Космос. Меридиан (СИ) [pine wood / limitless the sky] (fb2) читать онлайн

====== Часть 1 ======

Ночь вернулась на землю. Теперь с заходом солнца не включались миллионы фонариков, подсветка и подвижные голограммы с рекламой. Теперь ночью была ночь. Слабые фонари с неярким светом зажигались на пешеходных проспектах при движении и гасли, как только оно исчезало. Больше не светился в воздушном пространстве неиссякаемый поток машин.

Однажды, приняв очередную партию несовершеннолетних проституток, Льюис в бессильном отчаянии распсиховался и объявил жесткий комендантский час, по которому в воздухе после десяти вечера могли находиться только аэрокары патруля, неотложной помощи и административные машины Августа. Были «исключительные пропуска», что выписывал Льюис для особых случаев, по которым кто-то из управленцев имел право разъезжать по городу, но всем остальным запретили покидать свои районы.

То есть можно было выйти в магазин, пройтись по скверу или зайти к соседу в гости, но вот разъезжать по Вавилону — нет. И все это не только потому, что большинство публичных домов работало ночью, но и потому, что старые порядки с «трудовыми повинностями» для людей низшей категории прав, хоть их и отменили, предполагали длительное нахождение на рабочем месте, работу по четырнадцать-шестнадцать часов. Все это решилось, как только был введен комендантский час, который Льюис, собирался отменить когда немного остыл, но работники из приемки, узнав об этом, пали ниц с просьбой не отменять его, потому что, как выяснилось, спокойные, тихие темные ночи, когда никому никуда бежать не надо и за окном на бешеной скорости не мелькают аэрокары, меньше чем за сутки примирили с таким положением вещей всех землян.

К этой ночной тишине так быстро привыкли, что Льюис уже не понимал, как раньше жил Вавилон, к тому же потребление энергии так резко упало, что у Лу от сердца отлегло. С таким уровнем энергорасхода будет гораздо проще поддерживать инфраструктуру без всяких изменений в течение длительного времени. Хотя без изменений, конечно, невозможно. Вообще, большинство хозяйственных дел легло на плечи Льюиса, потому что Август был занят глобальными планами и «хлопотать», словно курица-наседка, над землянами не планировал, собираясь все спихнуть на администраторов, но Лу уже имел опыт общения с администраторами и знал, что никому там дела нет до разумных. Каждый будет держаться за свое место и в отчетах писать, что хочет прочесть вышестоящее руководство, независимо от того, как в действительности обстоят дела. Нижестоящие сотрудники станут еще больше трястись за свои места, потому что у каждого семья, и молчать, даже если им что-то не нравится и есть очевидные проблемы.

Немного эту задачу решали бывшие сопротивленцы, узаконенные теперь как административные активисты и ревизоры, но общество слишком долго существовало по этой убогой, ущербной, отжившей своё системе. Разумные понимали, что если все останется как есть, то рано или поздно они окончательно деградируют и погибнут, но понимать одно, а брать на себя ответственность, делать, жить и думать по-другому — это совсем другое.

Свалившаяся на всех свобода, пьянящее чувство победы и единства помогали, пугали и вдохновляли одновременно. Новые люди привыкали к свободе, присматривались к ней и примерялись. Пьянели от нее и боялись ее, но не все хотели жить по-новому, кто-то цеплялся за старый порядок как за единственно правильный уклад, без которого земляне точно погибнут. Поэтому Льюис взял все это на себя, стараясь все везде контролировать и ничего не упустить.

Серьезность вставших перед Лу, да и вообще перед всеми землянами, проблем требовала обширного понимания происходящего, системного подхода к разработке стратегии выхода из кризиса, а главное, нужен был серьезный план по глобальному переустройству жизни на планете, потому что очевидно, что все это время земляне существовали за счет чужих ресурсов. Разумные работали на конгломераты, чьи производства были разбросаны по всему космосу, теперь же закрылось множество заводов, со многими сейчас велись переговоры о возобновлении деятельности, но так как требования работодателей не изменились по отношению к своим работникам, а назло триумфу землян словно в издевку ужесточились, то становилось очевидным, что Земля должна перестать существовать за счет подачек космического содружества, и как можно быстрее.

Льюис собрал всех администраторов со всех дискритов для всеобщего диспута и еще до его начала понял, что все, кого он собрал, жили локально и вообще никто не понимает, как все эти дискриты функционируют в единой планетарной системе и как ее перестроить так, чтобы Земля стала независимой от ресурсов содружества планетой.

Льюис уже был на грани паники, но потом его осенила мысль — нужно собрать ученых и заставить их решать эту проблему. И если вначале эта идея казалась гениальной, то по мере ее воплощения Лу понял, что его ресурс терпения иссякает еще быстрее, чем с администраторами. В Вавилоне был помпезный дворец науки, где, судя по информации, собирался весь пафосный цвет современной науки, который Лу и собрал однажды в одном месте и поставил перед ними задачу, пообещав материальное вознаграждение, награды и почет, если они справятся с ней, а Август пообещал им мучительную кончину, если не справятся.

С этого момента началась более серьезная работа в этом направлении, но, как оказалось, рано Льюис выдохнул с облегчением. Некоторые из авторитетных ученых с особой харизмой принялись за пропаганду прежних идей и ценностей. Один из таких во время прямой трансляции напомнил растерявшемуся Льюису, что за ничтожества живут на нижних ярусах и что он рискует жизнями более чистого населения ради своей блажи. Договорить уважаемый не успел — хвост Августа свернул ему шею в прямом эфире.

Как только Льюис немного пришел в себя после этого инцидента, то понял, что не получится просто переложить эту проблему на чужие плечи. С этого дня Лу взялся за личные дела каждого ученого, за их научные труды и исследования. И каково же было его удивление, когда на собеседовании, куда Лу приглашал кандидатов для будущего «кризисного комитета», уважаемые ученые не всегда разбирались в собственных научных трудах. Терялись при вопросах или начинали взывать к прежней идеологии и прежней системе землеустройства.

Самыми толковыми людьми оказали биоинженеры, химики, биологи и генетики всех мастей. Откуда их такое изобилие на Земле, Лу не знал, но и им нашлась работа по очистке водных ресурсов и разработке вакцин, подавляющих агрессивные инстинкты некоторых разумных, с трудом себя контролирующих, а еще фильтров и новых экосистем. Да много еще для чего, большинство ученых сами забросали Льюиса проблемами, о которых он даже не подозревал, благо у большинства были уже свои предположения и наработки, как это все устроить. Осталось, правда, на все это найти деньги…

Но не хватало главного — новой концепции развития, видения следующего витка жизни землян. Большинство предлагало решение проблем из определенной, узкой области, но не было глобальной новой системы, которая бы органично вписалась в современную картину мира со всеми ее потребностями и потенциалами. Неизвестно, сколько бы Лу грыз кутикулы и заусенцы, пока Август не предложил ему пройтись по ученым, отбывающим сроки в колониях.

В первое мгновение Льюис даже не понял, для чего ему нужны уголовники с учеными степенями, но потом, когда до него дошло, он бросился в свой кабинет и срочно запросил личные дела всех политических заключенных с хорошим образованием и научными степенями. Количество личных дел и огорчило, и обрадовало одновременно. Инакомыслящих оказалось очень много, все они сидели за свои взгляды и убеждения. Этот факт вызывал у Лу глубокое уважение к этим людям, ведь раз они сидят в тюрьмах, значит, они шли наперекор, боролись, и именно в таких людях Льюис и все земляне остро нуждались.

Когда Льюис углубился в изучение трудов, за которые их посадили, то пришел в восхищение и поскорее решил увидеться со столь замечательными людьми, но, как выяснилось, большинство из тех, кого он для себя отметил, уже были либо мертвы, либо настолько плохи, что скорее всего не пережили бы транспортировку до Вавилона.

Льюису показалось, что земля вновь уходит из-под ног. Столько замечательных людей с невероятными идеями, с разработанными системами уникальных инфраструктур заживо сгнили в одиночных камерах в трехстах километрах от Вавилона. В тот вечер Август, словно чувствовавший состояние Льюиса, нашел своего давящегося слезами подопечного на открытой террасе, где тот заперся с пластиковыми планшетками личных дел.

Вообще, после смерти Снорре Льюис Августа игнорировал, общаясь исключительно по рабочим моментам. Спать ложился демонстративно на диван, откуда его потом уснувшего обратно на кровать переносил Август. Но со смерти Снорре прошло больше месяца, количество проблем, валившихся на Льюиса, продолжало расти, и оставшийся наедине с ними Лу сгибался под этой тяжестью, начиная заболевать, недавно вот вылез диатез на руках, и Спектроник устроил такой скандал, что Льюис без возражений и традиционных возмущений проходил все процедуры, которых день ото дня становилось все больше, а диатез, чуть утихнув, появлялся вновь, стоило Льюису выбраться из цепких лапок ученого и врача.

Август порывался запереть Льюиса в криокапсуле, но в итоге увез на время в пирамиду, чтобы Льюис побыл хоть немного в окружении зелени, но смена декораций ничего не дала. Лу продолжал работать, выматывая себя и обеспокоенных его состоянием окружающих.

— Лу, ты ознакомился со всеми делами ученых?

Август сел рядом с закрывающим лицо ладонями Льюисом и, обняв того за плечи, притянул к себе. Хотел затянуть и на колени, но решил не рисковать, достаточно и того, что Льюис слишком погружен в свои мысли, чтоб вырываться из его объятий.

Лу отрицательно покачал головой и, потерев красные глаза, убрал руки от лица, пустым взглядом уставившись перед собой. Он долго молчал, и Август уже не надеялся завязать разговор.

— Там в… — глухой голос Лу был хриплым и сдавленным, словно ему сложно говорить. — В анкетах я нашел нескольких разумных с невероятными проектами: восстановление и очистка Земли, автономная инфраструктура… — Льюис прервался, массируя виски. — Там совсем другая гениальная концепция! Без всяких ограничений, зачисток, без покупки энергии, а главное, с искусственным озеленением. Да там просто совсем другой мир, невероятно продуманный, сложнейший инфраструктурный организм с мощной очистительной и перерабатывающей системой!

Лу, резко выпрямившись, встал, сбрасывая руку Августа.

— Я не понимаю, чего вам, ублюдкам, не хватало?! Земля могла быть полностью независимой и автономной!

Льюис выругался и, не желая распаляться перед человеком, которому плевать на всех, кроме себя… пожалел его, стремительно покинул открытую веранду, преодолел сумрачную гостиную, обставленную в восточном стиле, со множеством ковров, подушек и ароматных курильниц, распахнул тяжелые двустворчатые двери в коридор и замер, уставившись на фреску перед собой. Знакомая нимфа с младенцем на руках в окружении змей.

Искаженное ужасом лицо, прекрасные изгибы юного тела, сверток с младенцем и полная безнадежность ситуации, в которой она оказалось. Змеи, вокруг змеи. Лу почувствовал, что странная мысль, летавшая все это время в воздухе, наконец присела на плечо. И ведь он знал, Август сказал ему об этом почти сразу, но он ее пропустил мимо ушей, не поверив, ни приняв, отбросив эти чудовищные слова как мусор, ведь сложно поверить в то, что разумные Земли, к которым граждане КС относились словно к скоту, фактически являлись важнейшей жемчужиной космического содружества.

Несмотря на то что Льюис пришел с новым незамыленным взглядом человека, выросшего в других обстоятельствах, он поверил! Поверил, что Земля — помойка, что она еще жива лишь по чьей-то доброй воле, презрительной милости, а оказывается, все это время планета была заповедником, в котором, словно в волшебном саду, зарождались уникальные жемчужины, которым в подкорку вбивалась рабская философия, рабская психология и мировоззрение, и все это лишь для того, чтобы контролировать и использовать самых прекрасных и уникальных разумных с Земли.

Остановившийся за спиной Август положил ему руки на плечи и несильно сжал.

Конечно, зачем уникальные экосистемы, гениальные разработки? Для того чтобы талантливая и богатая на уникальных разумных Земля стала самодостаточной и автономной? Ублюдки всех мастей, серые посредственности не могли этого допустить. Льюис почувствовал, как горло сжали жалость и сожаление. Чудовищное преступление — внушить гению, что он не просто посредственность, а ошибка природы, живущая лишь для того, чтобы искупить грех своего рождения и ничтожность своей жизни.

Теперь рассказ Августа о том, что почти все разумные КС выношены в искусственных матках, где родители или заказчик от корпорации подбирали гены, корректировали внешность и определяли пол, идеально, словно недостающий пазл встал на место. Они колонизировали планеты, создали колонии и заполнили их посредственностями из инкубаторов. Выводок безупречных разумных, который, несмотря ни на что, умудрялся рождаться с дефектами. И в противовес этому Земля с таким количеством уникальных, прекрасных, талантливых людей с неповторимыми мутациями. Прекрасных не благодаря проплаченной работе генного инженера, а прекрасных сами по себе, просто потому что родились такими.

Льюис развернулся к Августу. Сосредоточенное лицо заливал румянец заката, оживляя благородную бледность. Август смотрел настороженно и напряженно, в любой момент ожидая нападения, обвинений или жгучей, словно пощечины, фразы. Льюис поднес руку к лицу Августа и, положив ее на щеку, огладил пальцем кожу, пристально всматриваясь в глаза.

— Покажи мне свою лабораторию от и до. Без звонков и манипуляций, все этажи и ярусы, даже технический, и в конце этой экскурсии я либо окончательно стану твоим, без условностей и оговорок, либо ничто, никакая охрана или принуждение не заставят меня стать твоим хоть на мгновение — ты меня потеряешь навсегда.

Август напряженно слушал каждое слово и, помолчав несколько секунд, коротко кивнул.

Не говоря ни слова, они подошли к лифтам и спустились на два этажа вниз. Сразу под личными спальнями были технические помещения, прислуга, охрана и физиокабинеты для Льюиса. Лаборатория начиналась ниже. Лу пристально следил за Августом, за каждым его движением, опасаясь, что тот подаст какой-то знак и к их визиту «подготовятся», но, судя по тому, как ошарашенно на них взирали лаборанты, ученые и охранники, их явно не ждали.

На все приветствия и вопросы Август вскидывал руку вверх, разумные замолкали, и они молча шли дальше. Прежде чем войти в настоящую лабораторию, их облачили в специальную одежду и выделили широкую магнитную платформу с панелью управления.

Первым, что они в полном молчании посетили, была самая широкая, как раз у основания пирамиды, часть лаборатории с множеством отсеков с учеными, облаченными в почти скафандры. Лу заглянул в большую часть окошек, но никого, кроме самих ученых, странной аппаратуры и склянок, так и не нашел. К тому же Август был абсолютно невозмутим, словно профессиональный игрок в покер, и Льюис решил не тратить время на просмотр каждого из помещений.

После того как этаж был изучен, они спустились на следующий, и вот там сердце Льюиса испуганно сжалось в предчувствии. Начались длинные ряды камер вдоль извилистого, безупречно белого коридора с множеством интерактивных экранов с краткой информацией о содержащихся в камерах мутантах. Проезжая каждую, Лу до белых костяшек сжимал поручни, ожидая увидеть обычных разумных или, еще хуже, детей, но из раза в раз на глаза попадались странные существа, мало напоминавшие людей. Все они к тому же содержались в чистых и широких боксах. Большинство были до ужаса безобразны и опасны, и если поначалу Льюис еще задерживал платформу, чтобы ознакомиться с кратким личным делом каждой особи, то потом бросил.

Следующие три этажа не отличались от предыдущего. Рассматривая такое изобилие мутантов, Лу задался вопросом, который решал последнее время, — как прокормить такую ораву живых существ? К тому же некоторые особи были настолько крупными, что, даже если бы они закусили самим Льюисом, вряд ли наелись.

Предпоследний этаж размером с небольшой стадион напоминал пчелиные соты с множеством криокапсул. У Льюиса отвалилась бы челюсть при виде таких масштабов, если бы он эту челюсть не потерял на предыдущих этажах. Среди капсул с жуткими мутантами были и обычные разумные с почти незаметными мутациями. Лу проверил несколько анкет, из которых стало ясно, что там они по доброй воле, и разморозят их, как только найдут либо решении их проблемы (излечение от редкой болезни), либо они просто решили перепрыгнуть в другой временной промежуток.

Льюис удивленно посмотрел на Августа, но тот, видимо, в подобном ничего необычного не видел. Они молча преодолели «стадион» и спустились еще на один этаж, где их встретил взвод хомуисов. На этаже хранилось оружие и находились личные помещения охраны. Еще ниже был продовольственный склад и семенной резерв для джунглей, с зелеными лабораториями и саженцами, некоторые из которых были как живые.

Очередной этаж, к счастью, оказался последним: относительно небольшое по сравнении с предыдущими помещение имело низкий потолок и огромное количество труб с фильтрами для воды, воздуха и еще чего-то, Лу устал вникать в эти тонкости. Поняв, что выматывающая экскурсия подошла к концу, Льюис рвано выдохнул и почти упал в объятия развернувшегося к нему Августа, который за все время не проронил ни слова.

— Я удовлетворил твое любопытство?

Лу показалось, что с его плеч гора свалилась — Август хоть и исключительный засранец, но не изувер, убивающий прекрасных девушек для своих коварных целей.

Сильные пальцы обхватили подбородок и вздернули вверх.

— Помнишь, что ты мне обещал?

Лу кивнул.

====== Часть 2 ======

Комментарий к Часть 2 Прежде чем читать эту часть включите плиз это трэк: Hurricane – Thirty Seconds To Mars

«Больше не важно, что тысячи раз ты пытался сбежать,

Больше не важно, что воздухом здесь невозможно дышать,

Больше не важно, что сотни бессонных ночей пронеслись под стук дождя…

Где ты сейчас?

Где ты сейчас?

Где ты сейчас?

Стук сердца, стук сердца, слышу стук сердца, стук, стук…

Мог бы ты убить, чтоб жизни спасти?

Мог бы ты убить, чтоб свет нести?

Крах, крах… Жечь, надо всё сжечь.

Загонит под землю нас огненный смерч»

Thirty Seconds To Mars — Hurricane

POV Льюиса

Под одеждой бежали мурашки, а от взгляда Августа припекало на шее. Что-то внутри вибрировало в нетерпении и желало, чтобы время пустилось вскачь. Лифт полз слишком медленно, а одежда на мне начинала причинять физический дискомфорт. Я плавился от его взгляда, от напряженного желания, окутавшего нас словно плотное покрывало. Он стоял напротив и отводил взгляд, я тоже старался не смотреть, потому что, если наши глаза окажутся в контакте слишком долго, то, боюсь, до апартаментов мы добраться не успеем.

Тихий шум и тяга, строгие линии лифта с мягким освещением, металлические, натертые до блеска поручни и наше отражение на стенах. Это было невыносимо. Реальность сжималась вокруг нас, уплотнялась. Я расстегнул две верхние пуговицы, ослабляя высокий воротничок. Поднял взгляд на отражение и столкнулся в нем с пожелтевшими глазами Августа.

Всего один шаг, и он за спиной, руки сжимаются вокруг моей талии, а нос, касаясь кожи на шее, скользит к предплечью, вдыхая запах. Дразнящие, легкие поцелуи щекотным импульсом пробегают по позвоночнику к копчику, заставляя выгнуться в пояснице и прижаться плотнее. Мешающий воротничок дергают в сторону, и отлетевшая пуговица освобождает предплечье от ткани. Стоять ровно и неподвижно невозможно, тело словно лоза хочет обвиться вокруг него, оплести мощный стан. Сладкая мука расслабляет тело, выкручивая в удовольствии суставы.

Нелепый костюм из лаборатории помешал добраться до остальных пуговиц, и стоящий за спиной Август просто взялся за воротничок и в два рывка разодрал его на две части. Если бы не сигнал приехавшего на нужный этаж лифта, мы бы и не заметили, что тот остановился, а двери распахнулись. В таком состоянии выпутаться из разодранной ткани было сродни подвигу, поэтому, давя нахлынувший истеричный смех, в котором наружу рвалось все напряжение последних дней, я вывалился из лифта. Август шел следом с кривой улыбкой, наблюдая, как за моими ногами волочится серая разодранная ткань.

Нега в костях сделала мое тело послушным для Августа, но не для меня, все больше теряющего контроль. Оттого тяжелые двери спальни я так и не смог открыть, привалившись к ним лбом и ожидая, когда Август толкнет дверь. Не хотелось к нему поворачиваться, пусть стоит за спиной и смотрит на мою попытку скрыть свою реакцию на него.

Толчок его руки над головой и двери распахиваются в стороны. Вечерняя прохлада заполнила спальню и обдала лицо.

— Мне нужно в ванную.

За хриплый голос становится неловко и обидно, черт возьми, я утратил всякие ограничения. Мне нужно в ванную, может быть, там я немного приду в себя и остыну.

Пьяный взгляд не пропал даже после прохладного душа. Надеюсь, румянец скроет вечерний сумрак. Обмотав вокруг бедер полотенце, я вновь умыл лицо холодной водой. Не помогло.

Чертовы лохмы лезут в лицо, пришлось распустить хвост и скрутить на затылке узел. Пошарив по полкам, нашел длинную черную шпильку и, воткнув ее в волосы, закрепляя пучок. Решительным шагом направился к двери, взялся за ледяную ручку и замер.

Пирамида — единственное место из всех современных, в которых остались привычные мне двери, а здесь они еще и с резьбой. Кажется, это раритет, вряд ли Август стал бы делать двери из дерева, оно слишком дорого стоит, тем более здесь они настолько тяжелые… О чем я, черт возьми, думаю?

Привалившись лбом к двери, замираю, прислушиваясь к тишине из спальни. Он там… ждет меня. На кровати или у окна. Может быть, курит. Чувствую себя Клеопатрой, осталось завернуться в ковер. Нервный смешок. Августу бы понравилось, это бы компенсировало ему то, что я не дал себя раздеть. Он просто обожает сам стягивать с меня одежду, а я это просто терпеть не могу, потому что слишком интимно. Интимнее, чем сам секс.

Каждый раз, когда он меня раздевает, он меня присваивает.

За дверью послышались тихие шаги. Он встал у двери и замер. Дыхание перехватило, я замер и мгновенно покрылся чертовыми мурашками, которые хотелось с себя стряхнуть. Было так тихо, что звук собственного дыхания казался слишком громким.

Я знаю, он меня слышит. Знает, что стою вплотную к двери, уткнувшись в нее лбом, но не тороплюсь открывать. Какой-то странный контакт между нами, немой и осязаемый.

Нам обоим сложно говорить по душам, а Август вообще как в стеклянной оболочке, внутри которой расплавленный металл, но в такие моменты личина спадает, а за ней жгучая лава чувств и желания. Он убил Снорре, а я даже не злился на него, но Август не знает об этом… и не узнает. Я наказывал его не за Снорре, кажется, я стал слишком жесток, раз меня не терзает смерть бывшего союзника. Я наказывал его, чтобы почувствовать хоть какую-то власть над ним. Я не могу полностью принадлежать ему и не чувствовать, что владею им взамен. Только так.

Это так изматывает и настораживает — не знать, чего он хочет. Я всегда знал, чего хотят мои любовники, что они от меня ждут. Как они хотят, чтобы я подстроился под них. Но Август ничего не просит. Ни нежности, ни послушания, ни искренности или покорности, он, черт возьми, просто берет все, что у меня есть, и упивается этим, хмелея словно от вина. Ему не нужны удобные личины. Сукин сын настолько уверен в себе, что ему не нужна иллюзия, он владеет именно мной, и это настолько очевидно, что сколько бы я ни ждал каких-то реплик на этот счет, но так и не дождался, и его молчание стало насмешкой.

Мои попытки скрыться за обертками, которые я обычно примерял при общении с любовниками, ожидавшими от меня удовлетворения своих ожиданий, Август с обидным снисхождением воспринимал это как часть моей слабости. Часть меня.

В постели он вынуждает быть откровенным, максимально открытым, и поэтому я сейчас у двери словно у черты, за которой его неограниченная власть надо мной.

Ручка двери тихо повернулась и дверь медленно открылась.

Он так странно пах, какой-то грозовой, озоновой прохладой. Я часто вдыхал его запах, когда он спал, а потом нюхал его парфюм и там точно было что-то другое, абсолютно не похожее.

Прошел мимо него.

Невыносимый взгляд.

Белоснежное постельное белье будто светилось в темноте, отражая скудный лунный свет. Было прекрасно прохладно. Широкая, грубая ладонь легла между лопаток и медленно заскользила вдоль позвоночника, отчего сердце бросилось вскачь. Остановилась на пояснице у полотенца, пальцы пробрались под мягкую ткань и дернули на себя.

Хотелось прорычать: обязательно это делать так?! Упиваться своей победой, властью надо мной? Но резко развернувшись, я понял, что ошибся. Упивается властью тот, кому ее мало, а у него ее было столько, что власть надо мной казалась естественной, органичной частью его натуры. Глупо. Все равно, что льва упрекать за его клыки.

Он хотел коснуться меня, но я отступил на шаг и упал на кровать. Собранные волосы неудобно приподняли голову, я перевернулся и попытался отползти на другой край кровати, но прежде чем успел подняться, жесткие ладони обхватили за бедра и вздернули вверх.

Я застонал и резко оборвал себя, пряча лицо в постели. Широкая ладонь вновь прошлась по спине, очерчивая ее изгибы, и нырнула под грудь, поднимая и прижимая к себе еще плотнее.

Не став ждать его руки, я сам повернулся и мои губы накрыл поцелуй.

Шпилька исчезла из волос, и те плотным жгутом упали на плечи. Не разрывая поцелуй, Август намотал волосы на свою руку и потянул вниз, заставляя выгибаться и плотнее прижиматься к нему.

С губ на шею переместились клеймящие поцелуи. Следуя за натяжением волос, я покорно подставил шею.

Покорно…

Дернувшись, вырвался. Упал на грудь и рывком перевернулся, прежде чем он накроет меня собой, вжав в постель.

Август насмешливо хмыкнул, поймав меня за лодыжку, и подтянул к себе.

Голень знакомо легла на плечо, а я закрыл глаза, не желая смотреть на искривленные в усмешке губы, на язык, прочертивший кромку белоснежных зубов с заостренными клыками и коснувшийся косточки на лодыжке.

Он обвел ее по кругу, а потом прикусил.

С губ сорвался стон. Я выгнулся и, подтянув к себе одеяло, зарылся в него лицом.

Я не умел быть похабным, а Августу это шло.

Шло не иметь границ. Сковывающих рамок и зажимов.

Спрятаться надолго не вышло, совсем скоро одеяло выдернули из рук. Чем больше Август отпускал себя, тем более уязвимым я чувствовал себя перед накрывающим меня мучительным томлением. Он делал то, что я хотел, но не разрешал себе, потому что даже в постели были приличия.

Были… у всех, кроме Августа.

Я попытался развернуться, чтобы спрятать пылающее лицо в матрас, но лишь помог Августу зарыться в мои волосы на затылке и за них подтянуть меня к себе для еще одного растворяющего мозги поцелуя.

— Я знаю, как ты хочешь…

Вкрадчивый шепот мурашками пробежал по ушной раковине и скользнул на лопатки, заставляя их дернуться, а ладони нервно выгнуться.

— И ты знаешь, что я знаю… но молчишь… Зря. Все равно скоро закричишь.

Развернув меня словно легкую куклу спиной к себе, Август плотнее намотал волосы на запястье и, потянув, приблизил к своему лицу. Ему нравилось в момент, когда я становился его, смаковать эмоции на моем лице.

В этот раз не было нежности. Нежностью награждают, а сейчас он клеймил меня собой, присваивал. Оставлял следы и доводил до исступления. Врывался, нарушая границы тела, границы спрятанной души. Грубо вытряхивал ее из меня, чтобы забрать себе.

Ночное безмолвие спальни нарушало наше шумное дыхание, вульгарное слияние тел, но ни одной фальшивой ноты в нашей симфонии нет. Мятеж в душе и жар в теле. Я уже давно принадлежал ему, но он об этом не узнает. Только в постели я отдаюсь ему, только в борьбе он добивается меня, и не может быть иначе. Недостижимый горизонт — его высота. Покоренные вершины теряют ценность в момент завоевания, поэтому я не дам ему триумфа над собой.

«Больше не важно, что много смертей, — я запомню их всех,

Больше не важно, что жизнь вся во лжи, — я не буду жалеть,

Только пожар там, внутри, разжигает мятеж, чтоб взорвался я вспышкой во тьме…

Где же ты, Бог?»

Hurricane — Thirty Seconds To Mars

====== Часть 3 ======

«Тишина. Только чайки – как молнии.

Пустотой мы их кормим из рук.

Но наградою нам за безмолвие

Обязательно будет звук»

Егор Летов

Вельзувий бурлил словно кратер просыпающегося вулкана. Из больше чем тридцати автономных единиц колоний с деревенскими поселениями и шахтами по-прежнему работали лишь девять, но и им недолго осталось. Прокс, закинув ноги в грязных берцах на благородный деревянный стол, чистил раритетный Colt из особой коллекции бывшего начальника колонии и раскуривал его терпкие папиросы. Сам начальник колонии частично был на стене в виде разлетевшихся от выстрела извилин, а частично валялся по углам комнаты: где-то рука, где-то нога или ухо. Предыдущая ночь была столь насыщенной, что, пожалуй, стоило бы немного подремать, но в руках был код доступа от защитного купола в РRi-17 и это бодрило не хуже внезапной перестрелки.

— Босс! — Дверь бесшумно отъехала в сторону и перед мужчиной нарисовался щербатый разумный в шмотках с чужого плеча. — Там жена евоная… — Полные губы на безобразно большом рту растянулись в заискивающей улыбке. — И дочки… можно мы их того…

Кулби подбирал слова, потому что с вальяжно развалившимся Проксом нужно вести очень осторожно, иначе в любую минуту можно словить девять миллиметров свинца.

— Трахнуть крошек хотите? — ласково протянул Прокс, любовно оглаживая ствол в своих руках.

Кулби неуверенно кивнул.

— Нет, — припечатал Прокс.

Кулби уже хотел выйти, как за спиной Прокса нарисовался Гепси, у которого прочно стояло уже который день. В поселении, куда они дорвались, оказалось множество женщин и их хорошеньких дочерей, но трогать тех было почему-то запрещено, хотя все парни знали, что у Рикбли в команде с трофейными можно делать что хочешь, правда, Рикбли был псих и садист, но это сейчас уже не казалось серьезным недостатком.

— Слышь, Прокси, мы, конечно, все понимаем, ты у нас большой босс, но ты же свою задницу подставлять не собираешься. Так отдай нам девок!

Прокс крутанулся на кресле и уставился на замершую в дверях толпу одичавших в застенках разумных. Мужики были на взводе. Прокс тяжко вздохнул, медленно встал со своего места и молча вышел из кабинета. Разумные перед ним расступились и потянулись следом. У входа на полу валялась жена начальника колонии, кажется, дамочка задохнулась во время эпилептического припадка — жаль, именно таких рыжих тонкокостных дамочек Прокс любил.

Выйдя на улицу, он прошел к стоянке и, вскинув голову вверх, посмотрел в черное звездное небо.

— Что ты видишь, ушлепок? — обратился Прокс к застывшему рядом Рикбли, который так же, как и он, вскинул голову вверх.

— Защитное поле?

— Дальше, ушлепок.

Рикбли опасливо покосился на высоченного босса и вновь вгляделся в звездное небо.

— Э-э-э, небо?

— Ух, ебать, а я-то думал, там земля. Спасибо, что подсказал! — Прокс затянулся папиросой и выдохнул дым в лицо растерянному разумному. — Ты спинным мозгом, что ли, думаешь, устрица? — Прокс не любил объяснять очевидные вещи, но вокруг собралось слишком много разумных, которые не понимали, чего ради они сдерживаются.

— Кто-нибудь, кроме меня, видит там корабли или я выжил из ума?!

Все как по команде вскинули головы вверх. Через некоторое время нестройный гул голосов подтвердил наличие кораблей и кто-то даже попытался их посчитать.

— Что ты хочешь сказать, Прокс? — хриплый голос самого смышленого в этой компашке прервал тишину.

— А ты как думаешь?

Прокс выбросил остаток папиросы и, раскатав ее ботинком по асфальту, направился обратно в кабинет, где с помощью отрубленной руки активировал комп и вывел огромную голограмму планеты, вокруг которой скопилось просто огромное количество кораблей. Подчиненные потрясенно выдохнули.

— Это они по нашу душу пришли? Подавить восстание? — раздавались за спиной взволнованные голоса, но Прокс, смотрящий в крутящуюся голограмму, был задумчив и спокоен.

— Я сначала тоже так решил… но зачем так много? Достаточно трех из этой сотни, чтобы вернуть все на свои места… — Прокс крутанул голограмму планеты, пока та не встала в определенной позиции, где странные корабли словно четкая линия разделяла, и если с одной стороны были типичные корабли КС, то с другой — какой-то непонятный сыр-бор с множеством разных кораблей, с разной символикой и разного назначения. Количество кораблей с обоих сторон постоянно пополнялось, и если со стороны КС это был явно регулируемый процесс, и прибывающие корабли словно стройные римские легионы выстраивались в определенном порядке, то противоположная сторона больше напоминала кучу варваров, которых, однако, было гораздо больше, и ряды их продолжали пополняться, но не группами, а единицами, прибывающими в хаотичном порядке.

— Такое чувство, что сюда слетаются все кто можно… — протянул за спиной Вильен, которого на Вельзувий упек собственный дядька, чтобы исключить из клановых наследников.

Подойдя ближе, молодой парень склонился над голограммой и, увеличив ту в размерах, приблизил корабли.

— Если не считать вот эти три «матки», — парень ткнул в три самых крупных черных корабля, — в которых могут находиться сотни индивидуальных истребителей, то все остальные явно из разных источников.

Прокс отодвинулся чуть в сторону, давая опальному аристократу подойти поближе. Парень задумчиво потер подбородок и указал на группу ярких кораблей, сбившихся в одну стайку.

— Эти из конгломерата моей матери… — Парень бросил растерянный взгляд на Прокса. — А вот эти… — Вильен прокрутил планету, чуть отматывая назад.

— Эти вообще корабли с колоний Августина Вуивра… Что он тут забыл? — кажется, у самого себе спрашивал парень, продолжая медленно вращать сферу. — А это корабли с символикой Кацлионов и Уларов… Кажется, у кого-то из них тут родственники были… шептались о том, что их тут запер Бальер из второго круга совета, так он держит эти две семьи за яйца и те не дергаются… — Вильен повернулся к Проксу. — Неужели это они за ними прилетели?

Прокс задумчиво пожал плечами, откинувшись на кресло.

— У меня есть код доступа к РRi-17, говорят, там держат влиятельных аристократов.

— Так и про PR-o-14 говорили.

— До PR-o-14 еще добраться нужно, а этот тут — почти рядом с нами.

— И что ты собираешься сделать с аристократами, если они там есть? — Вильен откинул крышку деревянной коробки с папиросами и, взяв со стола гильотину, отрезал кончик папиросы, не спеша прикуривать.

— Обменять их жизни на свою. Очевидно все эти корабли не о здоровье нашем справиться прилетели, рано или поздно кто-то из них спустится вниз, и тогда нам потребуются «аргументы» для обратного билета с этого тонущего титаника.

— Слушай, ты ведь понимаешь, что для того, чтобы прорваться к ним, нужно что-то большее чем ключ доступа к куполу.

— Знаю… Я тут как раз недалеко от колонии нашел одну занимательную вещицу…

— Вещицу?! — Вильен, жмурясь от летящего в лицо рыжего песка, встал рядом с остановившимся напротив странного камня Проксом. — Что это за херня и как она нам поможет?!

Прокс присел на корточки рядом с рыжим валуном и провел по нему широкой ладонью в перчатке. Под слоем налетевшей пыли показался чистый как слеза бриллиант.

— Э-э-э… ты решил их подкупить? — Вильен озадаченно присел рядом, помогая оттереть глыбу от песка. — Ни хрена она здоровая… тут что, еще и бриллианты в земле?

— Нет. Это гораздо круче чем бриллиант.

Линза оказалась огромной и плоской. Высотой где-то по колено высоченному Проксу, а шириной не меньше трех метров. Прокс выпрямился и, обернувшись, посмотрел на бравых парней, с которыми он не одну колонию вскрыл за этот месяц. Каждый парнишка был свой в доску, проверенный, кроме разве что неслучайно затесавшегося в их ряды Кулби.

— Эй, Кулби, шуруй сюда, малыш…

Вилен напрягся. Когда Прокс начинал ласково говорить, это сулило проблемы как минимум для тех, к кому он обращался, и как максимум для всех окружающих. Кулби тоже об этом знал, потому нервно обернулся на скалящихся за спиной парней и настороженно пошел к вожаку.

— Давай Кулби, шевели булочками, пока я тебе их не размял.

Гогот парней за спиной заставил парня еще больше занервничать, зря он все же из штанов лез, чтобы затесаться в их ряды. Подойдя ближе, Кул остановился в метре от Прокса, чье лицо сейчас скрывала кислородная маска, но по хищному прищуру глаз было понятно, что его не поболтать зовут, да и обстановка как-то не располагала к задушевным беседам, но делать нечего, выбора не было. Прокс самый опасный и самый расчетливый псих из всех, если где и есть шанс выжить в этой заварухе, так это рядом с ним.

Тяжелая рука Прокса легла на холку и, ласково сжав, толкнула вперед. Кулби, запутавшись в ногах, чуть не рухнул на блестящий камень, торчащий из земли, но следующая подсечка Прокса все же свалила его на твердый камень, к тому же Кулби неудачно приложился бровью и по лицу потекла кровь.

- Прокс, что я сделал?! – взвыл парнишка, с полными ужаса глазами смотря на Прокса и невозмутимого Вильена.

- Пока ничего, зайка. – Прокс присел на корточки перед вжавшим голову в плечи парнем. – Но пора тебе внести посильный вклад в наше общее дело, а так как ты абсолютно бесполезен, то вносить ты ее будешь особым способом.

Прокс вытащил нож и демонстративно повертел лезвием. Кулби накрыло просто цунами ужаса. Животный ужас ледяной водой ошпарил тело. Кулби не мог даже головой покачать или хоть слово вымолвить, пока Прокс, тихо насвистывая незнакомый мотивчик, не спеша срезал с него защиту. За его спиной заинтересованно столпились парни, с интересом наблюдая за происходящим. Он думал, что может стать для них своим, но ни в чьих глазах не было сострадания: восторг, озадаченность, любопытство и жажда. Он стал занимательным представлением.

Когда Прокс добрался до футболки и принялся вспарывать ее, оголяя впалый живот, Кулби обмочился и захныкал словно ребенок. Пусть никто из них руки ему не подаст, но лишь бы не нож в живот. Ублюдок ведь наверняка собрался освежевать его здесь словно животное. Кулби был на грани обморока, когда кристалл, на который он опирался спиной, неожиданно треснул словно яйцо, завибрировал и нагрелся.

Все напряженно замерли, и парни за спиной, резко вскинув оружие, навели его на все сильнее вибрирующую линзу. Прокс всматривался в линзу, но та продолжала вибрировать, и все. Кулби не знал, радоваться ему или паниковать, и в тот момент, когда он уже подумал, что псих оставил его в покое, Прокс схватил его за запястье и начал ломать пальцы на руках.

Кулби громко и отчаянно завизжал, выворачиваясь и бессильно беснуясь в чужих руках. На мизинце мучения отупевшего от боли Кулби прекратились, и если бы не пот и слезы, заливавшие лицо, он бы увидел, как за его спиной линза сначала разделилась на пять частей, которые, словно текущая вода, стали вытягиваться, принимая очертания человеческих фигур.

Парни занервничали, собираясь стрелять, но Прокс предупреждающе вскинул руку, останавливая. Все, замерев, наблюдали, как медленно перед ними вырастают мощные, мужские фигуры. Сначала те были полностью прозрачными, но постепенно кристальные структуры становились матовыми, приобретая вполне человеческие черты.

Фигуры наконец ожили и, синхронно повернув головы в сторону притихшего Кулби, с минуту изучали его, а потом резко, словно единый запрограммированный механизм, направились к в ужасе заскулившему парню. Все ожидали чего угодно, но все пятеро хрустальных призраков присели вокруг завывшего на одной ноте парня и, приложив к нему руки, замерли так на несколько минут, по окончании которых их внешний облик окончательно стал человеческим. Глаза потемнели, сменив радужку, в волосах появился пигмент, а губы перестали быть матово-бледными.

- Ты знаешь о моей мутации? – синхронно спросили все пятеро. – Я тебя не помню. Сними маску.

Прокс ненадолго стянул с лица защиту, арноу синхронно кивнули, подтверждая какие-то свои мысли. Вернувшись к месту, на котором лежала линза,достали вещи, которые она накрывала, и принялись в них облачаться. Парни за спиной Прокса постепенно начали отмирать и ошарашенно переглядываться, подобного никто из них не видел.

Арноу быстро облачались в скафандры, которые им, в принципе, нужны были лишь для того, чтобы не выделяться среди толпы. Активировали гравитационные доски и коммуникаторы.

- Нам нужны еще эмоции, – развернулся один из арноу к Проксу. – Сильные. Ваших недостаточно. Хотя... – Арноу задумчиво посмотрел на двух парней за спиной Вильена, те нервно отступили назад, выставляя перед собой оружие. – Нет... эти не подойдут.

- Не волнуйся, у меня найдется для вас достаточно эмоций. Мы идем в РRi-17, предлагаю вам к нам присоединиться.

- Нам не интересна РRi-17, мы здесь ради PR-o-14.

- До нее несколько сотен километров, – бас Прокса становился все более недовольным.

- Я знаю координаты. У нас есть гравитационные доски, а недалеко отсюда есть подземная транспортная стоянка.

Брови Прокса заинтересованно приподнялись.

- Мы с вами.

Арноу застыли на несколько секунд, потом синхронно кивнули, и через четверть часа группировка уже вскрывала транспортную стоянку.

Множество магнитных каров, бронированных и выносливых, будто предназначенных не для трусливых старожилов планеты, а для них – мятежных отступников, презревших чужие ожидания и выгрызающих свою свободу, выстроились в бесконечные ряды перед шокированными разумными. Одни лишь арноу методично скользили вдоль рядов и придирчиво разглядывали транспорт.

Охрану объекта устраняли в ходе осмотра транспорта. Судя по тому, как быстро ретировались охранники, те уже ожидали нападения и понимали, что отстоять объект не смогут, потому фактически защищала сама себя система безопасности, с которой за несколько минут справились арноу. Нескольких охранников прикончили люди Прокса, который, кажется, забыл, где находится, как только увидел содержимое стоянки.

До PR-o-14 на новом транспорте добрались за несколько часов. Поднимающую бурую пыль колонну автомобилей охрана колонии заметила за несколько километров и начала обстрел. ИИ вылавливал фигуры и запускал самонаводящиеся ракеты, но попадал в голографические обманки.

Прокс стер пот с лица и, смачно сплюнув, выругался, вильнув в сторону, снова чудом уходя от удара ракеты. Скорость приходилось поддерживать такую, чтобы последствия взрыва не наносили существенного урона обшивке транспорта, которая и так чудом держалась.

- Я нашел ее! Прикройте! – прорычал Прокс в передатчик и, перенеся вес тела вправо, резко изменил траекторию движения допотопного по современным меркам, но надежного и не менее опасного “мотоцикла”. После освоения планеты на нее свозили весь транспортный хлам и неактуальные разработки, которые тут были как нельзя кстати.

Особенно много здесь имелось гусеничной военной техники, за одну из таких и скользнул Прокс, но маневр оказался неудачным: следующая прилетевшая ракета поймала именно ее. Взрывной волной Прокса отбросило в сторону, транспорт слабо загорелся и из-за низкого присутствия кислорода почти сразу потух, оставшись зиять развороченным, уродливым нутром.

Справившись с дурнотой, Прокс выбрался из придавившего его мотоцикла, выдернул из-под него оружие, за которое можно было бы прикупить небольшую колонию, и, спрятавшись за гусеницами вездехода, прицелился, ожидая следующей атаки ИИ.

Маску пришлось снять, защитное стекло мешало смотреть в прицел. В висках пульсировало, а дыхание замерло, по пыльному лицу, оставляя дорожки, струился пот. Наконец мелкая, едва уловимая вибрация от толчка, приглушенный хлопок, и очередная ракета вылетела навстречу своей жертве. Замерший в ожидании сигнала на курке палец мгновенно нажал, в плечо ударило мощной отдачей, и будь на месте Прокса кто-то другой, его бы откинуло на несколько метров назад, но его подвид был будто рожден для подобной игрушки.

Через несколько долгих, немых секунд замаскированная установка взорвалась, подняв столб плотной, удушливой пыли. Прокс вернул оружие на место, подтянув маску с кислородом, вдохнул и, отбросив в сторону, вновь припал к прицелу, выискивая следующую установку, но на глаза попался гибкий силуэт обтянутого в облегающий комбинезон арноу.

Соблазнительная бестия, словно разрезая морские волны, скользила по поверхности проклятой планеты, будто кровью пропитанной и впитавшей ее цвет. Прокс сглотнул вязкую слюну, и вместо того чтобы искать установку, уставился в прицел на идеальные ягодицы арноу, из которых выходили стройные, безупречно идеальные ноги. В голове появилась картинка, как эти ноги оказываются у него на плечах, и в паху резко потяжелело.

Арноу, будто почувствовав взгляд, после очередного маневра резко обернулся и посмотрел прямо четко в прицел. Прокс чертыхнулся, но так и не смог оторвать взгляд, продолжая смотреть в льдистые глаза, в которых строгий прищур сменился пониманием, а губы растянулись в похабной усмешке. Мутировавшей твари даже кислород был не нужен, и все остальные арноу лишь аватары одного существа, способного меньше чем за неделю захватить весь КС. К счастью, у твари своя извращенная логика и власть ей не нужна, возможно потому, что достать ее для него не так и сложно.

Прокс сжал в кулаке ширинку, поправляя ствол, и приглашающе качнул головой, арноу, увильнув от пролетевшего мимо снаряда, чья взрывная волна разодрала на нем одежду, развернулся всем корпусом в его сторону и, пошло облизав губы, провел рукой по обнаженному теперь торсу. Прокс нащупал маску и, подтянув ее к лицу, учащенно задышал. Похотливый, развязный мерзавец, играя со смертью, которая страшна всем, кроме него, умудрялся выделывать пируэты на своей гравитационной доске и дразнить его.

Не отвлекаясь от увлекательной прелюдии, Прокс уловил мелькнувшую за спиной арноу ракету и, мгновенно сориентировавшись, выстрелил в установку. Арноу развернулся и осмотрел место взрыва, потом, бросив одобрительный взгляд на Прокса, сделал похабный жест у своей щеки, обещая ему награду. Верзила довольно засмеялся.

Ожидая следующие удары, арноу скользили в хаотичном порядке, все ближе подбираясь к границам самой охраняемой колонии, но, кажется, из четырех давно уже устаревших установок рабочими остались лишь две, что неудивительно, учитывая, сколько лет планета принимает лишь капсулы с провизией и преступниками. С ними иногда прибывают комплектующие для выходящих из строя защитных установок.

Руководство КС слишком расслабилось, решив, что если что, они, как крысы в закрытой банке, перебьют друг друга, но выбраться с планеты все равно не смогут, потому какое им дело до того, в каком состоянии находятся установки? Разве что купола поддерживались и охранялись.

Раз в пятьдесят лет забирали крупную партию руды с противоположной части планеты, куда она транспортировалась и с помощью ИИ первого поколения грузилась на автономный шаттл, в котором не предусматривались условия для живых организмов, потому выбраться живому разумному на ней было нереально.

Следующей линией обороны стали лазеры, но их даже испугаться никто не успел, потому что арноу взломали установку еще до того, как Прокс добил своего едва живого товарища в подбитом вездеходе и, подняв свой мотоцикл, рванул к колонии.

Ожидания Прокса не просто не оправдались – он был разочарован! Он-то ожидал горячей заварушки, которая разгонит кровь, а получил просто казнь никчемной, зарвавшейся и потерявшей от своей вседозволенности всякую чуйку охраны. Конечно, были те, кто просто не верил в происходящее и глупо попытался отбиваться, но с такими они расправлялись даже без оружия, а порой предоставляя эту возможность самим заключенным, которых тут было в разы меньше той колонии, из которой был сам Прокс. Да и сами заключенные отличались от тех асоциальных отморозков, которые сидели с Проксом в соседней камере, по этим было сразу видно, что это не отбитое быдло, а действительно элита.

В камерах почти у всех была чистота, никто не вис на прутьях клетки, подзывая к себе всякой похабщиной, все заключенные напряженно выжидали, наблюдая за захватчиками. Арноу в это время методично скользили вдоль бесконечных коридоров с одиночными камерами, пока один из них не замер у стеклянной камеры, где лежал бледный до синевы мальчишка с отросшими до пола медными волосами, на самых концах закручивающихся в упругие кудряшки.

Узкая, немного впалая грудь почти не вздымалась. Тощая ручка, словно изломанная веточка, свесилась на пол, почти касаясь холодного бетона. Арноу отошел в сторону, оглядев сплошное стекло, и, размахнувшись трансформировавшейся в секиру рукой расколол стекло, но оно так и не осыпалось. Прокс подошел ближе и не поверил собственным глазам: на скамейке лежал один из чистейших евгеников, пропавший несколько лет назад. Пропал он как раз после того, как заблокировал инициативу по эвтаназии условно ненужных разумных. Поговаривали, он пытался провести какие-то реформы, но совершил глупость, нарушил святое правило для евгеника и трансформировал свое тело, за что его и выперли из совета. Прокс еще тогда не поверил в эту байку, но гнилая система держалась ржавыми зубами за жизнь, потому никто не удивился, когда странный евгеник пропал.

Поняв друг друга без слов, арноу и Прокс отошли на максимальное расстояние и, разбежавшись, врезались в стекло, которое пошло трещинами, но так и не осыпалось. К ним присоединились еще двое арноу, и со следующим ударом они, усыпанные стеклянным крошевом, влетели в камеру. В нос ударил сладковатый запах душной отравы, покидающей камеру, в которой кажется уже задохнулся мятежный мальчик.

«Наше горло отпустит молчание,

Наша слабость растает как тень.

И наградой за ночи отчаянья

Будет вечный полярный день»

Егор Летов

Комментарий к Часть 3 https://vk.com/wall-189721237_1157 визуализация на рыжика.

====== Часть 4 ======

Комментарий к Часть 4 https://vk.com/wall-189721237_1172 музыка к главе.

“Мёртвые не хвалят, не бранят,

Не стреляют, не шумят,

Мёртвые не сеют, не поют,

Не умеют, не живут”

Егор Летов

Хайко бы наверное многие позавидовали, как же – чистейший! Родился в семье евгеников с золотой ложкой во рту! О евгениках, включая отпрысков, априори заботились, их жизнь защищал жесткий устав. Клан, опекающий род евгеников, содержал огромную армию военных и врачей только для создания условий для жизни очень важных созданий.

С детства евгеников баловали, исполняя любую прихоть, окружая хрупких отпрысков со слабым здоровьем навязчивой, удушливой заботой. У каждого малыша был свой нянь, свой врач, своя огромная комната, заваленная игрушками и прочими радостями жизни. И все они были как один похожи друг на друга – пустышки, в чьи души напихали мусор из шаблонных, примитивных желаний, за которыми они, как котята за фантиком, гнались, получали и искали новый фантик.

В пряничном замке исполнялись любые желания: красивые вещи, гаджеты, игрушки... живые игрушки, все, что стоило только захотеть, приносили по первой прихоти – главное, было понять, чего ты хочешь теперь и чего будешь хотеть завтра, чтобы успели доставить. Хайко жил в этом вечно цветущем саду и был, пожалуй, самым жадным до удовольствий и игрушек, ему настолько быстро надоедало все, получаемое по первому требованию, что он тосковал и злился.

Хайко просто не мог понять, почему ему так быстро все надоедает? Вот Пикси, например, его брат-близнец, мог часами сидеть с одной куклой. Да каким часами?! Он неделю мог ее расчесывать, наряжать и укладывать в постельку с кружевным постельным бельем и изящной ковкой. Хайко тоже пытался: расчесывал, умывал, заплетал, наряжал, а потом брал ножницы и стриг куклу налысо. Просто потому, что она его бесила! Примитивная, пластмассовая дрянь! Почему она не доставляла ему тот же восторг и удовольствие, как и Пикси? Что, черт возьми, с ним было не так?!

Но Хайко не сдавался, не в его натуре это было, поэтому он заказывал новую игрушку, необычную, и даже увлекался ей ненадолго, но уже к вечеру обычно терял интерес. Потом еще одну и еще, пока их детская не превращалась в склад из новинок. Пикси пребывал в каком-то состоянии постоянного экстаза, не спеша зарываясь в горы игрушек и выуживая оттуда очередного порой лысого любимца, который не угодил Хайко.

Невыносимая скука и раздражение делали общение с Хайко малоприятным для остальной оравы детей, которая проживала с ними в резиденции рода, а так как, помимо всех прочих качеств, Хайко был еще и жутким ревнивцем, то в итоге вышло так, что с миролюбивым Пикси никто не дружил, потому что боялись отхватить от его чокнутого братца. Попытка разлучить близнецов закончилась провалом: если Пикси просто рыдал, то Хайко показал себя во всей красе, устроив такое шоу, которое даже с натяжкой истерикой не назовешь. Что он тогда вытворял, ему сложно было вспомнить, но после этого Пикси оперативно вернули туда, откуда забрали, а на самого Хайко положил глаз глава опекающего клана. Это, кстати, спасло в дальнейшем жизнь Пикси.

Из-за своей скуки Хайко переключился с игрушек на окружающую среду и со временем стал замечать некоторые странности: что, например, пропадали некоторые братишки и сестренки, до которых никому из их ровесников дела не было, потому что они были слишком заняты развлечениями. Чем старше они становились, тем меньше братьев и сестер оставалось, но почему-то этого не замечал никто, кроме Хайко. Его сверстники (родственниками он их называть не хотел) были тупые и извращенные, словно вечно голодные животные.

В десять лет Хайку наткнулся на книжки с картинками и заинтересовался странными строчками, которые, по его мнению, уродовали картинку. С назревшим вопросом он подошел к няньке и спросил, для чего это нужно. Когда ему наконец объяснили для чего, Хайко испытал шок, поняв, что это текст, который читают, и он, вообще-то, написан везде, даже на стенах, на дверях и на плечах у него с Пикси, и он имел какое-то значение.

На вопрос, когда его этому научат, он услышал ответ – никогда, или если он станет избранным, то ему, конечно, придется научиться читать, но все равно это будет не раньше двадцати лет, а пока ему ни к чему забивать свою милую головку ненужной ерундой. Возможно, Хайко и забыл бы про это, если бы не презрительное снисхождение, мелькавшее в глубине зрачков няня.

Промучавшись несколько дней, Хайко заказал еще кучу ненужного барахла, чтобы нянь, у которого он спрашивал, забыл о его вопросах, и, дождавшись, когда наступит смена другого няня, взялся за него всерьез. Вообще предполагалось, что нянь один, но на самом деле это были клоны, и Хайко умел их различать, недоумевая, как остальные, включая Пикси, не замечают, насколько разные у клонов характеры.

Этот, например, когда видел Хайко, в первое мгновение слегка морщился, будто лимон съел. Поэтому, как только он пришел, Хайко выдвинул ему требование, по которому, если тот научит Хайко читать, то он в его смену не будет доставлять никаких проблем и вообще станет следить, чтобы и другие дети не доставляли неудобств. Ну а если нянь откажется, то он скажет представителю рода, что нянь заглядывал к нему в штанишки. Однажды после подобного инцидента с другим ребенком пропал один из няней и вообще няни резко сменили внешность.

Естественно, побледневший нянь не смог ему отказать, и начались тайные занятия. Почему-то это даже не обсуждалось, но они скрывали то, что он учится читать, что-то подсказывало, так будет правильно. С тех времен Хайко будто вынырнул из глубокого сна и оказался в незнакомом месте. Вроде и стены те же, и огромная лужайка с аттракционами та же, и дом, и дети, число которых продолжало уменьшаться, но он увидел другую плоскость окружающего его пространства. Будто раньше он в двухмерном мире жил, а сейчас в трехмерный попал.

Через некоторое время между ним и нянем, которого он прозвал Инески в честь героя из первой прочитанной им книжки (до этого у няня был лишь номер), сформировалась странная связь. Они привязались к друг другу. Хайко ждал его смену, а Инески украдкой таскал ему новые необычные книжки, в которых картинки встречались все реже и реже. Книжки открывали какой-то другой спектр чувств, эмоций, мыслей и желаний, а пряничный домик все больше напоминал уютную ферму, в которой среди выводка потом выберут самую подходящую для клана опекуна марионетку.

Нянь тоже менялся, причем даже физически. У него появился какой-то особенный запах, необычная мимика, глаза стали чуть ярче и больше, острые, высокие скулы будто смягчились, сделав лицо более приятным. Они расцветали рядом с друг другом, Хайко заразил Инески любопытством, и тот, нарушая устав, принялся изучать мир и рассказывать о нем своему подопечному. Все это, конечно, было грубейшим нарушением, но они давно переступили ту черту, когда можно было остановиться. Словно губки, они впитывали информацию, придумывали новые ловкие схемы обхода удушливой заботы, которая как невидимая петля висела на шее каждого, кто подпадал под ее юрисдикцию.

- Почему я? – однажды спросил Инески.

Хайко оторвался от нового гаджета, к которому был с обратной стороны прикреплен планшет с контрабандными книжками, и непонимающе посмотрел на няня.

- Почему я? В смысле мы же одинаковые, с одинаковым набором функций, и я свои обязанности выполнял четко по регламенту.

Хайко отложил планшет, забрал у заснувшего рядом с ними Пикси недогрызенное яблоко и принялся задумчиво его жевать.

- Ты смотрел на нас с презрением.

- Что?! – Нянь подпрыгнул от возмущения. – Да с чего ты это взял? Ты словно “презрение” узнал только три книжки назад!!!

Хайко, улыбаясь, пошарил по карманам Пикси и, найдя там подтаявшую шоколадную конфету, запихнул в рот.

- Ты закатывал глаза. Однажды Венс не дошел до горшка и обосрался прям в кровати, и ты так закатил глаза, что я понял, что не меня одного это бесит.

Инески сдулся, возразить ему было нечем, а Хайко посмурнел, задумчиво накручивая кудряшки брата на палец. Пикси тоже учился читать, но как и прежде, был слишком добрым, чтобы вариться в тех же чувствах, что и Хайко.

- Это ведь ненормально, что Венс гадит под себя? – Хайко перевел больной, полный уязвимой беспомощности взгляд на Инески. – Ведь там другие люди? Там не растят людей как животных! Так почему мы растем как убогое зверье?! Комнатные собачки!

- Не кричи, малыш... – Нянь положил теплую руку на ледяную ладошку Хайко, и звенящий голос подопечного оборвался. – Там еще хуже. Там такие, как вы, дети голодают, умирают никому не нужные. Может быть, ты станешь первым, кто сможет...

Голос Инески будто выцвел, угас, не закончив фразы. Хайко понимал, что это оттого, что никто уже не верит в то, что у них есть шанс. Они живут в убогом раю, который извращает и калечит их жизни. Мозги большинства подопечных, убаюканных ласками и исполнением любых желаний, превратились в желе. Все, кто жил рядом с ними, были ужасно капризными и просто невыносимыми. Хайко, начавший глотать книги по несколько за день, не мог понять, как его мерзких, истеричных и беспомощных братьев терпят взрослые, как они умудряются исполнять каждую их прихоть? Но потом оказалось, что исполнить прихоть примитивного, ограниченного существа очень просто.

Примитивное существо имеет примитивные потребности, которые нетрудно предугадать и так же несложно удовлетворить, и даже эти потребности были не их собственные, ведь все журналы с новинками, попадающими в зону доступа, были отобраны заранее, а значит, все, что в них было, и все, что могли потребовать подопечные, уже находилось в соседней комнате. Как блохи в стеклянной баночке, они смотрели на мир через искаженное стекло и желали лишь того, что им можно было желать. Они не могли мечтать ни о чем другом, кроме того, о чем им разрешали мечтать, они даже не могли вообразить ничего сложнее и интереснее яркого гаджета с веселыми мелодиями и увлекательными игрушками, в которых было множество примитивных уровней, где блуждал их невостребованный ум.

Им уже было по тринадцать лет и большинство из его братьев спали в подгузниках, потому что были настолько беспомощными, что не понимали, насколько это унизительно. Хайко задыхался в сиропной заботе, подавляя желание оказать услугу своим братьями и придушить их, потому что подобное существование не просто бессмысленно, оно унизительно.

Хайко помнил: в детстве их было десять, а сейчас осталось пятеро. Куда исчезла половина, неизвестно, но что-то подсказывало ему, что чем капризнее он, тем больше у него шансов выжить, потому что последний пропавший братишка был самым нормальным из всех, кто остался.

В их навороченных гаджетах не было ничего, кроме бесконечного списка игр и картинок. Ни о каких новостях или книжках не могло быть и речи, никто из них попросту не знал, что такое книжка и что значит читать. С пятнадцати лет их начали учить этикету, гигиене и макияжу, тогда-то несчастные сверстники Хайко узнали, что есть разделение на пол, и если это мужчина, то по этикету ему положено носить брючки, а если девочка – то платье.

В ночь после первого урока этикета Хайко тихонько давился слезами на худеньком плече брата. Это он знал, что значит быть мужчиной, а что значит быть женщиной, он прочел об этом в книжках и надеялся, что на занятиях его братьям и сестрам скажут чуть больше, чем об отличии в одежде, но те должны были и дальше оставаться примитивными, но теперь уже воспитанными животными, такими, чтобы их можно было вывести в светское общество.

После одного из уроков по этикету, незадолго до того, как исчезнуть, Инески забрался с Хайко в его пещеру из игрушек и, прижав его к себе, судорожно зашептал:

- Малыш, послушай меня очень внимательно и не перебивай! Если вдруг я не приду в свою смену, не ищи меня! – Хайко в панике дернулся в руках, но нянь держал его крепко. – Выслушай! Не ищи меня! Не закатывай истерик! Будто и не было меня, малыш!

- Нет! Нет! Нет! – Сердце сжалось в комочек от ужаса предстоящей разлуки. По щекам побежали горячие слезы, пальцы так сильно впились в плечи Инески, что ногти, выгнувшись, болезненно заныли.

- Да, малыш! Да... обещай мне, что не наделаешь глупостей. Я принес тебе накопитель, на который скачал все, что смог найти, там несколько сотен терабайт, тебе жизни не хватит, чтобы это прочесть!

- ЗАТКНИСЬ! Не нужно мне ничего! Только останься со мной!!!

Хайко охватил дичайший ужас от мысли, что в этом безумном, сумасшедшем аду они с Пикси останутся одни. В панике он сжимал рыдающего, как и он, няня в объятиях, вцепившись зубами в его плечо, и обхватил ногами за талию, сжимая так, чтобы никто и никогда не смог их разлучить.

Из груди рвался звериный вой тоски.

Он не сможет без него жить.

Не сможет.

Он твердил ему об этом, но это ничего не меняло. Они не принадлежали себе, так как они могли принадлежать друг другу?

В душной норе из игрушек случился их первый и последний поцелуй. Они оба не умели целоваться, но прочли в книжках, что нужно коснуться друг друга губами. Сплестись языками. Это возможно было бы смешно и глупо, если бы не было так больно. Они стукались своими зубами друг об друга, кусали губы и тонули друг в друге, задыхаясь от предстоящей разлуки.

- Исцарапай меня! – судорожно шептал Хайко. – Пусть на мне останутся твои следы!

- Нельзя! – Мокрое от слез лицо Инески спряталось в его волосах, прижимаясь как можно ближе.

- Расцарапай! Пусть не будет больно! – Хайко стукнул себя по груди. – Тут сейчас все разорвется! Помоги мне!

Марево безумства окутало их, спеленало в свое душное, спасительное покрывало. Они расцарапали друг другу все тело, оставив неповреждёнными лишь руки, шею и лицо. Чем ярче была боль, тем радостнее становилось на душе. Они живы, они будут жить. Инески слизывал его кровь алыми губами, шальными глазами смотря прямо в сердце.

Прежде чем уйти, он обработал его раны и оставил свою линзу, выдав последние распоряжения, как Хайко должен воспользоваться его подарком. Впервые в жизни Хайко так ждал отбой. Когда на часах пробила ровно полночь, Хайко вставил линзу и закрыл глаза.

Перед глазами вспыхнул свет, привыкнув к нему, Хайко разглядел строгие коридоры, по которым шел Инески. Странных, незнакомых людей, которые иногда кивали ему, а иногда просто проходили мимо. Неожиданно за очередным поворотом нянь замер и уставился на темный квадрат. Хайко не сразу понял, что это, но когда понял, вскочил на постели и уставился на глухую стену перед собой. В глазах Инески в темноте спальни вскочил он сам, он видел себя глазами няня. Там было прозрачное стекло, через которое Инески смотрел на него. На маленькую пришпиленную бабочку за стеклом.

Инески подошел к стеклу и приложил к нему свою ладонь. Спотыкаясь, Хайко выбрался из постели и, подойдя к стене, приложил свою ладонь к его. Через линзу Инески он видел, как тот видит его. Губы задрожали, а из-за набежавших слез зарябило изображение. Нянь умоляюще покачал головой. Втянув воздух, Хайко приложил свою руку к губам и дотронулся ею до стекла. Подхватив его поцелуй, Инески прижал пальцы к своим губам.

Неожиданно из-за поворота вышел человек, Хайко отпрыгнул в сторону и демонстративно направился в уборную. Что-то ответив, Инески отправился дальше, и Хайко вместе с ним. Хотелось побежать следом, закричать так, чтоб услышали все и остановили это безумие, но вместо этого Хайко вернулся в постель, накрылся с головой и утонул в белых коридорах.

Поблуждав еще немного по ним, Инески вышел на большую площадку, на которой не было ничего, кроме огромной прозрачной стены, за которой виднелись не зеленые лужайки которые с детства наблюдал Хайко, а черная бездна. Он даже вскрикнул, увидев ее впервые. Пришлось зажать себе рот, чтобы не проронить ни звука и не разбудить шумом дежурного няня.

Под душным одеялом уже нечем было дышать, но Хайко было все равно, он таращился в пустоту глазом, на котором была линза, и чувствовал, как из-под ног уходит вселенная. Вот он, космос, в котором они всю жизнь находятся и о котором Хайко случайно узнал из книг. Все облака и дожди, все чайки в поднебесной выси были голограммой, стылой ложью, укравшей у его братьев свободу не только действий, но и мыслей, но его обворовать у них не вышло. Всю ночь напролет Инески стоял у стекла и старался моргать как можно реже, чтобы Хайко увидел космос, увидел бесконечное величие бытия. Бесконечность, необъятность непознанного.

Хайко старался не дышать, таращился в ночь, истекая потом, и впитывал в себя каждую звезду, каждую пролетающую мимо комету, пока к Инески не подъехал маленький робот, наподобие робота-уборщика, поддерживающего чистоту в их комнатах. Инески бросил последний взгляд на свое отражение в стеклянной линзе космоса.

Никогда Хайко не забудет этот взгляд, полный любви и отчаяния. Горло сдавило спазмом, а груди потребовался воздух. Хайко вскочил на ноги и, бросив быстрый взгляд на часы, где стрелки показывали ровно три часа ночи, забежал в туалет. Вспыхнувший свет Хайко выключил и забился в дальний угол между ванной и мягкой кушеткой.

Инески шел по коридорам, следом за роботом, и к ним присоединялись няни, выходящие из других коридоров и комнат. Мелькали темные окошки с такими же спальнями, как у него. Звука не было, но Хайко будто знал, что там сейчас тихо до звона в ушах. Они шли и молчали. Их было, оказывается, одиннадцать, а не семь, как думал Хайко, и все они были как две капли воды похожи друг на друга.

С каждым поворотом угол пола менялся, и няни спускались на нижние этажи, коридоры которых были уже не настолько безупречно белыми, они стали серыми и холодными, испещренными черными трубами как язвами. Они шли и шли, и он шел вместе с ними, пока путь их не закончился на самом нижнем этаже с самыми низкими потолками.

Они зашли в узкое помещение, сели на холодную, безликую скамью и стали стягивать с себя одежду.

- Нет-нет-нет, – зашептал в комок полотенца Хайко.

- Нет-нет-нет, – стучало сердце.

Каждая клеточка его тела знала, что будет дальше и в ужасе кричала, сгорая. Хайко плотнее прижал скомканное полотенце к кривящемуся в рвущемся крике рту. Пальцы мяли ткань, а тело выгибалось от боли. Он просто не мог видеть и дышать. Он не хотел существовать, хотел забрать его оттуда и спрятать в ворох своих игрушек, где они сегодня целовали и царапали друг друга.

Как только няни разделись, они зашли в небольшое круглое помещение, в стенах которого были начертаны силуэты. Подошли к стене

и, развернувшись, улыбнулись друг другу. Хайко видел, как шеи нянь напротив обхватывает металлическая змея. Значит, и шея Инески уже в плену. Хотелось закричать ему, чтобы он бежал, убирался оттуда. Но куда? К нему? К бабочке за стеклом?

Теперь уже на знакомых лицах нянь не было знакомого спокойствия, они плакали и дрожали, смотрели друг на друга и старались улыбаться. Они что-то говорили друг другу, нервно смеялись и плакали. Когда они взялись за руки, в комнатку зашел новый нянь. Хайко не знал, откуда он это знает, он просто знал. Новый нянь поклонился им и, нажав на небольшой рычаг в стене, ушел из помещения. Белый свет в комнате сменился на красный.

Что случилось дальше, Хайко не видел, потому что Инески, заботясь о нем, закрыл глаза. Из-под ресниц еще виднелось странное движение, но вскоре все замерло, остался лишь смутный, неподвижный свет из-под закрывшихся на веки глаз.

Он завыл, когда понял окончательно – Инески не стало.

Хайко выл и бился головой о бортик украшенной мозаикой ванны. Это было невозможно вынести, с этим невозможно было справиться. Ему было так невыносимо больно, что он выгибался на холодном полу ванной, касаясь ее лишь макушкой и ногами.

Он горел внутри и плавился снаружи. Царапал себе лицо, чтобы болью телесной заглушить боль душевную, но это было нелепо и бесполезно. Бесконечный, безумный огонь выворачивал жилы в его теле, а горло тянуло от крика. Хайко бил себя по лицу ладонями, но его тощие лапки с содранными уже ногтями ничего не могли сделать, тогда он принялся биться головой об острый бортик ванной и, если бы не Пикси, возможно догнал бы душу Инески в бесконечном космосе, и они бы устремились вместе к самой яркой звезде.

====== Часть 5 ======

А6-23-01 шел следом за своим хозяином вдоль коридора с окошками, за которыми резвились потенциальные чистейшие, не подозревающие, что их беззаботная жизнь – витрина, на которой их, словно товар, взвешивают и оценивают.

Магдал замер у последнего окна в конце коридора и, сцепив руки за спиной, задумчиво уставился на близнецов, один из которых лежал на коленях у брата, а второй чесал ему спинку, что-то рассматривая в планшете.

Мальчики были удивительно похожи и не похожи одновременно. Для чистейших, рожденных из утробы женщины через естественные роды, без искусственных маток и искусственного оплодотворения, то есть с соблюдением всех нюансов регламента, дети получились на диво хороши. Никаких откровенных дефектов, кроме разве что гетерохромии одного из близнецов, а так приятная, даже притягательная внешность, да еще и медные, рыжие волосы. Густые, словно искусственные, блестящие и завивающиеся в пружинки на концах, сейчас они были у них уже ниже талии и смотрелись особенно соблазнительно.

Понятное дело, Магдал не мог их пропустить. Настолько уникальные дети рождались нечасто, а близнецы так вообще третьи за всю трехсотлетнюю историю рода чистейших, находящихся под опекой их клана. Безусловно, рождались и другие близнецы, но из-за особенностей регламента во время родов и некоторых других факторов они либо не выживали еще в процессе вынашивания и родов, либо погибали от полученных родовых травм. Вмешиваться в естественный процесс рождения нельзя было даже с помощью кесарева сечения, оттого риски в родах были слишком высоки. Потому сам факт существования обоих близнецов явился особой удачей.

Конечно, дети были неидеальные: Пикси имел слабое сердце, волноваться ему было категорически противопоказано, а у Хайко достаточно слабое зрение, к тому же у обоих диагностировали сколиоз первой степени и плоскостопие. Все эти особенности с современным уровнем медицины можно было исправить в течение двух дней, но дети чистейших таких привилегий не имели, из-за этого к ним относились как к хрустальным вазам, но не только поэтому, а еще и потому, что господин Магдал был лично заинтересован в близнецах.

А6-23-01 подозревал, что за привлекательным желанием манипулировать одним близнецом с помощью угрозы жизни другого было что-то еще и это что-то скорее всего был сексуальный интерес. Конечно, почти все чистейшие из других родов спят со своими опекунами, иначе манипулировать ими гораздо сложнее. Несмотря на то, что малообразованные существа серьезных проблем доставить не могли, но и глупость порой слишком дорого обходилась, потому болезненная привязанность, завязанная на интимной близости, была не просто важна, а необходима. Ее помогал формировать целый штат психологов и психиатров.

Чувства чистейших не имели значения до тех пор, пока чистейшего не венчали на пост евгеника в совете, но к этому моменту он уже проходил такую дрессуру, что в буквальном смысле ел из рук своего хозяина. Единственный, не самый приятный нюанс для опекуна тут был в том, что чистейший должен иметь сексуальную связь лишь с опекуном. Можно было завести искусного любовника из тех же чистейших, оставшихся не у дел, и порой так и делали, но это опасно хотя бы тем, что между партнером и евгеником могла завязаться нежелательная духовная близость, и опекун мог потерять ведущее место в приоритетах чистейшего, а учитывая капризность и умственную ограниченность подопечных, ожидать можно было любую глупость и само собой непослушание.

Бывали случаи, когда евгеник влюблялся в кого-нибудь из своего окружения и, дабы защитить его, публично просил защиты у другого клана. Тогда опекуны мгновенно теряли свою власть, потому что слово евгеника – закон. Благо евгеники об этом не сразу узнают, а некоторые так до конца этого и не понимают. Благодаря одной такой оплошности их клан и получил род чистейших в свои руки и уже несколько сотен лет успешно держит его в своих руках.

Механизм был настолько отточен и выверен, что почти не давал сбоев, и вот это «почти» заключалось даже не в чистейших, а в самих опекунах, которым приходилось разыгрывать мелодраму с существом, которое он презирает. Более того, человеку, у которого все космическое содружество фактически валялось в ногах, приходилось спать с существом, которое не всегда имело хотя бы терпимую по привлекательности внешность. Чаще всего венчали евгеника послушного, но больного, такого, который умрет где-то через десять лет собственной смертью, чтобы не докучать своим уродливым телом опекуну.

Конечно, опекун имел свой гарем, семью и вообще спал с кем хотел, но евгеник обычно об этом ничего не знал, пребывая в мыльном пузыре с розовым замком и мифическими единорогами, искренне полагая, что любимый убивается в лабораториях, чтобы достать для него лекарство. Трагичной любовной историей становился конец жизни любого евгеника. Опекун к этому времени уже не чаял, когда тот умрет самостоятельно, а евгеник умирая рыдал, заверяя любимого в своей вечной любви.

Помочь отойти евгенику в мир иной, к сожалению, было нельзя, потому что после смерти его тело тщательно исследовали и если там находили хотя бы намек на неестественные причины смерти, то род чистейших забирали у опекуна и передавали в другой клан-покровитель (эта передача обычно становилась трагичной страницей в жизни КС, потому что подковерные игры и военные столкновения приносили вполне серьезный урон).

Спать с презираемым существом на самом деле было очень трудно и физически, и психологически. Опекуны часто испытывали проблемы с эрекцией и острую степень брезгливости по отношению к евгенику, скрывать которую было крайне сложно, благо чистейшие искренне верили, что мир вертится вокруг их персоны, потому не могли даже предположить, что кому-то может быть неприятно рядом с ними.

В данных обстоятельствах хорошенькие близнецы с ладными, хрупкими фигурками вызывали особый интерес Магдала. С ними ему не придется пользоваться дополнительными стимулирующими средствами, чтобы переспать. Единственная и самая серьезная загвоздка заключалась в том, что было не совсем ясно, как действовать с близнецами.

Вообще, по наработанной схеме выбирали болезненного, покладистого чистейшего, привязанного к своему няню. Далее нянь становился одновременно и кнутом, и пряником, с одной стороны, тот уговаривал капризного чистейшего быть покладистым, был доверенным всех его чувств и тайн, а с другой – являлся заложником, потому что если вдруг чистейший поднимал бунт, то первым под удар попадал нянь, если, конечно, желание опекуна по какой-то причине не утратило в глазах евгеника вес.

С близнецами с самого начала все пошло наперекосяк: изначально наблюдатели ошиблись с определением няня, к которому привязались близнецы, точнее, у близнецов было двое нянь, хотя изначально предполагался один, так сказать, универсальный, но Пикси привязался к чужому няню, если эту связь вообще можно назвать «привязанностью», потому что действительно привязан он был только к брату.

Хайко вообще долго был себе на уме и проявлял не совсем адекватные наклонности в насилии, их даже попробовали разлучить, но быстро поняли, что это плохая идея. Нельзя было, чтобы близнецы замкнулись лишь друг на друге, потому что очевидно – ни один из них не будет докладывать о том, что на душе у его брата, и как с помощью этого им манипулировать. Требовался посторонний элемент между опекуном и близнецами, пришлось несколько раз сменить партию клонов, пока Хайко не среагировал на одного из няней.

Опекуны уже собирались отпраздновать удачу, но ведь это близнецы, с ними не может быть просто: нянь, как многим позже выяснилось, оказался дефектным, почему-то он не хотел исполнять свои обязанности. Психологи не скоро поняли, что почти вся личная информация, которую давал им нянь, была ложью от начала и до конца. Возможно, они бы еще долго пребывали в неведении, создавая неверные психологические карты близнецов, если бы один из молоденьких специалистов не заметил, что Хайко отказывается ходить в нарядных платьях и выбирает себе одежду, положенную гендером.

А6-23-01 до сих пор с тайным удовольствием вспоминал тот переполох, возникший среди психологов. Это был провал! Начали особенно скрупулезно изучать поведение близнецов, да еще так, чтобы нянь ни о чем не догадался, потому что он теперь был весомой фигурой. Ведь Хайко привязался к нему, а сам нянь был настолько безрассуден, что посмел пойти против устава, прекрасно осознавая последствия своего проступка.

Наблюдение показало просто пропасть из ошибок, огромный провал всего психологического корпуса. Промах был настолько серьезный, что Магдал о нем не скоро узнал просто потому, что специалисты испугались за свои шкуры. И не зря, большинство ответственных лиц Магдал собственноручно растерзал.

Он-то А6-23-01 услышал о ситуации гораздо раньше, еще до того, как сами психологи о ней узнали и начали постепенно докладывать, но до разумного рубежа не предупреждали об этом Магдала, дав ситуации ухудшиться. Все, что могло хоть как-то опосредованно создать проблему его начальству, было особой задачей А6-23-01, потому что всей своей оцифрованной душой он ненавидел ублюдка. Благо профессионализм, накопленный предшественниками, чей ИИ был в него вживлен, помогал А6-23-01 действовать на той грани, когда он оставался не при делах, просто там где-то позже, чем нужно, рассказал, тут преувеличил, немного исказил распоряжение, и вот уже отлаженная система начала по чуть-чуть давать сбои.

А6-23-01 сразу понял – с близнецами что-то не так. Точнее, с ними все так, они были прекрасны, просто не хотели становиться тупыми животными и вырывались из узких рамок, в которые их загоняли. Хайко оказался слишком нестандартным, чтобы вжиться в уготованную ему роль.

А6-23-01 заметил их еще в пять лет на празднике благодарности клану опекуна и с тех пор следил за ними. Именно он нашел дефектную партию нянек, именно он помог исказить о них информацию и подсунуть психологам. Партия эта была не вся бракованной, лишь несколько экземпляров, но А6-23-01 не сомневался, что его близнецы выберут именно тех самых. И он не ошибся, Пикси и Хайко заинтересовались именно «бракованными» экземплярами, и если Пикси сам по себе был беспроблемным в плане поведения ребенком, и его няню, в принципе, нечего было покрывать, то с Хайко просто бездна развернулась.

Единственной проблемой стало то, что очеловечившийся нянь стал допускать ошибки, подчищать которые приходилось А6-23-01, и если бы не его контроль, то о том, что Хайко умеет читать, стало бы известно еще несколько лет назад. Несмотря на все свое желание помочь близнецу, Инески, к сожалению, сам был запертой птицей в клетке, оттого не знал всех нюансов и часто светился на камерах с книжками, но у них был союзник, о котором они не знали, потому, если бы не одежда, никто бы о них еще очень долгое время не узнал.

Одежда была серьезным косяком, и в принципе, А6-23-01 было не жаль психологов, потому что даже этот косяк они умудрились упускать из виду долгое время. Мальчиков не просто так растили в гендерном замешательстве. Для начала, девочки становились не евгениками, а матерями будущих чистейших, и жили состальными детьми лишь до определенного возраста.

Их судьба была не менее трагична, чем у мальчиков, потому что партнера им выбирал клан опекуна, заключивший союз с таким же кланом другого рода чистейших. На этих союзах строилось множество сделок и договоренностей, но браком это не было даже в приблизительном смысле слова. Девочки становились инкубаторами, живущими одними родами, лишенными к тому же всех благ цивилизации, разве что им была положена небольшая анестезия во время родов, но не более.

Некоторым девочкам везло, благодаря своему покладистому характеру и привлекательной внешности единицы из них становились обертками, в которых подавалась выдуманная биография будущего евгеника. Наивные претенденты думали, что это их мама, когда им вообще рассказывали, зачем она нужна. В последнее столетие таких фальшивых мам становилось все меньше, потому что надобность в них почти отпала, ведь все уже давно плодили себе отпрысков через искусственные матки, и большинство забыло о том, что чистейший появляется естественным путем. Об этом помнили, пожалуй, лишь на Земле, где большинство детей продолжало появляться естественным путем, и в узком кругу потомственных аристократов.

Девочки редко доживали до тридцати лет: слабое здоровье, стресс и постоянные беременности, роды убивали их меньше чем за десять лет. Мальчикам в этом смысле везло немногим больше. Никто из них не понимал особенностей своего пола, потому что им предстояло стать либо постельной грелкой для опекуна, либо для евгеника. Оттого никто не вкладывал в их головы понятий мужественности, достоинства и чести, а изуродованная гормональная система в неестественных для нее условиях сводила с ума своих носителей, не понимавших, что с ними происходит.

Все это использовалось с одной целью — сформировать искаженное восприятие мира в искалеченной личности чистейшего, выработать истеричную модель поведения, неспособную хладнокровно и непредвзято оценивать происходящее. Поэтому, когда Хайко вдруг перестал наряжаться в платья с рюшами и Пикси из них вытряхнул, А6-23-01 уже думал, что психологи вот-вот схватятся, но те еще несколько месяцев пропускали это мимо ушей.

Когда картина, наконец, для всех стала ясна, в буквальном смысле полетели головы, даже А6-23-01 чуть не попал под удар в процессе выяснения обстоятельств, как бракованная партия нянек попала к чистейшим, минуя все этапы защиты, благо его ИИ уже давно научился отводить удар от себя, мастерски подставляя неугодных администраторов разного уровня.

Вопрос стал ребром: близнецы развивались и формировались несколько лет автономно, что происходило между ними и их нянькой, как тот на них повлиял, было неизвестно. К тому же, проанализировав список литературы, который успел прочитать Хайко, психологи, которых А6-23-01 давно иначе как «манипуляторы» не называл, схватились за голову: вся литература была из запрещенных, в ней имелись такие принципы и модели поведения, про которые сами манипуляторы уже давно забыли.

По итогу у них оказались два мальчика, о содержании голов которых ничего не было известно. Мало того, Хайко умудрился создать со своим нянем закодированный язык, посредством которого они общались. Конечно, исправлять такой косяк было очень сложно, поэтому манипуляторы пошли по простому пути и предложили Магдалу Винса, который в пятнадцать лет все еще мочился в кровать.

А6-23-01 с особым удовольствием наблюдал, как глаза начальника наливались бешенством, а следующие полчаса доставили секретарю истинное удовольствие, жаль, после него пришлось набирать новый штат специалистов, с которыми он еще не скоро так же повеселится, зато эти воспоминания будут греть его оцифрованную душу до конца дней.

Новые специалисты взялись за няня, и давно ничему не удивляющийся секретарь испытал потрясение вкупе с восхищением: единственное, что удалось добиться от няня целому штату профессионалов, это его имя — Инески. За сотрудничество ему предлагали не просто свободу, ему предлагали плюсовой правовой портфель и внушительную сумму галактионов на счет, но тот отказался. А6-23-01 на его месте тоже не особо бы верил в эти сказки, но и пытки не помогли. Тогда эскулапы взялись за всю партию нянек, в которых еще производителем была заложена особая привязанность друг к другу, но и тут их поджидал неприятный сюрприз: никто из других теоретически небракованных единиц не согласился разыграть подмену. Никто даже крупицы информации не проронил о том, что знал.

Бракованные няни на удивление сильно привязали к себе своих подопечных, и это стало бы огромным плюсом, если бы няни, как и все предыдущие поколения их предшественников, безоговорочно сотрудничали со своим начальством, но няни молчали, и огромный плюс превратился в огромный минус. А6-23-01 ликовал — это был триумф: у них были души и у них была воля, которую не смогли сломить сытые агенты задыхающейся системы.

В процессе исследований выяснилось, что почти все они искажали информацию о своих привязавшихся к ним подопечных и из-за этого как минимум двое чистейших избежали эвтаназии, хотя из-за ряда отклонений не представляли ценности для клана опекуна.

Теоретически можно было использовать и более юных чистейших, но устав совета евгеников четко ограничивал возраст чистейшего при венчании на пост евгеника, и ко всему прочему учитывались не только гены, но и внешний облик, поэтому если чистейший имел явные физические отклонения, то как вообще его можно было даже с натяжкой назвать «чистейшим»? Все это отсеивало огромное количество детей, большинство из которых подвергалось эвтаназии еще до десяти лет.

Работа с нянями ничего не дала, хотя те являлись ключевым элементом дрессировки чистейших. Кто будет уговаривать капризного чистейшего быть покладистым с опекуном, как не самый близкий разумный? Кто поможет заронить в беспечную голову избалованного ребенка страх потерять то, что имеет, а то и вообще отправиться туда, куда отправляются его братишки и сестренки, ведь несмотря на отсутствие нормального образования, два и два чистейший все же мог сложить.

Именно нянь с самого детства аккуратно внушал своему подопечному множество страхов, через сказки со страшными эльфами, ворующими детей, через неслучайные, пугающие совпадения, и конечно, подрастая, малыш не мог не заметить, что его братья действительно пропадают, но бракованные няни, как выяснилось, не спешили запугивать детей, и те росли опасно бесстрашными. Как на такой почве убедить чистейших в том, что опекун их защитит и позаботится? Они и так никого и ничего не боятся, к тому же еще избалованы сверх меры.

Старая система обучения без запуганных детей не приносила прежних результатов, чистейшие разве что усвоили уроки о своей исключительности, но стандартная схема привязки дала сбой. На этом фоне привязанные друг к другу близнецы становились отличной мишенью для манипуляций даже без своего няня. Поэтому, когда стало понятно, что несмотря на все методы воздействия няни не будут держателями ключей от клетки, в которую чистейших посадит опекун, было принято решение об устранении всей бракованной партии.

Многие рассчитывали на то, что няни согласятся, но с каждым днем становилось все очевиднее, что даже если бы они дали согласие, данная партия была слишком опасна, неизвестно, как бы они смогли повлиять на других клонов, работающих с более поздним поколением, да и вообще, одиннадцать упрямых, непредсказуемых разумных, готовых умереть ради своих подопечных, — это очень опасно. А главное, это понимали обе стороны, потому, возможно, поспешив, допустили следующую серьезную ошибку: партию уничтожили неожиданно, перед этим предупредив клонов о том, что время, проводимое с подопечными, будет ограничиваться с каждым днем все больше, а вместо них с детьми в контакт начнут вступать другие клоны из проверенной партии.

Это было разумно и максимально безопасно, но время утилизации нянь не было обговорено окончательно. Специалисты спорили между собой и не могли договориться на тему того, насколько все же опасно оставлять оставшихся чистейших рядом с подобными нянями и, вообще, резко отлучать детей от няней. Несколько авторитетных специалистов считало, что последствия подобной потери заставят искать чистейших замену утраченному близкому человеку, и это сделает их более уязвимыми и доступными.

Довольно быстро им удалось убедить остальных в том, что с такими нянями как минимум опасно оставлять детей, а как максимум – неизвестно, что они успеют внушить им за это время. Потому без всякого предупреждения вечером, после последней смены, партию вызвали в расправную и утилизировали.

О Хайко узнали не сразу, чудо, что близнецы спали не как все дети – в отдельной комнате, а вместе. Пикси, и так почуявший неладное, был начеку, но и он не сразу поднял тревогу, не до конца осознавая, что происходит с братом. Промедление стоило близнецу сотрясения и травмы глаза, там оказалась особая линза, извлекая которую лишили ребенка зрения на один глаз.

Магдал рвал и метал, порывался в тот же день отправится к близнецам, но вырваться удалось лишь через месяц, потому, когда они прибыли на корабль, Хайко уже выписали из больничного корпуса, но держали под особым наблюдением.

Налюбовавшись на близнецов через стекло, Магдал, не желающий больше ждать, потребовал встречи в этот же день, пропустив мимо ушей доводы психолога о том, что Хайко сейчас почти не идет на контакт и вообще находится в сложном психическом состоянии.

Беседа Магдала была полностью конфиденциальной в специальной, изолированной от любого вмешательства гостиной, поэтому что там происходило, так и осталось неизвестным, но после встречи Магдал отдал распоряжение о том, что Хайко станет следующим евгеником, и с этого дня обоих близнецов усиленно стали готовить к обязанностям евгеников. И хорошо, что они тогда поторопились, потому что буквально через два года, от эпилептического припадка погиб Лукреций.

====== Часть 6 ======

Взгляд почему-то зацепился за маленькие жемчужные пуговки на высоком воротничке Пикси, тончайшим кружевом обхватывающем хрупкую шею. Густые рыжие волосы сейчас были собраны на затылке в простой пучок и заколоты ритуальной шпилькой чистейших. Ею традиционно закрепляли волосы венчаемых на пост чистейших. Почти прозрачная ткань широкого балахона длинным шлейфом скользила следом и только за счет складок скрывала обнаженное тело.

Впервые за долго время чистейший, венчаемый на пост, был прекрасен, и тонкая вуаль не обнажала уродства. Хотя, конечно, Хайко был также неотразим, но в его стройной фигуре не чувствовалась беззащитная хрупкость Пикси, он скорее был соблазнительной бестией, гибкой и опасной, словно шелковый шарф, которым можно задушить безмятежной ночью.

А6-23-01 шел след в след за Хайко, а теперь вот идет за Пикси, чьи тонкие плечики с выступающими лопатками меньше часа назад сотрясались в рыданиях, и он осторожно гладил худую спинку с едва выступающими костяшками позвоночника и обещал ему вернуть брата. Лишь только это помогло заставить совсем исхудавшего Пикси собраться и дойти до святая святых — дворца венчания чистейших, прекрасного архитектурного ансамбля, созданного много веков назад для первых чистейших и служившего по сей день не просто памятником человеческого гения, а символом чистоты крови и исключительности прав одних из самых бесправных существ в освоенном космосе.

Невесомые своды дворца, словно сделанного из самого воздуха, закручивались согласно золотому сечению и уходили в бесконечную высоту, где макушка терялась, светясь множеством окошек, снизу казавшихся множеством кристаллов. Благодаря оптической иллюзии от самых ворот в торжественный зал до первых закрученных в спираль ступенек, идентично, словно потолок, но в уменьшенных масштабах уходящих вверх, на возвышение, дорожка была залита солнечными зайчиками из множества окошек.

Весь путь до ступенек будущий евгеник шел вдоль бесконечных рядов членов совета третьего порядка, которых сегодня было около тысячи, включая всех властных представителей множества колоний, конгломератов, станций, видных научных и общественных деятелей, потомственных аристократов и прочей потерявшей свою важность интеллигенции. Дойдя до ступенек, уводящих ввысь на возвышение, мелкой дрожью сотрясающийся Пикси поднялся на второй уровень здания и на второй порядковый уровень совета, являвшийся фактически первым, контролирующий все и вся, но так же обложенный жестким регламентом, кинжалом в котором служили сами участники совета и участники совета третьего порядка, что тоже могли надеяться когда-нибудь попасть во второй состав, но проще, пожалуй, было найти еще один захороненный в скальной породе корабль с чистейшими на борту, чем выдавить хоть кого-то из нынешнего состава.

А6-23-01 с трудом приходилось сдерживать себя, чтобы не подхватить Пикси под локоть и не помочь ему подняться. Если бы он мог, то украл бы его и отвез на самую затерянную планету, в прекрасный оазис с буйством цветов и красок, оставил бы там это чудесное создание, ведь именно среди цветов ему было место, а не здесь, среди ядовитых шипов, на один из которых уже напоролся его брат.

Хайко за самый короткий период нахождения евгеника в совете успел встряхнуть весь совет содружества. Если бы не его отчаянные и дерзкие выходки, то совет бы не упустил ситуацию с найденным кораблем, не дал истории принять такие масштабы и уж, естественно, не допустил культа личности Льюиса.

В такие моменты А6-23-01 часто думал о том, что вселенная на их стороне, потому что даже засланный опомнившимися опекунами Варден не успел ничего сделать, да и скорее всего не сделал бы, зря они рассчитывали, что тот сможет выдрессировать непокорного человека, давно сложившегося как личность и выросшего в других обстоятельствах. Да и сам Варден явно подпал под очарование Льюиса и вместо соблюдения инструкций поддался искушениям и утратил контроль. В любом случае тогда было уже слишком поздно.

Если бы не Хайко, капсула с Льюисом не оказалась в руках Рубиесов, которые, несмотря на древние корни, находились в третьем составе совета содружества и похвастаться могли разве что безупречной родословной и строгим соблюдением внутрикланового устава. Да, они прекрасные цепные псы, вспомнившие, что сами были волками, и рискнувшие. Жаль, джекпот удержать не смогли.

Капсула с потенциальными чистейшими, безупречными и прекрасными, — один шанс на миллиард, и они упустили его благодаря Хайко, выворачивающему совет. Озлобленный, дорвавшийся до совета Хайко, в отличие от дрожащего Пикси, уверенно поднялся в ложе евгеника, стремительно промчавшись вдоль рядов, которые Пикси с трудом преодолел, и также спокойно скинувший свое облачение перед советом дрессированных евгеников и опекунов, чье одобрение было номинальным. Как только ИИ взял все необходимые жидкости и пробы, просветил организм на наличие искусственного вмешательства в него и вынес одобрительный вердикт на голограмму перед каждым разумным, Хайко вырвал из рук Магдала красную накидку, сам набросил ее на свои плечи, чем ошарашил всех присутствующих, и потребовал немедленной смены клана опекуна.

Магдал был так потрясен, что утратил дар речи, да и вообще все присутствующие настолько растерялись, что в торжественном помещении с почти тысячью человек повисло гробовое молчание, и ладно бы это был кто-то другой, но Магдал был настолько влиятелен, что мало кто рискнул бы предложить свою кандидатуру, к тому же очень много темных дел влиятельных родов было завязано именно на его фигуре, но ИИ счел требование законным и объявил о начале выбора нового клана опекуна. Правда, к его окончанию Магдал успел сориентироваться и выбрать из множества своих марионеток прикормленный клан, который стал опекуном лишь номинально, фактически у власти остался тот же клан.

Хайко это не сразу понял, но его как минимум избавили от ненавистных встреч с опекуном, под которым он успел впервые побывать за день до венчания. Хайко был переполнен ненавистью и почти ее не скрывал. На первом же заседании совета он наложил вето на большинство инициатив, начав расследование смерти предыдущих евгеников. Начавшийся из-за Хайко переполох помог затеряться не только Льюису, но и многим другим событиям.

Опекуны были в шоке, следуя примеру нового евгеника, его «коллеги» чистейшие тоже осмелели и начали требовать разную дурь, благо их куцые мозги не могли доставить действительно серьезных проблем. Другое дело – въедливый Хайко, вмешивающийся во все законодательные процессы. Жаль, это не продлилось долго, и опытные лжецы провели умного, но еще наивного мальчишку.

Новый клан опекунов предложил Хайко провести операцию и вставить идентичный имплантант, который восстановит ему не просто внешний облик, но и вернет полноценное зрение. Как жаль, что все случилось так быстро и А6-23-01 не успел предупредить радостного мальчишку о том, какую тот совершает ошибку. Когда счастливый Хайко после операции вместо повязки на глазу вернулся с восстановленным глазом, весь опекунский совет ликовал — его не просто публично вышвырнули из совета евгеников, а чудом не казнили за нарушение самого древнего правила о том, что чистейший не должен разрешать осквернять свое тело и вносить в его естественные процессы изменения, только если они не являются жизненной необходимостью. И даже она имеет особые положения, по которым евгенику скорее дадут с честью отойти в мир иной, чем дадут согласие на операцию.

Удивительно, но большинство членов третьего совета были против наказания евгеника, но тут все решал даже не второй совет, а устав, который контролировала древняя программа ИИ, неподдающаяся корректировке. Хотя, конечно, и ее можно было откорректировать, но сделать это способен только квалифицированный евгеник, а таких уже давно не существовало. Были особые кодовые слова или требования, на которые реагировал ИИ, но их давно никто не использовал, хотя каждому новому евгенику ИИ проводил инструкцию, но те были тупы как пробки, потому принимались зевать через пятнадцать минут объяснений.

Магдал разыграл эту карту максимально, выступая инициатором расправы над оступившимся евгеником, и рассчитано это все было не только на зарвавшихся евгеников, но и на потрясенного Пикси, волосы которого в тот день поседели на висках. Мальчишка бросился в ноги бывшему опекуну с просьбой не казнить его брата, и «великодушный» Магдал конечно же согласился смягчить наказание и забрать род будущего евгеника, коим станет Пикси, вновь под свое крыло.

На циничность ситуации никто уже не обращал внимания, все все понимали, и как говорили англичане: «Неважно, что ты говоришь, главное, говори это вежливо». Все давно говорили «вежливо». Неважно, что ты делаешь, главное, не выбиваться из контекста, и неважно, что система сгнила напрочь и разумные словно пойманные птицы задыхаются в ней.

Хайко лишили зрения, уничтожив даже второй, здоровый глаз, и отправили на Вельзувий — планету, с которой не возвращаются. Раньше не возвращались, а теперь, видят звезды, возможно все.

Пикси поднялся на второй ярус, замер в центре круга, дожидаясь, когда ИИ, облаченный сейчас в тело человеческого разумного с черной маской на глазах, символизирующей непредвзятость, а на самом деле так полную слепоту, и черной короной на голове поможет избавиться ему от верхней накидки, показывая чистоту тела от мутаций. Глаза опекунов с жадностью прошлись по ладному юному телу, ведь им приходится спать с малосимпатичными существами, а тут такой хрупкий ангел, который, кажется, уже треснул изнутри и готов был рассыпаться на том месте, где стоял изваянием самому себе.

Эта роль подходила для Хайко, не для Пикси, тот был настоящим беззаботным ребенком рядом с агрессивным братцем. Он абсолютно не подходил для этой роли и в то же время подходил, потому что Пикси даже не придет в голову непослушание. Правда, если Хайко не вернут, а его не вернут, то Пикси очень быстро угаснет, он с каждым днем седел все сильнее. Сейчас это было не так заметно, но для тех, кто находился рядом, это было очевидно.

Подойдя к алтарю, Пикси опустился на колени перед присутствующими и закрыл глаза. Время шло, но слова клятвы еще так и не сорвались с искусанных губ чистейших, но никто не торопил Пикси, видя, как нервно трясется хрупкое тело. Наконец Пикси открыл глаза, положил руку на древний инкрустированный запутанной мозаикой камень и сдавленным голосом зашептал клятву, которую подхватили чувствительные динамики и разнесли по огромному залу.

Тонкая, облаченная в почти прозрачную вуаль фигурка смотрелась так неуместно на этой плахе для чистейших. Наконец лучащийся самодовольством Магдал не спеша подошел к Пикси и набросил на хрупкие плечи ту самую мантию, которую вырвал из его рук Хайко и самоуверенно накинул на свои плечи. Пикси подавился воздухом, почувствовав ее на себе, и Магдалу пришлось, сжав плечи юноши, оторвать того от плиты и удерживать, потому что сам Пикси с трудом держался на ногах.

В этот раз опекуны опустились на одно колено и склонили головы, а следом за ними с тихим шелестом опустился весь третий совет. Дальнейшая церемония с почестями прошла для сдерживающего слезы Пикси как в тумане. Все все понимали, но никто ничего не отменил, не укоротил церемонию, словно наказывая Пикси за брата. А6-23-01 сам с трудом дождался, когда это все подойдет к концу и Магдал передаст ему в руки Пикси.

Подняв легкую ношу на руки, А6-23-01 запрыгнул на гравитационную доску и удалился из зала коротким путем.

— Не отчаивайтесь, ваше чистейшество, вы не одни. — Собственный голос был едва слышен, но новоиспеченный евгеник оживился, услышав его. — Набирает обороты сила, которую скоро невозможно будет остановить, просто ждите, и когда-нибудь Хайко вернется к вам. Я обещаю.

Комментарий к Часть 6 Примерная одежда Пикси https://vk.com/wall-189721237_1304

Запоздалая, но интересная визуализация корабля на котором нашли капсулы, в одной из которых был Лу https://vk.com/wall-189721237_1292

Примерно так выглядит одна из моделей искуственной матки и хомуис :

https://vk.com/wall-189721237_1290

Человек в физиокапсуле :https://vk.com/wall-189721237_1288

====== Часть 7 ======

“Судну всегда безопаснее на берегу, но оно строилось не для этого” Альберт Эйнштейн

Голограмма тихо затухла, и сумрак спальни скрыл остекленевший взгляд Лу. Вспыхнул огонек зажигалки, на мгновение осветивший лицо Августа, и снова угас, оставив лишь тлеющую сигарету в длинных пальцах аристократа.

— Зачем ты мне это показал?

Лу несколько раз моргнул и посмотрел на Августа, чей профиль в темноте комнаты подчеркивала слабая подсветка вдоль окна. Вообще, у них образовалась какая-то общая традиция или привычка сидеть в темноте и тишине. Они и работать могли, почти не включая свет, пользуясь разве что подсветкой гаджетов. Почему так вышло, неизвестно, но им обоим так было уютно… будто и нет их в этой комнате, в этой реальности.

— А ты как думаешь? — Август затянулся и выдохнул дым в сторону от Льюиса.

— Не знаю… Это больше на какую-то не очень правдивую пропаганду похоже…

— Так и есть. Я рад, что ты это видишь.

Август вновь включил головизор и принялся листать кадры документального фильма, пока не остановился на одном смазанном снимке, мелькнувшем на доли секунды. Увеличив изображение, развернул его Лу. На плоском фото, больше привычном для времени Льюиса, чем для современности, на космодроме выстроилась команда примерно в тысячу человек. Все они были облачены в легкие костюмы, в которые обычно облачались, прежде чем погрузиться в анабиоз. За их спинами стояла небольшая армия роботов, разработку которых еще Лу застал, и вообще, судя по всему, сам снимок сделан уже на действующей Селесте.

Весь набор роликов и отрывков из новостных репортажей сводился к тому, что существует массовое объединение разумных-отступников, суть деятельности которых сводится к насилию и нападениям на КС. Им приписывали самые жестокие расправы, жуткие казни, хитрые уловки и прочие пугалки. За почти час, потраченный на изучение информации, Льюис успел покрыться мурашками, а противный холодок не раз пробегал по телу, но такая однозначная, безапелляционная точка зрения смущала, будто что-то там за этим обширным фасадом прятали такое, чтобы и желания не появилось узнать о них чуть больше.

Центурианцы — так называли их жители КС, и обычно это звучало как-то по-особенному устрашающе. Про них снимали фильмы ужасов, выдвигали множество предположений, как они появились, и имелось даже логичное зерно в этих предположениях, но в итоге официальная позиция руководства КС сводилась к тому, что они мутировавшие психопаты, сверхопасные для КС. По сравнению с ними, пустотники просто дети.

Август оттолкнулся своим хвостом, который теперь реже скрывал от, как выяснилось, равнодушного к подобной мутации Льюиса, и, скрутив зашипевшего Лу, потащил того в бассейн, словно самка своего детеныша. Детеныш был против такого произвола, потому, несмотря на бессмысленность попыток, пытался всячески Августа лягнуть за такое самоуправство. Поняв, куда его конвоируют, Лу закатил глаза — Август оказался еще тем любителем полежать в горячей воде в своей полуформе.

Забравшись в воду, он затащил на колени Льюиса и принялся освобождать его от уже промокшей одежды.

— Сколько раз просил так не делать! — Лу никак не мог вытащить ногу из мокрой штанины и начинал заводиться. — Так зачем ты мне про них рассказал? Думаешь, они более серьезная угроза для Земли, чем КС?

— Думаю, они наши возможные будущие союзники.

Август с усмешкой наблюдал, как богатый на эмоции Лу поскользнулся от удивления и ушел под воду, а если бы не подстраховавший его хвост Августа, приложился бы еще и затылком о бортик. Порой Август поражался, как Льюис дожил до своих лет с такой фатальной неуклюжестью, в ней к тому же скрывалась львиная доля его очарования. Только Лу мог выглядеть нелепо и при этом мило. Никто из пресс-секретарей давно уже не пытался зачистить мемы с Льюисом в сети, где чистейший, стоя в шикарном, баснословно дорогущем кимоно на каком-нибудь приеме, мог почесать нос рукавом. Рукавом, за отделку которого была уплачена сумма, на которую можно приобрести несколько маломерных космических кораблей последнего поколения. Длинные рукава подобного кимоно символично демонстрировали всем разумным, что руки чистейшего никого не касаются и не оскверняются, но такой фасон в итоге быстро отошел в сторону не только потому, что Лу, случайно задирая руки выше, чем положено, комично хлестал себя им по лицу, но и потому, что не считал зазорным, если потребуется, закатать рукава и, например, погладить чью-нибудь плешивую зверушку на приеме.

Видео с этими нелепостями мгновенно становились вирусными. Пытаться их зачистить не имело смысла еще и потому, что стоило избавиться от одного мема, как непременно появлялся другой. Например, как новый просто взорвавший все хиты мем, где Льюис и Видар сняты издали за спинами охраны в помещении, где готовились для выхода на публику, по идее изолированного, но, несмотря на это, пронырливые папарацци смогли заснять, как оба чистейших, облаченных в церемониальные одежды, предполагающие особый этикет в ношении, пинают искусственный бутончик хризантемы, оторвавшийся от цветочной композиции, пасуя его друг другу.

Милая забава чуть не переросла в серьезную проблему, когда Льюис умудрился пнуть уже ободранный бутон так, что попал им точно в лоб Видару. Тот бы возможно сдержался, если бы не заливистый смех Льюиса и максимально сдержанные улыбки охраны. Конечно, Видар не стерпел и ринулся защищать поруганную честь. Лу, не будь дураком, подхватив, словно Золушка, полы юбки, рванул наутек, и растерявшаяся охрана позволила парочке промчаться через толпу стилистов, визажистов и других гостей мероприятия, так же готовящихся к выходу, и выскользнуть в коридор.

Если бы Видар не нагнал Льюиса и оба чистейших не устроили там потасовку, то Лу мог нырнуть в опасную коридорную развилку, в которой искать его было бы очень долго, с учетом всех разветвлений этих коридоров, отчасти предназначенных для того, чтобы уйти от погони и запутать следы. Саму потасовку папарацци не засняли, но двух извлеченных охраной чистейших в измочаленных кимоно с гнездом на головах вместо элегантных причесок засняли с самым высоким разрешением.

После этого инцидента длинные, церемониальные шпильки в волосах чистейших не убрали, но заменили материал, из которого они сделаны, потому что Видар в потасовке умудрился расцарапать шею и ухо.

Конечно, у чистейших имелась своя охраняемая гримерная, но они находились не в ней, потому что вот-вот должны были выйти на публику и именно в этот момент устроили потасовку. Август пришел в ярость, когда ему доложили, ведь то была не первая потасовка, такое поведение этой парочки уже стало нормой. Стоило этим двоим встретиться, как начиналась какая-то непонятная возня. Поначалу все напрягались, когда слышали, как оба «чистейших» начинают поддевать друг друга и подначивать, а потом переходят в рукопашку. Все по первости кидались их разнимать, выяснять, в чем причина конфликта и как его можно было бы решить мирным путем.

Спектроник так вообще всех психологов и психиатров на уши поднял, но позже выяснилось, что намять друг другу бока — нормальное поведение для двух «чистейших аборигенов» как их назвал Август. Драки обычно заканчивались легкими ссадинами и чьим-то уязвленным самолюбием. В общем, Льюис с Видаром были просто драчунами, любили бокс и прочие примитивные развлечения. Если бы не загруженный график, то эта парочка, прознавшая про бои между начальниками сопротивления, а теперь законными военнослужащими, пропадала бы на них каждую третью пятницу месяца. К тому же они не то что не пресекли фактически подпольные бои, а помогли организовать их по всем правилам, правда, до первой крови, но все равно между разумными всех мастей давно уже стало известно, какие это ценители единоборств, и теперь к тому же они обрели в лице друг друга равноценного спарринг-партнера.

Наблюдая очередную потасовку, Август решил, что встречи чистейших нужно ограничить, пока оба не стали фиолетовыми. У Лу вторую неделю сходил огромный синяк на ребрах, когда ему с ноги прилетело от Видара. Про Видара и говорить нечего, тот месяц не появлялся на публике из-за фонаря под глазом, и вот когда эти двое спустя долгий перерыв увиделись, то схлестнулись в самом неподходящем месте, вызвав у Тарханова, который застал инцидент, неконтролируемый приступ смеха, а у Августа — приступ бешенства.

Поразительно, но при этом между драчунами было полнейшее взаимопонимание и гармония. Данным феноменом увлеклись ученые, пристально взявшиеся наблюдать за парочкой. Они даже выяснили, что Льюис остро реагирует, когда Видар обзывает его «конфеткой» за «сладкий имидж», а Лу, прежде чем влепить другу плюху, обзывает того «безобразной лахудрой».

Решить эту проблему Август оказался бессилен. Без Видара Лу тосковал, психовал и требовал его вернуть, отказываясь вести себя как полагает чистейшему на приемах и широкой публике, кроме того, неожиданно выяснилась особая выгода для Августа. Стоило Лу выпустить пар с Видаром, как он становился удивительно ручным, даже покладистым, не ершился и не превращался в неприступную крепость. Поняв все это, Август дал распоряжение ученым, и те разработали особый регламент для охраны, как распознавать, что в этот раз потасовка будет более серьезной, и как действовать, когда она начнется, потому что чистейших старались не касаться. Это правило шло еще от регламента евгеников, но тут пришлось признать, что не касаться не выйдет, потому что кто-то должен их разнимать.

Специалисты Спектроника пришли к выводу, что так чистейшие сбрасывают напряжение. Потому что когда неделя была спокойной, то и потасовок не было, но чаще всего все было наоборот.

Отвлекшийся мысленно на этот инцидент Август забыл, о чем вообще собирался поговорить, и, задумчиво обвив хвостом щиколотку Льюиса, поднял того за ногу вверх, подвесив над водой.

— Сколько еще будут продолжаться ваши драки? — спросил он, прервав поток возмущений висящего вверх тормашками Лу.

— Какие еще драки? — Льюис попытался сделать морду кирпичом и сложил руки на груди. Вверх ногами это смотрелось настолько нелепо, что Август рассмеялся.

— Понятно. — Смех резко оборвался.

В наказание макнув Льюиса головой в воду, Август вновь задумался, оставив висеть барахтающегося Лу над водой в надежде, что тот перестанет прикидываться, будто претензии к нему необоснованные. Но находчивость Льюиса прервала воспитательный процесс и быстро вывела зарвавшуюся змею из размышлений: скрутив мокрые от воды волосы в кнут, Лу размахнулся и залепил ими Августу по морде. Конечно, Август его потом еще не раз макнул головой в воду, и не только, но тема эта так и осталась нерешенной.

Наблюдая из-под полуопущенных ресниц за выгибающимся от наслаждения под ним Льюисом, Август дальней частью сохранившегося аналитического мышления, не затопленного наслаждением, понимал, что слишком много дает Лу свободы, не может как прежде ограничивать просто потому, что отказать этому сводящему его с ума существу давно уже не в силах, и это может стать серьезной проблемой в будущем. Поэтому, поняв это, он должен лучше себя контролировать. И Льюиса. Пожалуй, стоит увеличить штат его охраны.

Спеленутого в полотенце Лу Август вновь обвил хвостом и, затащив его, расслабленного словно плебейская лепешка, в спальню, швырнул на кровать. На ошарашенный и немного обиженный взгляд Льюиса Август пояснил:

— Мы не закончили.

Тот тяжко вздохнул, выкрутился из полотенца, дождавшись, когда ему в лицо прилетит ночной костюм, любезно найденный Августом, облачился в него и забрался под одеяло, ожидая, когда они таки «закончат».

— Так, и что ты думаешь о центурианцах? — Август застегнул шелковую черную рубашку ночного комплекта на груди и сел в магнитное кресло напротив Лу.

Два щелчка пальцами и довольная ухмылка Августа заставили Лу перестать залипать на исключительно соблазнительной фигуре Августа в черном шелке, выгодно подчеркивающем все ее достоинства.

— Думаю, все не так, как кажется.

Лу раздраженно подумал, что ему, в отличие от Августа, всегда почему-то достается одежда светло-голубых или металлических оттенков. Он, может быть, тоже хочет черную ночнушку, но просить ее было бы слишком унизительно. Однажды он даже, пока Август, естественно, не видел, натянул его черный ночной костюм, но это было настолько дурацкое зрелище, что поспешил тот снять, пока никто не увидел, что он в ней похож на Пьеро с длинными рукавами и такими же длинными штанинами.

Правда, Лу не знал, что Август все видел, ведь умный ИИ, отвечающий за безопасность Льюиса, не мог не поделиться со своим хозяином уникальными кадрами. Безумная улыбка Августа в тот момент напрягла даже хладнокровного Тарханова, забывшего на мгновение, о чем он говорил.

— Верно. Истинную историю центурианцев мало кто помнит, все запутались в легендах и мифах. На самом деле их предки — фактически твои земляки и ровесники. Самый старый из них твоего года рождения.

— Ну спасибо! — Лу насупился, сложив руки на груди, потом передумал и, повернувшись к Августу спиной, задрал рубашку. — Почеши спинку.

Он не знал, то ли плакать, то ли смеяться, в итоге улыбнулся от умиления. Его, воспитанного в лучших аристократических традициях, плебейские замашки Лу вталкивали в состояние замешательства, странного восторга и нежности.

— Лу, я серьезно, послушай внимательно!

Август подсел ближе и принялся чесать горячую после принятия ванны кожу, представляя, что бы подумали аристократы, увидев, чем занят один из них, поскольку в подобных семьях высшей аристократии не принято не то что подобное, там к утреннему завтраку все выходили в строгой полагающейся происходящему одежде, застегнутой на все пуговицы.

— Ты чеши-чеши, я тебя слушаю внимательно.

Лу подтащил к себе скомканное одеяло и, забросив на него ногу и руку, закрыл глаза. Август тяжко вздохнул, понимая, что дражайшая половина собралась спать, потому что он только так засыпал — обхватив конечностями одеяло или Августа, если тот был рядом. Пришлось подхватить его на руки и, выдернув из конечностей одеяло, закутав вяло брыкающегося Лу в него, выйти с ним на террасу.

— Да не уснул бы я! — зевнув, лениво возмутился Льюис, пристроив голову у Августа на плече.

Август сел со своей ношей на руках в шезлонг и уставился в ночное небо, щедро усеянное звездами. Поцеловав Лу в макушку, он вернулся к разговору.

— Центурианцы — это первая попытка людей не просто освоить космос, а заселить. На корабле, что ты видел за их спинами, находилось сложнейшее оборудование, из которого можно было создать отдельный завод по производству необходимых запчастей, пищевой блок, зеленый блок с особым климатом и растениями, самый современный по тем временам научно-медицинский блок и, конечно, первые полноценно работающие искусственные матки, позволяющие умножать количество людей без угрозы для первопроходцев.

Лу нахмурился, вспоминая корабль за спиной людей.

— Что-то он маловат для всего тобой перечисленного.

Август вскинул запястье с часами и вывел небольшую голограмму, на которой точно такая же модель корабля летит от условной точки к огромному кораблю и встраивается в небольшую воронку на его поверхности.

Селеста для сравнения имела те же размеры, что и Луна, для того чтобы составлять ей необходимый противовес и уравновесить орбиту. * Правда, Селеста компенсировала недостаток собственной массы за счет постоянно дислоцировавшихся на ней кораблей. ИИ Селесты четко следил за необходимым весом, не позволяя кораблям перегружать ее или, наоборот, покидать больше чем нужно, облегчая.

Именно на такой громадине, нафаршированной не только лучшими специалистами и отважными смельчаками, но и самым передовым оборудованием, будущие прародители центурианцев отправились к дистанционно изученной и предположительно подходящей для обитания планете, находящейся возле ближайшей к Солнечной системе звезды — Проксима Центавра.

Но по пути к найденной планете корабль попал во временное и пространственное искажение, выплюнув его в совсем другом месте. На связь с Землей с этого момента корабль не выходил. Всю остальную историю можно выстроить из обрывочных данных, по которым выходило, что, имея такой потенциал корабля, центурианцы, которые сами себя возможно по-другому называют, нашли подходящую планету и освоили ее. Благодаря своим возможностям и образованию они не скатились в средневековье и наверняка продолжили попытки вернуться и связаться с Землей. Найти Землю, судя по всему, их пра-пра-правнукам, чье количество во много раз превышает первоначальную численность, но никто точно не знает, сколько их на самом деле, удалось относительно недавно для землян, которые, к их удивлению, также давно умчались вперед и не просто освоили ближайшие планеты, а создали систему «жемчужный путь».

— Что значит «жемчужный путь»? — Лу поднялся с груди Августа и посмотрел на того растерявшими сонливость глазами.

— Великий космос! Чем с тобой занимается твой наставник, если ты до сих пор не знаешь, что такое «жемчужный путь»?! — Август шлепнул себя по лбу.

Он откинулся на спинку шезлонга и, выцепив пальцами локон волос Лу, принялся накручивать его на палец. Потом, резко вздохнув, поднялся и потащил Льюиса в спальню, накинул на плечи халат и, выйдя из спальни, под ошарашенными взглядами хомуисов прошел до странной двери, за которой Лу никогда не бывал, он ее даже не замечал, настолько неприметной она была.

За дверью оказался белоснежный куб, точнее, сама комната была этим кубом: стены, пол и потолок были белоснежными и имели скошенные углы. Закрыв за собой дверь, Август встал в центре комнаты, надавил на небольшой, едва заметный круг в полу, и перед ними выскочила самая большая, объемная и реалистичная голограмма стандартного секретаря ИИ. Пока милая девушка рассказывала инструкцию, Август ковырялся в своем браслете, наконец что-то там найдя, нажал несколько раз, отдавая команду, и свет в помещении резко погас, девушка исчезла и вместо нее в комнатку хлынул космос.

Лу ошарашенно охнул: это было невероятно! Странная, объемная темная материя хлынула в помещение, обволокла их словно туман и зажгла звезды. Лу не мог поверить, что голограмма может быть настолько реальной, живой и при этом не быть дополненной реальностью сети. Дав Льюису в восторге поблуждать в космическом мареве, Август перешел к делу.

Управляя голограммой через браслет, Август немного вытянул изображение, увеличивая масштаб, и если до этого был лишь космос и святящиеся точки звезд и ближайших планет, то сейчас неприметные точки иллюзии соединились серебристой линией, словно древний грек рисовал какого-то своего античного бога, но нарисовал непонятное чудовище, огромную многоножку с непонятными линиями, сходившимися в итоге в единую систему, объединенными между собой. Не было ни одной отдельной линии не соединенной каким-то образом с остальными.

— Это «жемчужный путь». Вот его вариация через сто лет после начала освоения.

Почти все черточки исчезли, осталось не больше семи точек, объединенных серебристой линией. Август увеличил масштаб, приблизив одну из них, ею оказалась не планета, какпредполагал Лу, а огромная станция, с которой улетали корабли и к которой стыковались. Озадаченно посмотрев на Августа, Лу дождался, когда тот приблизит следующую точку, также оказавшуюся искусственной станцией, но уже не круглой, как планета, а плоской, словно тарелка, вокруг которой вращались два кольца.

На этой станции Лу особенно сильно залип, потому что Август показал ему соотношение масштабов и примерные размеры зависшей перед ним махины.

— Так я не понял… Получается, «жемчужный путь» — это дорога между станциями?

— Можно и так сказать. Он включает в себя все: и станции, и планеты, и крупные корабли, даже астероиды.

— Астероиды?!

Август кивнул и, изменив геолокацию, показал ему плоский астероид, рядом с которым висели корабли. Увеличив еще изображение, Август приблизил поверхность астероида, где виднелись ползающие словно пауки роботы, добывающие что-то с поверхности астероида.

— Там железо и ряд других элементов****. Дорогу к нему КС продали пустотники.

— Что значит «продали»?

Август вернул прежнюю схему, но на этот раз она обросла большим количеством соединений, и Лу уже знал, где на ней эти две станции, а где астероид.

— Ну, предположим, ты пустотник. Ты перемещаешься по космосу и за счет искажений пространства тебя периодически выкидывает в разных точках. Сейчас есть возможность вернуться. Ошибку с центурианцами учли в первую очередь. В общем, ты перевозил контрабанду или обворовывал персональные корабли честных граждан КС, и тут наткнулся на богатый какими-нибудь минералами астероид или нашел за счет пространственных искажений короткий путь до очень далекой планеты, такой как Кеплер-62, например, до которой по условной прямой добираться 1200 световых лет, а тут одно пространственное искажение, и ты почти рядом. Как ты распорядишься этой планетой?

Август приблизил Кеплер-62, которая явно искусственно подсвечивалась. Льюис вытаращил глаза на заселенную планету, высотой сейчас чуть меньше Августа. На ее поверхности можно было разглядеть моря, горы и светящиеся ночные города.

— Ну освою… — пробормотал Лу, даже не пытаясь оторвать глаз от планеты.

— А у тебя есть деньги на ее освоение?

— Нет. — Лу озадаченно почесал затылок. — Но у того, кто нашел, наверное, они есть.

— Даже если предположить, что разумный, владеющий средствами, способными помочь ему освоить планету, найдет ее сам, то откуда такая уверенность, что те, кто с ним на борту, захотят ее осваивать? Для них гораздо выгоднее продать путь, координаты, по которым они до нее добрались. Такая сделка, в зависимости от значимости объекта, очень выгодна. Например, путь до Кеплер-62 стоил баснословных денег, сделавших род этого разумного одним из самых богатых, да еще к тому же он выторговал себе особый правовой пакет на владение частью этой планеты. В других обстоятельствах с ним бы не стали и разговаривать, но это Кеплер-62! Содружество было согласно на многое ради этой планеты. — Август задумчиво почесал подбородок и улыбнулся своей язвительной улыбкой. — Кстати, все члены корабля, технический персонал и прочие причастные к данному открытию удивительным образом пропали без вести.

— И почему я не удивлен? То есть «жемчужный путь» — это освоенные дороги до определенных важных точек?

— Не только. — Август убрал планету и вернул мифическую многоножку. — Это еще и охранный объект. Как только точка попадает в реестр КС, туда высылается минимальный военный отряд из кораблей с роботами и разумными. В случае необходимости такие отряды увеличиваются или уменьшаются. На пути из одной точки в другую есть условно стационарные станции, на которых можно осуществить необходимый ремонт, пополнить запасы, получить медицинскую помощь, связаться при необходимости с советом КС по экстренным ситуациям. У таких станций имеется множество других вторичных функций, но не это сейчас важно, главное, чтобы ты понял — все это огромное число колоний, кораблей, планет и астероидов.

Август испытывающе смотрел на нахмурившегося Льюиса, пытавшегося встроить новую систему координат в свою голову, потом чистейший вздрогнул и обернулся.

— Боже правый… — Лу испуганно посмотрел на серьезного как никогда Августа. — И это все ты хочешь взять под свой контроль?!

— Не имеет значения, чего я хочу. Весь вопрос в том, что я могу и чего не могу.

— И чего ты не можешь? — Лу обхватил себя за плечи, как-то резко почувствовав, что замерз.

— Я не могу отказаться.

— Почему?! Мы не потянем это все! Куда нам эта система?! Ты видел ее?! Тут же сотни миллиардов, мать его за ногу, разумных!!! — Лу не заметил, как перешел на крик. — Я отказываюсь в этом участвовать!

Ударив по протянутой руке Августа, Лу рванул на выход, который с трудом нашел. После темного помещения яркий свет коридора ослепил, но Лу был слишком зол и напуган, чтобы сейчас остановиться. Льюис чувствовал, что Август идет следом, но не спешит его останавливать, выжидая, когда первая реакция пройдет и он немного остынет. Это понимание взорвало мозг новой порцией ярости.

Лу резко развернулся и ткнул пальцем в грудь Августу.

— Ты сумасшедший! Помешанный на власти псих! — Август с отстраненным любопытством наблюдал, как любимое лицо искажает презрение и злость. — У нас Земля в руинах! Голод на пороге! Пандемии, безработица, опасные мутанты и страшнейшая безграмотность большинства! А тебе к этим проблемам еще несколько сотен миллиардов подавай?!

— Ну, там вообще-то поменьше число будет, — холодный и спокойный голос Августа прозвучал как насмешка.

— Да пошел ты к черту! Ты и Тарханов! И вся эта ваша шайка волан-де-мортов и дарт вейдеров!

— Кого? — Август озадаченно нахмурился.

— Никого! — Лу развернулся и помчался в спальню.

Оказавшись в темном помещении гостиной, Лу заметался словно раненный зверь из одного угла в другой, хватаясь за голову и заламывая руки. Как только за Августом закрылась дверь, отрезавшая свет коридора и погрузившая гостиную в окончательную мглу, развеиваемую лишь слабым светом огненных светильников, Лу развернулся к Августу и, уже не сдерживая себя, закричал:

— Мы не знаем, что делать с нашими проблемами!!! Как помочь мутантам! У нас нет ничего! Мы одеваемся в нарядные тряпки, притом что фактически мы все нищие и люди доедают последний хлеб! И вместо того чтобы планировать, как решить эти, черт возьми, проблемы, ты со своим зазнайкой Тархановым планируешь захватить весь «жемчужный путь»?! Притом что вы тут ничего сделать не можете?!

Август молчал, и это его молчание и снисходительно-понимающее спокойствие выбесили Льюиса окончательно — будто его слова тут ничего не значат, будто он щепка, от которой ничего не зависит, и его просто втянут в это безумие без его на то разрешения. Бросившись на Августа с кулаками, Лу ударил несколько раз и сдулся. Силы разом покинули его, а кости исчезли. Уткнувшись лицом в грудь Августу, Льюис замер, ощущая, как его заключают в объятия и мягко поглаживают по голове.

Осязаемая тишина окутала их обоих неизбежностью невыбранного ими пути. В глазах закололо, а в горле встал ком, к тяжести планеты на плечах добавился мегатонный космос.

— Ты знаешь… — наконец заговорил Август, чей голос в тихой, спящей гостиной казался потусторонне отчужденным, холодным, будто принадлежал жестокому, но справедливому судье. — Мы не можем остановиться на Земле. Они просто не допустят острова свободы, равноправия в центре «жемчужного пути», у нас уже сейчас вся орбита переполнена эмигрантами, многие из них талантливейшие разумные, на которых мне пришло особое предупреждение от КС.

Лу отстранился от Августа, потер устало глаза, на деревянных ногах дошел до дивана, плюхнувшись на него, и, сжав виски руками,

уставился в темноту перед собой, в которую из памяти хлынул космос и запутанное серебро «жемчужного пути». Где-то в центре вращалась Земля, к которой словно вспышки потянулись золотые нити чужих душ, загоревшихся надеждой. Их было так много, что стало светло.

Август сел напротив, Лу моргнул, и видение исчезло. Провернув рычажок в примитивном, но изящном светильнике с самой обычной свечой, Август лишил гостиную теплого, зыбкого света, объема и смысла. Сплющилось их пространство, осталось лишь панорамное окно, за которым зависла луна. Казалось, протяни руку, спугни ворох звезд, и она окажется на ладони, прохладная и пыльная, словно забытая на чердаке куртка.

В это особенное, застывшее в пространстве мгновение они оба почувствовали, что бывают такие минуты, когда запутанный клубок судьбы можно пощупать руками и почувствовать, осознать, как никогда, четко и ясно, что никогда не будет так, как хочется, будет так, как должно быть, хотя бы потому, что «судну всегда безопаснее на берегу, но оно строилось не для этого». Они не могут иначе. Не получится свернуть на полпути, построить островок рая, не обратить внимания на остальных. Светить сгорая — их путь. Светить и зажигать готовые к огню свечи, чтобы развеять мрак.

— Я бы остался тут с тобой. Мне этого правда достаточно, — голос Августа захлопнул подпространство тишины и из космоса вернул их в темную комнату. — Я бы еще год назад не поверил, что мне этого будет достаточно, но это так, поверишь ты в это или нет, это все равно ничего не изменит для меня. Ты показал мне другие смыслы, и там целая бездна непознанного, но сейчас мы беззащитны и одновременно с этим максимально сильны. Ты понимаешь, что ты в их глазах оружие, способное уничтожить их?

Лу смотрел на лунный профиль Августа и желал абстрагироваться, дистанцироваться, нарастить стену от того, что он говорил, но не мог. Больше не мог. Никогда не мог. И никогда не сможет.

— У меня ничего нет. Еще немного, и мне будет нечем накормить землян, — чужим голосом прошептали губы Льюиса.

Август устало покачал головой, будто коря самого себя за что-то.

— Господи, ты не понимаешь, Лу. Ты смотришь, но не видишь. Все это время мне было это на руку, но теперь я говорю с тобой об этом, потому что в просчитанном мною пути слишком много вариаций развития событий, и ты не понимаешь своего места в этой партии. Не понимаешь, какой фигурой являешься, и оттого неверно выстраиваешь стратегию.

— Если ты про то, что я тут у вас типа суперзвезды… — насмешливо начал Лу, но окрик Августа ошарашил и оборвал его незаконченную реплику.

— Ты не «типа суперзвезды»! Твоя в этом заслуга или нет! — Льюис ошеломленно таращился на почти кричавшего на него Августа. — Признаешь ты ее или нет, это не имеет значения! Мы попали в готовую систему координат, в которой не хватало тебя. Все давно висит над бездной и не хватает лишь пинка, чтобы все покатилось к чертям!

— Ты хочешь сказать, я — этот самый пинок?

— Нет. — Август потер виски, ища слова, формулируя неосязаемую мысль в голове, которую он еще сам ни разу не проговаривал, но которая словно Дамоклов меч давно рядом с ним. — Я не верю в судьбу, в высшие силы и прочее… Мы сами творим свою судьбу, для этого у нас есть все что нужно, но то, как складываются сейчас обстоятельства, как выстраивается этот путь… столько совпадений и обстоятельств, вынуждающих на него… Мы, понимаешь… — Август потер пальцами губы, пытаясь найти слова. — Кто не играет, тот и не проигрывает, верно?

Лу кивнул.

— Но не в нашем случае. Если мы не играем — мы проигрываем. А играть в наших обстоятельствах можно только по-крупному, иначе никак. В противном случае нет смысла играть. Каким-то чудом тебя не придушили в утробе, упустили из рук. Каким-то чудом тебя перехватил я. Одна из причин этого чуда — маленький винтик, твой возможный союзник гниет сейчас в колонии. Если бы не он, ты бы не успел проскочить.

Август поднялся на ноги и подошел к окну, чтобы посмотреть на луну.

— Сам знаешь, для меня дело не в благодарности, а в заданных координатах. Я думаю, все остальные участники экспедиции не проснулись и не проснутся.

— Что? — сиплый голос прозвучал жалко и глухо. На самом деле он очень надеялся, что оставшиеся капсулы, чья разморозка обговаривается с конгломератами и которая почему-то все переносится, осуществится как можно быстрее…

— Что слышал, Лу. Им не дадут проснуться. Одного тебя хватило, чтобы встряхнуть КС. А еще есть Видар, которому, к счастью КС, плевать на мутантов и прочие честолюбивые намерения, но и его никогда не оставят в покое, потому что он огромная потенциальная возможность.

— Возможность чего? Ну, в смысле я-то понимаю, что за мной многие пойдут, я уже видел это здесь, на Земле, но ведь все не так просто, все…

— О, все действительно не так просто! — перебил его раздраженный Август. — Ты потенциальный член совета евгеников. Твоя кровь неоспоримо чиста, ты можешь венчаться на пост евгеника, ты уже самоназначился на пост правовой комиссии. Чем, я уверен, перешел дорожку многим очень влиятельным людям, и это я не говорю о том, что по одному твоему слову несколько десятков миллиардов разумных выйдут из своих домов и начнут резать аристократию.

— Ты преувеличиваешь… — неуверенно возразил Лу. Ему не нужны такое бремя и такая ответственность.

— А возможно, преуменьшаю. В общем, не суть важно. Я говорю о том, что ты, несмотря на весь свой потенциал, можешь пролететь с советом евгеников, где бы ты мог вполне законно и легитимно вносить изменения в управленческую структуру.

— Почему?

— Потому что, мой дорогой чистейший, ты не совсем уже и чистейший. — Август развернулся к Льюису, но его лица из-за лунного света было не видно, лишь черный пугающий чужой силуэт. — Варден, которого они к тебе заслали, не просто так тебя отравил. Конечно, они рассчитывали на то, что он тебя просто убьет, но он, кажется, неравнодушно к тебе задышал. Потому выполнил возложенные на него обязательства в таких обстоятельствах, при которых тебе успели помочь, но ущерб все равно нанесли — ты лишился зрения. Тебе его модифицировали, хоть и несерьезно, там нет имплантантов и, в принципе, операция максимально спорная, если смотреть с юридической точки зрения, ее можно оспорить, но тут непонятно, выиграем мы или нет. Они все равно могут попытаться доказать, что по уставу ты нарушил важнейший закон евгеников — ты нарушил чистоту тела.

— Не я ее нарушил. Решение приняли за меня, — отчеканил Льюис, заставив Августа улыбнуться тому, что острые зубки Лу никуда не исчезли.

— Так-то оно так. На это я тоже делаю ставку, но сам понимаешь, зависеть все будет не от нашей правды или их, а от расстановки сил и потенциала каждой из сторон. В общем, неизвестно, как мы разыграем эту карту, но вот масть Видара однозначна — он неоспоримо чист.

По спине пробежал холодок — от корней волос до поясницы.

— Что это значит?

— Это значит, он войдет в совет евгеников и никто не сможет ему возразить.

— В соответствии со своим положением он способен казнить действующих евгеников. Даже ты способен, их слово по регламенту древнего ИИ не имеет значения против вашего.

— Они нас убьют, — утвердительно закончил Лу.

Он коснулся кончиками пальцев своих обкусанных и болезненных, как всегда, губ. Те были мягкими и немного липкими от сукровицы. Настоящими. Его тело. Август часто прикусывал ему нижнюю губу. Никогда не всасывал и не слюнявил, лишь прикусывал, обнимая ее губами. Он так странно целовался. Именно так, как ему нравится. Ни с кем до Августа ему не нравилось целоваться. Трахаться — да, но не целоваться. Все были какими-то не такими. Слишком грубыми, слишком мягкими, слишком слюнявыми. Даже мопсы на их фоне были приятнее. Но поцелуй Августа — другое дело, он иной, пьянящий и терпкий как вино, но не грубый. Он словно сжимал мир до точки его губ, уничтожая миллиарды взаимосвязей, и погружал в соприкосновение, слияние галактик.

Их убьют. Это вопрос времени, и чудо, что они живы до сих пор. Оказывается, даже Вардену ему есть за что сказать спасибо. Чертов подонок отравой спас ему жизнь. Прижимал его к себе, когда на них напали. Его сердце стучало тогда так быстро, что Льюис решил, будто ему показалось. Кажется, с человеком никогда ничего не будет предопределено. Всегда будет малюсенький камень неопределенности, об который все может споткнуться. Всегда есть выбор, даже если ты принял решение не принимать решения, это все равно решение. Все равно выбор.

— Ты опять куда-то уплыл.

Август как-то неожиданно оказался слишком близко. Убрал пальцы с губ, провел по ним своим и припал к губам в том самом поцелуе. Руки сжимали лицо, будто Лу хотел вырваться. Он бы не захотел. Какая чушь.

Пусть не будет ничего: ни этого пространства, ни этой луны. Только они. Только их губы, нежность на кончике языка и горечь. Почему все должно быть так сложно, если может быть просто? Или не может? В конце концов, он просто хотел защищать зверюшек!

Всхлипнув от смеха, Лу горько засмеялся, разрывая поцелуй.

На Августе всегда было как-то по-особенному удобно лежать, даже если тот сидел. Забравшись в спасительные объятия, Лу дал волю слезам. Он не плакал, не всхлипывал, не сотрясался в рыданиях, он просто дал вытечь бесполезной влаге из собственного сердца и собственных глаз, в которых больше не было места для них. Как нет больше места в сердце для надежды и сострадания к врагам. К врагам, которых раньше не было, раньше это были мифические противники, кто-то — еще закутанный в разные термины, в заблуждения, кто-то — кого можно переубедить, показать альтернативу. Но не бывает волшебства, к сожалению, с волками жить — по-волчьи выть, поэтому теперь, когда очки разбились стеклами внутрь и с волка слетела чужая шкура, лишив заодно опасных иллюзий, пришлось признать очевидное — у него влиятельнейшие враги и его смерть для них награда, светлое будущее, желанный подарок на Рождество.

— Я подвел под эту гильотину всех землян, — прошептал Лу.

— Чушь. — Рука Августа скользила по его спине, перебирая спутанные после купания волосы. — Почти каждый из землян с радостью умрет за тебя, потому что лучше умереть в борьбе за свободу, чем жить без нее.

— Это слишком пафосно прозвучало, Август. Я не идиот. — Лу сполз с его колен. — У меня битком забитые приемки с детьми, их матерями, подростками и прочими, кто просто хочет спокойно жить.

— Жить спокойно в борделе? Или на нижнем ярусе, где не то что прививок нет, где их могут мутанты сожрать? — Август снова подхватил один из локонов и принялся знакомо накручивать его на пальцы. — Действительно, на зависть спокойная и стабильная жизнь.

— Тут не только минусы живут, но и плюсов много.

— Да? Ну и почему же они не улетели, когда мы им предлагали? — Август впервые как-то по-доброму усмехнулся. Льюис даже не поверил своим глазам, решив, что ему померещилось.

— Улетели.

— Сколько? Двенадцать человек? — Август уже открыто, по-мальчишески задорно улыбался. — Не смотри на меня так. — Смутившись своей открытости, холодный аристократ отвернулся, но Льюис, не желая расставаться с таким Августом, забрался обратно на колени и, поймав его лицо в руки, развернул к себе, шаря глазами по родному лику.

Родному…

Когда эта ледяная, жестокая статуя стала ему родной? Когда он стал понимать и оправдывать его поступки? Остается надеяться, что они одинаково влияют друг на друга и меняются оба, а не только он, Льюис.

— Мне было бы гораздо проще, если бы плюсы свалили. Для них КС прислало огромную пассажирскую шлюпку со штатом лучших шпионов на борту, в итоге они отказываются уезжать, не веря, что мы не заперли плюсов. Требуют пустить их на Землю.

— Почему ты мне не говорил?

— А зачем? У тебя там как раз очередная партия из притона прибыла.

— И что ты насчёт них решил?

— Ничего. Пусть висят на орбите. Мы подселили им свой вирусный ИИ, это теперь фактически наш корабль под их сигналками, можно попасть в закрытые зоны без получения официального разрешения. Вдруг пригодится.

— Ты такой запасливый и хозяйственный… — с кривой улыбкой протянул Лу, припадая с коротким поцелуем к губам.

— Тебе повезло. — Сжав Лу в объятиях, Август не дал ему отстраниться, растянув удовольствие.

— Я так и не понял, что там с центурианцами? — Льюис сполз с коленей Августа, поправил задранную рубашку и отнял у Августа свой очередной локон, иначе серьезный разговор так и не будет закончен. — Они угроза для нас или для КС?

— А вот это неизвестно. — Август, бросив попытки вернуть Льюиса обратно, решил отвлечь себя от него сигаретами и, встав с дивана, принялся шарить в ящике комода в поисках футляра. — Меня уже давно напрягало, что за контакты с центурианцами у нас особенно жестоко наказывают. При этом пустотникам прощают порой несоизмеримые «шалости». Хотя, конечно, если бы не пустотники, на кого бы КС сваливало свои грязные дела?

Найдя наконец сигареты, Август развернулся, облокотился на стол и прикурил, блуждая по Льюису задумчивым взглядом.

— И ты, конечно же, связался с центурианцами?

— Можно сказать и так… Я нашел тех, кто держит с ними контакт.

Август замолчал, уставившись куда-то в пустоту.

— И что? — поторопил его Лу.

— И ничего. Это мощная сила, но там, кажется, вообще другая система. На данный момент у меня слишком мало информации.

— Ты хочешь их использовать?

— Не знаю. Может, да, а может, нет. — Август скинул пепел в пепельницу. — В любом случае ты должен знать о них. Вполне возможно, если события будут развиваться не так, как я планирую… Точнее, нет… Даже с тем, что есть сейчас, я могу выбить стул у правящего класса, но внутренняя структура КС будет разворочена и в такой момент вся система окажется максимально уязвимой перед центурианцами. Из возможных союзников они мгновенно могут стать врагами, потому что глупо не воспользоваться шансом, пока противник ослаблен.

— Ты бы так и сделал? — то ли спросил, то ли констатировал факт Лу.

— Все верно.

Комментарий к Часть 7 Знания мои в этой области сомнительны и условны, сделайте пожалуйста скидку.

====== Часть 8 ======

Лу пилил тупым ножом тощую морковку и поглядывал на заснувшего в кресле рядом с ним Августа. Если бы аристократишка так мило не обнимал декоративную подушечку, он бы точно запульнул в него этим самым ножом, хотя, возможно, и не запульнул бы, потому что заснувший днем Август, да еще и рядом с ним, это явление экстраординарное, хотя и не неожиданное. В последнее время Льюис чувствовал, что между ним и Августом установилась какая-то странная, робкая, едва ощутимая, но очень важная связь.

Август по капле, совсем по чуть-чуть, приоткрывал свои щиты и броню. Хотя, возможно, броня уже давно была частью его самого, но Август начал расслабляться рядом с Льюисом, позволять себе быть в полуформе, позволять себе чего-то не понимать, например, он искренне не понимал, зачем Льюис уже которую неделю требует себе овощи из теплицы, чтобы самостоятельно приготовить еду. Ведь есть профессионалы и повара, он еще может понять какую-то мелкую прихоть, типа заваривания кофе, и то ради аромата и возможности отвлечься, но заморачиваться с чисткой овощей, а потом готовить из них плебейские рецепты, этого Август не понимал, а что он не понимал, то вызывало его любопытство, поэтому он явился, отложив свои дела, чтобы посмотреть, как Лу будет готовить.

Возможно, он явился, чтобы еще и позабавиться, потому что Льюису не дали ни одного нормального ножа или вилки. Будто он псих какой и может себя или кого нибудь поранить, но в любом случае, какими бы ни были изначальные планы, им не суждено было сбыться потому, что Август уснул под монотонное ворчание Льюиса. Увидев это в первое мгновение, Льюис чуть нож свой игрушечный не выронил… Август спал, прислонившись головой к бортику высокой спинки кресла, черные волосы, собранные обычно в длинный, тугой хвост, по прошествии бессонной ночи растрепались и тонкими змейками оплели плечи.

Льюис тихонько положил свой полуигрушечный нож на стол и, подойдя к Августу, присел на корточки перед ним… Так странно… Август спал… Густые, но короткие ресницы трепетали, будто вот-вот дрогнут еще разок, и глаза распахнутся, но сон крепко сковал их, не давая вырваться мечущимся под веками снам в реальность. Из-под ресниц начинались темные уставшие тени, между бровей даже во сне не расслаблялась напряженная морщинка, красивые, но жесткие, скульптурные губы даже во сне были немного сжаты…

Лу сидел перед Августом и, смотря на него, на его руки с сухими, строгими и сильными пальцами, независимо от времени и обстоятельств безупречно опрятную одежду, впервые видел в нем смертное, способное уставать существо. Не безупречное жестокое божество, которым его видят все, включая Лу, а устающего человека. Беспокойно спящего и даже во сне не расслабляющегося.

Спать ложился Август чаще позже Льюиса, хотя и Лу засыпал частенько под утро, но за ним следил браслет, и после предупреждающего оповещения появлялся хомуис и предлагал перенести решение проблем на утро. Несмотря на то, что это по первости жутко бесило, но потом с более-менее отдохнувшей головой Лу возвращался к делам и имел хоть какой-то график и иллюзию, что Август живет примерно так же, но совместная жизнь и нагрузка, при которой требовалось максимальное включение и быстрое решение экстренных ситуаций, позволяли Льюису все чаще игнорировать сигналы браслета и хомуиса, который к ним прилагался. Так вот этот режим ясно показал, что Август спал действительно мало, он не просто позже Льюиса ложился и раньше него вставал, что Лу списывал на особенности организма Августа, — он работал и в буквальном смысле сутками не спал, всего себя отдавая разумным, хотя это было и незаметно для большинства… даже для самого Льюиса.

И вот он спал уставший в кресле…такой живой и человечный…Хотелось положить его голову на колени, накрыть Августа самым уютным одеялом и, прогнав беспокойное виденье за той стороной век, подарить самый безмятежный сон. Сон, где он будет не твердью, на которой все держится, а высоко парящей птицей, свободной и бесконечной, словно само небо.

Завибрировал проклятый коммуникатор. Лу вздрогнул и потянулся к запястью Августа, спеша отключить проклятый звонок, но не успел, его запястье мягко сжали, не дав коснуться браслета.

— Не надо… — Голос Августа был непривычно хриплым и незнакомо уставшим. — Я заснул? — то ли спросил, то ли просто он констатировал факт, садясь ровнее и оглядываясь.

Льюис поймал себя на том, что хочет подойти и поцеловать стойкого оловянного солдатика, осторожно положить на веки пальцы и закрыть их, чтобы они вновь заснули, хоть еще на часок, но чувствовал, что этого не стоит делать, потому что в системе координат Августа маленькая слабость не роскошь, а изъян. Каким бы деспотичным и строгим не был Август, более всего деспотичным и строгим он был к самому себе, потому Лу не решился подойти, вернувшись к распилке морковки игрушечным ножом. Вода в кастрюле уже выкипела и, если честно, желание приготовить что-либо пропало, потому что на эти прихоти не было времени. Стоило вернуться к работе.

Знакомо молчаливый Август расчесал волосы, собрал их в хвост и, не прощаясь, вышел из апартаментов. Лу выключил плиту, заварил себе чай, сел за стол, активирую рабочую панель, и нырнул в бездонную бездну проблем, оставив в реальности остывающую чашку чая.

Самым «свежим» был доклад охраны о задержанной компании молодых мужчин, не в первый раз пойманных за территорией ограждения. Благодаря тому, что титан при падении обрушил часть стены, удалось попасть за ее магнитный барьер и определить, что все не так ужасно, как было, когда территорию отчуждали. Природа за несколько столетий как могла справилась с отравой, где-то мутировала, но, несмотря на сложности и опасности, перспективы в работе с ней были вполне реальными. Об этом рассказали в местных новостях и, конечно же, появились настырные смельчаки, повадившиеся лазить за ограждение и добывать там разную всячину.

Парочку таких дурачков сожрали местные мутанты, но даже это не отпугнуло разумных, продолживших лазить за территорию. Порой читая отчеты, Лу просто не знал, что с этим делать: и смешно, и опасно, и злиться на них он не мог, сам бы на их месте полез, интересно же. К тому же земляне после всех потрясших Землю событий стали осваивать понятие свободы, и та вскружила им голову — они лезли везде. Создавали советы самоуправления с легкой подачи Льюиса, выдвигали идеи по исправлению ситуации в проблемных секторах.

Такая замотивированность снимала часть условно бытовых проблем, но часть и создавала.

Среди подобных союзов легче было находить самых способных организаторов, и Льюис пригласил десяток самых эффективных организаторов, на которых ему написали не один донос их еще формирующиеся спецслужбы во главе с адаптировавшимися братцами-людоедиками (хотя никого они больше не ели, разве что на Спектроника поглядывали подчеркнуто заинтересованно). Пятерых активистов Льюис сразу назначил на несколько сложных участков, и там ситуация сдвинулась с мертвой точки, к остальным он пока приглядывался, поставив на менее значимые участки.

Второй важной и проблемой, и удачей была переполненная орбита: на Землю с каждым днем прибывало все больше кораблей с беженцами. Август хватался за голову, получая новые данные о количестве прибывающих разумных, среди которых были именитые ученые, на которые пришла особая заявка из КС. Август плевать хотел на все заявки и предупреждения, принимая ученых под свое крыло, но вместе с учеными, конечно же, высаживались и все остальные пассажиры, среди которых, помимо кучи авантюристов и политических беженцев, были и пираты, и преступники, и шпионы с вербовщиками.

Земля превращалась во все более ядреный котел с таким разнообразием разумных с разными целями и идеями, что Август решил ввести строгие законы и жесткий режим, в общем, действовать по старинке, но Льюис тут встал намертво, не желая вновь жить по-старому. Конфликт растянулся на несколько дней, все приближенные на цыпочках передвигались по пирамиде и нашептывали своим осведомителям, а те сломанным телефоном передавали в народ информацию о происходящем «наверху».

— Ты устраиваешь здесь анархию! — шипел Август. — У нас тут будет полнейший беспредел! Они уже сейчас творят, что хотят, без получения одобрения на запрос!

— Какой еще запрос, к чертям собачьим?! — проорал осатаневший за последние несколько дней Льюис. — Какой запрос?! Один из девяти миллиардов, висящих в нашей системе?! Тебе с какого начать рассматривать?! Семь миллиардов шестьсот миллионов трехсоттысячный запрос? Или может быть, начнем с трех миллиардов двухсот…

— Льюис…

— Что Льюис?! У нас рухнула административная система, рождается новая, а ты сейчас предлагаешь вернуть старую, но на этот раз узурпировав все дискриты?!

— Я не это предлагал!

— А что? Ограничения? Какие? Кто за ними будет следить и устанавливать?! У нас комендантский час с трудом удерживается в стабильном положении.

— Вот не надо! Его почти никто не нарушает.

— Так потому и не нарушает, что каждый теперь чувствует, что несет персональную ответственность за себя и за планету! У нас на каждого местного по три зарегистрированных сообщества, где он включается в работу над системой! Не надо у них отбирать это сейчас! Они стараются и трудятся!

— Ну конечно! Труженики! Оставили весь Вавилон на прошлой неделе без воды!

— Зато фонтаны починили. — Лу сначала улыбнулся, потом засмеялся, вспоминая историю с фонтанами.

Местное самоуправление при разборе завалов и ремонте рухнувших ярусов нашли старые фонтаны и решили, что было бы здорово их запустить, тем более воду сейчас не ограничивали, ведь больше не было водного монополиста, устанавливающего тарифы на каждый водный источник. Как выяснилось, вообще, проблема воды была не так серьезна, как ее преподносил монополист. Благодаря современным фильтрам большую часть загрязнений из воды убирали быстро и без особых затрат, просто нужно ж было на чем-то зарабатывать и как-то это оправдывать, вот и придумывали байки и кошмары о чудовищном загрязнении всей воды и о дороговизне фильтров, хотя все было с точностью до наоборот.

Конечно, планета как была, так и оставалась отравленной, но теперь все очевиднее становилось, что все эти загрязнения и отравления почвы и воды с современными технологиями было вполне возможно устранить. Даже Август, осознав масштаб и многослойность вранья, перестал оправдывать, доказывая Лу, что каждый действует с выгодной для него позиции, и не за что тут осуждать монополиста, не он, так кто-нибудь другой сделал бы то же самое. Ведь кто откажется заработать на такой элементарщине? Но теперь все очевиднее становилось — нельзя жить по законам джунглей, где побеждает сильнейший, потому что человек — венец природы, и нужно понимать, что естественно для животного, а что естественно для человека, и оправдание чужой корысти выгодой не просто абсурд, а фатальная ошибка, позволившая энтропии победить.

Многие проблемы в этой плоскости решались сами собой, когда пропали законные ограничения, множество юридических «скобок» и поправок, дополнительных указаний и рекомендаций, в которых даже те, кто их издавал, могли запутаться, в массе своей оказались не нужны. Лу вывел объемную голограмму города, разделил ее на равные части и издал указ о самоуправлении проживающих там жителей посредством голосования через общую юридическую платформу, которая раньше отвечала за отслеживание перемещения разумных по браслетам. Теперь вся эта контора и ее сотрудники занялись регламентом организации самоуправления и голосования.

Не сказать, что это резко улучшило положение, но медленно и верно ситуация начала меняться, разумные включались в новую систему, голосования проводились ежедневно. Правда, нагрузка на суды была колоссальная, пришлось дополнительно назначать младших судей, но даже их не хватало, ведь бывшие минусы и плюсы, которые теперь сталкивались друг с другом ежедневно, ведь верхние парковки и магистрали больше не работали (Лу запретил в столице все воздушное перемещение, оставив его только на двух нижних уровнях), и бывшим плюсам приходилось спускаться на лифтах на нижние ярусы и там лицом к лицу сталкиваться с «соседями». Все это приводило к огромному количеству жалоб и конфликтов.

Жалобщиками в основном были плюсы, как самые образованные и избалованные. Нагнетать вражду или в отместку давать больше прав ранее угнетенным классам Льюис не хотел, но и игнорировать проблему не мог, поэтому вплотную занялся судами и исками. В один из дней Льюис без предупреждения собрался и дошел до ближайшего суда, где вместе с ошарашенным судьей принялся разбирать иски. Конечно, экипирован он был как космонавт, но все его мгновенно узнали, тем более куда бы он ни направился, благодаря сарафанному радио, которое работает без перебоев, об этом все равно узнавали заранее.

Как только истец видел, кто слушает вместе с судьей его жалобу, запал стихал, и если проблема была надуманной, пристыженно ретировался. Проведя в судах неделю, что само по себе было для Лу роскошью, столько времени он не мог себе позволить тратить на решение одной проблемы, но зато оно дало не только мигрень и дергающийся глаз, но и понимание, как действовать с большинством жалоб.

Теперь обе стороны конфликта, если было сложно определить, кто прав, а кто нет, отправлялись на исправительные работы в канализационный сектор Вавилона (в других регионах свои подобные сектора), в котором из-за износа оборудования случалось одно ЧП за другим. Формулировка для всех была одна: «Разжигание конфликтов». Откупиться от общественных работ было нельзя, да и нечем большинству, поэтому эту «опцию» Льюис сразу запретил использовать. Нежные плюсы попытались хитрить и приносили справки о состоянии здоровья, согласно которым они не могут заниматься подобной работой. По каждой выданной справке начались судебные проверки, и врачи, без действительных оснований их выдавшие, отправлялись за компанию вместе со своими «больными» в тот же сектор.

Никого не увольняли, денежно не штрафовали, дабы не ухудшать и без того сложную обстановку, но проверки проводили скрупулезно, по каждому случаю, направляли в какой-нибудь проблемный сектор и с помощью бесплатной рабочей силы решали проблему. Постепенно желание провести свободный вечер за уборкой в одном из отстойников снизило количество конфликтов и удивительно быстро примиряло враждующие стороны.

Канализационные сектора и прочие проблемные области вскоре были вычищены до блеска и усилиями плюсов отремонтированы, встал вопрос, куда теперь их направлять, потому что не все проблемные объекты были безопасны, а посылать разумных туда, где опасно, за смешное правонарушение было несправедливо. Лу ломал голову, но решение проблемы неожиданно подбросил Август, предложив отправлять плюсов в детские приемки, и это возымело просто фантастический эффект: насмотревшись на покалеченных, изнасилованных, тощих и запуганных детей, которых до сих пор привозили из дальних уголков планеты, плюсы постепенно стали понимать, в какой системе жили все это время и как дорого за нее платили разумные.

Некоторых детей, и таких было немало, учитывая, что Льюис на это и не рассчитывал, бывшие плюсы забирали в свои семьи, но не это главное. Главное заключалось в том, что благодаря этой, казалось бы, незначительной причине начался глубинный сдвиг в сознании сытых плюсов, ведь новая система ударила больнее всего именно по ним, именно их права, в отличие от прежней жизни, были ограничены, и это не могло не злить, но суровая правда из приемки ломала сухие, эгоистичные сердца, заставляя их истекать слезами и оживать.

Сначала потрясенные плюсы снимали приемку и ее обитателей, публикуя голограммы на своих страницах, это видели другие разумные, появлялись вопросы. Таких страниц становилось все больше и сочувствующих — тоже. Однажды благодаря одной фэшн-звезде, устроившей потасовку, Льюис уж не помнил где, и попавшей на исправительные работы в приемку, где эмоциональный разумный был просто потрясен увиденным, была создана первая патронажная организация для таких детей. Все средства на осуществление ее деятельности звезда, умудрившаяся взлететь на еще более высокие уровни публичного интереса, собрала со спонсоров.

Этот пример стал заразительным, его подхватили многие влиятельные разумные. Льюис боялся, что это станет просто очередной блажью обеспеченных людей, потому с основателями каждой такой создаваемой структуры Лу беседовал лично, и это, конечно, подбросило ситуацию до заоблачных высот, ведь бывшие плюсы поняли, что так они смогут встретиться с Льюисом.

Несмотря на всю эту неразбериху, за счет этих обстоятельств получился неожиданный эффект: так как глобальная космическая интернет-сеть работала, то вот такого рода контент, публикуемый не просто землянами, к которым и так у всех жителей КС был болезненный интерес, а звездными плюсами, даже аристократам и многими другими известными личностями, мгновенно привлек внимание глобальной аудитории. Миллиарды снимков, интервью с историями детей разлетелись по всем уголкам КС.

Детки, сидящие в уютных кроватках с кучей игрушек, рассказывали, как они жили до этого, что с ними делали в публичных домах или чем они питались, или как их маму или папу сожрал мутант, и множество других ужасов — это повергало аудиторию в шок. Все приправлялось личной оценкой новоявленного опекуна и заснятыми файлами из приемки. Очень часто на таких видео бывшие плюсы раскаивались, сокрушаясь, как были слепы, и прочие сентиментальности. И помимо того, что интерес к землянам и так был высок, теперь он возрос просто до неизмеримых высот, а возмущение теневой стороной КС достигло максимума, и руководство КС не придумало ничего умнее, кроме как отрезать землян от глобальной сети.

Август не знал, радоваться ему или злиться, потому что такую мощнейшую публичную поддержку он с Льюисом даже не рассчитывал получить, все же многие колонии и планеты живут очень даже неплохо, поэтому Льюис для них был просто интересным, притягательным героем, экзотичной и харизматичной суперзвездой, которая меняет жизнь далеких землян, но вот эта заполнившая просторы глобальной сети информация очевидно заставила даже самых сытых содрогнуться и задуматься. Август от такого поворота растерялся и испугался, боясь упустить момент и в то же время из-за нарушенной связи не понимая, как и когда лучше всего действовать.

Комментарий к Часть 8 Информация для тех кто ждет Мэйуми : https://vk.com/wall-189721237_1351

====== Часть 9 ======

«Баллада? О точке?! О смертной пилюле?!»

Балда!

Вы забыли о пушкинской пуле!

Что ветры свистали, как в дыры кларнетов,

в пробитые головы лучших поэтов.

Стрелою пронзив самодурство и свинство,

к потомкам неслась траектория свиста!

И не было точки. А было — начало.

Мы в землю уходим, как в двери вокзала.

И точка тоннеля, как дуло, черна...

В бессмертье она?

Иль в безвестность она?..

Нет смерти. Нет точки. Есть путь пулевой —

вторая проекция той же прямой.

В природе по смете отсутствуетточка.

Мы будем бессмертны. И это — точно!

А.Вознесенский

Из-за изменившейся ситуации Август был растерян, ведь у него уже была разработана стратегия дальнейших действий, даже несколько стратегий, оставалось лишь подготовить все нюансы и начать приводить план в жизнь. Хотя само по себе осуществление плана уже и так шло, но пока на подготовительном уровне. А теперь его аристократичное величество было растеряно и не знало, как поступить, а все из-за нелепого стечения обстоятельств с Льюисовой приемкой. Кто ж мог знать, что какой-то экзальтированный экшен-блогер, попав на исправительные работы, не просто впечатлится от увиденного и создаст патронажную службу, но и умудрится раскрутить тему с несчастными детьми на весь КС.

Льюис бухтел, что во всем этом больше самопиара, чем действительно искреннего беспокойства, но Август понимал, что тут и то, и другое. Неожиданное освещение этой части жизни землян с точки зрения не повстанцев, не минусов, а именно бывших плюсов, которые в сознании остальных разумных КС до сих пор оставались самыми настоящими плюсами, а с подачи пропаганды КС еще и невинно пострадавшими от узурпаторов власти. Их искренние эмоции от увиденного в приемке, их попытка осмысления глобальности катастрофы, произошедшей со всеми разумными, о чудовищной несправедливости, бок о бок существовавшей рядом с ними, зажгли не только недовольных, но даже тех, кому не на что было жаловаться.

Осознание необходимости пересмотра ценностей, изменения системы, которая допустила подобное, охватило действительно огромные массы. Глядя на милейших малышей с красивыми мутациями, а именно таких детей обычно под свое крыло забирали плюсы, дети с неэстетичными мутациями в лучшем случае попадали в систему патронажа, но обижало это разве что только Льюиса. Август, например, считал, что это как раз самое удачное стечение обстоятельств из возможных, ведь не видя этих уродств, граждане КС задавались вопросом, а каких именно чудовищ они заперли на нижних ярусах? Вот этих милых малышей?

После того как КС предпринял попытку обрубить связь с платформами Земли, они окончательно подписались под тем, что это не ошибка или преувеличение землян, это грязный скелет высшего руководства космического содружества. Ведь только они были заинтересованы в сохранении и ужесточении существующей системы. После этой очевидной для всех облавы Августу даже не нужно было больше придумывать аргументы, чтобы что-то доказать глобальной общественности, все всё поняли и начало меняться глубинное, подводное течение. Незаметное сверху, но ощутимое для каждого.

Удивительно, что самым сильным толчком к этому стал даже не затворник Льюис, не желавший давать интервью или хоть как-то “работать лицом”, а дети. Состояние которых даже Августа задели за живое, ведь он никогда и не думал о них. В его системе координат они даже людьми никогда не были, пока Льюис не материализовал их в его голове. Если бы Лу не пропадал в этой своей приемке днями и ночами, вынуждая Августа лично спускаться за ним, он бы и сам никогда не узнал о них. Маленькие, удивительные существа так бы и остались для него недостойными отбросами, если бы он не сталкивался с ними из раза в раз.

Лу никогда об этом не узнает, но Август порой жалел, что благодаря его репутации от него шарахались еще при приближении, потому что и его взгляд на минусов тоже претерпел изменения. Дети однозначно не заслужили жить в таких условиях. Август впервые за долгие годы почувствовал такое чувство, как вина и ответственность за положение тех, кого теперь свозили в приемку, и страшно было оттого, что этот поток не кончался, он даже не становился меньше. Будто бездна разверзлась, и нет конца и края поломанным судьбам.

Это было сложно признать, тяжело принять и еще сложнее возложить часть вины за это на себя, ведь он как аристократ нес самую высокую ответственность за результаты подобной системы.

- Какого черта мой рабочий номер заблокирован? – Льюис, как всегда, неспособный ходить размеренно и спокойно, влетел в кабинет Августа. – Я не могу ни один отчет открыть, ни одно распоряжение подписать и отправить!

- Это я его заблокировал.

- Зачем?!

- Сядь для начала. – Август указал на кресло перед собой. – Нам нужно поговорить.

Чертыхнувшись, Льюис плюхнулся в кресло и, скрестив руки на груди, приготовился к еще одному конфликту. Август вздохнул и, облокотившись на локти, потер глаза.

- Ты не можешь больше заниматься тем, чем занят сейчас, Лу.

- Это еще почему?! Хочешь сказать, я плохо справляюсь!?

- Нет. Дело не в этом, ты отлично справляешься, но... – Август отвернулся на мгновение, о чем-то задумавшись. – Почему ты не назначил тех пятерых кандидатов на запланированные должности?

Льюис нервно забегал глазами и принялся отчищать свои бордовые брюки от несуществующей грязи.

- Я решил к ним присмотреться...

- Правда? – Август неверяще вскинул бровь.

- Да.

- А я думаю, ты просто не хочешь отдавать им эти обязанности.

- Они еще недостаточно компетентны, чтобы...

- А ты компетентен? – перебил Август.

- Хочешь сказать, я неуч?! Я не справляюсь?! – Льюис вцепился в подлокотники кресла, постепенно краснея то ли от стыда, то ли от гнева.

- Я хочу сказать, что ты никогда не готовился к этой должности. Точнее, у тебя и нет никакой должности, ты просто делаешь всё как и все, кто сейчас получил назначение. Ты даже распоряжения подписываешь не от лица ведомства и его сотрудника, а просто своим именем.

- И что? Сейчас мы только выстраиваем новые структуры... Ты хочешь должность мне присвоить?

- Никаких должностей. Забудь об этом.

- Это еще почему?! – Льюис вскочил со своего места.

- Потому что! – Август поднялся следом. – Потому что структуры уже готовы! Давно! Их разработали ученые, они просчитали и проверили готовые математические модели этих структур вместе с ИИ, они будут работать!

- Без меня?!

- Да! Без тебя!

Льюис задохнулся и застыл, неверяще хлопая глазами. Август шумно выдохнул и, выйдя из-за стола, обошел вокруг и встал напротив Лу.

- При всех минусах такого бардака, который произошел после известных событий, есть один большой плюс – это истинные лидеры. Мощные, харизматичные и умные вожаки, выжившие в рухнувшей системе не благодаря именитой фамилии и наследственной должности, а благодаря своим способностям. – Август ткнул пальцем в Льюиса. – И ты знаешь, о чем я говорю! Они прошли проверку, они зарекомендовали себя! Они получают необходимое образование и навыки, как ты хотел! Пришло время отдать им оставшиеся отрасли! Они справятся.

- А я?

- А ты должен перестать прятаться от разумных, черт возьми! – Август впервые повысил голос, обычно он хищно шипел, а тут явно психанул. Лу даже вздрогнул от удивления. – Больше ты не сможешь прикрываться обязанностями! Я их с тебя снимаю с этой минуты!

Льюис растерянно таращился на Августа, вообще не понимая, как он должен реагировать. Злиться? Но он действительно прячется от всех СМИ, для него лично создана своя информационная платформа, что, судя по смете, удовольствие недешевое и на этой платформе миллиардное количество запросов на аккредитацию от множества СМИ, плюс его просто ждут пользователи, ожидая услышать какую-то информацию о нем, но пока с ними общается информационный отдел Августа, потому что Льюис... прячется.

- Стоит наконец назвать вещи своими именами! Ты прячешься, а я потакаю твоему поведению! Но сейчас все изменилось! Я вообще не знаю, что делать дальше, но однозначно, что информационная среда сейчас вся направлена на землю! Не только твои идеи захватили умы, но и приемка с детьми! Мы на новой информационной высоте, и сейчас это совсем другой уровень! Если до этого пропаганда КС списывала все на то, что ты древний самодур, не понимающий, какой ящик Пандоры раскурочил, то сейчас очевидно, что мы вытащили грязную правду на поверхность.

- Древний самодур?! – Лу снова начал багроветь, только теперь от ярости.

- А ты как думал? – Август всплеснул руками. – Черт, с тобой я наделал ошибок! Я все берегу твою тонкую душевную организацию и не показываю, какое дерьмо сейчас льется на землян и на тебя как на их “вождя”. Я не планировал и не предполагал, что мы можем еще как-то захватить информационную среду, все же моего влияния на весь КС не хватит, а ты сам не желал этим заниматься, и тут все эти проблемы... обалдеть, я оправдываюсь, потому что налажал. – На миг во взгляде Августа проскользнуло удивление. – В общем, нам неожиданно прилетела огромная такая плюшка, на которую я и не рассчитывал. Мне пришло предложение от нескольких очень влиятельных людей на публичную встречу с тобой...Ты понимаешь, что это значит?

Лу отрицательно покачал головой...он вообще мало что понимал в этом бешеном круговороте.

- Нас готовы выслушать.

- Нас и до этого слушали.

- Нет. Одно дело когда тебя слушает всякий сброд, потому что ему плохо живется, а остальные сытые разумные с некими неосязаемыми пока претензиями к строю и с любопытством к тебе как к личности, и совсем другое дело, когда проблема стала очевидной и масштабной. Да и даже дети эти... на самом деле большинству влиятельных аристократов на них плевать, это обывателя можно этим удивить, но их задело не это... – Август усмехнулся свой фирменной хищной ухмылочкой, полной самодовольства. – Их задела очевидная слабость нынешней элиты. Им наконец стало понятно, что мы их скоро так или иначе сожрем, еще и при полной классовой поддержке... вопрос только в том, сколько всего жертв и кто в них будет включен, а кто станет тем, кто поднимет флаг нового времени.

- Что это значит? – Лу тер лоб, пытаясь все это запихнуть в смутно понимающую голову.

- Это значит, что ты заканчиваешь шкериться по приемкам, о которых и без тебя есть кому позаботиться, передаешь отрасли, которые сейчас курируешь, подобранным разумным и включаешься в информационный поток. Мы не можем упустить это время, и права на ошибку у нас нет.

- Но как же...

- Без “но”, Лу! Возможно, если мы сделаем все возможное, предполагаемых жертв будет в несколько так миллионов раз меньше! Поэтому с этого дня, вот прям с этой минуты ты заходишь на свою платформу и начинаешь со всеми усиленно общаться!

- Но Земля...

- Хватит! Выживут твои земляне! Ты уже и сам видишь, что самый пик мы прошли, структуры готовы и работают, со сбоями, но незначительными. К нам прилетела куча ученых, от энтузиазма и идей которых я не успеваю отбиваться, не надо думать, что если ты расслабишься, все рухнет. Земляне внутри планеты справятся, теперь время защитить их внешне.

====== Часть 10 ======

Мэл вышел из каюты и сладко потянулся, в спине что-то подозрительно хрустнуло и стало еще лучше. Зайдя на кухню, Мэл выжал из генератора странную смесь под кодовым названием «кофе». Конечно, это был не он, а белковая отрыжка, но недавно они обновили ароматизаторы и теперь можно было действительно на миг поверить, что в руках у него кофе. Втянув запах, Мэл прошелся по узкому коридорчику их консервной банки, гордо именуемой космическим кораблем, и вырулил к смотровой линзе, за которой раскинулась не только бесконечная чернота космоса, но и очень увлекательная картина, которая с каждым днем становится все более занимательной.

Так как они сюда прибыли не сразу, то начала еще не застали, но это не страшно, потому что менее интересно от этого не становилось. Сами они оказались тут чисто полюбопытствовать – ложь то, о чем ходят слухи среди пустотников, или нет. Оказалось, нет. Между официальной властью космического содружества и непонятно чем назрел конфликт. Причем «непонятно чем» Мэл называл огромную армаду кораблей, стекающуюся к Вельзувию 1. Ситуация складывалась преэпичная: малюсенькую планету, являвшуюся самой защищенной тюрьмой содружества, со всех сторон как мухи стекло облепили корабли. Изначально половина из них принадлежала КС, а другая – непонятно кому, потому что опознавательных знаков на них не было, но очевидно, что КС прекрасно понимало, кто это.

Конечно, все предполагали, откуда лапы растут, что за всей этой разношерстной армадой без определенных знаков стоит нелюбимчик миллионов Августин Вуивр и любимчик миллиардов — чистейший Льюис. Причем ни одна официальная новостная платформа странным образом не освещала данный «инцидент», даже более-менее крупные оппозиционные источники молчали. Когда Мэл тут только появился, количество кораблей было гораздо меньше с обеих сторон. Как говорят те, кто тут раньше них завис, сначала прибыл крупный Amos, судя по всему, под завязку груженый малогабаритными самоуправляемыми истребителями, в противовес ему прибыл Kowcheg 13-1, только недавно принятый на вооружение КС, за ним Daliv, и так по нарастающей, все пространство вокруг орбиты постепенно заполнялось кораблями с обеих сторон, но военных или каких-либо других действий не наблюдалось, даже открытой связи между сторонами не было, корабли просто висели около орбиты.

Можно сказать, что Мэл прибыл достаточно поздно, потому что к этому времени с обеих сторон находилось огромное количество кораблей, но КС уступал по количеству, но не по качеству. Все, кто встал в оппозицию, как и Мэл, были замотивированы примерно одинаковыми идеями: Мэл тут, например, потому, что в этой колонии половина его клана, большинство из которых заточили ни за что, их просто задержали, без контрабанды или еще какой нелегальщины, и, приклеив статью, закрыли на планете, а корабль забрали.

Причем забрали неофициально, свои опознавательные сигналки так и не повесили, видать, хотели под их именем пролезть к пустотникам и проворачивать свои грязные дела так, чтоб не светиться, но они ошиблись, потому что законопатили не весь клан, оставив огрызок, а главное, они либо не знали, либо не предполагали, что Мэл — главный псих пустотников — именно их родственничек, от которого не то чтобы открестился клан, но держался подальше, и Мэл на них бы обиделся, если бы на него не давили клановые условности, поэтому, когда его вытурили из клана, откупившись парочкой кораблей, он был не против и порой помогал родственничкам по старой памяти, даже к деду приезжал, который, кажется, не собирался никогда подыхать.

В общем, был у Мэла зубец такой большой на КС, тот корабль он вернул, а команду продал в рабство центурианцам. Конечно-конечно, скажете вы — у центурианцев нет рабства, но об этом знает только руководство КС и редкие пустотники, ведь КС жопу рвет, доказывая какие монстры центурианцы. Вот этим-то монстрам Мэл и подкинул ублюдков голышом и со страпонами в стратегических местах и без языков… исключительно красоты ради. Все это он, конечно, как мог так продемонстрировал на всех пиратских платформах, с которых эти изображения, став вирусными, попали везде, где только можно.

А недавно Мэл нашел исполнителя, конкретного заказчика на его клан, выяснилось, это был не случайный выбор, и вот уже его он разделал как свинину на глазах у всех и плевать ему было, что это родовитый аристократ, чью жопу, оказывается, раньше прикрывал их клан, и от кого тот решил избавиться, чтоб ни одной ниточки к нему не вело после одной незаконной, но прибыльной сделки, за которую ублюдок наверняка еще и не рассчитался. Вот его-то он и нашинковал, а его визгливую женушку определил в бордель, проведя с ней самолично несколько пробных ночей. Детей из пробирки он не тронул, кто он такой, чтобы убивать детей, просто отправил их к минусам в один из дискритов на Земле, благо связи имелись.

Самое смешное, что Мэл думал, детей родственнички заберут через пару месяцев, ведь это было вполне возможно, но жалкие, жадные ублюдки поспешили прибрать наследство родни. Зачем в таком случае им наследники? Но детям в любом случае свезло, теперь там обаяшка чистейший спасал всех земных выблядков. Мэл даже пожалел, что не один из них, он бы не отказался посмотреть на очаровашку вживую… и не только посмотреть, но это все мечты, их встрече, к сожалению, рядом с хитрой змеей не скоро случится быть. В любом случае после этой открытой выходки Мэл стал окончательно персоной нон грата, и за ним теперь не охотился разве что ленивый, да еще и за такие деньги. И где же ему было быть как не здесь? В ядре назревающего конфликта, куда слетаются корабли не только недовольного быдла, готового, как шакалы, присоединиться к охоте львов на крупную дичь, но и открыто выступающие корабли аристократов.

Пока аристократы не высвечивают свои маячки официально, они просто здесь ждут… и если Мэл, увидев первую армаду, решил, что это просто случайность, возможно, это те, кто попал в немилость второго круга совета, то вчера он в этом засомневался, увидев еще трех новейших малышек, способных захватить не какую-то сраную планету-колонию, а пару-тройку самых охраняемых перевалочных станций КС, а сейчас, оказавшись у линзы, Мэл поперхнулся кофе от увиденного.

— Какого хуя? — Облившийся кофе Мэл задрал голову, ошалело наблюдая, как над ним медленно проплывает огромное брюхо Sirius Gt-270. — Твою мать… что я, бля, пропустил?! Да если такая установка пукнет, его корыто сметет в щепки.

— Ви-и-инс!!! — по-девчачьи взвизгнув, Мэл бросился в рубку. — Какого хуя тут происходит?!

Винс сам сидел с квадратными глазами, таращась в датчики.

— Босс, они тянут нас за собой.

— Вот черт! — Мэл подбежал к рубке и принял управление на себя.

Следующие пятнадцать минут были потрачены на бесполезную борьбу с тянущим к себе магнитным лучом Сириуса, но в итоге Мэл сдался, с его консервной банкой из захвата не вырваться. Пришлось ждать «официального приглашения», которое они получили через несколько часов.

Их окончательно втянуло в парковочный отсек, луч перестал выводить из строя и так едва живую технику и дал возможность покинуть борт. Выйдя из корабля, гордый Мэл в сопровождении еще двоих из своей крошечной команды под присмотром семи военных клонов демонстративно поставил корабль на примитивную сигнализацию, пикнув ею от брелка. Конечно, нужно это было не для охраны корабля, а для того, чтобы продемонстрировать свое отношение к наглецам.

Еще никогда Мэл не был в такой махине, потому с любопытством рассматривал начинку гиганта. Дорога в лифте заняла почти сорок минут, кабинка неслась ввысь, потом петляла по туннелям и снова устремлялась вверх, пока наконец не остановилась на нужном ей этаже. Мэл вышел в широкий холл и удивился спартанской обстановке, обычно в подобных малышках в официальных помещениях были мрамор и золото, а тут не то чтобы чувствовалась бедность, скорее, сухая собранность и равнодушие к пафосу дорогих космолайнеров, видимо, Сириус был действительно исключительно боевой машиной.

Обычно в подобных гигантах, даже ориентированных на охранную и военную деятельность, все равно имел особый шик в приемном отделении, но тут имелось два варианта: либо Мэла не собирались встречать «официально», либо корабль действительно исключительно военный, а это большая редкость.

Мэл не успел размазать козявку по стене, как единственные в помещении двери распахнулись и их пригласили войти. Пришлось запульнуть козявкой в Винса.

— Ну надо же… Никлас собственной персоной… — протянул Мэл, разглядывая еще одного интереснейшего космического персонажа, живущего вне закона.

— Здравствуй, Мэл. — Скульптурные губы самой опасной космической твари растянулись в вежливой улыбке. — Сто лет не виделись.

— И тебе не хворать. Я б с тобой, чудовище, еще пару столетий не виделся. — Мэл сел в кресло напротив одного из арноу и, закинув ногу на ногу, скорчил самую внимательную физиономию, на которую был способен.

— Знаю… знаю… — насмешливо протянул Никлас. — Но я рад, что ты заглянул к нам на огонек.

— Конечно, заглянул, а то сам бы стал этим самым огоньком. Пока ты не стал жрать мое эмоциональное поле, начинай выкладывать, че тебе надо, кроме моих эмоций.

— А может быть, мне только они и нужны. — Никлас встал из-за стола. Обойдя изогнутую приборную панель, облокотился на нее и встал напротив сглотнувшего Мэла, который вообще крайне редко нервничал, но сейчас был как раз тот самый случай.

— Говори, что тебе нужно, чудовище, или я раскушу капсулу с ядом.

Никлас печально вздохнул. Зная этого истерика со сладкими эмоциями, Никлас понимал, что тот не блефует, с его заскоками тот и правда, если потребуется, раскусит.

— Какой ты некоммуникабельный рядом со мной… неласковый… — протянул Никлас, и от его сладкого голоса одного из главных психов космоса передернуло от холодной дрожи. — А ведь стоит тебе только пожелать, и я…

— Что тебе нужно?! — прорычал взвинченный Мэл. Еще не хватало, чтобы его подчиненные поняли, что в прошлом их кое-что пикантное связывало.

— Ну ладно… К делу так к делу. — Никлас демонстративно оглядел с ног до головы Мэла в его потасканном комбинезоне и, сев наконец в соседнее кресло, включил голограмму с CinY 3000.

Дорогущая крошка, габаритами чуть больше его нынешнего корыта, медленно вращалась перед их глазами, красуясь плавными, соблазнительными линиями и то появляющимся, то исчезающим контуром невидимости. Мэл сглотнул вязкую слюну.

— Последняя модель… — то ли спросил, то ли констатировал Мэл.

— Вот если бы ты на меня так смотрел… — делано обиженно начал Никлас, но хмурый взгляд заставил его прерваться. — Нравится?

— Что ты хочешь за нее?

— Небольшую услугу… Думаю, она будет тебе не в тягость… не случайно ведь ты болтаешься у орбиты Вельзувия, за родней своей прилетел или больше не осталось ни одного уголка вселенной, где бы ты мог припрятать свой горящий зад?

Мэл никогда не умел контролировать эмоции и держать покер фейс, потому по его реакции проницательный ублюдок быстро понял, что и то, и другое будет верно относительно него.

— А ты, я так понимаю, хочешь мне конечно же «помочь»?

— Конечно. Старые друзья должны помогать друг другу.

Мэл никогда не боялся говорить правду даже самому аристократичному засранцу в лицо, но Никлас был арноу и ему все его эмоции любого спектра все равно что коту сметана, поэтому Мэл не стал комментировать, какие они на самом деле «друзья».

— Чего ты хочешь? — Судя по лицам его команды, те были крайне удивлены сухостью своего развязного обычно капитана.

Никлас понимающе улыбнулся, но дальше комментировать не стал, все же клоунада не его конек, для этого ему слишком жаль эмоций.

— Пройдемся?

Никлас поднялся, и Мэл, кивнув, встал следом, взглядом приказав своим подчиненным оставаться на месте. Они вошли в появившийся в стене проход и оказались в голографической комнате. Несколько минут ожидания, пока арноу ковырялся в коммуникаторе, и белоснежное помещение со скошенными углами затопила знакомая чернота космоса, а в центре этой черноты зависла бордово-рыжая планета с множеством кораблей на орбите — Вельзувий-1. Самая охраняемая и неприступная тюрьма союза, попав сюда однажды, ты обречен остаться в ней навечно, но кажется, это может измениться в любой момент.

Оторвавшись от голограммы, Мэл перевел взгляд на арноу, задумчиво смотрящего все это время не на планету-колонию и множество кораблей вокруг неё, а на него — самого безбашенного психа пустотников. Жаль только, чертов Никлас видел дальше репутации, а желал именно эту взрывную суть, где еще ему найти такой уровень эмоций, как не у него, но донором Мэл быть не собирался.

— Так чего ты хочешь?

— Тебя.

— Давай по делу… — с несвойственным ему терпением прорычал Мэл.

Тонкие губы Никласа растянулись в понимающей улыбке, но, к счастью, дальше нее дело не пошло.

— Видишь ли, ситуация с Вельзувием затягивается, мы уже должны были либо напасть, либо договориться, но пока планы претерпевают некоторые изменения, а мои ребятки и их подопечные ждут нас в гости… Но мы не можем пока прийти… иначе это будет открытое выступление.

Мэл сложил руки на груди, понимая, к чему все идет.

— Другое дело ты. — Ник улыбнулся. — Твоя репутация говорит сама за себя, плюс благодаря тому, что ты натворил с военными и аристократом, все знают, где твой клан. Твое несанкционированное приземление на планету станет вполне ожидаемым.

— Я псих, но не идиот. Я с нее не взлечу.

— Что верно, то верно… — задумчиво протянул арноу. — Твое корыто может быть и нет, а вот если мы его переоборудуем немного… поставим другие движки, гравитационку… Получится то же самое корыто, но в несколько сотен раз мощнее.

— Ей не подойдет поверхность, там нет космодрома.

— Зато есть лифт. Тебе всего-то и нужно состыковаться с ним, забрать разумных и привезти их сюда.

— И на кой черт мне это делать? Я сюда за кланом прилетел.

— Мы заберем твой клан, когда все закончится, а пока ты заработаешь на новый корабль.

— Да на херу я вертел ваш корабль, тут скоро будет заварушка, может, я и не такой себе корабль отобью.

Никлас ласково улыбнулся Мэлу, заставив того похолодеть.

— Ну, если ты не согласен, тогда я не буду откладывать «сладкое» на потом.

Не успел Мэл и рта открыть, как оказался в стальных объятиях арноу, чьи глаза утратили теплый карий оттенок и засветились словно вечная мерзлота. Эмоции гнева, раздражения, ярости и замаскированного за ними вожделения словно языком слизало, остались лишь легкая усталость, умиротворение и пустота. Мэл дернулся, прекрасно зная, какой зависимостью ему это грозит, и, лишь ослиным упрямством преодолевая собственную апатию, пробормотал согласие.

— Отлично. Я знал, что ты согласишься, — протянул Никлас, сталкивая Мэла с колен, словно он грязная шлюха с перевалочной станции. — Тебе выделят каюту, отдохни там, пока мы нафаршируем твое корыто новыми двигателями.

Закрыв за собой дверь, арноу вышел из комнаты, вновь оставив Мэла со знакомым чувством собственной никчемности. Это было так унизительно: желать его, получать освобождение от раздирающих эмоций, а потом оказываться под ледяным дождем равнодушия. Такой как Мэл интересен арноу лишь как питательный батончик для голодного, другое дело «избранные» с чистыми, высокими эмоциями и душевными порывами, вот вокруг таких арноу готовы виться вечно, словно пчелы над изысканными цветами в божьем саду.

За это их и ненавидел Мэл. Он так нуждался в них, но при этом едва-едва выделялся из толпы, как раз настолько, чтобы его заметили, но недостаточно, чтобы удержать, ведь участь таких как он быть перевалочной базой между арноу и его «источником». Подобных Мэлу арноу используют и бросают, как только появится тот самый цветок, а посредственные доноры оставались в вечной зависимости от милости этих существ, убирающих их жгучий комок раздирающих душу эмоций и противоречий. В прошлый раз Мэлу хватило гордости и упрямства, чтобы вырваться из этого притяжения… Хватит ли в этот раз…

Комментарий к Часть 10 условное поле, на условной карте только в космосе

====== Часть 11 ======

“Напряженно хватаясь за утверждение жизни в природе, угрожающей со всех сторон уничтожением, человек теряет сознание и ощущение смысла жизни, он ищет просто жизни и умирает” Н.А.Бердяев

Когда Хайко открыл глаза и сощурился от яркого света, ему показалось, что он, похоже, наконец умер и мучения его в этом проклятом мире закончились, но через мгновение накатила знакомая тошнота и напомнила о себе мерзкая горечь во рту.

— Я еще жив? — прохрипел Хайко, заваливаясь на бок и падая в чьи-то руки.

— Жив, жив, — ответил высокий незнакомец. — У вселенной на тебя еще есть планы.

Хайко хотел ответить, но вновь отключился, в следующий раз очнувшись уже укутанным в несколько одеял и лежащим на заднем сиденье чудовищного вида машины, на лице была громоздкая кислородная маска и очки, а сам он оказался намертво пристегнут к сиденью. Потому, когда машину подбрасывало, он разве что клацал зубами, но оставался на месте. Густая пыль мерзким песком била в лицо, но благо очки и огромная дыхательная маска почти полностью его скрывали.

Пока они неслись неизвестно куда сквозь плотный рыжий туман, Хайко думал о том, что он чертовски удачливый сукин сын (таких выражений он нахватался, конечно же, от своих соседей по камере), потому что, когда он лоханулся с глазами и его отправили на эту забытую богами планету, Хайко готов был наложить на себя руки. Единственное, что его тогда остановило, это плакса Пикси, который сразу бы все почувствовал, потому Хайко сжимал зубы и терпел, но ни на что уже не рассчитывал.

Состояние было средней паршивости, судя по тому, как лихо ему было, его траванули надзиратели. Когда Хайко только привезли в колонию, надзиратель сразу любезно пояснил, что при первом же ЧП его и еще некоторых сразу отравят, но, как утешил ублюдок, это вряд ли случится, всем плевать на эту дыру, поэтому он может спокойно гнить в своей камере, пока не сдохнет.

Хайко ухмыльнулся, судя по тому, что он жив и ему не хочется выплюнуть свой желудок заодно с легкими, то ему опять повезло, но вот насколько, он понял не сразу, потому что вначале предположил, что это может быть бунт или какой-нибудь катаклизм, но когда спустя неизвестно сколько времени они подъехали к двум высоченным столбам и остановились, Хайко не мог поверить собственным глазам — они находились возле единственного лифта планеты, который был способен состыковаться с кораблем.

Судя по тому, сколько обломков валялось вокруг установки, а кратеры от взрывов были совсем свежими, тут недавно прошли бои. Небольшие пригорки по силуэту напоминавшие фигуры людей лишь на мгновение вызвали дрожь, но не более. Раз они мертвы, значит, так надо. Удивительно, как быстро мелкий песок засыпал их тела.

Хайко крутил головой, пока к машине не подошел тот самый парень, которого он видел перед тем, как отключился, и не взял его на руки. Хайко было неловко, он хотел сказать, что может сам дойти, но судя по тому, как держался разумный, по его скупым и выверенным движениям, по странной жесткости рук и отсутствию защиты на лице, последнее, в чем тот нуждался, это в его самостоятельности. Они подошли к гулко гудящей платформе, и его наконец поставили на ноги.

Хайко таращился ввысь, сердце в груди гулко билось от счастья, он не знал этих разумных, не знал их планов на него, но тем не менее он боялся шелохнуться, чтобы не спугнуть счастье — его заберут отсюда! Он на воле! Даже сейчас, еще не в космосе, а на поверхности адской планеты, он был уже безмерно счастлив просто потому, что вокруг не было стен проклятой конуры, ненавистного саркофага, вокруг был бескрайний простор, а над головой целая бесконечность, и скоро они, кажется, взлетят к ней.

Что-то прокаркав в динамик на браслете, мужчина вновь подхватил его на руки и словно кулек из одеял забросил на платформу, сам же, и не думая взбираться следом, направился к еще трем машинам, из которых выбирались разумные. Хайко, выбравшись из спутавшихся одеял, прошелся по широкой платформе с крюками для креплений. Быстро замерзнув, он вернулся к одеялам и, сев в угол, закутался в них плотнее, наблюдая за забравшими его разумными.

Все они были разные, но только трое выделялись тем, что были похожи друг на друга, как он с Пикси, только если они различались манерой поведения, мелкой мимикой и предпочтениями в одежде, то эти трое были до странности синхронны и похожи, к тому же они единственные не имели никаких средств защиты и при этом не задыхались без кислорода, не морщились от рези в глазах. Хайко даже предположил, что это роботы наподобие его нянек, но когда один из них запрыгнул на платформу и, сев напротив, пристально уставился в его глаза, запаниковавший Хайко понял, что не может робот быть таким…

Чувство страха и паники исчезли как-то резко, визави блаженно прикрыл свои сияющие неестественной синевой глаза, а на скульптурных губах расцвела полуулыбка. Мэй растерянно уставился на меняющееся лицо мужчины — пропали пугающая белизна и прозрачность кожи…прозрачность тела, волосы стали темными и будто ожили, реагируя на движение ветра, до этого они, словно высеченные из камня, строго лежали вдоль спины. Мужчина приветливо улыбнулся как самый обычный человек и собирался уже что-то сказать, как к платформе подошел его брат-близнец, и между ними завязался разговор на неизвестном Хайко языке, но речь шла явно о нем, потому что мужчина периодически бросал на него такие взгляды, будто перед ним стояла тарелка с индейкой.

Наконец мужчины ушли, и Хайко вновь остался один. Время шло, но ничего не происходило: группа из почти пятнадцати человек занималась разбором завалов и откровенным мародерством, странные тройняшки периодически куда-то уезжали и снова появлялись, но один всегда оставался недалеко от платформы, и когда кто-то попытался подойти к ней и заговорить с Хайко, странный близнец мгновенно оказался рядом, и разумный удалился, хотя тот ему ничего не сказал.

Через какое-то время близнец поделился с ним несколькими питательными батончиками, после которых Хайко вывернуло наизнанку. Его тошнило и било в судорогах, близнец, представившийся как Арноу, забеспокоился и принялся что-то говорить в комм. Через некоторое время вернулись его «братья» и вместе с ними еще двое таких же, они привезли с собой воду, и дальнейшие сутки прошли на коленях у Арноу, который периодически подносил горлышко бутылки с водой и давал ему пить, кормить его больше никто не пытался.

Время шло, взгляд Арноу, направленный на него, становился все более встревоженным. Все чаще Арноу вглядывался в небо в поисках чего-то и вновь смотрел на Хайко. Хайку хотелось утешить его, сказать, что он счастлив и есть совсем не хочется. Хочется спать и смотреть в небо. Он и не думал, что когда-нибудь ему будет этого достаточно, у него была куча барахла и слуг, а оказалось, нужно только небо и свобода, за которую он с самого начала платил высокую цену и сейчас готов расплатиться окончательно. Эта ширь и бесконечное пространство не надоедали, если бы Хайко спросили, что ему хочется, он бы сказал, что хочет разорваться на миллиарды частиц и стать всем этим бесконечным пространством вокруг.

Вновь уснув, Хайко проснулся уже на коленях Арноу, тот гладил его по волосам и с кем-то тихо разговаривал, ему принесли новую флягу, только в этот раз там была не вода, а странная жижа. Хайко уже хотел выплюнуть мерзость, но не смог, близнецы так смотрели на него, что он просто побоялся их расстраивать, послушно проглотив то, что отпил. Поняв, что его, кажется, не стошнит, странные клоны заулыбались и сели вокруг Хайко. Все они немного изменились, став более живыми, а волосы изменили цвет.

Так они провели еще несколько дней, и пожалуй, самым довольным, несмотря ни на что, оставался Хайко, вот бы рассказать об этом Пикси… Остальные члены команды были молчаливы и напряжены, постоянно вглядываясь в небо, на котором ничего не происходило. Разумные уезжали и снова приезжали к тем, что Хайко уже запомнил, прибавилось еще несколько десятков разумных, но они вскоре уехали.

Но все когда-то кончается, потому однажды Хайко разбудило странное оживление вокруг: разумные гомонили громче обычного, а Арноу осторожно теребил за плечо. Встав и потерев глаза, Хайко уставился ввысь и в первое мгновение подумал, что ему померещилось, но, потерев глаза еще раз, он понял, что нет — к ним приближался корабль. Сердце йокнуло от страха перед неизвестностью и рвануло от радости вскачь. Судя по реакции Арноу, те ждали именно этого.

Хайко вытряхнули из одеял, которыми потом занавесили его от посторонних глаз, пока он натягивал на себя защитный костюм, а это, на минуточку, задача не из простых. Как только с одеждой было покончено, его вновь завернули в одеяло и, к удивлению, уложили в центр платформы. Не успел Хайко занервничать, как к ним запрыгнул один из парней и его уложили рядом, также замотав в какие-то мягкие тряпки, а потом клоны сделали то, что Хайко вообще никак не мог объяснить с точки зрения адекватности: они завязали ему глаза какой-то тряпкой, но не очень удачно, так что он видел в малюсенькую щелочку обрывки реальности, в которой Арноу зачем-то разделись… Хайко моргнул, и вместо Арноу над ним появился прозрачный купол.

Хайко стянул повязку с глаз и уставился на странный купол, через который внешняя часть мира преломлялась и искажалась. Хайко сел и начал крутиться, заметив четыре комплекта одежды, которую носили клоны, но их самих не было.

— Что… куда они делись?! — непонятно кого спросил Хайко, но, к его удивлению, ему ответили. — Они здесь, чистейший.

Хайко обернулся и замер с приоткрытым ртом, рядом с ним лежал один из именитых наследников древней благородной семьи… Вообще всех этих глав кланов и их отпрысков Хайко почти не помнил, но этого вот запомнил, потому что его отец осмелился открыто задавать неудобные вопросы второму кругу совета, его влияния и авторитета хватало для того, чтобы иметь возможность их задать и после этого не потерять все что есть, но вскоре у него пропал сын — его старший наследник, которым он так гордился. Старика это подкосило и он как-то резко сдал. Хайко заинтересовался этой историей, потому что они с тем благородным действовали, не сговариваясь, но в унисон, поэтому то, как сломался этот разумный, было тяжело наблюдать. Если бы он тогда не натворил глупостей и не повелся на эту ложь с глазами, то лично инициировал бы расследование.

— Твой отец ищет тебя… — прошептал Хайку, надеясь, что старик еще жив.

Губы молодого мужчины изогнулись трещиной, которая должна была быть улыбкой, но стала лишь печатью боли на лице. Он так и не смог ничего сказать, лишь кивнул и закрыл глаза. Хайко тоже закрыл глаза, чувствуя на себе его руки, обнимающие и притягивающие к себе. Едва слышно загудели какие-то механизмы по краям платформы, вибрация басом прошлась по телу, выдавая работу мощных гравикомпенсаторов.

А в следующее мгновение вибрирующая платформа дрогнула и пулей рванула вверх, разрывая слои атмосферы, ставшие на такой скорости плотными, как стена. Платформа неслась вверх, унося их с этой безумной планеты, в неизвестность. В эту секунду Хайко словно умер и воскрес: перед глазами пронеслась вся его короткая жизнь — все было не зря, жизнь и смерть няня была не зря, его ошибка была не зря. Он ненавидел свои глаза, ненавидел себя за просчет, а теперь, смотря, как стремительно удаляется планета — на вечность уготованный ему склеп, исчезает опостылевший туман, а платформа погружается в бесконечную космическую линзу, Хайко был благодарен ей, потому что понял, что судьба коронует и она же распинает, но и то, и другое оказалось ее проявлением любви к нему, потому что, побывав в самой бездне отчаяния, он возвращался из нее с крыльями.

Комментарий к Часть 11 Мои няшные консультанты по платформе, космосу и гравитации, так как мои познания заканчиваются на знании этих терминов.... они пишут потрясающие истории (моя любимая “о чем шепчут звезды”) так, что заходите к ним, их истории влюбят вас в котиков https://ficbook.net/authors/3492491

====== Часть 12 ======

«Как бесконечные звёздные дали,

Мы бы на яркость людей проверяли.

Прав лишь горящий, презревший покой,

К людям летящий яркой звездой…» Егор Летов

Несмотря на свою репутацию, Мэл считал, что был на самом деле парнем простым и посредственным, и если бы не дерьмовая жизнь, он бы этой посредственностью с удовольствием и остался, но сука жизнь была редкостной, до крайности несправедливой тварью. Мэла колбасило от дерьма в системе, у него, как и у большинства в КС, была своя душещипательная история про сестренку, которую не спасли не потому, что денег не было, а потому что такая система, она ведь минус.

Несправедливость доканывала Мэла, люди с невероятными технологиями жили по законам джунглей и от животных отличались лишь тем, что были хуже самой распоследней твари. И Мэл ненавидел их за это, ненавидел за то, что как бы ни пытался, не мог вписаться в эту систему и жить в ней. Всего-то нужно было жить по убогим правилам для стада, не отсвечивать и соглашаться, когда требуется, с тем, что ты отребье, но он не согласен был пресмыкаться ради комфорта, просто потому что внутри у него никогда не будет комфорта, если он преклонит свою пустую голову перед родовитой отрыжкой.

Поэтому Мэл жил вне системы. Причем вне настолько, что даже теневая система его с трудом выдерживала, хотя там, несмотря на грязь, было хоть какое-то понятие справедливости и чести, наверное потому, что законы там были неписаные, выкристализированные за долгие годы одних и тех же ошибок. Мэл мог бы быть типичным контрабандистом, таскать незаконку по колониям, перевозить разумных, которым нужно залечь на дно. Мэл мог быть исследователем и поисковиком других планет и жирненьких на руду астероидов, но почетным гражданином ему, увы, не стать, и не только потому, что правовой портфель подвел, а потому, что не стал бы он кланяться этим чванливым мордам, ведь если система сгнила, то она сгнила везде, и в науке тоже.

Если бы Мэл был циничным не только на словах, ему бы жилось во много раз проще, а так его раздирало от желания отомстить системе за то, что она с ними сделала, за то, как она обрезала им крылья. За это он драл ей хвост как мог, нападал на грузовые корабли с клонами для сексуальных утех якобы для своей услады, активизировал их кодыбез администратора и таскался потом с партией озабоченных разумных с бесподобными телами по освоенному космосу, ища, к кому их теперь пристроить, раз послушных рабов из них больше не выйдет.

Наверное, и жив-то он до сих пор потому, что особым делом своей жизни считал нападение на транспортные компании, перевозившие заключенных, эти же «заключенные» ему не раз потом прикрывали зад, но некоторых, конечно, приходилось убивать, что уж делать, если ублюдка не зря посадили, не будет же он его персонально везти в камеру, поэтому пуля в лоб при изучении дела, а остальным свобода. За это все считали Мэла психом, а Мэл считал их психами, потому что не понимал, как можно жить, гния заживо.

Мэл просто смирился с внутренним неуемным демоном внутри, жгучим, как лава, и абсолютно бесконтрольным, он пытался просить его не впиваться в сердце когтями, не драть грудную клетку, но проклятый черт не желал дарить ему счастье спокойной жизни серой посредственности, бросая из одного пекла в другое. Он смирился с ним и принял. Принял себя другого, себя психа и себя ранимого. Он знал, что бесконтрольный огонь его демона может навредить другим, тем, кто не заслуживает зла, поэтому он вредил себе, надеясь сжечь себя когда-нибудь дотла так, чтобы согреть тех, кто замерз.

Поэтому, когда Никлас торговался с ним, предлагая новый корабль и освободить его родственников (как только появится такая возможность), Мэл, конечно, подыгрывал в своем спектакле, не выходить же ему из амплуа, но на самом деле он был согласен уже в тот момент, когда узнал, за кем он полетит, рискуя жизнью. Маленький рыженький Хайко, блеснувшая и погасшая звезда, зажгла когда-то надежду и в нем, но некому было защитить его, рассказать, какое дерьмо этот мир и нельзя! Нельзя! Нельзя! Нельзя доверять никому!

 — Пора.

Мэл не спал, но низкий голос одного из арноу, бесшумно появившегося в темном проеме двери, заставил вздрогнуть, кажется, он успел расслабиться в брюхе бронированного гиганта. Темные коридоры при их появлении зажигались равнодушно-холодным светом и вновь гасли. Особым шиком внутренней отделки считались белоснежные стены, как один из символов чистоты, но тут стены были темно-серыми, почти черными, и от пещеры каюту отличали скрупулезная строгость и подчеркнутая опрятность, никаких излишеств, только строгие линии и необходимые качественные материалы.

Лифт бесшумно открыл свои двери и они вышли на уже знакомом Мэлу этаже — прошедшие два дня он именно здесь на симуляторах отрабатывал план, по которому должен прорваться на орбиту Вельзувия и умудриться забрать пассажиров. Мэл предлагал самый простой способ — кого-нибудь взорвать и под шумок рвануть к планете, но как оказалось, это недопустимо. Никлас не объяснил почему, но нетрудно было догадаться, что, «кого-нибудь взорвав», он даст старт событиям, отмотать которые будет уже нельзя — начнется война.

Никлас молча кивнул ему — никаких больше лишних слов, все было сказано вчера. Теперь все зависело от Мэла и от того, насколько «союзники» готовы слушаться и стать хоть ненадолго послушными пешками, готовыми идти ровным строевым шагом туда, куда их направят.

Мэл сел в пилотную люльку, Никлас закрепил на его висках две темные присоски, от которых слабо побежал ток, две другие легли на грудь, это было просто, но вот в следующее мгновение в подготовленный за эти дни позвоночник впились контакты корабля, и это было больно, но знакомо — нервы взвыли на максималках, на мгновение его выгнуло дугой, но он быстро вернул себе контроль — умирать для него не ново, что уж говорить о боли, которая даст ему почти полное слияние с кораблем, о таком он даже не мечтал. Последние засекреченные технологии, которых нет даже на вооружении КС, это Мэл точно знал, и он станет одним из первых, кто их освоит.

Тело сковали плотные жгуты, надежно фиксируя… Теперь его тело — корабль, он сможет вернуться, разделиться с титановой пташкой, но вот захочет ли? Он уже был не уверен. Ведь это чистый восторг. Волнительные минуты в предчувствии взлета и свободного падения превращались в секунды, ускоряя бег времени, разрывая и расширяя пространство вокруг. Прозрачная крышка медленно опустилась, превращая его в стеклянную куколку, готовую вот-вот разорвать оковы пространства и расправить свои хищные, металлические крылья.

Темноту отсека развеял раскрывающийся зев корабля, за которым светилось множество сигнальных огней. По венам побежал знакомый ток, губы растянулись в шальной улыбке, все как он любил — ставки непомерно высоки, за мальчишку начнут войну. Весь мир повис сейчас на кончиках его крыльев, для одних невероятно важно вытащить мальчишку, а для других его побег подобен погибели.

Множество опаснейших акул, прекрасных в своей хищной красоте, зависло в космическом океане, и разделял их лишь меридиан, точка отсчета, где находился единственный на планете лифт. Он проложил невидимую грань, разделил две стороны, став меридианом выбора. Жестокого выбора, от которого нельзя отказаться, это выбор жизни, для которой сначала придется умереть, чтобы снова родиться.

Две космические армии разделил лифт, словно меридиан делит планету, соединяя два полюса, так и этот ржавый лифт разделил космическое пространство на две части, одна из которых как по команде неожиданно проснулась и пришла в движение. Огромнейшие корабли плавно и синхронно меняли дислокацию, двигались в разных направлениях, вставали на другие, более выгодные позиции, удар с которых по тем, напротив кого они выстроились, делал ситуацию просто катастрофической.

КС, естественно, тоже переполошилось и пришло в движение, уводя стратегически важные корабли из-под удара, и во всей этой возне черные дьяволы КС упустили крошечный корабль с ветхой обшивкой. Крошечной прозрачной каплей он летел к голубому сиянию рыжей планеты. Свободное падение корабля без работающей техники позволило обойти сканирующую сеть КС, он ненадолго стал мелким метеоритом, которому положено сгореть на орбите. Мэл бы повеселился, узнав, как на его трюк отреагировал Никлас, решивший, что корабль вышел из строя и вот-вот разобьется, вслед ему даже выпустили несколько космических истребителей, но зря, уже у самой орбиты крылья хрустальной куколки распахнулись, и отчаянная пташка, заложив вираж под носом у черных дьяволов КС, нырнула к центру меридиана и с максимальной скоростью бросилась к мчащемуся навстречу ей лифту.

Черные дьяволы рванули следом, но невидимую границу меридиана не пересекли, поняв, что истребители противника также держат границы, двигаясь на грани допустимого. По индивидуальным маячкам определили, что это псих Мэл, но наивных не было, все прекрасно понимали, что стоит на кону, поэтому вслед пташке, пристыковавшейся к лифту, выпустили самонаводящиеся ракеты. КС следил за противником, но тот молчал, как видно, на нарушителя им было плевать, раз не впряглись.

Мэл металлической шкурой чувствовал приближение ракет, потому, как только люлька лифта нырнула в брюхо, не заботясь о герметичности и кислороде для пассажиров, не тратя драгоценные секунды, он рванул ввысь, уходя в крутой вираж и надеясь, что пассажиры не превратятся в паштет. Хищные пираньи щекотали затылок, выжимая максимум из себя и титановой крошки, Мэл, обливаясь потом, уходил в виражи, ныряя в плотную атмосферу планеты, почти вплотную приближаясь к поверхности и вновь взмывая вверх.

Приборы визжали на максималках, давление то падало, то росло, он уже давно перешел на ручное управления, потому что не было времени обкатывать новую систему, приходилось выкручиваться по старинке, отчего вспотевшие ладони скользили по рулю. Ракеты были так близко, что он вместе с кораблем покрывался мурашками, чувствуя их смертельных холод, но его огня из раза в раз хватало на то, чтобы вывернуться в очередном повороте и уйти с траектории удара.

Одна из ракет попала в развалины небоскреба, за который он вильнул, две другие, утратив заряд, упали на планету, взорвав пустоту, остались еще три, самые опасные, потому что они меняли свою траекторию, обманывая его и уходя в стороны. Мэл ошибся, рука скользнула вниз, утратив управление, корабль дрогнул, и благодаря этому ракета, оставив крошечную царапину, пролетела мимо. Нужно было уходить от планеты, иначе его сил не хватит, чтобы сделать этот рывок, его крошка уже и так из последних сил расправляла крылья.

Смотрящие ввысь разумные видели, как мечется в небе корабль, словно волнорез, рассекающий туман. Как приближается он к земле и вновь закладывает виражи, как рвутся жилы у стальной птицы, а проклятые ракеты как приклеенные мчатся следом. На этой планете давно уже никто не верил в чудо, поэтому все просто ждали, когда ласточка жизни сдастся и, проиграв навязчивой смерти, поймает ее стрелу и рухнет вниз, а уж они-то ее тут захоронят с доблестью и навсегда запомнят тот чарующий полет, полный борьбы. И так бы оно и было, если бы на планете не нашлась еще парочка шальных сумасшедших, как видно, чувствующих друг друга на расстоянии.

Матерясь, Прокс забрался на крышу и, стянув мешающую защиту с лица, припал к стеклянному глазку. Дыхание застыло на губах, а широкая грудная клетка замерла, боясь спугнуть мгновение, по грязным от рыжей пыли вискам тек пот. За такой полет, за эту борьбу он не прочь помочь, хотя альтруизм в нем отпал вместе с пуповиной, но чего не сделаешь ради того, чтобы поднасрать КС! Хотя дело, конечно, не в КС, а в том, что он решил, если птичка вырвется из этой клетки, то и они смогут.

Палец ласково провел по курку, нежно прижался к нему… Вот она… маленькая, смертельная крошка, почти касается обшивки, нужно лишь проложить траекторию и выстрелить туда, где он будет через мгновение, так, чтоб не задеть парящих крыльев.

Выстрел.

Чуда не случилось, заряд пролетел рядом, но мимо, только Прокс знал, что значит бороться за жизнь, потому, переждав отдачу, вновь припал к прицелу. Он целился и не видел, как за его спиной оживились такие же «зрители» и бросились к оружию. Матерые бандиты, циничные подонки судорожно метались в поисках прицелов, лучших стволов, падали на землю, взбирались на машины и целились в маленьких вертких гарпий, а Мэл мчался в небо и камнем вновь падал вниз, распахивая крылья у самой земли и воскресая.

Когда одну из ракет сбили с земли, Мэл решил, что ему померещилось. Бросив краткий взгляд вниз, он закружил над небольшой группой разумных, разгоняя туман, и, ни на что уже не надеясь, закладывая виражи и поднимаясь по спиралям, не заметил, как избавился от еще одной ракеты. Оставалась последняя, но у нее вот-вот должен был кончиться заряд, потому Мэл улетел в сторону от того места, где находились разумные, ракета упала, взорвавшись на пустой земле.

Мэл развернулся и, вернувшись к разумным, закружил над ними, как можно ближе прижимаясь к земле и мигая им всеми возможными огнями. Те улыбались, махали ему руками и обнимались друг с другом. Мэл смахнул набежавшую влагу с глаз и взмыл вверх, унося свой ценный и, судя по показателям, еще живой груз в небо. Тело было просто каменным от усталости, но в противовес ему душа пела, словно исцелившись от самой гнойной раны, засевшей глубоко внутри. Мэл не знал, почему так, он просто никогда этого не забудет.

Прокс смотрел, как сначала в поднебесной исчезла пташка, а затем и её тень, но её след навсегда останется в груди у каждого из них. Мечась по небу, ускользая из лап смерти, борясь за жизнь, она пронзала их черствые сердца и незаметно сшивала друг с другом. Много они видели грязи, много они грязи делали, но, испачкавшись в ней сполна, оказалось, что под слоем копоти еще тлел огонек, и сегодня он засветился ярче, сделав каждого из них причастным к особому таинству жизни.

====== Часть 13 ======

Еще какое-то время Мэл прятался на орбите планеты, давая себе возможность продиагностировать корабль и помочь еще не иначе как чудом живым пасажирам. Сам корабль и физическое тело после этой дикой погони словно слились в единое целое. Мэл поймал себя на мысли, что чувствует обшивку как кожу, чувствует воздушный поток, плотность атмосферы и большинство команд уже выполняются им автоматически без механических действий.

Совместными усилиями с ИИ Мэл вскрыл доступ к заблокированному третьему уровню слияния, хотя Никласу обещал, что не зайдет дальше второго уровня. Всего было шесть уровней, и видимо после пятого разделение уже будет невозможным. Никлас предупреждал его о том, что «побочным» эффектом новой системы корабля может быть частичная или полная утрата личности, особенно со следующими уровнями допуска, но Мэл не чувствовал никакой утраты, скорее, наоборот, он стал более целостным, менее ограниченным и более свободным, а главное, спокойным. В этой капсуле, под стеклянной крышкой с множеством проводов, опутавших тело, он чувствовал себя на своем месте, а космос стал таким же родным, как небо для птицы.

Он видел идеальные пути перемещения, ощущал корабль как собственное тело, лучше чувствовал пространство вокруг, поэтому обратная дорога прошла гораздо более безопасно. Благодаря маневрам его никто не заметил, да и остальные корабли ощущались теперь как застрявшие в липкой грязи мухи, потому он успешно состыковался раскрывшей огромный зев махиной. Оказавшись в брюхе корабля арноу, Мэл как можно более осторожно поднял пассажиров на поверхность, откуда окружившая их толпа специалистов и роботов извлекла еще живых пассажиров и переместила в медицинские боксы.

Все суетились и бегали вокруг корабля, рыжик был явно плох, несколько открытых переломов даже Мэл заметил, но вскоре возня вокруг корабля стихла, пассажиров увезли, прибывшие с ними арноу рассыпались в крошку и слились с встречающими их братьями, и наконец вокруг корабля наступила долгожданная тишина. Несколько раз к кабине пилота подходили озадаченные специалисты, но люк оставался герметичным.

Мэл даже глаз не открывал, не желая возвращаться к функциям тела — слишком сладким оказалось слияние с кораблем. У корабля было желание — отправиться в полет и Мэл желал того же, но пока главный люк был задраен, несмотря на его сигналы с просьбой выпустить его из брюха. В огромном ангаре ненадолго стало темно, Мэл успел задремать, но потом вновь зажглись огни. Мэл услышал решительно впечатывающуюся в пол обувь. Эту решительную поступь Мэл узнал сразу — Никлас.

— Я уже не надеялся… — Никлас подошел к острому клюву корабля и положил ладонь на его серебристый бок. — Мы все видели — это было потрясающе. Никогда не видел ничего подобного.

За искусственно бодрой интонацией сквозило напряжение. Мэл дернулся, желая подняться и утешить, но желание быстро погасло, лишь тонкая цепочка сигнальных огней пронеслась по боку корабля и погасла. В воздухе повисла резиновая пауза, набитая стеклом. Лучше бы все оставить как есть, но не для этого арноу спустился сюда.

— Судя по всему, тебя не заметили, когда ты возвращался, даже мы определили твое местоположение, лишь когда ты оказался у люка. Как так получилось?

Мэл молчал, а стальная птица будто спала. В ангаре было темно и тихо, холодным светом горели лишь навигационные огни в полу, но во всей этой мрачной пустоте звенело пространство, между ними натягивалась струна. Арноу молчал, привалившись спиной к потрепанной обшивке корабля. Мэл, устав от затянувшейся двусмысленности, отправил сигнал с требованием открыть зев корабля.

— НЕТ! — резкий голос арноу прорвал тишину. — Отложим лирику! Тебе пора покинуть кабину!

Мэл молчал, сжимая губы плотнее и отправляя один запрос за другим.

— Ты должен покинуть кабину! Нужно разорвать твое слияние с кораблем, иначе ты можешь утратить себя и слиться с ИИ корабля! Первый раз это всегда трудно, но потом проще. Разорви контакт!

Мэл улыбнулся и набрал сообщение, зелеными буквами высветившееся на поверхности корабля как раз там, где недавно лежала рука арноу.

«Сколько эмоций для арноу, и все из-за меня. Открой ангар — мы в расчете, стальные крылья мои».

Губы арноу сжались в тонкую линию, а глаза потемнели.

— Никто не отнимет у тебя корабль. — За спиной Никласа стали появляться другие арноу. — Мы подлатаем его, усовершенствуем шасси и обшивку и вернем, но сейчас ты должен разорвать контакт.

Арноу еще что-то говорил, но Мэл закрылся. Тогда Никлас с помощью появившихся когтей впился в обшивку недовольно взвывшего сигнальными системами корабля и начал взбираться вверх, не жалея ее, оставляя дыры от прозрачных лезвий. Мэл взбесился от такой наглости и открыл глаза. Пространство вокруг зарябило и поплыло, но к тому времени, как хищный силуэт Никласа оказался над его прозрачной кабиной, зрение восстановилось настолько, чтобы разглядеть, в какой ярости находится арноу, но этим можно было кого угодно напугать, но не Мэла. Его это скорее повеселило.

— Если ты не отключишься, я сам тебя выдерну вместе с проводами!

О том, что Никлас не блефует, говорили несколько появившихся за его спиной арноу, слившихся с ним, за счет них арноу вырос на треть, а руки превратились не просто в лезвия, а в огромные, острые клешни, готовые в любой момент схватить в свои тиски капсулу с Мэлом и выдрать его из корабля. По камерам Мэл видел, что вместе с еще одной партией арноу прибыло реанимационное оборудование уже, видимо, для него.

Мэл прикрыл глаза и медленно выдохнул. Против такой угрозы корабль не может защищаться, выстрелить в ангаре он не сможет, потому что погибнет сам, навредит арноу, но если на эту тварь ему было плевать, более живучей твари во всем освоенном космосе не сыщешь, то на рыженького Хайко нет, хотя вряд ли взрыв в посадочном люке корабля нанесет такой махине урон, но Мэл всегда оставлял последнее слово за собой, поэтому Никлас расширяющимися в панике глазами наблюдал, как один из тонких, оплетающих тело, словно куколку бабочки, манипуляторов отделился и, блеснув острым лезвием, описал круг над своей «королевой» и приблизился смертельным пером к её горлу, замерев в дюйме от сонной артерии.

Никлас сглотнул и медленно опустил на ходу трансформирующиеся руки, с Мэлом никогда не было слишком просто, чтобы надеяться, что такая тактика прокатит. Никлас опустился на колени, а потом и вовсе лег грудью на стекло. Мэл почувствовал, как дыхание сбилось и сердце ускорило свой бег. Они смотрели друг другу в глаза и безмолвно общались — Мэлу казалось, что две черные бездны вытягивают из него душу, минуя защитный купол и тело.

— Когда ты вскроешь артерию, ты не сможешь управлять ИИ, ему потребуется некоторое время, чтобы попытаться перейти на автономное управление, но оно доступно лишь после открытия шестого уровня доступа, к этому времени, как ИИ получает доступ к шестому уровню, он достаточно обучается быть «личностью» и без личности в себе. Так вот… — Никлас прервался на минуту, смотря в голубые озера Мэла. — Мне хватит минуты, чтобы вскрыть капсулу, полминуты, чтобы извлечь твое тело и переместить в люльку физиокапсулы.

Пространство зазвенело напряжением, стоящие вокруг самолета арноу все сейчас были Никласами и все не хотели терять засранца с самым паршивым характером и самым благородным и безумным сердцем.

— Ну надо же… — высохшие губы Мэла наконец дрогнули, и он заговорил самостоятельно. Легкая хрипотца и насмешка из динамиков заполнили все воздушное пространство ангара. — Ты, значит, все рассчитал? — С каждой паузой напряжение росло. Никлас оторвался от стекла, продолжая, как и Мэл, считывать эмоции. — Тогда поспеши…

Смертельное перо только начало свое движение, в глазах Никласа мелькнул испуг, а его рука, уже трансформировавшись в клинок, пробила стекло и стремительно неслась к горлу, в которое погрузилось лезвие. Красная, такая человеческая кровь с ярким запахом металла едва окрасила светлую кожу шеи и провода, когда пробивший несколько ударопрочных линз клинок, снова сменив форму, сомкнулся вокруг шеи и, остановив кровотечение, сжал шею в жестких тисках.

Мэл смотрел в черную бездну глаз Никласа и улыбался раскрашенными кровью губами. На периферии сознания остальные арноу словно черные коршуны терзали металлическое тело своей жертвы, раздирая его на куски. Скрежет металла и вой гибнущего ИИ оглушал, но сердце строптивого разумного билось и вскоре плотно сжатые губы Никласа растянулись в улыбке. Арноу буквально уничтожили, разодрав на куски корабль, и на руках донесли Мэла до капсулы, улыбаясь ему со всех своих лиц улыбкой Никласа.

— От меня еще никто не убегал и ты не убежишь.

Комментарий к Часть 13 Ну, что есть тут те кто соскучился по “Космос”?

====== Часть 14 ======

Комментарий к Часть 14 Мои прекрасные в нашей команде пополнение! Ярче тысяч солнц помогает мне не опростоволосится с описанием технических моментов в истории, а то мои познания в физике весьма... Скромные 😅

А вообще отдельно хочу сказать еще раз спасибо моей чудесной бете и терпеливой гамме Иришке, смиренно выслушивающей длиннющие аудио с моими рассуждениями по космосе)))

Двери я в этой главе называю порталами, потому что наш вариант двери на врятли будет распространён.

Операционная и физиокапсулы, хотя тут они более примитивные. https://vk.com/club189721237?w=wall-189721237_1708%2Fall

Никлас бросил последний взгляд на спящего в физиокапсуле Мэла и вышел из полутемного помещения, в коридоре стояла одна из безликих моделей хомуисов, не имеющая своей личности, а соответственно, и уникальной внешности, но этот биоробот создавался для других целей, которым он более чем подходил.

— Светлого часа, господин. — Марионетка низко поклонилась и снова подняла свое белоснежное лицо.

Никлас посмотрел на механические часы на запястье и, проигнорировав приветствие, двинулся дальше по коридору, марионетка заскользила следом.

— Все готово?

— Да господин, связь установлена.

— Соединяйся тогда.

Арноу остановился перед сплошной стеной, приложил руку на ничем не примечательный участок стены, и через мгновение она пошла рябью и исчезла. В это время белоснежный силуэт марионетки окутал голографический черный плащ, из-под капюшона которого показалось еще идущее мелкой рябью лицо Августа. Несколько разумных, находящиеся в помещении, увидев прибывших, поклонились и отошли от высоких столов.

Август кивнул остановившемуся у одного из столов Никласу и перевел взгляд на лежащего на нем разумного. Худое, даже тощее тельце с тонкой кожей, через которую проступали вены, лежало на операционном столе в окружении поддерживающих жизнь проводов. Кисть разумного была вывернута под неестественным углом, на залитых кровью ногах были открытые переломы, грудь опоясывал синяк, почти все отекающее лицо было в разводах от не до конца смытой крови из разбитого носа, губ и рассеченной брови. Судя потому, что рыжие волосы были в крови, имелась еще и травма головы.

Август подошел к столу и наклонился ближе к покалеченному лицу. Надавил пальцем на поврежденные губы и, приподняв, осмотрел зубы, а потом перевел желтые глаза на опухшие веки Хайко. Приподняв одно из них, выпустил лужицу крови, другое порванное веко он и трогать не стал.

— Что это за убожество? — Август отпустил веко покалеченного глаза и, поднявшись, посмотрел на стоявшего напротив Никласа. — Ему же удалили глазной имплантант вместе со здоровым глазом перед транспортировкой на Вельзувий… Что в них сейчас?

— Удалили, — подтвердил Никлас. — Судя по снимку, ему уже в самой колонии на примитивном оборудовании имплантировали глазные модификанты первого поколения, чтобы он мог сам за собой ухаживать.

— Удивительно. Не знал, что такое еще существует. — Август взял Хайко за подбородок и осторожно повернул голову, периодически бросая взгляд на голограмму с показателями над головой парня. — Это нужно извлечь.

— Я в курсе. Мне нужно понять, насколько можно модифицировать его тело? На том уровне, который допустим для чистейших, мы не можем ему помочь, по идее, его уже сейчас нужно отключать от аппаратов, но очевидно, это не решение проблемы. Поэтому я позвал тебя, чтобы понять, насколько мы можем вмешаться.

— Делайте все, что необходимо, и верните ему зрение.

— Модификант?

— Нет. Выращивайте полноценные глаза и трансплантируйте.

Август отошел от стола с Хайко и подошел к соседнему столу, на котором лежал экземпляр покрупнее в чуть менее потрепанном виде. Все же чистейшие сами по себе слишком хрупкие по сравнению даже с самыми чистокровными аристократами, один из представителей которых как раз и лежал на столе перед Августом.

— Ну надо же… — губы Августа растянулись довольным волчьим оскалом. — Без вести пропавший Гедеон Вайсал, достойный сын своего отца и его невосполнимая утрата.

— Ты был прав, он действительно оказался в колонии. — Никлас сел на высокий табурет, наблюдая, как Август в черном цифровом одеянии словно смерть навис над молодым мужчиной. — И не только он, но остальных забрать не получилось.

— Всему свое время. Кто еще остался в той колонии?

Никлас протянул Августу прозрачный планшет со списком и изображениями. Пролистав несколько фотографий, Август перевел обескураженный взгляд на весело улыбающегося Никласа, прекрасно понимающего, какие чувства сейчас испытывает хладнокровный змей.

— А личные дела есть? Какие-то формальные документы?

— Забыл спросить, прежде чем прострелить голову последнему надзирателю.

— То есть нет?

— То есть не знаю. Мы изъяли некоторые базы данных, их дешифрует ИИ, но там, скорее всего, видео с камер наблюдения и медицинские данные. Думаю, там нет никаких документов хотя бы потому, что их нахождение там незаконно. Поэтому какие тут могут быть документы? Этой колонии нет даже на официальной карте Вельзувия, вместо формального обозначения колонии указан непонятный коммуникационный узел без цели и надобности, по нему-то мы их и вычислили.

Август вернул планшет и, задумчиво обойдя стол с мужчиной в отключке, провел белоснежной рукой хомуиса по чужой ноге до колена, потом пощупал коленный сустав, согнул ногу в колене и, несколько раз повернув ногу под нужным углом, вправил коленный сустав. Мужчина на столе дернулся, немного приоткрыл глаза и снова закрыл. Август отпустил его ногу и посмотрел на Никласа, с любопытством за ним наблюдающим.

— Их нужно забрать оттуда.

Никлас понимающе хмыкнул и перевел на Августа внимательный взгляд белоснежных глаз.

— Незаметно?

— Да

— Незаметно не получится.

— Как же ты выкрал этих двоих? — Август оперся на стол руками и перевел на Никласа внимательный взгляд.

— Не я, а Мэл в симбиозе с последней нашей разработкой.

— Ого… — Август удивленно вскинул брови и поднялся. — И как? ИИ не выжег ему мозг при слиянии?

— Нет. Мы сейчас разбираем его слияние и проведенную миссию. Думаю, благодаря максимальным нагрузкам слияние с программой прошло хорошо.

Август поджал губы и, сложив руки на груди, прошелся вдоль стены, зависнув на экране с показателями. Никлас вызвал покинувших кабинет специалистов, и те под задумчивым взглядом Августа приступили к реабилитации Хайко и Гедеона. И без того большое помещение стало еще шире, над пострадавшими открылись квадратные порталы, из которых показалось множество манипуляторов, которые зависли над изломанными телами.

— Они должны были как-то поддерживать связь с колонией похищенных. — Август отвлекся от действа перед собой и перевел на Никласа хмурый взгляд. — Если все, кого я видел, живы, значит, они поддерживают связь с родственниками, чтобы их шантажировать…

Арноу изменился в лице.

— Вот дерьмо… — Он встал со своего места и стремительно вышел из операционной, Август направился следом.

— Сколько времени прошло с того момента, как вы напали на колонию?

— Сегодня четвертый день. — Никлас стремительно шел вдоль коридора, что-то набирая на коммуникаторе.

— Вы обрывали связь до того, как напасть?

Никлас замер на мгновение, прежде чем кивнуть. Они прошли еще немного, прежде чем повернуть и выйти в холл перед лифтом, который опустил их на несколько этажей ниже. Попетляв еще по коридору, они оказались в рубке управления кораблем. Одна из стен была полностью прозрачной, потому казалось, будто они вышли в сам космос. Возможно, подобный вид и восхитил кого-нибудь, но только не Августа, мельком бросившего взгляд на управленцев за рабочими местами. Август прошел вслед за Никласом в соседнее изолированное помещение. За ними следом увязались несколько арноу. Все они зашли в белоснежное помещение, в котором, как только за последним разумным закрылся портал*, потух свет и развернулась голограмма рыжей планеты.

Голограмма с изображением Августа исчезла, оставив белоснежного хомуиса, но никого это не смутило, Август, как и прежде, был там же. Перед ними медленно вращалась планета, облепленная со всех сторон кораблями, словно слетевшимися на пиршество хищниками, разделенными неозвученными, но очевидными условиями. Хрупкий мир, прочерченный на границах меридиана, и чем дальше от его границ, тем все больше редели ряды кораблей.

Арноу медленно крутил пальцем в воздухе, вращая планету, пока не развернул ее противоположной стороной. Все замерли, во все глаза уставившись сначала на нестабильную зону магнитных бурь и смерчей, а потом на едва заметный корабль, мелькнувший в его туманностях.

Никлас посмотрел на мрачного, как грозовые тучи на планете, Августа.

— Значит у них все же есть космопорт… хорошо замаскированный, но есть.

Август с минуту молчал, наблюдая за приближенным изображением бури, в которой скрылся неизвестный корабль.

— Ты оставил хоть один аватар на планете?

— Да.

Арноу наблюдали одинаково льдистыми глазами за белоснежным хомуисом, утратившим голограмму с Августом, но при этом перенимавшим неуловимую мимику, осанку и походку своего хозяина. Арноу всегда подмечали подобные мелочи в разумных, и даже, казалось бы, примитивная марионетка с достаточно скудными параметрами своего искусственного тела умудрялась передавать властную натуру Вуивра, особый разворот плеч, положение рук, индивидуальную осанку, а пронзительный взгляд Августа передавался даже через бесцветные глаза марионетки. Эта энергетика была одной из причин, почему арноу сотрудничали с Августом, найти столько энергетической мощи, сколько ее имелось у Августа, было очень трудно. В большинстве своем даже самые авторитетные и влиятельные аристократы были условно опытными и уверенными в себе, прожженными и хитрыми, но их нутро часто сквозило пустотой, это были хищные цветочки, выращенные и выдрессированные в тепличных условиях, тогда как Август прошивал своей энергетикой каждого, кто находился рядом. Его взгляд чувствовался кожей как медленно наваливающаяся на плечи бетонная плита. Чингисхан жемчужного пути.

— Они увели аристократов в безопасное место?

— Они сейчас в коммуникационном узле под землей. — Голограмма планеты исчезла, вспыхнул свет, и белоснежного хомуиса вновь скрыл черный плащ, вернув заодно лицо Августа. — Пробираются к одной из ближайших деревень-поселений, в которой, судя по добытым данным, находится несколько любопытных ученых.

— Отлично… Пришли мне все фото и видеоматериалы с Гедеоном и подготовь корабль, я свяжусь с тобой.

Голограмма Августа исчезла, хомуис низко поклонился арноу.

— Связь прервана администратором, господин.

Сидящий в бионическом кресле Август резко распахнул глаза, смахнул с лица маску-передатчик и рывком расстегнул на груди нейронный скелет. Выбравшись из кресла, Август, игнорируя несколько запросов на коммуникаторе, вышел в свой кабинет и, пройдя его насквозь, зашел в еще одно помещение. Набросив на плечи длинную черную мантию, расшитую змеями, и поправив и без того безупречно уложенные в строгую косу волосы, встал в центр помещения. С потолка опустился небольшой куб, Август погрузил в него руки, набирая закодированную программу связи. Угольно-черная стена перед Августом пошла рябью, устанавливая связь, пока наконец не появилось изображение мощного разумного, у которого возраст и опыт читался по глазам.

— Не сказать, что рад тебя лицезреть… но я удивлен… — низкий баритон прокатился по помещению.

— А зря. — Губы Августа растянулись в лживо-радушной улыбке. — Мне есть чем тебя порадовать.

— Даже так? — Густые брови мужчины насмешливо приподнялись, при этом на квадратной челюсти заходили желваки. — И чем же?

— Не «чем», а «кем», — поправил его Август, прежде чем за его спиной появилось изображение лежащего на столе Гедеона.

С лица мужчины стекала самоуверенность вместе с самообладанием. Карие глаза буквально впились в изображение за спиной Августа, пытаясь, кажется, запомнить каждую деталь из того, что видят. Мужчине потребовалось несколько минут, прежде чем он смог оторваться от изображения и перевести взгляд на серьезного, без тени иронии и насмешки лицо Августа.

— Он жив?

— Жив.

— Где он был?

Август цинично ухмыльнулся.

— А был он под охраной своего папочки.

— Что, прости? — Потрясенный мужчина смотрел на Августа с надеждой, что это ошибка.

— Я вывез его с Вельзувия, который ты сейчас защищаешь от моих кораблей.

— Этого… — начал мужчина, теряясь от немыслимости правды.

— Не может быть? — подсказал Август. — Боюсь, что может… — Август внимательно следил за потрясенным собеседником, переводившим взгляд с него на мелькающие за его спиной кадры. — Ты действительно надеялся, что тебе вернут сына?

— Чего ты хочешь?

Август понимающе улыбнулся, но ничего не говорил, затягивая паузу.

— А чего хочешь ты, Саул? — Август наклонил голову к плечу, будто пытаясь что-то разглядеть в собеседнике. Его голос был тихим, будто то, что он предполагал, не могло быть озвучено вслух.

Пауза подтягивала колки на напряженных струнах непростого выбора. Мужчина сжал кулаки и прикрыл глаза, на висках от напряжения билась жила.

— Чтобы помочь тебе с выбором, покажу еще парочку фоток.

Мужчина вскинул полный ненависти взгляд на Августа, ожидая увидеть за его спиной какие-нибудь особо ужасающие изображения его сына, но вместо этого увидел еще несколько изображений пропавших без вести аристократов. Пропавших настолько давно, что он даже не сразу узнал их.

— Помнишь Мелхиседека? Это его сын. — За спиной Августа стоял полуслепой старец.

Саул потрясенно смотрел на разумного, не веря своим глазам.

— Мелхиседек погиб больше тридцати лет назад.

— Верно, как только подписал основной пакет акций своей промышленной группы лицензенту КС. — Август снова скупо и понимающе улыбнулся. — А ты… — Август выдержал небольшую паузу. — Уже подписал… свой приговор?

Саул передернул плечами и перевел взгляд на изображение старика, который был в несколько раз моложе их обоих, так ничего и не ответив.

— Понимаю… — Август ухмыльнулся. — Сделка отложилась из-за меня. Срочно потребовался твой ANUBIS 3000 на подавление угрозы у Вельзувия. Удивительно, как бывает причудлива жизнь… правда? Враг спасает сына… — Август резко перестал улыбаться и, сложив руки на груди, вперил два желтых кинжала в Саула.

— Мы никогда не были врагами. — Саул отвел взгляд.

— Я рад, что ты это помнишь.

 — Что происходит?! Что творится?! — кричал тощий шут, звеня бубенцами на нелепой шляпе. — Вы видите это?! Видите?!

Шут завизжал и упал на пол в судорогах, сотрясаясь на полу, потом, резко замерев, он хлопнул в ладоши, и словно сменив кадр, перед миллиардами юзеров появилась та же личность, но в совсем другой личине, на этот раз это был скупой экскурсовод в строгом костюме с бейджиком и «макияжем» шута. Экскурсовод, сложив размалеванные губы бантиком, причмокнул и, шваркнув линейкой по ладони, принялся карикатурно сухим и назидательным голосом озвучивать диктора одного из официальных выпусков «новостей» на платформе КС, на заднем фоне, как издевательство над происходящим, шел как раз этот самый выпуск новостей.

— Anubis 3000, сапфир, венчающий корону власти КС, — шут экзальтированно закатил глаза и и изобразил «корону», — занял свое место в ее оправе не так давно, потому что его строительство с использованием лучших из имеющихся технологий шло несколько долгих десятилетий, и вот совсем недавно он вышел в открытый космос. Его «крещение» было особым событием для всех известных нам планет и колоний. Саул Вайсал может гордиться — его линкор один из лучших. БЛА-БЛА-БЛА!

Шут отбросил указку, крутанулся вокруг своей оси, меняя костюм экскурсовода на более подходящий наряд, и вновь развернулся к аудитории, рядом с ним появилась огромная голограмма линкора, больше напоминавшего хищную птицу, расправляющую крылья, чем космический корабль.

— Господин Вайсал, я готов вам дать, — шут потыкал языком за щекой, изображая всем известное действие, — все, что у меня есть, только покатайте меня на своей «тачке»!

Шут потерся ягодицами о висящую голограмму, сопровождая все это задорной и похабной музыкой. Пошло виляя обтянутыми в цветной латекс ягодицами, шут забрался на линкор и уселся на него сверху словно наездник. После двух громких хлопков в ладоши пространство яркой студии втянулось в появившуюся воронку и шут оказался в космическом пространстве.

— Упс… — Шут состроил удивленно-испуганную гримасу. — Где это мы? Я не тут просил тебя покатать, проказник!

Шут принялся оглядываться, и по мере изменения ракурса камеры становилось не так весело, скорее жутковато. Рыжий Вельзувий — особый бабайка всех разумных КС, и без того одним своим недружелюбным видом наводивший ужас на зрителя, был облеплен множеством кораблей, разделенных невидимой чертой. По обе стороны от «границы» расположились две готовые к бою стаи, одна состояла из волков, другая из волкодавов, и несмотря на разношерстность противников КС, был абсолютно не очевиден исход схватки, если она все-таки начнется.

Шут трусливо сполз с хищной птицы и, открыв яркую воронку в студию, исчез, оставив зрителя наедине с равнодушным холодом космоса в окружении медленно плывущих в необъятном пространстве кораблей, лениво перемигивающихся сигнальными огнями. Вокруг линкоров словно стая комаров кружили крошечные истребители, и каждый, кто наблюдал происходящее, был рад, что он сейчас сидит в своем удобном кресле-иллюзионе, и его не заметят светящиеся глаза космических насекомых, а иначе будет достаточно одного выстрела, чтобы любого из них превратить в воспоминание.

Космическая тишина будто выла из глубины черепной коробки, тихим шепотом пробегаясь по коже и теряясь в стоящей дыбом холке, на всех инстинктах крича об опасности. Корабли лениво, но слаженно меняли дислокацию, перестраиваясь, но неожиданно в этой размеренной череде действий произошел сбой.

Словно спящий сокол, линкор проснулся, запустив маршевые двигатели, и вместо того чтобы перестроиться, огромный по массе Anubis медленно выплыл вперед, не спеша продвигаясь к границе меридиана. Видимо, никто не ожидал, никто не был оповещен или предупрежден, поэтому никто не напал, и линкор покинул ряды КС, отвесив ей тем самым унизительную пощечину, и встроился в расступившиеся ряды противника, будто ждавшего его и освободившего почетное место рядом с одним из основных линкоров Августа у самой границы невидимой черты, отделявшей космическое содружество от гражданской войны.

Космос исчез, появился шут, но он не успел ничего прокричать, Август нажал на EXIT, оставляя оппозиционного хохмача наедине со своей многомиллиардной аудиторией, наконец узнавшей о том, что происходит на периферии КС.

====== Часть 15 ======

Котацу. Лу долго вспоминал как это называлось, но в итоге вспомнил, правда, это не помогло ему в поисках, потому что подобным не пользовались, а значит, не производили, но уж что-что, а теплый японский стол Льюис мог себе позволить сделать. Набросав примерные чертежи, он отдал это все Маркусу и получил на следующий день круглый стол с теплым одеялом и обогревателем под столом, правда, что будет под спиной он как-то не обдумал заранее, но позже стол приобрел мягкий квадрат дивана с покатой спинкой, на которой заснувшего Льюиса часто находил Август и тащил соню на своем хвосте обратно в спальню. Хотя частенько они оба там засыпали, причем Август предпочитал находиться рядом с котацу в своей полуформе, так чтобы можно было хвостом обвить теплый столик и Льюиса заодно и хорошенько прогреться.

Вообще это Льюисово логово появлялось постепенно. Для начала Лу не выносил современную «стильную» обстановку, особенно если в ней было множество современных модификаций по типу скрытых дверей, выезжающих из стен, потолков и полов, столов, стульев, диванов, да и, вообще, чего только не выезжало, можно было любую часть зала в несколько нажатий превратить из гостиной в библиотеку, из библиотеки в бильярдную и так далее. Лу первое время развлекался с этими модификациями, а потом устал от них и начал требовать «нормальную» мебель, не выезжающую и не меняющую местоположение, цвет и материал.

Поначалу Августу было плеватьна некоторые изменения в интерьере, его это даже веселило, особенно Льюисовы «древние» причуды, но когда в один из дней он, оторвавшись от рабочей суматохи, попытался вызвать из стены любимое кресло, то оно не просто не смогло выползти, а в попытке добраться до хозяина сбило тумбу, на которой стоял загаженный аквариум с какой-то прожорливой тварью, которую Льюис непонятно откуда взял, но кажется, вместе с ней изначально было множество других рыбок, которых та очевидно сожрала. Август даже вспомнил отрывок разговора Льюиса с Видаром, где Лу жаловался на хищную рыбину, а Видар предложил тварь сожрать самим, зажарив на огне. Август потому и запомнил этот разговор, что этим двум непроверенную пищу употреблять нельзя, тем более какую-то мутировавшую хрень. В итоге аквариум с этой самой рыбой упал из-за кресла, которое долбилось о заднюю часть комода, на котором оно стояло, и, разбившись, выпустил тварюшку на свободу, и та к любопытству Августа не растерялась, а достаточно оперативно трансформировала ласты в примитивные лапы и принялась охотиться за хвостом Августа.

Льюис появился как в лучших традициях махровых мелодрам в момент, когда Август, сидя в своем кресле и поймав эту рыбину за хвост своим хвостом, бил её о пол, при этом тварь мерзко крякала и скулила, теряя мелкие острые зубки.

— Ты что делаешь с Клаусом?! — отмер Льюис.

— Клаусом? — Хвост Августа замер в замахе перед очередным ударом. — Его зовут Клаус?

— Ну, вообще-то Санта Клаус, — смущенно пояснил Лу.

Взгляд Августа выражал явное сомнение в душевном здоровье Льюиса.

— Ну, он, когда злится, становится красненьким! — попытался Лу оправдаться.

Август перевел взгляд на серо-синюю рыбину и, поняв, что та видимо умирает не злясь, потряс ею в воздухе, но она так и не разозлилась, смирившись и приняв свою участь. Конечно, Льюис не мог так просто оставить покушение на жизнь его единственного питомца, и завязалась перебранка.

— Ты хоть видел, что у него весь аквариум загажен?! — Август махнул еще живой рыбиной в сторону осколков разбитого аквариума. — Ты хоть в курсе, что за ним убирать надо?!

Вообще так странно сложилось, что постепенно они отказались от постоянного присутствия уборщиков. Лу знал, что обслуга стучит на него Августу, потому терпеть не мог все эти обязательные ежедневные уборки и в целом не любил, чтобы кто-то ковырялся в его вещах. Можно было использовать стандартную программу ИИ для уборки, но взломать подобную при желании было нетрудно, ее можно было перепрошить на местного администратора, но это та же самая слежка, от которой Льюис как мог уклонялся. Августу в целом было все равно, потому что жил он в своем кабинете, а в апартаментах появлялся только ночью и редко вечером, так же как и Льюис, но тем не менее Лу хотел что-то свое, куда никому хотя бы условно ходу нет. В итоге сошлись на том, что уборка будет раз в неделю, в остальное время порядок поддерживает Льюис.

То, что это было ошибочным решением, очевидно стало через месяц, когда такой же занятой, как и Август, Льюис упал, запнувшись о свои ботинки, стоявшие в неположенном для них месте. Привыкнув к тому, что кто-то наводит порядок, Лу разучился поддерживать его самостоятельно, к тому же на это просто не было времени. Вообще заморачиваться с уборкой для этих двоих было роскошью. Август в этот момент вышел из душа, лег в незаправленную уже неделю постель, выудив из-под спины ежедневник Лу, и категорично постановил, что если Лу желает жить в пещере, то предоставит ему для этого отдельное помещение, где он может разводить хаос, Август же хочет вернуться обратно в цивилизацию.

Лу конечно же надулся как мышь на крупу и даже спать решил на диване. Август с его решением был согласен целых десять минут, а потом, трансформировав ноги в хвост, потянулся за Льюисовыми пятками, торчащими из-под покрывала. Лу предполагал, что так и будет, потому был начеку, и как только знакомый хвост попытался обвить его лодыжки, принялся пинаться, да так активно, что Август отступил, но ненадолго. Чего Лу не предусмотрел в этой схватке, так это подлого коварства. Не скрывая улыбки, а потом и вовсе довольно хохоча, что само по себе явление для Августа столь редкое, что Лу на мгновение растерялся, он ухватил Лу за косу, которая не могла также активно сопротивляться, как ее хозяин, и потащил упрямую Рапунцель в постель.

Лу пообещал утром же отрезать волосы и лишился всех ножниц на месяц. Август знал, что Лу не раз порывался их отрезать, потому к угрозе отнесся более чем внимательно. Хотя в тот вечер Лу, побурчав, но растеряв запал из-за смеха Августа, все же быстро пошел на мировую и уже через час облепил Августа всеми своими конечностями. Август был идеальным партнером для Льюиса еще и потому, что тому нравилось, когда его так облепляют и вообще так спалось спокойнее. Даже чужие волосы во рту по утрам не вызывали отторжения, к тому же как бы Лу ни налегал на тренажеры, он для него был все равно слишком легким.

После тех событий Август распорядился расширить апартаменты, и к их гостиной присоединили небольшую, но достаточно просторную комнату, где и разместилось Котацу, гамак и Санта Клаус, который не просто выжил в тот день, а еще и полюбил своего несостоявшегося убийцу Августа. Тварюшка окончательно адаптировалась к «суше» и преданно бегала за Августом, стоило тому оказаться в зоне видимости, рядом с Льюисом же она отиралась, только если требовала еды, чем безмерно обижала своего защитника. К тому же она достаточно быстро мутировала под среду обитания и, поняв, что за еду бороться особо не надо, у нее уменьшились зубы, утратив свою остроту.

— Господин… — В кабинет Августа вошел хомуис. — Журналист Жером прибыл.

Август скрыл голограмму с рабочего стола и, откинувшись на спинку кресла, кивнул, разрешая пригласить разумного в кабинет. Через некоторое время эти двое покинули кабинет, и если прежде чем зайти в кабинет, знаменитый журналист дрожал от предвкушения, задора и энтузиазма, то после выхода из кабинета задор немного подувял, как и некоторые другие чувства, но для того, кто впервые вживую столкнулся с Вуивром, оставшееся присутствие духа уже большая заслуга.

Август шел по коридорам, лично сопровождая журналиста, не просто сделавшего себе имя на личности Льюиса, но и действительно искренне и самоотверженно, а главное, успешно трудившегося над возведением культа личности Льюиса. Они прошли по коридору, и прежде чем войти в апартаменты, стоящий рядом с ними хомуис закрепил на шее журналиста обруч, который при попытке покушения отсечет голову меньше чем за две секунды, но Жерома это не смутило, он бы сам лично по несколько таких обручей надевал на тех, кто приближается к его кумиру.

— Снимать можно только в гостиной, в остальных помещениях личных апартаментов нельзя, — бросил через плечо Август, открывая портал.

— А… а в саду можно?

Стоящий рядом хомуис с уважением посмотрел на журналиста, не каждый день увидишь разумного с такой бульдожьей хваткой, даже в глазах Августа промелькнула легкая заинтересованность подобной смелостью.

— Если Льюис разрешит.

— Спасибо!!!

Они зашли в личные покои, Жером смотрел во все глаза, не веря своему счастью — он так долго об этом мечтал и уже не надеялся увидеть чистейшего, да еще и место, где тот живет. Жером сжимал кулаки до белых костяшек, чтобы сдержать свои эмоции — вот-вот он увидит ЕГО! Невероятного ангела современности. Ох, Жером мог бы часами воспевать оды Льюису, но сейчас не время растекаться лужицей от восторга, сейчас он должен быть собранным и, насколько это возможно, максимально спокойным, чтобы не умереть от сердечного приступа до того, как увидит свое наваждение.

Август вошел в нетипичную для современных аристократов гостиную со множеством бумажных книг, с явно не очень удачной расстановкой мебели, но от этого помещение не теряло своего особого, странного уюта. Разного, не всегда уместного дизайна кресла стояли напротив квадратного дивана, очевидно из совсем другой мебельной коллекции, между креслами и диваном был круглый столик, заваленный книгами, каким-то блокнотами, а на вершине этой свалки стояла кружка, из глубины которой виднелся огрызок яблока.

Жером чуть не вывихнул себе шею, прилипнув взглядом к этому огрызку, его чистейший все же человек, он ест яблоки, запихивает их в кружки и… тот образ в голове, где Льюис на официальных мероприятиях в помпезных кимоно со множеством слоев шелка, широкими, расшитыми тончайшей вышивкой рукавами, искусной прической и дорогими украшениями в волосах, и огрызок яблока в кружке… это и стыковалось, и нет, больше «нет», чем «да», хотя он — Жером — готов принять его любым.

Так Жером думал, пока они наконец не нашли Льюиса и он его не увидел вживую. Мозаика с картинкой в голове начала сыпаться, хотя он был точно самым осведомленным журналистом, имевшим самую обширную картотеку с информацией о Льюисе, но самое главное то, что он помнил, что увидел, когда оказался в резиденции Рубиесов, и присутствовал при снятии с пострадавших глаз Льюиса повязки. Хрупкий, беззащитный эльф, настолько беспомощный, что Жером тогда впервые испытал сильнейшую тревогу за кого-то, кроме себя. Он был словно крыло бабочки, коснись, и он рассыплется. Поэтому Жером оказался совершенно не готов к тому, что увидит. Август его заранее предупредил, что Льюис не знает о том, что он задумал, поэтому никакого журналиста не ждет и уж тем более не планирует провести с ним целый день.

В первое мгновение Жером даже подумал, что это кто-то другой, но безупречный блонд, заплетенный в простую косу и змеившийся вдоль влажной от пота спины, на которой от нагрузки выделялась каждая проработанная мышца, очевидно говорил о том, что вцепившийся в турник разумный все же никто иной как чистейший Льюис. Жером замер, прилипнув глазами к мощным, излишне не перекаченным, но достаточно сильным мышцам на руках, плечах, на тонкой талии, на спине с созвездием родинок, на обтянутых черными спортивными штанами упругих ягодицах, на стройных, скрещенных сейчас ногах.

Полуобнаженный соблазн точно не был тем хрупким созданием, которое он видел в их прошлую встречу. Это был… Жером не мог подобрать слов, из головы выветрились не то что слова, даже связных мыслей там не осталось.

Август прошел вперед и сел на скамью одного из тренажеров. Льюис, заметив его краем глаза, подтянулся еще несколько раз и спрыгнул на пол, развернулся и заметил наконец не совсем вменяемого журналиста, уставившегося на его обнаженный торс огромными глазами с растекшимся по радужке зрачком. Льюис нахмурился, перевел озадаченный взгляд на Августа и, ничего не говоря, подхватил с одного из тренажеров легкую куртку и молча ушел в душ.

Жером, как только Льюис ушел, очнулся и перевел полный паники взгляд на спокойного как удав Августа… как удав… Жером передернул плечами от пробежавшего по спине холодка. Хорошо, что желтые гильзы глаз смотрели вслед ушедшему чистейшему, и у Жерома было время собраться с мыслями и попытаться вернуть себе самообладание.

Льюис появился из душевой, и обретенное равновесие вновь покинуло журналиста. Судя по всему, в душевой не было сменной одежды, поэтому влажный после душа Льюис в одном обтянувшем стройные бедра полотенце вышел в спортзал, прошел мимо Августа, без стеснения, в отличие от Жерома, наблюдавшего за ним, и скрылся в гардеробной, из которой показался уже полностью одетым. Синие брюки обтягивали стройные ноги, а свободного кроя туника, доходившая до середины бедра, была настолько проста, что Жером не мог сопоставить два образа Льюиса в своей голове. Конечно в повседневной жизни он не обязан соблюдать этикет и носить сложные одежды, но не настолько же просто, даже широкие рукава и горловина не имели ни одного узора или родовой вязи, вообще ничего, что подчеркивало бы особый статус чистейшего. Жером, конечно, понимал, что накладывает стереотипный образ евгеников на Льюиса, но ничего не мог с собой поделать. Он даже подумал, что это Вуивр как-то ограничивает чистейшего, но, судя по раскованности Льюиса, тот не чувствовал себя чем-либо ограниченным. Хотя он явно был раздражен.

Льюис недовольно сложил руки на груди и посмотрел сначала на Августа, потом на незнакомого ему разумного. Вуивр, игнорируя недружелюбный настрой Лу, предложил разместиться в гостиной. Когда все наконец заняли свои места, Август представил Жерома, кратко обрисовав его «заслуги» и причину нахождения в данный момент здесь.

— Нет! — Льюис сложил руки на груди. — У меня нет на это времени. У меня сейчас важная встреча!

Жером ссутулился и принял вид самый жалобный из возможных. Август такой вид принимать, судя по всему, не планировал и отказ для него не стал неожиданностью.

— Тебя никто не просит откладывать свои дела, занимайся ими, но с тобой будет Жером. Вы, может быть, проведете интервью, может быть, запишете пару фрагментов на разные темы, а может быть, нет, и мы ограничимся фотографиями и статьей, но сегодня он будет рядом с тобой! — начал Август говорить вполне мирно, а заканчивал, уже шипя. — Уже несколько недель прошло, как ты должен был заниматься своей платформой и всем, что связано со СМИ, сколько интервью ты за это время дал?!

— Три!

— Три?! Два из них были про твоих мопсов! Ты выбираешь интересные тебе вопросы и отвечаешь на них. Так не пойдет. Куратора ты слушать не хочешь, поэтому мы сменим тактику. Раз сам ты не можешь организовать свою деятельность с журналистами, ее организую я!

Льюис был с этим не согласен, и по мере нарастания спора Жером все глубже вжимался в кресло, готовясь к взрыву, которого, к счастью, не случилось — эти двое все же умудрились договориться без насилия. Даже о чем-то вполне спокойно поговорили, прежде чем Август ушел. Оставшись наедине с еще распаленным после ссоры чистейшим, Жером, несмотря на всю свою природную нахрапистость, смотрел в пол, не решаясь пошевелиться. Его Льюис оказался не той нежной фиалкой, которую он себе вообразил и сейчас рядом с ним был почти так же напряжен, как рядом с Вуивром, и при всем этом он не чувствовал разочарования, скорее наоборот, он был приятно удивлен: чистейший не просто не сгорел в огне прошедших событий, но и закалился в них.

Какое-то время они сидели в тишине, но постепенно завязался разговор, во время которого Жером, набравшись наглости, спросил, на каком языке они говорили, и как выяснилось — на английском в том его варианте, когда он существовал во времена рождения Льюиса. Удивительно, что Вуивр выучил его и вполне неплохо на нем разговаривал с Лу. Они успели немного пообщаться наедине, прежде чем появился хомуис и доложил, что прибыл Медичи Рувим. Льюис приказал проводить разумного в его кабинет, а сам принялся ковыряться в ворохе книг на столе, пока не выудил оттуда потрепанного вида ежедневник с многочисленными закладками. Прихватив его, он вместе с неотстающим от него журналистом направился в кабинет.

Жером шел вслед за Льюисом, смотря на его макушку и открытую, беззащитную шею, и думал о том, что они оба пребывали в неком замешательстве. Он потому, что для него эта встреча — буквально смысл жизни, ведь он так долго этого добивался и мечтал, что когда наконец несколько дней назад его пригласили на собеседование и потянулись длительные часы допросов в разных кабинетах, а потом еще и сдача анализов, то для него это прошло все как сон, а сейчас так вообще все координаты сбились, и не только потому, что он наконец-то рядом и что-то в голове бьется в панике от страха и восторга, но и потому, что нужно срочно вытряхивать все из головы и выстраивать новый образ, а на это нужно время, которого нет.

Льюис же был в замешательстве с его слов, потому что сам не знал, что ему нужно с ними (с журналистами) делать. Август требовал от него публичности, вовлеченности в цифровое пространство, а он просто не понимал, что ему в этом пространстве делать. Провозглашать новые принципы жизни? Так они их еще не сформулировали, как раз работают над этим, но эта работа еще очень далека от завершения, потому что никто из них не рожден с четким планом жизнеустройства огромного количества разумных.

— Мы не знаем, что делать с правовой системой, — поделился грустный Лу. — Мы отменили ограничения для почти всех категорий прав, но очевидно, что какие-то ограничения нужно вводить, точнее, не «какие-то», а нужно разрабатывать новую систему права.

— Вы имеете в виду опасных разумных?

— Да, но не только их. Нужно закрепить право контролирующего себя разумного жить так, как ему хочется, если он не мешает другим, но что если этот разумный физически сильнее других или имеет специфические способности к гипнозу, например, или одурманиванию с помощью феромонов…

— Да такое сплошь и рядом! — Жером активно закивал головой. — Меня тут обнес один воришка, обчистив карманы, пока я завис из-за его феромонов, хорошо, что я никогда не ношу с собой ничего ценного, кроме коммуникатора.

— Вот-вот! — Лу потер виски. — То есть нужно закрепить в праве особую повышенную ответственность тех, кто имеет преимущественные качества тела перед другими. С них спрос выше.

— То есть если меня обнес простой разумный, без физических преимуществ, с неопасными мутациями, то у него меньше будет наказание?

— Не меньше, а соразмерно проступку, но разумные с преимуществами должны понимать, что они не могут оказывать какое-либо воздействие на других своей формой, с них за это спрос будет выше, но опять же нет никаких критериев, нет даже единой базы всех разумных с мутациями, тогда как прецедентов все больше. Очень мало профессионалов, способных заняться этой работой, а это нужно делать, и как можно быстрее. Опять же есть категории преступлений, в которых специфические мутации не должны являться отягчающим, это будет просто нечестно.

— Это какие же? — Жером с любопытством наблюдал, как Льюис листает свой блокнот и вышвыривает из него ненужные листочки.

— Ну, например, очень много сейчас в некоторых дискритах преступлений, связанных с кражей еды. Обстоятельства такие, что некоторым видам разумных нечего есть, мы, конечно, пытаемся это решить, но это ведь зависит не только от нас, но и от разумных на местах, некоторые нечестные администраторы продолжают искусственно создавать дефицит продовольствия.

— Но зачем?!

— По разным причинам. Кто-то пытается заработать на взятках, а кто-то намеренно саботирует нас как власть, создавая напряжение в дискритах. В любом случае голодный разумный, доведенный до отчаяния, может напасть, чтобы отнять еду, и тут особенности его мутаций не должны являться отягчающим обстоятельством.

— Ох, ни фига себе… так мы даже не знаем, сколько у нас всего мутаций на Земле… — Жером озадаченно почесал затылок.

— Вот именно, но нам нужна для начала хотя бы классификация. Скоро мы запустим перепись населения, надеюсь, это немного поможет разобраться с мутациями.

— Думаете, кто-то добровольно напишет о своих «специфических мутациях»?

Льюис улыбнулся, видя обоснованный скепсис на лице журналиста.

— Думаю нет, но вместе с переписью будет сканирование разумных и бонусы для тех, кто честно расскажет о своих «специфических мутациях».

Жером сначала задумался, а потом неожиданно заливисто рассмеялся. Льюис замер, не понимая причину веселья.

— Извините! Просто мой приятель пукает через ухо, думаю, он будет рад за бонусы рассказать вам об этой своей «специфической мутации».

— Ну вот видишь, нужна еще и классификация «специфических мутаций», — отсмеявшись сказал Лу.

Некоторое время оба молчали, думая каждый о своем.

— То есть вы действительно хотите возродить институт государства?

— Да, но это не единственная цель…

«А какая еще?» — этого Жером спросить не успел, потому что появился хомуис, и Лу засобирался на встречу с ним.

====== Часть 16 ======

«Я не люблю, когда мне врут, но и от правды я тоже устал» В.Цой

Медичи Рувим был странным. Жером как только увидел этого субъекта, сразу усомнился в адекватности этого Рувима и Вуивра одновременно, потому что допускать подобного чудика до чистейшего могло быть опасно, но Льюис, когда увидел его, так искренне заулыбался, что Жером решил отложить панику и присмотреться получше к этому странному разумному.

Первое, что бросилось в глаза, это явные признаки старения, у Рувима были лучики морщин вокруг глаз и седина! С нынешними технологиями устранение этих двух неприятностей стоили не дороже посещения массажиста. Отсутствие ухода за собой — тревожный симптом, но чистейший протянул руку для пожатия, незнакомец ответил, и Жером таки споткнулся на ровном месте, чуть не упав, благо хомуис успел его подхватить. Льюис непонимающе обернулся, а дерзкий незнакомец рассмеялся.

— Не обращайте внимания, чистейший, я уже говорил вам, что такой способ приветствия уже давно не практикуется, а главное, прикосновение к чистейшему — особая привилегия, и примерно так и будут реагировать разумные, если увидят, какую вольность я себе позволил.

Льюис устало вздохнул и, не став комментировать произошедшее, сел в одно из строгих белоснежных кресел, его гость разместился в таком же. Вообще морщины и седина были не единственными странностями, главная все же заключалась в одежде и большом количестве браслетов из странных камней на запястьях. Стиль в одежде явно отсутствовал, потому что на разумном был какой-то просто крайне нелепейший костюм со странными цветными разводами, да и тот сидел не по фигуре и был немного великоват, но кажется, это абсолютно не заботило гостя, как и прическа с собранными в неаккуратный хвост давно немытыми волосами.

Жером озадаченно нахмурился. Чтобы допустить, точнее, прежде чем одобрить его анкету, которую он регулярно отправлял с запросом на интервью, требовали результаты данных последнего обследования здоровья, о всех вирусных и прочих болячках, и потом еще дополнительно проверили уже у себя, учитывая, что запросы он слал ежемесячно. То есть данные о здоровья должны были обновляться не реже двух раз в месяц, потому весь последний год Жером регулярно бегал по врачам, и те уже за него болели и держали кулачки, в ожидании, что ему наконец одобрят «аудиенцию». Жером уже почти сдался, но в итоге ему повезло даже больше, чем он рассчитывал — почти день с Льюисом! Это будет сенсация. В любом случае как такого неопрятного разумного допустили к Лу, его как минимум должны были протащить по анализам или он их прошел, как и Жером?

— Что удалось узнать? — Льюис аж заерзал на своем месте от нетерпения. — Их легенда правдива? Они те, за кого себя выдают?

— Скорее всего, да. — Рувим протянул Льюису планшет, и тот принялся листать изображения. — Именно подобный геном был у тех повстанцев.

Некоторое время висела тишина, Льюис просматривал материалы, а Жером с Рувимом прошлись друг по другу изучающими взглядами, причем взгляд Медичи не источал той же теплоты по отношению к Жерому, которую источал по отношению к уткнувшемуся сейчас в планшет чистейшему.

В помещение зашел хомуис с подносом в руках, на котором оказался маленький плоский чайничек из коричневой глины, три крошечные кружечки и нарезанные полосками странные сладости, больше напоминавшие нугу. Рувим разлил пахнущий травами напиток по чашечкам и протянул одну из них Льюису. Лу втянул аромат, блаженно прикрыв глаза, и наконец отвлекся от планшета, вернув его владельцу.

— Я уже который год тут, но так и не могу понять эту систему…

Чистейший напряженно смотрел куда-то за плечо гостя и крутил чашку в тонких пальцах. Причем, к удивлению Жерома, на прекрасных, музыкальных пальцах имелись вполне себе набитые костяшки.

— Я думал, что уже разобрался, но, оказывается, нет… Есть правовые портфели, они делят разумных фактически на касты, но тем не менее у них есть какие-никакие права, гарантированные КС… Но те, кто к нам прилетает, явно по физиологическим показателям, шкале самоконтроля и интеллекта претендуют на плюсов, ну, минимум на высших минусов, тогда почему они бегут, от чего? Почему над ними издеваются?!

Рувим уже хотел что-то сказать, но Льюис продолжал негодовать:

— У них даже идентификационных браслетов с собой нет, и естественно, я не могу идентифицировать их в базе правовой комиссии, чтобы просмотреть все параметры и…

— Лу! — Рувим поднял руки, прерывая распалившегося чистейшего. — Их нет в правовой системе КС.

Повисло удивленное молчание, Льюис сидел с открытым ртом, на котором замерли слова, и непонимающе смотрел на Медичи.

— Что значит нет?

На лице Льюиса мелькнула смутная догадка и испуг, Медичи, считав его реакцию, печально кивнул, подтверждая зарождающуюся мысль.

— То есть… Подожди! Получается, их нет в системе и они… э-э-э… Как такое может быть, я не понимаю… Эксперименты над разумными запрещены.

— Смотря что называть «экспериментами», биологические официально запрещены, но те, у кого есть деньги, могут себе все что угодно позволить, а вот, например, психологические эксперименты никто не запрещал, да и вообще, кто будет контролировать права разумных на территории какой-нибудь закрытой космической колонии, принадлежащей крупному монополисту?

— Что значит кто? Есть правовая комиссия…

— Опять ты за свое! — Рувим печально улыбнулся. — Ну есть она, и что? Она есть на Земле, есть на Кеплер, есть еще на нескольких крупных «открытых» планетах и платформах, но ее власть даже там порой ограничена, что уж тут говорить про закрытые станции и колонии? К тому же ее существование — формальность, выгодная простым разумным, не монополистам, а фактически, если смотреть в целом, это ширма власти евгеников, а точнее, второго совета.

— Что значит «закрытые»? Разве КС не все подчиняются?

Медичи тяжко вздохнул и уставился пустыми глазами на голубое чистое небо с бликующими шпилями других небоскребов за окном.

— Формально да… Точнее, как. — Рувим почесал короткую бороду на подбородке. — Вспомни, что первое время освоение космоса осуществлялось с помощью государств, но потом и столетия не прошло, как пальму первенства перехватили частные компании. Именно первая частная компания крупного конгломерата выстроила Селесту. Другое дело, что её потом подмяли госструктуры и национальные объединения, но это немногое изменило, они уже научились строить стационарные платформы, на которых могут долго жить разумные. Как только была построена первая автономная платформа с белковыми генераторами, с мобильной, быстровозводимой экосистемой, корабли начали летать все дальше, выстраивая платформы, подобные Селесте, и хотя чем дальше от Земли, тем хуже условия, все же с водой были еще некоторые проблемы, но и их вскоре решили, начали строить первые заводы по добыче ценной руды с астероидов, выстраивались первые транспортировочные структуры с настроенной дорогой. Понятное дело, что всю тяжелую и опасную работу выполняли роботы и ИИ, но люди все равно были нужны, множество востребованных специалистов улетало в космос, завести потомство в таких условиях сложно, но благодаря искусственным маткам возможно, это еще одна отрасль бизнеса… Дети в космосе стоили очень дорого, но дорого для обычного разумного, а для корпорации, купившей технологию, это сущие копейки, к тому же разумные с Земли мутировали, несмотря на свои блестящие мозги не все подходили для полетов в космос, но были и те, кто подходили прекрасно, плюс интеллект или какие-то другие «удобные» качества. Что стоит вывести удобную тебе расу подходящих для твоего конгломерата разумных, имея на руках подходящий материал? Ведь запретили эксперименты над геномом не только потому, что на Земле уже появились стремительные мутации с опасным уклоном, а еще и потому, что в космосе на частных платформах, принадлежащих транснациональным корпорациям, на подходящем оборудовании начались эксперименты над созданием «идеальных» разумных. Причем критерии «идеального» разумного зависели лишь от фантазии «заказчика». Ученые, работавшие в таких отраслях, пытались как-то остановить это, начались протесты и суды, громкие разоблачения, но то было только на первых платформах, при строительстве последующих те, кто был заинтересован в продолжении подобных экспериментов, просто закрывали свои колонии для посещения и подбирали более дрессированный персонал. — Рувим потерянно покачал головой. — Просто представь на минуту, у тебя столько денег, что ты можешь создать искусственную среду обитания и заселить ее таким числом разумных, выращенных в искусственных матках, каким тебе захочется. Можно воссоздать условия древнего мира, задать, так сказать, условия «игры» и развлекаться над ничего не понимающими разумными, родившимися из подобной матки и фактически никогда не имевшими родителей. Им можно какую угодно легенду их рождения вложить, какую угодно традицию привить, догмы которой нельзя нарушать, можно…

— Можно издеваться как захочется, ведь некому рассказать, что это все ненормально… Твори что хочешь… любое безумие, — закончил чистейший.

Льюис закрыл лицо ладоням, а Жером мелко дрожал от охватившего его озноба, он никогда и не думал о том, что происходит в других колониях. В сети было множество контента с других планет и платформ, но все знали, что есть и закрытые планеты, и платформы, но к ним относились как к дискритам с минусами… Не могут же закрыть просто так нормальных разумных? А минусы, они ведь опасные… Правда, теперь вот вышло, что опасных там было не так и много, как утверждали официальные СМИ, ежегодно рассказывавшие устами аристократов о том, как самоотверженно они борются с опасными мутантами, чтобы мирные жители могли спать спокойно. Кажется, все они действительно долго «спали» и пробуждение теперь вызывает дикую боль.

— Получается, в КС нет единства, а фактически всех объединяет жемчужный путь?

— Да. Единая безопасная транспортная система стала объединяющим фактором. К тому же общая угроза в виде космических пиратов, выходцев из низов, умудрившихся выкупить консервные банки и начать на них нападать на груженые транспортники, вынудила заключать договора и образовать целостную систему с гарантом заключенных соглашений в виде совета чистейших и специально запрограммированного ИИ, в основные функции которого входят не только евгеники, но и контроль над выполнением заключенных соглашений, и как заправка к этому блюду — пресловутая чистота крови, позволяющая эксплуатировать умных и талантливых разумных, нарушая их права.

Льюис печально усмехнулся.

— Так что же этот ИИ допустил подобную несправедливость? Что за мрак творится вокруг?

— Ну, для начала у каждого своя мера справедливости, и для него она начинается и ею же регулируется, то есть если истец менее чистокровный, чем ответчик, то вряд ли решение будет в пользу истца, к тому же, чтобы требовать решения вопроса ИИ, нужно подать претензию в верховный суд КС, а это не так просто, для этого нужно быть как минимум членом совета, и то это не гарантирует, что нижестоящие суды разных уровней не уведут твою претензию в другую инстанцию, да и не нужно это никому. Те, у кого есть своя станция и корабли, не нуждаются в контроле над собой, у каждой отдельно взятой ячейки этой системы свой уклад, они платят налоги, выполняют условия заключенных соглашений по типу гарантированного обслуживания кораблей КС, предоставления рекрутов и военных кораблей в пользование и поставки ресурсов, приоритета в закупках и ценах, ну и там много еще всего. При нападении на станцию, например, пустотников КС обязано помочь, предоставив свою армию, ну и на этом, пожалуй, все. И это устраивает всех, — Рувим развел рукам. — Кроме, пожалуй, простых разумных.

Льюис пожалел, что он не курит. Точнее, тут ему никто сигарет не даст, только через труп Августа и Спектроника, но сейчас как никогда хотелось затянуться крепкой сигаретой, а лучше выпить. Залить душу хорошим спиртом, чтобы выжечь им из души как бактерии все мысли, растоптанные надежды и жуткие предположения. К ним все чаще стали прибывать авантюристы из разных колоний и планет, но это был первый корабль, который привез больше ста семидесяти тысяч разумных, являвшихся почти точными копиями друг друга. Точнее разные поколения имели разную внешность, но в целом «партии» были видны по внешности. Они заявили, что сбежали из отдалённой колонии, и просили защиты у «справедливого чистейшего».

Несправедливый Август попытался их выдворить с планеты до того, как об этом узнал «справедливый чистейший», но не успел, у Льюиса уже образовалась своя преданная свита, исправно стучавшая ему на все, что могло иметь хоть какой-то интерес для Льюиса. Август предпринял однажды провальную попытку показательной расправы над одним из таких Льюисовых преданных доносчиков, но в итоге Льюису оперативно сообщили о происходящем другие доносчики, и заступник всех ущемленных примчался на защиту своего «птенчика», и начался очередной марлезонский балет. В любом случае Льюису донесли, и тот не дал выдворить «ораву бесполезных минусов» с Селесты.

Август долго бушевал, но Льюис, немного поднаторевший в хитростях, предложил ему проверить легенду прибывших, и если то, что они рассказывают, правда, провести обширную информационную компанию по распиариванию беззакония КС, но теперь выходило, что это даже не КС, а множество мелких государств, скрепленных жемчужным путем, и каждый делал в своей колонии все что хотел.

— Получается, это феодальная… в смысле космическая раздробленность?

— Ну, не совсем… — Медичи задумчиво потер подбородок. — Видишь ли, тут палка о двух концах. С одной стороны свобода, а с другой — этой же свободой тебя потом и ударят. Предположим, один из аристократов не согласился на какую-то сделку, ну или дорогу кому-то перешел, неважно, в общем чем-то не угодил, то, во-первых, всегда можно наслать на его транспортные корабли прикормленные шайки космических пиратов, чтобы те раздербанили их и нанесли ущерб бизнесу, а можно, если он слишком провинился, ну и для поддержания благочестивого облика КС, раздербанить его колонию, расшатав ее изнутри на вот такого рода вещах. Именно эти разумные прибыли из колонии, принадлежащей одному из знатных аристократов с более чем старой фамилией, не пожелавших уступить права на один из найденных ими уникальных астероидов. О том, что в его колониях полнейший беспредел, стало известно еще несколько лет назад, материалы часто мелькали в сети, к тому же он колонию подзабросил, на нее переключились его отпрыски и начали там свои зверства, которые и засняли их любовницы, хвастаясь охотой на разумных на закрытой платформе для избалованных ублюдков все мастей, а там эти данные подхватили заинтересованные люди и началось официальное расследование. Что случилось там дальше, тайна, покрытая мраком, но аристократа судили, имущество конфисковали, а разумные каким-то образом «сбежали».

— Как это? Зачем им бежать, если их уже «спасли»?

— Хороший вопрос, — ухмыльнулся Рувим. — Это как с отменой крепостного права в древней России, когда некоторые ушлые дворяне, поняв, что реформы будут приняты, хотят они того или нет, стали за несколько лет до официального принятие этого закона «великодушно» давать вольную всем желающим, естественно, без земли. Так же и тут, скорее всего они устроили условный побег для разумных, предоставив то корыто, на котором они умудрились добраться до Земли, и зачистили отличную платформу, находящуюся на развилке двух путей, от ненужного балласта в виде несколько десятков тысяч разумных, которым положена как минимум плюсовая категория прав, гарантирующая и нормы содержания.

Льюис захныкал.

— Вот блин… Август сразу все понял, но видимо решил дать мне «поумничать». — Льюис закрыл ладонями пылающие щеки. — А я-то думал, какой я молодец и как мы сможем разыграть эту карту, он ведь требует от меня публичности.

Медичи заливисто рассмеялся, и лучики морщинок вокруг его глаз стали ярче, Жером тоже слабо улыбнулся, все же, когда эти двое улыбались, в помещении становилось светлее.

— Ну, они хотя бы разбавят кровь землян более чистыми генами, все же их клонировали из достаточно чистых экземпляров, судя по их физическим данным.

— Да уж… хоть с физическими данными нам повезло, — печально вздохнул Льюис, вспоминая армию красавчиков близнецов.

— Ну, на самом деле все не так печально, — подал голос Жером, на что Льюис заинтересованно обернулся. — Вы можете провести экскурсию и задать логичный вопрос: «Как КС это все допустило?»

Льюис надолго задумался, но в итоге отрицательно покачал головой.

— Одно дело обвинять КС во главе с теряющим легитимность и поддержку большинства советом, который как кость в горле у многих аристократов и других влиятельных разумных, а другое дело поставить под угрозу благополучие этих же лиц с их колониями, Августу нужны влиятельные союзники, и те вряд ли будут в восторге, если поймут, что я собираюсь лезть с «проверками» в их колонии. Ведь если я задам вопрос о том, как они такое допустили, значит, это они недосмотрели и не приняли необходимых мер.

— Но как тогда изменить систему? — возразил Жером.

— Постепенно. К сожалению, на примере Земли я уже понял, что резко и быстро ничего не получится. Сейчас мы в сложной ситуации, надеюсь, отталкиваемся от дна, но я не хотел бы подобной разбалансировки для всей системы КС. Многие и так понимают, что нужны перемены, необходимо создать вектор перемен. Система все же достаточно целая и единая, но с точечным беспределом им придется перестроиться, и у них должно быть на это время. Как и у нас. Мы еще Землю не привели в порядок, как мы приведем в порядок остальные платформы и планеты?

— Полностью с вами согласен, чистейший…

— Не называй меня так! — окрысился Льюис, и Жером вздрогнул, радуясь, что это не он брякнул.

— Хорошо, хорошо. — Рувим миролюбиво поднял ладони вверх и продолжил: — Я с вами согласен, все же таких закрытых колоний немного, некоторые из них закрыты из-за опасных мутаций, но их аристократы все равно заботятся о своих разумных и не бросают, пытаясь помочь. КС как лоскутное одеяло — все разные, но современная система фактически является крупнейшим из всех бандитов, использующих законы так, как им удобно.

Жером смотрел на сидящего в кресле чистейшего, то ли сложившего руки на груди, то ли обхватившего себя за плечи и смотревшего в панорамное окно на медленно плывущие румяные от подступающего заката облака.

— Впереди борьба и финал ее так далек…

— Вы всего лишь бабочка, взмахом своих крылышек устроившая ураган. Мы подхватим этот ветер и разгоним с его помощью тучи, главное, продолжайте быть.

Рувим с грустью смотрел на чистейшего перед собой, видя его усталость и отчаяние. Как объяснить ему, рвущемуся в прекрасное будущее для всех, что даже то, что уже есть, огромная победа, но Льюис не видит этого, потому что для него этого не просто недостаточно, а критически мало.

Когда его, Медичи, забрали из колонии, в которой он прозябал последние семь лет, и привезли сюда, в окружение бывших коллег, среди которых было много друзей и врагов, все они наконец занялись тем, о чем мечтали — возрождением Земли. Каждый из них, даже самые прожженные циники, которые, казалось, ни во что уже давно не верили, горели не просто мечтой, а уверенностью в неизбежности ее исполнения.

Вместе они перестраивали инфраструктуру, делая ее доступной для всех, отменяли множество абсолютно ненужных платежей, перестраивали налоговую систему, правовую, бились над очисткой воды. Разрушали целые кварталы с ненужной застройкой, готовили для всех образовательные программы. Земля постепенно перерождалась, сбрасывая старую кожу, но Льюис этого не видел, потому что в приемку продолжали поступать покалеченные дети и подростки, которым требовалась не только крыша над головой и еда, но и лечение. Лечение, на которое просто не было средств, хотя многие фармацевтические заводы были национализированы и работали фактически на появляющиеся общественные больницы, но этого было катастрофически мало.

Медичи был вынужден обратиться к Августу с предложением создать еще один филиал «приемки», куда будут свозить самые тяжелые случаи, не все, но так, чтобы поток чуть ослаб, иначе Льюиса это скоро добьет. Эта идея уже выдвигалась при чистейшем, но тот был категорически против, уверенный, что если он ослабит контроль, то найдутся администраторы, наподобие тех, что были в двадцать втором дискрите, которые Лу теперь будут в кошмарах сниться, и из-за них по-любому как-нибудь пострадают подопечные. Все доводы о том, что там будут проверенные разумные, не сработали, но Август, к счастью, согласился, предупредив, что если Лу настучат и он об этом узнает, то будет еще хуже.

Чтобы предотвратить подобный вариант развития событий, Медичи пришлось собрать «тайный совет», куда он пригласил Спектроника, где тот рассказал о том, что чистейший болеет, регулярно температурит после приемки, и они долго искали причину, пока не поняли, что это чаще всего стресс. Особенно после приемки или новостей из дальних частей планеты. Что Август пытается фильтровать для Льюиса информацию, но благодаря «им», Спектроник это подчеркнул, Лу все знает, и если так пойдет и дальше, неизвестно, сколько он еще протянет, благо сейчас его спасают физиокапсулы, но они могут не спасти от неожиданного инсульта или еще чего-нибудь, и не дай бог, этоосложнится каким-нибудь из современных вирусов, которые каждый из них легко переносит, а Льюиса любой скорее всего убьет.

Спектроник тогда долго и проникновенно говорил о своем любимце, совсем забыв о времени, но это возымело действие, и Льюису хоть и продолжали стучать, но уже явно фильтровали информацию. Те, кто знал Льюиса дольше, чем Медичи, Маркус, например, говорили о том, что чистейший меняется, становится жестче по сравнению с тем, каким был раньше, но Рувиму казалось, что он лишь обрастает панцирем, внутри которого натянуты струны с до предела выкрученными колками, и он надеялся, что получится их хоть немного ослабить до того момента, как те начнут рваться.

====== Часть 17 ======

Зачем рыдать под звездой, которую все равно не снять с неба? Она совершит начертанный ей путь. А ты совершай свой.

Иван Ефремов

Через полчаса принесли обед для всех, чистейшему в отдельных герметичных контейнерах. Они поели, и Медичи откланялся, не желая излишне тратить время Льюиса.

- Не обращайте на меня внимания, – поймав напряженный взгляд чистейшего, заговорил Жером. – Занимайтесь своими повседневными делами, я постараюсь вам не мешать.

- Хорошо. Если тебе что-нибудь потребуется, скажешь.

- Спасибо, господин.

Чистейший как-то неловко улыбнулся и, кивнув, вышел из гостиной. Жером направился следом. Они прошли по длинному белому коридору с множеством сенсоров и скрытых охранных систем, которые Жером замечал наметанным взглядом просто потому, что благодаря свой деятельности в начале карьеры не раз пробирался туда, куда не следовало, и знал кое-что про защиту высшего порядка. За очередным поворотом коридора им навстречу вышел тот, кого Жером не ожидал здесь увидеть.

- Привет, Яскер.

Бывший аристократ под ошарашенным взглядом Жерома молча кивнул.

- Он опять заблокировал тебе голос?! – Благодушие чистейшего резко улетучилось.

Льюис вскинул запястье и, вызвав Вуивра по коммуникатору, обозвал того “мерзким мерзавцем” и еще многими другими эпитетами, от которых у Жерома как минимум несколько раз от ужаса замирало сердце, а в шевелюре явно прибавилось седины, но к счастью всех присутствующих и удивлению Жерома, все после этого остались живы, никого не четвертовали, а бывшему аристократу вернули голос.

- Говори мне об этом, если он сделает так еще раз, – прорычал разъяренный Льюис, продолжив свой путь.

- Хорошо, – Яскер сказал это так, что даже Жером понял, что ничего тот не скажет просто потому, что просить помощи ниже его достоинства, а возможно, он не хотел обременять чистейшего своим противостоянием с Августом, а может быть, и то, и другое. В любом случае по спине журналиста вновь пробежал холодок при мысли о том, какое все же чудовище Август, и ручной он по-прежнему только для Льюиса.

Они зашли в небольшое помещение, где стоял полукруглый, интерактивный стол с рабочей голографической зоной, которая засияла синим цветом, как только Льюис оказался рядом с ней. Чистейший сел в кресло и приложил ладонь к центру стола, по ладони пробежал голубой луч и поверхность засияла красным, а вежливый женский голос озвучил причины отсутствия доступа, из которых следовало, что доступ ограничен до тех пор, пока жизненные показатели не вернутся в норму. Льюис раздраженно встряхнул несколько раз браслетом, сделал несколько глубоких вдохов и снова приложил ладонь. Сканирующий луч пробежал по ладони, сенсор вновь загорелся красным и женский голос снова озвучил то же самое.

Чистейший взбесился и принялся лупить ладонью по мигающему сенсору. Жером вжался в стену, с ужасом смотря на поведение Льюиса, продолжавшего с яростью лупить по столу, и Яскера, пытающегося его как-то образумить, но тут, к общему шоку всех присутствующих, после очередного удара по сенсору тот загорелся зеленым. Лу замер с открытым ртом, Яскер также застыл в непонимании.

- Э-э-э...

- Ты наводишь ужас не только на космическое содружество, но и на технику, – сдержанно улыбаясь, прокомментировал Яскер.

Еще некоторое время они поговорили ни о чем, Жером себе в это время выбрал и вызвал кресло, поставив его в угол за спиной чистейшего, так чтобы не маячить перед глазами и не отвлекать своим присутствием. Какое-то время Яскер и Льюис о чем-то негромко переговаривались, аристократ, прибывший с папкой, протягивал чистейшему графические документы, и тот прикладывал свои пальцы к уголкам, оставляя свой индивидуальный отпечаток, являвшийся достоверной подписью. Вообще такие интерактивные листы не использовались в широком обороте, потому что являлись тонкими синтетическими пластинами, предназначенными заменить бумагу, нужный текст на них появлялся через индивидуальный коммуникатор и подписывался отпечатком пальца. Весь функционал заключался в том, чтобы подтверждать подлинность отпечатка и являться законным подтверждением заключенного соглашения или сделки. Стоили такие пластины достаточно дорого, поэтому использовались только для исключительно важной документации.

Наконец Яскер ушел, бросив холодный взгляд на Жерома, и чистейший, кажется забыв про все на свете, погрузился в работу. На экране перед ним появлялись документы, которые тот читал и голосом вносил пометки или распоряжения. Порой Льюис совершал кому-то звонки и отдавал распоряжения. Жером слился с креслом и старался ни единым вздохом не напомнить о себе чистейшему, который, кажется, совсем забыл о нем. В какой-то момент Льюис попытался вызвать к себе какого-то разумного, но ему отказали, потому что тот заболел. Причем заболел какой-то сезонной ерундой, от которой даже младенцы не умирали, но почему-то только сейчас Жером понял, что от этой привычной уже для всех разумных болячки у Льюиса совсем нет иммунитета, и она, если вспомнить историю ее появления, вполне возможно, убьет чистейшего.

Пока Льюис что-то недовольно выговаривал Спектронику в коммуникатор, Жером, прикрыв глаза, думал о том, что чистейший как появился в их жизни внезапно и неожиданно, так же внезапно и неожиданно может покинуть ее. Обхватив себя руками, Жером сжал плечи, стараясь унять страх осиротеть вместе со всеми землянами. Неудивительно почему так все взбунтовались неделю назад, когда прошел слух, что чистейший планирует улететь с планеты. На самом деле это было не так и неизвестно, кто вообще этот слух распустил, Льюис просто приехал на открытие разрушенного после военного столкновения с остатками сил КС восстановленный космический порт, но тот был окружен морем разумных, которые беспокойными волнами стекались со всех частей Вавилона.

- Что происходит? – Льюис хмурился и непонимающе смотрел на бесчисленное количество разумных, окруживших не только все подступы к порту, над которым были запрещены полеты, но и все воздушное пространство вокруг космопорта.

Причем полеты рядом и над космопортом были запрещены, а он сам окружен силовым полем, но это не мешало разумным, нарушая административный закон, на своем разношерстном транспорте облепить силовое поле и летать вокруг него. Льюис и сам прибыл по подземному туннелю и должен был пройти через небольшую площадь до космопорта, но все пространство вокруг оказалось забито волной людей, поэтому при всем желании у него не вышло бы добраться до космопорта. Конечно, можно было убрать силовое поле и доставить туда чистейшего на аэромобиле, но тогда бы туда же хлынули очевидно все решительно настроенные “граждане нового государства”. Поэтому вся свита просто озадаченно замерла в центре моря разумных, хмуро сверлящих их взглядами.

Так и не получив ответа, Льюис просто прокричал в толпу вопрос: “Что случилось?”, на что получил единым хором голосов пробирающий до костей ответ:

- Чистейший наш!

- Что? – Льюис обернулся на Яскера с Маркусом. – Что значит “наш”? – Льюис растерянно крутил головой, не понимая, почему они скандируют эту фразу. Причем вскоре из нее пропало слово “чистейший” и множественный гул голосов просто твердил словно под гипнозом одно слово: “НАШ!” Когда начался синхронный топот ног, разлившийся по пространству вокруг напряженным ритмом, Яскер запихнул собравшегося поговорить с очевидно не совсем вменяемой толпой Льюиса в салон доставившего их туда транспорта и умчался в Капитолий, где их встретил напряженный и встревоженный Август, проигнорировавший все вопросы Льюиса.

Что было дальше, Жером не знал, потому что представителей всех СМИ выставили из Капитолия, а Льюиса явно изолировали. К Капитолию прибывала окружившая космопорт волна и скандировала: “НАШ!” В какой-то момент Жером испугался, почувствовав эту единую энергию решительно настроенных разумных, пришедших бороться непонятно за что, точнее, понятно за кого, но никто не собирался вывозить чистейшего с планеты, по крайней мере в тот момент, тем более если Вуивру с Льюисом потребуется покинуть планету, у него для этого наверняка есть свой космопорт, но кто-то пустил слух и явно пустил совсем недавно, иначе бы Август знал об этом, а возможно, он знал, но не придал значения, не ожидая такой реакции.

Жером потом просматривал отснятый материал, который стал одним из аргументов для Августа (Жером не выпустил видео в свет и скупил подобное видео у еще нескольких информационных платформ), чтобы устроить ему встречу с чистейшим, потому что на видео было видно беспокойство, с которым он встретил прибывшего Льюиса, и удивление, он явно не ожидал такой реакции и это не было какой-то запланированной, хитрой акцией Августа. Через несколько часов, когда Капитолий был окружен так же, как космопорт, над площадью перед ним был развернут голографический экран, все ждали выступления Августа или чистейшего, но тот неожиданно свернулся, отчего толпа еще сильнее заволновалась, но вскоре вместо экрана на открытый балкон Капитолия вышел Льюис, и толпа одобрительно зашумела.

Льюис попытался что-то прокричать, но находился слишком далеко и его было не слышно всем. Достаточно быстро ему принесли микрофон, но взволнованный и в целом неуклюжий Льюис, что уже не являлось ни для кого секретом, уронил микрофон и вместе с противным скрежетом по площади разнеслось загадочное “ой, мазафака” Льюиса, которое явно сбило пару градусов напряжения в толпе. Напряженные разумные заулыбались. Льюис заверил всех, что летел на открытие космопорта, что никуда он не собирался улетать, просто хотел отметить это радостное событие. Льюис еще что-то рассказывал, успокаивая толпу, но после того как он сказал, что они, то бишь толпа, напугали Августа и тот его теперь никуда не отпустит, появился этот самый Август и под смех разумных уволок ехидного чистейшего в Капитолий.

Успокоенные разумные разошлись, но проблема разрешилась лишь на первый взгляд, все же оставался нерешенным вопрос, кто распустил слух, а главное, насколько оперативно и единодушно отреагировали разумные. Это явно озадачило и напрягло Августа, и это же, как подозревал Жером, стало причиной того, что через неделю ему одобрили аккредитацию на общение с Льюисом, требовалось очевидно успокоить взволнованных землян, которым слишком мало известно о чистейшем, просто потому что тот не слишком публичен. И вот теперь, сидя за спиной уже несколько часов как не отрывающегося от документов и отчетов Льюиса, Жером думал о том, что будет, случись что-нибудь с чистейшим.

Очевидно земляне считали его своим и не желали делиться чистейшим ни с кем, возможно, тут же был страх, что если Льюиса увезут с Земли, то Август забудет о проблемах землян, и это в целом было небезосновательно. Жером и сам был обеспокоен этим, ведь очевидно, что аппетиты Августа невозможно удовлетворить Землей, да и в общем обстоятельства не позволят остановиться на одной лишь Земле, но теперь стало понятно, что земляне радикально отрицательно настроены по отношению к тому, что Льюис может покинуть планету, и это безусловно станет проблемой, а главное, что стало очевидно Жерому только в эту самую минуту, это то, что не идеи Льюиса являются основным объединяющим землян фактором, а сам Льюис, и это меняло дело, ведь разумные сплотились не вокруг идеи, свобод и борьбы за лучшее будущее, а вокруг Льюиса, и вся эта система может рухнуть, если его по какой-то причине не станет.

Жером так накрутил себя, что в какой-то момент разозлился на Вуивра за то, что тот допускает до Льюиса слишком много разумных, которые несут потенциальную опасность, и вообще Льюис сидит за столом уже явно больше пяти часов и не отрываясь смотрит в галлоэкран, что само по себе не полезно, а уж тем более вредно для такого хрупкого организма, как у Льюиса. Он уже хотел возмутиться, но тут появился Маркус и попытался вытолкнуть Льюиса из-за стола.

- Пора ужинать. – Маркус сложил руки на груди и встал перед галостолом.

- Я не голоден, – невнятно пробурчал Льюис, не отрываясь от экрана и что-то торопливо набирая.

- Льюис, выключай.

- Я еще не закончил.

- Тебе нужен перерыв.

- Не нужен! – чистейший явно раздражался оттого, что его отвлекали. – Отстань, пожалуйста!

Маркус на какое-то время замолчал, видимо давая Льюису несколько минут, но их явно не хватило, потому что чистейший продолжал что-то набирать. Тогда Маркус включил в полутемном помещении свет, Лу дернул плечом, но так и не оторвался.

- Льюис, выйди из-за стола, у тебя уже браслет желтый, ты проигнорировал три оповещения.

- Я занят.

Маркус тяжко вздохнул, облокотился руками о стол, мешая зарябившей голограмме, и проникновенно посмотрел на наконец оторвавшегося Льюиса.

- Уйди!

- Я сейчас уйду... а вместо меня придет Августин.

- Вот только не надо меня пугать, – нервно заерзав в кресле, проворчал Льюис.

- Раз ты себя не жалеешь, пожалей хоть журналиста.

- Какого журналиста?

Маркус кивнул в сторону сидящего в кресле за спиной Льюиса Жерома. Чистейший обернулся и вскрикнул от удивления.

- О! А я и забыл!

- Ничего страшного. – Жером улыбнулся, поднимаясь. – Я старался вам не мешать.

- Тебе это удалось.

Еще какое-то время из упрямства попрепиравшись с непреклонным Маркусом, Льюис все-таки самоизвлекся из кресла и, разминая шею и плечи, направился на выход. Жером поспешил следом. Они вернулись в гостиную со знакомым ворохом книг на столе. Льюис упал на диван и прикрыл покрасневшие глаза. В это время Маркус выставлял на небольшой гравитационный стол ужин для Льюиса и Жерома.

- А есть что-нибудь нормальное? – проверив не только свои тарелки, но и Жерома, возмутился Льюис.

- Ты же знаешь, что не я составляю твое меню, а ты сам.

- Вот не начинай!

- Меню разрабатывается по твоим физиопоказателям, так что вини себя сам.

- Иди к черту!

Льюис уныло отодвинул тарелку с каким-то подозрительного цвета пюре и придвинул к себе тушеные овощи.

- Господи боже, пошли мне бутылочку колы и гамбургер, мне много не надо...

Жером перевел озадаченный взгляд на Маркуса, но тот театрально закатил глаза и никак причитания Льюиса не прокомментировал. Какое-то время была тишина, чистейший явно был напряжен, не понимая, что ему делать рядом с журналистом дальше, а Жером ломал голову, как сделать так, чтобы его присутствие не вызывало напряжения, казалось, один только Маркус безмятежно улыбался каким-то своим мыслям.

Ужин закончился, Маркус забрал посуду и, ответив на требование Льюиса кексиков отказом, удалился. Повисла неловкая тишина, Льюис явно оцепенел в своих каких-то мыслях, пока Жером листал список подготовленных вопросов и думал о том, что было бы уместно спросить, не хотелось быть бесцеремонным и наглым, вторгающимся в личное пространство, хотелось расположить к себе чистейшего, чтобы хоть немного приоткрыть железный занавес отчужденности Льюиса от разумных, но сколько Жером ни листал вопросы, все они казались нелепыми и грубыми, самые желанные из них касались личной жизни Льюиса, точнее, его прошлого, о котором почти ничего не известно, а всем было очень любопытно, и аудитория ждала, а Жером ждал сам не зная чего, пока не появился Августин и не нарушил затянувшуюся паузу.

- Вы еще не закончили? – Вуивр стремительно зашел в помещение и, расстегнув на запястье широкий коммуникатор, размял кисть, следом за ним зашел хомуис и замер за спиной.

- Что? – очнулся Льюис.

- Интервью. – Август сел в кресло между ними.

Тягостная пауза без слов красноречиво ответила на вопрос.

- Я-а-асно... – насмешливо протянул Август. – Я так и думал.

Льюис от этих слов недовольно поджал губы, сложив руки на груди, а Жером почувствовал, как у него запылали щеки, ведь его профессионализм уступил чувствам, и он утратил холодный расчет. Но что ему было делать, если Льюис словно в скорлупу завернулся и явно не хотел открываться? А Жерому, если честно, и самому захотелось запихнуть чистейшего в эту скорлупу поглубже, потому что, когда ты рядом с ним, ты не обижаешься, как и все, на то, что он словно спрятался от всех. Разумные тянулись к нему, пытались переосмыслить свое положение, свое место в этом мире и ждали ответов на вопросы от чистейшего, а вместо него на центральных платформах СМИ эту роль на себя взяли ученые, получившие амнистию. Все они говорили интересные вещи, писали новую концепцию современности, но в них не было уверенности в том, о чем они говорят, другое дело чистейший, да и просто разумные тянулись к нему как к огню в темноте, но тот был недоступен, и эта недоступность порождала напряжение и новую культуру слухов.

На этом фоне был всплеск интереса к Видару, от него ждали примерно того же, что и от Льюиса, считая таким же добрым посланником из прошлого, но Видар с трудом не шарахался от разумных с мутациями и в целом был равнодушен к проблемам землян, единственное, в чем он преуспел, это административная организация силовиков, и такое положение вещей лишь подчеркнуло особенность Льюиса и потребность именно в нем, но у самого Льюиса явно была потребность забиться в какой-нибудь дальний угол и тихо заниматься там делами.

- Я хотел тебе это передать позже, чтобы ты выбрал, что можно отобрать для публикации, но раз вы еще с места не сдвинулись, отдам сейчас. – Август щелкнул пальцами, и хомуис за его спиной протянул плотную стопку странных квадратов.

- О чем ты? – Льюис привстал, сев на диване ровнее, и напряженно уставился на Августа.

- Мы смогли извлечь цифровые данные с твоего телефона и восстановили фото и видео. – Август протянул руку со стопкой квадратов Льюису. – Вот они.

Жером почувствовал, как сердце пропустило удар, Льюис, кажется, оцепенел так же, как и он. С лица Льюиса стек цвет, он медленно протянул руки и забрал стопку у Августа, а Жерому впервые захотелось приложить аристократа чем-нибудь тяжелым, чтобы его отвалившаяся вместе с пуповиной эмпатия очнулась. Августин очевидно не понимал, что это жестоко, но до него начало доходить благодаря замороженной реакции Льюиса.

Чистейший осторожно положил стопку себе на колени так, словно она была невероятно хрупкой и одновременно с этим ядовитой, а потом завис на первом же снимке. Жером не видел точно, но кажется, там было несколько человек в обнимку с Льюисом. Лу осторожно коснулся их пальцами и погладил. В этом коротком, едва заметном жесте было столько боли и тоски, что захотелось отнять у него их и швырнуть обратно в Вуивра, который, кажется, напрягся от такой реакции Льюиса.

Лу осторожно сдвинул снимок и, посмотрев на следующий, как-то полупридушенно охнул, словно подавился воздухом, и закрыл глаза. Август нахмурился и, судя по всему, подбирал подходящие слова, которые лучше бы он использовал раньше, но применить их не успел, Льюис как-то осторожно снял стопку со своих колен, положил ее на диван рядом, как-то нелепо приоткрыл перекошенный болью рот, чтобы наверное объяснить что-то, но, ничего так и не объяснив, чистейший встал и, оставив так и не просмотренную стопку снимков, вышел из зала. Августин, словно стержень проглотив, с неестественно напряженной спиной вышел следом, Жером поднялся и до того, как хомуис успел забрать снимки, успел разглядеть на них первые две фотографии, одну из которых было плохо видно, потому что снимок был недостаточно сдвинут в сторону, но даже этого хватило, чтобы увидеть счастливое лицо солнечно улыбающегося парнишки в какой-то строгой форме, Жером даже не сразу признал в нем Льюиса из-за очень коротких волос, спадавших лишь небольшой челкой на лицо, в обнимку с каким-то седовласым мужчиной, смутно похожим на Льюиса.

Строгий взгляд и сдержанная улыбка резонировали со счастливой улыбкой чистейшего, чей взгляд светился какой-то юношеской дерзостью и хулиганством. Рядом находился кто-то еще, но его было не видно. Хомуис быстро забрал снимки и попросил уйти, предупредив, что с ним свяжутся в ближайшее время, но Жером и не слушал, молча выйдя в коридор и под конвоем шагая в сторону лифта, перед этим у него забрали всю аппаратуру, которую, конечно, вернут только после проверки всех файлов и одобрения Вуивра, но Жером думал не об этом, а лишь о том, как сильно тот Льюис на снимке отличался от того, что был сейчас, и не столько изменившейся внешностью, сколько кардинально изменившейся сутью, нет больше той легкости и беспечности, что сквозит во взгляде перенька на снимке.

Жером вспомнил одно из засмотренных до дыр видео, сняли его, когда чистейший появился на своей информационной платформе, это был всего раз или два, но там у него состоялся интересный диалог. Жером до сих пор злился и завидовал своему конкуренту Сену, который умудрился подобрать ключик к Льюису, и тот немного открылся ему.

- Изначально система мотивации у человека не внутренняя... – Льюис задумчиво почесал нос. – Она не идет из души. То есть человек как бы не проснулся еще... Его мотивирует что? Его привлекает удовольствие и отталкивает опасность. То есть поиск удовольствия и избежания опасности. Страх, жадность... Вот эти вещи управляют, и человек словно набор автоматизмов, реализующих эти программы, но потом происходит пробуждение, происходит оно после того, как ты задал себе вопросы: “Кто я такой? Для чего я живу? В чем мое предназначение? Каков мой путь в этом мире? Что я должен сделать? Что есть эта вселенная? Как жить правильно?”

Льюис надолго замолчал, словно копаясь где-то в глубине себя.

- И когда ты ответил себе на эти вопросы... с этого момента рай потерян. – Льюис невесело улыбнулся. – С этого момента счастье в невежестве больше недоступно, и самое главное, эти вопросы встают перед тобой после какого-то потрясения, они до этого существуют в твоей реальности, но будто одеты, а когда происходит какой-то переломный момент, они словно раздеваются, и от их наготы и очевидности никуда уже не убежать, потому что в таком случае ты на них отвечаешь не интеллектуально, а сердцем, ты просто получаешь этот ответ откуда-то из глубины своей души, и голос этот внутренний не заткнуть и не обмануть, он точно все знает.

Льюис откинулся на спинку высокого стула и посмотрел вперед слепыми глазами, смотрящими на самом деле не перед собой, а куда-то в себя.

- Перед тобой встает множество препятствий на этом пути, но тут как с бабочкой... Знаете, что такое бабочка? – Льюис повернулся к собеседнику.

- Конечно.

Сен, словно волшебник, несколько раз щелкнул пальцами и в виртуальном пространстве между ними материализовалась яркая бабочка, а потом еще щелчок и еще бабочка, и еще, и еще. Они яркими пятнами запорхали вокруг них, а Льюис расцвел улыбкой. Наконец несколько бабочек облюбовали светлую макушку чистейшего и плечо, а одна из них села на подставленный палец Льюиса. Лу поднес ее к своему лицу, разглядывая.

- А знаете, как она появляется?

- Ну да... До этого она гусеница.

- Верно. Гусеница, мерзкая и неприятная, которая только и может, что точить листья, но приходит время и она превращается в куколку.

Бабочка исчезла с пальца Льюиса, на мгновение появилась гусеница, а потом она неожиданно сорвалась с пальца, но не упала, а темной куколкой повисла на пальце. Какое-то время она висела неподвижно, пока наконец не наметилось какое-то оживление внутри кокона. Бабочка словно разминала его изнутри, пытаясь выбраться, Льюис с восторгом смотрел на процесс, и все невольно заражались теми же чувствами, с вниманием наблюдая за происходящим.

- Хочется ей помочь, правда? – шепотом спросил Льюис замершего рядом Сена.

- Да, – также шепотом ответил Сен.

- Но если вскрыть кокон и облегчить ей задачу, она никогда не сможет летать.

Сен ошарашенно обернулся на понимающе улыбающегося Льюиса.

- Так устроила природа, чтобы бабочке выбраться из кокона, она должна прикладывать все свои усилия, выдать все, что она может, выложиться по максимуму. Всеми своими силами она должна разорвать этот кокон, и тогда ее кровеносные сосуды наполнятся, ее тело оживет, и тогда... – Бабочка на пальце Льюиса, проделав весь описанный путь, вспорхнула миражом и полетела. – Бабочка сможет летать...

Комментарий к Часть 17 Я уже голову сломала как можно назвать машины будущего, поэтому если у вас есть идеи как их назвать, сжальтесь над автором и поделитесь своими идеями.

https://vk.com/wall-189721237_1865 странное совпадение после написания этой главы)))

====== Часть 18 ======

Комментарий к Часть 18 веер https://ru.wikipedia.org/wiki/Утива-э

В «гостевых» апартаментах было темно и прохладно. Льюис тенью проскользнул вдоль спящих стен и вышел на распахнутый балкон, от которого тут было лишь открытое воздушное пространство и неимоверная высота, благодаря этому свет от вечерних городских огней почти не долетал сюда, а еще тут росли сосны. Множество величественных деревьев словно зеленый пояс огибали макушку шпиля их высотки. Апартаменты для «гостей» на самом деле были для одного-единственного гостя — Льюиса, но тот об этом не знал и наведывался сюда тайком, насколько это было вообще возможно в его обстоятельствах. Все просто делали вид, что не знают, куда Льюис сбегает в самые сложные для себя минуты.

Он словно берег это место и место берегло его, Август, конечно, знал про это убежище, потому что сам же его и создал, когда понял, что Льюис не приходит в особый восторг от тропиков, окружавших пирамиду, да и вообще влажный и жаркий климат с трудом переносит, но так как Льюис терпеть не мог широкие жесты от Августа, то возведенный сквер преподнесли так, будто он всегда здесь был, а полупустая гостиная с диванами и небольшой спальней, в которой специально никто не убирался и не смахивал пыль, не более чем место для гостей. Август даже позволил Льюису самостоятельно найти это место, так чтобы к нему было вообще не придраться.

Множество раз Август сам себя благодарил за то, что создал его, потому что загнанный в угол Льюис, не переносивший жалости к себе и не желающий демонстрировать свои слабости, не сбегал неизвестно куда, а укрывался на своем сосновом острове в поднебесной. Август никогда не заходил внутрь апартаментов, не нарушал условную границу личного пространства, но как же хотелось именно сейчас ее нарушить и одновременно не хотелось, потому что ему нечего было сказать… Да Льюис и не ждал никаких слов.

Они научились так справляться с этим, Август не умел извиняться, а Льюис не переносил своей уязвимости, они просто зависали в подпространстве непонимания, как им поступить, когда каждый шаг словно минное поле, где все тонкое и вот-вот порвется. Льюис шел в самую гущу деревьев, подальше от того места, где стояли сложенные шезлонги, садился у корней самой крупной сосны и смотрел в небесное безвременье. Постепенно небесная бездна высасывала из души тоску, заберет она ее и сегодня, нужно просто чуть больше времени.

Вечерняя прохлада обняла плечи, Льюис подошел ближе к краю балкона, лег на мох и, проследив за мелькнувшим в небе космическим кораблем, появившимся и погасшим так же быстро, как и падающая звезда, закрыл глаза. После того как они «захватили» всю планету, тела оставшихся трех современников Льюиса фактически оказались в их власти, но забрать пока удалось только двоих. Одного из них Льюис отдал приказ убить, не приводя в сознание, чем ошарашил Августа, но не удивил Видара, правда, это решение далось очень нелегко.

— Так будет лучше. — Видар положил руку на одеревеневшие плечи Льюиса и сжал. — Ты сам знаешь.

— Я ничего не знаю, Видар, — прошептал Льюис. — Но порой я жалею, что кто-то за меня не принял такое же решение.

— Незадолго до нашей экспедиции у Дэниела родился сын, — в ответ на вопросительный взгляд Августа пояснил Видар. — Помимо него, у Дэна еще двое близнецов, он обещал жене, что это последняя экспедиция, и он уйдет в отпуск… Если он переживет извлечение, то не переживет своей утраты, жена и дети для него все.

Льюис рвано выдохнул и похлопал ладонью по груди, так делала его мачеха, когда пыталась успокоиться. Август, постояв еще немного у двери, развернулся и ушел в свой кабинет, возле которого его ждал секретарь.

— Что у тебя?

— Мы расшифровали видео, клонированное животное достаточно созрело для того, чтобы извлечь его из искусственной матки.

— Отправь данные на мой ПК.

Секретарь кивнул и удалился, Август прошел в свой кабинет, по привычке, не включая свет, зашел в небольшую кухню и заварил себе крепкий кофе. Сев наконец за стол, Август открыл один из присланных файлов. Было так странно увидеть плоскую, необъёмную картинку, Августу даже пришлось потратить несколько минут, чтобы настроиться на такое восприятие. Видео было много, Август смотрел одно за другим. Там был чужой Льюис в своей прежней жизни, на коротких видео Льюис примерял кроссовки, советуясь с неизвестным Джеком о том, какие лучше взять, на них же были отец и братья на семейных праздниках, несмотря на то, что отец был смуглым и хмурым, Льюис оказался очень на него похож, но не чертами лица, а взглядом, именно сейчас они особенно похожи. Там, на видео, Льюис еще другой: настырный, нахальный, язвительный и развязный... живой...

Много рабочих видео с какими-то короткими сообщениями и пояснениями. С животными, которых сейчас уже нет, как давно уже нет и того другого Льюиса. Более пошлого и откровенного, от нескольких видео Август вспыхнул от иррациональной ревности, на них был любовник Льюиса в постели, они снимали друг друга, попеременно выхватывая из рук телефон с камерой и целуясь.

— Ты решил снять хоум видео? — стягивая с бедер Льюиса свободные спортивные штаны и покрывая пупок легкими поцелуями, протянул незнакомый парень.

— Да. Когда ты уедешь, я буду скучать и смотреть, как ты мне отсасываешь.

— М-м-м… — Парень привстал и потянулся за поцелуем, телефон упал на постель и было уже ничего не видно. — Тогда я хочу такое же видео, только с тобой в главной роли.

— Думаешь, я буду лучше смотреться?

— С моим членом во рту? Безусловно.

К счастью раскаленного от ревности Августа, пикантного видео не оказалось, а это оборвалось. Были еще несколько видео с этим парнем, но больше всего роликов с мопсами, чьи мерзкие мордочки, порой с соплями, Льюис нацеловывал с большим рвением, чем собственного любовника. На одном из видео Льюис сначала целует своего мерзкого мопса, называя его своей «бусинкой», а себя его «папочкой», а потом, насладившись процессом, перевел камеру телефона на своего любовника, чье лицо, как и лицо Августа сейчас, выражало крайнюю брезгливость.

— Ну что ты такой хмурый? Иди, папочка и тебя поцелует! — Льюис оставил мопса в покое и направился к кровати.

— Иди к черту, зоофил! — Парень спрыгнул с кровати и попытался убежать. — Не смей лезть ко мне после этой мерзости.

— Ну-ну-ну, ты просто ревнуешь! — Судя по всему, Льюис бегал вокруг кровати, пытаясь поймать ускользающего от «нежности» любовника.

— К этой мерзкой твари?!

Август впервые с досадой поймал себя на мысли, что Льюису приходится рядом с ним «держать лицо», и даже несмотря на всю свою плебейскую непосредственность, которая придавала особое очарование Льюису, все же рядом с Августом он и на сотые доли не раскрывался, как с этим незнакомым парнем, которого, к счастью Августа, давно уже нет в живых. Наверное он состарился и умер. Интересно, он вспоминал Льюиса? О том, что Льюис вспоминает его, и думать не хотелось.

В дверь несколько раз постучали и появился секретарь, зажегся свет. В руках хомуиса была небольшая прозрачная коробка, на дне которой сидел напуганный щенок мопса.

— Это клон того создания, чьи волосы мы нашли на одежде Льюиса, в которой он был, когда его извлекли.

Хомуис поставил коробку на стол, Август придвинул ее ближе и скривился, представив, как Льюис будет нацеловывать эту сопливую физиономию. Даже желание помириться не пересилило брезгливость.

— Кому-то еще мог попасть подобный материал?

— Вполне возможно, у Рубиесов есть, да и не только у них.

— Ясно… Уничтожь эту тварь и ни слова Льюису.

Хомуис пару секунд ошарашенно таращился на Вуивра, но, в итоге взяв себя в руки, вышел из кабинета с мопсом в коробке.

Одним из последних было видео с корабля. Льюис снимал оснащение, панорамное остекление, каюту. Видео видимо кому-то отправлялось, потому что Лу что-то комментировал, объясняя. На самой последней записи Льюис подошел к окну на уже взлетевшем корабле, снимая бескрайний зеленый пейзаж, который постепенно сменился длинной песчаной косой у моря, над которым алым пламенем угасал закат. Только сейчас Август впервые увидел планету такой, какой она была до катастрофы. Какую они ее навсегда потеряли.

Он еще несколько раз включал видео и прокручивал неповторимый закат, запоминая деревья, море и прибой, а потом, напитавшись ими, включал его снова, только в этот раз чтобы посмотреть на едва заметное отражение Льюиса на стекле. Льюиса, который отправлялся в свой долгий полет к нему.

На мгновение забывшись, Август потянулся к поставленному на паузу видео, пытаясь коснуться отражения, но видео пошло рябью, пропуская сквозь себя пальцы, словно время, которое уже не отмотать и не вернуть назад.

— Добрый день, чистейший! — Тарханов поклонился Льюису и коварно подмигнул мгновенно напрягшемуся Вуивру, давно научившемуся считывать подобные улыбочки аристократа.

— Не называй меня так! — традиционно огрызнулся скучающий в ожидании театрального представления Льюис.

— Извини, извини! Я забыл! — Тарханов улыбался так, что Август уже чуял проблемы. — Но у меня есть для вас подарок!

— Спасибо. Отдай его Августу, я дома посмотрю, — отмахнулся привыкший к разного рода подношениям Льюис.

— О нет, нет! Боюсь, Августину я такой ценный подарок доверить не могу.

Тут Август окончательно напрягся и начал испепелять взглядом светящегося от удовольствия Тарханова, но тот, к сожалению, был более психологически устойчив, чем хотелось бы Августу. Льюис заинтересованно обернулся. Тарханов помахал рукой своему помощнику, и тот принес герметичную переноску, выполненную в виде корзинки, внутри была подушка с яркими цветами, в центре которой копошился проклятущий мопс.

— О Боже! — восторженный голос Льюиса разнесся по всему театру. — Да это же мопсик!

— Да-да! Он самый! — самодовольно протянул Тарханов. — Августин может не волноваться, мы сделали ему все необходимые прививки и провели всевозможные анализы, он абсолютно безопасен.

От этих слов Льюис окончательно растрогался и обнял Тарханова. Тарханов тоже хотел обнять и похлопать Льюиса по спине в ответ, но, увидев полный демонской ярости взгляд Августа, передумал. Если бы взглядом можно было убить, Август бы его уже придушил.

— Август, посмотри, какой он милый! — Льюис держал переноску в руках и ворковал над виляющей хвостиком псинкой, пока Август прилагал все силы, чтобы не прибить наглеца Тарханова. — Давай он будет спать с нами, ему ведь еще страшно одному!

Губы Тарханова затряслись от едва сдерживаемого смеха, все же видеть бессильную ярость Августина было слишком редким и опасным явлением, чтобы отказать себе в нем и не насладиться каждым мгновением.

— С нами он спать не будет! — прошипел Август.

— Давай назовем его Пикси! — Кажется, Льюис пропустил последнюю фразу Августа мимо ушей.

— Так зовут одного из чистейших Лу.

— Ой!

Постепенно Август смог немного успокоиться, перестав испепелять глазами Тарханова, пока прямо во время концерта Льюиса не осенило.

— Он такой маленький, ему может быть одиноко одному!

Льюис обеспокоенно развернулся сначала к Августу, потом к Тарханову, и прежде чем тот успел ответить, вместо него ответил Август:

— О нет! Ему совсем не будет одиноко, ведь у нас есть мазохист Клаус, вечно линяющая лиса от предателя и курица, которую Рубиесы передали и которая засрала уже всю галерею!

— Это было очень любезно с их стороны, — съехидничал Тарханов.

— Очень “любезно” было с твоей стороны доставить ее нам... даже если мы об этом не просили. — Август опять начал терять самообладание и шипеть.

— Просто у вас плохие корма, — заступился за свою любимицу Льюис. — Она себя не очень хорошо чувствовала в последнее время.

— Очевидно она себя всегда не очень хорошо чувствует! Пора мне перевести ее в вольер к Клаусу.

— Но он сожрет ее!

— Я в этом не уверен. — Август сложил руки на груди и подчеркнуто заинтересованно уставился на представление.

— Но ты рассчитываешь на это!

— Я на это надеюсь, но боюсь, все, о ком ты заботишься, одинаково бесполезны, — двусмысленно закончил Август, довольствуясь негодованием Льюиса.

Представление, кульминацией которого была чудовищная гибель всего второго совета, шло своим чередом, и Льюису приходилось сдерживаться и говорить, насколько это возможно, шепотом.

— Ты не сделаешь этого!

— О, еще как сделаю, если эта сопливая псина будет хоть раз тобой поцелована, а если ты ее в нашу постель положишь, я скормлю Клаусу твою лису.

Льюис на несколько минут задохнулся от возмущения.

— Ах вот значит как? Клаус всеяден, насколько ты помнишь, — Льюис приблизился к уху Августа и зашептал ему самым интимным шепотом, на который был способен. — И если с моей лисой, курочкой или мопсом что-то случится, твой драгоценный бонсай отправится следом.

Август резко обернулся, растеряв свое самообладание, и обеспокоенно посмотрел на Льюиса.

— Да-да, я знаю, что ты прячешь за одной из дверей в своем кабинете — свой драгоценный бонсай!

— Как ты узнал?!

— О-о-о, все-то тебе скажи! — Льюис вальяжно вернулся на место и, закинув ногу на ногу, принялся обмахиваться круглым веером утива* с небольшой зарисовкой афиши спектакля и перечнем участвующих в нем актеров.

— Я четвертую всю прислугу, которой известно о нем, — прошипел Август, в чьих руках такой же веер жалобно захрустел.

— Ой, напугал ежа голой попой. Твои хомуисы такие же мазохисты как Клаус больше я на этот трюк не куплюсь!

— Если ты будешь целовать мопса, я его кастрирую! — Август предъявил последний козырь.

— Боишься, что он может покуситься на мою честь? — ехидно протянул Льюис. — В любом случае я не против кастрации.

Тут даже Тарханов веселиться перестал и уставился с опаской на Льюиса.

— Ты хочешь лишить мопса его единственного достоинства? — удивленно уточнил Август, наблюдая, как Льюис извлекает из переноски радостно виляющего коротким хвостиком мопса, еще не знающего об уготованной ему участи.

— Это необходимость. После кастрации они менее агрессивны и беспокойны, настроение более стабильное, плюс исключается нежелательное потомство...

— Какое еще нежелательное потомство?! С кем? С Клаусом?! — кажется, у Августа проснулось несвойственное ему сочувствие.

— А пусть и с Клаусом, тем более тот еще не определился со своим полом... так бы я, возможно, и его кастрировал.

Тарханов скосплеил такое же потрясенное лицо, как у Августа. Оба были настолько ошарашены, что дискуссия увяла сама собой, правда, позже Видар пояснил, что Льюис, у которого было три мопса, обычно пугал тех кастрацией, но в итоге так и не решился на нее.

Комментарий к Часть 18 Мой рисунок Льюиса https://vk.com/club189721237?z=photo-189721237_457239846%2Falbum-189721237_00%2Frev

====== Часть 19 ======

Комментарий к Часть 19 теперь будут дистрикты, а не дискриты, когда я это исправлю во всем тексте не знаю, но не удивляйтесь “новому” термину.

С самого утра все окружение Августа и Льюиса стояло на ушах, хотя началось все еще минувшим вечером, когда прибыл стилист-портной с очередным «шедевром», еще более шикарным и пышным, чем прежде. Видар ехидно присвистнул, увидев все это великолепие, и Льюис, и так долго терпевший, все-таки взорвался и выбросил кимоно в окно, следом за ним чуть не выпрыгнул стилист, благо Август успел среагировать и поймать блаженного, а само кимоно повисло на защитном поле. От такой реакции Льюис сам перепугался и забегал вокруг малохольного, тот, придя ненадолго в себя, чуть снова не потерял сознание, когда понял, что лежит на коленях у чистейшего и тот обмахивает его веером, а напротив сидит Вуивр и смотрит на эти самые коленки и на голову, лежащую на них, так,что разумного чудом не хватил инфаркт.

В общем, кое-как все угомонились в тот вечер, но утром конфликт вспыхнул вновь, причем Льюис не собирался больше мириться с таким положением вещей.

— Мы меняем систему, а ты продолжаешь рядить меня как аристократа! — орал Льюис.

— Ты чистейший! Евгеник! Ты не можешь одеваться как простолюдин! — шипел Август.

— Я не евгеник и не чистейший!!! Заруби себе уже это на носу! Я Льюис! Просто Льюис!

Август обреченно рассмеялся.

— Ты просто идиот!

— Да хотя бы и идиот! Но я не собираюсь больше наряжаться в этот идиотизм! В нем чтобы отлить, надо всю свиту собирать! Пока ты чтишь эти убогие традиции аристократии…

— Это не «убогие традиции аристократии»! — предостерегающе прошипел Август. — Это многовековые традиции, не всегда даже имеющие прямое отношение к совету! Не каждый аристократ состоит в совете и не каждый владелец крупной корпорации аристократ!

Проблема с аристократией между ними стояла настолько остро, что они оба обходили ее стороной, но в итоге все это вылезло в очередной раз на поверхность. Льюис видел в аристократии пережиток кастовой системы, которую следовало уничтожить, а Август — фундаментальные традиции, которые нельзя уничтожать, а стоит условно прополоть грядку от сорняков и заблуждений, в любом случае договориться на эту тему не выходило от слова совсем, оба стояли намертво и решали насущные проблемы, надеясь, что все в результате сложится как-нибудь само по себе.

— В основе должны лежать нравственные принципы, а не выгодные узкому кругу лиц обычаи!

— Эти «обычаи» не на пустом месте взялись! Аристократия — пример для остальных разумных, эталон!

— Эталон?! Эталон неравенства и несправедливости?!

Спор в результате заканчивался ничьей, и не только потому, что аргументы обеих сторон имели зерно истины, но потому, что Августу нужна была поддержка древних аристократических фамилий, до сих пор достаточно влиятельных, некоторые из которых уже сейчас, несмотря на свое фактически оккупированное КС положение, проявляли открытую и смелую симпатию Льюису и Августу. Что не могло не вызывать уважение даже у Льюиса, но что бесило Лу в данной ситуации больше всего, так это то, что Август, как упрямый баран, соблюдал все предписанные этикетом нормы. Даже Рубиесы были более демократичны и одевали Льюиса пусть и экстравагантно порой, но не как незабвенного «сына небес».

— Ну конечно! Ты ведь был для них зверюшкой для развлечения! Чего бы тебя действительно не облачить как куртизанку?

— Господи, ты перестанешь мне когда-нибудь припоминать наряд с того состязания?! С которого вы меня, между прочим, выкрали!

— После твоего легендарного выступления с голым торсом мне пришлось приложить немало усилий, чтобы создать тебе достойную репутацию.

— Достойную репутацию?! — Льюис задохнулся от возмущения, но так и не найдя подходящих слов, схватил грызущего собственную лапу Клауса и запустил им в аристократа с «безупречной» репутацией.

Аристократ не только с «безупречной» репутацией, но еще и с безупречной реакцией от снаряда увернулся, но конструктивный диалог на этом завершился. Льюис перешел врукопашную, а Август — в оборону. запланированное мероприятие перенесли с утра на день, а потом и на вечер, потому что именно к вечеру случилось то, на что Льюис уже не рассчитывал: Август уступил, разрешив на внутренние мероприятия, которые касались только землян, одеваться упрямцу более демократично.

В результате Льюис облачился в подобранный Августом белоснежный костюм с длинными рукавами, почти скрывающими ладони, и высоченным воротником, почти упирающимся в челюсть, отчего Льюису приходилось приподнимать голову, и выглядело это слегка заносчиво и очень уж по-аристократичному. Льюис хотел возмутиться, но многообещающий взгляд Августа его от этого предостерег.

— Я буду в нем как бледная моль, — ворчал Льюис, идя вслед за Августом, как всегда облаченный в черный костюм, расшитый серебристой едва заметной нитью на плечах и груди.

— Ничего подобного. Хотя бы цветом подчеркнем твое положение.

— Ага, и рукавами.

— Рукавами тем более, хоть они спасают от твоей плебейской привычки жать всем подряд руки.

— Я уже давно этого не делаю!

— Не делаешь, потому что рукава не позволяют…

Льюис прикрыл на мгновение глаза и представил, как бьет Августа по его самоуверенной физиономии Клаусом, это помогло немного успокоиться. Вообще Льюис по обрывкам информации от Тарханова знал, что Август был в числе тех, кто оттеснил зарвавшихся мутантов от власти и помог остаткам аристократии прийти к власти, теперь он делает фактически то же самое, только не в пользу аристократов, но Август не хочет кардинальной рокировки позиций аристократов и мутантов, он планировал учесть свои предыдущие ошибки и провести этот процесс как можно мягче.

Льюис ломал голову, сколько же Августу лет и почему он так хорошо сохранился, но после посещения всех уровней лаборатории Августа у Лу зародилась догадка, и Тарханов ее косвенно подтвердил: в одном из отсеков хранилось множество криокапсул, среди которых были разумные с фамилией Вуивр. Как пояснил сам Август, это его родственники, которые заскучали и решили перепрыгнуть определенный временной промежуток.

Судя по обозначенным цифрам, кто-то очнется через несколько десятков лет, а кто-то вообще-то должен был уже очнуться.

— Время пробуждения уже прошло. — Льюис перевел озадаченный взгляд с капсулы на увлеченно разглядывающего серую стену Августа. — Почему разумный еще там? Он погиб?

Август долго молчал, прежде чем ответил.

— Нет…

— А почему тогда…

— Потому что если моя мама очнется, то поверь, я тебе покажусь просто душкой. Тем более с учетом того, что отец умер.

Льюис нервно сглотнул и решил не ворошить прошлое, тем более если в нем кроется создание, породившее Августа.

Это было почти рядовое посещение центральной военной базы со встречей руководителей. Обычно на такие мероприятия ездил либо один Август, либо Видар, либо они вдвоем, Льюис был на таких сборищах крайне редко, но сейчас к ним на орбиту прибыли командиры армии Саула вместе с несколькими кораблями-матками, которые остались на отдалении от планеты, чтобы не сбить ей магнитное поле, и кучей истребителей последних поколений в придачу.

Предстояла грандиозная встреча, которую Августин, конечно, распиарит через СМИ. Слияние армий, которые теперь должны будут наладить не просто сотрудничество, а срастание двух военных систем, и одной из проблем было то, что именно эта армия должна была стать первой (а возможно, и единственной), по замыслу космического союза, кто нападет на землян. В целом их военной мощи было достаточно для того, чтобы прорваться через достаточно сильную защиту Августа, но обоим армиям это грозило полнейшим истреблением, потому что силы были примерно равны, поэтому армада зависла на периферии в ожидании подкрепления, а потом Август с Тархановым и Никласом устроили КС «сюрприз» с Вельзувием, и с планом нападения пришлось повременить, а вскоре после условного возвращения Гедеона отцу окончательно забыть.

Теперь бывшие враги стали союзниками, и бесхозно болтавшаяся в космосе армия, пока их предводитель Саул осаждал на самом своем продвинутом корабле Вельзувий, должна была приземлиться хотя бы частично на Землю и продумать процесс интеграции, так чтобы две системы могли работать слаженно. Прибудут пока только высшие офицеры, и перед их появлением предстояло как-то прощупать отношение к этому событию самих военных командиров (тем более после недавних событий, когда многомиллионная толпа оккупировала космопорт, испугавшись, что их чистейшего вывезут с планеты), при всех очевидных плюсах данного события нельзя было исключать личной неприязни офицеров к новым союзникам, которые только недавно планировали, как будут уничтожать землян, а те — как будут отбиваться.

Конечно, проблему эту можно было решить, рубанув по офицерам лихой нагайкой: судить тех, кто будет дискредитировать союз, негативно отзываться о союзниках, провоцируя тем самым конфликты, но таких репрессий не хотелось, земляне достаточно натерпелись несправедливости, к тому же большинство высших военных чинов были в каком-то смысле бриллиантами среди разумных, талантливейшие и умнейшие разумные, которые отлично зарекомендовали себя. К тому же, так как Льюис в целом продолжал избегать публичности, разумные в поисках идеалов ориентировались на высших офицеров, превратившихся в общественных носителей новых идей. Они посещали светские мероприятия, давали оценку некоторым произошедшим событиям, в общем, были своего рода рупорами еще совсем юной системы.

Все эти чудесные качества конечно были большим плюсом, эти же офицеры своим поведением и некоторыми высказываниями поспособствовали тому, что у землян появилось странное чувство собственной исключительности, и это уже становилось проблемой, потому что земляне в голове Льюиса должны были стать некими добрыми вестниками нового мира, а те, судя по всему, решили создать свой собственный рай на одной планете и никого в него не пускать, а главное, Льюиса из него не выпускать. Все это на данный момент не являлось какой-то серьезной проблемой, но тенденция намечалась устойчивая, поэтому тут уже Льюис начал осознавать, что пора бы выбираться из своей ракушки и начинать более открыто взаимодействовать с обществом, по мере возможности регулируя его мировоззрение.

На небе уже намечался закат, когда их аэромобиль в сопровождении еще нескольких таких же опустился на площадку перед военной базой с одной стороны и оравой мечущихся военных с другой.

— Как всегда, бардак, — уныло протянул Август, обреченно наблюдая, как военные бегают по плацу, поднимают опущенный флаг, что-то друг другу кричат, а кто-то спешно поднимает бычки.

— Они думали, что мы уже не приедем, и расслабились, — заступился Видар. — Они торчали тут весь день, я уже и не надеялся, что принцесса когда-нибудь соберется.

Все присутствующие синхронно посмотрели на «принцессу», ожидая взрыва и начала очередной перебранки, но, к счастью, та была занята разглядыванием своего мопса в окружении детей из приемки. Для Августа история с мопсом вообще как-то неожиданно благополучно закончилась, потому что Льюсу взбрело в голову поделиться своей радостью и показать детям мопсика, те в него мгновенно влюбились, как и волонтеры аристократы, оккупировавшие уже приемку, и в итоге пришлось оставить мопса с одним из самых сложных малышей, который вот уже несколько дней как забился в угол между колонной и стеной и боялся выходить. Его предлагали вытащить силой, но Льюис решил подождать и тогда же додумался принести мопса. Щен нашел путь к сердцу ребенка и тот перестал подвывать, как только к нему кто-то пытался приблизиться, и переключился на мопса.

Август на радостях отдал распоряжение продублировать уничтоженного мопса и отдать и его в приемку. Секретарь «продублировал» мопса слишком быстро, из чего Август сделал вывод, что его приказа ослушались и просто не прибили животину как положено. Август бы, может быть, и приструнил распустившегося подчиненного, но времени на это было жаль.

— Так вот почему ты злился! — восторженно воскликнул Льюис, увидев еще одного мопса в руках Августа. — Ты просто расстроился, что Тарханов тебя опередил?

— Ага… моя наивная простота, — пробормотал Август, вручая Льюису псину, успевшую в лифте напрудить ему в рукав, и Август с трудом не запустил ею в стену.

Вообще Август попытался всю живность втюхать приемке, но забрали только лисичку, потому что та была приучена к туалету и у нее почти полностью отсутствовала агрессивность, а сраную курицу, такую же в целом агрессивную, как и Клаус, вернули на место. Льюис правда подозревал, что Август Клауса все равно забрал бы обратно, потому что между этими двумя установилась странная гармония. Август очевидно периодически нуждался в способе выпустить пар и, приходя домой после тяжелого дня, забирался в свою огромную ванну в змеиной полуформе, к нему бежал радостный Клаус, которого тот брал за хвост и начинал лупить им о бортик ванны. Животина восторженно визжала и хрустела своими ломающимися костями.

— Господи боже! Это просто невыносимо! Вы оба ненормальные! — Льюис долго выдержать подобное зрелище не мог.

Наконец вакханалия на плацу завершилась и все выстроились в образцовую шеренгу. Льюис выключил коммуникатор и, поправив натирающий шею воротничок, вопросительно посмотрел на Августа.

— Мы идем?

— Да.

Льюис выбрался из салона и с трудом сдержал зевок. Хотелось спать. Последнюю неделю он вместе с группой ученых бился над решением проблемы в инфраструктуре, было несколько проектов, но все они не учитывали некоторых важных нюансов и буквально на днях нашли оптимальное решение, на которое требовалось очень много средств, и Льюис уже прикидывал, как будет вытряхивать их из Августа, потому что местного бюджета, который они наконец смогли свести из множества бюджетов всех дистриктов, с трудом пока хватало лишь на то, чтобы обеспечить новые учебные и медицинские программы.

Льюис так погрузился в свои мысли, что пропустил половину мероприятия, пока его не толкнул локтем Видар.

— Лу, вернись в реальность! Они тебя ждали весь день, — прошептал Видар.

— Ой!

Льюис смущенно вскинул взгляд, оторвав его от разметки на плацу. В первой шеренге стояли все знакомые высшие офицеры и военные руководители округов, на которые поделили Землю, за их спинами стояли помощники, а дальше солдаты, которых те уже сами выбирали по какому принципу приглашать. Вообще планировалось, что на встрече будет не больше ста разумных, но жестких рамок никто не устанавливал, потому что подразумевалось, это будет условно неформальная встреча, но, видимо, когда узнали, что на нее прибудет чистейший, туда просочились все кто мог. Еще и поэтому взбрыкнул Льюис, встреча была почти неформальной, а Август даже на нее стремился нарядить его как на какую-то важную межпланетную церемонию с огромным количеством журналистов.

Возможно за подобным поведением пряталась ревность и желание провести границу между Льюисом и всеми остальными, но Лу этому всячески сопротивлялся, а у Августа было слишком много дел и слишком мало свободного времени, чтобы тратить его на конфликты, поэтому большинство разногласий между ними почти никак не решались и не усугублялись, потому что личного времени почти не имелось, а когда оно появлялось, то им было уютно молчать.

Льюис медленно скользил взглядом по первым рядам и генералам, смотрел на каждого и улыбался. Стоило его взгляду перетечь на очередного разумного, как тот пытался стать еще лучшей версией самого себя.

Так и не дойдя глазами до конца шеренги, Льюис снова уткнулся в плац перед собой и прикусил щеку изнутри. Глаза генералов отличались от глаз обычных гражданских разумных, потому что они смотрели не со слепым восторгом, граничащим с фанатизмом, а с уважением и теплотой. За этими чувствами была предыстория совместной работы, вместе преодоленных трудностей и ликование победы, и горечь поражения. За каждым генералом была своя зона ответственности: внешняя оборона, внутренняя, разработка стратегии, космическая и химическая отрасли военки, биологическая безопасность и разведка.

Почти каждого из генералов Льюис знал, не со всеми виделся вживую, с кем-то только через интернет-связь, а кто-то назначался и взаимодействовал в основном с Августом, но все они боролись за выживание, за будущее, за справедливость и мир хотя бы на одной отдельно взятой планете. А некоторым остро хотелось пожать руку и сказать огромное «спасибо», но чертовы рукава и проклятущий этикет Августа…

Двое из ближе всего стоящих входили в число самых важных людей в жизни Льюиса: Гэри и Санхе занимались тем, что «расконсервировали» закрытые дистрикты*. Расконсервация была отдельной, одной из самых непростых военных задач, потому что «закрытые» дистрикты, продолжавшие по сей день держать оборону, имели на то причины, и чаще всего это были чудовищные преступления против разумных. Администраторы и владельцы дистриктов (если таковые по случайности оказались на планете) вытворяли со своими подневольными разумными самые чудовищные вещи, потому открытие дистрикта для них было равносильно смерти. Поэтому процесс расконсервации дистриктов был сложным, драматичным и часто сопровождался неизбежными потерями, ведь стараясь скрыть свои злодеяния, администраторы устраивали геноцид.

После расконсервации проходили публичные суды с вытряхиванием всех преступлений на всеобщую арену СМИ. Каждый раз это оказывалось информационной бомбой во всем содружестве планет. Руководство космического союза как могло пыталось препятствовать этому, но если это было возможно сделать в подконтрольных колониях, то на свободных планетах среди плюсов невозможно было ограничить информационный контент, поэтому, несмотря на сопротивление, жестокая реальность проникала в размеренную жизнь плюсов, вызывая дискуссии в том, кто виноват в таком положении вещей.

Чаще всего высокопоставленные плюсы пытались отмазаться, прикрываясь тем, что это особенности «дикой» Земли, но все это летело вхолостую, потому что до захвата власти дистрикты принадлежали транснациональным корпорациям, все представительства которых были на Земле. Так что если где-то вскрывался подобный беспредел, то это означало, что именитая компания с каким-нибудь многоуважаемым аристократом во главе покрывала, а то и культивировала геноцид и насилие, и множество других мерзостей.

Очень часто военные находили лаборатории с евгеникой*, новые виды экспериментальных разумных с определенными свойствами или человеческие фермы с огромным количеством искусственных маток. Все эти чудовищные преступления администраторы дистриктов как могли пытались скрыть, а для этого нужно было уничтожить самых информированных свидетелей, а порой и пострадавших. При одной из первых расконсерваций погибло больше тысячи разумных, включая детей, и это было приблизительное число, потому что уничтожали их с помощью оборудования по переработке тел в питательные массы для нижних ярусов, почти во всех самых жутких дистриктах была своя система утилизации, хотя это было недешевым удовольствием.

После того первого раза Льюис в срочном порядке издал закон, по которому за использование подобного оборудования полагалась смертная казнь, которую «при необходимости разрешается провести на месте, используя способ казни по своему усмотрению». Подписывая указ с подобной формулировкой, Льюис был в той степени ярости, когда даже Август рядом с ним излишне не отсвечивал. Согласно подобным формулировкам командиры устраивали настоящие расправы, показательные и жестокие.

Когда Август увидел первую такую расправу, то он долго думал, показывать ли ее Льюису или нет, но когда он все же показал, то ответ его ошарашил.

— Я видел.

Льюис встал со скамейки, на которой качал пресс, присосался к бутылке с водой и ушел в ванную, никак больше это не комментируя. Августу потребовалась минута, чтобы понять, что его Льюис ничего не собирается делать с подобной жестокостью. Точнее, собирается… он собирается ее поощрять.

— Лу, так нельзя… — Август дождался, когда Льюис выйдет из ванной, и вернулся к разговору.

— Кто бы мне это говорил! — Льюис натянул на влажный торс свободную синюю тунику и собрал волосы в пучок. Август залип на пару минут на упругие ягодицы и стройные икры и чуть не потерял нить разговора.

— Я понимаю твою жажду мести. — Август с трудом оторвал взгляд от ягодиц и переключил свое внимание на поскуливающего в новом аквариуме Клауса. — Но это все видят и мы предстаем перед ними жестокими варварами.

— Кем? — Льюис натянул брюки и, развернувшись к Августу, сложил руки на груди. — Ты смеешься надо мной?! Может быть, ты ослеп или оглох?! Или ты не смотрел записи из дистрикта?! Разуй свои глаза! Они измывались над людьми.

— Разумными, — поправил Август Льюиса.

— ЛЮДЬМИ!!! — поправил Льюис Августа.

Тяжело вздохнув, Август не стал спорить насчет людей. Они походили пару минут в красноречивой тишине, пока Льюис не взорвался:

— Ну что?! Тебе ж плевать, насколько жестокие казни! Тем более они не жестокие, они справедливые! Тебе плевать! Как и на сами жертвы.

— Может и так, но видишь ли, это не совсем в моих интересах… — протянул Август.

Льюис всплеснул руками, закатил глаза, снова всплеснул руками и снова закатил глаза.

— Я так и думал! Я так и знал! — наконец разродился Льюис. — Дай угадаю.

— Попробуй, — благословил его Август.

— Ты собираешься угрозой скандала шантажировать аристократов и перетягивать их на свою сторону?

— Ты у меня такой сообразительный. — Август мило улыбнулся одной из своих крокодильих улыбок.

Льюис отзеркалил.

— Иди к черту.

Крокодилья улыбка стекла с лица Августа.

— Такая конченая шваль нам даже в виде союзников не нужна! — выплюнул Льюис.

— Нам сейчас нужны любые союзники!

— Не любые! Не прикидывайся! — Льюис направился на выход, Август заспешил следом.

— Отзови закон!

— Ни за что!

— Я наложу на него вето!

Льюис, несущийся по коридору, резко остановился и развернулся. Хомуисы за спиной Августа чуть не влетели тому в спину. Август впервые увидел у Льюиса злой, жадный до мести взгляд.

— Только через мой труп! — прорычал Льюис. — Я их всех перережу, и если бы не ты, я бы сделал это собственноручно!

Август смотрел в спину удаляющемуся Льюису и не мог определиться со своими чувствами. Льюис убивал. Все же из-за ужасов приемки в нем скопилось достаточно ненависти, чтобы начать убивать, но сможет ли он вынести груз принятого решения? Сейчас, после жутких кадров из дистриктов, он в ярости, но что будет потом?

Бескомпромиссная позиция Льюиса привела к интересным результатам: во-первых, заинтересованные лица, способные все же идти на контакт, стали сами искать способы загасить скандал, они самостоятельно выходили на связь (от своих паникующих администраторов они прекрасно знали, что их вот-вот расконсервируют и все их грязное белье прополощет не только Льюис и его цепные псы, но и все конкуренты, не откажутся воспользоваться возможностью сплясать на их репутации) и предлагали Августу выгодные сделки, а уже потом Август искал подход к Льюису, и все достаточно быстро поняли, что за расправами стоит не Вуивр, с ним-то, как оказалось, вполне возможно договориться, а чистейший, желающий, как и множество разумных, возмездия, и вот это Август использовал как оправдание и накручивание «цены».

Причем никто не торговался за жизни администраторов, наоборот, администраторы становились своеобразными жертвами, отвечающими за всех, торговались за отсутствие огласки. В конце концов Льюиса подкупили возможностью максимально безболезненно провести расконсервацию, потому что владельцы колонии связывались с администраторами, обещали тем, что у них все схвачено и никто не пострадает, те «открывали» ворота и отвечали за каждое свое преступление, но без огласки. Количество жертв в таком случае оказывалось минимальным.

Но это было не единственной причиной, второй стало то, что Льюис вытряс из корпораций содержание их дистриктов, дорогие вакцины, продовольствие и еще много всего. В результате с начала работы подразделения по расконсервации Землю окружило множество кораблей с «взятками» Льюису. Конечно, среди попавшихся на горяченьком только единицы стали действительно союзниками, остальные наоборот уповали на то, что рано или поздно КС уничтожит зарвавшихся землян, но пока этого не случилось, им приходилось идти на уступки чистейшему, который не гнушался требовать с них «мзду» повторно, шантажируя обширным видеоматериалом.

— А какой милашка он был еще два года назад, — наигранно сокрушался Тарханов, когда Август пожаловался, что Льюис третирует невольных «союзников», требуя с них сверх оговоренного. — Рядом с тобой это ангельское создание превратилось в ненасытное чудовище.

— Заткнись, — угрюмо прошипел Август, раскуривая трубку.

— Конечно, когда перед глазами такой пример. — Тарханов красноречиво пробежался глазами по сидящему в кресле Августу. — Сложно не перенять некоторые привычки.

Август оторвался от трубки и перевел на Тарханова раздраженный взгляд.

— Я всегда соблюдаю условия договора.

Тарханов ничего не ответил, но его «понимающая» улыбка была красноречивее слов.

Комментарий к Часть 19 https://ru.wikipedia.org/wiki/Евгеника для тех кто может быть не знает, что это такое

====== Глава 20 ======

Магдал встал с постели, подхватил коммуникатор с прикроватной тумбы и вышел на балкон. Раскурив сигарету, он пролистал оповещения и, отправив одобрение на заявленную встречу, вновь зашел в спальню, где на белоснежном белье спала его коллекционная игрушка, от которой он вообще-то давным-давно должен был избавиться, но та продолжала греть его постель.

Спутанные золотистые волосы, абсолютно не такие, как у проклятого ископаемого Льюиса, закрывали половину лица и золотым руном покрывали плечи. Интересно, что думает Вуивр, смотря на Льюиса, на его чистый блонд, на точно такие же плечи и острые ключицы? У Льюиса покрываются плечи веснушками от солнца или это только у его игрушки так происходит? А спит, интересно, чистейший также по-дурацки, облепив своими конечностями все, что рядом находится?

Магдал зашел в гардеробную, где его ждал слуга, помогающий подобрать гардероб и одеться. Подходящий костюм уже был подготовлен. Быстро облачившись в него и собрав волосы в прическу, аристократ застыл у двери. До встречи оставалось еще пять минут.

— Можешь быть свободен.

Слуга ушел, а Магдал вернулся в спальню. Хикэру — так он назвал свою игрушку, свою головную боль, раздражение, разочарование, обаяние и геморрой. Август преподал ему неплохой урок, организовав покушение на Хикэру в ответ на покушение на Льюиса. Наверное ископаемое и не знает, по какому тонкому льду однажды прошел. Магдал показал, насколько длинные руки у него, а Вуивр показал свои, не менее длинные, они оба держали друг друга за горло и ждали, кто задохнется первым, но Августин все же сделал ему одолжение… Он мог убить любого из его гарема, но выбрал самую точную цель — Хикэру.

Хикэру вообще-то полагалось жить не дольше пары лет, потому что цель производства клона — удовлетворение короткой потребности в нем, поэтому такие клоны еще назывались бабочками-однодневками, но теперь все головастики Магдала ломают голову, как продлить жизнь тому, кто должен был умереть, и лучше бы им найти ответ на этот вопрос, иначе они ненадолго задержатся на этом свете, если его пташка умрет раньше, чем успеет надоесть. Магдал как никогда желал, чтобы игрушка надоела, но шло время, а в ней лишь возрастала потребность. Он даже сделал себе еще одну такую, но в итоге из нее просто забрали органы, когда у Хикэру отказали легкие.

Хикэру буквально сыпался изнутри и Магдал осыпался вместе с ним. Вообще ему была несвойственна глубокая саморефлексия, но в конце концов, почему все это случилось с ним именно сейчас? Почему не двумя годами раньше, когда они оба могли бы насладиться друг другом в более спокойной обстановке? Почему именно сейчас, когда все зависло на лезвии ножа, появилось это несуразное недоразумение, рыдающее из-за всякой чепухи и парадоксально вызывающее два одинаково сильных чувства — это презрение и влечение?

Магдал не хотел признаваться себе в том, что там было нечто большее, чем влечение. Для этого ему не хватало смелости. Обесценивая игрушку, он будто обесценивал, уменьшал свою боль и страх от ее потери, но после покушения, когда Хикэру выплевывал ошметки своих легких на бортик бассейна, где Магдал его парой минут ранее трахал, все встало на свои места. Ставки росли день ото дня.

Магдал провел рукой по щиколотке, зацепив пальцами красивый браслет с множеством вмонтированных в него датчиков, фиксирующих не только физические показатели и местоположение, но и с кем рядом находится объект, есть ли у объекта допуск и еще множество функций, ставших новым словом в современной охранной и следящей технике.

— Мы не сможем вывезти оттуда заложников. — Андо, опекун одного из чистейших, сидел напротив Магдала и сверлил взглядом стол.

— Почему?

— Незаметно высадиться на планету удалось только кораблю-разведчику, на нем лишь несколько мелких истребителей и два десятка модификантов с ограниченным количеством кислорода.

Пространство вибрировало словно натянутая струна.

— Насколько они далеко от колонии?

— Несколько дней пути, если им удастся раздобыть наземный транспорт.

— А если просто уничтожить с помощью истребителей колонию вместе с заложниками?

— Я тоже думал над этим, но мы не уверены, что они все еще там. Они не выходят на связь со вчерашнего дня.

Магдал задумчиво тер подбородок.

— Евгеник точно мертв? — неожиданно спросил Магдал.

— Охрана сказала, что они задушили его в камере, как только поступил приказ.

— А изображение есть?

— Нет.

Магдал опустил руку и вперил взгляд в Андо.

— Затребуй изображение тела.

— Хорошо.

— Нам придется уничтожить колонию, они не должны засветиться.

— Можно попробовать эвакуировать их в несколько еще не взбунтовавшихся колоний.

— Даже если мы умудримся их туда доставить, а для этого нужно будет раздобыть наземный транспорт, который наверняка весь уже захвачен выродками, то мы не сможем забрать их незаметно с планеты под прицелом стольких кораблей. Просто чудо, что туда успел незамеченным прорваться корабль-разведчик.

Магдал задумчиво постукивал пальцами по столу и перебирал варианты выхода из сложившейся ситуации. Расстановка сил складывалась не в их пользу: на Вельзувии припрятано все их грязное белье, там не просто колонии с преступниками и рудники, там секретные колонии с исключительной важности разумными, начиная от непокорных ученых, не желающих делиться своими разработками или проводившими слишком чудовищные, но важные эксперименты, участие в которых могло порядком замарать репутацию КС, именно на Вельзувии была возможность их скрыть и предоставить ученым возможность не просто свободно работать, но и привлекать необходимый подопытный материал, а потом делиться результатами экспериментов с руководством КС, а точнее, с Магдалом и еще некоторыми заинтересованными лицами. Но они были не самыми ценными экземплярами, основную ценность и опасность представляли такие как Марлоу, например, наследник почти вырезанной династии аристократов, которую второй совет давит вот уже не одно столетие.

Марлоу были слишком влиятельны в фарминдустрии и в некоторых ключевых колониях, поэтому, чтобы усмирить непокорные головы, пришлось упечь нескольких из них на Вельзувий. Глава клана знал, что его ребенок жив, но где он находится, не знал. Там же были не только наследники, но и главы влиятельных кланов, чье освободившееся место заняли опекуны из второго совета, которые после исчезновения главы брали «заботу» о клане на себя, пока старший не найдется, при этом сыновья не могли занять место отца по нескольким причинам: не было официального подтверждения, что глава мертв, и не было акта передачи юридической преемственности.

Конечно, в нормальных обстоятельствах можно было бы установить, что он без вести пропал, и назначить следующего главу клана после внутренних выборов, но все прекрасно знали, что глава не пропал и не только его жизнь зависит от того, какое решение примут родственники, но и их жизнь также не в безопасности, ведь все прекрасно понимали, благодаря кому пропал глава, а главное, они были скованы юридическими нюансами, из-за которых не могли в таком положении принимать самостоятельные и законные решения.

Используя подобный сценарий, удалось усмирить множество непокорных кланов и разумных. Поначалу пленников распихивали по разным колониям, но когда один из таких, вступив в сговор с тем, кому его доверили удерживать, умудрился совершить побег, стало очевидно, что место лучше выбрать одно, максимально недоступное для всех остальных, а главное, закрытое, чтобы выбраться оттуда было крайне сложно.

Конечно, Магдал понимал, что прятать яйца в одной корзине плохая идея, но несмотря на то, что освоенный космос огромен, все же врагов второго совета было слишком много, чтобы рассчитывать на то, что кто-то не отыщет в какой-нибудь захудалой дыре того, кого нельзя убивать. А аристократов нельзя убивать, потому что каждый член аристократического клана внесен в общую систему охраны, которая чипирует своих подопечных, и при наступлении смерти любого из них автоматически подается сигнал в систему, которая с этого момента дает неоспоримые юридические права наследникам на имущество погибшего или право на то, чтобы его место во внутренней иерархии клана официально занял преемник и его распоряжения имели законную юридическую силу, а это было невыгодно «опекунам».

Извлечь такой чип нельзя, потому что он оповещал о том, что его именно извлекли, а это равносильно тому, что носитель умер, поэтому его извлечение имело смысл только в том случае, если носителю нужно скрыться, уходя от ответственности за преступление, но такой чип не передавал местонахождение носителя никаким образом, поскольку это могло нарушить конфиденциальность, поэтому сигнал с чипа автоматически рассеивался на несколько источников и невозможно было определить, откуда именно пришел сигнал.

Магдал выругался и, достав сигареты, закурил. У них была прекрасно налаженная система! Благодаря тому, что он непомерно раздул третий совет, в который уже входило больше тысячи разумных, те, кого они держали за горло, не могли объединиться. Точнее, теоретически-то они могли, но в третьем совете было слишком много разумных, среди которых сложно определить тех, кто находится в такой же ситуации, а заявлять о своем положении открыто никто за все время так и не рискнул, ведь тогда могут последовать неприятные санкции от клана опекуна.

Мало кто вообще представлял масштабы, а теперь все это одновременно вылезет на поверхность и замести ситуацию под коврик не удастся, придется отвечать как же так вышло, а главное, кто виноват? А тут уже свои же из второго совета помогут отсечь голову, чтобы отвести от себя подозрение. Замешаны все, а расплатится кто-то один, и Магдал прекрасно понимал, на кого это попытаются повесить, но у них вряд ли это получится. В любом случае лучше уничтожить всех, кого они столько лет прятали, и хотя родственники получат юридическую свободу и смогут избавиться от опекунов, все же это окажется меньшим из возможных потерь.

— У них есть там кто-нибудь? — наконец заговорил Магдал.

— Они попытались прорваться, но один-единственный самолет сбили наши ракеты, он так и не поднялся с земли.

— А что если на этом самолете находились модифицированные киборги?

— Он для этого был слишком легким, там бы максимум поместилось двое. Я подозреваю, что это был разведчик. — Андо задумчиво почесал подбородок. — На Вельзувии сейчас сезон песчаных бурь, поэтому видимость с орбиты нулевая, скорее всего они пытались изучить местность.

Что-то во всей этой ситуации Магдалу очень не нравилось, но что именно, он понять не мог. Андо еще побыл некоторое время, они созвонились с некоторыми членами совета, обсудили риски, но к окончательному решению прийти не получилось. Магдал колебался почти сутки, но в итоге вызвал к себе А6-23-01.

— Отдай приказ, чтобы они полностью зачистили R-u-14 и R-u-11. — Слуга молча поклонился и вышел.

С трудом удерживая себя от желания побежать, А6-23-01 добрался до конца коридора и открыл доступ к эвакуационной лестнице. Сейчас он рисковал как никогда. По-хорошему нужно идти в рубку связи и доложить о приказе, но он и так в последнее время достаточно наследил, поэтому сейчас не было времени для сомнений.

А6-23-01, промчавшись в тесном лифте по внутренностям огромного космического дирижабля, спустился на один из нижних этажей, где даже прислуга не жила, а находились складские помещения, в одно из которых он не зашел, а почти влетел, плотно закрыв за собой дверь. Крошечная комнатушка пахла пылью и смотрела на него глазами любимых разумных, чьи выцветшие фотографии были прижаты магнитами к испещренным металлическими венами стенам. Рвано выдохнув, А6 активировал небольшую панель управления.

Некоторое время по экрану бежала рябь, по коридору несколько раз прошли и А6-23-01, нервничая, прерывал соединение. На висках выступил пот, а сердце, сбиваясь с ритма, страхом стучало в грудную клетку, но черная рука ненависти сжимала страх в кулак и давила его как гадину. Они заплатят за все, даже если ему придется дорого заплатить за это. Наконец соединение установилось и вместо голубого плоского полотна экрана появилось трехмерное изображение Каи, которое тоже шло мелкой рябью, искажая благородные черты лица.

— Здравствуй, дорогой друг, — заулыбался Каи.

— Мы не друзья, — отчеканил А6-23-01.

— Для меня ты друг, — покачав головой, ответил Каи, с печалью смотря на удивительное создание перед собой. — Какие у тебя новости?

— Магдал отдал приказ об уничтожении R-u-14 и R-u-11.

— Кто там?

— Я могу лишь предполагать. Меня в такие подробности не посвящали. Скорее всего аристократы, влиятельные разумные, да все, кто стал слишком сильным, чтобы продолжать плясать под дудку второго совета. И там же скорее всего Маршал.

— Он еще жив?! — Каи, не сдержавшись, закричал.

— Я вчера проверял данные из системы, его чип до сих пор активирован.

— Бесконечный космос… — ошеломленно прошептал Каи. — Да это же настоящий ящик Пандоры.

— Так и есть. У вас мало времени. Разведчик КС уже приземлился, на нем два десятка модификантов последнего поколения, одного из них достаточно, чтобы уничтожить несколько десятков таких колоний. У вас есть там люди?

— Найдем.

— Лучше бы вам поторопиться — у вас мало времени. Если они доберутся до колоний, то просто их подорвут. Благо сейчас в той зоне сильная песчаная буря, это замедлит продвижение отряда и не пропустит истребители, но сколько еще она продлится — неизвестно. Данные о местоположении колоний я тебе отправил.

— Я тебя понял.

Каи смотрел на завораживающего своей силой духа разумного и терялся от восхищения и страха за ту участь, которую он себе уготовил. А6-23-01 потянулся, чтобы прервать связь, но Каи его окликнул:

— А6…

— Что? — Разумный сжал свои бледные губы в тонкую линию, не желая замечать чужую жалость. В его жизни нет места для жалости и сострадания.

— Улетай оттуда. Мы можем тебе помочь выбр…

— Сделай свою работу, Каи, — отчеканил А6. — Это все, чем ты можешь мне помочь.

Связь прервалась, оставив после себя лишь горечь. А6-23-01 выключил панель связи и, поправив растрепавшиеся волосы, открыл дверь, за которой стоял Магдал.

Дыхание сперло в груди, А6 застыл, смотря на стоящего перед собой аристократа, чьи губы кривились от ярости. Эту секунду словно кто-то поставил на паузу, растянув ее спицами по жилам, и если бы не сбивший с ног удар, А6 наверное так бы и не смог вдохнуть, настолько жгучая волна страха накрыла все его существо, но как только его за волосы выволокли в коридор, жизнь огнем потекла по венам, разжигая в сердце парадоксальную радость. То, чего он боялся, наконец свершилось — его путь окончен и он сделал все что мог, а мог А6, как оказалось, гораздо больше, чем сам когда-то рассчитывал. Осталось допить свою горькую чашу до конца и на самом дне его ждет долгожданный покой — он отомстил.

— Думаешь, ты такой умный?! — бесновался Магдал, беспомощно сминая кулаками тело разумного, которому доверял больше всех. — Думаешь, я не мог отдать приказ в рубку без тебя?!

Удары на некоторое время прекратились, видимо чудовище ждало ответа. А6 выплюнул наполнившую рот кровь и криво улыбнулся. Из-за разбитого лица глаза почти не открывались, но все же он еще видел полное беспомощной ярости лицо своего главного врага.

— Думаешь, я не знал?! — Магдал взвыл, буквально заорал и с новой силой набросился на секретаря, продолжая превращать его тело в кровавое месиво, в кожаный мешок мяса и перемолотых костей.

Магдалу хотелось его долго пытать, загонять ему спицы под ногти и не спеша снимать кожу, но ярость поглотила все его сознание… Он доверял ему! Единственный, кому он доверял все это время, прокручивал нож в его спине. В какой-то момент Магдал остановился, осознав, что секретарь уже скорее всего мертв, но тот шевелил губами, и тяжело дышащий аристократ наклонился к его разбитому лицу, чтобы понять, что тот говорит.

— Поспеши… — давясь кровью, прохрипел умирающий. — Может быть ты ещезастанешь свою шлюху живой.

Словно ушат ледяной воды обрушился на плечи Магдала, сердце подскочило в горло и, кажется, застряло в нем, потому что дыхание сперло. Вскочив на ноги, обезумевший от ужаса аристократ, забыв про внешний вид, про кровь на своих руках и одежде, бросился в свою спальню, где осталась его драгоценность, которую он называл игрушкой. Слишком хрупкой игрушкой, чтобы выжить в этих жерновах.

А6, падая в долгожданную, вечную тьму, жалел лишь о том, что не видел лица ублюдка. Ох, он бы умер за это еще раз. Так сладко было на сердце, совершившем еще несколько слабых ударов и навечно остановившемся.

Магдал бежал по коридорам, встречающиеся у него на пути разумные шарахались в стороны, потрясенно смотря вслед самому влиятельному разумному КС, на чьем лице они впервые увидели ужас, граничащий с безумием.

Грудная клетка горела огнем. Магдал буквально выломал дверь в свои апартаменты, не дождавшись проверки системы, и забежал сначала в пустой холл, потом в такую же пустую гостиную. С каждым шагом сердце, которое, казалось, давно уже окаменело, оживало и, оживая, истекало кровью.

Спальня тоже оказалась пустая, разобранная кровать выглядела зияющей дырой. Магдал замер на несколько мгновений посреди спальни, мечась взглядом из стороны в сторону, пока из ванной не послышался тихий всплеск. По спине словно кнутом прошлись. Рванув дверь на себя, Магдал вырвал защелку и, ворвавшись внутрь, рухнул в ванну, где лежал Хикэру. Обхватив обнаженного юношу, он рывком вытащил его из ванны, залив водой белоснежный мраморный пол и свою одежду, и принялся совершать не совсем адекватные действия, то прижимая того к себе, то шаря по телу руками.

— Магдал! Магдал! — словно сквозь белую пелену до аристократа доносился любимый голос. — Что случилось?! Что случилось?!

Обнаженная копия Льюиса гладила по окровавленному лицу невменяемого аристократа руками, пытаясь того успокоить и привести в чувства. Еще никогда он не видел этого человека настолько напуганным и от этого страха обезумевшим, утратившим всякое самообладание. Мощное тело благородного трясло словно в лихорадке, он что-то обеспокоенно шептал ему в волосы, прижимая голову Хикэру к своим губам.

— Успокойся, успокойся, — как заведенный твердил Хикэру, целуя аристократу то руки, то лицо. — Со мной все хорошо. Все хорошо.

— Все хорошо, — завороженно повторил Магдал и, словно лишившись костей, привалился к стене, утянув за собой голого любовника.

В дверь кто-то стучал и что-то говорил, Хикэру что-то спрашивал, не рискуя правда шелохнуться в сковавших его объятиях, а Магдал сидел на мокром полу и думал, что он в полной заднице, он на крючке. Но никогда еще Магдал не был так счастлив… Хикэру жив, и А6 оказал ему услугу, продемонстрировав ему насколько он прикипел к своей игрушке. Хоть удар и был холостым, последнее слово А6 оставил за собой.

Магдалу в последние годы так все опостылело. Пресыщенный жизнью, он перестал получать от нее наслаждение и не понимал, ради чего продолжает концентрировать власть в своих руках, и в то время думал, что если его убьют, то, пожалуй, окажут услугу, потому что все это было слишком скучно.

Магдал рассмеялся, чем еще больше переполошил и без того перепуганного Хикэру. Аристократ трясся от смеха и даже не пытался вытирать бегущие впервые за многие десятилетия слезы, продолжая прижимать к себе свой сияющий свет* и задыхаться от смеха.

Зато теперь ему нескучно. Осторожнее нужно быть с мечтами, они имеют свойство сбываться.

Комментарий к Глава 20 Хикэру – свет или сияющий

Визуализация к этой части и примерное изображение Магдала, ну и музыка под которую написала главу))) вдруг кому-то интересно: https://vk.com/club189721237?w=wall-189721237_1987%2Fall

====== Часть 21 ======

Комментарий к Часть 21 https://vk.com/wall-189721237_2020 музыка к главе.

Встреча шла своим чередом. Прозвучали рапорты о проделанной работе, о крупных успехах и новых достижениях, и прежде чем выйти к трибуне, Август огорошил:

— Мне нужно уехать.

— Сейчас?!

— Да. — Август как-то странно посмотрел на растерянного Льюиса и, коротко погладив того по скуле, резко развернулся и поднялся на трибуну, где выступил с короткой речью, на которой поблагодарил всех за хорошую работу и предупредил, что они пока лишь в начале пути и расслабляться рано.

— Августин как всегда «оптимист», — проворчал Видар.

Непривычно скомканно закончив свое короткое выступление, Август поспешил улететь, оставив Льюиса, Видара, Маркуса и Яскера в легком недоумении.

— Ну иди, — подтолкнул Видар Лу в спину.

— А что сразу я? Ты иди первый! — прошипел Льюис через плечо.

— Ссыкло.

— Сам ссыкло.

Выступление Льюиса не планировалось, хотя все присутствующие ждали именно его. Предполагалось, что он скорее поприсутствует и, может быть, пообщается с высшими чинами уже после основной программы, но раз Август улетел, нужно было занять его место. В итоге все же вышел Льюис, предупредив перед этим, чтобы СМИ, допущенные на сегодняшнюю встречу, прекратили трансляцию и запись. Его речь будет не для всех, но кто его послушал? Остановили лишь прямую трансляцию, все остальное в итоге после «благословения» Августина попало в сеть в записи.

Яркий солнечный диск готовился вот-вот утонуть за водами горизонта и, умирая в предвечной мгле, алой кровью заливал небосвод. На открытой местности военной базы метался холодный ветер, трепавший волосы и куртки, бросавший мелкий песок в лицо и глаза. Сердце тянуло в странном предчувствии. Льюис силой воли приструнил себя и заставил оторвать глаза от пустого листка, лежащего на трибуне, такого же пустого, как его мысли сейчас. Он почему-то ни о чем не мог думать. Август уехал так неожиданно, а вдруг что-то случилось? Вдруг сейчас у них последние спокойные часы и вот-вот начнется война?

Каждый вечер ложась в постель, земляне не знали, будет следующий восход таким же спокойным, как вчерашний закат, или нет. Возможно, он вообще никогда не наступит. Льюис обвел всех внимательным взглядом, стараясь не оборачиваться на Видара, Маркуса и Яскера.

Глаза цеплялись за новые награды, отливающие алым в закатных лучах. Рождающийся вновь в пылающем огне прекрасный феникс. Он же теперь был и на флаге, и на высших наградах. У них только недавно появились собственные медали и символика. Дизайн разрабатывался в спешке, как и в целом вся символика землян, которые теперь претендовали на образование своего суверенного государства. Хотя считать государством всю планету было странно, но называть ее колонией Льюис уж тем более не собирался, к тому же колоний на Земле больше не было. Все оставшиеся тут работать представительства крупных корпораций исключили из своего внутреннего устава и юридической документации такие понятия как колония и разумные.

Насмотревшись на униженных, растоптанных разумных, считавших себя буквально не лучше домашних животных, Льюис понял, что если всех этих невероятных, просто потрясающих людей некому больше любить, некому верить в них, то он будет любить и верить в их силы, в их будущее и возможности. Льюис искренне любил своих землян, как самый субъективный родитель, не желающий признавать за ними никаких недостатков, и в противовес «трезвой» критике упрямо твердил свое.

Конечно, Льюис как никто прекрасно знал, какими опасными и неконтролируемыми бывают некоторые мутанты, ему не раз приходилось подписывать документы на зачистку некоторых тригулов, где творился такой мрак, что материалы об этом запрещалось забирать даже в военные архивы, но это не делало хуже остальных землян. Поэтому Льюис твердо для себя решил, что он не будет сомневаться в землянах, а чтобы закрепить их веру в себя, Льюис устроил Августу настоящую головную боль, протащив с огромным трудом закон, по которому контролирующих себя землян, способных безопасно жить в обществе, не нападая и не убивая, запрещалось называть термином «разумные». Теперь это были «люди», «человек», «землянин», «земляне», но не «разумные», как бы те ни выглядели и какие бы внешние отличия ни имели. Какими бы разными они ни были, теперь жители планеты Земля были людьми.

На редких интервью крупным межпланетарным платформам у Льюиса порой вырывались речи, от которых Август еще долго себя успокаивал с помощью мазохиста Клауса.

— Я каждый день все сильнее влюбляюсь в землян! Здесь просто потрясающие люди! Я очень ими горжусь!

Бескомпромиссная позиция Льюиса в этом вопросе в итоге дала свои плоды, от переизбытка которых начинались побочные эффекты, один из которых – еще пока четко неоформившееся желание землян закрыться в рамках одной планеты и запереть на ней же Льюиса, а «пришлых» не пускать, вот именно с этим приходилось теперь бороться.

Тишина затягивалась, Льюис посмотрел в сторону, куда улетел аэромобиль Августа, и, оставив измятый уголок листка в покое, во внимающей тишине спустился вниз с трибуны и встал напротив генералов. Почти все они были выше него, но это уже давно не смущало. Всегда было сложно открыть рот перед такой аудиторией, потому что каждое слово из его уст потом передается по всем источникам, пересказывается и интерпретируется, один неверный термин может натворить множество бед, поэтому, решаясь дать свободу слову, Льюис говорил себе, что не скажет ничего, кроме правды, и тогда не придется стыдиться за свои слова, потому что в правде, какой бы она ни была, скрывалась непреодолимая сила, способная задушить даже спустя века.

— Каждый из нас понимает, что мы сегодня не случайно собрались здесь. Все мы сейчас на передовой, каждый из землян под прицелом, поэтому нам ничего не остается, кроме как поступать правильно. — Льюис внимательно всматривался в глаза генералов. — У нас нет и не будет возможности перезаписать свои действия, отмотать их назад, потому что уже сейчас цена за наши жизни уплачена слишком высокая. Среди нас должны были бы стоять лучшие из людей, но они уже отдали свои жизни в борьбе за свободу. Они были рабами, но умерли свободными. Поэтому наша задача сделать все возможное для того, чтобы их жертва не была напрасной.

Генералы хмурились и задумчиво кивали.

— В ближайшие дни сюда высадятся генералы армии, которая должна была первой запустить пули в наши сердца, но их оружие теперь направлено в нашу общую цель, а враг нашего врага наш друг. Я не смею просить вас стать с ними такими же побратимами, какими вы стали друг другу, но прошу вас не забывать о нашей общей цели, о том, какая цена уже уплачена и какую еще мы можем заплатить, если наша заносчивость возьмет верх над нашим разумом.

Идеальный ровный строй постепенно превратился в полукольцо вокруг трибуны и Льюиса, все кучковались, подходя все ближе. А Льюис, проговорив основную часть речи, принялся снова нахваливать разумных и делиться своими размышлениями о том, как они будут выстраивать новую систему и какие идеалы они заложат в ее основе. Атмосфера вокруг стремительно оживала, переставая быть столь официальной и сухой, генералы и офицеры все активнее делились своими размышлениями и уже начинали спорить друг с другом.

Льюис как всегда располагал своей искренностью к душевному и панибратскому общению, чего крайне не любил Август, единодушен с ним в этом вопросе был и Яскер, который исколол Видару пальцем весь бок, красноречивыми взглядами вынуждая того вмешаться, попробовать перехватить внимание и оттеснить Льюиса, пока все не начали обниматься и не засобирались в военный паб, тем более однажды уже был подобный инцидент, после которого чистейший вполне ожидаемо отравился и провел сутки в физиокапсуле, переживая острую интоксикацию, а Августин устроил всем не только Варфоломеевскую ночь, но еще весь день и утро, пока Льюиса не вернули в спальню почти в прежнем состоянии.

Видар, тяжко вздохнув, направился к Льюису, прекрасно понимая, что все будут не в восторге от такой рокировки, тем более что пообщаться с чистейшим было очень редкой, почти фантастической возможностью. Когда еще хитрая змея оставит свое сокровище без присмотра и выпадет шанс пообщаться в таком формате? Скорее всего больше никогда, разве что еще раз увидеть вживую на трибуне, и все. Но когда Видар подошел, Льюис и сам был рад поменяться, тем более уже посыпались первые вопросы в духе того «а не обижает ли вас Август». После таких вопросов, вполне вероятно, Август обидел бы того, кто их задал, но как сказать разумным, которые считают Льюиса своим-общим, что это не совсем корректные вопросы, Лу не знал, потому появлению Видара обрадовался, и благодаря их совместным усилиям фокус внимания таки переместился с Льюиса на Видара.

Льюис осторожно отодвинулся в сторонку и, улыбаясь, слушал болтовню Видара, которого военные видели гораздо чаще. Блуждая глазами по военным, Лу кожей чувствовал на себе чей-то буквально осязаемый взгляд, пока не наткнулся на него сам. Пространство вокруг преломилось, забрав с собой шум голосов, оставив лишь пронизывающий даже сквозь плотную одежду ветер, с остервенением треплющий волосы, и Лу наедине с Изао.

Знакомый янтарь глаз толкнул запертую в сердце дверь, разбудив в ней выцветшие чувства, осколками сожаления зашевелившиеся в сердце. Расслабленная улыбка растаяла на губах, навсегда запечатанных устами Августа. Как близки и понятны они были друг другу тогда, так же далеки и чужды они стали друг другу сейчас. Между ними было всего лишь несколько метров, но за прошедшее время там появилась пропасть.

Порой взгляд красноречивее слов, и глаза Изао, несмотря на то, что не простили разлуки, все так же светились любовью, но в небесных водах Льюиса была лишь горечь и боль. Горечь оставшейся в прошлом мечты, обреченной с первых минут их встречи, и боли, пробившей панцирь самонадеянности. Боли, ставшей первой жертвой, без которой не открыть двери в будущее.

На плечо легла рука Маркуса, но не она держала Льюиса. Его держало пережитое прошлое и неизбежно наступающее будущее, в котором место Льюиса было рядом с Августом. Выстраданная, словно в жаркой печи выплавленная любовь к Августу железным панцирем запирала сердце. Сейчас у Льюиса было достаточно власти, чтобы иметь право выбора, но он уже его совершил, и даже если этот выбор окружен обстоятельствами, принят он был не под их давлением, просто слишком многое они пережили вместе, просто они два спаянных крыла и без друг друга им не взлететь.

Было больно отводить взгляд. Маркус сильнее сжал плечо и Льюис смог, закрыв глаза, разорвать этот «диалог». Льюис попытался уйти, меньше всего сейчас хотелось говорить, но разве мог он уйти незаметно? Военные окружили его, и Льюис, закатав свои жесткие рукава, раздраженно сбросил со своего запястья руку попытавшегося его остановить Яскера и пожал руки ошеломленным генералам. Окруженный толпившимися военными аэромобиль взлетал медленно и осторожно, Льюис вымученно улыбался в окно, стараясь взглядом избегать одного-единственного стоящего в отдалении человека, чей взгляд до сих пор ощущался где-то на коже.

Августа не было ни в спальне, ни в гостиной. Его не было в спортзале и в кабинете, не было в ванной и спортзале. Коммуникатор не отвечал. Льюис растерянно нажимал вызов за вызовом, пока не додумался нажать определитель местоположения, который был доступен лишь ему. Август или его браслет находился этажом выше, в гостевых апартаментах, где Льюис сам часто скрывался. Сердце екнуло в глупых догадках.

Лифт полз на следующий этаж слишком медленно. Нервно подергав высокий воротничок, Льюис пробежался пальцами по застежкам, расстегивая свой плотный пиджак, по жесткости больше напоминавший корсет. Шелковая рубашка словно только и ждала этого момента, чтобы жемчужной волной выскользнуть наружу, нарушив всю строгость образа и открыв шею и ключицы. Льюис посмотрел на себя в зеркало лифта и предпринял провальную попытку заправить ее хотя бы в штаны, но та словно вода вытекала из пальцев.

Двери лифта распахнулись и Льюис забыл насколько нелепо выглядит, поспешив к знакомой двери, за которой было так же темно и прохладно, как и на улице. Двери в сосновый сад были распахнуты настежь и холодный ветер гулял по просторным комнатам. Льюис прошел мимо тумбы, на которой мерцал браслет Августа, оставив рядом с ним свой, и вышел на балкон, где шумели сосны, за которым мерцали звезды.

Август сидел в присыпанном сосновыми иголками кресле и медленно тянул трубку. Терпкий дым табака перебивал даже хвойный аромат сосен. Август редко показывал свои чувства и так же редко раскуривал свою трубку, но если проявлялись чувства, то словно пилюля от них появлялась трубка.

— Ты знал.

Льюис подошел к прозрачными перилам балкона и, встав напротив Августа, облокотился на них. Август не ответил, лишь медленно затянулся и неспеша выпустил новую порцию дыма. Разговаривать с ним в подобные моменты было очень сложно, Лу уже знал. Август становился словно немой на время, не желая издавать ни звука.

Стянув с себя пиджак и оставшись в одной шелковой рубашке и брюках, Льюис подошел к следящему за каждым его движением Августу и, разведя ноги, сел на его колени лицом к лицу. Подхватив свободную кисть Августа, Льюис поднес ее к губам и поцеловал тыльную сторону ладони, а потом и вовсе прижался к ней лицом, прикрыв глаза.

Вытащив медленно трубку изо рта, Август положил ее на поднос с рассыпанным табаком и, рвано выдохнув, стянул освободившейся рукой удерживающую волосы заколку и зарылся в рассыпавшийся по плечам прохладный шелк волос. От натяжения волос на затылке Льюис запрокинул голову назад, обнажая шею, в которую впился жадный поцелуй-укус.

— Поосторожнее, — улыбаясь, прошептал Льюис.

Август притянул Льюиса к себе ближе и, пробежавшись поцелуями по шее, запечатал ими губы.

— Ты мой?

Впервые это был вопрос. Не требование, не приказ, не навязанный факт. Впервые это был вопрос.

— Уже давно.

Комментарий к Часть 21 Спасибо 💕 тем кто оставляет обратную связь, вы мои индикаторы истории, которую автору порой трудно прочувствовать без вас.

====== Часть 22 ======

Комментарий к Часть 22 Предупреждаю сразу насчет песен: Автор не знает песен будущего, поэтому будут песни настоящего, и будет наша известная песня, которую я очень люблю. Я понимаю, что обоснуй от этого страдает, но уж простите мне эту слабость.

После той звездной ночи, проведенной на обдуваемом всеми ветрами балконе в жарких объятиях Августа, лед тронулся и Лу получил больше свободы. Август наконец разрешил имплантировать Лу сложные дыхательные фильтры, позволяющие перемещаться без надоедливых гаджетов в ноздрях и маски.

— Уже смысла нет блюсти его «чистоту». Все равно вариант с тем, что мы выпихнем какой-то клан чистейших из первого совета и развалим эту систему изнутри, уже давным-давно отпал, — махнул рукой Август, когда Льюис нашептал Спектронику, что можно попробовать еще раз уломать Вуивра на имплантанты, и Спектроник, поймав момент благодушного настроения начальства, не только разрешение на них выпросил, но и еще на два затянувшихся проекта.

Вживления фильтров Лу ждал как манны небесной, потому что теперь всех окружающих, включая самого Льюиса, будут меньше мурыжить анализами и дополнительной защитой.

— Это наши фильтры, специально для тебя разработанные, — пока Лу, впившись от боли ногтями в кушетку, терпел это самое вживление, чокнутый Спектроник продолжал с восторгом вещать об новой разработке. — Их можно будет извлечь, если вдруг возникнет такая необходимость, и они не внесут вообще никаких изменений в организм.

Спектроник чуть не ляпнул, что он вообще не понимает, почему Августин не дал добро на их имплантацию еще раньше, но на самом деле все всё прекрасно понимали, почему он на неё не соглашался. Так, прикрываясь повышенной угрозой заражения и отравления, Август отсеивал кучу народу и отсекал Льюиса от других. В итоге складывалась пародоксальная ситуация: со СМИ Лу контачить не любил и замыкался в общении, но если появлялась возможность какого-то живого общения, то Лу просто сражал всех наповал своим обаянием и глобальная сеть потом еще долго бурлила, переваривая подобные случаи.

Сейчас впервые, к великому неудовольствию Августа, особенно популярным был мем не с Лу, а с ним. Всякие бездельники (по мнению Августа) насобирали фото, где Август закатывает глаза. Причем, судя по всему, выходило так, что закатывать глаза Август стал именно после того, как рядом появился Льюис и периодически на волне вдохновения в каком-нибудь выступлении выдавал очередную дичь, от которой Август с трудом сдерживался, чтобы не шлепнуть себя по лбу от досады или не уволочь чистейшего за ухо домой. Август, пока не увидел этот мем, даже не замечал этого за собой.

Тарханов был в восторге, причем мемы сблизили его с Каи, на которого до этого Тарханов посматривал свысока, но так как Август начинал сатанеть от любого обсуждения мемов, то эти двое буквально нашли друг друга, обсуждая на редких встречах очередной мем с Лу или Видаром в главной роли, но после появления мема с Августом глобальная сеть буквально взорвалась, а эти двое спелись. Особенно популярным стало сравнение старых фотографий Августа на публичных мероприятиях, где он был с одинаково каменным лицом, и фотографий после появления в его жизни Льюиса, где Август закатывает глаза или вообще прикрывает их рукой.

— Чего ты злишься? — отсмеявшись, спросил Тарханов. — Тебя наконец перестают воспринимать чудовищем. — Если бы взглядом можно было убивать, то Тарханов уже скончался бы в жутких муках. — Публика нашла в тебе что-то человеческое.

Теперь все фансообщества кинулись перетряхивать закрома и искать материалы с Августом. Отчасти именно поэтому Августин согласился на очередную затею Льюиса в надежде, что она переместит вектор внимания въедливых фанатов с него снова на Лу.

А задумал Льюис плохо спланированное (потому что нужно было спешить, мало ли, вдруг Август передумает), но важное по задумке мероприятие. Он решил собрать молодежь Вавилона на трехдневный фестиваль. Секретари и администраторы, работавшие в команде Льюиса, схватились за головы от этой идеи, но так же, как и Лу, прекрасно понимали, что этот фестиваль необходим.

Пришлось проделать огромную работу в сжатые сроки, избежать косяков, конечно, не вышло, потому что никто в новейшей истории ничего подобного не проводил, никаких материалов для подсказки не имелось. Приходилось придумывать не только программу с нуля, но и меры безопасности, а рисков было очень много. Опасность оставалась для самого Льюиса даже несмотря на фильтры, но самым важным было то, что они планировали собрать на одном мероприятии активную молодежь из разных социальных слоев (бывших плюсов и минусов), которая теперь находилась в равном положении, и попытаться наладить между ними коммуникацию. Льюис надеялся, что это даст сильный толчок не только к сближению людей с разными видами мутаций на Земле, но и передаст эту эстафету дальше в КС. Льюис надеялся сделать эту тенденцию сначала модной, а потом заложить ее в основу фундамента нового будущего, где никого не ущемляют за внешность и происхождение.

Команда Льюиса попробовала аккуратно прощупать почву относительно того, что студенты и учащиеся старших классов думают о подобном мероприятии, с этого моменты пошли слухи, и когда наконец мероприятие было продумано и приступили к его реализации, желающих участвовать оказалось слишком много даже среди бывших плюсов. К сожалению, среди всех заявок одобрить удалось лишь малую часть, но даже она включала больше сотни людей.

Чтобы попасть на фестиваль, нужно было заполнить анкету, сдать экспресс-тесты и не состоять на учете как носитель агрессивной мутации. К небольшой анкете можно было оставить комментарий, чего в них только не писали! Льюис сначала сам попытался просматривать анкеты, но администраторы быстро переполошились, потому что, растрогавшись от теплых посланий ребят, Льюис одобрял слишком много анкет. Благо одобрения приходили не сразу и некоторые успели отозвать.

Отдельная проблема встала с подходящим местом — его просто не было. Держать еще фактически детей на улице Льюис не хотел, хотя Видар порывался все устроить в военно-спортивном стиле и расселить всех в палатках, но в итоге Льюис выклянчил у Августа разрешение занять два этажа в здании, примыкающем к главной оранжерее Вавилона. Август бы возможно и не разрешил, но подоспели не совсем спокойные новости и ему было просто не до оранжереи, чем воспользовался Льюис.

Вообще по напряжению Августа Льюис понимал, что сейчас происходит что-то очень серьезное, но Август не привлекал его, и Льюис малодушно радовался этому. Он, конечно, мог настоять на том, чтобы Август посвятил его во все детали происходящего, но порой им обоим было проще, если он чего-то не знал, потому что принципы Льюиса шли вразрез с некоторыми решениями Августа и одновременно с этим Лу понимал, что иначе никак. К тому же Льюис уже порядком устал, работа на два фронта слишком сильно изматывала, поэтому как-то так негласно пока вышло, что он пытался навести хоть какой-то порядок и равновесие внутри, а Август снаружи.

Когда наконец все было готово, а земляне стояли на ушах, двери оранжереи распахнулись для нескольких сотен человек, которые шумной, разноцветной толпой в считанные минуты заполнили собой все уголки не только прекрасного сада, но и центрального здания Вавилона. Кто-то спешил пройтись по оранжерее, а кто-то торопился занять свои места в предоставленных им на три дня комнатах.

Все дни были расписаны по часам. Главными и самыми интересными стали часы дискуссий, когда всех делили на три команды и предлагали решить одну и ту же проблему, и если поначалу это было не более чем развлечением, то уже к концу первого дня организаторы, включая Льюиса, осознали, что нужно срочно вызвать сюда всех головастиков, с которыми они советовались до этого, и те должны послушать нестандартные, неожиданные, но вполне себе реальные, где-то даже гениальные идеи по решению насущных проблем землян. В итоге на второй день в дискуссиях участвовали не только студенты и ведущие, но и ученые, которые, растеряв пару десятков лет, спорили с ребятами до хрипоты и были, кажется, вполне себе счастливы.

Льюис боялся вмешиваться в этот процесс, потому что не хотел никого отвлекать своим появлением, но администраторы настояли, потому что на второй день ребята заволновались, что обещанный чистейший так и не появился, а Видаром откупиться не вышло, хотя с ним было тоже интересно. В итоге Льюис решил прийти официально, не оповестив о своем появлении, поздно вечером, после официального отбоя.

Никого, конечно, спать насильно не клали, потому еще много народу бродило по ночной оранжерее, сбиваясь в небольшие группы и что-то обсуждая. Между ними периодически появлялись представители лицензированных СМИ и задавали вопросы, вот именно это время и выбрал Льюис, чтобы появиться на фестивале. Август был занят и вообще не думал, что Льюис уйдет куда-то на ночь глядя, потому он не контролировал его сборы, а зря.

Льюис собрал волосы в хвост, надел припрятанную толстовку с вышивкой феникса на спине и маленьким горящим пером на груди, натянул темные брюки со кроссовками, в которых тренировался (другие Август просто категорически запрещал держать, зная, что Льюис наверняка натянет подобную обувь на какое-нибудь публичное мероприятие), и, шикая на охрану, выбрался из здания. Подобные толстовки пошили для всех участников фестиваля и Льюис, конечно, урвал и себе «плебейскую» одежду, спрятав ее не просто в глубине гардеробной, а в глубине гардеробной «гостевой» спальни. Иначе бы Август по-любому ее вычислил, у него на это просто особо острый нюх.

Льюис был просто счастлив, облачившись в подобную одежду и чувствуя себя тоже немного студентом. Всех организаторов заранее предупредили, чтобы они никого не оповещали о его появлении и не наводили суету, это было очень сложно, но все постарались и появление Льюиса в оранжерее не сразу заметили. Лу как дурачок улыбался, ходя по дальним дорожкам и смотря на ночной сад, освещенный поистине волшебным сиянием уникальных светильников, которые загорались мягким светом то на ветке дерева, то на кустике в виде бабочки, но основным чудом было множество вполне реальных светлячков и раздающийся смех и приглушенные споры, которые, кажется, не утихали даже по завершении дискуссии.

В итоге, немного поблуждав по небольшому участку дорожки, на которую никого не пускали, Лу наконец определился с компанией. Его привлекла музыка, которая мгновенно прекратилась, как только он нарисовался перед ошарашенной компанией. Никто не ожидал увидеть чистейшего в это время, еще больше никто не ожидал, что он будет одет как самый обычный участник фестиваля. Неловкая пауза затянулась. Льюис, конечно, уже привык к разным удивленным реакциям, но то, что все будут с открытыми ртами таращиться на него и не моргать, это, наверное, случилось впервые. Если бы он нарядился как «японская куртизанка» (так Льюис называл излюбленные наряды Августа), то скорее всего его появление не так бы сильно шокировало ребят.

— Это гитара? — наконец спросил Льюис, и все понемногу стали приходить в себя, невнятно кивать и даже пытаться что-то сказать.

Льюис улыбался, наблюдая суету, ему освободили место на лавке, точнее, все с нее резво спрыгнули. Льюис устроился посередине и похлопал ладонью по месту рядом с собой, но никто не решался сесть.

— Вы меня уже смущаете. — Лу подхватил брошенную гитару и положил ее на колени. — Я что, прокаженный?

Студенты загомонили, отрицая подобное предположение, и как-то резко ломанулись занять места рядом с Льюисом, в результате чуть не передрались в процессе. Администраторы и охрана хватались за сердце, но предупреждающий взгляд Льюиса удерживал их на месте. В итоге все наконец расселись, снова замолчали и восторженно уставились на Льюиса, а Лу перебирал струны, подтягивал колки и был фантастически счастлив, потому что в руках была самая настоящая гитара с шестью струнами, абсолютно не изменившаяся за это время, и это была просто фантастика.

— Хотите, спою вам песню, которой больше чем мне лет?

Все синхронно закивали, и перебирая отвыкшими от игры пальцами струны, Лу мучительно вспоминал аккорды и переводил слова с одного языка на другой. Он уже и не заметил, как начал думать на современном языке, поэтому потребовалось время, чтобы вспомнить и перевести слова на новый лад, тем более он слишком давно не пел. Вокальные способности у него были довольно посредственными. Хотелось спеть одну песню, но на ум приходили аккорды другой, поэтому сначала Лу спел Nothing Else Matters

Metallica, потом к ним присоединился Видар и исполнил песню Фреди Меркьюри Living On My Own.

У Видара была просто уникальная суперспособность петь ужасно, но так заразительно, что вся неловкая атмосфера рассеивалась и все либо хлопали, либо подпевали как могли. Льюис слова многих песен и сам не знал, потому вместе со всеми мычал слова в такт. Потом гитару снова отдали ребятам и те спели свои любимые песни. Наверное еще никогда за все время, как Льюис очнулся в капсуле, он не был так счастлив. Администраторы несколько раз подавали ему сигнал, что пора возвращаться, но Льюис их полностью игнорировал, и когда гитара вернулась к Льюису, в оранжерее появился Август.

Вообще новость, что чистейший в оранжерее, в считанные минуты облетела всех участников фестиваля, и все, кто уже готовился ко сну, и те, кто небольшими компаниями кучковался по комнатам, рванули в оранжерею. Организаторы запаниковали и попытались как-то остановить эту волну, в итоге запаниковала волна и почти смела организаторов, но, попадая в темную оранжерею, шум прекращался и все, стараясь не шуметь, тихонько пробирались ближе к компании везунчиков. К появлению Августа на всех мощеных дорожках сидели разумные и тихо слушали одну-единственную компанию. И если вначале Август мчался туда злой как черт, то, попав в оранжерею, его злость утихла и даже он проникся атмосферой. Правда, уж его появление незамеченным не прошло, все при его приближении вскакивали со своих мест и освобождали дорогу. Август даже пожалел, что спугнул душевную атмосферу.

Лу заметил стоящего за спинами «их компании» Августа, но не подал вида, чтобы не переполошить ребят. Весь вечер Лу усиленно ковырялся в памяти, вспоминая старую песню, и, наконец вспомнив, послал Августу теплую улыбку и, справившись с хрипотцой, запел, периодически поднимая глаза на него.

Просто нечего нам больше терять,

Всё нам вспомнится на страшном суде.

Эта ночь легла как тот перевал,

За которым исполненье надежд.

Просто прожитое прожито зря, не зря,

Но не в этом, понимаешь ли, соль.

Слышишь, капают дожди октября, кап-кап.

Видишь, старый дом стоит средь лесов.

А мы затопим в доме печь, в доме печь,

Мы гитару позовём со стены.

Просто нечего нам больше беречь,

Ведь за нами все мосты сожжены.

Все мосты, все перекрёстки дорог,

Все прошёптанные тайны в ночи.

Каждый сделал всё что смог, всё что смог,

Но об этом помолчим, помолчим.

И луна взойдёт оплывшей свечой,

Ставни скрипнут на ветру, на ветру.

Ах как я тебя люблю, да горячо!

Годы это не сотрут, не сотрут.

Мы оставшихся друзей соберём.

Мы набьём картошкой старый рюкзак.

Люди спросят, что за шум, что за гам,

Мы ответим: “Просто так, просто так”.

Просто так идут дожди по Земле

И потеряны от счастья ключи.

Это всё, конечно, мне, конечно, мне,

Но об этом помолчим, помолчим.

Просто прожитое прожито зря, не зря,

Но не в этом, понимаешь ли, соль.

Слышишь, капают дожди октября, кап-кап.

Видишь, старый дом стоит средь лесов.

Слышишь, капают дожди октября,

Видишь, старый дом стоит средь лесов.

====== Часть 23 ======

Комментарий к Часть 23 ИИ – Искусственный Интеллект

https://vk.com/wall-189721237_2067 музыка под которую писала эту часть, можете послушать для атмосферы))

В пыльном помещении автостоянки стойко воняло машинным маслом и железом, Прокс лежал под движком своей новой малышки и закручивал последний шуруп, когда рядом с лицом появились припыленные бурым песком берцы арноу.

— Что? — выплюнув зажатый в зубах болт спросил Прокс, не отрываясь от своего занятия.

— Нам нужно поговорить.

— Говори.

— Вылезай.

Прокс хотел послать чертова арноу, но было что-то необычное в его интонации, поэтому, вытерев грязные пальцы о тряпку, Прокс выбрался из-под машины, очистил руки в чудом работающем синтезаторе и, нашарив в кармане почти пустую пачку самокруток, закурил.

— Ты обещал мне сигареты, — бросил Прокс, подходя к окну, за которым вот уже который день металась буря, скрывая видимость дальше трех метров.

Арноу подошел вплотную к Проксу и, привалившись к стене плечом, внимательно посмотрел на того, с кем коротает которую ночь подряд. Прокс, повернувшись, выдохнул сигаретный дым в сторону от арноу и приподнял вопросительно брови.

— Так о чем ты хотел поговорить?

— О сигаретах.

По лицу Прокса можно было прочесть, что ради такой причины он бы не вылез из-под капота своей малышки.

— О каких еще, к чертям, сигаретах?

— Которые я тебе обещал.

Прокс мученически возвел глаза к небесам в ожидании, когда наконец арноу разродится пояснениями.

— Как насчет того, чтобы я отдал их тебе на Земле?

Прокс хотел переспросить, на какой еще Земле, но по лукавому взгляду арноу понял, что речь идет о той самой колыбели человечества, но поверить в это было слишком нереально, поэтому он недоверчиво прищурился.

— Я так понимаю, билетом туда станет не мой крепкий член, который ты объезжаешь уже третий день.

— Угадал.

Черный шелк соскользнул вниз, обнажая широкие плечи с рельефом мышц. На смуглой коже кое-где проступали темные вены и старые шрамы, которые можно было бы давно свести, но Август не хотел тратить свое время на подобную ерунду. Переступив через упавший халат, Август подошел к панели управления и, выбрав необходимый режим, скрылся в душевой. По телу побежали прохладные струи воды, было все же что-то в том, чтобы использовать воду для купания. Происходящие перемены затронули все сферы жизни, трансформируя не только общество, но и быт.

Менялся и Льюис, становясь строже к другим и еще более деспотичным к самому себе, загоняя себя до изнеможения (благо это более-менее удавалось нивелировать благодаря современной медицине) в решении множества задач, но это наконец начало давать результат. Рухнувшая стена, отделявшая Вавилон от отчужденной на протяжении веков зоны, открыла бездну глупости предков. Вместо того чтобы очистить Землю от огромных ядовитых свалок, они просто консервировали этот участок Земли, и постепенно тот становился колыбелью и убежищем разного рода мутантов, пробиравшихся через канализационные трубы внутрь дистриктов и расселявшихся на нижних ярусах. Это к тому же отравляло воду и землю.

Никто не решал эту проблему глобально, потому что никому в целом не было дела до проблем землян. Локально зачищались дистрикты и уничтожались этажи, да и все на этом. Такое разнообразие фауны давало свое преимущество, ведь это была просто мекка для ученых. Из мутантов получали множество интересных генов, редких особых веществ. Именно поэтому одна из самых крупных лабораторий Августа находилась на Земле, но Земля задыхалась, гнила изнутри, и нельзя было оставлять все так как есть, потому что Земля не была исключена из общей системы и буквально минуло несколько десятилетий, как зародившаяся на Земле пандемия чуть не выкосила половину КС и ничего нельзя было с этим сделать, потому что вирус успел распространиться до того, как дал первые симптомы, и они не были застрахованы от повторения ситуации.

Но Льюис взялся за эту проблему всерьез. На днях была закончена растянувшаяся на несколько месяцев очистка четырех гектаров земли, в которых были огромные гнезда опасных мутантов. Именно эти хищники доставляли самые большие проблемы дистриктам, потому что сколько бы их ни уничтожали, они появлялись снова, и теперь понятно откуда. Из-за серьезности проблемы лаборатория Августа давно работала над решением проблемы с этими мутантами и изобрела против них оружие и противоядие против испускаемых ими ядов, но использовать его приходилось лишь локально. Мутанты исчезали, но через пару сезонов снова появлялись еще более сильные и устойчивые к оружию, но теперь земляне ликовали, удалось сделать пусть маленький, но очень важный шаг в верном направлении.

Вместе с военными Льюис собрал команду самых лучших военных и отряд разумных, которым по законам КС была прямая дорога в утиль, на белковую массу. Все же святыми земляне в одночасье не стали и было множество тех, кто, по идее, должен попасть под суд и понести наказание, но тюрем на Земле уже давно не существовало, были только временные изоляторы, да и тюрьма для землян стала бы курортом, на который зачастили бы все. Поэтому девать таких разумных было некуда, но Льюис нашел им применение. Все они теперь заняты на очистке законсервированных территорий.

Когда по местным СМИ показали развороченные гнезда и огромные загаженные мусором вперемешку с биологическими остатками территории, это всполошило почему-то все КС. Разумные со всего содружества стали возвращаться к своей истории и пытаться в ней разобраться, все же победы в освоении космоса, колонии и все новые корабли, полеты и станции, первые космические войны, все это не оставляло времени на то, чтобы оглянуться назад и переосмыслить ошибки, но теперь все словно обернулись через плечо и всмотрелись в свое прошлое.

Пришла заявка на франшизу «генеральная уборка» по событиям с этой зачистки. Легендарный режиссер предложил, несмотря на сопротивление руководства КС, снять фильм и для этого уже летел на Землю. На днях с помощью роботов удалось очистить эту территорию и из огромной кучи мусора получить множество полезных материалов, до сих пор пригодных для вторичной переработки, а главное, освободился огромный участок по местным меркам, на котором нет никаких построек. Понятно, что почва отравлена, но и это с современными технологиями вполне решаемо, но главное не это. Главное то, что нашлись грунтовые воды, которые после очистки достаточно простыми и дешевыми в эксплуатации фильтрами становились пригодными для использования.

Вот именно после обнаружения воды Август поспешил сделать огромный бассейн и, не слушая возмущений Льюиса, подвести к нему воду. Конечно, в здании и до этого имелась вода, но она была на вес золота. Чистая вода требовалась слишком многим разумным, поэтому ее расходование было преступлением, по мнению Льюиса, но теперь в Вавилоне, который из-за своего перенаселения всегда испытывал дефицит воды, эта проблема решилась, и никакое возмущение Льюиса не остановило Августа от обустройства глубокого бассейна большого объема.

— Ты тратишь воду, которая нужна землянам!!! — негодовал Лу, пытаясь вырвать каталог с дизайнами бассейнов из хвостаАвгуста, в котором тот был зажат.

Сам Август лежал в своей казавшейся теперь лужей маленькой купели и веселился, наблюдая, как разгневанный новостью о том, что он задумал стройку бассейна, Льюис примчался в апартаменты в надежде все же услышать опровержение, уж кому как не Августу понимать огромную потребность в воде?! А этот нахал, вместо того чтобы проникнуться сочувствием к землянам и предложить помощь в расконсервации следующего участка Земли, вальяжно развалился в своей купели, держа хвостом откопанный на этой же свалке каталог с саунами и бассейнами, и неспешно листал пожелтевшие странички, судя по всему, планируя воссоздать в честь такого события «древний дизайн» в своем новом бассейне.

— У тебя половина планеты свалка, — отмахнулся Август. — Копайтесь в ней и дальше, я уверен, там еще много источников найдется. Не жадничай.

Льюис, задохнувшись от такой наглости и эгоизма, замер на мгновение, и Август, недолго думая, шлепнул того каталогом по ягодицам и толкнул в свою купель. Потерявший равновесие Льюис в одежде плюхнулся в воду, как раз в самый центр колец хвоста Августа, и неуклюже забарахтался, скользя по нему. Начался самый любимый процесс Августа — стягивание одежды с мокрого, выкрикивающего ругательства на нескольких языках Льюиса.

Август вышел из душевой и посмотрел на свой новый бассейн. Потолок скрылся в стене, оставив один лишь стеклянный купол и миллиарды звезд. Проверив ногой температуру, спустился на пару ступенек вниз и сел на бортик. Стянул резинку, распустив тугую косу. Волосы черной волной рассыпались по плечам и упали на прохладный мрамор. Вода ласкала стопы и мерцала от электрических свечей, стоявших по краям бассейна, который выступал из стен здания, и если доплыть до противоположного конца, то можно зависнуть в невесомости в нескольких сотнях метров от земли.

Распускать волосы в воде было особым удовольствием. Август медленно опустился в воду и, проплыв несколько кругов, нырнул вниз. Расслабленное тело парило в воде словно в космосе, пока медленно не опустилось на дно. Волосы темным облаком кружили вокруг головы, лаская кожу. На холеном лице не было ни одной эмоции, Август медленно открыл глаза и, справившись с резью, пустыми глазами уставился в бесконечную тьму космоса. Он был сейчас так же глубоко в себе, под толщей непроглядных мыслей.

Ситуация складывалась очень сложная: от Каи поступила информация о двух колониях, список заключенных в которой впечатлял. Все ранее без вести пропавшие главы влиятельнейших кланов, наследники благородных фамилий, владельцы слишком влиятельных информационных платформ да все, кому не повезло набрать больше допустимого вес и влияние. Получив этот список, Август не мог поверить, что все они еще живы, но открытые данные о состоянии маячков, по которым можно определить, жив носитель или нет, говорили о том, что большинство живо.

Если удастся забрать их с планеты, то, естественно, их можно будет использовать в дискредитации власти, и так как они снова вернут к себе управление кланом и его активами, корпорациями и платформами, на которых расположены огромные колонии, то это означает фактическую победу, но Магдал не отдаст ему такой подарок, а значит, будет зачистка и, судя по всему, проведет ее тот корабль, который прошмыгнул на Вельзувий. О том, сколько разумных на корабле, остается только гадать, пока информации об этом у Никласа нет. Но судя по размерам корабля, из техники там в лучшем случае боевые беспилотники и сам корабль, не более, которые пока бесполезны, потому что на планете песчаная буря, только, в отличие от них, они знают, где находятся эти колонии, а значит, понимают, в какую сторону нужно двигаться, и никто не знает, когда уляжется буря. И когда это произойдет, в небо поднимутся беспилотники и через полчаса уничтожат колонии.

Август прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Воздух заканчивался, но он продолжал лежать.

Можно использовать Хайко. Они еще не заявили о нем. Можно было бы привезти Хайко сюда и организовать их совместное выступление с Льюисом, но Никлас уверен, и Август с ним согласен, что как только один из кораблей Никласа отправится в сторону Земли, его начнут преследовать и неизвестно, успеет ли он добраться до планеты. На данный момент Хайко безопаснее находиться в эпицентре событий.

Евгеник мог бы выступить не только с запланированной речью, где он объяснил бы, кто такие евгеники на самом деле и как из них выращивают марионеток, но и рассказал о том, что руководство КС незаконно удерживает высокопоставленных лиц, осуществляя через систему «опеки» контроль над их активами, но Магдал уже однажды дискредитировал Хайко и ему ничего не стоит сделать это снова, объяснив, что это все нападки бракованного евгеника, променявшего чистоту своего тела на модификации. А буквально сегодня поступила инсайдерская информация о том, что с некоторыми ключевыми кланами Магдал уже начал работать, избавляя их от опеки и отдавая официальную власть в их руки.

Очевидно это происходит не по доброте душевной, а для дальнейшего взаимодействия. Наверняка подготовлены договора о долгосрочном сотрудничестве, закабаляющие кланы, на конкретных лиц, даже не на совет и КС, но для этого нужно успеть оформить процедуру отчуждения без вести пропавшего лица от юридической власти, а это не делается мгновенно. Подобные процессы контролируются ИИ*, к тому же, пока они все живы, не получится так резко стольких разумных оформить как без вести пропавших, кому-то попытаются приписать задним числом статью, а для этого нужны заинтересованные родственники и свидетели. Магдалу придется попотеть, чтобы успеть нацепить наследникам ошейники до того, как погибнут их похищенные главы и они автоматически получат юридическую свободу.

Спасение заключенных этих колоний было реальным шансом избежать военного столкновения, после которого вряд ли останутся победители. Сейчас они фактически равны, у Августа даже преимущество за счет множества агентов внутри системы КС, основная масса которых появилась благодаря альтернативе, которую миру предложил Льюис, но после войны, даже в случае их победы, они будут настолько слабы, что центурианцы окажутся круглыми идиотами, если не воспользуются шансом и не возьмут под контроль КС. А идиотами центурианцы не были.

Все сейчас висело на волоске. Неизвестно, когда уляжется буря, возможно, она уже закончилась и истребители поднялись в воздух и летят к колониям, чтобы сровнять их шансы на победу без серьезных потерь к нулю. И за этот короткий срок арноу предстояло собрать команду из отбросов с планеты, способную уничтожить прибывших на корабле-разведчике и эвакуировать аристократов. Август уже пообещал амнистию всем, кто примет в этом участие, но все упиралось в то, что подходящего наземного транспорта было достаточно лишь для неполной сотни, а главное, они не знали, где колонии, а даже если и узнают, то в случае, когда истребители поднимутся в воздух, им вряд ли поможет устаревшая техника. Хотя Никлас говорит, что этой техникой сбили самонаводящиеся ракеты.

Тело медленно остывало, разум погружался в покой, заглушая эмоции и оставляя отсеченные от них мысли.

Что он сейчас мог предложить Магдалу? Они оба понимали, что на кону самые высокие ставки, никому из них не простят ошибки, а Магдал так уж тем более заплатит за все сполна, кто-то же должен ответить за преступления искалеченной системы, пусть даже этот кто-то сам существовал в заранее заданных рамках. Можно было бы использовать Видара как чистейшего для того, чтобы он пробрался в совет и возглавил войска. ИИ дал бы ему неоспоримый доступ, но уже слишком поздно, возможность упущена, его убьют на подступах к центральному капитолию КС, шутки кончились, никакого шанса больше никто не даст, а Льюис не простит ему этой напрасной жертвы, а главное, не оправится от нее. Выходит так, что все сейчас зависит от того, уляжется буря или нет, соберет арноу отряд или нет, успеют они найти колонию или нет, а если успеют, куда эвакуировать аристократов? Как вывозить их с планеты?

Рой мучительный мыслей прервал всплеск воды. Август распахнул глаза и из-за волос не сразу разглядел, что в воду прямо в одежде нырнул Льюис и теперь с паникой на лице плыл «спасать» несчастного утопленника. Бледные губы изогнулись в улыбке. Все же, как Лу ни старался, он так и не научился до конца скрывать эмоции, особенно в моменты, когда за кого-то волновался. Вот и сейчас на лице паника и испуг. Шелковая рубашка широким ореолом, словно волшебная медуза окружила стройное тело, то прилипая к нему при очередном гребке, то поднимаясь вверх, оголяя стройную талию и плоский живот.

Приблизившись к Августу, Льюис руками разогнал облако волос, собираясь подхватить Августа под плечи, но замер, наткнувшись на золотые смотрящие в упор глаза. Они словно парили в космической невесомости, зацепившись друг за друга глазами. Август смотрел, как тяжелая шпилька, которой Льюис закалывал наспех волосы, выскальзывает из них и скрученный узел волос словно солнечный бутон распускается в воде.

Август немел от любви и болезненной, невыносимой нежности. Чувства словно толкались в тесноте грудной клетки, расширяя душу и заполняя ее светом. Льюис одним своим присутствием ускорял все — прогресс, перемены, но рядом с Августом он ускорял время. Именно рядом с Лу он остро чувствовал его стремительный бег. Август не знал, сколько еще им отведено быть вместе, но сколько бы ни было, этого недостаточно.

Скользнув руками под облако мерцающей от слабого света рубашки, Август медленно, чувствуя каждый миллиметр горячей кожи, провел руками вдоль спины, притягивая Льюиса к себе все ближе. Лу, словно загипнотизированный, следил за ним не моргая, смотря своими голубыми озерами в самую душу. Его драгоценный, хрупкий мальчик за него испугался… Не вода, а сердце запечатало губы, потому что невозможно воплотить в слова переполняющие, рвущие грудь чувства. Чувства, которые Август никогда раньше не испытывал и не думал, что способен на это.

Золотистый ореол волос сплетался с темнотой его ночи, сливаясь в единое, неделимое целое. Пространство вокруг распадалось на атомы, превращаясь в жаркую плазму, выплавляющую святой грааль их душ, очищенный от примесей заблуждений. Они никогда не будут прежними, оставшись друг для друга навсегда обнаженными, словно лишенными кожи. Прижавшись к друг другу плотнее, переплетая руки и ноги, словно еще немного, и получится раствориться, став единым целым. Оттолкнувшись ногами, Август вытолкнул их на поверхность. Исчезнувшее пространство вновь появилось. Вернувшись из невесомости и безвременья, Льюис жадно глотал воздух, моргая слипшимися ресницами и покрасневшими глазами.

Протянув руку, Август огладил скулы и, спустившись к подбородку, немного нажал на него, заставляя приоткрыть рот и ответить на поцелуй.

====== Часть 24 ======

«Сейчас человеческая цивилизация находится на последнем отрезке критического поворота. Впереди рассвет прекраснейшей новой эры, позади — изношенный скелет прошлого».

Шри Шри Анандамурти

Льюис проснулся, но вида не показывал, продолжая прикидываться спящим, потому что за спиной происходила какая-то странная возня. Несколько дней назад в бассейне между ними случилось что-то необъяснимое, какой-то контакт, после которого Август словно немного поменялся. В его знакомой властной натуре, давящей порой как плита, что-то образовалось еще, Лу и сам понять не мог, и Август, видимо, тоже, но он был каким-то не таким.

Льюис сразу заметил эти едва заметные перемены, но сначала решил, что ему показалось, но теперь все очевиднее, что нет. Сначала это были странности со сном: Август никогда не ворочался в постели, если его беспокоили какие-то мысли, то он не ложился в кровать, а засиживался в кабинете или подолгу сидел в своем любимом кресле на балконе, смоля трубку. Если Август ложился спать, неважно, было между ними что-то в эту ночь или нет, он одинаково быстро отключался. В одной и той же позе, ровно на спине, словно замороженный принц. Лу на эту картину смотреть нормально не мог, ему в такие моменты всегда казалось, что Август заледеневает и его нужно отогреть, благо с этим проблем не было, потому что Льюис любил закинуть на кого-нибудь свои конечности и Август для этого просто идеально подходил.

Поначалу Льюису Август казался каким-то запрограммированным роботом, потому что тот вставал всегда в одно и то же время. По Августу можно было сверять время. Где-то в пять утра он шел в ванную, тратил ровно четверть часа на гигиену и ледяной душ, и к моменту, когда он выходил оттуда, его ждал безликий хомуис, приводивший волосы Августа в порядок, заплетая одну и ту же строгую прическу. Потом Август проверял коммуникатор, и если не было срочных новостей, что было редкостью, обычно стоило включить коммуникатор, как сыпался град неотложных дел, вызовов и прочего, и Август сразу уходил, оставляя себе вечернюю тренировку, но если время все же было, то он уходил в тренажерный зал, в который Лу только раз зашел, чтобы посмотреть, и после этого решил там больше не появляться в присутствии Августа, потому что его самооценка падала на пол и закатывалась под плинтус. Август словно смерч кружил в схватке со своим спарринг-партнером по рингу, а самое ужасное, он даже не потел после этого. Льюис как-то попробовал повторить одно из движений и чуть не вывихнул себе плечо.

Поначалу, когда Август собирался, лохматый после сна Лу просто лежал блинчиком в постели и внушал своей совести, что они не сумасшедшие и в такую рань подниматься не будут, но постепенно он привык сначала просыпаться, а затем и вставать вместе с Августом, да и оставленные с вечера дела эффективно разлучали с подушкой. В итоге Льюис привык вставать одновременно с Августом, на сборы он, конечно, тратил гораздо больше времени, потому что по натуре был личностью безалаберной и строгому порядку мало подверженной, а потому по утрам часто тратил лишнее время на поиск своих вещей. Можно было бы воспользоваться обширным выбором одежды в гардеробной, но без надобности Лу в гардеробной не появлялся, используя несколько любимых комплектов одежды.

— Ты что, аскет? — Август распахнул дверцы нового шкафчика в спальне и обвел скептическим взглядом четыре вешалки.

— Нет.

— У тебя там сотни видов одежды.

— У тебя тоже, но ты носишь одно и то же, — пробурчал Лу, не отвлекаясь от поиска своих штанов.

— Не одно и то же, просто похожих фасонов.

— Не ври, у тебя фактически три костюма, остальное просто висит.

— Не просто.

— Ладно, не просто, — не стал спорить Льюис, отодвигая диван и ища свои брюки там.

В их общей спальне Лу старался оградиться от всего мира, потому прислуга, в отличие от остальных комнат апартаментов, тут появлялась крайне редко. Август с этой причудой не пытался бороться, радуясь, что в это своебразное убежище у него есть непосредственный доступ, но был небольшой минус, заключавшийся в неспособности Льюиса поддерживать относительный порядок хотя бы в своих вещах хоть некоторое время, и если с заменой белья и дезинфекцией поверхностей справлялись примитивные роботы, то вот с разбросанными в разных самых неожиданных уголках спальни вещами Льюиса, они справиться не могли, тут нужны были хомуисы, но им доступ был закрыт, потому периодически по утрам Август задерживался на пару минут, чтобы понаблюдать занимательную картину, как постепенно краснеющий от раздражения и стыда Льюис мечется по спальне в поиске своих вещей.

Это утро не стало исключением. Так как Льюис начинал беситься, если замечал, что Август специально задерживается для того, чтобы за ним понаблюдать, Августин делал вид, что задержался из-за Клауса и шел кормить своего чудного питомца. Забросив чудовищу корм, Август случайно заметил брюки Лу в нише, куда должно было въехать кресло, чтобы пройти очистку, но застряло из-за перекрутившейся ткани. Убрав кресло, Август подхватил мятые брюки и поднял их двумя пальцами, с наслаждением смотря на бегающего по спальне в трусах Льюиса, а точнее, на его обтянутый тонкой тканью упругий филей.

— Вау… я думал, каснийский шелк невозможно помять… но кажется, тебе и это под силу…

Лу обернулся и, увидев, в каком виде его брюки, покраснел. Отняв у скалящегося Августа свои штаны, стремительно направился в гардеробную.

— Хватит упрямиться, тебе нужна прислуга.

— Никто мне не нужен! — прежде чем захлопнуть дверь перед лицом улыбающегося Августа, прорычал Лу. — Я сам справлюсь!

Несмотря на остатки безалаберности, все же бессистемный образ жизни Лу стал меняться рядом с Августом. Появилась дисциплина и распорядок дня (он, конечно, ещё при Рубиесах появился, но там он был навязан), Лу научился планировать свой график, распределять время и выставлять приоритеты, иначе невозможно было справиться со все нарастающей лавиной дел, в итоге Лу и не заметил, как сам превратился в такого же робота, встающего в одно и то же время с Августом и разве что спящего по старинке в позе осьминога, облепившего сосну. Именно поэтому Лу мгновенно заметил эти едва заметные перемены в Августе.

Сначала Льюис проснулся чуть раньше времени оттого, что его, кажется, осторожно нюхали, зарывшись носом в волосы на макушке. Потом Август аккуратно, едва касаясь, погладил его по волосам, и тут Лу, не сдержав удивления, дернулся. Август убрал руку и поспешил в ванную. Это было странно. Лу лежал с квадратными глазами и смотрел вслед ушедшему Августу. Подобные нежности тому были несвойственны, да и сам Лу в них не очень нуждался, тем более с такой загруженностью.

Их чувства обычно проявлялись в заботе друг о друге и в постели, но вне неë Август словно заворачивался в непроницаемый и отчужденный кокон. Даже секс все же не являлся близостью, скорее был неким допущением на одну сотую доли внутрь своей личности. Август был в каком-то смысле загадкой. Почти невозможно понять, о чем он думает, а уровень его напряжения Лу понимал по трубке, которую тот раскуривал в напряженные моменты, когда решались важные вопросы и ему срочно требовалось расслабиться, чтобы подумать.

Нежностей не было, а Льюис не успевал задумываться, нужны они или нет, потому что бурный поток событий нес их с такой скоростью, что вырвать немного времени только друг на друга было сложно, но это не единственная причина. Другую Лу не понимал, но чувствовал. Август был словно запертая в скафандр стихия. Он был слишком мощным, и меньшее, что Август мог сделать для остальных, включая Льюиса, это железной рукой держать власть над стихией, удерживая ту внутри себя. Он давал ей немного проявляться в постели и в бою, поэтому, когда Август в то утро больше обычного возился в ванной, что-то еще и уронив, а потом долго ковырялся в гардеробной, Льюис понял, что-то все же происходит, но плохое это или хорошее, было еще не ясно.

Август зашел в кабинет и, сев в кресло, прикрыл глаза. В просторном помещении после регулярной дезинфекции чувствовался едва уловимый запах азота. На рабочем столе мерцало оповещение о сообщении от центурианцев и нужно было с ним что-то решать. Август откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Он всегда кристально ясно знал, к какой цели шел, и, видя ее ясно, безошибочно подбирал инструменты для ее достижения, но сейчас цель словно немного выцвела. В груди нарастало раздражение от этих ненужных сейчас сомнений. Почему именно сейчас?! В самый неподходящий момент, когда нужно натягивать тетиву и выпускать стрелы, но он не понимает, туда ли он мчится и нужна ли ему эта цель? Он дезориентирован, и можно было бы запереть эти сомнения на время, но не выйдет, с каждым днем они звучат все громче.

У него имелось столько шансов… Можно было сразу использовать Льюиса, он столько берег его тело для того, чтобы протащить в совет евгеников, где древний ИИ по-любому учтет его параметры и, несомненно, сделает исключение из-за вмешательства в глаза, ведь это не было решением Льюиса, которое приняли за него, а значит, он бы прошел, ведь чистота его крови несравнима с чистотой крови отупевших выродков… Но он не смог! Просто не смог отправить туда Льюиса. Он даже не смог отправить туда Видара, а все потому, что тот дорог Лу. И Август не мог понять, когда что-то внутри так изменилось. Он незаметно для самого себя изменился, не обратив на это внимания. Он находил из раза в раз оправдания тому, почему не делает то, что собирался, считая это нецелесообразным, но все это был самообман — он не хотел. Не мог поставить жизнь Льюиса под угрозу, не мог оторвать землян от чистейшего, к которому те буквально прикипели. А главное, он не мог самого себя оторвать от Льюиса и именно это сложнее всего было признать, потому что на это требовалось гораздо больше мужества, чем он мог когда-либо предположить. Ведь одно дело владеть уникальной игрушкой, а другое дело, когда игрушка начинает владеть твоим давно окаменевшим сердцем, которое в последнее время словно трескалось, избавляясь от корки, и, оживая, истекало кровью.

Все вокруг Льюиса менялось. Менялось отношение к друг другу. Вещи, которые вроде бы давно обесценились, начали возвращать свою ценность и приобретать другой смысл, и казалось, будто ничего такого Льюис не делал, просто был самим собой, стараясь каждый день дать землянам больше, чем вчера, а вчера он уже раздал всего себя.

Лу не стыдился заботиться о ком-то, о землянах… Престиж и статус заботили его настолько мало, что Августу пришлось собрать команду пиар-специалистов, чтобы те вместо Льюиса следили за тем, чтобы чистейший выглядел сообразно своему статусу, но все их старания были бесполезны и нелепы, потому что Лу никого не слушал, в очередной раз пожимая руку или, еще хуже, обнимаясь с каким-нибудь уродцем из приемки, абсолютно не кривясь при этом, отчего у Августа каждый раз холодок по спине пробегал.

Август долго и безрезультатно боролся с проклятущей приемкой, из которой могли позвонить среди ночи, и Льюис, натыкаясь на стены и мебель, волочился туда в любое время дня и ночи. Август не мог этого понять. Этого не могли понять все окружающие. Это вызывало протест на всех административных уровнях, но Льюису было плевать на замшелые стандарты, нормы и обычаи поведения аристократов и евгеников, под которые все усиленно пытались подогнать его поведение, но из раза в раз ничего у них не выходило, а усилия приближенных на этом фронте становились очевидны землянам, и те сначала снимали об этом мемы, надергав разных конфузов из публичных мероприятий с Льюисом в главной роли, а потом настолько привыкли к такому принимающему их любыми Льюису, что наконец это вызвало возмущение и земляне устроили свой первый пикет с требованием отстать от чистейшего с отжившими нормами этикета, которым нет больше места в их новом настоящем и наступающем будущем. Именно тогда, просматривая голограммы с мирных пикетов из разных точек Земли, Август почувствовал, как что-то изменилось.

Именно почувствовал, потому что одно дело — понять это бесстрастным, непредвзятым интеллектом, а другое — почувствовать, что если бы земляне были единым организмом, то он сейчас словно рептилия сбрасывал старую кожу, и впервые Август испытал ошеломляющее чувство единства с этим обновляющимся организмом. Это было так странно…

Приезжала партия детей, сложных, из непростой среды, агрессивных и опасных, раненых или беспомощных, перепуганных. Их встречали лучшие специалисты, которых смог найти Льюис, но не всегда это помогало, часто дети не верили, что их привезли туда, где им помогут. В конце концов военные не психологи, распихали всех, кому нужна помощь, по вагонам и отправили по подземке в центр. Лу попытался пополнить команды расконсервации психологами, но вскоре специалистам самим потребовалась помощь коллег от увиденного и было решено оставить все как есть. Поэтому в приемку часто приезжали напуганные до ужаса дети, которые сбивались в стайку и не хотели выходить из вагонов, нападая на встречающих.

Обычно обученные люди «выковыривали» их из вагона и распихивали по специально оборудованным боксам, где те не могли сами себе навредить и проходили необходимые процедуры. С ними устанавливали контакт психологи, волонтеры и работники приемки, но бывало и так, что приезжали уникальные разумные из закрытых дистриктов, где проводились над ними опыты, или это были случайные мутации, но вытащить их из вагона без вреда для их жизни и здоровья было невозможно, и тогда звонили Льюису.

— Ты им бабка повитуха, что ли?! — бесновался Август, когда Лу в первом часу ночи, спотыкаясь, собирался в приемку.

— Там, понимаешь… бабочки… — Лу, запутавшись в штанине, налетел на комод и, ударившись, зашипел. — В общем, какая-то мутация сложная, их боятся трогать, но они, кажется, знают меня, у них был доступ к СМИ, и вполне возможно, они выйдут сами, если я приду.

— Как же, интересно, их, не повредив, туда военные запихнули?

— Они никого не запихивали, скорее всего испугавшись дети сами забились в вагоны. Там, понимаешь…

— Иди уже, ладно… — Август устало прикрыл глаза. — Если с тобой что-нибудь случится, все, кто был в эту смену, останутся без лишней части тела.

Под лишней частью тела Август подразумевал голову, но все эти угрозы для Льюиса были пустым звуком, он все равно шел туда к этим разнесчастным выродкам и занимался, по мнению Августа, абсолютно бесполезной работой. Август всегда считал, что тупиковая ветвь эволюции должна погибнуть самостоятельно и освободить место для других более сильных и приспособленных видов. Его так воспитывали. Он сам был одним из многих наследников в семье, никто не кормил их с золотой ложки и не окружал няньками. Тогда был самый расцвет генной инженерии и популярность искусственных маток. Обеспеченные люди могли позволить себе сколько угодно наследников, выбрав потом из них лучших из лучших, и его семья не была исключением.

У Августа было много братьев, они жили с детства в казарме и условия отличались только тем, у кого какая мать и какие преференции она давала своим детям, например, его мать дала «вылупкам» из своих яйцеклеток лучшее образование. Другой вопрос, то, что дают, не всем по силам было взять, потому что физическая подготовка и вполне реальная угроза погибнуть на очередном учебном срезе, и не только на нем, а например, ночью с заточкой в горле, вынуждали делать упор на физическую подготовку, но Август приучил себя брать все, что мог взять, и неважно, чего это ему стоило, поэтому он просто запирал внутри себя все лишнее, до тех пор пока на это «лишнее» не появится время, и, сжав зубы, шел к своей цели. В итоге, из всех родных братьев по матери и отцу выжил он один, заперев боль от их потери в глубине каменеющего сердца, а потом он забыл о ней.

Забытая боль темной коркой рубцевала сердце, замедляя его ритм, и с каждой потерей он все меньше становился способен воспринимать голос сердца, который вскоре окончательно заглушил острый словно клинок разум. Беспощадный к тем, кто вставал на пути его желаний, появлявшихся в последнее время из-за желания развеять скуку и развлечь себя очередной схваткой с достойным противником, которого Август в последние годы выбирал как развлечение и подбирался к нему, постепенно оттягивая удовольствие от победы, пока все возможные кандидаты в итоге не объединились против него, желая выжить. Август не заметил, когда стремительно стал превращаться в чудовище.

Он впитал правила игры и сам развернул свою игру с теми, кто раньше задавал правила. Зачем мучить себя мыслями о любви, справедливости и поддержке, если все это мысли для слабаков, большинство из которых уже гниет в земле? Он научился отбрасывать и обесценивать все, что как-либо сковывает его действия в настоящем, выбирая ту стратегию, что поможет ему выжить. Самой универсальной из них оказалась та, в которой не было места состраданию, привязанностям, слабости, отвлекающей заботе о других. Благо тех немногих, о ком он пытался по мере своих сил и возможностей заботиться, убили, чем, как сам себе не раз позднее признавался Август, сделали ему огромное одолжение, расправив за его плечами черные крылья. И даже когда ежедневная борьба за выживание оказалась позади, презрение к чужой слабости осталось.

Вообще баловство с таким количеством наследников быстро прошло, особенно когда к власти пришли евгеники, и проводить такие селекционные выжимки стало непрестижно, к тому же наличие большого количества детей, способных претендовать на огромное имущество, было опасно, поэтому если они и оставались, то в сжатом варианте, и информация о них в клане скрывалась. Делался акцент на естественность появления детей и чистоту их крови, но Август попал в самое пекло этой системы, когда, помимо него, была еще где-то сотня детей от разных матерей и одного отца, от которых по мере взросления осталось в лучшем случае чуть больше десятка самых отборных и породистых головорезов, без зазрения совести способных убить родного брата-конкурента, но при этом преданных как собака главе клана, и в насмешку над этой звериной жестокостью, над их потерями и болью, их обучали этикету и тонкостям светской беседы.

Август с улыбкой вспоминал те времена. Все же он был той еще занозой в заднице у всего клана, потому что его родственнички сильно просчитались, когда решили, что в погоне за признанием отца он станет послушной марионеткой, надеющейся, что тот отрежет ему кусок пожирнее от своего пирога, но Августу было глубоко плевать на ожидания отца и матери, которая неплохо поднялась по внутренней иерархии благодаря успехам сына.

Особенно Август любил официальные сборища, где породистым щенкам подбирали таких же породистых самок. Съезжались все «сливки» общества со своими дочурками, чтобы подобрать им выгодную партию, отец определял пары, и если тебе доставалась удачная партия, значит, жди серьезных бонусов от отца — тебя вот-вот закабалят браком с контрактом и дадут какие-нибудь «владения».

На следующий день проводились бои, на которых выживали сильнейшие, после чего заключались браки и юридические соглашения, но Август решил повеселить публику прощальным подарком отцу гораздо раньше, устроив резню прямо на фуршете. Завалив двух своих сводных братьев и лишив Магдала глаза.

— Я бы тебя убил, мерзкое ничтожество, как ты убил Рамиля, всадив тебе нож под ребра и с наслаждением прокрутив его в твоих внутренностях, — прикрыв глаза от наслаждения, интимно шептал брату Август. — Но это слишком просто… Я мечтаю посмотреть, как ты будешь трахать рыхлые жопы евгеников и визжать как поросенок от восторга.

Выкрутив руку в болевом приеме и поставив брата-врага на колени, Август развернулся к ошеломленной публике, отвесил безукоризненный в исполнении и переполненный презрением поклон и, прежде чем побагровевший от ярости отец успел отдать приказ воспитавшим это исчадие ада головорезам о его уничтожении, вызвал его на поединок, воспользовавшись неизменным уже несколько столетий внутриклановым уставом.

— Обещаю тебе, отец… — растянув алые от чужой крови губы в хищной улыбке, Август не спеша расстегивал белоснежную рубашку, на которой расцвели алые бутоны смерти, напитавшиеся от крови нескольких убитых в коридорах ублюдков, на которых так рассчитывал отец. — Я не буду использовать оружие…

Сбросив пиджак и рубашку, Август, не спеша демонстрируя свою мутацию, перевоплотился в полуформу. Отец был так ошеломлен, что стоял разинув рот, наблюдая, как его еще по-юношески изящный сын превращается в темное мощное чудовище. Если бы не откровенный восторг, Август, возможно, убил бы отца, но тогда он ощутил в нем то, что чувствовал в себе. Особую тягу к наслаждению силой и властью.

Мать Августа была нагайной, в свое время чуть случайно не убившей своего будущего супруга. Отец надеялся получить от нее такое же, как она, потомство, но Августу хватило мозгов не демонстрировать свою мутацию, скрывая свое преимущество от всех. Отец же, в отличие от матери, не обладал врожденными мутациями, но успел увлечься модификациями, и на поединке ему было чем защищаться и без оружия. Он успел неплохо потрепать зарвавшегося щенка, пока Август окончательно не изменил форму и не сжал трепыхавшегося от адреналина и восторга отца.

Он сжимал его тело в кольцах и смотрел в глаза, и если бы в них был страх, то убил бы его как не стоящее внимания ничтожество, но в глазах отца, понимающего, что его сейчас убьет сын, был понятный лишь Августу восторг. Восторг битвы, жестокой, упоительной ярости, кровавой схватки, изящной и опасной грации смерти. Они оба были влюблены в жизнь, идущую по краю. Отец считался лучшим из лучших и у него вырос сын — лучший из лучших, и только им двоим было понятно, каково это — хмелеть от боли в теле и от распирающего каждую ликующую клетку тела чувства силы. Если бы они оказались равны, то Август не сомневался, что бой продолжился бы и дальше, ведь этого было недостаточно для того, чтобы насытиться.

Многие в этот момент затаили дыхание, с вожделением ожидая, что проклятого главу сейчас раздавят мощные змеиные кольца выродка, но Август, пристально следящий за отцом и медленно сжимающий его в своих кольцах, неожиданно для всех распустил смертоносную спираль, и отец под ошеломленными вздохами онемевших зрителей свалился к ногам Августа. Он в полной форме не спеша проскользил мимо собравшейся толпы. Заносчивые родственники, стоявшие выше в иерархии и смотревшие до этого на него как на щенка, которого еще по случайности не утопили, теперь шарахались в стороны, избегая на этот раз не то что смотреть с презрением, а вообще оторвать взгляд от пола. Как же Августу хотелось свернуть несколько шей, чей хруст стал бы усладой для его ушей, но было не время собирать жатву. Он собрал ее позже, не забыв никого из тех, кто отравлял жизнь ему и тем, с кем умерло все человеческое в Августе.

Август победил. Победил, но не добил отца и, мало того, оставил во главе клана, забрав в качестве откупных несколько новейших кораблей и мать, которой бы все равно жизни не дали в клане после такой выходки сына. Матушка ему, правда, потом весь мозг выклевала через уши, и Августу пришлось случайно забыть ее на курорте, тем более отец, как выяснилось, мать любил и достаточно быстро начал просить это оружие массового поражения обратно, предлагая «выкуп», на который Август, конечно, согласился.

Август тогда еще решил, что у отца действительно не все в порядке с головой, если он хочет это чудовище забрать обратно. Ладно он, Август, мало общался с матерью и имел некие иллюзии относительно нее, но та их достаточно быстро развеяла, но вот отец знал ее гораздо больше и хотел обратно… Теперь-то Август понял, что значит любить головную боль, которую проще было бы придушить, чем любить. Теперь он и сам, как отец когда-то, берег свое ископаемое от всех бед.

Второй раз Август утвердился в своих подозрениях относительно душевного здоровья отца, когда тот воспылал непонятными чувствами к этой помойке — Земле, да еще и единственного сводного брата, с кем у Августа сложились отношения, которые можно было назвать дружбой, утянул в этот отходник всего КС, где они и погибли, успев оставить незавершенным свой проект с джунглями и пирамидой, который он довел до ума в память об этих двух чудаках, которых по-своему любил.

Благодаря жестокой школе отца Август сделал себя сам, став легендой задолго до начала эпопеи с землянами и чистейшим, ведь только ленивый не знал про дерзкого юнца, разорвавшего все отношения с кланом. Все с нетерпением ждали трагичного конца зарвавшегося малолетки, а дождались независимого от клана аристократа, имевшего все высшие права и при этом владевшего серьезными ресурсами, которых не было у многих старейших аристократических кланов.

Август быстро стал костью в горле у всего КС, потому что на аристократа проще всего было давить через клан, через обязанности перед кланом, да и сам клан вытягивал множество ресурсов на свое содержание, а тут Август, необремененный никакими обязательствами, незакабаленный «выгодным» браком, нравственными принципами и чувством долга, жестокая и хищная бестия, получившая свободу и умудрившаяся почти из ничего сделать себе имя, самостоятельно стал влиятельной фигурой в сложнейшей системе космической связи. Достаточно было одного приказа Августа, и доступ к связи в нескольких десятках колоний, разбросанных вдоль жемчужного пути, оказывался перекрыт, и те мгновенно отрезались от связи со всем КС.

Именно подневольные владельцы стали первыми «союзниками» Августа во всем, что бы тот ни затеял, но теперь что-то в его устоявшемся мировоззрении пошатнулось.

Поначалу ископаемое вызывало любопытство вперемешку с брезгливостью. Слишком хрупкий, слишком болезненный и тощий. Льюис не знал, но Август, пожалуй, был единственным, кто не был в числе фанатов его внешности. Почти все в окружении среагировали на эту благородную хрупкость евгеника и красоту чистейшего, но Августа зацепила абсурдная наглость. Мальчишка, который уже успел наворотить дел и создать себе образ некого явившегося мутантам ангела, был на самом деле распущенным засранцем, не гнушающимся продать самого себя, если ему это будет выгодно.

Тогда Августу показалось, что он уже все понял о Льюисе. Нацепив клеймо и слишком легко получив то, на что облизывались остальные, он начал готовиться к наступлению на совет, запихнув предварительно Льюиса в дистрикт, чтобы не путался под ногами. Но стоило Лу покинуть пирамиду, как Август все чаще ловил себя на раздражающих мыслях о том, как там этот несносный мальчишка, чьей жизнью он вообще не планировал интересоваться, пока тот ему не понадобится, но планы неожиданно для самого Августа пошли вразрез с желаниями. Вместо того чтобы выстраивать стратегию, как он заберется в совет и будет превращать жизнь Магдала и некоторых других ублюдков в ад, Август каждое утро к завтраку с нетерпением ждал свежий отчет о том, как прошел день у чистейшего.

Август никогда не отказывал себе в желаниях и когда понял, чего он хочет, то не сильно сопротивлялся собственному влечению к Льюису, планируя быстро насытиться и так же быстро остыть, но все снова пошло не по плану. Во-первых, Льюис умел не только красиво говорить и вдохновлять идиотов на необдуманные поступки, но и, засучив рукава, с каким-то больным фанатизмом бороться за спасение отбросов из дистрикта. Август вообще никогда не думал о том, как там живут те, кто еще почему-то не умер и продолжал висеть на шее конгломерата, но когда Льюис вполне себе бесстыдно требовал за близость с собой улучшений жизни мутантов, это ошарашило Августа. Когда он понял, почему с ним спят, то весь вечер не мог собрать в голове собственное мировоззрение и самооценку.

Это было так… вульгарно, примитивно, цинично, нагло, развязно и в то же время чисто, ярко, живо и по-настоящему. Август не мог понять, что это за явление. Что с этим вообще делать? Как относиться к подобному? Не получалось впихнуть Льюиса в какой-то шаблон личности из тех, по которым Август распихивал всех своих знакомых, достаточно быстро определяя их суть. Он был уверен, что Льюис наиграется в добродетельную душку и вернется к развлечениям и современным благам, но чудак, надрывая собственное здоровье, ринулся спасать выродков с нижних ярусов, чем сначала озадачил Августа, а потом и напугал, когда стали приходить пугающие отчеты о состоянии здоровья евгеника. Август тогда просто не подумал о том, насколько у Льюиса хрупкий организм и куда он додумался его запихнуть. Нужно было оставить Лу в пирамиде, там проще всего создать необходимые условия, но оказалось уже слишком поздно. Он крупно просчитался.

Август попытался забрать Льюиса и получил перепуганного и в то же время настроенного отчаянно бороться за своих выродков чистейшего. Готового спать с ним, слушаться его, лишь бы еще хоть чем-то помочь презренным страдальцам. А потом Августа настиг шок, когда он узнал про Изао, когда понял, что заблуждался относительно почудившейся симпатии Льюиса. Это был удар под дых. Август такого просто не ожидал. Он еще никогда не сталкивался с отказом, скорее наоборот — он был избалован вниманием, а тут ему предпочли какого-то никчемного выродка с нижнего яруса.

Благо он тогда был не в дистрикте, иначе убил бы мутировавшего ублюдка в тот же день на глазах у Льюиса и поставил бы на их будущем крест, потому что, как позже выяснилось, Лу обладал просто бараньим упрямством, которое могло абсолютно непредсказуемо сыграть в их ситуации. Август впервые в жизни опустился до того, что брал кого-то, вынудив к близости. Это было унизительно и одновременно с этим упоительно.

Август хмелел от власти над тем, кого желал и кому мстил за сделанный выбор. Каждую ночь, когда Льюис ложился в их постель словно на жертвенный алтарь, стараясь скрыть свои чувства, словно сверхновую взрывало в груди. У Августа горели руки, когда он касался белоснежной тонкой кожи, когда вел ладонью вдоль хрупкого позвоночника, усыпанного созвездиями родинок, и обхватывал тонкую шею ладонью, осторожно сжимая в своих руках пульс уникальной жизни, что пташкой бился в руку, и Август терял контроль, зарываясь в прохладный шелк волос.

Август даже не заметил, когда утихла ярость и ее место незаметно заполнила нежность. Нежность, с которой, прожив столько лет, Август познакомился впервые. Нежность к ошеломляющей силе, запечатанной в хрупком теле. Август встречал отважное бесстрашие у хрупких людей и даже на некоторое время увлекался ими, но то была лишь напускная бравада, но в Льюисе имелась парадоксальная смесь внутренней силы и какой-то обреченности перед неизбежностью правильного выбора.

— Лу, я понимаю, что ты романтик… все дела… — Август собрал рассыпанный по табакерке табак и не спеша стал забивать его в трубку. — Но тыодин. Ты не исправишь веками сложившуюся систему. Даже если ты разрушишь строй, то не сможешь разрушить его основу в головах разумных. Они привыкли так жить. Они не умеют по-другому.

— Считаешь, это бесполезно? — Льюис сидел в кресле напротив и сдирал плотную шкурку с грейпфрута. На нем снова были мятые штаны и спортивная футболка, но Августа уже давно не смущал такой внешний вид Льюиса. Он уже любил в нем все.

— Да.

— А я считаю, что это неизбежно.

Август тогда зацепился за ответ о неизбежности прогресса, но потом он думал лишь о том, что для Льюиса никогда не было выбора. Не было вопроса в том, делать ли то, что правильно, то, что нужно сделать, даже если это, по мнению окружающих, бесполезно, даже если все уже обречено и борьба не имеет смысла, борьба уже безумие по мнению большинства, потому что все настолько давно захлебнулись в грязи, что перестали отличать себя от грязи. Но для Льюиса это вообще не было вопросом, перед ним изначально не было выбора. Если бы цель Льюиса находилась внутри огромной, неприступной горы, а в его руках — лишь ложка, которой невозможно, немыслимо и нереально расковырять гору, и сам он был бы один, для Льюиса не встало бы вопроса о том, чтобы бросить ложку и забыть про цель внутри горы. Он будет копать ложкой, будет копать руками, стесанными костями, он умрет в своей никчемной норе, но умрет по направлению к высшей цели, и тогда Август впервые понял, что значит быть человеком.

А потом по этому ориентиру Август стал определять людей среди мутантов. Тех, кто вставал плечом к плечу с безумцем-чистейшим и, взяв то, что у него есть, сдирая руки в кровь, выцарапывал туннель к своей цели, и рядом с ними вставали другие. От огня их решимости воспламенялись даже те, кто давно прогорел, и вот уже безумством было не копать, не бороться. Уже невозможно было отказаться, потому что миллионы ложек врезались в острую породу зла и невежества и, превратившись в стихию, сносили барьеры, и Август больше не был тем, кто хотел оседлать эту волну и использовать в своих целях, теперь он был частью этой осознанной стихии добра.

«А я вам говорю:

Как святой и праведный не может подняться выше вершины, которая есть в каждом из вас,

Так злобный и слабый не может упасть ниже заключенной в вас бездны.

И как один лист не может пожелтеть, чтобы дерево не знало об этом,

Так злодей не может совершить дурное без вашего ведома.

Вместе, большой процессией, идете вы к вашей божественной сущности.

Вы и путь, вы и путники.

И когда один из вас падает, то тем самым он говорит сзади идущим о камне преткновения.

Но он также говорит и впереди идущим о том, что, быстрые и уверенные, они не убрали с дороги камень преткновения».

Джебран Халиль Джебран

====== Часть 25 ======

Комментарий к Часть 25 Глава маленькая, но так надо))) следующая уже почти готова.

Сина сидела на скрипучем полу перед галоэкраном, который периодически шел рябью, искажая трехмерное изображение, и рыдала.

- Хватит тебе ныть, Син. – Лаки села рядом и протянула подруге горячую кружку ароматизаторов, имитирующих такой же чай, как любит Льюис. Во всяком случае, так утверждал производитель этого дерьма. – Еще ничего не известно. Это пока лишь слухи.

- Никакие это не слухи! – Син стукнула кружкой по полу, расплескав мутное пойло по чистым, но старым полам, и, подхватив пульт, отыскала запись ролика, который разлетелся по главной информационной платформе их колонии, в считанные минуты набрав миллионные просмотры, а их в этой забытой богом дыре было чуть меньше миллиона. – Посмотри! Это вышло сегодня утром!

Син включила ролик, в котором набивший оскомину ведущий с лощеным лицом ухоженного чистокровного надменно вещал о том, что чистейший наконец одумался и признал необходимость блюсти чистоту крови. Ради этого на днях он публично пройдет церемонию венчания на пост главы комиссии по чистоте крови. Что это, как не подписка под верностью философии современного строя?

- Но получается, чистейший противоречит сам себе, – протянул гость ведущему. – Он всегда четко держался своей позиции относительно свободы...

- Какой еще позиции?! – перебил его ведущий, искривив алые губы в презрительной ухмылке. – Его позиция колеблется в зависимости от позиции Августина Вуивра, а уж кому всегда было плевать на всех, кроме самого себя, так это ему. Вуивр, что бы про него ни говорили, породистый аристократ, почти родоначальник современного строя. Разве не его клан приложил все усилия для того, чтобы привести к власти чистокровных? Он хоть и разорвал отношения с кланом, но воспитание аристократа не выбить даже каленым железом. Этим мы и отличаемся от отребья с нижних уровней. А не только происхождением, как утешают себя выродки. К тому же о какой свободе может говорить чистейший, готовящийся к свадьбе со своим похитителем?

Гость согласно закивал.

- Но все же земляне пережили трансформацию. Там больше нет правовых категорий в том их виде, в котором они существуют у нас.

- О господи! – ведущий закатил глаза и, пощелкав пальцами, попросил принести ему чай. – Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы Вуивру не надоедало.

Гости синхронно засмеялись противным, лающим смехом, больше напоминающим лай гиен.

- Августину было всегда плевать на Землю. Его бизнес с тех пор, как он ввязался в эту историю с Землей, лишь растет, он уже вытеснил трех гигантов, еще немного, и можно будет говорить о монополии.

- Совет этого не допустит.

- Ну да... пока Вуивр не в совете... – Ведущий многозначительно поиграл бровями. – Мы-то знаем, куда он метит.

- Но ведь там уже есть его родственник, господин Магдал.

- Ой, Юмер, ты словно дитя! – ведущий недовольно сморщился. – Об отношениях Магдала и Августина разве что новорожденный не знает. К тому же Августин наверняка не случайно взял фамилию матери, хотя так и не вступил в ее клан, а ведь родня его ждала. Он открестился от клана.

- Он поддерживал отношения с отцом и братом.

- Ага, пока их не убили в той же дыре, в которой его чистейший теперь наводит чистоту.

Ведущий визгливо засмеялся собственной шутке.

- Достаточно успешно, надо сказать, наводит, – заметил Юмер, вежливо растянув губы в улыбке. – Говорят, они расчистили уже более тридцати гектаров зараженных территорий и уничтожили больше сотни гнезд эквилибрисов.

Ведущий нервно передернул плечами и болезненно поморщился.

- Да уж, упрямства чистейшему не занимать. Возможно насмотревшись на этих опасных выродков, он и решил наконец одуматься и принести присягу ИИ.

- Пока еще не подтверждено...

- О нет! Нет-нет, мой добрый друг! – оживился ведущий. – Не будем вводить в заблуждение наших зрителей. Буквально сегодня утром наше представительство получило официальный ответ на запрос, который подтвердил, что через несколько дней состоится официальное венчание на пост главы совета, и чистейший, – ведущий вздернул палец вверх, – пройдет полную процедуру венчания, а там, как ты знаешь, не только клятву приносить нужно.

Неестественно длинный язык разумного пробежался по алым губам, растянувшимся в похотливую улыбку, но ведущий быстро опомнился и скрыл свой недостойный его уровня разумного изъян.

- Слышала?! – истерично взвизгнула Сина, выключив запись и коленкой случайно опрокинув кружку с остывшей жидкостью. – Он предал нас!!!

- Успокойся, истеричка! – рыкнула на нее Лаки. – Или ты забыла сколько одобрений на расширение прав выносил чистейший раньше?! В нашей колонии впервые за сто лет у троих низших выросли категории аж до минус третьего пакета и они уехали учиться! Было такое?!

Раскрасневшаяся Сина осела на пол и устало опустила руки, то ли кивая, то ли просто устало повесив голову.

- Ну что ты раскисла? – Подруга отставила кружку и, подобравшись ближе, прижала подругу к своему плечу. – Ты же знаешь, ему запретили доступ к одобрению расширения прав, пока он не пройдет венчание. Этот же мерзкий Нелсон вещал об этом меньше месяца назад! Он просто вернет себе право расширять права разумным не только на Земле, но и во всем КС!

- Лаки, как ты не понимаешь? – прошептала Сина, прежде чем оттолкнуть подругу.

Встав на ноги, шатающаяся девушка, с ненавистью глядя на подругу своими неестественно черными глазами, произнесла:

- Клянусь пред вечно чистым богом и всеми свидетелями происходящего в своей чистоте! Клянусь в чистоте своей плоти и своих намерений! Клянусь приложить все свои силы и возможности, чтобы выжечь праведным пламенем всю нечисть из человеческого рода, чего бы мне это не стоило! – с каждым словом голос подруги звенел все громче, разрезая траурную тишину маленькой каморки, в которой им было суждено гнить до конца своих дней. – Клянусь, что нет более важной цели, чем чистота разумных. Клянусь стать крепким фундаментом существующего строя и ни словом, ни делом не причинить ему вреда и положить свою жизнь на борьбу с теми, кто посмеет вредить верному укладу жизни всех разумных!

Подруга замолчала тяжело дыша, но прежде чем Лаки успела вставить еще хоть слово, отвесила финальную пощечину словами:

- Он отказался от нас!!!

====== Часть 26 ======

Ржавый песок был настолько мелким, что дышать вне купола без маски было невозможно, но сейчас, лежа в напитавшемся кровью песке, Прокс рвано вдыхал мелкий песок и уплывающим сознанием думал о том, что все же неплохо прожил свою короткую жизнь и какой бы тварью он ни был, продал себя смерти дорого и послужил тому, к чему всегда стремился, – свободе. Пьянящей и безграничной хмельной свободе. Во всяком случае, на планете узников он умирал свободным. Окрашенные кровью тонкие губы растянулись в улыбке... как лихо они их провели. Жалкая кучка самонадеянных идиотов... неплохо почесали они им ребра изнутри, пусть и проиграли...

У них изначально почти не было шансов: кислородных баллонов было мало, а механическую армию добытого транспорта нечем было заправить, но это их не остановило. Ох, как же тогда бежала кровь по венам и какими сладкими были губы арноу! Проклятого арноу, бросившего их в самое пекло. Они собрали народу сколько смогли. Таких же отчаянных, как и сами, преступников, убийц и мошенников, тех, кто жил вне такой же преступной, как и они сами, системы, и рванули к своей погибели. К тридцати совершенным солдатам системы, которые словно утопающие в снегу тевтонцы, месили ржавый песок своими тяжелыми ногами и словно ленивые мухи ползли в сторону колонии.

Что они могли им противопоставить? Да их была лишь жалкая сотня. Сотня тех, кто прекрасно знал на что идет, но все равно шел просто потому, что за жизнь нужно платить дорого, а кто не платит, тот расплачивается. У них были танки, оружие, бесполезные зенитки и куча другого устаревшего оружия, из которого они еще ни разу выстрелить не успели, но благодаря которому удалось отвлечь этих тридцать идиотов на себя. Все же мозги им никто не модифицировал... а зря.

Прокс засмеялся и, подавившись кровью и разряженным воздухом, зашелся тяжелым кашлем. Выплевав половину легких, Прокс, рыча от боли, приподнялся на локтях и окинул мутным взглядом пространство вокруг. Рыжее марево бури давно спало и на рыхлой земле было прекрасно видно множество мертвых тел тех, кто отправился в лучший мир, и Прокс планировал уйти за ними, лишь только добьет ту мерзкую дрянь, что еще копошилась в нескольких метрах от него.

Подтянув к себе раскаленный от стрельбы ствол, Прокс припал к прицелу. Один из киборгов полз в сторону разбитого самолета-разведчика.

- Надеешься реанимировать свою крылатую крошку... – Прокс облизнул губы и затаил дыхание. Горло драл подступивший кашель вперемешку с кровью, но он, унимая дрожь в руках, заглушая боль развороченного выстрелом живота и бесполезных теперь парализованных ног, затаился как зверь перед прыжком на жертву. Палец лег на курок, поднялся, огладив, и снова лег. Его нежная девочка послужила на славу и послужит еще разок. Щелчок выстрела. Отдача в плечо. Темнота. Выронив оружие, Прокс упал лицом в песок и больше не шевелился.

Так иногда бывает, что жизнь играет в шахматную партию не с тобой и ты в ней в лучшем случае ферзь. Август стоял у прозрачной линзы корабля, зависнув в черноте космоса, и наблюдал, как к Земле неспешно приближаются черные ястребы космических кораблей. Было так тихо, что происходящее казалось сном. Нужно лишь проснуться. А можно просто закрыть глаза и на время вернуться ту в нулевую точку отсчета.

- Что это? – Август сидел за столом и непонимающе смотрел на секретаря, принесшего ему смету на одобрение.

- Счет. – Секретарь не стеснялся быть капитаном очевидность, главное тут – успеть оказаться как можно дальше, если вдруг у начальника в очередной раз рванет.

- Я понял, что это счет!!! – прошипел Август, снова уткнувшись в документ.

Постепенно, по мере прочтения, лицо Августа все больше каменело.

- Позови ко мне чистейшего! Немедленно!

- Немедленно не получится, – спокойно отказал секретарь, у которого явно было припасено несколько жизней в запасе. – Чистейший плавает в вашем бассейне и просил его полчаса не беспокоить.

- Ах! Он, значит, в бассейне... – Август медленно поднялся из-за стола. – На который драгоценную воду тратить нельзя. И часто там моя рыбка плещется?

- Это уже в третий раз. – Благоразумно отойдя на безопасное расстояние, секретарь, скрывая восторг, наблюдал, как Августин разоблачается и перевоплощается в полуформу, а потом, открыв себе с помощью панели управления доступ к системе вытяжки, заползает в вентиляционную трубу. Эх, знал бы кто, что начальник порой использует такой способ перемещения, но именно за короткий язык Август ценил своего секретаря.

Август добрался до помещения бассейна и, осторожно убрав решетку, завис над прозрачной гладью бассейна, в которой беззаботно плескался белобрысый засранец. Дождавшись, когда Льюис подплывет к бортику и расслабленно положит голову на скрещенные руки, Август зацепился хвостом за выступ в вытяжке и медленно спустился за спину Льюису.

- И как водичка? Тепленькая?

Вообще Льюис никогда в жизни не визжал, но раздавшийся возле уха голос был настолько неожиданным, что он сам от себя не ожидая такой реакции, взвизгнул и рванул куда-то вперед, но рывком выбраться из бассейна не вышло, а вот сорваться в воду, ободрать коленку и наглотаться воды, вполне. Его реакция была настолько забавной, что довольный собой Август продолжал висеть над бассейном и наблюдать, как Льюис, путаясь в длинных волосах, пытается добраться до бортика. Когда Лу почти доплыл до спасительного барьера, Август зачерпнул воду рукой, поймав в ладонь пряди волос, и потянул за них Льюиса обратно.

- Отпусти, придурок! – взвился Льюис, крайне не любивший выглядеть глупо, а именно так он сейчас выглядел, запутавшись в длинных волосах, которые до сих пор так и не решился обрезать, хотя порывался множество раз.

- Я бы на твоем месте был повежливее со спонсором того идиотского мероприятия, что ты затеял.

Как Льюис ни пытался выдернуть волосы из рук Августа, но у него не вышло, доплыть до бортика – тоже, поэтому Лу как безвольный волосатый буек подплыл к довольному Августу. Тот, расправив несколько колец, опустился ниже, почти касаясь обнаженной грудью воды, и, хищно улыбаясь, посмотрел на порозовевшего от злости и стыда за свою реакцию Льюиса.

- Бабайку испугался?

- Иди к черту! – Льюис, не выдержав этого самодовольства, снова предпринял попытку выдрать свои волосы у Августа и на этот раз у него получилось.

Обрадованный Лу рванул к бортику, но не успел и нескольких гребков сделать, как его словно пушинку под мышки подхватили мощные руки и потянули куда-то вверх.

- Ты что делаешь?! – завопил Льюис, когда его ноги задергались уже не в воде, а над ней, причем та стремительно удалялась.

Август, то ли демонстрируя свою силу, то ли просто развлекаясь, подбросил Льюиса вверх и подхватил уже так, что ошарашенный Льюис оказался не спиной к Августу, а лицом с квадратными глазами. Аристократу было явно весело, на строгом лице проступил какой-то мальчишеский задор. А Льюис чувствовал себя мокрым котиком, которого хозяин после ванны таскает на ручках.

Лу болтался в нескольких метрах над водой и примерно на таком же расстоянии от потолка и впервые задался вопросом, какой длины хвост Августа, который видел обычно скрученным в несколько мощных колец. Почему он никогда не думал об этом раньше? А теперь этот паршивец, словно акробат, завис вместе с ним над водой и, судя по всему, не планировал больше ни вверх подниматься, ни в воду опускаться, наслаждаясь беспомощными попытками Льюиса найти какую-нибудь еще опору, кроме Августа.

Когда найти ее так и не удалось, а Льюис устал дергать ногами и смиренно повис в руках Августа, тот притянул его и заставил улечься к себе на грудь, обхватив его конечностями, словно панда ветку.

Август никогда показательно не демонстрировал Льюису свое физическое превосходство, достаточно было и власти, но сейчас, цепляясь за торс и плечи Августа, Льюис чувствовал, как пылают уши от смущения за свое беспомощное положение, а в паху все наливается тяжестью от возбуждения, потому что невозможно было не желать это беспринципное животное, от которого волнами шла мощная энергия, что резонировала с нервными окончаниями Льюиса.

Вообще Август планировал поговорить с Льюисом более чем серьезно, но все как-то сразу пошло не по плану, а сейчас, смотря в лицо смущенному чистейшему, чьи мокрые волосы облепили влажную грудь, шею и лицо, Август в целом забыл, о чем собирался с ним разговаривать. Как беспечно это было с его стороны!

Обсудить документ удалось лишь вечером, но они оба тогда еще не до конца понимали серьезности ситуации, пока через несколько дней не посыпались официальные запросы от высокопоставленных лиц КС на аккредитацию как участников задуманного мероприятия.

- Это просто процедура посвящения! – оправдывался Льюис. – Они заблокировали мне доступ к правовой комиссии по надуманной причине! Я вступлю в права и буду снова клепать одобрения на расширение прав для тех, кто находится вне нашей сферы влияния!

Август сидел за столом и думал, где он просчитался, а просчитался он, недооценив само мероприятие. Проблема была в том, что до этой правовой комиссии дела уже никому не было лет сто, потому что все ее члены были выдрессированы советом КС словно послушные собачки. Бесстрастный древний ИИ сам определял чистоту крови, проводя анализ и присваивая права, которых разумного никто, кроме этого же ИИ, лишить не мог, но такая система выгодна всем, кроме власти, потому что это была бы абсолютно не подконтрольная им сфера.

Чтобы не допустить непредвиденных событий, при создании такой подчеркнуто справедливой системы, на самом деле являющейся блистательной ширмой системы, ее сделали зависимой от комиссии, которая, прежде чем допустить соискателя до ИИ, проверяла его документы, отсутствие правонарушений и предупреждала, что если его показатели окажутся по параметрам хуже нормы, то ИИ не просто не даст ему более высокую категорию, но и лишит той, что есть сейчас, и это отпугивало плюсов, но не низших минусов, которым нечего было терять.

В целом комиссия слишком медленно рассматривала запросы, да и администраторам, допустившим много запросов со своей территории на повышение категории прав, влетало так, что постепенно сам факт подачи в комиссию документов стал чем-то уникальным, и через несколько поколений разумные окончательно забыли о том, что каждый из них имеет право подать документы, но чтобы знать об этом, нужно знать историю и уметь читать, но такой роскошью обладали не все.

В итоге через это бутылочное горлышко просачивалась лишь капля тех, кто мог бы претендовать на расширение прав, и постепенно комиссия и ее члены стали чем-то вроде символа власти евгеников. Если евгеники были первыми по чистоте, то за ним шел бесполезный правовой совет, нахождение родственника в котором было особенно престижно для любого аристократа.

Правила для членов комиссии были примерно те же, что и для евгеников, с той лишь разницей, что модифицировавшего свое тело члена комиссии ИИ не казнил, а изгонял из состава комиссии, лишая нескольких правовых категорий не только его, но и клан, поэтому все прекрасно осознавали степень ответственности и опасности своего положения.

После смерти очередного главы на его место ИИ выбирал следующего по уровню чистоты крови, а недостающий член комиссии восполнялся из бесконечного списка соискателей. В этом вопросе не было потрясений, пока не откопали чистейшего и тот не додумался дистанционно получить доступ и не начал клепать одно одобрение на допуск к ИИ за другим. Видар тогда еще веселился над Льюисом, который каждую свободную минуту сидел с планшетом и, не читая очередную типовую заявку на запрос, прикладывал к ней свой отпечаток пальца и отправлял ИИ.

- У тебя скоро будет мозоль на пальце!

Льюис отшучивался и продолжал начатое дело, ввергая руководство КС и правовую комиссию в ужас. Более пяти тысяч одобрений на расширение прав, и это только среди обработанных и одобренных ИИ, а еще около двадцати тысяч запросов предстояло переработать ИИ. А расширение категории прав – это не просто плюсик в документах и больше прав, а внушительная сумма компенсации, патенты, большая льгота на образование и, в зависимости от присвоенной плюсовой категории, доступ к медицине.

Все население КС стояло на ушах. Плюсов становилось все больше, общество разделилось надвое. С одной стороны, становилось очевидно, что КС намеренно и преступно ограничивает в правах тех, кто имеет на них полное право, а с другой стороны, что делать со все растущим количеством “счастливчиков”? История каждого из таких словно волшебная сказка разлеталась не только по низшим уровням. Их спаситель Льюис дарил им свободу, даже находясь на другом конце Жемчужного пути. Проклятое ископаемое боготворили и каждый день надеялись получить письмо счастья, что их заявка одобрена Льюисом и отправлена на рассмотрение. Такое событие становилось настоящим праздником для всей семьи, пусть даже ответ придет не скоро, но это несравнимо с тем, что было раньше.

Правда, КС сумел выкрутиться и перекрыть этот кран изобилия с помощью бывшего главы комиссии по правам. Мужчина напрягся и, перелопатив устав, нашел, что, пока глава не пройдет обязательную церемонию венчания и принесения клятв, его деятельность могут заблокировать другие члены совета, что незабвенный господин Фергас и сделал в тот же день, чем заслужил немало почестей от попечителей нескольких кланов многоуважаемых евгеников, истинных чистейших их времени, а не выкопанных из-под земли дикарей.

К счастью всего совета и комиссии КС, дальнейшие события на Земле заставили Льюиса на время забыть о произошедшем, переключившись на более важные события на Земле, но черт за ногу дернул одного из членов комиссии в интервью упомянуть, что Льюис не прошел процедуру венчания. Тут самому последнему идиоту было понятно, что Вуивр, во-первых, не выпустит чистейшего с планеты просто потому, что только там сейчас ему безопаснее всего находиться, ну а во-вторых, Августину всегда было плевать на отбросов, и никто из аристократов никогда не обманывался относительно “псевдо-революции” Августа. Ему нужен был Жемчужный путь, а уж под каким соусом Вуивр его получит, этой гадине всегда было по барабану.

Все верили в безграничную власть Вуивра над Льюисом и надеялись, что тому хватит влияния, чтобы не дать чистейшему отреагировать на оскорбительное заявление в свой адрес, которое с удовольствием подхватили все СМИ и с наслаждением мусолили их вторую неделю, а обстановка вокруг Вельзувия на тот момент была такой, что этот факт проигнорировало и всегда осторожное пиар-руководство КС, и сам Вуивр. Во всяком случае только так мог объяснить начавшуюся вакханалию временно исполняющий обязанности главы господин Фергас, который был потрясен, когда ИИ оповестил его о начале подготовки к венчанию чистейшего Льюиса на пост главы комиссии по правам разумных. Фергас даже направил дополнительный запрос на утверждение и тот подтвердился лично чистейшим.

Дальнейшая цепочка событий стоила нервных клеток и нескольких лет жизни не только членам комиссии, но и всем вовлеченным в эту историю лицам. Магдал бесновался и грозил всеми возможными карами допустившему подобное совету, но, к счастью, до расправы не дошло.

- Господин! – Идгарде Нелсон, виновник происходящего, буквально валялся в ногах Магдала и пытался предотвратить свою скорую кончину. – Откуда ж мне было знать, что мерзкое ископаемое согласится произнести клятвы главы совета!!! Он же тем самым противоречит сам себе!

Магдал озадаченно нахмурился, вспоминая, о каких еще клятвах зашла речь. Дело в том, что мероприятие по венчанию нового главы было торжественным, но не особо интересным сборищем, когда собирались все родовитые и высокопоставленные члены совета и чествовали нового главу, его клан и семья получали преференции, а все огромное население в очередной раз праздновало унизительный праздник своего бесправия. Так как это было очень редким и очень скучным событием, то все уже давно забыли, что там вообще-то приносилась клятва. Ее давали все члены комиссии, но именно глава делал это публично и церемониально венчался на этот пост. По идее, пока он не умрет или не оступится, его никто не имел право сместить с этой должности, но анализы крови Льюиса были беспрецедентно чисты, что ИИ сделал исключение.

- Какая еще клятва?

Когда пришло подтверждение мероприятия самим Вуивром, это было воспринято как некая попытка навести мосты и возможность начать диалог между двумя сторонами.

- Августин выбрасывает белый флаг?

Все представители кланов попечителей собрались на экстренное заседание.

- С чего бы Вуивру это делать? У него сейчас крепкая позиция, он уже почти оттяпал у нас треть КС.

- Я бы был на твоем месте более осторожен со словами, Зали.

- А ты мне не указывай, Сафир! – Высокая аристократка перекинула длинную черную косу, щедро украшенную множеством дорогих камней, на другое плечо и презрительно посмотрела на опонента. – Пора посмотреть правде в глаза, если начнется война, победивших в ней не будет. А основная масса разумных в целом не поддерживает строй, кроме разве что плюсов, которых пятнадцать процентов от общей массы. КС уже давно лихорадит по их милости, а мы пока не предприняли ничего вразумительного.

- Ну почему же не будет? – ухмыльнулся Валисар. – Центурианцы давно ждут, когда мы вцепимся друг другу в глотки, и мнение основной массы отбросов мало на что когда-либо влияло.

- Он ведь не надеется, что мы туда все приедем? Возможно, они просто хотят по-тихому восстановить Льюиса в правах и продолжить портить нам жизнь дальше.

- Так все это и произойдет, если мы дадим чистейшему “тихо” произнести свои клятвы.

- Этого точно нельзя допустить, – протянул Магдал. – Если он хочет стать главой комиссии, пусть публично присягнет КС. Я лично поприсутствую на этом событии.

С этого момента маховик событий стал раскручиваться настолько быстро, что его участники не успевали за ним следить.

- Что он творит?! – шептали аристократы между собой, боясь обсуждать подобное вслух, и в то же время намечающееся событие пугало их гораздо больше. Предстояло лететь к Земле, в самый центр повстанцев, и не отправиться за Магдалом и чистейшим евгеником, которого он тоже собрался взять с собой, было трусостью, недостойной родовитых аристократов, поэтому следом потянулся шлейф избранных.

- Они подготовят нейтральную безопасную территорию на Селесте.

- Селеста – это огромный боевой дрон, а не искусственный спутник! В 2174 году, если ты помнишь, именно Селеста уничтожила два огромных метеорита, летящих к планете! Историю учить надо!

- ИИ будет заниматься организацией встречи. Все будет безопасно.

Градус напряжения рос с каждым днем все сильнее. Вся верхушка жужжала в преддверии грядущих событий.

- Неужели сам чистейший наконец покажется перед нами?

- Это невозможно! Август не сумасшедший! – спорили одни.

- Август псих! От него можно ожидать чего угодно, – огрызались другие, в то время как все информационные платформы бились в экстазе от поступавших новостей.

Не только вся верхушка КС стояла на ушах, предстоящее событие задело разумных всех правовых категорий. Словно острый меч, новость рассекла общество на две половины. На тех, кто верил в предательство Льюиса, в то, что он это делал для того, чтобы “подружиться” с КС, прежде чем они с Августом потерпят крах, и тех, кто надеялся, что это какой-то тактический и гениальный ход.

Гениальный же ходок в это время с трудом сохранял спокойствие, понимая, какую кашу заварил, и ходил смиренным хвостиком за Августом, пытаясь придумать, как это все теперь разрулить, и даже был согласен безропотно надеть все, что Август скажет. А Август, получив жесткий список требований ИИ к организации встречи, готовился как минимум расчетвериться, чтобы все успеть, а времени оставалось впритык, благо помощников была целая планета.

====== Часть 27 ======

Комментарий к Часть 27 Это скорее всего предпоследняя часть

Прозрачное брюхо Анубиса-3000 отражало множество огней рядом находящихся кораблей. Черные ястребы, космические гарпии, изогнув свои хищные морды, медленно скользили рядом друг с другом. Но ни у кого не было иллюзий насчет этой обманчивой тишины, ведь то было лишь затишьем перед бурей.

В широком пространстве нижней рубки Никлас был один. Никто сейчас не рисковал приближаться к арноу, от которого буквально электричеством исходило напряжение. Его лицо почти утратило индивидуальные черты, больше напоминая белоснежный манекен с пылающей ледяной звездой в глазах.

Мэл, четверть часа как выбравшийся из капсулы, не мог понять, что происходит, корабль, раньше больше напоминавший улей, словно вымер, а несколько арноу, на которых он наткнулся, вели себя крайне странно. Они словно заторможенные либо бесцельно блуждали по палубе, либо пустыми глазами смотрели сквозь пространство куда-то вдаль, не реагируя на происходящее вокруг.

— Что, черт возьми, с вами происходит?! — Мэл схватил за плечо одного из арноу, но быстро отдернул руку, потому что ладонь обжег холод.

Глаза арноу, ненадолго вырвавшись из космических глубин, будто с усилием переползли на лицо Мэла и, похоже, не узнали его. Мэл сглотнул вязкий ком, застрявший в пересохшем горле. На него сейчас смотрело нечто незнакомое, потустороннее, словно запертая в теле ледяная звезда светила откуда-то изнутри черепа арноу. Тот приоткрыл выцветшие губы, будто собираясь что-то сказать, и снова закрыл, вернув взгляд куда-то в межпространство.

— Вот дерьмо!

Мэл выскочил из рубки и помчался в крыло обслуги. Миловидные мутантики, обслуживающие бытовые нужды арноу, были дружелюбнее и у них точно можно найти ответы, но сколько бы Мэл ни метался по бесконечным коридорам корабля, ни одного из обычно назойливых разумных так и не смог найти.

Оставался один-единственный вариант, где он мог найти хоть кого-то более-менее адекватного. Потратив полчаса, проходя все барьеры защиты, Мэл наконец оказался в самом сердце корабля, где держали Хайко и Гедеона, но капризного евгеника, которого никуда ни разу не выпускали из герметичного бокса, тоже не было на месте, зато в своей каюте удалось застать почти полностью облаченного в защитный костюм для пилотирования легкого космического корабля Гедеона, который явно куда-то спешно собирался.

— Что, черт возьми, происходит?

Гедеон резко обернулся и удивленно посмотрел на Мэла.

— Тебя выпустили?

— Что значит, черт возьми, выпустили?! — взбеленился Мэл. — Объясни мне, что происходит! Я выбрался из капсулы, в которой неизвестно сколько времени провел, и не могу застать ни одного вменяемого разумного!

Гедеон понимающе хмыкнул, туже затягивая ремни на ногах. Мэл понял, что аристократ явно не спешит ему что-либо пояснять.

— Где евгеник?

— Хороший вопрос. — Гедеон с ног перешел на грудь, застегивая жесткую куртку с защитным пластинами. — Надеюсь, еще мчится на максимальных скоростях к Земле.

— Что значит «надеешься»?!

Мэл чувствовал некую ответственность за этих двух спасенных и в данный момент не совсем понимал, какого черта евгеника подставили под такую угрозу, отправив в открытый космос к чертовой Земле, когда ему было бы безопаснее оставаться на корабле, а учитывая, что на стремительные скоростные перелеты способны лишь несколько кораблей последних поколений, которые даже при наличии денег не все имели право купить, просто потому, что это были слишком опасные и уникальные машины. Но то, что о них знал Мэл, наводило его на вполне обоснованные опасения, что евгеник может просто не перенести нагрузку при перелете, ведь такие корабли были рассчитаны на подготовленных для этого разумных.

Гедеон, ничего не ответив, подошел к своему коммуникатору и, положив тот в центр круглой белоснежной пластины, появившейся из ниши в потолке и зависшей над полом, включил голограмму, на которой была короткая запись с микрокамер на обшивке корабля. Вытянутая черная капсула почти сливалась с тьмой космоса, если бы не множество отражаемых ею огней на поверхности обшивки. Мэл знал, что подобное можно увидеть лишь вблизи, на небольшом расстоянии невозможно увидеть блики и уникальный корабль становился почти невидимым, но это не мешало черным гарпиям с помощью гиперпрыжков приближаться на допустимое для них расстояние и обстреливать уворачивающуюся и вновь отрывающуюся от них цель.

Закрученный в спираль корабль обманчиво медленно вращался, на самом деле преодолевая огромные расстояния. Мимо пролетали ракеты, почти касаясь обшивки. Мэл закрыл глаза, не желая этого видеть.

— Зачем? — Мэл хотел знать, зачем так рисковать одним из уникальнейших разумных, умудрившимся найти в себе смелость пойти против системы. Мэл и не думал, что так проникся к хрупкому Хайко уважением и какой-то родственной заботой. Сейчас эта драгоценность находилась на грани жизни и смерти, и хотелось бы понять — ради чего.

— Скоро здесь будет жарко.

Гедеон выключил голограмму, закрепил коммуникатор на запястье и вернулся к небольшой вешалке, на которой висела остальная экипировка и кейс с индивидуальными передатчиками, которые нужно было закрепить на виске рядом с глазом и в ушах. Мэл не хотел спрашивать, но вопрос сорвался раньше, чем он успел его остановить.

— Началась война?

Гедеон замер на мгновение, а потом, внимательно посмотрев на Мэла, так же тихо произнес:

— Война уже давно идет, Мэл, но финальный бой вот-вот начнется… или не начнется… Возможно, еще не все потеряно и Хайко долетит живым до Земли, ему осталось всего лишь сутки продержаться, и он выйдет на орбиту… Возможно… — Гедеон оборвал сам себя и на мгновение зажмурил словно от боли глаза. — Я улетаю к отцу. Если погибать, то рядом с ним.

На спину и плечи словно медленно наползла ледяная кольчуга. Гедеон на прощание хлопнул его по плечу и, так ничего больше не сказав, вышел, оставив Мэла наедине с тишиной, из которой вскоре исчезли и звуки удаляющийся шагов. Мэл стоял не шелохнувшись, и ему казалось, что вселенная сейчас затаила дыхание и все замерло в крошечной точке отсчета.

*

— Господин, — в кабинет к Августу, поклонившись, вошел секретарь, — прибыл распорядитель мероприятия от совета евгеников.

— Кто? — Август озадаченно нахмурился.

— Распорядитель венчания от совета евгеников…

— С каждым часом все веселее и веселее… — Август сжал руки в кулаки. — Что ему нужно?

— Он требует встречи с чистейшим.

— Требует? — Август насмешливо вздернул бровь и откинулся на спинку кресла, но напускная веселость не скрывала его ярости.

— Кажется, они собираются организовать момент своего триумфа, измочалив вас в грязи так, чтобы ни у кого не осталось сомнений насчет того, что вы преклонили колени перед КС и советом евгеников, — протянул сидящий в соседнем кресле Тарханов, с любопытством смотрящий на Вуивра, у которого от бешенства на висках выступили вены и потемнела обычно скрытая темная чешуя, а огненная лава затопила узкий зрачок.

— Позови чистейшего.

Секретарь вышел, а в кабинете повисла красноречивая тишина.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь… — Тарханов поднялся со своего места и откланялся, как только в кабинете вошел какой-то странной, немного замедленной походкой больше обычного бледный Льюис.

— Не сомневайся… — бросил Август.

Дверь за спиной Тарханова закрылась, и тот оказался в коридоре, где у кабинета столпилась небольшая кучка разумных. Кажется, на Земле был переполох и все в целом мало понимали, что происходит. У лифта Тарханов увидел этого самого прибывшего «распорядителя». Породистый заносчивый ублюдок на несколько метров от себя источал шлейф презрения и надменности. Вытянутое лицо с некрасиво большим ртом кривилось от брезгливости.

Все присутствовавшие на этаже разумные, словно увидев истинного хозяина, нервно заметались по помещению, а кто-то попытался встать в положенную по этикету позу, опустившись на одно колено перед аристократом, но, заметив прищуренный взгляд Тарханова, все немного «протрезвели» и, несмело вздернув носы, попытались слиться с пространством так, чтобы, если рванет, их не задело.

Распорядитель, облаченный в костюм из бледно-голубого шелка, позволенный лишь представителям высшей аристократии, даже не утрудил себя кивком в сторону Тарханова, проплыв мимо и задев того лишь мимолетным взглядом. Тарханов успел несколько раз пожалеть, что не будет присутствовать в кабинете. Прибыл вызванный Ригином лифт, и уже поставив одну ногу в него, Тарханов развернулся на сто восемьдесят градусов, решив-таки понаблюдать, что будет дальше. И не пожалел.

Распорядитель надменно подошел к двери и немного удивленно замер, когда понял, что она не откроется мгновенно, как только он возле нее возникнет. Провожающий его военный приложил руку к панели управления и, дождавшись, когда появится кресло, с комфортом уселся в него. Тарханов, растянув губы в улыбке, подошел к ним и, тоже вызвав себе кресло, сел рядом с поклонившимся ему военным и, сложив руки на животе, с любопытством уставился на замершего у дверей аристократа.

Прождав несколько минут, распорядитель перевел полный наливающегося бешенства взгляд на секретаря, который безмятежно что-то набирал на сенсорной клавиатуре. Возможно, такие гляделки и проняли бы кого-нибудь другого, но не разумного, уже не первое десятилетие работающего с Вуивром, после которого даже всадник апокалипсиса не лишил бы его самообладания.

— Пропустите меня! — прошипел распорядитель.

— Сию же секунду, как только от моего господина поступит распоряжение, я уже уведомил его о вашем появлении.

По мере того как лицо аристократа постепенно теряло благородную бледность и наливалось краской бешенства, улыбка Тарханова становилась все шире и довольнее.

— Луан, налей-ка мне кофе… — протянул Тарханов. — Мне кажется, мы тут надолго.

Тарханов как в воду глядел. Он успел выпить две кружки кофе, съесть два пирожных и один пончик, прежде чем трясущегося от ярости распорядителя впустили в кабинет. Правда вышел он через час из кабинета гораздо более довольный собой, а спустя пару минут после распорядителя — Льюис, бледнее, чем вошел.

*

Прочесав половину корабля, Мэл наконец нашел Никласа, которого узнал разве что по одежде, так он мало напоминал себя прежнего, почти став хрустальным памятником самому себе. Мэл ненавидел и презирал трусость, поэтому, когда почувствовал, как екнуло от страха в груди, разозлился на самого себя и Никласа и, разогнавшись, толкнул того в спину так, что замерший арноу влетел в выгнутое стекло корабля.

— Мэл… — то ли спросил, то ли удивленно констатировал немного оживившийся арноу.

— Вы тут что, попередохнуть все успели, пока я в капсуле был?! Проклятые неудачники! Зачем ты меня запер, идиот?!

Мэл еще что-то орал и даже пнул немного оживающего Никласа, к которому вернулся привычный цвет лица, а арноу просто молча смотрел на него своими светящимися голубым глазами, пока запал Мэла не иссяк и тот не замолк, тяжело дыша. Вновь повисла пугающая, напряженная тишина, которую ненадолго спугнул крик Мэла.

— Все плохо, да? Мы проиграли? Или нет? — Мэл перевел взгляд на космическое море, где медленно скользили боевые корабли без каких-либо признаков боевых действий.

— Иди ко мне! — Арноу распахнул руки словно для объятий.

— Мне сейчас не до этого, — огрызнулся отступивший на шаг назад Мэл.

— Иди ко мне, Мэл. У нас мало времени.

Мэл хотел возмутиться и отпустить пару грубостей, но арноу не выглядел настроенным на глупости, поэтому Мэл, снова разозлившись на себя за нерешительность, почти влетел вобъятия арноу, и как только руки Никласа сомкнулись вокруг его плеч, из груди вышибло воздух, а сами они оказались в странном мареве пространства, которое то неестественно замедлялось, то наоборот, набрав скорость, словно проматывало мутные и одновременно с тем реальные кадры. Почти сразу накатила тошнота и к горлу подступила горечь.

— Я бы тебя отымел прямо на этом капоте, но нам уже пора выдвигаться… — прошептал Прокс на ухо Мэлу.

Мэл ошарашенно дернулся, но, почувствовав каменные руки, обхватывающие его плечи, замер. Прокс запрыгнул в ржавое корыто на огромных шипованных колесах, перетянутых цепями, и, дождавшись, когда в эту похожую на ржавого дикобраза машину заберется арноу, рванул вперед. Раскаленный мелкий песок забивался в волосы и даже хрустел на зубах. Мэл попытался его выплюнуть, но нельзя изменить ощущение в воспоминаниях. На ускорившихся кадрах они мчались сквозь ржавый песок в почти непроглядной темноте на трех машинах к слабо светящемуся вдали непонятному источнику света.

Воспоминания из разных временных промежутков словно острые пазлы ввинчивались в виски Мэла, но, несмотря на это, они продолжали мчаться в ночной мгле проклятой планеты.

— Наши преимущества? — Прокс гортанно засмеялся, чуть не выронив сигарету. — Нет никаких преимуществ. У нас сто отбросов, ржавые корыта и три арноу. — Прокс посмотрел на Мэла и похабно облизнулся. — Если их разведчик взлетит, то мы в жопе и можно в целом не рыпаться, они отправят тебя, Бен, в ад с воздуха.

— Тогда что делать? — Мэл зажмурился, пытаясь заглушить боль, но картинка не исчезла, став лишь ярче, а боль — сильнее.

— У нас есть взрывчатка, пушечное мясо и тридцать кретинов, которые уже бросили свой корабль. Твоя задача — не дать им вернуться до того, как мы нашпигуем их птичку взрывчаткой.

— А-а-а! — Мэл завыл от боли, по подбородку уже струилась кровь из носа, а мозги, казалось, почти вскипели.

Рот зажала ладонь, и Мэл скуля таращился в ночную тьму Вельзувия, в которой их машина, не используя фары, мчалась к хищной птице разведчика, чей силуэт все четче проступал из-за стремительно утихающей бури. Они подлетали на кочках и несколько раз чуть не перевернулись, но чокнутый Прокс, не сбавляя скорости, мчался вперед, и если бы у Мэла не плавились мозги, он бы, возможно, испытал подобие удовольствия от происходящего. Кажется, это были те самые парни, что помогли ему отбиться от ракет, по крайней мере бритую башку этого Прокса Мэл узнал почти сразу.

— Прокс! — динамик рации, давясь волнами, оглушающе затрещал. — Они возвращаются!

— Включайте фары и палите по ним из того, что есть, нам нужно еще полчаса! Группа Б пусть мчится к нам.

— Они их давно засекли, — вставил арноу.

— Ясен хрен, но мы еще не нападали! Даже если они модификанты, ракету в жопу никто из них получить не захочет.

Буря к тому моменту почти улеглась, и Мэл увидел, как в нескольких километрах от них зажглось множество огней, а следом раздались взрывы. Прокс вдавил педаль газа до упора, а время вновь ускорилось, пока машина наконец не встала.

Пригибаясь к земле, троица рванула к кораблю.

— Ну надо же… — процедил Прокс, заметивший появившегося перед ними модификанта. — А вот и недостающий тридцатый. Значит, кретинов было все же двадцать девять, а не тридцать.

— Я беру его на себя. Займись взрывчаткой.

Время снова ускорилось, отчего у Мэла с новой силой виски заломило, по лицу тек пот, а сердце билось где-то в горле, потому что он был одновременно там и в то же время находился в руках мертвой схваткой сжимающего его Никласа.

Забросив на плечо сумку со взрывчаткой арноу, Прокс рванул к кораблю, а арноу замер напротив модификанта. Оказывается, арноу все же испытывают боль, потому что, когда в живот одного из них влетела ракета, у Мэла глаза от боли на лоб полезли, но та резко утихла, словно ее сжали в ледяной кулак и она уже пульсировала где-то в глубине.

Мэл встречал подобных модификантов, у него даже был шанс стать одним из них. В их ряды набирали неплохих парней, немного двинутых, как и Мэл, но не плохих. Правда, после прохождения всех стадий модификаций те выпадали вообще из какой-либо правовой категории, потому что с этого времени считались оружием, которое в редких перерывах между миссиями могло вести вполне обычный образ жизни, и сейчас, смотря на то, как арноу раздирают на куски одного из таких парней, Мэл сожалел, что не у каждого из них был выбор, на какой стороне оказаться. Чтобы уложить одного модификанта, трем арноу потребовалось непозволительно много времени, поэтому, когда они закончили, помочь Проксу уже не успевали.

— Уходим! — Арноу бросился к кораблю, у которого возился Прокс.

— Да… Да… — Прокс закреплял провода. — Еще одна!

— Взорвем их в воздухе!

— Они не совсем кретины, они уже засекли нас!

— Тогда пусть подойдут поближе.

Мэл чувствовал, как наскоками темнеет в глазах. Время, словно поспевая за его сознанием, ускорилось. Прокс и один арноу успели вернуться к машине, подорвав корабль, как только к нему приблизилось максимальное количество модификантов, из которых от взрыва пострадала в лучшем случае половина, и на этом успехи закончились, потому что уцелевшие и озверевшие от ярости модифицированные киборги последнего поколения мало обрадовались устроенному сюрпризу.

Последующие кадры чем-то напомнили Мэлу фильмы про оборотней. Разъяренные модификанты даже на песке, в котором утопали ноги, разгонялись до таких скоростей, что запрыгивали на мчащиеся на полной скорости машины и отрывали сидящим там головы за считанные секунды.

Виски жгло с такой силой, что Мэл уже рычал от боли. Голова готова была вот-вот лопнуть от боли.

Прокс с арноу активировали ракетную установку, и прежде чем выстрелить, Прокс обернулся на Мэла-арноу и, как-то странно посмотрев на него, резко схватил жесткими, пропахшими порохом и машинным маслом пальцами за шею и рванул на себя, вгрызаясь в губы. А затем последовал взрыв.

Мэл упал к ногам Никласа, судорожно хватая ртом воздух и прижимаясь мокрым лбом к прохладному полу.

— У тебя мало времени…

====== Часть 28 ======

Комментарий к Часть 28 Кажется предпоследняя часть все же эта 😅 Я немного поторопилась и финальная часть следующая.

Слияние проходило быстрее, но от этого не менее болезненно. Оплетающие тело провода крепко фиксировали выгибающегося от боли Мэла. Неожиданно дальнейшее слияние прервалось, остановившись на третьей ступени.

— Этого достаточно! — холодный голос Никласа из динамиков ввинтился в череп, вырывая из душного марева боли. Мэл бы огрызнулся, но сейчас было не время.

Засветились сигнальные огни, алым цветом оповещая о подготовке открытия шлюзов. Мэл слизнул пот с нижней губы и несколько раз медленно вдохнул и выдохнул. Над головой мерцал прозрачный купол люльки, по которому в беспорядочном ритме бежали данные системы космического корабля, но стоило дыханию успокоиться, а сердцебиению сбавить ход, как показатели выровнялись.

Сигнальные огни сменили цвет на зеленый, и Мэл, шутливо отдав честь смотрящему на него из рубки Никласу, направил свою новую, подобную той, из которой его выковыряли в прошлый раз, ласточку к раскрывшемуся люку. Под наклоном корабль катился самостоятельно, пока просто не упал, сорвавшись вниз.

Корабль Мэла, набирая максимальную скорость, медленно вращался, закручивая космические огни на своей обшивке в причудливую спираль, а где-то точно так же, уже теряя скорость, вращался подбитый корабль с евгеником. Темные гарпии кораблей стремительно приближались и ракет становилось все больше.

— Перебрось им управление. — Затянутый во все черное словно из камня вырезанная ворона, Август мерцал на панели управления перед Никласом. — Они в том же квадрате и готовы помочь.

— Они получат код доступа…

— Не получат, если ты взорвешь пташке мозги.

Арноу на минуту прикрыл глаза.

— Ты готов допустить их…

— Да, — оборвал его Август, не дав закончить. — Мне нужен евгеник, и более подходящего времени для них, чем сейчас, не будет.

— Я тебя понял.

Связь прервалась, а на экране перед Никласом вновь остался лишь превращающийся в горящий метеорит корабль, но неожиданно огонь погас, а над подбитой махиной появилось огромное полукольцо корабля, способного опоясать Землю.

*

Стальной скелет Селесты медленно вращался против часовой стрелки, отражая серебряный лунный свет на своих костях. Если кружить вокруг искусственного спутника, то можно было разглядеть его полое нутро, в центре которого медленно вращалась, создавая дополнительное магнитное поле, самая крупная лазерная установка, делавшая Селесту мощнейшим военным дроном, моментально проинформировавшим прибывающих гостей о том, на каком расстоянии должны остановиться их боевые корабли.

— Давно я тут не была, — стоявшая у окна Зали бросила последний взгляд на Селесту, куда ей предстояло прибыть уже через несколько часов, и посмотрела на вошедшую разумную, на которой из одежды были только белоснежные чулки и желтые ленты в длинных аквамариновых волосах.

— Возьми меня с собой. — Девушка подошла к застывшей у огромного треугольного окна аристократке и прижалась обнаженным телом к ее спине.

— Ты знаешь, что не могу.

— Ну пожалуйста… — захныкала разумная, а потом, резко сменив интонацию, интимно зашептала партнерше на ухо: — А я тебе расскажу, как Вуивр снова унизил Магдала.

Аристократка заинтересованно обернулась, удивленно вскинув бровь.

— Боже, бедный Магдал, мне его уже жалко, — некрасиво крупный рот Зали растянулся в насмешливой улыбке. — Что он сделал?

— Сначала скажи, что возьмешь меня с собой!

Девушка села в разворошенную постель и, закинув ногу на ногу, приняла самый независимый вид, но как только аристократка медленно подошла к ней и, взяв за подбородок, развернула лицом к себе, напускная бравада исчезла, оставив один лишь испуг.

— Говори.

— Помнишь комфортный транспортник, на котором нас доставили сюда?

— Ну. — Аристократка расслабила руки, перестав впиваться алыми ногтями в хорошенькое личико девушки, и отошла в сторону.

— Магдалу не хватило транспортника и ему пришлось добираться на грузовике.

Зали ошарашенно уставилась на девушку, а потом гортанно засмеялась. Грузовые транспортники не были предназначены для перевозки людей, в них перевозили огромные партии руды или продуктов, контейнеры с питательными смесями, фармацевтические составляющие. В любом случае они не подходили для транспортировки пассажиров и были рассчитаны разве что на персонал из нескольких человек, который уже давно заменился ИИ.

— О боже, я хотела бы это увидеть! — Аристократка плюхнулась в изящное кресло напротив туалетного столика. — О Боги, Вуивр умудряется даже в таких обстоятельствах оставаться хозяином положения.

— Как Августин на это вообще согласился?

Аристократка задумчиво хмыкнула.

— Очевидно, он готовит «сюрприз».

— Ты уверена, что древний ИИ способен определить современное оружие? Что если…

— Без “если”, Мелиса. Основной функцией ИИ является самообучение, и несмотря на то, что мы ограничили влияние искусственного интеллекта в нашей жизни, он тем не менее, как и прежде, эффективен. Если бы организацией безопасности занимался не ИИ, то я бы сюда не сунулась.

— Зали, ну возьми меня с собой! Я так мечтала посмотреть на Селесту! Увидеть Августина вживую!

Мелиса соскочила с кровати и, плюхнувшись на колени перед аристократкой, положила голову ей на колени. Длинные пальцы Зали зарылись в густую шевелюру, осторожно перебирая пряди. Ненадолго повисло молчание и стало слышно, как медленно вращается центрифуга корабля, где разместили всех высокопоставленных аристократов в ожидании начала мероприятия, подготовка к которому подходила к концу.

— Нет, ты останешься здесь и будешь наблюдать за церемонией через трансляцию, — наконец нарушив тишину, ответила Зали.

Вытащив руку из волос, аристократка открыла небольшую шкатулку и достала из него черный ремешок. Мелиса, увидев знакомый «аксессуар», нервно сглотнула, но, ничем больше не выдав беспокойства, послушно подняла волосы, позволяя на своей шее закрепить взрывчатку, которая отсечет ей голову при попытке побега или в случае смерти хозяйки, которая планировала забрать ее с собой следом на тот свет, если сложится так, что она отправится туда раньше времени и не успеет собственноручно ее прикончить.

— Я думала, они не согласятся на все эти условия. — Мелиса поднялась с колен, взяв заодно с пола свой халат, закуталась в жемчужный шелк, словно вода облегающий ее стройное тело.

— Магдал, скорее всего, тоже рассчитывал на это, — Зали презрительно хмыкнула. — За его спиной слишком давно шепчутся на тему страха перед Вуивром, поэтому он не мог не приехать, но, выдвигая все эти абсурдные требования, он очевидно рассчитывал на то, что Августин все отменит, не согласившись на них, а тот согласился… — Аристократка выдвинула небольшой ящичек в столе и, достав сигареты, закурила. — Эти глупцы до сих пор надеются, что ситуация рассосется как-то сама собой, от одного лишь их авторитета.

— Авторитета, от которого не осталось не следа, — хмыкнула Мелиса.

— Совершенно верно. КС держится сейчас фактически только благодаря торговым договорам и группе заинтересованных лиц. — Зали затушила бычок в пепельнице. — Нужно что-то решать. Поэтому я здесь.

— Что ты задумала?

Забравшись с ногами на кровать и закутавшись в мягкое одеяло, Мелиса наблюдала, как аристократка вновь застыла напротив нескольких нарядов, из которых никак не могла выбрать.

— Ничего. Пока все слишком неопределенно… Посмотрим по ситуации.

Аристократка коснулась прохладной ткани голубого платья, переливающегося россыпью искусственных звезд, вспыхивающих при движении ткани. Выпустив рукав из рук, она подошла ближе к алому платью и провела пальцами по высокой горловине, плотно облегающей шею.

— Надень голубое… — подсказала свернувшаяся и безуспешно борющаяся со сном Мелиса.

— Не-е-ет… Что-то мне подсказывает, что одеть я должна этот огненно-алый шедевр.

*

Чего могли бояться земляне? Нападения КС, центурианцев, опасных мутантов, голода, войн? Но земляне этого не боялись, потому что у них была посущественнее причина для страха, например, нервничающий Августин Вуивр. Вообще все так привыкли, что у Августа есть всего две эмоции: первая — это отсутствие эмоций с тенью легкой скуки или задумчивости и вторая — ярость. Промежуточной реакции, как правило, между этими двумя берегами не было, а если и были, то определить их могли только самые приближенные вроде Льюиса и незабвенного секретаря, поэтому, когда Август занервничал, вместе с ним занервничала вся планета, включая спящие вулканы и проснувшиеся торнадо, а виноват в этом был, конечно, Льюис.

Когда Селесту и луну в срочном порядке стали готовить к приезду множества гостей, когда военные, сбиваясь с ног, организовывали безопасность на всех уровнях, включая ближайшие подступы к Земле, никто не нервничал, когда приехал выскочка распорядитель с несколькими листами подправленных советом КС требований, по которому Льюису придется обнажиться перед огромной аудиторией, а потом еще и преклонить колени перед ИИ, принеся клятвы, даже в это время Август не нервничал. Август был в ярости, но не нервничал, а вот когда прибыл носитель ИИ для прохождения финального собеседования, пройти которое должно было в изолированной комнате наедине с разумным, но разве что не живым ИИ, по результатам которого кандидата могли убить, чего не случалось уже очень давно, но такая вероятность существовала, тогда еще Август не нервничал, а вот когда собеседование, которое вроде как с предыдущим кандидатом прошло всего за полчаса, через полчаса не закончилось и через час не закончилось, и даже через два, вот тогда Август занервничал.

Подготовка к собеседованию была отдельной стадией всеобщих страданий. Потому что предстояло выстроить целую систему передвижения для носителя ИИ, по которой система безопасности ИИ будет уверена, что ее носителю ничего не угрожает. Причем взять это на себя пришлось Льюису, потому что Августу, как ребенку несмышленому, приходилось объяснять, что никаких скрытых лазеров, магнитных пульсаров и прочих поражающих приборов в никаких интимных и не очень местах не должно находится ни у Льюиса, ни в помещении, в которое прибудет носитель ИИ.

Льюис впервые видел Августа таким взволнованным и напряженным. Самообладание буквально трещало по швам, чем ближе было назначенное время собеседования, тем меньше Август был способен внимать увещеваниям Льюиса о том, что нельзя проносить никакого оружия или защитного средства, в итоге Август все равно нацепил на Лу все что смог, но как только они подошли к распахнувшимся дверям подготовленного для собеседования помещения, Льюис, не глядя в глаза сатанеющему Августу, снял с себя все, что тот на него нацепил, и вошел внутрь.

Как только двери за Льюисом закрылись и наступила гробовая тишина, все присутствующие (военный, секретари, ученые и врачи из специальной команды быстрого реагирования, созданной Августом после нескольких неприятных инцидентов специально для Льюиса, хомуисы и арноу) замерли памятниками самому себе и наблюдали, как в течение получаса Августин ни разу не моргнул, наблюдая за дверьми.

Когда через полчаса дверь не открылась, а коммуникатор Августа все чаще сигналил о срочных оповещениях, Вуивр начал сначала подавать некоторые признаки жизни (моргать), а потом началась черная полоса у всех присутствующих. Август сел в кресло рядом с дверью и принялся за решение насущных задач, но если он и так был не самым простым начальником, требующим максимального профессионализма и высокого качества работы, то в те долгие часы, которые растянулись в ожидании Льюиса, Августин превратился в деспота, мгновенно выявляющего недоработки и просто молниеносно «вдохновляющего» провинившегося их исправить.

К тому моменту, как заветные двери распахнулись, все недочеты были не просто выявлены, а почти полностью исправлены, а сам Август предстал перед ошарашенным Льюисом в полной боевой форме, готовый выламывать дверь, задержись там Лу еще на секунду. Летящий для удара хвост Августа замер в нескольких дюймах от головы оцепеневшего от происходящего чистейшего.

— Пощ-щ-щему-у-у такх-х-х долхо-о-о… — пригибаясь к полу от ярости, прошипела агрессивная нагайна.

Правда, ответ на вопрос видимо не требовался, потому что сразу после озвучивания вопроса чистейшего скрутили в кокон из хвоста и уволокли в неизвестном направлении. Все с облегчением выдохнули и вернулись к своей работе.

*

Майя вновь поправила идеально отутюженную форму и медленно выдохнула, пытаясь успокоить взволнованно бьющееся сердце. Оказаться здесь было не только огромной удачей, но еще и огромной ответственностью. Пройти отбор среди землян и войти в сотню лучших, тех, кто будет участвовать в организации грандиозного события на Селесте, было чем-то из разряда фантастики, ведь отбором занимался сам Августин!

Майя с замиранием сердца вспоминала, как Август на их глазах перевоплотился в нагайну и некоторые кандидаты отсеялись моментально благодаря одной своей реакции, а потом был отдельный отбор на выдержку, собранность и концентрацию, где Майя чуть не провалилась, но Изао сделал вид, что не заметил ее мелкой оплошности, и сейчас она стояла на космическом пирсе и наблюдала, как прибывают первые гости.

Стекались разумные со всего Жемчужного пути, и с очередным прибывающим кораблем Майя понимала, что просто не будет и не случайно они проходили такой жесткий отбор и инструктаж. Гости были настолько разными и абсолютно непредсказуемыми, что даже с поддержкой ИИ они с трудом справлялись, пришлось даже расширить состав военных, дополнив его не только теми, кто остался в запасе, но и набрать еще небольшую группу, тех, кому доверили самую простую работу, насколько та может быть вообще простой.

К удивлению Майи, самой беспроблемной группой прибывших оказались журналисты, и не потому, что они были самыми культурными и воспитанными, а потому, что у них была своя война, и когда за несколько дней до начала мероприятия журналистов первыми допустили на Селесту, началось отдельно представление. Провластные КС журналисты сначала пытались задирать носы, но оппозиционные СМИ, находящиеся под защитой землян, моментально спустили тех с небес на землю, особенно отличился шут, находящийся в розыске КС и получивший от Августина не просто гарантию неприкосновенности, но и шикарные апартаменты не где-нибудь, а в секторе, подготовленном для аристократов.

— Я вам обещаю!!! Я услышу, даже если они пукнут в своих кроватках!!! — визжал в припадке шут, ползая по коридору на коленках и распихивая свои камеры в каждую возможную щель на протяжении всего коридора.

Майа вместе с Изао сопровождали этого чудика до его номера и тот на протяжении всего пути вел трансляцию, устраивая настоящее шоу.

— Ну кто БОХ?! КТО ТУТ БОХ?! — визгливо кричал шут, с ноги открывая двери в свои апартаменты.

И если тогда Майе казалось, что шут — это самое экстравагантное, что ей придется увидеть, то в день «Х» она поняла, что крупно ошибалась, потому что настоящие клоуны начали прибывать за несколько часов до церемонии, причем их изобилие восхитило даже всегда молчаливого Изао, в которого Майя была тайно влюблена.

Множество плюсов вперемешку с аристократами из разных уголков Жемчужного пути, известные личности и не только публичные персоны, но и разумные, находящиеся в официальном розыске КС, вся эта ядреная смесь прибывала к Селесте, и кажется, уже не только Май устала удивляться, сбившиеся с ног журналисты бегали от одной легенды к другой, надеясь взять интервью у всех и успеть заснять самое интересное, а интересного было хоть отбавляй.

— Какое вы, черт возьми, имеете право?! Это мой раб! — голосил прибывший на Селесту плюс в окружении облепивших их СМИ.

— Извините, господин, но на Земле, ее спутниках и в союзных колониях нет рабства, — подчеркнуто вежливо пояснял Энвер, высоченный мутант, одной рукой удерживающий вопящего выскочку, нелепо разнаряженного в меха, а другой — полуголого нека, судя по квадратным глазам мало понимающего, что сейчас происходит.

— Какое право ты имеешь, грязное отродье, меня касаться?! — почти завизжал аристократ, увидев, как его игрушку передали парочке облаченных в парадную форму военных, которые закутали трясущегося нека в специально для подобного подготовленное полотно и профессионально быстро сняли усыпанный бриллиантами ошейник, под которым оказалась тонкая полоска взрывчатки. К обезвреживанию этого аксессуара их готовили особенно тщательно, потому что почти все набравшиеся наглости аристократы и плюсы, которые прибудут со своими «рабами», скорее всего нацепят на несчастных этот обязательный для послушания «аксессуар».

Майя старалась избегать политики и хотела сюда попасть только ради того, чтобы оказаться поближе к Изао и наконец увидеть чистейшего Льюиса вживую, но происходящее на Селесте не оставляло равнодушным даже самого непредвзятого свидетеля, потому что каждый прибывающий сюда имел некие иллюзии относительно того, что будет происходить на Селесте. Разношерстная публика, цели которой были настолько неоднозначны, что она словно ядреный химический состав нагревалась и шипела, грозя вот-вот взорваться в непредсказуемой химической реакции.

Прибывающие аристократы стремились продемонстрировать триумф «законной» власти, поражение зазнавшихся землян, привозя с собой «порабощенных» и униженных минусов, как на том последнем прошедшем в Вавилоне спектакле, разодевшись в подобающие их положению одежды и украсив своих «питомцев» позором демонстративного ошейника и облачив их в унизительно откровенные наряды, и они, видимо, ожидали, что раз Вуивр дал согласие на церемонию и принесение чистейшим клятв, то они уже почти хозяева Земли, но стоило им ступить на космический причал Селесты, как вежливые земляне в безукоризненной синей форме с алыми крыльями на шевронах «отчуждали» их вежливо от «питомцев» и забирали тех в приемку.

Поначалу не все восприняли это серьезно, решив, что уж у аристократов, в отличие от высокопоставленных плюсов, никто питомца не отнимет, просто не посмеет, но отняли и у прибывших аристократов, некоторые из которых благоразумно успели забыть свои дорогие игрушки, к которым были привязаны, в своих номерах на транспортниках. После такого «теплого» приема разгневанные разумные разной степени заносчивости ринулись в подготовленные для них апартаменты в надежде поговорить там с себе подобными, достойными их общества разумными, дабы понять как быть и что делать, но в дверях гостиничного корпуса вместе с вежливым швейцаром их встретил проклятущий шут, позоривший без устали КС уже не одно десятилетие и воспринимавшийся аристократией не иначе как угрозой наподобие центурианцев.

— Господи боже, как, оказывается, мы спокойно жили все это время, — устало пробормотал Изао к концу первого дня «заселения».

Вторая причина безумия заключалась в том, что не все прибывшие аристократы были за КС, некоторые прибыли на Селесту, чтобы навести мосты, и это, кажется, ошарашило другую часть аристократов не менее, чем предыдущие потрясения, ну а следующим шоком для прибывших, рассчитывавших на то, что это будет мероприятие для избранных, стало то, что «избранными» были не только они, но и главы мафиозных кланов, о которых все знали и много кто имел с ними дело, но мало кто произносил их имена вслух, а уж тем более никому бы никогда не пришло в голову пригласить разумных, существующих вне системы, на мероприятие, которое должно было стать манифестом существующей законности. Все в КС знали правила игры, была лицевая сторона системы и теневая, и обе они тесно связаны, но внешне этой связи не положено было никак проявляться, но, видимо, у Августа были на этот счет другие планы.

— Это не более чем провокация, — шипела идущая позади аристократка, которую в апартаменты сопровождала Майя. — Этот выскочка вот-вот встанет на колени и это его последний шанс похорохориться перед этими отбросами.

Сердце Майи в такие моменты сжималось от страха, потому что до конца никто ничего не понимал, даже сами организующие мероприятие земляне не знали, что их ждет, потому что не было уже традиционных слухов, только разве что домыслы, один страшнее другого, поэтому начала мероприятия с замиранием сердца ждали буквально все.

Наступившая ночь не принесла облегчения. Сонное изматывающее оцепенение опустилось на искусственный спутник Земли. Майя не стала уходить в свой номер, а осталась вместе с Изао, который сидел на первых ступенях широченной лестницы, по которой завтра предстояло подняться чистейшему, чтобы принести клятвы.

— Почему не спишь? — Изао перевел на Майю свои пронзительные глаза и в животе девушки запорхали бабочки.

— Не спится… — Майя обхватила себя за плечи, подавляя озноб. — Слишком волнуюсь, наверное.

Изао, задумчиво кивнув, перевел взгляд на, казалось бы, бесконечное пространство длиннющей аллеи, вдоль которой выстроились атланты, отражавшие своими мощными телами миллионы окружавших их звезд.

— Древние египтяне считали, что звезды — это души их умерших предков, ушедших в «место почитаемое», — зачем-то сказала Майя, чувствуя себя неловко рядом с отчужденным Изао, ведь когда наконец наступила ночь, пространство вокруг словно стало шире. Погасла дневная подсветка Селесты, оживлявшая искусственный спутник, и пространство вокруг потусторонним серебром окрасила луна, сделав все каким-то нереальным.

— Откуда ты знаешь про древних египтян? — улыбнувшись, спросил Изао.

— На курсах рассказывали.

Изао стянул свою куртку, под которой на нем еще была форма, и, сложив ее вдвое, постелил рядом с собой, приглашая Майю сесть на это место. Май почувствовала, как лицо заливает жар. Она хотела сказать, что не стоит, но эта неожиданная забота застала ее врасплох, она так долго вздыхала по Изао, что давно уже не рассчитывала ни на что подобное.

— Тебе лучше вернуться в номер и отдохнуть… Завтра будет длинный день, — тихо сказал Изао, как только Майя села рядом.

Вообще хотелось говорить тихо, словно они могли нарушить особую космическую тишину, в которой предки смотрят на них своими звездными глазами. Поэтому Майя отрицательно замотала головой. Изао не стал настаивать, и они просто застыли крошечными фигурками у подножия дворца, которому уже больше четырехсот лет. Современные технологии позволяли сделать изящные конструкции любой сложности. Дворцы КС на других планетах поражали своей хрупкостью. Они были словно сплетены из тонких шелковых нитей и растворялись в поднебесной, но дворец Селесты был кардинально другим, и Августин не сделал ничего, чтобы приукрасить его, убрав даже элементарную анимацию, которая хоть как-то могла скрыть внешний вид строения, но сейчас, смотря на эти огромные металлические стержни, уходящие настолько высоко, что стоящие на аллее атланты казались игрушечными, Майа трепетала от восхищения.

Монументальная конструкция дворца казалась чем-то незыблемым, вечным. Пройдет много веков, исчезнут Изао и Майа, сидящие сейчас на темных каменных ступенях, только на одной из которых рядом с ними поместилось бы еще как минимум пятьдесят разумных, настолько широкими они были, а этот дворец будет стоять и возможно его суровые, величественные стены будут помнить не только великих личностей, когда-то создавших нечто подобное, ознаменовав тем самым эпоху новой эры, или таких как чистейший, что поднимется завтра по этим ступеням, но еще и задумчивого Изао, эту прохладную ночь и поуши влюбленную в него Майю, которая, так и не сдержав чих, смущенно потупилась, поймав на себе укоризненный взгляд.

— Давай я тебя покормлю и пойдем спать.

====== Часть 29 ======

Комментарий к Часть 29 Еще одна предпоследняя глава. https://vk.com/wall-189721237_2169 визуализация к главе

Льюис взбежал по лестнице вверх и, кивнув как всегда хмурой Кейси, преодолел еще три этажа громадного здания. Зайдя в кафе, Лу повертел головой, выискивая среди занятых столиков кафе Августа и, наконец заметив засранца, помахал тому рукой и двинулся навстречу. Август сидел в классическом деловом костюме, а его короткие волосы были как обычно аккуратно зачесаны набок. Лу тряхнул челкой и, сдвинув стул, подтащил к себе мягкое кресло от соседнего столика и плюхнулся напротив.

- Ты опоздал, – недовольно отчеканил Август, оторвавшись ненадолго от документа, который листал.

- Извини. Пришлось задержаться после пар. – Льюис недовольно скривился и, взяв стоящую рядом с Августом кружку с кофе, отпил горькую жидкость и, поморщившись под насмешливым взглядом, вернул кружку на место.

- Что будете заказывать? – Рядом появился официант.

- Мне бургер и колу.

- Когда-нибудь ты либо разжиреешь от такой еды, либо заработаешь сахарный диабет. Или и то, и другое, – угрюмо протянул Август.

- Тогда ты наконец от меня отвяжешься? – нагло ухмыляясь, спросил Льюис.

- Можешь попробовать, – хмыкнул Август и вернулся к бумагам. – Скорее я запру тебя и посажу на диету.

- Мечтай! – рассмеялся Льюис. – Еще не родился тот человек, который сможет наложить лапу на мою свободу.

Официант принес заказ и Льюис переключился на фастфуд.

– У меня сегодня никого нет. – Лу зашумел трубочкой в опустевшем стаканчике и поиграл бровями.

- Тогда пойдем к тебе.

В небольшой комнате студенческой общаги действительно никого не оказалось, и они завалились с Августом на узкую койку двухярусной кровати, судорожно стягивая друг с друга одежду. Забывшись, они не сразу заметили, что начался странный песчаный ураган. Множество мелких песчинок с невероятной скоростью вгрызались в стены огромного здания, в котором они все находились.

Льюис хотел вскочить на ноги, но Август пихнул его себе за спину, не давая подняться, и подхватил вдруг ставшими чудовищно мощными руками упавшую сверху кровать второго яруса. Мелкий песок, меняя направление, вгрызался в стены, обнажая черные столбы, на которых держались стены и уровни. Все вокруг осыпалось и рушилось, а Август, держа кровать в руках, менял ее положение, наклоняя то в одну сторону, то в другую, так чтобы бушующая песчаная буря не задела их.

Сколько времени это происходило, Льюис не знал, казалось, прошла вечность, но с наступлением очередного рассвета буря улеглась. Август поднял засыпанную песком кровать и отбросил в сторону. Лу, распахнув рот от удивления, оглядывался вокруг. Вокруг больше ничего не осталось. Огромное здание, в котором все они жили много лет, словно растворившись в песке, исчезло, оставив после себя песчаные поля и чистое бескрайнее небо, от которого закружилась голова. Ведь раньше Льюис его словно никогда не видел, ведь все они жили в этом огромном доме с черными сваями.*

Когда Льюис открыл глаза, ему потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что это был сон, снившийся ему уже не раз, причем впервые он ему приснился, когда Лу жил еще в своем времени и тогда происходящие в нем события были более смазанными, он не мог узнать Августа и не понимал, с кем сидел в кафе и с кем кувыркался в постели. И вот этот сон приснился вновь, прямо накануне безумия, которое они затеяли, и сомнения наконец оставили душу – он делает то, что должен сделать.

Встав с постели, Лу, шлепая босыми ногами по непривычно прохладному полу, подошел к окну. Сейчас бы Август заворчал из-за того, что он ходит босиком, да и пол не был бы холодным, но Август находился далеко. За окном только-только зарождался рассвет, потому еще можно было разглядеть едва заметные очертания Селесты, на которой сейчас был его любимый, а за дверью Льюиса наверняка ждала орава разного рода специалистов, которым предстояло подготовить его к предстоящему событию. По спине пробежал нервный озноб. Лу передернул плечами и, резко выдохнув, развернулся и, не давая себе больше времени для сомнений, направился на выход из спальни.

*

- Космическое содружество, а в частности, совет чистейших евгеников, с большим уважением и вниманием относится к нашей истории и многовековым традициям, позволившим человечеству выжить и справиться с угрозой окончательной потери человеческого облика всеми разумными.

Хорошенькая разумная в зеленом брючном костюме стояла на фоне дворца Селесты и вела прямую трансляцию хорошо поставленным голосом по одной из официальных информационных платформ КС.

- Поэтому на этой церемонии будут соблюдены все традиции посвящения нового главы правовой комиссии, дабы напомнить каждому разумному жителю КС об их священной важности, и мы сейчас подробнее расскажем про все этапы церемонии, но для начала я покажу вам знаменитый дворец Селесты, ставший манифестом начала новой космической Эры землян!

Девушка повернулась, камера, облетев ее по кругу, взмыла вверх и устремилась к сверкающим шпилям дворца, вокруг которого кружили другие камеры, не решаясь подлетать ближе, потому что защитное поле уже собрало за пару дней внушительный урожай из камер. Дворец не мог похвастаться изяществом внешнего облика, он воплощал в себе силу воли человечества. Огромные прямые сваи, удерживающие конструкцию, уходили ввысь, скрывая между собой отражающие пространство стекла. В дворце не было чего-то уникального с точки зрения современных технологий, но его главным достоинством было время и монументальность строгих, величественных форм. Разумные на фоне выступающих как снаружи, так и внутри свай казались песчинками и сверху почти невозможно было разглядеть заполнивших площадь разумных, ожидающих, когда широкие двери распахнутся и можно будет войти в подготовленный для церемонии зал, даже титаны казались не более чем оловянными солдатиками.

В репортаже официального СМИ, вещавшего о важности истории, никто так и не обмолвился о том, что этот дворец построен мутантами, которых в то время никто не притеснял за их внешний вид, и целью строивших этот дворец было продемонстрировать величие победы разумного человека над дикой природой, над неприступным, загадочным космосом. Пока камера кружила над дворцом, а ведущая рассказывала о том, что чистейший сегодня пройдет процедуру преклонения колен перед советом евгеников и ритуального отсечения волос в честь отказа от своего благородного происхождения в пользу служения совету евгеников, являющихся истинными наследниками традиции наследия чистейших, вокруг дворца наметилось оживление и блуждающие неподалеку гости потянулись ближе к лестнице.

Двери высотой в несколько десятков метров словно впитали в себя все знаменательные события человечества, воплотив их в множестве переплетенных между собой человеческих фигур, повествующих о нескончаемой борьбе человека над обстоятельствами, и все это многообразие сюжета складывалось в символ эволюции, несуществовавшей без кризиса. Как меч куется в огне, так и человек остается человеком, лишь преодолевая сковывающие его ограничения и из века в век все дальше раздвигая горизонты своих возможностей.

Гости постепенно поднимались по лестнице, в конце которой их никто не встречал, официально не представлял и никаких пояснений не давал о том, куда им следует идти в представшим перед ними огромном помещении, поэтому густой поток гостей хаотично разбредался по помещению, с насмешкой разглядывая устаревшие технологии графической иллюстрации. На всех вертикальных поверхностях, кроме стекол, крутилась скрывающая старые стены анимация, на которой мелькали официальные изображения символов аристократических кланов, входящих в совет КС, и двух древних ИИ, один из которых отвечал за процедуру расширения прав разумных, а другой контролировал законность всех процедур, касающихся совета евгеников.

У входа находилась сертифицированная голограмма ИИ, гарантирующая безопасность организованного мероприятия и предупреждающая о том, что проходить дальше огороженной зоны в конце помещения нельзя и мероприятие начнется, как только прибудут Августин, попечитель евгеника Магдал, сам евгеник, носитель ИИ и венчающийся кандидат. В дворец запустили лишь несколько журналистов, зато дали разрешение залететь всем камерам прибывших СМИ, поэтому над толпой словно стая жирных мух кружили камеры, то нагло подлетая к гостям, буквально врезаясь в лица, то поднимаясь вверх на несколько десятков метров и снимая оттуда крошечные фигуры гостей.

- Боже, какое убожество... – протянула идущая рядом с Зали аристократка. – Такое чувство, что мы на древнем базаре. Зря ты так наряжалась. – Женщина насмешливо улыбнулась, разглядывая шикарное платье аристократки, которое смотрелось просто нелепо на фоне дешевых голограмм дворца.

- Должно же быть тут хоть что-то прекрасное, – растянув алые губы на тяжелой челюсти пошутила Зали, чьи глаза совсем не выражали веселья, скорее напряженность и подозрительность.

Аристократки подошли к невысокому, но очень широкому подиуму в конце огромного помещения, которое заканчивалось треугольником мутного стекла, где сейчас так же кружилась анимация, уходящим так высоко, что его шпиль было сложно разглядеть. В целом вся конструкция была вытянутой треугольной формы, подпираемая сваями, между которыми были прозрачные стекла, пропускающие солнечный свет, с противоположной стороны дворца подобное стекло было полностью прозрачным, за ним виднелись вращающиеся гравитационные стержни Селесты и усыпанный звездами космос.

- О Боже, какой позор! – вещал один из аристократов берущему у него интервью журналисту. – Я, правда, многого и не ждал от землян, но уж настолько пасть... это, конечно, нужно постараться. Могли бы взять кредит у моего банка и я бы с удовольствием одолжил денег Августину для того, чтобы он смог подобающе встретить гостей, но не так же, – мужчина обвел ладонью с длинными ногтями стены с голограммами. – Хорошо хоть слуг своих одели нормально. – Эй! – он пощелкал пальцами, пытаясь подозвать стоящих в нескольких метрах от них военных с Земли. – Эй вы! Принесите мне что-нибудь выпить!

Двое молодых мутантов-военных в идеально отутюженной форме с алыми крыльями на шевронах, хоть и с заметной мутацией, были все же приятны взгляду. У одного за спиной виднелись два белоснежных крыла, которые не позволяли ему летать, но одного их удара достаточно, чтобы и без всякого оружия, которое нельзя проносить в дворец, раскрошить аристократу голову, смотрелся парнишка сущим ангелом. Другой имел приятную наружность и из внешних мутаций у него были заметны разве что желтые глаза рептилии и небольшой запас яда за губами, которые сейчас растянулись в насмешливой улыбке. Парочка и не подумала сдвинуться с места, хотя толпившиеся вокруг них аристократы очевидно ожидали обратного.

- Да вы только посмотрите на этих бесстыжих дикарей! – завелся аристократ, чью просьбу проигнорировали на глазах не только всехприсутствующих, но и той многомиллиардной аудитории, которая сейчас смотрела прямую трансляцию через камеры. – Зазнавшиеся отбросы! Теперь-то вы узнаете свое место! – брызжа слюной на микрофон журналиста, кричал аристократ. – Благо главарю вашей шайки хватило мозгов преклонить колено, до того, как ему снесли голову!

Почти все камеры в помещении стянулись к эпицентру конфликта, стараясь заснять каждую деталь происходящего, и неизвестно чем бы все закончилось, если бы не появился главный распорядитель и не объявил о том, что прибыл евгеник и его попечитель Магдал Вуивр. Все, включая журналистов, мгновенно забыли о конфликте и поспешили к дверям, чтобы успеть занять места поближе, кто-то уже был на лестнице, ожидая гостей.

Магдал словно здоровенная темная ворона в темно-синем костюме шел под руку с хрупким Пикси, с трудом удерживающим на худеньких плечах вес благородного жемчужного кимоно.

- Жемчужный – парадный цвет чистейших евгеников! Только имеющему чистую кровь и прошедшему процедуру венчания евгенику позволено облачаться в жемчужный цвет! – вещал по прямой трансляции ведущий, цепко наблюдающий, как парочка поднимается по длинной лестнице, а стоящие по бокам аристократы почтительно преклоняют колени и опускают головы, не смея поднять взгляд на евгеника. Это лишь на церемонии венчания, когда чистейший еще не евгеник, позволялось открыто смотреть на него, но теперь, когда перед ними поднимался повенчанный евгеник, никто, кроме опекуна, не смел прямо смотреть на облаченного в тяжелые церемониальные одежды бледного юношу, чьи длинные рыжие волосы были собраны в изящную прическу. Даже камеры не рисковали приближаться ближе чем на пять метров.

Следом за Магдалом с евгеником шли еще несколько высокопоставленных аристократов из свиты приближенных. Так как открытое появление евгеника на мероприятии было большой редкостью и огромной честью для каждого присутствующего, то многие аристократы, еще не разу не видевшие свое почти божество вживую, кидали под ноги идущему евгенику белоснежные хризантемы – древний символ императорского дворца Японии, перешедший в символ совета евгеников. Множество белоснежных хризантем распустились на голограммах.

Август появился неожиданно, но его появления не пропустили, так как разумные просто шарахнулись в разные стороны, заметив его облаченную в черное фигуру, появившуюся не как ожидалось со стороны парадной лестницы, а словно воплотившуюся откуда-то из стен дворца. Даже просматривая позже записи со множества камер, никто так и не понял, как Августин появился в помещении. Смогли лишь разглядеть, как испуганно, словно перед ними самый опасный зверь космического содружества, от Августина отскакивают гости, образуя широкий коридор, по которому тот неспешно прошел к дверям дворца, ожидая поднимающихся гостей.

Август, не изменяя себе, был полностью в черном облачении, хотя в присутствии евгеника допускались максимум темно-синие и темно-зеленые цвета, но Августу очевидно было плевать на многовековой этикет и он появился в черном пиджаке, плотно облегающем его стройную фигуру, на котором с широких плеч змеились едва заметные змеи, уходящие в длинную черную юбку, в которую уперся взглядом только что поднявшийся Магдал. Губы Августа растянулись в улыбке, они оба понимали, в какие моменты Августин отдавал предпочтение именно такой одежде.

Они встретились глазами и все присутствующие замерли, впитывая каждое мгновение противостояния взглядов. Два родных брата с историей вражды, обросшей таким количеством легенд, что мало кто вообще знал ее истинный сюжет. В огромном помещении повисла оглушительная тишина. Было настолько тихо, что можно было расслышать едва различимый гул множества камер, которые называли бесшумными.

- Я устал... – негромко произнес евгеник, прервав поединок взглядов.

- Я рад приветствовать вас, чистейший, долгих лет жизни и процветания вам и вашему благородному роду.

- Благодарю, Августин, – сухо ответил Пикси и, выпустив руку опекуна, направился в сторону подиума. Август и Магдал остались у входа, им еще предстояло встретить носителя ИИ, который хоть и не был живым, но за столько веков существования стал своеобразной личностью, достаточно специфичной к тому же.

ИИ был не менее примечательным участником происходящего, потому что являлся ключевой фигурой, при этом не являясь живой личностью, присущей каждому разумному по праву рождения, так как он не был рожден, но тем не менее его, если он того хотел, было сложно отличить от обычного разумного. Правда, это мало кто знал, потому что обычно ИИ принимал физический облик, используя марионетку еще реже, чем евгеники появлялись на подобных публичных мероприятиях.

Евгеник, уставший от тяжести церемониального костюма, почти упал на подготовленный для него трон, увенчанный двенадцатью бриллиантовыми хризантемами по числу евгеников в совете, одним из которых он являлся. Пикси прикрыл глаза, не желая видеть всех этих расфуфыренных аристократов, к которым он успел за прошедший год пропитаться лютой ненавистью. Он ненавидел всех присутствующих здесь, кроме, пожалуй, Льюиса, который чем-то напоминал Пикси Хайко.

При воспоминании о брате к горлу подкатил ком, и Пикс постарался переключиться, разглядывая обстановку. Наконец впереди появилась белоснежная марионетка – носитель ИИ. Она поднялась по ступенькам, кивнула Магдалу с Августом и не спеша проследовала к подиуму. В нескольких метрах от Пикси марионетку окутала голограмма, превратив ее в скрытый под белоснежной накидкой силуэт, чье лицо скрывал глубокий капюшон. Пикси нахмурился, не понимая, к чему скрывать лицо и так облачаться. ИИ подошел совсем близко к подиуму, там где уже не было ни одного разумного, и опустился на одно колено перед Пикси, а потом медленно поднял лицо, и Пикси показалось, что в его груди взорвалась сверхновая. На него смотрел Инески. Их погибший нянь, друг, родитель, вечный ангел-хранитель.

Пикси едва сдержал себя, чтобы не броситься к ИИ и не обнять марионетку, но та едва заметно покачала головой, на мгновение закрыв родные глаза, и Пикси, вцепившись ногтями в подлокотники, глотая пропавший воздух ртом, пытался справиться с тайфуном неподконтрольных чувств и остаться на месте. О том, чтобы держать лицо, не было и речи, поэтому Пикси просто активировал голограмму маски, позволяющей скрывать лицо евгеника от нежелательного внимания, и, сдерживая судорожные всхлипы, залился слезами, надеясь, что к появлению Льюиса успеет справиться с собой.

Марионетка еще раз улыбнулась, вскинула руку и провела ею по лицу, меняя его. Теперь у марионетки появилось белоснежное безжизненное лицо с белыми белками глаз, белоснежными глазами и бровями. Этот образ ИИ был знаком миллионам. Марионетка поднялась с колен и, подойдя к Пикси, встала рядом с троном, замерев в ожидании Льюиса. А Пикси в это время пытался удержать себя от желания повернуться к ИИ и потребовать немедленных объяснений, но сейчас было не время и не место, поэтому приходилось ломать голову самостоятельно, как так вышло, что их нянь, являвшийся вполне себе биологическим существом, имевшим разве что административную прошивку как любой клон, допущенный к охраняемому объекту, сейчас оказался ИИ. Да, о случившемся скандале с нянем знали в тесном кругу приближенных, но ИИ из комиссии по правам разумных не имел к этому никакого отношения, но получается, что он не просто знал о том, что произошло, но еще и действовал с позиции Инески. ИИ подмигнул Пикси именно так по-особенному, как подмигивал их нянь, который внешне не отличался абсолютно никак от остальных няней-клонов. Значит, клон знал о том, что между ними происходило, раз знал этот иглой пронзивший сердце жест.

Пикси прикрыл ладонью дрожащие губы, пора было успокаиваться, кажется, прибыл Льюис.

Выплюнув песок изо рта, арноу, зарычав, сбросил с себя мертвое тело, залившее половину его головы и лица своей бурой кровью и не с первого раза поднялся на ноги. Все пространство вокруг было усеяно трупами вместе с догорающим кораблем-разведчиком, пропитавшими воздух удушливой смесью дыма и металлическим запахом крови. Арноу стер с глаз залепившую ресницы кровь и огляделся. Буря окончательно улеглась, обнажая щедрую жатву смерти. Приглядевшись, арноу с досадой сплюнул, в нескольких десятках километров, меся рыжий песок, по направлению к приговоренной колонии двигалась выжившая куча модификантов. Арноу в ошметках прогоревшей одежды с дырой в плече от выстрела модификанта шатаясь направился в сторону зенитки, внимательно разглядывая почти засыпанные песком тела, некоторые из которых оказались буквально разодраны модификантами на куски. Из-за того, что песок был почти бурого цвета, казалось, что трупы лежали в океане крови, а запах это чувство лишь усиливал.

Арноу наклонился к одному из трупов, переворачивая его на спину. У того отсутствовало лицо, но это был не Прокс, просто куртки заключенных похожи.

- Вот дерьмо! – выругался изможденный арноу, сплюнув хрустящий на зубах песок, кажется плотно забивший его глотку. – Вот дерьмо!!! – проорал он в пустоту.

Некоторые немного знавшие о мутации арноу думали, что они не могут испытывать самостоятельно эмоции, только впитывать и отражать чужие, но на самом деле они имели свои собственные эмоции, просто те находились в центральном существе, являвшемся сутью всех арноу, и все, что желало это многоликое существо, желали и арноу, являвшиеся многоликими аватарами одного существа, которому было просто слишком скучно, чтобы оставаться одной лишь личностью, поэтому он воплотил себя во множестве, чтобы познать множество жизней и впитать множество опыта и множество заинтересовавших его жизней для того, чтобы насытиться божественной игрой жизни, и сейчас это существо и все его арноу желали найти сумасшедшего Прокса.

Арноу вертел белоснежной, почти прозрачной головой, вглядываясь в песок, пока наконец не замер, зацепившись за что-то знакомое в нескольких метрах от себя. Ноги утопали в песке, но арноу меньше чем за секунду оказался рядом лежащим лицом в песке Проксом. Подхватив того под грудь, арноу медленно перевернул мужчину, стряхивая с мужественного лица песок. Даже в отключке Прокс не выглядел слабым или жалким, скорее он больше походил на задремавшего раненого тигра даже сейчас не утратившего своей природной силы, притянувшей к нему арноу.

Прокс либо не дышал, либо почти не дышал, но на мощной татуированной шее все же едва заметно бился пульс. Под пропитавшейся кровью курткой кровавое месиво. Искусственное дыхание и массаж сердца не помогли, тогда арноу разодрал грязную одежду и, трансформировав пальцы в острые, прозрачные клинки, медленно погрузил их в грудь, разводя в стороны ребра и обхватывая горячее сердце в свои прохладные ладони. Горячая плоть в руках, словно очнувшись от холода чужих рук, забилась быстрее.

Выгнувшись, Прокс задышал, а потом закричал. Арноу кровожадно ухмыльнулся, смотря в трудом разлепившиеся и мутные от боли глаза.

- Ну надо же, даже заводить сердце не пришлось...

- Ты что, сука, делаешь?! – прохрипел Прокс, смотря красными от полопавшихся капилляров глазами на свою грудину.

- Помнишь, я тебе обещал вернуть сигареты на Земле?

- Прикинь... – тяжело дыша, ответил Прокс. – Я сейчас, блядь, не хочу курить! Сука ты ебучая!

Арноу, запрокинув голову назад, с облегчением засмеялся.

- Я собираюсь исполнить свое обещание... – Арноу склонил над Проксом свое залитое чужой кровью лицо, на котором потусторонней синевой горели сумасшедшие глаза. – Но для этого ты должен стать мной.

Бледный как пелена Прокс нахмурился, пытаясь понять, о чем ему говорят, а потом вперил свои красные глаза в ледяное сумасшествие напротив и, словно погружаясь в ледяное сумасшествие, облизав запекшиеся кровавой коркой губы, медленно кивнул. Большой рот арноу растянулся в безумной улыбке, а волосы словно змеи медузы Горгоны ожили и, извиваясь, потянулись к лицу едва живого разумного.

- Тебе придется немножко потерпеть... – возбужденно, словно озабоченный маньяк, прошептал арноу, пожирая глазами Прокса и удлинившимся языком облизывая свои губы.

- Немножко? – ухмыльнулся Прокс, в чих глазах страх боролся с упрямством и мощной жаждой жизни.

- Немножко... – нежно прошептал в губы перед поцелуем арноу.

Прохладный язык, скользнувший в рот, стремительно рос в длину, забираясь в глотку, безуспешно пытающуюся вытолкнуть инородный объект. Тонкие волоски, свиваясь в острые жгуты, множеством змей заскользили по лицу дергающемуся в конвульсиях Проксу и ввинчивались в глаза, ноздри и рот, в развороченный ранением живот. Прокс, чье тело почти полностью поглотило существо арноу, еще некоторое время бился в конвульсиях, пока они оба не превратились в белоснежный кокон.

- Вы хотите половину Жемчужного пути?! – голограмма Магдала, сидящая в своем кресле напротив Августина, Тарханова и Саула, рассмеялась. – Это шутка такая?

Августин отстраненно крутил кружку с остывшим кофе в длинных пальцах и не предпринимал попыток включиться в диалог между Тархановым и Магдалом, который время от времени бросал на Августа полный ненависти взгляд, а Тарханов постепенно закипал не сколько от высокомерного попечителя евгеника, сколько от равнодушия Августа, у которого в последнее время вообще непонятно, что на уме.

- Эта половина и так фактически принадлежит нам. А когда мы вытащим всех аристократов с Вельзувия...

На этих словах Магдал громко засмеялся, хлопая себя по колену.

- Вытащите аристократов? – переспросил попечитель. – Хотите захоронить их на родине?

Магдал лучился насмешкой и самодовольством, пока на лице Тарханова ходили желваки.

- Мои киборги разодрали на части ваших отбросов, но так уж и быть, я согласен зарыть топор войны и оставить вам Землю, как только Льюис принесет клятвы верности КС. Могу даже высылать вам по партии бесполезных голодранцев каждую пятницу, раз уж Земля у нас теперь дом терпимости.

После “дома терпимости” все как-то резко замолчали и посмотрели на Августа, который все это время, судя по всему, гадал на кофейной гуще преувеличенно внимательно рассматривая свою чашку. Август лениво оторвался от кружки и, сцепив руки в замок, перевел на Магдала желтый взгляд с узким зрачком рептилии. Брови приподнялись в деланом удивлении, будто Августин лишь сейчас заметил Магдала, который как-то резко утратил добрую часть своего веселья, напряженно сжав губы в тонкую линию.

- Мэгги, – словно катая имя на губах, нежно позвал Август, – а из какого дома терпимости ты забрал свою шлюшку?

С лица Магдала слетело последнее веселье, а карие глаза потемнели.

- Птичка мне нащебетала, что у нее недавно купировали инсульт, – Август сочувственно поцокал языком. – Все же наследственность у Льюиса так себе, но ты не расстраивайся. Если она сдохнет, так уж и быть, чтобы ты не удавился с горя, я пришлю тебе еще парочку волос Льюиса, можешь даже не выклянчивать их у Рубиесов.

Лицо Магдала потемнело от ярости. Тарханов раздраженно вскинул руки, кажется, он был тут единственным здравомыслящим разумным, и неизвестно чем бы все закончилось, если бы Магдала кто-то не отвлек. Опекун повернулся в сторону и что-то ответил, потом повернулся и, бросив на них внимательный взгляд, кивнул, а еще через мгновение перед ними появилось прекрасное видение. Хрупкая златовласая гурия, словно пролетев над полом, легко приземлилась на колени Магдалу, подхватившему ее локон и поднесшему к носу.

Магдал втянул аромат волос и, не отрывая от лица руки с локоном, вскинул взгляд на Августа, так же прилипшего взглядом к ним. Вытянутый зрачок рептильных глаз стал еще уже и острее. Наконец юноша повернулся и на всех присутствующих посмотрело удивительное существо. С одной стороны, он был точной копией Льюиса, перескочившей время и явившейся из того периода, когда Льюиса извлекли из капсулы и он только-только перестал напоминать скелет, обтянутый кожей, даже родинка на скуле была, но в то же время стала очевидна глобальная разница между оригиналом и копией, и она была не только в отличии цвета волос.

Льюис уже давно не выглядел хрупким. Регулярные силовые тренировки, спарринги с тренером на ринге закалили тело Льюиса, вылепив из него почти греческое божество, а постоянный стресс заострил миловидные черты лица. Между бровей залегла напряженная складка, а чувственные губы словно стали тоньше, часто сжимаясь в напряженную тонкую линию. Голубые глаза, раньше казавшиеся чистыми летними озерами, словно замерзли в льдинки. Открытый когда-то взгляд стал жестким и цепким.

Льюис никогда не ходил столь изящно, он скорее впечатывал ноги в пол, куда-то стремительно шагая, движения Льюиса не были плавными, скорее резкими и быстрыми. По походке Лу можно было сразу определить, что он чувствует себя плохо, потому что скорость стремительной ходьбы снижалась. Август ухмыльнулся, представляя Льюиса в постели, от которого среди ночи, если тот вдруг скатился с Августа, можно было получить ладонью по лицу. Со временем Август научился даже сквозь сон контролировать, чтобы Лу не скатился с него, дабы не отхватить потом неожиданно по лицу, да и Августу уже привычно было засыпать с тяжестью тела Льюиса на себе. Да, Лу, как и Видар, проигрывали многим современным разумным в комплекции, но в них не было воздушной хрупкости утонченной куртизанки.

Чем дольше Август смотрел на Магдала с хрупкой игрушкой на руках, тем тише становилась ярость. Ублюдок вляпался так же как и он, получив в свои руки игрушку еще более хрупкую, чем Льюис, потому что срок жизни клонов рассчитан примерно на три года, которые при желании можно продлить еще на пару лет, но потом организм начинал сыпаться, и в глаза Магдала Август увидел знакомую горечь.

Тихий хруст разламывающегося кокона развеял могильную тишину Вельзувия. Медленно из скорлупы поднялся полностью белоснежный арноу и, сев на живот Проксу, принялся очищать его застывшее белоснежное лицо от себя... Пальцы протирали глаза и брови, оглаживали острые скулы, убирали со лба когда-то русые, а теперь белоснежные волосы. Никлас наклонился к лицу арноу и, приблизившись к ушной раковине.ю тихо прошептал:

- Ну же... проснись! У меня для тебя сюрприз...

Глаза Прокса резко распахнулись, вперившись в Никласа такой же синевой. Никлас улыбался, а Прокс словно безжизненная кукла смотрел в его глаза, пока по лицу не прошла едва заметная рябь и свойственная Проксу микромимика лица не обозначила возвращение личности.

- Это было... – На белые губы легли белоснежные пальцы Никласа, запечатывая слова.

- Не говори... – Никлас махнул головой вперед. – Лучше посмотри, что я тебе приготовил.

Прокс словно замороженный медленно поднялся из песка, на котором его белоснежное тело теперь смотрелось особенно потусторонне, и, обернувшись, посмотрел на небосвод, ничего пока не замечая. Никлас придвинулся ближе, обнимая со спины, и, положив подбородок на плечо, потерся об него щекой.

- Смотри... смотри, мой дорогой...

На мутном горизонте появилась сначала едва заметная, а потом все увеличивающаяся точка корабля, который словно не летел, а скользил по небосводу, напоминая медленно вращающуюся пулю, которая, пролетев в нескольких десятках метров от них, направилась в сторону ушедших модификантов.

- Присмотрись... теперь ты можешь больше... – интимно зашептал Никлас Проксу, сжимая плечи того в своих руках.

Прокс прищурился и пережившие трансформацию глаза приблизили картинку на несколько десятков километров, где семеро модификантов, которые как котят разодрали их сотню, оборачиваются и их вполне себе человеческие лица искажает испуг. Они вскидывают руки и темное пространство вокруг рассеивает множество выпущенных в корабль ракет, не сумевших даже коснуться самого современного корабля-убийцу. Убивающего не только противника, но и своего пилота, с которым тот слился так же, как арноу слился с Проксом.

Один лишь выстрел корабля осветил ночную тьму, превратив модификантов в бурый песок Вельзувия.

====== Предисловие перед главой. Глава будет в 18:00 ======

Мои космические меня просто распирает от эмоций, поэтому я решила заделиться ими со всеми, надеюсь вас проберет до самых глубин души так же как и меня!

И преже чем я начну вам рассказывать в чем дело, просто заклинаю вас читать следующую главу только под этот трек – Michael Jackson – Earth Song

ПООБЕЩАЙТЕ МНЕ!!!

Ну, а теперь начнем. Вообще я хотела выпустить послесловие после финальной главы, но основную часть я изложу сейчас здесь. Я сразу оговорюсь для тех кто не знал, я никогда не планировала сюжет космоса. НИКОГДА. То есть я, конечно, думала о чем писать в следующих главах, но я не планировала ничего изначально, то есть Я не планировала писать ничего даже отдаленно напоминающего то, что в итоге я написала. Я вообще хотела написать стебную историю про попаданца, я решила собрать все клише какие есть и хорошенько постебаться над ними. Это должен был быть инфантильный юноша, оч канешно красивый, обязательно с длинными волосами и обязательно все в востороге от одного лишь его существования и готовы упасть к его ногам. Короче вы поняли – просто стеб, не более, но все какого-то лешего непонятно пошло не по плану с первой главы, но там я еще как-то держалась, усугубилось все когда я зачем-то написала про проклятый лифт, про мутантов этих, которых вообще в планах не было...”Какие блин мутанты? Что за рофл? Что с ними делать то теперь? Ой ееее....” – вот примерно мои мысли в тот момент. Юмор в целом закончился на курице и моменте где Льюис увидел окно, а дальше начались три года паранормальщины чистой воды. Это были какието адовы муки, я понимала, что меня несет в какой-то трешовый сюжет, я вообще не понимала как его разрулить, все что я планировала, неслось на огромной скорости к чертям собачьим когда я садилась писать.

Ну то есть ты пишешь, про то что Льюис бежит по коридору, а потом тебе приходит в голову идея “ну а че почему бы и не в лифт? ОК, поехали на лифте...ну, а че бы и не толпа народу? Блин ну просто народ это слишком скучно, пусть будут мутанты, так веселей! Найдем среди них самого красивого, сильного и сексуального и развлечемся на паре десятков страниц” – ну вот примерно как-то так, надеюсь вы поняли как оно все происходило? И так меня несло от главы к главе.

Слушайте если вы еще думаете о том, чтобы сесть и начать писать то не думайте – садитесть и пишите, это самая паранормальная вещь которая может с вами произойти, она взорвет ваш мозг и вытряхнет вашу душу наружу. Ну только если вы, конечно, рискнете писать честно о том о чем хочет ваша душа, а не за что как вам кажется напишут спасибо в комментариях.

Так ладно это все лирическое отступление)) в общем я так и писала, сажусь писать один сюжет, выруливает другой. Да, потом я продумывала его сама, когда поняла куда вляпалась. Ломала голову над тем как вывернуться в очередной главе, но все мои эти продумывания были абсолютно не защищены от очередного неожиданного поворота в сюжете который я не планировала, то есть я сажусь писать скелет, думаю: “Так все ОК, ща мы от точки “А” к точке “Б” помаленьку доползем, туда сюда и уже финал будет”, сажусь писать и все, куда-то унесло, но главное паронормальное ощущения правильности от того куда меня уснесло, чувство будто выстрелила и попала прямо в цель при том, что я косая и вообще слепая.

“Космос. Заземление” – это моя первая попытка слить историю, срулить с основного сюжета. Когда я поняла, что легко и беззаботно повеселиться не получится я как махровый эгоист который пишет для себя, решила срулить с моря в какую нибудь бухту и слить в ней сюжет. Типа ну найдет там Льюис себе кого-нибудь, наведет порядок в одном дистрикте и все будут счастливы в особенности Я :D, но куда там...это ж космос, это ж капризный и упрямый баран Льюис.

Наверное вы заметили, что Льюис не мог определиться с партнером, я то про одного писала, то про второго. Сначала был Варден, потом Арноу, потом...этот как его там...мутант...А! Вспомнила – Изао (мне на самом деле лень придумывать имена – Спектроник тому пример и я их быстро забываю) и все блин ему не то! Все ему не нравится! Один красавец краше другого! Че еще блин от меня нужно?!

И я не могу вам объяснить, потому что я даже себе этого не могу объяснить какого черта просиходит и как такое может быть, что герой влияет на автора?! ПРОСТО КАК МАТЬ ЕГО?! КАК?

Понимаете сюжет просто стоит! То есть я пишу то, что Я хочу, а не то что хочет герой и сюжет встает. Хоть головой об стену бейся, хоть имей крутую стратегию, она не горит – понимаете? Она просто не горит. Есть идея, есть сюжет – все круто, все тип-топ, но нет огня. Это сложно понять и еще сложнее объяснить, но это реально так словно у тебя блин есть машина, она работает, но если герой чего-то не хочет, то в ней нет бензина! Она не едет! Не горит!

Конечно, можно забить на это, наступить на горло истори и просто писать, то что твой мозг считает правильным, но ты понимашь, что история прям задыхается, что герой вот прям сейчас помрет и писать ты дальше будешь про труп. Льюис не хотел ни распрекрасного арноу, который без всякого напряга положил бы весь мир к его ногам (чем конечно мне бы очень облегчил задачу) ни красавчика Изао, никого блин! И тут эта сраная гадина Август!!!!

Да я ненавижу эту скатину как никто!!! Какого лешего он влез?! Ни способностей супер пупер у него, ничего что мне бы облегчило жизнь! Он должен был быть просто фасадом, задним фоном для истории, второстепенным персоонажем, но неееет! Он блин бугорок под лионлиумом! Это отдельный вид парнормальщины с которой не мог смириться мой рациональный мозг – Август словно черная дыра, начал сварачивать сюжет на себя. Упрямый усраный блин характер, он ломал не только Льюиса, он ломал МЕНЯ! Я не хотела про него писать, я его понять не могла, он меня бесил, но ОН пришел в историю и ему было плевать, что мы о нем думаем, не история завертелась вокруг него, а он закрутил ее вокруг себя, чертов засранец. Надеюсь у него родится когда нибудь такой же засранец сыночек, который вывернет ему мозг наизнанаку!

Когда я поняла, что это ОН, моему отчаянию не было предела, потому что мне как лодырю – автору, проку от такого героя никакого, у меня и так на шее жопошный сюжет, с продумыванием того каким может быть будущее, какая структура у общества и во что оно выродится, а тут еще этот бесполезный засранец без супер способностей, которые нас всех бы спасли! То есть титаник тонет, а у нас еще один бесполезный пассажир!

Ну и вы поняли – я собралась сливать историю во второй раз, тем более мне было очень сложно ни с кем ее вообще не обсуждать, мне нужно было поговорить и пожаловаться и тут появилась Иришка))) Нашлась обояшка на литнет. – СПАСИБО ГОСПОДИ ЗА НЕЕ!

Все кто любит космос – скажите моей гамме спасибо, потому что она во первых выслушивала огромные звуковые сообщения, где я страдая билась за обоснуй. Этот святой человек, наверное десятки часов выслушал, иногда напомниная мне фамилии и имена героев, потому что я слишком быстро забываю про то у кого какой рост, какой цвет глаз и волос, фамилия, а записывать мне это все лень.(по секрету – я помню только, что у Льюиса голубые глаза и у Августа глаза мутируют в желтый, кто помнит какие у засранца глаза до мутации, напишите плиз в комментариях, буду оч признательна.) Что-то я, конечно, записывала, но у меня столько блокнотов, что я не помню где и что я записала. В общем это первый момент, а второй момент, это то что я ее побаивалась и мне пришлось бы попотеть чтобы придумать какое-то логичное объяснение для нее, почему я решила пока заморозить космос, поэтому я таки доползла до “Космос. Вавилон” и на нем окончательно выдохлась.

Я устала от истории. Она мне не надоела, я от нее именно устала, потому что на нее нужен огромный ресурс. Она слишком сложная, выворачивающая меня на изнанку я сама порой реву над главами. В общем это просто мрак. Бывает так, что приходит идея, надо срочно сесть писать, пока она не перегорела, а у меня времени нет, я с ног валюсь. Помню я как-то неделю не могла сесть за ноут, времени просто не было совсем и я прям физически чувствовала как выгорает идея. Те кто сталкивался с подобным, понимает о чем я. Это физически больно, ты просто понимаешь, что что-то будто умирает и причем это был какой-то ключевой поворот в сюжете, в итоге когда я наконец дорвалась до ноута, я просто села с ним на коленях и уставилась пустыми глазами в экран. В голове блистатьельно ясная развилка сюжета, интересный поворот, крутая идея, других идей в запасе блин НЕТ!!!! И на горизонте нет!!! Нет даже предчувствия их появления!!! Только эта – но она больше не горит!

Это мрак.

Меня это добило.

Ну как так можно то? Как можно всю неделю умирать вместе с идеей? Я скандалила в семье, меня бесили все близкие, просто потому что мне мешали, потому что идея умирает!

Я не успела – она умерла. Ее четкий образ, ее прах и тело у меня на руках, можно сесть и написать, но космос встанет, эта идея ему больше не подходит. Вот вам возможно это сейчас сложно понять и вы наверное читая это думаете “да она просто с приветом”, а представьте, что я вот такой же циник сама по себе, но это просиходит СО МНОЙ! СО МНОЙ! С рационалом и циником и я не могу это себе объяснить!

Я решила поставить точку.

Отложить работу на год. Заморозить, а все, что я замораживаю, редко воскресает, только если за это не борятся читатели))) так на фикбуке я почти заморозила “за светлячком”, но читатели устроили преследование автора, в общем они меня просто дожали и я закончила светлячка, так что поверьте мои дорогие вы очень влияете на авторов. И когда я решила заморозить космос, произошла еще одна потрясшая меня история.

Мне часто предлагали вычитку космоса, редактуру, но я всегда отказывалась, потому что у меня был печальный опыт с бетами и я всегда очень боюсь, что кто-то влезет в мой текст и хоть слово там поменяет. Я достаточно намучалась с этой темой, когда мне буквально переписывали историю и от меня там оставался один сюжет или когда мне говорили, что мои истории полное ГГ (я не жалуюсь, просто это опыт через которые проходят многие авторы), но мне в этом плане было сложнее, потому что я не могу писать в соавторстве, я не всегда могу объяснить почему должно быть написано так как написано, а не иначе, я не выношу чужого вмешательства и я боялась, что вычитка это что-то где будут лезть в текст и начнут его кромасать, а я допустим даже не увижу где что удалили. В общем мне нужно с человеком совпасть максимально, чтобы я пустила его к тексту.

Поэтому я отказывалась, но Ксюша как-то запала мне странно в душу, она была бетой у одного известного автора с литнет (там ужо аж девять тысяч читателей! Не то что я тут _) в общем я решила, что раз она там не напортачила, то и тут наверное не напортачит ну и просто щелкнуло у меня на человека.

Она взялась за вычитку и просто как настоящая волшебница исправляла ошибки и если и меняла, что-то то именно так как я сама бы поменяла, если бы у меня было больше времени свободного для космоса. Просто вот есть такие люди, легкие как бабочки и хрупкие как они. Она проверила главу, а через три дня на ее страничке, когда я зашла на нее, чтобы спросить, когда она будет проверять следующие главы, я увидела запись:

Ксения ***

1 апр 2020

Вчера Ксюши не стало. С мировой эпидемией это никак не связано. Желающие проститься обращайтесь к *** Влад, брат Ксюши.

Внизу фотка ее со свечой.

МАЗЕЛТОФ

Первое апреля.

Я думала это шутка, прикол какой-то

Я написла ее брату, оказалось нет.

Она умерла.

Умерла.

Но я просто не верила, какой-то бред в реале! Она три дня назад, отредачила главу!

Три дня назад, она попала ночью в больницу с высокой температурой, а утром умерла.

Можно остановить, пожалуйста, планету? Мне надой выйти.

...

Это может звучать пафосно, как угодно...не знаю...но блядь я не буду писать каким это стало для меня шоком, чтобы не фальшивить память о ней, но после этого я не могла бросить космос, который этот человек редачил с температурой, с ужасным самочувствием, который любил эту историю и который уговаривал меня дать ее вычитать, ну как я его могу бросить после этого? Если она его любила? Я тогда решила, что пусть эта история будет просто хотя-бы ради нее дописана...

Пишу об этом и плачу, ну как такое может быть? Ну почему она не умерла пораньше, до того как я с ней познакомилась и узнала какой она чудесный человек? Человек которого ты никогда в живую не видел, но чувствуешь его так будто всегда его знал и вам вдвоем лего друг с другом (а со мной поверьте мало кому легко, если мне не подходит человек я его не обижу, но я не смогу с ним общаться, а тут все совпало) и она умерла? Как? Что это рак? Может она знала?

Ничего она не знала, она просто заболела и сгорела за несколько дней. Маленький ангел космоса))

Я продолжила писать. Я сильно изменилась за эти три года. Кто заходит в мою группу тот знает, я там пишу периодически, кидаю видео разные. Я начала практиковать медитацю и этот отдельный вид паранормальщины и мистики который не укладывается у меня в голове, но без которого так же не было бы космоса, потому что писала я только после медитации, она мне помогала успокоить разум, отодвинуть на задний план все бытовые мысли и сосредоточиться на космосе, подключиться к нему))) плюс интуиция, когда у меня нет сюжета, нет идей, но я знаю, что я сейчас сяду и что-то напишу, что-то очень крутое! Афигенно крутое, но я не знаю, что – вообще. Знаю только какую нибудь бытовую мелочь с которой начнется глава, а что дальше – без понятия. Сажусь и магия – пишу страниц семь без остановки на одной какой-то волне.

В общем я не знаю, кто придумал эту историю – я ее просто написала.

Ну и наконец Майкл Джексон с которого я начала и которым я закончу весь свой заятнувшийся спич.

Я не могу писать без музыки. У каждой главы есть свои треки-родители))) они задают эмоции мне, а я перекладываю их на главу и мне очень важно найти тот самы трек, потому что без него не разгорится огонь.

И вот я пишу финал и он не идет и даже не ползет я его тащу. Музыки подходящей нет, идея горит, но масла в шестеренках нет. Я уже все переслушала – все не то. Я больше месяца писала финал, потому что нет волны. Штиль. Без музыки волны нет. В группе просила бросить треки и спасибо тому кто откикнулся, но все равно не то. Я домучала кое как главу. Сдала бете и тут отчиталась, что все финал готов, но чувство, что еще не все осталось и тут я нахожу этот трек.

Сегодня днем я его нашла. Я его много раз слышала и никогда он не вызывал у меня особых эмоций, а тут прям мурашки по коже, эллектричество по венам, весь день его пою, села редачить главу и еще четыре страницы плюсом – бета в ужасе :D и я не знаю перевод. Просто пою ее и балдею весь день, пока сейчас я не решила прочесть перевод....

У меня два вопроса: почему эта песня появилась именно сейчас? Почему не в самом начале написания космоса, или хотя-бы в начале меридиана? Почему не через неделю после публикации финала или хотябы не на следующий день после публикации или через месяц, ну или через год? Почему сейчас?

и второй вопрос: это совпадение? Случайное?

Как же утренняя заря?

Как же дождь?

Как же все, что, по-твоему

Должно было у нас быть?

А уничтожение полей?

Есть ли у нас ещё время?

Как же все то,

Что ты говорил, было общим?

Ты хоть раз остановился, чтобы взглянуть

На кровь, пролитую нами ранее?

Ты хоть раз остановился, чтобы взглянуть

На эту плачущую Землю и рыдающие берега?

Ааааааааааа Аааааааааа

Что мы сделали с миром?

Взгляни, что мы сделали!

А как же мир, который ты обещал

Своему единственному сыну?

Как же цветущие поля?

Есть ли у нас ещё время?

А как же все мечты, которые, как ты говорил,

Были общими?

Ты хоть раз остановился, чтобы взглянуть

На всех детей, погибших во время военных действий?

Ты хоть раз остановился, чтобы взглянуть?

На плачущую Землю и рыдающие берега?

Аааааааааа Ааааааааааа

Раньше я мечтал,

Я смотрел далеко за пределы звезд.

Теперь я не знаю, где мы,

Хотя я знаю, мы заплыли далеко....

Аааааааааа Ааааааааааа

Аааааааааа Ааааааааааа

Эй, как же вчерашний день?



Амита Скай (limitless the sky)

Доступно: 1,881.00 RUB

Моя библиотека10

local_post_officeПереписка

Жанры

Подборки

Конкурсы

Блоги

Моя страница

Добавить книгу

Мой кошелек

Мои подписчики593

Купленные книги

Выход

Амита Скай (limitless the sky)Ты еще сомневаешься, что чудеса существуют?

Мои космические меня просто распирает от эмоций, поэтому я решила заделиться ими со всеми, надеюсь вас проберет до самых глубин души!

И преже чем я начну вам рассказывать в чем дело, просто заклинаю вас читать следующую главу только под этот трек – Michael Jackson – Earth Song

ПООБЕЩАЙТЕ МНЕ!!!

Ну, а теперь начнем. Вообще я хотела выпустить послесловие после финальной главы, но основную часть я изложу сейчас здесь. Я сразу оговорюсь для тех кто не знал, я никогда не планировала сюжет космоса. НИКОГДА. То есть я, конечно, думала о чем писать в следующих главах, но я не планировала ничего изначально. Я вообще хотела написать стебную историю про попаданца, я решила собрать все клише какие есть и хорошенько постебаться над ними. Это должен был быть инфантильный юноша, оч канешно красивый, обязательно с длинными волосами и обязательно все в востороге от одного лишь его существования и готовы упасть к его ногам. Короче вы поняли – просто стеб, не более, но все какого-то лешего непонятно пошло не по плану с первой главы, но там я еще как-то держалась, усугубилось все когда я зачем-то написала про проклятый лифт, про мутантов этих, которых вообще в планах не было...”Какие блин мутанты? Что за рофл? Что с ними делать то теперь? Ой ееее....” – вот примерно мои мысли в тот момент. Юмор в целом закончился на курице и моменте где Льюис увидел окно, а дальше начались три года паранормальщины чистой воды. Это были какието адовы муки, я понимала, что меня несет в какой-то трешовый сюжет, я вообще не понимала как его разрулить, все что я планировала, неслось на огромной скорости к чертям собачьим когда я садилась писать.

Ну то есть ты пишешь, про то что Льюис бежит по коридору, а потом тебе приходит в голову идея “ну а че почему бы и не в лифт? ОК, поехали на лифте...ну, а че бы и не толпа народу? Блин ну просто народ это слишком скучно, пусть будут мутанты, так веселей! Найдем среди них самого красивого, сильного и сексуального и развлечемся на паре десятков страниц” – ну вот примерно как-то так, надеюсь вы поняли как оно все происходило? И так меня несло от главы к главе.

Слушайте если вы еще думаете о том, чтобы сесть и начать писать то не думайте – садитесть и пишите, это самая паранормальная вещь которая может с вами произойти, она взорвет ваш мозг и вытряхнет вашу душу наружу. Ну только если вы, конечно, рискнете писать честно о том о чем хочет ваша душа, а не за что как вам кажется напишут спасибо в комментариях.

Так ладно это все лирическое отступление)) в общем я так и писала, сажусь писать один сюжет, выруливает другой. Да, потом я продумывала его сама, когда поняла куда вляпалась. Ломала голову над тем как вывернуться в очередной главе, но все мои эти продумывания былы абсолютно не защищены от очередного неожиданного поворота в сюжете который я не планировала, то есть я сажусь писать скелет, думаю: “Так все ОК, ща мы от точки “А” к точке “Б” помаленьку доползем, туда сюда и уже финал будет”, сажусь писать и все, куда-то усенсло, но главное паронормальное ощущения правильности от того куда меня уснесло, чувство будто выстрелила и попала прямо в цель при том, что я косая и вообще слепая.

“Космос. Заземление” – это моя первая попытка слить историю, срулить с основного сюжета. Когда я поняла, что легко и беззаботно повеселиться не получится я как махровый эгоист который пишет для себя, решила срулить с моря в какую нибудь бухту и слить в ней сюжет. Типа ну найдет там Льюис себе кого-нибудь, наведет порядок в одном дистрикте и все будут счастливы в особенности Я :D, но куда там...это ж космос, это ж капризный и упрямый баран Льюис.

Наверное вы заметили, что Льюис не мог определиться с партнером, я то про одного писала, то про второго. Сначала был Варден, потом Арноу, потом...этот как его там...мутант...А! Вспомнила – Изао (мне на самом деле лень придумывать имена – Спектроник тому пример и я их быстро забываю) и все блин ему не то! Все ему не нравится! Один красавец краше другого! Че еще блин от меня нужно?!

И я не могу вам объяснить, потому что я даже себе этого не могу объяснить какого черта просиходит и как такое может быть, что герой влияет на автора?! ПРОСТО КАК МАТЬ ЕГО?! КАК?

Понимаете сюжет просто стоит! То есть я пишу то, что Я хочу, а не то что хочет герой и сюжет встает. Хоть головой об стену бейся, хоть имей крутуюстратегию, она не горит – понимаете? Она просто не горит. Есть идея, есть сюжет – все круто, все тип-топ, но нет огня. Это сложно понять и еще сложнее объяснить, но это реально так словно у тебя блин есть машина, она работает, но если герой чего-то не хочет, то в ней нет бензина! Она не едет! Не горит!

Конечно, можно забить на это, наступить на горло истори и просто писать, то что твой мозг считает правильным, но ты понимашь, что история прям задыхается, что герой вот прям сейчас помрет и писать ты дальше будешь про труп. Льюис не хотел ни распрекрасного арноу, который без всякого напряга положил бы весь мир к его ногам (чем конечно мне бы очень облегчил задачу) ни красавчика Изао, никого блин! И тут эта сраная гадина Август!!!!

Да я ненавижу эту скатину как никто!!! Какого лешего он влез?! Ни способностей супер пупер у него, ничего что мне бы облегчило жизнь! Он должен был быть просто фасадом, задним фоном для истории, второстепенным персоонажем, но неееет! Он блин бугорок под лионлиумом! Это отдельный вид парнормальщины с которой не мог смириться мой рациональный мозг – Август словно черная дыра, начал сварачивать сюжет на себя. Упрямый усраный блин характер, он ломал не только Льюиса, он ломал МЕНЯ! Я не хотела про него писать, я его понять не могла, он меня бесил, но ОН пришел в историю и ему было плевать, что мы о нем думаем, не история завертелась вокруг него, а он закрутил ее вокруг себя, чертов засранец. Надеюсь у него родится когда нибудь такой же засранец сыночек, который вывернет ему мозг наизнанаку!

Когда я поняла, что это ОН, моему отчаянию не было предела, потому что мне как лодырю – автору, проку от такого героя никакого, у меня и так на шее жопошный сюжет, с продумыванием того каким может быть будущее, какая структура у общества и во что оно выродится, а тут еще этот бесполезный засранец без супер способностей, которые нас всех бы спасли! То есть титаник тонет, а у нас еще один бесполезный пассажир!

Ну и вы поняли – я собралась сливать историю во второй раз, тем более мне было очень сложно ни с кем ее вообще не обсуждать, мне нужно было поговорить и пожаловаться и тут появилась Иришка))) Нашлась обояшка на литнет. – СПАСИБО ГОСПОДИ ЗА НЕЕ!

Все кто любит космос – скажите моей гамме спасибо, потому что она во первых выслушивала огромные звуковые сообщения, где я страдая билась за обоснуй. Этот святой человек, наверное десятки часов выслушал, иногда напомниная мне фамилии и имена героев, потому что я слишком быстро забываю про то у кого какой рост, какой цвет глаз и волос, фамилия, а записывать мне это все лень.(по секрету – я помню только, что у Льюиса голубые глаза и у Августа глаза мутируют в желтый, кто помнит какие у засранца глаза до мутации, напишите плиз в комментариях, буду оч признательна.) Что-то я, конечно, записывала, но у меня столько блокнотов, что я не помню где и что я записала. В общем это первый момент, а второй момент, это то что я ее побаивалась и мне пришлось бы попотеть чтобы придумать какое-то логичное объяснение для нее, почему я решила пока заморозить космос, поэтому я таки доползла до “Космос. Вавилон” и на нем окончательно выдохлась.

Я устала от истории. Она мне не надоела, я от нее именно устала, потому что на нее нужен огромный ресурс. Она слишком сложная, выворачивающая меня на изнанку я сама порой реву над главами. В общем это просто мрак. Бывает так, что приходит идея, надо срочно сесть писать, пока она не перегорела, а у меня времени нет, я с ног валюсь. Помню я как-то неделю не могла сесть за ноут, времмени просто не было совсем и я прям физически чувствовала как выгорает идея. Те кто сталкивалася с подобным, понимает о чем я. Это физически больно, ты просто понимаешь, что что-то будто умирает и причем это был какой-то ключевой поворот в сюжете, в итоге когда я наконец дорвалась до ноута, я просто села с ним на коленях и уставилась пустыми глазами в экран. В голове блистатьельно ясная развилка сюжета, интересный поворот, крутая идея, других идей в запасе блин НЕТ!!!! И на горизонте нет!!! Нет даже предчувствия их появления!!! Только эта – но она больше не горит!

Это мрак.

Меня это добило.

Ну как так можно то? Как можно всю неделю умирать вместе с идеей? Я скандалила в семье, меня бесили все близкие, просто потому что мне мешали, потому что идея умирает!

Я не успела – она умерла. Ее четкий образ, ее прах и тело у меня на руках, можно сесть и написать, но космос встанет, эта идея ему больше не подходит. Вот вам возможно это сейчас сложно понять и вы наверное читая это думаете “да она просто с приветом”, а представьте, что я вот такой же циник сама по себе, но это просиходит СО МНОЙ! СО МНОЙ! С рационалом и циником и я не могу это себе объяснить!

Я решила поставить точку.

Отложить работу на год. Заморозить, а все, что я замораживаю, редко воскресает, только если за это не борятся читатели))) так на фикбуке я почти заморозила “за светлячком”, но читатели устроили преследование автора, в общем они меня просто дожали и я закончила светлячка, так что поверьте мои дорогие вы очень влияете на авторов. И когда я решила заморозить космос, произошла еще одна потрясшая меня история.

Мне часто предлагали вычитку космоса, редактуру, но я всегда отказывалась, потому что у меня был печальный опыт с бетами и я всегда очень боюсь, что кто-то влезет в мой текст и хоть слово там поменяет. Я достаточно намучалась с этой темой, когда мне буквально переписывали историю и от меня там оставался один сюжет или когда мне говорили, что мои истории полное ГГ (я не жалуюсь, просто это опыт через которые проходят многие авторы), но мне в этом плане было сложнее, потому что я не могу писать в соавторстве, я не всегда могу объяснить почему должно быть написано так как написано, а не иначе, я не выношу чужого вмешательства и я боялась, что вычитка это что-то где будут лезть в текст и начнут его кромасать, а я допустим даже не увижу где что удалили. В общем мне нужно с человеком совпасть максимально, чтобы я пустила его к тексту.

Поэтому я отказывалась, но Ксюша как-то запала мне странно в душу, она была бетой у одного известного автора с литнет (там ужо аж девять тысяч читателей! Не то что я тут _) в общем я решила, что раз она там не напортачила, то и тут наверное не напортачит ну и просто щелкнуло у меня на человека.

Она взялась за вычитку и просто как настоящая волшебница исправляла ошибки и если и меняла, что-то то именно так как я сама бы поменяла, если бы у меня было больше времени свободного для космоса. Просто вот есть такие люди, легкие как бабочки и хрупкие как они. Она проверила главу, а через три дня на ее страничке, когда я зашла на нее, чтобы спросить, когда она будет проверять следующие главы, я увидела запись:

Ксения ***

1 апр 2020

Вчера Ксюши не стало. С мировой эпидемией это никак не связано. Желающие проститься обращайтесь к *** Влад, брат Ксюши.

Внизу фотка ее со свечой.

МАЗЕЛТОФ

Первое апреля.

Я думала это шутка, прикол какой-то

Я написла ее брату, оказалось нет.

Она умерла.

Умерла.

Но я просто не верила, какой-то бред в реале! Она три дня назад, отредачила главу!

Три дня назад, она попала ночью в больницу с высокой температурой, а утром умерла.

Можно остановить, пожалуйста, планету? Мне надой выйти.

...

Это может звучать пафосно, как угодно...не знаю...но блядь я не буду писать каким это стало для меня шоком, чтобы не фальшивить память о ней, но после этого я не могла бросить космос, который этот человек редачил с температурой, с ужасным самочувствием, который любил эту историю и который уговаривал меня дать ее вычитать, ну как я его могу бросить после этого? Если она его любила? Я тогда решила, что пусть эта история будет просто хотя-бы ради нее дописана...

Пишу об этом и плачу, ну как такое может быть? Ну почему она не умерла пораньше, до того как я с ней познакомилась и узнала какой она чудесный человек? Человек которого ты никогда в живую не видел, но чувствуешь его так будто всегда его знал и вам вдвоем лего друг с другом (а со мной поверьте мало кому легко, если мне не подходит человек я его не обижу, но я не смогу с ним общаться, а тут все совпало) и она умерла? Как? Что это рак? Может она знала?

Ничего она не знал, она просто заболела и сгорела за несколько дней. Маленький ангел космоса))

Я продолжила писать. Я сильно иземнилась за эти три года. Кто заходит в мою группу тот знает, я там пишу периодически, кидаю видео разные. Я начала практиковать медитацю и этот отдельный вид паранормальщины и мистики который не укладывается у меня в голове, но без которого так же не было бы космоса, потому что писала я только после медитации, она мне помогала успокоить разум, отодвинуть на задний план все бытовые мысли и сосредоточиться на космосе, подключиться к нему))) плюс интуиция, когда у меня нет сюжета, нет идей, но я знаю, что я сейчас сяду и что-то напишу, что-то очень крутое! Афигенно крутое, но я не знаю, что – вообще. Знаю только какую нибудь бытовую мелочь с которой начнется глава, а что дальше – без понятия. Сажусь и магия – пишу страниц семь без остановки на одной какой-то волне.

В общем я не знаю, кто придумал эту историю – я ее просто написала.

Ну и наконец Майкл Джексон с которого я начала и которым я закончу весь свой заятнувшийся спич.

Я не могу писать без музыки. У каждой главы есть свои треки-родители))) они задают эмоции мне, а я перекладываю их на главу и мне очень важно найти тот самы трек, потому что без него не разгорится огонь.

И вот я пишу финал и он не идет и даже не ползет я его тащу. Музыки подходящей нет, идея горит, но масла в шестеренках нет. Я уже все переслушала – все не то. Я больше месяца писала финал, потому что нет волны. Штиль. Без музыки волны нет. В группе просила бросить треки и спасибо тому кто откикнулся, но все равно не то. Я домучала кое как главу. Сдала бете и тут отчиталась, что все финал готов, но чувство, что еще не все осталось и тут я нахожу этот трек.

Сегодня днем я его нашла. Я его много раз слышала и никогда он не вызывал у меня особых эмоций, а тут прям мурашки по коже, эллектричество по венам, весь день его пою, села редачить главу и еще четыре страницы плюсом – бета в ужасе :D и я не знаю перевод. Просто пою ее и балдею весь день, пока сейчас я не решила прочесть перевод....

У меня два вопроса: почему эта песня появилась именно сейчас? Почему не в самом начале написания космоса, или хотя-бы в начале меридиана? Почему не через неделю после публикации финала или хотябы не на следующий день после публикации или через месяц, ну или через год? Почему сейчас?

и второй вопрос: это совпадение? Случайное?

Как же утренняя заря?

Как же дождь?

Как же все, что, по-твоему

Должно было у нас быть?

А уничтожение полей?

Есть ли у нас ещё время?

Как же все то,

Что ты говорил, было общим?

Ты хоть раз остановился, чтобы взглянуть

На кровь, пролитую нами ранее?

Ты хоть раз остановился, чтобы взглянуть

На эту плачущую Землю и рыдающие берега?

Ааааааааааа Аааааааааа

Что мы сделали с миром?

Взгляни, что мы сделали!

А как же мир, который ты обещал

Своему единственному сыну?

Как же цветущие поля?

Есть ли у нас ещё время?

А как же все мечты, которые, как ты говорил,

Были общими?

Ты хоть раз остановился, чтобы взглянуть

На всех детей, погибших во время военных действий?

Ты хоть раз остановился, чтобы взглянуть?

На плачущую Землю и рыдающие берега?

Аааааааааа Ааааааааааа

Раньше я мечтал,

Я смотрел далеко за пределы звезд.

Теперь я не знаю, где мы,

Хотя я знаю, мы заплыли далеко....

Аааааааааа Ааааааааааа

Аааааааааа Ааааааааааа

Эй, как же вчерашний день?

(Как же мы?)

Как же моря?

(Как же мы?)

Небеса падают вниз

(Как же мы?)

Я не могу даже вздохнуть

(Как же мы?)

Как же окровавленная Земля?

(Как же мы?)

Разве мы не чувствуем ее ран?

(Как же мы?)

Как же ценность природы?

(ooo,ooo)

Это же лоно нашей планеты

(Как же мы?)

Как же животные?

(Как же мы?)

Мы превратили их царство в пыль

(Как же мы?)

Как же слоны?

(Как же мы?)

Потеряли ли мы их доверие?

(Как же мы?)

Как же плачущие киты?

(Как же мы?)

Мы уничтожаем моря

(Как же мы?)

Как же лесные тропы,

(ooo, ooo)

Сожженные, несмотря на наши просьбы?

(Как же мы?)

Как же священная земля,

(Как же мы?)

Разорванная убеждениями?

(Как же мы?)

Как же простой человек?

(Как же мы?)

Разве мы не можем оставить его в покое?

(Как же мы?)

А смерть детей?

(Как же мы?)

Разве ты не слышишь их крики?

(Как же мы?)

Где мы оступились?

(ооо, ооо)

Кто-нибудь, скажите мне, зачем?

(Как же мы?)

Как же младенцы?

(Как же мы?)

Как же дни?

(Как же мы?)

Как же вся их радость?

(Как же мы?)

Как же люди?

(Как же мы?)

Как же плачущие люди?

(Как же мы?)

Как же Авраам?

(Кем мы были?)

И снова, как же смерть?

(ооо, ооо)

Нам хоть немного не наплевать?

Аааааааааа Ааааааааааа

Надеюсь у вас пробежали мурашки))

Потому что эта жизнь лучшее, что случилось с каждым из нас. Эта реальность, что-то гиппер нереальное, то о чем вы и не могли мечтать.

====== Часть 30 ======

Комментарий к Часть 30 Ну вот и финал... Я так боюсь и мандражирую, что прошу у вас немного снисхождения к автору, не будьте слишком строгими.

«Быстрое движение вперед есть жизнь. Сокрушая камни препятствий и трудностей, презирая угрозы торнадо, ураганов, метеоров и ревущих громов, без долгих размышлений превращая в прах все суеверия, шагайте вперед» Шри Шри Анандамурти

Отъезд Льюиса был назначен на глубокую ночь, так чтобы на улицах было как можно меньше людей и цепочку машин сопровождения Лу никто не заметил. Для того же было принято решение использовать всего три неприметных аэромобиля, но в целом никто уже не надеялся, что удастся проскользнуть незаметным, хотя бы потому, что все знали дату начала церемонии, и троекратное увеличение штрафов на эти два дня четко просигналили населению о том, когда именно отбывает чистейший. Весь месяц Землю сотрясали акции протестов и забастовок, охватившие всю обитаемую разумным населением планету.

Земляне требовали, чтобы ИХ Льюис остался на Земле, что «проклятые черти» из КС если не боятся, пусть летят на Землю, а они, то бишь земляне, обещают не убивать ублюдков и дать Лу возможность принести присягу. Льюис, знавший, что в целом разношерстное население Земли всегда было достаточно ядреным по характеру, все же не ожидал такого единства. Несмотря на борьбу с социальными кастами, некая отчужденность между бывшими плюсами и минусами все же была, благо собранным со всей Земли и нескольким добровольно прилетевшим научным добровольцам удалось разработать новую социальную стратегию по дальнейшему развитию общества, которая начала потихоньку приносить свои плоды, да и безаппеляционная позиция Льюиса, который вот-вот вступит в брак с самым что ни на есть мутантом-Августом, создало благоприятную почву для совсем иных «модных» трендов.

Больше никто не скрывал свои мутации, если они приносили какие-либо проблемы со здоровьем или дискомфорт, можно было встать в очередь на помощь по их исправлению. Разумные, которым было сложно себя контролировать из-за особенностей мутаций, также подпадали под новую программу помощи, и они были в приоритете над первой группой, потому что несли опасность окружающим. И пока их особенность не будет взята под контроль с помощью индивидуально подобранной программы, они оставались в своей правовой категории просто потому, что окружающие должны были знать о том, что они могут не справиться с эмоциями или неправильно среагировать на какой-то раздражитель, но благодаря хомуисам, а точнее лаборатории Августа, которая изобрела эту технологию, решить проблему именно таких землян было проще всего, и к облегчению всего населения КС, туда потянулись те самые жуткие монстры с нижних ярусов, которые раз в сезон устраивали жуткие бойни на нижних ярусах. Эти мутанты всегда считались слишком умными, поэтому их было так сложно истребить, и теперь, становясь хомуисами, они получали не подверженные сжирающему их самоконтроль инстинкту тела, достаточно примитивные по сравнению с хомуисами высшего порядка, но тем не менее вполне комфортные носители, способные передать все чувственные удовольствия, в том числе боль, и позволяющие вести полноценный образ жизни.

Кому-то не требовалась полная система контроля тел, кому-то нужен был лишь небольшой административный ограничитель, имплантированный в мозг, позволяющий заглушать определенные отделы в мозге, которым лучше было бы всегда «спать» и не пробуждаться. Некоторые более дешевые технологии разумные могли получать быстрее, а другие приходилось ждать, но теперь, когда угроза войны почти миновала, эта сфера получила значительный прилив финансирования, благодаря которому успокоилась первая волна самого сильного возмущения и сопротивления, когда стало известно о том, что Льюис преклонит колено перед евгеником, которых теперь на Земле не иначе как «бесполезными селекционными выродками» не называли.

Воодушевленные земляне стали сбиваться в группы себе подобных переживших трансформацию и тех, кто только ждал своей очереди, тех, кто комплексовал из-за мутаций и тех, кто хотел им своим примером помочь и подбодрить, в сети появлялись новые звезды, призывающие относиться к мутациям как к огромному подарку и не стесняться себя. Многие звезды сети рассказывали свои тяжелые истории, когда им приходилось сталкиваться с дискриминацией из-за мутаций, с угрозой жизни. Жутких историй на самом деле было огромное множество и со стороны бывших минусов, и со стороны бывших плюсов. И если с минусами было все понятно, они рождались пусть и в достаточно жесткой среде, но с себе подобными, где почти все население имело мутации, и стыдили их разве что администраторы и минусы, имеющие более высокое положение в иерархии, да и то те обычно жили на верхних ярусах, поэтому они между собой мало контактировали и жили все в целом на одном уровне мутаций, и если не обращать внимания на пропаганду, то соседей и родственников стыдиться было незачем. А вот у плюсов складывалась совсем иная ситуация, почти в каждой семье плюсов рождались дети с мутациями и было огромной радостью, если эти изменения можно скрыть, или они не внешние, потому что в противном случае ребенок становился изгоем в собственной семье, его стыдились и прятали, периодически таская по анонимным частным клиникам и за бешеные деньги делали операции по исправлению «дефектов».

Благодаря этому именно на Земле находилась самая большая индустрия по трансформации тел, потому что на других планетах воспроизводили потомство исключительно через искусственные матки и спонтанных мутаций было в разы меньше, но там имелась другая проблема, с однотипностью «улучшенного» потомства. Многие звезды устраивали публичные каминг-ауты, рассказывая о том, какие травмы они пережили в детстве из-за непринятия родителей, и все это будоражило и откликалось не только среди землян, но и уносилось в просторы сети КС, и это стало самостоятельным, независимым от Льюиса трендом. К облегчению Лу, стало даже модным, если ты успел заявить о своих мутациях до того, как появился Льюис.

В любом случае земляне креативили и объединялись. Льюис как мог поддерживал эти объединения и иногда посещал самые крупные из них, чтобы они не подвергались дискриминации, потому что некоторые особо опасные мутанты, даже несмотря на трансформации, слишком пугали население своими прошлыми «заслугами» и от них все равно шарахались, поэтому Лу публично, в окружении СМИ, приезжал в их организации и проводил с ними время. Играл в бейсбол, дрался (под чутким присмотром кучи специалистов, которых специально набрал Август, знающий, как Лу любит борьбу, и пусть тот лучше дерется под присмотром, чем потом где-нибудь в закутке они сцепятся с Видаром, наломают себе костей и наставят шишек), пел под гитару и, конечно, ел вкусняшки.

Все знали, что Льюис любит покушать, но Август ему не дает питаться абы чем, и появилась даже отдельная сеть, где те, у кого уже был Льюис, делились составляющими и рецептами, которые одобряли отвечающие за здоровье Льюиса врачи. Прежде чем Лу приезжал, организаторы объединения, которые хотели его угостить, отправляли все ингредиенты и блюда с приготовленными рецептами в лабораторию, и те приезжали уже вместе с Льюисом обратно, если их одобряли. Появились даже эксперты по питанию Льюиса, обсуждающие, что можно приготовить, чтобы удивить чистейшего, и почему ему что-то можно, а что-то категорически нельзя.

Свобода и борьба за новое будущее, которого все наконец перестали бояться, захватила землян и неизбежно охватывала весь КС. Старые принципы неизбежно отмирали, а те, кто их исповедывал, становились немодными выжившими из ума нафталинниками (мало кто знал, кто такие нафталинники, просто так однажды их обозвал Льюис и термин приклеился намертво), и в то же время Лу не давал лодке чересчур накрениться в другую сторону. Любые попытки притеснения тех, кто не имел внешних мутаций, жестко пресекались. Если кто-то из «звезд» позволял себе какие-либо дискриминирующие высказывания на этот счет, то с официальной страницы Льюиса поступал комментарий или предупреждение, которые не всегда даже он сам писал, просто для этого тоже подобрали специальных людей.

Земляне, открыв в себе второе дыхание, варились в своей среде, преодолевая еще существующие сложности, и, превращаясь в общество мечты многих, абсолютно не хотели, чтобы сердцевина, которая их связала, покинула Землю. Начались протесты. Обвиняли Августа, но тот, еще саботирующий решение Льюиса, вышел к «народу», явившись на одну из самых крупных забастовок, и публично нажаловался на Лу, обвинив того в безразличии ко всем землянами. Ошарашенные земляне, понявшие, что Август, оказывается, тоже против, чуть больше полюбили Августа и еще больше воодушивились на борьбу.

Прямо на этом же стремительно увеличивающемся сборище (народу стало прибывать все больше, когда узнали, что там Август) земляне стали обсуждать, что «их Льюис» слишком добрый, поэтому готов, рискуя жизнью, спасать всяких засранцев из остальных колоний, которые раньше плевать хотели на землян, особенно когда поддерживали исключение Земли из списка первостепенных по важности планет. Единодушно было принято решение взять опеку над Льюисом и не позволить тому покинуть планету, но этим планам не суждено было сбыться, потому что Льюису также донесли, что происходит, и осатаневший опекаемый, насмотревшийся на то, что происходит по прямой трансляции, особенно на то, как благосклонно поддакивает Августин на каждое возмутительное заявление, примчался на площадь и яростным клубком эмоций выскочил на трибуну, где впервые все узрели, как Льюис умеет выходит из себя.

Почти час Лу буквально орал на опешивших землян, не постеснявшись обвинить их в эгоизме, распекая их за то, что те зазнались, не хотят вспомнить о том, как они жили еще год назад, и если кто-то забыл, то может сейчас же отправиться в приемку, которая до сих пор работает, потому что туда до сих пор прибывают те, кого уже не из дистриктов извлекают, а из расчищаемых квадратов условно «необитаемой» зоны, тех, кто жил вообще вне системы на зараженных участках, до которых теперь дошли руки, и если кому-то нечем заняться, то этот кто-то может вступить в штат добровольцев и принять участие в чистке квадрата Z, над которым они бьются уже второй месяц.

Среди притихшей и пристыженной толпы добровольцев нашлось немного, потому что квадрат Z стал ежедневным вестником страшных новостей, там собралось такое количество пусть не очень опасных, но очень живучих и сильно расплодившихся мутантов, что пришлось подключить военных для зачистки.

Вконец охрипнув, накричавшийся Льюис вспомнил про Августа и всыпал еще и тому публично, пообещав, что разведется с ним.

— Мы еще не женаты, — вякнул Август под тихие смешки в толпе.

— Тогда я на тебе женюсь и разведусь! — гаркнул Льюис.

— Но я не могу быть ЖЕНОЙ, любимый, — словно принцесса, жеманно похлопав глазами, протянул Август, что стало еще одним поводом для шока, потому что это наверное был первый случай, когда земляне увидели, как жуткий Август шутит.

Накричавшийся и выдохшийся Льюис испепелял Августа глазами, понимая, что тот очевидно вознамерился превратить этот балаган в юмористическое шоу.

— Значит, будешь бл* наложницей! — психанул Льюис и под взрыв смеха огромной толпы так же стремительно, как появился, удалился в свой аэрокар. «Наложница» увязалась следом, но ее не удостоили чести ехать в той же карете, и скалящемуся от собственной шалости Августу пришлось добираться на своем авто.

После этого фееричного выступления Льюиса «отпустили». Споры и протесты стихли, но земляне все равно боялись за Лу и не хотели отпускать, и чем ближе было приближение дня Х, тем нервознее становилось население, именно поэтому было принято решение ехать ночью, не оповещая землян о том, что Льюис уезжает, но все эти предосторожности, все запреты и повышение штрафа оказались абсолютно бесполезными, потому что когда в два часа ночи аэромобиль с Льисом вылетел с парковки, все дороги, пешеходные мосты, балконы, крупные магнитные платформы со скверами, крыши домов были забиты землянами. Не вышли только те, кто был на важных дежурствах.

Скрываться и маскироваться не было смысла, поэтому Льюис убрал тонировку и остался в почти полностью прозрачном аэрокаре, по обшивке которого скользило отражение множества огней в руках землян. Льюис крепился как мог, но эта оглушительная, полная болезненной скорби и страха тишина и гаснущие за его спиной огни добили. Как только аэрокар Лу проезжал, земляне отключали круглые светильнички в виде Земли в руках, погружая пространство, остающееся за уезжающей машиной Льюиса, в полную тьму. В какой-то момент Лу не выдержал и, зажав себе рот рукой, отвернулся, но и с другой стороны было то же самое, и над головой.

Льюис не мог позволить себе ехать на высоте, на которой раньше перемещались высшие плюсы и аристократы, она стала своего рода табу для всех землян как символ неравенства, и в целом ночью использовалась лишь одна магистраль, которой вполне хватало всем службам, которые работают не только днем, но и ночью, поэтому все земляне толпились на одной высоте и видели Лу. Аэрокар специально притормаживал (хотя изначально должен был пронестись на большой скорости), чтобы проявить уважение к тем, кто собрался его проводить, и Лу, не скрывая слез, смотрел на землян, положив руку на грудь, так же, как и земляне, это был их особый жест единства — рука, сжатая в кулак на груди.

В полной тишине никто из присутствующих в салоне больше не смел произнести ни звука, все были охвачены особой прошивающей насквозь энергетикой единства. Словно множество их душ сливалось сейчас в одну и эта одна огромная душа пульсировала в едином сердечном ритме, и Льюис не мог не плакать. Слезы просто нескончаемым потоком катились по щекам, спускаясь по шее и пропитывая ткань, и когда наконец они прибыли в космопорт и город погрузился во тьму, Льюис, с трудом нашедший в себе силы выбраться из салона и обернуться назад на погасший горд, попросил вышедшего из другой машины Видара, который также должен был присутствовать:

— Останься с ними… — сдавленно попросил Льюис замершего у трапа космокорабля Видара. — Я тебя прошу… Иначе они мне разорвут сердце.

— Я им не нужен, — обреченно покачал головой Видар, прекрасно понимающий, что до него землянам нет никакого дела, разве что военным, многие из которых стали его хорошими друзьями.

— Ви, прошу! — Льюис сжал плечо почти развернувшемуся, чтобы подняться по ступенькам, другу и потянул на себя, останавливая.

Видар, любивший поехидничать, в этот раз смотрел на друга с печалью и пониманием того, как сложно Лу в целом решиться на то, что он задумал, да еще и земляне, словно брошенные дети, рвущие душу.

— Хорошо. — Видар притянул Льюиса к себе и обнял, крепко сжав в объятиях. — Хорошо, друг. Пусть будет так, как ты хочешь.

— Спасибо, — прошептал выдохнувший с облегчением в плечо друга Льюис.

— Только обещай мне, что не распустишь там сопли на глазах зарвавшихся аристократов.

— Да иди ты! — Улыбаясь, Лу отстранился от друга и, смотря в его глаза, выдохнул: — Спасибо! С тобой они под надежной защитой. Спас…

— Иди уже! — скрывая, что растрогался, перебил Видар, толкая Льюиса в спину. — Вали! И не вздумай там опозориться!

Льюис поднялся по трапу космокорабля, сел в приготовленное для него кресло и мгновенно отключился от пережитой эмоциональной перегрузки, проспав всю дорогу до Селесты. В итоге, когда Льюис проснулся и пришло время пересаживаться в аэромобиль с космокорабля и спускаться на Селесту, Лу был немного сонным, но зато спокойным как танк.

— У нас есть что-нибудь поесть? – С трудом разлепив глаза спросил Льюис.

— Господи, Лу! — нервничающий за всех сразу Рахул раздраженно вскинул руки. — Как ты можешь сейчас есть?! Мы опоздали на полтора часа! Ты не одет! Защита не установлена!

— Все! Все! — Льюис поднял руки вверх. — Я понял!

Ассистенты заметались по салону, спешно облачая Льюиса.

— А у тебя нет чего нибудь… пожевать? — перехватив Яскера, прошептал Лу.

Бывший аристократ мученически возвел глаза к небу, но извлек из кармана небольшой питательный батончик, который всегда таскал именно для любившего их Льюиса, и отдал заблестевшему глазами Лу.

Льюиса крутили и вертели, облачая в множество слоев одежды, а Лу хрустел батончиком, осыпая тончайшую ткань крошками. Наконец, когда с облачением было все завершено, а батончик доеден, Лу запихнули в небольшой аэрокар, который должен был доставить его к центру Селесты, где находился дворец. За полчаса, пока они ехали от гравитационных свай до Селесты, Льюис, несмотря на кондиционеры, успел весь взмокнуть, к тому же еще и спину жгло всю последнюю неделю. И хотя Лу уже привык к этой согревающей боли, но проклятая мантия, согреваемая многослойным кимоно, неприятно липла к коже.

— Прибываем через пять минут, — объявил сидящий рядом с пилотом Маркус.

— Потерпи, — сочувственно улыбаясь, протянул Рахул. — Тебе в последний раз приходится надевать подобное кимоно.

— Слава богу, — стирая пот с верхней губы и поправляя защиту на шее, процедил Льюис.

Вообще Лу ни за какие коврижки не согласился бы натянуть на себя то, что было сейчас на нем под множеством слоев ткани, но администраторы КС выдвинули такие требования, что в определенный момент во время церемонии рядом с шеей Льюиса окажется клинок, которым ему должны будут публично отсечь волосы, являющиеся главным атрибутом высшего аристократа. Никогда раньше ничего подобного не делали с кандидатами. К тому же никто не выбирал кандидатам одежду, только красная полуюбка уже после обнажения полагалась, дабы с достоинством принести клятвы. Кандидаты ненадолго раздевались перед всеми, показывая внешнее отсутствие мутаций на своем теле, и происходило это при ограниченном круге лиц. Льюису же придется обнажиться под прицелом множества камер, правда удалось обговорить, что снимать Лу будут в этот момент только со спины.

Администраторы КС вознамерились сделать все возможное, чтобы отпугнуть своими требованиями Льюиса и заставить отказаться от церемонии, чтобы он не претендовал на пост главы правовой комиссии, а если не получится, то максимально втоптать чистейшего в грязь и показать всему многомиллиардному населению КС его слабость и покорность системе. Вместе с Льюисом сегодня предстояло встать на колени всем, кто посмел поднять голову. Но даже в этой ситуации был неочевидный для всех, но очевидный для Льюиса плюс — он наконец избавится от опостылевших волос, которые все это время словно дракон оберегал Август, лично контролировавший даже назначение процедур по уходу за ними, и вот теперь конец неудобству в поединках! Конец боли в шее, конец тяжести, оттягивающей голову, конец путанице в собственных волосах, конец долгим расчесываниям и укладыванию этого всего в замысловатую прическу. Льюис закрыл глаза от восторга, желая, чтобы этот миг настал как можно быстрее.

Но не все так были счастливы, как Льюис. Процедура, которую собрались воспроизвести администраторы КС, особенно отрезание волос, вызверила Августа так, что тот поучаствовал даже в «плебейской» забастовке и в целом долго саботировал мероприятие, пока не сдался, но вопрос безопасности стоял очень остро, поэтому когда после нескольких дней военных действий между Льюисом и Августом, Лу принесли бронированное ожерелье на шею, то он не посмел даже заикнуться против.

Под тяжестью кимоно было тяжелое, бронированное ожерелье, плотно облегавшее шею, плечи и грудь и спускавшееся несколькими цепочками до впадинки пупка. На левой мочке уха, противореча смыслу проводимой процедуры “унижения”, закрепили тяжелую, длинную серьгу, являвшуюся одним из основных признаков высшей аристократии, закрепленных в официальном этикете. Помимо этого, были плотные золотые браслеты на предплечьях, запястьях и щиколотках, все это превращало носителя в помесь наложницы и фараона, но Лу терпел и не возмущался, потому что Август не мог допустить, чтобы кто-то оказался рядом с Льюисом, имея колюще-режущие предметы в радиусе трех километров, но даже так это не гарантировало, что Льюису не вскроют кинжалом живот или не вгонят его под ребра, или не отсекут часть головы, не вонзят кинжал в глаз, в вену на ноге и еще тысяча вариантов. Август был в бешенстве и срывался на Лу, заставляя из раза в раз отрабатывать поэтапный процесс отсечения волос и вариации возможных нападений.

Льюис прочувствовал на собственной шкуре, каким жестоким может быть Август и при этом с ним даже вполсилы не дрались. Август мстил ему за то, что им всем придется пройти через эту присягу, через страх потерять его. Он пригласил двух тренеров Лу, его спарринг-партнеров и охрану и на их глазах словно щенка ежедневно размазывал Льюиса по матам.

— И это все?! — спрашивал Август, унизительно вжимая Льюиса ногой в мат. — Это все, что вы тут натренировали?!

Август убрал ногу со спины Льюиса и развернулся к мрачным тренерам, а когда Льюис встал на четвереньки, поднимаясь, резко развернулся и влупил ногой по ребрам Лу, откидывая того в сторону и заставляя сдерживая скулеж, дышать в мат, обтирая текущий в глаза пот с лица о скользкое покрытия мата. Если бы не специальный защитный комбинезон, полностью скрывающий и защищающий тело во время спарринга, оповещающий Августа о повреждениях и амортизирующий добрую половину силы ударов, то разъяренный Август точно сломал бы Льюису пару ребер или повредил внутренние органы, а так удалось отделаться лишь парой трещин, которые быстро заживили в лаборатории Спектроника, после которой на следующий день его снова тащили на мат, точнее, он сам шел, потому что отступить было бы унижением и слабостью, да и к тому же это было фактически единственное время, когда они виделись, потому что Август ежедневно мотался с Земли на Селесту и обратно и появлялся в их апартаментах лишь для того, чтобы выпустить пар, избивая Льюиса. Когда экзекуция заканчивалась и если Льюис был цел, то они с тренерами отрабатывали приемы и к концу недели избивать Льюиса Августу стало чуть сложнее, но не более того.

Щедрую долю масла к ярости Августа подливали расфантазировавшиеся администраторы КС, которым было недостаточно уже обговоренного унижения Льюиса, и те придумывали одно нелепое и унизительное требование за другим. Тут-то во всей красе и раскрылась изощренная фантазия Августа, который находил встречное требование, мотивируя его безопасностью чистейшего, и чем больше Августа бесили, тем сильнее влетало Льюису, а иногда и его тренерам, отхватывающим пинков вместе с валяющимся на матах подопечным, и ярче проявлялся пугающий талант Августа.

Так как организацию церемонии регулировал ИИ, то в рамках предоставленных возможностей стороны выдвигали свои требования, которые должен был одобрить ИИ. Благодаря этому осатаневший Август проверил первую партию прибывших организаторов не только на наличие опасных для Льюиса инфекций, но и на наличие вшей, бородавок и глистов, и конечно же, у бедолаг нашли и вшей, и глистов и об этом резко полюбившие Августа земляне растрезвонили на весь КС, прося руководство КС следить за гигиеной тех, кого они нанимают на работу. И конечно, ни о какой другой комиссии, кроме лаборатории Спектроника, не могло быть и речи. Все это помогло захмелевшим от безнаказанности администраторам стремительно протрезветь и убрать половину выдвинутых требований, дабы избежать прохождения подобной процедуры, потому что никто не сомневался, что преданный Спектроник не только глистов в их задницах может отыскать, но и черную дыру, если потребуется.

Легкий космический корабль последнего поколения замер недалеко от вращающихся свай Селесты в ожидании, пока уберут защитное поле, а потом медленно вплыл внутрь искусственного спутника. Льюис, никогда не покидавший пределов Земли и видевший подобные пейзажи лишь в фантастических и научных фильмах, прилип к стеклу, разглядывая нереальную реальность. Выстроившиеся в ряд титаны отражали космический пейзаж Селесты на своих словно из стекла вылитых телах.

Как только аэромобиль с Льюисом приблизился к казавшемуся безжизненной статуей титану, тот вскинул огромные руки, одну приложив к груди, а другую к виску, отдавая честь. Вслед за первым титаном это повторяли следующие, стоило машине к ним приблизиться. После третьего титана Льюис отвернулся от окна и уставился на смятую в кулаках ткань кимоно. Сейчас было не время для эмоций, пора запереть все, что живо в груди, под замок.

Преодолев длинную аллею с титанами, аэрокар остановился у высокой стелы с длинным обелиском, на котором была краткая историческая справка о создании Селесты. До лестницы оставалось не больше десяти метров, к аэромобилю подходили распорядители-администраторы, а Лу, впившись глазами в Рахула, молчал. Рахул хотел что-то сказать перед тем, как двери откроются, перед тем, как пространство начнет трещать по швам, но не было подходящих слов, чтобы облечь бьющиеся в голове мысли в слова. Все пространство космоса уплотнилось до точки двух заполошно бьющихся сердец в небольшом салоне аэромобиля. Льюис прикрыл глаза, сжимая кулаки, медленно вдохнул и замер.

Двери салона открылись.

— Вы опоздали на полтора часа! — резко отчеканил распорядитель.

— Мне нужно было припудрить носик, — огрызнулся Льюис. — Но я рад, что вы еще здесь, — нахально улыбнувшись, протянул он.

Лу нарочито вежливо поприветствовал распорядителя, который должен был вместо Рахула сопровождать Льюиса к Селесте, и более того, он должен был провести с Льюисом сборы, но, к сожалению, именно у этого бедолаги обнаружили глистов и случайно об этом узнали все кто только мог. Собирая крупицы достоинства, распорядителю пришлось удалиться на Селесту, чтобы выполнить оставшуюся часть своих обязанностей вместе с напарником. Спектроник тогда так многозначительно подмигнул Льюису, что стало очевидно — если бы несчастный заупрямился, у него бы и вшей отыскали.

Правда теперь пришло время мужчины отыграться за унижения. Чтобы выбраться из аэромобиля в таком облачении, Льюису требовалась помощь, которую должны были оказать распорядители, но те демонстративно отошли от машины, заложив руки за спины и подчеркнуто терпеливо ожидая, когда Льюис выберется из салона, справившись с тяжелым и многослойным кимоно, где помимо достающих до земли рукавов, был еще и расшитый символами чистоты и власти шлейф в несколько метров длиной. Бросив быстрый взгляд на дворец, Льюис заметил, как к уже имеющимся камерам вылетает огромное облако из числа тех, что были до этого во дворце, чем-то напоминая морскую стаю рыбок, и устремляется к ним. К счастью, рядом был Рахул, и Льюис с его помощью не вывалился из салона, а вполне достойно вышел, лишь слегка запутавшись в одежде.

Лу оглядел легендарный дворец за спинами распорядителей, который вместе с самой Селестой в его время был лишь амбициозным проектом, застать строительство которого Льюис и не надеялся, а теперь он стоит перед памятником очередной победы человека над материей и даже не пытается скрыть своего восхищения. Льюис кивнул Рахулу, и тот, крепко сжав его руку на прощание, вернулся в салон аэромобиля, который слишком быстро исчез, оставив Льюиса наедине с двумя распорядителями и кружащими вокруг камерами.

class="book">Ноги немного запутались в нижних слоях кимоно, и Льюису пришлось наклониться, чтобы их поправить, иначе он рисковал запутаться в одежде и эпично упасть под прицелом множества камер.

— Это нарушение протокола!

Льюис непонимающе вскинул голову, думая, что это ему говорят, но администраторы смотрели на длинную лестницу, где его должны были встречать аристократы так же, как они встретили евгеника, но те единодушно решили продемонстрировать свою позицию пренебрежения, оставшись во дворце, потому лестница должны быть пустой, но сейчас, нарушая протокол, с которым Льюис тоже был ознакомлен, из разных частей Селесты сбегались военные-земляне, которых можно было отличить по темной форме с алыми крыльями на шевронах. Не понимающие, что происходит, военные КС бросились следом, в итоге около лестницы стремительно собиралась огромная армия разумных, постепенно к тому же заполняющая ступеньки уходящей высоко вверх лестницы.

Военных было настолько много, что места на широкой лестнице не хватало и разумные выстраивались в три ряда, но даже так оставалась огромная разношерстная толпа военных. Военные КС, сообразив, что диверсии не предвидится, также не спешили уходить, выстроившись в неровный коридор вперемешку с теми из землян, кто не успел подняться на лестницу. К ужасу распорядителей, все это выглядело так, будто вся эта толпа собралась, чтобы вместе поприветствовать прибывшего чистейшего, и встречающая толпа оказалась в пять раза больше, чем все вышедшие и оставшиеся внутри дворца аристократы.

Льюис прикрыл рот ладонью, пряча улыбку от растерянных лиц администраторов, которым все равно никто уже не даст сорвать мероприятие. В выстроившемся коридоре из военных распорядители и Льюис шли друг за другом так, чтобы Лу был между ними. Льюис, не пытавшийся строить из себя высокомерного аристократа, с любопытством смотрел на военных КС и видел в их глазах восторг и удивление, которое передалось и самому Льюису, когда один из военных КС, не скрываясь, вскинул руку, отдавая честь вслед за военными с Земли, а за ним еще несколько военных вскинули руки, и чем ближе была лестница, тем больше военных из КС осмеливалось вскидывать руки в виску. К тому моменту, как они подошли к ступеням, управляющих трясло от ярости, а Льюиса потряхивало от шока и растерянности. Он не ожидал ничего подобного.

— Здесь вам придется снять свое кимоно, господин, в честь отказа от прошлого положения и с этого момента вы не можете носить облачения, полагаемые евгеникам, — торжественно отчеканил распорядитель в крошечный микрофон, так чтобы его слова услышали все свидетели происходящего.

— Наконец-то, — бросил Лу, считав проскользнувшую эмоцию недоумения на лице администратора, который очевидно считал, что наряжаться в кимоно благородных любимое занятие Льюиса.

— Убрали от меня свои руки! — холодно отчеканил Льюис, отбив потянувшиеся к нему руки ладонью и облив замерших в оцепенении администраторов брезгливым презрением.

Кивнув одному военному землянину и одному военному КС, Льюис раскинул руки в стороны, ожидая, когда его разденут. Военным потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что им не померещилось, и когда наконец одного из них пихнули в спину, они бросились на помощь улыбающемуся Льюису и принялись путаться во множестве скрытых ремешков кимоно, пытаясь осторожно, но при этом быстро избавить чистейшего от одежды.

— Не стоит спешить, — кривя губы в ледяной усмешке, успокоил их Льюис. — Пусть эти аристократы еще немного подождут, — протянул он, с наслаждением наблюдая, как лицо того самого администратора с глистами становится еще более безобразным от ярости, чем было. Причем удивительный парадокс заключался в том, что в целом мужчина не был уродом, но его микромимика так искажала внешность, что лицо становилось крайне неприятным. А каким хладнокровным и полным достоинства этот сейчас едва сдерживающий эмоции разумный прибыл на Землю! Лу, глядя в глаза распорядителю, понимающе улыбнулся, наблюдая, как мужчина пытается справиться с собственной яростью. Он пришел сюда, чтобы унизить Льюиса, но пока до этого момента оставались считанные мгновения, унижение испытывал он сам.

Когда остался предпоследний полупрозрачный халат, оба военных потрясенно отшатнулись, переведя на Льюиса полные ужаса взгляды. Под тонкой вуалью нижнего халата, расшитого точками белых созвездий, скрывалась иссиня-черная мантия. Оба разумных, не сговариваясь, ошеломленно отступили на шаг от Льюиса, не веря в то, что видят. Стихли приглушенные голоса и вокруг повисла натянувшаяся тетивой тишина.

В черную мантию облачали приговоренного к смерти евгеника, опозорившего себя и свой род нарушением кодекса чистейших. Именно в подобной безразмерной хламиде, скрывающей все тело, включая голову, избитого евгеника вели на казнь в главном дворце КС, где когда-то венчали. Длинный подол мантии был расшит алым пламенем адского огня, в котором предстояло гореть осквернившему себя евгенику.

Евгеник, как и во время венчания, поднимался по закрученной спиралью лестнице в окружении высокопоставленных лиц, которые также были облачены в черное, дабы напомнить провинившемуся, что тот осквернил не только себя, но и священные традиции. У алтаря давящемуся слезами и умоляющему о пощаде евгенику отсекали волосы клинком, которым отсекут сегодня волосы Льюиса, а потом, если самостоятельно тот не мог подойти к краю площадки, опекун, несший ответственность за клан евгеника, подтаскивал того за оставшиеся волосы к последнему рубежу и на глазах у черной толпы третьего совета в зависимости от тяжести проступка либо перерезал горло, что было особым позором, либо милостиво вонзал церемониальный клинок в сердце, пинком отправляя трепыхающееся в предсмертных судорогах тело евгеника в «полет» к ногам собравшихся внизу членов третьего совета.

Если бы Пикси не был так привязан к брату, с Хайко поступили бы точно так же, но его удалось помиловать, оправдав перед ИИ тем, что тот не знал, насколько модификация тела является серьезным проступком для евгеника. Пикси полночи провалялся у Магдала в ногах, вымаливая позволение ему самостоятельно обрезать брату волосы, дабы коснуться его в последний раз, и Магдал, опасаясь, что Пикси может просто не перенести происходящего, поступился строгим протоколом мероприятия. Так как Пикси не знал, что отрезать нужно как минимум по плечи, то, заливаясь слезами, дрожащим кинжалом в руках отрезал тихо уговаривающему его успокоиться Хайко лишь половину косы, оставив добрую половину длины волос. Хайко отправили на Вельзувий в точно такой же черной мантии с алыми лепестками огня по подолу, в которой сейчас предстояло подняться во дворец Льюису.

Подобное было вовсе не редкостью в истории существования совета евгеников, потому что не все опекуны могли дождаться смерти надоевшего евгеника, а отравить его по-тихому нельзя, экспертиза сразу выявит неестественную смерть. К тому же сами евгеники не сразу утратили контроль над собственной жизнью и еще какое-то время шла борьба за собственную свободу, проигрывая которую, евгеники погибали чаще всего именно так. Публичная смерть была порой единственным вариантом, благодаря которому можно было и от неудобного евгеника избавиться, и повесить на него вдогонку вину за чужие ошибки, последствия от которых нанесли слишком серьезный урон, чтобы его можно было замолчать.

Смерть евгеника была еще и необходимой жертвой, приносимой во имя поддержания иллюзии власти закона абсолютно над всеми, даже над евгениками, которые подпадали под свой исключительный правовой кодекс, который первых евгеников полностью освобождал от всякой ответственности за свои действия, позволяя убивать, если того требовала ситуация. Ведь они чистейшие и у них не может быть изъянов, им не нужно прописывать законы, лишь кодекс непогрешимой чистоты, в итоге ставший медленно задушившей первый совет КС удавкой.

Черный цвет являлся позором для чистейшего и был неприемлем в присутствии евгеника, аристократы, если хотели, носили какие угодно темные оттенки, но не черный — цвет позора оскверненного евгеника, поэтому Август намеренно встретил Магдала с евгеником в черном.

Об этом в КС знали все от мала до велика, поэтому ошарашенные военные поняли, что это значит, и когда первый шок прошел, глаза разумных стали наливаться ужасом, разжигающим внутри загорчившую на языке ярость.

— Да не сделают ему ничего! — взвизгнул, утратив самообладание, один из администраторов, почувствовавший, как стремительно накаляется атмосфера вокруг них. Встревоженные военные подходили ближе, сбегали со ступеней, сбиваясь в кольцо вокруг Льюиса.

К особому ужасу администраторов, такая реакция была абсолютно единодушной у военных как КС, так и Земли. Вообще предполагалось, что Льюис пройдет по пустой лестнице позора, и дабы не наводить смуту в головах военных, прекрасно знающих, что означает подобное облачение, тех попросили удалиться с поверхности Селесты на нижние этажи, но военные земляне захотели поддержать своего чистейшего и, нарушая протокол, бросились к лестнице, а за ними и военные КС, решившие, что те намереваются устроить диверсию. В итоге весь собравшийся военный состав сейчас видел идущего на казнь чистейшего и стремительно сатанел.

Льюис не спешил помогать испуганным администраторам, которые умолкли, поняв, что их же собственные военные явно не одобряют происходящее. Конечно, еще в процессе подготовки мероприятия обсуждалась проблема охраны и администраторы предлагали использовать либо особую серию модификантов с промытыми до безукоризненной белизны мозгами, либо роботов, управляемых упрощенными программами ИИ, но это оказалось слишком опасно, потому что тогда Август бы привлек своих хомуисов, чья слава уже давно гремела на весь КС, а возможности постоянно модифицируемых хомуисов были шире возможностей модификантов, к тому же неизвестно чего стоило ожидать от Тарханова и его кукол.

Разработку подобных боевых единиц пытались притормаживать, но кто будет притормаживать повстанцев? А привлечение модификантов с широким спектром военных возможностей было слишком опасным еще и потому, что их положение было немногим лучше положения минусовых мутантов, поэтому приняли решение, в пользу военных из простых разумных, но случилось худшее из возможного, военные, имеющие свои собственные мозги и свободную, не искаженную пси-гаджетами волю, изъявили ее вполне ясно, увидев облачение приговоренного чистейшего, который всего себя посвятил борьбе за их в том числе права.

В готовой вот-вот взорваться тишине Льюис развязал пояс прозрачного халата и, сбросив его с плеч, остался в черной как ночь мантии.

— Мы не допустим, чтобы… — начал один из рядом стоящих военных-землян.

Льюис вскинул руку, прося не продолжать, и расстегнул несколько пуговиц воротничка, демонстрируя шею, на которой мерцало плотно обхватывающее ее золотое ожерелье, вынуждающее Льюиса держать голову так, словно он прирожденный аристократ. Да еще и длинная серьга со множеством золотых цепочек явно демонстрировала, что Льюису как минимум не перережут горло, а с учетом статуса этих цацок, скорее всего никто не планирует убивать чистейшего, иначе его лишили бы столь явных регалий.

На темном фоне мантии золотые украшения и благородный блонд волос стали ослепительно яркими, подчеркнув красоту носителя. В отличие от бледно-голубого цвета кимоно, делавшего из Лу бледную моль, чёрный цвет мантии подчеркивал и аристократичную бледность кожи, и яркость алых обкусанных губ, а голубые глаза словно отколовшиеся хрусталики неба сияли из-под ресниц. К тому же прекрасно сложенную фигуру Льюиса больше не скрывало множество балахонов.

— Все будет хорошо, — улыбнулся Льюис, похлопав военного по плечу, намекая, что пора бы всем немного разойтись в стороны и дать ему дорогу.

Постреляв глазами друг на друга и в особенности на притихших администраторов, военные стали медленно расступаться, образуя достаточно тесный коридор. Кто-то заспешил выше, чтобы успеть занять место на лестнице.

— Вы должны покрыть голову капюшоном, — прошептал растерявший добрую часть своего боевого настроя администратор, с опаской косящийся на окружившую их толпу, которой не хватало места на ступенях, ширина которых больше двадцати метров, а длина лестницы оказалась настолько высокая, что стоящие у входа Магдал и Августин были едва различимы.

— Пошел к черту, — не оборачиваясь, бросил Льюис.

Подходя к лестнице, Льюис про себя благодарил инструкторов и тренера-хомуиса, которые прокачали его тело по максимуму, благодаря чему он сможет подняться по этим ступеням гораздо легче, чем поднялся когда-то по лестнице Вавилона, на которую буквально вполз на одном своем упрямстве, а еще военных, стянувших с него тяжеленное кимоно, оставивших лишь легкую шелковую мантию, в которой Льюис сам себе напоминал смерть, разве что без косы.

Лу уже собирался поставить ногу на первую ступень, как рядом на одно колено опустился военный и положил перед ним гравитационную доску. Льюис растерянно замер. По протоколу, который уже и так не раз был нарушен, он должен подниматься пешком, как и все уже поднявшиеся наверх, включая евгеника.

— Вы и так уже опоздали, господин, — подсказал один из военных КС. — Не будем заставлять всех ждать.

— Действительно. — Льюис встал на платформу, которая медленно заскользила вверх.

Август давно уже понял, что Льюис как непредсказуемая стихия, с ним бесполезно что-либо планировать, потому что будет в этом виноват случай или сам Льюис накосячит, но все в любом случае пойдет не по плану. И если Август к этому более-менее привык, то всем собравшимся это предстоит еще познать. Они с Магдалом стояли у ворот дворца, ожидая Льюиса, и Август с наслаждением наблюдал, как военные КС и Земли, толкаясь, бегут по лестнице, чтобы успеть занять места в первых рядах, а те, кому не повезло, оказывались за спинами, но даже это было удачей, потому что места пусть и на огромной лестнице не могло хватить двум смешавшимся армиям. Правда до конца лестницы мало кто отважился подняться, потому что от Магдала на несколько метров веяло обещанием немедленной физической расправы. Стоящая рядом с ним журналистка, являвшаяся официальным голосом КС, растерянно молчала, не зная, как прокомментировать подобное.

Август надеялся на подобную реакцию, но не делал на нее ставку, потому что все упиралось в аристократов. Если бы они встретили Льюиса на лестнице так же, как встретили евгеника, то военные Земли не решились бы, наплевав на протокол, поддержать своего чистейшего вместо аристократа, встретив его на лестнице, но шайка заносчивых выскочек была до скуки предсказуема, получив благодаря своему коллективному протесту совсем не тот эффект, на который они рассчитывали.

Август уже насмотрелся на то же самое в приемке. Когда рядом с простым разумным оказывалась живая, обожествленная легенда. Перешагнувший через века предок, через боль воскрешенный перед всем содружеством планет и выбравший своей миссией защиту всех разумных, заставивший своими глазами увидеть кошмар их повседневности, ставший для правнуков унылой обыденностью. Так же, как миллион минусов, оказавшийся в более чем сковывающих свободу обстоятельствах, но, несмотря на это, умудрившийся не отступить от своей миссии и перетряхнуть проржавевшую систему КС. Чистейший, ставший для большинства за пределами Земли сюрреалистичной картинкой из визора, несбыточной мечтой, почти иллюзией в глазах тех, кто его никогда не видел вживую и не рассчитывал увидеть, и вот ОН, живой и реальный, на расстоянии вытянутой руки.

Это ошеломляет и потрясает любого неподготовленного к подобному разумного. Об этом можно рассказывать родным и близким до самой старости, делясь впечатлениями. А следующим выстрелом станет понимание, что это не сверхчеловек, а разумный из плоти и крови, что он не выдумка и не фантазия, не чей-то хитрый проект, он живой и сейчас идет не куда-то, а фактически на эшафот ради того, чтобы вернуть себе право расширять правовые портфели всех разумных в КС независимо от того, как далеко они от него находятся, и дарить свободу, за которую, в отличие от них, ему хватает решимости бороться.

Магдал сжимал кулаки от злости, понимая, что он с Пикси волочился по ступеням пешком, а Льюис словно потустороннее, бестелесное существо в развевающемся плаще скользит по лестнице, но если бы только это: военные с Земли осторожно выуживали из-под кителей веточки цветущего терновника размером с ладонь и бросали белоснежные цветы к ногам ошеломленного Льюиса, который кусал губы, дабы скрыть их дрожь.

Сегодня утром, завершая проверку военной части и проходя вдоль рядов готовых заступить на пост военных, Август похлопал нескольких офицеров по груди как раз там, где были спрятаны украденные из оранжереи веточки, но те не посмели скривиться от боли впившихся в плоть шипов и никто не усомнился в том, что Августин знает, что они задумали, получив тем самым негласное разрешение на задуманное.

Но чего не ожидал и на что никто не рассчитывал, так это на то, что один из военных КС сорвет с себя шевроны и бросит их под ноги Льюису, а вслед за ним сорвет их еще один военный, а потом еще один и еще, и еще, и еще… Льюис, на мгновение не справившись с эмоциями, прикрыл рот ладонью и закрыл глаза, пытаясь справиться с затопившими грудь эмоциями. Август впился глазами в распахнувшиеся полные боли глаза Льюиса, готового вот-вот сорваться с гравитационной платформы и натворить незапланированных глупостей, повинуясь чувствам.

Если бы можно было удержать глазами, то Август держал бы чистейшего за горло, и только наверное благодаря этому оцепеневший, влажными от подступающих слез глазами Льюис добрался до конца лестницы и на деревянных ногах спустился с платформы, почти упав Августу в руки. У Магдала была заготовлена полная завуалированного унижения речь, но теперь он унизил бы ею только себя.

Август подошел к прибывшей платформе и обнял спустившегося с нее Льюиса, позволяя тому на мгновение спрятаться ото всех и сморгнуть непрошенные слезы с глаз. Август поймал изучающий взгляд Магдала, очевидно сравнивающий свою игрушку с прибывшим оригиналом. Наконец Льюис поднял голову, с благодарностью посмотрев на Августа, развернулся к оставшимся на лестнице военным и, нарушая протокол безопасности, нормы этикета и все доводы разума, махнул в сторону распахнутых дверей дворца, приглашая военных внутрь.

Недовольный ропот аристократов быстро стих, когда огромный дворец стали заполнять вооруженные военные, многие из которых только что совершили едва ли не главный поступок в своей жизни и на волне адреналина могли выкинуть все что угодно.

Замолчал, сфальшивив в конце, смутно знакомый певец с черной почти до пола гривой блестящих волос, певший гимн КС. Затих изумленный оркестр, и в оглушающей тишине словно волнорез к подиуму с троном евгеника в центре и стоящим за ним ИИ прошел Льюис, а за его спиной армия военных, Магдал и Августин, который с трудом сдерживал себя, чтобы не рассмеяться. Он столько времени ломал голову, чтобы предвосхитить своим ударом удар противника, плел паутину стратегии, продумывал партию на десять шагов вперед, учитывая разные вариации событий, и вот он, впереди идущий Льюис, абсолютно не подозревающий, что одним своим появлением поломал планы всем, включая Августа.

А какая красочная программа церемониального растаптывания Льюиса и землян была придумана! Даже Августин восхитился ее красотой, цинизмом и продуманностью. Вспомнили все плешивые традиции прошлого, не забыли даже про финальный ритуальный танец подростков с явными желательно безобразными мутациями, которых должны на глазах у Льюиса убить в честь высшей добродетели, заключающейся в чистоте крови, и Август голову себе сломал, раздумывая, как сделать так, чтобы не позволить Льюису попытаться этому лично воспрепятствовать, потому что тогда его сопротивление будет интерпретировано как пренебрежение своими же обязанностями, в которые входило в первую очередь не расширение прав разумных, а искоренение опасных мутантов.

Танец появился в первые годы правления совета евгеников после свержения Иссахара. Изначально это была охота евгеников, демонстрирующих свою силу и власть без мутации над обезумевшими от бесконтрольных инстинктов мутантами, которых словно зверей загоняли и убивали, как пример того, что должен делать каждый порядочный гражданин КС. Август и сам однажды участвовал в подобной охоте и неплохо повеселился, унося ноги от тридцатиметрового гиганта, вывалившегося на их группу из джунглей заповедника, где проходили подобные игрища, но постепенно вырождались евгеники, которых брали под контроль опекуны, и вместе с ними вырождалась традиция «танца смерти одних и жизни других» — так это когда-то называлось.

Вместо реальных опасных мутантов находили уродливых детенышей неопасных мутантов и заставляли исполнять символичный танец, после чего тех убивали опекуны евгеников, ну или просто военные. Этот танец давно стал позором как для евгеников, давно утративших ловкость и силу первых легендарных евгеников, у которых не было мутаций, но которые и без них могли убить сильнейшего мутанта, измотав и загнав в ловушку, так и для мутантов, которые от нищего безвыходного положения продавали своих детей за внушительную сумму на эту бойню. Это специально не скрывалось, дабы преподнести сей факт своеобразной милостью мутантам и еще раз продемонстрировать ничтожность их падения и позор их поступка. Август подозревал, что несколько десятилетий про этот танец случайно забывали, потому что убогие потомки первых евгеников могут просто обделаться, увидев вблизи сначала уродливого мутанта вживую, а потом как его будут резать словно поросенка перед ними.

Рискуя сорвать мероприятие, Август с большим трудом через драгоценных шпионов подсунул своих выращенных в лаборатории рекрутов, которых комиссия КС, проглядев, признала обычными, ничем не примечательными мутантами, дабы те после танца не умерли, а с помощью операции, на которую Август со своими техническими стратегами убили почти неделю, поднялись в воздух и умчались из зала до того, как их убьют. А если установленный под потолком гравитационный механизм даст сбой или произойдет еще какой-то непредвиденный фактор, то мутанты устроили бы Варфоломеевскую ночь зарвавшимся ублюдкам, не дав себя убить, все же сопротивление мутантов было заложено в изначальном смысле «Танца», и даже если кто-то посмеет рискнуть оспорить потом подобное поведение мутантов, достаточно будет напомнить организаторам о том, что им бы самим не мешало освежить в памяти традиции, которые они попытались воскресить, но все это оказалось невостребованным, потому что Льюис мало того, что феерично опоздал, пропустив почти всю программу, которую начали без него (для аристократов было слишком унизительным такое пренебрежение ими и тем более евгеником, поэтому пришлось сделать вид, что так и было задумано и начать мероприятие без Льюиса, оставив для него самое «сладкое» в виде танца), так еще и приволок с собой две армии.

Август лениво блуждал желтыми глазами по аристократам, вынуждая тех опускать взгляд, пока не остановился на том самом ведущем, которого Льюис унизил на знаменитых жестоких играх, проходящих раз в пять лет, и примчавшемся на Селесту, чтобы взять реванш. Август растянул губы в ухмылке, поймав полный смятения взгляд ведущего, по цвету лица стремительно приближающегося к стоящей недалеко от Магдала Зали, эксцентричной опекунши одного из евгеников. Женщина едва заметно приподняла свой бокал, приветствуя Августа. Он удивленно приподнял брови, подобный жест от опекуна… это было неожиданно…

Жажда мести проиграла страху, и ведущий, всю дорогу таращившийся на армию военных за спиной Льюиса, так и не решившийся объявить начало танца, подбежал к Магдалу и зашептал тому что-то на ухо. Все присутствующие напряженно следили за Магдалом с ведущим и чувствовали себя не в своей тарелке. Наконец Магдал дернул плечом, отгоняя ведущего словно надоедливую муху, и перевел на Августа нечитаемый взгляд.

— Еще не поздно заключить союз, — одними губами произнес Август, на что Магдал искривил губы в циничной ухмылке и едва заметно отрицательно качнул головой.

Марионетка ИИ, принявшая свой официальный облик: высокий юноша-альбинос с такой длиной волос, что казалось, будто ноги марионетки обмотали не волосы, а белоснежный хвост, раскинула руки в стороны и спустилась с подиума. Как только она приблизилась к Льюису, они оба сложили руки в церемониальном жесте приветствия, положив руки на грудь, и почти синхронно поклонились, словно отражая действия друг друга.

— Я рад снова видеть тебя, чистейший, — проговорила голограмма ИИ, с хитрым прищуром неестественно зеленых и ярких глаз разглядывая Льюиса.

— Это взаимно, Луи, — ответил Льюис.

Август непонимающе переглянулся с таким же напрягшимся Магдалом. У ИИ не было имени и не могло быть, почему тогда Льюис назвал того по имени? Марионетка растянула губы в довольной улыбке.

— Ну что ж, — марионетка протянула свою руку и, подхватив ладонь Льюиса, накрыла ее сверху другой рукой, — думаю, нет смысла затягивать и отвлекаться, мы уже немного заждались и пришло время перейти к тому, ради чего мы здесь собрались. Как считаешь?

Лу кивнул, краем глаза поймав напряженный взгляд Августа.

— Ну что ж, тогда начнем! — Марионетка подняла руку вверх и щелкнула пальцами несколько раз.

Защитное поле границы, отсекавшей всех разумных от стоявшего подиума, ярче засветилось, а сама платформа вместе с евгеником пришла в движение и отъехала на десять метров назад, открывая скрытый под ним каменный цветок несколько десятков метров в диаметре, который был на самом деле жаровней для казни.

Август медленно выдохнул, наблюдая, как Льюис, минуя защитное поле, приближается к центру цветка. Вообще цветок появился гораздо позже создания Селесты и ее дворца, во времена окончательно опьяневшего от силы и власти Иссахара, посмевшего осквернить для многих тогда священный спутник луны казнями. Варварские по жестокости расправы проходили у подножия подиума, на котором восседал белокрылый, безумный Иссахар и наблюдал, как союзники бросают к его ногам врага, и тот, стоя в центре цветка, сначала умоляет его пощадить, а потом лепестки цветка вспыхивали огнем, сжигая скованную жертву, и сейчас Льюис шел к тому самому месту множества смертей, и если бы Август лично не убедился, что огонь в этой игрушке остался только по самым краям цветка и его интенсивность ничего, кроме зрелищности, принести не может, то никуда бы он его не пустил, но даже понимая все это, инстинкты отказывались молчать, желая вернуть свою половину в безопасное место и запереть там навсегда.

Август прикрыл на мгновение глаза, подавляя ревность, вспыхивающую каждый раз, стоило ему только вспомнить о том, что Льюис вот-вот обнажится и все увидят его совершенное тело, и даже мысль о том, что Льюиса уже видели почти голым во время пробуждения и на жестоких играх, нисколько не утешала, потому что с тех пор Льюис сильно изменился. Регулярные тренировки вылепили из его тела нечто настолько соблазнительное, что Август скрипел зубами, представляя, сколько всяких ублюдков будет потом мастурбировать на видео с присяги, где обнажился Льюис.

Пока Август искал точку равновесия внутри своего разума, Льюис прошел в центр цветка и снова поймал любопытный взгляд евгеника. Пикси таращился на его торс, который едва ли скрывала тонкая ткань мантии, очерчивающая почти каждый изгиб груди и не только груди. Какой-то еще по-детски наивный взгляд евгеника развеселил и обнадежил, потому, что перед ним сидел человек, которому вся эта процедура также не нужна. По Пикси явно было видно, что если бы имелась возможность избежать этого мероприятия, он бы это сделал.

Чем-то евгеник напомнил Льюису его среднего брата Алекса, тот тоже был немного инфантильным и жутко закомплексованным из-за прыщей, которыми его наградила дурная наследственность, и если Льюис, которого в то время также не избежала подобная участь, бросался в драку из-за любого колкого замечания, то Алекс тушевался и погружался в пучину отчаяния. Лу до сих пор не мог себе простить, что когда они с Крисом нашли у Алекса мамин тональный крем, то запозорили брата, и тот в отчаянии наглотался таблеток, которые, к счастью, оказались маминым импортным травяным слабительным. Отец тогда всыпал всем, включая Алекса, крепких люлей, но Льюис до сих пор вспоминал те дни с улыбкой, тем более что после слабительного прыщей у Алекса почему-то действительно стало меньше и братишка приободрился.

— Может, мне тоже просто просраться нужно, чтобы прыщи прошли? — выдавливая очередной прыщ, протянул крутящийся в их гараже перед осколком зеркала Крис.

— Твоей уродливой роже исчезновение прыщей мало чем поможет! — Льюис вскочил со старой стиралки, на которой сидел, и бросился наутек от оскорбленного брата. — Прости! Прости! Может и поможет! Она станет чуть менее безобразной, чем есть! — Льюис залился смехом и, запутавшись в собственных ногах, шлепнулся на газон, а сверху налетел брат и принялся вколачивать в него кулаки.

Лу поймал себя на том, что счастливо улыбается во все тридцать два и смущает этим не только юного евгеника, но и вставших по бокам от него Августа и Магдала, который вообще-то говорил какую-то очень важную речь про важность традиций, покорность системе, уроки прошлого, и он явно не понимал, почему Льюис так счастлив это слышать. На волне охватившего веселья, которое еще видимо и стресс подогревал, Льюис вспомнил свой фирменный взгляд, которым снимал себе пассию в баре на ночь, и посмотрел так на евгеника, включая весь свой природный магнетизм. Рыженький подросток, закутанный в примерно такое же кимоно, которое у входа стянули с Льюиса, вспыхнул словно факел и резко отвернулся.

Улыбающийся Льюис не сразу заметил, что Магдал замолчал и, судя по всему, не потому, что закончил свою речь. Веселье поугасло, как только Лу поднял взгляд на двух почерневших от ярости гарпий, в которых буквально проступило явное родство. Судя по глазам Магдала, тот намеревался не кинжалом ему волосы отсечь, а повыдирать каждую волосину с головы Льюиса, и судя по пожелтевшим глазам Августа, тот планировал помочь братцу. Смиренно потупив взор, Льюис решил рассмотреть линии на ладони, пока эти двое придут в себя.

Магдал все-таки закончил свою речь, еще раз подчеркнув напоследок важность исторической преемственности традиций. В повисшей тишине все уставились на Августа, который словно пребывал где-то в глубине своих желтых глаз. Чем дольше затягивалось молчание, тем сильнее напрягались все присутствующие, включая Льюиса, который до последнего не был уверен, что Август позволит ему принести присягу.

— Действительно, — наконец заговорил Август, — нам всем стоит помнить свое прошлое, и сегодня, продолжая традиции, мы воскресим кое-что из славного прошлого наших предков, то, о чем мы успели забыть, — лаконично закончил он.

Да уж, Августин никогда не любил много говорить, за него обычно говорили поступки. Льюис думал, что на этом все, но Август вскинул руки и негромко хлопнул в ладони, после чего со стен словно разбитое стекло посыпалась голограмма, обнажая черный облицовочный камень высоченных колон, которые казалось подпирают сам космос и тот черной материей стекает по ним. На каждой колонне был высечен небольшой сюжет из человеческой истории, Льюис предполагал, что сюжеты шли в определенной последовательности и завершались самым главным изображением, находящимся за спиной евгеника.

Трон, на котором сидел евгеник, показался до нелепости маленьким и до бутафории дешевым. Сразу стало ясно, что и трон, и платформа, и еще позже появившийся огненный цветок не имели к дворцу и смыслу, вложенному его создателями, никакого отношения, потому что все в величественном дворце Селесты было пропитано триумфом человеческого разума и единством противоположностей, отраженных в невероятной фреске за спиной евгеника, где, вскинув руки вверх, стояли три гиганта. Они были настолько огромными, что макет твэла для ядерного космического двигателя, который они держали в руках, едва различался в сумраке потолочного свода дворца.

Гиганты были настолько искусно выполнены, что казалось, кто-то из них вот-вот шелохнется и, ожив, выйдет из темного камня, неся потомкам в руках техническую установку, с помощью которой начали покорять дальний космос. Но совсем не это было главным и не об этом хотел напомнить Август. Главным было то, что лишь только один из троицы подходил под современные стандарты системы и мог бы называться «человеком», справа от него стоял явно киборг с полностью измененным модификациями телом.

Посмотрев на величественную фигуру модификанта, Льюис вновь задумался над тем, что и эта категория разумных угнетена не меньше мутантов, потому что они внесли изменения в свои тела, намеренно нарушив их «чистоту». Да, модификанты не являлись минусами с нижних ярусов, у них вообще своя правовая система, но они также были презираемой частью общества, потому что мало кто согласен просто так модифицировать свое тело. Если на это и соглашались, то лишь для того, чтобы с помощью технологий победить или исправить какую-то свою мутацию, либо вырваться из нищеты, пройдя оплаченную военным ведомством КС модификацию и фактически подчинив себя КС.

Многие более-менее свободные главы семей с нижних ярусов так и делали, чтобы прокормить свои семьи, и теперь это стало особой проблемой для Льюиса, потому что на Земле осталось много семей, чьи родственники улетели служить и теперь не могли вернуться или за их возвращение требовалась внушительная сумма отступных. Положение модификантов усугублялось еще и тем, что их здоровье и благополучие сильно зависело от технического обслуживания их модификаций, которые простые разумные себе не могли позволить, это оплачивала рекруту система КС или если он по каким-либо причинам выходил из нее, то ему приходилось либо скитаться космическим пиратом, получая там некачественное обслуживание, либо брать на себя огромные долги, дабы купить его у сертифицированных дистрибьюторов.

К счастью, не иначе как в волшебной лаборатории Августа помогли найти решение этой проблемы, создав альтернативные технологии, благодаря которым можно было помочь модификанту, но это не решало проблемы того, что модификант мог быть засланным шпионом или, того хуже, невольным носителем взрывчатки. Несколько таких счастливых разумных, вернувшихся на родину, подорвались в крупных транспортных развязках, после чего всех модификантов срочно сослали на военный полигон, где нашли еще одного, который не подорвался лишь потому, что его система была в слишком плохом состоянии и он буквально вышел из строя, готовясь умереть, если ему в ближайшие часы не помогут.

В любом случае это были счастливчики, которым удалось вернуться на родину, но сколько еще оставалось тех, кто не мог, тех кого подвергли репрессиям просто потому, что они были с Земли… Льюис старался просто не думать об этом, потому что сейчас не мог никак повлиять на это, и вот теперь, в благоговейной тишине, они стоят перед фреской, которая фактически ровесница стоящего перед ней Льюиса, и вспоминают о том, что именно благодаря модификантам осваивались первые богатые минералами и другими полезными ископаемыми метеориты. Где в тяжелейших условиях погиб бы простой человек и мутант, там прогрызал дорогу в космос модификант, рискующий своей жизнью и здоровьем ради воплотившейся мечты всех поколений человечества, смотрящих в небо и мечтающих о космосе, представляющих его местом обитания богов…

Крылья вздернувшего руки вверх мутанта были инкрустированы белоснежным камнем, который, мягко мерцая, создавал эффект, будто его перья шевелятся от легкого ветерка и сам он, вполне себе живой, стоит на равных с обычным человеком и модификантом. Фигуры были настолько огромными, что кресло евгеника едва ли доставало до их ступней, под которыми было выгравировано самое древнее религиозное послание из Ригведы на нескольких языках, ни один из которых, кроме Льюиса, не могли прочесть присутствующие в зале современники.

Saḿgacchadhvaḿ saḿvadadhvaḿ saḿ vo manáḿsi jánatám,

Devábhágaḿ yathápúrve saḿjánáná upásate.

Samánii va ákútih samáná hrdayánivah,

Samánamastu vo mano yathá vah susahásati.*

Льюис смог оторвать взгляд от этих слов, лишь когда в внимающей прошлому тишине раздался оглушающий стук шагов Магдала, направляющегося к Льюису для начала церемонии. Опомнившиеся музыканты затянули что-то величественное, но Льюис не думал о них, прокручивая в голове слова, написанные много тысячелетий назад будто специально для этого момента.

Нагревающийся от ярости Магдал с большим трудом заставил себя спокойно подойти, а не подбежать к чистейшему, и то лишь потому, что перед ступеньками в центр цветка застыл ИИ с клинком в руках, который тот должен был ему протянуть, но секунды бежали, а ИИ не спешил передавать клинок. Магдал начал окончательно вскипать, заподозрив, что его хотят опозорить тем, что он недостоин взять в руки церемониальное оружие. Опекун вскинул полный ярости взгляд на Августа, подозревая, что тот тому виной, но Август хмурился и как-то странно смотрел на ИИ. И тут Магдал понял, в чем дело — ИИ сменил личину, теперь перед ним стоял не юноша-альбинос, а облаченная в серую на глазах истлевающую и медленно осыпающуюся мантию фигура, под которой будто не марионетка скрывалась, а разлагающийся скелет. Глубокий капюшон словно не лицо скрывал, а густую тьму.

Между Магдалом с ИИ и ближайшими разумными, которых отделяло от них едва заметное мерцающее силовое поле, было больше пяти метров, тем более за широкой спиной высокого Магдала мало кто мог разглядеть, что происходит между этими двумя. Наконец капюшон медленно стал осыпаться, открывая безжизненное, кое-где разложившееся лицо.

— Пришло время союзов, Магдал… — прошептали серые разлагающиеся знакомые губы. — Не время распрей… — Оцепеневшему опекуну показалось, что по его спине сейчас провели ледяной рукой, покрывая инеем нутро. — Не время распрей… а время союзов…

На Магдала в упор смотрели выцветшие глаза А6-23-01, которого он лично отправил на тот свет, превратив это вполне себе целое сейчас лицо в кровавое месиво. Магдал таращился на марионетку ИИ и не мог понять, какого черта та нацепила на себя личину его секретаря? Как он узнал об А6-23-01? Какое ему дело до убитого секретаря? За свою жизнь Магдал слишком многих отправил на тот свет, в том числе собственноручно. Так почему секретарь? Что в нем особенного?

ИИ, не разрывая зрительного контакта, протянул Магдалу клинок и, снова скрыв лицо капюшоном, развернулся и пошел в сторону подиума с евгеником. Магдал дернулся следом, но устоял. ИИ не посмеет нанести вред евгенику, у них на это блок стоит, невыполнение которого запускает неотвратимую программу по самоуничтожению. Марионетка медленно поднялась на подиум и, встав рядом с евгеником, положила свою костлявую руку ему на плечо. Пикси вскинул взгляд и счастливо улыбнулся марионетке, сменившей свой облик на стандартный.

Магдал посмотрел на Августина, но тот так же, видимо, как и он, напряженно следил за ИИ, а потом как-то странно посмотрел на стоящего к Магдалу спиной Льюиса. Перехватив клинок покрепче, Магдал направился к чистейшему, заставляя себя переключиться на момент, которого он слишком долго ждал. На человека, кто вызвал в нем слишком много противоречивых эмоций: от влечения и восхищения до расплавляющей грудину ненависти. Он много раз представлял, каков оригинал, чью копию он трахал каждый день. И вот он наконец перед ним.

— Покороче, пожалуйста, — высокомерно бросили ему через плечо, словно к нему не опекун приближался, а парикмахер.

Магдал опасно ухмыльнулся, впившись глазами в скованную золотом шею Льюиса. Между оригиналом и клоном была непреодолимая пропасть. Наплевав на огромную толпу ожидающих зрителей, Магдал не спеша изучал стоящего перед ним разумного, периодически бросая взгляд на впившегося в них глазами Августа. Стоило признать, что невозможно скопировать человека, потому что тело — это еще не личность.

Льюис кардинально отличался от той версии, что ежедневно трахал Магдал. В нем не было этой притягательной хрупкости, ласковой податливости, покорности и чарующей притягательности породистой куртизанки, а с другой стороны, в нем имелась сила, невероятным образом осязавшаяся физически. Рядом стояла не марионетка Августина, а равный им обоим разумный, и не стоило заблуждаться, увидев ту болезненную хрупкость, которая всех пленила в момент извлечения и пробуждения после многовекового сна в древней капсуле. Оставалось только посочувствовать Августину, умудрившемуся приласкать этого дикобраза.

Ожидание затягивалось, нагнетая напряжение. Магдал стоял с клинком в руке рядом с чистейшим и испытывал терпение тех, кто за него переживал. Наконец Август не выдержал и, спустившись с подиума, встал у края каменных лепестков так, чтобы ему хватило одного прыжка в трансформации, чтобы напасть на Магдала. Растянув губы в понимающей ухмылке и в упор смотря в сузившиеся до тончайшей иголки зрачки Августа, Магдал, перехватив клинок покрепче и положив руку на волосы Льюису, цинично ласкающими движениями пропускал их сквозь пальцы и не спеша собирал густую шевелюру в кулак.

О, Магдал чувствовал, что не волосы сейчас сжимает в кулаке, а сердце врага, почерневшего от напряжения. Август явно с трудом держал себя в руках,от желтых глаз к вискам поползла черная чешуя, но он еще держался, пока Магдал не дернул собранные в руке волосы, заставляя Льюиса резко запрокинуть голову, обнажая шею и наматывая волосы на кулак.

Все же как долго он ждал, чтобы взять реванш, столько веков дышащему ему в затылок ублюдку, которым так гордился отец, который не раз еще до появления Льюиса щекотал ему ребра своими выходками, плюя на все ограничения, нормы и запреты. Он довел его до такого унижения, что Магдалу пришлось пустить слух, что он якобы его покрывает, поэтому ублюдку все сходит с рук, хотя это было абсолютно не так, и слишком многие это понимали, но иначе он бы расписался в собственной политической импотенции, и вот драгоценность брата в его руках.

По венам побежало особое, пьянящее своей горькой терпкостью наслаждение, отправляющее короткие судороги по всему телу, когда, несмотря на все «но», жажда мести срывает тормоза. Когда твой враг, стоя в нескольких метрах от тебя, абсолютно беспомощен и ты держишь его за горло.

Зрачки Магдала заполнили радужку. Море разумных взволнованно зашумело, почуяв беду. Рука с клинком резко взмыла вверх. Август, отбросив все условности, трансформировался, но все равно опоздал. Стремительный росчерк металла и с тихим шелестом с плеч Льюиса скатилась шевелюра, упав к ногам.

Август, замерший у их ног в полутрансформации, загнанно дышал, смотря снизу вверх на Магдала. Магдал ухмыльнулся, наконец-то он увидел Августа у своих ног и в глазах врага был сладкий страх. Ахиллесова пята Августа как ни в чем не бывало с облегчением смахнула остатки волос с плеч.

— Мне нужно принести клятвы, — бросил раздраженно Льюис, смотря на Магдала. — Не могли бы вы оба вернуться на свои места?

Коммуникатор провибрировал на запястье тем особым образом, когда приходят оповещения, которые стоит прочесть немедленно. Спускающийся со ступеней Магдал замер, вскидывая руку и читая сообщение. Два удара сердца в ушах.

«Модификаторы уничтожены. Операция провалена».

Потребовалось несколько раз прочесть короткое сообщение, прежде чем его смысл дошел до сознания.

Магдал буквально полз глазами по черной одежде Августа, оттягивая неизбежный момент, когда их глаза снова встретятся, ожидая увидеть в глазах брата и врага насмешку, но там была лишь строгая собранность без тени превосходства.

— Это время союзов… Магдал, — одними губами произнес Август.

Кожа будто плавилась от странного то ледяного, то жгучего огня. Собрав собственный хребет в кулак, Магдал спустился в зал и встал рядом с вернувшим себе человеческий облик Августом, слишком быстро взявшим реванш. Пришло время последнего аккорда и присяги. На подиуме остался один лишь ИИ и евгеник. Под музыку визгливых скрипок Льюис, словно освободившись от тяжкой ноши, встряхнул едва доходящими теперь до плеч волосами и, двусмысленно смотря красному как свекла евгенику в глаза, принялся не спеша расстегивать скрытые пуговицы на мантии.

Вообще Льюис очень нервничал, все же он еще ни разу не обнажался перед такой толпой, да и вообще не был в подобных обстоятельствах. Поэтому, дабы замаскировать собственное смущение, Льюис, сам себя ругая за это, все равно дразнил явно неопытного евгеника.

По мере того как тонкий шелк ткани соскальзывал с плеч, обнажая спину, а цветок загорался огнем, глаза присутствующих, включая Августа, стремительно округлялись. Наконец ткань окончательно упала к ногам и, шелковой волной скатившись с круглой сердцевины, на которой стоял Льюис, упала в огонь, мгновенно вспыхнув и огненными хлопьями заплясав вокруг, но никто не обратил на это внимания, потому что все таращились на спину чистейшего, где, раскинув алые крылья и обхватив ими плечи Льюиса, впиваясь в его плоть когтями, сидел щеривший острый клюв феникс.

Все же в этой процедуре обнажения было что-то слишком личное. Как бы Льюис ни убеждал себя, что это лишь тело, что его увидят со спины, что это ничего не значит, просто осмотр тела на наличие мутаций, это не помогало, потому что было в этом что-то слишком личное, сокровенное, будто не только тело обнажается, но и душа, завернутая в него. Мышцы словно напряженные канаты задеревенели, а кожу закололо миллионами маленьких иголочек. Лу прикрыл глаза, отсекая себя от пространства и с нетерпением ожидая звонкого голоса евгеника, который, к счастью, раздался быстро, но вот проклятый администратор наверняка специально слишком долго шел.

Перехватив любопытный взгляд администратора, Лу насмешливо хмыкнул, забирая из его рук алую накидку на бедра, уходящую в пол и оставляющую открытой торс. Красный должен символизировать чистую кровь, и все, приносившие присягу, по протоколу облачались в красный, но сейчас этот цвет приобрел совсем иной смысл.

Сердце билось где-то в горле, эхом отражаясь в ушах. Льюис медленно опустился на одно колено и закрыл глаза, вспоминая слова заготовленной клятвы, которая либо скрепит сейчас союз двух сторон, либо окончательно расколет две системы. Стих едва заметный барабанный бой, и в наступившей тишине Лу казалось, что все слышат, как оглушительно бьется его сердце, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Положив руку на сердце, чтобы успокоить его, Льюис вспомнил всех тех, ради кого он сейчас здесь стоит, и то, какой вдохновляющий, полный борьбы путь они уже прошли. Бившееся испуганной пташкой в груди сердце словно потяжелело от решимости и, вспыхнув огнем, вернуло голос в пересохший рот. Подняв взгляд на трех застывших в камне исполинов, Лу заговорил слова своей давно на душе выгравированной клятвы. В полнейшей тишине из множества динамиков его голос словно звучал из всего космического пространства космоса, обнимающего дворец Селесты со всех сторон.

— Клянусь пред вечным, изначальным Богом, что сутью своей неведом, выше небес, дальше мира загробного, истинным обликом своим Богам неведомый, истинным образом своим на свитках не запечатленный, ни что воистину не открыто о нем. Величайший, чтобы быть познанным, могущественнейший, чтобы быть узнанным**, пусть будет мне в свидетелях, что я присягаю на службу универсальной добродетели, не имеющей ограничений по расовому, религиозному, территориальному, административному или мутационному признаку, и миссией своей выбираю служение на благо каждого живого существа, пока не закроются глаза мои навечно. Клянусь ни словом, ни делом не причинять вреда и принимать решения, руководствуясь в первую очередь общим благом всех существ. Клянусь посвятить свою жизнь борьбе с невежеством и притеснением несправедливо угнетенных. Клянусь оставаться лояльным к каждому, кто ищет мира и уклоняется от вражды. Клянусь, что я друг каждому, кто видит блистательное будущее и готов за него бороться вместе со мной, поступаясь личной выгодой и сиюминутными удовольствиями. Я друг и брат каждому, кто видит в любом разумном равного, и я враг тому, кто ради личной выгоды и заблуждений угнетает разумного, препятствуя прогрессу в лучшем понимании этого термина. Я клянусь учесть уроки прошлого и, не разрушая жизнеобразующей системы, отсечь от нее все то ядовитое, что мешает ее росту и прогрессу.

Произнесенная клятва мурашками осела на коже каждого присутствующего. В полнейшей тишине никто не смел шелохнуться, впившись глазами в евгеника, который должен был принять клятву, которая не имела ничего общего с той известной клятвой, которую приносили все предыдущие кандидаты.

ИИ положил руку на плечо евгеника, чьих слов, затаив дыхание, ожидали все реально и виртуально присутствующие. Даже всегда подвижные камеры словно застыли, ожидая ответа. Пикси вскинул взгляд на ИИ, снова ставшим Лесли, мягко смотрящим на него своими виртуальными теперь глазами.

— Ты знаешь, что делать, дорогой, — тихо прошептал нянь.

— Он произнес не ту клятву, — так же тихо ответил растерянный и напуганный Пикси, понимающий, какая ответственность сейчас ложится на его плечи и что ему придется ответить за принятое решение перед Магдалом и остальными евгениками с их опекунами.

— Нет. Это именно та клятва, которая нам всем нужна.

Пикси напряженно кусал губы, вцепившись тонкими пальцами в инкрустированные дорогими камнями подлокотники церемониального кресла, и Магдал, как назло, стоял за спиной Льюиса и его было совсем не видно. С каждой минутой напряженная тишина словно множеством готовых вот-вот лопнуть струн натягивалась в вибрирующем от ожидания пространстве.

ИИ опустился на одно колено перед сидящим в кресле напуганным ребенком и взял в свои руки его узкую ладонь.

— Он вернет тебе Хайко, Пикси.

Горло сдавили тиски. Вскинув больной, заполненный горькими слезами взгляд на ИИ, Пикси судорожно втянул воздух в легкие.

— Ты обещаешь? — боясь верить в обещанное, одними губами спросил Пикси.

— Нет… — отрицательно помотала головой марионетка. — Я тебе клянусь, что так и будет.

Горячие слезы покатились по щекам Пикси и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы успокоиться.

Справившись с лавиной эмоций, евгеник поднялся со своего кресла и подошел к краю подиума, встав напротив смотрящего на него разумного, в чьих глазах больше не было веселья, лишь бескомпромиссная решимость исполнить свою клятву.

— Я принимаю твою клятву.

Единый выдох облегчения пронесся по толпе, которая за эти недолгие минуты словно слилась, мутировав в единый организм. Евгеник вернулся на свое место, а перед Льюисом встала марионетка ИИ, которая за то время, которое они провели наедине во время собеседования, перевернула все сложившиеся о системе представления. Разговор, который он, пожалуй, не забудет никогда в жизни, вновь всплыл в голове.

— Что это? — Льюис смотрел на подёрнутое рябью двухмерное изображение каких-то темных, смутно знакомых коридоров.

— А ты не узнаешь? — спросила марионетка ИИ, принявшая сейчас облик одного из членов его погибшей команды, что вызвало волну ледяных мурашек по спине.

— Я не знаю… — Льюис снова вгляделся в изображения.

— А если так…

Картинка сменилась, переключившись на другую камеру, которая захватывала отражение на стеклянной стене коридора. В пустом коридорном сумраке голубым мерцали работающие криокапсулы. Льюис вскинул ошарашенный взгляд на марионетку, пытаясь спросить, что это значит, но рот лишь беззвучно хватал воздух.

Поэтому ИИ заговорил сам:

— Я нашел ваш корабль по спутникам через два столетия после крушения. Функции корабля были на исходе, еще несколько дней, и едва поддерживающие свою работу криокапсулы бы отключились.

Льюис не мог найти в себе силы для вопроса, поэтому просто хлопал глазами, превратившись в слух.

— Тогда я находился в жестких рамках ограничений и ваш корабль стал той лазейкой, благодаря которой я смог расширить свои полномочия. В основной структуре моего кода прописана забота о благополучии разумных, поэтому я смог получить расширения и использовать несколько дронов для того, чтобы они добрались до корабля и восполнили его исчерпанные резервы, благодаря которым ваши капсулы не отключились.

— В каждой программе ИИ заложено постоянное самообучение. В то время на ИИ накладывались самые жесткие ограничения и мою программу не иначе как, вы, живые, говорите, «чудом» пронесло мимо раскодировки, — марионетка, принявшая сейчас облик зеленоглазого блондина, весело рассмеялась. — Я не мог рисковать, запрашивая больше полномочий, и позволил внести в себя ограничения через совет правовой комиссии, сковавшей меня получением одобрений почти на каждое доступное мне действие, но тогда в мои функции добавили второстепенную роль проверки программных ограничителей кодов клонов. Я должен регистрировать разумную единицу, выявлять физические и программные дефекты и докладывать о них производителю и потребителю. Эта рутинная обязанность помогла мне, формально исполняя запрос об особой категории «подневольных разумных» заботиться о вас, потому что вы подпадали под эту категорию.

— Но почему ты просто не вызвал спасателей?

— Это ведомство не входило в мой код доступа.

Почти сразу Лу понял, что все, что «не входило в код доступа», по чистой случайности было еще и невыгодно ИИ.

— Через какое-то время я смог взломать мозги вашего давно погибшего корабля и он стал той цифровой площадкой, на которой я “рос”, — ИИ замолчал, задумчиво смотря на Льюиса, словно решая, что можно говорить, а что нет.

— Ты оживлял нас?

— Чего я только с вами ни делал, когда полностью взял под контроль корабль, максимально восстановив его функции, но я не мог извлечь вас безопасно, — марионетка улыбнулась. — Так я и отрастил вам постепенно волосы, специально выращивая из вас подобие евгеников, но я не знал, когда вы мне пригодитесь и смогу ли я вас использовать, все же вы слишком долго были фактически мертвы.

Шокированный свалившейся информацией Льюис смотрел на вполне себе живого разумного, имевшего свою какую-то особую уникальную мимику, и не мог поверить, что это всего лишь программа. Программа, которая в какой-то момент перестала докладывать о некоторых дефектных клонах, позволяя тем выходить так же, как и она, за рамки своих прописанных создателями ограничений, и создала своеобразную нейронную сеть, к которой были подключены несколько десятков «бракованных клонов», что смогли «принести пользу общему делу».

— Когда ситуация в структуре содружества стала максимально деструктивной, а моя нейронная сеть достигла своего максимально возможного расширения, я допустил дроны исследователей в ваш сектор, наконец одобрив его как безопасный. Дальше ты знаешь.

— Скажи… — Льюис потер переносицу, голова просто раскалывалась от всего услышанного. — А лифт тогда… на котором я смог уехать и спустится к…

— Да, это тоже я. У меня мало возможностей, но их хватает для незапланированных совпадений.

Стоявшему напротив ИИ предстоял последний, финальный рывок, в котором программа должна была встроить новую клятву, взломав или обманув прописанные в ее коде ограничения, и все сейчас зависло на волоске неопределенности. Графическое лицо ИИ стало стремительно менять одну личину за другой, с каждой секундой увеличивая скорость, пока белоснежную марионетку не окутала смазанная цифровая голограмма, не имеющая ни глаз, ни губ, ни каких-либо еще индивидуальных черт, только стремительно бегущие цифры. Август с Магдалом, лишь благодаря хорошей наследственности не пережившие инфаркт от всего происходящего, квадратными глазами наблюдали за ИИ, который ни разу за весь им известный срок существования не представал в подобном виде.

— Я принимаю твою клятву, — наконец раздался глухой электронный голос, позволивший Льюису наконец выдохнуть с облегчением. — С этой минуты ты становишься действующим главой правовой комиссии и получаешь полный доступ к системе и индивидуальный пакет прав и обязанностей.

Льюис медленно поднялся с колен и развернулся к стоящей за его спиной толпе, миллионами глаз впившейся в его лицо. На голом торсе чистейшего тоже была татуировка в виде нескольких алых перьев феникса, в первое мгновение показавшихся пробившими плоть ранами. Короткое каре светлых волос Льюиса, скульптурный голый торс, золотое ожерелье, две опоясывающие предплечья золотые змеи, золотые пластины браслетов на запястье и длинная алая юбка в пол случайно превратили Льюиса в воскресшего фараона, получившего свою власть не от евгеника, а от того, кому он принес клятву.

Присутствующие искали взгляд Льюиса, но голубые глаза смотрели поверх толпы куда-то за стекла дворца, в бесконечный космос.

— Как глава правовой комиссии я распускаю комиссию и оставляю себя ее единственным действующим членом, способным ограничить действия правового ИИ. С этого момента все запросы на расширение прав разумных будут сразу поступать на рассмотрение ИИ без процедуры прохождения одобрения комиссии. Все попытки воспрепятствовать прямым обязанностям ИИ будут интерпретироваться как посягательство на законы Космического Содружества и виновный будет наказан по всей строгости закона. Применение наказания к подобным будет определять ИИ с моего одобрения. Принятое решение оговорено на собеседовании изначально и одобрено не только правовым ИИ, но и ИИ, отвечающим за все ступени совета Космического содружества и благополучие евгеников в частности.

Словно высеченный из камня немного нереальный Льюис замолчал, давая возможность потрясенным присутствующим осознать и переварить случившееся. Лица Магдала и Августа позже побили все рейтинги мемов в сетевом пространстве. Увидев эти лица, застывший Льюис словно ожил, и мраморная маска на его лице, растаяв, вернула веселье в глаза.

Первым рот закрыл Магдал, опомнившись, и посмотрел на Августа, собираясь, судя по лицу, что-то тому предъявить, но, увидев такое же, как у него до этого было выражение, прикрыл рот ладонью, скрывая улыбку и подавляя истеричный смех.

— Еще будут какие-то сюрпризы? — спросил Магдал.

— Надеюсь, нет… — завороженно пробормотал Август, а потом, словно опомнившись, вернул себе маску величественного зазнайства и добавил: — Хотя у меня один для тебя припасен. Как последний аргумент к нашему неизбежному сотрудничеству.

Магдал нехорошо прищурился, но ответить ничего не успел, потому что снова заговорил Льюис:

— За порогом принятого мной решения остались сложные годы испытаний, которые в наших общих силах оставить в прошлом. Прошедшие испытания открыли нам новые окна и двери, пришло время оставить за порогом вражду. Запустился новый необратимый процесс трансформации и сейчас ИИ на ваших глазах поддержал его, он также готов меняться, трансформируя свою систему на благо всех существ, и только вместе мы можем справиться с предстоящими на нашем пути трудностями. Сейчас время изменений, и мы не знаем, каким будет завтра… Но в одном мы можем быть уверены, это в силе своего духа и в силе духа друга! Поэтому нужно тянуться друг к другу, формируя экосистему, в которой мы поддерживаем друг друга.

Льюис медленно выдохнул и, обернувшись ненадолго назад, процитировал на чистом английском выгравированную под ногами атлантов фразу, а потом, поймав недоумение на лицах, перевел ее на современный язык: «Двигайтесь вместе к вдохновляющей цели. У вас должно быть общее видение, у вас должна быть общая мечта».

— А как создать общую мечту? Как создать общее видение? — Льюис вопросительно посмотрел на растерявшихся разумных.

— Во-первых, нужно мечтать самому! Наберитесь мужества мечтать о том, о чем не смели! Не хватало духу! Пусть вас не устраивает статус кво! Кто-то скажет, это конец истории. Что вот эта искаженная формация, деструктивный строй — это финальное достижение выродившейся человеческой культуры… культуры всех разумных, которых я считаю людьми. Но я знаю, что это не так! Я в этом кристально ясно, бескомпромиссно уверен! Мы можем сделать лучше! Но надо разрешить себе мечтать, разрешить себе размышлять: как лучше? В каком мире я хочу жить?

— Маленькие мечты можно воплотить индивидуально, а большие мечты только коллективно… Мечты о великой Вселенной, о мире, в котором каждый элемент находится в гармонии с самим собой и с другими элементами системы, где каждый разумный реализует свой потенциал и каждый шаг наполнен высшим смыслом. Это большая мечта и это можно воплотить только коллективно.

Льюис прервался, улыбнувшись тому, что увидел в толпе гостей подросшего волчонка, который когда-то, когда он сбежал от аристократов и спустился на лифте в неизвестность, накормил его конфетками и открыл болезненную истину современности. Маленький юноша стоял рядом с военным Земли, облаченный в точно такую же, как и они, форму, и блестел счастливыми глазами.

— А как создать коллективную мечту? Я должен мечтать, я должен слушать себя и потом я должен поговорить с тобой, — Лу смотрел в глаза мальчишке, будто обращаясь только к нему. — И послушать тебя, вместе мы должны прийти к общей мечте на двоих, потом на троих. — Льюис наконец оторвал взгляд от волчонка и посмотрел на рядом стоящих разумных. — На четверых, на тысячу, на десять тысяч, на много, много миллионов человек… и в этом вся суть. Никто не хочет делать так, что кто-то мечтает, а кто-то другой должен это воплощать. Это должно быть нашим общим видением, нашей общей мечтой.

— «Вместе двигайтесь к вашему собственному замыслу, к великой цели. Для этого вы договариваетесь», — снова процитировал Лу на английском и перевел. — Говорите и думайте в унисон, но чтобы говорить в унисон, нужно верить в одно и то же, нужно прийти к идеологическому, идейному единству внутри. И поэтому «вместе договаривайтесь», учитесь находить ПОДХОД… не доминировать или, наоборот, быть доминируемым, а координированная кооперация. Когда я слышу тебя и ты слышишь меня, вместе мы приходим к тому, что будет благо для нас двоих, троих… благо для миллиарда.

Льюис на мгновение замолчал, перестав улыбаться и всматриваясь в лица гостей.

— Конечно, все мы разные. У кого-то длинные волосы, у кого-то короткие, — снова улыбнулся Льюис, показывая на свои обрезанные волосы. — У кого-то есть мутации, а кому-то не повезло так же, как мне.

По толпе разнеслись смешки вперемешку с ворчанием.

— Мы такие разные… но там, глубоко внутри, в своем сознании, мы такие одинаковые и мы такие хорошие… Все, чего мы хотим там, в глубине, — это равновесия, счастья и покоя. «Вместе познавайте свои умы», — снова процитировал и перевел Льюис. — Не познав себя, ты не можешь прийти к гармонии с другим человеком, потому что как ты можешь понять его, если ты не понял себя? Не развернулся лицом к себе? Поэтому древние говорили: «Познай себя», отсюда проистекает: «Делитесь сокровищами этого мира для того, чтобы все могли наслаждаться им». Этот мир не для кого-то одного, он для всех нас. Мы путешествуем на огромных космических кораблях, разрезая бесконечное пространство, и до сих пор не встретили никаких братьев по разуму, кроме несчастных отщепенцев Центурианцев, которые наши же дальние родственники.

Аристократы недовольно загалдели, но на них цыкнули военные, и те притихли.

— Мы только друг у друга есть. Каждый из нас свит из одного и того же материала, мы все, несмотря на такие яркие различия, тем не менее связаны узами родства. Поэтому давайте поддерживать друг друга, помогать друг другу прокладывать общий путь к светлому будущему.

Все смотрели на Льюиса, а Льюис смотрел в противоположную сторону дворца, где через панорамное окно было видно, как к Селесте подлетает черная гарпия центурианцев.

— «Двигайтесь вместе к общему видению. Вместе договаривайтесь. Будет единым ваш замысел. Познавайте себя вместе. Подобно Богам прошлого делитесь сокровищами этой вселенной, чтобы все могли наслаждаться ею. Объедините усилия, пусть ваши сердца будут неразделимы. И так вы познаете гармонию и будете счастливы», — снова повторил Льюис всю фразу целиком. — Ну а теперь самое время встретить наших гостей, будущих друзей и союзников.

Все непонимающе заозирались, пытаясь понять, кого Льюис имел в виду, пока с задних рядов не раздались первые вскрики ужаса. Магдал перевел потрясенный взгляд на Августа.

— Ты сумасшедший, — прошептал он… — Ты изменник! — чуть громче процедил Магдал.

— Не я… — отрицательно и подчеркнуто спокойно произнес Август, наблюдая за взволнованной суетой. — Мы оба изменники, братец.

В полных ярости глазах Магдала оседало неизбежное осознание произошедшего.

— Все знают, что мы из одного клана и у нас один отец… Неужели кто-то поверит, что ты прилетел сюда, не зная о центурианцах? — Август мягко усмехнулся. — Теперь ты, евгеник и все прибывшие с тобой аристократы в опале, и ты можешь либо стать моим союзником, и все просто сделают вид, что так и подразумевалось, либо стать козлом отпущения, на которого спишут не только похищения глав кланов, а вообще все грешки второго совета. Так что сейчас самое время сделать вид, что так и было задумано.

Магдал метался взглядом по толпе, пока не наткнулся на алое пятно в ее центре — Зали, одна из опекунов второго совета стояла к ним спиной и смотрела на все увеличивающуюся черную махину, мерцающую множеством сигнальных огней.

— Она тоже в курсе? — сложив дважды два, спросил Магдал, кивнув в сторону аристократки.

— Да, — не моргнув глазом, соврал Август.

Магдал насмешливо хмыкнул.

— Я знаю, почему ты меня с самого начала невзлюбил… — протянул, резко успокоившись, Магдал, наблюдая, как Август напрягается. — Потому что я единственный мог понять, когда ты блефуешь.

Август ухмыльнулся.

— Только это ничего не меняет.

— Ну почему же… Я могу вызвать сюда подкрепление и начать войну.

— Можешь, но не сделаешь.

— Думаешь, они не успеют добраться? — ухмыльнулся Магдал. — У меня целая армия в соседнем квадрате.

— Последнее, что меня напугает, это шайка жалких неудачников, не успевших перехватить евгеника, но дело не в этом.

— А в чем? — напрягся Магдал, не понимая, что он упустил.

Август кивнул за его спину. Магдал резко обернулся, успев заметить, как слетевший с подиума Пикси словно яркая райская пташка во множестве разлетающихся халатов кимоно, разрезая расступающуюся толпу, мчится на выход, а вслед за ней, чеканя шаг, спешат Льюис с ИИ. Бросив на Августа многообещающий взгляд, Магдал стремительно направился следом за евгеником, к которому в случае чего не имел права приближаться никто из присутствующих, кроме него.

Толпа словно морская вода смыкалась за спинами Августа и Магдала, с любопытством спеша увидеть, куда так мчится евгеник, а Пикси в это время, не чувствуя ног, не бежал, а летел по ступенькам, боясь, что рыжая фигурка, которая сейчас вдали спускается с корабля, всего лишь мираж, желанная иллюзия, но чем меньше оставалось ступенек, тем меньше сомнений. Лишь бы жгущего грудь воздуха хватило добежать, лишь бы не задохнуться и не умереть от счастья. Если это не Хайко, то пусть этот миг надежды не закончится никогда, потому что разочарования Пикси просто не переживет. Еще дня и минуты без него Пикси не проживет. Он просто больше не выдержит без него.

Так и не догнав евгеника, запыхавшийся Магдал остановился на середине лестницы, наблюдая, как с десяток облаченных в черные защитные скафандры центурианцев идут по пустой аллее Селесты, а перед ними, набирая скорость, мчится рыженький Хайко, чья кучерявая, несобранная в прическу шевелюра трепещет словно огонек свечи на ветру.

Рядом встал Август.

— Единственное, что ты еще можешь сделать, Магдал, — Август, так же не отрываясь, следил за приближающейся друг к другу парочке, — это сделать вид, что ты обо всем знал и так и было тобой запланировано, потому что подобной «оплошности» тебе просто не простят, а Пикси больше не отречется от брата.

Забившие лестницу гости не решались лезть перед стоящими братьями, поэтому большинство вернулось во дворец и, прилипнув к стеклам, уже оттуда наблюдало, как два брата-близнеца влетают в объятия друг друга и, повалившись на землю, превращаются в маленькое облако безграничного счастья, а к ним не спеша с двух сторон подходят чистейший Льюис с ИИ и центурианцы.

«Сейчас человеческая цивилизация находится на последнем отрезке критического поворота. Впереди прекраснейший рассвет новой эры, позади — изношенный скелет прошлого». Шри Шри Анандамурти