Рождественская конфетка (СИ) [Селия Аарон] (fb2) читать онлайн

Селия Аарон Рождественская конфетка

Глава 1

Чувствуете ли вы это? Я точно да. В воздухе витает привкус сладости, он ощущается на моем языке, проникает через щелки двери и обволакивает своим томным ароматом всю студию.

Я хмурюсь и наклоняюсь вперед на коврике.

― А теперь принимаем позу эмбриона.

Мой класс следует указанию, вытягивает руки вперед. И вместо того, чтобы прижать лоб к коврику для йоги и глубоко вдохнуть, я пристально смотрю немигающим взглядом на магазинчик лакомств, который находится на противоположной стороне улицы: на магазин моего врага.

«Сладости» гласит знак, что выполнен большими красными буквами. Он сейчас находится там. Хэнк. Я вижу его через большие панорамные окна, которые выходят на темную, заснеженную улицу, на сияющий, переливающийся разноцветными огнями магазин. Он распределяет широкую полоску ириски вокруг леденца в форме посоха. Неизменными движениями он вытягивает ее, закручивает, и еще раз вытягивает и вновь закручивает.

С такого расстояния толком не могу разобрать, в каком состоянии находятся его мышцы, но я определенно точно знаю, что они есть и несомненно в отличной форме. Раздражение прокатывается по моему телу в миллионный раз. Из всех гребанных мест, где он мог открыть свой магазин, Хэнк какого-то хрена открыл его напротив моей студии? Ну, что за мудак может продавать людям сладости, которые стараются прийти в форму?

― Олив? ― Кендейс, моя подруга и одна из группы занимающихся у меня людей, бросает на меня взгляд со своего коврика.

Я забыла перейти к следующей позе. У Хэнка всегда получалось делать это со мной ― заставлять теряться. Он проделывал это со времен старших классов школы. Но больше этого не будет. Сейчас я контролирую себя.

Отвечаю кивком в сторону Кендейс.

― А теперь стойка на локтях. Я хочу видеть ваши прямые спины. ― Вытягивая свои ноги, я поднимаюсь и принимаю позу. ― Если вы не можете выполнить стойку на локтях, так же, если у вас не получается тянуть вверх пальцы на ногах и ровно удерживать колени, то в этом случае вам поможет дать дополнительную растяжку поза кобры.

Моя группа учеников — пятнадцать женщин и двое мужчин разного уровня физический подготовки — по моему указанию начинают принимать позы. Я принуждаю себя сосредоточиться на группе, а не на привлекательном мужчине на противоположной стороне улицы.

Но несмотря на мои попытки, все равно чувствую его, пока парень расставляет на прилавок у стекла лакомства. Сладость сахара начинает покалывать кончик языка, и я отпускаю ругательство себе под нос, проклиная тот день, когда он выкупил бывший обувной магазин Салливана, чтобы начать ремонт. Я обращалась к городскому совету, настойчиво убеждая их, что нам в городе совершенно не нужен магазин сладостей, даже предоставила информацию от начальника медицинского управления о вреде сахара. (Ну, возможно, я немного преувеличивала… совсем немного.)

Затем поднялся Хэнк, выглядя безразлично, каким и был в старшей школе, и начал говорить о дополнительных налоговых поступлениях в городской бюджет и ярком украшении центра города только на момент праздников. Потом он послал мне уверенную ухмылку, а я в свою очередь оскалилась.

Я старалась изо всех сил оттолкнуть, избавиться, спрятать подальше воспоминания о том, как следовала за ним, словно хвостик, в старших классах и ходила смотреть на его забеги. Меня переполняли мечты о том, как Хэнк подарит мне мой первый поцелуй или пригласит на первое свидание. Пригласит меня, полненькую, со скобами на зубах, Олив Грэндерсон, пойти на свидание с Хэнком Винтерсом, звездой марафонов по бегу ― школьные мечты мне кажутся смехотворными, когда мысленно возвращаюсь к ним.

Теперь я слежу за фигурой, тщательно избегаю сладостей и стараюсь поддерживать, если не жесткую, то постоянную форму. У Хэнка все такое же подтянутое тело, яркие зеленые глаза и невероятно черные волосы, но я не куплюсь на его шарм. Ни за какие коврижки. Сейчас я деловая женщина, девушка, которая сделала из себя потрясающую версию красотки в Холлитоне.

Несмотря на мое место в обществе, совет отклонил мое прошение и назвал предложение с магазином Хэнка современной версией возрождения Мейн-стрит. И вот что в данный момент происходит. Теперь мы враги, чьи заведения находятся напротив друг друга.

Когда он открыл магазин, я увидела более чем парочку учеников, которые украдкой наблюдали за товарами, выставленными в главной витрине у окна. Желание назвать их предателями на следующем занятии просто переполняло меня. Но я не стала этого делать. У меня был план получше. Я просто заставляла их чуть дольше положенного выполнять стойку на руках.

Мышцы на бедрах и руках начинают немного уставать, при этом появляется знакомая обжигающая боль, и парочка человек сразу же опускаются на колени на коврики для йоги.

― Начинаем считать со мной. Пять, четыре, три, два, один. Расслабляемся и принимаем позу зародыша, при этом не забываем глубоко дышать.

Мой класс вздыхает с облегчением, когда все опускаются на коврики. Еще парочка упражнений на растяжку и ученики вздыхают с неподдельным облегчением, я заканчиваю сеанс занятия йоги со словами прощания «Намасте».

Нажимаю на кнопку пульта, чтобы выключить легкие расслабляющие звуки воды, затем опускаюсь с небольшого пьедестала, чтобы попрощаться и перекинуться парой слов.

― Сегодня было очень тяжелым упражнение стойки на руках, ― ворчит Кендейс, когда расслабленно перекатывается на коврике.

Я пожимаю плечами.

― Просто пыталась сжечь немного больше калорий в преддверии рождественских праздников, которые грядут на следующей неделе. Чтобы вы, мои ученики, могли себе позволить съесть немного больше на рождественских праздниках.

Подруга бросает взгляд на магазин через улицу и вытирает пот со лба.

― О да, конечно, уверена, что это все именно из-за последней причины.

― Спасибо, Олив, ― бросает мне миссис Рид, спешно проходя мимо меня. В ее шестьдесят она намного шустрее и активнее, чем большинство двадцатилетних.

― Очень рада была вас увидеть на занятиях этим утром. Увидимся в субботу?

― Я постараюсь, милая. Но приезжает семья.

Женщина поправляет грациозным движением свои светлые волосы в отражении окна, затем закидывает коврик для йоги на плечо.

― Ну, тогда, хорошо. Если у вас не получиться, заранее желаю вам хорошего Рождества; передайте мэру Риду привет от меня, и увидимся в следующем году. — Я поднимаю вверх руки и непроизвольно затягиваю потуже хвостик. Привычка.

― Ну, увидимся. ― Миссис Рид улыбается мне теплой улыбкой и направляется в магазин напротив. В магазин, мать его, Хэнка. Я наблюдаю за тем, как она поправляет грудь в спортивном бюстгальтере, затем приближается к двери, открывает ее и легкой походкой проходит в логово врага. Черт бы его побрал!

Мои остальные ученики тоже направляются к выходу. Я бормочу им вслед слегка растерянное «Счастливого Рождества», продолжая все еще наблюдать за миссис Рид. Хэнк улыбается, когда они разговаривают.

― Олив. ― Кендейс снимает свободную футболку, стараясь дать своему телу чуть больше времени, чтобы обсохнуть. ― Ты вообще, как, в порядке?

― В полном. ― Мой голос напряжен, резок. Я наблюдаю, как миссис Рид смеется над тем, что ей говорит Хэнк. Могу поклясться, что нет ничего забавного в их разговоре. Но я уверена, что она делает это, чтобы казаться милой. Конечно, она жена мэра города, и это накладывает на нее некоторую ответственность, необходимость соблюдать приличия. Уверена, что это единственная причина, по которой женщина ведет себя так мило с ним.

― О боже, только не говори, что это значит еще больше позы «стойка на руках»? ― Кендейс смотрит на миссис Рид и затем переводит на меня насмешливый взгляд. ― Она разве не страдает диабетом?

― Да! Именно! ― я шиплю и скрещиваю руки на груди с насупленным выражением лица, когда Хэнк вручает миссис Рид пакет со сладостями, а она ему передает деньги. ― Жалкая предательница. Конечно, не сможет съесть ничего из этого. Она приходит сюда, чтобы быть здоровой. И за тем происходит вот это! Гребанный поставщик смерти продает ей сладости, которые, вероятнее всего, убьют ее.

Кендейс смотрит на меня боковым зрением, словно я сказала что-то смехотворное.

― Она вероятнее всего покупает сладости для своих внуков, так что остынь.

Бросаю на Кендейс жуткий, хмурый взгляд.

Она моргает и закидывает на плечо спортивную сумку.

― Мне пора домой. Бен не умеет укладывать детей спать без меня. Надеюсь, я смогу приходить чуть раньше на тренировки в следующем году.

Я отвожу свой взгляд от Хэнка и определено выжившей из ума миссис Рид. Как можно так попустительски относиться к своему здоровью? Хотя не в этом истинная причина моей злости, и мне это прекрасно известно, и как следствие, осознание сего факта, раздражает меня еще больше.

― Хорошо. Я с удовольствием добавлю тебя в любую другую группу, какую ты захочешь.

― Спасибо, милая. — Она направляется к двери. ― Ты будешь закрываться? Хочешь можно пойти домой вместе?

― Нет. ― Качаю головой, ощущая, как она практически переполнена разными ненужными мыслями. Я живу рядом с Кейденс, но у меня были немного другие планы, как провести вечер. ― Мне необходимо кое-что привести в порядок и немного уделить внимание бухгалтерии.

― Ладно. Тогда увидимся завтра утром. ― Подруга поворачивается и смотрит на магазин сладостей. ― Не парься. В этом нет ничего страшного. Ну, скажем так, не совсем. Это просто сладости на Рождество, прошу заметить.

― Ага. Просто сладости. ― Я стараюсь изо всех сил говорить спокойным голосом, особенно потому что Кендейс прекрасно известно о моих проблемах с весом в школе и в коллеже. Это было до того, как я начала заниматься йогой и пилатесом, наконец начав контролировать свое тело. Начала правильно питаться, избегать сахара и определенно взяла себя в руки, не поедая такое огромное количество сладостей, как привыкла в прошлом. А это не так уж и легко. Я стискиваю зубы.

― Так ладно, у тебя опять этот странный немного раздражающий взгляд на лице, поэтому я пойду. ― Она сжимает мое плечо и заглядывает в глаза. ― Завтра увидимся за кофе. Ох, и затем нам нужно поработать над организацией рождественского мероприятия по сбору средств, который будет проходить в доме престарелых в девять. Не засиживайся допоздна, думая о горячем Хэнке и его сладостях. У тебя множество других дел, о которых нужно позаботиться, к примеру, любитель лапать девушек старик Барнс.

― Даже не знаю, чей он дедушка. ― Я скривилась от воспоминания о том, как его морщинистые руки пытались погладить мою задницу. ― И не волнуйся, ― выдавливаю слабую улыбку, ― я совершенно не думаю о нем, и да, встретимся утром за кофе.

― Ну, вот и отлично. ― Она распахивает дверь, и холодный воздух врывается в студию. ― Люблю тебя, крошка.

― Тоже люблю тебя. ― Я немного смягчаюсь и на этот раз одариваю ее искренней улыбкой.

― Вот это уже лучше. — Она усмехается и отпускает ручку двери, позволяя ей захлопнуться, прежде чем повернуть налево и направиться домой.

Я провожу еще час в студии, вытирая пол и двери, а также приводя в порядок спортивный инвентарь. Ровно в девять выключаю свет и останавливаю свой взгляд на магазине сладостей, где Хэнк внутри вытирает прилавок. В течение пяти минут наблюдаю за ним, пока он не выключает святящуюся вывеску «Сладость», и внутреннее помещение не погружается в темноту. Только на внешней стороне панорамного окна все еще горят лампочки.

Ожидая еще пять минут, я пристально слежу за движением в здании напротив. Ничего. Хэнк скорее всего поднялся в свою квартиру над магазином. Набрасываю на плечи темно-синюю куртку и снимаю резинку с волос, распуская хвостик. Затем натягиваю вязаную шапочку и задумываюсь над тем, чтобы надеть солнечные очки. Нет, это чересчур. Решаю, что если кто-то увидит меня, то я просто сделаю вид, что иду по его стороне тротуара, а не пялюсь в магазин. Нет, что вы, такого бы я точно не стала делать. Мне становится немного смешно от внутреннего диалога.

Выхожу на мороз, подошва ботинок издает хлюпающие звуки, когда я ступаю по раскисшему снегу, который лежит вокруг моей студии. После того, как закрываю замок, осматриваюсь. Никаких машин. Никакого движения.

Декоративные звезды, которыми украшены уличные фонари, отбрасывают свет на кучи снега на бордюре. Я переступаю через небольшой, практически растаявший сугроб и выхожу на дорогу. Верхушка городской елки виднеется из-за рождественской палатки, что расположена в сквере вниз по улице.

Быстро иду вдоль дороги и затем перепрыгиваю через небольшой сугроб, дыхание вырывается изо рта в виде небольшого клуба пара. Как только ступаю на тротуар, я прижимаюсь спиной к кирпичной стене, что примыкает к магазину сладостей. Машина поворачивает на Мейн-стрит, и делаю вид, что тщательно рассматриваю свои ботинки, когда она проезжает мимо. Никакого сигнала, совершенно ничего ― меня не узнали.

До моего носа доносится фруктовый запах и опьяняющий аромат чего-то сладкого, когда я неспешно двигаюсь в сторону светящейся витрины. Пристально смотрю и делаю глубокий вдох, ощущая насыщенный запах и конфетный аромат своего «врага», когда приближаюсь к его «сладком логову». Окно освещается яркими огоньками подсветки, и десерты заставляют меня приблизиться еще немного ― конфеты, карамель, леденцы, конфетки в виде посохов, засахаренные орешки и всевозможные разновидности шоколадного печения заставляют наполниться слюной мой рот.

― Будь сильной, будь сильной. ― Я пришла сюда, чтобы только мельком взглянуть на эту вкуснятину, а не для того, чтобы молиться и воспевать дифирамбы сладостям Хэнка. Принуждаю себя нахмуриться и изо всех сил стараюсь заполнить разум мыслями о вреде сахара.

И все, кажется, идет хорошо, я почти уже, вот-вот, готова возненавидеть сладости, изготавливаемые Хэнком и его самого, осталось совсем чуть-чуть… пока не открывается его дверь. О. БОЖЕ. МОЙ. Я замираю.

Хэнк улыбается и прислоняется своим подтянутым, невероятно сексуальным телом к дверному косяку.

― На вкус это намного лучше, чем когда просто смотришь.

Глава 2

Я наблюдаю за тем, как спешно она переходит через дорогу, ноги выглядят потрясающе в лосинах для йоги. Девушка старается сохранять спокойствие, направляясь к противоположной двери, но затем внезапно появляется перед окном, за которым красуется витрина. Я стою в кромешной темноте, и только какая-то пара шагов разделяет нас, но она не может видеть меня из-за яркого, слепящего света подсветки.

Ее глаза ― большие голубые озера, которые помню еще со времен старших классов ― расширились, и она облизывает губы. Догадывается ли она, что может сделать с мужчиной такое простое движение? Но затем внезапно она хмурится и движется вперед.

Сейчас она смотрит на меня со смесью презрения и вины, так, словно я застал ее врасплох за непозволительными действиями.

― Не хочешь зайти? ― Я включаю свет в магазине.

Девушка делает резкий шаг назад, выходя из яркого света.

― Нет.

― Ты уверена? ― Не хочу испугать ее, но я наблюдал за ней через улицу в течение целой недели, с того самого момента, как открыл свой магазин. И оказаться рядом с ней это то, чего мне так отчаянно хотелось уже давно, а сейчас подвернулась просто шикарная возможность. И я не намерен упускать ни то, ни другое.

― Нет, спасибо. ― Она прикрывает ладонью, заключенной в перчатку, лицо, когда мимо проезжает машина. ― Мне нужно идти домой.

― Ты же Олив, так?

Она выпрямляет спину, как будто я задел ее гордость тем, что не знаю ее.

― Олив Грэндерсон.

Я продолжаю и дальше прикидываться ничего не подозревающим дураком.

― Мы ведь ходили в старшие классы школы вместе?

Теперь ее спина выпрямляется и напрягается и того сильнее.

― Ммм. Да.

Я помню ее. Как вообще ее можно забыть? Косички, светло-каштановые волосы, скобы и те потрясающие аппетитные изгибы тела, которыми она обладала в одиннадцатом классе. Боже, она питала половину моих подростковых фантазий последние два года школы. Теперь Олив выглядит стройнее, но все равно ее фигура имеет форму песочных часов, что находит немедленный отклик в примитивной части моего мозга. Пещерный человек во мне знает, что она именно та женщина, которую стоит держать рядом с собой. Но, несмотря на это, я проигрываю битву с тем, чтобы любым способом заманить ее зайти в магазин и остаться со мной наедине. Олив делает еще один шаг назад, именно в тот момент, когда проезжающая рядом с нами машина замедляет свой ход и в конце концов останавливается.

Водитель опускает окно со своей стороны.

― Олив, это ты?

Девушка устремляется вперед на то место, где стояла, но это только сильнее отбрасывает свет на ее сердцевидное лицо. Она бормочет что-то себе под нос и затем отвечает, обреченно вздыхая:

― Да, миссис Блэк.

― Слава Господу. ― Машина подъезжает чуть ближе к обочине. ― Я чуть ранее сегодня забыла упомянуть, что нам необходимо, чтобы ты и Кендейс принесли какие-нибудь закуски в дом престарелых завтра. У фирмы, обслуживающей банкеты, услугами которой мы постоянно пользуемся, заболел гриппом поставщик. ― Затем она переводит свой взгляд на меня. ― О, здравствуй, Хэнк. Я совершенно не заметила тебя.

Я делаю приветственный знак рукой, моей учительнице химии, Джералдин Блэк и говорю:

― Здравствуйте.

― Очень приятно видеть, что ты наконец начал что-то из себя представлять и занялся чем-то более достойным вместо того, чтобы играть на гитаре и желать создать группу. ― Миссис Блэк даже не старается скрыть свое неодобрение, что так и сквозит в ее словах.

― Я все еще играю на электрогитаре, миссис Блэк. Как, кстати, поживает ваш сын? ― Она сужает свои глаза, глядя на меня. Как мне стало известно ранее, он был уволен с должности на местном телевидении за то, что высказал свое негативное отношение по поводу геев.

Олив кашляет в ладонь и бросает в мою сторону резкий взгляд.

― Он в полном порядке, Хэнк. Спасибо, что поинтересовался. ― Миссис Блэк вновь переводит свой пронзительный взгляд на Олив. ― Так что касается этих закусок…

― Кстати, я был бы не против немного помочь. ― Я улыбаюсь и перевожу взгляд на Олив. ― Заходи, и я дам тебе разных сладостей для дома престарелых.

― О Боже, это просто замечательно! ― издает девчачий визг миссис Блэк и начинает поднимать окно, по-видимому, полностью удовлетворенная происходящим.

Глаза Олив распахиваются, и под яркими уличными фонарями я замечаю сверкающие голубые озера, наполненные страхом.

― Нет. В смысле не нужно. Я лучше зайду в овощной…

― Я не могу дождаться, чтобы попробовать, что ты там приготовил, Хэнк. ― Миссис Блэк отъезжает, когда Олив что-то произносит под нос и между нами повисает гробовая тишина.

Предлагаю ей пройти внутрь с невозмутимым видом.

― Давай же, заходи.

Она смотрит мучительным взглядом на разнообразные сладости в витрине, прежде чем вздергивает вверх подбородок и решительно проходит мимо меня. Я следую за девушкой и позволяю двери самой захлопнуться позади меня, колокольчики издают мелодичный перезвон. Наконец мы одни.

Как только я хочу предложить ей попробовать фирменные карамельные конфетки, Олив резко разворачивается ко мне и яростно стягивает шапку со своей головы.

― Так, давай разберемся с этим как можно быстрее. Я не желаю находиться здесь ни минутой больше, чем это потребуется. ― С этими словами она скрещивает руки на груди и пристально впивается в меня взглядом, словно только что вызвала меня на дуэль.

Какая забавная маленькая тигрица. Я не могу подавить улыбку, что растягивается на моем лице, когда делаю шаг к ней, вступая в ее личное пространство, и улавливаю тонкие приятные нотки ванильного лосьона. Ее дыхание становится прерывистым, когда я наклоняюсь к ней, а взгляд останавливается на моих губах.

― Так что бы ты сперва хотела попробовать?

Глава 3

Придурок. Вот гребанный придурок.

Хэнк отходит от меня, обходя прилавок, и начинает поднимать коробки с яркой розовой надписью «Сладости» на крышках. Я прижимаю свои холодные перчатки к щекам, пытаясь тем самым убрать румянец со щек, стараясь спрятать его как можно глубже. Господи, пару минут назад он выглядел так, будто собирается поцеловать меня! В то мгновение сердце в груди зашлось, и на долю секунды мне показалось, что я хочу… нет. Не стану даже думать об этом. Хэнк ― мой враг, а не тот человек, которого бы я хотела поцеловать.

― Так что тебе положить? ― Он поворачивается и ставит на прилавок коробки, которые в данный момент, словно разделяют нас.

― Все, что тебе придется по вкусу. ― Стараюсь изо вех сил не смотреть на закрученные спиралью леденцы на палочке, на банки с желейными конфетами и на множество рядов с замороженными сладостями. Яблоки, политые карамелью с посыпкой из шоколада, почти попадаются мне на глаза, и я спешно стараюсь отвести взгляд в сторону, чтобы он не заметил моей заинтересованности.

Хэнк делает шаг в сторону прилавка, на котором расставлены карамельные яблоки.

― Попробуй одно.

― Нет. ― Я стараюсь придерживаться выбранного тона. ― Просто, сделай милость, собери все, что готов пожертвовать и убери в коробки, и я наконец пойду.

Он улыбается, а бабочки в моем животе начинают хаотичное движение. Слегка загорелая кожа, яркие глаза, и темные волосы ― все это еще является моей гребанной слабостью. Рот наполняется слюной от вида карамельного яблока, которое Хэнк достает и протягивает мне.

― Просто попробуй. Приготовил их после обеда. Яблоки кислые, а карамель я варил сам.

Подозрительно смотрю на предложенную сладость. Зубы буквально сводит от желания попробовать угощение, но моя сила воли намного крепче соблазна.

― Нет, спасибо.

Его улыбка становится шире, словно он заранее знал, что я отклоню предложение. Затем Хэнк приближает яблоко к своим губам и кусает. Сочное яблоко издает характерный хруст на зубах. Я наблюдаю за тем, как он слизывает языком сладкую дорожку, что покрывает губы. И задаюсь вопросом насколько его губы будут сладкими, если прикоснусь к ним.

― Что это было? ― спрашивает он, когда еще раз кусает яблоко.

― Хмм? ― Господи помоги мне, но я просто не в силах отвести взгляд. Смотрю, как его кадык дергается, и он глотает сладкий кусочек лакомства.

Парень берет небольшую тарелку и кладет туда яблоко.

― Просто ты издала стон, который был похож на громкое хныканье.

Мое лицо покрывается румянцем. Стон? Я издала какой-то звук?

― Нет. Я так не думаю.

― Ага, ты сделала именно это, ― он усмехается. ― Так, словно ты насладись этим так же, как и я.

― Не могли бы мы сразу перейти к делу, ― говорю это своим самым лучшим серьезным тоном.

― Конечно. — Он берет пару щипцов и начинает складывать сладости на дно первой коробки. ― Могу я спросить у тебя кое-что?

Меня так и подмывает ответь ему «нет», но хорошие манеры берут верх.

― Да, конечно.

Хэнк прекращает работу и впивается в меня своими пронзительными зелеными глазами.

― Почему ты так активно протестовала против моего магазина?

Черт возьми. Я глубоко вдыхаю и делаю вид, что размышляю над его вопросом. Но если честно, просто отчаянно хочу найти причину, как уклониться от его вопросов в целом. Но ничего, как на зло, не приходит на ум. Ни одной идеи.

Он начинает снова складывать сладости в коробки.

― Я имею в виду, ты достала информацию из книг министерства здравоохранения восьмидесятых годов, и все эти опыты, которые ставились на крысах, чтобы знать оказываемое на них влияние сахара. ― Хэнк издает крохотный мешок, этот звук согревает меня больше, чем положено. ― Ты просто выложилась на все сто в поисках фактов «против» моего магазина. Так почему?

― А разве это не очевидно? ― Перевожу взгляд на свою студию йоги, которая располагается через дорогу. ― Я руковожу спортивно-оздоровительным бизнесом, а ты захотел открыть магазин сладостей прямо напротив моей студии ― твой магазин напрямую подрывает все мои усилия, которые трачу на поддержание людей в форме. Естественно, я была против.

Он поворачивается ко мне спиной. Широкие плечи и сильные мускулистые руки обтягивает фланелевая рубашка сине-зеленого цвета, и я задаюсь вопросом, бегает ли он до сих пор. Перевожу взгляд на его джинсы, что так идеально обтягивают восхитительную задницу, и получаю ответ на свой вопрос. Да, он все так же продолжает бегать и следить за собой. Мои ладони становятся влажными, поэтому я снимаю перчатки и убираю их в карманы куртки.

Хэнк возится за прилавком, и я подхожу ближе, чтобы посмотреть, что же он там делает. Одиночная конфорка стоит за стойкой, а на ней располагается небольшая мисочка с растопленным шоколадом. Он помешивает смесь и добавляет туда несколько кусочков зефира. Я наблюдаю за его запястьем, каждый раз когда он помешивает шоколад ложкой, его руки с со знанием дела создают что-то восхитительно вкусное, разнося по помещению потрясающий аромат сахара и шоколада.

― Немного дополнительной шоколадной глазури для печения из лесного ореха, ― говорит через плечо и затем выключает конфорку. Легким движением руки, Хэнк слегка поливает шоколадом, который теперь стал более тягучим из-за добавления кусочков зефира, печенье, что лежит на дне коробки.

Мой рот наполняется слюной, и отчаянное желание попробовать то, что он приготовил практически переполняет меня. Ненавижу свою слабость, а еще больше ненавижу мысленный образ того, как он неспешно подносит свои пальцы ко рту и начинает слизывать с них шоколад. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки и задумываюсь, каким образом собираюсь сбежать от него и его магазина, чтобы не натворить никаких глупостей, о которых буду жалеть.

Затем перевожу свой взгляд вновь на конфорку. Открытое пламя в помещение магазина, в месте скопления большого количества людей. Не безопасно и выходит за рамки свода городских правил. Улыбка растягивается на моих губах. И у меня появляется шанс, как уйти отсюда, не натворив никаких глупостей. У меня есть то, что поможет убрать отсюда его и этот мерзкий магазин.

― Ого. ― Хэнк запаковывает остальную часть сладостей. ― Ты улыбнулась впервые с того времени, как вошла сюда.

― Ты закончил? ― Я сильнее обнимаю себя руками в неосознанной попытке защититься от него. ― Мне нужно забрать эти коробки и наконец пойти домой. Не безопасно ходить одной в такое темное время суток.

Парень переводит взгляд на дальнюю часть стены, на которой висят часы, прямо над стеклянным автоматом со жвачками в виде шариков.

― Да, довольно-таки поздно. Мне нужно проводить тебя до дома.

― Что? ― Я тяжело сглатываю.

Он кладет еще парочку сладостей в коробки и затем запечатывает их.

― Как ты и сказала, тебе не следует ходить одной в такое темное время суток.

― Я-я не имела в виду, что ты должен провожать меня до дома. Я вполне могу…

― Это ничего, что ты не отважилась спросить об этом напрямую, не переживай, я понял твой намек. ― Он усмехается, делая вид, будто не понимает, что именно я имела в виду. Аррр, ох уж этот мужчина. ― Ведь я очень понятливый. ― Теперь Хэнк подмигивает мне.

― Нет. Спасибо большое. Я вполне могу и сама добраться до дома. ― Тянусь за коробками.

Но он опережает меня и берет их в свои руки, затем указывает подбородком, чтобы я направлялась к двери, и озорная искорка играет в его взгляде.

― Подожди здесь. Я только возьму свою куртку.

Глава 4

― Ты общаешься с кем-нибудь со школы? ― Я иду рядом с Олив, и коробки со сладостями находятся в моих руках.

― Тебе на самом деле не обязательно провожать меня. Я ходила одна на протяжении многих лет. ― Она держится ближе к зданиям и затем поворачивает голову к темным стеклам магазина компьютерных товаров Барта, когда мимо нас проезжает машина, ее шины издают визжащий звук из-за мокрого снега.

Я смело начинаю разговор первым.

― Я все еще иногда общаюсь с Грегом Фримонтом. А также иногда с Брендоном Эрлингом. Он владеет фермой примерно в двадцати милях от города. Раз в месяц мы встречаемся и играем в бильярд в Cooter.

― А что насчет Линды? ― она задает вопрос быстро, но от меня не ускользает нотка недовольства в ее голосе, затем девушка прикусывает губу, словно желая забрать обратно сказанные слова.

Я даже не задумывался о Линде на протяжении многих лет. Да, мы встречались в старших классах школы. Но, как вам это объяснить, это были больше типичные отношения, которые свойственны для старшеклассников. Она была черлидером, а я спортсменом. Все просто и понятно, не было и речи ни о каких чувствах. Мы расстались сразу же после выпускного. А сейчас Линда замужем за сыном шефа полиции, и у нее трое милых детей. Но что меня позабавило и немного ошеломило ― так это крохотные нотки ревности, что проглядываются в голосе Олив. Ревность — это значит, у нее есть чувства. А чувства означают, что у меня есть шанс. Это мне и было нужно.

Стараюсь сохранить спокойный голос, продолжая говорить.

― Я как-то видел ее в городе вместе с детьми. Мы не поддерживаем близкое общение.

Она быстро кивает.

― Точно, ее дети. Она же за мужем и все такое.

― Да. ― Мы поворачиваем направо в конце квартала и выходим на улицу, которая усажена дубовыми деревьями с двух сторон от дороги, это улица так же является началом более спокойной части города.

― Так что насчет тебя? Есть те, с кем ты до сих пор поддерживаешь отношения?

― Кендейс Турли, хотя сейчас она Кендейс Линкольн, и еще с парой человек.

Теперь настает моя очередь.

― А что насчет Пэйса?

Оливия переводит на меня взгляд, ее глаза в лунном свете наполнены восхитительным сиянием.

― А что насчет него?

― Разве вы двое не встречались в выпускном классе? ― Я отчетливо помню свое ужасное желание выбить из него дерьмо, когда тот хвастался в спортзале о том, что он встречается с Олив.

― Пэйс? ― Она останавливается и качает головой, смотря на меня. ― Пэйс Беверли и я? ― Звонко смеется, но в ее смехе нет смущения. ― Ты что считаешь, квотербэк бы встречался со мной? Что серьезно, Хэнк?

Я понимаю, что прямо сейчас выгляжу, как дурак со своим нахмуренными бровями и озадаченным выражением, что читается на лице, но ничего не могу с этим поделать.

― Ты не встречалась с ним?

― Нет, ― говорит она, делает еще пару шагов, останавливается и смотрит на меня. ― Пэйс никогда даже не разговаривал со мной в школе. Никто из вас. ― Ее глаза сужаются. ― На самом деле, сейчас ты мне сказал больше, чем когда мы учились в школе.

SOS! SOS! Кажется, теперь мои слова обернулись против меня.

― Я просто пытался…

― Если это какая-то глупая игра, то совершенно не забавно. Возможно, я и была чем-то вроде насмешки для тебя в школе, но сейчас мы уже взрослые. Я живу своей жизнью, у меня есть замечательные друзья, руковожу бизнесом, чем очень горжусь. ― Олив протягивает вперед руки, намереваясь забрать у меня коробки. ― А теперь отдай коробки, думаю, на этом мы закончим.

― Постой. Послушай. Мне жаль. ― Когда ее выражение лица немного смягчается, начинаю самого главного. ― Знаю, что не разговаривал с тобой в школе, и мы определенно не начали наше общение с дружбы, когда я отрыл свой магазин сладостей напротив твоей студии йоги, но… ― Напряженно сглатываю, и мои ладони начинают потеть под коробками. Я прочищаю горло, слегка откашливаясь.

― Ты что? ― Она приподнимает свою темную бровь.

― Я хотел бы начать сначала, если это, конечно, возможно. ― Образно выражаясь, я протягиваю ей «оливковую ветвь мира» и говорю на полном серьезе. ― Не хотелось бы, чтобы ты ненавидела меня или мой магазин. Второй так уж точно ни в чем не виноват.

― Почему? ― ее недоверчивые слова срываются с губ вместе со вздохом, который на морозе сразу же превращается в клубы пара. ― Какая тебе вообще разница, как я отношусь к тебе? Разве это имеет значение?

Наверное, если я сейчас заявлю, что до безумия влюбился в нее, это определенно не поможет делу. Поэтому просто вздыхаю и говорю:

― Потому что я хочу, чтобы мы были хорошими соседями. У нас обоих бизнес, которым нужно управлять. Между нами не должно быть склок или же неприязни. Ну, как тебе такой вариант?

Девушка жует свою нижнюю губу, когда продолжает размышлять над моими словами. После мгновения тишины пожимает плечами.

― Ладно. Ладно, я не против мира, но не жди от меня, что буду приходить в твой магазин или оказывать тебе помощь, когда тебе понадобится.

― Конечно, нет. ― Начинаю вновь идти, и она присоединяется ко мне. ― Но, если тебе понадобится помощь от меня или какое-то одолжение, я совершенно не против помочь тебе.

Она хмурится.

Черт. Возьми.

― Что-то не так?

― Каждый раз, когда ты обращаешься со мной мило и вежливо, я чувствую, будто ты хочешь обмануть меня. ― Она смотрит на меня боковым зрением.

Знаю, что я ей не по душе, но это уже совершенно другое дело.

― Что заставляет тебя думать, что я хочу сделать с тобой нечто подобное?

― Ну, я не знаю. ― Олив хлопает ладонями, стараясь сцепить пальцы вместе. ― Просто в школе, ты даже никогда не смотрел на меня. А теперь…

― Я обращал на тебя внимание достаточное количество времени. ― Я встречаю ее ошеломленный взгляд. ― Поверь мне.

Глава 5

Нет ни единого шанса, что я могу каким-то образом скрыть удивление, что появляется у меня на лице от его слов.

― Ч-что ты имеешь в виду? Может, я не так расслышала?

― Имел в виду, что всегда, когда я бегал марафон, а ты сидела на трибуне, то смотрел на тебя.

― Это невозможно. ― Засовываю руки в карманы, прибывая в состоянии растерянности. ― Я бы заметила твой взгляд.

― Я намного более ловкий, чем тебе кажется. ― Хэнк улыбается, и жар огненным шаром нарастает внутри меня, согревая сердце.

― Что дает тебе убеждение, что ты бы заметила мой взгляд? ― Он слегка подталкивает меня локтем. ― Ты что наблюдала за мной?

― Нет, что ты, конечно, нет.

― Конечно, ― усмехается он.

― Чем ты занимался после школы? ― Я уже знаю ответ на свой вопрос, но все равно спрашиваю, потому что мне нужно быстро отвлечь его от того факта, что каждый учебный день в старших классах, ходила за ним хвостиком.

― Пошел учиться в колледж, получил бизнес-образование. Затем путешествовал и работал по всей Европе вместо того, чтобы работать на ферме. Мои родители полагали, что я просто ненормальный, и требовали, чтобы вернулся домой и начал работать на ферме. ― Он бросает на меня взгляд. ― Но я не мог представит себя там. Не вписывался во все это. Да, они отлично устроили свою жизнь, я люблю их больше всего на свете и горжусь ими, но работать на ферме это совершенно не мое.

― А сладости это твое?

Его уголки губ приподнимаются в улыбке.

― А изготовление сладостей — это абсолютная свобода. Чистая эйфория, даже несмотря на то, что это длится лишь краткое мгновение, это по-настоящему удовольствие. Человек всегда получает наслаждение от того, чем ему нравится заниматься, а когда тебя еще и поддерживают, то это двойное удовольствие. ― Я позволяю себе немного расслабиться, опускаю на считанное мгновение свою стену и улыбаюсь его ответу.

― Так ты кто-то вроде Вили Вонка в Холлитоне?

― Все зависит о того, кого именно ты имеешь в виду: Джина Уайлдера или же ужасного Джонни Деппа в роли Вонка?

Сморю на него краем глаза.

― Кем ты меня считаешь? Естественно Джин Уайлдер, это же очевидно, ― говорю и затем закатываю глаза, прекрасно зная насколько смешно это смотрится, но внезапно мне хочется немного разрядить напряженную обстановку.

Хэнк смеется, и звук его смеха заставляет меня почувствовать легкость. Словно напряжение одним резким рывком вынули из меня, а оно ведь преследовало меня на протяжении всего дня. Каким-то загадочным образом, он расслабляет меня лучше, чем бикрам-йога. (прим. пер.: бикрам-йога или «горячая йога» — комплекс упражнений, выполняемых в нагретом помещении. Своё название этот вид йоги получил в честь своего основателя — индийца Бикрама Чоудхури.)

Когда мы поворачиваем направо, я уже вижу крыльцо, которое освещается светом фонаря в темноте, и в этот момент снег, словно по мановению волшебной палочки начинает кружиться вокруг нас.

― Ты можешь возвращаться обратно. ― Говорю, но в то же время не предпринимаю попытки забрать него коробки. ― Хм, скорее всего у нас будет еще больше снега, прежде чем тот успеет растаять.

― Не волнуйся обо мне.

Мы проходим остаток пути в полной тишине, мягкий снег поскрипывает под нашими подошвами, когда мы идем по тротуару, пока, наконец, не подходим к дорожке, которая ведет нас напрямую к моей двери.

— Вот мой дом. ― Я поворачиваюсь к Хэнку и смотрю ему прямо в глаза, прежде чем отвернуться. Что-то в его взгляде согревает те части моего тела, которым бы лучше совершено не отзываться на соблазнительный взгляд. Каждый раз, когда я делаю вздох рядом с ним, ощущаю его восхитительный аромат, в котором перемешивается сладкий запах его магазина, и это только усиливает пожар, что разгорается внутри меня. Когтистая лапа страха сжимается, потому что я боюсь до ужаса, вновь ощутить те самые чувства, которые владели мной на протяжении старших классов школы. Просто не могу позволить этому случиться еще раз. Нет никакого гребанного шанса, что на этот раз я так же останусь сидеть в стороне, пока он будет развлекаться с кем-то.

― Так, теперь я все-таки возьму их. ― Протягиваю руки вперед в попытке взять коробки.

― По крайней мере, сначала открой дверь. Ты же не сможешь открыть ее, когда твои руки будут заняты коробками.

В его словах есть смысл. Я смотрю на соседний дом и замечаю, как занавеска в окне Кендейс слегка дергается. Замечательно.

― Ладно. ― Я поднимаю вверх палец. ― Но тебе запрещено входить в дом.

― Понял. ― Он следует за мной.

Я вставляю ключ в замочную скважину и поворачиваю его, чтобы открыть замок:

― У тебя милый дом.

― Спасибо.

Открываю дверь и с радостью встречаю тепло дома, затем переступаю через порог. Поворачиваясь к нему, беру коробки из его рук и ставлю их на маленький столик коридоре.

Парень стоит на холоде и смотрит на меня взглядом, наполненным жалостливым выражением, в то время как снежные хлопья продолжают кружиться вокруг него.

― Спасибо, что позволила проводить тебя.

Неистовое желание пригласить его в дом пронзает меня, но я отказываюсь поддаваться ему. И несмотря на то, что у меня давным-давно никого не было, я не собираюсь выставлять себя дурой и обманываться насчет чувств Хэнка ко мне. Возможно, наш разговор и заставил меня изменить мнение касательно этого мужчины, но не изменил моих убеждений насчет того, что его бизнес не должен находиться напротив моей судии. И ничто этого не изменит: ни пара жарких взглядов, ни его манеры истинного джентльмена, ведь так?

Окруженная безопасностью и теплом дома, я смотрю в его глаза, стараясь найти признаки двуличного поведения и, возможно, скрытой насмешники, но не вижу ничего из этого, все, что замечаю, так это неподдельный интерес, и в глубине его глаз вспыхивает что-то иное. Что-то горячее и соблазнительное. Боже, то, как парень смотрит на меня, как-будто испытывает неистовый сексуальный голод ― заставляет мои бедра сжаться вместе.

Мне просто необходимо остановить этот поезд, пока он не сошел с рельс. Если вы понимаете, о чем я.

― Спасибо еще раз за сладости. Дом престарелых будет очень признателен тебе. ― Хватаю дверную ручку, как бы намекая тем самым, что время нашего общения подошло к концу, и ему пора это понять и свались.

― Нет нужды благодарить меня.

Хэнк улыбается мне той улыбкой, которая всегда в старших классах заставляла почувствовать, словно меня пронзает мощный электрический разряд.

― Я сделаю все, что угодно для тебя.

С этими словами он разворачивается на пятках и направляется по дорожке, только теперь прочь от моего дома. Прочь от меня. Что-то внутри сжимается, и откуда-то прорастает печаль, накрывая меня.

Мой рот открывается от удивления, и я не могу даже думать о том, чтобы ответить на его слова. «Я сделаю все что угодно для тебя». Его слова раздаются эхом в моем сознании, когда закрываю дверь и смотрю в окно, наблюдая за его фигурой, пока он не исчезает из поля зрения.

Глава 6

Дедушка Барнс хлопает меня по заднице, когда я прохожу мимо него и ставлю оставшуюся еду на банкетный стол. Небольшая группа пожилых людей бесцельно ходят туда-сюда и пьют эгг-ног или сок, одновременно вспоминая о прошлых Рождественских праздниках.

― Очень хорошо выглядите, молодая леди. ― Дедушка Барнс улыбается мне и подкатывает свою инвалидную коляску прямо к месту проведения бинго.

― Он уже добрался до тебя, м? ― говорит Кендейс, ставя на стол поднос с сырными палочками, пока миссис Блэк суетится с зелеными и красными лентами в конце стола.

― Причем дважды. ― Я закатываю глаза и достаю последнюю партию песочного печения из коробки, что дал Хэнк.

― Скучала по тебе этим утром, ― говорит Кендейс, закидывая в рот засахаренный пекан.

― Прости. ― Я пропустила сегодня утром нашу утреннюю встречу в кафе, объяснив это тем, что мне понадобилось больше времени для того, чтобы подготовиться к встрече в доме престарелых. Хотя на самом деле, мне необходимо было сделать пару звонков насчет небезопасных условий в его сладкой лавке. Крошечный укол вины пронзает меня, но отталкиваю его подальше. Хэнк был милым, и если быть честной с самой собой, я насладилась нашей беседой, но бизнес есть бизнес.

― Я хотела обсудить с тобой кого-то особенного. Одного парня, который выглядит просто невероятно привлекательным, и у которого аппетитная упругая задница. ― Она играет бровями.

― О Господи, ты просто извращенка. ― Я заканчиваю возиться со столом и выпрямляюсь, прежде чем разгладить складки на моем вязаном зеленом платье.

― Между прочим, ты сегодня выглядишь потрясающе. ― Кендейс смотрит на свою широкую белую рубашку и леггинсы. ― А я выгляжу, как неряха.

― Заткнись. Ты выглядишь просто потрясно. И могу тебе сказать точно, что ты сбросила вес. Поза «планки» хорошо влияет на тело.

Подруга усмехается, и ее ярко розовые губы приподнимаются в улыбкес одной стороны.

― Ага, могу тебе сказать с уверенностью, что моя задница болит от всевозможных…

― Леди, кто главный по бинго?

― Олив, ― быстро выдает Кендейс, прежде чем я испытываю желание прибить ее на месте. Черт возьми.

Миссис Блэк проходит мимо, и от нее доносится запах детской присыпки и удушающего аромата духов, который смешивается с запахом дезинфицирующего средства, что используется в доме престарелых.

― Так давайте уже начинать игру в бинго. Потому что мисс Хоторн уже вовсю храпит на своих игральных картах.

Я осматриваю четыре ряда столов, за которыми сидят и разговаривают седовласые старики: некоторые из них дремлют в своих стульях, а остальные любуются комнатой. Рождественское бинго, веселые времена.

― Иди, начинай. ― Кендейс улыбается и направляется к столу в передней части комнаты.

― Стерва.

― Ой, да ладно, тебе нравится это. ― Она наклоняется ближе ко мне и берет печенье с тарелки.

― Простите, я немного опоздал. ― Раздает мужской голос.

Я разворачиваюсь, когда вижу, как Хэнк направляется ко мне. Он одет в сине-зеленую рубашку в клетку и пару потертых, отлично сидящих джинсов. Его улыбка заставляет что-то внутри меня взорваться с такой силой, что ощущение сходно с тем, когда прорывает мощную плотину.

― Хэнк, ― говорю я, звуча, как полная идиотка, но мне больше ничего не остается. Я не могу отвести от него взгляд. И этому не помогает тот факт, что у меня были проблем со сном вчера ночью, потому что я провела, по крайней мере, час, фантазируя о том, что могло бы произойти, если бы пригласила его войти.

Мне хочется обращаться с Хэнком, как с конфетами из черной лакрицы, но вместо этого, он нравится мне так же, как те яблочные конфетки, которые были на его прилавке.

― Хэнк! ― Кендейс разводит руки в стороны и обнимает его, и эти объятья длятся слишком долго.

Он похлопывает ее по спине и смотрит на меня недоуменным взглядом, пока она его не выпускает из объятий.

Парень прочищает горло, слегка откашливаясь.

― Кендейс, так?

― Так. ― Она подмигивает мне, смотря через плечо. ― Рада наконец встретить тебя вновь. Я видела, как ты провожал Олив вчера до дома. Между вами что-то проис…

Ох, мать вашу.

― Ну, что ж мне нужно идти заниматься бинго. ― Я спешно прохожу мимо них двоих и направляюсь к середине ряда.

― Я помогу, ― говорит быстро Хэнк.

― Не нужно. ― Окидываю комнату взглядом, насчитывая там не больше тридцати человек. Игра не займет много времени, и затем я смогу вернуться обратно к себе в студию на вечерние занятия.

― Мне казалось, я должен как-то поучаствовать во всем этом, в какой-то мере внести свой вклад. Ты понимаешь? ― Его голос кажется таким искренним. ― И тем более это кажется довольно неплохим времяпрепровождением.

― Существуют множество мест, где ты мог бы помо… ― Я вскрикиваю, когда дедушка Барнс хватает меня за задницу, когда прохожу мимо него.

― Эй, ― Хэнк указывает на него пальцем, ― держи свои руки при себе.

Мистер Барнс хмурит свой морщинистый лоб.

― Мне восемьдесят, сынок, но я был бы рад выйти с тобой и преподать тебе урок, как нужно разговаривать со старшими.

― Какие-то проблемы, Олив? ― Миссис Блэк выкрикивает из дальней части комнаты. Ее раздражающий учительский тон заставляют меня ощетиниться.

― Нет, все в полном порядке. ― Я указываю своим подбородком в сторону стола для бинго. ― Просто проходи вперед.

Хэнк наклоняется и приближает свое лицо к мистеру Барнсу.

― Держи руки при себе, старый извращенец, или я скажу им лишить тебя шоколадного пудинга.

― Эй ты…

― Спасибо вам за ваши слова, мистер Барнс. ― Хэнк повышает свой голос, чтобы скрыть его сердитое бормотание. ― Счастлив находиться здесь.

Миссис Блэк резким движением руки указывает мне разобраться с этим. Поэтому я поспешно направляюсь к столу для бинго. Хэнк только что защитил мою честь или что-то вроде того? И почему это заставляет меня ощущать, как в груди разливается приятное тепло?

― Думай о черной лакрице, думай о черной лакрице, о черной гребанной лакрице, ― я бормочу себе по нос, когда поворачиваюсь лицом к пожилой толпе (прим. пер.: лакрица — это та же солодка, с травянистым привкусом).

― Лакрица? ― Он стоит рядом со мной, его рука расслабленно покоится на рычаге барабана лототрона.

― Ничего. Просто дай мне уже в руки этот гребанный шар.

― Прости? ― На губах парня растягивается улыбочка, и он поворачивает ручку лототрона, шары начинают перемешиваться, ударяясь о серебристый барабан.

― Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. ― Стараюсь изо всех сил улыбаться пожилым людям, которые сидят за рядами столов, и в то же время игнорировать усмехающуюся Кендейс, расположившейся в дальней части комнаты.

— Вот возьми, ― Хэнк передает мне шар.

― О-45,― выкрикиваю я, и игра начинается.

По комнате проносится тихое бормотание, и миссис Блэк начинает играть на пианино, стоящем рядом с парадным входом, который сейчас залит солнечным светом. Забавная мелодия «Украсьте зал» задает праздничное настроение, в то время как мы с Хэнком называем номера шаров (прим. пер.: «Украсьте зал» ― известная рождественская и новогодняя песня на английском языке, ставшая популярной в начале XIX века, которая не только поется во время зимних праздников, но и используется во многих художественных произведениях).

― Как часто ты помогаешь тут? ― спрашивает он.

― Примерно раз в неделю, ― отвечаю я, после того как произношу следующий номер.

― Это так мило с твоей стороны.

― Это часть моей работы. Быть владельцем бизнеса ― означает по возможности помогать людям.

― В этом случае, я хочу последовать твоему примеру.

― Как я уже сказала ранее, есть множество мест, где бы ты мог провести свое время с пользой, помогая людям. ― Я не хочу, чтобы он присутствовал в моей жизни больше, чем это необходимо.

Хэнк передает мне еще один шар, и на этот раз его пальцы задерживаются на моих чуть дольше, чем до этого. Это прикосновение пронзает меня взволнованным ощущением, несмотря на то что я изо всех сил стараюсь игнорировать его. Почему он так приятно пахнет? Чистотой и чем-то невообразимо мужским, плюс к этому всему сладостью, что вчера витала у него в магазине. Это неправильно, что парень пахнет настолько приятно.

Господи, думай о черной лакрице, о черной лакрице.

― Не могла бы ты назвать еще номер шара, дорогая? ― говорит миссис Кармайкл, поправляя свои очки с огромными стеклами. ― Я не могу расслышать его из-за моих кошек. Они так громко мяукают, когда голодны.

Я оглядываю комнату, в которой нет никаких кошек.

― Конечно, И-14.

― Спасибо, ― говорит она с теплотой в голосе, смотря на свою карточку снизу вверх.

― Я хотел кое-что спросить у тебя прошлым вечером, но не смог, потому что слишком нервничал. ― Пальцы Хэнка вновь ласково прикасаются к моим, когда он передает мне следующий шар.

― Что? ― произношу я хрипло, когда называю номер. К этому времени мы должны уже закончить с бинго, но уже понятно, что в доме престарелых это займет некоторое время.

Он наклоняется ко мне, теплое дыхание щекочет мне ухо.

― Я все задавался вопросом, какая твоя любимая конфета.

Мурашки покрывают мою шею и кожу рук, когда я быстро выхватываю шар из его рук и произношу номер.

― Мне не нравятся конфеты. ― Я смотрю на него, в то время как Хэнк также пристально смотрит на меня, пожирая взглядом. Проблема в том, что просто не могу сказать, что это неприятное ощущение, совсем наоборот.

― Да ладно тебе. Все любят конфеты.

― А я не люблю, ― его близость буквально сбивает меня с толку, и я запинаюсь, когда произношу следующий номер.

― Ты уверена? Я видел, как ты смотрела на яблочные леденцы.

Выдыхаю.

― Я не знаю, о чем ты говоришь.

Он придвигается ближе ко мне, и наши руки соприкасаются.

― Не волнуйся. Я никому не скажу. ― Его спокойный шепот заставляет мое сердце замереть. ― Кстати, ты выглядишь потрясающе.

Не могу сосредоточиться на цифрах, только не тогда, когда он соблазняет меня. Это совершенно не помогает, потому что этот парень смущает меня больше, чем все известные мне мужчины со времен… Старших классов, когда я смотрела, как Хэнк бегает кроссы вместо того, чтобы сидеть и делать домашнюю работу. Я попадаю в ту же ловушку с тем же парнем и, мне кажется, не смогу выбраться из нее самостоятельно.

― Яблочные конфетки, ― говорю едва слышно.

― Что? ― Господи, его голос, что раздается в моем ухе, заставляет пробежать дрожь вниз по моему позвоночнику.

― Мне больше всего нравятся яблочные конфетки.

― Мне хотелось бы посмотреть, как ты ешь одну из моих яблочных конфет. С большим количеством карамели и только для тебя. ― Хэнк передает мне еще один шар, его мизинец поглаживает мой. ― Чтобы ты ощущала сладость на своем языке.

Мое тело буквально поглощают языки пламени, когда наши глаза встречаются, и я произношу номер шара:

― О-69!

Глава 7

Я располагаюсь на коврике и смотрю на платформу, которая находится в задней части комнаты. В это время открывается входная дверь, и в помещение входит Кендейс. Ее лицо озаряет улыбка, когда она видит меня и расстилает свой коврик рядом с моим на натертом полу.

― Рада видеть тебя здесь. ― Она устраивается на коврике рядом со мной. ― Ты думаешь, таким образом, сможешь найти ключик к ее сердцу?

Мои брови приподнимаются от сказанных слов отчасти потому, что она четко увидела мои намерения.

― Я полагаю, что стоит попытаться.

Девушка понижает голос, когда остальные занимающиеся располагаются вокруг нас, расстилая свои коврики и садясь по-турецки.

― Я помню тебя еще со школы. Она была влюблена в тебя.

― Это было взаимно. Поверь мне.

Кейдейс кивает.

― Я не думаю, что нарушаю дружеский кодекс, рассказывая тебе все секреты, по большому счету, потому что считаю, что прошло много времени с того момента, когда что-то выходило за ее зоны комфорта. ― Она собирает волосы в хвостик. ― Если это поможет, то я думаю, что ты именно тот парень, который ей нужен.

― Ты так считаешь? ― Уважаю ее откровенность. Она явно не из тех, кто ходит вокруг да около.

― Да, именно так. Увидела это вчера в доме престарелых. Между вами двумя было больше химии, чем на уроках у миссис Блэк. ― Девушка подмигивает мне. ― И еще я не против видеть тебя рядом. Ты привлекательный, и все такое.

Я смеюсь, чем зарабатываю взгляды от пары человек в зале.

― Есть какие-то советы для меня?

― Терпение. Она крепкий орешек, но это того стоит.

Я флиртовал с Олив в течение всего бинго, хотел стать ближе, убрать стены, чтобы увидеть ее настоящую. Она практически сбежала от меня после мероприятия. Однако не могу прекратить думать о ней, и мысли настолько сильно одолевают меня, что вот он я, пришел на ее урок.

― Собираюсь приложить к этому все свои силы.

― Будем надеяться, что этого будет достаточно. И кстати… ― Она оценивает критичным взглядом мой новый коврик, ― насколько ты гибкий?

― Что?

Ее рот принимает хмурое выражение.

― И я еще даже не говорю о позе «планка», которую она сегодня применит на уроке.

― Что заставило тебя думать…

Задняя дверь студии открывается, и Олив входит зал. Она замирает, когда ее взгляд останавливается на мне. Вихрь из эмоций отражается на лице. К моему удивлению, там намек на волнение и небольшая частичка раздражения.

― Черт, ― шепчет Кендейс. ― У нее то самое выражение лица, когда она дает нам выполнить позу «планка».

Олив приходит в себя и запрыгивает на платформу напротив зеркальной стены в задней части комнаты. Ее штаны для йоги соблазнительно обтягивают изгиб задницы, а топ выгодно подчеркивает округлую грудь. Я задаюсь вопросом, как она будут выглядеть без одежды и будет ли подпрыгивать, когда Оливия будет объезжать меня. Мой член старается ухватиться за эти мысли, чтобы затвердеть под материалом шорт. Это никуда не годиться. Я отвожу взгляд в сторону и нахожу седоволосую миссис Рид, которая пристально смотрит на меня через два ряда. Это начисто убивает стояк. Слава Господу.

Расслабляющая музыка становится громче ― звук льющейся воды и звучание арфы ― и в тот момент все поднимаются на ноги.

― Руки опустите по швам, вдохните, затем поднимите их вверх, соединяя над головой, и затем опустите на уровень сердца и выдохните. ― Олив смотрит на каждого, кроме меня, когда мы все следуем ее инструкциям. ― Очистите себя от всех мыслей, с которыми вы сегодня пришли сюда. Отпустите свои заботы и просто находитесь здесь и сейчас.

Я могу сделать это. Поднимать свои руки вверх, опускать и дышать? Проще простого. Мы делаем потягивания еще пару раз.

― Теперь принимаем позу полумесяца с наклоном влево. ― Олив вытягивает свои руки над головой, и я замечаю, как ее соски твердеют под материалом топа. Она наклоняется в левую сторону.

Класс следует ее примеру. Я не могу отвести глаз от ее тела, от плавных изгибов и светлой кожи. Мы наклоняемся в противоположную сторону, и я даже ни чуточки не вспотел от нагрузки, чего не скажешь о моем твердом стояке в шортах.

― А теперь повторяйте за мной позу «орла».

― Черт, ― бормочет Кендейс.

Я смотрю, как Олив скручивает свои руки впереди себя и оборачивает одну ногу вокруг другой, пока не становится похожей на плотно свернутый крендель.

― Повторяйте. ― Она бросает в мою сторону резкий взгляд. ― Если сможете.

Чееерт. Я никогда не пасовал перед сложной задачей. Скрещиваю руки, становясь на одну ногу, и затем вторую оборачиваю вокруг голени. Это должно было быть просто. Но это не так. Я теряю равновесие. Олив стоит совершенно спокойно, ее тело скручено, но ей комфортно.

Я стараюсь встать в позу вновь и держусь примерно пять секунд, прежде чем опять теряю равновесие. Я вижу, как на губах Олив растягивается крошечная улыбка, и это только начало. В течение следующего часа мы принимаем позы, которые едва могу повторить, затем работаем на коленях и, в конце концов, опускаемся на живот. Я весь покрыт потом, Кендейс тяжело дышит, а кто-то впереди пукнул от перенапряжения, и теперь совершенно не могу дышать.

― А теперь давайте встанем в последнюю позу, тем более что многие из нас берут неделю выходных на время Рождественских праздников. ― Олив становится на колени, приподнимается и принимает позу «планка».

― Долбанное дерьмо. ― Кендейс принимает позу, но ее спина даже близко не такая прямая как у Олив.

Я могу выполнить «планку». Отжимания в спортзале для меня ― базовый элемент физической нагрузки. Смогу сделать и это. Но, прежде чем стать на колени, стягиваю майку. Глаза Оливии пробегаются по моему торсу и затем опускаются ниже. Она тяжело сглатывает, и я приподнимаюсь на руки и колени, прежде чем член становится в ту же позу, выпирая из шорт.

Выпрямляя ноги, я удерживаю себя на руках и пристально смотрю на Олив. Ее взгляд не оставляет мой ни на мгновение, дух соперничества потрескивает в воздухе, между нами. Может она и инструктор по йоге с головокружительными формами, яркими глазами и гибкостью, которая будет завладевать моим разумом на протяжении многих дней, месяцев, возможно лет, но я могу стоять в этой позе столько же сколько и она.

― Если вам нужно изменить позу «планка», то принимайте позу «кобры», не стесняйтесь. ― Уголки ее губ приподнимаются в улыбке, и я знаю, что она говорит со мной.

Остаюсь неподвижным, моя спина прямая, в то время как остальные ученики опускаются на коврики один за одним, сдаваясь и располагая свои бедра на полу. Музыка стихает, музыкальная композиция закончена, и комната наполняется звуками тяжелого дыхания людей, старающихся удержаться в этой позе, и которым не удается. Проходит еще одна минута, и только мы с Олив не сдаемся. Мышцы моей задницы и плеч начинают гореть, но я не опускаюсь. Не сдамся. Только после нее.

Спустя еще пару минут, она говорит:

― Если вы завершили позу «планка» или позу «кобра», то переходите в расслабляющую позу «эмбриона».

Я не упускаю из виду, как подрагивает ее голос, и дрожат руки. Она скоро сдастся. Усмехаюсь, смотря на нее, а она отвечает мне тем, что сжимает губы в тонкую линию. Хоть весь день, детка. Хоть весь день.

Время проходит, и некоторые из учеников начинают скатывать свои коврики и подниматься на ноги.

― Черт, это так сексуально. Будто наблюдаешь за сексуальными играми двух цыпочек. ― Кендейс делает шумные глотки воды из своей бутылки.

Глаза Олив сужаются, дрожь в ее руках увеличивается. Я сделал ее. С тяжелым вздохом она опускается на колени на коврик. Да! Внутренне расслабляюсь и издаю стон, когда становлюсь на колени на свой коврик.

Олив так же становится на колени, складывает ладони вместе и говорит «намасте», хотя половина класса уже ушли. Она вытирает лицо небольшим полотенцем и стреляет в меня таким взглядом, который может расплавить и ледник.

Злость лучше, чем ничего, как мне кажется. Поэтому я поднимаюсь со своего коврика и сворачиваю его, когда ко мне направляется миссис Рид.

— Значит первый урок йоги? ― Она смотрит на меня напряженным взглядом, в то время как я поднимаюсь на ноги и вытираю пот, который покрывает мой торс.

― Да, мэм.

― Да, это тело великолепно. ― Женщина пялится на мой обнаженный торс, и это заставляет меня чувствовать себя более обнаженным, чем я думал.

― Спасибо.

― Могу я рассчитывать, что увижу вас в магазине через пару минут?

― Нет, мой племянник Трей присматривает за магазином в мое отсутствие. А я должен закончить дела здесь и обсудить сумму оплаты за занятия с Олив.

Она надувает губы, и морщины вокруг них становятся более видимыми.

― Жаль. Может быть, тогда в другой раз. Мои внуки обязательно полюбят ваши сладости.

Я смотрю поверх ее головы на Олив, которая стоит, яростно подперев руками бедра и что-то раздраженно говорит Кендейс.

― Счастливого Рождества, ― говорю я и направляюсь на платформу, где Олив при виде меня замолкает, ее сердцеобразное лицо искажается в выражении крайнего недовольства.

Кендейс улыбается сияющей улыбкой.

― Ну, и как тебе, понравился первый урок?

― Это было… более интенсивно, чем я предполагал.

― Можешь повторить это снова. ― Кендейс обводит взглядом пустую комнату. ― Ну что ж, я лучше пойду. Мне еще необходимо сходить за покупками на следующую неделю.

― Ты не пойдешь за покупками до субботы. ― Олив скрещивает руки на груди, тем самым увеличивая ее еще больше. Обычно спортивные бюстгальтеры не могут сделать ничего, чтобы прикрыть хорошую грудь, но бюст Олив бросает вызов даже законам спандекса.

― Ну, я изменила привычные планы. ― Кендейс спрыгивает и подхватывает свою сумку. ― Увидимся утром.

Кендейс нравится мне с каждой секундой все больше и больше. Я уважаю женщин, которые стараются не мешать людям, испытывающим влечение.

― Ну, и отлично, ― фыркает Олив и отворачивается от нее, начиная копаться на столе с музыкой.

― Удачи, ― шепчет Кендейс и оставляет нас наедине в студии.

Глава 8

Хэнк стягивает свою футболку. Снимает. Полностью снимает. Широкий торс, темная дорожка волос, которая находится по центру, гладкий живот, за исключением рельефного намека на кубики пресса, и V-образные мышцы. Я думала, что упаду в обморок на коврик, когда он стрельнул в мою сторону дерзкой улыбочкой и опустился, чтобы стать в позу «планка».

И теперь он располагается прямо позади меня, и в воздухе витает напряжение.

― Сколько раз в день ты делаешь это? ― Он поднимается на платформу позади меня и придвигается ближе, пока я вожусь со своим iPod.

― Я даю три урока в день. ― Смотрю на него в зеркале, но как только он ловит мой взгляд, уже не могу отвести свои глаза прочь. ― Ты всегда так подолгу стоишь в этой позе? ― Лучики от улыбки собираются вокруг его глаз.

― Может быть. ― Продолжаю переключать музыку.

Он придвигается еще ближе, и чувствую его теплое дыхание на моем затылке. Я не забыла, что Хэнк все еще без футболки. Даже наоборот. Дрожь от удовольствия распространяется по моей спине, даже несмотря на то, что разумная часть сознания продолжает вторить вновь и вновь, что он враг. Хэнк и его мерзкие сладости.

― Может быть? ― Улыбка отражается в его словах. ― Я подумал, что удостоился королевского обращения этим дополнительным временем.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

― Занятия закончены. Ты можешь идти.

Он находится близко. Слишком близко. Зеленые глаза пристально смотрят в мои, в то время как вдох застревает у меня в горле.

― Я ведь даже еще не заплатил. ― Глаза опускаются к моим губам.

― Можешь считать это подарком, ― произношу это на одном дыхании. ― Ты можешь идти.

― А что, если я не хочу уходить? ― Его голос — это сочетание соблазнительных ноток и сладости — ударяет мне в голову, как шипучее шампанское.

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал жестко.

― Это моя студия, и ты…

Поцелуй внезапный, но в то же время нежный, губы прижимаются к моим, а руки ложатся на мою талию. Тело мгновенно загорается, как городская елка на Рождество. Я кладу руку на его обнаженную грудь и резко отталкиваю его.

Хэнк разрывает поцелуй.

― Прости, прости. Мне не следовало делать этого.

Моя голова идет кругом, и я желаю ощутить прикосновение его рук вновь, почувствовать губы на моих. Он пробегается ладонью по своим темным волосам и делает шаг назад. Его видимая эрекция выделяется через материал шорт, и мои колени слабеют. Я сделала это. Это из-за меня. «Пухленькая Олив Грэндерсон окрутила звезду по бегу». Эта мысль проносится по моей крови, словно наркотик. Я провожу ладонью по его груди, и он издает стон, когда прижимаюсь к нему своим телом.

В поцелуе нет ни капли нежности. Он грубый и наполненный отчаянной жаждой со стороны каждого из нас. Я игнорирую надоедливый голосок, который раздается в моем сознании, вторя снова и снова, что он не принесет ничего кроме неприятностей, но в тоже время раскрываю губы, впуская его жадный язык. Хнычу и вонзаюсь ногтями в его бока, когда Хэнк крепко прижимает мое тело к своему. Жар пронзает меня подобно вспышкам пламени, и в лоне начинает образовываться желание.

Хэнк поднимает руку к моему хвостику и тянет его, склоняя мою голову набок, в то время как наши языки продолжают исследовать друг друга. Я не помню ни единого момента в моей жизни, чтобы меня целовали так всецело, так всепоглощающе. Только Хэнк, чувствую только его руки на своем теле и его рот, что обладает мной. Он ощущается, как сладость и свежесть, так, словно только что попробовал мятный шоколад.

Я хватаю ртом воздух, когда он осыпает поцелуями мое горло и проводит по нему зубами. Это заходит слишком далеко, но так хочу, чтобы это зашло намного дальше. Мне следует оттолкнуть его, когда ладони Хэнка поглаживают мое тело, а рот боготворит поцелуями шею. Ощущалось ли что-нибудь когда-нибудь настолько хорошо? Нет, определенно нет.

В этот момент дверь резко распахивается, и я делаю шаг назад, тем самым возвращаясь к столу. Хэнк обращает взгляд на открытую дверь. Моя мать входит в зал, громко топчась на месте, и стряхивает с ботинок снег, ее взгляд опущен вниз, когда я отхожу в сторону от парня. К тому времени, когда она проходит в студию, я спрыгиваю с платформы и направляюсь в ее сторону.

― Добро пожаловать! ― говорю я слишком громко.

― И тебе доброго утра. ― Моя мать улыбается и проходит дальше, когда Хэнк натягивает свою футболку. ― А кто у нас здесь?

― Хэнк Винтерс. ― Он подходит к ней и пожимает в теплом приветствии ее руку. ― Очень приятно с вами познакомиться.

Она вперивается в меня пораженным взглядом, затем вновь смотрит на него.

― Ох, хозяин магазина сладостей, о котором я так много слышала? ― Она откашливается, прочищая горло. ― Ваши воздушные конфетки самые лучшие, что мне доводилось попробовать, даже лучше, чем готовила моя бабушка (прим. пер.: Воздушные конфетки ― это конфета, сделанная из яичного белка, кукурузного сиропа и сахара. Часто добавляют дополнительные ингредиенты, такие как ароматизаторы, измельченные сухофрукты и нарезанные орехи).

― Мам! ― Даже мои родные превращаются в предателей.

― Что? ― пожимает она плечами. ― Твой отец тоже купил парочку сладостей, чтобы мы попробовали.

― Просто это… ― Я останавливаю себя прежде, чем успеваю закончить, как сильно ненавижу этот магазин.

Хэнк усмехается, смотря на меня, но продолжает вести разговор с моей матерью, не прерываясь ни на минуту.

― Что ж, спасибо вам. Это старинный рецепт семейства Винтерс, и я покупаю пеканы с фермы Ярборо, которая находится за городом.

Ее глаза чуть заволакивает слезами, когда она смотрит на меня и затем переводит взгляд на Хэнка.

― Господи, это возвращает меня к воспоминаниям о том, как мы собирали пеканы после школы и затем несли их домой, в надежде уговорить маму приготовить пирог.

― Это работало? ― спрашивает Хэнк.

― Время от времени. ― Она смеется и вытирает глаза от слез. Моя мать, которая руководит городом уверенной рукой, и чья прическа не сдвинется ни на сантиметр даже при самом сильном ветре, только что расплакалась из-за десерта.

Хэнк улыбается мне теплой улыбкой, его дружелюбное поведение более очаровательное, чем должно быть. С каждым словом, слетающим с его губ, мое влечение становится сильнее. Я чувствую себя такой дурой, что позволяю этому чувству управлять мной, но мы с мамой вместе попали под влияние его обаяния. Те же самые чувства, что были в старших классах школы ― желание, главное из них ― нарастает внутри меня. Мне нужно как можно скорее отстраниться от него, чтобы возвратить самообладание.

― Мне пора возвращаться в магазин. ― Хэнк смотрит через улицу. ― Утренние покупатели на подходе.

Я отчаянно борюсь с разочарованием, что заполняет мое сердце.

― Спасибо, что посетил занятие!

― Я собираюсь вернуть тебе любезность этим вечером. У меня есть кое-что для тебя в магазине. ― Он открывает дверь для еще двух посетителей, Лиззи и Грейс. Они проходят в помещение и снимают свои куртки, открывая свои подтянутые, молодые тела и даря ему яркие улыбки.

Хэнк совершенно не смотрит на них, не удостаивает их ни единым взглядом.

― Пожалуйста, скажи, что ты зайдешь?

― Я, эм…

― Когда джентльмен предлагает тебе подарок, ты принимаешь его, Олив Ру Грэндерсон. Конечно же, она придет вечером. ― Моя мать проходит дальше в помещение студии и кладет свой коврик на пол.

Я бросаю на нее сердитый взгляд. Но она не обращает на меня никакого внимания и вновь возвращается к диалогу с Лиззи.

― Она милая. Мне она нравится. ― Хэнк открывает дверь и выходит навстречу резкому ветру. ― Увидимся вечером.

― Я даже не зна…

― Олив! ― прикрикивает на меня мама.

― О Господи! ― Я покрываюсь румянцем от смущения и проклинаю тот день, когда уговорила свою мать посещать занятия йогой. ― Отлично. Да. Я зайду.

― Спасибо. ― Он улыбается. ― До встречи сегодня вечером.

Глава 9

Она стоит в дверном проеме, смотря через улицу на мой магазин, и заламывает руки.

― Спасибо. Я спрячу это от детей или они съедят все до того, как у меня появится шанс попробовать. ― Джена, подруга со старших классов школы, убирает в сумку шоколад с красным перцем.

― Рад был вновь тебя увидеть.

― И я тебя. ― Она выходит из магазина навстречу ветреной ночи, и я переворачиваю горящий знак в виде конфеты.

Олив сомневается, и я практически могу слышать, какая борьба происходит внутри ее сознания. Хотел бы успокоить ее, но в то же самое время желаю вытолкнуть ее за пределы зоны комфорта. И, мне кажется, что она больше заинтересована в этом, чем делает вид.

Открываю дверь и кричу ей.

― Давай же, заходи. Тебе понравится то, что я приготовил для тебя.

Прекрасно знаю, как это звучит, и двойной смысл моего приглашения очень даже предполагается в моих словах. После поцелуя, который имел место этим утром, я побежал в магазин, взлетел по лестнице в свою квартиру на втором этаже и принял ледяной душ. Это был единственный способ, который бы мне позволил связно функционировать в течение дня. Постоянный стояк, за это спасибо Оливии, не является подходящим бизнес-планом для продажи конфет.

Она смотрит по сторонам, затем пересекает скользкую улицу. Ее штаны для йоги очень сильно обтягивающие, а теплое пальто прикрывает топ, что одет у нее сверху. Когда девушка ступает на тротуар, то глубоко вздыхает. Мне кажется, что Олив даже не подозревает, что делает это, но витающий в воздухе аромат сладости очень большое искушение даже для нее. Она наслаждается им в той же степени, что и я.

― Что ты хочет показать мне? ― Оливия неуверенно останавливается снаружи моей открытой двери.

― Заходи сюда, тут чуть теплее. Сюрприз практически готов.

Она морщит нос, затем оглядывает улицу на наличие прохожих. И когда удостоверяется, что на улице кроме нас никого нет, делает несмелый шаг внутрь, и я прикрываю дверь позади нее.

― Что это? ― Прикрывает глаза и стягивает пальто, показывая серую футболку с длинным рукавом, что одета под пальто. ― Это что-то пахнет даже лучше, чем обычно, в этом дьявольском месте.

Я смеюсь.

― Дьявольском месте?

Она проводит пальцами по баночкам с леденцами.

― Ага. Так и есть. ― Кажется, на этот раз Олив чувствует себя более расслабленно, но все же готова сбежать в любой момент, если я сделаю неверное движение.

― Это твой сюрприз. ― Я выдвигаю стул из-за стола для нее. ― Пожалуйста, присаживайся, и я принесу его прямо сейчас.

На кухне раздается звук таймера духовки, когда она опускается на стул.

― Я сейчас вернусь. ― Спешно прохожу на кухню и вытаскиваю мини-пирог из печи. Корочка темно-золотистого оттенка, яблоки, покрытые сиропом из коричневого сахара, который разливается поверх решетки из теста.

Я перекладываю маленький пирог на тарелку, кладу поверх шарик мороженого, затем посыпаю все это великолепие карамельной крошкой. Мороженое начинает таять, когда я беру две ложки и направляюсь и столовую.

Глаза Олив расширяются, когда приближаюсь и ставлю тарелку перед ней.

― Твоя любовь к яблокам в карамели вдохновила меня. ― Я протягиваю ей ложку. ― Это карамельный яблочный пирог. В его состав входят все те же ингредиенты, только он сделан чуточку иначе, чем ты ожидаешь. Надеюсь, он тебе понравится.

Она держит свою ложку, но не предпринимает ни единого движения, чтобы попробовать.

― Я не могу. Имею в виду, это очень мило и все такое, но я больше не ем сладости. ― Когда Олив просто произносит эти слова, она все-таки облизывает свои губы.

― Попробуй лишь один кусочек, это все, о чем прошу тебя. ― Я откидываюсь назад, пытаясь предоставить ей достаточное пространство, чтобы она могла принять свое собственное решение. ― Если тебе не понравится, то все нормально. Но мне лишь хотелось, чтобы ты была первой, кто попробует мой новый рецепт и скажет мне, ощущается ли внутри него щепотка особенной Рождественской магии.

― Я… ― Она жует губу.

― Пожалуйста? ― Я смотрю в ее глаза и удерживаю взгляд. ― Только лишь кусочек?

Она смотрит на пирог, словно тот может взорваться.

― Только один кусочек и все?

― Именно так.

Оливия все еще колеблется, но затем делает кое-что, что попросту полностью сносит мне крышу. Она открывается мне.

― Просто я, на самом деле, очень усердно работала, чтобы добиться того, что у меня есть сейчас, ― говорит едва слышно, и затем проходится взглядом по своему точеному телу. ― Я не хочу вновь становиться девчонкой, которая сидела на трибуне и смотрела, как ты бегаешь. Или же девчонкой, которая безумно обожала шоколад. Или девчонкой, которая не встречалась с парнями до того момента, пока не пошла в колледж.

Мое сердце наполняется эмоциями и затем ударяется о ребра, когда я протягиваю руку и беру ее ладонь в свою. Она не отстраняется, и чувствую, будто меня уносит.

― Мне очень нравилась эта девушка. Очень. И до сих пор нравится.

― Ты не имеешь это в виду. ― Она качает головой и опускает взгляд.

― Эй. ― Приподнимаю ее подборок таким образом, чтобы наши глаза встретились. ― Я имею в виду каждое сказанное слово. Ты мне нравилась тогда. И ты мне определенно нравишься сейчас. Ты все та же Олив для меня: милая, застенчивая и невероятно сексуальная.

― Но ты даже толком не знаешь меня. ― Ее брови смыкаются на переносице. ― Не особо, я имею в виду.

― Я знаю тебя достаточно. ― Отодвигаюсь назад. ― А теперь, давай же попробуй его, пока он не остыл.

Крошечная улыбочка растягивается на ее красивых губах.

― А ты властный.

И ты даже не представляешь насколько.

Она делает глубокий вздох и прижимает свою ложку к корочке пирога, затем опускает ее в яблочно-карамельную начинку.

Я мысленно скрещиваю пальцы на удачу, когда она поднимает ложку и легко дует на горячие яблоки. Мои мысли уносятся прочь к тому моменту, когда увидел ее впервые после возвращения в город. Мой риэлтор привел меня к зданию обувного магазина Салливана, чтобы осмотреть его. Кстати, который так же находится напротив ее студии. Он сказал мне, что я мог бы превратить его в магазин сладостей. После того, как прошелся по обветшалому первому этажу и осмотрел заваленный мусором второй, я вычеркнул здание из моего списка. Вот так, но только до того момента, пока не увидел Оливию на противоположной стороне улицы. Она стояла перед центральным окном и переводила праздничные самоклеящиеся картинки на стекло. Ее волосы были распущены и ниспадали по плечам, когда подпевала в такт песне, которую не мог разобрать. Когда я увидел ее в тот день, то наконец осознал, что счастье все-таки существует. Сказал риэлтору, что месторасположение магазина идеальное, и решил приступить к ухаживаниям за Олив.

Теперь, когда она неуверенно помещает в рот первый кусочек пирога, задерживаю дыхание. Девушка, вероятно, даже не представляет, что значит для меня, но я намерен показать ей, если она только позволит мне сделать это.

Глава 10

Оргазм во рту. Ротгазм?

Я не знаю, как это назвать, но понимаю, на что это похоже. На небеса.

— О, боже мой! — Облизываю ложку, полностью отдаваясь наслаждению на языке.

— Да? — Хэнк смотрит на мой рот, и понимаю, что есть что-то безумно сексуальное в том, как он наблюдает за тем, как я наслаждаюсь этим десертом.

— Да. — Откусываю еще кусочек и практически стону от терпкости яблок, сладости карамели и хрустящей корочки.

Наши взгляды встречаются, и что-то в воздухе или внутри меня, воспламеняется. Хэнк вскакивает со стула и в мгновение ока сдергивает меня с моего места. На этот раз, когда наши губы встречаются, нет места сомнениям. Я обвиваю руками его шею, и он притягивает меня ближе, прижимая к себе, когда наши дыхания переплетаются.

Он руками скользит по моим изгибам, наконец остановившись на моей заднице, и поднимает меня, усаживая на прилавок. Я не могу насытиться его поцелуем и обвиваю ногами его талию, притягивая ближе. Это временное помешательство, но я не могу остановиться.

Мужчина накручивает мой конский хвостик на кулак и оттягивает голову назад, проводя губами по моему горлу. Я задыхаюсь, когда Хэнк покусывает кожу на моей шее и рукой обхватывает мою грудь. Когда проводит большим пальцем по соску, я вздрагиваю от пронзившего меня возбуждения.

Он снова завладевает моим ртом, лаская ладонями мою грудь.

— Черт, ты само совершенство. — Хэнк щиплет меня за сосок, я выгибаю спину, и его эрекция прижимается к моему бедру.

— Хэнк, — я хватаю его за талию, — мы не можем… — Мой протест перерастает в стон, который он ловит ртом.

Мужчина отступает на дюйм и хватает за край моей футболки.

Я поднимаю руки, и он раздевает меня до спортивного лифчика, мои затвердевшие соски торчат под тканью.

Опустив голову к моей правой груди, он прикусывает плоть сквозь ткань.

— Боже. — Хватаюсь за его плечи, пока он опускает чашку и втягивает ареолу в рот. Щелкает языком по кончику, и приятное напряжение рикошетом проходит сквозь меня.

— Давай снимем это. — Хэнк выпрямляется и хватает за нижний край моего лифчика, прежде чем сдернуть его через голову. Замирает, уставившись на мою грудь. — Даже лучше, чем я себе представлял. — Затем ныряет вниз — посасывая, облизывая и кусая, пока я запускаю пальцы в его волосы.

Моя киска пульсирует, без сомнения, довольная этими новыми событиями, учитывая мой длительный засушливый период. Но это слишком рано.

— Мы должны остановиться, Хэнк. — Мой протест звучит хрипло и слабо.

Он хватает меня за руку и прижимает мою ладонь к своей эрекции. Я прикусываю губу.

— Кого ты пытаешься убедить? — Он гладит моей ладонью по своей твердости, и я отчаянно хочу большего.

Мужчина подталкивает меня лечь на столешницу. Я прижимаюсь обнаженной кожей спины к холодному мрамору, и соски напрягаются еще сильнее. Хэнк поворачивается спиной, и ко мне понемногу возвращается рассудок.

— Просто мы совсем не знаем друг друга, и у меня это было так давно и… — Мой протест замирает в горле, когда он оборачивается.

В его руках лопатка, покрытая теплой карамелью. Нависая надо мной, он капает сладостью мне на сосок. Я хнычу и стону, когда Хэнк наклоняется и слизывает карамель дочиста. Иисус.

Парень проделывает тоже самое с другим соском, затем проводит пальцем по липкой сладости и проводит им по моим губам.

— Открой, — хриплым голосом просит он.

Я подчиняюсь, и он прижимает палец к моему языку. М-м-м. Закрываю глаза и сосу, слизывая карамель, всю до последней капли.

Хэнк стонет и вытаскивает палец, затем целует меня, разделяя вкус сладости. Тянусь руками к его рубашке и начинаю бороться с пуговицами. Он нетерпеливо дергает ткань и пуговицы разлетаются в разные стороны, звеня по кафельному полу. Его твердая грудь касается моей, и по моим венам пробегает трепет от прикосновения кожи к коже.

Скользя вниз по моему телу, он зацепляет пальцами пояс моих штанов, рывком стягивает их вниз вместе с трусиками. Моя задница все еще лежит на мраморной столешнице, а ноги свисают с края. Хэнк наклоняется и проводит языком по моей киске. Дрожу и хватаю его за волосы. Он не останавливается, стягивает мои штаны и трусики еще ниже, чтобы шире развести бедра.

— Хэнк, пожалуйста… — О чем я его прошу? Все мысли вылетают из головы, когда он прижимается ртом к клитору и щелкает по нему языком.

— Ты слаще любой сладости в этом магазине. — Прижимает ладони к моим бедрам, раздвигая их ещё сильнее, а затем зарывается лицом в мою киску.

Я извиваюсь на прилавке, пока он облизывает и сосет, проделывая со мной своим ртом неимоверные вещи. Все, что я могу сделать, это ухватиться за края столешницы, пока он ласкает и дразнит меня языком. Хэнк стонет напротив моего входа, а затем вонзается в меня языком.

— Такая тугая. — Вернувшись к посасыванию и облизыванию клитора, он вводит внутрь палец, и все мое тело напрягается. — Ущипни себя за соски. Поласкай их для меня. Я хочу посмотреть. — И снова скользит языкам по моему клитору.

Сжимаю и перекатываю свои твердые соски, посылая маленькие искры удовольствия к месту, где Хэнк страстно лижет меня. Он не останавливается, полностью сосредоточившись на своей задаче, и моя спина начинает выгибаться, а киска начинает сжиматься и пульсировать вокруг его пальца. Когда Хэнк добавляет второй палец, я не могу дышать, воздух застревает в легких, пока он танцует кончиком языка в идеальном месте.

Оргазм несется сквозь меня и воздух со свистом покидает легкие. Его имя и имя Бога смешиваются, вылетая из моего рта, пока волны удовольствия возносят меня на небеса, а он продолжает лизать и сосать мои чувствительные места. Ноги дрожат, и я стону, когда последние остатки моего освобождения покидают тело. Расслабляюсь лежа на столешнице, кожа покрыта легким блеском пота.

Хэнк целует мою киску, затем встает и заключает меня в объятия. Я словно парю и вполне уверена, что только что пережила внетелесный опыт.

— Давай поднимемся ко мне в комнату.

Он целует меня в лоб, затем поднимает на руки несет через заднюю часть магазина, вверх по широким деревянным ступеням в свою квартиру над магазином. Все здесь отремонтировано, но до сих пор сохранилось промышленное освещение. Проходим открытую кухню с бытовой техникой из нержавеющей стали, гостиную с телевизором с плоским экраном, а затем попадаем в спальню. Хэнк укладывает меня на кровать, накрытую простым белым одеялом, затем опускается на колени и снимает с меня ботинки и штаны.

Мой разум начинает возвращаться, и я внезапно чувствую свою наготу. Прикрываю рукой груди и сжимаю бедра.

Он поднимает взгляд, его глаза блестят даже в тусклом свете.

— Тебе не нужно прятаться от меня. Каждый дюйм тебя прекрасен. — Хэнк оставляет сладкие поцелуи по моим ногам вверх к бедрам, затем скользит к животу. Напрягаюсь, но он качает головой.

— Расслабься.

Задерживается там и заставляет мое тело дрожать от прикосновения мягких губ к животу, над твердостью которого я работала годами.

— Ты красавица.

Целует свой путь к ложбинке между грудями, к горлу, а затем к губам.

— Мне пора, — выдыхаю я.

Хочу остаться, чтобы посмотреть, что еще он приготовил для меня, но то, что мы сделали, уже слишком все усложняет. Мы не друзья. Черт, да я его почти не знаю. Это плохая идея, превосходящая все другие плохие идеи, как посыпка горечи поверх пломбира сожаления. Может быть, я все та же девочка, какой была в старшей школе — моя любовь к сладкому все ещё является моей погибелью.

Хэнк нежно целует меня и убирает волосы с моего лица.

— Но почему?

— Потому что это слишком. Ты меня не знаешь. Я не знаю тебя. Я не из тех девушек, которые запросто прыгают к кому-то в постель.

Мужчина озадаченно смотрит на меня.

— Я знаю тебя. И ты знаешь меня много лет.

— Не таким образом. — Подтягиваю угол одеяла, чтобы прикрыться. — Я должна вернуться домой.

— Подожди. — Он встает и пятится назад. — Просто выслушай меня, ладно?

— Выслушать? — Я смотрю на твердую длину под его джинсами. — Ты испек мне пирог, а потом я просто… я просто… — Прижимаю ладонь ко лбу. — Я просто прыгнула в твою постель? Да что со мной такое?

— С тобой все в порядке. — Хэнк подходит и садится рядом со мной. — Сколько раз мне сказать, что ты самаякрасивая женщина, которую я когда-либо встречал? Внутри и снаружи.

— Но ты же этого не знаешь! — Я тяжело выдыхаю, поскольку мой разум борется со счастливыми эмоциями, которые его слова создают во мне. — Мы чужие люди.

— Я знаю, какая ты на вкус. Вполне уверен, что это означает, что мы совсем не чужие.

Свирепо смотрю на него, и он продолжает:

— Мы вместе ходили в школу. Тогда я думал, что ты сексуальная и умная. И оказался прав. Ты поступила в колледж и стала владельцем бизнеса. Более того, ты волонтер в доме престарелых, и все здесь любят тебя. Даже мои родители говорили, какая ты замечательная. Может, меня и не было здесь последние несколько лет, но я был в курсе всего, что с тобой происходило. Как я мог не знать? Только из-за тебя так сильно скучал по дому.

Искренность в его голосе выбивает еще несколько кирпичей из стены, которую я пыталась построить между нами.

— Ты думал, что я сексуальная?

— В школе? Конечно, черт возьми. — Хэнк недоверчиво смотрит на меня. — Как ты думаешь, почему Пэйс Беверли ходил и хвастался перед всеми, что трахнул тебя?

В смущении закрываю лицо руками.

— Я даже не знала об этом, и мне реально трудно в это поверить.

— Это правда. Клянусь. И я все еще хочу надрать ему задницу за это. Даже не знал, что такое настоящая ревность, пока он не сказал этого. Я так долго хотел тебя. — Хэнк отводит мои руки от лица. — Клянусь, это правда.

Он либо самый лучший лжец, которого я когда-либо встречала, либо говорит правду.

— Если все это правда, почему ты не пригласил меня на свидание?

— Пэйс. Мы были друзьями. Я не хотел создавать проблем. Черт. — Папень проводит рукой по волосам. — Мне следовало отбросить все это и просто спросить тебя. Ты стоила этих последствий.

Меняю тактику, чтобы попытаться избежать теплых чувств, пронизывающих меня.

— Как насчет тебя? Ты можешь быть серийным убийцей или, что еще хуже, собачником.

Он смеется.

— Я? Я поступил в обычный колледж, а потом путешествовал, как и говорил. Я любил эту свободу, но все время, пока меня не было, знал, что рано или поздно вернусь домой. Что бы остаться навсегда.

— И ты просто решил открыть кондитерскую?

— Слушай. — Мужчина обнимает меня за плечи и притягивает ближе к себе. — Я знаю, ты думаешь, что магазин, ну, не знаю, заклятый враг твоей студии, верно?

— Что-то вроде этого, — соглашаюсь я, кивая.

— Это не так. Люди любят сладости. Независимо от того, как сильно они потеют в твоей студии, они все равно захотят вознаградить себя или, может быть, просто сделать что-то хорошее для кого-то, кого они любят. Конфеты — один из самых искренних способов сделать это. Даже если твои ученики иногда будут приходить в мой магазин, это не будет угрозой для твоей студии. И, эй, подумай об этом по-другому. Мой магазин гарантирует, что у тебя всегда будут клиенты. Так ведь? — Он шевелит бровями.

Я невольно смеюсь.

— Никогда не думала об этом в таком ключе.

Хэнк целует меня в подбородок, затем оставляет поцелуи вниз к месту прямо под моим ухом.

— Я так много думал о тебе. С тех самых пор, как вернулся в город и увидел, как ты играешь с собакой через дорогу.

Толкаю его локтем, но он продолжает целовать меня, прокладывая дорожку вниз к моему плечу. Я глубоко дышу, а по коже бегут мурашки.

— Последние несколько месяцев я думал только о тебе и конфетах. — Он просовывает руку под одеяло и сжимает мою талию.

— Я тоже думала о тебе, но в основном о телесных повреждениях.

— Вот как? — Кусает меня за плечо и толкает на спину.

Я ему позволяю.

— Да.

Хэнк обхватывает мою грудь, и я сжимаю бедра вместе, когда мое влагалище становится влажным.

Запускаю пальцы в его волосы и сильнее притягиваю к себе, когда он целует мой сосок.

— Почему это должен быть ты? Из всех людей, почему именно ты должен был вернуться и открыть этот магазин?

— Может быть, судьба? — Мужчина втягивает мой твердый сосок в рот, и я сильнее сжимаю его волосы.

— Больше похоже на козни дьявола, — выдыхаю я, когда он скользит рукой между моих ног и кружит пальцем по клитору.

Хэнк улыбается, уткнувшись мне в грудь, и переходит к другому соску, неистово посасывая, покусывая и облизывая. Когда погружает в меня два пальца, я прикусываю губу и приподнимаю берда навстречу его руке.

— Это плохая идея. — Притягиваю его голову к своей.

Мужчина целует меня и раздвигает коленом мои ноги.

— Хорошая, — бормочет он мне в губы.

— Плохая. — Раздвигаю ноги шире, и он становиться на колени между ними, затем встает, расстегивает ремень и джинсы. Когда стягивает штаны и боксеры вниз, освобождая твердый и гладкий член со светло-фиолетовой головкой. Он большой, но не слишком. Я оказываюсь в ситуации Златовласки — не слишком большой, не слишком маленький, в самый раз.

— Господи, твой взгляд на мне так заводит. — Сбрасывает джинсы и боксеры и забирается на меня сверху. Настойчиво целует, покусывая губы, прижимая мои руки к матрасу над головой. И я никогда не чувствовала себя настолько принадлежащей кому-то, как сейчас.

Хэнк членом скользит по клитору, и я стону в его рот. Наши языки сплетаются, в то время как он трется о мои влажные складочки. Слава богу, я принимаю таблетки, потому что он, кажется, не собирается останавливаться, и мне тоже не терпится почувствовать, как Хэнк движется внутри меня. Но тут на меня снова накатывает неуверенность в себе.

— Подожди. — Прижимаюсь лбом к его лбу. — Я давно… эм… У меня давно этого не было, так что не знаю… насколько хорошо…

Хэнк кусает меня за нижнюю губу.

— Сколько раз тебе повторять, что ты совершенство? — Покусывание превращается в сладкий поцелуй. — Не важно. Я повторю тебе это столько раз, сколько ты мне позволишь.

Я улыбаюсь напротив его губ.

— Ладно.

— Хорошо. А теперь, если я не войду в тебя прямо сейчас, то сойду с ума.

Приставляет головку к моему входу, и я впиваюсь пятками в его бедра. Он слегка толкается вперед. Я чувствую давление, а потом восхитительное трение.

— Ты такая влажная для меня. — Он скользит дальше и останавливается, чтобы я могла приспособиться. Нависнув надо мной, целует, руки дрожат от напряжения.

Я прижимаю ладони к его спине, слегка приподняв бедра, подталкивая его вперед. Хэнк полностью погружается в меня, и стону от восхитительного ощущения наполненности.

— Боже, Хэнк, — мой голос дрожит на выдохе, и тело дрожит рядом с ним.

Он выскальзывает почти полностью, а потом резко входит снова, погружаясь по самое основание.

— Так чертовски приятно.

— Не останавливайся. — Провожу ногтями по его спине, когда он начинает двигаться в размеренном, медленном ритме.

Моя грудь трется о его, отчего соски становятся еще тверже. Обнимаю за шею, пока Хэнк ускоряет темп.

— У меня такое чувство, будто я вернулся в то время, когда нам было по семнадцать. — Он поднимает голову, и я облизываю линию его кадыка. Он стонет. — Потому что, Господи, ты такая тугая, что не знаю, как долго еще продержусь.

Раздвигаю ноги шире, мы оба тяжело дышим, когда он толкается быстрее. Каждый движение увеличивает напряжение в моем клиторе, это такое восхитительное удовольствие, что пальцы ног подгибаются.

Хэнк опирается на одном локте и облизывает большой палец свободной руки, прежде чем просунуть его между нами. Когда начинает выписывать круги на моем клиторе, по мне пробегает дрожь и я впиваюсь ногтями в его плечи. От его прикосновений у меня дрожат ноги. Чувствую, как внутренние мышцы сжимаются все сильнее и сильнее, пока он ласкает меня изнутри и снаружи.

— Боже, Хэнк, я уже близко. — Смотрю прямо ему в глаза.

Он ускоряется, с каждым толчком рычание срывается с его губ, трение на клиторе усиливается.

— Кончай, сейчас. — Парень резко и глубоко погружается в меня, не переставая гладить мой клитор.

И этого достаточно, чтобы я развалилась на куски с глубоким стоном. Волна за волной накатывает на меня, пока я полностью не захлебываюсь в удовольствии. Только когда начинаю спускаться, он выходит из меня.

— Черт. — Гладит себя и тоже кончает.

Приподнимаюсь и смотрю, как Хэнк покрывает семенем мою киску. Это самая эротичная вещь, которую я когда-либо видела.

Когда заканчивает, падаю обратно на кровать.

Хэнк наклоняется и целует меня в губы.

— Это было горячее, чем мой кайенский шоколад.

— Ты и твои сладости, — говорю я притворно неодобрительным тоном, но моя улыбка выдает меня.

Он снова целует мои губы.

— Ты самая сладкая из всех.

Глава 11

— Спасибо что заглянули. Скажите Лине, что я приеду в Сочельник. — Машу тете Рей, когда она выходит за дверь, держа в руках печенье и угощения для моих кузин и их детей.

Взгляд перемещается через улицу туда, где Олив ведет свой второй урок за день. Я едва могу разглядеть ее в глубине комнаты, но уже узнаю ее изгибы. Прошлая ночь выжжена в моей памяти, и не могу дождаться, чтобы снова оказаться рядом с ней. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы оставаться за прилавком вместо того, чтобы рвануть к ней.

Она отгородилась ото всех стеной, кирпичи сложены выше, чем любое здание в этом маленьком городке. Но когда они осыпаются, и я вижу настоящую Олив, это ставит меня на колени. Не могу перестать думать о ней. Черт возьми, мне хочется излить ей свое сердце — рассказать о своих надеждах, мечтах, мыслях, каждой детали моего прошлого. Более того, я хочу знать о ней все это. Мне безумно интересно, какими духами она пользуется, чтобы от нее пахло теплым крем-брюле, на какой стороне кровати она любит спать и хочет ли иметь детей.

Вместо того чтобы последовать зову сердца и прервать ее урок йоги, я поворачиваюсь, чтобы размешать карамель, греющуюся на плите позади меня. Провожу лопаточкой по липкому сахару. Он почти расплавился, светло-коричневая поверхность блестит и с каждой секундой становится все более гладкой.

Звенит колокольчик на двери магазина, и я поворачиваюсь, обнаруживая Уилла Шурца, окружного инспектора здравоохранения. Его круглое лицо покраснело, и он оглядывает мой магазин с таким беспокойством, что я начинаю нервничать. В левой руке он сжимает блокнот.

— Уилл, как дела? — Пододвигаю к нему тарелку с образцами помадки. — Попробуй. Я экспериментирую с шоколадом из Занзибара.

Он тянется к тарелке, не сводя глаз с бархатистой помадки, но в последнюю секунду выпрямляется и смотрит мне прямо в глаза.

— Я здесь по официальному делу. Так что не могу.

— Официальному делу? — Возвращаюсь к своей карамели и размешиваю ее, затем выключаю горелку, чтобы она остыла.

— Да.

— Что происходит?

— Ну, мы получили сообщение о небезопасных условиях здесь, в магазине.

Я резко поворачиваюсь.

— Что?

— Мы получили звонок…

— От кого?

— Не могу сказать. — Уилл украдкой бросает взгляд в сторону студии Олив.

Я стискиваю зубы.

— Олив?

Он опускает взгляд в пол.

— Как я уже сказал, это конфиденциально.

Она сожалеет о прошлой ночи? Что я сделал не так? Мне не терпится побежать к ней и все выяснить.

— Во всяком случае, похоже, заявление было обоснованным. — Уилл указывает на горелку на задней стойке.

— Это? — Я поднимаю брови.

— Да. Пункт 3463-44 городского кодекса запрещает открытое пламя в местах скопления посетителей.

Скрещиваю руки на груди.

— За прилавком нет покупателей.

Он почесывает свою лысую голову.

— Но могли бы быть.

— А как насчет «Хибачи Хаус»? Скажите мистеру Ли, что он не может готовить в присутствии гостей? Я много раз видел, как он делал луковый вулкан.

— Это, гм, совсем другое дело. — Уилл морщит лоб.

— Почему?

— Ну… — Он кашляет в ладонь. Тянет время. Затем его глаза расширяются. — Это ресторан. У них есть лицензия на ресторан. У тебя — нет. У тебя обычная бизнес-лицензия.

Дерьмо.

— Так что, ты собираешься оштрафовать меня за то, что у меня есть одна конфорка, чтобы расплавить карамель? Ну же, Уилл. Скоро же Рождество.

— Нет, я не буду тебя штрафовать. В кодексе сказано, что мы должны закрыть магазин, пока проверю небезопасное состояние и представлю свои выводы на следующем заседании совета.

У меня замирает сердце.

— Закрыть? До Рождества осталось пять дней. Когда следующее заседание совета?

Уилл смотрит вверх, его губы шевелятся, пока он считает дни.

— Не раньше 18 января.

— Нет. — Я не могу поверить в то, что слышу. — Ты не можешь закрыть мой магазин в самое оживленное время года и не открывать до середины января. Это разорит меня. Я никогда не смогу снова открыться!

— Правила есть правила, Хэнк. — Уилл пожимает плечами и начинает писать в блокноте. — Я ничего не могу с этим поделать. Боюсь, тебе придется закрыться.

У меня начинается паника.

— Уилл, да ладно тебе. Должно же быть что-то, что я могу сделать, чтобы оставаться открытым.

— Нет, боюсь, что нет. — Он с грустью смотрит на меня. — Я должен следовать закону. Ничего личного. — Повернувшись, он направляется обратно к двери. — Даю тебе полчаса, но, если к тому времени ты не прекратишь работу, мне придется позвонить шерифу Грину.

В бессилии сжимаю кулаки. Уилл уходит и проходит мимо окна, опустив голову.

Я бросаю взгляд на занятие, идущие через улицу, и вижу Олив, которая ходит среди своих учеников и изучает их позы. Наконец-то она исполнила свое желание.

Сунув руку под прилавок, щелкаю выключателем, который навсегда затемняет мою вывеску.

Глава 12

— Так это было так же волшебно и удивительно, как найти последнего единорога? — Кендейс с любопытством смотрит на меня, пока я распускаю волосы. — Давай, выкладывай подробности.

— Мне понравилось. — Преуменьшение века. Я никогда не встречалась с таким мужчиной, как Хэнк. С тем, кто главенствует в спальне и к тому же делает умопомрачительный яблочный пирог.

— Насколько у него большой? Огромный? Он высокий, так что должен быть огромным, да? — Подруга берет щетку из моих рук и начинает водить ею по моим локонам, пока я наклоняюсь ближе к зеркалу в ванной комнате студии.

Учитывая боль между моих бедер, должна сказать, что природа его одарила, но не хочу вдаваться в подробности.

— Скажу так, там более чем достаточно.

— Более чем достаточно? — Она улыбается и радостно расчесывает мне волосы. — Я всегда это знала.

— Если ты предположила, что у него большой член, это еще не означает, что ты прорицательница.

— Ох, успокойся. Я говорю вовсе не об этом. Я хочу сказать, что знала, что он тот, кто тебе нужен. — Кендейс заканчивает распутывать мои волосы и садится на туалетный столик. — Еще со старшей школы.

Хватаю тюбик туши и начинаю наносить ее на ресницы.

— Это напомнило мне кое о чем. Ты знала, что Пэйс Беверли всем говорил, что мы переспали?

Она пожимает плечами и избегает моего взгляда.

— Да, до меня доходили слухи.

Я застываю с кисточкой в руке.

— Ты знала? И не сказала мне об этом?

— Ну, тогда я думала, что это как-то, ну не знаю, поможет твоей хорошей репутации. Помнишь, как нас приглашали на все вечеринки во второй половине выпускного года?

— Да. — Я вытаращила на нее глаза. — Помню.

Она притворяется, что убирает невидимую пылинку со своего топа.

— Я почти уверена, что мы попали туда из-за тех слухов.

Засовываю кисточку с тушью обратно в тюбик.

— Кендейс!

— Что? — Она спрыгивает с туалетного столика и пятится к двери. — Да ладно тебе. Это было целую вечность назад, и мы все знаем, что Пэйс теперь счастлив в браке с мужчиной. Ничего страшного.

Я хватаю деревянную щетку и замахиваюсь на неё.

Она хихикает и бежит по коридору к передней части студии.

— Ну, прости меня, ладно?

— Почему ты такая маленькая суч…

— Эй, а что не так с магазином Хэнка? — Она добралась до передних окон и теперь смотрит через улицу.

— Не пытайся меня отвлечь.

— Нет, серьезно, свет выключен, а сейчас только шесть часов.

Я подхожу к окну и вижу, что она права. Вывеска магазина не горит, и никого не вижу внутри.

— Странно. — Она поднимает голову. — Тем более что в это время он обычно занят. Я видела Уилла там раньше. Сомневаюсь, что…

— Черт! Уилл Шурц?

— Да, он самый.

Я заламываю руки.

— О нет, Боже. Только не это.

Кендейс поворачивается ко мне и скрещивает руки на груди.

— Что ты сделала?

— Несколько дней назад, перед тем как мы с Хэнком… короче, я зашла к нему в магазин и увидела, что у него за прилавком стоит открытая горелка…

Вытаращив глаза, она качает головой.

— Ты этого не сделала.

— Сделала. — Прижимаю руку к горлу. — Но это было раньше. Я совсем забыла об этом. Черт, черт, черт! — У меня словно пол уходит из-под ног.

Кендейс подходит к своему пальто, висящему на двери, и достает сотовый.

— Так. Дай мне позвонить Уиллу. — Она пролистывает контакты, нажимает кнопку и включает громкую связь.

— Кендейс?

— Привет, Уилл.

— Чем обязан такому удовольствию?

— Не начинай приятель, — говорит Кендейс своим серьезным тоном, а я стою, застыв от стыда и ужаса. — Почему ты закрыл магазин Хэнка?

— Спроси свою подругу Олив. Она позвонила мне несколько дней назад и сообщила о нарушении. Когда пошел посмотреть, то обнаружил, что она была права. Городской кодекс гласит, что я должен его закрыть.

— Городской кодекс — это хрень собачья, — Кендейс повышает голос. — А теперь возвращайся и скажи ему, что все в порядке.

— Нет, не могу. Я не могу просто так вернуться к этому. Он закрыт до тех пор, пока не соберется городской совет.

— О боже мой! — Я в ужасе смотрю на телефон. — И когда это будет?

— Олив? — Уилл хихикает. — Ты его здорово достала. Они не вернутся на заседание до 18 января.

— О, нет. Боже. — Я чувствую, как кровь отливает от моего лица.

— Уилл, мне нужно, чтобы ты все исправил.

— Он почти подловил меня, — продолжает Уилл, — сказав что-то о мистере Ли и его луковом вулкане, но я на это не купился. Его лицензия приостановлена, и решение будет принято только в январе. Ну, мне пора идти. Сегодня вечером Дот заставляет меня петь колядки с баптистским хором.

Я тянусь к телефону.

— Подожди, Уилл, не мог бы ты просто…

Телефон отключается. Он бросил трубку, а я бросила Хэнка под несущейся грузовик.

Я нажимаю на звонок и жду, пока в воздухе разносятся рождественские гимны. Группа певцов прогуливается по городской площади, направляясь в жилой район города.

— Кто там? — Из динамика доносится мрачный голос Хэнка

— Я.

В ответ тишина, пока «Украсьте зал» эхом разносится по улице.

— Пожалуйста, Хэнк. Позволь мне объяснить.

Снова тишина. Я жду. Проходит еще минута, прежде чем замечаю движение внутри магазина. Хэнк подходит и отпирает дверь, но не приглашает меня войти.

— Говори, что пришла сказать, а потом уходи. — Он смотрит на меня сверху вниз, и я чувствую запах виски в его дыхании.

— Можно мне войти?

Хэнк настороженно смотрит на меня, затем отступает, чтобы я могла войти внутрь. Сладкие ароматы все еще витают в воздухе, но в магазине стало холоднее.

— Ты сдала меня. — Он закрывает дверь и прислоняется к стене.

— Да. — Я с трудом сглатываю. — Это была ошибка.

Мужчина ударяется затылком о гипсокартон.

— Ты позвонила Уиллу, пока я был в душе, или у тебя хватило порядочности подождать до утра?

— Я звонила не сегодня утром. А два дня назад. Уилл не из тех, кто пунктуален, если уж на то пошло.

Хэнк вздыхает, но по-прежнему не смотрит на меня.

— Ты ненавидела меня так сильно, что пыталась закрыть мой магазин? Чтобы лишить меня средств к существованию?

Чувство вины бьет меня, как удар под дых.

— Да, но это было до того…

— До чего? До того, как я сказал тебе, как сильно ты мне нравишься, какая ты замечательная? И ни разу за все это время тебе не пришло в голову, что ты меня подставила?

Слезы наворачиваются на глаза, потому что он прав.

— Я должна была подумать об этом, должна была сделать что-то, чтобы отменить это. Но ничего не сделала, и теперь не могу это исправить.

— Я не смогу работать до 18 января. Пропущу всю рождественскую суматоху, но мне все равно придется платить по счетам. — Хэнк подходит к прилавку и проводит рукой по мрамору. — Подрядчики придут за оплатой по всем работам, которые они вложили в это место. Я просрочу кредит, и мне нечего будет на него предъявить. Все это исчезнет. Ты получишь то, что хотела.

Его плечи поникли.

По моей щеке катится слеза.

— Должно же быть что-то, что мы можем сделать.

— Мы? — Он опускает взгляд и качает головой. — Я думал, что можем быть «мы». Но я ошибался. Ты не та, за кого тебя принимал.

Как может мое сердце разрываться пополам, когда оно наконец-то стало целым?

— Хэнк, пожалуйста…

— Тебе лучше уйти.

— Мне очень жаль. — Я знаю, что этого недостаточно, но это все, что у меня есть.

Он не смотрит на меня.

Я вытираю слезы со щек и мечтаю найти правильные слова, чтобы утешить его.

— Пожалуйста, уходи.

Жгучая боль проникает глубоко в мои кости, и слезы сильнее текут по щекам. Я открываю дверь и выхожу в холодную ночь.

Глава 13

Моя голова раскалывается, когда спускаюсь в магазин. Утренний свет просачивается через передние окна, и я вздрагиваю от его яркости. Протягиваю руку и включаю кофеварку. Она с бульканьем оживает и начинает свою утреннюю рутину. Обычно в это время я готовил свежие пончики и раздавал их всем своим клиентам. Только не сегодня утром.

Мимо медленно проезжает машина, водитель смотрит на магазин, потом прибавляет скорость. «Закрыто». Так написано на табличке на двери. Это окончательно. Люди входят в студию напротив. Моя грудь болит при мысли о том, что Олив продолжает жить своей жизнью. Думал, что нашел что-то настоящее, что-то стоящее. Я был полным идиотом. Она просто играла со мной.

Я наливаю себе чашку дымящегося кофе и сажусь за один из маленьких столиков. Вчера вечером позвонил своему представителю в городском совете, надеясь на чудо. Все, что она могла мне сказать, это то, что она выступит на собрании восемнадцатого числа. Слышал, как на заднем плане играет музыка. Я остался сам по себе.

Олив. Мои мысли возвращаются к ней, к нашей единственной ночи вместе. Я пытаюсь отогнать воспоминание, но оно слишком свежо. Моя кровать все еще пахнет ею, ванилью и сладостью. Мне приходится постоянно твердить себе, что она жестокая и расчетливая, совсем не такая, какой кажется.

Стук в дверь привлекает мое внимание. Поднимаю взгляд и вижу, что там стоит миссис Рид с сияющей улыбкой на лице.

— Мы закрыты. — Я отпиваю кофе и обжигаю язык.

— Открывай.

— Я не могу. Закрыто департаментом здравоохранения.

— Я знаю это, болван. А теперь открой дверь, пока не позвонила твоей матери. — Она стучит костяшками пальцев по стеклу.

Я взрослый человек, но угроза позвонить маме заставляет меня подняться на ноги. Отпираю дверь и открываю для нее. Она входит и достает несколько сложенных бумаг из своей сумки с леопардовым принтом.

— Вот, возьми это. Одну повесь на стену на видном месте. Другую оставь в своих документах. — Миссис Рид включает свет, и мое похмелье усугубляется. — А теперь принимайся за работу. Я ожидаю коробку пирожных и полдюжины карамельных яблок к тому времени, как закончу занятия. Сегодня днем прибудет еще больше внуков.

Я разворачиваю бумаги и натыкаюсь на слова и официальную эмблему города.

— Это лицензия на ресторан.

— Так и есть. Олив попросила её для тебя сегодня утром. Заплатила пошлину и все такое. Дело сделано.

— Но ведь сегодня же суббота. — Я в замешательстве уставился на неё.

— Когда ты жена мэра, у тебя всегда есть к кому обратиться. Так уж случилось, что ты мне нравишься, и моя семья любит все, что ты здесь делаешь. Так что оно того стоило. — Она машет рукой в сторону прилавка. — А теперь приступай к делу. Рождественские угощения сами себя не сделают.

— Да, мэм. — Я придерживаю для нее дверь, когда она выходит. Подняв взгляд, замечаю, что Олив стоит у окна, сцепив руки под подбородком.

Я бросаю бумаги на стол, проскакиваю мимо миссис Рид, скольжу по ледяной улице и врываюсь в студию. Все ученики оборачиваются и смотрят на меня.

Олив делает неуверенный шаг в мою сторону.

— Мне правда очень жаль, что так вышло…

Я притягиваю ее в свои объятия и крепко целую. С ней в моих руках все кажется правильным. Подхватываю ее и несу в заднюю часть студии.

Кендейс подмигивает мне, когда я прохожу мимо.

— Я проведу занятие, пока вы двое улаживаете свои разногласия. — Она запрыгивает на платформу. — Ладно, давайте сделаем собаку лицом вниз!

Продолжаю идти и закрываю за нами дверь в холл.

— Мой кабинет слева. — Олив обвивает руками мою шею. — И еще раз прошу прощения. Мне очень жаль.

Поворачиваю налево в ее кабинет и пинком захлопываю за нами дверь. Сажусь на диванчик, усаживая Олив к себе на колени и целую, вкус ее губ успокаивает всю боль от предыдущего дня.

Отстраняюсь и обхватываю ее лицо руками.

— Ты спасла мой магазин.

Девушка пожимает плечами.

— Я вроде как спасла его от себя, наверное.

— Спасибо.

Ее глаза слезятся.

— Мне очень жаль, что так вышло…

— Ш-ш-ш… — Я продолжаю её целовать. — Ты прощена. Я сожалею о том, что сказал вчера вечером. Это была неправда. Ты — все что мне нужно.

— Неужели? — Ее глаза блестят от слез.

— Так и есть. — Снова целую ее, проскальзываю языком ей в рот. Мой член дергается напротив ее задницы, и она охает, когда сдвигается и трется о мой стояк.

— Я хочу с тобой большего. Знаю, ты думаешь, что все это неожиданно и что мы недостаточно хорошо знаем друг друга, но я хотел большего с тех пор, как нам исполнилось семнадцать. — Провожу большими пальцами по ее гладкой коже. — Я никогда ни в чем не был так уверен.

Оливия хмурит брови.

Мое сердце замирает.

— Слишком много, слишком рано?

— Нет. — Она целует меня, и любовь взрывается в моем сердце. — В самый раз.

Провожу руками по ее спине, прижимая ближе. Я не могу ею насытиться.

— Могу я тебе кое-что сказать? — Целую ее в шею и облизываю до самого уха. Она дрожит, и дыхание вырывается мягким стоном.

— Д-да. — Олив сжимает мою рубашку.

Покусываю мочку ее уха и скольжу руками вниз к ее талии и под рубашку.

— У меня была фантазия о тебе.

— Неужели? — Она откидывает голову назад, и я целую ее в ключицу. — И какая?

— Что ж. — Я опускаю руку к поясу ее штанов для йоги. — Она включает в себя вот это.

— Мои штаны?

Опускаю пальцы ниже и просовываю их в ее трусики. Она уже влажная, и я медленно обвожу клитор указательным пальцем.

— У тебя случайно нет запасных?

Глава 14

— Запасных штанов? — Я стону, когда Хэнк проводит пальцем по моему клитору. — Есть.

— Идеально. — Он вводит в меня два пальца.

— Хэнк, — вздыхаю я, когда он опускает чашечку моего спортивного лифчика и берет сосок в рот. — Что ты собираешься сделать с моими штанами?

Он смеется, уткнувшись мне в грудь, и это вызывает во мне дрожь удовольствия. Быстрым движением мужчина переворачивает меня и прижимает грудью к подлокотнику дивана. Затем дергает мою задницу вверх.

— Что ты…

Рвущийся звук заставляет меня повернуть голову, чтобы посмотреть на него. Но Хэнк не смотрит на меня. Он не отводит взгляд от дыры, которую проделал в моих штанах, потом отодвигает мои трусики в сторону и опускает голову. Когда его язык касается моих складок, я выдыхаю:

— О Боже!

— Протяни свое дерево к небесам! — Чересчур восторженный голос Кендейс просачивается сквозь стену.

Хэнк не останавливается. Он глубоко исследует меня, пробуя на вкус, а затем проводит языком по моему клитору и щелкает им.

Что-то в том, как он разорвал мои штаны, возбуждает меня больше, чем должно, и я уже задыхаюсь и качаю бедрами напротив его языка. Хэнк вводит в меня два пальца, и я толкаюсь им навстречу.

— Господи, я кончу в штаны, если ты будешь продолжать в том же духе.

— Трахни меня. — Не могу думать ни о чем, кроме него, его языка и члена. Я хочу всего этого. — Пожалуйста.

— Черт возьми, женщина. — Парень встает на колени позади меня, а затем чувствую, как головка члена прижимается к моему влажному входу.

Я приподнимаюсь на руках на подлокотнике дивана, почти падая вперед, когда Хэнк плавно скользит в меня. Как только он полностью погрузился, я начинаю толкаться навстречу. Вскоре его кожа врезается в мою в устойчивом ритме, пока мы работаем вместе, преследуя наши оргазмы.

Хэнк хватает меня за плечо и притягивает к себе. Войдя в меня по самое основание, протягивает руку и начинает ласкать мой клитор. Я сбиваюсь с ритма, когда мои ноги начинают дрожать, а бедра сжимаются.

— Я сейчас… Я… о…

Он прижимает ладонь к моему рту, когда я взрываюсь вокруг его члена. Я стону в ладонь, пока парень продолжает толкаться в меня. Очередная волна удовольствия захлестывает меня с головой. Хэнк врывается в меня еще несколько раз, затем глубоко погрузившись, стонет. Я чувствую, как его член дергается внутри меня, каждый рывок вызывает новый толчок блаженства.

Отдышавшись, Хэнк снова садится на диван и притягивает меня к себе на колени. Он нежно целует меня, его губы такие теплые и нежные.

— Ты в порядке? — Убирает несколько потных прядей с моего лба.

— Лучше, чем в порядке. — Я прижимаюсь ближе к нему. — Кажется, я влюбилась.

Эпилог

СЛЕДУЮЩЕЕ РОЖДЕСТВО

Прокрадываюсь вниз по лестнице в магазин. Хэнк разговаривает с покупателями, уверяя их, что в этом году партия рождественских конфет даже лучше, чем в прошлом. Я замираю у входа и жду, когда входная дверь со звоном закроется.

Выглядываю, и вижу, как Хэнк запирает дверь, а затем выключает вывеску. Он хватает тряпку и начинает вытирать прилавок. Наш прилавок.

— Эльф номер один, прибыл на службу. — Вхожу в комнату, одетая только в рождественский фартук и красные туфли на каблуках.

Он перестает вытирать столешницу и окидывает меня взглядом с головы до ног.

— О, миссис Винтерс, похоже, ты заинтересовалась уроками кулинарии?

— Я определенно хотела бы знать, как добавить остроты некоторым вещам, так что да.

Хэнк манит меня пальцем, и я направляюсь к нему виляя бедрами.

Когда подхожу ближе, он разворачивает меня и прижимает к прилавку.

— Я могу показать тебе несколько вещей.

— Что например?

Хэнк проводит ладонями вверх по моей голой заднице, потом снова вниз, скользя между моих бедер и раздвигая мои ноги.

— Хм, могу заинтересовать тебя рождественским поленом?

Я фыркаю, когда звенит пряжка его ремня, а затем чувствую, как головка его члена движется к моему входу.

— Я не шучу, миссис Винтерс. Это рождественское полено самого высокого качества. Обязательно сделает времяпрепровождения незабываемым. — Он толкается внутрь, и я прикусываю губу, когда Хэнк просовывает руки под мой фартук, чтобы обхватить мою грудь.

— Оно определенно кажется… — Я двигаю бедрами, прижимаясь к нему. — Крепким.

Он пробегает зубами по моему плечу и прикусывает кожу, когда выходит и толкается обратно в меня. Я задыхаюсь, когда бедра ударяются о стеклянную стенку прилавка. Хэнк щиплет мои соски и трется об меня, его член задевает все нужные места.

— Оно должно быть крепким. В конце концов, я же кондитер. Это моя работа — делать сладости идеальными и сытными. — Он целует меня в затылок и поддерживает ровный ритм.

Я запрокидываю голову и целую его.

— Похоже теперь ты делаешь не только сладости. — Я смотрю ему в глаза, а он в замешательстве морщит лоб.

— Нет?

— Нет. — Беру его руку и прижимаю к своему животу. — Ты сделал что-то более долговечное.

Замешательство покидает его лицо, сменяясь удивлением. Он замирает.

— Что? Ты имеешь в виду… что…

— Ты будешь папочкой. — Я снова целую его и снова прижимаюсь к нему. — Это не значит, что ты можешь спокойно увиливать от своих обязанностей здесь.

— Ох, черт. — Хэнк выходит из меня, разворачивает и усаживает на столешницу, а потом снова проскальзывает внутрь. — Я никогда не буду уклоняться от своих обязанностей. Слишком сильно тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю. — Обвиваю руками его шею, пока он двигается внутри меня, делая меня своей снова и снова. — Теперь заставь меня кричать, а потом сделай мне карамельное яблоко.

Он страстно целует меня.

— Счастливого Рождества, детка.

— Счастливого Рождества.

***КОНЕЦ***

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Эпилог