Стелла-Миллениум (СИ) [Лисkey] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
========== I Сказка («На изломе рубежа») ==========
А дети веселились, бегая друг от друга и кидаясь снежками, иногда получая от Ледяного Духа новые волшебные искорки в глаза и озорничая еще больше.
Джек же с улыбкой наблюдал за всем снежным безобразием, сидя на почти самой верхней ветке старого дуба и прислонившись спиной к широкому стволу дерева. На секунду он прикрыл глаза и вздохнул полной грудью, хотя по принципу бессмертного Духа ему и не нужно было, но просто по-человечески хотелось.
Всё замечательно. Всё хорошо.
По окрикам детей стало понятно, что они хотят на каток, где присоединятся к другой группе и все вместе устроят соревнования и гонки на коньках. Что ж, он не был против, но и лететь вместе с ребятами не было особого смысла. Да и если что он всегда может их услышать и увидеть отсюда, и в любой ситуации примчаться на помощь. Хотя, что может теперь случиться? Всё хорошо — с Верой и Чудом всё в порядке, баланс давно восстановился, и всё стало как раньше.
Морозный Дух счастливо улыбнулся и уже было хотел удобнее примоститься к жесткой шершавой коре дерева, как по правую сторону, там, где минуты три назад играли дети, что-то щелкнуло с тонким кристальным перезвоном, и Джек моментально распахнул глаза, наблюдая как в метрах десяти от него появляется вспышка белого света, явно открывающегося портала.
Ледяной Джек лишь прищуривается и наблюдает дальше, спокойно и без паники, но пространство за ним начинает темнеть, а вокруг старинного дуба начинает клубиться первоначальная Тьма, создавая теневую крону высокому дереву. Когда из открывшегося портала выпрыгивает сначала Банни, а после и Песочник с Северянином, Джека уже окружает черная дымка, и за его спиной в теневой кроне моментально загораются десятки горящих огненным и желтым глаз.
Хранителей передергивает и от устрашающей картины могущества тьмы, и от ледяного взгляда самого Джека, глаза которого на секунду становятся ярко-голубыми.
— Не ожидал. Однако рад вас видеть! — дружественно начинает Фрост, впрочем, не сдвигаясь с места и машинально поднимая левую руку чуть вверх, мягко касаясь головы змеи, в защите обвивающей его, — Какими судьбами? Рождество ведь уже прошло, а Пасха еще нескоро…
— Джек. И тебе не хворать, — неловкость сглаживает Николас, недоуменно почесав затылок, он переводит все внимание на себя, — У нас небольшие трудности… Вчера какое-то темное существо чуть не разорило весь мой замок! Да и Лабиринту Астера досталось… Нет, мы не думаем, что это вы… Но, судя по считывающим кристаллам, это были очень сильные заклинания и…
— Вы думаете, что какой-то враждебный Дух или тень научились колдовать и намерено начала вредить Хранителям? Или думаете что это Туф? — Джек пока ничего не предпринимает, лишь нахмуривается, но паниковать пока рано, да и спускаться вниз тоже. По крайней мере матовая кобра наотрез отказывается его пускать.
— Да вот и мы не понимаем! Да и Туф… Ну она ведь не может…
Северянин не договаривает, как возле их компании через мгновение воздух искрится фиолетово-черным и из искр появляется Зубная Фея, на секунды окруженная черно-лиловой вуалью заклинаний.
— Я что не могу? — сходу понимая нить разговора, Туф переводит взгляд на дальнего друга, но тут же спохватывается, замечая десятки желтых глаз в черной кроне дуба и переводит внимание на Морозного Духа, — О, Джек, здравствуй! Рада тебя видеть.
Беловолосый парень только искренне ей улыбается и машет, даже не обращая внимание, что несколько Кошмаров тенями спустились вниз и, превратившись в мелких зверят, перебегают на сторону Хранительницы Памяти: уже закономерность, ведь очень много времени эти теневые животные порой проводят в её дворце, охраняя их с Селли.
— Да… да не про тебя я! Фух! Запутали вы меня!..– отдувается Хранитель Рождества под пристальным взглядом Феи, и собравшись с силами, да переглянувшись с остальными, объясняется: — Кто-то напал на замок вчера вечером. Не слишком сильное существо, но явно подобное тени, однако, когда я попытался изгнать его с помощью кристаллов, оно начало колдовать, вот как ты, Туффи. И сбежало через заклинание телепортации. Уж простите, дорогие коллеги, но я уже ничего не понимаю! Кто это и зачем? Почему?! Да и глаза у него на странность светились не желтым или красным, как… ну вы помните, как у тех Духов Страха, а зеленым! Зеленым!
— Зеленым? — Джек же прищуривается и подбирается, отгоняя от себя Мету и быстро спрыгивает с ветки дерева, легко приземляясь на снег и подходя к собравшимся, однако старается держаться стороны Туф. А вот зеленый цвет глаз ему не нравится. Но почему и где это он уже видел, он не поймет. Точнее не хочет понимать и вспоминать. И надеется, что это не вернувшийся Рей.
— Да! Зеленым, не ярким, но зеленым. И…
— И он умеет копировать наше оружие, — впервые заговаривает Банни, перебивая Ника. Кролик хмуро оглядывает Джека, за спиной которого несколько Кошмаров во главе громадной черной кобры и хмыкает, поясняя:
— Когда я пытался прогнать его из лабиринта, и отбивался бумерангами, он с легкостью их скопировал в такие же, однако, кроме черных жгутов, там было дерево, настоящее — как у моих. И вот тут…
— Тут ты понял, что и в этот раз мы не причем, да? — Джек качает головой и почти машет на Кролика рукой, понимая, что как бы Хранители не исправились, Банни останется таким же.
— Это новый Дух Страха, какое-то теневое существо или новый проказник, Джек?.. — хоть вопрос задает Фея, но остальные в частности вопросительно смотрят на Морозного Духа, пока он хмурится и думает.
— Это не существо и не Страх, однако, определенно новый Дух, который решил заявить права на Веру детей и этот мир, мои недалекие коллеги, — звучит шелестящий голос из мрака за спиной Фроста, а в следующее мгновение появляется и сам Король Кошмаров.
Кромешник хмыкает почти весело, замечая, как напрягся Песочник, и отошли в сторону Северянин и Кролик, однако Туффи даже не обернулась, машинально кивая ему в знак приветствия, и продолжила изучать взволнованных Хранителей.
— Опять что ли? — буднично недовольно фыркает Джек, но сразу же делает шаг назад, чувствуя спиной знакомое любимое тепло, и как родные руки приобнимают его за талию, притягивая ближе. И плевать Джек хотел на взгляды остальных Хранителей, — Туфф он в расчет вообще не берет, она уже своя, при ней можно.
— Не опять, а снова, — Король Кошмаров почти едко отвечает Джеку, как всегда в своей излюбленной манере, однако вовсе не злобно, и сразу же переводит свое внимание на Хранителей, недовольно им поясняя: — Но могу успокоить собравшихся — мои ищейки его уже вылавливают, он не настолько силен, пока что, чтобы хоть как-то даже вам троим противостоять, и этот Дух появился не из-за того, что вы что-то делаете не так. Просто один маленький ребенок в Норвегии очень сильно пожелал защитника и друга, вложив в свое желание сильные чувства, — один очень избалованный, и не понимающей ценности вещей, ребенок…
Что Питч сделает с этим ребенком и какие нашлет Кошмары сегодняшним вечером Джек старается не думать и почти противится этому, хотя понимает, что так нужно и отвлекается от мрачных мыслей, переключая внимание на нового Духа, сожалея, что опять придется куда-то лететь, с кем-то сражаться; ему это надоело до скрежета зубов.
Пусть и прошло пару лет с последней битвы и все живут мирно, но последнее в мирозданье, чтобы ему хотелось, так этой новой войны и нервотрепки. Потому молоденький Дух Холода не спешит эмоционировать, стоит молча и покорно в объятьях Короля Кошмаров, рассматривая Хранителей и не встревая в разговор «взрослых». А Питч же не командует, всего лишь дает по-царски и как всегда язвительно рекомендации трем Хранителям, предупреждает, где новый Дух будет сегодня вечером, и просит всех не вмешиваться и возвращаться по своим домам.
Через четверть часа и несколько сложных предложений Хранители разлетаются: Сэнди создает самолет и улетает ввысь, Банни как всегда открывает тоннель и, пробурчав что-то вроде — никогда больше не использовать телепорты, спрыгивает вниз, а Николас исчезает в портале, предварительно мягко попросив Туф заглянуть в гости, и помочь со списками новых игрушек и подарков.
— Думаете это опасно? — серьезничает Фея, как только последние искры магии за Северянином рассеиваются.
— Дух? Нет. Мелкий, простой, отчасти созданный из эмоций ребенка, пакостник всего-лишь , — лениво отвечает Кромешник, и мысленно отдает приказ части Кошмарам возвращаться домой: теперь он сам позаботится о безопасности своего Снежного Духа.
— Это хорошо, но, во всяком случае, я усилю защиту на дворце… — Фея выдыхает и понимает, что прогулка с Селеной по волшебным лесам Польши и знакомство с Фейри явно отменяются, — Однако мне нужно возвращаться, у крох слишком много работы и мне нужно им помочь, а еще выставлять защиту.
Фея отходит от Джека и Кромешника и щелкает тонкими пальчиками, исчезая в фиолетовой вспышке искр, напоследок строго попросив:
— И держите меня в курсе!
— Я начинаю думать, что скоро начну ненавидеть Духов… — оставшись наедине, и в окружении только привычных Кошмаров, доверительно делится Джек, мягко поглаживая руку Кромешника кончиками пальцев.
— Всех Духов, Снежный? — невесомо касаясь губами виска парнишки и приобнимая крепче это капризное чудовище: всё же Король слишком избаловал своего Снежного.
— Ты и Фея — исключение.
— Ну спасибо за такую благосклонность, — фыркает Король Кошмаров, но не упускает возможности наклониться и медленно поцеловать Джека в шею.
— Не за что… — с придыханием отвечает беловолосый парнишка и тут же сдается с тихим вздохом, откидывая голову на плечо своего Короля, — Ну что ты творишь?.. У нас дела…
— Подождут, — почти что рык, и Джека дергают к себе еще ближе, крепко прижимая к груди.
— Питч… — почти сдаваясь на милость своего Короля Тьмы, почти просящее и покорно.
— М? — зловеще усмехаясь, однако тут же оставляя еще один жгучий поцелуй на мраморной коже своего любимого Духа, — Закрытые подземелья, шкуры и ты подо мной?..
— Питч!
— Что? Если бы не этот Дух, то именно так должен был пройти сегодняшний вечер, мой Снежный. А теперь…
— А теперь нам нужно работать, — сожалеющее выдыхает Джек, прикусывая до боли губу, чтобы относительно придти в себя, и не думать о подземельях, темной зале…
— Да. Чем раньше выгоним из этого мира, тем лучше, — впрочем, понимая, что сейчас же вопрос от Джека неминуем, Питч сразу же добавляет, — Уничтожать не вижу смысла.
— Согласен. Тогда… — Джек сосредотачивается на мгновение, по теням выискивая нового Духа, — Гамбург?
— Да. А потом ты, дом и шкуры, определенно.
Кромешник ухмыляется, зная наверняка, что бой будет коротким, быстрым, без потерь и управятся они наверняка до двенадцати ночи, чтобы потом вернуться домой и не задумываться о битвах еще как минимум несколько лет, а в идеале и вообще несколько веков.
Комментарий к I Сказка («На изломе рубежа»)
Маленький подарок всем моим дорогим читателям и фанатам Кроджека.)
V.S На выход других макси это никак не повлияет, так что задержки в выходе глав не будет, не беспокойтесь.
V.V.S В тексте могут быть большие пробелы, Лис не виноват. Никаких лишних пробелов не ставил, но текст почему-то сам собой разделяется. Надеюсь это только у меня такой глюк,и читать всем будет комфортно.
========== II Сказка ==========
Впервые это произошло под Хэллоуин. Джек, как приличный теперь Хранитель, облетал города, наблюдал за детьми и следил беспрестанно, чтобы ни одна тень, будь то от дерева или от игрушек на стене, не пошевелилась.
Пусть его не пугало темное время суток или мрачные скрюченные ветки деревьев зловеще отбрасывающие по ночам жуткие тени, но подсознательно предчувствие нехорошего осталось. Чувство, что вот-вот из темной стены в каком-нибудь переулке выпрыгнет Кошмар или серая рука неожиданно ляжет на плечо и сильно сожмет, а за спиной прозвучит такой жуткий, пробирающий до мурашек, шелестящий голос, и он встретится с обладателем желтых глаз.
Джек знал, что такое уже невозможно, понимал и вот уже как полтора года пытался забыть, переключался, но тщетно, даже если внушал себе обратно — всё было тщетно. Подсознание интуитивно подкидывало новые вопросы — «А что если?» или «Вдруг он вернется?» и глаза то и дело искали, почти отчаянно искали в темноте признаки жизни — движения, рычания… того холодного надменного смеха.
Джек потряс головой ещё раз и, как всегда, сосредоточился на детях и надвигающемся Хэллоуине. Как-никак — праздник Страха…
«Вот, наверное, что идеально бы подошло Кромешнику», — невольно зацепилась мысль, но Фрост по обыкновению отогнал её, стараясь не принести с собой в очередной город кучу снега и метелей. Однако его паранойя дала о себе знать уже к пятнадцатому городку, самому близкому к тому, где все когда-то закончилось.
Он по обыкновению патрулировал, сидя на ветке не совсем еще голого дерева и рассматривая, как детвора ругается возле магазина маскарадных костюмов. По обыкновению Фрост задумался, весело улыбаясь, и не спуская глаз с детворы, и не сразу обратил внимание на легчайшее касание на спине, списывая это на ветки дерева с осенней листвой позади, и продолжая наблюдать. Однако через несколько минут, когда он почти полностью погрузился в забавный спор двух ребят, лет эдак под десять-одиннадцать, прикосновение усилилось, и словно маленькая змейка поползла вниз по спине, осторожно и медленно. Джек же только передернул плечами, скидывая едва щекочущее чувство и думая, что возможно на спину упало пару листьев, и они медленно скатываются по нему. Но когда к ощущениям движения прибавилось мягкое тепло, паренек вздрогнул и очнулся.
Ветра не было, но странное движение продолжалось с усиливавшимся, с каждой секундой, теплом и нахальным поглаживанием между лопаток, что и возмутило Ледяного Духа, заставляя резко развернуться, чтобы отстранить от себя ветку. Но Джек так и застыл тогда, смотря что никакой ветки там где он сидит и не было, а другие слишком высоко или далеко находились, чтобы хотя бы кончиками достать до него…
Беловолосый парнишка ничего не понял, лишь прищурился, отогнал странное ощущение дрожи прошедшей по телу от фантомного тепла, и от греха подальше спрыгнул с дерева, зависая в воздухе и еще раз внимательно осматривая пространство где сидел. Странная мысль, что это какой-то Дух или тень пронеслась в голове, но все было спокойным, неподвижным и слишком естественным, и объяснения он так и не нашел, решив проверить городок еще раз и направиться к следующему.
Во второй раз Джек вообще не думал и не гадал, и почти свыкся с, то и дело, возникающими образами да мыслями в голове, и патрулировал маленький городок на севере Вайоминга, в самый разгар зимы, когда жуткая метель, которую даже он не мог усмирить, терзала несчастный городок. И он несмотря на непроглядную белую мглу и гул стихии облетал окрестности и следил, чтобы никто не выходил из дома, а все двери и окна были накрепко закрыты.
Тогда Фрост полностью был занят буйством метели и не придал вообще никакого значения странному, едва различимому, лязгу, что слышался в конце неосвещаемой улице, а надо было. Но главной задачей было проверить несколько еще работающих магазинчиков, к чему он ответственно и приступил, спускаясь на придорожную часть и щурясь от колких снежинок кружащих пургой вокруг.
Пристальным взглядом парень осмотрел витринные окна магазина, надеясь, что сильные порывы ветра их никак не повредят и уже хотел подлететь к следующему, как из-за метели неожиданно на него полетело нечто похожее на оторванный кусок кабеля, все ещё искрящегося электричеством, от которого парнишка, благодаря своей реакции, удачно увернулся. Чуйка подсказывала, что не стоило недооценивать погоду, и даже ему — Духу — стоило укрыться где-нибудь, или вовсе улететь. Но Фрост идейный, Фрост — Хранитель.
Да и Дух ещё раз умереть не может, усмехаясь думал он, прослеживая, как ветер волочит по дороге кабель, а после и вовсе его уносит вверх, как легкую веточку. Возможно, это и была его роковая ошибка, и скрежета чего-то тяжелого и металлического по асфальту он не услышал — даже не заметил, а в следующее мгновение с новым порывом адского снежного вихря из белизны на него уже летел прицеп от трейлера.
Всё происходит чересчур быстро, и неподготовленный к такой подставе погоды мальчишка растерянно замирает посреди дороги. Мысль — «А это больно?..» обрывается, когда его сильным ударом сбивают с ног, отшвыривая в сторону, а прицеп проносится со скрежетом дальше по дороге.
Джек же только может пораженно испугано выдохнуть, мысленно вопрошая, какого черта и что это было, потому что он магию не применял — не успел, а то темное пятно, что едва ли заметило боковое зрение, растворилось моментально, как он приземлился в сугроб. Джек не верит в благосклонность и разум погоды, но и отказывается подумать что нечто темное и достаточное мягкое, по секундным ощущениям, было темнотой. Запрещает себе так думать.
Первый и второй случай он сопоставляет, находя это странным, но не рассказывает своим друзьям, решив, что это просто его паранойя. А вот когда в темном лесу, куда направили его Хранители, возле развилки двух дорог, его неожиданно хватает появившееся из темноты тень, обвивая руку бархатной лентой, явно намекая что выбранная левая дорога неправильна, Джек убеждается, что это точно не его паранойя. Однако и среагировать должным образом не успевает, потому что тень развеивается у него на глазах буквально через секунду, и Джек даже не знает принадлежала ли она кое-кому конкретному или это просто ожившая сознательная тень в лесу. В любом случае он, почему-то интуитивно слушается тень и выбирает другой путь и… избегает встречи с тремя пакостными духами леса, раздваивающими тропинки, о которых после рассказывает Астер.
Джек по-прежнему не рассказывает ничего Хранителям. Потому что не знает чьи это проделки и откровенно говоря, сопоставляя все факты, не находит причины вводить в панику друзей. Все те случаи не причинили ему вреда, наоборот — спасали его, и Джек впервые наверное в замешательстве, и не знает как поступить.
А после всё прекращается, тени и другие странности связанные с темнотой и или лентами тьмы не происходят целых три месяца: почти всю следующую осень. Однако к зиме вновь дают о себе знать, когда Джек морщится, наблюдая через окно за одним мальчиком, который доламывает подарок свой сестры, пусть и преждевременный — подаренный в честь будущего Рождества. Джеку почти больно на это смотреть, но ничего поделать он не может, Ледяной Дух только прищуривается недобро и невольно замораживает окно, впрочем, ребенок на него не обращает никакого внимания.
«Полететь что ли и рассказать Хранителям?» — тогда думает Дух Радости, взвешивая все «за» и «против», и не найдя причин утаивать именно эту сцену от друзей, уже порывается улететь, как замечает в окне, периферийным зрением, нечто странное. Замечает и тут же обмирает на месте, наблюдая, как тень от изломанной игрушки на стене начинает шевелиться и двигаться вверх, а после и вовсе растет, пугая тем самым мальчишку. Ребенок действительно отскакивает от поломанной игрушки, в испуге расширяет глаза и пальцем тычет на исказившуюся, почти уродливую, тень, но сказать ничего не может, видимо из-за страха. А Джек, наверное впервые, поступает не как Хранитель — не вмешивается, почти заворожено наблюдая, замирая возле стекла и впиваясь взглядом в знакомые острые перетекания разросшейся тени на стене.
Она пугает, она настораживает, она дает понять ребенку, что так нельзя, что теперь дух игрушки разозлен на него и будет мстить. Устрашающая улыбка и тени в конец пугают мальца и тот сбегает из комнаты, с криком уносясь вниз. А тень моментально рассеивается, не оставляя после себя ни одного лишнего черного кусочка.
Оверланд в тупике. Морозный Дух еще на добрых два часа зависает возле того окна и думает — думает и наблюдает, но так ничего и не происходит, и он в конце концов смущенный и покоробленный улетает подальше от этого дома.
Мысли, что так неправильно и, что так мальчишке и надо, борятся в голове за право быть главной и правильной, и под утро Джек действительно измотан, но не патрулированием, а своими рассуждениями. Однако каждая из возмущенных мыслей рассеивается на следующий день, стоит ему заглянуть в знакомое окно и увидеть, как парнишка кропотливо вместе с отцом чинит ту самую игрушку… Джек выдыхает почти радостно, понимая впервые правильность страха и наказания над детьми, пусть и не до конца сам себе в этом признается.
Время летит, проходит еще полгода, или даже чуточку больше. Джек ответственен, хотя, как и раньше весельчак и раздолбай: замораживающий паркет дома у Северянина, препирающийся с этим Кенгуру, активно помогающий Туф с зубками, и порой спорящий с правильностью добрых снов с Сэнди, но все довольный.
Теперь уже Джек ничему не удивляется, и касания то на шее, то на спине воспринимает обыденно и спокойно, позволяя себе в такие секунды насладиться мимолетным теплом от прикосновений теней. Он позволяет бархатным лентам порой утягивать себя в глубинные чащи поздней зимой, находя быстрее заблудившихся детей и доставляя их домой, он уже не обращает внимание на сгустки темноты, подобно тяжелым облакам, которые порой сгущаются рядом с ним и предупреждают об угрозе… Джек подсознательно, да и сознательно, понимает и уже принимает эту помощь, хотя всё чаще задумывается почему Хозяин Тьмы всё так же не показывается. И Джек внутри до леденящей паники надеется, что это именно тот о ком он думает, кого помнит, и кого бы хотел ещё раз увидеть.
Дух Холода летает к Хранителям и отчитывается о работе, помогает всем и такой же строптивый и веселый перед ними, хотя по-прежнему хранит свой маленький безобидный секрет. Ну, почти безобидный.
Джек зависает на фонарном столбе и вспоминает, как случайно забрел на окраину вырубленного леса, рядом с пещерами, и как на него кинулись тамошние полудухи-полутени и как из-под расщелин в земле через мгновения вырвалась сама тьма, загораживая его и почти материализуясь в двух громадных диких кошек, защищая его от чужаков.
Возможно, тогда он бы испугался, возможно, атаковал этих зверюг, но они, прогнав полудухов, спокойно повернулись к нему едва скаля пасти, и парнишка обмер, смотря в такие знакомые глаза Кошмаров, все такие же дикие, опасные, желтые глаза, напоминающие чем-то…
Джек трясет головой и скидывает морок воспоминаний, понимая, что ему ещё нужно к Джейми, а после на Север, к Николасу. Всё это пусть и замечательно, но слишком задумываться не стоит. Но он врет себе. Как всегда и по-наивному, потому что взгляд невольно цепляется за движущиеся тени по ночам, потому что он устал себя сдерживать и наслаждается теплом темноты, потому что с губ так и норовит сорваться коварное имя врага.
Врага ли? Как Хранитель, он понимает, что да. Как Джек Фрост — уже не уверен… Но чтобы он не делал, как бы не позволял этим странностям случаться, а тьме оберегать себя, порой играючи и слегка жестоко к другим, но ничего более не происходит и ему уже кажется что не произойдет.
«Но я хочу его видеть!» — после Пасхи, сидя на крыше одного из домов, доходит возмущенно-требовательно до подсознания и Джек морщится, понимая что это уже ему не подвластно. А желание встретиться и разузнать всё, понять почему, так нестерпимо и неконтролируемо.
И он срывается, резко — спонтанно, поднимая за собой ледяной ветер и улетая в тот лес, где кровати уже давно нет, но он помнит, как проникнуть в тайное подземелье.
Вот только Джек глубоко ошибается, очутившись в холодных каменных переходах, где давно никого нет, даже часть клеток подвешенных на цепях уже исчезла, и тишина стоит мертвая и совсем не пугающая.
Он разочаровывается, так про себя думает, хотя прекрасно знает, что эмоция называется обидой, банальной и по-детски глупой. Джек сбегает с этого места и клянется больше не возвращаться, клянется наплевать на тени и странности, и больше не искать встречи с тем кого, возможно, уже и нет.
Год, два, три, четыре… Джейми растет, постепенно перестает его видеть, другие дети тоже вырастают и он утрачивает с ними связь. Всё хорошо, в него начинают верить другие, но та — настоящая связь с первыми обрывается и его это подламывает. Всё замечательно и Вера процветает, но Джеку она с каждым годом становится ненужной всё больше. Хранители с воодушевлением собираются у Северянина и обсуждают очередное Рождество, а он слоняется серой тенью по замку, не чувствуя даже крупицу счастья и веселья, в конце концов улетая в Америку.
Всё очень хорошо и про Джека Фроста уже во всю рассказывают детишки во дворе и мечтают с ним поиграть, но он лишь сторонится и только оставляет «подарки» на морозных окнах. Ему больше не нужны дети и наступает острая апатия, вместе с нежеланием кого-либо видеть. Его спасает еще несколько раз тень, оберегая от пакостных фейри или от злобных духов лесов, а Джеку только больно, когда теплая тьма обвивает запястье; хуже только видеть грозных Кошмаров — тогда вовсе хочется выть.
Свое поведение он уже не хочет даже объяснять. Просто скитается, делает работу на автомате и даже не собирается лезть себе внутрь, понимая, что там просто адская белая мгла сжигает всё холодом и пустотой. Одиночеством. А кричать уже нет сил.
Только вот погода в корни с ним не согласна, и через несколько дней случается буря; Джек сам её провоцирует, прилетая в северный городок Финляндии. Он уже просто не может ничего с собой поделать, а погода реагирует, создавая ледяной шторм, в эпицентре которого Фрост, стоит посреди маленькой темной улицы и не понимает, как остановить творящийся вокруг белый хаос. Он даже не знает с чего начать, и уже даже не хочет прекращать — пусть хоть погода выплеснет свое негодование и злобу, раз он не может.
Джек не отходит назад, не прикрывается руками или посохом, когда сотни острых снежинок врезаются в кожу и колят ледяными иглами. Молоденький Дух только прищуривается и безвольно опускает руки, едва удерживая в онемевших пальцах посох. А температура всё падает, замораживая деревья, фонарные столбы, дома и машины, пробирая своим холодом даже его. Заставляя едва заметно передернуть плечами от мороза.
Джеку наверное впервые за всё время становится не по себе от его же стихии: становится холодно и неуютно с каждой минутой. Но в свою упертость, и в копилку апатии, Фрост не улетает и даже не сдвигается с места, думая, какого же черта с ним происходит.
— Холодно… — одними губами, понимает, что это его первые слова за несколько дней, но ничего поделать с собой он не может, и внешняя стужа лишь дополняет то, что творится внутри.
Ледяной Джек не может замерзнуть, но ему холодно и он начинает мелко дрожать, отчасти понимая причину отказа от своей же стихии. Ему мёрзло, мерзко, одиноко и больно. Но он упрямый осёл и просто сдается на буйство метели, прикрывая глаза и понимая, что с ним что-то не так; в душе у него что-то не так.
Но спустя секунды последние фонари на улочке гаснут, а на снежного мальчишку позади накидывается нечто теплое, и буря, вровень эмоциям Джека, моментально изменяется, затихая слишком быстро.
Нечто теплое, тяжелое, и явно черное до пола, закрывает его спину и плечи, и в тишине затихающего ветра слишком оглушительно ударяется посох, падая на асфальт, выпав из ослабевших пальцев Джека.
То забытое чувство не проходит, вровень и шоку парнишки, а его плотнее прикрывают теневой тканью, полностью закутывая, и сильные руки обнимают со спины, а над ухом, впервые за все эти годы, звучит такой знакомый шелестящий голос:
— Извини, был далеко. Собирал новую армию.
Джек лишь прерывисто выдыхает, позволяя дрожи пройтись по телу, и закрывает глаза, с каким-то немыслимым облегчением и тоской откидывая голову назад, прижимаясь к худому плечу затылком.
Все чертовски становится правильно: и его угомонившиеся эмоции, и темная устрашающая улица, и тени, жуткими силуэтами расползающиеся вокруг, и этот, судя по всему, теневой плащ, заботливо накинутый на него… И, главное, эти темные горячие объятья. Морозный Дух едва ли устало улыбается, сдается и нежится в сильных руках, задавая такой ненужный сейчас вопрос:
— И когда хочешь напасть?
Позади слышится знакомая усмешка, едкая, но вовсе не злобная.
— Когда ты пожелаешь.
— Тогда, прямо сейчас…
========== III Сказка ==========
Тьма, вот что он видит первым, погружаясь под лед в морозное озеро. Он наблюдает как вокруг него скапливается тьма и ощущает запоздалый легкий страх. А потом видит её — Луну, яркую, полную — она светит где-то там, над водой. Джеку она кажется безмолвной и холодной, немного жестокой, и даже несмотря, что постепенно его окутывает её холодный свет всё больше, априори тому, что он погружается только глубже, мальчику становится только холоднее: больнее ото льда — воды сковывающей тело, и паника постепенно усиливается. Но ведь он всё равно уже мертв, так к чему ему паниковать — зачем? Джек не знает, почему еще не захлебнулся, или уже захлебнулся, просто холод внутренний смешался с холодом внешним. Он не знает, почему еще не потерял сознание от нехватки кислорода и не понимает, почему с каждой секундой ощущения не убавляются, а наоборот, растут, и его чувствительность повышается в несколько раз, а свет Луны становится до рези в глазах ярче, невыносимее.
Для него это пытка, самая настоящая и самая жестокая — неужели и умереть теперь спокойно нельзя? Ему и так больно от пронизывающего насквозь жестокого холода.
Но вот еще одно мгновение проходит и истерзанное сознание понимает, что свет Луны постепенно тускнеет, становится приглушенным, а еще где-то там вверху часть дыры во льду медленно затягивается, и Джек знает, что, наверное, это всё — отмучился; он уже не чувствует ни рук, ни ног, так же как своего сердцебиения, парень даже замечает на последнем островке сознания, что дышать тоже перестал, и это, похоже, его конец. Только вот вокруг глубокая темно-синяя мгла воды, густая тишина и не отпускающий его поток неяркого света, который не дает спокойно прикрыть глаза. Да почему же?
Страх появляется вновь, когда он осознает, что вдруг это навсегда, вдруг это его пытка за то, что погубил свою жизнь? Так он… он не ради ж себя! Он ради… Ради кого?..
Мальчик пугается еще больше и понимает, что застревает в ворохе вопросов — «кто он?» «почему еще под водой?», «он умер?», «что было до этого?», «почему лунный свет его не отпускает?» и «почему он не помнит того, что было пару минут назад?» Паника перерастает в животный страх, а Луна безответна, где-то там вверху всё также прочно держит на краю двух миров, не давая не умереть, и не воскрешая.
Хоть он и тянется вверх, протягивает в безмолвии ужаса руку — она его всё равно убивает и причиняет жестокий безразличный холод. Джек кричит, кажется, что кричит, но из горла не вырывается ни единого звука, и пузырьки не поднимаются куда-то верх. Убей или дай жизнь! Всё что угодно, только не эта вечность мертвого тела в ледяном озере!
Мальчик не понимает в какой момент всё прекращается, а Луну что-то затмевает — он видит плохо, смазано, — преломление воды и его ненормальная недоживучесть, или уже смерть, наслаивают. Джек только понимает, что на смену безразличному свету приходит мрак и он тянется к нему отовсюду, с глубины, с разных сторон и, главное, сверху.
«Наконец-то…» — думает Джек и прикрывает глаза, он не знает что это или кто это, но благодарен вновь скапливающейся вокруг него тьме — она дарит странный покой и он, наконец теряет сознание, надеясь на спокойный конец.
***
А тьма всё сгущалась, медленно застилая собой все озеро, несмотря на полную, ярко освещающую все вокруг, Луну. Тьма клубилась, плескалась, отливая матовым бархатом, и неумолимо взламывала толстый лед по приказу своего Хозяина.
А Король стоял на берегу, заложив руки за спину и цепким взглядом следил, как из-под воды, на зло своего ненавистного врага, его Тьма достает мальчишку, уже не человеческого, уже не живого, но с новой жизнью — нового Духа, которого так жестоко создал этот лунный Свет.
Тьма аккуратная, перетекающая и осторожно окутывающая легкое тело. Она бархатная на ощупь и достаточно теплая из-за чего новорожденный Дух приходит в себя, ощутив резкую смену температур, и вскидывается, захлебываясь своим первым новым вздохом. А Королю слишком интересно, потому он не может стоять в стороне и уже через каких-то пару секунд нависает над бледным мальчиком лет семнадцати; его враг создал новое оружие, но притом как всегда лицемерно не подумав о возрасте нового «воина».
А мальчик, непонимающий ничего и растерянный, едва приоткрывает глаза и щурится, замечает стоящего над ним высокого темного мужчину, но только кратко выдыхает и хрипло шепчет не осмысливая еще до конца:
— Закрой, не хочу находиться под её лучами…
Король Кошмаров же только довольно победоносно ухмыляется и с удовольствием выполняет первую просьбу новоиспеченного Духа, поднимая свою, пока еще маленькую, армию из Тьмы и огромным пологом, подобно цунами, приказывая заслонить собой часть озера, нависая сверху.
А Джек же только благодарно выдыхает, постепенно начиная чувствовать кончики своих ледяных пальцев, и впивается затылком в оглушающую теплоту тьмы, что стелется по льду озера.
***
Джек сидит на небольшом уступе, возле совсем крошечной поляны, посреди леса, и смотрит вдаль чащи. Он молча поджимает к груди колени и обнимает себя руками.
— Значит… Я теперь Дух, — тихо, впервые за эти три часа вновь заговаривает мальчик, и хмыкает сам себе, понимая, что как-то глупо.
Тот, кто вытащил его из озера и скрыл от ледяных лучей Луны, сейчас стоит слегка поодаль с правой стороны и тоже смотрит в глубину устрашающего леса.
Но Джек со всем абсурдным спокойствием принимает ситуацию. Потому что… потому что Кромешник — так назвался Тёмный Дух, всё ему объяснил: кто дал Джеку новую жизнь, зачем и для чего, и главное почему. Что смог совершить Джек, нечто доброе, раз Луноликий «вознаградил» его бессмертием в виде вечного посмертия быть Духом? Однако… что? Мальчик всё еще не может вспомнить кого и как спас, да и зачем?
— А кого?.. — голос садится, и парнишка прочищает горло, прежде чем продолжить, — Кого я тогда спас? Почему он удостоил меня этого перерождения?
— Не знаю, Джек, — лениво отвечают ему сзади, и голос Кромешника не звучит раздражительно, скорее слегка устало, — Однако, могу предположить…
— Да?
— Неделю назад я подслушал один разговор в ближайшей деревне. Девочка плакала матери о том, что из-за нее погиб брат, спас её, согнав со льда, а сам… — Король Тьмы берет паузу, давая додумать это Джеку, прекрасно зная, что пока срок маленький Духи еще могут вспомнить свои прошлые жизни, и если им хоть что-то напомнить.
А Фроста как волной кипятка окатывает — холод, увы, на него теперь не действует, и мальчик вспоминает всё в деталях: коньки, треск льда, Эмма, её слезы и его веселое «давай поиграем!»
Новорожденный Дух задыхается, точно так же, как несколько часов назад, нет, неделю назад, в тот злополучный четверг, и теряет равновесие, упираясь руками в снег и хватая воздух ртом, даже с учетом, что он ему уже вовсе не нужен.
«Спас!», — вот что бьется в голове, — «Спас сестричку! А потом… утонул.»
— Я… я был там неделю, — хрипит он, в ужасе от понимания и воспоминаний, — Понимаешь?.. Я… Почему? Зачем же так-то?..
Но Тёмный Дух не отвечает, только наблюдает за Джеком и знает, что говорить сейчас что-либо бесполезно, ибо только сам мальчишка может сейчас во всем разобраться и взять себя в руки. Единственное что нужно, чтобы паренек не сошел с ума, так это просто быть рядом, давая понять, что он не один. Но, к сожалению, Король Кошмаров знает, что это далеко не конец и Джеку только предстоит еще понять, кем он стал для этого мира.
***
— И что? Я теперь такой навсегда? — Джек медленно идет рядом с мужчиной, разглядывая свои руки и понимая, что кардинально изменился: от цвета волос и, пожалуй, до приобретенного бессмертия и магических способностей.
— Да. Сколько бы не проходило лет и веков, ты останешься таким, — терпеливо поясняет Кромешник, величественно сопровождая юного Духа через лес.
— Веков? Правда? — изумляется мальчик, но одного едва заметного кивка его нового знакомого хватает, чтобы поверить, а потом Джек спохватывается: — Подожди! А тебе тогда сколько лет? Ты ведь не новый Дух…
— Уверен, что хочешь это знать, маленький Дух Мороза? — насмешливо вопрошает Кромешник, едва осаждая пыл парнишки одним лишь взглядом горящих золотом глаз. И Джек на время тушуется, медленно качая головой.
— Кстати… Может будешь называть меня по имени или фамилии? — через несколько метров и спокойной между ними тишины, тихо просит парень, еще не привыкший к слову Дух и тем более всем этим Морозным да Ледяным. — Ой, в смысле я к чему это… Я — Джек Фрост, я вспомнил свою фамилию, вот!
— Фрост, да? Это всё? — незаметно для парнишки усмехаясь, переспрашивает Кромешник.
— Джек Оверланд Фрост… — на одном дыхании выпаливает юный Дух, сдаваясь под одним единственным едва ли строгим взглядом.
— Другое дело, — кивает Король Кошмаров, и незаметно для Джека дает приказ Тьме распугать близко подобравшихся к ним диких Кошмаров, что бродят голодные в этом лесу.
— А твое имя? Только Кромешник?..
— У меня много имен… Очень много, Джек. Но так уж и быть, я позволю тебе называть меня настоящим. Так что называй просто… — Кромешник берет двухсекундную паузу и кинув оценивающий взгляд на Духа, которого он решил переманить на свою сторону, тихо договаривает, — … Питч.
И легкая, пусть и неуверенная, полуулыбка Фроста того стоит.
***
Он не уверен, потому слегка нервничает и кусает, как и в своей прошлой жизни, нижнюю губу, медленно проходя на знакомую главную улочку деревни, и даже отсюда замечая свой дом, стоящий третьим в самом конце по левую сторону.
— Я… я не уверен, — голос парня сбивается и он нервничает, хотя и понимает, что теперь ничего не изменить.
— Ты должен это пережить и понять, Джек. И… попрощаться.
Парень нервно кивает и идет к дому, понимая, что зря он не пошел в свою первую ночь, так было бы легче, а сейчас через сутки, как только зашло солнце и стало достаточно темно для Кромешника, они отправились сюда.
Голос матери заставляет вздрогнуть и порывисто приблизится к самой двери, но так её и не открыть. Джек беспомощно мнется пару минут, слушает, как мама, как всегда, причитает, и отец только односложно отвечает ей, уставший после промысла и работы в лесу. А после мальчик не выдерживает и подлетает к окну, чуть не задохнувшись от вида родителей, понимая, что они пытаются… правда пытаются, вести обычную жизнь и непринужденную беседу, делают всё, чтобы не думать, что их сын утонул.
Дух Холода сжимает руки в кулаки и не замечает, как ветер начинает поднимать снег и легкую метель. Ему сейчас всё равно, если поднимется настоящий снежный вихрь, всё его внимание сейчас только на семье. И почему всё так несправедливо и вывернуто наизнанку?
— Не смей поддаваться эмоциям, Джек, — неожиданно звучит голос за спиной, и мальчишка от это вздрагивает, немного приходя в себя, — Ты никак ничего уже не изменишь и, тем более, им не поможешь, а из-за своей новой магии можешь только навредить, если деревню завалит снегом.
Это убеждает и пугает его, и Фрост берет свои эмоции под контроль, на миг прикрывая глаза и мысленно попрощавшись, и извинившись перед родителями, быстро отходит назад. Ему кажется жестоким и бесчеловечным вот так просто уйти от родного дома. Уйти и даже не заглянуть в спальню готовящейся ко сну сестренки, но он эгоистично не хочет видеть её, грустную и заплаканную, убитую виной и горем. Он позорно сбегает даже от мысли в последний раз увидеть её. Единственное, что Джек себе позволяет — это, сосредоточившись, послать на дом легкий безвредный морозец, заставляя волшебным образом вырисовываться на окнах морозные причудливые узоры.
***
Солнце уходит на спад и вокруг деревни загораются фонари и факелы, некоторые дети всё ещё играются на главных улочках, а некоторые уже бегут поближе к огню, возвращаясь из леса, где помогали взрослым. А Джек же стоит посредине улицы и знает что сейчас опять будет, только дышит учащенно и не понимает, почему такая тоска и пустота внутри… И вот еще один ребенок со звонким смехом проносится сквозь него и парень вздрагивает, сильно зажмуриваясь.
— И так всегда? — хрипло задает вопрос Дух Мороза, зная, что Питч прячется в тени одного из домов, совсем рядом, в каких-то двух метрах от него.
— Да. Ты невидимый для них Дух. Дух в которого они не верят и будут также проходить мимо, никогда не замечая, хотя ты и можешь влиять на предметы, погоду и ситуации вокруг тебя.
— И как же ты живешь всё это время? Ведь тебя тоже не видят… — Джек почти шокировано в пол оборота поворачивается к Королю и смотрит не то с изумлением,не то с горьким пониманием.
— Ну, со мной так было не всегда, маленький Дух. И в меня верили, и меня видели, Джек, — коварно сверкает желтым взглядом Кромешник и едко усмехается.
— Расскажи мне, — требовательно просит Фрост, прямо смотря в эти золотые глаза, — Расскажи мне всё. Всё что было. Кого могут видеть дети, а кого нет. Почему так, почему именно я, и почему в тебя перестали верить?!
А Король плавно отделяется от тени дома и с жестокой ухмылкой приближается к мальчику, медленно касаясь его плеча и слегка утягивая на себя, так, чтобы проходящий рядом ребенок вновь не задел Джека. Кромешник смотрит в упрямые глаза цвета льда и понимает, что и сманивать Фроста на свою сторону смысла и не было.
***
— А оружие? Разве мне подходит это?.. — Джек стоит возле того самого озера и критично осматривает случайную палку-крюк, которой он смог зацепить сестренку и отшвырнуть на безопасно расстояние.
Прошло уже более трех недель, и Джек постепенно смирялся и привыкал, постоянно находясь подле Бугимена и узнавая новый мир и нового себя.
— Разве это не будет мне напоминать о прошлом? И, вообще, разве мне нужно оружие? Я ж не Хранители, ты сам говорил, Питч! — мальчик поднимает заинтересованный взгляд на Короля Кошмаров, который вновь создает что-то страшное из Тьмы, и теперь даже не пугается этого.
— Напоминать о прошлом может всё что угодно, Джек, — в который раз справедливо напоминает Кромешник, — Но пока ты не научишься контролировать свою силу, тебе нужно оружие, которое будет направлять твою магию.
Мужчина отрывается от создания нового страха и мельком смотрит, как Джек критично осматривает палку, потому не выдерживает и протягивает к нему руку.
— Дай-ка сюда, — просит Темный Дух.
И Джек без раздумий протягивает едва подмороженное своим холодом дерево Королю, который, совершенно не раздумывая, приказывает Тьме проникнуть в недопосох и превратить его полностью в черный, матово-мягкий на ощупь, слегка подпитывая своей собственной силой.
Луноликий хотел с помощью этой ненавязчивой палки-посоха, в будущем, напомнить Джеку кто его создал, и кто Джек на самом деле, но ничего не выйдет: Король Кошмаров замечает легкую светящуюся силу лунного Света в самом центре древка, и неумолимо уничтожает её, ломая и поглощая Тьмой. Раздается короткий треск, который похож больше на слом дерева, но посох целый, и Бугимен его даже не сжимает, однако последняя ниточка Луноликого теперь оборвана, что несомненно радует Короля Кошмаров.
— Подойди сюда и коснись своего временного оружия, — подзывает к себе Король, и Джек наблюдая как изменился посох, теперь без сомнений подходит и делает то, что ему сказали, изумляясь, насколько красиво и вызывающе смотрятся его ледяные узоры на чернильной тьме.
***
Он учится, учится своей силе, учится не закрываться в себе, когда очередные дети проходят мимо и не замечают его, чтобы он не делал, он учится быть сильным и независимым, учится противостоять любым Духам, даже диким Кошмарам, даже атакам своего лучшего и единственного спутника.
Джек выматывается каждым вечером, где бы они ни были, и порой обессилено и с завистью смотрит на Хранителей, которые без особых усилий радуют детей и те их видят. Но Джек понимает, что зависть это неправильно. Понимает, что у его временной зависти и у мести Питча нет ничего похожего. И ему ли глупо завидовать. А вот Короля Кошмаров изгнали, уничтожили страх и возвысились, присвоив всю Веру себе, хотя он был нужен не меньше того Света, что дают Хранители. Джек прекрасно это понимал, ровно и то, как Свет не может без Тьмы, а Тьма без Света, но это не понимали остальные Духи и особенно Хранители.
Однако Джек наплевал на них после ста пятидесяти лет странствования по миру и познания своей жизни. Они пока ничего не предпринимали, ровно, как и Кромешник не спешил начинать новую войну. А Джек… Джек всё больше оставался у Короля Кошмаров в подземельях, больше тренировался и был независимым ото всех, даже от детей. Но с каждым годом понимал, что всё больше начинает быть зависимым от Кромешника.
***
— Ой, да ладно! Как будто бы вчера ты не хотел дополнительно испоганить сон того ребенка! — фыркает Джек и пихает в плечо рядом идущего с ним Кромешника, что царственно позволял пока что быть рядом с собой, хотя на деле же просто как всегда дразнил Джека.
— А разве он не заслужил тех Кошмаров, измучив соседскую собаку и швыряя камни в невинного котенка? — невозмутимо осведомляется Питч и подмечает, как Джек опять пакостно замораживает неугодные ему окна толстой коркой мороза.
— Заслужил, ты прав. Хотя, я не думал, что ты настолько… увлечешься, — наконец подбирает слова и заканчивает Джек, мельком бросая взгляд на Темного Духа.
— Настолько захочу посмаковать чужой детский страх, ты хотел сказать, — едва улыбнувшись, поправляет Кромешник и останавливается рядом с заброшенным домом, поворачиваясь к Джеку.
— И это тоже, — ничуть не смущаясь говорит Фрост, и постукивает посохом о землю; прошло уже двести семьдесят лет, и он еще в прошлом столетии научился идеально управлять своей магией льда и без любого оружия отбивать даже очень серьезные атаки как Короля, так и других сильных Духов, и сдерживать Кошмары, но всё ещё таскался с этой палкой, почему-то иррационально желая всегда ощущать мягкость теплой Тьмы.
Джек вздрагивает, поняв, что опять ушел в свои мысли и косится за плечо Кромешника на жутковатый дом, чувствуя нутром что там что-то не так.
— Одичалый кошмар? — интересуется Дух Холода — Гм… Ты опять собираешь диких…
Но договорить Джек не успевает и вскрикивает от неожиданности, когда из верхнего окна дома вылетает громадная, в пол этого самого дома, тень, превращаясь в скелетоподобного черного орла с тремя головами, и кидаясь на него. Но дикий Кошмар не успевает, и Кромешник даже не оборачивается, всего лишь взмахивает рукой, и Тьма тут же по его велению впивается острыми шипами со всех сторон в Кошмара, подавляя его. А бархатный мрак вновь гигантским шлейфом струится за спиной Короля, и мужчина едва усмехается.
— Ерунда, не обращай внимания, — даже не повернувшись к дикой сущности, отвечает Бугимен, наблюдая за шоком на лице Снежного Духа.
— Ты… ты… Питч! Ты как всегда! А по-другому никак?
— Как насчет того, чтобы окончательно переехать ко мне? — не обращая внимание на последний вопрос мальчишки, без перехода спрашивает Кромешник, цепко смотря на Духа Холода и не давая ему права вновь избежать этого разговора.
По правде сказать, он чертовски устал постоянно появляться на краю мира и наблюдать, как Джек неловко устраивается на очередном чердаке или в подвале, или вообще в горах, в снегу. И ему чертовски надоела раздельность и недоступность в юном Духе двадцать четыре на семь.
— Я… — Джек замолкает, понимает, что они вновь вернулись к той теме которую поднимали еще десять лет назад, он понуро опускает голову, не зная что ответить, — Завтра скажу. Обещаю. Дай еще сутки…
— Не больше двадцати часов! — резко и грубо обрубает мужчина, по горло сытый отсрочками мальчишки, и это второй раз за все два, почти три, века, когда он повышает тон на Джека. Питч забирает с собой рычащую дикую тварь и растворяется в тенях, оставляя Фроста на пустой улице.
А Джек же не выдерживает через десять часов и сорок восемь минут, снежным вихрем влетая в подземелья и ища взглядом Короля Кошмаров.
— Питч! Я подумал! Точнее, я… Я хочу остаться и… — Джек, запыхавшись, вновь теряет все мысли и не может сказать всё то, что копилось столько лет. Но за него вновь всё делает Король: он появляется позади паренька, накидывает на его плечи тяжелый темный плащ из Тьмы и тихо шепчет на ухо:
— Добро пожаловать домой, маленький Снежный Дух.
И Джек впервые, наверное, настолько безбашенно счастлив.
***
Это происходит в две тысячи двенадцатом году. Прогресс технологий: машины, телефоны, компьютеры, доступный интернет и дети, которые перестают ценить подарки Хранителя Рождества и класть под подушку зубки для Хранительницы Памяти… Технологии заменяют настоящую Веру в сказочных существ.
И Король Кошмаров цинично смакует медленный крах Хранителей и наслаждается обществом озорного Джека. Но все-таки через пару недель раздумий, после Рождества, наконец решает размяться, за столько веков, и сыграть с Хранителями в одну игру, исход которой он уже знает.
Джек это не одобряет. Но чхать он хотел на Хранителей, больше всего он волнуется за Питча и не хочет, чтоб его Тёмный Дух пострадал. Однако горящие азартом и толикой мести золотые глаза убеждают Фроста, что идея не такая уж и опасная, и всё равно, в самом крайнем случае, у Джека хватит сил помочь Кромешнику.
И Джек оставляет все стратегические ходы и жестокие хитросплетения на Питча, прекрасно зная острый ум этого Духа, и как всегда переключается. Он как всегда развлекается с детьми дни напролет, пока есть его снежная пора.
И в один из стандартных дней, уже под вечер, решаясь вернуться домой, веселый и даже чутка уставший, он замечает нечто странное в переулке, это привлекает его внимание и Джек решает проверить. Только на свою невезучесть сталкивается с Кроликом, а потом его дезориентируют и двое йети запихивают в мешок и телепортируют.
Вывалиться из мешка и понять с ужасом, что возле него все Хранители, с натяжкой улыбаются, вокруг какой-то яркий неестественный балаган, а рядом семенят какие-то странные существа с колокольчиками, слишком смешно и неправдоподобно, но он только отряхивается и в пол уха слушает как Хранитель Рождества описывает, что у них просто замечательно, а его… Его выбрал сам Луноликий! Говорит это и осекается, увидев только сейчас, как из того же мешка Джек запоздало достает свой посох, черно-ледяной посох. А Фрост же только нацепляет маску наивности, хотя внутри что-то неприятно сжимается при упоминании Луноликого. Он помнит, что с ним сделал Лунный Свет.
— Джек, Ты — Хранитель! Тебя выбрали и… И Кромешник! Ты должен нам помочь. Этот злобный Дух объявил нам войну. Был здесь, своей тенью насмехался над Верой и Чудом! — в пылу праведной наставительной речи говорит Николас и уговаривает Джека.
А парень только отходит на пару шагов, посматривая на недоверчивые взгляды Кролика и Песочника и взволнованные Николаса и Феи.
Он знает, что Питч издевается над ними, прекрасно знает, что сам им скажет через пять минут всё что думает о них, о Вере, и особенно о Луноликом, но не успевает и рта открыть, как на замок обрушивается Тьма, и Фрост впервые настолько жутко и сильно чувствует всю её мощь и враждебность. Когда через полминуты мрак слегка рассеивается, но вся остальная зала ещё остается черной от расползшейся тьмы, в центре, возле глобуса, появляется по-настоящему взбешенный Король Кошмаров, а за ним со скрежетом ломая глобус простираются острые тени.
— Где он? — рычит Кромешник, кидая испепеляющий взгляд на Северянина, который стушевался от такого появления Бугимена.
Но Тёмный Дух тут же замечает слишком белую макушку, и со вздохом переводит обеспокоенный взгляд на Джека. Через мгновение Питч стоит уже рядом с беловолосым Духом, не обращая никакого внимания на Хранителей, и тщательно осматривает Джека на наличие повреждений. Мужчина приподнимает голову парня за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза, и слегка успокаивается. Его ярость сменяется ледяной злостью, а парнишку медленно начинает окутывать защищающая Тьма, плащом растекаясь по спине.
— Не стоило вам этого делать, — фыркает Джек, даже не смотря на Хранителей, но обращаясь к ним.
А они настолько шокированы, что никто не может вымолвить и слова, пораженные такой силой и яростью древнего врага; даже боевой запал Кролика спал на нет, и он не может трясущимися лапами вытащить бумеранги.
Однако сейчас Королю Кошмаров не до этих фанатиков Света и Веры, он притягивает Морозного Духа к себе ближе и исчезает в тенях, однако, прежде чем полностью исчезнуть, Джек кидает на своих похитителей холодный взгляд и до жути жестко произносит:
— Не стоило злить моего Короля. Но зато теперь вы получите настоящую войну.
***
Они появляются в подземельях спустя три секунды, и первое, что делает Кромешник, так это прижимает Джека к ближайшей скальной стене, и пристально смотрит в глаза.
— Твой, значит? — не едко и даже не зло, а строго-уточняюще спрашивает Тёмный Дух, думая, что нужно было раньше мальчишку зажимать по разным углам подземелья и добиваться всего что так хотелось.
— Мой… — пусть и выходит тихо, но зато твердо и без компромиссов. Джеку так чертовски надоедает это, ещё девяносто лет назад надоело, поэтому он только легко улыбается краешком губ и осторожно, словно боясь спугнуть, ведет руками по груди мужчины вверх, не в силах оторваться от этого любимого золотого взгляда, — Только мой.
— Мальчишка… Пожалеешь, — Питч склоняется ближе, едва качая головой, — Пожалеешь, Снежный мой.
— Плевать я хотел! — рьяно не соглашается Фрост, обнимая наконец по-настоящему Короля за шею и притягивая к себе ещё ближе, почти сходя с ума от горячих рук на своей талии и от того, что это наконец реальность, а не чертова фантазия каждым утром, — И, кажется, кто-то тоже проговорился…
— Ты ж не выйдешь из подземелий как минимум полгода, если я начну проговариваться обо всем, что хотел сказать, — с ехидным смешком подначивает Тёмный Дух, сокращая последнее расстояние и в быстром касании целуя мягкие прохладные губы Джека.
— Питч… — выходит так хрипло, так запредельно желанно, что мысль о чем-то говорить с Джеком вылетает из головы Короля Кошмаров и вовсе, и он с тихим рыком наконец по-настоящему целует парня, жадно впиваясь в такие мягкие губы.
А через десять минут, загнанное дыхание, рваные стоны и нетерпеливое рычание Короля, Джек наконец-то успевает на несколько секунд увернуться от настойчивых горячих губ своего персонального, и вскольз выспросить, задыхаясь от нахлынувших чувств:
— Подожди!.. Ох, Питч!.. А… как же Хранители? Что с ними?
— К черту! Пусть живут. Пока что дозволяю… — по-королевски, но слишком злобно отмахивается Кромешник, нетерпеливо снимая синюю толстовку с мальчишки.
Последнее связное у паренька пропадает, когда сильные руки проходятся по его голой груди, а острые зубы вцепляются в шею. И Джек Фрост так нетерпеливо произносит имя своего Короля, забывая о чертовой жизни наверху, о Хранителях, о Луноликом, и что кто-то его там выбрал, а дети его будут видеть… Плевать. Главное в своей жизни он уже нашел, когда попросил незнакомца закрыть его от безразличных лучей Луны.
Комментарий к III Сказка
Вот такой милый “драбблик”…
Ну не умеет Лис писать маленькие рассказы:)
Надеюсь всем моим дорогим читателям понравится эта сказка.
========== IV Сказка ==========
Джек ненавидит это. Ненавидит цапаться. Вновь и вновь. Ненавидит продолжающиеся атаки и злость. Ненавидит себя за то, что так бесится, но всё равно продолжает. Он уворачивается от новой атаки чернильной темноты и отвечает ледяным ударом, но как и всегда ещё одним торосом на границе с Гренландией становится меньше, а этому черному Духу хоть бы хны!.. Они разносят ледяное поле с гигантскими торосами как детский песочный замок, но Фрост всё также не желает признавать свою неправоту. Ледяной понимает, что кроме этого безразличного взгляда и сухих подцепок уже ничего сегодня не дождется и взлетает вверх, озлобленно шипя. Хотя шипеть, по идее, должен именно Кромешник.
Но всё опять тщетно…
***
— Да когда это закончится? — вскрикивает Джек, залетая в главную залу к Хранителю Рождества и вымораживая на автомате все стены и пол, — С ним вообще можно покончить? Почему он опять вылез из своих чертовых подземелий?! Ник!
— Джек, ты опять выморозил весь паркет, а бубенцы не могут из-за этого подавать мне записи… — даже не поднимая на ледяного мальчишку взгляда, на ходу бросает Николас, огибая Джека и меланхолично пропуская его слова мимо ушей, вновь что-то чиркая в своей записной книжке.
— Что?.. — осекается загнанный паренек, — Да… Да причем здесь бубенцы? Заноза чертова, под названием Дух Страха опять пакостничает и, скорее всего, запугивал детей, и я полдня на него убил возле Гренландии, а ты про паркет?!
— Хах! Пятый раз за неделю, и притом полдня ещё… Бьешь собственные рекорды, ледышка, — пофигистично усмехается Хранитель Пасхи, сидя за столиком возле камина вместе с Туоф и раскидывая новую партию в карты.
— Тебя забыл спросить, ушастик! — огрызается мальчишка и устраивает настоящее наледенение на паркете, медленно морозом ломая доски паркета, — Я говорю с этим пора кончать, это уже не в какие рамки, а вы даже не слушаете меня! Он опять напал на меня!
— Джек… Я не знаю из-за чего ты сцепился с Кромешником на этот раз, но, позволь заметить, что за всю неделю, так же как и за весь тот месяц, ни один огонек не пропал или не стал черным на глобусе, что означает что… — Северянин хмыкает, прерываясь, когда проходя мимо Астера видит его карты и хитро подмигивает Туоф, — …Так вот, это означает то, что наш пакт действует, а ты, как всегда, бесишься, не пойми из-за чего, и цапаешься с ним на пустом месте.
— Что?.. Это… это вы-то его защищаете? Вот этого сволочного Духа Страха? Защищаете и оправдываете? — ошеломление на лице мальчишки сменяется обиженным негодованием, и он не понимает, почему вокруг царит такая непринужденная и ленивая атмосфера.
— Джек, милый, — Туоф, хихикнув, бьет карту Астера вновь выиграв, и терпеливо объясняет Джеку, — Мы не оправдываем и тем более не защищаем Короля Кошмаров, но согласись, что с его стороны всё это время не было даже ни одной попытки напасть на нас или на детей.
— Он на меня напал! — нагло перебивает Фрост, нетерпеливо взвыв в голос.
— Ты сам его провоцируешь, — спокойно продолжает Фея, и ждет когда Кролик отобьется от двух королей, — А потом вы танцуете полдня или всю ночь, и в результате на планете сокращаются мистическим образом либо ледники, либо леса. Может… в следующий раз, выберете для разнообразия… пустырь или подземелья?
На последних словах Хранительницы Памяти Астер прыскает, а Николас многозначительно хмыкает, но тут же замаскировывает это под кашель. И только сама девушка с пестрыми крыльями тактично умалчивает подтекст, сдерживая легкую улыбку. А Ледяной Джек стоит посредине залы, не понимая о чем они и почему так спокойны, и впервые обижается на друзей. Он здесь с серьезной проблемой, которая его так выводит, а им словно о стенку горохом.
— К черту! Найду его в подземельях и потребую сдаться! Или найду доказательства, что он нас дурит с этим перемирием! — Джек упрямо сверкает голубыми глазами и моментально развернувшись, с потоком студеного ветра, улетает в открытое окно.
А Туф перестает сдерживать улыбку и тихо смеется, даже не обращая внимания, что проигрывает не менее развеселившемуся Астеру.
— Да-а-а, дела, — тянет Николас, присаживаясь временно возле игроков и подчеркивая что-то в рабочем блокноте, — И когда он догадается, интересно?
— Судя по его искренней злобе и не желанию даже продумывать свои мысли? Ха! Жди в следующем десятке лет!.. — фыркает Астер и бьет карту Туф.
— Я ставлю на ближайшие полгода, — непринужденно пожимает плечами Фея.
— Хах! Я — свидетель, однако, я увеличиваю… три десятка, — хмыкает басисто Норд, и пихает в бок Сэнди, который спит в соседнем кресле, — А ты что думаешь, друг мой?
Песочный Человек же, проснувшись, оглядывает всех присутствующих непонимающим взглядом, но видя загадочные улыбки на лицах друзей и вымороженные стены, только высвечивает знаки над головой, которые означают — «Что, опять?» Ответом ему служит всеобщее — «Ага!»
Подумав с минуту да понаблюдав за ещё одной партией Астера и Туф, Сэнди делает последнюю ставку — «Повышаю. Такими темпами до пятидесяти лет дойдет…»
Норд хмыкает, отчего-то кивая другу, а Кролик с Феей только улыбаются и раздают новую партию, только уже на четверых.
***
— Сгинь! — рявкает Джек швыряя вперед заряд острых льдин, и удачно уходя от черной волны, которая за его спиной сносит еще три столетних дуба.
— Только в твоих снах, малыш! — шипение неожиданно раздается над ухом и Джек с приглушенным рыком разворачивается, чтобы вмазать этому ненавистному Духу Страха, однако за спиной уже никого нет, и Ледяному остается только шипеть и замораживать всю распаханную от их бойни поляну.
Он ненавидит эту встречу. Очередную, после его патруля мирных улочек последнего городка. Он ненавидит то, что подсознательно уже выискивает черную худую фигуру среди теней домов. Он ненавидит, когда оказывается неправ, а Кромешник словно поджидал его и заманивал в эту часть дремучего старого леса.
Частично леса, потому что то, что они творят, уничтожает зеленых великанов с частотой — пять в минуту, а дерутся они уже больше двух часов. Безрезультатно правда. Джек уже не впервые, но всё равно благодарен за то что он Дух. Он не устает, слегка выматывается, но это поправимо, и вновь бьет на поражение, расходуя все свои силы и не пойми от чего ощущая, что даже этого недостаточно.
Ему всего недостаточно — собственной скорости: такой мизерной по сравнению с идеально точными и неуловимыми перемещениями Короля, недостаточно силы и мощи ударов; Кромешник как всегда играет с ним, не сражаясь даже в пол силы, и Джеку недостает терпения и хладнокровия, зато у Бугимена этого хоть отбавляй!
Да этой надменной заразе даже скучно! — ревет внутренний голос и Фрост на пике своей злости и негодования уворачивается от черных жгутов и приближается к Кромешнику почти в плотную, но в последнюю секунду ледяной удар уходит в ещё одно дерево, а его противника и рядом нет.
— Зараза! Чтоб тебя!
Ледяной Дух отвлекается, задерживается взглядом и движением всего лишь на какую-то секунду, и его тут же ловят — бесцеремонно и жестко, со спины, отбирая посох и крепко сжимая, настолько, что последний воздух исчезает из легких.
— Пусти! Сволочь! — парнишка брыкается, пытается вывернуться, но силы у Темного Духа побольше и ему не составляет труда удерживать в таких странных объятьях взбалмошного мальчишку.
— И долго ты еще будешь играть в эту ненависть, маленький Дух? — опаляя жарким дыханием холодную шею Джека, интересуется Кромешник, специально приблизившись и сократив личное пространство до минимума. Мальчишка конечно такого не стерпит, и Король Кошмаров это знает.
— Я … тебя… — взвыв в голос громко, протяжно, словно в награду за этот скучный бой и все сегодняшние оскорбления Королю, Джек царапает сильные руки затянутые в черную материю, но ничерта сделать не может и почти выбивается из сил. — Ты, ты такой…
— Оу, Джек… Будь любезен — закрой рот, — нагло перебивает Питч, и змеино шипит, по горло сытый поведением этого мелкого, — Либо скажи что-то новое, а то в сотый раз слышать за эту ночь твое «ненавижу», утомляет.
— Да ты… ты! — Джек задыхается, не понимая почему его начинает настолько трясти и почему перестает вырываться, лишь с силой впивается пальцами в худые запястья Кромешника.
Фрост хочет сказать всё — высказать, наорать, оскорбить и послать-таки наконец, и только открывает рот, как неподалеку слышится шум и треск. А в следующую минуту на поляну, пока еще светлую из-за снега и яркого света луны, выходит странное существо. Если бы даже из далека его глаза не светились зелёным и аура вокруг была более спокойная, то Джек принял бы незнакомца, мужчину лет сорока на вид в старых одеяниях, за простого человека. Но простым и даже смертным тот не был. Дух и, кажется, лесной.
— Натворили здесь, поломали… — медленно перебираясь через бурелом поваленных, замороженных или просто разнесенных в щепки деревьев, бурчит странник, — И что это здесь устроили, злыдни никчемные?..
— Лучше иди к черту, мелочь, и не мешай, — небрежно так фыркает Кромешник, однако мальчишку и на сантиметр отпускать не собирается, прижимая к себе.
— Не хами, Черный Дух, я знаю кто ты, но не боюсь тебя… — хмурится мужчина, сверкая зелеными глазами и подходит ближе, рукой указывая на Джека, — И отпусти мальчишку, нечего ему здесь делать, да быть побежденным тобой.
— Тебя забыли спросить! — не сговариваясь шипят двое Духов, и Джек жалеет, что, по сравнению с тьмой Кромешника, его посох находится далеко и ненужного свидетеля нельзя заморозить, но тьма отлично справляется и одной волной отшвыривает куда-то глубоко в оставшийся лес незваного Духа.
И только после улегшейся волны темноты и пятиминутной тишины до Джека медленно так доходит, и их слова, сказанные одновременно, и сами действия, и его новая злость, только теперь не на Кромешника, а на сторожевого леса, который хотел им помешать и… разделить? Но знакомый шелестящий голос вновь отвлекает все мысли и заставляет вздрогнуть всем телом:
— Ну что, продолжим? Или маленький Дух признает свое поражение? — так насмешливо издевательски шипит Темный Дух и нарочито сильнее дергает к себе Ледяного Джека.
— Да не дождешься! — почти вровень ему шипит Фрост, однако попыток вырваться не делает, медленно вымораживая черную материю на руках Короля.
— Джек, ты такой глупенький… Мелкий еще, несмышленый, а желаешь тягаться со мной? — почти смешок, задевая горячим дыханием щеку Морозного Духа и наслаждаясь тем, как мальчишка подрагивает.
— А ты нахальная, эгоистичная сволочь, без принципов и минимального понимания морали! И не забыл, сильный ты наш, как я однажды уже тебя победил? Мне повторить?
— О да, это было эпично! — наигранно веселится Бугимен, — Особенно после того, как мы заключили пакт, да Джек? У тебя было такое вытянувшееся лицо, когда я тебя той же ночью повалил на лопатки и…
— Заткнись! — Фрост поклялся не вспоминать и тем более не бесится из-за этого, но стоило Кромешнику напомнить, как парень тут же вспыхивает и начинает вырываться вновь, не желая даже вспоминать о том случае.
— М?.. — издевательски ведет Бугимен, медленно сжимая в объятьях Джека сильнее, — Не хочешь вспомнить, как позорно проиграл мне, и каким беззащитным был без посоха подо мной?
— Закрой рот! — рявкает, не выдерживая, Ледяной Дух, понимая, что слова «врага» будят в нем далеко не враждебные мысли, и почему-то двоякость фразы сейчас бьет как никогда.
И вновь у него медленно мысли ползут совершенно в иное русло, в то о котором он запретил себе даже думать. А всё чертов Кромешник!
— Ты задыхался тогда, шипел, брыкался… Пытался даже укусить, — Питч сволочь и знает об этом, потому так мечтательно медленно растягивает слова, и вспоминает брыкающегося под собой мальчишку той ночью.
— Ненавижу, сволочь такая! — и со злобным рыком Джек наконец вырывается.
Запыхавшийся, растрепанный и злющий, совсем не похожий на себя, он прожигает ухмыляющегося Короля Кошмаров ледяным взглядом и пытается за эти секунды вспомнить, где же его посох.
— О, да, это мы уже проходили! — сверкает золотыми глазами Питч и медленно, по кошачьи, приближается к Фросту, — Но давай перейдем сразу к той части, где ты умоляешь меня отпустить тебя, а я весь такой плохой не соглашаюсь…
Ледяной Джек лишь проклинает тот день, когда Хранителям взбрело в голову «пощадить» врага, хотя кто кого пощадил это ещё вопрос, и заключить этот ненавистный пакт. Но мысли бредовые и не помогают, лишь сбивают его, и Джек теряет время, а его ненавистный противник уже слишком близко и не дает ему добраться до посоха. В следующую секунду мир меняется, резко и стремительно, а после парень чувствует под собой нечто мягкое и холодное, понимая что его таки опрокинули на снег.
— Отпусти сволочь! — пытаясь вырваться, иль хотя б ударить нависающего сверху Кромешника, рявкает Фрост, но все тщетно, и его лишь сильнее вжимают в снег, фиксируя руки по обе стороны от головы.
— Не так! — вот теперь Король стал хоть на грамм серьезней, не то зло, не то пристально смотря в голубые глаза дикого мальчишки.
— Ненавижу! Гад, тварь, сволочь черная!
Джек вскрикивает, дергается, но лишь тратит силы и ещё сильнее чувствует тепло исходящее от тела Короля, и потому не выдерживает и зажмуривается, ибо это его предел, а эмоции выходят из-под контроля.
— Это уже было. По-другому мальчишка! — шипящий хрипловатый голос, как разряды высоковольтного тока по телу, и Джек вновь распахивает глаза, встречаясь с пожирающим желтым взглядом.
— Да не дождешься! — шипит Морозный Дух, в последний раз пытаясь вырвать руку из цепких пальцев, — Отпусти, сказал же! Живо отпусти!
— Покричи погромче, может тебя кто услышит. Давай!
— Твою ж… стервятник! Гад… Какой же ты… — Фрост всхлипывает и не может даже голову повернуть в сторону, потому что не может оторваться от этого взгляда. Его всё больше трясет и он молит хоть кого-то вновь прервать их, потому что не выносит всего того, что начинает клокотать внутри.
— Ну же, Джек, ты ведь хочешь назвать меня по-другому? Как тогда? — Король в своем коварном репертуаре, но на сей раз не играется, а выжидает, как настоящий хищник, и наклоняется всё ниже, почти сокращая между ними расстояние, — Давай, скажи…
— Питч! — не выдерживая, вскрикивает ледяной мальчишка, и вскидывает голову, смотря прямо в желтые глаза напротив, с придыханием повторяя: — Питч…
— Доиграешься ж ведь… — Кромешник склоняется ещё, ближе прожигая взглядом и давая юному Духу последний шанс отступить.
— Уже, судя по всему… — Джек думает, что дурная была идея в первую же ночь провоцировать Короля, но ничего поделать он не мог, ровно что и последующие эти полгода, как раз до этого момента, — И ждал всё, провоцировал, а ты, сволочь, хоть раз бы…
— Хоть раз что? — усмехается Питч, понимая, что бесполезно уже играть и осторожно проводя кончиком носа по ледяной щеке мальчишки, — Зажал возле дерева или ледника?..
— Или применил настоящую атаку, идиот… — шумно выдыхая доканчивает Джек, но вопреки своей ледяной натуре не может успокоиться, вырывая руки из захвата чужих пальцев, — Думал, мне показалось тогда, уже крыша ехать начала, а ты…
— Заткнись, Фрост, — Кромешник нагло перебивает запыхавшегося парнишку и сокращает последнее расстояние, жарко целуя неугомонного Духа Холода, и позволяя ему притянуть себя ближе.
А надо было действительно ещё в ту ночь захапать Снежного и не отпускать до рассвета, желательно утащив в подземелья. Развращая долго и со вкусом этого несносного мальчишку на черных шкурах.
***
— Эй? Ну, вы где все? До Нового Года осталось всего ничего! — Туффи, искрящаяся и с новой переливающейся накидкой, заглядывает в кабинет Северянина и зовет собравшихся там трех Хранителей к праздничному ужину.
— Идем! — первый с края стола спрыгивает Астер, отпивая со своего бокала глинтвейн и салютуя им смеющейся Туф.
Второй выплывает из кабинета Сэнди, радостный и веселый, и отдает красивый поклон Фее. Последним же под галдеж стайки бубенцов выходит Ник, поглаживая свою бороду и явно чем-то задумавшийся.
— Это будет чудеснейший Новый Год! — провожая взглядом друзей, восклицает Хранитель Рождества.
— Не сомневаюсь, — соглашается Туффи, но тут же слегка хмурится и ещё раз заглядывает в кабинет, — Подожди, а где Джек?
— Ох… А он разве не с тобой? — удивляется Ник, и получив отрицательный кивок тихо бурчит себе под нос, — Ну, как всегда, Фрост у нас не может просто так!
— Я его на лестнице наверх видел, возможно на верхних этажах опять, — хмыкает уходящий в центральную залу Кролик.
— О, тогда я пойду позову… — спохватывается Зубная Фея, но её тут же пресекает Норд, останавливая за руку.
— Не надо! Я это… — он неловко смеется, — Я сам. А ты пойди, помоги Астеру, и смотри, чтоб Сэнди опять ничего не проспал.
Туффи конечно косится подозрительно на друга, но соглашается, а Николас, вздохнув с облегчением, идет наверх приговаривая что-то о непослушных трехсотлетних подростках, и слабой психике крылатых хранительниц.
***
— А ты уверен? Может, я хочу посмотреть! Да, что ж ты… — Джек всхлипывает и вновь тихо приглушенно стонет. Но горячие сильные руки уже не обнимают, а шарят под толстовкой, ненавязчиво так подбираясь ближе к краю бридж. И Джек в последний раз посылает все остальные идеи и праздник куда подальше.
— Там ничего нового, правда, а здесь темно и тихо. Согласись?.. — Король коварно улыбается и заново переключается на вкусную шею Морозного Духа, заставляя того выгибаться и тихо постанывать, — А после ко мне, и отказы…
— Заткнись!.. — Джек с какой-то сумасшедшей улыбкой прерывает своего Темного Духа и вновь срывается на жадный поцелуй, обнимая Кромешника за шею и позволяя всё-таки посадить себя на это чертово трюмо, и пошло раздвигает ноги, намекая явно не на невинный расклад сегодняшней ночи.
— Доиграешься, Снежный, — в перерывах между укусами, и такими уже развратными стонами парнишки, предупреждает Король Кошмаров, но ничего не имеет против всхлипывающего и льнущего к нему Джека, дергая мальчику ближе к себе, и втягивая в новый глубокий и жадный поцелуй.
Здесь, наверху, слишком сумрачно — единственный торшер пусть и освещает этот маленький закоулок в коридоре, но явно недостаточен, и тени стелются по ковровым дорожкам и прячутся на стенах. Но Джека устраивает. Устраивает и теплый полумрак, и тяжелые пыльные шторы, задернутые не до конца, так что можно видеть белые ледники севера, устраивает и это жесткое, но старинное трюмо, на которое можно облокотиться. Всё устраивает, особенно так желанно запускать руку в черные волосы и отвечать на влажный горячий поцелуй, тихо постанывая от накатывающего удовольствия.
— Может, к черту праздник уже сейчас? — едва отрываясь от мужчины, жалобно выспрашивает Ледяной Дух и тут же закусывает губу от болезненного укуса на шее.
— Хочешь домой? — усмехается Питч, и зализывает красный след от своих зубов на бледной коже.
— Джек, ты… — Северянин, ничего не подозревавший и шествующий по коридору в поисках Джека, так и замирает, находя Хранителя Радости в объятьях Короля Кошмаров.
Только вот Фросту плевать на случайного свидетеля, а Кромешнику тем паче, и мальчишка не успевает даже ответить, как его опять утягивают в очередной крышесносный поцелуй, на который он ну никак не может не ответить.
— Вы… Вы совсем ошалели! — через минуту ступора и наблюдения за всем этим безобразием взрывается Ник, повышая голос, отчего Джек всё-таки отвлекается и расфокусировано смотрит на Норда, — Вы… Это же… На трюмо восемнадцатого века! Джек, а ну живо слезь!
— Угомонись, Хранитель, я его уже забираю, — перебивает возмущенного Северянина Кромешник, оглядывая Джека пошлым многообещающим взглядом, — Празднуйте без него, ибо этого нахаленыша не будет, как минимум, неделю.
Ник не успевает на это ответить, ровно хоть и что-то сказать Джеку, потому что мальчишку вновь увлекают в поцелуй, а черная дымка в следующее мгновение скрывает двух Духов и переносит в далекие подземелья.
— Совсем оборзели! — возмущается обалдевший Санта через неполную минуту. Он задумчиво чешет бороду и ещё раз придирчиво осматривает трюмо, но убедившись, что антикварная мебель в порядке, со вздохом облегчения спускается вниз, бурча что-то про ненужные закоулки в замке и слишком озабоченных Темных да Ледяных Духов.
Комментарий к IV Сказка
Лис же обещал…) Маленькая вкусность для моих дорогих читателей.
========== V Сказка ==========
Первая сотня лет — это стужа, злоба, обида, боль, разочарование… Тьма.
Да, Тьма. Она пришла под конец той сотни, что прошла после моего воскрешения. Тьма была слишком мощна, необузданна, но не та же, что сковывала в ледяной воде — другая. Слишком теплая, бархатистая, извивающая мелкими паутинками. Она появилась на опушке изумрудного леса и долго подманивала к себе острыми нитями. А потом… я увидел того, кто ей повелевает. И впервые подумал, что, может, не так уж и плохо быть Духом?
Первая сотня лет осталась позади.
Вторая… И вот я уже вовсю гонял диких Кошмаров по-ненавистному когда-то озеру, устраивал снегопады и, конечно, спорил с тобой — зачем же столько моего льда и снега в твоих изящных мрачных подземельях. Но это было самое лучшее — время, когда мы говорили, спорили, чуть ли не до драки, цепляли друг друга и просто тихо беседовали о том, почему люди так стремятся к свету, но всё равно отдают себя тьме.
Я, глупый несведущий мальчишка, даром, что перевалило за двести, сидел напротив тебя в большом черном кресле, кутаясь в шаль из первородной Тьмы и улыбался искренне, смотря на самого опасного Духа, как звали тебя все остальные подлунные существа.
Триста… И я в негодовании, я не пойму Луну, не пойму зачем только после трех сотен лет меня «избрали»… А ты, как назло, исчез из наших подземелий — пропал, словно тебя и не было, и это раздражает, не дает думать, даже засовывая обиду на Луноликого куда подальше. Мне плохо, и непонятно что здесь происходит — эти новые персонажи в моей жизни — Хранители. Они шумят, кричат, убеждают, но вот развязка и понимаю, зачем я им.
Как же смешно, хотя в душе хочется выть волком. Ты когда-то говорил, что хочешь поиграть с некими Хранителями и Луной, и вот я стою в главном зале Северянина и вспоминаю твои слова. Так ты решился? Посчитал, что наконец-таки они заслужили твое внимание и злость? А я ещё в девятнадцатом веке тебе говорил, что дети разбаловались и практически перестали в тебя верить, отдавая предпочтение глупым сказкам про Санту и Фею.
А они сейчас передо мной, считают меня глупым ледяным раздолбаем, даже не подозревая, какая сила во мне сокрыта, когда-то развитая именно тобой.
Я не умный — я безалаберный и ветреный — ты сам меня когда-то таким назвал, но я прекрасно понимаю, что меня втягивают в войну без моего же ведома и согласия, играя на контрастах.
Всё из-за Феи; из-за нападения на её дворец.
Дух перехватывает ещё тогда, когда на нас летят стаи Кошмаров и красные сани чуть ли не переворачиваются в воздухе. Но вместо страха, как считают другие, у меня то легкое, почти трепетное, узнавание и радость внутри. Знакомые тени, знакомые Кошмары. А после и он — дворец: дворец, где слишком тихо, дворец, где пахнет истинным Страхом и Тьмой.
Глупые Хранители настроены по-боевому, даже та самая Туоф. Но никто из них не чует этого запаха, не чует этой угрозы и нависшей жестокости вокруг. А мне сладко, мне до дрожи знакомо и сладко от этой атмосферы и почти родного запаха. И улыбку мою мимолетную никто не замечает, выкрикивая твое имя.
Имя… как бы самому вместе с ними его не выкрикнуть, только не гневно и ненавистно, а долгождано, нетерпеливо, с тоской и радостью. Тени клубятся где-то вверху, слышится смех, знакомый до боли — хриплый, властный, и… и появляешься Ты; отчего я один стою идиотом и не вскидываю посох в защите.
Хранители глупы и не понимают с кем связались, а ты словно меня и не замечаешь, не замечаешь до определенного момента, а после так желанно прожигаешь взглядом золотых глаз.
Игра! Вот она — твоя игра. А мы… мы, как бы, теперь «враги»? Ты позволяешь мне быть с ними, ты даже хочешь этого, и я безмолвно соглашаюсь: просто после глупых пререканий с тобой, просто после одного повелевающего взгляда.
Всё-таки ты решил развлечься и предлагаешь сейчас это и мне. Так почему бы и нет?
Закончить сейчас — было бы скукой. Ты научил меня этому ещё сто лет назад. Только лишь потому, что внутри рождается искорка неподдельного интереса, я соглашаюсь, выкрикиваю что не боюсь тебя и, как бы, присоединяюсь к Хранителям. Даю и себе попасть в эту хитросплетенную паутину. Но глупо, потому что я в твоей власти с самого начала и добровольно.
Однако, прежде чем успеваю разгадать в чем подвох в этот раз: зачем тебе с твоей силой и мощью разыгрывать этот спектакль, ты исчезаешь, дав мне намек, в чем заключается сила всех Хранителей.
А Фея всё плачет и рассказывает про своих помощниц и зубки, про воспоминания и то, что среди них хранятся даже мои. Глупая пташка, как бы назвал её ты. Ведь…
Я помню из-за чего утонул, помню, из-за чего всё это случилось… Ты, мой Темный Король, напомнил мне; просто одним пасмурным днем, и вплетая в мой разум те жестокие ниточки воспоминаний. Как же тогда было страшно вспоминать озеро и ледяную воду, но радостно от того что спас Эмму. Ты подарил мне тогда больше, чем воспоминания и ты это знаешь до сих пор.
А Фея играет — все они играют. И, наверное, мои воспоминания это некий крючок, на который я должен попасться, чтобы они смогли победить. Я люблю игры, особенно игры с детьми, но и эта игра тоже подойдет, да и не мне рушить твой план, а потому соглашаюсь, искренне не зная, что ты выкинешь в следующий раз.
А дальше погони по миру, дабы дети верили в Зубную Фею, построение хитрых планов и контратак. Все Хранители настроены по-боевому, а Сантачто-то втирает про матрешки, внутренний мир и то, что добро должно быть с кулаками… А мне смешно от этих фраз. Ибо лицемерия в мире больше, и жадности больше; это они — глупые создания, живут в своем мирке для детей и не видят, какое сейчас добро…
Меня же считают за всё того же мальчишку-раздолбая, которого так легко было перетянуть в виде оружия на свою сторону…
Момент с дракой на крыше и эпичной смертью Сэнди я глупо пропускаю в своем сознании, но не могу нарушить твой план, потому что он слишком хорош, и подыгрываю: кидаюсь вперед, наигрывая это глупое чувство мести за убитого товарища–Хранителя. Хотя он сам виноват. Моя показушная атака на твою тьму и теней ничто, по сравнению с нашими настоящими тренировками, но Хранители впечатлены и ещё больше жаждут сделать меня Хранителем.
Всё становится настолько сумбурно: ярко, резко, быстро, что я улыбаюсь и киваю остальным, а локации сменяются, и я почти не ощущаю ни себя, ни то что делаю с этими защитниками веры, потому что все мысли о подземельях, и почему прежде чем устроить все это, ты не посоветовался со мной? Почему просто ушел за месяц, до того как предстать передо мной во дворце Феи?
Мысли грустные, и это замечают и другие, но Санта уверен, что я грущу из-за почившего Песочного Человека. Да кто он мне такой, чтобы я грустил? Я — Ледяной Дух, не чувствующий практически вообще ничего… особенно к чужакам. Лишь радость от игры в снежки, лишь воодушевления от снегопадов и бурь, лишь тепло и щемительную любо… привязанность к Древнему Страху.
Глупо. Но Северянин убеждает меня, что я достоин быть Хранителем, раз так решил Луноликий.
Пасха не за горами, а все они уже потрепанные и почти без сил; мне отчасти их жалко, и доля справедливости играет где-то глубоко под вымороженным сердцем, но сами виноваты… Лицемерие, эгоизм и жадность — вот что вас губит, а не Король Кошмаров. Ведь за всё это время пока я с этими Хранителями, никто и не задумался о Балансе! Что миру нужны именно две стороны — этот глупый Свет и наигранная Тьма!
Но… Пасха, сумбур в слишком ярких лабиринтах Банни, вроде бы всё идет хорошо, а после… после меня подмывает вернуться — вернуться вниз. И маленькую зубную кроху-шпионку в расчет я не беру: просто устраиваю шторм и ускользаю, успокаиваясь только тогда, когда тьма начинает окружать со всех сторон, а босых ног касаются теплые тени. Дом…
Ты жесток на этот раз, и раскачивающиеся клетки с крохами внутри как никогда на это указывают. Неужели они настолько тебя разозлили? И почему?
Только… позвать вслух не успеваю, потому что посох откидывается сгустком тьмы, и ты появляешься через мгновения предо мной, сверкая хитростью в горящих глазах.
— Явился ко мне лично, Джек Фрост. Решил отомстить или…
— Верни немедля всех крох Кромешник, и сдавайся! — вскрикиваю по-боевому и почти гордо вздергиваю голову, смотря прямо в желтые глаза Короля, но почти сразу же сдаюсь, и вся напускная злость развеивается от искренней радостной улыбки, — Как-то так?
— Да, как-то так. Хорошо получается, Джек, — Питч усмехается, подходит ближе, почти сокращая расстояние, и нарочито медленно ерошит мои белоснежные волосы, — Не устал ещё?
— Устал…. Без тебя устал, — смотря прямо в глаза и больше без двоякостей и недомолвок — мне надоело, и потому порываюсь ближе и обнимаю тебя, упираясь лбом в твою грудь и прерывисто вздыхая.
— Потерпи. Еще два действия: Пасха и финальная битва. Ты ведь подыграешь мне? — заискивающе, хрипло, до дрожи приятно, и ощущая как крепко ты обнимаешь меня, — Сделай им одолжение, мой Ледяной Дух, когда их настигнет истинное отчаянье — оживи веру… Верни Сэнди… И изгони ужасного и коварного Бугимена.
Твой смех тихий, но не менее победоносный, насмехающийся уже сейчас над их «победой». Но если ты так хочешь, то я сделаю. Только вот «зачем?» срывается с губ раньше и я нетерпеливо жду ответа.
— Скучно выигрывать в заведомо известной партии, маленький Дух Снегов.
Ты веселишься, тебя насыщает их внутренний страх и страх детей по всей планете, но ты не настолько мелочный, чтобы на этом успокаиваться и останавливаться. Это только начало игры… Или даже её предподготовка.
— Мне пора, так что, отпусти… — шепотом прошу, потому что голос не слушается, и по-настоящему не хочу возвращаться на «поле битвы».
— Действительно пора. Но я тебя не отпущу. Никогда, — такой родной хриплый голос и эти жаркие слова, вызывающие дрожь в моем замершем сердце. Хочу ответить что-то глупое, но настолько же значимое, однако я уже один на этом каменном мосту, а ты исчез с новыми тенями, дабы продолжить начатое.
***
Хранители в бешенстве, пока ты держал меня в объятьях; Пасха закончилась, даже не начавшись, и все благодаря твоей армии. И конечно же урок — как же без него! Ты наглядно показал чего стоят Хранители без меня и моей силы — ещё один балл в твою пользу.
Да, я им нужен только как оружие — мощное, но легко управляемое — я же мертвый подросток с недостачей внимания?
Мне почти больно ещё от одного понимания, от настолько жестокого. От того, что ты в очередной раз был прав, и эти «друзья» выгнали меня, обозвав предателем. А ледяная пустыня с пиками-торосами подходит как никогда лучше. Только вот ты проявляешь не запланировано — «не по сценарию». И я рычу от досады и лицемерия даже таких волшебных существ. А ты пока что стоишь в стороне и даешь волю моей злости: холоду и льду, который уничтожает всё остальное.
И в награду этот ненужный тубус, который я все-таки вытащил из подземелий. Только какого черта он изменит? Потому вымораживаю золотую коробочку, пока она не рассыпается на мой ладони. Ты всегда прав. Лицемерие правит мирами. Лицемерие, зависть и жадность. И нет здесь никого добра или зла. Миф это.
Черный плащ из древней Тьмы накидывается на мои плечи, а мне хочется разнести замок Северянина, вот только твой голос отвлекает:
— Закроем раунд?
— Нет… — зло мотаю головой, чувствуя родное и такое мягкое тепло теней, — Пусть продолжается. Хочу посмотреть как «добро» победит «зло»!
— Не становись таким же циником как и я, неинтересно будет жить, — хмыкаешь и притягиваешь меня к себе, мой Чёрный Король. А я почти успокаиваюсь.
— Интересно. Я ведь с тобой буду жить.
— Со мной. Только со мной… — шелестящим эхом повторяешь ты, приобнимая за плечи, пока моя буря во льдах бескрайнего Севера утихает.
***
Как жестоки Хранители, когда напитались «неожиданно» вспыхнувшей верой, я убеждаюсь через какие-то считанные часы. Однако я все равно не понимаю, что значила вот та мелкая кучка Кошмаров, которую ты показал Хранителям — уж прости, — армией это язык не поворачивается назвать, потому что я видел твою настоящую армию Кошмаров. Но Хранители даже этим впечатлены и напуганы. А мне смешно.
Мне смешно от их наивности и бравады. Только они принимают это за позитив и радость, когда мелкий крольчонок превращается в того двухметрового Кролика-переростка. Но дух захватывает только твоя игра, ход действия, каждый шаг, каждое напускное слово… И детишки, маленькие людские детишки, которых Хранители также втянули в эту глупую войну. Детишки, которые после этой ночи, скорее всего, попадут на прием к психологу и будут на него горбатиться ещё полжизни. Но зато вера-то спасена! Браво, Хранители!
И сколько же здесь лицемерия и мнимой силы. А ты… Ты разыгрываешь их как детей, на том самом озере: Кошмары — твоя личная свита, они играют тоже прекрасно, подчиняясь твоим приказам. А я мельком смотрю на защитников веры и не понимаю, как можно быть настолько слепыми и уверенными в собственной победе?
Неужели ни у кого не возникает и мысли, что, как бы не ослаб Король Кошмаров, его верные слуги и тени никогда не причинят ему вред? Или вы считаете, что Он боится своих же творений? Что за глупость? Но мою улыбку и ликование глупые Хранители неверно толкуют и считают, что я ликую вместе с ними над побежденным Кромешником.
Наивные существа.
Я теперь Хранитель, и глупо приношу присягу. Ну, как бы, раз играть, то до конца? Только почему меня не покидает чувство, что это только начало?
А уже той же ночью, из замка Северянина меня незаметно похищают тени, и я вновь оказываюсь в объятьях жестокого Короля Кошмаров.
— Подготовка закончена… Что на счет игры, Джек? — играючи пробегаясь губами по моей шее шепчешь ты, а я просто уже хочу послать к черту весь мир и всех Хранителей, наконец отдаваясь в твою власть.
— Только ненадолго, — плевать, после столь долгого расставания могу позволить себе каприз, — Я хочу вернуться к веселым снегопадам, детям, играм с Кошмарами и главное… к тебе. Только к тебе, Питч…
— Тогда буди меленьких Хранителей и, с глазами полными ужаса, объясняй, что Кромешник вновь напал на тех несчастных детишек. Так уже и быть, я устрою им настоящую адскую игру на весь оставшийся месяц, однако финал на этот раз полностью твой, мой Снежный. Устрой себе незабываемое веселье…
Комментарий к V Сказка
Та-дам!) У Лиса ноут в ремонте, но когда пришла такая идея не смогла не написать на чужом компе. Это конечно не прода к макси, но надеюсь хоть немного поднимет вам настроение и скрасит ожидание.
V.S Да, стилистика здесь необычная, вообще хотела в POV и мрачную эстетику, но хз как получилось, так что не бейте сильно тапками, Лис писал на эмоциях)
========== VI Сказка («На изломе рубежа») ==========
Первая часть
Птицы, птицы, черные, красные, разные. Птицы летают повсюду, тихо щебеча, и их хлопанье крыльев создают странную жестокую какофонию, а красного так много — этих крыльев, их перекрывают и черные — жестокие два цвета, которые не приносят спокойствия, лишь нагнетают, заставляя напрячься.
Хлопок рядом с его головой, и вот в общую толпу птиц врезается одна большая — ворон, черный ворон подобен самой ночи, той самой любимой и знакомой Джеку.
Карканье ворона, и на странность другие птицы подхватывают его, и вся их трель и щебетания в одну секунду оборачиваются карканьем, а с красных крыльев стекают первые капли, такие же красные — липкие.
Хлопанье черных крыльев над его головой, и дрожь окатывает юное тело, карканье кликающие горе птицы, и все они теперь вороны, что кружат над ним, закрывая небо, а те что были с красными крыльями подобны каплям кровавого дождя.
— Да прекратите уже! — рявкает мальчишка ввысь, силясь перекричать паникующих воронов, остановить их неумолимое нашествие, увидеть хоть ещё один клочек фиолетового вечернего неба.
Где он? Почему птицы? Почему так много? Почему ему так страшно?
Он ведь был дома?..
Джек вскрикивает, когда одна из птиц задевает его острыми крыльями, и он видит на предплечье, через слегка разрезанную ткань толстовки, кровавое пятно которое медленно расползается, пропитывая ткань холодной кровью. Но ведь крылья не могут ранить? Резать?
«Проснись!»
Фрост качает головой и жмурится, окруженный со всех сторон птицами — жестокими воронами сулящими погибель.
Что происходит? Где он?
И дождь, кровавый, жестокий дождь, он начинается, окропляя его мелкими багряными каплями.
— Не надо! Не смей!
Джек не поймет свой крик — он орет во всю глотку, но не слышит себя, он не знает, из-за чего меняется пейзаж, рушась у него на глазах мелкими черными осколками, вместе с крыльями стеклянных липких воронов. Дух Мороза испуган до дрожи в душе, и загнано вообще не поймет, где он? Почему так резко голова начинает раскалываться, а паника только быстрее подступает к горлу тошнотворным комком.
«Очнись!»
Его надломленный вскрик, когда рядом с босыми ногами падает и разбивается на тысячу осколков очередная липкая птица. Джек уже давно не испытывал столько чувств одновременно, и так надеялся что больше никогда их не испытает, но нечто глубокое, жестокое, пробирает его до костей и не позволяет сдвинуться с места. Ему словно дают наблюдать за тем, как мир на его глазах рушится кровавыми осколками.
Страшно, больно и печальное, и жалостливое карканье сверху, заставляет и без того холодную кровь застыть в жилах, и дергано озарятся вокруг себя.
Почему идет кровавый дождь? Почему я здесь? Где…
Джек задыхается, не желая понимать, что теряет нечто важное, что тьма не та, которою он привык видеть по утрам и вечерам.
Может это сон? Где?.. Где же?..
— Где ты? — шепчет с надрывом Ледяной Дух, резко вспомнивший о самом важном для себя существе, глаза его на миг загораются лазурным светом, но мальчишка задыхается от истинного страха, не чувствуя рядом родную Тьму.
Его нет в этом жестоком погибающем мире. Его нет в живых.
Остаточное эхо подсознания вышептывает эти слова и Фроста словно марионетку подламывает; молоденький Дух резко падает на колени, хватаясь за грудь онемевшими пальцами и задыхаясь от паники и боли.
Это не может быть правдой, это ведь…
Нет! — крик в чернильные небеса, заглушая на секунды клич падающих сломанных воронов. А красные капли падают на бледное лицо, заставляя скулить в голос.
Его нет… Смирись!
Нет! Не может такого быть! Нет!
Кровь, чернь, боль, и Джек не верит в это, чувствует, что ему — плевать что Духу — нечем дышать и душа внутри раскалывается так же, как и крылья черных птиц.
Его нет в этом мире.
— Питч! Питч, умоляю…
В голове — словно кто-то по щелчку включает картинки-воспоминания — битвы, чернильная чужеродная тьма, его — Его Король, белесая надежда на спасенье, и багряно-черная полоса на мужской груди, смертельная, не оставляющая надежды.
Поле вокруг мальчишки вымораживается до белого льда и трескающихся камней, но Джеку плевать. Он злобно рычит, низко опустив голову и хватаясь двумя руками за толстовку на груди, словно этим пытаясь вырвать адскую боль, разрывающее сердце. Больно! Больно!.. Вернись!
«Фрост!»
— Нет! — вскрикивает Джек, вымораживая черные осколки мира и чернильные капли мёртвого дождя.
Он не хочет верить в это — он никогда не поверит!
Его нет в этом мире…
Это было похоже на сказку, поначалу прекрасную, не предвещающую беды. Пока сказка не завела слишком далеко во Тьму.
— Очнись же! Давай, Снежный! — рывком выдергивая последнюю чужеродную нить темноты из подсознания мальчишки.
Фрост вскрикивает громче, прогибаясь в сильных объятьях и наконец открывая глаза. Молоденький Дух в панике, не понимая, где он толком находится — пейзаж вокруг него сменился слишком резко, словно весь мир наизнанку вывернули.
Здесь слишком темно, выморожено, жестко, но всё это меркнет, когда над собой Джек видит его — своего Короля. И Морозному Духу кажется, что он вновь сейчас куда-то провалится, потеряв сознание, только теперь от облегчения. Джек моментально вцепляется в плечи мужчины мертвой хваткой, и задыхается от чувств того же страха и боли внутри.
— Питч! — беловолосый не замечает, как замораживает часть шкур и большую часть их комнаты, полностью не контролируя силу, и лишь вглядываясь в родные желтые глаза.
— Угомонись просто… — окутывая теплом теней и радуясь хотя бы пробуждению мальчишки, тихо приказывает выведенный из себя Кромешник. Шутка ли? Этого Снежного мальчишку он не мог пробудить целых полчаса, пытаясь вырвать из лап чужого кошмара, — У тебя шок от…
— Черт их дери! — зло выругивается парнишка и просто не давая договорить, кидается к своему Королю, крепко обнимая за шею и яро шепча: — Жив, ты жив! Боги! Питч, ты… Я думал, я видел, чувствовал… Но с тобой всё в порядке… Мой… Люблю, Питч!
Джек поджимает ноги к груди, пытаясь стать меньше и интуитивно защититься, но даже так ни на миллиметр не отстраняется, принимая такие теплые объятья Короля Кошмаров.
— Это сон, всего лишь кошмар, Снежный мой. Джек, ну же, тише!.. Джек, всё хорошо… — тихо на ухо, однако его маленький Дух этого не понимает и не воспринимает, отчасти ещё находясь по ту сторону реальности, из-за чего приходится обнять его крепче, — Любовь моя, прекрати, я здесь! Это даже близко не мои Кошмары были, лишь чертово совпадение, только успокойся… Всё хорошо, Джек, я здесь и живой, и поверь мне, уходить на тот бренный свет в принципе никогда не собираюсь.
А в мыслях Короля лишь — «Убью! Медленно и жестоко, со всем цинизмом…»
Питч, пока Джек не видит, жестко прищуривается и отдает приказ теням немедля найти и выявить угрозу. Ведь ещё никто не смел так нагло напасть на Джека во сне, причем настолько ювелирно в обход защите самого Кромешника. И не важно, Дух ли это, очередная пакость Хранителей или ещё кто, имя ему теперь — Смертник, и никак иначе.
— Питч! Питч!.. Боже, Питч!.. — Джек отвлекается, всхлипывает и жмется ближе, даже не обращая внимания на острые шипы льда, что разрушают всю Тьму в комнате и напрочь вымораживают всё тепло и световые кристаллы.
Жестокий лед. Беспощадный и самый опасный, что есть в арсенале этого перепуганного чертёнка.
— Так… — поняв, что уговоры сейчас попросту не сработают, Кромешник просто валит мальчишку на шкуры, придавливает собой и резко целует, отвлекая от истерики, успокаивая и крепче обнимая подрагивающее тело.
Плевать что это было, в приоритете успокоить Джека, и желательно побыстрее, пока часть первородной Тьмы навсегда не уничтожилось, а у самого мальчишки не началась настоящая истерия.
— Тшш… — Питч отстраняется всего на секунды, чтобы огладить Снежного по щеке, на время забыть о собственной ярости и просто привести Морозного Духа в реальность, — У нас много времени и обещаю — я тебя отвлеку. Ты поймешь, что я живой…
Кромешник мягко усмехается, а Тьма укутывает дрожащего маленького Духа мягким коконом, и Король осторожно целует Джека в посиневшие губы, поглаживая его по волосам, окружая полностью своей тьмой, и в тоже время приказывая высшей Древней Тьме окружить их подземелье непробиваемым куполом.
— Я… Я же… Ты, та битва… Питч, это было, — Джек лепечет бессвязное, по-прежнему подмораживая Тьму и не отпуская от себя Кромешника ни на секунду, обнимая за шею и притягивая ближе, захлебываясь слезами от воспоминаний кошмара.
— Тише… Всё, Снежный, послушай меня… Джек, послушай меня!.. — Питч не выдерживает и резко фиксирует мальчишку под собой, беря его лицо в ладони и заставляя четко посмотреть себе в глаза, — Выдохни очень медленно. Вот так, послушный Дух. А теперь, постарайся по порядку. Что ты видел? Давай, Снежный, не бойся, я здесь и у нас всё хорошо. Но мне нужно знать, Джек.
— Птицы… — хрипом выдыхает Джек, зажмуриваясь, но тут же резко открывая глаза, словно боясь даже на секунду потерять из виду своего Темного, — Птицы, Питч, много черных. Вороны, и ещё красные крылья, кровавый дождь и тебя нет, нигде нет, понимаешь? Мир на осколки, словно иллюзия, но тебя там не было… Словно была битва и ты… Ты…
Джек задыхается и не может досказать, просто хватает ртом воздух и жмурится, мотая головой, не желая вспоминать и принимать увиденное даже на секунду.
— Всё. Забудь! Просто забудь, Снежный мой, — Король Кошмаров ложится рядом с Ледяным Духом, крепко его обнимает, притягивая к себе, и осторожно целует в висок, — Это была иллюзия, возможно, какой-то чужой кошмар постарался. Такое бывает, но очень редко, маленький. Не бойся.
— Плевать кто и что! Просто… Поклянись, что с тобой ничего не случится! — упрямо шипит Джек, вцепляясь в спину Темного ледяными пальцами и осторожно пробуя губами горячую кожу на шее Короля, — Просто скажи это, Питч! Я не смогу ещё раз… я ведь… Ты ведь мой!
— Твой. Полностью, — мужчина едва улыбается на этих словах, вновь целуя своего мальчишку, только теперь в щеку, — И клянусь, что со мной ничего не случиться, никогда. Так же как и с тобой, мой Снежный.
Кромешник едва морщится, от того что намерен сделать, но выбора у него сейчас нет, и он незаметно для Ледяного Духа выпускает на свободу тончайшие нити тьмы. Это всё равно лучше и безопасней ведь.
— Я слабость чувствую, Питч… Ты ведь не усыпляешь меня? — сразу и резко настораживается Фрост, хмуря брови, но даже не пытаясь отстраниться и заглянуть Кромешнику в глаза.
— Нет, мы всего лишь полежим, пока ты не успокоишься, а я пока тебе расскажу одну историю, отчасти связанную с таким же случаем, когда неожиданно снятся очень жестокие кошмары. Только ты полежи и успокойся, ты ведь не против? — идет на обман Король Кошмаров и впускает несколько паутинок тьмы в сознание беловолосого чуда, прижимая расслабившееся тело к себе ближе.
— Нет… — голос Джека затихает, и нити действуют, уводя его в спокойную бессознательность, — Просто хочу быть с тобой всегда…
Это последние едва слышные слова вымотанного и уснувшего Фроста. А дальше для молодого Духа Снегов настает только приятная тьма и сон, глубокий, не тронутый ни единым кошмаром, и достаточно долгий.
«По крайней мере этого должно хватить», — мрачно думает Король, и одним движением пальцев призывает в их спальную залу Мету и Саблезубку.
Глаза Кромешника неестественно загораются ярко-желтым огнем, и осторожно уложив Фроста на часть сохранившихся шкур и мягкой тьмы, он поднимается с их ложа, тихо и несвойственно за последнее время холодно шипя:
— Кому-то поиграть захотелось?.. Хорошо. Поиграем.
Да, сказки может и начинаются прекрасно, только вот потом…
Превращаются в сущий ад.
А ведь он не сразу понял, в чем дело, наивно полагая — право дело, как какой-то двухсотлетний Дух, — что его мальчишка спит настолько крепко из-за вчерашних тренировок и сортировки в резервах. Но нет!
— Устраивать охоту во сне он будет! — Питч шипит, едва сдерживая ярость, и на автомате закрывает подземелья полностью, отдавая приказ Саблезубке и Мете оставаться с Джеком.
Король Кошмаров поднимает большую часть своих резервов, и недобро рычит, поминая и черта, и всех духов с богами разом. Дикость и абсурдность того, что ему впервые пришлось так поступить со своим молоденьким Морозным Духом. Ведь…
Он наврал своему Снежному, а иначе тот бы и не успокоился и даже магия не смогла бы его успокоить и усыпить. А вот соврать было с чего, учитывая, что на их мирную, пока что, землю явился Дух. И не абы какой, а сильный Темный.
Темный, что посмел нахально заявить о себе таким хладнокровным способом.
В голове Короля Кошмаров вертится что-то наподобие — не ровня, но он кидает ещё один обеспокоенный взгляд на мирно уснувшего Джека и понимает, что вполне себе ровня, моментально исчезая из подземелий, приказав оставшимся теням и Кошмарам охранять Снежного.
Темный Дух, что успел незаметно проникнуть в сон Джека, настолько филигранно вплести сильнейший кошмар на уровне страхов души, и всё это за какие-то четверть часа и в обход вниманию самого Бугимена.
— Вычислить, кто посмел, и доставить ко мне! — шипит Питч похуже гарпии, как только он и несколько стай первоклассных Диких Кошмаров оказываются на поверхности, на опушке вокруг зеленеющего леса. Король Кошмаров отправляет ищеек по миру в поисках того кто это сделал, но почти моментально связь с тенями пропадает, и Кромешник чувствует, что их расщепили в пыль.
— Значит, пришел властвовать и владеть? — прищуриваясь, едва слышно цедит Король Кошмаров, и понимает, что планы внезапно, с таким Темным, поменяются напрочь.
А ведь ночь начиналась настолько прекрасно!
Новая угроза, и плевать бы Питчу на мир, но первое и единственное в его мире неприкосновенное посмели задеть, тем более — напугать! И если обычного Духа он бы уже уничтожил с помощью Тьмы, вырывая всю сущность по кусочку, то с этим Темным придется хоть на грамм, но считаться.
И если нежданный гость действительно пришел дабы властвовать, то первый удар тварь рассчитал правильно, по самому слабому месту Питча, но вот следующий удар? Кто сейчас уязвимей? Питч прищуривается и моментально просчитывает, пока Тьма услужливо застилает собой всю большую поляну.
Джек сейчас под такой защитой, что иномирной нечисти и не снилось. Сам он? Нет, впервые в этом мире и раз принимает такие решения, значит не дурак, и не полезет к здешнему Королю. Остается тот Дух, что сильнее по магии и защите, после Короля Кошмаров и Джека.
Кромешник шипит злобно, и моментально исчезает с поляны, прекрасно зная по кому ударит во второй раз новый Дух Темноты и Страха.
***
Дворцовые своды с сетчатой вязью заклятий встречают его блеском позолоченных переходов и общей, как всегда, солнечной и светлой атмосферой, но даже это сейчас последнее, о чем беспокоится Король Кошмаров, игнорируя золотые блики на стенах.
Он переместился, как всегда, верно — в основную залу, где всегда обитала Хранительница и…
— Питч! — звонкий девичий голос окликает его, и подросшая девчушка с белыми волосами, лет уже одиннадцати на вид, с радостной улыбкой преодолевает коридор, чтобы подбежать к доброму Темному Духу.
Селли как всегда непосредственна и слишком не различает пространства преобладания Света и Тьмы. Она добрая и наивная, как и обычные дети в её возрасте, а потому пренебрегая правилами, с улыбкой подбежав уже хочет обнять Короля Кошмаров, но Питч в последнюю секунду исчезает и появляется с другой стороны, а малышка ловит лишь воздух.
— Я что говорил тебе о разграничении пространства и стихий? — почти строго и в который раз задает один и тот же вопрос мужчина, с легким нажимом осматривая надувшуюся девочку.
— Знаю, но я ведь не вступила в свои права, и поверь, Балансу это не повредит, а по тебе я соскучилась! Вы с Джеком…
— Про Баланс я лучше тебя знаю, лунный ребенок, — качая головой, прерывает её Питч и высматривает взглядом Туоф, совершенно не желая оставаться долго в этом месте, — Где эта пернатая Хранительница, которая вечно чем-то недовольна?
— Вечно недовольная Хранительница, как ты выразился, пытается устранить аврал на её непосредственной работе и помочь Крохам, — рядом с тем местом, откуда выбежала Селли появляется Фея и улыбается, направляясь к гостю.
Однако только заметив боевых Диких Кошмаров, непривычно серьезных и злобных, и холодный взгляд самого Короля, резко серьезничает и моментально оказывается рядом:
— Что случилось? Что-то с Джеком? — Фея уже по привычке усиливает барьеры на дворце и окружает их троих вязью фиолетовых печатей, стелющихся по полу.
— У нас проблемы в виде… — Питч замирает на мгновение и тут же морщится, понимая, что оказался прав, а пять стай чернильных чужеродных Кошмаров через шесть минут будут здесь, — Я вас забираю.
— Что? Но… — Туф непонимающе восклицает, однако подходит ближе, хватая Селли за руку и отсылая Зубную кроху, дабы та предупредила других о немедленном сборе.
— Твоя защита долго не продержится, а в нашем мире два часа назад объявился гость, и настроен он решительно, поверь! — Кромешник не дает и шанса чужим стаям приблизиться к дворцу, отсылая своих Кошмаров на перехват, заполняя почти полностью все важные залы Хранительницы тенями и тьмой, чтобы через несколько минут переместить моментально в подземелья.
— Уверен? — Фея хмурится и оглядывается по сторонам, оценивая масштаб всей тьмы, что сейчас окутывает её дворец, ей не хочется верить, что вновь кто-то заявил права на их мир и пришел со злыми намерениями, — Может Дух-пакостник, как в прошлый раз, или слабый Страх?
— Считаешь того, кто обошел мою защиту и проник в сон Джека, чуть не вывернув все его страхи в паранойи, будет мелко пакостить? И настолько слаб, хотя смог в секунды расщепить моих ищеек?
Питч сверкает злым взглядом на Хранительницу и хочет на неё прилично так рявкнуть, чтобы не витала в своих пестрых мечтах, но на дворец обрушивается первая волна, вообще в обход тем пяти чужим стаям Кошмаров, и витражные стекла резко трескаются с противным скрежетом, пропуская чужую темноту.
Однако матовая Тьма уже укрывает Фею и маленькую Лунную, моментально телепортируя в подземелья, а Питч задерживается ровно ещё на две секунды, так же перемещая всех помощниц и все тубусы к себе домой.
Ему вовсе не хочется этого признавать, но это явное дежавю, и пару лет назад он точно так же перетаскивал Хранительницу вместе с ее пернатой стаей в свои подземелья.
Расправа над новым Духом в мыслях Короля Кошмаров становится ещё более изощренной и жестокой.
— Что это за дрянь такая? — не выдерживая, выругивается Туффи, как только оказывается вместе с Лунной в приемочной зале, с медленно крутящимся черным глобусом.
— Дрянь, что зовется Темным Духом, сильным и достаточно хитроумным, — мрачно осведомляет Питч, и брезгливо расщепляет чужую тьму на своих пальцах.
— Нет. Не просто Темный Дух. Он такой же Король, как и ты, Питч… — беззаботно начинает Селли, так же неожиданно, как и всегда, и вприпрыжку подбегает к черному глобусу, внимательно его рассматривая, — И он желает поглотить этот мир, в своей жестокости и чернильной боли.
Она осторожно касается черно-матовой поверхности одного из ближайших континентов, до которого дотягивается, и мягко улыбается под всеобщую тишину, воцарившуюся за её спиной.
— Но ты победишь, — девочка разворачивается и беззастенчиво улыбается Кромешнику, — Ты ведь — Древняя Тьма.
Лунная говорит это как само собой разумеющееся, словно речь о прогнозе погоды или о приметах. Лунная растет, и вместе с её силой растет и дар — знать всё наперед, говорить чисто интуитивно, но притом считывать будущее и читать судьбы.
— Ну спасибо за прогноз на день, малявка, — усмехается Питч, и материализует из Тьмы свою косу, обращаясь теперь к Фее, — План действий в связи с ограничением времени прост: я даю дополнительных Кошмаров твоим друзьям-Хранителям, а сам вылавливаю эту дрянь и уничтожаю. Вы же пока располагайтесь. Кошмары покажут другой путь в нижние залы, где твои мелкие пакостницы и тубусы, и библиотеку, если ты, пернатая, того захочешь.
— А тот… вход?.. — Фея осторожно замолкает, показывая на полностью закрытый проход в маленькую залу, не понимая, почему теперь на этом месте литая стена из Древней Тьмы.
— Там Фрост, — нехотя уточняет Кромешник, — Я усыпил его, иначе у несносного Духа Холода началась истерия из-за чертового вмешательства в его подсознание, а с учетом что у него силы вышли из-под контроля… Поверь, так будет лучше.
Туф лишь понятливо кивает, однако мрачнеет на вид, беспокоясь о Джеке, и уже сама желая высказать претензии этому новому Духу. Всё-таки второе существо, о котором она всегда беспокоилась и заботилась, был именно Джек. Сильный и вполне самостоятельный, но всё ещё тот же подросток-Дух, веселящийся и отчасти уязвимый. Однако её грустные мысли прерывает Селли, отчего-то тихо хихикая и утягивая Фею в сторону двух громадных кошек-кошмаров.
— Ты ведь сообщишь, если понадобится моя помощь? — уточняет последнее Хранительница Памяти, отпуская любознательную Лунную к Кошмарам.
— Помощь понадобится, как минимум куполом, чтобы я не разнес половину континента, когда буду его уничтожать, — не оборачиваясь, злобно кидает Король Кошмаров и исчезает, забирая часть Кошмаров из резервов.
И как бы ему отчасти не было сладко от увиденной в первые секунды картины, Кромешник понимает, что придется вмешаться и помочь, а потому отпускает своих Кошмаров с довольно четким приказом.
— Питч, что происходит? — рявкает Норд, когда Король сам материализуется рядом с ним и, не напрягаясь, уничтожает злобного липко-черного Кошмара-чужака.
— О, представь себе, Северянин! У нас гости из другого мира! — огрызается в своей едкой манере Король Кошмаров и одной волной голодных теней уничтожает оставшихся пятнадцать Кошмаров.
В главной, вновь полуразрушенной зале Северянина наступает относительная тишина и спокойствие, лишь рычат недобро Дикие Кошмары, и Банни вновь бурчит о злобных черных существах, но когда оборачивается и видит разозленного Питча, смолкает аналогично остальным.
А Кромешник осматривает слегка потрепанных Хранителей, урон и силу атак нового Духа и с оскалом обращается к Песочнику и Норду:
— Так что, будем сотрудничать, коллеги?
— От тебя — как от чумы! — ворчит Астер, игнорируя уже привычных черных Кошмаров-коней рядом, и зачехляет свои бумеранги, подходя ближе.
Песочник же вообще выдает над головой бессвязный и слишком быстрый набор знаков и подлетает аналогично ближе, развеивая золотые хлысты в маленькие золотые искорки.
— Нет, друг Песочник, это не я, и уж тем более не Кошмары из нашего мира. А если ты не расслышал того что я сказал вашему любителю печенюшек и глинтвейна, то у тебя уже проблемы со слухом начались, видимо в отставку пора!
Питчу вовсе не хочется именно сейчас собачиться ещё и с Хранителями, но из-за злости на нового Духа, на то, что он посягнул на спокойствие в этом мире и место Короля Кошмаров, и уж тем более посмел тронуть его Снежного, не издеваться и не поливать ядом этих трех олухов не получается. Холодная ярость почти сталью режет нервы и спокойствие, а потому сладостей и светской беседы сегодня трое Хранителей-идиотов не получат.
А ещё Короля выводит понимание, что новый таки посчитал, что тратить время на слабых Хранителей нет смысла, и по-умному прислал лишь группу достаточно сильных Кошмаров, что отличались прожорливостью и небывалой жестокостью.
— Вновь какой-то Дух Страха? — прерывая размышления Кромешника, интересуется Норд, засовывая свои новые сабли, которые подарила Салли, в ножны и недобро осматривая чернь оставшуюся после чужих Кошмаров.
— Именно он. А теперь, добросовестно выполняющие свою работу Хранители, прошу вас вместе со всеми вашими подчиненными покинуть это замок к чертям, и на время укрыться в лабиринтах вашего Ушастого друга.
— Что? Как?! — возмущается Норд, косясь на Астера.
— Да, конечно, делайте, как всегда, крайним меня! — закатывает глаза тот самый Хранитель Пасхи и тычет мохнатым пальцем в Питча, — И вообще, с чего ты взял, что можешь вот так появляться и приказывать нам, Хранителям? С какого…
Астер не договаривает, потому что Кромешнику надоедает, и он в мгновение появляется прям перед Кроликом, шипя ему прямо в морду:
— Потому, что я вас вновь спас пару минут назад, и потому что никто кроме меня с этой тварью из вас не справится. Ну и ещё потому, что я делаю вам одолжение и предлагаю укрыться до поры до времени, и сберечь все свои силы. Ну как, ещё вопросы — почему я вам приказываю — есть?
— Так, всё. Хватит с меня! — Северянин подходит ближе, чувствуя явное напряжение Кролика и прямую угрозу исходящую сейчас от Короля Кошмаров. — Мы поняли тебя, все вопросы оставим на потом, меня только интересуют дети и Фея с Селли…
— Они в безопасности. Дети ваши не пострадают, потому что Страх пока не перережет всех вас, меня и остальных духов, не собирается лезть к людям в принципе. Расчетливая дрянь знает, что Вера от него никуда не денется, — Питч отходит от Кролика и подзывает к себе своего главного Кошмара, но вновь отвлекается, считывая по теням о новой опасности, и в момент переводит взгляд на Хранителей, — А до новой атаки этой твари шесть минут, так что с Ушастого лабиринты и укрытие, с тебя, Норд, ловушки и артефакты, с Золотого Человечка, из которого уже давным давно не золотой песок сыпется, поддержка связи; через несколько часов вы потребуетесь, чтобы добить эту мерзость.
— Хорошо. Подожди, а как же Джек, где он?
Но Кромешник уже не отвечает Северянину, которого Сэнди пытается утащить в тоннель Астера. Королю Кошмаров вовсе не до глупых вопросов Хранителей, и не стоит лишний раз напоминать о Джеке.
Питч исчезает из замка ровно тогда, когда его стая Кошмаров перехватывает влетевших на территорию Северного Полюса голодных чужаков.
Вторая часть
Он не собирается прыгать по всему миру и уничтожать различные отвлекающие стайки Кошмаров, ровно, как и чужеродную Тьму, что сейчас основательно окутала часть северных городов Норвегии, застилая недавно распустившуюся зелень глянцевым липким ковром темноты.
Ему тоже нужно на север, только на север Аляски, туда, где чувствуется потаенное и жестокое, бурлящее в своей ненависти и жестокости, то от чего на многие километры распускаются ожившие нити тьмы и стаи одичавших Кошмаров.
В голове вертятся под сотню-другую картинок с видами казни иномирного Духа, а губы растягиваются в жестокую ядовитую усмешку; Король не изменяет себе и просто прячет все эмоции в глубины своей темной души, становясь тем, кем его считают — сутью Тьмы, зла и опасности.
Несколько вражеских теней кидаются на него со всех сторон, стоит только появиться на ещё заснеженной и выжженной холодом поляне, перед вековым кленовым лесом.
Но расщепить их, изничтожив до пыли, которая оседает серым пеплом на снег проще простого и так что даже не приходится щелкать пальцами. Новый Дух не спешит его встречать, однако стратегически правильно пускает на Кромешника часть своей недавно созданной армии Тьмы и Кошмаров, поднимая из глубин леса гигантскую чернильную волну.
— И это всё, что ты мне можешь предложить перед своей смертью? — скучающе осведомляется Питч, закладывая в свойской манере руки за спину и по-королевски наблюдая, как вся эта волна из теней, тьмы и озлобленных Кошмаров надвигается на него, желая поглотить.
Он выжидает, позволяя шевелящейся волне нестись на него, даже не сдвигаясь с места и не призывая пока Кошмаров. Но как только остаются несколько метров до столкновения, перед Кромешником вырастает шипастая стена не меньше в высоту, сверкая изумрудной крошкой; Древняя Тьма из той самой Тенебрии, в секунды поглощает чужеродную магию и силу, напитываясь и уничтожая Кошмаров, теней и саму Тьму. За минуту она не оставляет даже следа о той мощи и липкости, и вновь стекает вниз по приказу хозяина, стелясь черным с крупицами изумрудных искорок шлейфом возле ног своего Короля.
— Слабовато, — издевательски вежливо подчеркивает Питч, усмехаясь и наблюдая, как далеко впереди, из чащи леса выходит темная фигура, окруженная десятью стаями Кошмаров.
Секунда и чужака нет, а в Кромешника летит под сотню черных острых пик. Отбиться не составляет труда, и все та же Изумрудная Тьма поглощает их, однако следующую атаку противник наносит моментально быстро, появляясь практически перед Королем, и материализовавшимся из теней мечом разрубает изумрудно-черную стену, сверкая белесыми глазами и чуть не задевая самого Питча.
— Для тебя хватит! — рычащий голос иномирца слышится глубоким и злобным, чтобы понять все его намерения.
Он не намерен даже давать передышки, и извернувшись от черных кинжалов Кромешника, появляется слева, нанося ещё один рубящий удар.
— Я уничтожил уже девятнадцать Королей Тьмы, завоевав славу Беспощадной Тьмы во многих мирах, а ты будешь двадцатым!
Самоуверенности не занимать, — хмыкает про себя Питч и неожиданно исчезает за тьмой, оставляя Духа Страха на секунды, и делая обманный ход. Впрочем, силы тоже не занимать. И это в мыслях подчеркивается красным, ибо противник силен, и подкован в тактике боя. Только вот…
Питчу надоедает изнурительное и по его мнению слишком долгое сражение длящееся всего с минуту. Он просто появляется в одно из мгновений перед существом и отшвыривает его к дальним нескольким камням, что подобно скалистому холму располагаются левее темного леса. Питчу надоедает и самоуверенность, и Кошмары чужака, потому он их уничтожает, теперь наконец позволяя своим Диким Кошмарам сорваться с цепей и разорвать низкоуровневых собратьев.
— Зря явился, мог бы ещё в каком-нибудь захудалом мирке добить до двадцатого, а после уже и на смерть заглянуть, — Кромешник медленно материализует из темноты свою косу, направляясь к Духу Страха, смотря, как тот отходит от камней и пытается призвать ещё теней к себе на помощь.
— Ставший благодетелем и защитничком Веры Дух Страха. Король Кошмаров, Бугимен, Кромешник… Как ещё тебя называют в этом мире? Случаем ли — не Балансом Тьмы? Что за унижение, нечисть?! — иномирец создает в руке тот же меч, но вот черты лица у него слишком заостряются, становясь уже нечеловеческими, и он сверкает полностью выбеленными глазами, — Уничтожу!
— Попробуй, — хмыкает Питч и тут же исчезает, появляясь через мгновение за спиной Темного Духа и разрезая косой прямо по спине.
Дикое шипение, несколько теней в мгновение посланные Туоф и Хранителям, поднимающаяся из глубин злость, которую он сдерживал на протяжении всего этого недолговременного боя, ещё один удар, когда Дух разворачивается, только теперь по груди, и вспышки зеленого и фиолетового на окраине поляны.
Хранители явились в полном составе.
Однако, судя по всему, у Темного Духа не настолько быстро кончаются силы, и злости не занимать, потому что от следующего сеченого удара косы он уворачивается и, ускорившись, приближается к Кромешнику, минуя радиус удара косы. Замах и выпаддлинного черного меча, но Древняя Тьма уже отшвыривает скалящегося Духа на середину поляны, и тени накидываются на него разом.
— Мерзость… — брезгливо шипит Питч, смотря на своё распоротое чернильное одеяние и порез, глубокой черной раной, идущей поперек всей груди, — Успел таки, тварь, задеть.
Питч цыкает, и пока Астер и Песочник разделываются со стаей Кошмаров, подходит ближе к центру поляны, наблюдая, как туда же, окруженная светящимися печатями, подходит и Фея.
— Это он-то? — хмурит брови Туф, мельком осматривая едва подранного Кромешника и переводит взгляд на рычащего Духа Страха, который всё ещё силен, но не может вырваться из плена терзающих его теней.
— Да. Власти захотел, и сделать меня двадцатым в списке.
— Каком ещё таком списке? — наготове с обнаженными саблями подходит Норд, равносильно хмурно оглядывая творящуюся перед ним жуть.
— Ну уж не в списке плохишей, Северянин! — огрызается Питч, игнорируя огонь расходящийся по всему телу от чужеродной ядовитой тьмы, — Он вел список из уничтоженных Королей Темноты и Кошмаров. Миры посещал. А здесь… нарвался.
— Да, с тобой конечно нарвешься! — бубнит Астер, который слегка запыхавшись оказывается теперь тоже рядом со всеми, видимо добивший последних чужих Кошмаров.
На быстрые знаки подоспевшего Песочника, который, впрочем, не спешит убирать свои хлысты, отвечает, как ни странно, Фея:
— Да, Сэнди, нам ничего не остается, как его уничтожить. Он пропитан жестокостью и ненавистью, ядовитой и выжигающей злобой ко всему…
— Убью! Каждого из вас! — резко дергаясь, рычит Дух, но теней по велению Кромешника становится больше, а Хранительница для надежности шепчет пару древних заклятий, — Ваше слабые места… Все найду, и все уничтожу! И ваших деток поганых, и Веру!
— Слушай, дай-ка я добью! — не выдерживая таких оскорблений и угроз в сторону детей, порывается Астер, но его сдерживает Норд, выставляя руку.
— О!.. А эта белоснежная девчонка, из которой так и хочется выпить Свет… Мелкая…
Дух не договаривает и резко смолкает, словно задыхаясь, а вокруг Туффи скапливается фиолетовое свечение, и теперь всем слышен треск, словно от тока, вокруг Хранительницы.
— Не ведись, он специально провоцирует, — едва склоняет голову на бок Питч, и приказывает теням заползти в глотку этому Духу, дабы Хранители не плюнули на свои принципы и не убили его тут же, запятнав свои светлые имена.
Ему то что, но вот на Вере это сказаться может, а ещё на самой стороне, к которой и принадлежат все Хранители. Убийство — это табу… Кроме, конечно, Феи, которая априори своей Светлой стороне является темной, но при этом самой справедливой и доброй.
— Какой план дальше? — уставше выдохнув и брезгливо отойдя от шевелящейся кучи теней на почерневшем снеге, спрашивает Туф, впрочем, щиты с себя не снимает и смотрит поочередно на всех собравшихся.
— Как ни странно, купол, — усмехнувшись одному из воспоминаний, отвечает Король Кошмаров, — Сила воздействия моей Тьмы может разойтись достаточно далеко, а перевеса я не хочу, и уж тем более после вылавливать родившихся Диких Кошмаров.
Фея кивает на это, ровно, как и Сэнди, и отойдя от причины сегодняшних бед ещё дальше, обговаривает с Хранителями, как лучше всего поставить купол, с учетом артефактов, что прихватил с собой Северянин и золотого песка Сэнди.
Однако упускать из вида нерадивого Духа не стоило, даже с учетом всех держащих его печатей и теней. Ибо в следующее мгновение тени резко поглощаются, а притворяющийся побежденным Дух резко материализуется перед Кромешником и со злорадной ухмылкой пытается вогнать короткий, поблескивающий необычной Тьмой, нож в сердце Короля.
— Надоел, — сверкнув желтым взглядом, шипит Кромешник, и перехватывая в последний момент нож за само лезвие. Боковым зрением и по теням Питч чувствует, как вокруг поляны начинает стелиться трехслойный усиленный купол, а это значит…
Древняя Тьма проникает в иноземного Духа, сковывая его на несколько минут, а Питч так довольно и теперь действительно не скрывая своей истинной сущности хватает Духа Страха за горло, впиваясь удлинившимися черными когтями в темную кожу, и заглядывает в глубину его сути, выискивая его страх. И по сдавленному сиплому рычанию находит, едва ощущая, как в глубине разорванной когда-то души была обыкновенная волшебная жизнь на одном из материков далекого мира.
— Значит, ты у нас больше всего на свете боишься вспомнить кто ты… — насыщаясь чужим страхом, едва слышно шипит Король Кошмаров, и вытаскивает давно забытые воспоминания бывшего темного эльфа наружу, наслаждаясь его надрывным звериным криком, от которого даже Хранители на другой стороне леса вздрогнули и затравленно повернулись в его сторону, но на благо, Туф их вновь отвлекала.
— Ты сделал неправильную вещь, когда начал угрожать Хранителям, а точнее тому, что они защищают и любят, — едва склоняя голову в бок почти веселится Кромешник, довольствуясь чужим страхом, болью и страданием, — И теперь тебя никто жалеть не будет, отдавая мне на растерзания. Но большую ошибку ты совершил в самом начале. Когда…
Питч замолкает, отвлекаясь на боль, едкой щелочью распространяющуюся по всё ещё не заживающей ране, и призывая Изумрудную Тьму, дабы залечить себя.
— Ты сдохнешь от этого яда… — едва очнувшись от своей боли и презренно осмотрев Короля, выплевывает Дух, кривя полоску губ в подобии усмешки.
Однако когтистая рука на его горле сжимается сильнее, а страх вновь завладевает рассудком, и Питч филигранно, по ниточке, достает все его потаенные страхи, точно так же, как эта тварь проделывал это с Джеком.
До боли, до безумия, до расщепления сгнившей души.
Когда дело касается Снежного, то ни одно живое или уже не живое существо причинившее ему боль, не сможет выжить, а вот умирать будет долго и в жутких мучениях.
Питч хищно прищуривается, цинично оценивая, какую эмоцию должен вспомнить Дух в следующую секунду, захлебываясь криком и страхом внутри души. Король чувствует вязкую холодную кровь на кончиках когтей, что вонзились в шею и медленно жестоко улыбается.
А Тьма, вся что ему подчиняется, скапливается пологом за его спиной, в любую из секунд готовая обрушиться на Духа и поглотить его, заполонив собой всю поляну.
Когда мучения дергающего в его когтях Духа становятся невыносимыми, самыми болезненными и страшными, Питч отшвыривает иномирца на почерневший снег и щелкает пальцами, подмечая, как в стороне Фея поставила внутренний второй купол на Хранителей, и дабы тьма случайно их всех не задела.
А Тьма по приказу срывается огромным матово-черным потоком, обрушиваясь на всё ещё кричащего Духа Страха.
— Жалкая пародия на Короля Кошмаров, — шипит Питч и сжимает почерневшую руку в кулак, слыша, как вместе с этим Тьма по приказу ломает все кости в теле этого Духа.
Однако, следующего никто не ожидает и позади, за мгновение как купол резко идет лазурной рябью, Питч слышит знакомое рычание, а потому и приказывает теням закрыть полностью тело Духа, а сам меняет свое одеяние на частично закрытое. А сразу за рычанием слышится такой знакомый голос у него за спиной:
— И что тут происходит?
Кромешник на секунду прикрывает глаза, и сразу после резко разворачивается, создавая в руке клубок из Тьмы.
— А ты что здесь забыл, мелкий Дух Холода? — Кромешник довольно усмехается, и нарочно кидает тьму в купол который стоит на Хранителях, — Мы решили показательную тренировку устроить, пока ты в отключке был.
На удивление, Фея и Хранители слышат это и резко понимают изменившееся поведение Короля. И право дело, никто не хочет, чтобы Джек волновался или узнавал, что по-настоящему здесь творилось несколько минут назад.
Потому Астер дружественно машет бумерангом, а Туф создает ещё несколько щитов, раскидывая на резко улыбающихся Хранителей, и тут же телепортируется к Джеку.
— Мы тебя не ждали, и не хотели тревожить, пока ты спал. Прости, Джек, — Фея беззаботно пожимает плечами.
— Но… — Джек тихо выдыхает и ещё раз подозрительно оглядывает заснеженную, но уже порядком разрушенную поляну, пока возле него появляется Кромешник и приобнимает за плечи.
Действительно, всё как и сказала Селли — устроили показательную тренировку. Купола даже понаставили, чтобы, видимо, тени, которых слишком в избытке, не расползлись. Но тревожное чувство всё ещё не покидает Ледяного Духа, и потому он ближе жмется к Питчу и осматривает черный шевелящийся покров на середине поляны.
— А это что? И почему… Почему не предупредил? — Фрост вскидывает голову и заглядывает в желтые глаза Короля, прерывисто выдыхая, когда родные пальцы осторожно ерошат его волосы на затылке.
— Это тренировочная тьма, ведь все они против меня одного, согласись, что это не честно, Снежный? — Питч кивает головой на Хранителей, которые стоят дальше всех всё ещё под куполом, и надеется, что вся тьма накинутая на Духа Страха его удержит, и Джек никогда не узнает о том что здесь произошло, — А не предупредил… Сам знаешь. Тебе нужно было отдохнуть.
— Да ну вас! — Джек вздрагивает от воспоминаний о сне, понимает, что Питч, как всегда, прав, но всё ещё обижен слегка, — Я бы присоединился, так же ведь веселее. И почему Селли с собой не взяли?
— Она бы… Слишком нивелировала все силы, на какой бы стороне не была, — сразу же находится Туоф, — Да и мы хотели взрослую тренировку, без каких-либо ограничений.
— Ага, вижу, — едва улыбается Джек и качает головой, осматривая творящийся бардак на бедной поляне, он теперь более спокойно выдыхает, и по привычке кладет руки на грудь своему Королю, желая прижаться ближе.
Только вот Питч непривычно вздрагивает, и Джек моментально замечает, как желтые глаза блеснули едва скрытым раздражением и злостью.
— Что с тобой? — моментально меняется Фрост, и едва отстраняется, теперь наконец подмечая, насколько не свойственно изменилась одежда на Кромешнике, и вновь, как тогда, длинный вырез не тянется почти до середины груди, обнажая серую кожу.
— Какого…
Возмущение Джека обрывается приглушенным рыком Саблезубки, которая переместилась вместе с ним. Теневая хищница в два раза увеличивается в размере и низко опускает косматую голову, скалясь на тени посредине поляны.
— Ты мне ничего не хочешь объяснить, Тёмный? — резко изменяя голос на совершенно ледяной, спрашивает Джек, кидая взгляд на тени, но пока ничего там не чувствуя, и вновь осматривает своего Короля, понимая, что здесь что-то не так, — Питч?
— Всё хорошо. Просто совместная атака твоих друзей и моя надежда на тьму, которую я разрабатывал те два месяца назад, — Кромешник поминает чертом и сложившуюся ситуацию, и то что втягивает в это Хранителей, и нового Духа, и незатягивающуюся рану на груди, и конечно же слишком идеальную защитницу Саблезубку, которая любую тьму и в любом количестве распознает.
— Питч! — Джек не рявкает, просто зовет, но голос у него надрывается, а воздух резко становится холоднее, — Что черт возьми…
Джек обрывает свой вопрос, замечая темную полоску, едва выглядывающую из-под слегка разрушающейся одежды на груди мужчины.
Это ведь не может быть началом его сна?..
Этого не может быть!
Джека резко бросает в ледяной озноб, а темнота под его ногами моментально вымораживается, и тьма идет мелкими белыми трещинами, не выдерживая концентрации ледяной магии.
— Снежный, не надо… — Питч пытается предотвратить неминуемое, но Фрост просто выставляет руку в просьбе или приказе замолчать, и очень медлено, едва касаясь кончиками пальцев, прикасается к темному одеянию, которое под его прикосновением трескает и медленно осыпается.
Чернильный порез, тянущийся поперек груди, заставляет на секунду почувствовать, как у людей происходит инфаркт — как то, что представляет собой сердце, резко рвется, разнося острую боль по всему телу.
В следующее мгновение купол с треском рушится над поляной, покрываясь белой рябью и исчезая, а сама поляна покрывается коркой вымораживающего всё на своем пути инея. Фея, вторая после Короля Кошмаров, реагирует на изменения вокруг, моментально ставя вокруг себя щиты и в праведном ужасе смотря на Морозного Духа.
— Кто посмел?.. — практически безэмоционально спрашивает Джек, чувствуя, как что-то ломается глубоко в его душе и рушатся неведомые ему барьеры, и в то же время ощущая страх и боль, проникающий на подсознательном уровне.
Он пусть и мелкий Дух, самый молодой из этой компании, но также он знает, что никто из присутствующих такое бы сделать не смог, не смог так навредить его Королю.
Иррациональное состояние мощи, страха и паники перекрывают сейчас здравый смысл, и всё что он хочет — защитить и уничтожить. Резко, порывисто, без права на помилование.
И пусть он бы признал себя выжившим из ума Духом, если бы дело касалось кого-то другого. Но дело касается того существа, которого Джек больше всего на свете боится потерять. Воспоминания сна, любовь и страх смешиваются в самый безумный и опасный коктейль из эмоций. Спуская подсознание Джека с цепей.
— Больно?.. — Фрост вскидывает голову и заглядывает в золотые глаза.
— Нет, это пройдет. Успокойся и…
Договорить Питчу вновь не дают, а Тьма, что удерживала Духа, резко разлетается в стороны, и озлобленный Дух Страха вырывается на свободу, светясь непонятным стальным отблеском, и ухитряясь собрать вокруг себя облако из липких теней.
Фея не медлит и выставляет вновь несколько щитов на Хранителей, и кидает пару заклинаний в иномирца, который от них отмахивается, как от назойливых насекомых, приглушенно рыча. Кромешник же моментально притягивает Джека к себе, но вот ни он, ни приготовившаяся к прыжку Саблезубка, никак либо повлиять на живучего Страха не успевают, потому что вся Тьма в диапазоне поляны резко трескается с кристальным перезвоном и просто рушится, вместе с тьмой противника.
— Это он значит… — коротко кивает на Духа Страха Джек, но даже полностью не поворачивается к нему, усиливая свою магию, от которой начинает трещать сам воздух, а теневая хищница пятится назад, тихо порыкивая.
— Джек, ты так всё здесь заморозишь! Всё под контролем, успокойся! — не сводя взгляда с иномирца, испуганно бросает Туф, понимая, что даже её щиты вскоре не выдержат ледяную магию расползающуюся по всей поляне.
А ему плевать. Джек лишь позволят Питчу себя приобнять и впервые приказывает своей магии на осознанном уровне не трогать и не задевать холодом только своего Короля.
Парнишка слышит рявк и рычание Духа, но резко сжимает руку в кулак, и Страх замирает в ту же секунду, покрываясь острым слоем белого инея. Смертоносная магия, что сейчас исходит от Фроста, разрушает всё на своем пути: и купол, что был на Хранителях, и печати Феи в следующую секунду рушатся подобно мыльному пузырю. Отчего у всех присутствующих на поляне немая пауза и подступающий шок.
— Снежный, послушай меня, ты…
— Тихо, мой Король, — Джек прикладывает палец к губам Кромешника и его глаза медленного загораются той самой опасной морозной лазурью, — Я ведь говорил про то, что ты единственное существо которое мне дорого.
Фрост не улыбается, хотя мягкость и слышится в его словах, в резонанс тому льду и холоду, что окружает поляну и ломает любую магию. Джек вспоминает сон, который ненавязчиво лезет в мысли и резко оборачивается, теперь полностью смотря на обездвиженного Духа Страха. Он подмечает в нем и ненависть, и смутно знакомые отголоски голоса, которые были во сне, и ту самую липкость, и это становится для юного взбешенного Духа Холода спусковым крючком.
Джек склоняет голову в бок и рычащий что-то Страх полностью покрывается резкими глубокими трещинами, не имея возможности даже призвать хоть какие-то тени. В этой мерзлой белой мгле не выживают даже они, и Джек срывается, хладнокровно приказывая своей магии уничтожить Духа, что посмел ранить Кромешника. Вымораживая тело и ломая кости, разрывая кожу и саму суть Духа, словно это макет или обычная тень, даже не утруждаясь и не давая никому спасти это существо.
Когда черные кристаллические куски начинают падать на острую корку снега, Джек безразлично разворачивается, даже не желая досматривать за уничтоженным Духом.
— Угомонись, — дергая к себе выведенного из себя мальчишку, почти приказывает Питч, впервые наблюдая за таким состоянием Джека, и зная какой будет откат после использования таких резервов силы, — Просто успокойся, Снежный! Нет необходимости…
— Он тебя ранил! Он посмел тебя ранить! — резко вскидывается Фрост, сверкая голубым взглядом, полным злости и холода, — И эта дрянь не заживает! Почему? Почему?!
Последний вскрик бьет отдачей почти всех, начиная уничтожать всё живое на поляне, и вымораживая теперь магию Хранителей, а так же Тьму, что пытается расползтись плащом на Джеке. Питч лишь цыкает, наблюдая за белым хаосом, и резко дергает мальчишку к себе, крепко обнимая и шепча ему на ухо:
— Дай мне на это время и угомони свою магию. Давай, Джек, просто успокойся! Ты даже мою Тьму уничтожаешь, Саблезубку заставил сбежать… Хранителей вместе с пернатой напугал. Это лишнее. Всё. Он был один, всего лишь Дух. Снежный, ты себя покалечить можешь, ну же!
— Я… — парнишка зажмуривается, и пытается, честно пытается, взять свои эмоции под контроль, но вместо этого лишь белая волна окатывает поляну, и камни рядом с лесом резко трескаются, разваливаясь на несколько больших кусков.
— Джек… — ошеломленная Туф отлетает, пытаясь усилить свои щиты, но и они ломаются хрустальным перезвоном.
— Уходите, живо! — Питч сильнее прижимает к себе Джека и приказывает скорее Хранителям, которые в ошеломлении стоят истуканами в конце поляны, — И ты тоже, немедля! Я не смогу его больше сдерживать!
Фея, как более мудрая представительница Хранителей, сперва кидает щит на своих друзей, которые не долго думая открывают туннель, и сама после этого моментально телепортируется, не решаясь даже спорить сейчас с разозленным на нет Королем Кошмаров и не контролирующим себя Духом Холода.
Вопреки убивающему холоду, что царит вокруг, Питч не чувствует даже отголоска этой смертоносной магии, лишь его мальчишка ледяной хуже некуда, и дрожит, как осиновый лист.
— Чертёнок… — медленно выдыхает Питч, и ему плевать сколько уже Джек уничтожил теней и Тьмы — Первородной тьмы, плевать даже на Хранителей и лес, — Мне важно, чтобы с тобой всё было хорошо, а для этого, как я учил, возьми себя под контроль. Давай, ради меня.
— Ты ведь поклялся…
— А разве я был убит или смертельно ранен?
— Питч! — Джек резко поднимает голову и даже не обращает внимания, как лес медленно начинает трещать, а деревья рушатся от аномального холода, — Но эта…
Закончить беловолосому бедствию Кромешник попросту не дает, сокращая расстояние и надеясь отвлечь поцелуем — резким, горячим, и осторожно начиная укутывать Древней Тьмой своего Снежного.
Единственное — отвлечь, дать понять, что всё нормально, взять за руку и принципиально положить ладонь Джека на свою грудь, давая почувствовать, что рана уже почти затянулась, оставляя тонкую темную нить.
— Чувствуешь? Всё хорошо. Я здесь… — едва отстраняясь, шепчет в губы мальчишки Король, он ухмыляется, понимая, что придется вновь менять все планы на ближайшие два года. Но какая к черту разница?
Они исчезают с разрушенной и вымороженной поляны через ещё четверть часа, когда едва успокоившемуся Джеку удается накинуть на плечи плащ из Изумрудной Тьмы, и когда просто целоваться уже недостаточно.
***
Жизнь скоротечна для всех, даже для бессмертных существ, но только не для них, и не в эти две недели.
Фея же, вернувшись в подземелья сразу после событий на поляне, уставшее обнимает отчего-то довольную Селли, которая почти в приказном порядке вытаскивает её к Хранителям.
Лунная собирает всех в замке Северянина и подробно рассказывает, за чашечкой горячего шоколада, которую ей любезно принесли йети, окруженная всеми Хранителями, как у одного конкретного Ледяного Духа сломались внутренние барьеры, что удерживали его истинную силу. А после едва упоминает, как ещё несколько Королей Кошмаров в ближайшие десять лет будут «случайно» вымораживаться, когда посмеют появиться в этом мире.
Хранительница же обнаруживает своих Крох и все тубусы в сохранности и у себя во дворце уже через день, однако в подземелья попасть никак не может, обнаруживая, на поляне в окружении древнего леса, почти часть грустно гуляющих Кошмаров и теней. Они словно обиженные животные, понурив страшные морды, медленно слоняются по заснеженной поляне в середине весны, и лениво гоняются за белками.
Селли в это же время, оставленная временно на попечительство Хранителям, на вопрос Песочника: не будет ли он стареть и рассыпаться, лишь смеется и сулит, через эдак двести-триста лет, преображение его внешности и смену хлыстов на парные клинки.
Астер слушающий это, но держащий в руках фарфоровую статуэтку, разбивает хрупкую вещь, заливаясь диким хохотом.
А подземелья же на все двенадцать дней укрыты непроницаемой тьмой внутри, и подкреплены не тающим снегом снаружи. С бродящими по белой корке снега табунами теневых лошадей, и разнообразных страшных, но очень грустных Диких Кошмариков.
Джек улыбается в тысячный раз и целует Питча, помянуя, что прошло больше пяти, или уже не важно сколько, суток, и надо бы прекратить, и хотя бы дать о себе знать остальным. Но вновь отвлекается на жаркий соблазн своего Короля, и сладко вскрикивает, подставляясь под острые когти, царапающие его оголенные бедра, и забывает о времени.
На рубеже второй недели, огонь в камине наконец разгорается, отгоняя часть теней, а Джек успокаивается полностью, откидываясь на мягкие шкуры, и пытаясь вровень человеку выровнять сбившееся дыхание и угомонить заполошенное сердце. Крепкие руки вновь притягивают его ближе к себе, и Фрост самозабвенно улыбается, медленно приказывая своим ледяным кристаллам, случайно создавшимся на потолке и части стен, затухнуть, усыпляя светящуюся магию льда в них.
— Ещё один урок пошел тебе на пользу, — хрипло резюмирует Питч, и целует мальчишку во влажные волосы. У него такое же сбитое на нет дыхание, никак непривычное для Джека, довольная усмешка на губах и новая странная тьма, которая уникально может выдерживать любую температуру холода.
— Да, нам обоим, — щурится парнишка, и шумно медленно выдыхает, вспоминая, что им ещё объясняться у Хранителей о том, что было на поляне.
— Позже, — читает и обрывает его мысли Кромешник, и вновь намеренно гасит камин, оставляя всего лишь несколько мелких всполохов, дающих едва тусклый свет зале.
— Чертёнок… — ласково зовет Питч, осторожно покусывая шею всхлипающего мальчишки, — Не пугай меня так больше.
— Это ты мне говоришь?
Едва острое шипение возмущенного Духа Холода в последний раз раздается в темной зале, и прерывается новым жадным поцелуем.
***
А под конец тянущейся второй недели, Селли просит занятую делами Туф посетить Хранителей и не прогадывает.
Все вновь в сборе в главной зале, а Лунная хитро посматривает наверх, в главное витражное окно. Она первая вскакивает со своего места рядом с Песочником через полчаса, и довольная почти врезается в Кошмара, который неожиданно появляется посредине большой залы.
Девчушка обнимает привыкшую Саблезубку, а Фея окликает появившегося Джека и Питча, которые решили посетить Хранителей и частично всё объяснить.
Через ещё несколько часов, когда наступает ночь и вторая неделя заканчивается, Лунная носится по всем этажам на саблезубой представительнице Кошмаров, Банни издевательски шутит над тем же Песочником, а Николас, впервые в жизни, держится стороны Питча, ещё раз переспрашивая, будет ли Король Кошмаров теперь контролировать новую силу Морозного Духа.
Кромешник только уклончиво отвечает, и в принципе не понимает, почему все Хранители, кроме Туф, держатся теперь рядом с ним и подальше от Джека. Однако понимает Фея, поглядывая на смущенного и осторожного Джека, что сидит на спинке кресла и постоянно поправляет сползающий капюшон.
Вообще, Туф замечает, что Джек пытается скрыть себя и свой вид. Крылатая девушка кидает проницательный взгляд на Короля Кошмаров, который так же предпочел сегодня быть в наглухо сотканном одеянии под горло, и Фея едва улыбается, зная, что это уж точно не из-за раны, которую оставил Дух Страха.
Ненавязчивое воспоминание первого пребывания в подземельях, и вида Джека в расстегнутой толстовке наталкивает лишь на одно.
А совсем за полночь, когда наступает начало третьей недели, Песочник уснувший в своем облаке и Банни лениво допивающий третью кружку глинтвейна вместе с Северянином, слушают новую историю от Селли. Фея же сидит рядом с девчушкой, и порой кратко задавая вопросы, понимает, что эта сказка и вовсе не сказка, а возможно будущая такая реальность.
Только персонажей новая Лунная не выдает, хитро порой посматривая наверх, где на перилах верхнего этажа полулежит Джек, на сотканном облаке темноты, а рядом, соткав себе приличное ложе с высокой королевской спинкой, лениво слушая мелкую Лунную, сидит Питч, посматривая порой на всех свысока.
— Думаешь, это будет завтра? — тихо спрашивает Джек, едва ли верящий в свои слова.
— Думаю, на изломе следующего тысячелетия… — усмехается Кромешник, — По крайней мере, мы точно знаем, что все будем в этом участвовать.
— Да. Даже Кролик, который переборет свой страх высоты, и Туфф, что умудрится влюбить в себя иномирную Высшую Тьму, — Джек прищуривает один глаз и весело фыркает, — Ты представляешь изменившего свой стиль и оружие Песочника? А бесстрашного Кролика? Лично я — нет!
— Понятия не имею, мой Снежный. Зато прекрасно представляю Владеющего Холодом бессмертного, что способен дарить защиту от любого зла и замораживать миры одновременно, — легко улыбается Питч, отвлекаясь от сказки и осматривая расслабленного Снежного Духа.
— А я могу прекрасно представить тебя, моя Тьма во плоти, сила которого не подвластна даже законам Смерти.
Джек щурится, смотрит в глаза своего Короля, и не знает правда ли это или действительно ночная сказка от юной Лунной. Он не знает, будет ли это на самом деле, и кем они станут через тысячелетие, но уверен в одном — чтобы ни произошло, они всегда будут вместе, и никакое предсказание или судьба это не разрушит.
В конце концов, это их реальная сказка, в которой самое плохое они уже давно преодолели.
Комментарий к VI Сказка («На изломе рубежа»)
Вот такой длинный рассказ, и маленькие спойлеры к их будущему.)
========== VII Сказка ==========
Предупреждение! АУ, NC17, Нецензурная лексика.
Но вам понравится, обещаю))
7 Сказка
Он всё ещё не спал, лениво развалившись на черном кожаном диване, том самом огромном, возле окна, в своем собственном кабинете, и проверял скучающе почту и социальные сети.
При такой ублюдской головной боли совершенно не хотелось даже шевелиться. Черт дери себя же и этого белобрысого придурка, который вчера, в выходной, потащил его на весь день в бар.
А офис уже давно опустел, и подчиненные уже как два часа ушли с работы, и только он сам, как начальник, остался на рабочем месте, дабы добить отсчеты. Только вот сейчас…
Питч скосил взгляд на стол, заваленный бухгалтерскими отчетами и договорами портовых компаний и…
Ему вовсе не хотелось продолжать работать.
К черту, завтра добьет, с учетом, что он не собирается сегодня домой и переночует здесь.
Впрочем, как и уже множество раз до этого. Впрочем ещё и из-за того начатого виски, что стоял сейчас на том же столе, и был налит в граненый стакан, отсвечивая янтарным светом, и от которого ему, как раз таки, стало хуже под конец рабочего дня.
Но завтра с утра все добьет, и конечно подпишет те пять договоров с Прагой и Китаем.
«Циничный карьерист» и «Не ценящий себя идиот-трудоголик» — как вечно обзывал его этот заносчивый мальчишка.
Хотя мальчишкой двадцатитрехлетнего друга, выматывающегося на своей аспирантуре, и участвовавшего уже в операциях теперь не назвать…
Телефон неожиданно вскликнул, и Питч увидел новое СМС:
>:Бро.
>:Я с Маш расстался
— И напился вдобавок, — озвучивает недовольно свои мысли Блэк, в издевательство набирая несвойственное ему и эмоциональное:
<:Что? Почему?
Расстаться со жгучей голубоглазой шатенкой, с третьим размером и, конечно же, младше его на два года. Он идиот? Сам ныл больше трех месяцев как же ему подкатить к этой сладкой девочке. От этого воспоминания — «сладкой девочки» Питч тихо шипит, вспомнив, как Джек заламывал руки, право идиот, и восхищенно показывал ему фото девчонки.
Новый всклик, и мужчина почему-то нетерпеливо открывает вкладку:
>:Мы короче поругались с ней
из-за того, что я тусил с тобой вчера весь день
>:И она мне сказала выбирать…
Либо любовь, либо дружба.
Про ревнивых и меркантильных сук, мужчина подумал, однако писать не стал; парню на том конце было видимо хреново и совсем не до подьебов.
Это ж надо так ужраться и так писать? И кому?! Питч в принципе не любил, когда его достают СМСками, а тем более не по делу, и Джек это знал с самого начала их знакомства семь лет тому назад. Однако поддержать идиота, причем так, чтобы он понял это в своем алкогольном угаре нужно было.
Или завтра Джек вновь будет выть всю ночь о несправедливости и черствости лучшего друга, чем сорвет ещё одну ночную вычетку отсчетов или, того хуже, крупную сделку с китайскими представителями. Потому, Питч, пожалев свои нервы, написал первое, что пришло в голову, и, конечно же, в стиле Джека:
<:Воу, так ты все-таки дружбу выбрал
Ответ пришел практически незамедлительно.
>:Не, чувак… Я выбрал любовь
— Долбаеб!.. — сухо и почему-то раздраженно констатирует Питч, и подрывается с дивана.
Голова вновь начинает болеть, только ему теперь кажется, что это не из-за похмелья, а от дурости одного белоснежного придурка. От которого, кстати приходит ещё одно сообщение.
>:Я люблю тебя, бро
— Что, блять, простите? — пялясь в экран, на эти четыре слова, Блэк абсолютно забывает о своей головной боли, а резкое раздражение сходит на нет, смываясь странным коктейлем из непонятных ему чувств.
>:Эй? Бро… Ты чего не отвечаешь?
Неушто… Блять. Не уж то. Во! Неужто заблочил меня?
Бро… Я правда тебя люблю
<:Скажи, Фрост, ты долбаеб? Сколько выпил?!
Питч прищуривается и ждет ответа, оперевшись на стол сбоку, и ищет наугад стакан с виски, не на секунду, впрочем, не отводя взгляда от экрана айфона. Под руку попадается открытая бутылка. Плевать.
Слова белобрысого шизика, пьяного в умат, почему-то всё ещё маячат красной строкой в голове, и Питч пытается их стереть, делая глоток обжигающего алкоголя прямо так — с горла.
>:Не помню.
Просто хочу, чтобы ты знал
Следом за этим приходит следующее сообщение от Джека, и Питч уже не надеется на спокойную ночь, и дело даже не в пьяном Фросте, а в собственных мыслях, что бурей поднялись из глубин души.
>:Ты ведь у меня такой охуенный
Питч в неверии перечитывает и вскидывает бровь в вопросе, но от виски так и не отстраняется, делает ещё несколько глотков, и зная что на утро ему будет совсем «хорошо».
<:У тебя? Ничего не попутал?
>:Нет
Хочу, чтоб был у меня… Моим
<:Так. Ясно. Прими шарко и спать. А завтра я тебя убью.
Блэк правда хочет выключить телефон и пойти разбирать отсчеты, но новое сообщение слишком быстро приходит, и Питч недальновидно заглядывает в экран, делая новый глоток.
>:Лучше выеби
Мужчина давится виски, поперхнувшись и матерясь во весь голос. Он отплевывается от части алкоголя и грубо вытирает губы тыльной стороной ладони, пытаясь одним взглядом прожечь экран дорогущего телефона.
— Блядский щенок! — почти рявкает мужчина, с громким глухим стуком ставя виски обратно на стол и тут же подрываясь за курткой, что валялась в угловом кожаном кресле.
Ну уж нет, если Фрост в таком умате… То это полный пиздец! И не известно, что он может вытворить ещё.
Хватит с Питча того, что три года назад этот идиот при неправильно повешенных списках, в которых его не было, напился так, что чуть вены не перерезал.
Блэк думал, что поседеет, увидев идиота в ванне в крови, в слезах и полной истерике. Он вытащил тогда парнишку, вызвал скорую, был с ним всю ночь, а на утро лично поехал убивать тех долбаебов, которые перепутали блять списки зачисляемых в аспирантуру.
Второй трагедии по вине некрепких нервов, тонкого душевного настроя и нескольких литров, судя по всему, коньяка или виски мужчина допускать не хотел.
А ещё он просто хочет увидеть этого пьяного раздолбая, и желательно лично начистить ему морду. Лучше пусть он, филигранно и не сильно заметно, чем Джек на кого-то нарвется и его отпиздят за его длинный язык.
Блэк не знает, почему подрывается моментально после этого сообщения, не знает почему уточняет у Фроста следующее:
<:Ты дома?
Пока он ждет ответ, успевает прихватить с собой ключи от машины и бутылку, из которой делает ещё несколько глотков, пока идет к лифту.
>:ага
По тебе страдаю
Блэк цыкает и заходит в лифт, на редкость быстро приехавший. Однако даже это не успокаивает его, и не пойми почему Питч быстро пишет:
<:Тебя вроде как Маш нахуй послала. Я тут причем?
>:в жопу эту суку… Я тебя хочу
Питч… Приезжай а?
— Сученыш… — шипит обессилено мужчина и откидывает голову к прохладному зеркалу.
Вот за что ему всё это?
План действий, как он окажется у этого дебила дома, очень прост: отобрать все бутылки алкоголя, загнать Фроста в душ, и пока он там матерится на меняющуюся температуру воды, быстро вылить содержимое всех бутылок в раковину, после вытащить мальчишку, напоить кофе, и уложить спать.
Главное действительно не сорваться и не…
Блэк отчего-то вздрагивает и поворачивает голову влево, где так же на всю стену продолжается зеркало. Он смотрит на свое отражение и не узнает того взбешенного распаленного мужчину которого видит там.
Что за хуйня? Почему слова пацана так на него действуют?
Главное его не уебать.
«И не выебать», — проскальзывает мысль, от которой Питч матерится в голос и вновь прикладывается к бутылке. Система в лифте приятным звоном оповещает что он приехал на первый этаж, и Блэк, матерясь про себя, выходит и направляется к выходу из здания, благодаря неизвестно кого, что охранники опять куда-то отлучились и не видят начальство в пьяном виде.
Прохладная осенняя погода его совсем не приводит в адекватное состояние, и мужчина быстро подходит к черной машине, припаркованной в трех метрах от главного входа, щелкает сигнализация, а Питч, садясь на водительское место, делает ещё три больших глотка жгучего алкоголя и откидывает резко опустевшую бутыль на заднее сидение.
Пиздец, а не отчеты попроверял.
Уже третий, третий сука раз за все семь лет, пока он знаком с Фростом, он нарушает правила и едет через полгорода к этому идиоту в нетрезвом состоянии!
— Но это же сука Фрост! — матерится мужчина, выруливая на оживленную трассу. Телефон продолжает периодически вибрировать, и он успевает выловить на затухающем экране уже новое, восьмое сообщение от Джека.
Его стремительное решение слишком необоснованное, неверное, и завтра он точно пожалеет, но всё равно едет, зная, что мальчишка сейчас один и практически сходит с ума.
Наверно все же по своей Маш, по тому, как ему больно от расставания, потому и несет этот бред.
Но в то же время Блэк не хочет верить и думать, что Джек так уносится из-за расставания. Слишком несвойственно для него.
Блядский идиот, который вечно безрассудный, слишком спонтанный, яркий, мягкосердечный, с этими выбеленными волосами и яркими голубыми глазами…
«Докатился нахуй!» — констатирует он мысленно, и медленно тормозит, попав в небольшую пробку.
Мужчина долго протяжно выдыхает и новый всклик отвлекает его. Пока есть время, Питч берет в руки телефон и смотрит сообщения.
>:Питч? Ответь же
Ну же. Я боь… больше, больше так не могу. С ума ведь сойду
>:Хочу? чтобы ты был рядом, как тогда, помнишь?
когда напились и ты разрешил мне спать вместе с тобой?
>:Еще с утра не стал меня будить и лежал все это время рядом, поглаживая меня по волосам.
>:Ты думал я забыл илю… Или спал?
Господи, ты даже не представляешь как же я хочу тебя видеть
>:Завтра ты точно меня убьешь
Да похуй!
>:Уже похуй
Я заебался так жить
>:Не могу к тебе притронутся и вечно изображать из себя друга
Сука! Ты ведь правда после этого дружить перестанешь со мной
>:Ты единственный кто со мной остался
Единственный, кто мне настолько дорог
Питч…
>:Прости. Забудь
>:я с завтрашнего дня академ беру. Я уеду
Лучше бы не читал.
Питч на мгновение прикрывает глаза, и сжимает до побеления костяшек пальцы на руле, не понимая, почему эти сообщения настолько его выводят.
«Всё ты блять понимаешь!»
Но последнее сообщение стоит перед глазами и потому, как только пробка более менее рассасывается и машины трогаются со своего места, Блэк давит на газ и резко выруливает, прибавляя скорости.
— Уехать, блять, он хочет!.. Придурок молодой!
Жаль виски закончились, как только он сел в машину и сделал последний глоток; на заднем сидении покатывалась взад-вперед опустошенная бутыль, иногда ловя блики от фонарей.
Что он сделает, он ещё не знал, когда припарковывал машину и поднимался по лестнице на третий этаж. Но четко ощутил, что завтра точно что-то изменится, если сейчас не постучится в эту треклятую «306» дверь зеленого цвета.
Стук вышел громким и резким, и это с его тактичностью и пунктуальностью, и в два часа ночи. Заебись!
Но вот дверь распахивается и на пороге стоит этот идиот, весь взлахмоченный, помятый, с красными зареванными глазами, и в съехавшей на одно плечо растянутой старой футболке, которую, кстати, Питч ему когда-то и дарил.
Джек не ожидавший ночного гостя, пьяный и обескураженный видит Блэка, ничуть не лучше себя самого, такого злого и в то же время охуенно сексуального, как всегда во всем черном, и тихо невольно всхлипывает, хватаясь за косяк двери.
С губ парня срывается такое мягкое и долгожданное — «Питч!», и он никак не ожидает, что рука соскользнет, и он резко окажется в чужих крепких руках.
— Блядина ужравшаяся! — рычит мужчина и резко толкает Джека назад в квартиру, заходя сам и закрывая за собой дверь, на ключ, на два оборота. Чтоб стабильно.
— Я не… — Джек икает и хмурит брови, но видя этот злой, прожигающий его, желтый взгляд, и лишь отводит глаза в сторону и тихо говорит, — Прости. Хуйню написал. Я сам…
— Что там на счет академ? И куда ты, блядь, собрался? — не давая даже закончить жестко перебивает мужчина, ещё раз оглядывая мальчишку и почему-то забывая, что хотел набить ему рожу.
— Я уеду. Может в Норвегию, или во Францию, — не желая смотреть на Питча, тихо говорит беловолосый.
— И ты считаешь, что я тебе это позволю? — почти рычит Блэк, резко сокращая расстояние между ними, и слегка встряхивая пацана за плечи.
Индифферентная злость и плюс выпивка в придачу делают свое дело, а ещё этот — мелкий белоснежный идиот, которому на вид не двадцать три, а все девятнадцать. Зажатый, понурый, растрепанный… Стоит такой беззащитный рядом и молчит, даже не поднимая головы.
— Питч… — Джек вскидывает голову, пытаясь что-то сказать, но делает это импульсивно, из-за пьяного состояния не рассчитывая расстояние, и оказывается слишком близко к мужчине, даже не поняв, как быстро переместил руки ему на плечи и встал на цыпочки.
И Блэк ощущает всё, и как Джек прижался ближе, и как от него тянет сладковато-вишневым ликером, и чувствует это легкое дыхание у своих губ и видит этот взгляд совсем рядом, полный пиздец каких эмоций и желаний, и… срывается сам, даже не подумав.
Он сминает губы парня в одно мгновение, резко перемещая одну руку Джеку на затылок и сжимая пушистые волосы в кулак, отчего мальчишка вздрагивает и громко стонет ему в рот.
Пиздец выходит на рубикон, а Питч толкает Джека к обеденному круглому столу, которым Фрост вообще не пользуется по назначению.
Ухмылка в поцелуй, и тихий рык, когда мальчишка прогибается в его руках и надрывно постанывает, цепляясь пальцами за плечи.
Ебанутый, жаркий шепот Джека раззадоривает то, что никогда он в себе не чувствовал, или запрещал чувствовать, но стоп-кран уже сорван, и мужчина только поощряет стоны этого мальчишки, и резко скидывает всё что было со стола, когда они до него добираются.
Джек задыхается от жадных губ мужчины и пошло стонет, но почти сразу же скидывает с Блэка эту охуенную черную куртку, и приступает к рубашке, но пальцы не то от выпитого, не то от мандража не слушаются, и он тупо рвет пуговицы, дорываясь до горячей бархатной кожи, и только от этого тихо глухо стонет, едва отстраняясь от мужчины.
— Господи… Блять! Питч! Питч, ты ведь пожалеешь, уже завтра. Я… — Джек на задворках последней здравой мысли едва отстраняется от Блэка, упирая ему руку в грудь, где так охуенно бухает сердце, и заглядывает в глаза, — Я не хочу видеть в твоих глазах раздражение и холод. Больше не хочу. Не смогу ведь. Не надо. Мы…под градусом и…
Его прерывают несдержанным рыком и новым поцелуем: глубоким, яростным, проникая языком в рот мальчишки и вылизывая небо, играясь с прохладным язычком и отдаленно чувствуя сладость того самого ликера.
Сука Фрост, такой сладкий, охуенно сладкий…
— Заткнись! — едва отстранившись, шипит Питч на ухо парню, проходясь поцелуями укусами по шее мальчишки, — Раньше нужно было думать, когда писал, когда провоцировал… Когда… Блядь, Фрост…
Мужчина качает медленно головой и слегка улыбается, прижимая парня ближе к себе.
— Ты не понимаешь, что ты натворил.
— Но я…
Только вот что натворил, к чему это приведет, ровно, как и договорить мальчишке Питч не дает, да и сам не собирается договаривать. Он тупо затыкает Джека новым поцелуем, и резко приподнимает слишком легкого парня и сажает его на стол, руками пробираясь под футболку и оглаживая худое нежное тело.
От прикосновений Фроста ведет и он выгибается, забывая о чем они там говорили полминуты назад. Он тянет Питча за волосы, и раздвигает ноги, позволяя мужчине прижаться к себе плотнее, и тут же задыхается, чувствуя чужое возбуждение слишком явно.
— А ты сученыш думал, что я буду спокойно читать все то, что ты писал, и действительно потащу тебя в душ? — словно в ответ на его мысли соблазнительно шипит мужчина и ведет бедрами, давая в полной мере ощутить, что ждет парнишку дальше, — Нет, душ будет, только после того, как я тебя отымею пару раз.
Питч хмыкает, лижет Джека в губы и, быстро отстранившись, резко снимает с парня футболку, откидывая куда-то далеко. Вид растерянного, но такого соблазнительно Джека, с припухшими, блестящими от слюны губами, растрепанными волосами и вздымающейся грудной клеткой завораживает, несколько засосов уже проявляются у него на ключицах и шее, и Блэк рычит, понимая, что к утру на мальчишке будут под три десятка таких же засосов.
А подсознание впервые свободно кричит одно единственное правильное — «Мой!»
— Что ты там писал? Про то, чтоб я приехал? Я приехал! — Питч подбирается словно хищник, и ведет руками вниз, сжимая ягодицы парня и прижимая его теснее к себе, — Что ты меня хочешь? Хорошо, малыш, я тебя тоже… Чтоб я тебя выебал? Как скажешь, Джек!
Питч улыбается той самой блядской ухмылкой от которой у Фроста всегда шли мурашки по телу, и мальчишка сдается, поддаваясь вновь под поцелуи и тут же расслабляясь. Он отстраняется от мужчины и без сил откидывается назад, ложась на стол и ещё шире, показательнее, раздвигая ноги перед Блэком.
— Тогда чего же ты ждешь? — хриплым голосом поддразнивает Джек, и тут же вскрикивает, когда Питч наклоняется к нему и вместе с поцелуем делает пробное движение вперед, проезжаясь по эрогированному члену парня, затянутому лишь в тонкую ткань коротких шорт.
Питч ухмыляется и знает, что Джек не носит дома белье, лишь такие вот бомжатские футболки, застиранные по сто раз, и, конечно же, коротенькие шорты на голое тело. Было дело, видел несколько раз.
«Как только в те разы не трахнул?» — оседает тяжелым в голове и действительно остается загадкой.
Но Питч отмахивается и спускается жалящими поцелуями по шее вниз, на грудь, выцеловывает мраморную кожу, задевает зубами сначала правый, а потом и левый сосок, прикусывает, слушая протяжные стоны этого беловолосого бедствия, и не медля расстегивает короткую молнию и пуговицу на все тех же шортах парнишки, чувствуя, как трясет и его самого.
А Джек только выгибается и слегка приподнимает бедра, чтобы нижняя часть одежды наконец снялась с него.
— Блять! Питч… Господи, да не медли ты! Я пять лет на тебя дрочу, сволочь! — парнишка всхлипывает на особо сильном укусе на ключице и громко стонет, когда рука мужчины перемещается на стоящий колом член и сжимает его.
— Значит пять?.. — улыбка едва играет на тонких губах, и Питч почти мстительно щурится, проводя несколько раз по истекающему смазкой члену мальчишки.
— Питч! — парень не выдерживает, вскрикивает от медленных, тягучих движений и вскидывается, поддаваясь под движение руки, чувствуя, что долго так не выдержит.
Но мужчина резко останавливается и пережимает Джека у основания, кусая мальчишку за шею, и приглушенно шепча на ухо:
— Неет, Фрост. Кончать ты будешь только на моем члене. Уясни это навсегда…
И мальчишка только скулит от этих слов и прогибается в спине, шире разводя ноги и облизывая губы. Он и не мечтал, что сегодняшняя ночь будет именно такой, потому все ещё не может поверить, не может насытиться прикосновениями, не может продержаться долго, в угоду своего возраста и желания именно к этому мужчине. Мужчине охуенно сексуальному, властному, красивому и такому любимому.
Джек всхлипывает, и позволяет себя вновь целовать, открывая рот и пропуская в себя чужой язык, постанывая и обнимая за шею, царапая короткими ногтями по спине.
Вышка или предел, он не знает, знает, что парнишка охуенен в своем распутстве и желании, потому больше не медлит, и нарочито быстро расстегивает ширинку на собственных брюках, и отрывается от сладких губ Фроста. Тонкие длинные пальцы больше не сжимают эрогированный до предела ствол мальчишки, а ползут выше, оглаживая впалый живот, влажную от проступившего пота грудь, проходясь по ключицам, вверх на шею, и вскоре добираются до губ, оглаживая и нажимая слегка на подбородок.
Но Джек — умничка, догадывается раньше и открывает рот, вбирая в себя сразу указательный и средний палец, начиная со вкусом их посасывать и при этом не отрываясь смотря Блэку в глаза.
Фрост та еще блядина и соблазняет качественно, сладко, жадно; взгляд из-под пушистых ресниц, раскрасневшееся лицо и припухлые губы, а по подбородку стекает слюна, и Джек хитро щурится, подгибая ноги в коленях и разводя их намерено широко, почти без стеснения давая мужчине осматривать себя всего.
И Питч сглатывает, ощущая как собственный стояк больно упирается в жесткую ткань ещё не до конца расстегнутых брюк. Он оглаживает бедро мальчишки свободной рукой, хотя по правде хочет себе отдрочить, смотря на такого Джека — пиздец соблазнительного, горячего, сосущего его пальцы. Который скоро будет сосать уже не их, и с большим удовольствием.
Картина выстреливает в затуманенном желанием мозгу, и он резко вытаскивает мокрые в слюне пальцы изо рта мальчишки, вновь целуя его, и сразу же направляя руку вниз, нетерпеливо кружа подушечкой скользкого пальца по узкому входу, чувствуя, как парень напрягается под ним и громко стонет.
Хороший мальчик, его мальчик.
Рычание прямо в поцелуй, а Джек упускает момент, когда в него проскальзывает первый палец, лишь слегка вскрикивает, когда его начинают медленно растягивать.
— Прекрасен… — тихо шепчет Питч ему на ухо и прикусывает мочку.
Слыша новый громкий всхлип от своих движений, и понимает, что долго так не продержится, и не потому, что скоро кончит; его физическая выдержка и не на такое способна, просто трахнуть Фроста хочется теперь до одури.
Когда спали все запреты. Все тумблеры вырублены и стоп-кран сорван — ему больше нечего скрывать от себя или сдерживаться, чувствуя как ломает изящное тело под ним.
Джека действительно ломит, и он теперь стонет не сдерживаясь, поддаваясь бедрами и задыхаясь, когда мужчина добавляет ещё несколько пальцев, без предупреждений и резко, отвлекая болезненным укусом за плечо, и хрипло прося прощения.
Дрожь проходит по молодому телу, и беловолосый не выдерживает и вскидывается, приподнимаясь на локтях и разрывая поцелуй:
— Если ты ещё хоть минуту будешь медлить и…
Фрост не договаривает, захлебываясь стоном, когда мужчина с ухмылкой находит пальцами нужную в нем точку и давит, наслаждаясь вскрикивающим и откидывающим назад голову мальчишкой. Блядским, хорошим мальчишкой.
Слов у обоих больше не остается, только стоны Джека, только тихое рычание Блэка, и в следующую из минут мужчина не выдерживает, и грубо вновь опрокидывает парнишку на стол, придерживая рукой, и убедившись, что слюны достаточно быстро заменяет пальцы своим членом, плавно входя в парня и наблюдая за задохнувшимся от этого Джеком.
Ещё тогда, когда мальчишка спал у него на груди, забавно хмурясь во сне, Питч запрещал себе думать о том, каково это, если Джек будет так прижиматься к нему каждую ночь? Тогда же, когда Джек ел свой любимый десерт или мороженое, мужчина ловил себя на мысли, каково будет пососать этот розоватый язычок и облизать сладкие прохладные губы?..
Оказывается охуенно.
Блэк поддается вперед и делает первые пару толчков, склоняясь над распластавшимся мальчишкой и заглядывая в горящие похотью голубые глаза.
У Фроста перехватывает дыхание от каждого сильного движения, и он только и может, что хватать ртом воздух и смотреть в глаза напротив, такие же как у него — горящие похотью и страстью, абсолютным желанием владеть и властвовать. И это подводит его к грани, за которой нет больше ничего и никого кроме как Блэка.
Джек резко вскрикивает, когда Питч наполовину выйдя, резко входит обратно под другим углом, задевая ту самую точку. И у него больше нет сил стонать: Джек просто умоляюще воет на одной ноте и шепчет губами только одно:
— Не останавливайся!.. Умоляю! Только не останавливайся…
Ускорить движение, сжимая бедро мальчишки одной рукой, а другой пальцами в белоснежные волосы, оттягивая и заставляя Джека прогибаться в спине и гортанно кричать, не желая даже на мгновение останавливать, ловя красные губы и затыкая новым поцелуем. К черту, иначе с его криками не ровен час соседи полицию вызовут.
Джек поддается бедрами и принимает словно последняя шлюха; сравнение странное, но мужчина не отмахивается, потому что знает, что с этого момента парень в действительности принадлежит ему, и драть этого белоснежного он будет по-разному и сколько захочет. Как и должно было быть с самого начала. А потому ускоряется, наслаждаясь поцелуем, и позволяя Джеку обнимать себя и царапать спину до крови.
Эта чертова ночь только дня них начинается, но выдержка теперь точно заканчивается, и первым не выдерживает Джек: напрягается, выгибается и, позволяя себя жестко трахать, гортанно стонет, бурно кончая себе на живот и задыхаясь от ощущений.
— Снежный, твою мать! — Блэк, рыкнув, не выдерживает следом, чувствуя, как мальчишка сжался, и кончает глубоко в него, слыша новый протяжный вскрик Джека.
«Значит, нравится, когда в тебя кончают?.. Запомню», — хитрая ухмылка растягивается на губах, но он не тратит время и резко целует Фроста, грубо проникая мальчишке в рот и с наслаждением его вылизывая.
— Питч… — беловолосый вымотанный парнишка едва может улыбнуться: он тихо всхлипывает, когда ему дают отдышаться и едва различимо шепчет: — Я люблю тебя…
Мужчина протяжно выдыхает и опирается руками по обе стороны от головы мальчишки, прямо смотря ему в глаза. Ну что с них взять? Оба долбоебы. И оба докатились. В пиздец. Полный.
— Ждешь от меня ответных нежных признаний, страстной ночи, и заверений в любви на всю оставшуюся жизнь, Фрост? — Питч приподнимает брови в вопросе и наблюдает, как в глазах напротив вспыхивает непонимание и сразу за ним разливается глубокое отчаяние. Мужчина качает головой, склоняется прямо к губам парня, так и не разрывая зрительный контакт, и слегка улыбается: — Правильно ждешь.
Прежде чем Джек всхлипывает от тепла и счастья, разлившегося в груди, Питч сокращает расстояние и жарко целует своего любимого Снежного идиота, которого чуть не сбил семь лет тому назад.
Комментарий к VII Сказка
Получилось это чудо совершенно спонтанно. Всё началось с картинки которую я кинула в группу - https://vk.com/is9liskey?w=wall-95928429_1544 , ну и тут понеслось)
========== VIII Сказка ==========
Он освещался всего с трех сторон: южной, восточной и северной; старый парк, больше похожий на небольшую рощу, с искусственным водоемом, маленькими протоптанными дорожками меж высокого газона и частыми кованными скамейками, медленно погружался в спокойную ночную прохладу. Клены и дубы шумели пушистой кроной и создавали легкий приятный ветерок, даря нормальную прохладу и чувство спокойствия и свободы.
Громкий лай громадного черного пса раздался неожиданно, но для ночи и тишины не казался пугающим и неуместным; словно черный большой доберман хозяином резвился на освященной поляне и был частью этого ночного тайного мира.
«Хотя хозяином тут можно назвать другого», — подумал парнишка, прячась за столетним дубом и изредка выглядывая из темноты густой кроны, и поглядывая на мужчину, что стоял неподалеку от фонарного столба, всё же ближе держась к темноте, и всем своим видом напоминал…
«Нездешнего, иномирного, такого величественного и манящего…»
Фрост резко сглотнул, но быстро пришел в себя от своих же мыслей, тряся головой.
Да что за черт!
Парень быстро скрылся за деревом и прислонился спиной к шершавому стволу, кусая нижнюю губу и не понимая на кой-ему вот уже как неделю следить за этим незнакомцем, который выгуливает своего монстра, поправка — собаку, поздним вечером. Именно в то время, когда Джек возвращается с вечерних, самых поздних, сессий.
Парень лишь морщится и не выдерживает своего внутреннего любопытства; по крайней мере называть одержимость любопытством менее травмоопасно для его свихнувшейся за эту неделю психики.
Здоровенный доберман вновь громогласно гавкнул на весь парк, и эхо заставило вздрогнуть даже Джека. Вновь оборачиваться и исподтишка смотреть не хотелось, по крайней мере парнишка настраивал себя на то, что именно не хотелось.
«Признайся, тебя тянет к нему… К такому высокому, всегда серьезному, с идеальной осанкой и постоянно сложенными руками за спиной, во всем черном…»
— Да блядь! — тихо выругивается парнишка, и испугавшись собственных слов, и возможно того, что собака спокойно может его услышать, с неохотой отталкивается от дуба и быстро уходит к дальней дорожке, ведущей к выходу из парка.
Джек клянется больше не проходить по этому пути, клянется больше не подсматривать за незнакомцами, которые его так тревожат и будоражат, клянется просто наплевать и сразу после универа идти домой, но уже на следующий день совершает самую глупую ошибку в своей жизни.
***
— Да ладно! Сэнди! Ну чего тебе стоит-то? — Джек хмурится и в то же время пытается казаться ангелочком, которым в принципе он быть не может.
Его же приятель, и по совместительству молчаливый композитор колыбельных — Сандерсон, которого порой называют просто Золотым Человеком, лишь скептически ещё раз осматривает молодого паренька и демонстративно уходит на залитую солнцем кухню, дабы приготовить себе диетический коктейль.
— Да… Да я тебе обещаю! С Масти ничего не случится! — почти хнычет Фрост и плетется следом за другом, — Ну тебе же проще, если я возьму её на прогулку. Сам же говорил!
Сэнди же только качает пальцем, что означает, что он прекрасно знает Джека и на его внезапные побуждения добра ни за что не поведется.
— Да черт! Мне она нужна! Нужна, понимаешь?! — Джек всплескивает руками и почти с отчаяньем смотрит на мужчину, когда тот поворачивается к нему с полным изумлением на пухлом лице, — Да… Да, черт возьми! Это не мой альтруизм, который вы отродясь не видели! Доволен, чертов ты детский манипулятор?!
Фрост закусывает губу и стыдится своей разыгравшейся эмоциональности, и вообще того, что так называет этого замечательного и неконфликтного человека. Но с этим… С этим чертовым незнакомцем он уже тупо спать не может.
Всё думает. Всё вспоминает его — этот силуэт, этот жест тонкой кисти, когда мужчина подзывает к себе четырехпалого монстра в виде добермана. Джек извелся и завалил уже четыре реферата и два доклада, он спит на сессиях, потому что всё остальное время ему в принципе не до сна.
Он вновь кусает нижнюю губу и опускает глаза в пол, не зная, какого с ним происходит. Словно напасть какая-то…
Легкое касание на правом плече отвлекает, и паренек вскидывается, замечая перед собой Сэнди, который очень обеспокоенно заглядывает ему в глаза.
— Да, мой добрый друг. Что-то случилось… — уставшее отвечает на немой вопрос Джек, и садиться на стул, хотя на самом деле ему хочется сползти по стенке вниз, — Я… Понимаешь, я встретил одну… личность… Девушку, в парке, когда возвращался с универа и… Короче, я не могу так просто подойти к ней, а у неё собака, доберман, мальчик. И…
Фрост недоговаривает, потому что и сам рассказ, и абсурдность ситуации кажется ему пиковой. Он даже не может признаться, что там вовсе не девушка, что кроме как плана собакой у него ничего и нет. Он просто паникует каждый раз и дыхание сбивается, стоит заслышать уже почти знакомый лай монстра, и вдалеке увидеть эту высокую фигуру…
— Вот мне и понадобилась Масти, — Джек усмехается и тут же гладит подошедшую вовремя красивую колли, чья шерсть отливает настоящим золотом при солнечном свете.
Собака понимающей, словно чувствует все переживания Джека, кладет ему узкую морду на колени и прикрывает глаза от слепящего солнца. А паренек только тяжело вздыхает, не желая что-то говорить ещё.
— Наш милый друг нашел себе спутницу, но боится подойти к ней? — тихий мелодичный смех девушки из гостиной даже не злит Фроста, лишь заставляет издевательски ухмыльнуться, — И как она выглядит?
Туоф, что случайно заглянула, как непосредственный агент композитора, на несколько минут и услышала весь разговор Джека ещё с коридора, быстро вбегает в кухню и сперва ерошит белоснежные волосы парнишки, а после уже подбегает к Сандерсону и целует его в щеку чисто по-дружески, попутно отнимая банановый коктейль.
Возмущенный взгляд мужчины она игнорирует и выжидательно смотрит на парнишку.
— Ну… — Фрост тушуется, и понимает, если несведущего в этих делах Сэнди можно было обмануть, то Туоф вряд ли, и пестрая девушка, которая уселась на противоположный стул теперь выжидательно на него смотрит, — Он… Она, она необычная. Просто такая… словно не из этого мира и… И я не разу не видел её вблизи.
Парнишка выдыхает, а Туф тихо смеется, но наблюдая нервное и явно подавленное состояние Джека поворачивается к Сэнди и одним взглядом просит его одолжить на пару прогулок собаку.
Композитор же только недовольно качает головой, однако махнув рукой, идёт за поводком в коридор, а Туоф лишь подмигивает взбодрившемуся в один момент Джеку, и приступает к вкусному коктейлю.
***
«Это бред, полный и несусветный! Идиотизм!» — Фрост лишь теребит поводок в руке и не знает что делать. Потому что его план, выстроенный почти за один час, дает трещины и выглядит совсем уж наигранным и сырым. Золотистая колли же, послушно сидит у его ног и совсем не мешает.
«Мне бы твое спокойствие и безмятежность!» — думает Джек кидая взгляд на собаку, и закусывает щеку изнутри.
Неожиданный громкий лай заставляет вновь вздрогнуть, и беловолосый парнишка подбирается, понимая, что, либо он сейчас отправляется домой, и ещё очень долгое время жалеет об упущенном шансе…
Об упущенном шансе познакомиться со странным незнакомцем. С незнакомцем мужчиной. С тем, кого он не знает, ни разу даже не видел в близи, но его чертовски тянет впервые за его жизнь…
Либо он всё-таки берет всю свою волю в кулак и таки выводит колли прогуляться, и будет что будет. Даже если будет выглядеть полным придурком. Джек мнется, комкает хлястик поводка в руках и прижимается все к тому же дереву, не решаясь что-либо предпринять.
Однако резко все меняется, когда золотистая девочка берет все в свои лапы и резко дергается, по направлению к той поляне, тихо гавкнув. Поводок буквально вылетает из скользких пальцев Джека, и длинношерстная колли срывается к доберману, которого резко учуяла из-за поднявшегося ветерка.
— Масти! — испуганно рявкает Джек, и на секунды забывает даже о том, зачем он здесь, подрываясь за колли, выбегая на поляну за собакой.
Он, благодаря своему возрасту и хорошим навыкам бега, быстро нагоняет собаку и резко хватает за ошейник, буквально в метре перед тем, как девочка успевает приблизится к этому несущемуся монстру.
Однако монстр также резко тормозит, тихо рыкнув.
— Масти, какого черта?! Девочка, что на тебя нашло? — запыхавшись, ругается Фрост и не может отдышаться, крепко сжимая пальцы на ошейнике, и только после этого поворачиваясь и наблюдая рядом узкую злобную морду добермана.
Парню хочется истерично хихикнуть, так как вблизи собака кажется ещё больше в несколько раз и страшнее, только смешок не срывается с языка, стоит Джеку поднять голову выше и увидеть рядом с монстром его хозяина.
Сглотнуть и тихо выдохнуть, припомнив все маты, которые он знает в уме, ибо… это нечестно. Неправильно. Охренительно недозволенно.
— Он её не покусал? — задает вопрос незнакомец, переводя взгляд то с Джека, то на колли, но мальчишка уже дуреет от этого хрипловатого низкого голоса, вкупе с этими желтыми, словно золото, глазами.
— Какого черта? — Джек только после секунду понимает, что сморозил это вслух и резко выдыхает, отрицательно качая головой.
Идея такого знакомства уже не кажется ему крутой и продуктивной. Он слегка шевелится и хочет хотя бы оказаться чуть дальше от этого здоровенного добермана, потому переставляет ногу назад, но монстрик тут же это замечает и приглушенно рычит.
— Цыц! — жестко командует мужчина, и собака в момент умолкает, переменяясь с лапы на лапу и садясь возле ног хозяина.
— Прошу прощения за Кошмара, он порой… импульсивен. Ты хотя б не пострадал? — незнакомец делает всего один шаг и, смерив парнишку пронизывающим взглядом, протягивает ему руку, дабы помочь подняться.
— Н-нет… — запинаясь, лепечет Фрост, прямо как малолетняя девчонка, но чужую помощь с радостью принимает, и ухватившись за теплую ладонь, быстро поднимается.
Джека непонятным образом трясет, не то из-за страха перед псиной, не то из-за того, что вверенную ему собаку чуть не покусали, не то из-за того, что его маломальский план сработал. Только к чему это его приведет, Фрост ещё не знает, лишь мельком косится на добермана, но не найдя в нем, на пока что, угрозы, и дабы снять неловкость, переводит взгляд на настороженную колли, и поправив золотистый поводок, отходит наконец на шаг назад.
— Обычно она не вырывается… Не знаю, что на нее нашло, — тихо говорит парень и отряхивает серые джинсы, — Но думаю на сегодня с нас хватит прогулок.
«Идиот!» — рявкает мысленно, однако позорно отступает под этим пристальным взглядом мужчины. Знает, что так нельзя, и хочет завязать разговор, однако ощущение, что может показаться большим идиотом не дает покоя, ровно, как и то, что ничего хорошего из его бредового знакомства не выйдет.
— Уверен? — едва насмешливо, и Джек замирает, резко вскидывая голову и видя почти издевательскую усмешку мужчины, — А мне казалось, ты бы хотел остаться и провести со мной побольше времени.
— Что? Что вы себе позволяете!
— Я-то? — Блэк довольно усмехается, осматривая заинтересованным взглядом этого мальчишку, который наконец соизволил хоть так с ним познакомится; мужчина оставляет добермана и в два шага сокращает расстояние, заглядывая в посиневшие глаза парнишки, — А кто здесь на протяжении недели с небольшим так усердно за мной наблюдал и кусал губы, стоя за деревом, не решаясь познакомиться?
— Что?.. — сипит, растерявшись, Джек, и почти задыхается от легкой волны паники, разыгравшейся внутри, — Я не… И откуда вы…ты, черт! И откуда про… губы знаешь, знаете?
— Значит всё же кусал, — Питч незаметно улыбается и переводит взгляд на эти самые пухлые губы мальчишки, но в это же время одним жестом руки приказывает Кошмарику прогуляться подальше, и собака моментально от них отбегает, что-то вынюхивая в траве, — Как насчет того, чтобы пройтись? Можешь даже и своей собаке дать погулять — обещаю, Кошмар её не тронет.
— Это… не моя собака, — едва тихо проговаривает Джек, как на духу сдав себя, но черт, против этого желтого пронзительного взгляда пойти не может.
«Да что с тобой, Фрост?!»
— Значит и про собаку я верно догадался, — Блэк почти откровенно веселится и нахально придвинувшись вплотную к мальчишке, приподнимает его голову за подбородок, почти в приказном порядке заставляя смотреть себе в глаза, — И почему сразу не подошел и не познакомился, а, белоснежный?
И Джек как-то неверяще усмехается сам, понимая, что это знакомство будет очень интересным, а возможная дружба очень долгой. Или не просто дружба…
Продолжение следует…
Комментарий к VIII Сказка
Думаю это лишь первая часть) Однако следующая будет только в конце новой недели. Так что, вам, мои дорогие, придется слегка подождать.) Спасибо всем за отзывы, Лис обещает что на все ответит!
========== IX Сказка (Предновогодний подарок) ==========
Синяя диодная лента по обеим сторонам от кресел, но он не обращает на успокаивающий сапфирово-неоновый свет внимания, продвигаясь через узкий проход дальше; на предпоследний ряд, «56» место, однако обрадованный, что всё же никого нет: ни впереди, ни позади. Чертов последний рейс дорожного Икаруса, а в салоне до мерзости холодно.
Когда это вообще холод его до мерзости нервировал?
«Времена меняются, не так ли, Джек?»
Отправка в 23:48, чтоб этой белой бумажке билетика пусто было.
У него скверное настроение, и от того, что через пятнадцать минут они тронутся и покинут этот город никакого подъёма воодушевления. Чёртовы друзья… «Друзья», в тех гадких скобочках, которые ставят подружки в школе, лживые и односторонние.
Друзья, которые с либезийством заявляли о нужности, его нужности, но которые так же хладнокровно и жестоко указали на дверь, когда приоритеты сменились. А он — семнадцатилетний идиот, дурак и просто наивный — всё тот же ребенок. Даром, что школа окончена экстерном, и часть престижного колледжа осталась за плечами ещё год назад.
Обгоняющий пятикурсников уникальный мальчик, который как белая ворона.
Совсем белая. Гадкий альбинос.
Он кривится, скидывает с промерзшей куртки лямку рюкзака и плюхается на свое сидение, возле окна. За запотевшими окнами, слегка заляпанными, маячат люди, пассажиры-мужчины, что предпочитают покурить перед отправкой, автобус урчит подобно ручному зверю, прогревая в такой холод мотор, девушки впереди сетуют на дороговизну билетов, и в салоне совсем не пахнет чем-то предновогодним и веселым; лишь житейское, бытовое, и запах бензина, отдаленно свежего воздуха и едва лишь затхлого запаха старой обивки голубеньких сидений.
Джек надеется, что на предпоследних рядах в виду последнего рейса никто сидеть не будет, и так ведь максимум двенадцать мест раскуплено, и рейсовый автобус отправится полупустым, возможно только по пути подобрав с пяток «зайцев».
У паренька скверное настроение, а смех забирающихся внутрь тех же мужчин и парней, что устраивали перекур, его усугубляет; Фрост ни за что не хочет, чтобы рядом кто-то сидел, вообще в области видимости и слышимости, и на его счастье в его сторону никто так и не проходит, и ближайшие два ряда спереди и сбоку остаются пустыми. Хотя, терпеть кого-то на последних местах придется, всегда находится полупьяный, особенно под праздники, имбецил, который покупает одно место на последний ряд, но заваливается на все четыре, с ногами и храпом в последующем.
Из открытой двери неприятно сквозит смешанным воздухом, морозная бензинная свежесть, чтоб её, а Джек терпеливо ждет, когда двери закроются, включится печка и они тронутся, потушится успокаивающий свет диодной голубой подсветки, и можно будет спокойно заткнуть уши наушниками и погрузиться в дрему.
Не думать, не вспоминать гнусный день, забыть вообще на кой-черт он несколько лет назад приехал в этот город, забыть «друзей» забыть этого… Этого…
Парень гадко усмехается самому себе и ещё сильнее натягивает сползающий капюшон. Какой же он глупый, ну понял, что хочет далеко не пышногрудых однокурсниц, но на кой-черт из огня да в полымя? Черт ему сдался этот белобрысый, на вид благородный, надменный сукин сын!
Парень цыкает и включает телефон, неважно для чего — может в сотый раз убедится, что зарядки хватит, может вновь проверить — ту ли дискографию любимой музыки загрузил, а может, потому что не хочет вспоминать свою «любовь», длившуюся три дня.
Глупый белый вороненок.
Автоматически закрываются двери, последние пассажиры рассаживаются на свои места и помимо приглушенного смеха, нескольких смешанных языков, включается подсветки от соток чужих людей, становится ярче, и Фрост морщится, однако его негатив перебивается взревевшим мотором и плавным движением автобуса: махина дает задний для разворота, вякают громко позади предупреждающие сигналки заднего хода. Наконец-то!
Джек медленно глубоко выдыхает, и откидывается на сидение. С чувством вытерпленного долга проводя замерзшим пальцем по значку включения музыки. Наушники и так в ушах, и он лишь прибавляет звук, абстрагируясь от шума и прикрывая на несколько минут глаза.
Всего несколько минут, и несколько строк выученной до каждой буковки песни, всего десять — семнадцать метров, которые преодолел автобус, медленно выезжая со стоянки автовокзала.
Джек тяжело долго выдыхает и нехотя открывает глаза, не то чтобы от шума и смеха где-то через пять рядов впереди, а от клика пришедшего сообщения. Значит, она ответила.
Безэмоциональное — «Ну хорошо, приезжай», — подсвечивается все тем же бежевым, а ему вопреки разрешению становится так погано, что парень жестко жмет на кнопку блокировки, чтобы вновь экран стал черным, и не видеть нескольких слов от той, что не видела его столько времени.
К черту, главное ему есть куда податься, когда приедет.
Он хмыкает, прислоняется лбом к прохладному, едва дребезжащему, стеклу, и всё ещё материться из-за холода; то ли кондиционер, то ли открытый люк, дабы уж точно напоследок проветрить салон.
Благо на заднем фоне голосов, он не слышит детского смеха или плача. Не то чтобы Фрост не любил детей, но сейчас явно не горит желанием ехать всю ночь под чей-нибудь громкий визгливый плач.
Фиговейший денек и из него сделал последнюю циничную сволочь.
А вот и трасса, большая пробка впереди из-за светофоров, снег и гололед, предновогодние гирлянды развешиваются на деревьях городскими службами, а парочки даже в такой мороз бегают в забегаловки, дабы согреться и подольше провести времени вместе. Ну не идиотизм ли? И пусть сейчас не минус тридцать, но даже минус десять вполне обоснованный и пробирающий до костей, плюс воздух влажный — мерзкий. Джек зябко ведет плечами и подтягивает капюшон налево, дабы прислоняться не кожей к холодному стеклу.
Икарус «Дейем Компании» выруливает вправо, и теперь плавно набирает скорость, но все ещё держится правил скорости в черте города. Поскорее бы туда — на неосвещенное шоссе, где холодно, темно, где изредка мчатся на встречу машины, где так жутко в мерзлой темноте… Скорее бы понять, осознать, что уже не в городе. Не здесь, а уже на пути домой.
«Домой, да?»
Да, даже то место он не может назвать домом, и кроме женщины, которую он называет теткой, никого и нет. Фрост запрещает себе думать об этом и ещё сильнее кутается в куртку, ненавидя холод.
А пару дней назад бахвалился, какой он устойчивый к морозу и вообще прелесть снежная.
Паренек усмехается и уже думает задремать, как диодка наконец тушится и в салоне воцаряется на удивление уютный мрак, лишь свет из окон от фонарей и проезжающих по оживленной трассе машин всё портит. А ещё эти постоянные яркие вывески работающих кафешек, боулинг-центров и цветочных. Они его раздражают всей легкостью и миганием.
И когда же он возненавидел всё праздничное и намекающее явно на пару?
Когда-когда? Сегодня!
Фрост фыркает себе под нос, но приказывает себе более расслабленно выдохнуть, предвещая мирную поездку одному, ибо до сих пор к нему никто так и не…
От движения рядом мальчишка чуть ли не подпрыгивает, скидывая наушники и вскидывая голову на тень, что темнее мрака нависает над ним.
«Блядь, а так всё начиналось хорошо!»
Парень усилием воли заставляет себя не морщиться, и с каким-то легким страхом наблюдает за высоким мужчиной, что закидывает небольшую сумку в верхний отдел для ручной клади и бесцеремонно по-королевски садится рядом.
Фрост в тайне надеясь избежать такой подставы, лишь быстро отворачивается, жмется ближе к окну и ещё ниже натягивает капюшон, нервно ища в этом долбаном мраке второй наушник.
— Неужели других мест не было? Черт! Отъехали пять минут назад, а до места дойти было сложно или наугад? — под нос себе бубнит паренек.
— Неужели, чтобы сформулировать эту гадость, потребовалось целых две минуты? — надменно парирует мужчина, даже не посмотрев на мальчишку, но притом едва язвительно улыбаясь.
Но Джеку хватает даже этого едкого тона, чтобы встрепенуться и теперь уже полностью обернуться насколько позволяет сидение, с возмущением смотря на своего соседа. Только первоначальное — чуть ли не сорвавшееся с губ — «пошел нахер!», так и застревает в глотке, стоит незнакомцу спокойно повернуться и опалить властным взглядом желтых, почти горящих в этом сумраке глаз.
— Из…вините, — невольно запинаясь, бурчит Джек, и вся спесь смывается, словно потоком сжигающей лавы, стоит только заглянуть в эти глаза.
Фрост резко трясет головой и отворачивается, ещё сильнее желая придвинуться к окну, от той неловкости и стыда, что опаляет внутренности, только вот сильнее уже не получается.
— Паршивый денек? — более снисходительно спрашивает темноволосый мужчина, изящно поправляя выбившийся манжет черной рубашки из рукава черного дорогого пальто.
— Худший, чтоб его… — приглушенно бурчит Джек, хотя подсознательно не понимает, какого вообще делится с этим незнакомцем тем, какой у него день.
И вроде не скажешь что ему неловко… Хотя, может это только потому что из-за паршивого настроения нагрубил человеку, который просто нашел свое место…
— Потому последний рейс?
— Потому… — Джек вновь резко злится, оборачивается, столь же импульсивно, хочет сказать, зачем этот черт, с глазами проклятого золота, вообще спрашивает, но, как только вновь смотрит на этого взрослого мужчину, вновь обрывает себя и с шумным выходом изменяет свой ответ… — Потому что на этот только и успел!
Фрост не выдерживает пристального взгляда, словно рентгеном его сканирующего и отворачивается, тупо пытаясь вспомнить, что хотел послушать или зачем ответил. У него каша в голове, всё настроение, как паршивое, так и обнадеживающее, стерлось и смешалось, стоило этому ворваться в его маленькую реальность, размером два на два в диапазоне одного конкретного автобусного места.
Джек прерывисто выдыхает, надеется, что это подействует и неловко пытается вести себя более расслабленно. Не получается, в конце концов — минут пять под общее молчание — фыркает, тихо ругается себе под нос и откидывается на сидение, нервно скидывая с головы местами влажный из-за вспотевшей головы капюшон.
Парень складывает руки на груди и уже думает пересесть, как рядом под дальний галдеж пассажиров проходит ещё одна личность. Фросту думается, что это тот самый индивидуум-имбецил, который наконец решил завалиться на свое последнее место, но нет.
— Оп! А вот и место моё… Да и ещё с приятной компанией! Да малюют? — с явно заплетающимся языком начинает посторонний, на вид в возрасте рядовой рабочий, что решил поехать к семье под праздники, но перед этим сразу же с дороги решивший отметить праздник.
Правда, вся радость сходит с грубого лица и масляный взгляд направленный на парнишку становится осознанным, когда поддатый работник понимает, что место рядом уже занято и его никто так просто отдавать не собирается.
— А ничего, что это мое место? — нахально-грубо почти рявкает дядька, встав в более по его мнению грозную позу.
— А ничего, что это место уже выкуплено? — даже не шевельнувшись и не меняясь в лице, спокойно вопрошает Питч, но как только слышит глухой тон матами, резко обрубает ледяным тоном, — Свали вперед, дабы тебя по правилам не вышвырнули где-нибудь посреди пути. Уверен, водитель пожертвует одним ублюдком как ты, нежели потеряет свое место.
Пыхтящему разозленному мужчине ничего не остается, как оставить свои попытки и тяжело топая, уйти вперед, матеря при этом нахального пассажира по правде занявшего его место.
— Спасибо… — как только грузная тень подвыпившего сливается с мраком и затихают шаги, тихо проговаривает Джек.
По правде, лучше он будет терпеть надменного циничного «интеллигента», с замашками доминанта, нежели придирки к себе всю ночь от выпившего такого скота.
— Не за что, — безэмоционально отвечает мужчина, и всё же через неполную минуту дополняет, — Неудачное ты время для поездки выбрал, малец.
— Я не выбирал, — обижено шипит Джек.
— Выбрали тебя?
— Что-то вроде этого… — хмыкает парень, бесполезно ковыряя защитное стекло на смартфоне, пытаясь отчего-то увеличить и без того большую трещинку, — А вас что подвигло в предпраздничное веселье сесть на последний рейс? Неужели водитель не захотел вести или билеты на чартеры раскупили?
Джек честно не хочет обидеть, но и проигнорировать статус и внешний вид не может, потому и отчасти подстебывает, да и любопытствует, впрочем, не надеясь на откровенность.
Однако же мужчина только усмехается, не зло, по-доброму, пока мальчишка этого не замечает, в уме ставя ещё одну галочку, о сообразительности и дерзости этого чертенка, и отвечает предельно честно:
— Мажорство, бронировать билеты в город, до которого сорок пять минут лету, а что до водителя, должен же хоть у кого-то быть выходной по поводу праздника.
— Воу…
— Что, не ожидал, что попал в точку? — понятливо и почти хитро усмехается незнакомец, довольный смущением в этом восклицательном тоне парнишки.
— Ну… как бы, да, — тушуется Джек, хотя, по сути, чувствует себя отвратно.
— Мальчишка…
— У меня как бы имя есть!.. — возмущается Фрост.
— Ты его не называл.
— Джек, — злобно бросает парень, — Джек Фрост.
— Питч, — в ответ представляется мужчина, едва веселый от того, что смог таки вывести этого белоснежного на разговор и знакомство, пусть даже через злость.
— А фамилия?
— Разве это важно в столь недолгосрочной поездке?
— Нам ехать всю ночь, даже часть утра, и вообще я свою назвал! — праведно возмущается Джек, не понимая, почему его задело так то, что этот, чтоб ему, не хочет полностью называться.
— Блэк… — во всю уже веселится мужчина, но маску невозмутимого спокойствия удерживает.
— Вот и замечательно… — Джек кивает, не понимаю кому конкретно — себе или названному соседу, и уже хочет развернуться, прерывая на странность колкое знакомство, как телефон вибрирует, присылая сразу три СМС.
Фрост чертыхается, видя знакомые номера, морщится, как от кислого фрукта, и не хочет открывать, но последние крохи наивного любопытства пересиливают и он открывает сообщения. Напрочь забыв о мужчине, что сидит рядом.
«Ты вообще думаешь что делаешь?»
«Немедленно вернулся! Мы всё объясним!»
Джек только шипит, потому что словно слышит, каким тоном ему это бы сказали, и нехотя открывает последнюю.
«Что случилось? Почему ты не пришел, как и договаривались? Неужели я тебя обидел, милый?»
— Милый, значит? —столь холодное шипящее раздается рядом, что Джек испуганно вскидывается, резко пряча телефон экраном вниз, и сам теперь отвечает грубо:
— Тебя это не касается!
— Уже на «ты» перешли? — змеиным шипением в ответ, так, что обескураживает паренька и он находится лишь для нервного и грубого:
— Иди ты к черту!
И отвернувшись утыкается в окно, следя как они, наконец, выбираются из городской черты, и дорога становится намного уже и темнее. Парень нервно затыкает уши наушниками, врубает на полную музыку и пытается отвлечься. От всего. От чертового дня, от проклятых недодрузей и этих сообщений, от лживости одного конкретного индивидуума и, что самое странное, от этого зазнавшегося наглого сукиного сына, который сидит рядом и настолько нахально лезет в его жизнь. Так словно… Словно…
Фрост прикусывает губу, не пойми от чего чувствуя, как жар поглощает огненной волной все тело, и винит во всем просто собственный раздрай, а не то, что сейчас произошло. И совсем, совсем нет! Ему показалось. И в глазах цвета золота не промелькнуло бешеное собственничество напополам со злостью. С чего бы это! И совсем не поэтому у Фроста сейчас так бешено бьется сердце.
Джек старается отвлечься и, в конце концов, не замечает, как за мельканием фонарей машин и деревьев, успокаивается, вслушиваться в текст песни и медленно погружается в теплую дрему, разморенный включенной печкой и мнимой надуманной безопасностью о всякой ерунде. Через четверть часа парнишка полностью вырубается, утомившийся днем и несправедливой судьбой.
***
Он просыпается лениво, долго, с сумбуром в голове и мерным урчанием двигателя где-то совсем на фоне. Джек хмурится, не понимает, почему стало так жарко и почему музыка отключена, точнее наушники не на нем.
И какого черта так неудобно?
Парень ворочается на сидении, устраивает голову поудобнее на чужом плече и найдя более удобный угол, мягко улыбается, наслаждаясь теплом и спокойствием.
Что, блять?
Фрост дергается, когда информация доходит до осознанной проснувшейся части мозга, только приподняться ему не дают; чужая, но такая теплая рука давит на затылок, осторожно, словно приручают загнанного зверька, а над ухом раздается тихое и убеждающее:
— Успокойся и спи дальше.
— Но…
— Спи, — бескомпромиссно и твердо, так, словно это уже данность, а не соседство в течении максимум часа. Но парень, уставший и намаявшийся за день, вымотанный эмоционально, потому он плюет на правила и его почти моментально сманивает в сон заново.
И пусть Джек наигранно борется, для возмущения напрягается, но через пару минут глаза всё равно слипаются, и он отключается по новой, едва потеревшись щекой о мягкую шерсть пальто. Тихого удовлетворенного хмыка он, конечно же, уже не слышит, вровень и тому, как длинные пальцы мужчины осторожно начали перебирать белые волосы.
— Возможно, я не просто так гонялся за тобой, подобно тени, Оверланд…
***
Под два с половиной года из города в город, по командировкам, с заключением важных контрактов, спонсируя несколько институтов, гранты для выдающихся студентов, увольнение финансового директора компании — обычная дорогая жизнь, достаточно влиятельного человека, которого уважают и приглашают на каждый званый вечер бамонд столицы… Скучно, рутинно, порой злобно.
Зам, которая треплет нервы со сроками поставок и заключения договоров, новый автомобиль, опять поездки в чужой город, либезейство очередного директора престижного университета, с просьбой финансирования. Ничего не значащий просвещенческий вечер, с кучей мажоров студентов и какими-то лекциями ботаников — данность, а на экране недавно выпущенного нового планшета отсчет от той же стервы-зама: балеты куплены и можно сворачивать дела в этом регионе. Бокал вина, ленивый взгляд через весь зал, на сцену… Новенький студент, экстерном закончивший школу, которого озвучивает ведущий проекта. Очередной мажор за деньги папочки пробившийся так высоко или тучный заучка, что не видит дальше своих очков? Ему смешно только до момента, пока мальчишка не поднимается на сцену.
Его мальчишка. Потому что черная рубашка на нем бы смотрелась куда идеальнее, чем нежно-голубая, и волосы к черту не зачесанные, уложенные аккуратно, а растрепанные белые, пушистые, после ночи, долгой, жадной, жаркой… Бокал не трескается в руке только потому, что он отставляет его на стол, вцепляясь взглядом в хрупкую фигуру на сцене.
На следующий день, конечно же, он посылает, причем чуть ли не прямым текстом, губернатора другого региона, с неправдоподобным объяснениями, что и здесь есть ещё что делать. Зам же впервые молчит, смотрит слегка удивленно, с непониманием, почти как на идиота, но молча оставляет на столешнице из черного дерева отчёт и стуча каблуками удаляется.
И ещё целый год на два города, но по большей части оставаясь или специально задерживаясь в этом — где мальчишка. А это Снежное чудо таки поступает с легкостью в университет, становится и там белой вороной, уникумом, у которого мало понимающих однокурсников, всё внимание девчонок и, конечно же, слишком заниженная самооценка, но ослепительная добрая улыбка.
Без сближений, без права даже следить. Лишь изредка подстраивать встречи или навещать директорат университета, как бы с проверкой, как-никак спонсор. И изредка видя мальчишку. Джека.
Джек Оверланд Фрост, тогда ещё шестнадцатилетний, игривый, веселый и умный чертёныш, который ведет вольную жизнь и, в то же время, отличается отчужденностью ото всех остальных.
А бокал в руке таки трескается, раскалывается, мелкими осколками впиваясь в кожу до крови. Только другой, граненый, тяжелый, с виски. Одной поздней ночью… когда он узнает о друзьях, что пригласили Джека к себе; друзья, эдакий фонд — группка ведущих профессоров, который невзначай пиздят проекты мальчишки и в принципе по полной его используют, но всё ведь на благое его развитие, на благо добра! Ублюдские лицемеры, что прикидываются добрыми и хорошими, дружат, поддерживают, учат жизни… Учат тому, что вообще Фросту не пригодится!
Желание в ту ночь поехать собственнолично за мальчишкой, вытащить его из проклятого дома и увезти, наплевав, что это практически попахивает похищением несовершеннолетнего слишком яркое, живое, вертится змеей внутри, и взгляд не предвещает ничего хорошего. Только вот на утро всё обрывается, стоит в том же университете, под трёп зажравшихся директорского состава случайно за дверью услышать знакомый голос, так воодушевленно рассказывающий кому-то, какие у него хорошие и понимающие друзья.
И мечтал об этом мальчишка с детства, уехал, поступил, смог добиться такого, и теперь счастлив, теперь у него есть те, кто его замечают, как личность и верят в него…
Разбить практически детское счастье о суровую реальность?
Он лишь срывается на директорате и опять на заме, но идею о похищении оставляет, понимая, что это в принципе уже клиника.
А он туда же…. Под середину зрелых лет, ещё и за мальчишкой, шестнадцатилетним… Шестнадцатилетним, твою ж мать!
Но это же Джек… который все так же солнечно всем улыбается, смеется, носит свои светлые и голубые рубашки и толстовки, у которого всё также руки и тонкие красивые пальцы в чернилах от постоянных конспектов и формул, который очень волнуется перед каждым докладом и зачесывает порой на важные мероприятия волосы назад, дабы не торчали во все стороны. Но отросший ежик всё равно ему идет больше, и челка тоже, и черный на нем смотрится куда более элегантней и охуенней, чем самый красивый костюм для выступлений.
Джек, который прост как три копейки, наивный, по детски выглядящий, но, по рассказам и редкому наблюдению, упертый и порой злой, гнущий свое и до конца. Не такой ещё моралист, но уже нахватавшийся от своих «друзей», но со своим умом и пониманием, благо ещё не делящий мир на чисто черное и белое. Умничка, который ещё пожалеет, что приехал в этот гребаный хищный город, а пока верящий в свое светлое будущее и преданных друзей. Хотя часть про светлое будущее, правда.
Он обеспечит своему мальчишке это светлое. Даже если Фрост никогда в своей жизни не узнает, кто ему помогал и почему так легко всего добился.
А то, что не узнает, через год практически становится понятно. Мальчишка слишком… Всё слишком. И портить, знакомится, со своим-то характером и взглядами на жизнь… Уж пусть живет своей жизнью, не ступая на ту самую черную сторону, коварную и грязную.
Ну да, как будто те, кто ему это говорят сами не пиздят его научные работы и всевозможные техники экспериментов.
Почти полтора года тумана, пьянящего, желанного, но и такого же ядовитого. Меж двумя огнями — своей жизнью и жизнью Снежного чертенка, под конец, под праздники уже не выдерживая, с наплевательством и злостью на весь мир, желая уехать и забыть, забыться. Хоть и не получается, никогда не получится забыть его.
И так предусмотрительно останавливаясь на автовокзале, чтобы часть багажа отправить завтрашним ранним рейсом с доверенным лицом. Выйти, покурить, и совершенно случайно увидеть этот снежный ураган, злым и отчаянным, вбегающим в здание за, судя по всему, билетами… Сопоставить, какого черта мальчишка в предпраздничное время, почти к двенадцати ночи, делает на автовокзале, да и ещё с таким настроем, как дважды два. А, следовательно, правду об этом хреновом, подлом мире Джек узнал раньше своих восемнадцати.
И мысли ехать уже с водителем в комфортабельной машине по новой более безопасной трассе, где пропускают лишь по пропускам, не возникает совсем. Вместо этого только поддаться за мелким, покупая билет, с мыслями о том, какой пиздец творит, и к черту отключая телефон.
Подсесть к нему, заговорить, разговорить, выпытать всё что удастся, или хотя бы просто сидеть рядом… Глупость, ведь запрещал же себе. Но это ж Фрост, грустный, злой, обиженный на весь мир — загнанный звереныш, который и место взял практически в самом конце… Обиженный, испуганный, несчастный белоснежный чертеныш…
Но может не все так плохо и к завтрашнему утру, они смогут хотя бы познакомиться?..
***
— Что? — резко вздрагивая от грубой встряски и просыпаясь моментально почти вскрикивает Джек, впрочем не он один просыпается, и его возмущение не становится оглушительным на весь спящий салон.
Парень трет глаза, потягивается и хмурится.
— Черт, все же срубило, — потягиваясь на сидении, приглушенно бормочет Джек, и вспоминая как до этого спал, быстро переводит взгляд вправо, боязно ожидая возмущение мужчины о том что спал на его плече, однако Блэк словно не замечает его, быстро кому-то отвечая в телефоне.
— Я долго спал? — осторожно спрашивает Джек, всё ещё щурясь и подавляя зевок.
— Нет, — даже не отвлекаясь от набора смс оповещает мужчина, — Час примерно, если взять первую твою отключку.
— А я думал больше — часа четыре… — парнишка вновь переводит взгляд на окно, протирает запотевшее стекло тыльной стороной ладони, но ничего все равно не видит в этой непроглядной холодной мгле. Пустоши, порой тени редких деревьев и вновь мрак пустошей.
Жуть.
Джек ежится, зашторивает частично окно и сам теперь подумывает написать несколько «лестных» сообщений.
Подумывает, вертит в руках телефон, пару раз включая и отключая экран, и не решается, думает, что это по детски. Но… Он же, черт возьми, доверял! Верил!
Хочется заматериться, грубо, жестко, но, во-первых, чертово воспитание и обучение в этом университете не позволяет, во-вторых, он не хочет, ибо автобус, пассажиры, Блэк… Последнее становится самым превалирующим аргументом.
Но Джек всё-таки сдается через незначительное время, набирается внутренней смелости и быстро разблокировав сотку, пишет пару строчек, но после зависает, просто глупо смотря в черные буквы на бежевом экране. И что дальше? Что это изменит.
— Что, всё же ответное послание прекрасной девочке? — раздается тихое и вовсе не пугающее рядом, однако настолько ядовитое, что Джек ежится.
— Да иди… — парень затыкается, вспоминая свои прошлые порывы, и более тихо перефразирует, — Идите…
— Вроде уже перешел на «ты», не припоминаешь? Что ж так, Фрост?
— А отстать можешь тогда? Знаю, погорячился, извиняюсь. Просто…
— Забудь, — почти мягкое, и Джека от этого словно прощения действительно отпускает.
— Да ну к черту! — бубнит парень и всё-таки удаляет сообщение, — Тоже мне, честь отвечать.
— Так она будет переживать… — издевкой, с едким смешком, однако следом нарушая тишину таким провокационным и нужным для самого себя: — Или не она, а он?
— А тебе-то, какая разница? И, вообще, даже если он, поднимешь автобусное восстание и заклеймишь неверным?
— Я похож на выходца из бедных стран с традиционными ценностями? Твое дело с кем… встречаться. Народное осуждение лишь дань необразованному прошлому и стадному мышлению.
Джек на такое обоснованное заявление лишь фыркает, и невольно втягивается в разговор, отвечая то что думает и вовсе не смущаясь:
— То стадное мышление есть даже на вид в более чем престижном заведении, где все такие продвинутые, а чуть что — с вилами и на человека, и эти люди после выпуска становятся докторами и научными деятелями…
— А твоя ориентация им мешает… — театрально возмущенно покачав головой, соглашается Питч.
Впрочем, разговор ему отчасти нравится. Мальчишка рассуждает верно, жизненно. Как всегда дерзко и умно. И, в то же время, если у его мальчика уже кто-то есть… Мысль, нежеланная догадка, почти выедает всё внутри ненавистью и ревностью, и неконтролируемая черта собственника уже подсчитывает, сколько нужно денег, дабы убрать ненужного с пути. Неважно, какими средствами…
— Мою ориентацию не знает никто, пока не войдет в круг доверенных лиц или друзей, — на последней фразе Джек морщится, но после недолгой паузы спохватываться, — Стоп! Как мы вообще дошли до обсуждения моей ориентации?
— Ты первый начал об автобусном восстании, а я лишь предположил, и то шуточно. Но кто ж знал, что окажется правдой.
— Черт ты!
— Как скажешь, — миролюбиво соглашается мужчина, отчасти довольный таким поведением Джека.
— О, даже не оскорбится ваша персона?
— Моя персона слишком величественна, дабы обращать внимания на оскорбления от, судя по всему, достаточно умного молодого человека, но который себя ведет как четырнадцатилетний глупый мальчишка, у которого спросили, целовался ли он.
— Да ты… Ты!..
— Я, и мы знакомились. Имя забыл, малыш?
— Спускайся обратно в ад, демон! И да, я таки целовался!
— По тебе незаметно! — жестче чем следует.
— Прости, фотки не сохранилось! — парирует Джек, так мастерски введенный в эдакий спор.
— Но опыт-то должен быть.
— Естественно, и ещё какой!
— Да? Проверим?
— Что… — Джек моментально зависает, расширенными глазами осматривая мужчину, — Я … Ты ж…
Фрост не пойми от чего смущается, приоткрывает в изумлении рот, как рыба выброшенная на берег, смотря на довольного Блэка.
— Расслабься, я всего лишь подстегнул тебя. Но если захочешь попробовать и научиться по-настоящему целоваться с мужчиной, а не с девчонкой украдкой за углом кампуса, то только попроси.
Ошеломление на вытянувшемся лице мальчишке стоит всех незначительных препирательств, и Питч пользуется моментом, наблюдая за таким изумленным и обалдевшим молчаливым Джеком. От смущения ставшим красным. Но видимо в планы парня не входит проигрывать, а потому в голове со скоростью света зарождается коварный план, и Джек не собирается проигрывать этой надменной высокостатусной сволочи. Парень лишь шумно выдыхает, дабы успокоиться и слегка прищуривается, дабы высказать дерзость.
— Даже так? И ты научишь? — голос становится на несколько тонов мягче и ниже, специально покладистей, — И что же я должен буду сделать? Пересесть к тебе на колени, слушать каждое слово и повторять? Настолько? С языком и стонами? А выдержишь ли, Блэк? Неужто, настолько матерый и подкованный, что сможешь совладать с импульсивным мальчишкой? Если да, то я признаюсь, что проиграл и не умею целоваться… А если выиграю я? Если я умею и тебе понравиться, а?
Джек смотрит хитро, с горящими ликованием глазами, улыбается, и понимая, как странно повлияли его слова на мужчину и щелкает пальцами, словно показывая этим равный счет.
— Вот и нефиг задевать незнакомых парней при поездках! — почти с гордостью осаждает Джек, и вновь откидывается на сидение, довольный включая музыку. Чертово гнетущее чувство после этой игры как рукой сняло, и у парня действительно становится легче в душе и мыслях. Фрост прикрывает глаза и беззвучно губами подпевает словам песни, не видя реакции мужчины на него.
А у него в голове бьется лишь одно — ему семнадцать, семнадцать блядь лет! Мальчишка, вся жизнь впереди…
Питч сам отворачивается, медленно, очень медленно, облокачивается на спинку сидения и прикрывает глаза, вспоминая нотации стервозной Туоф, какой он хреновый руководитель и пытаясь абстрагироваться от того, что сейчас вытворил этот чертёныш. То, что он бы по-настоящему с ним сделал, как бы целовал и как бы выбивал из этого изящества стоны остается где-то на дальнем островке запрещенного, подсознательного.
Только вот спустя десять минут, когда Блэк не желая больше терпеть, вновь поворачивается к мальчишке, тот оказывается, вновь заснул. Спит смирно, забавно склонив голову направо и чему-то улыбаясь во сне.
— И что же ты творишь, Снежный? Неужели не видишь, что играешь с огнем? Наивный… — в полуслух, аккуратно проводя пальцами по нежной щеке заснувшего мальчика.
Только ему не нравится громкая музыка, и Питч нахально, однако очень аккуратно, вытягивает из расслабленных пальцев сотку Джека, сбавляет громкость и только после этого вытаскивает наушники у него из ушей. Пусть нормально поспит.
Смартфон в его руке все ещё теплый, случайно включенный от задетой кнопки блокировки, с таким привлекательным оповещением о пяти новых сообщений. Он выдыхает и знает, что соблазн велик, а чертенок спит достаточно крепко.
Первый, тот самый, что назвал Фроста «милым» подписан как Лу…
Лу?
По памяти вспоминая каждый раз как бывал в университете и тех, кто крутился рядом с Джеком. Лу… Лунный… Мун, что ли?
— Завтра же заблокирую фондовый счет этого пижонского недоученного. Щенок…
***
Он просыпается по большей части от затекшей левой ноги, которая сильно покалывает, а не от нескольких незначительных кочек. В салоне темно, все так же уютно тепло, но рядом приглушенно горит экран чужого телефона, и Джек думает про то, будет ли вообще Блэк сегодня спать. Как-никак ночь, утомительная дорога, делать нечего.
Рука тянется размять затекшую икру, но на пол пути до парня доходит, что, что-то не так… музыка не играет в наушниках, да и вообще их нет, ровно, как и телефона в правой руке. Джек сдвигает брови к переносице, щупает осторожно рядом не находит, и с вопросом оборачивается к занятому мужчине:
— Слушай, не видел… — слова обрываются, стоит завидеть в чужих изящных пальцах свою сотку, — Какого хрена, Блэк?
— Чищу твои сообщения, — напрямую отвечает Питч, однако совершенно не ожидавший, что Фрост проснется так рано, но все же не собирающийся прерывать свое интересное занятие. В телефоне мальчишки много всего интересного, особенно переписки. И плевать ему, что это невежливо.
— Что?..
Возмущенный парень находится только через ещё одну минуту замешательства, и сразу же вырывает свой телефон из рук мужчины, осознавая, что произошло до конца, и сразу залезая в сообщения.
— Что ты… — Джек сбивается, листает входящие, исходящие и ему становится постепенно все хуже, — Какого хрена ты написал!..
Лицо мальчика бледнеет, когда он видит несколько отправленных СМС, как раз всем тем, кто писал ему. Достаточно грамотных, но таких нахальных, нелицеприятных сообщений.
— Не думаешь, что это уже наглость? Я… Я чужой, мать твою ж, тебе человек! — разъяренной фурией шипит Джек, поворачиваясь в сторону Блэка и даже не поморщившись от столь грубых своих слов, — Какого хрена ты ответил? С какого вообще взял, что тебе дозволено?!
— Нужно было выключать свою сотку или ставить на беззвучный, дабы твои индивидуумы не строчили тебе каждые пять минут, мешая мне спать! — моментально находит выход Блэк.
— Да и где же эти чертовы сообщения?
— Удалил!
— Ты в своем уме? Ты… Какой же ты наглый, сволочной, думаешь, что такому как ты всё позволено…
Питчу отчасти это надоедает, надоедает глупая бравада от того юного и смышленого дарования, потому он действует на опережение, быстро разворачиваясь к Джеку и подаваясь вперед, достаточно жестко сцепляя пяльцы на подбородке парня, заставляя смотреть его себе в глаза и равносильно жестко и холодно обрубая:
— Да, именно так и считаю, ибо добился этого! И ты мальчишка должен считать так же, а не позволять этим ублюдкам себя контролировать, словно ты мальчик на побегушках! И, о конечно же, смирившись едешь к той, что и видеть тебя не хочет! Действительно всё ещё хочешь носить розовые очки или может снимешь и посмотришь на мир реально, без веры в лицемерные слова тварей, что тебя окружают?
— Да ты… — Фрост отшатывается, маска злости дает трещину и под ней отчаяние, обида, всё та же, и он прекрасно понимает, что мужчина прав, пусть и сделал некрасивую вещь, пусть и оправдания так себе, но… Его никто не ждет, он никому не нужен, им пользовались, пользовались все, кто его окружал. А теперь диссонанс, потому что рядом он — этот черт, высокомерный наглый, циничный, который говорит в лицо, и похуй ему на нормы поведения.
— Сволочь! Ты не имел никакого права! А ежели так вашему величеству мешало, то мог бы разбудить и я бы выключил! Но нет! Ты ведь… ведь… Ты за действия — не за слова!
— В действиях больше толку, нежели от слов! Тебе ли не знать?
— Иди нахер! Как же… какой же ты… Бесишь! С самого первого твоего появления. Думал, спокойно доеду, уеду из этого города, прокляну все, вернусь, забуду! Но нет, появляешься ты и всё наоборот! Всё полностью! Перевернул и выплюнул, считаешь, что тебе все позволено, считаешь… — Джек переходит на повышенный тон, не до крика, но вполне может этим разбудить ближайших пассажиров; разозленный, на пределе, потому что его всё достало, и он хочет высказать хотя бы кому-то всё что накипело, пусть удаленные СМС и написанные ответы лишь повод. И остановится Фрост уже не может, он в раздрае, такой полностью открытый, злой.
Мальчишка со своей вспыльчивой глупой речью и обвинениями пропускает момент, всего секунду, заминку на миг, но вот его жестко дергают к себе, цепко приподнимают голову за подбородок и целуют, проникая языком в рот, обнимая за талию, и жестко прижимая почти в плотную.
Джек задыхается, давится своим же удивленным стоном, ощущает чужое тепло, аккуратность и одновременно страсть, и нежное касание к своим волосам. Это всё настолько быстро, необычно, несвойственно, что первый миг он благополучно позволяет, а после дергается, пытается оттолкнуть, взбешивается, подобно волчонку в клетке, напуганному такой реакцией, напуганному больше тому, что собственно сердце ускоряет свой бег.
Черт, это слишком… ненужная реакция, ведь он за логику! Но, блядство, целуется Блэк действительно охуенно, настолько, что попытки вырваться провальные: Питч лишь притягивает ближе, успокаивает поглаживаниями по спине, и Джек за пару секунд забывает, а злость смывается тем необычным, захватывающим, тем, про что он читал, но никогда не испытывал в жизни, даже когда его обнимали, дарили подарки, признавались в любви. Он никогда такого не чувствовал. Но не сейчас, не в руках этого…
Пара секунд, необычных, волнующих, тянущихся, как патока и таких же сладких, как бы мальчишке не хотелось это обозвать испугом или замешательством. Он тихо, едва слышно, стонет, сдается, позволяет, списывая всё на свою лояльность, а не интерес что же будет дальше, расслабляется в сильных мужских руках и поддается, кротко отвечая, пробуя чужие губы на вкус, задыхается, когда его сжимают сильнее и… посылает к черту всё логическое, правильное и пугающее. Какого вообще хера он делает и зачем — уже не в приоритете.
Бешеное, нечто сильное, мощное захватывает в ту же секунду, словно крышу срывает, и Джек жмется ближе, приобнимает Блэка за шею и целует сам, а по спине и рукам бегут мурашки, и голова кружится.
Первый. Первый, сука, поцелуй. Настоящий, действительно настоящий! И с кем?
С охуенным мужчиной… Фрост вскрикивает, нежно, страстно, когда его дергают ближе, нетерпеливо покусывая за нижнюю губу, и вцепляется пальцами в чужое плечо, хотя так желанно хочется скинуть пальто и руками по рубашке, по черному дорогому хлопку, расстегивая верхние пуговицы. Джек стонет приглушенно от своего же представления, позволяя чужому горячему языку нагло ласкать, облизывать, дразнить и задыхается от затяженности поцелуя и собственной смелости. От того, что хочется плюнуть и пересесть на колени Питча, обнять сильнее, позволить, наконец…
Что ж позволить, Фрост?
Что?
Мысль единственная трезвая какого он творит резко бьет в голову, в сознание, словно молния, и Джек тут же резко отшатывается, с заполошенным сердцебиением и загнанным шумным дыханием, он нервно облизывает губы, отталкивает от себя мужчину и настолько же стремительно отворачивается к окну, прислоняясь горячим лбом к холодному, местами подмороженному, стеклу. Какой стыд, какой пиздец…
Парнишка не знает, сколько так сидит, зажмурившись в тишине, в темноте, судорожно сжимая тот самый треклятый телефон в руке. Он думает обо всем, начиная с приезда в город и до того что случилось. Гоняет в голове по несколько раз, понимает пару истин, понимает прекрасно, что до этого и не испытывал ничего к тем, кто ему признавался в любви и хотел встречаться, понимает, что даже Лу — это так — глупость, почти детская. И очень четко понимает то, почему его звали Ледяным Джеком в школе, а после даже в университете. А эмоции, которые у него таки оказывается есть и ещё какие, проснулись и высвободились только вот с этим… Этим.
Джек пораженно выдыхает, оставляя облачко конденсата на холодном стекле и облизывает губы, чувствуя на них чужой вкус… Жмурится, проклинает себя же, потому что первый начал этот глупый скандал, не знает, как теперь себя вести, хотя очень благодарен тишине и тому, что его никто не трогает.
Блэк даже не коснулся его, не окликнул после всего этого. Дал шанс придти в себя? Мудро… Парнишка качает головой, обзывая себя последним словами. Ведь не дурак же, с золотой медалью, с этим почти сейчас ничего не значащим экстерном, с научными работами и лучший ученик, ведущее лицо в разработках нескольких серьезных проектов, которые спонсируются важной шишкой в их городе… А все правила, формулы, законы, всё логическое и четкое сейчас осыпается девчачьими блестками — именно ими, потому что несущественно глупо. Потому что уже поступил по-другому, дал совершиться тому, что не следовало. Но чего очень всегда хотелось…
Какой же он дурак, а не гений. Просто дурак. Глупый семнадцатилетний мальчишка. Губы априори растягиваются в насмешке самому себе, и Фрост уставше прикрывает глаза, приказывая себе сделать пару вдохов и выдохов и только после этого начать предпринимать хоть какие-то действия. Или же они просто замнут тему, и не будут говорить до самого утра. Или он как последний трус притворится спящим…
Но парнишка же не усидит на месте в одной позе.
Задача та ещё. Но сам виноват в первой своей очереди, вот самому и расхлебывать. А потому, впервые за все это время, Фрост неохотно отлипает от окна, ведет рукой и смотрит время на сотке.
Час. Прошел целый час с несколькими минутами. А ему казалось минут десять от силы. Сегодня чувство времени его подводит. И чувство такта, кстати, тоже. Только Джек лишь кривится от паршивости всей ситуации, и нехотя распрямляется, слыша, как щелкают позвонки. Хочется уйти от того вакуума, неловкого и почти сырого на осязании.
Но не выходит, и ледяной ветер шумит из-за и набранной автобусом скорости, сбивает и шум где-то впереди сидящих подростков или девушек, приглушенно щебечущих, благо хоть это почти неразличимо из-за гула мотора. В конце, или через ещё непродолжительные несколько минут, Фрост не выдерживает и, сдавшись от неловкости и скованности, принимает самое глупое и маломальское решение, в конце концов, ему кажется что хуже уже не станет, да и если выйдет, то обеспечит себя спокойствием на всю оставшуюся поездку. Потому, под свой же усталый вздох, Джек решается аккуратно в полтона заговорить:
— Дай мне пройти, пожалуйста.
— Зачем это? — спокойно и лениво вопрошает Питч, однако даже не открывает глаз, комфортно устроившись и откинув голову на удобный подголовник.
— Пересесть хочу, разве не понятно? — нервно теребя край куртки, почти шепотом возмущается парень.
— Не понятно то, зачем пересесть. Не устраивает вид за окном или дует?
— Прекрати… Это уже даже не смешно, — Джек горько улыбается, качает головой, словно в неверии, и ему правда не смешно и не до споров. Он не может больше находиться рядом с этим человеком. Это слишком для него.
— Я и не думал.
— Тогда дай пройти!
— Конечно, — кивает Блэк, — Только через меня. Если сможешь, то дерзай на другое место.
Глупо так терроризировать мальчишку, совсем глупо и не в его правилах, но Джек же нерешительный, Джек такой скромный, он не сможет, не будет пытаться. По крайней мере, Питч ставит на это, а ещё на реакцию Снежного на поцелуй, ведь он не был бы собой, если б не понял со второй минуты, что мальчишке понравилось и он хотел бы продолжения. Собственное желание этого самого продолжения жестко борется в стальных тисках, но пока сдерживается. Джек не готов, Джек растерян своими же эмоциями, и сейчас слишком велик риск, что он сбежит, а потому проще всего не сопротивляться, но и не уступать полностью. А все остальное на смелости и благоразумии этого Снежного чуда.
— Да легко! — фыркает парнишка, уже намереваясь просто как-то перейти — перелезть через преграду.
— Только аккуратнее, Джек, — почти когда мальчик уже привстает, резко осаждает его Блэк, едва ли в этом сумраке хитро и коварно улыбаясь, — Может и не получится, свалишься на меня, а я случайно подловлю. А тебе это понравится… Так же, как и понравился поцелуй.
Джек, уже готовый, воодушевленный и в принципе не намеренный ничего слушать лишь глотает воздух, с клацаньем закрывает рот, в каком-то ошеломительном смущении смотря на мужчину, а только Питч даже не поворачивается, но по коварной улыбке и так понятно, что он правильно расценил реакцию мальчишки, и теперь лишь тихо продолжает:
— Очень понравилось, не так ли? Хотел бы повторить?
Фрост только лишь краснеет и вновь отворачивается, не найдя даже слов, чтобы парировать. Потому что нет никаких слов, нет аргументов, сам ведь чуть… Окно вновь спасает его от жара, который опаляет щеки и губы.
Однако хватает парня на давящую тишину и такое положение ненадолго. И через ещё полчаса Джек не выдерживает. Скорее просто напряжения, а не неудавшегося разговора. Мальчишка расслабляется более или менее, и несколько удобней устраивается на сиденье, распрямляясь. Ему стоит подумать, все взвесить и как взрослому здравомыслящему человеку найти компромисс с этим циником… Фрост фыркает на последнем, и невзначай аккуратно переводит взгляд на откинувшегося на спинку сиденья Питча, парень непроизвольно и пока позволяет полоса света от мелькающих фонарей за окном смотрит на мужчину, такого расслабленного, спокойного… Юношеский взгляд скользит на скинутое, наконец, пальто, на частично распахнутую черную рубашку — несколько верхних пуговиц расстегнуты, и Джек не осознает насколько его взгляд в этот момент становится жадным, подмечая каждую незначительную деталь. И губы вновь начинают гореть.
Фрост сглатывает накопившуюся слюну, непроизвольно задержавшись на чужих тонких губах, и тут же отворачивается.
Это какая-то мистика! Это фантастика или… Или чертовщина!
И вот он докатился, тот, кто верит в логику и науку, невообразимым образом говорит и винит во всем чертовщину. Парень скрещивает пальцы в замок, до хруста их заламывая, и не верит в происходящее, в то, что творит его мозг, его эмоции и в то, что говорит этот мужчина! Но ведь Блэк прав. Прав ведь?
Нет! Всё это просто эмоции, нестабильные гормоны и стрессовая ситуация, ничерта не прав этот сволочной деспот, с глазами расплавленного золота!
И Джеку нужно пересесть, иначе добром всё это не кончится! Верно и именно так.
От греха подальше. Мимолетный взгляд вправо… того ещё греха…
Однако парнишка сомневается, чисто интуитивно понимает, что новые просьбы не помогут, приведут лишь к новому разговору, и мужчина таки выйдет победителем. А здесь же нужно действовать неожиданно, напролом. Просто взять и перелезть, как бы глупо не выглядело.
Проще подумать, чем сделать, когда сердце бьется так, словно пробежал марафон. И успокоиться не удается; просто, как всегда, хладнокровно взять всю ситуацию под свой контроль. Шутка ли…одно существо и выбивает все эмоции.
Джек не думает, просто поддается единому порыву, надеясь, что мужчина спит, но проигрывает заведомо и так глупо, потому что, как только он привстает, зацепляясь рукой за чужой подлокотник, его грубо дергают на себя и Фрост театрально сваливается, как и предрекал Блэк. Так унизительно, неожиданно оказываясь сидящим на чужих коленях.
И тут уже даже без шансов сбежать. А потому Джек обреченно слишком грубо материт не то себя, не то Питча, понурив голову и чувствуя, как кровь вскипает за одну секунду.
Мальчика прижимают теснее, обнимают аккуратно, с опасением, но равносильно без шанса отстраниться хоть на миллиметр. Он теперь полностью будет его. Питч незаметно усмехается, но вовсе не победоносно, скорее понимая, какая внутренняя борьба происходит сейчас с Джеком, и пальцами скользит по кофте на спине мальчишки, придерживает его, дает понять, что нет ничего такого в том, что происходит…. Чертёнку ведь нужно время, хотя бы немного, хотя бы минута… Он дотрагивается губами до нежной шеи, резко дергая парня на себя.
— Ну, куда же ты, Джек? — шелестящим шепотом, оставляя едва заметный след от незначительного поцелуя на белой коже, — Хочешь уйти? Действительно?..
— Это, это же неправильно!.. — возмущения косвенные, проигрышные, вкупе со своим жалобным, почти умоляющим голосом, — Я ж тебя не знаю и ты, ты…
Джек всхлипывает, сжимает руки в кулаки, пытаясь и ища в голове то самое здравое и логическое, только не находит ничего.
— М? Будешь и дальше упираться? — Питч едва улыбается, слегка прикусывает зубами нежную кожу и сразу же аккуратно целует, — Какая к черту разница, если ты мне уже доверяешь, ровно, как и я тебе? Какая разница, если ты хочешь этого: плавишься, дрожишь, и не желаешь уходить сам… Ну же, Джек…
Искушающим хриплым шепотом прямо в губы мальчика, и тот не выдерживает, ещё тогда не выдерживал, знал, что все пойдет по пепелищу, и перевернется вверх дном стоит только один раз попробовать. Джек с тихим пораженным стоном сдается; он ведь натворил бед за сегодняшнюю ночь, так почему сейчас должен казаться послушным мальчиком? Джек сдается и позволяет новый поцелуй, дрожащими пальцами наконец зарываясь в черные волосы и разрешая притянуть себя по нормальному, перекидывая ногу и усаживаясь на колени Блэка.
Познакомиться, к утру… Конечно! Как будто не знал, к чему приведет общение с Джеком, как будто не знал, что захапаешь его моментально, как только он позволит. Все было решено ещё тогда — полтора года назад, когда видел перед собой это Снежное чудо и точно знал, что ему подойдет черная рубашка, своя же черная, на нагое белоснежное тело ранним утром.
Руками под ненужную кофту, мягко оглаживая худые бока, делая пометку заняться питанием чертёныша, и жадно вылизывая вкусный ротик мальчишки, наслаждаясь его едва слышными невинными стонами, всхлипами, прижимая все теснее к себе. Всё так, как и хотелось: поглаживать, ласкать, целовать долго и без перерывов, потому что он теперь здесь — не сбежит, сам отвечает, поддается, наконец расслабляется, впервые за всю поездку нормально расслабляется, доверяет. Его доверие самое важное, самое дорогое, что есть.
— Питч! Что ты… О господи! Что же ты… что же ты творишь?.. — мальчик всхлипывает, жмурится от удовольствия, растекающегося по телу, целует в ответ и напрочь забывает о том, что это неправильно. Джек чувствует, как настойчивые пальцы оттягивают ниже ворот кофты, и горячие губы впиваются в ключицы… — Питч остановись! С ума ведь сведешь… ну про…прошу! Твою мать, это невозможно же!..
— Джек, Снежный… Мой Снежный чертёнок!.. Твою мать, как же долго, чертёнок мой прекрасный…
— Что? — едва отдышавшись и с непониманием заглядывая в горящие золотые глаза напротив.
— Не важно, — отмахиваясь от глупого и сейчас совершенно ненужного, — Потом, всё потом. Иди сюда!.. — жаркий шепот в губы и вновь целуя, нежно поглаживая по спине.
И Фрост не может не поддаться, не чувствуя ни грамма фальши. Он тихо стонет, чувствует, как кровь действительно вскипает от вседозволенности и того, что с ним творят, нетерпеливо отвечает, задыхаясь от умелых мужских ласк, и не может остановиться. Даже когда становится уже мало простых касаний, даже когда чувствует нарастающее возбуждение.
Разные вариации порнушки и ссылки однокурсников на извращенные сайты для взрослых… И ему было похуй. А сейчас вот так, с пол-оборота, даже с учетом, что опыта за плечами ноль. Джек приглушенно стонет в поцелуй и несвойственно ему нетерпеливо расстегивает пуговицы на черной рубашке. Только его действия чересчур откровенны, намекающее, и моментально пресекаются шипящим и почти злым тоном:
— Либо ты останавливаешься, либо я утаскиваю тебя на задние сидения, и поверь, после остановиться уже не выйдет!
— Да. Да, я выбираю задние сидения, выбираю тебя… — таким же тоном отвечает Фрост, вздрагивая от легких укусов, и чувствуя, как собственный голос дрожит от напряжения и нетерпения. А логика что их увидят собирает свои вещи и навсегда покидает сознание. Ну и черт с ней!
— Нет, Снежный. Не так… — Питч ведет губами по щеке мальчика, едва мотнув отрицательно головой, и незаметно и досадливо морщится. Отказывать хоть в чем-то этому чудо он не посмел бы, а особенно в этом. Особенно тогда, когда дорвался, когда, наконец, то что хотел в руках и предлагает, согласно…. Но не так ведь… Не на задних сидениях в салоне заурядного рейсового автобуса. Хотя тот ещё экстрим. Мужчина усмехается, слыша возмущенный вздох, и едва отстраняет от себя мальчишку.
— Но… — Фрост дышит загнанно, облизывается, смотрит укоризненно, распаленный, наконец открывшийся, с влажными припухшими губами и блестящими желанием глазами, — Питч, ты ведь…
— Завтра, — обрывает Блэк, ероша влажные от испарины волосы Снежного, — Когда приедем домой.
— Домой?
— Да, домой, чертёнок…
Сил хватает только на ещё один взгляд, видя такого забавного распаленного мальчишку, а после он вновь срывается, резко тянет Джека на себя, целует, не встречая даже грамм сопротивления, оглаживает, слышит ответный жалобный стон и надеется, что терпения у него действительно хватит.
Возможно для самого себя, а возможно для Джека, который вполне может начать провоцировать, Питч вновь мягко отстраняет мальчика от себя, и шепотом проговаривает, заглядывая в потемневшие голубые глаза:
— Как только окажемся дома, и дверь захлопнется за нами… — Питч неуловимо поддается ближе, прикусывает мочку уха мальчика, ведет языком по кромке ушной раковины, опаляя горячим дыханием: — …Я разложу тебя сразу же, и буду брать долго и со вкусом, похуй где и на чем, но больше не отпущу, ни за что!
— Твою ж… — Джек сжимает челюсти до боли, сдерживая вскрик от таких слов, дрожит из-за эмоций поднявшихся не пойми откуда и обнимает мужчину за шею крепче, — Ну что же ты творишь? Что ты за человек такой?..
— Хочешь всю подноготную сейчас или до завтра потерпишь? Хотя, вру, завтра, точнее уже сегодня, нам будет не до расспросов… Может, через пару дней? Устроит, Снежный?
— Питч!
Джек все же приглушенно вскрикивает, вскидывается, выгибаясь в сильных руках, задыхается от того, что происходит между ними и у него внутри, там, где он ничего никогда не чувствовал. Реакция не типичная, обжигающая, так, что он не может вздохнуть, дрожит, словно от адреналина, однако ему не позволяют большего; Блэк сдерживает, прижимает к себе, крепко обнимая, целуя в висок, и севшим голосом шепчет на ухо:
— Тшш… Тихо. Успокойся. Услышат ведь, проснутся, увидят, а ты изящный, гибкий, прекрасный. И у меня на коленях в придачу. Такой распаленный… — Питч усмехается, ведет губами по влажным белоснежным волосам,поглаживает успокаивающе, с четким понимаем, что скорее успокаивает своего Снежного не из-за других, а из-за себя, — Не стоит никому это видеть, тем более, как выгибаешься, как стонешь, насколько идеальный… это всё для меня. Только для меня.
«И почему я с тобой полностью согласен?» — Джек сам едва улыбается, скорее понимает что усмехается, и всё же ведет себя потише, поддаваясь под каждое касание и вновь вовлеченный в более медленный, но такой жаркий поцелуй.
Только вот через минуту, когда вновь становится плевать на всё, и Джек нетерпеливо хнычет от острых поцелуев-укусов на шее, автобус начинает тормозить, предвещая скорую остановку. Первым предсказуемо реагирует Блэк, он отстраняет Джека и вовремя ссаживает с себя, ровно за две секунды до того, как включается яркая синяя подсветка.
Остановка, прохладный сквозняк проникает в прогретый салон, несколько зайцев бегут наружу, а новые спешно занимают их места.
Джек дышит загнано, быстро, пытаясь успокоить сердце, поправляет край оттянутой кофты, и жмурится, вжимаясь затылком в сиденье. Блядство, но хорошо, что куртка рядом и которой можно прикрыть всё, что ниже пояса…и стояк блядь тоже.
Три минуты, три долгих мучительных минуты синего света, шепотков и шума, пока вновь не воцаряется мрак и автобус не трогается с места, а мальчик шумно сглатывает, медленно выдыхает, чуть более успокоенный.
Осторожное касание чужих пальцев на шее, вниз, по кадыку, спускаясь к кромке воротника, едва оттягивая, тихий скрип, давление справа, горячие губы накрывают над сонной артерией, в которой бешено несется горячая кровь. Джек хочет взвыть, но только выгибается, вскидывается, находя чужие губы и целуя — жадно, загнанно, желанно, как и хотел ещё в первый раз. Твою ж, да между ними искрило с самого начала, с первого взгляда, и в то же время Джек не чувствовал рядом чужака! Это его — его мужчина, который словно очень долго был рядом — постоянно, но был всегда в тени.
— Питч, — жалобное, просящее, ласковое, и парень понимает — не хочет ждать утра, не дотерпит, — Я прошу тебя…
— Успокойся, — хриплое, приказное, и на шее первый болезненный укус, только это не отрезвляет Фроста, а лишь сильнее заводит, так, что он выгибается, нетерпеливо шипя.
— Не могу… Не хочу!
— Блядь! — раздраженным рычанием и мальчишку вновь затыкают поцелуем, тянут на себя, но Джек с удовольствием перебирается сам, нагло садясь на чужие бедра и обнимая за шею.
— Надо было хватать тебя за шкирку ещё возле подхода к вокзалу и тащить в машину, а там действительно на чартер!.. — между поцелуями, шипяще и почти злое, — Сука… ещё три часа…
— Не злись, Питч, прошу. И… Стоп! Какой хватать и…
— Потом, — Блэк вновь отмахивается, не больно прикусывая под челюстью, и вновь дорожкой влажных поцелуев вниз, — Я же обещал, потом Снежный мой. Всё потом.
— Ну и к черту разговоры, — Фрост не знает откуда в нем просыпается такая же злость и нетерпение, он просто целует, обнимает крепко и больше не хочет возвращаться в нормальный мир.
Нормальный? А нормальный просто рухнул, чертов кратер вместо нормального мира, вместо того города, где он жил. Вот уехал, а сейчас в другой реальности… Нет, в другом новом дивном мире, в котором точно будет присутствовать один единственный, нужный, приобретенный случайно, но такой необходимый.
***
Когда салон наполняет серый свет, многие проснувшиеся понимают, что уже утро. Они едут с большой скоростью, водитель, выбившейся из-за гололеда из графика гонит под восемьдесят в час, и это чувствуется по реву мотора и мельканию пред городского пейзажа.
За окнами заснеженный туманный рассвет, мерзкий, студено-влажный, много выпавшего снега въезжая в черту города, и мороз, который расцветает узорами даже на запотевших окнах Икаруса.
А его сон безмятежен, спокоен, с легкой улыбкой на губах. Питч не хочет будить своего белоснежного чертёныша, совсем не хочет прерывать такой спокойный сон, но они подъезжают к автовокзалу. Потому Джека будят.
Будят аккуратно, впервые осторожно, не с ноги выбивая дверь, не включая громкую музыку или фен рядом, вместе с телеком, не кидают подушкой, а вот так — осторожно, мягко проводя пальцами по лицу, шее, поцелуем в висок, с шелестящим и уже привычным:
— Снежный мой…
Питч. Джек кротко улыбается в полудреме и медленно открывает глаза, сонно осматриваясь.
— Давай, подъем, мы подъезжаем, — следом слышится рядом, несмотря на нежные поглаживания по волосам.
Джек щурится, привстает и, наконец, потягивается, разминая затекшую шею и понимая, что действительно автобус заворачивает на стоянку для прибытия и сбавляет ход. Он едва лишь зябко проводит плечами, и переводит взгляд на заснеженный полностью город, здание автовокзала, такое помпезное, но нелюбимое им. И выходить на такой мороз сразу не хочется, хотя бы куртку накинуть, а лучше по-быстрому из рюкзака ещё одну толстовку достать, а после уже и куртку натягивать. Джек морщится и корит себя за то, что сдуру не посмотрел прогноз погоды. Тут определенно холодней.
— Бери куртку и на выход, — спокойное и совершенно невозмутимое от Блэка, который пока остальные толпятся возле уже открытой двери и выходят, лениво накидывает свое пальто и достает небольшую сумку из верхнего багажного отделения.
— Но… там же снега полно! Морозище… — Джек ежится от холодного сквозняка, что теперь проникает в салон, — Я не думал просто, дай хотя бы накинуть…
— Снежный, — Питч мягко перебивает его, и протягивает руку, едва насмешливо осматривая, — Просто бери куртку, рюкзак и пошли. Рядом с автобусом стоит машина, и мы сразу едем домой.
— К тебе? — неуверенно спрашивает мальчик, волнительно протягивая руку в ответ.
— К нам, мой чертёнок, к нам домой…
Комментарий к IX Сказка (Предновогодний подарок)
“Маленькая” сказка от Лиса. Вот такой подарочек… Надеюсь вам понравится.)
V.S По поводу других всех глав и сюрпризов…. Лис сейчас немного отойдет от несправедливости бытия автора и приступит к написанию. Надеюсь перед НГ ещё успею вас порадовать)
========== X Сказка ==========
Комментарий к X Сказка
Написано под вдохновением от вот этих картинок даркДжека - https://vk.com/is9liskey?w=wall-64213272_34901
**Предупреждения:** Дарк персонажи, Драма, Ангст, общая Драматика, Жестокость, Стеклище!!
А он сидит здесь, в пустынном пыльном зале… Мёрзлом, мёртвом, с едва попадающим преломленным светом, в окружении безмолвных заледенелых теней.
Злой цык, и черными когтями по каменному подлокотнику.
Так никуда не годится.
Тишина никуда не уходит, ровно и опостылевшему виду заброшенных в большей части подземелий. Но зачем что-либо менять? Зачем исправлять, когда…
Лазурный взгляд лениво переводится влево, туда, за небольшой выступ и неровную часть скальной стены, туда, где из-за пыльного хвойного сквозняка раскачиваются две последние уцелевшие клетки на цепях. Дань желанному, обжигающему горечью, прошлому.
На миг в бесчувственном взгляде мелькает невыносимая тоска и боль, но через ещё мгновение кроме жестокого безразличия ничего нет.
— Оверланд? Слыш-ш-шишь меня?.. — шипящий теневой голос, и теньки собираются на противоположной стене, преобразовываясь в падающие черные перья.
— Я же просил тебя, меня так не называть, — с пренебрежением и даже какой-то брезгливость одергивает он, медленно царапнув и без того весь в бороздах подлокотник трона.
— Прости… — она появляется из этих теней, такая же сама — теневая, холодная и прекрасная в своей безграничной чернильной красоте, встряхивает с себя теневую дымку, и сложив длинные черные крылья, что теперь тянутся за ней по полу шлейфом, медленно подходит ближе, впрочем не стараясь смотреть Повелителю в глаза.
— Давай, — кивает парень и легко дергает пальцами, разрешая и подойти ей ближе, и начать докладывать.
— Последнее восстание Севера подавлено. Они не выдержали… — Туф едва поворачивает голову в сторону, кривя губы в издевке, — Слабаки… Но…
Темная вновь переводит взгляд ярких аметистовых глаз на Повелителя, однако в глаза не смотрит, расфокусируется, слегка склоняет голову в уважительном поклоне.
— Вам больше не о чем волноваться. Они не станут сопротивляться вашей силе, воле и правилам, Повелитель.
— Ещё бы они стали, — хмыкает Джек, и на секунду трон и пространство вокруг покрывается острой ледяной изморозью о которую можно порезаться так, что кровь никогда не остановится, чтобы ты не делал, и даже Дух вполне может умереть от такого «невинного» пореза. Смерть в переливающемся инее, не правда ли уникальная эстетика?
Ледяной любуется своей силой всего секунду, но после успокаивает, не обращая внимания, как Темная Фея быстро сглотнула и опустила глаза вниз.
Да, она слишком умна и дальновидна, она боится, и правильно делает.
— Что же по поводу фронта? Они теперь наши? Юг, Восток? — всё-таки переводит тему парень, перестав задумываться о повадках своей верной и преданной помощницы.
— Да, Повелитель… Мы договорились, непокорных уничтожили. Армии Диких необузданных Кошмаров теперь в вашем распоряжении, ровно, как и резервные силы Тьмы на Востоке и Юге этого мира.
— А что с другими мирами?..
— Это… Это…
— Нет энергии, не так ли? Всё ещё не можете пробить? — фыркает злобно Джек, стараясь не срываться на Туоф и не вымораживать её верных тенек, которые прячутся в складках черного платья и в черных перьях.
— Нужна массовая концентрированная энергия, чтобы… пробить портал, выйти из щитов этого мира и попасть в другие. Коридор. Джек… — Туоф впервые называет его так, что случается очень-очень редко, она устало потирает лоб, словно живая и прежняя, но моментально берет себя под контроль, — Я не знаю, какую силу выкачивать из этого мира, чтобы у нас получилось и мы смог…
— Возьми их, — твердо перебивает он, и в ледяном взгляде ни на секунду ничего не мелькает, никакой неуверенности, лишь безумное желание идти напролом вперед, — Возьми их всех! Каждого! Вырви сердца, вырви магическое ядро, распыли черным и золотым песком, заклятия читай, мутируй их магию, но создай мне этот чертов проход!
Под конец запала и повышенного тона Повелителя всё-таки лёд ломает контроль и замораживает частично залу, и без того уже вымороженную на нет. Не задевает лишь сжавшуюся отчасти Фею, которую окружает легкая теневая дымка.
На открытой чёрной груди парня вновь вензелями, впиваясь в черную кожу, блестят льдистые узоры, а трон к низу покрыт острыми шипами идеально прозрачного льда и переходом черной вплетенной Тьмы.
Джек брезгливо, словно недостойно самого себя, цокает и щелкает когтистыми пальцами, рассеивая лёд и приказывая своей магии вернуться под контроль. И лишь кромка глубокого конусовидного выреза его черного одеяния остается в тех же белых узорах.
— Хотите быть настолько жестоки с ними, Повелитель? Рас-с-стерз-зать? — шипяще вдается в подробности девушка, подходя ближе к трону ещё на два шага, — Они этого заслуживают?
— Тебе ли не знать, что да. Или ты их намерена жалеть, бывшая Хранительница?
Его лицо искажается в издевательской насмешке над ней, так, что Фея дергается и отступает, а глаза её на миг темнеют, и он знает, какую боль и страх она сейчас испытывает. Это не длится больше секунды, даже меньше, но даже этого хватает, чтобы голодные злобные Кошмары дико заржали, там, глубоко под скальными пластами, в самых глубинах подземелий. Однако Джек не дает им даже дернуться, сжимает незаметно для Туф правую руку в кулак, и все дикие теневые создания вмиг успокаиваются, похрапывая и фыркая там — внизу. Пока им не давали команды терзать и убивать, а значит их стоит угомонить.
— Так что, всё ещё считаешь, что они достойны легкой смерти или даже спасения? Достойны на право выбора и жизни?..
— Это риторика с твой сейчас стороны, — усмехается, впрочем не глядя на парня, Фея.
— И всегда была. После всего того…
Он не договаривает, потому что острый ком из игл встает в горле, и ему вновь приходится успокаивать ту бурю эмоций что поднимается внутри. Слишком. Это для него слишком. Не сейчас. Главное не сейчас. Как минимум здесь она, она не виновата… Джек злобно смотрит на Тёмную и царапает камень под рукой, медленно выделывая всё более глубоких борозды.
— Что на счет этой старой сволочи? — сдается и переводит тему он, впрочем уже зная основной ответ.
— Сопротивляется до сих пор. И мои заклятия, сыворотки… Они не действуют.
— Значит так работает благодать от сдохшей лунной паскуды, да?.. — Джек кривит губы в ядовитой усмешке, а Туф сейчас кажется, что перед ней не этот парнишка с властью над всем миром, а кое-кто иной, более Древний, могущественный, тот, который…
— … его сюда.
— Что? Прости…те. Прослушала.
— Я говорил, приведи его сюда. Прямо сегодня, прямо сейчас. Давай, — терпеливо повторяет Джек, однако ей не совсем нравится тот страшный безумный огонек во взгляде темного Ледяного и Фея решается спросить:
— Что ты будешь делать?
— А что делали люди в пятнадцатом веке, если девственница не признавалась, что трахалась с, так называемым, «демоном»?
— Пытки значит, — мрачнеет Туф, кивает самой себе и поднимает решительный взгляд на парня, — Ты уверен… что он что-то знает? Это не будет напрасной мерой?
— Не будет, даже сможешь после забрать его живую энергию и вплести во что угодно. Вообще сможешь отыграться сама, — он делает дозволяющий жест рукой и злобно улыбается, более вольготно устраиваясь на троне, — Приведи его сюда, немедленно.
— Слуш-ш-шаюс-сь, Повелитель!.. — шипит покорно Тёмная и сама едва усмехнувшись, отходит на середину пыльной залы, распахивая крылья и закрывая себя ими, исчезая в черной дымке теней.
А Джек лишь надменно хмыкает. Через пару минут у него здесь на коленях будет стоять эта тварь: главарь, почти зачинщик, добрый дядюшка Санта…
Разозленный рык и камень крошится под его черными ногтями, а черный лёд начинает устилать неровный каменный пол вокруг трона.
Всё это… Всё что эти твари натворили… Всё что сделали… Тогда, давно…
Он прикрывает глаза, и картинки-воспоминания захлестывают несопротивляющееся сознание.
Глупый, глупый и ещё раз глупый мальчишка — Ледяной Джек веселящий детей, поверивший и пошедший на уловку добрых Хранителей. И война, бессмысленная, глупая, пафосная, но тогда значимая для него, и… первая встреча с Ним… И победа, а зло наказано, и Джек — о да, — нужен, он — Хранитель, он видим! Глупые мечты для глупого, тогда ещё трехсотлетнего, ребенка. А после время затишья и понимая, что он и нахрен никому собственно и не сдался.
И вновь случайная встреча с Ним… в лесу, в промозглом мраке теней, но без драк, без злобы… И после…
Джек жмурится сильнее, откидывает голову на высокую каменно-ледяную спинку трона, вжимаясь в неё затылком до боли, и ненавидит себя.
А после пропасть и он пропал. Навсегда. Навечно. Потому что один единственный взгляд золотых глаз и он готов на всё: на предательство друзей, на смерть, лютую и страшную, на мирное обыденное существование без всяких там желаний силы и величия, на вечность вместе… Вечность вместе.
Они хотели этого, и долгие бессонные ночи, обоюдное желание обоих, как огонь, сжирающий всё на своем пути, и плавиться на шкурах под Ним, под своим любимым, и шептать, умолять, клясться навечно, и сходить с ума от счастья, от тепла, от прикосновений и тихих хриплых слов своего Короля. Его счастье. Их счастье. Целых пять лет.
Столько, на ублюдство, оно длилось, медленной, для Фроста, вечной сладкой патокой — нежностью, страстью. И под зиму истечения пятого года белая тварь узнала и решила развоплотить неверных на пути своем выбеленном.
И десять лет ада впереди, с украдками, с секундами, лишь бы обменяться взглядами, лишь бы понять, что всё в порядке с друг другом, и в новой кровопролитной бойне не ранили любимого… Десять лет войны на пустом месте, только потому что кому-то на Луне не захотелось создавать Баланс и ровняться с, всего лишь, Тьмой. А после весы качнулись… И те кто обязан быть на стороне добра и справедливости… Они… Они! Всё твари они!
Последний затяжной бой, после которого Луна всего лишь спутник Земли, последняя бойня в это время на земле, где Хранительница Памяти встает на их сторону, желая прекратить эту жестокость, последние секунды, когда в него — мальчишку летит зачарованное заклятие вместе с кусочком Лунного осколка — развоплощение. Но Он успевает, не дает никому, даже неминуемой забрать того, кого так любит. Король закрывает его от осколка собой, просто прижимая к себе, как и тысячу, миллионы раз до этого, и последнее хриплым голосом — «Снежный». И на неразличимом фоне крик, отчаянный и злой, с такой невыносимой болью, последний ослепительный свет лунной дряни, что сумели собрать в сферу, свет и все маленькие крохи помощницы обгоревшими тушками падают в грязно-красный снег, ровно, как и опадают последние тлеющие разноцветные перья отреченной Хранительницы Памяти. Ей выжгли всех малюток и крылья, вырвав предназначение и доброту, ему…
Его просто убили, в одно мгновение летящего осколка. Убили его Жизнь с золотыми глазами… и Ледяного Джека в это мгновение не стало: добро победило зло. Добро ведь должно быть с кулаками! А ещё ножами, заклинаниями, клинками и выедающим светом, так — на всякий случай.
Рядом слышится фырк, грозный и внушающий опасность, но он лишь не глядя, всё ещё крепко зажмурившись, лишь тянется наугад правой рукой в сторону и почти сразу же чувствует бархатистость темноты под кончиками пальцев, а теневой Конь покорно склоняет голову, давая себя гладить по морде, и успокаивающе фыркает, переступая ногами по ледяному полу.
Джек медленно открывает глаза, смотрит в никуда, чувствуя в который из сотни тысячных раз, за прошедшие с той поры двести лет, как душа вновь выедается и обливается замершей кровью. Смотрит прямо перед собой, но не видит ни Кошмарика рядом, ни общей залы… ему мерещится другое, и он тихо, снова настолько отчаянно, проговаривает вслух:
— Я верну тебя. Чего бы мне этого не стоило!.. Найду, верну и никто никогда больше не посмеет тебя забрать у меня…
И ещё под черт знает сколько слов, просьб, мольбы, неизвестно кому и куда. Хотя нет — конечно твою ж известно кому; ещё под тысячу слов шепотом, взахлеб, судорожно, быстро, умоляя и обещая: про тоску, про желания, про любовь, про ад, про ту самую боль, которая разрывает так, что он готов рассыпаться прям сейчас в одночасье, и ничего тогда от него не останется, даже пепла, даже черной пыли…
И его трясет вновь, ровно, как и каждую ночь, когда остается один глубоко в подземельях, там, где он из раза в раз, из ночи в ночь срывает голос на крик, ломая когти до крови об каменный пол и давая собственному льду впиваться в тело острыми шипами. Но даже это ничего не заглушает внутри, и единственное, что держит его, держало все эти двести лет — помимо мести и уничтожения всех кого он знал, даже тех же пресловутых детишек из мира людей — это надежда, та самая страшная и в то же время его одержимая надежда. Найти. И найдет.
Не только этот мир будет на коленях перед ним — каждый в необъятной вселенной, — любой. И сама вселенная. Он сделает это и найдет, вернет своего Владыку, вернет своего Короля.
И конечно же он просто не может его подвести, не после того последнего нежного — «Снежный», не после того, как последняя Тьма перешла в дар самому Джеку, и часть этой тьмы вернула жизнь Фее в виде новых черных крыльев и тенек-помощниц. Бросить всё и сдохнуть было бы самым паршивым и неблагодарным, что он бы сделал. И потому… двести лет…
И сейчас он почти у цели. И если нужно, если у неё дрогнет рука, то он сам их будет по кускам резать, каждого из оставшихся тварьских Хранителей. Он их расчленит, не важно в каком плане — физическом или духовном, но по каждому слою, с пыткой и уничтожением всего, что им было дорого и за что они боролись. Он выжмет из них всё и откроет коридор в другой мир. Найдет там лазейку, подпитку для Тьмы и энергию для других прыжков на расстояние, и в конечном итоге…
Джек прикрывает глаза, медленно вдыхая жгучий холодный воздух и вновь гладит Кошмарика по широкой массивной морде. Этот единственный, кто остался из старых. Самый древний Кошмар, даже старше его самого… Любимый создал этого красавца ещё в средние века, и с тех пор он верно ему служил. Единственный из элиты Древних Кошмаров. А сейчас похож на мирного коня, спокойного, тоже грустного. Они тоже все грустят… Они чувствуют и помнят, что тогда случилось.
Но он отгоняет эти мысли вновь. Не время. Потому что дымка темноты начинает клубиться посередине залы, и через пару секунд появляется Тёмная, швыряя на камень израненного и осунувшегося Хранителя Чуда, в лохмотьях и с затравленным взглядом.
— Приказ ис-с-сполнен, Повелитель, — представительно оповещает Туф и ухмыляется тому, как дернулся Северянин от её шипящего голоса.
— Ты останешься на нашу скромную, однако очень увлекательную беседу? — даже не взглянув на пленника, интересуется Джек, отзывая Кошмара, который всхрапнув и злобно посмотрев на того, кто истончает страх, исчезает в тенях позади трона.
— С удовольствием бы поприсутствовала, и даже… — она цинично проходится взглядом по бывшему соратнику, и пнув того острым носком туфли под ребра, так, чтобы пожилой Хранитель скрючился сильнее, довольно продолжает, — Поучаствовала в этой бес-с-седе.
— Что ж… — хмыкает Джек, и его правая рука, с которой до этого были убраны когти, потому что он гладил Кошмарика, вновь превращается в полностью теневую, с длинными острыми когтями, а черный лёд начинает медленно распространятся по всей зале, — Тогда начнем.
Повелитель грациозно встает со своего трона и опасным жестоким хищником спускается вниз, и взгляд его разгорается ледяной жестокой решимостью, ничего хорошего не предвещая старому Хранителю.
========== XI Сказка ==========
Комментарий к XI Сказка
**Товарищи Кошмарики - атеншен!!** Стекло, Смерть второстепенных персов, Агнст, Драма, Жестокость… НО притом - Романтика, Флафф, ХЭ. ( Да, я могу в одну Сказку вместить такое противоречивое. Наслаждаемся!)
Не заигрывайтесь детки в сказки. Всегда в ночи должны быть Кошмарики.
— Джейми? Джейми, что ты тут делаешь? Эй, а ну слезай быстро! — Джек прищуривается, всего с минуту назад оказавшись здесь, на старом ржавом железнодорожном мосту, находящемуся в трех километрах от городка своего друга.
Ледяному Духу невдомек, что привело слегка повзрослевшего Джейми сюда, но больше всего Джек не понимает с нарастающей паникой, почему мальчишка с настолько беззаботной счастливой улыбкой стоит так близко к железным перилам, за которыми глубокое красное ущелье, на дне которого когда-то была река.
— Джейми! А ну-ка живо сюда! — Фрост не на шутку растерян и напуган, ведь вид у ребенка совсем не тот, что неделю назад. И ветер, ветер здесь даже без его просьб и приказов жуткий, свистящий — завывающей печалью и скорбью. Чудом было случайно здесь пролететь, выискивая этого сорванца, который не пришел из школы домой.
— Он был прав, Джек! Он был прав… — перекрикивая вой ветра, радостно оповещает паренек.
Эта радость…столь не свойственная, яркая, никак не вяжется с антуражем устрашающего заброшенного моста и осенней рыжести пропасти внизу.
— Да кто же? — взрывается непониманием Ледяной Дух, оглядывая запустевшие просторы, но никого не подмечая и даже не представляя о ком Джейми ведет речь, — Что здесь происходит, объясни?! И почему… Почему ты так далеко от своего дома? Кто тебя сюда перенес?
— Не перенес… — мальчишка наконец оборачивается, и расстегнутая зеленая клетчатая рубашка распахивается из-за порывов ветра, — Один пожилой фермер подвез… Знаешь, я попросил на старый железнодорожный мост и этот добрый человек подвез. Правда…
— Что, Джейми?
Шатен хмурится, словно не понимает что-то, что в его детской голове не сходится, но он всё же вновь поднимает голову и, улыбнувшись неловко Джеку, продолжает:
— Правда, я не понял, почему он хотел, чтобы я поехал с ним?.. Знаешь, он держал меня за руку, не выпуская из автомобиля… — мальчик заламывает невинно брови и поднимает правую руку, показывая своему Ледяному другу. Рукав кофты задирается, являя синюшный след от чужих больших пальцев на тонком детском запястье, — Добрый фермер хотел, чтобы я поехал к нему домой, он бы угостил меня конфетами и познакомил со своим зверинцем. Он так и сказал!
Джейми открыто улыбается, а Фроста передергивает противная липкая дрожь. Он прекрасно понимает, какие такие конфеты и какой «зверинец», и чего на самом деле удалось избежать мальчику. Только почему? Почему, почему Джейми, вроде бы уже взрослый осознанный подросток, сам это не понимает? Почему стоит в этом пустынном месте, один, с такой улыбкой и надеждой в глазах, и рассказывает это словно про Диснейленд? У Джека, несмотря на то, что он сам Дух Холода, бегут ледяные мурашки по спине, и он делает шаг к мальчику, медленно опуская зажатый в правой руке посох.
— Правда я отказался… — наконец, как думается Фросту, здраво продолжает Джейми, однако последующие слова лишь больше вводят в своеобразные ступор: — Потому что у меня есть более важное дело…
Паренек вновь погружается в какие-то свои замудренные идеи, слишком сейчас пугающие, и резво отступает на шаг назад, оборачивая взгляд за хлипкие ржавые перила моста.
— Я ведь должен проверить кое-что, как и было во сне…
— В каком таком сне? — не выдерживает Хранитель Радости, — Почему ты так далеко? Ты разве не знаешь, что нельзя садиться в машины незнакомцев? Джейми, что происходит с тобой? — Джек искренне не понимает, не на шутку разволновавшись за неадекватное поведение друга и уже готовый бить тревогу.
Однако такое поведение и реакции — несвойственная открытость, добродушие и радость его человеческого друга — пугают и настораживают сильнее, и лишь из-за этого Джек старается вести себя пока ещё более сдержанно и осмотрительно, только поэтому не срывается и не подходит ближе. Нутром Джек Фрост чувствует, на что похоже поведение Джейми, потому сейчас резкость — его проигрыш. Нужно подбираться медленно, осторожно, без резких выпадов. Дыхание у Морозного Духа учащается, становясь почти как у человека, и сердце, как в прошлой жизни на озере, бьется быстро-быстро.
— Знаешь, Джек, мне вчера снился сон… Такой странный… — на лице мальчика проскальзывает непонимание вместе с любопытством и почти блаженством, что пугает Джека до побеления, до вакуума в легких, и даже больше нежели та армия ненавистного Темного врага три года назад, однако следующим Джейми добивает: — Мне так много снится всего хорошего. Я так был спокоен… Но недавно… Мне снился чудесный сон. В нем я летал! На черных крыльях. Срывался в пропасть, в красивую — сказочную. Но после летел вверх, и вновь вниз в эту красивую мерцающую…
— Что? Это… это были Кошмары? — перебивает Хранитель Радости, обеспокоенно оглядывая мальчика с ног до головы, словно ища теневые жгуты или хотя бы намеки на черный песок, — Джейми, это вновь Бугимен постарался? Он вновь вернулся, так? Если так, то клянусь, на этот раз я покончу с ним раз и навсегда! — Фрост не замечает своего повышенного голоса и того как его трясет от счастливого взгляда зеленых глаз друга.
— Кто? Ты про кого, Джек? — мальчик радостно фыркает, полностью поворачиваюсь к ущелью и облокачиваясь на хлипкие перила двумя руками, — Я тут подумал…
— Ты его боишься? Это Кошмары? — не унимается паникующий Дух Холода, слишком медленно подбираясь к мальчишке.
— Какие? Их же не существует! И я не боюсь, — Джейми задорно улыбается, и с горящим весельем и любопытством взглядом оборачивается к Фросту, — Я не знаю что такое страх. И я хочу воплотить свой сон в реальность, свой прекрасный сон, Джек!
С этими словами Джейми резво перемахивает через перила, спрыгивая на карнизный бортик, узкий, пятнадцатисантиметровый. А ветер рвет полностью расстегнувшуюся зеленую клетчатую рубашку, распахивая полы.
— Джейми! — хриплый вскрик Джека, рванувшего к парню, не помогает.
— Не бойся, Джек, я же умею летать… — мальчик умиротворенно улыбается, ушедший в свои грезы, и ему сейчас настолько интересно — появятся ли черные хищные крылья, которые он видел вчера ночью. Правда те крылья хотели его сожрать, но в нем уже столько уверенности в добро которое повсюду и безопасность, что это для него показалось мелочью, незначительной и забавной деталью.
Пыльный ветер ерошит каштановые отросшие волосы, а Джек вопреки своей магии теперь не может сдвинуться с места, наблюдая за смертоносной картиной; его сковывает страх потерять друга, сковывает собственная нерешительность и беспомощность своих выводов. Но вот же — протяни руку, взлети и схвати Джейми за плечо и все будет хорошо! Но он не может — паника парализует, сковывает тело Духа, и он только лишь судорожно выкрикивает знакомое имя мальчика:
— Джейми! Не смей! Не надо!..
— Я проверю. Всего один разочек, Джек… — парнишка, уцепившись за перила одной рукой, поворачивает голову к Фросту и улыбается, настолько обнадеживающе, спокойно, словно вновь забыл дома шапку, и обещает надеть в следующий раз, — Не переживай, больше я не буду такого делать. А потом мы пойдем и поиграем на заднем дворе. Ведь ты мне…
Ветер разрывает последние слова, унося с собой, и Джек слышит лишь его свист, и видит, как в замедленной съемке, как худые пальцы мальчика разжимаются, и его тело наклоняется вперед.
В эту секунду оцепенение спадает, но он чувствует, как выпрыгивает его мертвое сердце из груди.
Шаг в бездну, собственный крик заложивший уши, он срывается с места, но Джейми уже нет на мосту.
В то мгновение, когда Джек на его месте, зависает в воздухе, порываясь вниз, поймать — спасти, далеко внизу, на остро-каменистом дне высохшей реки виднеется пятно зеленой клетчатой рубашки, пропитывающейся красным.
— Джейми? — шелест, осипший собственный голос который Джек слышит в абсолютной тишине — ветер угомонился, на старом плато с давно заброшенным железнодорожным мостом пустынно, пусто, тихо. Мертво.
Джейми? Джейми? Джейми!!!
Он не понимает — крик души это или его сорванный вопль на все ущелье разносящийся болью. Беловолосого Духа Зимы трясет от понимания и страха, боли и в тоже время он не верит, смотря размывающимся взглядом далеко вниз.
Что это? Что произошло? Как ты посмел его отпустить? Не спасти? Где другие Хранители? Почему? Сон? Сон Джейми? Крылья? Черные крылья…
Кошмары? Кромешник.
— Кромешник… — Джек слышит лишь приглушенное яростное шипение гарпии, и не может в нем опознать собственный голос.
Затмевая дикую боль, расползающуюся пепельным пятном в душе, приходит ледяная, сметающая всё на своем пути, ярость, такая ярость, которую трехсотлетний мальчик не чувствовал никогда. Ярость, напополам с его не до конца осознанной болью и горечью.
— Клянусь, я вырву тебе сердце, черная тварь!
Ледяной Дух не просит ветер, не устраивает и ледяную бурю, хотя половина моста за его спиной натужно скрипит от холода, который ломает металл, как картонную бумагу, он просто исчезает, словно щелкнул шариком-порталом. Исчезает за мгновение, чтобы в следующую секунду оказаться в темных и сырых подземельях. Прямо там, где когда-то бывал. И сейчас ему совершенно плевать насколько вышла из-под контроль его сила, чтобы творить такие выкрутасы с телепортацией. Ему плевать на все, кроме…
— Кромешник! — Джек рявкает во всю глотку, наплевав на пугающие тени и остатки цепей и клеток, свисающих сверху. Он ударяет посохом о каменные плиты пола и лед молниеносно схватывает всё вокруг острыми смертоносными шипами, а острые снежинки, словно кружевные лезвия, режущие кожу витают медленно вокруг него, даже не оседая на пол.
— О… И ты пришел наконец, маленький Ледяной Дух, — знакомый насмешливый голос звучит отовсюду, что ещё сильнее взбешивает парня, — Что, равносильно твоим дружкам, решил навестить и вновь напомнить мне о моей беспомощности и ничтожности?
— Покажись немедленно, сволочь! — Джек не стесняется ни выражений, ни того, что одним ледяным залпом вымораживает большинство теней, что копошились в самых темных участках этого противного подземелья.
Ему сейчас не до шуток и не до споров. Джеку сейчас ни до чего понимающего и примирительного. В его душе клокочет ненависть и отчаяние с такой силой, что, кажись, он сможет заморозить все океаны и моря этого мира, уничтожить всю темноту и даже саму ночь. Он ненавидит ночь. Он ненавидит этого Духа, он ненавидит себя за беспомощность и веру, заливая свое сердце промерзлой кровью.
— Смеешь являться сюда, оскорблять и вымораживать моих последних теней, мальчишка? — злое и как всегда шипящее раздается за спиной беловолосого Духа, и он резко оборачивается, встречаясь с не менее яростным взглядом желтых глаз Бугимена.
Только это его не пугает, наоборот — движение посохом, теперь целенаправленное, и Духа Страха отшвыривает к дальней наклонной стене пещеры, приковывая острым льдом.
— Убью! — рявкает, не контролируя себя, Фрост, — Ты… Ты — тварь, что должна была сгинуть ещё тогда! Я тебя ненавижу и ты сдохнешь прямо здесь и сейчас!
Слова разъяренного мальчишки столь опасные, столь угрожающие и правдивые, что на секунды сам Кромешник теряется от такой первобытной ярости и силы; он никак не ожидает увидеть такого Джека Фроста. Он никогда не видел этого глупого мальчишку таким неуравновешенным, смертоносно опасным.
Единственное, что помогает избежать неминуемой смерти от следом летящих ледяных пик — тысячелетний опыт и самообладание. Король Кошмаров берет себя в руки и отдает четкие приказы последним теням и Кошмарам. Он скрывается на несколько мгновений в дымке, перемещаясь в пространстве, под досадливый звериный вскрик парнишки. Собственная интуиция, и поведение Фроста сейчас, заставляют с ним считаться, как с равным по силе и древности. Сейчас этот юный Дух действительно может и главное хочет его убить.
— Неужели тебя настолько науськали Хранители, что ты решил поддаться старой мести и извести всё зло на планете, а, Джек? — Питч перемещается сквозь тьму, почти мурлычет эти слова, издевательски, надменно тягуче, ещё больше взбешивая Джека, который принципиально решил уничтожить все подземелья и их обитателей аномальным холодом. И мальчишка ведется, пускает волны ледяной убивающей всё живое магии по кругу от себя, шипами режущего инея прокатываясь по всем помещениям и задевая Кромешника, разрезая в нескольких местах его длинное теневое одеяние и уничтожая нескольких теней и Кошмариков навсегда.
— Силён… — приглушенно шипит Король Кошмаров и снова мастерски ускользает в глубокое подпространство тьмы.
— Покажись! — рычит юный разъяренный Хранитель, — Живо покажись, трус! Или клянусь, Кромешник, я…
Джек давится следующим словом, когда перед ним в полуметре возникает Король Кошмаров, опасно зыркая на него злым взглядом и отшвыривая к дальней стене.
— Не так быстро, мальчик, — Бугимен хмыкает, тенями моментально вырывая из рук Ледяного Духа его, на данный момент, действительно опасное оружие, и для своей же безопасности призывает из тьмы свою косу, приближаясь медленно к Фросту, которого уже сковывают послушные жгуты темноты, приковывая к литому камню.
— Давай! — рявкает Джек, ненавистно смотря на приближающегося Темного Духа, в руках которого всё та же чернильная коса.
Джек сейчас не боится, лишь ненавидит, лишь готов самолично — одними руками разодрать этого Духа. Парнишку трясет в безумии боли и поглощающей ненависти, он задыхается подобно человеку и не понимает, что так сильно печет его сердце, так яро больно, так жестоко — невыносимо для Ледяного Духа. Невыносимо сжигающая все пустота и горечь. Все эмоции, обернувшись против него чертями, клокочут внутри, разрывая по кусочку и на живую, но Джек лишь с вызовом смотрит в желтые глаза своего врага, сжимая руки в кулаки и вымораживая жгуты сковавшие его.
— Давай! — вскрикивает Фрост повторно, когда лезвие теневой косы за миг оказывается у него возле горла; он не боится умереть даже как Дух. Он хочет умереть сейчас. Избавление ведь… Это проще, нежели чувствовать всё, что взрывается внутри, — Давай, тварь! Убей меня, как убил Джейми! Давай, паскуда! Ты победил! Победил! Ты вырвал у меня душу и жизнь! Давай, не медли!
— Повтори? — Кромешник почти осекается, замирает.
Он, решивший просто таким способом припугнуть мальчишку, вернуть его в адекватное состояние, не ожидал такого. Совсем не этого — ни этих слов, ни криков признания, настолько отчаянно искренних, истерических, ни, уж тем более, слез мальчишки, катящихся ручьем из голубых глаз.
— Твой человеческий мальчишка? — Питч прищуривается и опускает косу, не понимая теперь полностью, что происходит.
— Как будто ты не знаешь! Не притворяйся! Это ты! Ты его убил! Из-за тебя он… Он… — Джек задыхается, не в силах продолжить, вспоминая взгляд мальчика, зеленую клетчатую рубашку, след чужих пальцев на запястье…
Ледяной Дух задыхается от осознания того, что произошло и чувствует, как сам теряет связь с реальностью от боли и неимоверной опустошенности внутри, от горечи потери любимого близкого существа. Это чувство пустоты и жалости, беспомощности горячкой захватывает его — поглощает подобно вечности в холодном вакууме. Он ведь заслужил это своей беспомощностью, одним мигом после которого рухнуло все, и словно он сам, в то ущелье…
Джейми?
Упасть в бездну страдания и печали, страшную и глубокую, не дает всё тот же ненавистный, горящий огненным янтарем, взгляд. И пальцы — горячие, с острыми когтями — пальцы, впивающиеся ему в голову, зарывающиеся в волосы… И мальчишка полностью теряет связь с тем, где он, вновь видя перед собой ржавый железнодорожный мост, счастливую улыбку ничего не понимающего Джейми, и надрывно в забвение пожирающей боли кричит, кричит так, что срывает голос и рвет связки. Это его самый страшный кошмар наяву, из которого невозможно выбраться или даже забыть на мгновение.
А Король видит то, чего не совершал, но так упорно кричал глупый Снежный Дух. Видит всё, вплоть со своего личного изгнания три года назад. Видит заурядную детскую жизнь человеческого ребенка, видит его радости и проблемы, видит игрища с Джеком, морщится от сладких сказочных снов Песочника и по истечению одинаковых двух лет понимает, что не так с этим мальчиком.
Сны.
Сны приелись, слащавость добра приелась так, что человеческий ребенок начал забывать об опасности, но тупой Хранитель Снов ничего не замечал, вливая в детское хрупкое сознание всё больше света и добра — уверенности, что ребенка ничего не тронет, истлевая последний страх, последние крохи здравой опасности перед неизвестностью.
Перейти дорогу, не посмотрев по сторонам? Почему же нет? Пойти ночью по темным закоулкам? Что плохо в темноте? Темнота ведь не навредит!..
Рык Кромешника, когда он видит, через воспоминания Джека и их связь с мальчишкой, жизнь последнего, потому что грань, где добро и зло стерлась, ровно, как и под конец третьего года начала истлевать сама вера в добро, потому и диким Кошмарам наконец удалось проникнуть в сон мальчишки. Но, как бы они не пугали, Джейми уже отвык от этого нужного страха, осталось просто любопытство и слепая вера, что с ним всегда всё будет хорошо.
Украсть из магазина ненужный брелок по совету старшеклассников? Да что здесь такого? Не наругают — детей любят! Попробовать дурь в затяг? А что в этом плохого? Почему так запрещено? Это ведь вызывает улыбку и хорошее настроение! А когда настроение хорошее, значит ты добрый — тебя все любят! Сесть к педофилу в машину? Ну, это же дядя фермер с дружелюбной улыбкой! Масляный, жадный взгляд и вовсе можно пропустить. Ну ничего, что сделал больно руке, чуть не сломав, он ведь не хотел!.. Джейми полностью забыл, что такое инстинкт самосохранения, страх, опасения, грань которую нельзя переступать. И вот. Ему лишь стало любопытно, каково это — летать, как во сне…
Часы? Дни? Годы?
Сколько Джек это видит? Видит и чувствует не свою жизнь? Сколько это продолжается в его сознании? Ледяной молоденький Дух теряет счет времени и понимания реальности: он тонет в чужом безволии и наивности, вере добра, в ощущении обволакивающего мягкого мира и… ничего не может сделать. Видит, словно это он сам, и не может вернуться в осознанность, видит и начинает понимать всю трагичность и мерзость Света, и от этого ужасается ещё больше, настолько, что чувствует, как будто сам умирает, истлевает, как будто вновь у него останавливается сердце.
Предательство от добра? Насаждение того, что Свет всегда защитит? Как он был слеп и глуп все эти года. Боль лезвиями разрывает его морозную душу, а видение моста и та самая вера что он — то есть Джейми — полетит, по правдеполетит, душат калеными жгутами, впиваясь в глотку и в легкие, и Джек, не выдержав, кричит снова, сипит, вырывается, но не может остановить видение до последнего.
Джек, бессильно взвыв, понимает с ужасающим ощущением, что Джейми верил в полет, не испугавшись даже тогда, когда почувствовал нестерпимую боль от острых камней, которые от удара разрывали его внутренние органы.
Темнота поглощает, наконец и спасительно, и Дух Холода задыхается, ощущая всё ещё себя безвольной куклой-человеком в иллюзии защищенности, не то растерзанной марионеткой света и добра. Но на счастье, в последнем островке себя осознанного, Джек медленно теперь ощущает пол, все тот же литой и каменный — плиты ледяного, покрытого острыми морозными узорами, пола в сырых подземельях. В горле песок и глотку дерет словно крапивой. Джек обессилено опирается дрожащими руками об черно-белый камень, низко держа голову опущенной, и жмурится, не в силах сделать хоть одно движение, не говоря уже о том, чтобы пошевелиться или что-то сказать.
Убивающая усталость и горечь накатывает новой беспощадной волной, и его шатает в сторону, а тишина просто дьявольская, уничтожает своим мертвым укором. И он этому поспособствовал…
Джек медленно, словно в дреме, приходит в себя, обнаруживая, что сидит посередине того плаца на котором сражался с Кромешником. Если это можно назвать сражением.
Его посох где-то недалеко, но сейчас юному Духу Холода плевать, настолько всё равно, что даже, если бы сейчас его оружие второй раз сломали и выкинули в пропасть, он бы мало придал этому значение.
Всё! Всё за что он боролся, всё что было смыслом!
Тот, кто стал смыслом, чтобы радоваться, дарить ту самую радость… Какая же мерзость и тупость. Джек морщится и, наконец, медленно поднимает голову, боковым зрением замечая темную фигуру возле одной из стен подземелья. Кромешник, как ни странно для своего статуса и меры поведения, мрачнее тучи и всё такой же злой, сидит возле стены на полу, вытянув одну ногу, на другую же, поджав к груди, опирается сложенными руками, и явно сейчас не заинтересован в Джеке; взгляд Короля устремлен сквозь беловолосого мальчишку куда-то вдаль, вне пространства.
— Долго? Сколько времени прошло? — сипло едва выговаривает Джек, желая вообще заткнуться и просто провалиться ещё глубже, — Сколько… месяцев… лет?
— Лет? — едва ли насмешливо переспрашивает Дух Страха, впервые за все эти часы, переводя взгляд на паренька, — Сутки, Джек. Ты не в себе сутки.
— Орал? — кривя губы, продолжает Ледяной Дух, даже не обращая внимания на ядовитую усмешку Короля Кошмаров.
— А по собственным ощущение сорванных связок разве не ясно?
Питчу вовсе не до пререканий и даже не до оскорблений. Он-то думал, что вновь защитнички веры и чуда решили его потерроризировать, настроить единственного нормального против него окончательно, а тут… Это злит его, злит и выбешивает, ровно и то, что пришлось пройти самому Фросту за это короткое время. Питч незаметно скашивает взгляд, мельком скользя по мальчишке. Хреново сейчас ему…
— Ясно… — почему-то отвечает Джек, хотя сам не понимает, почему продолжает этот разговор, — Всё теперь ясно…
Горло вновь сдавливает горьким комом, и Ледяной мальчишка резко зажмуривается, пытаясь сдержать всхлип или новый крик, хотя его тело подсказывает, что на что-то громкое сейчас попросту не осталось сил.
— Убьешь меня? — почему-то без страха, словно нечто должное, спрашивает Фрост через ещё полчаса проведенных в давящей густой тишине.
— Зачем? — хмыкает мужчина, всё-таки приняв для себя кое-какие решения.
Кромешник наконец поднимается с пола, принимая свой прежний статный и надменно-холодный вид, не показывая и доли эмоций нестабильному юному Духу Мороза, — Ты решил последовать примеру своего почившего друга? Или тебе свет настолько выжрал мозг и эмоции, что бесстрашно решил кинуться на амбразуру бессмысленного смертия?
— Я… — Джек осекается, поднимает затравленный взгляд на стоящего над ним Бугимена и теряет все слова, смотря в эти желтые глаза.
Он действительно ничего не понимает больше, и слова Кромешника режут сердце, режут те крохи надежды, что он ни при чем, режут все в кровавые лохмотья, и Джек позорно срывается на всхлип, понимая, какая же он мразь.
Не сберег. Не защитил… Не дал понять две стороны, ведь… уперто решил для себя, что Свет ему важнее, что его наконец увидят. И не увидел сам, даже не понял, когда с Джейми начало это происходить, считал, что всё добро, а значит всё просто замечательно.
Молоденький Дух Зимы сидит посреди темного запустелого подземелья, чувствует, как его вновь начинает трясти и, наконец, осознает и пускает в себя всю боль от потери и ужаса который произошел.
— Джейми?.. Джейми… прости! Я ведь… Я не хотел! Джейми!.. — горячий забывчивый шепот, не обращая внимания, как по лицу катятся обжигающе теплые слезы, а над ним стоит злейшее Темное существо во всем этом мире.
Джек Фрост, поверженный своим же выбором беспощадного Света, на коленях, в подземелье Короля Кошмаров заливается слезами и кричит, оплакивая своего друга, просит прощения, но ни на грамм не чувствует, что становится легче. Лишь режущая боль, пустота и ненависть к себе и всему остальному выжигает то сохраняемое теплое, что было в душе.
***
— Прекращай… — звучит голос где-то рядом, строгий, жесткий, и настолько же знакомый, словно Джек слышал его каждую секунду, каждую жестокую минуту своего существования.
— Ты сидишь так уже два дня. Давай, Дух Холода, выберись наружу, тебе нужна приближающаяся зима и солнце, — Питч терпит всё это только потому, что мальчишка всё ещё ему не безразличен, и потому, что за всё это время в подземельях он бывал всего несколько часов, оставляя Джека под присмотром Кошмаров, а сам наконец таки выбирался наружу, оценивая масштабы от добра Хранителей.
Но так продолжаться дальше не может. Саморазрушение — подобно моментальному завяданию — не к лицу этому жизнерадостному, черт его дери, Ледяному мальчишке. Король подавляет раздраженный вздох и присаживается возле беловолосого Духа, жестко поднимает его голову за подбородок и всматривается в потухшие голубые глаза, красные от слез. Ей богу — человеческий подросток, а не трехсотлетний Дух льда и холода!
— Убей меня… — безэмоционально шепчет Джек на грани различимости, всматриваясь в золотой взгляд Короля Кошмаров и надеясь, что хотя бы в этот раз это сработает. Питч же так этого хотел…
Но вместо ядовитой усмешки, вместо злого шипения и насмешек, Джеку с силой залепляют пощечину, от которой он вскрикивает и отшатываясь назад, наконец более осознанно смотря перед собой и понемногу приходя в себя.
— Очнулся, глупый мальчишка? — Питч вновь рядом, вновь жестко сцепляет худые пальцы на подбородке Фроста, презренно осматривая парня, — Или ещё раз дать тебе по прекрасному личику? Может применить больше насилия, чтобы мозги встали на место? Я это могу, Оверланд! Но знаешь, у меня сейчас нет ни настроения, ни времени с тобой нянчится. Так что выбирай, глупое создание: либо ты берешь себя под контроль и вместе со мной исправляешь то, что происходит с детьми, либо я тебя запираю с Кошмарами на очень продолжительный срок! А они — ой, какие голодные, опять-таки благодаря тебе!
— Питч?.. — жалобно всхлипывает Джек, всматриваясь в горящее золото чужих глаз.
— Да неужели? И имя вспомнил? Какой прогресс! — Кромешник теперь действительно цинично язвит, едва жестко усмехаясь. И да, у него есть все причины, чтобы злиться на это снежное недоразумение. И наверное, в другой бы ситуации он бы объяснил все Джеку по-другому, но сейчас… Сейчас действительно нет ни времени, ни настроения.
— Но зачем? Я… я же… — мальчишка запинается, кусает губы, но продолжает неуверенно, — Если бы тогда Хранители не приняли меня, если бы я не гнался за тем, чтобы в меня поверили, ты бы одержал победу или хотя бы… ничью. И сейчас такого не было, — Джек морщится и отводит взгляд, чувствуя себя всё ещё той мразью, и в мутной голове вновь болью всплывает зелено клетчатая рубашка пропитанная кровью.
— Не ты первый, не ты последний, Джек Фрост, кто был втянут в эту войну, — в шипящем голосе скользит та самая тысячелетняя мудрость и понимание, отчего Джек не свойственно дергается, но взгляда не отводит, — И если отказался ты, они бы нашли способы тебя убедить или найти другого. У Луноликого всегда есть запасной глупый мальчишка или план.
Питч злобно ухмыляется и встает, покровительственно возвышаясь над беловолосым мальчишкой, который все также не отводит от него наивного, равно щенячьего, взгляда.
— Тем более я не так глуп, чтобы всю вину спихивать на неопытного наивного Духа, который три сотни лет тому назад из пеленок вылез. Ты не знаешь меня и недооцениваешь, Фрост.
— Но… Что же теперь? — Джек запихивает свои внутренние возгласы куда подальше, действительно понимая, что выяснять их отношения это последнее что нужно, и задает тот вопрос, который действительно важен. Для него, для, наверное, самого Кромешника… Для детей и Хранителей в будущем.
— Собираюсь исправить то, что творит твой любезный золотой друг каждую ночь, — Питч улыбается Джеку настолько хищной и в то же время многообещающей улыбкой, что опасный колкий холодок впивается иглами в спину Фроста. Но на ужас и подлое ликование одновременно, юный Дух ничего против не говорит, даже не имеет. Лишь кривится от упоминания золота и отводит, наконец, взгляд.
— Делай, что хочешь… Только детей не… не… — Джек не может это сказать, даже вымолвить не может и до белых костяшек сжимает руки в кулаки, а вокруг него расползается круг острого инея, раскрывая тем самым все его внутренние переживания и боль.
— Не убивать? — хмыкает Король Кошмаров, — Кто я по-твоему? Маньяк? Садист? Тварь из глубин, что похерила последние остатки здравого смысла и эмоциональных связей? Или считаешь меня таким же фанатиком, как твои дражайшие Хранители? — Кромешник конечно же не может не вставить издевку, несмотря на всю печальную ситуацию, для Фроста будет полезнее, как минимум та же злость, к которой мужчина постепенно его толкает, — Пойми, Джек Фрост, я — лишь Дух Страха. Тот, кто держит твоих любимых деток в праведном страхе, тот, кто естественно питается их страхами, насылает Кошмары, но я не убийца, по крайней мере, я никогда не убивал людей, тем более детей и существ, которые не могут за себя постоять.
— Прости… — прикрывая глаза, впервые Джек говорит с полным осознанием того, кому и для чего это извинение. Он знает, каких наломал дров и это минимальное, что может сейчас сделать. Это кажется ему маленькой крупицей, того что нужно исправлять.
— Не мне. Себе это скажи и прости.
Серьезный и вовсе без злобы или насмешек голос Кромешника раздается над головой парня, но когда Джек резко распахивает глаза, осознавая суть сказанного, и вновь поднимает голову, чтобы посмотреть Королю в глаза, того уже нет в подземельях. Только тени ласково стелятся возле босых ног парня, окутывая на дикость живым теплом.
***
Он медленно исправляет за добрым, очень, твою мать, добрым, Песочником сны. Превращает золотой песок в чернильный — крупицу за крупицей. Крадет и себе немного, восстанавливает силы, изменяет слащавые сны изощренными Кошмарами, потому что простые уже на добрых бесстрашных детей не действуют, вскармливает новую армию Кошмаров и медленно сплетает новую опасную игру, действительно теперь серьезную для Хранителей.
Джек же, только на следующие сутки, и то под вечер, выбирается наверх. Он сидит возле одной старой ели, без посоха, молча и почти не шевелясь, смотря вдаль — на кусок леса и ещё даже не до конца застывшее озеро; пусть и конец осени, но теплый, даже морозов особых не было, а он… Он и не хочет морозов.
Питч появляется бесшумно, мрачной тенью нависая над мальчишкой, злится на него, хочет ещё одну или даже две пощечины залепить, так, чтобы парнишка вновь взбрыкнул, начал махать своим дурацким посохом и даже обвинять во всех грехах мира. Такой увядающий Джек — унылое зрелище. Сломанный своим же лелеемым светом, Джек.
— Долго будешь сидеть? — раздраженно кидает Кромешник, но пока что попыток физически разозлить парня не делает.
— Не знаю. Если я тебе мешаю, могу улететь…
— Как же! Разбежался, мелочь, — фыркает Питч, явно своим тоном давая понять, что это слишком тупая идея для Фроста.
— Тогда, можно я останусь на твоей территории ещё какое-то время? — Джек не поднимает головы, по-прежнему же смотрит вдаль, но в душе под эти слова что-то едва шевелится, будто затаенная надежда поднимает свою голову.
— Ты можешь оставаться здесь и в подземельях сколько угодно, Джек Фрост, — намного спокойнее заявляет Кромешник, удовлетворенный тем, что выбрал юный Дух, и вновь исчезает черной дымкой, чтобы продолжить свой план, чтобы подготовить всё и ждать нужного ему момента. Джека же с этого времени защищают Кошмары.
А время утекает, ровно, как и воспоминания Хранителей о том, что был такой мальчик — Джейми, ровно, что и где-то есть ещё Джек Фрост. Они даже не чешутся, не ищут, отмахиваясь — мол, он вновь играет или до основательной зимы заснул где-то в горах, под шапками вечных снегов. А Король Кошмаров в тенях, подслушивает, скалится хищно, желая разорвать их всех в ту же секунду, но дослушав не значащий разговор, лишь ждет нужного времени, вновь пускает по миру новых теней и Кошмаров, и под утро возвращается к себе, проверяя состояние мальчишки.
***
Джек не сразу оживает. Джек на медленной реабилитации, и Питч его не торопит. Не трогает, не вмешивается, когда не надо. Но он рядом. Всегда старается быть рядом, когда Снежному недоразумению это необходимо.
Через полгода Джек уже свободно гуляет по подземельям и едва улыбается Кошмарикам–коням, которые порой устраивают глупые гонки за мелким зверьем в лесу на поверхности. Джек не знает, что Питч за ним наблюдает всё это время, но Джек единственному, кому позволяет теперь себя видеть и говорить — он — Король Кошмаров.
Проходит ещё полгода, прежде чем Питч набирает свою былую мощь и даже намного больше. А Джек так же любит просторные виды леса и глади нетронутого человеком озера. Парень сидит, так же как и тысячу раз до этого, возле берега, поджав ноги к груди, и смотрит вдаль, не понимая, почему ему порой становится так неуютно от родной ледяной стихии. Ему становится холодно, мерзло, гадко… одиноко. Вот и сейчас так же. Ведь вновь конец осени, и скоро зима…
Ему холодно и неуютно, до тех пор, пока теневой теплый плащ не накидывается на плечи, и Фрост впервые чувствует столь родное, давно забытое, тепло и спокойствие, растекающееся нежной волной по его давно мертвому телу. Он в ту же секунду оборачивается, но темная фигура на грозном коне-Кошмаре уже исчезает в тенях, а сумерки сгущаются над лесом. Джек же впервые за прошедший год улыбается не проделкам теневых существ.
Морда ещё одного Кошмара тычется в плечо парня, и он по привычке чешет черного коня, смотря в то место, где секунды назад был Питч. Почему-то ему хочется, чтобы сегодня Дух Страха вернулся пораньше и вновь провел с ним время. Подольше. Побольше. Почаще.
Тепло вновь разливается под замершим сердцем, и пустота внутри, наконец, начинает отступать, уступая место чему-то более мощному, неумолимому и одновременно настолько щемяще хрупкому.
Но этого Фрост вовсе не боится, лишь с пробуждающейся индифферентной жаждой ждет следующего вечера, когда вновь почувствует это тепло или услышит шелестящий глубокий голос Короля Кошмаров.
***
Джек мается ещё с три недели, а на носу уже Рождество, но ему плевать, не это его тревожит — не это и не то, что Король Кошмаров полностью восстановил свою былую мощь. Нет, не ту, которая была четыре года назад, а ту — в темные века. Да он смог, и для Джека все ещё загадка, как такое возможно. Из-за чего и… ради чего?
Однако Джек не находит себе места, и после нового неожиданного теплого скопления теней вокруг себя, которое конечно же наслал Кромешник, не может больше оставаться здесь. Колышущеяся внутри недосказанность и неправильность больно колет острым крыльями, и подгоняет, не дает возможности больше молчать, закрывать глаза на всё, что происходит с ним. С ними. Между ними. Целый проклятый год, и эти новые эмоции, которые его вгоняют в ломку, когда… Питча нет рядом.
Морозный Дух довольно быстро находит свой посох, который полностью запылился за это время, лежа в тени подземелий, и моментально перемещается туда же, где чувствует самый чернильный шлейф Кошмаров и теней. Это происходит так же, как и год назад. Он не знает, как с помощью Тьмы и поднявшегося вокруг него бурана он смог так переместиться, но объединенная магия двух стихий — последнее, что его сейчас волнует. Не тогда, когда внутри всё горит от жадного желания увидеть и высказать всё, что вертелось на языке последние три месяца одному конкретному Королю Кошмаров.
Он наверное сошел с ума. Но это помешательство для него слишком нужное. Только с ним Джек ощущает себя более прежним и живым.
Парнишка находит Кромешника на спальной улице у последнего ярко украшенного гирляндами дома, в самой гуще теней небольшого парка, где погасли фонари и совсем сумрачно и страшно. Но Джеку плевать на антураж и даже на скалящихся в предвкушении Кошмаров. Он только стремительно подходит к виновнику своего состояния и наглядно скидывает со своих плеч плащ из теней и, молча откидывая посох в снег, протягивает теневую теплую ткань мужчине.
— Забери. Мне это не нужно, — голос Фроста дрожит, но не от того, что он вновь за столько времени слышит вдалеке детские голоса, а от того, каким взглядом его прожигает Король Кошмаров, моментально, конечно же, всё понявший.
— А что нужно? — сосредоточенно спрашивает в ответ Кромешник, одним движением пальцев рассеивая плащ в руках Джека и не спуская с мальчишки властного взгляда.
Джек же смотрит в горящие янтарем глаза всего с полминуты, чувствует, как крылья сильнее режут всё внутри, как опаляет жаром, как его метания доходят до своего пика, и, сглотнув комок, вставший в горле, сипло просит в приказном порядке лишь одно:
— Обними меня. Сейчас же. Немедленно!
Юный Дух Мороза больше не слышит, как на улице вдалеке слышится детский смех, звенят колокольчики на венках, а люди переговариваются о покупках к Рождеству. Его метания и страх неизвестности прекращаются, стоит Королю Кошмаров резко притянуть его к себе и обнять, крепко, почти жестко, желанно запуская правую когтистую руку в белоснежные волосы и прижимая к себе вплотную.
Джек умиротворенно прикрывает глаза и успокаивается впервые за весь проклятый год. Больше не видя под закрытыми веками зелено-клетчатую рубашку пропитывающуюся кровью.
***
Он улыбается теперь чаще, выходит на озеро играть или просто наблюдать за вольными вне основного табуна Кошмарами, даже подмораживает несколько елей снегом, чтобы те не замерзли при заморозках. Практически тот же Джек Фрост.
Практически…
Это слово режет всё понимание и знание Короля, когда он незаметно, в той же тени, наблюдает за оживившимся мальчишкой. Его мальчишкой.
Грозный Кошмар с горящим красным взглядом подходит совсем близко, фыркает грозно, и Кромешник знает, что всё готово: последние нити сплетены, а значит, сегодня жертвы запутаются в его смертоносной паутине. Мстительная усмешка проскальзывает тенью на тонких губах, и Питч медленно, специально показательно выходит из теней, давая понять Джеку, что он здесь.
— Тебя долго не было… Почти двое суток, — Джек не оборачивается, сидит на краю вымерзшего озера и медленно почесывает Кошмара-пса с тремя парами оранжевых глаз, с которым он до этого играл в догонялки.
— Возникли некоторые трудности. Устранял, — не желая рассказывать правду чувствительному юному Духу, врет Король Кошмаров, — Ты должен мне кое-что пообещать, Джек Фрост.
— Да? — парнишка оборачивается, задирая голову вверх, но так же не встает со своего места, однако очень внимательно смотрит на мужчину, — Что же?
— Ты не сунешься ни в один город, пока я буду отсутствовать. Это может занять некоторое время, ночь… ещё одну… — Питч усмехается, предвидя свои планы, и в то же время не может отказать себе в удовольствии и ерошит белоснежные мягкие волосы Снежного Духа, — Ты будешь всё время здесь, под защитой Кошмаров, а если почувствуешь угрозу, то скроешься в подземельях, там много теней и первородной Тьмы.
— Что ты задумал?
Кромешник лишь прищуривается, сдерживает тихий утробный рык, и насколько может нейтрально отвечает:
— Не нужно тебе сейчас знать. Просто пообещай, что выполнишь мой наказ и никуда не уйдешь.
Джек, прежде чем согласиться и кивнуть, пытливо смотрит на этого Темного Духа и пытается в холодном взгляде разглядеть хоть одну подсказку, но Кромешник не был бы собой, если б не умел мастерски скрывать свои эмоции и планы. Ледяному же Духу остается устало выдохнуть и кивнуть. Хотя по правде отпускать куда-либо с такими запросами Кромешника он не горит желанием. Интуиция у Фроста ещё не отбитая, а потому опасность он чувствует. Но всё же доверие и вера в силу Короля побеждают.
— Обещаю, — сдается Джек, пристально вглядываясь в этот более потеплевший янтарный взгляд, — Но и ты мне кое-что должен. Равнозначное обещание.
— И какое же? — усмехается беззлобно Король, без зазрения совести поглаживая мальчишку по голове, аккуратно и ласково, наслаждаясь мягкостью снежных волос.
— Чтобы ты не задумал, ты вернешься, — Джек сглатывает, потому что в момент становится говорить сложнее, но он упрямый, всегда таким был, — Вернешься сюда. Невредимым. Вернешься ко мне.
— Вернусь. К тебе.
Обещание кроет, обезоруживает его полностью, и Джек даже не сопротивляется этому, заворожено смотря на покровительственную полуулыбку могущественного темнейшего Духа этого мира. Ровно, как и следом не сопротивляется аккуратной ласке — когда острыми чёрными когтями его поглаживают по щеке, и едва на мгновение, задерживаются на губах.
***
Песочник, молчаливо на пушистом облачке из золотого песка, пролетел сквозь окно в комнату десятилетнего мальчика, который хмурился и ворочался во сне.
Непорядок, как думал Песочный Человечек. И с доброй улыбкой создал в руках золотую искрящуюся бабочку, которая, захлопав крылышками, медленно слетела с его пухлых пальцев и закружила над головой ребенка, медленно создавая ему красивый спокойный сон, порхая золотыми крыльями и унося мальчугана ещё дальше в грезы, лицо которого расслабилось, а на тонких губах появилась улыбка.
Тихая спокойная ночь перед Сочельником только начиналась, но Хранитель Снов уже был доволен и умиротворенно наблюдал, как сон очередного ребенка приходит в норму.
— Ну да, как же иначе, теперь малолетнему живодеру мы показываем бабочек и единорожек, — циничный голос заклятого врага раздался позади Сэнди, и древний Хранитель резко развернулся, сводя брови на переносице и выискивая взглядом Черного Духа.
Питч только приказывает теням отступить, показываясь Хранителю; он, вальяжно прислонившись плечом к шкафу и сложив руки на груди, мрачно наблюдает за работой Хранителя Снов, впрочем, восхищения или даже понимания работа Сэнди у него не вызывает, лишь большую злость с негодованием и брезгливостью.
— Тысячелетний друг Луноликого, — выплевывает Кромешник, давая теням безжалостно сожрать золотую бабочку, — Поощряет своим Светом и омерзительно слепым добром тех, кто уже виновен и заслуживает худших кошмаров наяву.
Значки в облачке над головой Песочного Человечка начинают мелькать с такой скоростью, что человеку и не уследить, но Кромешнику и не нужно даже за ними следить или смотреть, итак прекрасно видит всё, что читается в глазах Хранителя: все вопросы, все возмущения и даже оскорбления.
— О нет, любезный давний враг, отвечать на твои глупые вопросы я не стану. Сегодня ночь допросов моя, — Питч гадко ухмыляется и кидает взгляд вправо, где в углу комнаты, за комодом, притаились более сильные тени и Тьма.
Тьма, которая по мысленному приказу, взметнувшись острыми пиками вверх, устремляется к Песочнику, сбивая его с места и пригвождая липкой чернильной паутиной к стене возле кровати мальчишки, которому сейчас снится совсем другой сон. По велению Короля Кошмаров сейчас мальчишка, мучивший утром кошку, а вчера отрезавший — ради любопытства — бездомному щенку хвост, видит один из ужаснейших кошмаров в своей недолгой жизни, после которого он возможно даже поседеет.
— Бесполезно! — озлобленно шипит Кромешник, лишь стоит Сэнди вздернуть рукой, пытаясь создать золотые хлысты, — Твой мерзопакостный песочек теперь не сможет ровным счетом ничего.
И конечно, нехороший блеск в золотых глазах разгорается подобно адскому пламени.
— И даже не надейся на поддержку друзей. Они… — Король Кошмаров отворачивается, скрывая издевательскую ухмылку, — …Были так заняты подготовкой к Рождеству, что забыли о безопасности… Бедняжки.
Он усмехается, поворачиваясь к ошеломленному испугом Песочнику и видя в его глазах неподдельный нарастающий ужас. Значит, за старую гвардию мы боимся, а за юного Духа нет. Как интересно!
— Тебе рассказать, как сопротивлялась бедная пташка Фея? Пока я уничтожал пестрых крох и вышвыривал её без единого потока магии в другой мир, где её крылышки моментально потускнели и стали облетать? Нет? Почему же?! — театрально удивляется отрицательному мотанию головы Король Кошмаров.
Питч подавляет довольное рычание от реакции Песочника и величественно садится на трон, соткавшийся из Тьмы, с острой высокой спинкой и клубящимися по полу тенями. Он наблюдает с циничной усмешкой за потугами разучившегося воевать Хранителя вырваться из липкой черни темноты.
— А может тогда Кенгуру? Его страх высоты просто… — Питч смакует, улыбается, едва прикрывая глаза и вспоминая крики Астера, — Просто деликатес. Верно! Но, думаю, на сломанных лапах уже не поскачешь, верно? Почему же так жестоко? А разве ещё не понял? Пойдем дальше по списку?
В медовых глазах Сэнди читается ни то мольба остановиться, ни то злость с желанием отмщения, но даже дернувшись изо всех сил, Хранитель Снов ничего не может сделать, и липкие тени держат его надежно и крепко, никак не желая обращаться в золотой песок.
— Северянин? — изгибая дугой бровь ухмыляется Король, — Нет. Его и тебя, мелкое ничтожество, обожающее и облизывающее Луноликую паскуду, я оставил на десерт, на самый смак. Нет, даже не думай возмущаться, я буду выражаться так, как вы и эта светлоликая подстилка того заслуживаете! Ведь ребенок спит, а мы уже достаточно взрослые.
«Джек! Тебя победит Джек!» — ярко высвечивается над головой Сэнди, но тут же пропадает, ровно и победоносному выражению глаз, стоит волне острых хищных теней подняться пологом за Королем Кошмаров.
— Не смей… — голос его изменяется на тот, что прежде не слышал даже он — Песочник — один из древних Хранителей; тон Кромешника жестокий, ледяной, пропитанный ядовитой яростью и смертоносностью, — Не смей сейчас при мне упоминать о мальчике. О нем мы поговорим позже. Намного позже. А пока…
Питч, сокрыв в бездне своей черной души эмоции при упоминании Джека, лениво щелкает пальцами, и Тьма, взметнувшись хищно, перетекают на Хранителя Снов полностью, впиваясь острыми шипами в его руки и ноги, подобно черной крови распространяясь по золотому телу и причиняя теперь ощутимую физическую боль.
— Каковы ощущения? Неприятно? — изрядно издеваясь и потешаясь над мучениями Золотого Человечка, он кривит губы в довольной усмешке, — Нет? Даже больно? Но… Что ж ты Хранитель, это можно ещё отнести к неприятному, а не болезненному! Уж поверь…
Питч вальяжно поднимается со своего временного трона, материализует перед собой ту самую опасную косу, однако теневое древко уменьшает, так, чтобы на лезвие сверху можно было опереться, сложив руки. Он с кровожадным удовольствием наблюдает за немыми мучениям Сэнди и в свое триумфальное мстительное довольство щурится, видя, как тот открывает рот в беззвучном крике, как расширяет испуганные глаза и кратко дергается в конвульсиях, но пытку остановить не может.
«Чего ты хочешь?»
«Отпусти! Не смей трогать нас!»
«Добро победит! Отпусти, это не смешно!»
«Мы тебя уничтожим! Ты не посмеешь убить Хранителей… Луноликий тебе это так просто не простит!»
И ещё под сотню различных эпитетов значками, которые теперь неконтролируемо мелькают над головой Песочника, проецируя его мысли, но в этих символах всё чаще встречается такое любимое слово Кромешника — «Больно!»
Больно. Он сделает каждому больно. Вырвет Фее крылья, вернув её сюда, если потребуется, если в том пустынном мире ещё не отсохли сами; разорвет тупыми бумерангами горло Кролику, не давая ему умереть медленной смертью в скалах Драконовых гор… Уничтожит Северянина садистки медленно, со вкусом и цинизмом, на его глазах сперва заживо сжигая в камине каждого бубуенца и йети, а затем саму веру каждого ребенка на земле, и лишь под конец разрывая тьмой и давая заживо сожрать Кошмарам его старое тучное тельце. А вот Песочник…
Король Кошмаров предвкушающе прищуривается, постукивая удлинившимися когтями по кромке теневого лезвия косы.
Песочник по своей фанатичной тупости будет страдать дольше остальных, изощреннее.
Будет поглощать сам себя, в конце концов сам став безумием — Кошмаром, разлагаясь от такого идиотского слова Баланс, которое действует на всех Хранителей. Нет. Даже на всех Духов и магических существ.
«Мстишь за то, что мы тебя победили?»
«Хочешь и вовсе веру уничтожить? Что тебе от нас нужно? Прекрати! Ты убиваешь меня!»
Но он лишь смотрит и улыбается нещадно, и медленно впрыскивает в дергающееся тельце Песочника все его грехи, все радужные сны, которые он посылал детям и все их последствия, все те кошмары, которые по его вине произошли с детьми. Лицо самого доброго и спокойного Хранителя в тот же миг перекашивается от страха, неверия, злости и понимания того, что он сотворил собственными снами, скольких детей загубил. Картинки измученных детей, убитых ими животных, другие мерзостные поступки шипами впиваются глубже в душу парализованного Сэнди. И сейчас он ощущает себя на месте этих умерших, погибших страшной зверской смертью детей, в этом бесконечном потоке детской боли, страха, криков и смертей. Есть в этом потоке и одна знаменательная жизнь и смерть, от которой Хранитель Снов дергается сильнее всего, и если бы он мог бы — закричал сейчас во всю глотку от ужаса собственно сотворенного, и куда толкнул мальчика с зелёными глазами.
— Часы перевалили за двенадцать, а это значит… В Сочельник, в добрый пред праздник чуда, веры и добра… ваши, настолько любимые, детки не получат подарков от Санты… — не без удовольствия наблюдая за агонией Песочного Человечка, театрально рассуждает Кромешник, — Санта ведь поломанной марионеткой, пускающей слюни, валяется у себя перед глобусом, считая каждый красный огонек, который означает детей, которых он уничтожил. Не правда ли занимательно? Думаешь, хорошее будет Рождество, в этом году?
Но вот вся наигранность и довольство маской слетают с лица Кромешника, являя истинного Короля Кошмаров.
«Вы сдохните. Каждый. Так как этого заслуживаете», — напрямую через мысли обращается Ужас к Песочнику, прищуриваясь опасно и сгущая мрак в комнате.
Пожалуй оставить покрытого на треть липкой сочащейся чернью Хранителя и временно навестить Кенгуру, так — из любопытства, кажется Кромешнику хорошей идеей; не то чтобы наблюдать за безумной агонией Сэнди скучно, но утомительно, по крайней мере на данном этапе его разложения. Потому Питч развеивает косу на которую до этого опирался и величественно приосанившись, разворачивается к окну, желая скрыться через тени, по привычке закладывая руки за спину.
Только едва различимое мысленное от Хранителя приостанавливает:
«Ты мстишь за детей?»
— За детей? — он не оборачивается, хмыкнув своим странным мыслям, лишь сильнее дозволяет Тьме питаться первородной светлой магией, пожирая её полностью.
Естественно отвечать он не намерен, даже мыслить в эту сторону, иначе пытка Золотого добряка ужесточится и он подохнет слишком быстро. Питч цыкает, брезгливо осматривая Хранителя и не удостоив его ответом, желает переместиться, как на странность тени в комнате съеживаются, а обыденное для него перемещение во мрак не срабатывает.
— Да неужели решился? — угрожающе шипит Король, медленно оборачиваясь к Песочнику.
Ещё не всё самообладание в этом безумии растерял, даже нашел силы на… Горстку золотого песка и светоч вокруг своего сердца? Кромешнику смешно в первые секунды, и даже не смотря на то, настолько жестоко рвет Тьма растекающегося черной слизью Песочника, он, видимо, остатками своего сознательного решил побороться. Всё же, если Свет выедает мозги, это навсегда.
«Ты уйдешь вместе со мной!» — злостно мелькает над головой Сэнди, и медовый взгляд перестает сиять добротой: остается лишь фанатичная вера свету и ненависть к темноте, ничем теперь неприкрытая; слетели все маски спокойного Хранителя. И золотистое свечение вокруг Сэнди начинает неярко пульсировать, предвещая…
— Саморазрушение с выплеском душевной сути… — рычит недовольно Кромешник, не ожидавший, что этот пухлый болван вспомнит столь старый трюк.
Сокрыться в тенях не получится, ровно, и переместиться, ибо сфера двоичная, и одна из этих оболочек плотным коконом магии света уже наверняка окружила весь дом, тем самым и предотвращая любое утекание теней и мрака. Не критично, не столь опасно с его нынешним уровнем силы и мощи Тьмы, но жечься будет, положив почти все тени в этой комнате и внизу, на первом этаже. А они ведь первоклассные.
Питчу даже на миг становится жаль идеальные сплетения мрака, которые рассеются подобно пыли, но больше сейчас в нем раздражения, злости на то, что этот Хранитель не сдается, не кается, не признает свою вину — плевать, что Тьма сжирает его, Королю нужны его мучения и страдания. Но даже этого нормально получить нельзя с фанатиков. За свое до последнего. Это… бесит Древнего Страха, дает вольность на вспышку эмоций, как раз в тот момент, когда золотое свечение становится ярче, теплым светом заполняя комнату и выедая часть тьмы и теней.
Но что-то идет не так со следующего растянувшегося мига, и первое — мощный поток чужой слишком опасной магии, второе — Песочник расправляется со всей тьмой его держащей, и приказывает последней магии в себе покарать ненавистного Черного Духа, третье — выгоревшие тени, как на зло, не успевают прикрыть хозяина…
На фоне острый перезвон чего-то ледяного.
…Зато успевает он.
Все затихает моментально, и досадливый сиплый стон сошедшего с ума Песочника прерывается яростным шипением переместившегося Джека:
— Какого черта ты творишь? — Фрост со злостью и какой-то обидой смотрит на Кромешника, в упор не замечая ни своего же ледяного узорчатого щита, который их прикрыл, ни Тьмы, которая вновь взялась за тело Хранителя Снов, вонзаясь глубже. Приоритет у Джека один — и сейчас этот приоритет стоит едва растерявшийся, раздраженный, но даже не скрывает того, чем он здесь занимался.
— Давай спрошу тебя? — вопросительно смотрит на мальчишку Король Кошмаров, мысленно уговаривая не срываться на это Снежное недоразумение, однако сейчас выдержка его подводит, — Какого черта, Фрост? Я просил же тебя! Нельзя так просто послушаться и остаться дома?!
— А я просил вернуться! А ты…ты… — Джек досадливо шипит, совершенно не замечающий, как его магия слишком разбушевалась, и щит мелкими снежинками осыпается на пол. И теперь пареньку, наконец, предстает вся комната. Джек замирает, на миг скользя испуганным взглядом по перекореженному существу едва ли сейчас узнаваемому и являющемуся Хранителем Снов.
— Так вот оно что, — хрипло утверждает Дух Снегов, поняв, зачем Питч его предостерегал. Месть значит. — Вот зачем ты просил меня…
В комнате мальчика, на которого никто из Духов не обращает даже внимания, повисает густое липкое молчание, под шуршание перетекающих жадных теней. И сейчас уже ничего не исправить, не сделать прежним.
Оправдываться Королю не хочется, даже думать об оправданиях, но это же Джек Фрост. Добрый, беззаботный Морозный Дух, который лишь в последнее время стал походить на себя прежнего. Сейчас же, после увиденного, либо вновь закроется, либо возненавидит, видя это зверство над Хранителем. Никак Кромешник не ожидал, что здесь же суд пройдет не только над Песочником, но и над ним самим. Джек ведь в праве…
— Какого черта мне не сказал? — уставше спрашивает Фрост и отворачивается, не желая видеть подобие на Сэнди, лишь дотлевающее чернильное месиво с мелкими пятнами угасающего золота на теле.
— Ты бы позволил? — холодно вопросом на вопрос интересуется Питч, оглядывая мальчишку и подмечая каждую его эмоцию. Слишком важную для него эмоцию.
Неяркая вспышка оставшегося света от Золотого Человечка искрами порывается в их сторону, но Джек не глядя ударяет посохом, замораживая чужую магию и возвращая Песочнику обратно; россыпь ледяных игл впиваются в растекшееся по стене липкое чернильное тело Хранителя Снов.
— Я бы может подстраховал? — аналогичным вопросом парирует Джек, даже не обращая внимания на то, что сейчас сам вытворил.
За весь этот год… За всю переоценку своей жизни и самой сути того, к чему всё это добро натворило, Джек не то что бы остыл к Хранителям и их дружбе, он их по сути возненавидел, а после и вовсе холодно отрезал из своей жизни, наплевав на их дальнейшую судьбу и свой собственный статус Хранителя Радости. А потому сейчас последнее, что его волнует — жестокая пытка Песочника.
— Глупый мальчишка… — шипит Питч, на шаг сокращая подходя ближе к Снежному Духу и прожигая его не свойственно жестким взглядом, — Считаешь, что я бы поволок тебя на вот эту расправу? Совсем меня тварью считаешь?!
— Идиотом я тебя считаю! — почти рявкает в ответ Фрост, забыв совершенно, где они и что происходит совсем рядом, — Идиотом, который даже не думает о подстраховке и что кто-то — я, к примеру — решит разделить и поддержать! Может даже помочь? Или я настолько тебе не нужен?
— Теперь не Король Кошмаров, а идиот? Просто замечательно, Оверланд! И не нужен? Я ведь не ослышался? Да ты знаешь… — Питч прерывает свою шипящую злую тираду, мельком кидая взгляд за плечо Джека; улыбка того нечто, что осталось от Песочника коробит даже его, и лишь из-за этого он дергает не ожидавшего Снежного к себе и наконец исчезает в тенях.
Родные подземелья встречают их несвойственным холодом, однако ощущается это, как никогда приятно и успокоительно, но…
— Что это было? — не поняв перемещения, Джек оборачивается, едва отступая от Темного Духа.
— Перемещение, — язвительный тон Короля, и он за плечо вновь притягивает мальчишку ближе к себе, дабы продолжить чертов небольшой скандал, — Мы не договорили! Так скажи, какого дьявола была эта фраза? Не нужен? Ты вообще думаешь, прежде чем ляпнуть что-то?! Фрост, ты часом ли не ох…
— Угомонись, — настолько просто и спокойно обрывает Джек, отпуская себя и свою обеспокоенность, он сам делает шаг к Кромешнику ближе, и впервые дотрагивается холодными пальцами до его лица, осторожно поглаживая скулу с левой стороны.
— Тебя слегка задело… — Джек тепло усмехается уголками губ, магией холода стирая черточки золота, словно царапины оставшиеся на серой коже Короля.
Утробный не сдерживаемый рык разносится по замершему подземелью гулким эхом, и через секунду двух Духов уже нет на белом пласту скального пола.
***
— Не слишком темно? — он ведет носом по нежной холодной шее Джека, вплотную прижимая его к теневой стене на пару тройку «этажей» ниже, в самых темных ответвлениях подземелья, даже теперь не скрывая желания прикасаться к этому Снежному недоразумению. Джек глупый, ведь не стоило ему так прикасаться, такое вытворять, а ещё и беспокоиться. Глупый мальчишка, но только его.
— Нет… — шепотом вторит Джек, закусывая губу от такой дикой для него, но обыкновенной ласки, — Мне по душе такая темнота.
— Лишь темнота? — хриплый шепот, и мимолетное прикосновение горячих губ на щеке, от которого Джека ведет и он всхлипывает, откидывая голову назад, вжимая в стену, отдавая свою шею на растерзание Королю Кошмаров.
Мерзлая нерешительность и страх неизвестности — то что не давало ему жить весь этот год, сейчас раскалывается воодушевленным звоном в душе, и Джек чувствует не то свободу, не то самый желанный плен, в который с головой, с душой, лишь бы не быть вновь одним, не чувствовать той боли и смятения умирающих чувств.
— Так что? — отвлекает всё тот же коварно манящий шепот, и Джек вздрагивает от теплоты окружающей его столь плотно, и нескольких непонятных светящихся камней, которые, преображая, освещают темную пещеру.
Он ведьнаоборот, хочет до конца погрузиться во Тьму.
— Сделай это, — нетерпеливо требует Снежный Дух, чувствуя, как его толстовка в этот же момент расщепляется полностью с помощью осторожных теней.
Джек, с шумом выдохнув последний из легких воздух, судорожно цепляется ледяными пальцами за плечи Короля и под собственный вскрик не выдерживает, проговариваясь: — Не медли же! Не сейчас, Питч. Только не сейчас…
Ведь сейчас он хочет в другой, совершенно иной, боли до конца утопить свою вину и причастность, переродиться, наконец, в опасных объятьях, отдавая себя единственному жестокому Кошмару до конца. Пусть забирает. Имеет на это право. И имел его весь этот год и четыре тому назад. Верно. Ещё тогда забрать запросто мог. И тогда бы этого ничего не было.
Режущая виной боль в душе Снежного Духа перемешивается с всепоглощающим желанием быть присвоенным, быть в этой темноте с ним, и он не выносит своих эмоций, загнанно умоляя:
— Разорви, укуси, жгутами за шею… Жестко!.. Чтоб с кровью, с полосами твоих когтей по всей спине, с болью, с запоминанием навсегда… Чтоб…
Джек всхлипывает, не выдерживая осторожных нежных к себе касаний, жмурится от того, насколько эти прикосновения сейчас для него незаслуженные — он не имеет на такое право.
— Нет, мой хороший… — наконец отвечает на все просьбы Снежного Питч, он прячет понимающую, впервые теплую, усмешку в волосах мальчишки, и прижимает его к себе вплотную, давая ощутить свое тепло, — …Тебя нужно нежно, с оттяжкой, долго, медленно… — смешком в белые волосы. — Очень медленно и очень нежно. Чтобы терял сознание и вновь кричал, срывая голос, впивался ногтями до крови мне в лопатки и умолял загнано, кусал… Рвал и замораживал теневые простыни и снова терял сознание, прогибаясь подо мной.
Король прикрывает на мгновения глаза, с довольством представляя эту картину, и сжимает Джека крепче, ведя ладонями по изгибу прохладной изящной спины мальчика. Последние крупицы их одеяний черной пылью оседают на едва освещаемый пол, когда Питч сдерживая жадный рык, добивает дрожащего парнишку следующим:
— И ты будешь это делать сегодня и завтра. Будешь настолько открытым мне. Ты будешь…
— …Принадлежать лишь тебе, — заканчивает фразу Джек, бешено улыбаясь затухающему сиянию камней на потолке, и не обращая внимания, как по бокам висков стекают слезы, едва щекоча кожу.
***
Легчайшими поцелуями по лопатке, чуть вниз, по остро проступающему позвоночнику, пока мальчишка едва улыбается во сне, медленно вытягиваясь на ворохе разодранных черных простыней.
— Тебя будить другим способом? — хриплый смешок мужчины, когда Джек морщится, но всё-таки довольно потягивается и открывает глаза.
— Всё-таки мог по-другому… — смущенно жмурится Фрост, однако без зазрения совести переворачивается на бок и закидывает на Питча ногу.
— Как вчера значит? — ухмылка проскальзывает на тонких губах мужчины, стоит лишь увидеть, как Джек не свойственно его стихии начинает краснеть. И вроде как ничего слишком уж развратно вчера утром и не было. Только вот сам юный Дух Холода думает иначе, да и вспоминает.
Жадно. До исступления, до потери собственного сознания и криков сорванным сиплым голосом.
Когда прошла нежность всей их долгой ночи, и наступило утро, когда проснулась жажда и страсть, захватывая в свое пламя и поглощая без остатка. А он плавился в сильных руках своего мужчины, и кроме всхлипов ни оставалось ничего, чтобы он мог вымолвить… Поддаваясь под каждое грубое ненасытное движение и…
Джек резко трясет головой, стараясь отогнать воспоминания вчерашнего утра. Хотя, он бы, наверное, повторил?
— Несколько позже, — нагло читая мысли мальчишки с довольством обещает Питч, аккуратно вновь отросшими когтями проводя по плечу Снежного, — У меня кое-что есть для тебя.
— М?.. — Джек не понимает в первую минуту, наверное, спросони не соображает, что и вообще к чему это Король Кошмаров говорит, но всё-таки до него доходит: он вспоминает нелицеприятные события минувшие сутки с небольшим назад — в ночь перед сочельником, и осознает, что сегодня так-то Рождество.
— Ты ведь ненавидишь Рождество! — пораженно вскидываясь и смотря в золотые хитрые глаза Короля, возражает Джек. Ведь ему и невдомек…
Но полностью свой «подарок» Питч сейчас рассказывать и открывать не будет. Он лишь грациозно встает с их временной постели и, моментально облачившись в привычное теневое одеяние, подает руку Снежному мальчишке.
— Вставай. Тебе понравится.
Предвкушающую хищную усмешку Питч естественно прячет от впечатлительного Духа Зимы.
***
— Что скажешь? — пытливо спрашивает Король Кошмаров, покрепче притягивая к себе мальчишку, и без стеснения, пока Джек молча наблюдает за действиями внизу, зарывается носом в снежные шелковистые волосы паренька.
— Ты… — Джек давит сухой комок в горле и сильнее прижимается спиной к груди стоящего позади Кромешника, — Они теперь… осознают всё? Ты всё исправил ведь…
Шок от увиденного, неверие и смутная, ещё подавляемая, радость раскурочивают его ребра изнутри, и Джек не может скрыть своей ошеломляющей в хорошем смысле реакции, видя в самый Чудесный праздник, как дети по всему миру наконец стали осознавать и ценить все то что имеют. Их совесть, их поступки, их печальные порой лица от совершенного злодейства или наоборот радость незначительному подарку от родственников действуют на Духа Холода как — то самое лекарство, которое сращивает поломанные ребра и заживляет душевные раны. Дети теперь видят и чувствуют нужный инстинкт самосохранения, чувствуют грань добра и зла, и осознают каждый свой выбор, не бездумно идя на поводу у добра.
Джек хочет сказать много что, хочет рассмеяться тем самым смехом озорного мальчишки, которым он был до этого, хочет устроить пушистый снегопад, создавая большое волшебство происходящего, хочет белугой зареветь в голос от облегчения и одновременно печали, что не все детки наконец «проснулись от доброго сна», хочет развернуться в кольце теплых рук и с благодарностью поцеловать своего личного Короля Кошмаров, но на всё это у него почему-то не хватает внутренних сил, и всё ещё ступор от ошеломления накрывает с головой, парализовывая приятной дрожью тело.
Однако и Кромешнику не нужны яркие действия от этого ликующего в душе мальчишки, он и так прекрасно всё видит и ощущает, и та искрящаяся радость, которая, наконец, подавляет боль в душе Джека, является лучшей наградой для Короля.
— Подумал, что лучше тебе это увидеть сегодня, — лишь невзначай, чтобы разбавить тишину, говорит Питч, — Нагляднее.
— Спасибо, — шепотом искренне благодарит Джек, закусывая губу от неконтролируемой улыбки.
Непроглядно черное облако из перетекающих теней, которое зависло над улочкой спального района, и на котором они стоят, медленно покрывается клубящейся черноватой дымкой, что значит новое перемещение в другую точку мира.
— И ещё кое-что, — отвлекает Джека, от созерцания вернувшихся в норму детей, Темный Дух перед тем, как переместиться, — Ты должен решить…
Они перемещаются за несколько незначащих мгновений во льды Севера, в слишком знакомые Джеку просторы, неподалеку от замка Северянина. И первая его реакция — мальчишка резко дергается, отшатываясь от вида далекого замка, и начинает слишком шумно дышать.
— Тихо, — прижимая, как можно крепче к себе Снежного, успокаивает Питч, — Однако, тебе решать, что с ними делать, Фрост.
Король Кошмаров щелкает пальцами и на промерзшем снегу в тени нескольких ледников появляются они.
Вздох так и не срывается с холодных губ Духа Холода, и он лишь с содроганием смотрит на всё ещё живых трех Хранителей, точнее то, что от них осталось в сознательном виде. Джек не знает, откуда в нем это жестокое хладнокровие, ровно и чему-то удовлетворенно-отмщенному внутри, но теперь не пугается собственных эмоций. Только с каким-то брезгливым передергиванием смотрит на тела бывших Хранителей, в глазах которых кроме безумия и жажды смерти ничего нет.
Джек отворачивается от этого вида, от этих взглядов Северянина и Пасхального Кролика, которые на мгновения ясности узнают его и тянут к нему, в надежде спасения, руки.
— Они ещё долго будут… такими?
— Пока безумие полностью не поглотит, сделав их теми, от кого они сторожили мир, перевешивая чашу весов, — слишком безразлично отвечает Кромешник, уже без интереса смотря на раскуроченные разорванные и поглощенные чернью тела. Он вдоволь насмотрелся и наигрался в те моменты, когда Снежный отсыпался, закутанный в теневые одеяла, в подземельях.
— Кошмарами, значит, — кивает как-то задумчиво парнишка, смотря вдаль на замок.
Ему претят и раздражают эти просторы, свои собственные воспоминания, нахлынувшие вместе с видами, и он вновь невольно передергивает плечами. Ему не хочется больше это всё видеть и вспоминать.
— Не хочу, чтобы они даже Кошмарами или низшей формой черни оставались в этом мире… — шепотом не то высказывает, не то просит Джек, надеясь, что Кромешник поймет его правильно.
И Питч понимает, естественно исполняя просьбу Джека: развеивая вместе с первородной Тьмой всех троих, и перемещая в далекий запустелый недомирок, в котором кроме мерзлой пустоты и жадных белых теней ничего нет. Там этих фанатиков, от которых остались лишь оболочки, будут терзать ещё очень-очень долго и жестоко. Однако этого уже Джеку знать не нужно.
***
Когда следующим снежным вечером Король Кошмаров смотрит на Джека, решившего посетить один городок и устроить там снегопад, наконец веселясь и дурачась с детьми, он вспоминает странный вопрос Песочника, который тот задал, прежде чем потерять осознанность:
«Ты мстишь за детей?»
За каких, черт возьми, детей? И на кой черт ему самому — Королю Кошмаров они вовсе сдались? Тот самый вопрос: ради чего это всё? Ради кого…
Джек неожиданным белым ураганом появляется на крыше дома, где величественно расположился Кромешник, сияет довольной улыбкой во все тридцать два и даже не обращает внимания на обиженное фырканье Кошмаров за спиной Короля.
— Надоело! Пусть сами доигрывают. Давай домой, а? — запыхавшись, просит мальчишка, со скрываемым обожанием в голубых глазах смотря на Питча.
… Ради тебя. Всё ради тебя и для тебя. И Кошмары, и былая мощь, и сила с Тьмой поднятые из бездны, и ярость. Древняя, первобытная, которой никогда не испытывал. И план в целый год, и изощренность… ломая их психику и выворачивая душу наизнанку. Всё ради тебя. Из-за тебя. За тебя… Снежный мой.
========== XII Сказка ==========
Комментарий к XII Сказка
Короткометражка. Реальный маленький драбблик. Однако не могла этим не поделиться. Приятного чтения!
Предисловие. АУ-Готэм, в котором Питч — Джокер, а Джек его Харли:
Питч, ёбнувший свою психику и заправляющий нуарным Готэмом, эдакий Готэмский Ужас. И Джек, который, вроде как, был с детства хорошим мальчиком, даже в таком уебищном городе, ему с сестренкой пророчили грандиозное будущее, потому что их с ранних лет отдали на каток и они учились фигурному катанию, (гимнастике, акробатике), но в один прекрасный день выступление сорвалось, сестренка порвала сухожилия и больше не могла выступать, вскоре покончила с собой.
Джек винил себя, не смог больше после этого выступать и решил на искусственном пруду зимой топиться. Как всегда не умер, лишь ебнулся окончательно и его сдали в ту саму (лечебницу) психбольницу, где он и встретил Питча, и у них закрутилось. В конце концов Питч не смог оставить своего белоснежного в том ужасном месте и забрал с собой.
Джек больше не может чувствовать аномального холода, но в равной степени и тепла, лишь когда с Питчем он «отогревается» и успокаивается, всё остальное ему побоку. Вечно бледный, ебанутый, хладнокровный со всеми, но пусечка-лапочка для своего Короля.
И Питч, которому в равной степени поебать на всё и всех, лишь город, как отдельная большая игра с разными локациями, доставучие полицейские и те, кто ещё может бороться за добро, но его это лишь забавит. Не гений, но и не психопат, нечто среднее: эгоистичное, жестокое. И лишь белоснежный для него одно настоящее сокровище, оберегаемое и лелеемое. Питч никогда в этом не признается, но за Джека разорвет и убьет любого, даже если на Фроста просто не так посмотрят.
«Они стали Королем и Королевой Готэма. И боже упаси обидеть Королеву!..»
***
А он бешеный, безбашенный: он может херачить с горла неразбавленный виски, наставляя заряженный ствол на владельца самого крутого бара в этом ебучем городе, где он и пьет этот виски, естественно бесплатно. Он может на хуях протаскать очередную шайку-лейку «мафиози», показать фак, а после и язык, как дебильный малолетка, и свалить в три часа ночи зимой кататься на коньках. Естественно в своих невъебически ультра узких легинцах цвета серебра, и коротком стразовом топе, с придурочно пришитым не к месту пушистым синим капюшоном.
Он может всё, и делает всё, и хуй кто остановит, кто что-либо скажет. Плевать. Ему можно. Можно!
И счастье в голубых пьяных глазах почти искреннее, наворачивая круги по льду катка и делая пьяный тулуп, чудом не наебнувшись. И похуй на отморозков и крупных боссов, что решили совсем рядом устроить стрелку и разборки. Он делает ещё один оборот, следом ласточку, ржет от пронизывающего ледяного воздуха в лицо, но не трезвеет, и на него, наконец-таки суки, обращают внимание!
Обращают, разговаривают, ржут, уже желая приманить и заполучить, но вот ещё одно изящное движение худого тела, и под светом фонаря сверкает золотыми буквами ошейник на шее. И блядь сразу всем «папочкам» и супер-хитроёбистым-гангстерам становится не по себе; застывают на миг, после матерятся, отходят подальше, а после и вовсе сьебывают. По машинам и нахуй отсюда, нахуй!
— Пра-а-авильно… — тянет Джек и вновь шизануто смеется, на невьебической скорости чуть не врезаясь в бортик, но удачно и вовремя увильнув влево и сдирая лезвиями коньков приличный слой льда.
Правильно, что съебывают, сучки. Правильно. Потому что теплые золотые буквы — не очередная блядская безделушка, это, сука, напоминание всем, кому он принадлежит, чьим неприкосновенным Альбиносом является.
Воспоминание о принадлежности заставляют плавно тормозить и глупо, очень-очень тупо улыбаться, только теперь без намеков на шизу, в коей он обычно прибывает.
Его Король жесток. Его Король повелевает этим ублюдочным нуарным городом, кто бы что не говорил. Его Король один из страшнейших и коварнейших убийц-безумцев. Его Король есть сама суть ночи…
— Мой… — Джек лихорадочно облизывает губы, и знает, что камеры, скорее всего, засекшие рядом с катком подозрительных сучар, уже уведомили кого надо. А это значит, что за ним уже едут, дабы забрать обратно домой.
Король не любит, когда он съебывает на опасные улицы, Король не любит, когда возле него, такого всего хрупкого, белоснежного и ебанутого кто-то да появляется.
В голове маячит пьяное, но настолько сладкое — «Собственник», и он медленно уплывает в воспоминания прошлой ночи, когда сорвал крупную поставку оружия… Джек подло ржет и позволяет себе хорошенько вспомнить то, как его после наказывали, попутно разгоняясь дабы стало ещё холоднее.
Но долго воспоминания не длятся, и уже на третьем круге мальчишка слышит, как возле тротуара паркуются несколько джипов.
«Так скоро?»
Но улыбка моментально сменяется хладнокровной маской: никто кроме любимого никогда не увидит его истинных эмоций; те ублюдки, что работают на Короля, не достойны видеть даже его презрение, ни то, чтобы улыбку.
Он медленно тормозит и лениво разворачивается, дабы наконец закончить свои ночные танцы в холоде и, выбравшись с катка, поехать с этими верзилами обратно домой. И вот холодный голубой взгляд поднимается, чтобы увидеть обыденное, но Фрост замирает, не сильно впечатываясь в бортик катка.
На этот раз не только личная свита. На этот раз сам Он.
Закушенная до крови губа никак не помогает, и блядская искренняя улыбка просится на лицо. Джек вспыхивает подобно факелу, вопреки ледянющей коже, и на отъебись забывает, что так-то после перехода со льда на более землистую поверхность нужно бы переобуться. Похуй. Тут десять метров максимум. Но всё же притормаживает у выхода с катка, не то любуясь, не то просто позволяя мозгу насытиться и запомнить — Он сам за ним приехал, так быстро, так безапелляционно, на похуй, что сейчас должна была быть сделка на другом конце города, очень крупная и очень значимая. Похерил всё, как всегда, и явился за ним лично.
Бешеное и щемящее плещется под ребрами, а охрана ублюдков ретируется назад, дальше ко второй машине, пока Джек подходит ближе с ебанутой тупой улыбкой на лице. Даже не смотря на дорогу, на легкий подъем чуть вверх, даже на коньки и на свое идеальное на них равновесие, все что его ведет и держит — этот взгляд: горящий жадный взгляд пиздец каких опасных глаз.
Безумие, смерть, саму ядовитость и всепоглощающую ярость, вот что чаще всего видят в этих глазах. Но не белоснежный. Только не Джек.
Черный теплый плащ настолько небрежно расстегивается и скидывается мужчиной и, как только мальчишка подходит ближе, накидывается на худые оголенные плечи: топ-то сука без рукавов.
Король злится, едва рыкнув, но притянув при этом мальчишку ближе, осматривая на наличие повреждений, или хотя бы одного постороннего вмешательства. Никто не трогал, никто и пальцем не коснулся, даже когда камеры его не засекали. Это хорошо…
— Сволота, — холодно бесится Питч, застегивая первые две пуговицы своего же плаща на мальчишке, и уже точно зная, как накажет этого сбежавшего недофигуриста-акробата дома, — Опять умудрился съебаться мимо охраны.
— Не сердись… Пудинг, — Джек применяет запрещенный прием и добивает, поднимая голову и преданно заглядывает в золотые глаза своего любимого, — Я буду послушным всю неделю, мой Король…
Джек знает, что ему пиздец дома, знает, что выбесил, знает, что сорвал сделку, знает, что нарушил снова правила, но равнозначно и знает, что наказание он примет с удовольствием. Джек прекрасно знает, что злость, играющая в глазах его Короля, сменится на жадность и бешенную страсть, как только они останутся вдвоем. Джек прекрасно знает, что через четверть часа на нем не будет ничего, кроме ошейника с золотым «Пудинг», который специально затянут на пару клёпок сильнее, и он почти будет задыхаться… но всё равно просить не останавливаться, просить держать под собой…
Будет умолять ещё и ещё, пока не провалится в бездонную черноту бессознательного.
А утром всё повторится. Но а днем будет уплетать фисташковое мороженное, ходить в ебанутых пушистых тапочках, опять же без ничего, и лишь в одном ошейнике, и нахально мешать новым серьезным делам своего Короля, нагло отбирая то телефон, то ствол, усаживаясь к нему на колени с просящим и таким любимым: «Пуди-и-нг, давай снова поиграем?..»
Конец.
**~маленькие дополнения, как взгляд в их будущее~**
— Скучал по мне, Пудинг?.. — сладко, нежно, и одновременно хищно поглядывая на своего Короля…
***
— Нацепи, защелкни… — шепча вновь и вновь эти слова, как молитву, расфокусированным мутным взглядом смотря снизу вверх на своего мужчину, — Присвой… Ты ведь жадный Король… Мой Король. Мой Пудинг…
***
— Дыши глубже, мой хороший… Дыши… — надменно и властно, не спуская жадного золотого взгляда с мальчишки, стоящего на коленях перед ним, сильнее стягивая декоративный ошейник на хрупкой белоснежной шее…
— Ещё, Пудинг… пожалуйста, затяни ещё… — сдавленное и такое сексуально-сиплое слышится от покорного белоснежного.
========== XIII Сказка ==========
А он и не знает, с какого черта у него такая жизнь. Но он наслаждается, отрывается, используя всех и каждого.
Новый день и новый клиент, и он одним взглядом голубых глаз намекает на очень сладкие отношения. Все что захочет этот богатый, но не очень красивый, магнат будет исполнено.
«Конечно, идиот, заливайся соловьем дальше», — думает Фрост про себя, расчетливо обдумывая свой следующий шаг, но его взгляд, направленный на мужчину, по-прежнему восхищенный и наивный.
Эдакий пай-мальчик, эдакая детка, дорогая сладенькая сучка, не эскорт — выше, не шлюха — дороже, не куколка — игрушка. И, сука, это прибыльнее, нежели быть самой востребованной вебкам моделью.
«Ну конечно, прибыльнее», — думает парень, незаметно хитро прищуриваясь, — «Ведь сегодня на счету этого расфуфыренного уебка пару десятков свободных миллионов, а завтра не будет нихуя… И все из-за неуемной похоти и самомнения…»
Джек подавляет усмешку, кивая болванчиком, продолжая строить из себя пустышку, и думает, что посиделки в супер-крутой кофейне пора заканчивать. Он ведь хороший мальчик, он стесняется и потупливает глазки в пол…
Идея не то, чтобы подлая, скорее афёрная пришла на третьем курсе ненужного вовсе колледжа, и через месяца три после этого, парень послал нахуй как колледж, так и весь мир, начиная свои игры со взрослыми и богатыми.
Молодость и необычная внешность сделали свое дело, и он получил неограниченный запас халявных денег, которые просаживает куда и как захочет.
И вот — до встречи завтра вечером — он говорит это мягко, обещающе, позволяет неровному румянцу лечь на бледное фарфоровое личико. А жирный взгляд дяди проходится сверху до низу, но Джек лишь вновь только невинно улыбается и смущается, крутит в пальцах застенчиво сердечко, которое кулончиком болтается на его ошейнике и делает пару шагов назад, давая понять, что ему правда пора бежать домой. Готовиться к завтрашнему вечерку… Как его провожают — тем же жадным похотливым взглядом — он не думает, лишь робко скрывшись за поворотом шумной улицы, выдыхает резко и едва раздраженно.
Маска слетает, подобно шелковому флеру, быстро, изящно и легко, и вот уже ледяной злой взгляд является миру, и теперь вообще не скажешь, что где-то ещё есть в этом существе наивность и невинность.
Новый, подаренный бывшим папиком, айфон во время вибрирует, и лавируя меж людей, снующих рядом, Джек сразу отвечает.
— Ну что, опять тебе говорили в каких позах будут трахать и сколько дадут за это? — хитроебистый голос Туф на том конце слишком слащавый, никак опять эта любимая стерва кому-то насолила.
— Не-е-ет, — тянет беловолосый парень, уже забегая в метро, — Этот поумнее оказался, интеллигент хуев. Но взгляд…
— Ты их всегда терпеть не можешь, — хмыкает Туффи, — Что там по плану?
— Как всегда. Завтра вечером в Роял-Платинум. Пентхаус, столик на двоих, свечи… масло… О! И кажется этот хуй любит таки ошейники и стяжки, — Джек ржет, не обращая внимание на удивленные взгляды других мимо проходящих. Ну вот и станция…
— Тебе решать, но чтобы уже к одиннадцати ты выслал мне реквизиты его карточки и пароли, — быстро говорит девушка и достаточно громко что-то щелкает на клавиатуре.
— Оки-доки, сладкая. Тогда я побежал готовиться к…блядь… волнительному и такому незабываемому свиданию!
— Давай. Не переигрывай только там, шлюшка.
А Джек лишь ржет и скидывает, запрыгивая в вагон и сразу занимая понравившееся место.
Шлюшка… Ооо, он ещё та шлюшка! Но только до того момента, как напоенные вусмерть и разморенные от легкого наркотика папики не отрубаются на полу или кровати. Дело никогда не доходит до постели, максимум — охуенный стриптиз, минимум — невинный поцелуй в щечку. Джек знает себе цену и знает, как действует на таких старых и разбалованных хуев. Ему не нужно раздвигать ноги, ему не нужно даже сосать, они сами фантазируют, пьют, очень много болтают и высказывают пошлостей, а после и не замечают, как действует наркота или снотворное. Они сами виноваты, а он лишь жертва, которая взымает с них энную сумму. Всё просто. Не все маленькие рыбешки безопасны и наивны в этих ебучих реалиях.
Джек ухмыляется погано-ядовито и не по детски, и думает, что завтрашняя ночь будет охуенной и он знатно повеселиться.
И эта ночь становится таковой.
Он не успевает даже раздеться, лишь снимает прозрачный блестящий топ, но остается в коротеньких джинсовых шортиках, он медленно пьет шампанское, с оценкой лучших сомелье Франции, и хладнокровно при этом наблюдает, как тучный мужчина заваливается на бок и проваливается в глубокий сон. Кнопка на диктофоне щелкает, запись прерывается. Всё что говорил этот боров про работу, про врагов, про свои ебанутые фантазии, про жену и трех любовниц… О да, всё теперь здесь, но эта хуйня, перестраховка. Джек уже переслал нужные циферки и буковки своему любимому стервозному хакеру, который уже снял со счета этого магната пару сочных лимончиков.
Фрост отпивает ещё глоток шампанского, морщится — не его вкус и не его уровень, можно было бы и подороже… и оставляет запасной айфон с той самой записью на тумбочке, с красочным сообщением — «Это всего лишь копия» — и удаляется из пентхауса, накинув на голый торс лишь свою любимую кожаную куртку.
Деньги у них, запись-копия у Туффи в архиве, аккурат с другими, дядя ни о чем не скажет, и в полицию не побежит, а как он объяснит своей семье и фирме списание такой суммы в никуда — его проблемы. Джек улыбается только на улице, пройдя несколько кварталов от гостиницы, звонит подруге и любимому подельнику одновременно.
— Ну что дальше, дружок? — веселятся на том конце, звучно подпиливая коготки железной пилочкой.
— Устал как-то… — фыркает парень, растрёпывая пятерней отросший белый ежик на голове.
— Может тебе реально потрахаться уже с кем-то? — шутит довольная Туффи; ну конечно, у неё завтра шопинг по лимитированным коллекциям… Стерва.
— Иди нахуй, — вяло огрызаться Джек, — Заебался я играть этих шлюшек…
— Сам выбрал, — парирует безразлично девушка.
— Знаю. Но я хочу отдохнуть.
— Карибы? Мальдивы? Острова Греции… Италии? — перечисляет мечтательно Туф, зная прекрасно его вкусы, — Или Альпы? Нет? Опять Сибирь?.. Или же…
— Марокко… — устало, но твердо перебивает Джек, и слышно, как на том конце улыбка и веселье сходят на нет.
— Джек…
— Знаю. Отъебись. Я устал. Я в Марокко. Если не выйду на связь через три недели, вытаскивай меня. Но до тех пор пошла нахер, — и он кладет трубку, а после выкидывает и сотовый, через ещё тридцать метров. Туф ведь профи, отследит в пару минут, стервозина…
Джек правда заебался, Джек правда хочет пропить и прогулять все деньги, всю свою часть денег.
В Марокко он уже через день. Он прикрывается от яркого солнца, вдыхает пыльный глиняный воздух, смешанный с пряностями, специями и палящей жарой, и после полудня, остановившись в своей любимой гостинице, идет гулять по знакомым голубым улочкам, гладить кошек и сидеть возле фонтанов с мозаикой, слыша в пять вечера, как начинают молитву в мечетях.
Он не хочет думать нахуя и по какой такой дорожке он не туда свернул. Он просто хочет забыться, и отрывается. Он, наконец, не строит из себя глупую пустышку или невинного, но течного сученка. Он тот, кем был и будет — тварёныш, выживающий так, как хочет.
И Джек действительно отрывается, наплевав на всех. Он пьет дорогое вино, потом водку, потом текилу, он ржет на каком-то местном празднике, устроенном на террасе гостиницы, опять пьет, забирает у одной девчули газовый голубой шарф и повязывает на манер паранджи: покрывая голову и закрывая пол лица. Он смеется вместе с местными мужиками, делая вид, что нихуя не понимает, но на самом деле идеально зная их язык, он танцует под их свист и смех девушек на террасе, он вновь пьёт, только теперь абсент — богатым туристам можно всё, даже в такой стране. Он вновь пьяно ржет какой-то местной шутке, пьёт теперь ром, нетрадиционно закусывает солью с лаймом, хотя это больше для текилы и смотрит на тихое веселье тех, кто сидит за столиками под открытым марокканским небом. Уже поздний вечер, уже синее небо и лишь чутка оранжевое там, где заканчивается визуально город и начинается горизонт, повсюду огни, факелы, яркие всполохи которых отливают в красочной марокканской мозаике…
Джек упивается вусмерть, даже когда уже не лезет, но чувствует, что ему действительно хорошо. Его отпускает, ему не так липко… ощущать себя мразью, Джек заливает в глотку ещё что-то крепкое, а после блюет в женском туалете, поддерживаемый теми же девчонками, которые танцевали с ним рядом. Он им даже благодарен. Но ночь только начинается, у него дохуя денег, он идеален, он изящен, его здесь не воспринимают, как куклу, скорее, как богатого выродка или просто глупого подростка, который не умеет пить. И хотя бы этого ему хватает.
Звучат барабаны где-то на фоне или это что-то другое? Ещё какая-то музыка: этника, местная, красивая, плавная… Девушки тоже навеселе, все навеселе, но это не отрывная туса, это атмосферное единение с теплом и добрым весельем, когда можно побыть кем-то другим и просто расслабиться. Джек любуется собой в отражение зеркальных панелей у барной стойки; ему идет его льняной голубой костюм из брюк-шароваров и простой приталенной кофты с широкими рукавами, а ещё с этим шарфом, который все ещё на голове… это охуенно. Это почти не он. И Джек безумно счастливо лыбится, показывает бармену два пальца — повторить, и вновь что-то пьёт, уже кажется под одобрительные смешки и улюлюканье местных.
Всё обрывается и одновременно начинается в тот момент, когда он проходит чуть дальше от бара, вдоль балконной террасы, к столикам, где уже почти никого нет. Он думает, что нужно бы пойти спать, но ловит всего один взгляд, прежде чем протрезветь.
Сожаление, что потратил столько сил и пойла на то чтобы ужраться, незначительное, по сравнению с тем, как на него смотрят.
Болезненный комок душит и не позволяет нормально сглотнуть, а фраза — «убить и воскресить» — становится уже не философской, а вполне такой реально понимаемой и даже ощутимой.
Этот взгляд опаляет, заставляет подчиняться, заставляет ненавидеть, бояться и одновременно желать. Впервые Джеку самому хочется заплатить, чтобы ему тут же дали. И поганый полустон не срывается с покусанных пухлых губ только потому, что Фрост вовремя прикусывает себя, жадно оглядывая чужака во всем черном, но с пиздец нереальным ярким золотым взглядом.
«Хочу!!» — проносится в подкорке, и Джек, словно под дурью, медленно и загипнотизировано подходит ближе к столику, за которым сидит ОН.
Шальная мысль, что можно бы и поиграть, проносится слишком быстро, но не менее мощно во всё ещё одурманенном мозгу, и Джек почему-то соглашается, как последний дебил вспоминает себя, свои маски, и, едва запнувшись, словно он по-прежнему слишком пьян, направляется к этому странному чужаку.
Здесь все чужаки, но эта сука, эта опасная тварина, отличается даже от остальных: слишком нетипичный, слишком острый — коснись, заговори и тебе пизда. Таких Фрост обходит стороной, но в этот раз — как ебаный кролик, как к ебанному удаву — идет специально, даже позволяет нахальному румянцу затопить и так раскрасневшееся лицо, позволяет своим глазам заинтересовано блестеть… Но взгляд строит невинный, стесняется наигранно, когда понимает, что на него также неотрывно смотрят, наблюдают.
Парень сглатывает, едва улыбается, больше как похоже, что самому себе, и, наконец, подойдя к столику, за которым сидит этот охуенный мужчина, нагло присаживается, кокетливо улыбаясь; ведь он пьян, ему можно. Если всё пойдет по плану и на него клюнут, а то что клюнут Фрост и не сомневается, у него таки будет сегодня секс, и ещё какой! И, возможно, вновь много зеленых бумажек на утро…
— Вы ведь не против? — потупив взгляд, едва стеснительно лепечет парень, облокачиваясь локтями о край столешницы.
— Не думаю… — сухо, хрипло и повелевающе одновременно, и как так можно? Но Джек держит почти потрескавшуюся маску и не поднимает взгляда, точнее уводит его, словно любуясь огнем факелов за спиной мужчины; если бы не заинтересованность и некая игривость в нотках этого сексуального голоса, Джек бы бросил игру, но так лишь больше желает его заполучить.
— Но, кажется, слегка против… Это всё слишком для немя, простите… — парень усмехается, качает головой, будто он слишком ветреный, слишком пьяный и слишком о многом подумал, не рассчитал, — Не нужно было так нахально к вам подсаживаться…
Джек почти встает, сожалеюще улыбаясь, надеясь, что отработанный трюк сыграет и на этом… хищнике? Да, именно так! И это, как ни странно, срабатывает, да! Его ловят за руку, и теплые пальцы жестко перехватывают за запястье, заставляя вновь сесть обратно.
— Нет, я хочу чтоб ты остался, — на этих словах чужака Джек таки не выдерживает — вскидывает голову, смотря в хитрые желтые глаза и неуверенно спрашивает, строя из себя того же невинного и удивленного пьяного мальчика:
— Правда?
— Правда, малыш, — усмехается мужчина, так ядовито и довольно одновременно, он окидывает Джека нечитаемым властным взглядом и с язвительной мягкостью проговаривает: — Только давай договоримся, что в следующий раз ты придумаешь более охуенную игру, нежели просто развести крутого дядю на бабки? Тебе было бы проще сразу ноги раздвинуть, нежели так хуево со мной сейчас заигрывать, мой белоснежный мальчик…
И пока паренек во-второй раз за вечер полностью трезвеет от этих слов, мужчина поднимается, поправляет манжеты черной рубашки и, небрежно оставив чаевые, хер пойми официанту или самому Джеку, довольно удаляется.
А Джек сидит в ахуе ещё с добрых минут пять, пялится на тот же огонь и не понимает, где программа сдала сбой или где он сам прокололся? Где он сам дал сбой?.. Но ведь схема…но ведь годами! Но ведь!..
— Ах ты ж сууука… — шипит в конце концов Фрост, недобро сощурившись, - Ну я тебе устрою белоснежного мальчика!.. Я тебе устрою, блядина! — и покрыв чужие чаевые своей золотой карточкой; просто швырнув её на стол, парнишка гордо встает и уходит в свой номер, ни на секунду не переставая думать о последних словах этого сукиного сына.
Вскоре марокканское небо начинает выгорать с востока нежно-золотым восходом.
Последние комментарии
12 минут 51 секунд назад
3 часов 54 минут назад
4 часов 15 минут назад
5 часов 9 минут назад
8 часов 8 минут назад
8 часов 9 минут назад