Not alone (СИ) [Чародейница] (fb2) читать онлайн

Гермиона неслась по безлюдным коридорам Хогвартса с точной уверенностью, где ей срочно надо оказаться, - в туалете плаксы Миртл.

Совсем недавно Рона выписали из больничного крыла после отравления медовухой из запасов Слизнорта, и Грейнджер, наконец-то не обремененная сидением у кровати друга все свободное время, просто обязана была поговорить с одним человеком.

Уже которое по счету покушение на жизнь Дамблдора, слежка Гарри за Малфоем, который часто скрывался в Выручай-комнате, и все почти стало ясно. Гермиона ведь всегда считала себя умной. И сейчас, как бы она ни хотела воспротивиться своему уму, у нее ничего не получалось. Ее мозг складывал проклятое ожерелье, отравленную медовуху и откровенно плохо выглядящего Малфоя в единое целое. Теперь уже слова Гарри о том, что молодой слизеринец является Пожирателем смерти, не казались такими надуманными и глупыми. Сейчас она сама пришла к этому выводу.

Да и ладно, он бы просто был Пожирателем с мерзкой меткой на предплечье, но что-то подсказывало, что покушение на директора школы чародейства и волшебства дело рук именно этого белобрысого засранца.

Как же не хотелось в это верить. Почему-то хотелось оправдать его. Она не могла представить, что ее однокурсник может стать убийцей. Вот самым настоящим жестоким убийцей. И было понятно, что это все не его желание. Это гребаный Тот-Кого-Нельзя-Называть приказал ему, чем-то шантажировал и заставил следовать его воле.

Никогда еще Гермионе не приходили в голову чересчур злые мысли, но сейчас она представляла, как станцует радостный танец над мёртвым телом Волан-Де-Морта, потому что тот, кто столько горя и боли несёт людям, должен непременно умереть.

Гарри ушёл к Дамблдору на очередное «внеклассное» занятие, которое в будущем поможет победить ему в серьезной битве, а Грейнджер попросила у него карту Мародеров и отправилась на поиски Малфоя, чтобы… что?

Чтобы убедиться в том, что он Пожиратель смерти.

Чтобы посмотреть в его глаза и увидеть, что он не хочет убивать, не хочет быть убийцей.

Чтобы переубедить его, если получится, ведь она не может бросить человека в беде, какой бы сволочью он ни был.

Да, в этом учебном году она много натерпелась от него, хотя и чувствовала себя виноватой в том что сама — сама — шла у него на поводу и была похожа на тряпочку, которой он пользовался и выбрасывал, когда прекращалась нужда.

Но его противоречивые взгляды, которыми он награждал ее каждый раз, когда они сталкивались, засели глубоко в ней. Ведь она — умная и, блин, правильная Гермиона Грейнджер — была уверена, что чувствовала то же самое. Они были двумя запутавшимися людьми, которые не понимали, ни черта не осознавали, что с ними происходило.

Гермиона остановилась около двери в женский туалет, глубоко вздохнула, пытаясь успокоить сбившееся дыхание после быстрого шага и ещё раз посмотрела на карту. Точка с подписью «Драко Малфой» все еще находилась там, где и была до этого.

— Шалость удалась, — почти неслышно произнесла девушка, направляя волшебную палочку на пергамент.

Она убрала пустую карту в зачарованный карман мантии, выпрямила спину, вздернула подбородок, приготавливая себя к уже привычной ненависти и яду слизеринца и… толкнула деревянную дверь, стремительно входя внутрь.

Малфой стоял, оперевшись ладонями о раковину. Мантия валялась размытым пятном на полу, его сумка была скинута там же. Гермиона тут же заметила, что с передних прядей платиновых волос стекали небольшие капли воды, развязанный галстук серебристо-зеленой змейкой болтался на шее, а рубашка была расстегнута на три первые пуговицы.

Дверь ударилась о каменную стену, и Малфой повернул голову, встречаясь с Гермионой взглядом.

Он почти успел показать, что ничего не происходит. Выросший в аристократических кругах, Драко умел менять выражения лица словно маски на маскараде, но глаза… Глаза остались такими же, как и до стремительного вторжения Гермионы в помещение. Малфой успел их наполнить презрением, высокомерием, насмешкой, но отчаяние — такое безумное, изнуряющее, сводящее с ума — он, как бы ни пытался, не смог растворить в своих серых радужках.

— Грейнджер, пошла на хер отсюда, — выплюнул он, убирая ладони с раковины.

Его губы скривились в пренебрежительном оскале, а глаза внимательно, но с ноткой беспокойства наблюдали за тем, как гриффиндорка, совершенно не обращая внимания на слова Малфоя, преодолела расстояние между ними в несколько размашистых шагов и схватила его левую руку за запястье. Гермиона знала, что с ним надо действовать стремительно быстро, уговорам он не поддастся, а вот от неожиданных действий может опешить, что даст ей время исполнить задуманное. Она стала дергать за пуговицы на манжете, пытаясь, как можно быстрее расстегнуть их, пока он не опомнился.

Одна пуговица, вторая. Ее онемевшие от своей же наглости пальцы попытались дернуть рукав рубашки вверх.

— Ты что творишь, грязнокровка? — кристальная ярость в мужском голосе, а свободная рука впилась пальцами в ее предплечье.

Грейнджер почувствовала, как вдоль ее позвоночника пропутешествовала липкая струя страха, сердце от испуга замерло и в два раза сильнее понеслось вскачь. Захотелось убежать и спрятаться от его ярости, но она же гриффиндорка. Храбрая, смелая, она все сможет.

— Ты оглохла?!

Драко переместил руку ей на плечо и оттолкнул подальше от себя, а Гермиона, не успев сориентироваться, отлетела и больно ударилась поясницей о раковину. Поморщилась, чувствуя, как паучки боли расходятся от поврежденной области во все стороны. Девушка вскинула голову, встречаясь с ним взглядом, показывая свою упертость и целеустремленность, давая понять ему, что он не уйдёт отсюда, пока она не узнает, что ей надо.

— Я хотела взглянуть на метку на твоем предплечье.

— И откуда ей там быть? — он даже не отнекивался, не смеялся ей в лицо, потому что по карим глазам видел, что она и так знала.

— Так ты же Пожиратель Смерти. Она у вас у всех есть, разве нет?

Малфой засмеялся откровенно наигранно, фальшиво. Он не собирался сдаваться, но и видел, что скрывать от неё нет смысла. Грейнджер и без прямого доказательства метки раскрыла его. Неизвестно только, разболтала своим тупым дружкам или ещё не успела.

— Если ты в этом так уверена, то зачем тебе доказательство в виде метки на моем предплечье?

Она сделала один шаг вперед, пристально изучая слизеринца перед собой. Гермиона была уверена, что видела его насквозь. Его фальшивая самоуверенность совершенно не коробила, не заставляла, как раньше, неуютно втянуть шею в плечи. Или может сейчас все было гораздо серьёзнее?

— Малфой, прекрати. Ты знаешь, что я права, и что не отстану от тебя. Так что просто… покажи ее. Метку.

Да, он, Мерлин его подери, знал все это. Знал, но почему-то сердце ухало вниз, заходясь в бешеном ритме, а кровь леденела в жилах.

Драко так боялся.

Так, блять, боялся открыться. Дать слабину. Показать, как ему на самом деле плохо. Он знал, что если покажет ей мерзкую метку Пожирателя, то все внутри него рухнет. Весь тот каркас, что он методично выстраивал в течение года, обвалится, и Малфой подохнет с оголенными до одури нервами прямо здесь, в этом гребаном туалете для баб.

— Займись со мной сексом. И я сделаю, что ты хочешь, — вот так хрипло, на грани истерики, отчаянно цепляясь хоть за что-то.

Почему сейчас не хочется думать о ней, как о поганой грязнокровке, как о всезнайке, водящейся с придурком-Избранным? Почему раньше это казалось чем-то правильным, логичным и неоспоримым, а сейчас - это совершенно извращенно и надумано?

Все было до одурения просто. Она, хренова Гермиона Грейнджер, заставляла его, Драко Малфоя, чувствовать. Заставляла его дышать не раскаленной безнадежностью, а чем-то другим, терпким, может, своим ароматом?

Малфой сделал шаг ближе к ней, сталкиваясь телами.

— Нет, — твердо ответила она, а в глазах упрямая уверенность в своих словах.

Он ещё раз шагнул, заставляя ее отойти вместе с ним и упереться поясницей в раковину. Положил руки с двух сторон от хрупкой фигуры девушки и наклонился ближе к ее лицу.

Глаза в глаза. «Будто в самую душу смотрит», — пронеслась вдруг шальная мысль. От нее все также пахло сиренью и свежестью, а она чувствовала запах сигарет, цитруса и мужского одеколона.

Гермиона опять увидела в серебристых крапинках на его радужках то отчаяние, которое просто невозможно скрыть. Оно было слишком большим, непомерным. Она видела, как оно заполняло его по самую макушку и не давало нормально вздохнуть.

А Драко уже больше не мог. Ему надо было поделиться этим с ней, чтобы не подохнуть в луже собственной крови, боли и слез. Ему ужасно тяжело, хотя на губах все ещё блуждала эта дурацкая самодовольная усмешка, будто он всесилен.

Но ведь это не так. Драко просто обыкновенный шестнадцатилетний парень, который хотел жить, хотел радоваться этой гребанной жизни, а не вот это все…

Гермиона видела, как он пытался выжить. Как ему тяжело, плохо и выть хотелось от спектра эмоций, которыми были заполнены его глаза.

«А ведь он вырос раньше всех нас», — почему-то подумалось девушке, рассматривающей блондина в опасной близости от себя.

— Давай же, Грейнджер. В последний раз, — остановился, пытаясь распознать ее мысли в расширенных зрачках. — Ты же хочешь этого. Так же, как и я.

Малфой поцеловал ее. Не так, как все разы до этого. По-другому. Будто ему это и правда было важно. Важно, чтобы она ответила ему. Важно, чтобы поняла, что так Драко — по-своему, по-идиотски — искал в ней, в грязнокровке, поддержку.

Гермиона не могла не понять и не ощутить его призыв о помощи, ведь она такая — всепомогающая, глубоко чувствующая натура, и как бы она ни сопротивлялась, Малфою хотелось помочь.

И она ответила ему, впилась губами в его обветренные. Их языки сплетались по инерции, дразнились, так, будто достаточно изучили друг друга, чтобы действовать слаженно. Их почти сразу начало трясти от переизбытка чувств, которые клубились вокруг, разрывая на части обоих.

Почти невесомый вкус сигарет ворвался на ее вкусовые рецепторы, также грубо и резко, как и он впился пальцами в девичьи плечи, жестко провел ладонями вниз, к локтям.

Ее мантия мешала. Он хотел чувствовать ее нежную кожу под своими пальцами. Ему надо было знать, что она — грязнокровка, которая пошатнула его внутренний мир, — реальна. Что это все не в его голове. Драко потянул шелестящую ткань вниз, по ее рукам. Мантия упала на каменный пол, к девичьим ногам с глухим звуком. Они одновременно потянулись к пуговицам на белоснежных рубашках друг друга. Пальцы тряслись, а маленькие беленькие кругляшки не выскакивали из отверстий с первого раза.

На ее шее наглухо был затянут мерзкий красно-золотой галстук, а потому она справилась быстрее. Гермиона распахнула полы его рубашки и, не моргая, стала рассматривать мужскую грудь, пресс. Он был слишком худым, ключицы сильно просвечивали сквозь синевато-бледную кожу, а ребра выпирали все больше при каждом вдохе.

Грейнджер дотронулась до Драко кончиками ледяных пальцев, отчего он вздрогнул и на мгновение замер, отрывая сосредоточенный взгляд от девичьей рубашки, и всмотрелся в ее лицо. Она такая — осторожная, будто Малфой фарфоровый и был готов прямо сейчас разбиться на мелкие осколки. А он ведь и правда мог, но она первая, кто заметил это в нем.

Это перевернуло все внутри.

Драко зарычал, силой развёл полы ее рубашки, и последние две нерасстегнутые пуговицы разлетелись в стороны. Он дернул этот ненужный предмет одежды вниз, и белоснежная ткань приземлилась сверху темной мантии. Гермиона осталась в одном тоненьком кремовом лифчике и чертовом гриффиндорском галстуке, лежащем между грудей.

— Не боишься, что сейчас кто-нибудь зайдёт? — неожиданно спросил он, пытаясь на секунду отвлечься, и может, прийти в себя.

Грейнджер в ответ провела пальчиками по его животу, чуть царапая короткими ногтями кожу, и резко дёрнула Драко за ремень, отвечая на его вопрос и сама удивляясь своей смелости и откровенности.

Малфой шумно вздохнул и попытался понять, что он все-таки чувствовал, но кроме непреодолимого желания, смешанного с потребностью заглушить боль, безысходность и отчаяние, — ничего больше. Драко медленно поднёс палец к ее плечу, подцепил светлую бретельку бюстгальтера и также медленно спустил вниз. Остановился, рассматривая ее острые ключицы и откровенный вид, которого она не смущалась.

Тишина, где было слышно только их лихорадочное дыхание, будто замедлила время. Гермиона неосознанно провела языком по губам, заглядывая в его глаза, пытаясь понять, какой он. Каким он будет сейчас, с ней.

А Драко опять впился в нее поцелуем, кусая нижнюю губу и оттягивая. Она подняла руки и зарылась в его белоснежные пряди на затылке, прижалась к нему, чувствуя исходящий от его тела жар.

Малфой положил ладони ей на талию, приподнял с пола и усадил на ледяной край раковины. Он убрал ее каштановые волосы за спину и дотронулся языком до нежной кожи шеи, чувствуя, как Гермиона задрожала в его руках, кусая губы и надеясь не застонать в голос.

— Здесь или на подоконнике? — прошептал Драко рядом с ее ухом.

Он дал выбор? Он почти нежен? Он прижимался к ней так, будто ему это жизненно необходимо?

«Да хоть прямо здесь, на полу, можешь отыметь меня. Все равно. Лишь бы опять чувствовать эту ненормальную близость».

— Как хочешь, — просто ответила она.

Драко тихо хмыкнул.

«Послушная девочка.

Моя послушная девочка»

«Что? Моя?» — сразу забилось в яростных конвульсиях подсознание.

«Хер с ним. Сейчас можно», — просто отмахнулся он, решая, что сейчас мысли можно было и отбросить на задний план.

Малфой положил ладони на ее бедра и провел ими вверх по нежной коже, задирая школьную юбку. Гермиона одной рукой опиралась о раковину, другой впивалась в его плечо, пытаясь удержать себя на месте, а Малфой уже целовал ее в ключицу, очерчивая языком тонкую косточку и чуть сдвигая галстук. Драко поддел пальцем ткань лифчика и опустил ниже с одной груди. Ее соски уже были напряжены и от леденящей прохлады туалета, и от его блестящих страстью глаз.

Он облизнул ее сосок, оттянул, немного прикусил, и она застонала. Наконец-то громко. С придыханием.

Драко уже не мог терпеть. Расстегнул ремень, вжикнул молнией на брюках и чуть приспустил штаны вместе с боксерами. Не задумываясь ни о чем, он отодвинул насквозь мокрую ткань ее трусиков в сторону, ощущая подушечками пальцев липкую влагу.

«Блять, она такая мокрая». Это слишком сильно ударило в голову. Слишком сильно стало сводить с ума.

Малфой удобнее устроил ее на краю, и Гермионе пришлось двумя руками опереться о раковину позади себя, выгибаясь и выпячивая грудь, обращая его внимание на мокрый от его слюны сосок и красно-золотой галстук, который сейчас так возбуждал. Сейчас он ещё яснее понял, что собирался трахнуть неприступную, правильную гриффиндорку.

Он хрипло застонал и спустя несколько мгновений ворвался в неё, чувствуя, как член растянул упругие, влажные стеночки влагалища. И Драко задумался только сейчас, что кроме него ее ведь никто и не трахал. Она отдавалась только ему. Мерлин, как это сводило с ума.

Малфой начал двигаться, наращивая темп, при этом наслаждаясь ее протяжными стонами. Он и хотел бы быть медленнее, но не получалось. Дикое животное внутри него требовало свое.

Секс на грани безумия. Он либо спасет его и даст стремление жить дальше, либо… Драко просто не выдержит и спрыгнет с Совятни, пытаясь разбиться о скалы и не думая ни о задании Темного Лорда, ни о жизнях его родителей, ни о чем.

Гермиона чувствовала его внутри себя до сумасшествия остро. Чувствовала его руки, оглаживающие ее бедра. Чувствовала его губы, хаотично целующие ее, куда только могли дотянуться. И девушка так доверчиво отдавалась ему, потому что понимала, что нужна ему, прямо сейчас, прямо здесь. Она пыталась впитать в себя часть его невыносимого отчаяния, с которым он вдалбливался в нее.

Его движения становились еще более несдержанными, и он впился пальцами в ее кожу до фиолетовых следов на теле. Драко поднял ее с раковины, прижал к себе, надеясь, что брюки прямо сейчас не свалятся к его лодыжкам, развернулся и прижал Гермиону к двери кабины туалета. Она ощутила позвонками шершавое дерево, которое больно впивалось в оголенную спину, а Драко продолжил вбиваться в ее тело, что были силы.

Он оставлял на ее шее бордовые засосы, которые уже стали символом их неожиданной близости, а Грейнджер в этот момент поняла, что он тоже обязан иметь такие следы. Она схватила его за волосы, сильно оттянула, наклоняя голову, и впилась укусами в его шею. Его кожа на вкус, словно необходимый источник воды в пустыне. Сладкая, нужная, оживляющая. И это принесло ещё больше удовольствия Гермионе, которая подмахивала ему бёдрами, наслаждаясь — правда наслаждаясь — их близостью.

Его движения стали ещё более сумасшедшими. Драко начал задыхаться, пытаясь продлить момент, но все мысли разом вынесло из головы, когда он кончил.

Блятьблятьблять, почему…

— …так охуенно.

Малфой, еще полностью не придя в себя, вышел из Гермионы и поставил ее на пол. Дотронулся рукой до набухшего от желания клитора, выводя пальцем круги и будто подсознательно зная, как она хотела. Девушка сразу выгнулась, больно ударяясь затылком о деревянную дверь и ощущая, как волны удовольствия сносили все внутри неё.

Драко зарылся носом в изгиб ее шеи, чувствуя, как она дрожала, как громко стонала и впивалась пальцами в его руку, как еще немного и…

— Ты будешь помнить об этом? — почему-то вырвалось у него.

Ему ведь важно, что если он все же умрет, а Малфой был уверен, что не переживет эту войну, то хотя бы одна душа будет помнить о нем с каплей человеческого тепла.

— Да-а-а, — простонала она.

И только краем сознания поняла, на что согласилась.

А в нем разлилось тепло. Такое нужное, искрящееся, согревающее его внутренний холод.

— Умница, моя девочка, — опять вырывалось у него.

И Гермиона кончила, вытягиваясь в струну и сильно зажмуривая глаза.

Прошло несколько минут, когда они наконец отстранились друг от друга. Гермиона обхватила себя руками, потому что на влажном от пота теле холод туалета чувствовался острее.

А Малфой тяжело вздохнул и, пока не растерял чувство, что он в этом мире не одинок, дернул за рукав рубашки, на манжете которого Гермиона уже расстегнула пуговицы. Грейнджер впилась глазами в его оголенное предплечье. Мерзко-чёрная метка оттенялась его белоснежной кожей. Она, не думая ни о чем, протянула руку, коснулась уродливого черепа кончиком пальца. Малфой же ощутимо вздрогнул от этих искренне-нежных-ненормальных касаний.

А Гермиона слегка испугалась, замерла и подняла взгляд. Выражение его лица нечитаемое, бесстрастное, а глаза на ещё раскрасневшемся от секса лице не верящие, удивленные.

Он не знал, что бывают такие чувства, точнее не знал, что такие чувства могут предназначаться ему. Драко кивнул ей, сам не зная зачем, но девушка будто все поняла. Она опустила глаза обратно к метке Пожирателя на его руке.

«Он - Пожиратель Смерти, а я с ним занималась сексом. Не единожды».

Она провела кончиком пальца по мерзкой чёрной змее.

«Но он ведь не хочет всего этого. Я же вижу. Ему плохо. А еще… он хотел убить Дамблдора?»

— Проклятое ожерелье, отравленная медовуха. Твоих рук дело?

Она опять посмотрела в его глаза, а его - серые, бездонные - не отрицали, хотя он и стойко молчал, все также разглядывая ее.

— Ясно. Он заставил?

— Он давал выбор. Я сам согласился.

— Зачем?

Малфой вспомнил палочку, направленную на его родителей, которые замерли на коленях посреди гостиной Малфой-мэнора.

— Были причины.

Гермиона кивнула, пытаясь лихорадочно придумать, что это за причины, но видимо очень важные, раз он делал то, что съедало его изнутри. Гриффиндорка убрала пальцы от его предплечья и отошла в сторону, ежась от легкого ветерка на коже. Смотреть на него не хотелось, надо было все обдумать.

Девушка повернулась к нему спиной, пытаясь на пару минут оградиться от его взгляда и поразмыслить. Подняла с пола свои вещи и медленно натянула рубашку, а следом мантию.

Малфой в это время отошёл к окну, дернул за ручку на оконной раме, сел на подоконник и вытащил пачку сигарет из зачарованного кармана брюк. Когда Гермиона повернулась к нему лицом, Драко уже затянулся сигаретой и выдыхал терпкий, густой дым в окно. Его рубашка все еще была расстегнута, да и ремень на брюках свободно висел. Грейнджер на секунду замерла, потому что выглядел он… охеренно.

«Почему меня так клинит на этом засранце?»

Ветер из открытого окна хлестал его по лицу и голому торсу, а пряди волос опять упали на глаза. Он вздрогнул от холодных потоков воздуха, но больше ничего не сделал, будто наказывая себя за слабость перед этой грязнокровной девчонкой.

Гермиона пошла к нему, замечая, как он напрягся. Ведомая своей гриффиндорской храбростью схватила с пола его теплую мантию и подошла к Драко, накидывая одежду на него и пытаясь прикрыть голую кожу от хлестких потоков морозного ветра.

«Это… забота?»

Малфой, откровенно говоря, не знал, что делать. Просто наблюдал за ней, совершенно сбитый с толку. Даже цепкие щупальца отчаяния и безнадежности ослабли.

— Ты не один, — прошептала она, наклоняясь к его уху, и обдавая горячим дыханием кожу.

Еще ни разу в жизни слова на него так не влияли. Он вдруг согрелся изнутри, убежденный держаться за хрупкие нити жизни.

— Не смей сдаваться, — добавила Гермиона и порывисто обняла, согревая его тело и его душу.

Это спасло его в тот момент. Дало толчок жить, чтобы еще раз почувствовать кислый запах лимонного торта, исходящий от нее, помнить объятия и сильные толчки в ее теле.

А Гермиона отстранилась и вылетела из туалета также стремительно, как и зашла. И до того, как дверь захлопнулась, едва расслышала:

— Главное — ты выживи, Грейнджер.

Пока они не знали, что бесконечное количество раз за войну будут вспоминать слова, произнесенные в этот день, воспроизводить в измученном сознании образы, чувства и интонации. Лишь бы знать ради чего-то стоило жить.