КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 713023 томов
Объем библиотеки - 1403 Гб.
Всего авторов - 274606
Пользователей - 125090

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

Влад и мир про Шенгальц: Черные ножи (Альтернативная история)

Читать не интересно. Стиль написания - тягомотина и небывальщина. Как вы представляете 16 летнего пацана за 180, худого, болезненного, с больным сердцем, недоедающего, работающего по 12 часов в цеху по сборке танков, при этом имеющий силы вставать пораньше и заниматься спортом и тренировкой. Тут и здоровый человек сдохнет. Как всегда автор пишет о чём не имеет представление. Я лично общался с рабочим на заводе Свердлова, производившего

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Влад и мир про Владимиров: Ирландец 2 (Альтернативная история)

Написано хорошо. Но сама тема не моя. Становление мафиози! Не люблю ворьё. Вор на воре сидит и вором погоняет и о ворах книжки сочиняет! Любой вор всегда себя считает жертвой обстоятельств, мол не сам, а жизнь такая! А жизнь кругом такая, потому, что сам ты такой! С арифметикой у автора тоже всё печально, как и у ГГ. Простая задачка. Есть игроки, сдающие определённую сумму для участия в игре и получающие определённое количество фишек. Если в

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
DXBCKT про Дамиров: Курсант: Назад в СССР (Детективная фантастика)

Месяца 3-4 назад прочел (а вернее прослушал в аудиоверсии) данную книгу - а руки (прокомментировать ее) все никак не доходили)) Ну а вот на выходных, появилось время - за сим, я наконец-таки сподобился это сделать))

С одной стороны - казалось бы вполне «знакомая и местами изьезженная» тема (чуть не сказал - пластинка)) С другой же, именно нюансы порой позволяют отличить очередной «шаблон», от действительно интересной вещи...

В начале

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Стариков: Геополитика: Как это делается (Политика и дипломатия)

Вообще-то если честно, то я даже не собирался брать эту книгу... Однако - отсутствие иного выбора и низкая цена (после 3 или 4-го захода в книжный) все таки "сделали свое черное дело" и книга была куплена))

Не собирался же ее брать изначально поскольку (давным давно до этого) после прочтения одной "явно неудавшейся" книги автора, навсегда зарекся это делать... Но потом до меня все-таки дошло что (это все же) не "очередная злободневная" (читай

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Москаленко: Малой. Книга 3 (Боевая фантастика)

Третья часть делает еще более явный уклон в экзотерику и несмотря на все стсндартные шаблоны Eve-вселенной (базы знаний, нейросети и прочие девайсы) все сводится к очередной "ступени самосознания" и общения "в Астралях")) А уж почти каждодневные "глюки-подключения-беседы" с "проснувшейся планетой" (в виде галлюцинации - в образе симпатичной девчонки) так и вообще...))

В общем герою (лишь формально вникающему в разные железки и нейросети)

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Заклинание, убивающее миры (СИ) [Terry Tonks] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

====== Пролог ======

— Ты выиграл! — она сделала шаг назад, закрывая спиной раскуроченный письменный стол, остатки шкафа и полусгоревшие занавески. Развела руки, показывая, что более не желает продолжать.

Он резко поднял руку, направляя палочку куда-то в область её груди. Тяжело дыша и переводя взгляд с палочки на ее разведённые руки, тоже шагнул назад.

— Мать твою, Грейнджер! — рявкнул он. — Защищайся! Я не желаю так легко побеждать тебя! Ну!

Она втянула воздух в лёгкие и с шумом выдохнула, не меняя позы.

— Ты выиграл, Малфой, хватит!

Они стояли среди полуразвалившихся стен и догорающих безделушек. Комната на время их сражения приняла форму какого-то маггловского жилища, напоминающего сейчас руины. Витающая в воздухе пыль, запах гари едко резали нос и заставляли слезиться глаза. Посреди этой картины, в разрушенных декорациях, созданных старым замком, друг напротив друга стояли два бесконечно уставших человека. Он и Она. Эти люди заведомо знали, что дуэль состоится и что пройдет она не очень гладко. Каждый наперёд прикидывал ходы другого, и никто из них даже не надеялся, что это завершится милым разговором за чашкой чая. Их предположения оправдались. Встреча окончилась пылким сражением, и хвала Мерлину, никто не пострадал.

Драко раздражённо одёрнул палочку и попытался успокоиться, хотя выходило плохо. Грейнджер сдалась. Что это? Хитрость? Вряд ли. Гриффиндор не умеет хитрить. Тем более — она. За все годы обучения в Хогвартсе Драко имел достаточно времени, чтобы изучить поведение Грейнджер. Изучить и возненавидеть. Каждый её заносчивый взгляд, каждое «не обращайте на него внимание», каждый рубин, упавший в мерзкие часы в холле. Малфой всегда знал: победоносный балл заработала Гермиона Грейнджер. День за днём его ненависть росла. И если бы ему сказали год назад, что будет шанс вступить с Грейнджер в дуэль и она сдастся, он был бы безгранично счастлив от одной мысли, что сможет унизить ее и поставить на место.

Но сейчас Драко смотрел будто на другого человека — насколько сильно она изменилась. Война сделала своё дело. Восторженная девчонка, которая верила в справедливость и боролась за права домовых эльфов, вернулась в Хогвартс на седьмой курс после летних каникул совсем другой. Она улыбалась, ходила на занятия, зарабатывала баллы Гриффиндору… но смотрела на всех как-то иначе. И хоть Гермиона пыталась вести себя так, будто всё по-прежнему, Драко видел пустоту в её глазах.

И это бесило!

А сейчас она сдавалась, расставив руки и опустив палочку — чем не повод для радости? Но радость победы в душе Драко так и не появилась. Пустота в карих глазах мерзкой магглорожденной девчонки напоминала пропасть. Ни грамма презрения, ни грамма злости, ни грамма даже чёртового сострадания. Пускай она снова ненавидит его, пускай осуждает, пускай смотрит своим грёбанным надменным взглядом! Всё лучше, чем эта пустота, появившаяся после победы её дружка над Лордом. Пусть будет как раньше. Драко ведь не просто так пытался провоцировать, доставать, унижать Грейнджер все восемь лет их знакомства. Он каждый раз видел огонь в её глазах, искры ненависти, готовые разгореться в настоящий пожар. Она советовала своим друзьям не обращать на него внимание, но могла снести с ног, уничтожить, превратить его в пепел одним только взглядом.

А сейчас она стала будто серой тенью своих друзей.

И эта дуэль была, возможно, последней надеждой Драко увидеть ярость и ненависть в каштановых глазах Гермионы. Он ещё не понимал, но почему-то именно это было так ему необходимо. Будто в мире не осталось больше магов, ненавидящих его. Плевать! Плевать на неприязнь и недоверие мира — он справлялся с этим много лет. А отсутствие хоть каких-то эмоций в глазах Грейнджер бесило сейчас сильнее, чем все ненавистные взгляды! Он должен растоптать, унизить, уничтожить её сейчас!

Однако она стояла напротив и сдавалась, раскрыв руки и опустив палочку. А в глазах… не было ничего.

Драко выругался и отступил. Ноги подкашивались, пальцы сжимались в кулаки, но сделать он ничего не мог. Она сдалась. Дуэль окончена.

— Ты ли это, Грейнджер? — как можно более спокойно проговорил он, пытаясь скрыть на отголосках самообладания пылающий гнев. — Ты сдалась?! Ты проиграла! А где же твоя пресловутая гриффиндорская смелость? Ты — героиня грёбанной войны! Оплот и Надежда магического мира!

Гермиона смотрела. Прямо. Гордо. Смело, вздёрнув подбородок.

— Чего ты добиваешься?

Её голос, затруднённый частым дыханием, слегка хриплый — не удивительно: они посылали друг в друга проклятия, в какой-то момент перестав контролировать ситуацию и перейдя на крик. Это уже не было похоже на обычную дуэль в рамках клуба, как их учил профессор Локонс на втором курсе, и профессор Томпсон теперь. В какой-то момент обоим дуэлянтам казалось, что это все всерьёз. И только остатки разума шептали, что убить друг друга они не смогут и что стены Хогвартса защитят от Непростительных заклятий, ведь теперь они здесь под запретом.

====== Метка ======

Слишком много крови пролилось за последние годы в стенах школы. Минерва Макгонагалл сделала все, чтобы вернуться в Хогвартс детям было не страшно. Начиная с того, что они все — учащиеся, преподаватели, волонтеры — восстанавливали Хогвартс по кирпичику, собирая воедино стены и башни, разрушенные во время битвы.

Многие магические семьи помогали денежно. Семья Малфоев была в их числе. За эти полгода все кардинально изменилось в мироустройстве, и чета с единственным наследником оказалась в крайне щекотливом положении.

Нарциссу признали невиновной, памятуя ее заслуги и помощь Гарри в Ту Ночь. После суда она вернулась в Малфой-мэнор и старалась вести привычную жизнь. Но присутствие Лорда в стенах фамильного дома наложило свои отпечатки: многие комнаты и залы стояли запертыми, в подземелья ход был вовсе забит магически. Мама обещала Драко, что через несколько лет домовики очистят все комнаты катакомб под мэнором, и тогда они снова смогут туда спускаться. А пока дом напоминал скорее склеп. Склеп, который Нарцисса пыталась очистить от скверны, от запаха крови и страха, от черной магии. И вновь превратить дом, в тот самый дом, в котором они когда-то были счастливы…

Люциус пытался откупиться, доказать, оправдаться… все силы и деньги семьи уходили на восстановление чести главы фамилии. Многочисленные суды, проверки, допросы превратили некогда сильного и статного мужчину в тень. После Азкабана он так и не смог прийти в себя. Он все время твердил о чести и о том, что Драко должен восстановить светлое имя семьи. Сам Драко прекрасно понимал, что говорит отец не о чести семьи, а скорее о своей собственной безопасности. Больше всего сейчас Люциус боялся снова попасть в липкие лапы дементоров. И дабы избежать этой участи, готов был пойти на любые хитрости. Для начала пытаясь показать себя добропорядочным гражданином и не упуская возможности добиться склонности Везингамота, действовал руками своего идеального сына. В первые недели после окончания войны Люциус притащил домой странного на вид мага, который по мере проводимых обрядов и заклятий свёл чёрную метку с предплечья Драко. Хотя не так, не свёл. Скорее очень тщательно замаскировал: покрыл новыми слоями магических щитов, иллюзий, обманных чар. Отец все время твердил, что только это спасёт младшего Малфоя от Азкабана. Потом были суды и следствия, допросы, проверки. Вечное враньё, недоверие, сомнения. Драко наловчился закрывать сознание, применять легилименцию, прятать от всего мира правду и каждый раз уверенно врать: «Я не принимал метку!». Возможно, именно это сыграло финальным аккордом при вынесении приговора Люциусу. Ведь то, что он якобы предотвратил появление клейма на руке сына, смягчило его вину и укрыло Малфоя старшего от тюрьмы — Люциуса отпустили. Он вернулся в мэнор, где закрылся в своем кабинете, выходя лишь изредка.

Страх поселился в их доме много лет назад, когда порог переступил Лорд. Лорд умер, а страх — нет. Он распространился по углам, увил гобелены и старинные гардины, покрывая их пылью, зашторил окна и запер двери. Жить в мэноре с каждым днём становилось всё невыносимее.

Когда прилетела сова с письмом о том, что все подозрения с отца были сняты, Драко сам отнёс послание в западное крыло замка. Ему хотелось сообщить радостную новость, возможно, увидеть улыбку отца, чего так давно не происходило! Люциус, похоже, даже не обрадовался. Он начал повторять, что его свобода основана только на единственно верной лжи — лжи о том, чего якобы не было. И о том, что жгло предплечье Драко каждую ночь, казалось, до костей. Лжи о том, что нельзя скрывать — такова магия Темного Лорда, чтобы никто из приспешников не мог укрыться. Лжи о том, что губило Драко и спасало Люциуса. Лжи о метке.

С каждым днём боль становилась сильнее. Драко по началу даже не замечал её, но уже через месяц начал снимать магическую повязку на ночь, чтобы хоть немного поспать без ощущения жжения, а проснувшись, снова прятать, обрекая себя на новый день, полный боли. Пить обезболивающие зелья и снадобья и снова врать.

Примерно в это же время Драко попытался вывести метку механически, когда понял, что в старинных книгах библиотеки не находит ответа о том, как прекратить бесконечную боль. Он разочаровался в старике, который искусно спрятал жуткий череп под магической повязкой, но не смог убрать с кожи. Когда смотреть в глаза отцу, повторявшему день за днём: «Ты не принимал метку», стало невыносимо, Драко попробовал свести ненавистное клеймо с руки самым маггловским и постыдным способом. Он хотел вырезать его, вырвать, снять с кожей. Царапал и рвал руку, превращая в кровавое месиво, рыча и рыдая от боли и бессилия. Метка осталась на месте. Только теперь к привычной боли добавилась рана, не желающая заживать под толстым слоем магической повязки.

И все же каждое утро Драко осознанно скрывал метку, дабы не потерять последнее, что осталось у него в жизни — семью. «Соратники», «друзья», «приспешники» — все те люди, которые окружали Малфоев во времена былой славы, испарились, будто и не было их никогда. Все сидели по норам, пытались замолить грехи и вернуть себе хоть малую толику прежнего статуса. Сейчас каждый был сам за себя. А Малфой младший в девятнадцать лет стал не только блистательным наследником древнейшего волшебного рода, но и единственной надеждой семьи на спасение.

Когда пришло приглашение из Хогвартса на обучение на последнем курсе, Драко даже обрадовался. В старой школе — он точно знал — должна быть книга, хранящая в себе ответ на самый важный сейчас для него вопрос. Метку можно свести с руки.

Драко слышал об этом мельком ещё во время войны от трусливых приспешников Лорда. Сделать это практически невозможно, но были маги, способные на подобные действия. «Пять великих магических тайн» — книга под грифом строгой секретности. По слухам, во время войны Дамблдор забрал её из министерского Отдела тайн. Альбус искал пути уничтожения крестражей, а где, как не в книге о борьбе с темной магией, могло быть скрыто решение. После «победы добра» рукопись так и не вернулась в Министерство, ведь Дамблдор был уже мертв. А где фанатичный директор прятал всё самое ценное? Там же, где укрывал от Лорда своего любимого Поттера все шесть лет. В школе, конечно!

Получалось, что Драко надо всего лишь попасть в Хогвартс, раздобыть старинный фолиант и привести в действие заклинание. Тогда все проблемы семьи будут решены. Никаких больше проверок. Метка исчезнет, а это означает, что отец будет в безопасности, и безопасность эта станет базироваться не только на искусной лжи. Мама перестанет плакать, и все будет как раньше. Они вернут статус и вновь окажутся примером для подражания и зависти: идеальная семья Малфоев.

А еще, рука перестанет болеть, принося своему хозяину всё больше и больше дискомфорта. Боль уйдет, а с ней уйдет страх за свою семью.

Школьная сова, которая принесла письмо из Хогвартса, стала для Драко настоящим подарком судьбы. Он легально попадёт в школу как студент дополнительного курса. Это означало, что ещё целый год он может побыть кем-то другим, кроме как спасителем рода и шансом отца не попасть в Азкабан. Целый год жить вдалеке от мэнора с его удушливым закрытыми комнатами. От мамы, старающейся делать вид, что всё хорошо; от отца с его паникой и дрожащими пальцами. Вдалеке от ответственности, которая по стечению обстоятельств легла на плечи Драко. В его жизни снова появился проблеск надежды. Надежды на то, что в стенах старой школы он сможет не только найти спасительную книгу, а еще немного отдохнуть от всего того кромешного кошмара, в который поневоле превратилась его жизнь. Хотя бы на год, он вновь станет тем, кого уважают и побаиваются. Получит кайф от того, как смотрят и реагируют на него сокурсники. Почувствует власть над ними, как раньше.

В Хогвартсе Драко всё ещё был не просто сыном неудачника, он оставался главой факультета и авторитетом для определённого круга людей. Привычный устой, привычный мир, который вертелся вокруг стереотипов, ставших для Малфоя основополагающими. Слизерин по-прежнему — факультет определенной элиты, хоть и потерявший былой блеск. Как же Драко хотел, чтобы всё это вернулось. Чтобы на него смотрели с уважением и благоговейным ужасом. Вернуть свой авторитет, укрепить в мыслях однокурсников и действовать.

Хотел утереть нос Поттеру на стадионе квиддича. Посмеяться над Уизли, выставив его как всегда полным идиотом. Довести Грейнджер до бешенства и искр в глазах. Порадоваться, упиваясь тем, как она злится, превращаясь в фурию.

…Он ведь так любил, когда она злилась…

Именно поэтому доставал Уизли. Поэтому провоцировал всех идиотских гриффиндорских сокурсников. Грейнджер вступала в бой за своих друзей, защищала их с такой силой, что вокруг неё начинал перегреваться воздух. В моменты гнева она была «настоящей». И именно в эти короткие мгновения Драко ликовал, будто подпитываясь её бушующей энергией. Как самый обычный вампир, с той только разницей, что грязная кровь Грейнджер оставалась при ней, и Драко не приходилось марать об нее руки. Зато после каждой из таких воинствующих встреч он чувствовал, что тоже по-настоящему жив. И утешал себя тем, что просто использует Грейнджер, как магический предмет, если будет угодно. Он снова напьётся ею, и станет легче жить и дышать в этом враждебном мире. Ему сейчас до безумия необходимы были её пылающие гневом глаза.

Весь этот план рухнул, как карточный домик, в тот миг, когда Драко увидел Грейнджер в вагоне Хогвартс Экспресса по пути в школу. Конечно же она пошла учиться на дополнительный курс: она ведь пропустила семестр, шляясь по лесам. Грейнджер, Поттер и Уизли с его рыжей сестрицей сели в поезд. Драко ждал этого момента: вот они в окружении своих дружков и поклонников, пробираются по вагону. Занимают свободное купе, слышен хохот и улюлюканье. Грейнджер выходит в коридор, и Драко проскальзывает к выходу, преграждая ей путь.

Сейчас он получит то, о чем мечтал последние полгода — её гнев.

Драко отпускает колкость, Гермиона замечает его, поднимает голову. Он ловит жадно её взгляд и тут же отскакивает назад в тамбур, будто его ударили Бомбарди Максима… а в глазах Грейнджер — только холод и пустота.

Драко решил, что ему показалось. И ещё не один раз пытался добиться от Грейнджер того самого взгляда, полного огня. И каждый раз упирался в закрытую дверь — разочарование приходило вместе со взмахом ресниц ненавистной гриффиндорской выскочки.

Он легко мог добиться злости и гнева всех её друзей. Всех гриффиндорских студентов вместе взятых. Да даже их прошлого декана, ныне гордо носящую титул директора. Но в Грейнджер ни разу не вспыхнул даже отблеск того огня, который он жаждал увидеть. И это злило Драко сильнее, чем его тщетные попытки раздобыть проклятую книгу.

====== Дуэльный клуб ======

Примерно через месяц после начала учёбы в расписании их курса появился дуэльный клуб, как факультатив Защиты от Тёмных Искусств. В объявлении обещали практические занятия в свободное от лекций время и возможность отточить свои боевые силы. В списках студентов, записавшихся на обучение, разумеется, был весь Гриффиндор. Увидев фамилию Грейнджер, Малфой не раздумывая тоже вписал себя. Что в этот момент больше двигало им: желание отомстить, стремление снова стать сильнейшим на курсе, как в былые времена, или надежда на то, что во время боя Грейнджер проявит снова свою сущность?

Первое занятие прошло в спортивном классе под присмотром преподавателей, в полной защите и с тонной теории. Казалось, им гораздо больше рассказывали о том, как не пострадать во время сражения. Заклинаний атаки почти не было.

Со всего Слизеринского факультета на занятия ходил Драко, Блейз Забини, Пэнси Паркинсон, Дафна Гринграсс и Теодор Нотт.

По понятным всем причинам Грегори Гойл отказался от дополнительного года обучения в Хогвартсе. Что не могло не радовать Драко: после смерти Крэбба Гойл стал вести себя чересчур негативно по отношению ко всем вокруг. Поттера и его друзей он ненавидел с такой лютой силой, что становилось не по себе. Он винил в смерти единственного настоящего друга именно Золотое Трио, в частности самого Поттера, ведь именно за ним они подались тогда в Выручай-комнату. Драко никогда особо не обсуждал с Грегом события, произошедшие во время Битвы за Хогвартс, но при любой возможности Гойл упоминал о том, что на месте погибшего Винса должен был оказаться Поттер.

Самому Драко эта тема была настолько невыносима, что спустя несколько недель после окончания войны он постарался обрубить все возможные связи с бывшим школьным другом. Ведь особенно сложно было вновь и вновь слушать гневные речи Гойла и понимать, что в смерти Винсента Крэбба есть и его вина.

Драко пытался удержать Винса на метле, улетая от Адского Пламени. Жирный ублюдок был слишком тяжелым, метлу тянуло вниз, и Драко понимал, что втроем они не выберутся. За секунды, в которые они пытались взлететь, Драко успел даже пожелать, чтобы Крэбб сорвался, упал в бушующее пламя и дал шанс спастись самому Малфою. Он не успел пожалеть об этой мысли, когда Крэбб действительно сорвался с метлы. Драко попытался ухватить падающего однокурсника и даже уцепил его за руку… ладонь Винса была потной, липкой от крови, и скользила. Взгляд, который запомнил Драко в последний миг жизни Крэбба, его предсмертный душераздирающий вопль, падающее в пламя тело еще живого товарища — эти картины появлялись во сне Драко до сих пор и вряд ли уйдут из его головы в ближайшее время.

Ночные кошмары, связанные с войной и всем тем, что видел и делал Малфой не давали спать. Поэтому общение с Гойлом он свел к минимуму, не желая вспоминать эти жуткие картины ещё и днём.

Пэнси, Теодор, Дафна и Блейз — они стали компанией Малфою на этот учебный год и были не самыми худшими из вариантов. Пускай ни один из них не был другом для другого. Но именно это сейчас объединяло пятерых людей, семьи которых превратились из элиты магического мира в изгоев, яростно сопротивляющихся всему миру, стараясь восстановить своё место в обществе.

Они сидели на трибуне в самом верху: отсюда всегда было лучше видно.

— Какая мерзость, — процедила сквозь зубы Пэнси, с презрением осматривая собравшихся однокурсников. — Неужели именно «эти», — последнее слово она особенно выделила, — будут окружать меня оставшийся год.

— Всю твою оставшуюся жизнь! — хмыкнул Нотт, поджимая нижнюю губу. — Это ведь герои! Или те, кто оказался в нужном месте в нужное время. Отец говорит…

— Всем плевать на то, что говорит твой отец! — прервал его Малфой, не желая слушать вечные рассказы Теодора о его идеальном папаше.

Семья Нотта оказалась сейчас в гораздо более выигрышной ситуации, нежели семья Малфоев. Тео и его родителям ничего не угрожало, и желание сокурсника каждый раз подчеркнуть мудрость и дальновидность своего отца раздражало Драко. Он всё ещё помнил, как во время войны отец Теодора влачился за Люциусом, стараясь стать хоть на толику ближе к Лорду. Лебезил и подлизывался. Это было отвратительно и мерзко. А после войны, когда пришлось давать показания и обелять свои поступки, оказалось, что семейство Ноттов, не заслужившие расположение Лорда, осталось в стороне. Их оправдали раньше всех. Раньше всех отпустили из-под стражи. Тот факт, что Волдеморт не принял никчемного папашу Теодора в свои ряды, сыграл ему на руку. И то, что еще совсем недавно было его жалкой мечтой, сейчас превратилось в привилегию. Нотт старший очень любил всё время повторять, что он, в отличие от других своих чистокровных друзей, оказался дальновидным, но, по сути, всё сводилось к тому, что Лорд просто не желал иметь в своих рядах столь ненадёжных соратников.

Поэтому рассказы Теодора о мудрости отца были столь неприятны Драко. Малфой терпел их слишком долго. Слишком долго сохранял спокойствие при разговорах с Ноттом. А сейчас не сдержался — глупо, низко, недостойно — и тут же сам себя отругал за прилюдную вспыльчивость. Проявлять эмоции — удел грязнокровок. Представитель древней фамилии не имеет право на открытый гнев и конфликты со своими сторонниками.

Драко осознавал это. Но остановиться уже не мог: он слишком долго терпел.

— Закрой рот, — зашипел Нотт в ответ на фразу Малфоя, придвигаясь ближе.

— А иначе что произойдет? Папочку позовёшь? — Драко сверкнул на Тео глазами, подчёркивая своё пренебрежение к его отцу, не замечая при этом, что перешёл на повышенные тона.

— Мистер Малфой! — громко окликнул его профессор ЗОТИ. — Вы желаете поделиться с нами вашими достижениями в области дуэли? Не об этом ли вы так упоительно беседуете с мистером Ноттом? Может вы желаете показать нам свои успехи?

— С удовольствием! — Малфой резко встал, продолжая сверлить Теодора взглядом, и начал спускаться на арену.

Зал притих. Все студенты, кто с опаской, кто с интересом, поглядывали на Драко. Это был, наверное, первый раз, когда он проявил себя, позволив выйти из тени. Он предпочитал теперь быть поодаль шумихи. Наблюдал, ожидая подходящего момента, хотя и частенько жалел об утраченных возможностях.

— Итак, — начал профессор, — мы сейчас говорили о ритуале вызова на дуэль. Мистер Малфой, помните ли вы его?

— Более чем, — проговорил Малфой, занимая позицию нападающего в правой части тренировочного зала, всё ещё сердясь на себя за несдержанность.

— Отлично. Для начала назовите имя вашего оппонента.

Студенты продолжали молчать. Предположений о том, кого именно Малфой вызовет на дуэль, было слишком много. Хотя вследствие произошедшего он вполне мог бы вызвать Нотта, дуэль стала бы лучшим способом решения их сиюминутного конфликта. Но это было бы слишком просто и предсказуемо. Элита не решает свои споры кулаками. Он отомстит Нотту потом.

Кто ещё? Гарри Поттер, может быть? Старый школьный соперник… Все знали об их натянутых и максимально нейтральных отношениях. Да и Люциус, отправляя Драко в Хогвартс, миллион раз повторил, как важно для Малфоев расположение Гарри Поттера, свидетельствующего в их защиту на суде. «Ты должен подружиться с Поттером! Ты должен заручиться его поддержкой. Тогда нам ничего не страшно!» — губы отца почти не шевелились, глаза бегали. Казалось, он говорит, вовсе не разжимая челюсти. Драко знал это. Выучил как простейшее заклинание. Расположения Поттера он не добивался, хватит и того, что спас его в мэноре от Беллатрисы. Но задирать, ссориться или вызывать на дуэль больше не планировал.

Да и сейчас это было не столь важно.

За минуты, пока Драко спускался в центр зала, пока весь курс соображал и делал мысленные ставки на оппонента Малфоя, он успел увидеть ЕЁ глаза…

— Грейнджер! — уверенно и громко проговорил Драко, буравя её взглядом.

Однокурсники издали чуть сдавленный вздох, обращая взоры на старосту Гриффиндора. Она медленно подняла голову, будто только очнулась от своих мыслей, и пристально посмотрела на Малфоя.

— Трус! — громко прошипел Рон, ёрзая и поднимаясь со скамьи.

Она перехватила руку рыжего, и тот моментально послушался, оставшись на месте. Встала и пошла вниз, меряя ступени стуком набоек на школьных туфлях. Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять… она все ближе. Вот он — шанс Драко получить то, чего ему так хотелось. Увидеть её гнев.

Подошла, встала напротив.

Подняла палочку…

====== Одиночество ======

— Грейнджер!

Резкий голос Малфоя вырвал Гермиону из размышлений и вернул в реальность. Оказывается, она половину занятия пропустила, витая в своих мыслях. Это было очень странно для неё. Несмотря ни на что, она всегда была очень внимательна на лекциях. Наверное, знания были единственным, что подогревало её интерес и поддерживало смысл оставаться в Хогвартсе.

Гермиона всерьёз задумывалась о том, чтобы не продолжать обучение, но совместными усилиями друзей всё-таки пошла на дополнительный седьмой курс. Её даже выбрали старостой факультета. Она день за днём выполняла свои обязанности, исправно ходила на лекции, делала домашние задания, помогала друзьям.

Гарри встречался с Джинни. Рон пытался ухаживать за самой Гермионой. Луна выпускала школьную газету. Невилл стал любимцем курса и теперь не знал, что делать со всем этим вниманием. Они болтали с друзьями и иногда шалили.

Они делали вид, что всё как прежде. Что в их жизни не было этих страшных лет. Что им не пришлось сражаться с самым сильным магом в истории мира: Гарри не жертвовал собой в Запретном Лесу; мистер и миссис Грейнджер по-прежнему помнят, что у них есть дочь. Словно в Норе как и раньше звучит шумный смех Фреда и Джорджа. А малыша Тедди воспитывают Тонкс и Римус.

Но каждый из друзей понимал в душе, что уже ничто и никогда не будет как прежде.

Всё в этой жизни проходит. И каждый знает: рано или поздно наступает момент, когда то, что было для тебя крайне важно, не давало тебе спать по ночам, и казалось самым главным в жизни, становится ничтожным, стирается из памяти, превращается в пыль. И наверное, самое страшное — это в какой-то момент осознать: то, ради чего ты жил последние восемь лет своей жизни, теперь ненужно и неважно не только тебе, но и всем вокруг. Ты просто однажды утром просыпаешься и понимаешь, что все твои подвиги, жертвы, стремления и цели превратились в ту самую пыль. Тебе некуда идти, тебе незачем двигаться дальше. Это может касаться личных отношений, карьеры, творчества… или как в их случае — войны.

Война окончилась. Всё было хорошо.

Но в душе Гермионы всё ещё живы образы и страхи из прошлого. И как же сильно ей хотелось всё исправить, вернуть назад, изменить. Однако каждое утро она просыпалась и понимала: надежды нет. Слишком много родных людей ушло за этот год. Слишком много людей она не смогла спасти. Слишком много…

Сейчас было бы хорошо запустить маховик времени, как раньше, и хоть на миг оказаться в далёком прошлом, там, где она была счастлива. Однако она сама свидетельствовала на суде о том, что маховики надо уничтожить.

Сейчас было бы хорошо вернуть родителям воспоминания о ней, но она собственноручно их стерла.

Сейчас было бы хорошо сделать так, чтобы в её памяти Рон не уходил от них с Гарри, оставляя в страшном и холодном лесу… И всё же она знала: он ушел. Пускай он вернулся, но ощущение безопасности не вернулось вместе с ним. И тогда в душе Гермионы поселилось странное чувство пустоты и одиночества — среди друзей, среди родных, в стенах любимого Хогвартса, — она была одна в этом огромном и враждебном мире. И если во время войны у всего её существования была глобальная цель, то теперь жизнь казалась совершенно бессмысленной и пустой.

Совсем недавно забыть об этом помогали книги и практические занятия. Только что и эта иллюзия развеялась.

Гермиона всё ещё была в кабинете факультативных практических занятий в Хогвартсе. И Малфой вызывал её на дуэль.

— Трус! — прорычал Рон и начал подниматься с места.

Гермиона легонько прикоснулась к его руке, успокаивая. Это подействовало, как и всегда. Рон остался сидеть, скрипя зубами и сопя. Меньше всего сейчас Гермионе хотелось конфликта на глазах у всего курса. К тому же повод был более чем глупый — Малфой вызывал её на дуэль в рамках Дуэльного Клуба. Ничего противодейственного он не совершил. Не хватало ещё драки на пустом месте.

Малфой всегда вёл себя как последняя скотина, начиная с первого курса и их знакомства в поезде, с его первого кинутого «грязнокровка». Гермиона не воспринимала его мерзостные высказывания всерьёз, но иногда он действительно задевал её.

Она прекрасно помнила, как на третьем курсе Драко вывел её из себя до такой степени, что Гермиона ударила его по лицу. В момент, когда осознала, что сделала, она была готова ко всему. Малфой мог начать драку с Гарри и Роном, пожаловаться декану или призвать к помощи родительский комитет. Он не сделал ничего. Тогда Гермиона решила, что он струсил. Но шло время, всё больше событий происходило вокруг Малфоя, и она понимала: трусом назвать его нельзя.

Подлецом, лжецом, сволочью — да.

Трусом — нет.

Он впустил Пожирателей смерти в Хогвартс, но не убил Дамблдора. Он соврал Тёмному Лорду в мэноре, когда Гермиона с друзьями попала там в ловушку. Спас Гарри в Выручай-комнате. За все эти действия Лорд мог бы легко убить Драко и всю его семью. Малфой не боялся идти против воли Лорда, спасая то, что было ему дорого.

Последнее время Малфой снова начал задирать её. Гермиона не могла не обратить внимание на это. Но сейчас, глядя на мир через призму случившегося за время войны, действия Малфоя выглядели не очень убедительно. Школьные склоки, неприязнь Слизерина, Хорёк, с его вечным желанием унизить — как же это всё было мелочно сейчас. Когда окончилась война. Когда столько судьбоносных событий произошло вокруг каждого из них. Им пришлось повзрослеть. Стать старше на много лет, оставшись в молодых телах.

И сейчас, спускаясь вниз на арену, Гермиона не ожидала ничего нового и сверхъестественного: это просто Малфой. Просто очередной урок.

====== Вызов ======

Гермиона остановилась, подняла палочку. Простые действия, о которых они хорошо помнили: представление, поклон, палочки вверх. Профессор ещё что-то говорил, когда Малфой сделал то, чего она никак не ожидала — он совершил резкий выпад в её сторону, запуская отталкивающее заклинание. Свет попал ей в область груди и откинул назад. Не больно, но очень неожиданно. Гермиона попятилась, с трудом удерживая равновесие.

И в этот момент в душе что-то изменилось, дало отклик её эмоциям, будто она резко проснулась после длительного сна. Или скорее, вынырнула из ледяного Чёрного Озера, в которое её затягивали липкие пальцы гриндилоу. Глоток воздуха заполнил лёгкие, а в голове на мгновение стало пусто, словно отталкивающее заклинание Малфоя стёрло все мысли. И на место отрешённости, страху, безразличию и скорби молниеносно пришла злость. Малфой действовал не по правилам. Он нападал на неё в присутствии студентов и профессора.

«Ах так! Сукин сын! Без предупреждения и объявления начала дуэли! Сейчас ты получишь по заслугам!»

Гермиона собралась и взмахнула палочкой, отправляя ответное заклинание в Малфоя. Того не просто откинуло назад, он пошатнулся и чуть не упал.

Драко явно не ожидал, что Гермиона ответит, что пойдёт у него на поводу. Он очень хотел бы этого, но никак не рассчитывал. Азарт и чувство ликования сопроводили его следующее действие. Драко наконец удалось вызвать у Гермионы хоть какие-то эмоции, её глаза вспыхнули тем самым огнём, которого он ждал. Значит, он на верном пути! Значит, надо продолжать. Главное — не увлечься слишком и не убить, в желании напиться её гневом… Он хищно сощурился, готовя выпад магии, и начал творить новое атакующее заклятие.

Гермиона увидела, как Драко чертил в воздухе руну заклинания. Понимая, что не желает больше получать от Малфоя, наколдовала магический барьер и приняла защитную позу. Ярко голубой луч появился из палочки Малфоя. Она понимала, чем именно он запустил в неё, и даже зажмурилась, ожидая удара: вряд ли её щит удержит заклинание такого уровня. И пускай это лишь урок в дуэльном классе, однако сражались они по-настоящему, и боль от удара тоже будет настоящей… Яркая вспышка света заставила Гермиону отвлечься от мыслей о предстоящем ударе.

И вмиг всё вокруг стихло.

Её отнесло волной света в сторону, но она осталась стоять на ногах. Удара от заклинания Малфоя так и не последовало. Когда Гермиона открыла глаза, то поняла, что она по-прежнему в зале, однокурсники смотрят на них с трибун, а Малфой стоит напротив, тяжело дыша.

Профессор, наколдовавший нейтрализующие чары, находился в самом центре арены, между ними, расставив руки в запрещающем жесте.

— Грейнджер! Малфой! — рявкнул профессор. — К директору! Живо!

Они шли к двери в гробовом молчании курса. Казалось, студенты боялись даже дышать.

Драко ликовал, упиваясь своей маленькой победой. Гермиона же, напротив, ругала себя за несдержанность. Сиюминутный порыв злости, неконтролируемые эмоции, желание дать Малфою сдачи — ребяческие действия, которые ничем хорошим не закончатся.

Их дуэль длилась около пятнадцати секунд. Но в эти короткие мгновения Гермиона вспомнила, какой была до и во время войны. Будто гнев на Малфоя за его подлый удар без предупреждения напомнил о том, какой отважной и безрассудной она может быть в пылу битвы. На мгновение пробудил спящую энергию, которую Гермиона копила в душе, ожидая только повода выпустить на свободу. Ей хватило мгновений на то, чтобы загореться, ответить и потухнуть вновь.

И когда она потухла, осознавая, где находится и что сделала, на Гермиону лавиной обрушились все эмоции одиночества. Боль, страх, апатия… и ни капли сочувствия в глазах друзей.

От героини войны не ожидали такого поведения. Она не имела права на вспышки гнева, которые могут повлечь за собой склоки среди выживших. Гермиона Грейнджер не может быть зачинщицей конфликтов. И всем плевать, что она, не сдержавшись, поставив под угрозу шаткий мир между двумя некогда враждующими факультетами, на миг ожила, очнулась от наваждения.

Тишина вокруг свидетельствовала лишь об одном: её сиюминутный порыв осуждают все. И сейчас, по дороге через молчаливую арену студентов, она ощущала кожей взгляды каждого присутствующего человека в зале. Они все пялились, опасаясь сказать хоть что-то. Но Гермионе казалось, что каждый презирал её. Молчали даже Рон и Гарри. Мальчишки будто проглотили языки, хотя Гермиона надеялась на их поддержку.

От неё никто не ожидал ответной агрессии. Никто, кроме Драко, который не ждал, а скорее как-то интуитивно знал, что Гермиона ответит.

Дверь зала захлопнулась, отделяя их от студентов, погружая в такую же звенящую тишину коридора. Малфой не обернулся, уверенно шагая в сторону кабинета директора. Находиться с ним в одном месте вдвоём после того, что только что случилось, да ещё и быть позади, не хотелось. Гермиона вздёрнула нос и прибавила шагу. Догнала Драко, проскользнула боком мимо него и почти бегом отправилась дальше.

— Герми, стой! — голос Рона заставил её остановиться. Ну наконец хоть кто-то родной решил вступиться за неё.

Малфой прошагал мимо, нарочито толкнув. Смерил своим холодным взглядом с ног до головы и процедил:

— Мы ещё не закончили, грязнокровка! Это только начало…

Она ничего не ответила. Поддаваться на провокации Малфоя больше нельзя. Он ведь именно этого и ждёт. А она не даст мерзкому Хорьку такую возможность!

Рон догнал её и обнял.

— Что этот козёл хотел от тебя?

— Не знаю. Ему, наверно, как всегда скучно. Не обращай внимания, Рон. Это ведь всего лишь Малфой.

«Всего лишь Малфой». Всего лишь олицетворение мерзости и подлости магического мира. Всего лишь её враг, который только что заставил почувствовать себя живой впервые за последнее время.

И тут же смешал с грязью.

Гермиона ничего не сказала об этих эмоциях Рону, убеждая его, что просто защищалась в рамках дуэльного занятия, всю дорогу до кабинета директора пытаясь вести себя как обычно. Привычный, надёжный Рон, который догнал, помог, поддержал… как всегда с опозданием примерно на вечность. Его поддержка была бы гораздо более уместной там, на арене, в пылу дуэли или хотя бы секундами позже, когда она шла к выходу под пристальным вниманием и осуждением толпы. Но он промолчал, как всегда.

У самой статуи каменной горгульи, преграждающей путь к кабинету профессора Макгонагалл, они догнали Малфоя.

— Уизли, — удивленно проговорил он, будто ожидал увидеть кого-то другого. — А вы везде с собой группу поддержки таскаете? Или боитесь, что я продолжу дуэль в кабинете у директора?

Ехидная улыбочка поползла по лицу Малфоя. Он получал удовольствие, задирая и провоцируя сокурсников. Но сейчас он смотрел на Гермиону. Смотрел пристально, не отвлекаясь на Рона, который уже стиснул кулаки, собираясь ответить.

Грейнджер вновь была отрешенной и пустой. Словно не было запала и азарта в карих глазах во время их сражения. Будто за время пути по коридорам Уизли высосал из неё все эмоции. Они все пользуются Гермионой: все её дружки с Гриффиндора. И в этот раз чувство ненависти к рыжему у Драко было подпитано ещё и тем, что он слишком долго ждал этих эмоций Грейнджер. Малфой слишком многим сейчас рискнул, в надежде добиться её гнева. Добился. Получил. Насладился.

И так просто потерял, благодаря ее дружку. Который, Драко не сомневался, воспользовался всеми благами. Всем тем, что по праву принадлежало Малфою: ведь именно он заставил Грейнджер проявить своё истинное лицо.

А сейчас перед Драко снова стояла серая тень, отбрасываемая школьным призраком, а не Грейнджер. И это выводило из себя. Злило. Заставляло снова и снова грубить, задевать, оскорблять, чтобы опять на секунду прикоснуться к огненному гневу в её глазах, и стать настоящим среди толпы теней, ошибочно считающих себя людьми.

Она должна отреагировать. Должна разозлиться снова.

Гермиона не ответила на его колкость. Отправила Рона в гостиную и, презрительно глянув на Малфоя, произнесла пароль, ступая на лестницу, ведущую в кабинет директора. Драко стиснул зубы, молча проклиная Грейнджер, но пошёл следом.

====== Милосердие ======

Сколько всего происходило в этих стенах. Кабинет директора казалось, ничуть не изменился. Только появились новые картины над столом Минервы Макгонагалл: профессор Дамблдор, профессор Снейп. Последний смерил Гермиону тяжёлым взглядом и отвернулся, делая вид, будто в помещении пахло чем-то испорченным. Драко он удостоил кивком, но тоже не заговорил с ним.

— Что произошло? — холодно осведомилась директор, глядя поверх очков на студентов, стоящих перед ней. — Молчите? Скажите мне, неужели мало крови пролилось во время войны, слишком мало товарищей и просто незнакомых людей умирали за то, чтобы вы сейчас жили? Мисс Грейнджер, вам ли мне рассказывать об этом? Мистер Малфой, неужели для вас ничего не означает ваше положение? Как можно сейчас начинать вражду между факультетами, забывая о том, что вас объединило совсем недавно?!

Отлично, Макгонагалл восприняла их стычку как соперничество факультетов. И ничего личного в их действиях не увидела. Не может быть! Она всегда была довольно проницательной женщиной. Напрашивалось два варианта: либо она лукавит, либо задумала что-то. Ведь подковёрные игры — это фишка, пожалуй, всех директоров Хогвартса.

— Вы обязаны закончить вражду Гриффиндора и Слизерина. И я настаиваю на том, чтобы именно вы, как яркие представители своих факультетов, приняли на себя эту задачу! Скоро у нас состоится большое событие: мы отправляемся в Хогсмид, после чего я планирую танцевальный вечер в Большом Зале. Я жду от вас идеи и предложения о том, как, воспользовавшись этой возможностью, вы планируете подружить ваши факультеты.

Драко фыркнул. Подружить факультеты было практически невозможно. Да и заниматься этим он не собирался. В его планах было ещё множество событий, и акт «дружбы народов» в них не входил.

Гермиона спорить не стала. Должно быть, именно это директор восприняла как согласие и продолжила:

— А пока, для того, чтобы поубавить ваш пыл, и впредь предотвратить события, произошедшие в клубе сегодня, я даю вам возможность проявить себя. Хогвартс в этом году принимает участие в Дуэльном Турнире среди магических школ. Пройдёт он в середине семестра, после рождественских каникул. Мы должны подготовить дуэлянта, как представителя школы. Профессор Томпсон хвалил вас, и даже предлагал обе ваши кандидатуры. Так вот, в наказание за сегодняшнее «представление» на занятии вы будете бороться за возможность представлять школу на Турнире. Только сильнейший из вас сможет это сделать. Я надеюсь, что совместные занятия два раза в неделю в неурочные часы дадут вам возможность выместить ваш гнев друг на друга и не устраивать более поединков. Занятия будут проходить под руководством профессора Томпсона в спортивном классе по средам и пятницам. Я желаю каждому из вас…

— Спасибо, профессор! — прервал её долгую речь Драко. — Я могу отказаться от столь «высокой чести» и дать возможность Грейнджер отправиться на Турнир?

— Нет, мистер Малфой! — сконфуженная тем, что еёперебили, проговорила Минерва. — Эти занятия должны восприниматься вами не только как возможность проявить себя, но и как средство умерить конфликт. Вы будете сражаться под присмотром преподавателя, и не нанесёте вред друг другу и вашим сокурсникам. Дуэльные занятия будут проходить каждую неделю. За неявку на два занятия я подам прошение на исключение прогульщика из Хогвартса. И ещё, спешу напомнить: победить в дуэли можно только при одном единственном условии — ваш противник должен сдаться сам! Но если я узнаю о том, что вы легко сдались — я буду вновь вынуждена подавать прошение об исключении. Ваша борьба должна быть честной. У вас ещё есть вопросы?

— Нет! — Малфой развернулся на каблуках, направляясь к двери. — Я могу быть свободен?

Минерва кивнула, провожая Драко взглядом.

— Профессор, — пустым голосом проговорила Гермиона, — зачем всё это? Вы ведь знаете, что я не нанесу вреда никому.

— Вы — возможно. А вот за мистера Малфоя я не ручаюсь, — голос Макгонагалл звучал заговорщицки. — Он что-то ищет, мисс Грейнджер. Мистер Малфой уже несколько раз пытался проникнуть в Тайную Секцию библиотеки под разными предлогами, он проявляет невиданный интерес к некоторым магическим наукам. Драко занялся колдомедициной. Профессор Дамблдор предполагает, что это как-то связано с его отцом и недавними судами. И мы хотели бы попросить вас о помощи: проследить за мистером Малфоем, и возможно, помочь нам уберечь его от страшных последствий собственных действий. Вы ведь знаете, что семья Малфоев под большим наблюдением Министерства. Третьего шанса им не дадут.

— И вы решили, что лучше всего это смогу сделать я? — Гермиона окончательно растерялась. — Он не доверяет мне, и не доверится никогда! Он ненавидит нас, он одержим чистотой крови и никогда не станет откровенничать со мной. Да и сама идея спасать Малфоя...

— Отнеситесь к этому как к акту милосердия, мисс Грейнджер, — улыбнулась директор, — всего лишь помощь вашему однокурснику, возможно, вы убережете его от страшных ошибок.

И уже выходя из кабинета, Гермиона услышала тихий шёпот, доносящийся с портрета профессора Дамблдора. Старый интриган говорил что-то вроде: «Я же вам говорил, Минерва» и «Мы сможем раскрыть действия Люциуса», и напоследок : «Не все Пожиратели Смерти заключены в Азкабан, и руками молодого Малфоя могут вершиться страшные вещи…»

====== «Плохая» удача ======

Встречаться с Малфоем два раза в неделю. Тренировать дуэльные па, защищаться и нападать только в рамках правил. Это всё не составило для Гермионы ни малейшего труда. Присутствие Малфоя в её жизни не меняло ничего: что на два часа больше, что меньше. А вот то, что она услышала, выходя из кабинета директора, привлекло её внимание. Впервые за несколько месяцев она стала более тщательно приглядываться к слизеринцу, замечать и запоминать мелочи, стараться услышать. Чувство интереса боролось с собственной совестью. Шпионить за Малфоем было как-то очень неправильно. Но это придавало хоть какой-то смысл её нахождению в Хогвартсе.

А вот Гарри и Рон идею Макгонагалл поддержали. Драко всегда был у них виноватым во всех проблемах и грехах, начиная с первого курса. Гарри не верил сейчас в то, что Малфой причастен к действиям Пожирателей. Рон же, наоборот, с пеной у рта доказывал друзьям, что если Малфой ищет что-то в Хогвартсе, то это всенепременно артефакт или еще что-то для чёрной магии.

Малфой действительно что-то искал. Гермиона поняла это на одном из дуэльных дополнительных занятий. Она часто приходила на занятия первая, задолго до профессора и её оппонента. Занимала место где-то в уголке и читала.

Малфой влетел в зал и начал расхаживать вдоль трибун. Под ноги ему попадался спортинвентарь, оставленный студентами после занятий. Он раскидывал вещи, каждый раз ругался и продолжал свой путь. Окликнуть его Гермиона решила после того, как, запустив в стену валявшийся бладжер, Драко дополнил свою тираду витиеватым: «Как же, мать твою, туда попасть?!»

Гермиона кашлянула, заявляя Малфою о своём присутствии. Он моментально изменился в лице, заметив её и осознав, что всё время она была тут. Взлетел по ступеням наверх, навис и схватил за плечо, сверля взглядом.

— Что ты тут делаешь? — прорычал он, встряхивая Гермиону так, что она чуть не подлетела со своего места.

— Отпусти, — она дёрнула плечом, попытавшись вырваться. — Ты забыл: у нас занятие… Отпусти, идиот! — снова дёрнулась, продумывая следующие действия.

— Что ты слышала? — он перехватил Грейнджер второй рукой, пытаясь обездвижить.

— Что ты спятил! — выплюнула она прямо в лицо, нащупала под рукой палочку и отправила в живот Малфою Эверте Статум. Отталкивающее заклинание сработало безотказно. Малфоя дёрнуло, он на несколько мгновений завис над трибуной и полетел назад спиной, свалившись в середине арены. Гермиона встала со своего места, продолжая направлять на него палочку.

— Не вздумай больше никогда трогать меня своими руками! — отчеканила она. Девичий голос эхом раскатился по спортивному залу, отталкиваясь от стен и пустых трибун. И от того показался даже ей самой очень убедительным и грозным.

Малфой поднялся на ноги, направляя палочку на Грейнджер. Сейчас он уничтожит эту дрянь… Однако заклинание повисло на кончике языка, не в состоянии сорваться. Грейнджер не была напугана. Она смотрела прямо и уверенно. Но не так, как обычно.

— Марать о тебя руки? — Драко скривился. — Оставь эту привилегию своим полоумным дружкам.

Ничего не изменилось. Гермиона не подала виду, что её тронули оскорбления, даже бровью не повела. Она смотрела смело, как всегда. Но смотрела куда-то мимо, игнорировала его слова. Всё в её поведении после каникул было неизменным. Но Драко знал, чего не хватает в этом идеально продуманном и замаскированном образе. В ней снова не было того самого привычного огня. Она просто защищала себя и свои границы. Она просто существовала в пространстве, в соответствии с ситуацией. «Плыла по течению». Драко помнил, что в прошлый раз огонь возник в её глазах после внезапного нападения. Но палить в Грейнджер заклятиями каждый раз — это уже чересчур.

Так они и стояли друг напротив друга, с занесёнными палочками, готовые в любой момент начать бой.

Дверь скрипнула, впуская профессора Томпсона в зал.

— О! Вы уже начали! — улыбнулся он. — Великолепно! Тогда давайте продолжать. Тем не менее сегодня я хотел бы, чтобы вы использовали только заклинания, связанные с воздухом. Никакого огня и воды, как в прошлый раз, мистер Малфой!

Драко злился. Не просто злился, он готов был разорвать любопытную Грейнджер на куски. Но ещё сильнее он злился на себя самого. Позволить себе так глупо раскрыться было непростительно. Тем более раскрыться перед Грейнджер. Малфой не догадывался, что именно Гермиона слышала, но что бы это ни было, знать она ничего не должна.

Драко действительно всё это время пытался проникнуть в Тайную Секцию библиотеки, даже пробовал наложить как-то Конфундус на мадам Пинс, хотя у него ничего не вышло. Сегодня он снова совершил вылазку, но найти ничего не смог. Две неудачи в день — это слишком. Не попасть в библиотеку и так глупо раскрыться перед Грейнджер.

После занятия он, выходя из зала, нарочно толкнул её плечом, отпихивая от входа. Она кинула на него свой всё тот же пустой взгляд и попыталась проскользнуть.

— Если ты посмеешь хоть кому-то рассказать… — прошипел он.

— Что рассказать, Малфой? — перебила его Гермиона. — У тебя окончательно поехала крыша? Если ты думаешь, что мне есть дело до твоих припадков злости, ты глубоко ошибаешься! Поверь, мы не разговариваем о «змеях» за завтраком. У нас есть гораздо более интересные темы!

Улыбка поползла по лицу Драко. Он наконец смог вызвать её на разговор и чувствовал, что сможет разозлить.

— А о чем же вы говорите? — сахарным голосом пропел он, привычно растягивая гласные. — О том, как наконец стать настоящими волшебниками? Или то, что вы стали магами случайно, не является для вас важной темой?

— Ты решил продолжить работу своего Хозяина? — Гермиона была по-прежнему спокойна. — Или думаешь, раз ты убедил весь мир в том, что не был Пожирателем Смерти, это спасёт тебя от возмездия?

Драко сощурился. О чём именно болтает эта грязнокровка? Не может быть, чтобы она что-то знала. Скорее, била наугад. Но била очень прицельно и точно, попадая в самое больное место.

Метка на руке жгла и болела каждый чёртов день и сейчас уже ничего не заглушало эту боль. Только изредка стычки с Грейнджер приносили кратковременное облегчение. Почему-то именно Гермиона давала ему повод отвлечься от клейма, от фолианта в библиотеке и всего опостылевшего мира вокруг, пытающегося помешать ему добиться цели.

====== Идеальный план ======

Идеальный план созрел в голове Драко. Если Грейнджер помогает ему в борьбе с меткой косвенно, пускай сделает это на самом деле. Заучку и героиню войны точно пустят в библиотеку, дадут доступ к любым бумагам и книгам. А если заклинание окажется слишком сложным, именно её светлый ум поможет выполнить его.

Задача не из лёгких: добиться помощи Грейнджер… только как это сделать? Империо запрещено в Хогвартсе и легко отслеживается Министерством. Значит, надо схитрить. Манипуляции, обман — это конек Малфоев.

Для начала — добиться её расположения. Или хотя бы убрать ненависть. В том, что Грейнджер ненавидела его, Драко не сомневался. Поэтому надо было либо подыграть ей, либо заставить сделать желаемое шантажом. Например, разыграть: будто кто-то из её друзей в беде, и спасти их можно только с помощью фолианта в руках Малфоя. Ради своих дружков она пошла на войну. Значит, близкие люди — это её слабое место.

Что ж, вот и новая «комедия» — постановка театра одного актера — Драко Малфоя. Пьеса «Сделать так, чтобы Грейнджер работала на него».

Драко на самом деле был в отчаянии и готов начать игру, даже если он добьётся своего руками грязнокровки. Пускай ценой окажется ещё одна сломанная никчёмная жизнь. Жизнь Грейнджер на одной чаше весов. Жизнь его родителей на другой. Шаткая стрелка равновесия склонилась в сторону отца с мамой.

И пускай Грейнджер приносила ему силы. Пускай он думал о ней чаще, чем было положено её статусу и роли в будущем. Ему не жаль чернь с их чувствами. Плевать!

В борьбе за жизнь семьи Малфоев в ход должны идти все возможные методы. И Грейнджер сейчас была всего лишь новым «методом». Новым способом. Способом победить Тёмного Лорда после его смерти. Способом победить метку на руке. Способом победить весь этот чёртов мир с его правилами.

Звучало довольно убедительно. Оставалось только поверить в это самому. Несколько дней Драко вынашивал эту мысль, подогревал воспоминаниями из прошлого, пытался как можно больше проникнуться идеей. Но каждое воспоминание, каждый повод пустить Грейнджер в «расход» заканчивались неудачей. Она присутствовала в любом из сюжетов, связанных с Трио, но ни в одном из них не действовала соизмеримо тому, чего хотел от неё Драко. Он нашёл только один весомый аргумент и повод ненавидеть её: Грейнджер была грязнокровкой. И, наверное, этого было достаточно для ненависти.

Чтобы окончательно убедить себя в правильности решения, Драко каждый раз взывал к образу Люциуса. Отец в голове звучал убедительно, аргументы про чистоту крови откликались в сознании сына, и, пожалуй, только так Драко смог решиться на то, чтобы воплотить план в жизнь. Маггла Грейнджер сейчас должна была выполнить своё предназначение в глазах Малфоя. А уже после он разберётся, что делать с ней самой и с собственными мыслями.

====== Роковой вопрос ======

Следующее внеклассное занятие состоялось ровно по расписанию. Драко пытался изо всех сил держать себя в руках, не давая волю чувствам и желанию бить в Грейнджер Непростительными заклинаниями. Даже выдавил из себя улыбку приветствия, пытаясь привлечь её внимание.

— Я рад тебя видеть!

Внимание привлек. Она смотрела на него с недоверием.

— Ты заболел, Малфой? — уточнила она, становясь напротив.

— Я стараюсь быть вежливым. Нас ведь об этом просила директор, помнишь? Хогсмид, танцевальный вечер, дружба факультетов…

— Не пори чушь, — презрительно ответила Гермиона, — я вижу тебя насквозь. Тебе что-то надо от меня?

— От тебя? — Драко попытался подавить желание обозвать Грейнджер фирменным «грязнокровка», но вовремя остановил себя, ему действительно нужна её помощь. И сейчас стоит действовать очень аккуратно. — Я всего лишь хочу попытаться выполнить просьбу директора. Это ведь не сложно, Грейнджер, правда? Просто ответь мне тем же!

— Я не рада видеть тебя, Малфой, и не собираюсь говорить тебе что-то другое.

Жёстко. Честно. Правдиво. Как все они — Гриффиндор не умеет врать.

— Ты готов к занятию? Приступим?

Сегодня они занимались сами. Профессор Томпсон с большей частью преподавателей отправился в Лондон на какую-то важную конференцию. Про них, видимо, забыли. Сова прилетела вечером, оповещая, что завтра занятие состоится по расписанию, и профессор просит, чтобы студенты сами выбрали декорации их поединка. А ещё, надеялся на их благоразумие и напоминал, что, только находясь один на один со своим противником, они смогут по-настоящему раскрыться в боевых заклинаниях.

Комната для дуэли приняла форму маггловского дома. На стене тикали мерзко часы, портреты стояли в рамочках на каминной полке, и люди на них не двигались привычно, как было с колдографиями. Малфой даже скривился, заходя в зал.

— Почему комната похожа на гадюшник? — уточнил он, пытаясь перевести разговор на другую, менее конфликтную тему. — Давай выберем что-то более эпичное! Запретный Лес, или может, Астрономическую Башню…

Гермиона кинула на него свой привычно пустой взгляд, и спокойно подняла палочку.

— Гермиона Грейнджер готова к дуэли!

Драко мысленно выругался. Гермиона игнорировала его попытки на спокойный разговор, отвергала возможность манипуляции и, как всегда, не выражала ни толику эмоций. Пустые глаза. Бесцветный голос. Лучше бы она сейчас послала его к дементорам, или врезала по лицу, как много лет назад. Но не это молчаливое безразличие.

Он не поднял палочку, пристально глядя на неё.

— Давай поговорим спокойно, Грейнджер?! — он предпринял последнюю попытку склонить её на свою сторону, или хотя бы вывести на разговор.

— О чём? — уже что-то…

— Не знаю, можешь выбрать тему. О погоде, например! О твоих дружках. О профессоре по маггловедению. Что может быть тебе интересно?

— Мне сейчас интересно только то, почему ты вдруг решил поговорить.

— Разве это странно, Грейнджер? Мы ведь уже не на первом курсе. Давай хотя бы постараемся наладить отношения…

— Давай! — она вдруг улыбнулась одними губами.

Желание Малфоя говорить, не применяя в речи оскорбительных эпитетов, удивляло, но давало шанс на то, что Гермиона сможет узнать хоть что-то новое. Рон и Гарри так загорелись идеей, что Малфой готовит заговор, что принялись всерьёз шпионить за ним, тайком преследуя. Драко вчера вечером действительно вертелся в библиотеке неподалеку от Запретной секции. Рон видел его там, и, как было легко догадаться, спугнул. Сейчас, как Гермионе казалось, выдался чудный шанс задать неожиданный вопрос касаемо вчерашнего вечера и узнать подробности, воспользовавшись расположением Малфоя.

— Хочешь говорить? Давай поговорим! — она заломила пальцы и на одном дыхании выдала свой вопрос. — Что ты делал вчера вечером?

Малфой напрягся. Вчера он совершил очередную попытку проникнуть в библиотеку, но наткнулся на Уизли, как показалось, случайно оказавшегося там. Пришлось ретироваться, проклиная рыжего ублюдка. Сейчас, услышав вопрос Грейнджер, ему вдруг подумалось, что она знает всё. Вопросы, намёки, а сейчас ещё и «совпадение» с рыжим.

— Вы шпионите за мной? — прошипел Малфой. — Какого хрена, Грейнджер, какое тебе и твоим дружкам дело до того, что и где я делаю?!

Гнев вспыхнул в Драко сиюминутно, будто разжигая сухой дёрн от упавшей на него искры. Грязнокровка имеет наглость шпионить за ним. Суёт нос не в свои дела… и если ещё минуту назад её присутствие рядом воспринималось как вынужденная мера, как способ достижения цели, то сейчас Драко глушил в себе желание уничтожить эту дрянь. Ни одному живому существу он не позволил бы такой наглости. Тем более, если это делает воплощение всего грязного и мерзкого в этом мире — осквернитель рода, защитник низших слоев общества. Гермиона Грейнджер — человек, даже имя которой на устах Малфоя вызывало горький привкус мерзости. Сиюминутный порыв и Драко всё вспомнил. В этот раз ему даже не пришлось ждать появления образа Люциуса у себя в голове. Драко ненавидел Грейнджер. Ненавидел ярко и глубоко. Ненавидел гораздо больше, чем её дружков. А ещё больше ненавидел себя в те моменты, когда думал о ней.

Когда спас её, Поттера и Уизли в мэноре в прошлом году. Смотрел тогда в её глаза, и понимал, что это она. Драко узнал Грейнджер тогда только по глазам. Всё остальное не выдавало в ней себя. Он понимал, кто перед ним, ненавидел… и не смог сказать Беллатрисе правду. Потому что знал: если выдаст — больше никогда не увидит этих глаз. Этих мерзких, презренных глаз. Глаз, при взгляде в которые он готов был пойти наперекор своей обезумевшей тётке, наперекор отцу, наперекор Тёмному Лорду.

Ненависть к Грейнджер в душе Драко с каждым днём становилась всё ощутимее, но именно за счёт этого чувства он смог первый раз в жизни перечить воле Лорда. Ненависть к Грейнджер помогала ему собраться с силами и пойти наперекор семье, Хозяину и всему миру. Ненависть спасла его год назад и начала понемногу утихать. И он почти примирился с ней, когда решил сейчас использовать Грейнджер в своих целях, заглушая презрение за необходимостью и игрой. Малфой понимал, что помощь грязнокровки — единственный возможный сейчас для него вариант.

Но в миг, когда она задала свой вопрос, когда Драко понял, что прокололся, когда сопоставил события прошлых дней, подтверждая догадки — говнюки шпионили за ним. В этот миг вся накопленная ненависть, таившаяся в душе годами, вырвалась наружу. Его разум замолчал, пуская вперед эмоции.

— Ты, грязнокровная мразь! — выкрикнул Драко. — Вы следите за мной? Если я ещё когда-нибудь увижу или услышу рядом с собой голоса твоих сукиных сынов, я обещаю тебе, сотру их с лица земли! Вы решили устроить себе забавное развлечение! Ну что ж, я позабавлю тебя сейчас, а твоих дружков уничтожу следом!

Палочка сама взметнулась в воздух, пронизывая пространство между ними.

— Ты готова к дуэли, грязнокровка? Дуэль будет настоящая, молись, чтобы я не убил тебя, грязь… — и не дожидаясь ответа, запустил в её сторону первое заклинание.

====== Решение, ценой в жизнь ======

Гермиона не успела испугаться. Последнюю фразу Малфой выпалил буквально на одном дыхании, выплевывая слова проклятия ей в лицо. Летящее заклятие она могла бы парировать, но времени на это уже не было. Гермиона отпрыгнула в сторону, понимая, что она только что сделала и сказала. Реакция Драко на простой вопрос доказывала правоту друзей и директора. Его поведение подтверждало все их домыслы и предположения. Но оправдываться было уже поздно.

Малфой горел ненавистью, посылая в неё заклятие за заклятием. За спиной ломались и сыпались на пол рамочки, безделушки и мебель маггловской иллюзии. Гермиона успевала отбиваться, даже нападать в пыли и искрах. В какой-то момент показалось, что ещё немного — и они действительно перейдут к боевым заклинаниям, а оттуда недалеко и до Непростительных…

Гермиона спряталась за развалины какого-то предмета, напоминавшего шкаф, собралась с силами.

— Выходи, мразь! Бомбарди Максима! — дерево треснуло и осыпалось на пол множеством щепок.

Дуэль становилась опасной. Нельзя дать этому психу шанс покалечить себя. Гермиона собрала в кулак всё своё самообладание и кинула ответное заклинание в Малфоя. Бирюзовый луч мельком хлестнул Драко по плечу, заставляя попятиться и сбить прицел атаки.

— Сука… — шипит Драко, делая шаг в её сторону.

— Малфой! Стой! Ты ведь хотел говорить, давай поговорим…

Гермиона предприняла очередную попытку успокоить его, но, казалось, Малфой ничего уже не слышал. Три коротких посыла, три заклинания, три мгновения тишины после. Дышит? Жива? Это ненадолго!

— Вердимилус!

И миллион изумрудных искр разносятся по комнате, будто жалящие пчелы в поисках своей жертвы. Грейнджер вскрикивает, пытаясь погасить одну из них, проедающую кожу у виска. На звук её голоса тут же летят новые заклинания, усиленные его гневом.

— Импедимента!

В попытке остановить сумасшествие, происходящее уже вовсе не в рамках дуэли. В попытке не начать снова войну, Гермиона ведь так этого боится. Пара мучительных секунд тишины. Словно затишье перед бурей. Она помнила такую тишину, слышала её звон в ушах каждую ночь, которую они провели в коттедже «Ракушка» на берегу моря. Когда Добби спас их из дома Малфоя. Пока Гарри хоронил маленького домовика, молча копая песок и землю руками, не применяя магию. Когда постепенно отступала боль от круциатуса. Когда долгие месяцы они с мальчишками разрабатывали план ограбления Гринготтса. Когда тишина становилась вязкой и чувствовалась на ощупь, а затем приходил шторм и ураган с моря. И тогда они боролись со стихией, запирали окна, усиливали стены и двери. Они вспоминали, что надо идти дальше, что надо добиваться победы, что если остановиться и опустить руки, то буря сметёт коттедж. Сметёт их самих и весь их привычный мир. Буре надо давать отпор. Иначе ты погибнешь. Иначе не было никакого смысла начинать это всё.

Был ли Малфой бурей, с которой сражалась Гермиона сейчас? Скорее нет. Стал ли Малфой причиной того, что Гермиона решила снова бороться? Скорее да.

Но прятаться за обломками и ждать, какое ещё заклятие он швырнет она не собиралась больше. Это ведь из его дома они аппарировали в «Ракушку». Из темниц его поместья их вынес фамильный домовой эльф, отдавший жизнь за спасение посторонних людей, в которых верил своим маленьким сердцем. Кинжал, убивший Добби запустила тётка Драко. Малфои были причастны ко всем преградам на пути к Победе! И пускай сейчас Гермиона ненавидела то, во что превратился мир после победы. Пускай цель, которой она жила восемь лет, оказалась всего лишь яркой оболочкой, выдумкой, политической интригой и игрой старых магов. Но простить Малфою его роль в этой истории Гермиона не могла.

И в тот же миг, когда Драко прервал тишину магическим выпадом, рассекречивая своё местоположение, она, собрав всю накопленную боль и злобу, швырнула в Малфоя атакующим заклятием. Его затрясло в конвульсиях, будто от удара маггловского электрошокера, который используют полицейские. Он еле устоял на ногах, приходя в себя и стараясь разглядеть девушку через пелену дыма. И только благодаря этой короткой задержке Гермиона смогла переместиться ближе к выходу, спрятавшись за грудой хлама. Надо всего лишь ещё раз попасть в Малфоя, выиграть время и скрыться за дверью. В замок он за ней не побежит. При преподавателях дуэль не продолжится.

— Ну как, Грейнджер, нравится? — все еще немного заплетающимся языком проговорил Драко. — Давай ещё разок! Только в этот раз я предложил бы тебе что-то посильнее. Круциатус не желаешь попробовать? Для этого надо ненавидеть своего врага. Это просто… Выходи, я покажу, как это!

Зачем он заговорил? Зачем дал шанс понять, что перед ней не символ всех бед, а простой Малфой. Злой, обиженный мальчишка в разорванной на груди школьной форме. Такой же, как она сама — простая обиженная на весь мир девчонка. Она должна ненавидеть его. Но вместо этого Гермиона ненавидит мир, превративший их в это жалкое подобие врагов. И она не хочет больше драться и что-то доказывать. Она хочет, чтобы за звенящей в ушах тишиной не наступала снова буря. Она хочет спокойствия. Но почему-то за спокойствием всегда приходит одиночество, и не поймешь: что хуже? Бушующая буря или смертельная тишина в ушах…

Дуэль надо заканчивать. Нападать Гермиона больше не хотела и, наверное, не могла физически. Оставалось только одно — сдаться. По правилам дуэли Малфой должен остановиться после её поражения, если в голове у него остались хоть капли здравого рассудка.

— Ты выиграл, Малфой, хватит! Дуэль окончена!

Гермиона собралась с духом, сделала шаг из своего укрытия и подняла руки, показывая, что сдаётся.

Драко остановил занесённую палочку, выругался и отступил. Ноги подкашивались, пальцы сжимались в кулаки, но сделать он ничего не мог. Она сдалась. Дуэль окончена.

— Ты ли это, Грейнджер? — как можно более спокойно проговорил он, пытаясь скрыть на отголосках самообладания пылающий гнев. — Ты сдалась?! Ты проиграла! А где же твоя пресловутая гриффиндорская смелость? Ты — героиня грёбенной войны! Оплот и надежда магического мира!

Гермиона смотрела. Прямо. Гордо. Смело, вздёрнув подбородок. Смотрела своим привычно пустым взглядом.

— Чего ты добиваешься, Малфой?

Он не железный. Он человек, чёрт возьми! Он имеет право на маленькие радости и победы. Победа в этой дуэли, возможность представлять Хогвартс на Турнире, побеждённая Грейнджер, попранная честь ненавистного Гриффиндора. Почему же сейчас он не радуется? Почему нет даже намёка на удовлетворение от того, что добился цели, добился своего? Злость подступает волнами, как тошнота, и он уже не может с ней бороться.

Яркая вспышка. Заклинание летит в Грейнджер, отталкивая назад и разбивая оставшиеся защитные чары. Малфой тяжело дышит, делает шаг в сторону. Удар, ещё удар, она отбивается. Почему она не нападает? Чего ждёт? Драко уже не видит её глаз за яркими вспышками огня, и в какой-то момент понимает: ещё немного, и он просто потеряет контроль. Гермиона пытается защищаться, похоже, даже что-то кричит. Но в его голове уже нет места для здравого смысла. Он отправляет очередное боевое заклинание, хотя за завесой огня и света уже не видит, где она стоит. Чертит круг, пытаясь очистить воздух, и чувствует, что палочка упирается в препятствие.

Драко не сразу понимает, что это препятствие — Грейнджер, он подошёл слишком близко, и что раз она стоит, значит отступать ей уже некуда. Малфой вытягивает две руки вперёд, упирается ими в стену. И в этот момент ощущает, как что-то тупое и холодное вонзается ему в шею.

Чары постепенно развеиваются, но он всё ещё ощущает только её дыхание, и то, как палочка упирается сильнее в его кожу. Драко не видит сейчас ни Гермиону, ни её глаз, но под промокшей насквозь от пота, разорванной форменной рубашкой чувствует, как с бешеной силой колотится сердце.

— Даже не вздумай, — слышит он сдавленный шёпот где-то в районе своей скулы.

Ощущения взлетают на небывалый уровень. В её шёпоте он слышит всю ту ярость, которая была заключена в этой девчонке много лет назад. Он прищуривается, пытаясь уловить её лицо. Черты проступают сквозь развеивающуюся пелену дыма, и Драко видит, как глаза её горят Адским Пламенем.

— Убери руки, Малфой! Иначе я убью тебя! — Твёрдо повторяет она, усиливая нажим палочки, второй рукой упираясь ему в плечо, стараясь оттолкнуть. Так по-девичьи. Так по-маггловски.

Он молчит, пытаясь собрать в кулак последние остатки самообладания. Внутри ликует и празднует триумф тот самый Малфой, который очень хотел её гнева. Но тот, который сейчас стоит, прижав Грейнджер к стене, казалось, хочет уже совершенно иного. Грязное, постыдное желание разворачивается в душе, будто символ его древнего факультета. Кольцами затягивает пружину терпения. Грейнджер загнана в тупик, побеждена, но пока ещё не сдаётся. И это вовсе не та храбрость, присущая всем студентам гриффиндорского магического дома. Это что-то иное. Что-то очень женское, очень личное. И он хочет стать на секунду частью этого «чего-то».

Он резко подаётся вперёд, впиваясь в девичьи губы своими. Прижимая её всем телом к стене, не давая возможности вырваться. Её палочка, похоже, вот-вот проделает дыру в его шее. Он хватает её губы, сминая до боли. Желание разорвать на части смешивается воедино с тугим желанием обладать. Грязная, презренная, униженная — но в этот момент она только его! Его личная победа. Его личная Грейнджер.

Гермиона отвечает на поцелуй не сразу. Сперва пытаясь оттолкнуть Драко и что-то яростно мыча себе под нос. А в мыслях стучит набатом всё то, чего она так боялась. Все страхи и ночные кошмары, мелькавшие перед глазами в пылу их битвы. Каждое заклятие, которое могло принести ещё одну смерть.

Но почему-то сейчас, в объятиях самого ненавистного ей человека в мире, все те страхи, которые окружали ее в последние годы и не давали спать ночами, которые душили и шептали в ухо о том, что надежды уже нет, отступают на задний план. Сейчас здесь есть только он: отвратительный, мерзкий, ненавистный Малфой. Олицетворение всех её бед. Человек, принёсший множество неприятностей и боли за все годы обучения в Хогвартсе. Сейчас он прижимает Гермиону к стене и целует так, как ни разу в жизни её не целовал ни один парень. И от этого поцелуя кружится голова. А в воздухе витают запахи разбитых стен, смешиваясь с запахом зубной пасты, свежескошенной травы, и чего-то там ещё. Он крепко держит её, и, может быть, именно это заставляет её покориться, ответить на поцелуй, поддаться сиюминутному порыву и стать наконец слабой. Дать себе шанс на короткий миг не быть героиней войны и победительницей зла. Просто быть беззащитной в объятьях человека, принимающего её боль и страх. Пускай «по ту сторону баррикад», но он тоже многое потерял. И в их поцелуе, в их близости они делят эту боль утраты на двоих.

Драко перехватывает ладонь Гермионы, продолжающую держать палочку у его шеи, и нажимает сильнее.

— Убей, — на выдохе шепчет он, сжимая её руку. — Ты ведь хотела убить меня… убей!

Мгновение они в исступлении стоят не двигаясь, глядя друг на друга полным ненависти взглядом. Одно короткое заклинание — и она свободна. Одно слово, может даже ментальный приказ. Жизнь Драко Малфоя сейчас зависит от того, какое решение примет Гермиона Грейнджер.

Он — символ зла, с которым она боролась всю свою сознательную жизнь. Он — надменный Хорёк, лицемер и подхалим. Он был и будет таким всегда. Он никогда не разделит её точку зрения и не увидит мир по другую сторону своей иллюзорной жизни, в которой достоинство человека измеряется количеством его чистокровных праотцов. Он достоин смерти?

Гермиона разжимает пальцы и древко палочки с характерным стуком падает на пол под ноги. Решение принято. Драко Малфой будет жить.

Он вновь яростно впивается в её губы, сильнее прижимая к себе. Металлический привкус крови во рту как напоминание, что он сейчас целует грязнокровку. Но в этом привкусе только его триумф. Только чувство всесильности.

Драко вымещал весь свой гнев, всю ненависть и отчаяние в одном этом надрывном поцелуе, впервые за несколько лет чувствуя себя по-настоящему живым.

Гермиона впитывала каждый его вдох, словно заполняя пустоту внутри себя частичками его души. И наконец была действительно слабой, покоряясь желанию быть собой, покоряясь Малфою.

====== За закрытыми глазами ======

Наваждение уходит медленно, уступая место привычным эмоциям. Гермиона всё ещё в раскуроченной их дуэлью комнате, всё ещё в западне. Малфой по-прежнему преграждает путь, упираясь руками в стену по обе стороны от её плечей. А разрушенные декорации иллюзии вокруг кричат: они чуть было не убили друг друга в пылу ярости. И сейчас смерть кажется им куда более желанным исходом дуэли, нежели то, что произошло несколько мгновений назад.

Губы Гермионы так близко, что он снова может дотронуться до них. Драко чувствует, как тяжело она дышит, то ли от сражения, то ли от их сиюминутного безумия. Глаза плотно закрыты, она не желает открывать их. Видеть и понимать, что произошло только что. Если хватило пространства, она наверняка бы сейчас отошла, да что уж там, аппарировала в другое место. Туда, где нет надобности открывать глаза. Где нет страха.

Но такого места не было в мире.

Драко продолжал стоять близко, при каждом вдохе Гермиона ощущала его тепло, и это пугало сейчас гораздо больше, чем возможность умереть в этой комнате от кинутого им Авада Кедавра.

Малфой смотрит чуть сверху, видя и чувствуя каждый удар сердца от вздрагивающей артерии, каждое движение ресниц, прячущих её глаза. Он готов поклясться, что за секунду до того, как поцеловал её, он видел! Видел то, чего ему так не хватало всё это время. И за возможность увидеть это снова он готов даже забыть, что Грейнджер шпионила за ним со своими дружками вчера. Готов забыть многолетнюю вражду, желание указать ей на своё место. Готов даже забыть о её грязной крови.

— Посмотри на меня! — приказным тоном говорит он, не меняя позы. Гермиона трясёт головой, пытаясь спрятать лицо под растрёпанными волосами, хаотично выбившимися из хвоста. — Посмотри на меня, Грейнджер! — он встряхивает девушку, как тряпичную куклу. Её голова запрокидывается, чуть не ударяясь об стену.

Взмах её ресниц напоминает медленно открывающиеся створки крематория в родовом поместье, Малфой пытается прогнать от себя это сравнение, не желая видеть сейчас чёртову пустоту в глазах Грейнджер.

Страх.

Она смотрела на него испуганно, как тогда, в мэноре, когда Беллатриса притащила парня опознать сокурсников. Тогда он увидел этот страх в глазах Грейнджер впервые. Сейчас она снова поддалась.

— Твою мать… — рычит Драко, отталкиваясь всем телом от стены и делая несколько шагов назад.

Под ногами хрустит бетон и стекло, он спотыкается о валяющийся на полу камень, опирается на остатки какой-то мебели. Гермиона продолжает стоять на месте. Её поза почти не изменилась, только опустила руки. Стоит. Гордая, прямая, как струна. И только глаза выдают, что эта смелость — лишь напускное.

Драко огляделся вокруг, пытаясь собрать в кулак силу воли, и не рвануться обратно к ней. Сознание орало в ушах, заставляя уйти, молча, гордо, как он уходил всегда. От каждой из своих многочисленных любовниц, получив от них то, чего хотел. Но тело не слушается. Ноги не желают нести к двери, его, кажется, парализовало.

Ни один страх в мире никогда не заставлял его мешкать. Он видел смерть и страдания много раз. Отец так учил его и заставлял пытать пленников. Да что там, Драко и сам оказывался под действием Круциатуса: Лорд считал это лучшим из наказаний. Множество раз он видел панику в глазах людей за секунды до того, как мелькала зелёная вспышка Авада Кедавры.

Страх, который он увидел в глазах Грейнджер, не был похож на привычные эмоции пленников. И это ему не нравилось. Грейнджер не боялась его. Не боялась умереть. Совершенно новый и непонятный ему страх, который он не желал больше никогда видеть.

Он оттолкнулся руками от остатков маггловской иллюзии и пошёл к выходу. И уже покидая комнату, услышал тихий звук. Обернулся. Гермиона сползла по стене вниз, присаживаясь на корточки среди развалин и мусора, подняла палочку. Драко подавил желание остаться, пнул ногой дверь и, продолжая мысленно ругать себя за этот чёртов поцелуй, вышел из комнаты.

====== Больше никогда ======

Дверь с шумом закрылась, оставляя Гермиону одну. Накопившиеся чувства: ярость, страх дали о себе знать. Она всхлипнула, но сдержала слёзы. Гермиона не плакала с похорон Фреда и тогда пообещала себе, что будет сильной. Слёзы не должны больше никогда мешать ей жить. Она наплакалась вдоволь, и никто больше не заставит её пройти через это. Даже сейчас у мерзкого Хорька это не получится, как бы он не старался. Драко хотел отомстить. Он сделал это. Унизить её ещё больше Малфой не смог бы, наверное, никогда. Почему он поцеловал её, почему не отошёл, привычно кривя губы? Что заставило надменного слизеринца переступить через принципы и дотронуться до неё? Гермиона попыталась представить себе все мотивы Малфоя, прогоняя мысленно свои эмоции и желания. Неужели он хотел показать, что даже в таком личном и сокровенном он имеет право делать то, чего хочет без её согласия? Ответ был только один, и он очень не нравился.

Грейнджер не позволит никому решать за неё. Никто никогда не станет указывать ей, что делать, ни Малфой, ни Министр Магии, ни сам Мерлин! Она решает, кто и когда будет её целовать, и это ни в каких бредовых фантазиях не может быть Малфой. Пусть только попробует ещё хоть раз прикоснуться к ней, и Гермиона уничтожит его. Произнесёт-таки заклинание, прижимая палочку к его горлу. Больше никогда его презренные губы не прикоснутся к ней, как бы ему не хотелось!

И плевать, что ей действительно понравился вкус его мерзких губ и то странное спокойствие, которое окружило её на мгновение, пока он был рядом. Пока его руки преграждали путь и казалось, что нет другого выхода: только покориться. Плевать, что за его пылающими глазами она увидела нечто такое, что заставило поверить на секунду, что, поддавшись, она будет в безопасности. Его поцелуй и его близость дарили мнимое ощущение вовлечённости. Пускай через ненависть и презрение, но казалось, что Малфой — единственный во всём мире, кому не все равно, существует ли Гермиона Грейнджер на самом деле.

Так нельзя! Она понимала это и гнала от себя мысли. Малфой просто хотел унизить её. Это была обычная животная страсть, если хотите… И надо убедить себя в этом, не пуская в голову мысли о его участии в своей жизни.

Приди в себя, подумай трезво, как ты любишь! Проанализируй его действия.

Малфой разозлился, напал и победил. Победа далась слишком просто, и он решил умножить свой триумф грязным поцелуем. Но эйфория развеялась быстро, как только он отпрыгнул от неё как ошпаренный.

«Ну что же, Драко Малфой. Как тебе на вкус грязная кровь?»

Гермиона снова тряхнула головой, прогоняя наваждение. Это всего лишь Малфой. Всего лишь ползучий гад, который не нашёл иного способа для того, чтобы заставить её чувствовать себя более ничтожной. И больше у него не будет такой возможности!

Она встала, собирая по полу остатки своих вещей. Комната сама примет вид спортивного зала через несколько минут после того, как девушка покинет её.

— Больше никогда! — пробормотала Гермиона и вышла.

====== Третьи сутки ======

Гермиона старалась избегать любую возможность встречи с Малфоем. Даже специально опаздывала на ужин в надежде на то, что он уже ушёл из Большого Зала. Совместных лекций за эти пару дней не было. Дуэльное занятие она пропустила, уверяя профессора, что у неё слишком много домашнего задания. Малфой не попадался на глаза ни в коридорах старого замка, ни в общих залах.

Рону и Гарри она ничего не рассказала. Было бы жестоко сказать им, что Малфой знает о слежке. Ей не хотелось отбирать у ребят эту маленькую интригу. За последние пару дней Гарри ожил. Он снова стал проявлять интерес к происходящему вокруг. Друзья словно вернулись в те времена, когда были нужны этому миру. Война для них оказалась слишком необходимой. Стала их жизнью и смыслом. Гермиона не могла отобрать у мальчиков возможность снова почувствовать этот азарт и вкус жизни. Они собирались в гостиной, обсуждали планы и поведение Малфоя, высказывали предположения по его мотивам. И в эти моменты казалось, что всё как прежде.

Но наступал вечер. Двери спальни старосты девочек закрывалась, и в комнату проникало осознание: это просто попытка укрыться от реальности. Реальности, в которой война закончилась. В которой они никому не нужны. А их символы несут на рекламных плакатах, воспевая Министерство Магии, наплевав на то, за что они на самом деле сражались. За что погибали друзья…

Через два дня создалось впечатление, что Малфоя вовсе нет в Хогвартсе. Гермиона прогнала от себя навязчивые мысли о Драко, стараясь убедить себя, что ей совсем не интересно, где он находится и как будет вести себя. Линию своего поведения она выбрала ещё в ту ночь, в которую просидела в темноте до утра, прорабатывая варианты и продумывая, как ответить ему при встрече. Одно она знала наверняка: она больше никогда не позволит ему так издеваться над собой. Пусть он будет так же приятно целоваться и так же вкусно пахнуть. Спорить было бессмысленно: поцелуй ей понравился. Понравился до такой степени, что, уснув под утро, она до подъёма видела красочные, яркие сны, в каждом из которых был Малфой. Она старалась убедить себя в единственно правильной мысли: он всего лишь воспользовался её беззащитностью, но Грейнджер впредь никогда не подарит ему такой возможности. Только, видимо, сознание предательски думало иначе.

Малфой не пришел на ужин и на третий день.

Ноги сами понесли Гермиону в библиотеку. Ближе к любимым книгам, к тишине и спокойствию, которые дарили древние стеллажи, хранившие вековые знания. Почему-то именно в этот момент она вспомнила, что Малфой пытается проникнуть в Тайную секцию, что-то ищет там, и, может, они встретятся именно в библиотеке.

Подозрения оправдались. Он сидел в дальней части секции по Колдомедицине. Гермионе не нужно было сюда, но она решила заглянуть, чтобы удостовериться, что его там нет. Он там был. Гермиона увидела его белобрысый затылок и отпрянула назад, натыкаясь спиной на торец шкафа. Книги зашатались ипосыпались вниз. Пока она доставала палочку, приготовилась к падению сверху старых рукописей. Этого не произошло. Малфой слевитировал книги в полуметре от её головы, сориентировавшись быстрее. Они стояли так несколько секунд, после чего Драко всё же опустил палочку, отправляя предметы на пол. Ни один из них так и не задел Гермиону.

— Потеряла что-то, Грейнджер? — спросил он, отворачиваясь и пряча то, что читал. — Или ты снова решила шпионить за мной?

— Не льсти себе, — пробормотала Гермиона, поднимая упавшие на пол книги и водружая их назад на стеллаж. — Мне надо подготовить доклад.

— Да что ты говоришь! — он ехидно улыбнулся. — И ты не нашла лучшего времени, как за полчаса до отбоя. Я думал, все гриффиндорские заучки соблюдают правила. Но ты решила почитать перед сном не в теплой кроватке, а здесь. И мешать мне.

— Я и не думала мешать тебе. Я вообще о тебе не думала! — она отвернулась и пошла к выходу. Ей не стоило даже предполагать, что он станет общаться как-то иначе.

— Что у тебя с лицом? — окликнул её Малфой.

В свете тусклых фонарей библиотеки при попытке поймать книги он явно разглядел запёкшуюся кровь на виске. Она, видимо, пыталась спрятать рану под волосами, возможно, даже наносила чары. Однако Драко заметил.

— Не твоё дело!

Скажи, что упала с лестницы, что уронила на себя что-то тяжёлое… и я поверю. Скажи, что подралась с кем-то из своих дружков… и я уничтожу их. Только не говори, что это моих рук дело, иначе убить придется себя.

За эти три дня Драко спал всего несколько часов. Первую ночь не мог унять гнев и после, в желании забыть этот чёртов день и их дуэль, напился огневиски с Блейзом в комнате старост Слизерина. Пропустил занятия, даже ходил к мадам Помфри за лекарством от похмелья. Старая лекарша смерила его презрительным взглядом, пробормотала что-то о нынешней молодёжи и былых временах, но снадобье дала. Ему полегчало. Похмелье прошло, а мысли — нет. В воображении снова всплывали её огненные глаза и вкус мерзких, ненавистных губ.

Помочь забыть губы Грейнджер могла, наверное, Пэнси. Безотказная боевая подруга. Человек, готовый даже стать девушкой Драко, но они оба давно знали, что судьба Пэнси связана обещанием о её договорном браке. Им было хорошо вместе. Изредка. Когда это было необходимо. Сейчас был именно такой момент. Секс с Пэнси должен был помочь не думать о грязнокровной Грейнджер. Но постыдные мысли лезли в голову всё время, и, видит Мерлин, он не хотел, но представлял себе Грейнджер на месте Пэнси.

Сегодня шли уже третьи сутки. Третьи сутки Драко толком не спал, а значит — не снимал магическую повязку с предплечья. На утро боль оказалась столь невыносимой, что он содрал повязку в душе, подставляя руку под ледяную струю. Вода сильным напором била его, охлаждая тело, но не смягчала жжение метки. Надо перестать думать об этой чёртовой Грейнджер и заняться наконец-то важным делом. Иначе магия Лорда погубит его, а вместе с ним и отца. Мать не переживёт этого, и тогда… Тогда рухнет все то, что они так бережно хранили. Он должен не думать о Грейнджер. Должен зарыться с головой в доступные книги в библиотечной секции по колдомедицине и искать ответ.

Драко просидел там целый день, вороша и переворачивая старые страницы. Ответа не было. Голова начала гудеть, и он уже очень туго соображал. Буквы сливались воедино, а боль в руке мешала думать.

Резкий звук падающих книг оторвал Драко от его занятия. Он среагировал автоматически, колдуя левитацию… Ну конечно, кто же ещё это мог быть. Грейнджер, собственной персоной!

— Что у тебя с лицом?

— Не твоё дело!

Усталость, головная боль, жжение метки под повязкой. Малфой вздохнул, опираясь о письменный стол, стараясь не злиться. Гермиона подняла книги, поставила их на место и пошла к выходу.

— Стой! — окликнул он её. — Я задал вопрос!

— А с каких пор тебя это волнует? — огрызнулась она.

— С тех самых пор, Грейнджер, когда я победил тебя в дуэли. Если у моего оппонента есть повреждения, дуэль считается недействительной! Поэтому я повторю свой вопрос и надеюсь: на этот раз в твоей светлой голове не возникнет идея припираться со мной! Что. У тебя. С лицом?

Она подняла голову. Чёртова пустота в глазах. Чёртова гордость. Чёртова Грейнджер.

— Это не дуэль, — кинула она, — это мандрагора на занятии по травологии. Дуэль была честной. Ты выиграл. Есть ещё вопросы?

— Врёшь… — прошипел он.

— Что ты хочешь услышать, Малфой? — она устало вздохнула.

— Правду, Грейнджер! — тупой мазохизм. Он ведь знает, откуда у неё кровь.

— Ты поражаешь меня, — она удивленно подняла брови, — несколько дней назад решил поговорить, сейчас требуешь правды… Зачем это тебе? Тебе что-то нужно от меня… что?

====== Необходимое одолжение ======

Вот он — его шанс. Момент её сиюминутной слабости, вызванной интересом, аферой, авантюрой. Да кто знает, что вообще творится в головах этих ненормальных борцов за справедливость? Ей хочется почувствовать себя великодушной? Или она решила спасать очередную заблудшую судьбу? Что бы это ни было, этим надо пользоваться. Сейчас. Иначе потом момент будет потерян, и Грейнджер не даст снова такую слабину. Просто подарок судьбы! Только почему-то в этот миг слова застревают в горле, не желая звучать вслух. Драко должен закончить то, что начал. Должен дожать её любопытство, воспользоваться тем, что она сама попалась в его ловушку. Надо вспомнить всё то, чему его учил отец. Надо идти к своей цели напрямик, и плевать, что кто-то пострадает. Ведь раньше его никогда это не смущало. Раньше он мог вершить судьбы других людей во имя своего блага, не обращая внимание на их жизнь и интересы. Грейнджер была самым ярким представителем средоточия всего того, что презирал и ненавидел Драко. Сейчас она сама шла в его сети, затягивая незримую уздечку на шее. Ещё немного, и она сделает, что от нее нужно, а потом Грейнджер можно будет выкинуть, как ненужную вещь…

…Но у некоторых «вещей», как оказалось, есть глаза… и эти глаза смотрели сейчас на него не моргая. Будто пытаясь разглядеть что-то скрытое глубоко в душе Драко — человека, прекрасно владеющего легилименцией. Он закрывал сознание от Рудольфуса и тётушки, презирая их, от Тёмного Лорда, панически страшась. Все они были старше, сильнее, опытнее. Но закрываться Драко научился за считанные мгновения, только почувствовав липкие прикосновения чар к своему сознанию. А сейчас Драко понадобилось несколько мучительных минут для того, чтобы закрыть сознание от любопытных и до безумия проникновенных глаз Грейнджер. Это была не легилименция — он владел заклинанием в совершенстве, он отличил бы его от любого другого. Что делала Грейнджер? Пыталась залезть в его голову, не применяя заклинаний? Драко на всякий случай восстановил барьеры. Чёрт возьми, что происходит? Он закрывается от грязнокровки. Мир сошёл с ума.

Драко сжал кулаки, впиваясь в кожу ногтями и пытаясь не смотреть в лицо Грейнджер. Боль, как тупым раскаленным ножом, пробралась от горящих ладоней вверх, к левому предплечью, туда, где под магической повязкой скрывалась метка. Казалось, только боль сейчас могла заставить его говорить.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала… — на одном дыхании выпалил Драко.

Сознание само подсказало эту фразу, выудив откуда-то из закромов затуманенного разума. Он просто воспользуется её связями и знаниями. А потом выкинет из своей жизни. Главное, не смотреть в проклятые глаза. Главное, не поддаться на жалость, не думать о ней, как о чем-то живом. И ему почти удалось убедить себя в этом.

Гермиона несколько раз моргнула, смахивая ресницами удивление.

— Что, прости?

— Мне надо повторить? — Драко устало откинулся руками на столешницу.

— Ты просишь меня о помощи? — то ли спрашивает, то ли утверждает.

— Об одолжении, скорее, — уклончиво ответил он, практически машинально подняв руку к лицу. Сообразив, на что похож этот жест, продолжил движение и помассировал гудящий висок.

— Мне нужно достать одну книгу… из Запретной Секции библиотеки.

Просить о помощи Грейнджер. Действовать напрямик, в лоб. Сейчас у Драко не оставалось иного выхода. Он достаточно много раз пробовал сделать это самостоятельно. И все попытки заканчивались провалом. Сейчас или никогда: твой ход, Грейнджер!

Любопытство боролось в Гермионе со здравым смыслом. То, что она знала о Малфое. О чём говорили друзья. Все то, что писали в Ежедневном Пророке. Каждое слово о нём было правдой. Самоуверенный, напыщенный эгоист. Золотой мальчик, воспитанный родителями в атмосфере собственного превосходства над миром. Что же сделала с ним война, раз он в отчаянии обращается за помощью к магглорожденной?

— Акт милосердия… — пробормотала Гермиона.

В её голове, как маленькие частички пазлов, складывались слова директора, действия Малфоя, подозрения друзей. Именно подозрения Рона не давали ей сейчас права ответить. Не исключено, что Рон прав. Малфой мог действовать вне закона, мог творить чёрную магию… Разум говорил, что это возможно!

И только где-то в душе тихо и настойчиво твердил слабый голос надежды, уверяя её: «Это не так! Ему действительно нужна моя помощь!». Гермионе хотелось верить, что она нужна. Нужна еще хоть какому-то живому существу в этом проклятом мире. Пускай это существо — порождение зла. Пускай в его словах ни капли правды — она сможет докопаться до сути, вывести его на чистую воду. Одиночество затягивало девушку в свои тиски, и с каждым днём казалось, что даже самым близким друзьям она была вовсе не нужна.

В словах Малфоя, в его действиях, в его просьбе о помощи Гермиона почувствовала себя необходимой, и это сломало последнюю преграду логики и здравого смысла.

Слова Макгонагалл пришлись сейчас как нельзя кстати. «Акт милосердия» — прекрасное описание тому, что она собралась сделать. Но вот только по отношению к кому сейчас было это милосердие? Впору стать милосердной к себе самой, позволить немного расслабиться, стать снова наивной девятнадцатилетней девушкой, а не воином света в первых рядах армии добра… стать девушкой, которая хоть кому-то нужна.

Отчаяние Малфоя откликнулось в душе Гермионы голосом собственного отчаяния.

— Я помогу тебе!

====== Слабость ======

Ей показалось, или он действительно вздохнул с облегчением?

— Но я должна знать, что и зачем ты хочешь достать из Запретной секции.

Было бы глупо предполагать, что Грейнджер согласится просто так. Врать бесполезно. Если он сделает это сейчас, то потом не сможет использовать весь её потенциал при достижении цели.

— Я должен убрать некоторые последствия магии Тёмного Лорда. — пусть так. Недоправда. Но и не ложь.

— Какие последствия?

Драко снова начинал злиться. Что за манера выпытывать все подробности?

— Ты хочешь знать, не собираюсь ли я кого-нибудь убить? Или воскресить Того-Кого-Нельзя-Называть? — Драко постарался выдавить из себя улыбку. Вышел, скорее, оскал. — Нет, Грейнджер, я не планирую убивать таких как ты, вы сделаете это сами.

— Если ты решил, что я стану терпеть твои мерзости, то помощи можешь не ждать!

Ему надо успокоиться. Разговор не получится, если кто-то один из них не сделает шаг к примирению. Малфой понимал это, но привычная желчь уже начала просачиваться сквозь воспаленный разум.

Надо найти «слабое место» Грейнджер, надавить, и тогда она сама побежит в нужном ему направлении. Применить легиллименцию? Нет, после этого она точно не станет работать на него.

Значит, надо искать. Что же это? Дружки? Скорее нет, чем да. Поттер и Уизли всегда стараются защищать её сами. Уроки, книги, домовые эльфы… Для манипуляций и шантажа необходимо знание. Соберись, Драко, сейчас надо быть максимально собранным. У неё есть кот. Она не играет в квиддич. В Хогсмиде она всегда сидит у окна в Трех Метлах. Нет, это не то; всё мелко. Что же? На что она всегда реагирует ярче всего? Несправедливость, защита слабых. Ну нет, надо что-то личное, что-то, что она не выставляет напоказ. В голове быстро мелькали сцены их стычек… не то…

— Так что? — нетерпеливо прервала размышления Гермиона. — Ты собираешься рассказать мне подробности? Или мне идти по своим делам?

Мерзкая грязнокровная нетерпеливость. И это слово, мелькнувшее в голове Драко, вдруг расставило всё по местам. Грязнокровка. Грязная кровь. Кровь. Кровные узы… где сейчас её родители? Он знал, что на время побега троицы в прошлом году Гермиона спрятала маггловских родителей где-то в другой стране и, по слухам, стёрла им память. На платформе Хогвартс Экспресса осенью он видел рыжих родителей Уизли. Именно они провожали всю гриффиндорскую толпу. Магглов Грейнджер на платформе не было… кажется, он нашел её слабое место. Теперь надо придумать, как воспользоваться им. И мозг сам подсказывает решение:

— Мне надо убрать остатки магии, чтобы спасти свою семью. Тёмный Лорд ведь жил в у нас… там осталось слишком много следов его пребывания. Если находиться в мэноре долгое время — можно спятить… а отец не выходит из кабинета. Заперся там, будто затворник. И вся та мерзость, что не умерла с Лордом может его погубить. Мне нужна эта книга, чтобы спасти отца.

Его план сработал. Гермиона кивнула, соглашаясь. Тема родителей оказалась для неё более чем понятной. В конце концов, он ведь тоже человек, у него есть мама и папа. И он любит их. Пускай это и Малфои, но, видимо, они тоже умеют быть семьёй. Гермиона вспомнила, как они ютились втроём в Большом Зале после победы Гарри. Как Нарцисса оберегала Драко, хоть позже на судах Люциус применит это в защиту миссис Малфой, рассказывая, как она спасала Гарри в Запретном Лесу, соврав Лорду, что тот мёртв. Гермиона знала, что Нарцисса, нагнувшись к Гарри в ту секунду, спросила, жив ли Драко.

— Хорошо, что за книга?

— Говард Теолис «Пять Великих Магических Тайн», — при упоминании названия трактата Драко отчётливо почувствовал укол в предплечье, настолько сильно, что не смог удержать себя и зашипел от боли. Метка «жила» своей жизнью и точно не собиралась покидать руку хозяина.

— Я предупреждаю тебя, Малфой, я проверю каждое твоё слово. И не надейся, что книгу я отдам тебе. Все будет происходить под моим присмотром.

— Как угодно! — кинул он. Пускай найдёт фолиант, а дальше он придумает, как избавиться от неё.

Драко снова оттолкнулся от столешницы обеими руками, разворачиваясь к Гермионе спиной.

Она хмыкнула:

— На здоровье, Малфой! — и пошла к выходу.

Осознавая, что победил на этот раз, тихо радуясь маленькой удаче, Драко понял, что не хочет, чтобы это так просто и быстро окончилось. Слишком мало за последнее время в его жизни было поводов для радости.

— Ты не ответила на мой вопрос! — он окликнул Гермиону, желая задержать ещё ненадолго.

Остановилась. Развернулась.

— О чём ты?

— Откуда у тебя кровь на лице?

— Я же сказала… мандрагора на занятии по…

— Сейчас не сезон мандрагор, — спасибо, профессор Стебль, хоть что-то полезное из ваших занятий Драко смог применить в жизни. — Их пересадили месяц назад. Мне считать нашу дуэль недействительной?

— Я не хочу больше с тобой драться, — как-то очень грустно проговорила Гермиона, — оставь меня в покое с этой дуэлью, я прошу тебя. Ты победил. Ты едешь на Турнир. Практиковаться можешь на ком угодно, выбери себе любого оппонента, я уверена: пол Хогвартса захотят посостязаться с тобой. Я правда очень устала.

И эта сиюминутная, маленькая слабость, которую Грейнджер так легко позволила себе, вдруг поломала все планы Драко на триумф и дальнейшее злорадство. Вся пустота в её глазах, отрешённость и попытки казаться тенью своих звёздных друзей в миг выразились в одном простом: «Я правда очень устала».

Откровенность за откровенность, Грейнджер. Драко покачал головой, отгоняя желание рассказать ей правду о метке, о фолианте, о том, как мучают кошмары. О том, как молчит отец и плачет ночами мать. О том, что находиться дома можно всего несколько дней, после чего приходит Страх. О том, как в прошлом году он засыпал на Рождество в своей постели и слышал из подземелий дома доносящиеся вопли пленных, с которыми не справлялось даже Силенцио. О том, что в каждой новости Ежедневного Пророка он судорожно ищет свою фамилию, опасаясь новых разбирательств и судов.

Но говорить было нельзя! Никому и никогда. Это то, что останется с ним. Останется его прошлым, и, дай Мерлин, Малфой справится со всем этим дерьмом в будущем! А ты, Грейнджер, поможешь в этом.

— Я не хотел, — почти шёпотом проговорил Драко, в упор глядя на Гермиону.

Она смотрела на него ошеломлённо, кажется, даже не моргала. В первый раз в жизни она слышала от Малфоя что-то откровенное. Сначала рассказ про отца, теперь это. Мерзкий Хорёк с каждой минутой обретал лицо, постепенно более походящее на лицо человека.

— Я не хотел ранить тебя, Грейнджер. Убить — да, ранить — нет!

В мыслях Драко в этот момент властный голос ещё здорового отца громко произнес: «Ты должен презирать грязнокровок!». Драко мотнул головой, прогоняя видение, пытаясь осознать, что сейчас происходит здесь, а не где-то в его памяти давным-давно. Постарался сморгнуть иллюзию и увидел удивлённое лицо Гермионы. Она смотрела решительно, будто готова была услышать новую откровенность.

Она ждала, что Драко скажет и сделает дальше. А ему было так невыносимо понимать, то, чего его всю жизнь учили стыдиться, что презренно и омерзительно, и зовётся «грязной кровью», течёт по венам такой настоящей и такой открытой Грейнджер.

— Как же легко застать тебя врасплох, — пробормотал он, — как вас не грохнули с такой слабой защитой?

— Нам повезло…

Он стоит слишком близко. Поэтому после того, что он сказал и как он это сказал, правильным поступком было бы убежать и больше никогда не оказываться с ним рядом в одном помещении. Но уходить не хотелось. Ведь там, где не было Малфоя сейчас её ждало привычное одиночество. А здесь были его тепло и его запах, заполняя, похоже, всю библиотечную секцию. В какой-то момент ей просто стало тяжело дышать: воздуха вокруг почти не осталось, остался только жар, исходящий от него.

Драко поднял руку, убирая прядь волос, прикрывающую рану на виске Гермионы, провёл пальцами вокруг свежей, едва запёкшейся крови. «Грязная» кровь на виске Грейнджер. Кровь, которая наполняла её тело изнутри, заставляла жить. Презренная кровь маггла. На вид она ничем не отличалась от обычной крови, которую Малфой видел так часто за последнее время. Он даже привык. Но именно вид крови Грейнджер приводил его в исступление. Он просто должен оставить Гермиону. Просто должен уйти сейчас в свою спальню, и плевать на её кровь и на то, что Драко сам ранил её. Он должен. Но он не хочет этого.

Гермиона слегка отстранилась, прищуриваясь от неприятных ощущений на коже.

— Я не хотел, — повторил Драко, снова касаясь её виска. Аккуратно провёл пальцами по скуле, остановился у подбородка, приподнимая к себе её лицо. Если сейчас в глазах снова окажется эта чертова пустота, он будет вынужден действительно убить её.

— Посмотри на меня, Грейнджер! — его голос звучит, как гром, отражаясь от стен и стеллажей библиотеки. И он сам не верит в то, что это его голос. А ещё не верит в то, что собирается сейчас сделать.

====== По ту сторону баррикад ======

Открывать глаза страшно. Ведь, открыв глаза, Гермиона вновь удостовериться в том, что прикосновения, которые только что дарили столько тепла и надежды, на самом деле вправду были прикосновениями самого злейшего врага. Драко Малфоя. Человека, который каждый день их знакомства пытался помешать и разрушить все планы. И если б было возможно олицетворить её страх — у него было бы лицо Малфоя. Потому что он все годы был рядом, был частью мира «по ту сторону баррикад», но ходил с ней по одной школе, учился магии у тех же профессоров, обедал в Большом Зале, танцевал на Рождественских балах. Он все годы знал, что Тёмный Лорд воскрес. Он знал, где скрываются Пожиратели Смерти. Пытался разрушить мир, за который сражались они с друзьями… и при этом постоянно был рядом с ними.

Волдеморт существовал там: где-то далеко в огромном мире, в котором помимо Британии есть множество стран. Там можно укрыться, туда пока не добралась война. Но каждую осень Гермиона стремилась в Хогвартс, как в убежище, стараясь скрыться от ответственности, тяжёлым грузом свалившимся на её плечи, и встречала здесь жестокого Малфоя, как напоминание о том, что нет в мире места, где она может скрыться от своего страха.

Гермиона мечтала победить. Победить зло. Победить Волдеморта, Пожирателей Смерти, Малфоя. Победить свой страх.

И её страх сейчас был слишком близко. Потому что прикосновения к лицу не могли быть более нежными. Потому что парень, который стоял сейчас рядом с ней, который только что признался, что не хотел причинить ей боль, не мог быть Драко Малфоем. Потому что Драко Малфой всегда причинял ей боль. Потому что был «по ту сторону баррикад». Потому что был Малфоем.

Окажись кем-то другим. Стань Роном, Дином, да хоть Филчем — и черт бы с ним. Не будь больше Малфоем. Не будь Страхом… потому что она устала бояться. Потому что твои слова и твои прикосновения не причиняют боль, а вопреки, дарят надежду. Она не хочет больше бояться. Она хочет, чтобы ты продолжал прикасаться к ней, обнимать как несколько дней назад. Ведь в твоих объятьях нет места боли…

— Посмотри на меня! — полупросьба-полуприказ.

Его голос звучит требовательно, Драко действительно не хочет ждать, не хочет оттягивать миг, который, возможно, станет сейчас фатальным.

И в тот момент, когда Гермиона решается посмотреть на него, когда рушится в её воображении иллюзия придуманного только что «хорошего Малфоя», когда в лёгких снова появляется место для вдоха чистого воздуха; в этот момент Драко видит бушующий огонь в её глазах.

Терпению приходит конец. В этом пыльном, пустом, тёмном зале библиотеки нет места для его сомнений и её страха. Здесь нет места их одиночеству. И пускай они всего лишь спасаются от внешнего мира, сооружая хрупкую иллюзию. Но как же сладка эта иллюзия!

Её губы на вкус совершенно особенные. Но у него нет желания понимать, что именно это за вкус. Лишь одно сейчас действительно важно — она! Он жадно впивается в губы, будто дементор, в попытке вытянуть из неё все жизненные силы. Гермиона не сопротивляется, отдавая всё то, чего он так жаждет. Все свои эмоции до последней. А на место уходящему гневу, страху, одиночеству приходит ощущение защищённости. Почему-то ей очень спокойно и легко. И голова кружится вовсе не от усталости.

Будто в детстве на карусели в парке: пролетая мимо улыбающихся родителей, которые машут ей и смеются. И она смеётся беззаботно и легко. А деревянные лошадки несут по кругу то вверх, то вниз. И в этом мире нет Волдеморта. Нет войны. Нет умирающих друзей. Нет страха за Гарри и обиды на Рона. В этом мире есть только она — маленькая и счастливая девочка на карусели — и он, Малфой, который дарил ей эту странную сказку.

Драко приподнимает Гермиону, усаживая на столешницу. Его руки нетерпеливо блуждают по спине и бёдрам. Сердце стучит с бешеной, невероятной скоростью, как будто они бегут спринт. Он прижимает её к себе, чувствуя, как сдавленно девушка дышит. Все, с кем Драко был до этого, все его любовницы — все они были лучше или хуже. Ни одна из них не была особенной. Грейнджер не умеет того, что вытворяют многие девушки, ей далеко до Дафны, она никогда не сможет состязаться с Пэнси. Но только от чего-то именно её руки на его шее вызывают мурашки, только её губы целуют так, что хочется кричать…

====== Нокс ======

В один миг мир вокруг гаснет. Они не сразу понимают, что произошло, и первым вариантом приходит на ум, что они ослепли. Гермиона отстраняется, пытаясь увидеть хоть что-то вокруг, руки испуганно шарят в темноте.

Страх возвращается молниеносно, заполняя все уголки распахнутой настежь души. С недавнего времени она стала бояться темноты. В темноте скрывались страхи, в ней же могли таиться и призраки из прошлого. Боггарт Гермионы наверняка сейчас превратился бы в умирающих друзей или в сгусток темноты. Темнота окутала её со всех сторон, и паника тут же заполнила каждую клеточку мозга. Сейчас произойдёт что-то очень нехорошее… наверняка, это был только сон, и сейчас они на самом деле с Роном и Гарри в тёмном, холодном лесу, война ещё не окончена, Волдеморт жив и охотится за ними, а в руках всего один крестраж, уничтожить который они не могут…

На смену страху приходит паника.

Малфой среагировал первым. Даже не увидев в полной темноте, скорее, услышав и почувствовав, как она начала метаться, понял, что произошло. Не успев осознать, что именно так испугало Гермиону, перехватил на ощупь её руки, подтягивая назад к себе, не давая возможности вырваться.

— Спокойно, Грейнджер! — он прекрасно знал, как реагировать на истерику. В его доме было множество допросов, добиться реакции можно только приказным тоном. Она мотнула головой, пытаясь вырваться. — Грейнджер! — почти крикнул он, сильнее прижимая к себе. — Это всего лишь отбой!

Гермиона услышала его не сразу. Ещё несколько секунд паника в голове не желала давать места здравому рассудку.

— Это всего лишь отбой! — твёрдо повторил Драко, понимая, что слова подействовали. — В библиотеке всегда отключают свет после отбоя!

Дышать все еще было нечем. В глазах стоял кромешный мрак. Ладони вздрагивали, будто Гермиона снова пыталась вырваться. Но липкий страх, заполнивший её разум минуту назад, постепенно отступал.

«Это всего лишь отбой» — твёрдый голос Драко, дающий понимание — она не в лесу, она в Хогвартсе. Война окончена. Бояться больше нечего.

Гермиона тихо всхлипнула и обмякла в объятиях Драко. Слёзы подступили к горлу, удушая и не давая возможности вдохнуть. Он подтянул её к себе, как-то странно покачивая, будто пытался убаюкать.

Драко действительно не знал, как успокоить девушку. Что делать с истерящими пленниками, как отпаивать товарищей после пыток Круциатусом — пожалуйста! Как успокоить напуганную девушку — это задачка повышенной сложности.

— Ты чего так испугалась? — как-то невпопад спросил он. — Вы же все на Гриффиндоре славитесь своей смелостью.

Гермиона помотала головой, прогоняя подступающие слёзы, пытаясь выровнять дыхание. Руки продолжали дрожать, да и сама она вздрагивала, не в состоянии унять бушующие эмоции.

— Мне показалось, — она всхлипнула, — что война… что лес… что Рон ушёл…

…И она начала говорить. Выговаривая Малфою, которого она сейчас не видела (и хорошо, что не видела) всё то, что накопилось в душе за это время.

О том, как было страшно уходить. Как она стёрла память родителям, а вернуть не может до сих пор. Как прятались в доме Ордена, где со стен на них каждый день вопили ненавидящие их картины. Как их нашли, и пришлось убегать. Как прятались в лесу. Как было страшно пробираться в Министерство и как расщепило Рона. Она лечила его, но кровь была повсюду, и сделать Гермиона ничего не могла. И как боялась, что он умрет… А потом Рон, её Рон — преданный и такой надёжный — ушёл, оставив их одних. А с Роном ушла последняя надежда и ощущение защиты. Как она хотела, чтобы он вернулся, даже звала его, пытаясь догнать в лесу.

И как они уничтожили медальон, как Гарри чуть не утонул. И как вернулся Рон, но чувство защищённости не вернулось вместе с ним. Как она приняла его, но не может простить до сих пор.

А потом о том, как умирали друзья. Как было страшно сражаться с Беллатрисой. Как после Битвы Гермиона рыдала над Фредом и Римусом и Тонкс. Как они вернулись в Нору, и слонялись по этажам, будто призраки, неизвестно зачем. Как хоронили Фреда. И как Джордж до сих пор разговаривает сам с собой, машинально обращаясь к умершему брату. Как растёт малыш Тедди, а у него, знаешь, у него глаза Римуса…

Драко стоял рядом, крепко сжимая её трясущиеся плечи, и не знал, что делать. Как помочь или как заткнуть эту ненормальную девчонку. Перед глазами в полной мгле библиотеки мелькали картины, о которых она рассказывала.

— Спасибо за новые ночные кошмары, — пробормотал Малфой, когда Гермиона немного притихла, — мало мне своих…

Надо было что-то сделать. Или что-то сказать. Но слова не находились. Первый раз в жизни ему стало жалко эту гриффиндорскую выскочку. Он ведь никогда по-настоящему не задумывался о жизни Золотого Трио во время Войны. Он был благодарен за то, что они избавили его от Лорда, но никогда не думал о цене, которую они заплатили. И, честно говоря, ему даже сейчас было глубоко плевать на Поттера и Уизли, будь они неладны. Но то, что он только что услышал от Грейнджер, в корне меняло его отношение к ней. «У магглов, сквибов и грязнокровок нет души» — любил повторять Люциус. Наличие души у Грейнджер не вызывало сейчас сомнений. Отец не мог ошибаться, но только Грейнджер была настоящей и открытой, такой, какой не могут быть бездушные создания.

И сейчас хотелось сделать так, чтобы она наконец перестала дрожать и снова превратилась в ту огненную, страстную девушку, которую он целовал только что.

— Всё позади, — снова как-то сухо пробормотал Драко. Услышал свой голос и не узнал его. С рыком зарылся ей в волосы, презирая себя за слабость и бездействие.

Она молча уткнулась лбом ему в грудь, несколько раз шмыгнула носом.

Темнота вокруг оставалась такой же непроницаемой, и он был благодарен сейчас судьбе за этот подарок. Больше всего Драко сейчас боялся того, что мог бы увидеть в глазах Грейнджер.

— Всё будет хорошо, — его голос сухой, бесцветный, но уверенный и твердый, как всегда, — слышишь, Грейнджер?! Всё будет хорошо, я обещаю тебе…

Яркий луч прорезает темноту от произнесённого полушёпотом «Люмос». Драко морщится, пытаясь привыкнуть к свету. Несколько мгновений уходит на то, чтобы сообразить: они до сих пор в библиотеке. И среди мрака он видит Грейнджер: растрёпанную, заплаканную и совершенно беззащитную. Она смотрит на него и в ее глазах бушует огонь.

— Ты зачем это сделала? — он отводит в сторону её руку с палочкой и морщится.

— Хотела убедиться, что это не сон!

Драко хитро улыбается, снова крепко обнимая Гермиону, прижимая к себе. Снисходительно касается губами её виска, чуть выше оставленной им самим раны.

— Нокс! — шепчет он и их вновь окутывает темнота.

====== Неожиданное послание ======

— Он тебя использует! — настойчиво повторил Рон. Он не желал верить в то, что Малфой действует в интересах семьи. Пятый день подряд, после того как Гермиона рассказала друзьям о том, что Драко просил её о помощи, Рон твердил одно и тоже. Она рассказала друзьям не всё. Почему-то цели Драко показались ей слишком личными. Настолько личными, что она поведала друзьям лишь часть разговора.

— Гарри! — Гермиона закатила глаза, взывая к помощи друга. — Ну сделай же ты что-то!

— Я не буду вставать между вами! — Гарри примирительно поднял ладони вверх. Увидел требовательный взгляд Гермионы и продолжил. — Я верю тебе! Но Малфой действительно может что-то задумать…

Гермиона фыркнула, шумно захлопнула книгу и направилась в спальню.

— А ты говорила с Макгонагалл? — вслед крикнул Рон

— Ещё нет! Но я поговорю с ней. Завтра!

Придумать, как просить доступ в Запретную Секцию, не рассказывая директору подробностей их разговора с Малфоем, было больше, чем сложно. Друзьям Гермиона рассказала лишь часть. Название книги утаила. Но с директором так не пройдет. «Пять Великих Магических Тайн» оказалась не такой уж безобидной книгой. Это Гермиона выяснила на следующее же утро после разговора с Малфоем. Что бы не произошло между ними в тот вечер, Гермиона старалась сохранять трезвость ума. Слишком опасно было бы доверять Малфою такую серьёзную книгу, как бы хорошо он не целовался.

Целовался Малфой действительно отлично. Их поцелуй Гермиона вспоминала каждый день. Даже не сам поцелуй, а скорее то, что произошло после отключения света в библиотеке. Ещё никому она не открывала свои переживания. Друзья были рядом, прошли весь этот кошмар вместе с ней и имели свои ужасные воспоминания. Не хотелось напоминать и лишний раз рассказывать, как ей плохо, глядя на то, что каждому из них может быть тяжелее в сотню раз. Гарри почти умер в тот день. Рон потерял брата. Они редко говорили о прошлом, всё чаще строили планы и мечтали, как теперь всё будет хорошо.

А Гермионе хорошо было лишь в присутствии мерзкого Хорька — представителя всего того ужаса, с которым они боролись семь лет. И сейчас ей было очень стыдно перед друзьями за эти свои чувства.

Гермиона поднялась в спальню, переоделась, умылась и залезла под одеяло. Надо придумать, что делать. Она прочла описание книги, которую так жаждал получить Малфой, выяснив достаточно много. Помимо того, как избавиться от последствий заклинаний, там содержались и другие знания, связанные с тёмной магией. Верить ли Малфою? Она обещала помочь, но как избежать возможных последствий?

Тихий стук в окно заставил отвлечься от своих мыслей. На подоконнике с обратной стороны сидел белый филин. Сразу стало ясно — фамильный филин Малфоев взирал на неё укоризненно и нетерпеливо, как будто повторяя взгляд своего хозяина. К лапке был прикреплен свиток. Письмо? Малфой пишет ей письма? Гермиона справилась с удивлением, быстро открыла окно, впуская птицу. Вместе с филином в комнату ворвался осенний ветер, пронизывая до дрожи. Гермиона открепила послание и принялась разворачивать. Птица возмущённо ухнула, требуя вознаграждения.

— Ты пролетел вокруг замка! Чего ты хочешь? Чтобы я кормила тебя сладостями за этот «великий» полёт?

«Мисс Грейнджер!» — Ничего себе начало… «Смею напомнить о вашем обещании. Если вы забыли об этом или изменили своё решение, сообщите мне, неотлагательно! С уважением, Малфой Д.»

— «Малфой Д.» — Гермиона перечитала письмо ещё раз. Он издевается? Или это манера письма у них такая: всем писать высокопарными фразами?

Она перевернула его послание, обмакнула перо в чернила и быстро написала ответ, пытаясь оставаться как можно более спокойной:

«Уважаемый мистер Малфой Д.! Я ничего не забываю, у меня прекрасная память, на склероз не жалуюсь! Решение помочь вам не изменила. А если вы будете торопить меня — могу передумать! Доброй ночи! Грейнджер Г.»

Привязала записку к лапке и выпустила птицу. Вот нетерпеливый! И что это за манера — писать письма? Неужели нельзя спросить лично? Или это ниже его достоинства? Верно говорят: люди не меняются. Вот индюк! Как был надутым высокомерным балбесом, так и остался! Неужели Рон прав, и он всего лишь притворялся тогда в библиотеке? Но хорошо притворялся, мерзавец! Она ведь почти поверила ему, открылась, рассказала то, что никому и никогда…

Стук в окно прервал размышления Гермионы. Снова филин. Ничего себе! Он решил написать ещё что-то?

«Глубокоуважаемая Грейнджер Г.! Я очень рад, что вы не страдаете болезнями, хоть и не знаю, что такое “склероз”. Но очень надеюсь, что сия хворь минёт вас и в будущем. Не могу описать вам свой восторг, связанный с тем фактом, что ваша память в порядке! Буду ждать от вас новостей, относящихся к нашим договоренностям! Искренне ваш, Малфой Д.»

Он ещё и издевается, засранец! Филин выжидающе ухнул. Гермиона перевернула пергамент и расписала на всю страницу большим шрифтом:

«Мистер Малфой Д.! Прекрати отвлекать меня своими записками! Я всё помню и сделаю, как договаривались! P.S. Твой филин такой же невоспитанный, как и ты!»

Ответа не было долго. Гермиона даже успела представить, как Малфой бесится сейчас в своей слизеринской комнате и придумывает ей достойный ответ. Ты невоспитанный, как филин, Малфой! Нетерпеливый, невоспитанный, избалованный «золотой ребенок». Не всё в этом мире вертится вокруг тебя! Если жизнь тебя этому пока не научила, то я помогу! Ждал, наверное, что она броситься стремглав выполнять его просьбу, рисковать собой, своей репутацией перед директором. Ещё и торопит её. «Кусок бубентюбера» — сочинила она витиеватое оскорбление, понятное для Малфоя. Если он сейчас напишет ей, она обязательно назовёт его этим выражением. Оно ему очень идёт!

Стук в окно.

«Это сова, а не филин. И она любит цукаты. В следующий раз покорми сову, а то она обижается! Доброй ночи. P.S. Спасибо!»

Глупая улыбка поползла по лицу Гермионы. Она вытащила из ящика стола немного сушёных фруктов, протянула сове на открытой ладони. Птица взяла кусочек, неодобрительно ухнула и начала заглатывать лакомство.

— Ну прости, — пробормотала Гермиона, — предупреждать надо заранее. Нет у меня цукатов!

Ответ писать не стала. Выпустила сову в окно и села на край кровати. Если бы Гермиона не знала наверняка, кто писал последнее послание, никогда не поверила бы, что это Малфой. Очеловечивание Хорька продолжилось. «Как бы не пожалеть об этом?» — пронеслось в голове. Но мысли хотелось гнать прочь. Его последнее «P.S.» не походило на манеру Малфоя. В нём не было бравады и пафоса. В нём была искренняя благодарность. Благодарность от человека, который никогда никого не благодарил. Тем более, магглорожденную.

Гермиона залезла под одеяло, укуталась и закрыла глаза. Перед ней снова встала картина их недавней встречи в библиотеке, его прикосновения. И главное — звучащее в ушах: «Все будет хорошо, я обещаю!». В эту простую фразу так хотелось верить!

И уже засыпая, где-то на краю сознания, уверенный голос Рона проговорил в её голове: «Он тебя использует!»

====== Первый шаг ======

Ждать было невыносимо. Прошло уже больше пяти дней с того момента, как Драко, казалось, победил. Грейнджер согласилась помочь, а это означало, что в скором времени книга будет у него! Правда, это ведь всего лишь часть задачи — надо будет ещё исполнить заклинание, и никто не знает, как оно действует на самом деле. Это всего лишь теория. Но добыча книги будет половиной дела. Грейнджер согласилась достать книгу из Запретной Секции, и этот факт очень обрадовал Драко.

Но шли дни, а ничего не происходило. Главное, Грейнджер делала вид, будто ничего и не было. Драко честно ждал четыре дня. Наблюдал за Гермионой и ждал. Грейнджер ходила на уроки, болтала со своими дружками, обедала со всеми в Большом Зале. Почему она ничего не предпринимала? Почему молчала? Что собиралась делать? И собиралась ли делать что-то вообще? Драко злился на неё за то, что игнорировала его и его просьбу. Злился на себя за то, что ждал от неё чего-то, да и в принципе, что попросил помочь. Собственная слабость и бездействие Грейнджер бесило с каждым днём всё сильнее. Неужели он просчитался? Неужели Грейнджер обманула его? Воспользовалась его минутным порывом и выведала личное. Прав был отец, ничего хорошего от этих грязнокровок нельзя ждать.

Написать Грейнджер послание, отправив совой, было лёгким решением. Общаться лично не хотелось, да и Драко прекрасно знал, что не сможет сдерживать себя и обязательно нагрубит ей. А грубость сейчас не лучший из вариантов, ему ведь действительно нужно, чтобы она сделала обещанное.

Написать послание вечером, когда сову не заметят. Написать максимально сдержанно и культурно. Узнать про успехи и планы. Отчёт о проделанной работе, скажем так.

Когда сова вернулась с язвительным ответом, написанным на его же пергаменте с обратной стороны, Драко решил, что Гермиона издевается. В послании не было даже доли уважения, не то что элементарных норм этикета. Поэтому он написал второе сообщение, стараясь подчеркнуть своё пренебрежение к ней и её действиям. Поставить на место. Напомнить, что он — представитель древнейшего рода, а она всего лишь выползшая из грязи челядь, которой повезло, что Драко обратился к ней. Она должна быть довольна тем, что он снизошел до нее!

Второе послание Гермионы рушило все представления Малфоя о том, что она должна быть счастлива его вниманием или осознавала своё положение относительно него. Грейнджер переходила в переписке на «ты», оскорбляла фамильную сову и его самого, вместе с совой… да что там, сравнивала его с птицей!!!

— Ты, мерзкая, ничтожная выскочка! — пробормотал Драко сквозь зубы. — Невоспитанный, значит… Я покажу тебе своё воспитание.

Он три раза писал новое послание. И три раза выкидывал бумагу в огонь. Три письма, исписанные с обеих сторон, содержащие все подробности и краски отношения Драко к магглорождённым в целом и Грейнджер в частности!

Дописал. Перечитал. Видимо подсознательно сделал особенный акцент на фразу: «Ты должна руки мне целовать!» — И понял, что не будет отправлять это ей.

Хочет ли он действительно того, чтобы она осознала своё место и «целовала ему руки»?

Или хочет, чтобы она отвечала ему и делала то, что он сказал? Чтобы она не делала вид, будто ничего не произошло в тот вечер в библиотеке! Хочет, чтобы она была такой, как за секунду до того, как испугалась тогда. Чтобы у него была возможность целовать её в любой момент. Хочет, чтобы рядом с ней не вертелся Уизли, который, по её же собственным словам, предал её, а Гермиона простила. Хочет, чтобы она смотрела на негосвоим огненным взглядом, а не тем пустым, который возвращался каждый раз, стоило Драко перестать обнимать её.

Драко отправил бумагу в огонь. Перечитал послание девушки. Филин… сама ты филин, Грейнджер!

«Это сова, а не филин. И она любит цукаты. В следующий раз покорми сову, а то она обижается! Доброй ночи.» Подумал немного и дописал: «P.S. Спасибо!»

Быстро открыл окно, выпуская сову, понимая, что может передумать.

====== Секрет за завтраком ======

— У меня к тебе просьба! — Гермиона отважилась на этот шаг не сразу. Ей понадобилось много бессонных ночей, чтобы решиться на обман друга. Гарри посмотрел на неё поверх очков, отрываясь от завтрака. Гермиона выбрала самое подходящее разговору время: Рон никогда не приходил на завтрак вовремя. А вести этот разговор при Роне она не решилась бы.

— Слушаю тебя, — Гарри поначалу хотел сострить о чём-то наподобие просьб с утра, о которых легко забыть, потому что спишь… но уловил серьёзность разговора, и решил уточнить, что именно нужно.

— Мне нужна твоя мантия-невидимка!

Гарри поперхнулся куском пирога.

— Зачем?

— Я хочу пролезть в Запретную Секцию библиотеки.

Гарри недоверчиво посмотрел на неё.

— Зачем?

— Ты сегодня очень многословный… — постаралась отшутиться Гермиона.

Гарри молчал, внимательно глядя на подругу.

— Малфой ищет одну книгу…

— И ты хочешь ему помешать достать её, забрав из охраняемой секции замка, и прятать в спальне?

— Нет… я обещала ему помочь…

— Помочь Малфою? — Гарри отложил приборы, развернувшись лицом к Гермионе. — Ты шутишь? Или действительно решила проникнуть в Запретную Секцию библиотеки и стащить оттуда древнюю реликвию для Малфоя? А если он и вправду задумал что-то страшное? Воскресить Волдеморта, например?

— Не говори ерунду! — Гермиона отмахнулась. — Его воскресить нельзя, и ты это знаешь лучше всех.

— Знаю. А ещё я знаю, что доверять Малфоям нельзя. Что они были на стороне Волдеморта и переметнулись на нашу сторону в последний момент только ради того, чтобы спасти собственную шкуру. Ты действительно готова рисковать всем ради него?

— Я ничем не буду рисковать! Ему нужна довольно безобидная книга. — врать Гарри было сложно. Ещё сложнее попытаться убедить в этом себя саму. — Там буквально пара статей по дуэльным клубам. Он готовится к Турниру, и…

— Ты серьёзно? — Гарри полностью развернулся к ней. — Гермиона, такую чушь я даже от Пивса не слышал. Какой к пикси Турнир? Ради Турнира не лезут в запретную часть библиотеки!

— Ладно! — она вздохнула. Делать было нечего. — Ему нужна одна книга, там есть условия, выполнив которые, можно очистить дом от остатков чёрной магии. Волдеморт жил у них в доме, и это плохо действует на его родителей. А я… Я обещала помочь ему…

Гарри кивнул.

— Это уже больше похоже на правду. А мантия тебе зачем?

— Я не хочу говорить об этом Макгонаггал.

— Почему?

Почему? Потому что Гермиона не хотела привлекать к этому делу лишнее внимание? Потому что хотела сохранить тайну Малфоя?

— Семью Малфоев затаскали по судам. Ты ведь сам свидетельствовал, помнишь?! Вспомни, на что похожа его мама! Тебе их не жалко?

— Ты снова решила защищать и спасать слабых и обездоленных! Домовиков тебе мало, теперь ты будешь защищать домовиков и семью Малфоев?! Ладно! — Гарри кивнул. — Дам я тебе мантию. Только обещай быть аккуратной с этой книгой и с Малфоем. Мало ли…

— Спасибо! — она радостно обняла Гарри. — Я обещаю тебе быть очень осторожной!

====== Война факультетов ======

Она обнимается с Поттером и кокетничает с Уизли. Остальные однокурсники пялятся на неё, как на идола, как тогда, на четвертом курсе во время бала перед Турниром Трех Волшебников. А она, кажется, вовсе и не против этого! Ей нравится. Она купается в лучах мужского внимания. И каждый из них норовит её потискать! Отвратительное блядство! Даже Пэнси такого себе не позволяет.

Мысли мешали уснуть. Драко видел утром в Большом Зале, как Грейнджер обнималась с Поттером. А потом на перемене между сдвоенной лекцией по нумерологии её лапал Уизли в коридоре. При всех. Хватал за локти и всё время пытался прижаться. Какая мерзость!

Отвратительные публичные лобызания. Как же это низко, мерзко и отвратительно! И видит Мерлин, Драко сам хотел бы оказаться на месте Уизли в этом чёртовом коридоре.

Они не общались уже неделю. Неделю после их разговора. Неделю после их безумного поцелуя. Неделю, в течение которой Драко знал: помимо семи дней были ещё часы и минуты. И минуты шли очень медленно.

Метка горела, прожигая руку под магической повязкой. Обезболивающее зелье перестало действовать два дня тому назад. Сделать Драко с этим уже ничего не мог. Один раз напился до состояния невменяемости. Но это не помогло. Только на утро к боли в руке прибавилась головная.

Драко предпринимал попытки попасть в Тайную Секцию сам ещё несколько раз после отбоя. Даже начал практиковаться в трансфигурации: вдруг выйдет превратиться во что-то маленькое. Насекомое, как эта вульгарная журналистка. Комар или муха могут пролететь через стеллажи. Тренировки занимали много времени, а результата не приносили. И, казалось, Драко занят совсем не тем, чем надо.

Грейнджер тем временем молчала. Никаких новостей относительно книги у него не было. Да и были ли вообще эти новости? Вероятно, что она забыла или решила не помогать вовсе.

Злость душила Драко, смыкаясь кольцами, как символ его великого факультета.

— Сука, — пробормотал он, перехватывая предплечье другой рукой.

Надо что-то с этим всем делать. Идти к Макгонагалл? Не вариант! Кто угодно сдаст Визенгамоту, что Люциус врал на судах. И это подпишет ему смертный приговор в Азкабан на расправу дементорам. Знать про метку не должен никто!

Оставался, наверное, только Империус… или сдохнуть! Второе было вероятнее.

А ещё эта маггловская шлюха, Грейнджер, с её табуном поклонников и обнимашками за завтраком. Если Драко выберет вариант «сдохнуть», то прихватит её с собой. Или сначала грохнет Гермиону, а потом уже и сам. А что? Отличный вариант!

Драко перевернулся на спину, рыча от боли в руке, и аккуратно снял повязку. Характерный запах распространился по комнате. Запах, будто кто-то коптил нечищеное мясо на вертеле. Если бы его соседи не спали, их наверняка начало бы подташнивать. Сам Малфой привык к этому омерзительному запаху, который давал надежду, ведь только без повязки он мог хоть немного отдохнуть. Нотт и Забини сопели в своих кроватях. Драко приходилось каждую ночь ждать, пока они заснут, и только после этого снимать повязку.

Сон подступил быстро. Измученному телу нужен был отдых. А вот мозг, видимо, отдыхать не собирался.

Грейнджер во сне была одета как Пэнси в прошлое Рождество: чёрное белье, чулки, туфли на высоком каблуке. Это всё смотрелось бы на ней странно, но во снах Драко с образом распутной гриффиндорской старосты не было никаких проблем. Она часто выглядела не совсем характерно своему реальному прототипу. Воображаемая Грейнджер прекрасно целовалась, великолепно делала минет и виртуозно занималась сексом. Драко просыпался часто с тугим ощущением возбуждения, несколько раз спасаясь встречами с Пэнси. Но чаще закрывался в ванной комнате и доводил дело до конца, представляя, как овладевает Грейнджер. И это были последние радости его беспробудных дней. Боль и ожидание уходили только во сне или в моменты, когда он думал о Грейнджер! Думал и ненавидел. Ненавидел гораздо сильнее, чем до войны. Тогда это было всё что угодно: зависть, презрение, брезгливость. Сейчас это больше уже походило на тупую зависимость. На уроках по маггловедению на чётвертом курсе им рассказывали о наркотических веществах, которыми пользуются магглы. Они вызывают привыкание и постепенно убивают человека. Грейнджер, видимо, стала его личным видом маггловских наркотиков.

Утро не принесло ожидаемого облегчения. Наоборот, осознание, что надо снова вернуть повязку, дополнительно на шаг подтолкнуло Драко к мыслям об Империусе.

На завтрак он не пошел. За окном лил дождь со снегом, поэтому слоняться в окрестностях замка было неприятно. Остаться в гостиной? Привлекать внимание своих? Идея не из лучших. Надо продолжать делать вид, что всё как прежде, что он презирает всех вокруг, но снисходителен к приближённым. И перестать думать про грязнокровку и её обещание. Надеяться на помощь больше нельзя, он тупо теряет время. Жизнь научила Драко тому, что верить и надеяться надо только на себя. Что заставило в этот раз поступить иначе? Что за сумасбродное ребяческое желание думать, что кто-то станет помогать просто так? Надо действовать и делать всё быстро. Может, наложить Империус на Грейнджер? Он добьётся цели и отомстит. А ещё сможет повелевать ею. И она будет вынуждена делать то, что он хочет… Новая волна желания тихо поднялась вверх по венам, застучала эхом в ушах. Грейнджер в его власти, как неделю назад, в разбитом дуэлью зале. Подчиняется его приказам. К дьяволу! Не думать, не надеяться, не ждать! Решить свои проблемы самому, без чьей-либо помощи!

Теперь, ко всему прочему, придётся стирать ей память — грязнокровка слишком много знает.

Драко взял себя в руки и пошёл на занятия. Сел в самом конце класса, подальше от всех.

Пэнси, радушно улыбаясь, приземлилась рядом.

— Ты решил сменить место?

— Хочу посидеть один. — твёрдо проговорил Драко, пытаясь вложить как можно больше смысла в слово «один», в надежде, что Паркинсон поймёт и ретируется самостоятельно.

— Ты злишься? Хочешь, помогу расслабиться?

Она не поняла намёк. Пропустила его слова мимо ушей. Потянулась к ремню на штанах Драко, похотливо заглядывая в глаза. Мысли о Грейнджер, злость, бессонные ночи, усталость смешались в нём сейчас в желание убивать, а никак не устраивать оргию на задней парте кабинета Чар в присутствии всего курса.

— Пэнси, перестань, — предупреждающе заявил Драко, убирая её руку.

— Ну, не дуйся, я просто хочу помочь…

— Помочь? — Драко сверкнул глазами, уничтожая Пэнси взглядом. — Мне не нужна ничья помощь! Помогать будешь в Мунго, если действительно решишь там работать. Уйди, Пэнси! Тебе же будет лучше…

— Псих… — процедила Паркинсон, обиженно скривив губы. — Ну и сиди тут один!

Пэнси встала и пошла вниз по ступеням к своим, оставив Драко наедине с его злобой.

И как сравнение, как демонстрация материализации желаний и образов, в этот момент Грейнджер залетела в кабинет. Не просто залетела. Она почти вприпрыжку скакала между рядами. От неё исходил свет, она как будто даже сама светилась немного. Грёбаная позитивная сука! Чему ты радуешься? Тому, что обманула Драко Малфоя?

Грейнджер пропрыгала через класс, на бегу здороваясь с однокурсниками, и направилась в сторону Малфоя. По пути её остановил Уизли. Буквально схватил за руку и начал что-то вещать, заглядывая в глаза. Гермиона кинула на Малфоя взгляд, попыталась улыбнуться. Вышло это довольно нелепо.

Драко встал и пошел в их направлении. Если сейчас этот грязный ублюдок не уберёт от неё свои руки, Малфой действительно применит Непростительное Заклинание. И на этот раз это будет не Империо. Гермиона посмотрела на Драко, уловила в его взгляде что-то недоброе и постаралась отстраниться от Рона. Уизли не понял, даже наоборот, попытался удержать её, продолжая рассказывать что-то нелепое и, как ему казалось, весёлое. Малфой поравнялся с ними, нарочито толкая Рона плечом. Тот от неожиданности чуть не упал на парту.

— Эй! — крикнул Рон, отпуская руку Гермионы — Малфой, ты обалдел! Смотри куда прёшь!

Еще мгновение и палочка Драко направляется в лицо Уизли. Малфой скрипит зубами, и в его голосе сейчас есть что-то змеиное:

— Пошёл прочь с дороги, грязный ублюдок!

За спиной Уизли появляются его друзья, выхватывая палочки. С соседних рядов поднимаются слизеринские студенты. Блейз оказывается ближе всех, направляя палочку на толпу гриффиндорской группы поддержки. Малфой видит, как палочка Пэнси несколько секунд выбирает себе оппонента и останавливается на Грейнджер. Грязнокровка, разумеется, палочку не поднимает, пытаясь что-то кричать, успокаивая своих друзей. Если Драко сейчас отправит хоть одно маленькое заклинание в Уизли, то вновь развяжет войну между их факультетами.

Этого он не боится, он ведь всегда считал, что вражда Гриффиндора и Слизерина — вечная. Но сделав это он точно обрекает Грейнджер на новые шрамы. Пэнси умеет бить заклинаниями, иногда похлеще Алекто Кэрроу в прошлом году. Как бы Драко хотел сейчас сам ударить Грейнджер Непростительным Заклятием, выместив свой гнев. Но давать повод Пэнси покалечить грязнокровку — слишком щедрый подарок для Паркинсон.

Малфой делает шаг вперед и выплёвывает Рону в лицо:

— Чтобы я больше не видел тебя у себя на дороге! — и продолжает спускаться.

Однокурсники провожают его взглядами, и Малфой отчётливо слышит вздох облегчения, когда дверь в коридор захлопывается, отделяя его от гудящего класса.

Пусть хоть убьют там один другого. Зато он не увидит, как Грейнджер тискается с Уизли.

====== Истинная причина ======

Гермиона пулей вылетела в коридор, следом за Драко. Она совсем не поняла, откуда сейчас возник этот конфликт, тем более, что она шла к нему сообщить хорошие новости. Спина удаляющегося Малфоя в свете факелов мелькнула за поворотом. Гермиона побежала следом, догнала, окликнула. Её голос разлетелся эхом в пустом коридоре, ударяясь о стены.

— Малфой!

Он остановился. Развернулся, глядя на неё в упор. Пришла? Сама пришла, без армии поклонников! Ну что, так тому и быть. Драко подошёл к ней, посмотрел свысока, продолжая держать обе руки в карманах форменных брюк, сжимая от злости кулаки.

— Грейнджер? — ледяным тоном проговорил он. — Ты что-то забыла? Или хотела попросить меня не обижать больше твоих маленьких дружков?

— Ты спятил? Чего ты напал на Рона? Я, между прочим…

— Это я ещё не нападал! Передай своему ухажёру: пусть не путается под ногами, иначе ног у него не останется!

— Ухажёру? — переспросила Гермиона, непонимающе глядя на него. — Рон мне вовсе не… — её губы расплылись в улыбке, и, ему показалось, что даже глаза блеснули. — Ты что, ревнуешь?

Малфой захохотал. Резко и громко, так, что она даже вздрогнула от звука.

— И я спятил после всего этого, да? — сквозь смех пробормотал он. — Я ревную? Кого? Тебя? Грейнджер, ты рехнулась? После того, что ты набросилась на меня в библиотеке? Я даже не думал о тебе!

Гермиона вздёрнула подбородок, в её глазах заплясали искорки.

— Ревность, Грейнджер, может вызвать девушка, достойная моего внимания. Неужели ты решила, что твоё враньё сможет заинтересовать меня?

— Враньё? — она как-то вмиг потухла, в голосе остался только холод. — Ты решил, что я врала тебе?

— Мне плевать…

— Прекрасно! Тебе плевать?! Ты поэтому нападаешь на моих друзей?

— Твои друзья путаются под ногами. Я не разделяю «твоих» и «не твоих». Я уничтожу любого, кто будет мне мешать. Сейчас мне мешаешь ты, так что пошла вон, иначе придётся покалечить твоё миленькое личико. И в этот раз я сделаю это умышленно! Ты ещё что-то хотела мне сказать? Или бежала следом ради того, чтобы спросить, не ревную ли я грязнокровок к рыжим ублюдкам?

— Пошёл к дьяволу, Малфой! Тебе там самое место! Тебе и всей твоей мелочной семье! Я думала, вы стоите моих сил, а оказалось, что ты такой же, как твой папаша! Яблоко от яблони!

— Закрой рот, Грейнджер! — он подался вперёд, почти вплотную к ней.

— С удовольствием! — Гермиона сделала шаг назад. — Иди к дьяволу! — повторила, развернулась и пошла в сторону класса. Сделала пару шагов, остановилась и кинула. — Кстати, твоя книга будет ждать тебя у профессора Макгонаггал. Я занесу её после занятий! Удачи! Она понадобится тебе, Хорёк! — и вошла в класс, хлопнув за собой дверью.

Драко словно ударило молнией. Грейнджер достала книгу? Когда? Как? Почему молчала? Множество вопросов вилось в голове, создавая всё новые и новые вопросы.

Он идиот. Он просто полный идиот. Он мог удержаться, не устраивать стычку с Гриффиндором. Мог не говорить Грейнджер, что она врёт ему. Мог ведь не делать, но сделал. Слова про враньё пришлись совсем некстати. Малфой был зол на неё из-за молчания, за то, что игнорировала и за то, как вела себя с другими парнями. Хотя Драко прекрасно понимал, что злость на поведение Грейнджер очень напоминала обычную ревность, о чем она сама легко догадалась. Ревновать грязнокровку было странно. Осознавать, что он ревнует Грейнджер было откровенно дико. Он понимал это, но не мог ничего изменить.

«Твое враньё» — эта фраза была решающей. Он имел в ввиду, что Гермиона обещала помочь и ничего не сделала. А она, видимо, решила, что он не верит всему тому, что она рассказывала в тёмной библиотеке, трясясь от слёз и пряча своё заплаканное лицо у него на груди. Драко, разумеется, знал, что она не врала тогда. Знал и осознавал, что ей, наверное, было очень трудно рассказывать всё это ему, а не кому-то из своих обожателей. И что об этом, наверняка, кроме него больше никто не знал.

Весь этот огонь в глазах, когда он целовал её. И все то, что было после поцелуя. Это могло бы повториться, будь он чуть более сдержан сегодня.

Ещё и эта чёртова книга. Грейнджер не забыла о своём обещании. Она добыла для Драко спасительную книгу и готова была отдать. Он придвинул еще на шаг момент своего краха, обидев гриффиндорку глупой фразой про несвойственное им «враньё». Фразой, в которую сам не верил.

Если книга попадёт к Макгонагалл, можно сразу идти в Визенгамот с покаянием и готовить отца к Азкабану. Значит, надо снова, наступая ногой на горло своей гордости, мириться с Грейнджер. Заставить себя поговорить с ней. Надо, наверное, извиниться. Извиниться перед магглорожденной. Бред какой-то! Это не укладывалось в голове и не лезло ни в какие ворота. Это ведь она виновата во всём. Она молчала всё это время, изматывая его. Она не ставила его в известность относительно дел с книгой. Она должна была извиняться перед ним. И только тихий вопрос: «Ты решил, что я врала тебе?» напоминал ему сейчас, кто на самом деле должен сделать шаг к примирению.

====== Точки над «i» ======

Драко просидел в коридоре полтора часа, пока длилось занятие, думая и просчитывая свои шаги, и то, как теперь будет решать ситуацию.

Звон колокола, студенты вываливаются из классов, шум и суета. Надо как-то остановить Грейнджер. Вот, она, как обычно, выходит из кабинета вместе с Поттером и Уизли. Улыбается своему бойфренду одними губами. Смотрит по сторонам привычно пустым взглядом.

Драко сделал шаг к ней:

— Нас ждёт Макгонаггал, — бросает он, глядя на Гермиону.

— Я пойду к ней после занятий — гордая, обиженная, непроницаемая.

— Она ждёт нас сейчас! — он сделал особенный акцент на последнем слове, пытаясь намекнуть, что хочет поговорить без свидетелей.

— Сейчас я никуда не пойду! Я сказала, что буду там после занятий. — взяла Рона под руку и пошла прочь по коридору.

Драко еле сдержал порыв двинуть её рыжего дружка и волоком утащить Грейнджер туда, где они могли бы подготовить. Но делать этого было нельзя. Надо дождаться конца её гребаных уроков. Подкараулить одну у кабинета Макгонагалл. Схватить за руку и увести в сторону, дальше по коридору, в тихий тупичок, который нашёл, пока несколько часов крутился тут, ожидая её.

— Отпусти! — она попыталась вырвать руку. — Идиот, пусти немедленно, или я применю магию!

— Надо поговорить!

— Хватит, наговорились! — Гермиона поджала губы и попыталась пройти мимо него. Он снова преградил дорогу. — Чего тебе надо? Малфой, я сказала, книгу я оставлю директору. Общаться с тобой больше не хочу. Решай свои вопросы сам. И дай пройти! — толкнула его плечом. Он остался стоять на месте.

— Я идиот… — проговорил Драко. — Я не должен был грубить тебе.

— Ты идиот! — Гермиона кивнула. — В общем-то это не новость. Грубить мне не следовало, но и твоя грубость это не что-то сверхъестественное. Это ничего не меняет. Книга будет у Макгонагалл. А теперь дай мне пройти!

— Стой! — Драко сдавил плечо Гермионы, останавливая. — Отдай мне книгу и иди по своим грёбаным делам!

— Ах, вот как значит ты заговорил? А где же «Я не прав, не надо было тебе грубить»? Знаешь, Малфой, мы на Гриффиндоре прекрасно чувствуем, когда нас пытаются использовать в своих личных целях и предают доверие. Верно говорит Рон…

— А ты все ещё слушаешь советов своего бойфренда, который уже один раз кинул тебя в страшной ситуации? Он откуда про предательства знает? Из личного опыта?

— Не твое дело, Малфой! Тебя вообще не касаются мои отношения с Роном!

— Тогда не цитируй его бред! — Драко не успевал думать о том, что говорит. Как остановить эту ненормальную? Как объяснить? Как попросить прощения, хотя никогда этого не делал?

— Я буду делать то, что я захочу! И спрашивать твоего совета не собираюсь! Пошёл вон с моей дороги!

— Отдай книгу, Грейнджер!

— А ты забери!

В её глазах — вызов. Как тогда, в маггловской иллюзии, во время их первой серьёзной дуэли. Если она сейчас не перестанет так надменно смотреть, он снова не выдержит и запустит в неё боевое заклинание.

— Забрать? — Драко сощурился. — Отдай по-хорошему, иначе я за себя не ручаюсь!

— Не надо пугать меня, Малфой! — Гермиона перехватила ремень сумки, предательски сползающей с плеча.

— Книга у тебя с собой? Ты шла к директору оставить книгу, ты ведь так говорила! Отдай лучше сама, а то действительно заберу её.

Драко потянулся к сумке, продолжая угрожающе сверлить Гермиону взглядом.

— Я предупредил, Грейнджер. Лучше добровольно отдать книгу мне.

— А что иначе? — вздёрнутый подбородок и всё тот же вызов в карих глазах.

Драко потянул ремень её сумки к себе, преодолевая желание устроить очередной сеанс Дуэльного Клуба прямо посреди коридора замка.

— Отдай…

Гермиона перехватывает его руку, несколько секунд пытается сопротивляться, после чего отпускает. Малфой от неожиданности отлетает в сторону, держа её сумку в руке. Сейчас он должен во что бы то ни стало достать этот гребаный фолиант, даже если у него не получается договориться с гриффиндорской заучкой. Его спасение, спасение всей семьи Малфоев где-то там, на дне этой злосчастной сумки.

Драко с остервенением дёрнул змейку, чуть ли не разорвав тонкую ткань. Раскрыл и заглянул внутрь.

Хлам. Сколько же там было хлама… а вот древней книги он не увидел.

— Мать твою, Грейнджер, — процедил Драко, — книга действительно там?

Он несколько раз проверил содержимое сумки и, не дожидаясь ответа, высыпал на пол всё содержимое. Вниз полетели пергаменты, перья, конспекты по нумерологии, ЗОТИ, какие-то женские безделушки. Ничего даже отдалённо похожего на древний фолиант на полу не оказалось. Драко ещё раз тряхнул сумкой, будто было возможно спрятать огромную книгу на дне. Яростно посмотрел на Грейнджер.

Гермиона стояла поодаль и ехидно улыбалась, тихонько посмеиваясь.

— Ну что? Нашёл? Ты думал, я её с собой по коридорам носить буду? Ты и правда идиот…

— Где книга, Грейнджер?

— Нравится? — прошипела она. — Нравится, когда тебя обманывают? Добавь это в копилку моего недавнего вранья!

Драко швырнул сумку в сторону. Пнул ногой лежащий на полу свиток с её аккуратным почерком.

Вот она — истинная причина обиды. Снова на поверхности. Так легко и так сложно в один момент. Надо найти слова, подобрать, объяснить. Но слов не хватало.

Гермиона отпихнула Малфоя в сторону и начала собирать свои вещи.

— Козёл, — пробормотала она, поднимая испачканный им свиток.

Малфой промолчал, проглатывая обидное слово в свой адрес. Нагнулся, поднял конспекты, протянул ей.

Наверное, надо извиниться. Но гордость не позволяет этого сделать. Наверное, надо объяснить своё поведение. Но статус требует того, чтобы Драко Малфой не пресмыкался ни перед кем. Его так учили. Он жил так все девятнадцать лет, зная, что он — избранный и уникальный. Это перед ним должны ползать на коленях. Это ему должны объяснять своё поведение другие.

— Я не знаю, что говорят в таких случаях. — его голос звучит тихо, но в пустом тупичке достаточно для того, чтобы она услышала. — Я никогда не извиняюсь. И сейчас не собираюсь этого делать…

— Мне не нужны твои извинения! Я обещала помочь твоей семье, я это сделала! Книга будет у Макгонагалл, ты сможешь в любой момент…

— Помолчи ты хоть пару секунд, Грейнджер!

Она умолкает, смотрит на него, а в карих глазах всё тот же вызов. Драко надо просто решиться, просто ответить на её молчаливый запрос. Просто начать говорить или начать дуэль. Потому что просто так из этого тупичка он её не выпустит. Палочка жжёт ладонь. Пусть сейчас она скажет еще хоть слово о своем дружке, пусть спровоцирует, пусть сделает свой ход. Но Грейнджер молчала.

Значит, говорить будет Драко. Шаблонные фразы лезут в голову. Всё не то!

— Я использовал тебя! — так, наверное, будет честнее всего. А значит — действеннее всего.

Гермиона поднимает брови, стараясь понять, не послышалось ли ей.

— Я использовал тебя в своих целях. Это правда. Ты это хотела услышать? Я не справился бы без тебя, я много раз уже пытался. Но я честно и сразу предупредил об этом, помнишь? И тогда тебя это не смутило! Я использовал тебя. Довольна?

— Не очень…

— Почему, Грейнджер?

— Потому что неприятно, когда тебя используют…

— А знаешь, ты ведь сразу понимала, что происходит. Понимала. И согласилась помогать. А потом вдруг резко всё поменялось. Почему? Потому что ты со своими «золотыми мальчиками» поговорила, верно? Что тебе сказал Уизли? Что я тебя использую, да?

— Потому что ты действительно…

— Что действительно, Грейнджер? Я ведь сразу тебя предупредил. Тогда в библиотеке я не сказал тебе, что и зачем мне надо? Это не называется «использовать», это называется «просить о помощи». И всё было хорошо. А вот когда о моём «предательстве» заговорил твой дружок, ты решила вдруг ему поверить? Если тебе домыслы и подозрения твоих друзей мешают трезво оценивать ситуацию, я предложил бы поменять круг общения! Я использую тебя! Пускай так. А они — нет? Как ты думаешь, нормально тащить с собой на войну девчонку? Не просто на войну, Грейнджер! На бой с самым сильным магом ХХ века! Нормально заставлять слабую девушку носить убивающий крестраж?

— Меня никто не заставлял…

— Но и не отговаривали особо, да?

— А почему они должны были отговаривать меня?

— Не должны. Они никому ничего не должны. Ни-ко-му. Я давно хотел тебя спросить, а Шляпа не ошиблась часом 8 лет назад? Твои дружки всю дорогу вели себя, как самые настоящие слизеринцы. Я даже зауважал Рональда. Для нас нормально думать только о себе и своих целях. Но мне казалось, что у вас там другие ценности. Скажи мне, для вас нормально бросать свою девушку и своего лучшего друга одних в паре шагов от смерти, а потом возвращаться как ни в чём ни бывало? Это Уизли сказал, что я использую тебя? И ты, разумеется, ему поверила! Я не делал и половины того, что натворил твой бойфренд, но ты веришь ему, когда он рассказывает про то, что кто-то тебя использует! Мне кажется, он просто боится, что рано или поздно тебя начнёт использовать кто-то другой, а ему места не останется! Ты простила его предательство? Расскажи мне как, и я сделаю так же! А потом стану рассказывать о предателях вокруг! Не будь слепой, Грейнджер!

— Так значит, слушал всё-таки моё враньё? — проговорила Гермиона, как-то очень неуверенно.

— Слушал. И не думаю, что это враньё. Я решил, что ты наврала мне о книге. Что не делала ничего, хотя и обещала. Ты молчала неделю и делала вид, будто мы ни о чем не договорились. Ты знаешь, как это трудно — ждать? Ждать помощи от человека, который может быть передумал помогать? Обещал, а потом передумал. Я это имел в виду под словом «враньё».

Гермиона не ответила. Тишина в стенах тупичка становилась звенящей. Поведение Малфоя перед лекцией, его стычка с Роном становились понятными. Он просто решил, что Гермиона обманула его или вовсе передумала помогать.

— Я не забыла, — как-то виновато пробормотала она, — я всё это время придумывала, как помочь тебе.

— Почему ты молчала? — настойчиво повторил Драко.

— Я не знала, о чём говорить. У меня не было новостей… Я вчера вечером сходила в Запретную Секцию и сразу с книгой шла к тебе. А ты почему-то стал кричать и нападать на Рона.

— Я не нападал на твоего бойфренда. Он просто оказался на моём пути.

— Рон не мой бойфренд! — настойчиво повторила Гермиона. — У меня нет бойфренда!

Драко хмуро улыбнулся.

— Они все пытаются потискать тебя…

— Малфой! — она начала снова злиться. — Скажи мне, какое тебе дело до того, кто и когда меня тискает? Моё тело — моё дело!!! Тебя не касается! Ещё не хватало отчитываться перед тобой за все мои поцелуи… Кто ты мне такой, чтобы говорить о том, что я с кем-то там тискаюсь! Кто ты мне такой?

…Он для неё никто. И она никто для него. И они оба знают это…

И в этот момент Драко наконец-то понял, что надо делать, и как решать эту дурацкую ситуацию.

====== Никто ======

— Я тебе никто, Грейнджер! Никто! Совсем никто!

Только этому «Никому» ты рассказываешь все кошмары и ужасы из прошлого. Этому «Никому» ты приоткрываешь свою совершенно истерзанную войной душу. Он знает сейчас о тебе и о твоих страданиях гораздо больше, чем боевые друзья, с которыми ты шла на смерть. Просто потому, что среди отчаянья, среди фальшивых улыбок и притворства о том, что «всё было хорошо», существует один единственный настоящий «Никто». Тот, который не делает вид, что ему есть до тебя дело. Тот, кто открыто ненавидит, открыто угрожает и открыто просит о помощи. Тот самый «Никто». И с этим «Никем» ты делишь пополам свой страх и свою боль, пусть ты пока ещё не можешь себе в этом признаться. Потому что однажды его не станет в твоей жизни, а вместе с ним уйдет всё то, что он знает. Ведь именно так и поступают с «Никем». Его ведь просто не существует, правда? Ты никогда не говорила с ним, не открывалась ему, не доверяла то, что не готова была принять сама.

А ещё этот «Никто» сделает сейчас то, чего вы оба до изнеможения хотели всё это время.

— Я тебе совсем никто, Грейнджер! — Драко подходит ближе, берёт её лицо в свои ладони.

Она несколько секунд пытается прятать взгляд, даже старается отстраниться.

— Я тебе никто, Грейнджер. Чего бояться того, кто тебе никто?

— Я не боюсь тебя! — она смешно вздёргивает нос. — Ещё не хватало бояться тебя…

— Тогда делай то, что хочешь… ты ведь хочешь этого?

И почему-то ему было до ужаса важно услышать, что она ответит. Будто сейчас возле его горла вновь появилась её палочка, упираясь тупым древком в мягкую ткань кожи, под которой пульсировала артерия, разгоняя бешено кровь по его бесконечно уставшему и замученному чёрной магией телу. И сейчас от решения Гермионы, от одного её короткого слова вновь зависит, будет ли он жить.

…Секунда, две, три… Драко всё ещё стоит рядом, его руки обнимают её. Он так близко: нужно только немного потянуться, и Гермиона почувствует горький привкус его губ, таких желанных.

Она заставила его ждать. Заставила думать, что не выполнит обещание. Просто потому что не знала, как заговорить. Потому что после того, что произошло, заговорить первой было страшно — вдруг он сделает вид, что ничего не было? Вдруг оттолкнёт или снова попытается унизить, как обычно? Гермионе было так хорошо в ту короткую встречу в библиотеке, что она страшилась разрушить эти воспоминания, нарвавшись на его холодный взгляд и презренное: «грязнокровка». А Малфой трактовал её поведение по-своему. Обиделся и приревновал. Как бы смешно это не звучало, но Гермиона была уверена в том, что половина действий Драко сегодня перед лекцией была вызвана именно ревностью… Гермиона стеснялась заговорить первой и чуть не испортила то, что хотела бы сохранить. И сейчас гриффиндорская решимость боролась в ней с простой женской гордостью. Ведь её так воспитывали — не делать первый шаг, быть леди в глазах парней…

К чёрту это всё! Да что они все знают о том, чего на самом деле хочет Гермиона Грейнджер? Особенно в объятиях парня, которого она должна сторониться, но к которому тянет, будто они связаны заклятием?

— Тогда делай то, что хочешь… ты ведь хочешь этого?

— Хочу…

И в этот миг она, набравшись решимости, сама подаётся вперёд, поднимаясь на цыпочки, аккуратно касается его щеки, уголка губ. Замирает на секунду, будто ожидая разрешения. И не давая ему возможности поцеловать её первым, делает это сама.

Её губы такие долгожданные. И каждое её прикосновение от скромного касания к его щеке до поцелуя в губы приносит ощущение блаженства. В этот момент на задний план уходит всё: боль в руке под повязкой, волнение за свою семью, злость на Грейнджер за её поведение с другими парнями. Это всё сейчас совершенно не важно. Важно только то, что здесь и сейчас! Сейчас она с ним, пускай в другое время была с кем-то ещё. Пускай её хочет половина магической Англии — после победы она стала символом. Да что там, пусть её хочет хоть весь мир! Ему плевать! Сейчас она с ним. И Гермиона сама целует его, и что-то шепчет на выдохе, когда он дотрагивается до её шеи. Когда его руки комкают и сминают её форменную рубашку, когда касаются её горячего тела. Движения неуверенные (будто он ждёт разрешения) но до безумия приятные.

Мир вокруг плывёт и улетает. На мгновение в голове Гермионы снова карусель в детском парке и ощущение счастья вокруг. Он не пустой, этот чёртов мир. В нём есть он! Он, чьи губы приносят несказанное наслаждение. Чьи прикосновения не дают возможности остановить всё это безумие. Он, чьи руки сейчас так требовательно и решительно раздевают её. Рубашка трещит на пуговицах, Гермиона не успевает даже толком вдохнуть, не то, что сделать или сказать что-то. И уже через мгновение она сама, набравшись решимости, пропускает ладонь под рубашку Драко, неумело вытягивая из-под ремня брюк. Ладонь холодная, касания обжигают, и, как во сне, вызывают в нём всё то же тугое ощущение. Его затягивают, как пружину, не давая возможности распрямиться. Её грудь под его руками, он ласкает и дразнит её, и вот уже дышать нечем им обоим…

— Стой… — шепчет она невнятно, перехватывая его ладони. — Стой, Малфой! Так нельзя, стой…

Он не сразу понимает, что она говорит. Руки по инерции ищут путь назад, туда, где только что пульсировало её сердце под тонким слоем горячей кожи. Он хватает её губы, пытаясь задушить поцелуем, сделать так, чтобы она заткнулась…

— Стой! — громче говорит она, отталкиваясь от его плечей руками. Глаза горят, волосы растрёпаны, щёки пылают. Пытается застегнуть рубашку, понимает, что не выходит, и кутается в мантию. — Так нельзя… — повторяет она. — Мы ведь правда никто друг другу… Это неправильно!!!

Драко видит за секунду подступающую к глазам панику. Ту самую, которая была с ней в библиотеке. Он не допустит снова всего этого ужаса. Неужели каждый их поцелуй будет оканчиваться этим? Что за бред?

— Грейнджер! — предупреждающе твёрдо говорит он. — Что случилось?

— Малфой, прости, я не… не могу так…

— Как так? Я не зову тебя на войну, я просто хочу тебя.

— Вот именно… Так нельзя!

Он несколько секунд молча дышит, пытаясь понять, что, чёрт возьми, происходит. Что это? Пуританское воспитание? Предрассудки? Другой парень?

— Что случилось, Грейнджер…? — уже рычит он. — Ты только что сама раздевала меня, почему теперь нельзя?

— Я не хочу… так… это должно быть… иначе… «особенно», что ли… — как-то очень невнятно бормочет Гермиона, всё ещё пытаясь справиться с непослушными пуговицами рубашки.

— Уходи, Малфой… Нам и правда нельзя… Ты не мой парень. Ты ведь мне действительно никто. А это неправильно… это ведь должно быть с тем… Ну… Уходи!

Ответ очевиден, он рождается в голове сам собой, но Драко не сразу осознаёт это…

Ни один из ухажеров Грейнджер никогда не обнимал её на людях — она не позволяла. Драко ни разу не видел откровенных сцен или поцелуев, даже с мерзким Уизли… Никто не был с ней так близко, как был только что Драко… Никто!

И неуверенные её жесты. И то, как она робко целовала его.

— Я у тебя что, первый? — как-то хрипло спрашивает Драко, ещё не до конца веря в это.

— Угу, — Гермиона кивает, пряча раскрасневшиеся щёки в складках одежды и пытаясь запахнуть мантию, укрывая от него то, что только что пренадлежало всецело ему. — Уходи, Малфой!

====== Вопреки всему ======

«Он сейчас уйдёт. Засмеется ей в лицо, громко и зло. И уйдёт к своим друзьям. Потому что должен уйти. Потому что они друг другу никто и только что чуть не совершили страшную ошибку. Потому что гриффиндорская староста и Героиня войны мгновение назад чуть не отдалась врагу — Слизеринскому Принцу, сыну Пожирателя Смерти, бывшему приспешнику Волдеморта.

А потом она прогнала его. Отвергла и сказала, чтобы он уходил. Малфой не стерпит такого унижения и уйдёт. А завтра снова будет презренно глядеть на неё. И снова называть «грязнокровкой», потому что никто не имеет право отвергать Малфоя».

Гермиона сильнее запахнула мантию и попятилась назад. Упёрлась в стену, почувствовав позвонками острые грани каменной кладки.

— Что я делаю? — мысли путались, превращаясь в ещё более несуразные образы.

Она целовалась с Малфоем. Он обнимал и ласкал её и Гермионе это нравилось. Это ведь настоящее безумие! Ни в одном из жутких снов не привидится такое. И она отвечала на поцелуй и на его ласку.

Такого не было ни разу. Ни с одним парнем. Никогда. И не должно было быть до свадьбы: Гермиона ведь так планировала. Потому что страсть — это то, что можно контролировать. Потому что всегда надо мыслить головой, а потом уже всем остальным.

Но мыслей не было.

Были только отголоски нежности на губах и осознание того, что она только что отвергла Малфоя.

Потому что нельзя слепо отдаться эмоциям, как бы не хотелось. Она всегда так поступала. Она смогла остановить это сумасшествие. Смогла отказать. И пускай она снова одна. Пускай жуткое, паническое одиночество вползает в сердце. Пускай к привычному одиночеству добавляется боль утраты, потому что сейчас Малфой уйдёт. Зло засмеётся ей в лицо и уйдёт…

Драко не ушел. Он будто превратился в каменную горгулью, наподобие той, что на входе в кабинет директора.

Он у неё первый. Первый и единственный её парень.

Она не кокетничает с другими. И никогда на самом деле не давала повода для ревности. Это все лишь в его голове. Грейнджер не подпускала никого из своих кавалеров ближе, чем на рукопожатие и дружеские обнимашки. Целовать её, ласкать, оставаться наедине — близость, которую она позволила только Малфою.

Прозрение вызывает неожиданно странное чувство, Драко даже не совсем понимает, что это — гордость? Осознание своей всесильности? Триумф?

Драко привык быть уникальным. Он всегда знал: все Малфои неподражаемы, а он — наследник древнего рода. Единственный и оттого ещё более выдающийся. Но он никогда не делал ничего, чтобы быть «избранным». Этот статус шёл по умолчанию, давался с рождением и не требовал доказательств. Он был особенным для многих девчонок, с которыми встречался или просто спал. Но ни одна из них не затрагивала его гордость, ведь встречаться с Малфоем — это априори привилегия! Действительно ли все они хотели Драко на самом деле или же просто жаждали стать частью его популярного мира?

Сейчас, первый раз в жизни Драко чувствовал свою уникальность в глазах девушки, которой было плевать на все привилегии, достающиеся бонусом к громкой фамилии. Грейнджер был по-настоящему безразличен его врождённый титул «избранного», мало того, она отрицала и нивелировала этот его статус. Она была с ним вовсе не из-за его фамилии. Ей был важен он сам.

И это окрыляло Драко с невероятной силой!

Гермиона Грейнджер — гриффиндорская недотрога, не позволившая двоим своим боевым друзьям развязать руки, даже находясь с ними наедине в лесу, в полуметре от гибели. Она ждала «уникального», «избранного». И этим избранным стал Драко Малфой, просто потому что был для неё особенным. Не по праву крови — ей плевать на кровь. Но ведь что-то заставило её отдаться эмоциям и только в последний момент, включив свой драгоценный мозг, не позволить ему овладеть ей…

Драко старается сдерживать победоносную улыбку, невольно понимая, что со стороны это выглядит как насмешка, а ему сейчас вовсе не до смеха.

Он снова подходит кГермионе. Обнимает, заглядывает в глаза, в надежде не увидеть там пустоту.

Он успел, её взгляд уже почти погас. Она шмыгает носом и снова прячет глаза.

— Глупая, — шепчет Драко, — глупая, моя девочка… не бойся, я не обижу тебя!

Гермиона только что чуть не совершила огромную ошибку! Чуть не позволила эмоциям взять верх над здравым смыслом. Чуть не отдалась Малфою просто из-за того, что боялась остаться одна. Или это уже что-то другое? Что-то глубинное, похожее на безумие. Наверно, именно так сходят с ума — позволяя себе напрочь отключить мозги. Ведь если думать трезво…

— Глупая моя девочка… не бойся, я не обижу тебя!

…И желание думать исчезает!

Драко не ушёл. Он стерпел её отказ и принял его. Он уважает её решение. Он гордится своей уникальностью в её глазах. И он действительно не хочет причинить ей новую боль. Ведь, по непонятной ему пока причине, её боль отдаётся в его груди, заглушая иные чувства. И плевать на магическую повязку и метку, убивающую его. Важно только забрать всё плохое у Грейнджер, не позволить ей поддаться страху и не испугать.

— Я не обижу тебя! — твёрдо повторяет он. — Не бойся. Ты мне веришь?

Верить Малфою? Что за чушь. Но Гермионе мучительно хочется верить ему. Потому что он не уходит, оставляя её одну. Потому что вновь сквозь ненависть и презрение он остается рядом, в тёмной библиотеке, спасая её от кошмарных воспоминаний и сейчас, принимая её выбор и обещая не обидеть. Потому что Малфой — первый человек в этом чёртовом мире, который остаётся рядом с ней скорее не «потому что», а «вопреки всему».

И ей так хочется верить, что он делает это ради неё, а не ради проклятой книги, которую Гермиона под страхом Азкабана стащила для Малфоя из Тайной Секции.

— Почему ты не ушёл? — не поднимая глаз спрашивает она, путаясь пальцами в расшитом серебром манжете его мантии.

— Потому что я хочу остаться здесь. Тебя это не устраивает?

— Устраивает…

— Грейнджер, — Драко отстранился немного, стараясь взглянуть ей в лицо, — точно всё хорошо?

— Угу, — она снова жмётся к его груди. Сейчас надо спросить, надо задать вопрос, который задавать очень страшно. — Малфой, почему ты остался со мной?

— Я так хочу. Мне этого достаточно.

— А книга?

— Что книга? Ты думаешь, я остался из-за книги? Я сволочь, Грейнджер. Но я не стал бы поступаться своими принципами даже для того, чтобы ты достала книгу. Я всегда всё делаю, потому что я так хочу. Я с тобой, потому что я хочу быть с тобой. Надеюсь, одного раза достаточно и повторять мне не придётся. А ты почему со мной, а, Грейнджер?

«…И не дай Мерлин тебе сказать, что ты решила помочь мне из жалости…»

— Потому что с тобой не страшно.

Драко сильнее прижал её к себе. Смелая спасительница мира. Защитница слабых. Мракоборец и боец с Пожирателями. Что сделала с тобой война, если ты прячешься от страха на груди самого подлого и корыстного человека на свете?

— Всё будет хорошо, Грейнджер! Не бойся меня. Тебе я вред не причиню. Веришь?

— Очень хочу верить…

Мир рушится, превращаясь с каждым вдохом в новый, альтернативный мир. В котором возможно, что Гермиона Грейнджер поверит когда-нибудь Драко Малфою. И сейчас есть только два человека в этом пыльном тупике старого замка. В тишине каменных стен. Два уникальных в своём роде человека. Которые с каждой минутой становятся друг для друга совершенно особенными.

А ещё теперь каждый из них знает, что «Никто» обрёл лицо и имя.

====== Кредит недоверия ======

Гермиона не пошла к Макгонагалл. Не отнесла ей книгу и ничего не сказала. А ещё, не сказала Гарри о том, почему глупо улыбалась вечером в гостиной и была несобранная. Не сказала Рону, что не пойдёт с ним на танцевальный вечер. Не сказала Джинни, что целовалась и почти отдалась Малфою в коридоре возле кабинета директора.

Это было неправильно и очень странно — вспоминать его прикосновения, его тепло и запах.

Малфой всегда был врагом. Сыном человека, пытавшего их друзей, и чуть не убившего их самих. Был ли он Пожирателем Смерти? Гермиона знала — не был. Во-первых, ему не исполнилось на тот момент восемнадцать лет, а Волдеморт не клеймил несовершеннолетних. А во-вторых, ей просто очень хотелось, чтобы так и было. И даже когда они давали показания в Визенгамоте, рассказывая, как Малфои помогали в борьбе с Волдемортом. У Гарри спросили тогда, видел ли он метку у Малфоя младшего в ту ночь, когда умер Дамблдор. И Гарри сказал, что не видел. Гермионе очень хотелось верить, что это так. Она спросила после суда, правда ли это? Гарри смутился и болтал что-то про милосердие.

Снова чёртово милосердие. Последнее время это слово преследовало Гермиону. Хотя, после всего, что случилось, милосердной стоило быть самой к себе. Немного расслабиться, поверить в то, что не всё в той финальной битве зависело от неё. Что на её руках нет вины за гибель друзей.

А ещё, простить себя за то, что не испытывала больше ничего к Рону. Её Рону, такому родному и привычному. Такому, казалось, надёжному.

Слова Малфоя о том, что друзья воспользовались ей, обидели и запали в душу. Ни Рон ни Гарри никогда не поступили бы так. Они ведь прошли вместе кромешный ад под названием «война». Гермиона верила в это до сих пор и не позволяла мерзкому манипулятору убедить её в обратном. Но его слова звучали в ушах, уверяя в том, что друзья думали только о себе, в то время, как она старалась думать о мире, о них, обо всех вокруг… только не о себе самой.

Гермиона злилась на Малфоя за его слова и в то же время злилась на себя за то, что поверила тогда каждому его слову. Он будто гипнотизировал её, как удав кролика. Змей! Недаром, что он со Слизерина!

Гарри и Рону Гермиона не сказала, что помогает Малфою. Сказала, что книгу ей добыть не удалось. Гарри, видимо, даже поверил. Или сделал вид, что поверил. А Рон — не поверил. Рон весь день ходил следом, напоминая Гермионе обо всех ужасных событиях, которые были связаны с семьей Малфоев. Он припомнил и несостоявшуюся казнь Клювокрыла и матчи по квиддичу, и отряды Амбридж, и смерть Дамблдора… всю грязь, с которой у них ассоциировалась фамилия «Малфой». В какой-то момент Гермионе стало не по себе от мысли, что она поверила Драко. Ведь раз за разом, выуживая из памяти всё то, что происходило с ними, она осознавала: помогать ему нельзя. Отдать заветную книгу было бы самым безрассудным решением, даже несмотря на всё то, что происходило в тупичке накануне. Надо было держаться от Малфоя подальше. Но остановиться она уже не могла. Не могла отказаться от возможности увидеть ненавистное, бледное лицо Хорька. Прижаться к нему и ничего не бояться. Потому что он обещал, что всё будет хорошо и что он не обидит.

После занятий Гермиона улизнула в спальню под предлогом головной боли и принялась разбираться в книге. Изучала каждую главу и страницу фолианта с невероятным усердием, прогоняя от себя мысли о Малфое. Она обещала помочь. И только! Или не только…?

Гермиона находила выжимки и главы, переписывала их и конспектировала. Ей казалось, что так она сможет уберечь книгу от плохих рук, в которых, она была теперь уверена, книга могла стать страшной вещью. Как бы хорошо Драко не целовался, он всё же был сыном Люциуса Малфоя. А это означало, что надо по-прежнему быть осторожной с ним.

На следующий день они встретились после занятий на десятом этаже в башне над кабинетом Прорицаний, который сейчас пустовал из-за отставки профессора. Прямо из кабинета наверх на чердак Сивилла Трелони установила небольшую лестницу, ведущую через люк в комнату со сводчатыми окнами. Люк запирался, и предполагалось, что там профессор будет хранить свои книги и бумаги. На деле же прорицательница была склонна к огневиски и в древних шкафах хранила свою коллекцию. Возможно, работа с детьми, стресс, постоянные входы в состояние предвидения плохо сказывались на её нервном состоянии. Поэтому устроить прямо над кабинетом себе маленький филиал Трёх Мётел оказалось для неё отличным выходом.

В комнате было очень уютно. Здесь был камин, письменный стол, небольшой диванчик, обращённый к огню. Из окон днём лился свет и открывался прекрасный вид на Чёрное Озеро. А по вечерам окна под потолком позволяли смотреть на звёзды. В лунные ночи даже не было необходимости зажигать свет.

Из вещей Сивиллы Трелони здесь остались конспекты и книги. Видимо, профессор покидала свой пост довольно торопливо, потому что оставила большинство своих сокровищ и сбережений. Опрометчиво забыв на чердаке также бутылки с выпивкой, замаскированные под бумаги.

Малфой нашёл это место в прошлом году. Здесь было тихо, студенты не добирались до верхних этажей, так как все кабинеты профессоров, покинувших школу, стоят опечатанные. Находка была чудесной, особенно учитывая, что им с Забини и Ноттом регулярно был необходим огневиски. Для добычи выпивки никуда не надо было выходить и проносить бутылки, пряча под мантиями. Однокурсникам Драко не рассказал про этот чердак: ещё не хватало, чтобы они вылакали весь виски сами.

Когда Малфою понадобилось место для встречи с Гермионой, чердак над старым кабинетом Предсказаний пришёлся очень кстати и оказался наилучшим из вариантов. Здесь им никто не помешал бы работать над книгой и сложным заклинанием. В том, что заклинание окажется сложным, у Драко даже не возникало сомнений. Вряд ли им предстоит лёгонькая задача, принимая в расчёт, что впереди борьба с магией очень сильного волшебника.

Встреча должна была состояться вечером после занятий. Драко волновался. Не было понятно, что именно так его волнует: понимание, что скоро у него в руках будет желанная книга, а значит — спасение семьи не за горами, или тайная встреча с Грейнджер.

Гермиона разрушила оба его ожидания. Она пришла одетая так, будто собиралась кататься на лыжах — открытыми были, пожалуй, только лицо и ладони. Всем своим видом и поведением она показывала, что пришла сюда не для того, чтобы заниматься с Малфоем непристойностями, а для того, чтобы помочь.

Но самое странное — Грейнджер не принесла книгу. Она принесла конспект книги. Точнее, конспект некоторых её частей. С видом достоинства и гордости водрузила пергамент на письменный стол и выжидающе замерла, словно ждала восторженных криков благодарности.

— Это что такое? — удивился Драко.

— Это выжимка из глав, которые могут быть тебе полезны, — Гермиона старалась говорить уверенно.

— Что за бред, Грейнджер?! Какая, к пикси, выжимка? Ты издеваешься?

— Я уже говорила, я не позволю попасть древнему магическому артефакту, содержащему информацию о чёрной магии, в твои руки! Это неправильно!

Драко изумлённо приподнял брови.

— Ты издеваешься? — снова спросил он, стараясь сохранять спокойствие.

— Я защищаю то, чего мы добились такой страшной ценой. Защищаю мир!

— Да мне плевать на мир, Грейнджер! Отдай мне книгу!

— Нет! — сказала она уверенно. — Только так. И никак иначе! Скажи мне, какие знания тебе нужны, и я тебе их дам. Без моего ведома никакая магия не будет твориться по этой книге…

В голове Драко заплясали черти, если бы он знал, что такое черти из мира Грейнджер. Вдох-выдох. Вдох-выдох… нельзя взрываться. Нельзя начинать орать. Надо быть спокойным. Надо ещё разок спросить, может, он что-то не так понял? Может, сейчас Гермиона достанет фолиант из-под мантии?

— Ты шутишь? — медленно проговорил Драко.

— Я предупреждала тебя, я дам тебе только те знания, которые будут безопасными для магического мира. Ты собрался помогать своему отцу, а он всё же бывший Пожиратель Смерти. Я беспокоюсь о безопасности магглов, и вообще…

— Грейнджер! — предупреждающе проговорил Драко, поднимая руки, пытаясь из последних сил справиться с дикой злобой, крадущейся сейчас вверх по его венам и стучащей в висках. — Не говори того, о чём ты не знаешь! Я собираюсь спасать свою семью от магии Тёмного Лорда, а вовсе не воскрешать его…

— Я не могу доверять твоему отцу.

— Я не прошу тебя ему доверять! Книга нужна мне, а не ему.

— Тебе я тоже не доверяю, — решительно проговорила Гермиона.

Доверять Малфою? Что за чушь? Ему нельзя доверять…

— Ты просто параноик, Грейнджер! Параноик, как твой любимый Дамблдор! Он вас заразил всех? На каждом шагу проверяете, вынюхиваете, подслушиваете… Если ты взялась что-то делать, ты или уверена в своих действиях, или нет. Нельзя воевать, не до конца веря в то, что ты сражаешься на «той» стороне. Ты не доверяешь мне? К дьяволу! Я не прошу доверия. Но ты хоть определилась, будешь ты помогать или нет? Ты вчера была готова отдать книгу. Что изменилось? Снова твои чёртовы дружки?

— Не смей так о них говорить!

— Значит точно они,— Драко тяжело вздохнул. Он не хотел обидеть Грейнджер, но её стремление всё время советоваться с Поттером и Уизли и принимать решения на основе их мнения, раздражало его со страшной силой.

— Рон и Гарри тут не при чём!

— А что тогда изменилось? Вчера в коридоре тебя ничего не смущало. А тут вдруг ты стала сомневаться.

Гермиона покраснела. Напоминание о том, что чуть не случилось накануне в тупичке заставило чувствовать себя крайне неловко. Она и без того больше суток ругала себя за это.

— Вчерашнее не имеет никакого отношения к тому, что я не доверяю тебе.

Малфой сейчас был готов вышвырнуть Грейнджер из комнаты. Пусть убирается к своим дружкам, которым верит больше, чем ему. А почему она, собственно, должна доверять ему? Потому что он хорошо целуется? Или потому что последние пару недель она таскается за ним мерзким гриффиндорским хвостиком, не давая работать и мешаясь под ногами? Она должна сделать то, что он хочет и убраться из его жизни! А своё доверие пусть засунет куда подальше.

— Не доверяешь мне? Охренеть, Грейнджер! — Драко захохотал, запрокинув голову. — Значит ты с каждым встречным так лижешься по тёмным углам? И никому из них не доверяешь?

— Что…? — Гермиона смутилась ещё больше, не понимая сейчас, к чему он ведёт.

— Если ты собиралась переспать со мной, то, наверное, доверяла…

— Если ты не заметил, я с тобой не спала! — гордо заявила Гермиона, расправляя плечи. Хорёк позволял себе больше, чем следовало. И если он сейчас не заткнётся, она применит магию и заставит его молчать. Он так ничего и не понял. А значит — ей не стоит тратить на него время и силы. — Я не собираюсь спать с тобой, можешь и не мечтать!

— Да кому ты нужна, Грейнджер? С тобой же комплектом идут два твоих параноидальных «Золотых мальчика», которые принимают решения за тебя. У вас, видимо, и мозг один на троих!

— Закрой рот, Малфой! Не трогай моих друзей! Каждый из них в миллион раз лучше тебя. Я предпочту быть с «одним на троих мозгом», чем стану думать, как эгоистичный подонок! Доверять тебе? Почему? Потому что вы перекинулись на нашу сторону во время Финальной Битвы, спасая себя? Потому что ты пытался убить Гарри в Выручай-комнате? Потому что охотился со своими амбалами на Отряд Дамблдора… Отличные причины для доверия…

— Я не пытался убить Поттера, Грейнджер! Не говори то, чего не знаешь…

Драко всего один раз в жизни действительно пытался убить. Должен был. Должен был поднять палочку и произнести смертельное заклятие. Должен был, потому что исполнял волю Лорда. Потому что защищал свою семью. Потому что должен был хотеть убить Дамблдора.

Роковая ночь 30 июня 1997 года стала переломным моментом в жизни Драко. Всё делилось теперь на «до» и «после». «До» — был долг и страх. А «после» появилась безысходность.

Многие приспешники Волдеморта в определённый момент разочаровались в его теории. Не хотели больше следовать за обезумевшим фанатиком, убивавшим за идею. Но выйти из рядов Пожирателей не могли. Люциус и Нарцисса надеялись в душе, что однажды Мальчик, Который Выжил, избавит их от Хозяина. Но когда Драко поручили убить Дамблдора, поняли: мальчик вряд ли способен на убийство. По крайней мере — их мальчик. И тогда Нарцисса пошла на Непреложный Обет с Северусом. Когда Драко узнал об этом, уже после смерти Дамблдора, он понял и то, что мама не верила в его силы. Не верила, что он сможет убить. И, видимо, была права.

Не поднявшаяся тогда на Астрономической Башне на профессора палочка, стала неким рубежом в жизни Драко. В тот момент он понял, что старый учитель был прав, как всегда. «Ты не убийца, Драко». Мудрые глаза из-за очков-половинок. Спокойный голос. Профессор знал, что умрёт. Знал, что это произойдёт той ночью. Но не хотел, чтобы молодой волшебник стал убийцей. Родители не верили в силы Драко. А Дамблдор верил. Верил в то, что он не убийца…а через мгновение блеснула зелёная вспышка из палочки Северуса. И не стало в этом мире единственного человека, который верил в Драко.

Он больше никого никогда не убивал. Он не планировал убивать Поттера, отправившись в Выручай-комнату.

«Ты не убийца, Драко».

Грейнджер не доверяла ему, потому что тоже не верила, как не верили родители, соглашаясь на Непреложный Обет. Не доверяла, хотя полезла ради него в Тайную Секцию библиотеки. Не доверяла, потому что поговорила накануне со своими идиотскими дружками и в очередной раз поверила им. Поверила словам Уизли, человека, который эгоистично бросил её в страшном лесу…

А Драко не верила… не доверяла…

====== Правда и огневиски ======

Драко зарычал и со всей силы ударил кулаком по стоящему рядом шкафу. Стекло посыпалось на пол, разрезая руку. Кровь выступила на коже, он смахнул остатки стекла, размазывая потёки по кулаку.

— Перестань! — крикнула Гермиона, пытаясь успокоить его. — Я ведь дам всё, что тебе надо…

— Мне. Нужна. Книга. — отчеканил Драко, вынимая осколки из руки, — Грейнджер, мать твою, разве это так сложно? Ты можешь на минуту забыть о спасении мира?! Миру на тебя плевать!

— Мне не плевать на мир! — она была уверена, как никогда. — Мы не для этого сражались…

— Я не собираюсь воскрешать Тёмного Лорда, не собираюсь развязывать войну или убивать магглов!

— Я не могу быть в этом уверена…

— Ты хоть в чём-нибудь уверена, Грейнджер?

В висках стучало. Спасение было очень близко. Но из-за неуверенности маггловской девчонки всё снова летело под откос.

Драко сейчас очень хотелось сделать две вещи: ударить Грейнджер так, как он только что ударил шкаф, и сдохнуть самому. Терпения больше не было. Не было сил сражаться каждый день с невыносимой болью в предплечье под магической повязкой и ждать. Левая рука будто совсем не слушалась, боль распространилась дальше, подбираясь через плечо к виску. И сейчас, идя на встречу к Грейнджер, в его душе теплилась, возможно, последняя надежда на то, что это может прекратиться. Что родители будут в безопасности, а он сможет нормально поспать…

— Я тебя сейчас придушу, — проговорил Драко, — сколько можно? Грейнджер, открой глаза! Никто здесь не хочет властвовать над миром и убивать грязнокровок. — Её передёрнуло. Драко увидел, но остановиться уже не мог. Ещё немного, и он перейдёт на крик. — Что нужно, чтобы ты наконец перестала подозревать всех в измене? Неужели твой страх заставляет тебя быть параноиком? Нет никаких заговоров против мира, Грейнджер! Мне плевать на мир! Мне плевать на магглов и волшебников! Мне плевать на всех! Я хочу только защитить тех, кто мне дорог. Это ведь несложно понять, правда? Ты любишь своих дебильный дружков! На что ты бы могла пойти, ради спасения Поттера и Уизли?

Драко замахнулся и со всей силы снова стукнул кулаком в целое стекло. Боль от удара и разрезанная кожа на мгновение отвлекли от боли в запястье, от бушующего в душе гнева. Будто по велению чего-то извне Драко сжал левую руку, скованную магической повязкой, и впечатал неслушающиеся пальцы в соседнюю дверцу шкафа.

Руку моментально выкрутило в обратную сторону, будто пытаясь выломать. По телу пробежала судорога, и он свалился на пол, на груду разбитого стекла.

— Мать твою… — прошипел Драко, пытаясь подняться. Древняя магия, содержащаяся в Метке, не желала, чтобы кто-то с ней боролся столь варварским маггловской способом. Драко потянулся за палочкой. Надо снять с руки эту грёбанную повязку, иначе метка просто убьёт его. Как тебе зрелище, Грейнджер? Испугалась? Решила, что он одержим демонами? Беги, спасайся, зови на помощь своих дружков…

— Что с тобой? — Гермиона рванулась к нему, упала рядом на колени, пытаясь поднять.

— Убери руки, — прорычал Малфой, — тебя тоже может задеть…

Она убрала руки, но не отошла и не сбежала, как он того ожидал. Упрямо потянулась назад, придерживая его за плечи.

— Убери руки! — громче рявкнул Драко. Не хватало ещё, чтобы её поразили отголоски чёрной магии. Она точно не справится с этой проклятой болью. Даже если можно было сейчас поделить эту боль на двоих.

Надо было прогнать Грейнджер. Сделать так, чтобы она ушла из комнаты. Тогда он сможет снять повязку и, возможно, что-то решит. Надо отпугнуть её. Может обидеть или испугать. Пусть валит к василискам!

— Уходи! — Драко сверкнул глазами, пытаясь смотреть на Гермиону как можно более сурово. — Я не шучу, Грейнджер! Вали нахрен отсюда! Мне не нужна помощь грязнокровки! — на это слово она всегда обижалась. Он ожидал реакции. Реакции не последовало.

— Что с тобой?! — упрямо повторила она. — Это действие какого-то заклинания? Его можно деактивировать? Не молчи, Малфой, что это?

Значит, уходить не собирается. Смелая гриффиндорская дура!

Тело Малфоя вновь скрутила боль, сопровождающаяся очередной судорогой.

Гермиона не испугалась. Она многое видела за эти семь лет и думала, что уже мало чем её можно удивить или напугать. Корчащийся на полу среди осколков Малфой не пугал своим внешним видом. Ей стало страшно за него. Страшно, что он сейчас не встанет. Что очередная судорога сломает его тело пополам. Терять человека, ставшего ей за эти пару недель… кем? Другом? Парнем? Любовником? Да и хрен бы с ними — с терминами. Кому какая разница, как ей называть Малфоя. Хоть «Никем»! Они ведь так договорились…

Тревога, решимость, страх за близкого ей человека. Она никуда не пойдёт! Она сделает сейчас всё, что потребуется, сделает так, что Малфоя перестанет колбасить. Надо только понять, что с ним. А он не хочет говорить…

Гермиона схватила Драко за плечи и потрясла.

— Чем помочь? — почти в ухо прокричала она. — Малфой, что это? Скажи мне, я помогу…

— Сука… — прошипел Драко, дотянулся до палочки в кармане, поднёс её дрожащими пальцами к предплечью. Выхода не было. Или так, или сдохнуть.— Готова увидеть кое-что новое?

Драко попытался улыбнуться, вышла гримаса. Провёл палочкой над предплечьем, разматывая магическую повязку. С каждым витком боль стихала, давая возможность вдохнуть, но не уходила совсем, как раньше.

Гермиона по началу тоже вздохнула с облегчением. Драко, по крайней мере, был готов показать ей причину своих корчей, а обладая знанием, справиться с проблемой гораздо проще. Шансов на то, что Гермиона сможет помочь, стало больше. Но когда она поняла, что Драко тянется к левому предплечью, её саму чуть не скрутило судорогой. Все жители магического мира прекрасно знают место, которое выбирал Волдеморт для клейма…

Нет! Он не может быть Пожирателем Смерти! Он не может продолжать дело своего отца! Не может! Это просто кошмарный сон, как остальные миллионы. Сейчас Гермиона проснётся…

…Но она не проснулась…

Последний виток палочки вокруг руки обнажил страшную кровавую рану, больше напоминающую месиво из кожи, крови и чернил метки. Гермиона шарахнулась назад, отползая от Драко по мокрому от разлитого по полу виски, волоча за собой осколки стекла.

— Нет! — прокричала она. — Этого не может быть!

— Стой, Грейнджер! — сипло отозвался Малфой, собирая последние силы — Я не Пожиратель Смерти! Верь мне…

Свет вдруг стал тускнеть, он откинул голову назад, упираясь затылком в разбитое стекло шкафа. Сил больше не было. Хотелось спать. Просто закрыть глаза и уснуть. Боль стихала, а значит, он может отдохнуть. Немного, совсем чуть-чуть…

— Не закрывай глаза! — голос Гермионы прозвучал требовательно, прямо над ухом Драко.

Она рванула его назад, всеми силами пытаясь усадить. Она не даст ему отключиться. Пускай он — Пожиратель Смерти. Пускай он — магглоненавистник и сын палача. Пускай он был бы хоть самим Тёмным Лордом, она не даст ему сейчас умереть! Хватит! Слишком много близких людей забрала эта война. Малфой сейчас был для неё последней надеждой на мир. А ещё, надеждой на то, что в этом мире есть место для неё — героини войны, девушки из Золотого Трио.

Девушки, которая, кажется, влюбилась во врага…

И этому врагу сейчас очень плохо.

Надо бы радоваться — получил по заслугам! Но вместо радости в кровь поступает адреналин, заставляя броситься к нему, отключающемуся на грязном полу в башне.

— Ты не посмеешь умереть, чертов сукин сын! — Гермиона отвесила Драко пощёчину, на мгновение приводя в чувства. — Что это за магия, Малфой?! Быстро говори, иначе я не успею!

— Это… Метка, — прохрипел он и закашлялся.

— Метка. Будь ты проклят, Малфой. Метка…

Лекции по ЗОТИ, знания, полученные ею в библиотеке, личный опыт подкидывали варианты, непригодные для этого случая. Думай, Грейнджер! Метка. Магия Волдеморта. Магия самого сильного из известных волшебников, после Дамблдора, разумеется. Значит, магически Гермиона с ней не справится. Лорд ненавидел своего отца и, как следствие, всех магглов. Может, тогда надо идти от обратного — искать спасение именно в мире магглов…? Надо вспомнить что-то из детства: медицину, которую рассказывали родители-дантисты. Рана…

…Рваная рана на руке Малфоя больше походила на мясо на бойне, но никак не на руку, которая недавно ласкала Гермиону…

Она гонит от себя эти мысли. Не сейчас! Нет времени для жалостливых воспоминаний.

Рана. Чтобы обеззаразить рану, родители-дантисты всегда обрабатывали кожу спиртом…

Вот оно!

Гермиона подскочила, бросив Малфоя. Кинулась к шкафу. Только бы этот псих не разбил все запасы в шкафу. Ей повезло, бутылка огневиски. Целая. Гермиона открыла бутылку, наклонилась над полусидящим Малфоем и плеснула жидкость на рану.

Драко зарычал и открыл глаза. Руку снова начало сводить, но в этот раз как-то иначе. Огневиски на ране шипело и немного пенилось. Резкий запах распространился по комнате. Было больно, но отключаться уже не хотелось. Драко заскрипел зубами, забирая руку, пытаясь отнять её у Гермионы.

— Не трогай! — властно проговорила она. — Ещё не всё, — и снова щедро полила на рану виски.

Драко тяжело дышал, не понимая, что произошло. Почему от простого алкоголя ему вдруг стало легче? Почему Грейнджер сделала это, а не сбежала за помощью к директору и преподавателям? Почему решила остаться, а не бросила его, поняв, ЧТО он прячет?

Малфой снова откинул голову на дверцу шкафа, но руку больше забирать не стал. Новая порция виски отправилась на рану. С каждой минутой становилось легче. Гермиона занесла бутылку в третий раз, но Драко перехватил её руку. Забрал бутылку и жадно приник к горлышку. Огненная жидкость обожгла горло и распространила тепло по телу. Драко только сейчас понял, что дрожал то ли от боли, то ли от страха. Но дрожь уходила с каждым глотком. В голове прояснялось.

Гермиона отобрала у него бутылку, плеснула вновь ему на руку и посмотрела на этикетку так, будто ожидала, что сейчас стекло должно лопнуть в руках.

— Выпей, полегчает! — пробормотал Драко, облизывая пересохшие губы. Голос звучал как-то неожиданно низко, будто говорил не Малфой, а старый профессор Грюм. Он откашлялся, продолжая тяжело дышать и подтолкнул Гермиону локтем, призывая присоединиться к его пьянствованию.

Она поморщилась, пренебрежительно глядя на бутылку. Перевела взгляд на Малфоя.

— Ты живой?

— Вроде да…

Драко попытался подняться, но нога соскользнула на мокром полу, и он грузно опустился обратно, придерживаясь за разбитую дверцу шкафа. Сверху посыпались осколки, позвякивая, отбиваясь от пола, впиваясь мелкими иголочками в шею. Он смахнул стекляшки, расцарапав кожу, но не почувствовал боли. Рука всё ещё ныла, заглушая остальные ощущения.

Гермиона продолжала смотреть на него в упор. Смотрела и сомневалась. Его фиаско, казалось, не произвело на неё впечатления. Да и могла ли Грейнджер поменять мнение о нём, после всего того, что видела только что?

Драко Малфой — Пожиратель Смерти. На его руке метка Волдеморта.

Самое время вызвать Макгонаггл, написать письмо в Визенгамот с подробным отчеёом. Ведь именно против Пожирателей Смерти боролась Гермиона! Именно эти нелюди убивали её друзей. Именно их руками вершились страшные преступления. Именно на войну с ними она шла, не жалея своей жизни. Фред, Римус, Тонкс, Сириус, Добби, Дамблдор, Лаванда, Колин — все они погибли от рук Пожирателей. И Гермиона клялась себе на похоронах в Норе, что сделает всё, лишь бы ни один из преступников не остался на свободе.

Она ненавидела Пожирателей Смерти со всей возможной ненавистью, на какую была способна. Она боролась с ними и готова была убивать во время битвы. Никто, из примкнувших к Волдеморту магов, не был достоин жизни после ухода их Лорда. Её долг — уничтожить всех Пожирателей!

…Но она только что спасла одного из них. Спасла от возможной смерти, от магии их же Хозяина. Драко мог умереть сам, и ей не пришлось бы ничего делать. Мог умереть здесь — на чердаке в старой башне. Одним Пожирателем Смерти стало бы меньше. Она ведь этого хотела!

Она должна была ненавидеть его.

Но почему-то у неё не получалось…

Голова разрывалась на части, пытаясь хоть как-то вернуть мысли в рациональное русло. Думать трезво. Принимать решения на основе логики, как учили её любимые книги.

Ни в одной книге, прочитанной Гермионой, не было ни слова о том, что делать, когда твой долг — убить, а ты вместо этого спасаешь врага. Милосердие…?

Надо было прийти в норму, успокоить бешеное дыхание, унять дрожащие руки. И Гермионе казалось, что внешне она была более чем спокойна. А что творится в душе — не его дело! Он — преступник. Его место в Азкабане…

====== Просто поверить ======

Гермиону выдавали глаза. Взгляд, которым она смотрела на Драко. И пускай в душе она пыталась понять, что чувствует, но глаза не врали — у неё не получалось ненавидеть его. Чёртова жалость плескалась в её карих глазах. Жалость к нему или к себе самой? Оба этих варианта были паршивыми. Драко надо было что-то делать. И не важно, что именно. Кричать? Насмехаться? Называть её грязнокровкой? Лишь бы она перестала жалеть о том, что сделала.

— Выпей, Грейнджер, — снова пробормотал Драко.

Это оказалось первым, что пришло ему в голову. Гермиона перевела взгляд на бутылку, с сомнением поболтала янтарную жидкость.

— Будь что будет… — кинула она куда-то мимо Малфоя и приложилась к горлышку.

Напиток оказался горьким, вовсе не таким, как сливочное пиво, которое они привыкли пить. Горло обожгло. За закрытыми веками заплясали «зайчики», будто ей слепили в глаза ярким светом. И на мгновение стало совсем нечем дышать, мышцы сомкнулись на глотке крепкого алкоголя, не пропуская воздух. Гермиона закашлялась, отплевываясь, стараясь вдохнуть.

— Кто же так пьет?! — Драко ухмыльнулся. — Дай мне.

— Хватит тебе! — прохрипела Гермиона.

Снова попыталась вдохнуть. На этот раз получилось лучше. Она впустила в легкие воздух и опять потянулась к горлышку. Сиюминутное механическое столкновение с крепким алкоголем словно простерилизовало её голову, точно, как только что виски подействовал на рану Малфоя.

Гермионе было хорошо. Хорошо от того, что с новым обжигающим горло глотком, улетучивались мысли. Мысли о том, что она должна дать Малфою умереть, взамен убивая себя саму. Ещё один глоток, и всё, чего она хочет — только знать, как не задохнуться от жгучей жидкости в горле.

Драко потянулся к ней, забирая бутылку, разливая часть виски на пол и на одежду Грейнджер.

— Тебе плохо будет. Хватит! Оставь мне…

Их взгляды встречаются над недопитой бутылкой виски, спасшей им жизнь. Спасшей его от действия чёрной магии. Спасшей её от собственных мыслей.

И в этот момент они понимают, что врать бесполезно. Что они оба знают. Знают правду.

И это сиюминутное знание напугало Гермиону больше, чем возможность убить или умереть мгновение назад. Она отпрянула, отпуская бутылку. Села напротив Драко, скрестив ноги по-турецки, сложила руки на груди.

— А теперь рассказывай! — приказным тоном сказала она.

— Сначала ты. — Малфой откинул голову, посмотрел на свою спасительницу. — Откуда ты знаешь, как сводить метку Пожирателя?

Её снова передёрнуло.

— Я не сводила метку. Я приводила тебя в чувства. Мои родители — дантисты. Они всегда обеззараживали раны спиртом.

— Магглы, — поправил Драко

— Магглы-врачи. — Гермиона уточняющее кивнула. — А от обморока используют нашатырный спирт. Заметь, снова спирт… Не знаю я, как это работает в магическом мире. Может Волдеморт так боялся и ненавидел магглов, что решил вложить в свой символ маггловские свойства, чтобы ни у кого из вас не возникло даже идеи бороться с ним спиртом? Или не продумал… Не знаю я, чем руководствовался твой Лорд…

— Он не мой!

— Не важно. Твоя очередь. Рассказывай!

Скрывать было бессмысленно. После всего того, что она видела. После того, что сделала. После того, что не убежала звать помощь и не сдала его дементорам, как должна была бы поступить.

— Я принял метку перед шестым курсом. Это было странно, Лорд не клеймил несовершеннолетних… но это, видимо, была месть отцу за его ошибки. Мне дали задание: убить Дамблдора. А я не смог. И тогда нашу семью приговорили к смерти. Медленной смерти от рук своих же. Лорд поселился в нашем доме. Пытал отца, издеваться над мамой. Каждый Круциатус, Грейнджер, это как маленькая смерть. Смерть твоя и всего того, что ты любишь. Ты помнишь свой Круциатус от рук моей «любимой тётушки»? Меня и мою семью пытали Круцио несколько раз в неделю. Лорд ненавидел всех, кто был жив. Некромант херов… Мы хотели избавиться от него, но не знали, как его убить… А потом это сделали вы. Война закончилась. Министерство дало нашей семье второй шанс. Шанс оправдаться. Спасением было бы то, что отец уберег меня от клейма. Тогда в его действиях был дальновидный смысл. Метку скрыли. Суды доказали, что отец — гениальный двойной агент. Нас отпустили… Конец истории, Грейнджер…

— А кровь на руке?

— Я пытался снять метку. Сорвать. А потом спрятал под повязку и заживать она отказалась.

— Тебе для этого нужна книга?

Вот так. Просто и «в лоб». Без хитростей и манипуляций. Просто открывшись, просто показав своё слабое место. Это не то, чем бы гордился Люциус Малфой. Но это то, что, возможно, спасёт его сына от тюрьмы или смерти.

Драко устало смотрит на Гермиону. Ухмыляется одними губами.

— Ты думаешь, я хотел избавиться от клейма, потому что мне было больно? Не только… Я хотел защитить свою семью, Грейнджер. Малфои тоже умеют любить… пусть это и не похоже на правду. И… я не врал тебе. Книга нужна мне, чтобы избавиться от остатков чёрной магии Лорда.

Тишина звенит в ушах. И эта тишина хуже самого громкого крика, хуже предсмертного вопля. Потому что лучше бы она дала ему умереть от действия магии. Лучше бы сдала его властям на расправу дементорам. Что угодно было бы лучше её молчания.

И эту жуткую тишину разрезает её глубокий вдох. Гермиона подаётся вперёд с желанием взять из рук Драко бутылку виски. Надо воспользоваться моментом. Надо что-то сделать, иначе она так и будет молчать. Драко перехватывает её ладонь, тянет к себе.

И Гермиона поддаётся. Будто решившись на прыжок с Астрономической Башни.

Она аккуратно, устраивается у него между коленей, как-то очень медленно, будто боится сделать ему больно. Он обнимает её, притягивая к себе. Такая простая и такая нужная им сейчас нежность. Гермиона кладёт голову ему на грудь. Малфой делает глоток виски, снова дает ей бутылку.

— Маленькими глотками, — предупреждает он.

Напиток горький, но от него становится на удивление тепло и спокойно. Или это спокойно в объятиях Малфоя?

— Я не Пожиратель Смерти, Грейнджер!

— Я верю тебе…

Почему она верит? Потому что ей хорошо с ним? Потому что ни с кем другим никогда не было и, наверное, не будет так хорошо? Потому что хочет верить в это? Глупо… но она верит.

Они сидят в обнимку в комнате, полной осколков и битых бутылок. В комнате, пропахшей виски, чёрной магией и страхом. Но эта комната сейчас кажется им двоим самым уютным местом на планете — ведь тут есть он и она. И их тайны. Тайна о её страхе. Тайна о его метке. Тайна об их чувствах, которые никто не готов выразить, но которые уже несколько раз спасли им жизнь.

— Что нам делать дальше? — тихо спрашивает Гермиона и сама ужасается от произнесённого «нам» в отношении неё и Малфоя.

— В книге есть заклинание… — Драко оступается на полуслове, с запозданием понимая, что именно она имеет в виду. Он ведь тоже услышал её опрометчивую фразу: «что нам делать дальше?» Нам? Или ему показалось?

— Я отдам тебе книгу…

— Да пошла она, эта книга… Спасибо, Грейнджер!

====== 10 очков Гриффиндору ======

— Мисс Грейнджер, мистер Малфой, — нарочито подчёркивая фамилии, обратилась к ним Минерва Макгонагалл, — танцевальный вечер через неделю. Скажите, какие у вас идеи и планы согласно нашей договорённости относительно дружбы факультетов?

— Танцевать, пить, целоваться. — Малфой развалился в кресле, вальяжно крутя в руках палочку. — Что? Это лучший из вариантов дружбы факультетов!

Минерва посмотрела на него поверх очков. Пренебрежительно сдвинула брови.

— Мисс Грейнджер, какие у вас идеи?

— Мы можем устроить перекрёстные танцы, как делали в средние века. Но только в модернизированном виде.

— Долго придумывала? — хмыкнул Малфой, поворачиваясь к ней.

— В то время, пока ты бездельничал! — парировала Гермиона, сверля его взглядом

— Простите, простите, — Драко поднял обе руки вверх, показывая, что сдаётся, — больше не буду бездельничать, раз тебе это так не нравится…

— Заткнись, Малфой!

— Что вы имеете в виду, мисс Грейнджер, под «перекрёстными танцами»? — перебила их Макгонагалл.

— Партнёра по танцам выбирает магия. Мы пишем имена студентов на пергаментах, складываем в чашу… по типу Турнира Трёх Волшебников, а потом каждый достает себе пергамент с именем человека, с которым должен танцевать.

— И будет Томас танцевать с Поттером, — хохотнул Драко. Увидел гневный взгляд Гермионы и снова поднял обе руки вверх, со всей невинностью подчеркивая своё недавнее высказывание.

— Мне нравится ваша идея, мисс Грейнджер! 10 очков Гриффиндору. Мистер Малфой, вам следовало бы более ответственно подойти к моему заданию.

— Я могу быть свободен? — Драко встал. — Мы ведь всё решили!

— Да! Идите. Вам стоит готовиться к Дуэльному Турниру, он будет сразу после каникул. Вы ведь готовитесь?

— Конечно! — Драко остановился возле двери. Взглянул на Гермиону. — Ты идёшь? — спросил он

— Мисс Грейнджер задержится ещё на пару минут. Идите, мистер Малфой.

Когда за Драко закрылась дверь, Минерва внимательно посмотрела на Гермиону поверх очков.

— Как ваши успехи, мисс Грейнджер? Вы, я вижу, помирились с Драко. Или просто перестали враждовать столь открыто, как раньше. Может у вас появилась информация о том, что искал мистер Малфой?

— Нет! — уверенно заявила Гермиона. Она готовилась к этому вопросу директора, много раз прорабатывая в голове правильную интонацию. Её не должны были заподозрить во лжи, иначе за ними станут следить и узнают, что Гермиона стащила книгу из Тайной Секции библиотеки. И что теперь она помогает Малфою свести с руки метку. — Я не знаю, что он искал.

— Он перестал совершать попытки попасть в библиотеку, мисс Грейнджер. Либо он нашёл то, что искал, либо придумал другой способ добиться результатов. Поузнавайте у него. Вдруг Малфой откроет вам свои планы.

— Хорошо, директор! Я могу быть свободна?

Минерва проводила её тяжелым взглядом до двери.

— Удачи вам, мисс Грейнджер!

— Спасибо!

====== Мнимое ощущение свободы ======

Удача ей сейчас была очень нужна. Информация в книге была непростой. Многие заклинания не хотели вершиться. А то, о котором говорил Малфой, и вовсе было написано на неизвестном им языке.

Уже несколько дней Гермиона билась над переводом, но ничего не понимала. Они значительно продвинулись вперёд, встречаясь по вечерам в комнате над кабинетом Прорицаний. По крайней мере, рука Малфоя начала понемногузаживать, он всегда снимал повязку на время их встреч, а это означало, что ещё несколько часов в день метка давала о себе гораздо меньше знать. Но что делать с этим проклятым заклинанием, Гермиона не понимала.

Она вышла из кабинета директора и пошла к лестнице. Кто-то перехватил её локоть и повёл в сторону.

— Малфой! — огрызнулась она, осознав, что это Драко. — Ты что делаешь?

Он заговорщицки улыбнулся и потянул её в противоположную сторону. Гермиона пошла следом. Несколько поворотов, и Грейнджер узнаёт тупичок, в котором они были пару дней назад. Здесь они ругались, а потом целовались.

— Ты чего?

Драко снова улыбается:

— Помнишь это место?

— Помню…

Он обнимает её, руки уверены и нежны. Целует, прижимая к себе, гладит и дразнит. Гермиона поддаётся каждому движению, каждому нетерпеливому жесту. Поцелуй не похож ни на один другой, столь же уникален, как и человек, дарящий ей эти моменты наслаждения. И эти минуты в укромных уголках замка, которые они уделяют изредка друг другу, эти мгновения счастья, в которые оба чувствуют себя живыми.

Сколько сил понадобилось Гермионе, чтобы позволить себе немного быть собой. Увидеть в вечном враге что-то светлое. Возможно, даже поверить в это. И всё же, каждый раз, когда его руки покидают её, когда отдаляются губы, когда она остаётся наедине со своими мыслями, девушка понимает, что это только жалкая иллюзия. У них нет никакого будущего. Присутствие Малфоя в её жизни кратковременно, и оно исчезнет, как только закончится учебный год.

В жизни представителя древнего магического рода, элиты и наследника Малфоя нет места магглорождённой девчонке без рода и известной фамилии.

А ещё, никто из её друзей никогда не признают в Малфое спутника Гермионы.

Магический мир не терпит подобного рода союзов. У тебя есть статус, данный тебе от рождения. И как бы не старались все вокруг, это знание слишком глубоко засело веками в головах магов. Если ты распределён на Слизерин, ты обязан дружить со «своими», держаться круга общения своей семьи и хранить традиции рода. Не хочешь? Попроси Шляпу о любом другом факультете. Змеиный Дом не терпит инакомыслящих. А дальше по жизни ты всегда несёшь этот статус. Иначе станешь изгоем и вряд ли сможешь добиться успеха и уважения в обществе.

Гермиона понимает это. И Драко понимает. И возможно, именно от осознания того, что скоро всё это прекратится, они стараются наслаждаться своей иллюзией, надышаться, почувствовать друг друга. И знать, что только рядом друг с другом у них есть шанс спастись. Спастись от одиночества в кругу друзей. Спастись от долга и ответственности перед семьей. Спастись от судьбы.

Гермиона прерывает поцелуй, отстраняется.

— Надо идти. Нас будут искать.

— Пусть ищут, — Драко снова прижимает её к себе, снова целует, не давая сказать. Она поддаётся, отдаваясь ему, зарываясь ладошками в его платиновые волосы.

— Надо идти, Малфой, — снова бормочет она, — что подумают, если нас не будет во время на лекции…

— Мы же были у директора, помнишь? Нас задержали…

Их тайна. Их надежда на спасение. Их общая судьба на ближайшие полгода. Мнимое ощущение свободы. Свободы от предрассудков, от долга, от себя…

— Я приду вечером, — Гермиона поправляет форму, заправляет рубашку, одергивает юбку. Поднимает валяющуюся на полу сумку. И пытаясь сохранить в душе чувство, которое минуту назад было их общим, торопливо идёт к выходу из тупичка. Драко ухмыляется, глядя ей вслед. «Она придёт…»

====== Для друзей ======

— Ты пойдёшь со мной на танцевальный вечер? — Рон подсел к ней во время завтрака, как обычно, развалившись локтями на стол.

Танцевальный вечер уже в субботу. Хогсмид, а потом танцы в Большом Зале. А после танцев — каникулы. Долгие три недели, которые Гермиона планировала провести в Норе. Почти все студенты разъедутся, Гарри, Рон и Джинни уже паковали чемоданы.

Первый раз в жизни Гермионе не хотелось ехать в Нору. Остаться наедине с Роном, возможно, поговорить и выяснить отношения. Обижать Рона было очень неправильно, нечестно по отношению к нему. Но и встречаться с ним, танцевать или целоваться она не могла. Любое прикосновение, кроме рук Малфоя вызывало отвращение. Никто из её окружения не умел делать так, чтобы лёгкого касания к коже хватало для миллиона мурашек, пробегающих по спине. Малфой заполнил всё пространство вокруг неё, давая дышать только в те минуты, когда был рядом. И сейчас Гермиона знала, что готова сделать то, чего боялась, что казалось ей самым сокровенным и личным.

— Танцевальный вечер? — как-то очень рассеянно спросила Гермиона. — Ах, да… Ты знаешь, я буду организатором. Будет много дел… Ты, наверное, пригласи кого-то другого, чтобы не ждать меня.

Рон удивлённо поднял брови.

— Кого-то другого? — переспросил он. — Ты серьезно, Герми? Кого другого я должен пригласить?

— Не знаю… — она пожала плечами. — Тина с Хаффлпаффа давно смотрит на тебя глазами грустного соплохвоста.

— Ты шутишь? — Рон совсем растерялся. — Какой соплохвост? Какая Тина? Я хочу танцевать с тобой! Ты моя девушка!

Гермиона очнулась от своих мыслей. Девушка? Рон действительно считал, что одного поцелуя полгода назад хватает, чтобы называть её «моя девушка»? Рон смотрел прямо ей в глаза и, видимо, ничего не понимал.

— Джинни говорит мне, чтобы я не давил на тебя, что ты ещё не оправилась после войны, чтобы я не торопился… я и не тороплюсь. Но предлагать мне пойти на танцы с Тиной… Герми, это не нормально, тебе так не кажется?

— Кажется… — пробормотала она.

Все же Джинни умница — она всегда знает: что, кому и когда надо сказать. Они не могли не заметить, что Гермиона отстранилась от Рона и от друзей. «Не дави на неё, она не оправилась от войны» — какая правильная и логичная фраза. И ещё пару месяцев назад эта фраза была бы на сто процентов верной и отвечала бы на все её вопросы. Сейчас всё стало гораздо сложнее. И объяснить это Гермиона не могла. Не имела права. Нельзя было рассказывать об их тайной связи с Малфоем друзьям — друзья не поймут. Нельзя рассказывать обществу — общество не примет.

— Я потанцую тобой, Рон, — проговорила она, собрала вещи и пошла к выходу, оставив недоеденный завтрак.

Грейнджер явно расстроилась после разговора с рыжим. Как-то странно говорила с ним, а потом и вовсе ушла. Что этот говнюк ей сказал? Появилось желание стереть Уизли с лица земли за то, что посягнул на его, Малфоя, личное. Драко даже несколько раз сверкнул взглядом в сторону Гриффиндорского стола, за которым остался сидеть Рон. Но догонять Грейнджер не стал, хотя ему этого очень хотелось.

— Тоже хочешь его прибить? — протянул Блейз, перехватывая взгляд Драко.

Блин. Это ж надо было так спалиться. Надо быть внимательнее.

— Хочу. С первого дня нашего знакомства. Подхалим несчастный! Друг Золотого мальчика… Он просто оказался в нужном месте в нужное время…

— А тебя, я вижу, так и не отпустило! — Блейз откусил пирог и нарочито вежливо продолжил. — Пэнси позвала меня на танцы.

— Прекрасно! Желаю вам счастья!

— Драко, что ты делаешь? — Блейз толкнул его плечом, — Пэнси в ярости. Она говорит, ты перестал обращать на неё внимание. Слоняешься где-то по вечерам… Говорит, что секса с тобой у неё не было уже три недели. Ты заболел?

— Ни хрена себе, — пробормотал Драко, — это она с тобой такие вещи обсуждает?

— Ну, когда злишься про парня можно и не такое сказать. Ты не хочешь с ней поговорить?

— Нет! — отрезал Драко. — Желаю вам приятного вечера. Она любит сверху…

Встал и начал собирать вещи. Блейз тоже поднялся.

— Знаешь, есть такая старая поговорка: если ты плюнешь на общество — общество утрётся, если общество плюнет на тебя — ты захлебнешься… — протянул Забини.

— Угрожаешь мне? — недоверчиво переспросил Драко. Не хватало ещё стычки с однокурсниками. Блейз был, пожалуй, последним из окружения Малфоя, с кем он не ругался. Забини всегда держал нейтралитет, пытаясь балансировать между семьей, обществом и друзьями, если можно было так назвать студентов Слизерина.

— Нет, — спокойно ответил Блейз, — я хочу, чтобы ты стал немного более внимательным к своим. Нам надо держаться вместе, Драко. Нас не так много осталось, как хотелось бы. Многих наших осудили, многие в бегах. Нам необходим союз. И если ты решил отколоться, лучше скажи об этом сразу.

— Я не решил откалываться! — Драко примирительно покачал головой.

Он понимал, о чем говорит Блейз, и был с ним согласен. Действительно, надо было держаться вместе, а не слоняться по коридорам и закрытым кабинетам с магглорождённой Грейнджер. Драко понимал, но не хотел ничего менять.

— Я поговорю с Пэнси, — кивнул Малфой. Блейз удовлетворённо улыбнулся.

Держаться вместе. Не пропадать.

Сегодня была назначена очередная встреча с Грейнджер. За последние недели они виделись довольно часто, много вечеров проводя на чердаке над кабинетом Прорицаний. Пытались разобраться в книге, пробовали перевести заклинание, расшифровать руны. Они многого добились, но дойти до финала так и не смогли. Перевод стал камнем преткновения в работе. И сейчас они больше топтались на месте, не в силах продвинуться вперед. Грейнджер таскала какие-то книги из библиотеки, пыталась разобраться. Сам Драко всё чаще наблюдал. Ему нравилось смотреть на то, как она работает, как с упоением и интересом зарывается в новую книгу. Как пробует творить неизвестные ей заклинания. Рука беспокоила меньше, но боль не ушла совсем. А с болью всё ещё оставалась тревога за семью, за то, что его раскроют.

А еще Грейнджер просто головокружительно целовалась. Каждый раз Драко ждал встречу, понимая, что вряд ли сегодня они найдут решение. Но точно знал, что сегодня он будет с ней, и эти несколько часов вместе подарят силы на новый рывок и веру в то, что всё получится.

====== Держаться вместе ======

И всё же, ругаться со своими — не вариант. Прав Блейз: им надо держаться вместе. Не хватало ещё, чтобы Пэсни растрепала всем, будто Драко пропадает где-то вечерами. Тупая курица. Неужели действительно приревновала его? Ставить под угрозу весь план одной голой ревностью бывшей любовницы неразумно. Надо поговорить с Паркинсон. Надо расставить все точки над «I» и прекратить поток сплетен от обиженной «боевой подруги». Если она разговаривает об этом с Блейзом, не исключено, что болтает о Драко со своими подружками. Наверняка Даффна в курсе того, что Драко слоняется где-то. Это надо пресечь, иначе весь его план рухнет руками бывшей.

Драко перехватил Пэнси возле кабинета Зельеварения. Прислонился к стене, вальяжно заглянул в глаза.

— Ты идёшь на танцы с Блейзом? — надо как-то начать этот дебильный разговор

— Да! — ответила она гордо. — Тебя что-то не устраивает?

— Все хорошо, Пэнс, я желаю вам счастья! Но я бы не хотел, чтобы ты на меня обижалась.

— Я не обиделась.

— Вот и славно. — Драко оттолкнулся от стены и пошёл в сторону кабинета.

— Драко, стой! — Пэнси догнала его, подхватила под локоть. — Ну прекрати! Неужели я тебя чем-то оскорбила? Почему ты перестал приходить?

— Оскорбила? Ты меня? Нет, всё хорошо. Я действительно хочу, чтобы у вас с Забини сложилось…

— Да нафиг Забини! — она остановила его. — Я хотела, чтобы ты ревновал. И у меня получилось, я считаю. — Кокетливо хихикнула, потянула его к себе. — Драко, я соскучилась! Нам ведь хорошо вместе, давай не будем ничего менять.

— Что менять, Пэнс? Ты ведь выходишь замуж летом, забыла? Мы договаривались прошлом году, что ни к чему серьёзному это не приведет.

— Свадьба летом. До замужества я совершенно свободна. — она лукаво подмигнула, поднялась на цыпочки и зашептала ему в ухо. — Я безумно скучаю, Драко! Я хочу тебя. Давай повторим сегодня вечером наши маленькие шалости…

Драко стало противно. Все эти ненастоящие признания, фальшивые интонации, голая похоть в голосе. Раньше для него это была норма поведения, он любил раскрепощённых девушек, и напористость Пэнси ему очень нравилась. Сейчас захотелось вымыть руки, будто запачкался обо что-то очень грязное, хотя кровь, текущая по венам Паркинсон была более чем чистой. Отшить её надо было как можно более аккуратно. Не навредить себе и своей репутации. Не вызвать подозрения своих же. Сделать всё, но не прикасаться больше к Пэнси.

— Сегодня точно нет.

— А когда? — она немного отстранилась, облизнула губы как-то по-змеиному и снова прижалась к плечу Малфоя.

— Пэнси, — Драко старался быть максимально спокоен, — ты ведь знаешь, что это ни к чему не приведёт.

— А я и не хочу, чтобы привело! Просто проведи со мной вечер, как всегда. — она внимательно посмотрела на него. — У тебя есть другая? Драко, ты завёл любовницу? Она лучше, чем я? Неужели ты ещё не понял, что лучше меня нет…

— Я никого не заводил! — отрезал Малфой. — Прекрати цирк. Не хочу больше это обсуждать! Я пришел не для того, чтобы ругаться!

Пэнси напряглась, поняла, что перестаралась и даже немного отстранилась. Молодец, Малфой, теперь тебя свои же боятся!

— Ну прости, — снова начала мурлыкать Пэнси, — я просто скучаю по тебе… — потянулась выше и поцеловала его. Привычно, обыденно, по-свойски. Так, как делала это множество раз. Так, будто ничего не изменилось.

Драко задержал дыхание, собирая в кулак все своё терпение и отодвинул Паркинсон. Сделал это довольно мягко, чтобы не выглядело, будто пытается оттолкнуть, чего на самом деле хотелось.

— Давай решим всё после Рождества, — примирительно проговорил он.

Поцелуй был не просто фальшивым. Он напоминал глоток удушливого воздуха в вольерах Хагрида. Но Пэнси не почувствовала подвоха, улыбнулась и чмокнула Драко в щеку.

— Я буду танцевать с тобой на Вечере! — кокетливо проговорила она, провела пальцами по его груди. Остановила на секунду движение, будто задумалась. Потом поднялась на цыпочки и, лукаво улыбнувшись, снова поцеловала. Драко перехватил её локти, отодвинул назад. Пэнси улыбалась торжествующе, и эта улыбка давала понять, что она довольна исходом разговора. Подмигнула, изящно выскользнула из его рук и пошла в кабинет.

Драко вздохнул с облегчением. Вопрос с Пэнси был улажен. Блейз может быть спокоен. А еще, спокоен может быть сам Драко. За свою репутацию, статус, положение в обществе.

Он обернулся, собираясь заходить в кабинет Зелий вслед за Пэнси и вдруг наткнулся на ледяной и пустой взгляд карих глаз.

Грейнджер стояла в нескольких шагах от него. Стояла не шевелясь, будто статуя. Выдавало её только частое дыхание. По взгляду, по выражению лица было сразу понятно: она все видела. Видела весь маленький спектакль, который Драко разыграл в коридоре для Пэнси. На глазах у всех. Чтобы спасти свою репутацию и статус. Совершенно не подумав о том, что у статуй тоже есть глаза, а ещё, статуи бывают живыми.

====== Маггловский ад ======

Малфой целовался с Пэнси Паркинсон в коридоре возле кабинета Зельеварения. Целовался так, будто всё это время между ними ничего не происходило. Будто не было ситуации в библиотеке, истории с книгой, рассказа о метке и того, как Гермиона спасала его на чердаке. А ещё, будто не было ни одной встречи, поцелуя, ни одного сбивчивого дыхания или слова, сказанного в порыве страсти…

Это всё летело сейчас в маггловский ад, прихватив вместе с собой её саму, разбивая о каменные стены, превращая во множество осколков. А чего ещё ты ожидала, глупая? Что он станет с тобой встречаться? Что позовёт замуж? Что вы будете растить милых детишек в домике у озера? Это всего лишь мимолетное увлечение. А может и не увлечение вовсе?! Может, правы друзья, и Малфой просто использует её? Использует для того, чтобы расшифровать для него заклинание в книге, избавить его от метки. А он в свою очередь, чтобы держать возле себя, соблазняет её… И все его поцелуи, слова, все взгляды — фарс. Вот она, его настоящая страсть: давняя подружка Пэнси Паркинсон. И он целуется с ней на глазах у Гермионы.

Мысли пронеслись в голове ураганом, создавая портрет коварного Малфоя. Настоящего Малфоя. Малфой точно как его отец. Точно как все они — гадкие и расчётливые змеи!!!

Слёзы подступили к горлу, не давая вдохнуть.

— Грейнджер, — проговорил Малфой, делая шаг к ней.

Объяснить. Остановить. Надо было сделать сейчас хоть что-нибудь, иначе потом может быть поздно. Она отступила, пытаясь справиться со всеми эмоциями, которые сейчас норовили вырваться наружу, обращаясь в слова. Вытянула вперёд руку, смахивая предательски стёкшую по щеке слезу. Нет! Этот ублюдок не достоин её слез. Он не увидит их и больше никогда не воспользуется ею.

— Гори в аду, Малфой! — прошипела Гермиона.

Голос дрожал, выдавая её истинное состояние. Развернулась и быстро зашагала по коридору прочь от этого злосчастного места. Прочь от Малфоя. От его лживых глаз. От всего того, что связывало их совсем недавно и так легко разрушилось, открывая глаза на его истинную сущность.

Драко понимал, что надо было побежать за ней. Но множество студентов смотрели на него, каждый из которых ожидал развязки. Спасать свою репутацию, восстанавливать место в обществе, держаться со «своими» — именно этого он добивался последние годы. Статус семьи никогда не станет ниже каких-то мелочных, сиюминутных увлечений. Тем более, что он увлёкся магглорождённой девчонкой. Такого скандала не перенесёт ни его репутация, ни репутация семьи Малфоев в целом. Драко остался стоять на месте, проводив Гермиону досадливым взглядом и последовал за Пэнси. А что в этот момент творилось в его душе — никого не касалось.

Сколько прошло времени? Час? День? Неделя? Гермиона не знала. Она ворвалась в спальню старост, заперла дверь, машинально наложила на неё Силенцио и упала на кровать.

«Лживый, подлый ублюдок. Мерзкий змей с его гипнотическими движениями. Отвратительный и такой подлый! Пусть будет проклят! Пусть сгниёт в Азкабане вместе со своим папашей!»

Гермиона больше не пойдет помогать ему. А без неё он бессилен. Он не может ничего! Он сдохнет от действия чёрной магии метки и попыток спрятать её. Будет умирать мучительно и долго! А Гермиона станет смотреть и наслаждаться… Слёзы душили, вырываясь наружу. Она размазывала по лицу тушь, стараясь хоть немного успокоиться. Успокоиться не получалось.

«Скотина! Подхалим несчастный! Может стоит отомстить? Наложить на него какое-то проклятие? Или забрать книгу с чердака. Отнести её Макгонагалл. И пусть разбирается сам. А дальше — суд, признание Люциуса виновным, Азкабан. А Драко пойдет следом за лжесвидетельствование! Отличный план! Вот он в лапах дементора. Дементор высасывает из него всё доброе и светлое, оставляя только… только что? Было ли в Малфое вообще что-то светлое?». До сегодняшнего дня Гермиона верила — было! Малфой весь будто состоял из света, который дарил ей. А сегодня хрупкая иллюзия разрушилась, обнажая его истинное лицо.

На месть у неё не хватит сил. Гермиона не сможет сделать всё то, что сейчас порождает её обиженное воображение. Она не сделает ничего. Останется всё прежним, просто в жизни теперь не будет Малфоя. Это ведь хорошо. Ничто не станет отвлекать от учебы, она сможет многого добиться! Выйдет замуж за Рона, родит ему детей.

Очередная волна слёз захлестнула Гермиону с головой. Она не хотела, чтобы Малфоя больше не было. Хотела стереть воспоминания из коридора, и делать вид, что всё, как прежде. Пойти вечером к Драко, провести эти пару часов с ним. Гермиона чувствовала, что вместе с тем, что она увидела сегодня, рушится её маленький придуманный мир. Мир, в котором было место одинокой, наивной девчонке с Гриффиндора и сильному, уверенному парню со Слизерина. Мир, в котором они могли бы быть парой…

Как он мог? Как мог дарить столько счастья и не чувствовать ничего? Как мог говорить и делать всё то, что делал, и при этом так искусно играть свою роль? Может это у них в крови? Может все чистокровные умеют лгать на подсознательном уровне?

В окно постучали. Белая сова.

«Нет, Малфой, я не хочу даже читать твои извинения и лживые письма!». Гермиона махнула рукой, прогоняя посланника. Сова не улетела. Гермиона открыла окно, пытаясь прогнать птицу, та настойчиво била крыльями, пытаясь влететь. В какой-то момент стало жалко живое существо, и она впустила сову.

Письмо от Малфоя.

«Пошло оно к дьяволу, вместе с его автором!»

Но руки сами тянутся к лапке птицы, разворачивают пергамент:

«Это не то, что ты подумала! Я всё объясню! Приходи вечером! Я буду ждать тебя!» Гермиона фыркнула, разорвала пергамент и со злостью посмотрела на сову.

— Передай своему хозяину, пусть валит ко всем чертям! — выпустила птицу, не написав ни слова в ответ.

====== Гриффиндорская гордость ======

Сова вернулась без ответа. Чего ещё было ожидать? Что Грейнджер решит поговорить, выслушает, поверит и продолжит как раньше? На что он надеялся, отправляя сову к ней? Возможно, на чудо. Но чуда не случилось.

Не случилось чуда и на следующий день, когда они встретились в кабинете ЗОТИ на сдвоенной лекции. Драко задержался немного после звонка в надежде перехватить её, когда студенты разойдутся. Гермиона вылетела из кабинета в первых рядах, не задерживая на нём взгляда.

А потом в Большом Зале за обедом. Гермиона даже не смотрела в его сторону. Но Драко видел её пустой взгляд. Точно такой, как был у неё до их первых дуэлей. Как был в библиотеке, когда она испугалась. Он ненавидел эту пустоту. И ненавидел себя за то, что дал этой пустоте снова подобраться к карим глазам девушки, которой обещал, что всё будет хорошо.

Её молчание начинало действовать на нервы. Что за привычка отмалчиваться? Устрой сцену, разбей что-нибудь, наори, выплесни гнев, только не молчи! Почему ей так нравилось делать вид, будто он — пустое место? Будто не достоин её внимания? Презрение — его конек. Она решила воспользоваться его же методом, и это раздражало.

Драко несколько раз пытался заговорить. Ещё два раза посылал сову с письмами. Даже попытался задержать Грейнджер в Большом Зале, обратился при всех, вызывая взгляды и сплетни окружающих. Придумал повод, позволяющий уйти от чужих глаз. Гермиона ответила холодно и сухо. Сказала, что сегодня не планировала заниматься в Дуэльном Клубе, что он победил и дальше тренироваться нет надобности.

— Ты выиграл, Малфой! — Гермиона посмотрела сквозь него, куда-то туда, где стояли её друзья. — Мне больше не надо с тобой общаться. Всё, что зависело от меня, я сделала. Дальше — сам. Ищи себе другую игрушку… — отпихнула в сторону и пошла к Джинни.

— Грейнджер! — Драко окликнул её слишком громко, привлекая внимание студентов и преподавателей. Слизеринский стол особенно внимательно проводил девушку взглядом. Гермиона не обернулась. Не изменилась ни её походка, ни положение опущенных плеч. Она будто не услышала его.

«Ну и ладно, гордячка! Хочешь поиграть в попранную невинность — играй!». Малфои ни перед кем никогда не прогибались и не ползали на коленях. Кроме Лорда, разумеется. Но во-первых, Лорд мёртв и Драко никогда не совершит такую ошибку вновь, а во-вторых, она — не Лорд!

И пускай Драко виноват. Пускай не должен был делать то, что сделал. Но общаться так с собой он не позволит. Не позволит Грейнджер делать вид, что его нет. Не позволит игнорировать. Хватит! Он и так сделал всё, что мог в желании помириться. Переступил через себя, через свою гордость.

Было три неотвеченных письма. Попытки поговорить, а теперь и это публичное унижение.

А она всё ещё считает, что он не достоин её взгляда! Пошла к василискам! «Гордая? Значит будешь гордиться своим поведением в одиночку, ты ведь так любишь одиночество, да, Гренджер?!»

Видеть Малфоя каждый день в кабинетах и коридорах замка было невыносимо. Особенно, когда он пытался заговорить с Гермионой в присутствии её друзей или своей свиты. Зачем он это делал? Зачем обращался при всех? Зачем? Хотел лишний раз унизить, указать на место? Хотел самоутвердиться снова за её счет? Хотел ранить еще больше? А может… просто хотел поговорить? Гермиона стиснула кулаки, заставляя себя прогнать шальные мысли. Она безумно скучала, но не позволяла даже маленькой тёплой надежде закрасться снова в сердце. Малфой — предатель! Он воспользовался ею, чтобы добыть книгу и снять метку. А с предателями надо быть жёсткой и крайне аккуратной. И не подпускать их близко, как бы этого не хотелось.

Ни один маг в мире не сможет больше сделать ей больно. Ни одно живое существо не достойно её слёз. Гермиона зареклась не плакать, обещала себе, что проклятые, солёные капли никогда снова не появятся на глазах. Она слишком много плакала после Войны, когда поняла, что обратной дороги нет. Когда попрощалась со всем, что было ей так дорого. Грейнджер обещала себе, что никто и никогда больше не заставит её страдать. Тем более Малфой. Тем более, что обида на него душила хуже, чем проклятый василиск из Тайной Комнаты.

Чего Малфой хочет теперь? Чтобы она снова вернулась к изучению его проклятой книги? Нет уж! Она больше не купится на эту пургу!

— Ищи себе другую игрушку…

Надо не дать себе шанса поднять на него глаза. Вопреки всему. Вопреки желанию снова поверить и той самой слабой надежде, которая билась в конвульсиях где-то в районе груди. Потому что если она посмотрит в его глаза, то, возможно, даст слабину и начнёт придумывать ему оправдания, как тогда, на Чердаке над старым кабинетом Прорицаний. А делать этого нельзя. Никак нельзя! Потому что Малфой предатель и не стоит даже толики её внимания. Надо просто закончить разговор и пройти мимо.

А потом тихо плакать, закрывшись в кабинке женского туалета, душа себя мыслями о нём и о том, как он мог так поступить?!

====== Накануне ======

Заснеженный зимний Хогсмид особенно здорово смотрится вечером. Когда на улочках зажигаются фонари, отражая свет от морозных дорог и веток хвойных деревьев, везде чувствуется дух Рождества. А студенты Хогвартса разгуливают по магическому городку, наполняя все его уголки смехом и весельем.

В этом году ажиотаж от похода в Хогсмид был удвоен тем, что вечером всех студентов ждали Танцы в Большом Зале с новой, захватывающей игрой, которую Макгонагалл представила студентам как Перекрёстные Танцы Судьбы, придуманные Гермионой Грейнджер. Волнительно было всем, ведь никто из студентов заведомо не знал, кого тебе выберет Чаша в партнеры на танец.

Последние пару дней Гермиона была увлечена подготовкой Вечера, готовила декорации, выбирала музыку для магического оркестра, утверждала меню с домовиками. Друзья активно помогали ей во всём. Гарри и Рон вешали флажки и свечи, Джинни дегустировала блюда, Луна придумывала дресс-код, Невилл тоже что-то делал, вероятно, что-то важное… задачи сыпались одна за другой, и времени думать о Малфое практически не было. Это были замечательные пару дней. И лишь только ночью, оставаясь наедине со своими мыслями, Гермиона вспоминала Драко и ругала себя за эти воспоминания. Мерзкий Хорёк превращался понемногу обратно в животное из человека, и от этого становилось немного легче.

А ещё он ни разу не попался ей на глаза за эти пару дней. Они не виделись ни за завтраком, ни на лекциях.

Уехал домой? Попал в лазарет? Избегает? Пусть выбирает любой из вариантов, ничто не заставит её вновь думать о нём…

Но мысли все равно приходили. Обида, смешанная с чувством гордости, злость на Малфоя, его поступки и на себя за то, что поверила…

Пэнси Паркинсон — неискренняя, наигранная — она идеально подходила чёртовому предателю. Вместе они были бы чудесной парой — змеиным кодлом, которое рано или поздно сожрёт само себя. Хотя, какое Гермионе дело до Малфоя и Паркинсон? До Малфоя и Гринграсс? До любой из них и Малфоя?

Ответ был слишком очевиден: ей было дело до Малфоя, потому что она хотела быть в тот миг на месте Пэнси. Гермиона не могла себе признаться в этом, но больше всего хотела тогда, чтобы он мог дотронуться до неё или хотя бы заговорить в присутствии посторонних людей. Чтобы их отношения можно было придать огласке…

А сейчас даже само слово «отношения» звучало странно, учитывая, что речь шла о Малфое.

Он не достоин её внимания. Не достоин слёз. Но как хотелось снова оказаться рядом! Закрыть глаза, зарыться в его мантию, ощущать его тепло и запах. Спрятаться в его объятиях от всего огромного мира: пугающего, пустого, наполненного одиночеством. И чувствовать себя в безопасности. И верить ему, когда он говорил, что всё будет хорошо!

Гермиона снова смахнула набежавшие слёзы, погнала от себя мысли и занялась подготовкой Вечера. Потому что надо было хоть чем-то заняться…

Малфой пытался справится с книгой и заклинанием самостоятельно. Если Грейнджер слишком прошенная, он сделает это сам! Драко никогда не считал себя глупым, тем более, не глупее грязнокровной волшебницы, которая узнала, что такое магия лишь восемь лет назад. Драко вырос в магическом замке. Он летал на метле в возрасте четырех лет. Он колдовал в отцовском кабинете, когда ему только исполнилось два года, пытаясь подражать родителям, и чуть не спалил тогда дом. Он учился контролировать магию и точно знал, что ему под силу любое заклинание не только из школьного курса, но из всех книг в кабинете отца, а там их было очень много!

На этот раз задача была сложной, но это был выход! Искать ответ, зарыться с головой в книги и рукописи, забить голову рунами и символами, только не думать о Грейнджер! Не вспоминать её пренебрежительное отношение к нему и пустой взгляд. Не вспоминать её губы и то, как она смотрела на него и верила ему. Статус, репутация — наверное каждый из этих параметров достоин определённых жертв. Отец всегда говорил, что волшебника образует его положение в обществе. И в этом обществе, в кругу общения Малфоя нет места магглорождённым! Он и так позволил ей немного насладиться своим присутствием, получить склонность Малфоя. Теперь Грейнджер отвергала его за то, что он согласно своему статусу общался с равной ему Пэнси. Большего бреда Драко не мог себе даже во сне представить. Но этот бред происходил наяву. Здесь и сейчас.

Надо было как-то отвлечься от мыслей, потому что чем больше он думал об этой ситуации, тем больше убеждал себя в том, что поступил правильно. В голове снова звучал голос отца, напоминающий про чистоту крови, долг перед семьей и древний род Малфоев. Наперекор голосу Люциуса всегда был только один аргумент: Драко был прав во всём, кроме того, что снова хотел быть с грязнокровной Грейнджер. Он хотел её с неистовой, почти животной силой. Хотел, чтобы она перестала смотреть сквозь него, будто он — пустое место. Снова хотел обнимать Гермиону, осознавая, что никто в мире не достоин её объятий и внимания. Хотел чувствовать её в своих руках, целовать или просто быть рядом, пока она работает над очередной книгой. А ещё, хотел знать, что Грейнджер принадлежит ему, а не грязному выродку Уизли или ещё кому-то.

Поэтому Драко и избегал встречи с ней и её дружками. Он понимал, что если увидит Грейнджер с другим, наверняка убьёт их всех.

В эти несколько дней Драко плодотворно занялся книгой, пытаясь забыть о Грейнджер. Осталось одно последнее заклинание, написанное на неизвестном языке. У Грейнджер не получилось перевести. Но ведь это не означает, что и Драко не справится. Руны не выходили у него из головы. Он точно где-то видел эти закорючки над буквами, но никак не мог вспомнить, где. Он помассировал виски, укладывая уставшую голову на локти над книгой. Проклятые руны! Думай, Драко! Откуда ты знаешь эту вязь?

Кабинет отца. Дальний стеллаж слева. Секция пять. Книги и свитки пра-пра-прадеда Драко по линии матери. Кем он был? Путешественником и исследователем, вроде. Он собирал наследие инков. Драко очень любил в детстве залезть в эту секцию, уместиться на полках среди моделей древних кораблей и лодок и представлять себя своим предком-исследователем…

Вот там-то, в мэноре он и видел эти заклятые буквы.

Инки… Как всё просто…

У родителей должна была остаться рукопись со словарём этого мёртвого языка. Драко помнил рассказы мамы про полоумного деда, которого стыдились Блэки. Поэтому на старости лет, дабы не прослыть родственниками психа, родня заперла его в каком-то из фамильных домов под присмотром врача и домовиков. Он тогда писал мемуары, кажется. Свиток с языком был последним из его рукописей. Коллекция хранилась в Малфой мэноре, но не считалась чем-то выдающимся или ценным. Настолько, что маленькому Драко разрешали играть с древними реликвиями… Только бы свиток остался целым! Только бы он смог найти его!!!

Почему он не подумал об этом раньше? Почему забыл? Почему не вспомнил? Возможно ли, что мысли о грязнокровке занимали слишком много места в голове и мешали думать? Было очень похоже на то, что именно так и произошло.

Драко оторвал голову от рук и со злостью несколько раз стукнул по столу.

— Идиот! — сквозь стиснутые зубы пробурчал он. — Вляпался, романтик херов!

Драко зашагал по комнате, заламывая руки. Надо действовать. Как добиться этого проклятого словаря, не привлекая внимания? Отправиться в мэнор на поезде? Лететь на метле? Пытаться пробраться через камин в кабинете директора? Это могло вызвать вопросы и привести к разглашению. Совиная почта, наверное, самый безопасный и быстрый способ. Мама найдёт рукопись и передаст в Хогвартс. Школьная переписка с родителями не подвергается проверкам, а значит никто и не заподозрит, что Малфой переводит запрещённое заклинание.

Всё было слишком просто. Слишком очевидно. Неужели для того, чтобы добиться результатов, Драко всего лишь надо выкинуть ненавистную магглу из головы, оставив место для здравого смысла?! Если такова цена, что ж, он был с самого начала готов её платить.

Сова с письмом матери улетела в тот же день. До Малфой-мэнора и назад было несколько дней пути. Это означало, что если мать найдёт рукопись, то через неделю Драко сможет расшифровать заклинание, а дальше дело за малым — применить знания, вывести метку и жить как ни в чём ни бывало! Оставалось только немного подождать…

====== Зимний Хогсмид ======

Субботний поход в Хогсмид обещал много интересного. Слизеринцы планировали шумный отдых с огневиски в Кабаньей Голове: никто не мог запретить совершеннолетним волшебникам сидеть в баре, пускай на них всё ещё была эмблема школы. Они вынашивали планы и насмехались над возможной реакцией преподавателей.

Драко поддался всеобщему веселью. Держать в себе напряжение, злость и раздражение не было сил и желания. Напиться с товарищами по факультету — отличное решение накануне дурацкого Танцевального Вечера. Такого же дурацкого, как человек, придумавший его.

Огневиски было много. С каждой выпитой рюмкой общее настроение компании повышалось. Спустя час Дафна уже целовалась с Блейзом прямо за столиком, чего никогда не позволяла себе. Пенси кокетливо закинула ножки на Драко. Он принимал её хмельную ласку, позволяя себе расслабиться. Мысли были пустыми, на душе весело и уютно.

Из всей компании самым напившимся оказался Нотт. Тео налегал на огневиски, мотивируя тем, что раз ему не досталась девушка, ему достанется вся выпивка.

Они шутили и смеялись.

— И будет Томас танцевать с Поттером… — закончил свою удачную шутку Драко.

Компания покатилась со смеха.

— Это же надо было придумать такой бред! — Пенси брезгливо поджала губы. — Представьте себе пару на танцы Забини и Лавгуд!

Они снова захохотали, обсуждая и вставляя свои колкие замечания.

— Не-не-не! — Блейз замахал руками, будто отгоняя комара. — Пусть тогда будет Гринграсс и Лонгботтом! Готовься, Дафна, он оттопчет тебе обе ноги!

— Зато плавать будет удобнее, как в ластах! — парировала Дафна, заливаясь смехом.

— А может Поттер и Уизли? Или пары у нас только девочка-мальчик? — Нотт опрокинул очередную рюмку. — Если так, то из этого Золотого Трио я выбрал бы Грейнджер…

Драко кинул на однокурсника недобрый взгляд.

— Тео, — проговорил он, — оставь при себе свои фантазии о грязнкоровках. Это мерзко. Тебе хватит пить!

— Отстань! — Нотт фыркнул и потянулся за бутылкой.

— Пойдём-пойдём, погуляем! — Драко поднялся, протягивая Нотту руку. — На воздухе не так вставляет!

Теодор посмотрел на него совершенно захмелевшим взглядом, отпихнул руку и снова потянулся за рюмкой.

— Тео! — Драко предостерегающе повысил голос. — Тебе хватит!

— Пошёл в жопу, Малфой! Не твоё дело, сколько я пью!

Он попытался встать, видимо, в надежде толкнуть Драко, но запнулся и чуть не упал на пол, схватившись за край стола. Рюмки и бутылки зазвенели, падая и разбиваясь. Даффна вскрикнула. Все посетители Кабаньей Головы обернулись к дебоширящему столику.

— Вам пора уходить! — предупредил бармен, поглядывая на здорового амбала у входа. Явно давая понять, что если они не уйдут сами, то им помогут.

— А как хорошо всё начиналось… — пробормотал Забини, бросая на стол кнаты и сикли. — Всем спасибо, спектакль окончен!

Компания покинула бар, продолжая обсуждать напившегося Нотта и помогая ему идти. На морозе хмель выходил с каждым вдохом ледяного воздуха. Но казалось, даже это не помогло бы Тео протрезветь до танцев. Поэтому они решили спрятать пьяного собрата в подсобных помещениях школы: не хватало им ещё скандала и выговора за пьянку. Теодор долго не хотел успокаиваться, всё время порывался пойти в замок и непременно потанцевать с Грейнджер. Уложить его спать удалось только спустя сорок минут уговоров. Компания обещала вернуться за ним, как только коридоры будут свободны, и они смогут без скандала провести в конец захмелевшего Нотта в подземелья.

Все остальные слизеринцы вернулись в замок до заката и разошлись по своим спальням готовиться к Вечеру. Как бы не презирал каждый из них организатора танцев, но присутствовать на вечере были обязаны. Они — представители элиты. Каждый из них в будущем будет так или иначе править магическим миром. Кто-то станет Министром, кто-то заработает множество денег на торговле, кто-то продолжит фамильный бизнес. Но для каждого из них статус является неотъемлемой частью их жизни. И на подобного рода светских вечерах они обязаны показывать своим будущим вассалам их место. Поэтому им надо держаться вместе. Поэтому Слизерин не пускает в своё маленькое общество никого извне. Райвенкло станут учёнными или исследователями. Хаффлпафф станет рабочей силой или социальными работниками. А Гриффиндор, скорее всего, армией. Но править этим миром будут они — нынешние студенты Слизерина.

Свои правила — Король, Королева, Кабинет Министров, Советники… они должны держаться вместе.

====== Танцы судьбы ======

Большой Зал гудел от студентов. Угощения, музыка, зоны для фото, пышно украшенные столы — всё, для комфортного праздника. А по центру Зала — две Чаши с именами парней и девушек внутри.

Драко вошёл в зал под руку с Пэнси. Она даже продумала и предусмотрела свой внешний вид, чтобы быть под стать Драко. Серебристое струящееся платье великолепно сочеталось с его изумрудной парадной мантией. Они заняли места для своих поодаль от основного шума. Пэнси всё время норовила прижаться к Драко, потереться об него бедром или невзначай коснуться рукой. Она, видимо, чувствовала угрозу со стороны неведомой ей соперницы. Но присутствие соперницы не вызывало у неё сомнений. Драко вёл себя иначе. Не так, как это было всегда. Он раздражался чаще и не подпускал Пэнси к себе.

Сегодняшний вечер, алкоголь в крови, их прогулка в Хогсмид давала ей шанс на реванш. Всё от внешнего вида Паркинсон до запаха её духов для привлечения мужского внимания, купленных у потомственной вейлы, говорило о том, что Пэнси вышла на охоту. Её жертвой был Драко. И отступать она не собиралась.

Малфой оглядел зал. Он ликовал в душе, зная, что скоро в руках будет словарь, он сможет перевести и превратить в жизнь заклинание против метки. У него было чудное настроение: прогулка с компанией в Кабанью Голову, виски, шикарно выглядящая Пэнси рядом — всё складывалось хорошо.

Драко знал, что увидит Грейнджер. Весь цирк — это была её идея. Она явно организовывала этот балаган. Встречи с ней он не страшился, наоборот, хотел показать, как ему хорошо без неё. Как он наслаждается жизнью и справляется со всем без её помощи. Именно поэтому он позволял Паркинсон так пошло тереться. Хорошая музыка (неужели Грейнджер сама выбирала?). Вкусная еда. В целом и общем весь этот праздник был ему по душе. Раздражало только количество людей вокруг. Половина студентов смотрели на них с обожанием, вторая половина смущённо отворачивались. Убрать бы из зала вторых, и вечер будет хорош.

Директор вышла на сцену, приветствовала всех: студентов, преподавателей. И, разумеется, пригласила координатора вечера, ту, которая всё придумала и организовала. Звезда магического мира, героиня войны, неприступная и гордая Гермиона Грейнджер! Она вышла на сцену, улыбнулась, сказала что-то о правилах вечера, о том, что пары будут меняться, что магия выбирает сама, так устроены Чаши. Чтоколдовала сама Макгонагалл, и если вы отказываетесь от танца, должны покинуть зал… и много ещё какой-то пустой болтовни.

Малфой не слушал. Он смотрел. Смотрел на Гермиону и понимал, что если поставить сейчас их рядом с Пэнси и спросить, кто красивее, ответ будет очевиден! Пэнси красотка в сравнении с серой мышью, одетой в платье, которое Драко видел на ком-то из её подружек на прошлой вечеринке. Ещё запомнил дурацкий волан: Пэнси долго язвила тогда на тему магической моды девятнадцатого века. Грейнджер выглядела так, будто за подготовкой этого вечера у неё совсем не осталось времени на сон, а косметики на лице был такой минимум, будто она шла не на вечер танцев, а на лекцию в теплицу к мадам Стебль…

И несмотря ни на что, Драко хотел её! Хотел с такой силой, что даже сам немного удивился. Желание доказать, указать ей на место, напомнить о своём статусе, властвовать над ней — всё то, что он говорил себе эти несколько дней, оказалось пустым звуком, стоило ему увидеть её.

Гермиона спустилась вниз, глядя себе под ноги. Её хвалили, висли на руках и рассказывали какую-то чушь. Она старалась улыбаться, принимала похвалу, пожимала руки. Но больше всего ей сейчас хотелось раствориться. Взмахнуть палочкой и аппарировать куда-то в маггловскую часть Лондона, туда, где нет магов. Где никто не знает про Тёмного Лорда и войну. Туда, где её никто не знает. Туда, где точно не будет Малфоя…

Она увидела его со сцены. Не заметить эту парочку было бы крайне сложно, Пэнси сверкала так, будто это был приём в её честь. Ненавистный Малфой стоял рядом, держал её под руку и улыбался.

Минерва Макгонаггал объявила о начале вечера, и из чаш тут же с шумом крыльев множества бабочек посыпались разноцветные пергаменты, на каждом из которых виднелось имя студента. Осыпались вниз и полетели каждый по своей траектории — прямо в руки человеку, с которым ты должен танцевать следующий танец.

Пары находили друг друга. Кто-то смеялся, кто-то откровенно смущался. Несколько раз был слышен отчётливый хлопок входной двери — не все были согласны с магическим выбором.

Хотя партнёров выбирали вполне сносно, Драко ни разу не достался никто с Гриффиндора, он даже танцевал с Даффной. Несколько раз они пересекались в танце с Пэнси, она подводила своих случайных партнёров к танцующему Драко, невзначай подмигивала или толкала бедром. Ему даже нравилась эта игра, но он продолжал искать среди толпы копну непослушных волос Грейнджер. Почему-то сейчас ему снова стало важно, есть ли пустота в е глазах.

Музыка прервалась, раздались аплодисменты. Студенты разошлись к столикам. Все о чем-то разговаривали, девушки собирались кучками и обсуждали своих танцевальных партнёров, парни держались ближе к чашам с пуншем.

Малфой оглянулся. Осушил стакан с пряным пуншем, уже третий с начала танцев, полирнув огневиски, выпитое меньше двух часов назад, почувствовал прилив адреналина. И тут же налил себе новый. Напиваться, так напиваться.

— Ищешь кого-то? — Пэнси положила руку ему на плечо, забрала бокал и пригубила пунш.

— Тебя! — уверенно лжет Драко, снова проведя взглядом над толпой студентов. Выхватывает спину Грейнджер.

Она стоит рядом с каким-то недоноском в ярко жёлтой рубашке и смеётся. Жёлтый ублюдок обнимает её за талию и что-то с упоением вешает.

Малфой не железный. У него есть свой предел терпения и этот предел давно пройден.

Макгонаггал предупреждает студентов про следующий танец, раздается хлопок, разноцветные бумажки кружатся в своем причудливом вальсе, выбирая жертвы. Драко забрал у Пэнси бокал, залпом осушил его и на лету поймал свой пергамент. Отстранил Паркинсон и, даже не взглянув на имя на клочке бумаги, пошёл в сторону жёлтого пятна. Гермиона тоже поймала свой пергамент. Её взгляд остановился на секунду на Драко, скользнул прочь и тут же она снова посмотрела на него. Пустота. Просто Чёрная Дыра пустоты в карих глазах. Драко подошёл, оттолкнул стоящего рядом жёлтого идиота, молча забрал из рук Грейнджер её пергамент, скомкал и выкинул на пол, не дав прочесть имя на бумаге.

— Так решила магия, — процедил он, привлекая её к себе, — твои правила, Грейнджер, мы должны танцевать!

Гермиона не отстранилась и не оттолкнула его. Возможно, это было именно то, чего она хотела ещё несколько дней назад: танцевать с Драко в присутствии всех этих людей. Сейчас достаточно было просто его прикосновения. Он действительно гипнотизировал, или она хотела оказаться рядом.

Малфой повёл в танце, двигаясь уверенно, как учили в детстве на уроках этикета в замке. Твёрдая рука, прямая спина, мужчина задаёт ритм. Гермиона снова поддалась. Драко ожидал чего угодно, она должна была начать вырываться, кричать, драться… ничего подобного не произошло. Тупая покорность. Как кукла.

Проснись, Грейнджер!

Он сжал её руку и громко спросил:

— Нравятся танцы?

— Вполне!

— А партнёры?

— До этого момента всё было чудесно!

— Тебя не устраивает моё общество, Грейнджер?!

— Мне на тебя плевать, Малфой! — сухо, уверенно, до одури правдиво звучит её голос. Он почти верит в это.

— Плевать? — Драко скрипит зубами. — А когда я делаю вот так… — его рука скользит вниз по её позвоночнику.

— Убери руку на место, Малфой! Иначе я позову профессоров, и тебя выгонят за приставания, — ни доли раздражения в голосе. Чёрствые факты. Будто читает правила поведения в Хогвартсе.

— Скучала по мне? — он должен заставить её говорить.

— Нет.

— Твою мать… Грейнджер, посмотри на меня!

Она поднимает глаза.

— Чего ты хочешь?

— Я хочу объяснить…

— Не надо ничего объяснять, Малфой, — уже что-то. Она хотя бы не молчит. Половина мелодии позади, он должен заставить её поговорить.

— То, что ты видела, было сделано для Пэнси…

— Я знаю. Ты всё делаешь правильно.

— Грейнджер, послушай меня, нахрен этот сарказм? Я говорю серьёзно.

— Я тоже. Нам нечего больше обсуждать!

Она делает вид, что ей всё равно, а в душе скребут даже не кошки, скорее драконы, разрывая её когтями на части. Драко так близко. Он ведёт в танце. Он рядом, и всё уходит на задний план. А в ушах громом отражаются его лживые слова: «Всё будет хорошо, я обещаю!» «Кому будет хорошо, Малфой?». Обида рвётся наружу, застилая глаза пеленой. Гермиона пытается сморгнуть слёзы, не дать себе показать слабость. Ей плевать. Ей все равно…

Музыка утихает, начинаются аплодисменты, разговоры студентов вокруг превращаются в беспрерывный шум.

Драко отпускает её руку. Видимо, это конец…

— Уходи, — бормочет Гермиона, — тебя ждёт твоя девушка…

— Пэнси не моя девушка! — Драко взрывается, прикладывая последние силы, чтобы не начать орать на неё прямо здесь, посреди Большого Зала.

— Лжец! — она бросает на него взгляд, полный боли. — Я видела вас сегодня в Кабаньей Голове!!! Она сидела у тебя на коленях, и вы целовались посреди зала, на глазах всех ваших друзей. Ты мерзкий ублюдок, Малфой! Ублюдок и врун! Чего ты хочешь? Чтобы я вернулась к работе над твоей книгой? Спасать тебя и твою семью, пока ты будешь развлекаться с Паркинсон! Не дождёшься, скотина!

Она стискивает кулаки, но воздерживается от желания ударить его.

— Ты не достоин моего внимания! И я больше не хочу тебя видеть! — срывается с места, направляясь к двери.

====== Злосчастный вечер ======

Гермиона бежала прочь из Зала. Прочь от Малфоя. Прочь от лживых глаз, от всего того, что она хотела бы услышать от него, но не услышала.

Он не стал оправдываться. Не отрицал, что был с Пенси в коридоре возле кабинета зельеварения и сегодня в Кабаньей Голове. Значит, Пенси действительно его девушка. Значит, он встречался с ней всё то время, пока тайно был с Гермионой. А она, дура, верила его словам и на что-то надеялась. Но она никогда не станет ему удобной любовницей, к которой можно заходить по вечерам. Она слишком себя ценит!

Дышать было трудно от бега и нахлынувших эмоций. Гермиона выскочила во двор, пробежала всю территорию замка и остановилась только возле технических пристроек на заднем дворе. Кажется, Филч в своё время хранил здесь нелетучие мётлы. Сюда редко заходили люди, Филч и тот всё чаще зимой работал в замке, а во дворе только расчищал дорожки от снега. Пристройки обветшали, в них даже не горел свет. Часть из задних стен сараев поросла витиеватыми растениями, визуально напоминающими дьявольские силки. Было совсем неудивительно, что Филч не освещал пристройки, если он тайно разводил опасные растения, которые боятся света.

Гермиона прислонилась лбом к одной из дубовых дверей старого сарая, дрожа то ли от холода, то ли от обиды на Малфоя. Снег мягкими хлопьями ложился на её плечи, обжигая кожу. Она убегала из замка, совсем забыв о том, что на улице мороз и надо бы взять мантию. В тот момент было гораздо важнее сбежать, уйти, не видеть больше этого мерзкого обманщика. Обида заглушала здравый смысл. Но тело продолжало жить своей привычной жизнью: дрожащие на морозе пальцы, продрогшая насквозь спина, ещё немного — и ей придётся идти в Больничное крыло за снадобьем от простуды. Надо успокоиться и вернуться в замок. Надо согреться. Нельзя дать Малфою понять, что ей есть какое-то дело до него…

— Добрый вечер!

Гермиона вздрогнула. Из-за одной из пристроек появилась грузная тень и, пошатываясь, направилась к ней. Она не сразу поняла, кто это, только через несколько мгновений узнала в фигуре Теодора Нотта.

— Грейнджер! — протянул он, продолжая подходить. — Что ты тут потеряла?

— Теодор! — Гермиона собралась с силами, пытаясь понять, что с ним не так.

Слизеринский однокурсник вёл себя странно. Он выглядел как-то очень осунувшимся, движения были размазаны, то и дело спотыкался на замерзшем полу. Но несмотря на это, его вид чем-то очень пугал. Гермиона много раз видела волшебников под действием заклинаний. Империус создавал видимость немного рассеянных людей. На Империус не походило. Теодор щурился, пытаясь сфокусировать взгляд на Гермионе, будто туго соображал.

— Тебе не нравятся танцульки? — он сделал несколько движений, имитируя танец, снова запнулся о корень, росшего на полу растения, и чуть не упал, придерживаясь за стену сарая. Что-то звякнуло у его ног и с характерным шумом покатилось по морозному полу. Недопитая бутылка медленно остановилась у ноги Гермионы. В этот момент она поняла, что смущало её в поведении Нотта.

— Ты пьяный! — уверенно проговорила она. — Тебе надо поспать…

— Не говори мне, что делать, грязнокровная мразь! — выкрикнул Нотт. — Не хватало ещё, чтобы и ты учила меня жизни! Вы все сговорились? Сначала Малфой, теперь ты… не твоё гребанноё дело, сколько я пью! Экспелиармус!

Палочка вылетела из рук Гермионы, она даже не сразу поняла, в какую сторону бежать за ней. Нотт был очень злым. Его глаза горели, казалось, их было видно в темноте ночи ярче, чем обычно. Неизвестно, сколько он просидел здесь в сарае один, утоляя свой гнев в алкоголе, но подвернувшаяся под руку Грейнджер давала повод выместить на ней всю свою злобу.

— Теодор! — Гермиона попятилась назад, поднимая руки, пытаясь утихомирить его.— Тебе действительно надо поспать, давай я провожу тебя до гостиной…

— Ты хочешь сходить со мной в спальню? Зачем, нам и здесь будет неплохо!

Он сделал резкий рывок вперёд, хватая её за запястье, и потащил за угол.

— Отпусти! — Гермиона закричала, пытаясь привлечь внимание. Но было тщетно: замок вдалеке, все студенты и профессора на Празднике, а ещё эта громкая музыка…

Она начала отбиваться как могла. Палочка была где-то далеко. Призвать её у Гермионы не получалось, она даже не видела палочку в темноте. Страх, адреналин, ярость сейчас смешались в одно чувство. Но паника подступала быстрее. Она попыталась оттолкнуть его, однако Нотт был намного сильнее и больше. А ещё он очень непредсказуемо двигался, подстегиваемый выпитым огневиски. Теодор привалил Гермиону к стене, шаря руками по телу, и попытался поцеловать, выдыхая жуткий аромат алкоголя ей в лицо.

— Отпусти! — ещё громче завопила Гермиона, пытаясь изо всех сил вырваться.

— Не сопротивляйся, — хрипло пробормотал Теодор, пыхтя ей на ухо, — тебе понравится!

Гермиона понимала, что он не шутит, что действительно собирался причинить ей вред. Собрала последние силы и толкнула его коленом. Нотт скорчился, приседая и издал хриплый вдох. Это был её последний шанс на спасение. Гермиона оттолкнула его локтями и бросилась бежать. Платье мешало и путалось в ногах, страх подгонял быстрее урагана в спину. Замок не так далеко, она сейчас убежит, она сможет… и только где-то позади она слышит голос Нотта, колдующего манящие чары.

Гермиону дёрнуло, будто к её спине была привязана верёвка. Она поскользнулась, упала. Попыталась подняться, ползти в сторону замка. Чары Нотта тянули её назад. Гермиона ещё старалась сопротивляться, когда его руки схватили её, и он уже сам потащил девушку в сторону сарая. Швырнул на пол, скинул куртку и пошёл к ней. Гермиона попыталась отползти назад, упёрлась спиной в стену.

— Нет! Пожалуйста, не надо… — умоляюще прохрипела она, понимая, что сорвала голос и кричать уже просто не может.

— Силенцио! — хищно пробормотал Нотт. — Кричи сколько влезет. Тебя никто не услышит!

Он привалил её сверху, разрывая ткань платья. Сил кричать и сопротивляться не осталось, но Гермиона всё ещё пыталась оттолкнуть его. Ледяные руки дотянулись до её кожи. Казалось, ещё немного, и она просто не сможет дышать, но продолжала отбиваться.

— Тебе будет хорошо, грязнокровка, — сопел Нотт, — не сопротивляйся…

— Нет, пожалуйста, — шёпотом пробормотала Гермиона, пытаясь хоть что-то сделать и уже не сдерживая рыдания.

— Она сказала «нет!» — сквозь пелену слез, застилавшую глаза, Гермиона увидела или скорее даже почувствовала, что пришла помощь.

Мгновение, и тяжесть тела Нотта оставляет её. Он отлетает в сторону, ударяясь в стену. Она не видит человека, пришедшего на помощь, но знает, кто это.

====== Она сказала: «нет»! ======

Её не было в замке слишком долго. Драко точно видел, что Грейнджер выбежала во двор.

Дождаться, пока уляжется ажиотаж с очередным танцем. Не привлечь внимание тем, что планирует сделать. Выдержать достаточную паузу для того, чтобы никто не заподозрил, что он собрался идти следом за Грейнджер. Пятнадцати минут вполне хватит. В замок она не вернулась, значит, он найдёт её во дворе. Выйти за территорию школы она не могла.

Следы на снегу от входа в замок уже почти не видны под припорошенным снегом. Но можно разобрать направление, в котором она шла. Подсобки вдалеке — не самое лучшее место, чтобы отсиживаться, но Грейнджер направилась именно туда.

Драко шёл и тихо ругался. Придумывал фразы, которыми кольнёт и обидит её, но сможет достучаться, добиться хоть какой-то реакции, а не этой чёртовой пустоты.

От мыслей его оторвали следы на снегу. Будто что-то тащили. Или кого-то… а ведь именно здесь они оставили Тео отсыпаться. Не может быть, чтобы Грейнджер нарвалась на пьяного Нотта, этого не хватало!

Драко ускоряет шаг, уже почти на бегу подхватывая валяющуюся на снегу палочку Грейнджер.

— Твою мать! — он бежит, только бы успеть. — Куда тебя понесло, дура?

В висках стучит. Ярость, страх за Грейнджер сливаются воедино. Где она? В каком из сараев? Он останавливается на секунду. Везде тишина. Неужели не успел?

— Бомбарди Максима! — прочь летят двери одного из сараев. Никого. Повторить заклинание, выбить двери в соседнем…

…Она плачет. Драко слышит её всхлипывания и совсем тихий голос:

— Нет, пожалуйста…

Картина, открывающаяся перед глазами, не похожа на реальность: она, его Грейнджер, полураздетая, заплаканная, испуганная… а над ней Теодор, который явно не собирается останавливаться на достигнутом.

Планка падает. Перед глазами разрываются вспышки, похожие на фейерверк, хотя, скорее, это рвутся кровеносные сосуды в глазах. Гнев застилает сознание.

— Она сказала: «нет»!

И Нотт отлетает в сторону от произнесённого Малфоем заклинания. Ударяется о стену. Падает на пол мешком. Хмель мигом выходит из одурманенной головы. При виде Малфоя, его обезумевшего взгляда Нотт испугался не на шутку. Вряд ли Слизеринский Принц так сетует за соблюдение порядка в школе, вряд ли он против случайного перепихона с гриффиндоркой, но ведь что-то заставило его напасть на Теодора. Что-то или кто-то…

Нотт поднимает руки, показывая всем видом, что сдаётся, что не станет вступать в сражение с Малфоем.

— Тебе нужна Грейнджер? Забирай, я не претендую…

Малфой не ответил. Несколько шагов отделяло его от Тео. Последние капли терпения, желание не потерять контроль и сжатые до побелевших костяшек кулаки. Драко на мгновение кинул взгляд в то место, откуда только что отлетел Нотт. Грейнджер забилась в угол, поджимая колени и обхватывая их руками, продолжала жалостно всхлипывать. Будто перед ним была сейчас не смелая гриффиндорская староста, героиня войны и победительница Волдеморта, а всё та же испуганная девчушка, которая рыдала на его груди во мраке библиотеки. Он обещал ей, что всё будет хорошо. И не сдержал обещание… Нельзя было отпускать её одну. Надо было остановить ещё там, посреди Большого Зала, и плевать, что она была бы против. Зато она была бы в безопасности, и грязные лапы Нотта не посмели бы даже коснуться её, не то, что обидеть…

Малфой выдохнул, выпуская воздух сквозь стиснутые до предела челюсти, загоняя гнев на себя глубже в душу, стараясь не потерять самообладание. Нотт испугался ещё больше, пополз по полу, цепляясь за корни растений, прорвавшихся через доски.

— Драко! Стой! Стой!!! Я ничего не делал! Она сама хотела…

— Врёшь, сука!

Драко старался контролировать эмоции, рассчитывать силу, иначе придётся сесть в Азкабан за убийство. Как он был сейчас близок к тому, чтобы послать в Теодора Авада Кедавра за то, что посмел посягнуть на самое ценное в жизни Драко. На его Грейнджер.

И сейчас он точно знает, что Нотт лжёт. Ни при каких условиях она не стала бы терять невинность с пьяным подонком в сарае. Даже назло Малфою.

Последний шаг отделяет Драко от Нотта. Всё происходит, как в маггловском кино на замедленной съёмке. Теодор ещё пытается что-то говорить, оправдываться, но Драко уже не слышит его.

Первый удар Малфой наносит прямо в лицо. Кулаком. Отбросив палочку. Он мог бы ударить магией. Но ярость в его голове сейчас контролировала каждый жест, словно превращая молодого аристократа в обычного маггла с его низменными эмоциями. Уничтожить врага. Разорвать голыми руками на мелкие части. Вынуть пульсирующее сердце из грудной клетки. Сделать что угодно, лишь бы не видеть испуганные глаза Грейнджер. И знать, что Нотт никогда больше не прикоснётся к ней.

Удар, и тело Малфоя пробирает судорога. Нельзя бить левой рукой, заставляя чёрную магию метки ощущать угрозу, как тогда на чердаке, когда Грейнджер спасла его. Но мозг не слушается, и занесённый кулак снова встречается с валяющимся на полу телом Теодора, превращая его в бесчувственный кусок мяса. Пальцы смыкаются на горле, приподнимая Нотта с земли, и Драко тут же вновь хладнокровно бьёт его, преодолевая адскую боль в левом предплечье. Странное желание, граничащее с мазохизмом: чувствовать боль, сублимируя её в гнев и желание уничтожить Нотта. Будто таким извращённым способом, Драко мог защитить Грейнджер от её собственной боли, в стремлении забрать всю себе до конца, до последней капли. Он готов был убить её обидчика, уничтожить всё, что могло принести ей угрозу и вред.

— Тварь! — шипит Драко, в очередной раз занося кулак над лицом Нотта и совершая три коротких удара, на каждый по слову. — Она. Сказала. НЕТ!!!

Он бил и бил валяющегося на полу, распластанного однокурсника, желая ему только смерти. В какой-то момент даже перестал понимать счёт времени…

— Ты убьёшь его! — голос Грейнджер возвращает Драко к действительности.

Он останавливает занесённый кулак, оборачивается на голос. Она стоит, опершись спиной о стену и дрожит. Руками пытается держать куски разорванного платья, а в глазах читается страх, переплетаясь с состраданием.

— Убью… — рычит Драко, замахивается, припечатывая Нотта к полу.

— Ты же не убийца…

И в долю секунды перед глазами Драко пролетает всё та же ночь 30 июня 1997 года… Глаза старого профессора Дамблдора, его лёгкая улыбка: «Ты не убийца, Драко!», и зелёная вспышка лишает жизни человека, который верил в него…

Драко до сих пор в сарае на заднем дворе школы. Он только что чуть не убил человека. «Ты не убийца», — на этот раз это голос Гермионы Грейнджер. Драко исступлённо вертит головой, пытаясь найти угрозу. Понять, кто может сейчас нанести смертоносное заклятие. Потому что он не позволит повториться той страшной ночи. Не позволит забрать человека, который верит в него. Забрать у него Грейнджер…

Но опасности нет. Это всё только в его голове.

Драко тяжело дышит, он устал избивать жирную скотину, которого раньше считал своим союзником. Валяющийся на полу Нотт не мог больше никому причинить вреда. Он вряд ли сможет подняться на ноги. Но почему-то Драко не чувствовал удовлетворения или радости отмщения, как раньше. Как же было просто — кровь за кровь — и на душе нет ни капли терзаний. Стереть с лица земли противника и гордо идти дальше.

Вот и сейчас враг повержен. Но Драко всё ещё чувствует жажду крови. Не все виновные наказаны. И странно понимать, что в этой ситуации виновен он сам. Не Нотт, позволивший себе обидеть Грейнджер, а сам Драко, допустивший эту страшную ситуацию. Он должен был уберечь, предотвратить, предугадать. Не отпустить одну, не бросить, не спровоцировать её побег из замка ревностью. Как теперь смотреть ей в глаза? Драко с ужасом осознал, что не хочет видеть лица Грейнджер, прячет взгляд, как нашкодивший первокурсник.

Он шарит по полу, поднимает палочку Нотта, переламывает пополам. Колдует верёвки, крепко связывая Теодора. Последний раз пинает валяющегося товарища и цинично бросает:

— Скажи ей спасибо! Иначе я действительно убил бы тебя…

====== Не замарать руки ======

Поднять на Грейнджер глаза всё ещё невыносимо. Увидеть её лицо, удостовериться в том, что она разочарована… Драко подходит к Гермионе немного пошатываясь, пока не в силах посмотреть на неё. Скидывает с себя парадную мантию, протягивает девушке. Она кутается, отпуская наконец ненавистные клочья платья. И вдруг всхлипывает, подаётся вперёд, прижимаясь к нему. Драко несколько мгновений стоит в исступлении, пытаясь понять, что делать дальше. Грейнджер должна ненавидеть и презирать его. Должна обвинять в несдержанных обещаниях. Ведь это он виноват во всём этом кромешном аду, в который она угодила по глупости. Но вместо этого она по-детски жмётся к нему, ища защиту от опасности. Драко аккуратно обнимает девушку в ответ, будто боится вновь причинить боль.

— Спасибо… — шепчет Гермиона, пряча лицо где-то в складках его рубашки, — я боялась, что он… — запинается, не в состоянии говорить.

— Всё хорошо… теперь всё хорошо…

Драко сам не верит в то, как звучит его голос. Он будто смотрит на всю эту картину откуда-то сверху, не понимая до конца, что происходит. Но сейчас это не важно. Важно успокоить Грейнджер. Донести до замка. И плевать, даже если они встретят по пути кого-то. Однако все студенты до сих пор в Большом Зале. Гремит музыка. Слышен смех.

Они вошли в Холл, так и не встретив ни профессоров, ни студентов. Казалось, что весь замок сейчас был на празднике, так некстати превратившимся в кошмарный сон.

Драко останавливается на одном из пролётов Парадной Лестницы. Опускает Гермиону на ноги. Вытирает руки от крови Нотта о свою мантию.

— Подожди меня здесь. Я сейчас приду.

Он нашёл Блейза в дальнем углу Большого Зала, обжимающегося с Даффной.

— Забини! — отвлекает его Драко. — Мы должны держаться вместе, помнишь? — Блейз смотрит на него с непониманием. — Ты знаешь, где Нотт? Ты, миротворец херов! — Драко швыряет ему под ноги половинки палочки Тео.

Блейз догоняет Драко уже в Холле.

— Что случилось? — глаза сокурсника встревожены.

— Он насиловал девушку в сарае на заднем дворе, — Драко произносит эти слова так просто, словно это была не Грейнджер и будто не он чуть не убил Нотта только что. — Если ты хочешь проблем, можешь продолжать танцевать. Я оставил его там подыхать.

По голосу Малфоя, по его тону, по внешнему виду Блейз понял, что спорить бессмысленно. Кивнул и побежал к выходу из замка.

Слизеринское «вместе» означало, что сейчас Нотт получит от Блейза скорее всего ещё похлеще. Забини не терпел подобных вещей. Высший свет магического мира не имеет право держать насильника в своих рядах. Теперь для Нотта участь была не самая радужная. Изгнание из элиты приравнивалось к изоляции.

— Прощай, Нотт, — вслед Блейзу проговорил Малфой.

Вершить судьбу других, силами своих министров, не замарать руки в крови. В этот раз Драко это почти удалось.

====== Как воздух ======

Гермиона поднялась на два пролёта вверх, поспешно стараясь уйти в спальню, когда Драко догнал её.

— Куда ты?

— В свою комнату, — она снова всхлипывает.

— Пошли со мной. Я не дам тебе быть сейчас одной.

Он придержал её под локоть и повёл в сторону Северной Башни. Длинные лестницы. Множество ступеней. Кабинет Прорицаний. Через люк на чердак в комнату, в которой только они одни.

Драко уложил Гермиону на диван и сел на пол, опершись спиной на мягкую подушку. Откинул голову. Тишина успокаивала. Давала шанс перевести дыхание, почувствовать, что всё наконец закончилось. Её холодные пальцы аккуратно ложатся на его затылок, начиная перебирать волосы. Драко оборачивается. Гермиона лежит, кутаясь в его парадную мантию. Растрёпанная, лицо заплаканное. Он сейчас готов отдать что угодно, только больше никогда не видеть Гермиону такой. Он закрывает глаза, прижимаясь лбом к её груди.

— Прости меня, Грейнджер, — как же сложно сказать эти слова. Но он знает, именно это надо сейчас сказать. — Я полный идиот. Это я виноват в том, что случилось сегодня… Но я правда не встречаюсь с Пэнси, с тех пор как мы с тобой… — Драко оступается на полуслове, не придумав название их отношениям.

— Почему вы тогда целовались?

— Мы не целовались! Она задавала много лишних вопросов про то, где я бываю по вечерам. Звала на свидание. Мне надо было сделать так, чтобы не привлечь внимание к нам с тобой, к нашим встречам… Пенси никогда не была моей девушкой. Мы иногда… встречались… но это давно в прошлом. Мне сейчас не нужна Пенси! И никто другой не нужен… а ты нужна… Я наверно убил бы сегодня Нотта, если бы ты не остановила. Потому что ты моя, понимаешь? — слова, не желающие превращаться в структурированное предложение. Слова, появляющиеся из головы сами собой, слепо отражающие мысли.

Гермиона молча кивает. По идее она должна обижаться на Драко. Должна продолжать презренно молчать и игнорировать, потому что он действительно виноват во многом. Но она только что услышала от него то, чего никогда не могла бы услышать от Малфоя. Он извинился, признал свою вину. Но больше Гермиону тронули его слова: «Ты нужна мне, потому что ты моя…». Она, наверное, отдала бы всё на свете за то, чтобы Драко повторил сказанное. Потому что с неистовой силой хотела верить в это, верить в то, что нужна ему.

Спутанные белые волосы водопадами проскальзывали сквозь её пальцы. Драко Малфой, казалось, сделал только что невозможное, сотворил чудо. Ведь невозможно было верить в то, что Гермиона Грейнджер слышала от него. Но важнее, наверное, было сейчас увидеть его лицо. Он ведь не может лукавить, говоря такие вещи.

— Откуда ты узнал, где я?

— Пошёл за тобой, когда понял, что тебя слишком долго нет в замке.

— Я очень испугалась…

— Я знаю. Больше никто никогда не тронет тебя. Потому что я буду рядом.

Драко поднимает голову, первый раз за вечер осмелившись посмотреть на Гермиону. Их взгляды встречаются в темноте пустой комнаты. Мгновения молчания, кажущиеся им двоим вечностью. И каждый из них понимает сейчас, что слова лишние. Потому что глаза не могут лгать.

Ладошка Грейнджер соскальзывает с волос Драко, обвивая за шею. Она знает — он не врал и не лукавил. Она действительно нужна ему. И он необходим ей, как воздух, которого почему-то вдруг стало так мало вокруг. Гермиона делает глубокий вдох, наполняя легкие. Но кажется, что кислорода всё ещё нет.

Драко поддался движению, обнял, прижимаясь виском к её горячему лбу. Привычные гордость и достоинство тихо скулили на задворках разума, ругая его за сказанное. Он извинился перед грязнокровкой. Признался ей в том, что она ему нужна. И в тот момент, когда увидел её глаза, понял, что был прав. Затолкал брюзжащую гордость подальше и обнял Грейнджер крепче. Потому что именно сейчас, встретившись с неё взглядами, Драко наконец почувствовал, что победил. А всё остальное — просто пыль.

Он ложится рядом, пытаясь согреть дрожащую, замёрзшую, испуганную девушку. Его девушку. Которую он чуть не потерял из-за собственной гордыни и мнимого статуса в обществе. Да пошло оно всё! Если за статус надо платить такую цену, пусть он остаётся подонкам, вроде Нотта.

Гермиона продолжает дрожать и тихо всхлипывать. Но через несколько минут Драко чувствует, как она расслабляется, обмякает в его руках.

— Спи, — шепчет он, — тебе надо отдохнуть. Я здесь и никуда не уйду. Никто тебя не обидит!

И на этот раз она снова верит ему. Потому что сил сопротивляться больше нет. И нет в мире места более надёжного, чем рядом с ним.

====== Сон в долг ======

Драко открыл глаза и несколько секунд смотрел в тёмный потолок. События, произошедшие вчера, казались нереальностью и выдумкой. Он танцевал с Грейнджер, потом дрался за неё. Потом они разговаривали, и он извинялся. А потом она заснула в его объятьях. И он тоже заснул.

Драко потёр глаза, пытаясь вновь понять, спит он или нет. Ни одно из вышеперечисленных событий не могло быть настоящим. Магглорождённая Грейнджер не настолько хороша, чтобы привлечь его внимание. Она — порождение всего того, что его учили презирать и сторониться. Чистокровные волшебники не связываются с грязнокровками — таков негласный закон магического мира. Все, в чьих жилах течёт кровь магглов, обязаны прислуживать и выполнять чёрную работу. Драко всегда чётко знал это. Его так учили. И если он и думал когда-либо о Грейнджер, то только с точки зрения того, как бы лишний раз указать ей на её место.

Драко повернулся на другой бок, прогоняя прочь мысли. Судя по темноте вокруг, сейчас была ещё глубокая ночь. Он наверняка спит, утром будет время подумать над этим всем.

И снова засыпая, проваливаясь в калейдоскоп ярких образов сна, он понял, что обнимает девушку. Ещё мгновение непроснувшийся мозг пытался успокоиться надеждой на то, что это Пенси. Но реальность победила. Драко открыл глаза, приподнялся на локтях, заглядывая через руку. Это действительно была она — сомнений быть не могло. Копна взбитых каштановых волос, веснушки… даже тонкий запах её маггловских духов — всё выдавало в лежащей рядом с ним девушке Гермиону Грейнджер.

События прошедшего дня были не в его голове, а в реальности. Всё то, что ещё мгновение назад казалось ему сном, было на самом деле. Танцы, драка, его извинения и то, как они заснули на диване в обнимку…

Надо было что-то делать. Стереть Грейнджер память или просто сделать вид, что ничего этого не могло происходить! Сбежать в слизеринскую спальню, а утром слушать сплетни о том, что Грейнджер не ночевала в своей комнате. Отпугнуть, отстраниться, не навлечь на себя подозрений — ведь так учил отец! Никаких связей не может быть у наследника древней магической фамилии и грязнокровки. Надо отмыться, произнести очищающие чары…

Голос отца в голове орал, не жалея голосовые связки, пытаясь заставить Малфоя младшего опомниться и сбежать, пока не стало слишком поздно!

Но, видимо, было уже поздно.

Драко зарылся носом в спутанные волосы Грейнджер, касаясь её шеи. Обнял, притягивая ближе к себе. Она не проснулась, но поддалась движению.

Он хотел указать на её место в обществе?! Указал! И именно это было её место — рядом с ним!

«Я здесь и никуда не уйду. Никто тебя не обидит!», — кажется он говорил ей нечто подобное вчера. И пускай рациональный голос Люциуса ещё уговаривал его поступить логично и не совершать страшную ошибку. Но Драко кое-что обещал магглорождённой Грейнджер вчера вечером, обнимая её. Обещал, что будет рядом и не уйдёт.

Она вздрогнула, но не проснулась. Истерика, потеря сил, страшные события вчерашнего вечера — всё что угодно могло напугать её во сне. Драко крепче обнял Гермиону, тихо повторяя вчерашнее обещание:

— Спи! Всё хорошо! Я здесь и никуда не уйду. Никто тебя не обидит!

И в этот момент он уже не слышал, что говорил ему логичный разум. О долге, семье, обществе… Драко не слышал, потому что сердце говорило громче разума.

====== Она. Была. Права. ======

Гермиона проснулась рано. Привычка вставать на первую лекцию без опозданий сделала своё дело. Солнце едва коснулось лучами окна, как сон унесло, будто сдуло ветром. Она даже улыбнулась новому дню, а потом вспомнила, что было вчера.

Страх пополз по телу от кончиков пальцев вверх по венам, подбираясь к горлу, начиная смыкаться кольцами и душить. Страшно было даже не из-за того, что с ней произошло вчера в сарае, скорее, ей было страшно из-за того, что было после.

Взгляд Малфоя в тот момент, когда он избивал Нотта, казался безумным и очень похожим на взгляд его покойной тётки. При этой мысли Гермиону передёрнуло, и стало ещё страшнее. Она автоматически коснулась своего шрама на руке, оставленного той самой безумной Беллатрисой. Воспоминания из страшного, тёмного подвала, который был больше похож на тюремную камеру смертников, дикий хохот, запах крови… и глаза Драко в тот момент…

Малфой был сыном родной сестры Беллатрисы, и правду говорят, что безумие передаётся по наследству. Вчера в глазах Драко она видела ту же жажду смерти. Он действительно мог убить Теодора, если бы Грейнджер не остановила его…

Страх коснулся своими липкими щупальцами её сердца. Гермиона боялась. Боялась не самого Малфоя. Не его безумных глаз. И вовсе не того, что он говорил и делал. Она боялась своих чувств к нему. Она не может влюбиться в Малфоя. Не имеет права!

А что будет, если кто-то узнает, что она провела ночь с врагом? С человеком, против которого они боролись много лет. С человеком, которого ненавидят её друзья. Что скажут Гарри и Рон? Как отреагирует Джинни? Что подумают Миссис и Мистер Уизли? Кто она теперь для них? Лучшим словом было бы «предательница».

Надо взять себя в руки. Малфой спас её год назад, в подвале его поместья. Вчера он сделал это снова. Зачем? Почему не выдал тогда и почему помог вчера? Выгода? Страх? Личные цели? Может быть, снова книга, будь она неладна. Но книга уже у него…

А могло ли это быть обычное человеческое желание? Чувства, быть может? Может ли Малфой чувствовать что-то к ней, грязнокровной волшебнице, кроме презрения? Мог ли он действительно переживать за неё? Мог ли он действительно жаждать смерти Нотта, посмевшего тронуть её?

Вчера вечером, засыпая в его объятиях, Гермиона слышала и верила каждому из его слов. Малфой обещал, что всё будет хорошо. Что он будет с ней и никуда не уйдёт. Он выполнил обещание — он не ушёл.

Но теперь уйти хотелось ей. И не просто уйти — сбежать подальше от Хогвартса и от всего магического мира. Потому что сейчас Гермиона вновь осознала одну простую истину: все его обещания, все их поцелуи, все чувства — это все лишь иллюзия. Фантазия двух одиноких людей во враждебном мире. И этот мир диктует свои условия. Условия очень жесткие: его окружение, его семья, все его планы на жизнь и его цели; её друзья, её семья и близкие, страхи и «призраки» из прошлого; его статус; её долг… Ничто не даст им возможности сохранить эти странные чувства и эфемерные отношения.

Надо было что-то делать…

А что будет, когда утром проснутся друзья, спустятся вниз и станут готовиться к отъезду на каникулы… в этот момент откроется дверь, и через картину Пышной Дамы в гостиную Гриффиндора войдёт Гермиона Грейнджер — героиня войны, Надежда и Оплот магического мира… войдёт, одетая в слизеринскую парадную мантию поверх разорванного платья. И всем сразу станет понятно, где она была прошлой ночью. И уже никто не станет слушать её рассказы о том, что они «просто спали в обнимку» …

Гермиона аккуратно встала, вытягивая из-под Малфоя подол его мантии, параллельно подбирая с пола остатки своих вещей. Подцепила пальцами туфли и, не задерживаясь, поспешила к выходу.

— Уходишь? — Драко окликнул её, не давая возможности на побег, о котором она мечтала.

— Мне надо вернуться в спальню, скоро подъём, а если меня не будет…

— Боишься, что Гриффиндор потеряет баллы?

Гермиона обернулась. Драко приподнялся, пристально глядя на неё.

— Нет… — она как-то смущённо потупила взгляд. — Просто встанут наши, а меня нет. Ты представляешь, что они подумают?

— Браво, Грейнджер! — Драко завалился обратно на спину, энергично аплодируя. — Это было лучшее, что ты могла мне сейчас сказать! Ты сбегаешь не попрощавшись, потому что боишься мнения Поттера и Уизли о тебе. Скажи, как тебя вообще на Гриффиндор распределили? Это ошибка явно! Ты же всего боишься…

— А ты ничего не боишься? — она сверкнула глазами в его сторону. Вот он, тот самый огненный взгляд гнева, который он так любил. — Тебе-то самому не плевать на мнение окружающих?

— Мне плевать! Плевать настолько, что я вчера чуть не убил одного из своих… из-за тебя, Грейнджер, — Драко развернулся, продолжая буравить Гермиону взглядом. Потом на секунду закатил глаза и наигранным голосом произнес: — ах, что же подумает обо мне Нотт после всего этого?

— Не сравнивай, — фыркнула она.

— Это почему? — Малфой вскочил с дивана. — Чем «мои» хуже «твоих»? Или ты считаешь, что раз на нашем гербе нет твоих гордых красно-золотых цветов, то мы хуже? Слизерин никогда ни перед кем не пресмыкается, Грейнджер! У нас ценят индивидуальность, а не тупую толпу.

— Тебе настолько плевать на их мнение, что ты пытался всеми силами убедить Паркинсон в том, что ты «как прежде». Не ври, Малфой! Для тебя мнение твоей свиты не менее важно, чем для меня мнение моих друзей!

Она была права во всём. Каждое слово было верно. И злился он сейчас вдвойне от того, что она была права.

— Я вроде объяснил всё вчера. Про меня и Пэнси. Или ты планируешь каждый раз вспоминать это?

— Дело не в Паркинсон! — Гермиона тоже начала заводиться. — Я не могу просто не прийти в гостиную! Просто заявить, что я была с тобой ночью! Они не поймут и не простят…

— Хороши друзья… — перебил её Малфой.

Она. Была. Права. «Они не простят» — как ёмко одной фразой она смогла объяснить порядок вещей. Не простят не только ей. Ему не простят вдвойне.

— Уходи! — кинул он. — Мантию потом вернёшь!

Драко махнул рукой и отвернулся к окну. О чём было спорить? Грейнджер была права. Им обоим надо возвращаться в свои спальни. И снова делать вид, что всё как обычно.

Её тонкие пальцы обхватили его за талию, лоб ткнулся между лопаток. Она молча обняла его, прижавшись всем телом.

— Не обижайся, — глухо проговорила Гермиона, не отрывая лицо от его спины.

Драко мотнул плечами, будто отгоняя муху. Гермиона не двинулась с места.

— Не обижайся, пожалуйста, — повторила она.

Драко осторожно развернулся, придерживая её ладошки, заглянул в глаза.

— Я не обижаюсь, Грейнджер. Никогда не обижаюсь. Обида — это проявление слабости. Я пренебрегаю.

— Не пренебрегай, — уклончиво проговорила она, пытаясь спрятать улыбку.

— Чего ты хочешь? Ты права. Тебе надо возвращаться в гостиную. Тебя друзья ждут.

— Ну зачем ты так? — Гермиона ещё сильнее прижалась к нему. — Разве тебя никто не ждёт?

— Ждёт… — Драко иронично закатил глаза. Кто его ждёт? Наверное, только мама. Ждёт его возвращения в Малфой-мэнор на Рождество.

— Оставайся со мной на каникулы! — неожиданно настойчиво предложил Драко и почувствовал, как она коротко вздохнула. — Я нашёл словарь к книге, рукопись будет у меня через пару дней, сова уже должна лететь назад… Я остаюсь в Хогвартсе ждать сову. Оставайся со мной!

— Я обещала, что поеду в Нору… — Гермиона отстраняется, снова пытаясь поймать его взгляд. — Как я объясню, что решила остаться?

— Ах, ну да… друзья… — Драко кивнул. — Иди, скоро подъём. Мантию трансфигурируй, вдруг кто-то тебя заметит в коридоре.

Гермиона аккуратно тянется к Драко, пытаясь вернутьобъятья. Стоять вот так вдвоём в тёмной комнате. Слушать треск догорающего камина и стук сердца.

— Спасибо тебе! — она почти шепчет, но он прекрасно слышит каждое слово. — Ты меня снова спас!

— Это, видимо, работа такая — спасатель Грейнджер. Великий и ужасный Никто!

— Не говори глупости! Ты не Никто… ты Всё! Моё Всё!

И снова они тонут друг в друге, будто затягиваясь в водоворот собственных невысказанных желаний и слов. Каждое прикосновение рук, каждый поцелуй, каждый вдох и нетерпеливое движение — как глоток воздуха под водой. Просто потому что необходим. Просто потому что если не так, то они вовсе задохнутся в собственных страхах, гордости и чувстве долга.

====== Для всех ======

По его подсчётам, сова должна была вернуться с рукописью через пару дней. Ехать домой было бессмысленно. Драко первый раз оставался в Хогвартсе на Рождество. Все сокурсники уехали ещё утром, что невообразимым образом радовало: никто не лез в душу с глупыми вопросами о драке с Ноттом. Пэнси попыталась было узнать, что они не поделили, но все её попытки Драко пресекал на корню. Теодор провалялся в Больничном Крыле, а сегодня утром его забрали домой. Школьная драка не вызвала особого интереса. Все, кто знал истинную причину, молчали. И, наверное, Нотт понимал, что пути назад в элиту Слизерина для него нет. Драко видел его с родителями в гостиной накануне отъезда. Столько ненависти во взгляде он не встречал уже давно. Возможно, владей Теодор беспалочковой магией в полном объёме, Малфой был бы уже мёртв — его убило бы одним взглядом.

Надо сделать так, чтобы никто не узнал истинную причину драки, иначе это ставило под угрозу всё, к чему стремился Драко. Поэтому он отправил сову к отцу, уверяя в письме, что с Теодором они разругались на политическую тему, что в разговоре упоминался Тёмный Лорд, что было бы крайне некстати для Малфоев: участие младшего наследника в политических распрях в такое сложное для семьи время. Именно поэтому Драко просил отца повлиять на то, что если дойдёт до разбирательств, Люциус мог бы, используя свои связи, остановить ход дела и не предавать его огласке. Люциус слишком боялся за свою жизнь и свободу, можно было быть уверенным — отец сделает всё, лишь бы история с дракой его сына в школе осталась без разбирательств и скорее забылась.

Сова улетела утром и до вечера Драко был спокоен.

Во время ужина за столами в Большом Зале студентов практически не было. Многие и вовсе не стали учиться в этом году, а на каникулы разъехались почти все, кто был в школе. Пару студентов за жёлтым столом Хаффлпаффа играли в какую-то шумную игру. Стол Райвенкло объединился с остатками Гриффиндора, и они что-то бурно обсуждали. Слизеринский стол пустовал. Малфой заметил несколько младшекурсников в зелёной форме и занял место поодаль.

Когда дверь холла перестала наконец-то хлопать, выпуская студентов и отвлекая Драко от ужина, рядом с ним на стол шлёпнулся свёрток. От неожиданности Драко чуть не подпрыгнул и обернулся.

Грейнджер лукаво улыбалась ему из-за плеча.

— Твоя мантия, — полушёпотом проговорила она, — спасибо! — и быстрым шагом отправилась за стол Гриффиндора к голосящей толпе младшекурсников.

Драко сдержал улыбку, стараясь изо всех сил не показать никому своё ликование.

Она осталась!

Она не поехала с мерзкими дружками в место, которое они почему-то считали домом, хотя это скорее напоминало ему общежитие. Она сделала свой выбор, и выбор был очевиден.

Она осталась с ним!

Пусть для всех вокруг она просто осталась на каникулы в школе. Пускай для своих Золотых Мальчиков она сочинила и выдумала любые, даже самые нелепые причины. Только Драко знал истинную причину.

Она осталась, потому что он предложил. И только это было важно!

====== Чердак в старой башне ======

Дождаться конца ужина, не глядя на стол Гриффиндора. Отследить движение Грейнджер в сторону выхода из Зала. Выждать несколько минут и пойти следом. Догнать её в пустом коридоре Северной башни, схватить за плечи и утащить в нишу за брюзжащими доспехами.

И целовать её неистово. Так, будто если сейчас он не сделает этого, то она просто растворится, как призрак. Чувствовать каждое движение, каждый вдох. Делить воздух пыльного коридора на двоих.

Она отвечает на все его поцелуи. Отзывается на прикосновения. И в какой-то миг он понимает, что может сейчас произойти. Мозг дает команду телу, заставляя остановиться, мучительно отстранить Грейнджер. Он хочет её с такой силой, что готов сделать это прямо здесь, посреди коридора школы.

Гермиона чувствует его движение назад и не хочет, чтобы это было правдой. Ей сейчас до безумия необходимы его руки и губы, его тепло, его поцелуи. Малфой не может лишить этого сиюминутного ощущения счастья. Ведь только в его объятиях она уверена в своих поступках. Только рядом с ним ей не приходится снова и снова прокручивать в голове разговор с Гарри и Роном, когда она утром объясняла, что не поедет в Нору. Только с Малфоем она верит в то, что её глупое желание — быть наконец счастливой, не испытывать чувство вины и страха — может сбыться!

И сейчас здесь Малфой так близко, очень близко, стоит только протянуть руку…

— Стой, — бормочет он, — не здесь! Иди за мной!

Серпантины лестниц, запертые кабинеты, полусонные картины на стенах — только они станут свидетелями того, как двое студентов снова пробираются в Северную башню, на чердак над старым кабинетом Прорицаний.

Малфой швыряет на пол сумку, запечатывая люк скорее машинально. В комнате холодно, но времени на то, чтобы согреть воздух у них нет. Огонь в камине разгорается от ментального приказа, чуть не брошенного мимо поленьев. Сейчас не важно, будет огонь или нет. От Грейнджер исходит такой жар, что впору и обжечься.

Непослушные руки комкают одежду, давая губам путь к самым скрытым и сокровенным участкам на теле. Ещё мгновение, и Драко освобождает Гермиону от рубашки и тонкого бюстгальтера. Замирает, проводя пальцами по её груди, разгоняя мурашки по всему её телу. Грейнджер поддаётся, выгибаясь вперёд, навстречу его губам. Кажется, ещё немного, и она просто не сможет дышать. Она тянется к нему, пытаясь расстегнуть пуговицы, но пальцы не слушаются. Драко помогает Гермионе, на миг оставляя, чтобы через несколько секунд прижаться вновь, ощущая каждой клеткой кожи, как бьется её сердце.

Драко точно знает, чего хочет. Но сейчас заставляет себя тормозить, останавливать напор, быть нежнее и аккуратнее, чем когда бы то ни было. В его жизни было несколько девственниц. Он не особо любил это дело: приходилось сдерживаться и кайф от процесса получался не очень яркий. Сейчас ему было крайне важно не напугать и сделать всё так, чтобы Грейнджер снова удостоверилась в правильности своего решения — решения быть с ним!

Деревянный стол трещит, но выдерживает вес тела Гермионы. Драко целует её, заглядывает в затуманенные желанием глаза. Он касается её колен, поднимаясь по бёдрам выше: заводит и дразнит. Руки, беспрепятственно проникающие под форменную юбку, туда, где она больше всего сейчас ждёт этого. Короткий вдох позволяет ему понять, что он на правильном пути. Гермиона тянется снова к его губам, оставляя между их телами только пару миллиметров воздуха. Долгожданное и такое сладкое чувство растекается по всему её телу, заставляя выгибаться вновь навстречу Малфою. И сейчас она впервые в жизни действительно получает, а не отдаёт тепло и наслаждение, будто забирая у него последнее. Волна удовольствия проходит от пальчиков на ногах до, кажется, самого сердца. Она душит стон, прижимаясь губами к губам Малфоя, не понимая уже, что делает. В голове не остаётся места для глупых мыслей и любых чувств, кроме одного — удовольствия…

Еще несколько мгновений Драко даёт ей, чтобы немного прийти в себя. Сил сдерживаться больше нет. Только что в его руках свой первый оргазм испытала девушка, доверившая ему себя, превратившая весь его привычный мир из серого, беспросветного существования в странное подобие счастливой жизни. Девушка, которую он хотел убить ещё несколько месяцев назад и, видимо, хочет этого снова. Потому что нельзя делать с ним то, что делает она. Нельзя забирать из лёгких весь воздух, оставляя лишь на короткий вдох перед очередным поцелуем. Нельзя так безоговорочно поддаваться на все его движения. Нельзя, потому что это невозможно, потому что так не бывает!

Он поднимает её, укладывая на ковёр у камина. Несколько раз пробегает пальцами по коже, заставляя сердце вновь разгонять по венам кровь.

— Боишься? — как-то невпопад спрашивает он

— Нет! — Гермиона трясёт головой, обхватив его руками за шею. — Первый раз в жизни я действительно не боюсь!

Она прячет глаза, как-то очень стыдливо прикрывая лицо. Ну уж нет! Это не будет очередным сексом. Это вовсе не то, чего хочет Драко Малфой в момент собственного триумфа. Он не даст Грейнджер сейчас расслабиться, как все его любовницы, и покорно принимать его ласки. Только не с ней!

Губы встречаются снова в поцелуе, руки разгоняют огонь под подушечками пальцев. Сейчас или никогда.

— Открой глаза! — Драко сдерживается из последних сил, стараясь сохранять сознание в состоянии вменяемости. Она странно трясёт головой. Что это? Снова чёртов страх? — Грейнджер! — голос твёрдый, и голос, это, кажется, последнее, что он может сейчас контролировать. — Посмотри на меня!

Она распахивает глаза, и он видит в них тот самый огонь, который жаждал видеть каждый раз. Огонь, заставляющий его зачерствевшее сердце жить.

— Смотри на меня, Гермиона, — шепчет он.

И её имя, прозвучавшее впервые из его уст, пробегая по всему телу, замирая где-то на задворках возбуждённого разума, заставляет сделать то, чего так не хватает снова и снова. Их губы встречаются в надрывом поцелуе, почти срывая стон. Остатки одежды летят прочь и уже плевать, что мгновение назад в комнате было холодно. Мир погасает под ресницами, но руки знают, что надо делать. Вновь и вновь отпускать себя. Вновь и вновь рушить стереотипы, зная, что они несущие. Забывать об эфемерных «должен» и «нельзя». Важно только то, что в этой комнате. Стены умеют хранить секреты. Камень и огонь никогда не выдадут того, что происходит здесь и сейчас. Как он целует её. Как объятия почти душат, впиваясь пальцами в плечи, сминая кожу заставляя её гореть под прикосновениями. Как губы оставляют обжигающие отметины на шее и, спускаясь от ключицы, стремятся к груди. Как сбивается дыхание, и через мгновение Драко вжимает её в пол, перехватывая руки над головой. И, прикасаясь щетиной к её щеке, еле слышно шепчет:

— Моя…

И в ту же секунду мир вокруг становится ярче, разрываясь в голове миллионом вспышек. Гермиона подаётся вперёд всем телом, будто пытаясь вырваться, хотя точно знает, что это невозможно. И если бы она могла, то наверняка сейчас разодрала бы ему напрочь спину. Может именно зная это, он продолжает крепко держать её запястья, а может, делает это интуитивно, как и многие другие вещи.

Стены поглощают все звуки, оставляя лишь стоны. А в ушах, как пульс, звучит его голос: «Моя!».

Гермиона пропускает момент, когда Малфой догоняет её и ловит только шумный выдох, будто он вынырнул из глубокого погружения. И именно в этот момент в голове нет ни одной дурацкой мысли, все слова про «неправильно», «нехорошо», «нечестно» и миллион других пустых слов теряются в шуме одного слова, прозвучавшего из уст Драко Малфоя:

«Моя!»

====== Рождественское утро ======

Половине девчонок, учащихся в Хогвартсе за последние несколько лет, хотелось знать, каково это: «быть девушкой Драко Малфоя». Пэнси Паркинсон удалось испытать на себе отголоски этой славы, насладиться всеми прелестями, осознать, что это такое. И понять, что это настоящая пытка.

Быть девушкой Драко — это как лечь спать в кровать, полную взрывчатки. Ты вроде бы отдыхаешь, но не имеешь возможности расслабиться, в любой момент ожидая взрыв. Драко не был деспотом, не был слишком суров и не ревновал по пустякам. Он был внимателен и порой нежен. Он уделял достаточно времени своей девушке и был довольно щедрым в отношениях.

Но девушка, получившая звание «спутница Драко Малфоя» тут же становилась символом, находящимся постоянно на виду у множества глаз, жаждущих зрелища и провалов. Статус не позволял девушке Драко совершать ошибки. Девушка Драко Малфоя не имела права плохо выглядеть, быть уставшей или отставать по учёбе. Девушка Драко Малфоя должна быть безупречной. Она должна быть достаточно сдержанной, немного циничной и в меру лояльной по отношению к другим людям. Она с гордостью несёт статус «первой леди», стойко выдерживает зависть и снисходительна к тем, кому в жизни повезло меньше. Она ценит чистоту крови и полностью разделяет взгляды и политику семьи Малфоев.

Это сложно. Сложно поставить интересы своего парня превыше своих. Сложно быть идеальной и не совершать ошибок. Пэнси не выдержала даже пары месяцев. Новость о её договорном браке даже немного обрадовала, её будущий муж не так требователен к внешней стороне их отношений.

Возможно, именно поэтому за все годы у Драко не было постоянной девушки. Легкие кратковременные романы исключительно со студентками Слизерина. Периодические связи с представительницами Райвенкло. Сиюминутные встречи с девушками с Хаффлпаффа. Никогда Драко не подумал бы, что станет завязывать отношения со студенткой с Гриффиндора. Да ещё и с самой ненавистной ему заучкой и выскочкой. С подругой Гарри Поттера и любовницей Рона Уизли. С защитницей магглов и домовых эльфов. Грязнокровкой. С Гермионой Грейнджер.

За несколько месяцев она изменилась в его глазах. Или это изменился он? Но каждый раз думая об этом, Драко немного ужасался сам. Гнал от себя мысли, убеждая, что это временное помешательство, что как только он избавится от Метки, так же легко избавится и от Грейнджер в своей жизни. А дальше всё будет как прежде. Он восстановит славу своей древней фамилии, сделает всё что угодно, чтобы отец и мама были в безопасности, займётся семейными делами. И не вспомнит даже про выскочку, которую использовал.

Убеждал себя и всё равно злился, когда видел Грейнджер с другими парнями. Верил в то, что сможет вернуть всё на свои места, и в это же время думал о ней даже больше чем следовало. Презирал грязнокровок, но хотел, чтобы одна из них была с ним.

Это изматывало. Раздражало и отнимало множество сил. Драко злился, заставляя себя не думать. Заставляя заниматься действительно важным делом: надо было избавляться от Метки до конца года. Вынести незаметно древний магический фолиант из стен Хогвартса невозможно. Воспользоваться в полном объёме полученными знаниями надо до конца обучения. Заняться Меткой и не отвлекаться на глупости, у которых нет будущего!

Проснувшись рождественским утром в одной постели с Грейнджер, Драко понял, что не сможет уже просто забыть её в конце года. Просто сделать вид, что ничего не было. Просто вычеркнуть это время из памяти. Просто отпустить.

То, что произошло ночью, то, что они чувствовали и говорили друг другу, не сотрётся из памяти так просто. Можно забыть события. Можно забыть людей. Нельзя забыть эмоции, которые ты испытываешь. Вчерашняя ночь отличалась от множества других. И то, что Грейнджер осталась с ним, то, что решилась провести с ним эту ночь, то, что делала и что, он был уверен, чувствовала. Её горячий огненный взгляд, и дрожащие ресницы…

Драко не был готов к этому утру. Не готов к тому, что после секса с Грейнджер он проснётся и будет молча смотреть на неё спящую и думать, что делать дальше. А что может быть дальше? Дальше они проведут вместе каникулы, потом будут прятать от всех свои отношения, когда вновь начнутся занятия. А потом будет конец года. Драко вернётся в Малфой-мэнор и, возможно, займёт место отца в работе и фамильном бизнесе. С головой погрузится в дела семьи, будет занят восстановлением доброго имени, материального положения и места семьи Малфоев в обществе. Будет исправлять ошибки отца. И не допустит больше никогда новых ошибок. А его спутница жизни, мать его наследников, обязательно должна быть чистокровной волшебницей с идеальной родословной. Возможно тогда, появляясь на светских раутах, чета Малфоев будет вызывать куда большее уважение. Драко Малфой, спасший семью и восстановивший честь. И его безупречная супруга из чистокровной аристократической семьи…

Всё так. Только от чего так гадко думать об этом? Почему каждая секунда, когда он думает об этом, приносит разочарование и желание послать эти планы куда подальше? Почему честь семьи, здоровье отца, счастье матери кажутся сейчас преградой на пути к чему-то особенному?

Драко заскрипел зубами, стараясь держать себя в руках. Встал. Надо было привести себя в порядок, сходить в душ. Может быть, прохладная вода пробудит, даст возможность думать трезво. А это ведь именно то, что нужно было ему сейчас.

Он вышел в коридор, тихонько прикрыв за собой дверь старого кабинета. Пролёты лестниц, которые они вчера преодолевали с Грейнджер, сейчас казались уже вовсе не такими пустыми. Картины поглядывали на него с осуждением, покачивали головами. Драко не стал задерживаться, вряд ли кто-то поверит никому не нужным картинам, которых бросили в старом крыле. Он спустился в подземелья Слизерина, зашёл в свою спальню, взял свежую одежду. Никто не приставал с расспросами, никто не лез в душу — никого не было, казалось, во всем Хогвартсе.

Прохладные струи воды ударили по коже, заставляя поёжиться. Но мысли о том, что делать дальше, так и не появились. Голова была на удивление пустой. Как будто кто-то стёр Драко все мысли. Душ не помог думать трезво. Не помог думать совсем. Каждый раз при попытке проиграть в голове сценарий «как жить дальше», мозг подкидывал картинки прошлой ночи. Его разум будто не хотел вообще жить дальше. Хотелось только жить здесь и сейчас. И чтобы всё было как накануне в старой башне.

Драко выключил воду, вытерся и оделся. Расчесал волосы, подсушил заклинанием. Протёр зеркало и внимательно осмотрел себя. Волосы отросли больше, чем обычно. Сейчас он даже мог бы собрать их в хвост. Из зеркала на него смотрел молодой Люциус Малфой, так сильно он был похож на отца. И эти отросшие волосы особенно подчеркивали сейчас аристократические скулы и фамильный профиль. Драко выругался, меньше всего на свете он хотел сейчас быть похожим на него — на своего отца, на человека, которого считал идеалом и объектом для подражания и копирования всю свою жизнь. Люциус был настолько предан своим предрассудкам, настолько слепо верил в свою уникальность, что поплатился за это. И цена была слишком высокой. Хотел ли Драко повторить путь отца сейчас?

Нет!

И чем больше он понимал, что попался в ловушку, в которую попал отец много лет назад, тем больше хотел бросить это всё к чертям и свалить из страны. Куда-нибудь подальше. Австралия? Япония? Да мало ли в мире стран, где не знают о Малфоях…

Драко повернул голову, останавливая взгляд, на колдографии со столика у кровати. Люциус, Нарцисса и их маленький наследник улыбались и махали ему. Мама на снимке была молодой и счастливой. Без тёмных кругов вокруг глаз. Ловушка отца захлопнулась, с шумом пронзая голову Драко. Он никуда не свалит. Никакие Австралия или Япония не ждут его, по крайней мере, пока жива мама. Люциус был предан своему эго и амбициям. Драко оказался слишком преданным семье. Зная это, Люциус прятал Метку Драко под магическую повязку. Зная это, отправлял сына на суды давать показания. Зная это, смело отпустил его в Хогвартс. Люциус знал, что Драко сделает всё, чтобы спасти Нарциссу. Знал, что сын вылезет из кожи вон, лишь бы заслужить одобрение отца. Знал и именно поэтому загонял его туда. Своим поведением, своим внешним видом, своим молчанием. Идеальный и любимый сын остался его последней и единственной надеждой на прежнюю жизнь. И Люциус готов был делать это, идти на любые уловки, лишь бы у Драко получилось. И Драко слепо следовал идеалам отца, до вчерашней ночи.

Вчера в исключительном плане Люциуса произошёл сбой. Сбой, размером во всю Великобританию. В помыслах Малфоя старшего никак не могла появиться привязанность Драко к неравной. Неравной по крови, по статусу, по жизни. Драко должен был добиться результата гораздо раньше, не отвлекаясь на глупости, типа секса с Грейнджер.

Не должен был отвлекаться, но отвлёкся.

Возможно, эта задержка будет фатальной. Может принести массу неудобств и проблем. Но думать об этом было уже слишком поздно. События вчерашнего вечера внесли коррективы в отшлифованный план Люциуса. Но изменить было уже ничего нельзя. Оставалось только сочинить, что делать дальше. Как выпутываться из сложившейся ситуации. Просто оставить как есть не выйдет. И вариант «забыть в конце года» отпадал сам собой. Эмоции забыть нельзя.

Драко оделся, запахнул мантию и пошёл назад в башню. Надо было поговорить с Грейнджер.

====== Потом ======

Гермиона сидела на подоконнике, закутавшись в плед, и что-то высматривала в падающем за окном снеге. Скрип люка привлёк внимание, она глянула на Драко и снова отвернулась.

— Доброе утро!

— Я думала, ты ушёл, — пробормотала она

— Ушёл. И вернулся назад, — он улыбнулся. — Ты думала, я ушёл совсем?

— Была такая мысль, — кивнула она, — я даже обрадовалась этому. Тогда не пришлось бы сейчас краснеть…

— Чего краснеть? — он присел на край стола. Разговор шёл явно не по тому пути, на который он рассчитывал.

— Я не знаю, что говорят утром после… ну…

Драко хохотнул, но сдержал порыв рассмеяться вслух. Это было настолько нелепо, что не могло быть серьёзным разговором наутро, после бурной совместной ночи. Он предполагал, что сейчас они будут выяснять отношения, решать, как жить дальше, раздавать пустые обещания. Вместо этого Грейнджер смущалась от того, что не знала, о чём говорят после секса.

— Да, ничего не говорят, — заявил Драко, пряча лукавую улыбку. — Иногда говорят, что эта ночь была лучшим, что было в жизни… иногда молча уходят… иногда…

Гермиона смотрела на него не мигая и, казалось, чего-то ждала.

— А что ты обычно говоришь утром?

— Я? — Драко поднял бровь, пытаясь выглядеть как можно спокойнее. — Я ничего не говорю. Я не жду утра обычно. Я предпочитаю спать в своей постели один.

Он подошёл, приобнял её за плечи. И в этот миг пропало любое желание думать о его бывших девушках. Да какая ей, в сущности, разница, что он говорил им всем на утро?

— Нам надо поговорить, Грейнджер…

— Ты даже на каникулах в рубашке ходишь?

— Что? — Драко посмотрел на неё с непониманием. — При чём тут это?

— Ну, не знаю… почему бы не попробовать надеть свитер…

— Грейнджер, при чём тут моя рубашка?

— Ты ведь переоделся. И снова так официально. Тебе удобно?

— Вполне…

— А как дела с книгой?

— Грейнджер! — Драко немного встряхнул её за плечи, будто пытаясь привести в чувства.

— М? — она подняла на него взгляд и покачала головой.

— Нам надо кое-что обсудить!

— Не надо… — проговорила Гермиона, глядя на Драко самым ненавистным ему взглядом, — взглядом, полным чёртового страха и боли. — Я не хочу ничего обсуждать! Пусть всё будет, как есть. Само. Мы ведь потом всё решим, да? Потом. Когда прилетит сова с рукописью, когда пройдут каникулы, когда год окончится… когда-нибудь… только не сейчас!

Первый раз в жизни Гермиона боялась спугнуть момент, закрыть глаза и проснуться в мире, где нет Малфоя. И она не хотела ничего обсуждать, находить ответы и решения. Всё само собой решится. Просто, как насморк в ноябре, пройдёт. За пару недель. А если начать сейчас обсуждать, решать, обещать, то у них не будет даже этих нескольких месяцев до конца года. Потому что в разговоре они непременно придут к тому, что это надо заканчивать как можно раньше, пока ещё не стало слишком поздно. Заканчивать, что только началось. Обменять своё сиюминутное счастье на разговор о том, чему не суждено стать настоящим.

— Не надо, пожалуйста!

Драко крепче обнял Гермиону. Он тоже не хотел говорить об их отношениях и будущем. И был благодарен ей за то, что и она не хотела этого.

====== Быть собой ======

Дни тянулись медленно, будто повторяя скорость за снежинками, падающими за окном.

Они ждали. Ждали сову с рукописью. Ждали конца каникул, конца года, конца их истории…

Тихие дни в пустом Хогвартсе давали надежду на то, что это длительное течение дней никогда не окончится. Но календарь не врал, дни шли. И финал был все ближе.

Пока им никто не мешал, они могли тихо наслаждаться обществом друг друга в старой башне. А чуть позже и вовсе перебравшись в спальню Гриффиндора. Гермиона жила сама, как и полагалось старосте. Ее комната была смежной с комнатой старост мальчиков, но Финниган уехал на каникулы домой. Да и, казалось, всему Хогвартсу было плевать на то, что происходит в старых коридорах и комнатах. Драко поначалу ворчал, рассказывая, что в гриффиндорских комнатах неуютно, а еще, башня была расположена окнами на восток и по утрам солнце слепит, не дает спать.

Солнце действительно заглядывало в окна по утрам. И было немного пусто. Зато по вечерам, когда Драко приходил после ужина, солнце уже садилось за старые стены замка, в общей гостиной старост разгорался камин и, казалось, нет более уютного места на всей Земле.

А за окном все так же медленно падает снег… и пусть падает. Пусть будет холодно за окном. Пусть зима никогда не заканчивается. Ведь чем ближе весна, тем ближе расставание с самым ненавистным и самым дорогим ей человеком.

Он открывает глаза и несколько секунд молча смотрит в потолок. Потом медленно тянется за палочкой, которая лежит на полу.

— Люмус, — и комната озаряется ярким светом.

Свет режет глаза и Гермиона невольно жмурится. Драко смотрит вокруг, будто привыкая к мысли, что он не у себя в спальне. Откладывает палочку обратно на пол, разворачивается на бок, лицом к Гермионе и протягивает руку, будто в порыве обнять, но оступается на половине движения, и просто устраивается удобнее.

Наверное, надо что-то сказать, но они привыкли молчать. Их разговоры всегда приводили их только к одному решению — им нельзя. Нельзя быть вместе, нельзя спать вместе, нельзя даже находиться вместе — ничего хорошего не будет. Будет ожидание, флирт, встреча. Будет страсть, сбивчивое дыхание и туманный взгляд. Будет множество минут наслаждения, а потом наступит момент, которого они оба боятся — когда «надо что-то сказать».

Это своеобразный вид мазохизма — знать, что будущее у каждого свое, что встречи возможны только в таком извращенном виде, что то, чего так до изнеможения не хватает, невозможно. И все равно продолжать ждать этих недолгих встреч, и каждый раз молчать, когда надо что-то сказать.

У них нет почти ничего общего. У них нет будущего. У них нет признаний в любви. У них нет ласковых прозвищ.

Зато у них есть имена! И именно ее имя, звучащее из его уст, заставляет сердце разгонять кровь по венам, снова и снова совершать отработанные ошибки. Ошибки, которые помогают быть собой. Ошибки, превратившиеся в привычку. Ошибки, которые они давно не считают ошибками.

Драко молча смотрит на Гермиону. Взгляд, пронизывающий до кончиков пальцев, пробегающий по нервным окончаниям. Глаза, в отблесках горящего камина, кажутся платиновыми, хотя она точно знает, что они серо-голубые. От его пристального взгляда по спине пробегают мурашки.

— Холодно? — кажется это первое, что он говорит ей сегодня. По крайней мере, первое осознанное слово. Поднимается, подтягивает тяжелое одеяло. Встает, идет к камину.

Здесь всегда холодно, даже летом. Каменные стены сохраняют температуру еще очень долго. Несколько поленьев летят в камин, и огонь начинает гореть ярче. Лучи света от огня пляшут по каменной кладке стен, по тяжелому пологу кровати, по темным окнам. И по его плечам. Оставляют на мгновение дорожки света от лопаток вдоль позвоночника и обрываются, возвращаясь обратно.

— Иди сюда. Здесь теплее!

Он помогает устроиться на полу рядом с камином, поправляет выбившуюся ткань одеяла, чтобы та оказалась дальше от огня. Его действия больше похожи на ритуал: четкие, уверенные жесты. И сейчас в нем уже почти не осталось того напряжения, которое повисает каждый раз. Они учатся быть друг с другом, учатся быть собой.

====== Шанс на свободу ======

Драко снимал повязку с предплечья каждый раз, оказавшись вдалеке от любопытных глаз. Эти несколько дней, проведённых с Грейнджер, подарили надежду на то, что рука может зажить и, возможно, перестанет болеть. А значит, он победит в этой сложной битве, и его маленькая победа подарит шанс на будущее без метки и постоянного страха за свою семью.

Сова прилетела через несколько дней. Драко был в своей комнате, когда с характерным хлопком перед ним материализовался домовой эльф, отвечающий за гостиную Слизерина. Драко почему-то отметил для себя, что он даже не знает имя этого маленького скрюченного домовика и фыркнул, прогоняя от себя эту мысль. Общение с Грейнджер не приводило ни к чему хорошему. Его не должно было волновать имя обслуживающего персонала. Появление эльфа до отбоя в подземелье Слизерина говорило только о том, что-либо нужно решить какой-то срочный бытовой вопрос, либо прилетело послание.

Сердце ёкнуло, сделало кульбит, переворачиваясь в груди. Драко выжидающе посмотрел на эльфа и тут же нетерпеливо спросил:

— Что тебе нужно?

— Мастер Драко, — пробормотал эльф, отвешивая Малфою низкий поклон, — прибыла Ваша сова. Она устала и выглядит истощённой. Я накормил её, предложил ей помочь доставить вам послание, но она отказалась и чуть не заклевала меня…

Драко вскочил, откидывая назад стул, на котором сидел, и стремглав побежал прочь из комнаты. Сова принесла перевод книги! Мешкать нельзя!

Только где-то на верхних пролетах башни, ведущих к совятне, он понял, что забыл мантию. Пронизывающий ветер, который гулял по коридорам открытой башни, доходил, казалось, до самых костей. Зима в этом году выдалась особенно промозглой. Но сейчас это не было для Драко существенным, а важным оставалось только послание, которое принесла птица.

Фамильная сова восседала на своём любимом месте. Она действительно выглядела очень уставшей, перья промокли, а клюв слегка подрагивал. Но при виде Малфоя она, казалось, очень обрадовалась. Захлопала крыльями и начала восторженно ухать. Сказать, что Драко был не рад её видеть, было бы враньём. Он безумно хотел увидеть её, чем раньше, тем лучше. Даже не саму сову, а, разумеется то, что она принесла. Но тот факт, что к лапкам был прикреплен большой сверток, говорил, что Нарцисса всё-таки что-то прислала.

Был ли это тот самый словарь?

Драко рванулся к птице, дрожащими от холода, не сгибающимися пальцами попытался отвязать свёрток. Сова протянула клюв, потёрлась им о скулу Драко. В обычной ситуации он, скорее всего, отвернулся бы, хотя очень любил эту птицу. Она была умной и честно выполняла все его поручения. Но Драко никогда не позволял себе лишние вольности с любыми созданиями, служившими ему. Сейчас Малфой был настолько рад, что сова прилетела, что справилась с нелёгким заданием, что преодолела этот путь в столь короткий срок, что даже погладил её по голове, приминая мокрые перья.

В спину Драко ударил поток ледяного ветра, приносящего с Чёрного озера капельки замёрзшей воды. Льдинки мелкими иголочками вонзились в шею, щёки и руки. Драко поёжился, ругая себя за опрометчивость. Он знал, что нельзя поступать вот так, очертя голову, не подумав заранее. Всегда надо думать на 2-3 шага вперед. Не позволять себе импульсивных поступков. Не хватало ещё заболеть. Сейчас это было бы совсем некстати. Но на кону стояло слишком многое. Если Драко сможет перевести заклинание, он всенепременно победит. И тогда он сможет жить своей жизнью… как давно мечтал.

Очередной прорыв приносит с озера порцию воды, и Драко чувствует, что рубашка на спине промокла вовсе. Мороз медленно сковывает воду в кристаллики льда, превращая мягкую, податливую ткань в жёсткое подобие панциря, покрывающего разгорячённую от волнения спину. Но сейчас нужно только механически добыть перевод, забрать его, отнести в Северную башню, сравнить с древним фолиантом, перевести заклинание. Сейчас надо узнать, как избавится от метки. Сейчас важно сделать это всё быстро, чем быстрее, тем лучше, тогда он сможет решить проблемы семьи, избавиться навсегда от этой ужасающей боли в предплечье и стать наконец свободным. И пускай это мнимая свобода, но именно она избавит его от клейма, показывающего всему миру, что у него есть Хозяин.

Драко не позволит больше, чтобы кто-либо из живущих на этой Земле считал себя хозяевами Малфоев. Никто не властен над ним и его семьей. Он не позволит прикасаться к дорогим ему людям. При этой мысли в голове возникли образы Люциуса и Нарциссы. Он знал, что делает это ради родителей. Знал, что ничто на свете не станет для него преградой в борьбе с угрозой для своей семьи. Он знал, что родители — это единственные люди, которые будут с ним, чтобы не случилось.

Как бы он ни был зол на своего отца, как бы хотел сейчас не быть похожим на него, но продолжал уважать и восторгаться им. Пускай отец совершал в жизни ошибки. Пускай делал вещи, за которые стыдно было сейчас его сыну. Но в момент, когда весь мир повернулся к ним спиной, в момент, когда Малфои превратились из правящей элиты магического мира в изгоев, в момент, когда Драко был уверен, что вся его привычная жизнь летит под откос и никогда уже не станет прежней, только родители остались рядом.

Только родители… и Грейнджер…

И сейчас, пытаясь разорвать крепкие завязки, держащие этот спасительный свёрток, дрожа и замерзая от холода, Драко не думал первый раз в жизни о себе. Думать о родителях, стараться спасти древний род Малфоев было для него нормой и истиной. Любой уважающий себя человек поступил бы также. Странно было осознавать, что он делал это ради свободы от предрассудков, ради свободы от долга и вынужденного положения в обществе. Спасал великий род Малфоев для того, чтобы самому не быть больше Малфоем.

Драко исполнит своё предназначение. Сведёт эту чёртову метку с руки. Докажет в Визингамоте, что отец действительно великий двойной агент, никогда не был приспешником Тёмного Лорда, а всегда действовал в интересах мира. Драко сделает всё, чтобы спасти маму, отвести от своей семьи подозрения.

А потом он будет свободен. Он сможет с гордостью смотреть в глаза отцу и заняться наконец-то своей жизнью. Заняться тем, чего хочет он, а не тем, чего хочет и ждёт от него семья.

Драко хотел стать свободным и выбирать людей, которые будут рядом с ним. И сейчас он был почти готов признаться себе в том, что с таким остервенением старался свести метку с руки не для того, чтобы избавиться от боли или спасти родителей. А для того, чтобы, глядя в лицо Люциусу, сообщить ему, что выбрал Грейнджер…

Драко вытащил из кармана палочку, произнося заклинание и помогая согреть руки, и наконец всё же справился с завязками, сдерживающими свёрток. Ещё раз погладил сову, удивляясь такому проявлению нежности, и заспешил обратно к выходу из башни.

Скользкие перила и ступеньки, ветер, гулявший в башне: здесь было не лучшее место для того, чтобы разбираться, верно ли его поняла мама. Он чуть не поскользнулся на одной из последних ступеней, ведущих из совятни, но удержался, схватившись за дверной проём. Птицы переполошились, начали громко кричать и хлопать крыльями. Это всё выглядело сейчас, как дешёвые спецэффекты какому-то фильму. Он как-то попал на занятие по маггловедению, на котором рассказывали о кинематографе. Почему-то именно подобные действия ассоциировались у него с дурацкими комедиями, которые так любили смотреть магглы. Только ему не было смешно, ни тогда, ни сейчас.

Два лестничных пролёта вниз, и кажется, что здесь уже не так холодно. По крайней мере, тут не было ветра. Драко остановился, укладывая свёрток на подоконник, нетерпеливо шаря пальцами, стараясь открыть. Замёрзшие руки по-прежнему не слушались, промокшая ткань скользила. Наконец ему удалось справиться с завязкой, он распаковал холщовую папку, вытаскивая оттуда старый, потрёпанный блокнот. Драко сейчас не перепутал бы эту обложку ни с одной другой. Это был именно тот блокнот, в который маленький наследник великого рода Малфоев заглядывал, играя в путешественников в библиотеке мэнора. Именно на этих страницах Драко видел закорючки рун инков. Ликование и восторг захлестнули его с такой же силой, с которой только что его били ветер и дождь в совятне.

Мама поняла его правильно. Сова справилась со своей задачей и принесла ему именно то, что он так хотел. Сейчас Драко Малфой держал в руках самую ничтожную и самую дорогую для него вещь во вселенной. Вещь, которую несколько лет назад мать в порыве своей любви к чистоте и чувстве презрения к полоумному предку чуть не спалила в камине библиотеки. И именно это сейчас спасало Драко. Давало шанс на свободу!

Он схватил блокнот и полубегом отправился по ступеням и длинным пролётам к Северной башне. Цель была так близко, что тратить время на мелочи, типа смены одежды, не оставалось.

====== Её очередь ======

Драко просидел над книгой несколько часов. Сверял, переводил и перечитывал древние руны в книге и рукописи, которую получил сегодня. Многие слова не поддавались, многие фразы давались с трудом. И уже через несколько часов он понял, что самостоятельно не справится с этой задачей. Слова были написаны слишком вычурно, многие фразы и вовсе, казалось, были написаны на староанглийском. Какие-то обороты и витиеватые фразы выглядели так, будто автор напился огневиски перед тем, как писать это заклинание. Многие действия, описанные в переводимом тексте, были похожи на издевательство.

Человек, желающий свести остатки магии, обязан был, исходя из данного заклинания, делать вещи куда более чёрные, чем сама суть чёрной магии. То и дело речь заходила о крови, ритуалах и прочей чернухе, которую так любили приспешники Тёмного Лорда.

Либо Драко что-то делал неправильно, либо автор пытался идти от обратного, ставя свою жертву в ещё более ужасные условия, чем те, в которых он и так оказался. Несколько оборотов, как казалось Драко, вообще отсылались к непростительным заклинаниям…

Драко был измотан, зол и близок к тому, чтобы вновь разгромить эту чёртову комнату, как тогда, когда впервые показал Грейнджер Метку… Голова нестерпимо болела, дополняя привычную боль в предплечье. Было холодно, тело бил озноб и очень хотелось лечь. Но ложиться было нельзя! Нельзя останавливаться. Нельзя расслабляться, когда цель столь близка.

Люк скрипнул, открываясь, привлекая внимание. Драко почувствовал угрозу, и не соображая, что делает, подскочил, направляя палочку на открывающийся люк. Он готов был сейчас убить любого, кто встанет на пути достижения его цели. Он даже успел произнести первую часть заклинания, останавливаясь только в тот момент, когда понял, что направляет палочку на Гермиону.

— Стой! — успела крикнуть она, закрывая лицо руками, как прежде в дуэльном клубе. Она вовсе не была готова к тому, что увидит направленную на себя палочку Драко.

Он одёрнул руку, опуская оружие, будто стараясь стряхнуть боевое заклинание, которое чуть не полетело в Гермиону.

— Ты чего? — она встревоженно посмотрела на него, делая шаг навстречу.

— Всё хорошо, Грейнджер, — пробормотал Драко, оборачиваясь обратно к столу, упираясь руками в столешницу, нависая над распахнутыми книгами. — Я решил перестраховаться.

— Что там у тебя?

— Сказки Барда Бидля! — надменно пробормотал он, не оборачиваясь в её сторону. — Сова прилетела с рукописью, вот что. Разве не похоже?

Гермиона пропустила мимо ушей его остроту, хотя прекрасно осознала, что он раздражён. Быстро подошла к столу, заглянула поверх его локтя в разбросанные бумаги.

— И как, получается перевести текст? — нетерпеливо спросила она.

— Ни черта не получается, Грейнджер, — всё также зло скрипя зубами, отчеканил Драко. — Это какая-то полная хрень. Ещё вот это вот слово в самом конце. Пройдя всю эту грязь, которую предлагает сделать автор, должно произойти ещё какое-то одно действие… одно слово… но этого грёбаного слова нет в словаре…

— Давай я помогу? Может ты что-то не так делаешь? — Гермиона постаралась немного отстранить Драко в сторону, чтобы стало лучше видно текст.

— Ты что, действительно думаешь, что я настолько тупой? — прорычал Драко, но всё-таки отодвинулся, пуская её к столу.

Она прикоснулась рукой к его плечу и тут же отдернула ладонь.

— А ты почему мокрый? — встревоженно спросила она, отводя взгляд от бумаг на столе.

— Душ принимал, — снова фыркнул Драко, сверля глазами листок. — Какая разница, Грейнджер? Давай переводить заклинание…

Она развернулась спиной к столу, протискиваясь ближе к Драко. Протянула руку, проводя пальцами по его лицу.

— Ты весь горишь, у тебя температура. Тебе нужно переодеться, выпить снадобье и лечь отдохнуть.

— Какое, к василискам, снадобье? — отмахнулся Драко. — Ты что, не понимаешь, я ужетак близок к тому, чтобы это всё перевести. А если я это переведу, то всё у меня получится, я смогу свести эту грёбаную Метку, я смогу спасти родителей, и всё это наконец-то закончится! Ты знаешь, что это такое, жить в ожидании? Знаешь, что такое, каждый день понимать, что именно от тебя зависит всё?

— Знаю, — как-то очень горько пробормотала Гермиона, снова провела рукой по его лбу, положила холодные ладошки на щёки. От её прикосновений стало на удивление спокойно и действительно захотелось немного отдохнуть.

— Знаю!

Она аккуратно прикоснулась губами к его щеке, ухватила руками за запястья, потянула в сторону дивана. И он послушался. Пошёл за ней, будто именно там, куда она вела его, было сейчас лучшим местом, в котором он бы хотел оказаться.

Голова трещала, и её очень хотелось положить на подушки. А ещё очень хотелось спать. Ладони и губы Грейнджер были холодными, и от каждого её прикосновения становилось легче. Она аккуратно, но ловко, стала расстегивать пуговицы на его рубашке.

— Не самое лучшее время для любовных игр, — сострил Драко, выдавливая из себя подобие хитрой ухмылки.

— Какие любовные игры? — покачала головой Гермиона. — Ты в зеркало себя видел?

— Не видел, — сухо ответил Драко, поддаваясь её проворным движениям.

Она подтягивает плед, укутывает его продрогшие плечи, уверенно укладывает на подушки дивана. Лежать оказывается очень приятно. Глаза начинают сами закрываться. Но ведь спать нельзя, надо перевести это чёртово заклинание. Он открывает глаза, требовательно смотрит на неё.

— Помнишь, ты говорил мне, что будешь со мной и никуда не уйдёшь?

— Помню.

— Так вот, теперь моя очередь. Тебе надо отдохнуть. Я сейчас схожу за снадобьем к мадам Помфри, а потом постараюсь разобраться в твоих дурацких книгах. А тебе действительно надо отдыхать. Если ты умрёшь от переохлаждения и простуды, ты никого не спасёшь и никому не поможешь. Ты нужен своей семье живой и здоровый. И мне ты нужен живой и здоровый. Иначе какой от тебя толк?

— Действительно, — ухмыльнулся Драко, позволяя себе откинуться на диван и всё же закрыть глаза. — Ты только меня разбуди, если вдруг переведёшь это чёртово слово в конце заклинания, ладно?

Её прохладная ладошка снова ложится на его лоб, взъерошивая мокрые, отросшие волосы, убирая длинные пряди.

— Я знаю, каково это, думать, что всё зависит только от тебя! Знаю, Драко, — полушепотом бормочет она. — Но только, знаешь, это ведь на самом деле неправда. Не только от тебя всё зависит! И не только ты один должен с этим справиться! Не только ты один, Драко!

И уже не открывая глаза, проваливаясь в болезненный, но такой спасительный сон, он понимает, что она первый раз в жизни назвала его по имени. И его имя звучит из её уст как-то очень особенно, нежно и уверенно. Словно, решившись назвать его имя, она показывает ему, что доверяет и что может доверять он. И его имя, как последний рубеж, который она преодолевает в отношении к нему. Быть ближе уже просто невозможно. Просто назвав его имя. Просто сделав это в первый раз.

А ещё, в её словах есть частичка правды. Он уже не один. И она не одна…

====== Перевод ======

Горячка прошла быстро. Драко несколько дней валялся с высокой температурой, а на третий день уже встал с кровати и присоединился к Гермионе в попытках всё также перевести заклинание. Она всё время была с ним, только изредка выходя из башни, приносила обед и лекарства от Мадам Помфри. Всё оставшееся время Грейнджер с упоением и дикой страстью во взгляде копошилась в бумагах. Казалось, что перевод этого заклинания был для неё, как наркотик. И у неё, конечно же, очень неплохо получалось. Слова складывались в предложения, многие моменты, которые так сильно смутили Драко в начале, оказались на самом деле неточностью перевода, и это всё не так страшно, как казалось на первый взгляд. Для достижения цели в попытке убрать остатки чёрной магии человек действительно должен был пройти несколько испытаний. Но в основном эти испытания представляли собой больше внутреннюю борьбу, чем какие-либо реальные действия. Правда, почти в каждом предложении, было присутствие ещё какого-то человека. Отсылка к тому, что самостоятельно справиться с чёрной магией человеку не удастся. Удивительно было то, что этот самый человек, находящийся рядом, не должен был выполнять никаких особых действий. Он просто должен был быть. Предполагалось, видимо, что маг, принявший сторону чёрной магии, изначально одинок и в попытке излечиться от пагубных последствий должен найти поддержку другого человека, согласного разделить с ним тяготы испытаний. Представить себе, что кто-то из Пожирателей станет сопровождать друзей в попытках борьбы с чёрной магией, было нелепо. А означало это только одно: первым и самым сложным испытанием в книге был поиск соратника и друга, готового помочь в смертельной ситуации. И Драко казалось, что он уже справился с этим пунктом в книге. Гермиона не уйдёт и не бросит его на половине пути — раз упёртая гриффиндорка решила спасать его, то избавиться от неё будет очень нелегко.

Но навязчивое слово в конце заклинания не давалось даже Грейнджер. Его действительно не было в словаре. Оказалось, очень сложно подбирать его по контексту, потому что контекста к нему не было. Пройдя все действия, человеку предстояло сделать что-то, никоим образом от него не зависящее. Кто-то другой, скорее всего, именно тот человек, который находился рядом, должен был что-то сделать. И именно это последнее действие Гермиона не могла перевести.

Работа над старинным фолиантом приносила удовлетворение, но отбирала очень много сил. Переводить заклинание было не просто сложно, это было откровенно опасно. Слова древнего заклинания, произнесённые вслух или написанные на старых страницах книги, таили в себе неисчерпаемый запас той самой магической энергии, которая подпитывалась от наивных людей, пытавшихся справиться с заклинанием. Это стало понятно практически сразу, когда во втором предложении Гермиона перевела фразу о том, что если «у тебя недостаточно сил и мужества для того, чтобы справиться с чёрной магией внутри себя, ты не сможешь сделать это во внешнем мире». Значит, бороться придётся с эмоциональной составляющей. А это всегда гораздо сложнее, чем борьба механическая. Ведь восстановить моральные силы после истощения всегда намного труднее. Она знала это. И Драко знал. И теперь ему предстояло пройти все этапы, справиться с моральным истощением и только потом столкнуться с неизвестным и непереводимым пока событием.

====== Заклинание, убивающее миры ======

Пока Драко валялся с температурой практически обессиленный и пытался справиться с болезнью, Гермиона сражалась с рунами и книгой. Каждое слово в переводимом тексте высасывало из неё энергию, забирая силы, утомляя и изматывая.

На третий день, когда практически всё заклинание кроме того самого последнего предложения было переведено, когда Драко встал с постели и смог присоединиться к переводу и работе над книгой, он отчётливо понял, что Гермионе нужно отдохнуть. Она выглядела уставшей и совершенно измотанной.

Драко несколько минут заглядывал через плечо Грейнджер в бумаги. Прочёл навязчивое предложение. Последняя переведённая фраза: «И ожидать от того, кто рядом…» Что же можно ожидать от того, кто рядом?

— Это может быть всё что угодно, — уставшим голосом пробормотала Гермиона. — Они могут ждать от того, кто рядом любого действия или любой мысли. Это слово не подберёшь по контексту… Может переводить по буквам? Для этого, наверняка, нужен какой-то другой словарь. Но я даже примерно не знаю, где его искать. Язык инков мёртвый. Вряд ли мы сможем отыскать специалиста, который поможет нам перевести это слово по буквам… Наверняка в мире есть историки или хотя бы любители этого языка… Я даже начала искать эту информацию в маггловских книгах. Но найти пока не могу. Мы можем сделать всё, вплоть до последнего предложения. Это заклинание пролонгированное, оно позволяет разложить действия на неопределённый промежуток времени. И дальше просто искать. Искать этого человека или эту книгу, которая сможет нам помочь…

— Отличная идея, — проговорил Драко, кладя сзади руки на плечи Гермионе и оттягивая немного от стола, заставляя откинуться на спинку стула. — Всё, хватит копаться в этих рунах. На тебе уже лица нет.

— Да, — она глубоко вздохнула и потёрла уставшие глаза. — У меня ещё ни разу в жизни не было настолько сложного научного проекта! А ты говорил, что справился бы без меня.

— Ну… — Драко хмыкнул немного надменно. Покачал головой и снова заглянул в блокнот. — Если ты забыла, я был лучшим студентом на курсе.

— Конечно был, — улыбнулась Гермиона, — если бы профессор Снейп не снимал с Гриффиндора баллы на каждом шагу, я давным-давно обогнала бы тебя не только по знаниям, но и по баллам!

Драко хотел было вступить с ней в полемику, рассказать о том, какие поблажки делали прилежной ученице, а в последствии и героине войны. Как профессор Макгонагалл достала их всех тем, что ставила Грейнджер в пример. Он был готов очень много ей рассказать, но только глядя в её уставшие глаза понял, что не будет этого делать. Ему сейчас было совершенно наплевать на то, что она считала себя умнее. Выполнять свой статус заучки, поддерживать имидж всезнайки. Наверное, она получала от этого удовольствие.

— Сама себя не похвалишь — никто не похвалит, — ухмыльнулся Драко, легко взъерошивая её волосы на макушке. — Хватит, сделай паузу.

— Хорошо, — Гермиона вздохнула, передавая ему листок бумаги, — это действия, которые ты должен сделать. Здесь всё, кроме последнего. Тебе нужно делать это всё самому и хорошенько сосредоточиться. Я не знаю, что произойдёт, понятия не имею, должны ли быть какие-то последствия. И я даже примерно не могу тебе сказать, нет ли в этом тексте ошибок. Судя по всему, Вселенная даст тебе знак, но какой знак — знать не могу. Просто, когда ты выполнишь все действия, чёрная магия должна, как болезнь, покинуть твоё тело. Или разорвать тебя на части. Такой исход тоже возможен…

— Отлично, — сказал Драко, вынимая у неё из руки листок, — будем надеяться на первый вариант!

Она устало улыбается, поглаживая его ладони на своих плечах.

— Только давай ты сначала немножечко сил наберись, перед тем как это начать делать, — предостерегающим тоном проговорила Гермиона, — вся эта игра с чёрной магией забирает огромное количество энергии. Ты ещё не окреп после болезни, у тебя элементарно может не получиться справиться с этим. А, и ещё! Я должна быть рядом, когда ты будешь это делать. Во-первых, так требует книга, во-вторых, если тебе вдруг станет снова плохо, я смогу помочь.

— Слушай, а вы все на Гриффиндоре настолько безрассудные и отважные? Или это только у тебя жажда побеждать и спасать всех вокруг? — он присел рядом с ней на корточки, опершись руками на её колени.

— Ну, ты же сам знаешь, и на Гриффиндоре есть трусы… и на Слизерине не все подлецы…

— Все-все! — хитро ухмыльнулся Драко. — Поверь мне, Грейнджер, все! Ни один слизеринец не будет делать что-то без собственной выгоды.

— А профессор Снейп?

— Снейп защищал Поттера не потому, что уважал его. И даже не потому, что любил его маму. Хотя конечно, это было важно. Но он горевал, чувствовал себя одиноким. И защита Поттера была на самом деле защитой себя самого. Он защищал себя от мысли, что мама Поттера мертва по его вине. Ни один слизеринец никогда не будет делать что-то не ради себя. Для нас это нормально. В каждом действии всегда есть скрытый подтекст. Мы ничего никогда не делаем просто ради альтруизма. Тебе нужно привыкнуть к этой мысли.

Она смотрит него. И сейчас они вновь невероятно похожи. Оба обессилены, и оба хотят что-то доказать друг другу.

— А твоя мама в запретном лесу?

— Она боялась, что, если победит Тёмный Лорд, ей будет очень плохо житься. Поэтому помогла Поттеру. Корыстные цели, я ведь об этом и говорю тебе.

— Она спрашивала у Гарри, жив ли ты. И когда Гарри дал ей знак, что ты жив, она соврала Лорду и повела Пожирателей прочь от замка. Она делала это не для того, чтобы спасти себя или помочь Гарри выиграть битву. Она это делала не для того, о чём свидетельствовал бы Гарри в суде. Она спасала тебя. Поэтому я не верю тебе, не все вы корыстные сволочи!

Гермиона откинула со лба Драко навязчиво падающую, длинную прядь, завела её за ухо. Потом аккуратно погрузила ладошку в его волосы, немного поглаживая подушечками пальцев.

— Я не знал об этом…

— Гарри об этом никому не рассказывал. Это могло бы послужить плохим аргументом на суде.

— Вот я об этом и говорю, — Драко повернул голову, подставляя её так, чтобы Гермионе стало удобнее. Опустил, касаясь лбом её колен, — нас интересуют только личные корыстные цели. Мама на самом деле не думала о победе, не пыталась спасти мир от Тёмного Лорда, как вы. Ей было на всё это плевать. Она спасала меня. Это и были её личные цели. Мы все такие, Грейнджер. Никто из нас не будет поступать как вы. Я никогда не стал бы помогать своему врагу… — он запнулся на полуслове, поднял голову, посмотрел на неё. — Почему ты согласилась помочь мне? Почему проходишь через это? Почему тебе не всё равно?

— Корыстные цели, — проговорила Гермиона, продолжая поглаживать волосы Драко, стараясь распутать сбившиеся за дни болезни пряди, — никакого альтруизма. Может мне тоже надо было на Слизерин? Наверное, Шляпа ошиблась…

Он молчал. Хотя желание перебить, уточнить, что она имеет в виду, разрывало его изнутри. Только не жалость, всё что угодно, Грейнджер, только не говори, что всё это время помогала из жалости. Видимо, это читалось в глазах, потому что Гермиона не стала тянуть время и продолжила:

— Когда ты попросил помочь, мне было очень плохо. Оказалось, то, ради чего мы боролись, никому не нужно на самом деле. А помогая тебе, я от этого отвлекалась. Когда я помогаю тебе, мне почему-то не так плохо… Не хватает времени думать о своих проблемах. Голова забита твоими рунами, инками, чёрной магией. А когда голова не забита всем этим, то на пустое место лезут мысли о том, что будет, когда это всё закончится…

Драко перехватил её взгляд. По голосу Гермионы, по интонации, он вдруг понял, что сейчас увидит в её глазах всё ту же ненавистную ему панику. Гермиона не боялась войны, не боялась Тёмного Лорда, она не боялась умереть. Она попёрлась с Поттером и Уизли в Министерство, пила оборотное зелье, сражалась с Пожирателями Смерти. Она не боялась Круциатуса и василиска, не боялась стирать память родителям. Но каждый раз, когда она говорила про одиночество, её охватывал страх за все эти события вместе взятые.

Драко ненавидел эту панику, заполняющую её взгляд, и казалось, захлестывающую её с головой. Ненавидел себя в этот момент, потому что не знал, как помочь.

— Ничего не закончится! — уверенно проговорил он, аккуратно перехватывая её руки.

Страх плескался в её карих глазах, и было понятно, что надо что-то говорить. Просто говорить, потому что иначе она сейчас поддастся панике.

— Слушай меня, Гермиона, ничего не закончится! Я ещё не знаю как, но обязательно придумаю.

Она горько ухмыляется, стараясь всеми силами бороться со своим внутренним страхом. Надо всего лишь поверить в его слова. Надо всего лишь поверить в то, что у этой истории есть продолжение.

— Я обязательно придумаю как быть дальше. Всё будет хорошо.

Он говорит и видит, как страх постепенно отступает, уступая место всё той же привычной усталости и грусти. Её взгляд становится мягче, понемногу угасает.

— Пошли спать, — он встаёт, аккуратно тянет её в сторону дивана, — тебе нужно отдыхать, а мне готовиться к заклинанию. Мы найдём какого-нибудь специалиста в области языков инков. А если такого нет, то переведём это чёртово слово по слогам. Я буду свободен и ничего не закончится.

Драко делает шаг, и в тот момент, когда ожидает, что она пойдёт за ним, чувствует лёгкое сопротивление. Гермиона не встаёт, продолжая сидеть, глядя на него как-то странно.

— Всё закончится, Драко, — очень горько говорит она. И сейчас во взгляде уже нет паники. Только чёртова пустота. — Мы с Гарри и Роном семь лет верили в то, что, когда мы победим Волдеморта, всё изменится. Что всем станет лучше жить. Что мир станет лучше. Мы верили: когда закончится война, закончится и боль. Война закончилась. А боль не прошла… Я тебе даже больше скажу, до войны, пока были живы Тонкс и Римус, до похорон Фреда, мы верили, что всё будет хорошо. Но стало только хуже. Мы спасли мир, и вдруг оказалось, что лучше бы мы не делали этого, может тогда все остались бы живы. Я больше не верю, что всё будет хорошо. Потому что так не бывает…

Исступление и злость начинают подниматься по венам Драко, закипая где-то в районе сердца, пульсируют в висках. Меньше всего на свете он ожидал, что Грейнджер разуверилась в своих силах. Чёртова война сломала почти всё, что любила эта огненная девчонка. И Драко действительно не знал, как сделать так, чтобы она вновь поверила. Поверила в его слова. Поверила, что всё будет хорошо.

— Слушай меня, — Драко нетерпеливо обхватывает её за локти. — Я знаю, что ты через многое прошла. Ты многих потеряла. Знаю, какие вещи тебе приходилось делать. Ты видела смерть, и сама чуть не умерла. Я всё это знаю, Грейнджер. Но если ты перестанешь верить, ты не выживешь. Это самый лучший подарок для твоих врагов. Ты семь лет сражалась не для того, чтобы в конце сломаться! Ты же победила!

— Я знаю, — она кивает и даже слегка улыбается, — я победила. Только кому это всё нужно?

— Это нужно миру, ты ведь за это боролась. Ты боролась за справедливость, за то, что никто не будет убивать магглов, за безопасность твоих родителей…

Тонкие струйки слёз градинками стекают по её щекам, оставляя на уставшем лице мокрые дорожки.

— Они в безопасности, — всё так же тихо говорит она, — только они не помнят о том, что у них есть дочь. Будто у меня нет родителей… у меня никого нет, понимаешь? До войны у меня была семья, были друзья. У меня были Рон и Гарри, Фред и Джордж и Джинни. У меня были Мистер и Миссис Уизли. У меня были Тонкс и Римус. А сейчас у меня нет никого… Я победила… Всё хорошо… — она тихо всхлипывает, стараясь бороться с подступающими к горлу слезами.

— У тебя есть я, — Драко аккуратно протягивает руку, вытирая мокрый след на её щеке. Оказывается, очень сложно это сказать. Но сейчас, наверное, надо сказать хоть что-то, он вновь понимает, что она права. Гермиона кивает, прикрывая глаза, а из уголков под ресницами вновь вытекают проклятые градинки слёз.

— У меня есть ты, — шепчет она, — но, как и всё остальное, это скоро закончится…

Злость накрывает Драко очередной волной. Он близок к тому, чтобы закричать, хоть понимает, вряд ли он сможет криком добиться от Гермионы того, чтобы она его услышала.

Он аккуратно сжимает её плечи, пытаясь привлечь внимание, подчеркнуть важность своих слов. Он злится на неё, себя, на весь этот чёртов мир. Злится на то, что в её словах он слышит правдивый и жестокий приговор.

— Грейнджер, — требовательно произносит он, — всё закончится, если ты хочешь, чтобы оно закончилось. Либо ты веришь мне, либо надо заканчивать это всё прямо сейчас. Каникулы скоро пройдут, приедут твои друзья. Ты сможешь всё вернуть как было. Помириться с Уизли, снова войти в его семью. Я уверен, что папаша твоего рыжего дружка сможет добиться в Министерстве разрешения на восстановление памяти твоих родителей… Если ты действительно хочешь, чтобы это всё закончилось, то я знаю короткий путь к дому твоего друга! Через каминную сеть из кабинета директора… Ты этого хочешь?

Вся злость, которая хранилась в Драко, сейчас выплескивалась в жестоких словах. Потому что он должен знать. Потому что без этого знания ему самому будет не за что дальше сражаться. Потому что в желании стать свободным Драко зашёл уже слишком далеко, но его свобода была тесно связана теперь с судьбой Грейнджер. И если она действительно хочет закончить их отношения, вернуться к Уизли — он должен об этом знать.

— Ты этого хочешь? — вновь жёстко и чёрство спрашивает он, — Я не слышу, Грейнджер, ты хочешь, чтобы это всё закончилось?

Она распахивает глаза, вскакивает со своего места, опрокидывая стул, и смотрит на него взглядом, полным отчаяния.

— Иди к чёрту, Малфой! — кричит она.

Гнев. Возможно это именно то, что спасёт сейчас ситуацию, спасёт каждого из них. Он не может убедить её, а она не может поверить. На смену этой огромной пропасти, которая норовит сейчас оказаться между ними, приходит гнев. Это эмоция, которую они привыкли испытывать друг к другу. И сейчас они спасались гневом, потому что не знали другого решения.

— Ты хочешь этого? — ещё громче спрашивает Драко. — Хочешь?

— Хочу!

Гермиона выплёвывает это ему в лицо, разворачивается, в надежде как можно скорее покинуть комнату. Она ещё не успевает понять, что в холодных коридорах замка она не укроется от своего страха. Но ноги уже несут её к люку. Сбежать, спрятаться. Остаться там, где не будет этих вопросов, потому что она врёт, отвечая Драко. Потому что злится. Потому что боится выйти из этой комнаты и больше никогда не вернуться в неё.

Рука Малфоя обхватывает запястье Гермионы, резко дёргая назад. Она не успевает даже открыть люк, не то что выйти через него.

— Пусти, — она вырывается, пытаясь забрать руку.

Но Драко гораздо сильнее, он перехватывает её за плечи, прижимает к себе. Как в первый раз в библиотеке, когда выключился свет. Она несколько раз снова пытается вырваться, бьёт кулаками ему в грудь, бормочет какие-то маггловские проклятия.

— Успокойся, Грейнджер! — Властно повторяет Драко, ещё крепче держа её, не давая возможности сбежать.

Как в библиотеке с выключенным светом. Что тогда помогло ей успокоиться?

— Нокс! — громко произносит Драко, погружая комнату в кромешный мрак. Только в камине продолжают тлеть угольки, распространяя тёплые отголоски света.

Гермиона вздрагивает от неожиданности и прекращает свои отчаянные попытки вырваться. Но на этот раз страх не приходит с темнотой. Потому что в темноте не так страшно быть собой. Не так страшно, что Драко увидит её глаза и всё поймет. Потому что правильно сейчас будет соврать ему и действительно вернуться к Рону, прекратив всю эту временную агонию и безумство, которые они считают отношениями. Потому что им нельзя быть вместе. Потому что…

— Всё, — резко говорит Драко, пользуясь тем, что она перестала вырываться, — хватит! Я не верю в то, что ты хочешь возвращаться к Уизли. Не ври мне! Ты хочешь быть со мной, — и сейчас вновь непонятно, спрашивает он или утверждает. Но Гермиона кивает, прижимаясь к нему. Её плечи продолжают вздрагивать, она прячет лицо у него на груди.

— Я люблю тебя, Драко…

В комнате повисает тишина. Не слышно, как догорает огонь в камине, не слышен шум ветра за окном. Не слышно, как они дышат. Кажется, что все звуки мира умерли вместе с её словами. Только где-то далеко стучит сердце, пропуская несколько ударов.

Они оба ещё не верят в то, что только что случилось. Они оба не знают, что говорить и как вести себя после этого. Они стоят в тишине и кромешной тьме маленькой комнаты, стены которой становятся свидетелями их истории. И именно в этот момент они оба хотят, чтобы эта история никогда не заканчивалась.

Драко первый нарушает тишину, шумно выдыхая, со всей силы прижимая Гермиону к себе. И они оба знают, что если он сейчас не ответит, то история действительно окончится. Потому что в этой ситуации нельзя молчать.

Ответить — значит переступить через себя, через всё, во что он верил, через всё, чему его учили. Признаться в любви магглорождённой, признать её равной себе. Он давно сделал это в душе, но слова застревают в горле, а гордость шепчет, что надо молчать.

Она сделала это. Гермиона призналась ему в любви. Она сказала то, чего боялась, наверное, ещё больше, чем одиночества. И если сейчас он не ответит, это будет означать, что одиночество по-прежнему с ней.

— Я тоже люблю тебя! Ты мне веришь? — Драко говорит это, наступая на горло собственной гордости. Перечеркивая этими словами все девятнадцать лет своей жизни.

И в эту же секунду в комнату возвращаются все звуки мира, врываясь сквозь глухие стены. Треск поленьев в камине, шум ветра за окнами, скрип половиц и их дыхание. Сейчас у них одно дыхание на двоих. Через надрывный поцелуй, через прикусанные до боли губы.

Гермиона на секунду отстраняется и на выдохе, запрокидывая голову, позволяя ему целовать себя, полустоном шепчет:

— Я верю тебе. Ничего не закончится!

Привычный мир умер минуту назад. Новый не успел родиться. Они застряли где-то между мирами, где-то в альтернативной вселенной, в которой существует эта маленькая комната над старым кабинетом. Где есть Драко Малфой и Гермиона Грейнджер, и они только что сказали друг другу слова, которые не могут звучать ни в одном из миров. Эти слова повисают в воздухе, не зная, куда деваться. И в каждом их вдохе, в каждом стоне звучат отголоском три простых слова, вместе превратившиеся в заклинание, убивающее миры!

====== Призрак из прошлого ======

Набраться сил перед заклинанием оказалось довольно просто. Время поджимало, через несколько дней оканчивались каникулы, Хогвартс наполнится студентами, выполнять условия заклинания будет небезопасно. Поэтому, на свой страх и риск, они решились начать как есть.

Первым этапом в борьбе с чёрной магией являлась, непосредственно, подготовка. Это было нечто, похожее на медитацию. Полное расслабление, чтение странных повторяющихся слов заклинания, больше похожих на мантру.

Расслабиться очень долго не получалось. Всё время отвлекали какие-то шумы, в голову лезли странные мысли. Драко даже выгнал Гермиону из башни в надежде на то, что её присутствие на самом деле его отвлекало.

Несколько часов, проведённых в одиночестве. Несколько попыток уснуть за чтением нужных слов, и вот в конце концов Драко почувствовал, что расслабляется. Он лежал на полу в башне и с открытыми глазами смотрел в потолок, пытаясь в очередной раз войти в описываемое в книге состояние. Больше всего раздражало то, что он не понимал и не знал, какое именно состояние должно наступить. Драко собрался, в который раз прочитывая однотипные повторяющиеся слова заклинания, и вдруг почувствовал, что летит. Даже не летит, а скорее стремглав падает вниз, как будто пробивая спиной десятки этажей старой башни. Голова закружилась, отправляя воображение в полёт, сопровождающееся калейдоскопом сменяющихся странных картинок. Если бы он не знал, что это действие заклинания, он наверняка подумал бы, что состояние это похоже на, так называемые, «вертолёты», которые очень любили наступать после второй бутылки огневиски.

Драко чётко помнил, что должен говорить и делать, поэтому начал яростно повторять в голове слова заклинания. Калейдоскоп повторился, отправляя его в очередную петлю сказочных образов. Перед глазами мелькали пятна света, перекликаясь со странными геометрическими фигурами.

Когда Драко был маленький, он как-то упал с лошади во время конной прогулки с родителями. Тогда, падая вниз, он осознавал своё состояние, и сейчас оно было чем-то схожим. Он летел в неизвестность, стараясь не цепляться руками за пол, понимая, что это всё равно невозможно. Весь полёт происходил в голове.

Перед глазами вспыхнула яркая молния, будто разрезая его голову пополам. И где-то там, в той части сознания, которая оставалась по-прежнему в старой башне, уверенный голос Драко читал странную мантру заклинания. Но здесь, в новой части его воображения, он будто оторвался от своего тела. Стараясь не впасть в панику, постоянно убеждая себя в том, что это действие заклинания.

— Ты готов? — голос Люциуса. Его голос Драко не спутал бы ни с кем другим.

— Отец! Где ты?

— Я здесь, — голос разделился на множество отголосков, звуча со всех сторон. Драко крутанул головой, пытаясь отыскать его, но вокруг по-прежнему лишь закручивались калейдоскопом странные фигуры.

— Это только у меня в голове…

— Всё только у тебя в голове. И твоя боль в голове. Попрощайся со своей болью.

— Как? — Драко кричит, пытаясь найти среди жутких картин отца, стараясь понять, что именно он хочет сказать ему.

— Ты знаешь ответ… Твоя боль. Смирись с ней. Оставь всё как есть. Твоя боль уйдёт, как только ты перестанешь с ней бороться. Метка не болела, пока ты не стал её сводить…

— Я не могу оставить метку на руке. Это небезопасно.

— Ты прятал её целый год. Сможешь делать это и дальше. А иначе эта книга убьёт тебя! Ты сейчас здесь и не сможешь вернуться назад, пока не пообещаешь мне, что прекратишь свои попытки! — голос звучал властно, как всегда, но что-то в интонации Люциуса очень смущало Драко. Казалось, он подбирал слова. Отец никогда не тратил на это свои силы.

— Покажись! Хватит прятаться! Если ты действительно тот, о ком я думаю!

Туман, клубясь от ног, формируясь из очередной причудливой картины, принимает образ Люциуса. Молодого, здорового Люциуса. Такого, каким хочет помнить его сын. Он улыбается, протягивает руку, касаясь плеча Драко. Прикосновение ощущается почти на физическом уровне, и от него становится очень тепло на душе. Отец аккуратно гладит его, притягивая к себе. Такое простое проявление отцовской нежности, о которой Драко помнил из детства, когда они с родителями не знали ещё о скорой войне, а в их доме не поселился страх. Как долго Драко жил с надеждой на то, что однажды сможет обнять его, сможет почувствовать одобрение и поддержку, сможет почувствовать себя вновь сыном. И пусть так. Пусть это лишь иллюзия. Но объятия туманного Люциуса дарят ощущение спокойствия — именно то, чего хотел Драко уже очень давно.

— Перестань свои попытки справиться с этим! — голос почти нежный, успокаивающий.

— Ты сделал всё, что мог. Больше ничего сделать нельзя! Перестань и тогда ты сможешь приходить сюда, когда пожелаешь, я буду ждать тебя…

— Я не могу…

Драко первый раз в жизни перечил отцу. И пускай это был лишь вымышленный персонаж, произведённый его воображением и заклинанием. Драко очень хотел поверить в его реальность. Поверить и принять. Согласиться. Прекратить попытки в борьбе с меткой, в обмен на эфемерную возможность видеться с отцом. Таким отцом, какого Драко всегда мечтал иметь.

— Ты можешь делать всё, что хочешь! Я поддержу любое твоё действие. Ты — мой сын. Мой наследник. Ты — Малфой! А Малфои всегда делают то, что хотят!

— Я не могу… ты лжешь…

— Неужели тебе мало моих слов? Неужели ты перестал верить мне? Что с тобой случилось, Драко?

— Кое-что изменилось… — как же хотелось верить в слова призрачной иллюзии. Как хорошо было думать, что слова, произносимые духом, могли когда-нибудь стать вновь словами Люциуса. Но «кое-что изменилось». И это «кое-что» в корне меняло привычное устройство мира.

— Что изменилось? — призрачный дух продолжал уговаривать, звуча всё так же умиротворяюще. Будто пытался убаюкать, усыпить. — Ты можешь доверять мне! Доверять любое своё волнение. Тебе надо всего лишь перестать бороться с меткой, а я останусь здесь. Я буду тебя ждать. И когда тебе будет нужна моя помощь, ты сможешь приходить… я всегда буду на твоей стороне! Всегда поддержу. Всегда…!

— Ты лжёшь, — бормочет Драко, стараясь изо всех сил бороться с желанием верить порождению заклинания.

— Я буду с тобой! Ты можешь делать то, что ты сам хочешь…

— Ты лжёшь!!! — кричит Драко, отталкивая призрачный образ Люциуса, развеивая туман в том месте, где только что были его руки. — Если я могу делать, что хочу, значит тебе придётся смириться с тем, что я сплю с грязнокровкой!

Образ Люциуса щурится, будто вновь подбирая слова. Он наверняка сейчас формировал образы из головы Драко.

— Ты предал меня… — бормочет он, — ты не достоин того, чтобы называться Малфоем! Ты очернил наш род, как твоя грязная тётка Андромеда! Ты будешь проклят… — туманный Люциус срывается со своего места, наступая на Драко, вытянув руки, будто в попытке задушить.

— Спасибо, — Драко трясёт головой, прогоняя от себя наваждение. Туманные руки проходят сквозь него, оставляя на теле чувство холода и пустоты. Ни одно привидение Хогвартса, ни один родовой дух не приносил никогда подобных чувств. Будто в том месте, где туман коснулся кожи, остались отверстия, а через них уже струится ледяной ветер. Иллюзия проскальзывает мимо, вновь собираясь в почти материальный образ Люциуса. Он скалится, превращая красивое аристократическое лицо в жуткую гримасу.

— Будь ты проклят, Драко! Ты больше не сын мне!!!

Сражаться с призраком в собственной голове — это напоминало безумие. Продолжить в том же духе, и он скоро окажется в Мунго. Или запертым в старом доме в компании домовиков и лекаря, как его предок-историк, переводивший руны инков. Возможно, именно так он и сошёл с ума, потому что не вспомнил вовремя, что туман не убьёт тело, но если не прекратить это безумие, то разум будет сломлен. И дальше уже про Драко будут говорить, что это он «ненормальный родственник, которого надо сторониться и стесняться».

Надо было оставаться в сознании, заставить себя понимать, что это всего лишь в голове, всего лишь действие заклинания. Но, чёрт возьми, каждое из движений, каждый жест, каждое слово призрака были очень реальны. Надо было прогнать его. Поверить в его нереальность.

Каким бы Драко не хотел видеть Люциуса, но ожидать от него поощрений, узнав про Грейнджер, было бы глупо. Туман, представившийся отцом, был всего лишь порождением магии, попыткой сбить его с пути, отговорить. И как сладко было бы ждать того, что, прекратив борьбу с меткой, Драко мог бы приходить в этот эфемерный мир, в котором его ждал бы понимающий и сочувствующий отец… но это было невозможно даже в его воображении.

— Пошёл прочь!

Драко делает очередной вдох и всё также, стараясь не напрягать мышцы тела, повторяет странную мантру. Калейдоскоп перед глазами убыстряется, отправляя его в очередной штопор. Тело начинает зудеть, он чувствует явную боль в метке. Нельзя сжимать кулаки, нельзя напрягаться. Это всё только в голове. Он должен закончить этот яростный полёт, не сорвавшись, не останавливая безумия перед глазами и боль в руке. Глубокий вдох, и он вновь повторяет заклинание-мантру. Перед глазами последний раз вспыхивает жуткий калейдоскоп. И замирает.

Драко всё также лежит на полу в башне. Ничего не изменилось вокруг. Только страшно болит рука, а тело не желает слушаться.

Одно Драко понял наверняка. Отец даже под воздействием магии никогда не примет этого его решения. Решения быть с Грейнджер. И тут ничего не поделать.

Драко встаёт, слегка пошатываясь, и тут же ослабленный падает на колени и снова валится на спину. Если это только начало, то ещё несколько таких «чудных» испытаний, и выводить чёрную магию будет не с кого…

Шрам горел. Но сейчас добавилось ещё что-то. Руку выкручивало, и будто в неё врезались множество мелких иголочек. Перед глазами плыло, а на душе стало пусто. Драко полежал несколько минут неподвижно, привыкая к ощущению, смешанному с дикой болью в теле. Странное чувство, граничащее с мазохизмом. Ему было плохо и от того невероятно хорошо!

Начало положено. Так, значит, будет происходить прощание с меткой. Через боль. Через безумие и страх. Драко был готов на это.

====== Физический страх ======

Ещё два испытания в книге говорили о том, что должен сделать Драко перед последним, непереведённым.

Он должен был преодолеть физический страх и победить в неравной борьбе. Для выполнения второго испытания нужен был оппонент. Драко не сомневался в себе, но было очевидно, что победить надо человека, более сильного. Сильного магически или имелась в виду сила человеческая. Книга не давала никаких комментариев. Грейнджер предложила Дуэльный Турнир, на который Драко должен был вскоре ехать, защищать честь школы.

Значит, неравная борьба откладывалась на несколько дней.

Со страхом было немного проще. В книге написано, что страх этот должен быть физическим. Это не мог быть дементор, дементор высасывал силы, но не мучил тело. Это не мог быть Тёмный Лорд даже с условием того, что Драко безумно боялся его и много раз испытывал физическую боль от заклинаний, отправленных в его сторону. Тёмный Лорд умер, справиться с этим страхом ему уже не удастся.

Драко боялся смерти родителей.

А больше, казалось, он не боялся ничего…

Он не боялся высоты, прекрасно летая на метле. Он не боялся утонуть. Он не боялся тварей, которых показывали ему на уроках по уходу за магическими созданиями. Может быть, подошли бы драконы. Но книга требовала, чтобы человек преодолевал именно физический страх.

Драко опёрся руками о столешницу, нависая над бумагами. Признаться себе в том, что ты чего-то боишься, было, наверное, страшнее самого страха. Богарт на третьем курсе на занятии по Защите от Тёмных Искусств принимал форму гиппогрифа. Позже Драко, наверное, посчитал бы своим страхом профессора Грюма. Где бы сейчас найти богарта?

Драко покачал головой. Он видел в своей жизни такое количество жутких вещей, делал столько страшных дел. Пытал пленников, на его глазах Тёмный Лорд убивал неугодных ему людей. Он помнил, как хохотала его безумная тётка. Он помнил запах крови в холле Малфой-мэнора. Драко видел смерть, но не боялся больше убивать. Он не смог убить Профессора Дамблдора. Старый профессор не заслуживал смерти… но были люди, которых Драко смело прикончил бы своими руками! Он убедился в этом, избивая в сарае Теодора Нотта. Если бы Гермиона не остановила его тогда, он наверняка воспользовался бы палочкой и если не убил, то по крайней мере очень сильно покалечил бы Тео…

Смерть не была больше его настоящим физическим страхом. Скорее нет. Крики пленников, запах крови, зелёные вспышки, вылетающие из палочек Пожирателей Смерти. Это всё приходило по ночам в кошмарных снах. Но ни один из этих образов не был физическим страхом…

…Искать свои страхи в ночных кошмарах…

Оживить в воображении всё то, что снилось ему последние годы. Найти в этих ужасных образах самое страшное, справиться с этим и иди дальше. Сможет ли он когда-нибудь справиться со всеми своими ночными кошмарами? Нет… Такое вряд ли забывается.

В кошмарных снах был Тёмный Лорд, были дементоры, была смерть.

В кошмарных снах умирали родители.

В кошмарных снах убивали Грейнджер…

А ещё в кошмарах по ночам все еще приходил Кребб, падающий в Адское пламя. Скользкая от крови и пота рука, грузное тело товарища, тянущее их обоих вниз. Его душераздирающий предсмертный крик и языки огня, лижущие тонкую ткань мантии, захватывающие Винсента в жуткие объятия. Наверное, ни один крик пленника, умирающего от брошенного Авада Кедавра, не сравнился бы никогда с предсмертным криком Кребба.

Драко позволил ему упасть. Он позволил своему школьному товарищу сорваться с метлы и стать частью огромного, пожирающего всё вокруг пламени. Драко знал тогда и знал сейчас, что мог бы, наверняка, спасти Винсента. Но он не сделал этого. Он испугался. И, возможно, именно то, что он не удержал Кребба на метле, то, что позволил ему упасть, произошло вовсе не от того, что они не смогли бы спастись вдвоём. Драко всего лишь испугался, что он сейчас сам упадёт в Адское пламя.

Люди не боятся высоты. Люди не бояться глубины. Люди боятся упасть или утонуть.

Драко знал, что смерть от непростительного заклятия наступает быстро. Крики пленников обрывались молниеносно, и в ушах звучало лишь эхо, отбивающееся от стен. Кребб кричал иначе. Его крик пронизывал комнату ещё очень долго. Он мучился, умирая медленно. И приходя в кошмарных снах по ночам, Винсент Кребб винил Драко именно в том, что Драко не добил его, падающего в огонь.

Физический страх вырисовывался в голове довольно чёткой картинкой. Драко боялся огня.

Когда Драко был ещё совсем маленьким, мама отправилась с ним через каминную сеть куда-то. Он тогда раскапризничался, дёргал маму за платье, требовал внимания. Мама отвлеклась, неверно произнеся пункт назначения. И Драко полетел по каминной сети один. Маленький, напуганный ребёнок, оказавшийся в одну секунду в объятиях пламени, несущего его неизвестно куда одного, без мамы. Нарцисса нашла сына очень быстро. Он не успел даже толком понять, что произошло. Но путешествие каминной сетью он недолюбливал всю свою оставшуюся жизнь. Если была возможность, он выбирал любой другой способ перемещения. Шагнуть в огонь камина было для него нестерпимым.

Именно поэтому год назад, выпуская из ладоней руку Кребба, Драко не боялся умереть. Он боялся тогда, что смерть от языков пламени будет мучительной и долгой. Что в момент своей смерти он будет одинок и напуган, как в детстве.

Драко развернулся, яростно сверля глазами комнату. Они с Грейнджер провели в этой комнате много дней. И каждый раз, когда нужно было разводить огонь в камине, это делала она. Каждый раз, когда они засыпали на диване перед камином, закутавшись в плед, он старался отодвинуть ткань подальше от огня. Огонь не согревал, не дарил тепло и свет.Огонь приносил только мучение и смерть. Физический страх, который предстояло преодолеть Драко, находился прямо перед ним, пылая в камине старой башни.

Молниеносное решение, движение руки, сопровождающиеся безумием в голове. Он не дал себе даже несколько секунд на то, чтобы подумать, осознав свой страх, глядя на него в упор. Если он сейчас немного помедлит, то не сможет сделать это уже никогда. Преодолеть страх. Сделать это для того, чтоб спасти родителей, спасти себя, дать надежду на жизнь.

Он обернулся к огню, протянул руку и, не давая себе опомниться, сунул ладонь в угли.

Ужасающая боль пронзила пальцы, обжигая кожу, пробираясь под тонкие ткани тела. Драко отдёрнул руку, отскакивая на несколько метров назад. Боль не прошла, она казалось, начала расползаться выше по руке. Драко взвыл, перехватывая обожжённую ладонь другой рукой, стараясь как можно больше остудить её. Распахнул окно, сгреб горсть снега, и погрузил обожжённую ладонь в холодную, спасительную субстанцию. На мгновение стало легче. И даже показалось, что боль ушла. Но уже через несколько минут начала возвращаться, всё также распространяясь выше по коже, доползая до Метки.

Надо было попасть в Больничное крыло. Надо было показать руку Мадам Помфри. Но для начала он должен был понять, выполнил ли он условие заклинания. Драко сгрёб ещё одну горсть снега, стараясь держать руку в холоде. Быстрым шагом вернулся к столу, заглядывая в листок, который дала ему Грейнджер.

Взглянуть в глаза своему страху, преодолеть его на физическом уровне. Боялся ли Драко огня как прежде? Да. Однако теперь он знал, что это больно, но это не убивает, если вмешаться вовремя.

Можно ли считать, что он выполнил второе условие книги? Можно…

С пониманием пришло мимолётное облегчение. А следом Драко снова ощутил все ту же колючую боль в предплечье. Как удар копьём, будто разрезая плоть, выпуская наружу покалеченную душу. Драко закричал, упал на колени посреди комнаты, прижимая к себе руку, разрываемую чёрной магией и обожжённую в огне. Магия покидала его тело, не желая расставаться с пристанищем на его предплечье. Ещё немного, и он просто сдастся. Терпеть такое еще минимум два раза — смерти подобно. Но боль отступала, а в душе по-прежнему сохранялось ощущение пустоты и свободы. Значит, он всё делает верно. Значит, это скоро закончится.

Драко поднялся. Нетвёрдой походкой подошёл к столу, заглянул в бумаги. Медитация и страх: он поставил напротив первого и второго пунктов заклинания галочки, чертя дрожащими пальцами.

Ему оставалось всего два пункта заклинания, и он будет у цели.

====== Сгореть дотла ======

Гермиона была в бешенстве. Её глаза метали молнии, и выглядела она так, будто готова была сейчас разорвать его на клочки. Видит Мерлин, как он любил, когда она была такой, а вовсе не когда погружалась в себя. И каждый раз, когда её гнев был направлен на Драко, он будто впитывал это, казалось, самой кожей.

— Почему ты сделал это сам? Почему не дождался меня?

— Я понял, что должен делать. Это решение было спонтанным. Если бы я ждал тебя, я бы, скорее всего, передумал.

— А ты уверен, что именно это является обязательным условием выполнения второго пункта заклинания? Или может быть, ты просто так сунул руку в огонь и покалечил себя. Я же говорила тебе, я должна быть рядом! А если бы тебе стало плохо…

— От чего бы мне стало плохо? От того, что я потрогал угли рукой? Да ладно, Грейнджер, прошу тебя, это ведь всего лишь угли.

— Да, но никто не знает, как будет реагировать Метка на эти действия. Ты сам говорил, она чувствует, что ты пытаешься её убрать. И она всеми силами будет мешать тебе сделать это.

— Но ведь ничего не случилось, правильно? Значит, я прав. Значит, выполнил уже два пункта заклинания. Осталась ещё неравная битва и то, которое мы не можем перевести. Всё, Грейнджер, успокойся.

— Я не собираюсь успокаиваться, — она повысила голос, — ты безответственный, эгоистичный болван. Тебе плевать на моё мнение?! А мне не хотелось бы знать, что всё, ради чего я так старалась, разрушилось только потому, что ты решил сделать это сам.

— Интересно, — пробормотал он, — когда ты шла с Поттером на войну, ты ему тоже самое рассказывала? Что он безответственный болван, и ты не позволишь ему сделать это всё самому?

— Нет, — она гордо сверкнула на него глазами, — Гарри хватило ума понять, что моя помощь будет ему нужна!

— Конечно, — Драко улыбнулся, — он без тебя пропал бы в первую же неделю!

Драко наслаждался состоянием Гермионы и раззадоривал ещё больше, кайфуя от её возмущения. Сейчас взгляд Гермионы напоминал пылающий огонь.

— Не подлизывайся, — она махнула на него рукой, — я ещё раз тебя прошу, если ты решишь творить заклинание, позови меня!

— Обязательно позову, — Драко лукаво ухмыльнулся, протянул руку, погладил её по щеке, — и если на войну соберусь, тоже с собой позову.

— Ты опять начинаешь? — Гермиона снова вспылила и со всей силы оттолкнула его. — Я пошла на войну, потому что хотела пойти на войну!!!

— Конечно, — Драко утрированно кивнул головой, присаживаясь на столешницу, сдвигая бумаги, — каждая девчонка мечтает пойти на войну. Ты однажды утром проснулась и поняла, что если не пойдёшь на войну, твоей мечте не суждено сбыться…

— Иди к чёрту, Малфой, — огрызнулась Гермиона. Развернулась в поисках предмета, который не жалко было бы швырнуть в него.

— Кидаться будешь? — Драко рассмеялся. — Выбирай сразу, что потяжелее, чего мелочиться?!

Он начал веселиться, как на третьем курсе. Перед тем, как получить от неё в нос. И если тогда он выводил её из себя неосознанно, то сейчас он прекрасно понимал, что от каждого её возмущённого слова ему становилось только веселее. Драко давно так не радовался, а сейчас, глядя на её разъярённые попытки ругать его, чувствовал себя прекрасно.

Она достает палочку, громко произнося первое заклинание, выученное ей в Хогвартсе: «Вингардиум Левиосса!» — и тумбочка взмывает в воздух, медленно паря в сторону Драко.

— Эй, полегче! — Малфой старается не хохотать в голос, ментально отталкивая летящий в него предмет. Проворно уклоняется. Тумбочка пролетает по воздуху мимо, опускается рядом со столом. — Промазала! — выкрикивает Драко и тут же получает скомканным листком бумаги в висок.

— Идиот! — выкрикивает Гермиона, запуская в него новый бумажный снаряд. — Получай, шутник! Думаешь, это смешно?

Драко зашёлся натуральным хохотом, отбивая летящие в него бумажки.

— Чего ты ржёшь?! — Гермиона топнула ногой, ещё сильнее распаляясь. — Если ты «двинешь кони» в одиночестве, пеняй на себя!

Огонь плясал в ёе разгорячённых глазах. Огонь, который Драко так жаждал видеть. Огонь, которого он, как оказалось, боялся до сегодняшнего вечера.

Преодолеть страх, засунуть руку в камин, ощутить боль, которую может приносить огонь… и после наслаждаться огнём в глазах Грейнджер.

Всё точно так, как в их отношениях: страх, боль и только потом принятие и осознание своего чувства.

В сторону Малфоя полетел очередной скомканный лист. Драко отбил его локтем здоровой руки и, не прекращая веселиться, пошёл в сторону Гермионы. Несколько шагов и он оказался рядом, стараясь отбивать её нападки. Грейнджер сейчас была похожа на какого-то маленького дикого зверька, защищающего своё гнездо. Выдра, наверное, пришлась бы в самый раз…

Драко подошёл вплотную, толкнул Гермиону плечом, заставляя пошатнуться, приземляясь на диван. Плюхнулся рядом, приваливая её своим весом.

— Пусти, дурак!

— Ага, как же! Чтобы ты снова в меня тумбочкой запустила? Я себе не враг!

— Я не буду больше кидаться тумбами…

— Теперь ты выберешь шкаф.

— Почему сразу шкаф? Можно столом…

Гермиона наконец улыбнулась, заражаясь от Драко весельем, но все еще пытаясь делать вид, что злится.

— Ты обещаешь не творить больше это заклинание сам?

Драко посерьёзнел, вздохнул, гладя её по щеке.

— Хорошо! Если решу снова себя покалечить — обязательно позову тебя на шоу…

— Я серьезно, Малфой! Я ведь волнуюсь. Я не смогу без тебя! Что мне делать, если с тобой что-то случится?

— Скажи это ещё раз.

— Что? Что я волнуюсь?

— Нет, что ты без меня не можешь…

Она снова улыбается, пытаясь оттолкнуть его.

— Пусти!

— Пущу, только скажи ещё раз то, что сказала только что!

— Я не могу без тебя. Ты это хотел услышать?

Драко торжествующе улыбается, отпуская руки, выпрямляясь, садится на диване. Гермиона удивлённо смотрит на него, тоже поднимаясь и садясь рядом.

— Ты чего?

— Ты просила отпустить… я отпустил!

— Дурак… — сердито бормочет она, пытаясь встать.

Но Драко не даёт ей сделать этого, усаживая на диван, снова прижимая к подушкам.

— Полный дурак! Без которого ты не можешь!

Её губы на вкус как самый сладкий из леденцов Берти Боттс. Она отдаётся ему вся, будто давая напиться своей жизненной энергией, оставляя себе лишь каплю, без которой она, скорее всего, не смогла бы вовсе дышать. Она отдаёт ему свой огонь, который рождается где-то под сердцем и, словно тягучая лава, распространяется под кожей к его жадным губам. И одного его нетерпеливого взгляда, одного вдоха, одного движения руки хватает для того, чтобы забыть обо всём мире. Превратить пылающий в ней гнев, в жгучее желание. Жить и дышать этим человеком, которого презирала и ненавидела в прошлом и без которого не видит свою жизнь в будущем.

Она пылает, и его прикосновений достаточно, чтобы распалить этот огонь, которого Драко, как оказалось, боялся ещё совсем недавно. И сейчас, дразня и целуя её, душа объятиями, он наслаждался, первый раз в жизни не боясь сгореть дотла.

====== Несколько мгновений назад ======

Они лежат в темноте, обнявшись, согреваясь теплом друг друга.

И Гермионе кажется, что если зажечь свет, то магия уйдёт, превратив это место в обычную комнату. Будто не было этих семи лет. Будто Хогвартс — это всего лишь выдумка, всего лишь сон.

И частью этого сна был Драко Малфой — магглоненавистник, сноб, ханжа и мерзавец. Отвратительный хорёк. Последователь Волдеморта. Пожиратель Смерти.

А сейчас этот человек, это воплощение всего самого страшного в её жизни, лежал рядом, обнимая её. И хоть несколько мгновений назад они были одним целым, дыша в унисон. Несколько мгновений назад она, выгибаясь навстречу его губам, шептала слова, которые не имеют права на существование в этом мире. Она верила в каждое слово. Верила в них.

Старые стены умеют хранить секреты.

Она — его самый страшный секрет. Она — Гермиона Грейнджер — маггла, заучка и выскочка. Представитель «недостойных». Защитница низших слоёв общества. Героиня Войны. Лучшая подруга его вечного соперника. Та, что растоптала все планы его отца на будущее.

А сейчас эта девушка, это воплощение всего самого грязного в его жизни, лежала рядом, обнимая его. И хоть несколько мгновений назад они были одним целым, дыша в унисон. Несколько мгновений назад он, забывая обо всём, чему его учили, целовал её, заставляя стонать от удовольствия. Она говорила ему что-то, и он отвечал. И в тот момент он верил в каждое слово. Верил в них.

— Нам надо вернуть книгу до конца каникул! — Гермиона нарушила тишину, возвращая их обоих обратно на Землю. — Когда приедут студенты, будет гораздо сложнее попасть в Тайную секцию.

— Как романтично, Грейнджер, — ворчит Драко, стараясь как можно дальше оттянуть момент окончания их «полусна».

— Надо вернуть книгу завтра.

— Хорошо, завтра так завтра, — он сгребает её в охапку, не давая встать.

— Малфой! — Гермиона нетерпеливо одёргивает его попытки оставить всё, как есть. — Держать книгу здесь небезопасно. Нам надо завтра всё снова проверить, вычитать и запомнить. Я вечером верну книгу в библиотеку.

— Хорошо! — Драко приподнимается на локтях. — А как ты её в прошлый раз из библиотеки добыла?

— Самое время спросить…

— Не ехидничай! Мне тогда было немного не до подробностей.

— А что сейчас поменялось?

— Даже не знаю, — он говорит медленно, растягивая слова, повторяя свою старую манеру разговаривать, — вроде ничего не поменялось. Только одна девушка сказала мне, что любит…

— И ты ей поверил?

Тишина повисла, обрывая последний звук её вопроса. Воздух стал на мгновение тугим и вязким. Стало нечем дышать, будто каждый вдох приходилось делать под густой толщей воды.

— Поверил! А не стоило?

Секунда. Две. Три. Заставить себя вдохнуть…

— Стоило… она действительно тебя любит…

Драко самодовольно улыбается.

— Я отнесу книгу в библиотеку сам. Не хочешь говорить, как проникла туда — можешь не говорить.

— Я взяла у Гарри мантию-невидимку.

О том, что Гарри сохранил мантию, знали только самые близкие. Делиться этим секретом с Пожирателем Смерти было более, чем опрометчиво. И будь сейчас рядом Рон или сам Гарри, они наверняка посчитали бы, что Гермиона находится под воздействием Непростительного заклятия. Что Малфой заколдовал её Империусом… и были бы правы. Магия, которую творил с ней Драко была сильнее в сотни раз, чем самое сильное из заклинаний.

— Всегда мечтал пошастать по Хогвартсу в вашей мантии. Только думал, вы её в Министерство сдали. Оказывается, гриффиндорцы тоже умеют лукавить. Это радует… Ну да не суть! Я сам отнесу книгу завтра… Всё? Можно дальше валяться? Или есть ещё какие-то нерешённые срочные дела?

— Нет.

— Ну и всё…

Драко потёрся носом о плечо Гермионы и лёг обратно на подушку. Вот так просто, будто и не было неприятного разговора. Будто и не было проблемы. Будто он решил всё одним своим ответом.

А дальше? А что дальше? Дальше он сделает то, о чём сказал. И ей не придётся ничего решать, никого больше спасать, ничем больше жертвовать. Пока он рядом. Пока он говорит: «я сделаю это сам». И спорить не хочется первый раз в жизни. Она не спорит. Хоть это и опасно: давать Мантию Невидимку Малфою. И сознание, и разум знают об этом. Но она молчит и не спорит. Потому что хочет верить ему. Потому что доверяет.

— Слушай, — Драко лениво потянулся, — а где бы ты хотела провести лето перед работой? У нас же будут последние каникулы…

— Это у тебя, может быть, каникулы, — Гермиона постаралась передразнить его интонацию, — у богатых свои причуды. Я, между прочим, с июня выхожу работать в Министерство…

— Хорошо, пускай так. Не важно. Отпуск, Грейнджер. Куда бы ты поехала?

Он любил слушать её. Любил, когда она рассказывала какую-то белиберду, будто сказку на ночь. И в тёмной комнате сейчас её голос, рассказывающий о маленьком бунгало на сваях прямо на берегу океана, с лёгкими занавесками на открытых окнах, звучал особенно волшебно. Там всегда тепло. Там отличный кофе. Там по вечерам собираются люди и поют под гитары у костра на песке, под шум волн. Там лучший в мире глинтвейн, что бы это не означало на её странном наречии.

— Я тебя туда отвезу.

— Договорились. — Гермиона тихонько улыбнулась, представляя себе Малфоя на маггловском курорте. — Тебе там особенно понравится.

И на таких несбыточных мечтах и тихих сказках по ночам и базируются сейчас их отношения. Ведь всегда надо во что-то верить. Пускай их фантазии не имеют шанса на существование. Но только так они укрываются от пугающей реальности и того, что уже завтра закончатся зимние каникулы, начнётся новый учебный семестр. Что вернутся студенты и преподаватели. Что им придётся вновь разъезжаться по своим спальням и прятаться в тёмных коридорах от любопытных глаз. Пускай так. Пускай хотя бы в мечтах они смогут проснуться завтра не в разных комнатах старой школы, а вместе на маггловском курорте на берегу океана, под звуки гитары и шум волн.

====== Фарс милосердия ======

После каникул Хогвартс напоминал улей. Студенты так радовались возвращению в замок, что казалось, ещё немного децибел их восторженных криков разрушат стены. Студенты прилетали, приплывали, приезжали — и все нестерпимо шумели.

Начало нового семестра не радовало, наверное, только двоих, старающихся изо всех сил делать вид, что скучали по своим друзьям и рады их возвращению.

Пэнси Паркинсон, воодушевлённая долгожданной встрече, повисла на шее у Драко, бесцеремонно чмокнув. Драко спокойно отодвинул её, пожимая руку Забини.

— Что там Нотт? — лениво спросил Драко, стараясь отвлечь своё окружение от нежелания целоваться с Пенси.

— Зализывает раны, — хмыкнул Блейз, — экзамены сдаст экстерном. По слухам, его отправляют куда-то в Европу… будет служить в войсках. Среди магглов. Отец говорит, что родители Нотта пытались всеми возможными силами замять слухи об изнасиловании. Это была альтернатива…

— Он заслужил, — сухо кинул Драко. — Что-то я не голоден. Пойдём в гостинную!

Проходя мимо гриффиндорского стола, он мельком кинул взгляд на копну каштановых волос.

Грейнджер сидела на своём привычном месте возле Поттера и Уизли. Секунда, и их глаза встречаются, скользя дальше. И эта секунда стоит миллиона.

Они вернули книгу в библиотеку. Оставили себе только самое важное — заклинание, перевод и словарь. Остальные рукописи и работы сожгли в камине. Дверь на чердак в башню запечатали магически, поставив пароль. И договорились о встрече в воскресенье, накануне отъезда Драко на Дуэльный Турнир.

О том, что Малфой должен представлять честь школы на международном турнире, они как-то забыли. Вспомнили только тогда, когда профессор Слакхорн, вернувшись с каникул раньше студентов, обрадовал Драко напоминанием.

Турнир занимал три дня, проходя в Гётеборге на юге Швеции. Эта поездка была бы сейчас совсем некстати, отвлекая Драко от важных дел. Найти достойного противника в Англии в рамках выполнения задачи заклинания было вполне реально. Драко не мнил себя сильнейшим магом Британии. Но не ехать в Швецию было сейчас неразумно. Отказаться от поездки — равносильно привлечению внимания директора к его скромной персоне. А это лишнее.

Хотя и казалось, что директору было всё равно, что делает и где находится Малфой. А вот Гермиону она вызвала к себе сразу, как вернулась в Хогвартс после каникул.

Знакомый кабинет, некогда дарил спокойствие. Сейчас под пристальным взглядом Минервы Гермионе хотелось съёжится и превратиться в портрет на стене. Там, где профессор Дамблдор дремал в своей раме, но было ясно — старый интриган всё слышит!

— Мисс Грейнджер, — голос директора холоден, — вы оставались в Школе на каникулы. Вы не замечали ничего необычного?

— Нет! — уверенно врёт Гермиона.

— А поведение мистера Малфоя не привлекло ваше внимание?

— Я не видела Малфоя. Только в Большом Зале во время обедов…

— Скажите, мисс Грейнджер, если бы вы узнали о том, что над миром вновь нависла угроза войны, как бы вы поступили?

Гермиона тяжело вздохнула. Обманывать директора, обещать, что вновь кинется в бой, что бросит всё, что осталось у неё в жизни — она не хотела всего этого.

— Что случилось, профессор?

— В Лондоне были совершены нападения на магглов. Министерство держит всё в тайне, настаивают на том, что это совпадение, что волшебники не имеют к этому отношения. Но мы не верим в совпадения.

— Были причины?

— Причины будут всегда. Пока живы последователи Тёмного Лорда. Поэтому я интересуюсь у вас, не видели ли вы чего-то странного в поведении Мистера Малфоя. Он оставался в школе первый раз за все годы обучения. Это уже странно.

— Я не видела Малфоя… — повторила Гермиона.

— Мисс Грейнджер, — голос Дамблдора звучит с портрета. Он мягок, но настойчив, — у портретов свои связи. Вас видели вместе в коридоре возле кабинета директора. Не заставляйте нас опрашивать все портреты школы…

По её спине холодком пробежался страх. Неужели они что-то знали? Этого нельзя было допустить.

— Мы были у директора ещё до каникул.

— Да, мы помним. И тогда мы просили вас о милосердии к мистеру Малфою. Ему грозит беда, если выяснится, что его семья замешана в нападениях. Когда мы отправляли вас на занятия в Дуэльный Клуб, мы надеялись, что вы присмотрите за мистером Малфоем.

— Он не делал ничего странного…

— Нужно узнать, причастен ли Люциус Малфой к нападениям в Лондоне.

— Слушайте, — Гермиона фамильярно перебила Дамблдора, даже не успев удивиться такому своему поведению, — я не знаю, что делает Люциус Малфой. И он не станет посвящать меня в свои планы, если решит убивать магглов. Драко был в школе на каникулах. Он никого не убивал…

— Мы знаем это, — Минерва примирительно улыбнулась, — никто из нас не подозревает Драко в убийствах. Но его попытки проникнуть в Тайную Секцию в начале года, не могут оставаться незамеченными…

— Он смог попасть туда? — Гермиона старалась держать себя в руках. Если сейчас окажется, что директор всё это время знала, что книга была у них, то всё, что они делали, будет напрасным.

— По нашим сведениям, в Тайную Секцию никто не входил. Точнее, никого не видели… — Дамблдор склонил голову, лукаво глядя на Гермиону, подмигнул и продолжил. — Малфой либо не заходил в библиотеку, либо стал невидимкой…

— Помогите нам, мисс Грейнджер! Помогите Драко Малфою, если вам угодно, — Минерва оперлась локтями на стол, сняла очки и помассировала уставшие глаза. — Если слухи не врут, и к убийствам магглов причастны бывшие Пожиратели Смерти, если к ним причастен Малфой…

— Драко не был никогда Пожирателем Смерти! — на одном дыхании выпалила Гермиона, не обращая внимание на то, что вновь перебила директора.

Контролировать эмоции было всё сложнее. Драко подозревали в убийствах в Лондоне, к которым он точно не имел никакого отношения, ведь он всё время был в замке. Она знала это, но не могла сказать. Не могла помочь. Не могла отвести подозрения. Не имела права, ведь сказав, могла ещё больше навредить.

— Визенгамот признал его невиновным. Он не принимал метку…

— Принимал, — сухо перебил её Дамблдор. И на секунду в кабинете повисла гробовая тишина. Казалось, затихли даже настенные часы, отмеряющие секунды молчания всех участников этой странной беседы. — Драко Малфой принял метку летом, перед шестым курсом обучения в Хогвартсе, мисс Грейнджер. Я сам видел клеймо на его руке, за мгновение до того, как профессор Снейп убил меня.

Гермиону передёрнуло. До чего же дико было слышать такое. И несмотря на то, что она понимала, что общается с портретом умершего директора, несмотря на то, что простилась с профессором после его смерти, и понимала, что это всего лишь проекция его сознания… Слышать из его уст слова о собственной смерти было очень странно. Она никогда не интересовалась, помнили ли картины, как умирали их прообразы. Помнили ли они свои страхи и свою боль в момент, когда прерывалась жизнь реального человека.

— Не пугайтесь, милая, это было вовсе не больно… — увидев её реакцию, проговорил Дамблдор. — Так вот, метка была на руке Драко Малфоя. Он сам показал мне её.

— Этого не может быть! — надежда умирала в Гермионе, с каждым щелчком магических часов на стене в кабинете. — Визенгамот признал его невиновным!!! Его ведь проверяли, верно? А это значит…

— Что Драко Малфой превосходный легилимент, — завершил её мысль Дамблдор. — Профессор Снейп мог бы им гордиться. Он не смог научить мистера Поттера приёмам легилименции, когда Волдеморт пытался внушить ему ложные мысли и образы. Зато профессору Снейпу удалось обучить мистера Малфоя всем приёмам защиты собственного разума. Это было блестящим решением! Жить в одном доме с Тёмным Лордом и не сойти с ума. Пройти все допросы Визенгамота и убедить судей. Согласитесь, мисс Грейнджер, это великое искусство!

— Он не был Пожирателем Смерти… — настойчиво повторила Гермиона, стараясь, чтобы её голос звучал как можно твёрже, хотя каждая клетка её тела дрожала, стараясь не передать подступившую к горлу панику.

— Мы рады, что вы так свято в это верите! — примирительно проговорила Минерва Макгонагалл. — Именно поэтому просим вас рассказать нам всё, что вы знаете, и обезопасить мистера Малфоя от беды.

— Я ничего не знаю. На каникулах он был в школе. Я видела его за обедами в Большом Зале. Разве что он улетал из школы и возвращался назад каждые четыре часа…

— Хорошо, мисс Грейнджер, — Минерва вздохнула, поправила очки в роговой оправе и продолжила. — Вы знаете, что Драко Малфой был в замке. Вы видели его и готовы подтвердить это. Это может помочь, но только в том случае, если обвинения не будут вовсе выдвинуты его семье. Драко не подпускает к себе никого. Никто не сможет помочь, если вскроется его ложь. Вы осознаёте, что, возможно, покрываете преступника?

— Он не преступник! Он никого не убивал! Он не причастен к событиям в Лондоне…

— У вас есть доказательства? Нет? Значит вам никто не поверит. Защитить мистера Малфоя сможет только свидетель, который подтвердит его слова. Мы не хотим отправлять его на турнир. Вы ведь понимаете, что он будет вне нашего поля зрения, находясь в чужой стране под юрисдикцией другого Министерства. Но именно там мистер Малфой будет иметь возможность связаться с союзниками, предпринять попытки преступить закон.

— Он не причастен к убийствам… — настойчиво повторила Гермиона. — Если будет нужно, я выступлю свидетелем на любом из судов!

Минерва бросила короткий взгляд на Дамблдора, тот в свою очередь удовлетворённо кивнул, показывая всем своим видом, что именно этого ответа он ждал от Гермионы.

— Поезжайте с ним на турнир! — спокойно продолжила директор. — Мы имеем возможность отправить двоих студентов, указав, что условия вашего проигрыша были не подтверждены…

— Он ранил меня! — Гермиона схватилась за соломинку надежды, понимая, что сейчас всё зависит именно от её слов. — В финальной дуэли он ранил меня! Профессор Томпсон может подтвердить это!

— Отлично! — Дамблдор даже хлопнул в ладоши от удовольствия. — Значит, исходя из спорности дуэли, мы отправляем в Гётеборг двоих студентов! Мисс Грейнджер, вы хотите помочь мистеру Малфою? Значит вам придётся обезопасить его, организовать для него алиби. Мы ждём ваших письменных отчётов каждый вечер. Школьная сова будет прилетать к вам в двенадцать часов ночи. Нам важно всё, что делал мистер Малфой днём и, предположительно, ночью.

— Хорошо, — поникшим голосом согласилась Гермиона. Встала, направляясь к выходу.

— Вы поможете мистеру Малфою избежать проблем! — Вдогонку донеслось с портрета старого директора.

Она согласилась отправлять отчеты в Хогвартс. Шпионить за Драко. Предать его ради его же безопасности. Акт милосердия, о котором просила Минерва Макгонагалл в начале года, сейчас превратился в отвратительный фарс. Фарс, в котором Гермионе нужно было каждый день предавать человека, которого она любила, ради того, чтобы спасти его и отвести подозрения в убийствах.

Был ли это изначально план директоров: свести Гермиону с Драко, заставить его подпустить ближе, чтобы потом её же руками получать информацию о его действиях? Если так, у них всё получалось очень искусно. Сейчас Гермиона готова была делать что угодно, лишь бы защитить Драко от ложных обвинений.

====== Осколки мира ======

Известие о том, что Гермиону также отправляют на Турнир, сообщил им профессор Томсон, собрав в внеклассной комнате для тренировок после уроков.

— Вы серьёзно? — переспросил Драко. — На каком основании?

— Нам стало известно, что в ходе финального сражения, мисс Грейнджер получила травму. Сейчас уже нет времени проводить дополнительные состязания, завтра вы оба отправляетесь на Турнир!

— Как угодно! — Драко поджал губы, косясь на Гермиону. — Когда я могу ехать?

— Вам сообщат о дате и месте отправления ваши деканы. Готовьтесь, на Турнире будут очень сильные противники!

Профессор ещё что-то рассказывал, давал напутствия и объяснял слабые места их оппонентов. Гермиона не слушала. В её голове сейчас будто гулял ураган, сметая на своём пути всё живое. Она до сих пор не могла смириться с тем, что ей придется делать.

—…мисс Грейнджер? — голос профессора вернул её к действительности.

— Простите, что?

— Какой вид перемещения вы предпочитаете из Лондона? Метлы, трансгрессия, портал?

— Я не знаю… — она метнула взгляд на Драко, пытаясь понять, как ей лучше действовать в этой ситуации. Он смотрел на неё серьезно, немного хмурясь.

— Значит, запишите это в вашем бланке. Заполненные бланки сдайте вашим деканам. Жду вас в Гётеборге на Турнире!

— Ты в порядке? — спросил Драко, когда дверь класса закрылась за профессором.

— Да… просто немного устала… — Гермиона врёт, стараясь не выдать своего волнения и всего того дерьма, что происходит в голове и на сердце.

— Значит, три дня вне Хогвартса. Заманчиво. Ты сама это придумала?

— Что придумала?

— Ранение на финальной битве…

— Ты ведь тогда действительно меня задел…

Драко аккуратно касается виска Гермионы в том месте, где была оставленная им рана, после их первой серьезной дуэли. Пробегает пальцами по коже. От его прикосновений становится очень хорошо… и в тот же момент в сердце врываются слова директора про обвинения и то, что она должна шпионить за Драко…

Её мир рушится, превращаясь в миллиарды осколков. Осыпается к его ногам, сверкая кусочками битого стекла. И кажется, что если Гермиона сейчас сделает шаг к Драко, то острые грани вонзятся в неё и растерзают на мельчайшие куски. Её разрывает изнутри, не давая возможности собраться воедино. Признаться ему. Рассказать, что угрожает новая опасность. Привнести в его жизнь проблему, не успев справится с прошлой. И неизвестно сейчас, что хуже: быть обвинённым во лжи о метке и потерять отца или быть обвинённым в убийствах и попасть в Азкабан.

Она ничего ему не скажет. Она сделает всё, лишь бы защитить его. Напишет несколько отчётных писем директору, отправит их совой. И тогда Драко будет вне подозрений. Они смогут завершить заклинание, свести метку… и всё будет хорошо…

Слабая надежда зародилась в Гермионе в момент, когда пальцы Драко коснулись её кожи. Слабая надежда, которая искусно собирала по крупицам битоё стекло разрушенного мира, мгновение назад лежавшего грудой у её ног.

Она делает шаг и уже не боится быть разорванной на куски, наступая на осколки собственного мира. Делает шаг и обнимает Драко. А под ногами хрустит битоё стекло.

====== Слизеринский «друг» ======

Они решили отправиться в Лондон на поезде. Такое странное и такое простое решение. Не трансгрессия, не метла. А старый добрый поезд. Уже из Лондона они смогут переместиться в Гётеборг через портал в Косой Аллее.

Возможно, они решили сделать так для того, чтобы больше времени провести в дороге, потому что им хотелось ещё немного побыть вдалеке от любопытных глаз.

В пути им предстояло провести всего одну ночь. Но одна ночь сейчас казалось почти вечностью.

С самого начала семестра у них было всего несколько украденных вечеров, когда оба студента смогли ускользнуть от своих друзей. Под разными предлогами. На два часа превратиться в «невидимок—призраков»… Скрыться в коридорах древнего замка, сделать так, чтобы исчезновение не вызвало ни у кого подозрений. Спрятаться от всех вокруг, чтобы немного побыть вдвоём…

Эта поездка на Турнир была как глоток свежего воздуха среди удушливых ароматов безысходности.

Билеты на поезд доставили совы. У каждого из них было своё купе в разных вагонах. Каждый из них делал вид, что путешествие в компании другого не приносит ни малейшей радости.

Гермионе достаточно было просто глубокомысленно и многозначительно вздыхать, уверяя друзей, что присутствие Малфоя не будет ей мешать. Что она запаслась книгами, и победа в Турнире волнует её гораздо больше, чем человек, который также, как и она, представляет Хогвартс.

Драко старался не обсуждать со своим окружением компанию, в которой ему предстоит отправиться в Гётеборг. Сокурсники немного позлорадствовали и, казалось, забыли. Лишь Пэнси брезгливо морщила носик, подражая манере Нарциссы, когда речь заходила о Турнире.

Забини не задавал лишних вопросов. Лишь накануне отъезда он остановил Драко в гостиной Слизерина, одним простым вопросом давая понять, что он кое о чём догадывается.

— Едешь на турнир с Грейнджер? — Лениво спросил Блейз, придерживая Драко за локоть.

— Ты с ума сошёл? — Драко поднял брови, глядя на сокурсника, как на спятившего в конец Пивса. — Я еду отдельно!

— Держаться вместе, Драко, помнишь? — Блейз сощурил глаза. — Нас осталось слишком мало…

— Тебя заело? Я всё прекрасно помню! Какое отношение имеет наша численность к Грейнджер, которую отправили на Турнир?

— Ты ведь не станешь марать свои руки об эту гниду, правда?

Драко еле сдержал себя, укрывая ярость. Стараясь не подать вида. Ни словом, ни взглядом не дать понять сокурснику, что готов сейчас запихнуть его мерзкие слова обратно ему в глотку.

— Если ты боишься, что я нечаянно убью её, можешь не переживать. Непростительные заклинания запрещены во время Турнира.

— Вот и славненько! — Блейз улыбнулся. — А то, знаешь, ходят слухи, что ты размяк…

Драко не стал дожидаться продолжения монолога Забини. Он не имел права позволить, чтобы в его окружении поселились какие-либо сомнения. Если слухи будут роиться среди приближённых к нему людей, сохранять лицо будет крайне сложно. Несмотря на то, что единственным желанием Драко было сейчас отправить в Блейза боевым заклинанием или просто дать в морду, так, как бил Нотта…

Но нужно было молчать. Сдержаться. Расставить всё на свои места. Отвести от них подозрения.

Драко хладнокровно смерил Блейза взглядом, сделал полшага к нему, приближаясь, будто собирался действительно вступить в бой. Блейз опасливо отступил назад, и Драко отметил краем взгляда, что его рука метнулась к карману, в котором Забини обычно носил палочку.

Драко остановился в нескольких сантиметрах от товарища и своим леденящим, шипящим голосом отчеканил:

— В слухи верят слабаки, Блейз! Боишься, что я размяк?! Давай проверим мою твёрдость…

Древко палочки Драко упирается Блейзу в район солнечного сплетения. Драко сверлит его взглядом, не моргая глядя в лицо товарища. Все, кроме наведённой на горло палочки и пылающих глаз соперников, напоминало сейчас детскую игру в «гляделки». Кто первый отведёт взгляд — тот и проиграл. Только сейчас детская игра принимала смертельно опасную форму: проигравший запросто мог оказаться в Больничном Крыле, а победитель — в Азкабане. Окажись на месте Забини, к примеру, Монтегю, исходом «гляделок» вполне могло бы стать ослепление одного из участников «игры». Блейзу же хватило выдержки и ума, не поддаваться на провокацию.

Забини несколько секунд продолжает стоять неподвижно, пристально глядя в глаза Драко. После чего он, поднимая руки, показывая всем своим видом, что сдаётся, отходит назад, даже немного склоняет голову.

— Я на твоей стороне! Но я должен был проверить. Знаешь ли, последнее время доверять нельзя никому… — голос Блейза твёрд, но во взгляде читается покорность и уважение — уважение к сильнейшему.

Драко кивнул, пряча палочку в карман. Спектакль окончен! Зрители в овациях! Артист достоин Оскара!!! Студенты Слизерина любят такого рода представления. Доказал. Поставил на место.

Забини пошёл следом за Драко в их спальню, как привычно делал — всегда на шаг позади Слизеринского Принца.

И только оказавшись вдвоём в их комнате, лениво развалившись на кровати, продолжил:

— Кого насиловал Теодор на Рождество?

— Девушку, — Драко впился взглядом в товарища, пытаясь понять, может ли быть такое, что он что-то знает.

— Хорошо, что не метлу… — пробормотал Блейз, хитро улыбаясь. И серьёзно продолжил. — Я не верю, что просто за то, что Нотт преступил закон, ты его чуть не убил. Почему вы не предали огласке это дело? Почему Тео послан в армию, а не в Азкабан? Чего ты боишься?

— Я ничего не боюсь. А это не твоё дело!

— Это была не Пэнси, Пэнси осталась с нами в Зале. Все наши были в замке. Значит, ты почти убил Тео, защищая кого-то чужого. И теперь скрываешь… Дело твоё… Но подробности могут всплыть… Я был на каникулах с отцом в Клубе, там говорят, что Нотта не будут судить. Что обе семьи замяли это дело. Но вряд ли Теодору понравится маггловская армия. Он может подать в суд первым… не хочешь обезопасить себя?

— Нет! Спасибо за беспокойство. Нотт будет гнить с магглами до конца своих дней! А теперь, если ты не против…

— Она действительно этого стоит? — перебил его Блейз, настойчиво глядя на сокурсника.

— Стоит! — уверенно кинул Драко. Поймал взгляд Блейза. Несколько секунд смотрел, не отводя глаз. Отвернулся и продолжил делать вид, что ничего не произошло. И только сам Мерлин знал, что значило для Драко одно это слово.

Блейз удовлетворённо кивнул.

— Добрых снов! — залез в кровать, укрываясь одеялом.

Драко не знал, что такое «друг». Среди Слизеринских студентов его курса не было ни одного человека, которого Драко мог бы так назвать. Кребб и Гойл всегда были телохранителями, но никогда не звались даже приятелями. Только что Блейз максимально приблизился к тому, чтобы заслужить доверие Малфоя. Чтобы одно короткое, но ёмкое слово «стоит!», имело шанс прозвучать в стенах слизеринской спальни. Больше он не собирался ничего говорить. Да и Забини не желал слушать.

Такая странная полу дружба.

Такое странное недодоверие.

Драко жил так всю свою жизнь. Доверять можно было только себе. Слизеринский «друг» мог вонзить нож в спину в любой момент, поэтому он всегда был начеку, никогда не подпуская сокурсников ближе, чем можно было. Наверное, он действительно размяк, раз позволил Блейзу задать этот вопрос. А себе позволил ответить.

Драко переоделся и залез в свою кровать. Слова Блейза не давали уснуть. Надо было обезопасить себя. Придумать алиби. Магический мир не потерпит известия о том, что наследник фамилии Малфоев вступил в борьбу со своим соратником, защищая магглу. А вместе с тем надо было как можно скорее заканчивать это дело с заклинанием. Рука жгла и прорывала магическую повязку на метке. Видимо, магия чувствовала угрозу. Уже пару дней спать было почти невозможно. Слизеринский «друг» спасал Малфоя от позора и изгнания, не подозревая, что спасать его надо было от иного.

Драко дождался мирного посапывания своего справедливолюбивого товарища, снял магическую повязку и только тогда смог заснуть, прогоняя от себя навязчивые мысли.

====== Гриффиндорская семья ======

Гарри и Джинни провожали Гермиону на вокзал. Рон ехать отказался. Он был обижен на неё, до сих пор не понимал, почему она не поехала в Нору на каникулы. Всё ещё не мог принять того, что она держала его на расстоянии, стараясь убеждать, что ничего не изменилось. Хотя все вокруг, да и сам Рон, прекрасно понимали, что всё изменилось. Вся гриффиндорская семья догадывалась: Гермиона что-то скрывает. Открыться им было невозможно. Свои чувства и переживания ей надо хранить в себе, не пуская друзей ближе. Никто из семьи не примет и не поймёт её тайной связи с Малфоем. Он для них убийца и сын маньяка. Он для них человек, ставший на сторону Зла, убивавшего их друзей и детей. Он для них само Зло. А кто он для неё? Как вышло, что во враге Гермиона увидела нечто другое, кроме презрения? Как вышло, что она признала: у Драко нет и не было никогда иного выхода, только следовать правилам и спасать родных? Как вышло, что Гермиона перестала быть частью гриффиндорской семьи, поменяв её на союз со Слизеринским Принцем? А может, это случилось раньше? Ещё до Малфоя, когда однажды утром в Норе поняла: она здесь чужая. Гермиона могла с лёгкостью стать частью семьи вновь, просто согласившись встречаться с Роном. Но тогда, душным июльским утром, она понимала, что не пойдёт наперекор своему сердцу и лучше будет одна без семьи, чем с нелюбимым парнем. Одиночество поселилось в её душе, когда зимой Рон ушёл от них в лесу. Летом же, слушая рассказы миссис Уизли о чудесной свадьбе, Гермиона поняла, что не сможет обмануть всю всех их и себя. Она не любила Рона. Она не была частью семьи.

Никто из друзей не решился говорить об этом с Гермионой. Только накануне отъезда в её комнату старост заглянула Джини. Заглянула по-дружески, захватив с собой целый мешок шоколадных лягушек. А ещё прихватила, спрятав под мантию, небольшую бутылочку без этикетки. Они разлили вино в кружки для чая и долго сидели, болтая о всяких глупостях. Хотя каждая из них понимала, зачем на самом деле пришла Джинни и о чём онахочет говорить. Они болтали обо всём на свете. Обсуждали каникулы, Рождество. Рассказывали друг другу о том, какие подарки получили в этом году. Джинни старалась убедить подругу в том, что в Норе было прекрасно, что миссис Уизли почти не плакала. Рассказывала, какая нарядная и пушистая была ёлка... а потом, уже на пороге комнаты, за мгновение до отбоя Джинни всё-таки решилась.

— Ты не любишь моего брата? — горестно спросила она.

Гермиона ждала этого вопроса. Знала, что Рон не спросит сам, но понимала, что ей придётся говорить об этом. Надеялась, что разговор произойдёт как можно позже, но Джинни не смогла ждать.

— Нет, не люблю, — грустно опустив глаза, проговорила Гермиона.

— Вот чёрт! — Джинни даже шмыгнула носом, стараясь лишний раз подчеркнуть, как сильно её расстроило это известие. — Давно ты это поняла?

— Полгода назад. Когда вернулись из Норы в Хогвартс. Когда начались занятия. Я люблю его, Джинни, люблю как брата. Он всегда был рядом, он всегда помогал. Рон для меня, как Гарри... только он не может просто дружить со мной. Ему хочется большего. А большего я не могу ему дать…

— Мама мечтает о вашей свадьбе. Мы все хотели бы, чтобы ты была в нашей семье. Тогда мы стали бы сестрами… Может ты попробуешь?

— Попробовать полюбить Рона? Прости, Джинни, я пробовала. Пробовала, когда он вернулся к нам в лесу. Пробовала, когда закончилась война. Пробовала, когда вернулись в Нору… у меня не получается! И знаешь, я сама очень хотела бы стать твоей сестрой, стать одной из Уизли… но вовсе не выйдя замуж за Рона. Прости…

— Ты поговоришь с ним? — слова Джинни режут, острее ножа.

— Я боюсь. Я не хочу терять его! Я надеялась, что он поймёт сам…

— Не поймёт! Он будет ждать, пока ты не запретишь ему ждать. Пока не отпустишь. И может быть тогда он сможет жить дальше. А пока он живёт надеждой на то, что ты оправишься от войны, и всё вернётся. Не мучай своего друга, если он тебе действительно друг.

— Хорошо, Джинни! — Гермиона залпом допивает вино из кружки. — Я поговорю с ним!

====== Хогвартс Экспресс ======

Попрощаться с друзьями.

Добраться до вокзала на разных фестралах.

Сдать багаж дежурному по вагону.

Сесть в поезд и смотреть в окно на отдаляющийся Хогвартс…

… и ждать…

Драко тихо проскальзывает внутрь и закрывает дверь, накладывая чары.

Маленькое купе поезда. Подрагивающие в такт движения состава стены. Тусклая лампа на стене. Закат солнца в окне, будто нарисован, настолько нереальной кажется картина…

…И он…

Пейзаж за окном менялся, солнце закатилось за кроны деревьев, поблескивая между ветками и пропуская лучики света причудливыми картинками.

Драко сел рядом с Гермионой, приобнял её, их пальцы переплелись.

— Ну что, всех порвём? — он лукаво улыбается, покручивая в свободной руке палочку.

— Порвём! — она поглаживает его руку, аккуратно касается магической повязки. — Нам осталось одно задание из тех, которые мы смогли перевести. Тебе надо победить в неравной борьбе.

— Помню! — Драко улыбается. — Я выберу самого сильного и рьяного противника. А если таких не окажется — вызову на сражение судью!

У него прекрасное настроение. Он не хочет обсуждать испытания, турнир, метку, чёрную магию.

— Давно хотел спросить, у тебя есть любимая музыкальная группа?

— Группа? — Гермиона улыбается своим мыслям. — Я тут недавно новую песню Стинга услышала… у него, кстати, много хороших песен. Классная «Shape of my heart». Ты слышал её когда-нибудь?

— Разумеется, нет, — Драко посмотрел на неё свысока, — ты правда до сих пор слушаешь маггловскую музыку?

— Конечно. Знаешь, сколько у нас талантов? А ну-ка погоди…

Гермиона выскользнула из объятий Драко, нырнула под сиденье, усердно копаясь в дорожной сумке. Драко с недоверием смотрел на её попытки достать оттуда какие-то громоздкие предметы, несколько томов школьной литературы, даже, или ему показалось, в купе мелькнул хвост кота Грейнджер.

— Что у тебя там? Ты весь Хогвартс с собой взяла? Мы вроде на три дня всего едем. Это что, котёл? Грейнджер, серьёзно? Как ты всё это туда засунула…?

— Заклятие невидимого расширения, — бросила Гермиона небрежно, будто это был известный всем факт, и её удивляло, что Малфой не в курсе таких естественных, элементарных вещей. — Акцио, плеер! — видимо, ей надоело рыскать внутри сумки, и она решила воспользоваться манящими чарами.

Небольшая серебристая коробочка проворно выскочила из завалов вещей и приземлилась в ладони Гермионы. Чёрный шнурок наушников плотно застрял внутри, наверное, зацепившись за что-то из хлама. Гермиона, сердито бурча, начала разматывать провод.

— Почему они всегда путаются?!

— Это что такое? — Малфой пренебрежительно смотрел на её попытки справиться с проводом. — Может, помочь?

— Не надо… с наушниками такое часто бывает.

— С чем?

— Сейчас ты всё поймёшь.

— Не надо мне давать эту фигню, Грейнджер! — Драко брезгливо поморщился, отмахиваясь от Гермионы.

Маггловская коробочка с чёрными шнурками, как оказалось, предназначалась для того, чтобы вставлять их в уши. Гермиона наглядно продемонстрировала ему это, протянув второй наушник.

— Не бойся, он не кусается! — насмешливо проговорила она. — Попробуй.

Драко с сомнением взял у неё из рук маленькую полусферу динамика. Покрутил в руке. Снова глянул на Гермиону с недоверием. По его виду было ясно: всё, что связано с магглами и их технологиями, вызывает у него неодобрение и недоверие.

— Я над ним немного поколдовала, — бормочет Гермиона, — теперь там батарейки не садятся, ему только надо иногда давать отдохнуть…

— Как ты сказала, это называется?

— Плеер. Давай, не дрейфь!

— Я не боюсь, — Драко приподнял бровь, — мне просто противно…

Она улыбнулась, как-то очень ласково, будто понимала на самом деле, что чувствует Малфой, глядя на неизвестный ему предмет. Он не привык признавать, что не знает чего-то. Мир магглов был для него презренен и мелочен. Там не могло быть ничего нового и интересного. Плеер заинтересовал Драко, и ему было неловко признать это.

— Ты думаешь, я боюсь шнурка? Ты шутишь…?

Драко вставил наушник с таким видом, будто ему предлагали откровенную гадость. Тихий щелчок кассеты в плеере, шелест пленки, первые аккорды.

— Так бы сразу и сказала, что это приспособление для прослушивания музыки. А что, магглам для этого специально надо что-то делать, какие-то плееры придумали? Заколдовать любой предмет на музыку гораздо проще. Что лишний раз доказывает, что магглы — отсталый вид…

— Помолчи! — Гермиона ткнула его пальцем под рёбра, заставляя закончить размышления на тему превосходства над магглами. — Слушай!

Мелодичный напев Стинга под красивый гитарный риф уже на втором куплете слился в единую симфонию с перестуком колёс за окном вагона.

Карточный игрок — главный герой песни — человек, играющий не ради денег и славы. Парень в песне пытался просчитать ходы жизни, обыграть случай. Он может пойти любой картой и разыграть любую комбинацию, продолжая носить каждый вечер одну и ту же маску, играя в карты с судьбой. Но это не приносит ему счастья.

Sting — Shape of my heart

And if I told you that I loved you

You’d maybe think there’s something wrong

I’m not a man of too many faces

The mask I wear is one

Если бы я сказал тебе, что люблю тебя,

Ты бы подумала, что что-то не так.

Я не многолик,

Я прячусь только под одной маской.

Кассета тихо щёлкнула. Гермиона поставила плеер на паузу и выжидающе посмотрела на Драко.

— Ну как?

— Неплохо. Для магглов… — Драко снова ехидно улыбнулся. — Давай ещё разок послушаем. Что-то я плохо разобрал слова…

— Понравилось? — Гермиона поставила плеер на перемотку. — Мне текст всегда тебя напоминает. Прямо с тебя песню писали. У меня много таких. И в каждой можно найти что-то о тебе… — осеклась, делая вид, что смотрит на перематывающуюся плёнку кассеты.

— Прямо все песни обо мне? Специально записывала? Давай послушаем, что ты там обо мне думаешь… Включай свою маггловскую машинку! А бранные песни там есть?

— Нет, конечно! — Гермиона смутилась. — Там больше о занудах, ханжах и снобах поют…

— Отличная подборка! — Драко вынул плеер из её рук. — Прямо один в один я! Как его включить? — нащупал кнопки, нажал попеременно, проанализировал результат. — А, ну так тут всё просто. Давай про снобов, для начала. — нажал «плей», запуская одну из многих песен, которая ассоциировалась у Гермионы с ним, и откинулся на подголовник своего кресла. Гермиона устроилась у него на плече, тихонько подпевая в такт любимым песням о её любимом человеке.

Солнце спустилось за горизонт, окутывая во мрак поля, сменяющиеся деревьями и дорогами. Маленькие деревушки, мимо которых они пролетали, на секунду озаряли купе вагона тусклым светом и пропадали позади спешащего поезда. Всё вокруг менялось, будто картинки калейдоскопа. За окном мелькали пейзажи и станции маленьких городков.

Но двоим счастливым людям не хотелось, чтобы что-то менялось. Чтобы поезд прибывал на станцию. Чтобы наступало завтра. Их тихое «сегодня» в уединённом купе вагона поезда, летящего в неизвестность через мрак.

И Её песни о Нём.

Рассвет за окном поезда легко сменился ярким полуденным солнцем. До прибытия в Лондон им оставались считанные минуты. А оттуда портал прямиком в Гётеборг, чтобы сократить путь. Драко по-свойски чмокнул Гермиону, прикасаясь небритой щекой, слегка царапая кожу.

— Ну что, погнали! Каждый своей дорогой до портала? Кто первый — тот и победил!

Он сам не знал, откуда в нём столько задора. Не понимал, чему радуется. Гермиона как будто тоже заражалась его настроением. Драко протянул ей плеер, подбросил на ладони.

— Неплохая штука. И песни у тебя достойные. Не все про меня, конечно. Многие сильно хорошие для такого засранца, как я…

— Оставь плеер себе, — улыбнулась Гермиона.

— Зачем? — Драко искренне удивился такому неожиданному подарку. — Зачем мне маггловская дребедень?

— Будешь слушать на досуге и привыкать к мысли, что ты хороший, хоть и засранец.

Подарок от Грейнджер — что это могло бы быть? Все студенты Хогвартса решили бы, что это книга, методичка или конспект. Друзья, наверняка, ожидали бы от неё полезный магический предмет, который сможет помочь в учёбе или в решении важных проблем. Драко Малфою — представителю древнего чистокровного рода — Гермиона дарила плеер с подборкой маггловских песен, которые ассоциировались у неё с ним. Песни, которые они слушали всю ночь под стук колес, так близко друг к другу, будто так будет всегда и торопиться им некуда. Будто не будет конца учебного года, а расставание — это только слово.

Нелепый и совершенно бесполезный подарок, который Драко принял, не до конца ещё понимая, зачем делает это.

— Мне кажется, плеер тебе ещё понадобится. Когда мне очень одиноко, я всегда музыку слушаю.

— Так, ты давай не начинай свою «грустную песню» про одиночество. Я же с тобой! — Драко потрепал Гермиону по щеке. — Ладно, спасибо за подарок!

Они покинули поезд порознь. Каждый шёл к порталу своей дорогой.

Гермиона заскочила к Джорджу в магазин в Косой Аллее.

Драко решил отправить с почты письмо маме в мэнор. Стоя у окошка на почте он аккуратно извлек из-под воротника проводок наушников, вставил в ухо, нажал «плей»…

Bon Jovi — Thank you for loving me

It’s hard for me to say the things

I want to say sometimes

There’s no one here but you and me

And that broken old street light

Lock the doors

We’ll leave the world outside

All I’ve got to give to you

Are these five words when I

Thank you for loving me

For being my eyes

When I couldn’t see

For parting my lips

When I couldn’t breathe

Thank you for loving me

Thank you for loving me

I never knew I had a dream

Until that dream was you

When I look into your eyes

The sky’s a different blue

Cross my heart

I wear no disguise

If I tried, you’d make believe

That you believed my lies

You pick me up when I fall down

You ring the bell before they count me out

If I was drowning you would part the sea

And risk your own life to rescue me

Lock the doors

We’ll leave the world outside

All I’ve got to give to you

Are these five words when I

When I couldn’t fly

Oh, you gave me wings

You parted my lips

When I couldn’t breathe

Thank you for loving me

Thank you for loving me

Thank you for loving me

Мне непросто высказывать то,

Чем порой так хочется поделиться

Кроме нас, здесь больше никого нет:

Только мы — и этот старый разбитый уличный фонарь.

Запри двери,

Мы оставим весь мир снаружи.

Мне нечего подарить тебе,

Кроме этих пяти слов:

Спасибо, что ты любишь меня!

За то, что ты становишься моими глазами,

Когда я слепну;

За то, что прикасаешься своими губами к моим,

Когда мое дыхание прерывается…

Спасибо за твою любовь!

Спасибо, что ты любишь меня…

Я и не знал, что у меня была мечта —

Пока этой мечтой не стала ты…

Когда я тону в твоих глазах,

Даже небесная лазурь представляется иной!

Клянусь, это правда!

Я мог бы попытаться соврать— и ты бы сделала вид,

Что моя ложь тебя убедила…

Ты протянула мне руку, когда я падал,

Ударила в колокол прежде, чем меня объявили побеждённым;

Если бы я тонул, ты заставила бы морские воды расступиться

И не пожалела своей жизни, чтобы спасти мою…

Запри двери,

К чёрту всех остальных!

Что я могу подарить тебе?

Лишь эти пять слов:

Когда я не мог взлететь,

Ты наделила меня крыльями;

Прижалась своими губами к моим,

Когда я потерял способность дышать…

Спасибо, что ты любишь меня…

Спасибо…

Драко стоял у окошка в старом отделении совиной почты, теребил в руках неотправленное письмо и вслушивался в слова песни. Неужели действительно подбирала? Или эти песни сами собой так совпадают с его мыслями? Ответом было бы, наверное, предположение, что Гермиона заколдовала плеер. Но Драко никогда не поверил бы в это. Грейнджер не способна на подлости любовных приворотов. Да и это лишнее: он и так уже влюбился в неё, без какой-либо магии.

Драко вернулся в башенку почты и отправил пергамент, на котором оставил всего одно короткое сообщение своим аристократическим почерком:

«Ты маленькая ведьма!

Спасибо за подарок! Я оценил песню. И, знаешь, наверное, она действительно про меня…

Спасибо, что ты любишь меня, Гермиона Грейнджер.

(Thank you for loving me, Hermione Granger)»

Комментарий к Хогвартс Экспресс Bon Jovi – Thank you for loving me

====== Дуэльный Турнир ======

Взмах волшебной палочки, отточённые движения — он будто танцевал, атакуя и парируя заклинания соперников. Это была уже двенадцатая дуэль за вечер. И двенадцатая победа.

Драко Малфой — абсолютный Чемпион Дуэльного Турнира.

Его соперник отступил, тяжело дыша, шаря взглядом по арене в поисках своей палочки. Драко обезоружил его в последние секунды отведённого времени. Ирландский маг, представитель школы-побратима был последним претендентом на победу. Малфой справился с ним так же, как справлялся со всем предыдущими — без особого напряжения. Этот маг, Драко даже не запомнил его имени, сражался лучше всех. В финале Драко надеялся на победу. А ещё, надеялся на то, что после звука колокола, означающего окончание дуэли, он почувствует боль в руке и пустоту в душе. Это будет означать, что Драко выполнил предпоследний пункт заклинания и победил в неравной битве.

Но этого не произошло.

Ликование толпы, сдержанные аплодисменты судей, фейерверк, взмывающий над ареной — это всё было в честь Победителя — Драко Малфоя. Но было ему совершенно не нужно. Драко ещё несколько секунд стоял как вкопанный, будто ожидая, что сейчас черная магия Метки осознает, что пора покидать его руку…

— Мать твою!

Драко досадливо пнул палочку своего соперника, лежащую у него под ногами. Деревянный предмет покатился по покрытию спортивной арены, пружиня и подпрыгивая. Ирландец нагнулся, поднял палочку, чуть склонил голову, благодаря Драко за дуэль. Подошёл, протянул руку.

— Пошёл к василискам! — процедил сквозь зубы Малфой. — Ты мог быть достойным, мог быть сильнейшим… а ты просто… да плевать! — оттолкнул протянутую руку и зашагал прочь по направлению к выходу из арены.

Тяжёлые двери раздевалки щёлкнули, закрываясь, отделяя Драко от звуков ликования на арене и музыки. Он озлобленно зарычал, задирая рукав.

— Сука, ну какого же… — магическая повязка на месте. Кожа под ней выглядит как обычно. Ни новой боли, ни изменений на коже… всё впустую.

Малфой провёл рукой по повязке, цепляя ногтями кожу под ней. Хотелось кричать в голос. Хотелось разгромить раздевалку, превращая мебель в гору щепок. Хотелось сделать хоть что-то, а не стоять тупо посреди замка, в котором только что потерял надежду. Где искать неравного противника? Нарываться на каждом шагу на магов? Вызывать на дуэль каждого встречного? Драко давно сомневался в правильности их перевода. С каждой минутой уверенность в этом росла.

— Что я делаю не так?

Дверь с шумом открылась, на миг впуская в раздевалку гомон толпы, и тут же вновь закрылась, пропуская внутрь хрупкую фигуру. Гермиона подошла к Драко, прижалась, заглянула в лицо.

— Всё ещё ничего? — тихо спросила она.

— Я ничего уже не понимаю! — прорычал Драко. — Это чёртов замкнутый круг! Я должен победить в неравной битве, я делаю это, но ничего не происходит! Неужели все достойные соперники недостаточно неравные мне?

— А ты не думал, что это может быть битва не физическая… — Гермиона задумчиво покрутила палочкой.

— В каком смысле? Я должен победить, не вступая в бой? Это как? победитель тот, кто избежал битвы? — Драко скептически фыркнул. Он где-то читал подобный ванильный бред, про «не вступать в бой».

— Нет, — Гермиона заметила его сарказм и всё же продолжила свою идею. — Может надо победить в дискуссии или выиграть дело в суде… ну в смысле, победить, не размахивая палочкой.

— И как я должен это понять? Или я всю жизнь буду искать этот скрытый смысл? Тоже мне, делаешь из Лорда философа. Он был сильным магом, а вовсе не мудрецом. Вряд ли это суд…

— Не злись, пожалуйста, я, между прочим, пытаюсь помочь и разобраться, — Гермиона разжала руки, отошла в сторону. Присела на широкую скамью, стоящую вдоль шкафов с одеждой, — дуэль не подошла — продолжила она, — может надо тогда победить иначе. Мало ли побед в жизни.

— Побед много, — Драко закатил глаза, — только у меня нет времени на размышления. Я не хочу гадать до конца жизни. Веришь, это может произойти довольно скоро: Метка убивает, если с ней бороться.

— Ты это где вычитал? — Гермиона подозрительно глянула на него. — В книге такого не было…

— В книге много чего не было! Например, того, что эта дебильная повязка мешает, под ней болит гораздо больше, чем без неё. Что кожа воняет неочищенным копчёным мясом. Что боль ползёт к голове. Что это бесит и раздражает…

— Не начинай жаловаться! — Гермиона потёрла виски. — Я все это уже слышала. Может надо что-то делать, а не ныть?

Драко ошарашенно уставился на неё. Он не ожидал, что Грейнджер не выскажет привычного сострадания. В его представлении она должна была начать сопереживать, а вовсе не отчитывать его, как нашалившего первокурсника.

— Я не ною, — удивлённо проговорил Драко.

— Тогда думай, давай! В чём ты ещё не силён? В каком ключе можно рассматривать твою победу? Может, ты должен победить конкретного человека? Может, ты давно с кем-то борешься? Может… Рон? — Гермиона неуверенно глянула на Драко.

Малфой попытался было засмеяться, но удержался, только насмешливо хихикнул. Грейнджер хотелось верить, что он продолжает борьбу с рыжим. Хотя сам Малфой чётко понимал, что Уизли побеждён.

— А я должен волноваться по поводу твоего друга? — серьёзно спросил Драко.

— Ну… нет…

— Ты разве не определилась?

— Я определилась! — Гермиона уверенно кивнула.

— Значит, мне не надо с ним бороться. Пусть борется сам с собой. Ты моя, а значит я победил.

Она смущённо улыбнулась. Снова подошла, прижалась к его плечу лбом. Драко удовлетворённо усмехнулся и потрепал её по волосам.

— Давай ещё варианты, с кем, по твоему мнению, у меня есть незавершённые конфликты? Только не предлагай Поттера или кого-то ещё из твоих однокурсников. Если они воюют со мной так же, как Уизли, то эти варианты не подходят!

— Я, к сожалению, не знаю всех твоих взаимоотношений. Может, у тебя борьба с кем-то из преподавателей? Или с кем-то из старых друзей твоего отца…

Драко замер, даже перестал поглаживать волосы Гермионы. Она почувствовала. Несколько мгновений не шевелилась, всё ожидая, что он продолжит. Рука так и лежала на её затылке, не шевелясь. Даже, казалось, стала тяжелее, придавливая к полу.

— Что? — Гермиона подняла голову, заглядывая в лицо Драко. — Вспомнил кого-то?

— Вспомнил… — Драко ошеломлённо смотрел в одну точку, будто спал с открытыми глазами.

— И кто это?

— Видимо, отец…

Они оба замолчали. Оба впали в ступор. И оба думали в этот момент об одном и том же.

— Он никогда не примет мой выбор, — не отрывая взгляд от места, в которое смотрел, поговорил Драко, — я должен продолжить начатое им дело. Должен возглавить род. Должен стать хозяином Малфой-мэнора, главой фамильного бизнеса.

— А ты разве не хочешь этого? — спросила Гермиона робко.

— С недавнего времени…

Драко моргнул и сильно зажмурился. Перед глазами заплясали круги и «зайчики» от плотно закрытых век. Совсем как во время медитации в башне, когда он выполнял первый пункт заклинания.

Он понял, что должен делать.

Призрачный Люциус из медитации ясно дал ему понять своё отношение к воле Драко, к его решениям, к его желаниям.

— Отцу плевать на то, чего я хочу или чего хочет мама, — пробормотал Драко, — его волнует только его личное благополучие. Иначе он не притащил бы Лорда в наш дом в начале Войны. Не позволил бы мне совершать попытки убить Дамблдора, он ведь понимал, что я не смогу. А ещё забрал бы из школы, когда понял, что Лорд идёт атакой на Хогвартс. Ему было важно, что его сын там, в заварушке. Тайный агент и шпион в логове врага. Я должен был сообщить, если появится Поттер. И тогда отца реабилитировали бы в рядах Пожирателей. Отец ведь так сильно этого хотел… А если бы Лорд взорвал Хогвартс вместе со всеми, кто внутри, а не стал бы играть в гуманность? Я бы взлетел на воздух вместе со всей школой. Не думаю, что отец не понимал этого. И он шёл на этот риск, рисковал мной ради себя. И с этой проклятой Меткой сейчас та же история. Отец спрятал Метку на моей руке под повязку, понимая, что это может убить. Он снова рискует мной ради того, чтобы не попасть в Азкабан. Он ведь так этого боится. И это вовсе не желание обелить нашу фамилию или спасти род… ему просто плевать на всех кроме себя… хм… Забавно…

Драко почесал палочкой за ухом, поджимая губы.

— Заба-авно… — повторил он, растягивая гласные звуки совсем как на первом курсе.

И Гермионе на миг показалось, что перед ней стоит растерянный мальчишка, которого она встретила семь лет назад в Хогвартс Экспрессе. Напыщенный и немного напуганный предстоящим распределением. Полный желания непременно попасть на Слизерин, дабы не разочаровать семью.

Только теперь во взгляде Драко появилось то самое разочарование, которого он хотел избежать в глазах Люциуса. Семья разочаровала Драко. Круг замкнулся.

Осознание того, что всё, во что ты верил — только достижение личного благополучия другого человека.

Может, отец врал не только в этом? Может, всё, что рассказывал про грязнокровок, о том, что у них нет души, такая же чушь, как и рассказы про спасение рода?!

====== После Школы ======

— Грейнджер, — решительно проговорил Драко, и Гермиона вздрогнула от звучания холода в его голосе. — Я должен кое-что знать.

Она растерялась. Что она могла сказать про Люциуса Малфоя? О чём спрашивал его сын?

— Что ты планируешь делать после школы?

Гермиона уставилась на Драко.

— При чём тут это?

Драко только что рассказывал про своего отца, видимо, собирался вызвать его на дуэль, чтобы победить неравного противника и завершить переведённую часть заклинания. Здесь всё было логично и более чем понятно.

Её планы на жизнь после школы в эту картину никак не вписывались.

— Я не знаю… — Гермиона пожала плечами. — Наверное, пойду учиться на мракоборца… А что?

— Где ты будешь жить? Кем работать? На какие деньги планируешь существовать? Ты думала об этом?

— Пока ещё нет… может, перекантуюсь первое время в Норе, а там будет видно. Драко, к чему эти вопросы? При чём сейчас мои планы на жизнь после школы? Я думала, ты понял, кого должен победить!

— Именно так! — он решительно кивнул. — А для этого мне надо кое-что понимать. Ты будешь со мной? Когда закончится год, экзамены, школа…

— Я обещала тебе помочь с меткой, — Гермиона догадалась, видимо, о чём именно спрашивает Драко, — я не брошу работу над заклинанием по окончанию года, я помогу…

— Я не об этом! — Малфой сверлил её взглядом, пытаясь, казалось проделать в лице дыру. — Ты останешься со мной? — и снова в его голосе то ли вопрос, то ли утверждение. Его самоуверенность каждый раз поражала и даже немного злила Гермиону. — Я могу снять тебе квартиру в Лондоне. Устроить на работу в Министерство, если хочешь, у отца там большие связи. Обеспечу тебя всем необходимым, чтобы тебе не пришлось «кантоваться в Норе». Оставайся со мной!

Все догадки Гермионы об истинных причинах вопросов Драко разрушились с оглушающим треском. Его не волновало, будет ли она продолжать работать над дезактивацией метки. Его волновало, будет ли Гермиона продолжать встречаться с ним. Это понимание оглушило её и окончательно запутало. И это было вовсе не то, о чем она, как ей казалось секунду назад, догадывалась. И если подумать, это было именно тем, о чём она мечтала. Она хотела остаться с Драко, стать частью его жизни… Она действительно успела влюбиться в этого грубого и самоуверенного человека, который за короткий промежуток времени стал для неё слишком близким. Гораздо ближе, чем положено было. Гермиона во многом пошла наперекор своим принципам и взглядам на жизнь. Она хотела быть с ним, но форма, в которой Малфой предлагал ей дальнейшие отношения, его эгоизм, его «то ли спрашивает, то ли утверждает» сейчас оказались для неё совершенно неприемлемыми. Малфой предлагал ей роль… кого? Тайной любовницы? Содержанки? В картине мира Гермионы Грейнджер не было места подобного рода отношениям. Предложение Малфоя оскорбило её, и она даже не сразу поняла почему.

— Очень великодушно с твоей стороны, — пробормотала Гермиона. Гордая гриффиндорская отважность, чувство собственного достоинства и самоуважение, которые всегда жили в душе, прорвались наружу через плотную стену прочих эмоций. — Ещё не хватало, чтобы ты снимал мне квартиру. Спасибо, обойдусь! А по поводу Министерства — мистер Кингсли предлагал мне место в отделе мракоборцев ещё полгода назад. Когда я решила идти на дополнительный курс, мне обещали, что место дождётся моих ЖАБА. Я нужна Министерству: во-первых, как ценный сотрудник, во-вторых, как символ лояльности. Мне не нужна ничья помощь, чтобы поступить туда на работу. Если ты сомневаешься в моих силах…

— Грейнджер, — Малфой нетерпеливо перебил её, — ты слушаешь меня? Мне нет дела до Министерства. Я спрашиваю о твоих личных планах. Ты собиралась уходить от меня в конце учебного года. Я спрашиваю, не изменились ли твои планы?!

Гермионе вновь стало ужасно тоскливо. Она, разумеется, не хотела уходить от Малфоя. Она хотела бы, чтобы волшебство последних нескольких месяцев не заканчивалось никогда. Но она давно всё решила для себя. Давно осознала безысходность их ситуации. Смирилась и приняла. И желание Малфоя снова и снова поднимать эту тему доставляло ей боль. Каждый раз, проигрывая в воображении сценарии их дальнейших встреч, Гермиона находила только неминуемое расставание. Не было ни единого возможного варианта, при котором они могли бы сохранить отношения в тайне от общества.

— Драко, мы ведь обсуждали это. Наши встречи невозможны за пределами стен Хогвартса. Как ты предполагаешь продолжение этого всего в Лондоне? Прятаться в съёмных квартирах? Нас тут же узнают. Мы не сможем показаться ни в одном общественном месте вдвоём. Любая оплошность вызовет череду сплетен, а значит поставит под удар всё то, чем мы дорожим.

— Что, например? — Драко сощурился. — Снова твоих бесценных дружков?

— Не начинай! Я говорю сейчас не про Рона с Гарри.

— А про кого? Лонгботтом? Старший Уизли из лавки в Косой Аллее? Кто ещё для тебя столь ценен?

Гермиона втянула воздух через нос, задержала на пару мгновений и с шумом выдохнула. Она не хотела снова ругаться. Не хотела слушать обвинения Малфоя в том, что она любит друзей больше, чем его. Эгоизм Драко, привитый ему с молоком матери, был, пожалуй, самым большим камнем преткновения в её отношении к нему.

— Хватит делать меня виноватой! — крикнула она. — Да, я не хочу терять друзей! Имею право! Они любят меня, поддерживают и никогда не бросят! А что ты предлагаешь мне взамен? Жить в съёмной тобой квартире, работать на должности, которую выбьет для меня твой папаша и ждать, когда ты сможешь уделить мне вечерок? Смотреть на то, как ты будешь подниматься по карьерной лестнице и развивать семейный бизнес? А потом однажды ты расскажешь мне, что для достижения новых карьерных высот, тебе по статусу непременно нужна спутница на деловой вечеринке. Чистокровная. Из богатой «правильной» семьи. Пэнси Паркинсон, Дафна Гринграсс, или её младшая сестра, Астория, например. А потом тебе нужно будет продолжать род, плодить наследников. Чистокровных наследников. И ты женишься на ком-то из своих подруг «твоего круга». Может даже на свадьбу меня пригласишь… А всё потому, что так требует статус. Что без этого всего ты загнёшься в первый же день. Потому что иначе Люциус лишит тебя наследства. А ты не проживёшь без ваших привилегий и фамильного капитала. Ты же не приспособлен к другой жизни. Как тебе такой ответ, Малфой? Устраивает? Я не стану тебе удобной любовницей, которая будет сидеть в квартирке в Лондоне и удовлетворять твои потребности по первому зову! И ждать неизвестно чего!

Драко усмехнулся. Выражение лица было скорее жестоким, чем радостным, но улыбка отпечаталась на губах. Глаза Грейнджер горели яростным огнём, и Драко впитывал каждую брошенную искру.

Значит, он прав.

Значит то, что собирался сделать, и было разгадкой этого проклятого заклинания!

Неужели все пункты в книге настолько плотно связаны между собой?

Осознать свой страх и наслаждаться им.

Вызвать в голове образ врага и победить!

— Я должен идти. Вернусь к отъезду в Хогвартс утром.

— Куда ты? — Гермиона сделала шаг к нему, пытаясь удержать.

— Я хочу победить в одной давней неравной борьбе, — проговорил Драко, вытаскивая из шкафчика свою сумку с одеждой. Увернулся от ладони Гермионы, пытающейся ухватить его за руку.

— Куда ты? — упрямо повторила она. — Стой, мы не закончили разговор!

— Закончили! — Драко снова ухмыльнулся.

Достал из кармана сумки подарок Грейнджер, её глупую маггловскую штуку, которую они слушали в поезде. Нагнулся, творя заклинание, отстегнул шнур и протянул Гермионе проводок наушников, пряча плеер в карман.

— Это портал, — проговорил Драко, — я вернусь через него утром!

Остановился и, быстро обхватив Гермиону, поцеловал. По-свойски, как обычно. Будто не было неприятного разговора. Не было его предложения и её шумной реакции. А ведь именно её ответ расставил всё по местам и позволил ему удостовериться в собственных планах. Грейнджер отказывала ему, осознавая безысходность его статуса. Она достаточно умна, чтобы понимать: Драко Малфой не может позволить себе пойти наперекор семье, фамилии, обществу. Потому что он — Малфой. Потому что, выбирая между магглорожденной девчонкой и мнением семьи, он всенепременно выберет последнее. Ради своей фамилии он пошёл на убийство и предательство. Ради семьи впустил Пожирателей в Хогвартс, полный детей. Всё было верно.

Но Грейнджер выпускала из виду одно небольшое уточнение. Год назад у Драко не было выбора.

Сейчас выбор был.

Драко отстранился, сделал несколько шагов в сторону и трансгрессировал, ментально чертя путь в родовое поместье.

====== Малфой-мэнор ======

Драко упал на колени, опираясь ладонями в землю. Его стошнило, и он с омерзением откашлялся. Трансгрессия на столь длительные расстояния была под силу далеко не всем опытным магам. Переместиться из одной страны в другую, не слишком хорошо понимая путь — было безрассудным решением с самого начала. Если бы Драко направился не домой, а в любое другое место, его наверняка расщепило на мелкие куски. И до пункта назначения он летел бы отдельно от своего тела. Малфой-мэнор был не просто фамильным замком и ненаносимым на карте местом. Мэнор был домом, пристанищем для всех Малфоев. Принимал своих хозяев, оберегал и придавал силы.

Со многими Пожирателями, желавшими поселиться в мэноре во время войны, дабы быть поближе к своему Лорду, фамильный замок обходился очень негостеприимно. Некоторых из них находили запертыми в подземельях, кто-то нечаянно засыпал у камина и просыпался с ожогом ступней. И все они сбегали, поджав хвосты. Выгнать из своих стен Волдеморта мэнору не удалось. Но помочь своим хозяевам, пока Тёмный Лорд жил там, смог!

Дом для волшебника всегда был оплотом. Местом, которое является не только крепостью, но и средоточием силы. Поэтому Люциус до сих пор не сошёл с ума, пережив издевательства Волдеморта в стенах фамильного дома. Мэнор помогал и поддерживал каждого из Малфоев.

Молодого Хозяина сейчас не расчленило только благодаря конечному пункту назначения его трансгрессии. Дом спас Драко, привлёк и сделал всё сам.

Знакомые тропинки, идеально подстриженные кусты можжевельника, гигантские тисы по обе стороны от поместья, даже белый павлин — всё здесь было как обычно. Драко мог бы с закрытыми глазами пройти по всем дворовым и домашним ходам. Он знал мэнор лучше, чем собственное тело, каждый закуток и скрытый ход дома.

Когда ты мальчишка, тебе очень хочется действовать, двигаться, не стоять на месте. Братьев или сестёр у Драко не было. Друзья родителей и дальние родственники изредка навещали Малфоев. Некоторые семьи с детьми-ровесниками Драко брали своих отпрысков в мэнор. И это были, пожалуй, немногие из встреч Драко с одногодками. Он, разумеется, гостил у друзей отца. Навещал своих товарищей. Но всё чаще был под присмотром няни, а впоследствии — гувернёра. Прекрасно осведомлённый в делах этикета и несущий идеологию Малфоев о чистоте крови, пожилой статный сэр Эдмонд составлял компанию Драко в его детских познаниях мира. Как же тоскливы и скучны были эти часы, когда ему приходилось умерять свой юношеский пыл и учиться полумёртвым наукам. Драко часто сбегал от гувернёра, принимал помощь мэнора и скрывался в укромных уголках поместья. В эти моменты он изучил дом, стал ему добрым другом. И пускай позже родители ругали Малфоя младшего за несдержанность поведения. Но именно тогда Драко узнал многие секреты мэнора, которые не раз спасали их семью во время войны. Тайные ходы дома, места, из которых можно аппарировать. Кто, как вы думаете, помог домовику Добби вытащить Поттера и его друзей из подземелья мэнора?

Драко шёл к дому по широкой аллее и с каждым шагом чувствовал прилив сил. Мэнор встречал Младшего Хозяина гостеприимным теплом и подпитывал энергией. Тяжёлые ворота открываются сами, мягко закрываясь за спиной Драко. И тихое, невесомое прикосновение древней магии, будто лёгкий бриз ласкает разгорячённое тело: «Здравствуй, Друг!»

Эльфы-домовики поспешно расшаркиваются перед Драко, суетятся, стараются угодить. Драко раздражённо отмахивается от них. Что за странное желание родителей — требовать от домовиков присутствия? Куда приятнее было бы войти в Дом одному. На длинной парадной лестнице ярко горит свет. Мэнор оживает, будто Драко ждали в стенах родового поместья.

— Доложите мистеру и мисс Малфой, что я приехал! — бросает Драко одному из эльфов.

Он зашёл в каминный зал, огляделся. Мама сдержала обещание: комнаты мэнора всё больше становились похожи на их привычный дом. Тут почти не ощущалось присутствие тёмной магии и всей той скверны, которая была здесь последние годы.

В ожидании родителей Драко прошёлся вдоль стеллажей с рукописями и ценными безделушками. Остановился у окна, оглядел задний двор дома, фонтан, ухоженный сад. Мэнор был домом. Местом, где были счастливы многие поколения Малфоев. А ещё местом, которое осквернил отец, позволив убийце и тирану превратить сильнейший из артефактов семьи в каземат и пыточную. Сила родового поместья спасла их, укрыла от безумия. Но в любом, даже самом рьяном желании господства, нельзя было допускать сюда Волдеморта и его слуг.

Неравная дуэль началась, не успев даже олицетворить противника в голове Драко.

— Сынок! — голос мамы выдернул Драко из размышлений. Нарцисса спешила к нему, грациозно придерживая подол домашней мантии, не предусматривающей столь активные движения.

Драко с улыбкой и искренним желанием пошёл навстречу, обнял маму.

— Я так рада видеть тебя! Как дела? Что заставило тебя приехать?

— У меня есть одно очень важное дело, мам. Помнишь, я просил тебя прислать мне словарь рукописи прадеда?

Нарцисса сдержанно кивнула, продолжая обнимать сына за плечи, но что-то в её взгляде изменилось.

— Я перевёл заклинание. Почти полностью перевёл. И почти завершил его.

Драко задрал рукав, аккуратно разматывая повязку. Нарцисса ахнула и отпрянула. Непривычное зрелище на руке сына заставило её ужаснуться. Она потянулась пальцами, почти дотронулась до месива на руке Драко.

— Не трогай! — он отдёрнул руку. — Это очень опасно.

— Сынок, — Нарцисса снова подалась вперёд, обхватила руками его лицо, — это последствия магической повязки? Я знала, что это ничем хорошим не закончится. Тёмный Лорд не мог бы допустить, чтобы его метку прятали. Он любил показать всему миру, что владеет человеком…

— Мне почти удалось её свести, — Драко уверенно посмотрел в глаза мамы, перехватил её ладони, постарался говорить спокойно, чтобы не напугать, — мне осталось совсем немного. И, знаешь, для предпоследнего этапа я должен сделать кое-что, что тебе не понравится. Я заранее прошу у тебя прощения за то, что ты сейчас услышишь. Но так надо. Иначе нам всем грозит большая беда и доказать нашу непричастность к армии Волдеморта нам не удастся.

— Что надо сделать? — Нарцисса серьёзно смотрела на сына. — Я поддержу любое твоё решение!

— Мне так не кажется… — пробормотал Драко.

Он прекрасно понимал, что маме может не понравится его решение не меньше, чем отцу. И сейчас не было времени убеждать её в том, что это действительно во благо. Драко просто должен сделать то, что задумал.

За спиной мамы появилась широкая фигура Люциуса. Малфой старший вошёл в каминный зал, неся свой авторитет и аристократическую видимость могущества впереди себя самого. Он заметно похорошел за полгода. Видимо, отсутствие раздражающих факторов в виде угроз Азкабана и нападков прессы пошло ему на пользу. И разумеется, сила мэнора, которая не могла оставить Хозяина в беде.

Нарцисса отступила, пропуская мужа к единственному сыну. Наследнику великого рода Малфоев. Который собрался прервать эту нерушимую, нетленную связь.

— Драко! — Отец улыбнулся, раскрывая объятья. — Мы не ждали тебя дома раньше весны.

— Обстоятельства изменились… — Драко сделал шаг к Люциусу, борясь в душе с желанием броситься к отцу.

В просторном каминном зале родового поместья, в месте, которое было оплотом для Малфоев. В месте, которое он готов был осквернить ради спасения своей семьи. Драко пожал протянутую отцом руку итут же почувствовал его крепкий рывок к себе. Пошатнулся от неожиданности, но устоял на ногах. Люциус перехватил левую руку Драко, пристально осмотрел предплечье.

— Тебе действительно почти удалось невозможное! — восторженно проговорил он. — Я горжусь тобой!

— Не торопись с выводами, — пробормотал Драко.

Решимость, воля, всё то, что он собирался сделать, тухло в присутствии отца. Человека, которого Драко привык считать почти божеством. Человека, которому подражал и на которого стремился быть похожим. Неравный соперник стоял напротив Драко во плоти самого огромного авторитета в жизни сына.

— Что-то случилось? — Люциус внимательно посмотрел в глаза Драко.

— Ещё нет. Но ты должен знать, что я собираюсь оставить фамильное дело и не буду продолжать бизнес Малфоев. После окончания Хогвартса я уеду из Великобритании.

— Ты решил путешествовать? — Люциус отступил, вальяжно расположился в кресле напротив камина, внимательно глядя на сына. Нарцисса с волнением вздохнула и заняла место за спиной мужа. Показывая Драко своё отношение к его словам, подчёркивая осуждение, но всё ещё ожидая развязки.

— Нет, — Драко старался смотреть на родителей, не отрывая пристального взгляда, — я уезжаю из Британии. Пока не решил куда, но я не хочу и дальше жить тут. У вас будет достаточно времени на то, чтобы найти приемника для дела. Я специально говорю это заранее, у вас останется достаточно времени до лета, чтобы начать готовить кого-то из кузенов на моё место…

— О чём ты говоришь? — Люциус поднял бровь, подался вперёд и упёрся подбородком в переплетённые пальцы. — Мы не станем искать приемника. У нас есть наследник. Пускай у тебя сейчас есть желание побыть бунтарём, мы не против. Погуляй по миру, поживи в трущёбах. Может быть, через пару лет ты осознаешь всю глобальность своей ошибки. И вернёшься…

— Я не вернусь! — Драко перебил отца, первый раз в жизни решившись не слушать рациональный голос, убеждающий в правоте. — Можете исключать меня из завещания. Я сведу Метку, восстановлю честь семьи. Надеюсь, этого будет достаточно для того, чтобы моя жизнь стала наконец моей жизнью, а не вашими желаниями и планами на будущее.

Нарцисса прикрыла глаза ладонью, горько вздохнув.

— Драко, милый, — начала она, — тебе правда сейчас кажется, что мы с отцом хотим, чтобы ты жил чужой жизнью? Это не так. Мы хотим, чтобы ты был счастлив…

— Это ложь! — Драко посмотрел на маму, поймал её огорчённый взгляд и, чтобы не поддаться жалости или на иную провокацию, перевёл глаза на отца. — Вы врали мне всю жизнь! Ты врал…

Люциус продолжал хмуро глядеть на Драко.

— Мы не врали тебе никогда.

— Каждое твоё слово, каждый поступок — игра и ложь! Ты никогда не считался ни с чьим мнением. Тебе не важны ни семья, ни друзья. Ты пустил нас в расход перед Лордом, перед Визенгамотом, перед всеми, кого ты боялся. Мы все — пешки в твоей игре. А когда пешка становится не нужна, её выкидывают!

— Драко, что заставило тебя думать так? — обеспокоенно проговорила Нарцисса. — Твой отец любит тебя… Мы оба любим!

— Неужели? — Драко расплылся в улыбке, стараясь унять подступивший гнев. Даже сейчас за Люциуса говорила Нарцисса. Отец поступал так всегда: он будто наблюдал со стороны за тем, что и как говорила мама, и вступал в самый нужный момент. Но эту схватку Драко не собирался проиграть. У него, возможно, был последний шанс закончить заклинание и свести наконец метку. А заодно и расставить всё по своим местам. Отец больше не будет контролировать его жизнь. Больше не будет властен над поступками, мыслями и желаниями сына.

— Разве это называется любовью, когда родители отдают в жертву своих детей ради собственной выгоды и благополучия?

— Мы никогда…

— Мам, — Драко остановил Нарциссу, — ты никогда. Я не спорю!

— Что произошло, сын? — Люциус приподнялся из кресла, сделал шаг к Драко. Тот машинально отступил, упёрся спиной в каменную кладку камина.

— Ты манипулировал мной. Использовал в своих целях. Ты посылал меня на убийства и преступления, которые не смог свершить сам. Для тебя все люди вокруг — просто толпа, которой можно управлять. И знаешь, я долго верил, что к своей семье ты относишься по-другому.

— Я никогда не причинил бы тебе вред, Драко!

Люциус сделал ещё полшага вперёд. Ещё немного, и Драко будет некуда отступать. А это означало только то, что пора было идти в наступление. Он и так слишком близко подпустил отца к себе.

— Ты знаешь, что метка убивает, если её прятать! — уверенно проговорил Драко, повышая голос. Нельзя поддаваться эмоциям. Нельзя потерять контроль. — Ты знаешь об этом. И ты всё равно спрятал метку на моей руке. Преднамеренно зная о том, что в Хогвартсе есть книга с заклинанием. Ты специально отправил меня туда учиться на этот чёртов дополнительный год. А если бы я не справился? Что бы ты делал, если бы я приехал в конце года без книги, но отравленный чёрной магией? Какие у тебя были планы на этот счёт?

— Ты справишься! — уверенно парировал Люциус.

— Ты уверен? А если нет? Рядом нет профессора Снейпа, чтобы произнести убивающее заклинание за меня. Тебе было плевать на год моей жизни в аду, полном боли. Ведь это не твоя боль. Я ненавижу тебя, отец! Ненавижу за то, что ты пытался прожить свою жизнь второй раз, играя мной, как марионеткой. Я не позволю тебе больше вмешиваться в мои дела. Я не стану твоей копией. Хватит.

— Я никогда не хотел, чтобы ты был моей копией… — отец хмурился и отступал. Слова Драко били наотмашь, будто рассекая воздух между ними. Отдаляя близких людей друг от друга, образуя пропасть. — Но идеалы нашего рода, то, во что мы верим…

— Во что ты веришь! — Драко почувствовал слабину и возобновил напор.

Всё то, что он говорил, чем пытался ранить отца с каждым словом, разрезало и его самого на мельчайшие частицы. И, наверное, было бы лучше, если его таки расщепило при аппарации сюда. Потому что копить в душе обиду было гораздо проще, чем пытаться высказать её. Перед Драко всё ещё стоял самый сильный и властный человек в его жизни. Сильнее Волдеморта и Дамблдора вместе взятых. Авторитет отца затмевал сейчас любые здравые мысли в его голове. И уже не важно было, что Драко шёл домой с целью победить. Сейчас было важно хотя бы не сдаться окончательно. Донести свою мысль и правоту. Доказать. Отстоять своё право на жизнь. На свободу. Своё право выбора.

— Я не хочу больше слушать твои россказни про чистоту крови и преимущество над магглами, отец! Это всё такая же чушь, как и сказки о том, что мы особенные в глазах Лорда. Что дало тебе то, что ты пустил Пожирателей в наш дом? Что дало моё назначение убийцей Дамблдора? Ты добился могущества и привилегий? Нет! Ты попал в Азкабан, а твою семью чуть не уничтожили приспешники маньяка!

— Драко…

— Молчи! Ты никогда не думал о нас. Ты думал только о себе! Я не буду больше играть по твоим правилам! Я буду действовать так, как считаю нужным. Не тебе решать, чем мне заниматься после школы. И эту чёртову метку я выведу не потому, что хочу спасти тебя. Просто она болит и мешает на руке. Живи дальше с этим осознанием…

— Присутствие Тёмного Лорда в стенах мэнора давало нам шанс на реабилитацию. Мы были его правой рукой, — Люциус продолжал настаивать на своём, не желая сдаваться. Он не признавал вину, хотя и видел в сыне своё отражение и желание действовать.

— Мы были правой рукой? Рукой?! — Драко задрал рукав мантии, обнажая месиво на левом предплечье. — Такой рукой мы стали? Покажи свою метку, отец! Там ведь наверняка не так всё плохо!

— Драко, успокойся. Людям свойственно совершать ошибки!

— Это твоя ошибка, отец. Это ошибка, которая могла стоить мне жизни. Ты действительно считаешь это достойным обменом?

— Мы неидеальны. Но мы всегда действовали в интересах семьи. И я хочу, чтобы ты продолжил наше фамильное дело, пускай мне придётся ещё не раз слышать твои упрёки. Малфой — это не просто фамилия, сын! Это статус.

Статус. Как часто в последнее время Драко встречал это слово. Как много бед принесло оно ему. Просто потому что он пытался следовать этому слову. Душить свои эмоции под маской аристократического статуса. Из-за этого чуть не пострадала Грейнджер на Рождество… картина из подсобки на заднем дворе школы всплыла в воображении вместе с произнесённым отцом словом. Статус не стоил её слез. Статус не стоил их жизней…

Решительный жест, и Драко наконец понимает, что должен сказать самое страшное, что только может себе представить. Наверное, признаться в Визенгамоте в сотворённых преступлениях было бы легче, чем то, что должно прозвучать сейчас.

— Мне не нужен статус. Мне плевать на статус. Я просто буду жить своей жизнью. Без влияния твоего мнения. Без твоих россказней про преимущества, которые не дают ничего, кроме боли.

— Мы примем любое твоё решение, Драко! Ты действительно можешь делать то, что пожелаешь…

Голос Люциуса звучит уверенно и успокаивающе. Но с этой последней его фразой Драко вспомнил первый этап заклинания, медитацию в башне и его разговор с призрачным духом. И точь-в-точь воссозданную картину подобного разговора. Драко даже знал, что последует дальше. Предугадывал реакцию отца. Но на этот раз был к ней готов.

— Если я могу делать, что хочу, значит тебе придётся смириться с тем, что я собираюсь уехать из страны с Гермионой Грейнджер!

Люциус щурится, будто подбирая слова. Мама за его спиной издаёт сдавленный вдох. Драко ждёт реакции, понимая сейчас, что отец не будет молчать. И что дуэль почти выиграна.

— С грязнокровкой? — Спокойно уточнил Люциус, будто ещё не до конца осознавая сказанное.

— Не смей называть её так!

— Это та самая Грейнджер, которая помогала Поттеру?

— Та самая. Не думаю, что есть какая-то другая…

— Грязнокровная Грейнджер, — снова уточнил Люциус.

— Я предупредил тебя. Я не желаю слышать этого в её адрес.

— Драко Малфой, — пробормотал Люциус, — это шутка, я надеюсь?

Драко опешил. Он не ожидал такой реакции. Отец должен был обвинять его. Обещать оставить без наследства и наслать на него страшные проклятия. Вместо этого Люциус выглядел слишком спокойным. От былой напыщенности не осталось и следа. На некогда суровом лице сейчас отпечаталось удовлетворение. Люциус не предпринимал ожидаемых Драко действий.

— У грязнокровок, магглов и сквибов нет души… — добавил Люциус, повторяя привычную фразу, будто цитируя отрывок из книги.

— Это не так.

Люциус улыбнулся.

— Ты решил, что у неё есть душа, потому что она говорит тебе, что любит? Им нельзя доверять, Драко! Ты подрался с Ноттом из-за неё?

Драко окончательно смутился. Отец вёл себя неестественно и странно. Даже для сломленного Азкабаном человека, он должен был отреагировать на эту новость иначе. Драко машинально кивнул, отвечая на молчаливый вопрос отца, который повис в каминном зале.

— Ты пренебрегаешь ради неё друзьями, жертвуешь своей семьей. А чем жертвует она? Что дает тебе взамен? Готов спорить, когда речь дойдёт до неё, она предпочтёт своё окружение тебе. Они все так себя ведут. Они готовы рассказывать нам сказки, плести интриги, а в конце выбирают своих друзей и магглов. Им не нужен наш мир. Он пугает их. Твоя девчонка ничем не отличается от других магглов. Ей нужен волшебник рядом для достижения своих целей. Но в решающий момент она примет сторону таких же как она.

Люциус повернулся к выходу, направляясь прочь из каминного зала. Остановился у двери и добавил:

— Я не буду исключать тебя из завещания. Ты одумаешься, как только закончится этот учебный год. Детскими болезнями надо переболеть в детстве. Ты только не забывай, что метку надо свести с руки, а то она действительно причинит тебе огромные проблемы.

Характерный шелест домашней мантии и мирный звук удаляющихся шагов ещё на несколько мгновений повисли эхом в каминном зале. Люциус ушёл, оставив своего совершенно обескураженного сына и жену. Нарцисса продолжала стоять за креслом, в котором только что сидел отец, прижимая руки к груди. Драко в полнейшей растерянности обернулся к ней.

— Что это было, мам? — спросил он.

— У твоего отца есть секреты, дорогой, — горько проговорила Нарцисса, — но он никогда не хотел причинить тебе вред. Он совершал ошибки, но все его поступки были направлены только на благо нашей семьи. Он никогда не предавал никого из нас, всегда действовал так, как было лучше.

Она подошла к Драко, прикоснулась к его плечу.

— Я думаю, тебе стоит поболтать с дедом. Он поможет тебе разобраться. Абракас знает больше, чем я.

====== Фамильные секреты ======

Драко остался один посреди каминного зала. Совершенно ошеломлённый событиями, произошедшими только что. Но ведь всё шло по плану. Он вызвал отца, спровоцировал. Отец должен был отреагировать соответствующе. Вместо битвы Драко получил снисхождение.

И только сейчас он понял, что не ощутил ожидаемой боли и пустоты в душе. Тёмная магия была всё ещё с ним. Значит он не победил. Значит, трактовал всё не верно. Почему отец ответил именно так? Что имела в виду мама, говоря о секретах? Миллион вопросов роились в его голове, ответов не было. «Тебе стоит поболтать с дедом», — слова мамы были, пожалуй, единственной зацепкой.

Длинные коридоры мэнора вели Драко к галерее, в которой хранились портреты. Предки Малфоев приветствовали наследника, приподнимая шляпы, отвешивая реверансы. Каждый из них был всего лишь проекцией души умершего, но они безошибочно узнавали внука.

Коридор казался бесконечным. Род Малфоев действительно древний и берёт начало от самого Слизерина, если верить слухам. Но помимо этого, почти каждый предок хотел увековечить себя в галерее. Драко понимал, что заставляло людей после смерти становиться портретами. Тщеславие и желание жить вечно — как было похоже на поведение Малфоев. А ещё на поведение Тёмного Лорда… Интересно, смог бы Лорд стать портретом? Возможно, это и было бы его долгожданное бессмертие…

Ответвление основной галереи — предки Блэков. Мама перенесла большинство портретов своих родных в мэнор. Здесь не было портрета Вальбурги, хотя она ближайшая из родственниц Нарциссы. Портрет мамы Сириуса, по семейным слухам, по-прежнему висел в доме семьи Блэков в Лондоне, приклеенный заклинанием к стене. Но найти адрес они так и не смогли.

Блэки почтительно приветствовали правнука, спешащего мимо. Драко не остановился у родового коридора мамы, Абракас был отцом Люциуса, значит он висит в месте, посвящённом родственникам по линии Малфоев.

Портрет деда приветствовал Драко, радостно улыбаясь. Абракас на холсте был вовсе не таким, каким помнил его внук. Молодой мужчина с платиновыми волосами и сверкающими голубыми глазами в нелепой, модной в бытность Абракаса, одежде.

— Драко, — дед присел на краю портрета, заглянул за край гобелена.

Конечно, Люциус не мог бы заказать менее пафосный портрет своего отца. Размеры рамы впечатляли. Вокруг гигантского Абракаса было достаточно места, чтобы разместить замок. Что, собственно, не удивительно: Люциус уважал и очень ценил своего родителя. Слушал его и приводил в пример сыну всю его жизнь. Драко помнил деда. Тот всегда был мудрым и рассудительным. Он был добр к внуку, в меру строг, но всегда справедлив.

— Что заставило молодого Малфоя слоняться по пыльным галереям старых портретов? Что ты ищешь здесь?

— Я не знаю, — честно признался Драко, — мне нужен твой совет.

— Почему ты не обратился за советом к Люциусу? Твой отец благоразумен, он поможет тебе лучше, чем старый портрет.

— Отец не смог мне помочь. А мама предложила поболтать с тобой.

— Ну, давай поболтаем, — Абракас с интересом взирал на внука.

Огромный портрет с его нерушимым авторитетом и его потомок, кажущийся на фоне деда мурашкой. Драко и чувствовал себя соответствующе. Он не очень любил общаться с портретами, делая это лишь из уважения к родовой традиции. Малфои чтили своих предков. Блэки чтили своих предков. Драко приходил в галерею с родителями, когда того требовал этикет. Портретам всё равно, навещают их или нет. Он знал это с детства. И не испытывал привязанности к нарисованным дедушкам и бабушкам.

— Говори, что тебя волнует? — подбодрил Драко Абракас.

— Я сказал отцу, что буду жить своей жизнью.

— Молодец!

— А он не расстроился…

— Он и не должен был расстроиться, Драко, — снисходительно проговорил портрет.

— Наверно. Но я ожидал, что он будет против.

— Против того, чтобы его сын жил своей жизнью? — Абракас улыбнулся. — Ни один человек в здравом уме не станет противиться жизни своего ребенка. Он может быть недоволен твоим выбором, но поддержит тебя.

— Это и удивительно… — Драко совсем растерялся.

— Что конкретно ты выбрал? — Дед лукаво улыбнулся с портрета. — Какой реакции ты ждал от отца?

— Я выбрал магглорождённую.

Абракас Малфой выровнялся на портрете, становясь, казалось, ещё больших размеров. Подошёл вплотную к полотну, опёрся руками о края рамы. Драко захотелось съёжиться, раствориться, превратиться в призрака и исчезнуть из коридора. Дед выглядел устрашающе огромным. А ещё он странно смотрел на Драко. В нарисованных глазах отразились непонятные эмоции, Драко никак не мог считать их. Голубые глаза глядели проникновенно, словно старались прочесть мысли внука. Драко на всякий случай установил несколько ментальных барьеров. Понял, насколько нелеп его поступок: пользоваться Протего перед нарисованным предком. Видимо, при жизни Абракас был очень сильным магом, раз даже его портрет внушал столько трепетного страха внуку.

Драко был готов к практически любым действиям деда. Но почему-то и сейчас не последовало ожидаемой реакции. Абракас не стал проклинать его. Выбор грязнокровки наследником великого рода Малфоев должен был повлечь за собой бурю гнева и негодования. Но дед не сделал ничего. Он не стал осуждать. Не стал применять лигиллменцию, интересно, а могут ли это портреты?

Вместо этого огромные глаза деда стали мягче и даже выразили сочувствие.

— Я знаю, чего ты ожидал от Люциуса, — серьёзно проговорил Абракас. — И понимаю, почему ты пришёл ко мне. Твой отец любит тебя. Он оберегает тебя от ошибок, которые совершал сам. Он никогда не признается тебе в этом, но раз ты решил повторять его судьбу, я думаю, тебе стоит знать правду. Люциус был влюблён в магглорождённую девушку. Он готов был бросить ради неё всё: богатство, наследство, дом, семью. Он был влюблён слепо, не слушал нас с женой. Он даже делал ей предложение…

Абракас остановился на мгновение, заметив совершеннейшее ошеломление в глазах Драко.

— Ты не ожидал?

Драко не ответил. Сказанное портретом никогда не могло бы быть правдой. Ни в одном из миров, ни в одной из параллельных вселенных Люциус Малфой не мог бы себе позволить влюбиться в магглу. Это было столь же очевидно, как то, что солнце встаёт на востоке.

А портрет деда тем временем продолжил:

— Они учились вместе. Люциус пришёл как-то к нам и сказал, что всё то, что мы чтим — миф. Что магглы ничем не хуже. И рассказал тогда о своём увлечении. Её звали Эдит, если я ничего не путаю. Хотя прости, память может меня подводить, — Абракас лукаво подмигнул всё ещё не пришедшему в себя внуку. — Да, ты прав, память не подводит портреты. Её звали Эдит Нотер. Так вот, когда настала пора оглашать о помолвках наших детей, мы предложили Люциусу прекрасную партию с Нарциссой Блэк. Мы с её отцом Сигнусом пришли к великолепному семейному соглашению по объединению двух наших древних родов. Да и мы знали о том, что Люциус и Нарцисса симпатизировали друг другу в школе. Но Люциус отказался от нашего предложения. Он заявил, что не вступит в ряды Пожирателей Смерти и жену будет выбирать себе сам. Я не знаю, что произошло между ним и его магглорождённой девушкой потом, но спустя буквально пару дней Люциус вернулся в Малфой-мэнор, принял метку Тёмного Лорда и отправил Сигнусу письмо о том, что просит руки его дочери. И знаешь, я считаю, что это стало лучшим решением в жизни твоего отца. У них родился умный, смелый и рассудительный сын. Ты достойный наследник рода Малфоев, Драко. Не позволяй ошибкам юности ломать тебе жизнь! Твой отец прошёл непростой путь, но принял верное решение…

Драко больше не слушал старый портрет. Наверное, это было некультурно — оставлять деда, не давая закончить, и уходить не попрощавшись. Но слушать дальше его рассказ Драко не хотел. Не мог.

Портрет Абракаса не врал. Значит, всё: во что Драко верил в жизни, все то, что говорил отец, все то, что почитала мама, все то, что порождало миллионы жертв и поломанные судьбы — всего лишь месть. Банальная, грязная, безнаказанная месть всем магглам за события, которые связали Люциуса с одной из них много лет назад. И было почти не важно, что именно случилось между отцом и этой его Эдит. Но отец затаил злобу на всю свою жизнь. Не только на неё одну, а и на весь род магглов. Люциус был настолько одержим этой местью, что чуть не уничтожил свою собственную семью…

Осознание обрушивалось на Драко с каждым шагом, с каждым вдохом.

А была ли она вообще — его семья? Или это тоже всего лишь месть?

Люциус согласился на брак с Нарциссой назло своей магглорождённой девушке. Любил ли он маму когда-нибудь? Любил ли их ребёнка?

Портреты, мимо которых проходил Драко, возмущались невоспитанным поведением их родственника. Но ему было плевать. Он сейчас же завершит то, ради чего пришёл в мэнор, он закончит дуэль с отцом и победит. Если не сможет отстоять свою точку зрения, то хотя бы выскажет ему всё, чего отец на самом деле достоин…

====== Пустая рама ======

— Я убила Сириуса Блэка!!!

Знакомый до ужаса голос смешивается воедино с возмущениями портретов. Драко останавливается как вкопанный, силясь разобрать, откуда идёт звук.

Родовой коридор Блэков. Тот самый, в который мама перенесла портреты своей семьи.

Беллатриса не может быть здесь! Как минимум, потому что она — Лейстрендж. У них ведь наверняка должен остаться какой-то дом, пусть там и висит портрет его тётушки. Но кого пытался обмануть Драко? Нарцисса любила Бэллу. Несмотря на её кровожадность и явное безумие. Беллатриса отвечала ей взаимностью. Сложно сказать, была ли это любовь, или их связывали исключительно семейные узы. Хотя семейные узы не помешали Бэлле убить Сириуса и Нимфадору, а ведь они были её кузеном и племянницей.

Было время, когда Драко думал, что тётушка любила и его. Особенно перед шестым курсом в Хогвартсе. Когда мир вокруг рушился. Когда Тёмный Лорд поручил убить Дамблдора. Драко тогда было страшно. Ему было жутко страшно. И Белла начала учить Драко окклюменции. Именно её уроки, а вовсе не мастерство профессора Снейпа помогли Драко так ловко научиться закрывать сознание. Белла делала это с одной единственной целью — никто не должен был, даже путём магии, узнать, что молодому Малфою поручено убить директора. Цели были корыстными, как и все поступки Беллатрисы. Но в тот момент присутствие тётушки рядом давало надежду юному волшебнику на то, что он сможет справиться с этой непосильной ношей. Беллатриса каждый день изматывала племянника сложными занятиями, не жалея ни его, ни себя саму. За провалы Драко получал не только магические тычки, но и моральные. Тётушка смешивала его с грязью, чтобы он каждый раз поднимался и снова пробовал. Драко и сам не знал, в какой из моментов он научился ставить блок. Но когда ощутил, что липкие щупальца магии Беллы больше не могут дотронуться до его мыслей, понял, что теперь он её не боится!

Беллатриса всегда была безумной. И до Азкабана. И после. Драко много раз видел, как блестели её глаза, когда она произносила запрещённые заклинания. Особую радость ей приносило Круцио, как и её обожаемому правителю. Но справедливости ради, Драко никогда не видел ненависти в глазах тётушки, когда она смотрела на него и Нарциссу. Наверное, они были единственными, кого любила Белла. Кроме Волдеморта, разумеется. Она защищала Драко перед Люциусом несколько раз. А однажды даже умолчала о его проступке перед Тёмным Лордом, и это уберегло юного мага от кары безумного Хозяина. Чего же стоило для Беллатрисы предательство маниакально любимого ей человека, ради маленького отпрыска её сестры? Наверное, именно так и выражалась её любовь.

Знала ли Белла что-то про увлечение Люциуса магглорождённой? Она ведь училась в Хогвартсе всего на несколько лет старше Нарциссы. А значит, могла видеть будущего мужа своей сестры с безродной девчонкой. Может, именно поэтому тётушка презирала отца Драко. Может, поэтому не доверяла Люциусу: возможно, она затаила обиду за любимую сестру перед недостойным её мужчиной? Белла сможет подтвердить или опровергнуть слова Абракаса.

Драко свернул в коридор Блеков и пошёл на звук голоса Беллатрисы.

Здесь все портреты висели строго в хронологическом порядке. Несколько боковых коридоров, как напоминание о том, что некоторые из ветвей родового древа Блэков прерывались. И виной было вовсе не замужество дочерей и переход на фамилии мужей, раз Белла была здесь. Это были последние из достойных представителей фамилии, дети которых предали кровь и наследие. Драко понимал, что, дойдя до портрета Сигнуса Блэка, он явно увидит прерванный ряд портретов. Там будет Беллатриса, пространство для Нарциссы и, наверное, место, в котором положено висеть портрету Андромеды. Но рама будет пустой. Вторая тётка Драко всё ещё жива. Вдобавок она предала род, выйдя замуж за маггла. Её дочь обручилась с оборотнем, осквернив окончательно все светлые и нетленные традиции рода Блэков. Но сентиментальная Нарцисса оставила пустой клочок стены для Андромеды, понимая, что он никогда не будет заполнен.

Есть ли в родовом коридоре место для портрета Драко? Там же, где положено висеть пустой раме Люциуса.

Отец почти осквернил древний род Малфоев. Хотел поступить именно так. Но что-то в последний момент остановило его. Что-то заставило поменять своё решение. Что-то, что уберегло Люциуса от отвержения семьей… и, возможно, не позволило стать счастливым…

Драко стало невероятно тоскливо. Злость на отца, сострадание к маме и к себе вдруг превратились в жалость. Люциус не совершил ошибку молодости. Он поступил правильно. Он выбрал семью, выбрал людей, которые по крови всегда будут с ним. Которые связаны узами по праву рождения…

…И которые так легко стирают своих сестёр и детей с фамильного древа, потому что те посмели ослушаться догматичных уставов и решили быть счастливыми. Отцу не хватило духа выбрать. Или что-то другое заставило его жениться на Нарциссе? И о причине решения лучше спросить у самого отца, а не у полоумного портрета Беллатрисы.

Драко остановился, не дойдя до кричащего холста своей родственницы. Пусть тётушка покоится с миром в самом конце родового коридора. Не время ещё идти туда. Рано или поздно его портрет появится рядом, и тогда у них будет достаточно времени поболтать…

В эту секунду Драко осознал, что его портрет не появится в череде чистокровных лиц Малфоев рядом с отцом. Там будет пустая рама, ведь Драко всё для себя решил. Сделал выбор.

====== Несовпадение ======

Он повернулся и пошёл назад. Фигуры на портретах отсчитывали поколения Блэков. Прапрадеды, прапрабабки. Двоюродные. Троюродные. Все выглядели молодо и прекрасно. Каждый из умерших праотцов хотел остаться в веках красивым и юным.

Один портрет, мелькнувший в боковом ответвлении, привлёк внимание Драко. Человек на холсте был стар. Прапрадед по материнской линии. Одинокий, в глухом коридоре. «Запертый в доме с лекарем и домовиками». Полоумный дед, его стыдились все Блэки. Исследователь и автор словаря, на языке которого написано заклинание в книге. В той самой книге! Это заклинание Драко пытался перевести вот уже полгода…

Драко не мог поверить своей удаче. Этого не может быть! Такого подарка судьбы стоило ожидать только в том случае, если бы он сообразил поболтать с дедом и намеренно искал его портрет. Но какова была вероятность, что мама оказалась настолько сентиментальна, что оставила места под портреты Андромеды и других осквернителей рода, в надежде на то, что они одумаются. А ещё нашла и сохранила картины всех, даже самых безумных родственников.

Прадед выглядел действительно сумасшедшим. Всклокоченный, сгорбленный над столом. Он совершенно не обратил внимания на свет палочки Драко, наверняка мешавший ему работать. Машинально задул горящую свечу на столе и поманил внука ближе к картине.

— Смотрите, — прошептал он, — смотрите, друг мой! Это невероятно! Это открытие! Мы с вами становимся свидетелями величайшего события…

Драко подошёл ближе. Дед не смотрел на него, увлечённый своими бумагами.

— Вы можете мне помочь? — неуверенно прошептал Драко, боясь спугнуть момент. Второго шанса может и не быть. Дед вполне способен уйти за раму и не появиться больше никогда.

— Да, да, я слушаю вас!

— Вы ведь занимались переводом языка инков, верно?

Дед поднял глаза от стола, первый раз взглянув на Драко. Смотрел проникновенно и по-прежнему безумно. Но губы предка растянулись в улыбке.

— Неужели! — обрадовался он. — Неужели этот день наступил! Мои исследования признали в научной среде! Вы ведь летописец? Журналист, как модно говорить сейчас, да? Вы пришли написать про мои труды? Вы готовы передать мои книги в Научную Библиотеку Великобритании?

— Да, — Драко увереннее схватился за соломинку шанса, — я хочу поговорить с вами об одном заклинании, написанном на языке инков. Ваши работы могли бы помочь нам в наших исследованиях. И после вашей помощи я непременно передам своему редактору все ваши труды. И мы напишем о вас книгу…

— Не томите, друг мой! — дед воодушевлённо замахал руками. — Показывайте ваше заклинание!

Драко не верил своему счастью. Судьба подкидывала ему невероятно щедрый подарок. Надо было воспользоваться им сполна. Дрожащими от нетерпения и волнения руками Драко призвал неизвестно откуда свиток и перо. Пальцы автоматически нацарапали на бумаге заученное наизусть заклинание. Каждое чёртово слово, которое они с Грейнджер творили и переводили в башне. Подскочил с пола, прикладывая пергамент к картине. Сердце готово было вылететь из груди, превращая Драко в такого же неуравновешенного психа, как человек, с которым он вёл беседу. Спасение всей семьи и его самого было невероятно близко.

Дед пробежался глазами по буквам с воодушевлением маниакального фанатика, начал переводить. Сперва быстро складывая предложения, но с каждым новым словом замедляясь. Первая часть заклинания совпала с переводом Грейнджер. Драко затаил дыхание. Почему портрет медлит, почему он сбавляет скорость перевода? Что, чёрт возьми, происходит?

— Быстрее!

Портрет перевёл вторую часть заклинания. «Победить в неравной битве». Пока всё верно… Неизвестное им слово всё ближе. Дальше должно следовать предложение: «И ожидать от того, кто рядом…», — и финальное непереведённое ими слово…

Дед замолчал, будто осознал что-то, и испуганно посмотрел на внука. Подскочил со своего места, поспешно собирая свитки со стола. Бумага посыпалась на пол, он ринулся поднимать упавшие работы.

— Нет, нет, нет… — бормотал он, — только не это… только не это…

— Что не так? — крикнул Драко, тыкая свитком в полотно портрета. — Стой! Не уходи! Переведи всё до конца! Ты ведь знаешь это грёбанное слово! Стой!!!

Дед замер, приподнял голову от пола, роняя остальные пергаменты,

— Вы пытаетесь бороться с чёрной магией… — пробормотал он.

— Да, и что с того?! — Драко терял терпение. Нарисованный прадед оставался последней надеждой на финал этой дурацкой истории. На то, что Драко сможет справиться со всем грузом ответственности и болью. На то, что утром Драко проснётся без адского жжения под повязкой. Больше никакого страха. Больше никто не будет властен над его судьбой и выбором. Никакого Хозяина! Никто не станет решать за него…

— Это очень опасно! Вы навлечёте беду на себя и на весь ваш род! А раз вы здесь, значит вы мой родственник. Я боюсь, друг мой, боюсь… — портрет заметался на полу, хватая бумаги и устремился к краю рамы.

— Стой! — завопил Драко, со всей силы ударяя листком бумаги с заклинанием о полотно портрета. — Стой, сука! Ты боишься? Если ты не переведёшь это грёбанное слово, я сожгу твой тупой портрет! Сожгу в Адском Пламени! И ты сдохнешь! Не надо бояться чёрной магии. Бойся меня, ублюдок!

Драко тяжело дышал, направляя палочку на портрет. На древке замерло заклинание, убившее Винсента Крэбба. Заклинание, пугающее Драко весь этот ужасный год, длиной в жизнь. Заклинание, которого Малфой прежде боялся больше, чем Авада Кедавра. Адское Пламя так похожее на горящие гневом и страстью глаза Грейнджер. Потому что в огне умираешь долго. Потому что жить без её Огня он уже просто не мог.

Глаза Драко метали искры, за стуком пульса в ушах, казалось, можно не услышать даже рёв реактивного двигателя маггловских самолётов. Если сейчас этот тупой ублюдок не скажет перевод, Драко действительно применит Адское Пламя. Сожжёт к чертям портрет, коридор, мэнор…

Дед видимо почувствовал весь спектр эмоций, исходивший от правнука. И испугался гораздо больше, чем возможных последствий своего отказа. Но всё ещё молчал, жалостливо взирая с холста.

— Говори! — громче крикнул Драко. — И ожидать от того, кто рядом… Чего ожидать? Чего?

— Жертвы… — пробормотал портрет одними губами. — Ожидать от того, кто рядом… жертвы…

Драко отпрянул, комкая листок.

Сердце отмеряло ещё один удар и его накрыло с головой, будто окатило ледяной водой в январский полдень.

Он знает перевод этого проклятого заклинания!

Действия верны, а значит теперь всё зависит только от него. От него и от того, кто рядом. Всё просто! Просто. Просто… жертва.

Кто-то должен пожертвовать собой ради спасения Драко Малфоя. Кто-то, кто будет рядом…

…И он только что понял, о ком идет речь…

— Твою мать… — пробормотал Драко, упираясь спиной в стену.

— Вы не будете сжигать мой портрет? — с надеждой спросил дед.

Драко всё ещё стоял посреди родового коридора, направляя палочку с занесённым Адским Пламенем на картину одинокого, безумного человека. Стряхнул заклинание и кивнул.

— Не буду. Спасибо за помощь.

Дед собрал свои свитки и ползком направился к краю рамы.

— Ненормальные, — пробормотал нарисованный предок, уползая с холста. — То этот змееуст в меня Непростительным тыкал, теперь этот… Мало мне бед было при жизни, дайте хоть портретом побыть спокойно. Кстати, на кого-то он так похож… Да-а-а… На белобрысого Малфоя, которому я переводил. Чего они все потянулись к моим инкам-то? Все следом за их Лордом, что ли…? Что этот, что Люциус… дайте жить…

Ворчание стихло.

Драко спалил пергамент с заклинанием, спрятал палочку, погружаясь в полумрак. В этом ответвлении коридора почти не было факелов.

Перед глазами плясали круги, будто он долго смотрел на яркий свет.

Проклятое заклинание. Проклятая жертва. Проклятая Грейнджер.

Нет! Драко не допустит того, чтобы она жертвовала чем-то ради него. Хватит с неё жертв.

В заклинании ведь не указана степень родства с человеком. Может, это кто-то из сокурсников? Партнеры отца по фамильному делу? А может вовсе — мама и папа?

Сокурсники, партнеры: они не станут жертвовать собой ради кого бы то ни было. Слизерин так не поступает.

Родители уже совершали много жертв ради своего наследника, а Метка всё ещё не сошла. Значит, речь не о них.

Оставалась только Она.

Драко вытер тыльной стороной руки пот со лба. И ведь даже обсудить сложившуюся ситуацию было не с кем. Он не скажет ничего Гермионе. Эта ненормальная тут же побежит совершать необдуманные и необратимые поступки, стараясь спасти его. Она ничего не должна знать. Драко сам полез в эту схватку, сам должен теперь её разрулить. Магглорождённая Грейнджер останется не только в полном неведении о своей роли в этой истории, он ещё и не даст ей эту самую роль сыграть. Её жизнь против его жизни. И снова перед глазами возникает картинка этих грёбанных весов, как в начале года, когда на одной чаше была Грейнджер, а на другой — его семья. Тогда её никчёмная жизнь вдребезги проиграла жизни Малфоев. Но спустя всего лишь девять месяцев стрелка склонилась в другую сторону. Выбирая, Драко в любом из случаев проигрывал. Но сейчас его решение не вызывало никаких сомнений: он не позволит Грейнджер больше ничем жертвовать. А значит, надо продолжать скрывать метку и искать другой выход.

Драко сполз спиной по стене, прислонился затылком к холодному рельефу камня. Лорд оказался не только психом и никромантом. Том Реддл при жизни был форменным садистом: он издевался над людьми и их боль приносила ему радость. «Круциатус — это как маленькая смерть. Смерть твоя и всего, что ты любишь…», — кажется, как-то так Драко рассказывал Грейнджер про пристрастия Волдеморта и его любимое заклинание. Лорд не убивал человека, но с упоением наслаждался, наблюдая за тем, как медленно погибает всё живое, что дорого пленнику. Заклинание, которое снимало клеймо Хозяина, действовало по тому же принципу. Чтобы выжить, ты должен наблюдать, как ради тебя погибает близкий человек, принося себя в жертву. Сможешь ли ты жить после этого? Или предпочтёшь свою собственную смерть от действия черной магии метки?

====== Неравный противник ======

— Драко! — голос Люциуса, отражаясь от стен галереи, донёсся до его ушей.

Отец искал его. Люмос Максима блеснул несколько раз в основном коридоре, и силуэт пошёл в направлении родового ответвления Блэков. Драко молчал. Он подсознательно понимал, что Люциус знает, где сейчас сын. Слова деда, сказанные напоследок, подтверждали догадки. Люциус знал перевод заклинания ещё до того, как предложил сыну поболтать с дедом. Знал заранее. Как и многое другое. Скорее всего, спланировал всё именно так, чтобы Драко оказался сейчас в этом коридоре: и необходимость пообщаться с Абракасом, и неожиданное свидание с ненормальным дедом.

Высокая тень остановилась рядом, не зажигая свет, опустилась на корточки. Отец положил руку на плечо сыну.

— Ты всё знал, — сухо констатировал факт Драко. — Ты спланировал всё с самого начала.

— Нет, — Люциус покачал головой, чуть сжимая плечо. Драко не видел отца, но чувствовал, что Люциус улыбался. — Я понял всё, когда ты прислал сову за рукописью. Ты переводил словарь инков, а мне известен только один человек, достаточно разбирающийся в этом мёртвом языке. Я знал, что Нарцисса перенесла все портреты в мэнор. Нашёл твоего прадеда. Под видом летописца завязал дружбу с ненормальным портретом. Он же и рассказал мне про заклинание, над которым работал в последние годы в уединении. Про странного человека со змеиным лицом, навещавшего историка при жизни. Про то, что Блэк помог ему сотворить и заколдовать клеймо, а когда твой дед справился — человек убил его. Лорд любил изощрённые методы, знаешь ли. Старый историк мог не только сотворить клеймо Пожирателей так, чтобы никто не смог его свести с руки. Он мог ещё и рассказать кому-то о том, как избавиться от метки. И Лорд убил единственного свидетеля, полагая, видимо, что его секрет умрёт с хозяином. Но вышло недоразумение. Твой прадед оставил после себя обширную библиотеку, которую приняли за тайные знания инков и даже напечатали отрывок в книге, позже ставшей секретной. Книга в одном экземпляре. И она, конечно же, хранилась в проклятой школе под носом Дамблдора. Та самая книга, о которой говорили после падения Лорда. Всё совпало, как нельзя кстати. Я понимал, что ты переведёшь заклинание со словарём. Что ты справишься с заданиями: со страхом, с образами в голове. Про неравную битву пришлось немного поразмыслить. Но я потянул за несколько «ниточек», и Дуэльный Турнир решили перенести со следующего года на этот. А вот жертва была проблемой. Никто из твоих друзей не станет жертвовать собой ради тебя. Я думал о Пэнси, но Паркинсон не была близка тебе. И тут недавно Нотт старший рассказал мне, что ты чуть не убил Теодора, защищая грязнокровную девчонку на Рождество. Я помог ему оправдать сына и вернуть в Англию. А он в ответ поделился информацией и пошёл на Непреложный обет и неразглашение. Ты готов был убить союзника, заступившись за девушку. Значит, она тебе дорога. Мне дальше только надо было подождать, когда ты придёшь в мэнор, разлучившись с ней и дать указания.

Драко поднял на отца глаза, силясь держать себя в руках.

— Что ты сделал? Что с ней?

Палочка рассекла воздух, направляясь в лицо Люциусу.

— Ничего, — спокойно проговорил тот, — с твоей грязнокровной пассией всё в порядке. Её не тронут пальцем. А вот нашу семью обвинят в убийствах магглов в Лондоне. Ты трансгрессировал из школы в Швеции. Местное Министерство засекло такое перемещение, они знают, что ты неночевал на кампусе. Ты был в Великобритании, сын. В окрестностях Лондона. Там, где и произошли сегодня массовые убийства магглов. Ты — главный подозреваемый Визингамота. И твоя глупая девчонка сделает всё, чтобы спасти тебя. Тем самым выполнит последнее условие заклинания и пожертвует собой ради тебя.

Драко рванулся в сторону выхода из галереи. Сильные руки Люциуса удержали запястье, на мгновение останавливая.

— Это всё ради твоего блага, Драко! — громко проговорил отец. — Ты не решился бы на это сам. Через пару часов ты будешь оправдан. И всё! Конец борьбе! Мы будем свободны!

Драко скинул руку отца, с ненавистью сверля его взглядом.

— Я уже свободен! — рявкнул он. — Ты ничтожный трус. Тебе плевать на всех, кроме себя. Я презираю тебя. И мне жаль, что я твой сын.

— Мы одинаковые, Драко. Вот увидишь. Ты всё поймешь, когда она оставит тебя. Ты сделаешь правильный выбор, как и я. Ты выберешь семью. Потому что у магглов нет души…

— Души нет у тебя, — Драко выплюнул в лицо Люциуса эти слова на одном дыхании. — Ты никогда никого не любил. Ты умрёшь в одиночестве, потому что никто не придёт к тебе на помощь. Потому что такие, как ты, недостойны любви. Тебя не любила девушка-маггла, поэтому ты выбрал чистокровную, надеясь, что она полюбит тебя? За что? За чистоту крови? За фамилию? Где здесь твои заслуги? Тебя не за что любить!!! Мне жаль тебя, отец…

Резкая боль пронзает предплечье Драко, растекаясь по венам, разрываясь в голове миллионом микроинсультов. Пропасть пустоты в душе и ощущение полёта.

Он на секунду даже обрадовался: метка покидала его тело предпоследний раз, но этот раз оказался сильнее предыдущих.

Он победил в неравной борьбе.

Он простил отца и отпустил злость на него.

Он принял настоящее, отсекая призраков из прошлого и обиды, мешающие произнести: «Мне жаль тебя».

Вот так, победив сильнейшего из противников, много лет живущего в его собственной голове.

И с последним осознанным вдохом Драко ощутил, что в этот раз боль прощания с меткой оказалась слишком сильной. Стены покачнулись, отправляя сознание в водоворот. Драко схватился за выступ, пытаясь не отключиться. Люциус поддержал его под локоть, что-то продолжая говорить про чистоту крови и про правильный выбор.

— Где она? — прошипел Драко, отмахиваясь от отца.

— Её вернули в Хогвартс.

— Открывай портал!

— Тебе нельзя сейчас туда идти, надо выждать…

— Открывай портал, мать твою! Живо!!!

Драко с остервенением развернулся к отцу, еле стоя на ногах. Схватил за манжеты дорогой домашней мантии и прижал к стене. Руки дрожали, но палочка привычно жгла ладонь, ментально творя Круциатус. Он действительно был готов причинить вред любому, кто стоял на пути. Грейнджер грозила опасность, и он сделает всё, лишь бы уберечь её.

— Открывай портал… — холодным тоном проговорил Драко.

Мужчина, прижатый к стене и действительно испуганный, не был похож на отца. Он с оцепенением смотрел на сына. Кивнул, открывая свободной рукой портал из родового поместья в Хогсмит. Ход, по которому он отправлялся в Хогвартс, когда присутствовал на собраниях попечителей школы в ранние годы обучения сына.

Драко отпустил его и не глядя шагнул в воронку.

====== Время держать слово ======

В Хогвартсе нельзя трансгрессировать. В Хогсмите — можно. Главное знать, где он, как любое ненаносимое место на карте. Драко знал, где школа и деревушка, в которой они провели множество весёлых минут. Отец для портала выбрал место, которое не нашли бы другие волшебники и не догадались, что из мэнора можно быстро добраться в Хогвартс. О портале не знал даже Лорд, иначе бы он попал сюда гораздо раньше Поттера год назад. Про портал не знала Белла, отправляя на помощь племяннику Пожирателей в ночь, когда умер Дамблдор. Именно это незнание дало время Драко поговорить с профессором в его последние минуты. И понять тогда, что в него кто-то верит.

Портал спас Драко год назад. Спас от его самого.

Сейчас настало время спасать Грейнджер.

Куда мог вести портал, о котором никто не знал? Аристократичный Люциус выбрал задний двор ювелирной лавки. Конечно, это не могла быть конюшня, тогда на обуви отца появлялась бы грязь, а грязь — это то, что он презирал. Хотя по сути сам и являлся ярчайшим представителем этой субстанции.

Драко припал на колено, удерживая равновесие. В голове продолжало шуметь. Круги перед глазами стали чуть тусклее, но всё ещё плясали свой причудливый танец. По-хорошему ему надо было бы отлежаться часок-другой, набраться сил. Но время сейчас играло ключевую роль.

Грейнджер наверняка будут допрашивать. Она попытается спасти Драко и может сказать лишнего. И тогда она сама пострадает. Пойдёт по статье в сокрытии Пожирателя Смерти и попадёт в Азкабан. Особенно на фоне всего того, что устроил Люциус. Если массовые убийства действительно были, если произошли в окрестностях Лондона, то ей начнут задавать вопросы о том, где был Малфой этой ночью. И она соврёт, спасая его. А дальше — зелье правды и допрос с пристрастием. Надо ли говорить о том, что легиллименция — не самая сильная сторона Грейнджер? Надо ли думать, что она сможет обмануть следователей Визенгамота?

 — Просто молчи, Грейнджер, просто молчи… — бормотал Драко, стараясь как можно быстрее добраться к воротам старой школы.

Талый снег под ногами, болото и гравий просёлочной дороги мешали двигаться, но он продолжал бежать. Башенки замка проступили сквозь пелену утреннего тумана. Нога соскользнула на гладком камне, Драко споткнулся и упал в месиво из талой воды и грязи. Тупая боль в области виска и липкая тёплая жидкость на скуле.

Плевать! Нет времени на залечивание ссадин. Где-то там за забором древнего замка его ждёт магглорожденная девчонка, которой он обещал когда-то давно, что всё будет хорошо и её никто не обидит. Настала пора держать слово!

Драко встал, преодолевая головную боль и жжение очагом в предплечье, распространившееся по всему телу. Игнорируя холод промокшей одежды и усталость от бессонной ночи.

 — Просто молчи…

Хогвартс радушно принял студента, узнал, окутал теплом, как любой магический дом признавал друзей. Коридоры пустовали: до подъёма оставалось еще около 15 минут, ученики спали. Парадная лестница, миллионы ступеней. Только вверх, Грейнджер наверняка в кабинете директора.

Лестничный пролёт зашуршал, не вовремя решив изменить направление.

 — Остолбеней! — и камень замирает, послушавшись приказа молодого волшебника.

Школа чувствует силу. Чувствует уверенность. Чувствует безрассудность. И будто пытаясь уберечь друга, продолжает движение лестницы, уводя Малфоя от каменной горгульи.

Драко остановился, хватаясь руками за перила.

 — Она не там?

Сквозняк из бокового коридора задувает факел на стене, и спустя секунду тот загорается с новой силой. Будто совпадение. Драко не верит в совпадения. Кто-то указывает ему дорогу. Кто-то ждёт.

Драко уверенно идёт туда, где по одному затухают и загораются вновь факела. Кто мог заколдовать школу? Кому хватило бы прав и полномочий? Кто ведёт его?

Последний факел загорается у кабинета Зелий. Драко распахивает дверь, врываясь в привычный ему и такой до боли знакомый кабинет любимого профессора. Снейп всегда помогал Драко, поможет и сейчас.

 — Вы что-то забыли?

====== Просто молчи ======

Гермиона обернулась на резкий звук открывающейся двери. Макгонагалл ушла минуту назад, забрав отчётное письмо, в котором не было ни слова правды. Третье послание о действиях Малфоя во время Турнира, Гермиона не успела отправить, сову опередили сотрудники Министерства.

А дальше всё было, будто во сне: первый допрос шведскими Аврорами, появление Минервы, парная трансгрессия в Хогсмит… Героиню войны подозревали в укрывательстве Пожирателя Смерти. И самый большой ужас заключался именно в том, что они были правы. Гермиона действительно покрывала преступника.

Макгонагалл увела её в кабинет Зелий в Хогвартсе и попросила мадам Помпфри сварить успокоительное. Потребовала посмотреть неотправленное письмо. И много раз переспрашивала, подражая манере профессора Дамблдора: «Где был Мистер Малфой вчера?». Фраза, которую Гермиона повторяла уже в сотый раз за ночь отпечаталась в сознании и сейчас снова звучала:

— Он оставался в Гётеборге. Ночевал в школе. Я видела его перед отбоем в общей гостиной.

Макгонагалл ушла, оставляя её одну. И через мгновение дверь вновь распахнулась.

— Вы что-то забыли? — Гермиона обернулась, надеясь увидеть директора.

На пороге стоял Малфой. Грязный, мокрый, усталый… и совершенно родной. Её Малфой.

Гермиона сорвалась с места, пересекая кабинет за доли секунд, и утонула в его объятьях. Он в порядке. Он здесь. Значит, всё позади. Значит, им больше ничего не угрожает…

Драко стиснул её, сильно прижимая к себе. Надо было так много ей сказать, но он понимал, что возможности нет. Секунды утекали, лишая его главной ценности — времени, которое он мог провести с ней. Он открыл было рот в желании что-то сказать, но тут же понял: он ничего ей не скажет. Ни про Люциуса. Ни про портрет деда. Ни про последнее условие заклинания. И вместо этого только ещё сильнее прижался к её горячему лбу щекой.

— Где ты был? — требовательно спросила Гермиона.

— Молчи, Грейнджер! — твёрдо проговорил Драко, обхватив её лицо руками, — Что бы я ни говорил, что бы ты не слышала сейчас. Просто молчи, поняла?!

— Что происходит?

— Просто молчи! — повторил он.

====== Именем закона ======

Драко ни разу не встречался с дементором. Нет, он видел этих тварей много раз. Но сам, к счастью, никогда не был в их объятьях. Он знал, что их можно отогнать Патронусом. Но сотворить это заклинание так и не научился. Да и как колдовать Патронуса без палочки? Это ведь невозможно.

Драко был далеко от Поцелуя дементора, его должны были судить для начала. Но холод и ужас закрались в сердце в тот же миг, когда в кабинет ворвались мракоборцы во главе с представителем Министерства. Значит, аврорат притащил своих верных псов с собой. Значит, настроены они решительно. Значит, отбиться будет сложно.

Минерва закрыла студентов своей сутулой спиной, протестуя варварским методам Министерства. Она приводила статьи законов, настаивала на том, что присутствие дементоров вблизи других несовершеннолетних учащихся школы — неправомерно. Взывала к требованиям Кингсли о том, что этих существ вовсе надо упразднить с государственной службы за негуманность.

Пожилой аврор парировал все её попытки. На каждое из требований у него был заготовлен ответ. И главным козырем было то, что Мистер Драко Малфой является Пожирателей Смерти, совершившим ночью нападения и массовые убийства магглов. Всё остальное его не интересовало. Он планировал забрать подсудимого в Азкабан до разбирательств и слушаний.

Холод, страх и полная апатия. Серебристые зверьки-патронусы вокруг служащих Министерства. Угасающий взгляд Грейнджер: она ведь тоже чувствовала присутствие дементоров.

— Держите Грейнджер, директор…

Малфой отодвинул Минерву в сторону, стараясь отвлечь внимание авроров от Гермионы, переключить на себя.

— Я готов идти с вами добровольно.

Короткий взгляд на Грейнджер, ментальный посыл: «Молчи!». И фигура Макгонагалл скрывает от него встревоженные карие глаза.

— «Просто молчи!» — мысленный посыл куда-то в ту сторону, где должна стоять магглорождённая.

Надо увести стражу подальше от Грейнджер. Метка спрятана надёжно под повязкой. Они не смогут доказать его вину, а значит сейчас главное, чтобы она молчала. И тогда ей ничего не грозит. Он разберётся со своей ситуацией, не подвергая её опасности. Это сейчас самое важное.

Драко Малфой сдался сам. Сдался в руки аврората. Практически признал свою вину и добровольно пошёл в Азкабан.

Стремительные заклинания пут наручниками сковывают Драко. Он не препятствует аресту, но его не желают отпускать. Глава этой бригады остервенелых борцов с Тёмными Силами притащит преступника в Азкабан насильно, подчеркнув опасность и неконтролируемость очередного пойманного Пожирателя.

Звание?

Премия?

Что там полагается за поимку опасного мага? А если это Драко Малфой?

Здесь явно пахнет повышением, почётом и славой среди рядов аврората.

Его вели вниз по главной лестнице Хогвартса настолько показательно, будто это была не школа, а зал суда в Министерстве Магии. Ученики уже спускались на завтрак, заполняя проходы. Это был почти парад: триумф авроров в поиске и поимке особо опасного преступника. Пусть все неокрепшие умы знают, что бывает, если выбрать неправильную сторону и путь по жизни. Пусть дети видят «зверя» на цепи, убившего накануне сотни человек. Пусть запомнят, что возмездие приходит рано или поздно.

Был ли это воспитательный момент, или представитель Министерства думал в этот миг только о себе и своей Победе? Скорее второе. Но он не упустил возможности подчеркнуть собственную значимость на глазах множества людей. Видимо, он в своё время тоже окончил Слизерин.

Малфоя остановили перед входом в Большой Зал и лысый пожилой аврор, глава отряда, усиливая свой голос Сонарусом, начал вещать детям о возмездии, наказании, верном пути. И этот великий спектакль, разыгранный перед миллионом любопытных глаз, лицезрели не только младшекурсники, преподаватели и школьные призраки. Паркинсон, Забини, Гринграсс ошеломлённо таращились на Драко. А неподалёку ехидно ухмылялся рыжий Уизли, выглядывая из-за плеча своего звёздного друга Поттера.

— Руками этого человека, уже после Великой Победы, творились страшные дела! — транслировал аврор, картинно указывая на Малфоя. — Взгляните на него и запомните: так будет с любым, кто посмеет продолжить дело Того-Кого-Нельзя-Называть. Запомните его, потому что больше вы никогда не увидите этого мага таким. Отныне он продолжит жизнь в Азкабане и там же и умрёт! Он убил тех магглов вчера, а сегодня он будет осуждён и приговорён к пожизненному заключению! Пошли!

Незримые путы заклинания потянули Драко вперёд сквозь толпу. И он покорно пошёл следом.

Надо увести их из школы. Увести от Грейнджер.

В порыве тщеславия, в погоне за признанием и славой, старый аврор забыл о студентке, которая вряд ли сыграет хоть какую-то дальнейшую роль в этой истории. Она ничего не видела, а значит, её показания только оттянут вынесение приговора и долгожданное повышение по службе. Более того, её показания могут помешать течению следствия. Газеты раструбят, что сама Гермиона Грейнджер выступает свидетелем в этом деле. А кому нужна лишняя задержка? Зачем тянуть, если младший Малфой признал свою вину?

За воротами замка маячили силуэты дементоров, Драко понимал, что будет дальше. И чем ближе он подходил к выходу из школы, чем сильнее ощущал смертельную тоску, будто из мира высосали всю радость, забирая до последней капли, тем сильнее старался цепляться за мысль, что это всё не напрасно. По крайней мере, Грейнджер в безопасности.

====== Последнее условие ======

Она попыталась вырваться. Селенцио профессора Макгонагалл, наложенное на дверь кабинета мешало и гасило её крики. Дверь была заперта магически, будто это её упекли в тюрьму, запрещая выходить. Она рвалась и пыталась выбить дверь сначала магией. Бомбарди Максима даже не повредило старые доски. Когда терпение закончилось, в ход пошла классическая женская истерика. Гермиона кидалась на дверь, пыталась выбить её, сломать ручку, царапать, как дикий зверь, загнанный в угол. Почему её закрыли? Почему не пускают? Почему не дают возможность спасти его?

Драко не виновен. Он никого не убивал, а значит — его должны отпустить. Они не найдут метку, как не нашли год назад. Почему тогда её не пускают к нему?

Грейнджер рванулась из последних сил, сопровождая свой рывок очередным залпом магии. Директор была сильна, но даже её силы не хватило, чтобы противостоять Гермионе в порыве спасти Малфоя.

«Просто молчи», — она не будет молчать. Она не будет молча смотреть на то, как он умрёт. Не будет сидеть в закрытом кабинете, пока его отдают в лапы дементоров. Она не даст ни одному живому или мёртвому существу в этом мире причинить ему вред.

Дверь рухнула, рассыпаясь множеством щепок. Гермиона рванулась к выходу, расталкивая студентов, спешивших с завтрака на уроки.

Толпа зевак на парадной лестнице и громкий голос аврора, рассказывающего о справедливости, мире, и войне.

Да что ты знаешь о войне, ничтожество?

— Руками этого человека, уже после Великой Победы, творились страшные дела! — вещал мракоборец, картинно указывая на Малфоя. — Взгляните на него и запомните: так будет с любым, кто посмеет продолжить дело Того-Кого-Нельзя-Называть. Запомните его, потому что больше вы никогда не увидите этого мага таким. Отныне он продолжит жизнь в Азкабане и там же и умрёт! Он убил тех магглов вчера, а сегодня он будет осуждён и приговорён к пожизненному заключению! Пошли!

Спина Драко дёргается в сторону выхода, а там, за дверьми замка его уже ждёт парочка дементоров…

— Стойте!

Гермиона расталкивает толпу студентов, старается пробраться сквозь плотные ряды зевак, провожающих осуждённого Малфоя, отданного в руки «справедливости».

— Остановитесь, стойте!

Её не слышат. Толпа гудит, встревоженно обсуждая увиденное.

— Экспекто Патронум!

И в высь над головами студентов, профессоров взмывает серебристая выдра, стремится к выходу, сбивает с ног старого аврора и разгоняет дементоров на улице.

— Стойте! — в почти звенящей тишине повторяет Гермиона. — Он не виновен. Он никого не убивал. Я знаю это, потому что ночью я была с ним!

Драко разворачивается слишком медленно. Будто время перестало идти со своей привычной скоростью. В его глазах почти животный ужас, и Гермиона не знает, чем именно это вызвано: силой дементоров или её признанием. Он машет головой, посылая ей ментальные приказы молчать. И если бы он мог говорить, не скованный заклятием, он наверняка сейчас заткнул бы её. Но она не слушается. Она снова повторяет:

— Я была с ним прошлой ночью! Он никого не убивал!

На глазах у всех.

Признаться, раскрыть себя, сделать то, чего боялась, наверное, больше собственной смерти и одиночества. Увидеть в толпе взгляды Гарри и Рона и осознать, что потеряла мальчишек навсегда. Вспомнить свою ёмкую фразу: «Они не простят!». Увидеть результат, убедиться в правоте. На секунду остановиться на лице Гарри, хмурящимся и старающимся принять то, что услышал. И тут же выхватить эмоции Рона: разочарование, обида, боль. Рон понимал, что она не хочет встречаться с ним, но осознавал ли он, ради кого Гермиона сделала такой выбор? Сейчас по лицу Рона было понятно: он готов к любой новости, кроме этой. Да и не только он. Преподаватели, сокурсники, студенты с разных факультетов. Они все смотрели так, будто это Гермиону обвиняли сейчас в убийствах магглов.

И в этот миг Гермиона вдруг осознала, что ей абсолютно всё равно, какие эмоции она прочтёт в глазах людей вокруг. За долю секунды ей стали безразличны все их домыслы и кривотолки. Кому какое дело, с кем она провела ночь? Почему мнение мира вокруг так глубоко и так крепко засело в её голове, что она готова была сейчас идти наперекор, возможно, самым большим предрассудкам магической Британии? И только осознав это, Гермиона поняла, что делает всё правильно. Надо собраться с силами, откинуть паническую дрожь в руках, наплевать на мнение окружающих, пусть даже это последние люди на Земле, кому вообще есть до неё дело… И тем не менее ещё громче повторить признание. Ещё увереннее заявить: «Я, Гермиона Грейнджер, оплот и надежда магического мира, героиня войны — любовница Драко Малфоя!»

Подписать себе вердикт, спасая любимого человека. Проститься навсегда со всем, что было дорого, и, возможно, было её судьбой. Ради мнимого шанса уберечь Драко. Принося себя в жертву.

Тело Малфоя скрутила судорога. Если бы он мог сейчас издавать звуки, он завопил бы от нестерпимой боли, прорезающей почти сквозные дыры в коже под магической повязкой. Это было сильнее Круцио. На мгновение в сознание ворвался предсмертный вопль Крэбба, сгорающего в Адском Пламени. Наверное, Винс чувствовал нечто подобное. Но только Драко не мог кричать. Заклинание мракоборцев держало крепче самых сильных затворов. Узник не должен говорить, не должен оправдываться, не должен звать на помощь, вызывая жалость. И даже сейчас, разрываемый смертельной болью, Малфой не смог проронить ни звука.

Последний пункт этого проклятого заклинания был выполнен руками глупой влюблённой девчонки, которая секунду назад пожертвовала всем, что было у неё, ради спасения Пожирателя Смерти. Поступок, достойный Гриффиндора. Достойный Гермионы Грейнджер.

Драко не устоял на ногах, повалившись на каменный пол. Его бил озноб, с каждым ударом сердца посылая новую волну боли. Метка покидала его тело, как болезнь, забирая последние остатки сил. Пропасть пустоты и ощущение полёта. Нет, в этот раз это был даже не полёт. Он падал в омут собственных страхов и предрассудков. Он летел прочь от своего сознания, от своего тела, разделяя душу и плоть, превращаясь в призрака. Вокруг метались образы Лорда, Рудольфуса, Скримджера, Крэбба, тётушка безумно хохотала над ухом. Сотни Круцио за один раз, оставляя только каплю сил, не давая умереть телу. Потому что душа Драко умерла вместе со словами Грейнджер.

Он должен был спасти её, должен был уберечь, должен был не дать произнести эти чёртовы слова.

Он пытается встать, но ноги не слушаются, запутываясь в новом витке магических пут. Авроры накидывают заклинания, будто Малфой сейчас способен вступить в бой. Он снова падает на пол и снова пытается встать.

— Молчи, молчи, молчи!!! — Драко ищет её в толпе, ментально приказывая заткнуться.

Мгновения калейдоскопа перед глазами: голубые вспышки из палочек авроров, Макгонагалл, старающаяся отбить студента, паника и интерес учащихся, безумный хохот Пивса из-под потолка, или это всё ещё Беллатриса в голове у Драко?

Метка покидает его тело.

И за секунду до того, как полностью отключиться и потерять связь с реальностью, за мгновение до наступления полнейшей пустоты и тишины, Драко видит ЕЁ глаза.

Грейнджер отбивается от вспышки Экспелиармуса, отбрасывает палочку и оказывается рядом. Её горящие огнём глаза не дают Малфою поддаться новой волне боли и пустоты. Она пытается закрыть его собой, хватает холодными пальцами и, кажется, одними губами шепчет:

— Я люблю тебя, Драко…

И мир вокруг гаснет, приводя в действие их собственное заклинание, убивающее миры…

====== Визит ======

А потом были суды. Промозглые стены камеры. Надменные лица присяжных и лучший адвокат, какого только мог нанять Люциус Малфой для своего сына. Письма, написанные Грейнджер во время Турнира, помогли ему получить некоторую лояльность, но не снять подозрения полностью. Драко обвиняли в тайной деятельности для Волдеморта, в ношении метки, в сокрытии причастности к рядам Пожирателей Смерти.

— Я не принимал метку, — как простейшее заклинание, заученное в детстве.

Протего для защиты разума от окклюменции во время допроса. От судей, от дементоров. Наверное, только Протего не дало Драко сойти с ума в первые дни в Азкабане. Мрачные стены, вопли из соседних камер, холод и безразличие. И каждый день, будто убеждая себя самого, а не мракоборцев, приходивших на допросы:

— Я не принимал метку.

Они не могли обвинить Малфоя ни в чём больше. Только в попытке доказать его причастность к деятельности Пожирателей. Это развязало бы аврорам руки, давая возможность копнуть глубже, устроить проверку в ненаносимом мэноре, вызвать на допросы Люциуса, лишить семью чистокровных волшебников их привилегий и, возможно, докопаться-таки до истины. Но на деле Драко лишь сильнее стискивал ментальные барьеры, стараясь каждый день находить в себе силы и снова врать. Метки на руке не было. А это означало, что доказать прокурор ничего не мог. Слушание откладывалось на день, на неделю, на месяц… и по началу Драко даже удавалось терпеть. Бестелесные тени дементоров, кружащие около его камеры, пугали больше внешне, нежели морально.

При обыске у Драко отобрали все магические предметы, не обратив внимание на маленькую маггловскую коробочку, странным образом оказавшуюся в кармане чистокровного волшебника. Плеер, который Грейнджер подарила ему в поезде в их последний совместный вечер. Маггловская безделушка, на пленке которой кареглазая, влюблённая девчонка оставила песни о нём. Каждый день Драко вертел его в руках, в надежде услышать снова все те слова, которые она хотела бы сказать ему, но не решалась. И прятала их за словами маггловских песен, записанных на двух сторонах магнитной ленты, будто напоминание о том, что и у слов есть свой предел. И слова когда-то закончатся…

Драко навещала мама. Несколько раз отец смог добиться аудиенции. Но в один из летних дней к нему наведался маг, увидеть которого в стенах Азкабана Драко не смог бы даже под самым сильным из градусов огневиски.

— Ужасно выглядишь, — пробормотал Поттер, присаживаясь на край жёсткой кровати.

— Ты не лучше… — Драко устало откинулся на решётку, закрывающую непроницаемую темноту вокруг тюрьмы. — Что ты хотел?

— Я завтра иду давать показания по твоему делу, — Гарри кашлянул, сбивая прицел палочки и аккуратно восстановил Патронуса. Олень грациозно зашагал по камере, вдоль входа, разгоняя дементоров от Поттера.

— Милый зверёк, — Малфой скептически ухмыльнулся, — не пустишь ко мне?

— Патронус нужен невиновным…

— Так я и есть невиновный, Поттер, ты разве не знал? Меня оклеветали… — Драко захихикал, выжимая из измученного тела звуки, отдалённо похожие на смех.

— Я пришел сюда не ради твоего самолюбия. Мне нужно кое о чём с тобой поговорить.

— Я догадался, Поттер! Вряд ли в твоём распорядке дня стоит навещение заключённых в Азкабане в рамках социальной программы «Новая жизнь без Лорда». Что тебе надо от меня?

— Не ёрничай, Малфой, — Гарри был серьёзен, как никогда. — Не в твоих интересах…

— Что тебе надо, Поттер?

— У меня спросят завтра на суде, видел ли я метку на твоей руке в ночь, когда умер Дамблдор на Астрономической Башне.

— Так, — Драко кивнул, становясь серьёзнее. — И?

— Я видел.

Серебристый олень топнул копытцем, прогоняя назойливую тень за дверью.

— И я готов молчать об этом, Малфой.

— Что ты хочешь взамен?

Неожиданный поворот событий даже заставил Драко отвлечься от попыток дотянуться ментально до Патронуса и зарядиться его целебной энергией. Поттер предлагал сделку. Это было более чем удивительно.

— Что тебе надо? — повторил Драко.

— Ты больше никогда не подойдёшь к Гермионе! — решительно проговорил Гарри, выпрямляясь во весь рост. — Это моё условие. Я совру на суде, прикрывая тебя, если ты никогда снова не заговоришь с ней.

Драко удивлённо поднял брови, поражаясь тому, что ещё способен на какие-то эмоции, кроме апатии и безысходности этих месяцев в заточении с самыми мерзкими тварями, которых только можно было создать. Но предложение Поттера вызвало приток эмоций.

— Чего вдруг? — Малфой покачал головой, продолжая сидеть, хотя и пришлось немного задрать голову, глядя на нависающего над ним Гарри.

— У тебя нет другого выбора…

— Закрой пасть, Поттер, — Драко вспыхнул, будто это была последняя из возможных его яростей, — ты не знаешь, что такое отсутствие выбора! Не тебе решать, что я буду делать, а что нет. Хочешь шантажировать меня? Валяй! Соври завтра на суде. Ах, да, вы ведь на Гриффиндоре не умеете врать. Но ты попробуй, а вдруг! Я выйду отсюда, хочешь ты этого или нет. Вы не докажите, что я принимал метку. А все ваши обвинения базируются только на этом. Всё. Есть ещё вопросы или предложения? Если нет — вали к василискам!

— Она себе всю жизнь испортила из-за тебя…

— Закрой пасть, повторяю, Поттер! Мы уже и так в Азкабане, я, возможно, здесь надолго. Но не провоцируй меня на убийство и пожизненное заключение. А мои отношения с Грейнджер — это не твоё собачье дело.

— А чьё? — Гарри сделал шаг навстречу Драко, упираясь в прозрачную стену магии, сотворённую Патронусом. — Ты станешь заботиться о ней? Ты поможешь? Ты вернёшь уверенность в завтрашнем дне? Она и так сделала для тебя всё, что могла…

— Пошёл нахрен, Поттер., — Драко снова расслабился, потух, будто осел. — Обсуди это с Уизли, вам будет интересно поболтать о том, что должна и чего не должна делать Грейнджер. Вы ведь всегда так делаете. Вы решаете, что она должна учиться за вас троих, должна тащиться с вами в лес, что должна носить крестражи, что должна радоваться или плакать, когда вам это надо. И встречаться она будет с тем, кого выберете вы. Вы ведь Золотое Трио… Удобно, да? Разговор окончен. Я не принимаю твои условия. Ты можешь завтра на суде говорить всё, что тебе придёт в голову, хоть пересказывай там сказки Барда Бидля, мне плевать!

Гарри встал. Развернулся, стараясь поспешно покинуть камеру.

— Стой! — Драко окликнул его. — Передай ей кое-что.

— Ты обалдел, Малфой?

Драко вытащил из кармана плеер, несколько раз подкинул на ладони.

— Это её игрушка. Наверное, она по ней скучает.

Бросил коробочку на кровать, развернулся спиной к двери, показывая Поттеру, что разговор действительно окончен. Несколько мгновений тишины, и Драко слышит лёгкий шелест — Патронус Поттера покинул камеру, забирая магическую волну энергии. А вместе с ним пропал и его хозяин. Драко нетерпеливо глянул на постель. Плеера на ней не оказалось.

====== Волкман ======

Знала ли Гермиона, что серый Волкман, который странным образом оказался в её спальне, когда она приехала погостить в Нору — это тот самый, который она подарила Малфою? Конечно, нет. Она не сразу догадалась об этом, не сразу вспомнила. Хотя уже несколько часов кряду смотрела на полочку над камином и недоумевала, откуда у Джинни настолько похожий плеер. Не могло быть такого совпадения, тем более, что мистер Уизли сменил род деятельности и занимал теперь другую должность при Министерстве, не пересекаясь с маггловедением. Да и в сущности, ей было совершенно безразлично всё, что касалось Министерства — больше разочароваться в судейской коллегии она не могла.

По началу Гермиона пыталась защищать права Малфоя. Пыталась добиться свиданий. Пыталась попасть в Визингамот на слушания. Всё было тщетно. Все её попытки оканчивались сухим отказом министерских чиновников.

«Благодарим вас, мисс Грейнджер, за оказанный вами интерес к делу мистера Малфоя. Однако мы вынуждены отказать вам в слушании/свидании/допросе (нужное подчеркнуть), поскольку вы являетесь фигурантом в деле и ваши свидетельствования не дадут суду новой информации, а лишь отдалят момент вынесения вердикта. Ждем вас на Благотворительном Балу, посвящённом…» — и дальше обязательно числилась какая-то культурная отмазка, прикрывающая тот факт, что видеться с Драко ей запрещено. Мир решил, что ей не стоит с ним даже говорить. Мир решил, что так будет лучше… мир был уже несколько раз проклят Гермионой Грейнджер.

Она каждый чёртов день пыталась пробиться к нему. Пыталась отправлять письма и сов, пыталась найти лазейку, найти хотя бы координаты или место, где его держали взаперти. Но найти Азкабан простым волшебникам было нереально. Более ненаносимого здания не существовало. Заголовки Ежедневного Пророка толком ни о чём не говорили. Драко держали под стражей, но не сообщалось ни слова о ходе дела, о слушаниях, о свидетелях. Был волшебник, и нет волшебника. Вот вам и всё правосудие Нового Мира.

Гермиона поселилась в небольшой квартирке в Лондоне, чтобы быть ближе к министерскому суду. Устроилась на работу в канцелярию, проигнорировав официальное приглашение в ряды авроров, подписанное самим Кингсли. Три месяца она пыталась решить что-то сама. Три месяца билась в непробиваемую стену коррумпированной министерской машины. За эти три месяца она не добилась ровным счётом ничего. Она устала бороться. Устала тихо плакать по ночам. Устала быть снова одна. И когда в самом конце лета на пороге появился Гарри с виноватым лицом и стал активно приглашать в Нору на помолвку с Джинни, Гермиона наконец сдалась. Она пообещала заехать на один вечер. Поздравить будущих молодожёнов и уехать, не оставаясь на ночёвку. Она не хотела лишний раз встречаться с Джинни. Ей было неловко смотреть в глаза мистеру и миссис Уизли. А от мысли о встрече с Роном становилось совсем не по себе. Она снова боялась увидеть разочарование и боль, которую она помнила в его глазах, стоя на парадной лестнице Хогвартса, признаваясь в том, что любит Драко Малфоя.

Но Гарри убедил её, что гости появятся только завтра, родители Джинни увлечены подготовкой, а Рон и вовсе забыл уже всю эту историю. В это так сильно хотелось верить, что Гермиона, не смотря на абсурдность сказанного, согласилась-таки остаться на ночь. Старая комната Джинни, каминная полка и серый Волкман, так некстати попавшийся на глаза Гермионе.

Совпадение?

Руки сами тянутся к маленькой коробочке. Сами нащупывают в кармане серый проводок наушников. Сами нажимают «плей».

«Thank you for loving me…» — тихонько запел в ушах Бон Джови. Лавина эмоций — от невероятной радости до дикого отчаяния — прокатилась в душе Гермионы с первыми аккордами старой песни. Она нетерпеливо нащупала кнопку перемотки, заставляя моторчик немагического предмета останавливаться на середине следующего трека. И снова осознавать, что это тот самый плеер. Перемотка—стоп—плей, и снова песня о Нём. Гермиона с яростью перемотала снова, и снова включила песню. Сомнений быть не могло: это тот самый Волкман, который они слушали в вагоне Хогвартс Экспресса по дороге на Дуэльный Турнир в их последний вечер вместе. Тогда они ещё не знали ни про убийства магглов, ни про обвинения, ни про скорое заточение Драко в Азкабан. Тогда для них был только закат за окном поезда и эти песни на двоих. В воображении вихрем всплывали все их самые яркие моменты. Первая дуэль, первый поцелуй, первое признание. То, как он обнимал её в тёмной библиотеке, и то, что она говорила ему, открывая самые страшные и сокровенные тайны. То, как она отказала ему в пыльном тупичке и как он принял её отказ и решение. И то, как они были счастливы зимой на чердаке над старым кабинетом Прорицаний. И его «Посмотри на меня», — полупросьба-полуприказ… И то, как он предложил остаться вместе после школы.

…и в этот миг Гермиона вдруг вспомнила, как Драко, покидая Гетеборг, отправляясь на неравный бой со своим отцом, вручил ей наушники, создавая портал. Через этот портал он собирался вернуться к ней утром. А значит, на плеере осталась частичка магии Драко, незримая привязка, которая существует только до тех пор, пока порталом не воспользуются. С помощью плеера она сможет найти его, даже в ненаносимом Азкабане.

Гермиона вскочила с кровати, судорожно разматывая запутавшуюся в складках плаща палочку. Сжала со всей силы хрупкий пластик плеера и что есть мочи выкрикнула первое, пришедшее ей на ум заклинание, вызванное сейчас бурей самых тёплых воспоминаний о Драко Малфое.

— Экспекто Патронум!

Серебристая выдра, отчётливо совершает несколько кругов по комнате и выскакивает в окно, даже вызывая небольшое движение ветра, хотя и является бестелесной формой.

— Найди его!

====== Где она? ======

Что вы сделаете первым делом, оказавшись возле колодца после недели в пустыне? Станете взахлёб пить губительную для вас воду или послушаете всё же голос разума и начнёте с глотка в час? Драко Малфой был не из тех магов, который пренебрегал голосом разума. Он всегда сначала думал, потом делал. Никто не смог бы назвать его безрассудным или обвинить в опрометчивости. Но, услышав оправдательный приговор в Визингамоте в апреле 2000 года, он, вопреки своей рассудительности, чуть не рванулся к выходу, останавливаемый лишь магическим путами на запястьях, которые не успели ещё снять авроры.

Его слушание состоялось практически в минимальном составе. Судьи, присяжные, адвокат, прокурор и Нарцисса. Мама была на всех его судах. Отец боялся заходить в зал и чаще ждал в холле, Драко видел его, но каждый раз проходил мимо молча, подгоняемый стражами-дементорами и своей гордостью.

Свидетелем сегодняшнего его триумфа и победы оказалась только мама. Она не устроила шумных радостей, не стала виснуть на руках или даже плакать. Статно и достойно прошла она между рядами судей, с уважением расступающихся и дающих ей дорогу. Подошла к сыну, подала руку и молча проследовала к выходу. Темноволосый автор преградил им путь, с недоверием поглядывая на своего грюзного лысоватого начальника. Драко помнил этого мага — именно он выполнял задержание в Хогвартсе в мае 99-го. Именно он радовался поимке особо опасного преступника и жаждал повышения по службе.

— Отпустить! — сухо кинул тот, даже не глядя на бывшего узника.

Гордость, ощущение превосходства — на них с матерью снова смотрели с благоговением, им снова верили, их снова уважали. Понадобился почти целый год, чтобы в зале суда Министерства звучали слова поздравления для Малфоев. Статус был восстановлен. К этому Драко стремился. Этого хотел. Этого он добивался.

Отца они встретили, как всегда в холле. Он с улыбкой обнял сына, даже попытался потрепать за ухом, но остановил движение на похлопывании по плечу.

— Я горжусь тобой, сын!

— Я знаю… — без единой эмоции, будто вокруг снова промозглые стены Азкабана и тени дементоров.

Тихий шелест зелёного пламени каминной сети, мамин шёпот, называющий местоположение ненаносимого мэнора и родные стены, принимающего его поместья.

— Здравствуй, друг!

Драко проводили в его спальню, домовики разогрели ванну и приготовили обед. Он переоделся, скорее машинально взяв привычную домашнюю мантию, спустился в гостиную.

Они ели за огромным столом втроём, прогнав прочь прислужников. Молча. Еда казалась на удивление безвкусной. Огонь в камине не согревал. Будто единственное движение силы исходило лишь от стен родового поместья, остальные предметы и живые люди в этой комнате разучились испускать тепло. Будто ничего не изменилось со времён пребывания здесь Тёмного Лорда.

Именно в эти минуты, прожевывая последний кусок изысканно приготовленного блюда, скорее заполняя желудок энергией, нежели наслаждаясь вкусом, Драко осознал, какая жизнь ждёт его впереди. Бесконечная вереница светских раутов, деловые встречи, игра в дипломатию. Одни и те же лица. Одни ценности. Клуб «своих» и постоянная борьба за власть: над Министерством, над страной, над миром… Во всей этой невероятно продуманной картине не хватало только одного — эмоций. Будто Азкабан не заканчивался за глухими стенами. Будто Малфой-мэнор был всего лишь филиалом тюрьмы, а все его жители добровольно заточали себя в незримые кандалы.

За это Драко боролся. Этого старался достигнуть. Победил и доказал. Восстановил светлое имя и честь семьи. Но ничего не поменялось. Изменился только Хозяин, остальное осталось, как было при Лорде. Только раньше они служили Волдеморту, а теперь снова стали служить своему собственному тщеславию. Абсолютно бесполезному и губительному.

С каждым куском пищи, с каждым глотком всё такого же безвкусного вина, которое ни на градус не пьянило, Драко Малфой осознавал полнейшую тщетность своей жертвы, а главное — жертвы Грейнджер. Глупая девчонка отдала всё ради спасения парня, в которого влюбилась по ошибке. Этого не должно было произойти, они никогда не могли бы быть вместе. И то, как она отказала ему в их последний разговор, упрекая в том, что не станет ему «удобной любовницей», ожидая в квартире в Лондоне. Она была права. Как всегда, как во все разы, когда он пытался убедить её в том, что после школы у них будет шанс. Но шанса не было. Сейчас Драко видел это очень чётко. Их короткий роман должен был окончиться ещё тогда, подчиняясь голосу разума. Ведь в мире, за который он сражался, не было места магглорождённым, пусть даже «удобным любовницам».

Драко доел, отложил приборы и поднялся.

— Спасибо, я пойду.

— Отдохни, дорогой.

— Да, мама.

— Я горжусь тобой, сын!

Драко остановился от резкого желания ударить отца. Такого не было никогда. Никогда он не думал о том, чтобы навредить Люциусу, даже в страхе. Сила дементоров, казалось, не только высосала всю радость из мира Драко Малфоя, но и поселила там новые эмоции. Отец гордился им. Гордился тем, что Драко отдал почти целый год жизни, чтобы в итоге вернуться к служению самому страшному из возможных хозяев — своему собственному эго. В идеальном мире, в котором правят Малфои. В котором нет места безродным девчонкам изсиюминутного школьного увлечения. Она снова была права.

— Ты сумел восстановить честь нашего древнего рода. Тебе удалось невозможное! Вот, что значит сила семейных уз…

— Где она, ты знаешь? — тихо перебил его Драко.

— О ком ты?

— Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю. Гермиона Грейнджер. Где она?

Люциус скривил губы, презренно фыркнул.

— Твоя грязнокровная пассия даже ни разу не была на судах. Тебе действительно важно, где она? Она ни разу не добилась свидания, ни разу не писала тебе. Какая теперь разница?

— Я не спрашиваю твоего мнения на её счёт. Ты знаешь, где она и скажешь мне об этом сейчас, иначе я применю лигеллименцию или Империо и заставлю тебя говорить.

Люциус вздохнул, но как-то без особого разочарования. Было понятно, что он наводил справки и информация, которой обладал, радовала его.

— Я говорил тебе, в критической ситуации магглы выбирают подобных.

— Меня не интересует твой жизненный опыт. Мне плевать на твою магглорождённую школьную любовь, которой ты мстишь всю жизнь, убивая её собратьев. Прости, мама. Я спрашиваю, где ОНА?

— Ты мало страдал в Азкабане? Ты хочешь помучать себя ещё?

— Где она?

— Она в доме своего жениха Рональда Уизли. Авроры называют это место «Нора». Они живут там уже восемь месяцев…

Восемь месяцев. Два слова, расставляющие всё по своим местам. Два слова, способные, казалось, изменить жизнь. Порвать привычные парадигмы, сотворить невозможное. И если признание Грейнджер в любви Малфою убивало миры, то надежда, таившаяся в простых, казалось «восьми месяцах», была способна этот самый мир спасти. Потому что ровно восемь месяцев назад к Драко в камеру Азкабана приходил Поттер. Восемь месяцев назад он забрал с собой маггловский плеер, подаренный Драко Гермионой. И на протяжении этих восьми месяцев патронус-выдра не давал Драко сойти с ума и потерять всякую надежду, приходя каждую ночь к непроницаемой стене Азкабана. Совпадений быть не могло. Это был ЕЁ патронус. А это означало, что Грейнджер была не права. Шанс есть всегда, даже за стенами тюрьмы, даже в рамках статуса. А их «заклинание, убивающее миры» способно победить даже самый закостенелый устой, победить саму смерть.

Ведь он для неё Никто. А она — Никто для него. А значит у них нет ни статуса, ни положения в обществе. У них есть только имена. Без фамилий. Без обязательств перед семьёй и перед миром. Без предрассудков и стереотипов. Оставалось только убедить в этом Гермиону. А для этого надо всего лишь найти место, которое Уизли называли «домом».

====== Она больше не ждет ======

— Где она? — сухим голосом спрашивает он. Голосовые связки хрипят, будто в горле уже давно нет ни капли влаги.

— Уходи, Малфой! Она себе чуть жизнь из-за тебя не сломала… — Уизли преграждает дорогу, крепко держа косяк двери.

— С её жизнью я как-нибудь разберусь сам. Спасибо за участие. Я спрашиваю, где она?

— Уходи… — Рон со злостью исподлобья косится на Драко.

— Рон, хватит! — Поттер. Святой Поттер появляется рядом, перехватывая руку рыжего. А тот уже достал палочку в желании проводить Драко восвояси. — Малфой, тебе действительно лучше уйти. Гермиона слишком много страдала в последнее время. Если ты ценишь её, ты…

— Это не ваше грёбанное дело! — Драко пытается держаться. Но если сейчас эти недоумки не уйдут с дороги, ему придётся применить силу.

— Уходи, Малфой! Она больше не ждёт тебя…

«Она больше не ждет тебя…»

Он был готов поверить в эти слова, если бы каждую ночь не сидел у отверстия в прочной неприступной стене камеры Азкабана. Если бы с наступлением темноты на востоке не зарождалась тусклая серебряная точка. Если бы маленький зверёк в виде слабого патронуса, так похожий на разъярённую Гермиону Грейнджер, не приходил к нему все эти восемь месяцев…

И он почти верил. Потому что со временем патронус стал тускнеть. Потому что несколько ночей он растворялся, вовсе не добравшись до стен Азкабана. Неужели потому что она перестала ждать…?

Он должен знать! Должен услышать это от неё лично, а не от её тугоумных дружков. Если она действительно не ждёт, он уйдёт…

Палочка жжёт ладонь, чертя в воздухе Эверте Статум, отталкивая рыжего Уизли назад в дом. Поттер не мешкает, и Драко ощущает удар силы. Но боли нет. Поттер бил не на поражение, скорее пытаясь прогнать его из дома. А может быть, Драко просто разучился чувствовать боль…

Вспышки света.

— Экспелиармус! — Поттер, до чего предсказуемо…

Но палочка летит прочь из рук. Уизли стоит ближе, чем Поттер, а значит, тратить на него свои силы логичнее. Призвать палочку ментально, а за оставшиеся несколько мгновений успеть дотянуться до рыжего ублюдка. Как же давно Драко мечтал о том, чтобы у него появился повод дать Рону в морду. Но весомого повода не находилось. Момент удовольствия, когда его кулак всё же достиг своей цели. Несколько коротких ударов, и Драко отлетает назад от запущенного Поттером заклинания.

Гриффиндор не бьёт в спину. И этим надо пользоваться. Палочка наконец возвращается в руку хозяина, Драко отправляет несколько заклинаний в Поттера и Уизли, громя и разрушая и без того не богатую обстановку гостиной дома.

Они переводят дух, наставляя палочки друг на друга. Гарри, прикрывающий спину товарища. Рон, оттирающий кровь из разбитой губы. А напротив их вечный враг и соперник — Драко Малфой, восставший из мёртвых, оправдавший себя и семью перед Визенгамотом, разрушивший жизнь Гермионы Грейнджер!

— Тебе конец, — скрипит зубами Рон, отплевывая кровь.

Мгновение отделяет их от настоящей битвы. В которой наверняка будут побеждённые. Двое против одного. Одного бесконечно уставшего человека. В жизни которого не осталось даже капли надежды. И этот человек сейчас боролся с двумя сильнейшими противниками за право знать… знать, почему перестал приходить её патронус…

Палочки чертят руны, каждый из соперников готов сейчас к тому, что последствия действий могут быть плачевными. И их, казалось, уже не остановит ничто…

Дымовая завеса разрывается в центре гостиной, застилая всё пеленой сизого тумана. Дышать нечем, глаза режет едкий дым. Заклинание это сотворили не они, а значит, к Поттеру и Уизли присоединился ещё кто-то. Драко быстрыми движениями развеивает туман, задыхаясь в парах дыма, стараясь отыскать нового соперника. Силуэт человека, пославшего чары, проступает медленно, но Малфой точно оценивает его место нахождения — лестница, ведущая из левой части дома. Идеальная позиция, волшебник сверху, именно так он сможет поразить противника.

Драко посылает боевое заклинание вверх, и лишь на последнем звуке ему не хватает воздуха, пропитанного насквозь едким дымом.

Мгновение на то, чтобы откашлять пары удушливого заклинания и вновь начать бой.

Мгновение на то, чтобы оценить, что Рон и Гарри заняли стратегическую позицию справа, а их союзник бьёт с левого фланга.

Мгновение, отделяющее Драко от решения, в какую из сторон посылать заклятие.

Мгновение, которое дает ему шанс рассмотреть своего нового противника.

Рассмотреть. Узнать. И опустить палочку.

Гермиона Грейнджер стояла на лестнице слева, направляя волшебную палочку вниз, в центр гостиной. Щурилась от дыма, клубящегося вверх, и тоже старалась разглядеть.

— Гарри, Рон! Вы целы?

Её голос твёрдый и уверенный. Она не желает знать, цел ли Малфой. Ей это не важно. Она выбрала сторону. Выбрала своих друзей.

«Она больше не ждёт тебя»…

Все на своих местах. Всё, как говорил отец. В критической ситуации магглы выбирают подобных.

Драко сделал то, что должен был. Он добился своего: восстановил честь семьи. Он сделал выбор.

Гермиона тоже сделала свой выбор. Действуя логично и трезво. Понимая, видимо, что с заключённым, пускай даже оправданным, ей не светит в этой жизни ничего хорошего. Что магический мир не примет никогда такого их союза. Что друзья и семья всегда будут рядом, в отличие от непостоянного и такого ненадёжного Малфоя.

Он не задержится больше в этой дыре ни секунды. Грейнджер сделала свой выбор… больше ему здесь нечего делать.

Нора по-прежнему ненаносима, а значит, для аппарации надо покинуть эти мерзкие стены. Он преодолевает холл за считанные мгновения, чуть ли не бегом, не оборачиваясь.

И уже на пороге, почти выбивая ветхие двери плечом, произнося мысленно приказ про трансгрессию, Драко видит где-то сбоку тусклую серебряную вспышку.

Сзади с грохотом рушатся остатки мебели, шум захлопывающейся двери мешает понять, показалось ли ему. Драко останавливается, медленно оборачиваясь в сторону света, стараясь изо всех сил мыслить трезво и не поддаваться тщетным надеждам. Серебряный огонёк снова вспыхивает в полуметре от него на выгоревшей траве, силясь принять хоть какую-то материальную форму, но гаснет, не успевая превратиться в полноценный патронус.

Сердце пропускает несколько ударов, но не давая Драко возможности умереть, тут же разгоняет кровь по телу, пускаясь в бешеный галоп. Надежда вспыхивает в нём так же, как этот маленький огонёк в третий раз пытается материализоваться, принимая всё же форму зверька. Сомнений нет — это выдра.

Патронус стремится к двери в дом и гаснет.

— Грейнджер, мать твою…

Именно сейчас Драко хочет остановиться. Перевести дух. Не дать разуму возможность окончательно съехать с катушек.

Патронус-выдра спасал его от слабоумия на протяжении почти восьми месяцев. А сейчас этот патронус, появившийся так некстати, когда, казалось, всё решено, мог запросто вновь свести его с ума.

Именно потому, что всё решено. Потому что «она больше не ждёт…»

Серебристый огонёк снова блестит у его ног, но в этот раз его блеск гаснет гораздо раньше прошедших, даже не успевая принять форму.

И в этот момент Драко становится ясно, почему её патронус перестал приходить.

У неё не осталось сил.

Не осталось в душе больше ничего радостного и светлого.

Не осталось даже капли надежды на то, что Драко вернётся.

А без светлых воспоминаний и надежд творить патронуса невозможно…

Драко развернулся на месте, вновь почти выбивая старую дверь Норы, возвращаясь в раскуроченный холл.

Ступени лестницы слева не кажутся преградой. Он преодолевает их за считанные секунды. Рон Уизли отлетает в сторону, Драко даже не успевает понять, какое из заклинаний применил, чтобы убрать с пути старого соперника. Гарри отходит сам, в последний раз подтверждая мнение Драко о нём и его разумности.

Гермиона сидит на ступенях, обхватив голову руками, покачиваясь вперёд-назад, будто поломанная кукла-неваляшка из детских воспоминаний. Драко не сразу понимает, что она твердит, до боли сжимая палочку в побелевшей от напряжения руке. Ногти впиваются в кожу, рука предательски дрожит, не желая совершать привычные движения. Но Гермиона вновь и вновь пытается призвать патронуса, не видя уже ничего вокруг. И с каждым всё более тихим «Экспекто Патронум» она опускает голову ниже, почти касаясь колен.

— Экспекто Патронум! Экспекто… Патронум! Экспекто…

Драко взлетел по лестнице, рухнул перед Гермионой на колени, сбивая ноги о ступени. Обхватил её плечи и прижал к себе, пытаясь хоть как-то привести её в чувства.

Девушка, трясущаяся в его руках, никогда не могла бы быть его Грейнджер. Она не имела права сдаваться. Она не должна была… но она сдалась. Вот она — хвалёная гриффиндорская смелость!

Гермиона не боялась идти на войну. Не боялась сражаться с Пожирателями Смерти. Не боялась Тёмного Лорда…

Но она никогда не сражалась за себя, защищая других. И в её душе всегда была надежда на победу. Вот почему она с такой лёгкостью освоила Патронуса на Шестом Курсе.

Три месяца назад надежда на победу в этой борьбе угасла. Сил сражаться не осталось. И Патронус стал тоже угасать, а вскоре и вовсе перестал получаться. И тогда они все: её друзья и сам Драко решили, что «она больше не ждёт…».

Драко сильнее прижал Гермиону, перехватил её палочку и попытался вынуть из сжатого до судороги кулака.

— Хватит, перестань… слышишь меня? Хватит…

Она мотнула головой, размазывая слёзы и тушь по лицу. Перехватила палочку сильнее и снова попыталась призвать патронуса. В этот раз уже почти шёпотом.

Драко сцепил зубы, сильнее потянув на себя. Отобрал палочку, откинул её прочь и постарался заглянуть в лицо Гермионе.

— Я здесь! Я пришёл… хватит! Посмотри на меня!

Полупросьба. Полуприказ. Как много раз прежде, на чердаке над кабинетом Прорицаний в старой школе.

— Посмотри на меня, Гермиона!

Как в первый раз, когда он целовал её. Как в первый раз, когда она призналась ему в любви. Как в первый раз…

Открыть глаза — значит вновь осознать, что это только сон. Вновь понять, что надежды нет. Потому что это не может происходить наяву. Драко Малфой в Азкабане. Под стражей дементоров. Кингсли обещал отменить их, но ведь всё происходит очень медленно, если ему вообще дадут это сделать…

А Драко Малфой обвинён в убийствах. Его судят за метку, за то, что он — Пожиратель Смерти. Такое обвинение практически никому не удавалось оправдать…

А это значит, что открывать глаза нельзя. Ведь пока ты не открыла глаза, ты можешь хотя бы слышать его голос в голове. Его слова: «Посмотри на меня, Гермиона!».

Как в первый раз…

— Посмотри на меня!

Надо открывать глаза. Надо просыпаться. Надо возвращаться в реальный мир. В мир, в котором Малфой проживёт остаток дней в Азкабане. А у неё даже не выходит сотворить патронуса, чтобы хоть как-то облегчить ему жизнь в этом ужасном месте. Сил больше нет…

— Посмотри на меня!

Она открывает глаза. Взгляд, будто у остекленевшей фарфоровой куклы. Она смотрит не мигая, несколько секунд убеждая себя в том, что наваждение должно пройти. И сейчас образ Драко растворится, как бывало множество раз за эти восемь месяцев, с приходом рассвета.

Но он не растворился.

— Ты…

— Я, Грейнджер. Я! Я здесь. Меня оправдали. Я не Пожиратель Смерти. Метки нет…

Он задирает рукав, разрывая тонкую ткань рубашки. Предплечье, на котором привычно было месиво из крови и кожи. Которое он прятал под повязку, но Гермиона никогда бы не спутала повязку с его кожей. Рука была почти здоровой, почти без отпечатков магии, почти кожей, хотя скорее — равномерным шрамом. Но метки на ней не было. Даже следа или очертания ужасного черепа со змеёй, приводящих в ужас волшебников Британии и всего мира.

— Как? — она всё ещё не верит, цепляясь последними силами за его уверенный образ и слова.

— Жертва.

Драко аккуратно убрал с лица Гермионы мокрые от слёз локоны, заправил за ухо. Провёл тыльной частью ладони по щеке.

— Последнее условие в книге. Жертва. Я думал, это обязательно смерть… оказывается, есть вещи страшнее смерти. Ты пожертвовала собой ради меня. И выполнила последнее условие…

Она коротко всхлипнула, зажимая руками рот, стараясь изо всех сил не разрыдаться в голос. Драко действительно был здесь. Это был не сон, не наваждение и не бред. Драко был здесь!

Он перехватил её ладошку, снова прижал к себе.

— Ты… ты… Драко, ты жив… я думала… мне сказали…

Она снова заплакала, стараясь как можно теснее прижаться к нему. Душа в складках его одежды свои слёзы. Вдыхая его запах. И веря наконец в то, что это всё по-настоящему.

— Спасибо тебе! — он гладит её по голове, зарываясь пальцами в спутанные кудри непослушных волос. — Ты снова спасла меня!

Она молчала. Молчала не потому, что не знала, что ответить, а потому что слова были не нужны. Всё происшедшее казалось настолько невозможным, что любое слово, произнесённое сейчас, не имело шанса на существование.

Позади что-то падало, снизу доносились взволнованные голоса Мистера и Миссис Уизли. Гарри и Рон тихо спорили на пороге Норы…

— Пошли, — Драко попытался поднять Гермиону, придерживая за плечи.

— Куда вы? — Гарри удержал Рона, стараясь звучать убедительно. — Малфой, куда вы собрались?

— Пошёл к нарглам, Поттер. Это больше не твоё дело. И никогда им не было…

Два пролёта раскуроченной лестницы. Ледяная ладошка Грейнджер в его руке и единственное желание: поскорей увести её отсюда. Пока у неё не возникло желания, как всегда, начать спорить, доказывая, что у них нет будущего. Именно потому что будущего действительно не было. Они были вновь друг другу Никем, как два года назад в пыльном тупичке старой школы возле кабинета директора. У них сейчас не было ни единого шанса на принятие их союза миром, на совместную жизнь в Лондоне или в любом другом месте. И это первый раз в жизни было совершенно неважно. Потому что слабая девушка, которая следовала сейчас за Драко не была ни Героиней Войны, ни Борцом за Справедливость, ни даже гриффиндорской старостой. Она была отчаянной и безрассудной, но совершенно наплевавшей на себя, стараясь спасать сначала мир, потом Малфоя. Сейчас наступала очередь Драко спасать её. От неё самой, собственных страхов и предрассудков. Давая шанс на долгожданное счастье где бы то ни было. Там, где ничего не будет мешать ей просто быть собой.

Драко аккуратно обнял Гермиону, парно трансгрессируя с порога Норы. Он точно знал пункт назначения, мысленно называя конечную точку аппарации. Что-то подобное она описывала ему когда-то давно, как место, в котором хотела бы оказаться и провести каникулы. Здесь их никто не знал. Здесь никто не слышал о Драко Малфое и Гермионе Грейнджер. Здесь не знали о Волдеморте и войне. Здесь не знали о магии вовсе. Небольшой маггловский отель, похожий на коттедж Ракушка и улыбчивая администратор на ресепшне.

— Добро пожаловать на фестиваль. Вам понравится список групп участников. У вас великолепные костюмы, конкурс будет проходить в среду, не забудьте подать заявку. Номер для молодожёнов? Конечно, бунгало номер 26 сразу за пирсом. Да, расположен отдельно, вам никто не будет мешать. Обслуживание в номер? Два завтрака и кофе. Конечно! Ваш багаж прибудет позже? Да, я распоряжусь, его сразу доставит консьерж. Желаете рассчитаться наличкой или чеком? Разумеется, миссис Грейнджер, ваш банк обслуживает наш фестиваль. Приятного отдыха.

Здесь всем было плевать на то, что двое уставших людей с разными фамилиями решили провести неделю в номере для молодожёнов. Здесь всем плевать, что в каком-то другом, неизвестном им мире, люди до сих пор делятся на волшебников и магглов. Здесь всем было плевать на то, что он только что вышел из самой страшной тюрьмы, а она два года назад спасла мир от маньяка. Что пришлось им пережить и чем пожертвовать. Здесь всем было наплевать. Здесь они были просто Никем — очередными постояльцами, которых множество в сезон отпусков. И первый раз она не задавала вопросов про будущее. Потому что и ей было наплевать.

Здесь не было ни имён, ни лиц. Были только Он и Она, и их три заветных слова, вместе создающие «Заклинание, убивающее миры».