Наедине (СИ) [_armant_] (fb2) читать онлайн

Стасу и цифр выученных не хватит, чтобы назвать то количество времени, проведённого с Неудачниками. Как там говорилось? «Их было четверо, четыре пацана»? Ну, в случае Стаса, их было семеро, шесть пацанов и одна девчонка, до такой степени своя в доску, что тот же Руслан порой берега путал и обращался к Жене, как к парню. За что получал по макушке, как правило, от Жени или Богдана, который всегда защищал её так рьяно, что Стасу оставалось только удивляться, как Бажена умудряется все эти годы умело изображать избирательную слепоту.

А годков и впрямь много протекло. Как в школу пошли, так, считай, почти сразу все и сдружились. Разве что Стас к их компании прибился немногим позднее — он был старше их на целый год, и в начальной школе этот год казался слишком большой разницей. Хотя сам Стас не видел в этом ничего такого — подумаешь, мама решила оставить его на лишний год в садике из-за липнущих к нему, как банные листы, болезней. У Стаса самого, вон, только маленький шрам на лбу остался после того, как он ветрянку расчесал лет в шесть. К счастью, эта незначительная разница в возрасте забылась совсем и вспоминалась только в дни его рождения, когда во всех поздравительных открыток его называли дедом. Стасу только оставалось молиться, чтобы это прозвище не прикрепилось к нему на всю оставшуюся жизнь, а то, вон, только сегодня ему исполнилось восемнадцать, а ломота в костях уже тут как тут.

Вот и сейчас Стас лежал в кровати, маленькая стрелка на часах клонилась к двенадцати, а все существующие боги наверняка лопнули от чувства собственной важности, потому что восемнадцатилетие Стаса выпало на воскресенье, и он был чересчур доволен тем фактом, что ему не придётся тащиться в этот день в школу. С кухни долетал едва ощутимый запах шоколада, а это значило, что мама вновь приготовила шоколадный торт, как делала каждый раз в его день рождения. Стас, конечно, уже чувствовал себя самым взрослым и независимым, но какой здоровый человек откажется от торта, да? Минут через пятнадцать родители придут будить его, и у Стаса ещё оставалось время, чтобы подумать.

Да, с Неудачниками он был не разлей вода. Вообще, у них уже не было особой необходимости называть себя так — главные задиры школы Гена Бавров и его компания выпустились ещё два года назад и поступили в местное ПТУ, которое его студенты гордо называют фазанкой. Наверное, потому, что там сидят только синие и голубые фазаны, не иначе. Выпустились-то выпустились, а название прикипело. Иногда даже казалось, что если они откажутся от своего название, то компания сама собой распадётся. Глупо, конечно, так думать, но без своего названия они станут обычными подростками-дебилами, покуривающими за углом школы на переменах, пьющими пиво на крышах гаражей и просиживающими штаны на трубах со стекловатой, да так, что задницы чешутся ещё дня два.

Так они и проводили деньки, тёплые и не очень. А что ещё, в принципе, в Держинске делать. Это такая глубинка, что люди из любого соседнего города только репы чешут и спрашивают, где это. Зато природа красивая, а трубы из-за слоя стекловаты холодные. Руся как-то оторвал слой этой самой стекловаты и битый час потом занозы доставал, благо Эдик с собой таскает чуть ли не таблетку скорой помощи в рюкзаке.

Руся вообще кадр тот ещё. Помнится, Марат как-то кроссовки новые купил, припёрся в них в феврале на трубы, а Руслан, поперхнувшись пивом, заржал так, что любой конь позавидует:

— Я ведь, сука, знал! — орал он, подскочив с трубы. — Купил себе мокасины красные и ходит теперь довольный. Слышь, ты бы ещё носки не надевал, а то у нас же тут Сочи, ё-маё, жара плюс тридцать!

— Глаза протри, чё, умный самый, — фыркнул Марат, элегантно выставляя ножку, чтобы все посмотрели. — Кроссовки это. Найк, между прочим! Полуспортивные. Я в них теперь и в школу как сменку брать буду, и на физре гонять тоже нормально будет!

Стас с Борей, не сговариваясь, состроили одинаковые рожи и многозначительно покивали ярко-красным кроссовкам, бельмом на глазу выделяющимся среди серого снега. Они оба сидели с краю от остальных, засунув руки в карманы чуть ли не по локти, потому что в феврале в Держинске всегда холод собачий. И как Марат только умудрился надеть эти кроссовки и не окочуриться на месте — величайшая загадка человечества. Может, горячая кавказская кровь примерно так и работает.

— Ну они выглядят слишком хорошо, — сощурился Руся, наклоняясь к кроссовкам поближе. Эдик в тот момент ещё нахмурился, будто в нём два лагеря боролись: то ли схватить Руслана за шкирку, чтобы он носом в жёлтый снег не полетел, то ли, наоборот, ничего не делать и дождаться этого зрелища. — Я не помню, чтобы у нас в секонд такие кроссы завозили.

Марат был известен на весь Держинск своей любовью к секонд-хендам. Серьёзно, трудно найти хоть одну вещь в его шкафу, которую он купил бы не в секонде. Зато у него всегда было больше денег на пиво и сигареты, может, это тоже как-то влияет на финансовое состояние, Стас не углублялся, он потому-то и здоровый образ жизни пропагандирует, потому что денег на сигареты нет.

— Хорошую обувь надо не в секондах искать, — с умным видом протянул Марат, отставляя обратно ногу и засовывая руку в правый карман, тот, в котором он всегда хранил сигареты. Видимо, за кроссовки он выложил хорошую такую сумму, что вместо своего любимого синего Винстона купил Максим красный, от курения которого даже у заядлого алкаша Толика из соседнего от Стаса подъезда начнётся кровавый кашель.

— Если ты думаешь, что я забуду, как ты целый год щеголял в женских штанах со стразами из секонда, то ты глубоко-о-о ошибаешься, — хохотнул Ричи и всё-таки чуть не полетел носом в снег. Благо, Эдик вовремя выставил руку и подхватил его за шкирку, причём он наверняка мысленно отругал себя за рефлексы.

— А пойдёмте ко мне, а? — предложила притоптывающая ногами от холода Женя. — У меня папа, вроде, до восьми работает, отогреемся хоть. Сдохну сейчас.

Естественно, идею всецело поддержали, и Стас с Борей шли немного поодаль от остальных, и это был первый раз, когда они вдвоём остались наедине. Ну, условно, в принципе, это и не считается вовсе, потому что они даже не особо-то и разговаривали в тот момент. Но Стас любил этот момент. Он уже как пару месяцев переживал кризис ориентации, он только осознал, что ему нравится Боря больше, чем закадычный друг, а ещё ему месяц как исполнилось шестнадцать лет, в то время как остальным дай бог дожить бы до пятнадцати.

Второй раз случился в апреле того же года, когда Богдану исполнялось как раз-таки пятнадцать. Они тогда посидели в пиццерии для галочки, чтобы его родители не волновались лишний раз, что они занимаются чёрт пойми чем. Стас не особо много помнил, но бубнёж Марата, что Руся опять съел чуть ли не всю пиццу в одного, впечатался в памяти чуть ли не дословно.

Часам к семи вечера они закупились в ларьке пятью полторашками пива — отправили в ларёк Стаса, потому что он и выглядит старше их всех, и продавщица тётя Люба к нему относится благосклоннее, — и с чистыми душами отправились на гаражи, с которых открывался чудный вид на заброшенный судоремонтный завод. Ветер там завывал приличный, поэтому, не просидев на крыше и часа, они забежали в ближайший подъезд, у которого код от домофона не сменяли с самой его установки, и пригрелись у батарей под лестницей первого этажа. Стас с Борей тогда вытащили из почтового ящика пару свежих выпусков местной газеты, которую всё равно никто не читал, кроме прожжённых дедов и бабок, и смастерили себе ни капли не удобное сидение на лестнице. Боре бок грела батарея, а бок Стасу грел Боря. Идиллия. На стене напротив пестрела огромная надпись «ЗДЕСЬ БЫЛ ГЕНА», аккурат под строчками из какой-то песни ЛСП или Оксимирона, Стас не особо разбирался в русских рэперах, в отличие от того же Руси. Они с Борей потягивали одну полторашку Охоты на двоих и прислушивались к очередному спору Эдика и Руси.

— Хрен тебе, — качал головой Эдик, словно болванчик под спидами. — Хрен тебе, Руслан Тозиров, а не петарды.

— Ну Эди-ик, — ныл Руся. — Это было давно, и вообще неправда.

— Ты мне тогда чуть в лицо не попал!

— А вот и нет! — воскликнул Руся, и Женя шикнула на него, потому что на втором этаже жила вредная бабка, которая постоянно их из подъезда прогоняла, сирых и убогих. — Я целился в Гену, я, вообще-то, уважаемый хоббит, и вполне недурно кидаю петарды.

— Да какой из тебя хоббит, дылда уродливая, — пробурчал Эдик, и Бажена, закатив глаза, позвала всех на перекур, уже третий за последние десять минут, и, конечно, все пошли за ней, кроме Стаса с Борей, хотя, вот это странность, Боря курить начал первым из их компании, а Эдик с Богданом так вообще за компанию с ними ходят. Правда, Эдик больше ворчит, что пассивное курение привело к раку лёгких его прадедушку Ваню, но всё равно стоит с ними, потому что боится пропустить что-то интересное.

Вот только Боря слегка головой покачал, лениво допил остатки пива из их со Стасом бутылки и поставил её на батарею.

— Да ну, холодно там, — так же лениво протянул он на вопрос Жени, присоединятся ли они со Стасом. — Я лучше тут посижу.

— То же самое, — поддакнул Стас и спрятал красные руки в карманах зимней куртки. Апрель в Держинске мало чем отличался от февраля, на самом деле, разве что снега нет.

Женя только головой покачала и сбежала по ступенькам к двери подъезда. Иногда доносился их хохот, но Стасу было слишком лень прислушиваться. Он отпрянул от Бори, к своему же сожалению, и прижался виском к холодной стене подъезда. Перед самым носом расплывалась старая надпись «ПАНКИ ХОЙ», которую кто-то пытался зачеркнуть ключами.

— Блин, Стас, было тепло, вообще-то, — заворчал Боря сбоку, и Стас с затаенной радостью обратно прильнул к тёплому боку Бори, да ещё и голову на плечо ему уложил. — Стареем мы, походу. С полторашки на двоих унесло.

— Охота крепкая, — произнёс Стэн так, будто это всё объясняло. Впрочем, так оно и было, потому что Боря утвердительно промычал что-то.

Они немного помолчали.

— Нам тут дядя привёз вино домашнее, — заговорил вновь Боря пьяно. — Выглядит так, будто понос в воде размешали.

Стас фыркнул.

— Я одну бутылку припрятал, — продолжил Боря. — Откроем на твоё восемнадцатилетие.

— А мы доживём?

— Ясен красен.

Стас глубоко вздохнул и поморщился от попавшего в нос меха с капюшона Бори. Захотелось чихнуть, но он сдержался.

— Думал уже, что после ОГЭ делать? — спросил вдруг Боря после очередного отголоска хохота остальных Неудачников на улице. Боря порылся в кармане куртки, вытащил оттуда пачку Винстона с кнопкой и грустно взглянул на две последние сигареты. Ещё и в ночную смену в тот день Полторашка работала, а она карга мелкая та ещё, даже фото паспорта отказывается принимать за чистую монету, говорит, что это всё фотошоп. Конечно, оно всё фотошоп, но неужели так сложно одну несчастную пачку сигарет шкетам малолетним продать, что ли?

— С каких пор тебе это так интересно стало? — спросил Стас, очень сильно при этом надеясь, что его голос не дрожит.

— ОГЭ, — со значением произнёс Боря. Стас шёпотом повторил за ним.

— Да в одиннадцатый пойду, я в шарагу ни ногой. Век бы рожу Гены не видел. Лучше уж терпеть шутки Руси про беларусов и картошку, знаешь.

Видеть Гену и его шарашкину контору, всё же, приходилось чаще, чем бы на то хотелось. Во-первых, они тогда всё ещё учились в одиннадцатом классе, а во-вторых, они разъезжали по Держинску в старых Жигулях, которые на весь город скрипели получше самого убогого ведра с гайками. Узнать об их приближении вне школьных стен можно было либо по этому скрипу, либо по нечеловеческим завываниям Казённого Унитаза, АК-47 или Бездны Анального Угнетения. Музыкальные вкусы у Гены и его друзей специфичны, нечего сказать, конечно. А Руся шутил про картошку потому, что у Стаса отец беларус.

— И я в одиннадцатый пойду, — подытожил со вздохом Боря, и дверь подъезда со звоном открылась. — Значит, план с вином в силе. Вино с говном.

— Говно? — вырвал слово из контекста Руся, усевшийся на грязную ступень ниже них, и Стас разом пожалел, что поленился достать из кармана телефон, потому что скривившуюся рожу Эдика в этот момент надо было видеть. — В этом я спец!

— Дерьмовый из тебя спец, получается, — выдохнул Эдик, и Стас был на сто процентов уверен, что тот принюхивался, не воняет ли от него сигаретами. Матушка его таких дел не терпит, знаете ли.

Стас рассмеялся.

ОГЭ все сдали на удивление хорошо, разве что Руся хорохорился своей четвёркой, точнее нижним порогом четвёрки, по математике, словно это было величайшее его достижение за всю жизнь. Марат от него не отставал и так же бахвалился своим баллом по обществознанию.

— Дебил ты, — говорил Богдан Марату совсем беззлобно, больше для красного словца. — Зачем ты попёрся такой сложный предмет сдавать?

— Прост, — пожал ему в ответ плечами Марат и обворожительно улыбнулся.

— А ты радуйся, что тебе один балл случайно накинули в эссе, — поддержала Богдана Женя. — А то ходил бы сейчас с красной жопой. Со следом от ремня отцовского, знаешь.

— Так, блин, — протянул Марат и затянулся сигареткой, первую половину которой выкурила Бажена. Они всемером все стояли за углом школы, не боясь, что их поймает руководство. На дворе конец июня, тепло, птички поют. — Я тут, как главный обществовед, утверждаю, что, согласно статистике, любая социальная группа становится крепче после пары бутылочек пива. По особым случаям можно употреблять и портлейн «Три топора».

Руся зафыркал.

— И где ты эту статистику вычитал, обществовед хренов? На сайте «В любой непонятной ситуации пей пиво»?

Марат многозначительно кивнул.

За портлейном отправили, конечно же, Стаса. В тот день они с Борей наедине не оставались, а жаль.

Третий раз произошёл годом позже, в мае, и Стас точно не помнил, что это за день был такой, но Неудачники тогда собрались на квартире у какой-то девчонки из одиннадцатого класса. Чёрт его знает, кто их пригласил, но на кухню, где сидела пьянющая в сопли шайка Гены, они предпочитали не соваться. Боря тогда на понижение градуса пошёл, и Стасу пришлось обливать его холодным душем. Благо, санузел в этой квартире был совместным, и от ванны до туалета достаточно было просто повернуться.

Стас не помнил, чтобы Боре было настолько хреново, и он бы этот раз не считал, если бы Боря не сказал одну интересную вещь в тот момент.

— Сас, — протянул неразборчиво Боря, и Стас вновь восхвалил всех богов, что этого не слышал Руся. Ему было достаточно и того, что его раз в год называют Дедом.

— Что? — спросил Стас, выключив душ. Он поднёс к лицу Бори полотенце и вытер с него воду.

— Где Стас, — пробулькал Боря, и Стас прыснул.

— Тут я, что такое?

— Никакого гейства, но… — Боря запнулся и чуть вздрогнул. Стасу показалось, что Борю сейчас снова вырвет, но опасность быстро миновала. Он слепо схватил слабыми руками полотенце и положил его на голову, очевидно, надеясь, что оно само впитает всю воду с волос. Стас положил руки на полотенце и принялся растирать им мокрые пряди. Боря глубоко выдохнул и расслабленно опустил голову. — У тебя классные руки.

Стас промолчал, не совсем понимая, как ему на это реагировать. Он ненадолго замер, но быстро взял себя в руки и продолжил сушить волосы Бори. В дверь постучались, но местная щеколда могла выдержать атомный взрыв. Даже если бы этот атомный взрыв произошёл в соседней комнате. Если учитывать, насколько пьяные сидели на кухне Гена и его дружки, Стас всё ждал того момента, когда кто-нибудь из них дыхнёт на спичку, и загорится пламя. Даже в таком случае дверь к чертям сгорит, но щеколда останется на месте.

Стас тряхнул головой, понимая, что он и сам не так уж и далеко от Бори по состоянию алкогольного опьянения ушёл.

— Вот у Руси руки… фу, — продолжил неразборчиво бормотать Боря, и Стас на мгновение подумал, стоит ли его пару раз ударить по щекам, чтобы Боря не заснул прямо здесь. — А у тебя… не фу.

Стас резко выдохнул и бросил полотенце на стиральную машину.

— Вставай, фетишист хренов, — сказал он и подхватил Борю за локоть. — Воздухом свежим на балконе подышим.

На следующий день их ждала контрольная по физике, и Боря был готов убивать людей, лишь бы его не трогали. Он со страдальческим видом осушал бутылку воды по ехидные смешки бодрого, как чёрта, Руси, и о вчерашних событиях, конечно же, ничего не помнил.

Стас и сам порой удивлялся, как Руся умудрялся быть настолько жизнерадостным идиотом в таком городе, как Держинск. В Держинске не было ничего весёлого, и Стас долго ломал голову, как Руслану удаётся это, однако Руся поделился своим секретом со всей гордостью:

— Я каждое утро выпиваю стопарь водки, — специально громко сказал он тогда, чтобы Боря ещё немного пострадал. — Весь день тогда пролетает… ВО!

Ричи оттопырил большой палец, улыбаясь во все зубы, и Стас так и не смог понять, шутка то была или чистейшая правда.

Последний, четвёртый раз, произойдёт в день восемнадцатилетия Стаса, но сам Стас пока это только планирует. Сейчас дверь в его комнату приоткрылась, и в щели показались радостные лица родителей.

— Стас, с днём рождения!!! — счастливым шёпотом заговорила его мама, наверняка полагая, что спросонья Стас наверняка выпадет в осадок от слишком громких звуков, хотя она и не подозревала даже, что последние пятнадцать, а то и больше, минут Стас не спал вообще.

— Моему сыну восемнадцать, — громко провозгласил его отец, совершенно не беспокоясь о нежных ушах своего ребёнка. Он протянул Стасу сто рублей одной купюрой с чересчур довольным видом. — А ну-ка сгоняй бате за пивом, быстренько.

— Мне только с завтрашнего дня продадут, пап, — с ухмылкой протянул Стас, садясь в кровати.

— Сегодня тётя Люба работает, я знаю, что она тебе последние четыре года всё продаёт, не юли мне тут.

Интересный факт: его мама страдала такой же избирательной глухотой, что и Бажена.

Стас всё-таки принёс отцу пиво, да и себе прикупил всякого. Они с Неудачниками сняли квартиру на окраине города, в новостройке-малосемейке. И пусть эта квартира и впрямь выглядела, как жертва атомной войны, но зато хозяин ни за что не поймёт, разгромили ли они квартиру во время Вселенской Попойки, как окрестил этот день Руся, или же так оно и с самого начала было.

А попойка и впрямь намечалась Вселенская. Восемнадцать, всё-таки, раз в жизни исполняется.

Стас решил не одеваться, как на свадьбу, хотя мама его очень хотела, чтобы он надел вышиванку. Стас стоял насмерть и всё-таки урвал себе право надеть старый отцовский джемпер, который не было жалко испачкать или порвать в процессе празднования. Весь день он просидел дома, выпил шампанского с родителями, поговорил с парой десятков родственников, которые только-только вспомнили о его существовании, а уже к вечеру был готов выходить к друзьям.

— А вырос-то как, — умилялась всё мама, стоя уже на пороге, когда Стас, водрузившись двумя огромными пакетами с алкоголем, был уже готов выдвигаться к Неудачникам. — Вот ты будто только вчера тут паззлы разбрасывал, а уже… ой.

— Мам, ну хватит, — с улыбкой протянул Стас. — Я будто на войну ухожу.

Она махнула рукой, глаза её были на мокром месте, но она всё же расцеловала Стаса в обе щеки и закрыла за ним дверь, напоследок наказав ему застегнуть куртку. Стас куртку, конечно же, не застегнул. С Неудачниками он договорился встретиться на главной площади Держинска, рядом как раз пиццерия стояла, не шаталась. Они заберут свой заказ и спокойно двинутся в съёмную квартиру. Держинск — городок маленький, до окраины от площади можно дойти минут за пятнадцать-двадцать.

К счастью или сожалению, с какой стороны посмотреть, все уже были в сборе и ждали только его. Бажена, нарядившись чересчур празднично, что было видно даже сквозь длинный пуховик, с улыбкой подбежала к нему, сжимая в руке коробку в яркой обёртке.

— С днём рождения! — воскликнула она и налетела на Стаса с объятиями. — А подарок ты посмотришь уже на месте.

Богдан с Маратом забрали у него пакеты с алкоголем, а Руся всё это время стоял чуть поодаль с траурным чёрным шариком в руке.

— Капец ты Дед, — грустно выдохнул он, цитируя фразу на шарике, и Стасу оставалось только задавать вопросом, где Руслан нашёл такой в Держинске. — Свитера уже всратые носить начал, вы только взгляните…

Стас подхватил общий смех.

— Зато я не буду ныть весь вечер, что заблевал свою любимую футболку, да, Русь? — парировал Стас, разглядывая преувеличенно внимательно футболку Руси с растаманской расцветкой, которая ярким пятном выделялась из-под распахнутой парки, но Руслан только расслабленно качнул головой.

— Я столько янтарной кислоты в себя всыпал, ты бы знал.

Получасом позже Стас умиротворённо разглядывал квартиру на первом этаже облепленной вентфасадом двухэтажки, в которой грязно-коричневые обои на одной стене будто отдирали с садистским удовольствием, линолеум соседствовал с ламинатом, под одной из ножек обеденного стола лежала сиротливая бумажка, а пузатый телевизор смотрел в окно, выходящее в двор, где отлично просматривалась скамейка с четырьмя друзьями-алкашами на ней.

Идеально.

Четыре коробки с пиццей заняли место во главе стола, а вокруг пристроились нестройные бутылки самого разного алкоголя, о котором любой житель Держинска мог только мечтать. Марат своим коронным движением, а именно ювелирным ударом горлышка бутылки о край стола, открыл семь бутылок пива в стекле, и даже пенка не поднялась. Талантливый парень, конечно, ничего не скажешь.

— За Деда, — провозгласил Руся и хотел было уже выпить пива, но Женя его ударила по руке.

— Не так надо, — поворчала она, но Стас всё равно прыснул. — Стас. Станислав. Станислав Урисов. Тебе уже восемнадцать лет. Боже, как это всё волнительно… В общем, теперь перед тобой открыты все дороги, и то, что ты сейчас видишь — рассвет нового будущего.

— Хреновое какое-то будущее, — вставил Марат, увлечённо разглядывая квартиру.

Стас фыркнул.

— Короче говоря, — подхватил Богдан. — Желаем тебе свалить из Держинска как можно скорее, добиться своей мечты и стать знаменитым, чтобы мы могли продавать фотки с тобой пьяным задорого.

— Ведь, летая, не забывай, с кем ты ползал, — пафосно протянул Боря, хохотнув, и Стас, взглянув на него, вновь фыркнул.

— Ведь для нас ты всегда будешь Дедом, — закончил Эдик, и семь бутылок со звоном стукнулись друг о друга.

Интересный факт: Жигулёвское в стеклянной бутылке сильно отличается от Жигулёвского в пластике. Странно, что Стасу удалось это заметить только на восемнадцатом году своей жизни.

Стас отставил полупустую бутылку на стол и подошёл к раковине. Он быстро набрал в фарфоровую кружечку из чайного сервиза, которую оставил в квартире её хозяин, воды из-под крана и поставил её на подоконник.

— Пепельница, — сказал он, словно экскурсовод на рынке ширпотреба. Затем он вытащил из-под стола пустой пакет из-под алкоголя и бросил его на пол у раковины. — Мусорка.

Руся сдержанно поаплодировал.

Дальше всё слилось в какую-то кучу. Алкоголь лился рекой, на весь дом разносились песни Руки Вверх! , и главной песней этого вечера была, конечно же, «18 мне уже». Если Стас не сбился со счёту, она прозвучала не меньше десяти раз. Двенадцать, может. Вся квартира провоняла сигаретным дымом, потому что четверо человек при всём желании не могли уместиться у единственного окошка (второе почему-то не открывалось), а Руся в какой-то момент настолько напился, что чуть не вылез из окна в надежде поиграть с алкашами в шарады. Благо, Эдик вовремя его схватил за шкирку.

Ближе к полуночи большинство Неудачников разошлись по домам. Всё-таки, завтра понедельник, а учёбу никто не отменял, к сожалению. Боре, вон, везёт — он летом родился, а январскому Стасу остаётся только мириться с подобными тягостями жизни.

Боря, кстати, никуда не пошёл. Объяснил, что лучше уж он останется здесь на ночь, чем пьяным придёт домой. Стас примерно такого расклада и ожидал, поэтому попросил родителей, в случае чего, передать маме Бори, что он живой и ни в какой канаве не валяется.

— Руся предлагал скинуться тебе на проститутку, — вдруг выдал Боря, когда они вдвоём лежали на кровати в полной темноте. Тишину разбивал не столько голос Бори, сколько завывания алкашей на той же скамье и лай собаки на соседней улице. — Как подарок, знаешь.

Стас скривился.

— Не, спасибо, не надо.

— Я примерно так же сказал, — фыркнул Боря и подложил руку под голову.

Они вновь замолчали, но никто не решался закрыть глаза и провалиться в сон. Может, виной был страх словить вертолёты, а может, и что-то ещё.

— Помнишь ту вписку у одноклассницы Гены? — спросил вдруг Стас, в то время как в его голове крутились только два слова: «Четвёртый раз».

Боря нахмурился.

— М-м-м… Да, — протянул он. — Так себе. Нажрался я тогда знатно.

— Это точно, — кивнул лениво Стас, усмехнувшись. — Я тебя тогда душем поливал, и… ты сказал кое-что интересное тогда, знаешь.

— Хреновый из тебя интриган, — беззлобно, но напряжённо продолжил Боря после небольшой паузы.

— А из тебя фетишист неплохой такой, — поддел его Стас, так же подложив руку под голову, как Боря. — Ты тогда сказал, что мои «руки… не фу».

Боря рассмеялся вдруг надрывно и спрятал лицо в ладонях. Он перевернулся на бок, лицом к Стасу, и тот краем глаза проследил за его шевелениями.

— Стыд-то како-ой…

— Что у трезвого на уме, знаешь? — усмехнулся вновь Стас, не зная точно, как продолжить. — Я вот подумал на досуге…

Боря явно хотел что-то сказать, но всё же решил промолчать. Он убрал руки от лица, и Стас повернулся к нему лицом. Они молчали, и Стас решил как-то разрушить тишину:

— Сейчас будет гейство.

Стас положил руку на шею Бори, потянулся к нему и поцеловал мимолётно в щёку. Рука тут же соскользнула с шеи Бори и накрыла его ладонь.

Боря молчал и, кажется, даже не моргал. В темноте не особо видно. У Стаса настойчиво забилась в голове мысль, что это была плохая идея.

— Никакого гейства, — сказал, наконец, Боря, как-то чопорно коснулся его губ своими и лёг на спину. Он продолжал сжимать ладонь Стаса в своей и молчал. Хорошо, что молчал, на самом деле, потому что Стас выпал в осадок.

Они молчали, переваривая только что произошедшее, и сверлили пустыми взглядами потолок. Брови Стаса были сведены к переносице, а у Бори, наоборот, нарисовались горизонтальные мимические морщинки на лбу.

Стас провёл большим пальцем по тыльной стороне ладони Бори, будто проверяя, не показалось ли его пьяному мозгу что-то не то. Но нет, ладонь Бори вполне реальной ощущалась.

— Ну так… — заговорил хрипло Стас и тут же прочистил горло. — Будешь моим, не знаю, парнем или типа того?

— Получается, буду, — отстранённо протянул Боря и сжал ладонь Стаса.

Это был четвёртый раз, когда Стас с Борей остались наедине, и Стас определённо знал, что таких моментов будет гораздо, гораздо больше, и всех их он будет любить так же сильно, как и предыдущие.