Кристиановы Псы (СИ) [Дэйнерис] (fb2) читать постранично

========== Заклинатель Встреч ==========

Вот бы случилось так,

Чтоб на мгновенье замедлило время бег!

В дни, когда лётное поле слишком далёко,

К тебе, спасаясь, бежать бы смог.

Стоя на краю болот, Вит услышал вой: холодный, одинокий, грустный — он продирался сквозь заросли чернобокой бузины, тренькал над головой вместе с выбеленными беспокойными звёздами. Дальше — ближе, выше — ниже; вой этот обхватывал застывшего юношу коконом из переплётшихся мшаных жгутов до тех пор, пока сердце его не поддалось манящему зову, и Вит, поставив наземь фонарик, не сделал навстречу ему первый неуверенный шаг.

Потом — ещё два.

Ещё три…

Когда же, едва уговаривая себя продолжать вдыхать, он выбрался на опушку раскинувшего сосновые корни мрачного леса, из сгустившейся синей темени, сверкая лунным огнищем выстекленных глаз, выбрели две собаки: большие, чёрные, легконогие, охваченные среним с прозеленью свечением. Шерсть, отросшая на их загривках, вилась тяжёлыми космами, пасти пускали капающую с клыков слюну.

«Идём…»

Вит оторопело оглянулся, но никого, кто мог бы с ним заговорить, поблизости не обнаружил.

«Идём с нами…»

«Не смотри. Не ищи. Ты и так хорошо знаешь, чей слышишь голос».

Вит виновато улыбнулся, ухватился за ветку раскинувшей листву молоденькой осинки, будто та могла оплестись по пальцам серебряной лесой и удержать его там, где он стоял.

«Почему ты медлишь?»

Собаки смотрели грозно, с оскалом жёлтых оскоплённых зубов. Смотрели опасно, но покинуть мшистого островка опавшей хвои, кажется, были не властны.

«Иди за нами вдогон».

— Я… не могу… — юноша вяло, убито, рассеянно качнул белокурой головой. Сердце его, обуянное тоненькой птичьей тоской, жалобно забилось. — Не могу я никуда отсюда уйти…

«Это не так».

«Наши зубы порвут преграду».

«Выпустят тебя».

«Ты сможешь уйти».

Одна из собак, начавшая светиться талым угольным золотом, подошла на шаг ближе. Ударила когтистой лапой о невидимое отразившее препятствие, скребнула кремнем выбивших искры когтей.

— Я не могу… я правда не могу этого сделать… — в отчаянии повторил Вит, заломивший занывшее правое запястье. — Это невозможно… Не могу я уйти!

Собаки предостерегающе наклонили матёрые головы, блеснул огонь похолодевших зверовых глаз.

— Прочь… Уходите от меня прочь! Ай-я!

Псы, клацнув челюстями, грозно зарычали. На ветку треснувшего неподалёку коряжистого тополя опустилась накрытая чернотой странная птица, завращавшая вытаращенными дикими глазами. Кликнула, щёлкнула клювом, распушила веерище косматых перьев, распугивая тут же давшее скважину сплетающееся колдовство.

Вит, тряхнув начавшей подкруживаться головой, испуганно попятился. Отгородился от застывших перед прыжком собак руками, выбросив те перед собой ладонями наружу, и, надорвав внутренности болью с трудом пробившегося хриплого голоса, бросился через ухабистые заросли обратно туда, откуда начался ныней ночью его запретный стёршийся путь.

Стылый собачий вой, с лёгкостью рассёкший незримую преграду, рокочущей морской волной гнался за ним следом.

🜹🜋🜹

— Ты кто…? — недоверчиво спросил высокий чёрный мужчина, глядящий на худенького запыхавшегося юнца сверху вниз. Глаза его были красны, кожа бледна, но куда как более румяна, нежели полумёртвое лицо скитающегося без дела найдёныша.

Златовласый мальчишка с голубыми, кажется, глазами — мужчина точно не понимал из-за кривляющихся сумеречных игр — продолжал, приоткрывая и снова закрывая рот, таращиться на него так, будто это не он, а к нему на тихий домашний порог налетел всклокоченный чёрт знает кто, расшугав воду, псов, взбеленившихся птиц да чадящие ночные тени.

— Эй, ты слышишь меня вообще? Говорить не умеешь, что ли?

Не то чтобы происходящее его волновало. Не то чтобы мальчишка так уж прям не имел права бродить там и тогда, где и когда ему вздумается. Не то чтобы стоять здесь, смотреть на него и неторопливо перетасовывать в голове сплошь дурные сдающие догадки — было такой уж хорошей идеей, но…

Отчего-то так просто отпускать того, найденного на стыке опасных нелюдимых топей и смолкшего сонного пастбища, спускающегося в еловую пустошь отлогим папоротниковым склоном, не захотелось.

— Да умею… умею я всё… — взяв, наконец, себя в руки, проговорил набедокуривший, как пить же дать где-то и в чём-то набедокуривший, малец. Голос у него оказался тягучий, певуче-бархатистый, байховый почти; пересушенные губы, облизанные нервно двигающимся языком, дрожали, дыхание срывалось, ветрилось, посвистывало.

—