермиона. — Джинни и Рон сказали, что ты прячешься с тех пор, как …
— Я не хочу разговаривать! — рявкнул Гарри.
— Да брось ты, — фыркнул Рон, — ну и что с того, что ты одержим…
Том тихонько фыркнул, переворачивая страницу книги. Что-то об истории сельского хозяйства.
— Так… ты думаешь, что я одержим? — резко спросил Гарри у Джинни.
— А ты можешь вспомнить все, что делал? — спросила Джинни. — Случались ли большие временные провалы, когда ты не знал, чем занимался?
Гарри ломал голову. Том замер, внезапно заинтригованный.
— Когда я была одержима, я не могла вспомнить что делала часами. Я могла очутиться где-нибудь в другом месте и не знала бы, как туда попала…
— Ты можешь прекратить, — лениво протянул Том, хотя его тон и взгляд были резкими. — Это не одержимость.
Губы Джинни скривились, и Гарри понял, что Тома задела эта грубость.
— Ну, а ты откуда знаешь? — спросил Рон, раздражаясь при виде охотно читающего Тома.
Том закатил глаза, многозначительно посмотрел на Гарри, а потом …
Гарри внезапно рухнул на диван, совершенно расслабленный. Джинни и Гермиона одновременно вскрикнули от удивления, Рон разинул рот и вскинул руки, чтобы поймать обмякшее тело Гарри.
— Вот так, — сказал Том, хотя его голос был заметно напряжен. Он слегка дрожал, из одной ноздри начала капать смесь из соплей с легким оттенком крови. Он выглядел ужасно измученным; странное расслабленное чувство отступило, и Гарри почувствовал, что мгновенно напрягся.
— Какого … какого черта? — изумился Гарри, глядя на Тома в полном недоумении. — Что ты сделал?
— Тебе нужно было расслабиться, — отрезал Том, хотя слабость в его голосе была не совсем правильной. Это выглядело так, как будто усилие было невероятно утомительным для тех скудных секунд, которое оно работало. — Еще немного напряжения, чудо-мальчик, и ты смог бы расколоть орех между своим…
— Оставь Гарри в покое! — закричала Джинни, резко выдергивая палочку. Гарри ощутил внезапный приступ паранойи, адреналин тяжело подступил к горлу …
— Все в порядке, — поспешно выпали Гарри. — На самом деле помогло. Он прав, я был чертовски напряжён. Извините все.
Том опустил глаза, дальше читая книгу. Его глаза больше не скользили по страницам, вместо этого он тихо закрыл их, отдыхая.
Снизу было слышно, как Сириус во весь голос громко поет «Упокой, Господи, веселых гиппогрифов».
До Гарри дошло, как сильно он скучает по Сириусу. Восторг мужчины в канун Рождества был заразителен, он был полон решимости убедиться, что все хорошо проводят время. Даже Джинни, которая ощетинилась от ярости, рассмеялась, когда Сириус потратил целый час, выслеживая Тома, чтобы бросить рождественскую шляпу, идеально приземлившуюся ему на голову.
Потускневшие люстры были увешаны уже не паутиной, а гирляндами остролиста, золотыми и серебряными лентами; волшебный снег грудами сверкал на потертых коврах. Большая Рождественская елка, добытая Грозным Глазом, сверкала живыми маленькими феями.
Гарри проснулся рождественским утром и обнаружил стопку подарков в ногах своей кровати, а Рон уже наполовину открыл свою, гораздо большую стопку.
— Хороший улов в этом году, — сказал Рон сквозь облако бумаги. — Спасибо за Компас для Метлы, он превосходен. Лучше, чем подарок Гермионы …
Гарри перебрал подарки и нашел один с почерком Гермионы. Она также подарила ему книгу, похожую на дневник, только в ней было написано что-то вроде — Сделай это сегодня, иначе ты заплатишь! — каждый раз, когда он открывал страницу.
Сириус и Ремус подарили Гарри набор превосходных книг, которые охватывали самые разные темы, от проклятий до заклинаний защиты. Каждая книга была снабжена удивительными красочными изображениями и описаниями лучше, чем любая другая книга, которую он когда-либо читал. Он нетерпеливо пролистал первую книгу; он уже видел, что будет часто ее использовать. Хагрид прислал пушистый коричневый бумажник с клыками. Подарком Тонкс была маленькая рабочая модель Молнии, которую Гарри пустил летать по комнате. Рон подарил ему огромную коробку конфет, а поверх всего этого лежал красивый джемпер ручной вязки, подаренный Миссис Уизли, которая вероятно, потратила недели на его изготовление.
С громким треском Фред и Джордж аппарировали в комнату.
— Счастливого Рождества! — сказал Джордж. — Не спускайтесь вниз, там беспорядок.
— Почему? — спросил Рон.
— Мама плачет, — тяжело сказал Фред. — Драма имени Перси.
— А, — сказал Рон, снова погружаясь в свои подарки.
Они оделись, но без какой-либо возможности спуститься вниз, все, что оставалось, это идти вверх. А именно в комнату Тома.
Том не спал, так как встал мучительно рано, около пяти утра. Он снова читал, что-то, что было любопытно Гермионе, но Том был очень аккуратен, убирая свои книги. Он отмахнулся от ее вопросов пустым «Крина». Гарри не был уверен, что именно Крина Димитриу может послать своим пациентам на Рождество, может быть, она сохранила язык Гриндельвальда?
— Почему вы здесь? — сказал Том немного обиженным, но смиренным голосом. Гарри слегка кивнул Гермионе, которая храбро шагнула вперед.
— Вот! — сказала она, смело протягивая пакет. Том моргнул и уставился на него со странным выражением.
Рон неуверенно переминался с ноги на ногу, Фред и Джордж наблюдали за ним с возбужденными лицами.
Том взял завернутый подарок и неуверенно уставился на него. Он аккуратно раскрыл бумагу, не разорвав ее. Он уставился на вязаный материал, сплетенный уникальными, но узнаваемыми линиями.
— Это плед.
Гермиона переминулась с ноги на ногу.
— Я вязала так, как ты мне показывал…
Том развернул одеяло: это была не лучшая работа Гермионы, но он был довольно приятным. Сланцево-серо-голубой цвет, который странно сочетался со всеми оттенками Тома. Если вы возьмете глаза, волосы и кожу Тома, смешаете все цвета вместе, а затем раскрасите этим одеяло. Он пробежал пальцами по вязке:
— Лицевая-изнаночная.
Лицо Тома исказилось, как-то странно исказилось, словно он не знал, как это выразить. Гарри никогда в жизни не испытывал такого смятения.
— В любом случае, — сказала Гермиона, неловко переминаясь с ноги на ногу, — ты знаешь, где Кричер? У меня для него тоже есть подарок …
Том очень медленно кивнул, все еще поглаживая одеяло со странным выражением лица.
— В котельной, я полагаю.
— Замечательно! — радостно воскликнула Гермиона. — Ты нам покажешь?
Бедный Том выглядел невероятно ошеломленным.
Они спустились вниз и обнаружили то, что больше походило на логово. Большую часть шкафа занимал упомянутый котел, но место под трубами Кричер устроил себе гнездо. На полу валялась куча тряпья и вонючих старых одеял, а небольшая вмятина посередине указывала, где спал Кричер. Гермиона вытащила еще один пакет и положила его прямо на середину.
— Вот так, — сказала Гермиона, разглядывая фотографии безымянных людей.
Том смотрел на это гнездо слегка нахмурившись. Гарри тоже это почувствовал — странное притягательное ощущение, от которого по коже побежали мурашки. Он оглянулся — руки Тома тоже покрылись мурашками.
Они вышли из комнаты и направились в главный вестибюль, где их ждал рождественский утренний пир.
День прошел чудесно, настолько впечатляюще, что Том даже дважды добродушно рассмеялся. Это было достаточно странно, что сам Том все равно выглядел встревоженным; Сириус даже бросился вперед, превращаясь в собаку, чтобы вылизать его лицо языком в восторженных поздравлениях.
Крина так и не появилась, но в конце дня, когда Гарри вернулся в свою постель, на ней лежал еще один сверток. Он развернул обертку и вытащил книгу.
Он открыл обложку, не заметив названия на внешнем переплете. Написанная декоративным почерком Крины, надпись гласила: У меня такое чувство, что Альбус будет злоупотреблять тобой самым болезненным образом.
Больше там ничего не было, кроме тонкой серебряной цепочки с витым узором по всей длине, прикрепленной под посланием. Это явно было ожерелье, но Гарри его не узнал. Он был слишком робок, чтобы прикоснуться к нему, поэтому пролистал первую страницу и прочитал название.
Искусство разума. Защитная окклюменция.
***
Снейп. На кухне.
Гарри объявил о своем присутствии вежливым:
— Э-э.
Снейп посмотрел на него, его лицо было обрамлено завесой сальных черных волос.
— Сядьте, Поттер.
— Знаешь, — громко сказал Сириус, небрежно откинувшись на спинку стула, — я бы предпочел, чтобы ты не отдавал здесь приказов, Снейп. Видишь ли, это мой дом.
Уродливый румянец залил лицо Снейпа. Гарри довольно быстро сел на стул рядом с Сириусом.
— Я здесь по приказу Дамблдора, — сказал Снейп языительным голосом. — Директор послал меня сказать вам, Поттер, что он желает, чтобы вы изучали окклюменцию в этом семестре.
Гарри удивленно моргнул, прежде чем выпалил:
— Защита разума?
На этот раз настала очередь Снейпа выглядеть слегка удивленным.
— Да. Темная ветвь магии, но очень полезная. Любопытно, как вы узнали ее название.
— Ну, я получил книгу на Рождество, — сказал Гарри, указывая большим пальцем на лестницу. — Об окклюменции.
— Что ты получил? — изумился Сириус. — От кого?
Снейп посмотрел на него с усмешкой.
— От Крины Димитриу, — сказал Гарри почти самодовольно.
Снейп побледнел, а Сириус замер в ужасе, который, казалось, так глубоко пронзил его при ее имени.
— Вы получили подарок… — Снейп помолчал, — от мадам Димитриу?
— Что я могу сказать, — резко ответил Гарри, — я ей нравлюсь.
— Мадам Димитриу не может нравится … — Снейп замолчал, задыхаясь от шипения. — Мадам Димитриу — выдающаяся личность в области магии разума …
— Ну да, может, тебе стоит ее вызвать? Скажи ей, что у нее новый подопытный, — сплюнул Сириус, многозначительно глядя на Снейпа.
Страх Сириуса перед ней, очевидно, был хорошо устоявшийся, потому что даже Снейп выглядел напуганным этой мыслью.
— Я уже читаю об Окклюменции, — сказал Гарри, чувствуя себя очень неловко. — Я имею в виду, я не очень много понимаю, но …
— Я перейду к делу, — сказал Снейп. — Я буду ждать вас в шесть часов вечера в понедельник, Поттер. Если кто-нибудь спросит, вы принимаете Лечебные Зелья. Вы будете изучать окклюменцию на моих уроках.
— Ясно. — сказал Гарри, чувствуя, как что-то тяжелое опускается ему в живот.
Дверь в кухню открылась, и вошел мистер Уизли, радостно воскликнув:
— Здоров!
Снейп шмыгнул носом, прежде чем встать, и вышел, не сказав больше ни слова.
— Так…ты поправился? — спросил Сириус. — Это отличная новость, действительно отличная….
— Да, не так ли? — сказала миссис Уизли, подводя мужа к креслу. — Нашлось противоядие от чего бы там не было у змей в клыках. Мы сможем встретить Новый год в Норе…
— О, не беспокойтесь! Дамблдор обошел вокруг и усилил защиту — ты тоже можешь навестить нас, Сириус! — радостно воскликнул Артур. — Новый год в окружении семьи и друзей!
— Звучит потрясающе, Артур, — улыбнулся Сириус, на этот раз расслабившись и испытав облегчение. — Было бы чудесно выбраться из этого проклятого дома…
После этих слов были поспешно сделаны приготовления с чудесной перспективой возвращения домой на очередное торжество. Это было почти как еще одно Рождество — Нора казалось была пропитана свободой.
Почти сразу же близнецы умчались украшать дом. Молли поспешила с большими окороками, пышными пирожками с маслом и ведрами картошки. Сириус обернулся в собачью форму и мертвой рысцой помчался через луг, окружавший дом, вернувшись только после того, как взмылился до пены.
Подоспела Тонкс, таща за собой мать и наставника. Зимний воздух и снег были желанным свежим бризом в затхлом душном воздухе дома Сириуса.
— Входите! — крикнула миссис Уизли, размахивая шляпой и варежками, как будто неожиданная одежда могла помочь новым гостям. — О, я уже вызвала Альбуса, он сказал, что скоро придет. Сегодня будет настоящая вечеринка!
— Звучит потрясающе, Молли! — Тонкс просияла, перекрасив волосы в ярко-голубой цвет, который каким-то образом сочетался со снегом.
Гарри не мог сдержать возбужденного жужжания в груди. Рождество было чудесным, но возможность отпраздновать Новый год была бы чем-то еще более захватывающим.
— Я попросила Ремуса зайти попозже, — радостно подмигнула Тонкс. — Думаю, мы соберем всю банду.
— Ага, — ухмыльнулся Гарри, наконец-то почувствовав себя свободным. — Это было бы потрясающе.
***
Дом на Гриммо был пуст, и Тому это нравилось.
Все ушли в Нору, очевидно, оставаясь на ночь и радуясь наступлению новой эры.
Тому это было безразлично. Он даже холодно сказал Дамблдору, что предпочел бы остаться один в большом доме. В конце концов, Крина подарила ему новую книгу, которая казалась старой и редкой, с пергаментными страницами. Пожелтевшая и местами в пятнах. Крина, должно быть, оторвала обложку, чтобы та не раскрывала название, и даже тогда книга выглядела совершенно нормальной, если бы не ее содержание.
Книга касалась магии разума, концепции личности и самой души. Эмоции, мысли, ум и когнитивные способности индивида анализируются и выявляются в ходе систематических контролируемых экспериментов на протяжении всей истории. Он обнаружил, что крестраж-это процесс расщепления души и хранения ее в другом сосуде.
Когда Том спросил Крину, что такое крестраж, он не ожидал, что она заинтересуется, и ответит: Я не знаю. Но я обязательно это выясню.
На Рождество она прислала ему довольно удивительную книгу; он предпочел бы читать весь день, а не тащиться куда-нибудь еще и притворяться, что наслаждается празднеством.
Он услышал, как неподалеку открылась дверь, и приглушенный гул голосов. Вероятно, разговаривает последний из его «охранников». Том не был настолько наивен, чтобы предполагать, что его оставят одного на ночь в штаб-квартире Ордена.
Окно было темным, скрытым падающим снегом. В доме было холодно, но Том не стал разводить огонь в камине, вместо этого он завернулся в плед, который связала для него Гермиона. Он был теплым, даже ностальгическим в своих аккуратных стежках.
Шаги приближались, но Том не потрудился поднять голову.
— Том, — устало произнес Дамблдор, зная, что Том проигнорирует его. — Надеюсь, ты понимаешь, что я оставлю тебя под присмотром.
Том перевернул страницу и снова начал читать.
— Один из членов Ордена любезно согласился присмотреть за тобой всю ночь. Мне пора, видишь ли, меня ждут Уизли.
Том не обратил на него внимания. Дамблдор печально вздохнул, разочарованный своими неудачными попытками.
— Очень хорошо, — сказал Дамблдор, — большое спасибо, я вернусь завтра, думаю, после обеда.
— Конечно, Альбус. Это вовсе не проблема.
Том замер.
Он узнал этот голос. Легкое смещение слов и формы гласных. Он знал его, как яд в своих жилах или фумигация, выжигающая его глаза.
Дамблдор ушел. Том и его охранник молчали до тех пор, пока в доме не наступила полная тишина, когда Дамблдор вышел в снежные вихри за пределами дома.
Они были совершенно изолированы, одни, на всю ночь.
— Привет, Том, — сказал Дож, усаживаясь на стул рядом с Томом. — Как чудесно снова видеть тебя.
У Тома перед глазами все поплыло. Его дыхание стало прерывистым, он не мог сосредоточиться или видеть четко, и он слишком хорошо чувствовал тепло ноги Дожа, слишком близко и …
— Каким образом? — прохрипел Том; его руки так сильно тряслись, что было очевидно, что он не может больше читать. — Как?
Дож улыбнулся, жестоко, резко и, наконец, так же злобно, как и все, что Том знал о нем.
— О, мои извинения. Видишь ли, моя семья — друзья Альбуса. Я самый крупный финансовый вкладчик Ордена.
Том не удержался — отшвырнул книгу в сторону, наклонился, и его вырвало прямо на пол.
Это было больно, густо и воняло через нос. Дож напевал что-то, мягко проводя пальцами по волосам Тома. Они быстро становились влажным, прилипли к его черепу, когда паника оставила его лишь хрипеть. Он чувствовал себя оторванным, находящимся не здесь.
— Как печально, — Дож прищелкнул языком, — я ненавижу, когда ты устраиваешь беспорядок.
— Не прикасайся ко мне, черт возьми! — проскрежетал Том, весь яд испарился, как и его силы. Дож продолжал гладить его по волосам. Его рука напряглась, хватая Тома за корни волос и заставляя его шею выгнуться назад с резким криком.
— Да, — пробормотал себе под нос Дож, чудовище во всех отношениях, — я думаю, что это намного лучше, чем маленькая вечеринка Уизли.
— Ненавижу тебя, — прошипел Том, оскалив зубы. Он не мог творить магию, защита мгновенно сомкнется и поймет, что Том напал на Члена Ордена. У него не было ни алиби, ни возможности вызвать помощь. Возможно, он мог бы попытаться вызвать Крину, но в такой поздний час в каникулы не было никакой возможности …
— Я знаю, — улыбнулся Дож, другой рукой поглаживая дрожащую челюсть Тома, — так даже веселее.
Том был благодарен Дожу за то, что тот проигнорировал его книгу, а вместо этого встал и потащил Тома за скальп через комнату. Он действительно был членом Ордена, потому что, казалось, достаточно хорошо знал планировку дома. Том едва держался на ногах, задыхаясь от паники и ужаса. Он снова попытался блевать, когда его тащили, но в желудке ничего не осталось — все валялось на полу возле дивана.
— Нет, — выплюнул Том, хотя яд в его голосе иссяк, и в нем уже просто зазвучала мольба, когда Дож пинком распахнул дверь в его комнату, — Нет, нет…
— Это рождественский подарок, — Дож выглядел почти обиженным, — ты должен быть благодарен.
— Я ненавижу тебя, — выпалил Том, ненавидя себя за то, что почувствовал, как слезы потекли по его левому глазу.
Все шло так хорошо.
— Я знаю, — промурлыкал Дож, вытаскивая палочку, чтобы разрезать швы на рубашке Тома.
Плед Гермионы был разорван в клочья и упал на пол распутанными нитями.
Когда-то его кровать была удобной, а теперь стала его тюремной камерой.
Он мог кричать, но в доме никого не было, чтобы услышать его — Дож знал это и, казалось, играл в игру, как громко можно заставить Тома умолять.
Он больше не был ограничен временем, не то что в предыдущие встречи. Они провели всю ночь в одиночестве, в изоляции, за самыми сильными защитными чарами в стране, и Том не мог уйти.
Его кровь была грязной и кислой, и он подумал, не пытается ли Дож выпустить её всю из него.
Я ненавижу тебя. Думал Том, его рвало и рвало снова и снова, пока мышцы живота не свело судорогой от легкого прикосновения Дожа.
Я ненавижу тебя. Я ненавижу это. Я ненавижу все.
Пока что-то радостно не зазвенело — яркие колокольчики Нового года.
— Ах да, — сказал Дож, наконец-то, наконец-то, отстраняясь, выглядя измученным и довольным. — С Днем Рождения, Том.
Он бросил на кровать сикли. Оплата, как будто Том хотел лишь денег за это, и был не более чем…
Том свернулся калачиком, испытывая боль и ненависть, и через это его мозг повторял все снова и снова, пока ему не захотелось выцарапать себе глаза и превратить мозг в кашу.
Больше нет. Думал Том несколько часов спустя, едва в силах выносить боль. Он двигался на автопилоте, проделывал осторожные движения, снимая белье со своей кровати и бросая его в мусоропровод для белья, хотя Кричер, вероятно, просто сожжет всю ткань. Он погрузился в ванну, дрожа и истекая кровью, и подумал: Больше нет.
Он вернулся с пульсирующими глазами, насквозь пропитанными кровью, когда натягивал новые брюки, не застегивая пуговицы, потому что не мог просунуть их в дырки.
Больше нет. Том задумался и порылся в своем сундуке, который поспешно упаковал в Хогвартсе. Толстые бутыли с зельем, спрятанные на дне, банка размером с ту, в которой миссис Уизли хранила джемы, и он, всхлипывая, открутил крышку.
Больше нет. Подумал Том и выпил все.
***
Гарри смеялся, наблюдая за фейерверком, который Фред и Джордж запускали снаружи Норы, а потом почувствовал что-то неладное.
Это было трудно описать — как будто кто-то вылил на него ведро холодной воды. Пальцы онемели, словно их вообще не было. Перед глазами у него все плыло, фейерверк взрывался в так с громким стуком его сердца.
— Гарри? — спросила Тонкс, обеспокоенно приглядываясь к нему. — Ты в порядке?
— Я… — Гарри сухо сглотнул. Когда его начало трясти?
— Эй ты, — Тонкс остановила его твердой рукой. — Приступ паники? Все в порядке, дыши со мной…
Это помогло, и постепенно паника и туман начали отступать. Чуство держалось у него в затылке, несмотря на фейерверки, игры и шампанское внутри. Несколько часов оно ощущалось, жужжа внутри, как шершни, пробивавшие его череп.
Оно отступило, и Гарри ничего не почувствовал.
Было…холодно и надломлено, и так далеко, и… казалось, что дементор забрался ему под кожу, а его глаза словно сочились из черепа, и …
Гарри наклонился, и его вырвало на пол. Фред и Джордж радостно закричали, очевидно, решив, что подействовала выпивка. Тонкс хихикнула, прогоняя его прочь.
Что-то было не так. Что-то было ужасно неправильно.
— Ты в порядке? — спросила Тонкс с улыбкой на лице.
— Я чувствую, будто умираю, — сказал Гарри.
Тонкс рассмеялась, а Гарри почувствовал, что его разум отключился. Он обмяк на секунду. Тонкс испуганно вскрикнула, когда он упал.
— Осторожнее, щеночек! — обрадовался Сириус, подхватывая Гарри одним пьяным скоординированным движением. — Слишком много алкоголя…
— Нет, Сириус, — сказал Гарри, глядя в никуда, он не мог сосредоточиться, но это было так неправильно и … — Мне кажется, я умираю.
Сириус в замешательстве нахмурился, затем в глазах его появилось беспокойство.
— Гарри …
Спина Гарри выгнулась, и он схватился за нее.
Сириус закричал, и со стола быстро все убрали. Гарри лежал на его поверхности, слегка кривясь, пока его рот ритмично жевал пустоту. Кончики пальцев превратились в когти, его глаза неудержимо моргнули; он обмяк, тяжело дыша и пребывая в сильном замешательстве, и…
— …Больше нет, — невнятно пробормотал Гарри.
— Что случилось, Гарри? — спросил Сириус, нежно держа того за плечо и проверяя движения обоих глаз. — Это он?
— Нет, — невнятно пробормотал Гарри, хрипя от боли. — Я … я …
— Дай ему немного воздуха, Сириус, — успокоил его Ремус, одной рукой поглаживая Гарри по спине.
Празднество превратилось в тихую печаль, и они наблюдали за испуганным Гарри.
— Нет, я… Том, — выдавил Гарри, дрожа как осиновый лист, — мы… Том.
— Щеночек…
Гарри не мог понять, но какое-то пространство в его мозгу словно затуманилось и онемело, и он был так напуган и …
— Что-то не так с Томом.
Сириус и Тонкс обменялись взглядами.
— Я могу пойти проверить его? — предложила Тонкс. — Быстренько заскочим…
— Нет, я… — Гарри моргнул. Он побледнел, превратившись в почти призрака. Он больше ничего не чувствовал. — Я … я думаю, он мертв.
На секунду воцарилась тишина, затем люди пришли в движение.
— Я возьму его, — сказал Ремус, одной рукой поддерживая Гарри, когда Сириус поспешил обратно. Грюм быстро отстал, когда их трио из Сириуса, Тонкс и Грюма пронеслось к камину.
Как только Гарри смог нормально стоять, он рванулся вперед и с помощью Ремуса и миссис Уизли сумел пролезть в камин.
Когда они прибыли, дом на площади Гриммо был в полном хаосе. Кухня и комната с самым большим столом, превратилась в нечто из худших кошмаров Гарри.
Стол был убран и накрыт бледно-белой скатертью. Наверху, распластавшись, лежал Том, глаза его были полуоткрыты, но явно ничего не видели. Сириус, Тонкс и Грюм бегали вокруг, приносили воду, разбирали огромный мешок с полевым медицинским оборудованием Авроров и работали над созданием достаточно яркого света, чтобы превратить комнату в больницу.
— Борода Мерлина! — задыхаясь, сказал Ремус. — Что происходит?
— Отравление! — крикнул Сириус, подтаскивая к столу ведро с водой. — Черт знает что! Ублюдок был в припадке, когда мы нашли его …
— Дож читал и ничего не заметил, — проворчал Грозный Глаз, явно недовольный этим человеком.
Гарри не мог этого объяснить, но он резко выплюнул: «Лжец!» — и покачнулся.
— Осторожнее, — сказал Ремус, сжимая рукой плечо Гарри. Гарри нужно было сесть.
— Эта связь, — сказал Сириус, опускаясь на колени рядом с Гарри. Миссис Уизли убежала, спеша связаться с Альбусом. — Эта ваша связь … Когда ты почувствовал себя странно? Когда все это началось?
— Я… — Гарри задохнулся, чувствуя, как к нему возвращается паника.
— У него был приступ паники примерно четыре часа назад, — сообщила Тонкс каменным ровным голосом, которого Гарри никогда раньше не слышал. — Только минут двадцать назад начало рвать.
— Значит, действует быстро, -поморщился Грозный Глаз. — Паника, говоришь? Возможно, это была обычная тревога…
— Жаль, что у нас нет отчетов от этой проклятой Крины, — сказал Сириус. — Думаешь, случайное отравление? Он был напряжен и нашел что-то здесь?
— Для всех целей мы должны считать это попыткой самоубийства, — сообщил Грозный Глаз, суетясь с заклинаниями над Томом.
В какой-то момент он остановился в замешательстве, а затем сунул руку в расслабленный рот Тома.
Ремус встревоженно вздрогнул, но Грозный Глаз целенаправленно поднял язык Тома сквозь всю слюну и громко выругался, проревев:
— Тонкс!
Девушка порхнула к нему, бросив один-единственный взгляд, прежде чем побледнеть. Это длилось всего секунду, прежде чем она практически набросилась на лицо Тома, приподняв его веки, вырвав несколько ресниц своими поспешными действиями.
— Дерьмо, — сказала Тонкс. — Дерьмо. Позовите Снейпа сейчас же — это не яд, это чертова передозировка.
-Что? — изумился Сириус, глядя на мрачную парочку. — От чего?
— Думаю, зелье сна без сновидений, — сказала Тонкс, пытаясь срезать с Тома рубашку. Она оставила на нем нижнее белье, но разрезала длинные брюки. Том выглядел таким бледным и худым в длинных черных боксерах и с полупрозрачной кожей.
Молли вернулась обратно, Дамблдор шёл за ней. Он выглядел немного сонным, но достаточно бодрым. Он бросил один взгляд на Тома, прежде чем выражение его лица стало серьезным. Он пронесся мимо Тома и суетящихся авроров, вместо этого остановившись перед Гарри.
— Гарри, — тихо сказал Дамблдор, — ты в порядке?
Гарри уставился в пол.
— Мне казалось я умираю.
— Мне очень жаль, — сказал Дамблдор.
В комнату вошел Снейп, явно раздраженный тем, что оказался здесь. Он нес с собой толстый мешок, выглядя достаточно несчастным, чтобы заколоть ближайшего громкоголосого сопляка.
— Передозировки, — сказал Грозный Глаз Снейпу, который замер лишь на секунду, заметив своего пациента. — Похоже, он был наркоманом.
— Что? — в ужасе выпалил Гарри, — что … но …
Все сошлось с шокирующей ясностью. Туманные действия Тома, нечленораздельная речь и путанная дезориентация по утрам. Неблагоприятная реакция на Успокаивающее зелье. То, как он был так смущен и спал как убитый, когда они несли вахту в ожидании медицинских новостей мистера Уизли.
— Отойди, — сказал Снейп, почти накрывая собой Тома. Он проверил внутренние веки Тома, серебристо-голубой оттенок кожи. Его глаза были остекленевшими и невидящими, затуманенными, словно их накрыла катаракта. Снейп проверил рот Тома, потянув за язык, чтобы увидеть то, что выглядело как ртуть, нарисованная по всей нижней стороне.
Снейп поморщился, отстраняясь от распростертого тела Тома.
— Передозировка Зельем Сна Без Сновидений. Он выглядит так, как будто употреблял его около полугода. Не настолько серьезно, чтобы развилась нарколепсия. Будет откат.
— Что вам от нас нужно? — спросила Тонкс, и Снейп передал ей что-то похожее на сдерживающие ремни.
Они привязали его к столу, распростерли на поверхности. Его грудь едва двигалась; он был похож на еле живой труп.
Снейп сунул что-то Тому в рот, кусок камня.
Затем он сунул руку за спину, вытащил маленький нож и перерезал Тому левое запястье. Том никак не отреагировал, даже когда его кровь начала медленно сочиться ритмичными струями.
— Это выжжет его из тела, — сказал Снейп, передавая Грозному Глазу большой пузырек с чем-то мятно-зеленым. — Это внутрь.
Шизоглаз так и сделал, впрыснув его в разрезанны сосуд на руке. Мятно-зеленый цвет и кровь соприкоснулись и зашипели, как газированные шипучки, которые любил Дадли.
Несколько минут и затем Тому стало больно, глаза ожили, и он закричал.
— Отпусти меня! — закричал он уже хриплым голосом. Безоар, воткнутый ему в горло, нанес некоторый урон связкам. — Хватит… хватит меня трогать!
— Держите его, — безжалостно сказал Снейп. Том всхлипнул, кожа на его руке начала пузыриться изнутри, зелье растворялось внутри тела Тома.
Том продолжал кричать, бормоча обрывки фраз. Его тело блестело от пота, боксеры влажно прилипли к коже. Том плакал и умолял, а потом прекратил и стал ужасно тихим.
— Он… — Сириус нервно замолчал.
— Не без сознания, — сказал Снейп. — Противоядие препятствует сну, пока не усвоится. Он будет бодрствовать двенадцать часов.
— Это не может быть этично, — прошептал Ремус, но жалоб не последовало. Том тихо застонал, кожа на его горле бурлила, изо рта текла кровь.
Больше нет. Гарри чувствовал это сердцем и душой. Больше нет.
— Ты можешь его оглушить? — прохрипел Гарри.
— Нет, — сказал Снейп и больше не смотрел на него.
Том продолжал плакать и горел изнутри.
***
Плач Тома затих только к утру.
Задавался рассвет, наверху было светло, а в кухне еще было тепло от очага.
Том так сильно вспотел, что белая ткань под ним стала серой. У него поднялась температура, лицо и грудь покрылись болезненным румянцем. Его ребра вздымались, натягиваясь на туловище.
— Почему он такой маленький? — спросил Гарри, подтягивая колени к груди. Он пытался, но не мог заснуть.
— Побочное от зелья, — тихо объяснил Сириус. — Оно…расстраивает тебя на части. Ты будешь голодать, но вес не наберешь.
Том тихо заскулил на столе.
Сдерживающие ремни тряслись, когда он дергал их. Гарри почувствовал этот шум глубоко внутри.
— Никогда не замечал, — сказал Гарри. — Я должен был заметить.
Сириус обнял его одной рукой и притянул к себе.
— Ты не мог знать, щеночек. Это не твоя вина.
Больше нет, вспомнил Гарри.
Больше нет, почувствовал Том и снова застонал.
***
Крина Димитриу появилась с каким-то странным видом.
В Нурменгарде, скорее всего, произошла другая смена персонала или изменились правила делегирования во время праздников. Крина, похоже, не была на работе, потому что пришла в экзотической шелковой ночной рубашке и роскошном халате с вышитыми на нем панцирями жуков.
— Где он? — спросила она на этот раз спокойным голосом. Ее волосы не были уложены, вместо этого они свободно спадали на плечи и верхнюю часть груди. Она пришла в больших сапогах, отороченных толстым мехом, и в просторном плаще. Он был похож на мех оленя, но она тут же сбросила его у двери.
— Сюда, — указал Сириус, поначалу уклоняясь от ее прикосновения. Через секунду он позволил себе обнять ее за плечи, осторожно ведя ее по дому.
Том выглядел ужасно, все еще связанный, но только по рукам.
Когда они вошли в кухню, Том медленно открыл глаза. Он выглядел измученным, мешки под глазами потемнели и побагровели. На нем лежало одеяло, частично согревая от холода.
— О, Том, — сказала Крина, увидев его. Она выглядела ужасно беззащитной, как и Том. — Как же я тебя подвела!
Тому нечего было ей сказать, поэтому он отвернулся и молчал.
— Мы нашли его после полуночи, — тихо объяснил Сириус. — Гарри почувствовал что-то неладное, мы пришли и нашли его в постели.
Крина кивнула, ее волосы рассыпались по шее. Гарри заметил что-то похожее на темное пятно на ее воротник — его первой мыслью было, что это Темная метка; Крина сдвинула одну руку, еще больше открыв тщательно вытатуированного жука на ее кожи.
— Ох, Том, — сказала Крина, но не с жалостью, а с ужасным пониманием. — Почему ты выбрал именно это?
Эмоции Тома зашкаливали так громко, что Гарри дернулся, когда мальчик разразился хриплым мрачным смехом.
Это не закончилось, закручиваясь вверх в хриплую истерику, его глаза снова наполнились слезами, ноги не согласовано дергались под одеялом.
— Ты думаешь, это я выбрал? — спросил Том диким голосом.
Глаза Крины слегка расширились, но к тому времени Том уже смеялся, всхлипывал и произносил какую-то религиозную фразу пронзительным криком:
— Порождения ехиднины! Как вы можете говорить доброе, будучи злы? Ибо от избытка сердца говорят уст.
Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе, а злой человек из злого сокровища выносит злое. *
*Библия от Матфея, 12:34,35
Сириус виновато посмотрел на Крину.
— Он часто говорит такие вещи. Я не все понял.
Крина с болью посмотрела на Тома, как будто сам его образ был для нее агонией.
— Том, — мягко сказала Крина с осторожностью человека на тонком льду. — Так что же ты решил? В твоем разуме…
— Я решил, — рассмеялся Том, издавая резкие звуки, словно стервятник над новой добычей. — С меня хватит.
***
Гарри поднял глаза за завтраком и встретился взглядом с Дожем — человеком, который наблюдал за Томом, когда тот принимал передозировку.
Гарри встретился взглядом с Дожем, увидел его вежливую улыбку, и что-то внутри него встрепенулось.
Рука Гарри крепче сжала вилку и нож, ярость ожила, словно отремонтированные маггловские моторы мистера Уизли.
С твердой решимостью, которую Гарри не осознавал, он пообещал:
— Обещаю, я убью тебя.
— За что? — озадаченно спросил Дож.
Гарри не знал.
Комментарий к Carpe noctem*
Конец части 1.
========== Speak of the devil… * ==========
Комментарий к Speak of the devil… *
С англ. – лёгок на помине, помяни черта, вспомни гвно вот и оно и т.д.
От автора:
Интерлюдия, где Том осознает свои приоритеты и свое желание выжить.
Интерлюдия, чтобы задать тон и начать дугу второй половины истории.
Надеюсь, сдвиг в личности и перспективе достаточно очевиден для всех вас.
Наслаждайтесь этой хаотичной главой, наполненной самолюбием.
— Я думала, на этот раз ты захочешь поговорить.
Том усмехнулся. Воздух слегка свистел у него в носу. Стерильно, скучно и сухо.
— На этот раз? А остальные двадцать — нет?
Крина Димитриу тонко улыбнулась. Выражение ее лица было правильным и чистым, профессиональным, как на последних обязательных консультациях.
— Я подумала, что мы могли бы попробовать другой подход.
Том Риддл, напротив, выглядел дерьмово.
В его обстоятельствах было нелегко оставаться привлекательным. На самом деле Крине было трудно найти что-то положительное в его внешности. Волосы Тома Риддла, конечно, были чистыми, но он вырвал изрядную часть волос с головы чуть выше затылка. Там были закреплены бинты — лечить это приходилось медленным маггловским способом из-за неудачного взаимодействия лекарств и зелий. Мешки под глазами распухли и кровоточили, мелкие синяки тянулись вниз из них, словно разъяренные улья. Лопнувшие сосуды на его роговице оставляли на одном глазу постоянное красное пятно каждый раз, когда он смотрел налево. Нос, воспаленный и сопящий, волновал меньше всего.
— Ты выглядишь лучше, — сказала Крина. — Как твое зрение?
Том сердито посмотрел на нее, и его щека дернулась от этого вопроса. Это был замечательный удар по его гордости в свете всей ситуации. Крина делала все, что могла, но даже она не могла вмешаться и настоять на более мягкой одежде для него.
— Прекрасно.
— Приятно слышать. Было бы гораздо проще, если бы ты согласился на проверку мозга, так как уровень использования зелья мог сильно повредить…
— Я сказал нет, я отказываюсь.
Том был одним из худших пациентов Крины. Мальчик был слишком умен, чтобы Крина смогла вывести его пойти хоть на какие-нибудь уступки; он отказывался от всех тестов, кроме базовой проверки, которая подтверждала, что да, он каким-то образом злоупотреблял зельем Сна Без Сновидений. Она не была наивной или легковерной, чтобы думать, что с Томом все в порядке. Мальчик продолжал доказывать, что он невероятно упрям.
Зелье сна без сновидений было удивительно полезным средством. К сожалению, из-за своей славы и многоцелевого использования, оно получило высокий статистический рейтинг из-за зависимости и привыкания. Крина не могла понять, откуда у мальчика был доступ к таким большим количествам, она была непреклонна и на стояла, чтобы ему давали меньше, чем в стандартизированном рецепте много месяцев назад, но Том оказался находчивым.
Детоксикация был не из приятных. Крина знала, что в одиночку не справится с неотложной медицинской помощью такого масштаба. Когда он нашел Тома, пережившего первый припадок, она немедленно отвела его в единственное медицинское учреждение, которое одновременно вело и в Нурменгард. Папки с документами можно было бы отбросить как международную возню, оттянуть достаточно долго, чтобы Тома выписали еще до того, как заведение узнает, что технически тот никогда не существовал. Том был ее пациентом; у Крины были бланки и реестр, точно соответствующие тому, как обычно в её учреждении принимали ее заключенных или личных клиентов. По ним Том был еще одним экспериментальным исследованием для возможной новой публикации и нуждался в детоксикации. Ходившие слухи, вероятно, обвинили бы ее в том, что она сама вызвала у Тома указанную зависимость, но учреждение еще ни о чем публично не объявило.
— Я хочу поговорить, Том, — сказала Крина. — Просто поговорить.
Том сердито посмотрел на нее, скрестив руки. Он был таким худым, таким истощенным. Зависимость сковала его тело, но он хорошо это скрывал.
— В моей области существует…множество теорий, в целом применимых ко всем стадиям когнитивных способностей. Я чувствую себя…борющейся, пытаясь обосновать почему.
— Почему что? — сказал Том удивительно ровным голосом. Его кожа покрылась мурашками. Крина попросила бы ещё одеяло, но знала, что Том обидится, если она это сделает. Он был очень нестабильным пациентом. — Почему я попал в зависимость?
Он злобно выделил это слово. Презрение и ненависть о красили его тон. Его губы брезгливо скривились — они потрескались и кровоточили по краям. Крина знала, что он истощен и обезвожен, но она отчаялась добиться еще одного медицинского осмотра.
— Я думаю… — она помолчала. — Я думаю, что ты…неуверен в себе. Твоя концепция самосознания все еще находилась в процессе становления, и твое появление здесь остановило это развитие и повергло тебя в состояние отчаяния. Хаос, эмоциональный дисбаланс, и ты использовал зелья как опору для своей травмы вместо здоровых механизмовпреодоления.
Том посмотрел на нее и закинул ногу на ногу. Пятка на колене, черные брюки задрались поверх белых шерстяных носков, когда он бесстрастно наблюдал за ней.
— Расскажите мне еще.
— Я полагаю, что ты отказался искать более здоровые механизмы преодоления, потому что это потребовало бы консультации с внешней силой. Это означало бы подтверждение твоей травмы и требование участия из вне, и другого способа выразить себя. Ты не хотел, чтобы кто-то знал, что ты болен, поэтому ты занимался самолечением, чтобы сохранить работоспособность.
— А кто сказал, что я хотел оставаться работоспособным? — спросил Том, его глаза словно остекленели, но его взгляд все ещё стрелял ядом, как если бы он кричал.
— Выбор зелья. Если ты… Зелья сна без сновидений не вызывают ощущения длительной эйфории, как другие вызывающие привыкание вещества. За исключением твоей религиозной преданности, ты не проявил никаких других признаков физического саморазрушения, однако ты проявляешь многочисленные симптомы расширенного религиозного…
— Можете сказать, — сказал Том. — Они пытались вырезать дьявола из моей спины.
Губы Крины сжались. Том посмотрел на нее, заинтригованный и разъяренный, но спокойный. Замечательный самоконтроль, несмотря на потливость, лихорадку и очень спорадические припадки по мере того, как его тело акклиматизировалось.
— Да, это.
Том улыбнулся, его зубы были белыми, но язык опух и пересох. Серебристая кожа болезненно отслоилась.
— Я бы сказал, что это сработало. Это, или порка. Или горящий…
— Если отбросить это…
— Вас это беспокоит? — спросил Том. Он посмотрел на нее, слегка наклонив голову. Он и глазом не моргнул. — Вы выглядите… напряженной.
Крина была напряжена. Все в Томе казалось необычным, совершенно отличным от того, каким он был раньше. Возможно, его психика была раздроблена после случайной передозировки, но даже тогда небольшие тики говорили бы сами за себя. Он казался слишком спокойным, слишком умиротворенным. Казалось, как будто первоначальная травма, вызвавшая зависимость, каким-то образом разрешилась сама собой. Том улыбнулся — жестокой и хищной, но вполне ясной улыбкой. После того, как первоначальная детоксикация начала ослабевать, а его мольбы и крики утихли — что-то новое выползло из его плоти.
— Я чувствую себя некомфортно, — призналась Крина. — Этот разговор…для меня необычен. Я не совсем понимаю твою точку зрения.
Том тихо хмыкнул, потирая костлявым большим пальцем выступающую косточку на лодыжке. Он пошевелил пальцами ног, поерзав на стуле ровно настолько, чтобы тот заскрипел.
— Кто был вашим первым пациентом, мадам Димитриу?
Крина замерла, затем медленно закрыла папку. Ей больше не нужно было записывать, этот разговор был из тех, в которых не будут делаться новые заметки. Она отложила папку, молча желая, чтобы в этом месте был разрешён алкоголь.
— Зачем тебе это знать?
— Мне интересно, как вы оказались там, где вы есть, — пробормотал Том. — Вы так много говорите о личности исамопознании, и я понял, что так мало знаю о вашей. Ваш первый пациент…может быть, он и есть тот, о ком говорится в вашей первой статье?
— Как лестно, что ты так меня изучил.
Том улыбнулся, фальшиво и пластмассово.
— Я люблю обладать информацией. Как его звали? Дэниел? Дэвид? Дарий?
Крина хмыкнула, медленно кивая.
— Дэвид. Он содержался в румынском департаменте маггловского Маджика, или Фармсе.* Приговором суда ему было назначено пожизненное заключение, однако по договору он согласился на мое исследование.
*farmece — с рум. Магия, колдовство.
Том ничуть не удивился. Он читал статью, она знала это. Это была не самая лучшая ее работа, но это была ее ступенька к квалификации, которая привела ее туда, где она была сейчас.
— И если вы будете так великодушны… — сказал Том. — Какова была цель вашего исследования?
— В статье подробно описано мое исследование психотических эпизодов у магглов, вызванных магическим присутствием.
Том улыбнулся.
— Не могли бы вы рассказать мне вашу статью?
Крина посмотрела на него, обдумала его просьбу и начала говорить. Прошло много времени с тех пор, как кто-то проявлял интерес к ее стартовому делу. Она думала, что это уже вылетело из памяти.
— Давид был заключен в тюрьму в Румынии. Палата, предназначенная для сквибов и магглов, вмешавшихся в магические дела. Дэвида признали виновным в убийстве его жены Марии — ведьмы. Он убил ее по средством удушения и подверг насилию после вскрытия.
— Какая трагедия, — сказал Том. — Этот маггл, это была…потеря рассудка?
— В какой-то степени, — медленно произнесла Крина. — Эта статья и мои исследования в основном были сосредоточены на поведенческой мотивации, на вопросе «почему», а не «что».
— И почему это произошло? — спросил Том. — Зачем магглу душить свою жену? Как давно это было?
— Почти тридцать лет назад, — сказала Крина после небольшой паузы. — Я провела свое исследование и интервью примерно пятнадцать лет назад. Мои выводы заключались в том, что магглы не представляют никакой инстинктивной психологической угрозы для магического общества. Дэвид был единственным исключительным случаем. Моя работа тогда привлекла внимание…
— Что сделало Дэвида исключительным? — спросил Том, задумавшись. — Из всех способов — удушение. Интимный, любовный способ убийства.
— Ну… — Крина помолчала, — есть множество теорий …
— Нет, мадам Димитиу, я хочу услышать ваши мысли. Что вам сказал этот человек? Какие демоны нашептывали ему на ухо?
— Откуда мне знать. Я не смогла подтвердить никаких веских доводов. Дэвид покончил с собой в результате трагического несчастного случая после публикации моей статьи. Я встретилась с ним для последующего интервью, и он согласился объясниться позже, но вскоре после этого скончался.
Том улыбнулся и медленно распрямил ноги.
— Мне бы хотелось услышать, что толкнуло этого человека на такие действия.
— Как и мне, — сказала Крина.
***
— Вы как-то говорили мне, что ваша мать любила вино, — сказал Том, резко нарушив молчание одной фразой. — Когда вы отвезли меня на виноградник.
— Да, — согласилась Крина. — Моя семья очень любила вино. Моя мать научила меня правильно его пить.
— Я никогда не знал свою мать, — сказал Том. — Очевидно, она была наркоманкой.
— Генетическая предрасположенность и наследственный фактор — обычное дело. Я тоже кое-что унаследовала; алкоголизм, деменцию. Современная магическая медицина творит чудеса при наличии болезней.
— За исключением того, что меня создали зелья, — сухо заметил Том. — Вы высокого мнения о своей семье, мадам Димитриу?
Крина задумалась. Она осторожно сложила руки, а Том наблюдал за ней с умом, присущим только людям ее профессии. Он был гением, проявил способности, превосходящие ее. Она почти не сомневалась, что он будет сопротивляться легиллименции, и другим искусствам разума. Он, казалось, стремился к этому, врожденно понимая других прежде, чем они познают самих себя.
— Я многим обязана своей семье, — призналась Крина. — Я их очень люблю.
— Некоторые люди воображают, что я далёк от любви, — сказал Том. — Что я на нее не способен. Я думаю, идея была такова…что, те, кто зачат под любовным зельем, не могут любить.
— А, — сказала Крина. — Ты нашёл и эту статью тоже.
Том хмыкнул.
— Вы оказались ужасно неправы, мадам Димитриу. Все эти годы с этими бедными детьми, далекими и немногочисленными. Это был первый раз, когда вы ошиблись?
— Я хотела определить влияние любовных зелий на эмоциональные способности. Гормональные регуляторы, другие химические вещества. Возможность открылась сама собой, и теория в целом казалась разумной, — признала Крина с едва заметной вспышкой вины. — Я ошиблась. Факты свидетельствовали об обратном. Концепции любовного зелья не изменили развитие плода.
— Какое облегчение, — решительно сказал Том. — Я так волновался.
В комнате ощущался легкий атмосферный холод. Иллюзорное ощущение, вызванное постоянно используемыми дезинфицирующими средствами и синтетическими чистящими средствами с ментолом. Чистая, организованная, она во всех отношениях напоминала больницу, как бы ее ни пытались замаскировать. Тому только недавно выдали пластиковый нож во время еды; потребовалось много психологических проверок, чтобы определить, что передозировка была несчастным случаем. Волшебные регулировочные туфли были приятным дополнением, намного лучше, чем маггловские тапочки или липучки без опасности для самого себя. Тому это не нравилось — прозябание и белая одежда. Ему многое не нравилось.
— Ты прочел немало моих публикаций, — сказала Крина. Это был вопрос, хоть и утверждение, подразумеваемый своей прямотой. Том узнал его и прочел как таковой.
— Я хотел узнать вашу квалификацию, — сказал Том. — Я слышал о вашей репутации и хотел получить доказательства, прежде чем формировать предвзятость.
— А-а, — протянула Крина, — эта суета с предполагаемым арестом. Человеческие эксперименты и все такое.
— Как досадны этические соображения, — фыркнул Том. — В мое время мы отправили бы… страдальцев в вагоне поезда. Отправили подальше дабы расколоть им черепа.
Крина на удивление никак не отреагировала.
— Это тебя беспокоит? Находясь здесь? После зверств твоего времени мир разработал Нюрнбергский кодекс медицинской этики.
Том улыбнулся и наклонил голову. Его кожа была бледна, но постепенно приобретала цвет. Его разум работал все быстрее и быстрее, несмотря на случайные инциденты, когда он был убаюкан бессознательно состоянием. Спонтанные, случайные, наравне с нарколепсией из-за остаточной травмы.
— Однажды я встретил человека, который считал мой мозг уникальным. Особенным, — сказал Том, прошипев это слово с противоположной любви эмоцией. — Когда-то я верил, что быть узнаваемым — это хорошо. Он сказал, что хотел бы увидеть мой мозг изнутри и снаружи.
— Должно быть, это было ужасно.
— Это была моя жизнь. Я был другим, и они хотели понять, почему. У нас, конечно, ходили слухи о том, как нацисты разрезали людям кожу, как рыбе, и заливали внутрь металл, чтобы посмотреть, как они поджариваются.
Том наклонился вперед, его глаза блестели, и он прошептал ей почти утешительно:
— Я тонул однажды в святой воде. Несколько дней. И я не поддался этому безумию.
Крина наблюдала, как губы Тома изогнулись в обожающей улыбке. Странное, жуткое выражение лица, на фоне бинтов, плотно обмотавших его череп.
— Скажите мне, мадам Димитриу, почему вы думаете, что такое место, как это, сломает меня после этого?
— Цель не в том, чтобы сломить тебя. Оно должно исцелить тебя, помочь залатать трещины в твоей душе.
— Я ненормальный. Если бы был, вы бы проигнорировали меня в пользу своих волков. Я не нуждаюсь в стандартном уходе. Я не исцеляюсь, когда со мной обращаются, как с другими.
— Я начала это понимать, — сказала Крина, хмуро глядя на Тома. — Я вижу, что тебе нужно находится в более приятной обстановке, вполне осуществимой. Я могу забрать тебя из этой больницы и поместить под свое личное руководство, однако ты понимаешь, что это будет в Нурменгарде.
— Заприте меня, милый страж, — засмеялся Том. — Я самый опасный зверь в вашем замке. Постарайтесь это запомнить.
Крина смотрела на него с холодным чувством окончательности в сердце.
— Я никогда этого не забывала.
***
Том шел по собственной воле. На нем был один из плащей Крины, подаренных ему бескорыстно из-за отсутствия одежды. Колючая белая хлопковая одежда медицинского учреждения была отброшена в пользу тонкой пижамы, в которой Том прибыл несколько месяцев назад. Пятна рвоты были очищены, как и другие телесные жидкости; но она все еще была тонкой и бесполезной против холодного воздуха конца января.
Плащ низко висел на нем, почти касаясь лодыжек. На мадам Димитриу он доходили ей до бедра. Том еще не достиг своего пика роста, который, как он знал, должен был наступить, но с его историей болезни он теперь задавался вопросом, будет ли этот скачок роста вообще.
Они вошли в парадную дверь замка, заперев зимний холод и снег снаружи. Секретарша, сидевшая за стойкой администратора, подняла глаза.
— Ой! Здравствуйте, мадам, я думала, вас не будет дольше.
— К сожалению, нет, — сказала Крина, не потрудившись расстегнуть плащ. Секретарша просияла и приветливо помахала Тому. Он смутно помнил ее, она была их гидом в последний визит в зловещий замок. Ее волосы завивались и укладывались в косы на подобие бараньего рога, закрепленные прямо над ушами. — Это Том, если ты его помнишь.
— Ага! — радостно воскликнула она, уже доставая тонкую старинную регистрационную книгу. Крина пренебрежительно махнула рукой. Не сбиваясь с шага, секретарша выбрала книгу гораздо толще, в переплете из какого-то твердого дерева. — Хотите чтобы я его записала?
— Пожалуйста, — сказала Крина, — его бумаги должны скоро прибыть. Копируйте только последние отчеты, а не исходную информацию за последний год.
— Хорошо, мадам! — она щебетала, слишком энергично для работника мрачного древнего замка. — Вы получили еще четыре вызова из британского министерства магии, пока вас не было! Какой беспорядок, похоже, они действительно хотят вас казнить!
— Всего лишь одна самоуверенная женщина, — поправила Крина. — Ты же знаешь таких.
— Ох, я знаю, — женщина закатила глаза, протягивая Крине три вопилера и одно письмо. Том наблюдал, как Крина сморщила нос и взяла письма. — Ой! Международный совет также хочет получить ваше официальное заявление по этому вопросу. Они также просят кого — нибудь из комитета по этике заглянуть еще раз, чтобы проверить тюрьму. Скорее всего, хотят убедиться, что вы не пытаете кого-либо в подвале.
Крина тихо фыркнула, принимая еще кое-что из того, что пришло. Девушка принялась яростно черкать что-то в толстом реестре, используя тонкую ручку с пушистым пером, приклеенным к кончику. Она подмигнула Тому один раз, когда заметила, что он наблюдает, как дергается перо. Он лишь мельком взглянул на то, что писала женщина, и этого было достаточно, чтобы успокоиться. Она заполняла информацию о пациенте, перенося ее в документацию, необходимую для подопечного Нурменгарда. По сути, одна папка среди сотен других заключенных Нурменгарда — хотя на этот раз он шел по другую сторону решетки.
— О, черт, — сказала женщина, просматривая более свежие записи. — Наркоман, да? Ненавижу реабилитационные центры. Они всегда так пахнут …как вареная мандрагора!
— Вы там бывали? — ровным голосом спросил Том. Не было никаких причин отрицать то, что она знала, основываясь на документах о выписке, лежащих перед ней.
— Какое-то время я работала в одном из них, — сказала она, — и ненавидела это место. Так много драмы… Мне все равно, если зарезали медика, нет, я не буду работать сверхурочно из-за этого.
— Зарезали, — сказал Том.
— Довольно частое явление, — сказала она. — По крайней мере, здесь больше всего беспокоит то, что Лупеску кого-то съест, но это же только полстраницы бумаги, которую нужно заполнить. Гораздо приятнее.
Том слегка пошевелился, плащ тяжело задевал его лодыжки.
— А почему, собственно, вы здесь?
— О, — сказала она, быстро моргая. — Я Ади. Я стажёр, хм. Кажется, меня наняла фрау Димитриу. Мика вернулась в школу — и вот я здесь! Я занимаюсь всей почтой и связями с общественностью, когда заключенного съедают. Италия очень чувствительна к этому.
— Она работает над собственным исследованием, — сказала Крина, возвращаясь в комнату. Она сменила свой меховой плащ на более просторный — униформу стража. Она уставилась на Тома, слегка нахмурившись. — Не стоит ее недооценивать. Ади изобретательна, она сенсорная эмпатка.
Женщина, Ади, нахмурилась. Большая по-детски надутая губа, которая соответствовала ее светлым волосам в виде бараньих рогов и большим голубым глазам. Том едва ли мог отличить эту женщину от той, что была до неё. Возможно, они все-таки были одним и тем же существом. Он не сомневался в этом, находясь в стенах Нурменгарда.
— Только немного! Я просто хорошо чувствую, что нужно сказать, когда люди постоянно раздражают вас, мадам Димитриу! Книга лежит на боку, честное слово!
Крина посмотрела на Тома, и он понял ее невысказанный приказ.
У него не было вещей, которые можно было бы запереть, его палочка была передана ей после выписки. Он не сомневался, что она где-то спрятана и хранится в большом вольере, где птицы охраняют магическое оружие от любого сбежавшего заключенного. Том шел позади нее, помня о множестве невидимых глаз, устремленных на него на каждом шагу. Они продолжали идти по коридорам, не обращая внимания на зажженные фонари, в свете которых слегка светились мельтешащие вокруг пикси. Время от времени морщинистая рука протягивалась из-за прутьев клетки, прежде чем свернуться обратно. Том не осмеливался заглянуть внутрь, чтобы не видеть источник стонов и мольб.
— С заключенными здесь нельзя общаться, — сказала Крина, поднимаясь все выше, когда они обогнули спиральную каменную лестницу на западной башне. — Это будет твоя комната. Пожалуйста, имей в виду, что я не живу в замке, но Лупеску будет охранять всех. Ты не должен уходить.
— Я понимаю, — сказал Том, ожидая, пока Крина отперла большую дверь и позволила Тому осмотреть его новое жилище. В нем не было ничего особенного, но лучше, чем в Ордене, хотя бы по форме и размеру. Стены были сделаны из толстого резного камня, а пустой очаг молчал.
— Иногда ночью тебе понадобится огонь, — предупредила его Крина, бросив взгляд на большую меховую шкуру, лежавшую на кровати, и тонкий меховой коврик, сделанный из какой-то овцы. — Будет холодно, но ты будешь здесь. Из Нурменгарда нет выхода, Том Риддл.
— Хорошо, — подумал Том, — это то место, где я хочу быть.
***
Гриндевальд остановился на третий день с тех пор, как волки начали переключаться на что-то новое в замке. Что-то, что угрожало обычной нормальности тюрьмы, которую Гриндевальд знал как свой дом.
Он не удивился, когда на обычной прогулке по нижним камерам тень отделилась от стены и из неё вышел мальчик.
— Привет, — сказал Том Риддл, незаконнорожденный мальчишка с глазами, слишком большими для его благополучия. — Я хотел бы поговорить, Гриндевальд.
Гриндевальд с радостью ответил бы, возможно, оскорьлениями или проклятиями, если бы его язык все еще существовал. Вместо этого, этот ребенок молниеносно вырвал его и скормил его надзирателю. Он хотел бы, чтобы этот ребенок сгнил там, где канюки съели его живьем.
— Я знаю, что ты больше не можешь говорить, — спокойно сказал мальчик, поводя плечами в мерцающем свете фонаря. — Мне это и не нужно. Я хочу задать тебе несколько вопросов. Ты потерпел поражение от Альбуса Дамблдора, тебе вообще сообщали о возвышении лорда Волдеморта в этом плену?
Гриндевальд уставился на него, тщательно обдумывая свои действия. Мальчик продолжал смотреть на него, застыв в неподвижной позе, если не считать легкой неконтролируемой дрожи, пробегавшей по его рукам. Неужели он болен? Не повредил ли он себя каким-нибудь образом?
Очень медленно Гриндевальд кивнул.
— Превосходно, — мягко сказал Том Риддл, пренебрежительно, стоя в небрежно расслабленной позе. — Я так понимаю, до тебя дошли слухи о его способностях. Ты — реалистичная перспектива, чтобы выяснить, какие слухи являются правдой, а какие — преувеличением.
Мальчику нужна была информация, а в этой яме гноя и гнили Гриндевальд был всем, что у него было. Как мальчик попал сюда? Хождение вдоль стен, когда надзирателя здесь не было, означало, что он теперь жилец, — но новых лиц в камерах не было. Он жил в замке для собственного развлечения. Чтобы поговорить с ним.
Гриндевальд, чувствуя себя гораздо лучше, сдержанно кивнул.
— Замечательно, — сказал Том. — Я просмотрел книги Крины. Секретарша проводит исследование и, как правило, оставляет свой справочный материал лежать там. Что ты знаешь об искусстве разума?
— Ах — подумал Гриндельвальд, чувствуя низкий рокот восторга и мрачного веселья. – Он ищет.
Салазар Слизерин был печально известен в свое время своими способностями к искусству разума. Возможно, наследственная связь, предрасположенность, находящаяся в его крови, помогала легче проникать в разум. Это не было редкостью, что такое искусство очаровывало и привлекало многих. Мало кто мог переварить ужасы, эмоциональную тяжесть и искаженные причудливые кошмары, которые таились под подсознанием. Крина Димитриу была слаба — училась покидать свое тело в астральных проекциях и прибегала к маггловской психологии, но не смела касаться Легилименции. Полагалась на маггловские учебники, когда магия всегда давала лучший ответ.
Гриндевальд знал искусство разума, но не мог использовать его без палочки. Даже бессловесный, без надлежащего проводника он не мог пробиться прямо через барьеры, как это могли сделать люди с предрасположенностью. Он знал нескольких, отчетливо помнил их в юности. Женщина, которая плыла между снами и подсознанием, отвечая на невысказанные вопросы, мелькая в сознании, словно ходила по художественной галереи. Он всегда ненавидел ее.
Гриндельвальд кивнул, скрывая улыбку.
— Да, мальчик, — подумал он в восторге, — поддайся его чарам. Те, кто смотрят слишком глубоко, потеряют себя.
Том Риддл уставился на него, а затем потянулся за висящим фонарем. Он раскачивался, танцуя огоньками вдоль стен, и поманил Гриндельвальда вперед.
Они шли по коридорам, мимо сверкающих волчьих глаз. Один из них зарычал, издав низкий дребезжащий рык, и из его пасти потекла слюна. Лупеску, грязные ублюдочные животные.
Стол секретаря оставался чистым и аккуратным. Она была компетентна, несмотря на свою легкомысленную внешность. Ее книга, или исследование, были наравне со ученицей старших курсов, но все еще ребенком в глазах мира.
Гриндевальд кивнул на одну книгу, посвященную легилименции, и с затаенным ликованием наблюдал, как мальчик проследил его движение и открыл книгу.
— Легилименция, — прочёл Том вслух. — Искусство разума раскрывать ментальные слои и образы в сознании субъекта. Затем интерпретация этих образов соотносится с функцией памяти и мысли.
Голова Тома дернулась так быстро, что Гриндевальд подумал, не слышал ли он, как хрустнули кости. Лицо мальчика едва заметно сменилось выражением жадности, ненасытного благоговения и почти садистского восторга. Зловещий свет фонаря отбрасывал на его глаза красные и оранжевые тени.
— Чтение мыслей. Вот как читать мысли.
— Да, мальчик, — подумал Гриндевальд, — брось себя на произвол судьбы и поддайся безумию.
Том опустил глаза, быстро перелистывая страницы. Главы выделены жирным шрифтом, легко читаемы и с подробными инструкциями. Мадам Димитриу держала при себе только самую качественную литературу.
— Оставь меня, — рассеянно сказал Том, поглощенный текстом книги. Большинство, казалось, было понятно, усилие и ущерб проявятся позже. Гриндевальд знал, что мальчик проигнорирует это и пойдет дальше. Для него это что-то вроде оружия, которое нельзя отнять.
Мальчик боялся довериться лжецам, и теперь он будет отдаляться в своем отчаянии, чтобы никогда не быть преданным.
В течение нескольких дней Гриндевальд наблюдал, как мальчик укрывался, прячась в самых дальних уголках среди тихих стонов и тяжелых лап. Лупеску наблюдал за ним, уставая от повторяющегося ритма, в котором он читал. Он словно сьедал книгу, поглощая ее в рекордно короткие сроки с лихорадочным отчаянием. Поразительно во всех отношениях. Гриндевальд оплакивал прошлое и больше всего на свете желал, чтобы во время своего правления он владел этим ребенком.
— В книге сказано, что мне нужна волшебная палочка, — сказал Том тихим шепотом восторга, от которого мурашки побежали по его рукам. — Но она мне не нужна, да? У меня есть способности, говорится в книге. Я проявляю признаки этого. Мне ведь не нужна палочка, верно?
— Глупый мальчишка, — подумал Гриндевальд, кивая и наблюдая, как восторг наполняет глаза Тома. — Иди, потренируйся. Единственные субъекты здесь — сумасшедшие.
***
Заключенный лежал на полу своей камеры, прижавшись щекой к полу. Он был в таком состоянии уже некоторое время, потому что вся кожа на его лице была содрана, и теперь он терся костями о камень.
Том сидел за решеткой, пытаясь успокоиться. Ровный скрежет лица о камень стал фоновым шумом, ровным звуком, который он использовал, чтобы успокоить сердцебиение. У него не было иллюзий, что Гриндельвальд был честен, но книга говорила о бесчисленных Легилиментах, что подразумевало, что это искусство не было вредоносным для использователя.
Заключенный гортанно застонал, открыв глаза и пуская слюни. Отвратительный червяк в глазах Тома.
— Ладно… — выдохнул Том, успокаивая себя. Ему не нужна была волшебная палочка — он уже достаточно раз фокусировал свою магию в прошлом, чтобы знать, как примерно направить ее. — Я могу это сделать.
Глаза мужчины легко встретились с его, потому что тот не отводил взгляда. Том не знал, был ли он слеп или просто рассеян. Он был инструментом, независимо от того, как эта концепция выворачивала его внутренности.
— Легилименс, — практиковался Том, заставляя свой язык вращаться в правильном произношении. — Легилименс.
Заклинание было несложным, поэтому невербальное заклинание стало для него почти стандартным. Формируя свою магию, используя произношение, чтобы придать ей нужную форму.
— Легилименс. Легилименс.
Мужчина застонал и потер лицо, и Том не смог побороть тревогу во время подготовки.
— Легилименс.
Он бился и перемещался, неуклюже вздымаясь, словно птица в холщовом мешке. Направлять без проводника было трудно, потому что его магия бурлила, боролась. Попытка направить ее не принесла никаких результатов — он отпрянул назад словно от удара хлыстом так, что рухнул на землю, тяжело дыша от боли. Заключенный не подавал никаких признаков — Том не сумел применить свою магию за пределами собственного тела.
Он не мог кричать или ругаться, потому что Лупеску рыскал по коридорам и мог заинтересоваться. Он почувствовал это, его магия напряглась, чтобы освободиться. Это было возможно, он знал это …
— Еще раз, — сказал Том, успокаивая себя. Тихий шепот, чтобы успокоить его жгучее разочарование. — Легилименс!
Волна, кипящий шар, который поднимался и боролся, пытаясь высвободиться. Вытягивание одной руки помогало — расстояние растягивалось и создавало более однородную точку. Он мог это сделать… Он знал, что мог.…
Щелчок, отдача, и Том дернулся так, что чуть не рухнул на камень.
Он был уже ближе, хотя и не намного. Это было болезненно, похоже на погружение руки в холодное масло, ледяное восковое сопротивление, которое заставляло его пальцы болеть, а запястье трещать от напряжения.
Том не был идиотом — он знал это. Он был склонен думать и решать проблемы гораздо быстрее других, он не забывал то, что читал. Его магия изо всех сил пыталась вырваться из него, чтобы он мог сократить напряжение.
Прутья были узкими, сквозь них невозможно было проскользнуть. Тому все равно не хотелось входить в камеру, но он мог дотянуться одной рукой до сопящей человеческой оболочки. Он не знал ни имени этого человека, ни того, за что тот был осуждён на пребывание здесь. Теперь он собирался помочь Тому, потому что у этого человека не осталось ничего, а у Тома было все.
Он встал и подошел ближе, пока его бедра не коснулись металлических балок. Опустившись на колени, он протянул одну руку сквозь прутья, пока его плечо не сдавилось сильно и неприятно. Он потянулся вперед, пытаясь встретиться взглядом с мужчиной.
— Легилименс! — тихо прошипел он, кряхтя от напряжения и покалывающего жжения, вызванного выталкиванием магии за пределы тела. Ближе…ближе, так близко, что пальцы онемели.
Мужчина схватился за голову, Том резко вдохнул…
Зудит зудит так зудит нужно почесать нужно почесать так зудит…
Том рухнул на землю, схватившись руками за лицо от фантомного желания почесать и всепоглощающего зуда. Это было глубже, чем желание, ему нужно было почесаться, ему нужно было… что-то было в его голове, что-то было в его лице. Они шпионили за ним, весь мир шпионил за ним. В какой-то момент они должны были…разрезать его и сунуть что-то в лицо, и ему нужно было выцарапать его …
— Черт, — ахнул Том, едва не упав. Он грубо сел на руки — самое быстрое решение, чтобы его же пальцы не выцарапали его же глаза. — Дерьмо.
Это было проблемой. Прикоснуться к чьему–то разуму означало, что ты стал им — ты был им в тот самый момент. Копаться глубже в памяти было единственным способом избежать измененной перспективы, смены личности.
— Я могу потерять себя, — подумал Том, — Этот ублюдок. Он знал, что я могу потеряться в этом.
Вот почему он так спокойно предложил ему книгу. Почему он ответил на вопросы Тома — потому что усилия Тома могли привести к принятию безумия, которого он так старательно избегал.
— Дерьмо, — повторил Том вслух, слишком хорошо осознавая почти хроническую дрожь в своих руках, когда он схватился за волосы. Он не стал вырывать их снова, но дергал до тех пор, пока его глаза не наполнились слезами. — Ладно…еще раз.
Легче не становилось, но он начал это чувствовать. Движение под кожей, пузырящееся давление, которое он мог направлять вдоль своей кожи через глаза.
Подошел Лупеску, глядя на него горящими глазами. От него воняло потом и рвотой, мышцы и мозг кричали, а из носа текла кровь. Он слышал, что кровотечение из носа -симптом магии разума.
— Я в порядке, — заверил волков Том хриплым и потрескивающим голосом.
Они смотрели на него голодными любопытными глазами. Длинные хвосты стучат по полу, а зубы длиннее, чем у крокодила. Они наблюдали из тени, как Том, согнувшись на коленях, повторяет шепотом снова и снова:
Меня зовут Том Риддл. Я выживу.
Крина Димитриу работала с девяти утра до семи вечера. Ее симпатичный маленький кабинет продолжал работать, поскольку она собирала заключения и проверяла каждого заключенного. У них не было таких высоких показателей, как у Азкабана или американского Алькатраса, но все же они тоже занимали высокие места. Мадам Димитриу проработала систему проверки информации и патрулировала коридоры, чтобы проводить оценки через решетку. Лупеску были ее глазами и ушами, но без слов они никогда не говорили, что Том делал в течение нескольких часов после того, как двери закрывались.
Женщина, новая жертва практики Тома, презрительно усмехнулась ему сквозь решетку. На обеих ее руках не было пальцев — как и у многих заключенных. Выходя наружу во время патрулей Лупеску, они кормили их закусками из отрезанных пальцев. Эта женщина поняла это после того, как семь пальцев были вырваны… или, возможно, ей было все равно.
— Давай, малыш! — она рассмеялась, пошевелив своим раздвоенным языком, прежде чем драматично подмигнуть ему. Какой-то причудливый человеческий эксперимент — у нее было несколько грубых модификаций, которые делали ее действия странными и неожиданными.
Том проигнорировал ее, едва реагируя на слюну, которую она умудрилась брызнуть в его сторону.
Женщина засмеялась, извиваясь на дне своей камеры. Ее суставы искалечились и выгнулись назад, как у большого паука.
— О, маленький мальчик, — она засмеялась, умудряясь крутить шеей, пока та не треснула и не повернулась на право. Кошмар, основанный на ее собственном позвонке. — Ты знаешь, почему я здесь?
Том ничего не ответил. Он слегка наклонил голову, вглядываясь в ее кошачьи оранжевые глаза.
— Я крала маленьких девочек и мальчиков вроде тебя, — сказала она, широко улыбаясь. Ее рот казался нормальным, за исключением толстого белого шрама, который в какой-то момент делал ее рот вытянутым, как змея. — Я вскрыла их, чтобы сделать их лучше.
— Как оригинально, — решительно сказал Том. — Полагаю, затем вы изменили себя до этого пикового состояния. Вполне уместно, что теперь вы не более чем паразит.
Она завизжала от ярости, с грохотом ударившись о решётку. Том не улыбнулся, даже когда она перешла на звериное рычание и шипение.
— Это тенденция… — задумался Том. — Что те, кто здесь, теряют себя. Отдаляясь друг от друга…от других.
— О, тебе бы это понравилось, — прошипела женщина, делая выпад и растягиваясь на прутьях как рептилия. — Мне теперь лучше, теперь я совершенна!
— Ну конечно же, — сказал Том. — Легилименс.
Она вздрогнула, когда Том наклонился вперед, скользя по ее коже. Достаточно медленно она задрожала, рыча и отплевываясь, прежде чем его коготь вонзился глубже.
— Вот ты где, — сказал Том, улыбаясь и не мигая, медленно пронзая взглядом ее череп. Он чувствовал, как она дрожит — чувствовал ее трепещущее сознание, как будто он тянулся к банке, полной бабочек.
— Остановись, — она сплюнула, дрожа так сильно, что начала скользить и сползать. — Остановись.
— Нет, — сказал Том, торопливо выдыхая. — Ты действительно считаешь себя идеальной. Ты препарировала каждую часть мальчиков и девочек и преобразила себя во что-то новое.
— Нет! — взвизгнула она, задыхаясь, прежде чем схватиться и свернуться калачиком на полу своей камеры. Мысленно, не в силах лгать, она прошептала: — Да.
— Мадам Димитриу нашла это особенным … Нет… — выдохнул Том, невидящим взглядом глядя в тускло блестящие глаза. — Нет, она… заинтересовалась тобой. В восторге, потому что зачем … зачем кому-то становиться безмозглым животным?
— Да, — прошептала женщина на языке безмозглого животного, — она никогда не смогла понять.
— Почему её это так очаровывает? — прошептал Том. — Зачем она потратила свою жизнь, пытаясь понять безумие?
— Потому что она не понимает, — подумала женщина, и женщина знала, — и никогда не поймет.
— Крина Димитриу, — задумчиво произнес Том Риддл, убирая когти от женщины-зверя, — ты потратила свою жизнь на погоню за животными.
— Да, — подумала женщина, мучительно и отчаянно цепляясь за Тома.
Давясь собственными телесными жидкостями, её вырвало. Том вышел и оставил ее дрожащей на полу камеры. Вздрогнув, она умерла.
***
— Меня зовут Том Риддл, — сказал он, вцепившись руками в прутья клетки. — И я выживу.
— Они все в это верят, — сказал заключенный. Кривая усмешка появилась на его губах, когда он небрежно наклонил голову. — Не так уж много умирающих здесь, м?
Мужчина был египтянином, судя по татуированным линиям, густо бегущим вдоль глаз и около подбородка. Борода у него была заплетена, скручена в черную веревку и касалась ключиц. Том знал, что все новые заключенные были выбриты; борода рассказывала историю лучше, чем любой документ.
— Вы давно знакомы с Криной Димитриу? — спросил Том, сидя, скрестив ноги, рядом с камерой. Заключенный наклонил голову, изогнув густые брови на бледной восковой коже.
— А… Крина, — сказал мужчина низким и серьезным голосом, — как поживает смотритель? У меня так давно не было компании…
— Занята своими новыми экспериментами.
— Значит, это ты? — спросил он, явно не впечатленный внешностью Тома. — Ты что — вампир? Каннибал? Чудовище, отброшенное в сторону, как и все мы?
— Думаю, я такой же, как ты, — пожал плечами Том.
Мужчина уставился на него, слегка нахмурившись.
— Я совершал набеги на гробницы Древнего Египта, крал и использовал найденные артефакты. Я крал души, вселялся в гоблинов. Пролил золотой дождь по Нилу и превратил реку в кровь.
— Я из места вне времени, — сказал Том. — Оплошность…в потоке времени.
— Неудивительно, что ты нравишься начальнице тюрьмы, — мужчина улыбнулся с тихим смешком. — Мальчик вне времени… И с такими глазами мне интересно, сколько жизней ты погубил. Или погубишь.
— Разве это имеет значение? — спросил Том.
— Только если ты об этом пожалеешь.
Том не жалел, он знал, что не жалеет, потому что он не был Волдемортом. Он не был Волдемортом. Он слишком долго кружил по спирали, падая в яму отвращения к существу, которое не было им. Он был вынужден принять на себя вину и бремя, принять на себя стыд за поступки, которых никогда не совершал. Он не был Волдемортом. Он был самим собой, и он выживет.
— Ты полон решимости, — подумал мужчина, сидя на полу своей камеры, на расстоянии вытянутой руки от Тома, если тот захочет протянуть руку через решетку. — Для совершенства легилименции требуется сильное чувство самосознания.
— Ты не должен чувствовать моего приближения, — сказал Том, и его желудок скрутило от разочарования. Он сделал что-то неправильно — он провалился на каком-то этапе пути.
— Не кори себя, мальчик, — подумал мужчина, слишком довольный холодом тюрьмы. — Ты еще молод. Я удивляюсь….кто направил тебя к этому искусству? Конечно, не Надзирательница, иначе ты не прятался бы в моем тюремном блоке.
Том быстро прервал зрительный контакт, проследив за трещинами в полу камеры.
— Меня зовут Бастет, — сказал мужчина, кривя губы, прежде чем издать низкий ворчливый смешок. — Или я просто выбрал это имя на сегодня.
— Мне плевать на твое имя, — сказал Том.
Бастет улыбнулся.
— Я знаю. Ты посредствен в легилименции, а мне очень скучно.
Том уставился на него и нашел изъян в дискуссии. Ни один человек не станет добровольно потакать чужаку или позволять ему прочесывать свои мысли. Даже этот человек, который, казалось, чувствовал себя вполне непринужденно в тюрьме за решеткой. Он был здесь уже давно.
— Легилименс, — сказал Том и вытянулся как можно дальше, чтобы проскользнуть сквозь зрачки человека, пронзая его нервы и сверля мозг. Бастет улыбнулся, скривив губы.
— Почему ты позволил мне посмотреть? — спросил Том.
— Ты, должно быть, научился этому искусству у кого-то другого, — подумал Бастет, слишком любопытный и почему-то уже такой уверенный. — Некий человек, который слишком уверен в своем положении за пределами этих решеток.
Том ничего не ответил. Его лицо не двигалось и не выражало никаких эмоций. Несмотря на это, Бастет не моргнул, и его низкий рокочущий смешок эхом отозвался в мозгу Тома. Том ощущал его вкус — густую экзотическую пряность — и гладкое непроницаемое стекло разума этого человека. Он сомневался, что если будет давить, то найдет хоть какую-то тягу, чтобы прорваться сквозь него.
— Да, — спокойно подумала Бастет. — У стен есть уши, хотя у болонки смотрителя не осталось языка, чтобы вилять.
— Гриндевальд, — сказал Том. Бастет улыбнулась.
— Великий Лорд Гриндевальд. Безрукий и Безъязыкий, и все же он считает себя лучше. Как ты думаешь, мальчик, он лучше? Ты выходишь из этих стен так же, как и он.
Том слегка наклонил голову.
— У тебя обида на него.
— Конечно, — подумал Бастет. Короткая вспышка глубокого всепоглощающего отвращения, от которого у Тома зачесались зубы. Кость пульсировала зудом насилия, видя, как лицо этого человека раскалывается на части …
— Видишь? — подумала Бастет, и ненависть и отвращение медленно отступили. — Противоположное искусство Легилименции-Окклюменция. Ты чувствуешь это сейчас, этот барьер. Здесь тебе это не нужно.
Том слегка наклонился вперед, касаясь пальцами холодных прутьев. Бастет, старый и ленивый, ухмыльнулся ему темными пятнистыми зубами.
— Расскажи мне.
— Ты теряешь себя, когда погружаешься в мысли, ты чувствуешь то же, что и они, — подумала Бастет медленным и густым, как подслащенный мед, голосом. — Здесь, в окружении безумия и гнили… ты веришь, что кто-то за пределами этих стен может это вынести? Ты веришь, что кто-то может остаться в твоей памяти и пережить это место?
Том напрягся, потому что понял. Освоение легилименции уже соперничало с его способностями, не считая его принудительных усилий по поддержанию академических оценок. Иногда его ум восставал и становился вялым, отказываясь выполнять более простые задания. Иногда ночи сводили его с ума и заставляли кричать и тревожно расхаживать, царапая кожу головы, потому что тело зудело.
Постижение совершенно нового искусства разума было выше его сил. Не сейчас, не тогда, когда у него было мало времени и он отчаянно нуждался во всем, что мог. Если то, что сказала Бастет, было правдой, то Тому не нужно было учитьсяновому искусству. Он мог превратить свою слабость в силу — ядовитую колкость для любого непритязательного врага. Ему не нужно было прятаться, защищаться от слабости, когда он мог превратить ее в ловушку.
— Что ты предлагаешь? — медленно спросил Том. Слова, казавшиеся невнятными и неправильными на его языке, соглашаясь с кем-либо. — И я с ним разберусь.
Бастет замер, потом посмотрел на него. Действительно посмотрел, странными обведенными глазами, которые выглядели кошачьими в тусклом освещении. Возможно, он и был таким зверем, наполовину котом, наполовину человеком. Возможно, он был чем-то другим, темным существом, бесцельно блуждающим, прежде чем в конце концов оказаться в заточении. Что-то с таким количеством имен, что оно выбирало новые, когда появлялось настроение.
— Посмотри на меня, — пророкотал Бастет, — сделай это.
Бастет не мог колдовать без палочки, а Том мог. Это было что-то, что оставило его самодовольным, восторг исказился, когда он многозначительно посмотрел и пробормотал осторожное — Легилименс.
Волна эмоций, волны ощущений и чувств прокатилась по коже Тома. Прохладный ветерок, словно руки в умывальнике. Чем больше он тренировался, тем легче становилось, пока он не смог растянуться в разумных пределах и оставаться в нем, как сильный запах.
Бастет грохотал вокруг него — в глазах и во рту, и осторожно разворачивались вспышки. Дрожащая сепия тонировала изображения, как полароид. Одна из движущихся картинок на пленках, о которых слышал Том.
— Я ненавижу этого человека, — проговорил Бастет с искренностью в голосе. Голос искажался низко и растянуто, как что-то странное; образы Гриндевальда, идущего мимо, ухмыляющегося и безрукого, с Лупеску, сопровождающим каждый его шаг. Он бродил по замку, выкрикивая колкости и оскорбления через клетки, как будто ему было лучше от этого. Бастет ненавидел этого человека, и Том тоже. — Я хочу, чтобы эти волки сожрали его.
— Я знаю, — сказал Том, его глаза снова закатились. Образы, вспышки, места, где он никогда не был. Жаркие просторы пустыни, пылающий песок и жар, колышущийся высоко над далекой чужой землей — сфинкс, высеченный из камня, построенный людьми-рабами. Он шагнул глубже, пробуя чужой хлеб и чувствуя пот на горящей коже.
— Ты забрался еще глубже, — прогрохотала Бастет вокруг него. — Давай я покажу тебе, как вскрывать шрамы.
Выключатель, извивающееся присутствие, прежде чем Том почувствовал, как что-то сдвинулось против его ощущения. Наждачная бумага коснулась его кожи, и стекло растаяло, обнажив разрушенную коренную породу. Том задел его и начал вскрывать.
***
Секретарша Ади что-то напевала. Тщательно продуманная нежелательная музыка, которую Том не знал. Она быстро что-то записывала, управляясь с папками, прежде чем закончить, чтобы поработать над своими заданиями. Спиральные роговые косы были предназначены для того, чтобы ее волосы не загорелись от того, как близко она подносила свечу к своим толстым книгам.
— О, привет! — она радостно зачирикала, махнув маленьким чернильным пальчиком в сторону Тома. — Не думаю, что ты захочешь выходить на улицу! На улице довольно холодно, а фрау не принесла плащей, так что…
Том проигнорировал ее и посмотрел дальше. Она сияла, улыбаясь так широко, что её глаза слегка прищурились. Должно быть, она была старше него и уже окончила школу магии, если проходила тут стажировку.
— Тебе нужна книга? — спросила Ади, с любопытством наклонив голову. — У меня их семь, но одна — романтическая, потому что я люблю читать их Лупеску, когда они капризничают из-за выхода на улицу. Ты можешь прочитать ее, если хочешь!
— Мне не нужна твоя книга, — решительно сказал Том. — Когда я вернусь в Британию?
Ади хмыкнула, роясь в столе в поисках толстой папки, которую Том знал как свою. Она пролистала ее, слегка высунув язык, и проследила что-то написанное медицинскими кодовыми словами.
— Здесь написано, что тебе просто нужно разрешение на учебу. Это всего лишь еще одна оценка фрау! Ты можешь отнести это ей, если хочешь, у нее завтра днем есть время, она могла бы справиться с твокй оценкой, если ты хочешь. Ты отправил все школьные задания! Молодец! Лучше, чем я, рукописи хуже всего…
Том проигнорировал ее и взял бумагу. Это был единственный лист пергамента, чистый во всех стоках, таких как план выписки и подпись. Дата и время, последние заключения.
Рядом с Ади лежала книга, но Том знал, что стандартное содержание не может сравниться с коллективным арсеналом, который он тщательно собирал. Он не спал уже несколько дней, но в этом не было ничего нового.
Том вышел, бережно держа бланк обеими руками. Фрау Димитриу была на обходе, ее кабинет был заперт и пуст. Он сунул бумагу под дверь, уже прокладывая себе путь в коридор по своему усмотрению. Крики и стоны смолкли в его присутствии, слишком осознанные или слишком отсутствующие, чтобы кричать в его присутствии. Первые несколько заключенных были невезучими — те, кто умер по неизвестной причине после того, как окончательно сошёл с ума. Женщина-животное с паучьими лапами и дикими мыслями была первой в списке.
— Привет, — сказал Том, заглядывая в камеру слева. Заключенный отпрянул назад, съежившись возле маленькой кровати, которая была во всех камерах. Заключенный упорно смотрел в стену, отказываясь говорить.
Том не улыбнулся, но в груди у него потеплело от удовольствия. Наконец —то он обрел репутацию, которую, как ему казалось, уже потерял. Те же взгляды и выражения лиц, что когда–то были у Абраксаса и у Сигнуса. Страх и уважение, осторожные слова и отведенные глаза. Том скучал по этому, находясь в прирученном состоянии.
— Привет, — сказал Том, переходя к следующей камере. Этот закричал ему в лицо, вопя от ужаса с широко распахнутыми глазами. Это было что-то, что невозможно было определить, пол или вид существа, который Том не разспознал. У него не было пальцев, все десять и четыре пальца на ноге были начисто откушены Лупеску. Значит, это был пустой ум.
— Легилименс, — тихо сказал Том, глядя сквозь решетку на дикий разум. Это был любопытный сорт, запертый в подвале или сундуке на долгие годы. Так долго он забывал солнечный свет, забывал чистую воду и свежий воздух. Одинокий и пойманный в ловушку, время от времени его кормили и оставляли расти. Изолированный, его ум калечит его ничтожество…
— Ну да, — прошептал Том, дергаясь, и вибрируя под его тяжестью. Боль, агония…выпусти его, выпусти, выпусти, выпусти …
Том резко вдохнул и выдохнул, склонив голову. Он высвободился, отшатнувшись от мягкого прикосновения, которое заставило его жертву вздрогнуть и заскулить. Такое ничтожество, но Том бы выжил.
Он задавался вопросом, может ли Альбус Дамблдор вынести такую агонию, когда он настаивает на ответах.
***
— Я предпочитаю использовать шифровальные перья при проведении оценок, — сказала Крина поздним вечером на следующий день. Она посмотрела на него, слегка нахмурившись от подозрения и чувства, что что-то изменилось, но ничего не доказывало, что это изменение было вредно для него. Кожа Тома оставалась бледной, испачканной тенями и светом ламп замка. Мешки под глазами разгладились, полоска кожи в том месте, где скальп оторвался, зажила бугристой кожей и колючими зачатками новых волос. Он стал носить капюшон, когда мог, чтобы скрыть очевидное. Ногти у него были здоровой длины, никаких следов беспокойного грызения. Его губы потрескались от хронической рвоты и проблем с кишечником, которые отказывались уходить, но он хорошо приспособился к болезни.
— Это делает их менее…жесткими, — сказала Крина, водружая перо на кончик. Оно подпрыгнуло, закручиваясь спиралью к одному из ее немаркированных журналов, готовясь писать на новой странице. — Такие вещи всегда неудобны для обеих сторон.
— Почему, мадам Димитриу, — пробормотал Том, играя с одним из ее декоративных предметов на столе. Идеально вырезанный шар из какой-то непонятной кости. — Это звучит так, будто вам надоели наши дискуссии.
— Напротив, мистер Риддл, ваши успехи астрономичны. Если бы я не видела все своими глазами, то не поверил бы, что вы были в таком состоянии всего месяц назад.
— Накачанный наркотиками так, что мои зубы слышали музыку? — сухо спросил Том, перекидывая мяч из одной руки в другую.
Крина едва заметно улыбнулась.
— Это твои определения, не мои. Это было настоящее испытание, я постоянно удивляюсь твоему выздоровлению.
— Выздоровление тормозится только тогда, когда не хватает мотивации.
— Тогда скажи мне, Том. Что движет тобой сейчас?
Том Риддл улыбнулся и положил мяч обратно на пьедестал. Он плавно выдохнул и скрестил ноги.
— Я скучаю по природе.
Крина ответила лишь понимающим кивком. Перо порхало вокруг, отслеживая все диалоги, как на судебном заседании. Том следил за пером, за гипнотизирующим поворотом верхних перьев.
— Это реально устроить. Я могла бы организовать время снаружи, если ты пожелаешь.
— Разрешенное время на открытом воздухе отличается от свободы.
— Значит, ты хочешь свободы? Идти беспрепятственно? Ни с кем не связан и ни от кого не зависим?
— О мадам Димитриу, мы все связаны той или иной рукой. Ограничены собственными возможностями и навыками. Я хочу идти беспрепятственно. Я не собака, которую можно держать на поводке.
Крина не пропустила колкость. Она не ответила, даже когда Лупеску за дверью зарычал так низко, что Том почувствовал, как задрожал табурет, на котором он сидел.
— Найти смысл в этом мире и пустить себя в его поток — не значит обрести дом.
Том улыбнулся, резко и жестоко, и сказал:
— Это оправдание, которое вы говорите сами себе?
— Нет, — сказала Крина, слегка наклонив голову. — Я нахожу личную ценность в своей работе. То есть в сознании заблудших душ. Возможно, православие не для меня, поэтому я проложила свой собственный путь, как и ты.
— Дамблдор и Орден заблокировали мое будущее всеми возможными способами.
Крина повела плечом, мельком взглянув на перо. Пауза, затем перо поднялось и опустилось в сторону. Затем Крина спокойно оглянулась назад; теперь все было записано.
— Я буду лицемерна, если…буду осуждать тебя за то, куда простираются твои интересы, — медленно произнесла Крина. — Учитывая большинство моих заключённых из тех, кто заключен под стражу на длительный срок за различные преступления. Я изучила твой вопрос о крестражах и, если потребуется, готова помочь тебе в этом деле.
Том замер. Его глаза метнулись к полу, отказываясь подниматься туда, где Крина Димитриу оценивала его психическое состояние.
— Я думаю, что… это разумная область исследования. Мы склонны бояться областей магии, о которых мы мало знаем — крестражи одна из таких областей, где присутствует табу.
— Я был убежден, что крестражи — это темная магия …
— Некромантия — тоже темная магия, но ее преподают в китайских учебных заведениях, — тихо сказала Крина. — Проклятия и кровная защита — это темная магия, но все же это область практикуемой магии в африканских племенах…
— Тогда расскажите мне о крестражах, — тихо сказал Том. Его пальцы дергались и постукивали по стулу.
Крина тихо дышала через нос.
— Это пришло из Европы. Искусство расщеплять душу и закреплять ее внутри объекта. Я нашла множество книг на эту тему — найти их не так-то просто.
Том пошевелился, наконец почувствовав первые приступы дискомфорта. Как бы ему хотелось заглянуть ей в глаза и проникнуть в ее череп — увидеть ее истинные мысли без лжи слов или диалога.
— Дамблдор бы этого не одобрил.
— Секреты это нормально, они необходимы любому мальчику твоего возраста. Без этого ты столкнешься с трудностями в базовом когнитивном развитии. И этот человек меня раздражает.
Лицо Тома слегка исказилось в едва заметной улыбке.
— Но почему?
— Потому что ты «развалился» по причинам, которые мне неизвестны, — честно сказала Крина. — И ты снова собираешь себя вместе с помощью средств, которые мне непонятны. Я боюсь твоей изоляции и хочу помочь тебе расти в здоровой среде.
— Здоровая среда, включаящая темную магию.
— Темная магия существует только в некоторых частях света. В Магической Британии, я полагаю, меня разыскивает закон, в то время как здесь меня чтут и уважают.
Том постучал пальцем, неловко дернувшись. Глаза Крины не пропустили это.
— Я беспокоюсь за тебя, Том, но я знаю, что твои способности восприятия и познания намного превосходят способности других людей твоего возраста. Будь ты постарше, я бы мигом наняла тебя в свое учреждение. Ади высоко ценит тебя.
Том не мог себе этого представить. Эта женщина была дикой, хаотичной в своей энергии и вопиющем отсутствии морали. Любой в этом аду нуждался быть таким.
— Я хочу, чтобы ты был здоров, — подчеркнула Крина, — если ты веришь, что Хогвартс — это то место, куда ты должен пойти, тогда я поддержу тебя в этом решении.
Том едва мог дышать.
— Вот так просто.
— Вот так просто, — призналась Крина. — Ты знаешь, кто ты, так кто я такая, чтобы утверждать, что ты нечто иное?
— Ладно, — сказал Том, не в силах скрыть слегка напряженный тон своего голоса. — Я хочу вернуться.
— Хорошо, — сказала Крина, довольно улыбаясь. Она потянулась за спину, открывая одну из многочисленных книг без этикеток. Она вытащила из складки ничем не примечательную закладку. Тускло-зеленую, выцветшую и облупившуюся по краям из холста.
— Это для тебя. Я сделала его некоторое время назад, это прямой портключ к территории Хогвартса, однако тебе придется войти через парадную дверь. Мы с Альбусом уже заключили это соглашение, так что у стражей не будет никаких трудностей с тем, чтобы впустить тебя внутрь.
Затем, как по команде, волки за дверью начали выть.
Крина вскинула голову и уставилась на дверь с непроницаемым выражением. Она пощипывала перо, перенося заметки и строчки так, словно снимала ленту и наклеивала ее на бланк. Она нацарапала еще что-то, размашисто подписав свое имя, прежде чем бумага свернулась и исчезла в облаке темного дыма.
— Твои документы на выписку готовы, — быстро проговорила Крина. — Меня вызвали для осмотра недавно взятого под стражу заключенного, Я вернусь как можно скорее, прошу прощения, но я должна идти …
Крина поспешно вскочила на ноги и с многозначительным видом подвинула Тому портключ-закладку. Он взял его и сунул в передний карман. Крина собрала книги, достала из третьего ящика стола еще две ручки и декоративный нож. Она закрепила нож в волосах, убирая его в замысловатый пучок, пока лезвие полностью не скрылось.
— Мне очень жаль, — сказала Крина, суетясь. Лупеску, стоявший на страже за дверью, поспешил в комнату, демонстративно сопровождая Крину и бросая свирепый взгляд на Тома. В мгновение ока Том оказался в кабинете один. Замечательный знак доверия.
Кусок пергамента, прикрепленный к кисточке, обозначал пусковое слово для портключа-каберне. Так мучительно уместно.
Мгновение, и Том остался один в слишком большом замке среди других монстров.
Через мгновение Том понял, какая возможность ему представилась.
Он встал и взял три помеченные книги с другой стороны стола Крины. Книги отложены в сторону и помечены для Тома её почерком. Он собрал их, не обращая внимания на немаркированные книги, которые, вероятно, были написаны шифром. Он быстро прошел по коридорам туда, где в спиральной башне хранились его вещи. Сундука у него больше не было, его тщательно обыскали после передозировки. Теперь у него появилось новое содержание, которое было бы подозрительным, если бы не академические названия.
Он положил книги в свою сумку, гораздо больший рюкзак. Вес не был большим, так как у Тома теперь было мало одежды, и еще меньше предметов в его распоряжении. Считалось, что его рассудок восстановился. Это было заблуждение, теперь излеченное чудесами медицины.
Он вышел в коридор и быстро зашагал туда, где маячили парадные ворота…
Лупеску очень спокойно вышел из тени и преградил ему путь.
Том замер, остановившись в коридоре. Волк уставился на него сверкающими гневом глазами, его губы изогнулись, обнажив длинные кривые зубы, большие, чем у любого другого животного.
— Привет, — сказал Том, не в силах остановить внезапный страх, от которого его сердце бешено забилось. — Я ухожу.
Волк низко зарычал, медленно продвигаясь вперед большими когтистыми лапами. Том осторожно поднял руки, показывая, что он безоружен. Лупеску это не волновало.
— Я не причиню тебе вреда, — сказал Том и выдохнул: — Легилименс.
Волк замер, возможно, через мгновение осознав, что он больше не одинок в своей голове. Его мысли существовали в мире впечатлений, эмоций и бессловесного языка, более развитого, чем Том мог себе представить. Более человечный, чем любой заключенный за решеткой.
— Привет, — сказал Том, чувствуя, как его раздражают одни и те же слова, одно и то же отчаянное приветствие, повторяемое так, словно это могло что-то изменить. — У меня есть разрешение фрау Димитриу покинуть Нурменгард.
Разочарование, зуд в зубах и желание погрузить их поглубже в теплое мясо. Сдерживаемая энергия и ненависть, желание бежать, бежать и охотиться. Имя, знакомое имя Лупеску, данное ей хранителем — Эгида.
— Я знаю… — сказал Том, улыбаясь и дрожа при соблазнительной мысли о крови, пролившейся на траву. — Эгида, ты хочешь убить человека?
Человека? Какого человека? Они бы…из Нурменгарда не сбежать…
— Я знаю, — согласился Том, широко улыбаясь, и каким-то образом в нем промелькнула искра эмоций. Интерес, желание, бессловесный мысленный образ калеки, бегущего навстречу смерти.…
— Этот… — сказал Том, улыбаясь и дрожа. -…Что если он выйдет наружу, то…
Они хотели его смерти, как и Бастет. Жадный отвратительный человек, грязная гниющая оболочка человека, который был большим калекой, чем казалось. Он давно заслужил смерть — нельзя отказываться от мести, когда он ходит рядом и обращается с тобой, как с собакой.
— Я знаю, — сказала Том. — Ты не собака и не животное. Ты умная и дикая, и не должна сидеть здесь в клетке. Ты не страж и не надзиратель. На тебе не должно быть поводка.
Эгида наклонила голову и навострила уши. Ей не нужно было знать язык, чтобы понять, что спрашивает и чего от нее хочет Том. Что ей придется сделать, чтобы, наконец, убить своего родителя.
***
Гриндевальд проснулся от света звезд. Он не видел полной луны уже много лет. Ее небесное присутствие повергло его в благоговейный трепет, когда он лежал ничком на влажной земле. Замерзшая земля, ведь скоро наступит февраль, не так ли?
Воздух был влажным и свежим, приближался шепот росы. Если бы ему пришлось гадать, он бы сказал что скоро рассвет, но какое значение имело время для его снов?
Он слышал уханье сов в лесу, звук животных, рыскающих по опавшим листьям. Он осознал, отстранено и с ужасом, что этот уровень воспоминаний не может быть сном.
Гриндевальд с трудом сел прямо, вглядываясь в серебристый свет, чтобы разглядеть мальчика, небрежно сидящего на чем-то вроде табурета. Его табурет с высокой спинкой и тремя веретенообразными ножками. Слегка кривобокий под естественными волнами травы и земли.
— Сегодня прекрасная ночь, — сказал мальчик, спокойно глядя в небо. Резкий контраст с тем, что было раньше, когда Гриндевальд почувствовал медную завитую личинку остатков своего языка. Она слабо дергалась, и он знал, что только бульканье и животные стоны вырвутся из его старых зубов.
— Мне нравится полная луна, — сказал Том, небрежно постукивая пальцами по табурету. — Легче прокрасться в какое-либо место. Небрежность ночи. Пренебрежение к воровству и грабежу.
Глаза Тома резко метнулись к нему, оценивая. Тюремная одежда, длинные стебли травы, раздавленные под его бедрами. Он уже давно не чувствовал травы.
— Когда мне было тринадцать, — начал Том, скучающе глядя на деревья. — Я уже проводил лето в одиночестве. Призыв и война… ну. Ты все об этом знаешь.
Гриндевальд оскалил зубы в безмолвном рычании, растянув губы. Том улыбнулся, забавляясь этим выражением.
— В поместье на углу Бейкер-стрит жил один человек, у него был туберкулез, но только начало. Его семья уехала, поэтому он сидел в своих резных креслах и модных нарядах, и ел, как жирная свинья, которой он и был.
Том оглянулся на него, его серебристо-голубые глаза блестели в свете полной луны.
— У него было так много еды. Ваша война отняла так много сил, но выживание есть выживание. Я подумал, что если жирная свинья хочет есть, когда она уже обречена, то она должна делиться с голодающими.
Том улыбнулся, обнажив блестящие зубы, как волк перед добычей. Он встал, плавно и быстро. Его ботинки хрустели по траве, по замерзшим на земле трупам сверчков.
— Я думал, что это не будет убийством, если он почувствует запах, — без эмоций признался Том. — Если бы почувствовал, это было бы самоубийством. Итак, бедный мальчик-сирота вошел в его дворец и подменил его бренди на древесный спирт. Очиститель для мебели. Он выпил его, как жирная свинья, а я перешагнул через его расплавленные глаза и съел его кладовую полностью.
Гриндевальд уставился на него, обводя взглядом юношеские кости. Том Риддл, греющийся в лунном свете с тонкой улыбкой, далеко выходящей за пределы апатии.
— Когда мне было пятнадцать, — сказал Том, шагнув к нему. Он согнул ноги в коленях, смиренно изогнув спину. Расстояние между ними сократилось, и Гриндевальд почувствовал на своем лице теплое дыхание мальчика. Ночной воздух по сравнению с ним был холодным.
— Меня разбудили твои сирены, — сказал Том. Он улыбнулся с дружелюбным жестоким выражением, которое не выражало ни милосердия, ни нежных воспоминаний. Гриндевальд не дернулся, но почувствовал, как ночной холод пронизывает его еще сильнее.
— Мой приют был эвакуирован, и я вернулся в Лондон, один, в разгар войны. Твои сирены разбудили меня в моей маленькой адской дыре, и мне некуда было идти. Ты знаешь, каково это… бояться за свою жизнь каждую ночь, когда слышишь этот адский вой сирены?
Гриндевальд почувствовал, как пот стекает по его затылку, смягчая уголки волос. Его лицо дернулось, ноги подогнулись, и на какое-то мгновение у него мелькнула мысль пнуть мальчишку. Снова и снова, пока под ногами не захрустели бы хрящи, и он не уложил мальчика лицом в мягкую утреннюю росу.
Том видел это, его улыбка смягчилась насмешкой, и он смело протянул руку, чтобы погладить щетину на подбородке Гриндевальда.
— Нет, я не думаю, что ты знаешь, каково это, — прошептал Том горячим, хриплым и влажным голосом. — Не волнуйся. Господь верит в справедливость и доброту, и каким жестоким чудовищем я был бы, если бы утаил такой опыт. Мы живем благодаря нашей щедрости, Гриндевальд.
Гриндевальд резко вдохнул, так внезапно, что понял: мальчик услышал. Глаза Тома Риддла расширились, улыбка стала еще шире. Его лицо было искажено тенями и лунным светом, и его прикосновение было таким нежным.
— Господь награждает тех, кто поступает по-доброму и милосердно, — со знанием сказал Том. — Я принес тебе подарок. У меня нет сирен, но Эгида согласилась помочь с твоим покаянием.
Гриндевальд попытался заговорить — влажное бульканье, которое ломало струпья и натягивало мышцы. Том улыбнулся, тяжело дыша и медленно вставая. Его высокое долговязое тело больше походило на скелет.
Вдалеке нарастал пронзительный одинокий вой, пока не достиг вибрации, похожей на сирену. Высокая громкая сирена в лунном свете вызвала хор других близлежащих воплей.
— Ты слышишь сирены, Гриндевальд? — радостно пропел Том. — Ты должен бежать! Никогда не знаешь, когда бомбы разорвут тебя на куски!
Гриндевальд поднялся. Перекатываясь и дергая туловищем без всякой грации. Он был животным, борющимся с обрубками рук и ушибленными старческими ногами. Он поспешно поднялся на ноги. Том продолжал смеяться, радуясь и забавляясь без слов. Вой не утихал, его шум разжижал адреналин в крови Гриндевальда.
Крина ни за что бы не согласилась, но звери — люди и волки — всегда жаждали его крови. Они грызли его руки, хрустели костями и смотрели на него голодными глазами. Крина не согласилась бы, но она мало что могла сказать против этих проклятых монстров.
А этот мальчик … этот мальчик был хуже всех.
— Ты знаешь, что такое страх? — кричал ему мальчик, и голос его время от времени срывался на октаву выше. Гриндевальд бежал, тонкие шлепанцы были плохим барьером между камнями и ступнями.
— Надеюсь, они разорвут тебя на части, мускул за мускулом! — закричал Том издалека. — Надеюсь, твои ошибки сгрызут тебя кость за костью!
Гриндевальд бежал, слезы и кровь текли по его болтающемуся остатку языка, а пот струился по спине. Из Нурменгарда не было выхода. Для него не было спасения, и мальчик тоже это знал.
Насилие и убийство на расстоянии. Затравленный, как чертов кролик. От него ничего не осталось — его гордость, его наследие, его власть…
Мальчик продолжал смеяться, перекрывая высокий вой волков, которые приближались с каждым рывком.
— Продолжай бежать! — засмеялся Том. — Великий Геллерт Гриндельвальд! На которого охотятся, как на чёртову крысу!
Он почувствовал, как зубы сомкнулись на лодыжке, еще один удар прошел по ее передней части. Секунда — и он упал, палки вонзились в его бедра, когда острые клыки пронзили сухожилия и мышцы. Он не мог кричать без языка, он не мог заглушить шум голодного влажного жевания.
Он чувствовал их и слышал, как они впиваются ему в лодыжки. Пожирая каждую косточку стопы, как будто это была конфета, которую можно пососать. Его ахиллы истрепались, как спелый плод, кости рассыпались, как старое дерево. Он булькал в рвоте, когда его колени со щелчком раздвинулись, разбившись вдребезги, а коленная чашечка покатилась по земле. Его бедренная кость поддалась с мощным треском, длинный язык любовно очищал рану на его теле.
Он кричал в своей голове, когда они прожевывали его желудок, пожирали легкие; он кричал в своей голове, когда у него не осталось воздуха, чтобы кричать.
Но помимо всего этого, Том Риддл продолжал смеяться.
========== Crown of Thorns* ==========
Комментарий к Crown of Thorns*
* с англ - Терновый венец
От автора:
Глава, где Том возвращается во славе и триумфе …Ой, и кажется, что хаос следует за ним повсюду.
В четверг вечером, как раз перед тем, как наступил комендантский час в спальнях Гриффиндора, картина на входе распахнулась и впустила три тени.
В такой поздний час ученики обычно уже не шатались туда сюда. В общей гостиной, как правило, было только несколько учеников, доделывающих последние задания или сонно читающих на диванах. Присутствие трех человек сразу же привлекло внимание.
Мантия профессора Дамблдора, веселого лавандового цвета с маленькими овечками по краям, привлекла внимание первой. Потом высокий силуэт второго человека и, наконец, спокойный мальчик, который казался карликом рядом с преподавателями.
— Директор Дамблдор! — воскликнул Фред, на удивление бодрый, учитывая поздний час. — Какой чудесный сюрприз! И чудесный…
— Уизли, — предупредила профессор Макгонагалл. Она выглядела измученной.
— Не беспокойтесь, — сказал профессор Дамблдор. Его поза была слегка напряженной, неудобной или, возможно, даже болезненной.
Джордж, медленно поднимаясь из своей кошачьей позы, в которой он растянулся на двух креслах и угловом столике, первым заметил Тома.
— Черт возьми, — разинул рот Джордж, спотыкаясь. — Они позволили тебе вернуться?
— Не было никакой причины оставаться вдалеке.
— В самом деле? Ты выглядел как … — Фред сделал паузу, остро ощущая любопытные взгляды, наблюдающие за ними с предметов мебели. — … ты выглядел больным.
Том выглядел удивленным, почти обрадованным такой суматохой.
— Ублюдок, — тихо проворчал Фред.
Губы Дамблдора слегка дрогнули.
— Мистер Риддл останется на факультете Гриффиндор до конца года.
— О черт, — сказал Джордж.
Еще больше любопытных глаз и лиц высунулось из комнат. Первокурсник с тяжелым стуком отложил книгу в сторону, отчего крошечный столик задребезжал. У него хватило порядочности выглядеть немного смущенным, когда на него сверкнули глазами.
— Не беспокойтесь, мистер Уизли. Все вещи Тома забрали домашние эльфы, — заверил Дамблдор. — Он останется…
— Хм, с Гарри, да? — сказал Джордж. Он прищурился на Тома, которого все еще забавляла ситуация. Его лицо было бледным, слегка изможденным, но в целом…здоровым.
— В этом и смысл, — сухо сказала профессор МакГонагалл. Она не казалась такой уж восторженной.
— Итак, э-э … — Фред помолчал, открыто глядя на Тома. — Он…теперь Грифф? Один из нас?
Легкая усмешка Тома опасно расплылась в нечто, что можно было бы истолковать как улыбку.
— Он будет посещать все ваши занятия, но у него есть и своя работа, — обьяснила Профессор МакГонагалл. — Пожалуйста, держите его подальше от неприятностей.
Том терпеливо протянул руку. Дамблдор небрежно вложил палочку Тома в протянутую руку. Брать чужую волшебную палочку было ненормально, на самом деле в большинстве случаев это считалось довольно грубым. Тома это, похоже, не беспокоило.
— А теперь мы пойдём, — весело сказал Дамблдор. — Желаю вам всем спокойной ночи. Не засиживайся допоздна, нехорошо быть сонными завтра на занятиях…
Том повернулся, медленно моргая, и негромко произнес:
— Спите спокойно, профессор.
Дамблдор остановился на полшаге, а затем ушел, как будто и не было никакой заминки.
— Итак, — прямо сказал Фред. — Ты теперь живешь здесь, с нами? В общежитии для мальчиков? Я думал, у тебя…э-э … больничное крыло?
— Немного обидно, но, — сказал Том без всякого выражения. — Похоже, большинство больниц уже устали от меня.
Джордж дернулся, тихонько поморщившись.
Том грациозно поднялся по винтовой лестнице. Фред и Джордж сопровождали его с обеих сторон. Двери в общежития мальчиков распахнулись на петлях, волшебно и бесшумно, позволяя просочиться внутрь. Обычно только те, кто там жили входили в каждую из башен, и было довольно странно, что сейчас вошло так много посетителей.
— Эй, у нас сюрприз! — крикнул Фред в комнату.
Кто-то застонал, отдергивая плотные шторы.
— Оставь нас в покое, мы ненавидим твои сюрпризы …оу, — мальчик сделал паузу, выглядя немного смущенным. — Извини, приятель, тебе что-то нужно?
Еще несколько занавесок отодвинулись, плавно возвращаясь в исходное положение. Одна кровать была плотно закрыта, вероятно, Уизли, учитывая отсутствие криков.
— Дин Томас, приятно познакомиться, — сказал первый мальчик, спрыгивая на пол и подходя ближе. Он был в носках, видимо спал в них. Том встретил его руку и вежливо пожал ее, прежде чем его глаза скользнули в сторону, чтобы осмотреть комнату.
— Том, — сказал Гарри Поттер, сидя на кровати и выглядя очень озадаченным. Он разинул рот, челюсть несколько мгновений болталась, прежде чем закрылась обратно. Он моргнул, неуверенно оглядывая комнату. Том улыбнулся, когда мальчики увидели новую кровать; комната сдвинулась, чтобы разместить ее так, что трудно было представить себе комнату без нее.
— Ты переезжаешь к нам? — мальчик разинул рот, явно нервничая при этой мысли. — То есть, конечно, ты можешь, но разве это…не против правил или…
— Не-а, директор сам все разрешил, — сказал Фред, дважды похлопав Тома по плечу. — У нас появился новый лев.
— Черт возьми, слизеринцы закатят истерику, — взволнованно сказал Дин. — Я слышал, что ты легендарен в написание эссе. И это сказала Гермиона.
— Правда? — изумился один с ирландским акцентом. — О, тогда это просто отлично. Что ты опять натворил, Поттер? Все всегда связано с тобой.
— Понятия не имею, — впервые в жизни ответил Гарри.
— Я Невилл, — Том почувствовал, как его внутренности скручиваются от противоречивых узоров на его одежде для сна. — Ты можешь … э-э…
— Не обращай внимания на Невилла, он немного напуган. Я Симус, заходи. Приятно познакомиться, поможешь нам решить проблему с розовой жабой?
— Поверь мне, — сказал Том. — С этим не будет никаких проблем.
***
— Ты разозлил Уизли, да? — поддразнил Дин, многозначительно толкнув Тома плечом, когда пятикурсник Гриффиндора направился в зал для завтрака.
— Очевидно, — сказал Том.
И Рон, и Джинни были полны взаимным отвращением к Тому. У Рона случился припадок утром, когда тот узнал, что Том Риддл переехал к ним. Том был в восторге, узнав, что занавески на кровати были заколдованы так, чтобы никто не мог заставить их открыться снаружи. Наблюдая за тем, как Уизли пытается сделать это, он почти улыбнулся.
— Итак, — сказал Дин Томас. Он обнял Тома за плечи одной рукой, держа ее свободно и небрежно. Том не отреагировал. — Ты был … э-э … особенным студентом, да? Модные частные уроки и все такое. Теперь ты наконец спустился с небес, чтобы встретить лицом к лице с нами, простолюдинами?
— Что-то в этом роде, — сказал Том, странно оживившись. Это было…странно. Странно и нелепо, что Том Риддл способен поддразнивать. Дин Томас явно не знал этого, потому что рассмеялся рядом.
— Это странно, — фыркнул Рон, мрачно надувшись. — Все это. Я думал, он заперт!
Гарри тоже так думал. Должно быть, что-то изменилось.
Большой зал был полон жизни и суеты. У гриффиндорских студентов была привычка дремать, и дремать в самом начале до того, как прибудет почта. Том, казалось, ничуть не встревожился. Гарри разинул рот при виде Тома, с легкостью включившегося в обычную утреннюю суету Гриффиндора.
— Я слышала новости, — сказала Гермиона приглушенным голосом. Время от времени она бросала короткие взгляды в сторону Тома. — Джинни сказала мне вчера вечером.
— Ублюдок ухитрился пролезть … ой!
Гарри не выразил никакого сочувствия Рону, который получил довольно сильный удар учебником от Гермионы. Она выглядела обеспокоенной.
— Гарри…скажи честно… — голос Гермионы упал до шепота. — Как он? Он кажется…другим.
— Я знаю, — признался Гарри. — Всё по-другому.
Это напомнило ему о дневнике. Высокий худой Том Риддл, эгоистичный и уверенный в себе. Гарри видел его в нем все больше и больше, словно наполняющийся плотью — то, чего ему раньше не хватало.
— Что ж, надеюсь, ему действительно помогли.
Почта прибыла в стандартном шквале из сов. Каждая громко пищала и улюлюкала, воруя кусочки еды. Один мальчик из Хаффлпаффа подбросил кусочки тоста прямо в воздух, наблюдая, как голодные птицы опускаются за ним со взмахом перьев.
— По крайней мере, он может помочь нам с нашими очками факультета…
Позади них, возле стола Равенкло, кто-то с грохотом уронил тарелку. Посуда загремела вокруг, сок чуть не выплеснулся от силы их удивления. Затем низкий рев сотен шепотов обрушился на Большой Зал. Ошеломляющее присутствие шока, страха и замешательства.
— Не может быть, — выдохнул Невилл, сжимая обеими руками «Ежедневный пророк». — Гриндевальд мертв?
— Что? — ахнула Гермиона, вытянув одну руку в воздух. К ней подлетела сова и вложила ей в руку газету. Она разорвала бечевку, стягивающую конверт, и вцепилась в бумагу, как голодная гончая. На обложке было написано то же самое
Геллерт Гриндевальд обнаружен мертвым среди животных!
Гарри очень осторожно старался не смотреть на Тома.
— Это просто смешно, — Гермиона разинула рот, ее лицо побледнело от шока и ужаса. — В…в газете написано, что его нашли разорванным на куски. Некоторые его части еще не восстановлены — его съели волки!
— Как волки попали в тюрьму? — риторически спросил Невилл.
— Как он попал в волков? — возразил Рон, сунув ему в лицо намазанную маслом булочку. — По-моему, звучит подозрительно.
Взгляд Гермионы скользнул по странице. Несколько одноклассников прервали чтение, чтобы просто посмотреть на нее. Они терпеливо ждали, зная, что Гермиона подытожит все самое важное.
Гермиона театрально фыркнула и вдавила газету в свою бедную овсянку.
— Это просто смешно! Ежедневный пророк формулирует это как … как своего рода заговор! Здешний смотритель заявил и представил доказательства, что Гриндевальд покинул замок по собственной воле! Он сбежал и знал, что его убьют, но все равно сделал это!
— В Азкабане есть смотритель? — спросила Лаванда, изо всех сил стараясь очистить апельсин своими искусственными ногтями.
— Нет, он не в Азкабане, — поправил Невилл, нервно покраснев. — Он…он был в Европе. Худшее место в мире. Нурменгард.
— Хуже чем Азкабан? — повторил Дин, присвистнув.
— Так оно и есть! — Гермиона фыркнула и, поморщившись, вытащила покрытый овсянкой пророк, просто чтобы перевернуть страницу и продолжить чтение. — Здешний надзиратель — Кри … — голос Гермионы резко оборвался.
Ученики наклонились, возбужденно глядя на нее.
— Начальник тюрьмы — Крина Димитриу, — сказал Том Риддл, намазывая маслом обе стороны тоста, как животное. — Фрау Димитриу — это ее титул. У Нурменгарда сильная защита. Гриндевальд нашел подходящий момент, чтобы сбежать, он попытался, и у него ничего не вышло.
Том Риддл откусил один-единственный острый кусочек от своего завтрака. Громко хрустя зубами, невинно моргая глазами.
— Вот и все в чем дело.
Нет, подумал Гарри. Дело не в этом.
Гарри встречался с Гриндевальдом. Он…он никогда не забудет этот опыт. Кислое, испорченное чувство в его памяти все еще заставляло его нервно дергаться. Гриндевальд никогда бы так не сбежал, не тогда, когда это было равносильно самоубийству. Гриндевальд не стал бы этого делать, но никто другой об этом не знал.
— О, мне нравится ее наряд, — сказала Лаванда, постукивая по фото. — В самом деле, почему нам нельзя иметь её в качестве преподавателя взамен?
Крина Димитриу выглядела шокирующе, точно так же на фото, как и в жизни. Она не улыбалась, не волнуйтесь. Она стояла на улице высокая и крепкая, в толстых кожаных сапогах и классической шубе. Та была расстегнута спереди, позволяя камере увидеть ее официальный профессиональный черный наряд. Гардероб человека, стоящего у власти и знающего это.
— Посмотри на собаку рядом с ней! — прошептал Симус, бросая газету Дину. Том перехватил ее, плавно развернул, чтобы взглянуть своими глазами.
Крина Димитриу не улыбалась, но и не выглядела испуганной. Взгляд острый, левая рука мягко покоится на большом мохнатом черепе Лупеску Эгиде.
— Да, — спокойно согласился Том. — Впечатляющая собака.
Гермиона вскинула глаза, вопросительно глядя на него, хотя он не обратил на это внимания. Лупеску явно не был ни собакой, ни волком, но мир был полон идиотов, которые поверили бы любому слову.
— Ну, кто бы ни была эта леди, похоже, она не нравится учителю защиты, — заметил Невилл.
Амбридж довольно злобно разводила огонь на своей тарелке. Каждый кусок газеты, который она вырывала из собственной, она с самодовольным видом швыряла прямо в пекло.
— Дико все это… — Рон кивнул на газету. — Большой злой темный лорд, съеденный волком.
— Гип-гип ура, — хихикнул Дин, поднимая бокал в шутливом тосте. — Я голосую за то, чтобы избавиться от мисс Норрис и поселить в замке большого косматого волка. Может быть, он съест и жабу!
Гриндевальд не умер бы, убегая. Нет, тут было что-то еще.
— Когда говориться, что он умер? — спросил Гарри, доставая газету. Гермиона послушно передала ее, указывая, где на странице.
— Его нашли сегодня утром, — сказала Гермиона. — Гробовщики сказали, что он умер всего несколько часов назад.
Задолго после того, как вчера вечером приехал Том. Гриндевальд умер после прибытия Тома, а это означало, что Том никак не мог находиться в том же месте.
Лупеску бродили по залам Нурменгарда в одиночку, двигаясь на охоту. Они не говорили по-английски, только выли и рычали. Гриндевальд тоже ходил по коридорам — но почему они так резко набросились на него? Что же он натворил?
— Его нашли снаружи, — сказал Гарри, снова и снова повторяя одну и ту же строчку. — Его нашли снаружи.
— Да? — спросил Рон. — Он пытался бежать?
Крина сказала, что из Нурменгарда никому не сбежать. Гарри вспомнил. Если бы он попытался бежать, то направился бы в зону портключа. А не в лес.
Гарри отложил газету имедленно посмотрел налево.
Том Риддл доел тост, слизывая блестящий жир с кончиков пальцев. Чистые, незапятнанные кончики пальцев. Один за другим он слизывал растопленное масло — портрет декаданса.
— Ну, теперь, наверное, хорошо, Гарри, — Невилл попытался утешить его. — Зная, что там больше нет… другого темного лорда.
— Да, — тупо ответил Гарри. Том проигнорировал его, выуживая стакан темно-красного клюквенного сока. Судя по тому, как он запачкал его рот, Гарри мог вообразить, что это вино. — Это действительно хорошо.
Поверх головы Тома Гарри встретился взглядом с таким же пустым лицом Альбуса Дамблдора.
Гарри не пропустил, как губы Тома изогнулись в едва заметной улыбке.
***
— Как продвигаются твои занятия окклюменцией, Гарри?
— Не самым…лучшим образом, профессор, — признался Гарри, слегка поморщившись. — Это… Это сложно.
Дамблдор задумчиво кивнул, глядя в окно. Его редко можно было застать вне его кабинета. В тот момент, когда Гарри боялся опоздать на Прорицания, Дамблдор появился возле главной часовой башни, наблюдая за вращением и движением шестеренок. Оттуда разговор кажется шел легко, словно его ноша перекинулась на циферблат часов.
— Сэр? — тихо спросил Гарри, подбирая слова. Часы протикали четыре раза, считая, пока он перебирал согласные и гласные. — Том кажется вам…странным?
— Я нахожу многие вещи странными и необычными для меня, Гарри, — сказал Дамблдор на одном выдохе. — Но, отвечая на твой вопрос… Я беспокоюсь за Тома.
— Он изменился, — сказал Гарри.
— Да, и я еще не решил, к лучшему это или к худшему.
Гарри зашаркал ботинками по камню. Дамблдор смотрел, как вращаются и вертятся большие часы. Они тикали, глубокие вибрации его секундной стрелки скользили по старому кованому железу. Тик. Тик. Тик.
— Сэр… — Гарри замолчал. Тик. Тик. — С….Гриндевальд…
— А, — сказал Дамблдор. Он сплел пальцы вместе, положив их перед животом. — Я все гадал, когда же ты спросишь. Да, Гарри. Я не верю, что Геллерт умер естественной смертью. Этот человек был…упрям. Возможно, по ошибке.
Шестерни и металл соскользнули вместе. Органическая смесь стали и железа, сформированная и согнутая инструментами в идеальную композицию и ориентацию. Минутная стрелка скользила, регулируя мельчайшие зазубрины, пока та устраивалась в своем новом доме. Секундная стрелка заиграла снова.
— Геллерт Гриндевальд был моим другом, Гарри, — признался Дамблдор. — Я не буду лгать и говорить, что он был хорошим человеком, но он был моим другом.
Гарри кивнул, глядя на свои ботинки. Он чувствовал себя так, словно вторгся в нечто особенное и личное.
— Сэр вы…вы думаете, Том…
— Ох, Гарри, — вздохнул Дамблдор. — Во все времена… каждая возможность всего, чем мы когда-либо могли бы быть, мы оказываемся в глубокой воде невозможных спекуляций. Мы можем удивляться, сожалеть и сходить с ума от нашего горя. Наши вопросы о том, что мы должны были сделать, могли бы сделать иначе. В такие моменты мне нравится размышлять не о себе, а о других. Я верю, что Геллерт был введен в заблуждение. Его страдания и битвы сделали его потерянным и усталым, но он был моим другом. Даже обезумевший от власти и наполненный невыразимой ненавистью…он был членом семьи, Гарри.
Тик. Тик. Тик.
— Я не знаю, что делать с Томом, профессор.
Дамблдор не отворачивался от часов. Он наблюдал за ними в тихом бдении, считая секунды и минуты, воспоминания и возможности.
— Вот, Гарри, откуда ты знаешь, что тебе все еще не все равно.
***
После того как солнце село и камины в общей гостиной загорелись золотым пламенем, Гарри резко дернулся от пронзительного ожога далекой ярости.
— Ай! — воскликнул он, роняя перо и прижимая ладонь к лицу. Чернила размазались по дуге его правой брови, запеклись в волосах.
— Ты в порядке? — спросила Джинни тихим и обеспокоенным голосом. Позади них, на другом конце комнаты, что-то упало на землю с приглушенным звуком.
Гарри повернулся, вытягивая шею, чтобы заглянуть через спинку стула. Его лицо словно горело, свинцовая тяжесть давила за глазами. Чужой гнев штопором пронизывал его, копая все глубже и злее.
Том Риддл стоял неподвижно, застыв на полпути. Его правая рука вцепилась в книжную полку, костяшки пальцев побелели от силы. Его левая рука бесполезно трепетала, пальцы судорожно подергивались, когда он невидящим взглядом смотрел вперед.
— Ух ты, — пробормотал Фред, протягивая руку, чтобы помочь Гарри удержаться на ногах, когда очередная волна пронзила его череп. Почти синхронно Том издал низкий шипящий вздох и крепче вцепился в книжную полку.
— Это…ты знаешь, — тихо спросила Джинни. — Как… в тот раз?
Гарри захотелось закричать, потому что еще это могло быть? Не то чтобы он просто врезался ногой в стену.
— Вот, держи его, — сказал Джордж, таща за собой долговязого негнущегося мальчишку. Джинни мгновенно скривила рот в оскале, сердито шмыгая носом. Том не обращал на нее внимания, глаза его остекленели от явной боли.
— В прошлый раз у них была связь или что-то в этом роде, — извиняющимся тоном объяснил Фред, поддерживая Гарри одной рукой. — Хочешь, мы позовем профессора?
Том в спешке выдохнул, медленно выходя из своей застывшей позы. Эмоции и боль улетучились не через секунду, оставив Гарри необъяснимо истощенным.
— Ублюдок, — выплюнул Том, дрожа то ли от гнева, то ли от боли. — Подавись.
— Действительно разозлил его, — выдохнул Гарри, потирая обеими ладонями глаза. — Он в ярости.
Из-за Гриндевальда, что он умер. Он не хотел, чтобы Гриндевальд умер, и от этого у Гарри скрутило живот.
— Дыши, — посоветовал Фред, наблюдая, как Том продолжает дергаться.
Странно было видеть Тома в башне. Еще более странно было теперь знать, что он тоже чувствовал эмоции Волдеморта. Очевидно, они причиняли ему не меньшую боль, что взбодрило Гарри на мстительном уровне.
Он яростно вспомнил о положении Тома на следующее утро, когда Слизерин решил отомстить за что-то и выпустил две дюжины заколдованных змей из искусного пирога с патокой. Невилл свалял дурака, случайно выпустив маленьких рептилий в общую гостиную.
— Гарри! — закричала Гермиона, стоя на столе. Она старалась не наступить на стопку учебников, которые сейчас были в опасной близости от того, чтобы упасть. — Гарри!
Невилл отчаянно извинялся, каким-то образом повиснув на подвешенной к потолку лампе.
Гарри помчался вниз по лестнице, Том следовал за ним. Три первокурсника вопили о кровавых убийствах, в то время как семикурсник небрежно наколдовал защитные и заглушающие чары, чтобы продолжать писать просроченное эссе.
Змеи лихорадочно метались по комнате, танцуя по ковру и извиваясь ближе к стенам. Одна из них влетела прямо в камин, сгорев от соприкосновения.
Том наблюдал за этим зрелищем, закатывая глаза при виде хаотического беспорядка, царившего в комнате. Где-то громко булькнула жаба Тревор.
— Они наколдованы, — решительно сказал Том, глядя на Гарри с чем-то близким к раздражению. — Они не разумны.
Они не разговаривали, не так, как Василиск или змея, которую вызвал Малфой во время дуэльного клуба.
— Акцио змея! — попытался Гарри, быстро пригнувшись, когда двадцать три змеи взлетели с пола прямо к его голове. Он спрыгнул на пол, надеясь, что его быстрая реакция спасет его от летающих рептилий. Она и раньше помогала ему в подобной ситуации.
— Это просто жалко, — вздохнул Том. — Инсендио.
Заклинание поймало извивающуюся массу змей, и все они исчезли в одно мгновение. Оно было недостаточно сильным, чтобы причинить материальный ущерб, и вместо этого все змеи просто исчезли.
Том окинул взглядом комнату, с отвращением покачал головой и направился вверх по лестнице.
Гермиона смотрела на него широко раскрытыми глазами со своего насеста на столе. Никто не сделал движения, чтобы снова спуститься.
— Я просто… — Гарри помедлил, прежде чем броситься за Томом.
Мальчишку было трудно не заметить. Остальная часть его соседей исчезла, оставив Тома и Гарри в притворном уединении. Том сбросил рубашку и быстро оделся. Гарри успел заметить лишь проблеск кожи, прежде чем Том снова оделся.
— Спасибо, — выпалил Гарри. У Тома был такой вид, словно он готов был биться головой о стену. — Откуда ты так много знаешь о змеях?
Лицо Тома стало удивительно плоским. Небольшая морщинка пролегла между его бровями, руки замерли на одеяле кровати. Было ясно, что он сомневается.
Гарри уже начал признавать свое поражение, когда Том заговорил. С небольшими паузами, как будто он тоже не понимал, зачем говорит.
— У меня…была змея.
— Нагайна? — догадался Гарри, уже зная некоторую правду.
— Да, — спокойно подтвердил Том. — Нагайна. Она была моим фамилиаром.
— Что с ней случилось? — спросил Гарри, садясь на кровать. Том не последовал его примеру, вместо этого он провел пальцами по складкам на одеяле. Гарри отстраненно подумал, куда делось одеяло, которое Гермиона связала для него.
— Я оставил ее в Хогвартсе на лето. Наложил Заклинание, чтобы она спала. Вернувшись, я бы разбудил ее. Полагаю, она…
Он не закончил фразу, Гарри чувствовал себя настолько виноватым, что не стал спрашивать.
— В первый раз, когда я услышал, что кто-то еще использует парселтанг, я был в Тайной комнате, — признался Гарри. — Это… звучало странно. Но я мог понять. Я часто слушал, как в саду моей тети шипят садовые змеи.
Том слегка улыбнулся, чуть приподняв уголки рта.
— Ты сказал, что убил василиска. Мечом.
— Тем, что в кабинете Дамблдора.
— Не мог бы ты отвести меня в Комнату? Я хочу увидеть василиска.
-Что? — выпалил Гарри, чувствуя себя очень неуверенно. — Я … я не думаю, что …
— Я просто хочу отдать дань уважения, — успокоил его Том, разьясняя свою просьбу. — Кремировать ее должным образом.
— О, — сказал Гарри, чувствуя себя ошеломленным странной просьбой. — Тогда я…хорошо.
Они спустились после обеда, в свободный час. Гарри не мог найти ни Рона, ни Гермиону и чувствовал себя слишком виноватым, чтобы признаться Джинни, куда они направляются. Том кипел от тихой ярости, когда Гарри направил его в туалет. Миртл подозрительно отсутствовала, трубы сдвинулись и опустились, открывая им вход.
Гарри подумал, что в полумраке комнаты Том должен был выглядеть устрашающе. Он думал, что воспоминания хлынут на него, угрожая утащить, словно морской прилив. У него не было причин бояться, потому что лицо Тома омрачилось совсем не так. Слишком худой, слишком острый. Слишком бледный, наблюдательный и тихий. Тело василиска покоилось в гнилой смеси разложившейся плоти. Бактерии пожирали ее заживо, так как ни одна муха не могла пройти через защиту.
— Ты хочешь, чтобы я что-то сказал? — спросил Гарри, чувствуя себя очень неловко. Статуя Салазара Слизерина выглядела странно, части от неё были отколоты. Большие куски разбитого камня и клочки змеиной кожи, разбросанные по всем туннелям.
— Нет, — тихо произнес Том ровным и мягким голосом, глядя на ее труп.
— Э — э … будь осторожен! Ее зубы все еще опасны, — предупредил его Гарри.
Том выглядел миниатюрным рядом с ее большим телом. Здесь произошло что-то печальное.
— Я хочу сжечь ее, — тихо повторил Том.
Он крепче сжал свою волшебную палочку. Гарри последовал за ним ко входу в зал, где статуи со змеиными лицами несли свою вахту. Сразу за ними закрывались врата парселтанга.
— Я собираюсь сжечь эту комнату, — сказал Том, слишком довольный тем, что имел в виду. — Это будет крематорий. Мы уйдем и больше не вернемся.
Гарри не мог спорить, потому что Том уже сделал два шага вперед. Комната всегда казалась неправильной — больной чумой, которая давила слишком сильно на разум. Том начал очень осторожно двигать палочкой, совершая витиеватые систематические движения. Попрактиковавшись дважды, он начал произносить заклинание, которого Гарри никогда раньше не слышал.
Комната давила все сильнее, он почти задыхался, находясь в ней. Это ощущалось как дым, обволакивающий легкие и пробивающийся в горло.
Том закончил произносить заклинание, и из его палочки вырвался шлейф огня, такой яркий и горячий, что Гарри испугался, как бы они оба не сгорели заживо.
Гарри слышал, что чешуя и кости василиска невосприимчивы к магии, но это явно была ложь. Туша горела изумрудными вспышками, ее яд отразил свет, прежде чем залиться оттенками фуксии и лайма. Том стоял, бесстрастно наблюдая, как его палочка выплюнула больше огня, чем венгерская хвосторога, ярче и горячее, чем сверхновая. Тяжесть комнаты никуда не делась. Она давила сильнее, вызывая головокружение, пока Гарри не почувствовал себя словно опьяненным.
Том закончил заклинание, и огонь вспыхнул ярко и неистово. Перед глазами у Гарри все поплыло; на секунду он представил себе большой разъяренный череп дракона, сделанный из пламени.
— Пошли, — сказал Том, резко схватив Гарри за руку. Том пошатнулся, пьяно покачиваясь рядом от жара и дыма. Огонь потрескивал на костях и яде так громко, что это звучало почти как рев.
***
Том проснулся от того, что что-то ударило его по лицу. Он вздрогнул, откинулся назад и сунул руку под подушку. Ему потребовалось смущающе много времени, чтобы найти свою палочку, дезориентированно возясь с её ручкой.
Комната казалась необычной, странная атмосфера окутывала не в это утро. Гарри сидел в другом конце комнаты, спиной к изголовью. Он выглядел бледным и больным.
— Черт возьми, это жутко, — сказал Дин Томас, прищурившись. — Ты с нами тут?
Эмоции промелькнули в нем. Слишком быстро, чтобы их можно было отнести к категории нормальных. Чистый восторг, ошеломляющее чувство радости, которое почти заставило его скорчиться под их открытостью. Низкий кипящий гнев, бездонное одиночество с монохромными берегами безнадежности.
Нет, это были его эмоции. Он знал эти воды и знал, как вернуть их в свои берега. Смех, острое чувство радости были чужими.
— Я в порядке, — сказал Том, медленно садясь. Его голова и зрение кружились, глаза помутнели, когда они немного расфокусировались. — Просто…
— Я знаю, — прохрипел Гарри через всю комнату. — Так и есть…он действительно счастлив.
— Сам-Знаешь-Кто? — спросил Рон, стоя в оборонительной позе над своим другом.
— Случилось что-то хорошее, — пробормотал Гарри. Его трясло так сильно, что Том видел это с другого конца комнаты. Счастье задержалось на периферии его сознания, такое мощное и сильное, что даже когда оно стало угасать, он почувствовал искушение улыбнуться.
Гарри сделал несколько судорожных вдохов, заставляя свое тело успокоиться. Дин нервно посмотрел на Гарри, одной рукой пронзительно сжимая плечо Тома.
— То, на что он так надеялся… — пробормотал Гарри, слегка покачиваясь и морщась.
— Как Том тоже это почувствовал? — спросил Невилл, теребя одеяло. Казалось, они разбудили всю комнату. — Он…он тоже смеялся.
Все взгляды устремились на Тома, наблюдая за ним. Эмоции закружились, прилив поднялся и словно жестоко омыл его кожу. Где-то вдалеке он почувствовал покалывание обезумевшей женщины-зверя, плевавшейся сквозь прутья.
— Это семейное, — объяснил Том сквозь пульсирующую головную боль. — Ясновидение.
Брови Симуса поползли вверх, когда он тихо присвистнул. Рон нахмурился, а Невилл торопливо выдохнул.
— Яснов..Что блин? — сердито спросил Рон.
— Ты же знаешь, — тихо сказал Невилл, слегка покраснев. — Как…провидцы? Они…э-э … эмпаты?
Сквозь темные волосы Гарри Тому удалось разглядеть очень невпечатленное выражение лица.
— Ты можешь чувствовать эмоции людей? — спросил Дин, глядя на него почти с благоговением. Романтизация. Он выбрал подходящую историю из коллекции книг Крины.
— Нет, — невозмутимо ответил Том, лениво потягиваясь, в то время как Гарри все еще покачивался на кровати. — Это эмпатия ясного знания. Интуиция.
— О чем я сейчас думаю? — выпалил Симус слишком легкомысленно от осознания.
— Это так не работает! Это…интуитивное…чувство? — защищал Невилл неуклюже. — У бабушки было подобное со слухом…мне ничего не сходило с рук…
— Ты ведь не купишься на эту чушь? — взвизгнул Рон, разочарованный тем, как легко его соседи по комнате приняли предполагаемую наследственную черту Тома. — Я имею в виду, читать чувства? Серьезно?
Одной рукой под одеялом, держа палочку, не было необходимости произносить заклинание. Либо держа в руках палочку, либо говоря вслух — Том мог колдовать в любом случае.
Он украдкой посмотрел, скользя вверх от веснушек, встречаясь взглядом с Рональдом Уизли, и переместил свою скрытую палочку.
… Слишком беспокоился о своем друге. Гадая, когда Гарри нападет на него во сне, выплевывая слова и заклинания. Сам-Знаешь-Кто вернулся из могилы. Он боялся Гарри, но так же неистово любил его. Он гадал, когда же он заговорит со своим другом и будет вынужден уклониться от проклятия или.
Рон Уизли отвел глаза, глядя на Гарри сверху вниз и крепко сжимая.
— Это не чушь, — категорично сказал Том. Его прогресс в заклинании понравился ему, скоро он сможет наложить его без движения палочки или только шепотом. — Например, сейчас у меня четкое предчувствие, что ты боишься, что Гарри тебя проклянет.
В комнате воцарилась тишина. Невилл неловко откашлялся.
— Не обращай на меня внимания, — пробормотал Том. Он схватил одежду, готовясь к новому дню. — В конце концов, я просто несу чушь.
У Всех хватило порядочности спокойно подготовиться к предстоящему дню. Странно, что Волдеморт был счастлив. Он не верил, что это существо способно на такое, но что-то явно еще осталось. Он сомневался, что Волдеморт часто испытывал такую радость, это объясняло бы, почему он все еще находил подобные эмоции возможными.
Когда Гермиона получила свою почту, она развернула обложку и вскрикнула так громко, что все обернулись.
— Что? — спросил Гарри, все еще выглядя обиженным.
Том молчал, оценивая состояние своих варенных яиц. Волдеморт и раньше посылал эмоции заранее, как с Гриндевальдом. Испытывать эмоции ранее, чем прилетала почта означало, что человек знал или, возможно, имел способ получить эту почту раньше.
В любом случае, пророк обратился к Волдеморту по причинам, о которых Том не знал.
Гермиона расстелила газету на столе перед собой, отодвигая тарелки и чашки, чтобы освободить место. Стол превратился в мираж движения, черные и белые чернила плясали на фотографиях. Девять волшебников и одна ведьма. Некоторые люди на фотографиях молча насмехались, другие постукивали пальцами по рамке своих фотографий.
— Антонин Долохов, — дрожащим голосом прочитала Гермиона. — Осужден за жестокое убийство Гидеона и Фабиана Прюэттов. Августус Руквуд, осужденный за утечку секретов Министерства Магии Тому-Кого-Нельзя-Называть…
Он знал эти имена.
Том встал, присоединившись к небольшой группе людей, разглядывающих разворот газеты. Аристократические лица, тонкие шрамы на скулах. Одна женщина с тяжелыми веками была похожа всем, кроме пола, на Ориона Блэка.
— Беллатрисса Лестрейндж, — почти шепотом прочитал Том.
— Ты ее знаешь? — спросил Гарри таким же тихим голосом.
Том уставился на нее, прослеживая линию ее носа. Форма ее бровей и уникальный надменный изгиб губ.
— Она похожа на кого-то, кого я знал.
Гермиона разорвала газету и начала читать отчет внутри. Скорее всего, в конце она даст краткое резюме. Гарри оглядел Большой зал, морщась от безразличия других студентов. На днях они больше отреагировали на Гриндевальда.
Учительский стол, к сдерживаемой радости Тома, вещал совсем другую историю. Дамблдор и МакГонагалл были глубоко погружены в разговор, оба выглядели чрезвычайно серьезными. Профессор гербологии прислонила открытую газету к своему стакану. Профессор Амбридж поглощала миску с кашей, она не обращала внимания на студентов. Время от времени она бросала свирепые взгляды на директора.
Десять Пожирателей Смерти завораживали Тома. Он не знал, куда делось так много его бывших одноклассников. Незнакомые имена говорили ему, что они продолжили свое наследие. Малфой, Блэк, Лестрейндж, Долохов. Все эти имена он знал, все эти лица были ему не знакомы.
По замку поползли слухи, что в Хогсмиде были замечены заключённые, которые собирались ворваться в Хогвартс, как это сделал Сириус Блэк.
И разве это не вызвало новых вопросов?
Амбридж ответила угрозой, издав новый Указ, который Тома разочаровал.
Настоящим учителям запрещается предоставлять учащимся любую информацию, которая не имеет прямого отношения к предметам, за преподавание которых им платят.
Побег из Азкабана до некоторой степени унизил женщину, хотя и разжег в ней огонь неистового желания подчинить себе студентов. Том, невольный свидетель ее жестокой оценки, наблюдал. Она, казалось, была полна решимости кого-то уволить, — это была гонка, чтобы увидеть, уйдет ли первым знакомый учитель по Уходу за Магическими Существами или учитель Прорицания.
Учеба Тома не упала. Крина стала более строгой, более требовательной к нему. Задания строились друг на друге, складываясь в ошеломляющие группы заданий и занятий, которые занимали все его академическое время. Учителя приспособились к его необычным обстоятельствам, редко обращаясь к нему в классе.
Амбридж, конечно, была совсем другой историей.
Ей еще не удалось снять с должности ни одного преподавателя, что делало ее гораздо более легкой мишенью для своих же усилий.
Том Риддл был для Гриффиндора чем-то вроде секретного оружия. С тех пор как он присоединился к факультету, количество очков, которые тот получил, почти удвоилось. Слизерин кипел от внезапного пропуска баллов, но Том, казалось, был почти раздражен постоянными вопросами. На всех уроках Том знал ответ. Даже на сложные, почти невозможные вопросы он мог ответить после минутного раздумья. Самому Снейпу не удавалось одержать победу над знаниями Тома больше, чем несколько раз.
Том Риддл был вторым пришествием Гермионы, которого все уважали и ненавидели. Никто не ненавидел Тома Риддла больше, чем Амбридж.
В классе она была напряженной и злобной. Том перевернул страницу своей книги — не учебника, — и ее сдержанность сломалась.
— Мистер Риддл! — сказала она, стоя во весь рост в своем приземистом великолепии. — Где ваш учебник?
Том помолчал. Он медленно положил книгу на стол, подняв голову с грацией и заботой обеспокоенного кота. Дин Томас мысленно поблагодарил тот день, когда Том Риддл вошел в их жизнь.
— Я читаю, профессор, — сказал Том.
— Это не подходящий материал для чтения, — радостно сказала она. — На самом деле, я вообще не помню, чтобы видел вас в этом классе до этой недели.
Том по-совиному моргнул. Он слегка прищурился, потом очень спокойно закрыл книгу. Гермиона тихонько ахнула, потянув Рона за рукав, чтобы вывести его из почти спящего состояния.
— Это потому, профессор, что меня недавно включили в расписание занятий Гриффиндора.
Профессор Амбридж хмыкнула, подтягивая ноги, чтобы, предположительно, возвышаться над его столом.
— Как необычно. Вы должны знать, мистер Риддл, что пропуск двух моих занятий приводит к автоматическому отстранению. Продолжительное отсутствие приводит к исключению.
— Она может это сделать? — прошипел кто-то впереди. Амбридж даже не обернулась.
— Я иностранный студент. — решительно сказал Том. — Программа занятий применима только к тем, кто действительно записан на эти занятия.
— Вы вписаны в мое расписание занятий, а значит, записаны в мой класс!
Том чуть не разинул рот.
— Я…мадам. Я иностранный студент. В соответствии с приказом Международного комитета по образованию и инвалидности мне было разрешено уехать по медицинским показаниям.
— Ах, но ведь это же Хогвартс! — просияла Профессор Амбридж — Международные законы тут не действуют!
— Нет, действуют! — прошипела Гермиона. Эти двое не обратили на нее внимания.
— …Тогда у меня есть разрешение от директора. — сказал Том.
— Отклонено! — пропела Амбридж ликуя. — Разрешения директора отменяются в соответствии с приказом Министерства магии!
Губы Тома слегка дрогнули.
— Как удобно.
— Вы, мистер Риддл, исключаетесь по решению Министерства магии!
Том не отреагировал. По правде говоря, Гарри никогда раньше не видел Тома таким безэмоциональным. Что-то в его глазах или лице беспокоило его. Его личность менялась, скрываясь за маской анонимности.
— Мадам, — сказал Том. — По данным британского Министерства магии, дискриминация из-за медицинских ограничений не допускается. Согласно второму подзаконному акту, случаи институционализации не являются достаточными для прекращения деятельности образовательных, профессиональных и социальных учреждений.
Рука Амбридж сжалась в маленький пухлый кулачок.
-… Институционализация?
— Если вы хотите выгнать меня, то вам лучше это сделать, — довольно любезно сказал Том. — Мне бы очень не хотелось, чтобы ваша лицензия была отозвана из-за нарушения закона Министерства.
Пухлая челюсть Амбридж задрожала.
— Институционализм — это не медицинская практика!
Том спокойно вздохнул, пауза в словах растянулась ровно настолько, чтобы Гарри успел подумать «о нет».
— Зависимость от психоактивных веществ, мадам, — сказал Том почти весело. — Конечно, если вы хотите выгнать меня, то вперед. Я полагаю, что Международный совет по образованию будет участвовать в судебном разбирательстве.
Амбридж покраснела, потом еще больше потемнела от ярости. Гермиона задрожала от едва сдерживаемого трепета.
— Он сказал ей! — прошептала Гермиона, глядя на Тома так, словно он поместил звезды на небо. — Гарри! Гарри, он неприкасаемый!
— Да, но теперь все думают, что он наркоман, — сказал Рон, ничуть не расстроенный этим открытием. — Посмотри на Лаванду, она в ужасе.
Не только Лаванда. Большинство учеников с беспокойством смотрели на Тома, отодвигаясь от него. Коннотация Зависимого от веществ имели ту же коннотацию, что и Темный Волшебник.
Том Риддл обеспечил себе место в школе, но только благодаря циркуляции слухов. Если Гарри и думал, что его четвертый год был тяжелым, то это было ничто по сравнению с убеждённым наркоманом.
Даже Дин на какое-то время отодвинулся от Тома, только сумев притворно развеселиться, когда Тому удалось заклинание уровня СОВ.
Просьбы о новых встречах их клуба защиты потоком проносились по замку, либо на клочках пергамента, либо по средством острых взглядах. Недавний побег из Азкабана… Подтвержденный ранее зависимый от зелий… Новое притеснение от Амбридж. Все испытывали стресс и страх, и если они не могли положиться на него… кому еще они могли доверять?
========== И прости нам долги наши* ==========
Комментарий к И прости нам долги наши*
*Новый завет от Матвея 6:12
От автора:
Глава, где Том отвергает все достижения - как разума, так и тела.
История очень и очень скоро очень резко отклонится от Канона.
Вам это не понравится~
Рита Скитер чувствовала себя сильно сбитой с толку.
Всего несколько дней назад с ней связалась… К ее большому удивлению, Гермиона Грейнджер. Девушка явно намекала, что предлагает эксклюзивное, единственное в жизни интервью с неуловимым Гарри Поттером.
Гермиона, однако, не была женщиной, с которой не следовало считаться.
— Гарри! — Гермиона помахала рукой, привлекая внимание сквозь толпу, чтобы позвать мальчика, о котором шла речь, в особый альков паба.
Гарри пробирался к ней сквозь толпу, изо всех сил стараясь избегать грубых толчков. Он почти добрался до нее, прежде чем понял, что рядом с Ритой и Гермионой сидят два самых неожиданных гостя.
Гарри сделал паузу, дважды проверив, не стал ли он жертвой чар, сбивающих с толку.
Луна Лавгуд вежливо помахала ему, обеими руками сжимая стеклянную кружку с чем-то зеленым. Том Риддл выглядел одновременно раздраженным и невероятно встревоженным.
— Ты рано! — просияла Гермиона. Она подвинулась на сиденье, слегка прижимаясь к Луне, которая небрежно вскарабкалась на правую ногу Тома, чтобы приспособиться к движению Гермионы. Том резко вдохнул, невидящим взглядом уставился в стену напротив, не обращая внимания на блондинку, сидящую у него на бедре. — Я ждала тебя только через полчаса!
— Итак, что происходит? — медленно спросил Гарри, чувствуя себя очень подавленным. Том выглядел так, словно хотел оказаться где угодно, только не в ловушке между Луной Лавгуд и Ритой Скитер. По крайней мере, женщина не знала, кто он такой, иначе она была бы смертельно опасна со своей ручкой.
— Маленькая мисс Совершенство как раз собиралась рассказать мне, когда ты пришел, — сказала Рита. Она громко отхлебнула из своего бокала. — Полагаю, мне можно говорить, не так ли?
— Полагаю, что да, — холодно ответила Гермиона. Луна сделала большой глоток, не обращая внимания на зеленую пену, окрасившую ее верхнюю губу. Том не притронулся к своему напитку, он выглядел огорченным всей этой ситуацией.
Рита нахмурилась, выглядя очень раздраженной. Она сделала еще один глоток, допив почти до дна.
— Вы еще не упомянули ни о какой сделке, мисс Чопорность, вы только велели мне явиться. В один прекрасный день…
— Да, да, когда-нибудь вы напишете ужасные истории …
— Если бы мы могли перейти сразу к делу, — решительно сказал Том. Луна обернулась и посмотрела на него через плечо, чуть не ударив его по щеке своими светлыми волосами. Он проигнорировал ее и продолжил: — Мы все были бы очень признательны.
Рита фыркнула.
— А это кто? Ваш сторожевой пес?
— Гав, — невозмутимо ответил Том.
Рита замолчала и посмотрела на Тома с явным удивлением. Ее брови приподнялись, губы изогнулись в кривой улыбке. Том тупо уставился на нее. Между ними возникло какое-то взаимное родство — затем Рита осушила свой бокал, подняла палочку и свистнула.
Из бара вылетели два новых бокала. Глаза Тома слегка прояснились, оценивая ее, прежде чем он издал тихий звук, который мог быть насмешкой. Он молча принял бокал, сделав глоток, в то время как Рита сделала то же самое.
— О, — мечтательно произнесла Луна. — Ты несовершеннолетний, но я не скажу.
— Если ты попытаешь забрать это у меня, — сказал Том спокойным голосом. — Кто-то будет тяжело ранен.
— Хах, а он мне нравится, — фыркнула Рита, делая глоток из своего бокала. От них обоих пахло так сильно и отвратительно, что Гермиона разинула рот от изумления.
— Я … ты … — она запнулась. — Том Риддл! Ты несовершеннолетний!
Том устало закатил глаза, затем демонстративно сделал большой глоток того алкогольного напитка, который предложила Рита.
— Условия. Обсудим.
Луна спрятала смех в своем зеленом чудовищном стакане.
Гермиона покраснела, но чопорно начала переговоры.
— Я хочу, чтобы вы рассказали всю правду и все факты от самого Гарри. Именно так, как он говорит. Он расскажет вам все подробности, назовет имена неизвестных Пожирателей Смерти, которых видел, расскажет все, что вы хотите знать о Волдеморте… — Гермиона помолчала, прежде чем бросить равнодушный взгляд на разинувшую рот Риту. — Пророк не стал бы это печатать. Вот почему я взяла с собой друга. Это Луна Лавгуд, ее отец-редактор газеты «Придира».
Рита расхохоталась так громко, что ей пришлось одной рукой прикрыть рот и приглушить смех.
— Вы думаете, что… что люди будут слушать Придиру?
Луна довольно напевала, допивая свой странный зеленый напиток. Она подтолкнула его к центру, регулируя и заставляя Тома вздрогнуть на спинке сиденья.
— О, прости, — извинилась Луна. — Я немного тяжеловата.
Гарри заметил, что нижняя губа Тома побелела от того, как сильно он сжал губы. Конечно, это было так странно.
«Извини, приятель», — подумал Гарри, делая глоток сливочного пива.
— В версии «Ежедневного пророка» о побеге из Азкабана было несколько зияющих дыр. Я думаю, что многие люди будут задаваться вопросом, нет ли лучшего объяснения тому, что произошло, и если есть альтернативная история, даже если она опубликована в…необычном журнале, я думаю, что они захотят ее прочитать.
Рита слегка склонила голову набок.
— Отлично, теперь я понимаю, почему вы трое здесь. Но ты…
Рита повернулась, многозначительно глядя на Тома. Мальчик, о котором шла речь, перевел взгляд и уставился на Риту с эмоциями мертвеца.
— Ты заинтересован, да? — задумалась Рита с лисьей ухмылкой. — Почему мальчик-герой привел с собой… очаровательного молодого человека…
Том приподнял одну бровь и сделал вид, что не впечатлен.
— Рита Скитер. Вы очень отчаянная женщина, не так ли?
Улыбка Риты сменилась резким хмурым взглядом.
— Ты грубиян, не так ли? Том Риддл, да? Странно, я не слышала о тебе раньше…
— Вы и не должны были, — сказал Том. — Я — международный студент под руководством Крины Димитриу, куратора по вопросам образования. Я не часто посещаю Хогвартс.
Рита слегка озадаченно откинулась назад.
— Димитриу, да? Я знаю это имя…
— О, она очень интересная леди, — любезно сказала Луна. — Она смотрительница Нурменгарда. Я люблю ее плащи, только жаль, где она берет мех на них…
— Нурменгард, — застыв, сказала Рита. — Нурменгард. Как в…
— Да, — сказал Том, допивая стакан. Он выглядел очень усталым. — Я был бы признателен за начало обсуждение условий, у меня есть более важные дела.
— Например, какие? — фыркнула Рита.
Она вздрогнула всем телом, потом судорожно кивнула и выудила перо. Гермиона выглядела немного довольной собой.
— Сколько мне за это заплатят?
— Это по доброте душевной, решительно сказал Том. — Иначе у нас будет… ситуация, похоже.
Руки Риты слегка напряглись, прежде чем она вздохнула и кивнула. Том бросил один скучающий взгляд на прыткопишущее Перо, и оно было быстро убрано в пользу другого пера. Интересно, что может сделать угроза тюремного заключения.
— Можете начинать спрашивать, Рита, — безмятежно сказала Гермиона, выуживая вишенку из бокала. Рита слегка поджала губы.
— Начнем с самого простого, — сказала Рита. — Опиши мне его.
Гарри слегка дернулся, склонив голову с гримасой на лице.
— Он…отвратителен.
— Если это все, что у тебя есть для меня, — решительно сказала Рита. — Мне нужно выпить еще.
— Поддерживаю, — сказал Том. Луна повернулась, чтобы легонько шлепнуть его. Том вздрогнул всем телом. — Лавгуд. Не двигайся, или я тебя оглушу, — сказал он очень спокойным голосом.
— Это не очень мило, — сказала Луна, не подавая виду, что его угроза подействовала на нее.
— Он весь как…змея, — вяло объяснил Гарри. — Все как у змеи. У него нет носа…
— Без носа, — повторила Рита ровным голосом. — Вы ждете, что я в это поверю.
— У него красные глаза, — продолжал он, не обращая внимания на презрение Риты. — Он…он говорил таким…пронзительным голосом, как птица. Или мандрагора. Бумажно-белая кожа…
— Так, это все конечно весело, — устало сказала репортерша. — Но звучит положительно как бред после огневиски, а не как то, что я хотела рассказ…
— Какая жалость, — пробормотал Том. — Поттер, посмотри на меня. Я сделаю это за тебя.
— О, значит, он сделает это …
— Рита, заткнитесь, — прорычал Гарри. Он…на самом деле не думал использовать эту странную связь между ними. Том выглядел немного смущенно, но, возможно, это было потому, что Луна буквально сидела на нем. Том уставился на Гарри усталыми глазами — когда это у него появились мешки?
Том слегка дернулся, и Гарри почувствовал, как все встряхнулось, словно от одного из дробовиков Дадли, прямо у него между глаз.
— Ай! — прошипел Гарри, хлопнув себя ладонью по лбу, а Том продолжал смотреть словно сквозь него.
— Он высокий, примерно, 184 сантиметра… — задумчиво произнес Том с остекленевшими глазами. Гарри чувствовал, что его головная боль жжет совсем не так, как каждый раз, когда Волдеморт пытался приникнуть в его череп. Том чувствовался как кочерга, давящяя и колющая, но не обязательно мучительная. — Истощенный, побочный продукт ритуала, использованного для его воскрешения. Я бы предположил руны, они работают так же хорошо, как и магия темной крови — да, вы можете предположить, что он убивал детей.
— Я люблю тебя, — благоговейно сказала Рита. — Как ты это делаешь?
— Ясновидение.
— О, мне нравится твой тип, — просияла Рита, торопливо записывая. — У вас у всех самая лучшая информация… Продолжайте, все выйдет просто отличным.
***
Гарри не находил приятным вспоминать опыт с Волдемортом. Рита выпытывала все, что он мог вспомнить, — которое каким-то образом отфильтровывалась Томом в голове Гарри, когда он критически просматривал пробелы в его знаниях, и детализировал их гораздо более…красноречиво.
Гарри понимал, почему у Тома были лучшие оценки на всех занятиях. Его объяснения соперничали с разъяснениями авторов, гораздо лучших, чем Гилдерой Локхарт. Том сидел спокойно, с остекленевшими глазами, и объяснял Гарри все, что тот хотел бы сказать, но гораздо лучшими словами.
Головная боль не исчезла, но и не нарастала. Между его глазами постоянно горел раздражающий ожог, который исчезал, когда занавески были задернуты, и в течение часа в тишине. Все его тело слегка гудело, но что еще более поразительно, он чувствовал вспышки и дрейфующие всплески чужих понятий. Прикосновения эмоций, которые не были похожи на эмоции Тома, но, конечно, и не были и его тоже.
Это было… страшно. Что–то вроде страха, навеянного его худшими мыслями о безумии. Пока Том монотонно бубнил про Пожирателей Смерти, какая-то его часть испытывала непреодолимое желание взять пустой стакан и съесть его. Оно исчезло, только чтобы смениться еще одним странным побуждением вырвать свои собственные легкие.
Также существовала глубокая давящая боль, похожая на воспаление, которое не исчезало. Синяк на его мозгу, который пульсировал и заставлял все чувствовать кислым.
Его ноги болели под значительным весом, тазобедренная впадина и кости скрежетали друг о друга, как тектонические плиты. Что это было?
Это не была неловкая ситуация от легкого дискомфорта, которая, как сначала показалось Гарри, мучила Тома. Это было…серьезно. Как болезнь.
Была ли это та проблема, с которой Том все еще боролся?
— Не могу дождаться, когда увижу, как Амбридж воспримет новость о твоём публичном выступлении, — сказал Дин с благоговейным трепетом за ужином в понедельник вечером. Симус с другой стороны от Дина уплетал большой кусок пирога с курицей и ветчиной. Оба мальчика слушали, хотя Том перестал с того момента, как Дин нагло обнял мальчика за плечи.
— Это правильно, Гарри, — сказал Невилл, сидевший рядом с Гарри. — Должно быть…было очень тяжело говорить об этом.
— Да, — пробормотал Гарри. Том сделал всю работу за него. — Но люди должны знать, на что способен Волдеморт.
— Это верно… Люди должны знать…
Симус поднял глаза и поймал взгляд Гарри. Он скосил глаза в сторону Дина молча давая Гарри понять, о чем спрашивает мальчик. Что с ними такое?
Том выглядел ужасно. С тех пор как Гарри почувствовал это, он мог видеть признаки этого в Томе. Тени в его глазах, лёгкая заминка перед тем, как он делал движение. То, как он дергался и стоял чуть дольше других. Он был…другим.
Гарри не знал, что с этим делать.
***
Гарри снились различные сны и видения. Ему снилось, что Невилл и профессор Спраут вальсируют по Выручай-Комнате, в то время как профессор Макгонагалл играла на самых ужасных визжащих волынках. Это была абсолютная катастрофа, напоминающая Святочный бал. Некоторое время он радостно наблюдал за ними, решив потом выйти наружу.
Во сне Гарри вышел из двери и оказался перед темной черной дверью.
Он подошел к ней… Чувство нарастающего возбуждения охватило его. Оно жужжало, как жидкий адреналин,булькало, как перцовое зелье.
Нет, лучше. Гораздо лучше. Мгновенная эйфория и облегчение серебристо-голубого цвета переместились вниз по его горлу. Дымка и затишье от чего-то дергающегося и вертящегося… Гарри погружался сквозь воду в бездонную глубину и чувствовал себя так чудесно…
Он дернулся, крича и горя, и ему нужно было добраться до двери — он протянул руку, чтобы распахнуть ее и…
Я не в настроении.
Что? Кто сказал…
Ты не зритель.
Проваливай, ублюдок.
Гарри знал кокни. Он знал кокни и этот акцент и…
А потом все загорелось, и было больно, и где-то за его криком послышались повторявшиеся страшные слова незнакомого голоса: милая, милая любовь.
***
По приказу Верховного инспектора Хогвартса.
Любой студент, у которого будет обнаружена при себе газета «Придира» будет изключен.
Вышеизложенное соответствует Декрету об образовании № Двадцать семь.
К концу этого дня, хотя Гарри и не видел ни одного клочка «Придиры» где-либо в школе, все вокруг, казалось, цитировали друг другу интервью. Шепчась перед уроками, обсуждая за обедом — даже совятня наполнялась шепотом.
Тем временем профессор Амбридж бродила по школе, останавливая учеников наугад и требуя, чтобы они отдали ей все бумаги для проверки. Конечно, студенты думали наперед, и профессор Амбридж не нашла ни одного намека на газету нигде в школе.
Учителям, конечно, запретили упоминать об интервью, но они нашли способ выразить свои чувства. Дополнительные очки, широкие ухмылки, а профессор Трелони разразилась истерическими рыданиями и отпустила их всех пораньше.
Вишенкой на торте стала реакция Малфоя, Крэбба и Гойла. Они тихо спрятались в библиотеке, яростно перешептываясь. Нетрудно было понять почему: Гарри перечислил их отцов как Пожирателей Смерти.
— И самое главное, — радостно прошептала Гермиона, когда они вышли из библиотеки, — они не могут тебе возразить, потому что не могут признаться, что читали эту статью!
В тот вечер в гриффиндорской гостиной Гарри объявили героем. Еду и напитки пронесли контрабандой, хотя Гермиона заранее конфисковала все спиртное. Вечеринка продолжалась до глубокой ночи, празднества и фейерверки взрывались вокруг от новых изобретений Фреда и Джорджа. Гарри уже давно не чувствовал себя таким счастливым.
— Ай, — поморщился Гарри, слегка спотыкаясь. У него заболела голова, невыносимая головная боль, которая почти мгновенно смылась головокружением. Комната беспокойно накренилась, затем восстановилась, словно зачарованная.
— Ты в порядке? — спросил Фред, осторожно сжимая его руку. — Все хорошо?
— Да, я…не знаю, что это было, — признался Гарри. — Очень неожиданно. Не так, как…раньше.
Фред встревоженно посмотрел на него, но не стал спрашивать так, как на блюде, которое несли три домовых эльфа, появился еще один торт.
Головокружение слегка усилилось, переходя в тошноту. Гарри не мог описать это, но что-то было не так. Неужели он случайно съел тошнотворное печенье? Может быть, он выпил слишком много сливочного пива, и уровень сахара в его крови снизился?
Дин Томас тоже выглядел больным, с покрасневшими глазами, а Симус что-то озабоченно ему говорил. Может быть, что-то происходит вокруг…
Желудок Гарри скрутило, голова гудела. Под разочарованные стоны множества людей, сидевших вокруг него, Гарри пожелал спокойной ночи и поднялся по лестнице.
Когда он добрался до спальни, там было пусто. Голова гудела, зрение слегка затуманилось с едва сдерживаемым мучительным провалом — и потом ничего. Снова совершенно нормально.
— Том? — выпалил Гарри, заметив мальчика в самом дальнем углу башни. — Ты в порядке?
Том свернулся калачиком, уткнувшись лицом в колени и прижавшись спиной к каменной стене. Том ничего не ответил.
— Том? . — спросил Гарри, тихо закрывая за собой дверь и на всякий случай запирая ее. Если Том был расстроен, он не хотел, чтобы кто-нибудь случайно ворвался. Гарри сделал несколько шагов вперед, чувствуя себя тем более потрясенным, чем больше он видел Тома.
Мальчик где-то потерял маниию, его одежда немного помялась. У мальчика побелели костяшки пальцев, сжимавших колени.
— Том, с тобой все в порядке? — спросил Гарри. Он неуклюже опустился на колени прямо перед мальчиком. Он дотронулся до него и легонько потряс за плечо. — Ты в порядке?
Все тело Тома содрогнулось — противоречиво выгибаясь от этого прикосновения и все дальше отдаляясь. Через секунду, прерывисто дыша, Том поднял голову. Он выглядел…пустым.
— Ты плохо выглядишь… — сказал Гарри. — С тобой все в порядке?
— Тебя прислал Дин? — спросил Том.
— Э-э, нет, — Гарри быстро заморгал. — Я могу сходить за ним? Ты в порядке?
Том закрыл глаза, судорожно вдохнул воздух и спросил:
— Почему ты здесь?
Гарри открыл рот, чтобы ответить, но что-то в Томе сломалось прежде, чем он успел это сделать. Выражение лица Тома сменилось чем-то диким, граничащим с паникой, гневом и разрушительной уязвимостью. Он отпрянул от Гарри, одновременно выгибаясь вперед и обвиняя:
— Ты такой же, как он, не так ли? Ты здесь для этого — все, все хотят…хотят…
— Ого, — сказал Гарри, мягко положив другую руку на другое плечо Тома.
Что-то замерло в глазах Тома; он рванулся вперед в диком порыве и накрыл рот Гарри.
Гарри не мог думать. Его голова закружилась от тошнотворного головокружения, ужасной паники и отвратительного грязного чувства принятия. Сильная тошнота, от которой у него сжалось горло. Он не понимал, что происходит, и чувствовал непреодолимую потребность истерически рыдать.
Гарри понял, что Том все еще здесь, только после резкой боли во рту. Гарри резко отпрянул, оттолкнув от себя Тома, который тут же вздрогнул и крепко сжал волосы. Другой мальчик выглядел на грани нервного срыва.
Неужели он только что поцеловал меня? — подумал Гарри, прикрыв рот ладонью только для того, чтобы вскрикнуть, когда его рука оказалась покрыта кровью. Он, черт возьми, разкусил мне губу.
Том тем временем пробормотал что-то вроде робкого вежливого извинения и, спотыкаясь, выбежал из комнаты.
Какого черта?
Том не вернулся, он исчез где-то в хаосе вечеринки внизу. Гарри был измучен, смертельно измучен. Он упал, и ему снились боль и отвращение. Парализующее принятие абсолютного отвращения к себе.
Ну разве ты не прелесть.
Гарри кричал, давился и не мог ни думать, ни кричать, потому что рядом никого не было, и … и ему нужно было зелье. Ему нужно было зелье…
Потом Гарри проснулся.
Том не возвращался всю ночь.
***
Через неделю после необъяснимого поведения Тома все, казалось, наладилось. Дин все еще пребывал в нерешительности, гораздо лучше осознавая, что слишком часто обнимал Тома за плечи. Том чопорно проигнорировал его, явно не проявляя интереса. Симус старался изо всех сил, но ничего не мог поделать, когда друг сталкивался с внутренним неприятием. Том казалось медленно уладил все — он ни разу не упомянул «Ту ночь».
Занятия были трудными, Гарри получил две двойки за эссе, а Снейп вонзался в его череп с решимостью Клыка, пытающегося добраться до кости.
— Вставайте, Поттер.
— Почему бы вам меня не укусить?— сердито подумал Гарри. Он опустился на колени на пол кабинета Снейпа, пытаясь еще раз прочистить голову. Он и не подозревал, сколько у него было воспоминаний, в которых Дадли и его банда унижали его.
— Это последнее воспоминание, — сказал Снейп. — Что это было?
— Не знаю, — ответил Гарри. Он устало поднялся на ноги, колени его дрожали. Становилось все труднее отделять одни воспоминания от запутанной путаницы сенсорной информации. Собрание мыслей, снов и звуков, которые невозможно расшифровать.
Гарри устало осознал, что в последней коллекции мысленных образов он имеет высокий пронзительный голос, который преследовал его во сне.
— Напомни мне, зачем мы здесь, Поттер, — спокойно сказал Снейп.
— Чтобы я мог научиться окклюменции, — сказал Гарри. Он многозначительно уставился в стену. Он вспомнил, что зрительный контакт важен для легилименции.
— Правильно, Поттер. Я думал, что после двух месяцев занятий вы могли бы добиться некоторого прогресса. Сколько еще снов вам снилось с участием Темного Лорда?
— Тома тоже считать? — устало поинтересовался Гарри. — Только один.
— Возможно, вам действительно нравятся эти видения и сны, Поттер. Они заставляют вас чувствовать себя…важной персоной?
— Нет, это не так, — натянуто ответил Гарри. Его рука чесалась вытащить палочку — но он был не настолько глуп, чтобы сделать это.
— Это и к лучшему, Поттер. Вы не особенный и не важный. Не вам решать, что обсуждает Темный Лорд.
Гарри ничего не мог с собой поделать, волна гнева захлестнула его сознание. Не подумав, он сказал:
— Нет, это ваша работа.
На мгновение Снейп и Гарри уставились друг на друга. Лицо Снейпа было спокойным и пустым. Темные глаза блеснули, прежде чем он слегка наклонил голову.
— Мы начнем все сначала.
Гарри почувствовал еще одну волну — ярость, тянущуюся вниз в удушающей хватке водоворота. Инстинктивный ужас охватил его, и Снейп сказал:
— Легилименс!
Он впился в него — и тут откуда-то между ушей Гарри что-то с любопытством токнулось в ответ.
Видения нахлынули на Гарри, увлекая его в дезориентирующий водоворот. Ощущение ломающейся руки и кровавая агония от скрежета костей в мышцах. Миллион петард на его коже, то, как хрипело его горло, когда он рефлекторно кричал.
Это толкание проникло глубже, задевая его сзади, успокаивая и завораживая. Оно без слов сказало:
— Что это?
Гарри стиснул зубы, когда сотня дементоров ринулась на него. Ему было холодно, так ужасно холодно — он не мог себе представить, что такое радость, любовь или сострадание. Хриплое дыхание, вонь разложения и гнили…
Помогите! хотелось закричать Гарри. Он знал, что Снейп не отступит, не так легко, учитывая, что он погрузился в воспоминания Гарри, как нож в пудинг.
Том смотрел на них невидящими глазами и, казалось, улыбался.
Првиет, — спокойно сказал Том. — Ну разве это не сюрприз?
Дементоры рванулись вперед, визжа и истощая.…
…. А потом они исчезли, оставив за собой коридор из железных клеток, где их всех обдавало ледяным сквозняком.
— Что это такое, Поттер? — спросил Снейп, стоя напротив него в кабинете. Стены на полке плавились, стекло сочилось и сморщивалось, прежде чем части животных начали извиваться сами по себе. Это было похоже на лихорадочный сон, галлюцинацию, вызванную темным проклятием.
— Я не знаю, — сказал Гарри, глядя на свою руку и видя, как плоть тает, как свеча. Он пошевелил костлявыми пальцами, разглядывая суставы.
Был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; услышали они без слов. Том чувствовал и, казалось, во всех смыслах забавлялся. Он появился как мираж на горизонте, глядя на тающие часы, кувшины и извивающихся маринованных угрей у их ног. Парты с адским воем превратились в железные прутья. Том сказал: в темнице был, и вы пришли ко Мне.
*Новый завет от Матфея 25:36
— Поттер … — начал было Снейп. Его слова оборвались, когда его губы начали таять, как и рука Гарри. Том улыбнулся этому зрелищу.
— Вернее, — откровенно задумался Том. — Возможно, вам следует сказать… И прости нам долги наши, профессор.
Гарри сухо сглотнул, удивляясь странному ощущению отсутствия горла.
— Привет, Том.
— Он у тебя в голове, — с любопытством сказал Том. Стены превратились в огромные каменные глыбы — части, разрушенные невидимым взрывом. Клетки грохотали, как магловские моторы, коридоры рычали, как собаки. Том ухмыльнулся — и Снейп, и Гарри наблюдали, как черты лица мальчика гротескно менялись, превращаясь в дюжину разных незнакомцев.
— Он легилимент, — сказал Том голосом четырех вопящих людей.
Снейп выглядел потрясенным физически (мысленно?), отпрянув от чудовищного вида Тома.
— Он учит меня Окклюменции, — объяснил Гарри. Живые угри корчились на полу, пока не превратились в набор отрезанных языков. — Защищать свой разум.
— Оу, — выдохнул Том с выцветшими глазами и взглядом дикого зверя. — Вы должны знать, профессор. Я не люблю шпионов.
Улыбка Тома расширилась до невероятных пропорций — его лицо жутко раскалывалось, пока не превратилось в морду волка. Он рванулся вперед — стены растаяли, и Гарри обнаружил, что ползет по земле.
Он не мог остановить эту всепоглощающую потребность. Он карабкался по стенам, ободрав и сломав пальцы там, где воткнул их в булыжник, — он обрывал ногти и съедал их, как леденцы. Ему нужно было больше, он был так голоден…
— Тогда ешь, — ошеломленно прошептал Том.
Он ловил рыбу на берегу реки. Небо было серым, испещренным десятками стервятников, кружащих высоко над разрушенными зданиями. Его приманка плавала, воняя разложением. Он крепко держал тонкую бечевку, готовый ножом перерезать любую рыбу, которая откусит кусочек от плоти, которую он оторвал от гноящегося трупа.
Вы хотели посмотреть, профессор?
Ему было знакомо это ощущение-тяжесть кирпича в руке. Края впились в покрытые струпьями пальцы. Он поднял кирпич, вращая его на свету, чтобы полюбоваться мозгом и костью, покрывающими его угол. Череп этого человека слишком легко раскрошился.
Тогда смотрите.
Их разум рассыпался и развалился. Бах, они разбили свои черепа о землю. Бах, череп хрустнул у них над ухом. Бах, они не могли остановить это. Бах.
— Довольно! — закричал Снейп.
Гарри рухнул на землю — ему показалось, что его голову поместили в колокольню. Все звенело в тошнотворном набате — земля отказывалась лежать ровно.
Снейп сделал несколько неуверенных шагов назад, ударившись спиной о полки и сбив банки на пол. Они мокро ломались, оставляя мёртвых угрей лежать у их ног.
— Я… — дрожащим голосом произнес Снейп. Его кожа выглядела бледной, а тело дрожало. — Что…что это было…
Гарри промолчал, он не был уверен, что сможет говорить. Все казалось таким реальным… таким…настоящим. Даже просматривая свои воспоминания, он существовал, осознавая свое собственное тело. Его собственное «я» и собственное существование. В этот момент…Гарри не было.
Они оба изо всех сил пытались прийти в себя, дрожа от толчков.
Четырнадцать минут спустя, судя по часам на стене, дверь в кабинет открылась. В комнату, пошатываясь, вошел Том Риддл, в спешке накинув мантию наизнанку. Он выглядел слабым, измученным и усталым, с темными мешками под глазами. Он обмяк в дверном проеме, опираясь на деревянную опору, и прохрипел:
— Это было грубо.
Снейп отпрянул. Мужчина взял себя в руки, подтянув ноги и тело в вертикальное положение. Том влажно шмыгнул носом, вытер его и размазал свежую кровь.
— Что это было? — тихо спросил Снейп. — Это не было…
— Окклюменцией? — спросил Том. Он поморщился, увидев кровь на своей руке. — Нет, не было.
Том больше ничего не сказал, выглядя очень раздраженным самим вторжением. Гарри, шатаясь, поднялся на ноги и упал на ближайший стол.
— Том, — прошептал Гарри. — Это были не…твои воспоминания, не так ли?
Том и глазом не моргнул.
— Нет.
— Это были воспоминания, — в ужасе сказал Снейп. — …Разделение между владельцами… В вашем уме нет никакого «я»… нет никакого «я».
Гарри не знал, что это значит, но голос Снейпа звучал ужасно. Он никогда раньше не слышал, чтобы голос этого человека так дрогнул.
Том склонил голову набок, глядя на Снейпа с едва заметной искоркой любопытства.
— Но профессор … ведь я стою здесь, не так ли?
Снейп уставился на Тома так, словно тот был скоплением всех его неудач.
— Убирайся.
Том вежливо улыбнулся, схватил Гарри за руку окровавленной рукой и потащил его из подземелья.
***
-Как ты это сделал? — устало прохрипел Гарри. Том обнял Гарри за плечи. Он потащил мальчика вверх по лестнице.
— Импровизация, — уклонился Том. — Тебе не следует туда возвращаться.
— Да, у меня такое же чувство, — согласился Гарри.
Они шли медленно, неуклюже. Гарри был благодарен судьбе за то, что все проблемы, которые Том чувствовал, он решил сам за неделю. По словам Гермионы, мальчик прятался в библиотеке, изучая концепцию эмоций и философию светлой магии. У Гарри не хватило ума пойти по такому следу мыслей.
Они приблизились к верхней площадке, когда пронзительный крик эхом разнесся по коридорам. Том сделал паузу — следовательно, Гарри тоже остановился. Портреты реагировали гораздо быстрее, бросаясь от картины к картине навстречу звуку. Один нарисованный тигр использовал квиддичный столб как трамплин на своем пути.
Крики доносились из вестибюля, и чем ближе они подходили, тем громче становились. Добравшись до верха, они обнаружили, что вестибюль битком набит.
Студенты разбрелись и бросились на шум, теперь они с любопытством собрались в большой круг возле мраморной лестницы. Том потащил Гарри сквозь толпу слизеринских студентов. Профессор МакГонагалл стояла прямо напротив Гарри на другой стороне круга; она выглядела так, словно была слегка больна.
— Профессор Трелони… — узнал Гарри. Она стояла одна посреди вестибюля с волшебной палочкой в одной руке и пустой бутылкой хереса в другой. Вид у нее был совершенно безумный: волосы торчали дыбом, очки съехали набок. Ее шали и шарфы опасно волочились за ней, напоминая старую тряпичную куклу, разваливающуюся на части по швам. Рядом с ней на полу лежали два больших сундука, один перевернутый. Трелони уставилась на что-то, чего Гарри не мог видеть.
— Вы не знали, что это произойдет? — спросила профессор Амбридж. — Хоть вы и не способны предсказать даже завтрашнюю погоду, вы, конечно, должны были понимать, что ваши жалкие результаты во время моих инспекций и отсутствие каких-либо улучшений неизбежно приведут к тому, что вас уволят?
— Вы не можете! — взвыла Трелони. — Вы не можете меня уволить! Я здесь уже шестнадцать лет! Хогвартс мой дом!
Гарри почувствовал, как Том вздрогнул, услышал хриплый смешок. Том пристально смотрел куда-то в толпу. Его нос перестал кровоточить, хотя пятна крови делали его похожим на особенно грязного вампира из подросткового романа для ведьм.
— Что? — прошептал Гарри.
Том посмотрел на него одним слегка налитым кровью глазом. Лицо у него было бледное, с маленькими черными струпьями на скулах.
— Независимо от чувств, Хогвартс является домом только для тех, кто получил разрешение.
Гарри похолодел от этой мысли и прямого намека на то, что разрешение не гарантировано. Дубовые парадные двери распахнулись — на пороге появился Дамблдор. что он делал снаружи, было тайной, но его появление, безусловно, было драматичным, привлекая внимание. Оставив двери открытыми, он подошел к Трелони и протянул ей руку.
Том снова пошевелился, его тело напряглось от волнения. Гарри не слышал, о чем говорили Амбридж и Дамблдор. Он смотрел только на прищуренные глаза Тома и опущенный вниз рот. Он никогда не любил Дамблдора.
— Он тебя выгнал? — в ужасе прошептал Гарри. — Он не позволил тебе остаться в Хогвартсе?
Война произошла во времена Тома. Блиц.
Том ничего не ответил.
Сквозь туманную арку входной двери спокойно вышагивало большое существо. Копыта мягко цокали по мраморному полу, белокурые волосы и хвост свистели.
— Это Фиренце, — радостно сказал Дамблдор. — Думаю, вы найдете его подходящим.
========== Свой крест нести ==========
Комментарий к Свой крест нести
От автора:
Глава, где у Тома свое бремя, которое он всегда будет нести один.
И Гарри дает ему возможность взлететь.
Класс номер одиннадцать располагался на первом этаже, ближе всех к выходу во внутренний двор, который соединялся с извилистой тропинкой, ведущей в Запретный лес. Классной комнатой никогда не пользовались регулярно. Вместо этого, насколько Гарри знал, она служила кладовой для дополнительных котлов и горшков, используемых домовыми эльфами на каждом празднике. В комнате слегка пахло плесенью, промышленной полиролью для железа и сосновой золой, которой были покрыты половицы.
Когда Гарри вошел в класс вместе с Роном, доски пола просуществовали всего несколько шагов, прежде чем перешли в мягкую почву. Дюжина разновидностей мха цвела в тусклом освещении искусственной поляны, окаймленной дубами, вязами и редкими большими валунами. Косые лучи света пробивались сквозь высокий лиственный полог, придавая комнате мистическую атмосферу.
Ученики уже сидели на земле, прислонившись спинами к стволам деревьев или своим сумкам. Посреди комнаты стоял Фиренце.
— Гарри Поттер, — мягко произнес он, как только Гарри вошел в комнату. Он кивнул в знак приветствия, но Гарри не знал, как ответить. — Было предсказано, что мы встретимся снова.
— Рад вас видеть, — сказал Гарри со странной чувственной улыбкой. В комнате пахло цветами, отчего он чихнул.
— Профессор Дамблдор любезно обустроил для нас этот класс, — сказал Фиренце, когда все уселись. — Это имитация моего естественного дома. Я бы предпочел учить вас в Запретном лесу… Но это невозможно.
Фиренце сделал шаг вперед, его заднее левое копыто с громким щелчком ударилось о небольшой камень. Несколько студентов с благоговением смотрели на лошадиное тело. Взгляд Фиренце скользнул к двери, терпеливо ожидая, пока его хвост со свистом обмахивал задние копыта.
Дверь открылась и закрылась одним движением без колебаний. Том Риддл шагнул вперед, оживленно оглядывая на заколдованную комнату. Фиренце подсознательно взмахнул хвостом еще дважды.
— Наконец-то мы встретились, — произнес кентавр ровным низким голосом. Он сделал два шага вперед, подняв руки в непонятной никому позе. — Томас Риддл.
Том нахмурился и скрестил руки на груди.
— Дамблдор объявил, что вас зовут Фиренце.
— Это так, — согласился кентавр. — Тебе не место в моем присутствии, дитя. Твоя ситуация мне известна, но не сомневайся в моем великодушии.
Том проигнорировал его и прошел дальше в класс. Несколько других студентов бросали на него любопытные взгляды, которые он тоже игнорировал.
— Начнём, — сказал Фиренце. Он поднял обе руки высоко к лиственному навесу над ними и потребовал, чтобы свет померк. Высоко над ними появились звезды, составляя созвездия, как на картах, которые Гарри рисовал на уроках астрономии.
— Ложитесь на пол и наблюдайте за небом. Здесь написано для тех, кто должен видеть вечность, — сказал Фиренце. — Я знаю, что вы изучали названия планет и их спутников на астрономии. Вы нанесли на карту их путь по небу. Кентавры разгадывали тайны этих движений на протяжении веков, и мы видели тайны, которые были дарованы нам.
Фиренце кивнул каждому из студентов, которые, казалось, были несколько напуганы его присутствием. Даже Парвати, которая обожала Трелони, молчала со своего места.
— Мы можем смотреть в небеса и видеть отражения тех, кто перед нами, — объяснил Фиренце, прослеживая одной рукой группу мерцающих огней. — Схождение путей диктует баланс жизни и энергии, и того, чего быть не должно.
— Вы можете привести нам пример? — спросил Парварти громким шепотом. Нервная и взволнованная новой формой зрения. Фиренце медленно опустил руку, слегка взмахнув хвостом.
— Сближение луны на ее пути предопределяет многое, — сказал Фиренце. — Ее равновесие и тяга могут изменить баланс будущего в зависимости от ее ориентации. То, что люди называют лунным затмением, открывает множество возможных вариантов будущего. Сила, страдание, боль. Они существуют вне баланса, поскольку она снова пытается вернуться в исходное положение.
— Лунное затмение? — хмуро пробормотал Рон. — Просто чертова луна? И это все?
— Не воспринимайте это так просто, — предупредил Фиренце. — В мире природы не бывает совпадений. Те, кто родился под убывающей красной луной, навсегда прокляты несоответствовать миру природы.
— Значит, лунное затмение в полнолуние, а потом до следующего новолуния — это к неудаче? — Парварти изо всех сил пыталась вспомнить. — Как это — невезение?
— Они неуравновешенны, сдвинуты на шаг вперёд, — сказал Фиренце. — Многие случаи происходили на протяжении всего времени. Темный Лорд, который разрушает все наши связи, родился в четвёртой фазе в свете убывающей красной луны.
Рон напрягся так сильно, что просто чудо, что он не потянул ни одной мышцы.
Гарри же, напротив, совсем перестал дышать. Фиренце повернулся всем телом, глаза его жутко светились, как у кошки, и сказал:
— А ты, Гарри Поттер, родился в третьей фазе в свете убывающей красной луны.
***
СОВы описывали все страшнее и страшнее. Все пятые курсы в той или иной степени страдали от стресса, но только когда Ханна Эббот упала в обморок от истощения, мадам Помфри начала следить за учениками. Успокаивающие зелья осторожно передавались по кругу, сглаживая истерические срывы и помогая худшим из охваченных тревогой студентов.
Том, конечно, кипел от нескрываемой ярости, когда мадам Помфри наотрез отказала ему в помощи с зельем.
— Не хочу даже слышать ничего об этом, — строго сказала она. — Если я узнаю, что вы крадёте у других студентов, разговор станет намного серьезнее, молодой человек.
Гарри подумал, что, если бы не занятия в ОД, он был бы очень несчастен. Временами он чувствовал, что цель всей его жизни — практиковать заклинания и тренироваться в этой комнате. Его распирало от гордости, когда он оглядывал своих коллег-членов ОД и видел, как далеко они продвинулись. Действительно, Гарри иногда задавался вопросом, как отреагирует Амбридж, когда все ученики получат такие высокие оценки…
Фред и Джордж поделились своими опасениями с Гарри во время их нового урока — Гарри хотел, чтобы они изучили заклинание Патронуса.
— Мы беспокоимся о нем, — вздрогнув, сказал Фред. — У него не все так хорошо, приятель.
— Он выглядел ужасно, почти не спал и огрызался на всех.
— Мерлин знает, что мы бы провалились, если бы у нас не было всего этого.
— Но у него ничего нет. Он собирается убить мисс Норрис, Гарри!
Все это было справедливо и заставило Гарри сделать то, против чего Гермиона была очень решительно настроена.
— А ты не хочешь попробовать? — неловко спросил Гарри Тома. По всей комнате студенты пытались вызвать Патронуса. У некоторых получалось лучше других, и такая магия приходила к ним легко. Чжоу Чанг вызвала своего Патронуса со второй попытки, восхищенно смеясь над большим лебедем, парящим по всей комнате.
— Не особенно, — ровным голосом ответил Том. Его челюсть сжалась, когда другой ученик вызвал Патронуса.
— Гарри! — сердито крикнула Лаванда, с ее палочки сорвалась лишь короткая серебристая дымка. — Я не могу этого сделать!
У Невилла тоже были проблемы. Его лицо сморщилось от сосредоточенности, но лишь тонкие струйки вырвались из его палочки.
— Вы должны думать о чем то счастливом, — напомнил им Гарри.
— Я стараюсь, — сказал несчастный Невилл. Мальчик был так взвинчен, что его лоб покрылся испариной.
— Гарри! Кажется, у меня получилось! — крикнул Симус с другого конца комнаты. Дин, который неуклюже избегал Тома, привел его лично в Комнату на его первый урок. — Я… Ой, исчез!
Патронус Гермионы, сияющая серебристая выдра, с ободряющим писком играла на полу. Гермиона гордо улыбнулась.
— Они довольно милые, не так ли?
Потолок комнаты превратился в зоопарк из зверей ртутного цвета. Каждый из них милый и добрый; они игрались и дрались друг с другом, а их хозяева смеялись от гордости.
— Ты уверен, что не хочешь попробовать? — спросил Гарри Тома. Мальчик ни разу не попытался произнести заклинание, хотя наблюдал за всеми очень внимательно.
— Я не смогу использовать эту магию, — сказал Том. — Она необычайно светлая. У меня нет таких возможностей.
— Э-э, светлая магия…это просто?
Том посмотрел на Гарри с уколом разочарования.
— Это принципиально другое. Магия света опирается на эмоциональные импульсы, воздействуя на внешнюю среду и укрепляя намерение.
Гарри с трудом понимал его мысли. Его олень-патронус с любопытством подскочил, ткнувшись мягким носом ему в руку.
— Я не понимаю.
Том выдохнул через нос.
— Светлая магия берет твои эмоции и дает им намерение. Темная магия берет твои намерения и дает тебе эмоции. Это достаточно просто, Поттер?
И это все, что было светлой и темной магией?
Он слышал ужасные вещи о темной магии, о том, как она со временем завладевает тобой и заставляет причинять боль другим людям.
— Что ты имеешь в виду под намерением и эмоциями?
Том двинулся, поднимаясь с того места, где сидел на груде подушек.
— Это заклинание Патронуса. Оно берет твою эмоцию радости и счастья и использует ее как топливо. Оно формирует твои эмоции в форму, в намерение. Патронус имеет разные формы у разных людей, потому что эмоции уникальны для каждого человека.
— Окей, я понял, — сказал Гарри. — Вот почему Оборотное зелье не меняет твоего Патронуса.
Том смотрел на него долю секунды, довольный знанием Гарри.
— Да. Темная магия берет твое визуализированное намерение и использует твое желание для создания ощутимого эффекта. Трансфигурация считалась темной, пока не перешла в свою собственную область магии.
Он этого не знал.
— Ты не можешь…использовать свое счастье?
— Патронус использует твои самые счастливые воспоминания, — сказал Том. — У меня их нет.
Позади них громко рассмеялась Лаванда, собрав наконец достаточно сил, чтобы вызвать красивую птицу. Серебристый терьер залаял и побежал по комнате. Выдра Гермионы пискнула и скользнула на спину ирландского сеттера.
Гарри вспомнил, как сильно он сначала боролся с Патронусом. Никаких воспоминаний о радости или детском восторге. Ни любимых дней рождения, ни воспоминаний. Ни теплых объятий, ни шепота слов «Я люблю тебя».
— Я тоже не мог вспомнить, — мрачно признался Гарри. — Я сам придумал одно, и это меня устраивает.
— Молодец, — сказал Том немного резко. Он, похоже, смирился с тем, что ему придется откинуться на груду подушек и наблюдать дальше.
Гарри осенила идея, поистине ужасная идея. Он протянул руку и схватил Тома за плечо.
— Подожди, воспользуйся моим.
Том вздрогнул от прикосновения, резко обернувшись.
— Что ты …
— То, что ты сделал тогда с Ритой, сделай еще раз. Я подумаю о своём воспоминании, а потом ты сможешь попробовать.
У Тома слегка отвисла челюсть. Он закрыл ее, щелкнув ртом. Глаза отчаянно обшаривали Гарри, но тому лишь хотелось, чтобы Том увидел, насколько искренним был его порыв. Гарри не мог представить себе жизнь без счастья.
— …Хорошо, — осторожно сказал Том.
Он медленно вытащил палочку, изящно держа ее в пальцах. Одной рукой он держал Гарри за правое плечо и удерживал его на месте. Том не сводил глаз с Гарри, а затем резким рывком направился внутрь его черепа.
Том резко вдохнул, его зрачки слегка сузились от сосредоточенности. Рывок превратился в слабый пульсирующий ожог, бальзам на предыдущую острую боль. Рука Тома слегка расслабилась в безмолвном извинении.
Это было…странно — когда Том был в его голове. Глаза Тома слегка остекленели, что говорило о том, что зрение стало для него второстепенным.
— Хорошо, — медленно произнес Том, его голос звучал неразборчиво. Он медленно моргнул, словно оглушенный. Давление за глазами Гарри пульсировало в сердечном ритме.
Гарри подумал о самом счастливом моменте, какой только мог придумать, и увидел, как лицо Тома побледнело от завороженного изумления. Том смотрел на Гарри с благоговейным трепетом, ослепленный эмоциями, которых он никогда не знал, но чувствовал себя побежденным их искренностью. Его пальцы дрожали, резко впиваясь в плечо Гарри.
— Заклинание, — мягко успокоил его Гарри. Том судорожно кивнул, пошатываясь.
Том прошипел заклинание с безупречным произношением и четкой артикуляцией палочки; большое красивое животное проявилось с оглушительным воплем.
Гарри нашел птицу знакомой, как иногда бывает во сне. Массивное существо с толстыми изогнутыми крыльями, лысой головой и жестокими большими когтями. Том взглянул на птицу и издал сдавленный смешок.
Маленькая птичка Лаванды испуганно взвизгнула и отлетела в сторону. Патронус Тома расправил крылья так широко, что заслонил свет и отбросил на них могучую тень.
— Черт возьми! — удивленно воскликнул кто-то. Патронус Тома открыл пасть и пронзительно закричал. Он изогнулся дугой вниз, отчаянно хлопая крыльями, прежде чем неуклюже обернуть когти размером с кулак вокруг рогов Патронуса Гарри.
— Посмотри только, — сказал Том в пьяном оцепенении. Птица откинула назад свою короткую оперенную голову, выгибая ее, как дракон. Она уродливо и громко вскрикнула, демонически зашипев. Том издал гортанный смешок, оборвавшийся, когда он попытался погладить птицу, а та попыталась укусить его.
— Гарри! — сказала Гермиона, пробираясь сквозь толпу. Она еще раз взглянула на птицу и пробормотал. — Стервятник.
Птица повернула голову и яростно зашипела. Она сделала шаг назад, помня о его массивных крыльях.
— Я думала, у тебя будет какая-нибудь змея, — призналась она немного растерянно и застенчиво.
— Змеи поддерживают, — задумчиво произнес Том, одурманенный счастьем. — Стервятники выживают.
— Это Грифон-стервятник, — сказал Гарри, удивляясь больше всего самому себе. — Они…они были в Лондоне.
Гермиона покачала головой.
— Нет, Гарри. Белоголовые стервятники живут в Южной Европе, в Альпах.
— Но… — Гарри замолчал. Он не мог вспомнить, откуда ему это известно, но он думал, что эти птицы в Лондоне.
Дверь в Выручай — Комнату качнулась под внезапным неожиданным ударом мощного заклинания. Болтовня в комнате стихла, умолкая под быстрым взрывом второго заклинания.
— Гарри? — робко спросила Гермиона. — Мы ждали кого-нибудь еще?
Дверь снова качнулась, застонав по швам. Улыбка Тома растаяла, когда он ушёл из его головы — это было похоже на то, как заклинание словно отслоилось от кожи Гарри. Том сделал шаг в сторону, осторожно держа палочку, когда стервятник с беззвучным криком растворился серебряной пылью.
ОД расступился перед Томом, который спокойно и небрежно направился к трещащей двери. Она снова сильно задрожала, по дереву расползлись тонкие трещины.
— Это Амбридж? — обеспокоенно спросил кто-то. Дверь зловеще затрещала.
— Все, — решительно сказал Том, полностью изменив свой прежний облик. — Не двигайтесь и не говорите.
Гермиона поспешно начала колдовать общирное заглушающее заклинание. Студенты бросились попасть под ее чары. Том провел палочкой по замысловатому узору, выгибая и сгибая локоть и запястье в нескольких точках. Он нарисовал его дважды, сглаживая форму и движение, пока не смог повторить его в одном связном движении. Он закрыл глаза, повернулся лицом к двери и прошипел:
— Spectoillex pavor.
Его палочка создала в воздухе темные черные трещины, как будто он разбил циферблат часов, который висел между ними и дверным проемом. Они расползались, соединяясь взад и вперед в хаотическом беспорядке, как паутина или морозные узоры.
Том опустился на колено, тяжело дыша и крепко сжимая в руке волшебную палочку. Все его тело слегка дрожало, это выглядело чем-то средним между болью и изнеможением. Гермиона что-то сказала — невозможно было расслышать под широким заглушающим заклинанием.
Дверь отворилась внутрь и с ужасающим звуком упала на пол. Том не издал ни звука. Паутина трещала, перекинутая, как сеть, с одной стороны комнаты от потолка и до пола. Не было никакого способа обойти ее — Том создал сеть, чтобы сдержать Амбридж?
Амбридж стояла там, явно обрадованная своим грандиозным появлением. Ее глаза скользнули вперед, глядя прямо на них с другой стороны сетки. Она нахмурилась, а потом покраснела от ярости.
— Филч! — закричала она от ярости. — Их здесь нет!
Студенты ОД суетились, молча переминаясь с ноги на ногу и растерянно глядя друг на друга. Том медленно поднялся с колен, довольный своей работой. На расстоянии вытянутой руки, разделенные паутиной. Амбридж в ярости развернулась на каблуках и вылетела из комнаты, источая отвращение. Все дружно вздохнули с облегчением. Дверь медленно поднялась и починилась сама собой. Дверной проем восстановился, и Гермиона сняла заглушающее заклинание.
— Ты сделал это! — радостно завопил Фред, торопливо бросаясь к Тому. Джордж закричал так громко, что эхом отозвался пронзительный крик его Патронуса — сороки. Дин присоединился к ним, разразившись аплодисментами. Гарри не знал, кто это начал, но в толпе студентов нарастал ровный рев. Не шути с Риддлом!
Том выглядел в равной степени измученным и застенчивым от такого внимания. Довольный своей популярностью, но в то же время ошеломленный ею.
— Гарри, — сказала Гермиона, цепляясь за его руку. Она говорила приглушенным серьезным голосом, который означал только неприятности. — Это было … это было проклятие иллюзии. Во время Первой войны оно не позволяло аврорам находить Пожирателей Смерти. Оно было темным, Гарри!
Гарри видел, как Ханна Эббот, покраснев, упала в обморок под пристальным взглядом Тома.
— Это помешало Амбридж найти нас, — защищался Гарри. — Возможно, это было плохо, но ты не можешь отрицать, что это помогло нам.
Гермиона вздрогнула.
— Может, и так, но он использовал для этого темную магию, Гарри.
Гарри наблюдал, как студенты ОД — люди, которых он привёл сюда, чтобы научить, как выжить, — объявляют Тома чемпионом. Том защитил их всех, держа подальше от посторонних глаз и от неприятностей.
Гарри увидел, как Том застенчиво улыбнулся, и сказал:
— А что, если темная магия не так уж плоха?
***
У них не было другой встречи ОД, и, не зная секрета, как открыть Выручай Комнату, Том с лихорадочной решимостью разыскал Гарри.
Сезон простуд пронесся по замку, покоряя армии хаффлпаффцев заразительным насморком. Луна пала жертвой болезни. В последний раз Рон видел, как девушка ковыляла с двумя маленькими горшочками горящих благовоний на каждом бедре. Гермиона попала в бедственное положение, собирая коллекцию салфеток, чтобы добавить их к стопке, возвышающейся почти так же высоко, как ее обзорная книжная башня для СОВ.
Том, которому было отказано в каких-либо зельях от стресса, вцепился в Гарри, как липучка, требуя доступа в комнату еще раз.
— Или я пойду в Тайную комнату, — пригрозил Том с блестящими глазами и темными мешками под ними. — Просто покажи.
Гарри так и делал, часто принося с собой несколько эссе, которые ему нужно было разобрать, в то время как Том выплескивал свое разочарование посредством магических заклинаний и потрошения тренировочного манекена.
Том тренировался так, словно от этого зависела его жизнь. Он не позволял себе ни минуты паузы — ни минуты колебания между движениями. Он установил мишень, прошелся по комнате и тщательно прицелился, прежде чем бросить заклинание. Он медленно шел через комнату, изучал точность и повреждения, прежде чем медленно восстановить ее и повторить процесс. Это было похоже на мельтешение туда-сюда, хоть и более разрушительное.
Гарри беспомощно посмотрел на свое эссе по чарам. Он не был уверен, что смог бы перечислить двенадцать применений для чар, меняющих цвет с желтого на красный, помимо…изменения цвета.
Том издал бессловесный звук разочарования, восстанавливая еще одну царапину, которая выглядела точно так же, как и дюжина предыдущих. Том пересек комнату, провел рукой по волосам и поднял волшебную палочку.
— Ictum! — прошипел Том, изогнув палочку дугой, как десятки раз до этого. Заклинание полетело в воздух, царапина тонкой полосой легла на цель, и Том издал гневный звук. Гарри прищурился — ему показалось, что все в порядке.
— Почему ты так злишься? — спросил Гарри, смирившись с тем, что его эссе все равно провалится. —По-моему, все в порядке.
Том заметно сжал челюсти.
— Я отклоняюсь вправо.
Гарри снова посмотрел на мишень.
— Я думал ты и стараешься попадать правее.
Это, по-видимому, было не так.
Том поднял палочку и попробовал еще раз. Оно попало точно с правой стороны.
— Какое заклинание ты используешь? — спросил Гарри, медленно поднимаясь. Колени громко хрустнули, когда он потянулся.
— Режущее, — сказал Том. Он послал его еще раз, затем еще дважды в быстром темпе. Скорость, с которой он мог метать заклинания, впечатляла. Гарри даже не слышал, как он применил заклинание во второй раз. — Это заклинание — Ictum.
Гарри посмотрел на мишень и встал рядом с Томом. Он поднял палочку и небрежно повторил движения, которые только что видел.
— Ictum!
Его заклятие едва попало в цель. Вся его рука приятно пульсировала теплым теплом, как будто он погружал ее в воду для ванны. Том нахмурился, не впечатленный прицелом Гарри.
— Послушай, я пытался, — возразил Гарри, пожимая плечами. — Я всегда использую обезоруживающее заклинание.
— Экспеллиармус? — спросил Том ровным тоном. Гарри кивнул и продемонстрировал. По крайней мере, его прицельность этого заклинания была точной
Том с легким любопытством наклонил голову. Он еще раз попробовал свое жалящее заклятие, оно попало в правую часть мишени.
— Может, попробуем прицелиться в сторону маникена? — предложил Гарри, указывая в дальний угол. Глаза Тома сместились в сторону, мелькая в крошечных судорогах. Он поднял волшебную палочку, прицелился, прежде чем заколебался. Его глаза дернулись, и он прошипел:
— Ictum!
Заклинание переместилось, приземлившись справа от цели. Том выглядел смущенным.
— То заклинание, которое ты сотворил на днях, — неожиданно произнес Гарри. Том выглядел усталым и измученным всей своей магической тренеровкой, и казалось, сейчас самое время спросить. — Чтобы не впустить Амбридж.
— Да, — медленно произнес Том. — Иллюзия.
— Гермиона сказала, что было темным.
Том медленно кивнул.
— А, — сказал он.
Гарри нервничал, чтобы расспрашивать дальше, но любопытство зудело в нем, как укус намекомого.
— Так оно было таковым? Как ты этому научился?
Том покрутил в пальцах волшебную палочку.
— Ты сказал журналистике, что этим обезоруживающим заклинанием парировал смертельное проклятие. Ты выучил это заклинание на…четвертом курсе?
— Я узнал его на втором курсе, — пояснил Гарри. — Оно мое любимое.
— Задачи и результаты могут быть достигнуты разными способами. Ни одно заклинание не служит только одной цели, — объяснил Том. — Я обнаружил, что темные заклинания служат самым… разнообразными целям при их использовании из-за изменения их намерений.
— У тебя больше контроля над исходом, — согласился Гарри. Если заклинания темной магии накладывались на основе намерения, то изменение намерения привело бы к другому результату с тем же заклинанием.
— Заклинание для обнаружения трупов… — задумчиво произнес Том. — С виду такое ужасное…
Было ощущение чего-то знакомого, мрачное чувство необходимости.
— Для чего ты его использовал? — спросил Гарри.
Том хмыкнул.
— Мне нужны были новые брюки.
Заклинание для обнаружения трупов, используемое для выживания, чтобы найти новую одежду. Гарри видел это, представлял себе так живо. Том Риддл, обыскивающий мертвые тела только для того, чтобы ограбить их и выжить. Запах разложения, вздутых животов и телесных жидкостей.
— А как насчет заклинания иллюзии?
— Проклятие, — признал Том. — Создано, чтобы отражать худший из воображаемых страхов противников. Его можно было использовать для душевных пыток или для того, чтобы показать женщине ее наименее желаемое желание.
— Пустая комната, — понял Гарри. — Ты использовал проклятие, чтобы она увидела то, чего не хотела.
Том направил палочку и снова произнес жалящее заклинание. Удар пришелся по правому боку — набивка проросла, как молодое деревце.
Гарри сгорал от любопытства.
— Какие заклинания ты выучил тогда? Во время войны?
Том выглядел слегка удивленным.
— Такое никто не спрашивает.
— Ну, теперь я спрашиваю.
— Я полагаю, что да, — сказал Том. — Похожие на эти. У нас были объединенные Темные искусства и Защита из-за общей природы их магии. Гербология совместно с токсикологией. Квиддич не был так почитаем, как сейчас. Нам предлагали каталоги книг и свитков, находящихся за пределами школы, чтобы мы могли узнать о чем-то еще.
— Гермионе бы это понравилось, — улыбнулся Гарри.
— Наша учебная программа была сосредоточена на сражениях, — мягко объяснил Том. — Силы Гриндевальда представляли для нас угрозу. В мой год было много смертей от нападений.
— Хогвартс научил тебя драться?
— В Хогвартсе нас учили защищаться, — холодно сказал Том. — Нас учили магии, которая, я полагаю, будет считаться темной по сегодняшним стандартам. Ваша система образования находится под сильным влиянием Министерства магии.
— Они боятся Дамблдора.
Том наклонил голову и уставился на маникен в другом конце комнаты. Он поднял палочку и направил ее на него. Он произнес базовое заклинание для преображения неодушевленных предметов и повернул запястье, словно открывая дверную ручку.
Манекен вздрогнул и медленно преобразился. Он отодрал свои кольца назад и старательно вывернулся наизнанку.
Том опустил палочку, как только маникен был вывернут таким образом, которое мучительно убило бы человека, и сказал:
— Профессор Дамблдор научил нас этому заклинанию на моем пятом курсе.
Гарри не мог представить себе подобной магии — даже видеть, как она совершается у него на глазах. Она выглядела продвинутой, уровня ТРИТОН. Неужели тогдашняя учебная программа действительно была настолько продвинутой?
— Ты был хорош? — Гарри спросил с безумным желанием узнать. — На своих занятиях тогда?
Том не смотрел на Гарри; вместо этого он с любопытством повернул палочку, двигая и дергая начинку словно невидимыми пальцами. Как Художник лепит из глины свое видение, о котором знает только он.
— Был, — ностальгически признался Том. — Я работал над этим. Я не был одаренным, несмотря на то, что мадам Димитриу и Дамблдор говорят о моем…необычном рождении. Это потребовало времени и усилий, мое честолюбие поглощает мысль о таланте.
— Что изменилось?
— Гордыня, — сказал Том. Он бесцельно улыбнулся, и выражение его лица стало далеким, почти ласковым. — Я подлетел слишком близко к солнцу. Я расспросил профессора Дамблдора подробнее — его образование подавляло компетентность всех остальных преподавателей в сравнении. Даже директор Диппет тогда мало что мог сделать.
Том взмахнул волшебной палочкой, набивка на мгновение превратилась в набивку, сделанную из белых волокон и нитей, а затем втянулась обратно в свое первоначальное состояние. Том признался:
— Я попросил у него знаний, и он сказал мне нет.
— А теперь, — усмехнулся Том. — Одна женщина учит вас читать пропаганду. Вам дают зелья от стресса и нянчат при каждой травме. И ты винишь меня за мое презрение к тому, во что превратился мир?
Гарри возненавидел свое согласие.
— Дамблдор сказал что… Моя величайшая сила против Волдеморта это любовь.
— Тогда, возможно, существует светлая магия, которая строится на любви и подпитывается твоими узами, — сухо предположил Том. — Хотя я никогда о таком не слышал.
— Ты знаешь темную магию, Гарри Поттер? — неожиданно спросил Том.
Гарри почувствовал, как вспотели его ладони.
— Нет, я не думаю, что это для меня.
— Это не для всех, — согласился Том без всякого нажима. — В любой магии есть недостатки. Ее испорченность. Спортсмен будет бегать до тех пор, пока у него не откажут ноги. Модель будет морить себя голодом, пока не упадет в обморок. Человек, который использует светлую магию, будет использовать свои чувства до тех пор, пока не почувствует так много, что не сможет продолжать.
Гарри не нравилось, что этот мир имеет такой смысл. Дадли был сильным и звездой своей команды по регби, но Гарри всегда был быстрее. Изменение их ролей приведет к краху независимо от того, каким уровнем физической подготовки они обладают. Почему с магией не может быть то же самое?
— Что происходит от чрезмерного использования?
Том покрутил палочку между пальцами. Кости пальцев зловеще хрустнули, бледные и шишковатые на суставах.
— То же самое, что и с любой магией. Так же, как и любой вид магии. Она выжимает тебя, тянет, пока ты не сдашься. Светлая магия притягивает твои эмоции, поэтому человек, который слишком много чувствует и использует свою боль и страдания, чтобы усилить свою магию…
Это все равно что каждый день играть в квиддич. Снова и снова, пока возбуждение и эндорфины не вызвали у Гарри тошноту.
— Ты выгораешь.
— Проклятие эмпатии, — Том с отвращением покачал головой. — Ты так много чувствуешь, что забываешь, почему тебе это должно быть небезразлично.
— А темная магия?
Услышав это, Том замолчал-то ли от стыда, то ли от раздумий.
— Особые заклинания темной магии создают…интенсивные уровни ощущений.
Как зависимость, подумал Гарри. Непрошеное ощущение жажды из призрачных снов беспокоило его. Непрекращающийся зуд, жжение и потребность в зелье…
— Тебя это не волнует? Использовать темную магию, когда ты…
В любое другое время Том огрызнулся бы или зарычал на него. Разговор между ними был странно интимным, более откровенным, чем любой предыдущий. Какие бы стены ни были построены раньше, они рассыпались вместе с созерцанием Тома в этой Комнате.
— Я был бы обеспокоен, если бы это имело значение, — наконец признался Том. — Эмоции не влияют на мое будущее.
— Звучит зловеще, — пошутил Гарри. В наступившей тишине он понял, что Том не шутил.
— Ты же не серьёзно, — Гарри быстро заморгал. — Эмоции есть…а как насчет Патронуса? Ты не мог вызвать Патронуса раньше …
— Я и сейчас не могу, — сказал Том. — Я использовал твои. Я полагаю, что ты можешь использовать и меня, в конце концов, ты заставил меня проколоть мою руку.
Гарри замер.
— Это был несчастный случай.
— Ты хотел, чтобы я это сделал, — сказал Том. — Это была темная магия, даже если ты этого не знал.
О, Мерлин!
— Не смотри так обиженно, Мальчик-Герой, — сказал Том со вздохом. — Это неподобающе. Ты не можешь сражаться во всех своих битвах, используя Патронус и обезоруживающее заклинание. Выучи несколько проклятий, например восстановление после ампутации на поле боя…
Том повернулся на каблуках, высоко подняв волшебную палочку. Он уставился на перевернутую мишень острым сосредоточенным взглядом. Он резко опустил палочку, выплюнув рыча:
— Flagignum!
С кончика его волшебной палочки сорвалась ярко-фиолетовая вспышка огня в форме хлыста, воспламенив перевернутую мишень и расплавив ее пузырящейся смесью огня и кислоты. Она потрескивала и горела, с хрустом растворяясь в полу, где сгорало, словно в адском пламени.
Том повернул шею, спокойно глядя на Гарри с несколько озадаченным выражением.
— На твоем месте, Мальчик-Герой, Я бы научился настоящей магии, иначе ты не выживешь, когда взорвутся бомбы.
***
После той ночи все, казалось, изменилось в глазах Гарри. Прозрение, которое он никогда не хотел знать. Он был так наивен всю свою жизнь, так слепо повиновался тому, чему учили его учителя.
Проклятия и заклинания были переклассифицированы десятилетия назад в их собственный дом магии. Раньше они были известны как темные чары.
Конечно, темная магия существовала, половина ингредиентов и эффектов от зелий были технически темными. Любовное зелье было величайшим темным зельем в мире.
— Ты в порядке, приятель? — спросил его Рон, обеспокоенный неустойчивым состоянием Гарри.
— Я в порядке, — ответил Гарри, чувствуя себя немного запыхавшимся и потерянным. — Просто…учусь.
— Фигня, — посочувствовал Рон.
Том сказал, что Гарри, вероятно, мог бы использовать его. Как это будет работать? Как бы Гарри… должен исследовать адские пейзажи разума Тома?
Было так много областей исследования, частей, которые сливались воедино. Некоторые вещи Гарри не был уверен, что пережил сам, или они были иллюзиями, рожденными от отчаяния. Снейп тоже не смог встретиться взглядом с Гарри, вероятно, травмированный странной атакой садизма Тома.
Сможет ли Волдеморт использовать его тоже? Проникнуть в его бодрствующее сознание? Том сказал, что может отбиться от монстра — и он доказал это однажды, когда Гарри спал. Волдеморт больше не пытался вторгнуться. Как он мог…войти в воспоминания Тома?
Много ли магии знает Том? Сколько заклинаний? Что он скажет о его СОВ и о том, что изменилось с течением времени?
— А где Гермиона? — спросил Гарри. Рон хмыкнул, оторвавшись от газеты и прищурившись.
— Наверное, в библиотеке, — сказал Рон. — Она беспокоится о своей трансфигурации. Она не может заставить свою собачку лаять правильно.
Трансфигурация была темной магией.
— Верно, — сказал Гарри отстраненно. Его снова затошнило. Знал ли об этом Дамблдор?
Дамблдор когда — то был профессором в Хогвартсе — преподавателем трансфигурации. Гарри не мог припомнить случаев, когда он видел, как этот человек активно использовал свою магию.
Несмотря на все усилия, его внимание все время возвращалось к идее использовать связь между ним и Томом. Ни для чего-то жестокого или злого.
Часть Гарри, выросшая в одиночестве под лестницей, кричала о возможности поговорить с кем-нибудь. Даже если только в его голове.
Гарри закрыл глаза, погрузился в свои мысли и бездумно попытался найти то единственное место, которое ассоциировалось у него с Томом. Бессловесный вопрос, созданный из электричества и химических веществ.
Где-то за лобной долей его мозга, Том откликнулся.
========== Перенесенные и причиненные злодеяния ==========
Комментарий к Перенесенные и причиненные злодеяния
От автора:
Глава, где Том чувствует, как давление начинает раскалывать его на части.
Гарри вошел в кабинет профессора Дамблдора, ожидая, что будет один.
Вместо этого Том Риддл набросил мантию на спинку стула и рассеянно просматривал коллекцию книг, стоявших на полках у дальней стены. Дамблдор сидел, терпеливо сложив руки, не обращая внимания на скользящие по книгам пальцы Тома.
— Профессор, — поприветствовал Гарри. — Вы хотели поговорить со мной?
— Да, — мягко улыбнулся Дамблдор. — До моего сведения были доведены события, связанные с вашими уроками окклюменции у профессора Снейпа. И инцидент, который там произошел.
Том демонстративно вытащил одну книгу из ряда и начал грубо её просматривать. Такое высокомерное зрелище показалось Гарри почти милым.
Я полагаю, ты знаешь, почему ты здесь, Том? — вежливо спросил Дамблдор. Том продолжал игнорировать его, перелистывая страницы книги.
Дамблдор поманил его к стулу, и Гарри сел, уже чувствуя, как разговор давит ему на голову. Дамблдор передал Гарри маленький поднос с разнообразными конфетами; песочное печенье сладко и маслянисто крошилось во рту.
— Том, не хочешь присесть? — спросил Дамблдор.
— Нет, спасибо, — сказал Том, не обращая больше внимания на Дамблдора. Директор, казалось, не обиделся на такие действия, напротив, он выглядел почти ностальгически.
— Не беспокойся, Гарри, — успокоил его Дамблдор с доброй улыбкой. — Много лет назад, я помню, что многие наши дискуссии происходили подобным образом.
— Тогда у вас был лучший материал для чтения, — сказал Том. Он закрыл книгу настолько громко, что она слегка щелкнула, и в воздухе закружился крошечный клубок пыли. — Министерство ограбило и ваш личный запас?
— Корнелиус запросил мою личную копию последних результатов скачек на Пегасе, — сказал Дамблдор. — Кто я такой, чтобы отказывать такому важному человеку?
Том усмехнулся и демонстративно отвернулся. Гарри это не понравилось.
— Может быть, ты расскажешь мне, Гарри, что произошло тем вечером? — спросил Дамблдор.
Гарри слегка поерзал на стуле. Он не чувствовал ни странного жжения в черепе, ни какого-либо шума со стороны Тома, мешающего ему говорить.
— Хорошо, сэр, — сказал Гарри. Я думаю, что…профессор Снейп использовал свою легилименцию, и он…зашел немного далеко и … .появился Том.
Дамблдор ободряюще поднял свои старые кустистые брови. Гарри не знал, как еще это описать.
— Появился Том — через нашу связь, и профессор Снейп, должно быть, зашел слишком далеко и…ну, Том его выгнал.
— Понятно, — сказал Дамблдор. — Том, ты согласен с этим резюме?
Том взял еще одну книгу, просматривая ее оглавление, не поднимая глаз, он сказал:
— Этот ваш учитель не очень то хороший, не так ли?
Дамблдор не ответил. Том улыбнулся, заглядывая в книгу и водя пальцем по чему-то, что видимо его забавляло.
— Я полагаю, — сказал Том, — что посягать на сознание детей было бы ниже всякой морали… Но кто я такой, чтобы это определять?
В глубине души Гарри ощущал приливы чистого гнева. Жестокие обещания, шепчущие за его деснами.
— Том, прекрати, — предупредил Гарри. Неужели он не понимает, что уничтожение профессора Дамблдора плохо кончится? Неужели он не замечает огромной разницы в возрасте?
— Я так не думаю, — ответил Том гораздо спокойнее, чем чувствовал. — Весь этот разговор просто смешон.
— Действительно ли? — спросил Дамблдор.
Гарри почувствовал, как гнев закручивается в нем, разгораясь все жарче и ярче. Пальцы Тома крепко сжали книгу, которую он все еще держал в руках.
— Том, прекрати! . — и тут Гарри резко ткнул себя в череп и дернулся.
Том повернулся и, не раздумывая, сделал два шага вперед. Книга выпала из его замерзших рук и с глухим стуком отскочила от ковра. Внезапно к нему вернулось сознание, и лицо Тома вспыхнуло.
— Ах ты, маленькая крыса! — яростно прошипел Том. Он рванулся вперед, вытянув костлявые пальцы, намереваясь вырвать голову Гарри с его шеи.
Дамблдор взмахнул палочкой, произнес фразу, которую Гарри не расслышал, и ближайшее кресло превратилось в длинноногое существо, сделанное из деревянных балок. Том завыл, как дикая собака, когда дерево обвилось вокруг него и быстро втянуло в свои пределы. Деревянный стул с перилами и запорами, как в тюрьме. Том завертелся, настолько рассерженный своими ограничениями, что стул покачнулся, прежде чем шлепнуться на пол боком. Том, лежавший теперь горизонтально, яростно бился.
— Том, пожалуйста, — вздохнул Дамблдор, снова поднимая Тома в правильное положение. На всякий случай он наложил на дно стула небольшое заклинание — липучку. — Успокойся.
Том никак не мог успокоиться. Постоянный кислый привкус разочарования Тома заставил Гарри потянуться в поиске конфет, чтобы сгладить его.
— Ты жалкий сморщенный человек, — закипел Том. — Жаль, что ты не состарился до пыли. Ты трус…
— Пожалуйста, Том, — устало сказал Дамблдор. — Я бы предпочел не заканчивать все визитом в больничное крыло. Профессор Снейп выразил мне беспокойство по поводу твоего психического состояния.
Том еще немного повозился. Стул держал крепко. Гарри немного отодвинулся от разъяренного парня. Превращение стула было выполнено безупречно, он стал гладким и грациозным, с изогнутыми опорами и ограничителями. Гарри вспомнил, как Том упоминал, что Дамблдор когда-то был профессором трансфигурации.
— Сэр…
— Прошу прощения, сэр, — резко прервал его портрет, с любопытством наблюдавший за происходящим. Его лицо исказила гримаса, в глазах мужчины мелькнуло выражение искреннего извинения. — Похоже, министр уже обо всем договорился.
— А, — спокойно сказал Дамблдор. Он кивнул, взмахнув палочкой, чтобы обратить вспять трансформацию, превратившее кресло Тома в препятствие. Мальчик не пытался вырваться снова, вместо этого он наблюдал острым взглядом и очень критично хмурился.
— Они скоро прибудут, сэр, — с тяжелым вздохом произнесла та же картина. — Мне очень жаль.
— Жаль? Профессор, что происходит? — обеспокоенно спросил Гарри. Дамблдор ничего не сказал, что только побудило Гарри заговорить громче. — Сэр?
— И вот так он пал, — сказал Том ошеломленным голосом. Совершенно неожиданный переход от его прежней ярости. Гарри мог засвидетельствовать, что бурлящий водоворот эмоций Тома действительно превратился в нечто вроде любопытства. В лучшем случае Том чувствовал себя неустойчивой лавиной эмоций, которые невозможно было предсказать. — Вот так убирают великого Альбуса Дамблдора.
Том наклонил голову и тихо рассмеялся.
Гарри очень нервничал.
— Сэр? Сэр, что происходит?
— О, позволь мне, — рассмеялся Том, обрадованный таким поворотом событий. Он лениво склонил голову набок. Как будто он каким-то образом выпустил стрелу из своих губ, и острая боль пронзила Гарри за носом.
— Ай! — прошипел Гарри, хмура глядя на Тома. Ошеломляющее осознание пришло через секунду, когнитивное знание ситуации дошло до него, как будто сам Гарри додумался до этого.
— О, — сказал Гарри. — Министр прибудет, чтобы снять вас с должности и посадить вместо вас Амбридж, потому что вас повезут на допрос в связи с расследованием.
Дамблдор драматически побледнел, резко взглянув на Тома, который дважды хлопнул в ладоши и объявил:
— Браво, браво. Чудо-мальчик все понимает.
Дамблдор закрыл глаза и осторожно вздохнул. Когда он открыл глаза, его доброе выражение лица сменилось чем-то гораздо более серьезным.
— Похоже, вы знали гораздо больше, чем я предполагал, мистер Риддл.
— Трудно было это игнорировать, — сказал Том. — Когда Крина Димитриу-непосредственная причина расследования. Как долго вы думали оставаться на своем троне здесь, когда они прочесывали весь мир в поисках Гриндевальда? Вы действительно считали себя особенным, сэр?
Дамблдор кивнул.
— Я всегда буду недооценивать тебя, Том. Я боюсь за тебя.
— Не стоит, — сказал Том. — Я на пути к тому, чтобы стать лучше, чем когда-либо, когда ты уйдешь.
Гарри казалось, что он наблюдает за происходящим на сцене, хотя и чувствовал себя немного не в своей тарелке. Его рот не хотел сотрудничать, двигаясь вяло, чтобы начать спорить и перебивать, как он хотел.
На сцену выглянул портрет, полный ужаса и видимого сожаления о себе. Гарри не узнал этого человека, но все директора имели тенденцию нести на своих плечах невидимый груз своих неудач.
— О, Том Риддл… — прерывисто произнес мужчина. Ему было стыдно за себя или за то, чего он больше не мог делать. — Ты всегда был таким милым мальчиком.
— Я не был, — весело ответил Том. — С вами было просто поразительно легко играть, директор Диппет.
Человек, директор Диппет, склонил голову, признавая этот факт. Бывший директор больше ничего не сказал.
Том продолжал улыбаться, притворно невинно слушая громкое бормотание чиновников министерства, поднимавшихся по лестнице. Дамблдор выглядел смирившимся и усталым, хоть и потребовал внимания, пристально глядя на Гарри.
— Послушай меня, Гарри, — настойчиво сказал Дамблдор, — ты должен изучать Окклюменцию так усердно, как только можешь, ты меня понял? Делай все, что можешь, и практикуй это каждую ночь перед сном, чтобы закрыть свой разум от дурных снов — ты скоро поймешь почему, но ты должен пообещать мне …
— Не волнуйтесь, профессор, — сказал Том с улыбкой. — Я держу его разум под замком.
Дамблдор встал с выражением опустошения на лице и вышел из кабинета, чтобы поприветствовать свиту, которая увезет его на расследование.
***
По приказу Министерства магии
Долорес Джейн Амбридж (Верховный инспектор) сменила Альбуса Дамблдора на посту главы Школы чародейства и волшебства Хогвартс.
Все это соответствует Декрету об образовании номер Двадцать восемь.
— Дамблдор скоро вернется, — уверенно сказал Эрни Макмиллан на обратном пути с гербологии, внимательно выслушав рассказ Гарри. — Они не смогли удержать его на втором курсе и не смогут на этот раз. Толстый Монах сказал мне, что Амбридж пыталась проникнуть в его кабинет, но не смогла пройти мимо горгульи. Кабинет директора тут же опечатался!
— О, я думаю, она действительно воображала себя сидящей там, в кабинете директора, — злобно сказала Гермиона. Они толпой прошли через главные двери в вестибюль. — Властвуя над всеми остальными учителями, глупая надутая, помешанная на власти старая…
— А теперь, Грейнджер, ты действительно хочешь закончить эту фразу?
Драко Малфой выскользнул из двери, за ним последовали Крэбб и Гойл. Остроконечное лицо Малфоя исказилось от ликования. Он уже держал палочку в одной руке, многозначительно постукивая пальцами по древку.
— Боюсь, мне придется снять пару балов с Гриффиндора и Хаффлпаффа.
— Только учителя могут снимать баллы с факультетов.
Малфой открыл было рот, чтобы возразить и объявить о своих новых полномочиях, дарованных ему высшим начальством, но тут из тёмной ниши появился Том. Мальчик сидел там и с удовольствием наблюдал, как люди переходят из класса в класс. Теперь, когда Дамблдор ушел, у него не было ни желания посещать, ни последствий, избегая всех занятий Гриффиндора.
По правде говоря, Гарри даже не был уверен, чем Том занимался сегодня днем. Прошла всего неделя с тех пор, как Дамблдор уехал, но Тома слишком забавляло безумие их новой диктатуры.
— Осторожнее, Малфой, — предупредил Том голосом пантеры, приветствующей свой обед. — Ты же не хочешь показаться… слишком жадным.
Драко хмуро сжал челюсти. Он наблюдал за небрежным приближением Тома настороженным взглядом — более настороженным, чем Том того заслуживал.
— Я могу снять баллы. Теперь это в моей власти …
— Я не связан с факультетом, — сказал Том с еще одной широкой улыбкой. — Давай, проверь.
Драко не отступал от вызова. Он сказал громко и смело:
— Десять баллов с твоего факультета!
Группа автоматически повернулась к гигантским песочным часам, установленным в нишах вдоль стены позади них, которые фиксировали очки факультетов. Ни один камень не упал.
— Какая жалость, — в голосе Тома не было ни огорчения, ни извинения за неудачу Малфоя. — Новые домашние собачки Амбридж, пускающие слюни по всему полу.
Малфой покраснел.
— Кого ты назвал грязной дворняжкой…
— Осторожнее, — сказал Том тихим шепотом, поднимая обе руки так, чтобы они заметно зависли по бокам. — Не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.
Малфой вытащил палочку и направил ее вперед, кончик упёрся на уровне груди Тома.
— Ты думаешь, я этого не сделаю? Ты … ты, мерзкая сволочь?
Улыбка Тома не исчезла.
— Когда-то давно я знал таких людей, как ты. Храбрые, дерзкие. Они видели сражения, но когда пришло время… — размышлял Том с мрачным презрением. — Они задохнулись.
Малфой начал было произносить заклинание, но потом передумал.
Затем его глаза слегка остекленели, и он позволил своей палочке со звоном упасть на землю. Он поднес наманикюренные пальцы к горлу и принялся чесать с животной настойчивостью. Скребя глубоко и резко, пока кожа не треснет.
— Том! Прекрати! — закричала Гермиона, навалившись всем своим весом на его левый бок. Том споткнулся от удара, не ожидая такого движения. Малфой резко выдохнул и метнулся за палочкой. Мальчик ничего не сказал, решив убежать в слепой панике.
Гермиону слегка трясло. Она еще раз толкнула Тома для большей убедительности, прежде чем прошипела:
— О чем ты думал!
— Черт побери, — сказал Эрни, потрясенный видом бессловесной магии без палочки. — Что это было?
— Просто заклинание, — сказал Том, слишком расслабленно для потенциально ужасной сцены. — Что-то из мною созданного.
— Больше так не делай, — предупредила Гермиона, хотя в ее дрожащем голосе было мало угрозы. — Том, не надо…не делай этого.
— Почему? — спросил Том. — Потому что ты не можешь этого понять? Потому что ты не знаешь, как я это сделал?
Гермиона храбро вскинула подбородок, принимая вызов и сказала:
— Это была темная магия.
Ну конечно это была она, подумал Гарри. Он хотел, чтобы это произошло, и это произошло.
Эрни резко отступил назад, внезапно почувствовав себя очень неуютно.
— Я уже… Мне нужно идти…
Никто не обратил на него внимания. Гермиона подняла голову, чтобы посмотреть Тому в глаза, и Тому пришлось наклонить голову.
Когда Том успел подрасти? В какой момент он начал превращаться во взрослого подростка, которого Гарри впервые встретил как призрак из дневника? Когда улыбка на лице Тома стала такой острой?
— Ты не можешь этого делать, — твердо сказала Гермиона. — Это неправильно.
— Мало что в жизни бывает правильным, девочка.
— Ты не можешь просто … просто использовать это…
— Скажи мне, — потакал ей Том. — Какое заклинание я использовал?
Гермиона, хоть убей, не могла дать ему ответа.
— Эй! — группа слегка повернулась к боковому шкафу рядом с Большим залом. Появился Филч, волоча за собой большое железное ведро и швабру. Его ухмылка выглядела такой же злобной, как и обычно, хотя миссис Норрис и не скользила меж его ног. Гарри очень хотелось думать, чтобы близнецы пошутили, и Том на самом деле не убивал кошку.
— Директриса хочет тебя видеть, Риддл, — ухмыльнулся Филч.
Лицо Тома превратилось в нечто пустое и скучающее. Он вздохнул и перекатил плечом, словно ему было чем заняться. Филч нахмурился еще больше, но мальчик больше не возражал.
Филч пошел в качестве ненужного эскорта, Том шел сразу за ним почти стройной походкой
Филч был в очень хорошем настроении; он что-то скрипуче напевал себе под нос, поднимаясь по мраморной лестнице. Том ничего не сказал и не подал виду, что хочет поговорить. Филч проигнорировал это и радостно захихикал:
— Здесь все меняется, Риддл.
— Больше, чем ожидалось, — сказал Том.
— Да… Я уже много лет говорю Дамблдору, что он слишком мягок… Грязные маленькие дети, маленькие звери, бегающие вокруг. Теперь, когда ты знаешь, что я могу выпороть вас всех, ты больше не будешь валять дурака, а? Теперь, когда ты знаешь, что я могу вздернуть тебя за лодыжки у себя в кабинете, это не доставит тебе хлопот…
Том согнул один палец, щелкнув суставом с громким хлоп! Филч бросил на него сердитый взгляд, хотя Том больше не обращал на него внимания.
Кабинет Амбридж выглядел так же, как и всегда, за исключением официального объявления о ее назначении директрисой. За ее столом стояли три метлы, закрепленные цепями и замысловатыми замками. Амбридж сидела за столом и деловито строчила что-то на своем розовом пергаменте. Она подняла глаза и широко улыбнулась при их появлении.
— Спасибо, Аргус, — ласково сказала она.
— Не за что, мэм, не за что, — сказал Филч. Он низко поклонился, пока артрит не остановил его, и со скрипом вышел.
— Садись, — сказала Амбридж с фальшивой улыбкой. Она указала на стул, на который Том с достоинством уселся. На тарелках над креслом Амбридж было изображено несколько котят, играющих друг с другом. Амбридж отложила перо и спокойно сложила руки.
— Ну что ж, — спокойно сказала она. — Что бы ты хотел выпить?
Лицо Тома едва заметно дрогнуло.
— Все, что вы предложите, мэм.
Все происходило довольно медленно. Директриса Амбридж суетилась, заваривая себе чайник с чаем, из которого она налила себе и Тому на его глазах. Она казалась очень обрадованной, настороженной, но довольной. Том почувствовал легкую паранойю, даже когда Амбридж отпила свой чай. Она налила его прямо тут, он был уверен, что в него не было ничего подсыпленно.
— Ну что ж, — сказала Амбридж. Она подала им обоим набор пироженных, покрытых бледно-розовой глазурью. Том знал, что чай будет тошнотворно сладким, а печенье — противным.
— Как ваши дела, мистер Риддл? — пронзительно спросила она. Она выбрала одно печенье, обмакнула его в чай и откусила. Том тоже выбрал одно, проверяя границу грубости и манипуляции. Что именно ей от него нужно?
— Замечательно, мэм, — сухо ответил Том. Он сделал маленький глоток чая, наблюдая, мелькнула ли радость в глазах Амбридж. Выражение ее лица не изменилось, и Том позволил себе немного расслабиться. Чай не был отравлен, хотя на вкус был ужасен.
— Я беспокоюсь за вас, — сказала Амбридж болезненно сладко. — Из-за вашей… проблемы.
Том прикусил язык одним из своих клыков. Он не кровоточил, но горел.
— Все улажено, мэм.
Амбридж прищелкнула языком в притворном беспокойстве. Том гадал, возьмет ли она в руки линейку или ремень и сочтет ли его предметом для порки. Это ни в коем случае не будет новым опытом.
Том слегка откусил кусочек печенья — отвратительное — и напряженно повел плечом.
— Все улажено? — спросила она у него.
— Нет, — неконтролируемо ответил Том.
Он замолчал, крепко сжимая в руках чашку с чаем и это дважды проклятое печенье.
— Ей помогли, — быстро сообразил Том. — Она не настолько умна, чтобы отравить глазурь.
— Ну что ж, — сказала Амбридж, разочарованно прищелкнув языком. Том почувствовал, как пот выступил у него на лбу. Что это было — зелье, подавляющее разум? Яд? Зелье, сканирующее мозг?
— Нет, — быстро сообразил Том. — Теперь у нее есть ресурсы. Достаточно было только попробовать.
Сыворотка правды — значит, она накачивала наркотиками своих учеников, но изощренно пыталась отравить его. Такое дополнение должен был сделать специалист по зельям.
— Однажды, — подумал Том в абсолютной ярости. — Я сожгу вас, профессор Снейп.
— Том, — снова заговорила Амбридж с притворным беспокойством. — А ваш опекун…не напомните мне, кто ваш законный опекун?
Законный, законный.
— Крина Димитриу.
Руки Тома напряглись так, что суставы запылали. У него закружилась голова, какое-то смутное жжение, которое казалось…неправильным. Улыбка Амбридж стала еще шире — до неприличных размеров.
— Ах да…а Крина Димитриу знает?
Слишком расплывчато.
— Нет.
— А-а, — понимающе протянула Амбридж. Том отчаянно искал хоть какое-нибудь решение, хоть какое-нибудь заклинание, чтобы избавиться от этого неожиданного допроса. — Значит, Крина Димитриу дружит с Альбусом Дамблдором?
— Нет, — сказал Том. Ему хотелось откусить себе язык. Ему хотелось схватить нож — его нож, который он стащил у пехотинца, и вонзить в ее чертово горло.
— Позвольте мне перефразировать, — сказала Амбридж. — Крина Димитриу контактирует с Альбусом Дамблдором?
— Он связывается с ней, — сказал Том.
В отчаянии Том пронзительно закричал внутри своего черепа. Гарри!
— Оу? — спросила Амбридж. Ее глаза мерцали, когда ее жадность пронзила его. — Зачем? Зачем Альбус Дамблдор связывается с Криной Димитриу?
Глаза Амбридж уставились на Тома, и Том позволил себе скользнуть в её сознание.
Какое-то мгновение он смотрел на свое собственное тело. Пристальный взгляд в его зрачки и нездоровый румянец. Капелька пота скатилась по его виску, всепоглощающее чувство восторга и гордости, и она, наконец, сделала это. Наконец-то она узнает, что та натворила. Наконец-то она получит эту трижды проклятую женщину и этого мужчину. Она, наконец, узнает, что она сделала, потому что…потому что она не знала…
Том Риддл открыл рот и сказал невнятно и запинаясь:
— Я не знаю.
Что? Как он мог не знать? Как он мог не знать?
— Когда они в последний раз контактировали? — спросила Амбридж.
Когда они встречались? Она не могла припомнить, когда они могли встретиться. Неужели они делают это где-то за её спиной? Дурачат ее? Она даже не знала, что они были в контакте…
— Не знаю, — ответил Том Риддл.
Никогда в жизни она не испытывала такой ярости.
Выражение лица Амбридж стало ровным, хотя ее лицо горело ярко-красным. Она стояла, возвышаясь во весь свой невысокий рост. Том Риддл никак не отреагировал, он по-прежнему рассеянно смотрел мимо нее на котят в чайных чашках. Она яростно, агрессивно расхаживала взад и вперед с едва сдерживаемым желанием проклясть мальчика. Она могла легко проклясть его, легко вытащить свою палочку и … легко наложить на него Империо. Она никогда раньше не произносила заклинания, но теорию знала. Мальчик уже выглядел больным, легко было бы сказать, что ему просто стало хуже в его жалком состоянии.
Но…
Но что, если с ним что-то случится? Что, если каким-то образом он выздоровел, или это обернется против нее. Он мог возложить вину на нее. Было бы лучше убрать его полностью, особенно если Крина Димитриу был его законным опекуном.
Нет! Нет, она не могла убрать мальчика…
Том Риддл застонал, слегка подергиваясь на стуле. Амбридж вздрогнула и нахмурилась, прежде чем снова занять свое место.
— Мальчик. Неужели Крина Димитриу убила Геллерта Гриндевальда? Альбус Дамблдор убил Геллерта Гриндевальда?
Глаза Тома Риддла слегка вылезли из орбит, он выглядел совсем больным. Он открыл рот, невнятно выговаривая слова, как пьяница. Неужели ее зелье каким-то образом пробудило в нем это состояние?
— Я…я не знаю.
— Ты ничего не знаешь! — злобно вскипела Амбридж. — Что эта женщина нашла в тебе? Что она в тебе нашла?
Мальчик слегка покачнулся, и дернулся, прежде чем издать жалобный звук рвотного позыва. Глаза Тома Риддла начали закатываться, казалось, он вот-вот упадет в обморок.
— Нет! — Амбридж выхватила палочку. — Эннервейт!
Том Риддл вздрогнул, его глаза резко прояснились, прежде чем он попытался вернуться в прежнее ошеломленное состояние.
— Почему ты такой особенный? — злобно спросила Амбридж.
Том слегка дернулся и прохрипел:
— Я не умер.
Бум!
Пол кабинета задрожал; Амбридж скользнула вбок, хватаясь за стол, чтобы не упасть. Она смотрела на дверь, за которой бежали и кричали люди.
Амбридж полностью проигнорировала Тома. Она подняла волшебную палочку и выбежала из кабинета, оставив Тома в ужасном состоянии в своем розовом кресле. Том дал себе несколько секунд, прежде чем перегнулся через подлокотник и его вырвало прямо на розовый пол.
Дверь быстро распахнулась, и в комнату ворвались двое и схватили Тома за руки.
— Вставай, приятель! — быстро сказал Джордж. Фред обхватил Тома другой рукой за плечо.
— Ты выглядишь проклятым, — сказал Фред. — Или, как будто тебя прокляли.
Том снова вздрогнул, изрыгая кислоту и то, что было его завтраком.
— Полегче, — предупредил Джордж. Вместе близнецы выскользнули в коридор и быстро потащили Тома к гриффиндорской башне.
— Мы знаем, что ты не любишь шум, приятель, — заранее извинился Фред. Свободной рукой он выхватил палочку и наложил на всех троих заглушающее заклинание. Сквозь искаженный барьер Том слышал звуки, похожие на вой сирен, и взрывы множества бомб.
— Достали его! — крикнул Фред, втаскивая Тома в башню. Гарри сидел на одном из стульев, свернувшись калачиком, с пакетом льда на лбу. Джинни Уизли примостилась возле его плеча, держа в руках ещё один пакет со льдом. Ее хмурый взгляд сменился апатичным, а тело Тома продолжало раскачиваться на пустом месте.
— Нашли его в таком состоянии, — доложил Джордж, тяжело дыша. — Обблювался повсюду.
— Опустите его, — сказала Гермиона. Она суетилась, вытаскивая небольшую аптечку первой помощи, любезно предоставленную для травм от квиддича и для Невилла, который случайно травился раз в неделю. — Его только что вырвало?
— Да, — сказал Джордж, хватая тряпку, чтобы стереть немного слизи с лица Тома. — Кажется, она поила его чаем…
— Нет, — прохрипел Гарри, лежа на диване под пакетом со льдом. — Это…это не было…
— Непытайся говорить, — тихо успокоила его Джинни. Том издал слабый звук боли, мышцы безконтрольно дернулись.
— Я бы не удивилась, если бы эта женщина подложила что-нибудь ему в еду, — поморщилась Гермиона. Она порылась в своих припасах, отложив в сторону несколько ингредиентов и мазей, которые вряд ли могли им помочь. — Конечно, если бы она хоть на минуту задумалась о его состоянии, то, возможно, не стала бы вызывать этого…
— Чего «этого»? — нервно спросил Фред. — Я имею в виду, я бы с удовольствием затащил его в больничное крыло, но мы отдали Ронни только половину фейерверкой, а остальное еще нужно взорвать …
— Идите, уходите отсюда, — прогнала их Гермиона. — Это токсичное взаимодействие. Вот почему ты не принимаешь … о Викодин и Бенадрил! Да что я говорю, вы не знаете, что это такое — нельзя принимать снотворное и болеутоляющее одновременно!
Джордж выглядел немного обиженным.
— Конечно, мы это знаем! Мы же не дураки!
— Это одно и то же! — воскликнула Гермиона. Она схватила что-то комковатое и коричневое и засунула Тому в горло. — Это нейтрализует часть взаимодействия. Его организм пытается вывести это наружу — О, как я ненавижу эту женщину!
— Она использовала на нем Сыворотку правды, — сказал Гарри. — Я мог бы… Она пыталась выяснить, где Дамблдор.
— Он защищал Дамблдора? — скептически спросила Джинни. — Я в это не верю.
Тома на диване снова вырвало. Его руки превратились в когти, царапающие лицо от неконтролируемой дрожи. Гарри содрогнулся, бормоча себе под нос в бреду:
— Пожалуйста, Господи, дай мне жить.
***
Это был первый день пасхальных каникул, и Гермиона, как обычно, провела большую часть дня, подробно детализируя расписание занятий для всех троих, а затем еще один для близнецов и Тома из–за своего чувства вины.
Рон с ужасом обнаружил, что до выпускных экзаменов осталось всего шесть недель.
По мере того как проходили каникулы, погода становилась все свежее и яснее. Гарри застрял с остальными пятым и седьмым курсами, запертый внутри и маршируя туда-сюда в библиотеку. Все устали от учебы, выглядели голодными и безумными.
Бедный Том, который пришел в себя и принял на себя позицию яростного чтения и убийственных взглядов, занял один конкретный стол в библиотеке. Один семикурсник утверждал, что мальчик зашипел на него!
Еще до конца каникул на доске объявлений в Гриффиндорской башне появилось новое устрашающее объявление.
Карьерный совет!
Все пятикурсники должны будут присутствовать на короткой встрече со своим главой факультета в течение первой недели Летнего семестра, на которой им будет предоставлена возможность обсудить свою будущую карьеру. Время индивидуальных встреч указано ниже.
Тем более удивительным было то, что Том был занесен в список.
— Это не имеет значения, — с горечью объяснил Том однажды, уничтожая тренировочный манекен во время встречи ОД при использовании целевых атак. — Каким будет мое будущее? Вы верите, что Дамблдор позволит мне участвовать в жизни общества?
— Ну, — хотел возразить Гарри. — Ты мог бы стать…политиком?
Том рассмеялся так сильно, что ему потребовалось мгновение, чтобы восстановить дыхание.
— Я? Политик? При одной мысли об этом у Дамблдора выпадут все волосы. Если не одна революция, то другая, не так ли, Поттер?
Гарри побледнел и поспешно попытался оправдаться. Том покачал головой, странно успокоенный и в хорошем настроении. Он тщательно восстановил свой манекен с помощью заклинания.
— Я никогда не хотел быть политиком. Я хотел стать учителем.
— Учителем?
— Неужели в это так трудно поверить? — тихо спросил его Том.
— Нет, — подумал Гарри с каким-то пустым чувством вины. Он видел это так отчетливо, что это разъедало его и оставляла пустым.
Гарри мог себе это представить. Том стал бы одним из тех учителей, с которым его ученики никогда не смогут сравниться. Какой бы остроумный ответ они ни придумали, у Тома он будет лучше. Он воспользуется их непослушанием и превратит его в преимущество — но не через умаление заслуг
и оскорблений или утверждение своей власти своей палочкой. Он будет использовать юмор, знания — такие вещи, к которым каждый будет относиться с уважением — и даже стремиться.
Том учил бы со страстью человека, который выжил в этой жизни и никогда не хотел, чтобы кто-то испытал подобное.
— Нет, — сказал Гарри сквозь комок в горле. — Из тебя получился бы замечательный учитель.
Он и остальные пятикурсники потратили значительное количество времени, читая всю эту информацию о карьере, оставленную им для ознакомления.
— Ну, — сказал Рон. — Похоже, я не могу быть целителем. Они хотят, по крайней мере выше ожидаемого на уровне ТРИТОН по Зельям, Гербологии, Трансфигурацияи — я имею в виду, черт возьми, зачем. Ты же не будешь превращать чье-то легкое в сейф!
— Это ответственная работа, — сказала Гермиона. Она читала ярко-розово-оранжевую брошюру, которая гласила: «Как вы думаете, вы хотели бы работать в департаменте по связям с магглами?
— Послушайте, — рассмеялся Симус, сидевший через несколько кресел. — Вы ищете сложную карьеру, включающую путешествия, приключения и значительные бонусы за сокровища, и связанную с опасностью?
— Это разрушитель проклятий? — спросила Лаванда, изо всех сил стараясь угадать профессию.
— А как насчет этого? — спросил Рон, держа в руках яркую брошюру по испытанию заколдованной мебели. Гарри не мог представить себе более скучной работы.
— Эй, — раздался голос в ухе Гарри. Они оглянулись и увидели Фреда и Джорджа, которые скользнули на освободившееся для них сиденье. — Джинни говорила с нами о тебе. Ты упомянул, что хотел поговорить с… лающим сумасшедшим?
— Что? — резко спросила Гермиона. Она замерла на полпути к очередной брошюре. — Сейчас? Не будь смешным. Тома только что отравили, Амбридж рыщет повсюду и обыскивает сов …
— Мы знаем, как это обойти, — сказал Джордж. — Все дело в том, чтобы устроить диверсию. На самом деле у нас есть… хороший способ обойти это.
— Хорошо, хорошо, даже если ты сделаешь хороший отвлекающий маневр, как Гарри сможет поговорить? — спросила Гермиона приглушенным голосом.
— В этом весь фокус, — согласился Фред. — Видите ли, в больничном крыле есть аварийный этаж для самых разных вещей. Двери обычно закрыты, если у вас нет разрешения, но до тех пор, пока человек не вернется, двери остаются открытыми. Так что, если кто-то уйдет, вы сможете поболтать, пока не закончите к тому времени, как он вернется.
— Это…имеет смысл, — неохотно согласилась Гермиона. — Значит, ты уже говорил с Томом? Он встречается с мисс Димитриу?
— Не знаю, — нахмурился Рон. — Он тебе действительно нужен?
— Не будь идиотом, — фыркнул Фред. — Видимо, ему не терпится поговорить. Слишком много чувств в этом парне…
— Скорее, слишком мало.
— В любом случае, — сказал Фред. — Завтра около пяти часов Том уйдёт на некоторое время. Тогда и поболтаешь.
***
Том ждал его с самым пустым выражением лица. Гарри мягко улыбнулся и скорее почувствовал, чем увидел, что Том ответил на его приветствие.
— Раздастся сирена, прежде чем я вернусь, — тихо сказал Том. Казалось, что его это мало волнует. — Иначе я окажусь не в том месте.
— Верно, — согласился Гарри. Он не совсем знал, как сделать вызов по камину вместо просто транспортировки.
Том вошел в больничное крыло, привычными движениями скользнув в задние двери. Он не подошел ни к одному из сложенных там зельев — явно охраняемых, даже если они не могли это видеть — и прошел через маленькую незанятую кладовую. Дымоход и камин там были пыльными и неосвещенными. Том использовал небольшое заклинание огня и снял с каминной полки крошечный горшочек.
— Молчи об этом, — предупредил его Том. Он схватил горсть порошка и бросил его в крошечное пламя. В тот же миг он взорвался изумрудно-зеленым огнем, который лизал воздух, как слюнявая собака.
Том встал и объявил на иностранном языке — с таким акцентом, что он не мог понять, что это значит. Он уловил малейший намек на слово «Филлах»!
Том шагнул в огонь и исчез.
***
Путешествие камином всегда казалось странным опытом, гораздо более диким, чем путешествие портключом в далекое место.
Крина воспользовалась специальным разрешением, чтобы связать свое личное поместье с каминной сетью. Ее заявление о том, как найти ее в случае крайней необходимости или если она ему когда-нибудь понадобится. С Нурменгардом под таким количеством глаз и прессой, изо всех сил пытающейся пройти через ворота (так или иначе, никто еще не был съеден) посещение ее личного дома было самым безопасным выбором.
Почему-то он никогда раньше не представлял себе ее дом.
Все вокруг громко кричало о Крине.
Том вышел из большого каменного камина, сложенного из камней самых разных размеров и форм. Ступка выдержала, толстая и старая, со старым сквозняком, который разделяли каменные дома и погреба.
В доме Крины Димитриу были экзотические ковры, все разных оттенков красного и сливового. Мягкая шерсть, ручная работа персидских художников. Диван вызвал настальгию. Для неё он уже считался антиквариатом.
Он провел рукой по мягкому бархату, скользят пальцами по одеялу, сделанному из шкуры длинношерстного животного. Лось или, может быть, карибу. Оно было мягким и богатым под его пальцами.
Ничто не соответствовало друг другу, но неортодоксальность их внешнего вида каким-то образом превратилась в идеальное представление о сложных дорогих вкусах. Старинные французские шкафы из орехового дерева. Поднос в виде шута на мраморной стойке. Салон в стиле итальянского барокко из трех частей кожи, с подушкой из четырех кисточек для украшения на центральном сиденье.
Том позволил кожаному одеялу скользнуть между пальцами. У Крины Димитриу был индийский изогнутый короткий меч на стойке в зале, закрепленный медными булавками. У нее висела таксидермическая кабанья голова с копьевым шипом, пронзающим и фиксирующим ее нижнюю челюсть.
Дорогие вкусы, изысканная привлекательность. Это все подходило, и не подходило ей одновременно.
Том прошёл, оставляя за собой след сажи на ковре, и отважился пройти по коридору. Невозможно, чтобы она не знала, что он здесь.
Первая дверь вела в туалет с большой ванной, украшенной геометрическими узорами. Уродливые, острые, как внутренности жеоды. В соседней комнате располагался небольшой чулан, заполненный не такими уж возмутительными пальто и ботинками — они напомнили Тому о плащах, которые носили военные командиры.
Следующая комната, с двумя длинными висячими растениями на полу, была заполнена книгами.
Комната была сделана не под библиотеку. Когда-то это была детская комната, но теперь стены были построены из белых невзрачных полок, а их внутренности заполнены деревянными внутренностями. Книги не были организованы по форме или размеру, вместо этого они выглядели расположенными по назначению и использованию. Старые и новые книги стоят рядом. Некоторые из них были сложены на корешках, а другие с промежутками между ними, и каменные концы книг удерживали их в вертикальном положении. Библиотечная лестница возвышалась над головой Тома, натянутая на стропила тремя промышленными крюками. Том подумал, есть ли здесь книга, которую Крина не читала.
Все равно это было неправильно.
Том вышел из библиотеки и углубился в дом Крины Димитриу.
Он нашел спальню, кухню, погреб, настолько заполненный вином, что Том удивился, почему Крина когда-либо выменивала на большее. Он наткнулся на ее архивы, шкаф, заполненный таким количеством пальто, что казалось, будто это кладовая с животными, а затем оказался в комнате для наблюдений.
Он бы не обратил на нее внимания, если бы не фотография на углу стола. Несколько маленьких растений в глиняных горшках стояли на солнце. Прекрасный вид на далекие горы — Альпы, как предполагал Том. Обнаженные коричневые стропила, белые оштукатуренные стены. Плетеный стул и корзинка с иголками и шерстью. На стене висели круглые тарелки неизвестного культурного значения. Одна-единственная фотография смеющихся мужчины и женщины.
Портрет был маггловским и напомнил Тому картины, которые он видел в детстве.
Том посмотрел на шкаф, на котором стояла картина, и начал открывать его.
Люди, как и все другие эмоциональные существа, были утомительно предсказуемы.
— Большинство людей останавливаются в моей комнате трофеев, — сказала Крина Димитриу с порога. — Или они пытаются украсть один или два. Никому нет дела до этой комнаты.
— Только в этой комнате есть что-то ценное, — сказал Том. Он вытащил книги, две из них, и выпрямился. Обе книги были холодными, с потрескавшимися уголками, сшитыми из кожи. Крина склонила голову в неохотном знаке восхищения.
— До сих пор ты единственный, кто увидел это, — призналась Крина. Она держала чашку ароматного чая. Солнечный свет проникал сквозь окна, освещая ее бледную кожу. — И это то, за что я тебя уважаю.
— Не стоит, — сказал Том. — Я вышел из низов. Я распознаю, когда другие начинают с того же недостатка имущества.
Крина криво улыбнулась, изогнув губы. На ней не было косметики, только длинные брюки, закрывающие ноги, и свитер, который обтягивал ее тело и оставлял обнаженным горло. Она была красивой женщиной
Она могла бы стать моделью, лицом для магических исследований и открытий. Крина Димитриу отказалась от этого по неизвестной причине, скрывая свою неуверенность за тщательно подобранной внешностью.
Здесь, в ее доме, эти маски сбрасывались, как у любой змеи после роста. Ее несовершенства делали ее настоящей: застенчивость, нерешительность в движениях тела и тихая мелодичность голоса. Том знал Крину почти год, и она никогда не казалась ему более человечной.
— Кто они такие? — спросил Том, кивая на фотографию.
— А, — сказала Крина. Она смотрела на фото на мгновение дольше, чем обычно, с сентиментальной привязанностью. — Моя мать и мой отец. Теперь их нет, но мне нравится держать их поближе к себе. Назови это сентиментальностью.
— Вы не похожи на сентиментального человека.
Крина криво усмехнулась.
— Приму это как комплимент. Это один из моих величайших недостатков, моя…фиксация на том, что я потенциально могла бы иметь. С тобой все в порядке, Том?
— Да, — солгал Том. — У меня есть вопросы.
— Как и ожидалось, — мягко поддразнила его Крина. — Я обеспокоена твоими действиями в последнее время. Ты опоздал с несколькими заданиями, но образование это… Это всего лишь бумаги. Это не определяет тебя, это не самое важное в твоей жизни в данный момент.
— Чаю? — вежливо спросила она и проводила его на кухню. Она поставила чашку на деревянный стол и с привычной легкостью принесла толстый железный чайник. — Рассказывай свои теории и вопросы, пока травы завариваются.
— Амбридж отравила меня, когда пригласила на чай, — заметил Том.
Крина наклонила голову и выглядела слегка удивленной. Ее пальцы опасно сжались вокруг кружки, выражая гнев, когда ее голос не мог.
— Я вспомню об этом, когда напугаю ее до смерти. Чаю? Да? Вам нужно противоядие? Нет?
Том согласился и положил свои книги — те, которые он выудил из вещей Крины, и сказал:
— Я связал себя с… его Крестражами.
Крина наклонила голову.
— Значит, ты уверен, что они у него есть?
— Несколько, — задумчиво произнес Том. — Я… связан с ним… Гарри Поттером так же, как и со змеей. Нагайна. Я знал ее очень давно.
Крина прислонилась к стойке и склонила голову набок. Ее пальцы постукивали по чашке, глиняной и явно любимой.
— Не пора ли поговорить о чашках, о времени и о чудовищах наших собственных расстройств?
— Я хочу поговорить о Крестражах, — сказал Том. — Я чувствую их, веду их.
— Значи ты вёл и Гарри Поттера? — спросила его Крина. Она передала ему чай, и он без колебаний выпил. Он не был отравлен, на языке у него был привкус чего-то старого и чужого. Отличный от британских смесей. Том поставил глиняную чашку и сказал: — Я не Крестраж, но я могу связываться с другими лучше, чем он. Думаю, со временем я смогу их контролировать.
— Это ужасная мысль, — со знанием дела сказала Крина. — Или невыносимое облегчение. Значит, ты беспокоишься за него? Боишься, что он подумает о тебе?
— Мне на него наплевать, — настаивал Том. — на Волдеморта. Он мне совершенно безразличен. Он… Он-гротескная отвратительная тварь. Искаженный и причудливый.Неестественный.
Крина рассеянно хмыкнула в знак любопытства. Она указала на книги одной рукой, ее длинные не заколотые волосы слегка рассыпались по плечам.
Том подвинул обе книги и прислушался к ее словам, пока она неторопливо перелистывала страницы.
— Другие осмелились бы сказать то же самое о тебе, — сказала она почти дразнящим тоном. — Я думаю, что многие люди все еще смотрят на тебя и видят что-то неестественное или причудливое в твоих словах. Я, конечно, не знаю. Каждый раз, когда мы встречаемся, ты, кажется, все больше и больше отклоняешься от той судьбы, с которой когда-то смирился. Ты обрел чувство индивидуальности и решимости, которое отклонило тебя от этого пути. Я всегда хотела, чтобы ты рос, обретая себя, а не титул. Что изменилось?
Том уставился на деревянную кухонную стойку, испещренную боевыми шрамами от ножей. На поверхности были оспины и старые винные пятна. Изысканный черный грецкий орех, испорченный временем и возрастом, покоился в простых никчемных глиняных чашечках с травяными листьями, которые Том никогда раньше не пробовал.
— Мой Патронус — стервятник. Грифон. Я видел их раньше.
— Ты можешь вызвать Патронуса? — спросила Крина мягко.
— Гарри Поттер может, — сказал Том.
Крина гордо посмотрела на него, как никто прежде. Она мягко улыбнулась ему и сказала:
— Когда-то я боялась за твое выживание. Что ты вырастешь искалеченным, пугливым существом. Я вижу, ты нашел избавление от своего одиночества. Ты скажешь мне, что это?
Том хотел сказать ей. Он хотел сказать ей это так сильно, что слова сами собой почти сорвались с языка. Он обуздал свои мысли, отчаявшуюся часть себя, которая хотела зависимости и любви, но которую слишком много раз ранили, чтобы снова доверять. Том оттащил эти мысли назад, задушил горчичным газом и сказал:
— Нет.
Крина постучала кончиками пальцев по книге и ничего не сказала к его явному огорчению. Она верила, что со временем он сам ей все расскажет. Она верила в него — их связывали невысказанные узы взаимного доверия.
— Вот то, что я хотела тебе показать, — сказала она. — Я задавалась вопросом, как уничтожить крестражи. При дальнейшем рассмотрении все сильные артефакты могут быть уничтожены обычными способами. Приступы мощной категориальной магии от Света или Тьмы. Адское пламя, смертельное проклятие. Магия крови или жертвоприношение могут помочь в их уничтожении. Катализаторы светлой и темной магии, такие как дементор или василиск, скорее всего, могут уничтожить одн…
— Дементор? — тихо спросил Том. Он смотрел на картинку внутри книги, на сферическую структуру, расколотую и раздробленную собственным страданием.
— Поразительно, не правда ли? — сухо сказала Крина. — Дементоры-невероятно светлые существа. Они подпитывают себя любовью и счастьем, избавляя тебя от них.
Том никогда не задумывался о такой категоризации существ.
— Я знаю, что большинству существ для уничтожения требуется такое же сродство.
— Да, — гордо согласилась Крина с его пониманием. — Василиск или боггарт могут быть побеждены той же магией сродства — адским пламенем или намеренными заклинаниями. Заклинание против боггарта темное, оно формируется из намерения и наполняет вас смехом.
— Патронус, — тихо произнес Том. — Он формируется из эмоций и форм в намерение. Дементоры формируют и крадут эмоции, опыт переходит от одного к другому из-за изменяющего намерения.
Крина кивнула и небрежно сказала:
— Ты самый умный ребенок, которого я когда-либо встречала, Том Риддл.
Она сказала это с какой-то жуткой окончательностью. Обращаясь к нему, как к простому факту, который профессор Биннс прочитал бы из книги или названия картины, написанной сто лет назад. Она потрясла его точку зрения, превратила его вечное неповиновение в пассивное и продолжила свою первоначальную тему.
— Тогда я подумала, — сказала Крина, слегка махнув рукой. — Зачем уничтожать Крестражи, если их можно использовать? Можно поглотить крестражи, через сильное эмоциональное сожаление. Презрение, ненависть к действию. Конечно, только изначальной душой, от которой она была отделена — или двойником.
Том замер.
— Вы думаете, это возможно?
— Темные Лорды никогда не живут долго. Со временем они деформируются и меняются. Скорее чудовище, чем человек — вот почему они никогда не побеждали. Моя мать однажды использовала это выражение… Темные Лорды обычно сражаются с ветряными мельницами.
Они ведут бесполезную битву, думали они оба.
Бесполезная битва, неужели это все, чем оно было? То, что когда-то было честолюбивой мечтой Тома — оказаться в новом обществе, которое стало еще более грязным и жестоким совершенно по-новому. В погоне за чем-то несуществующим.
Что же он делает?
— Мадам Димитриу… — начал Том и замолчал. Он облизнул губы и попробовал снова. — Крина… Что такое жизнь?
Крина посмотрела на него, потом посмотрела глубже, и Тому пришлось отвести взгляд.
— Мы живем в романах, созданных специально для нас, — сказала Крина. — Истории, которые мы сами себе рассказываем, в которых сами себя убеждаем. Мы следуем сценарию, созданному нами самими. Мы притворяемся, что наша жизнь священна. Это тайна, построенная на лжи. Мы рассказываем друг другу о том, кто мы, что мы. Это все, что мы разделяем друг с другом, — неудачи человеческой природы.
— Ты думаешь, я должен остановить Волдеморта? — спросил ее Том. Вопрос был не в том, сможет ли он — вопрос в том, должен ли он.
Должен ли я вмешаться в мой виноградник? хотел спросить её Том, зная о татуировке, которую она носила на сердце, и о неразумных ограничениях, которые мешали ей общаться. Должен ли я предотвратить чуму?
Крина посмотрела на свои старые руки, морщинистые и постаревшие в то время как её лицо нет.
— Магическая Британия настаивает на моем аресте, обвиняет меня в преступлениях, чтобы успокоить свое эго. Они прогнали Альбуса Дамблдора оттуда, где он приютил и воспитывает новое поколение. Они охотятся и преследуют детей, рожденных в результате неудачного опыта. Они…
— Я… полагаю, что, хотя это существо сбилось с пути, его первоначальное намерение было справедливым. Если мы не бросаем вызов тому, что считаем неправильным, тогда мы существуем без цели.
Крина посмотрела на Тома и улыбнулась всем своим видом. Она мягко подтолкнула к нему страницу еще раз — подробное описание Крестражей, которое, вероятно, осталось единственным источником в мире.
— Крестражи созданы не для того, чтобы причинять боль. Они были созданы, чтобы помогать и исцелять. Они — темная магия, разрывающая человеческую природу, чтобы расколоть ваши эмоции. То, что делает нас людьми, наша способность вспоминать, помнить и забывать теряется. Те, кто создает Крестражи, теряют себя.
Крина еще раз постучала по странице.
— Но те, кто исцеляет Крестражи, снова обретают себя.
========== Singing you to Shipwreck* ==========
Комментарий к Singing you to Shipwreck*
*Всегда найдется сирена, манящая тебя разбиться о скалы. (с) Radiohead – There there.
От автора:
Просто потому, что ты чувствуешь это, не означает, что оно есть. *
*Цитата из той же песни.
От переводчика:
Мы начинаем обратный отсчёт глав. Работа на финишной прямой.
Причин для беспокойства не было, Том предупредил Гарри, прежде чем вернуться оттуда, куда он ушел. Дом Крины, где бы он ни находился, имел адрес на иностранном языке. Сириус был встревожен, но по-доброму понял, когда Гарри выразил свое общее беспокойство и недовольство правлением Амбридж.
Том, напротив, вернулся, благоухая острым чаем и пребывая в глубоком раздумье.
— Приятно поболтали? — с любопытством спросил Гарри. От него же воняло сажей и дымом.
Том нахмурился еще сильнее. Мальчик выглядел странно озадаченным, смущенным или сбитым с толку чем-то, чего Гарри не мог знать. А тот не потрудился ответить.
За пределами больничного крыла стало ясно, почему Фред и Джордж сказали Гарри точное время, чтобы улизнуть. Том выглядел слишком рассеянным, чтобы обращать на это внимание — Гарри схватил мальчика за плечо и потащил его в холл.
Это было похоже на тот вечер, когда уволили Трелони, но воняло гораздо хуже. Студенты образовали большое кольцо, с любопытством продвигаясь вперед, чтобы встретиться лицом к лицу с хаосом. Призраки парили над зрелищем, а портреты набились в одну рамку с лучшим обзором. Фред и Джордж гордо стояли на острове, созданном ими самими, и выглядели довольными собой.
— Так! — торжествующе воскликнула Амбридж с третьей ступеньки. Крошечный насест, возвышающийся над растерянными близнецами. — Так…вы считаете это забавным превратить мой школьный коридор в болото?
— Да, довольно забавно, — небрежно заметил Фред. Никто из них не выглядел испуганным. Филч протиснулся сквозь толпу студентов, держа в дрожащей руке газету. Мужчина, казалось, чуть не рыдал от восторга.
— О, директриса, — сказал он ошеломленно. — У меня есть газета… О, позвольте мне выпороть этих мальчишек…позволь мне сделать это сейчас…
Том, стоявший рядом с Гарри, слегка усмехнулся. Звук недоверия или скептического иронического веселья.
— Этот человек некомпетентен, он кого-нибудь убьет.
— Можно убить кого-нибудь, ударив плетью? — прошептал Гарри.
— Да, — сказал Том с тяжелым пренебрежением. — Инфекция или траншейная гниль. Зная этого человека, он начнет хлестать без раздумий — повредятся почки и лопнет селезенка. Он убьет ребенка, и эта женщина будет привлечена к ответственности.
Гарри почувствовал, как в животе у него скрутилось отвращение. Фред и Джордж удивленно закатили глаза от восторга Филча. Знали ли они, что порка не так проста, как кровавое перо, — она может убить их?
— Вы двое, — выдохнула Амбридж. — Сейчас вы узнаете, что происходит с нарушителями в моей школе.
Отвратительно, подумал Том, и Гарри это почувствовал. Никто из них ничего не сказал.
— Знаете что? — спросил Фред. — Я так не думаю. Джордж, я думаю, мы переросли очное образование.
— Да, я и сам так думаю, — усмехнулся Джордж.
— Пришло время проверить наш талант в реальном мире?
— Определенно.
Том издал низкий смешок, хриплый звук, который заставил Гарри улыбнуться, прежде чем он осознал это. Близнецы призвали свои метлы, которые проламывали стены и декор, когда летели по воздуху, закованные тяжелыми кандалами Амбридж, волочащимися за ними. Они могли бы легко снять железные цепи — но это не вызвало бы столько разрушений. Как только метлы призрачно скользнули по поверхности болота, они всколыхнули волну грязи, которая брызнула под ноги Амбридж.
— Мы вас больше не увидим! Не поддерживайте связь! — крикнул Фред и вскочил на метлу.
— Скидка на все товары для студентов Хогвартса. Волшебные Вредилки Уизли! Наше новая локация!
Гарри в благоговейном страхе скрестил руки на груди и наблюдал, как Амбридж взвизгнула, драматично размахивая руками, прежде чем вытащить палочку и направить ее на летающих близнецов.
— Они храбрые, не так ли? — тихо спросил Том. Задумчивое размышляя, он по-кошачьи наклонил голову. — Это что-то новенькое.
— Что ты имеешь в виду?
Том постучал пальцами по руке, затем повернулся и вытащил палочку. Он держал ее низко, умные глаза внимательно следили за дрожащей палочкой Амбридж через холл. Том пробормотал достаточно четко:
— Demutos.
— Том, что ты сделал? — быстро прошептал Гарри, он не узнал заклинание. Не было никакого движения палочкой, означающего, что это было какое-то превращение.
— Посмотри на болото, — тихо выдохнул Том. — Было бы очень жаль, если бы Амбридж наложила проклятие.
Гарри прищурился, вглядываясь в болото, затем вдоль края, где мраморный камень уступал место илу. Болотистая, покрытая водорослями ветка, торчащая из глубокого болота, слегка сдвинулась, ровно настолько, чтобы погрузиться под воду. Гарри не сомневался, что Том каким-то образом преобразил ветку во что-то другое.
Близнецы улюлюкали, рассыпая петарды, которые со свистом проносились вокруг, как феи, а потом взрывались купонами. Филч лихорадочно бегал вокруг, пытаясь выхватить как можно больше бумаг из рук возбужденных студентов. Амбридж кричала, пытаясь сбить их с неба, прежде чем направить свою палочку на самих мальчиков.
Том поднял палочку, осторожно прижав ее к щеке, пока кожа не вдавилась внутрь. Мальчик быстро закрыл глаза, затем наклонил голову, чтобы никто не мог взглянуть, и прошипел на парселтанге: «Удерживай женщину».
Гарри вздрогнул — он никогда раньше не слышал, чтобы Том говорил на парселтанге, никогда так открыто. В его ушах это звучало странно, чуждо и необычно. Он прекрасно понимал, что тот сказал, но что должно следовать дальше он не мог предсказать. У него не было никакого понимания синтаксиса или лингвистических правил.
Том быстро опустил палочку и посмотрел на болото. Амбридж выкрикнула что-то, что прозвучало опасно — как начало взрывного проклятия.
Поверхность водорослей и прудовой пены болота вспыхнула вспышкой темно–коричневой воды. Большая желтая анаконда выскочила из воды, разбрызгивая повсюду грязь, прежде чем вцепилась в одну из рук Амбридж и повалила ее на землю.
— Филч! — закричала Амбридж, мечась, когда гигантская змея быстро обвилась вокруг нее, размером с запястье Хагрида. — Филч! Помоги мне!
— Я не могу, мэм! — в отчаянии воскликнул Филч. — На вас сидит змея!
Гарри бы забеспокоился, но он слышал, как Том уточнил змее только сдерживать ту. Змея не причинит вреда Амбридж, но напугает ее и поставит на место. Не говоря уже о том, что Том нечаянно спас близнецов от небольшого сотрясения мозга, перелома костей или серьезной порки.
Фред закричал, перекрывая рев зала:
— Отправь её в ад, Пивз!
Пивз, со слезами на глазах наблюдавший за хаосом, поднял руку в стандартном приветствии. Фред и Джордж развернулись, проломили витражное окно и улетели в закат.
История о великом побеге никуда не делась, тем более что близнецы никому не объяснили, как на самом деле убрать болото. Место было огорожено канатом, и Филчу было поручено переправлять через него студентов на занятия. Желтая анаконда, оказавшаяся довольно милой, лениво дремала на островке посередине с открытыми глазами. Слизеринцы все нервничали, чтобы изгнать бедняжку на случай, если кто-то из старших классов заколдовал ее. Она уже продемонстрировала сверхъестественное количество интеллекта, больше, чем обычное наколдованное животное.
— Она трансфигурированная, — вежливо объяснил Том. — Трансфигурация из органических веществ длится дольше. Ветка дерева все еще была жива, и это поддерживает змею.
Гарри был уверен, что МакГонагалл или Флитвик могли бы в одно мгновение убрать болото, но им нравилось наблюдать за борьбой Амбридж.
Желтая анаконда, которую кормили куриными ножками два первокурсника, лениво высунула язык и погрузилась в грязь. Гарри однажды попытался заговорить с ней, но ее интеллект не увеличился настолько, чтобы понять и принять участие в разговоре. Она была всего лишь магическим превращением, которое сделал Том в данный момент, хоть и впечатляющим.
Филч бродил по коридорам с хлыстом наготове. Том уже выразил отвращение при виде такой вещи — Гермиона предупредила студентов держаться от него подальше. Проблема заключалась в том, что, хотя было много студентов-нарушителей, их было слишком много, чтобы эффективно отлавливать. Инспекторская дружина пытался помочь, но с ее членами продолжали происходить странные вещи. Крэбб спустился вниз, отрыгивая ужасную булькающую смесь, Миллисента была охвачена роем канареек, а у Панси Паркинсон (к радости Гермионы) выросли рога.
Пивз воспринял прощальные слова близнеца как политику. Безумно хихикая, он заполонил школу и вызвал ураган разрушений на своем пути. Разбитые окна, перевернутые столы, сломанные статуи. Он высадил тарантулов посреди Большого зала, поджег кабинет Амбридж и сочинил замысловатую версию легенды Мерлина, где Амбридж каждый раз упоминалась в роли чудовища.
***
Прошлой ночью Гарри приснилось, что он путешествует по коридору Отдела тайн. Он прошел через круглую комнату, затем комнату, полную щелкающего и танцующего света. Он прошел дальше, через комнату, полную маховиков времени.
— Я всегда беспокоился о будущем, — сказал Том Риддл, незваный гость. Гарри сделал паузу, желание и неконтролируемая потребность потрескивали внутри. Он повернулся, словно на шарнирах, напряженно, словно он был во сне, сотканном из алмазов, и увидел Тома Риддла, разглядыаающего большие песочные часы, наполненным золотым песком.
— У меня было так много времени, — тихо сказал Том. Он протянул руку, коснувшись пальцами стеклянной поверхности песочных часов. — Столько времени, что я позволил ему проскользнуть сквозь пальцы, как бесполезному шиллингу.
Гарри почувствовал, как мучительное давление медленно спадает с его глаз. Она все еще был там, безымянная безликая тяжесть на самой комнате, но они были свободны от ее контроля.
— У тебя еще есть время, — сказал Гарри Тому.
— Я потратил его впустую, — тоскливо вздохнул Том. — Я понимаю, что для некоторых из нас сегодняшний день может стать нашим последним завтра.
Песок осыпался и плавно скользил, мягко шелестя, словно падающий дождь. Гарри почувствовал головокружение, утонув под его звуком.
— Я сделал столько ошибок, — сказал Том. — Я устал думать об этом. Никакой дальнейший анализ не вернет мое время назад. Я повзрослел, но не достаточно быстро для нас.
Том посмотрел на него, и в его глазах отразилось что-то темное и дикое. Темное зеркало с искривленными глазами, и сказал:
— Я сам виноват. Я стараюсь быть хорошим, но тут же срабатывает спусковой курок. Мой череп поворачивается — холодный, тревожный, жесткий. Я наношу удар, безжалостный и жестокий. Я знаю, что все это мне предстоит исправить, но все же прошу твоего внимания и сострадания, Гарри. Я все обдумал, и нет никакого лекарства от гангрены сердца. Я отдал свою любовь, которой ты так сильно дорожишь, я перестал искать выход из этого темного места, я перестал молиться о свете.
Гарри пошатнулся, почувствовав, как туманные дьявольские силки обвились вокруг его ног. Они расплывались, стены и окружение превращались в полки светящихся шаров. Лицо Тома было затенено и подсвечено синевой тысячи хрустальных шаров.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — сказал Гарри словно из-под воды.
Том посмотрел на полки, его рука зависла совсем близко, но не касалась. Ряд номер семьдесят семь, в середине прохода.
— Ты этого не запомнишь, Гарри. Мы не единственные зрители, — сказал Том Гарри и Волдеморту. — У меня никогда не было твердой уверенности в вере, в идеалы, высеченные во мне. Это моя последняя исповедь.
— Последняя? — спросил Гарри.
Том Риддл улыбнулся и потянулся к одному шару, с любопытством наклонив голову к маленькому шарику на полке.
— Нет Бога, кроме меня.
***
Это был еще один теплый день, и студенты грелись на солнце, борясь с надвигающимся психическим срывом.
В любом случае у них было меньше шансов быть подслушанными снаружи, так как Амбридж не смогла бы наброситься на них неожиданно. Они занимались под буками на берегу озера. Рон не был в восторге от идеи учиться, однако свежий воздух был слишком соблазнительным, чтобы проигнорировать.
Они разложили свои книги в тени бука и сели, с удовольствием просматривая заметки и обзорные руководства.
Безоблачное небо улыбалось самому себе в гладком сверкающем озере, атласно-зеленые лужайки время от времени колыхались под легким ветерком. Наступил июнь, а вместе с ним и СОВ.
Учителя больше не задавали им домашних заданий; уроки были посвящены пересмотру тем, которые, по мнению учителей, скорее всего, появятся на экзаменах. Лихорадочная атмосфера сводила с ума большинство студентов, заставляя их поддаваться глупым ошибкам, а затем приступам гениальности. Гарри никогда еще не испытывал такого облегчения от того, что больше не занимается окклюменцией.
Теперь Том посещал занятия чаще, чем когда-либо. Кое-что из учебного материала он уже знал, поскольку сам сдавал экзамены полвека назад (плюс-минус десять лет). Он забавлялся, наблюдая, как студенты совершают нелепые ошибки или прорывы в теориях, которых он даже не замечал. Флитвик бегал вокруг, исправляя позу заклинателя и движения палочки, а также время от времени обращая вспять прозрачную свинью, бесновавшуюся по комнате.
— Ты не собираешься попробовать? — спросил Гарри, работая над довольно хитрым маскировочным заклинанием, которое он, скорее всего, никогда не будет использовать.
— Мне нравится смотреть, — сказал Том. Гарри почти поверил ему, но тут Симус поджег свой стол.
У Эрни Макмиллана появилась раздражающая привычка расспрашивать людей об их привычках в учебе. Это распространилось на занятия ОД, которые теперь стали прославленным учебным уголком.
— Как ты думаешь, сколько часов ты занимаешьсы в день? — спросил он у Гарри, когда они по очереди блокировали ноги и поворачивали их на манекене.
— Не знаю…несколько? — встревоженно сказал Рон. Он решил сделать небольшой перерыв, наблюдая за Эрни с чувством страха.
— Больше или меньше восьми? — спросил Эрни.
— Меньше? — озадаченно спросил Рон.
— Я занимаюсь восемь! Или девять! Я каждый день занимаюсь час перед завтраком …
Том, читавший в дальнем углу комнаты книгу, которую Гарри никогда раньше не видел, захлопнул ее. Мальчик выглядел немного взволнованным, немного усталым и болезненным. Он не совсем оправился с тех пор, как Гарри впервые заметил его плохое самочувствие.
— Ты когда-нибудь замолкаешь? — риторически спросил Том.
Эрни в бешенстве развернулся на каблуках.
— Ты! Ты даже не учишься! Как ты собираешься сдать …
— Я уже сдал, — устало сказал Том.
— О да, — Эрни быстро заморгал. -Ты этот…программа вне Хогвартса. И что? Сколько у тебя? Пять? Шесть?
Рон подавил смех рукой, даже Гарри пришлось скрыть усмешку. Намек на то, что Том не получит проходной балл по всем предметам? Он, вероятно, мог бы посоревноваться с Гермионой.
Выражение лица Тома разгладилось, и он холодно нахмурился.
— Одиннадцать.
У Эрни отвисла челюсть.
— Одиннадцать?
— Я не увлекаюсь маггловедением, — беззаботно ответил Том.
Эрни поперхнулся словами, с трудом выговаривая их. Том снова открыл книгу, потом передумал и сунул ее в сумку. Он встал, отряхнул пыль с брюк и энергично зашагал по комнате. Гарри чувствовал это, бегущий лев ревущих инстинктов Тома.
— Поборись со мной, — рычали и ревели голова и сердце Тома. Ребра Гарри задребезжали от этого лихорадочного звука. На дуэли.
— Эй, Риддл, — сказал Гарри. — Насколько хорош ты в защитных заклинаниях?
Палочка Тома оказалась в его руке прежде, чем Гарри закончил фразу. Они двигались на автопилоте, в хореографическом танце, которого Гарри раньше не видел. Они знали друг друга — чувствовали свои желания и потребности и питали друг друга, как уроборос.
— Подожди, Гарри …
— Расслабься, Рон, — успокоил его Гарри, направляясь к мягкой платформе, где время от времени происходили дуэли. Лонжероны, отработка заклинаний против партнера в быстрой последовательности.
Сражайся со мной, требовал пылающий лев Тома. Гарри вытащил палочку и держал ее наготове.
Том бросил первое заклинание, быстрое парализующее, которое двигалось медленнее, чем могло бы. Играет, проверяет. Гарри отступил в сторону и позволил ему пролететь мимо, красный луч исчез в каменной стене.
— Экспеллиармус, — попробовал Гарри. Том тоже отступил в сторону.
Они сплетались, избегая без слов того, что бросали друг другу. У Тома был более широкий арсенал, и он был склонен применять и экспериментировать с множеством заклинаний, каждое из которых имеет уникальные модели применения. Оглушающие и обезоруживающие заклинания стреляли прямо, но отключающий шестигранник закрутился, и шкафчик для ног дернулся, как молния.
Гарри наколдовал воду, и Том превратил ее в липкую смолу. Гарри ослепил Тома, и тот закрыл глаза и сражался вслепую.
Гарри знал, что собирается группа, чтобы либо сделать ставки, либо критиковать непринужденный игривый тон дуэли. Это было совсем не похоже на дуэль с Малфоем или тренеровку против Гермионы. Они двигались в ритме друг с другом, двигаясь и приспосабливаясь друг к другу как единый организм.
Гарри не испытывал ни смятения, ни огорчения, когда его тактика не срабатывала. Все, что он мог сделать, это попытаться применить новую и, надеясь на лучший выбор, смотреть, что произойдет.
— Серпенсортия, — неторопливо произнес Том. Длинная змея, черная и любопытная, приземлилась на циновку и свернулась вокруг себя. Том ничего не сказал, не произнес ни слова, но животное было создано с учетом желаний Тома и инстинктивно знало, что делать.
Гарри почувствовал вопрос, настойчивое любопытство, что он будет делать.
Когда-то Том был скорее внушительным понятием, чем личностью. Подставное лицо изумлялось и ненавидело, и узнать его было невозможно. Он бросился защищаться, и Гарри захотелось сказать, что он понимает, почему Том так себя чувствует. В такой же ситуации это почувствовал бы и Гарри.
Тому требовалось подтверждение своих эмоций, а не решение или извинение.
— Успокойся, — прошипел Гарри на парселтанге. Это было похоже на тайну, язык, который разделяли только они. — Ты здесь не нужна.
Змея посмотрела между ними, прежде чем согласилась дрожащим да, и отыскала место возле камина. Животное не было разумным и, вероятно, исчезнет в течение часа.
Лицо Тома побелело, когда он улыбнулся искренне и откыто. Он поднял палочку точно так же, как Гарри, и они закричали:
— Экспеллиармус!
В последний раз, когда Приоре Инкантатем ожил, вместе с ним ожили и родители Гарри, и Седрик.
Их палочки вибрировали, как будто между ними пробегали электрические разряды, заставляя их руки крепко сжиматься вокруг палочек. Узкий луч света соединил две палочки, ярко-золотистый. Он распался на паутину золотистого света, птичью клетку, сверкающую в Выручай Комнате.
Свет боролся, давя и толкая смесь намерений и эмоций. Наивное счастье Тома в борьбе с бушующим адом его честолюбия. Всепоглощающее сочувствие Гарри искажало его нерешительность.
Заклинания и огни исходили от их палочек, маленькие чары и мелкие вещи. Заклинания трансфигурации светились синим, согревающие чары кружились, как пар. Обратная запись всех заклинаний, наложенных каждой палочкой.
Том надавил, толкнул, и палочка Гарри расцвела Патронусом в виде оленя, который сиял золотом, как солнце. Из волшебной палочки Тома выросла темно–фиолетовая паутина — проклятие иллюзии, — которая рассыпалась в воздухе, как пыльца. Он тоже обнаружил золотого стервятника, бесшумно срывающегося с его палочки.
— Что это такое? — крикнул Том, покраснев и напрягшись от связи.
— Приоре Инкантатем! — крикнул Гарри в ответ, перекрывая гудящее электрическое кольцо. Месяцы заклинаний, обратных заклинаний в их золотой клетке. Гарри не боялся этого, как когда-то.
Том поразился этому редкому зрелищу — и резко отдернул палочку. Золотая нить боролась с ним, и Том боролся сильнее. Электричество обожгло его, и палочка Тома выплюнула заклинание, которое Гарри не узнал. Огромная масса огня, кипящая серно-желтым цветом с мармеладными глазами и телом дюжины кричащих животных, сложенных в одну гротескную форму.
Том выдернул палочку, золотая клетка упала, и огненная химера закричала.
Гарри смотрел, как она закручивается вверх, прежде чем исчезнуть. Том ошеломленно уставился на это, немного бледный, дрожащий и явно несчастный.
Эрни подбежал к Гарри и хлопнул его по плечу.
— Ты получишь лучший результат на практических занятиях по защите! Это было ужасно!
— Отличная работа, приятель! — радостно воскликнул Рон. — А что было с этой…золотой корзиной?
— Это редкое заклинание, — заранее извинился Гарри. — Дамблдор рассказал мне об этом. Это происходит только с…э-э, с палочками с одинаковой сердцевиной.
— Ой, — Рон мгновенно сдулся. — Это наверняка помогло бы мне сдать мои СОВ, конечно. Это совсем нечестно.
Остальные зрители, видевшие представление, согласились, что оно действительно выглядит впечатляюще, и никто не сомневался, что у Гарри все получится. Процветающая торговля на черном рынке средствами для концентрации, умственной ловкости и бодрствования возникла среди пятого и седьмого классов. Гарри и Рон соблазнились бутылочкой Эликсира для мозга, предложенной им шестикурсником Равенкло, который, по-видимому, получил его от очень надежного Слизеринца, который снабжал всю школу.
— Он не плохой, обещаю, — настаивал Райвенкловец. — Теперь, когда близнецы Уизли ушли, он наш лучший поставщик.
Гермиона конфисковала зелье — даже после того, как оно оказалось подлинным, и вылила всю бутылку в унитаз. С тех пор разрешалось только интенсивное обучение.
Гермиона заперлась в библиотеке, находясь в компании с Джинни, которая была достаточно предусмотрительна, чтобы принести напитки и еду, и Томом, который был поразительно феноменален с Древними рунами.
Они потратили полдня, пока Гермиона называла имена рун, чтобы Том определил их, уделяя только половину своего внимания. У него были свои занятия, он читал книгу в кожаном переплете, которая, когда Гермиона заглянула поверх обложки, была теорией светлой магии, связанной с эмоциями.
— О, я все время ошибаюсь, — тихо простонала Гермиона, нацарапав одну руну изо всех сил. — Кто вообще придумал, что гидра означает девять, но ее рунный след — три, а затем рисует их идентичными…
Том издал тихий звук понимания. Гермиона фыркнула, подтаскивая книгу, чтобы грубо плюнуть её в его сторону. Она схватила перо и со смаком тыкнула ему в лицо.
— Ты нарисуй!
Том посмотрел на нее страдальческим взглядом, затем выхватил перо из ее руки.
— Что ты хочешь?
Джинни пробормотала что-то неприятное. Гермиона взяла свой стул и придвинулась поближе к креслу Тома. Она сунула пергамент в его книгу, закрепив его на месте.
— Вот это — прямо тут. Табличка, расположение эйхваза неуместного с отхилой и урузом!
Том взглянул вниз, дважды моргнул, его глаза дрожали.
— Это рунический алфавит Старшего Футарка, местоположение не так важно, как порядок …
— Тогда расставь это по порядку! — сопротивлялась Гермиона. Том вздохнул, явно намереваясь проигнорировать ее, но потом решил, что, если он поможет, она быстрее отстанет.
— Вот, — сказал Том, беря перо, чтобы нацарапать косым шрифтом. — Расположение не важно, это конфигурация.
Гермиона уставилась на страницу, с непроницаемым выражением лица глядя туда, куда скопировал из книги. Она дважды моргнула, затем издала слегка напряженный звук и отрывисто кивнула.
— Я… правильно. Не мог бы ты…немецкие солнечные часы. У меня были…проблемы с размещением гидры и…
Том тихо зарычал и переложил пергамент, чтобы начать заново. Она внимательно наблюдала, как он нарисовал острый круг пером, останавливаясь, чтобы взять еще чернил.
Он начал с самого верха рисовать систему нумерации. Демигуазия, ноль. Единорог, один. Графорн, два.
По кругу, за исключением того, что формат структуры был полностью смещен. Круг был, но все числа и изображения сгрудились далеко на правой стороне, числа от одного до десяти сжались на правой стороне круга, расширяясь вниз, но останавливаясь на полпути. Вся левая сторона круга оставалась пустой.*
*часы, которые нарисовал Том в Примечаниях
Гермиона прикусила язык, чтобы не начать немедленно возмущаться.
Она не была врачом — у нее не было никакого опыта в медицинских вещах, но из того, что она знала, рисование часов — хоть бы и волшебные рунические часы — всегда были диагностическим инструментом для того, чтобы определить, что мозг работает правильно. Рунический круг Тома напоминал что-то из телешоу, которое она смотрела в детстве. На ум пришли такие слова, как аневризма и кровоизлияние, хотя она не могла точно определить, что они означают.
Том уставился на бумагу, его глаза слегка подергивались, когда он держал перо в неподвижной руке, тянущейся вправо. Он совершенно не обращал внимания на левую сторону листа.
— О, спасибо, — пронзительно пискнула Гермиона. Том позволил ей взять пергамент, закрыв книгу. — Это многое проясняет.
Том нахмурился, между бровями пролегли морщинки. Как она раньше не замечала, каким изможденным он выглядит? Бледность его кожи. Под его веками она могла проследить синие капилляры, похожие на паутину.
Он посмотрел на нее с подозрением, настороженно глядя.
— Конечно…
— Он догадается, — быстро подумала Гермиона, резко отворачиваясь. — Подумай!
— …Ты ведешь себя странно, — непринужденно заметил Том. — Подозрительно.
— Нет времени думать! — Гермиона схватила палочку и выпалила:
— Ступефай!
Глаза Тома расширились, но в такой тесноте у него не было времени сопротивляться. Он повалился на бок, безвольно повиснув на подлокотнике кресла. Его книга соскользнула на пол, чашка с чаем упала с бокового столика и растеклась по полу библиотеки.
— Черт возьми! — крикнула Джинни, вскакивая на ноги в тревоге. Она сделала шаг назад, пытаясь понять, почему Гермиона случайно оглушила Тома.
— Я знаю! — пронзительно сказала Гермиона. — Я не думала! Я запаниковала!
— О нет, я не жалуюсь, — пояснила Джинни. — Можно я его пну? Пожалуйста?
— Нет! — сказала Гермиона, помня о других обитателях. — Я…Ты не могла бы помочь мне перенести его в больничное крыло? Я…я помню, он должен был встретиться с мадам Помфри! И он сбежал!
— Ублюдок, — мрачно согласилась Джинни.
Гермиона озабоченно засунула палочку за ухо, запихивая вещи Тома в сумку. Джинни услужливо отложила книги в сторону, наложив на их вещи заклинание легкости. Том был мертвым грузом, острым и неуклюжим. Закинув одну его руку себе на плечо, которая лишь соскользнула с него со змеиной легкостью, Джинни слегка вы ругалась, и в конце концов наложила на рубашку Тома липучие заклинание, чтобы он держался у нее на плечах.
— По крайней мере, он не так уж много весит, — пожаловалась Джинни. Ноги Тома волочились за ними, голова безвольно свисала между их руками.
Вдвоем они потащили Тома вверх по лестнице (Джинни радостно ударила его коленом о перила) и их окружили другие измученные ученики. Никто не спрашивал, почему кто–то потерял сознание — СОВ были жестоки ко всем.
Джинни толкнула ногой Больничное крыло, пропуская Гермиону в узкий дверной проем. Нога Тома издала болезненный звук, слегка зацепившись за закрывающуюся дверь. Мальчик не шевельнулся.
— Мадам Помфри! — Джинни выкрикнула приветствие, пытаясь подтолкнуть Тома к ближайшей кровати.
— О боже! — вздрогнула мадам Помфри, глядя на Тома со смесью страха и покорности. — Он…
— Просто переутомился! — Гермиона бросилась вперед. Джинни закатила глаза, хмуро глядя на обмякшее тело Тома, прежде чем схватить свою сумку, решив, что ей нужно быть где-то подальше. Гермиона была благодарна ей за такое пренебрежение.
— Мадам Помфри, — сказала Гермиона, — Я…я думаю, у Тома кровоизлияние в мозг!
Женщина помолчала, прежде чем аккуратно вытащить палочку.
— Вы видели столкновение? Удар?
— Нет, я … я думаю, что это долговременные повреждения, — попыталась возразить Гермиона. — И…и это не очень хорошо. Я думаю, он болен и …
— Мисс Грейнджер, я не могу говорить с вами из-за врачебной тайны.
— Смотрите! — Гермиона с трудом вытащила книгу и рисунок, сделанный Томом. — Он копировал изображение отсюда! И вот он рисовал по памяти, а это не часы!
Мадам Помфри взяла пергамент старыми руками. Она осторожно держала его между пальцами, хмуро глядя на то место, где размазались чернила. Почерк извивался, переходя от уникальных каракулей к неразборчивым каракулям. — Вы сказали, что видели, как он это рисовал?
— Да!
— Ты уверена? — спросила мадам Помфри совершенно серьезно. — Это тебе нарисовал Том Риддл?
Гермиона слабо кивнула, и Помфри положила пергамента на свой столик. Она помолчала, глядя на Тома с двусмысленным выражением.
— Благодарю вас, мисс Грейнджер, — очень тихо сказала мадам Помфри. — Двадцать очков Гриффиндору. А теперь бегите, я позабочусь о мистере Риддле.
Гермиона, которой ничего не оставалось, кроме как ждать, кивнула и наблюдала, как Помфри подняла тело Тома и отнесла его в отдельную комнату в задней части крыла.
***
Временами Поппи Помфри получала удовольствие от своей работы.
Потом наступали моменты, когда она чувствовала, что потерпела неудачу самым худшим из возможных способов.
Все медиведьмы и целители действовали в рамках системного подхода к пациентам. Самый простой способ лечения пациента — убедиться, что он остается стабильным.
— ABCDE*, — мысленно отчеканила Помфри, вспоминая подход к бессознательным пациентам. — Во-первых, дыхательные пути.
*Алгоритм ABCDE оценки состояния при неотложных ситуациях, базовые навыки неотложной
помощи.
Оценка состояния пациентов.
Том и сам дышал нормально, ничего не мешало. Тем не менее, она поспешно наложила на его нос чары пузыря, чтобы обеспечить чистый кислород.
— Дыхание сделано. Теперь циркуляция.
Кровообращение состояло из многих вещей: частоты сердечных сокращений, работы сердца, состоянии сосудов и циркуляции. Помфри сильно надавила на ноготь большого пальца Тома, что бы выдавить всю кровь, и позволить ей снова наполниться.
Медленно — слишком медленно. Она произносила диагностические заклинания, считывая частоту его сердцебиения и среднее давление, основываясь на трепетании сонных артерий в горле. Высокое — очень высокое.
— Что здесь происходит? — прошептала Помфри, пытаясь понять, почему у него такое высокое давление, если он без сознания. Через минуту она сделала укол маленькой иголки и влила лекарство от обезвоживания.
Размер зрачков и их реакция были нормальными, немного медленными, но у мальчика не было сотрясения мозга. Она могла запросить его личную информацию, но помимо того, что она знала, это должно было пройти через директрису, которая почти наверняка отказала бы Крине Димитриу.
Поппи Помфри не собиралась позволять мелочной политике мешать здоровью ребенка.
Образец крови был взят и отложен в сторону, чтобы ее инструменты анализировали ее, пока она работала. Еще одно зелье внутрь, витамины и питательные вещества, учитывая, как худо выглядел мальчик. Она и раньше давала ему добавки — и была уверена, что он их принимал.
— Подумай, Поппи, чему нас учили в школе?
Прошло слишком много времени с тех пор, как она работала врачом скорой помощи, но она не забыла этого. Она двигалась с эффективной скоростью, предупреждая домового эльфа, чтобы он был вместо нее на случай, если кому-то из учеников понадобится зелье. У нее было срочное дело. Отложив кровь для анализа, она осмотрела его скелет. Ничего сломанного или ушибленного, никаких признаков травматических переломов черепа. Одна лодыжка выглядела так, будто вот-вот растянется, но это не имело никакого отношения.
Тест на функционирование печени будет производиться ее приборами. Свертывание крови было в порядке, порез уже покрылся корочкой. Токсины были тревожной проблемой, мальчик могначать принимать их снова. Она не хотела думать об этом.
Он дышал нормально, вряд ли ей понадобится глубокое сканирование его груди. Она могла определить его кислородный обмен с помощью своего заклинания пузыря, пока не определит скорость кислорода в его конечностях.
85% — это не очень хорошо. Совсем.
Вот почему у него такой высокий пульс, — мрачно подумала она. Воспаление сосудов. Где-то инфекция.
Где? Инфекция должна была быть серьезной, если она являлась причиной его общего плохого здоровья. Она не хотела думать об этом, но Гермиона Грейнджер принесла неоспоримый источник доказательств. Том Риддл полностью игнорировал свою левую сторону зрения — он мог видеть и взаимодействовать с ней, но он игнорировал эту сторону.
— О, дитя… — вздохнула Поппи. Она отвела палочку в сторону, схватила пару больших ножниц для одежды и начала методично срезать с него одежду. Стандартный протокол, посмотреть, с чем она работала.
Он был изможден, истощен. Безволосые руки и ноги, хотя маленькие пучки волос изо всех сил пытались вырасти. Его голова казалась тонкой, а кожа бледной. Снижение кровообращения из-за воспаления сосудов. Системная воспалительная реакция?
Она срезала еще одежду и замерла при виде колдовских бинтов. Толстые, хорошо замотанные и скрывающая что-то важное. Поппи Помфри размотала повязку и обнажила темную отвратительную язву. Огромную, как галеон, она была с ямой внутри, как стафилококковая инфекция, но сочилась черной жидкостью. Она размотала оставшиеся бинты, разрезала его брюки и в ужасе посмотрела на происходящее.
Том Риддл был весь в огромных мокрых язвах, таких больших, что в них можно было засунуть палец. Из самой большой, вдоль правого бедра на внешней стороне, вытекала густая медовая жидкость, которая выглядела и пахла смолой.
— Дорогой Мерлин, — прошептала она. — Что с тобой случилось?
Теперь она не волновалась, она точно знала, что случилось. Она обнаружила инфекцию, и теперь ей нужно было убедиться, что ее показания верны.
Зазвенел готовый анализ крови, и она проигнорировала его в пользу другого анализатора. Надавливая под спину Тома Риддла, он поднимался вверх и исследовал состояние спинномозговой жидкости. Поппи проверила считыватель крови, поморщившись от высокого уровня лейкоцитов и проблем с печенью. Инфекция была тяжелой.
Анализатор под Томом начал пищать.
— Что ещё? — забеспокоилась Поппи, быстро перевернув, чтобы посмотреть. Маленький серебряный прибор помедлил, прежде чем выдать крошечный пузырек со спинномозговой жидкостью, которую он взял по средством безболезненной магической пункции.
Предупреждение: Гамма-глобулин чрезвычайно высок.
— Что? — спросила Поппи, не веря своим ушам. Едва ли какие-либо болезни были связаны с этим — паралич всего тела, рассеянный склероз…
О, ох, была еще одна.
Поппи не нуждалась в старых справочниках — большинство болезней и травм, попадавших в ее палату, она знала, как лечить. Стресс, переломы костей, обычная простуда. Это было совсем другое, это было условие, с которым нужно было отправлять в Святой Мунго, но она оказалась в ловушке с некомпетентной Директрисой, которая не позволяла ей действовать.
Ее старый экземпляр «Магического справочника: 10 000 магических условий и диагностик» не открывался уже много лет. Она перелистнула на первую страницу, затем на указатель, а затем на страницу, о которой шла речь.
— Милая Ровена Рэйвенкло и все ее Медиведьмы, — прошептала Поппи, в смятении отступая на шаг. — Неудивительно, что ты… О, бедное дитя…
Книга давала ей ответы ужасным стандартным шрифтом. Опустошительные новости, переданные 10-миллиметровыми буквами. Еще одна страница в учебнике, и Том, лежащий без сознания на ее кровати.
— Неврологическая дисфункция.
— Тремор и мышечная слабость.
— Трудности с памятью спутанность сознания/концентрацией внимания [Поражение Лобных Долей].
— Аномальные рефлексы.
— Потеря магической регуляции.
— Потеря мелкой моторики
— Пространственное игнорирование
— Психические изменения [Эмоциональная регуляция/ когнитивная обработка].
— Снижение эмоциональной магии.
— Изменения зрения/слепота.
— Паралич.
— Смерть.
У Тома Риддла был магический штамм сифилиса.
Комментарий к Singing you to Shipwreck*
*https://www.google.com/search?q=%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%8B+%D1%83%D0%B8%D0%BB%D0%BB%D0%B0+%D0%B3%D1%80%D1%8D%D0%BC%D0%B0&prmd=ivn&sxsrf=ALeKk01dK-g9p0QLlM20fa7Y5LKRib1rrQ:1628230210015&source=lnms&tbm=isch&sa=X&ved=2ahUKEwid256a3pvyAhVVPuwKHcYBAz0Q_AUoAXoECAIQAQ&biw=360&bih=679&dpr=2#imgrc=qwPfbndBna6fgM
____________________
Осталось 4 главы.
========== Бесхребетный человек ==========
Комментарий к Бесхребетный человек
От автора:
“Считай это моей последней жертвой, поступком бесхребетного человека.”
Камни, из которых был выложен камин Крины Димитриу, клали по одному, возможно, в такой же прекрасный весенний день, как сегодня. В ее доме царила оттенок шероховатости, тщательно продуманные мозолистые детали, которые были выполнены до боли прямолинейными. Ее дом был построен с любовью, а затем скрыт за роскошной драпировкой и бархатом.
Снаружи дом стоял на небольшом холме, сложенном из гравия и десятилетиями утрамбованной земли. Том мог заметить колеи в почве, куда был засыпан мелкий гравий, чтобы еще раз сгладить поверхность. В британской сельской местности, пропахшей навозом и скотом, были похожие дороги из глины и камня.
За ближайшим холмом, где стоял дом Крины, в лучах солнца сияла далекая деревня с ярко-красными крышами и смутным силуэтом колокольни. Горы казались мягкими и белыми, из-за снега, накопившегося за зиму. Земля растаяла и заросла небольшими росистыми растениями и мохом, греющимися в весенней дымке.
Крина Димитриу жила на расстоянии каминной сети и аппарации от Нурменгарда. Сама тюрьма скрывалась в горах Австрийских Альп, недалеко от высочайшей вершины Гамсвег, где парили канюки, а Лупеску охотились на диких козлов-антилоп, называемых сернами. На скалистых выступах росли густые и высокие леса. Буки и ели переплетались с лиственницами и соснами. Крина объяснила однажды тихим утром, что лисы и барсуки бродят по горам, питаясь кроликами, фазанами и случайными оленями, которые умирают неизвестно от чего. Волки не жили в австрийских альпах, предпочитая французское географическое положение, но Лупеску жили тут в виде легенды, и в близлежащих деревнях люди шутили, что люди-волки поедают их скот.
Город Филлах — большое разросшееся маггловское поселение, расположившееся на востоке. Ехать туда далеко, и Крина призналась, что когда-то часто едила туда, когда ещё вкладывала деньги в маггловские автомобили и часто бывала в деревне по разным причинам. Теперь у нее не было машины или маггловского авто. Только подъездная дорога, ведущая по извилистой дороге, которую никто никогда не посетит.
Она жила в доме, настолько скрытом, что о нем никто никогда не слышал, не говоря уже о том, чтобы его видели. Ни одна почта никогда не доставлялась сама по себе, ни одна птица не гнездилась на ее дымоходе. Совы долго добирались сюда, часто уступая опасным орлам, летавшим на термиках между каждым горным хребтом. Дворец изоляции, одинокий дом печально известной Крины Димитриу.
Здесь было красиво и тихо. Место, которым Том восхищался бы и которое полностью оценил бы, если бы не обстоятельства, из-за которых он тут оказался. Его кололи зельями — как свинью. Ему не нужны были жалость и извинения Крины, он просто хотел избавиться от этой мерзкой гнили.
— Это объясняет твое снижение производительности, — объяснила Крина. Ее чаи были сделаны из цветов и трав, необычных для Британии. Они был сладкими и ароматными, щекочущим горло и нос. — Твое упрямое стремление к уединению скрывало эту болезнь, пока она не развилась до такой степени.
Том усмехнулся, потягивая чай.
— А ты бы поступила иначе?
— Нет, — со вздохом призналась Крина. Она подвинула к нему стопку бумаг, скрепленных воском и тонкой кожей. — Я не уверена, как тебя будут оценивать. Ты можешь сдать экзамены, а затем подать заявку на пересдачу позже. По закону, я не могу задержать это.
— Все в порядке, — сказал Том. Он почти не думал о своих экзаменах — СОВ не обезательны, только их международный эквивалент. Он прекрасно справится.
Крина была одновременно и проктором, и медицинским техником. Подкованная в введенияи лекарств и зелий, видимо имев практику в определенной области. Том не задавал вопросов и не вмешивался, когда она стерилизовала его руку и втыкала иглу в сосуд. Он покорно писал левой рукой, помня о медленно втекающем зелье в сгибе правого локтя. Как по маслу, на следующий день он поочередно возобновлял свою подготовку к экзаменам с лекарствами, просачивающимися уже через левую конечность. Несколько дней назад она спросила его, где он заразился этой болезнью. Она спрашивала так тихо, как только могла, мягко и деликатно, как друг. Том отказался отвечать, и она больше не давила на него.
Были часы, когда Том просыпался от созерцания и чувствовал, как воспоминания давят на его мысли. Щебетание птиц снаружи доносилось сквозьтуман, слова Крины были не более реальны, чем шумный обмен воздухом в его легких. Конечно, это было временно, но существовало постоянно. Как бы долго он ни ждал и как бы хорошо он себя ни чувствовал, он всегда возвращался к исходной точке.
— Твои оценки проходят, — извинилась Крина, когда в костре затрещали дубовые дрова. Она перебирала пачки бумаги с синими чернильными рунами по краям для предотвращения жульничества. — Для любого другого эти результаты вполне адекватны.
— Только не для меня, — сказал Том. Крина перевернула верхнюю пачку, показывая ранжирование и суммирование баллов и процентов. Проходят, но только только. Оскорбление его гордости и интеллекта.
— Ты сможешь пересдать их позже, — сказала Крина. — Я планирую следующие шаги — как для будущих поступлений в высшие учебные заведения, так и для повторных экзаменов. Как только ты поправишься, а ты поправишься, мы это исправим.
Его бедра горели и ныли, кости были в синяках, а головная боль где-то за носом не утихала уже несколько дней. Сифилис. Сифилис.
— Не беспокойся, — спокойно сказал Том. — Я не вернусь в Хогвартс.
Крина с любопытством наклонила голову. Она отложила бумаги в сторону и заперла их в специальном контейнере, защищенном от взлома, который ей предстояло отправить. Достав вязанье с мотком темной пряжи, она принялась стучать спицами, пребывая в безмолвном любопытстве.
— У меня нет никаких причин возвращаться, — объяснил Том. — Нет… Дамблдор никогда не позволит мне получить дальнейшее образование.
— Не позволит, — согласилась Крина. Перебирая петлю на пальцах, они танцевали и дергали, пока ее спицы цеплялись за каждую нить, превращая их в новую петлю. Ее спицы щелкали и танцевали, успокаивающее постукивая, и этот стук отдавался в грудной клетке Тома. — Для меня будет честью разослать твои документы в другие учреждения. Конечно, у тебя есть несколько очевидных вариантов. Академия Шармбатона примет тебя это из-за нашего географического положения в Альпах. Институт Дурмстранга будет в тебе очень заинтересован. Если ты предпочитаешь покинуть Европу, я могу связаться с Колдовсторцем в России.
Том постучал по краю кресла, взгляд его скользнул к голове кабана и мечом, торчащим из его морды.
— Ты училась в Дурмстранге.
— Да, — ответила Крина с легкой улыбкой. — Наша униформа включала меховой плащ — первое влияние на мой…своеобразный вкус.
Том успокоил свое дыхание и тон голоса.
— Я полагал, что Дурмстранг специализируется на темной магии. Геллерт Гриндевальд учился там.
Крина неопределенно хмыкнула.
— Это верно, но репутация школы немного искажена другими. В ваше время, я полагаю, пропаганда и изменение образа Гриндевальда повлияли на саму школу. Дурмстранг был основан для того, чтобы специализироваться на высокоэмоциональном магическом движении Штурма и Дранга. Перевод этого значит… Буря и порыв, основополагающему образовательному толчку школы к изменению эмоциональных конструкций с помощью рациональности.
— Темная магия, — спокойно перевел Том. — Школа была создана для эмоционально управляемых личностей, которые специализировались бы последовательными намерениями.
Более безопасная перспектива. Зачем учить ученика, который поддался импульсам магии, которые реагируют инстинктивно? Неустойчивый эмоциональный ученик может причинить вред другим, специализируясь на магии, которая реагирует как таковая.
— Мне нравились школьные годы, — объяснила Крина без всяких эмоций. — Они были образованными и приветливыми.
— В детстве ты была слишком эмоциональна?
Спицы Крины замерли, затем возобновили движения.
— Объективно. Предыдущий директор, Каркаров, был отстранен от должности прошлым летом. Замена — моя знакомая, связаться с ней будет нетрудно.
Том больше ничего не сказал. Спицы Крины щелкали с повторяющемся затишьем, как часы на каминной полке, отсчитывающие время до полуночи.
***
Несмотря на следственный запрос Крины Димитриу, Нурменгард все еще находился под ее контролем. Ее профессия и ежедневные обязанности не изменились с появлением Тома в ее доме.
Она уходила рано утром, когда солнце поднималось над маггловским Филлахом и заглядывало в окна. Бархатные и шелковые драпировки отбрасывали на пол ленивые тени, окрашивая персидские ковры новыми оттенками.
Том Риддл предоставил Крине уединение на всю неделю, а затем поддался скуке.
Библиотека пролила свет на внутреннюю работу Крины. Систематический каталог и расположение книг в уникальном реестре Том не смог идентифицировать. Темы, не имеющие, казалось бы, никакого отношения друг к другу, лежали рядышком. Маггловские истории переплетались с магическими знаниями. Шелковая закладка, глядящая на него с последних страниц автобиографии. Том растерялся.
— Ты писатель, — прошептал Том себе под нос. Кончики его пальцев скользили по холсту, коже и картону. — Ты прячешь свои секреты в переплетах и чернилах.
— От тебя разит сожалением, — подумал Том. — Эти болезненные воспоминания-книги, оставленные на полках собирать пыль. Ты напоминаешь себе о своих неудачах и ужасных поступках. Ты пишешь их на этих чистых страницах.
Том остановился и еще раз оглядел комнату. Он остро осознал проблему, ошибку своего подхода.
— Ты страдаешь от своих воспоминаний, — хрипло прошептал Том. — Ты крепко сжимаешь их, позволяя им врезаться в твою кожу.
Том резко повернулся на каблуках и вышел из комнаты, обдумывая новое направление. Крина Димитриу не стала бы хранить свои секреты в библиотеке, даже в таком изолированном доме, как этот. Она будет держать их рядом, задыхаясь от горя, сожаления и внутреннего вкуса наслаждения. Женщина, которая пила вино, потому что ее мысли преследовали ее.
Спальня Крины Димитриу выглядела точно так же, как Том спроектировал бы свою. Толстая кровать с кучей одеял. Голые стены и шкафы, чтобы организовать и спрятать вещи с глаз долой. Полка, вдавленная в стену, была заполнена трофеями, жетонами и книгами. Рукопись, первая публикация рассказа, который Том не узнал. Кожаная книга румынского фольклора. Шкатулка для драгоценностей, вырезанная из черного дерева.
Том проигнорировал все остальное в комнате и направился прямо к полке, параллельной кровати. Он сел на матрас, опустив глаза на нижнюю полку, где под пылью лежали невзрачные безымянные книги и украшения. Болезненные воспоминания — это то же самое, что кошмары; они исчезают, как только ты просыпаешься, но в серой области сознания сам вид книг превращал чувство вины в стыд.
Том смахнул пыль и вытащил самую маленькую книгу самого низкого качества. Льняная и хлопчатобумажная маггловская бумага. Он пролистал неуклюжий почерк, нацарапанный шариковой ручкой и нахмурился, глядя на фотографии, застрявшие в страницах. Идеально квадратные картинки с текстурой химикатов. Компания, которую Том не узнал, и улыбающиеся лица девушек.
Он определил Крину по ее лицу, по застенчивой улыбке, которая делала ее молодое лицо неприятным. Ее длинные волосы были заплетены в косу и убраны под меховую шапку. Униформа Дурмстранга на маггловской фотографие размером не больше ломтя хлеба.
— Это ее дневник, — сообразил Том. Ни дневника, ни журнала, заполненного мыслями, ни детских страданий о безымянной влюбленности. На каждой странице были чернильные пятна и карандашные кляксы, орфографические ошибки и простые вопросы. Неверные подробные шаги для заклинания, письменный вопрос, сравнивающий различия ингредиентов зелья. Нацарапанные названия книг для чтения — все до ужаса просто.
Крина Димитриу была плохой ученицей. Ничем не примечательной, забывчивой. Ее размышления были ниже ее уровня магического опыта. Ее интеллект действительно проявляся в маленьких отметках, где она выдвинула теорию о чем-то сверх ее возраста, а затем потерпела неудачу при анализе сока болиголова.
Том Риддл нашел еще одну фотографию в конце книги, рядом с высохшим полевым цветком, уже обращающимся в порошок по краям. Том посмотрел на нее, узнав женщину и на этой фотографии, и на той, что была в гостиной. Семья, о которой Крина почти не говорила.
Том выбрал следующую из стопки, всего было три книги. Сделанная из кожи и плотного пергамента, почерк Крины Димитриу был безупречен. Неторопливый и ровный, вперемежку с диаграммами и концепциями, которые Том не мог понять. Слова явно медицинские, но их невозможно перевести только с префиксом и суффиксом понимания. Заметки Крины и личные теории — тщательная паутина наблюдений и фактических доказательств. Том проследил имена контактов в румынском отделе Маггловского Маджика, время и даты операций. Юридические рекомендации, возможные тесты и приложения. Том нашел личный дневник Крины Димитриу о ее первом пациенте.
Если бы не размещение в ее комнате, Том счел бы это памятником ее гордости. Напоминанием о ее достижениях, ее способностях. В книге содержалась тайна, которую ему еще предстояло раскрыть.
Удушение — гендерное преступление, связанное с нефатальным насилием со стороны интимного партнера. Принудительный контроль — доминирование и захват. Патриархальный терроризм (?) интимный терроризм. Принудительное контролирующее насилие; избиение.
Записи продолжались, перемежаясь магической медициной разума и маггловской теорией. Том переворачивал страницы, проводя пальцем по тем местам, где перо Крины давило так сильно, что на бумаге отпечатывались слова.
Коллапс трахеи; жертва умерла в течение одного часа.
Последней книгой на полке Крины была информация, которую он искал. Различные подсказки проскальзовали уже довольно давно, с тех пор как Том знал Крину, он редко видел, как она колдует. Она одевалась в меха и шелка, украшала свой дом богатством, но не волшебством. Там не было тостов, намазанных маслом, как в доме Уизли целую жизнь назад. В коридорах не было метел. Не было никаких защитных чар, чтобы удержать маглов от посещения — только изоляция самой земли. Крина Димитриу, плохая студентка, обратилась к маггловской медицине, потому что она изо всех сил пыталась левитировать перо.
Некоторые направления магии не требовали работы волшебных палочек. Приготовление зелий вращалось вокруг тщательного измерения, подчиняясь линейной прогрессии времени и уникальному взаимодействию ингредиентов. Прлрицание это дар в твоей крови, который всплывает на поверхность в нужном окружении. Травология поглащет солнце и природную энергию и рождает цветы и фрукты.
Третья книга Крины Димитриу украшала себя великолепной россыпью ритуалов. Темная магия проявляется в жертвоприношениях, основанных на намерениях, эмоциональной выгоде и физическом проявлении. Извращенная искаженная мимикрия светлой магии, превращающая понятия во что-то другое. Преображение вещей, которым не суждено существовать естественно.
Почему ритуалы? Почему не что-нибудь другое?
Некоторые волшебники обладают большей природной силой, чем другие. Причина, по которой Крина впервые оказалась очарована Томом, заключалась в его уникальном зачатии и рождении — его повышенном магическом потенциале, в то время как сама Крина Димитриу, очевидно, обладала ничтожным потенциалом. Технология ритуальных орудий и взаимодействие компонентов, очевидная сила, обусловленная ужасающей покорностью, которую демонстрировал пользователь. Ритуалы существовали через отказ от контроля — над самим собой.
— Что-то отдаёшь, — прошептал Том вслух. Он уставился на страницы, исписанные в неистовом безумии, говорящем о замученной молодости. — Что-то получаешь. Все равны по ценности.
Крина с головой ушла в исследования, собирая коллекцию странной и причудливой информации. Компоненты искривленных личных страданий и искаженных личных выгод. Деформированные физические аномалии и неправильно распределенные возможности. Преображение себя и человека было незаконно повсеместно, рассматривалось как бесчеловечное и чудовищно действие. Этому не учили — Том спрашивал Дамблдора несколько десятилетий назад, и уже одно это привело к переходу от уважения к подозрению.
Том пролистал страницы, где почерк стал более упорядоченным. Спокойным, конкретным. Сосредоточение на слиянии концепций и революционных теорий в области магии, избегаемой миром. Изменение самого магического ядра, перепрофилирование и трансформация его, как сшитого на заказ костюма. Рытье траншеи, чтобы перенаправить реку, которую высекла земля. Синтетическая, гротескная насмешка, сделанная из крови, костей и жертвоприношений.
Том знал, что Крина Димитриу пользовалась дурной репутацией из-за своих экспериментов над пациентами. Она отрезала конечности Геллерту Гриндевальду. Она содержала собачьих охранников, рожденных от диких животных. Она приняла Тома в свою жизнь.
— О Мерлин, — прошептал Том. Он закрыл книгу и положил ее на место, чувствуя себя дезориентированным после всего осознания. Женщина обладала ничтожными магическими способностями, поэтому она искалечила себя, превратив в ангела.
***
Когда фрау Димитриу вернулась домой, она переступила порог и встретила Тома с бутылкой вина.
— Ужин? — вежливо осведомился Том, ведя ее на кухню. Он действительно пошел вперед, перебрал ее кладовую и приготовил небольшую порцию жареной птицы. — Как прошел твой день?
— Секретно, — весело сказала Крина. — У тебя хорошее настроение.
— Просто любопытно, — ответил Том.
Он разделал животное отработанными движениями, держа ее разделочный нож немного напряженно. — У меня были вопросы, и я предположил, что еда ослабит твои запреты.
Крина радостно рассмеялась.
— Я высоко ценю твою честность. Бастет, мой сокамерник, передает тебе привет. Похоже, вы уже встречались.
— Мимоходом, — сказал Том. Он откупорил вино и взял один из бокалов Крины, чтобы щедро налить ей. Он не делал никаких движений, чтобы налить и себе.
Они прошли в гостиную, наслаждаясь старинной мебелью. Том слизнул жир с пальцев, помня об отпечатках.
— Почему Бастет заключен в тюрьму?
Крина приподняла бровь и взболтала вино в бокале. Она еще не выпила.
— Это доступная информация. Бастет посадили в тюрьму за нанесение увечий и каннибализм.
— Очаровательно, — сухо заметил Том.
Крина закатила глаза и уточнила:
— Бастет был частным лицом, назначенным опекуном большого поместья в Египте. На него была возложена…божественная обязанность защищать и отражать угрозы, а взамен ему была дарована способность защитить будущие поколения.
Том подумал о мужчине, о его кошачьей застенчивости и мелодичном жестоком повороте его слов.
— Он бессмертен?
— Нет, боже мой, нет, — сказала Крина. — Он благословлен девятью жизнями во время праздника в Бубастисе в эпоху Древнего Египта. Большую часть жизни он дремал в склепе, где были похоронены его подопечные. Магглы открыли гробницы, и Бастет, проснувшись, принялся исследовать их. В настоящее время у него осталось четыре жизни, и он умрет от естественных причин, как только эти жизни закончатся.
Крина отпила глоток вина и застыла. Она еще раз перевернула кубок, вглядываясь в его темные бездонные глубины.
— Это белладонна, — сказала она.
— Да, — тут же согласился Том. — Я нашел его в вашем винном погребе. Интересное времяпрепровождение — регулярно употреблять яд.
Крина поджала губы и поставила бокал на ближайший столик. Она посмотрела на Тома, нахмурившись, а затем медленно кивнула с неохотным вздохом.
— Ты сказал, что хочешь меня о чем-то спросить, — осторожно повторила Крина. — Я сделаю все возможное, чтобы ответить на твои вопросы.
— Замечательно, — сказал Том. — Как ты пьешь яд?
Глаза Крины скользнули по комнате, остановившись на кабане с мечом в морде. Она вздохнула, провела рукой по волосам и распустила аккуратный пучок на затылке. Ее волосы распустились, извиваясь узорами по плечам.
— Когда я была молода, я…стремилась к величию. Я предавалась магии и знаниям, об упоминании которых многие почувствовали бы себя некомфортно.
Взгляд Тома был острым и свирепым.
— Ты была посредствена в магии. Ты и сейчас такая.
— Работе палочкой, — поправила его Крина. — Я не способна к различной работе палочкой. Я пожертвовала этим в пользу другой информации.
Том смотрел на неё, огонь горел в его глазах. Он словно молча спросил: что еще?
— Как ты знаешь, у меня большой опыт в маггловской медицине, — сказала она. — Я решила… Если я не могу творить магию в такой же степени, как мои сверстники, я изучу тело и все, чем мы являемся.
— Ты была слишком жалкой, чтобы стать волшебной целительницей, — сказал он. Рот Тома чуть не скривился в смехе, совершенно ошеломленный осознанием истинной ипостасивеликой и страшной мадам Димитриу. — Ты не смогла бы быть целителем.
— Я не могла, — сказала она. — Я отправилась в мир маглов и начала там свое образование. Я получила степень доктора в философии и в клинической психологии, а также прошла курсы магического образования. Я перешла от тайн тела к тайнам ума.
Том напевал какую-то плоскую мелодию.
— Твоя первая статья была…как давно?
— Примерно пятнадцать лет. Мне было двадцать шесть, когда я выпустила свою первую публикацию. — Крина потянулась, расстегивая длинные сапоги, чтобы положить их на ковер. Ее изысканная шуба была оставлена у двери, и она осталась в удивительно непринужденной рубашке с пуговицами и брюках. — Моя интеграция маггловской психологии и магических искусств разума привела меня к моему успеху.
— Ты уверена в этом? — спросил ее Том. Он встал и прошелся по комнате, разглядывая выставленные коллекции. Картина в рамке с прижатыми бабочками. Плакат и трофеи международных конвенций. — Я полагал, что ты лишила себя магии.
Крина откинула голову назад и рассмеялась.
— Так вот что тебя беспокоит? — спросила она. — Да, Том. Я экспериментировала с модификацией тела, причем довольно широко. Я перенаправила свои магические способности в свой разум, ограничив магию палочки, но увеличив свою ментальную магию. Астральная проекция, ментальное отображение, эмоциональный контроль и когнитивные способности.
Том Риддл остановился, застыв посреди комнаты. Он посмотрел на нее, сбитый с толку и застигнутый врасплох. Он не ожидал ее признания, ее откровенного отказа от последствий сокрушительным разоблачения. Секрет, который разрушит ее карьеру, ее жизнь.
— Я много лет изучала ритуалы, Том, — со знанием дела посочувствовала Крина. — Как, по-твоему, я нашла эту книгу о Крестражах? Если бы не я, ты искал бы, наверное, десять лет, зная лишь полуправду о таких вещах.
— Ты… — удивленно сказал Том. — Ты сделала модификацию тела.
— Конечно, — сказала Крина. — Я пью яд. Хочешь посмотреть?
Крина Димитриу, поудобнее устроившись на диване с подушкой и толстой книгой перед собой, начала расстегивать рубашку. Том отвел глаза, вспомнив о ее возрасте и коже. Крина расстегнула одежду от груди до пупка, обнажив едва заметное черное нижнее белье.
— Посмотри, Том, — сказала она со смехом. — Вот как выглядит отчаяние.
Том посмотрел на нее, вопреки здравому смыслу, и принялся изучать ее кожу. Толстый шрам рассекал торс от грудины до того места, где он спускался под брюки. Уродливая веревка серебристой рубцовой ткани, текстурированная кривыми волнами на ее теле.
— Посмотри на меня, Том, — гордо прошептала она. — Полюбуйся.
Ее пальцы впились в ужасный шрам, зажимая жилистую плоть между ногтями. Она повернула запястье, и узловатые шишки размотались — и Крина Димитриу расстегнула молнию на своей плоти.
Запах ударил сильнее, чем любая пуля. Тихая ударная волна, пахнущая гнилью и разложением. Воняло, как от Темзы во время Блица, как от трупа Василиска, который он сжег дотла. Крина улыбнулась ему, когда ее органы сдвинулись и выплеснулись из вивисекированной грудины, как из перевернутой миски с тушеным мясом. Огромные кишечные трубки и масляно-желтый жир образовывали словно гирлянды из попкорна от одной к другой. Маринованная белая плесень ее печени подмигивала ему сквозь окровавленные ребра. Ее легкие, черные гноящиеся комки, расширялись и сжимались, но не под воздействием биологии. Ее живот свисал, как раздутый круглый мешок.
— Уже не так любопытно? — спросила его Крина. Она схватила ядовитое вино из белладонны и принялась жадно глотать его, словно это был нектар. Том наблюдал, как ее живот раздувается, становясь багровым и жилистым под тяжестью вина. Он едва сдержал рвотный позыв.
— Я знаю, немного грязновато, — извинилась она. Кровь, запекшаяся кровь и другие жидкости уже просочились из ее открытой полости, растекаясь по кушетке и капая на пол, где дразняще свисали ее кишки. — А выгода в том, что теперь я могу выпить все вино в мире.
— Ты гниешь, — прохрипел Том. — Я знаю, что такое трупы и ты — мертва.
— Нет, только мои органы, — поправила Крина. — Я принесла их в жертву, забрав свою магию, чтобы подписывать более лучшие и нужные. Яд меня не убьет, сердце и легкие не пострадают.
— Потому что ты уже мертва.
Крина пренебрежительно махнула рукой. Она случайно размазала кровь по странице лежащей перед ней книги. Воротник ее рубашки слегка приоткрылся, как раз достаточно, чтобы на свету показались передние ноги ее татуировки жука.
— Конкретика не важна. Я часто принимаю ванны, чтобы запах не становился заметным. Ты научил меня курить, но у меня не хватает на это сил.
Ее желудок, о котором шла речь, словно шар, наполненный ядом, раскачивался от ее слов и грозил разорваться. Все вокруг пахло болезнью и гноем. Крина с заплетенными в косу волосами и идеальным макияжем, и сочащимися жидкостью из ее раковины. Жук на ее груди казался более подходящим, чем когда-либо прежде.
— Ты отвратительна, — с благоговением произнес Том. Он сделал шаг вперед, неуверенный в своих движениях. Крина улыбнулась ему, поощряя его приближение. Она убрала книгу с опасной территории, а затем принялась зачерпывать свои внутренности обратно в нужное место.
— Ты сама себя вивисекировала, — сообразил Том. Это имело смысл — ее отличное знание анатомии. Ее не беспокоило смятение из-за беспорядка и болезни.
— Нет никакой внутренней работы тела, которую бы я не исследовала, — легко подтвердила Крина. Что-то прокисшее, как изюмина, вернулось на свое место. Том гадал, что это-яичники или сморщенная почка. — Я узнала все, что есть в человеческой форме, поэтому вместо этого я обратила свой взгляд на разум.
Ее кожа сплелась воедино через переплетение сосудов и кожи. Молния с органическими зубцами, запирающаяся в извивающийся узел выпуклого белого шрама. Крина оставила рубашку расстегнутой — дразнящее напоминание о том, какие ужасы существуют под ее плотью.
Том тяжело вздохнул, собираясь с мыслями. Его пальцы дергались, паранойя жужжала, как злобные шершни в его венах.
— Ты превратила себя в труп, чтобы исследовать разум?
— Это звучит иррационально, — сказала она. — Я превратила свою жизнь в единую авантюру концепции разума и души. Есть мало вещей, которые были бы мне непонятны.
Том Риддл сказал:
— Потому что твой отец задушил твою мать на твоих глазах, и ты потратила свою жизнь, пытаясь понять почему.
Крина Димитриу застыла. Том тонко улыбнулся и уточнил:
— Твой первый пациент, Дэвид. Он был магглом, а твоя мать Мария — ведьмой. По неизвестным причинам, когда тебе было одиннадцать, твой отец убил твою мать и позволил посадить себя в тюрьму. Ты закончила свое образование в Дурмстранге, а затем нырнула в маггловскую медицину разума в надежде побеседовать со своим отцом и узнать почему. Как только он пообещал тебе ответ, то повесился в своей камере.
Том почувствовал, как победное ликование вливается в его слова, превращая их в самодовольную, наводящую на размышления интонацию.
— Я ошибаюсь, Крина Димитриу?
Ее пальцы дергались, несмотря на все ее попытки самоконтроля. Она ничего не ответила.
Том резко встал, начав маниакально расхаживать.
— Ты потратила всю свою жизнь на поиски знаний. Все твои достижения, твои титулы — все из-за твоей величайшей неудачи. Ты жалкая ведьма, посредственный врач, поэтому ты сотворила мерзость из своей плоти, чтобы понять.
Том просиял и прошептал:
— Но ты же знаешь, что никогда не поймёшь.
— Это неправда, — огрызнулась Крина. — Я знаю больше, чем кто-либо …
— Кроме мертвых … — рассмеялся Том. — Ты все еще не можешь понять, почему твой отец сделал это — почему он ждал и убил твою мать, когда ты была там. Удушение, такой интимный способ убийства …
— Ты ничего не знаешь …
— Я знаю! — закричал Том. В доме было тихо, если не считать легкого тиканья часов где-то в другом месте. Вязальные спицы Крины давно уже замерли, её движения были резкими и неловкими. — Я действительно знаю. Ты сожгла свою жизнь в погоне за тем, чего никогда не сможете получить. Морали и комфорту мешает присутствии прошлого. Ты изолировала себя, пожертвовала чем-то большим, чем твоя кожа, ради шанса на что-то большее. Ты украшаешь свой дом роскошными убранствами и богатством, но скрываешь культурные корни, от которых не способна избавиться.
— Том, — натянуто произнесла Крина. — Не говори мне о жертвах.
— Я потерял все! — возразил Том. — Я проиграл — моя жизнь потеряна! Почему ты не можешь этого понять? У меня здесь нет будущего, у меня здесь нет жизни. Ты, по крайней мере, выбрала потерять все, у меня же не…
— У тебя есть! — зарычала Крина, гнев исказил ее лицо во что-то уродливое. — Скажи мне, мальчик. Когда же ты прекратишь эту … эту раздражающую игру на жалости? Ты потерял все, но ты не первый! Неужели ты думаешь, что никто другой не испытывает такой же изоляции? Не чувствует пренебрежение? Потери? Ненависть? Ты особенный, но не исключительный, так что прекрати свою истерику и подумай.
Голос Крины смягчился.
— Ты не понимаешь единодушия всего окружающего тебя мира. Все знают твой гнев, силу, которую ты имеешь, и разрушение, которое ты можешь вызвать. Ты одинокая душа, тоскующая по друзьям и любви, и все же твой нрав — это твое падение. Все верят, что ты сломаешься, и вся эта ненависть и ярость вырвутся наружу. Тогда они убьют тебя и опишут твою смерть, как тысячу порезов на бумаге. Никто никогда не поймет твоего безумия — никто, кроме тебя.
— Я пытаюсь помочь тебе остаться в живых, — с ужасом сказала Крина.
— Тогда помоги мне, — сказал Том.
Крина рассмеялась, и этот звук поразил их обоих. Она поднесла руки ко рту, заглушая шум и размазывая помаду.
— Я пытаюсь, но каждый твой шаг вперёд — это еще одна рана. Наркомания, ночные травмы, сифилис? Ты не облегчаешь мне задачу, но ты не сорвался, и я полна решимости сделать так, чтобы ты никогда этого не сделал.
Том тупо уставился на нее.
— Я…я не…
— Может быть, — задумчиво произнесла Крина, немного истерично, но в основном очень грустно. — Если бы мир был другим, и у меня не было бы ни малейшего шанса вырастить ребенка, я бы тоже привела тебя в свою жизнь.
Том судорожно сглотнул.
— Ты бы изменила мир.
— Это было бы хорошо для нас, — тихо произнесла Крина. — Я бы вытащила тебя из твоего отчаяния, а ты бы вытащил меня из моей одержимости. Мы не знали бы жертвоприношений и не были бы такими прекрасными падшими созданиями.
Крина вздохнула и едва заметно кивнула в знак согласия.
— Ты прав. Я потратила свою жизнь впустую, но разве удивительно, что я признаюсь, что не знаю, как жить дальше? Я сожгла все мосты, Том. Я приняла путь, который выбрала, даже если меня грызет сожаление.
— Даже сейчас меня разыскивает британское министерство магии. У меня отберут Нурменгард. Международный комитет по делам образования расследует всю мою работу и составляет список неэтичных действий, в которых меня обвиняют. Моя жизнь, сколь бы грязной и гнилой она ни была, подходит к концу. Я была мертва некоторое время, но теперь кажется, что я на грани…
— Том, — призналась Крина. — Я не жалею, что приютила тебя, мой предвестник смерти. Ты привел меня к гибели, ты убил Гриндевальда и вывел из себя моего Лупеску. Ты привлек ко мне столько глаз, и в тот день, когда я встретила тебя, ты запустил медленно убывающий таймер, пока я не окажусь в тюрьме. Считай это моей последней жертвой, поступком бесхребетного человека. Я приложу все усилия, чтобы с тобой все было в порядке.
— Но почему? — прохрипел Том.
— Потому что ты лучший из всех нас, и я верю, что ты можешь изменить мир.
Комментарий к Бесхребетный человек
Осталось 3 главы.
========== Ключ от всех дверей ==========
Комментарий к Ключ от всех дверей
От автора:
Глава, где Где Гарри и Том разговаривают, хотя не произносят ни слова.
Они пересмотрели свои расписания экзаменов и детали процедуры СОВ во время следующего урока трансфигурации. Это было настолько важно, что профессор МакГонагалл нашла время написать все мелом на доске, убедившись, что каждый сможет четко заромнить временные интервалы.
— Как видите, — объяснила она, — ваши СОВ распределены на две недели подряд. Вы будете сдавать теоретические экзамены по утрам и практику во второй половине дня. Ваш практический экзамен по астрономии, разумеется, будет проходить ночью.
— А теперь я должна сообщить вам, что к вашим экзаменационным работам применены самые строгие чары против мошенничества. Автоответчики запрещены в экзаменационном зале. Съемные манжеты для шпаргалок, самокорректирующие чернила и быстрые перья для заметок — все это строго запрещено. Использование таких устройств приведет к автоматическому провалу. Боюсь, что каждый год, появляется один студент, который думает, что может обойти правила Магического экзаменационного управления. Я могу только надеяться, что никто из вас не настолько глуп, чтобы попытаться.
Гарри не мог отделаться от мысли, что если кто-то из его знакомых и мог успешно сжульничать, то это были два близнеца, которые произвели настоящий переполох.
— Пожалуйста, профессор, — сказала Гермиона. — Когда мы узнаем результаты?
— Где-то в июле вам пришлют сову.
— Отлично, — еле слышно прошептал Симус. Он толкнул Дина локтем, говоря едва слышно. — Значит, нам не придется беспокоиться об этом до лета…
Гарри представил себе, какой будет жизнь, когда он будет тупо сидеть и ждать, когда сова сообщит ему результаты. Сначала он представлял себе Тисовую улицу, но через несколько секунд сменил ее на мрачную атмосферу унаследованного Сириусом дома. Там, по крайней мере, он мог найти хоть какую-то радость.
Их первый экзамен, Теория чар, был назначен на утро понедельника. Гарри согласился проверить Гермиону после обеда в воскресенье, но ее беспокойство вылилось в сильное волнение. Она продолжала выхватывать книгу, размахивая ею и шлепая Гарри по голове каждый раз, когда он заминался с ответом.
— Почему бы тебе просто не проверить саму себя? — хмыкнул Гарри, потирая волосы. — Это подло, Миона. Хватит меня колотить!
— Перестань быть таким, что это заставляет меня тебя колотить! — возразила она, ударив его еще раз. На самом деле это не было больно, но ее нервная энергия довела её уже до безумия.
— Почему бы тебе не попросить Тома помочь тебе? — спросил Гарри. — Где он? Я не видел его с прошлой недели.
Гермиона замолчала, ее пальцы лихорадочно постукивали по краям книги, как будто она играла на пианино. Ее нижняя губа, так сильно обкусанная, что была обильно покрыта магической помадой против кусания губ, слегка блестела. Она тут же поморщилась и перестала кусать, скривившись от кислого вкуса.
— Он… — она замолчала, прежде чем быстро пришла в себя. — Он сдает совсем другие экзамены! Не то что мы, он уже …
— Мы поняли, Гермиона, — огрызнулся Дин Томас, тоже находясь в своей собственной панике. Он швырнул книгу на стол, Стандартную Книгу заклинаний, 5 курс, и яростно нахмурился на ее обложку. — Том — гений, а мы нет …
— Не обращай на него внимания, — извинился Симус за Дина. — С тех пор как…
— Том ненавидит меня! — жалобно простонал Дин, решив упасть вперед и ударить себя носом о обложку книги. — Я думал, у нас что-то есть.
— Химия? — сочувственно спросила Гермиона.
— Что? Черт возьми, нет, — растерянно сказал Дин. — Я не … Это маггловская штука?
— Ладно, не обращай внимания, — беззаботно сказала Гермиона. — Он уехал сдавать свои собственные экзамены. Он уехал…в субботу. Может быть, он вернется до конца года, иначе мы увидим его уже летом.
Дин хмурился.
— Не думаю, что он захочет увидить меня летом.
Симус сочувственно похлопал его по спине и в последнюю минуту снова принялся за учебу.
Ужин прошел в приглушенной обстановке, перемежаясь невнятной лексикой и датами. Гарри и Рон почти не разговаривали, но ели неистово, несмотря на усталость. Гермиона, с другой стороны, продолжала откладывать нож и вилку и нырять за Джинни, которая держала книгу заклинаний высоко, подальше от лап Гермионы. Каждый раз, когда Гермиона бросалась на Джинни, чтобы перепроверить свой ответ, Джинни поднимала одно колено и пихала ее в ответ одной ногой. Гермиона устраивалась поудобнее, откусывала кусочек еды, а потом снова делала выпад.
— О боже, — сказала Гермиона. Она болезненно побледнела и быстро положила вилку. — Это они? Это… экзаменаторы?
Она произнесла их титул с благоговейным страхом, как будто только лодыжка Джинни на коленях удерживала ее от ухода в астрал. Гарри и Рон обернулись, прищурившись сквозь открытые двери Большого зала. Все они могли видеть Амбридж, стоящую с небольшой группой ведьм и волшебников, и все они были значительно выше нее. Это было немного похоже на то, как пухлый красный цыпленок вел стаю пингвинов.
— Похоже, она нервничает, — усмехнулся Рон. — Хорошо!
— Я пойду посмотрю поближе! — сказала Гермиона, выскользнув из-под лодыжки Джинни, как живоглот. Джинни вздохнула, стащила остатки печеной картошки Гермионы и устроилась поудобнее. Рон тоже неуклюже поднялся со стула, у него была аллергия на учебники — теперь, когда у него появилось занятие получше.
— Посмотри, как они уходят, — поддразнивающе вздохнула Джинни. — Они так быстро растут.
Гарри почувствовал легкую вспышку вины. Он уже довольно давно не проводил время с Джинни.
— Как ты? Занятия в порядке?
Джинни выглядела немного удивленной, улыбаясь в знак признательности, и она слегка кивнула.
— Некоторые да. Немного трудно с Зельями, и я думаю рыжие волосы не помогают мне в этом. Флитвик помог мне с заклинанием, которое я все время проваливаю. Профессор Спраут говорит, что я могу прийти во вторник, чтобы помочь подрезать Пузырящиеся бегонии за дополнительные баллы.
— Хотел бы я иметь дополнительные баллы, — сказал Гарри. Вместо этого он застрял в стрессе, парализующем ужасе и слишком многих бессонных ночах. — Ты великолепно играешь в Квиддич.
— Спасибо! — она мгновенно просияла, а затем поникла одним драматическим движением. — Только потому, что тебе запретили. Как только Амбридж уйдёт, ты получишь свое место обратно, Гарри. Мы все очень по тебе скучаем!
Странно было думать о том, как они отдалились друг от друга. Джинни была ему сестрой, но с тех пор, как Том вошел в его жизнь, она все больше отдалялась от него, несмотря на казалось бы близость.
— Извини меня… за все.
Ее улыбка стала теплее, и честной до безобразия.
— Все в порядке, Гарри, я все понимаю. Честно. Мы не выбираем то, что преподносит нам жизнь, и я не могу ничего поделать с тем, как сильно ненавижу его, но я не могу ненавидеть тебя за то, что ты не чувствуешь тоже самое.
Джинни вздохнула, поигрывая давно оставленной Гермионой вилкой.
— Я уже говорил об этом с Фредом и Джорджем, о Томе. Это не его вина, но и не моя. Я не могу дружить с ним и ожидать этого от меня было бы слишком жестоко. Но было бы так же плохо, если бы я попыталась заставить вас чувствовать то же самое. Быть злой к нему…навязывать свои чувства было бы несправедливо. И этот мир, я думаю, уже и так слишком злой для всех нас, мы не должны делать его хуже без причины.
Гарри почувствовал, что его слова прозвучат слишком неубедительно, и лишь слабо кивнул в ответ. Джинни рассмеялась, протянула руку и нежно погладила его пальцы.
— Осторожнее там, Мальчик-Который-Выжил. Мне хотелось его возненавидеть, и я ненавидела. Иногда в… Комнате я видела, как он читает книгу или практикуется в заклинании, и я смотрела на него и думала, что он незнакомец. Иногда он свирепо смотрел на меня, и я чертовски боялась, что он убьет меня. Я ненавижу его, но в глубине души — нет. Я работаю над этим, и он мне редко нравится, но иногда нравится. Вот и все, что нужно знать.
— Когда ты выросла, Джинни? — спросил Гарри.
— Тогда же, когда и ты, — улыбнулась она. — Давай, иди отсюда. Гермиона, похоже, в восторге от избиения людей по черепу. Осторожно, чтобы она и тебя не вырубила!
Гарри помолчал.
— Тоже?
Джинни подавила смешок одним осторожным глотком воды.
— Извини, извини, это не должно быть смешно, но это так. Очевидно, Том пропустил встречу. Гермиона оглушила его и заставила меня помочь дотащить его до больничного крыла — может быть, я сильно толкнула его дверью, но это не моя вина. Можешь ли ты винить меня? Должно быть, сразу после этого он уехал на экзамены. Не могу сказать, что скучаю по нему.
Гарри спокойно вздохнул и сделал глоток. Он отсчитал четыре секунды и очень небрежно спросил:
— Пропустил встречу?
— Скорее сбежал, — Джинни закатила глаза и улыбнулась. — Судя по тому, как раздражена была Гермиона, похоже, он так же плох, как и ты, Поттер. Когда-нибудь я сделаю для тебя мемориальную доску в Больничном крыле. Только самая комковатая подушка специально для тебя!
Он засмеялся, и из его горла вырвался хриплый звук. Джинни фыркнула так некрасиво, что схватилась за лицо, чтобы скрыть румянец.
Гарри крутил слова в голове. Том пропустил или сбежал со встречи, которую Гермиона считала настолько важной, что она втащила его наверх и обратно. Затем он ушел, не сказав, куда он пошел. В последний раз это закончилось в неизвестном учреждении с такими словами, как детокс и абстиненция.
Неужели Том снова нашел зелье? Они циркулировали по школе, как лесной пожар, особенно теперь, когда завтра были СОВ. Неужели он нашел кого-то, кто снова готов дать ему сон без сновидений? Была ли у него еще одна странная реакция?
Он не знал, и эти мысли ядовитым образом не покидали его весь вечер. Все пытались в последний момент что-то выучить, но, похоже, далеко никто не продвинулся. Рон сидел в самом красивом кресле и заговорщическим тоном объяснял все, что узнал, слушая экзаменаторов.
— Единственный, о ком вам следует беспокоиться, — сказал он с серьезным смешком, — это профессор Марчбукс…
— Марчбэнкс, — устало поправила Гермиона.
— Марчбэнкс, — согласился Рон, торжественно кивнув. — Кажется — осмелюсь сказать, он немного глуховат. Расспрашивал всех вокруг о Дамблдоре, может быть, вы сможете заработать несколько дополнительных очков, упомянув, какой хороший учитель …
— Рональд! — рявкнула Гермиона, угрожающе хватаясь за палочку. Паварти громко возразила, доказывая, что ей нужно получить всю внутреннюю информацию, иначе она потерпит неудачу. Гарри рано лег спать, но потом долго лежал без сна. Он жалел, что раньше не уделял больше внимания своим оценкам — никогда еще у него не было таких жгучих амбиций относительно своего будущего. Аврор казался правильным выбором, но что еще там было? На пороге нескольких бумажных тестов все изменилось — ему следовало больше учиться.
Гарри знал, что бодрствует не только он, но никто из остальных не произнес ни слова. Гарри перекатился и украдкой взглянул на пустую кровать в углу. Его беспокоило, где Том и все ли с ним в порядке.
На следующий день за завтраком никто из пятикурсников тоже не разговаривал. Парвати вполголоса повторяла заклинания, в то время как солонка перед ней лишь слегка дергалась. Гарри хотел было поправить ее произношение, но она поправила его прежде, чем он успел что-либо сказать. Гермиона перечитывала «Достижения в чарах» так быстро, что ее глаза постоянно перемещались из стороны в сторону. Невилл то и дело ронял нож и вилку, и к тому времени, как упал джем, он уже готов был разрыдаться.
Как только завтрак закончился, пятый и седьмой курсы неловко зашаркали по коридору. Другие ученики исчезли на уроках, и Луна, и Джинни пожелали им удачи.
В половине десятого их класс за классом вызывали в Большой зал. Теперь все было в точности так, как объяснила Гермиона. Четыре факультетских стола были убраны и заменены на множество отдельных столов, все они были обращены к столу учителей. Профессор МакГонагалл стояла лицом к ним, громко выкрикивая их фамилии. Один за другим они подошли к своему назначенному месту, положив перья, которые светились синим, когда проходили через сканирование системы безопасности. Их места также стали синими — защита, чтобы предотвратить использование оборотного или других маскировочных чар.
Наконец все уселись, и Парварти так дико затряслась возле Гарри, что ее волосы запрыгали, как белка. Профессор МакГонагалл посмотрела на них и громко произнесла:
— Можете начинать.
Гарри перевернул пергамент, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Теория заклинаний не могла быть такой уж сложной, особенно когда он так долго их учил.
Гарри уставился на вопросы, прерывисто дыша от огромного количества чернил. Приведите заклинание и опишите движение жезла, необходимое для следующих чар: заставить объекты летать, изменение цвета объекта на красный, плавление металла, расширение объекта, меньшего, чем ночной горшок, до размера не больше, чем стол…
Это было не сложно, но и нелегко.
Два часа спустя Гермиона расхаживала по маленькому кругу, пока они снова ждали в холле.
— Все было не так уж и плохо, но я застряла только на двух вопросах — у тебя были контрчары от икоты? Я не была уверен, что должна …
Рон широко зевнул. Каким-то образом он размазал чернила по носу. Гарри чувствовал то же самое.
Ученики пятого курса обедали с остальной частью школы (столы факультетов волшебным образом появлялись во время перерыва), а затем один за другим направились в маленькие комнаты рядом с Большим залом. Фиренце принял одну из комнат как свою комнату для Прорицаний, поэтому Гарри не сомневался, что экзаменаторы вычистили и их. Небольшие группы студентов вызывались вперед в алфавитном порядке, которые в свою очередь усаживались за небольшие стулья.
Гарри нервно сидел на своем стуле, последний в маленькой группе с близнецами Патил и Панси Паркинсон справа от него. На этот раз слизеринка молчала, тупо уставившись в стену напротив них.
Пришел профессор Флитвик, назначив каждому из них своего экзаменатора.
— Мистер Поттер, ступайте в пятый ряд, профессор Тофти свободен!
Гарри подошел к самому старому и лысому экзаменатору, который сидел за крошечным столиком в дальнем углу. Неподалеку профессор Марчбэнкс заканчивал тестирование Драко Малфоя.
— Поттер, не так ли? — спросил профессор Тофти, сверяясь со своим досье и записями. — Приятно познакомиться. Не надо нервничать…
— Нет, сэр, — Гарри тихо откашлялся. — Совсем не нервничаю.
Профессор Тофти улыбнулся ему, его лицо сморщилось, как у пса Клыка.
— Замечательно. А теперь, я бы хотел попросить вас взять эту чашку и заставить ее сделать несколько кульбитов для меня…
Гарри подумал, что весь экзамен прошел хорошо. Его заклинание левитации было намного лучше, чем у Малфоя, хотя он так сильно старался выполнить заклинание изменения цвета, что ему пришлось накладывать его дважды. Гарри был счастлив, что Гермионы не было в зале, чтобы увидеть его ошибки.
После ужина они все сразу направились в общую гостиную, а затем погрузились в учебу для следующего дня. Их экзамен по Гербологии во вторник прошел гладко. Невилл вышел, сияя от гордости, упоминая, что он набрал почти идеальный результат, как раз тогда, когда Малфой ужасно запутался в своем первом задании. Настоящий прилив уверенности, от которого Гарри почувствовал себя намного лучше, так как он получил только один укус клыкастой герани.
В четверг был экзамен по Защите от Темных искусств. В письменном тесте было несколько вопросов, которые, как он знал, Амбридж не затронула, но либо магическая теория была так проста для расшифровки, либо Гарри выучил ее как-то самостоятельно. Он сделал лишь одну заминку на письменном вопросе, исправив свою ошибку всего через несколько секунд.
Его проктор на практике проштудировал его через довольно много простых заклинаний и контрзаклинаний. Ничто не казалось трудным и не требовало второй попытки. Гарри, возможно, решил использовать более сильное взрывное заклинание, когда получил инструкцию «снять ящик с подставки», но морщинистое лицо Амбридж стоило того.
— О, браво! — воскликнул профессор Тофти, наблюдавший, как Гарри идеально выполнил заклинание изгнания боггарта. — Действительно, очень хорошо! Ну, я думаю, это все, Поттер…если только…
Гарри не мог сдержать гордости, которая пульсировала в его крови.
— Разве что, сэр?
— Ну, я слышал от одного дорогого друга, что вы можете вызвать Патронуса?
Гарри едва сдерживался. Он посмотрел прямо на Амбридж, представил ее румяное лицо, когда она узнает, что он сдал экзамен на отлично, и сказал:
— Expecto Patronum!
Серебряный олень вырвался из его палочки и царственно запрыгал вокруг. Он попятился назад, величественно вскинув голову прямо перед Амбридж, вызвав аплодисменты нескольких наблюдателей.
— Превосходно! — просиял Профессор Тофти. — Очень хорошо! О, да, да. Поттер, вы можете идти!
Гарри вежливо улыбнулся и, проходя мимо женщины, погладил оленя. Ее рот расслабился — его олень издал звук, похожий на смех, когда увидел ее ошеломленное выражение.
В пятницу Гарри и Рон шли на Трансфигурацию со страхом. Гермиону снова разделили, объединив ее экзамен сразу с Древними рунами из-за ее расписания. По общему признанию, Гарри больше всего боялся этого единственного экзамена.
Его понимание Трансфигурации было не лучшим — он всегда терялся на фоне других на этом уроке. В конце концов, он смог справиться с заклинаниями, но его настоящая сила уже была оставлена позади.
Гарри вошел на экзамен с чувством сковывающего кости страха, нашел свое место и встал лицом к лицу со своей судьбой. Профессор МакГонагалл в передней части зала только усилила его страх.
Гарри перевернул пергамент, тупо уставился на первый вопрос и позволил панике просочиться прямо в сердце.
Он не знал ответов, и теперь он разочарует не только профессора Макгонагалл, но и профессора Дамблдора, как только тот вернется.
— Это безнадежно, — в отчаянии подумал Гарри. — Я не знаю определения Заклинания Переключения.
Гарри чуть не уткнулся лбом в стол, хотя бы для того, чтобы вздремнуть во время экзистенциального срыва. Он почувствовал легкое истерическое веселье, которое переросло в едва уловимое подлинное веселье.
Ответ пришел к нему в виде определения из учебника, приправленного иностранным оттенком.
Одно из многих трансформирующих заклинаний, используемых для замены двух разных объектов друг на друга. Одно из двух заклинаний, чтобы поменять местами две цели одновременно. Движение палочки, полукруг против часовой стрелки, два оборота по часовой стрелке. Заклинание. .
Мозг Гарри снова заработал, онемев от шока.
— Том?
Еще одна вспышка веселья и сухой, слегка польщенный восторг. Том не думал, что Гарри будет беспокоиться о нем.
Всплеск нетерпеливого тепла, и Гарри быстро начал писать то, что он необъяснимо знал.
На каждый вопрос приходил ответ, одно простое определение или термин, который Гарри знал, забыл и знал снова. Том находился как единственный свет, тепло мерцавший у него в голове и освещавший все, что содержала его память. Он никогда в жизни так хорошо не справлялся, и Том, посмеиваясь над ним, спросил без слов:
— Конечно нет, ведь меня никогда не было здесь раньше.
Он не думал, что это жульничество, хотя, скорее всего, так оно и было, но ему это было нужно. Том согласился, что оценки очень важны.
Практика по трансфигурации подчеркнула это еще больше, переместившись ровно настолько, чтобы Гарри мог выполнять заклинания, которые обычно плохо давались. Его магия двигалась плавно, его запястье регулировалось микродвижениями, которые он не сделал бы сам. Том всегда казался запыхавшимся и усталым после этого, тыча и подталкивая, когда помогал Гарри исчезнуть его игуане, а затем спросил через впечатление:
— Понял?
После экзамена Том, казалось, ускользнул. Гарри устало пошел к башне, присоединившись к Рону у окна, где они пытались расшифровать, какое существо Хагрид принес для своего собственного СОВ.
Портрет открылся, и в него вошла Гермиона, выглядевшая крайне раздраженной.
— Как там руны? — сказал Рон, зевая и потягиваясь.
— Я неправильно перевела «эхваз», — яростно сказала Гермиона. — Ну, сначала. Я исправила, потому что Том помог мне с этим, но сначала я все испортила!
— Ну ладно, — лениво сказал Рон. — По крайней мере, ты исправила.
Плохое настроение Гермионы сохранялось большую часть выходных, хотя Гарри и Рону было довольно легко игнорировать его, так как они провели большую часть субботы и воскресенья, изучая Зелья к понедельнику. Стресс Гарри каким-то образом просочился наружу, но Том придал ему ленивую храбрость.
Письменный экзамен был сложнее Трансфигурации, и помощь Тома была на вес золота. На каждый вопрос он знал ответ, подталкивая его в нужном направлении, выискивая вспышки концепций и воспоминаний в голове. Гарри наблюдал за подсвеченными воспоминаниями, как по телевизору, постигая использование обсидиановой пыли через подсказки Тома, варившего эти зелья десятки лет назад. Он справился с вопросом об Оборотном зелье невероятно хорошо, так как использовал его незаконно на втором курсе.
Он закончил экзамен, тупо уставившись на бумагу, покрытую чернилами, и почувствовал себя таким победителем, что ему захотелось плакать. Его страхи и опасения за будущее были устранены — вероятность того, что он станет аврором, все еще сохранялась при приличном знании зелий.
— Ты был очень мил, — подумал Гарри так громко, как только мог. Том горел вялым и довольным теплом. Вспышка чего-то, что пахло кислым, как вино, и гниющей гнилью болезни.
— Единичный случай.
— Ложь, — тепло поддразнил Гарри. Том замолчал.
Послеобеденная практика оказалась не такой ужасной, как он ожидал. В отсутствие Снейпа он чувствовал себя более расслабленным, чем обычно. Том был поддерживающим плечом, дававшим крохотные частички уверенности, когда Гарри сомневался в том, что он делает. Он вообразил, что другой мальчик, должно быть, ужасно скучает, где бы он ни был.
Невилл, сидевший совсем рядом с Гарри, выглядел таким счастливым, каким Гарри никогда не видел его на уроке зельеварения. Когда профессор Марчбэнкс сказал:
— Отойдите от своих котлов. Экзамен окончен.
Гарри заткнул фляжку пробкой и почувствовал, что впервые сдал.
— Не за что, — сказал Том. Гарри захотелось рассмеяться.
— Осталось всего четыре экзамена, — устало сказала Парвати Патил, когда они возвращались в Гриффиндорскую гостиную.
— Только! — огрызнулась Гермиона. Она продолжала сердито огрызаться на двух первокурсников, громко хихикающих у камина.
Гарри был полон решимости хорошо проявить себя на Уходе за Магическими существами во вторник. Пока они шли к опушке Запретного леса, Том словно бродил вокруг, подстегивая бесцельное любопытство. От них требовалось составить план питания больного единорога, правильно обращаться с луком и почистить огненного краба, не получая ожогов. У Тома не было опыта ухода за животными, поэтому он внимательно следил за действиями Гарри.
Письменный экзамен по астрономии прошел довольно гладко, так как Гарри пришлось лихорадочно составлять звездные карты. Он дважды перепутал свои расчеты, пытаясь определить точную дату следующего октябрьского полнолуния. Том не предложил никакой помощи, вместо этого он наблюдал и только предупреждал Гарри, когда тот делал ошибку.
Гарри знал, что экзамен по прорицанию он провалит. Том превратился в низко рычащую массу злых намерений, больно пронзая своей раздражительностью. Гарри запинался в своих ответах, дрожа от боли. Он перепутал бесчисленные линии на ладони, преждевременно раздавил чайные листья и в конце концов мысленно зарычал на Тома. Проктор, казалось, был озадачен разочарованием Гарри, неверно истолковывая его бормотание и обрывки фраз как изломанные видения провидца. Гарри не знал как, но он получил визитную карточку агентства провидцев, которое хотело бы получить его будущие услуги.
— Надо было просто что-то придумать, — поддразнил его Рон, смеясь до истерики.
Гарри пошел по коридору, остановившись, когда неожиданно из ниши вышел Фиренце. Рон остановился, глядя немного озадаченно.
— О нет, — простонал Рон. — Он тоже предложит тебе работу?
— Нет, — серьезно ответила Фиренце. — Гарри Поттер, я хочу поговорить с тобой.
Том слегка насторожился, поэтому Гарри проигнорировал его. Он медленно кивнул, давая слабый кивок Рону, который так нуждался в сне, и тот немедленно понял его.
— Гарри Поттер… — Фиренце мрачно тащился следом. — Звезды перемещаются над нами, призывая к чему-то зловещему.
— Э-э, — сказал Гарри. — Как звезды могут перемещаться?
Фиренце, казалось, ничуть не смутился.
— Наше восприятие. Энергия мира меняется, меняется толчок и тяга от наших полюсов и ядра. Звезды стали мерцать слабее, поля поворачиваются, готовясь к чему-то отвратительному.
Это прозвучало неприятно, как предзнаменование.
— Что вы имеете в виду? Какого рода…отвратительное?
Глаза Фиренце сместились в сторону, уставившись в пустоту и каким-то образом проникая сквозь пелену.
— Баланс жизненной энергии наклонился в процессе подготовки. Что-то темное приближается, и что-то темное уйдет. Это цикл, непрерывная смена света и тьмы, рождения и смерти. Мир настраивается на более легкие энергии, предупреждая о том, что грядет.
Гарри облизнул губы.
— Вы имеете в виду Волдеморта? Волдеморт грядет?
— Не знаю, — ответил Фиренце. — Небеса просто готовятся, но я не знаю причины. Будь осторожен, Гарри Поттер.
***
В тот вечер Гарри и Гермиона поднялись на вершину Астрономической башни в одиннадцать часов. Это была идеальная ночь для созерцания звезд, на небе было безоблачно и тихо. Земля купалась в серебристом лунном свете, а воздух обжигал легким холодком. Рон встретился с ними, возясь со своей звездной картой, полученной в последнюю минуту, и они проскользнули внутрь башни. Профессор Марчбэнкс дал команду и направил их к телескопу, приказав заполнить пустую карту своими результатами.
Они искали точное положение звезд и планет, наблюдая за их взаимодействиями и маршрутами. Стояла тишина, если не считать шелеста пергамента и случайного поскрипывания телескопа. Прошел час, потом два. Гарри закончил Орион, сидя на своем стуле, и остановившись, обдумывал, где еще посмотреть. Том тоже сгорал от любопытства, когда Гарри поднял свой телескоп к небу.
— Не вижу ничего зловещего, — сообщил Гарри. Он не знал, что ищет — звезды казались ему совершенно нормальными. Ничто не нарушало равновесия и не было предзнаменований как предупреждал Фиренце. — Они выглядят как обычно. .
Шепот мыслей и любопытства, Том намекал на концепцию солнцестояния, которая быстро перешла на двадцатое марта.
И то и другое — тупик; совсем не то, что имел в виду Фиренце.
-Аврора, предложил Том следующим. Вспышка цвета — яркая зелень и пурпур,танцующие в небе над самой северной вершиной Шотландии. Они редко видели Северное сияние, но представление о нем точно соответствовало тому, о чем предупреждал кентавр. Движение энергии в самом воздухе, и небо, наполненное мерцающими цветами.
— Мне нужно вернуться к этому, — подумал Гарри, выписывая новые траектории комет и созвездий. Том размышлял в безмолвном созерцании, мечтая о змеях, тенях и звездной пыли, мерцающей в горящем небе.
Их последний экзамен, История магии, должен был состояться только после полудня следующего дня. Гарри очень хотел бы вернуться в постель, учитывая, как поздно закончил экзамен по астрономии. Гермиона отругала его, но она тоже выглядела измученной. Когда он читал свои записи, было трудно не уснуть.
Пятикурсники вошли в Большой зал в два часа и заняли свои места перед перевернутыми экзаменационными листами. Гарри чувствовал себя измученным, а Том — бодрым и счастливым. Гарри хотел поскорее покончить с этим и лечь спать.
А завтра они с Роном отправятся на поле для квиддича, и он полетит, несмотря ни на какие правила, запрещающие ему играть.
— Переверните ваши пергаменты, — сказал профессор Марчбэнкс из передней части зала.
Гарри пристально посмотрел на первый вопрос. Прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что не вообще не учил этого. У ближайшего окна жужжала оса, и Том язвительно ужалил его за левым глазом.
— Да пишу я! Пишу! - устало подумал Гарри. Том снова ужалил его.
Гарри с трудом запоминал имена и путал даты. Он пропустил четвертый вопрос: по вашему мнению, способствовало ли законодательство о палочках и привело ли к лучшему контролю над бунтами гоблинов в восемнадцатом веке?
Гарри перешел к пятому вопросу, но затем Том возмутился очень громкими мыслями и мнениями, которые Гарри был вынужден выслушать. Ему не особенно хотелось слушать подобные мнения, но через несколько секунд, когда Том закипел и образы вспыхнули на страницах учебника в голове, Гарри беспомощно начал записывать шипение Тома. Законодательство о палочках создало всеобъемлющую сеть мониторинга магических действий, позволяющую отслеживать и нейтрализовать магию гоблинов за счет использования проводников …
— Помедленнее, пожалуйста, — попросил Гарри, зевая.
— Быстрее, — возразил Том, когда они перешли к следующему вопросу. Гарри не понимал, почему Том помешан на истории.
Вопросы продолжались в том же духе, Том мысленно прыгал и грыз запястье Гарри, как собака кость. Опишите обстоятельства, которые привели к образованию Международной конфедерации волшебников, и объясните, почему колдуны Лихтенштейна отказались присоединиться.
Том хихикнул, Гарри почувствовал ярчайшую искру узнавания. Он знал это — он только что читал свои записи. У Гермионы был целый подраздел в учебном пособии, посвященный этому вопросу.
— Пиши, мальчик-герой, — поддразнил его довольный Том. Подталкивая его руку к тому, чтобы он строчил быстрее и полными предложениями. Первым Верховным Магвампом был Пьер Бонаккор, Гончар.
- Я знаю, заткнись, — ответил Гарри, строча так быстро, как только мог. Солнце сильно припекало ему затылок. Что сделал Бонаккорд, чтобы оскорбить колдунов и ведьм Лихтенштейна? У него было такое чувство, что это как-то связано с троллями …
Горные тролли, Поттер.
— Хорошо, спасибо.
Том заискрился от удовольствия, теперь увлеченный игрой Гарри. Проблема заключалась в горных троллях, а также в охоте на троллей в горах… Гарри медленно написал еще две строчки о троллях. Он прочитал свой ответ, потрясенный тем, насколько подробным и информативным он был. Он и не подозревал, что он все это знал.
— Не знал, — вздохнул Том. — Это я знал. Ты плохо учишься.
Грубо, хотя и точно. Том искрился весельем, он чувствовал себя… хорошо.
— Ты в порядке? — подумал Гарри. Он чувствовал, как Том обдумывает слова, размышляет, как ответить. Гарри перешел к следующему вопросу, заполняя даты для Экономических статуй Гоблинов.
— Да, — тихо признался Том. Мне…лучше.
Они медленно приближались к концу. Гарри посмотрел на вопрос и с нежностью подумал о Крюкохвате. Он мог сказать, что Том увидел его мысли, завороженно наблюдая, как Гарри вспоминал встречу с гоблином в первый раз.
У меня было также, признался Том на выдохе. Гарри моргнул, и его стол превратился в иллюзию разворачивающегося воспоминания.
Он мог видеть это — чувствовать это как в живую. Разница в росте, приглушенное чувства чуда пятидесятилетней давности, которое все еще было таким искренним. Любопытство, страх, которые жгли, как плети. Гоблины смотрели на него с любопытством и знали его во всех отношениях, которые имели для них значение.
— Мистер Риддл, — тихо проворчал один из гоблинов. — Идите сюда. Мы обсудим ваш образовательный фонд, предоставленный вам Школой чародейства и волшебства Хогвартс. Этот фонд дарят только сиротам, не имеющим ни живых кровных родственников, ни подтвержденной родословной. Это верно?
Гарри помнил, как он открыл пересохший рот и испуганно прошептал:
— Да.
Это было чудесно, признал Том. И у Гарри тоже.
Гарри улыбнулся, отвечая на следующий вопрос, и Том прервал его. Регулирование древесного материала палочки.
— А как насчет того, когда ты получил свою палочку?
— Да, — согласился Том. Гарри моргнул и посмотрел через край старого прилавка в серебристые любопытные глаза Оливандера.
— Здравствуйте, мистер Риддл, — сказал Оливандер в воспоминаниях. — Не волнуйтесь. Мы еще подберем вам волшебную палочку.
Оно распутывалось быстрее, чем могло вычислить время, всемогущее знание каждого отказа, которое накапливало свое жало. Тома принимали и отвергали, ему давали и отбирали, снова и снова. Так долго, что от первого же прикосновения дерева, согревшего его, на глаза навернулись слезы.
— Я же говорил, — сказал Оливандер с сияющей улыбкой. — С вами было совсем нетрудно, мистер Риддл. Вы особенный, и только самое лучшее может сработать.
Гарри дернулся, словно от голода, и попросил — Еще.
Он наблюдал, видя отдаленную призрачную улыбку человека с носом и ухмылкой Сириуса. Мужчина с волосами, которые могли быть только у Малфоев. Робкие взгляды кого-то, кого Гарри не знал, и кого Том представил именами надгробий: Орион Блэк, Сигнус Лестрейндж, Абраксас Малфой.
Дамблдор с каштановыми волосами, превращающий столы в тигров, а лошадей в мрамор. Все одним движением, и Том, шепчуший: — Гениально.
Маленькая любопытная змея, глупая и немая, и как они уговаривал ее и учили языку. Преподавание синтаксиса в лесу, создание логова для долгожданного лета. — Я назову тебя Нагайна, — сказал он, и она сказала, что любит его.
— Еще, — сказал Гарри, уставившись невидящим, усталым взглядом в пустоту.
— Простите, вы в порядке? — спросил его проктор. Гарри резко выпрямился и поморщился. Он поднял глаза с извиняющимся выражением на лице, прямо в глаза …
— Это рождественский подарок. Ты должен быть благодарен.
— Я ненавижу тебя, — говорили они в кошмаре, во сне, в воспоминании, которое пахло цитрусовым одеколоном. Он смеялся, а они кричали и плакали, и было больно и больно…
- Я знаю, — проворковал Дож, играя с ними, чтобы увидеть, как громко они будут умолять. Не было времени, только циклическая заикающаяся остановка воспоминаний и травм, которые неконтролируемо закручивались в фильтр Я ненавижу тебя, Я ненавижу тебя, Я ненавижу себя, Я ненавижу тебя, Я ненавижу себя.
— Ах да, — сказал монстр со смехом, и кровь растеклась по разорванному одеялу Гермионы. — С Днем рождения, Том …
Гарри перегнулся через стол, и его вырвало прямо на пол. Дож — профессор — проктор Дож в тревоге сделал шаг назад.
Гарри понял только сквозь пульсирующую боль в черепе, что профессор Тофти бросился вперед и помог Гарри выйти из Зала.
— Мне … мне не нужно больничное крыло …
— Экзаменационная нагрузка, — посочувствовал старый волшебник. — Такое случается, молодой человек. А теперь выпейте прохладной воды, и, может быть, вы будете готовы вернуться? Я полагал, что вы уже закончили?
— Нет, я…да, — Гарри запнулся на словах из-за призрачных электрических разрядах. — Я… я сделал все, что мог …
— Очень хорошо, — мягко сказал старик. — Я пойду заберу ваш пергамент. Я предлагаю вам лучше пойти прилечь…
Гарри согласился, чувствуя себя потерянным и ошеломленным, когда неторопливо шел в общую гостиную Гриффиндора, шатаясь так сильно, что ему пришлось ползти через дверной проем. Он проигнорировал лестницу, вместо этого решив дотащиться до камина. Огонь тепло потрескивал, стулья и диваны были убраны и ждали жильцов.
Гарри не мог думать — его тело словно горело в огне, а крик продолжал терзать его горло. Неужели ему это приснилось? Новая форма пыток от Волдеморта? Что случилось с Томом … где Том?..
— Том! — попытался закричать Гарри, обнаружив, что голос его искажен и потерян. Эхом отдавалось: «Пропал без вести, Том исчез в страдании».
— Что это было? — простонал Гарри, прижимая ноги к груди и обеими руками схватившись за волосы. — Нет…нет…
Это было так реально, как видения или воспоминания. То же чувство, что и у воспоминания с трупом Седрика, лежащим на траве. Такая же боль, как нож, пронзающий его руку, как василиск, впрыскивающий ему в вену яд. Это было похоже на приближение дементора, на рану, которая отказывалась заживать. Та же боль, что и у Тома, схватившегося за стол, не способного упасть без сознания из-за передозировки. Не прикасайся ко мне! Он закричал, связанный, едва не захлебнувшись рвотой.
Это было похоже на то, как если бы свет погас в глазах Тома. Ты такой же, как он, не так ли? Ты здесь для этого — все, все хотят…
Это казалось неправильным — как сон, который Гарри мог, но не должен был помнить.
И он вспомнил, ползая в свете камина на коленях. Том посмотрел на него, и в его глазах отразилось что-то темное и дикое. Темное зеркало с искривленными глазами, и сказал:
— Я сам виноват. Я стараюсь быть хорошим, но тут же срабатывает спусковой курок. Мой череп поворачивается — холодный, тревожный, жесткий. Я наношу удар, безжалостный и жестокий. Я знаю, что все это мне предстоит исправить, но все же прошу твоего внимания и сострадания, Гарри. Я все обдумал, и нет никакого лекарства от гангрены сердца. Я отдал свою любовь, которой ты так сильно дорожишь, я перестал искать выход из этого темного места, я перестал молиться о свете… У меня никогда не было твердой уверенности в вере, в идеалы, высеченные во мне. Это моя последняя исповедь.
Лицо Гарри на ковре заглушало его слова, когда он повторял из кошмара:
— Последняя?
Том улыбнулся ему, плача кровью, и сказал:
Нет Бога, кроме меня.
Комментарий к Ключ от всех дверей
Осталось 2 главы.
========== Тайная вечеря* ==========
Комментарий к Тайная вечеря*
* (церк.-слав. ве́черѧ — ужин) — событие новозаветной истории, последняя трапеза Иисуса Христа со своими двенадцатью ближайшими учениками, во время которой он установил таинство Евхаристии, преподал заповеди о смирении и христианской любви, предсказал предательство одного из учеников и будущие судьбы христианской церкви и всего мира.
От автора:
Полный круг, и он вернулся туда, откуда начал. Отчаянный, глупый и молодой.
— Ты расскажешь мне об этом? — спросила его Крина Димитриу с нежностью и ностальгическим обожанием, как крапивник, заботящийся о своем птенце. Она держала его нож между длинными старческими пальцами, аккуратно положив его на низкий столик, раскинувшийся между ними. Прошло много времени с тех пор, как Том в последний раз видел свой нож, очень давно.
Том медленно вздохнул и пожал плечом.
— Я забрал его у трупа.
— Я думаю, — сказала Крина, — что лучшие из сувениров принадлежат мертвым. У кого ты его забрал?
— Не знаю, — ответил Том. — Я почувствовал себя виноватым за одежду, которую украл с трупа, но только на секунду. И так как не было никакой причины возвращать их, я украл и его нож.
Крина кивнула, наблюдая, как Том снова потянулся за ножом. Прошло довольно много времени с тех пор, как он чувствовал в руке его успокаивающий вес. Металлическое навершие, заостренное острие и клинок.
— Красивый нож, — сказала Крина. — Я изучила его, оценила. Это первый образец ножа, сделанный британцами Фэрберном и Сайксом. Только несколько тысяч были сделаны в 1940 году, потом они изменили модель и массово выпустили их уже в 1942 году.
Том не знал этого названия, знал только, что он полезен и может разрезать все, что угодно. Перекладина защищала его от сломанных суставов пальцев, а тонкое лезвие могло взламывать дверные замки.
— Сейчас он стоил бы немалых денег, — задумчиво произнесла Крина. — Печально, как части нашего выживания превращаются в украшения. Никто не знает, какие жертвы мы приносим на своем пути, что мы сделали для себя и для того, чтобы выжить.
Рука Тома сжала нож, крепко обхватив рукоять. Клинок слегка поблескивал в свете лампы, как и боевой топор Крины на стене, и копье, пронзающее кабанью голову.
— Почему ты никогда не говорил мне, — прошептала Крина. — Что на тебя напали, Том?
Он повернул нож, позволив его лезвию отразить комнату.
— Ты бы мне поверила? Нашла бы меня способным на слабость?
— Вся жизнь — это слабость. Сифилис никогда не бывает твоей виной. Если бы ты поделился этим раньше, мы могли бы обратить его на более ранней стадии и предотвратить твою боль.
Том вздохнул и посмотрел на нее с грустной улыбкой.
— Где проводится границу между местью и справедливым наказанием? В какой момент это имеет значение, а в какой не имеет совсем?
Крина сказала:
— Я считаю, что если вы возлагаете на мир свои ожидания, они всегда будут разбиты. По-моему, ты-важен, Том. Возможно, я никогда ничего не смогла бы сделать, а может, и смогла бы. Это нормально — чувствовать сожаление. Ты важен для меня.
— Хорошо, — сказал Том.
— Если бы мир был другим, — тихо призналась Крина. — Мы могли бы быть счастливы вместе. Ты вытащил бы меня из моего одиночества, а я тебя из твоей ненависти. В мире, где мы слишком много чувствуем, больше всего страдают такие люди, как мы.
— А кто такие люди, как мы? — спросил Том.
— Люди, которые могли бы все исправить, если бы нас не предали с самого начала, — заверила его Крина.
***
Том отогнал воспоминания легким прикосновение мысли. Олливандер протянул ему свою волшебную палочку: - С вами было совсем нетрудно, мистер Риддл. Вы особенный, и только самое лучшее может сработать.
Гарри Поттер, во всем мире и в своем сознании, жадно умолял его:
— Ещё.
Том подчинился, вспоминая Ориона Блэка и Сигнуса Лестрейнджа. Абраксаса Малфоя, так похожего на своего внука.
Дамблдор с каштановыми волосами и юное увлечение Тома тем, что может принести будущее.
— Я назову тебя Нагайна, — сказал Том, и она пообещала любить его вечно.
— Еще, — взмолился Гарри, когда Том посмотрел ему в глаза, а потом они подняли их и посмотрели вверх….
— Это рождественский подарок. Ты должен быть благодарен.
— Я ненавижу тебя, — говорили они в кошмаре, во сне, в воспоминании, которое пахло цитрусовым одеколоном. Он смеялся, а они кричали и плакали, и было больно и больно…
— Я знаю, — проворковал Дож, играя с ними, чтобы увидеть, как громко они будут умолять. Не было времени, только циклическая заикающаяся остановка воспоминаний и травм, которые неконтролируемо закручивались в фильтр Я ненавижу тебя, Я ненавижу тебя, Я ненавижу себя, Я ненавижу тебя, Я ненавижу себя.
— Ах да, — сказал монстр со смехом, и кровь растеклась по разорванному одеялу Гермионы. — С Днем рождения, Том …
Том Риддл резко проснулся, швырнул чернильницу через всю комнату и увидел, как она расплывается черным пятном на дальней стене. Он не кричал и не стонал, вместо этого его тело было заперто в потоке адреналина, который мучительно нарастал каждую секунду.
Дож, Дож, Дож.
-Нет, — прошипел Том сквозь сжатые челюсти, его перепачканные черным пальцы поднялись вверх, чтобы схватить себя за волосы и скрутить. — Нет, нет, его здесь нет …
— Он тут, он тут! — в ужасе кричал его разум. Отвращение, стыд, все самое ужасное превращается в простую смесь непавильного. Тома вырвало едкой смесью фруктов и сыра на ковер. Здесь воняло мерзостью и гнилью, как от Крины.
— Он тебя погубит, — солгал его мозг. Кожа Тома горела от прикосновения невозможного. Он знал, что Дожа здесь нет — но все так обострилось в этот единственный целенаправленный момент, что он не мог отличить реальность от лжи.
Том встал со стола, потом рухнул на колени, брюки намокли от рвоты. Все горело и зудело, фантомные конечности и голоса покрывали его кожу.
Милая, милая любовь.
— Нет, — возразил Том, яростно кусая язык. — Тебя здесь нет, тебя здесь нет…
— Разве? — врал и играл его мозг. Ласки воздуха. Том ударился головой о стол и почувствовал, как у него перехватило горло, и он всхлипнул.
— Я всегда здесь, — он мог вообразить это настолько интуитивно, что это стало для него реальным. Агония, этот позор. Том царапал и царапал, чувствуя, как кожа на руках треснула, а волосы вырвались с корнем. Черное пятно от чернильницы на стене Крины медленно стекало вниз, словно ужасающие смоляные слезы.
— Ты никогда не избавишься от меня, — беззвучно рыдал Том. Даже если ты убьешь меня, ты всегда будешь чувствовать это. Ты никогда этого не забудешь, малыш Томми.
— Пошел ты, — сказал Том. — Да пошел ты.
Нет, ты слишком труслив.
Тому хотелось, чтобы его мозг заткнулся, чтобы он сам замолчал. Ему нужны были зелья, блаженная бессознательность, из которой ничто не могло его вывести. Он хотел чего угодно, чего угодно…
Всегда ищешь легкий выход.
Том с трудом поднялся на ноги, ударившись бедром о ближайший стол. Оно пульсировала, горя расплавленным жаром дюжины черных язв, которые зудели, как сигаретные ожоги. Дож рассмеялся ему в ухо, душа его запахом одеколона и касаясь пальцами по трахее. Хороший мальчик.
— Прекрати, — прошипел Том, зажмурившись. — Ты не настоящий …
Я в твоем черепе, как и дюжина других разумов и монстров. Дикие заключённые, потерявший рассудок. Дож приставал к нему, нажимая остро и обжигая, как четки, выжженные на спине. Это здесь ты начинаешь молиться? Где твой Бог?
— Нет, — прошептал Том, дергаясь и оседая на землю. — Я…
Все кончено, и Том почувствовал, как его сердце оборвалось и разбилось, растаяло в неконтролируемой истерике. Все закружилось, дезориентируя волной хаоса и восприятия, которые отдаленно говорили ему, что его дыхание соответствует его сердцу. Быстрее и быстрее, одной рукой сжимая горло.
Где сейчас твой Бог?
Том зажмурился, ему приснились гниль и ядовитое вино, и он до крови вцепился в горло.
— Ты не настоящий. Ты не …
Я внутри тебя. Свожу тебя с ума, как маленького мальчика, которым ты и являешься. Где ты был, Том, когда взорвались бомбы?
Ползая по грязи, умоляя о прощении и молясь, чтобы он пережил эту ночь. Плакал, бил себя, потому что не хотел умирать. Он боялся умереть…
— Нет, — беззвучно ответил Том. — Нет Бога, кроме меня.
Том Риддл стоял, волоча обмякшие кости и протискиваясь сквозь черные пятна своего зрения. Его сердце — маленькая неистовая часть, подпитываемая паникой, как лошадь. Трепещет, как воробей, умоляя сломать ему шею.
Том поплелся через комнату, его дыхание замедлялось с каждым шагом. Он схватился за лежащий на столе нож.
Ты трус!..
— Заткнись, — сказал Том, раздувая ноздри. — Ты просто маленький напуганнный…
Ты в ужасе. Это все, что ты есть, испуганный маленький мальчик, кричащий, что не хочет умирать.
Том вздрогнул, одной рукой схватившись за волосы, а другой поцарапав ножом щеку.
— Заткнись, — прошептал он.
У тебя не хватает смелости. Честолюбия.
Том знал, что это так. Его сердце кричало, чтобы он остановилось. Умоляя его подумать еще раз, что должен быть другой способ.
Нет, его нет, рассмеялся его мозг. Его ужас, страх и тревога соединились в единую концепцию подавляющей мысли. Ты умрешь, малыш Томми. Где ты был, когда взорвались бомбы? Молился своему Богу?
Том беззвучно всхлипнул и исказил лицо, превратив его в ничто. Он нашел шкафчик, выудил оттуда свой дневник и сжал его испачканными рвотой пальцами.
— Я могу это сделать …
У тебя на это духу не хватит. Ты просто жалкий.
— Что-то вроде равного обмена, — оправдывался Том. Он прошел дрожащими шагами в фойе, где, как он знал, читала Крина. — Что-то даетмя, что-то забирается…
О, посмотри на себя, думаешь, что ты такой умный. Его мозг и ужас смеялись над ним, поражая его душу. Рак, который он должен был удалить. Ты думаешь, что сможешь расколоть меня, вырезать всю гниль из своего сердца и спрятать ее где-нибудь в другом месте. Ампутация на поле боя?
При его появлении Крина подняла глаза, комично расширившиеся при виде его состояния. Она открыла рот и застыла при виде ножа и дневника.
— Ох, — еле слышно прошептала Крина. — Похоже, ты принял решение.
Позади нее старинные викторианские напольные часы пробили свое время и зловеще зазвонил.
динь…динь…динь!
***
— Знаешь, я не расстроена, — сказала Крина, щелкнув языком. — Я слишком хорошо знала об этом, о множестве возможностей, которые представились мне за эти годы. Я уже не молода, Том. Я знаю разум, это логичное решение для тебя.
— В этом есть смысл, — объяснила Крина. — Крестраж, чтобы спасти себя. Я говорила тебе, что они изначально использовались для исцеления. Садись, все в порядке.
Том чопорно сел, уставившись пустыми глазами куда-то рядом с ее горлом. Крина подняла руку и провела кончиками пальцев по татуированному скарабею возле сердца.
— И вот мы здесь, — сказала она, вспоминая что-то очень давнее. — Я могла бы предотвратить такую катастрофу, но никогда бы этого не сделала. Я всегда буду считать этот виноградник своим, и хотя он мне не принадлежит, я буду защищать его.
Том издал высокий сдавленный звук, то ли стон, то ли смех, услышав ее слова, сказанные давным-давно на винограднике во Франции.
— Это то, что ты хочешь сказать?
— Я всегда надеялась, что ты выберешь другой вариант, — сказала она. — Но это было больше из…эгоизма, чем из истинного альтруизма. Я не несу ответственности за судьбу других …
— Его зовут Дож, — сдавленно прошептал Том. Его голосовые связки словно были сделаны из колючей проволоки. — Дож из Ордена. Он…
Голова Тома дернулась, одна рука взлетела вверх, чтобы больно вцепиться в волосы, так резко, что она услышала влажный треск раскалывающейся кожи головы. Вдоль горла Тома тянулись дикие красные следы когтей, очерчивающие его трахею, показывающие, что он сам себя искалечил.
— Дож и-изнасиловал меня.
Крина Димитриу ничего не сказала, потому что даже у нее не было слов.
— Я не могу этого сделать, — продолжал Том с резким скрипучим смехом. — Я не могу … не могу, черт возьми, спать. Каждую чертову секунду…
— Ты не знаешь, что это такое, — огрызнулся Том. Он повернулся к ней, смотря диким взглядом, наполненный отчаянием тех, кому слишком часто было больно. — Это… Я не могу так жить. Я не могу… Я не могу так жить.
Крина очень медленно переместилась, пока не оказалась в более профессиональной позиции.
— Ты хочешь поговорить об этом?
— Я закончил с разговорами! — крикнул ей Том. Горло выпячено, зрачки расширены, пан или пропал. — Ты бы все равно ничего не сделала. Никто, черт возьми, не сделал бы! Я не могу принять это — я не могу, черт возьми, так!
Они молча смотрели друг на друга, пока Том не начал дрожать.
— Ты, должно быть, ненавидишь меня. Все это время и усилия только для того, чтобы закрепить неудачу.
— Нет, — ответила Крина. — Я все еще верю больше всего на свете, что ты лучший из нас. Ты слишком много чувствуешь, и в этом причина твоего чистолюбия. Ни жадности, ни злобы.
Том уставился на нее и заплакал, а потом признался срывающимся голосом:
— Я собираюсь убить тебя.
— Я знаю, — согласилась Крина. — И все же ты не понял смысла. Тебе не удастся сделать Крестраж, Том. Ты потерпишь неудачу и будешь учиться на своих ошибках.
— Заткнись, — прошептал Том. Его глаза метались по сторонам, плечи ритмично подергивались, словно пытаясь сбросить невидимого врага. Его руки судорожно сжали нож и запустили пальцы в волосы. Струйка крови потекла с его головы и скатилась по щеке, смешиваясь со слезами. — Заткнись!
— У тебя ничего не получится, — сказала Крина. В конце концов она начала смеяться, потому что выиграла. — Даже сейчас, в таком отчаянии, ты потерпишь неудачу. Тебе не удастся бросить вызов своей природе, и я принесу себя в жертву, чтобы доказать это.
Он в ужасе уставился на нее, потом покачал головой и принялся расхаживать по комнате. Отрывистые шаги, бормотание низкое и дикое, прежде чем он повернулся к ней с испуганными глазами.
— Мне нужно бросить вызов природе. Я все сделаю. Я сделаю.
Крина улыбнулась и с тихим смешком покачала головой.
— Ты можешь попытаться, но у тебя ничего не получится.
— Я сделаю это! — закричал он так громко, что его голос дрогнул. Его нож сверкнул, когда он бросился на нее, одной рукой вывернувшись, чтобы схватить за волосы и заставить откинуть голову назад. Было больно, но она уже давно отстранилась от физической боли.
Крина рассмеялась, ее дыхание пахло белладонной, и сказала:
-: Ты всегда будешь терпеть неудачи, Том, потому что отчаяние не разбивает твое сердце. Ты вырастешь из этого и станешь еще лучше.
— Как ты можешь так говорить? — спросил Том, заставляя ее горло распрямиться еще шире. Он поднес нож по дрожащей линии к ее горлу, крепко прижимая, пока кожа не начала трескаться. — Я собираюсь убить тебя!
— Потому что ты боишься, — рассмеялась она. — Ты этого не понимаешь, но я уже победила. Я долго умирала, но теперь вижу, что не напрасно. Я выиграла, Том.
Том уставился на нее широко раскрытыми глазами и отчаянно замотал головой.
— Я … я убью тебя. Я не хочу … это против моей натуры …
— Это нормально, — прошептала Крина, — чувствовать сожаление.
— Нет, — тихо простонал Том. — Нет, нет … я … я должен это сделать. Я не могу … я не могу так жить. Я…
Крина рассмеялась, а Том под шумом раненого сердца закрутил ей волосы. Ее волосы поддались под его резким рывком, отшелушивая кусочки кожи головы, которые кровоточили смесью гноящегося гниения и свежей красной крови. Крина все еще смеялась, а разум Тома ломался и пытался вновь восстановиться.
Ему нужно было бросить вызов своей природе, разбить свое сердце. Он не хотел убивать ее — это уже губило его, но она настаивала, что он не прав. Он все испортил.
— Ты всегда все портишь, — фальшиво посочувствовал Дож. Мой идеальный маленький провал.
Улыбка Крины была такой нежной и любящей. Забота и принятие. Что бы ни хотел Том, она предложит это ему. Не было Бога, кроме него.
(Так близко, с одной рукой в волосах, а другой на ноже, он мог сосчитать поры между ее бровями. Он мог видеть, насколько глубокими были морщины у ее глаз, точный оттенок ее мешков под ними. Ее глаза были прекраснейшего цвета, но они говорили о страдании, которое могли разделить только старики.)
Желудок Тома скрутило, а нож затрясся, когда он сказал:
— Я…я тебя съем.
Кровь Крины оставляла следы слез под глазами.
— Это, конечно, достаточно отвратительно, чтобы бросить вызов природе, но для тебя этого недостаточно.
— Заткнись, — повторил Том. Он не мог думать. — Я…
Том выронил нож. Он позволил ему со щелчком соскользнуть с подлокотника дивана и упасть на персидский ковер. Он отпустил ее окровавленные волосы.
Том обхватил обеими ладонями ее шею, наложив пальцы на позвоночник. Ее глаза слегка расширились от удивления, прежде чем она улыбнулась и кивнула в меру своих возможностей. Его большие пальцы впились в ее трахею, чувствуя ровное и спокойное сердцебиение.
— Я всегда жила взаймы, — сказала Крина. — Пришло время вернуть украденные у тебя годы.
— Перестань, пожалуйста …
— Оставайся верен себе, Том, — сказала Крина, сверкая глазами. — Ты можешь спасти нас всех.
Удушение, признали неудачи Тома. Интимный способ убийства.
Последние слова Крины Димитриу были нежно прошептаны Тому на ухо:
— Я всегда гордилась тобой.
***
От ее внутренностей не шел пар, как от других знакомых Тому трупов. Ее кожа раздвинулась слишком легко, как спелая дыня на солнце. Она уже была готова лопнуть, живя с приближающимся сроком годности.
Ее кости ломались, как ветки дерева, ребра раздирались кинжалом в промежутках. Ее диафрагма напоминала формованную говядину, легкие были маринованными и тягучими.
— Прости, — дрожащим голосом воскликнул Том, стягивая ее на пол. Кровь сгустилась, как желе он зачерпнул сложенными чашечкой пальцами. На вкус как Темза, где раздутые трупы плавают лицом вниз.
— Мне очень жаль.
Он закричал ей в волосы, кровь окрасила его рубашку и брюки. Она улыбнулась ему мертвой улыбкой, ее глаза были стеклянными и пустыми, но у него не хватило духу закрыть их.
Посмотри на нее, требовал он от себя. Мучает себя даже сейчас. Посмотри, что ты наделал!
Он тут же пожалел об этом, как только почувствовал, что ее пульс остановился, а тело обмякло. Ее желудок разлил мерло на коже Тома, цвета, которым должна была быть кровь.
— Прости, — крикнул Том ей в волосы, и его вырвало разлагающейся плотью и внутренностями на ковер. — Я чудовище, прости, прости!
Она сказала, что гордится им, а он задушил ее прямо на полу. Она улыбнулась и позволила ему убить себя, потому что любила его.
Он хотел бы, чтобы это сработало, потому что тогда он никогда больше не почувствует этой боли.
— Может быть, ты… ты не … — пробормотал Том, пытаясь найти разумное объяснение. Он смотрел на нее, покачивая на коленях ее безвольные руки, туловище и открытые глаза. Он смотрел на ее расколотый и расчлененный таз и иррационально думал, что сможет вылечить ее. Соберет ее обратно вместе.
Трясущимися руками он зачерпнул один пучок кишок обратно в ее тело. Он скользнул внутрь, как слизняк, и безжизненно ударился о ее раковину.
— Может быть, т-ты не… — Том заикался, ничего не понимая. — Может быть…
Ты мертва, — с ужасом подумал Том. — Я сделал это.
Том зарылся носом в ее волосы, вдохнул ее успокаивающий запах и закричал.
Уязвимые люди — такие хрупкие существа.
***
Сентябрь 1942 года
Том Риддл шел на запах костра и горелого мяса так тихо, как только мог.
Город молчал на рассвете, все еще шатаясь от толчков. Люфтваффе вернутся следующей ночью, как только солнце опустится и скроет их приближение. Бомбардировки теперь шли каждую ночь.
Некоторые здания все еще горели, разламываясь и превращаясь в груды обломков. Он сломает о них ногу, если сделает неверный шаг.
Небо начало светиться мягким розовым светом, нежное впечатление от облаков, которые постепенно сделают небо серым. Теперь оно всегда был серым.
Том наступил на кусок цемента, быстро балансируя, когда арматура искривилась. Оползень обрушится каскадом, если он двинется слишком поспешно, и это прозвучит как песня сирены для других мусорщиков, ищущих еду и припасы. В последний раз, когда он видел такого, он едва улизнул. Только по счастливой случайности ему удалось спрятаться в незнакомом месте, проспать весь адский огонь, надеясь, что его логово не пострадает.
Том пошел на еще один расчетливый риск, мысленно проклиная кусок бетона, сдвинувшийся под его новым насестом. Его палочка лежала в кармане как горящее напоминание, заманчивый вариант, если бы не широко распространенная защита. После убийств, взрывов, пожаров и немецких бомбардировщиков в небе вся магия была запрещена в маггловских районах. Наложите заклинание под военной защитой, и эффект обратится на вас же. Заглушающее заклинание может оторвать палец. Оглушающее мог забрать его руку.
Лишиться пальца или позволить обеим ногам сгнить. Палец или ноги.
(Он избегал магии, когда мог).
Том продолжал идти, наконец-то спустившись по нетронутой брусчатке. Некоторые тихонько грохотали, спрятавшись под далекие сирены за городом. Том сделал паузу, прислушался и продолжил движение. Дважды он останавливался и слышал кашель, попытку очистить легкие от гипса или удалить металл из груди. Тому пока везло, ведь для изготовления древних рун не требовалось волшебной палочки.
Трудно было ориентироваться в зонах бомбардировок. Шрапнель может задеть тебя и заразить твою кровь. Крысы свободно передвигались, заражённые чумой. Огонь никогда не переставал гореть в худших местах эпицентра. Том давно не мылся, и желудок напомнил ему о прошедших днях.
Том завернул за угол, держа глаза высоко и выискивая любую цветную вспышку. Он посмотрел вниз, вдоль стен оштукатуренных зданий, и замер.
— Нет, — хрипло сказал Том. Он нарушил свое правило никогда не говорить, потому что это перевешивало любое правило, которое он мог придумать. — Нет-нет.
На улице лежала бомба, упавшая под абсурдным углом на обрушившийся металлический фонарный столб. Она была новой, отдыхая в изрезанном каньоне, созданном ей самой. Оружейная сталь, окрашенная и изготовленная в Германии. Царапины по краям в местах укуса плафона. Бомба была абсолютно жива. Она не взорвалась.
Том уставился на нее, чувствуя такой острый ужас, что ему пришлось сглотнуть, чтобы проглотить остатки подступающей еды. Бомба осталась, даже когда он протер глаза и отчаянно отпрянул назад. На улице лежала бомба, которая не взорвалась, а должна была взорваться. Иногда у них были таймеры, маленькие сенсоры, которые реагировали на солнечный свет или огонь и вызывали взрыв.
Том развернулся на каблуках, его зубы стучали, когда холод пробрал его до костей. На разрушенных улицах было слишком много завалов, он не сможет добраться до безопасного места до взрыва. Он попадет в её эпицентр, разорванный в клочья или разорванный на куски, и станет пищей для пролетающих над головой стервятников.
Он кончит тем, что будет кричать и просить милостыню на улице, истекая кровью, когда другой падальщик съест его мясо и украдет его одежду.
— Тебе это не понадобится, — говорили они.
— Нет, — прошептал Том и опустился на колени.
Бомба осталась там, и Том оцепенел от осознания этого.
Он умрет.
— Я не умру здесь, — сказал Том, отчаяние подталкивало его вперед. Его ботинки скользили по песку и гравию, снова опуская его на колени. Его власяница резко укусила его, предупреждая, чтобы напомнить о своем месте.
— Пожалуйста, Господи, — выдохнул Том сквозь неистовое дыхание. — Пожалуйста, Господи, умоляю тебя, пожалуйста, пожалуйста, не делай этого, я …
Вблизи бомба выглядела еще хуже. Немецкие слова были потрепаны, соскоблены. От неё слегка несло восковой вонью, которой отлавали ночные костры. Том протянул дрожащую руку, остановив запястье на небольшом расстоянии. Так близко, и его смерть будет мирной. Он ничего не почувствует, когда сгорит.
— Господи, пожалуйста, — выдохнул Том, сдерживая слезы.…Господи, пожалуйста, дай мне жить. Пожалуйста, дай мне жить.
Он опустил голову, не желая, чтобы ужасные звуки вырвались из его горла. Отчаяние горело, как звезды ночью, пылая, как драконье пламя.
Том успокоился, и у него закружилась голова от охватившей его паники. Он медленно вытащил палочку, лихорадочно глядя на бомбу.
Защита была активна, и замораживающее заклинание любого калибра привело бы к ужасной обратной реакции. Заклинание, обезвреживающее маггловскую бомбу, почти наверняка убьет его или сильно покалечит.
Магия и маггловские технологии, как правило, вызывали ужасные реакции — разрушение устройства и взрывоопасные результаты. Том уже испытывал его раньше на маггловских радиоприемниках и электричестве, но пока не нашел способа устранить проблему.
Это же была настоящая бомба. Это было взрывное устройство, которое либо замерзнет и позволит ему жить только для того, чтобы магия поразила его, либо оно плохо отреагирует и убьет его.
Выхода не было, если не считать надежды, что магической реакции будет достаточно, чтобы он смог продержаться еще несколько дней.
— Пожалуйста, Господи, — взмолился Том, — пожалуйста, Господи, прости меня за … за все, что я когда-либо сделал. Пожалуйста, Пожалуйста, Пожалуйста. Я не хочу умирать. Я не хочу умирать.
Том неуверенно протянул руку с волшебной палочкой, позволив ей зависнуть в сантиметре от металла. Солнце поднималось в небо. Когда Том в последний раз поднял глаза, он обнаружил, что задыхается от красоты восходящего солнца, в последний раз запоминая розовые и оранжевые тона.
— О черт, — выдохнул Том, чувствуя, как дрожит его голос и по щеке скатывается слеза. — Господи, пожалуйста, дай мне жить. Иммоб …
Секунда, минута, тиканье часов, которые будут двигаться до тех пор, пока не закончится время.
Тик. Тик. Тик.
Том Риддл почувствовал, как хрустнули кости, хрустнули позвонки, и его начало трясти от головокружения. Он задыхался, вдыхая свежий воздух и глядя в прекрасное утреннее небо.
Он лежал на спине, раскинув руки, готовый к спасению. Боль пронзила его, как острый хлыст, и это было совсем не похоже на ответную реакцию защиты — вместо этого он почувствовал себя так, словно его ударили кирпичом.
Том тихо застонал, вяло приходя в себя. Он заставил свои ноющие кости и суставы опуститься на колени, волосы упали ему на лицо.
— Че эт за чертовщина? — Том тихо застонал, прижимая руку к виску, когда мир болезненно закружился.
— Кокни, — сказал кто-то.
Том собрался и как можно быстрее вытащил нож. Он был не один — заклинание сработало, но теперь мусорщик был здесь, чтобы закончить…
— Эй! — сердито крикнул кто-то новый. Том чуть не упал, когда другой мужчина пнул его нож, пытаясь выбить его из руки. — Убери это, мальчик!
Том отшатнулся, приняв слабую позу. Его ноги кричали от боли, колени опасно дрожали. Том выкрикнул предупреждение: «Убирайся от меня к чертовой матери!
Новый человек нахмурился, черты его лица осветились. Зрение Тома начало проясняться, когда он увидел траву и открытую землю. Он заметил руку мужчины и чуть не заплакал от облегчения. Он спросил: Палочка?
Он снова был в волшебном мире.
Том провел рукой по волосам и рассмеялся слегка безумным:
«Кто ты?» спросил мужчина с волшебным глазом. Скорее всего, он потерял его на войне, может быть, аврор?
«Кокни, ” послышался первый голос. Мальчик, не старше Тома, с темными волосами и тупым лицом. Глядя на одежду Тома, оценивая его маггловское выживание.
«Ах, мои извинения, ” ядовито сказал Том. Им потребовалось столько времени, чтобы добраться до него, они могли справиться с его кровавыми магловскими сапогами. «Я подчеркиваю, пошел ты.
***
сердито крикнул кто-то новый. Том чуть не упал, когда другой мужчина ударил его ножом, пытаясь выбить его. «Убери это, мальчик!»
Том отпрянул, приняв слабую стойку. Его ноги кричали от боли, колени опасно дрожали. Том выкрикнул предупреждение:
— Убирайся от меня к черту!
Новый мужчина нахмурился, его лицо нахмурилось. Зрение Тома начало проясняться, когда он заметил траву и открытую местность. Он заметил руку человека и чуть не заплакал от облегчения. Он спросил:
— Чертова палочка, не так ли?
Он снова был в волшебном мире.
Том провел рукой по волосам и рассмеялся немного безумно:
— Херня.
— Кто ты? — спросил мужчина с волшебным глазом. Скорее всего, он потерял его на войне, может быть, аврор?
— Кокни, — первый голос из прошлого.
Мальчик не старше Тома, с темными волосами и тупым лицом разглядывая одежду Тома, оценивая его маггловское выживание.
— Ах, мои извинения, — ядовито сказал Том. Им потребовалось столько времени, чтобы поймать его, они могли пережить его чертовымаггловские ботинки.
— Подчеркну, пошли вы на хуй.
***
Я, Крина Мария Димитриу, урожденная Давидеску, гражданка Молдовы, Румынии, заявляю, что это мое последнее слово и воля. Я отменяю все завещания и распоряжения, которые я назвала и написал ранее — это мое намерение и оно навсегда останется.
Я Крина Мария Димитриу по законному выбору. До этого меня звали Крина Мария Абабей, Крина Мария Молдовяну. При рождении меня звали Крина Мария Давидеску. У меня нет выживших родственников, семейного положения, законного наследника или потомков.
Бенефициар должен пережить меня не менее чем на 80 дней, чтобы получить собственность по этому завещанию. В этом завещании фраза «пережить меня» указывает на то, что он жив или существовал как сущность на 80-й день после моей смерти.
Если я передаю собственность двум или более бенефициарам, и ни один из них не переживет меня, я оставляю его или ее долю другим в равной степени, если иное не предусмотрено.
Мое остаточное имущество — это все имущество, которым я владею на момент моей смерти, на которое распространяется это завещание, которое не передается по общему или конкретному завещанию, включая все неудавшиеся или отклоненные запросы.
Я оставляю свои артефакты, перечисленные на странице 3, Дрогов Хастерии для использования в школе магии Дурстранг по своему усмотрению. Если Дрогов Хастерия не является деректором школы магии Дурмстранг после моей смерти, то я оставляю все артефакты, перечисленные на странице 3, для продажи с аукциона в Международной палате аукционов по запросам, а все вырученные средства помещаются в Хранилище 3.
Я оставляю свою коллекцию свитков, книг и учебных материалов Австрийской международной магической библиотеке.
Я оставляю свои остаточные владения, поместье Филлах (Австрия) и поместье Рормбах (Франция), на ликвидацию, а все вырученные средства помещаются в Хранилище 3.
Я оставляю свое оставшееся поместье, поместье Давидеску, на уничтожение, а землю передаю международному заповеднику магических существ.
Я оставляю все остальные вещи на усмотрение Тому Марволо Риддлу-младшму и принятие решения о их передаче.
Я оставляю все оставшиеся финансовые средства в Хранилище 3 Тому Марволо Риддлу-младшему с инструкциями делать то, что он пожелает.
Я назначаю Альбуса Персиваля Вулфрика Брайана Дамблдора своим душеприказчиком. Если Альбус Дамблдор не желает или не может быть исполнителем, я назначаю своим исполнителем представителя Альянса гоблинов по делам волшебников. Внесение залога от исполнителя не требуется.
Я поручаю своему исполнителю предпринять все разрешенные законом действия, чтобы завещание моей воли было сделано как можно проще и без судебного надзора. Моему исполнителю не будет разрешено организовать или обменять какое-либо имущество от одного бенефициара к другому. За исключением залогов и обременений, налагаемых на имущество в качестве обеспечения выплаты ссуды или долга, я приказываю, чтобы все долги и расходы, связанные с моим имуществом, были оплачены с использованием следующих активов: Хранилище 3 в международном банке Гринготтс.
Если какой-либо бенефициар в соответствии с этим завещанием будет оспаривать это завещание или какое-либо из его положений, любая доля в моем имуществе, переданная оспаривающему бенефициару в соответствии с этим завещанием, аннулируется и должна быть удалена, как если бы этот оспаривающий бенефициар не пережил меня.
В заключение этого завещания я официально представляю эти заключительные заявления.
Альбусу Персивалю Вульфрику Брайану Дамблдору — Геллерт Гриндевальд проинструктировал меня сказать вам, если я переживу его — «я тебе верю».
К Сириусу Ориону Блэку у меня есть прикрепленный документ с рекомендациями, если он захочет его.
Обращаясь к Гарри Джеймсу Поттеру, я прошу передать ему: Каждому человеку есть что сказать другим, что-то, что может напугать других, и что-то, что заслуживает прощения со стороны других. Я прошу тебя помнить, что чудовищами не рождаются.
***
Том Риддл, весь в крови и запекшейся крови, раскачивал труп взад и вперед, тихо напевая ей сквозь слезы.
Полный круг, и он вернулся туда, откуда начал. Отчаянный, глупый и молодой.
Он бы признался, сказал ей, что совершил ошибку. Она бы рассмеялась и сказала ему, что это нормально, что сожаление делает его человеком.
— Прости, — прошептал он. Она бы сказала: «Я люблю тебя».
— Вспомни, что привело тебя сюда, — сказала бы она. Смеясь и попивая вино на диване, теперь залитом кровью. Он провел пальцами по ее волосам, пытаясь освободить их от спутанных клочков грязи. — Помни, что я горжусь тобой.
Он должен был бросить вызов природе, сломать ее саму. Тысячи людей убили друг друга. Сотни людей поглотили друг друга.
— Ты не продумал все до конца, — поддразнивала она его с застенчивой улыбкой. — Крестражи созданы для исцеления.
На протяжении всей истории очень немногие люди когда-либо создавали крестраж, потому что природа не была объективной. Она менялась в зависимости от точки зрения и опыта, совершенно уникальная от одного человека к другому.
Это было не для того, чтобы бросить вызов природе, это было для того, чтобы бросить вызов своей природе.
— Ты гений, — сказала она ему однажды. Она никогда в нем не сомневалась.
— Мне так жаль, — крикнул ей Том, склонив голову и позволив сожалению съесть себя заживо. — Мне очень жаль.
— Оставайся верен себе, — сказала она ему, когда его руки сомкнулись вокруг ее горла. — Ты можешь спасти нас.
Том нашел свой нож и схватил его за окровавленную рукоять. Он поднес ее к глазу, потом к горлу.
— Оставайся верен себе, — сказал Том, и прозрение пронзило его. Всё это зря.
— О черт, — выдохнул Том, чувствуя, как дрожит его голос и по щеке скатывается слеза. Крина смеялась над ним, потому что знала, что он потерпит неудачу.
Он убедился, что не сделает этого, и прижал нож к яремной вене.
— Господи, пожалуйста, дай мне жить, — прошептал Том и закрыл глаза. Он отвел руку назад, готовясь нанести удар. — Господи, пожалуйста, дай мне …
Секунда, минута, тиканье часов, наконец, заканчивается.
Динь…динь…динь!
***
Тому Марволо Риддлу-младшему. Вот что я тебе скажу: Как бы ни кончилась моя история, знай, что я буду вспоминать тебя с любовью. Оставайся верен себе. Измени мир, дать ему лучший конец. Я знаю, что ты сможешь.
Комментарий к Тайная вечеря*
Осталась 1 глава.
========== … И он явится* ==========
Комментарий к … И он явится*
*Помяни черта, и он явится.
От автора:
Были ли вы готовы к своему осуждению?
Осознали ли вы всю глубину своих ошибок?
Что вы будете делать, когда
наконец
взорвутся бомбы?
Привет всем.
Жаль, что у меня нет каких-то заключительных слов для всех вас, но в конце концов все, что я могу сказать, - это поблагодарить вас за ваше время и преданность.
Я ценю вас и вашу преданность этой истории.
Я люблю вас всех и очень горжусь вами.
Гарри шел по темному коридору Отдела тайн. Он шел медленно, осторожно, ровной походкой, не переходя в бег. Он стоял в круглой комнате со множеством дверей — и не колебался ни минуты.
Прямо по каменному полу и через вторую дверь, где пятна света сверкали, как алмазы, на каменных стенах.
Гарри шел дальше и плавно по извилистым коридорам, пока не вошел в третью дверь. Опять же, вокруг, по предопределенным путям, но без вопросов. Он прошел через комнату размером с собор, заполненную тысячей полок, и прочитал каждую табличку
Девяносто Пять…
Девяносто Шесть…
Девяносто Семь… Он обернулся.
Два ряда дугообразно выступали над ним, как деревья, напоминая прямые стволы сосен у края хижины Хагрида. Сучья, вплетенные в полки, вращающиеся шары, содержащие лунный свет внутри. Гарри медленно и осторожно прошел между проходами, пока не увидел, как сформировалась тень, и не узнал, что это.
Желудок Гарри скрутило, закипая в искаженной смеси возбуждения и ужаса. Осиный, ядовитый, смертоносный.
— Я и забыл, какой ты наивный, — сказал Гарри голосом, незнакомым его ушам.
Том Риддл содрогнулся на земле, его зубы были похожи на жемчужины, когда он обнажил их в восторженном вздохе.
— Наивный?
— Нет, — поправил Гарри, едва подумав. — Раньше ты им не был, а теперь стал… Смешон.
Том снова вздрогнул, все его тело извивалось и кривилось под волнами неведомого заклинания. Гарри чувствовал это заклинание на кончике языка, даже если не знал его названия.
— Я не смешон, — прошептал Том хриплым и надломленным голосом. Гарри понял, по его голосу, что он кричал. — Я узнал кое-что, чего ты никогда не узнаешь.
Гарри поднял палочку и сказал:
— Круцио.
Том еще сильнее вжался в камень, крича так громко, что лунный свет затрепетал в ближайших шарах. Пальцы Тома превратились в когти, всю грудь охватила быстрая дрожь, которая остановилась только для того, чтобы он смог вдохнуть и закричать еще раз. Гарри смотрел на него, чувствуя, как тепло разливается по его костям, и его пронзило понимание того, что это забавно.
Том осел, один глаз налился кровью, под левой радужкой лопнул капилляр. Оно портило его лицо, подчеркивая желтоватый цвет и впалые впадины щек.
— Сдавайся, — разочарованно сказал Гарри. — Ты же знаешь, что в этом нет никакого смысла. Возьми его для меня… Поднимите его, сейчас же…
Том откинул голову назад, его глаза вылезли из орбит, и он рассмеялся. Кровь капала с его прокушенной губы, разбрызгиваясь от силы его смеха.
— Меня можно заменить, — прошипел Том сквозь агонию. — Но Гарри Поттер показал мне одну вещь, которую ты никогда не узнаешь…
Гарри почувствовал, как его губы скривились от отвращения. Том тяжело вздохнул, выплюнув каплю слизи и крови на ботинок Гарри.
— И что же это? — спросил Гарри.
Том улыбнулся окровавленными зубами и кровавыми глазами.
— Я чертовски упрям.
***
— Том у Волдеморта.
— Что?
— Как ты…?
— Видел. Прямо сейчас. Я только что проснулся и искал тебя.
— Но … где … как? — спросила Гермиона. Ее лицо было белым.
— Я не знаю как, — сказал Гарри. — Но я точно знаю, где. В Отделе тайн есть комната, полная полок, покрытых этими…шарами. Они в девяносто седьмом ряду…он пытается заставить Тома получить то, что он хочет…
Гарри тяжело опустился на скамью между Роном и Гермионой. Было еще рано, солнечный свет струился сквозь окна словно в насмешку. Завтрак состоял из пустых тостов и джема, и Гарри вдруг почувствовал, что дрожит.
— А как мы туда доберемся? — прошептал Гарри, наклонив голову вперед и уставившись на свои пальцы. Они были его…его. Не длинные и не костлявые, не бледные, не держащие чужую палочку.
На мгновение воцарилась тишина, прежде чем Рон прошептал:
— Доберёмся куда?
— Туда, чтобы мы могли спасти Тома! — прошипел Гарри.
— Подожди, — быстро перебила его Гермиона. — Подумай. Сейчас шесть утра… В Министерстве магии должно быть полно работников…как Волдеморт и Том могли попасть внутрь незамеченными? Они не смогут проникнуть в здание незамеченными …
— Сегодня пятница, — сказал Рон. — Папа говорил, что министерство открывается в десять в пятницу. Может быть, там вообще никого нет.
— Вот видишь! — прошипел Гарри, слегка дернувшись при этих словах. — Мы…они…ребята. Они его пытают.
Гарри схватился за лоб, все его тело сотрясала сильная дрожь, которую он не мог контролировать.
— Они… Это реально, я…я чувствую это. Это был не просто сон — это была реальность. Как со змеей…я…
— Приятель, — тихо заметил Рон. — Ты весь дрожишь.
Гермиона резко вдохнула, не сводя глаз с дрожащего мальчика.
— Ой, ох. Они… Сам-Знаешь-Кто… пытал его?
Гарри быстро покачал головой.
— Нет, я… Может быть, это было не по-настоящему. Я просто… Том…сдает экзамены и…
Гермиона так резко вдохнула, что шум привлек к ней внимание.
— Он…он…может быть, захочет сбежать. Возможно, он пытался бежать, но его нашли …
— Бежать? — Рон вытаращил глаза. — Риддл? Почему? Разве он не сдает свои чертовы СОВ или…
— Он болен, — прошептала Гермиона. — Том… Он… Он уехал, потому что…
— Что, опять? Как…что сделал Риддл …
— Нет, — прошептал Гарри…- Возможно, я это видел. Через…связь. Что-то было не так.
Что-то было ужасно неправильно.
Больше, чем Гарри мог объяснить — чудовище, вызванное истерией. Лихорадочный сон, которому не будет конца.
Мужчина, пахнущий одеколоном и жадно улыбающийся. Милая милая любовь…
— Все остальные еще спят после экзаменов, — заметил Рон. — Это не будет так уж трудно… улизнуть.
— Вы ведь на самом деле не думаете об этом, не так ли? — спросила Гермиона.
Рон нахмурился и пожал плечами.
— Слушай, может, он мне и не нравится, но это не имеет значения. Если ты спрашиваешь меня, готов ли я сидеть здесь и есть чертову кашу, когда кого-то пытают… Черт возьми, не имеет значения, если это Риддл. Я не собираюсь сидеть здесь и позволять этому продолжаться.
Гермиона отшатнулась, словно ее ударили.
— Может, ты и сможешь, — продолжал он, нахмурившись. — Но…послушай, мы оба знаем, что у Гарри есть что-то вроде…комплекс спасения людей.
— Что у меня есть?
— Но это не имеет значения, — сказал Рон. — Послушай, мир — дерьмо. На моего отца напала красная змея, на мою сестру напала змея, а теперь на Риддла напал внебрачный двоюродный брат змеи… Я не знаю. Это может быть это глупо и безрассудно, но мир и так уже достаточно прогнил. Я не могу просто сидеть здесь и притворяться, что ничего не могу сделать.
— Я знаю, — прошептала Гермиона. — Я…Гарри, ты можешь…ты можешь проверить, прежде чем мы…
Гарри застыл, его становилось все бледнее на протяжении всего короткого монолога Рона. Одна рука скользнула ко лбу, легла мягко и задрожала сильнее, чем раньше.
— Я не чувствую…он…он ушел. Я не…его там нет … я не чувствую его …словно его никогда не было…ребята, я его не чувствую.
— Придется использовать камин, — сказала Гермиона. — Ты… ты помнишь, куда однажды пошел Том, Гарри? Когда ты… раньше пользовался камином?
— Нет, — ответил Гарри. — Я не расслышал адреса. Ты хочешь сказать, что он с Криной? Мы не можем связаться с ней?
— А как насчет того, чтобы отправиться в Нурмен-гурмен-как-там?
— Нурменгард, и нет, — отмахнулась Гермиона. — С тех пор он кишит репортерами… Мы все равно ее там не найдем. Ее разыскивает Министерство, так что любой контакт, скорее всего, будет заблокирован — думая, что мы Амбридж.
— Значит, мы идем прямо в министерство, — сказал Рон. — Идем в Больничное крыло, и прямо в Министерство. У них все равно должна быть связь. Затем, когда мы будем там, мы отправим сообщение Си… Бродяге.
— Нет, сделаем это раньше, — сказала Гермиона. — Пошлем сообщение Бродяге прежде, чем мы отправимся в Министерство …
Имея план в действии, Гарри не стал ничего говорить. Он выскочил из комнаты, пробираясь вверх по лестнице. Симус и Дин болтали двумя этажами выше, подшучивая над тем, чего Гарри не слышал.
— Дин, — подумал Гарри с ужасающим чувством вины. — О Мерлин, если с Томом что-нибудь случится…
Гарри карабкался вверх, спеша по коридорам, а портреты раздраженно кричали ему в след. Он знал, что Рон и Гермиона идут за ним; у него был план, которого он должен придерживаться.
Ранним утром в больничном крыле было тихо и пусто. Гарри шел впереди, целенаправленно пробегая мимо запертых тележек и шкафов. Дверь открылась одним толчком его локтя, старый пыльный камин одиноко стоял тамже.
Гарри схватил горшок с летучим порошком, бросил щепотку в каминную решетку и сунул голову в пляшущий огонь.
— Площадь Гриммо двенадцать!
У него закружилась голова, как будто он вышел из автобуса «Рыцарь». Он не сводил глаз с кружащегося пепла, а когда тот осел, обнаружил, что смотрит на холодную кухню на площади Гриммо. Стол был пуст, но Гарри подсознательно помнил, как Том бился в конвульсиях на нем от передозировки.
— Сириус! — крикнул Гарри в темноту. — Сириус! Ты здесь?
В поле зрения вполз Кричер — домовой эльф. Он выглядел очень довольным чем-то, хотя, похоже, недавно получил серьезную травму обеих рук, которые были сильно перевязаны. Он резко сжал их, выкручивая запястье.
— Это голова мальчика Поттера в огне, — сообщил Кикимер пустой кухне, — Зачем он пришел, интересно, Кричер?
— Где Сириус, Кричер? — спросил Гарри. Домовой эльф издал хриплый смешок.
— А Люпин? Грозный Глаз? Кто-нибудь из них, кто-нибудь из них здесь?
— Здесь никого, кроме Кричера! — радостно воскликнул эльф и, отвернувшись от Гарри, медленно направился к двери в конце кухни. —Кричер думает, что сейчас он немного поболтает со своей Хозяйкой, да, у него уже давно не было такой возможности, Хозяин Кричера держал его подальше от нее …
— Беллатрисса — с ужасом понял Гарри. — Не смей!
Кричер рассмеялся, не обращая на него внимания. У Гарри закружилась голова, пепел попал ему в глаз.
— Кричер! Стой! Кричер, вернись сюда!
— Мальчик Поттер не хозяин Кричера! — радостно усмехнулся Кикимер. — Кричеру не нужно слушать…
— Ты скажешь кому-нибудь, что Том в Отделе Тайн, — вспылил Гарри, — Или … или ты никогда больше не увидишь свою хозяйку!
Кричер застыл как вкопанный, замерев в безмолвном ужасе. У Гарри не осталось времени разбираться с эльфом. Он высвободился, борясь с головокружением, пока Рон и Гермиона уставились на него с тревогой.
— Все в порядке, — откашлялся Гарри. — Кричер примет сообщение.
— Кричер? — фыркнул Рон, так напряженно, что его голос сорвался на октаву выше. — О, замечательно.
Гарри проигнорировал его, схватил целую пригоршню порошка и бросил прямо в камин. Тот ожил с громким зеленым ревом, осветив каждый уголок маленькой комнаты.
— Британское министерство магии!
Они шагнули в огонь, сцепив руки, и приземлились уже расцепившись. Защитная решетка летучей сети медленно поднималась — золотистый свет проливался в их маленький пепельный уголок. Она расширялась, поднимаясь все выше. Гарри согнул колени и, держа палочку наготове, шагнул в Атриум Министерства — но там было совершенно пусто.
Свет был тусклее, чем днем. Под каминными полками, вделанными в стены, не горели огни — другие звенья каминной сети, но, когда лифт плавно остановился, он увидел, что золотые символы продолжают извиваться на темно-синем потолке.
— Министерство магии желает вам приятного посещения, — произнес автоматический женский голос. Он отдавался глухим эхом, отчего атмосфера вокруг казалось еще более жуткой.
Единственным звуком в Атриуме был ровный поток воды из золотого фонтана, где струи из палочек ведьмы и волшебника, наконечника стрелы кентавра, кончика шляпы гоблина и ушей домового эльфа продолжали хлестать в окружающий их бассейн. Вода безмятежно пузырилась, освещаемая светом фонаря.
— Пошли, — тихо сказал Гарри, и все трое побежали по коридору; Гарри впереди, мимо фонтана.
Его предчувствие усилилось, когда они прошли через золотые ворота к лифтам. Он нажал ближайшую кнопку вниз, и почти сразу же в поле зрения появился лифт, золотые решетки раздвинулись с громким, гулким лязгом, и они ворвались внутрь. Гарри нажал кнопку номер девять, и решетки с грохотом закрылись, а лифт начал спускаться, дребезжа и трясясь. Гарри и не подозревал, какими шумными были лифты в тот день, когда он приехал сюда с Мистером Уизли — он был уверен, что этот шум поднимет всех охранников в здании, но когда лифт остановился, холодный женский голос произнес: «Отдел тайн», и решетки снова открылись.
Они вышли в коридор, где не было никакого движения, кроме ближайших факелов, мерцающих в потоке воздуха из лифта. Гарри повернулся к простой черной двери. Он видел это во сне так четко, что чувствовал, что может идти по правильному пути с закрытыми глазами.
— Ты уверен, что знаешь, что делаешь? — шепотом спросил его Рон. Стены, казалось, поглощали звук, неприятно давя на них.
Он повернулся лицом к двери и пошел вперед. Как и в его сне, дверь распахнулась, и он шагнул вперед, ведя остальных через порог. Они оказались в большой круглой комнате. Все здесь было черным, включая пол и потолок — одинаковые, без надписей и без ручек черные двери были расположены через равные промежутки по всем черным стенам, перемежаемые ветвями свечей, пламя которых горело синим; их холодный мерцающий свет отражался в сверкающем мраморном полу так, что казалось, что под ногами темная вода.
— Закройте дверь, — пробормотал Гарри. Гермиона так и сделала, заперев всех троих в комнате.
Во сне Гарри шел стремительно и целеустремленно. Он повторил эти шаги, стараясь как можно лучше вспомнить свою уверенность. Он шагнул вперед, мягко ступая по камню. Он знал дверь — он знал путь.
Гермиона и Рон прижались к нему, стараясь не отклоняться. Комната давила на них, но Гарри не обращал на это внимания, проходя через вторую дверь, а затем через третью слева.
— Вот оно, — сказал Гарри, и его сердце забилось так сильно и быстро, что он почувствовал, будто оно мешает ему говорить. —Это здесь, совсем рядом…
Он огляделся на друзей. Рон и Гермиона вытащили свои волшебные палочки и внезапно стали серьезными и встревоженными. Он хорошо их натаскал — с ними все будет в порядке.
Гарри оглянулся на дверь и толкнул ее. Дверь распахнулась. Они были там, они нашли это место: высокие потолки, как в церкви, и пустое пространство, наполненное ничем, кроме высоких полок, покрытых маленькими пыльными стеклянными шарами.
Серебряные шары лунного света, тускло мерцающие в свете, исходящем от других подсвечников. Как и в круглой комнате позади них, их пламя горело синим.
Гарри подался вперед и заглянул в один из темных проходов между двумя рядами полок. Он ничего не слышал и не видел, ни малейшего признака какого-либо движения. По какой-то непонятной причине ему показалось, что он слышит, как кричит Том.
— Глупо, -подумал Гарри. — Том всегда страдает молча.
— Ты сказал, что нам нужен девяносто седьмой ряд, — прошептала Гермиона.
— Да, — выдохнул Гарри, глядя в конец ближайшего ряда. Под ветвью голубовато светящихся свечей, торчащих из нее, мерцала серебряная цифра пятьдесят три.
Они шли вперед, оглядываясь назад, пока пробирались по длинным коридорам с полками, дальние концы которых утопали в почти в кромешной темноте. Крошечные пожелтевшие этикетки были приклеены под каждым стеклянным шаром на полке. Некоторые из них светились странным жидким светом; другие были тусклыми и темными внутри, как перегоревшие лампочки.
— А он вообще еще жив? — тихо спросил Рон.
— Я бы почувствовал, — прошептал Гарри в ответ. — Я бы знал…
Они нашли ряд и проход, и Гарри повернулся, чтобы посмотреть вниз с глубокой ямой отчаяния внутри. Но там никого не было.
Ему было так же ясно, как Рону и Гермионе, что Тома здесь нет.
Они уставились на полки.
— Гарри, — прошептала Гермиона. — На этом написано твое имя.
Он шагнул вперед. Не такой высокий, как Рон, он должен был вытянуть шею вверх, как Гермиона, чтобы прочитать желтоватую этикетку, прикрепленную к полке прямо под пыльным стеклянным шаром.
Паучьим почерком была написана дата — примерно шестнадцать лет назад — а ниже:
С.П.Т. и А.П.В.Б.Д.
Тёмный Лорд и Гарри Поттер (?)
Гарри уставился на него.
— В чем дело? — нервно спросил Рон. — И что здесь делает твое имя?
Рон посмотрел на другие этикетки на этой полке.
— Моего имени здесь нет, — сказал он растерянно. — И Миони тоже…
— Гарри, я думаю, тебе не стоит его трогать, — резко сказала Гермиона, когда он протянул руку.
— Почему нет? — сказал он. — Это как-то связано со мной, не так ли?
Возможно, именно адреналин и страх заставили его поддаться этому порыву. Паника из-за того, что Том сделал свой неудачный выбор. Гарри сомкнул пальцы на пыльной поверхности шара. Он ожидал, что она будет холодной, но этого не произошло. Напротив, он чувствовал себя так, словно пролежал на солнце несколько часов, словно сияние света согревало его изнутри. Ожидая, даже надеясь, что произойдет что-то драматическое, что-то захватывающее, что может сделать их долгое и опасное путешествие стоящим. Что-то, что каким-то образом, раскроет тайну, где находится Том.
Гарри снял стеклянный шар с полки и уставился на него. Ничего не произошло. Вообще. И тут прямо за их спинами раздался протяжный голос:
— Очень хорошо, Поттер. А теперь повернись, медленно и аккуратно, и отдай это мне.
— Ты всегда был глупым, — Гарри представил себе, как это говорит Том. Раздраженно вздыхая из-за его выбора.
Гарри медленно повернулся, держась спиной к полкам. Черные фигуры кружились в тени, перемещаясь взад и вперед с ленивой поспешностью. Темные впадины длинных капюшонов и белый блеск костяных масок. Дюжина зажженных кончиков палочек двигались, как Блуждающий Огни*, указывая на их сердца.
* Блуждающие огни — редкие природные явления, наблюдаемые по ночам на болотах, полях и кладбищах. Их непредсказуемое и таинственное появление с давних пор вызывает суеверия и затрудняет их научное исследование.
— Отдай его мне, Поттер, — повторил Люциус Малфой, протягивая руку.
— Мне, — повторил Малфой.
Гарри чувствовал это глубоко в себе, эту грубую ярость. Паника и ужас, прилив адреналина, но прежде всего — гнев. Они отняли у него так много, причинили боль его семье и друзьям.
Зачем ему подчиняться? В каком мире Волдеморт мог вообразить себе, что Гарри подчинится?
Что бы сделал Том, столкнувшись с решением столь трудным и сложным, что оно почти наверняка приведет к его смерти?
Том смеялся, откидывал назад горло, из глаз текла кровь, и говорил: Никогда.
Сбоку с громким пронзительным смехом появилась женщина.
— Посмотри на него! О! Такой маленький и милый!
Она наклонилась вперед, дикие глаза и дикая усмешка; она издевалась над ним:
— Маленький ребенок проснулся в ужасе и понял, что то, о чем он мечтал, было тварью!
Гарри почувствовал, как Рон застыл рядом с ним с палочкой наготове. Женщина, передразнившая его, хрипло рассмеялась.
— Ой! Ты думаешь, что сможешь сразиться с нами? — Она рассмеялась. — Думаешь ты сможешь сразиться с нами?
— О, ты не знаешь Поттера так, как я, Беллатрисса, — мягко сказал Малфой. — У него большая слабость к героизму, и Темный Лорд понимает это. А теперь, отдай мне пророчество, Поттер.
Хватка Гарри усилилась, череп горел, и ему захотелось закричать в этом заброшенном соборе, построенном по его собственному проекту. Вместо этого он сказал:
— Попробуйте забрать.
— Отдай пророчество, и никто не пострадает, — холодно сказал Малфой.
Ложь, понял Гарри. Он лихорадочно соображал. Пожирателям Смерти нужен был этот пыльный стеклянный шар. Его он не интересовал. Он просто хотел вытащить их всех отсюда живыми, убедиться, что никто из его друзей не заплатит ужасную цену за его глупость…
Они все были в ужасе от этого — от возможности, что Гарри повредит пророчество, иначе почему бы им не напасть?
— Тебе придется разбить его, если ты хочешь напасть на кого-то из нас, — сказал он Беллатриссе. — Я не думаю, что твой босс будет очень доволен, если ты вернешься без него, не так ли?
Она не двигалась, просто смотрела на него, кончиком языка облизывая тонкие губы.
— Итак, — сказал Гарри, — что за пророчество, о котором идет речь?
— Что за пророчество? — повторила Беллатриса, и улыбка исчезла с ее лица. — Ты шутишь, Гарри Поттер.
— Нет, я не шучу, — сказал Гарри, переводя взгляд с одного Пожирателя Смерти на другого, ища слабое звено, пространство, через которое они могли бы сбежать. — И почему оно нужно Волдеморту?
Несколько Пожирателей Смерти издали низкое шипение.
— Ты смеешь произносить его имя? — прошептала Беллатриса.
— Да, — сказал Гарри, продолжая крепко сжимать стеклянный шар. —Да, я без проблем говорю, что Вол…
— Закрой свой рот! — взвизгнула Беллатрисса. — Ты смеешь произносить его имя своими недостойными устами, ты смеешь осквернять его своим полукровым языком, ты смеешь…
— А ты знаешь, что он тоже полукровка? — безрассудно спросил Гарри. Конечно, они бы это знали — если бы Том был здесь, они бы это знали. Гарри мог признать, что его слова действительно звучали ужасно объективно. Гермиона тихонько застонала ему в ухо.
— Волдеморт? — продолжил Гарри — Да, его мать была ведьмой, но его отец был магглом — или он говорил тебе, что он чистокровный?
Беллатриса взвизгнула от ярости.
—Ступер …
— Нет!
Я был прав.
Из кончика палочки Беллатриссы Лестрейндж вырвалась струя красного света, но Малфой успел отклонить ее. Его заклинание заставило ее удариться о полку в футе слева от Гарри, и несколько стеклянных шаров упали и разбились. Из осколков потянулся дым, который Гарри использовал как прикрытие. Он оттащил Гермиону и Рона назад и побежал так быстро, как только мог.
Из-за двери, которую они только что закрыли, донеслись шаги и крики. Гарри приложил ухо к двери, чтобы прислушаться, и услышал, как Люциус Малфой прорычал:
— Темный Лорд не будет заботиться о ранах Нотта так сильно, как о потере этого пророчества — Джагсон, вернись сюда, нам нужно все организовать! Мы разделимся на пары и будем искать, и не забудь, будь аккуратен с Поттером, пока мы не получим пророчество, ты можешь убить остальных, если понадобится — Беллатрисса, Родольфус, вы пойдёте налево, Крэбб, Рабастан, идите направо — Джагсон, Долохов, дверь прямо впереди — Макнейр и Эйвери, сюда — Руквуд, туда — Мальсибер, пойдешь со мной!
— Что же нам делать? — спросила Гермиона у Гарри, дрожа с головы до ног.
— Ну, во-первых, мы не будем стоять здесь и ждать, пока они нас найдут, — сказал Гарри. В его мозгу ожил план — он пытался собраться с мыслями.
Они пробежали между полками, и Гермионе удалось заглушить их шаги, чтобы они могли бежать без страха быть услышаными. Это ничуть не остановило ее учащенное дыхание, наименее спортивное из трех.
Гарри подумал, не посмеется ли над ним Том, находя всю эту ситуацию нелепой.
— Гарри, мы не можем больше прятаться! — в отчаянии воскликнула Гермиона. — Они нас найдут! Они не остановятся!
— Да, приятель, — сказал Рон, задыхаясь. — Они действительно хотят найти нас.
Последняя мысль встала на место с потрясающей четкостью. Гарри повернулся, вытащил палочку и стал ждать.
Они стояли в углу, и Гарри, воспользовавшись этим, прижался спиной к стене. Он мог видеть каждый возможный угол приближения, каждое направление было прямо перед ним.
— Гарри! — в ужасе прошептала Гермиона. — Они идут!
— Заставь нас замолчать, — сказал Гарри. — Не двигайтесь, черт возьми.
Он вытащил палочку и дважды повторил движения — точно так же, как это сделал Том. Том был так спокоен, так осторожен и легок в своих движениях. Тогда это была всего лишь Амбридж.
Гарри поднял палочку и произнес сквозь стучащие зубы:
— Spectoillex pavor.
Его палочка начертила в воздухе темные черные трещины, как будто он разбил циферблат часов, который висел между ними и дверным проемом. Они расползались, соединяясь взад и вперед в хаотическом беспорядке, как паутина или морозные узоры. Красивая, богато украшенная, опасная.
Гарри упал на колени, содрогаясь от нахлынувших чувств. Удовольствие, боль, гудящая сеть нервов, поющих и плачущих. На глаза навернулись слезы — он смутно осознал, что Рон и Гермиона обхватили его руками за шею, чтобы удержать.
Челюсть Гарри открылась, дыхание стало тихим и тяжелым. Паучьи трещены пульсировали, светясь черным от лунного света дымом разбитых пророчеств вокруг них.
Беллатрисса появилась с другой стороны заслона, беззаботно скользя глазами по их укрытию. Она закричала в бессловесной ярости — разъяренная — потому что…
— А как насчет заклинания иллюзии?
— Проклятие, — признал Том. — Создано, чтобы отражать худший из воображаемых страхов противников. Его можно было использовать для душевных пыток или для того, чтобы показать женщине ее наименее желаемое желание.
— Пустая комната, — понял Гарри. — Ты использовал проклятие, чтобы она увидела то, чего не хотела.
Гарри вздрогнул, его тело исказилось от перенапряжения, которое невозможно было описать словами. Гермиона крепче сжала его бок.
Один, два, три раза Пожиратели Смерти проносились мимо их укрытия. Они не обращали на них никакого внимания, оказавшись по ту сторону иллюзии. Крик Беллатрисы стал еще отчаяннее. Дикая и необузданная, в ярости она принялась крушить полки.
Затем дверь в комнату с грохотом распахнулась. Сорвался с петель, и внутрь ворвались их герои.
— Вперед! — взревел Грюм, и из его палочки вырвался широкий поток оранжевого огня. — Тонкс! Закрыть фланг…
— Протего! — крикнул Сириус Блэк, отклоняя одно мерзкое проклятие, прежде чем послать в ответ оглушающее. Тонкс превратила полку в осьминога, поймав одного Пожирателя Смерти вокруг его горла.
Дамблдор мрачно оглядел комнату, и Гарри, наконец, позволил проклятию спасть.
Это было мгновенное блаженство, непреодолимая волна чувств, которых было слишком много и слишком мало. Он безмолвно всхлипнул, преодолевая боль, когда Гермиона бросила заклинание, блокирующее ногу, в Пожирателя Смерти, атакующего Кингсли Шеклболта.
Дамблдор был уже у подножия лестницы, когда ближайшие Пожиратели Смерти поняли, что он здесь. Раздались крики; один из Пожирателей Смерти побежал за ним, карабкаясь, как обезьяна, по каменным ступеням. Заклинание Дамблдора потянуло его назад так легко и непринужденно, словно он зацепил его невидимой нитью…
Только одна пара все еще сражалась, по-видимому, не подозревая о новоприбывшем. Гарри увидел, как Сириус увернулся от струи красного луча Беллатриссы: он смеялся над ней.
— Давай, ты можешь сделать что-нибудь получше! — крикнул он, и его голос эхом разнесся по огромной комнате.
— Гарри! — крикнул ему Дамблдор. — Беги!
Он побежал и захлопнул за собой дверь. Стены снова начали вращаться. Его снова окружили полосы голубого света от вращающихся канделябров.
— Где выход? — отчаянно закричал он, когда стена снова с грохотом остановилась. — Где же выход?
Комната, казалось, ждала его вопроса. Дверь прямо за ним распахнулась, и перед ним открылся коридор к лифтам, освещенный факелами и пустой. Он побежал …
Он услышал, как впереди загрохотал лифт. Он пробежал по коридору, завернул за угол и ударил кулаком по кнопке вызова второго лифта. Он звенел и стучал, спускаясь все ниже и ниже; решетки раздвинулись, и Гарри бросился внутрь, теперь уже стуча по кнопке с надписью «Атриум». Двери закрылись, и лифт поднялся.
Ледяной воздух — и Гермиона задохнулась от страха — Дементор закричал, мчась сквозь черные шахты к ним.
— Нет! — крикнул Рон, одной рукой отталкивая Гермиону за спину. — Expecto Patronum!»
Они отпрянули, рыча и шипя, когда серебряные животные накинулись на них. Решетка лифта открылась и без остановки — они побежали.
— Камин! — закричала Гермиона, увернувшись от одного разъяренного дементора, когда ее выдра прогнала его. Ее руки сомкнулись на каминном горшке, целиком бросив его в пламя. Он взревел ярко-зеленым сиянием. Рон закричал: Хогвартс! И скользнул на коленях в огонь.
Гермиона бросилась следом; Гарри был уже почти у камина, когда ярко-красное проклятие пролетело над его плечом и разбило решетку. Она рухнула так быстро, что Гарри подумал, не лишился бы он ног, если бы влетел в камин секундой раньше.
— Поттер! — закричала Беллатрисса Лестрейндж, выглядя разъяренной и искалеченной. Ее лицо было покрыто кровью, во рту не хватало двух зубов. — Поттер!
Его побег был остановлен, и Гарри скользнул на колени за Фонтан Магических Братьев. Ее следующее заклинание пролетело мимо него и ударило в кованые золотые ворота в другом конце Атриума так, что они зазвенели, как колокола. Шагов больше не было, она перестала бежать.
— Выходи, выходи, маленький Гарри! — крикнула она своим притворно-детским голосом, который эхом отразился от полированного деревянного пола. Гарри почувствовал, как сердце подскочило к горлу, и сильнее сжал пророчество в кулаке. Его нервы все еще гудели от использования проклятия иллюзии ранее, умоляя о большем и в то же время страшась этого.
Беллатрисса закричала в бессловесной ярости. Она бросила взрывное проклятие, которое разрушило часть фонтана, как будто дракон откусил его четверть.
Гарри обошел фонтан с другой стороны. Она закричала: Круцио! и он был вынужден снова пригнуться, когда кентавра сбросило с пьедестала на землю.
— Поттер, ты не сможешь победить меня!
Он слышал, как она двинулась вправо, пытаясь получить четкий обзор. Он попятился вокруг статуи подальше от нее, присев за ногами кентавра, его голова оказалась на одном уровне с головой домового эльфа.
—Я была и остаюсь самой верной слугой Темного Лорда, я училась у него Темным Искусствам и знаю заклинания такой силы, что ты, жалкий маленький мальчик, никогда не сможешь соперничать …
— Не смотри так обиженно, Мальчик-Герой, — сказал Том со вздохом. — Это неподобающе. Ты не можешь сражаться во всех своих битвах, используя Патронус и обезоруживающее заклинание. Выучи несколько проклятий, например восстановление после ампутации на поле боя…
Гарри закрыл глаза, медленно вдохнул и успокоился.
— На твоем месте, Мальчик-Герой, Я бы научился настоящей магии.
Гарри услышал крик Беллатриссы, ее брошенные проклятия взорвали еще больше камней. Вода брызнула вокруг него, покрывая лицо. Волшебника из фонтана швырнуло через все помещение, его туловище было изуродовано, отрубленная голова осела у ног Гарри.
Том был таким честным, тихим и грустным. Он знал войну и битвы лучше, чем когда-либо знал Гарри.
— …иначе ты не выживешь, когда взорвутся бомбы.
— Ictum! — закричал Гарри, выкручиваясь и бросая режущее проклятие, как будто ловил снитч. Заклинание полетело быстро — в конце оно начнет замедляться, Том показал ему это на тренировке — и ударило.
Беллатрисса закричала, ее левая рука схватилась за другую, когда три пальца отскочили с влажным звуком. Они дергались на камне, разорванные и покрывшие ее оброненную палочку кровью.
— Мне не нужно побеждать! — крикнул Гарри, карабкаясь к свободному камину. Крики Беллатрикс перешли в рыдания, а затем в мольбы.
Гарри замедлил шаг, потом остановился. Дементоры не смотрели на него, они парили в воздухе, глядя ему за спину. Гарри медленно повернулся, тихо выдохнув. Мир растаял и затвердел каким-то апатичным размытым пятном.
Высокий, худой, одетый в черное, как и во всех воспоминаниях Гарри. Его ужасное, змееподобное лицо исказилось в подобии человеческого. Бледный и изможденный, его алые глаза с узкими зрачками смотрели насторожено. Лорд Волдеморт появился в центре зала, его палочка указывала на Гарри, который стоял не в силах пошевелиться.
— Ты уверен, Поттер? — тихо спросил Волдеморт. Он смотрел не мигая и чуть повернув голову. — Так отчаянно хочешь жить… Но теперь так мало заботишься о победе.
Волдеморт повернулся к Беллатриссе, рыдающей у его ног. Она съежилась на земле, размазывая свою кровь и слезы по его ботинкам.
— Господин, мне очень жаль. Я подвела тебя! — отчаянно всхлипнула она.
— Помолчи, Белла, — сказал Волдеморт. — Я здесь не для того, чтобы слушать твои извинения.
Он повернулся, спокойно, хищные движения во всем, что делал. Волдеморт беззаботно поднял свою палочку и улыбнулся тонким знакомым выражением, от которого у Гарри защемило в груди.
— Мне больше нечего тебе сказать, Поттер, — тихо сказал он. — Ты слишком долго был помехой. Avada Kedavra!
Гарри и не думалсопротивляться. Его сознание было пустым, застывшим. Безголовая статуя волшебника из фонтана ожила, подпрыгнув с пола, и отразила проклятие.
— Что? — Волдеморт моргнул. Его лицо вытянулось, он выдохнул:
— Дамблдор.
Гарри оглянулся, его сердце бешено колотилось. Дамблдор стоял перед золотыми воротами, помятый силой проклятия Беллатрикс. Волдеморт поднял свою палочку и послал еще один луч зеленого света в Дамблдора, который повернулся и исчез в вихре своего плаща; в следующую секунду он снова появился позади Волдеморта и махнул палочкой в сторону остатков фонтана; другие статуи тоже ожили.
Волдеморт улыбнулся, тонко изогнув губы, когда статуи начали свои роботизированные движения. Безголовый волшебник стоял неподвижно, защищая Гарри от прямого нападения.
Беллатрисса рыдала со своего места, неуклюже держа палочку в левой руке. Она чередовала оскорбления и магические проклятия, извергая кислоту и взрывы, чтобы превратить статую гоблина в пыль.
Однорукий кентавр галопом бросился на Волдеморта, который спокойно прошептал заклинание и безучастно наблюдал, как тот треснул и раскололся, как лед.
— Глупо было приходить сюда сегодня, Том, — спокойно сказал Дамблдор. —Авроры уже в пути …
— К тому времени меня уже не будет, — выплюнул Волдеморт, чье спокойное настроение испортилось при этом имени. Он бросил смертельное проклятие в Дамблдора, который у вернулся от него. Там, где заклинание попадало в камень, вспыхивало жгучим огнем, который каким-то образом почти расплавлял гранит.
Дамблдор взмахнул собственной палочкой. Сила заклинания, исходившего от него, была такова, что Гарри почувствовал, как его волосы встали дыбом, потрескивая в воздухе. Волдеморт построил сияющий серебряный щит из воздуха — тот сверкал, как Патронус, хотя оказался твердым при ударе. Это звучало, как скрежет зубчатых колес, шарканье камня о камень.
— Ты не хочешь убивать меня, Дамблдор? — спросил Волдеморт, узнав заклинание, которое использовал директор. — Выше такой жестокости, не так ли?
— Мы оба знаем, что есть и другие способы уничтожить человека, Том, — спокойно сказал Дамблдор, продолжая идти к Волдеморту, как будто у него не было страха, как будто он просто совершает прогулку по залу. —Я признаю, что простое лишение тебя жизни не удовлетворит меня…
Волдеморт резко и ярко улыбнулся.
— Ой? Как тогда с Гриндевальдом? Которого ты поработил и оставил на корм собаком.
Спокойное состояние Дамблдора слегка изменилось. Его легкий тон стал напряженным.
— На самом деле, твоя неспособность понять, что есть вещи гораздо хуже смерти, всегда была твоей величайшей слабостью…
Волдеморт бросил проклятие — и статуя домового эльфа подпрыгнула в воздух, чтобы отразить его. Он принял на себя удар и разлетелся на сотню осколков.
— Ты прячешься, Дамблдор, — сказал Волдеморт. Он выглядел обиженным, раздраженным этим зрелищем. — Когда же ты отбросишь свою трусость и сразишься со мной?
Гарри больше смотрел и чувствовал, чем слышал Тома и его признание. Гордыня. Я спросил его о знании, и он ответил нет.
Дамблдор выглядел печальным, когда вытащил свою палочку и сформировал огненный хлыст, который горел ярче солнца. Наконец, глаза Волдеморта загорелись возбужденной страстью, он поднял палочку, готовясь.
Хлыст превратился в змею, а потом вода затопила весь мир. Вода превратилась в жидкое стекло, которое защитило Волдеморта от очередного шквала заклинаний. Они так быстро говорили по-латыни и произносили заклинания, что казалось, будто они шепчутся, как в молитве.
Они танцевали, обмениваясь взглядами. Дементоры наблюдали за ними, боясь вмешаться. Беллатрисса свернулась калачиком, боясь заплакать или рассмеяться. Гарри знал, что эмоции находятся за пределами возможностей монстра, которого он наблюдал, но в другом мире он представлял себе, что Волдеморт наслаждается собой.
А потом Волдеморт исчез, и Дамблдор повернулся к Гарри так быстро, что это выглядело как танец.
— Оставайся на месте, Гарри! — крикнул Дамблдор.
Впервые в голосе Дамблдора прозвучал испуг. Гарри не мог понять почему. Зал был совершенно пуст, кроме них самих, рыдающей Беллатриссы, скорчившейся на полу, и остатков дергающихся статуй.
А потом шрам Гарри взорвался болью, и он вдохнул так глубоко, что ему показалось, будто он тонет.
Гарри не был чужд боли, связывающей и расщепляющей его самого. Он был вещью, сделанной из глины, отлитой в форму для тех, кто был нужен миру. Спаситель, лжец, мальчик и оружие. Он был врагом Волдеморта и другом Тома Риддла. Он был связан в тисках бесконечных существ с чешуей и кольцами, которые окружали мир. Ни начала, ни конца, это была змея, которая проглотила свой хвост, и Гарри позволил придать себе её форму. Когда он заговорил, то использовал его рот. Когда он смеялся, он использовал его язык. Когда оно двигалось, оно использовало его кожу.
— Убей меня сейчас же, Дамблдор, сказали они. — Если смерть — ничто, Дамблдор. Убей мальчишку.
Стало больно, но это был знакомый ожог. Когда-то Гарри боялся такой изоляции, но эта связь подарила ему драгоценные вещи. В первый раз Том встретил Нагайну, лица Сигнуса и Абраксаса. Зрелище боли и страдания; несколько тайных мгновений истинного, подлинного счастья.
Существо отпрянуло, шевелясь и булькая. Они поперхнулись и в тревоге упали на колени. То, что когда-то казалось бесконечным, искривлялось, искажалось под всемогущим давлением. Гравитация менялась, кислород уходил.
— Гарри? — испуганно спросил Дамблдор. — Гарри!
— Что это? — спрашивали они, задыхаясь от отвратительного извращенного чувства. Это было неправильно, это было отвратительно — это была печаль и ликование. Любопытство и гордость.
— Что ты делаешь? — требовали они. — Прекрати!
— Нет, и не подумаю, — сказал он, словно бог, а потом рассмеялся. О, я буду твоим Богом.
Они кричали, извиваясь — давление было таким сильным, что выворачивало их наизнанку. Он сжимается, переворачивается, пока плоть Гарри не расширяется и не сжимается, как петля. Чешуя и кольца сжались внутри его ребер, в мышцах. Меньше и крепче, он сжал, и Волдеморт закричал.
Гарри упал лицом вниз, дрожа на холодном камне. Он повернулся на бок, сплевывая слюни и сопли. Дамблдор схватил его, помогая подняться на ноги.
— С тобой все в порядке, Гарри?
— Да, — сказал Гарри, трясясь так сильно, что не мог нормально держать голову. — Да, я… Я…
Его колени подогнулись, и только хватка Дамблдора удержала его в вертикальном положении.
— Интересно, — сказал Волдеморт, как ветер. Он стоял в нескольких шагах от него, широко раскрыв глаза и заинтересовавшись. Большая мускулистая змея появилась из складок его плаща, осторожно волочась по земле. Скрежет чешуи по камню заставил Гарри содрогнуться от фантомной боли.
— Прекрати, Том, — серьезно сказал Дамблдор. Гарри понял, что где-то в битве Дамблдор подхватил пророчество. — Ты не можешь выиграть этот бой.
Змея, Нагайна, тихо зашипела. Повторенная мантра обожания и уважения; этот интеллект поразил Гарри на краткий миг.
— Мне нужно только убить мальчика, сказал Волдеморт. — Ты уже пострадал за свои действия …
Гарри застонал от неудобства, и в тот же миг Волдеморт отпрянул назад. Беллатрисса закричала, держа палочку высоко над головой.
Треск!
Одинокая фигура, стоявшая на коленях на земле в большой покосившейся мантии, пошатываясь, отошла от портключа. Один шаг вверх, мягкое прикосновение меха к камню.
Волдеморт сделал шаг назад, неуверенный в своих движениях. Гарри почувствовал, как на его лице невольно появляется дразнящая улыбка.
Том Риддл решительно встал. Его мантия распахнулась, сверкая мехом. Гарри издал приглушенный смешок — Том Риддл был эксцентричен до мозга костей.
Вспышка памяти, сон вечной давности.
Я отдал свою любовь, которой ты так сильно дорожишь, я перестал искать выход из этого темного места, я перестал молиться о свете. Это моя последняя исповедь.
— Том, — сказал Дамблдор умирающий голосом. — Почему ты весь в крови?
Том Риддл поднял голову, покачиваясь в такт шепоту дементоров в небе. Кожа и одежда Тома почернели от крови, куски искореженной ткани застряли у пояса. Мантия скрывала ужас, пока не соскользнула с его худых плеч, открывая всю глубину его демонстрации.
Том Риддл уставился в землю, раскачиваясь из стороны в сторону и по-детски хихикая. Увеличиваясь в объеме и интенсивности, его истерия сравнялась с истерикой Беллатриссы. Он откинул голову назад и показал ужасное черное пятно поперек горла. Рваная рана, глубоко внутри плоти.
— Что? — испуганно спросила Беллатрисса через весь холл. — Что это такое?
Том Риддл ухмыльнулся кровавой улыбкой, его глаза горели лихорадкой и кровоточили красным.
— Том? — спросил Гарри дрожащим голосом. — Том? Где … где Крина?
Том сделал неуверенный шаг вперед. Наполовину шаркающий, наполовину хромающий. Его пальцы задергались, тело превратилось в раковую опухоль.
— Том? — в отчаянии спросил Гарри. — Где Крина?
Он уже знал это, необъяснимо знал. Как он знал, что солнце сядет, или как буквы создают слово.
— Гарри, — сказал Дамблдор. — Мадам Димитриу…мертва …
Гарри знал это и даже больше.
— Нет. Том поглотил ее.
— Что? — прошептал Дамблдор, бледный как камень. — Нет… нет …
Том Риддл посмотрел на Волдеморта и рассмеялся.
-Посмотри на себя! — сказал Том невменяемо. — Ты выглядишь как чудовище. Это…это отвратительно…
— Ты жалок, — прошипел Волдеморт. — Ребенок, сопляк…
Том легким движением вытащил палочку. Дикая ухмылка и скрытый блеск в его красных глазах.
— Ты сделал все неправильно, — радостно сообщил он Волдеморту. — Ты сам себя зарезал. И ты сделал это так ужасно, что получил инфекцию.
Волдеморт беззвучно зарычал. Дементоры роились и спускались.
— Ты порвал ее, не подумав, — прошептал Том. — Без знания того, как вылечить. Я покажу тебе… Expecto Patronum.
Гарри с удивлением наблюдал, как Том Риддл, окропленный кровью, раскинул руки, словно расправил крылья. Его стервятник парил и кружил, сияя в тени.
— Ты вырвал с корнем свое спасение! — крикнул Том, делая медленный шаг вперед. Волдеморт сделал шаг назад. — Ты вырвал все, что имело значение, и теперь ты — лишь мерзость.
— Я Темный Лорд! — закричал Волдеморт. Гарри понял, что Волдеморт боится. — Я самый могущественный …
— Может, и так, — усмехнулся Том. Не обращая внимания ни на зрелище, ни на сцену. — Ты не позволяешь себе чувствовать. Это твой величайший недостаток, твоя величайшая неудача.
— Авада Кедавра! — закричал Волдеморт, хотя его цель была потеряна. Узкие глаза мужчины были широко раскрыты от страха. — Я убью тебя! Я буду …
— Кто-то очень дорогой мне сказал, что сожалеть — это нормально, — сказал Том. — Я знаю, и ты никогда этого не узнаешь. Я сожалею о твоем существовании. Я сожалею, что тебя сделали таким.
Волдеморт поперхнулся и упал на колени. Его белая кожа сморщилась, пузырясь, когда он корчился в безмолвной муке. К нему подошел Том Риддл, шестнадцатилетний юноша с кровью и спасением.
— Я спасу нас, — прошептал Том. Он провел пальцами по черепу Волдеморта и вынес приговор.
— Хозяин? — Беллатриса ахнула: — Учитель! Что ты сделал? Верни его! Верни его!
Том согнул руку, перевел взгляд на Беллатрису и сказал:
— Круцио
Беллатриса закричала, а Том рассмеялся. Мальчик выглядел словно удивленным, пытаясь подавить хихиканье.
— Это забавно, — сказал он с благоговением. Дрожь сотрясала его тело — щекотливое ощущение, от которого мир казался таким восхитительным. Том медленно повернулся к Гарри и Дамблдору. — Круциатус… это… забавно.
Беллатриса тихо рыдала на земле, а Том рассматривал свои руки, как будто они были ему незнакомы. Его глаза были красными и яркими, его душа истекала кровью. Нагайна, привлеченная безымянной магнетической силой, подползла ближе, шепотом задавая знакомые вопросы. «Я люблю тебя», — сказала она, потому что обещала это много десятилетий назад. Я люблю тебя, Хозяин, — она обвила его ноги и бедра, свернувшись калачиком у его бока; Патронус стервятник опустился и уселся на плечи Тома, подарив ему иллюзию серебряных крыльев.
— Том, — сказал Дамблдор тоном побежденного. — Том, что ты наделал?
— Я все исправил, — сказал Том. — Я исцелил то, что было сломано. Обрел воспоминания о том, чего никогда не должно было случиться. Морсмордре.
Его стервятник превратился, вытянувшись в темную пепельную змею, которая украшала небеса на Чемпионате мира по квиддичу. Затем у нее выросли крылья, как у стервятника. Священный зверь, сотворенный из змеи, которая никогда не умрет, и стервятника, который будет жить вечно.
— Крина принесла мне свою жертву, — прошептал Том, — свою любовь. Я все исправлю, всех спасу. Я собираюсь спасти нас всех.
Дамблдор прослезился, и Гарри посмотрел на нового Темного Лорда с кровоточащей душой в глазах:
Нет Бога, кроме меня.
— Не беспокойся о своей войне. На этот раз… — Том Риддл искренне улыбнулся всем своим сердцем и душой Волдеморта. Объединенная в одну непреодолимую силу, одно самореализованная божество.
— …На этот раз у меня получится лучше.
Нет Бога, кроме меня.
Последние комментарии
28 минут 16 секунд назад
29 минут 42 секунд назад
2 часов 29 минут назад
8 часов 34 минут назад
8 часов 46 минут назад
8 часов 48 минут назад