Из Таиланда с любовью (СИ) [add violence] (fb2) читать постранично

Я брел по вечернему городу. Всюду загорелись фонари — их оранжевые шапки-нимбы круглели на фоне выцветшего неба. Мне нужно было в бар. Я бы сказал — жизненно необходимо. Шутка ли — твой друг детства женится? Как смеялись мы в нашей компании, дезертирует. Первым. Ну, а кому теперь ездить с нами по курортам? Набираться до зелёных чертей и триумфа продажной любви? То-то и оно, братцы.

Нас было шестеро. И, видит бог, где мы только ни побывали. А теперь второй из нас, из тех, кто со школьной скамьи были почти неразлучны, отрывался от корней и упархивал в отдельное гнездо, свитое заботливой паучихой. Я был готов побиться об заклад, что чёрной вдовой — как пить дать ею, паскудой. Потому что первого, оторвавшегося от компании холостяков по совершенно иной причине, вспоминать не хотелось.

Я углядел неприметную дверь и скользнул в неё. Бармен был моим давним знакомцем, и в моей душе крепла уверенность, что он уж точно нальёт мне хотя бы пару шотов за счёт заведения.

— Здорово, Серый, — поприветствовал он меня усталым тоном. — Пива или чего покрепче?

— Покрепче, — махнул я рукой с тяжелым вздохом. — Мне ещё за руль, так что не пожадись.

— Эк тебя, — передернул плечами он. — Случилось чего?

— Угу, — я в один глоток осушил стопку, наполненную чем-то слоистым.

— Ну ты и вандал, — горестно покачал головой бармен, — я тебе со всей душой…

— А ты, Коль, чего попроще, — попросил я ничтоже сумняшеся. — Может, водки плеснёшь?

Глаза Николая вытаращились на меня. Он по природе своей был, что рыба — бесцветен и пучеглаз, а теперь, казалось, его испещрённые сосудами веки тщетно силились прикрыть выкатившиеся бесцветные полусферы.

— И себе налей, — махнул рукой я.

— Нам не положено, — буркнул Коля, зардевшись — я знал его страсть к водке.

— А, плевать, — махнул рукой я, старательно подмигивая.

— А и правда, к черту, — легко согласился Коля. — Смене конец через полчаса, что ж я, права не имею?

— Имеешь, Коля, имеешь, — покривил душой я. Я знал, что ему грозит за это увольнение, но мне было наплевать.

— Андрей? Женится?! — казалось, глаза Коли обзавелись стебельками, на которых теперь мерно покачивались.

— Угу, — я опрокинул очередную стопку.

Андрей был самым свободолюбивым из нас. Никто бы не подумал, что он — первым! — очертя голову бросится в пучину рутины, именуемой браком.

— Скоропостижно, — я утёр выступившие слезы салфеткой.

— Выпьем не чокаясь? — Коля захмелел, а у меня по спине скатилась капля пота.

*

Вино лилось рекой. Водка — тоже. От деликатесов ломился стол. Нас было пятеро — должно было быть шестеро, но Андрея, самого обаятельного, душу нашей компании, за сутки до вылета упекли в больничку с перитонитом. Поэтому горячий воздух Таиланда вдыхали мы впятером — вчерашние школьники, баловни судьбы, золотая молодёжь. Шёл пятый день безудержного веселья, пира горой, непреходящего хмеля — алкогольного, наркотического и эротического.

— Знаешь, Серый, — доверительно обратился ко мне изрядно пьяный Димон, — а пойдём, купим ещё бухла. И девочек подцепим! Здесь чудо-девочки!

— Выбирайте тех, которые страшные, — со знанием дела отозвался Леха, привалившийся к ножке бильярдного стола и лакавший из горла какую-то очередную горькую дрянь — похоже, на сей раз это был кампари. — А то красивые… это… с бонусами.

Остальные дружно заржали.

— Не так страшен черт, как его Малюта, — ответствовал Димон, отвратно подмигивая, кривясь и облизываясь.

— За себя говори, пососун! — рявкнул Леха, вытряхивая последние капли из бутылки в жадно раскрытый рот.

Я тогда беззаботно смеялся, не зная, что ждёт нашего поборника гетеросексуальности через какие-то жалкие пару часов.

Вскоре Димон ушел, захватив с собой самого молчаливого из всех нас — Артема. Я мог бы с ним посоревноваться за звание самого отпетого лоха в этой компании: Алексей великолепно рассказывал анекдоты, пел проникновенные песни под гитару — и даже не фальшиво, был галантен и достаточно умён; Димон мог похвастаться дьявольским обаянием вкупе с телосложением Аполлона; Володя прекрасно разбирался в живописи и высокой моде. А мы… Артем был плешив уже к двадцати годам и плюгав, точно больной, а я… Я был обычным ходячим недоразумением. Увлекался старыми машинами, мог собрать корч из дерьма и палок да на коленках поршневую перебрать. Неплохо водил, но в основном по скользким зимним трассам — где уж там в Таиланде выделываться да резину жечь? Нет, бабам такое не нравилось. Им бы про Дольче и Габбана. Наверное. Или — после водки — пару добрых анекдотов про пидоров. И уж точно не про преимущества старого «Ниссана» перед старой же бэхой.