Знахарка [Марина Владимировна Дечко] (fb2) читать постранично

Дечко Марина Владимировна Ярослава. Знахарка

Ярослава. Знахарка

Часть 1. Светломесто.

Именем Сварога-Отца, Небесного Кузнеца,

Именем Даждьбога, Трисветлого Солнца,

Именем Перуна Громовержца. Заклинаю.

Да будет так, как речено! Гой!

Пролог.

Весенняя ночь таяла.

Зарница, занявшаяся всего с полгодины назад, пылала во весь небосвод. Алела, распускаясь подобно купальскому первоцвету. И все так же торопила: часу немного.

Высокий терем о просторной горнице раскрывал резные ставни. И в них, ставнях этих, с зарею пробирались первые лучи солнца. Скользили по широким лавкам, густо украшенным шитьем обережным, да осторожно касались ложа. Ластились.

- Гляди, - тот, что держал солнечный блик, был нарочито весел, - помнишь сказ старый? Будто бы кто поймает первый луч солнца...

- ...и сам день оседлает, - закончил тонкий голос. Нежный. - Помню. Мне все матка так говорила...

- А он ведь мне сгодится, - снова улыбался полюбок, пуская меж пальцев тепло новой зари. - Потому как день этот - особый.

Та, что голосом нежным владеет, молчит. И лицо ее, до того спокойное, покрывается тенью. Она знает и о дне этом, долгожданном, и о том, что не сказано. Боится. Разумеет: зарница эта - лишь начало всего. А ей так хочется, чтобы час остановился в светлой горнице, где на весь мир - одни они.

Но час торопится, озаряя пространство золотистыми всполохами. И тогда она вздыхает. С Симарглом не договориться о земном...

Она прикрывает наготу девичьего тела тяжелым покрывалом, что украшено шитьем из нитей живых. И оставляет на полюбке вытканный знак, который вышивала для него:

- Бережа, - диковинный символ словно бы напитывается алыми лучами, становясь теплее. И та, что лежит нагой в его объятьях, теснее жмется к телу. Вглядывается в темного колеру глаза, касаясь нежно губ:

- Ночь уходит. И мне пора...

- Не торопись, - шепот-касание, - мы ж сговорены...

- Тайно, - противится девка, - не перед людьми.

- Перед богами старыми важнее! - Нареченный приподнимается на локте, осторожно снимая русую прядь со щеки. И тут же целует. В губы. - Людей обмануть можно, небожителей - нет.

- Тише! - Девка вскакивает и оборачивается по сторонам. - Вдруг услышит!

- Мы далеко, на околице. В тереме. Мореный дуб тяжел, и стены из него прочны. Мужик, что ставил избу, все рунами дерево живое обкладывал. Говорил, чары охоронные таятся по углам. Сохранят от глаза дурного, силу заняв у самих богов старых. Укроют...

- Услышит! - Не соглашается девка. - И покарает! - Ладонь касается осторожно щеки нареченного, проводя тонкими пальцами по скуле. И обратно. Снова, снова, снова... Остановиться бы. - Ты и так не в почете! И, верно, если прознает, что не к одиному богу в храмы ходишь, но к старым... Да и о другом...

Она боится сказать в голос все, что тревожит душу. И успокаивается, понимая: меж ними слова уж не нужны.

- Друг знает. Он и сам к старым ходил.

- Верно, ходил. А нынче?

Вздох-молчание. И оба разумеют: нынче все по-другому. Потому как если о небожителях забыть, то, быть может, и они забудут о детях своих. А если так...

- Не думай, - просит нареченный. Обнимает.

Касается нежно родимого пятна, что у самой шеи. Поднимается выше. Снова к губам. И тогда зарница блекнет под напором чувства, потому как ни она, ни та, кого так боятся полюбки, не властны над ними.

И всеж-таки час останавливается, покорный воле людской. И лишь они - двое, - существуют друг подле друга. Нареченный шепчет:

- Ты должна уйти. Ненадолго. До дня, как все скончится. С батькой твоим я поговорил. Отпустит. И искать не станет, пока сама не найдешь. Ты же - девкой простой в села просись. Не говори никому, откуда. Марой зовись. Не раскрывай людям имени другого, перед небожителями данного. И про род свой молчи. Про отца, воеводство. Жди. А с первыми вестями определяйся. Коль удастся мне задуманное - воротись. Этим же летом шлюб справим. Если ж погибну...

- Тише! - Пугается та, что Марой зваться станет. - Тише!

- Я не боюсь ее! И ты не бойся!

- Не ее страшусь, - Девка зябко ежится под периной, сильнее прижимаясь к крепкому телу. - Отец вспоминал, будто бы говор людской долетает до самих Чертогов Небесных. Что даже там, свергнутые с Лесного Княжества, небожители слово человечье чуют. Они повсюду. В самой земле. И небе. И всякой плоти. А коль так, не хочу, чтобы слышали о погибели твоей...

- Старые боги справедливы, - шепчет ей полюбок. - И, коль заберут жизнь мою в уплату, то и задуманное воротят. Кровь тому залогом.

Он вкладывает в руку Мары небольшую связку с иглой тонкой, измазанной бурой уже краской. Говорит:

- Если не вернусь, ты знаешь, что делать. Кровь с кровью связать, богам старым на души указывая. Обещать...

- Не отдам тебя! - Вскрикивает девка, позволяя упавшей слезе остаться на губах родных. - Во мне дитя. Кто ж вырастит малечу?

- Я выращу, - успокаивает ее нареченный, нежно проводя ладонью по волосам. - Как все скончится...

Он верит словам своим,