Трон Знания. Книга 5 [Такаббир Эль Кебади Такаббир] (fb2) читать онлайн

Таккабир "Трон Знания" Книга 5

Часть 01

Ему вырвут сердце, ибо он любит; растопчут душу, ибо он верит; он умрёт для всех, ибо имя ему — Тот, Кто Предал. Он последний, ибо после него вековая бездна; он первый, ибо из бездны воскреснет его слава и гордость. Трижды возвеличенная и трижды отринувшая своё величие кровь от его крови, потечёт по жилам с кровью трёх народов и с тремя именами взойдёт на престол в присутствии трёх святых свидетелей. Хранитель власти расстанется с венцом. Кольцо памяти на левой руке, кольцо сердца на правой руке, а руки правят миром в мире и славят день, когда родился он.

Пророчество Странника

***

Обмотав бёдра полотенцем, Адэр взъерошил влажные волосы и вышел из ванной...

Кровать идеально стелена — повинуясь негласному правилу, пассии не посягали на королевское ложе. Зато широкая софа походила на поле битвы: свитые простыни, сплющенные подушки, скомканное одеяло. Придворная дама удалилась перед рассветом, оставив на низеньком столике записку: «Благодарю за волшебную ночь».

Адэр разорвал листочек на мелкие клочки. Его ночи давно перестали быть волшебными: исчезла острота чувств, куда-то делась страсть. Совокупления походили на долгую и утомительную пробежку вокруг замка, с одной существенной разницей — после пробежки ощущался прилив энергии, появлялось желание крушить и строить, а после постельных утех угнетали слабость в ногах и недовольство очередной любовницей.

Распахнув окно, Адэр посмотрел сквозь морось на зеленеющий сад и сделал глубокий вдох. Весна в этом году была ранней и не по-весеннему жаркой. Снег сошёл так же стремительно, как осенью обнажились деревья. Так же стремительно набухли и распустились почки. В мгновение ока пустошь покрылась разнотравьем, но уже через пару недель сморщилась под жгучим солнцем и оцепенела в ожидании дождя.

Ливни прошли в Верхнем Доле и в Бездольном Узле, отмыли до блеска Ларжетай и Лайдару, а в Мадраби не выпало ни капли. Сегодня тучи наконец-то рассыпались бисером. Проку от мороси мало, зато запах… Скупые слёзы неба, оставляя следы на листве и камнях, придавали воздуху ни с чем несравнимый аромат молодости и свободы.

Адэр потёр ладонью грудь и направился в гардеробную, всерьёз задумавшись: не обратиться ли к Ярису Ларе? С некоторых пор после занятий любовью появилась ноющая боль в сердце, и это в двадцать восемь лет! Знатный доктор и верный советник Ярис Ларе повторит слова Вилара: «Надо меньше пить и больше спать», — не слово в слово, но смысл будет тот же — и окажется прав наполовину. После помолвки c принцессой Партикурама Адэр ни разу не прикладывался к бутылке. С бессонницей дела обстояли хуже — прогонять мысли, опуская голову на подушку, никак не получалось.

Машинально передвигая в шкафах плечики с костюмами, Адэр поглядывал на трюмо. В верхнем ящичке тумбы ютился изумрудный ключ, некогда принадлежавший Эйре. Внутренняя борьба — надеть, не надеть — велась каждое утро, и всякий раз Адэр сдавался. Надевал на шею кожаный шнурок, грел камень в кулаке и целый день чувствовал его тепло. А ночью, перед приходом пассии, прятал драгоценную вещицу в ящик — подальше от чужих глаз и бесцеремонных прикосновений.

Посмотрев на часы, бесшумно отсчитывающие минуты, Адэр вытащил из шкафа костюм. Обычно выбором одежды занимался Макидор. Однако, в преддверии бала в честь дня рождения Адэра, костюмер уехал в Маншер за тканями и новыми фасонами. Он истосковался по миру моды и вечно плакался, что его, непревзойдённого стилиста, коллеги затёрли в задние ряды, а всё потому, что правитель Грасс-дэ-мора утратил чувство прекрасного и наряжается на балы, как на войну.

Заменить Макидора вызвалась Сирма, но Адэр отказался от помощи своей бывшей горничной. Когда-то он вызволил девушку из дома терпимости и пригрел её в своей постели, о чём вскоре пожалел. К его милости Сирма отнеслась с наивностью ребёнка, посчитав себя единственной и настоящей любовью правителя. Когда Адэр её отверг, досаждала ему тяжёлыми вздохами и тоскливыми взглядами. Мун — по приказу Адэра — определил Сирме место среди коридорных служанок, затем приставил к поварихе. А Сирма каким-то чудом уговорила Макидора научить её шить и теперь обитала в его вотчине.

Закончив одеваться, Адэр направился к двери. На полпути остановился. Помедлив, вернулся к трюмо и достал из ящичка изумрудный ключ.

Флигели, пристройки и крылья замка соединялись множеством переходов; Адэр мог пройти из апартаментов в свой кабинет по пустым коридорам, однако выбирал привычный путь — через холл. Там всегда было людно, особенно утром. Сновали канцелярские работники и рассыльные. На диванчиках перешёптывались дворяне, ожидая встречи с сановниками. Возле парадной двери топтались плебеи, сжимая в руках жалобы либо прошения. Оживлённая атмосфера бодрила Адэра лучше, чем чашка крепкого кофе, и быстро настраивала на рабочий лад.

Адэр спускался по ступеням, рассматривая притихшую разношёрстную публику, склонившуюся в приветствии. Заметив возле лестницы Муна, замедлил шаг. Невзирая на солидный возраст, старик отлично справлялся с обязанностями смотрителя замка, старался не попадаться правителю на глаза и никогда напрямую не обращался с вопросами об Эйре. Сегодня, похоже, не выдержал. И чем же его успокоить? Сезон штормов закончился месяц назад, Эйра не приехала, и этим всё сказано.

Едва Адэр сошёл с последней ступени, как Мун произнёс:

— Ваше Величество! Кухарки спрашивают: всё ли в порядке с вашим Парнем?

— А что с ним?

— За три дня он ни разу не пришёл на кухню.

— Он не ест?

— Может, он ест, но не то, что ему готовят.

Адэр настолько привык к Парню, что порой не замечал его отсутствия. На уровне подсознания закрепилась уверенность, что он всегда рядом, даже если его не видно. Зверь повзрослел, изменились его повадки и привычки. Адэр успел забыть, когда Парень залезал к нему под одеяло, будил шершавым языком, последний раз принимал вместе с ним душ. Когда Адэра посещала ночная гостья, Парень уже не ворчал, а уходил спать либо под двери покоев Эйры, либо в архив к летописцу Кебади. И частенько, не дождавшись хозяина, в одиночестве отправлялся напрогулку по окрестностям замка. Наверное, пристрастился к охоте, раз пренебрегает супами и кашами.

— Разузнай, кто и когда его видел, — приказал Адэр Муну и устремился в свой кабинет.

Вскоре командир охраны доложил, что никто из караульных не выпускал Парня из замка, и никто не запускал его обратно. А прошмыгнуть в двери украдкой огромный зверь никак не мог.

Постукивая пальцами по столу, Адэр прокручивал в голове события последних дней. Вечером Парня в спальне не было. Это точно. Днём проходило заседание Совета. Как правило, Парень их не посещает. Утром Адэр совершал объезд Мадраби, интересовался, на какой стадии находится строительство особняков. Может, Парень изменил ещё одной привычке и бежал за автомобилем, а не сбоку или впереди?

Позавчера Адэр целый день проводил запланированные встречи с дворянами. Днём раньше ездил в Ларжетай. Парень был! Лёжа на заднем сиденье, пытался снять ошейник. Перед тем, как отправиться в ратушу, Адэр щёлкнул его по носу ипопросил не грызть спинки кресел, а на закате, выехав из столицы, выпустил его из салона. Вечно голодный зверь тут же погнался за зайцем…

Ещё надеясь, что караульные ошиблись, Адэр приказал стражам «прочесать» сад, осмотреть замок и окрестности. Когда-то появление зверя возле строящихся особняков вызвало нешуточный переполох среди рабочих. После жёсткоговыговора Парень больше не приближался к стройкам. Как знать, может, он нарушил запрет?

Через два часа Файк вёл автомобиль правителя по улицам Мадраби. Открыв окно, Адэр напряжённо всматривался в кучи строительного мусора, боясь увидеть торчащую лапу. Дома возводили простые люди — в большинстве завистливые инеблагодарные. Некоторые приходили в замок с жалобами на дворян-работодателей и чаще всего уходили недовольные отказом в разбирательстве. Адэр опасался, что кто-то выместил свою злость на Парне.

— Вы плохо себя чувствуете? — тихо спросил Файк.

— Жарко, — ответил Адэр, проведя рукой по лбу. — И душно.

— Не переживайте. Моранду так просто не убьёшь.

— Он обычный зверь.

— Необычный, — возразил Файк. — Тут бы рядом с кучами мусора лежали горы трупов, и некому было работать. В нём заговорил самец.

Адэр окинул взглядом толпы строителей, занятых своими делами, посмотрел настражей, заглядывающих в ямы и котлованы:

— Думаешь, он убежал на случку?

— Я бы со счетов это не сбрасывал. Сколько ему? Три года? Давно пора. — Файк улыбнулся. — Помните, как мы нашли его в степи?

— Помню.

— Я тогда жутко перепугался.

— Помолчи, — отрезал Адэр и потёр ладонью грудь.

Он обращался к владельцам рослых и крепких собак с предложением случить самок с Парнем — правда, это было давно, в прошлом году. Положительногоответа так и не поступило. Оно и понятно, никто не хотел разводить моранд.

Зря он не снял с Парня ошейник, перед тем как выпустить его из машины. Когдазверь был в ошейнике, собаки его побаивались, но не разбегались. Этак Парень не вернётся, пока всех сучек не перенюхает.

Решив позвонить старостам близлежащих селений, Адэр приказал Файку ехать в замок. Выйдя из затормозившего автомобиля, с удивлением посмотрел на Гюста. Обычно секретарь встречал правителя в холле, сейчас торопливо спускался полестнице.

— Ваше Величество! — промолвил Гюст, приблизившись.

— Парень нашёлся? — спросил Адэр, потирая грудь. Визит к врачу предрешён.

— Вас просят к телефону.

— Кто?

— Герцог Кангушар. Он звонит второй раз, а перед этим три раза звонил старостаЛайдары Урбис.

Взбежав по ступеням, Адэр направился в кабинет. Сердце отстукивало в ритме шагов: Парень в Лайдаре, Парень в Лайдаре...

Гюст ринулся вперёд, выкрикивая: «Дорогу правителю!» Снующая по холлу икоридорам пёстрая толпа придворных, чиновников и посетителей быстро отступилак стенам.

— Ваше Величество! — прозвучало за спиной.

Адэр на ходу оглянулся.

Старший советник Орэс Лаел догнал его и пошёл рядом, крутя на пальце обручальное кольцо с рубином:

— Мне только что звонил Урбис. Приехала Малика.

— Кто?

— Малика.

Адэр покосился на беспокойные руки Лаела:

— Вы расстроены или радуетесь?

— Взволнован.

— Не вижу причин для волнения.

— С ней прибыли ракшады.

— Вы ожидали, что корабль придёт без капитана и матросов?

— Они прибыли для переговоров.

Адэр остановился. Орэс сделал три шага, пока сообразил, что идёт один. Обернувшись, оставил кольцо в покое и вытянул руки по швам.

— Когда вы научитесь говорить о главном? — напал на него Адэр. — Всегданачинаете с ерунды и выцеживаете в минуту по слову.

— Прошу прощения, Ваше Величество.

— Вам нечем заняться, кроме как бежать за мной хвостиком?

— Прошу прощения, Ваше Величество, — промолвил Орэс, попятившись.

— И почему здесь полно посторонних? Чем заняты чиновники? Почему до сих пор не приняли посетителей? Не резиденция, а проходной двор.

— Я разберусь, — произнёс Орэс и жестом подозвал стража.

Войдя в приёмную, Адэр столкнулся с Мави Безбуром.

— Ваше Величество… — начал Мави.

— А вы откуда знаете? — набросился Адэр на советника. — Вам тоже звонил Урбис?

— Урбис? — переспросил Мави растерянно. — Нет. Начальник финансовоговедомства Лайдары.

— Ему-то что надо?

— Спрашивал, как оформить подарок. Ракшады пригнали морскому народу семь шхун, а документы дали ветонам.

— Пригнали… Будто разговор идёт о табуне лошадей.

— Простите, Ваше Величество. Я не знаком с морской терминологией.

— Вы не знаете, как оприходовать шхуны?

— Нет, Ваше Величество. Точнее, знаю. Просто я хотел сообщить вам приятную новость.

— Вам напомнить, на что способны ракшады? Они сожгли корабль. Сожгут ишхуны. Не торопитесь петь им дифирамбы.

Кивнув, Безбур удалился.

Адэр вошёл в кабинет. Усевшись в кресло, взял трубку, до этого лежавшую на столе рядом с телефонным аппаратом. Склонив голову к одному плечу, к другому, приложил трубку к уху:

— Слушаю.

Доклад герцога Кангушара занял пару минут — командир ветонских защитников умел вычленять самое важное из кучи информации. Из всего, что он сказал, в памяти Адэра отложилась одна фраза: «Эш повёз Малику и ракшадов в Мадраби». А значит, послезавтра они будут в замке.

Уже опустив трубку, Адэр вспомнил, что не спросил о Парне. Внутренний голос провещал: «Парень с ней».

В кабинет заглянул Гюст:

— Ваше Величество, смею напомнить, что через полчаса у вас встреча…

— Через полчаса буду, — сказал Адэр и, поднявшись из-за стола, неторопливой походкой вышел из кабинета.

В коридоре никого не было, кроме стражей и государственных служащих, исполняющих указания начальников. Из-за закрытых дверей доносился монотонный гул голосов. Быстро же сановники разобрали посетителей по своимприёмным.

В холле людей заметно поубавилось. Возле входа рядом с караульными по-прежнему мялись простолюдины, не решаясь напомнить кому-либо о себе. Слугиустанавливали на место диваны, сдвинутые дворянами. На балконе второго этажастолпились придворные. Заметив правителя, шагающего по лестнице, умолкли. Обсуждали ракшадские шхуны или приезд Эйры? Скорее, второе. Они видели её прежде, но лично не были знакомы. Боятся, что с появлением тайного советникапроизойдут изменения в установившихся порядках?

Ничего не изменится! Доверие правителя к ней иссякло. Будь Эйра предана ему всем сердцем, она бы не приняла подачки от его соперника и врага. Адэр схватился за эту мысль, как за соломинку. Надо продолжать так думать, чтобы душевное спокойствие, собранное по крупицам, вновь не распалось.

Войдя в ванную, упёрся руками в раковину и устремил взгляд в зеркало. Зачем ему человек, которому он не доверяет? Ему не нужна подстилка Иштара. Он тотчас выпроводит её из замка. Пусть забирает Муна и отправляется с ним в Ракшаду.

Открыв кран, Адэр подставил голову под холодную воду. Эйра его предала. Надопродолжать так думать, беречь этот холод, не дать чувствам пробиться.

***

Малика задыхалась. Каждый листочек, каждая хвоинка, веточка, травинка пропахливесной. Не искусственный, а настоящий аромат жизни, вместе с кровью пульсируя в висках, вызывал головокружение. Ветонский лес — исполинский великан — издавал буйный и в то же время гармоничный шум, от которого на глазах наворачивались слёзы. Потрескивали стволы корабельных сосен, шуршали кроны лип и осин, друг о дружку тёрлись с шорохом лапы елей.

Малика порадовалась, что видит краски тусклыми, размытыми — не так, как их видят обычные люди. Иначе всё в совокупности — воздух, звуки, вид и осознание того, что она дома — свело бы с ума.

Эш посмотрел через плечо на Кенеш, ютящуюся на заднем сиденье:

— Она по-нашему понимает?

Малика кивнула, не в силах сказать хоть слово.

Желание оставить старуху в Грасс-дэ-море появилось неожиданно. Маликанедолюбливала работниц замка — сплетниц и завистниц — и страдала при мысли, что после её смерти некому будет утешить Муна. Скупая братская любовь Йолаили Ахе не заменит женскую заботу. За последние три недели Малика смоглапрочувствовать, насколько нежной и отзывчивой может быть Кенеш. Оба старикаодиноки. Ещё есть время, чтобы их сблизить.

Ракшадка приняла предложение с радостью, но, сойдя на берег, запаниковала. Срабатывала привычка падать перед мужчинами ниц. Малике пришлось водить её под руку и удерживать при малейшей попытке лечь, хотя самой хотелось распластаться на земле и прижаться к ней щекой.

Нынешний командир ветонских защитников герцог Кангушар, выслушав просьбу Малики, выделил две машины посланникам Иштара, одну машину стражам иотдельный автомобиль женщинам.

Усадив в салон Кенеш, пребывающую в ступоре, Эш недовольно прокряхтел: «Совсем плоха старушка». Разместившись на переднем сиденье, Малика с досадой подумала, что её мечта оказалась несбыточной, и придётся отправить Кенеш в Ракшаду. Придвинулась к окну и обо всём забыла...

— Ты в этом наряде какая-то такая… —  проговорил Эш и замялся, взирая надорогу.

— Какая? — спросила Малика, рассматривая лес за окном.

— Не нашенская. Чудная. Не жарко?

— Нет, — ответила Малика и провела ладонями по платью из мягкой палевой кожи.

Прежде она сама удивлялась, глядя на Иштара и воинов: как можно в такую жару ходить в кожаных штанах? Оказывается, можно. Ракшады умели не толькосражаться на клинках и лихо скакать на жеребцах, но и ткать бесподобные ковры, выдувать из стекла волшебные вазы, обрабатывать по своим «рецептам» кожу львов, телят и прочей живности. В одежде из такой кожи не было ни холодно, нижарко. Она удивительным образом сохраняла приемлемый для человека баланс между температурой тела и температурой воздуха.

Эш резко затормозил, вынудив Малику упереться руками в переднюю панель. Прозвучал визг асфальта под шинами автомобилей, едущих сзади. Посреди дороги, в шагах двадцати от машины, стоял чёрный зверь. Красные глаза, как раскалённые угли, обдали Малику жаром даже сквозь лобовое стекло.

— Парень, — прошептала она и, подхваченная волнением, выскочила из салона.

Следом выскочила очнувшаяся Кенеш:

— Эльямин! Нельзя!

— Куда? — крикнул Эш.

— Шабира! Назад! — раздались голоса ракшадских воинов.

— Малика! Стой! — проорали защитники.

Не оглядываясь, она вскинула руку, растопырив пальцы, и в наступившей тишине медленно двинулась к Парню. Зверь так же медленно пошёл ей навстречу. Какой же он большой… и грозный на фоне дикой природы, где о существовании человеканапоминали зелёный асфальт и хриплое дыхание людей, застывших возле автомобилей.

Приблизившись, Парень посмотрел Малике в глаза. Прижался мордой к её груди, как ласковый ребёнок, и в голос выдохнул. Она обняла его за мощную шею и, опустив подбородок на твёрдый лоб, зажмурилась от счастья. Её ждал не толькоМун.

Машины неслись по дороге, Парень мчался впереди, успевая подпрыгивать иловить бабочек. Наблюдая за ним, Эш только покачивал головой.

Ближе к вечеру ветонский лес закончился. Справа и слева потянулась степь, разбавленная небольшими селениями и крупными посёлками. Завидев Парня, селяне снимали картузы и кланялись, ошибочно решив, что в одном из автомобилей сидит правитель.

Малика смотрела в окно и невольно сравнивала Грасс-дэ-мор с Ракшадой. Убогие дома, перекошенные заборы, на верёвках заштопанное бельё. Но какое же счастье видеть женские лица и слышать задорные детские крики.

— Через годик-другой здесь будет по-настоящему зелено, — проговорил Эш довольным тоном. — Заслуга придворных Адэра.

Малика скользнула взглядом по деревцам на обочине дороги. Посажены, скорее всего, прошлой весной или осенью.

— Когда он переехал из Лайдары в свой старый замок и окружил себя придворными, исключительно молодыми дворянами и дворянками, — продолжил Эш, — мы подумали: всё, остановка. Сейчас начнутся балы и пиры, о стране никтодумать не будет. А оно вон как вышло.

— Как? — Малика повернулась к Эшу.

Ветоны — мужчины и женщины — были чертовски хороши; с них бы картины писать. Правильные тонкие черты лица, изогнутые крылом брови, светло-серые, почти стальные глаза. Малику не раз посещала мысль: может, и в ней течёт их кровь? Она не считала себя такой же красивой, но волосы, как у неё — иссиня-чёрные, густые, блестящие, — были только у ветонского народа.

— Каждый придворный — покровитель чего-то. Один — танцев, второй — рисования, третий… Да что я тебе рассказываю? — Эш улыбнулся, смущённый пристальным вниманием Малики. — Приедешь в замок, Адэр тебе сам всё расскажет. Хотя, нет, скажу. Вот эти деревья посадили селяне. Староста посёлкакаждый год их в спину пихал, и всё без толку. Не то, что деревце, петрушку не сажали. И тут одна придворная дама решила возродить традицию алян.

— В посёлке живут аляне? — спросила Малика, выискивая взглядомподтверждение словам Эша.

Аляне — ещё один удивительный народ, пришедший на земли морун с западаКраеугольных Земель, — умели превращать рядовой день в праздник. Кто-тозаскучал — украсил разноцветными тряпицами крыльцо, не успел оглянуться, а в доме уже гости: с пирогами и дудками. Кто-то захотел в один присест огород перекопать — воткнул возле калитки с десяток лопат, на рукоятки яркие колпакинацепил, не успел квас по кружкам разлить, а над огородом уже смех летит.

— То-то и оно, что не аляне, — проговорил Эш. — Приехала эта дама со своей компанией к кому-то на роднки. В смысле, поздравить семью с рождениемребёнка. И посадила под окнами берёзку. Собственными руками посадила. Представляешь? Мол, пусть ваша дочка будет такой же красивой, пусть солнышку радуется. Потом приехала к кому-то на свадьбу и дубок посадила, чтобы семья была крепкой. А наш народ простой, до хороших примет жадный. Уже за посёлкомначал деревья на счастье сажать. И это не только здесь.

— Интересно… — протянула Малика. Почему она раньше до такого не додумалась?

— Адэр всерьёз вознамерился превратить Грасс-дэ-мор в цветущий сад, — после недолгого молчания вновь заговорил Эш. — У старост голова уже трещит, как этосделать. Есть такие селения, что там вообще ничего не растёт. Земля плохая, песок и глина.

Малика покосилась на Эша. Зачем он это ей рассказывает? Она лучше его знает, какая в Грасс-дэ-море земля.

— Так один староста, знаешь, что придумал? Стал торговый налог землёй брать. Едешь к нам овощами-фруктами торговать, вези чернозём. Привёз пару мешков — торгуй. Не привёз — вали к чёрту. А за ним и другие старосты потянулись.

— Что у вас произошло, Эш? — спросила Малика.

— У нас? — повторил он и перехватил руками руль. — Я тебя порадовать хочу. А ты сразу — что произошло? У нас теперь всё по-другому. Народ чуток ожил.

Малика отвернулась к окну. Эш что-то утаивает…

— Помогает? — поинтересовалась она, указав на щит с надписью: «Если вам не дали чек, обратитесь в налоговую инспекцию, и вам возместят стоимость покупки».

— В посёлках — нет. Там соседи друг друга не сдают. А в городах — да. Штрафуютза подпольную торговлю только так.

— Кто такая Ирмана?

— Ирмана? — переспросил Эш.

— Мы проехали больницу имени Ирманы.

— Моруна.

Решив, что ослышалась, Малика какое-то время смотрела на проплывающие заокном дома из потемневшего камня. Сведя брови, повернулась к Эшу:

— Больнице дали имя моруны?

— Я же сказал: у нас теперь всё по-другому, — произнёс он и после паузы добавил: — Ну, или почти всё.

— Адэр ездил за Долину Печали?

— Порывался. Этот вопрос на Большом Совете раз десять обсуждали. У Адэратолько одно: «В Грасс-дэ-море нет резерваций, а целый полуостров до сих пор в блокаде». А ему: «Не будите зверя». — Передёрнув плечами, Эш поморщился. — Прости, Малика. Я не хотел тебя обидеть.

— Что говорили о морунах?

Эш кивком указал на Кенеш:

— Надо ли при ней?

— Надо.

— Это всего лишь мужская болтовня.

— Значит, клеветать на морун вам можно, а посмотреть, что у мужиков в штанах, моруне нельзя.

Эш вытаращился на Малику.

— Смотри на дорогу, — сказала она и скрестила руки на груди. — Я изменилась, Эш. Ты прав. Теперь всё по-другому.

— На морун никто не клеветал, — промолвил он, отвернувшись.

— Что говорили? — повторила Малика, взирая на счастливого Парня, бегущегоперед машиной.

— Одни боятся, что моруны начнут мстить. Хотя большинство не верит в ваше проклятие.

— Зря.

Эш кивнул:

— Я говорил им, что зря.

— Одни боятся, а другие?

Эш поёрзал, словно из сиденья вылезли шипы, и он хотел задницей стереть их в порошок.

— Другие… Тебе слово в слово или как?

Малика хмыкнула:

— Врезалось в память?

— Если десять раз услышать — и не то врежется.

— Говори.

— «Кому принадлежала эта земля? Морунам. Они законные хозяйки Грасс-дэ-мора. А значит, и правительница, которую они усадят на трон, по их мнению, будетзаконной».

— Вы боитесь переворота. — Малика потёрлась щекой о плечо. — Если нас не любят, почему клинике дали имя моруны?

— Не только этой клинике. Почти во всех крупных посёлках священнослужителиоткрывают приюты, больницы, школы и дают им имена морун, которые когда-тожили там.

— Почему?

— Поговаривают, что так приказал Адэр, хотя точно никто не знает.

Опустив затылок на подголовник кресла, Малика закрыла глаза. Она хотела с Муном и Кенеш перебраться жить в гостиницу Вельмы. Видать, ещё рано.

— Сколько у нас было за сто лет фальшивых правителей? — прозвучал голос Эша. — Двадцать семь. Плохой Адэр или хороший, справедливый или предвзятый, онединственный, кто для страны делает хоть что-то. И мы к нему привыкли. Ну согласись: если вернуть морун, станет хуже. Им там хорошо. Было бы плохо, самибы вернулись.

— Не знаю, Эш. Может, им там плохо, но лучше, чем здесь.

— Зря Адэр затеял с этой помолвкой. У Зервана тоже была жена-тикурка. Нехороший знак.

Малика вяло пожала плечами:

— Какой знак? Влюбился человек, и всего-то.

— Короли не влюбляются, Малика. Без дипломатии и политики здесь точно не обошлось, — промолвил Эш и сбавил скорость. — До замка двенадцать часов езды. Приличных гостиниц не встретим. Может, здесь переночуем?

Малика открыла глаза. За окном в сереющем воздухе проплывали двухэтажные дома с резными коньками. В окнах мягко горел свет. Издалека доносилась песня, исполняемая подвыпившей компанией.

— Едем в замок. Устанешь — я тебя сменю.

Опустив стекло, Эш высунул руку в окно и дал знак едущим сзади машинам.

***

Малика смотрела по сторонам, не понимая, где находится. Недостроенные особняки чередовались с газонами и фрагментами будущих фонтанов, с ажурнымиоградами и посадками деревьев и кустарников. Везде сновали толпы рабочих, урчали грузовые машины, дымились кучи асфальта.

— Сюрприз удался? — спросил Эш, широко улыбаясь.

— Это Мадраби?

— Мадраби. Ну как? Нравится?

— Кангушар заикнулся о строительстве города, но я думала… Нет, я ни о чём не думала.

— Адэр оставил участки под озёра, можжевеловую рощу и парк. Планы на десять лет вперёд.

— А заканчивать будет законный правитель.

— Если найдётся. А не найдётся — мы Адэра оставим.

Малика покосилась на Эша:

— Кто это — мы?

— Мы. Ветоны, — ответил он и вывел автомобиль на широкую дорогу, огороженную молодыми кипарисами.

Впереди появился старинный трёхэтажный замок. Передвигаясь по лабиринту аллеек, садовники поливали кусты и клумбы с пёстрыми цветами. На небольшой площади, примыкающей к парадной лестнице, стояли автомобили, скорее всего, советников. По бокам двери возвышались караульные в синей форме. Ветер трепал флаг Грасс-дэ-мора, не позволяя увидеть чайку целиком.

Бег Парня стал похож на полёт; он почти не касался земли и быстро удалялся отмашин. Малика оттянула ворот платья. Раньше ей удавалось подавлять мысли овстрече с Адэром другими мыслями. Теперь — при виде открытых окон егокабинета — потеряла контроль над разумом. Душа покинула тело и помчалась вслед за Парнем.

— К парадному входу? — спросил Эш.

Малика через силу вытянула руку:

— К тому флигелю. Можно подъехать с обратной стороны?

— А чего ж нельзя? Подъедем.

Машины обогнули замок, миновали сад, наполненный птичьим пением, изатормозили перед невысоким крыльцом. Пока Малика и Эш помогали Кенеш выбраться из салона, Мебо, Драго и Луга вытаскивали из багажников сумки ибаулы. Ракшады с невозмутимым видом осматривались. Выскочившие из замкастражи кинулись к своим приятелям. Ядрёные шутки и громогласный смех заставили Малику встрепенуться и вынырнуть из болота переживаний, в которомона никак не могла найти точку опоры.

Войдя в двери, обитые железными полосами, шумная ватага разделилась. Одниповели ракшадов в отведённые им гостевые комнаты, другие вместе с приятелями-путешественниками устремились к командиру охраны замка, третьи подхватиливещи и пошагали за Маликой и Кенеш в хозяйственную пристройку.

Из кухни, служебных помещений и жилых комнат высыпала прислуга. Держа Кенеш за руку и слыша только надрывные удары своего сердца, Малика шла через толпу по узкому проходу, выискивая глазами Муна. Неужели отправился по делам и не знает, что она приехала?

Наконец, добравшись до своей комнатки, Малика толкнула двери.

Мун сидел на краешке кровати, потирая бёдра ладонями. Повернулся к Малике посеревшим лицом:

— Я не смог… ноги не слушаются. Хотел встать, а они не встают.

Выпустив руку Кенеш, Малика в два шага пересекла комнату и, упав перед стариком на колени, обняла его за острые плечи:

— Прости меня. Мун… Пожалуйста… прости.

— За что, доченька? — просипел он ей в щёку, перемежая слова короткимивсхлипами, похожими на жиденький смех.

— Я не смогла приехать раньше.

— Ты здесь, и уже всё хорошо.

Стражи установили возле стенки сумки и баулы и закрыли дверь, наконец-тооградив Муна, Малику и Кенеш от любопытных служанок.

Немного успокоившись, старик обхватил лицо Малики руками:

— Дай на тебя посмотреть… Ты стала красавицей.

Она улыбнулась:

— Ты просто забыл, какой я была.

Мун сдал… Волосы белые как тополиный пух, глаза тусклые как выгоревшее насолнце море, морщины глубокие, хоть спички вставляй.

— Ничего я не забыл, — проворчал старик и посмотрел на ракшадку.

— Это Кенеш. Теперь она будет жить со мной, — сказала Малика, с удовольствиемотметив, что старуха стоит, а не лежит на полу.

Может, посчитала, что здесь слишком мало места, и будет неудобно заталкивать ноги под кровать, а голову под стол?

— Кенеш, это Мун. Он заменил мне родителей.

— Сто лет тебе жизни, очень прекрасный человек, — произнесла ракшадка и низкопоклонилась.

Малика глянула на Муна. Если бы Кенеш знала, сколько ему лет, добавила бы ещё сотню.

— Я не король, чтобы мне кланяться, — пробурчал Мун.

— Я плохо знаю ваши хорошие порядки, — промолвила Кенеш. — Я лучше их запомню.

— Говорит, как Йола, когда хочет выглядеть дураком, — прошептал Мун.

Поднявшись, Малика вдруг почувствовала себя, как в конуре. Даже её каюта была в три, а то и в четыре раза больше. Она прикидывала, что и куда поставить, ипонимала, что пытается думать о чём угодно, только не об Адэре.

Придётся принести раскладушку: вторая кровать здесь не поместится. Шкаф поменять на более вместительный, стол перетащить на чердак. Вместо столаможно использовать сундук.

— Душ в конце коридора, я тебе потом покажу, — сказала Малика, погладив Кенеш по плечу. — Мы уйдём на минутку, а ты пока располагайся.

Войдя в комнатку Муна, бросилась старику на шею:

— Прости меня. Я была сама не своя и не хотела возвращаться.

— Тебя вернул изумрудный ключ и заговор морского народа.

— Заговор не подействовал.

— Не говори так! Ты не хотела, но вернулась. Значит, подействовал. — Муннадсадно вздохнул. — Неужели там лучше, чем здесь?

— Мне было хорошо с Иштаром, а я делала всё, чтобы ему было плохо со мной. Я злилась, что он не Адэр. — Малика прильнула губами к уху старика. — Мун… ещё одной струны нет.

— Я этого боялся.

— Не знаю, сколько их осталось. Быть может, всего одна. Я хочу, чтобы оназакаменела. Я уже научилась отгонять мысли о нём. И мне кажется, я смогу разговаривать с ним, как с посторонним человеком. Смотреть на него, как наслучайного прохожего. Смогу вести себя с ним по-другому. Внутри так спокойно, — промолвила Малика, хотя душа стонала, а сердце билось в каждой клеточке тела.

— Не ставь его выше себя, дочка, и у тебя всё получится.

Она отклонилась назад:

— Помоги Кенеш освоиться.

Во взгляде Муна промелькнула ревность.

— Зачем ты её привезла?

— Мне есть чему у неё поучиться.

— Чему?

— Умению находить хорошее в плохом. — Малика уткнулась носом старику в шею. — Приведу себя в порядок, схожу к нему, а потом сразу к тебе. Мы будем болтать целый день.

— И ночь, — пробубнил Мун.

— И ночь, и ещё день, пока ты не скажешь: «Уймись, балаболка».

— А с ключика надо бы наговор снять.

— Да, я помню. — Малика устремила взгляд на герань, растущую на подоконнике. — Мун… что у вас произошло?

Плечи старика напряглись:

— За полтора года много чего произошло. Что именно тебя интересует?

— Не знаю. Я просто чувствую. Беда какая-то.

— Счастье от людей убегает, а горе ходит по пятам. Может, кого и настигло.

— Не хочешь портить мне настроение? Ладно. Пусть меня расстроит кто-то другой.

Выпустив Муна из объятий, Малика приблизилась к окну. Потрогала сухую землю в вазоне, погладила увядшие листья. Как же им хочется жить.

***

Гюст впустил в кабинет Парня и доложил торжественным тоном:

— Ваше Величество! К вам Малика Латаль.

— У неё пять минут, — сказал Адэр и, погрозив зверю кулаком, взялся за протокол заседания Совета.

Краем глаза заметил, как Эйра вошла в кабинет и сделала лёгкий реверанс. Парень улёгся возле её ног и, склонив голову набок, с любопытством уставился на хозяина.

Просматривая бумаги, Адэр подчёркивал строки, выписывал в блокнот цифры иловил себя на том, что прислушивается к её дыханию, но слышал только Парня. Исходящий от него запах кухни мешал почувствовать аромат Эйры. Зверь, словнопрочёл его мысли: поднялся и вышел в приёмную. Гюст незамедлительно закрыл заним двери.

Эйра вновь присела и шагнула назад.

— С каких это пор ты приседаешь дважды? — спросил Адэр.

— Первый раз я здоровалась. Второй — прощалась.

— Куда-то торопишься?

— Не хочу вам мешать.

Адэр поднял голову. Это была она и не она. Незнакомый взгляд, незнакомое выражение лица. С мысли сбивала необычная одежда: свободное платье до коленс разрезами на бедрах, узкие штаны из той же ткани, кожаные туфли без каблука. И запах: чужой, жаркий и в то же время леденящий. Единственное, что о ней напоминало: подобранные волосы. Адэр не видел, как они были закреплены назатылке. Скорее всего, затянуты в привычный узел. Захотелось посмотреть на этотузел, убедить себя, что вернулась именно Эйра.

Адэр скользнул взглядом по листам в её руке, скрученным в рулончик:

— Почему так долго?

— Не могла распрощаться с Ракшадой.

— Ты приехала два часа назад.

— А перед этим два дня провела в машине. Мы сделали всего одну остановку, чтобы освежиться и поесть.

— Как провела время?

— Два часа, два дня или…

— В Ракшаде.

Эйра улыбнулась; её улыбка осталась такой же искренней и до боли родной.

— Иштар удивительный человек. Мы не всегда находили с ним общий язык, но в целом всё было чудесно.

По мышцам Адэра неприятно разливалось оцепенение.

— Эмоциональные банальности меня не интересуют.

— Мне больше нечего сказать, — промолвила Эйра. — Меня не подпускали к государственным делам. Потом я сама отказалась совать нос куда не надо.

— Наверное, хорошо щёлкнули.

— Щёлкнули?

— По носу.

— Ну да, щёлкнули. Иногда приходится принимать сложившийся порядок.

— Как ты умудрилась попасть в тюрьму?

Эйра изогнула бровь:

— Вам сообщили.

— Если ты не заметила, я живу среди людей.

— Ну да, людей здесь ощутимо прибавилось. Правда, я мало кого видела.

— Ты не ответишь?

— Отвечу. Мы с Хёском повздорили, и мне выделили камеру, чтобы я немногоостыла. Хотя там жара несусветная. Вы ничего такого не подумайте. Ко мне относились с уважением. На суде даже попросили прощения.

Адэр еле сдержался, чтобы не грохнуть кулаком по столу: она над нимнасмехается.

— Ты и там нажила себе врагов.

Эйра расправила плечи:

— Ваш приказ я выполнила. — Приблизилась к столу и положила перед Адэромсвернутые в рулончик листы. — Это всё, что осталось от Галисии. Теперь её зовутЗальфи, она супруга хазира и мать его дочери. Думаю, вы пожелаете сохранить этона память.

Сделала реверанс и направилась к выходу.

— Я тебя не отпускал.

Взявшись за дверную ручку, Эйра обернулась:

— Пять минут, отведённые на разговор, закончились. В приёмной ждут посланникиИштара. Буду вам признательна, если с ними вы поведёте себя как король.

Посланников было четверо. При их виде у Адэра и вовсе испортилось настроение. Обнажённые мускулистые торсы, руки, покрытые татуировками, жёсткие взгляды инадменные лица производили гнетущее впечатление, словно ракшады пришли не договариваться, а угрожать.

Адэр указал на стулья, ожидая, что посланники откажутся сесть: они привыклистоять в присутствии хазира. К его удивлению, ракшады опустились на сиденья.

— Вас известили, что мы привели семь шхун? — спросил человек, чьи татуировкизаканчивались на плечах.

Адэра покоробило, что ракшад заговорил первым, не дождавшись разрешения, не представился и не назвал имена своих спутников. Появилось желание выставить их за двери, но следующие фразы вынудили прикусить язык и внимательно слушать.

— В ваших водах семь стран занимаются браконьерством. Пять стран ведут своикорабли в Лунную Твердь через ваши воды. На трёх ваших островах отдыхаютиноземцы. Две страны планируют перечертить ваши морские границы и забрать остров-город Ориенталь, который подчинялся Зервану.

Адэр откинулся на спинку кресла:

— Откуда такая информация?

— Всё, что касается Тайного моря, касается Ракшады. Мы всё знаем.

— Вы можете назвать эти страны?

— Нет. Но мы можем охранять ваши морские границы.

Резко наклонившись вперёд, Адэр сложил руки на столе:

— У Грасс-дэ-мора нет таких денег.

— У Грасс-дэ-мора есть наша шабира и кровная сестра Иштара, — подключился к разговору посланник, чья грудь была изуродована кривым шрамом.

— Сестра? — переспросил Адэр. У Иштара две сестры. Неужели одна из них приехала с Эйрой? Ему доложили о старухе…

— Иштар и Эльямин, — произнёс ракшад со шрамом и тут же пояснил: — ВашаМалика. Они провели ритуал родства и стали братом и сестрой.

— Вот в чём дело, — выдохнул Адэр.

— Мы будем охранять ваши границы, наладим с вами дипломатические и торговые связи, можем посодействовать в строительстве причалов. Мы многое можемсделать для вашей страны, но при одном условии.

Адэр насторожился:

— При каком?

— Наша шабира должна быть первым после вас человеком.

— Это как?

Ракшад вскинул руку:

— Здесь вы. — Опустил руку чуть ниже. — Здесь она. — Расположил руку плашмя, ладонью вниз. — Там остальные.

— Она первый после меня человек. Всегда им была и всегда будет.

Ракшад кивнул:

— Тогда обсудим…

— Нет! Обсудим завтра утром. А сейчас отдыхайте.

Выпроводив посланников, Адэр облокотился на стол и запустил растопыренные пальцы в волосы. Что задумал Иштар? Подчинить Грасс-дэ-мор? Разрушить изнутри? Подцепить его, правителя, на крючок, а потом выдвинуть жёсткие требования? Или просто хочет, чтобы шабира занимала здесь такое же положение, как и в Ракшаде? Может, для Иштара это вопрос чести?

Придвинув к себе рулончик, оставленный Эйрой, Адэр развязал узелок на тесёмке и, выровняв альбомные листы, разложил на столе. На всех рисунках он: на берегу пруда, в беседке, в постели… один или с Галисией.

Разорвал бумаги на клочки, смахнул их со стола на пол и, покинув кабинет, приказал Гюсту:

— Вызови служанку. Пусть выбросит мусор.

***

Разум говорил: она у Муна. А сердце тянуло наверх, по лестнице, на третий этаж, в конец коридора. Адэр пересёк гостиную и замер на пороге спальни. Бельевой шкаф открыт, из тумбочек выдвинуты ящики. На кровати сложены в стопку платья. Накресле коробки с обувью.

— Эйра! — Её имя обожгло горло и губы, как горячее вино.

Стоя на коленях, она выглянула из-за дверцы шкафа:

— Я здесь.

— Я его обожаю.

— Кого?

— Иштара.

— Вам плохо?

— Он объявил войну «Миру без насилия».

Побледнев, Эйра уселась на пятки:

— Как — войну?

— Идеологическую войну. «Миру» не нравилось, что ты мой тайный советник. Теперь «Мир» будет молчать. Жаль, что шабира не титул, а кровное родство с правителем Ракшады не ставит тебя на одну ступень с Троем Дадье.

— Я не хочу стоять с ним на одной ступени, — сказала Эйра и вновь принялась рыться в шкафу.

— Что ищешь?

— Не могу найти дорожную сумку.

Адэр нащупал сквозь рубашку изумрудный ключ:

— Твои вещи никто не трогал.

— Знаю. Мун говорил. Но здесь точно стояла сумка. Я помню.

— Куда собралась?

Выглянув из-за дверцы, Эйра сдунула с лица прядку волос:

— Хочу переехать в свою старую комнату.

— В том крыле теперь обитают придворные.

— В самую старую комнату.

— В хозяйственную пристройку?

Эйра кивнула:

— Ну да.

Заложив руки за спину, Адэр качнулся с пятки на носок:

— Мой тайный советник не может жить рядом с кухней и подсобнымипомещениями.

— А я не могу жить с вами на одном этаже. Вы помолвлены. Что подумает обо мне ваша будущая супруга?

— Что ты везучая женщина.

Поднявшись, Эйра одёрнула подол платья и спрятала от взгляда Адэра стройные ноги, обтянутые штанами.

— Вы научились шутить.

Адэр облокотился на спинку кровати:

— Я никогда не любил Галисию.

— Зачем мне это?

— Я никого не любил.

— Я рада, что вы нашли ту, единственную.

— Ты знаешь меня слишком хорошо. Продолжай думать обо мне плохо.

— Я вообще о вас не думаю. Я думаю о женщине, которая, возможно, вас любит.

— Меня никто не сможет держать в клетке, пусть и построенной из любви.

— Мне всё понятно, — сказала Эйра и с задумчивым видом уставилась на шкаф. — Куда же делась сумка?

— Идём, я тебе покажу что-то.

Покружив по коридорам, они молча поднялись на чердак. Прошли мимо мебели, накрытой чехлами. Приблизились к лестнице, ведущей на крышу.

Взойдя на две ступени, Адэр оглянулся и протянул руку.

— Спасибо, я сама, — сказала Эйра.

Слегка наклонившись, он сжал её ладонь. Ему казалось, что если не держать её крепко-крепко — она исчезнет.

Ступив вследза Адэром на смотровую площадку, Эйра издала короткий стон.

— Что с тобой?

— Остановка дыхания.

— Ты ведь не боишься высоты.

— Я окунулась в детство. Я часто приходила сюда и смотрела, как садится солнце. Мун узнал и повесил на двери замок.

Глядя на горизонт, Адэр сделал глубокий вдох:

— У тебя новые духи.

— Я не пользуюсь духами, — сказала Эйра и высвободила руку. — Наверное, я пахну Ракшадой.

— Я не знаю, как пахнет Ракшада.

— Благовониями, пряностями, чаем и кофе.

Адэр вновь сделал глубокий вдох. Нет, это не благовония, и уж точно не чай и не кофе. Перед внутренним взором возникло раскалённое солнце и град, пробивающий в жарком мареве дыры. Опавшие зелёные листья, и ветви, пускающие ростки. От Эйры исходил аромат времени года, которого не существовало, которое только предстояло открыть.

— Хочу сделать тебе подарок, — сказал Адэр.

— Мне?

— Я дарю тебе землю, чтобы ты построила дворец.

— Где?

Адэр взял Эйру за руку и её же рукой указал на горизонт:

— Там. — Заметив отблеск на её ладони, притянул к себе. — Что это?

— Татуировка. Знак шабиры.

Адэр провёл пальцем по выгнутому шраму под бронзовым рисунком, похожим напаутину:

— Это.

— Осталось на память после ритуала родства, — ответила Эйра и торопливоподтянула рукав вниз, но Адэр успел заметить шрамы на запястье.

Стиснув в кулаке её пальцы, рванул рукав вверх:

— Это что?

— У меня был период слабого самоконтроля.

— Мне не до шуток. Ты хотела с собой покончить?

— Нет! — Эйра выдернула руку. — Я не понимала, что делаю. Это всё акклиматизация. И прошу вас… Не надо больше о Ракшаде.

— Хорошо, не буду, — тихо промолвил Адэр, силясь подавить злость на себя. Перед встречей с ней надо было переговорить со стражами.

— Вы не обидитесь, если я откажусь от земли? Мне дворец не нужен. Мы с Муномчуть позже переберёмся жить в мою гостиницу.

— У тебя нет гостиницы.

— Есть. «Дэмор».

— Зачем ты меня обманываешь? В реестре недвижимости указано другое имя.

— У меня с хозяйкой... с хозяевами уговор: два номера принадлежат мне. — Эйрапосмотрела вниз. — Маркиз Бархат?

Проследив за её взглядом, Адэр насупился. Вдоль замка действительно шёл Вилар.

— Он ищет меня. Можно мне уйти? — спросила Эйра и прикоснулась к локтю Адэра.

Жест был таким мягким, естественным, будто перед ней стоял не правитель, астарый приятель. И улыбка... тёплая, тихая. Взгляд спокойный, лёгкий. Нетсмущения, робости, трепета — нет того, что испытывает женщина наедине с мужчиной, к которому неравнодушна. Она изменилась. Охладела или до сих пор не простила ему грубости и насилия?

— Можно?

Адэр кивнул.

— Маркиз Бархат! — крикнула Эйра и замахала руками. — Маркиз Бархат! Я здесь, на крыше. Никуда не уходите, я иду к вам.

За спиной давно затихли шаги, ветерок унёс её аромат, а Адэр смотрел на горизонти пытался придумать название времени года, которого не существовало, которое только предстояло открыть.

***

— Давно хотела это сделать, — сказала Малика, растянувшись на траве. — В Ракшаде трава твёрдая, колючая, будто из чего-то сделана, и почти не пахнет.

Вилар уселся рядом, не заботясь о серо-голубых брюках, и обхватил коленируками. Белая шёлковая рубашка обтянула плечи и спину. Ветерок прошёлся понепослушным русым волосам и отступил. В золотистых глазах сверкала улыбка, агубы были крепко сжаты. Когда Малика в детстве проказничала, Мун придавал себе такой же серьёзный вид, хотя в глазах плескался смех.

— Почему вы не женились, маркиз Бархат?

— Вилар, — сказал он еле слышно.

Малика улыбнулась:

— Вилар, почему вы не женились?

— На ком?

— Ваше сердце умеет забывать одну любовь и встречать другую. — Устремив взгляд в небо, Малика прищурилась от солнца. — Это счастье.

— Мне никто не встретился лучше тебя.

— Может, вы не искали?

— Не искал.

— А давайте, я вам помогу.

— Малика…

Она повернулась набок и, согнув руку в локте, подпёрла щёку кулаком:

— Расскажите, почему вы не женились раньше. До знакомства со мной.

— Малика!

— Вы знаете мою тайну. Я хочу знать вашу. Справедливо?

Немного подумав, Вилар кивнул:

— Без имён.

— Это нечестно.

— Своим признанием я скомпрометирую замужнюю даму.

— Так она уже замужем? — Малика пощёлкала пальцем по локтю Вилара. — Я никому не скажу, как её зовут. Обещаю.

Он поймал её руку и легонько сжал. Мягкая, тёплая ладонь выдала его волнение, но Вилар хорошо держался, и лишь глаза стали ярче.

— Это её тайна, не только моя.

— Ладно. Рассказывайте без имён.

— Положение её отца было выше моего.

— Я читала брачный законник Тезара. Там ничего такого нет.

— Есть законник, а есть правила чести.

— Какие?

— У дочерей титулованных дворян нет титула. Да, их называют герцогиня, маркиза, графиня, виконтесса — по титулу отца, — но на самом деле они просто дворянки с определённым положением в обществе. Женщины получают титул, когда выходятзамуж. Считается дурным тоном понижать положение незамужней девицы иливдовы. Король одобряет равные браки, либо браки, где жена стоит ступенью ниже мужа. У дворян без титула всё упирается в состояние жениха. Хочешь жениться набогатой дворянке — будь добр заработай и создай те же условия, к каким онапривыкла в доме отца.

— Вы полюбили герцогиню?

— Я не буду отвечать.

— Ну а кто ещё выше маркиза? Дочь князя? Короля? Королева?

— Я не буду отвечать, — повторил Вилар.

— Как же вас так угораздило? Сначала в королеву, потом в меня.

Вилар покачал головой:

— Угораздило. Я влюбился в носительницу древнейшей фамилии, в хозяйку этих земель. Моруны, как и ракшады, принципиально не присваивали себе титулы, считая себя высшим благородным сословием.

— Начитались сказок? — проговорила Малика и, высвободив руку, села.

— Это знает Кангушар, знает Йола, знают все древние народы, но почему-томолчат. Будь вы простыми селянками, на вас бы не устроили охоту.

— Предательство Зервана…

— Исчезновение, — поправил Вилар.

— Предательство Зервана, — повторила Малика, — разрушило нашу систему идей, представлений и взглядов. Теперь мы никто. А Йола старый болтун.

— Не болтун. Я поинтересовался, какая у него фамилия. Он сказал, что у ориентов есть только имена. Я удивился. Ты ведь Малика Латаль. Он объяснил мне. Дочь моруны берёт фамилию матери и является продолжательницей рода. Сыновья берут фамилию отца. Твои братья ходили бы без фамилии, как все ориенты.

— Братья… — Грустно улыбнувшись, Малика подтянула колени к груди и опустилаподбородок на колени.

— А потом я спросил у Кангушара, какой титул был у советчицы Зервана. И онсказал, что моруна — это и есть титул. Сказал, правда, не сразу, зато поспешил меня успокоить, что с уходом морун на полуостров Ярул этот титул изжил себя.

— Вы долго страдали?

— Когда?

— Когда Великий не отдал вам Элайну?

Наклонившись, Вилар заглянул Малике в лицо:

— Это не Элайна.

— Её муж герцог Гаяри владеет герцогством. Он маленький правитель. Поэтому Великий выдал свою дочь за него.

— Это не Элайна.

— Я никому не скажу, а вы забудете, что сказал вам Йола и Кангушар.

— Я, конечно, могу забыть, но учти: Адэр это знает.

Малика вскинула голову:

— Знает?

— На заседаниях Совета постоянно поднимается вопрос о морунах. Как-то Адэр сказал: «Давайте разорвём страну окончательно: маркизов поселим в БездольномУзле, графов в Нижнем Доле, меня закроем в замке, и забудем друг о друге». Не думаю, что кто-то увидел в этой фразе буквальный смысл. Но я-то понял.

— Пройдёмся? — предложила Малика.

Вилар помог ей встать и отряхнул брюки.

— Вы не запачкались, но брюки помяли.

— Всё равно переодеваться. Через час уезжаю в Ларжетай, — сказал Вилар ипошёл рядом с Маликой. — Я приехал с тобой поздороваться и сказать, что этобыло единственно верное решение.

— Какое? — спросила она, глядя на крышу замка, виднеющуюся над кронамидеревьев.

Смотровая площадка с другой стороны, Адэр её уже покинул и, вероятнее всего, сидит в кабинете, обложившись документами.

— Помолвка Адэра, — промолвил Вилар.

— Принцесса Луанна… Красивое имя.

— Она будущая королева. Не она, так была бы Леесса, будущая королева Залтаны. Адэр в любом случае женится на стране.

— А наследных принцесс только две. Точнее, пять. Но те совсем юные.

— Наследный принц Толан мечтает расширить границы Росьяра. Он может этосделать, только женившись на Леессе. А тут, как назло, Великий сдружился с её отцом. Поползли слухи, что они договариваются о браке Адэра и Леессы. Толанбыстренько свернул строительство города развлечений.

— Подло…

— Некрасивый поступок с точки зрения морали, но оправданный с позициибудущего короля. Тем более что Адэр знает о планах Толана.

— Получается, он осознанно перешёл бы ему дорогу.

— Верно. Из-за этих слухов полмиллиона наших рабочих в начале зимы остались без работы. На заседаниях мы только и обсуждали безработицу, инфляцию ипреступность… — Вилар на пару секунд умолк. — Адэр поступил так, как долженбыл поступить настоящий правитель.

— Зачем вы мне объясняете?

— Когда знаешь причину поступка, легче простить.

— Вы хороший, Вилар. Правда-правда, вы очень хороший человек. Но мне не зачто его прощать. Он меня не предавал.

— Ранил. Иногда ранение страшнее смерти. Прости, Малика, я сказал глупость.

Она с улыбкой устремила взгляд на кустарники, усыпанные мелкими розовымицветами:

— Она приедет к Адэру на бал?

— Нет. Она похоронила брата, и до зимы в трауре. — Немного помолчав, Вилар промолвил: — Мне не нравится Луанна. Она многим не нравится.

— Чем же?

— У неё скверный характер. Адэру придётся с ней туго.

— Ей тоже придётся несладко.

— Наш советник по вопросам правосудия…

— Юстин Ассиз.

— Да, Юстин, — кивнул Вилар. — Он и советник Партикурама составилидобрачный договор. Адэр вписал в него условие: свадьба состоится в день коронации Луанны. Это случится не скоро: её отец полон сил.

— Если не подсуетится Великий.

— Не подсуетится. Адэр его задобрил.

— Как?

— Подарил ему наш чудо-алмаз.

Малика споткнулась и едва не упала.

Вилар успел схватить её за руку:

— Не жалей. И не злись. С экспертной палатой у нас разгорелся настоящий конфликт. Непонятное упрямство Адэра перешло все границы.

— Великий отдал алмаз на экспертизу?

— Вроде бы, нет.

Приблизившись к замку, Вилар двинулся по аллее, убегающей вправо.

— Я зайду со стороны флигеля, — сказала Малика.

— До встречи. — Взмахнув рукой, Вилар пошагал вдоль стены.

Малика пошла в другую сторону и, вспомнив о кольце с сапфиром, остановилась. Надо показать его Анатану. Он уж точно скажет: этот камень из «Котла» или онавсё-таки ошиблась.

— Кабинет Анатана там же, на втором этаже?

Вилар обернулся. Лицо вытянутое, взгляд удивлённый.

— Адэр тебе не сказал? Анатана нет.

У Малики внутри всё похолодело.

— Где он?

— Не знаю. Расспроси Крикса. Я видел в гараже его машину, — промолвил Вилар ибыстро скрылся за выступом башни.

Завернув за угол, Малика столкнулась с Драго и Лугой.

— Нас допрашивал правитель, — проговорил Луга.

— Как прошёл допрос?

— Сказали всё, как ты велела: только правда и ничего лишнего. И мы опять твоиохранители.

— Где Мебо?

— Отпросился съездить на могилу матери, — ответил Драго и, склонившись к Малике, прошептал: — Тут какие-то дела странные творятся. Адэр приказал с тебя глаз не спускать. Стражей куча. В замке, в саду.

— Я никого не заметила.

Драго кивком указал ей за спину:

— Его тоже?

Малика оглянулась. В трёх шагах от неё стоял ракшадский воин. На шоколадной груди кривой шрам, будто хотели серпом срезать тело с рёбер. Татуировкизаканчивались чуть выше локтей.

— Шабира! — произнёс ракшад шуршащим голосом. — Иштар одарил меня великой честью охранять тебя.

— Ещё один надсмотрщик, — выдохнула Малика и посмотрела на стражей. — Я не могу отказаться.

— Как тебя зовут? — спросил Драго.

— На вашем языке Ночной Ветер. Но зовите меня Талаш. Вы двое. — Ракшад поочереди указал пальцем на стражей и вдавил его себе в грудь. — Я старший.

— Ещё чего, — возмутился Драго.

— Я воевал и не боюсь умереть.

Драго стянул сапоги и закатил штанины до колен, открыв рубцы, опоясывающие щиколотки. Снял рубашку и повернулся к ракшаду спиной, исчирканной бледнымишрамами. Поднял руку и показал подмышкой застарелые следы от ожогов:

— Забыл… ещё здесь… — Расстегнув ремень, приспустил штаны с поясницы ипоказал шрамы от ножевых ранений. — Ты не боишься умереть, а я знаю, как выжить.

— Это в нашей тюрьме тебя так? — поинтересовался Талаш.

— Ваша тюрьма по сравнению с тем, где я был, — дом отдыха, — промолвил Драго, надевая сапоги.

— А я умею убивать, — сказал Луга, глядя в сторону.

— Закончили мериться? — произнесла Малика и двинулась к флигелю. — Кто-товидел Крикса?

— Ещё одна странность, — промолвил Драго, надевая на ходу рубашку. — Криксаназначили командиром охранительного участка Мадраби. Потом отправили в отставку. Здесь у него свой кабинет, а никто не знает, чем он занимается.

— Мы бы больше узнали, но не успели, — прозвучал за плечом голос Луги. — Покапомылись, пока поели, пока этот допрос.

Через пятнадцать минут Малика вошла в кабинет. Крикс закрыл записную книжку, сложил карту и с непроницаемым видом посмотрел на Малику:

— Кого я вижу.

— Меня, Крикс, — промолвила она и подсела к столу. — Где Анатан?

— Понятия не имею. Говорят, в бессрочном отпуске.

Малика потянулась к записной книжке.

Крикс быстро сгрёб её в выдвижной ящик:

— Шла бы ты. Я, между прочим, работаю, а не уплываю и приплываю, когда мне заблагорассудится.

— Ты назвал меня уткой?

— Тебе послышалось. — Крикс облокотился на стол и обхватил лоб ладонью. — Как же я это ненавижу. Все говорят о хорошем, а за порцией дерьма отправляют к Криксу. Как проклял кто-то. У Адэра была?

Малика кивнула:

— Была. Не тяни, Крикс.

Вздохнув, он вытащил из ящика записную книжку и разложил карту.

Часть 02

***

Малика вошла в комнатку и замерла. Шкаф, сундук, стол, два стула, кровать…

— Где мои вещи?

— Важно пришли суровые люди и быстро забрали, — промолвила Кенеш, сидя на полу сбоку двери.

— Где Мун?

— Мун печально постоял и медленно ушёл.

Малика повернулась к ракшадке:

— У нас так не говорят. Выбрасывай половину слов.

— Слова важные.

С Кенеш было тяжело не согласиться. Шайдир — интересный язык. Обязательные приставки к словам, не утяжеляя фразу, передавали всю гамму чувств говорящего и его видение ситуации. Однако дословный перевод с шайдира на слот напоминал горку из камней, и большинство из них были явно не к месту.

— Я старательно научусь мало говорить, — тихо произнесла Кенеш.

Малика пересекла комнату и, опустившись на краешек кровати, сложила руки на коленях:

— Говори, как тебе нравится. Хочешь, я буду разговаривать с тобой на шайдире?

— Я научусь, — повторила Кенеш.

Чтобы успокоить старуху, Малика выжала улыбку и поникла головой. Вещи перенесли на этаж Адэра, в её покои. Она вновь станет прислушиваться к шорохам и шагам. Вздрагивать при каждом стуке. В такой близости сердце будет острее отзываться на его страстные ночи.

Так и хотелось пойти к нему и сказать: «Дайте мне чуть-чуть пожить». Но это равносильно признанию и просьбе: «Я умираю от любви к вам. Пожалейте…» Морун можно любить или ненавидеть, бояться или с радостью встречать. Жалеть себя они позволяют только своим мужьям.

— Теперь это твоё жилище,— промолвила Малика, окинув комнату взглядом. Неужели за полтора года так сильно выгорел рисунок на обоях? И плафон на лампе стал бледнее, и домотканый коврик.

Помедлив, подошла к шкафу и, открыв дверцу, посмотрела в зеркало, прикреплённое изнутри. Зрачки… совсем серые… Она видела своё отражение несколько часов назад, в спешке расчёсывая влажные волосы и злясь, что Адэр её ждёт, а она копается. Тут уж было не до рассматривания глаз.

— Твои сумки тоже забрали? — спросила Малика, закрывая шкаф.

Кенеш наклонилась вперёд и указала пальцем под кровать:

— Там.

— Я вернусь через два дня. Если что-то понадобится, не стесняйся, прямиком иди к Муну. Он тебя не обидит.

Как и обещала, Малика осталась ночевать у Муна. Примостившись на краешке жёсткого матраса, приготовилась рассказывать о Ракшаде до утра. Но Мун, уткнувшись носом ей в плечо, почти сразу уснул. Слушая его тихое дыхание, она поглаживала старика по спине и думала, что за долгое время это его первая спокойная ночь.

Утром, попрощавшись с Муном и Кенеш, Малика поднялась в свои покои. Надела дорожное платье и расстроилась: ткань трещала на груди и бёдрах. Придётся худеть или менять гардероб. Облачившись в привычный наряд ракшадки, собрала сумку и спустилась в холл. Сначала не хотела говорить Адэру о своей поездке, однако дойдя до двери и посмотрев на караульных, развернулась и устремилась в кабинет. Гюст сообщил, что правитель уехал вечером и вернётся через четыре дня. Всё складывалось, как нельзя лучше.

Усевшись в машину Крикса, Малика оглянулась на сонных Драго, Лугу и грозного Талаша. Втроём, на заднем сиденье, им было тесно. Мелькнула мысль: может, поменяться с кем-то местами? Следом возникла другая мысль: стражи так быстрее притрутся к ракшаду.

К полудню путники добрались до развилки. Одна дорога бежала в Тезар, вторая в Ларжетай, третья в Бездольный Узел. Крикс направил автомобиль в сторону Тезара. За время правления Адэра дороги пустили ростки, соединили города и крупные посёлки; не доезжая до границы, Криксу предстояло несколько раз повернуть, чтобы приехать в нужный городок на севере страны.

Малика разглядывала степь, мечтающую о дожде. В голове крутилась фраза из «Откровений Странника»: «Слепой видит лучше зрячих, он смотрит телом и душой». Она не думала о Священном Писании и не помнила, когда последний раз держала фолиант в руках. Фраза выплыла из памяти сама по себе. Перед внутренним взором возник Кеишраб и вдруг распался на два города — до и после того, как лопнула сердечная струна. Промелькнула Лайдара — она показалась Малике выгоревшей. И замок Адэра потускнел, и сад. Малика это заметила, а разум отказался принимать. И лишь сейчас эта фраза из «Откровений» выдернула её из заторможенного состояния. Неужели перед смертью ей суждено ослепнуть?

— Крикс, — промолвила она, сцепив руки, чтобы унять дрожь. — Поехали в «Рисковый».

— Зачем?

— Просто хочу посмотреть.

— Дом Анатана опечатан, — сказал Крикс, но скорость сбавил.

— Разворачивай машину.

Автомобиль вернулся к развилке и покатил в сторону Бездольного Узла.

— Выкрасть Тасю мог кто-то из местных, — проговорила Малика. — Обязательно есть те, кто завидовал Анатану. Зависть тяжело искоренить.

Крикс посмотрел в зеркало заднего вида на стражей и ракшада:

— Не проболтаются?

— Ты прав, — кивнула Малика и попросила остановиться.

Драго, Луга и Талаш вслед за Маликой выбрались из салона.

Драго преклонил перед ней колено и сказал товарищам:

— Делайте и говорите, как я.

Луга подчинился.

Талаш с угрюмым видом уставился себе под ноги:

— Ракшады не встают на колени.

— Иштар вставал, я сам видел, — возразил Драго. — А если ты считаешь себя выше Иштара, убирайся ко всем собачьим чертям.

— Перед кем он вставал? — набычился Талаш и сделал шаг вперёд, явнонамереваясь схватить стража или ударить.

— Перед своей шабирой. Один раз вставал в Лайдаре, два раза в пустыне.

— Я тоже видел, — откликнулся Луга. — В Лайдаре не видел, а в песках видел. Если тебе слабj принести ей клятву, вали в свою Ракшаду.

Талаш смотрел в сторону и не двигался.

— Мы едем или как? — спросил Крикс, высунувшись из салона.

— А ещё хотел быть старшим, — проворчал Драго и обратился к Луге: — Повторяй за мной: «Малика! Я клянусь оберегать и защищать вас».

— ..защищать вас, — вторил Луга.

— Клянусь хранить ваши тайны и клянусь ничего от вас не скрывать.

— …хранить ваши тайны, — проговорил Луга и, глядя на Малику, умолк.

Драго локтём толкнул его в бок:

— И клянусь ничего…

— Подожди, — прошептал Луга. — Подожди…

— Малика! Гони их взашей и поехали, — крикнул Крикс.

— Подожди… — вновь прошептал Луга и, с трудом сглотнув, проговорил: — Клянусь от вас ничего не скрывать.

— А я обещаю, что в моём доме тебе всегда будут рады, — обратилась к нему Малика; Драго уже приносил ей клятву. — За моим столом для тебя всегданайдётся место. Обещаю, что не буду просить тебя идти против своего народа исвоей веры.

— Наконец-то, — откликнулся Крикс. — Поехали. А этого, шоколадом обмазанного, оставьте.

Малика уже занесла ногу через порожек, как Талаш преклонил колено:

— Я отдам за тебя жизнь, шабира. И взамен мне ничего не надо. — И быстроподнялся, будто под коленом был не асфальт, а раскалённый металл.

Усевшись на сиденье, Малика прикоснулась к локтю Крикса:

— Спасибо.

— Мне-то за что? — буркнул он и нажал на педаль газа.

— Мы говорили о завистниках, — напомнила Малика, глядя на склоны холмов, укреплённые молоденькими кустарниками барбариса и боярышника.

Похоже, Адэр не забыл о ливнях и оползнях, похоронивших дороги пару лет назад, и позаботился, чтобы этого не повторилось.

— Я всех опросил, — ответил Крикс. — У полсотни не было алиби. Кто-то кормил скотину, кто-то убирал во дворе снег, кто-то возился на чердаке. Но все такие… смотришь на них и чувствуешь: ну не могли они этого сделать.

— И никто ничего не слышал и не видел?

— Темно было. Почти ночь. То там залает собака, то там.

Вскинув руку, Малика указала на саженцы, окружённые сеткой из колючей проволоки:

— Неужели пьющие деревья?

— Климы постарались, — сказал Крикс, улыбнувшись, и указал в окно со своей стороны. — Вот ещё. И вон. Видишь?

— Далеко от их земель.

Крикс махнул в неопределённом направлении:

— А там их новый посёлок. Земля хорошая, но запущенная. Адэр им в пожизненное пользование отдал. Но с условием, что земля не будет простаивать.

Адэр провёл земельную реформу? Что же ещё он успел сделать?

Решив не отвлекаться от беды Анатана — о новшествах она расспросит ОрэсаЛаела, — Малика продолжила:

— Слишком много совпадений. Сибла, твоя командировка, пропажа Таси. Еслиубрать совпадения, ты бы заподозрил, что Хлыст обосновался в Рашоре? Точнее, что это именно Хлыст, а не кто-то другой.

Крикс опустил плечи, вытянул шею, хотя он не так долго ехал, чтобы шея успелазанеметь. Вновь приняв привычную позу, проговорил:

— Рашор вообще неприятный город. Брось палку и угодишь в бывшего искупленца. Им там, как мёдом намазано. Город большой, на окраинах куча заброшенных зданий. За окраиной лес. Название у леса гнусное: Ведьмин парк.

— Был там раньше?

— В лесу?

— В Рашоре.

— Не успел. Если ты помнишь, у нас то выставка, то наводнение, то ориенты. А потом меня выгнали из Совета.

— Из-за меня. Извини.

— А мои мозги где были? — Крикс покосился через плечо на Талаша. — Сам тебе вино принёс, сам к Иштару запустил. И пошёл с Адэра пылинки сдувать. А его ислед простыл. Даме замок показывал. Где он его показывал?

Малика отвернулась к окну. Адэр в это время ублажал девицу. Если бы не егоненасытная похоть, сердечных струн у неё было бы на одну больше.

— Моя командировка в Рашор и Тася Анатана — это не все совпадения, — вновь заговорил Крикс. — После пропажи Таси Адэр приказал заменить командираохранительного участка Рашора. Только заменили — через пять дней в Ларжетае вырезали три семьи, в каждой мать, отец и двое деток. Асон это, нутром чувствую.

Малика скомкала на груди платье:

— Почему ты зовёшь его Асоном, если для всех остальных он Хлыст.

— Виноват я перед ним. Его семью не уберёг. Его Таша и детишки в поле замёрзли. Это ещё в том году было, когда вы с Иштаром ориентов на шхунах перевозили. Асон в то время города от карманников и форточников чистил. Семья его померла, а ему всё приветы от них передавали. Меня-то уже в начальстве не было. Я не знал, где он обитает, чтобы сообщить. А он, видать, почуял неладное и весной в бега ударился. Тут и узнал. Он-то считает, что я бросил его семью. А я бросил. Виноват я перед ним, простить себя не могу, только об этом и думаю.

Стискивая платье, Малика прижалась подбородком к кулаку. Крикс, оказывается, намного человечнее, чем она думала. Человечнее, чем она.

— И вот через пару месяцев после его побега, — продолжил Крикс, — в Рашоре произошло убийство. Это я узнал, когда в участке их архив разбирал. Тампостоянно кого-то убивали, грабили, людей похищали, выкупы требовали. Насчётвыкупов стороны всегда как-то договаривались. А тут выкрали мальчишку, дворянского сынка. Запросили одну сумму, потом скинули, ещё скинули. А папенькаупёрся: заплачу столько-то и ни мором больше. И когда вроде бы всё, ударили порукам, находят мальчика в парке. Повешенного и с табличкой на груди: «Спасибо, папа». После этого ни одного заявления о пропаже людей не поступало.

— Все платят выкуп полностью, — предположила Малика.

Крикс кивнул:

— Или платят заранее, чтобы никого не похищали.

Скинув туфли, Малика подогнула под себя ноги и, отвернувшись к окну, закрылаглаза. Зеленеющие склоны холмов и цветущие кустарники на обочине дороги не гармонировали с состоянием души и сердца. Крикс чувствует вину перед Хлыстом, она же испытывает только ненависть.

***

Через три дня путники добрались до Рискового. Глядя на дома, магазины, постоялые дворы и общественные бани, проплывающие за окном, Маликавспоминала, как они с Адэром искали конёк на крыше дома Анатана, решив, что этодолжен быть конь: деревянный или железный.

Машина не катила — плыла по улицам. Селяне успевали рассмотреть за рулёмКрикса и почтительно снимали картузы. Бабы махали руками и приглашали в гости. Приглашение было, в своём роде, приветствием. Больше ни в каком другомселении с Маликой так не здоровались.

Подъехав к старому каменному дому с заколоченными окнами, Крикс заглушил двигатель:

— Смотри. Я здесь посижу.

Малика, стражи и ракшад покинули салон и через калитку вошли во двор. Никто из соседей на улице не появился. Возможно, узнали машину Крикса и не хотелимешать. Или устали оплакивать. Даже ракшад не вызвал у них интереса.

Малика надеялась, что фраза «Слепой видит лучше зрячего» возникла в голове из-за этой запутанной истории, и стоит всего лишь закрыть глаза, как сразу всё прояснится. Поднявшись на крыльцо, повернулась спиной к опечатанной двери иопустила веки.

Справа, в будке обнаружили собаку, задушенную свитыми ремнями. Слева, под навесом нашли бидончик, который Тася понесла соседке. Малика поморщилась: это она видит благодаря рассказу Крикса. Но фраза возникла ведь неспроста.

Перед внутренним взором замелькали картины: Тася выглядывает из окна; её дочурка Аля сидит на ступенях и крутит трещотку; потешный щенок пытается пролезть в зазор между прутьями. Это воспоминания, и к пропаже Таси не имеютотношения.

Малика вернулась к автомобилю и, наклонившись, посмотрела на Крикса:

— Думаешь, она мертва?

— Думаю.

— Ады?

Крикс с надрывом вздохнул:

— Думаю, да.

— Думаешь, а в норах не искали.

— Трещотка не помогает, когда к ним лезешь. Я сначала думал на вилы или наколья их насадить. Взять кол в руку… — Крикс сжал могучий кулак и задвигал рывками вверх-вниз. — И в нору, в нору. А потом подумал, что глупо срывать злость на топоре палача. Ады ж ни в чём не повинны.

— Если она там, надо достать и похоронить по-человечески.

— Разве что кости, — промолвил Крикс. — Кто-то говорил, что они сразу кости не съедают, хранят их до следующей зимы, когда живности мало.

— Надо точно знать, там она или нет, продолжать поиски или вплотную заняться поимкой Хлыста.

— Я хотел накрыть норы сеткой и залить кипятком, чтобы ады сами выскочили. Нокак представил, на какие муки их обреку, дурно стало.

Малика смотрела на Крикса и не понимала: почему раньше она считала егобесчувственным воякой?

— Можно накрыть норы и перестать крутить трещотку. Ады и без кипятка выскочат.

Крикс усмехнулся:

— Это ж сколько сеток надо? Видела, сколько там нор? И где ж столько мужиков взять, чтобы сетки держали? Это только кажется, что ады тощие. Силёнок у них о-ё-ёй.

— Ты помнишь, где седло нашли?

— Ну помню.

— Значит, кости где-то поблизости.

— Поблизости, — кивнул Крикс. — Только ничегошеньки ты не знаешь. А знала бы, не сморозила бы такую глупость.

Малика выпрямилась, пробежала взглядом по безлюдной улице:

— Драго, нужны четыре лопаты. Луга, раздобудь ошейник. Хороший ошейник, чтобы застёгивался легко.

Стражи кинулись к соседским домам.

— Что ты задумала? — спросил Крикс, выбравшись из машины.

— Понаблюдаем за адами, — ответила Малика и посмотрела на Талаша.

Озадаченное выражение лица подсказало: ракшад ничегошеньки не понял. И эторадовало. Стражи подчиняются ей, Талаш подчиняться не будет. Знай он, куда онасобралась, взвалил бы её на плечо и пешком бы отправился в замок.

***

Загородный дом, подаренный Адэру ветонским Советом, был воздвигнут навысоком цоколе, поэтому взгляд, направленный в распахнутое окно, не упирался в стволы, а скользил по кронам деревьев. Ближе к горизонту лиственный лес накатывал плавной волной на склоны холмов и, не дотягиваясь до серых округлых вершин, рассыпался зелёными брызгами.

Ветерок вносил в гостиную запахи листвы и тающего горного ледника, до слухадолетал шум реки, трущейся о каменистое дно.

Рассвело несколько часов назад, а солнце только начало выползать из-заопушённой сопки. Задолго до наступления темноты оно скроется за холмами с другой стороны дома.

Особняк просто идеален для интимных встреч: ночь приходит раньше; утронаступает позже; вокруг тишина, сотканная из отголосков природы; от хрустальноговоздуха кружится голова и томно бьётся сердце. Однако в доме — с разрешения правителя — встречались вовсе не влюблённые.

— Ваше Величество! — промолвил герцог Кангушар, возникнув на пороге. — Заседатели собрались. Нет только Крикса Силара.

Оторвав взгляд от леса, Адэр повернулся к герцогу:

— Я освободил его от работы в комиссии.

Не говорить же командиру ветонских защитников, что Крикс занимается поискомсына беглого преступника.

Склонив голову, Кангушар посторонился, предоставляя правителю право первымпокинуть гостиную.

Адэр прошёл по коридору, ступил в комнату, отведённую для собраний, иприщурился. Яркий свет люстр делал стены и потолок мертвенно-белыми. Окнабыли зашторены тяжёлыми портьерами — излишняя мера предосторожности. Чтобы увидеть людей, собравшихся за длинным столом, надо залезть на дерево. Вскарабкаться на дерево не дадут стражи. Проникнуть в лес, примыкающий к стенам особняка, не позволят защитники.

Опустившись в кресло во главе стола, Адэр жестом разрешил присутствующимсесть. Пока заседатели скрипели сиденьями стульев, одёргивали рукава ираскрывали записные книжки, Адэр рассматривал потолочный свод, украшенный старинной лепниной, и пытался избавиться от чувства, что он попал в шкатулку с плотно подогнанной крышкой. Ему катастрофически не хватало воздуха и звуков девственной природы.

Появилось желание раздвинуть шторы и распахнуть окна. Адэр даже повернулся к Кангушару, чтобы отдать приказ, однако остановила мысль: в этой «шкатулке» заседатели осознают в полной мере, что они заняты важным и крайне секретнымделом.

Адэр редко посещал заседания комиссии по установлению истины. Кангушар личнопривозил отчёты в Мадраби, не доверяя телефону, посыльным и курьерам. А тридня назад вдруг попросил Адэра приехать.

Уловив лёгкий кивок герцога Кангушара, преподаватель государственногоуниверситета придавил ладонями пухлый почтовый конверт и промолвил:

— Расследование комиссии опирается на тетрадь слепого летописца. Бесспорно, это важный документ. Тем более что его хозяин был персоной, приближённой к Зервану.

— Без предисловий, — сказал Адэр, поискал взглядом часы и не нашёл.

— Предлагаю присовокупить к нашему делу ещё один документ, — проговорил преподаватель и передал конверт соседу.

Через несколько секунд конверт лёг перед Адэром.

— Кратко, что в нём, — произнёс он, глядя на знакомое имя отправителя.

Письмо пришло от профессора тезарского университета, где Адэр учился. А можноли верить человеку, который скрывал от студентов, что Моган Великий рассорил народы Порубежья, создал резервации и принял бесчеловечные законы? Да чтотам студенты? Профессор скрыл это от престолонаследника Тезара!

— Меня мучил вопрос: куда делась корона Зервана? — промолвил преподаватель. — В подземелье спрятали фамильные ценности династии Грассов, туда перенесликартины и даже мраморных коней, волков и косуль, хотя, по идее, в первую очередь должны были спрятать корону.

— Это не относится к его исчезновению, — возразил грузный заседатель. — Еслимы начнём выяснять, кто присвоил себе рубиновую ложку, с которой он ел, илиалмазный кубок, из которого он пил, мы не сдвинемся с места.

— Прошу не перебивать, — произнёс преподаватель, вскинув руку. — История утеряна. Новую историю десятки раз переписывали. Без крупиц правды нам не установить истину. Если Его Величество скажет, что это ерунда, я сам разорву документы и больше никогда о них не вспомню.

— Говорите, — кивнул Адэр.

— Я расшифровываю записи слепого, — горячился преподаватель, зло взирая натучного заседателя. — Моё общение с коллегами идёт попутно и занимает не так много времени. Так что не надо меня упрекать в излишней любознательности.

— Продолжайте, — произнёс Адэр, повысив тон.

— Прошу прощения, Ваше Величество. — Преподаватель провёл ладонью попунцовой щеке. — В конверте лежит письмо, написанное Зерваном герцогу У. Да, я понимаю, нам предстоит проверить его достоверность. Это можно сделать позже, не отвлекаясь…

— Что в письме?

— Зерван пишет, что доверяет корону только Хранителю Власти, а потому не боится её потерять. Далее Зерван пишет, что если он потеряется сам, следующий король без короны не останется. Пишет, что советчица-моруна знает Хранителя Власти.

В комнате воцарилась тишина.

— Как в воду глядел. — Голос Кебади прозвучал подобно запоздалому грому.

— Предчувствовал, — промолвил кто-то.

— Потерялся…

— К коронации его племянника была изготовлена другая корона, временная, — произнёс Кангушар. — Её делали впопыхах и ошиблись в размере. Онасоскальзывала мальчику на уши. Мой прадед рассказывал это моему отцу.

Заседатели заговорили, перебивая друг друга: «Значит, советчица-моруна не забрала у Хранителя корону». — «Или он не отдал». — «Она убила племянникаЗервана и украла корону». — «Когда её схватили, короны при ней не было». — «Может, она хотела украсть, а её поймали…»

— В конверте ещё одно письмо, — произнёс преподаватель, и члены комиссиизатихли. — Князь Х написал его своему близкому другу. Почти дословно: «У Зервана с морунами совсем плохо. Советчица месяцами не появляется во дворце. А когда появляется — избегает встреч с Зерваном. А он, похоже, рад, что она не приходит».

— Конфликт налицо, — промолвил староста общины алянов.

Вновь зазвучали голоса: «Не поделили власть». — «Это точно». — «Они убралиЗервана и его племянника». — «Я же говорил, что во всём виноваты моруны». — «Убийцы».

Кебади не по-стариковски резво вскочил:

— Сперва разберитесь, а потом обвиняйте!

— А твой дед, — произнёс пожилой заседатель, встряхнув реденькими волосами. — Кстати, как его зовут?

— Шаан. Пора бы запомнить.

— Слепой Шаан — лжец!

Кебади устремил взгляд на Адэра:

— В тетради его исповедь. Перед смертью не врут.

— Хочу верить, — проговорил Адэр, жалея, что заранее не просмотрел письма и не подготовился к собранию.

— Ваш дед исповедовал ирвин? — спросил священник.

— Да, святой отец, он исповедовал вашу веру, — ответил Кебади, опустившись настул. — Я не верю в Бога, поэтому не отдал тетрадь вашим служителям.

Священник облокотился на стол и прижал кулак к губам, словно запрещая себе говорить.

— Моруны хотели захватить власть и убили мальчика, — промолвил преподаватель. — Теперь я полностью доверяю слухам и документам, которые мне прислал многоуважаемый…

— Моруны не убивали ребёнка, — произнёс священник еле слышно.

— Что вы сказали? — спросил Адэр.

Тяжело вздохнув, священник убрал кулак от губ и обвёл заседателей взглядом:

— Прошу не обсуждать наши религиозные каноны и прошу не задавать лишних вопросов.

Мужи ответили кивками.

— Последователи религии ирвин боятся, что умрут внезапно и не успеютисповедаться, — начал священник. — Многие всю жизнь пишут предсмертную исповедь. У некоторых грехов хватает на две, а то и на три тетради.

— Писатели, — заметил кто-то язвительно.

Кангушар похлопал ладонью по столу:

— Не умеете держать слово?

— Когда человек умирает, родственники передают его исповедь в храм, — продолжил священник. — Чаще человек сам приносит, когда начинает себя плохочувствовать. Служители отпускают грехи и отправляют исповеди в архив конфессии.

— Так вот где надо искать историю, — пробубнил Кебади.

Священник пропустил его слова мимо ушей:

— После расшифровки первой страницы тетради, где говорилось о могиле Зервана, я решил просмотреть архив. Я и мои помощники полгода листали бумаги. Нам, можно сказать, повезло. Мы не просмотрели и сотую часть…

— Говорите, — велел Адэр, не выдержав затянувшегося молчания.

— Я знаю, что нельзя открывать тайну исповеди, но пусть меня простит душа, отмоленная моими предшественниками и благодаря их усилиям попавшая в рай. Моруны не убивали внучатого племянника Зервана.

— А кто его убил? — спросил преподаватель.

— Никто. Я не могу назвать имя свидетеля, чтобы его душе спокойно жилось нанебесах.

— Ваш свидетель написал, как умер мальчик?

— В роду Грассов все мужчины страдали пороком сердца. Наследственная болезнь. Зерван был болен, и его племянник тоже был болен.

— Что за ерунда? — воскликнул заседатель с реденькими волосами. — Кто-нибудь слышал, что Зерван болел?

— Болезни королей держатся в строжайшей тайне, — произнёс Кангушар. — О них знают только ближайшие родственники, верные слуги и врач. Народу сообщают, когда король уже при смерти.

Взгляды заседателей перекочевали на Адэра. Он подтвердил:

— Это так.

— А я-то думал: почему короли никогда не болеют, а умирают за неделю? — промолвил староста общины алянов. — Один вы не побоялись сказать всем, чтобольны. Помните? Прошлой зимой. Или вы были при смерти?

— При смерти, — кивнул Адэр.

Перед внутренним взором возникли разодетые в шубы святые отцы, столпившиеся в разрушенном храме морун. Адэр тогда замёрз до ужаса: в рубахе на голое тело, босиком. Хорошо, хоть штаны не снял, отморозил бы всё к чёрту.

— Зерван переступил опасный порог, его жизни ничто не угрожало, — вновь проговорил священник.

— Не угрожало? — подал голос тучный заседатель. — А кто умер от горя? Крепкий, здоровый мужчина переносит любую беду стойко и с достоинством.

— Племянник оказался слабее, — продолжил священник. — Он переживал оЗерване. Волновался перед коронацией. Волновался так сильно, что слёг. Человек, о чьей исповеди я сейчас говорю, дежурил возле его постели. Ребёнок умер ночью, во сне. А утром поползли слухи, что в спальне нашли кольцо моруны. Человек испугался, что его уберут, как ненужного свидетеля, и сбежал из Лайдары. Он очень раскаивался. Ведь если бы он не трясся за свою жизнь и рассказал всё, как на духу, не было бы охоты на морун.

— Когда вы отпускаете грехи, вы не читаете исповеди? — поинтересовался Кебади.

— Не отвечу. Это таинство.

— Как этому можно верить? — спросил преподаватель.

— А этому верить можно? — произнёс Адэр, постучав пальцем по конверту.

— Это предоставил уважаемый человек. А он… — Преподаватель кивнул в сторону священника. — Он вообще не собирался нам рассказывать.

— Я не хотел грешить. Если бы не вы со своими обвинениями… И зачем моему свидетелю лгать на себя перед смертью? Он уже ничего не мог изменить.

— Возможно, это крупица правды, — согласился Адэр, приподняв конверт, и указал на священника. — И это крупица правды. И обе крупицы вполне совместимы. Отныне никаких слухов. Опираемся только на свидетельства очевидцев ирасшифровываем тетрадь. Все свободны. Герцог, останьтесь.

Тихо переговариваясь, заседатели потянулись к двери. Адэр подошёл к окну, раздвинул шторы и распахнул рамы.

— Ваше Величество, — произнёс Кангушар, вынырнув из-за плеча.

— Хорошее собрание, герцог.

Кангушар улыбнулся:

— Впервые вижу вас счастливым.

— Хорошее собрание, — повторил Адэр, жмурясь от солнца. — Сейчас поедемискать на картинах Хранителя Власти.

— Это мог быть любой советник.

— Сомневаюсь.

— Попробуем вычислить, — проговорил Кангушар, пристально рассматривая Адэра. — Местные дворяне интересовались, сможете ли вы с ними встретиться, или им приехать в Мадраби? Кстати, один из них ваш придворный. Здесь оказался по долгу службы.

— Встречусь. Но сначала посмотрим картины.

Поклонившись, Кангушар ушёл. Присев на подоконник, Адэр окинул опустевшую комнату взглядом. Уютная, светлая, и часы совсем не нужны.

***

Коллекция раритетов и фамильные реликвии династии Грассов хранились в замке, в котором два года назад морской народ пережидал наводнение, шторм и лютый мороз. В этом же замке находилась резиденция правителя, пока в его голове не зародилась идея превратить пустошь в цветущий сад.

Староста Лайдары Урбис предложил оставитьценности во дворце Зервана, нореставраторы возмутились: в залах гуляли сквозняки, в сырую погоду слезились стены, зимой в полуразрушенных каминах кружил снег. А замок, расположенный нанижней площади и защищённый от ветра с трёх сторон, сумел противостоять времени.

Выйдя из грота, Адэр приблизился к парапету на краю обрыва и с жадностью вдохнул тёплый солёный воздух. Далеко внизу зеркальные волны облизываливерхушки рифов и с тихим рокотом разбивались о скалистый кряж. Чайки хваталиклювами пену и брызги. В полумиле от кряжа стоял ракшадский корабль, ожидая, когда посланники Иштара оформят необходимые бумаги и выберут в Ларжетае особняк, где обоснуются послы и дипломаты.

Адэр не был в дворцовом комплексе с тех пор, как перебрался в Мадраби. В Лайдару приезжал редко и старался как можно быстрее уехать. Флаги, прикреплённые к флагштоку широкой стороной, нахально напоминали, что древние народы Грасс-дэ-мора считают его временным правителем.

Похлопав ладонью по перилам, Адэр повернулся спиной к кораблю и вместе с герцогом Кангушаром поднялся по ступеням на площадь.

Возле замка выстроились защитники — рослые, черноволосые, сероглазые. Командир отряда сделал шаг вперёд, собираясь отрапортовать. Адэр остановил его жестом и в сопровождении герцога вошёл в холл. Память провела по коридорами лестницам и безошибочно указала на двери нужного зала.

Адэр долго бродил вдоль картин, прислонённых к стенам, и ловил себя на мысли, что видит только Зервана; всё остальное воспринималось как расплывчатый фон. Тут Зерван счастлив, тут задумчив, здесь граница, за которой возник другой человек: внешне величественный, а в глазах смертельная тоска.

— По какому признаку вы ищете Хранителя Власти? — спросил Кангушар, рассматривая запечатлённый на картине бал.

— Он пользовался особым расположением короля. Художники — тонкие натуры, они могли отметить это неосознанно. В позе, в жесте… Но похоже, я переоценил свои способности.

— Зерван на всех смотрит одинаково, — проговорил Кангушар, перейдя к следующей картине. — Сомневаюсь, что это дама. Женщинам нельзя доверять. Они болтливы и мстительны.

— Поэтому вы не женаты?

— Не женат, потому что я герцог без герцогства.

— Ваш отец сам от него отказался.

— На наших землях жили триста тысяч человек, половина из них ветоны. После закона о резервациях моему отцу ничего не оставалось, как привести людей в Лайдару. Сейчас они ютятся в съёмных комнатах или в лачугах на окраине города, а в их законных добротных домах живут тезы, потому что двадцать лет назад Тезар отрезал от Порубежья моё герцогство и присвоил себе.

Адэр потёр загривок. Он читал родословную Кангураша и знал, что его землинаходятся в юрисдикции Великого. А так же знал, что отец герцога отказался от них добровольно и лично подписал документы. Он не мог управлять герцогствомиздалека, а Великий не хотел, чтобы богатое владение было разграблено иразрушено мародёрами.

— Подойдите, — промолвил Адэр и указал на герб Грасс-дэ-мора. — Видите надпись на щите?

Кангушар посмотрел на картину:

— Вижу. Это девиз на языке морун.

— Что там написано?

— «Понять и принять».

Адэр осторожно прикоснулся пальцем к необычным буквам; они казались выпуклыми:

— Почему сейчас на гербе нет этого девиза?

— Потому что он написан на языке морун.

Адэр покосился на Кангушара. Лицо серьёзное, эмоции и чувства надёжноспрятаны за сталью глаз.

— Покажите мне своего прадеда.

Кангушар перешёл к полотну с изображением заседания Совета и указал начеловека средних лет с посеребрёнными висками. По правую руку Зервана сиделаморуна: русые волосы, бледное личико, чёрные глаза.

— На вашем фамильном гербе тоже есть девиз, — промолвил Адэр. — Если не ошибаюсь: «Озарять мир светом». Почему вы его не убрали?

Кангушар отступил на шаг:

— Ваше Величество…

— Ваш прадед сдержал слово и озарил мир светом. Сколько горела библиотека? Три месяца? Ваш свет, герцог Кангушар, вряд ли будет ярче. Девиз себя изжил.

— Почему вас так волнуют моруны?

— Потому что они — мой народ. Как ветоны, климы, ориенты и ещё тринадцать национальностей, — ответил Адэр и вновь посмотрел на советчицу Зервана. Чтоже они не поделили?

— Будьте осторожны, мой правитель, — промолвил Кангушар. — Если вы встанете на сторону морун, мир расколется на ваших друзей и врагов.

— Уже раскололся.

— Нет. Большинство ещё наблюдает и думает к кому примкнуть.

— К кому примкнёте вы? — спросил Адэр, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.

— Примкнув к кому-либо, я всё равно проиграю. Я никогда не займу то положение, какое занимал мой прадед при Зерване и не верну себе герцогство. И дело даже не в том, что вы знаете о предательстве моего прадеда. Дело в том, что я узнал о нёмнамного раньше вас. Предательство подобно костру сожгло все мои честолюбивые помыслы ещё задолго до вашего появления в Порубежье.

— Дети не в ответе за поступки отцов.

— Но смывать грязь приходится детям.

Обернувшись, Адэр прошёлся взглядом по полотнам и указал на портрет Зерванапри полных регалиях:

— Если вы узнаете, кто был Хранителем Власти, и найдёте эту корону, я верну вамгерцогство.

Кангушар склонил голову к плечу. Стальные глаза забегали со скоростью егомыслей.

— Когда взойдёте на престол Тезара?

— Вы можете вернуться в свои владения намного раньше. Всё зависит от вас, — проговорил Адэр и направился к двери.

Через час в ратушу придут дворяне, напросившиеся на встречу. А значит, в запасе есть двадцать минут, чтобы пообедать. Уже покинув замок, Адэр улыбнулся: к чёрту обед, эти двадцать минут он будет смотреть на море.

***

Урбис — староста ветонского Совета — встретил Адэра на пороге ратуши и, покаони шагали по коридору, успел вкратце рассказать, с какими прошениями ижалобами пришли дворяне. Ступив в приёмную, Адэр тут же отправил пятерых в канцелярию, троих в суд и отчитал Урбиса — тот и сам мог принять людей.

Войдя в кабинет, открыл окно и, разместившись за столом, приготовился выслушать последнего просителя. Им оказался придворный, виконт Ланир. Он был покровителем праздников и пока что никак себя не проявил. Празднества, которые он устраивал в посёлках, охватывали малую часть селян: по национальному признаку или вероисповеданию. Виконту не хватало смелости объединить людей одной радостью, одним событием. Адэр уже подумывал о его замене, хотя видел, что Ланир старается: много ездит по стране, общается с простым людом, изучаетобычаи. Может, ему мешает то, что он ветон, и вся его жизнь прошла в резервации?

Переступив порог, виконт поклонился и принялся нервно подёргивать уголок листа, который держал в руках.

— Мне сообщили, что вы хотите получить титул графа, — промолвил Адэр, разглядывая молодого человека с выправкой ветонского защитника.

В голове билась мысль: «Гнать его к чёрту. Из кабинета, из придворных».

— Я прошу вас разрешить мне купить графский титул в Росьяре, — проговорил Ланир.

Адэр досадливо поморщился. Росьяр — единственная страна, которая разбрасывалась титулами. Короля Толана осуждали, просили, взывали к егомудрости и совести, но он продолжал пополнять казну, пользуясь наивностью иглупостью дворян.

— Графский титул стоит больших денег.

Ланир пожал плечами:

— Мои друзья помогли мне собрать необходимую сумму.

— Залезли в долги, — произнёс Адэр, хотя на языке вертелось: «Чем будете отдавать? Ведь завтра вы покинете мой двор». — Зачем вам титул?

— Хочу жениться.

— Хотения здесь мало. Надо, чтобы я одобрил ваш брак.

Ланир виновато улыбнулся:

— Сейчас вы не одобрите. Но когда я стану графом, у меня появится надежда.

Адэр облокотился на стол и опустил подбородок на сцепленные руки:

— Ваша избранница дочь графа?

— Да, Ваше Величество.

Теперь всё ясно. Он виконт, она графиня. Неравные браки осуждаются высшимобществом.

— Вы знаете, что в Росьяре вы сможете купить только пожизненный титул?

— Знаю.

— И это печально. Я не одобрю ваш брак.

— Ваше Величество! — произнёс Ланир, и лист в его руках задрожал. — Я люблю её, она любит меня. Нашему счастью мешают всего две ступени.

— Почему вы совершенно не думаете о своих детях? Вы купите титул графа, но не сможете передать его по наследству. Кем будут ваши дети? Виконтами ивиконтессами. Им не будет позволено то, что позволено графу.

Ланир вскинул голову:

— За вашим столом Совета сидит простолюдинка, и ей позволено намного больше, чем маркизу.

Адэр вытянулся:

— Когда я взойду на трон Тезара, я буду вынужден установить в Грасс-дэ-море такие же правила, как и там. Не наоборот. За столом Совета короля Тезара нетвиконтов и уж тем более простолюдинов. Может, вас это устраивает, и вы не желаете своим детям лучшей судьбы. Может, это устраивает вашу возлюбленную, но точно не устроит её отца. Он мечтает, что его внуки будут маркизами иликнязьями. Будут жить лучше, чем он. И долг! Кто его будет выплачивать? Вашажена своим приданым?

— Я приложу…

— Выберите себе в жёны виконтессу или обычную дворянку, — перебил Адэр. — Её отец только порадуется. А эти деньги, что вы собрались выбросить на ветер, потратьте на свадебное путешествие. Вы свободны.

— Я титулованный дворянин в седьмом поколении. Если бы мои предки уехалиотсюда лет сто назад, если бы я жил в нормальной стране, а не в резервации, у меня был бы шанс проявить себя, добиться уважения и признания. Но вместо того, чтобы славить свою фамилию великими делами, я ловил в ветонском лесу бандитов и гасил пожары на торфяных болотах. — Ланир коротко кивнул. — Благодарю за аудиенцию. — И направился к двери.

— Расскажите мне о празднике, — остановил его Адэр.

Виконт обернулся:

— О каком?

— Я не знаю, как он называется. Я видел на картине: ночь, факелы, танцы.

— Ночь Желаний. Его праздновали в конце лета, точную дату не вспомню. В каждом доме пекли пироги, перед этим в тесто бросали монеты. Потом угощалипирогами прохожих. Те, кому попадались монеты, загадывали желания. Говорят, они сбывались в течение года.

— Этот праздник сейчас отмечают?

— Может, соседи или друзья бегают друг к дружке, но с таким размахом, как раньше — нет, не отмечают.

— Виконт Ланир! — произнёс Адэр, выпрямив спину и опустив руки наподлокотники кресла. — Если вы организуете такой праздник… с грандиознымразмахом… я дарую вам наследственный титул графа.

Виконт расширил глаза:

— Ваше Величество… Я всё сделаю.

— Хочу, чтобы праздновал целый город.

— Будет праздновать!

— Место для проведения выберете сами.

— Тотчас займусь…

— Хочу, чтобы на празднике присутствовали представители семнадцатинациональностей.

— Шестнадцати, — поправил виконт.

— Моруны — тоже мой народ.

Шея Ланира покрылась красными пятнами.

— Всё ясно? — спросил Адэр.

Виконт отрицательно покачал головой.

— Я даю вам шанс проявить себя, добиться уважения и признания. Это вам ясно?

Виконт кивнул.

— Что ж, если ясно, дерзайте, — промолвил Адэр, поднявшись. — В конце летастанете графом, сделаете ремонт в своём имении, а осенью свадьбу сыграете. — И покинул кабинет.

Успеть бы в замок к приезду Элайны. Великий и Трой Дадье уж точно настроят её против Эйры. Как пережить этот бал?..

Часть 03

***

Крикс заглушил двигатель и приказал всем молчать и не двигаться.

Вокруг распростиралась пустошь — непривычно жёлтая, с бронзовым отливом, — покрытая дымчатыми пятнами, словно лужами с грязной водой. Кое-где росли деревца и кустарники. Справа земля сливалась с прозрачным небом. Слева виднелись туманные очертания гор. Впереди горизонт закрывали груды камней и кучи глины. На их фоне вырисовывалось дощатое строение.

Малика знала, что если подъехать поближе, то можно рассмотреть деревянные сваи под домом, высокое крыльцо, крышу из тёмно-золотой соломы. Из глубин памяти всплыли картинки: комната, обитая войлоком; топчан, застеленный дерюжкой; окно, затянутое паутиной. Быть может, сейчас возле окна стоит полоумный старик, который когда-то напугал их с Адэром. Пытается разглядеть автомобиль Крикса — оттуда, издалека, похожий на спичечный коробок, — и думает: «Кого это черти принесли?»

— Дышать нечем, — проговорил Луга, ютясь на заднем сиденье между Драго и Талашем. — Крикс, опусти стекло. Хоть чуть-чуть.

— Молчи, — шикнул Драго.

— А вы вдыхайте вразнобой, — огрызнулся Луга. — Сплющили меня, как палтуса.

— Чего мы ждём? — прошептала Малика.

— Ты спросила, почему я нашёл седло здесь, а не возле крайних нор, — сказал Крикс.

— Ну да. Как лошадь сюда доскакала?

— Я тоже заподозрил, что седло подкинул кто-то из местных. Или ады таскали лошадь от норы к норе, пока седло не слетело. Если бы не одно «но». Кругом снег лежал, а тут глина была чистенькая, вылизанная.

— Что это значит?

— А то, что лошадку здесь разорвали, а потом сожрали снег, заляпанный кровью.

— И здесь же съели всадника.

— Если он был.

Малика принялась крутить пуговицу на рукаве:

— Я тоже надеюсь, что Тася жива.

— Даже не знаю, что лучше: умереть или попасть к Асону.

— А вдруг это не Хлыст?

Крикс немного посидел, взирая в одну точку, и вынырнув из раздумий, промолвил:

— Это он. Нутром чую.

— Зря мы его в «Провале» не грохнули, — подал голос Драго. — На кой я вытащил его из пещеры?

— Седло есть, а где одежда, сапоги? — спросила Малика.

— Не знаю, — отозвался Крикс. — Может, съели? Или в норы утащили, кровь обсасывать.

Обхватив себя за плечи, Малика поёжилась:

— Ну и чего мы ждём?

— Хочу показать тебе, чтобы сомнений не было, — проговорил Крикс и затряс кулаком перед лобовым стеклом. — А ты куда? Давай, дед, обратно! И так всю живность распугали, теперь ещё ты.

Малика устремила взгляд в окно. По тропинке, петляющей между норами, топал старик, раскручивая трещотку. В стёкла автомобиля легонько бился сухой треск.

— Кто это? — прозвучал голос Луги.

— Сторож с прииска, — ответила Малика.

— Прииск охраняют настоящие охранники, — возразил Крикс. — Я сам их натаскивал. А этот только под ногами путается да начальника из себя корчит.

— Послать куда подальше? — произнёс Драго и, навалившись на Лугу, принялся шарить ладонью по дверце в поисках ручки.

— Сиди! — крикнули Крикс и Малика в один голос.

— Кто такие ады? — поинтересовался Луга.

— Собаки. Или звери. Чёрт их поймёшь, — ответил Крикс и вздохнул. — Ладно. Показать не получится. Короче, в крайних норах сидят самцы. В серёдке лежбища — самки. Бежит, например, шакал справа. Самцы его пропускают, к самкам на растерзание. Если самки не сильно голодные, то пропускают шакала дальше, к самцам, что слева сидят. А те уже его хватают. Точно так же, если шакал слева бежит.

— Разумные, — произнёс Драго. — О самках заботятся.

Крикс кивком указал на топающего старика:

— Это он рассказал, а я проверил. Сначала просто наблюдал, потом телёнка привёз. Подъехал к лежбищу с другой стороны, стянул его с прицепа, хворостиной прошёлся, он и побежал. А в центре его оприходовали.

— Теперь понятно, почему седло далеко от края, — промолвила Малика.

— Меня больше интересовало, почему криков никто не слышал: ни старик, ни охранники на вышках. Ночью в пустоши любой звук, как гром.

— Разобрался?

— Разобрался. Ады облепили телёнка как пиявки, он даже пискнуть не успел. Пять минут, и голые кости. Те, кому ничего не досталось, глину вылизали. — Поджав губы, Крикс покачал головой. — Видела б ты, как они птиц ловят. Вспышка, и птицы нет.

— Это ж сколько им зверушек надо? Пустошь — не лес, много не поймаешь.

— Может, долго переваривают? И лежат всё время.

— Под землёй есть ходы из норы в нору?

— Нет. За прииском ещё одно лежбище, чуток меньше. Когда прииск расширялся, там много нор разрушили. Это просто ямы. Где-то по колено, где-то в ростчеловека. Чем шире яма, тем больше в ней адов. — Крикс вытащил из-под сиденья трещотку. — Спроважу деда, а то от его болтовни голова распухнет.

Выйдя из автомобиля, пошагал старику навстречу, дёргая шнур с деревяннымипластинками.

Луга втиснулся боком между передними креслами:

— Я думал, дед того. А твой приятель, оказывается, тоже того… Ты хорошо егознаешь?

Луга появился в замке после отставки Крикса и до поездки в Рисковый ни разу с ним не сталкивался. Непонятные речи вполне могли показаться ему бредомсумасшедшего, а странные действия озадачили даже Драго. В противном случае онбы заступился за своего бывшего командира. Один Талаш ничем не интересовался.

Малика поёрзала и, заложив руку за спину, оттянула от поясницы платье. Письменагорели огнём и, казалось, что жар выжигает её изнутри. Ей, как и Луге, хотелось сделать глоток воздуха. Не такого воздуха, какой был за окнами автомобиля, аморозного, чтобы мысли застыли.

В десяти шагах от машины Крикс и старик раскручивали трещотки и пытались перекричать их треск. Крикс указывал на дом, старик упирался. Малика смотрелана них и понимала: пока она здесь, ады никого не тронут. И не в заклинании дело— Малика его не произносила. И это вовсе не заклинание, а погребальная песня. Её пели над могилами морун, которые приняли мученическую смерть.

Силясь унять сердцебиение, Малика прижала вторую руку к груди. Она ошибочнорешила, что в ней поселилась моранда. Внутри прячется что-то другое: чёрное, как горе, с покрасневшими от слёз глазами.

— Погода портится, — промолвил Драго.

Пригнув голову, Малика посмотрела на темнеющее небо. Вонзила взгляд Криксу в затылок, приоткрыла дверцу и поставила ногу на землю.

— Малика… — начал Луга.

Она вышла из салона и, осторожно ступая, направилась к ближней норе.

Талаш опередил Малику и, повернувшись к ней лицом, попятился:

— Меня съедят первым.

Она вяло улыбнулась:

— Сейчас свалишься в яму.

— Малика, давай назад, — прозвучал сбоку голос Драго.

— Лопаты брать? — пробился сквозь треск голос Луги.

— Малика! — вскричал Крикс, посмотрев через плечо, и даже перестал раскручивать трещотку. — Быстро в машину!

— Тише. Они и так напуганы.

Крикс накинул шнур с дощечками на шею, забрал у Луги лопату и, приблизившись к Малике, процедил сквозь зубы:

— Не понятен приказ?

— Нам надо знать, Крикс: здесь она или у Хлыста.

— Я сейчас тебя ударю. Лопатой.

— Тебе придётся отравить всех адов, чтобы залезть к ним в норы.

— Надо будет, отравлю, — произнёс Крикс, сверкая глазами.

— Глупо срывать злость на топоре палача.

— А ты на словах меня не лови. Живо в машину!

— Ады меня не тронут.

Крикс поднял лопату заострённым лотком кверху:

— Один раз я уже поверил тебе. Получил от Адэра сполна. Больше не хочу.

— Что надо сделать, Эльямин?

Малика перевела взгляд на Талаша:

— Вытащить из норы собаку.

— Я вытащу. А ты сядь в машину. — Талаш по очереди посмотрел на Крикса, старика и стражей. — Вы тоже.

Малика забралась в салон и приоткрыла окно. Остальные не двинулись с места. Старик продолжал раскручивать трещотку.

Талаш достал из багажника лопату:

— Говори, что делать, Эльямин.

— Сначала проверь глубину норы. Только осторожно, адов не порань. И все разойдитесь, я хочу видеть.

Крикс и стражи встали с другой стороны ямы.

Талаш с лёгкостью погрузил лопату в дымчатое месиво, словно разрезал растаявшее масло:

— Чуть больше метра. — И принялся аккуратно снимать песок слой за слоем.

Луга зачерпнул пригоршню земли:

— Похоже на пепел.

— Выделения, — сказал Крикс.

— Какие выделения?

— Собачье дерьмо, — произнёс старик, стоя в трёх шагах от норы и судорожнодёргая шнур с дощечками. — Кустиков нет, вот они и гадят под себя.

Чертыхнувшись, Луга вытер ладонь о штаны Драго. Тот оттолкнул приятеля и, наклонившись над ямой, с шумом втянул в себя воздух:

— Ничем не пахнет.

— Загадка природы, значит, — произнёс старик, напряженно наблюдая заТалашем.

— Хватит копать, — промолвила Малика. — Я не знаю, как они себя поведут, еслиих ранить.

Талаш отдал лопату Луге, улегся на живот и, свесившись с края норы, опустил рукив песок.

— Пожалуйста, осторожно. Пожалуйста, — говорила Малика, сложив ладони перед грудью.

— Горячий, дьявол, — ругнулся Талаш и вытащил ада.

Стражи уставились на тонкокостный скелет собаки, обтянутый свинцовой кожей. Литой, без отверстий нос, прижатые к черепу уши-монетки, затянутые мутной плёнкой глаза. Ад морщил морду и мелко дрожал.

— И эта крыса съела лошадь? — пробормотал Драго.

Талаш опустил ада на землю. Зверь запрокинул голову, открыл пасть, обнажив четыре ряда зубов, и шумно задышал.

— А если таких сотня, — произнёс Луга, — что от лошади останется?

Талаш достал друг за другом ещё трёх адов:

— Больше нет.

Вдалеке прогремел гром. Запахло дождём. Стражи и Крикс взяли лопаты и вместе с Талашем принялись разрывать нору. В ней оказались обглоданные кости, однакоопределить, кому они принадлежали, не удалось. Соседняя нора была пустой. В следующей норе снова кости.

Малика выбралась из машины и, привалившись к дверце спиной, прижаласложенные ладони к губам. Мужчины разделились. Талаш вытаскивал адов ивместе с Криксом освобождал норы от песка, Луга и Драго засыпали ямы, предварительно вернув собак на место.

На горизонте сверкнула ветвистая молния. С запозданием прозвучали раскаты грома.

— Через час польёт, — заметил старик, продолжая раскручивать трещотку.

— Это точно не Таси, — проговорил Крикс и бросил на горку костей облепленный пеплом ботинок.

Приблизившись, Малика ногой откинула ботинок в сторону и перевернула толстой подошвой кверху:

— Хлыст жил в Горном?

— Жил, — ответил Крикс и перешёл к очередной норе. — Асон сел за тройное убийство, а его семью заклевали. Все пальцем в них тыкали. Старшенький, Тормун… Говорят, ушёл на заработки. Какие заработки в тринадцать лет? Затравили пацана. Людей понять можно, а я вот никак понять не могу: почему я этоне пресёк?

— Ты жил в Рисковом. Как ты мог пресечь?

— Всё я мог. Мы с Анатаном купили домик вскладчину. Там, где про Асона никто не слышал. Его семью туда перевезли… Почему мы раньше этого не сделали? Стол, кровати купили. С продуктами помогали. Я вытащил Асона из асбестовой фабрики, привёз в новый дом и сказал: «Иди. Я утром приеду». Думал, сбежит. Засаду устроил. А он не сбежал.

Разглядывая ботинок, Малика передёрнула плечами:

— Ты зачем его ищешь? Повиниться перед ним или в искупительное поселение отправить?

— Я найду его и убью. А вот здесь… — Выпрямив спину, Крикс постучал кулакомсебя по груди. — Вот здесь его убить не получится. Я дал ему слово и не сдержал. Наука мне, чтобы впредь словами не разбрасывался.

На землю упали первые тяжёлые капли.

— Закругляемся? — подал голос Драго.

— Нет ещё, — сказала Малика, посмотрев в низкое небо, затянутое тучами. — Крикс, сколько осталось нор?

— Может, пять. Может десять. Участок без снега был не сильно большой, но я боюсь ошибиться. Раз уж затеяли, давай всё проверим.

— Я что-то нашёл, — сказал Талаш и поддел лопатой замызганную тряпку.

Крикс повернулся к нему, сделал шаг и замер.

— Что это, Крикс? — спросила Малика, боясь подойти ближе.

Талаш бросил тряпку на землю, разровнял остриём лопаты:

— Кофта.

— На Тасе была вязаная кофта бирюзового цвета, — проговорил Крикс.

— Сейчас не понятно, — проговорил Талаш и продолжил копать.

— Тёмная юбка в клетку. Калоши на меху и фуфайка. Новенькая. Анатана.

— Что такое «калоши»? — поинтересовался ракшад.

— Резиновая обувь. Ещё была шаль.

— Это калоши? — произнёс Талаш и скинул с лопаты резиновый башмак.

На миг ослепив, небо прорезала молния. Косые струи дождя врезались в пустошь. Закрывая рот ладонью, Малика смотрела, как вместе с водой с тряпки сбегаетгрязь, открывая взору серо-бирюзовую вязку.

***

Прежде Малика редко бывала в Бездольном Узле, но в памяти кое-чтосохранилось: убогие посёлки; вместо дороги колея, порой совершенно непригодная для проезда; земля, усеянная камнями или покрытая сорняками; песчаные илиглинистые прогалины.

В этот раз, добираясь до Рискового через весь Бездольный Узел, Малика видела заокном ту же пустошь. Разве что шины шуршали по грунтовой дороге. Иногда ей казалось, что она не уезжала в Ракшаду, и со дня злополучной поездки по приискампрошли не три года, а от силы неделя или две. Однако стоило машине заехать в какой-либо посёлок, Малика возвращалась в настоящее время. Улицы сталисветлее, дома опрятнее, селяне улыбчивее, и нигде не пахло выпитым вином.

Покинув Рисковый, Крикс повёл автомобиль по другой дороге, бегущей по границе Бездольного Узла и Нижнего Дола. Дорогу проложили недавно: асфальт ровный как скатерть на столе, на обочинах невысокая насыпь, чтобы во время гололёдамашину не снесло в кювет. Слева и справа к горизонту тянулись поля, заросшие клевером, люцерной или календулой. Эти растения делают почву плодородной, азначит, землю готовят под посевы. Малика на миг задумалась: откуда она этознает? Наверное, читала или рассказывал Мебо…

— В этом нет никакого смысла, — проговорил Крикс.

— В чём? — спросила Малика, скользя взглядом по нежно-зелёному полю.

— В таком убийстве. Месть — это отплата за причинённые страдания. И чаще всего возмездие намного изощрённее, чем первоначальное зло. Знаешь, почему?

Малика повернулась к Криксу. Иногда он изъяснялся, как обычный мужик: неправильно строил фразы и использовал простонародные выражения. А порой в нём просыпался офицер тезарской армии, и речь его становилась отточенной. Интересно, как разговаривает Адэр с Макидором или сестрой? Уж точно не так, как с советниками.

— Не знаешь?

— Жажда мести уничтожает человека в человеке, — сказала Малика.

Поджав губы, Крикс покачал головой:

— Я бы не сказал лучше.

— С болью утраты тяжело справиться. Многие надеются, что боль пройдёт, еслиони накажут обидчика собственными руками. А легче не становится.

— Кому-то мстила? — покосился Крикс.

— Держу себя в руках, — промолвила Малика и отвернулась к окну.

— В одном городке завёлся маньяк. Насиловал и душил девушек. Отцы жертв поймали его. Отвезли в лес, посадили голой задницей на муравейник и отрезалиему член. И никто не ушёл, пока он не истёк кровью.

— Да уж… — произнесла Малика.

— Потом оказалось, что они ошиблись. Это был не маньяк, а обычный парень. Иногда выпивал, иногда дрался, но в основном бегал по бабам. Маньяка взялиспустя три месяца. Он признался, описал всё, даже в деталях не промахнулся. Когонасиловал бутылкой…

— Крикс, не надо, — попросила Малика и, высунув руку из окна, подставила ладонь ветру.

Несмотря на пасмурную погоду и недавний ливень, дорога высохла, а зелёный покров полей стойко охранял влажную почву и наполнял воздух сочным запахомтрав. На горизонте между землёй и плотными облаками образовался просвет. Багряное солнце сулило прохладную, ветреную ночь.

— Раз тебе неинтересно…

— Мне интересно, но без деталей, — сказала Малика, стараясь видом полей исолнца стереть образ несчастного человека, нарисованный воображением.

— Ладно, — согласился Крикс. — Когда судили маньяка, у двоих мстителей сдалинервы или совесть их замучила, и они признались в убийстве. И знаешь, что сделал отец невинного парня? Он выкрал у одного из мстителей сына и на своей лесопильне сделал из него щепы. А потом повесился.

— Ужас какой.

— Чувствуешь разницу?

— В чём?

— Наверное, я привёл неудачный пример. — Крикс подвигал плечами, покрутил головой. — Рассмотрим такую ситуацию…

— Хватит ситуаций, — промолвила Малика и закрыла окно. — Ты хотел сказать, что месть бывает разной. Можно покарать непосредственно обидчика, а можнопричинить боль его близкому и ни в чём не повинному человеку. Это ещё страшнее, Крикс. Я ненавижу Хлыста, а ты испытываешь к нему непонятные мне чувства. Если он зол на тебя или Анатана, пусть выясняет отношения с вами, по-мужски, ане охотится за вашими жёнами.

Малика затылком почувствовала взгляд Талаша. В Грасс-дэ-море люди мстят, как ив Ракшаде. Только здесь месть осуждается, а там она узаконена. Не по тому лиракшады закрыли лица своим женщинам и запретили им разговаривать, чтобы не знать их, не привыкать к ним и не страдать, когда жён подвергают наказаниям запроступки мужей?

— В преступном мире свои законы, — возразил Крикс.

— Преступники живут в нашем мире, — произнесла Малика и спрятала ладониподмышки. — Ты правильно сказал: в смерти Таси нет никакого смысла. Ты вот зарулём сидишь, Анатан детишек обнимает, а она лежит в багажнике среди кучикостей. Ты в этом искал смысл?

— Вообще-то я имел в виду другое. В такой смерти Таси нет смысла. В такой, — повторил Крикс. — Если бы Асон хотел помахать перед нашим носом своимчленом…

— Крикс! Следи за словами! — повысила голос Малика.

— А ты не зли меня своей тупостью.

Слегка наклонившись вперёд, Драго похлопал Крикса по плечу:

— Притормози, командир. Я ведь не посмотрю, что ты старший.

— Если бы Асон хотел сказать нам: «Это сделал я», то приказал бы кинуть Тасю под калиткой, ещё бы и бляшку свою с хлыстом оставил, — проговорил Крикс более спокойным тоном. — Если бы он хотел скрыть преступление, мы бы никогдаеё не нашли. Асон знал про адов, но не знал, что они делают с одеждой. Он мог, конечно, предположить, что седло останется, и мы начнём перерывать норы, ноточно предугадать это не мог. Такие преступники, как Асон, не полагаются на волю случая. Они всё просчитывают.

— А собака Анатана? Ты говорил, её задушили хлыстом. Может, это знак? Вместоглиняной бляшки.

— Такие плётки у каждого второго мужика. — Крикс мотнул головой. — Это я загнул, конечно. Если по дворам пройтись, с десяток точно наберём.

— Значит, это не Хлыст.

— Значит, пошло что-то не так.

— Ты его хорошо изучил, — заметила Малика.

— Пришлось. — Крикс потёр ладонью затылок. — Извини. Я не хотел кричать иобзываться. Вылетело.

— Я понимаю.

Крикс остановил машину:

— Давай выйдем.

Малика выбралась из салона и, захлопнув дверцу, прислонилась к ней спиной. Приблизившись, Крикс заложил руки в карманы штанов и устремил взгляд натонкую багровую полоску на горизонте:

— Не хотел при них говорить. Анатан в психушке.

Малика вытянулась:

— Где?

— И вот что ему сказать? Я ведь надеялся, что мы ничего не отыщем.

— Почему в психушке? Крикс!

— Его с детьми и мою семью принял к себе маркиз Бархат.

— Вилар… — прошептала Малика. — У него дом в Ларжетае. Они там живут?

— Да. Дом хороший, охрана надёжная, а Анатан два раза сбегал. По деревьям ичерез забор. — Крикс досадливо поморщился. — Как кошка. Хотел сам Асонанайти. Мы его заперли в комнате, ставни закрыли, а он перестал разговаривать, отеды отказался. Пришлось поместить в психушку. А я стою на одном месте, нивперёд, ни назад.

Малика погладила его по плечу:

— Вперёд, Крикс, и только вперёд. Отдашь кости на экспертизу, а там скажут, чьиони: женские или мужские. Может, Тася руки или ноги ломала. Надо было узнать в Рисковом.

— Чёрт… даже не подумал.

— А я подумала, — сказала Малика, подставив лицо ветру. — Хотела Анатанарасспросить, а тут такое горе.

— Ещё этот Тормун…

— Сын Хлыста?

Крикс кивнул:

— Ему сейчас шестнадцать. Или семнадцать. Ума не приложу, где его искать. Навсе заводы, на все стройки запросы отправил. В паспортные конторы… Короче, везде. Он мог запросто имя поменять, а фотографии нет.

— Зачем он Адэру?

— Незачем. Адэр время тянет. Он не любит проигрывать, а война с бандой — сейчас заведомый проигрыш. Асон знает о нас всё, а мы о нём ничего. Это тебе не «Провал», где все на ладони. Стражей мало, Рашор большой. Его надо вверх дномперевернуть и половину горожан по искупительным селениям расселить.

— Не думал, что Хлыст уже нашёл сына?

— Думал. А как проверить?

Малика зябко поёжилась:

— Поехали, Крикс.

— Я тебя в замок отвезу. К Анатану потом съездим.

— Сейчас.

Взъерошив волосы пятернёй, Крикс с шумом выдохнул:

— До психушки четыре дня. От неё до замка два дня. Итого шесть дней. А через неделю у Адэра день рождения.

— Тебя пригласили на бал?

— Кого? Меня? — Крикс хохотнул. — Нет, конечно.

— Меня тоже не пригласили.

— Малика, ты его тайный советник.

— Кто? Я? — произнесла она и, скопировав Крикса, хохотнула. — В замке ввелидворцовый этикет. Без приглашения никого на бал не пустят. Кроме этого, дамы приходят либо с кавалерами, либо с родственниками. И я знаю точно, что Мун набал не идёт.

— Ладно. О вещах Таси пока молчим.

— Договорились, — промолвила Малика и, перед тем, как сесть в машину, запрокинула голову и посмотрела в мглистое небо. Дай сил…

***

Впереди показался городок, похожий на серо-жёлтое пятно, приплюснутое сверху седыми облаками, но Малику больше волновал вид за боковым окном. Нагоризонте просматривалась мутная полоска — ограждение из металлической сетки, — на фоне неба вырисовывались пограничные вышки Тезара. Столь близко к великому соседу Малика ещё ни разу не приближалась, и эта близость вызываланепривычный трепет. Наверное, так себя чувствуют искатели новых земель, глядя на другую сторону пропасти: и моста нет, и другого пути туда нет, и остаётся толькоходить по изведанным дорожкам.

— Там хорошо, — промолвил Драго, уткнувшись в окно.

— Ты жил в Тезаре? — спросил Луга.

— Когда-то жил.

— Если там хорошо, почему вернулся?

— Потому что, — буркнул Драго.

Луга повернулся к нему вполоборота:

— А если серьёзно?

— Не поладил с новым командиром. Меня отправили в штрафной батальон, потомвыперли из страны.

Луга присвистнул:

— Ты служил в тезарской армии?

— Было дело.

— Ну а потом? Сразу к Адэру на службу?

— Адэр ещё по дворцу Могана вышагивал и ни сном ни духом не ведал, какое счастье ему привалит, — промолвил Драго и, немного помолчав, продолжил: — Мне надо было идти резервацию, хотя я ветон наполовину. Но там меня никто не ждал, и я сунулся в Маншер, к отцу. Ввязался с местными в драку. Отсидел. Когдавышел, мачеха выставила за порог мой рюкзак и дверь перед носом закрыла.

— Из-за чего подрался?

— Было дело.

— Что потом?

— Потом меня разыскал мой бывший командир.

— Нашёл на свою голову, — отозвался Крикс, хмуро взирая на дорогу. — Ты бы меньше языком трепал.

— А может, я хочу, чтобы Луга тоже потрепался. У него скелетов в шкафу побольше моего.

— Заткнись, — произнёс Луга и, подвинувшись вперёд, указал в лобовое стекло. — Нигде ни облачка, а над городом тучи.

— Не увиливай от разговора. Я помню твоё обещание, а ты, видать, забыл.

— Ничего я тебе не обещал, — отрезал Луга и покосился на Малику.

— «Если выберемся из Ракшады, расскажу тебе первому», — проговорил Драгонаигранным тоном. — «Как перед святым отцом исповедуюсь». Ау, Луга! Мы уже две недели в Грасс-дэ-море, а от тебя ни слова.

— Хватит, — произнесла Малика. — Ты не святой отец, а Луга раздаёт пустые обещания. Теперь буду знать.

Луга втиснулся между Талашем и Драго и, немного поёрзав, затих.

— Закрой окно, Малика, — сказал Крикс. — Как ни приезжаю сюда, всегда пасмурнои холодно. Земля здесь плохая, речку Гнилушкой зовут. В двух милях от городакирпичный завод стоит. Старенький, но работает. Так горожане воду оттуда носят.

Вскоре автомобиль покатил по крайней улице. Малика смотрела на двухэтажные дома — вытянутые, как бараки. Оконные рамы, окрашенные в разные цвета, подсказали, что в каждом доме живёт несколько семей. Во дворах чисто: нидеревца, ни травинки, ни мусора.

— Где люди?

— На работе или на огородах, — ответил Крикс. — Огороды там же, где завод. Если бы не он, город давно бы вымер.

Через несколько минут машина остановилась перед мрачным строением, похожимна вертикально установленный гроб. К металлической двери, занимающей чуть лине всю стену, была приделана вывеска: «Дом-изолятор второго уровня». Высокий каменный забор, примыкающий к строению, заканчивался рядами колючей проволоки. С другой стороны дороги раскинулся огромный пустырь.

Малика надеялась увидеть обычную больницу, парк для прогулки пациентов, людей в белых халатах. В её голове психушка никак не вязалась с Анатаном. Теперь, глядя на проходную, даже боялась представить, в каких условиях его содержат.

— Что значит «второго уровня»?

— Это не совсем лечебница, — сказал Крикс, вытащив из бардачка два паспорта, свой и Малики. — Сюда привозят преступников на психиатрическую экспертизу.

— Крикс! Ты в своём уме?

— В своём, — ответил он спокойным тоном. — В изоляторе первого уровня держатбуйных и преступников-психов. На третьем уровне щадящая система, даже посетителей пускают, но там не такая охрана, как здесь.

— А своих людей ты не мог к нему приставить?

— Мог, — кивнул Крикс. — Адэр сказал мне: «Бери людей, сколько надо, и найдисына Хлыста». И дал мне в помощники шестерых. И на этом спасибо. Я вообще думал, что один буду бегать.

— Идём, — промолвила Малика и открыла дверцу.

— Посиди. Я разберусь с охраной.

Крикс выбрался из машины. Поднявшись на приступок, постучал в двери и поднёс к глазку паспорт. Через пару секунд его впустили в строение.

На улице действительно было прохладно, и даже не верилось, что полчаса назад они изнывали от жары. Малика захлопнула дверцу и посмотрела наподрагивающие руки. Холод тут ни при чём, это всё нервы.

Время шло, а Крикс не появлялся. По телу Малики волнами прокатывал озноб. Давило низкое седое небо, угнетала мрачная стена перед носом, пугала гнетущая тишина. Как можно жить в таком городе?

Наконец двери приоткрылись. Выглянув, Крикс жестом позвал Малику. Талаш ринулся за ней следом. Драго выскочил из машины и принялся объяснять ракшаду, какие здесь действуют правила. А Малика не понимала, что с ней творится; происходящее казалось сном — затяжным, тревожным.

Войдя в строение, зажмурилась от яркого света и открыла глаза, когда Крикс вывел её на воздух.

— С тобой всё в порядке? — спросил он и взял Малику под локоть.

Она смотрела на старинное трёхэтажное здание с узкими прорезями, закрытымирешётками, и не могла сдвинуться с места.

— У нас десять минут, Малика, — сказал Крикс и потянул её через пустырь.

— Наверное… — промямлила она и, сжав кулак, вонзила ногти в ладонь. В голове немного прояснилось. — Сначала надо поговорить с главным врачом.

— Он не хочет с тобой разговаривать. Он вообще не хотел тебя пускать.

— Почему? — спросила Малика и заметила двух мужчин в чёрной форме, появившихся из лечебницы: в руках резиновые дубинки, на поясе наручники исвязки ключей.

— Сказал, что женщинам здесь не место.

Подойдя к двери, Малика выдернула локоть из руки Крикса и, скользя ладонью постене, пошла вдоль здания.

— Малика! Не трать время.

Обернувшись, она окинула взглядом голую землю. Посмотрела в небо.

— Малика, — прошептал Крикс, приблизившись. — Мне поверили на слово, что ты советник Адэра, а ты ведёшь себя подозрительно.

— Здесь всегда была психушка?

— Не знаю. Идём, Малика.

Она вновь повернулась к стене, провела по ней пальцами.

— Нас сейчас выгонят.

— Пусть попробуют, — промолвила Малика и направилась к двери. — Я хочу встретиться с главным врачом.

— Нас к нему не пустят.

— Тогда оставайся, я пойду сама.

— Не чуди.

Показав надзирателям пропуск, Малика и Крикс вошли в лечебницу и в сопровождении провожатого направились к лестнице в конце вестибюля.

— Анатан на втором этаже, — тихо проговорил Крикс, взирая в спину провожатого.

— Врач? — спросила Малика, посмотрев в коридор слева. В глубине, за столомсидел надзиратель.

— На первом.

— Где?

— Сейчас направо.

— Где кабинет.

— В конце. Возле служебного выхода.

Малика резко повернула и прибавила шаг.

— Стоять! — прозвучал за спиной окрик.

Впереди из-за стола вскочил надзиратель. Ещё трое появились в глубине коридора.

— Нам не пройти, — сказал Крикс и, опередив Малику, поднял руки. — Спокойно. Мы к главному врачу. — Обернувшись к провожатому лицом, попятился. — Мы хотим поговорить о пациенте. Спокойно! — Вновь повернулся к надзирателю. — Спокойно!

Схватив со стола дубинку, надзиратель преградил дорогу:

— Живо назад. Иначе мы прибегнем к насилию.

Малика оглянулась. К провожатому присоединились ещё двое.

— К выходу, — проговорил один из них, — или мы прибегнем к насилию.

Крикс приблизился к Малике вплотную, загородив её от надзирателей, ипрошептал, глядя ей за спину:

— Уходим, Малика. Они не шутят.

— Тебе надо было остаться. — Сделав шаг в сторону, Малика чётко произнесла: — Я, моруна, выбираю насилие.

— Что ты творишь? — прошипел Крикс.

— Если бы ты чувствовал то, что чувствую я, ты бы ненавидел всех людей. А я ещё пытаюсь их любить.

Немного помедлив, один из надзирателей дал знак остальным и быстро пошагал в конец коридора. Вернувшись, провёл Крикса и Малику в кабинет главного врача.

Не дожидаясь предложения сесть, Малика опустилась на стул. Пожилой человек, одетый в обычный костюм, закрыл дверцу шкафа, занял место в стареньком кресле и включил настольную лампу, которая при ярком верхнем свете была явно лишней. Врачебный халат был небрежно брошен на сейф, на краю стола стоял расстёгнутый портфель, из него торчали уголки папок. Похоже, врач собирался покинуть лечебницу, но не успел.

— Меня зовут Малика.

Метнув взгляд на замершего возле двери Крикса, врач придвинул к себе портфель и принялся поправлять папки.

— Я бы хотела узнать, какой диагноз вы поставили Анатану Гравелю.

— Горе.

— Значит, он психически здоров?

— У него депрессия. В нашей стране этим расстройством страдает каждый десятый человек. Не все обращаются к психиатру, а хороших психиатров можно сосчитатьна пальцах. С таким расстройством редко госпитализируют, потому что лечебниц столько, сколько пальцев на одной руке. — Врач щёлкнул замком на портфеле. — Анатан — особый случай. Во-первых, у него реактивная депрессия, и за ним надовести постоянный присмотр. Во-вторых, его состоянием здоровья обеспокоенправитель.

— Вы считаете, что Анатан способен на необдуманные поступки?

— Он находится в глубоком отчаянии. Ему не чужды мысли о самоубийстве. Вам, наверное, говорили, что он пытался повеситься? Не здесь. Здесь это сделать невозможно.

Малика бросила взгляд через плечо. Крикс сохранял невозмутимый вид.

— Не говорили, — промолвил врач. — Я понимаю, что вам не нравится наше заведение, иначе вы бы не добивались встречи со мной так рьяно. Но в изоляторах третьего уровня не хватает работников, чтобы наблюдать за каждым больным. И я не знаю, как Анатан отреагирует на личную охрану.

— Сколько лет этому зданию? — спросила Малика.

— Много, — уклончиво ответил врач. — Простите, но я тороплюсь.

— Больше ста. Верно?

Взгляд врача сделался стеклянным.

— Возможно.

— Ваш отец тоже был психиатром?

— Да.

— Работал здесь же?

— Вы пытаетесь меня загипнотизировать? — произнёс врач, силясь придать голосу бодрое звучание. — У вас не получится.

— А дед?

— Какое это имеет значение?

Малика сжала колени ладонями:

— Вы знаете, что раньше здесь была тюрьма?

— Слышал.

— Мужская или женская?

— Не могу сказать. Я бы с удовольствием продолжил разговор, но мне…

— Мужская. Знаете, почему тюрьма стала психушкой?

— Не знаю.

— Сюда привозили морун. — Малику начала бить крупная дрожь. — И отдавализаключённым. Проверяли, как действует проклятие.

Врач изменился в лице:

— Я думал, что это неправда.

— Я добивалась встречи с вами, потому что не могу пойти туда, где… насиловали иубивали моих сестёр, — промолвила Малика, цедя воздух сквозь зубы. — Я… не могу себя заставить.

— Я дам вам успокоительное.

— Не надо. Я справлюсь. Пожалуйста, приведите Анатана сюда.

Кивнув, врач подошёл к двери и, выглянув в коридор, отдал надзирателям приказ. Малика спиной почувствовала его взгляд и взгляд Крикса. Посмотрела в узкое окошко под потолком и попыталась сделать вдох полной грудью. Больше всего насвете ей хотелось выпорхнуть из этого окна и затеряться среди облаков.

Из коридора донеслись шаги. Врач поставил возле Малики стул и, впустив больногов кабинет, удалился.

Поднявшись, Малика повернулась к Анатану. Он и раньше был сухопарым. Сейчас, одетый в майку и трусы, в тапочках на босую ногу, походил на ада. Это сравнение, мелькнувшее в голове Малики, как ни странно, привело её в чувства.

Анатан шмыгнул носом и потёр глаза ладонями:

— Ты меня извини. Ладно? Я поплачу, а ты извини. Ладно?

Малика обняла его, прижала к груди:

— Мне очень жаль, Анатан.

— Она попросила меня отнести молоко соседке, а я сказал, что мне лень одеваться. Почему я так сказал?

— Он каждый раз вспоминает что-то новое, — тихо промолвил Крикс.

— Не надо плакать, — произнесла Малика, поглаживая Анатана по спине.

— Сил нет жить. Сил нет. Хочу уснуть и не проснуться.

— Ну что ты такое говоришь? А дети? Кто приласкает их, как ты? Кто успокоит, как ты? Кто позаботится?

— Забери меня, отсюда, — прошептал Анатан. — Дело у меня одно осталось.

Выпустив его из объятий, Малика прошлась по комнате, задержалась возле столаи, схватив портфель, запустила им в Анатана:

— Не смей забывать о детях!

Не успев увернуться, он схватился за плечо. Крикс уронил челюсть.

Подскочив, Малика отвесила Анатану крепкую оплеуху:

— Ненавижу слабых мужиков!

Вытаращив глаза, Анатан прижал ладонь к пунцовой щеке и от следующей пощёчины наотмашь приложился затылком к дверному косяку.

— Малика… — произнёс Крикс.

— Не смей забывать о детях! — выкрикнула она и заехала кулаком Анатану под дых.

Он сложился пополам и закашлялся. Малика замахнулась, но Крикс успел перехватить её руку.

С хрустом вывернув плечо, она склонилась над Анатаном:

— Тряпка!

— Я не тряпка! — выкрикнул он и, резко выпрямив спину, заехал затылком Малике в подбородок.

Из глаз Малики брызнули слёзы. Она обхватила челюсть ладонями.

— Ох ты ж Боже ж мой! — засуетился вокруг неё Анатан. — Что ж ты личикоподставляешь?

— Дай посмотрю, — произнёс Крикс.

Не выпуская подбородок из рук, Малика погрозила пальцем.

— Не тряпка я. Не тряпка, — произнёс Анатан, легонько поглаживая Малику поголове. — Дети там сами, а я здесь прохлаждаюсь. А ты что думала? Думала, я вешаться пойду? Хлыста порадую? А хрен ему!

— Правильно, Анатан, правильно, — проговорил Крикс. — Ты немного полежиздесь, вес набери, а то детей перепугаешь. И мы с Маликой тебя сразу заберём.

— Сразу? — спросил у неё Анатан.

Кивнув, она прошептала:

— С тебя новые зубы.

Анатан отклонился назад:

— Да ладно. Не так уж и сильно я тебя ударил.

Через пятнадцать минут Крикс и Малика вышли из лечебницы и пошагали попустырю к проходной.

— Надо было ему раньше врезать, когда он в петлю полез.

— А чего ж не врезал?

— Жалел. А жалость, видишь, как мужика расслабляет. — Крикс покосился наМалику. — Как челюсть?

— Челюсть в порядке, — ответила она и показала кулак, — а костяшки счесала.

— Надо тебя научить бить правильно.

— Сколько ему лет? Шестнадцать или семнадцать? — спросила Малика после паузы.

— Кому?

— Сыну Хлыста.

— По-моему, семнадцать.

Малика остановилась и, схватив Крикса за рукав, развернула к себе лицом:

— Смотрю я на тебя и не вижу Крикса. Того Крикса, который разрабатывал плануничтожения бандитского лагеря в «Провале». Куда он делся?

Крикс передёрнул плечами.

— Как же ты его ищешь, если не знаешь, когда он родился? Ты беседовал с егодрузьями, с соседями? Особые приметы у него есть? Почему я подумала опереломах Таси, а ты нет? Что ещё ты упустил, таскаясь со своей виной перед Хлыстом?

На лице Крикса выперли желваки.

— Ты на могилку Таши и детишек ходил?

— Ходил.

— Давно?

Крикс отвёл взгляд.

— Понятно, — промолвила Малика. — Если Хлыст по-настоящему любил Ташу, если души не чаял в детях, он бы ходил на могилу. Хотя бы первое время. А ты даже не опросил селян. Чёрт… у них даже имена похожие. У Анатана Тася, у Хлыста Таша.

— У Анатана Астасия, у Асона Теваша. Они в детстве друг дружке короткие именапридумали.

— Женщины дружили?

— Дружили. Идём, Малика. На нас охранники уже таращатся.

— Берись за голову, Крикс, и начинай работать. А работы у нас непочатый край, — промолвила она и направилась к проходной.

Часть 04

***

Адэр мерил кабинет шагами, бросая гневные взгляды на Орэса Лаела и Юстина Ассиза, хотя в душе понимал, что злиться надо на себя.

Перед новым годом, на похоронах принца Норфала, судьба столкнула Адэра с князем Викуном. В храме они сидели на соседних стульях, и князь Викун досаждал неприятными рассуждениями о причине смерти принца: мол, гроб закрыт, а значит, лицо покойника изуродовано. Какая болезнь может изуродовать лицо? Неужели проказа? Но проказа редкое заболевание…

В тот миг Адэру показалось, что если Викуну не заткнуть рот, то следующим диагнозом, который он озвучит, станет сифилис. Адэр не мог допустить неуважения к своему почившему другу. Обозвал прадеда князя бумажным клопом и ничуть не отклонился от правды.

Предок Викуны — дворянин без титула — был личным секретарём Зервана Грасса. После исчезновения Зервана и смерти его внучатого племянника секретарь примкнул к заговорщикам и принял участие в поджоге подземной тюрьмы и библиотеки, где хранился государственный архив. С его помощью страна в одночасье лишилась вековой истории.

Наспех сформированное техническое правительство возглавил герцог Кангушар — прадед нынешнего командира ветонских защитников. Герцог обладал ограниченной властью, но это не помешало ему пожаловать бумажному клопу титул князя и одарить его обширными землями якобы за заслуги перед отчизной.

Новоявленный князь назвал владения своим именем и провозгласил независимость. Техническое правительство во главе с Кангушаром чуть ли не в тот же день признало суверенитет княжества Викуна.

Спустя три месяца ещё один заговорщик — начальник подземной тюрьмы, где произошёл пожар, — получил титул князя, обзавёлся княжеством Тария и добился независимости.

Ни одно государство Краеугольных Земель не теряло свои территории столь безропотно. Выход из состава страны — герцогства, княжества, провинции — это долгий и тяжёлый процесс, нередко сопровождаемый серьёзными столкновениями сторон, мятежами и арестами. А княжества Викуна и Тария обрели независимость без всяких проволочек.

В заговоре были замешаны десять человек, однако положение существенно изменилось только у секретаря и начальника тюрьмы.

Первый заговорщик — прадед герцога Кангушара — пробыл главой технического правительства всего полтора года, потом его сместили.

Второй заговорщик — советник Зервана по международным вопросам — во времена смуты лишился состояния и сбежал за границу.

Глава конфессии ирвин провёл остаток жизни в монастыре.

Дед Троя Дадье встретил старость в кресле начальника тайной канцелярии Тезара, — в том же кресле, которое занял в юношеские годы.

Летописец находился в подвале библиотеки, когда начался пожар. Едва не погиб, долго болел, потом ослеп, а ему даже не оплатили лечение.

Шестой, седьмой и восьмой заговорщики — король Партикурама, его тайный советник и король Бойварда. Такие люди уносят тайны в могилу, однако Адэр надеялся и в то же время боялся увидеть их имена в расшифрованной исповеди слепого летописца. Тетрадь придётся сжечь, членов комиссии по установлению истины запугать, и народ никогда не узнает, что произошло с Зерваном.

Последние два заговорщика — секретарь и начальник тюрьмы — сорвали все звёзды с небес. Безусловно, они знали намного больше других, и кто-то заплатил им за молчание. Вполне возможно, что этот «кто-то» — прадед нынешнего короля Партикурама.

Адэром давно завладела мысль вернуть в состав страны оба княжества и увенчать своё правление венком победителя. Задумка ещё не сформировалась и не окрепла, а тут как назло на похоронах Норфала под руку подвернулся бесцеремонный князь Викун. Адэр выдвинул ему требования и теперь понимал, что зря пошёл на поводу эмоций.

Перед новым годом князь прислал Адэру письмо, в котором сообщил, что в его планы не входит присоединение княжества к Грасс-дэ-мору, и пригрозил, что напишет королю Партикурама, если Адэр продолжит шантажировать его бумажкой с признанием заговорщиков. Мол, Адэру придётся забыть о свадьбе, ибо король не отдаст свою дочь шантажисту. Дерзкое письмо и наглый тон…

Да только князь Викун не догадывался, что помолвка Адэра с Луанной — это фикция. Адэр ждал, когда наследный принц Толан наконец-то уладит все вопросы с женитьбой на Леессе, и лишь потом хотел заявить королю Партикурама, что он, потомок великой династии Карро, не может породниться с человеком, чей предок опустился до сговора и уничтожил Грасс-дэ-мор.

Судьба фиктивной помолвки была предрешена, однако вытаскивать из рукава козырь было слишком рано: Толан и отец Леессы погрязли в спорах. Толан мечтал расширить границы Росьяра путём слияния стран, а король Залтаны настаивал на сохранении суверенитета своего государства.

Желая наказать князя Викуна за дерзость, Адэр поручил старшему советнику Лаелу и советнику по вопросам правосудия Ассизу отыскать документы, на основании которых можно было бы признать отделение княжеств незаконным. Прошло четыре месяца, а советники не нашли ни единой зацепки.

Адэр вышагивал по кабинету, бросая злые взгляды на советников, и понимал, что должен злиться на себя.

— Я надеялся обнаружить протокол заседания технического правительства, на котором рассматривали заслуги Викуна и Тария, — промолвил Ассиз, переступив с ноги на ногу. — Я бы попытался оспорить их заслуги, чтобы лишить князей титула. Уцелели акты, указы того времени, а протоколы исчезли.

— Я вообще удивлён тому, что хоть что-то уцелело, — проговорил Лаел. — За столет в Порубежье сменилось двадцать семь регентов. Их мало заботили деяния предшественников.

— Секретарь Зервана, может, и заслужил титул, но не князя же, — произнёс Ассиз. — И за что такие почести начальнику тюрьмы? Заживо сгорели заключённые, уничтожен тюремный архив. Если бы Зерван был жив, он бы казнил Тария. А тут… Это наводит на мысль о заговоре. Тарий выполнил чей-то приказ, и егоотблагодарили.

— Скорее всего, в этом замешан прадед герцога Кангушара, — добавил Лаел. — Науказах стоит его подпись.

Адэр покосился на советников — как же они близки к истине — и подошёл к окну. Парень гонялся за бабочками, перепрыгивая через клумбы. Садовник чертыхался игрозил ему кулаком. На овальной площади перед замком беседовали стражи. Среди них Адэр рассмотрел Драго. Вернулась Эйра? И как давно?

— Предлагаю отложить дело князя Викуна, — проговорил Ассиз, — и вплотную заняться Тарием. Если у нас получится лишить его титула и княжества, Викун сам к нам придёт.

Вернувшись к столу, Адэр опустился в кресло и надавил пальцем на переносицу; мысли прыгали, как Парень, и мешали сосредоточиться.

— Что вы намерены делать?

— Займёмся тюрьмой, — ответил Ассиз. — Попытаемся определить, сколько тампогибло человек. В подземелье под дворцом Зервана держали изменников родины, шпионов и заговорщиков. Тюремный архив сгорел, но в судах должны былиостаться оригиналы или копии приговоров.

— Сильно сомневаюсь, — заметил Лаел.

— Подкинем идею журналистам, — предложил Ассиз. — Они проведут собственное расследование. Посчитают скелеты, которые вытащили из камер.

Перед внутренним взором Адэра возникли покрытые копотью стены и потолок, узкие лазы и оплавленные решётки.

— Останки надзирателей не нашли, значит, после пожара их тела забралиродственники, — продолжил Ассиз. — На старом ветонском кладбище журналисты отыщут уцелевшие надгробия с датой пожара. Обнародуют цифры и зададутвопрос: разве начальник тюрьмы не несёт ответственность за смерть такогоколичества людей? По просьбе народа я заведу уголовное дело.

— Хорошо, — кивнул Адэр. — И допросите ещё раз беженцев из Тарии. Подозрительно, что после наводнения никто не захотел вернуться на родину.

Едва советники удалились, как в кабинет заглянул Гюст:

— Ваше Величество, здесь Малика Латаль.

— Я сам её вызову, когда захочу увидеть.

Оттеснив Гюста в сторону, Эйра переступила порог и приблизилась к столу:

— Есть серьёзный разговор.

— Я знаю, откуда берутся дети, — сказал Адэр, вытаскивая из ящика папку.

Гюст втянул голову в плечи и, сделав шаг назад, плотно закрыл двери. Адэр порылся в папке и с демонстративным видом принялся изучать документы.

— Я подожду в приёмной, — промолвила Эйра и попятилась.

— Когда в следующий раз отправишься в поход, повяжи бубенчики вокруг шеи.

Эйра улыбнулась:

— У меня нет бубенчиков.

— Я тебе куплю.

— Хорошо. На белой атласной ленте.

Адэр грохнул кулаком по столу:

— Никуда без моего разрешения. Ты меня поняла?

Эйра вытянулась, её глаза влажно заблестели.

— Почему вы на меня кричите?

— Если ослушаешься, запру в подвале.

— Я вам не дочь, не жена, не сестра. Не служанка и не рабыня. Почему вы со мной так разговариваете?

— Потому что ты вынуждаешь меня сказать то, что я не должен тебе говорить.

Эйра свела брови. На лице ни удивления, ни тревоги. В глазах застыл интерес. Так смотрит мать на ребёнка, не желающего делиться своим секретом.

Адэр охватывал Эйру взглядом — странное платье, свитые жгутом волосы, кроткая улыбка — вдыхал запах неизвестного времени года и мысленно твердил: «Нельзя себя привязывать к ней. Нельзя её привязывать к себе».

— Мне лучше уйти, — промолвила Эйра и направилась к двери.

— Если с тобой что-то случится, я не переживу, — выпалил Адэр, глядя ей в спину, и сжал кулак. Зря он это сказал.

Она обернулась:

— Вы как-то жили полтора года.

— Как-то… Когда захочешь куда-нибудь поехать, поставь меня в известность.

— Я еду в Рашор.

Адэр нажал на кнопку переговорного устройства:

— Гюст! Яриса Ларе! Срочно!

— Зачем вам маркиз Ларе? — спросила Эйра.

— Он даст тебе направление в психушку.

— Я там уже была. Ездила к Анатану.

— Зачем?

— Вы думаете, я стала другой? Я изменилась, да, но не настолько.

В кабинет заглянул Гюст:

— Ваше Величество, маркиза Ларе нет в замке.

— Уйди, — бросил Адэр, сопроводив приказ резким жестом. — У меня завтра день рождения.

— Знаю, — кивнула Эйра. — Я вас потом поздравлю, когда приеду.

— Я запрещаю тебе ехать в Рашор.

— Почему?

— Завтра у меня праздник. Не хочу ничего объяснять, не хочу говорить насерьёзные темы и портить себе настроение.

— Я поняла. Тогда можно мне съездить в Ларжетай? Я обещала Анатану проведать его детей.

— Завтра бал.

— Я уеду рано утром. Могу уехать сегодня вечером.

Поднявшись с кресла, Адэр достал из боковой тумбы белый конверт с золотымтиснением и подошёл к Эйре:

— Эйра Латаль, я приглашаю тебя на бал и прошу быть моей сопровождающей дамой.

Она взяла конверт и, вытащив приглашение-открытку, произнесла на выдохе:

— Моё имя… — И устремила взгляд на Адэра. — Спасибо.

Он невольно отклонился назад:

— Твои глаза… Они изменили цвет.

— Нет. Они по-прежнему чёрные.

— Зрачки серые. Впервые такое вижу.

Эйра побледнела:

— Это всё акклиматизация.

— Я тоже так думаю, — сказал Адэр после паузы. — Иди. Готовь платье.

Эйра вышла из кабинета и тихонько закрыла двери. Обойдя стол, Адэр уперся руками в спинку кресла. Всему виной акклиматизация. Надо продолжать так думать.

***

Малика бросила на кровать ворох нарядов, в которых она ходила два года назад. После злополучного путешествия на шхуне по штормовому морю она похудела иникак не могла набрать вес. Макидор ушил большинство платьев, но кое-чтоосталось нетронутым.

Перед тем как захлопнуть дверцы шифоньера, Малика с сожалением посмотрелана платья, сдвинутые к деревянной перегородке. В этом она была на балу в Росьяре, а в этом ходила на завтрак с принцем Толаном, а это платье брала на тотслучай, если король Толан IV пригласит их с Адэром ко двору. Её знакомство с королём состоялось в парке, где придворные играли в «Орлов и цесарок». Маликаи Адэр вывалялись тогда в грязи, однако Адэр держался с достоинством, а ей — в сапогах на два размера больше и в порванных чулках — хотелось провалиться сквозь землю.

— Я закрою шторы, — проговорила Кенеш, приблизившись к окну.

— Не надо, — сказала Малика и принялась перебирать наряды, раскиданные накровати.

— Мне кажется, что за нами подглядывают.

— Кенеш, мы на третьем этаже.

— А почему на первом стёкла пустые? Там точно кто-то подглядывает.

— Ты ходишь по комнате голая?

— Я чувствую себя голой, — промолвила Кенеш и, шаркая туфлями по паркету, направилась к стулу. — Хорошо хоть шторы есть.

Проходя мимо зеркала на дверце шифоньера, покосилась на своё отражение и, пробурчав: «Старая овца», ускорила шаг.

— Тебя тут не обижали? — спросила Малика, надевая платье.

— Меня тяжело обидеть. — Усевшись на стул, Кенеш подёргала себя за одну из косичек, собранных в хвост. — Родник терпения не иссяк.

— И кто испытывал твоё терпение?

— Мне не дали чистое бельё. Сказали, что я должна спать на постели три дня. Я пришла через три дня. Мне сказали, что чистые простыни закончились, а наволочкиещё не высохли. Я вынужденно привыкаю к вашим непорядкам.

— Надо было попросить Муна.

— Он пришёл в мою комнату. То есть в твою комнату. Внизу. Я попросила егоразуться и помыть ноги в тазике. А он назвал меня чокнутой и забрал тазик. Я не знаю такого слова. И что это за слово? Чокнутая… Я не дура, понимаю, что этоочень плохое слово.

— Я поговорю с ним.

— Не надо. Меня тридцать два года никто не обзывал. Отвыкла. А тут я как в кубарат вернулась. Мужчина ругается — это правильно. Но ты мне скажи: кто в этом кубарате главней: я, прачки или кухарки?

— Никто не главней. Каждый выполняет свою работу. И это не кубарат.

— Я пошутила. С такими волшебными задницами в кубарат не берут.

Глядя в зеркало, Малика попыталась растянуть на груди ткань:

— Кто ж тебя так достал?

— На кухне мне дали большую тарелку, а в ней горячий понос, хотя поносом не пахло.

— Кенеш, — скривилась Малика. — Это каша, а не понос.

— Мне не сказали. Я удивлённо спросила: как называется это прекрасное блюдо? А кухарка мне: откуда сбежала? А я ей: из Ракшады, но я не сбежала. Она мне: выпустили? Я: да, выпустили. А те, что посудой в раковине стучат, посуду бросилии как давай хохотать. Теперь как захожу на кухню, они пальцами в меня тычут исмеются.

— Женщины у нас весёлые, это да.

— Они берут еду левой рукой, а правой рукой берутся за дверную ручку. При мне брались за сковородку, а потом за хлеб.

— К этому надо привыкнуть, Кенеш, — сказала Малика, снимая платье.

— Или есть красивые овощи и фрукты. Их можно хорошо помыть.

— На одних фруктах долго не протянешь. Тебе не нравится вид каши, понимаю, ноты попробуй. Может, понравится вкус. И кашу не трогают руками.

— А ты где ешь?

— Раньше ела в столовой. Она находится на втором этаже, — проговорила Малика, надевая очередное платье. — Первыми обедали советники и важные гости. Потомобедали помощники советников. Сейчас туда ходят придворные. Я их не знаю и…

— Боишься?

— Никого я не боюсь.

— Правильно. Шабира никого не боится. И шабира не должна обедать у Муна в комнате. Если бы Иштар знал о ваших непорядках…

— Хватит, — осекла Малика и повернулась к Кенеш. — Заметно, что платье тесное?

— В груди. Очень сильно.

— Я и сама знаю. Дышать трудно.

— Может, ты понесла?

Малика вытаращила глаза:

— Чего?

— Носишь ребёночка.

— Тьфу на тебя!

— Иштар будет сильно рад.

— Кенеш! — прикрикнула Малика, метнув взгляд на закрытые двери.

В гостиной служанки чистили портьеры и ковёр. Если одна из них приложила ухо к двери — через час о «беременности» тайного советника будет судачить весь замок.

— Я на корабле заметила, — сказала Кенеш как ни в чём не бывало.

— Прекрати! — Присев на краешек кровати, Малика поворошила рукой гору нарядов. — Что же делать?

— Надень наше платье. Любое. Наши платья в сто раз лучше.

Постучав в двери, в спальню заглянула служанка:

— Госпожа, к вам маркиз Ларе.

Малика переоделась в наряд ракшадки и вышла в гостиную.

— Малика! — произнёс Ярис, поднявшись с кресла. — Рад тебя видеть.

— Я думала, вас нет в замке.

— Приехал час назад, привёз семью на бал. Жили бы поближе, приехали бы утром. — Ярис бросил взгляд на служанок. — Мы можем поговорить?

Малика отправила прислугу и, опустившись в соседнее кресло, с улыбкой посмотрела на маркиза:

— Вы ничуть не изменились.

Ярис провёл ладонью по ёжику посеребрённых волос:

— Так уж и ничуть?

— Ни капельки.

Поправив очки в золотой оправе, Ярис переместился на краешек сиденья:

— Можно посмотреть тебе в глаза?

— Зачем?

— Малика… Едва мы вошли в замок, стражи повели мою семью в гостевую комнату, а меня к правителю. Он спросил меня: может ли акклиматизация повлиять на цвет глаз. Я даже не подумал, что речь идёт о тебе, и ответил: нет. А когдавышел из кабинета, вспомнил. Фалбус… Помнишь Фалбуса?

— Ветонский врач.

— Да, ветонский врач. Он рассказывал о странной болезни морун, которая сопровождается изменением цвета зрачка. Говорил, что это очень плохо. Пожалуйста, позволь мне посмотреть.

Немного помедлив, Малика слегка наклонилась вперёд.

Ярис долго всматривался ей в глаза. Затем откинулся на спинку кресла и снял очки:

— Если ты не расскажешь мне, что это за болезнь, я не смогу тебе помочь.

— Это не болезнь, маркиз, — произнесла Малика, приняв удобную позу.

— Ну а что это?

— Не хочу вам лгать.

Ярис покачал головой:

— В таком случае я иду к правителю.

— А как же врачебная тайна?

Ярис пожал плечами:

— А никакой тайны нет. Я ничего не знаю и теряюсь в догадках. Правитель дастмне разрешение определить тебя в мою клинику в принудительном порядке. Или ты пройдёшь обследование добровольно?

— У меня был ещё один нервный срыв.

— В Ракшаде?

Малика кивнула.

— Третий по счёту, — промолвил Ярис задумчиво и вдруг встрепенулся. — Это же ненормально. В твоём возрасте такого не должно быть!

— С морунами такое случается.

— Пообещай, что приедешь в клинику и сдашь хотя бы анализы.

Малика наклонилась вперёд:

— Маркиз, вы хотите жить?

— Конечно! Желание жить — это биологическое естественное желание. Если егонет, то нужно искать помощи специалистов.

— И я хочу жить. Но анализы ничего не покажут, и обследование ничего не даст. Зачем мне тратить на это моё драгоценное время?

Ярис вздёрнул брови:

— Малика, ты ведь не собираешься умирать?

— Я собираюсь на бал.

— Конечно-конечно, извини, — проговорил Ярис и поднялся с кресла. — Я не шантажист по натуре. Я хороший человек. В ближайшие дни жду тебя в клинике.

Малика проводила маркиза до двери, вернулась в спальню и вытащила из вороханарядов красное платье, подаренное ей Адэром.

***

Покои и мастерская Макидора находилась на первом этаже. Держа подмышкой платье, Малика миновала хозяйственное крыло замка, прошла по извилистому, как ручей, переходу и ступила в вотчину костюмера. После стука в двери, покрытые матовым лаком, щёлкнула задвижка, и на пороге возникла Сирма.

Малика и бывшая пассия Адэра не ожидали увидеть друг друга. Сирма стояла как вкопанная, а Малика рассматривала нежное личико, медовые глаза, белую атласную ленту в ореховых волосах. Девушка повзрослела и стала более женственной. Благодаря Адэру…

— Малика, — наконец-то промолвила Сирма.

— Кто там? — донёсся голос Макидора.

— Пропустишь?

— Прости, — сказала Сирма и посторонилась.

Посреди мастерской возвышался манекен, облачённый в чёрный мундир и белые брюки — праздничный наряд именинника. Малика потрогала пальцем наплечный шнур из витых нитей с золотыми наконечниками, погладила корону на погонах иприжала ладонь к искусственной груди.

— Двадцать пятый, — прозвучало за спиной.

Отдёрнув руку от манекена, Малика обернулась.

— У нас теперь принято предупреждать о визите, — промолвил Макидор, запахнув на груди жёлтый шёлковый халат с вышитыми птицами, и резким движениемзатянул поясок.

— Я могу прийти позже.

— Уже пришла. Уже застала в неглиже. Чего уж церемониться?

— Кто двадцать пятый? — спросила Малика.

— Мундир. Двадцать пятый за три года. Словно мода впала в детство, — ответил Макидор, расхаживая по комнате и поправляя на креслах и кушетках цветастые накидки. — Я такие фасоны привёз. Закачаешься. А он: нет, буду принимать военный парад.

Сирма проскочила мимо Малики и, усевшись за стол, принялась листать журнал. На глянцевых страницах пестрили фотографии улиц и мостовых. Точно не Грасс-дэ-мор.

— Я кучу денег потратил на замечательные ткани восхитительных оттенков. «Полёт ласточки», «совиное ушко»…

— «Блоха в родильной горячке», — вставила Малика.

— Это ужасный цвет. — Макидор театрально взмахнул руками, и широкие рукавапревратились в крылья бабочки. — Пусти вас в моду, и вы всё угробите.

— Мне нужна твоя помощь.

— Здесь всем нужна моя помощь. Одна ты понимаешь. Спасибо!

— Я иду на бал.

— Поздравляю, — сказал Макидор и, усевшись на кушетку, закинул ногу на ногу. — Я тоже иду на бал.

Малика посмотрела на гладкие ноги в кожаных шлепанцах и еле сдержала улыбку. На теле ракшадов нет ни единого волоска, но это у ракшадов. Макидор вряд линатирал себя в юности соком голого дерева. Костюмер, похоже, поймал её взгляд иторопливо накинул на колени край покрывала.

Малика протянула ему платье:

— Сможешь расшить в груди? Или вставить клинышки.

— Ты с головой дружишь? — спросил Макидор после долгой паузы. — Какие клинышки?

— Мне не в чем идти на бал.

— К балу надо готовиться заранее.

— Я только сегодня получила приглашение.

— Дамы в таких случаях отказывают, чтобы не выглядеть смешными. На бал ходятв новых платьях, а не в том, что пошито полтора года назад.

Малика виновато улыбнулась:

— Я не могла отказать. И это платье никто не видел.

— С кем хоть идёшь?

Малика кивком указала на манекен:

— С ним.

Откинув с ног покрывало, Макидор резво встал:

— Чего сразу не сказала? Сирма, помоги ей переодеться. — И удалился в смежную комнату.

Через пять минут вернулся и прошёлся вокруг Малики, потирая руки:

— Твоя фигура наконец-то приобрела нужные формы.

— Понимаю, ты хотел сделать мне комплимент, — сказала она, борясь с желаниемспрятаться за шторой, — но не люблю, когда моё совершенство ограничиваюткакими-то рамками.

— Знаю-знаю, не будь ты совершенством, мыла бы полы или посуду.

Макидор снял мерки, пообещал за ночь что-нибудь придумать и удалился, чтобы не смущать Малику своим присутствием.

Шагая по коридору, она пыталась разобраться, почему визит к костюмеру оставил на душе неприятный осадок. И уже поднимаясь по лестнице на верхний этаж, с досадой вздохнула. Она неудачно пошутила, желая скрыть неловкость. Макидор не понял шутку и своими словами задел чувства бывшей пассии Адэра.

***

Перина под спиной ухнула вниз, изголовье кровати ударило в стену. Спросонья Адэр не понял, что произошло, и не успел закрыть лицо руками или натянуть наголову одеяло. Горячий шершавый язык прошёлся по подбородку, губам и носу.

— Парень! Фу! — произнёс Адэр, скривившись.

Нависая над ним чёрной тяжёлой тучей, зверь мазнул языком по щеке и виску. Адэр выдернул из-под головы подушку, желая заехать Парню по морде, но тотоказался проворнее: уткнулся влажным носом хозяину в ухо и засопел.

Полузабытые ласки зверя тронули до глубины души. Адэр обхватил его за шею, чувствуя лёгкую дрожь, свою и Парня, и проговорил:

— И я тебя люблю.

— А меня? — прозвучал от порога женский голос.

Парень надсадно вздохнул, совсем как человек, и, спрыгнув с кровати, прошмыгнул мимо Элайны в гостиную.

Сестра раскинула руки:

— Принимай поздравления, братец… Ну же! Иди ко мне.

Усмехаясь, Адэр подоткнул подушку под спину, подтянул одеяло.

Элайна вздёрнула блестящие бровки:

— Ты не рад меня видеть?

— Рад, но не могу подойти. Я голый.

— Давно?

— С вечера.

— В смысле… давно спишь без одежды?

Адэр пожал плечами:

— Наверное. Уже вошло в привычку.

— Плебейская привычка, — промолвила Элайна недовольным тоном. — Я подожду в гостиной.

Перешагнув порог, вдруг резко повернулась, пересекла спальню и присела накраешек кровати:

— Прости… Пожалуйста…

Адэр притянул Элайну к груди:

— Я думал, ты не приедешь.

— Это всё Модес. Каждый день кормил меня «завтраками». У него какие-тонеприятности.

— На работе?

— Не знаю. — Элайна отклонилась назад и взяла лицо Адэра в ладони. — Я люблю тебя и очень хочу, чтобы ты был счастлив. Разорви помолвку с Луанной.

— Вот так поздравление.

— Она мне не нравится. Из-за твоей помолвки я рассорилась с отцом, с Троем, с Модесом.

Всматриваясь в родные глаза, Адэр улыбнулся:

— А кто мне говорил, что я должен жениться на стране?

— Есть Леесса. Есть Тальяна. Через четыре года ей исполнится шестнадцать.

— А мне тридцать два.

— Тебя пугает разница в возрасте?

— Конечно, пугает. Ей всего двенадцать. Представляю девочку-подростка, и мне дурно.

— Прошу прощения, — промолвил Гюст, заглядывая в спальню. — Тут былооткрыто.

Выпустив сестру из объятий и усевшись чуть повыше, Адэр жестом разрешил секретарю подойти. Остановившись в трёх шагах от кровати, Гюст произнёс поздравительную речь и в конце передал поздравления от костюмера, чем сильноудивил. Макидор ни за что не упустил бы случая блеснуть перед правителемвысокопарным и витиеватым слогом.

— Заболел, бедняга, — промолвил Гюст. — Лежит весь белый, ноги-руки трясутся. Врач сказал: упадок сил. Если к вечеру ему не станет лучше, я лично помогу вамодеться к балу.

Отослав секретаря, Адэр обратил взгляд на Элайну:

— Не волнуйся, упадок сил не передаётся воздушно-капельным путём.

— Знаю.

— Почему так смотришь? Я плохо выгляжу?

— Выглядишь... как некоронованный король.

— Голый король.

— Некоронованный, остального я не вижу.

— Эх… — выдохнул Адэр. — Король без короны — не король. Я упустил время, Элайна, а теперь...

— А теперь не время, — закончила сестра фразу. — Тебя не настораживаетзаинтересованность Иштара Грасс-дэ-мором?

Адэр скрестил руки на груди:

— Нет.

— Меня тоже не настораживает, хотя все уверены, что Малика его шпионка. Я думаю: она была его любовницей. И это ещё противнее, Адэр.

— В Ракшаде запрещена половая связь между родственниками, — сказал он иперевёл взгляд на окно. Тонкие занавеси были похожи на замёрзший водопад.

— Да, я слышала что-то о брате и сестре. Во-первых, это смешно. Во-вторых, онипороднились перед самым её отъездом. В-третьих… — Элайна провела пальчикомпо локтю Адэра. — Ты меня не слушаешь.

— Слушаю, — сказал он, продолжая рассматривать сквозь ажурные занавесипустое небо.

— В-третьих, я твоя сестра, но корабли ты мне не даришь.

— Потому что у меня нет кораблей. Иштар подарил шхуны морскому народу, а не Малике.

— За что такие подарки?

— Не знаю.

— Ты её не спрашивал?

Адэр устремил взгляд на Элайну:

— Нет.

— Почему?

— Она скажет правду.

— И?

— И как мне с этим жить?

Изменившись в лице, сестра затрясла головой:

— Только не говори, что ты…

— Я люблю её. — Придерживая одеяло, Адэр передвинулся на другую сторону кровати, сполз с перины и прошёл в гардеробную.

— Ты всё придумал! — донёсся голос сестры.

Бросив одеяло на табурет, Адэр надел халат. Вернувшись в спальню, отодвинул наокне занавеси и присел на подоконник:

— Я тоже так думал, пока она не уехала. Я люблю её, Элайна.

— По тебе не заметно.

— Я должен светиться от счастья? Что-то я не припомню твоего счастья, когда отец представил тебе Модеса и сказал, что это твой будущий супруг. Я помню, как ты каталась по полу в моей комнате и рыдала.

— Это другое, Адэр. Другое! Я любила достойного человека. И не моя вина, что… — Умолкнув, Элайна сжала кулаки.

— Что отец Вилара не король и даже не герцог. И Малика ни виновата, что её отец рыбак. — Адэр хлопнул ладонями себя по коленям. — Мне надоело ходить вокруг да около. Научись уважать мои чувства, Элайна. Иначе я перестану уважать тебя.

— Адэр! Сколько можно?

— Не испытывай моё терпение.

— Ты спишь с ней?

— Элайна!

— Спишь или нет?

— Нет.

— Если ты не хочешь женщину... о какой любви идёт речь?

— Кроме неё мне никто не нужен. Но я не хочу, чтобы она чувствовала себя брошенной, когда я брошу её и уеду. — Адэр сел вполоборота и устремил взгляд насад. — Не переживай, Элайна. Я справлюсь. Передай отцу, что я помню о долге. Пусть успокоится и прекратит распускать слухи.

— Какие слухи?

— Ты прекрасно знаешь, о чём я. Только он мог обозвать Малику шпионкой.

— Это не он.

Адэр покосился на сестру:

— А кто?

— Луанна.

— Что ещё она сказала?

Элайна пригладила бровь мизинцем:

— Не она, а её ревность и злость. Ракшады решили перенести все своипредставительства из Партикурама в Грасс-дэ-мор.

Спрыгнув с подоконника, Адэра прошёлся по комнате:

— Откуда такая информация?

— Модес с кем-то говорил по телефону, а я нечаянно подслушала. Оказывается, онпокупал ракшадские изумруды и платину.

— Ракшада не торгует с Тезаром.

— Он покупал через подставное лицо. Вот так… живёшь с человеком и ничего онём не знаешь.

— Позавтракаешь со мной?

Элайна пожала плечами:

— Я не голодна.

— Обещаю, мы будем говорить только о хорошем.

Улыбнувшись, Элайна кивнула.

— Через час в обеденном зале, — сказал Адэр и направился в ванную.

***

Одёрнув мундир, Адэр постучал в двери и, не дожидаясь разрешения войти, переступил порог покоев Эйры.

Она стояла возле окна. На фоне неба её фигура, облачённая в белое шёлковое платье — без вышивок и украшений, — казалась зыбким облаком, случайнозалетевшим в комнату. Переплетённые пряди стекали с плеча на грудь. Назапястьях сверкали полумесяцы, звёзды и квадратные спирали, усыпанные драгоценными камнями. Сцепленные пальцы находились в постоянном движении, словно они занемели, и Эйра пыталась вернуть им чувствительность.

Адэр попятился, закрыл двери и, развернувшись, пошагал по коридору. Миновав балкон, остановился перед лестницей, сбегающей в холл. Отсюда, с верхней ступени, были видны цепи, удерживающие массивные люстры. Если спуститься навторой этаж, люстры окажутся на уровне груди, а здесь, перед глазами, всё пространство под потолком было оплетено серебряной паутиной. Холодный блеск звеньев вызвал жжение в области переносицы. Адэр прижал пальцы к внутреннимуголкам глаз. Качнулся вперёд-назад и пошагал обратно.

Эйра смотрела в окно, обхватив себя за плечи, и словно находилась в коконе, который не пропускал посторонние звуки: стук двери и скрип паркета под ногами. Замерев за её спиной, Адэр скользнул взглядом по веренице крошечных перламутровых пуговиц. Вдруг захотелось их потрогать, одну за другой, сверху вниз, высвобождая из петель. Прикоснуться губами к коже…

— Прости.

— Это моя вина, — промолвила Эйра. — Мне надо было прийти к вам и сказать, что у меня нет бального платья. Извините.

— Повернись ко мне.

Она обернулась:

— Вас ждут гости.

— Они пришли раньше времени, — проговорил Адэр и заставил себя посмотреть Эйре в лицо. Ожидал увидеть дымчато-серые зрачки, а увидел в её глазах своё отражение, как на зеркальной поверхности чёрных озёр. — Ты выглядишь сногсшибательно. У тебя удивительная причёска, красивое платье, но это платье подарил тебе Иштар. Мне было бы приятнее, если бы ты надела другое платье, которое я подарил.

— Я так и хотела. Приготовила красное платье.

— И что?

— И нечаянно порвала, на самом видном месте. Если бы это случилось вчера, Макидор успел бы подобрать ткань. Но это произошло утром. Извините.

— А браслеты? Это его подарок — не мой.

— На мне одежда ракшадки, туфли ракшадки, волосы мне уложила ракшадка. Браслеты завершили образ.

— Всего лишь образ?

— А вы что подумали?

— Я не успел подумать. — Адэр потёр лоб. — Идём, нас ждут.

— Я не пойду.

— Хочешь, чтобы я просил?

— Нет, — сказала Эйра и отвернулась к окну.

Адэр подхватил её на руки и понёс через комнату.

— Не надо, — крикнула она, пытаясь вырваться.

Когда он пошагал по коридору мимо охранителей и стражей, Эйра сжалась в комочек: хрупкий и невесомый.

— Отпустите… На нас смотрят…

Адэр вышел на балкон.

— Мне плохо. — Эйра судорожно вцепилась в мундир и затряслась. — Адэр… Мне очень плохо…

Он поставил её на пол:

— Ты чего? Успокойся.

Она закрыла лицо ладонями и, пошатнувшись, навалилась на перила. Адэр притянул Эйру к себе. Её дыхание стало прерывистым, по телу волной прокатиладрожь, кровь отхлынула от рук, и пальцы стали белыми, как платье. Приступ паники…

— Эйра! Ты меня слышишь?

Ответа не последовало.

— Эйра! — проговорил Адэр серьёзным тоном, на какой только был способен. — Макидор тебя укусил?

Она отвела руки от лица:

— Что?

— Где он тебя укусил? Покажи.

— Что?!

— Макидор заболел. Пониженное давление, нитевидный пульс. В таком состояниион делает ужасные вещи. У него нет постоянной швеи. Не задумывалась: почему?

— Вы это серьёзно?

— Серьёзнее некуда. Макидор очень опасен.

— Я была у него час назад.

— Он тебя укусил?

— Нет!

— Правитель уже там? — донёсся снизу голос Макидора.

— Ещё не спускался, — отозвался караульный.

Адэр и Эйра посмотрели вниз. Макидор бежал через холл, на ходу обматывая шею лиловым платком.

— Это у него пониженное давление? — спросила Эйра.

— Тебе уже легче?

— Да.

— Что с тобой было?

Эйра потупила взор:

— Я испугалась, что вы меня бросите. Опустите руки и я упаду.

— Я бы никогда так не сделал.

— Знаю… Мне очень неловко.

Адэр пальцами приподнял ей подбородок:

— Что бы тебе ни сказали, как бы на тебя не посмотрели, знай: я держу тебя крепко, и если будем падать, то вместе. — Согнул руку в локте и предложил Эйре опереться.

С введением в замке дворцового этикета вступил в силу Закон «Об увеселительных собраниях титулованных особ». Совет принял закон с подачи Адэра. Благородные манеры были чужды простолюдинам, их смущала роскошь обстановки. А дворяне, желая блеснуть друг перед другом, в присутствии плебеев чувствовали себя не в своей тарелке.

Адэр два года избегал пышных праздников. Самое большее, на что могларассчитывать титулованная знать, — это званый ужин. Отказ Адэра от увеселений списывался на бедственное состояние казны.

Получив приглашения на бал, дворяне воспрянули духом. В светских гостиных зазвучали разговоры о выходе страны из кризиса. Но из Лунной Тверди вернулся тайный советник, и высшее общество заволновалось: страну вновь начнётлихорадить.

Известие о стремлении Ракшады наладить с Грасс-дэ-мором дипломатические иторговые связи встревожило дворян. Дружба с заморской державой, с одной стороны, помогла бы преодолеть экономические трудности, но с другой стороны, привела бы к конфликту с Тезаром. Правитель пока что воздерживался отзаявлений, и его позиция большинству была неизвестна.

Заполонив Мраморный зал, гости ждали Адэра, надеясь по его настроению предугадать дальнейшее развитие событий.

Наконец,после объявления церемониймейстера, на пороге зала появились правитель и его сопровождающая дама, одетая в непривычный наряд. В Краеугольных Землях не носят такие платья, не укладывают волосы в такую причёску и не украшают запястья символикой Лунной Тверди. Дворяне закрутились, обмениваясь многозначительными взглядами: правитель выбрал Ракшаду.

Отвечая кивками на приветствия и реверансы, Адэр вёл Эйру к возвышению, накотором стояли два кресла. Ощущая на своей руке её ладонь, пребывал в эйфории. Под ногами плескалось мраморное море, над головой парили чайки, спиралевидные колонны походили на водоросли, в воздухе витал аромат временигода, который предстояло открыть.

Поднявшись на приступок, Адэр произнёс благодарственную речь и дал знак музыкантам. Сверху, с галереи, полилась музыка.

Танец потребовал от Адэра немалых усилий. Сотни взглядов впивались ему в лицои спину, скользили по его рукам, а он боялся выдать свои чувства слишкомоткровенным движением или жестом. Смотрел не на Эйру, а в сторону и улыбался не ей, а гостям.

Чуть позже, опустившись в кресло, он залпом осушил бокал с вином. Взял следующий бокал и, вздохнув полной грудью, повернулся к Эйре:

— Ты почти месяц как приехала, а мы с тобой толком не общались.

— Вы считаете, что это место подходит для разговоров? — сказала она, наблюдая за танцующими парами.

— Почему нет? Кавалеры обязаны развлекать своих дам.

Эйра села к Адэру вполоборота, скрестила руки на подлокотнике кресла:

— Хорошо, развлекайте меня.

— Звучит как вызов.

— Где ваш Парень?

— Он уже взрослый мальчик и не путается под ногами.

— Вы сказали отцу, что алмаз фальшивый?

Адэр хохотнул:

— Ты застала меня врасплох. — И осушил бокал.

— Сказали или нет?

— Конечно, сказал. И чтобы он поверил, разбил камень.

— Вы поступили очень неосмотрительно. Вам нельзя так рисковать.

— Я единственный сын короля и единственный наследник престола. Меня некемзаменить. Так что никакого риска не было.

— Вы слишком жестоки к своему отцу.

Адэр подождал, пока слуга заберёт у него бокал, и, дотянувшись до руки Эйры, сжал её пальцы:

— Ты можешь хоть раз побыть просто женщиной?

— То есть заткнуться и обожать всех мужчин?

— Всех не надо.

— Вас?

— Меня. Неужели я не достоин твоего обожания?

Улыбка, заигравшая в изгибе её полных губ, сказала совсем не то, что Адэр хотел услышать. Он решил отступить, перевести разговор в другое русло, но не успел.

— К сожалению, я не страдаю амнезией, — промолвила Эйра. — А память такая злодейка, вечно подсовывает не те картинки.

Выпустив её пальцы, Адэр откинулся на спинку кресла и посмотрел на дворян, увлечённых разговорами, вином и танцами:

— Знаешь, что мне хочется сделать?

— Я не умею читать мысли.

— Хочу увезти тебя отсюда. Далеко-далеко, чтобы нас никто не нашёл.

— Вы пьяны.

— Да, ударило в голову, — сказал Адэр, продолжая наблюдать за гостями. — Я давно не пил.

— А дальше?

— Что дальше?

— Увезёте, потом привезёте. Я ведь не дорожная сумка.

Адэр повернулся к Эйре:

— Будь моя воля, мы бы не вернулись.

— Вам нельзя пить. — Она похлопала ладонями по коленям. — Давайте пройдёмся? Дамы вас обожают и мечтают с вами потанцевать. Вы толькопосмотрите, как они ждут, прямо глаз с вас не сводят.

— Я на многих так действую. Думаю, всё дело в моём парфюме. — Адэр навалился боком на подлокотник кресла. — Ты меня ревнуешь? Шепни на ушко.

— Не ревную, — холодно ответила Эйра. — Я хочу потанцевать с Виларом, но не могу просто встать и уйти.

— Не можешь. — Адэр поднялся и протянул ей руку.

***

Вилар прижал ладонь к талии Малики, стиснул ей пальцы и повёл по большому кругу.

— Мне нужна ваша помощь, — промолвила она, рассматривая женщин в шелках икружевах.

— Конечно, — кивнул Вилар.

— С кем спит Адэр?

— Малика…

— Я всё равно узнаю.

— Зачем тебе это?

— Сегодня мне испортили бальное платье. Это мелочи, но завтра кто-то захочетотрезать мне волосы или сделать ещё какую-нибудь пакость. Я должна быть ковсему готова.

— Малика, я понимаю, ты расстроена. Однако все придворные дамы из знатных семей.

— Знатные дамы не способны на подлость?

— В истории с твоим платьем я бы заподозрил служанку, но после Сирмы… — Вилар заглянул Малике в лицо. — Её рук дело?

— Ей заплатили.

— И ты поверила?

— Она показала мешочек с деньгами.

— Ей мог их дать Адэр. В таких делах он очень щедрый. — Вилар скривился. — Прости. Не люблю я разговоры на эти темы.

Музыканты закончили играть. Кавалеры повели дам в соседний зал, там былинакрыты столы: лёгкие закуски, вина, фрукты, пирожные. Освободившиеся местабыстро заняли другие пары. Вновь зазвучала музыка.

Малика отошла с маркизом Бархатом к окну и поискала Адэра. Он стоял в окружении советников и незнакомых дворян. Слуги не успевали приносить имфужеры с вином и забирать пустые.

— Значит, вы не поможете, — сказала Малика и щелчком сбила пушинку с рукаваВилара.

— Он очень осторожен и не афиширует свои отношения. Если кто и знает еголюбовниц, то это его охранители. Но они ничего не скажут.

— Как же мы найдём вам невесту?

Вилар расплылся в улыбке:

— Я не собираюсь жениться. — И устремил взгляд Малике за спину.

Она обернулась:

— Герцогиня Гаяри! Рада вас видеть.

— А я-то как рада, — прощебетала Элайна и погладила супруга по плечу. — Модес, мы немного посекретничаем?

Герцог кивнул и пошагал через толпу. Малика оглянулась, но Вилара и след простыл.

— Чудное платье, — промолвила Элайна, пригладив бровь мизинцем. — Удивительная причёска. И одиночество в глазах. Почему ты не осталась в Ракшаде, Малика?

— Здесь моя родина. И здесь живёт мой самый близкий человек.

— Насколько близкий?

— Самый близкий. Мун. Он заменил мне родителей.

— Ты могла его забрать.

— Нет, здесь ему… будет спокойнее.

— Сколько тебе лет?

— Летом исполнится двадцать шесть, герцогиня.

— Зови меня по имени.

Малика улыбнулась:

— Спасибо, Элайна.

— Двадцать шесть… Ещё пару лет, и беременность станет опасна для твоегоздоровья. Почему не выходишь замуж?

— Я думала, вы захотите расспросить меня о Галисии.

— Она меня никогда не интересовала. Мы с ней не были близки.

— Так почему вас интересую я?

Элайна игриво рассмеялась:

— Мой брат…

— Твой брат хочет забрать свою даму, — прозвучал голос Адэра, и на талию Малики легла горячая ладонь.

— В таком случае не смею вас задерживать, — промолвила Элайна.

Адэр поцеловал её в лоб:

— Полное взаимопонимание.

Взял Малику за руку и до окончания бала не отпустил от себя ни на шаг.

Гости стали расходиться далеко за полночь. Одни отправлялись в гостевые комнаты, другие спешили домой. Адэр довёл Малику до её покоев.

Поблагодарив за праздник, она переступила порог, включила свет и повернулась, чтобы попрощаться.

— Я не сказал тебе самое главное, — промолвил Адэр и, войдя в гостиную, закрыл двери.

Малика сжалась. Началось…

Он обхватил её лицо ладонями:

— Я хотел, чтобы ты осталась в Ракшаде, и боялся, что ты не вернёшься.

— Я вернулась.

— И что мне делать?

— Жить дальше.

— Как?

— Как раньше.

— Я не смогу.

Сердце просило обнять его. Разум требовал оттолкнуть, нагрубить.

Малика прижала ладони к рукам Адэра:

— Вы справитесь, я знаю.

Он коснулся губами её губ. В тот же миг раздался стук в двери.

— Ваше Величество! Срочное сообщение.

— Почему всегда так? — прошептал Адэр, глядя Малике в глаза.

— Наверное, так надо.

— Ваше Величество! Это важно!

Адэр открыл двери.

— В Ларжетае пожар, — доложил караульный.

— Что горит?

— Храм конфессии ирвин. Огонь перекинулся на соседние дома. На заправочной станции произошёл взрыв.

— Когда загорелось?

— Два часа назад. В городе паника, началась эвакуация.

Адэр оглянулся на Малику:

— Едешь со мной?

— Через десять минут буду готова, — сказала она и устремилась в спальню.

Часть 05

***

Дорога бежала по срезанной вершине холма. Столица и пригород, расположенные в низине, были видны как на ладони. Ларжетай уступал размерами столице Тезара, он был меньше столиц всех стран, где побывал Адэр. Эта компактность придавала городу особый колорит, делала узнаваемым, как убористый почерк, который ни с каким другим не перепутаешь.

Вечернее солнце плескалось в куполах храмов и отбрасывало золотистые блики на белокаменные дома. Башни, словно красные свечи, упирались в небо. Зеленели крыши, похожие на плиты малахита. Филигранной вязью чернели кованые ограды. Картина умиротворяющая, если бы не сутолока на западной дороге: толпы людей, машины, лошади, прицепы и повозки, гружённые наспех собранным скарбом. Скорее всего, горожане покинули город ночью или ранним утром. Далеко уйти не решились, а сейчас не решались вернуться.

Адэр не видел над столицей огня или дыма, о пожаре подсказывал стойкий запах обугленных досок, расплавленного пластика и обгоревшей краски. Если возвращению горожан мешала гарь, то это было более чем странно. Любой человек, беспокоясь о своём доме, поспешил бы проверить, всё ли с ним в порядке. Тем более что большая часть вещей осталась без присмотра.

Адэр пригляделся. Небо над северной частью города едва заметно меняло цвет, было мутным, словно затянутым плёнкой. Дымят руины храма…

— Я плохо знаю повадки вашего Парня, — проговорил Файк, личный шофёр Адэра, — но нам, похоже, туда нельзя.

Вытянувшись, Адэр посмотрел поверх подголовника переднего кресла. Пять минут назад зверь исчез из поля зрения, а теперь возвышался на развилке, загораживая проезд на западную дорогу.

— Ты доверяешь его чутью? — спросил Адэр.

Мимо окон проехала машина охраны. Мигнув задними фарами, покатила к следующему спуску с холма.

— Ваши охранители доверяют, — сказал Файк и нажал на педаль газа.

— Уже не волнуешься? — обратился Адэр к Эйре.

— Нет. Видно, что пожар не тронул пригород. Можно я поеду с вами? К детям Анатана заскочим на обратной дороге.

— Мы заночуем у маркиза.

— Я пойду ночевать в гостиницу.

— А кто приготовит мне ужин?

— Я не походная кухня, — сказала Эйра и, поджав губы, отвернулась к окну. Наверное, догадалась, почему он взял её с собой и почему в одной из машин охраны едут её охранители.

За неполный месяц Адэр успел понять, что Ракшада не отучила Эйру от дурной привычки везде совать свой нос. Она бы всё равно отправилась в Ларжетай, а потом бы сказала, что переживала о детях, и в очередной раз извинилась за непослушание. Психологи утверждают, что многим людям проще просить прощения, чем спрашивать разрешения. Эйра входила в их число.

Адэр потёр подбородок. А может, причина кроется в том, что он часто и надолго оставлял её одну? Она привыкла быть независимой, и любое посягательство на свободу вынуждает её бунтовать.

От раздумий отвлекла неожиданная остановка на подъезде к пригороду. К головной машине эскорта подбежали местные стражи. Переговорив с охранителями, оттащили мешки с дороги и, выпрямив спины, вытянули руки по швам. Адэр нахмурился. Подступы к Ларжетаю перекрыты…

Поколесив по предместью столицы, Файк затормозил перед высокими железными воротами и заглушил двигатель. Помогая Эйре выбраться из салона, Адэр краем глаза заметил, как Парень вбежал в ворота, приоткрытые охранником. Теперь можно не переживать.

Решив перестраховаться, кивком подозвал к себе ракшада:

— Как тебя зовут?

— Талаш.

Адэр взглядом указал на Драго и Лугу; те вытаскивали из багажника сумки.

— Они подчиняются Малике, а ты подчиняешься Иштару. Не забывай об этом.

Ничего не ответив, Талаш устремился во двор особняка.

Через полчаса автомобиль правителя и эскорт охраны покатил по безлюдным улицам столицы. За закрытыми окнами колыхались занавески, но люди боялись их раздвинуть и посмотреть, кто пожаловал в город. В подворотнях, возле особняков, на перекрёстках стояли стражи порядка.

— Ещё одна витрина разбита, — проговорил охранитель, сидя на переднем сиденье. — Уже пятая.

Адэр не любил сидеть сзади, кроме случаев, когда рядом находилась Эйра. Однако командир сопровождения настоял, чтобы правитель занял прежнее место.

— А вот здесь им удалось остановить пожар, — констатировал охранитель, взяв на себя роль гида.

Легко объяснять и рассуждать, когда вокруг дома, покрытые копотью, и обугленные деревья, пустые глазницы окон и дверных проёмов, на дороге месиво из жидкой грязи, стёкол и каменной крошки. Ручьи омывали чёрной водой бордюры и тащили щепки, листья и ветки. И везде люди в оранжевой форме и белых касках.

Головную машину охраны вновь остановили. Переговорив с местными стражами, командир сопровождения подбежал к автомобилю правителя и открыл дверцу.

— Здесь мы не проедем. Вверх по улице рухнуло деревянное здание. Говорят, ночью был шквальный ветер, поэтому огонь перекинулся на дома. Файк, сдавай назад. Подъедем к храму с южной стороны.

Вскоре автомобиль медленно поехал к центру площади, давя шинами грязь, камнии щепы. Наконец затормозил перед лестницей, ведущей к изваянию многорукогочеловека. Открыв дверцу, Адэр с порожка прыгнул на ступени и поднялся к статуе святого.

На краю площади находилось то, что ещё вчера вечером являлось объектомпоклонения и гордости последователей религии ирвин. Главный храм конфессиипревратился в гору камней, стекла и металла. Седой дымок, заплетаясь в похоронные венки, лениво стелился над развалинами, похожими на могилу.

Рабочие аварийной и пожарной служб разбирали завалы, тянули шланги, давалиуказания трактористам, водителям грузовиков и пожарных машин. Отборная ругань, долетающая до ушей Адэра, не смущала его. Стоя спиной к статуе, онсмотрел на пожарище и вспоминал, что означают предметы в руках святого. В одной руке зажат меч — просветительство. В другой весы — справедливость. В третьей оливковая ветвь — мир. В четвёртой факел — символ правды.

Адэр не успел вспомнить, что находится ещё в двух руках святого: от толпы рабочих отделилась дородная фигура, облачённая в деловой костюм. На ногах сапоги, на голове каска. Староста Ларжетая…

Неуклюже перепрыгивая через грязные ручьи, староста приблизился к постаменту и, надсадно дыша, поднялся по ступеням. Снял каску и, утерев пот со лба, промолвил:

— Вы быстро доехали, Ваше Величество.

— Торопились. Рассказывайте.

— Загорелось после полуночи. Пока говорить рано, но специалисты склоняются к мнению, что пожар начался в подвале. У них там архив, бумажек не меряно. Перегородки и лестницы деревянные. Их предупреждали, что этот храм объектповышенной опасности, но сами знаете, как спорить со святыми отцами. Да изданию почти две тысячи лет. — Староста обернулся и вытянул руку. — Ветер тудадул. С той стороны парк, беседки, качели. Дотла сгорел. За парком жилой район. Вот его и прихватило.

— Давно потушили?

— С домами управились к полудню. — Староста указал на развалины. — Храмрухнул, подвал ещё горит. Льём без остановки, по всему городу ручьи, а дым валити валит. Там у них настоящий лабиринт. А ну-ка, столько веков собирать бумажки. Со всей страны привозили.

— Пострадавшие есть?

— Сторож погиб. Его нашли ещё живого, по дороге в больницу скончался. Беседовали с их самым святым отцом. Говорит, что ночью в храме остаётся одинсторож. — Староста хмыкнул. — Кстати, сторож приходится отцу зятем. Приходился… Мужчина погиб, а святоша только про иконы талдычит. А когдазаговорил о древних трудах, прямо расплакался. И ещё…

Через час Адэр забрался в салон. Проводив старосту взглядом, приказал ехать в пригород, однако к машине подбежал человек и постучал в стекло. Охранитель высунулся из окна, спросил, что тому надо, а человек вручил ему записку и быстросмешался с толпой рабочих.

Покружив по городу до темноты, машины затормозили возле подворотни. Открыв дверцу, Адэр впустил в салон знакомого священника — члена комиссии поустановлению истины. На одном из собраний он признался, что нашёл в архиве конфессии исповедь, обеляющую морун.

— Это моя вина, — проговорил священник, захлопнув дверцу. — Это я во всёмвиноват.

— Помолчите, — приказал Адэр. Велел шофёру и охранителю выйти и посмотрел на трясущиеся руки священника. — Вы устроили поджог?

— Нет! Что вы! Нет! Я полез туда, куда не надо. Мне пришла мысль: почему бы не прочесть исповедь главы конфессии времён Зервана?

Адэр вжался в спинку кресла. Почему эта мысль не пришла ему? Он ведь знал, чтоглава участвовал в заговоре, а это священник, сидевший рядом, не знал имёнзаговорщиков и действовал по наитию. Можно было припугнуть нынешнее руководство ирвинов, подкупить — и история из первых уст была бы в руках комиссии.

— И вы кому-то сказали, — промолвил Адэр, скользя взглядом по пустынной улице. С его разрешения староста Ларжетая ввёл комендантский час.

— Я действовал очень осмотрительно. Не хотел привлекать внимание. Я давнохожу в архив, и со всеми знаком лично. Нашёл в реестре номер зала. Пошёл в этотзал, а туда нужен пропуск. Бес меня попутал. Любопытство — страшный грех.

— Давайте без лирики, — промолвил Адэр.

Запах гари уже действовал на нервы. Хотелось принять душ и надеть свежую одежду. А ещё сильнее хотелось завалиться в постель, укрыться одеялом с головой и отгородиться от собственной глупости.

— Я подал заявку на пропуск. Меня попросили указать: какой документ меня интересует. — Священник всплеснул руками. — Я глупец.

— Я уже понял, — проговорил Адэр еле слышно.

— Я дал заявку вчера вечером, а сегодня утром должен был прийти за пропуском. Что я натворил, что я натворил, — запричитал священник. — Это я виноват.

— Не вяжется.

— Что не вяжется?

— Зачем сжигать храм, если можно отказать вам в пропуске или просто убрать эту исповедь? Перепрятать в другое место или уничтожить.

Священник устремил на Адэра изумлённый взгляд:

— Может, там ещё что-то было? Может, было в залах, куда не нужен пропуск? Может, меня заподозрили?

— Давайте не будем гадать.

Священник обмяк:

— Меня заподозрили. Я так радовался, когда нашёл исповедь няньки наследникаЗервана. Обсуждал её грех с коллегами. Ведь сокрытие правды, как и клевета — это грех. Из-за её молчания оклеветали морун, наших покровительниц. Я предложил провести скорбную службу по невинно загубленным душам.

— Вы идиот.

— Это мой долг. — Священник был готов расплакаться. — Мой долг молить опрощении. Мой долг возвращать людям доброе имя посмертно.

— Теперь для комиссии вы бесполезны, — сказал Адэр. — Скажу больше: вы опасны. Уезжайте. Найдите скромный приход или монастырь. Исчезните, чтобы никто не начал выяснять, с чьей подачи вы рылись в архиве.

— С моей подачи. — Священник постучал кулаком себя по груди. — С моей!

— Почему вы передали записку, а не подошли ко мне возле храма? Боитесь, что завами следят? Что вас сочтут моим шпионом? Повторяю: вы бесполезны. И свободны. Да, и не забудьте, что вы обещали молчать.

— Я не бесполезен, я не вещь! — разозлился священник. — Я вам это докажу.

— Вы меня утомили, — промолвил Адэр, прикрыв рукой глаза.

— Я вам докажу, — повторил священник и выбрался из салона.

Шофёр и охранитель вернулись в машину. Адэр приказал им ехать к особняку Вилара и, растянувшись на сиденье, уставился в потолок.

***

Малика весь вечер пыталась веселить ребятишек, но у неё ничего не получалось. Смотрела на детей маркиза Бархата, а видела сирот, брошенных на попечение нянек. Смотрела на детей Таси и думала об Анатане, запертом в одиночной камере. Ждала, когда откроется дверь и на пороге появится Адэр.

Двери открылись и впустили в дом Крикса и Вилара. Остаток вечера большая семья провела за игрой в прятки, притом лучше всех прятался Парень. А Маликапродолжала напрягать слух, надеясь услышать шум подъехавшей машины.

Уложив детей спать, вернулась в гостиную. Крикс и Вилар тихо беседовали, сидя в креслицах. Вряд ли разговор шёл о пожаре, иначе бы мужчины не умолкли, заметив Малику. Она пересекла комнату и, расположившись в соседнем кресле, подпёрлащёку кулаком.

— Устала? — поинтересовался Вилар.

— Ничуть, — ответила она, хотя устала ждать и волноваться.

За окнами темно, на улице слишком тихо, в позах мужчин сквозит обеспокоенность. Какое было прекрасное время, когда Адэр жил в Лайдаре. Обитая в замке, она не знала, где он, и не ждала.

На пороге гостиной возникла супруга Крикса. Глядя на её полную грудь и слегкарасплывшуюся фигуру, несложно было догадаться, что она молодая мама.

— Малика, принести вам чаю?

— Я сам принесу, иди спать, — проговорил Крикс и последовал за женой.

Вояка. Даже заботливые слова произнёс как приказ.

— Вы не останетесь? — спросила Малика, увидев возле кресла Виларачемоданчик для документов.

— Крикс заночует, а у меня работа.

— Ночью?

— Сейчас приедет Адэр. Не хочу быть лишним. — Поднявшись, Вилар взял чемоданчик и направился к двери. — Чувствуй себя хозяйкой.

— Спасибо, — прошептала Малика, взирая ему в спину.

Он не любил её, а искал в ней утешение. Три года назад она нуждалась в друге, Вилар нуждался в женщине, которая заменила бы Элайну. Желание найти близкую душу связало их, и они оба ошиблись.

Он оформил опекунство над детьми, вновь надеясь найти утешение. Однакочувства к ребёнку отличаются от чувств к любимой женщине. Возможно, Вилар уже понял, что счастье, которым он грезил, так и останется в грёзах. Элайна не вернётся, сердце Малики принадлежит другому, будущая спутница жизни должнаполюбить не только его, но и приёмных сирот.

Вилар был разбит и сломлен. Малика ощущала это и, находясь рядом с ним, испытывала угрызения совести. Когда-то она дала ему надежду, была с ним мягка иприветлива. Надо было бить по рукам, когда он прикасался к ней. Закрывать ему рот, когда он говорил о придуманной любви. Кусать ему губы, а не целоваться. Ноона тоже искала утешение…

Малика посмотрела в тёмное окно и вышла из дома. Мостики соединяли старинные белокаменные здания, окружённые пирамидальными елями. Днём пушистые лапы были серебристо-голубыми, при лунном свете хвоя походила на стальные иглы. Строение слева предназначалось гостям, там сейчас обитает семья Крикса. Наверное, он проводил жену и, залюбовавшись младенцем, забыл о чае.

В доме справа жила прислуга. Чуть дальше виднелось строение со стеклянной крышей, там зимний сад. Возможно, где-то есть крытый купальный павильон, такой же, какой строят возле замка. Кто будет в нём купаться? Адэр? Придворные дамы? Придётся на ночь закрывать в спальне окна, чтобы не слышать всплески и стоны.

Малика взглянула на охранников, подпирающих ворота. Прошла по мостику, освещённому фонарями, и оказалась возле небольшого здания с застеклённой верандой. Что-то хрустнуло: Парень или Талаш. Скорее, Парень. Нет, Талаш: сообщает, что он рядом.

Очередной мостик довёл Малику до беседки, словно парящей над землёй. Почему Галисии нравятся эти сооружения? Потому что в них можно укрыться не только отсолнца, но и от людей. День превращается в таинственный вечер, вечер превращается в жаркую ночь, а ночь плавно и незаметно перетекает в утро. И никтоне знает, кто внутри. Только охранители. Они видели всех любовниц.

Усевшись на ступени, Малика посмотрела на Крикса.

— А я тебе там чай принёс, — сказал он, гулко шагая по мостику.

— Выпью перед сном.

— Перед сном нельзя. Плохие сны приснятся, — промолвил Крикс и, спустившись с мостика, спросил: — Не помешаю?

— Нет, — произнесла Малика, а сама подумала: какого чёрта ты пришёл?

Крикс сел рядом с ней, потёр большие ладони:

— Спросить хочу.

— Спрашивай.

— Как ты узнала, что в той психушке была тюрьма?

— Почувствовала.

— А то, что туда привозили морун, ты тоже…

— Почувствовала.

— А как ты поняла, что ады нас не тронут?

Малика устремила взгляд Криксу в лицо:

— Почувствовала.

— Как так? Ты жила, жила, и вдруг у тебя просыпается чутьё?

— Я расту над собой.

— Странно всё это, — проговорил Крикс и вскинул руку. — Слышишь?

До слуха донёсся звук двигателя. Заскрипели ворота, радостно взвизгнул Парень. Хлопнула дверца.

— Адэр, — промолвил Крикс. — Не пойдёшь к нему?

Тон, которым была произнесена фраза, прижал Малику к ступени. Она не Парень, чтобы бежать к хозяину и визжать от удовольствия.

— Хочу подышать воздухом. А ты иди.

— Я тоже подышу, — промолвил Крикс.

Прошло две минуты, пять, а Малику никто не звал. Она убеждала себя: всего пять минут, хотя чувствовала, что прошло намного больше времени. «Увезу, как мне жить, не смогу…» — сладкая ложь. Зачем она слушала и верила?

— Ты нервничаешь? — спросил Крикс.

Малика посмотрела на пуговицу в своей руке. Вырвала с корнем и не заметила.

— Ты в порядке? — вновь спросил Крикс.

— Я попытаюсь тебе объяснить, — промолвила Малика. — Иногда мне кажется, что я небо, земля или вода. Кажется, что я всё когда-то видела, но забыла, а теперь вспоминаю.

Крикс недоверчиво покосился.

— Не смотри на меня так. Я не ящерица, выползшая из-под камня. Все люди могутпонимать друг друга без слов, но они предпочитают не видеть и не слышать других. Им так спокойнее. А я не могу отключить свои чувства. С каждым днём онистановят пронзительнее. Не надо так смотреть. Не надо так смотреть! Я не сошла с ума!

— Малика, милая… — пробормотал Крикс.

— Я держусь спокойно, но внутри иногда злюсь так, что того и гляди взорвусь. Все беды, вся боль, что я вижу каждый день... Мне хочется кричать, но я сдерживаюсь, потому что я хочу быть спокойной. Хочу быть слабой женщиной. Хочу, чтобы меня оберегали, но я вынуждена оберегать других. Вижу несправедливость и думаю: надо пройти мимо, мимо проходят все. Они думают: ведь никто не просит помощи. И я иду мимо, меня тоже не просят о помощи, но возвращаюсь. Протягиваю руку, ав неё потом плюют.

Крикс обхватил Малику за плечи:

— Кто тебя обидел?

— Бог прощает всех, но я с ним не согласна, — говорила она, глядя на мостик, покоторому никто не шёл. — И я думаю, а не проще ли всё уничтожить? Разозлиться так, чтобы превратиться в огонь, и вокруг станет пусто. Не будет слабых, и не будетсильных. Не будет злых, не будет добрых. И меня не будет. Я снова стану небом, землёй или водой. А может, ветром.

— Встреча с детьми тебя расстроила. Не надо было приезжать.

Малика посмотрела на пуговицу:

— Ты жалеешь меня, Крикс?

— Нет. Что ты? Жалеют слабых, а ты сильная.

— Ты боишься меня?

Крикс затряс головой:

— Нет, тебя не боюсь, а морун боюсь. Я с ними не знаком. Теперь мне всё понятно. Ты чувствуешь адов, стены психушки… Я видел, как ты их гладила.

Малика улыбнулась:

— Не бойся, Крикс. Моруны не вернутся.

— К этому всё идёт, Малика.

— Они не вернутся, я точно знаю.

— Откуда?

— Чувствую.

— Малика! Тебя зовёт Его Величество, — донёсся голос стража.

Крикс похлопал Малику по колену:

— Идём?

— Не хочу.

— Иди-иди. В городе чёрт знает что творится, а у меня семья здесь. Расспроси, чтопроисходит.

Поднявшись со ступеней, Малика отряхнула платье.

— Можно последний вопрос? — проговорил Крикс.

— Последний.

— Почему ты не уходишь к морунам?

— Потому что поздно, — ответила Малика и взошла на мостик.

***

Адэр лежал на кушетке, скрестив ноги на подлокотнике и прикрыв лицо рукой, согнутой в локте. Влажные волосы, свежая рубашка, другие брюки и туфли — Адэр успел принять душ и переодеться. Кто-то заботливый потушил верхний свет ивключил бра, оплетённые хрустальными нитями.

Малика постояла на пороге гостиной, тихо шагнула назад, в коридор.

— Я не сплю, — промолвил Адэр. Опустив руку, повернул голову набок. — Иди комне.

Пока Малика шла через комнату, сдвинулся к спинке кушетки, освобождая рядом с собой место.

Она присела на краешек сиденья:

— Вы расстроены.

Адэр вяло улыбнулся:

— Заметно?

— Немного.

— Гарью от меня не воняет?

— Нет.

— Думал, не отмоюсь.

Малике стало легче дышать: Адэр не забыл о ней, а отмокал в ванне, поэтому её долго не звали.

— Ужинать будете?

— Ты приготовила ужин?

— Мне кажется, вы хотите перевести меня на должность кухарки.

— Тебе кажется. Когда-нибудь мы с тобой обязательно отправимся в путешествие ине возьмём с собой повариху. Кто будет готовить? Ты.

— Надеюсь, голод вам придётся по вкусу, — промолвила Малика, потупив взор. «Когда-нибудь» вряд ли наступит… — Так что вас расстроило?

— Храм превратился в гору мусора. Архив ещё дымит. Под площадью находится лабиринт, заваленный старыми бумагами. Рабочие начали снимать камни, пробивать дыры. Огонь или вода уничтожит архив полностью.

— Напоминает времена Зервана.

— Пожар начался в подвале. Чтобы туда попасть, нужен ключ. И не один. Значит, подожгли свои. Вместо того чтобы признаться в нарушении элементарных правил безопасности и замять дело, ирвины обвиняют в поджоге олардов. Пару месяцев назад городской совет выделил землю под строительство храма. Оладры увели её из-под носа ирвинов. Теперь ирвины хотят отыграться.

— Оларды — многочисленная организация. Может, ирвины добиваются переделавласти?

— Всем нужна власть. Всем. Даже мышке в норке. — Адэр тяжело вздохнул. — Мне ещё войны не хватало.

— Всё так серьёзно?

— Конфликт на религиозной почве — это не шутки. Во времена правления моегопрапрадеда война разгорелась из-за овцы, распятой на двери храма. А здесь уничтожены самые ценные реликвии. Верующие уже начали громить дома имагазины. Их удалось остановить. Но я-то знаю, что сейчас они не спят, а где-тозаседают.

— Соберите религиозных лидеров и вразумите, — предложила Малика.

— Мой прапрадед пытался вразумить и упустил время.

— Что будете делать?

— Думаю, — сказал Адэр и закрыл глаза.

Малика наклонилась вперёд, намереваясь встать.

— Не уходи.

— Уже поздно.

— Не уходи. Мне хочется выпить, но я не хочу пить.

— Внутренний конфликт интересов. Ничем не могу помочь.

Адэр посмотрел на Малику. Взял её руку и положил себе на грудь:

— Говорят, глаза — зеркало души.

— Наверное.

— Мне удалось заглянуть тебе в душу. Перед балом.

— Сомневаюсь.

— Я увидел себя.

— Всего лишь отражение. — Малика провела ладонью по рубашке. — Это кулон?

Расстегнув верхние пуговицы, Адэр вытащил изумрудный ключ, прикреплённый к кожаному шнурку.

— Вы рылись в моих вещах, — прошептала Малика.

— В своих. Ключ лежал в кармане моего пиджака.

— Пиджак лежал в моей дорожной сумке.

— Мой пиджак в твоей сумке. Странно, да?

— Вы его забыли, а я спрятала, чтобы не нашла прислуга.

— Почему не принесла?

— У нас с вами… были сложные отношения.

— А сейчас?

— Сейчас я хочу забрать свою вещь. — Малика потянулась к ключу.

Адэр быстро спрятал его под рубашку и застегнул пуговицы:

— Как он оказался в моём кармане?

— Это подарок Ахе. Я уезжала и не хотела брать с собой.

— Да, ты оставила всё. Как гордая женщина после развода.

— Чаще оставляет любящий мужчина.

Адэр рывком поднялся с кушетки, взял со спинки стула пиджак:

— Буду утром.

Малику бросило в жар. Она вцепилась в обивку сиденья. Куда бежать, где прятаться, чтобы не чувствовать, как он тешится с любовницей.

— А ты пока приготовь мне завтрак.

— Пусть завтраки готовят те, к кому вы идёте, — промолвила Малика и пожалела овылетевших словах.

Сведя брови, Адэр приблизился к ней:

— Я иду на деловую встречу.

Малика опустила голову:

— Мне всё равно, куда вы идёте.

— Посмотри на меня.

Собравшись духом, Малика устремила взгляд на Адэра.

— Ты видишь, что я говорю правду? — спросил он.

— Я ничего не вижу.

— Ты боишься мне поверить? Почему?

Малика пожала плечами:

— Я не хочу ждать. Я поняла, что не умею ждать. Можно я возьму машину, заберу охранителей, и мы уедем?

— Куда.

— Куда-нибудь, подальше отсюда.

— Моё любимое место. Не подскажешь, где оно находится? Нет? Тогда не разрешаю.

— Я поеду в клинику Ларе.

— Мне начинать волноваться? — спросил Адэр, усевшись рядом с Маликой.

— Синдром экстраверта. Запущенная стадия.

— Синдром чего?

— Не чего, а кого. Экстраверта.

— Я знаю, кто такой экстраверт. — Адэр почесал за ухом. — О синдроме слышу впервые. И как он проявляется?

— Человек остро нуждается в обществе и общении.

Адэр изогнул бровь:

— Тебе не хватает общения?

— Не мне, Ярису Ларе.

— Так это он болен?

— А вы думали: я? — усмехнулась Малика. — Это он собирает и больных, издоровых. Не любит, когда пустуют палаты и никто не просит у него совета.

— Зачем тебе в клинику? Только честно.

— Ярису не понравились мои зрачки, но у морун так бывает. И вообще, отдайте мне ключ.

Поднявшись, Адэр протянул руку:

— Идём.

— Куда?

— Со мной. В гости.

— Я не хожу в гости ночью, — проговорила Малика, испугавшись, что ей придётся сидеть в чужом доме, в кругу чужих людей, пока Адэр снимает напряжение в дальней комнате. — Мне там будут не рады.

— Мне тоже. — Адэр сжал её ладонь и вынудил встать. — Где пуговица?

— Где-то. Сейчас переоденусь.

— Нет времени. — Адэр принялся подворачивать ей манжеты на рукавах. — Обомне переживала?

Малика смотрела на его пальцы и не знала, как уйти от ответа.

— Молчишь…

Она вскинула голову:

— Конечно, переживала. Парень остался здесь, а вы сами.

— Почему ты снова в платье ракшадки?

— Потому что из старых платьев я выросла.

Губы Адэра дёрнулись в лёгкой улыбке.

— Я прикажу Макидору обновить твой гардероб.

— Как-нибудь без него обойдусь.

Адэр ничего не ответил, лишь глаза потемнели. Выйдя из дома и усевшись с Маликой в автомобиль, сказал водителю адрес и уставился в окно.

***

Особняк главы конфессии был ярко освещён снаружи. Вдоль заборапрохаживались местные стражи в серой форме, мужчины в рубашках навыпуск (верующие?) и женщины в скромных закрытых платьях и в платочках, натянутых налоб. Последние точно прихожанки. Манера закрывать платками лоб и обматывать концами шею была знакома Адэру: Праведное Братство являлось извращённымотростком религии ирвин, и в Авраасе все женщины походили на монашек.

Увидев Парня, толпа расступилась. Правительственный автомобиль с флажкомГрасс-дэ-мора на капоте и эскорт охраны свободно заехали во двор огромногоособняка. Парень заскочил на капот машины и замер.

Адэр и Эйра едва поднялись на высокое крыльцо, как двери распахнулись.

На пороге возник старый человек — Святейший Отец. Запахнув полы атласногохалата, склонил голову:

— Ваше Величество! — И посторонившись, пропустил гостей в дом.

Адэр и Эйра прошли вслед за Святейшим Отцом в гостиную и расположились в креслах, обитых золотой парчой. Убранство комнаты было до неприличия роскошным и вызывающим. Мраморные с позолотой колонны, старинные картины в золочёных багетах, книжные шкафы, заставленные книгами в кожаных обложках, гигантские вазы с живыми цветами, белые напольные плиты, опять же с золотымивензелями, — всё так и кричало: «У нас много денег, и мы не знаем, куда их деть».

Слуга в алой ливрее установил на столике чайный сервиз с ангелочками и, низкопоклонившись сначала Адэру, затем хозяину, удалился.

Наверху лестницы, ведущей на второй этаж, появилась молодая женщина. Сделала реверанс, но спускаться в гостиную не стала.

— Моя дочь Мида, — сказал Святейший Отец, небрежно махнув рукой, и обратился к Адэру. — Кофе мы не пьём, слуга сейчас заварит свежий чай.

— Не стоит беспокоиться.

Святейший поправил полы халата:

— Что вас привело ко мне в столь ранний час?

Ранний… Он прав, скоро рассвет. Адэр посмотрел на тапочки Святейшего. Вряд лиглава конфессии в таком виде проводил тайное собрание. И вряд ли успел переодеться. Открыл двери сам, как бы давая понять, что ничего и никого не прятал. И это подозрительно. Другой, за кем не водился бы грешок, привёл бы себя в порядок и извинился за то, что заставил ждать.

Адэр посмотрел на Миду. Халат неправильно застёгнут — пуговицы не в тех петлях и одна пола выше другой, — поэтому видна прозрачная ночная сорочка. Волосы торопливо заплетены в косу, лицо красное, опухшее. Вид, в котором женщинаявилась на глаза правителю, свидетельствовал о сильном волнении и спешке. Миду не интересовал правитель, ей надо было слышать, что говорит отец.

Слуга принёс заварочный чайник и, повинуясь жесту хозяина, удалился.

Не дождавшись ответа, Святейший перефразировал вопрос:

— За что мне такая честь принимать в своём доме короля?

— Хочу выразить вам соболезнование в связи с вашей утратой храма и ценных реликвий.

— Благодарю. На нашу долю выпало тяжёлое испытание. Нам всю жизнь носить траур и плакать.

Мида всхлипнула.

— Простите, муж моей дочери погиб на пожаре. Мида, иди рыдать в спальню.

— Это точно ваша дочь? — спросила Эйра.

— Конечно. Есть сомнения? — грубо произнёс Святейший. — Простите, Ваше Величество. Я выпил успокоительное, ещё не подействовало.

— За что вы злитесь на дочь? — поинтересовался Адэр.

— Я зол на её мужа. Этот гадёныш женился на ней, когда я лежал в коме.

— Папа!

— Я сказал: иди к себе! — крикнул Святейший, посмотрев через плечо, и вновь устремил взгляд на Адэра. — У меня была травма головы. Он думал: я не выживу, ая выжил. Открываю глаза, и что я вижу? Моя дочь уже брюхата.

Мида разрыдалась:

— Папа! Прекрати!

Святейший развёл руками:

— Куда деваться? Пришлось признать голодранца зятем и взять сторожем в храм. И что? Храма нет, иконы сгорели, мощи обратились в прах, многолетние труды превратились в пепел.

Стиснув кулаки, Мида затряслась:

— Это нечестно!

— Я знал, что этот тип доведёт меня до ручки и смоется.

— Он погиб, папа! Он мёртв и не может за себя заступиться.

— Мне хватит одной заступницы, — бросил Святейший через плечо и обратил взор на Адэра. — Он впустил олардов в храм. А может, сам с ними сговорился, поджёг ине успел выбежать. Он ненавидел меня.

Мида закрыла уши руками:

— Я не могу это слушать.

— Иди к себе!

Содрогаясь от рыданий, Мида скрылась из поля зрения.

— Знаете, сколько детей умирает каждый час? — произнесла Эйра. — Их жизниуносят болезни, несчастные случаи, убийства. Так обращаться с дочкой, как вы, может только идиот.

— Малика… — произнёс Адэр.

— Ваше дитя страдает, а вас волнуют какие-то кости, картинки и словоблудие набумажках.

— Да как вы… — начал Святейший и, скривившись, обхватил горло ладонью.

— Вы слепой, чёрствый, эгоистичный человек. Для вас важнее сгоревшая мишура, а не ваша дочь. Ей вырвали сердце, а вам плевать. А теперь на миг представьте, что она пришла к мужу, принесла ему поесть, задержалась и погибла вместе с ним. Вы сидите здесь, посреди этого убранства, прижимаете внука к груди и не знаете, как ему сказать, что его мама с папой отправились на небеса, — выпалила Эйра наодном дыхании и, переведя дух, спросила: — Плакать не хочется?

Святейший потёр горло.

Эйра встала:

— Мне противно здесь находиться. Извините, Ваше Величество. — И выйдя из гостиной, хлопнула дверью так, что задрожали стёкла, покрытые золотымрисунком.

Святейший облокотился на колени и уставился в пол:

— О чём вы хотели со мной поговорить, Ваше Величество?

— Я знаю, кто виноват в пожаре.

— Неужели?

— Я не скажу вашей дочери, что её муж погиб из-за вас.

Святой отец уткнулся лицом в ладони:

— Это несчастный случай.

— Когда-то мне сказали, что я возомнил себя Богом. Это неправда. Бог прощаетложь, а я нет.

Святой отец отвёл руки от лица:

— Я не причастен к его смерти.

Перед внутренним взором Адэра возник архив в его замке:

— Деревянные стеллажи, старая проводка, мутные лампы под высоким потолком, в проходах полумрак… Нужен фонарь, керосиновая лампа или на крайний случай свеча, чтобы увидеть на бумагах тексты. Стопки, стопки… Куда поставить лампу? Или свечу? Надо освободить место на полке. Свеча падает. Или лампа?

— Вы думаете, что там был я? Это не я.

— Конечно, не вы, муж вашей дочери. Ради неё он был готов на всё. Хотел выслужиться перед вами, завоевать вашу любовь.

— Это несчастный случай.

— Я пытался вспомнить, почему вы храните предсмертные исповеди. И вспомнил. Ваш святой держит в пятой руке зеркало — чистые помыслы. В шестой руке яйцо— символ новой жизни. Все человеческие грехи должны остаться в этом мире, чтобы новый мир был кристально чистым. Чтобы прошлое не имело власти над душой, рождённой где-то там. Уничтожить предсмертные исповеди — одно и то же, что уничтожить последнюю беседу с Богом и лишиться его прощения. Если вы верите в это, представляю, как вам плохо.

— Не представляете. Мы говорим: кайтесь, ваше раскаяние должно быть искренним, и лишь тогда перед вами откроются золотые ворота, только тогда вы войдёте в мир, похожий на цветущий сад. Там поют птицы и распускаются цветы. И что теперь? Тот мир стал грешен, как и этот.

— Придумайте другой мир, — сказал Адэр.

Святейший потёр глаза:

— Это не придуманный мир.

Адэр еле сдержал усмешку:

— С вашей стороны было крайне неосмотрительно хранить исповедь главы конфессии времён Зервана с остальными бумажками.

Святейший поднял голову:

— В архиве не было его исповеди. Её вообще не было. Святейший Отец добровольно отправился в ад.

Адэр опешил:

— А что там было?

Глаза Святейшего наполнились слезами.

— История разрушения Грасс-дэ-мора. Ужасная история, жестокая история. Её никто не должен знать. Вам попал в руки документ заговорщиков, и мы догадывались, что рано или поздно вы захотите узнать правду. Мы боялись, что вы вернёте морун. И начнётся война.

— История уничтожения древнего народа.

— Да.

— Вы сожгли и успокоились.

— Это был несчастный случай.

— Оларды или несчастный случай?

— Оларды.

— Вы рано перестали бояться. — Адэр придвинулся на край кресла и, наклонившись вперёд, проговорил еле слышно: — Если к концу дня в столице не восстановится порядок, я обвиню вас в государственной измене и объявлю вашу религию вне закона. Я прикажу снести ваши храмы и сжечь ваши дома. Для ваших женщин освобожу психлечебницы, детей отправлю в сиротские приюты, для мужчин открою новые тюрьмы. И я буду не я, если не уничтожу вас, как вы уничтожили морун и династию Грассов.

— Я всё сделаю, — промолвил Святейшество тихо.

— Не слышу.

— Я сделаю всё, чтобы сохранить мир и нашу веру.

— Ходите, Святейший Отец, и оглядывайтесь. Я буду следить за каждым вашимшагом. Я знаю, на что способны ирвины, и со мной такой номер, как с Зерваном, не пройдёт.

— Я вас понял.

— А теперь идите к дочке, обнимите и сделайте вид, будто любите её.

— Я люблю её.

— Она этого не знает.

Покинув дом, Адэр сел в машину и посмотрел на Эйру:

— Покатаемся ещё?

— Поедем к олардам? — спросила она.

Адэр кивнул и дал водителю адрес.

Часть 06

***

Утром Эйра в сопровождении охранителей уехала в клинику Ларе.

В полдень на центральной площади Ларжетая собралась многотысячная толпа верующих и зевак. Сначала перед ними выступил представитель конфессии ирвин. Без лишних разглагольствований он призвал жителей столицы к спокойствию, высказал предположение, что причиной возгорания является, скорее всего, неисправная проводка в подвальном помещении храма. И сообщил о решении руководства возместить убытки горожанам, чьи дома пострадали от пожара.

Затем перед толпой выступил представитель олардов. Он был скуп на слова соболезнования ирвинам и в основном говорил о своих религиозных догмах. Люди — в подавляющем большинстве последователи веры ирвин — смотрели по сторонам, ожидая, когда им дадут знак расходиться. Оратор сообразил, что ещё минута-две, и он лишится слушателей. Вытащил из кармана лист и огласил решение конфессии олард отдать ирвинам землю — ту самую землю, которую пару месяцев назад городской совет выделил под строительство храма.

На следующий день главы двух конфликтующих религиозных организаций публично принесли друг другу извинения и заключили мирное соглашение.

Правитель покинул столицу спустя четыре дня. Вернувшись в замок, вызвал Макидора. Адэру предстояло совершить поездку по стране, и надо было подобрать костюмы для выступлений перед простым людом.

Пока Макидор выкатывал стойки с нарядами из гардеробной, Адэр прохаживался по гостиной, просматривая речь, а все мысли были о Эйре. Не сегодня-завтра она приедет и вновь почувствует себя незащищённой.

— Я всегда считал тебя непревзойдённым мастером.

Макидор поклонился:

— Благодарю, Ваше Величество. — Снял с бельевых плечиков пиджак. — Примеряйте, Ваше Величество.

— Мундир, — сказал Адэр.

Макидор скривился:

— Мундир больше подходит для торжественных событий.

— Эти события будут самыми торжественными. — Адэр бросил листы с речью на стол. — Я помню, как ты за один день пошил мне костюм для приёма.

— За три часа, Ваше Величество, — отозвался Макидор и покатил стойку обратно в гардеробную.

— Что с тобой произошло?

— Когда?

— Потерял сноровку?

Макидор повернулся к Адэру:

— Я не понимаю вас.

— Малика принесла тебе платье, а ты ничего не смог сделать. Или не захотел?

— Я перешил его за полчаса.

— Ты говоришь о ракшадском платье.

— Да.

— А я говорю о красном платье. С рубинами.

Макидор изменился в лице:

— Ваше Величество...

— Что с платьем было не так?

— Слишком тесное в груди. Ткань прямо трещала.

Адэр приблизился к Макидору. Посмотрел на тощую шею, обвязанную белым шёлковым платочком, на гладкий подбородок, тонкие губы, впалые щеки и устремил взгляд в оливковые глаза:

— Тесное в груди или порвано?

Макидор стал ниже ростом:

— Ваше Величество…

— Когда она принесла платье?

— Вечером.

— За три часа до бала.

— Нет, Ваше Величество. Накануне.

— А утром пришла забрать. Верно?

— Я попросил её примерить, хотел убедиться, что всё в порядке, а там вылетели несколько рубинов, и остались дырки. На самом видном месте. Мы искали, но не смогли найти, куда камни закатились. Меня чуть не хватил удар.

— Ты теряешь сноровку. Нужен ли мне такой модельер?

Макидор вцепился рукой в стойку с костюмами:

— Ваше Величество… Это Сирма. Сказала, что ей велели испортить наряд и даже заплатили, но не сказала кто. Она так плакала, боялась, что Малика проклянёт её. Я хотел выгнать девчонку, но Малика заступилась.

— Давай её сюда.

Согнувшись в поклоне, Макидор попятился к двери.

— Постой, — проговорил Адэр. — Пригласи ко мне герцогиню Гаяри.

Сестра появилась через полчаса, хрупкая, нежная. Исходивший от неё аромат весны бесподобно гармонировал с нежно-зелёным платьем и малахитовыми глазами. Глаза матери…

Элайна опустилась на край кушетки и, сохраняя горделивую осанку, сложила руки на коленях:

— Надеюсь, в Ларжетае всё спокойно?

Адэр сел рядом с сестрой, взял за руку и стал перебирать её пальцы:

— Ты веришь в проклятия?

— Смешной вопрос. Конечно же, не верю.

— Грасситы верят в сказки, в проклятия и боятся морун.

— Хочешь сказать, что я должна бояться Малику, потому что она моруна?

— Прислуга её боится.

— Я не прислуга.

— А ещё прислуга боится потерять работу. Поэтому боится того, кто хорошо имплатит. Боится, потому что хозяин непредсказуем, сумасброден, придирчив инередко бывает зол. И он разозлится, если кто-то ослушается его сестру.

— Считаешь, что это неправильно?

— Зачем ты приказала испортить платье Малики?

Вздёрнув брови, Элайна улыбнулась:

— Кто тебе сказал такую глупость?

— Сейчас ты встанешь, выйдешь из комнаты, и я забуду, что у меня есть сестра.

— Адэр… я могу обидеться.

Он выпустил её руку и, поднявшись, подошёл к окну. Парень стоял на газоне исмотрел на хозяина. Казалось, зверь сейчас рванёт вперёд, вскарабкается по стене на третий этаж и перемахнёт через подоконник.

— Уходи.

— Дряная девчонка! Я заплатила ей а за молчание, а она всё выболтала!

— Наверное, плохо объяснила. — Адэр повернулся к сестре. — Элайна… Зачем ты всё портишь? У меня и так забот выше крыши, а тут ещё ты. Вместо того чтобы поддержать, поднять мне настроение, дать хоть на минуту забыть о проблемах, ты их добавляешь. Почему?

— Ты напомнил мне об одном случае.

— Этот случай имеет отношение к порче платья?

— Ты напомнил, как я каталась по полу и рыдала. Ты поднимал меня, тряс заплечи, а я снова падала. Ты хлопал меня по щекам и говорил, что дочь короля должна быть сильной. Ты кричал на меня, твердил о долге. А я любила его, а не долг. Я до сих пор его люблю. Бедный Вилар… он воспитывает чужих детей, а мог воспитывать своего ребёнка. Ты и отец всё разрушили. Сделали нас несчастными.

Присев на подоконник, Адэр скрестил на груди руки:

— Ты мстишь мне?

— Нет, Адэр. Я люблю тебя.

— А Малике завидуешь.

— Ты ничего не понимаешь.

— Так объясни.

— Я никогда не изменяла Модесу. Считала, что жена должна быть верной, чистой, хотела жить без стыда и без скандалов.

— Модес продолжает встречаться с любовницей?

— Изменяют все, Адэр. Ты любишь Малику, но это не мешает тебе встречаться с другими женщинами.

— Это не измена.

— Ну конечно. Любить одну, а спать с другой — это не измена. Не любить жену испать с любовницей — это не измена. Никого не любить и спать со всеми — этотоже не измена. Только никто не думает, что любимым и нелюбимым эти не измены причиняют боль. Представляю, каково приходится Малике, если она испытывает к тебе хоть какие-то чувства.

— Ты хотела её унизить, — сказал Адэр и, стиснув кулаки, спрятал их подмышки.

— Нет. Я хотела, чтобы она бежала отсюда, куда глаза глядят. Наш мир для неё слишком тесен, все места заняты, расписаны на десятки лет вперёд. За эти месталюди расплачиваются счастьем. — Элайна прижала пальцы к вискам. — Если ты дашь слабину и забудешь о долге — наши жертвы обесценятся, всё станетнапрасным. Наш прапрадед напрасно бросил семью и женился на дочери какого-тоСвятейшества, чтобы прекратить религиозную войну. Прадед напрасно обвинил жену в неверности и отказался от старшего сына, хотя тот был всего лишь доверчивым и бесхарактерным юнцом, который не смог бы управлять страной. Дед напрасно пожертвовал дочерьми, чтобы расширить границы Тезара.

— Отца не трогай, — вставил Адэр.

— Отец напрасно не женился, потому что сын от второго брака мог оспорить твоё право на трон. А я напрасно вышла за Модеса. Это вам были нужны его земли. Причём тут я? Но вы твердили мне о долге, и я вышла за этого… Теперь получается — зря?

— Я же сказал, что помню о долге.

— А я не поверила.

— Почему?

— Потому что ты никогда не говорил, что любишь. Потому что бросал женщин, итебя не волновало, что они чувствуют. Потому что я знаю, как мы умеем любить. — Подавив рыдания, Элайна вытерла слёзы. — Мы все однолюбы: ты, я, отец, дед… все, в ком течёт кровь династии Карро.

— Кому ещё ты заплатила?

— Адэр… пожалуйста…

— Кому? — повторил он, понизив голос до полушёпота.

— Горничной. Кажется, её зовут… — Элайна потёрла висок. — Не помню. Рыженькая, пухлые губки.

— Имя.

— У неё ямка на подбородке.

— Что она должна была сделать?

— Украсть у Малики драгоценности.

— Украла?

— Да.

— Они у тебя?

Элайна кивнула.

Адэр принялся мерить гостиную шагами:

— Ты понимаешь, что уничтожила этих девушек?

— Я не стояла над ними с ножом, они могли отказаться. Они сами сделали выбор.

— Если я прощу служанок и оставлю их в замке, они решат, что Малика здесь никто. И я буду чувствовать себя никем, потому что мою женщину унизили…

— Уже твою?

— …мне плюнули в лицо, а я взял и просто вытерся. Если я уволю их, ониразболтают первому встречному, что сестра правителя ещё та стерва...

— Адэр…

— …и будут насмехаться надо мной и Маликой. Если арестую, они не будутмолчать на допросах. Ты станешь организатором вредительства и кражи.

— Я не организатор.

— Ненаказанное преступление — ещё большее преступление. Не наказать — значит поощрить.

— Зачем ты это говоришь? Я ничего в этом не понимаю.

— Пусть прощает Бог, а здесь, на земле, каждый должен нести ответственность засодеянное.

— Не пугай меня, не надо…

Адэр приблизился к кушетке и навис на Элайной:

— Ты поставила меня перед выбором. Я хочу, чтобы ты сделала выбор за меня.

— Какой выбор?

— Простить служанок, уволить или арестовать?

— Я не знаю.

— Твой выбор!

— Не знаю! — крикнула Элайна и обхватила себя за плечи.

— Забирай их с собой.

— Куда?

— В Тезар.

— Нет. Нет! А если кто-то узнает? Это такое пятно… Адэр! Ты не можешь так сомной поступить!

— Принеси драгоценности.

Элайна поднялась и, пошатываясь, вышла из комнаты.

Приблизившись к столу, Адэр придвинул к себе телефонный аппарат, взял трубку:

— Гюст, Малика приехала?.. Чёрт… Давно?.. Нет, не надо. Поднимись ко мне вместе с начальником охраны и захвати принадлежности для чистки украшений… Нет, помощь не нужна. Только принадлежности.

Через пять минут секретарь и начальник охраны, облачённый в чёрную форму, переступили порог гостиной. Начальник снял фуражку и, держа её на согнутой руке, щёлкнул каблуками начищенных сапог:

— Ваше Величество!

Гюст установил на столе картонную коробку, присоединился к начальнику инаправил на Адэра внимательный взгляд.

— Гюст, оформи перевод Сирмы и горничной… не знаю, как её зовут, — промолвил Адэр, рассматривая белый околыш фуражки начальника и герб Грасс-дэ-мора назолотой кокарде. — Рыженькая, на подбородке ямка. Переведи их в дом-изолятор первого уровня в качестве санитарок.

— В отделение буйных или преступников?

— Как решит главврач.

— Без права выхода из заведения, как я понимаю.

— Правильно понимаешь.

— На срок? — спросил Гюст.

— Пока не поумнеют, — сказал Адэр и обратился к начальнику охраны: — Удалите их из замка без шума и свидетелей.

— Слушаюсь, Ваше Величество.

Оставшись один, Адэр придвинул к кушетке стул и установил на него коробку с принадлежностями для чистки драгоценностей.

***

Глядя в пустой ящик, Малика опёрлась руками на комод. В просторной спальне вдруг стало жарко, душно, тесно. Чётко мыслить мешало сердце: оно молотомстучало в висках. Тот, кто украл драгоценности, решил, что они важны ей. Не важны и не нужны, кроме двух колец.

— Может, наденешь это платье? — сквозь гул в ушах пробился голос Кенеш.

Малика опустила голову. На этот этаж караульные пропускают секретаря, костюмера, горничных, коридорных и любовниц Адэра. Когда он уезжает, кроме служанок здесь никто не ходит. Прислуга получает пропуск у начальника охраны. Значит, надо идти к нему. Воровка, скорее всего, сбежала. Тогда надо идти к Муну: он знает, кто уволился или по непонятным причинам не вышел на работу. Но у старика и так расшатаны нервы.

Малика добрела до кресла и рухнула на сиденье. Почему она не заглянула в комод, как только приехала? И почему не отдала кольца Муну? Его неохраняемая комнатушка была самым надёжным местом для тайника.

— Лучше это, — проговорила Кенеш, держа перед собой платье. — Так вышиваюттолько ракшадки. Посмотри, какой рисунок. Ты заболела?

Малика поднялась:

— Выйду на воздух. — И направилась к двери.

— Эльямин, а платье?

Малика провела рукой по полотенцу. Повернувшись к Кенеш, выдавила улыбку:

— Задумалась.

В саду царила непривычная тишина. Небо походило на запылённое зеркало, солнце расплылось мутной кляксой. Малика сидела на скамье, смотрела на замок ине замечала, как обрывает с юбки бусину за бусиной. Умом понимала, что надо к кому-то бежать, что-то делать, а душой овладела апатия.

— Не помешаю? — прозвучал мужской голос, полный самолюбования идостоинства. Под тяжестью тела скрипнули доски.

Малика посмотрела на супруга Элайны. А ему-то что надо?

— Чудная погода, — промолвил герцог Гаяри. Поправив на галстуке зажим с изумрудно-зелёным александритом, устремил взгляд на замок. — Окна Адэраоткрыты. Это его спальня или гостиная?

Малика сжала в кулаке бусину, точно так же сжалось сердце. Это не злость нагрязный намёк и не тоска по Адэру, — скорее, неуправляемая реакция на имя.

— Почему ты живешь в замке?

— А где я, по-вашему, должна жить?

— С морунами.

— Потому что я моруна?

— Люди, объединённые прошлым, культурой, языком и религией, предпочитаютжить на одной территории, — начал герцог.

Малика мысленно просила его усмехнуться, косо посмотреть или сделать пренебрежительный жест — то, что помогло бы ей разозлиться и начать думать. Новзгляд герцога ничего не выражал. Руки покоились на животе, на массивном кольце равнодушно поблескивал александрит. Плоские губы двигались размеренно, поним можно читать.

— Ориенты сидят на берегу моря, — звучал бесцветный голос. — Ветоны затаились в бывшей резервации, хотя все дороги открыты. Часть климов отделилась от общины, Адэр их выманил удачной земельной реформой. Но и ониселятся вместе. Сомневаюсь, что в их новых посёлках есть другие народы. Моруны продолжают прятаться на полуострове. Почему ты не с ними?

— Собачки должны жить в конуре, свинки в свинарнике.

— Какие свинки? — В голосе герцога прозвучали неприятные нотки. Наконец-то…

Малика стряхнула с ладони бусину:

— Почему другие люди живут в этом замке?

— Я говорю не о людях, а о тебе.

— По-вашему, я не человек?

— Человек.

— Почему я не могу жить в замке, как другие люди?

— Потому что у всех, кто здесь живёт, есть чёткие обязанности. Давай войдём в замок и спросим у первого встречного, чем он занимается. А потом я спрошу у тебя.

— Вас интересует, чем я занимаюсь или почему здесь живу? — спросила Малика, наблюдая за герцогом. Ещё немного, и он попытается убить её взглядом.

— Я надеялся на разумную беседу.

— Разве я не ответила на ваши вопросы?

— Мне показалось, что вопросы задавала ты.

— Очень часто беседа состоит из вопросов и ответов.

Герцог вздёрнул подбородок, посмотрел на Малику сверху вниз:

— Это урок изящной словесности?

— Вы хотите перехватить у меня инициативу?

— Ты что-то путаешь. Это я был инициатором. Я завёл с тобой разговор.

— С какой целью?

— Ни с какой.

— Разумная беседа без цели. Такое бывает?

— Я хотел познакомиться с тобой поближе. Хотел понять, почему Адэр приблизил к себе плебейку…

Малика наигранно вздохнула:

— Каждый раз одно и то же…

— …не отдал её маркизу Бархату, зато подарил Иштару.

— Не люблю, когда в моём присутствии обо мне говорят в третьем лице.

— Она каким-то чудом вырвалась из Ракшады. Мало того, её пребывание в кубарате хазира закончилось триумфом. В нашей реальности это беспрецедентный случай.

— В вашей реальности.

Герцог раскинул руки, словно желая заключить в объятия весь мир:

— В этой реальности.

— Реальность — это плод воображения человека.

— Не согласен.

— Знаете, где ваша реальность? В вашей голове. В вашей реальности я распутна, умна, расчётлива, коварна и опасна. Вы вообразили меня такой. А моя реальность… — Малика постучала пальцем себя по лбу. — Здесь. В моей реальности я живу в этом замке чуть ли не с рождения, мне знакома каждая ступенька, знаком голос каждой двери. Это мой дом, хотя я не чувствую себя хозяйкой. И да, я хороша в постели, очень хороша, но этого никто не знает. В моей реальности я храню себя для единственного мужчины. Наивно? Возможно. Но этомоя реальность.

— А реальность Адэра?

— Спросите у него. И мой вам совет: не плодите надписи на стенах туалетов.

— Каких туалетов?

— Вы умный человек и прекрасно меня понимаете. Всего доброго, герцог Гаяри. — Малика встала со скамьи и пошла по аллее.

Надо сходить к Муну и осторожно расспросить о сбежавших из замка служанках.

***

Объявив о приходе герцога Гаяри, Гюст впустил его в гостиную.

— Отшлёпайте эту девчонку! — потребовал Модес с порога.

Адэр оторвал взгляд от книги, убрал ноги с журнального столика:

— Кого?

Модес проверил, плотно ли закрыта дверь, и прошествовал к Адэру, сидевшему в глубоком кресле:

— Малику. Она только что надерзила мне.

— Вообще-то, Малика мой тайный советник.

— Ах, да. Я и забыл, — проговорил Модес, наигранно закатив глаза. — Всё равноотшлёпайте.

— Тезар совсем прогнил? — спросил Адэр, не меняя вальяжной позы.

— Прогнил ваш Грасс-дэ-мор… — Модес вытянул шею. — Вы держите книгу вверх тормашками?

— Мне так легче думать. — Адэр бросил книгу на подоконник. — Вы зря назвалиМалику девчонкой.

— Если бы вы слышали, как она со мной разговаривала…

— Эмоции ей не чужды.

— Так научите её сдерживать эмоции!

— Вы ждёте, что я вытащу из брюк ремень?

Надсадно вздохнув, Модес повернулся, явно желая сделать круг по комнате, иуставился на Элайну, вжавшуюся в уголок кушетки:

— Дорогая, что ты делаешь?

Приблизившись, заглянул в коробку, установленную на стуле. Скользнул взглядомпо тряпочкам и драгоценным украшениям, разложенным на кушетке. Посмотрел наруки, обтянутые перчатками:

— Элайна! Это унизительно! Кто тебя заставил заниматься этой мерзостью?

Она виновато улыбнулась:

— Я сама вызвалась.

— Грасс-дэ-мор пагубно на тебя влияет. Мы тотчас уезжаем!

— Как только закончу работу.

Модес густо покраснел, хотел что-то сказать, но в последний миг сдержался ивышел из комнаты. Элайна расплакалась: тихо, жалобно.

— Я верну его, если ты ему признаешься.

— Нет, — промолвила сестра и принялась чистить золотой браслет.

Через час разложила украшения по шкатулкам и бархатным мешочкам, сделалаглубокий реверанс и без единого слова удалилась.

Перебравшись к столу, Адэр снял трубку с телефонного аппарата:

— Гюст, соедини меня с Дадье. — После щелчков и гудков ответил на приветствие Троя и после паузы проговорил: — Герцог Модес Гаяри закупает ракшадские изумруды и платину… В Партикураме, через подставное лицо… Я никуда не тороплюсь и тебя не тороплю. Да, и ещё, Трой. Поддержи Элайну.

***

Гюст быстро переложил коробочки из корзинки на стол и покинул гостиную Эйры. Адэр раздвинул занавеси, открыл окно, стараясь произвести как можно больше шума. Из спальни выглянула темнокожая старуха. Встряхнув многочисленнымикосичками, крикнула вглубь комнаты: «Хазир!», и захлопнула двери.

Сравнение с Иштаром резануло по нервам. Взирая на сад, Адэр сделал глубокий вдох, силясь вернуть спокойствие. Повернулся лицом к столу. Перед тем как принести украшения, он открыл из любопытства несколько футляров. Лучше бы не открывал. Вдобавок ко всем своим недостаткам Иштар обладал незауряднымвкусом и был щедрым на подарки. Намного щедрее Адэра. А если посмотреть правде в глаза, Адэр ничего не дарил Эйре. Его заботил вид, в котором онапоявлялась перед дворянами, и не более. Деньги на покупку драгоценностей, обувии тканей для нарядов получал Макидор. Он надевал ей на шею ожерелье или наруку браслет — не Адэр. Наверное, поэтому она отправилась в Ракшаду как нищенка: подумала, что эти вещи не принадлежат ей.

Эйра вышла из спальни:

— Я заставила вас ждать. — Уставилась на горку футляров и на минуту потеряладар речи. Медленно перевела взгляд на Адэра. — Что это?

— Твои украшения. Я приказал их почистить, но служанки, негодницы, не успели к твоему приезду.

— Почему вы решаете за меня? Кто вам дал такое право?

Адэр изогнул бровь. К подаркам Иштара она относится с трепетом.

— Почему все роются в моих вещах? Я здесь пустое место? Почему у меня ничегонет личного? Ни полки в шкафу, ни ящика в комоде, ни уголка в комнате, куда никтоне сунул бы свой нос.

Адэр подозвал Эйру жестом:

— Глотни свежего воздуха. Морской бриз, конечно, приятнее. Мы могли бы съездить к морю, но через час у меня встреча.

Она подошла к окну. Вдруг, повинуясь непонятному порыву, обняла Адэра за шею иприльнула щекой к его плечу:

— Я испугалась, что меня обокрали. Боялась сказать вам. Думала, вы расстроитесь. У вас дел полно, а тут я со своими побрякушками.

Адэр поднёс к её затылку ладонь, но, не коснувшись волос, спрятал руку за спину:

— Зачем ты меня обманула?

— Когда?

— Когда сказала, что порвала бальное платье.

— Я порвала.

— Ты никогда раньше не лгала мне.

Эйра тяжело вздохнула:

— В истории с платьем замешана придворная дама.

— Почему не сказала правду?

— А вдруг эта дама вам нравится. Я не хотела ставить вас в неловкое положение.

Немного помолчав, Адэр промолвил:

— Служанок подговорила моя сестра.

Руки соскользнули с его шеи. Эйра присела на краешек подоконника и устремилавзгляд на сад, накрытый густой тенью замка:

— Лучше бы это сделал герцог Гаяри. На него хоть злиться можно.

— Элайна совершила глупость. Прости её.

— Я ей благодарна.

— Снова ложь.

— Если бы она видела, как вы несли меня на руках…

— Её хватил бы удар. — Адэр привалился плечом к стене, борясь с желаниемподнять воротник пиджака и сохранить на шее тепло пальцев. — Проверь, ничегоне потерялось?

Эйра подошла к столу. Заглянула в бархатную коробочку:

— Всё на месте.

— Остальное проверить не хочешь?

— Потом посмотрю.

— Что в футляре? — спросил Адэр, сообразив, что там лежат самые ценные для Эйры украшения.

— У меня могут быть тайны?

— Эйра! Я не понимаю, что с тобой происходит. Тайны, ложь. Зачем? Мы должны доверять друг другу, иначе заниматься общим делом бессмысленно.

— Там обручальное колечко моей мамы. — Эйра принялась крутить пуговицу налифе платья. Такой знакомый и родной жест… — Мне неприятно, когда к нему прикасаются, и не хочу, чтобы на него смотрели. Это очень личное. Извините.

— Одно колечко?

— Два.

Эйра щёлкнула крышкой и, приблизившись в Адэру, дала кольцо:

— Я хотела показать сначала Анатану. Даже возила к нему в лечебницу. Но Анатанбыл не в себе.

Адэр повертел кольцо: на ободке и резной накладке алмазная пыль, крупный небесно-синий сапфир. В памяти неприятно заворочались воспоминания. Адэр уселся за стол и включил настольную лампу. Камень приобрёл восхитительновасильковый оттенок с шелковистым отливом. Редчайший сапфир, Адэр такой уже видел. Где? Внезапно пронзила догадка.

— Камень из «Котла».

— Вы тоже так думаете? — произнесла Эйра возбуждённым тоном и опустилась насоседний стул. — Значит, мне не показалось.

— Анатан сказал бы точно… Где взяла?

— Иштар подарил.

— Откуда у него наш сапфир?

— Ему дал король Партикурама.

Адэр оторвал взгляд от кольца:

— Нынешний король? Лекьюр Дисан?

— Да.

— Такие камни мы продавали только на первом аукционе. Тикурские ювелирные конторы не участвовали. Значит, кто-то преподнёс камень Лекьюру, тот продал егоИштару, Иштар подарил тебе, и сапфир вернулся домой. Путешественник.

Эйра провела ладонями по столу, словно стирая пыль:

— Вам не нравятся тайны, да?

— Кому они нравятся?

— А мне не нравится их хранить. Они разъедают изнутри, но я молчу. Я боюсь, чтовы неправильно поймёте.

Адэр отложил кольцо:

— Когда ты начнёшь мне доверять?

— Я постараюсь, — промолвила Эйра и отвела взгляд. — А если тайна касается людей, которые вам дороги? Если это неприятная тайна. Если нет доказательств, аесть уверенность, что было именно так. Как мне поступить?

— Говори.

— Прадед Иштара был в хороших отношениях с Зерваном.

— Это я знаю, — кивнул Адэр. — Зерван даже был в Ракшаде.

— Прадед Иштара… не помню его имя.

— Вроде бы Шейл.

— Точно, Шейл. Как я могла забыть? — удивилась Эйра. — Зерван поделился с ним чем-то сокровенным. Шейл передал эту тайну по цепочке, и она дошла доИштара. Король Партикурама девятнадцать лет платил ему за молчание драгоценными камнями.

Адэр постучал указательным пальцем по столу:

— Ты точно говоришь о нынешнем короле?

— Да. Об отце вашей будущей супруги.

Адэр откинулся на спинку стула и обхватил подбородок ладонью.

— Я вас расстроила? — спросила Эйра.

— Иштар это подтвердит?

— Нет.

— В Партикураме не так много месторождений, чтобы девятнадцать лет платить шантажисту, — промолвил Адэр и мысленно добавил: «И слишком много в историиПорубежья тёмных пятен».

Кто-то хитроумный присваивал часть добычи со всех приисков, прикрываясь «Ювелибанком». Приисковые оценщики признавали камни браком и через банковские отделения отправляли в Тезар. «Ювелибанк» перечислил в казну Адэрапримерную стоимость камней, но куда они делись, Трою Дадье так и не удалось выяснить.

Такая же тёмная история с лагерем смертников. В каменном котле добывалиизумительные сапфиры и отдавали сборщикам. Откуда эти сборщики и кто их присылал — до сих пор неизвестно. Расследование Троя Дадье зашло в тупик.

Неужели в махинациях с камнями замешан король Партикурама?

Адэр посмотрел на Эйру:

— Думаешь то же, что и я?

— Лекьюр обворовывал вашего отца. Я в этом уверена.

— Это не докажешь, и никто доказывать не будет.

— Почему? — удивилась Эйра.

— Потому что он король. Королей не судят.

— Значит, есть что-то страшнее суда. Лекьюр боится, что Иштар заговорит. НоИштар не будет говорить, он человек слова. — Эйра виновато улыбнулась. — Мне очень жаль.

— Что тебе жаль?

— Эта история может отразиться на ваших отношениях с Луанной.

— Переживу. — Адэр бросил взгляд на настенные часы. — Что лучше строить: церкви или тюрьмы?

— Ещё варианты есть? — произнесла Эйра, явно не понимая, к чему он клонит.

— Только два.

— Церкви.

— Отлично. Через пятнадцать минут жду тебя в кабинете, — сказал Адэр и, похлопав ладонью по столу, поднялся.

***

Гюст попросил Малику немного подождать и указал на кожаный диван, предназначенный для важных посетителей. Умостившись в уголке, она посмотрелана человека средних лет, сидевшего на стуле сбоку входной двери.

Мужчина явно побывал на распродаже уценённых товаров. Ботинки новые, номодель устарела. И жаркой весной ходят в лёгкой обуви, а не в ботинках, рассчитанных на снег и слякоть. Дешёвый костюм, тоже новенький, умолчал о роде занятий незнакомца: такие костюмы носят мелкие чиновники, разъездные продавцы и рядовые горожане. Рубашка застёгнута под горло. Галстука нет — значит, мужчина не чиновник.

Человек постоянно щупал клапаны на карманах пиджака, оттягивал от шеиворотничок, приглаживал на висках короткие с лёгкой проседью волосы. Волнуется перед встречей с правителем?

Малика встретилась с ним взглядом и, желая подбодрить, улыбнулась. Мужчинаизменился в лице, в глазах застыла мольба: не смотри на меня. Теперь понятно: оннаслышан о морунах.

Малика отвернулась к окну. От вида сумеречного неба отвлёк жужжащий звук телефона. Гюст поднял трубку и вскочил из-за стола. Вышколенный придворный: даже по телефону разговаривает с правителем стоя.

Через пять секунд Малика вошла в кабинет. Лёгким взмахом руки поздоровалась с Парнем, лежащим в ногах Адэра. Главное, чтобы Адэр не забыл о звере, поднимаясь с кресла. Парень не пострадает, а вот правителя придётся ловить.

— Помнишь Сиблу? — спросил Адэр и указал Малике за спину.

Она оглянулась. С этими стульями сбоку двери надо что-то делать, особенно, когдадверь открывается внутрь комнаты. Так недолго оказаться в неприятной ситуации.

Скрипнув сиденьем, бывший сектант встал и кивнул Малике, с трудом сдерживая улыбку. Одет как селянин, однако безупречная осанка выдавала школу ПраведногоБратства.

— Здравствуй, Сибла, — сказала Малика и повернулась к Адэру. — Он был старшим надзирателем в подземном монастыре.

— Почему пленников чаще всего держат под землёй?

— Там чувствуешь себя, как в могиле. Это угнетает и лишает надежды на спасение.

— Ладно, забудь, — промолвил Адэр и жестом предложил Малике сесть.

Она заняла место ответчика. Лицом к лицу, глаза в глаза, между собеседникамиграница — стол: с одной стороны обвинитель, с другой стороны тот, кто несётответственность за свои поступки. Малика ощутила в груди неприятный холодок, хотя никакой вины за собой не чувствовала.

— Расскажи о Сибле, — произнёс Адэр.

Малика потёрла колени ладонями. Тяжело говорить о человеке, который стоит заспиной. Неизвестно, зачем он пришёл, и непонятно, как отреагирует на её слова. И стоит ли рассказывать, как Сибла повёл её — босую — в туалет, а потом принёс ей ботинки. Как выковыривал из мешка соль, делал раствор и промывал ей раны наруках. Как хотел вернуть её в подземный монастырь лишь потому, что не поверил её исповеди и намеревался спасти от разъярённой толпы, собравшейся судить ведьму. Это личное, очень личное.

Малика посмотрела через плечо:

— Спасибо, Сибла, за плащ. Без него я бы шла через площадь нагишом. Правитель сказал, что белый цвет мне к лицу.

Сибла скупо улыбнулся и вновь принял серьёзный вид.

— Он твой поклонник, — промолвил Адэр.

Малика подобралась:

— Неужели?

Наверное, зря она не рассказала, как Сибла притащил к ней в келью мешок с солью и пытался заставить её таскать куль по коридорам.

— Он пришёл прошлой осенью и заявил, что хочет идти по твоим стопам.

— По моим стопам не надо, — произнесла Малика и, почувствовав взгляд назатылке, обернулась. — Чего ты хочешь, Сибла? Быть моим стражем и получать нагоняи от правителя? Или ты хочешь, как я, биться лбом в стену? Осядь, женись, нарожай детей и живи спокойно.

— Он собрал четыре сотни Братьев, — проговорил Адэр.

— О, Боже… Зачем?

— Ты бы ему доверила важное дело?

— Я его совсем не знаю.

— Доверила бы или нет?

— Не знаю.

— Ты моруна! — произнёс Адэр, повысив тон. — Ты должна знать!

— Можно ли доверять человеку, чей мир я разрушила?

— Ты не разрушила, — сказал Сибла и повторил чуть тише: — Ты не разрушила. Прошёл год, как разогнали Братство. Моя вера в Бога стала чище и ещё сильнее. Моё желание помогать людям распирает меня изнутри. Я готов надеть рубище, взять в руки посох, я готов голодать и спать на земле, лишь бы мне разрешилислужить народу и Богу. И таких, как я, четыре сотни. Направь нас, подскажи, чтонадо сделать, чтобы этот мир изменился.

Малика посмотрела на Парня и столкнулась с осмысленным взглядом: любопытным и озорным.

— Да, — проговорила она. — Я ему доверяю. Только водить за собой хвостиком не буду. И проповеди читать не буду. И в собраниях участвовать не буду. И вообще, я далека от веры ирвин. Я не священник.

Адэр снял с телефона трубку и приказал Гюсту впустить в кабинет посетителя. Человек в дешёвом костюме перешагнул порог и, опередив секретаря, закрыл двери.

— Мой тайный советник Малика, Сибла, а это святой отец Людвин, — произнёс Адэр, указывая рукой на каждого.

— Духовный отец, — поправил Людвин и поклонился.

— Неважно, — бросил Адэр. — Недавно я сказал, что вы для меня бесполезны. Я поторопился с выводами.

Лицо Людвина просветлело.

— Я очень рад.

— Берите стулья и присаживайтесь к столу.

Пока мужчины усаживались, Малика смотрела на Парня. Ей не нравилось, чтоздесь происходит. Адэр никогда не ограничивал её свободу и не обременял поручениями. Не заставлял с кем-то дружить и кому-то помогать. Малика уже написала список дел на полгода вперёд. Зачем она здесь?

— Сибла, — промолвил Адэр. — Поведай о своих злоключениях в Рашоре.

Малика вскинула голову. Она не ослышалась? Разговор пойдёт о пристанище Хлыста?

Сибла говорил от силы минут десять. О многом Малике рассказывал Крикс. Теперь добавились новые детали, окрашенные эмоциями бывшего сектанта. Адэр не слушал Сиблу и заметно нервничал. Смотрел в окно, машинально постукивая пальцами по подлокотникам кресла. Покачивал головой и хмурился, словно сам с собой спорил.

Когда Сибла умолк, Адэр вынырнул из размышлений и проговорил:

— Я приказываю вам создать секту. Братство Света или община Белых Волков. Выбирайте любое название. Людвин — духовный наставник. Ты, Сибла, вожак стаи. Регистрацией секты займётся советник по вопросам религий. Продумайте устав ипрограмму, кодекс чести и прочую ерунду. Через месяц вы должны быть в Рашоре. Купите пару домов для жилья и самый лучший особняк под молельню.

— Правильно, — промолвил Сибла. — Этим людям надо помочь.

— Слушай внимательно, — проговорил Адэр, сложив на столе руки и навалившись на них грудью. — Помощь нужна хорошим людям. А тем, кто убивает хороших людей, нужна виселица. Вы должны втереться к горожанам в доверие. Станьте имдрузьями, братьями. Станьте с ними одним целым Сделайте так, чтобы они бежалик вам со своими грехами, рассказывали всё, как на духу. Чтобы просилиблагословения перед убийствами и кражами. И вы будете благословлять их. Я хочу знать, кто заправляет городом. Где он прячется. Какие замышляет преступления. Мне надо знать, кто к нему приходит или приезжает.

— Вы хотите, что бы мы стали доносчиками? — опешил Сибла.

— Если тебе скажут, что завтра вырежут чью-то семью, что ты будешь делать? Если скажут, что выкрадут ребёнка и повесят на фонаре, что ты будешь делать? Если скажут, что сегодня изнасилуют маленькую девочку, а потом выпотрошат ей кишки, что ты будешь делать? Молиться Богу? — Адэр грохнул кулаком по столу. — Как ты будешь спать?

Малика вжалась в спинку стула. Она никогда не видела Адэра таким злым. Даже избивая начальника прииска, он выглядел добрее.

— Каждый час погибают невинные люди. Я хочу это остановить. — Глядя на Сиблу, Адэр указал пальцем на Малику. — Я хочу, чтобы эта женщина ходила по своей земле без охраны. И если ты не со мной, пошёл вон.

Сибла встал со стула:

— Я с вами. Мне надо подумать, как объяснить Братьям. Придётся некоторых отсеять. Это очень серьёзное и ответственное задание. Я должен доверять им как себе.

Адэр перевёл взгляд на духовного отца.

— Какую религию брать за основу? — спросил тот.

— Ирвин. Это ваша вера. Единственное, не заставляйте прихожан писать исповеди. Преступников это отпугнёт. Справитесь?

— Справлюсь, Ваше Величество.

— Секретарь проводит вас к руководителю операции. Он более подробно обрисуеткартину. Малика, останься.

Когда за мужчинами закрылись двери, Малика поинтересовалась:

— Кто руководитель?

— Крикс Силар. Довольна?

— Ещё как. Теперь у него будет четыре сотни помощников.

— Крикс половину отметёт. — Адэр постучал пальцами по столу. — Через три дня я вернусь из Тезара, и мы с тобой сразу уезжаем. Не теряй время, иди к Макидору.

— Куда поедем?

— Покатаемся по стране. Будем сносить ограды, сеять семена и закладывать фундаменты. Тебе понравится.

Малика не заметила, как добралась до своих покоев. Не раздеваясь, легла на кровать. Тезар… Адэр пробудет там три дня. Как их пережить?

Часть 07

***

Прохожие не обращали внимания на серебристый автомобиль: никаких отличительных знаков, тезарские номера, шикарные машины и эскорт охраны — в столице не редкость. Парень, к огромной радости Адэра, остался в замке. С ним Эйра в большей безопасности, чем с армией стражей.

Адэр смотрел в затемнённое окно и мысленно повторял: «Я дома». По этой улице, бегущей к дворцовой площади, он ездил сотни раз. Вот самый дорогой ресторан в мире. А это самый большой магазин игрушек. А этот деловой центр каждые пять лет меняет цвет и хозяина.

Сейчас покажется особняк, облицованный серебристо-белым мрамором. Когда-то на его стенах красовались барельефы, и горожане считали этот дом настоящим произведением искусства. Здесь прохаживались толпы зевак и туристов, разглядывая скульптурный ансамбль и вывеску из золота: «Посольство Ракшады». Будучи маленьким мальчиком, Адэр просил водителя ехать медленнее, чтобы рассмотреть изваяния коней и тигров. Двадцать два года назад дипломатический корпус вернулся в Ракшаду, здание запаковали в мрамор, и сказочный замок превратился в рядовой районный Совет.

А вот и особняк…

— Сбавить скорость? — спросил Файк. В его голосе послышалась улыбка.

Адэр не удивился тому, что водитель окунулся в прошлое. Редкие поездки в Тезар действительно переносили сознание в минувшие времена. Удивило другое: Файк вспомнил любопытного, милого мальчика, прильнувшего носом к окну. Как он — после стольких лет разгульной жизни своего господина — умудрился сохранить в памяти его детский образ?

Адэр слишком быстро шагнул во взрослую жизнь. Наивность растворилась в первом бокале вина, вера в чудеса исчезла после первой ночи с женщиной. В мгновение ока всё стало доступным, изведанным, монотонным.

Элайна вышла замуж и доверительная ниточка, связывающая брата и сестру, оборвалась. Моган забыл сына на фамильном кладбище, возле могилы матери. И тогда Адэр осознал в полной мере, что единственный человек, которому он был нужен, умер.

Полжизни Адэр упорно стирал из памяти окружающих образ доверчивого ребёнка с широко открытыми синими глазами. Оказывается, стёр не до конца…

— Каким я был в детстве?

— Вы мне казались одиноким, — ответил Файк. — Вы всегда ездили одни. Ваш отец хотел, что бы вас считали взрослым и самостоятельным. Помните свою первую машину?

— Смутно.

— Широкое сиденье с высокой спинкой. На коже выдавлены короны.

— Светло-серая кожа, — промолвил Адэр и удивился; ему удалось на крошечный миг вернуться в очень далёкое прошлое. Даже вспомнился запах в салоне: апельсиновый, с горчинкой.

— Верно, — подтвердил Файк. — Большой светло-серый кожаный диван, а вы такой маленький. Зеркало заднего вида всегда было наклонено вниз до предела, чтобы я мог вас видеть. Вы сидели в окружении корон. Корон много, а вы один.

Адэр указал на фонтан перед входом в дворцовый парк:

— Помнишь, как мне стало плохо, и тебе пришлось остановиться.

— Нет, Ваше Величество, не помню.

— Поздняя осень, голые деревья, фонари в тумане, — говорил Адэр, рассматривая людей, шагающих вдоль кованой ограды. — А фонтан почему-то работал. Я нырнул в ледяную воду и задохнулся от холода.

— Охранители не ожидали, что вы поскользнётесь. Вы умывались, и вдруг вас нет.

— Я был пьян.

Файк покачал головой:

— Такого не помню.

Адэр направил взгляд в лобовое стекло. Если продолжить движение по этой улице, через десять минут покажется дворец. Однако Файк понимал, почему на капоте нет правительственного флажка: Адэр не хотел афишировать свой приезд. Автомобиль свернул на перекрёстке, объехал дворцовый парк и покатил по аллее. Раскидистые кроны деревьев, смыкаясь над дорогой, образовывали тоннель. Справа светило закатное солнце, и стройные стволы, отбрасывая тени, делили асфальт на чёрные и золотистые полосы.

Головной автомобиль охраны вырвался вперёд: кортежу предстояло миновать пропускные заставы. Машина Адэра без задержек проехала под одним поднятым шлагбаумом, под вторым, и затормозила под сенью цветущих каштанов. Дальше только пешком.

Адэр выбрался из салона. В сопровождении охранителей пошагал по берегу озера, взирая на северное крыло дворца. Эта часть парка предназначалась для прогулок членов королевской семьи и родственников. Однако в любое время суток здесь можно было пройти и никого не встретить.

Двоюродная сестра Великого умерла старой девой. Поговаривали, что она подарила сердце то ли военному, то ли стражу. Одним словом, прохвосту. И предупредила своего отца, что покончит с собой, если её отдадут другому. А прохвост так и не осмелился просить её руки.

Младший брат Великого — дядя Адэра — был парализован и жил в герцогстве на юге Тезара. Его два сына-бастарда не имели допуска во дворец. Две дочери появлялись перед ликом Могана крайне редко, а всё потому, что их законный братишка несколько лет провёл в Лэтэе — в стране с распущенными нравами — и умер от венерической болезни.

Дядюпарализовало прямо на похоронах своего единственного наследника. Может, он надеялся усадить его на трон вместо Адэра?

Зато Адэр в кратчайшие сроки узнал абсолютно всё о беспорядочных половых связях, средствах защиты и профилактики. Его и раньше готовили к взрослой жизни, но не с таким напором. Теперь же ему без устали читали лекции, подсовывали медицинские справочники с иллюстрациями, даже предлагалисъездить в диспансер и через окошко посмотреть на больных. Слава Богу, Адэр в свои пятнадцать уже знал, как на самом деле выглядит влагалище, а то остался бы девственником до старости.

Другим родственникам — дальним и близким — было не до прогулок по парку. Ониденно и нощно доказывали Великому своё право носить титулы. Если бы Модес, муж Элайны, оказался более дальновидным и менее самовлюблённым, то понял бы, что быть зятем короля Тезара — это тяжкое и опасное бремя, а не особая привилегия.

Наконец Адэр приблизился к дворцу. Раздвинув ветви густых кустарников, охранители освободили путь к потайной двери. Адэр не избегал встреч с придворными, просто не хотел тратить время на приветствия и отвечать на все вопросы избитой фразой: «Я тороплюсь».

Оставив охранителей снаружи, поднялся на третий этаж, в свои покои. А через час секретарь старшего советника уже открывал перед ним двери кабинета.

Трой Дадье встал из-за стола:

— Ваше Величество! Вот так сюрприз!

Адэр еле сдержал улыбку. Как только он пересёк границу Тезара, Трою поступил звонок. Советник до сих пор видел в наследнике престола либо туповатогоразгильдяя, либо доверчивого мальчика с широко открытыми глазами.

Адэр уселся на диван, закинул ногу на ногу:

— Ваше Величество — это мой отец. Я — правитель. Точнее, временный правитель.

— Вас это задевает? — спросил Трой, бедром двигая кресло к дивану.

— Нет. Я привык. Но самое интересное, что временное порой длится намногодольше, чем постоянное.

— У вас сегодня философское настроение, — улыбнулся Трой, опустившись в кресло. — Что прикажете принести: чай, кофе, напитки?

— Мой брачный контракт.

Трой вмиг превратился в актёра, забывшего текст пьесы.

— Я напугал вас своей просьбой? — спросил Адэр.

— Нет.

— Вас выдаёт напряжённая челюсть.

Трой машинально провёл ладонью по подбородку.

— Вы ведь подготовили мой брачный контракт с Луанной? Я хочу его прочесть, — произнёс Адэр и добавил: — Имею полное право.

— Ваше… — начал Трой и на секунду умолк. — Можно, как прежде, просто Адэр? Если вы помните, между нами когда-то были тёплые дружеские отношения. Я очень скучаю по тому времени.

— Вы были хорошим другом. Подарили мне трёхколёсный велосипед, а наследующий день забрали, потому что я катался по залу Совета. Или говорите оболее поздней дружбе, когда убедили моего отца подарить мне Порубежье? Или осамой последней дружбе, когда вы с моим отцом надумали подарить мне тронПартикурама? Неужели вы так и не поняли, что я буду ездить там, где мне нравится, и так, как хочу я? Вы дадите мне контракт? Или вам напомнить, кто перед вами?

— У меня четыре черновика. Всё зависит от того, кем вы будете на моментбракосочетания с Луанной: престолонаследником Тезара или королём. И кем онабудет: принцессой Партикурама или королевой.

— Грасс-дэ-мор никак не учитывается?

Трой улыбнулся, однако вокруг глаз не появилось ни единой морщинки.

— Неужели вы не видите, что происходит? Скоро Иштар захватит вашу страну иусадит на трон… Не догадываетесь, кого? — Трой затряс пальцем. — Вот и у вас напряглись скулы. Но это не страх, а злость. А злиться надо нам. Ваше бездумное правление ведёт к войне. Прольётся кровь.

— Контракт.

— Хорошо, — кивнул Трой и поднялся. — Какой вариант вас интересует? Или дать все четыре?

— Любой. На ваш выбор.

Трой направился к сейфу: движения плавные, походка мягкая. Он хорошодержится. Очень хорошо. Адэр нахмурился: неужели интуиция подвела?

— Кстати, Трой. Вы забыли о добрачном договоре. Я женюсь только на королеве. Так что два черновика можете выбросить.

— Я помню. Они на тот случай, если вы не захотите ждать коронации Луанны. Деломолодое. — Порывшись в сейфе, Трой вернулся в кресло и протянул сшитые листы. — Брак короля и королевы. Подойдёт?

Адэр взял стопку, быстро нашёл нужную страницу с заголовком «Наследование трона Партикурама». Заскользил глазами по строчкам и не сдержал улыбку:

— Трон наследует мой старший сын от совместного брака... В случае его кончины… следующий сын по старшинству. Так-так-так… Если Бог не наградит меня сыновьями, преемником трона станет мой кровный родственник. Очень интересно… Он, конечно же, женится на тикурке… Если у них не будет сына… тронвновь переходит к его кровному родственнику. Таким образом, Партикурам отныне и навеки будет принадлежать династии Карро. — Вскинув голову, Адэр посмотрел на Троя. — Бьюсь об заклад, этот текст во всех черновиках дублируется.

— Я знал, что вам понравится. Мы готовили сюрприз. Жаль, что вы увиделиконтракт раньше срока. Хочу сказать, что я уже отдал распоряжение провестипроверку связей герцога Гаяри. Быстрых результатов не ждите. Я не люблю кидаться голословными обвинениями и всегда действую наверняка.

Бросив контракт на диван, Адэр поднялся и неторопливо прошёлся по кабинету, разглядывая сувенирные флажки стран «Мира без насилия», установленные надлинном столе. Задержался перед портретом Великого:

— «Ювелибанк» двадцать лет обворовывал Порубежье и казну Тезара. А вы не смогли выяснить, кто организатор.

— Очень запутанная история. Модес точно не имеет к ней отношения, он не настолько умён…

— Кто-то создал лагеря смертников, — перебил Адэр, — обворовывал Порубежье иказну Тезара. И вы снова ничего не выяснили. Вы — гениальный интриган идознаватель, руководитель самой крупной шпионской сети — и не нашли какого-товоришку?

— Насколько я помню, лагерь был один, — заметил Трой ледяным тоном. — Онназывался «Котёл», там добывали редчайшие сапфиры.

Адэр повернулся к советнику:

— Таких лагерей было много. Было. Сейчас их нет. Потому что вы размоталиклубок и вышли на окружение короля Партикурама. Кто встречался с Лекьюром? Вы или мой отец?

Трой вновь превратился в актёра, забывшего роль.

— Это неважно. Вы с Моганом одно целое. — Адэр пересёк кабинет и, опустившись на диван, закинул ногу на ногу. — Вам удалось убедить Лекьюра, что грандиозный скандал приведёт к перевороту и смене правящей династии. Потом пообещали не доводить расследование до конца и не разглашать тайну следствия. Затем Великий якобы подружился с королём Залтаны, вы расшевелили Толана, подослали ко мне Луанну. Мы объявили о помолвке, и Партикурам с выходом к Тайному морю почтиваш. Отличная работа, Трой. Лекьюр почти наказан, я почти женат.

— Этот брак даст вам ещё большую власть. Придёт время, вы поймёте и скажете спасибо. Давайте лучше обсудим ситуацию с Ракшадой.

Адэр рассмеялся:

— Давайте. Король Партикурама пошёл с вами на сделку не потому, что побоялся разоблачения. Королей не судят. Это, во-первых. А во-вторых, у вас самого рыльце в пушку.

Трой передёрнул узкими плечами:

— Забавно слушать, что обо мне думают.

— В правде мало забавного. — Адэр придвинулся на край дивана и проговорил заговорщицким тоном. — Лекьюр испугался, что вы потянете за ниточку и узнаете отом, что он девятнадцать лет платил Иштару за молчание украденными у нас драгоценными камнями. Представляете масштаб его наглости и неуважения? Лекьюр воровал у Великого, чтобы платить его злейшему врагу.

Лицо Троя стало похоже на деревянную маску.

— Кто вам сказал?

— Неважно, — ответил Адэр. — Вы не любите бросаться голословнымиобвинениями, а потому узнаете, что скрывает король Партикурама. Может, получится сделать его страну автономной провинцией Тезара? Я женюсь на Леессе и преподнесу вам на блюдечке банки Залтаны. Как вам такая идея?

— Идея хорошая, — согласился Трой. — Если шантаж — не плод вашей фантазии.

— У меня есть доказательства, но я не хочу подставлять осведомителя.

— У вас есть осведомитель? Верится с трудом.

— Посудите сами. Иштар был обычным воином. После смерти отца ему не досталось ни шиира. Всё досталось Шедару. За какие средства Иштар строил корабли и содержал собственную армию?

Трой усмехнулся:

— Обворовывал Порубежье и казну Тезара.

— У него был один лагерь. «Провал». Пятнадцать калек, и раз в месяц десяток алмазов. Один лагерь — это точно. И «Провал» был нужен ему, чтобы объяснять Шедару, откуда он берёт деньги. Он смотрел на работу пленников сквозь пальцы. А вы знаете лучше меня, что Иштар хитрый, расчётливый и властный. Даю подсказку: разматывайте клубок с сапфирами из «Котла». — Адэр поднялся и одёрнул пиджак. — На этом всё.

Трой встал:

— Зайдёте к отцу?

— Нет. Поеду в замок Грёз. Отдохну денёк. Оттуда сразу в Грасс-дэ-мор.

Выходя из кабинета, Адэр оглянулся. Упираясь руками в спинку кресла, Трой смотрел в одну точку. Он уже продумывал ходы.

***

День, отведённый на пребывание в замке Грёз, незаметно растянулся на три дня. Сначала, при появлении гостей, Адэр поглядывал на часы, потом вдруг перестал видеть стрелки, а затем вообще забыл о часах. Прошлая жизнь подхватила изакружила, выметая из головы тяжёлые думы и заботы. В итоге Адэр вернулся в Грасс-дэ-мор позже запланированного срока.

Перед парадной лестницей замка уже стояли автомобили, напоминая о том, чтовремя поджимает. Два советника и двое придворных, охрана и прислуга былиготовы отправиться в путь и ждали только правителя.

Адэру удалось передремать в дороге. Прохладный душ смыл остатки сонливости истёр из памяти навязчивые ароматы женских духов, однако разум с трудомвозвращался в действительность.

Макидор вынес из гардеробной кипу чехлов с костюмами. Передал их слугам ипоклонился Адэру, показавшемуся на пороге ванной:

— Ваше Величество, вам помочь одеться?

Окинув спальню взглядом, Адэр подошёл к платяной стойке. Парень не встретил его и не прибежал поздороваться. Задело…

— Помоги Малике правильно сложить наряды. График плотный, на утюжку не будетвремени.

— Нарядов нет, — промолвил Макидор.

— В смысле, нет? — спросил Адэр, не до конца понимая смысл фразы.

— Малика выбрала ткани. Потом передала через служанку, что ничего не надошить.

— Где Гюст?

— У Малики.

— Что он там делает? — удивился Адэр, снимая с бельевых плечиков дорожный костюм.

— Наверное, уговаривает её поехать с вами.

— Уговаривает? Мой секретарь кого-то уговаривает?

— Ваше Величество, сейчас будут складывать ваши вещи в машину. Я долженпроследить. Разрешите удалиться.

Адэр приказал караульному привести Малику. Вместо Малики пришёл Гюст. Прикрыв двери, проговорил тихо:

— Мне кажется, у неё женские дни. В такие дни женщины просто несносны.

Через пять минут Адэр ступил в гостиную Эйры и в замешательстве замер. Парень стоял на подоконнике, заслоняя собой половину окна. Медленно повернул морду к хозяину; в красных глазах досада. На миг показалось, что зверь надумал покончить с собой, но никак не решался прыгнуть с третьего этажа.

Не успел Адэр сделать шаг, как сзади раздался хриплый голос:

— Эльямин, здесь хазир!

Адэр оглянулся. Сбоку двери на коленях стояла старуха.

— Я не хазир.

— А кто?

— Правитель.

— Правителю нельзя к Эльямин. Она в постели.

— А хазиру можно?

— Хазиру всё можно, — проговорила старуха и крикнула: — Эльямин, здесь правитель.

Из спальни вышла Эйра, облачённая в старое серое платье. Сделав глубокий реверанс, уставилась в пол.

Заложив руки за спину, Адэр перехватил одной ладонью другую, пытаясь направить злость в напряжённые пальцы:

— Подойди.

Приблизившись, Эйра кивком приказала старухе удалиться и устремила взор наПарня, а тот продолжал таращиться на Адэра, будто это был не хозяин, анезнакомец.

— Смотреть на меня!

Эйра повернулась к Адэру лицом. Он увидел глаза — чёрные, глубокие — и не удержался, полетел в эти глаза, как в пропасть, наполненную лютой ненавистью. Если бы перед ним стояла не Эйра, а, к примеру, жена, он решил бы, что ей донесли о кутеже в замке Грёз: сказали о количестве выпитых бутылок иперечислили имена любовниц.

— Откуда столько ненависти?

— Ненависти? — вяло улыбнулась Эйра. — Мне приснился плохой сон, и я никак не могу его забыть.

Плохой сон… Адэру были знакомы ощущения, испытанные после ночного кошмара. Он видел будто наяву смятые простыни, обнажённые тела, звёзды на тёмно-сиреневом небе. Слышал стоны и шёпот. Хазиру всё можно…

— Где платья, которые тебе пошил Макидор?

— Их нет.

— Почему?

— Мне было не до платьев. Я спала.

— Пять дней?

— Четыре, — ответила Эйра и вновь потупила взгляд.

— Смотри на меня, — произнёс Адэр, ожидая, что ненависть в её глазах сменится чувством вины. — Я приказал тебе подготовиться к дороге.

— Я спала. Неужели непонятно?

— Мне непонятно, почему ты игнорируешь приказы правителя. Ты кто?

Эйра пожала плечами:

— Никто.

— Так веди себя, как никто. Собирай свои тряпки и живо в машину.

— У меня другие планы.

— Какие?

Эйра вздёрнула подбородок:

— Сначала вы рылись в моих вещах. Теперь суётесь в мою личную жизнь?

— В этом замке ни у кого нет личной жизни. Личная жизнь начинается с приказа об увольнении.

— Увольте Муна. Меня держит только он. Сейчас увольте. Вам дать листок и ручку?

Адэр сделал шаг вперёд:

— Эйра...

Она побледнела:

— Не подходите. — Попятилась к окну. — Я буду кричать. Не подходите.

Парень спрыгнул с подоконника и, поджав хвост, как побитая собака, наполусогнутых лапах приблизился к Эйре. Он провинился и просит прощения? Или... Адэр удивился нелепой мысли: Парень просит прощения за него, за своего хозяина. Во рту появилась горечь, словно вместо чая кто-то подсунул ему настойку полыни, и он залпом выпил.

Адэр открыл двери. Помедлив, обернулся:

— Я забираю свои слова обратно. Все слова. Я только что пришёл. Здравствуй.

Эйра обняла Парня за шею и, прильнув подбородком к его лбу, улыбнулась.

— Эта поездка очень важна для меня. Важна для нашей страны. Я хочу, чтобы ты испытала те же чувства, какие испытаю я. Я… я готовился и… — Адэр с трудомсделал вдох. — Почему так тяжело?

— Покидать дом всегда тяжело. Там всё родное, а здесь чужое. Там весело, а здесь тоскливо. Там вас любят, а здесь просто ждут.

— Собирайся, Эйра, — проговорил Адэр, наблюдая, как тонкие пальцы перебираюткороткую шерсть. — Мы едем к детям. Им даже будет интересно посмотреть, как одеваются ракшадки. Только не бери эту старуху.

***

Советники целый год работали над государственной программой «Народный университет». Главной целью программы являлось оказание помощи одарённымдетям из малоимущих семей в получении высшего образования. Умные, способные дети скитались по стране в поисках заработка, а отпрыски состоятельных людей, получив дипломы, не желали работать инженерами, строителями, агрономами илиучителями.

Обучение в университете Грасс-дэ-мора стоило немалых денег: благодаря усилиямсоветников состав преподавателей пополнился доцентами и профессорами, приглашёнными из других стран. Если добавить стоимость проживания и питания студента, выходила сумма, при виде которой бедняки хватались за сердце.

Государственный банк решил на свой страх и риск выдавать кредиты на учёбу. Финансовое ведомство заверило, что в случае высокой успеваемости студентов погашение кредитов будет осуществляться не из карманов бедняков, а из казны. Религиозные объединения пообещали кормить студентов бесплатными обедами. Городской совет Ларжетая обязался предоставить им жильё при условии, что онибудут участвовать в общественных работах. Ну а университет приготовился работать в две смены.

Перед окончанием учебного года программу утвердили. Директорам школ надлежало донести информацию до учащихся и составить предварительные списки желающих попытать счастья на вступительных экзаменах.

Вопреки ожиданиям из ста тысяч выпускников откликнулись единицы. Беднякибоялись отпускать детей в столицу, считая, что огромный город таит в себе множество соблазнов, перед которыми трудно устоять. Опасались связываться с банками, не верили, что их чада смогут хорошо учиться, и им придётся всю жизнь выплачивать кредит. Поползли слухи, что правитель надумал превратить селян в крепостных или даже в рабов.

В стране полным ходом шли выпускные экзамены, а в зале Совета продумывались выходы из затруднительного положения. Адэр не хотел ждать ещё год. Да и что онмог предложить через год сверх того, что уже предложил? Вероятнее всего, директора школ исказили информацию, не потрудились подобрать словаубеждения, а значит, выпускникам надобно услышать о программе из первых уст.

Совет принял решение направить на церемонию вручения аттестатов зрелостипреподавателей университета, придворных, работников ведомства образования исоветников. Чтобы охватить все школы, где учились дети малоимущих семей, пришлось составить график проведения выпускных собраний с указанием даты ивремени.

Адэр пожелал посетить двадцать три школы, расположенные в экологическинебезопасных районах. Его выбор удивил советников. После тихих бесед в кабинетах и приёмных удивление переросло в подозрение: на следующемзаседании Совета правитель поднимет вопрос о вредном производстве.

Актовый зал школы не мог вместить всех селян. Прежде на выпускных собраниях присутствовали только выпускники с родителями. В этом году церемония вручения аттестатов прошла бы так же тихо и незаметно, если бы староста не растрезвонил по посёлку, что на мероприятие пожалуют высокопоставленные чиновники.

Самым «высоким» человеком, кого доныне видели селяне, был владелец кирпичного завода. Он жил в столице и на производство наведывался пару раз в месяц, чтобы погрозить кулаком и покричать. Перед его очами рабочие бледнели итрепетали, а за спиной называли благодетелем. Даже в молитвенном доме, ставя свечки за здравие, так и говорили: «За благодетеля».

Желание посмотреть на более высоких людей вынудило селян отложить дела ипоспешить в местную школу.

В зале, освобождённом от мебели, было шумно, душно, тесно. Выпускники, столпившись перед сценой, краснели и потели. Родители возмущались, когдаротозеи лезли вперёд. Детишки, сидя на плечах отцов, ковырялись в носу и глазелина люстры.

Преподаватели, скучившись на краю сцены, с тревогой наблюдали за директором, атот, стоя за трибуной, раскладывал на стопки аттестаты зрелости. Резкие, нервные жесты не вязались с закалённым характером, коим славился руководитель учебного заведения. Его сжатые губы свидетельствовали о едва сдерживаемомжелании открыть рот и рявкнуть на толпу.

Директору не нравилось, что селяне не потрудились одеться приличнее, будтопришли в свой обожаемый цех. Затоптали пол, обсмеяли зал, украшенный бумажными цветами и серпантином. Но больше всего директора злили закрытые окна.

Обычно промышленные предприятия возводили в нескольких милях от населённых пунктов или на окраине. С этим посёлком всё было иначе. Сначала на пустыре построили бараки для рабочих и кирпичный завод. Затем вокруг цехов появились дома. С каждым годом селение разрасталось вширь и вдаль, а дымящие трубы продолжали оставаться в центре.

Жители в шутку называли посёлок местечком радости: здесь всегда кто-торадовался, когда ветер менял направление. Сегодня ветер гнал запах обожжённых кирпичей прямо на школу, чем несказанно огорчал директора и учителей. Заторадовал селян, чьи жилища располагались с обратной стороны заводских труб: можно посушить бельё на улице, а не в чулане или на горище, можно в доме устроить сквозняк, не боясь, что пожелтеют занавески, или посидеть на крылечке ипросто подышать.

В актовом зале пришлось закрыть окна и распылить освежители. Не помогло. Чад заводских печей проникал в распахнутые двери, от селян несло потом, коровьимнавозом и опять же кирпичами. Ароматы дешёвых парфюмов, которыми от душиопрыскались виновники торжества, выедали глаза. В такой обстановке чинушидолго не продержатся. А им ещё предстояло посмотреть спектакль, подготовленный учениками младших классов.

По приказу директора толпа перекочевала на школьный двор, трибуну и стулья для важных гостей перетащили на крыльцо.

Директор топтался на верхней ступени и смотрел на дорогу, бегущую к перекрёстку. Взгляд то и дело сползал на стариков, занявших места на скамеечках. На детишек, гоняющих мяч. На собак, взирающих поверх низеньких калиток. Перед тем, как осчастливить своим визитом школу, чиновники планировали остановиться в заезжем доме: привести себя в порядок и перекусить. Там их ждали старостапосёлка и члены местного совета. Хозяин заезжего дома обещал прислать мальчонку с сообщением о прибытии визитёров, но, похоже, закрутился и забыл. Или чинуши, как всегда, задерживаются.

Вытянув шею, директор подтянул галстук и замер. Трубы… Трубы есть — дыма нет. Недавно был — теперь исчез. И только высоко, в глубине неба, плавало серо-жёлтое облако, не успевшее смешаться с синью.

В голове тревожно тренькнули колокольчики: либо произошла авария, либочиновники нагрянули на завод. Если они закрыли цеха, жизнь в посёлке остановится.

Донеслось урчание моторов. По улицам часто разъезжали грузовики, самосвалы ипрочий колёсный транспорт, но долетающий звук был иным: неторопливым, важным. Селяне обернулись.

Директор смотрел на вереницу машин, приближающихся к школе, и холодел. Все, кто хоть одним глазком заглядывал в газеты, знал, на каком автомобиле разъезжает правитель.

Через пять минут стражи — в чёрной форме с золотыми погонами и аксельбантамииз крученых нитей — проложили тропинку через сборище, заняли наблюдательные позиции на ступенях и крыльце. Из серебристого автомобиля вышел правитель. Настоящий правитель! Мундир болотного цвета, на плечах короны, на грудигосударственный герб. Протянув руку, Адэр помог выбраться из машины смуглой черноволосой женщине.

Директор понимал, что надо бы спуститься с лестницы и пойти гостям навстречу, ноне мог двинуться с места. Он ожидал увидеть сановников из ведомства, даже готов был принять советника, курирующего учебные заведения. Но почему же никто не предупредил, что пожалуют правитель и дама, которой перемывают косточки все, кто более-менее следит за жизнью страны? Моруна, выскочка из низов без должного образования и надлежащего воспитания, виновница ссоры с «Миром без насилия», даже поговаривали, что она ракшадская шпионка — как правитель можетдержать рядом с собой такого человека?

Тем временем Адэр вёл свою спутницу к крыльцу школы, отвечая кивками напоклоны селян. За ними шёл дворянин — вроде бы секретарь, — держа подмышкой кожаную папку для документов. Шествие замыкали староста посёлка и члены местного совета.

Директор спустился с лестницы, сбивчиво поприветствовал гостей, довёл их достульев, установленных на крыльце, и — когда гости сели — занял место затрибуной. Надо бы представить приехавших, но тот, что с папкой, мог оказаться не секретарём. Газетные снимки искажали лица, даже Адэр выглядел иначе, не так, как на фото, а моруна вообще не походила на себя: диковинная причёска из скрученных косичек, странное платье, вышитое бисером.

На выручку пришёл староста. Отделившись от селян, взбежал по ступеням ипроговорил что-то о знаменательном дне, ибо впервые за время существования посёлка сюда приехал правитель. Скороговоркой озвучил имя и должность моруны, представил секретаря и дал слово директору школы.

Ещё никогда подготовленная и отрепетированная речь не давалась ему так тяжело: голос предательски дрожал и срывался, мысли путались, внимание слушателей было приковано к гостям, а правитель не сводил с директора взгляда. Вручение аттестатов прошло под бурные аплодисменты, опять же благодаря гостям. Селяне не привыкли хлопать в ладоши, и особого повода для радости не было. Школавыкинула во взрослую жизнь пятьдесят человек. Если владелец завода и хозяинфермы не дадут им работу, выпускникам придётся скитаться по стране илилоботрясничать и жить за счёт родителей.

Директор произнёс заключительную фразу и хотел уже пригласить гостей ивыпускников с родителями в актовый зал, на театрализованное представление, подготовленное младшими школьниками, как правитель вдруг поднялся и подошёл к трибуне. Через пару секунд секретарь положил перед ним кожаную папку.

Адэр посмотрел на селян, устремил взгляд на выпускников, выстроившихся перед лестницей:

— Кто из вас чувствует себя птенцом, выпавшим из гнезда?

Юноши и девушки, сжимая в руках аттестаты, заулыбались. Оглянулись народителей.

— Я понял, — хохотнул Адэр. — У вас есть ещё одно гнездо — это семья. Нопришло время летать. Куда полетите?

Прозвучали голоса: «На завод». — «На ферму».

— Выбор небольшой, — сказал Адэр и достал из папки лист. — Это список предприятий, которые изъявили желание участвовать в государственной программе «Выпускник». На этих предприятиях специально для вас создали рабочие места. Тем, кому нужна работа, придётся покинуть семью, но гарантированное трудоустройство и хорошее жалование того стоит. Советуйтесь, думайте, решайте. А как решите, не забудьте взять с собой аттестат. Он ваш пропуск в будущее.

Адэр отдал список директору и вновь обратился к выпускникам:

— Кто собирается учиться дальше?

Молодёжь переглянулась.

— Никто? — спросил Адэр. — А если бы у ваших родителей были деньги на учёбу? Кто хотел бы продолжить учёбу?

Руки подняли три девушки и один паренёк.

— Негусто. — Адэр указал на свою спутницу. — Мой тайный советник, морунаМалика Латаль. Она не училась в университете, у неё не было такой возможности, зато были хорошие учителя: работники архива, наместники, их помощники. Онаучилась всю жизнь, чтобы покорить меня своими знаниями и своей любовью к родине. Благодаря ей родина начала думать о простом народе.

Слегка отклонившись назад, директор посмотрел на моруну. Судя по выражению её лица, слова правителя были для неё неожиданными.

— Перед тем, как рассказать вам о государственной программе «Народный университет» и ответить на ваши вопросы, — продолжил Адэр, — хочу сделать подарок тем, кто окончил школу с отличием.

Толпа оживилась. Выпускники закрутились. Директор назвал имена отличников — ими оказались сын пастуха и дочь мойщицы посуды в местном трактире. Юноша идевушка поднялись на крыльцо и, широко раскрыв глаза, уставились на правителя.

Адэр вытащил из папки два глянцевых листика с золотистым текстом и промолвил, делая паузы между словами:

— Это приглашения на вступительные экзамены в университет. Ваша задача — успешно сдать их. Обучение и проживание за счёт государства. Кроме этого каждый месяц вам полагается пособие. Его размер будет зависеть от вашей успеваемости. Максимальный размер пособия пятьдесят моров. Учитесь лучше всех, и пятьдесятморов ваши.

Селяне не до конца поняли, что сказал правитель. Их огорошила цифра. Пятьдесят! Пастух получает шестнадцать моров в месяц. Мойщица посуды — двадцать. Их дети будут жить на всём готовом, протирать штаны за партой и приэтом получать деньги?

Взволнованные выпускники присоединились к бывшим одноклассникам. Приглашения пошли по рукам. Селяне принялись обсуждать новость. Наконец директор додумался поздравить родителей счастливчиков и вызвался помочь ребятам в подготовке к экзаменам.

— Теперь поговорим о программе «Народный университет», — сказал правитель. Жестом предложил моруне присоединиться к нему и вместе с ней спустился с крыльца.

Стражи смешались с толпой и с трудом сдержали натиск: селяне пытались подобраться поближе к Адэру и его спутнице, если не спросить, то хотя бы поглазеть. Со всех сторон полетели голоса. Сначала обговорили кредит на учёбу, затем саму учёбу. Потом кто-то поинтересовался, почему остановлены цеха. Правитель сказал, что старший советник ждёт владельца завода, чтобы обсудить льготы для рабочих. Воздух сотрясся от аплодисментов и криков.

Через два часа важные гости и выпускники с родителями наконец-то прошли в актовый зал, где заранее поставили стулья для зрителей. Директор сел рядом с Адэром и сжался: хоть бы маленькие артисты, измученные ожиданием, не оплошали.

Школьники сбивались, путали реплики, спотыкались на ровном месте. Однакотрогательная сказка о мальчике, заблудившемся в лесу, произвёла на правителя неизгладимое впечатление. Он даже вытер слёзы, когда занавес опустился.

— Не думал, что вы из тех, кто умеет плакать, — смущённо проговорил директор, выходя вслед за Адэром из школы.

— Если мужчине не хватает мужества заплакать от восхищения, то он не мужчина.

Директор в полной задумчивости довёл гостей до автомобиля и не ушёл сошкольного двора, пока кортеж не скрылся за поворотом.

На окраине посёлка к автомобилям правителя и охраны присоединились машины с прислугой. Заезжать в постоялый двор не имело смысла; вечером Адэру предстояло ещё одно выступление перед селянами.

— Только не говорите, что вас растрогал спектакль, — промолвила Эйра, с подозрением глядя на Адэра.

— Аллергия, — сказал он, прижимая пальцы к внутренним уголкам глаз.

— Вы не страдаете аллергией.

— Не страдаю. Меня чуть не убил одеколон директора школы. — Адэр придвинулся к Эйре и, уткнувшись носом ей в шею, набрал полную грудь воздуха. — Уже легче.

Она отклонилась в сторону:

— Почему я здесь?

— Тебе не понравилось?

— Очень понравилось. Вы были близки с народом, как никогда. Почему я здесь? — повторила Эйра, выделив интонацией слово «я».

— Ты меня вдохновляешь.

Она хмыкнула и уставилась в окно:

— Куда теперь?

— Через три часа нас ждут в другой школе.

Там он скажет, что советник по промышленным вопросам закрыл цементный завод и ждёт владельца, чтобы обсудить льготы… Только так, раздавая обещания рабочим, он сможет склонить Совет к принятию закона о вредном производстве.

— Как мои глаза?

Эйра повернулась:

— Зрачки расширены. Это реакция на одеколон?

— У тебя тоже расширены. Когда видишь объект желания, зрачки расширяются.

— И где здесь объект моего желания?

— Я.

Эйра бросила взгляд на Гюста, сидевшего рядом с водителем:

— Мне не нравятся эти разговоры.

— Хорошо, поговорим о другом, — сказал Адэр и откинулся на спинку кресла. — Тебе надо поступить в университет.

— Зачем?

— Три курса закончишь экстерном. Ты способная, ты сможешь. Два года придётся покорпеть над книгами.

— Зачем? — повторила Эйра.

— Когда я вернусь в Тезар, тебя уберут из Совета. Я сам тебя уберу. Две страны с одним королём не могут жить по разным законам.

— Я сама не хочу оставаться в Совете. И вообще, я уже давно не в Совете. Я самапо себе.

— Я помогу тебе найти хорошую работу, — промолвил Адэр, глядя напроплывающие за окном поля, покрытые травами как чешуёй. — Для этогонеобходим диплом.

— Мне это не надо.

Адэр резко повернулся к Эйре:

— Мне надо. Ты будешь секретарём или устроишься в архив, заменишь Кебади. И мы сможем видеться. — Дотянувшись до её руки, лежащей на коленях, сжал тёплые пальцы. — Молчи. Я знаю, что ты хочешь сказать. Молчи.

Мир переместился в её ладонь. В маленькую, тёплую ладонь под его напряжённой рукой.

— На твой день рождения поедем в Ориенталь.

— Куда? — воскликнула Эйра.

— К настоящим ориентам. Помнишь, как мы праздновали твои именины два годаназад? Только в этот раз Вилара с Иштаром не возьмём.

— Вам нужен их жемчуг.

— Сама видишь, какие грядут расходы.

— Надеетесь, что ориенты продадут жемчуг по заниженной цене?

— Деньги вряд ли их интересуют, — сказал Адэр, наслаждаясь едва ощутимымтрепетом в пальчиках Эйры. — Последний раз они были в Порубежье лет двадцать назад. Товарами первой необходимости и лекарствами их снабжал Йола. А теперь кто? И остров находится в наших территориальных водах. Пора бы налаживать связи.

Эйра недоверчиво покачала головой:

— Неделя туда, неделя обратно. Минимум неделя там. Вы готовы оставить страну почти на месяц?

Адэр улыбнулся:

— Я ведь говорил, что мы с тобой отправимся в путешествие. Ориенты, климы, ветоны, ты и я. Готовься.

Нехотя выпустил руку Эйры и велел секретарю передать папку с документами.

Часть 08

***

Сибла огляделся. Если бы он выбирал здание для настоящей молельни, то обошёл бы эту улицу десятой стороной.

На перекрёстке стоял публичный дом с красноречивой вывеской: разведённые женские ноги, а между ног красная роза. Теперь, когда он увидит розы, перед глазами будут возникать пышные бёдра, рельефные икры и напряжённые стопы, словно подпирающие небо.

В прошлом году Сибле исполнилось двадцать пять, закончился обет безбрачия, однако женщина, достойная его внимания, так и не встретилась. И долго не встретится, если он каждый день будет проходить мимо этих ног.

Напротив публичного дома находилось питейное заведение. Напился и сразу к шлюхам. Какой дурак пойдёт к ним на трезвую голову? Рядом с публичным домом — общественная баня. И это логично.

Далее располагался игральный салон; на вывеске карты, разложенные веером. Сюда приходят те, кого не до конца обобрали официанты и шлюхи. Сбоку салона раскинулся постоялый двор; на калитке надпись мелом: «Есть комнаты почасово». В следующем доме обустроились ворожейки; вывеска гласила: «Снимем, наведём порчу». Через дорогу снова кабак. И весь этот народ — проститутки, гадалки, работники кабака и бани — вышагивали по улице, зазывая посетителей.

— Ну как тебе? — спросил духовный наставник Людвин, рассматривая двор, мощённый рыжим камнем.

Сибла устремил взгляд на хищное здание: много красного мрамора и чёрного дерева; окна, как хитро прищуренные глаза; слева и справа пристройки, будто мощные лапы чудовищного зверя. На втором этаже терраса, огороженная балюстрадой, похожей на ряд окровавленных зубов.

— Впечатляет, — ответил Сибла и обратился к служащему конторы, занимающейся продажей недвижимости: — Чей это дом?

Скрестив на груди руки, молодой человек привалился плечом к колонне перед входом в особняк и прищурился. Его лицо стало таким же злым и хищным, как это здание.

— Ничей. Был бы чей-то, я бы вас сюда не привёл.

— Кто здесь жил? — спросил Людвин, приблизившись к чёрной двери, украшенной резьбой по дереву: лилии, клинки, змеи.

— Да откуда я знаю? — окрысился служащий конторы. — Не нравится, так и скажите. И вообще, мне надоело водиться с вами, будто у меня других дел нету.

Сибла посмотрел по сторонам. Эта улица была самой людной в городе, услуги соседних заведений явно пользовались спросом. Не трудно представить, что творится здесь вечером и ночью. Из двенадцати зданий, которые им показали за три дня, этот особняк единственный находился почти в центре вертепа: Крикс не раз упоминал это место, как самое подходящее для молельни. Но Криксу не придётся читать молитвы в стенах, не усиливающих слова молитвы, а противоречащих им.

И как отнесутся к выбору Братья? Семеро сейчас сидят в гостинице, охраняют скудные пожитки и кошель, набитый деньгами. Ещё две сотни должны прибыть на днях. Они привезут дюжину волков, некогда принадлежавших Праведному Братству; Крикс обещал забрать зверей у ветонов.

Сибла вновь устремил взгляд на особняк. Братьев можно расселить в пристройках и сэкономить на жилье, на эти деньги надо будет обнести территорию забором. Во дворе установить вольеры.

— Давайте так, — промолвил служащий. — Я дам вам список домов, а вы уж как-нибудь сами.

— Показывай, что внутри, — сказал Сибла и, приблизившись к духовному наставнику, прошептал: — Зря мы в это ввязались. Душа не на месте.

Позвенев ключами, служащий открыл двери. Сибла и Людвин ступили в огромную комнату с белыми мраморными стенами и уставились на сверкающую люстру. Высокий потолок лежал на колоннах в виде лилий. Две белоснежные лестницы вели на балкон, расположенный на втором этаже. Складывалось впечатление, что хозяева только вчера закончили дорогостоящий ремонт, всё помыли, натёрли и внезапно съехали.

Раскинув руки, служащий указал на дверные проёмы в боковых стенах:

— Проход в пристройки. — Направил обе руки вперёд и вверх, на балкон. — Там жилые комнаты. — Указал на двери в дальнем углу зала. — Там лестница в подвал. Подвал под всем зданием. Кладовки, подсобные помещения. Даже есть колодец. Но он завален камнями.

Вечером Братья перебрались из гостиницы в особняк. Ночь провели на полу, подложив под головы котомки. А утром, помывшись в общественной бане, надели белые штаны и плащи, чёрные сапоги, лайковые перчатки и вышли на улицу. Отныне они Братство Белых Волков.

После полудня к сектантам нагрянули гости: староста Рашора и командир охранительного участка. Рабочие проводили во дворе замеры и обсуждали с Братьями материал для будущей ограды. По особняку мельтешили грузчики, растаскивая новую мебель по комнатам. Единственным местом для уединённой беседы был запущенный сад на задворках дома.

Разместившись в тени деревьев, Сибла и Людвин показали гостям договор покупки-продажи и документы государственной регистрации секты.

Покрутив бумаги, староста спросил:

— Почему Рашор?

— Здесь нет других храмов, — ответил Людвин.

— Боитесь конкуренции? — хмыкнул командир, и его усы изогнулись презрительной дугой.

— Посмотрите на меня, — промолвил Сибла, расправив плечи. — Неужели я чего-то боюсь?

— Вам надо было сперва прийти ко мне и спросить разрешения обосноваться в городе, — проговорил староста.

— Регистрация секты — это и есть разрешение, — возразил Сибла.

— Я бы вам сказал, что наши люди далеки от Бога.

— Поэтому мы здесь.

— Если на вас поступят жалобы, — вставил командир, — я буду вынужден принять меры.

— Жалоб не будет, — заверил Людвин.

— Кто вас надоумил выбрать место для молельни рядом с публичным домом? К вам потянуться семейства с детишками, и что они увидят? Пьяных мужиков ивагину.

Сибла сморщился. Теперь при виде роз на ум будет приходить слово «вагина». Надо же так осквернить цветы.

— Пока не поздно разорвите договор, — продолжил командир, — заплатите штраф и поищите другое место.

— Люди всегда будут грешить, — произнёс Людвин. — Мы, Братство Белых Волков, понимаем это и принимаем. Грех заложен в человека Богом. Бог нуждается в праведниках и грешниках, потому как без них не будет ада и рая. Люди не верят в Бога, потому что не знают, что нужны ему. Праведники нужны, чтобы возноситься на небеса. Грешники нужны, чтобы карать ещё более страшных грешников.

Взглянув на командира стражей, староста потёр острый подбородок:

— Так вы что? Оправдываете преступников?

— Каждый преступник умом понимает, что поступил плохо, — сказал Людвин, — носердцем себя оправдывает. И в этом оправдании он одинок. Ему тяжело в одиночку справиться с этим грузом.

— Мы хотим найти способ сделать правильным то, что многие считаютнеправильным, — подключился к разговору Сибла. — Мы хотим научить людей не осуждать себя, а принимать такими, какими их создал Бог.

Командир и староста задали ещё несколько вопросов и с озадаченным видомудалились. Людвин отправился мыть рот с мылом. А Сибла встал на колени и, устремив взгляд в небо, принялся читать молитвы.

Вечером миловидная девица принесла сектантам записку. Некто, влиятельный ибогатый, приглашал руководителей секты на ужин, якобы для того, чтобы обсудить денежную помощь новому религиозному течению. Настроившись на встречу с Хлыстом, Сибла и Людвин пришли в кабак, указанный в записке. Официант провёл их за столик, накрытый на троих, налил вина и попросил немного подождать.

За окнами стемнело, в непрозрачных стёклах вместо крон деревьев появились отражения люстр. Шумные подвыпившие компании покидали зал. Освободившиеся официанты скрывались в подсобном помещении. Сибла и Людвин смотрели насвои тарелки, с жадностью вдыхали запахи мяса и риса с овощами, но к вилкам не притрагивались. Подозрение, что придёт именно Хлыст, переросло в убеждение. Главарь бандитов явно ждал, когда кабак опустеет.

Наконец далеко за полночь в зале остались Сибла, Людвин и за соседнимстоликом парочка: красивая женщина и интеллигентный с виду мужчина. Борясь с желанием встать и уйти, сектанты смотрели друг на друга и молчали. В их головах проносились пугающие мысли. А вдруг их специально выманили из особняка? А вдруг, когда они ушли, выманили ещё кого-то? А вдруг тех, кто ушёл, и тех, ктоостался, давно убили, и такая же участь ждёт их, как только они шагнут за порог?

Хлопнули входные двери. Но нет, это пришёл не Хлыст. Судя по рассказам Крикса, бандит был уродлив, а появившийся человек обладал незаурядной внешностью: черноволосый, сероглазый, холёное лицо, высокий умный лоб. Как знать, может, это и есть автор записки, желающий потратить деньги на секту.

Мужчина неторопливо пересёк зал, остановился возле соседнего столика:

— Ты меня обманула.

Женщина побелела. Прижав изящные руки к груди, всхлипнула:

— Прости…

Мужчина взял её лицо в ладони:

— Прощаю. — И рывком свернул женщине шею.

Обмякшее тело, словно невесомое перышко, качнулось влево, вправо, и медленноупало на пол.

— Не мог подождать? — возмутился интеллигент. — Я выбросил кучу денег, апопользоваться не успел.

— Она ещё теплая, податливая. Тебя никто не осудит, — сказал черноволосый человек и так же неторопливо направился к выходу.

Интеллигент поднялся. Скинув пиджак, аккуратно повесил его на спинку стула. Заноги оттащил труп от столика, задрал подол платья и сорвал трусики.

Расстёгивая ширинку, зыркнул на Сиблу:

— Чего смотришь? Не пропадать же дыркам.

Пока Сибла судорожно соображал, что делать, интеллигент встал на колени, втиснулся между ног трупа и приспустил брюки.

— У вас нет души, — прозвучал на удивление спокойный голос Людвина.

— Зато есть большой член, — хохотнул мужчина. — С таким членом душа не нужна.

Сиблу рвало всю обратную дорогу. Людвин то и дело забегал за кусты и стонал, егозамучил понос. До особняка они добрались изрядно похудевшими. Сектанты бросились к ним с расспросами, а потом констатировали: Брат и духовный наставник потеряли дар речи.

Они не ели и молчали ещё два дня, не понимая, почему не ослепли в кабаке и не оглохли. Перед глазами стояла картина, как интеллигент заполняет спермой все дырки. В ушах стоял звук шлепков яиц по ягодицам и подбородку покойницы.

На третий день, утром, не сговариваясь, они вышли из своих комнат. Привалившись спинами — каждый к своей двери, — посмотрели друг на друга.

— Это была проверка, — произнёс Людвин.

— Хочу сбежать, — выжал из себя Сибла.

— Куда?

— Не знаю. В горы. Хочу сбежать и забыть.

— Не забудешь, — сказал Людвин и повторил: — Это была проверка. Мы не сталиего оттаскивать, а досмотрели и просто ушли. Никого не вызвали и никому не сообщили.

— Бедная женщина.

— Ей повезло. Она не знала, что с ней делали.

Сибла прижался затылком к двери и устремил взгляд в небо, закрытое потолком. Чем в ту кошмарную ночь был занят Бог?

— Нам показали, что сделают с нами, если нас раскусят. Надо собираться иуходить, пока не поздно.

— Мы волки, Сибла. Мы должны уничтожить это стадо. Ради Малики, ради морун, которых это стадо затоптало.

— А моруны здесь при чём?

— За городом есть лес. Его называют Ведьмин парк. Там похоронены несколькосотен морун. Я работал в архиве, и мне в руки попали документы. — Людвинхрипло вздохнул. — Я знаю, как их убивали. Наше место здесь, Сибла.

Через полчаса сектанты собрались за столом и выслушали духовного наставника. То, что сначала казалось им игрой, представлением, приобрело иные краски ипотребовало более серьёзного подхода к миссии, возложенной на них правителеми Богом.

До прибытия основной группы Братьев оставалось два дня.

***

Эйра всегда поступала по-своему, и этим выводила Адэра из себя. Вместо тогочтобы наконец-то прийти на заседание Совета и принять участие в подготовке очередной государственной программы, Эйра собралась к ветонам. Видите ли, онавспомнила, что обещала наследному принцу Толану мост из алмазного мрамора ихрустальные деревья на смотровой площадке в городе развлечений. Карьер, где добывали алмазный мрамор, простаивал десятки лет. Эйра решила, что сумееторганизовать там работу: за несколько дней, без техники и транспорта, и без денег на их покупку.

Адэр задумался. Может, он недооценивал ветонов, и сказки об их уменииобращаться с камнем — это вовсе не сказки? Поговаривали, что ветоны способны отколоть кусок от скалы, всего лишь поставив точки в нужных местах иодновременно ударив в отметины молотками.

Адэру хотелось посмотреть на карьер, проверить таинственные способностидревнего народа, однако Эйра не пожелала ждать, пока он разберётся с накопившимися делами. Укатила со своими охранителями на старой машине Вилара, хотя могла взять в гараже любой автомобиль.

Эйра с упорным постоянством отторгала всё, что ей не принадлежало. Не интересовалась нарядами и украшениями, обходилась вещами, привезёнными из Ракшады, и довольствовалась тем, что полагалась всем работникам замка: еда, постельные принадлежности, средства гигиены. На её личную карточку поступалоприличное жалование, Эйра снимала мизер. Расходы приходились на дни её поездок по стране, хотя она имела право, как и советники, разъезжать за счётказны. Адэр не понимал, как женщина может отказывать себе во всём и при этом не нервничать, не злиться, не закатывать истерики по пустякам.

Эйра, конечно, злилась и нервничала, но точно не из-за денег. Адэр не мог разобраться, с чем связаны перепады её настроения. То она светилась от счастья, глядя на него, то не подпускала к себе ближе, чем на три шага. Мысль о том, чтоЭйра ревнует, казалась Адэру смехотворной. Откуда ей знать, с кем и как онпроводит время, когда её нет рядом?

Замок, забитый прислугой и чиновниками, без Эйры казался пустым. Пустотаособенно чувствовалась на верхнем этаже. Наверное, поэтому Адэр засиживался в кабинете до полуночи. Там, наверху, его ждала тишина. Ждал сад за окном, вдруг потерявший запах. Ждала луна в небе, утратившая блеск.

Сновидения, похожие на вспышки молний, сводили Адэра с ума. Он видел, как ветер рвёт паруса в клочья, как уходит под воду остров, слышал смех ипредсмертные крики. Проснувшись, долго не мог понять, где находится. Считал, чтопричиной ночных кошмаров являются тревожные раздумья о предстоящемпутешествии в Ориенталь, но не думать о поездке и не тревожиться не мог.

Адэр не удивился, когда ему сообщили, что Парень второй день не приходит накухню. Значит, вот-вот вернётся Эйра. Вовремя. Ориенты уже подготовили шхуны. В селение, возведенное морским народом на краю обрыва, подтянулись климы и ветоны. Прислуга и охранители собрали чемоданы. Оставалось дождаться тайного советника.

Утро выдалось пасмурное, тихое. Адэр работал до глубокой ночи и теперь никак не мог встать. Из гостиной доносились шаги и тихие голоса. Наверное, в замок пожаловали гости, а Гюст никак не решался разбудить правителя. Из-за Эйры он не стал бы его тревожить.

Гостем оказался герцог Кангушар. Войдя в приёмную, Адэр жестом пригласил его в кабинет и заметил на столе секретаря пачку писем:

— Захвати почту, Гюст.

— Это почта Малики, Ваше Величество, — промолвил Гюст, открыв перед Кангушаром двери кабинета. — Письма из Ракшады. Час назад прибылипосланники Иштара. Ими занимается старший советник.

Адэр приблизился к столу, просмотрел конверты с надписями на шайдире:

— Когда у меня будет переводчик?

Держась за дверную ручку, Гюст втянул шею в покатые плечи:

— Я занимаюсь этим вопросом, но не так легко найти человека, который знаетязык. Шайдир был не востребован в Грасс-дэ-море.

Придётся выписать переводчика из Тезара. Документы и послания хазирапереводят ракшады, а проверить их некому.

Разместившись в кресле, Адэр устремил взгляд в окно. Раньше из него была виднапустошь. Дорога тонкой линией бежала к горизонту, и никто не мог подъехать к замку незамеченным. Теперь горизонт закрывали строящиеся особняки и молодые посадки деревьев. Мелькнула мысль: а не перенести ли кабинет на третий этаж. Следом пролетела другая: но тогда в его с Эйрой мирок вторгнутся советники ипосетители.

Усевшись на стул, Кангушар порылся в папке и положил перед Адэром листы, исписанные аккуратным почерком:

— Нам удалось перевести две страницы тетради.

Адэр взял листы, исподлобья посмотрел на герцога:

— Когда вы спали?

— Два дня назад. Хотел увидеться с вами до вашего отъезда. Я уже побывал у летописца.

— У Кебади?

— Да. Информация подтвердилась.

— Вот как? — Адэр прочёл текст, устремил взгляд на герцога. — Здесь нет имён. Как вы можете утверждать, что информация правдива?

Кангушар на секунду прикрыл покрасневшие глаза, встряхнул головой:

— В архиве сохранились личные карточки всех наёмных работников в замке. У одного из садовников действительно была дочь. На три года младше Зервана.

— И он в неё влюбился.

— Полюбил. Влюблённость зачастую лёгкое и быстропроходящее чувство. Слепой летописец утверждает, что дочка садовника была любовью всей жизни Зервана. — Кангушар потёр шею, заложив руку под воротник рубашки. — И вот что интересно. Во всех карточках есть записи: дата приёма на работу и дата увольнения. У садовника и его дочери даты увольнения нет.

Адэра бросило в жар. Откинувшись на спинку кресла, он ослабил узел галстука ирасстегнул верхние пуговицы сорочки:

— Вы считаете, что в день своей свадьбы с принцессой Партикурама Зерванприказал казнить свою любимую женщину?

Кангушар кивнул:

— Получается, так.

— Но её не казнили. Потому что после свадьбы он издал указ об отмене в стране смертной казни. Это общеизвестный факт.

— Всё верно, — согласился Кангушар. — Смертную казнь заменили пожизненнымзаключением.

— Он продержал любимую женщину в подземелье тринадцать лет, потом забрал её труп, чтобы похоронить под «Короной мира». И умер от горя.

Кангушар тяжело вздохнул:

— Это похоже на правду. Он любил плебейку. Эта любовь мешала ему двигаться вперёд. Он решил избавиться от неё, но потом сжалился. Как он жил этитринадцать лет, зная, что она находится под его ногами?

Плохо жил. Адэр помнил опустошённый взгляд на портретах Зервана, морщины, оставленные душевной болью и усталостью. Он умирал вместе с ней. Тринадцать лет…

— Вы обратили внимание, что на приказе о смертной казни стояли две подписи? — произнёс Кангушар. — Зервана и его молодой жены.

Адэр взял листы, но не сумел прочесть: текст превратился в размытое пятно.

— Да… в день свадьбы.

— Может, принцесса узнала о его любовной связи и выдвинула условие? — предположил Кангушар. — Или её отец, король Партикурама.

Адэр отложил бумаги:

— Давайте не будем гадать. И члены комиссии пусть не гадают. Вполне возможно, что дочь садовника и женщина из подземелья — два разных человека. Вполне возможно, что слепой летописец сошёл с ума, и выдумал эту историю. У нас нетприказа о казни, нет доказательств, что он существовал. Почему мы должны этому верить?

— Вы правы, Ваше Величество. Никому нельзя верить. Все говорят одно, думаютдругое. — Кангушар погладил папку, лежащую на коленях. — Скажу то, что думаю. Я хочу, чтобы Зерван оказался плохим человеком. Очень плохим. Я хочу оправдать моего прадеда. Но я верю в предсказание Странника: «Из бездны воскреснет егослава и гордость». Это о Зерване. И мне больно, что его славу и гордость воскрешаю я, правнук предателя. Я собственными руками топлю славу и гордость моего прадеда.

После ухода Кангушара Адэр облокотился на стол и обхватил лоб ладонями. Смог бы он, как Зерван, заточить Эйру в темницу? Чтобы не видеть, не разрываться начасти, не искать встреч…

Она приехала ближе к вечеру. Адэр как раз говорил с посланниками Иштара. КогдаПарень возник на подоконнике, ракшады вжались в стулья, изо всех сил пытаясь сохранить на лицах непроницаемые маски.

Находясь под впечатлением от беседы с герцогом, Адэр намеренно затягивал переговоры. На душе было гадко, будто он узнал не прошлое Зервана, а своё будущее. Не отпускало чувство, что притяжение к Эйре вынудит его совершить нечто подобное. Адэр заглушал это чувство, задавая ракшадам одни и те же вопросы. Ловил на себе подозрительные взгляды, но никак не мог заставить себя подписать документы и отпустить посланников. Потому что она здесь, в замке. Онпойдёт к ней, не сможет не пойти. Эйра улыбнётся, и на душе станет только хуже. Зря он позвал её в Ориенталь. Зря приближает.

Заполучив подписи, ракшады удалились. Старший советник Орэс Лаел задержался ещё на полчаса, уточняя свои задачи на время отсутствия правителя. И лишь потом, немного посидев в одиночестве, Адэр вышел в приёмную. Писем на столе не оказалось.

Гюст указал на двери кабинета Эйры:

— Она у себя.

Эйра читала письмо, скинув туфли и подогнув ноги под себя. На мягкомподлокотнике кресла лежали листы, на полу валялись конверты. Стараясь не шуметь, Адэр сел на кушетку, однако скрип сиденья привлёк внимание Эйры.

Она устремила на Адэра счастливый взгляд:

— Я никогда не получала письма. Настоящие письма!

— От кого?

— Галисия не написала ни слова. Даже привет не передала.

— Я не спрашивал о Галисии.

Эйра начала перебирать листы:

— Это от Иштара. Это от его сестёр и матери. Это от Альхары, моего легата. — Прижав письма ладонью, улыбнулась. — Я думала, что уеду, и обо мне забудут.

— Что пишут?

— Вспоминают, как было весело. Вам почитать?

— Не надо. — Адэр придвинулся на край кушетки, сцепил пальцы. — Ты хочешь ехать в Ориенталь?

Улыбка сползла с чувственных губ.

— Нет.

— Почему?

— Потому что я буду там лишней, — ответила Эйра и стала суетливо складывать листы. — Я как раз хотела съездить в город развлечений, выбрать место для смотровой площадки. Думала, что вы рассердитесь.

— Как карьер?

— Карьер? — Наклонившись, Эйра подняла с пола конверты. — Хорошо. Ветонампонравилась идея с мостом.

— Как они построят его без техники?

— Я поговорю с Толаном. Это ему нужен мост. — Эйра выбралась из кресла, надела туфли. — Я могу идти?

В двери постучали.

— Ваше Величество, к вам Крикс Силар, — донёсся из приёмной голос Гюста.

— Пусть заходит, — крикнул Адэр.

Крикс вошёл в комнату не один. Сибла, одетый как сельский житель — в мешковатом костюме и стоптанных башмаках, — поклонился Адэру и с виноватымвидом посмотрел на Эйру. С разрешения правителя страж и Брат разместились настульях и обменялись взглядами.

— Слушаю, — сказал Адэр.

— Он сбежал, — промолвил Крикс.

— Я не сбежал, — откликнулся Сибла. — Просто я не могу там находиться. Это не город. Это не ад. Это адище.

— Остальные где? — спросил Адэр.

— Там. Но это пока. Они не видели того, что я видел.

— Что произошло?

Сибла кивком указал на Эйру:

— При ней не могу.

Она села на кушетку рядом с Адэром:

— Рассказывай.

— Не могу.

— Можешь! — прикрикнула Эйра.

Сибла заговорил, перемежая слова вздохами и непонятными жестами. Крикс смотрел в пол, Адэр смотрел на Эйру, а она сидела словно каменная. Закончив коротенький рассказ, похожий на выдумку безумца, Сибла обеими ладонями вытер пот со лба и висков и ссутулился как провинившийся пёс.

— Сколько человек живёт в городе? — спросила Эйра.

— Официально двести тысяч, — ответил Крикс. — Но думаю, что больше. После того как там обосновался Хлыст…

— Давай пока не будем на него всё вешать.

— Ладно, — кивнул Крикс. — Рашор всегда был любимым местом отребья. Нотакая ерунда началась там два года назад. Значит, два года назад там объявился новый главарь.

— Почему люди оттуда не убегают?

— Там три действующих завода и фабрика, — сказал Адэр. — Где они найдутновую работу и чем заплатят за жильё? Если бы город был поменьше, я бы приказал обнести его рвами с колючей проволокой и прекратил бы поставкипродовольствия.

— Дети, — промолвила Эйра.

— В том-то и дело, что там дети. И не все же двести тысяч преступники.

— Нам бы узнать, где его логово, — отозвался Крикс. — Я бы организовал рейд. Нопо всему городу бегать не будешь.

— Надо узнать: Хлыст это или нет, — проговорил Адэр. — Если Хлыст, я знаю, как его уничтожить. Если кто-то другой, будет сложнее.

— Он просто так не покажется, — проговорил Крикс. — Надо втереться к нему в доверие.

— Я надеялся на Братьев. Думал, они закалённые. Столько людей у себя в катакомбах замучили. А они, оказывается, настоящих грешников не видели. Наженщинах и детях срывались.

— Мы не срывались, — возразил Сибла.

Адэр взял Эйру за руку и показал Брату шрам в центре её ладони:

— А это что? Она от счастья покалечилась? — Поднявшись, прошёлся по комнате. — Волки… да какие вы к чёрту волки? Перепуганные овцы.

— Духовный наставник тоже надумал сбежать? — спросила Эйра.

— Нет. Он сказал, что останется, даже если мы все уйдём. — Сибла выпрямил спину. — Но мы не уйдём.

— Тебя никто не заставляет возвращаться, — заметила Эйра.

— Иди и скажи своим дружкам, чтобы уходили из Рашора, — проговорил Адэр. — Я сегодня же аннулирую регистрацию Братства.

— Мы не бросим Людвина.

— Как тебе доверять? — промолвил Крикс. — Ещё одно убийство, и ты сноваприбежишь. Или смоешься, чтобы я тебя не нашёл.

— Я не был к этому готов.

— А теперь вдруг готов?

Сибла обратил взгляд на Эйру:

— Я впервые видел смерть так близко. Она выбила меня из колеи. А теперь увидел твою руку и вспомнил, через что ты прошла. И я пройду. Я выдержу.

Проговорив ещё раз все детали операции, Крикс и Сибла удалились.

— Я уеду на рассвете, так что мы с вами не увидимся, — произнесла Эйра и, приблизившись к столу, спрятала письма в выдвижной ящик. — Удачного вамплавания.

— Ты едешь со мной, — сказал Адэр.

Она улыбнулась:

— Боитесь, что я отправлюсь в Рашор? Сейчас мне меньше всего хочется попасть в плен к бандитам. Поверьте.

— Я боюсь, что без тебя мне будет очень плохо. Иди отдыхай, утром я тебя разбужу, — промолвил Адэр и пошагал в свой кабинет.

Часть 09

***

Ориенты закрепили на палубе шлюпки и заняли свои места. Раздались непонятные команды. Язык морского народа никак не давался Адэру. Возможно, у ориентов другая «архитектура» ротовой полости, глотки и гортани. И, скорее всего, какой-то особенный слух. Слушая ориентов, Адэр не мог сообразить, где заканчивается слово, где начинается следующая фраза. Речь звучала подобно шуму волн – звуки накатывали, взгромождались друг на друга и, достигнув апогея, протяжно шуршали как галька под отступающим морем.

Прозвучало: «Бэцель Иштар!» Это словосочетание Адэр никогда не забудет и сможет вычленить из любого скрипучего шума. Находясь за сотни миль от Грасс-дэ-мора, ненавистный ракшад сумел влезть в его жизнь. Если расторгнуть договоры с Ракшадой и выдворить посланников хазира из страны, останется «Парус Иштар», останутся платья и украшения, с которыми Эйра не хочет расставаться, останется легенда о непревзойдённом лоцмане, и останутся двухмачтовые шхуны.

Над головой захлопали белоснежные косые паруса. Невольно пригнувшись, Адэр направился на корму.

Облокотившись на планширь, Йола наблюдал за двумя шхунами, шедшими за головным судном. Услышав шаги, оглянулся:

– Талаш сказал, что шторма не предвидится.

Талаш, охранитель Эйры, – ещё одно напоминание об Иштаре…

Парусник подкинуло на волне. Схватившись за перила, Адэр еле удержался на ногах и не успел повернуться к брызгам спиной.

– Здесь всегда так, – промолвил Йола. – Здесь встречаются два течения. Ветер боковой, то, что надо. Сейчас перестанем рыскать.

Адэр вытер рукавом лицо, оттянул от груди влажную сорочку. Следовало бы пойти переодеться в более подходящий для морской прогулки костюм. Но в трюме снуют охранители, растаскивая чемоданы и коробки с провизией. Слуги создают в каютах видимость уюта. А кают всего три: для Адэра и Эйры, третью каюту оборудовали под временную столовую. Остальные путешественники расположатся в отсеках, разделённых переборками. Слава Богу, эти шхуны ещё не использовали по назначению, и в трюме пахнет деревом и пластиком, а не рыбой.

– У парусников есть двигатели, как у машин, – промолвил Йола. – Нажал кнопку, дёрнул рычаг, и штиль нам не страшен. Чудно.

Адэр повернулся лицом к берегу, успевшему отдалиться. Дома ориентов, щедро залитые солнечным светом, походили на детские кубики. Крутой склон горы – с выдолбленной лестницей и раззявленными зевами пещер – сплющился. У подножия скал узкой лентой протянулся белый песок.

Если развернуть шхуны и направить их вдоль побережья, то через два дня покажется полуостров Ярул. Моруны заняли десятую часть страны и, похоже, их не волнует, что это территория Грасс-дэ-мора. Огромная территория с горными кряжами, долинами и рощами, реками и подземными озёрами. На полуострове даже есть каменистая пустыня.

– Мы идём кильватерной колонной, – проговорил Йола и начал долго и нудно объяснять предназначение каждого паруса.

Болтливость старейшины досаждала Адэру. Он ходил в море на шикарной яхте, которой управляли настоящие моряки, а не рыбаки, и никто не навязывал ему ненужные знания. Он не изучал морскую терминологию, а кутил с друзьями, среди которых был наследный принц Партикурама Норфал. Собственно, принцу и принадлежала яхта. У Тезара нет выхода к тёплому Тайному морю, а холодные моря, омывающие северное и восточное побережье державы, не располагали к увеселительным прогулкам.

Адэр никогда не упускал возможности сбежать из дворца Могана Великого и с удовольствием принимал приглашения Норфала. Тем более что Норфал, как и наследный принц Толан, разбирался в женской красоте.

Развалившись в раскладном креслице, Адэр пил вино, играл в карты и наблюдал за верещащими девицами в полупрозрачных купальных костюмах: лифчик и коротенькие шорты. Эйра вряд ли наденет такой костюм и уж тем более не появится в нём перед мужчинами. Интересно, она станет стесняться мужа? И как они буду заниматься сексом? Наверное, под одеялом и в темноте…

Адэр вытянулся. Моруна выходит замуж за любимого человека. Если Эйра любит его, то у неё никогда не будет мужа.

– На носу закрепили для вас кресло, – промолвила Эйра, втиснувшись между Адэром и Йола. – Там фальшборт повыше, не так дует.

– Фальшборт, – усмехнулся Адэр. – Говоришь как заправский моряк.

– Идите, а то Парень отгрызёт ножки.

– Проверю узлы на канатах, – произнёс Йола и пошагал по палубе.

– Ты меня спасла, – сказал Адэр и, повернувшись к Эйре, заскользил взглядом по ракшадскому платью с затейливой вышивкой. – Старик стал слишком болтливым.

– Он не был в Ориентале почти тридцать лет. Волнуется, как примут.

– Это мне надо волноваться. Я отправился в рискованное путешествие и тебя за собой потащил. А вдруг там живут людоеды?

– Меня не съедят.

– Я бы съел.

Не получив ответа, Адэр оторвал взгляд от натянутой на груди ткани.

– Если вы будете на меня так глазеть, – проговорила Эйра, – я больше не выйду из каюты.

– Ты вкусно выглядишь.

– Мне неприятно.

– Да брось, Эйра. Каждой женщине приятны комплименты.

– Я не хочу их слышать от вас.

Адэр мог бы приструнить её, но смотрел ей в глаза и понимал: она неточноподобрала слова и неправильно расставила акценты. То, что говорил её взгляд, нравилось Адэру больше, в сто раз больше: она смущена и взволнована, ей одновременно хорошо и плохо. И это «плохо» вынуждает её грубить, обманывать его и себя. Ему тоже хорошо и плохо: она рядом с ним, но не навсегда.

Эйра опустила голову. Немного постояла, взирая в доски под ногами, и пошла к трапу, ведущему в трюм.

Потекли дни. Эйра выходила на палубу, но к Адэру не приближалась. А он либоиграл с Парнем, либо изучал документы. Его кресло перетащили к невысокой конструкции, возведённой ближе к корме. Йола хотел рассказать о предназначенииэтой постройки с узкими окнами – так называемой рубки, – но Адэр отмахнулся: не надо забивать ему голову чепухой. На боковой стене конструкции, обшитой пластиком, имелся выступ. Адэр складывал на него, как на стол, документы, сверху придавливал чашкой с кофе и, сидя в кресле, читал или писал.

Ориенты иногда останавливали шхуны, маневрируя парусами. Как опять же объяснил Йола, ложились в дрейф. Талаш пытался им доказать, что в светлое время суток можно двигаться без остановок: цвет и поверхность воды, форма волни ветер подскажут об опасности. Однако ориенты не доверяли ему так, как когда-товерили Иштару. Ныряли в море и час или два не появлялись в поле зрения.

На третий день Адэр решил искупаться, но прыгнуть с десятиметровой высоты не рискнул. В носовой части шхуны борт был ещё выше. Скинув рубашку и обувь, Адэр спустился по верёвочной лестнице с металлическими ступеньками и с наслаждением погрузился в море. Вода – тёплая, солёная – отлично удерживалатело. По мышцам, уставшим от малоподвижного образа жизни, разливался приятный жар. В жилах горячилась кровь.

К Адэру присоединился Парень. Зверь не боялся высоты, глубины и превосходноплавал. Когда ныряльщики вернулись, Адэр поднялся на борт по лестнице, ориенты сбросили Парню сети и вытащили его, словно огромную рыбу.

В тёмное время суток парусники ложились в дрейф. Йола неоднократно водил шхуну в Ориенталь, но за тридцать лет рифы могли сдвинуться с места и вырасти, а Талаш не слышал шёпот моря, как слышал Иштар.

С наступлением темноты двое дежурных забирались на крышу рубки и следили занаправлением ветра. Ориенты, отвечающие за паруса, спали на палубе. Адэр перетаскивал кресло на нос корабля и до глубокой ночи сидел, улавливая странные, едва заметные изменения: луна становилась больше, звёзды ярче, небоприобретало тёмно-сиреневый цвет, воздух насыщался влагой, и иногда казалось, что моросит дождь.

Морское путешествие близилось к концу. Поздно вечером, посовещавшись с Талашем, ориенты убрали паруса и бросили якорь. На палубе, залитой луннымсветом, остались только Адэр с Парнем и двое ориентов. Спустя какое-то время мужчины потопали на корму, что-то крикнули на своём языке приятелям с другой шхуны, посмеялись над ответом и скрылись в рубке.

В наступившей тишине прозвучали шаги.

– Не спится? – спросила Эйра и поднялась на возвышение в носовой частипарусника, похожее на треугольную сцену с одной ступенькой.

– Думаю.

– О чём?

– О Хлысте, – сказал Адэр первое, что пришло в голову.

Признаться, что он думал о ней, думал о том, что из-за её непонятных принципов потеряны пять дней – и Эйра уйдёт.

– Хлыст четыре года работал на каменоломне в искупительном поселении, – проговорил Адэр, – год провёл в «Котле», полтора года в «Провале», год наасбестовой фабрике. Что это за человек?

Эйра присела на приступок:

– Он перестал быть человеком, когда совершил первое убийство.

– Как он сумел пройти через сущий ад и выжить? – произнёс Адэр, рассматривая её руки, скрещенные на коленях.

Если бы Эйра не пряталась в своей крепости и была не так зажата, он бы сел рядом с ней и заговорил на более приятные темы. Наверное, чужие трагедииотвлекают её от собственных страхов: показаться доступной, стать ненужной.

– Хлыст умеет подчинять себе людей, – проговорила Эйра. – Он организован иумеет организовывать. Он дальновиден, жесток и безжалостен. Это делает егонеобычайно живучим.

Парень словно прочёл желания Адэра: подполз к Эйре и положил голову ей наколени.

– Можно распустить слух, что Хлыст работал на стражей, – промолвила она, погладив зверя. – Продажных уголовников никто не любит.

– Это мой план! – удивлённо воскликнул Адэр и перебрался к Эйре. Поймав её косой взгляд, проговорил: – Нас могут услышать.

– Поэтому вам надо знать, Хлыст это или кто-то другой, – произнесла она, перебирая пальцами шерсть холке Парня.

– Нельзя просто распустить слух. Хлыста уберут свои же дружки, его место займётдругой главарь. Надо узнать, связан ли Хлыст с главарями шаек из городов, где онпроводил чистки. И надо придумать, как сообщить им, что в гибели их людей виноват именно Хлыст.

– Вы хотите разжечь бандитскую войну?

– Жалко на бой отправлять хороших парней. Пусть бандиты сами уничтожат друг друга, а хорошие парни зачистят.

– В стране начнётся бедлам. – В голосе Эйры прозвучало сомнение.

– Не в стране, а в Рашоре. Надо придумать, как убрать оттуда детей.

– Но как банды пройдут в Рашор? Хлыст контролирует пригород, его успеютпредупредить.

– Через Ведьмин парк.

Эйра вновь сложила на коленях руки крест-накрест и искоса посмотрела на Адэра:

– Люди не зря обходят Ведьмин парк стороной. Там находится могила морун.

– Ну и что?

– В местах захоронения морун творится что-то необъяснимое. Людям страшно.

Адэр рассмеялся:

– Брось, Эйра. Я же не ребёнок, чтобы верить сказкам.

Она хмыкнула:

– Будет нужна помощь – обращайтесь.

– Даже не надейся. – Адэр запрокинул голову. – Небо странное. Не находишь?

Таинственно улыбаясь, Эйра посмотрела на сиреневый небосвод, усыпанный бледно-голубыми звёздами-незабудками, и ушла, оставив после себя незнакомый притягательный аромат.

Утром Йола сказал, что скоро на горизонте появится остров, но радости в голосе Адэр не услышал. И вообще все эти дни настроение старейшины качалось, как наволнах. То он без умолку болтал, то вдруг замыкался, то срывался насоплеменниках, то лебезил перед Талашем. Может, старик действительноволнуется, как его примут кровные родственники. А может, переживает: живы лиони?

Шхуны не полетели, а поползли. Начался опасный участок моря, и половинаориентов была вынуждена плыть перед парусниками. Не дождавшись появления острова на горизонте, Адэр занял привычное место сбоку рубки и принялся просматривать документы, но никак не мог сосредоточиться. Мысли прыгали как белки: Ориенталь, Эйра, Ведьмин парк, Сибла… Адэр бросил блокнот на стопку бумаг, сверху придавил кружкой с кофе и закрыл глаза.

За спиной шептались служанки, развешивая бельё на верёвках, растянутых между фальшбортами. По едва слышимым голосам было тяжело определить возрастженщин. Адэр не хотел оглядываться и прерывать интимную беседу. Где служанкимогли ещё посекретничать? В трюме полно народа, и там Эйра. Эйру недолюбливали и боялись.

В замке Адэр не особо ощущал всеобщую неприязнь к ней. Настороженность инелюбовь дворян – да, чувствовал, но не знал, как к Эйре относятся простые люди. На шхуне с моруной общались её охранители и Йола, остальные сторонились. Адэр специально не взял дворян, чтобы Эйра смогла раскрепоститься. Похоже, оношибся. Среди знатных людей ей было бы легче.

Мимо Адэра прошли Йола и Талаш: Адэр узнал их по запаху. С закрытыми глазамион мог узнать любого человека на паруснике. Войдя в рубку, ракшад и ориент состуком закрыли двери. Решив, что правитель спит, служанки осмелели изашептались чуть громче.

– Мужики красивые, – сказала одна.

– У них маленькие члены, – возразила вторая.

– Не бреши.

– В холодной воде член сжимается. А они сидят в море часами. Член превращается в сморщенный огурец.

– Ты щупала?

– Вот ещё. Стану я члены щупать.

Похихикав, служанки вновь зашептались.

– Бабка мне рассказывала, что они живут двести лет и у них по сто детей.

– Сколько у них жён?

– Не знаю. Говорят, они даже с дочками спят.

Послышались удаляющиеся шаги, скрипнули ступеньки трапа, ведущего в трюм. Адэр вытащил из-под кружки блокнот, открыл на чистой странице и взял карандаш. Двести лет и сто детей… Когда Грасс-дэ-мор повзрослеет? Мысли вернулись к Эйре.

Почему так устроен человек, что обидеть ему намного проще, чем одарить заботой и лаской? Лживые слова вылетают легко и свободно, а правда застревает в горле. Душа выворачивается наизнанку, но так и остаётся скрытой от близких людей. Почему бы не сказать, глядя Эйре в глаза, что она нужна ему, но он бессилен что-либо изменить? Он может предложить ей только место любовницы, здесь, в Грасс-дэ-море. Тезар не примет её. Эйру не примет ни одна страна, потому что онсглупил, возвысил её и всем показал. Показал, что тяготеет к ней, даже успел проболтаться Элайне. А мог тайком увезти куда угодно и разделить жизнь на две: на тайную, сказочную и реальную.

Он бы женился на принцессе: его долг дать короне наследника. Перед законнымидетьми мир встал бы на колени, а детей от любимой женщины назвали бы ублюдками. Хорошо, что он её не увёз.

– Спорим, что вы рисуете там рожицы?

Адэр поднял голову. Облокотившись на планширь, Эйра придерживала волосы, чтобы ветер не бросал их в лицо.

– Показать?

Хитро прищурившись, Эйра пожала плечами:

– Если не боитесь, что я высмею ваше творчество.

Адэр поставил блокнот свечой и повернул исписанной стороной к Эйре.

Она вздёрнула бровь:

– У вас непонятный почерк. Что там написано?

– Эйра.

– А второе слово?

– Эйра. И третье, и четвёртое слово... И последнее.

– Даже не знаю, что мне делать: возмутиться или покраснеть?

– Земля! – донеслось с носа парусника. – Земля!

– Наконец-то, – промолвила Эйра и побежала вдоль фальшборта.

Поднявшись, Адэр выдернул из блокнота исписанный лист, разорвал на клочки ивыбросил в море.

***

Первыми на берег отправились ориенты и полусотня ветонских защитников, одетых в просторные льняные штаны и рубахи. Холодное оружие ветоны решили не выставлять напоказ, чтобы не пугать местное население: чехлы с ножамизакрепили не выше колена, как теперь ходят в Грасс-дэ-море стражи и охранители, а затолкали за пояс штанов. Йола уверял, что это лишняя мера предосторожности, мол, ориенты миролюбивый народ. Защитники решили не вступать с ним в спор, апросто сделали так, как посчитали нужным.

Мучаясь головной болью и с трудом проталкивая воздух в гортань, Адэр с палубы наблюдал за удаляющимися лодками. В полумиле от острова солнце палилонещадно, ветер, как назло, утих. Влажность зашкаливала, и Адэру казалось, что онвдыхает воду.

– Вам плохо? – спросила Эйра.

Адэр хотел ответить, но подавился глотком влаги. Навалившись животомна планширь, прижал руки к груди. Не стоило слушать ориентов. Они в один голос уверяли, что в Ориентале благотворный климат, лечебная растительность, целебные грязи, в озёрах живая вода.

С усилием сглотнув, Адэр выпрямил спину и вновь устремил взгляд на шлюпки, скользящие по морю, как по разноцветному стеклу. Вода была настолькопрозрачной, что были видны стаи пёстрых рыб и многокрасочные коралловые рифы, похожие на гигантские грибы, – они-то и делали морскую гладь радужной.

– Возьмите, – сказала Эйра и дала Адэру сложенную в несколько слоёв шелковистую ткань. – Дышите через неё.

– Я словно под водой, – промолвил он, прикрыв тряпкой нижнюю часть лица. – Не могу толком вдохнуть.

– Не вы одни, – прозвучал за спиной приглушённый голос.

Адэр посмотрел через плечо. Охранители имели подавленный вид. Даже у ракшадаТалаша покраснели глаза. И только Луга – полуветон, полуориент – светился отвосторга. И Эйра не особо страдала. Её грудь замедленно опускалась иподнималась, натягивая ткань платья. Адэр недовольно поморщился – зачем онснова смотрит на грудь? – и направил взгляд на золотистый берег.

До слуха долетели голоса: ориенты на шлюпках кричали своим соплеменникам с острова. Однако из зарослей на дальнем краю песчаного пляжа никто не показывался. Влево и вправо тот же пляж, кое-где белые камни. На горизонте, над буйной порослью, возвышались то ли горы, то ли холмы с ярко-зелёными склонами. Издали казалось, что они застелены бархатом или махрой. Если есть растительность, значит, есть пресная вода. Или наоборот. Адэр прижал палец к пульсирующей жилке на виске: не о том он думает.

Покосился через плечо на Драго: бледные губы, серое лицо, покрытое испариной. Это не пот. На кожу оседает влага из воздуха, при вдохе забивает глотку ивызывает удушье. Ветонам худо, а значит, защитники из них ни к чёрту. Отогнать бы шхуны подальше от острова и прийти в себя. Буквально десять минут назад всембыло хорошо, а теперь всем плохо. Те, кому хорошо, веслами работают, как заводные, и орут во всё горло. Те, кому плохо, сидят на скамьях поникшие. Еслисейчас закричат всем скопом те, кто прячется в лесу, – ветонам ни ножи, нистальные мускулы не помогут.

Адэр посмотрел на Парня. Опираясь передними лапами на планширь, зверь следил за рыбами. Наверное, страхи беспочвенны, и надо успокоиться. А через тряпку, иправда, дышалось легче, хоть и с натугой. Надо бы сказать охранителям изащитникам, чтобы закрыли лица тканью.

Носы лодок уткнулись в песок. Путники, похожие на муравьёв, ступили на берег. Адэр взял бинокль, протянутый охранителем, и, смахнув со лба бисерные капли, приложил окуляры к глазам.

Йола неторопливо двинулся к лесу. Странный лес: стволы покрыты мхом как нашлёпками, кроны соединены лианами, между деревьями пышные папоротники икустарники. Пролетела стайка жёлто-синих птиц. В пёстрой тени леса, над кустами, виднелись головы, повязанные белыми платками. Местные жители…

Кто-то вышел Йола навстречу. Из зарослей появились ещё несколько человек. Защитники замерли возле лодок в напряжённых позах, будто ожидая сигнала к побегу. Адэр занервничал: слишком долго Йола говорит, время от времениуказывая на шхуны. Как бы путешественников не отправили восвояси. Остров находился в водах Грасс-дэ-мора, но островитяне могли этого не знать. Илизабыть…

Наконец ориенты запрыгнули в шлюпки – по двое в одну. Развернув их носами к шхунам, заработали вёслами. Парень перемахнул через фальшборт и, вытянувшись как настоящий ныряльщик, без брызг вошёл в море. Прозвучалиосипшие голоса: защитники, коим была поручена охрана парусников, провелиперекличку.

Вскоре Адэр и Эйра ступили на берег. Их окружили охранители. Климы и ветоны принялись вытаскивать из лодок дорожные сумки. Движения замедленные, вялые. Кто-то уронил сумку в воду, кто-то оступился и сел на песок.

Продолжая дышать через влажную тряпку, Адэр не сразу понял, что перед нимстоят Йола и незнакомый пожилой мужчина.

– Это Йеми, старейшина Ориенталя, – представил старик незнакомца.

Йеми заговорил. Поток непонятных слов и непривычная интонация вынудили Адэраскривиться, благо тряпка закрывала половину лица, и островитянин не увидел оскал. Лекарство климов, которое Адэр выпил перед посадкой в шлюпку, далообратный эффект: голова раскалывалась, в глазах появилась резь. Адэр, как нипытался, не мог сфокусировать взгляд на главе местного клана. Не мог осмотреться, чтобы понять, куда он попал.

– Йеми спросил: как вы добрались? – перевёл Йола.

– Расскажи сам, – произнёс Адэр сквозь ткань и пошёл… просто пошёл прямо, щурясь от блеска золотого песка.

– Йеми просит вас рассказать о Грасс-дэ-море, – вновь произнёс Йола.

Может, у старика внезапно отшибло память, и он перестал понимать слот? Пришлось отвести руку от носа и рта, что бы фраза прозвучала более доходчиво.

– Сам расскажи.

Адэр с трудом подавил рвотный спазм. Запахи… незнакомые запахи вдруг распались на химические элементы. Захотелось взять Эйру за руку, притянуть к себе и уткнуться носом ей в щёку или в шею, чтобы вдохнуть приятный, родной аромат. Рассудок воспротивился: поступок, недостойный правителя.

Адэр не понимал, куда его ведут. Скрип песка, шуршащая речь, яркие краски – всё смешалось, как и странные запахи. Воздух сгустился, потемнел. Значит, они вошлив лес. Вопросами, слава Богу, уже никто не мучил. Резь в глазах стала не такой острой. Удалось рассмотреть загорелых людей в одинаковых одеждах: штаны ирубахи, на головах платки с узлом на затылках. Вещи белые, но посерели отвремени или от стирки.

В тени деревьев стояли хижины из камыша или тростника. Окна без стёкол. Кое-где колыхались ситцевые занавески, тонкие, пористые как сито. Какая же здесь нищета…

Войдя в хижину, Адэр с трудом сделал вдох – пахло не чужим, а чуждым – иповалился на циновку, расстеленную в углу. Последнее, что осталось в памяти, этофигура охранителя на пороге.

Адэр открыл глаза. Аккуратно вытащил из-под себя руку, пошевелил занемевшимипальцами. От распахнутой двери по ребристому полу тянулась волнообразная лунная дорожка и утыкалась в замшевые ботинки военного образца. Кто-то егоразул.

Послышался шорох, похожий на взмах крыльев птицы.

– Что у вас болит? – прозвучал голос Эйры.

Боясь сдвинуть голову с места, Адэр скосил глаза. Эйра сидела сбоку окна, приваливаясь плечом к стене. Полумрак скрывал её лицо, но не прятал очертания подбородка, шеи, коленей, притянутых к груди.

– Я слишком остро чувствую запахи, – прошептал Адэр. А вдруг Эйра ему снится? Вдруг он проснётся, если заговорит чуть громче?

– Странно… Мне, напротив, здешний воздух очень нравится.

– Здесь нет привычных запахов. Мой мозг бунтует. – Адэр осторожно сместился к стенке. – Ложись рядом.

– Климы дали настойку. Велели напоить вас, когда вы проснётесь.

– Пожалуйста, ложись.

Немного помедлив, Эйра подползла к циновке, легла спиной к Адэру.

Он обхватил её за талию и, притянув к себе, зарылся лицом в волосы, собранные на затылке в узел. Аромат, исходивший от Эйры, одновременно приводил в чувстваи туманил рассудок. По ногам взбегал жар, упирался в пах, тёк дальше, через живот, к солнечному сплетению…

Ну нет, только не сейчас. Сейчас она почувствует и отодвинется. Или уйдёт.

– Как прошла встреча ориентов? – спросил Адэр, стараясь перенаправить мысли в другое русло.

– Спорят, – ответила Эйра и слегка подалась всем телом вперёд: всё-такипочувствовала.

– О чём?

– У них конфликт на национальной почве.

Адэр просунул вторую руку Эйре под голову:

– Они одной национальности.

– Островитяне так не считают. Они обвиняют друг друга в трусости, предательстве и воровстве.

– Они знают, что ты понимаешь их?

– Наши ориенты знают. Вам надо выпить лекарство.

Адэр выгнул шею и шумно вдохнул:

– Вот так мне плохо. – Вновь уткнулся носом Эйре в затылок. – А так хорошо. По-моему, рецепт лекарства ясен. Вот если бы ещё принять душ.

– Здесь неподалёку есть озеро с живой водой. Йола объяснил, как туда пройти. А хотите, я его разбужу?

– Не надо. – Адэр приподнялся на локте. – Где Парень?

– Наверное, охотится. Идём? Ночь лунная, тропинка широкая. Я тоже хочу умыться.

Они шли по дорожке между спрятанными в зарослях хижинами. Под ногамискрипели камешки и песок. Охранители не попадались на глаза и не издавали низвука, будто парили над землёй, избегая прикасаться к веткам. В просветах кронмелькала луна, озаряя холодным сиянием сосредоточенное лицо Эйры.

– Не будь такой серьёзной, – промолвил Адэр, прижимая к носу ткань и дыша с натугой.

– Может, вам вернуться на шхуну?

– Какая шхуна? – Адэр обнял свободной рукой Эйру за талию. – Я нашёл лекарство.

– Не смешно.

– Мне лучше, голова почти не болит, – соврал Адэр.

Ему бы разозлиться: на свою восприимчивость к запахам, на Йола, на первобытную общину вместо обещанного рая. Но вместо злости испытывал радость, чтозаболел. Эйра не позволит служанкам ухаживать за ним и, быть может, выйдет из своей крепости.

В небольшом овальном озере отражались звёзды и луна. Берег, покрытый травой как ковром с высоким ворсом, примыкал к скале. По склону стекали ручьи исверкающими струями падали с выступа в водоём. Запах воздуха здесь был знакомым,но всё равно в нём остро чувствовалась примесь чего-то инородного.

Скинув туфли, Эйра прошлась по кромке воды:

– Тёплая. – Наклонившись, умылась. – И пресная. Йола сказал, что на острове не водятся ядовитые насекомые и змеи. Можете купаться спокойно.

– Поплаваешь со мной? – спросил Адэр, снимая ботинки.

Уперев руки в бока, Эйра окинула взглядом заросли за его спиной, явно пытаясь увидеть охранителей.

– Они не будут смотреть, – сказал Адэр, расстёгивая сорочку.

– А вы?

– Я дам тебе рубашку.

Эйра постояла, взирая на озеро, и, не промолвив ни слова, протянула руку.

Пока она переодевалась за камнями у подножия скалы, Адэр снял штаны, вошёл в воду и, сделав несколько мощных гребков, приблизился к водопаду, который разительно отличался от водопадов в Ущелье Испытаний: он не бил подставленные плечи, а лизал и не шумел грозно, а звенел.

– Блаженство, – промолвила Эйра, вынырнув рядом.

Проплыв сквозь серебристую стену, они очутились в нише. Мягкий полумрак, приятная прохлада, под ногами пологое гладкое подножие скалы.

– Пока мне здесь нравится. Плохо, что вам климат не подходит, – произнесла Эйра, убирая со лба волосы. – А знаете, что… Не будем мешать ориентам. Пусть самиразбираются. Климы пусть ищут свои целебные травы, защитники и охранителипусть нас охраняют, а мы с вами будем гулять по острову. Когда вы выздоровеете.

– Я почти здоров, – проговорил Адэр.

Он на самом деле чувствовал себя намного лучше. Или в озере действительноживая вода, или силуэт Эйры на фоне водопада помогал организму приспособиться к другой среде.

– А Парень, наглец, – произнесла она. – Даже не пришёл вас проведать.

Адэр шагнул вперёд, обнял Эйру и губами открыл её губы. По телу разлилась сладостная ноющая боль. Чтобы её выпустить, поцелуев недостаточно. Недостаточно ощущать, как Эйру захлёстывает дрожь. Внизу живота пульсировало, билось, отдаваясь покалыванием в висках. Боль требовала выхода.

Перебирая пальцами по спине, Адэр приподнял мокрую ткань, заскользил ладонями по коже, коснулся груди.

Эйра прижала к себе руки, согнутые в локтях:

– Не надо.

Адэр отступил. Одёрнул её рубашку. Легонько коснулся губами её губ. И помог спуститься с камня в воду.

Через десять минут он сидел на берегу озера, облокотившись на колени. Болезненное ощущение в мышцах шло на убыль, внутренний жар угасал.

Эйра вышла из укрытия, накинула сорочку на куст, чтобы сохла, и, усевшись рядомс Адэром, посмотрела в небо:

– Удивительное место. Здесь всё становится неважным. Жизнь кажется сном.

– Я люблю тебя, Эйра.

Она медленно повернула к нему голову.

– Не отвечай, не надо, – произнёс он. – Если ты ответишь, я не буду знать, как мне жить дальше, что делать дальше. А я обязан это знать.

– Вас не интересует, что я чувствую?

– Ничего не говори.

– Не скажу. – Выпрямив спину, Эйра отвела взгляд. – Не скажу, что мои слова навес золота. Но я хочу их произнести с замиранием сердца, когда всё внутри немеетот счастья. А ваши слова, не подкреплённые поступками и уважением ко мне, ничего для меня не значат. Вы говорили их Галисии, Сирме, Вельме, Луанне. Извините, имён других ваших любимых я не знаю. В Тезаре за три дня их было семь.

– Кто тебе сказал? – спросил Адэр и прикусил язык, сообразив, что выдал себя.

Да, в замке Грёз их было семь. Семь дворянок с одинаковыми телами, лицами, запахами, стонами. А ему была нужна одна, которая смогла бы затянуть его в свой мир, из которого не хотелось бы уходить. Чтобы стереть её образ и заглушить вой сердца, он пил вино, как воду, и вновь шёл в спальню, пока не взбунтовался мозг. Когда такое было, чтобы мозг – замутнённый, одурманенный – сказал «хватит»? Не тело, не мужское естество, а разум? Обычно он отключался...

– Я не хочу быть одной из них.

– Эйра, ты не одна из них. Я говорил только Галисии. И не то, что чувствовал, а то, что она хотела слышать.

– А я не хочу. В следующий раз, когда надумаете выдать нечто подобное, – предупредите. Я заткну уши.

– Вот так признался... – произнёс Адэр, не зная как отреагировать на дерзость Эйры.

– А что вы ожидали? Что я расплачусь от счастья и брошусь вам на шею? Я брошусь вам на шею, если вдруг Элайна снова украдёт кольцо моей матери, а вы его вернёте. И вообще, не понимаю, почему ваша сестра на меня взъелась? Мне не нужны ни власть, ни богатство. И вы мне не нужны.

Адэр сцепил руки, пальцы задрожали от напряжения.

– Я горжусь королём Адэром Карро. Ему многие благодарны и многие имвосхищаются, но, к сожалению, этого не показывают. За королём я пойду хоть накрай света, но за мужчиной Адэром Карро я не пойду, куда бы он меня не позвал. Продолжайте жить, как умеете, как привыкли жить, как требует ваш долг. У меня своя дорога. – Качнувшись вперёд, Эйра поднялась.

– Не превращайся в «женщину со спины», – произнёс Адэр.

– А когда-то вам нравилось смотреть мне в затылок. – Эйра глубоко вздохнула. – Здесь так красиво. Небо, как в Ракшаде, и воздух, как в Ракшаде, а вы всё испортили. – И пошла, еле касаясь ногами земли.

– Эйра! Вернись!

Влажная тьма, царившая под кронами деревьев, поглотила стройную фигуру. Адэр откинулся на спину и направил взгляд в небо: тёмно-сиреневое, усыпанное звёздами-астрами.

***

Спустя два дня Адэр проснулся и с удивлением прислушался к себе. Голова не болела, дышалось легко. Видимо, мозг разложил запахи по полочкам. Но лёгкие… они не могли за двое суток приспособиться к воздуху, пропитанному влагой. Для этого нужны недели, месяцы.

Адэр отказывался верить, что в озере действительно живая вода. Он плескался в ней утром и вечером и чувствовал себя превосходно, однако в хижину возвращался с тремя неизбежными спутниками: с головной болью, тошнотой и удушьем.

Днём и ночью Адэр не покидал своё жилище, лежал, боясь пошевелиться. Эйраприходила к нему, но он, еле сдерживая стоны, переворачивался на другой бок, лицом к стене. Адэр не хотел её слышать, не мог на неё смотреть, стыдился своегонеобдуманного признания в любви и жалел, что взял Эйру с собой. Он надеялся сблизиться с ней и чудно провести время на лоне сказочной природы. Планы рухнули. Он не переносит климат, на сердце тяжесть, на душе осадок, во рту привкус сажи. Будто внутри сгорело что-то.

Климы поили Адэра настойками без запаха и вкуса, служанки кормили кашами из круп, привезённых из Грасс-дэ-мора. Местную еду он вряд ли сумел бы съесть. С наступлением темноты рядом с циновкой ложился Парень. Вдыхая запах влажной шкуры, Адэр проваливался в тревожный сон.

Сегодня утром открыл глаза и решил, что до сих пор спит; воздух был пропитанароматами: насыщенными, до ужаса приятными. Выйдя из хижины, с опаской сделал глубокий вдох. Ароматы не исчезли, не изменились, не рассыпались. Посмотрел по сторонам. В тени деревьев сидели защитники и климы. Ориенты, приехавшие с Йола, бесцельно бродили между хижин. На прогалине возле старой железной печки топтались служанки; ветерок донёс запах дыма, кофе и лепёшек.

Охранители сообщили Адэру, что Йола и Йеми отправились вглубь острова, насовет старейшин. Ушли, не попрощавшись, будто опасаясь, что их удержат силой. Это насторожило. Было бы логичнее поговорить сначала с правителем, узнать, зачем он прибыл, и лишь потом устраивать сходку.

Местные жители тоже ушли. В селении остался один островитянин с чуднымименем Хо – молодой мужчина приятной наружности. От него удалось узнать, кудаделись люди: они перебрались к своим родственникам, чтобы не мешать чужакам.

Адэру не понравилось слово «чужаки», не понравился спешный уход жителей местечкового поселения, не понравилось, что совет состоится где-то там, а не здесь, во временной «резиденции» правителя. Ладно, пусть старейшины захотелипослушать Йола, узнать побольше о Грасс-дэ-море, о Великом, который превратил их братьев и сестёр в узников резервации. Возможно, им надо понять, как вестисебя с сыном Великого. Но почему сбежали жители?

От раздумий отвлёк шорох, доносящийся сверху. Адэр поднял голову и увидел среди раскидистой кроны чёрное пятно. Чёрт… Парень умеет лазать по деревьям. Внезапная мысль обдала разум кипятком: хозяев посёлка вынудил бежать страх перед морандой… и перед моруной.

Адэр последовал за охранителем к дому Эйры с твёрдым намерением отправить её на шхуну. Он был даже готов отправить её в Грасс-дэ-мор, но, увидев Эйру, вдруг понял, что не сможет её унизить.

Она стояла на пороге хижины, обхватив себя за плечи, и смотрела на Адэра, шагающего по тропинке. В тени деревьев сидели на корточках Драго, Луга и Мебо. Талаш появился из-за угла дома и замер в напряжённой позе, будто хотел кинуться наперерез незваному гостю.

Приблизившись к Эйре вплотную, Адэр прошептал:

– Когда-нибудь я тебя убью. И никто не обвинит меня в содеянном.

– Обвинит. Мун.

– Я найду с ним общий язык.

– Ориенты упрямый народ. Их не так просто склонить на свою сторону.

– А тебя.

– Я всегда на вашей стороне.

Адэру захотелось положить ладонь ей на затылок, прижаться лбом к её лбу. Так захотелось, что заныли мышцы рук, но Адэр спрятал руки за спину:

– Йола ничего не говорил перед тем, как уйти?

– Нет. Ушёл тайком.

Не желая сидеть на месте и ждать, Адэр позвал Эйру на прогулку. Злость на неё ещё не иссякла, однако оставлять её в брошенном селении было опасно. Темболее что климы тоже засобирались в поход за целебными растениями. Пришлось навязать им ориентов Йола и защитников, хотя климы упирались. «Ну закричитморской народ, ну лопнут у нас перепонки, ну хлынет кровь, и что? – говорили они, заталкивая в сумки тряпичные мешочки для трав. – Мы не чувствуем боль. Вытремкровь и пойдём дальше, а потом уж разберёмся, что делать с ушами».

В итоге климы, ориенты и два десятка защитников потопали в одну сторону. Адэр, Эйра, Парень, охранители и оставшиеся защитники направились в другую сторону. За ними увязался Хо. Охранители хотели его прогнать, но Адэр предположил, чтомолодой островитянин всё равно станет следить за ними. Лучше пусть будет навиду.

Эйра упорно притворялась, что не понимает язык морского народа. Речь Хо взялся переводить Луга.

Ступая между деревьями и папоротниками, Адэр смотрел по сторонам. Природаудивляла цветовой гаммой. Если бы не тяжёлые мысли – почему Йола увелиподальше от правителя? – Адэр смог бы в полной мере насладиться видом. А так, будто разглядывал картинки в книге или фотографии в журнале.

– Что-то подсказывает мне, что у вас нет детей, – сказал Хо, шагая между Лугой иАдэром.

– Я не женат, – ответил Адэр и, вытянув руку, обратился к Эйре: – Смотри, какая стрекоза. Никогда не видел у стрекоз алые крылья.

– Мои зёрна прорастают, а ваши вылетают в пустоту, – промолвил Хо.

Адэр подавил недовольный вздох. Какое дело этому рыбаку до его зёрен? Покосился на Лугу:

– Ты правильно перевёл?

Вместо охранителя ответила Эйра:

– Правильно.

– Скажи ему, что у меня нет жены, – велел Адэр Луге. – А дети, рождённые вне брака, мне не нужны. И скажи так, чтобы он прекратил задавать бестолковые вопросы.

Выслушав перевод, Хо улыбнулся:

– А пора бы. Пора. Человеческий век недолог. – И принялся болтать, не заботясь, что Луга еле успевает переводить и объяснять.

Островитяне не использовали слово «селение». Ориенталь называли городом, хотя здесь нет дорог и улиц, нет каменных домов и общественных заведений. Людивозводили хижины там, где им нравилось, и занимались тем, к чему лежала душа: ловили рыбу, выращивали бобы, просо либо растения, из которых получалипрядильное волокно или масло.

Селились семьями или сбивались в общины. Ориентиром поселения служилидостопримечательности: рогатое дерево, рыбий утёс, роща близнецов, и ещё великое множество уникальных мест. Остров был исхожен вдоль и поперёк, и об этих местах все знали.

Ориенталь был поделён на участки, которыми заведовали старейшины: решалиспоры островитян, руководили общественными работами, распределяли еду иодежду. Считалось в порядке вещей пускать в дом чужого человека, кормить его иобстирывать до тех пор, пока он сам не захочет уйти.

В Ориентале всё считалось общим: море, земля и то, что она родила, рыболовецкие судёнышки и лодки. Кто угодно мог взять их и выйти в море. Ремонтом занимались сообща.

Адэр хотел купить жемчуг, а теперь задумался: куда островитяне побегут с деньгами? Здесь нет ни торговли, ни господ, ни слуг, ни запросов. Нипроизводителей, ни потребителей – в глобальном смысле слова. Ориентамнравился образ жизни, который они вели. Их устраивала нищета.

И, как сказал Хо, они сейчас даже жемчуг не ловят. Мол, кому он нужен? А раньше был нужен. Они везли его в Грасс-дэ-мор, ориенты с побережья продавали жемчуг дворянам, на вырученные деньги приобретали лекарства и предметы первой необходимости и отправляли в Ориенталь. С чего теперь едят и пьют местные жители? И зачем им лекарства, если остров – это лечебный край?

Выслушав вопрос о лекарствах, Хо ответил:

– Раны не подсыхают и не заживают. Ступни, стёртые о кораллы, не заживают. Порезы рыбами-бритвами гноятся. В бритвах яд.

Эйра прошептала:

– Надо было взять побольше посуды. У них нет постельного белья, полотенцаизодраны. Надо было взять гвозди, керосин и лампы. И детям игрушки.

В трюмах шхун стояли ящики с мылом и мотками капроновой нити, с посудой итканями, с антибиотиками, мазями и бинтами. Но это подарки. Их на всех не хватит. Йола говорил, что тридцать лет назад в Ориентале жили порядка двадцати тысяч человек. Сейчас их, несомненно, больше. Чтобы улучшить их быт, надо начинать с нуля и вкладывать, вкладывать… А жемчуг они не ловят. Скорее всего, жемчуганет.

После полудня путники вышли из леса и двинулись по пологому склону холма, покрытого чем-то похожим на мох. Под ногами чавкало, голову припекало, по лицу струился пот. Парень хватал пастью брызги, вылетающие из-под допотопной обувиХо, шагающего немного впереди основной группы.

Драго дал Эйре платок. Талаш помог ей обмотать голову и завязать на затылке узел. Адэр взял протянутую охранителем бутылку с водой. Делая глотки, украдкой наблюдал за ракшадом.

Талаш выглядел устрашающе и в то же время чем-то завораживал: грудашоколадных блестящих мышц, на руках тёмно-фиолетовые татуировки, мощная шея, густые иссиня-чёрные волосы, затянутые в хвост, выразительные губы иглаза. И внимательность к женщине, похоже, им не чужда. Но как они могут ходить в кожаных штанах, там же, наверное, всё сопрело. Иштар тоже ходил в коже зимой и летом. А ведь в Лунной Тверди намного жарче, чем в Грасс-дэ-море.

– Талаш, – промолвил Адэр. – В Ракшаде такое же небо, как здесь?

– Ночью – да, – прозвучал низкий голос.

– А воздух?

– Нет.

Сделав глоток, Адэр покосился на Эйру. Ну и зачем она говорила о воздухе? Думала, он не знает, что в Лунной Тверди дожди идут в сезон штормов? Влагихватает на месяц, не более. И в оазисах не так влажно.

– А мне кажется, что иногда здесь пахнет Ракшадой, – заметил Драго.

– Точно, – произнёс Луга. – Я пару раз просыпался ночью и холодел от ужаса: «Боже! Я в Ракшаде!» Но чем пахло, спросонья не понял.

– Лаймом, – откликнулся Мебо.

– Точно! – обрадовался Луга. – Но запах немножко другой.

– Аромат лайма – это священный аромат, – проговорил Талаш. – Это ароматИштара.

Делая глоток, Адэр поперхнулся. Чёрт… Ну и зачем он спросил? Прокашлявшись, бросил бутылку охранителю и дал знак Хо двигаться дальше.

Сделав несколько шагов, поинтересовался:

– А куда мы идём?

Запоздалый вопрос. Его следовало задать, как только они покинули селение, клан, лежбище – как островитяне называют место, где они живут?

Луга вытер лицо ладонью и перевёл фразу.

Оглянувшись, Хо подтянул край платка на лоб:

– Я покажу, где лежат жемчужницы.

Выслушав перевод, Адэр решил, что Луга что-то перепутал. Жемчужницы в море, аостровитянин ведёт их в другую сторону от моря. Вдобавок ко всему они идут в гору.

Хо остановился. Повернувшись к Адэру, указал вправо:

– Там воронка. В море. Большая воронка недалеко от берега. Там встречаются тритечения. Тебя затягивает на дно и тащит под островом. – Расположив ладониплашмя, ориент потряс руками, словно придавливая воздух к земле. – Под намитуннель. Там море, сильное течение. А там… – Хо вытянул руку влево. – Фонтан в море, тоже недалеко от берега. Это течение из туннеля вылетает. Ловцы жемчуга привязывали к себе камни, чтобы их несло не так быстро, и ловилижемчужницы. Если нырять без камней, там крутит и швыряет. О стенки туннеля всю кожу можно снять.

– Значит, под нами жемчуг? – спросил Адэр.

– Нет, – замотал головой Хо. – Жемчуг – дитя луны. Ему нужен лунный свет. Я вамсейчас покажу. – И направился вверх по склону холма, выдавливая из зелёногоковра под ногами фонтанчики воды.

– А воронку нам покажешь? – подала голос Эйра.

Хо указал на гору под сплошным малахитовым покровом:

– Оттуда видно. А вблизи, с берега не видно. А к воронке никому нельзя приближаться. Затянет.

– Сколько времени плыть по туннелю? – поинтересовался Мебо.

– Долго. В полдень нырнул, в темноте вынырнул.

– Воздух там есть? – подал голос Драго.

– Откуда в море воздух? – удивился островитянин.

Вскоре путники ступили на горное плато, застеленное мхом и испещрённое небольшими тёмно-серыми овалами. Парень пробежался между ними, уселся перед Эйрой и вцепился зубами в подол её платья, будто не хотел, чтобы онадвигалась с места. Адэр думал, что это ямы, пока не подошёл к одной. Заглянул внутрь и, пошатнувшись, быстро сделал шаг назад. Это не ямы – дыры в бездну. Из них доносился непонятный шум. Пахло солью и влажными камнями. Хотя куда уж влажнее? Влажнее, чем здешний воздух, может быть только вода.

Опустившись на четвереньки, Драго посмотрел в дыру:

– Ну и глубина. Метров двести или триста. А там что-то блестит.

– Отражение солнца, – предположил Луга, уставившись в другую дыру.

– Лунной ночью там светло, как днём, – сказал Хо довольным тоном.

Адэр обвёл взглядом плоскогорье с множеством отверстий, словно здесь обжилась колония гигантских точильщиков. Только точат они не дерево, а камень, делая свод пещеры непрочным. Гора в любую секунду может рухнуть в море. К такому экстриму Адэр не был готов.

– Уходим, – произнёс он и, схватив Эйру за руку, потащил вниз по склону.

Погрузившись в размышления, Адэр не заметил обратную дорогу. Йеми специальнооставил Хо и наказал показать «чужакам» дыры. Мол, не разевайте рты на остров, кроме морского народа никто не достанет жемчужницы. Ориенты здесь хозяева, авы просители. Ориентам почти ничего не надо, им плевать на чужие проблемы ижелания. Юлите, прогибайтесь, а мы посмотрим: помочь вам или послать кудаподальше.

Эти и ещё множество других неприятных мыслей всю ночь носились в голове Адэра. Он уснул под утро и проснулся далеко за полдень. Наспех позавтракав – или пообедав, – вновь позвал Эйру на прогулку. В этот раз они решили не забредать далеко от хижин: близился вечер.

Хо повёл их к морю. Выйдя из леса, указал вправо:

– Можем пойти туда. Там пустыня Совести. Под человеком с нечистой совестью онаизгибается

Адэр не знал, чистая у него совесть или нет, но проверять не хотел. А вдруг это не выдумка островитян? Он пойдёт по песку, а пустыня под ногами прогнётся. Конфуз. Репутация правителя должна быть на высоте.

Хо указал влево:

– А там живой берег и живая коса. Но по ней мы не пойдём, только посмотрим.

Выслушав перевод, Адэр покачал головой. Всё-то у них живое.

– Где вы рыбачите? – спросила Эйра.

– На другой стороне Ориенталя, – ответил Хо. – Хотите посмотреть?

Адэр прикинул, сколько потребуется времени, чтобы пересечь остров, и выбрал живую косу.

Через час путники увидели узкую полоску золотистой земли, убегающую вглубь моря. Парень сначала побежал по ней, но закрутился, опасливо посматривая под лапы, и вернулся к Адэру. По косе они точно не пойдут. Надо было и на горномплато прислушаться к зверю, а не расхаживать между дырами.

– Коса несколько раз в день виляет как хвост собаки, – сказал Хо. – Её намываютдва течения. Затем подмывают, и коса уходит под воду. У берега это не страшно, ана глубине страшно. Не мне. Вам страшно.

Слух уцепился за слово «собака». На острове нет ни собак, ни котов. Значит, Хо успел побывать в Порубежье, раз знает, о чём говорит. А на вид островитянину лет двадцать пять. Получается, Йола соврал, что с острова шхуны не приходилидвадцать четыре года.

Эйра подошла к кромке воды. Глядя на неё, Адэр невольно улыбнулся. Сегодня онанадела серое бесформенное платье. И волосы затянула в привычный узел. «Женщина со спины» походила на плебейку, некогда стоявшую на краю обрыва. Что она тогда сказала? «Так я порчу вид…» А он что подумал? Ничего. Он опешил от её дерзости и наглости. Тогда она была обута в стоптанные башмаки, асейчас… Адэр присмотрелся. Эйра стояла в песке почти по колено, приподнимая подол платья.

– Что ты делаешь?

– Тону, – промолвила Эйра с удивлением в голосе.

Приблизившись к ней, Адэр усмехнулся:

– Странный способ свести счёты с жизнью.

– Вы тоже тонете.

Адэр посмотрел вниз. Его ботинки уже погрузились в песок. Парень прикусил манжету рубашки и потянул назад, от моря.

– Идём, Эйра. Парню что-то не нравится, – произнёс Адэр. Оглянувшись наохранителей, болтающих с Хо, вытянул из песка одну ногу и ухнул в море по шею.

Это произошло неожиданно, просто из-под ног ушла земля. Адэр успел увидеть расширенные чёрные глаза и, непонятно каким образом, схватил за руку Эйру, уже скрывшуюся под водой. Сбоку вынырнул Парень.

С другого бока показалась Эйра и, вместо того чтобы закричать, расхохоталась:

– А нас предупреждали: берег живой.

Обругивая себя и друг друга, охранители вытащили их на песок. Слушая смех Эйры, Адэр смотрел на трещину, которая шла в полуметре от края моря; отколотая суша мгновенно уходила под воду. За долю секунды исчезла коса. Только что была, и нет её. Только пенный гребень на том месте.

– Течения встретились, – промолвил Хо. – Теперь будут намывать новую косу. Утром увидите.

Утром вернулись старейшины, а с ними и жители поселения. Покинув лачугу, Адэр увидел Эйру, беседующую с Йола. Приблизившись, спросил:

– Ты плакал?

Старик мотнул головой:

– Ориенты не плачут. Вам показалось.

Но опухшие и покрасневшие старческие глаза говорили об обратном.

За спиной прозвучал голос. Адэр обернулся. Скрестив на груди руки, Йемиповторил фразу. Снисходительный вид и насмешливая интонация покоробилиАдэра. В груди нарастала волна злости.

– Он спрашивает, как к вам обращаться, – перевёл Йола.

– Мой правитель.

– У нас нет правителя, – проговорил Йеми, а Йола перевёл. – У нас нет господ. И величеств нет.

– Мой правитель, – произнёс Адэр. – Иначе разговора не получится.

Хмыкнув, Йеми окинул взглядом разношёрстную толпу.

– А это мы сейчас посмотрим.

Островитяне понимали старейшину, а внимание защитников и охранителей привлёк неуважительный тон. Тихо заговорили Луга и кто-то ещё – из людей Йола, – переводя слова Йеми. К ветонам начали подтягиваться климы.

– Йола сказал, что у вас живёт пять тысяч двести ориентов, – промолвил Йеми. – Я дам вам по жемчужине за каждого ориента и заберу людей в Ориенталь. Йола, Муна и Ахе можете оставить себе.

– Ты унижаешь свой народ. Какой же из тебя старейшина? – Адэр затолкал руки в карманы штанов и сжал кулаки. – Они не рабы, а люди.

– Вы отдадите их просто так? Без жемчуга?

– Ты хочешь забрать у нас народ, Йеми? – спросила Эйра. Её слова сталипереводить все люди Йола, чтобы островитяне ничего не упустили.

– Это мой народ, моруна.

– Нет, – возразила Эйра. – Все, кто живёт на нашей земле, это наш народ, независимо от национальности.

– Ты будешь удерживать ориентов силой?

– Нет. Я вызываю тебя в суд.

Йеми рассмеялся:

– В какой суд?

– Суд моруны.

Опустив руки, Йеми сцепил на животе пальцы и принял развязную позу. Окинув толпу насмешливым взглядом, с ехидным прищуром посмотрел на Эйру:

– Суд моруны проводит истинная жрица.

Она подошла к нему вплотную:

– Я жрица от Бога, Йеми. Тебе нужны доказательства, Йеми? Я произнесу твоё имя ещё раз, и ты их получишь.

– Нет, – промолвил старейшина, шагнув назад. Попытался отвести взгляд от Эйры, но у него не вышло.

– Она истинная жрица, Йеми, – подтвердил Йола.

Старейшина Ориенталя предпринял последнюю попытку:

– Ты приняла сан?

– На этой земле сан мне не нужен, Йеми, – промолвила Эйра. – И чтобы судить тебя, сан мне не нужен, Йеми. И если ты честен и чист, тебе не надо бояться моегосуда...

– Хватит! – выкрикнул старейшина и попятился. – Довольно!

Эйра уставилась себе под ноги:

– Суд состоится через три дня. На рассвете. В пустыне Совести. Должны прийтивсе островитяне, кроме детей и подростков.

Выслушав перевод, Йеми кивнул, дал знак соплеменникам и быстро пошагал к своей хижине. Людей смыло, словно волной.

– Что ты задумала? – спросил Адэр.

– Мне надо готовиться к суду, – промолвила Эйра и вместе со своимиохранителями направилась вглубь леса.

Адэр не видел её три дня. Иногда приходили Драго или Луга. Говорили, что Эйра не ест, не пьёт, не спит. Просто стоит на вершине горы и смотрит на воронку в море.

Часть 10

***

Адэра разбудили задолго до рассвета. Возле хижины собрались все, кто приехал на остров. Не было только Эйры, её охранителей и Парня.

– Приходил Луга, – доложил защитник. – Сказал, что Малика уже там.

– Йеми тоже ушёл, – сообщил Йола.

Адэр и его спутники направились в сторону побережья. Йола нервничал: оттягивал ворот рубахи и дышал, открывая рот как рыба на крючке. Адэр, напротив, был спокоен. Чувствовал себя, как перед театрализованным представлением, «Суд моруны» звучало в голове как название спектакля. Эйра три дня репетировала роль. Сейчас за кулисами примеряет костюм и ждёт, когда соберутся зрители. Спектакль закончится, в зале задержатся четверо – правитель, моруна и двое старейшин, – и начнут искать выход из создавшейся ситуации. Тогда включится разум и интуиция. Зачем напрягаться раньше времени?

Вскоре большая компания добралась до пляжа и двинулась вдоль опушки леса, вдавливая чёрные островки травы в серый песок. Небо тёмное – без звёзд и луны, моря не видно и не слышно, только запах: соли, водорослей, рыбы.

Адэр невольно прибавил шаг. В спину будто толкало что-то. Будто волнение идущих сзади людей материализовалось и грозило свалить Адэра и растоптать. Спокойствие вылетало с каждым выдохом, пока его место в груди не заняла ноющая тревога.

Внезапно всё вокруг погрузилось в плотный туман. Настолько плотный, что Адэр пару раз врезался в охранителя. Из влажной мутной кисеи резко вскинулось солнце, озарив горизонт алым светом. Туман упал моросящим дождём и открыл взору широко раскинутое побережье и далёкое море. В кронах зашумел лёгкий ветерок, стряхивая с листьев сверкающие капли. Природа расцвела, словно сотни художников одновременно прошлись кистями по холсту.

На золотистом пляже сидела громадная толпа островитян, утопая в песке до пояса. Перед ними стояли Йеми и Эйра. В свободной рубашке до талии и в широких штанах она походила на местную жительницу. Рядом с ней возвышался Парень.

К Адэру и Йола подбежал Драго.

– Ваше Величество! – промолвил охранитель Эйры, склонив голову. – Старейшина! Малика просит вас взять с собой переводчиков из ориентов. Для правителя и Йеми.

Йола выбрал двух пожилых соплеменников. Расправив плечи, сделал глубокий вдох и побрёл по пляжу. Адэр двинулся следом. Побережье, названное пустыней Совести, мягко пружинило под ногами, словно Адэр ступал по надутому резиновому матрасу. Йола оставлял за собой глубокие вмятины. После тумана берег должен быть влажным, однако песчинки скользили по поверхности, как по шёлку.

Приблизившись к Эйре, Адэр коротко кивнул и посмотрел на островитян. Они не утопали в песке – под ними прогнулась пустыня. Люди сидели в углублении, как на дне огромной тарелки.

– Пришли не все, Йеми, – сказала Эйра.

– Все, – ответил он, выслушав перевод.

– Сколько жителей в Ориентале?

– Много. Откинь детей и подростков, дряхлых стариков, беременных и кормящих грудью женщин, и тех, кого мы не застали дома.

– Сколько пришло?

– Все перед тобой. Можем пересчитать, если времени не жалко.

– Где остальные старейшины?

Йеми указал на толпу:

– Где-то там. Среди своих.

Эйра попросила переводчиков говорить громко и чётко, чтобы их смогли услышать климы и ветоны. Повернувшись лицом к толпе островитян, ногой провела черту на песке и вместе с Адэром отступила от границы на пару шагов. То же сделали Йеми и Йола, островитяне оказались за их спинами.

Эйра жестом предложила сесть. Опустившись на пляж, как на пуховую подушку, Адэр поспешил себя успокоить: пустыня реагирует не на совесть, а на вес тела. Посмотрел на старейшин. Они будто сидели в тазах. Неужели всё-таки совесть?..

Один переводчик расположился сбоку Йеми, второй подсел к Адэру, хотя, по идее, должен был втиснуться между правителем и моруной. Старейшина Ориенталя оказался смекалистым человеком. В его лице отразилось замешательство. В глазах цвета морской волны застыл вопрос, но Йеми не решился его задать.

– Да, Йеми, я знаю ваш язык, – сказала Эйра на слоте. – И теперь знаю, что думают обо мне в твоём доме.

Выслушав перевод, старейшина промолвил:

– Люди сами не понимают, о чём говорят.

– Я знаю, откуда ветер дует, – произнесла Эйра и посмотрела на Йола.

– Ты меня никогда не простишь, – еле слышно сказал старик. – Меня родные братья не могут простить. Я сам себя не могу простить. И не могу вернуться назад, чтобы заново переплыть море жизни.

После этих слов Адэру стало не по себе. Кого Эйра собралась судить? Йеми, Йола или народ? И за что судить? За стремление Йеми купить ориентов, как домашнюю скотину, или за нелюбовь ориентов к морунам? Наверное, в посёлке говорили о ней что-то очень обидное. Зря он не выучил их язык...

Вдруг захотелось взять Эйру за руку и увести отсюда подальше, пока не поднялся занавес и на сцене не появились актёры. И какие, к чёрту, актёры? Адэр смотрел на многотысячную толпу островитян, застывших, как и воздух. Краем глаза видел на опушке леса климов и ветонов, превратившихся в тени. Народы, причастные к уничтожению морун, собрались в одном месте. Куда он её привёз? Вокруг недруги, а против недругов только трое: он, она и зверь.

– Йеми, – проговорила Эйра. – Почему ты хочешь забрать у нас ориентов?

– На совете мы лишили Йола звания старейшины и запретили называть себя ориентом. Народ без предводителя должен вернуться к истокам.

Выслушав переводчика, Адэр вытянулся, напрягся. Перед ним сидит главарь сирых и убогих – двумя словами: непонятно кто – и решает судьбу его подданного. Делаетничтожной жизнь человека, которого сам же бросил в чужой стране. Может, Йолапровинился перед морским народом, может, провинился перед морунами, но перед правителем он чист.

Со стороны леса донеслись крики соплеменников Йола.

– Возмущаются, – сказал переводчик Адэру.

– По его вине погибли люди, – прокричал Йеми и вскочил на ноги. – Или вы забыли, как хоронили сестёр и братьев? По его вине сгорел наш трёхмачтовый корабль. И это вы забыли? Он связался с другими народами, и вас закрыли в резервации.

Йеми оказался не таким уж умным человеком. Последней фразой он перекинул в «лагерь» Адэра и Эйры ветонских защитников и климов, швырнул как горстку пескаиз бескрайней пустыни под сень деревьев. Зато какую горстку! Оставалось тольконадеяться, что старейшина не спохватится и попытается исправить ошибку.

– Он присвоил наш жемчуг, вместо того чтобы купить новый корабль и отправить вас на родину, – продолжил Йеми. – Вас грабили, избивали, убивали, а он сидел возле костра и ничего не делал.

Из леса вновь донеслись крики.

Йеми заорал во всё горло:

– Теперь он привёз к нам сына человека, который держал вас в тюрьме! Он сказал, что это ваш правитель. У морского народа нет правителя! И никогда не будет! А если вы с ним заодно, то вам здесь не место!

Наступила тишина. Ни всплеска волн, ни шума леса, ни пения птиц. Легкий ветерок гнал песчинки по пляжу цвета солнца. Их шуршание напоминало шелестумерших осенних листьев.

Адэр еле сдержался, чтобы не подняться на ноги и не сказать: «Я открыл перед вами двери, а вы отказались войти. Второго шанса не будет». На его колено легламаленькая ладонь. Адэр положил руку сверху и легонько сжал, успокаивая.

Желание обогатить казну, помочь нищим островитянам, свозить Йола на родину… К чёрту казну, островитян и Йола! Желание устроить Эйре праздник обернулось грандиозным провалом. Надо убедить её взять жемчуг и отдать Йеми ориентов. Пять тысяч жемчужин – это баснословное состояние. Как только шхуны отойдут отострова, за борт полетят ящики с подарками, как гробы с останками надежды.

Эйра хотела убрать руку, но Адэр сплёл её и свои пальцы в тугой замок и громкопроговорил:

– Они могут лишать тебя чего угодно, Йола, но в Грасс-дэ-море ты ориент иглавный старейшина. Ты не переплывёшь заново море жизни, зато поможешь соплеменникам избежать твоих ошибок.

Из леса донеслись ритмичные хлопки в ладони.

Йола посмотрел на Эйру:

– Ты меня не простишь.

Она высвободила ладонь из руки Адэра, поднялась на ноги и, глядя намноготысячное сборище, заговорила на языке ориентов:

– Я верховная жрица морун Эйра Латаль. Мою мать звали Малика, и в память о ней я ношу её имя. Моего отца звали Яр, и он ориент. В морунах не течёт кровь отцов. Я исключение. Много веков назад вы пришли в Дэмор. Мы поняли вас и принялитакими, какие вы есть. Мы уважали ваши традиции и веру и хранили ваши тайны. Теперь я пришла к вам.

– Мы понимаем тебя и принимаем, – заверил Йеми и опустился на пятки.

– Сыновья, внуки и правнуки морун! – проговорила Эйра. – Сядьте за правителемвашей родины.

Никто из ориентов не пошевелился. Адэр приказал переводчику повторить словаЭйры. Потомки морун? На острове?

Эйра посмотрела на Йеми:

– Они не знают?.. Вы им не сказали…

Старейшина побледнел, как только может побледнеть загорелый до черноты человек:

– Это было до меня. Это было при моём отце. Я ещё не родился.

– Он увозил их из Порубежья детьми?

– Их родителей убивали. На сыновей тоже охотились.

– И на дочерей охотились, – сказала Эйра и, перешагнув черту на песке, быстропошла через толпу, указывая то на одного человека, то на другого. – Садись заправителем своей родины. Ты. Ты. И ты…

Вздыбив шерсть волной, Парень побежал по краешку углубления, в котором сиделиостровитяне. Достаточно было посмотреть на красные глаза, сверкающие ярче солнца, на огромные клыки в оскаленной пасти, чтобы понять: зверь бросится налюбого, кто проявит неуважение к моруне.

Народа было много, Эйра подходила к каждому. Не прикасалась и ни о чём не спрашивала. Просто говорила: «Ты», либо молча шла дальше. «Просеивание» ориентов затянулось на пару часов. Адэр считал, сколько людей скрывается за егоспиной, потом сбился. Когда Эйра вернулась, Адэр посмотрел через плечо и… встал. На идеально ровной пустыне сидела впечатляющая толпа. Впечатляющая не размерами, а тем, что на острове проживает не десяток и не сотня потомков морун, а значительно больше. Люди озадаченно переглядывались. Похоже, они не поверили Эйре, а просто подчинились.

Эйра устремила взор на островитян позади Йеми:

– Среди вас есть те, кто увозил наших сыновей в Ориенталь. Но вы не спасалинаших дочерей.

Донеслись голоса:

– Мы выполняли приказ главного старейшины.

Адэр отказывался верить. События, о которых идёт речь, произошли век назад. Свидетели тех событий давно мертвы.

– Уйдите, – произнесла Эйра. – Здесь вам не место.

Несколько стариков выбрались из толпы и скучились на опушке леса.

Эйра повернулась к Адэру лицом. Одной рукой указала на потомков морун, второй рукой указала на людей за спиной Йеми:

– Те, кто изменил жене или мужу, уйдите. Здесь вам не место.

Ориенты превратились в статуи.

– Уйдите, – повторила Эйра. – Или я выведу вас за руку.

Пряча взгляды, островитяне вставали. Ссутулившись, шли к опушке леса и в теникрон сбивались в кучки. Прелюбодеев среди потомков морун не оказалось.

– Те, кто обидел мать, уйдите, – проговорила Эйра, продолжая указывать на оба«лагеря». – Здесь вам не место.

Толпа в углублении пустыни вновь поредела. Другой «лагерь» не шелохнулся.

– Те, кто провинился перед отцом, уйдите. Здесь вам не место.

Адэр подумал, что надо бы присоединиться к сборищу на краю леса, но Эйра нанего не смотрела. Если посмотрит и повторит фразу, он будет честен перед собой иуйдёт.

Вдруг Йеми вскочил. Повернувшись к своим людям, закричал:

– Вы не понимаете, что происходит? Не понимаете, что она делает? Она откроетваши тайны, поднимет грязь. Все, кто хоть в чём-то виноват, уйдите! Не позорьте себя и меня!

Островитяне ручейками стекались к лесу. Немного погодя перемещение прекратилось. Пустыня выровнялась. За спиной старейшины осталось многолюдей, но их количество не играло роли. Они – результат очистки породы. А поистине ценная порода находилась за спиной Эйры: потомки её сестёр обошлись без потерь.

Йеми опустился на песок и облокотился на колени. Его поза был пронизана болью и стыдом. Солнце подобралось к зениту, а суд только начинался. Охранителипринесли Адэру соломенную шляпу с широкими полями, Эйре повязали платок наголову, дали воды, на Парня накинули рубаху и удалились.

Наконец Йеми проговорил:

– Может, я плохой старейшина. Может, надо быть строже. Но нас мало, и мы держимся друг за друга как умеем.

– Нас тоже было мало, – подал голос Йола. – Полукровные дети ориентов живутменьше родителей. Самое страшное в жизни – это хоронить своего ребёнка. Мы хоронили. Корабль из Ориенталя приходил раз в полгода, но никто не хотел оставаться. Мы женились на селянках, переводили кровь. Потом женили детей наориентах, чтобы в третьем поколении кровь стала чистой. И так по кругу из года в год. Женили, хоронили, женили, хоронили. А потом поняли, что женятся родственники.

– В Ориентале кровные браки запрещены? – обратился Адэр к Йеми.

– Запрещены, но случаются. Как везде.

– Моруны выходили за ориентов замуж, – продолжил Йола. – Но это было очень-очень редко. Нам бы радоваться. В сыновьях морун течёт чистая кровь отцов. А мы противились свадьбам. Моруны… другие, они живут по-другому. Если у моруны иориента срасталось, мы теряли рыбака. Он уходил за женой и не возвращался. Их сыновья приходили и тоже уходили. Они не хотели жениться на двоюродных сестрах и племянницах.

Адэр передёрнул плечами. В голове не укладывалось, как можно жениться наплемяннице. У него их две. Он любит девочек, как своих детей. На них невозможносмотреть, как на любовниц. И двоюродных сестёр он не представляет в своей постели.

– Так сложилось до меня, – промолвил Йола. – До меня было много-многостарейшин. Потом старейшиной был мой отец, но недолго. Он погиб в пещере, егозатолкали туда ракшады.

– Сколько тебе лет, Йола? – спросил Адэр.

– Через два года будет сто лет, как исчез Зерван. Мне будет сто тридцать.

– Сколько?!

– Сейчас сто двадцать восемь.

– А Муну?

– Он на четыре года младше.

– Сколько вы живёте?

– По-разному.

– На острове есть старше Йола, – сказал Йеми.

Адэр покосился на Эйру. Так это не сказка?

– Я виноват, – промолвил Йола. – Из-за меня погибли люди. Зерван исчез, творилось непонятно что. К нам приходили селяне, меняли продукты на рыбу. Говорили, как там страшно. Мы ждали корабль. Он пришёл. А потом пришлиморуны. С мужьями, с детьми. Почти полсотня семей. Ориенты, климы, ветоны. Они просто собрались вместе и пришли к нам. Попросили увезти детей на остров.

Старик закрыл лицо ладонями:

– Мне можно плакать. Я не старейшина и не ориент. Мне можно плакать.

– Мы не разрешаем чужакам жить на острове, – произнёс Йеми. – Нам нельзя разбавлять кровь. Нас мало. Наш народ может исчезнуть. Ты должна понять нас, моруна.

– Вам я ничего не должна, – еле слышно проговорила Эйра.

Йола уронил руки на колени:

– Один ветон умолял увезти его беременную жену, толкал её к лодке. Онацеплялась за него, падала на колени, обнимала его ноги. Климы протягивали наммладенцев, матери выли. Мы посадили в лодки мальчиков-ориентов и отправилиих на корабль. Моруны бегали по берегу и кричали: «Простите нас. Простите». Я думал, у меня сердце разорвётся…

– Мы не пускаем на остров чужаков, – произнёс Йеми.

– Хватит! – вскричал сквозь рыдания Йола. – Хватит… Я рассказываю о себе… Моруны с семьями остались у нас. Мы верили им. Если они сказали, что на них охотятся плохие люди, значит, это на самом деле плохие люди. Мы смотрели наморун и думали: откуда взялись плохие люди? Ведь люди всегда были добрыми. Мы знали, что Зерван пропал. Но не думали о плохом. А ещё думали, что там, наверху, скоро во всём разберутся, и моруны уйдут.

Адэр прикоснулся к руке Эйры:

– Прекрати это.

Она качнула головой:

– Продолжай, Йола.

– Потом к нам пришли плохие люди. Они были похожи на бандита. Как его звали… Кнут… нет, плётка…

– Хлыст, – сказала Эйра.

Йола кивнул:

– Они сказали, что если мы не отдадим морун, они убьют всех детей. Мы не могликрикнуть и напугать их. В лагере были ветоны, климы… и эти женщины. Ветонов мало, а плохих людей много. И я сказал морунам: «Пожалейте нас». Я сказал их мужьям: «Воюйте в другом месте. Мы мирный народ».

– Ты не должна это слушать, – возмутился Адэр.

– Я выдержу.

– Я не выдержу!

– Продолжай, Йола, – проговорила Эйра ледяным тоном.

Старик вытер глаза:

– И моруны пошли с плохими людьми. А за ними пошли мужья. А за ними побежалидети.Мы ловили их, а они верещали и кусались. А моруны шли, шли. Пока не пропали с глаз.

Адэр встал:

– Всё понятно. Но, похоже, все забыли, что причина вашего конфликта – это я, а не моруны.

– Ты меня никогда не простишь, Малика, – промолвил Йола.

– Продолжай, – сказала она.

– Вечером мы сидели под обрывом. Смотрели, как садится солнце. Мы не моглиговорить. И сверху упали тела. Плохие люди сбросили нам на головы изуродованных женщин, мужчин, детей. Всех, кто ушёл. Мы похоронили их в море. Подводные скалы ходят из стороны в сторону. Это их души. – Йола поднялся ипротянул руки к потомкам морун. – Простите меня. – Упал перед Эйрой на колени. – Ты меня никогда не простишь.

– Ты про этих людей говорил, Йеми? – спросила она.

– Я этого не знал. Отец мне не рассказывал.

Адэр пошагал к лесу. С полпути вернулся. Усевшись рядом с Эйрой, прошептал ей на ухо:

– Не надо, не слушай.

– Не жалейте меня! – произнесла она и отодвинулась. – Йола продолжай.

– К нам приходили и приходили. Мы оставляли мальчиков-ориентов, морунпрогоняли. Мы предлагали нашим братьям остаться. А они смотрели на нас презрительно и брали дочерей на руки. Это была первая волна. Мы не знали опроклятии, пока не умерли мои люди. Они пошли в город, надо было продать жемчуг. И не вернулись. А когда я пошёл их искать, мне сказали, что убили моруну. И все, кто это видел, умерли. Это началась вторая волна. Люди вымирали семьями, улицами, селениями. Мы прятались в пещерах и прогоняли всех, кто хотел спастись. Тогда вымер наш дальний лагерь.

– Мой отец говорил про этих людей, – отозвался Йеми. – Ты не защитил их.

– Не защитил, – согласился Йола. – Я не знаю, что там случилось. Мы нашлиубитую девочку-моруну, нашли мёртвых плохих людей и тела ориентов. Вы год к нам не приплывали. А могли приплыть и забрать нас из этого ада.

– Отец говорил, что тогда море сильно штормило, – произнёс Йеми.

– И нас штормило. А потом вдруг всё затихло. Долго было тихо. Я думал, всё закончилось. А потом мы увидели моруну. Она просто брела по песку. Мы сказалией: «Уходи. Иди к мужу». Она улыбнулась и пошла дальше. А потом прибой выбросил её на берег. Это началась третья волна. Убивали не морун, а мужей. Вдовы долго не живут. Что делали с их детками, я не знаю. И тогда я собрал весь народ и сказал: «Если надумаете жениться на моруне, прокляну». – Йолапосмотрел на Эйру. – Я проклял твоего отца. Я не хотел его терять. Я боялся. Вдруг кто-то узнает, что он муж моруны, и его убьют.

– Довольно! – произнёс Адэр.

– Кольцо у тебя? – спросил Йола, глядя на Эйру.

– Да.

– Не надевай его, дочка. Это кольцо проклято. Все, кто его носил, умерли плохой смертью. Я говорил Муну выбросить его, но он меня не слушал.

– Хватит! – сказал Адэр, повысив тон.

– Я не рассказал о корабле, который сгорел.

Адэр поднялся и окинул взглядом толпу:

– Корабль сожгли по приказу моего отца. Все претензии к нему. – Посмотрел настарика. – Йола, тебя обвинили в краже жемчуга. Только коротко.

– Я раздал его своим людям. Нам нельзя было выходить из резервации, но мы выходили. Нас хватали, а мы откупались.

– Моруна решит, кто из вас прав, а кто виноват. А я оглашу своё решение.

Йола и Йеми встали.

– Я не продам ориентов, – проговорил Адэр, – потому что они не скот. Я не отдамориентов, потому что они не вещи. Но я не буду удерживать их, если они захотятпереселиться в Ориенталь. Но для этого, Йеми, тебе придётся поехать в Грасс-дэ-мор, и самому поговорить с людьми. По-другому никак.

Взмахнул рукой:

– Суд закончен. Расходитесь.

Островитяне неторопливо начали подниматься.

– Живо! Живо! – прикрикнул Адэр и склонился над Эйрой. – Ты ужасно выглядишь. Давай руку, помогу встать.

– Пусть разойдутся, – прошептала она. – Боюсь упасть перед ними.

Адэр присел на корточки. Глядя в осунувшееся лицо, он впервые осознал, чтохолодность Эйры, строптивость, дерзость – это всё напускное. Как же велика её сила, чтобы утаивать ото всех, насколько она ранима и по-женски слаба.

– Почему моруны сами не правили страной?

На пересохших губах Эйры промелькнул проблеск улыбки.

– Мы живём чувствами, а страной надо править разумом.

– И ни одна моруна не была королевой?

– Ни одна моруна не полюбила короля.

Адэр провёл ладонью по её плечу:

– Посиди. Я сейчас вернусь. – И направился к лесу.

В толпе, не успевшей разойтись, отыскал Йола:

– Где в Ориентале самое красивое место?

– Здесь везде красиво.

– Назови самое красивое место, – потребовал Адэр и посмотрел на Эйру.

Она стянула с головы платок, вытерла лицо.

Йола проследил за его взглядом:

– Малика жрица, а не грешница.

– Ты не о том подумал. У неё завтра день рождения.

– А-а-а… – протянул Йола. – Место на сколько гостей?

– Йола!

– Её нельзя обижать, мой правитель.

Адэр покачал головой:

– Не обижу. – И вновь направил взгляд на Эйру.

Опираясь рукой на спину Парня, она поднялась и пошла к морю.

***

Весь вечер и всю ночь лил дождь. Под утро Адэр замёрз. В кромешной темноте нашёл дорожную сумку, надел куртку и выглянул из хижины. У порога возник охранитель, замотанный в кусок брезента. От него Адэр узнал, что Парень спит у Эйры, Йола на очередном совете старейшин, островитяне сидят на ближнем пляже – слава богу, не в пустыне Совести – и ждут решения моруны.

На рассвете дождь перешёл в ливень. Вода срывала лианы с деревьев, прогибалакрыши из тростника. Вдавливая траву в землю, оголяла деревянные столбики, накоторых стояли хижины. Если бы не густой травяной покров, опутавший землю корнями, остров превратился бы в вязкое месиво.

На пороге лачуги появилась Эйра: в кожаных штанах и платье, босая. Вцепилась в планки, служившие дверными наличниками, и попросила Адэра не ходить на пляж. Он попытался её удержать, мол, в такую погоду собрания не проводят, ориенты сошли с ума, раз сидят под ливнем, а не разбегаются по домам. Но Эйра толькопожала плечами.

Адэр не мог остаться. Как только зайдёт разговор о событиях столетней давности, он заберёт Эйру и своих людей, отправится на шхуну и прикажет поднять паруса. Пусть ориенты сами разбираются в своих грехах. И грехи их сомнительные. Островитяне не знали о том, что творилось в Порубежье. Знали единицы – те, ктоперевозил на корабле жемчуг, продукты, лекарства и сыновей морун, – но молчали, подчиняясь приказу бывшего старейшины.

Надевать ботинки не имело смысла. Адэр закутался в брезент, шагнул с порожка в воду и задохнулся от холода. В Ориентале всегда жарко – так говорил Йола. Неожиданный ледяной ливень грозил нарушить экологическую систему иуничтожить удивительную природу. Жаль, что погода испортилась именно сегодня, в день рождения Эйры.

Вода быстро взобралась по штанам к рубашке. Куртка намокла изнутри ипотяжелела. Адэр упорно шёл вперёд, превозмогая боль, вызванную судорогами в икроножных мышцах. С содроганием поглядывал на Эйру и не понимал, почему онаотказалась накинуть на себя брезент или парусину.

На пляже ливень напитал песок и превратил его в лёд. Хвала Богу, кто-то из охранителей додумался прихватить ботинки. Адэр завязал шнурки и осмотрелся. На опушке леса стояли климы и ветоны, подминая босыми ногами кусты папоротника. Соплеменники Йола окружали старика, взявшись за руки. В сторонке топтался Йеми. Его «группа поддержки» – огромная толпа островитян – сидела наберегу под бурым небом без единой тучи.

Эйра погладила Парня по спине и повернула голову к Адэру. Ему показалось, чтоона посмотрела сквозь него. От этого взгляда стало ещё холоднее.

– Кого ты признаешь виновным?

– Йола, – прошептала Эйра одними губами.

Адэр выдавил улыбку:

– Нет…

Эйра пошла между людьми к пустынному островку посреди толпы. Адэр смотрел ей в спину и отказывался верить, что она приняла решение сердцем, а не разумом. Чтобы не потерять остров, он бы поступил точно так же, хотя прикипел к старику душой. Правитель обязан кем-то или чем-то жертвовать ради достижения цели. НоЭйра живёт чувствами. Йола делал всё, чтобы спасти горстку своего народа. Обвинения Йеми беспочвенны. Эйра должна оправдать старика перед островитянами. Тем более что когда-то он спас ей жизнь. Или она винит его в смерти морун?

Яркая вспышка ветвистой молнии озарила мертвенно-белым светом небо и море. Адэр невольно сделал шаг назад. Вторая вспышка без раскатов грома выхватилаиз серой пелены удивлённые лица островитян. Видимо, это явление природы для них редкость.

Остановившись на пустом клочке пляжа, Эйра крикнула:

– Йола!

Ссутулившись, старик побрёл через толпу, вжавшуюся в мокрый песок. Соплеменники несколько секунд стояли, будто их парализовало, и вдруг закружились, взмахивая руками как птицы. Затянули песню похожую на плач чаек. Молния высветила тоскливые глаза, омываемые потоком воды.

– Молятся, – прозвучал сбоку Адэра голос Драго. – Жалко старика.

– Хороший старик, – отозвался Мебо. – Помнишь, как в «Провале» он ставил Иштара на колени?

– Если бы не он, нам была бы крышка.

– Что сейчас произойдёт? – спросил Адэр.

– То, что и в Авраасе, – ответил Мебо. – Йола увидит себя насквозь и превратится в тряпку.

– Это больно, – промолвил Драго. – Очень-очень больно. Помните, как рыдал Праведный Отец?

Адэр помнил, как стаи птиц закрыли небо, как из обители полились подобнораскалённой лаве признания в убийствах и изнасилованиях. Позже Праведный Отец несколько раз пытался свести счёты с жизнью и, в конце концов, разбил голову о стену.

Йола и Эйра опустились друг перед другом на колени. Эйра обхватила ладонямилицо старика и прижалась лбом к его лбу.

– Не могу на это смотреть, – проговорил Мебо и отвернулся.

– Йола! – закричал Драго, вскинув руку. – Йола!

Его крик подхватили ветоны и климы. Парень завыл. Островитяне вскакивали, плакали как чайки, изгибая руки, словно это были крылья смертельно раненой птицы. Всё смешалось: вспышки молнии, потоки воды, боевой клич ориентов, душераздирающее пение, танцы – будто прощальный полёт над землёй.

Перед Адэром развернулась настоящая религиозная мистерия. Ему на миг показалось, что он перенёсся в Авраас, в день Веры, когда Праведный Отец оживил ложкаря. Однако та демонстрация святой силы проходила с меньшимразмахом и не производила такого жуткого впечатления.

Кто-то проорал:

– Раскроет уста моруна.

– Откроются двери, – прокричал Мебо.

– Падут стены, – откликнулись Драго и Луга.

Пророчество зазвучало на языках климов и ветонов. Перекинулось насоплеменников Йола. Продолжая кружиться и взмахивать руками, островитяне принялись повторять предсказание, и берег утонул в шуршащих голосах как в надрывном шуме моря.

Йеми с решительным видом ринулся через толпу, расталкивая людей. Адэр иохранители бросились за ним, Парень пробивал им дорогу, но ориенты, погрузившись в состояние исступления, совершено не боялись зверя.

В гуще человеческих тел, омываемых нескончаемым ливнем, ор стоял неимоверный, сотрясая землю под ногами. Цепляясь взглядом за Парня, Адэр отпустил уголки брезентовой накидки и заткнул уши, боясь оглохнуть.

Вдруг всё стихло. Толпа пришла в непонятное движение, сместилась в сторону, уплотнилась и рухнула на колени, открыв взору Эйру и Йола. Она всё так же держала лицо старика в ладонях и прижималась лбом к его лбу. Рядом с Йола наколенях стоял Йеми, ожидая кары. И вся толпа, превратившись в длинную извилистую косу, была готова принять наказание, как Йола и старейшина города-острова. Всенародное покаяние…

Молния прорезала багровое полотно над головой. Через миг появились радуги: десятки, сотни радужных мостов соединили море и побережье, горы и деревья. Возникали новые фрагменты дуг и таяли, небеса переливались как полотно из самоцветов.

Адэра охватило неизвестное, неиспытанное прежде чувство. Разум твердил: этосон. Внутренний голос шептал: массовый гипноз. Душа шептала: великое таинствоморун, они одно целое с природой, одно целое…

Эйра выпустила из рук лицо Йола. Поднявшись, окинула взглядом толпу:

– Я вас прощаю. – И направилась к лесу.

Проходя мимо Адэра, не посмотрела на него, не коснулась и не произнесла нислова. Парень побежал за ней. Люди уселись на пятки и, запрокинув головы, подставили лица дождю. Небо посветлело, из рваной прорехи выползло солнце. Радуги рухнули в море.

Под моросящим дождём Адэр добрёл до Йола и Йеми. Разместившись между старейшинами, подставил ладонь последним каплям:

– Йола, ты помнишь, какая была погода, когда шла охота на морун?

– Я помню, как после свадьбы Зервана, ночью, Смарагд откололся от берега иушёл в море. Мне было… – Йола свёл брови. – Семнадцать. Моруны попросилинас вытащить тела из домов. Мы ныряли, ныряли… Тогда посреди лета началась зима. А через несколько дней пришла осень. Это я помню. Потом долго с погодой творилось непонятное. Я уже не помню. Всё спуталось.

– И после смерти Зервана морун обвинили в колдовстве.

– После или раньше – не знаю. Слышал, что вдовы умирают как ведьмы: долго имучительно. Соседи даже разбирали крыши в их домах, чтобы душа смоглавылететь. Не помогало. Это я слышал. И раньше не было плохих людей. Откудаони пришли?

– Выпустили заключённых.

Йола устремил на Адэра тусклый взгляд:

– Они правда походили на Хлыста.

Дождь прекратился. Над пляжем заклубился туман. Лес затянуло лёгкой дымкой. Адэр снял куртку и полной грудью вдохнул тёплый воздух.

– Ты впервые на суде моруны, Йола?

Старик кивнул:

– Впервые. Бывшая жрица вызывала на суд деда Йеми, но мальчишек туда не пустили.

– Не было такого, – возразил старейшина.

– Было.

– Не было!

– Ну а почему он сошёл с ума?

– Люди от всякого сходят с ума, – упирался Йеми. – И он не сошёл с ума, а простозаговаривался. Нёс всякий бред.

– В чём он провинился? – спросил Адэр.

Йола пожал плечами:

– После суда его отправили на остров. А потом я узнал, что он повесился на лиане.

– Он не повесился, – проговорил Йеми с болью в голосе. – Это несчастный случай.

Йола положил руку старейшине на плечо:

– Прости. Мне надо забыть плохое. Прости.

Адэр встал, однако внезапная мысль вновь усадила его на песок:

– А Мун. Он тоже прогонял морун с детьми?

– Мун с нами не жил. Он посвятил себя четвёртому брату.

– Йола, Мун, Ахе, – проговорил Адэр, загибая пальцы. – Кто ещё?

– Приёмный брат. – Йола покачал головой. – Простите, мой правитель. Мне надозабыть плохое. Так велела Малика.

Придвинувшись к старику, Адэр прошептал ему в ухо:

– Прикажи людям выгрузить ящики с подарками. Не везти же обратно.

Поднявшись, посмотрел по сторонам. Островитяне не расходились. Наверное, хотели пообщаться со старейшинами и ждали, когда уйдёт чужак.

***

Эйра успела переодеться в костюм ориентки, и теперь бродила по прогалине между зарослями папоротника, встряхивая влажными волосами.

– Где Парень? – спросил Адэр и взял с раскладного столика чашку с кофе.

– Охотится, наверное.

– Погода чудесная, – промолвил Адэр и заметил за кустом Талаша. Вот уж кто не спускает с Эйры глаз. Хоть бы не надумал вернуться в Ракшаду. – Идём, прогуляемся, Эйра. Здесь есть потрясающее место.

– С меня хватит потрясений. Я хочу домой.

Адэр сказал, что прогулку запланировал давно, что это место рядышком. А покаони гуляют, люди соберут вещи. Эйра сдалась.

Спустя полчаса они шли по пологому склону холма, на вершине которого росломощное дерево, усыпанное белыми цветами. Сзади шагали охранители изащитники. Впереди топал молчаливый Хо.

– Ты читаешь мысли? – спросил Адэр тихо.

– Нет, – ответила Эйра шёпотом.

– Видишь прошлое?

– Я не гадалка и не ведьма.

– Ты видишь во мне что-то плохое?

– Я не вижу в вас ничего плохого.

– Но за мной не пойдёшь.

Эйра улыбнулась:

– Ну иду же.

Адэр дал знак охранителям отстать на несколько шагов и пошёл медленнее.

– Я тоже храню обручальное кольцо мамы.

– Неужели? – произнесла Эйра, глядя себе под ноги.

Не поверила… Значит, мысли не читает и прошлого не видит.

– Я украл его из спальни отца, закопал на берегу озера, а отцу сказал, чтовыбросил, – проговорил Адэр, удивляясь, как легко вылетели слова, и тяжёлая тайна стала легче.

– Зачем вы это сделали?

Адэр взял Эйру за руку и не почувствовал, где её пальцы, а где его.

– Отец от меня закрывался. Я решил сам закрыться, ради своего спокойствия. Нопроблема в том, что с каждым годом ты всё больше закрываешься, пока не понимаешь, что никто уже не достучится до тебя.

– Мне всегда казалось, что отец вас баловал.

– Его нерастраченная любовь мне не досталась. Она никому не досталась.

– Отдайте ему кольцо.

– Я столько раз делал это мысленно, что исчерпал все силы, – сказал Адэр икрикнул: – Всё! Дальше мы сами.

Повернул Эйру лицом к себе и, стиснув её ладони, вынудил пятиться. Идти спиной вперёд, ещё и в гору, было непросто. Эйра смеялась и пыталась оглянуться. НоАдэр тянул её к себе то за одну руку, то за другую. Он сам не знал, что там, возле дерева Жизни – так назвал его Йола. Вытягивал шею, надеясь увидеть. А когдаувидел, обхватил Эйру за талию и, приподняв над землёй, застеленной мхом, устремился вверх, на срезанную вершину холма.

Они стояли под необъятным деревом, вдыхая изумительный запах цветов, исмотрели в долину, раскинувшуюся у подножия нескольких скал. В центре изумрудной низменности возвышалась гора. Из её сердцевины будто выплеснулись краски всех цветов радуги, растеклись по склонам и застыли подобно магме. Издали они казались глянцевыми и блестели на солнце.

Адэру хотелось дойти с Эйрой до горы, притронуться к цветным наплывам, нонизменность была залита прозрачной и, скорее всего, холодной водой.

– Как она называется? – спросила Эйра.

– Гора Счастья, – ответил Адэр и, немного помолчав, проговорил: – Эйра, я желаю тебе счастья. Это для меня важнее всего. И очень жалею, что не могу сделать тебя счастливой.

– Я счастлива. – Эйра улыбнулась и указала вперёд. – У меня этого счастья теперь целая гора.

– Я люблю тебя, Эйра. И всегда буду любить.

– Ну зачем? Я же просила, – промолвила она и закрыла уши ладонями. – Я ничегоне слышу.

– Брось, Эйра. Слышишь.

– Не слышу.

– Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной. Эгоистичное желание. Да. Я помолвлен…

Опустив голову, Эйра прижала подбородок к груди:

– Хватит, а?

Но Адэр не мог остановиться.

– Скоро у Луанны закончится траур, мне придётся везде сопровождать её. Но я не женюсь на ней. Эта помолвка вынужденный шаг.

– Женитесь вы или не женитесь – мне всё равно.

– Я не могу подкреплять свои слова поступками так, как бы я хотел. Я ничего не могу тебе предложить, кроме Адэра Карро. Но ты не хочешь его брать, вот так, просто, без обязательств и обещаний. А я боюсь обещать. Боюсь не сдержать слово. И позвать тебя никуда не могу, и дать ничего не могу. Но я надеюсь, что моё сердце найдёт выход.

Опустив руки, Эйра стиснула кулаки:

– Боже мой… мы совершенно не понимаем друг друга.

– Что я делаю не так?

– Всё так. Вы всё правильно делаете. Вы живёте своей жизнью. Ну и живите. У вас хорошая жизнь, замечательная жизнь. Она будет замечательной, если в ней не будет меня. Вас ждёт великое будущее, но без меня. Зачем менять вам гору счастья на крупицу?

– Моя любовь не крупица. Ты не крупица!

– Выбросьте любовь из головы, – проговорила Эйра, чеканя слова. – Вы не можете, как Зерван, стать предателем. Мне не нужен предатель. Вы не имеете правазабывать о долге, о стране. О двух странах. Вы не имеете права бросать мой народ ещё в одну войну.

Адэр опешил:

– Какая война?

– Ваш Тезар будет мстить за вас. Он уничтожит всё, что от меня осталось. – Эйраобхватила лоб ладонями. – Зачем я это говорю? Зачем?

– Эйра… милая…

Она резко развела руки и проговорила с надрывом:

– Если бы вы были на моём месте, вы бы поступили точно так же: не подпускалибы к себе, не требовали и ничего не ждали. Моё будущее вам было бы дороже своего. Ваше будущее мне дороже. Выбросьте любовь из головы и идите свой дорогой, а я пойду своей. Только не трогайте меня, не смотрите, не говорите. И я найду в себе силы уйти. Их нет. Сейчас сил нет. – Устремив взгляд на гору, Эйрауронила руки вдоль тела. – Счастья так много. Что теперь с ним делать?

Адэр сгрёб Эйру в охапку. Она просила её не трогать. Он не мог не трогать, и не смотреть не мог. Не мог только говорить. Прижимался щекой к её виску, вдыхал аромат радуг и молний. Понимал, насколько мелка его душевная чаша. И не понимал, как такая женщина сумела его полюбить.

Все краски и звуки слились. Под ногами холм, как мостик между небом и землёй. В руках нежное облако – чуть сильнее сожмёшь и обнимешь себя.

– Дай мне время, – прошептал Адэр и зажмурился.

Если Ты есть… укажи путь.

Часть 11

***

Сибла приобрёл амулеты от сглаза – глиняные бляшки с изображением хлыста. Один прикрепил к колонне возле входа в дом молитвы, остальные раздал Братьям, хотя к ним и до покупки амулетов никто не приближался.

Праведный Отец – мир его праху – разбирался в психологии толпы. Знал, как подчинить её словом и взглядом, и умело держал жителей Аврааса в повиновении, будучи невидимым, – например, находясь в стенах обители Праведного Братства. Для этого он окружил себя сподвижниками, чья внешность приводила людей в благоговейный трепет. Научил их правильно ходить и смотреть. Придумал одежду – нечто среднее между одеянием ангела и воина. И Братья, патрулируя улицы города, действительно чувствовали себя ангелами-воинами, спустившимися с небес, чтобы карать грешников.

Сам Отец носил обычные костюмы, его оружием были тягучий завораживающий голос и тёмно-фиолетовые глаза, подобные мерцающим кристаллам. Глядя в них, человек ощущал себя кроликом на разделочной доске: изворачиваться и сопротивляться бессмысленно.

Братья хранили обет безбрачия до двадцати пяти лет. Потом некоторые переходили в касту праведных поселенцев и обзаводились семьями. Остальные продолжали нести службу, надеясь попасть в касту Избранных. Чёрная повязка на рукаве плаща таила в себе массу возможностей: сочинять для Праведного Отца проповеди, посвящать в таинство Братства новичков, судить, наказывать, заботиться о Праведных Сёстрах.

Братья забрали Сиблу, когда ему исполнилось десять. До этого он жил с матерью в пригороде Аврааса, в тихом селении Гнездовье. Мать говорила, что его отец – ангел, и Сибла этим гордился. А ещё мать говорила, что она падшая, и Сибла думал, что падшие – это женщины с детьми, оставленные божьими посланниками на волю Бога. В Гнездовье почти у всех детишек отцами были ангелы, а матери были падшими.

Когда на башне звонил колокол, мать давала Сибле корзинку с едой и закрывала его в комнатке, где он сидел до позднего вечера, а иногда до утра. В их доме было четыре комнаты: две крохотные спальни, кухня и чуланчик. Повзрослев, Сибла понял: если бы не крысы, с которыми мама никак не могла справиться, он ютился бы в чулане.

Сибла боялся темноты, плакал, стучал в двери. Постучал бы в окно, но не мог до него дотянуться. Мама купила ему щенка и запирала их вдвоём.

Сибла подрос. Собачка, к огромной радости, осталась такой же маленькой и сумела избежать цепи и будки. Пушистый комок, как и прежде, скрашивал одиночество и разгонял детские страхи звонким лаем. А Сибла теперь видел из окна ангелов – стройных высоких мужчин, – вышагивающих по улице. Гадал, кто из них его отец, и удивлялся: как им удалось затолкать крылья в рукава белых плащей?

Если во двор заходили два или три божьих посланника, то Сибла уже знал, что его выпустят из комнаты поздно вечером. Если к крыльцу их дома шло много ангелов – мама не приходила поцеловать Сиблу перед сном, и ключ в замке двери проворачивался утром.

Сидя взаперти, он показывал собачке картинки из Святого Писания, ел, пил, нужду справлял в ведёрко, установленное в углу за занавеской. Ночью все звуки исчезали, кроме одного: скрипа панцирной сетки. Сибла тоже любил прыгать на маминой кровати. Поглаживая собачку, слушал скрип и улыбался, представляя, как маме сейчас весело.

После таких ночей она лежала целый день. Сибла думал, что её укачало, его тоже укачивало на качели. Только Сиблу после качелей рвало, а мама тихонько стонала.

Наконец ангелы перестали навещать их. Звонил колокол, мама загоняла Сиблу домой, запирала двери, готовила ужин. Весь вечер они играли с собачкой и засыпали в обнимку на маминой кровати. А утром находили на крыльце коробку с продуктами, иногда в ней лежал кошелёк с деньгами. У мамы вырос живот, а потом у неё вдруг появилась дочка…

Когда ангелы пришли за Сиблой, мама плакала, собачка, закрытая в чулане, скулила, а сестра сидела на подушке, прижимая к себе тряпичную куклу, и не знала, что ей делать: плакать или скулить.

За шесть лет, проведённых в приюте для праведных мальчиков, Сибла забыл мать и сестру. Он сам запечатал память, когда узнал, что женщины – порождение ада, ибо только сатана мог сделать женское тело непристойно соблазнительным. На стене общей спальни было написано: «Раздвигая ноги, женщина завладевает вашим рассудком, а вашу душу дарит сатане».

В шестнадцать лет Сибла вступил в Праведное Братство, в двадцать стал надзирателем в катакомбах, а в двадцать два его назначили старшим смотрителем чистилища. В двадцать пять он пополнил бы ряды Избранных, если бы Праведный Отец не отправил в подземный монастырь моруну.

Чем она взяла Сиблу? Да ничем. Она открыла его память рассказом о задушенной собаке. Воспоминания нахлынули не сразу. Сначала появилась на душе тяжесть, затем при вое волка защемило сердце, потом в плаче грешницы в одной из комнат чистилища почудился знакомый плач. И вдруг приснилась мама. Пепельные волосы и дымчатые глаза, совсем как у него. Мягкие пальцы на его щеке. Тихий голос: «Не бойся, сынок, я рядом…»

Признание Праведного Отца в грехах низверглось на Братьев водопадом, придавило, расплющило. Сибла долго не мог прийти в себя. Вытаскивал из сумки белый плащ и утыкался в него лицом. Ну как же так? Мы же ангелы…

Гнездовье опустело. Сибла не знал, где искать мать и сестру. Он не помнил их имён и сомневался, что имена были. Ковырялся в памяти, но в голове звучало: «Доченька. Иди к сестрёнке. Слушайся братишку. Обними маму. Спи, сынок». Сынок, сынок… Наверное, Сибла сам придумал себе имя.

Год скитаний в поиске цели, смысла, сути, слова, хоть чего-то, ради чего стоиложить, привёл его в замок правителя. Но человек, который поддержал бы инаправил, уехал в Ракшаду. Ещё год скитаний забросил Сиблу в Рашор. Вырвавшись на волю, он пообещал себе не возвращаться в ад. Но пути божьинеисповедимы. И вот Сибла снова в Рашоре. Замер, застыл, не понимая, как уничтожить сатанинское отребье. Явиться ангелом-воином, и тебя затопчут, разорвут. Притвориться частью ада – но что делать с душой, выкованной Праведной верой? Грехи Праведного Отца – грехи не веры, а вероотступника. Праведная вера чиста как божья слеза.

Проповеди, нацеленные на подонков, читал Людвин. У него был неплохой голос, ноне было взгляда, способного заманить и удержать людей в доме молитвы. Слушатели иногда уходили посреди службы, и редко кто приходил ещё раз.

Братья, чей взгляд мог загипнотизировать, не хотели произносить ту чушь, чтописал Людвин, и выступали в роли исповедников. К ним шли старики; обмусоливали давнишние обиды, жаловались на детей и внуков, кляли правителя за маленькое пособие по старости, однако никто не говорил о преступлениях, будтоРашор обычный город, и жители обычные люди, и семейные перебранки на кухне – это самое страшное, что здесь происходит.

Сибла ненавидел этот город. Ночью, опуская голову на подушку, задавался вопросом: что удерживает его в Рашоре? Малика. Кто она ему? Никто. Почему никто распоряжается его жизнью? И не находил ответа. Может, Праведный Отец был прав, и моруны действительно ведьмы?

Приходило утро, Сибла открывал двери дома молитвы и с высокого крыльцаулыбался горожанам, столпившимся за резной оградой. А людей интересоваливолки в вольерах. Заметив Сиблу, толпа разбредалась. Оставались несколькостариков, желающих подремать под голос Людвина. Сектанты часами просиживалив подвале особняка, пытаясь придумать, как выявить главаря бандитской группировки.

Наконец Сибла понял, что держит его в аду – Братья. Он не может сбежать один ипрослыть трусом и предателем. Сектанты должны сами поднять вопрос о побеге. Внутренний голос нашёптывал: не торопись, и Бог поможет. Бог не обращаетвнимания на дураков, а здесь, в центре преисподней, очутились вовсе не дураки. Здесь свет Его очей, здесь божьи искры. Бог любит тех, кто любит Его.

После вечерней службы Братья делились на группы и отправлялись на прогулку погороду, чтобы потом на карте отметить злачные места и подозрительные дома. Людвин и Сибла в это время планировали расходы на следующий день. Пожертвований не наблюдалось. Деньги таяли. Волки голодали.

Людвин предложил пройтись по ресторанам и договориться о покупке пищевых отходов. Сибла сначала воспротивился: волкам надо мясо, пусть даже урезанная пайка. А потом согласился, прикинув, что поддельные документы Братьямобойдутся в кругленькую сумму, и экономия как раз кстати.

Удачно посетив с пяток заведений, Людвин и Сибла возвращались домой. Дорогалежала через рынок. Запоздалые покупатели бродили между прилавками, уставшие продавцы отдавали товар за бесценок. Скоро на город опустятся сумерки, попробуй уследи за корзинами, тележками и кошельками. В темноте не спрашивают: есть у тебя амулет или ты залётный приезжий.

Солнце подныривало под козырьки рядов, сплетая тени людей, навесов истолбиков-опор. Взрываясь алым светом в пустых проёмах, обдавалонарод закатным теплом. Солнце ошиблось: его место в раю, не здесь. Сибласкользил взглядом по лицам: хмурые, приветливые, утомлённые, добродушные, озабоченные. Лица, как лица, но души: подлые, изгаженные, изуродованные.

Сквозь гул голосов прорвался девичий крик:

– Не надо. Пожалуйста. Не надо. Помогите.

Людвин ускорил шаг. Сибла вытянул шею и закрутил головой, силясь определить, откуда донёсся зов.

– Идём же, идём! – прикрикнул Людвин, оглянувшись.

– Кто-нибудь… Не надо…

Продавцы принялись перекладывать товар с места на место, покупатели сталипроверять карманы и сумочки. Пробежала гурьба мальчишек: «Девку насилуют». Сибла сделал несколько шагов. Оказавшись на перекрёстке проходов между прилавками, посмотрел в ту сторону, куда помчалась детвора, и зажмурился отярких лучей.

Неужели в этом месте только солнце такое щедрое на тепло и чистый свет? Еслион – ангел-воин – будет постоянно скрываться в тени, божья искра погаснет. Ноесли лезть на рожон, искру потушат. Он Белый Волк, а волки не дают самок в обиду. Но в беде не самка волка.

Раздался хриплый смех, прозвучала мольба. Путаясь в мыслях и споря сам с собой, Сибла двинулся на гул голосов.

– Совсем спятил? – произнёс Людвин, вцепившись ему в рукав. – Мы же договорились не ввязываться.

Высвободив руку, Сибла свернул и оказался в тени навеса. Пробираясь через ораву весёлых мальчишек, раздавал увесистые подзатыльники направо и налево: «Брысь отсюда. Живо!» Втягивая шеи в плечи, подростки одаривали его отборной руганью.

Детина грызёт яблоко. За прилавком на корточках сидит продавец. Смазливый юнец жонглирует початками кукурузы. Человек в полосатом костюме вспарываетмешок. Из прорехи чёрным месивом вытекают семечки. А чуть дальше на мешках дрыгается мужик со спущенными штанами. Задница то на солнце, то в тень, то насолнце, то в тень… И всхлипы.

– Отпусти её, – крикнул Сибла.

Мужик замер, посмотрел через плечо:

– Она проститутка.

– Проститутки в публичном доме, а на улице горожанки.

Недовольно покряхтев, мужик поднялся, открыв картину, от вида которой Сиблапотерял дар речи. Перед ним вывеска, только между ног нет розы.

Девушка одёрнула юбку и хотела встать, но мужик придавил её коленом. Не стесняясь своей наготы ниже пояса, окинул Сиблу взглядом и усмехнулся:

– А если я нагну тебя, стяну с твоей жопы штаны и отхарю по полной.

Сибла покосился на зевак, которых буквально минуту назад интересовали толькособственные кошельки. Через час по Рашору разлетится слух, что Белый Волк струсил…

– Не нагнёшь.

Мужик потёр загривок:

– Ты что, в себя поверил что ли?

Людвин положил ладонь Сибле на плечо:

– Остынь, Брат.

Сибла стряхнул его руку и проговорил, глядя на мужика:

– Если ты изнасилуешь девушку, люди решат, что в городе нет хозяина.

– В городе есть хозяин?

– Надеюсь на это. И надеюсь, что это не ты.

Мужик сплюнул через губу:

– Ты угадал, я не староста Рашора.

– Я говорю о настоящем хозяине, которого ты хочешь сейчас обокрасть, – произнёс Сибла громко.

– Ты чё мелешь?

К мужику стали подтягиваться дружки, перемигиваясь хитрыми вороватымиглазками. Людвин вытащил из кармана амулет.

– Он не действует, когда какой-то бык нарывается, – рассмеялся смазливый юнец, бросая початки кукурузы в толпу.

Люди прикрывались руками, приседали, но не расходились.

Сибла сделал шаг вперёд и, глядя на мужика, кивком указал на девушку:

– Приди в публичный дом и заплати ей. Она отдаст долю хозяину. Но ты не идёшь ине платишь. Ты хочешь взять даром то, что имеет цену. И давно ты обкрадываешь хозяина?

– Ты это... поосторожнее... – проговорил мужик и убрал колено с живота девушки.

– Я осторожен, а ты нет. Застегни ширинку, извинись перед дамой и больше не позорь хозяина. – Сибла посмотрел на дружков. – И вы никогда так не делайте. Хотите почесать между ног, идите в публичный дом и, как законопослушные граждане, заплатите.

Вскинув руку, указал на детину, грызущего яблоко:

– Ты за него заплатил? Нет. Ты тоже воруешь у хозяина, потому что в этом яблоке его доля. – Оглянулся. Перед глазами полосатые штанины. – Это прилавок хозяина. Он тебе разрешил его топтать? Хочешь напасть на меня, так давай лицомк лицу. Или честная схватка не в твоём стиле?

Человек в полосатом костюме спрыгнул с прилавка. Засунув руки в карманы пиджака, подошёл к Сибле:

– Ты кто такой?

– Похоже, я единственный, кто уважает хозяина Рашора.

Человек вздёрнул брови:

– Понятно. – Сделал знак приятелям и смешался с толпой.

Девушка поднялась с мешка. Глядя на удаляющуюся компанию, затолкала трусикив сумочку, подняла шляпку. Продавцы стали быстро собирать товар, покупателипоспешили к выходу из рынка. Сибла упёрся руками в прилавок, от запоздалогостраха тело тряслось в ознобе и подгибались ноги.

Людвин похлопал его по плечу:

– Ну ты даёшь, Брат…

– Я не знала, что в Рашоре есть настоящие мужчины, – прозвучал за спиной нежный голосок. – Спасибо.

– Как тебя зовут? – спросил Сибла, не понимая, зачем ему имя проститутки.

– Как пожелаешь.

– Нет желания гадать.

– Найрис.

Злость помогла взять себя в руки. Сибла рывком обернулся:

– Если бы я знал, что ты шлюха… – И умолк.

Разве девушка с глазами ребёнка может торговать своим телом? В хрустально-чистых серых глазах застыло удивление вперемежку с тоской.

– Ты бы за меня не заступился, – закончила фразу Найрис и улыбнулась. – Ну иладно. Зато я впервые почувствовала себя настоящей женщиной.

Прикрыла шляпкой растрёпанные волосы и медленно пошла между рядами.

– Уходим, Сибла, – сказал Людвин. – Вдруг эти вернутся.

– Ты видел, какие у неё глаза?

Озираясь, Людвин потянул его за рукав:

– Идём же, идём.

– Ты видел? – повторил Сибла, оглядываясь.

– Видел, видел. Глаза шлюхи. Идём быстрее.

Вернувшись в особняк, Сибла закрылся в комнате. Шагая из угла в угол, чувствовал себя зданием, которое вдруг распалось на кубики. Заново возводил фундамент, выкладывал первый этаж, но как только дело доходило до крыши, кубикирассыпались. В ушах звучал голос: «Не бойся, сынок. Я рядом». Его заглушал другой голос: «Найрис… Найрис…» Шлюха с глазами чистой девочки…

Далеко за полночь Сибла разбудил Людвина:

– Переписывай проповеди.

– Что? Сейчас? – промямлил духовный наставник, щурясь от света лампы.

– Всё в этом городе принадлежит хозяину, – проговорил Сибла, кружа по спальне. – Всё: вещи, дороги, дома, мужчины, женщины, шлюхи. Хочешь взять, заплати. Не хочешь платить, попроси разрешения взять. Не плюй на асфальт, он не твой. Хочешь плюнуть, плюнь в зеркало. Не ломай деревья, они не твои. Хочешь ломать, ломай себе руки.

– Бред какой-то, – промолвил Людвин, протирая глаза.

– А ты напиши так, чтобы это не было бредом. Чтобы люди поняли и прониклись. Напиши: «Терпение хозяина не безгранично. Любой ваш проступок может стать последней каплей. И хозяин обрушит на вас свой гнев».

– Думаешь, хозяин выползет из мрака, чтобы тебя поблагодарить?

– Нет. Я хочу его уничтожить и занять его место. – Приблизившись к Людвину, Сибла со всей силой сжал ему плечо. – Мы братство Белых Волков. У волков нет хозяина. Они сами хозяева жизни.

***

К концу морского путешествия Адэр занемог. Сойдя на берег, еле поднялся полестнице, выдолбленной в скале. Всю дорогу до замка пролежал на заднемсиденье автомобиля. Воздух Грасс-дэ-мора – сухой, колючий – царапал гортань, вызывая мучительные приступы кашля. Горло, бронхи, лёгкие жгло огнём, в ушах гудело, перед глазами пульсировали чёрные точки. Наверное, то же чувствуетмладенец, покидая райское чрево матери.

Адэр вошёл в апартаменты и рухнул на кровать, не сумев раздеться. Его бросалото в жар, то в холод. Он погружался то в воду, то в песок. Слышал бой часов и звонстекла. Видел застывшие водопады и кипящую пустыню.

Вдруг возникли заплесневелые стены. Цепи – как ржавые ручьи с потолка. Пол в пятнах крови. В проломе крыши капля солнца. Небо всосало каплю, и стало темно. Адэр заметался по лачуге в поисках Эйры. Она где-то здесь, лежит без сознания. Снаружи шёпот. В щелях двери свет костра. Хлыст и Таша. Лиц не видно. Пальцы, изуродованные подагрой, стянули с головы Таши косынку. По гибкой спине заструились чёрные волосы. Это не Таша… Хлыст с усмешкой посмотрел через плечо. Иштар…

Адэр вылетел из темноты, схватил Эйру за руку и рывком притянул к себе.

Охнув, она выронила пузырёк и навалилась сверху:

– Нельзя так пугать!

Адэр сжал её в объятиях:

– Я тебя потерял.

– Вы бредили, – промолвила Эйра, обдав его щёку горячим дыханием. – Я позову Яриса Ларе. Он в гостиной. Ждёт, когда вы проснётесь.

– Сколько я спал?

– Два дня.

– Чёртова акклиматизация.

Эйра попыталась высвободиться:

– Маркиз может войти в любую секунду.

Продолжая держать её одной рукой, Адэр запустил пятерню ей в волосы назатылке. Потянув назад и вниз, вынудил запрокинуть голову.

– Мне больно, – выдохнула Эйра. – Да что с вами?

– Почему ты перерезала себе вены?

– Шаг вперёд, два назад. Сколько можно?

– Ты хорошо переносишь смену климата. Почему обманула?

– Я говорила правду. У меня был период слабого самоконтроля.

В спальню заглянул Ярис Ларе:

– Ваше Величество…

– Закройте двери, – крикнул Адэр и, прижав голову Эйры к себе, зажмурился. – Над тобой издевались? Да?

– Человек, который считает женщин вещами, никогда не делал мне больно. В отличие от вас.

– Скажи правду.

Эйра вырвалась из объятий. Пригладив волосы, опустилась на стул и вцепилась в пуговицу на манжете рукава:

– После коронации Иштара у меня появились видения. Страшные видения из далёкого прошлого Ракшады. Я стала принимать лекарства, но они дали побочный эффект. Я оказалась в мире желаний и грёз и чуть себя не потеряла. Пока мне готовили другое лекарство, я резала себе вены. Меня отрезвляла только боль. Боль всегда меня отрезвляет.

Усевшись на край кровати, Адэр досадливо поморщился:

– Не знаю, что на меня нашло. Прости.

Эйра сделала глубокий вдох и на выдохе произнесла:

– Теперь задайте вопрос, который вас действительно интересует.

Адэр упёрся кулаками в перину. Прямо сейчас он может получить ответ на то, чтоего гложет… Но как потом жить?

– Вопросов больше нет.

– Почему вы…

– Потому что! – перебил Адэр и, поднявшись, подошёл к окну. – Зови маркиза Ларе.

Распахнув рамы, впустил в спальню пресный запах сада. Зелень выжатая, небоизмученное, солнце нервное. К этому надо привыкнуть.

В замок съехались советники, желая услышать рассказ о поездке в Ориенталь. Однако Адэр переносил заседание Совета со дня на день: Йола и Йеми остались в посёлке морского народа и словно забыли, что правитель ждёт их. Советникитеряли драгоценное время, занимаясь бумажными делами. Адэр просиживал в архиве, пролистывая исторические труды.

Три тысячи лет назад был принят закон о привилегиях. Будто в отместку за то, чтокороля возвели на вершину иерархической пирамиды, приверженцы разных религий запели на один лад: «Король – помазанник божий. Не всяко чревоблагословенно носить наследника его». Это чрево стали выбирать не по велению сердца, а исходя из политических и дипломатических соображений.

Народ был беспощаден к тем, кто ставил личные интересы выше государственных. Если помазанник божий шёл на поводу чувств, события разворачивались поодному сценарию. Короля вынуждали отречься от престола (сейчас король отрекается и лишь потом женится на плебейке). Страной управлял технический Совет во главе с временным правителем. Потом корону надевал мастак в подковёрных играх. Как правило, он не славился возвышенными помыслами. Крушил устои, вводил новые порядки, перекраивал историю на свой лад, разгонял сторонников предшественника, опасаясь заговоров и интриг. А предшественник иего незнатная супруга исчезали из поля зрения.

Чаще всего правление новоявленного короля заканчивалось государственнымпереворотом: власть не всем по плечу. Кризис власти иногда приводил к распаду государства, что и произошло сВысокогорьем. Семь веков назад большая державараскололась на три страны: Залтана, Бойвард и Росьяр. Толан – наследный принц Росьяра – стремится заполучить принцессу Леессу, а с ней и Залтану. Скорее всего, он задумал вернуть и Бойвард под свою корону. У Тезара может появиться сильный сосед, и Тезару это однозначно не нравится.

Великий и Трой Дадье преследуют одни и те же цели, однако Великий идётнапрямик, а Трой петляет, извлекая попутно дополнительные выгоды. Они не мешают друг другу, ведь чей бы план не сработал, выиграют оба. Наверное, поэтому Моган и Дадье неразлучны сорок пять лет.

Великий хочет женить сына на Луанне, чтобы подчинить Партикурам и укрепить позицию Тезара. А Трой, с подачи Адэра, грызёт землю, чтобы заменить Луанну Леессой. В итоге залтанские банки окажутся у Троя в кармане, король Партикурамас его тайнами – под пятой, ну а принц Толан останется с носом.

Адэр переворачивал страницы толмудов, рассматривал карты древнего мира имрачнел. В истории нет подсказок и зацепок. Законы как горы – не перепрыгнешь. Вот если бы он родился пару-тройку веков назад, когда тайный брак был легитимным. Но этот брак не спас бы Адэра. Долг короля – дать короне наследника, а сын от плебейки не входит в круг помазанников божьих. Тайный брак или гласный – итог один: конец династии. Чтобы не свести к нулю деяния великих предков, он обязан жениться на принцессе или, на худой конец, на дочери герцога.

Адэр закрыл книгу, посмотрел на летописца. Недавно Кебади сбрил бороду: еголицо стало моложе и злее, его должность – летописец – вмиг устарела. В современном мире нет летописцев, есть архивариусы. Кебади был частичкой древнего мира, наверное, благодаря бороде, спадающей на грудь. Теперь онпоходил на старика, помешанного на писательстве, перо в его руке сталопризнаком больного рассудка.

– Кебади, расскажи о жене Зервана.

Летописец отложил перо, снял очки и взглянул из-под густых бровей:

– Она тяжело заболела и выбросилась из окна. Её отец обвинил Зервана в доведении супруги до самоубийства, но потом снял обвинения.

– Это я знаю. Как было на самом деле?

Кебади взял фланелевую тряпочку и, забыв протереть стёкла, нацепил очки на нос, покрытый сеткой капилляров:

– Думаю, мы найдём ответ в тетради моего деда. Осталось расшифровать ровнополовину.

– Ну а что говорил твой дед? Ты помнишь?

– Кто ж разговаривает с ребёнком на серьёзные темы?

Адэр выбрался из-за добротного стола, принесённого в архив специально для правителя. Приблизившись к двери, обернулся:

– Дай мне историю Партикурама.

Водянистые глаза Кебади, увеличенные линзами, превратились в щели, обрамлённые белёсыми ресницами.

– Какая династия вас интересует?

– Последняя. Династия Дисан. Хочу освежить память.

Кебади перевернул исписанные листы чистой стороной кверху:

– Самая многочисленная династия и самая скудная история. – Поднялся со стула и, подтягивая ногу, побрёл между стеллажами.

Прислушиваясь к шаркающим шагам, Адэр быстро подошёл к столу старика, взял верхний лист, желая узнать, о чём пишет летописец, и оторопел. Кебади прятал историю как его слепой дед, накладывая один текст поверх другого. Но поразило не это. В двух последних «неиспорченных» строках было написано: «Он долго искал, не зная, что ищет. Он понимал, что обязан жениться на королеве, но не понимал, что истинный престол – это сердце. И тот, кто занял его, выше всех, важнее всех».

Адэр взял перо. Обмакнув в чернильницу, написал ниже: «Уже понимаю», и покинул архив.

***

Адэр заглянул в кабинет Эйры. Парень лениво щурился, развалившись на диване. На столе лежали вскрытые конверты и листы, как крылья птиц, приземлившихся набок. Эйра сидела за столом, утопая в кожаном кресле, как в дымчатом облаке. В руке подрагивало письмо, на губах блуждала улыбка.

– Мун не объявился? – спросил Адэр.

Нелепый вопрос. Гюст доложил бы о прибытии ориента. Мун давно откололся отморского народа, однако его душа не выдержала, и старик, забыв обиды, отправился на помощь брату.

– Нет, – сказала Эйра, не отрывая взгляд от письма.

Широко зевнув, Парень спрыгнул с дивана и прошмыгнул мимо Адэра в приёмную, будто в комнате им двоим мало места. Совсем отбился от рук: к хозяину не приходит, не ластится, на прогулки не зовёт.

Помедлив, Адэр переступил порог и прикрыл двери:

– То, что произошло в моей спальне, больше не повторится.

Отложив лист, Эйра облокотилась на стол и подпёрла подбородок кулаком:

– Хорошо.

– От кого письма?

– Из Ракшады. О Галисии ни слова.

– О ней я не спрашивал.

Адэр взялся за дверную ручку, намереваясь уйти, и вдруг поймал себя на мысли, что совершенно не знает, чем живёт Эйра. Когда они просто разговаривали? Не спорили, не выясняли отношения, а просто болтали? Когда она смеялась последний раз? В Ориентале. Они поднимались на холм, чтобы увидеть гору Счастья. А раньше? До поездки в Ракшаду она точно смеялась, но Адэр не мог вспомнить, когда именно.

Они проживают бок о бок тысячи минут, а на радость не тратят ни секунды. Неужели причина в нём? Он решил, что, может быть когда-нибудь, они станутсчастливыми, и отправил гору счастья в неведомое будущее, не оставив в настоящем ни крупицы. Рядом с человеком, который вечно хмур и зол, Эйравынуждена быть хмурой и злой. Она, как зеркало. Чтобы увидеть себя, стоитпосмотреть на неё.

Держась за дверную ручку, Адэр смотрел в холодные глаза и не знал, как поступить: пройти или уйти.

– Скучаешь по Ракшаде?

Взгляд Эйры потеплел.

– Мне прислали картины. Хотите, покажу?

Кивнув, Адэр уселся на диван.

Эйра вытащила из шкафа скрученные холсты. Опустившись на колени возле егоног, принялась раскручивать рулоны и выстилать пол небольшими полотнами:

– Это главный храм. Он находится в Кеишрабе.

– Высота тридцать семь метров, в длину сто одиннадцать метров, – сказал Адэр, рассматривая скульптуры воинов на фасаде здания и тигров по бокам входа. – Храм стоит на площади, которая занимает одиннадцать гектаров.

– Надо же… – хмыкнула Эйра и развернула следующий холст. – Это храм Джурии. Я прожила там… Не помню, сколько. Месяц или больше.

– Храм принадлежит неприкосновенным жрицам вожделения, – сказал Адэр, разглядывая белую крепость и лебедей на зеркальной поверхности пруда.

– Верно. – Эйра раскрутила очередное полотно. – Это…

– Дворец Иштара. Закольцованное здание. Сплошь покрыто горельефами. Задворцом оазис Кеишраб. Озеро полумесяцем. – Адэр кивком указал на холст, оставленный в шкафу. – А там что?

– Моя спальня. Ничего интересного. – Эйра принялась скручивать картины. – Хотела вас удивить, а вы, оказывается, всё знаете.

– За полтора года я перечитал о Ракшаде все книги. – Адэр посмотрел на рукиЭйры. Движения торопливые, нервные. Рулоны получались перекошенные. – Покажи.

– Что? – спросила она и поднялась на ноги.

– Спальню.

Помедлив, Эйра вытащила из шкафа холст и постелила на пол. На окнах узор, сверкающий как изморозь на солнце. Золотистая мебель. На огромной кроватипурпурное покрывало. На стенах белые игольчатые астры.

– Цветы живые? – поинтересовался Адэр.

– Да.

– А теперь я спрошу о Галисии.

– Спрашивайте, – промолвила Эйра равнодушным тоном и стала скручивать картину.

– У неё такая же спальня?

– Нет.

Облокотившись на колени, Адэр сцепил пальцы:

– Почему Иштар тянул с женитьбой?

– Потому что Галисия рисовала воспоминания. Воспоминания надо хранить в голове, их никто не должен видеть.

– Их увидел Иштар.

Не эти ли воспоминания привезла Эйра из Ракшады и вручила ему при первой встрече? Решила, что ему дорога память о Галисии. Он разорвал рисунки без сожаления, и теперь мог только представить, что творилось в душе Эйры при виде интимных сцен, и что чувствовал Иштар, рассматривая бывшего любовникабудущей супруги.

– Она запуталась, – сказала Эйра, собирая рулоны.

– Я ревную тебя к цветам на стенах. Глупо, да?

Улыбнувшись, Эйра направилась к шкафу.

Распахнув двери кабинета, на порог ступил Крикс:

– Малика, твой Луга… – Заметив Адэра, встал по стойке «смирно». – Ваше Величество! Простите. Гюста нет на месте…

– Ты всегда входишь без стука?

– Первый раз. Честное слово.

– Что он натворил? – спросила Эйра, складывая полотна в шкаф.

Крикс попятился:

– Я зайду позже.

– Говори, – приказал Адэр.

Крикс покосился на Эйру и, закрыв двери, устремил взгляд на Адэра:

– Луга пришёл ко мне с повинной.

– Наконец-то решился, – промолвила Эйра и уселась в кресло.

Лицо Крикса вытянулось.

– Ты знала, что он дезертир?

– Конечно.

– И знала, что он убийца?

– Знала.

– Кто? Луга? – переспросил Адэр, не веря своим ушам. И этому человеку ондоверил охрану Эйры?

– Луга, – подтвердил Крикс. – Он служил в княжестве Тария, в карательном отряде. Подавлял мятежи, убирал неугодных князю людей. Когда ему приказали истребить целую семью, он сбежал в Порубежье. Но это вилами писано. Не знаю, чему верить и как проверить.

Адэр откинулся на спинку дивана. После наводнения пятьсот граждан Тарии не пожелали вернуться на родину. Однозначно, в княжестве творятся нечистые дела. Людей надо снова допросить. Суд над Лугой сделать открытым, чтобы привлечь внимание «Мира без насилия». Раздуть международный скандал. Призвать князя к ответу и вернуть княжество в состав Грасс-дэ-мора.

– Где он сейчас? – спросил Адэр.

– В моём кабинете, – ответил Крикс. – Под охраной.

– Подожди в приёмной, – приказал Адэр и, проводив Крикса взглядом, уставился наЭйру. – Сколько ещё у тебя тайн?

– Немного.

– Выкладывай!

– Вы почему-то решили, что имеете право на личную жизнь, а у меня этого праванет.

Адэр потянулся всем телом вперёд, борясь с желанием подскочить к Эйре ихорошенько её встряхнуть.

– Какая личная жизнь?

– У вас тоже много тайн. Очень много. Но я не лезу к вам в душу. Там темно, с фонарём заблудишься. И вы ко мне в душу не лезьте.

– Я правитель, а ты моя подданная. Чувствуешь разницу?

– Вы правитель, а я моруна. Чувствуете разницу?

– Ты не имеешь права скрывать чьи-то преступления.

– Не чьи-то, а Луги. Он давно раскаялся, но боялся потерять то, что обрёл: свободу. И теперь наконец-то осознал, что жить в страхе – значит: жить в рабстве. Надоискупить вину, чтобы стать поистине свободным. Я ждала, когда он во всёмпризнается. И рада, что в нём не ошиблась.

Адэр потёр лицо ладонями:

– Ты права. Мы совершенно не понимаем друг друга.

Выбравшись из кресла, Эйра подошла к окну. Скрестив руки на груди, устремилавзгляд в небо:

– Я не дорога, которую вы исходили вдоль и поперёк. И не книга, которую вы знаете наизусть. Я моруна. Вам меня никогда не понять.

Адэр встал. Одёрнув пиджак, направился к двери. У порога развернулся иприблизился к Эйре:

– Я заставлю тебя говорить.

Она вздёрнула брови:

– Интересно, как?

Адэр обхватил её за плечи и впился ей в губы. Эйра отклонялась, чтобы перевестидыхание. Он вновь притягивал её к себе. Эйра льнула к нему, подчиняясь егорукам. Податливые губы отвечали на его поцелуи. Тёплые пальцы касались егошеи, подбородка, щёк, вызывая приливы жара.

Увернувшись, Эйра прошептала:

– Открою одну тайну.

Пытаясь вернуть рассудку ясность, Адэр потряс головой:

– Говори.

– Мне нравится, как вы меня целуете.

– Больше не хочу с тобой ссориться.

– И я не хочу. – Эйра поправила воротничок его рубашки и галстук. – Идите, Крикс ждёт.

Адэр легонько сжал её пальцы. Вот они, секунды, – кирпичики счастья. Как из них сложить жизнь? Упёрся руками в подоконник и перенаправил мысли на Лугу. Подождал, когда схлынет возбуждение, и покинул кабинет.

Часть 12

***

Советник по вопросам правосудия Ассиз решил лично запротоколировать признание Луги, взять показания у граждан княжества Тария, осевших в Грасс-дэ-море, и подготовить документы для передачи в международный суд, в чью компетенцию входит рассмотрение дел нелегалов, перебежчиков и беженцев.

Ассиза поддержал старший советник Лаел. Он опасался, что проверка фактов из жизни Луги затянет расследование, а в итоге ни к чему не приведёт. До колонизации Порубежья клерки исполняли обязанности спустя рукава, придётся перерыть все архивы, чтобы узнать, откуда Луга родом. После отмены резерваций в Грасс-дэ-мор хлынули полуветоны, полуклимы и полуориенты, которые якобы жили у родственников, за границей. Для получения гражданства достаточно было написать автобиографию и заполнить анкету. Вполне возможно, что Луга никогда прежде не жил в Порубежье и сочинил о себе легенду. Гражданина другой страны могут судить только международные судьи.

С Лаелом согласился Шталь. Тянуть с расследованием нельзя: если до князя Тария доползут слухи, он избавится от неугодных людей, заметёт следы преступлений и обвинит Лугу в клевете.

Адэр воспротивился. Во-первых, главенствующее место в международном суде занимает представитель Тезара. Луге грозит пожизненное заключение, потому как Тезар беспощаден к убийцам. Во-вторых, Адэр хотел оградить Эйру от разбирательств. Луга и Крикс дали слово, что о ней не обмолвятся, но международные обвинители умеют развязывать языки.

«Во-вторых» Адэр не озвучил, и советникам пришлось принять неубедительное «во-первых».

Секретное совещание подходило к концу. Лаел зачитывал вслух план действий. Ассиз делал в блокноте пометки. Шталь набрасывал текст письма Трою Дадье. Адэр расхаживал по кабинету, посматривая в окна. Если в ближайшее время Йола и Йеми не объявятся, он сам поедет к ориентам.

Раздался стук в двери.

– Ваше Величество! – донёсся из приёмной голос Гюста. – Вам срочная телефонограмма от главного старейшины климов.

Получив разрешение войти, секретарь вручил Адэру лист и с подозрительной поспешностью ретировался.

Читая послание, Адэр чувствовал, как холодеют руки, а сердце заходится в бешеном ритме. Усевшись за стол, поймал на себе настороженные взгляды советников:

– К нам направляются моруны.

– Кто? – переспросили мужи одновременно.

– Моруны, – повторил Адэр и добавил: – Жрица, две служительницы культа, отряд охранников и стая моранд. Утром будут в замке.

Советники знали о намерении правителя увидеться с морунами. Как-то на заседание Совета Адэр пригласил придворного – виконта Ланира, – чтобы тот рассказал, как продвигается подготовка к празднику «Ночь желаний». Для проведения народных гуляний Ланир выбрал древний город Кесадан, что в переводе с языка ветонов означает: три колокола. Кесадан был расположен на окраине бывшей резервации и находился под охраной ветонских защитников, что немаловажно. Национальные союзы обязались оповестить людей о предстоящем мероприятии.

Стремясь угодить правителю и в благодарность получить обещанный титул графа, виконт Ланир хотел пригласить морун на праздник, но побоялся идти через Долину Печали, точнее, его отговорили климы. Передать приглашение вызвались «иглы» – так именовали себя люди, к которым моранды были равнодушны.

На протяжении века «иглы» выступали в роли почтальонов и прошивали долину туда-сюда, соединяя полуостров Ярул с внешним миром. Любой человек мог за небольшую плату отправить сыну или внуку посылку либо письмо, узнать о здоровье знакомых и родных.

Помнится, на том заседании советники забыли о первоочередных вопросах и стали рьяно обсуждать новость: оказывается, благодаря «иглам» истинные хозяйки земель в курсе всех событий, что происходят в стране. И как же все заблуждались, решив, что древний народ, оторванный от внешнего мира, не имеет с этим миром связей.

«Иглы» передали морунам приглашение на праздник, но вернулись без ответа. Мужи расценили их молчание как отказ и неуважение к правителю. А теперь моруны вдруг передумали…

Отпустив взволнованных советников, Адэр вызвал работника, временно исполняющего обязанности Муна, и приказал приготовиться к приёму гостей. Услышав, что это за гости, работник вытаращил глаза. Скоро в замке у всех будут такие глаза. Снабженцы кухни устремятся на близлежащий рынок, и такие глаза будут у всего посёлка. А завтра глаза вытаращит вся страна.

Адэр принялся вышагивать из угла в угол. Почему моруны приезжают именно сейчас? – до праздника целых три недели. И как сказать об этом Эйре? Буквально вчера они говорили с ней о тайнах, а это даже не тайна – это ещё хуже. О его задумке знали все, кроме неё. Нетрудно представить, кем она себя почувствует – ребёнком, которого выгнали из-за стола, чтобы хозяева и гости могли посекретничать. Ужасное чувство. Будто ты ущербный. Он сам превратил Эйру в лишнего ребёнка и выставил из комнаты.

В кабинете её не оказалось. Гюст сообщил, что к ней заходил Орэс Лаел, после разговора она сразу ушла. Адэр подавил вздох: и тут он опоздал.

Эйра явилась через два часа. Стражи разыскали её намного раньше, о чём доложили незамедлительно. Но она тянула время, не понимая, что каждая минута ожидания испепеляет в Адэре чувство вины. Правитель не должен ждать.

Когда Гюст открыл перед ней двери, Адэр думал только о том, что он не обязаноправдываться и отчитываться. Он вообще не обязан кому-то рассказывать о своих замыслах.

Эйра вошла в кабинет и, вместо того чтобы извиниться, с равнодушным видомуставилась в пол. Адэр не сумел укротить злость и провести черту под двумя часами душевных метаний, не сумел отделить подлинные чувства от надуманных. Заговорил, глядя в окно; не желая смотреть на того, кто его не уважает.

Дождавшись затянувшейся паузы между фразами, Эйра сделала реверанс инаправилась к двери. Неужели уйдёт? Просто уйдёт, без единого слова. Будто не догадывается, что его тревожит и чего он боится. Неужели так трудно сказать: «Не волнуйтесь. Они едут не за мной» или «Я не уеду с ними»?

Эйра открыла двери. И тогда Адэр швырнул ей в спину:

– Завтра оденься как человек.

Она обернулась, прошила жгучим взглядом, как «игла» прошивает Долину Печали. Только «игла» соединяет миры, а этот взгляд откинул Адэра в другую вселенную. Он ждал хлопка дверью, но Эйра удалилась, оставив полоску света, проникающую из приёмной в потемневший кабинет. По паркету простучали когти Парня, не пожелавшего зайти к хозяину. Из коридора донеслись голоса, и всё затихло.

Не выдержав гнетущей тишины, Адэр отправился в холл: вечером там всегдасобирались придворные, чтобы поделиться планами, обсудить новости, посплетничать. Сегодняшняя новость вынудила их шептаться, разбившись намаленькие компании.

Отвечая кивками на приветствия, Адэр прошёлся между креслицами идиванчиками, выискивая глазами свою последнюю пассию, о существованиикоторой почему-то забыл и не вспоминал до сегодняшнего дня. Увидев дворянку, остановился. Обнажённые руки и плечи, игривый прищур и чувственная улыбка. Чтобы это взять, не надо жениться. И разводиться не надо, чтобы взять другое. А другое оказывается таким же, как это. А то, в чём нуждаешься, топчешь, как сорную траву, и довольствуешься тем, что само идёт в руки, само виснет на шее иисполняет любые желания.

Адэр сделал вид, что не заметил вопроса в глазах пассии. Пересёк холл, поднялся на третий этаж. Приказал караульному принести бутылку вина и один бокал ипошагал в апартаменты.

***

Стояла тишина. Не пели птицы, не шелестел в кронах ветер, под ногами не шуршал гравий. Солнце пряталось в полупрозрачной утренней дымке и казалось блеклымпятном. Адэр закончил пробежку по саду и направился к плавательному павильону.

Вода за ночь остыла и приятно холодила тело. Круговые волны устремлялись к мраморным бортикам и с тихим всплеском откатывали от преграды. Взгляд скользил по поверхности, в которой, как в зеркале, отражались затемнённые стеклянные панели, закрывающие бассейн от неба и посторонних глаз. В павильоне утро и день напоминали вечер, вечер становился ночью, а ночью здесь горели фонари. К ним слетались мотыльки со всего сада, и матовые плафоны превращались в мохнатые шары.

Выбравшись из бассейна, Адэр взъерошил волосы, взял полотенце, протянутое охранителем. Когда моруны уедут, он прикажет снабженцу привезти из Ларжетая мороженое с цветами апельсина, велит слугам принести сюда кушетку и пригласитЭйру на ночное свидание. Они сядут рядышком, будут есть мороженое и смотреть, как мотыльки бьются за место на тёплом плафоне.

Надев спортивный костюм, Адэр вышел из павильона и бросил взгляд на окнаспальни Эйры. Вчера он ждал, что она подставит ему плечо и успокоит, хотя должен был сам подставить ей плечо. Ждал, когда она извинится, хотя сам долженбыл сказать: «Прости». Ей потребовалось два часа, чтобы взять себя в руки иявится к нему в кабинет. А ему хватило двух часов, чтобы сварить из гнусных мыслей пойло и вытравить из себя мужчину и человека.

Запоздалое желание исправить ошибку погнало его в замок.

Парень, как ужаленный, носился по аллеям, перелетая через клумбы. На площадке перед парадным входом вышагивали караульные и стражи. По холлу бегали слуги, смахивая тряпками невидимую пыль. На балконе второго этажа галделипридворные. В начале коридора, ведущего к залу Совета, Гюст раздавал распоряжения рядовым чиновникам. Увидев правителя, устремился навстречу.

– Что за паника? – спросил Адэр, прислушиваясь к непонятному шуму, долетающему из служебного крыла.

– Готовимся к встрече с морунами, Ваше Величество, – промолвил Гюст тоном, каким разговаривают с человеком, потерявшим память.

Адэр не ожидал, что обитатели проснутся в такую рань, иначе вошёл бы в замок через другие двери. С мокрой головой и в трикотажном костюме чувствовал себя голым. В таком виде он показывался только охранителям и личным слугам.

Словно прочитав его мысли, Гюст промолвил:

– Хорошо выглядите, Ваше Величество. Спортивная форма подчёркиваетдостоинства вашей фигуры.

Хмыкнув, Адэр устремился к лестнице. Достигнув второго этажа, обратился к склонившимся дворянам:

– По какому поводу собрание?

– Ждём гостей,– прозвучали голоса вразнобой.

– Никогда морун не видели?

– Не видели,

– А Малика тогда кто?

– Так она же наша.

Странно было слышать слово «наша» из уст людей, которые не общались с тайным советником. Ещё одна его ошибка. После возвращения Эйры из Ракшады он должен был представить её придворным, но почему-то забыл. Введённый имэтикет не позволял ей самой познакомиться с обитателями замка; она оказалась одинокой среди толпы, взирающей на неё, как на привилегированную горничную.

Переодевшись в повседневный костюм, Адэр миновал коридор и вошёл в покоиЭйры, надеясь, что ему посчастливится увидеть её в минуту пробуждения.

– Эльямин в ванной, – сообщила старуха, сидя на полу сбоку двери. – Правителю к ней нельзя.

Адэр сделал пару кругов по комнате, ловя на себе подозрительные взгляды ракшадки. Откуда она взялась? Иштар приставил следить за Эйрой?

Всматриваясь в морщинистое лицо, спросил первое, что пришло на ум:

– Как поживаешь?

– Кfком кверху, – с серьёзным видом ответила старуха.

– Это как? – опешил Адэр.

– Я вежливо спрашиваю у кухарки: «Как дела?» Внимательно спрашиваю у прачки: «Как здоровье?» Мне весело отвечают: «Каком кверху». Наверное, «хорошо».

В гостиную заглянул охранитель:

– Ваше Величество! Позвонил командир охранительного участка. Моруны подъезжают к Мадраби.

Адэр направился в спальню.

Вцепившись ему в локоть, старуха повисла на руке и закричала:

– Эльямин! Здесь правитель! Он идёт к тебе.

Стряхнув её, как надоедливую собачонку, Адэр ступил в ванную и закрыл двериперед носом ракшадки.

– Вы совсем совесть потеряли? – воскликнула Эйра, прикрываясь полотенцем.

– Мне надоело ждать.

– Вы всегда были беспардонным, но не в таких масштабах.

– Ты это мне говоришь?

– Вы видите кого-то ещё?

Вскинув руку, Адэр погрозил:

– Если моруны надумали тебя забрать, хочу, чтобы ты знала: я тебя не отпускаю.

Прижимая полотенце к груди, Эйра села на бортик ванны:

– Они едут за мной.

– Я уже понял. – Усевшись рядом с ней, Адэр поцеловал её плечо, покрытое капельками воды. – Что бы они тебе не рассказывали, не слушай. Они двадцать шесть лет о тебе не вспоминали.

– Вспоминали. Я получала от них письма. Правда, очень давно. Я написала им, чтоне хочу быть жрицей. Хочу выйти замуж, хочу много детей. Они перестали меня звать. – Эйра отвела взгляд. – Начиталась глупых книжек. Молодая была, наивная.

– Ты выйдешь замуж, и у нас будет много детей.

Отклонившись вбок, Эйра с улыбкой посмотрела на Адэра:

– И мы спрячемся за Долиной Печали?

– От кого нам прятаться?

– От тех, кто захочет убить вас, чтобы уничтожить меня.

– Ты становишься параноиком.

Эйра покачала головой:

– Наверное.

Адэр поцеловал её в плечо:

– Моруны вот-вот прибудут. Одевайся.

– Как человек?

– Вчера я сказал глупость, не надо повторять. – Адэр поднялся. – Встречу проведём в зале Совета. Гюст сообщит тебе время.

Окинул взглядом обнажённые руки и плечи, ноги – одна на другой, пальчики в кафельный пол. В уме прикинул: четыре месяца без женщины. Немыслимый срок. Прислушался к ворчанию старухи за дверью. Заставил себя развернуться и выйтииз ванной.

***

Вечером, накануне приезда морун, владельцы недостроенных особняков велелистроителям не выходить на работу, пока их не вызовут. Рано утром работники – все до одного – явились на стройки. Любопытство порой сильнее страха. И страха, как такового, не было – скорее, смутное беспокойство, вызванное воспоминаниями из детства. Бабушки любили пугать внуков черноглазыми ведьмами, которые якобы забирали непослушных мальчиков.

Когда по Мадраби полетели крики: «Едут, едут!», не смутное беспокойство, анешуточная нервозность и ощущение опасности вынудили строителей забраться накрыши и уже оттуда, издали, смотреть на десяток моранд, бегущих впередипроцессии, на крепких всадников, восседающих на гнедых жеребцах. И былонепонятно, кто опаснее: моранды или хмурые ветоны.

В центре небольшого отряда на пегих лошадях ехали три русоволосые женщины, облачённые, как и мужчины, в рубахи и штаны. Процессию замыкал автомобиль стражей. На капоте в лучах солнца золотилось изображение меча, обвитогоколосками пшеницы – герб климов.

В резиденции правителя пульсировало затаённое волнение. Зная эмоциональность и непредсказуемость Адэра, советники терялись в догадках, к чему приведёт еговстреча с морунами. Мужей устраивало положение дел, существовавшее досегодняшнего дня. Совет не принимал участия в жизни жителей полуострова Ярул, не интересовался, сколько их, чем они питаются, во что одеваются, обитают в домах или в шалашах. И самое главное, на нужды населения из казны не уходилони грасселя.

Услышав о приближении конной процессии, советники отставили недоеденные завтраки, разбрелись по кабинетам и приказали помощникам разобрать поприёмным ранних посетителей.

Придворные расселись в холле и принялись изучать сценарий предстоящегопраздника «Ночь желаний», искренне надеясь, что гостьи правителя на него не пойдут. Этот праздник принадлежал морунам, это с их подачи страна устраиваланародные гуляния в конце лета, когда на землю обрушивался сказочный звездопад. Виконт Ланир вряд ли сумеет воссоздать атмосферу времён династии Грассов. Моруны поехидничают, это не понравится правителю.

Когда Гюст вышел из замка, чтобы встретить гостей, Парень уже стоял возле парадной двери, наблюдая, как по главной аллее движется конный отряд. Гюстзаволновался. С дворянами он разговаривал одним тоном, с простым людом – другим. Быстро менял маски, обращаясь то к мелкому чиновнику, то к начальнику отдела, а тут прибывает непонятно кто, вроде бы важные для правителя гости, но с виду совсем не важные: сборище из коней, зверей и людей походило на кочующий табор, измученный долгой дорогой.

Отряд остановился на площади, прилегающей к замку. Моранды выступили вперёд. Косясь на Парня, вытянули шеи, заводили носами, улавливая запах самца. Женщины и трое ветонов спешились, отвязали от сёдел дорожные сумки и, приблизившись к лестнице, уставились на питомца правителя.

Решив, что люди ждут приглашения, секретарь промолвил преувеличенно важнымтоном:

– Рады видеть вас в резиденции Его Величества Адэра Карро.

Гости взошли по ступеням, Гюст посторонился и указал на двери, открытые караульными:

– Прошу. Слуги проводят вас в комнаты, где вы сможете переодеться. – Глянув натощие сумки, с опозданием подумал, что у путников может не быть с собой выходных костюмов, и торопливо добавил: – Или умыться с дороги.

Наблюдая за происходящим из окна кабинета, Адэр испытывал смешанные чувства: досаду, разочарование, уныние. Вместо того чтобы приехать наавтомобилях, предложенных климами, моруны прискакали на лошадях, окружив себя ветонами и морандами, будто в Грасс-дэ-море за каждым кустом прячутся убийцы. Да, Грасс-дэ-мор – не Тезар, но даже он, правитель, не разъезжает с такимэскортом охраны. Либо моруны до сих пор живут ужасным прошлым и боятся даже собственной тени, либо решили показать стране тех, кто охраняет их земли отчужаков.

Адэр запиской уведомил Эйру, что ей необязательно присутствовать на встрече. Она может увидеться с сёстрами, когда ей заблагорассудится. Распорядился провести гостей не в зал Совета, а к себе в кабинет.

Через полчаса Гюст объявил о приходе посетителей.

Закрыв самоучитель ракшадского языка, Адэр поднялся из-за стола, ответил кивком на сдержанные поклоны мужчин и лёгкие реверансы дам. Жестомпредложил сесть на стулья, установленные посреди кабинета, и, опустившись в кресло, впервые задумался: а знают ли гости слот? Если они плохо владеютединым языком Краеугольных Земель, придётся звать Эйру.

Почувствовав его замешательство, женщина, облачённая в голубое платье жрицы, представилась Беалой и назвала имена спутниц и спутников.

Адэр пропустил имена мимо ушей. Его вниманием полностью завладела Беала. В неправдоподобно-янтарных глазах растерянность человека, только чтооторванного от сна. В лице удивление, будто жрица внезапно упала с заоблачных высот в забытую реальность. Медленное, неловкое движение руки к плечу, чтобы поправить белую накидку. Казалось, что Беала пытается вспомнить что-то очень важное.

Адэр переключил внимание на её спутниц. Обе молоденькие, в скромных платьях, с гладко зачёсанными волосами. Одна черноокая, у второй глаза, как у Беалы, но с более золотистым оттенком. Адэр представлял морун этакимиобольстительницами, которым ничего не стоит увести за собой любого мужчину, аони оказались обычными женщинами, и лишь глаза придавали их лицамколдовское очарование.

Спутники жрицы – чистокровные ветоны. В их внешности не было ничеговыдающегося. Видные, сильные люди, но это можно сказать обо всём древнемнароде, проживающем на ветонских землях.

– Мне говорили, что у жриц глаза василькового цвета, – сказал Адэр.

– У истинных жриц. После принятия сана. Меня выбрали сёстры. – Беала говориларублеными фразами, будто приноравливаясь к непривычному языку. – Истинная жрица замуж не выходит. Я замужем. – Гостья указала на человека, сидевшегорядом с ней. – Мой младший сын.

– Приёмный? – спросил Адэр. Сын выглядел не намного моложе матери.

– Родной.

Адэр свёл брови:

– Простите за бестактный вопрос: сколько вам лет?

Беала с растерянным видом принялась перебирать пальцами длинные русые локоны, спадающие с плеча на грудь. Что не даёт жрице покоя?

– Пятьдесят четыре.

– Вы шутите! Я бы не дал вам больше тридцати пяти, – промолвил Адэр без толикилести и лицемерия.

– Замужние моруны стареют не так, как другие люди. – Наконец-то жрицасправилась с акцентом, фразы стали более гладкими, голос зазвучал мелодичнее. Но пальцы продолжали делить локоны на тонкие пряди. – Мы не умираем отболезней и старости. Если муж проживёт сто лет, жена проживёт сто лет. Если онпроживёт тысячу лет, она проживёт тысячу.

– Значит, вы бессмертны, – хмыкнул Адэр.

– Наверное, – промолвила Беала вполне серьёзно. – К сожалению, нетбессмертных мужчин, чтобы проверить. И несчастные случаи никто не отменял. И нас можно убить. Убить непосредственно моруну или её мужа. Поэтому с намипришли неженатые сыновья.

– А если моруна не выходит замуж? Не везёт ей, и всё. Сколько она живёт?

– По-разному бывает, – уклончиво ответила Беала и, сложив руки на коленях, сменила тему. – Мы приехали выразить вам свою признательность за то, что вы вспомнили о нашем народе. После беседы мы сразу уедем.

– Не останетесь на праздник? – удивился Адэр.

– Нет.

– Когда вы последний раз покидали полуостров?

– Это наш первый выезд.

– Не хотите посмотреть страну?

– Мир, который нас отверг, нам не интересен, – отрезала Беала.

Адэру пришлась не по душе роль просителя и услужливого хозяина.

– Назовите хоть одну страну, где не было войны, – бросил он, откинувшись наспинку кресла.

– Эта земля залита кровью не врагов отечества, а женщин и детей. Нам больно поней ходить.

На этом беседу можно заканчивать. О чём говорить с людьми, которые живутпрошлым? Они сами стали пережитком прошлого.

– Мы знаем, что вы много делаете для страны, – заговорила черноглазая моруна. – Очень много. Вы строите города, обрабатываете поля, заботитесь о сиротах истариках, защищаете детей и женщин. Мы слышали о культе ребёнка. Но вы не затрагиваете вопросы брака и семьи.

– Мы не говорим, что вы должны это делать, – подключилась к разговору вторая спутница жрицы. – Мы просто говорим.

– В языке морун нет слова «должен», – вставила Беала. – Вы можете представить народ, у которого отсутствует понятие «долг»?

– Не могу, – признался Адэр.

– Посмотрите на нас. Это мы.

Разговор принимал странный и опасный оборот. Адэр уже не верил ни единому слову, слетевшему с уст морун. Сначала земля, по которой им больно ходить, затем бессмертие, теперь бред о свободном от обязательств обществе.

Ему не нравилось слово «мы», повторяемое морунами снова и снова, будто вместе с «долгом» у них отсутствует понятие «я». Будто они монолит, не поддающийся дроблению. Когда «я» растворяется в «мы», общество становится безликим. «Я» – это личность, яркая, самобытная. В «мы» нет личного мнения и нет личных достижений. «Мы» – это множество «я», загнанных в чёткие границы. «Мы» – этопланка, выше которой не дадут прыгнуть.

Женщины без «должна» – свободные от предрассудков, бурные, смелые, пугающе раскрепощённые. Адэр был свидетелем разгона митинга перед дворцом королевы Ок’Шер в Маншере. Видел транспаранты над головами полуобнажённых дамочек: «Моё тело – моё дело», «Моя жизнь – моя собственность». Но сидевшие перед нимженщины – не такие. Эйра – не такая.

Адэр чувствовал себя человеком, которому морочат мозги. Моруны сверлиливзглядами, будто хотели посмотреть, что выльется из него наружу. Ветоны зыркали, словно копья метали.

– По-вашему, я должен уделить внимание вопросам семьи и брака, – промолвил онтолько для того, чтобы плавно закруглить разговор.

– Попробуйте убрать «должен», – сказал Беала.

– Попробую. – Адэр потёр подбородок. – Мне необходимо… озаботиться вопросамисемьи и брака.

– Когда долг станет необходимостью, вы сделаете это, не заставляя себя, а желая этого. Только тогда результат превзойдёт ваши самые смелые ожидания.

Адэр побарабанил пальцами по столу. Может, моруны плохие переводчики? Хороший переводчик не переводит дословно, он переводит смысл. Порой одно и тоже слово у разных народов имеет различные значения. Взять, к примеру, ракшадский язык. Адэр воюет с ним с тех пор, как Эйра вернулась из Ракшады. Заучивает фразы целиком, они наполнены смыслом, но в дословном переводе наслот превращаются в бессмыслицу. Может, моруны говорят «необходимость», подразумевая «долг»? Может, поэтому они с Эйрой не понимают друг друга? Онадумает на языке морун, он на тезе, а слот, так и не ставший родным языком, подменяет понятия.

– Вы любовь отождествляете с браком, счастье с семьёй, – промолвил Адэр. – Этотак?

– Так, – кивнула Беала.

Каким образом морунам удалось, не воспитывая Эйру, забить ей голову узколобыми, отжившими свой век представлениями об отношениях между мужчиной и женщиной? Не надо кричать: «Моё тело – мое дело» и отдаваться первому встречному. Можно упиваться любовью с любимым человеком и без брака. Обжигать кирпичики радости и возводить дворец счастья.

– Малокровная жизнь, – сказал Адэр, взирая в неулыбчивые лица морун. Он не отдаст им Эйру. С ними она разучится улыбаться.

– У кого жизнь богаче? У распутных женщин? – спросила Беала, и глаза её покрылись льдом.

– В клетке запретов жизнь серая, как пепел.

– Быть хорошим легко, и быть плохим легко. Перейти от Бога к зверю тоже легко. Стать хорошим трудно.

Адэр сжал подлокотники кресла:

– Кто решает: что плохо, а что хорошо? То, что у нас считается добродетелью – в Ракшаде является пороком. Но это не значит, что мы плохие, а ракшады хорошие. Это же можно сказать о нас с вами. Вам неинтересен мир, кроме собственного. Я дитя иного мира, мне всё интересно. Я хочу понять, почему моруны половину жизниотказывают себе в удовольствиях, а вторую половину… Я не знаю, чем вы занимаетесь вторую половину жизни, но полжизни уже нет. Вам не жалко терять годы?

Беала посмотрела на приятельниц – те кивнули – и, повернув голову к Адэру, пробила взглядом его глаза. Он почувствовал, как от лица отхлынула кровь, как задеревенели пальцы, как мурашки тонкой вереницей сбежали с затылка изакружили в области поясницы. Когда-то так смотрела на него Эйра, но это былодавно, очень давно.

– Нам кажется, что сейчас вы имеете в виду конкретную ситуацию и конкретную женщину, – произнесла Беала. – Во всём вашем облике чувствуется постояннонапряжённая воля и непреходящая страсть. Ваше желание овладеть женщиной сильнее, чем желание стать её половиной.

Адэр попытался усмехнуться и не смог.

– Возможно, вы говорите то, что хочет слышать ваша женщина, – продолжилаБеала. – Так поступают многие мужчины. Но в глубине души вы знаете, что вашислова – ложь. Вы убеждаете себя, что её жизнь – это ваша жизнь, её дорога – этоваша дорога. Это самообман. Вам тяжело себе признаться, что вы – властный, могущественный, умный мужчина – на самом деле беспомощное дитя своего миранаслаждений.

– Вы заблуждаетесь, – выдавил Адэр и будто со стороны увидел, как от напряжения голосовых связок на его лбу вздулась вена. Он недооценил морун.

– Мы не говорим, что вы должны переосмыслить систему своих ценностей. Вамсамому надо захотеть переосмыслить.

– Ваши мужчины святые девственники?

Беала покачала головой:

– Вы так и не поняли. Мы не делим мужчин на плохих и хороших. Они для нас как грозовая туча: красивая, грозная. Наши мужья – это разряд, который вылетает из тучи и прикипает к земле. У них есть прошлое, но оно там, осталось в туче. Прошлое больше не имеет над ними власти. Они нашли в себе силы отнего оторваться. А в вас пока нет таких сил.

– Вы ясновидящая?

– Мы не ведьмы и не пророчицы. Мы живём чувствами и неплохо разбираемся в чувствах других людей. Но нам далеко до истинной жрицы. Жрица от Бога видитчервоточину в святом человеке, видит зерно добра в подонке. Её спутники двабелокрылых ангела: Сострадание и Справедливость. И если вы спросите, почему истинная жрица не с нами, а с вами, мы ответим: «Потому что ваш мир больше нуждается в сострадании и справедливости».

Пафосные измышления морун были непонятны Адэру и, что более важно, неприятны. Он не переберётся жить за Долину Печали, даже если это будетединственная возможность быть с Эйрой. Он не сможет жить под колпаком и лупой, как подопытный кролик.

Беала встала и повернулась к двери. Вслед за ней поднялись остальные.

На пороге возник Гюст:

– Ваше Величество! Здесь Малика Латаль.

Секретарь не успел закончить фразу, как моруны сделали глубокий реверанс изамерли. Ветоны преклонили колено.

Эйра вошла в кабинет. Адэр хотел, чтобы она оделась, как человек, она оделась, как небесное создание: в белое платье, расшитое серебром. Платье, подаренное Иштаром…

– Беала, – промолвила Эйра еле слышно.

Жрица выпрямилась. Прикоснулась пальцами к её щеке:

– Доченька.

Эйра прижалась щекой к ладони Беалы и зажмурилась. Адэр никогда не видел в её лице такого блаженства.

– Ты, как вольный ветер, забыла, где твой дом, – промолвила Беала. Мелодичный голос словно плакал. – Тебя ждут клёны, которые посадил твой отец. Тебя ждётозеро, на берегу которого ты родилась.

Эйра открыла глаза. Адэр видел жрицу со спины и не понял, что произошло. Беалапопятилась, наткнулась на стул, ссутулилась.

Сверкнув лунными камнями на браслетах, Эйра жестом велела морунам и ветонамподняться. Женщины уселись на стулья, мужчины продолжали стоять. Беалапосмотрела на Адэра, на Эйру, снова на Адэра. Облокотилась на колени и, сложив ладони домиком, упёрлась пальцами в переносицу. Её спутницы, взволнованные, бледные, уставились в одну точку.

Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Адэр спросил:

– Сколько человек живёт на полуострове?

Беала уронила руки. Не разгибая спины, подняла голову; теперь Адэр видел глазазрелой женщины: янтарь потускнел, затянулся пыльной дымкой.

– Зачем вам это? – прозвучал бесцветный голос.

– Хочу наладить снабжение полуострова. Но для этого мне надо знать, сколько у вас людей.

Беала посмотрела на Эйру. Та кивнула.

– Около миллиона ветонов, чуть меньше климов, три сотни ориентов. Кто-топомогал нам спастись, когда на нас охотились, и остался с нами. Кто-то пришёл, когда Великий придумал резервации. Пришло бы больше, но моранды не всех пропускают через Долину Печали. – Беала подпёрла лоб ладонью и уставилась в пол. – Нам ничего не надо. У насвсё есть.

– Я ничего не попрошу взамен, – сказал Адэр. – И вы не сказали, сколько наполуострове морун.

– Двести.

– Двести тысяч? – переспросил Адэр.

Беала выпрямилась и, качнувшись, навалилась на спинку стула. Ей явно былонехорошо. Внезапная болезнь исказила черты моложавого лица, на лбу появилась испарина.

– Двести восемь морун, – промолвила жрица и повторила: – Нам ничего не надо. – Посмотрела на Эйру. – Мы можем поговорить наедине?

Пообещав Адэру попрощаться с ним перед отъездом, гости пошли за Эйрой. Покидая кабинет последней, Беала обернулась:

– Если вас задели мои слова, ради Бога, простите. Я наговорила много лишнего, не понимая, о чём говорю.

Дождавшись, когда в приёмной затихнут шаги и Гюст закроет двери, Адэр устремил взгляд в окно. Снаружи жаркое лето, внутри лютая зима. В лёгкие врывался толедяной воздух, то раскалённый. Двести восемь морун, а когда-то былополмиллиона. Ангел сострадания направит Эйру к сёстрам…

***

Детство затерялось в жизни Малики. Память не сохранила нежные воспоминания итрогательные картинки, наполненные детским счастьем. Иногда перед внутреннимвзором появлялся размытый образ женщины, иссохшей от горя. В голове звучалатихая песня о королевне. В касании прохладного ветра к щеке чудился прощальный поцелуй. Потухшие янтарные глаза, искусанные губы и тоскливая колыбельная – это всё, что осталось от детства, которое закончилось в день смерти мамы.

Направляясь в кабинет Адэра, Малика не надеялась увидеть знакомых. Она не могла помнить тех, кого видела в трёхлетнем возрасте. Но переступив порог, почувствовала, как память сжалась в точку и, не выдержав напряжения, разверзлась, выпустила наружу бурливый поток.

Гранитная дорожка. В земле дыра, окружённая железной оградой. Калитка; сверху щеколда, чтобы не мог достать ребёнок. Пальчики Малики в тёплой ладони няни. Ласковый голос: «Идём, Эйра. Идём, милая. Чуток подрастёшь, и мы обязательноспустимся вниз и искупаемся в озере».

Яблоневый сад. Солнце в кронах, как в паутине. Белый дом с крытой галереей. Нааркадах мраморные чайки. Под портиком мама и жрица. Приваливаясь плечом к колонне, мама смотрит в пустоту. Жрица сжимает её руки. Няня легонькоподталкивает: «Иди, Эйра, поздоровайся с Беалой».

В кабинете Адэра была та самая Беала, которая приходила к ним каждый вечер, подолгу беседовала с мамой и играла с Маликой.

Малика и жрица отвели сестёр в гостевую столовую, сами отправились в сад.

– Эти люди всегда ходят за тобой? – спросила Беала, неторопливо шагая по аллее. Язык морун из её уст звучал подобно музыке.

– Всегда, – ответила Малика, чувствуя затылком взгляды Драго и Талаша.

– Если бы за мной постоянно следили, я бы не выдержала.

– Они мои охранители.

Жрица на ходу сорвала с клумбы цветок и принялась мять его в пальцах, явнопытаясь успокоиться после разговора с Адэром:

– В замке я чувствую только одну угрозу. И к этой угрозе ты ходишь без охраны.

– Беала… – начала Малика.

Жрица стиснула цветок в кулаке:

– Он способен на насилие.

– Знаю.

– Он всегда добивается своего.

– Знаю.

Жрица преградила Малике дорогу:

– Зачем испытывать судьбу?

– Спасибо, что злишься, а не утешаешь.

– Хотела бы утешить, но не могу. Вы как Лай и Дара – две вершины одной горы. Между вами пропасть.

Малика улыбнулась. Жрица сравнила безнадёжную любовь с самой величественной и загадочной горой ветонского кряжа. Более удачного сравнения не придумаешь.

Беала немного помолчала, глядя в сторону, и задала вопрос, который боялась задать Малика:

– Сколько осталось струн?

– Мне не у кого было спросить.

– Сколько струн порвалось?

– Три.

– Покажи на пальцах.

Малика сжала кулак, разогнула три пальца и уставилась на оставшиеся два: безымянный и мизинец. Две ненадёжные, самые слабые струны, которые удерживают её в этой жизни, похожей на мучительный сон в душной комнате.

Жрица добрела до скамейки. Опустившись, отбросила цветок, отряхнула ладони отпыльцы:

– Почему я не пришла раньше? Я могла найти слова и забрать тебя.

– Это мой путь, Беала, – промолвила Малика, усевшись с ней рядом. – Я сама еговыбрала.

– Я хотела прийти. Несколько раз собиралась, но муж останавливал. Он боялся, что меня забросают камнями. Боялся, что меня унизят. Я говорила ему: «Эйру никто не забрасывает. Она жива и здорова». А он отвечал твоими словами: «Это её путь. Жрица от Бога знает, куда идёт». – Беала закрыла лицо ладонями. – Только я не знала, куда ты идёшь. Теперь знаю. Что сказать сёстрам?

Малика обняла её за плечи:

– Правду.

– Твоя мама верила, что ты моруна из пророчества. Говорила, что ты не сможешь разрушить стены и открыть двери, если будешь жить за Долиной Печали. И мы отпустили тебя. – Жрица вскинула голову. – Скажи, это того стоило? Сколькодверей ты открыла? Сколько разрушила стен?

– Вы были у климов? – спросила Малика.

– Нет. Мы проехали по краю их земель. И всё равно за нами увязались надзиратели.

– Это стражи порядка.

– Называй, как хочешь. Мы полюбили Ярул, превратили его в райский сад. Намхорошо там. А они боятся, что мы жаждем мести.

Малика прильнула лбом к виску жрицы:

– Здесь много хороших людей.

– Ни одного не встретила.

– Задержись на несколько дней. Мы с тобой съездим к ориентам, побываем у ветонов и климов. Ты сама увидишь открытые двери.

– Не могу. Мой муж серьёзно болен. В последнее время… он сильно сдал. Каждый день его жизни для меня как праздник. Не хочу тратить дни понапрасну. Хочу быть рядом с ним.

– Тебе нужна преемница, – догадалась Малика.

– Нужна.

– Я не гожусь в преемницы. Скорее всего, мы с тобой больше не увидимся.

– Я боялась этого. Продумывала множество причин, почему ты не захочешь вернуться. Но не думала, что мы обе приближаемся к концу дороги. – Жрицаупёрлась руками в каменное сиденье и закачалась из стороны в сторону. – Как человек может любить одну, а спать с другими?

Малика откинулась на спинку скамьи и скрестила руки:

– Обсуждай и осуждай других мужчин, Беала. Моего не трогай.

– Не могу, Эйра. Не могу. Я боюсь за тебя. Мне не нравится его самец. Откуда онвзялся? У моранд нет самцов. В этом мире что-то сломалось. Есть самец – значит, будет потомство. Будет стая самцов. На чью защиту они встанут и против кого онипойдут?

– Ты напугана.

– Конечно, напугана! – воскликнула Беала. – Недавно посреди ночи нас разбудилопение птиц. Мы вышли из домов и увидели над морем радугу. Радуга ночью – разве такое бывает?

– Недавно – это когда? – поинтересовалась Малика.

– Пару недель назад.

– В это время я была в Ориентале. Ориенты осознали ошибки отцов.

– Хорошая новость. Но нам уже всё равно. От их раскаяния морун больше не станет.

– Ты спрашивала о разрушенных стенах. Это и есть разрушенная стена. – Маликапогасила всплеск злости. – Ты хочешь мне что-то рассказать, но никак не решаешься. Рассказывай.

– Ты хранишь кольцо мамы?

– Храню.

Беала порылась в кошельке, пристёгнутом к пояску, и показала Малике кольцо с двумя изумрудами в виде слившихся капель. Точная копия кольца мамы, тольконамного шире и размером больше.

– Откуда оно? – спросила Малика, чувствуя в душе неприятный холодок.

– Оно хранится у нас сто одиннадцать лет, – сказал Беала и вложила кольцо ей в руку.

– Тайный брак, освящённый истинной жрицей. Владелец кольца нарушил клятву. – Малика с трудом сделала вдох и с хрипом выдохнула. – Чьё оно?

– Посмотри.

Малика поднесла кольцо к глазам. На внутренней стороне ободка гравировка: плакучая ива.

– Символ Зервана, – прошептала Малика.

– Древние народы ждут законного правителя. Так вот, его не будет. Странник ошибся. Единственная наследница престола – это ты, Эйра Латаль Грасс. НоГрасс-дэ-мор не примет тебя, потому что ты моруна. Мир не примет тебя, потому что для всех ты плебейка, хотя фамилии Латаль более пяти тысяч лет. Ты потомок самого древнего рода в мире. Но это никого не интересует.

Не в силах промолвить хоть слово, Малика замахала рукой, приказывая жрице умолкнуть. Затрясла головой, отказываясь верить. Мун говорил ей, что, будучиребёнком, нашёл в пустоши младенца и принёс его к ориентам. На шее мальчикаоказался шнурок с колечком. Это колечко перешло от найдёныша – прадедаМалики – к её деду, затем к отцу. Её мать, перед своей смертью, вновь проделашнурок в кольцо и повесила Малике на шею. Мун явно что-то утаивал, но в целомговорил правду. Она бы почувствовала ложь.

– Рассказывай всё, что знаешь, – промолвила Малика, стиснув кольцо в кулаке. Оно обожгло ладонь, словно его только что вынули из огня.

– Зерван привёл в Смарагд девушку и попросил верховную жрицу поженить их. Жрица долго сопротивлялась. Она была против тайного брака. И девушка былапростолюдинкой. Дочь садовника. Зерван говорил, что они любят друг друга всю жизнь. Что скоро он склонит Совет на свою сторону и узаконит брак. Жрицауступила и провела ритуал.

Малика села к Беале вполоборота и устремила взгляд на замок.

– Его жена продолжала жить здесь. Зерван жил в Лайдаре. И никто, кроме егосоветчицы, жрицы и двух служительниц, не знал, что они женаты. Два года спустя Зерван поехал в Партикурам. Через несколько дней Смарагд ушёл под воду. Мы тогда ещё не знали, что он женился на дочери короля Партикурама. Зервандвоежёнец. Он нарушил клятву, которую принёс в храме морун, у нашегосвященного огня. Из-за него погибли тысячи семей.

– Предатель, – процедила Малика сквозь зубы.

Беала посмотрела на стремительно темнеющее небо:

– Жрица взяла вину на себя. Рассказала нам, какую ошибку совершила. За одиндень она превратилась в старуху.

– Предатель, – прошептала Малика.

– Когда Зерван приехал с новой женой, советчица забрала у него обручальное кольцо и отправилась сюда, чтобы забрать кольцо у его тайной жены, – произнеслаБеала, наблюдая, как над головой собираются тучи. – Жрица хотела провестиритуал расторжения. С погодой творилось что-то страшное, и мы догадывались, что это связано с нарушением клятвы. Но дочь садовника исчезла. Её отца нашли в петле.

— Он не сам повесился, — выдавила Малика.

Беала запахнула на груди накидку:

— Зерван искал свою жену до самой смерти. Или делал вид, что ищет. Потом охотана морун, мы ушли за Долину Печали. И вдруг появляется твой отец. С кольцом. Я, когда увидела, чуть не онемела. Таких колец больше нет. Зерван заказывал их в Смарагде. Изумруды тоже наши, из Смарагда. Гравировку с внутренней стороны делал наш мастер. Через увеличительное стекло виден его знак в ветвях ивы. Такой же знак должен быть на твоём кольце.

– Молния.

– Я стала расспрашивать твоего отца. Я ведь сначала думала, что он украл его. Твой отец возмутился и отправил меня к Муну. Так я и узнала.

– Это всё догадки. И ни одного документа, – возразила Малика, чувствуя, как кольцо предателя прожигает её руку насквозь.

– Если восстановить хронологию событий, всё сходится. Мун нашёл младенцачерез восемь месяцев после свадьбы Зервана на принцессе. Значит, когда онуезжал в Партикурам, его тайная жена была беременна. Чтобы это скрыть, онасбежала. И только мать могла надеть на младенца шнурок с колечком. Чужой человек его бы забрал. Может, она понимала, что ей не спастись отпреследователей, и хотела спасти ребёнка. Может, надеялась, что ребёнка найдутморуны и догадаются, чей это сын.

– Кто ещё знал, что они женаты?

Беала пожала плечами:

– Зерван мог проболтаться. Мог обмолвиться о ней в документе или в письме. Думаешь, почему подожгли архив? И кто-то знал, что у Зервана родился сын. Кто-то решил, что его прячут моруны. Убили советчицу, нас обвинили в колдовстве, сожгли жрицу, залили нашей кровью нашу же землю.

– Ненавижу, – прошипела Малика.

– В тебе течёт кровь Зервана и Лияры, кровь прапрадеда-предателя и кровь прабабушки – нашей спасительницы. Это Лияра, полуслепой подросток, ходила поселениям, собирала детей погибших морун и уводила их за Долину Печали. Это оней говорится в «Откровениях Странника»: «Слепой видит лучше зрячего».

– Помолчи, Беала.

Под порывом ветра согнулись деревья. В окнах замка зазвенели стёкла.

Голос жрицы с трудом пробился сквозь шум листвы и скрип стволов:

– Этот замок принадлежит тебе, Эйра. Дворец Грассов принадлежит тебе, Эйра. Вся страна твоя, Эйра. Но ты не сможешь взойти на престол. Найдётся тот, кто ниперед чем не остановится и уничтожит тебя. Мне жаль, что эта тайна умрёт вместе с нами, и никто не узнает, за что истребили целый народ. Никто не осудитвиновных, и нас никто не оправдает.

– Помолчи, сестра!

В голове молотом стучала мысль: в ней течёт кровь предателя, гордиться нечем. Малика встала. Устремив взгляд в небо, развела руки. На землю обрушился ливень. Клумбы превратились в месиво из цветов и почвы, ветви деревьев облепили стволы. Донёсся вой моранд, ржание лошадей, звон разбитого стекла.

Поднявшись, Беала согнулась под порывом ветра и схватилась за подлокотник скамьи:

– Эйра, это делаешь ты? Боже! Эйра! Это ты?

– Малика, идём в замок, – прозвучал голос Драго.

Она разжала кулак, сбросила кольцо с ладони и втоптала его в грязь:

– Я Эйра. Малика умерла. – Резко опустила руки и под утихающим дождём пошла к флигелю.

***

Попрощаться с Адэром пришла одна Беала. Вновь отказалась от помощиденьгами, продуктами или медикаментами, поблагодарила за приём и хотелаудалиться, но замешкалась возле двери:

– Простите, что не приглашаю вас к себе в гости.

– Не скажу, что сильно расстроен, – промолвил Адэр, открывая окно. – У вас сложилось предвзятое мнение на мой счёт задолго до нашего знакомства. У меня нет ни малейшего желания опровергать слухи. И как я понял, моранды пропускаютчерез Долину Печали святых, а не живых людей.

Упираясь руками в подоконник, сделал глубокий вдох. Дождь закончился так же внезапно, как и начался. Солнце пряталось за серыми облаками, и в воздухе витал свежий запах влаги, а не душных испарений, исходящих от мокрых камней и земли. Всадники протирали лошадей, подтягивали подпруги. Спутницы жрицы, облачённые в рубахи и штаны, привязывали к сёдлам дорожные сумки. Парень иморанды носились по газонам. Грязные, счастливые – единственные, кто был рад встрече.

– Я могу попросить вас об одной услуге? – спросила жрица.

– Конечно, – сказал Адэр, наблюдая за Парнем. Похоже, зверь обзавёлся подружкой. Убежит за ней или останется?

– Когда Эйра умрёт, отправьте её тело к нам.

Адэр резко обернулся:

– Что?

– Мы хотим, чтобы она покоилась рядом со своими сёстрами.

– Вы в своём уме? Ей двадцать шесть лет.

– Все люди когда-то умирают.

Адэр стремительно пересёк кабинет и навис над жрицей:

– Что вы от меня скрываете?

Беала, одетая в дорожный костюм, походила на селянку, путешествующую верхом. Но чувства собственного достоинства в её взгляде было больше, чем у кого-либо из высокородных дам.

– Я ничего не скрываю. И что странного вы увидели в моей просьбе?

– Сколько живёт незамужняя моруна? – спросил Адэр.

– По-разному.

– Сколько?!

Беала прикрылась рукой, словно защищаясь от удара.

– Вы меня боитесь? – Адэр сделал шаг назад. – Почему вы меня боитесь?

– На меня никто раньше не кричал.

– Я повысил голос, и всего-то. Я задал вопрос, а вы увиливаете от ответа. Сколькопроживёт Эйра, если не выйдет замуж?

Жрица отвела руку от лица:

– Не знаю. Десять лет, год, месяц или день. Не знаю. Честно. Вы выполните нашу просьбу?

Адэр покачал головой:

– Выполню. Прощайте, Беала.

Вскоре с площади донёсся цокот копыт. Скрепя сердце Адэр подошёл к окну. Глядя на Парня, бегущего в стае моранд, расслабил узел на галстуке и судорожносглотнул. Зверь не смог противостоять зову крови. Эйра пока держится. Надолго её хватит?

На пороге кабинета возник Гюст, сжимая в руках папку с документами. Оттолкнув секретаря, Адэр вылетел в приёмную, пронёсся по коридорам, взлетел по лестнице на третий этаж.

Войдя в гостиную Эйры, уставился на Драго и Талаша. Перевёл взгляд на Кенеш:

– Что здесь делают эти люди?

Старуха привалилась спиной к двери спальни:

– К ней нельзя!

– Что здесь происходит? – произнёс Адэр, шагая через комнату.

Драго преградил ему дорогу:

– Она просила её не беспокоить.

– Прочь! – сказал Адэр и почувствовал, как крепкая ладонь сжала ему плечо. Оглянулся на Талаша. – Кто дал тебе право ко мне прикасаться?

– Я прошу вас, как мужчина мужчину, – промолвил Талаш и убрал руку. – Дайте ей побыть одной. Пожалуйста.

– Кто позволил вам ходить по моему этажу?

– Эйра, – откликнулся Драго.

Адэр уставился на охранителя:

– Эйра?

– Её теперь зовут Эйра.

– Я не разрешаю вам находиться в её покоях.

– Вы нам сами приказали её охранять.

– От кого? От меня? – возмутился Адэр. – Вы охраняете её за пределами этогоэтажа. Здесь она под моей защитой.

Перед внутренним взором возникла жрица, прикрывающая лицо рукой. Моруны живут в каком-то придуманном изнеженном мире, где никто на них не кричит иникто с ними не спорит. Неужели Беала убедила Эйру, что ей надо его опасаться?

– За мной, – велел Адэр Драго и, выйдя в коридор, спросил: – Слышал, о чём ониговорили?

– Они говорили на языке морун.

– Они ссорились?

Драго с задумчивым видом поджал губы:

– Вроде бы нет. Сначала Эйра обнимала жрицу, будто утешала. Потомрасстроилась. А потом разозлилась.

– Разозлилась… Это хорошо. – Адэр потёр лоб. – Это хорошо.

По ковровой дорожке торопливо шагал Гюст.

– Прибыли Йола и Йеми, – доложил он, приблизившись.

Ступив в кабинет, Адэр посмотрел на ориентов. Причина их задержки сталапонятна без объяснений. Йеми тяжело перенёс акклиматизацию: похудел, посерел, поседел. Видимо, валялся в постели, вместо того чтобы произносить перед людьмипламенные патриотические речи.

Адэр указал на стулья и уселся в кресло:

– Слушаю.

– Мой народ не хочет ехать в Ориенталь, – проговорил Йола.

Адэр выдохнул с облегчением:

– Я не сомневался в тебе, Йола.

Старик потёр кончик носа мизинцем, пытаясь скрыть улыбку:

– Йеми хочет купить у вас шхуну, – и дал знак старейшине.

Тот вытащил из кармана штанов мешочек и, развязав тесёмку, высыпал на стол жемчуг. Если бы Йеми знал, сколько стоит эта горстка…

Адэр задумался. Взять все камни – заведомо обмануть старейшину. Отложить половину – оставшийся жемчуг уедет в Ориенталь.

– Парусники твои, Йола. Значит, жемчуг твой, – промолвил Адэр. – Советник Безбур оформит документы. Мой секретарь вас проводит.

Всплеснув руками, Йола рассмеялся; его глаза заискрились как море под лучамижаркого солнца. Хлопнув Йеми по спине, произнёс тарабарщину. Адэр впервые видел старика таким счастливым. И в очередной раз пожалел, что забросил язык ориентов. Йеми кивнул и что-то ответил; слабый голос был лишнимподтверждением затянувшейся болезни.

– Йеми передумал покупать шхуну, – проговорил Йола. – Он хочет продавать вамжемчуг.

Адэр вскинул брови. Они его провоцировали! Чёртовы ориенты! Проверялиправителя на честность и порядочность!

– Йола! – произнёс Адэр, нахмурившись.

– Это не я, – проговорил старик, изобразив на лице недоумение.

Его бы за шкирку и в театр. Пусть на сцене оттачивает мастерство.

Йеми вытащил из кармана ещё два мешочка.

Адэр указал пальцем на двери:

– К Безбуру.

– Можно потом? – спросил Йола. – Мы встретили морун. Они ждут нас за городом. Когда мы ещё увидимся?

Выпроводив ориентов, Адэр спрятал жемчуг в ящик стола и приказал Гюсту собрать советников. Поездка в Ориенталь принесла плоды. От встречи с морунамиАдэр ничего особо не ждал. Он догадывался, что дамы, не видевшие реальный мир, окажутся перепуганными и закрепощёнными. На душе остался осадок, но не из-за морун – из-за Парня. И Эйра… Адэру не понравилось её затворничество. Не желая теряться в догадках, решил наведаться к ней после заседания Совета.

Вечером Драго сообщил, что Эйра закрылась с Муном в его комнатке.

Адэр хотел поработать с документами, но в голове царил бедлам. Прихватив бутылку вина, пошагал в сад. Усевшись на ботик бассейна, зубами вытащил пробку и окаменел, увидев в свете фонаря Парня. Чуть дальше, сверкая в полумраке красными глазами, стояла самка.

Адэр выплюнул пробку:

– Твоя подружка? – Отставил бутылку, протянул руку. Движения медленные, плавные, чтобы не спугнуть зверя. – Давай знакомиться. Ну, иди ко мне. Иди.

Первым подбежал Парень. Уткнулся носом Адэру в грудь и тихо засопел. Самкасделала шаг, ещё один… Наконец, осмелев, приблизилась, понюхала ладонь иулеглась возле ног.

Адэр потрепал Парня за уши:

– Я ведь думал, что ты сбежал, а ты…

– Обзавёлся семьёй, – сказала Эйра. Примостившись рядом с Адэром, наклонилась вперёд и погладила самку.

Адэр скользнул взглядом по спине, по волосам, завязанным в узел, и в сердце поселилась необъяснимая тревога.

– Давай придумаем ей кличку.

Эйра положила руку на бок самки:

– И щенкам.

– Серьёзно?

– Моруны чувствуют начало новой жизни.

Адэр обхватил морду Парня:

– Ах ты, негодник! Когда ты успел?

Эйра выпрямилась:

– Я хотела с вами поговорить.

– У меня был странный день. Я бы выпил. А ты? – Адэр оттолкнул Парня, взял бутылку и протянул Эйре. – Выпей.

– Из горлышка?

– Я не брезгую. А ты?

Эйра сделала глоток. Отдала бутылку и отряхнула рукав. Глотая вино, Адэр искосанаблюдал за ней. Не говори, зачем пришла. Можешь даже уйти, только молчи.

– Я положила вам на стол заявление Муна.

Адэр вытер рукой губы:

– Какое заявление?

– Об увольнении.

Облокотившись на колени, Адэр покачал головой:

– Ты сбрасываешь меня со счетов с той же лёгкостью, с какой стряхиваешь соринку с платья.

– Я перебираюсь жить в Лайдару. Хочу забрать с собой Муна.

– Это какой-то кошмар. – Адэр отшвырнул бутылку. Она чудом не разбилась: покатилась по плитам, расплёскивая вино.

Самка вскочила, ринулась в темноту. Парень побежал за ней.

– Я жил в Лайдаре. Звал тебя, а ты сидела здесь, в замке. Я всё бросил, вернулся, а тебе нужна Лайдара. Ты издеваешься?

– Мы строим мост.

Адэр пригнул голову:

– Мы?

– Я и ветоны.

Адэр пригнул голову ещё ниже:

– Ты? Ты машешь кувалдой? Таскаешь блоки?

– Нет.

– А что ты делаешь?

Эйра потупила взгляд:

– Я не была там почти два месяца. Сначала Ориенталь, затем Йеми и Ойла. Онипришли, всё в порядке. Теперь я хочу уйти. Мне не хватает той жизни.

– Что ты там делаешь?

Эйра вскинула голову:

– А что я делаю здесь? Я уже разучилась разговаривать с простыми людьми. Шутить, смеяться. В замке я задеревенела, а там я чувствую себя живой. И тамменя ждут. Вы знаете, как приятно, когда тебе говорят: «Ну когда же ты приедешь?» Мраморный карьер недалеко от Лайдары. Город развлечений в нескольких часах езды. И мне нужен Мун. Больше не хочу с ним расставаться.

Адэр поднялся и протянул руку:

– Идём.

Собравшись в холле, придворные поздравляли виконта Ланира с отъездом морун. Замусоленный сценарий праздника валялся на диване, и за вечер о нём никто не вспомнил. Увидев вошедших в замок правителя и его спутницу, дворяне поприветствовали их положенным образом и замерли, ожидая, когда правитель поднимется по лестнице или скроется в коридоре. Однако Адэр подвёл к нимженщину, которую все называли советчицей, но таковой её не считали.

Адэр представил советчице дворян и дворянок. Затем обратился к придворным:

– С небольшим опозданием хочу представить вам моего тайного советникаМалику…

– Эйру, – прошептала советчица.

Взглянув на неё, Адэр кивнул:

– Эйру Латаль. Я попросил её отложить все дела и помочь вам в подготовке праздника. И очень рад, что она согласилась.

– Вот как, – произнесла Эйра еле слышно.

– Виконт Ланир, – проговорил Адэр. – От успеха мероприятия зависит ваше будущее. Не забывайте об этом.

Виконт поклонился, предложил Эйре присесть на диван и, разместившись рядом с ней, открыл сценарий.

Войдя в кабинет, Адэр разорвал заявление Муна и придвинул к себе протокол заседания Совета.

Часть 13

***

Сибла смотрел на подростка, вытирающего слёзы и сопли.

Отец мальчишки – щуплый мужичок с жиденькой бородкой – отвесил сыну увесистый подзатыльник:

– Как можно засрать себе жизнь в тринадцать лет?

Подросток зарылся лицом в ладони и разрыдался.

– Вы не знали, чем он занимается? – спросил Сибла.

– Говорю же: нет! Я пошёл в уборную, а там… в дыре, внизу… что-то плавает. Вытаскиваю: котомка. В ней его вещи: штаны, рубаха, майка. Всё в крови. Убить ума хватило, а сжечь ума не хватило. – Мужик с хлопком прижал руки ко лбу, покрытому потом. – И что теперь делать?

– Я не хотел её убивать, меня заставили, – пробубнил подросток в ладони.

Мужик затряс руками:

– Как теперь жить, зная, что твой сын убийца?

– Они сказали, что на том свете всё равно: убийца ты или вор, – проговорил мальчишка, перемежая слова всхлипами.

– Так ты ещё и вор?

– Она проститутка. Они сказали, что я сделаю доброе дело.

Мужик врезал кулаком сыну в ухо. С виду тщедушный, а силы не меряно. Мальчишка как пушинка слетел с табурета, проехал по полу и тюкнулся головой в стену.

Сибла окинул взглядом исповедальню. В ней было пусто, как и на душе. И только шестирукий святой равнодушно пялился с полочки для реликвий.

– Вы ничего не знали… – произнёс Сибла.

– Не знал. Честно, – простонал мужик. Поднявшись, приблизился к сыну, потряс за плечо. – Вставай. Я погорячился. Вставай.

– Вы отец, вы обязаны знать, – промолвил Сибла, наблюдая, как тот неумело поглаживает рыдающего мальчика по спине.

– Да у меня забот полон рот, – взбеленился мужичок и заметался по комнате, натыкаясь на стены словно слепой. – Я пашу сутками, чтобы кормить семью, платить за дом и школу, покупать эти чёртовы бляшки с хлыстом. У меня мать в инвалидной тележке. Я прихожу с работы и убираю за ней дерьмо, потому что жена брезгует. Я соскабливаю дерьмо с усохших ног, и никого не волнует, что я тоже человек, что мне тоже противно.

– Отправьте её в приют для стариков, – сказал Сибла.

Мужик плюхнулся на табурет:

– Но как же… это же мать…

Сибла кивком указал на скрутившегося в калачик мальчишку:

– А это сын.

– За два года здесь всё поменялось. Кто-то махнул на всё рукой и уехал. Мне, чтобы уехать, надо продаться дьяволу, и всё равно денег не хватит. У всех знакомым проблемы с детьми. Я думал, сия чаша меня минует. Но нет. Этот город жрёт маленькие души. Ему всё мало, мало, мало. – Мужик уронил руки на колени, сгорбился. – Что мне делать? Я не могу сдать его стражам. Какой отец отправит сына в тюрьму? Из-за кого? Из-за шлюхи! И каким он вернётся? И оставить так не могу. А вдруг его снова подговорят кого-то убить? – Сложил руки перед грудью и с мольбой воззрился на Сиблу. – Спасите его душу, Брат.

– Подойди, – велел Сибла подростку.

Мальчик поднялся. Приблизившись, покосился на отца. Худенькие руки, тощая шея с выпирающим кадыком, прыщавое лицо, торчащие уши; одно ухо покраснело и опухло от удара. В позе больше обиды, чем страха. И ни капли раскаяния в глазах. Ребёнок, познавший вкус убийства, испытавший в полной мере свою власть над другим человеком. Семена Рашора уже дали всходы...

Сибла видел только два пути: либо бороться за каждую крупицу души, вытравливая ядовитые ростки, либо отдать мальчишку Рашору: пусть сожрёт ещё одну загубленную жизнь.

Но разве он, Брат, оказался в преисподней не для того, чтобы разрушать её изнутри? Разве не эту цель он выискивал, блуждая два года по стране, таская на плечах котомку с одеянием ангела?

– Как тебя зовут? – спросил Сибла.

Мальчишка шмыгнул носом и снова покосился на отца:

– Дин.

– Ты знаешь, Дин, что тюрьма для мальчиков и взрослая тюрьма находятся в одном искупительном поселении?

– Не знаю.

– А знаешь, что некоторые взрослые дяденьки делают с мальчиками?

– Зачем вы это говорите? – возмутился отец ребёнка.

– Я взрослый, папа, – ответил Дин спокойно. – Я всё знаю.

– Бог мой, – всплеснул отец руками.

– На улице «Штанов» два публичных дома. Там работают только парни. И мужиков ходит к ним больше, чем к шлюхам.

Отец вновь вскочил с табурета и заходил, причитая:

– Боже мой… боже мой… мать ему сказки рассказывает, а он… боже мой…

– Ты туда ходил? – спросил Сибла.

– Нет. Пацаны рассказывали.

– Боже мой… куда бежать… куда бежать… – продолжал бормотать отец.

– Пап… я больше никого не убью, – проговорил Дин слезливым тоном.

Отец затряс кулаками:

– Не верю! Не верю! – Кинулся к сыну, сгрёб его в охапку. – Это всё они. Бедный мальчик.

Сибла похлопал его по плечу и отвёл в уголок:

– Оставьте сына у нас.

Отец часто закивал:

– Да-да, конечно. Помогите ему. Если мать узнает… Как пережить?

– Вы не сможете с ним видеться.

Отец закивал:

– Да-да, конечно. – И вдруг застыл, расширил глаза. – Почему?

– Потому что ваша любовь помешает стать ему человеком. Ваш сын упал, низкоупал, и только любовь Бога поставит его на ноги.

– Я никогда его не увижу?

Сибла улыбнулся:

– Увидите. Может, через месяц. Или через два. Оставьте свой адрес, мы вамсообщим.

– Я принесу его одежду.

– Не надо.

Закрыв мальчика в исповедальне, Сибла провёл несчастного отца к себе в кабинет, взял с него письменное разрешение на перевоспитание сына. Распрощавшись, отправился в подвал.

Братья выгребали из деревянного ящичка деньги и складывали монеты в стопки. На проповеди приходило всё больше и больше народа. Людвин считал, что кто-топригоняет людей в дом молитвы, и этот «кто-то» – Хлыст. Кому ещё моглипонравиться слова, призывающие почитать и поклоняться истинному хозяину города? Однако самого Хлыста среди «прихожан» не было.

Суммы пожертвований увеличивались с каждым днём. Волки ели мясо, Братья ужинали в ресторанах, Братство обзавелось слугами и прачками.

Сибла подошёл к столу, посмотрел на стопки монет:

– Мне нужен мешок из рогожи. Лучше два или три. Нужна соль. И несколько комнатв подвале под чистилище.

Братья переглянулись:

– Мы же решили не использовать методы Праведного Отца.

– Мы открываем приют для трудных детей. Первый сидит в исповедальне.

– Это противозаконно, – возразил Людвин.

– В Рашоре мы единственный закон, пора уже понять.

– Нужны документы, разрешающие работать с детьми.

– Вот разрешение, – сказал Сибла и положил на стол лист, исписанный отцомподростка. – Тринадцатилетний вор и убийца. Я не могу открыть тайну исповеди исдать его властям. Что прикажете мне сделать: отпустить его на свободу? Пусть убивает дальше?

– Нужны настоящие документы, а не эта писулька! – не унимался Людвин.

– Хорошо, – кивнул Сибла. – Хорошо. Я получу документы, хотя приют для праведных мальчиков существовал без всяких документов.

– Не говори о том, чего не знаешь. Бумаги на приют выдала конфессия ирвин.

– Так вот с чьего разрешения меня морили голодом, когда я не мог сходить в туалетпо расписанию, – проговорил один из сектантов.

– А меня выставили на снег босиком за то, что я не обрезал ногти, – отозвался второй.

– А мне…

– Хватит! – оборвал Сибла. – Давайте решать. Что сделаем с убийцей?

– Он раскаивается? – спросил Брат, считая монеты.

– Я не беседовал с ним. Но думаю, нет, не раскаивается.

– Побеседуй. Потом и решим.

Сибла вернулся в исповедальню.

Мальчишка сидел на табурете и таращился на святого:

– Почему у него шесть рук?

Придвинув к нему стул, Сибла опустился на сиденье:

– Это долгая история.

Дин посмотрел на двери:

– Где отец?

– Ушёл.

– Побежал проверять, цела ли дырка?

При слове «дырка» Сибла похолодел:

– Кто побежал?

– Он по бабам шляется.

– Кто?

– Кто-кто… Отец. Мать плачет, бабка воняет. А он приходит под утро. Такой сахарный, ноги трясутся. Смотреть тошно.

Неожиданный поворот… Сибла собрался с мыслями и спросил:

– Ты убил его любовницу?

– Я не знаю, кто его любовница. Он на улицу «Юбок» ходит. Там два доматерпимости. Оба за рынком.

Не тот ли рынок, на котором чуть не изнасиловали Найрис? Точнее, изнасиловали. Она была без трусиков, и детина на ней красноречиво дёргался.

– Улица Штанов, улица Юбок… – проговорил Сибла. – Я не видел улиц с такимназванием.

– Все так называют, и я называю.

– Хорошо. Рассказывай дальше.

– А что рассказывать?

– Как всё произошло?

– Не помню. – Дин поелозил стоптанным ботинком по полу. – Ваш отец шлялся побабам?

Сибла уставился в окно. А кто его отец? Избранные Братья всегда приходили к егоматери по двое или трое, или толпой, чтобы никому нельзя было приписать отцовство.

– Вам не хотелось его убить? – подал голос Дин.

Найти отца и убить? Даже мысли такой не возникало. А вот убить мать – да, иногдахотелось. А потом захотелось увезти её и сестру далеко-далеко и переписать их жизнь начисто. Живы ли они?

– Я его не убью, не бойтесь, – сказал Дин. – Кто за бабкой будет убираться?

Сибла придвинулся к нему вместе со стулом:

– Ты сказал: «Меня заставили». Кто тебя заставил?

– Это я для него сказал. – Дин уронил руки на колени, сгорбился.

Сибле на миг показалось, что перед ним сидит не мальчик, а его блудливый папаша.

– Она вышла из дома терпимости, – зазвучал тихий голос. – Свернула в переулок. Я догнал. Говорю: «У меня мало денег». Она спрашивает: «Сколько?» Говорю: «Двамора». Она мне: «Первый раз?» Я кивнул. Она погладила меня по щеке. Меня никто не гладил по щеке. Даже мама не гладила. Так сладко сделалось. Затряслись колени, и между ног… там… закололо. Она говорит: «Ну идём, красавчик». Я не красавчик. Я-то знаю. Они врут отцу, а он им верит. Я не верю. Мы зашли с ней в подворотню. Было темно. Она щупала меня. А потом не помню. Помню только, шляпкой накрыл ей лицо.

– Где нож?

– Не знаю. В ней, наверное.

Сибла поднялся, подошёл к полочке, прибитой к стене, переставил с места наместо статуэтку святого:

– Раскаиваешься?

– А вы бы раскаивались, если бы убили шлюху вместо отца?

Сибла обернулся:

– Тебе точно тринадцать лет?

– Мать говорит: в Рашоре все взрослеют рано, и рано умирают. Только моя бабкаживёт и живёт. Я бы её убил, если бы не любил так сильно. Мы бы с мамой ушли, но бабку жалко. Кто её будет кормить, пока он шляется?

– Маму любишь?

Дин скривился, будто взял в рот что-то кислое. И разрыдался.

Через полчаса Сибла привёл мальчика в подвал. Людвин зачитывал Братьям новую проповедь, а они подсказывали, с какой интонацией надо произносить ту или иную фразу. Заметив пришедших, умолкли и уставились на ребёнка.

– С мешками и солью я поторопился, – промолвил Сибла. – А приют мы откроем. Знакомьтесь, это наш первый воспитанник Дин. – Похлопал подростка по спине. – Обживайся, Дин. Теперь ты наш младший брат.

Взял из ящика горстку моров, ссыпал монеты в карман плаща и направился к двери.

– Ты куда? – крикнул Людвин.

– Прогуляюсь.

– Мы же решили не ходить поодиночке.

– Утром буду.

– Когда?! – прозвучали голоса сектантов вразнобой.

– Утром, – повторил Сибла и закрыл за собой двери.

Улица Юбок, рынок, публичный дом, шляпка. Если мальчишка убил Найрис, он, ангел света, не будет страдать. Он просто перестанет о ней думать.

***

Пока Сибла переходил из магазина в магазин, подбирая воспитаннику одежду, нагород опустились сумерки. Фонари ещё не включили. Большинство домов стоялитёмные, безжизненные. Улица походила на серый туннель.

Сибла решил обойти ближайший рынок по периметру, постепенно от негоотдаляясь. Тот самый рынок, где он познакомился с Найрис. Найдёт её – хорошо. Не найдёт – тоже хорошо: значит, Дин говорил о другом рынке, их в Рашоре пять или шесть.

Держа подмышкой свёрток с одеждой для воспитанника, Сибла шёл за двумя молодыми людьми – длинноволосым и коротышкой, стараясь не приближаться к ним, но и не выпускать их из зоны слышимости: может, обмолвятся об улице Юбок?

– Мозги, шары, жопа, всё на месте, – сказал длинноволосый. Ему приходилось слегка приседать на ходу и изгибаться вбок, чтобы коротышка слышал егоприглушённый голос. – Она могла стать моей королевой, а выбрала недоношенногоублюдка.

– И что ты сделал? – спросил коротышка.

– Застукал.

– Застукал в постели?

– Застукал до смерти, – ответил длинноволосый и оглянулся.

Сибла замешкался, делая вид, что рассматривает в витрине посуду. Столовый сервиз. На двенадцать персон. На кремовом фоне белые лилии. Попытался представить обеденный зал, добродушных хозяев и весёлых гостей, цокающих вилками по тарелкам. И не смог. Воображение рисовало другие картины: проститутка, щупающая в подворотне подростка; озверевший длинноволосый, забивающий любовников, как кроликов. Рашор помешан на блуде, здесь нетдобродушных хозяев и весёлых гостей. Для кого эта посуда?

Сибла пропустил несколько человек и увязался за тремя подвыпившими мужиками.

– Не хочу сдыхать с пустым желудком, – произнёс один.

– Ты собрался подыхать? – поинтересовался второй.

– А ты нет?

– Нам обещали, что дело выгорит, – сказал третий.

– Будете? Нет? – спросил первый и указал на бабку, торгующую пирожками. Поверх заштопанной кофточки шнурок с медальоном из обожжённой глины – оберег отсглаза, придуманный Хлыстом или другим человеком, взявшим город в оборот.

Рядом с бабкой девушка, в руках корзинка с цветами, робкий голосок: «Купите букетик». Поздний вечер, густые сумерки… Или старуха и девица помешалась рассудком, или проповеди Людвина бьют в цель, и теперь никто не грабит тех, ктоплатит хозяину города налог с торговли. Если последнее предположение верно, тоБратство выбрало правильный путь.

Сибла переложил свёрток под другую руку и пошёл дальше.

– Хочу новое платье, – прозвучало за спиной кокетливо.

– Иди в сраку, – раздался хриплый бас.

– Я-то пойду, но хотя бы нарядная.

Сибла посмотрел через плечо.

– Чего зыришь? – рявкнул пижон и подтолкнул размалёванную девицу к магазину женской одежды. – Иди, выбирай.

Сибла свернул на перекрёстке.

– Хватит собак гонять, – промолвил человек, стоя под тёмным фонарём.

– Не играй со мной в эти игры, а то опять обосрёшься, – ответил ему собеседник, крутя на пальце цепочку с ключами.

Из подворотни донеслось:

– А если я пошлю тебя?

– А если я убью тебя?

Сбоку послышалось:

– Он якорь. От него нужно избавиться.

Сибла перешёл дорогу. Зажглись фонари, и серый мир приобрёл плоть и кровь. Тротуар разукрасился жёлтыми овалами. Дома покраснели, порыжели. На тёмно-зелёных листьях проявились бледные прожилки. Перед входом в сквер белел скульптурный ансамбль: танцующие девушки. Рука мастера, как озорной ветер, взметнула каменные юбки и оголила стройные ножки. Улица Юбок?

Шагая вдоль ажурной ограды, Сибла пристально всматривался в здания на другой стороне улицы, боясь пропустить подсказку. Вряд ли в престижном районе будетсветиться непристойная вывеска. И кто в здравом рассудке откроет здесь публичный дом? На стенах нет амулетов от сглаза. Тихо, прохожих мало. Мелькнула мысль: а вдруг здесь логово Хлыста?

Улица закончилась тупиком. Точнее, упёрлась в двухэтажное строение. Окназакрыты и плотно зашторены. Будто сквозь камни просачивались ритмичные звуки: внутри кто-то наяривал на пианино. Почти во всех дорогих ресторанах стоял этотмузыкальный инструмент, но нигде он не звучал столь яростно.

Влево и вправо бежали переулки. «Она вышла из дома и свернула в переулок», – так сказал мальчишка. Сибла вновь устремил взгляд на здание: старинное, украшенное лепниной. Сделал несколько шагов назад и запрокинул голову. Нафронтоне выпуклое изображение женщины: присела в реверансе, приподнимая руками края широкой юбки. Снова юбка…

За спиной раздался шум двигателя. Сибла обернулся и ладонью прикрыл глаза отярких фар. Автомобиль затормозил, фары мигнули, свет стал мягким, рассеянным.

Покинув салон, страж положил обе руки на рукоятки ножей в чехлах, прикреплённых к ремню с солидной пряжкой:

– Что вы здесь делаете?

– Гуляю.

– Тут неподалёку два дня назад зарезали женщину.

Сибла пожал плечами:

– Я не убийца.

Не смея приблизиться, страж долго осматривал его с ног до головы, хотя разглядывать особо нечего: белый плащ, чёрные сапоги. Под плащом, на бедре, чехол с ножом, но его не видно. Похоже, внимание стража привлекли чёрные лайковые перчатки. За границами Рашора умные преступники орудуют в перчатках, а здесь вряд ли кого заботят отпечатки пальцев. Или его заинтересовал свёрток подмышкой?

Сибла уже хотел сказать, что лежит в свёртке, как страж промолвил:

– Я знаю, кто вы. Убийца ещё не пойман. Будьте осторожны. – И, взявшись задверцу, занёс ногу в салон.

– Кто живёт в этом доме? – спросил Сибла, указывая себе за спину.

– Курочки, которые несут золотые яйца, – ответил страж и, усевшись за руль, направил машину в переулок.

Когда красные огни скрылись за поворотом, Сибла вновь повернулся к дому. Дверинет. Значит, вход сбоку или с обратной стороны.

К зданию, с тыла, примыкал сквер. Тихо шелестели каштаны. В паутине дорожек горели фонари на низких опорах. В траве поблёскивали коричневые шарики – плоды. Сибла свернул в сторону – под ногой треснул каштан, – уселся на скамью и, бросив свёрток рядом с собой, устремил взгляд на двери. Матовая ручка, глазок, над верхним наличником тусклая лампочка. Кто бы ни поднялся на крыльцо, отсюда, из скверика, лица посетителя не рассмотреть. Не увидеть лица, даже есличеловек пройдёт мимо: фонари светили слишком низко. А днём приходят те, кто не боится быть узнанным. Или это ночное заведение?

Сибла поднял каштан, закрутил в пальцах. Чего он ждёт? Посмотрел на второй этаж, спрятанный за кронами деревьев.В просветах виднелись зашторенные окна. За каким окном комната Найрис? И здесь ли она? Мальчишка говорил, что на улице Юбок два публичных дома. Хозяева хорошо их замаскировали: ни вывесок, низазывал, ни полуобнажённых девиц, подпирающих стены.

Послышались тихие голоса. По одной из дорожек шли трое. Глядя на их брюки итуфли, освещенные фонарями, Сибла поджал губы: это очень дорогое заведение. Взбежав по ступенькам, мужчины нажали на чёрную точку сбоку двери, створкаоткрылась, выпустив в сквер музыку и раскаты хохота.

Когда люди вошли в здание и дверь, захлопнувшись, оборвала все звуки, Сиблавстал, намереваясь отправиться домой, но ноги понесли к крыльцу. Он толькоспросит, только назовёт её имя, не то завтра и послезавтра, и послепослезавтра онвновь будет сидеть на этой скамье и таращиться на окна.

На пороге возникла девица в облегающем платье.

– Мне нужна… – начал Сибла.

– Заходите! – Девица схватила его за рукав и затянула внутрь.

– Я хотел… – сказал он, вперив взгляд в здоровяка в деловом костюме.

– Вы у нас впервые? – спросила девица. Её голос утонул в смехе и аплодисментах, донёсшихся сюда, в прихожую, обшитую дубовыми панелями.

Мимо арочного проёма в передней стене пробежала, обмахиваясь ладошкой, девушка в гимнастическом трико. В другую сторону пробежали балерины. Сибланикогда не видел балерин, точнее, не видел живьём, только на афише театра в Ларжетае.

– Вы у нас впервые? – вновь спросила девица.

– Впервые.

– Вход два мора.

– Я хотел спросить.

– Вход два мора, – прогремел здоровяк.

Сибла выудил из кармана монеты и вложил в крепкую руку.

– Вооружён?

Через минуту мясистые пальцы обмотали ремешок вокруг чехла, и чехол перекочевал в шкафчик с номером «66». Сибла хотел было попросить переложить нож в другой шкафчик, но девица, подхватив его под локоть, повлекла за собой.

Длинный коридор, похоже, тянулся через всё здание и с обеих сторон переходил в лестницы, взлетающие на второй этаж. На лестнице, прямо по ходу, целовалась парочка. Девушка в платье с разрезом от пояса закинула ногу мужчине на бедро инепристойно двигала тазом. Смутившись, Сибла заскользил взглядом по двернымпроёмам в боковой стене. В залах полумрак: зелёный, сиреневый, синий. Силуэты людей, столики. В глубине одного зала круглая сцена, пианист, скрипач, балерины, стонущая музыка.

Девица завела Сиблу в соседнее помещение:

– Знакомство лучше начинать отсюда. – И быстро пошла обратно.

Приглушённый свет. На диванах и в креслах шлюхи, вызывающе одетые, в вызывающих позах. Боковая зеркальная стена в полках, сплошь и рядомзаставленных бутылками. Длинный высокий стол, крутящиеся стульчики. С десяток посетителей, потягивающих напитки и лапающих девиц. По ту сторону столасмазливые юнцы в белоснежных рубашках с закатанными рукавами.

Боясь встретиться с кем-нибудь взглядом, Сибла сел на стул, сложил руки настойке бара. К нему метнулся юнец.

– Можешь звать меня Паж, – сказал он. – Перчатки снять не хочешь?

– Нет.

– Послабее или покрепче?

Сибла кивнул, взирая в зеркало. На заднем фоне человек улёгся на диван, тридевицы, вереща, навалились сверху. Сибла посмотрел на своё отражение: что я здесь делаю?

Паж поставил перед ним бокал с чем-то оранжевым. В напитке плавали кусочкиапельсина.

– Оплата сразу или завести счёт?

– Сразу.

– Три мора.

Сибла полез в карман. Два плюс три. Пять моров. Невинное любопытствообходилось в кругленькую сумму. Жалование прачки за неделю. В ресторациях уходили суммы и больше, но там он был сыт и чувствовал себя человеком.

Сделав глоток, Сибла скривился. Крепкое, зараза… Ну вот, полезли мерзкие словечки.

На шею повесилась блондинка:

– Попробуй меня, я слаще.

– Я заплатил только за выпивку, – проговорил Сибла, глядя в зеркало. Видели бы Братья, чем он занимается.

– Тогда я попробую тебя. – Блондинка легонько прикусила мочку его уха.

На голову словно опрокинули ведро мурашек. Мышцы сработали сами по себе. Развернувшись, Сибла чудом не заехал локтём девушке в грудь. Покосился. Онникогда не видел женскую грудь так близко. Глубокий вырез, из платья выпиралисоски, крупные, как горошины.

Блондинка притянула его голову, поиграла языком мочкой уха:

– Если я не идеальна, мы подберём тебе другую девушку.

– Ты идеальна, – промолвил Сибла, с трудом отведя взгляд от ложбинки.

Выпрямив спину, сделал пару глотков. Или напиток стал слабее, или кровь, ударившая во все конечности, погасила градус.

– Ему нужна шлюха с внутренним миром, – промолвила рыжеволосая девушка, опустившись на соседний стульчик. – Мечта любого мужчины. Если что, я говорю осебе.

Блондинка упёрлась рукой в столик и выпятила грудь:

– Угостишь дам выпивкой?

– Мне нужна Найрис, – промолвил Сибла, вновь уставившись на соски.

Рыжеволосая откинула плащ с его ноги и провела ладонью по внутренней стороне бедра:

– Кто такая Найрис?

Сибла заставил себя взять её руку и положить ей же на обнажённое колено:

– Она здесь работает.

– У нас работает Малинка, работает Клубничка, Конфетка, Сахарок… – началаперечислять рыжеволосая.

– Найрис, – повторил Сибла.

– У нас нет имён, красавчик, – проговорила подошедшая брюнетка и дала Пажу непонятный знак. Поверх плеча блондинки протянула Сибле руку. – Я госпожа Ночь.

Сибла сжал её длинные пальцы, да так и замер, поражённый мыслью. Отцу Динане по карману такие женщины. И такие женщины не станут ублажать прыщавогомальчишку в подворотне за два мора.

– Где здесь ещё публичный дом?

Брюнетка мягко высвободила руку:

– Через дорогу, на задворках. Не публичный дом, а гадюшник.

Паж поставил перед Сиблой полный бокал.

– Я не просил.

Юнец с улыбкой пожал плечами:

– Я угадываю желания. С тебя три мора.

Сибла бросил на стол монеты. Чёрт… так они выудят всё до последнего грасселя.

– Глоток, – проговорила госпожа Ночь и увлажнила языком пухлые губы. – Всегоодин глоток, и ты взлетишь к небесам, Белый Волк.

Сибла пригубил напиток. Восхитительный вкус. В голове забилась мысль: здесь нельзя оставаться. Если он задержится хоть на минуту, он останется здесь навсегда.

– Кто лучше всех отсасывает? – прозвучал мужской голос со стороны диванчиков. – Даю сотню.

Воспользовавшись оживлением, Сибла поднялся со стула и, пошатываясь, пошёл к выходу. Что они подмешали в напиток? Выйдя из здания, добрёл до скамьи. Кто-тозабыл свёрток. Усевшись, зубами стянул с рук перчатки, с трудом застегнул ремешок на бедре, поправил чехол, вытащил нож. Вроде бы, не подменили. Чей это свёрток?

В ушах прозвучало: «Кто лучше всех отсасывает?» Сибла еле успел наклониться вбок. Его вырвало. Улёгся на скамью, подсунул свёрток под голову. Мягкий. Что в нём? Сейчас остановятся кроны, и он пойдёт в гадюшник.

***

Сибла топтался на месте, одной рукой прижимая к себе свёрток, второй поглаживая чехол и рукоятку ножа. Две минуты назад он был в престижном районе. Сейчас будто попал в бедную, грязную, тесно застроенную часть города. Домики – одноэтажные и в два этажа – плотно примыкали друг к другу, образовывая капкан, из которого можно выбраться лишь через тёмную подворотню. Фонари здесь не горели. Луна заливала серебристым соком ломаные крыши, серые стены, узкие зашторенные окна и наружные лестницы. Пахло мочой и чем-то прокисшим.

Сбоку, из постройки вышел мужик. Кашляя и сморкаясь, прошагал мимо Сиблы, обдав его смесью перегара и чеснока. Набравшись смелости, Сибла окликнул его. Спросил, где здесь дом терпимости, и ощутил, как запылали щёки. «В подвале. Закривой лестницей, – ответил тот и, сплюнув, добавил: – Там перекладина. Лбом не врежься».

Сибла спустился по ступенькам, немного постоял у двери – голова до сих пор работала туго. Постучался. Ему открыла старуха: невысокого росточка, щупленькая.

– Мне нужна Найрис.

Ничего не ответив, старуха побрела по мрачному обшарпанному коридору. Что-торитмично тарабанило в стену с другой стороны. Послышалась отборная ругань, донёсся чей-то вскрик.

таруха на ходу похлопала ладонью по штукатурке и проорала:

– Лямка! Опять разошёлся? Больше не пущу.

В слабо освещённой комнате было безлюдно. Увидев Сиблу, с дивана соскочилакошка и, довольно урча, принялась тереться о его ногу.

– Кто тебе нужен? – переспросила старуха, запахнув на объёмной груди вязаный платок.

– Найрис.

Старуха приблизилась к дверному проёму и крикнула в темноту смежной комнаты (или очередного коридора?):

– Найрис! К тебе! – Посмотрев на Сиблу, проговорила: – Час три мора, ночь пять моров. Если без резинки, доплата мор. Хочешь в неё спустить, ещё мор. Платисейчас.

Доносящийся стук в стену стал более ритмичным, сквозь него пробивались хрипы иступлённой похоти. Откуда-то долетел звук шлепков.

– Я передумал, – сказал Сибла и развернулся на каблуках.

Найрис жива. Ему больше ничего не надо.

– А вот и мой герой, – прозвучал взволнованный голос.

Сибла оглянулся. Найрис. В домашних тапочках. В шёлковой ночной сорочке набретельках. В русых волосах атласная лента. В глазах удивление.

По телу потекла тихая радость, но снаружи это никак не проявлялось. Во всякомслучае, Сибла на это надеялся.

– Ты меня с кем-то перепутала, – промолвил он.

Найрис схватила старуху за локоть:

– Госпожа, это мой герой. – Подвела к Сибле. – Это он спас меня от кожевников. Помните? Я вам рассказывала. Неужели забыли?

– Помню, – улыбнулась старуха, открыв прореженные зубы-столбики. – Это вы заняли дом палачей?

Сибла нахмурился:

– Палачей?

– Ну, так его называют. Там обитало семейство катов. Дед кат, сын кат, внук кат. Представляете? Даже чья-то мать работала в пыточной. Говорят, из подвалапрорыт туннель. Он тянется кишкой под всем городом и выходит в Ведьмин парк. Палачи боялись, что остервеневшие родственники жертв их покарают. Говорят, кишку рыли десятки лет. – Старуха разразилась дребезжащим смехом. – А кишкане пригодилась. Их растерзали прямо в доме. Говорят, их подвесили за ноги исрезали шкуру. С живых!

– Кто говорит? – спросил Сибла.

Старуха потёрла крючковатый нос:

– Плати или проваливай.

Сибла двинулся к двери.

– Пожалуйста, не уходите! – промолвила Найрис.

Что-то в её голосе вынудило Сиблу вернуться, полезть в карман и вложить в старческую руку два мора. Через минуту он ступил в крошечную комнатку без окон. Под потолком лампочка на проводе. На стенах выцветшие обои. Это не стены – тонкие перегородки. Справа кто-то надрывно стонал, слева визжала панцирная сетка.

Найрис достала из тумбочки горстку грасселей и протянула Сибле:

– Возьмите. Я сделаю это бесплатно.

– Не надо.

– Я хочу вас отблагодарить.

– Не надо! – повысил голос Сибла, не понимая, что его вынудило прийти сюда, вовладения развратной девицы с глазами невинной девочки.

Найрис улыбнулась, спрятала деньги. Суетливо вытащила из шкафа-развалюхипостельное бельё, быстро захлопнула дверцу:

– Только сегодня забрала из прачечной. Будто чувствовала, что вы придёте. – Сдёрнула с кровати простыню. – Извините, я не знаю, как вас зовут.

– Сибла, – сказал он и, чтобы не видеть на матрасе пятна непонятногопроисхождения, уставился в стену над деревянным изголовьем кровати.

В горле застрял ком. Обои разодраны, будто их яростно царапали ногтями. Такие же царапины на изголовье. На выпуклом канте следы от зубов, словно егозакусывали как палку, стоя коленями на подушках. Или стоя на ногах, согнувшись в пояснице.

Сменив простыню и наволочки, Найрис ногой затолкала грязное бельё под кровать. Подойдя к Сибле, забрала у него свёрток, аккуратно положила на козырёк вешалки. Провела пальцами по пуговицам плаща:

– Можно я вас раздену?

Сибла отступил на шаг и упёрся ногами в стул:

– Я слышал, что зарезали проститутку.

Найрис вздёрнула брови:

– Вы думали: это я? Вы обо мне волновались?

– Хотел убедиться, что с тобой всё в порядке.

– Боже… как приятно…

Сибла вытянулся:

– Не поминай Бога в этих стенах!

– Не буду, не буду, – затрясла головой Найрис и замерла. – Вам противно.

Сибла оглядел сиденье стула. Вроде бы чистое. Сел:

– Почему ты стала шлюхой?

– Моя мать говорила: «Спи со всеми мужчинами, и однажды ты найдёшь своегомужчину», – промолвила Найрис, продолжая стоять перед Сиблой.

– Твоя мать нашла? – спросил он, стараясь не смотреть на округлый таз истройные бёдра, на грудь, на бретельки сорочки, сползшие с покатых плеч. Не хотел смотреть. Но смотрел.

– Она любила плохих парней, они любили её.

– Любила… – повторил Сибла. – Почему в прошедшем времени?

– Её задушили. Из ревности.

– Как можно ревновать шлюху?

Найрис прижала ладони к животу, ткань на груди натянулась.

– В жизни всякое бывает.

– Зачем вы портите мужчин?

Найрис распахнула глаза:

– Вы девственник?

Сибла силился отвести взгляд от бесстыдных губ:

– Это имеет значение?

– Мужчинам это надо.

Опустив голову, Сибла прикрыл глаза ладонью. В нём говорила не похоть. В ушах наперебой звучали голоса наставников: «Женщина – порождение ада». – «Толькодьявол мог создать столь соблазнительное тело». – «Раздвигая ноги, она забираетвашу душу…» Перед внутренним взором возникли Избранные Братья, шагающие через дворик к дому матери.

Вдруг увидел себя на краю пропасти и даже ощутил жар, исходящий из преисподней. Сердце сжалось от страха.

Слегка наклонившись, Найрис заглянула Сибле в лицо:

– А вы попробуйте и без этого уже не сможете. Вы всегда будете хотеть женщину. Не верите? Проверьте. – Уселась ему на ноги, разведя бёдра. Обвила его шею руками. – Жизнь коротка, а могила глубока. Отбросьте сомнения, отдайтесь зову плоти и сделайте это. Сделайте сейчас же!

Не рассчитав силу, Сибла столкнул Найрис с коленей.

Она упала на пол и чудом не ударилась затылком о кровать. Приподнявшись налоктях, сдунула с лица прядку волос:

– Вам понравится жёсткий секс. Я вижу.

– Как ты до такого докатилась?

– Хотите отстегать меня ремнём? Попробуйте. Вам понравится.

– Ты грызла изголовье кровати, когда тебя стегали ремнём? Царапала стены, когданад тобой издевались? Что с тобой делали?

Найрис подползла к Сибле и запустила руку ему под плащ:

– Только начните и сами поймёте, что можно делать с женщиной.

Почувствовав, как её ладонь легла на выпуклость паха, Сибла вскочил, опрокинув стул. Схватил с козырька вешалки свёрток и рванул к двери.

– Не уходите! – взмолилась Найрис.

– Гори в аду! – выкрикнул Сибла и выскочил из комнаты.

Гулкое эхо шагов разлеталось по спящим улицам и переулкам. Глупая лунапрыгала по крышам. Белые волки заметались по вольерам, услышав скрип калитки, и успокоились, почуяв родственную душу.

Сибла тщательно помылся, надел чистую одежду. Глядя в зеркало, прикоснулся пальцами к фиолетовой шишке на лбу – он всё-таки налетел на перекладину. Утровстретил в исповедальне, стоя на коленях перед статуэткой шестирукого святого. Сектанты несколько раз заглядывали в комнату, но прерывать молитву не решались. Наверное, думали, что он совершил страшный грех: убил, ограбил илипереспал с чужой женщиной.

Из главного зала долетел голос Людвина. Сибла поднялся, отряхнул штаны, поправил полы плаща и пошёл на проповедь.

На скамьях не было свободных мест. Люди сидели на полу между рядами, теснились на подоконниках. Сибла примкнул к Братьям, столпившимся между мраморных колонн, и устремил взгляд на Людвина, стоявшего на возвышении затрибуной. То, что говорил духовный наставник, не доходило до Сиблы. Он увяз в мыслях, как в топком болоте.

– У тебя щёки красные, – прошептал Дин. – И на лбу шишка.

Вынырнув из размышлений, Сибла посмотрел на воспитанника. Белая рубашка ичёрные брюки чуток великоваты. На вырост.

– С кем подрался? – спросил Дин и, приподнявшись на носках, ткнул пальцемСибле в лоб.

Скривившись от боли, Сибла отклонился назад:

– Я не дрался.

– Значит, тебе врезали.

– Налетел в темноте на двери.

Дин хмыкнул:

– Значит, напился.

Людвин начал восхвалять хозяина города. Намёки: «Вы не видите его и не слышите, но он видит и слышит вас. Думает, как сделать вашу жизнь лучше», – понимали только сектанты. Людвин говорил о Братстве Белых Волков, готовил горожан к замене бандита настоящим хозяином.

– Тебе нельзя здесь находиться. Эта проповедь для взрослых. – Сибла взъерошил жёсткие волосы на голове Дина. – Уходи.

– У тебя рука горячая. Ты заболел?

– Иди, погуляй в саду, – сказал Сибла и проследил за воспитанником, пока тот не скрылся за парадной дверью.

После проповеди прихожане наполнили доверху коробки для пожертвований ипокинули дом молитвы. Несколько человек захотели исповедаться, однако Братья почему-то попросили их прийти в другой раз. Сиблу это не насторожило. Он побрёл к лестнице, ведущей на второй этаж. Единственным желанием было улечься в постель и проспать до конца жизни.

– Сибла!

Ступив на первую ступеньку, он оглянулся на Братьев.

– Расскажи, что тебя мучает, – попросил белокурый сектант.

Вздохнув, Сибла вернулся в зал. Сел на скамью. Братья расселись вокруг него, повернувшись спинами к внешнему миру.

– Я хочу открыть детский приют, – проговорил Сибла, облокотившись на колени ипоникнув головой.

– Мы уже согласились.

– Приют для всех детей, для маленьких и подростков, для мальчиков и девочек. Только не здесь. Я поговорю с правителем. Попрошу дать дом подальше отсюда. Чтобы была настоящая школа, нормальные люди.

– Нам разорваться? – усмехнулся брюнет.

– Да! – вскипел Сибла и обвёл Братьев взглядом. – Если потребуется, мы разорвёмся. Я лично вгрызусь дьяволу в горло, но никого ему не отдам.

– Где был ночью? – спросил кто-то.

– Гулял. Думал.

Людвин положил ладонь Сибле на колено:

– Человек, задумавший великое дело, не имеет права лгать.

Сибла покачал головой и поведал Братьям о ночных похождениях. Сектанты заговорили, перебивая друг друга: «Ты всё правильно сделал». – «Этот город прогнил насквозь». – «Боже, накажи грешников, расчисти нам дорогу…»

И лишь Людвин молчал. Убрал руку с колена Сиблы. Посидел, взирая в пол. Поднялся и промолвил: «Братья…» Они проследили за его взглядом.

Возле колонны стояла стройная девушка в цветастом платье. На шляпке букетик полевых цветов. В побелевших кулачках сумочка. В ходе жарких обсуждений никтоне заметил, как незваная гостья вошла в зал. Но по её виду было понятно, что онастоит здесь давно.

– Найрис… – прошептал Сибла еле слышно.

– Вы думаете, что можно адом испугать человека, который родился в аду? – прозвучал дрожащий голос. – Который всю жизнь был в аду, и сейчас там же. Я не покидала рай, не предавала Бога. Он не вывел меня на перекрёсток дорог и не сказал: «Можешь пойти прямо, направо или налево, выбирай». Он самсбросил меня в ад. Почему вы осуждаете меня, а не его?

По ресницах Найрис зависли слезинки.

– Меня нельзя осуждать. Я не умею жить по-другому, мне не позволили жить по-другому. Но когда я умру, сам Бог попросит у меня прощения. Он отнесёт меня в рай и отдаст мне всё, что забрал. А вот вы… Я не знаю, где вы окажетесь. – Найрис посмотрела на Сиблу. – Лучше бы вы меня убили. – И вышла из здания.

– Кто должен следить за входом в дом молитвы? – прорычал Сибла и, вскочив, стиснул кулаки. – Кто должен следить за входом в дом молитвы?

– Успокойся и сядь, – промолвил Людвин.

– Кто?!

– Сядь! – приказал Людвин жёстким тоном. При внешней безобидности он оказался не так уж и прост.

Сибла опустился на скамью, обхватил голову руками, боясь, что оглохнет от стукасердца.

– То, как мы поступаем с человеком в самый мрачный период его жизни, показывает нашу человечность, – промолвил Людвин, продолжая стоять. – Ты приблизил к себе ребёнка-убийцу. Ты хочешь защитить не тихих и покорных детишек, а детей, попавших в беду. И пусть это только начало, и пусть нам трудноосознать наше предназначение и принять его, мы пойдём за тобой. Потому что в тебе человечности больше, чем в любом из нас.

– Это правда, Сибла, – прозвучали голоса.

– Сейчас ты страдаешь от того, что встретил взрослого человека с искалеченной судьбой, – вновь заговорил Людвин. – Человека, который тебе не безразличен. Ты жалеешь, что это не маленькая девочка, которую можно забрать у матери-шлюхи иуказать ей светлый путь. Её путь: тяжёлый, больной, грязный. Но это тоже путь. Измазаться в грязи легко – отмыться трудно.

– Это верно, – закивали Братья.

– Если мы перестанем сочувствовать, перестанем поддерживать и помогать, еслимы начнём судить – те крохи человечности, которые мы удерживаем в себе с такимтрудом, исчезнут. И неизвестно, где мы, божьи посланники, окажемся завтра. Не судите. Никогда не судите. Для этого есть Бог. – Людвин провёл рукой по лицу. – Рашор заразил нас. Езжай в замок, Сибла. Попроси моруну приехать к нам. Намнеобходимо излечиться. Привези её. Пожалуйста.

– Рискованно, – возразил Сибла. – Если Хлыст увидит Малику, он поймёт, на когомы работаем. И правитель… Он ни за что не отпустит её в Рашор.

– Она его любовница? – хмыкнул рыжеволосый сектант.

Братья зашушукались.

Людвин погрозил кулаком:

– Ещё одно плохое слово о моруне, и я не посмотрю, кто передо мной.

Такой злости в его жесте Братья не ожидали. Переглянувшись, умолкли.

– Старуха говорила о туннеле, – нарушил молчание белобрысый сектант. – Морунаможет пройти под городом. Её никто не увидит.

Зазвучали голоса: «В подвале нет дверей». – «Есть колодец». – «Он заваленкамнями». – «К стенке прикреплена лестница». – «А если завален весь туннель?» – «Надо узнать о Ведьмином парке».

Людвин окинул зал взглядом:

– Где наш воспитанник?

– В саду, – откликнулся Сибла.

– Займитесь им кто-нибудь. Остальные за работу. Камни складывайте в подвале, чтобы никто не знал, чем мы занимаемся. Я к старухе. – Людвин зачерпнул из ящичка для пожертвований горстку моров и двинулся к выходу из дома молитвы.

Часть 14

***

– К вам герцогиня Гаяри, – объявил секретарь и пропустил гостью в комнату.

Вилар поднялся с кресла:

– Элайна? – взял со спинки пиджак. – Вот так сюрприз…

– А я не одна, – игриво промолвила Элайна и, выглянув в коридор, кому-то махнула рукой.

В кабинет вошла гувернантка с двумя девочками.

– Маркиз Бархат, позвольте представить вам моих дочерей, – проговорила Элайна и указала на девочку одиннадцати лет. – Это Дизи.

Движением головы, Дизи отправила непослушные локоны себе за плечо и сделала реверанс.

Застегнув пиджак, Вилар поклонился:

– Госпожа Дизи.

– А это Лилу, – произнесла Элайна, указывая на шестилетнего ребёнка.

Вилар отвесил низкий поклон:

– Госпожа Лилу.

Лилу рассмеялась и локтём толкнула сестру в бок, мол, посмотри, мне кланяются ниже, чем тебе.

– Прогуляйтесь по замку, – сказала Элайна гувернантке. – На улицу не выходите. Там звери бегают без присмотра. Зачем Адэр их разводит?

Девочки вновь сделали реверанс и покинули комнату.

– Даже не верится, что у тебя такие взрослые дети, – проговорил Вилар. Он не был другом четы Гаяри, и потому увидел дочерей Элайны впервые.

В Тезаре дворянкам не разрешалось выходить в свет, пока они не достигнут возраста согласия – шестнадцати лет. Малолетние дочери дворян присутствовали на небольших празднествах, на семейных вечеринках, нередко сидели за одним столом с гостями и ездили с родителями в гости, но не посещали сборища, где много незнакомых людей. Даже самый безобидный разговор незнакомца с маленькой дворянкой расценивался, как приставание.

Лишь с шестнадцати лет девушки имели право беседовать с мужчинами наедине, принимать ухаживания, флиртовать, ходить на свидания. Многие начинали вести половую жизнь. Секс до брака не осуждался, но порицалось афиширование интимной связи, и порицалась частая смена партнёров.

– Взрослые? – переспросила Элайна, пригладив бровь мизинцем, и было непонятно, как она отнеслась к слову, вылетевшему необдуманно.

Вилар поспешил её успокоить:

– Ты совсем не изменилась. Я посмотрел на них и вспомнил, что со дня нашей размолвки прошло двенадцать лет. Не верится.

Жестом предложил сесть на диван, разместился рядом с Элайной.

Она расправила на коленях платье:

– Где Адэр?

– В Маншере.

– Скачки закончились неделю назад.

– Ты же его знаешь.

Элайна провела ладонью по идеально уложенным русым волосам:

– Он поехал один?

Вилар хохотнул:

– Я за ним не слежу. Он в курсе, что вы должны приехать?

– Нет. Хотела сделать ему подарок. Девочки соскучились по дяде. А дядя развлекается.

– Думаю, он уже в дороге, – промолвил Вилар, не в силах отвести взгляд от глаз болотного цвета, таких же притягательных, как двенадцать лет назад.

Элайна пристально смотрела на него, а он не знал, чем заполнить паузу. Произнёс первое, что пришло на ум:

– Кофе, чай? Можем пойти перекусить.

Элайна отклонила предложение. Вилар и вовсе стушевался под её взглядом. Он прибыл в замок рано утром. Позавтракал здесь же, в кабинете, среди книг и бумаг. На нём сейчас не самый лучший костюм, и вид уставший, в голове и сердце неразбериха. На столе беспорядок, в шкафах погром. Началось строительство железной дороги, переписка и телефонные разговоры с деловыми партнёрами осуществлялись отсюда, из замка. Немного неудобно, приходилось ездить туда-сюда, но зато во время поездок можно было отдохнуть от работы и дома, в котором до сих пор живут дети Анатана и Крикс с семьёй.

А Элайна такая вся собранная, церемонная. Разница в положении чувствовалась отчётливо и особенно остро.

– Помнишь графиню Дирейн?

– Помню, – ответил Вилар, силясь понять, к чему этот вопрос.

Графиня Дирейн была одной из самых таинственных дам в тезарском обществе. Лицом далеко не красавица, фигурой далеко не балерина, капризная, сумасбродная, остра на язык. Но как же её любили мужчины! Стоило ей появиться на балу, и тут же между дворянами вспыхивали ссоры, дворянки закатывали сцены ревности своим кавалерам. Как ни странно, Адэр не проявлял к ней интереса. Может, потому что она была старше его на восемь лет?

– Куда бы мы с ней не пришли, она оказывалась в центре мужского внимания, – проговорила Элайна.

Вилар хмыкнул:

– Тебя это задевало. Я видел.

– Конечно, задевало. Я дочь короля, она дочь графа. Мне кланялись, а ей пытались угодить. Она крутила мужчинами, как хотела. И я никак не могла понять: почему? Она была самой обычной, даже слегка картавила. Помнишь?

Вилар кивнул. Обращаясь к нему, графиня Дирейн проглатывала последнюю букву в его имени. Из её уст это звучало бесподобно.

– Признайся, ты тоже на неё заглядывался.

Вилар положил руку на подлокотник дивана, поводил пальцами по тёмно-серой кожаной обивке:

– Не скажу, что заглядывался. Внешне она мне не нравилась.

– Ты частенько вился возле неё, – возразила Элайна.

– В ней была необъяснимая сила, притягивающая мужчин.

– Знаешь, как она умерла?

– Слышал, она сгорела в лихорадке.

– Это официальная версия. Её отравили.

Вилар подался вперёд:

– Отравили? – Хотя чему он удивляется? Выход графини в общество неизменносопровождался скандалами. – Кто отравил?

Элайна пожала плечами:

– Может, ревнивый любовник или чья-то жена. Может, подруга, которая ей завидовала. – Сузив глаза, подняла указательный палец. – Это не я.

Вилар поспешил заверить:

– Я бы никогда на тебя не подумал.

Элайна вновь пригладила платье на коленях:

– А помнишь, каким успехом у мужчин пользовалась виконтесса Авила?

– Помню, – ответил Вилар, подавив вздох. Похоже, потоку ненужных воспоминаний не будет конца.

– Почему ты её помнишь?

– Есть женщины, которые навсегда врезаются в память.

– Ты считаешь её красивой?

– Нет.

Ныне здравствующая виконтесса – ещё одна неразгаданная загадка. Полненькая хохотушка с ярко-рыжими волосами. Мужчины между собой шутили, что на её зад можно поставить тарелку, а её голова может освещать зал подобно огню в камине, но в присутствии виконтессы теряли дар речи и, как лакеи, исполняли любой её каприз.

Элайна села к Вилару вполоборота:

– Тогда почему образ виконтессы врезался тебе в память?

– Чего ты добиваешься?

– Я хочу понять, почему вокруг тысячи красивых женщин, а мужчины млеют привиде какой-то дурнушки?

– Кто тебя расстроил, Элайна?

Передёрнув плечами, она поднялась, прошла к окну и, устремив взгляд настроящиеся особняки, спросила:

– Знаешь, что стало с Авилой?

– Она вышла замуж и уехала из Тезара. Или я что-то путаю?

Элайна хохотнула. Локоны подпрыгнули на её спине и замерли.

– Муж увидел, как на неё смотрит Адэр, и увёз её на север. Теперь она круглый год любуется снегом и северным сиянием. Бедняжка.

Вилар встал, торопливо причесал непослушные волосы растопыренной пятернёй – надо бы подстричься – и подошёл к Элайне:

– Её муж погорячился. Адэр не посягает на честь замужних женщин.

– Я тоже так считала. И… ничего не изменилось?

– К чему ты клонишь, Элайна?

Обернувшись, она присела на краешек подоконника:

– Адэр спит с чужими жёнами или нет?

Вилар вскинул голову:

– Вообще-то мы сейчас говорим о правителе.

– Я говорю о брате.

– Элайна, я ни с кем не буду обсуждать интимную жизнь правителя. Этострожайшее табу. Для всех.

– Нас никто не слышит, – сказала она полушёпотом.

– Табу для всех, – повторил Вилар. – И для тебя в том числе.

Элайна кивнула:

– Хорошо. Тогда скажи, что вы нашли в Малике?

– Мы?

– Вы. Что в ней такого?

Вилар приблизился к столу, начал складывать бумаги. Он не хотел расстраивать Элайну и признаваться, что влюбился в Малику глазами, и уж потом прикипел к ней сердцем. В отличие от упомянутых особ Малика обладала непривычной, дикой красотой. Вилар мог смотреть на неё бесконечно.

– Что нашёл в ней Адэр? – прозвучал озлобленный голос.

– Красивые женщины – его слабость.

– Ты разлюбил её?

Вилар уселся в кресло, вытащил из ящика стопку писем:

– Мой отец говорил: безответную любовь надо отрывать сразу, как пластырь. Я отдирал по кусочку.

– Как любовь ко мне?

Разговор не нравился Вилару, но он не мог выставить дочь Великого за двери. Не мог сослаться на занятость или усталость. Даже находясь при смерти, он обязанотложить минуту кончины и ответить на вопросы Её Высочества. И садиться не имел права, когда Её Высочество стоит. Но если бы он не сел, ноги понесли бы егопрочь из кабинета.

– Первая любовь никогда не проходит полностью, что-то остаётся, – сказал Вилар, делая вид, что просматривает почту. – Поэтому её помнишь всю жизнь.

Элайна вздёрнула брови:

– Ты до сих пор меня любишь?

– Я люблю воспоминания.

Элайна пересекла кабинет, упёрлась ладонями в раскрытые на столе книги:

– Вилар, мы тесно связаны. Я – твоя первая любовь. Адэр – твой друг.

– Бывший.

– Дружеские чувства, как и первая любовь, не исчезают полностью. – Элайнапотянулась всем телом вперёд. – Мне нужна твоя помощь. Адэру нужна твоя помощь.

Вилар с досадой отложил конверты:

– Слушаю.

– Твой отец ушёл в отставку, и опала ему не грозит. У тебя трое приёмных детей, которым ты не сможешь передать титул. И тебя это, похоже, не волнует.

– Не волнует.

– Ты наследник огромного состояния, и можешь вообще не работать, – говорилаЭлайна, бороздя лицо Вилара взглядом. – Зачем делать то, что не нравится? Я же вижу, что кресло советника не приносит тебе удовольствия. Это здесь. В Тезаре будет ещё тяжелее. И ты это знаешь. Из-за своих детей ты окажешься в полномодиночестве. Дамы из высшего общества уже не рассматривают тебя, как завидного жениха. На многодетного маркиза-миллионера будут охотиться бедные семейства. Но ты не сможешь жить с кем-то и знать, что с тобой спят из-за денег.

– Чего ты хочешь, Элайна?

– Женись на Малике.

Вилар откинулся на спинку кресла:

– Не ты ли два года назад просила меня забыть её?

– Два года назад перед тобой были открыты блистательные перспективы. Сейчас их нет. Прости. Я знаю, тебе тяжело слушать правду, а мне тяжело её говорить. – Элайна нависла над столом. – Избавь Тезар от Малики.

– В чём заключается моя помощь Адэру? – спросил Вилар, не до конца понимая смысл её слов.

– Всё идёт к тому, что он сделает её своей фавориткой. Он потеряет лицо, Вилар. Станет посмешищем.

– Чушь.

– Он любит её.

Вилар прижал пальцы к вискам.

– Ты не знал? – спросила Элайна. – Вилар, ты совсем ослеп?

– Это неправда.

– Правда! В Ориентале они спали в одном доме. Они обнимаются и целуются у всех на виду. Вилар! Прозрей!

– Грязные слухи, – проговорил он тихо.

– Он сам мне признался, что любит её. Каждый раз, как я приезжаю, он выгоняетменя, потому что я говорю, что так нельзя. Ему нельзя пачкать наше имя связью с безродной девицей. А тебе всё равно. Тебе всё равно, Вилар. Женись на ней, и онне сможет забрать её в Градмир.

Вилар придвинул к себе документы:

– Извини, Элайна. У меня много работы.

Она выпрямила спину, посмотрела сверху вниз:

– Внешне ты стал похож на мужчину. Похудел, нарастил мышцы, сменил причёску. А внутри остался таким же наивным юнцом. – И вышла из кабинета.

Вилар облокотился на стол и закрыл лицо ладонями.

***

Как в старые добрые времена Адэр и Элайна с дочерьми собрались за обеденнымстолом. Зал тонул в лучах закатного солнца, за распахнутыми окнами пролеталистайки птиц. Ветерок доносил шум моторов грузовых машин, разъезжающих поМадраби. Где-то стучал топор, иногда грохотала кувалда.

Ужин подходил к концу. Разговор витал вокруг Тезара, градмирских дворян, балов ивечеринок. Вполуха слушая наигранно-весёлые рассказы Элайны, Адэр ленивоковырялся вилкой в тарелке и строил рожицы девочкам. Те, украдкой поглядывая на мать, прижимали ладошки к губам и давились смехом. Гувернантка, стоя заспинками стульев своих воспитанниц, наклонялась то к одной, то к другой, что-тошептала им на ушко. Девочки на пару минут принимали благопристойный вид, отправляли в рот кусочек того или иного яства и, взглянув на Адэра, вновь принимались хихикать.

– Идите, немного поиграйте перед сном. Нам с Его Величеством надо поговорить, – сказала Элайна дочерям и устремила взгляд на гувернантку. – На улицу не выходите. Там до сих пор бегают звери без присмотра.

Девочки с расстроенными мордашками поднялись со стульев и, попрощавшись унылым реверансом, вслед за гувернанткой покинули зал.

– Никогда так не делай, – сказал Адэр, вытирая салфеткой взмокшие руки.

Элайна вздёрнула брови:

– Что?

– Никогда не выгоняй дочерей из-за стола.

Выпрямив спину, Элайна положила ладони по обе стороны от тарелки, как бы давая понять, что никому не позволит вмешиваться в воспитательный процесс.

– Наш разговор не для детских ушей.

– Дождись конца ужина и дождись, когда девочки сами попросят разрешения уйти.

– Ну, знаешь ли…

Адэр скомкал салфетку в кулаке:

– Ты унижаешь их. Если это доставляет тебе удовольствие, избавь меня от участия в сценах унижения.

– Извини, Адэр. Я не думала, что ты так остро на это отреагируешь.

– Я сотни раз был на их месте.

– Я тоже, – сказала Элайна, понизив тон. И это напряжение в голосе, иостекленевший взгляд, и пальцы, словно впившиеся в стол, свидетельствовали, чтосестра находится на грани срыва.

– Тебе нравилось чувствовать себя лишней? – спросил Адэр, желая добить её. Пусть взорвётся, разрыдается или разразится потоком гневных слов. Ей надовыплеснуть всё, что в ней накопилось.

– Их поведение за столом возмутительно, – сказала Элайна. По её шее пошликрасные пятна. – Скажи спасибо, что я не наказала их. А могла.

– Я не видел племянниц три с половиной года. Я готов перевернуть замок кверху дном, чтобы они смеялись. Когда ты последний раз слышала их смех?

– Не будь таким жестоким.

– Почему ты не говоришь со мной о Модесе?

Элайна вскинула голову:

– Я ни с кем не буду говорить о муже!

– Тебе станет легче.

– Не станет!

Адэр сдался:

– Хорошо. Больше о нём не вспомню.

Элайна убрала руки под стол, её плечи поникли. Наблюдая за ней, Адэр вдруг поймал себя на мысли, что сестра впервые выглядит старше их матери. Он знал, что когда-нибудь это время наступит, но отправлял «когда-нибудь» в далёкое будущее. Казалось, что он всегда будет смотреть на сестру и видеть в ней родной до боли образ, изображённый на портрете в отцовской спальне.

– Она приедет утром, – сказала Элайна, немного успокоившись.

– Кто?

– Я пригласила Луанну на праздник. Как он называется? Ночь Желаний?

Адэр прочистил горло. Настал его черёд проявлять выдержку.

– Вообще-то это мой дом. И только я могу приглашать гостей.

Элайна изобразила на лице удивление:

– Я думала, тебе будет приятно её увидеть.

Адэр с силой сжал кулак. Ногти сквозь салфетку вонзились в ладонь.

– А ты у меня спросила?

– Адэр, дорогой, вы же помолвлены…

– И что?

– Будущие муж и жена должны знать друг друга. А вы, будто чужие. Она не можетбывать на балах, но может приезжать к тебе в гости. Или ты к ней. Вы объявили опомолвке зимой, и с тех пор ни разу не встретились. Среди знати уже ползутслушки, что ваша помолвка фиктивная.

Адэр нахмурился. Он чётко услышал эхо голоса Великого. Бедная Элайна. На неё давят со всех сторон: вынуждают её поступать не так, как хочет она; заставляютговорить не то, что она думает. Элайна совершенно одна, из этих сетей ей не вырваться.

– Ты сам её выбрал, – промолвила сестра. – Или не сам?

– Я выбрал её сам. И сам решаю, когда её звать.

Элайна сверкнула лукавым прищуром:

– Я пошутила. Луанна сидит в своём дворце и даже не догадывается, что на свете есть такой праздник – Ночь Желаний. Я сама узнала только сегодня.

– Элайна! – Адэр шумно выдохнул и запустил в сестру скомканной салфеткой.– Ну, у тебя и шуточки…

– Она тебе не нравится. Да? – спросила сестра и, не дожидаясь ответа, промолвила: – Мне тоже. Она приезжала ко мне пару месяцев назад, якобы познакомиться поближе.

– Мне доложили, что она была в Тезаре, но не говорили, что была у тебя. Почему не сообщила?

– Потому что мы пробыли в моём доме пять минут. Больше я не выдержала. Посадила её в машину и вместе с ней отправилась во дворец. Знаешь, где онаночевала? В твоей спальне! Она потребовала рассчитать всех твоих личных служанок. Отец рассчитал. Представляешь?

Адэр рассмеялся. Надо было давно разогнать этих распутных девиц.

– Мне нравится Леесса, – проговорила Элайна. – В прошлом году состоялся её первый выход в общество. Жаль, что ты не приехал на осенний бал. Леесса милая, ласковая, нежная как цветок. С ней ты будешь счастлив.

Теперь послышалось эхо голоса Троя Дадье. Бедная сестра. Как она умудряется лавировать между двумя интриганами? Хотя… интрига с Леессой появилась с егоподачи. Это он обнадёжил Троя, что женится на принцессе Залтаны, если Трой поможет ему разорвать помолвку с принцессой Партикурама.

– Ей всего шестнадцать.

– Почти семнадцать, а ты говоришь так, будто она до сих пор в пелёнках. – Сестраналегла грудью на стол. – Поверь мне, она пойдёт за тобой хоть на край света.

– Особенно, если этот край света – трон Тезара.

– Адэр, не ёрничай. Лучшей партии тебе не найти.

– Я подумаю, – согласился он. – Иди, отдыхай, Элайна. Завтра нам предстоитбессонная ночь.

– Девочек я не возьму.

– Нет, конечно. Там соберётся много людей. В основном плебеи.

– Спасибо, что предупредил. – Выйдя из-за стола, Элайна сделала реверанс иудалилась.

Адэр прислушался к тишине, прореженной щелчками стрелок в настенных часах. Из Мадраби не доносилось ни звука: строители разошлись по домам. За окном не летали птицы, будто, забыв посмотреть в календарь, скопом отправились в тёплые края. Через несколько дней осень…

– Ваше Величество, – проговорил Гюст, заглянув в зал. – Какие будутраспоряжения?

– С кем встречалась Элайна?

– С маркизом Бархатом.

– С Эйрой виделась?

Гюст с задумчивым видом покачал головой:

– Эйра прибыла в замок за полчаса до вашего приезда. Я не успел проследить. Вызвать её охранителей?

Адэр вместе со стулом отъехал от стола, поднялся:

– Где она?

– В саду. Гуляет с морандами.

– Маркиз Бархат?

– У себя в кабинете.

Спустившись в холл, Адэр замешкался на последней ступени лестницы. Придворные, восседая на сдвинутых диванах, обсуждали предстоящее празднество.

«Кто-то слышал, кто будет сопровождающей дамой Его Величества?» – «Это не бал». – «На праздник приходят с дамой. Почитайте свод правил». – «Нагосударственный праздник. Ночь Желаний – народный праздник». – «Надеюсь, все понимают, что место рядом с правителем принадлежит Её Высочеству герцогине Гаяри?» – «Значит, Эйра будет с нами. Это хорошо».

Адэр узнал голос виконта Ланира. Его волнение понятно. От успеха мероприятия зависело его будущее, и он уповал на помощь и поддержку моруны.

«Она сказала, что не пойдёт». – «Вот и замечательно…»

Пассия Адэра не успела закончить фразу. Придворный, заметив правителя, толкнул её в бок. Адэр пересёк холл, отвечая кивками на приветствия, свернул в коридор ипошагал мимо кабинетов советников.

– Ваше Величество! – прозвучал за спиной голос Макидора.

Адэр обернулся.

– Я сказал Эйре, что её платья вызывают у придворных несварение желудка, ноона почему-то не восприняла меня всерьёз.

Адэр скользнул взглядом по тощей фигуре, облачённой в воздушную блузу и узкие штаны до косточки:

– Не восприняла тебя всерьёз? Поверить не могу.

– Я предложил ей сшить национальный костюм. Говорят, на празднике все должны быть в национальных костюмах. Она отказалась.

Вот так сюрприз… Не то, что Эйра отказалась, а то, что он, правитель, будет в костюме теза. Или не будет?

–Мой национальный костюм готов? – спросил Адэр.

– Конечно, – расплылся Макидор в улыбке. – Если захотите примерить, милостипрошу.

Адэр двинулся дальше.

– Передайте Эйре моё глубочайшее «фе», – произнёс Макидор и, выдержав паузу, крикнул: – Если она надумает, я жду.

Вилар, похоже, целый день не выходил из кабинета. На диване пиджак, наподоконнике галстук, скрученный в рулончик. На столе ворох бумаг, раскрытые книги. На стуле тарелка с остатками еды и кружка с недопитым кофе.

Стоя на пороге, Адэр кашлянул в кулак и затолкал руки в карманы брюк. Вилар оторвал взгляд от документов. Спохватившись, вскочил и принялся застёгивать верхние пуговицы на сорочке.

– Брось, – сказал Адэр. – Это я пришёл в гости, а не ты.

Приблизившись к столу, заглянул в чертежи:

– Как продвигается работа?

Опустившись в кресло, Вилар сцепил пальцы:

– То, что не идёт само в руки, мы возьмём упорством. Как скачки?

– Мой жеребец проиграл.

– Слышал. Праздновал проигрыш?

Адэр присел на угол стола:

– Так праздновал, что забыл о времени.

Ни Вилару, ни кому другому не надо знать, что он встречался с университетскимприятелем – лучшим адвокатом «Мира без насилия». Целую неделю ониобдумывали, как построить защиту Луги – охранителя Эйры, чтобы спасти его отпожизненного заключения и подцепить на крючок настоящего преступника – князя Тария.

– Прости, но ты сел на самый важный документ, – сказал Вилар и выдернул из-под Адэра пухлый конверт.

– Виделся с Элайной?

– Да, она ко мне приходила.

– О чём говорили?

– Да так… обо всём понемногу, – ответил Вилар уклончиво.

Эх, Элайна… Зачем трогать человека, который находится в таком же положении, как ты?

– Поддержи её, – промолвил Адэр. – В жизни моей сестры наступил тяжёлый период.

Вилар прищурился с недоверчивым видом:

– В смысле?

– Её муж сбежал с любовницей.

– Модес? – Вилар побледнел. – Ты шутишь.

– Если бы я шутил, ты бы сейчас смеялся.

Уставившись в бумаги, Вилар поправил воротничок, проверил сапфировые запонкина манжетах. Движения неловкие, неосознанные.

– Адэр… герцоги не сбегают с любовницами.

– Он сбежал, – промолвил Адэр твёрдым тоном. – Великий объявил его в тайный розыск. Через полгода Элайна разведётся и станет свободной женщиной.

– Значит, он точно не сбежал. Что он натворил?

Сказать в лоб, что Элайна сама сдала мужа, обвинив его в махинациях с драгоценными камнями и металлами, – Вилар не поверит. Адэр тоже не верил, пока Трой Дадье не подтвердил информацию. В Тезаре не боялись разоблачать титулованных дворян, но в этот раз мошенником и изменником родины был зять Великого. Модес уверовал в свою неуязвимость и ни капельки не думал очести династии Карро, о будущем супруги и детей.

Сейчас для всех, для Элайны в том числе, он сбежал с любовницей, а двенадцать лет назад он на самом деле хотел сбежать из Тезара, точнее, оторвать своё обширное и богатое герцогство от территории страны. Даже склонял к отделению своих соседей – герцога и князя. Они-то его и предали. Ещё тогда надо былоупрятать Модеса в подземелье, а Великий пожертвовал дочерью во имя единства инерушимости державы.

– Хочу загладить свою вину перед тобой и Элайной, – промолвил Адэр. – Отправишь по дороге первый поезд, и я пожалую тебе титул герцога за заслуги.

Усмехнувшись, Вилар покачал головой:

– Даже если наши чувства воскреснут, Элайна не примет моих детей.

– Полюби её детей, и она полюбит твоих.

– Я-то полюблю… – Вилар вздохнул. – Я ещё не остыл к Малике.

– Её зовут Эйра.

– Знаю. Но Малика мне как-то ближе.

– Забудь о ней, Вилар, – сказал Адэр и повторил чуть тише. – Забудь.

– Они что-то затевают.

– Кто?

– Не знаю. – Поднявшись с кресла, Вилар застегнул на брюках ремень. – Твой отец или Трой, или «Мир без насилия». Может, все сразу.

– Думаешь, нам грозит очередная продовольственная блокада? – насторожился Адэр.

– Против Малики.

– Её зовут Эйра.

Вилар пересёк кабинет. Усевшись на диван, уронил руки на колени, ссутулился:

– Эйра… никак не могу привыкнуть к этому имени.

– Тебе Элайна сказала?

– Нет. Может, я стал мнительным и мне повсюду чудятся заговоры. Но… я волнуюсь о ней. За сорок пять лет Трой поднаторел в интригах. Он разучился играть честно.

Кивнув, Адэр прошёлся вокруг стола, постоял возле закрытого окна, глядя на своё размытое отражение на фоне неба. Скоро стемнеет.

– Ты её любишь? – спросил Вилар.

Адэр ждал этот вопрос, потому и не уходил, хотя сердце рвалось к Эйре.

– Я всегда её буду любить.

– Почему не сказал мне? Я бы отошёл в сторону и не унижался.

– Я говорил.

– Нет.

Адэр обернулся и произнёс со злостью:

– Говорил. Много раз. Просто вместо «я» говорил «ты». А ты не понимал.

Вилар усмехнулся:

– Пришла моя очередь сказать.

– Станешь денно и нощно напоминать мне о долге? Не надо. Я всё помню.

– Поставь точку, Адэр.

– Мы поменялись с тобой местами. Забавно.

– Трою кто-то сообщает о ваших поцелуях и ночёвках в одной постели.

– Пусть лучше за собой следит, – сказал Адэр и, выйдя из кабинета, устремился в сад.

Эйра стояла посреди поляны и напряжённо всматривалась в кустарники:

– Ну, где же вы? Я не хочу играть в прятки.

Приблизившись сзади, Адэр обнял её за плечи:

– Только и думаю о тебе.

Она сжалась:

– Нас могут увидеть.

– Поздно. Уже увидели.

Из зарослей выбежали моранды. Самка застыла на месте. Парень приблизился, выплюнул к ногам Эйры мяч и вернулся к подруге.

– Костюм моруны приготовила? – спросил Адэр и поцеловал Эйру в шею.

– Мы не пойдём на праздник.

Адэр развернул её к себе лицом:

– Кто это «мы»?

– Я и мой внутренний голос.

– Ты нашла своё чувство юмора?

– Я серьёзно.

– И я серьёзно. Виделась с Элайной?

– Нет.

– Постарайся ей понравиться.

Эйра отвела взгляд.

– Пожалуйста, ради меня, – произнёс Адэр и, обхватив её за талию, прошептал ей в ухо. – Ради нас.

Помедлив, Эйра кивнула:

– Я постараюсь.

– Макидор тебя ждёт. – Выпустив её из объятий, Адэр поднял мяч и, свистнув морандам, крикнул: – Парень! Девица! Ловите!

Бросив прокушенную и потерявшую упругость игрушку за живую изгородь, оглянулся. Эйра неторопливо шла к замку. На втором этаже в окне гостевой комнаты стояла Элайна.

Часть 15

***

Древний город Кесадан получил название благодаря трём колоколам. В былые времена они поздравляли людей с праздниками, сообщали о горестных событиях, извещали о приближающейся беде. На протяжении последних десятков лет в колокола звонил только разбушевавшийся ветер. В преддверии ночи Желаний о них вспомнили, натёрли до блеска, поменяли крепления, выискали правнука звонаря и потребовали возобновить забытую традицию.

На перекрёстках улиц горожане сколотили подмостки для выступлений приезжих артистов. На главной площади отвели место для танцев: застелили досками, покрыли прорезиненной тканью, по кругу установили гигантские факелы – обтёсанные брёвна, обмотанные с одного конца паклей.

Со всей страны в Кесадан потянулись желающие окунуться в атмосферу праздника. Городским властям пришлось разбить за городом палаточный городок для тех, кто не смог найти комнату в гостинице или добродушного хозяина, позволившего гостям ютиться под одной крышей с его семьёй.

Кесадан находился на землях бывшей ветонской резервации. Поэтому за безопасность горожан, гостей и самого правителя отвечал командир ветонских защитников герцог Кангушар.

Утром в Кесадане было тихо и безлюдно, тишину нарушали неторопливые шаги и перекличка защитников. Казалось, город забылся долгим сном, готовясь к бессонной ночи, и лишь витающий в воздухе запах свежеиспечённой сдобы подсказывал, что усердные хозяйки проснулись задолго до рассвета.

После полудня протяжно зазвонили колокола, оповещая о последних часах перед началом праздника. На улицу высыпали горожане и гости города – и те, и другие, одетые в национальные костюмы. Замелькали разноцветные флажки: стальные у ветонов, синие у ориентов, белые с ромашками у климов, клетчатые у тезов… Хозяева установили возле своих домов столы, застелили их скатертями.

Отовсюду полилась музыка, исполняемая народными оркестрами. Дети побежали к каруселям. На подмостках захлопали в ладоши артисты, приглашая посмотреть их выступление.

Ближе к вечеру правительственная процессия миновала опустевший палаточный городок и двинулась по крайней улице Кесадана. Виконт Ланир, сидя рядом с водителем правителя, указывал, куда ехать.

Держа Элайну за руку, Адэр смотрел в окно. Старинные особняки с множеством террас и балконов, на лужайках изваяния оленей и косуль, на клумбах скульптуры потешных ребятишек.

Затем за окном потянулись двух и трёхэтажные дома, прильнувшие друг к другу вплотную. На тротуарах скульптуры: мужчина, сидя на корточках, завязывает шнурки на ботинках; подросток, приподнимаясь на носках, заглядывает в окно; парочка целуется в шаге от подворотни; старик, восседая на скамейке, пялится в небо... Скульптуры старинные: потемневший камень, трещины, сколы.

Машины въехали в кованые ворота парка и покатили по булыжной мостовой, такой же древней, как и могучие деревья: чтобы обхватить ствол, потребовалось бы, по крайней мере, пять человек.

– Сколько лет городу? – спросил Адэр, глядя на фонтан в виде женщины под зонтиком.

– Более трёх тысяч, – ответил Ланир. – Точно никто не знает. Тогда не было письменности.

Адэр указал на каменную ладонь, смотрящую в небо. Из центра ладони росла раскидистая ива.

– Памятник Зервану?

– Наверное, – проговорил Ланир задумчиво. – Да, точно, на его личной печати была ива. Ива живёт до ста десяти лет. Значит, посадили в последние годы его правления.

– И никто не вырубил, – произнесла Элайна. – Ветоны не верят, что Зерван предатель? Или всё-таки верят?

Адэр легонько сжал её пальчики:

– Этот вопрос лучше не затрагивать, дорогая.

– Я у тебя спрашиваю, а не у кого-то, – прошептала Элайна, наклонившись к Адэру.

– И у меня не спрашивай, – так же тихо ответил он. – В этой стране все во что-то верят: в проклятия, в чудеса, в исконных королей, в вечную молодость и вечную жизнь. Кто-то верит, что Зерван предатель. Кто-то верит, что он жертва предательства. Один я ни во что не верю.

Вскоре автомобили затормозили. Советники и придворные покинули салоны. Адэр помог сестре выйти из машины и с улыбкой окинул взглядом своих приближённых.

Старший советник Орэс Лаел по национальности тез. К празднику он принарядился, как и Адэр, в клетчатые узкие брюки, белую рубашку, атласную жилетку и в шляпу с пером.

Финансовый советник Мави Безбур тикур. В шёлковом лиловом костюме, перехваченном на талии широким чёрным поясом, и в лёгкой чёрной накидке на завязках – он походил на фокусника.

Главный судья страны Юстин Ассиз надел костюм шеров: блуза с жабо из кружев, бархатные штаны чуть ниже колен, остроносые туфли.

От разглядывания спутников Адэра отвлёк виконт Ланир, облачённый, как и положено ветону, в рубашку и штаны стального цвета, украшенные металлическими пуговицами. Такие же пуговицы были на голенищах сапог. Ланир объяснял, где собираются люди разных национальностей, указывая направления рукой. Отсюда из парка начнётся шествие народов.

Адэр надел шляпу с пером, протянутую охранителем. Окинул придирчивым взглядом убранство сестры: клетчатое платье и белый фартук с воланами. Поправил в её волосах букетик фиалок. Макидору надо поставить памятник. Перед окнами его мастерской. За одну ночь пошить два платья: Элайне и Эйре!

Согнув руку в локте, предложил сестре опереться и вместе с Орэсом Лаеломнаправился к огромной толпе тезов, собравшейся возле ажурной изгороди. Увидев его, люди замахали шляпами и клетчатыми флажками, зааплодировали.

– А мне начинает нравиться твоя затея, – проговорила Элайна, одаривая представителей своей национальности благосклонными кивками. – Если не смотреть им в глаза, непонятно, кто дворянин, а кто плебей.

Адэр локтём прижал её руку к себе:

– Прояви к моим подданным уважение.

Ожидание несколько затянулось. Стоя в тени дерева, Элайна обмахивалась фартуком. Адэр и Лаел, смеясь и подшучивая друг над другом, выбирали народные песни, с которыми тезы пройдутся по Кесадану. Лаел заметил, что на трезвую голову не поёт. Его тут же успокоили: вина будет предостаточно. И предупредили, что ветонское вино на вкус, как компот, но в голову бьёт похлеще хлебного винаили виноградной настойки.

Над городом зазвучали раскатистые переливы и перекаты колоколов. Колоннатезов во главе с Адэром, его сестрой и Лаелом направилась к выходу из парка. Через несколько минут втиснулась в улочку и двинулась мимо столов, заставленных деревенскими кружками с вином, вазами с фруктами и корзинками сосдобой.

Хозяюшки в светло-серых платьях с железными пуговицами и в белоснежных чепчиках кланялись:

– Откушайте моего пирога. Кусайте осторожно, пироги с монетами. Того, кому попадётся монетка, ожидают несметные богатства.

Хозяева обводили руками ряды кружек:

– Откушайте моего вина. Того, кто выпьет до рассвета двенадцать кружек, ждётвеселье круглый год.

Чопорная колонна превратилась в ликующую толпу. Проголодавшиеся за день тезы на ходу ели, пили. Кто-то крикнул: «Давайте петь!» Кто-то запел про охотника иуток, кто-то затянул застольную.

Оглядываясь, Элайна жалась к Адэру, а он, доедая пирог, выплюнул на ладонь монетку-леденец и рассмеялся:

– Слава Богу! Я стану богатым! Теперь хочу быть весёлым круглый год. – И взял соследующего стола кружку.

– Вдруг оно отравлено? – прокричала Элайна; её голос утонул в песнопениях исмехе.

Адэр пригубил вино:

– Точно. Компот. Попробуй.

Элайна сморщилась, но с очередного стола взяла булочку.

– Я тоже буду богатым, – проговорил Лаел, показывая монетку-леденец. – Это онихорошо придумали с леденцами. Я думал, там настоящие монеты.

– Лучше бы настоящие, – проговорил кто-то сзади. – Ночь походишь, вот тебе инесметные богатства.

– Мы будем ходить всю ночь? – спросила Элайна, и Адэр почувствовал, как задрожала её рука.

– До звёзд, – прозвучало сбоку.

Откусив кусок пирога, Элайна с надеждой посмотрела в предзакатное небо.

На перекрёстке улиц тезам встретилась распевающая на своём языке компания ориентов, облачённых в привычные холстяные рубахи и штаны. Среди них Адэр увидел Йола.

Ориенты умолкли и поклонились:

– Пусть сбудутся ваши желания.

Тезы ответили поклонами:

– Пусть сбудутся ваши желания.

Обе колонны вновь затянули песни и пошли – каждая своей дорогой.

Дойдя до щита, перегородившего улицу, тезы свернули вправо, повинуясь стрелке на доске, и двинулись по более широкой улице. Хозяйки нахваливали пироги… Хозяева наполняли кружки… Элайна попросила воды или сока, ей дали вина.

Адэр выпустил её руку и, обернувшись к толпе лицом, крикнул:

– Теперь «Сын пошёл в солдаты».

Повернувшись к толпе спиной, снял шляпу и начал над собой размахивать, чтобы тезы попадали в такт. Бесполезно. Хвост колонны заголосил застольную, серединазатянула какую-то молитву, и только Лаел, дирижируя сам себе, запел про сына-бойца.

На город опустились сумерки. Зажглись фонари.

Кто-то проорал:

– Слышите? Это поют ракшады. Это точно ракшады! Давайте их перепоём.

На перекрёстке тезам действительно встретилась небольшая компания ракшадов в неизменных костюмах: конские хвосты, выбритые виски, голые торсы, на руках татуировки. Среди них Адэр разглядел посла, но не успел обменяться с нимприветствием – вперёд выступила Эйра в кроваво-красном платье. Поклонившись, от лица ракшадов пожелала тезам исполнения желаний. Пока тезы отвечали, приблизилась к Адэру и показала несколько леденцов:

– Я буду богатой.

Адэр разжал кулак. На ладони лежала горстка сладких монет.

– Я всё равно богаче. Почему ты с ними?

– Здесь нет моих сестёр, – проговорила Эйра на тезе.

– Ты не ракшадка, – сказал Адэр, всматриваясь ей в лицо.

– Я шабира, – заметила она и вернулась к темнокожим спутникам.

Адэр двинулся дальше уже без былого веселья.

– Я начинаю любить ветонскую кухню, – произнесла Элайна с набитым ртом. Проглотив пирог, допила вино. – Ты устал?

Адэр оглянулся на развесёлую компанию:

– Отнюдь.

– Ты бледный.

– Это из-за света фонарей, – улыбнулся Адэр. Выбросил леденцы, помыл руки в фонтанчике.

Тезы продолжали кружить по городу, повинуясь стрелкам на заградительных щитах. Пели, пили, кланялись, желали. Адэр поражался. Это же надо было так проложить путь, чтобы все народы встретились и чтобы никто не увидел столов, опустошённых другой оравой.

Наконец тезы дошли до щита со стрелкой и надписью: «Центр». Свернув, двинулись по широкой улице, с обеих сторон которой стояли ряды с сувенирами. Адэр хмыкнул. Умно. Люди сытые, подвыпившие, весёлые. Самое время раскошелиться на подарки родным.

На улице царило сущее столпотворение, со всех переулков сюда стекались все участники шествия. Зазывалы перекрикивали друг друга, нахваливая свой товар. Одни торговались, другие хохотали, третьи пели. Адэра и Элайну тот час окружилизащитники. Среди гомона он услышал: «Работы мастера Ахе». Взял сестру под руку и пошёл на голос.

В застеклённом длинном ящике лежали украшения. Каждое изделие отделенонепрозрачной перегородкой, чтобы не смешивался блеск и сияние знаменитых камней Ахе. Цены отрезвляли зевак лучше, чем ледяная прорубь: такую покупку мог себе позволить человек, не думающий о хлебе насущном. Люди шептались, указывая то на подвеску, то на колечко.

Под немигающими взглядами ротозеев Адэр купил венок из красных лилий, осторожно продел в него руку. Казалось, что при малейшем касании капельки росы упадут с лепестков.

– Кому подарок? – спросила Элайна, примеряя самоцветный перстень.

– Сама знаешь, – ответил Адэр, оплатил перстень и посмотрел в конец улицы. Оттуда доносился многоголосый гул. Там пройдёт завершающий этап празднества.

Защитники быстро довели его и Элайну до площадки, окружённой факелами-брёвнами. Ветер безмолвствовал, потоки воздуха, создаваемые перемещениемлюдей, не дотягивались до огня: он горел ровно и спокойно, дым лениво струился в небо, усеянное мириадами звёзд.

Запрокинув голову, Адэр наблюдал, как с небосвода скатилась одна звезда, другая. Когда занемела шея, посмотрел по сторонам в поисках той, чью руку он хотел бы стискивать вместо руки Элайны, чей аромат хотел бы вдыхать вместо ароматасестры.

– Ваше Величество, – проговорил Крикс, появившись из-за плеча. – Вы можете пройти в ратушу и посмотреть представление с балкона.

– Отсюда хорошо видно, – проговорил Адэр и, придвинувшись к стражу, произнёс так, чтобы не услышала Элайна. – Найди её и приведи.

Кивнув, Крикс смешался с толпой.

– Пусть сбудутся ваши желания, – прозвучал за спиной голос Кангушара.

Адэр оглянулся:

– Взаимно. – И предложил командиру встать рядом. – Что сейчас будет?

– Танцы народов Грасс-дэ-мора.

Адэр вновь заскользил взором по лицам людей, освещённых факелами. Дальше темнота, и только гул голосов подсказывал, что на площади собрались тысячи. Крикс не сможет найти ту, кто ему нужен больше всех.

– Малика тоже будет танцевать? – спросила Элайна.

– Сомневаюсь, – ответил Кангушар.

Попросил у Адэра разрешение поговорить с герцогиней. Перебрался к Элайне иначал ей объяснять, почему сольное выступление при таком скоплении людей не впечатляет так сильно, как групповое.

Над площадью пролетел внушительный голос:

– Танцуют климы!

Музыканты, восседающие на балконе одного из домов, исполнили секундную какофонию, настраиваясь на нужный лад. Зазвучала задорная мелодия. На круглую площадку, очерченную факелами, со смехом высыпали климы в просторных вышитых рубахах и в широких разноцветных штанах, заправленных в сапоги. Засвистели, закричали на своём языке. На подмостки взбежали климки в ярких платьях: на юбках маки, тюльпаны, ромашки. Затопали, закружились, и площадкарасцвела как луг.

Адэр продолжал всматриваться в толпу, надеясь увидеть ракшадов.

– Танцуют ориенты! – прозвучал голос.

В полнейшей тишине на площадке появился морской народ. Мягкая поступь, плавные движения. Девушки превратились в волны, накатывающие на пустынный берег. Мужчины взмахивали руками, будто крыльями, и издавали гортанные звуки, в которых слышался жалобный зов чаек.

– Танцуют ветоны!

Кто-то легонько коснулся локтя Адэра. Он повернул голову и улыбнулся:

– Ты где была?

– Уговаривала ракшадов выйти на сцену, – проговорила Эйра.

– Уговорила?

– Они станцуют... Если не протрезвеют.

Адэр снял с локтя венок и надел Эйре на голову:

– Это от меня.

Она потянулась к венку:

– Дайте хоть разглядеть.

Адэр сжал её ладонь:

– Потом.

Народы сменяли на подмостках друг друга. Пришла очередь ракшадов. Их воинственный танец, исполняемый под бой барабанов, вызвал настоящий фурор. Невидимый ведущий дождался, пока утихнут бурные рукоплескания, и объявил последних танцоров.

– Конец праздника? – поинтересовался Адэр, наблюдая за танцем шеров.

– Потом музыканты будут играть для самых стойких. – Эйра вздохнула полной грудью. – Праздник удался на славу. Все сыты, пьяны и довольны. Виконт Ланир заслуживает наивысших похвал.

– Не все довольны, хотя молчат, – вклинился в разговор Кангушар и встал между Адэром и Элайной. – Настоящая ночь Желаний заканчивалась звёздным дождём.

– Фейерверком? – спросил Адэр.

– Настоящим звёздным дождём. Его вызывали моруны и истинный король.

– Как видите, я одна, – заметила Эйра.

Адэр почувствовал, как напряглась её рука.

– Одна моруна, – произнёс Кангушар, – и временный правитель. А народ надеялся увидеть дождь.

Словно услышав командира, из толпы кто-то крикнул:

– А дождь будет?

И толпа подхватила: «Дождь будет?»

Кангушар усмехнулся:

– Виконт Ланир надеялся, что народ не вспомнит, а народ вспомнил.

Исходящий от него запах глубоко запрятанного злорадства вынудил Адэравыпустить руку Эйры и повернуться к герцогу лицом. Грязный интриган… Слова не успели слететь с губ. Раздались реденькие аплодисменты.

Адэр устремил взгляд на Эйру, взобравшуюся на площадку.

Она прошлась по кругу. В свете факелов её платье и лилии в венке переливались всеми оттенками красного. Говорят, красный – цвет любви. Сейчас онсимволизировал злость. Походка, движения, жесты, взгляд Эйры дышали злобой. Это почувствовал не только Адэр. В растревоженном пламени факелов толпасловно сжалась и заворожено следила за моруной. Она делала круг за кругом. Факелы трещали, огонь выплёвывал фонтаны искр. Если сейчас природа выкинетчто-то наподобие того, что происходило в Ориентале – Адэр не удивится.

Эйра остановилась и громко произнесла четыре имени:

– Адэр Карро, Эш Сати, Йола, Валиан.

Йола – главный старейшина морского народа. Валиан – главный старейшинаклимов. Эш – символ Лайдары. Эйра – моруна. На площадке собрались четыре древних народа, четыре тайны, скрепляющие страну. И он – правитель, которогоэти народы считают временным.

Эйра что-то проговорила на ракшадском языке, дождалась ответа. Нервно потирая ладони, посмотрела в небо, усеянное звёздами, и начала тихо объяснять, чтопредстоит сделать правителю и «выходцам» из народа. Слушая её, Адэр поглядывал на старейшин и бывшего командира защитников, ожидая, что онирассмеются, но видел сосредоточенные лица и готовность выполнять все указания моруны.

– Ты пила с ракшадами? – спросил Адэр.

– Отнеситесь к этому серьёзно, – сказала Эйра. – Вы истинный правитель Грасс-дэ-мора, и мы это сейчас докажем.

– Да-да, – пахнул винными парами Валиан. – Звёздный дождь вызывали моруны инастоящий король.

– А зачем здесь Йола? – поинтересовался Йола, прикрывая рот ладонью.

– Так надо. – Эйра сморщилась. – Боже… да вы пьяные.

– Сила древних народов не зависит от количества выпитого, – вставил Эш.

– Если упадёте, пеняйте на себя, – прошипела Эйра.

– Шляпу можно снять? – спросил Адэр.

– Вы где-то перо потеряли, – сказал Валиан.

Йола, Валиан и Эш разошлись по углам воображаемого большого треугольника, оставив Адэра и Эйру в центре. Все участники действа развели руки ладонямикверху. Запрокинув головы, вцепились взглядами в месяц и медленно закружились вокруг себя. Кто-то забил в барабан в ритме сонного сердца.

Как Адэру потом рассказала Элайна, он кружился всё быстрее и быстрее, барабанный стук становился чаще, громче. Пламя факелов наклонилось, принялогоризонтальное положение, вытянулось, образовало огненный круг. Толпаотхлынула от подмостков и замерла, уставившись в небо. Звёзды пришли в движение, завращались вокруг месяца, словно он – точка опоры гигантской юлы. Барабан уже звучал как сердце птицы, уходящей от погони. Казалось, участникидейства были готовы взлететь к небесам, настолько стремительно они кружились. Звёзды вращались на огромной скорости. В какой-то миг слились и рухнули наземлю. Охнув, люди присели и прикрыли головы руками.

Адэр же видел только месяц. Остановился, услышав раскатистое эхо: «Вот этофокус...» Уставившись в резиновое покрытие под ногами, подождал, когдапрекратится головокружение. Тишину взорвали бурные овации.

– У нас получилось… – проговорила Эйра, глядя, как в небе одна за другой вспыхивают звёзды.

Адэр посмотрел на выгнутую шею, на упрямый подбородок, на приоткрытые губы... Усадить в машину, увезти туда, где земля залита лунным светом, и вокруг ни души. Почему – нет? Сегодня ночь желаний. Почему – нет?

– Давай уедем, Эйра.

– Произнесите речь, – сказала она и вскинула руку. – Слово правителю!

Люди закричали: «Правитель хочет сказать. Тихо! Правитель хочет сказать». Глядя на Эйру, Адэр усмехнулся: ты ведь знаешь, чего я хочу на самом деле. Она вместе с Йола, Валианом и Эшем спустилась с площадки.

– Нельзя строить планы на лучшее будущее, пока мы не примиримся с нашимнеудачным прошлым. Мы по-прежнему живём бок о бок: ветоны и тезы, климы иварды, ориенты и тикуры, – говорил Адэр, указывая то на одних, то на других, – залтаны и росы, шеры и маурцы, лэты и гусоны, аляне и дульвейцы, ормаи иельзаны. Теперь к нам присоединились ракшады.

Люди, одетые в национальные костюмы, подпрыгивали, кричали, размахивалируками и флажками.

– Мы живём бок о бок независимо от вероисповедания: себор и ахаби, олард, ирвини шедаин. Поклоняемся морю, полям и горам.

Толпа вновь пришла в движение.

Дождавшись, когда верующие успокоятся, Адэр продолжил:

– Мы спорим, ссоримся, но всё равно живём бок о бок, и только морун нет с нами. С нами нет народа, который нас объединил. История мирной и процветающей страны закончилась ненавистью и жаждой мести. Моруны мстили нам за убитых сестёр идетей, мы мстили им за погибших друзей и родных. Мы восстали против кучкиженщин, а могли бы сломать бумеранг мести. Мы согнали морун с их же земель ипредали забвению. Мы не смогли простить. Просто сказать: «Я прощаю». Простить и залечить раны. Они не смогли простить и вновь поверить тем, кто их предал.

Выдержав долгую паузу, Адэр проговорил:

– Сегодня ночь желаний, и я озвучу своё самое сильное, самое искреннее желание. Я хочу воскресить историю Грасс-дэ-мора. Хочу вместе с вами осознать иисправить ошибки. Хочу вместе с вами гордиться тем светлым и чистым, что было в жизни наших прадедов. Буду рад, если вы поможете моему желанию исполниться. Меня интересуют документы времён правления Зервана и первых лет после егоисчезновения. Это могут быть семейные реликвии, письма, дневники – всё, где говорится о событиях вековой давности. А теперь… ночь продолжается, праздник продолжается. Музыка!

Под крики и аплодисменты вернулся к Элайне и Кангушару. Герцог попрощался ихотел уйти, но Адэр его остановил жестом и обратился к сестре:

– Крикс отвезёт тебя в гостиницу. Хорошенько выспись. Вечером приедут девочки.

– Дизи и Лилу?

Адэр кивнул:

– Они уже в пути. Не только ты умеешь преподносить сюрпризы.

– Зачем?

– Съездим к морю. Здесь есть замечательная дорога через оливковую рощу. Досамого берега.

– Адэр… – Элайна с укоризненным видом покачала головой.

– Они приехали в морскую державу. И даже не искупаются в море? Считаешь, этоправильно?

Препоручив сестру Криксу, Адэр повернулся к Кангушару:

– Герцог! Сколько вам подчиняется защитников?

– Почти миллион, Ваше Величество.

– Армия.

– Армия, – кивнул Кангушар, бегая взглядом по толпе.

– Перед кем они отвечают за свои поступки?

– Передо мной, Ваше Величество.

– Перед кем отвечаете вы?

В Адэра упёрся стальной взгляд.

– Перед вами, Ваше Величество.

– Перед кем отвечаю я? – спросил Адэр.

Герцог смотрел на него, умело пряча чувства и мысли за холодной сталью глаз. И лишь жилка, вздувшаяся на виске, выдавала его волнение.

– Я держу ответ перед своей совестью, – сказал Адэр. – Иметь всё намногосложнее и ответственнее, чем не иметь ничего. Вы посоветуйтесь со своей совестью и определитесь, чего вы хотите. Может, власть для вас непосильная ноша?

– Ваше Величество…

Адэр жестом приказал ему умолкнуть:

– Возьмите паузу, герцог Кангушар.

Указал на придворного, переступающего с ноги на ногу за спинами защитников:

– Виконт Ланир! Готовьтесь к свадьбе.

Повернулся к Эшу:

– Где Эйра?

– Она сильно устала и отправилась спать.

Адэр подозвал старшего советника:

– Сколько вы выпили вина?

Лаел с задумчивым видом потёр висок:

– Пять кружек.

– И я пять. Добьём до двенадцати?

Лаел рассмеялся:

– До рассвета не осилим.

– А если очень постараться?

– Постараться – можно.

Обмениваясь впечатлениями о празднике, Адэр и старший советник побрели в сторону улицы, где тезы выпили, вроде бы, не всё вино.

***

По дороге, проложенной через оливковую рощу, катили четыре автомобиля. В одном ехали Адэр и Элайна с дочерьми, в другом Эйра и воспитательница девочек – дама средних лет интеллигентной наружности, в двух машинах находились личные охранители правителя, некогда прибывшие с ним из Тезара.

Оливковая роща – собственность ветонского графа – росла в одной из красивейших межгорных долин. Справа холмы, покрытые пушистымикустарниками. Слева скалистый кряж, удерживающий вершинами облака. Впередисолнце, взирающее на своё отражение в море. Сзади по зелёному пригорку петляетдорога, ведущая в Кесадан. Оттуда, с пригорка, и открывался этот чудный вид. Сейчас за окном проплывали деревья: стволы – будто склеенные жилы; длинные узкие листья; плоды как маленькие несозревшие сливы.

Эйра смотрела на тени, отбрасываемые кронами, и пыталась представить себя наместе Элайны. Как бы она, будучи королевской особой, вела себя и что бы делала, окажись её брат в сетях безродной нищенки? Эйра не считала себя нищенкой и уж тем более не считала себя безродной, особенно сейчас, когда ей удалось «сорвать» звёзды с небес. И не важно, что это было: массовая галлюцинация, чудоприроды или её злость на герцога Кангушара. Но где Адэр и где она? В его кровинет примеси, а в ней кровь предателя Зервана смешалась с кровью простых людей, которые ничуть не хуже, а порой и лучше дворян. И она не просто моруна, а жрицаот Бога. Перед истинной жрицей преклоняли колено все, независимо отпроисхождения: и короли, и селяне. Кланялись не ей, а её знаниям и силе, её бесстрашию и способности жертвовать собой.

После принятия сана истинные жрицы на семь лет покидали мир людей, жилиотшельницами в лесах или горах. Они обретали память поколений, постигализнания, неподвластные обычным людям. И возвращались после того, как переплывали Море Просветления. Если бы Иштар знал, что Радрэш – ракшадский основатель учения «Семи Морей» – был недалёк от истины…

– О, боже! – воскликнула гувернантка. – Опять эти звери!

Вынырнув из размышлений, Эйра придвинулась к даме и посмотрела в окно с её стороны. Рядом с автомобилями бежали Парень и Девица.

Машины остановились на границе рощи и песчаного пляжа. В двадцати шагах наберег накатывали ленивые волны.

Адэр вышел из автомобиля первым. Приласкал зверей, жестами попросил их отойти. Отбежав на почтительное расстояние, моранды ринулись в море. Охранители постелили плед в тени деревьев, поставили корзинку и разбрелись в разные стороны, а вскоре и вовсе исчезли из виду. Элайна велела дочерямразуться, взяла их за руки и в сопровождении гувернантки пошла по кромке воды.

Эйра уселась на плед. Зачем она здесь? Элайна и девочки не обращали на неё внимания, воспитательница не промолвила за дорогу ни слова, если не считать единственного возгласа, вызванного появлением моранд. Адэр не может найти с сестрой общий язык. Глядя ей в спину, упёр кулаки в бока, прошёлся вдоль крайних деревьев. Ему бы поговорить с ней, успокоить, а он притащил с собой камень их раздора и хочет, чтобы сестра радовалась морю и солнцу.

Эйра привалилась плечом к стволу и посмотрела вверх. Ветра нет, ветви усеяны оливками, а не яблоками. Но всё равно будет неприятно, если что-то свалится наголову.

Адэр развернулся и пошагал к Эйре, на ходу подворачивая рукава рубашки:

– Чему улыбаешься?

– Впервые вижу оливковое дерево.

– Надо будет приехать сюда в начале лета, когда олива цветёт. – Адэр разулся, стянул носки и начал подворачивать штанины. – Просил Элайну не брать эту няньку, она всё равно взяла. Отправлю их в город, тогда поплаваем.

– Ваше Величество…

– Ты видела Его Величество без носков? – спросил он, вытаскивая рубашку из брюк. – Просто Адэр.

– Я не стану звать вас по имени. Это неправильно.

Адэр сел рядом:

– Давай найдём скучный город. Купим маленький домик и создадим своё крошечное государство.

Эйра улыбнулась:

– Вы будете королём?

– Конечно, на меньшее я не согласен.

– Вам не нравится скука.

Адэр посмотрел на сестру и племянниц, шагающих обратно:

– Когда нам станет совсем уж скучно, мы пригласим в гости Элайну.

Эйра поймала на себе косой взгляд герцогини:

– Идите к ним. Они скоро уедут, вам будет их не хватать.

Адэр положил руки на согнутые в коленях ноги:

– Младшая меня почти не помнит. Когда я уехал из Тезара, Лилу было два с половиной года.

Эйра посмотрела на синеглазую девочку. Из-под соломенной шляпки с широкимиполями на плечи спадали светло-пшеничные волосы:

– Она похожа на вас.

– Кровь династии Карро. А старшая научилась меня стесняться. И не разучится, пока рядом мать и нянька.

Эйра перевела взгляд на девочку с русыми волосами, покрытыми мелкой белой сеточкой.

– Как её зовут?

– Дизи, – ответил Адэр и быстро добавил: – Она похожа на деда, отца Модеса.

В его голосе Эйра почувствовала непонятное напряжение. Дизи повернулась к нимличиком и улыбнулась дяде. Глаза чайного цвета, на щёчках ямки. Заправила заушко вылезшую из-под сеточки прядку волос.

Перед внутренним взором возник Модес. Тучный кареглазый шатен с торчащимиушами. А он на кого похож? На свою мать?

Засмотревшись на дерущихся чаек, Элайна обронила шляпку в воду и звонкорассмеялась. Русые волосы, уложенные в изящную причёску, глаза болотногоцвета, на щеках ямки, как у старшей дочки.

Эйра вновь перевела взгляд на Дизи. Что-то неуловимо родное было в облике этой девочки. В том, как она поднимает брови, улыбаясь. В том, как едва заметнодвигается кончик её носа, когда она говорит.

Эйра потёрла грудь. Сердце не соглашалось с тем, что пришло в голову. Посмотрела на Адэра. Не спросила взглядом, просто посмотрела.

Он нахмурился:

– Неужели так заметно?

– Что?

Адэр упёрся рукой в плед, намереваясь встать.

– Вилар знает? – спросила Эйра и прижала кулак к губам.

– Никто не знает.

– Что вы за люди?

– В Тезаре не осуждается секс до брака, но детей можно заводить, только будучи в браке.

– Заводить... слово-то какое. Заводят собак и кошек, – проговорила Эйра, борясь с желанием уйти. – Что вы натворили?..

– Отец объявил о помолвке Элайны и Модеса. Она пришла ко мне, а я пошёл к отцу. Хотел сказать, что Элайна беременна, но сказал, что она на грани срыва, собирается сбежать или навредить себе. Я убедил его не затягивать со свадьбой. Мне было пятнадцать, но я уже понимал, что отец отправит её в глушь, потомзаберёт ребёнка. Потом её всё равно выдадут замуж за Модеса. Она бы никогда не увидела дочь. Считаешь, так было бы лучше?

– Вилар не какой-то проходимец. Почему им не разрешили пожениться?

– Это даже не обсуждалось.

Эйра повернулась к Адэру:

– Почему?

– Брак дочери короля и герцога Гаяри был нужен стране.

– Мне этого не понять.

Адэр пальцами приподнял её подбородок:

– Почему блестят глаза?

– Я не могу понять.

– Не вздумай плакать.

– Не буду. – Эйра отклонилась от руки Адэра. – Модес не догадался?

– Срок был маленький. Отец поверил мне и подсуетился со свадьбой. За пару недель до родов мы с Элайной поехали в фамильный замок нашей матери. Когданачались схватки, Элайна упала. Специально. Будто падение вызвалопреждевременные роды. Я боялся, что врач выдаст нашу тайну – ребёнок родился доношенным, а врач всё истолковал по-своему. Он решил, что Элайна и Модес зачали ребёнка до брака и не хотели предавать это огласке.

– Представляю, как она страдала.

Адэр покачал головой:

– Теперь я на её месте. Моё происхождение и мой долг перед короной лишаютменя счастья. Я пытаюсь совместить несовместимое. Не вижу выхода, Эйра, но я его ищу.

– А я вот думаю: надо ли?

– Адэр, дорогой, ты умеешь строить замки из песка? – донёсся голос, который показался Эйре обманом слуха, настолько призрачным стал окружающий мир.

– Конечно! – крикнул Адэр и, обратив взгляд на Эйру, тихо проговорил: – Большинство людей живёт в такой бессознательности, что они не могут заглянуть даже на шаг вперёд. А я, пятнадцатилетний мальчишка, заглянул в будущее исделал выбор. Я пожертвовал правдой ради счастья Дизи и ни капли об этом не жалею. Если потребуется, я совершу ещё сотню таких поступков, лишь бы оставить ребёнка с матерью.

– Ты идёшь? – спросила Элайна, приблизившись. – Девочки ждут.

Адэр поднялся и, хлопая в ладоши, побежал к племянницам. Гувернантка отошла в тень деревьев, подпёрла плечом ствол, готовая в любую секунду кинуться к детям.

Усевшись на плед, Элайна приподняла подол платья и принялась отряхивать ногиот песка. Эйра не сдержала улыбку, наблюдая, как Адэр возится с девочками. Из него получится хороший отец.

– Хватит его соблазнять, – произнесла герцогиня.

– Я не соблазняю.

– Хватит! Я вижу, как ты смотришь. И главное, вижу, как он смотрит на тебя. Давай начистоту.

– Хорошо, – кивнула Эйра и потупила взгляд.

– Он без пяти минут женатый человек.

– Знаю.

– Скоро у Луанны закончится траур. Она приедет сюда, и что увидит?

– Как мы смотрим друг на друга.

– Малика...

– Эйра.

– Ты поменяла имя?

– Это моё настоящее имя.

– Хорошо. Эйра. Мне надо время, чтобы запомнить.

– Я вас не тороплю.

– Адэр не возьмёт тебя в жёны. И в фаворитки тебя не возьмёт.

Эйра пожала плечами:

– Вы не сказали мне ничего нового. Я и сама это знаю.

– Ваши игры доставят Луанне страдания. Ты женщина, Малика…

– Меня зовут Эйра.

– …и как женщина должна понимать другую женщину.

Эйра вскинула голову:

– Я люблю его, Элайна. Вы знаете, как это – любить всем сердцем. А я знаю, как это – любить, когда любить нельзя. Я не строю воздушных замков. Вам не о чемволноваться.

Герцогиня отклонилась назад и изобразила на лице крайнее удивление:

– Да ну? И это после такого жаркого признания?

– Его будущее мне важнее моего собственного будущего. Он для меня, в первую очередь, человек, который может сделать этот мир лучше. И счастье других людей для меня важнее моего собственного счастья. Я, по сути, ничего не делаю. Не хожу на заседания, не требую, не влияю на его решения. Но я нужна ему. Он черпает вомне силы и становится могущественнее, а я отдаю ему силы и слабею. Скоро я истончусь и исчезну, как тончает и исчезает луна на рассвете. Это будет егорассвет. Меня не будет рядом, как нет луны рядом с солнцем.

Удивление на лице герцогини сменилось растерянностью.

Приблизившись, Адэр вытащил из корзинки бутылку с водой:

– Рассказываешь о своей работе?

– Да, дорогой, – улыбнулась герцогиня.

– Слушай внимательно, – велел Адэр Эйре. – Может пригодиться. – И направился к девочкам, перекидывая бутылку из руки в руку.

– Вы работаете? – спросила Эйра, проводив его взглядом.

– В комиссии при инспекции по делам женщин. Работаю… – Элайна хмыкнула. – Я и мои подруги собираемся два раза в неделю и рассматриваем жалобы женщин, которые подверглись домашнему насилию. Мало кто решается заявить открыто об избиении или запугивании. Женщин останавливает страх. Или стыд. Или то идругое. Они пишут нам, просят совета. С кем-то мы просто беседуем. Кому-тонаходим жильё подальше от мужа-тирана, помогаем с документами на другое имя. Помогаем деньгами, пока женщина ищет работу. Некоторых направляем в реабилитационный центр, который построил мой муж. Решение нашей комиссииприравнивается к решению суда в пользу жертвы. Только у нас нет официальных ответчиков и нет осуждённых виновников. Мы не раздуваем скандалы, не предаёмдела огласке. Мы просто помогаем.

– Вы занимаетесь хорошим делом, герцогиня.

– Не буду загружать тебя терминами и понятиями. Спрошу только: какие виды домашнего насилия ты знаешь?

Похоже, Элайна решила, что разговор на отвлечённую тему лучше молчания. Илиработа ей действительно нравится, а поговорить не с кем.

– Физическое, психологическое и сексуальное, – ответила Эйра.

– Есть ещё один вид: экономическоенасилие. Это, попросту говоря, ущемление женщин в средствах. Домашнее насилие – независимо от вида – почти всегдасопровождается расстройством психики жертвы. Как думаешь, какое расстройствосамое распространённое?

Эйра улыбнулась:

– Я не сильна в психиатрии.

– Синдром приобретённой беспомощности, – сказала Элайна, подняв указательный палец. – Как бы тебе это объяснить… Собаку бьют в закрытой комнате. Онаизворачивается, как может. Огрызается. Это продолжается изо дня в день, и в какой-то миг мучитель входит в комнату, а собака уже не пытается спастись. Ложится и терпит побои. А ещё через время мучитель входит в комнату и оставляетдверь открытой. Бьёт собаку, а она не убегает, хотя вот он, выход, перед носом. Это и есть синдром приобретённой беспомощности.

Эйра хмыкнула:

– Теперь буду знать.

– Я привела слишком грубый пример. Человека не обязательно бить, чтобы онзаполучил этот синдром. Кроме того, беспомощность проявляется не только в присутствии насильника. Человек вообще становится беспомощным. Я слышала ослучае, когда из реки вытащили девушку – она оступилась на мостике, упала в воду и чуть не утонула, хотя могла встать на дно, вода в том месте доходила до её груди. Потом оказалось, что она была жертвой насилия: отец истязал их с матерью на протяжении многих лет. Иногда синдром приобретённой беспомощностиразвивается и без насилия. Например, когда мать постоянно говорит ребёнку: «Ты всё делаешь неправильно».

– Вы учились на психиатра? – поинтересовалась Эйра.

Она даже не догадалась расспросить Адэра о сестре. Как так?

– Нет. Я училась рисовать и играть на рояле, – улыбнулась Элайна. – У нас в комиссии два психолога и два психиатра. Иногда они читают нам лекции. Для общего развития. А мы просто пропускаем истории женщин через сердце и решаем: вмешиваться или нет.

– В Тезаре так серьёзно всё поставлено?

– Мы добровольцы. Нам за это не платят. Если у тебя есть деньги и тебе их не жалко, ты тоже можешь создать такую комиссию. – Элайна умолкла, глядя на дочек и Адэра, занятых строительством замка из песка.

Эйра понимала, что на этом рассказ не окончен, и терпеливо ждала.

– В комиссию пришло письмо, – промолвила Элайна, продолжая наблюдать задевочками. – Женщина рассказывала об изменах мужа. Сначала она простодогадывалась. Потом ей кто-то доложил, что её супруга часто видят с одной дамой. Потом она сама заметила, как на рауте он переглядывается с одной особой. Их взгляды поведали ей о многом. Жена боролась, а потом сдалась. Он привёл любовницу в дом и представил её, как своего личного секретаря. Они запирались в кабинете и «работали» до глубокой ночи. Любовница нередко оставалась ночевать. А как-то они вместе явились к завтраку и сели за один стол с женой и детьми... А потом муж сказал жене, что его «секретарь» будет жить с ними.

– Почему она не развелась с мужем?

– По словам автора письма, эта дверь была закрыта, заколочена и подпёртакаменной плитой. – Элайна через силу улыбнулась. – Я спросила у подруг: «Можноли супружескую неверность рассматривать как подвид психологического насилия?» Они ответили: «Это подавление, а не насилие». Женщина и правда писала, что муж никогда не поднимал на неё руку, никогда не оскорблял словесно. Был милым, обходительным. Я сказала: «Синдром приобретённой беспомощности налицо. Онне появляется на пустом месте». Мне ответили: «Какой же это синдром? Вокруг столько открытых дверей, автор письма не хочет их видеть». Мы поспорили иразошлись.

– И никто не догадался, что это письмо написали вы? – спросила Эйра и прикусилаязык. Ну что с ней сегодня?

Элайна вспыхнула, оттянула ворот платья:

– От тебя ничего не скроешь. Верно?

– Простите меня.

Элайна покачала головой, покусывая губы:

– Меня предупреждали. Я не верила.

– Всё, что вы сказали, я вычеркну из памяти…

– Они не знали… – перебила Элайна. – Не знали, что дверей было не так уж имного, и за каждой тупик. Это ещё хуже. Выходишь с надеждой, возвращаешься опустошённой. Бежишь в следующую дверь и плетёшься назад. И так по кругу, покане осознаёшь в полной мере свою беспомощность. Почему я тебе эторассказываю?

Эйра молчала. Слова лишние, все слова лишние…

Элайна улыбнулась, глядя, как Адэр, подхватив на руки верещащих девочек, бегаетпо кромке воды. Моранды носились вокруг них, поднимая мощными лапами тофонтаны брызг, то клубы песка.

– Как-то я пришла домой поздно вечером, – вновь заговорила она. – Девочки уже спали. Из его кабинета доносился игривый смех. В кабинете несколько комнат, соединённых арочными проёмами, одну он оборудовал под комнату отдыха. Я встала перед кабинетом и простояла всю ночь. Мысленно раскалывала двери нащепы, будто за ней не муж с любовницей, а свобода. Просто свобода, пустота. И наконец-то я поняла: чтобы вырваться на волю, необязательно выламывать двери. Можно лечь и просочиться в щель между створкой и полом. Теперь я свободна, Малика. Мой муж сбежал с любовницей. В моей жизни теперь всё хорошо.

– Я рада за вас, – промолвила Эйра.

– Вот почему я тебе рассказала, – Элайна звонко рассмеялась. – Я знала, что ты не будешь мне сочувствовать. Ты единственная, кто не посмотрел на меня с жалостью.

– Я правда за вас рада.

Элайна похлопала Эйру по колену:

– Я тоже хочу за тебя радоваться. Но, как и все, смотрю на тебя с жалостью. – Взмахнула рукой. – Адэр!

Он поставил девочек на песок. С непонимающим видом двинулся вперёд. Перешёл на лёгкий бег. Элайна вскочила, побежала навстречу. Налетев, обняла его, словноне видела сто лет, и зашептала ему на ухо. Адэр гладил сестру по спине, а самсмотрел на Эйру. Элайна взяла дочерей за руки и повела к машинам. Гувернанткаподскочила к пледу, забрала детскую обувь. Непонятно откуда появились охранители. Хлопнули дверцы, заурчали двигатели. В сени деревьев остался только автомобиль Адэра.

Эйра поднялась:

– Куда они?

– В город. Девочкам нельзя долго находиться на солнце.

– А мы?

– Мы идём купаться, – сказал Адэр и, приблизившись, через голову стянул рубашку. – Раздевайся.

– Идите. Я подожду в машине, – сказала Эйра и потянулась к туфлям.

Адэр схватил её за локоть, повернул спиной к морю, обхватил за талию и вынудил пятиться. Раскалённый песок сменился водой. Юбка намокла и потяжелела.

– Нет-нет, не надо, – проговорила Эйра, вздрогнув от налетевшей сзади волны.

– Почему? – спросил Адэр, продолжая идти.

– У меня нет с собой сменной одежды.

– У меня тоже. Высохнем на солнце.

Его ноги тёрлись о её ноги, бёдра соприкасались с её бёдрами. Всё, что былозаточено в нерушимые границы, рвалось наружу, переливалось через край. Вихрь чувств и эмоций кружил Эйру. Она искала глазами точку опоры: облако, солнце, оливку на дереве, но взгляд неизменно возвращался к Адэру. Он не может быть опорой. Он разрушительный круговорот.

Перебирая пальцами ткань и поднимая юбку всё выше и выше, Адэр припал к губам Эйры, будто хотел выпить её до дна. Оторвался, перевёл дыхание. Вновь потянулся вперёд.

– Не надо! – вскричала Эйра.

– Ты же хочешь.

– Нет.

– Эйра, я не железный.

Что сказала ему сестра? Подколола? Задела за больное?

Эйра дёрнулась:

– Отпустите меня!

– Это не грех. Грех, когда без любви.

– Как же это мерзко! Боже! Что вы за люди?

Адэр встряхнул головой. Прищурившись, посмотрел в небо. Выпустил Эйру инырнул в воду.

Эйра метнулась через пляж к машине, забралась на заднее сиденье. Обивкакожаная... Высохнет... Ощутив ногами прохладу прорезиненного коврика, вспомнила, что забыла туфли, но пойти за ними не решилась. Уставилась натрясущиеся колени и руки, боясь посмотреть в лобовое стекло. Время тянулось медленно. Мучительно медленно. Она бы уже добежала до города. Нет, надождать. Адэр остынет, и всё будет по-прежнему.

Открылась крышка багажника. Наверное, Адэр складывает плед и корзинку. Прозвучал хлопок. Тишина… долгая тишина…

Наконец Адэр уселся за руль и швырнул через плечо туфли. Эйра чудом успелаотклониться. Туфли ударились о заднее стекло. Отскочив, врезались в спинку переднего кресла. Это ж с какой силой он бросил?

– Разрешаю тебе пожить в Лайдаре, – проговорил Адэр, разворачивая автомобиль. – Занимайся карьером, мостом. Занимайся, чем хочешь. Можешь изредка звонить, чтобы я не напрягал Кангушара, или с кем ты там будешь.

– А Мун?

– Мун останется в замке. Это единственный незаменимый человек.

По стеклу царапали ветки. В просветах между деревьями мелькали моранды: Девица впереди, за ней Парень, даёт возможность беременной подруге бежать в меру её сил. Через месяц-другой они скроются в Долине Печали, у Девицы появятся детёныши. В этом мире что-то сломалось…

– Извини, – проговорил Адэр.

Эйру передёрнуло от звука его голоса.

– За что?

– За туфли.

– Им было больно, но они вас простили.

Адэр посмотрел на её отражение в зеркале заднего вида:

– А ты?

– Остановите машину.

– Зачем?

Эйра открыла дверцу. Адэр резко затормозил.

– С ума сошла?

– Я пойду пешком, – проговорила она и выбралась из салона.

Адэр высунулся из окна:

– Эйра!

– Не хочу вас видеть, – сказала она и двинулась вглубь рощи.

– Я ни за кем не бегаю, – донёсся голос Адэра.

Двигатель взревел, рёв удалился. Моранды вернулись к Эйре и побрели рядом, ластясь и подсовывая морды ей под ладони.

Придерживая край юбки, она собрала в подол несозревшие оливки. В сумерках вышла из рощи к пригорку. На дороге, ведущей к городу, стоял знакомый автомобиль.

Заметив её, Адэр поднялся с капота:

– Прости меня. Пожалуйста.

Эйра зачерпнула полную пригоршню оливок, зелёных, крупных, тяжёлых. Запустилаими в Адэра. И не успокоилась, пока подол не опустел.

Адэр отвёл руки от лица:

– Что это было?

– У меня тоже есть нервы. Вы бы никогда не позволили себе швырнуть туфлиЛуанне в лицо. Потому что она дочь короля. Вы бы не швырнули туфли в лицомаркизе, графине или княгине. Если моё происхождение позволяет вам так сомной обращаться, о какой любви вы говорите?

– Эйра…

– Грех, когда без любви. Конечно, грех. Любви-то нет.

– Эйра, не говори так.

– Если бы я верила в вашу любовь, меня бы не остановили никакие запреты. Мне плевать на чужие взгляды, на грехи и предрассудки. Но я не могу без любви. Меня воротит от мысли… Ни одному мужчине не под силу превратить моруну в подстилку. – Эйра надсадно вздохнула. – Ещё раз унизите меня, и я заставлю вас пожалеть. –  И пошла по дороге.

– Эйра… садись в машину. Прошу.

– Я люблю ходить пешком, – сказала она и свернула на тропинку, петляющую между кустарниками.

Моранды вырвались вперёд, побежали, понеслись, перепрыгивая через заросли икамни.

Дышалось легко, сердце билось спокойно. В этом мире что-то сломалось…

Часть 16

***

Тишину в исповедальне нарушал монотонный голос просителя. Сибла всматривался в моложавое лицо и не понимал, почему этот человек, на вид интеллигентный и образованный, хочет отдать Братству своего единственного шестнадцатилетнего сына.

– Как я понял, ваша семья живёт в достатке, – сказал Сибла и обратил взор на юношу. Тот выглядел растерянным и удручённым. Видимо, он тоже не понимал, почему отец принял такое решение.

Проситель торопливо заверил:

– Я обещаю оплачивать его содержание.

– У вас вызвали подозрение его друзья?

– Нет-нет, что вы! Я знаю всех его друзей, знаю их отцов.

– Не вижу причины оставлять вашего сына в нашем приюте, – проговорил Сибла твёрдым тоном. – Дайте мне причину, и я подумаю.

– Шестнадцать лет – трудный возраст. А я много работаю, часто езжу по стране, редко бываю дома. У меня нет времени формировать из него мужчину.

– Нет времени у мёртвых, у живых всегда есть время, – сказал Сибла и хотел выпроводить просителя с сыном, но, устремив взгляд на сцепленные пальцы мужчины, замешкался. Обгрызенные ногти – привычка или нервы?

Сибла попросил юношу выйти из исповедальни, дождался, когда закроются двери, и проговорил, придав голосу проникновенное звучание:

– Почему вы хотите от него избавиться? Только честно.

Проситель поднёс руку ко рту, явно желая закусить ноготь. Спохватившись, виновато улыбнулся:

– Дурная привычка. Ничего не могу с собой поделать.

– Я жду.

– Моя жена испытывает к нему нездоровое влечение.

– Жена? – опешил Сибла. – В смысле, его мать?

– Его мать умерла. Я снова женился и был счастлив, пока не заметил, как она смотрит на него. Я потеряю их обоих, если ничего не предприму.

– Вы решили пожертвовать сыном ради падшей женщины?

Проситель устремил на Сиблу блеклый взгляд и вновь виновато улыбнулся:

– Я хочу их спасти.

– Нельзя спасти тех, кто не жаждет спасения.

– Она ещё не согрешила.

– Мысли грешны в той же мере, что и поступки.

Проситель уставился в пол:

– Если она оступится, я переживу. Но если меня предаст мой собственный сын, мне незачем будет жить.

– Объяснитесь с ним.

– Вы считаете, что в моём случае разговоры лучше действий? – Посетитель покачал головой. – В нём уже вовсю бурлят половые гормоны. Вспомните себя в шестнадцать лет.

Сибла помнил ночные молитвы и ежедневные тренировки: длительные, изнуряющие. Яд, выработанный юношескими гормонами, покидал измученное тело вместе с потом. В свои шестнадцать Сибла не думал о женщинах – он хотел упасть и больше не подниматься. Хотел просто лежать, и неважно, где: под забором, в грязи, в сугробе. Сектанты знали, как предотвратить зарождение похоти в воспитанниках приюта.

– Она старше его на пять лет, – вновь заговорил прихожанин. – Перед тем как жениться, я должен был подумать о разнице в возрасте, но не подумал. Моя ошибка. Вы сказали, что ради женщины я решил пожертвовать сыном. Нет. Я выбрал его, поэтому он здесь.

Оформив документы, Сибла отвёл паренька в сад, где трудились Дин и ещё двое воспитанников. Вернувшись в дом молитвы, спустился в подвал, обошёл в дальнем помещении гору камней и заглянул в колодец. Вниз сбегали ржавые покорёженные скобы, вколоченные в стенку. Два Брата топтались возле железной двери: один пытался подобрать ключ, второй держал фонарик.

– Помочь? – крикнул Сибла.

– Здесь вдвоём не развернуться, – прозвучало в ответ.

– Может, снять с петель? – спросил Сибла.

– Не получится. Если только выбить вместе с коробкой.

– Не выбьем, – возразил второй сектант. – В стену штыри вмурованы.

– Сюда бы вора, – промолвил первый, гремя связкой ключей. – Он бы мигом открыл.

– Сибла! – прозвучал голос Людвина. – Есть разговор.

Сибла последовал за духовным отцом в зал, где проводились богослужения. После утренней проповеди Братья разбрелись по комнатам, слуги успели навести в зале порядок: пол и мраморные колонны влажно блестели; на зелёном ковре, устилающем возвышение, не было ни одной примятой ворсинки; в воздухе витал запах дезинфицирующих средств.

Опустившись на скамью, Людвин похлопал ладонью по лакированной доске:

– Присядь.

– Я постою.

Людвин сдружился с хозяйкой публичного дома. Два раза в неделю ходил к ней якобы на чай, возвращался потухший, сломленный. Сибла содрогался при мысли, что духовный наставник польстился на увядшие прелести старухи и пустился в блуд. Братья пытались вразумить Людвина, но он отмалчивался и ещё сильнее закрывался в себе, тем самым подтверждая опасения Сиблы.

– Я был в доме терпимости, – промолвил Людвин.

– Знаю.

– Твоя подруга…

– У меня нет подруг, – перебил Сибла и отошёл от скамьи на пару шагов, не в силах побороть брезгливое отвращение к человеку, которого совсем недавно считал своим соратником и вдохновителем.

– В тебе ненависти и злости больше, чем любви.

– Ты позоришь Братство, – не сдержался Сибла.

– Чем позорю?

– Связью с падшей женщиной.

Взгляд Людвина был долгим, жгучим.

– Я исповедую проституток.

– Да ты с ума сошёл! – Возглас Сиблы ударился в высокий потолок и гулким эхомразнёсся по залу.

– Я знал, что вы не одобрите моё решение, и не хотел говорить, чем занимаюсь. Я знал, что от вас не стоит ожидать помощи и поддержки.

– Людвин! Опомнись! Это мерзко!

На балкон второго этажа высыпали Братья.

Людвин поднялся со скамьи:

– Вы называете себя посланцами Бога. И глядя на вас, я понимаю, что быть посланцем – худшее наказание на свете. Вы жили в раю, и вдруг оказались в аду. Вам кажется, что хороших людей нет, вокруг одни подонки. А всё потому, что вы не узрели божьего замысла. Я узрел, а вы – нет. Испытания нам посланы, чтобы мы познали жизнь во всей её глубине, во всех её проявлениях. Но вы, посланцы, продолжаете прикладывать к людям шаблонное лекало без всякого понимания, вы меряете земную жизнь неземными мерками.

Братья затоптались на балконе, как недовольное стадо, но не издали ни звука.

– Есть вы, посланцы Бога, и есть я, обычный человек, – проговорил Людвин, повысив тон. – То, что посланцу кажется карой, мне, обычному человеку, является великим даром. Чем глубже я погружаюсь в мир человеческих страданий имучений, тем выше взвивается моя вера. Я свято верю, что все люди достойны спасения. Все до одного. Пока человек жив, у него есть шанс раскаяться, искупить грехи и увидеть свет. Я верю, что даже в настоящем аду есть те, кого можно спасти. – Людвин расправил плечи. Вскинув голову, обвёл Братьев взглядом. – Вы посланцы. Я обычный человек. Вы грезите раем. Я безропотно иду туда, куданаправляет меня Всевышний. Похоже, нам не по пути.

Духовный отец пересёк зал и двинулся вверх по лестнице. Взирая ему в спину, Сибла испытывал угрызения совести. Людвин был прав. Необходимость мириться с окружающим адом иссушала души сектантов, ненависть и злость разъедалисердца, вера в собственные силы таяла. Братья поговаривали о побеге из Рашора. Пару месяцев назад об этом же мечтал Сибла, но теперь понимал, что не сможетбросить несчастных детей, не сможет плюнуть на семьи рабочих, которые противостоят злу как могут, не сможет оставить тех, кто оступился и пытается выбраться из трясины. Этих людей поглотит преисподняя, если Братство Белых Волков сдастся.

В тяжёлое время Бог смотрит на людей и выбирает одного человека, который вдохновит остальных и сделает невозможное. Человека, который принесётнадежду туда, где царит безнадёжность. И этот человек – не Людвин. Духовный отец говорит правильные речи, он вдохновитель, но ему не хватает сил вестилюдей за собой. Братству нужна Малика. Но почему именно она?

Перед внутренним взором Сиблы промелькнули картины из прошлого: как он даётморуне ботинки, чтобы она ступила в загаженный туалет; как выковыривает из мешка соль, делает крепкий соляной раствор, промывает раны на ладонях узницы; как снимает плащ и прикрывает обнажённое тело Малики перед тем, как выпустить её на площадь перед Обителью. Она единственная, кто не просил Сиблу устроить ей побег, не умолял о пощаде. Единственная, кто шёл, а не полз по дороге покаяния. Она вскрыла нарывы в душе Праведного Отца, уничтожила Праведное Братство. Она борец. В ней таится необъяснимая сила, способная изменить, разрушить, очистить, возвысить.

Сибла посмотрел на Братьев, заполонивших балкон. Безмолвные овцы. Им не удалось превратиться в Белых Волков. Братству нужна Малика.

Комната Людвина находилась в конце коридора и выходила окнами наобщественную баню. Сектанты посадили сбоку дома молитвы тополя; пройдётнесколько лет, прежде чем деревья дотянуться до второго этажа и закроют густымикронами серые каменные стены бани и замазанные белой краской стёкла.

Сибла тихонько постучал кулаком по подоконнику, посмотрел через плечо наЛюдвина. Духовный отец делал вид, что не замечает незваного гостя: облокотившись на стол, закрывал лицо ладонями и надсадно вздыхал.

– Мы думали, что ты спишь с проституткой, – промолвил Сибла. – Прости.

– Ты не можешь поехать к правителю с пустыми руками. – Отведя ладони от лица, Людвин вытащил из ящика картонную папку для бумаг и положил на стол. – Номожешь поехать с этим.

Присев к столу, Сибла достал из папки исписанные листы:

– Что это?

– Информация, полученная от шлюх. В постели бандиты болтливы. Хотятвыглядеть перед дамами героями, хвастаются своими подвигами.

– Мы не можем раскрывать тайну исповеди.

– Не можем. Но что такое «исповедь»? Это покаяние в своих грехах. Здесь нет нислова о грехах проституток. Здесь чужие грехи.

Сибла провёл пальцем по крайнему столбику: Нос, Штырь, Борода…

– Это клички?

– У них нет имён.

– Значит, они хвастаются перед шлюхами, а шлюхи передают тебе, чем онипрославились.

– Передают… – Лювин хмыкнул. – К ним подход нужен, правильные слова нужны.

– О Хлысте упоминали?

– Нет.

Сибла потряс бумагами:

– От этой информации мало проку.

– Не скажи. – Людвин указал себе за спину. – Там куча нераскрытых преступлений. А мы им виновных на блюдечке. Это разве не помощь? Мне кажется, правитель иособенно Крикс будут довольны.

Сибла покачал головой:

– А если бандиты догадаются, что шлюхи сливают информацию? А если заявятся сюда? Представляешь, что будет?

– Представляю. Мы наконец-то встретимся с Хлыстом. – Людвин забрал бумаги. – Сжечь? Скажи, и я сожгу.

– Надо предупредить Братьев, – сказал Сибла, немного подумав. – Будь осторожен, Людвин.

– Нам мешает наша осторожность, – промолвил духовный отец, складывая листы в папку. – Хлыст не проявит себя, пока не увидит в нас угрозу.

– Ты предлагаешь лезть на рожон?

– Таких, как Хлыст, беспокоят сильные люди. А мы слабы и нерешительны. Мы слишком медленно прибираем власть к рукам. Вместо того чтобы заявить о себе в полный голос, мы произносим двусмысленные проповеди. Люди истолковывают их по-своему. Они не так умны, как нам хотелось бы.

Сибла поднялся со стула, направился к двери. Помедлив на пороге, обернулся:

– Найрис не моя подруга.

Людвин пожал плечами:

– Тогда ты спокойно выслушаешь то, что я скажу. Или ты не хочешь о ней слышать?

В душе Сиблы появился неприятный холодок.

– Говори.

– Помнишь первый публичный дом, в котором тебя чуть не обобрали? Егоназывают «Дом Юбок». Единственное в городе заведение, где нельзя калечить проституток.

Сибла вытянулся:

– Где она?

– В больнице для бедняков. Но не знаю, где именно: в палате или в морге.

– Она сама выбрала такую жизнь, – сказал Сибла, вышел из комнаты и, подавившись глотком воздуха, привалился плечом к дверному косяку.

***

Дежурная медсестра не нашла в списках больных имя Найрис. Сибла прикинул в уме, что убьёт полдня, обходя трёхэтажное здание, заглядывая в каждую палату. И отправился туда, куда человек, не желающий расставаться с надеждой, пошёл бы в последнюю очередь – в морг.

Сибла надеялся, что Найрис мертва. Её смерть вытравила бы в нём опасный зародыш порочной тяги, охладила бы кровь и привела бы чувства в состояние спокойного равновесия.

В морге её тоже не было. Людвин, скорее всего, сгустил краски. Сибла потоптался во внутреннем дворике, рассматривая бедняков в залатанных больничных халатах. Устремил взгляд на одноэтажные здания за покосившейся оградой. Дворник, сгребающий в кучу осенние листья, объяснил, что в одном здании принимают роды, в другом держат психов, в третьем лежат проститутки.

Сибла постеснялся сказать дежурной сестре, кто такая Найрис. Думал, что оналежит среди обычных пациенток. Теперь оказался перед выбором: проявить стойкость духа и отправиться домой либо поддаться слабости и в присутствиипадших женщин проявить сочувствие к шлюхе. Посмотрел в небо, ожидая подсказки свыше. Сердце боролось с разумом, Бог молчал.

Сибла решил отделаться разговором с врачом, но того не оказалось на месте. Единственная медсестра была занята. Щупленькая санитарка довела Сиблу допалаты и, взявшись за дверную ручку, обратила к нему горбоносое лицо:

– Это вы её так?

– Нет. Я её друг, – соврал он. Друзья не бросают, он бросил.

В вытянутой комнате в два ряда теснились койки. Пробираясь боком по узкому проходу, Сибла украдкой поглядывал на женщин: избитых, изуродованных. Взор скользил по рукам и ногам, закованным в гипсовые повязки. Пятнадцать женщин в одной палате из десяти, мимо которых он прошёл.

Найрис лежала под окном. Солнечный свет падал на белое лицо и плотно сжатые мертвенно-белые губы. Под закрытыми глазами синие круги. Поверх одеялабезжизненные руки. Капельница с кровью. Из-под одеяла выпирают пальцы ног. Значит, ничего не сломано.

Миловидная девица, сидевшая на краешке матраса, качнулась взад-вперёд, намереваясь встать.

Сибла положил ладонь ей на плечо:

– Сиди.

– Спасибо, – непонятно за что поблагодарила девица. Глядя на Найрис, тихопромолвила: – Она потеряла много крови.

Нахлынувшая слабость вынудила Сиблу схватиться за металлическую спинку кровати.

– Что с ней?

– Её порвали.

– В смысле?

– В неё воткнули ножку стула, – ответила девица. – Операция длилась два часа. Врач сказал, что у неё не будет детей.

Сибла стиснул зубы. После знакомства с Найрис он потерял покой. Принимал исповеди и думал, сочинял проповеди и думал, читал с воспитанниками Святое Писание и думал – всё время думал о ней. Мыслям в голове стало тесно, и ониперекочевали в сновидения. Он видел комнату, залитую солнцем. На окнах занавески с бахромой, на столе букетик полевых цветов. Стоя коленями на стуле, ребёнок обводил пальчиком своё отражение в зеркале. «Папа, ты похож на меня». Сибла слышал свой смех, слышал голос Найрис: «Мальчики, мойте руки. Завтрак готов».

Сон не сбудется. Бог обрушил на них свой гнев.

– Деньги нужны? – спросил Сибла.

– Хозяйка за всё заплатила. – Девица подтянула рукав, сползший с плеча. – Онаещё старый долг не отработала. Теперь будет работать на хозяйку до конца жизни. А так хотела уйти.

– Кто с ней это сделал?

– Гвоздь.

– Где мне его найти?

– Не надо его искать, – прошептала девица, озираясь. – Это плохой человек. Очень плохой.

Низко наклонившись, Сибла заглянул в перепуганное личико:

– Где?

Вернувшись в дом молитвы, Сибла позвал к себе в комнату семерых Братьев, с которыми был близко знаком. Долго уговаривать их не пришлось. Вечером, вместотого чтобы слушать проповедь, сектанты отправились в трактир с удивительнотёплым названием «Пенаты».

Трактирный прислужник не хотел их пускать, ссылаясь на отсутствие свободных мест, но кулак, поднесённый к его носу, возымел действие. Войдя в зал, Сиблаподождал, пока глаза привыкнут к полумраку. Спросил у лакея, за каким столикомсидит Гвоздь, и двинулся в указанном направлении.

Братья окружили столик и повернулись к нему спиной. Откинув полы плащей, сжали рукоятки ножей, без слов предупреждая посетителей, что в их дела лучше не вмешиваться.

– Кто из вас Гвоздь? – спросил Сибла.

Крепкий мужчина средних лет окинул Сиблу взглядом. Подмигнул приятелям, с которыми ужинал. Отложил вилку и скрестил руки на груди:

– Ну я. А ты кто такой?

Взирая в самодовольное лицо, Сибла ощутил, как злость, испепеляющая душу, перетекла в мышцы:

– Этой ночью ты покалечил шлюху.

– И что? – промолвил Гвоздь.

Насмешливый голос раскалённой иглой вонзился в нервы.

– Её зовут Найрис.

– Мне плевать, как её зовут.

– Сейчас ты поднимешь свой зад со стула, пойдёшь в публичный дом и погасишь все долги Найрис перед хозяйкой.

– А не пошёл бы ты.

В глазах Гвоздя сквозила вера в свою неприкосновенность, и эта вера его подвела. Сибла положил ладонь ему на затылок и молниеносным движением вжал лицом в тарелку. Гвоздь дёрнулся. Сибла стиснул в пальцах волосы на его затылке, потянул голову вверх, перенёс вес своего тела в свою руку и с возросшей силой впечатал лицом в стол. Столовые приборы подпрыгнули, бутылка опрокинулась, виносмешалось с кровью, заструилось по скатерти.

Дружки вскочили. Решив, что они бросятся приятелю на помощь, Сибла выхватил из чехла нож. А дружки принялись отряхивать штаны.

– Гвоздь, который торчит, забивают, – проговорил Сибла, взирая в лицо, испачканное кровью и подливой. – Если до полуночи не погасишь все долгиНайрис, я забью тебя и скормлю своим волкам.

– И на тебя найдётся управа, – произнёс Гвоздь и, скомкав в кулаке накрахмаленную салфетку, стал вытирать щёки.

Сибла хлопнул его по спине:

– В этом городе одна управа. Это я. – И направился к выходу.

Завидев сектантов, прохожие переходили на другую сторону улицы. Сиблапосматривал на Братьев, пытаясь понять, что изменилось. Ещё полчаса назад из толпы их выделяла только одежда. На них оглядывались, но им не уступали дорогу. Сейчас Братья идут так, как когда-то шагали по Авраасу: уверенно, гордо.

– Я думал, будет бойня, – проговорил один.

– Город прогнил насквозь, – сказал второй. – Даже за своих не заступаются.

– Теперь начнётся, – заметил третий. В его голосе звучал не страх, а вызов.

Сибла впервые за день вздохнул полной грудью. Над Братством сгустились тучи, ноон не раскаивался в своём поступке. Не наказать зло – значит, помочь злу. И чаще всего зло нельзя наказать словами.

***

Утром дом молитвы облетела долгожданная новость: удалось подобрать ключ к замку. Сектанты, убившие в колодце несколько дней, не решились открыть двери иувидеть, что за ними находится. Представ перед Сиблой, они не смогли объяснить, что их остановило. Лица бледные, руки-ноги трясутся, в глазах страх. Немногопридя в себя, признались, что там, внизу, услышав щелчок замка, они испыталистранное чувство: их нутро сковало льдом, спазм сжал горло, на голове зашевелились волосы.

До начала утренней проповеди оставалось полчаса. Братья собрались в подвале. Под их настороженными взглядами Сибла скинул плащ и спустился по скобам в колодец. Помедлил, рассматривая двери. Прижался к ним ухом. Кто знает, может, подземный ход облюбовали дикие звери. Поборов нерешительность, с усилиемсдвинул железную плиту с места. Из туннеля пахнуло плесенью и холодом. Сибласделал несколько шагов вперёд. Темнота сжала его со всех сторон, словно пытаясь задушить. От мёртвой тишины заложило уши.

Выбравшись из колодца, Сибла расстелил на полу карту. Хозяйка дома терпимостиутверждала, что туннель ведёт в Ведьмин парк. От дома молитвы до леса с пугающим названием девять миль. Быстрым шагом можно дойти за два часа. Через четыре часа он вернётся. Навестит старуху, узнает, погасил ли Гвоздь долги. Вечером проведает Найрис, а утром отправится в Мадраби. И пусть Братьям не удалось узнать, кто заправляет городом, – правитель обязан прекратить бесчинства.

Пойти с Сиблой по туннелю вызвались трое Братьев. Переоделись, взяли фонари, воду, моток верёвки. Помолившись, спустились в колодец.

Свет фонарей прыгал по низким щербатым сводам и прогнившим балкам. Под ногами хлюпала вода. По узкому подземному проходу сектанты двигались цепью, слегка приседая и пригибая голову. Было то жарко, то холодно. Путники снималикуртки и вновь надевали. С непривычки гудели ноги, ныла шея. Приходилось делать остановки.

Сибла посмотрел на часы. Стрелки дёргались туда-сюда, как в конвульсиях.

– Сколько времени?

– Часы стоят, – прозвучало в ответ.

– Ради Бога, пустите меня вперёд, – взмолился Брат, идущий сзади. – Мне в спину кто-то дышит.

Сектанты вжались в стены, пропуская его. Сибла пошёл вторым. Вскоре из хвостацепи вновь послышалась мольба. И Сибла пошёл третьим. Спустя какое-то время он оказался последним. В спину и правда кто-то дышал, взглядом буравил затылок. Сибла резко обернулся. Свет фонаря прорезал темноту.

– Стойте!

Братья присели на корточки, приложились к горлышкам бутылок.

– Мы идём целый день, – промолвил Сибла, пытаясь уловить во мгле подозрительное движение. – Или мне это кажется?

– Мы идём целую вечность, – сказал белобрысый сектант, вытирая рукавом лицо. – Думаю, пора возвращаться.

– Я – за, – откликнулся скуластый Брат.

– Возвращаемся, – отозвался сектант с квадратным лицом.

Братья поднялись и двинулись вперёд.

– Не в ту сторону, – произнёс Сибла. – Я шёл последним. Теперь идите за мной.

Его спутники замерли.

– Ты шёл первым, – возразил белобрысый.

– Последним! – не сдавался Сибла.

Сектанты обменялись озадаченными взглядами.

– Ты что-то путаешь. Ты шёл первым.

– Да что с вами?! – воскликнул Сибла и втянул голову в шею, услышав, как егоголос прозвучал в глубине туннеля троекратным эхом.

Затрещали балки, сверху посыпалась земля. Сибла направил свет на каменный округлый потолок: откуда земле взяться? Провёл ладонью по волосам: ни песка, низемли. Передёрнув плечами, сказал безоговорочным тоном:

– Идите за мной.

Его спутники порой менялись местами, но он продолжал шагать в голове цепи, тараня лучом фонаря беспросветную мглу. Запах сырости сменился запахомопасности. Потолочный свод снизился. Сибла не помнил, чтобы им приходилось идти, сгибаясь в пояснице. И списывал свою забывчивость на усталость.

Дверь возникла неожиданно. Железная, покрытая чешуйками ржавчины. Страннымпоказалось то, что она была заперта изнутри на задвижку, хотя Брат, спустившийся в колодец последним, клялся, что оставил двери открытыми.

Сибла сдвинул засов, взялся за дверную ручку и потянул на себя. Расширив глаза, прошептал:

– Нас заперли.

Засунув фонарь в карман куртки, заколотил кулаками по плите:

– Откройте!

От мысли, что это проделки Хлыста или его дружков, сдавило дыхание. Бандиты захватили дом молитвы. Вот она месть за вчерашнее безрассудство.

– Дай-ка я, – проговорил белобрысый Брат, пробравшись к Сибле. Вцепившись в ручку, дёрнул что есть силы. – Вроде бы сорвал с места.

Упёрся ногой в коробку, потянул. Двери с тягучим воем открылись, впустив в туннель поток тёплого, свежего воздуха. Сибла зажмурился от яркого света, а когдаподнял веки, не поверил своим глазам. Он шёл первым, потом последним. Затемсектанты повернулись, и он всё время возглавлял цепь. Он был уверен, что ведётлюдей к колодцу. Как они очутились в лесу, в овраге?

Путники вышли из туннеля, посмотрели на высокие склоны, соединённые провисшим мостиком: почерневшие доски, обмотанные верёвкой; верёвочные перила. Выбравшись из оврага, уставились на странный лес: перевитые стволы, уродливые ветви, бурая листва, серая хвоя. Небо, подёрнутое мглистой дымкой.

Пытаясь сориентироваться, Братья забирались на самые высокие деревья, но ониоказывались самыми низкими. Решили перейти по мостику на другую сторону оврага. Мост под ногами завизжал, заголосил, разрывая ушные перепонки. Не дойдя до середины, сектанты вернулись.

У белобрысого Брата началась рвота, у скуластого пошла носом кровь. Сиблу морозило, его сознание куда-то уплывало. Откуда-то появились вороны, чёрные, как беспросветная ночь. Покружив над оврагом, расселись на верёвочных перилах. Вперили в людей немигающие взгляды. Порыв ветра вздыбил блестящие перья ипревратил птиц в демонов.

Сибла не помнил, как вместе с Братьями съехал по склону, как брёл, спотыкаясь ишатаясь, по туннелю. Не помнил, как его вытащили из колодца, помыли и уложилив постель. Он три дня провалялся в горячке, бредя и никого не узнавая. Очнувшись, решил, что всему виной воздух, застоявшийся под землёй, пропитанный запахомгниения балок и затхлой воды.

Скуластый и белобрысый Братья пришли в себя раньше Сиблы. Отравление ядовитыми парами, как ни странно, не коснулось четвёртого сектанта. Это онволочил остальных, когда они уже не могли не идти, не ползти.

Окончательно оправившись, Сибла привёл себя в порядок и прошёл в зал.

– Ты куда? – спросил Людвин, раскладывая на трибуне листы с текстомпредстоящей проповеди.

– В больницу.

– Не ходи.

Сибла обернулся:

– Найрис выписали?

– Ей перерезали горло. Её подружку, которая дежурила в палате, повесили в туалете. А мне закрыли доступ в публичный дом.

– Это хорошо, – промолвил Сибла и, усевшись на скамью, уронил руки на колени. – Это хорошо.

Людвин спустился с возвышения, сел рядом:

– Если бы ты поделился со мной, я бы тебя отговорил, и ты не наломал бы дров. Эти ублюдки забирают всё, что нам дорого.

– Это хорошо, – повторил Сибла и, поднявшись, покинул дом молитвы.

***

Врач написал на листочке имена проституток, чьё состояние здоровья вызывало у него серьёзные опасения. Подчеркнул пару имён:

– Эти точно на ладан дышат. – И вручил список Сибле.

Санитарка дала ему табурет и новую простыню. Завела в палату, указала нахолмик, прикрытый клетчатым одеялом:

– Поговорите с ней первой. Ей недолго осталось.

Сибла двинулся по узкому проходу между коек. Женщины смотрели на него с ужасом, словно он, облачённый в белоснежный плащ, явился пред ними чёрнымангелом. Это была другая палата, не та, в которой лежала Найрис; шлюхи, по идее, не могли знать, что он виновен в её смерти. Видимо, плохие вести разнеслись побольнице как вопли среди ночной тишины.

Сибла поставил табурет возле кровати. Усевшись, наклонился вперёд, отвернул край одеяла и посмотрел в синюшное лицо:

– Ты меня слышишь?

Девушка подняла воспалённые веки; взгляд мутный, отстранённый.

– Можешь говорить?

Она с трудом разомкнула слипшиеся губы и выдохнула:

– Да.

– Исповедуйся. Излей душу.

– Зачем?

– Я единственный, кто может тебя спасти. – Сибла снял перчатки, прикоснулся к отёчной щеке девушки и ощутил кончиками пальцев, как липкая, натянутая кожапокрылась мелкими мурашками. – Ты стоишь перед вратами ада. Я хочу отвеститебя к калитке рая, хочу вложить твою руку в ладонь Всевышнего. Позволь мне этосделать.

– Спаси, – прозвучал слабый голос.

Сибла разложил простыню, хрустящую, не знавшую стирки. Накрыв себя истрадалицу тканью, отгородился от внешнего мира. Дневной свет потускнел, под надбровными дугами пролегли тени. В сумрачных впадинах лихорадочнозаблестели глаза.

Сибла сжал горячую руку девушки; ладони слились.

– Покайся в грехах. Расскажи всё, как на духу. Обрати осуждение Всевышнего в Егоблагословение.

Она шептала еле слышно, давясь словами и обдавая лицо Сиблы запахом боли. Он не хотел её клеймить позором, не хотел ей сочувствовать, но клеймил исочувствовал одновременно. Внутренняя борьба накалилась до предела, иучастливое отношение к шлюхе взяло верх. Людвин прав: нельзя земную жизнь мерить неземными мерками.

Сибла подбадривал девушку вопросами и кивками, после каждого признания произносил: «Отпускаю». Её голос слабел, воздух с трудом вырывался из лёгких, между словами зависали долгие паузы.

Не закончив фразу, она закрыла глаза:

– Я боюсь.

– Не бойся. Бог уже рядом.

На её губах появилась вялая улыбка, рука обмякла, черты лица сгладились. Холод смерти принялся выдавливать из тела тепло жизни. Сибла выпустил остывающие пальцы, скинул простыню. Поцеловал покойницу в лоб и одеялом накрыл её с головой. Услышав всхлип, посмотрел через плечо. Санитарка стояла у двери, прижимая к глазам уголок косынки.

Выйдя в больничный парк, Сибла прислонился спиной к клёну, устремил взгляд в небо, испещрённое резными ярко-жёлтыми листьями. Где-то там душа мученицы совершает последний путь. В сердце заворочалась вина перед Найрис. Он не дождался, когда она очнётся. Не выслушал исповедь, не отпустил ей грехи. Оставалось надеяться, что это сделал Людвин в одно из своих посещений доматерпимости. Иначе блудница с глазами ребёнка сейчас испытывает муки, которые неведомы живым.

Сибла вернулся в палату, выслушал исповедь ещё одной проститутки и понял, чтосегодня больше ни с кем не сможет говорить. Раскаяния в грехах заняли не так много времени, но заполнили его душу до краёв, вытеснили шаблонное лекало, как сказал бы Людвин. Замена ошибочных мыслей и представлений иныммировоззрением была слишком тяжёлой и забрала много сил.

Шагая вдоль ограды, Сибла задыхался от боли в сердце, с трудом сдерживал стоны, но продолжал печатать шаг, взирая в небо. Надеюсь, ты там… Он будетходить в больницу каждый день, чтобы упасть вместе с порочными женщинами, вместе с ними встать и вместе с ними очиститься. А сейчас он пополнит список Людвина новыми кличками и чужими грехами.

Невзрачный автомобиль прижался к тротуару. Из него выскочили двое молодчиков, преградили Сибле дорогу и молча указали на распахнутую дверцу.

Посмотрев на пешеходов, торопливо перешедших на другую сторону улицы, Сиблазабрался на заднее сиденье. Молодчики уселись по бокам, дали знак водителю. Автомобиль сделал резкий разворот.

Навалившись плечом на соседа, Сибла заметил, как тот вытащил из карманачёрный мешок. Сибла не успел и глазом моргнуть, как мешок оказался у него наголове, шею стянула верёвка. Сердечную боль как рукой сняло. Сиблу бесцеремонно ощупали. Откинув полу плаща, достали нож из чехла на бедре, проверили голенища сапог. Снисходительно похлопали по колену.

Автомобиль беспрестанно сворачивал вправо, влево, пытаясь сбить пленника с толку и замести следы. Спустя какое-то время затормозил. Сиблу вытащили из салона, взяли под локти и повели, предупреждая о порожках и ступенях. Сквозь мешок просачивались запахи извести, краски. Пахнуло подгоревшими пирожками иуплывшим молоком. Ноздри уловили знакомый душок плесени. Откуда-то сверху послышался раскатистый смех. Наступила тишина, нарушаемая шагами: его ипохитителей.

Наконец с головы сдёрнули мешок. Подвальное помещение. Лампочка на проводе. На глиняных стенах грязно-жёлтые разводы. В углу с потолка свисает цепь. Сиблапосмотрел себе под ноги, сместился с бурого пятна на земляном полу. Он не хотел думать, зачем здесь цепь и откуда взялось пятно. Уставился на двери, закрывающие смежную комнату, догадываясь, что за ними кто-то есть.

Тревожно взвизгнули петли, через порог переступил… Хлыст. Сибла никогдапрежде его не видел. Но как же точно обрисовал Крикс бандита: седые волосы-пакли; низкий лоб как кривой карниз; один глаз закрыт повязкой; пальцы, изуродованныеподагрой. Дьявол во плоти.

Из-за спины Хлыста появился Гвоздь. Поставил посреди комнаты стул. Отойдя в сторону, изогнул губы в ухмылке.

Усевшись на деревянное сиденье, Хлыст вжал кулак в бок, второй рукой упёрся в колено и уставился на Сиблу, словно ожидая, когда тот заговорит. Молчание затянулось.

Сибла оглянулся на молодчиков.

– Боишься? – прозвучал надорванный голос.

Сибла посмотрел на Хлыста:

– Нет.

– Я вижу твою душонку в уголках твоих глаз, человечишко.

– Они шумно дышат и мешают мне вести беседу с Богом.

Хлыст перекатил голову от одного плеча к другому:

– Откуда ты взялся?

Взирая в единственный глаз, Сибла не мог понять, какого он цвета. Просто тёмный глаз, в котором чувствовалась грозная сила и жизненная мудрость.

– Жил в Авраасе. Пятнадцать лет был Праведным Братом. Следил за порядком, наказывал грешников. Потом наш Отец покончил с собой, секту признали вне закона. Два года бродил по стране в поисках пристанища. Нашёл его в Рашоре. Создал Братство Белых Волков. Меня зовут Сибла. Я предводитель. А ты ктотакой?

– Какая тебе разница?

– Никакой. Просто при первой встрече принято знакомиться. Вот я и спросил.

Покосившись на Гвоздя, Хлыст хмыкнул:

– Думаешь, будет вторая встреча?

– Мне всё равно, – сказал Сибла, ощущая странную пустоту в груди.

– Не хочешь спросить, почему ты здесь?

– Нет.

– Вот уж малолетки пошли: ничего не боятся. – Хлыст с довольным видом издал утробный звук. Вновь перекатил голову от плеча к плечу. – Почему выбрал именноРашор?

– Хороший вопрос. – Сибла скользнул взглядом по полу. Бурые пятна – это кровь. После его ответа появится ещё одно пятно. Плевать. – Рашору нужны волки, чтобы отпугивать тех, кто хуже волков.

Хлыст расхохотался во всю мощь изношенных лёгких. Крикс говорил, что бандитпочти год провёл на асбестовой фабрике. И не сдох. Точно дьявол!

Сибла смотрел на прыгающий кадык: вот бы вгрызться в горло зубами, номолодчики не дадут и шагу ступить. Он не отомстит за Найрис; его смерть будетнапрасной. Испугавшись, что выдаст себя выражением лица, перевёл взгляд наГвоздя. Опухший нос перекошен. Вокруг носа синева.

– В следующий раз я сломаю тебе челюсть, – прошипел Сибла. – Потом сверну шею.

– Гадюк я давлю голыми руками, – сказал Гвоздь.

– Я волк.

– За что ты на него взъелся? – поинтересовался Хлыст, оборвав смех.

– Он убил шлюху.

– Ты защитник шлюх?

– Нет, – сказал Сибла. – Но не люблю, когда убивают просто так.

– Знаешь, почему людям нравится насилие? От него на душе сладко.

– Ты думаешь о своих людях, но не думаешь о себе. Твоим людям на тебя насрать, а ты до сих пор не понял.

– Не нарывайся, – набычился Хлыст.

– Сколько приносит шлюха за ночь? – спросил Сибла. – Пять моров? Десять? Кажется, немного. А за месяц, за год? Теперь умножь на сто проституток, которые лежат в больнице.

– Не считай чужие деньги, – отозвался Гвоздь.

– Я считаю убытки, – огрызнулся Сибла и обратился к Хлысту. – Ты главарь идолжен знать, что без закона и порядка нельзя создать группировку. Закон ты придумал, а до порядка, похоже, руки не дошли.

Хлыст пожевал нижнюю губу:

– Думаешь, я главарь?

– Я вижу это в уголке твоего глаза, – вяло улыбнулся Сибла.

– Ты назвал себя единственной управой в городе.

– Назвал.

– Смелое заявление.

– Не привык слышать правду? – произнёс Сибла, чувствуя усталость. Поскорее бы всё закончилось.

– Правда – опасная вещь.

– Думаешь, я боюсь умереть? Убей меня. И никто не придёт на могилу. Я – волк. Никем не дорожу, и мной никто не дорожит. Я открыто хожу по улице. Я ничего не боюсь. А ты прячешься…

Хлыст свёл густые брови:

– Хочешь сказать, что я трус?

– …ты прячешься и не видишь, что творится в городе.

Хлыст поднялся. Прошёлся вдоль стен, хромая и шаркая ногами. Остановившись перед Сиблой, приблизился лицом к его лицу:

– Чего ты хочешь?

Сибла из последних сил расправил плечи, посмотрел сверху вниз:

– Порядка. И пока его нет, я буду отпугивать тех, кто хуже волков.

– А как же ваши заповеди? Или тебя они не касаются?

– Бог любящий и потому карающий. Я всех люблю и потому караю.

Отступив на пару шагов, Хлыст потёр подбородок и вышел за двери. Подхватив стул, Гвоздь кинулся следом. Молодчики надели мешок Сибле на голову, взяли егопод руки и повели, предупреждая о порожках и ступеньках.

Оказавшись в доме молитвы, Сибла заперся в исповедальне и всю ночь простоял на коленях, взирая на шестирукого святого. Услышав колокольчик, оповещающий оначале утренней проповеди, направился к себе в комнату. Через пятнадцать минутспустился в зал и смешался с Братьями, занявшими места между колонн.

– Откуда взялся дьявол? – говорил Людвин, стоя за трибуной и скользя взглядом поогромной толпе прихожан. – Не Бог ли его создал? Ведь Бог создатель. Бог всемогущ. Он может уничтожить всё, во что вдохнул жизнь. А я вам скажу, чтодьявола создал не Бог, а мы, люди. Своими порочными мыслями, желаниями ипоступками. И чтобы его уничтожить…

Устремив взор на входные двери, духовный отец умолк на полуслове. Людизакрутили головами. Братья расступились и пропустили к Сибле группу мужчин, среди которых был Гвоздь. Посмотрели на незваных гостей, на Сиблу. Затолкалируки под полы плащей, намереваясь вытащить ножи при первом же непонятномдвижении бандитов.

Гвоздь протянул Сибле упругую плётку из свитых ремней:

– Хозяин назначил тебя смотрящим по городу.

Сибла взял хлыст. Просунув руку в петлю на рукоятке, проговорил:

– Оголи спину.

Затравленно зыркая по сторонам, Гвоздь снял кофту.

– На колени, – приказал Сибла и, стиснув рукоятку, почувствовал ладонью каждый ремешок, выступающий из замысловатого плетения.

Плётка с оглушительным щелчком разрезала воздух и обвила согнутую спину. Брызги крови окрасили плащи Братьев. Гвоздь застонал.

– Кто я? – спросил Сибла.

– Смотрящий, – прозвучал надсадный голос.

– Неправильный ответ.

Плётка щёлкнула и вновь вспорола кожу.

– Кто я?

– Сибла, – простонал Гвоздь.

– Неправильный ответ, – сказал Сибла и с наслаждением нанёс ещё один удар хлыстом. – Кто я?

– Господин, – взвыл Гвоздь, уткнувшись лбом в пол.

– Неправильный ответ. – Сибла взмахнул плёткой.

Брызги крови сорвались с ремней, оросили его лицо и лица Братьев. Хлыстврезался в окровавленную спину.

– Кто я?

– Волк! – завопил Гвоздь и, повалившись набок, скрутился в калачик.

Сибла сложил плётку пополам, сжал тёплые липкие ремни в кулаке и повернулся к трибуне:

– Продолжайте, духовный отец.

– Если росток добра пустит в каждом из нас корни – дьявол впадёт в спячку, ад застынет, – полетел по залу голос Людвина. – Мы ждём от Бога чуда, а Он ждёт, когда мы сотворим чудо сами.

Часть 17

***

Грасс-дэ-мор гудел как пламя в горне. Подумать только, беженец из княжества Тария обвинил князя в геноциде собственного народа! Две сотни свидетелей готовы подтвердить слова беженца, а его собираются судить за клевету!

Следственные органы ринулись шерстить свои ряды, пытаясь найти виновника в утечке информации: ведь материалы дознания и следствия были засекречены, слушание дела должно было пройти в закрытом судебном заседании. А секретная информация непонятным образом попала на первые полосы газет и вызвала нешуточный общественный резонанс.

Высокочтимые судьи «Мира без насилия» пожелали присутствовать при разбирательстве беспрецедентного дела. Старшие советники ведущих стран Краеугольных Земель обратились к Орэсу Лаелу с просьбой допустить их представителей на слушание. Владельцы печатных изданий, выходящих многотысячными тиражами, возмутились, что им придётся довольствоваться неподтверждёнными фактами, плодить слухи и вводить людей в заблуждение. В итоге Лаел созвал пресс-конференцию, на которой сообщил о решении Его Величества Адэра Карро: слушание дела состоится в открытом заседании.

Желающих увидеть смельчака, замахнувшегося на князя Тария, было слишком много. Перед зданием правосудия собралась шумная толпа горожан и гостей столицы, не сумевших попасть в зал суда. Драго, Талаш и Мебо помогли Эйре пробраться через сборище. Караульные без вопросов пропустили их в здание. Оставив охранителей в фойе, Эйра переступила порог зала и посмотрела по сторонам, надеясь найти свободное место.

Высокопоставленные особы восседали в первых рядах. За их спинами, забыв о разнице в положении, переговаривались дворяне и простой люд. Представители прессы толпились вдоль стен, сидели на корточках в проходах.

Подошедший к Эйре страж провёл её до первого ряда и указал на свободный стул между советником по вопросам правосудия Юстином Ассизом и старшим советником Орэсом Лаелом.

– Вы меня ждали? – удивилась Эйра. Она всю ночь провела в дороге и приехала в столицу за час до начала заседания. Об этом никто не мог знать.

– Его Величество сказал, что ты обязательно будешь, – тихо ответил Ассиз и помог ей снять плащ.

Прищурившись от вспышек фотокамер, Эйра порадовалась, что успела заскочить в гостиницу и одеться соответствующе. Опустившись на сиденье, положила плащ на колени и лишь тогда дала волю мыслям. Адэр подумал о ней и позаботился, хотя после ссоры в оливковой роще они ни разу не виделись и не разговаривали. О своих передвижениях Эйра сообщала не ему, а Криксу. О поездке в Ларжетай умолчала, опасаясь, что Адэр всё бросит и тоже приедет. Встречаться с ним она не хотела.

Эйра не встала в позу, не вознесла свою гордость выше любви. Там, в оливковой роще, Адэр перенёс три припадка: экстаз, срыв и падение. Эйра боялась, что в личном разговоре или при встрече он попросит её вернуться в замок, она поддастся слабости, уступит, они вновь сблизятся, и припадки Адэра повторятся, только в этот раз они сорвутся и упадут вместе.

Последствия будут необратимы. Эйра погрузится в серый мир, в котором моруны долго не живут. После её смерти, Адэр забудет о родине и долге и озаботится только своей неудовлетворённой плотью. От него отвернутся соратники. Все его достижения обратятся в прах. Он умрёт в одиночестве, терзаемый злобой и сожалением, что из-за собственной похоти лишился всего.

– Я думал, ты не придёшь, – проговорил Орэс Лаел и нервным движением поправил зажим на галстуке.

– Луга – мой охранитель. Я не могла не прийти, – прошептала Эйра и повернулась к Ассизу. – Почему его судят за клевету? Он признался в более серьёзных преступлениях.

– Так надо.

– Я надеялась, что судьёй будете вы, – вновь прошептала Эйра.

– Я не могу судить. Я проводил следствие, – сказал Ассиз и отвёл взгляд.

Публика оживилась, наблюдая, как адвокат, государственный обвинитель и стенографистка занимают свои места. Надзиратели ввели обвиняемого – черноволосого, коренастого полуветона-полуориента, сняли с него наручники и приказали сесть рядом с защитником. Защёлкали фотоаппараты, блеснули короткие вспышки.

Эйра находилась за спиной Луги, в пяти шагах от него, смотрела ему в затылок и ждала, когда охранитель оглянется, но он не оглянулся.

Из боковой двери появились трое судей в чёрных мантиях. Расположившись за длинным столом, тихо посовещались.

– Фотографировать запрещено, – проговорил главный судья.

Журналисты и корреспонденты недовольно загалдели.

Главный судья ударил молотком по подставке:

– В противном случае я попрошу представителей прессы покинуть зал. – В наступившей тишине указал на государственного обвинителя. – Вам слово.

Выйдя из-за стола, обвинитель встал вполоборота, чтобы иметь возможность обратиться и к судьям, и к публике, и произнёс длинную обвинительную речь, хотя мог отделаться несколькими фразами. Двадцать три года назад подсудимый, будучи ребёнком, вместе с матерью переселился из Порубежья в княжество Тария. Достигнув совершеннолетия, пошёл на службу в тарийскую армию. Потом его якобы перевели в карательный отряд. Бойцы отряда якобы занимались ликвидацией шпионов, предателей и изменников родины. Подсудимый якобы участвовал в семидесяти операциях и убил более ста человек. Когда ему якобы дали задание ликвидировать целую семью – взрослых и детей, он дезертировал и бежал в Грасс-дэ-мор. Явившись с повинной, подсудимый заявил, что его командование якобы исполняло приказы князя Тария.

После обвинителя выступил адвокат. Его речь была копией речи предшественникатолько без «якобы».

Затем судьи дали слово свидетелям обвинения.

К трибуне прошёл начальник охраны резиденции правителя. Положил на трибуну фуражку с золотой кокардой, принёс присягу.

– Луга служил под вашим командованием, – произнёс обвинитель, выйдя из-застола. – Это так?

– Так точно, – ответил командир. – Два года и семь месяцев.

– Какие он исполнял обязанности?

– Два месяца был постовым.

– А через два месяца? – спросил обвинитель.

– Он исполнял другие обязанности.

– Хочу напомнить, что вы находитесь под присягой. Прошу вас ответить на мой вопрос громко и чётко.

Командир устремил взгляд на главного судью:

– Я отказываюсь отвечать. Ссылаюсь на первую статью закона «О государственной тайне».

В зале прозвучали недовольные возгласы. Главный судья постучал молотком поподставке, призывая присутствующих к порядку.

Повернувшись к публике, обвинитель развёл руки, как бы говоря: «Хотели открытое слушание – получайте». Приблизившись к трибуне, проговорил:

– Хорошо, спрошу иначе. Подсудимый всё время находился в замке?

– Нет, – произнёс командир.

– Его служба связана с разъездами?

– Я отказываюсь отвечать. Ссылаюсь на первую статью закона «О государственной тайне».

– Подсудимый получал приказы непосредственно от вас?

– Ссылаюсь на первую статью закона «О государственной тайне».

Публика вновь расшумелась. Стук молотка с трудом пробился сквозь гул голосов.

Дождавшись тишины, обвинитель с многозначительным видом покачал головой иобратился к судьям:

– Во время следствия этот свидетель дал исчерпывающие ответы на все вопросы, но сейчас я не могу привести доказательства вины подсудимого, не нарушив закон«О государственной тайне». Прошу вас объявить эту часть заседания закрытой ивыслушать свидетеля в отсутствии посторонних лиц.

– Возражаю! – вскочил защитник. – Его Величество прислушался к голосу общественности и исполнил волю народа. А теперь государственный обвинитель хочет выдворить людей из зала только потому, что не потрудился выстроить другую линию обвинения.

– Возражение принято, – проговорил главный судья и обратился к обвинителю: – Продолжайте.

– У меня больше нет вопросов, на которые свидетель смог бы ответить прилюдно.

– У меня тоже нет вопросов к свидетелю, – произнёс адвокат и, опустившись настул, похлопал Лугу по спине.

Командир охраны покинул трибуну и пошагал к выходу из зала. Следующегосвидетеля со стороны обвинения Эйра ждала со спокойной душой. Она поняла, чтоЛуга выиграет при любом раскладе.

Если обвинитель докажет, что подсудимый клеветал на князя Тария, Лугу приговорят самое большее к трём годам лишения свободы. Что ему действительногрозит, так это ответный иск князя о моральном ущербе. Но Тарий вряд лизаинтересован в продолжении шумихи вокруг своей персоны.

Если адвокат докажет невиновность подсудимого, то «Мир без насилия» сразу же набросится на Тария, и Луга отойдёт на задний план. Даже если против неговозбудят новое дело и обвинят в убийствах невинных людей, адвокат будетнастаивать на смягчающем обстоятельстве: Луга был рядовым бойцом, человекомподневольным. У военных свои понятия чести и долга.

Свидетели сменяли друг друга. На большинство вопросов звучал один ответ: «Ссылаюсь на первую статью закона «О государственной тайне». Последнимвыступил психиатр. Он пытался убедить суд, что Луга спокойный, бесконфликтный человек, неспособный на убийства, и его рассказы о карательных операциях – чистой воды выдумка.

Юстин Ассиз выглядел равнодушным, однако Эйра чувствовала исходящее от негоудовлетворение. Ей показалось это странным. Ведь советник по вопросамправосудия, по идее, должен стоять на стороне государственного обвинителя.

От внезапной догадки Эйра покачнулась на стуле. Адэр вознамерился свергнуть князя Тария и вернуть княжество в состав Грасс-дэ-мора. Для этого надо, чтобы Луга выиграл дело. Поэтому Юстин Ассиз провёл расследование, а потом устроил утечку информации. Благодаря этой утечке «Мир без насилия» заинтересовался судебным разбирательством, и заведомо закрытое слушание было объявленооткрытым. Теперь государственный обвинитель бьётся головой об стену, не имея возможности выложить припасённые козыри.

– Адвокат подсудимого! – произнёс главный судья. – Вы предоставили список свидетелей со стороны защиты. В нём числиться двести три человека. Чтобы их выслушать, нам потребуется несколько месяцев. Выберите двадцать человек. Насвоё усмотрение. Суд выделит им два дня. Показания остальных свидетелей суд примет в письменном виде. Объявляю трёхдневный перерыв.

Покинув здание правосудия, Эйра села в автомобиль и велела Мебо отвезти её в особняк маркиза Бархата.

***

– Что ты здесь делаешь? – спросил Адэр, оторвав взгляд от газеты.

Эйра замерла на пороге комнаты:

– А вы что здесь делаете? – С опозданием сделала реверанс. – Ваше Величество…

Ни на улице, ни во дворе особняка она не видела автомобиль Адэра. Количествостражей её не удивило: с тех пор как Вилар приютил детей Анатана и семью Крикса, дом и прилегающая территория находились под усиленной охраной. Слугивзяли у Эйры плащ, спросили, будет ли она ужинать, провели её в гостиную и не предупредили, что там правитель.

Адэр отложил газету на журнальный столик. Откинувшись на спинку кресла, забросил ногу на ногу:

– Повтор вопроса портит изысканную беседу. Мы ведь не станем до этогоопускаться?

Покидая здание суда, Эйра собиралась отправиться в гостиницу и хорошеньковыспаться. Но, усевшись в машину, представила, как войдёт в гостиничный номер, закроет двери и останется наедине с невесёлыми мыслями. Ляжет в холодную постель, воззрится в потолок и, вместо того чтобы погрузиться в сон, предастся мучительным размышлениям. И такая тоска её взяла…

– Я приехала к Анатану.

– Я тоже приехал к Анатану, – промолвил Адэр.

– Повтор ответа ничего не портит? – произнесла Эйра. Пытаясь скрыть смущение иуспокоиться, подошла к окну, закрыла рамы.

День был солнечным, тёплым. Но к вечеру разобрался ветер, небо затянулось тучами. Воздух наполнился запахом приближающейся зимы.

Раздался скрип кресла. Прозвучали неторопливые шаги.

– Я хотел увидеть тебя.

Рассматривая за окном парк, Эйра ощутила взгляд на шее. Как же она соскучилась по этим взглядам, истосковалась по голосу...

– Мне тебя не хватает, – промолвил Адэр. – Я без тебя задыхаюсь. Мне нечемдышать.

– Это скоро пройдёт, – сказала Эйра, наблюдая, как ветер гоняет по аллеямзолотистую листву.

– Посмотри на меня!

Она обернулась, уткнулась взглядом Адэру в плечо.

– Я не знаю, как вернуться в прошлое и всё изменить. Что мне сделать, Эйра? Скажи, и я это сделаю без лишних вопросов.

– Извините, но мне пора.

– Постой со мной, – проговорил Адэр, спрятав руки в карманы брюк. – Простопостой. Одну минуту. – И выдержав паузу, направился к двери.

Эйра смотрела ему в спину. Чувства раскалились докрасна. Пламя охватило её душу.

– Адэр!

Он замер. Медленно обернулся. Эйра подбежала к нему, обвила шею руками, прильнула щекой к его груди.

Он стиснул её в объятиях:

– Только ты и я. Повтори.

– Только вы и я.

– Никто не посмеет встать у нас на пути. Повтори.

– Посмеют, – сказала Эйра.

– Мы никому не позволим.

– Позволим.

Адэр взял её лицо в ладони:

– Почему ты всегда со мной споришь?

– Я реально смотрю на вещи, – промолвила Эйра, с жадностью глядя ему в глаза – Но пока никто не встал у нас на пути – только вы и я.

Адэр улыбнулся:

– Поехали в замок. Парень и Девица меня бросили. Мун извёлся. Твоя старухацелыми днями сидит в твоих покоях. Придворные закидывают меня предложениями, а я увяз в проекте закона о труде. Мне нужна твоя помощь.

Эйра провела пальцами по груди Адэра, поправила воротник его кофты:

– Дождусь окончания суда и приеду.

– Луге вынесут оправдательный приговор. Поехали.

Эйра отрицательно покачала головой. Кивком указала на лестницу, ведущую наверхний этаж:

– С Анатаном говорили?

– Он пьян.

– Что?!

– Слуги прячут спиртное, он находит, напивается, отсыпается, снова напивается. Замкнутый круг. Мне уже неловко перед Виларом.

– Где дети? – спросила Эйра, только сейчас заметив, что в доме подозрительнотихо.

– С женой Крикса. – Адэр прошёлся по гостиной, упёрся руками в спинку кресла, побарабанил пальцами по обивке. – Может, отправить его обратно в лечебницу?

В покоях, выделенных детям Анатана, стоял запах винных паров. Глава семейства, раззявив рот, спал в кресле. Отросшие вскосмаченные волосы, обрюзгшее лицо, несвежая рубашка, мятые брюки.

Анатан и раньше не выглядел как дворянин. Даже причёсанный, опрысканный одеколоном, одетый в дорогой костюм, он отличался от советников и чиновников своим простодушным, немного наивным взглядом, смиренным изломом губ. Совсемдругим Анатан был на прииске, среди своих рабочих. В резиновых сапогах, в залатанной рубашке, измазанный глиной, он выглядел как хозяин, и был настоящимхозяином: требовательным, жёстким. В психиатрической лечебнице он был убитымгорем человеком. Сейчас в кресле спал чужой человек: безвольный, ничтожный.

Растормошив Анатана, Эйра подхватила его под локоть и потащила в туалетную комнату. Он таращился по сторонам. Спотыкаясь, оглядывался на Адэра ивыдавливал улыбку: «Это всё психушка. Отвык ходить…»

Эйра набрала полную ванну:

– Садись.

Щёки Анатана стали пунцовыми.

– Постыдилась бы. Я тебе в отцы гожусь.

– Садись! Живо!

Наблюдая за ними, Адэр привалился плечом к стене, скрестил руки на груди.

Скинув ботинки, Анатан забрался в воду, с шумом втянул в себя воздух:

– Сварюсь.

Эйра порылась в настенном шкафчике и протянула ему лезвие:

– Режь вдоль. Поперёк режут новички.

Анатан вытаращил глаза:

– Ты чего это?

– Режь вены!

– Я что, дурак что ли?

– Уйти в мир пьянства, безусловно, проще. Но подумай о детях. Их жизнь превратилась в ад. Пожалей их и покончи с собой.

– Ты что такое говоришь? – произнёс Анатан, с ужасом глядя на лезвие.

– Не переживай. Дети не останутся одни. Первое время за ними присмотрит женаКрикса. Потом я найду им приёмных родителей. Их окружат любовью и заботой ивернут им детство.

Адэр оттолкнулся от стены:

– Всё, Эйра, хватит.

– В твоём сердце нет места их горю, – промолвила она, склонившись над Анатаном. – Зачем детям отец, который думает только о себе?

Он обмяк, ссутулился:

– Крикс сказал, что в норах адов он нашёл одежду Таси. Нашёл её калоши.

Эйра кивнула:

– Нашёл.

– И кости.

– И женские кости.

– А вдруг это не она?

– Её надо похоронить, Анатан.

– Моя мать была в открытом гробу. Отец тоже в открытом гробу. Я смог с нимипопрощаться. А что увидят мои дети? С кем или с чем они попрощаются?

– С тяжёлым прошлым.

Анатан заскрежетал зубами:

– Хочу, чтобы он сдох!

– Умирают все, а жалеют о содеянном и страдают немногие, – прошептала Эйра. – Я заставлю его пожалеть. Это наказание пострашнее смерти.

Анатан сжал кулаки; его руки задрожали от напряжения, пальцы побелели.

– Хочу, чтобы он страдал.

– Он будет страдать. Обещаю.

Проводив Адэра до прихожей, Эйра остановилась.

– Нельзя обещать то, что не сможешь выполнить, – проговорил он, глядя наохранителей, открывших перед ним двери.

– Хлыст уже страдает. Такой жизни, как у него, радуются только дураки.

Кивнув, Адэр переступил порог. Дверь гулко хлопнула.

Эйра подошла к окну. Адэр сел в машину охраны: видимо, он не хотел афишировать свой приезд в столицу. Загудели двигатели, стражи распахнуливорота. Мигнув задними фарами, вереница автомобилей покинула двор, залитый светом фонарей.

Теперь можно позвонить в замок, уговорить Крикса приехать в Ларжетай, расспросить его о Рашоре и узнать, как продвигаются поиски сына Хлыста.

***

Три года назад Грасс-дэ-мор переживал тяжёлые времена: конфликт с «Миром без насилия», остановка предприятий с иностранным капиталом, продовольственная блокада. Финансовый, промышленный и социальный кризисы усугубляла непогода: дождь сутками лил как из ведра. Грязевые потоки хоронили каторжный труд строителей дорог, сносили в море прибрежные селения, смывали с полей плодородную почву. Ориенты с ужасом ждали, когда месиво из воды, глины и песказальёт пещеры, и содрогались при мысли, что зимовать придётся в пустоши, под открытым небом.

Та зима была кошмаром не только для грасситов. В соседнем государстве – княжестве Тария – начался сущий потоп. Несмотря на трудное положение своей страны Адэр распорядился предоставить кров пострадавшим. И никто не задался вопросом, почему более пяти сотен тарийцев не пожелали вернуться на родину, когда последствия наводнения были устранены. Честно говоря, в то время было не до расспросов, у работников служб хватало забот: Адэр отменил закон орезервациях, и в Грасс-дэ-мор хлынули ветоны, климы и ориенты, сбежавшие отпроизвола Великого двадцать лет назад.

Работники миграционной службы выдали тарийцам документы, социальные работники оформили пособия, помогли в поисках работы. Детей поселенцев зачислили в школы, приписали к поликлиникам. И опять же никто не спросил: чтовынудило бывших граждан чужой страны приспосабливаться к новым условиям, когда в княжестве их ждала привычная жизнь? Сами же тарийцы молчали.

Они бы молчали и по сей день, если бы Эйра – перед отъездом в Ракшаду – не вложила в папку с документами записку: «Пятьсот граждан Тарии променялиродину». Листочек попал Адэру на глаза, но он не придал ему значения: в Тезар тоже приезжают на неделю-другую, а остаются навсегда.

Когда Луга рассказал о своём участии в карательных операциях, проводимых властями Тарии, Адэр вспомнил о записке. Давнее, жгучее желание вернуть княжество в состав Грасс-дэ-мора вдруг стало реальным.

Выступить в суде согласились две сотни тарийцев. Защитник Луги отобрал двадцать человек, чьи свидетельства могли бы вызвать международный скандал: княжество Тария было членом «Мира без насилия», с аморальными явлениями в этом элитном мире позволено бороться только ненасильственными методами.

На протяжении нескольких часов свидетели рассказывали о буднях. О том, чтонельзя приглашать гостей без разрешения главы местного совета. Нельзя из страны уезжать всей семьёй. На время отъезда члена семьи банковские счетаостальных домочадцев замораживают. Письма приходят вскрытыми. В телефонной трубке раздаются щелчки. За доносительство выплачивают премию…

Свидетели рассказывали о личных несчастиях. У одних при загадочных обстоятельствах погибли родственники. У других исчезли соседи. Кто-то потерял друзей. В Тарии людям страшно говорить, страшно смотреть, страшно быть очевидцем каких-то событий. Страшно знакомиться и страшно расставаться.

Выслушав первую десятку свидетелей, главный судья объявил перерыв на неделю. Публика покидала зал оглушённая, подавленная. Корреспонденты строчили статьи, сидя на ступенях здания суда. Через час статьи полетят по телеграфу, и утромпервые полосы газет запестрят кричащими заголовками. У Краеугольных Земель есть неделя, чтобы проникнуться и возмутиться.

Вроде бы всё шло так, как задумал Адэр, но Юстин Ассиз, прощаясь с Эйрой, обронил фразу: «Странно, что князь Тарий никак себя не проявляет». Этодействительно казалось странным: ни ответных заявлений, ни опровержений.

Эйра шагала к стоянке, расположенной на краю площади. Куда теперь? В Мадрабиили на строительство моста? Или провести эту неделю с Анатаном и его детьми? Следуя за ней, Мебо и Драго обсуждали жизнь в Тарии. По сравнению с цивилизованным княжеством отвергнутый Грасс-дэ-мор им казался раем. Талаш молчал. Возможно, ему был непонятен поступок Луги: истинные воины подчиняются командирам беспрекословно и даже под страхом смерти не выдаютгосударственные тайны, истинные воины не думают о чужих жертвах и с готовностью приносят в жертву себя во имя Бога, державы и хазира.

– Госпожа! – прозвучал робкий голос.

Эйра оглянулась.

Скромно одетая женщина стушевалась. Потупила взор, замяла в руках тряпичную сумочку:

– Вы тайный советник Его Величества?

– Да.

Незнакомка сделала знак приятельницам, стоявшим в пяти шагах от неё, и вместе с ними сделала реверанс. Наклон головы, манера держать спину и руки выдала в женщинах служанок.

– Вы можете уделить нам пять минут?

Эйра прошла в сквер, обрамляющий площадь, опустилась на скамью, выгнутую дугой, и жестом предложила женщинам сесть. Разговор затянулся до позднеговечера.

Направляясь к машине, Эйра уже не думала, куда ехать: в Мадраби или настроительство моста. Она знала, чем займётся. Мысли, как гнойные раны, вызывали в душе лихорадку.

– Эйра, – промолвил Драго, открыв перед ней дверцу автомобиля. – Тебе нельзя это делать.

Она вздохнула: мужчинам никогда её не понять. Подозвала Мебо и Талаша и, глядя в хмурые лица, сказала:

– Я не хочу слышать от вас, что я могу делать или что не могу делать. Когда я что-то вам говорю, я хочу слышать два слова: «Да, Эйра». А когда я молчу, я хочу, чтобы вы тоже молчали. Всё ясно?

– Да, Эйра, – кивнули охранители и заняли места в машине.

– В ратушу, – произнесла она и прильнула лбом к стеклу, силясь охладить мысли.

***

– Мой отец часто ходил на собрания клуба читателей, – говорил свидетель, сильноволнуясь. Каждое слово давалось ему с трудом. Он проводил ладонью покоротенькой чёлке, опускал руку на трибуну и вновь тянулся к волосам. – Он любил читать. А ещё больше любил обсуждать книги. Сюжет, героев, всякое такое. А из меня слушатель никудышный, мне читать некогда, и в сюжетах я не понимаю. Читаю газеты, слушаю радио и всякое такое. А мой отец газеты не читал и радио не слушал. Он вообще жил там, в книгах. Иногда появлялся, чтобы поесть и всякое такое.

– Что случилось с вашим отцом? – не выдержал защитник.

– Они обсуждали книгу, в клубе, и мой отец сказал, что думает. Наверное, сказал плохо, потому что пришёл из клуба сам не свой и лёг спать. Ночью он обычночитает. Я не знаю, когда он спит. Днём, наверное.

– Что с ним произошло? – спросил защитник и сделал кистями рук вращательные движения, как бы говоря: быстрее, быстрее.

Свидетель пригладил чёлку; она уже лоснилась и блестела в свете люстры.

– На следующий день я пришёл с работы, а отец говорит: кто-то дёргал заднюю дверь. Он закрыл её на все замки и подпёр шваброй. Через день ему показалось, что за окнами следят, и он задёрнул шторы. Я подумал: всё, зачитался. Даже не хотел отпускать его в клуб. Но он больше никуда не ходит, а ему надо общаться. И я отпустил.

Защитник направил указательный палец в потолок:

– И?..

– Он ушёл и не вернулся, – вздохнул свидетель. – Соседка нашла в мусорном баке его сумку с книгами. Он бы никогда их не выбросил. В клубе сказали, что такого не помнят. А когда я сказал, что он пропал, они все быстро разошлись. В участке правопорядка приняли моё заявление, но ни разу не позвонили. А когда я пришёл сам, во всём обвинили меня и…

Расширив глаза, свидетель умолк на полуслове.

Публика крутила головами, поднималась волной: от задних рядов к передним. Попроходу между рядами шёл солидный человек средних лет, облачённый в светлый костюм, будто он явился не в суд, а на праздник. Репортёры дёргали чехлы, нодостать фотокамеры не решались.

Главный судья встал вместе с коллегами:

– Князь Тарий… – и склонил голову.

Князь занял место за столом обвинителя, дождался, когда все сядут. Обратил взор на свидетеля:

– Сколько лет вы живёте в Грасс-дэ-море?

– Три года, Ваше Величество, – пробормотал мужчина, пригладив чёлку.

Эйра покосилась на старшего советника Лаела, сидевшего от неё по правую руку. Тайком бросила взгляд на советника Ассиза, сидевшего слева. Оба поджали губы. Оно и понятно: к князьям обычно обращаются: «Ваша Светлость», но князь Викунаи князь Тарий приравняли себя к королям. Прадед первого – нетитулованный дворянин – был секретарём Зервана. Прадед второго – плебей – был начальникомподземной тюрьмы…

– Почему вы молчали три года и заговорили только сейчас? – спросил князь у свидетеля.

Защитник и обвинитель вскочили со стульев и в один голос выкрикнули:

– Возражаю!

– Посетитель заседания не может задавать вопросы, – сказал защитник.

– Любое вмешательство извне внесёт хаос в судебный процесс, – добавил обвинитель.

– Посетитель?! – Князь поднялся. – Я пострадавшая сторона.

– Это мы провели расследование. Мы подали иск – не вы! – возразил обвинитель.

– Почему никто не поставил меня в известность? Почему о том, что здесь творится, я узнал из газет? – Князь направил взгляд на главного судью. – Ваша честь! Сторона защиты и сторона обвинения ведут двойную игру.

– Я защищаю ваше доброе имя, князь Тарий,– проговорил обвинитель.

– Так докажите это! – Тарий указал на свидетеля. – Спросите у него, почему онмолчал три года. Спросите: кто или что заставило его прийти сюда исвидетельствовать против своего правителя?

Силясь сохранить хорошую мину при плохой игре, обвинитель обратился к свидетелю:

– Почему вы не вернулись на родину, когда последствия наводнения былиустранены и ваш правитель обещал возместить пострадавшим ущерб?

– Вы не о том спрашиваете! – возмутился Тарий.

– Я задал вопрос, – сказал обвинитель, глядя на свидетеля. – Отвечайте.

– Там трудно жить и всякое такое…

– Какие трудности вы испытывали?

Свидетель не успел ответить.

– Народ всегда недоволен теми, кто наделён властью, – произнёс Тарий. – Слугинедовольны господином, рабочие недовольны хозяином завода, подданные недовольны правителем. – Обернувшись, князь окинул взглядом первые ряды. – Вам ли это не знать, господа? – Повернулся к свидетелю. – Почему вы три годамолчали о том, какой я требовательный правитель?

– Меня никто не спрашивал, – промолвил мужчина, прижав пальцы к чёлке.

– Вопросы задаю я! – произнёс обвинитель.

– Не те вопросы! – Князь приблизился к трибуне. Вперив в свидетеля грозный взгляд, указал себе за спину, на Лугу. – Ты слышал, что о нём говорили?

– Возражаю! – выкрикнул защитник.

– Он убийца! Он убил сотни людей. Быть может, он убил твоего отца. Быть может, перед тем как убить, он пытал его и смеялся.

Свидетель пошатнулся, схватился за трибуну. Обвинитель и защитник заговорилинаперебой, публика загалдела. Судья застучал молотком.

Голос Тария перекрыл шум:

– А труп выбросил. На съедения собакам. Таким же диким и бездушным, как он сам.

Подставка от удара молотка слетела на пол.

– Он убийца! – громыхал голос князя. – А ты стоишь здесь и защищаешь его. Почему ты здесь?

– Мне сказали, что я не получу вид на жительство, если не выступлю! – выкрикнул свидетель на пределе душевных сил. – Сказали, что меня, голого и босого, вышлютиз страны.

В зале повисла тишина.

Первым спохватился защитник:

– Вот вам и доказательство того, что мой подзащитный прав. В Тарии творится что-то страшное, что бывшие граждане боятся туда ехать.

Смерив его надменным взглядом, князь повернулся к судьям:

– Ваша честь! Суд не может принимать во внимание свидетельства, полученные под давлением, путём запугивания и угроз.

Эйра придвинулась к Юстину Ассизу:

– Вы правда их запугали?

– Жёсткий, как непрожаренное мясо, – произнёс Ассиз, взирая на Тария.

Эйра вжалась в спинку стула. Советник по вопросам правосудия, проводя следствие, добивался показаний незаконными методами! Что тогда говорить одействиях других блюстителей закона, в других делах?

Серьёзный судебный процесс превращался в дешёвый фарс. Обладая такой мощью и таким напором, князь заставит извиняться перед собой не следователей, не судей, не Юстина Ассиза. Перед Тарием будет держать ответ Адэр.

– Вы свободны, – сказал главный судья свидетелю.

Мужчина покинул трибуну. Съёжившись, прошмыгнул мимо князя и чуть ли не бегомнаправился к выходу из зала.

– Ваша честь! – проговорил Тарий. – Я прошу многоуважаемый суд вызвать всех свидетелей, все две сотни. И тех, кто выступил неделю назад. Прошу разрешить мне задать им два вопроса. Это займёт не так много времени. Я верю, что суд Грасс-дэ-мора – самый справедливый суд. Позвольте и другим поверить в это.

Судьи придвинулись друг к другу и стали тихо совещаться. Подперев локоть кулаком, Ассиз прикрыл ладонью глаза. Лаел протяжно вздохнул. Защитник Лугиоглянулся, ожидая поддержки и помощи.

Эйра дала ему знак. Когда защитник присел перед ней на корточки, прошептала:

– Пусть Луга признает свою вину.

– Нет…

– Проигрывать надо с честью.

– Признания не будет, – отрезал защитник и вернулся на место.

Чувствуя на себе взгляды, любопытные, удивлённые, недовольные, Эйра подошлак Луге, взяла его сзади за плечи и, наклонившись, сказала ему в ухо:

– Признай вину.

Главный судья занёс над столом молоток, приготовившись объявить решение.

Луга встал:

– Я признаю свою вину.

Зал взорвался криками. Судья заколотил молотком по столу.

– Я оклеветал князя Тария! – проорал Луга. – Всё, что я говорил, – выдумка. Я хотел прославиться. Хотел попасть в газеты. Хотел, чтобы обо мне говорили.

Эйра погладила Лугу по спине, посмотрела на князя, ответила улыбкой на улыбку исела между советниками. Судьи удалились в совещательную комнату.

– Приговор будет обвинительным, – произнёс Лаел. – По твоей вине.

Несмотря на трагизм ситуации, Эйра едва не рассмеялась:

– Вы надеялись, что Лугу оправдают?

– Мы могли ещё побороться, – отозвался Ассиз.

– И проиграть с позором, – кивнула она. – Ваша задача...

Ассиз вздёрнул брови:

– И ты ещё осмеливаешься говорить мне о моих задачах?

– Ваша задача, – грубо проговорила Эйра, – задержать князя Тария в фойе исобрать вокруг себя как можно больше репортёров.

Ассиз покосился, но возразить или съязвить не осмелился.

Через полчаса публика выслушала приговор подсудимому: шесть (шесть, а не три!) лет заключения в искупительном поселении общего режима без права досрочногоосвобождения. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Надзиратели увели Лугу. Стражи быстро выдворили из зала плебеев и рядовых дворян. Вельможи и сановники поспешили пожать руку князю. Но Ассиз взял егопод локоть, махнул репортёрам и через толпу повёл в фойе.

Запечатлеть себя рядом с победителем пожелали все высокопоставленные особы. А он, позируя перед журналистами, бегал взглядом по лицам. Увидев Эйру, кивкомвелел подойти. Стиснул её пальцы.

– Мне говорили, что у Его Величества Адэра Карро очаровательный тайный советник, но почему-то не сказали, что этот советник ещё и мудрый.

– Благодарю, князь Тарий. Нас фотографируют, князь Тарий. Смотрите мне в глазаи улыбайтесь, князь Тарий, – сказал Эйра и прошептала на языке морун: «Я стираю с зеркала пыль».

С губ князя сползла улыбка. Лицо посерело, окаменело. Эйра высвободила руку, отступила на пару шагов, прищурилась от вспышек.

Тарий вдавил кулаки себе в грудь и с воем упал на колени.

Часть 18

***

Адэр поднял воротник, спрятал руки в карманы пальто и направился в замок. Мерзкая погода соответствовала настроению сильнее, чем когда-либо, и не располагала к долгой прогулке.

Сложись обстоятельства иначе, в княжестве Тария не сегодня-завтра началось бы доскональное расследование. Князя осудили бы за преступления против собственного народа. «Мир без насилия» инициировал бы процедуру лишения титула и конфискации владений. И тогда, за минуту до самого мрачного часа в жизни семейства Тариев, Адэр предложил бы князю свою помощь и защиту в обмен на присоединение княжества к Грасс-дэ-мору.

Адэр продумал всё до мельчайших деталей, но он не ожидал вмешательства высших сил: князь Тарий скончался от сердечного приступа. Его тело ещё не предали земле, а сыновья покойного уже сцепились в схватке за кресло с обивкой цвета королей. Будущее нетрудно предугадать: победитель прилюдно пообещает исправить ошибки прошлого и принесёт клятву верности «Миру без насилия».

Войдя в кабинет, Адэр разместился возле жаркого камина и стал просматривать свежие выпуски газет. Статьи были написаны словно под копирку и отличались только названиями: «За победой поражение», «Изнанка души», «Жертва или злодей?»... Бульварные и малотиражные издания Адэр откладывал в сторону. Отложил бы и эту газетёнку, если бы взгляд не упёрся в заголовок: «Суд моруны».

«Неделю назад в Ларжетае, в фойе здания правосудия, люди оказались очевидцами трагического происшествия, – сообщал автор очерка. – Князь Тарий, одержавший победу в нашумевшем судебном заседании, – человек гордый, волевой – упал перед публикой на колени и, рыдая, признался в ужасных деяниях.

Раскаяние было настолько жгучим, настолько глубоким и искренним, что сердце князя не выдержало. Князь Тарий скончался в больнице, не успев назвать преемника, дать напутствие детям и попрощаться с супругой.

Весь мир обсуждает происшествие, пытаясь понять: речь князя – правда или предсмертный бред? Исповедь или ложное обвинение самого себя во имя каких-то целей? Но никто не говорит о том, что за минуту до публичного покаяния князь принимал поздравление от тайного советника Его Величества Адэра Карро. Советник, точнее, советчица, моруна – была последним человеком, кто посмотрел князю в глаза.

Несколько лет назад мне попала в руки подшивка газет, издаваемых в прошлом веке. В одной из них был опубликован шокирующий очерк о так называемом Суде моруны. Оказывается, в давние времена верховная жрица часто пересматривала судебные решения. К ней мог обратиться любой пострадавший, не добившийся в суде справедливости, любой осуждённый, не сумевший доказать свою невиновность. Нередко жрица сама вызывала человека, порядочность которого подвергалась сомнению.

Верховная жрица не обвиняла, не спрашивала, не слушала – она просто смотрела человеку в глаза. Виновный в преступлениях или в других нелицеприятных деяниях бился в припадке, корчился в судорогах. Не выдержав боли, признавался в содеянном и превращался в слюнтяя, который боялся наступить даже на собственную тень.

Много лет меня волновал вопрос: как переносили такой Суд люди со слабым здоровьем? Смерть князя Тария послужила ответом. У каждого преступника есть право на защиту, есть право с достоинством выслушать приговор и смиренно принять наказание. Моруна лишила князя этих прав.

Суд моруны – это хладнокровная расправа, которую нельзя назвать судом, ибо суд человеческий – милосердный, гуманный, а судилище моруны не знает жалости и сострадания. Немудрено, что предыдущую верховную жрицу сожгли на костре.

Пришли тёмные времена, зло выползло из-за долины Печали, чтобы закончить своё чёрное дело. Храни нас Бог!»

Адэр вызвал Крикса и со словами: «Разберись с этим» вручил ему бульварную газетёнку. Затем велел Гюсту принести подборку газет недельной давности. Разложив их на столе, принялся передвигать с места на место.

На этом снимке Эйра жмёт князю руку. Здесь князь выглядит так, словно его хватил удар. Эйра выпускает его ладонь. Делает шаг назад. Князь на коленях, кулаки вдавлены в грудь, на лице страдальческая гримаса. Вокруг паника, суматоха, и только Эйра невозмутима – как судья после оглашения приговора…

Вечером явился Крикс. Нераспроданные экземпляры бульварной газеты изъяты из ларьков. Автор очерка и главный редактор задержаны по статье «Возбуждение ненависти либо вражды». Редакция опечатана.

Через два дня приехал советник по вопросам правосудия Ассиз.

Адэр долго изучал протокол судебного заседания. Копию он получил ещё неделю назад, но, держа в руках оригинал, вдруг почувствовал себя в зале суда: бумага удивительным образом передала запах атмосферы, царившей на слушании. Наконец сложил документы в папку и вернул советнику:

– Что она сказала князю?

– «Улыбайтесь, нас фотографируют».

– И всё?

– Сказала ещё что-то, но я не расслышал. – Изобразив на лице досаду, Ассиз покачал головой. – Зря она велела Луге признать вину.

– Она спасла нас от позора.

– Мы могли ещё побороться.

– Наблюдая, как две сотни свидетелей в страхе блеют перед князем? – Поднявшись, Адэр принялся мерить комнату шагами. – Адвокат и обвинитель велисебя непрофессионально. Судья передал бразды правления в руки постороннему человеку. Не суд, а балаган! Откуда взялись шесть лет лишения свободы, когдастатьёй предусмотрены три? И почему приговор не подлежит обжалованию?

– Судья уволен с должности, обвинителю…

Адэр жестом осёк советника:

– Придержите оправдания до заседания Совета. – Уселся в кресло и, придвинув к себе проект закона о труде, дал понять, что разговор закончен.

***

Адэр целый день провёл на строительстве причала. Работами руководилиракшады; общение с ними всегда вызывало у Адэра внутренний протест. Ракшады и прежде позволяли себе переговариваться в его присутствии на шайдире. Он не понимал ни слова и чувствовал себя не в своей тарелке. А сегодня вдруг начал различать на слух фразы, которые заучивал целиком. «У него слишком длинный нос», «Мы зря тратим на него время», «Не объясняй, он всё равно не поймёт»…

Слышать о себе правду было неприятно. В душе шипела смесь воды и огня, ноАдэр изо всех сил старался держать себя в руках: ракшадам незачем знать, чтотеперь он обладает секретным оружием.

В замок вернулся в дурном расположении духа, намереваясь напиться и пойтивразнос. Он здоровый сильный мужчина, ему нужна женщина, чтобы получить хоть какое-то удовольствие от жизни.

В холле его встретил Гюст:

– Старший советник Лаел ждёт вас в приёмной.

– Перенеси встречу на утро, – промолвил Адэр, ответив кивком на приветствия придворных.

Похоже, его взгляд и выражение лица подсказали бывшей пассии о планах на ночь. Придворная улыбнулась, легонько качнула головой.

– Советник встревожен, – проговорил Гюст, понизив тон.

Адэр бросил пальто слуге, подождал, когда вытрут обувь, и последовал засекретарём, надеясь, что разговор не затянется надолго. Лаел докладывал потелефону о каждом своём шаге. Что ещё он хочет сказать?

После бараков, в которых жили рабочие, занятые на строительстве причала, кабинет поразил бессмысленной роскошью. Стараясь не замечать картин в позолоте, не смотреть на дорогостоящие безделушки на каминной полке, Адэр наполнил бокал вином, сделал глоток. Подавленное настроение угнетало. Нужнаженщина. Точка.

– В Ларжетае началась забастовка служанок, – проговорил Лаел, продолжая стоять у порога.

Адэр покосился на кожаную папку подмышкой советника:

– Кого?

– Служанок.

– Звучит как название водевиля.

– Я звонил утром, хотел сообщить, но вы уже уехали.

Усевшись возле камина, Адэр закинул ноги на журнальный столик, вновь сделал глоток вина:

– Кто им выдал разрешение на забастовку?

– У них нет разрешения.

– Тогда в чём дело? Людей разгоните, зачинщика арестуйте. – Стиснув ножку бокала, Адэр посмотрел на Лаела. – Кто зачинщик? Эйра?

– Нет. Но она замешана. – Советник указал на стул. – Разрешите? – Получив разрешение, сел, положил папку на колени. – К ней обратилась прислуга старосты Ларжетая. Староста наказал горничную. Немного не рассчитал силу, и горничная угодила в больницу с переломами рёбер.

– Это вы называете «немного»? – Адэр допил вино. – Когда же местные дворяне наберутся ума?

– Служанки выбрали удачное время. Суд, смерть князя, столица кишитрепортёрами. Я просил Эйру замять дело, она дала мне это. – Лаел провёл ладонью по папке. Кровавый рубин на кольце зловеще сверкнул в свете люстры. – Я не сторонник бурного проявления эмоций, и всегда был ярымпротивником стачек, забастовок и митингов. Но с этим… – Лаел положил папку настолик. – С этим надо что-то делать.

Адэр читал заявления служанок до глубокой ночи. Забыв о времени, позвонил в особняк маркиза Бархата, но Эйры там не оказалось. Гюст нашёл номер гостиницы «Дэмор» и убедил портье разбудить тайного советника.

Услышав в трубке сонный голос, Адэр откинулся на спинку кресла, закрыл глаза:

– Привет.

– Привет... Будете меня ругать?

– Я не ругаю людей за принятие взрослых, обдуманных решений. Но эти вопросы, Эйра, лучше решать не на улице, а в суде.

– Я не верю в справедливый суд. А вы? Вы верите?

– Эти женщины могут лишиться работы.

Молчание затянулось.

– Эйра, ты меня слышишь?

– Слышу.

– Это надо замять, Эйра. Грасс-дэ-мор не переживёт ещё один скандал.

– Вчера утром на площади перед ратушей собрались двадцать пять служанок, – прозвучал в трубке тихий голос. – В полдень их было сто. Вечером почти три сотни. Сегодня на площадь выйдет ещё больше людей. Завтра к служанкамприсоединятся работницы кухни и гувернантки. Я хочу, чтобы их уволили. Хочу чтобы уволили всех служанок: в столице, в других городах, в посёлках, в имениях. Хочу, чтобы дворяне остались без прислуги. Пусть попробуют обойтись без тех, когоони называют чернью.

– Чего ты добиваешься?

– Справедливого закона о труде.

Адэр облокотился на стол, обхватил лоб ладонью:

– Спокойной ночи, Эйра.

– Я уже не усну.

– Я тоже.

Покинув кабинет, Адэр приказал Гюсту созвать утром советников на заседание. Шагая через холл, заметил, как с диванчика поднялась придворная дама. Остановил её жестом:

– Не сегодня. – И взбежал по лестнице на верхний этаж.

В зале Совета гудели голоса. Советники обсуждали суд, смерть князя, борьбу закресло княжества. Адэр не вмешивался. Гюст раздал сановникам копии заявлений служанок, и спор вспыхнул с новой силой. Когда Совет начал склоняться к разгону забастовки и к массовым арестам, Адэр подошёл к двери, выглянул в коридор ипригласил в зал Крикса.

В мёртвой тишине вернулся к столу, достал из папки документ:

– Крикс Силар, офицер, семнадцать лет служил в армии Тезара. Пять лет из них служил в специальном корпусе государственной охраны. – Посмотрел на Крикса. – Крикс Силар! Назначаю вас начальником секретной службы. Сегодня финансовое ведомство решит вопрос о финансировании, и вам сообщат, сколько вы можете набрать штатных и внештатных сотрудников.

Караульный приставил к столу стул для новоявленного члена Совета. Зазвучалипоздравления: «С возвращением», – «Давно пора», – «Тебя не хватало».

Опустившись в кресло, Адэр устремил взгляд в окно. В воздухе пролетали то лиснежинки, то ли заледеневшие дождевые капли.

– Однажды ко мне пришли два старика и селянка. Они просили меня защитить их от произвола графа Вальбы. Граф совершил три преступления: сбил ребёнканасмерть, совершил кражу и превратил человека в своего раба. Он трижды нарушил закон и трижды избежал наказания. Люди просили меня заступиться заних. Я не заступился.

Придвинул к себе заявления служанок, рассыпал их веером:

– Служанкам запрещено иметь детей, и они вынуждены отказываться отматеринского счастья. Служанки обязаны жить в доме господина, у них нетсвободного от обязанностей времени. Унижение служанки – обычное дело. Увольнение без причины – обычное дело. Изнасилование – обычное дело.

– Неправда, – подал голос Мави Безбур.

– Я могу провести расследование, – произнёс Крикс, – и выяснить, кто из советников принуждал служанок к половой связи.

Семнадцать взглядов пригвоздили его к стулу.

– Приятно работать с человеком, который сразу седлает дарёного коня, а не смотрит ему в зубы, – проговорил Адэр.

– Женщина всегда может сказать «нет», – отозвался Ярис Ларе.

Адэр вздёрнул брови:

– Серьёзно? Мне ни одна не отказала, хотя я не всем прихожусь по вкусу. Онибоятся отказать. Боятся наказания, боятся потерять работу. У женщин, за которых некому заступиться, очень много страхов. Если женщина не говорит «нет», это не значит, что она согласна.

Советники закивали.

– Единственное, что есть у этих женщин, – промолвил Адэр, указывая на заявления служанок, – это мои обещания. Я обещал защищать мой народ. Но закрываю глазана боль тех, кто нуждается в моей защите. Затыкаю уши, чтобы не слышать их крики. Из-за провалов системы правосудия, из-за ошибочной социальной политики, из-за отсутствия чиновников, преданных народу, готовых на жертвы и способных наподвиги, вера людей в меня тает.

Гюст положил на стол кипу сшитых листов.

– Проект закона о труде особенно чётко показывает разницу в положенииработников и работодателей, – промолвил Адэр, указывая на бумаги. – У первых есть только обязанности, у вторых есть права. Мы отнесли весь простой люд к подклассу человеческого существования. Я отправляю проект на доработку.

– Если мы оговорим права служанки и обязанности господина, дворяне взбунтуются, – заметил советник по социальным вопросам. – Я уже это проходил.

– Они грозные, воинственные, бросаются в бой, не задумываясь, – усмехнулся Адэр. – Но впадают в панику при виде собственной крови. Пустите им кровь, и онистанут сговорчивее.

– Я этим займусь, – сказал Крикс.

Он явно засиделся в своём кабинете, бездействие его утомило: поиски сынаХлыста зашли в тупик, Сибла молчал.

Адэр обвёл примолкших советников взглядом:

– Приказываю создать группу по разработке судебной реформы. Приказываю создать комитет по выявлению недочётов судебной системы. Приказываю учредить комиссию по пересмотру судебных решений.

И вышел из зала.

Через час автомобиль правителя в сопровождении кортежа охраны полетел в Ларжетай.

***

Надзиратель провёл Эйру по первому этажу следственного изолятора и впустил в кабинет начальника. Из-за стола поднялся пожилой коренастый человек. Дешёвый пиджак сидел на нём с изяществом парадного кителя.

– Только из уважения к вам, – сказал начальник и, закрыв шкаф на ключ, вышел в коридор.

Эйра села на стул. Расстегнув пальто, окинула комнату взглядом. Давно не крашеные стены, на окнах решётки, большой сейф со следами от клейкой бумагина дверце, на столе телефон и фото в рамке. Покосившись на двери, Эйраприподнялась и повернула рамку лицевой стороной к себе, надеясь увидеть жену или детей хозяина кабинета. Адэр…

Из коридора донеслись голоса и шаги. Надзиратель запустил в кабинет Лугу, снял с него наручники и удалился.

– Как ты? – спросила Эйра, наблюдая, как Луга растирает запястья.

– Сплю, ем. Всё хорошо, – сказал он и опустился на соседний стул. – Скучнотолько. Меня держат в отдельной камере, как бывшего стража. Говорят, бандиты таких, как я, не любят.

– Прости, что не пришла раньше.

– Да ладно, – улыбнулся Луга. – Говорят, сюда никого не пускают. Ты здесь, свершилось чудо.

– Крикс постарался. Он теперь начальник секретной службы.

– Рад за него. – Луга вздохнул. – Как ребята?

Эйра подошла к окну:

– Тебе повезло. Иди сюда.

Приблизившись к ней, Луга прижался носом к стеклу. Из окна был виден двор изолятора, отгороженный от улицы высоким каменным забором с колючей проволокой наверху. Мебо и Драго болтали у ворот с караульными. Талаш стоял в стороне, разглядывая здание.

Луга помахал рукой, надеясь, что ракшад его увидит:

– Слепая тетеря. И не мёрзнет, зараза. Хоть бы майку надел. – Постучал в стекло.

– Не надо, не стучи, – попросила Эйра. – Тебя уведут, а я хочу побыть с тобой немного.

– Ладно, – кивнул Луга. Взгляд, направленный на товарищей, сделался тоскливым.

– Завтра тебя отправят в искупительное поселение.

– Далеко?

– Не знаю. Я не видела документы, – промолвила Эйра и указала на белую тряпку с цифрами, пришитую к фуфайке. – Что это?

– Это? – Луга прижал ладонь к тряпке. – Мой номер. Теперь у меня нет имени. Говорят, что даже в отправных документах нет моего имени. Только номер. Эточтобы после отсидки я мог вернуться к нормальной жизни. Чтобы братки не разыскали меня по имени. Чтобы семью не стращали. У меня нет семьи, мне плевать. Но закон есть закон.

– «Говорят», – произнесла Эйра. – А кто говорит? Ты же сидишь в одиночке.

– Там много одиночек. Для буйных, для бывших стражей, для педофилов. Делать нечего, вот мы и перекрикиваемся.

– Что ещё говорят?

– Да много всякого. Говорят, смотрящий, в смысле, старший по баракам, мне кличку даст. – Луга забрался коленями на подоконник, замахал руками. С досадой цокнул языком. – Кроты. Ни черта не видят.

От внезапной мысли стало жарко. Эйра стянула с шеи шарф:

– Помнишь нашу поездку к норам адов?

– Помню.

– А помнишь наш разговор с Криксом о Хлысте?

– Помню, – повторил Луга и, спрыгнув с подоконника, направил на Эйру оживший взгляд. – И что?

– Мы ищем его сына и не можем найти. Я подумала… А вдруг он пошёл по стопамотца? Вдруг он был в искупительном поселении или до сих пор там находится? У него нет имени, есть кличка. Его зовут Тормун, но при аресте он мог назваться иначе. Поэтому как Тормун нигде не проходит.

– Знаешь сколько искупительных поселений?

– Знаю. Много. Но только в трёх или четырёх есть колония для несовершеннолетних. Тормуну сейчас семнадцать.

– Если я попаду хотя бы в одно из трёх, – проговорил Луга с сомнением. – А еслипопаду, как его найти? Не приставать же к каждому юнцу. Меня сразу в извращенцы запишут.

– Он не знает, что его отец Хлыст. Для него он – Асон. А как мальчишки? Они любятпохвастаться подвигами отцов. Или в тяжёлой ситуации защитить себя именемотца. Асон убил хозяина магазина и его сына с другом. Ему дали двадцать лет. Этото, что знает Тормун, и он не знает, что его отец на свободе.

– Как-то туманно всё. – Луга покачал головой. – Поговорка есть: «Авоська верёвку вьёт, небоська петлю накидывает, а как-нибудь табурет из-под ног выбивает». Меня братва и так на табурет поставит и верёвку накинет. Я бывший страж, мне спокойная жизнь в тюрьме не светит.

– Я не могу тебе приказывать, – сказала Эйра, потирая ладони. Внутренний жар сменился ознобом. – Это твоя жизнь и твоё решение. Но я знаю, что через многолет ты расскажешь эту историю сыну. Расскажешь, как рисковал, или расскажешь, как ты оказался здравомыслящим человеком. Твой сын будет гордиться либо твоей смелостью, либо осторожностью. Он в любом случае тебя поймёт.

Немного помявшись, Луга кивнул:

– Согласен. Что так, что этак – один чёрт, всё равно от братвы отбиваться. А так хоть какая-то забава.

Эйра обмотала шею шарфом, начала застёгивать пальто. Пальцы дрожали, пуговицы не хотели лезть в петли.

– Письма пиши маркизу Бархату. Адрес помнишь?

– Помню.

– Открывай окно.

Луга сморщил лоб:

– Чего?

– Открой окно и позови их.

Недолго раздумывая, Луга вскочил на подоконник, дёрнул верхний шпингалет. Спрыгнув на пол, щёлкнул нижним. Распахнув рамы, прижался лицом к решётке изаорал во всё горло:

– Пеньки с глазами!

Мебо и Драго рванули к зданию. Талаш не двинулся с места. Караульный засвистел в свисток.

Луга просунул руки между прутьев, заулюлюкал, зацокал языком. Приятели сжалиего ладони, заговорили наперебой: «Держись», – «Не встревай…» – «Мы приедем…»

– Ты гораздо сильнее, чем думаешь, – прокричал Талаш, продолжая стоять у ворот.

– Да, дружище! Да! – крикнул в ответ Луга.

В кабинет вбежал надзиратель:

– На выход!

– Всё, ребята, всё. – Голос Луги предательски сломался. – Не поминайте лихом.

Надзиратель схватил его за шкирку, повалил на пол. Придавив коленом, защёлкнул на запястьях наручники и вздёрнул, как на дыбе.

– Я ни о чём не жалею, – произнёс Луга, сгибаясь пополам. – Слышишь, Малика? Не жалею, что признался. На душе легко, Малика. Я не жалею...

Надзиратель вытащил его в коридор. Начальник подошёл к окну, закрыл раму итяжёлым взглядом прижал Эйру к стене:

– Всё?

– Нет, – промолвила она. – Куда его отправят?

– Не знаю.

– Знаете, – проговорила Эйра и, придвинув стул к столу, села. – Я не уйду, пока не скажете.

Начальник с невозмутимым видом открыл сейф, достал картонную папку назавязках и положил перед Эйрой:

– Смотрите.

На обложке штемпель: «На отправку». Внутри стопка листов с заголовком: «Постановление о месте отбывания наказания». Вместо имени арестанта – номер.

– Так много? – удивилась она.

– У нас отправка два раза в месяц.

Эйра разделила стопку, половину дала начальнику:

– Так будет быстрее. Ищите тринадцать-двадцать три-тридцать три.

Через минуту начальник протянул ей нужный лист.

– В этом искупительном поселении есть колония для несовершеннолетних? – спросила Эйра, бегая глазами по строчкам.

Начальник забрал документ, просмотрел низ страницы:

– Нет.

– Можно его отправить в другое поселение?

Складывая бумаги в папку, начальник не сдержал смешок:

– Как же вы далеки от нашей работы.

– Постановление выдаёт департамент по вопросам исполнения наказаний?

– Вы не так далеки, как я думал. – Спрятав папку в сейф, начальник уселся в кресло. – Департамент – не суд, решения не пересматривает.

Эйра придвинула к себе телефон, сняла трубку, набрала номер:

– Гюст, соедините меня, пожалуйста, с советником Ассизом. – После щелчков услышала знакомый голос. – Граф Ассиз! Мне нужна ваша помощь.

***

– Почему ты не прекратишь это безобразие? – говорил Вилар, расхаживая пообеденному залу. – Это всё из-за Малики?

– Тебя возмущает то, что твои служанки бастуют? – спросил Адэр, наблюдая, как жена Крикса и Тахир, старший приёмный сын Вилара, убирают со стола посуду. – Или ты считаешь, что страной управляет Эйра, а не я?

Вилар споткнулся:

– Ты не так меня понял.

Адэр взял с подставки щипцы, поворошил в камине поленья. Огонь тревожнозаметался и выплюнул сноп ослепительных искр.

– Она никогда прежде не переходила черту, – промолвил Вилар, приблизившись к камину.

– Она всегда и во всём переходит черту, – произнёс Адэр, глядя на оранжевые языки пламени. – Она даже молчит с надрывом.

– Такое впечатление, что мы говорим о разных людях.

– Ты просто забыл, какая она.

– Не забыл.

– Когда ты говорил с ней последний раз?

– Так, чтобы по душам… в день её приезда из Ракшады. Потом перекидывались парой-тройкой фраз, это тяжело назвать разговором. – Бросив взгляд на жену Крикса, складывающую столовые приборы на поднос, Вилар понизил тон. – Ты живёшь в моём доме – она в гостинице. И похоже, за неделю вы ни разу не виделись. Она тебя избегает, как и меня?

Адэр приказал всем выйти из зала, поставил щипцы на подставку:

– Вы забываетесь, маркиз Бархат!

Вилар вытянулся:

– Прошу прощения, Ваше Величество.

– Мы влюблены в одну женщину, но это не даёт вам право сравнивать себя сомной.

– Прошу прощения, – повторил Вилар.

Устремив взгляд на огонь, Адэр нащупал на груди изумрудный ключ, спрятанный под рубашкой. Стиснул его вместе с тканью в кулаке:

– Пора понять, что тебе нужна светлая, ласковая спутница, а над Эйрой господствует тёмная сторона. Эта сторона выталкивает её за пределы личных интересов, влечёт к опасности и риску. Её кровь всегда беспокойна, нервы натянуты, разум возбуждён. Она отдаётся своему предназначению, как женщинаотдаётся любимому мужчине – без оглядки, страстно, с голодным исступлением. Она идёт напролом, когда другие боятся сделать шаг. Её светлая сторона грезитмиром без насилия, радостным миром, миром покоя и справедливости. А тёмная сторона борется за этот мир. И эта борьба делает Эйру дерзкой, неустрашимой, порой безрассудной и самонадеянной. Но только так она может превзойти саму себя, только так она может переступить последние пределы и добиться своего. Воткакую женщину я полюбил. А в какую влюбился ты?

Адэр поднял голову и столкнулся с ошеломлённым взглядом друга.

– Я влюбился глазами и видел то, что на поверхности, – промолвил Вилар еле слышно.

– Хочешь знать, почему я здесь, а не с Эйрой? – вновь заговорил Адэр. – Потому что мои чувства к ней доставляют мне боль. Я полюбил женщину низкогопроисхождения, но её достойны только короли. И меня рвёт на части от одной лишь мысли, что она никогда не будет моей.

– Я глупец.

– Глупец… До сих пор спишь в холодной постели?

– Не всегда.

– Это хорошо. Это хоть немного притупляет боль. – Адэр провёл ладонями порубашке, выравнивая ткань. – Модес не объявился. Через три месяца Элайнаоформит развод. Поторопись со строительством железной дороги. Станешь герцогом и получишь то, чего я лишил тебя двенадцать лет назад.

– Я работаю не ради титула.

Адэр посмотрел искоса:

– К моей сестре совсем охладел?

– Нет. Я люблю воспоминания.

Раздался стук в двери.

– Маркиз Бархат! К вам посетители. Говорят, что их прислал староста Ларжетая.

Адэр и Вилар прошли в гостиную, где их ждали три мелких чиновника; на дешёвых пальто поблескивали значки, флаги Грасс-дэ-мора.

Мужчины представились и, посматривая на Адэра, взирающего в окно, вручилиВилару сколотые листы:

– Маркиз Бархат, подписывая этот документ, вы обещаете разработать должностные инструкции, где будут оговорены права и служебные обязанностинаёмных работников.

– Я знаю, что такое «должностная инструкция». – Вилар взял бумаги, прочёл текст. – А если я не подпишу?

Молодой человек виновато улыбнулся:

– Мы внесём вас в список не рекомендуемых работодателей. Список будетнаходиться в городском бюро по трудоустройству.

– Это не значит, что к вам никто не пойдёт работать, – подал голос седовласый чиновник. – Ваши работники просто будут знать, что работают на свой страх и риск. Их жалобы никто не станет рассматривать.

– В инструкции ничего плохого нет, – подключился человек с выправкой стража. – Вы можете написать всё, что хотите. Даже можете написать, что горничная должнаудовлетворять ваши мужские потребности…

– Что вы себе позволяете? – возмутился Вилар.

– Не позволяю, а объясняю. Городской совет хочет защитить вас и предотвратить посягательства на ваше доброе имя со стороны прислуги. Продумайте инструкции, не выходите за рамки оговорённых требований, и вы никогда не окажетесь в такой ситуации, как сегодня.

– Чёрт знает что, – пробурчал Вилар, подписывая документ. – Мои служанки жиликак королевы. И где они? На сходке!

Седовласый посетитель развёл руками:

– Женская солидарность.

Обладатель военной выправки забрал у Вилара бумаги, приложил к ним ещё одинлист и подошёл к Адэру:

– Ваше Величество, это всё. Маркиз Бархат был последним.

Адэр взял документы и, расположившись на диване, принялся считать отказников. Семнадцать из трёхсот сорока дворян – титулованных и без титула. Зажиточных горожан решили не обходить: урегулирование спора затянулось бы на месяцы, изабастовка захлестнула бы не только столицу.

– Так вот чего ты ждал! – проговорил Вилар, когда за чиновниками закрылись двери.

– Я больше не могу кормить людей одними обещаниями, – произнёс Адэр.

Сделал звонок в ратушу и приказал охранителю принести пальто.

Центр столицы был парализован. Перед ратушей шумела толпа, оцепленная служителями порядка. Раздавались крики: «Мы не мебель», – «Мы люди». Тут итам шныряли репортёры с фотоаппаратами наперевес. Зеваки теснились натротуарах и на балконах домов, наблюдали за происходящим из окон. Наблизлежащих к площади улицах образовались пробки.

Адэр вышел из салона – его тотчас окружили стражи и охранители – и пошагал подороге, обходя автомобили и конные повозки. Люди выбирались из карет, выскакивали из машин, кто-то залез на капот. Недовольный хозяин автомобиля посигналил. Его примеру последовали другие, и улица оглохла от гудков и ржания лошадей.

Адэр наконец-то добрался до площади и двинулся к ратуше, рассматривая притихшую толпу женщин, одетых как на зимовку. Слышалось похлопывание варежек, постукивание сапога о сапог. Перед озябшими лицами клубился мутный воздух, согретый лёгкими.

Вроде бы рост самосознания людей – это хорошо, но если все станут выражать своё недовольство таким образом – начнётся хаос, который как могильная плитапридавит непопулярные государственные программы, неизбежные при проведенииреформ. Если действовать только в интересах народа, забыв об интересах страны, страна отплатит сполна, народ пострадает ещё сильнее. Грядёт очередная денежная реформа, за ней судебная. Видимо пришло время для организацииинформационной кампании, которая должна будет успокоить людей, убедить иобнадёжить.

Адэр взбежал по лестнице и вошёл в ратушу. Дежурный провёл его в кабинет, где собрались представительницы интересов служанок, высокопоставленные столичные чиновники и староста – виновник смуты. Женщины поднялись состульев, сгрудились за столом, будто это был не стол, а нерушимая граница. Эйрапродолжала стоять рядом с мужчинами.

Адэр вручил служанкам бумаги, подписанные столичными дворянами и, подойдя к чиновникам, прошипел:

– Ещё раз допустите такое – уничтожу.

Через полчаса разношёрстная компания покинула ратушу. Чиновники ипредставительницы бастующих встали наверху лестницы за спиной Адэра, Эйраспустилась на площадь и заняла место в первом ряду.

– Когда мне сказали, что в столице началась забастовка, я приготовился услышать требования, – проговорил Адэр, окинув толпу взглядом. – Но мне дали вашизаявления. Это были письма, рассказы о самом тяжёлом дне в вашей жизни. Я читал ваши письма всю ночь. В них не говорилось, где вы работаете. В них не былоимён ваших обидчиков. И это... так человечно, так благородно. Вы намногоблагороднее тех людей, кто обошёлся с вами плохо. Поэтому я сам выдвинул требования вашим господам.

Дал слово представительнице служанок и, когда та начала читать документ, подписанный дворянами, присоединился к Эйре:

– Я понимаю... Ты три недели на взводе. После такого напряжения ни один человек не может за минуту стать душкой.

– Я могу, – сказал она.

– Тогда улыбнись.

Эйра улыбнулась и незаметно для всех прикоснулась пальцами к его руке:

– Спасибо.

Адэр сжал её ладонь:

– Хочу тебя украсть.

– Куда поедем? В замок?

– В Лайдару.

Эйра устремила на него удивлённый взгляд:

– Неужели решили побывать на карьере?

– Нет. Это намного интереснее. – Адэр кивком указал на «оратора». – Слушай. Сейчас прозвучит сигнал к отъезду.

– От имени ваших господ и от имени Его Величества Адэра Карро я прошу вас вернуться к исполнению своих обязанностей, – промолвила женщина и с радостным видом затрясла над головой листами.

С сожалением выпустив тёплую ладонь, Адэр дал знак охранителям и вместе с Эйрой пошёл через ликующую толпу.

***

Оставив автомобиль возле Ворот Славы, Эйра и Адэр ступили в грот, поднялись поскользкой каменной лестнице. Подождали, пока защитники, освещающие путь факелами, пройдут по мостику над озером и скроются за поворотом. Пещерапогрузилась в густой мрак.

Адэр шёл по Звёздной дороге, скользя ладонью по невидимым перилам. Время отвремени опускался на колени и, просунув руку между балясин, притрагивался к поверхности воды. Эйра наваливалась грудью на ограждение и смотрела назвездопад под ногами. Адэр вставал рядом и смотрел на неё, пока в свете угасающих звёзд были различимы очертания лица. Затем брал Эйру под локоть ивёл её дальше. Мягкая ткань пальто передавала его пальцам дрожь. Хотелось верить, что Эйра дрожит не от холода, а от того, что он рядом.

Из грота они вышли в скалистый коридор, затем в туннель, озарённый лучамибелого солнца. Адэр запрокинул голову и, прищурившись, посмотрел на свод из алмазного мрамора с сочно-зелёными прожилками, похожими на парящую в воздухе траву:

– Мост такой же прозрачный?

– Да, – ответила Эйра. – Только прожилки серебристые. Под солнцем они сверкают, под луной светятся. Очень красиво.

– Мост через реку?

– Над пропастью. Утром пропасть прячется в тумане, и кажется, что идёшь пооблакам. Непередаваемые ощущения.

Адэр устремил взгляд на Эйру:

– Нелегко идти по мосту-невидимке. Не каждый на это решится.

Она знала о его благоговейном трепете перед высотой и всё равно спросила:

– А вы решитесь?

– Мои охранители вряд ли будут в восторге.

– Ветоны строят мост на совесть. Наследный принц Толан увеличил им жалование в три раза, когда увидел их работу.

Адэр размашисто пошагал по туннелю. Толан может посещать город развлечений когда угодно, это предусмотрено условиями договора, но встречаться с Эйрой ему никто не разрешал!

– Он часто приезжает, – говорила она, еле успевая за Адэром. – Хочет весной открыть гостиницу, пару игровых домов и парусный клуб.

– Он обсуждает с тобой свои планы?

– Кто? Толан? Он как-то прошёл мимо меня и не заметил. Может, заметил, но не подал виду. Его сопровождали дамы в шелках, а я была в штанах и рубахе.

Выйдя из туннеля на горное плато, Адэр жестом приказал охранителям изащитникам убраться из поля зрения. Вместе с Эйрой приблизился к парапету накраю обрыва, посмотрел вниз. Море было спокойным и блестело под солнцем как лёд, скрывая под зеркальной поверхностью подводные скалы.

Эйра зябко поёжилась, натянула шарф на подбородок.

– Замёрзла? – спросил Адэр.

– Вспомнила, как собирала снег с палубы шхуны. Пить хотелось жутко. Ладонипримерзали к кружке, снег никак не таял. И я его ела. Когда снег ешь, напиться не можешь.

– А я приходил сюда, вглядывался в снегопад и сходил с ума.

Эйра хохотнула:

– Ой, не надо.

– Ты не веришь?

– Я вернулась, можно сказать, с того света, а вы даже не заметили. Совсем как Толан.

Адэр вытянулся. Как она может сравнивать его с каким-то принцем?

– Я видел тебя из окна кабинета. Ты шла по площади, держала Вилара за руку исветилась от счастья. Иштар не отставал от тебя ни на шаг, будто стал твоимручным псом.

– Я и правда была счастлива. Мне хотелось лечь и поцеловать землю, которая качалась у меня под ногами. Если бы не перепалка двух мужчин, я бы так исделала. – Повернувшись к морю спиной, Эйра посмотрела на лестницу, ведущую к бывшей резиденции. – Не хочу вспоминать.

Адэр обнял её сзади, прошептал на ухо:

– Давай забудем всё плохое.

Эйра прильнула щекой к его щеке:

– Уже забыла.

Войдя в замок, они оставили охрану в холле, покружили по коридорам и лестницами ступили в светлый зал. Эйра с растерянным видом замерла у порога, взирая накартины, прислонённые к стенам.

– Не ожидала? – спросил Адэр, расстёгивая пальто.

– Не ожидала.

– Хранилище оборудовали, когда ты уехала в Ракшаду. В этом зале собраны полотна времён правления Зервана. Ещё в двух залах работы ранних периодов. – Бросив пальто на стул, Адэр достал из кармана пиджака кольцо с двумя крупнымиизумрудами.

Эйра скомкала в кулаке конец шарфа:

– Где вы его взяли?

– В саду. Парень вырыл. На внутренней стороне ободка гравировка: плакучая ива. Такой же символ был на личной печати Зервана. – Адэр посмотрел на Эйру. – Ты в порядке?

Она стянула шарф с шеи:

– Жарко.

Адэр закрутил кольцо в пальцах:

– Хотел отдать на экспертизу, а потом решил убедиться, что оно принадлежалоЗервану. – Нахмурился, наблюдая, как Эйра пытается затолкать шарф в карман. – Ты точно в порядке?

– Говорю же: в порядке, – сказала она с непонятной злостью и подошла к картине сбоку двери.

Королевская чета в пурпурных одеяниях. Младенец, утопающий в ворохе кружев. На шёлковом одеяльце, прикрывающем ножки, вышита плакучая ива.

– Это он?

– Он.

Эйра прикоснулась к пальчикам ребёнка:

– Привет…

Адэр улыбнулся. Увидев эту картину впервые, он тоже прикоснулся к маленькой ладошке и сказал: «Ну, здравствуй, Зерван…»

– Знаешь, что символизирует плакучая ива?

– У ракшадов – горе, – ответила Эйра. – У ориентов – разлуку. У ветонов – терпение. У климов…

– Долговечность, – закончил фразу Адэр. – Ива продолжает цвести независимо оттого, сколько ветвей срезано у дерева. Ветви династии Грассов сhtзали, а ивацветёт.

Эйра отдёрнула руку от холста:

– У Зервана не было сына.

– Я имел в виду Грасс-дэ-мор. – Адэр указал на картины, установленные вдоль дальней стены. – Нам туда. Здесь его детство и юность.

Эйра шла неспешно, задерживаясь возле каждого полотна. Адэр её не торопил. Они сам как-то рассматривал холсты целый день, пытаясь проникнуться историей негостеприимной страны. Видел, как рос и мужал Зерван, а вместе с нимразвивался Грасс-дэ-мор. Потом наступил период, когда страна продолжалацвести, а Зерван преждевременно старел, словно его чем-то опаивали. Последняя картина потрясла Адэра до глубины души. На троне сидел человек с мёртвымвзглядом, с глубокими морщинами на лбу и с проседью в волосах. Зервану былосорок два. Всего сорок два года, а он уже выгорел изнутри.

После его исчезновения страна обнищала духом. Народ в мгновение окаперекочевал от верхней границы к нижней, от счастья к страданиям, будто Зерванзабрал с собой все человеческие чувства, все состояния души, расположенные между границами.

Чуть позже Адэр сопоставил жизнь Зервана, запечатлённую на картинах, с историей, написанной слепым летописцем, и ощутил фатальное родство, увидел чёрную нить, связующую его с последним потомком династии Грассов. Они обаполюбили плебеек, с которыми познакомились в одном и том же замке. Зерванженился на тикурской принцессе не по любви. Он тоже возьмёт в жёны дочь короля Партикурама. Неужели ему и Зервану предначертана одна судьба?

Середина тетради первого Святого Свидетеля ещё не расшифрована, нозаключительная часть истории ввергала в ужас. Каким образом возлюбленная Зервана оказалась в подземной тюрьме, где держали изменников родины? Она егопредала? Или Зерван не хотел, чтобы она принадлежала другому? Эйра егопредаст? Или он, чтобы не поддаваться соблазнам, запрячет её в такое место, кудакороли обычно не приходят?

– Нашли?

Вынырнув из раздумий, Адэр посмотрел на Эйру.

– Почему в глазах столько боли? – спросила она.

Адэр обнял её. Прильнув щекой к волосам, зажмурился:

– Я получил от Луанны приглашение на новогодний бал.

– Это хорошо. Вы давно не выходили в общество. Вам это надо.

– Со мной поедут советники и придворные. На балы такого уровня положеноявляться со свитой.

– И это хорошо. В замке будет тихо, как в старые добрые времена.

– Я отправил отцу Луанны список. Он вычеркнул одно имя.

– Я бы в любом случае не поехала.

– Я повёл себя как трус, когда объявил о помолвке. Надо было найти другой способ доказать Толану, что я не претендую на руку и сердце Леессы. Как-то по-другому убедить его возобновить строительство города развлечений. Но я струсил и пошёл по лёгкому пути. Теперь всё упирается в размер кресла. Если бы подо мной был трон Тезара, я бы разорвал помолвку в одностороннем порядке. Но как правитель отвергнутой страны, я связан по рукам.

– Всё будет так, как должно быть. Давайте искать кольцо, скоро стемнеет. – Эйравысвободилась из объятий и, повернувшись к картине, воскликнула: – Да вот же оно! Вы на него смотрели и не видели!

Адэр отклонил картину от стены, взглянул на дату, начертанную с изнанки. Пятый год правления Зервана.

Эйра пошла вперёд:

– И здесь кольцо, и здесь, и здесь…

Остановилась перед полотном, на котором была изображена свадьба. Зерван вёл невесту в танце и глядел в пол. На правой руке нет кольца: ни с изумрудами, ниобручального.

– Я плохо помню залы этого дворца, осматривал в спешке. И тридцать бальных залов тяжело запомнить, но это… – Адэр указал на подсвечник в виде трёхголовогогрифа. – Символ Партикурама. И карниз под потолком, и балкон… Это тронный зал… Бог мой… Как я раньше не заметил? Зерван приехал в Партикурам, и егоженили!

– Что значит – женили? – усмехнулась Эйра. – Он король.

– Короли сочетаются браком в своей стране.

– А где будет проходить ваша свадьба? В Грасс-дэ-море или Тезаре?

Ничего не ответив, Адэр двинулся дальше. Дойдя до последней картины, обернулся:

– Он носил кольцо два года. И потерял его в саду. Хотя я сомневаюсь, что онолежало в земле сотню лет. Парень просто сгрёб верхний слой.

– Спрячьте его и забудьте, – сказала Эйра, протягивая ему пальто. – У вас и без Зервана дел хватает.

Покинув зал, они направились к выходу из замка.

– Мы с Кангушаром искали на картинах хранителя власти. Хотели вычислить, кому Зерван доверил корону. Как там в пророчестве?

– «Хранитель власти расстаётся с венцом…» – сказала Эйра, шагая рядом. – Играслов и значений. Венец или корона символизирует духовное просветление, бессмертие, высшее достоинство.

– А трон символизирует власть и могущество. – Адэр замер на месте. – Мы не тамискали!

В сумерках лестницы казались выше, замки на площадях походили на гигантские могильные плиты. Добравшись до верхнего плато, Адэр задержался возле развалин фонтана, переводя дух после долгого подъёма. Было жарко, мысли охранителе власти будоражили и без того разгорячённую кровь, от чистого горноговоздуха кружилась голова.

– Кому из твоих людей можно доверять? – спросил Адэр, взирая на жемчужно-белый дворец Зервана, пронзивший золотыми шпилями серое небо.

– Всем, – ответила Эйра.

– Драго, Мебо, Талаш! – крикнул Адэр. – Идёте с нами. Остальные ждут здесь. – И обойдя дворец, устремился к малахитовому трону, установленному на краю овальной террасы.

Вниз сбегали широкие ступени, чередуясь с небольшими площадками. От каждой площадки в разные стороны разлетались ряды, образовывая круг, размер которогосложно было определить взглядом. Десятки, сотни ярусов брали в кольцо арену. Амфитеатр…

Адэр погладил голову каменной моранды, сидевшей сбоку трона:

– Чем тебе не хранитель власти?

– Думаете, это тайник? – спросила Эйра и объяснила своим людям, что надоделать.

Включив фонари, они принялись обследовать трон и скульптуру зверя. Драгохохотнул и, обхватив ладонями морду из чёрного мрамора, надавил большимипальцами на глаза, однако ничего не произошло.

– Это было бы слишком просто, – проговорил Талаш, ощупывая швы между плитами у ног изваяния. – Что-то есть ещё, чтобы механизм сработал.

Драго указал на загривок моранды:

– Можно поставить точку здесь. – Ткнул пальцем зверю в живот. – И здесь. Еслиударить в точки одновременно, статуя расколется.

– Собака внутри полая? – спросил Мебо.

– Нет.

– Ну и зачем говорить ерунду?

– Увидим, что под ней.

– Надо увидеть, что под ней, – проговорил Талаш и постучал кулаком по плите перед морандой. – Края сточены. Паз шире.

– Под всей террасой пустота, – промолвил Драго. – Никто не чувствует, а я чувствую. Плиты лежат на столбиках.

– Ты оглох? – возмутился Талаш. – У этой края сточены…

– Да слышал я, слышал. – Драго устремил взгляд на Адэра. – Могу принести что-тотяжёлое и пробить камень.

– Никаких разрушений.

Мебо встал на четвереньки, прижался ухом к граниту:

– Талаш, а ну, надави псине на глаза. – Прислушался. Поднял голову. – Ничего.

– Продолжайте искать, – приказал Адэр.

– Можно встать на трон? – спросил Мебо. – Хочу осмотреть спинку.

Адэр кивнул и, обхватив Эйру сзади за плечи, прошептал:

– Если замёрзла, можем уйти.

Она покачала головой:

– Когда замёрзну, скажу.

Мебо постелил на сиденье куртку и только тогда забрался на малахитовое кресло.

– Глаза – это ложный механизм, – сделал вывод Драго. – Чтобы ввести в заблуждение. На самом деле здесь ничего нет.

– Ну, тыи калач, – отозвался Мебо. – Тебе же сказали…

Прозвучал щелчок. Драго отпрыгнул в сторону и уставился на приподнявшийся край плиты:

– Что ты сделал?

– Ничего, – откликнулся Мебо.

– Я надавил на глаза, – откликнулся Талаш.

– Не двигайтесь! – произнёс Драго. – Я на плите, Мебо на троне. Талаш перед псом. Запомнил.

Потянул плиту вверх; она встала под углом к террасе и открыла взору заржавевшие шарниры и углубление. Луч фонаря выхватил из темноты сундучок, покрытый слоем пыли.

– Сейчас вытащу, – проговорил Драго и, улёгшись, свесился через край ниши.

– Закрывай! – приказал Адэр.

– Не хотите посмотреть? – спросила Эйра озадаченно.

– Его должен найти другой человек. Закрывай! – повторил Адэр. Согнув руку в локте, предложил Эйре опереться и направился к дворцу.

Шестое чувство подсказывало, что в сундучке корона. Желание увидеть её, притронуться, было жгучим, нестерпимым, но он не мог лишить герцога Кангушаранадежды вернуть себе герцогство.

Адэр и Эйра не успели обогнуть здание, как их догнали охранители.

– Чтобы открыть тайник, – проговорил Драго, – надо одному человеку сидеть натроне, а второму давить моранде на глаза.

На площади их ждал Урбис, староста ветонского Совета. Отведя Адэра в сторону, произнёс тихо:

– Звонил Крикс Силар. Просил передать одно слово: «Сибла».

Адэр тяжело вздохнул. Он хотел показать Эйре свой особняк в пригороде Лайдары, хотел провести с ней пару дней, наслаждаясь видом леса и гор. Не судьба. Долг зовёт в Мадраби.

Часть 19

***

Ожидая правителя, Сибла провёл в замке два дня. Дотошные расспросы Крикса вымотали его и в то же время помогли вычленить из хаоса воспоминаний и мыслей самое главное. В итоге разговор с Адэром больше походил на лаконичный доклад, чем на повествование о шести месяцах жизни.

Пристальный взгляд правителя смущал Сиблу. Ему казалось, что Адэр осуждает его. Ведь он не сумел выяснить, где находится логово бандита: с мешком на голове сложно сориентироваться, и Хлыст каждый раз менял место встречи. Не смог узнать, в какую часть леса выводит подземный переход: Братья возвращались из Ведьминого парка в полубезумном состоянии.

Адэр не осуждал. Он смотрел на Сиблу и задавался вопросом: почему сидящий перед ним человек так сильно изменился? Ранее светлый лик, обрамлённый мягкими пепельными прядями – стал мрачным. Отросшие волосы собраны в хвост. Прежде мелодичный голос теперь звучал хрипло, отрывисто, как лай собаки.

Когда в кабинете повисло молчание, Адэр покрутил в руках плётку, разглядывая сложное переплетение ремешков. Неужели всё дело в ней? Власть меняет человека, не всем она по плечу, и далеко не каждый способен с достоинством пройти испытание властью.

– Мы хотели пригласить Эйру… – начал Сибла.

– Исключено! – оборвал Адэр. – Пока не ликвидируем бандитов, об этом не может быть и речи.

– Я тебе говорил, – промолвил Крикс и, придвинувшись на край стула, вперил взгляд Сибле в лицо. – Говорил?

– Говорил.

– Зачем снова поднимать эту тему?

Сибла уставился на огонь в камине:

– Ну, а здесь… в замке… поговорить с ней можно?

– Нет! – произнёс Адэр. – Ей незачем знать о том, что творится в Рашоре.

– Она в приёмной, – напомнил Крикс.

– Ты начальник секретной службы, ты знаешь свои права, – отрезал Адэр и вернул плётку Сибле. – У тебя всё?

– Всё.

– Дальнейшие действия обсудишь с Криксом. Свободны.

Сибла встал со стула, оглянулся на Крикса, шагающего к двери. С растерянным видом посмотрел на Адэра:

– Вы ничего не сказали о детском приюте. Мне дадут разрешение?

– Нет.

– Почему?

– Ты пригрел воров и убийц.

– Они жертвы…

Адэр хлопнул по столу ладонью:

– Им место не в приюте, а в колонии для несовершеннолетних.

– В искупительном поселении рядом с матёрыми преступниками? Но это неправильно. Там ребёнок снова становится жертвой.

Адэр облокотился на подлокотник кресла, подпёр кулаком подбородок. В стране господствовал культ ребёнка. Но законы, направленные на защиту детства, не действовали в местах заключения. Адэр это знал.

Чтобы отделить малолетних преступников от взрослых и изменить установившиеся порядки, нужна тюремная реформа, нужны деньги. Сейчас казну опустошают другие не менее важные для страны реформы: образовательная, денежная, земельная. Полным ходом идёт строительство железной дороги, трёх электростанций, водопровода, школ, больниц. Доморощенных кадров не хватает, зарубежных специалистов приходится заманивать высоким жалованием.

Учителя и врачи, возмущённые неравноправием с иностранцами, забрасывают ведомства петициями. От забастовки их удерживает только то, что один год работы им считают, как два, и сулят такое же пособие по старости, как рабочим «вредных» профессий. На подходе пенсионная реформа, за ней судебная… Адэр устал до чёртиков от этих «революций сверху». А при мысли о прогнившей тюремной системе и вовсе становилось дурно.

– Ты был в искупительном поселении? – спросил Адэр и указал на стул.

– Нет, – ответил Сибла, усевшись. – Я слушаю исповеди. Любой ребёнок, совершивший плохой поступок – жертва воспитания, окружения, насилия. Его нельзя судить. Судить надо общество. А детям нужна любовь: человеческая, божья. – Взгляд Сиблы стал глубоким, выразительным. – Любовь – единственное чувство, которое может всё.

– У тебя есть опыт работы с детьми?

– Нет. Я пойду учиться, клянусь! Я хочу открыть такие приюты в каждом крупном городе. Хочу, чтобы трудных детей отправляли ко мне, а не в колонию. Сейчас Братьев полторы сотни, но будут тысячи. Таких людей, как мы, много. Я найду их, они пойдут за мной. Прикажите выдать мне документы, уберите Хлыста, дайте мне свободу действий, и вы не пожалеете.

Поднявшись с кресла, Адэр жестом разрешил Сибле сидеть и, приблизившись к камину, протянул руки к огню:

– Я бы мог подумать над открытием приюта для мальчиков. Но девочки... Не прими, как личный упрёк... У Праведного Братства были сексуальные рабыни.

– Вы говорите о Гнездовье?

– Да.

– Я родился в Гнездовье. Моя мать была рабыней.

– Что ты будешь делать с девочками? Оденешь как монашек, станешь стегать ремнём...

Сибла дёрнулся, будто ему в лицо кипятком плеснули.

– Нет!

– У тебя нет жены, нет детей. Ты не знаешь, что такое родительская любовь.

– Я любил свою мать, любил сестру, и они любили меня.

Адэр прислонился спиной к тёплой каминной колонне:

– Этого недостаточно.

– Я пойду учиться, клянусь! – повторил Сибла. – Но пока я получу образование, пройдут годы. Разрешите мне заняться приютом уже сейчас. В первую очередь я вытащу детей из публичных домов.

Адэр свёл брови:

– В Рашоре разрешена детская проституция?

– Там разрешено проституткам рожать.

– Каждая женщина имеет право на материнство. Это оговорено законом.

– Если бы вы знали то, что знаю я, вы бы переписали закон, – не сдавался Сибла. – Представьте маленькую девочку, которую шлюха-мать подкладывает под клиента, чтобы получить два мора сверху. Представьте мальчика, которого мать-шлюхаведёт на рынок, заталкивает под прилавок и заставляет отсасывать у продавца загорстку конфет… – Сибла вскочил со стула. – Я забылся. Простите. Я только хотел сказать, что у этих детей нет выбора и нет надежды на спасение. Я хочу стать этой надеждой и дать им выбор.

Адэр вернулся в кресло. Порылся в бумагах. Выдвинул-задвинул ящик. Сложил руки на столе:

– Где ты их поселишь?

Лицо Сиблы просветлело.

– В доме молитвы две пристройки. В одной живут мальчики, другую отведу девочкам. Но это временно. Когда с Хлыстом будет покончено, я увезу их из Рашора, подальше от плохих воспоминаний.

– Скажу честно, – проговорил Адэр. – Я не вижу прежнего Сиблы, и это меня настораживает.

Сибла устремил взгляд на огонь в камине:

– Нельзя душу человека загнать в застывшую систему, измерить и навесить ярлык. Душа – это бесконечность контрастов. В ней сомнения граничат с уверенностью, страдания с счастьем, милосердие с жестокостью, наивность с мудростью. Прошлый раз я был ягнёнком, сегодня я пастырь.

– Ты получишь разрешение на приют, – сказал Адэр и, выпроводив посетителей, приказал Гюсту пригласить в кабинет Эйру.

Переступив порог, она закрыла двери:

– Почему Крикс не разрешил мне поговорить с Сиблой?

– Ты уважаешь Крикса? – спросил Адэр.

– Конечно.

– Доверяешь ему?

– Конечно!

– Позволь ему делать свою работу. Победа над Хлыстом должна быть его личной заслугой, за которую я пожалую Криксу дворянское звание.

Эйра улыбнулась:

– Не буду вмешиваться. Обещаю.

На следующий день Адэр созвал советников и приказал разработать программу попресечению династий проституток.

Через две недели Крикс сообщил неприятную новость. Его люди, которых онотправил в Ведьмин парк, не смогли найти овраг. Более того, они чуть не потерялиодного человека – стража по имени Лайс.

Крикс пытался сохранить невозмутимый вид, но пылающий взгляд выдавал злость и досаду. Его люди, прошедшие отличную подготовку в тезарской армии, заблудились в лесу! Крикс отказывался в это верить. Каждый страж рассказывал историю о злоключениях, и эта история коренным образом отличалась от рассказов его спутников. Этого Крикс не мог понять.

Лайс говорил, что его все бросили. Говорил, что сутками блуждал по лесу в одиночестве, хотя приятели вели его под руки. Умирал от жажды и голода, хотя егокормили и поили. И в какой-то миг он вознёсся на небеса, но его оттуда скинули. В действительности за Лайсом не уследили, и он залез в петлю. Ветка не выдержалатяжести тела, и страж, неудачно приземлившись, сломал ногу. Эта часть эпопеиказалась Криксу сплошной выдумкой, как свидетелей, так и неудавшегося самоубийцы. Во-первых, на шее Лайса не осталось следа от верёвки. Во-вторых, онбывший цирковой гимнаст, потомок гимнастов, и даже в беспамятстве приземлится как кошка. И в-третьих, жизненный девиз Лайса звучал: «Не сдавайся! Сдаться ты всегда успеешь!»

Отпустив Крикса, Адэр прошёлся по кабинету, повторяя: «Лайс, Лайс…» Откуда онзнает это имя? И где он слышал фразу: «Сдаться ты всегда успеешь»?

Воспоминания закружились в голове как прошлогодние листья, вздымаемые с земли порывом ветра. Перед внутренним взором возникла комната. Угольно-чёрный дощатый потолок, овечья шкура на лежанке, свечи на столе иподоконниках, на табуретах и в узких нишах стен. Отсутствие запаха… Страж, гибкий как ивовый прут, мнёт в руках обрывок верёвки, отдаёт старухе. Седые спутанные волосы, на глазах чёрная плотная повязка, но голых ногах калоши. Старуха бросает верёвку в корзину. «Не сдавайся. Сдаться ты всегда успеешь»...

Похоже, это был Лайс.

Адэр уселся в кресло возле камина. Что слепая пророчица сказала ему? «Одному оставишь, возьмёшь себе, а этому подаришь». Это сбылось. Он оставил Вилару Малику, себе забрал Эйру и потом подарил её Иштару. Подарил… От слова, произнесённого мысленно, свело челюсти.

Облокотившись на подлокотник кресла, Адэр прикрыл рукой глаза.

Пророчица соединяет ладони, раскрывает их, как книгу. Вновь соединяет ираскрывает: «Пусто… пусто… Ты спрашиваешь, а ответы знаешь. Спрашиваешь, спрашиваешь, а сам всё знаешь». Старуха прижимает ладонь к ладони и замирает: «Жду, когда ты посмотришь ответ». – «Он там есть?» – «Есть»…

Адэр перебрался к столу, вытащил из ящика «Откровения Странника» и положил фолиант перед собой. Всякий раз, задавая какой-либо вопрос, он открывал книгу наугад и взирал на пустую страницу. Пророчица была права: он знал ответы, поэтому Странник молчал. Но ещё ни разу с уст не срывался самый важный, самый больной вопрос.

Адэр мысленно вызвал образ Эйры, прикоснулся пальцами к обложке, приложил руку к груди и… спрятал фолиант в стол. Пока будущее сокрыто покровом тайны – в глубине души есть место для надежды.

За четыре дня до нового года замок загудел, зашумел с небывалой силой. Позаведённым правилам процессия должна в полном составе отправиться в путь отрезиденции правителя. В замок прибывали жёны и совершеннолетние детисоветников. Сановники отдавали помощникам последние распоряжения. Слугитаскали чемоданы. Придворные топтались в холле, ожидая сигнал к отъезду. И только на верхнем этаже замка было тихо.

Застегнув пиджак, Адэр отвернулся от зеркала:

– Почему так смотришь?

– Хочу вас запомнить, – сказала Эйра, прижимаясь спиной к стене, словно ей былотяжело стоять.

Адэр пересёк гостиную, упёрся ладонями в стену – справа и слева от Эйры. Прикоснулся губами к её губам:

– Ты не успеешь соскучиться.

– Вы вернётесь другим человеком.

– Глупости.

Из-за двери прозвучал голос Макидора:

– Ваше Величество! Я принёс плащ.

Адэр оттолкнулся от стены и разрешил костюмеру войти в комнату.

– Ваш секретарь звонил в Партикурам, – проговорил Макидор, помогая Адэру надеть плащ из куницы. – Там минус двадцать. В новогоднюю ночь обещаютметель. Я взял на всякий случай шубу. Вдруг вы захотите с будущей супругой прокатиться на тикурской тройке.

– Можно я встречу новый год в Лайдаре? – спросила Эйра.

– С кем? – поинтересовался Адэр.

– С семьёй Эша.

– Вы подружились?

– Наверное.

– Кто ещё будет?

– Герцог Кангушар, Урбис с женой. Может, ещё кто-то. Не знаю.

Отпустив Макидора, Адэр приблизился к Эйре, провёл пальцами по щеке:

– Почему ты делаешь вид, что всё хорошо?

– Потому что всё хорошо.

– Ты не хочешь, чтобы я остался?

– Хочу. Но я не могу предложить вам что-то лучшее. Не могу устроить праздник, которого вы достойны.

Адэр улыбнулся:

– Проводишь меня?

– Нет, – сказала Эйра и, выйдя вместе с ним из апартаментов, направилась в своипокои.

***

Через четыре дня процессия въехала в столицу Партикурама. Адэр был здесь ровно год назад, на похоронах друга – наследного принца Норфала. В то время столица встретила его чёрными флагами и мрачной тишиной, теперь встречалагирляндами разноцветных лампочек и гулом голосов. Завидев на капоте автомобиля два флажка – Тезара и Грасс-дэ-мора – прохожие кланялись, приветствуя будущего супруга наследной принцессы Луанны.

Процессия миновала центральную улицу и парк, объехала дворцовую площадь изатормозила перед гостиницей для высокопоставленных гостей. Покинув салон, Адэр запахнул на груди плащ, посмотрел на четырёхэтажный старинный особняк ипоследовал за слугами в ливреях.

В прошлом году его поселили на первом этаже, как правителя отвергнутой страны. Сейчас провели в одноэтажную пристройку, выходящую окнами на затянутое льдомозеро.

Войдя в гостиную, тёплую, светлую, украшенную позолоченной лепниной, Адэр скинул плащ и развалился на кушетке, желая немного отдохнуть после долгой езды по заснеженным горным серпантинам. До бала оставалось пять часов. В коридоре царила суматоха: свита не могла поделить комнаты, слуги искали хозяев чемоданов, Макидор и Гюст выкрикивали команды.

Раздался стук в двери.

– Ваше Величество! Звонили из дворца. Вас ждут.

Адэр сел, потёр лицо. Его ждут… Кто ждёт? Конечно же, Луанна. После помолвкиони ни разу не виделись. Иногда созванивались, изредка обменивались лживымиписьмами. Казалось, что её траур будет длиться вечность, а он взял и закончился внезапно.

Адэр прошёл в смежную комнату, служившую кабинетом. На столе письменный прибор, стопка чистых листов, телефон. В шкафах – книги, большей частью своды законов Партикурама и история страны. Скудная история: даты, имена, события, иникакого анализа правления той или иной династии. Будто не было ошибок ипровалов, не было судьбоносных решений.

Адэр поднял трубку, набрал номер. Хотел услышать родной голос, а слушал гудки. Либо Эш повёл гостей на прогулку, либо они решили собраться в другом месте. Звонить к герцогу Кангушару Адэр не осмелился. Эш – простой человек, позвал бы Эйру к телефону, и не спросил бы, зачем звонил правитель. А Кангушар изведёт её косыми взглядами.

– Ваше Величество! – воскликнул Макидор, стоя на пороге. – Я ищу вас в ванной комнате, а вы здесь! Вы на часы смотрите?

За час до мероприятия Адэр спустился в подземный переход, соединяющий гостиницу с дворцом Лекьюра. Этим переходом пользовались люди, не желающие терять время в гардеробной, хотя именно там, в толчее местных и приезжих дворян, можно было узнать все последние новости.

В сопровождении дворцовой охраны – гвардаров – и личных охранителей Адэр прошёл по лабиринту потайных коридоров в восточное крыло дворца, поднялся наверхний этаж и, переложив из руки в руку бархатный футляр, постучал в двери.

– Адэр! – воскликнула Луанна, возникнув на пороге. – Ну, почему так долго? – И не дав ему ответить, затянула в комнату.

Закружилась перед ним, приподняв подол серебристого платья:

– Ну, как я вам?

– Вы прекрасны, дорогая, – сказал Адэр и протянул футляр. – Надеюсь, мой подарок придётся вам по душе.

Луанна подняла крышку, распахнула глаза:

– Боже… Я мечтала о таких сапфирах. Я когда-то видела у вашей Галисии платье с такими камнями.

Адэр надел браслет ей на руку:

– Во-первых, Галисия не моя. Во-вторых, я не дарил ей сапфиры.

– Хорошо, пусть будет так. Я их запомнила на всю жизнь.

Такие сапфиры невозможно не запомнить: небесно-синие, восхитительноговасилькового оттенка, с шелковистым переливом. Как сказали эксперты, камнитакого качества добывали только в одном месте. И это место – «Котёл», подпольный лагерь заключённых-смертников.

Трою Дадье удалось выяснить, что сапфиры переправляли в Тезар, из Тезара в Партикурам, на этом ниточка обрывалась. Адэр надеялся, что реакция отца Луанны на подарок, подскажет ему: замешан король в нелицеприятной истории с лагеремсмертников или это всего лишь глупые подозрения.

– Как красиво! – сказала Луанна, любуясь браслетом. Устремила на Адэра не повозрасту серьёзный взгляд. – Сегодня знаменательный день. Траур позади, впереди прекрасное будущее рядом с вами. Я люблю вас, Адэр. Поцелуйте меня.

Он поцеловал её в лоб и, согнув руку в локте, предложил опереться:

– Нам пора.

Семь бальных залов, соединённых арочными проёмами, были забиты людьми доотказа. На праздник приехали отпрыски королей, с которыми когда-то дружил Адэр. Дамы, с которыми он проводил бурные дни и ночи. Правители, которые принималиего в своих дворцах. Оказавшись в родной стихии, Адэр упивался счастьем, источал счастье в улыбках и взглядах и получал обратно в окликах ипоздравлениях.

Войдя в главный зал, посмотрел на два трона, установленных на помосте у передней стены. Где-то неподалёку должны быть отец и Трой Дадье. Справа сквозь гомон пробился голос: «Милочка, вам надо изображать из себя умную. Глупымимогут притворяться только красотки». Слева раздалось: «Сплошная синь! Будто в радуге нет других цветов». За спиной кто-то сказал: «Я не истекаю слюной при виде мужского зада». Кто-то спросил: «Даже если это зад короля?»

Адэр не сдержал улыбку. Он соскучился по обществу, где никто не обсуждаетфинансы и реформы, где перепалки и пересуды звучат как музыка.

– У вас счастливый вид, – сказала Луанна.

– Я на самом деле счастлив. Я влюблён в потрясающую женщину.

– Умные люди не бывают по-настоящему счастливы. А вы умный человек.

На миг Адэру показалось, что перед ним стоит не двадцатилетняя девушка, азрелая матрона.

– А вот и ваш отец, – промолвила Луанна и, приблизившись к Могану и Трою Дадье, стала хвастаться браслетом.

Посмотрев на сапфиры, Трой потёр мизинцем подбородок. В Краеугольных Землях вряд ли найдётся ещё такой человек, который понимал бы всё без слов и умел выразить свои мысли движением одного пальца.

Разговор Адэра с Великим получился неестественно-вежливым и натянутым, будтовстретились малознакомые, но очень воспитанные люди. Крайне тяжело говорить, когда говорить не о чем и когда за тобой наблюдают тысячи глаз.

Слава Богу, Луанна начала рассказывать Могану о праздничных мероприятиях, запланированных на следующие две недели.

Трой прошептал Адэру:

– Я не смог выяснить, чем Иштар шантажировал Лекьюра.

– Никаких зацепок?

– Никаких. И ещё… Вчера Великий и Лекьюр обсуждали свадьбу.

Адэр нахмурился:

– Какую свадьбу?

– Твою и Луанны. Летом вы поженитесь.

– А как же мой добрачный договор? В нём чёрным по белому написано, что я женюсь на королеве.

Трой посмотрел на Адэра, и в его взгляде читалось: «Что тебе сказать?» От счастья не осталось и следа.

Церемониймейстер объявил о появлении Лекьюра Дисана и его супруги Риданы. Публика встретила королевскую чету бурными рукоплесканиями. Риданапоцеловала дочь, обняла Адэра. Лекьюр пожал Могану руку, похлопал Адэра поплечу и, поднявшись на возвышение, произнёс поздравительную речь. Последняя фраза прозвучала под бой часов. С балконов посыпалось конфетти, загремеламузыка.

Первый час нового года прошёл, как во сне. Адэр забыл о браслете, о Лекьюре. Танцевал, пил, снова танцевал и снова пил. Смотрел на свою будущую супругу, аперед глазами стояла Эйра. Через полгода она исчезнет из его жизни. Переживания, приправленные вином, раскалились докрасна.

Когда Лекьюр пригласил дочь на танец, Адэр подошёл к Великому:

– Разорви мою помолвку.

– Нет, – сказал Моган, наблюдая за танцорами.

– Ты же можешь.

– Могу, но не буду.

– Отец… пожалуйста.

Великий посмотрел на Адэра снисходительно:

– Научись вести себя как король.

Взбежав на возвышение и тем самым нарушив дворцовый этикет, Адэр улыбнулся Ридане, сидевшей на троне, и окинул толпу взглядом. Сбоку арочного проёмастояли его придворные дамы.

– Адэр, вы куда? – спросила Луанна, когда он прошёл мимо.

Бывшая пассия без единого слова взяла его под руку и последовала за ним через анфиладу залов.

Адэр шагал по подземному переходу между дворцом и гостиницей, как по шаткому мостику без нравственных перил. Возле апартаментов помедлил, взирая нагвардаров, вытянувшихся в конце коридора. Встряхнул головой. Неважно, что онделает, – важен результат. Толкнул двери и жестом велел пассии зайти внутрь.

Луанна не сводила взгляда с арочного проёма, в котором скрылись Адэр ипридворная дама. Шло время, Адэр не появлялся.

– Они в гостинице, – прозвучал за спиной голос отца.

Луанна обернулась:

– Они? Он и она?

– Ты сильная, ты справишься.

– Сколько мне ждать?

– Дай ему полчаса.

Луанна кивнула и, приблизившись к Могану, пригласила его на танец.

***

Адэр протёр запотевшее зеркало. Пошатнувшись, упёрся руками в раковину иуставился на своё отражение. Глаза сильнее, чем когда-либо, выдавали состояние души: иссохшее небо, пустыня горечи, чистилище без сострадания. В голове гудело. По мышцам растекалась невыносимая усталость.

Обмотав полотенце вокруг пояса, Адэр вернулся в спальню и, не испытывая нирадости, ни злости, посмотрел на Луанну. Вероятно, она только что переступилапорог комнаты, иначе любовница успела бы одеться.

– Устали? – спросила Луанна.

– Смертельно, – ответил Адэр и покосился на пассию: не обольщайся, твоей заслуги в этом нет. Хотя, есть… Только благодаря её искусным ласкам он смог настроиться и возбудиться. А раньше хватало одной лишь мысли.

Натянув платье, придворная сгребла с тумбочки украшения, схватила чулки итуфли и выскочила из спальни.

– Я бы не пришла, – сказала Луанна. – Но вас не было слишком долго. Королеваначала переживать, всё ли с вами в порядке.

Адэр порылся в кармане пиджака, наброшенного на спинку стула, надел на шею шнурок с изумрудным ключом. Хотел взять полотенце и просушить волосы, нослабость в ногах вынудила опуститься в кресло.

– Вы умная, красивая...

– Сплошной фимиам, – перебила Луанна. – Можно ближе к делу?

– Я плохой человек.

– Мне нравятся плохие мужчины.

– Я худший.

Луанна прошлась по комнате. Задержалась возле окна, облепленного с наружной стороны снегом. Задёрнув шторы, обернулась:

– Что бы вы ни сделали, я не буду думать о вас хуже. Тем более чтовы предупреждали.

Вяло постукивая пальцами по подлокотникам, Адэр смотрел в миловидное личико. Кто связал её чувства и эмоции в тугой узел и затолкал их в самый укромный уголок? Её отец, его отец или они вместе?

– Я всегда буду изменять вам, Луанна. Я не смогу убить в себе чувственность радинравственности. И не смогу привести их в равновесие. Давайте разорвём помолвку.

– Я люблю вас, Адэр.

Он покачал головой:

– Не любите.

– Если бы не любила, я бы пришла сюда раньше и не одна. – Приблизившись, Луанна присела перед ним на корточки, сжала его колени. – Я верю, что когда-нибудь вы станете другим человеком: верным, искренним.

– Вы не такая наивная, какой хотите казаться.

– Вы богатый, властный мужчина, испорченный женщинами. Это не ваша вина. Вы не учились соблазнять, вам это не надо. Женщины сами идут за вами. Они делаютвсё, чтобы урвать кусочек счастья, почувствовать себя королевами. Но когдапоявится настоящая королева, они поймут, что занимать чужое место нельзя. Я буду бороться за каждый кусочек своего счастья, Адэр. Бороться не с вами, а завас.

Он выгнул бровь. Луанна знает стоимость трона Тезара и согласна платить с лихвой, лишь бы взойти по девяти ступеням – перешагнуть девять династий, правящих до династии Карро – и вместе с потомком десятого рода монархов сесть в резное кресло, инкрустированное золотом.

– Сейчас мы вернёмся к гостям, и вы притворитесь счастливым. Ради меня и из уважения к моему отцу, – промолвила она и выпрямилась. – Наденьте другой костюм. Я сказала королеве, что вы пролили вино на брюки и пошли переодеться.

– Я сделаю это ради Грасс-дэ-мора, – сказал Адэр. – Подождите меня в фойе.

Луанна кивнула и направилась к двери. Переступив порог, оглянулась:

– Забудьте её.

– Уже забыл.

– Я говорю не о вашей любовнице. Сегодня она есть, завтра её нет. Я говорю опотрясающей женщине, в которую вы влюблены. Забудьте её!

Оставшись один, Адэр с трудом поднялся. Пошатываясь и растирая бёдра, прошёл в кабинет и позвонил Эшу. Бывший командир защитников отмечал праздник в компании Урбиса и Кангушара. Эйра ушла за час до нового года.

Вскоре Адэр кружил Луанну в танце, одаривая гостей счастливыми улыбками. Перед рассветом публика выстроилась в длинную очередь, чтобы поблагодарить королевскую чету за волшебную ночь.

Адэр приблизился к Могану и Трою:

– Хочу попрощаться. В полдень я уеду.

– Луанна об этом знает? – спросил Трой.

– Ещё нет.

– Мы застряли здесь как минимум на три дня, – усмехнулся Моган. – Тут объявили, пока тебя не было, что занесло все дороги. Метель. Даже погода противится твоимглупым выходкам.

Адэр отвёл взгляд. Три дня… ещё три дня лживого счастья…

Трой отозвал его в сторону:

– Мне показалось, что Лекьюр насторожился, рассматривая браслет дочери.

Трою Дадье никогда ничего не кажется. Он либо замечает что-то, либо нет.

– Камни ему знакомы, – констатировал Адэр.

– Он мог видеть подобные камни у кого-то из своей свиты. Надо было подарить Луанне кольцо Иштара. Мы бы тогда узнали точно.

– Я никогда не преподнесу Луанне кольцо, – процедил Адэр сквозь зубы. – И даже если наша свадьба состоится, кольцо ей на палец наденет мой отец. Её жизнь ижизнь Великого я превращу в ад.

– Ну, а на ком ты хотел бы жениться, Адэр? Леесса уплыла из наших рук. На балу она ни на шаг не отходила от Толана. Ему, похоже, удалось завоевать расположение короля Залтаны. У наследной принцессы Хатали только через тригода наступит возраст согласия. Или ты хочешь…

Трой не успел договорить. Глядя ему за спину, Адэр расплылся в улыбке:

– Луанна… дорогая…

– Даже не верится, что вижу так близко самого могущественного в мире человека, – сказала она, возникнув из-за плеча Троя.

Скорее всего, Луанне не верилось, что этот старый человек – узкий в плечах, тонкий в кости, с седыми непослушными волосами – вообще обладает хоть какой-то властью.

– Вы мне льстите, Ваше Высочество, – поклонился Трой.

– Вы что-то говорили о Хатали.

– Я расстроился, что из-за непогоды не могу проведать королевскую семью, с которой меня связывают дружеские узы.

– Скажите, их дочь до сих пор заикается?

– Не заикается, а слегка картавит.

– Жаль принцессу. Вряд ли уважающий себя король возьмёт в жёны девушку с ужасным дефектом речи, – сказала Луанна и обратилась к Адэру: – Ваше Величество, вы не откажетесь со мной позавтракать?

Адэр придвинулся к Трою вплотную и проговорил еле слышно:

– Или вы со мной, Ваша Светлость, или вы против меня. Постоять в стороне не получится.

Проводив престолонаследника и принцессу взглядом, Трой переложил заботу оВеликом на плечи придворных и, представив, сколько сейчас людей толкается в подземном переходе, направился в зимний сад. Ему всё равно с Моганом не попути. Лекьюр выделил Великому апартаменты в западном крыле дворца. Троя поселили в комнатах на верхнем этаже гостиницы. Прежде покои короля Тезара иего старшего советника располагались рядом. Такое возмутительное новшествообъяснили большим количеством королевских особ, прибывших на бал.

Несмотря на густые предрассветные сумерки, за стеклянными панелями стоялабелая пелена, на фоне которой листва деревьев и цветущие растения выгляделивызывающе ярко.

Великий сел в соседнее кресло. Издав звук, похожий на сдавленный стон, вытянул ноги:

– Как же хорошо… Я уже стар для таких праздников. А ты как?

– Судьба подвергает людей испытаниям, – проговорил Трой, взирая на куст, усеянный шипами и алыми цветочками. – Слабым раздаёт подзатыльники, сильных выдёргивает из толпы и, как безжалостный молот, куёт их волю. Чем сильнее человек, тем тяжелее испытания.

– Ты стал философом, Трой.

– Ты должен гордиться сыном, а ты принижаешь его перед каким-то Лекьюром.

– Посмотри на меня, Трой! – произнёс Моган, продолжая сидеть в небрежно-изящной позе. – Посмотри! Кого ты видишь? Всего лишь короля Тезара. А мой сынбудет королём трёх государств. Не он добивается этого, а я! Я! И ты называешь этопринижением? Я возвышаю его. Или ты ослеп?

– Не боишься его гнева?

Скривившись, Великий взмахнул рукой:

– Прекрати.

Трой придвинулся на край сиденья и заглянул Могану в лицо:

– Скажу только тебе и скажу только один раз. Придёт время, и Адэр выпрямится как прут и вспорет всех, кто пытается его согнуть. Он перестанет преодолевать преграды и пройдёт их насквозь.

Моган наклонился вперёд и проговорил, понизив тон:

– Скажу только тебе и скажу только один раз. Я не вечный, Трой. До конца линейкимоей жизни осталось не так уж и много делений. Я хочу взять на руки внука, надеть на сына корону и умереть. Именно в такой очерёдности. Иначе всё, что мы с тобой создали, пойдёт прахом.

Тяжело вздохнув, Трой откинулся на спинку кресла и, прижав кулак к губам, устремил взгляд на свиту и охранителей, ожидающих монарха Тезара и егопреданного соратника.

***

Первый день Адэр провалялся в постели, ссылаясь на похмелье. Второй день провёл за игрой в карты с отпрысками королей. Выигрывая партию за партией, поглядывал на Луанну, сидевшую в окружении принцесс и фрейлин, и с трудомсдерживал довольную улыбку. Из-за непогоды сорвалась конная прогулка поокрестностям столицы, Луанна расстроена – он должен вести себя соответственно. А так хотелось подзадорить приятелей и от души посмеяться.

На третий день небо выдохлось, в лучах солнца иней на окнах засверкал как позолоченное кружево. В парке загудела снегоуборочная техника. Гюст выведал у гвардаров, что на расчистку горного серпантина обычно уходит не более суток, азначит, завтра в полдень можно отправляться в путь. Адэр приказал секретарю договориться о встрече с Лекьюром и почти сразу получил приглашение в королевские апартаменты.

– Чудесный день, – сказал Лекьюр, утопая в глубоком мягком кресле, и указал накресло напротив. – Прошу.

Усевшись, Адэр покрутился, пытаясь принять солидную позу. В таком кресле удобно дремать, но никак не вести серьёзную беседу. Посмотрел на короля: волнистые волосы, заправленные за уши; возле крыльев носа не скрытые пудрой капилляры; костюм без претензий на элегантность; домашние туфли. Внутренний голос пробубнил недовольно: его принимают, как члена семьи.

– Мне доложили, что вы хотите завтра уехать, – промолвил Лекьюр.

В голове застучало: кто доложил? Великий? Трой? Гюст? Кроме них опреждевременном отъезде никто не знал. Адэр специально попросил о встрече с королём, чтобы сообщить о своих планах и объясниться.

– Непогода нас всех ввела в уныние, – вновь заговорил Лекьюр. – Уверяю вас, теперь вам будет не до скуки. Моя дочь настоящая затейница.

– Ваше Величество…

Умолкнув на полуслове, Адэр поднялся. Приблизился к портрету Норфала в полный рост. Верхний угол рамы перехвачен чёрной лентой. Перед картиной букетчёрных лилий. В лице друга внутренняя свобода и душевное равновесие. Свободаи равновесие – именно то, в чём так нуждался Адэр.

– Я проявил неуважение к вашей дочери, Ваше Величество, – проговорил он, устремив взгляд на короля. – Я готов освободить её от данных мне обещаний.

– Неуважение? Маленькие мужские шалости. Куда мы без них? – Лекьюр сложил руки на животе. – Позвольте дать вам совет.

– Буду премного благодарен.

– Присвойте своей придворной даме статус официальной фаворитки, и Луаннаникогда не войдёт в вашу спальню без приглашения.

– Приму к сведению, – промолвил Адэр, а хотелось крикнуть: «Нельзя же так! О дочери надо говорить с позиции отца, а не с позиции мужчины!»

В груди забурлило желание стереть с узких губ Лекьюра лисью улыбку.

– Я знаю, что у вас есть документ с признанием заговорщиков.

– Есть, – сказал Лекьюр. Улыбка сползла. Теперь с хитринкой заблестели ореховые глаза, обрамлённые прямыми, как стрелы, ресницами.

– Организатором заговора был ваш прадед?

– Да.

– Вы с такой лёгкостью это говорите.

– Мне скрывать нечего, Адэр. Особенно от вас. Да, мой прадед подстроил поджог библиотеки в Лайдаре. И что? Он отомстил за смерть своей дочери. Кто егоосудит? Разве соизмеримы жизнь любимого дитя и какие-то бумажки?

Адэр расправил плечи:

– Я не могу породниться с династией, которая разрушила мою страну. Из уважения к памяти Норфала я не стану проводить разбирательство. Придумайте сами любую причину и разорвите помолвку.

Лекьюр перебрался к столу, как бы давая понять, что время дружеской беседы исчерпано, и начинается серьёзный мужской разговор. Порывшись в боковой тумбе, протянул серый лист с неровными истрёпанными краями.

Адэр взял документ. Признание заговорщиков, написанное не под копирку, анастоящими чернилами, побледневшими от времени. И запах… Каменные стены, оплавленные свечи, дубовые бочки. Винный подвал?

Игра воображения! Бумага не может сто лет хранить запах.

– Люди трясутся над этой бумажкой… – прозвучал голос Лекьюра. – Трой Дадье, герцог Кангушар, князь Викун… Князь Тарий уже оттрясся, теперь трясётся егостарший сын. Да что я вам перечисляю, вы знаете имена. Где вы нашли копию документа? В обители Праведного Братства? Или вам дал летописец? Летописец… смешно звучит. Везде архивариусы, а у вас, как у Зервана, есть летописец.

Адэр устремил взгляд на короля.

– Все трясутся, один я не трясусь. – Лекьюр сложил руки на животе. – Сегодня королевская труппа даёт представление. На спектакль приглашены высокопоставленные сановники и монархи тридцати двух стран. Хотите, я выйду насцену и расскажу о заговоре?

Адэр неотрывно смотрел в самодовольное лицо и чувствовал себя мышью, взирающей на сыр в мышеловке.

– Предположим, на сцену выйдете вы, – промолвил Лекьюр. – Что вы расскажете?

– Заговорщики сожгли библиотеку, где хранился архив Грасс-дэ-мора. Сожглиподземную темницу, где держали изменников родины. Свалили вину на морун иразвязали гражданскую войну, в которой погибли сотни тысяч грасситов.

– Это следствие. А причина? – Лекьюр выдержал паузу и, усмехнувшись, произнёс: – Моруны не хотели, чтобы Зерван женился на тикурской принцессе. В день их свадьбы, в знак протеста, они сами или с помощью ориентов подорвали подводные пещеры, и Смарагд погрузился в море. Помните развалины, где проходил ювелирный аукцион?

– Помню.

– В стране объявили траур. Жена Зервана смотрела на траурные флаги и носилачёрное платье, вместо того чтобы упиваться медовым месяцем. Моруны сживалиеё со света, запугивали, превращали день в ночь, а ночь в день, лето в зиму, авесну в осень. Несчастная женщина не выдержала и выбросилась из окна спальни. Потом моруны избавились от Зервана. Они хотели посадить на трон свою верховную жрицу.

– Ещё одна сказка о ведьмах.

Лекьюр вцепился в край стола и потянулся вперёд всем телом:

– Моруны – непревзойдённые архитекторы убийств. Они избавлялись от неугодных людей без лишнего шума. Знаете, как? Смотрели людям в глаза, и те умиралиякобы от какой-то странной болезни или кончали жизнь самоубийством, как дочь моего прадеда.

– Я думал, что только в Грасс-дэ-море верят в сказки.

– Стоя на сцене, я расскажу о самоубийстве Праведного отца Аврааса. Потомраспишу в деталях смерть князя Тария. А потом… – Пошелестев в тумбе бумагами, Лекьюр положил на стол газету. – Покажу это и от себя добавлю: если моруны выйдут из-за Долины Печали, начнётся новая волна самоуничтожения.

Увидев заголовок «Суд моруны», Адэр стиснул зубы. Не по заказу ли короля Партикурама написана эта статья?

– Ваш тайный советник – моруна, мой дорогой будущий зять. И вы правы. Не все верят в сказки, не все верят в проклятия морун. А многие вообще о нём не слышали.

– К чему вы ведёте?

– А к тому, что после моего рассказа о заговоре появится немало желающих довести дело моего прадеда до конца. Теперь вы хотите, чтобы я вышел на сцену?

– Если вы затеете очередную охоту на морун…

– Нет, Адэр! Нет! – Поднявшись, Лекьюр обошёл стол и положил руки Адэру наплечи. – Когда-то я видел за спиной Могана тень. Теперь я вижу человека, который сам творит историю. Я знаю, что вы удалите от себя моруну. Тихо, мирно, без посторонней помощи. Вы сделаете всё, чтобы моя дочь была счастлива. А я сделаю всё, чтобы об истинной причине заговора никто не узнал.

Вернувшись к себе, Адэр прошёл в кабинет, поднял трубку телефона. Ни Эш, ниКрикс, ни Вилар не знали, где Эйра. В гостинице «Дэмор» её тоже не видели. Адэр с надеждой набрал последний номер и, выслушав герцога Кангушара, произнёс, силясь не сорваться на крик:

– Меня не интересует, что вы думаете. Мне нужен чёткий ответ. Какой из вас к чёрту командир защитников, если вы не знаете, где мой тайный советник? Вы обязаны знать, где она, с кем, сколько человек её охраняет! А вы говорите: «думаю». Ещё раз скажете «думаю», и я лишу вас титула! Даю вам два часа.

Эти два часа Адэр простоял неподвижно у камина, глядя на кроваво-красное пламя. Вместо того чтобы выступить в роли шантажиста, он стал жертвой шантажа. Помощи ждать не от кого. Трой, Великий и Лекьюр действуют заодно. Вокруг однинедруги.

Адэр верил Эйре и верил в Эйру всем сердцем, всей душой, всем своим естеством. Но народу нужна не вера, а уверенность в том, что она и её сёстры никому не причинят зла. Уверенность и вера – разные понятия. Уверенности нужны неоспоримые доказательства. Вера ни в чём не нуждается. Как вера в Бога.

Если сейчас вступить в открытую конфронтацию с Лекьюром, король вытащит из рукава припасённые козыри. Они точно есть! Хлынут потоки грязи. Неполные четыре года правления покроются толстым слоем нечистот. К такому исходу Адэр не был готов. Он боялся запутаться, заблудиться в лабиринте сердца. Боялся лишиться веры и сомневался, что обретёт уверенность.

Из раздумий выдернул звонок Кангушара. Выслушав отчёт, Адэр приказал усилить охрану Эйры. Затем набрал номер Крикса и велел установить за Эйрой тайное наблюдение.

– Ваше Величество, – проговорил Гюст, войдя в кабинет. – Кое-кто из вашей свиты записался на экскурсию к горячим источникам. Разрешите сказать им, что завтрамы уезжаем.

– Мы остаёмся.

– Вы же хотели…

– Я передумал, – произнёс Адэр и вызвал Макидора. Пора собираться напредставление королевской труппы.

Через десять дней процессия покинула столицу Партикурама и спустя два дня распалась. Советники повезли свои семейства в особняки и замки, придворные поехали в Мадраби, Адэр направился в Лайдару.

Автомобиль правителя и машины охраны миновали Ворота Славы и затормозили, выхватив из вечерних сумерек фигуру женщины, стоявшей над обрывом. Адэр выбрался из салона. Пересёк площадь.

Падал снег. Гудело море.

Адэр глядел на Эйру. Если он протянет руку, чтобы коснуться её, то найдёт лишь воздух. Она была там, где не было его. Она под небом, он под снегом.

Эйра смотрела на горизонт, не замечая снежинок на ресницах и влажного бисерана лице. Она не спросит, зачем он пришёл, не удивится, если он молча уйдёт.

– Эйра…

Волна её аромата перебила запахи мороза, моря и гор. Захлёстнула Адэра иснесла все мысли. И слова снесла, такие же холодные, как ветер.

– Не надо думать. Вы всё продумали, – прозвучал тихий голос.

Адэр не думал, он уже не мог думать и говорить не мог. Снял с руки Эйры перчатку и вложил ей в ладонь изумрудный ключ.

Она сжала ключ в кулаке, продолжая смотреть на горизонт:

– Простынете. Идите в машину.

Адэр повернулся и пошёл. Не потому, что сказала она. Он сам так решил. Ради неё, ради Эйры, он должен вернуться в старую жизнь, в которой ничего старого не сохранилось. Нет прежних запахов и вкусов, краски видны, как сквозь мутное стекло. То, что звучало громко, затихло. То, что было едва слышно, гудело в ушах. То, что было привычным, стало противным.

Адэр шёл, глотая горький воздух. Над белой землёй чёрный снег, на белых скалах чёрное небо.

Часть 20

***

Заседание Совета подходило к концу. Советникипребывали в приподнятом настроении. В Партикураме, посещая развлекательные мероприятия, мужи умудрились достичь устных договорённостей с сановниками ряда государств, которые прежде игнорировали Грасс-дэ-мор. За прошедший месяц договорённости превратились в договоры с подписями и печатями. Неплохое начало года вселяло надежду, что тяжёлое для страны время осталось позади.

Выслушав заключительный доклад, мужи закрыли записные книжки и устремили взгляды на правителя, ожидая разрешения покинуть зал, и лишь сейчас обратили внимание на его болезненный вид. Будто этот месяц он просидел взаперти в душной комнате, наполненной ядовитыми миазмами.

Адэр дал знак секретарю. Гюст спрыгнул с высокого стула, взял с конторки стопку плотных листов небольшого размера и пошагал вокруг стола, раскладывая перед советниками фотографии детей.

Мужи улыбались, разглядывая потешные детские лица. Передавая снимки друг другу, обменивались трогательными шутками.

– Они мертвы, – проговорил Адэр и повторил в глухой тишине: – Они мертвы. Эти дети умерли в прошлом году из-за несвоевременного оказания медицинской помощи.

Гюст вновь двинулся вокруг стола, раздавая советникам фотографии строителей, каменщиков, доярок…

– Эти люди живы, – сказал Адэр, глядя на своё отражение в лакированной столешнице. – В прошлом году они стали инвалидами.

– Ваше Величество… – произнёс советник по вопросам медицины, поднимаясь со стула.

– Сядьте, маркиз Ларе. Я не закончил.

Ярис Ларе присел на краешек сиденья, открыл блокнот, вытащил из кармана ручку и приготовился к выговору.

– В двух сотнях населённых пунктов нет телефонной связи, – сказал Адэр, продолжая смотреть на стол.

– Ваше Величество, – отозвался советник по вопросам транспорта и связи.

– Я не давал вам слово, маркиз Бархат. – Адэр накрыл ладонью отражение своего лица и вскинул голову. – Треть страны без асфальтированных дорог. В маленьких селениях нет врачей. На производстве не соблюдается техника безопасности, и спросить не с кого. На половине предприятий нет медицинского пункта. Мы не успеваем закрывать старые вопросы, зато с радостью хватаемся за новые. Чему радуемся, господа? Снежному кому, который скоро нас похоронит?

– Ваше Величество… – начал старший советник Лаел.

– Вы услышали своё имя?

Орэс Лаел нахмурился:

– Нет.

– Тогда молчите. – Адэр потёр ледяные пальцы. – Почему автоконцерн «Хатали» до сих пор не поставил нам транспорт для перевозки пассажиров? Почему не продал ни одной машины неотложной помощи, ни одной пожарной машины? Я зря согласился пересесть на их автомобиль?

Два года назад автомобильный концерн, носивший имя страны, согласился предоставить Грасс-дэ-мору приличную скидку на пассажирский и специальный транспорт при условии, что Адэр сменит автомобиль тезарского автозавода на автомобиль их концерна.

– Вы не пересели, – заметил Мави Безбур.

– Почему я не пересел?

– «Хатали» создаёт для вас нечто уникальное. В единственном числе.

– К чёрту уникальность. Я сяду хоть на трактор. – Адэр хлопнул ладонью по столу. – Стране нужен транспорт!

– Но это не только ваше лицо, – возразил Безбур. – Это лицо автоконцерна.

– Я посмотрю на ваши лица, когда перед вашими замками и особняками появятся стенды с фотографиями людей, пострадавших из-за вашей халатности и нерасторопности, – сказал Адэр и покинул зал Совета.

Членам комиссии по установлению истины удалось расшифровать ещё одну страницу из тетради слепого летописца: разделить два текста, написанных один поверх другого. Один текст относился к началу истории правления Зервана, второй текст дополнял окончание рассказа Святого Свидетеля.

Читая строки снова и снова, Адэр ловил на себе быстрые, острые взгляды Кангушара. О чём думал герцог? О том, что правитель может повторить судьбу Зервана? И чего он ждал? Что правитель сейчас отложит бумаги и начнёт расспрашивать об Эйре? Где она, с кем, чем занимается…

Это была самая короткая и самая молчаливая встреча. Прощаясь, Кангушар холодно блеснул стальными глазами и, уже открыв двери, тихо промолвил: «Она в порядке». «Кто?» – поинтересовался Адэр, вытаскивая из ящика тоненькую книжку. «Простите», – произнёс герцог и скрылся в приёмной.

Коридор, расположенный под центральной лестницей, привёл в архив. Тихо гудели лампы, от железных ящиков, наполненных раскалёнными углями, исходило приятное тепло.

– Это не вся история, – сказал Адэр и бросил книжку на стол.

Вздрогнув, летописец торопливо промокнул рукавом чернильную каплю, слетевшую с пера на лист. Отложив перо, с досадливым видом вырвал страницу.

Заложив руки в карманы брюк, Адэр побрёл по проходу между стеллажами, заваленными книгами, папками, свитками:

– Где история династии Дисанов?

– Вы только что кинули её на стол, – прозвучал голос Кебади.

– Я же сказал: это не вся история.

Послышались шаркающие шаги.

– Конечно не вся. В ней нет даты смерти наследного принца Норфала, нет даты принятия закона о праве наследования престола по женской линии, нет даты помолвки принцессы Луанны. – Догнав Адэра, летописец поплёлся сзади. – Я хотел заказать новую книгу после вашей свадьбы.

Адэр резко обернулся:

– Свадьбы?

Кебади шагнул назад, полез в карман балахона:

– Помолвки обычно заканчиваются свадьбой. – Вытащив фланелевую тряпочку, затеребил её в руках. – Обычно, но не всегда.

– Почему Зерван сочетался браком в чужой стране?

Летописец пожал острыми плечами:

– Не знаю. – Снял очки и, забыв протереть, водрузил их обратно на нос. – Зерван иего тикурская жена не были помолвлены.

– Где это написано? – спросил Адэр и, прищурившись, посмотрел на яркую лампу над головой. В её свете морщинистое лицо Кебади было мертвенно-бледным, будто припорошённое мелом.

– Нигде. Если нигде не написано о помолвке – значит, её не было. – Летописец спрятал тряпочку в карман. – Ну, а сами-то Дисаны что говорят?

– Ничего, – ответил Адэр и двинулся по проходу.

Зерван женился в Партикураме, там же провёл небольшой приём с танцами. Пышные празднества хотел устроить в Грасс-дэ-море, но помешала трагедия в Смарагде. Это всё, что рассказали Луанна и Лекьюр. Но Адэр знал это и без них.

– То, что вам удалось расшифровать, очень неожиданно.

– Да, неожиданно, – согласился летописец, шествуя за спиной. – Теперь вырисовывается история падения Зервана.

– В чём ты увидел падение, Кебади? В том, что король полюбил дочь садовника? Полюбил сильно, по-настоящему… – рассуждал Адэр, бесцельно вышагивая полабиринту архива. – Он мог довериться только морунам, поэтому повёз возлюбленную в Смарагд. Он свято верил, что у них одна дорога на двоих, однажизнь на двоих. Ты это называешь падением, Кебади? Зерван верил, и жрицаповерила. Поэтому согласилась провести тайный обряд.

Адэр привалился спиной к стеллажу. Потёр грудь: проклятая одышка.

– Если Эйра не верит, её сам чёрт не убедит. Она подчинится, но не потому, чтоповерила. Потому что так надо. Она знает, когда ей говорят правду, а когда лгут. Она чувствует… Жрица от Бога…Почему Бог к ней так жесток? И есть ли он, этотБог?

– А почему Бог к ней жесток? – спросил летописец.

– Я нашёл в саду обручальное кольцо Зервана, – сказал Адэр, пропустив вопрос мимо ушей. – Отдал его на экспертизу. Зря отдал. Я верю всему, что пишеттвой дед.

– Думаю, самое страшное впереди.

Адэр прижал пальцы к вискам:

– Что может быть страшнее смерти любимого человека?

– Смерть ребёнка, Ваше Величество.

Адэр встряхнул головой:

– Какого ребёнка?

– Я говорю о своих детях. У меня их было двое.

Адэр двинулся между стеллажами, не понимая, куда идёт, зачем идёт:

– Родина – это не просто слово, Кебади. Так получилось, что у меня есть родина, ая живу в другой стране. И так получилось, что я… не знаю, какую страну люблю больше… Я родился и вырос в Тезаре. Мой отец в Тезаре. Моя мать похоронена в Тезаре. Но Грасс-дэ-мор за четыре года стал мне близким и дорогим, как Тезар. Я король Грасс-дэ-мора. Он дорог мне, как родина. Я могу назвать его второй родиной, Кебади?

За спиной едва слышно прозвучал хриплый голос:

– Можете, Ваше Величество.

– Родина – это не просто слово… – повторил Адэр.

– Не просто слово.

– За родину люди отдают жизни. Зервана назвали предателем. Он предал не родину. Он её выбрал. За родину он отдал свою любовь. Представь Кебади, ты любишь женщину. Любишь так сильно… как Зерван… А потом уезжаешь в другую страну и почему-то женишься на другой женщине... Почему он так поступил?

– Не имею понятия, Ваше Величество.

Адэр остановился и принялся рассматривать паутину трещин на каменных плитах под ногами:

– Эти записи расшифровывают слишком долго…

– Слишком долго.

– Раньше я не верил, что от горя можно умереть, а теперь верю. Зерван умер, обнимая труп своей женщины. Он любил… Любил по-настоящему. Как можноотказаться от такой любви? Добровольно отказаться от человека, без которогодышать трудно… – Адэр улыбнулся через силу. – Маркиз Бархат как-то сказал, чтолюбовь надо отрывать, как пластырь. Любовь – не пластырь. Настоящую любовь невозможно оторвать.

– Мне очень жаль.

– Кого тебе жаль, Кебади? – Адэр устремил взгляд на летописца. – Зервана? Не смей его жалеть. Он всё сделал правильно. От его решения зависели сотни илитысячи жизней. Я в этом почему-то уверен… Нельзя любить так сильно и простоотвернуться. Зерван стоял перед выбором: убить любовь или убить ради любви. Он всё сделал правильно. Ты ни черта не понял, Кебади.

– Я ничего не понял, Ваше Величество, – эхом прозвучал голос летописца.

Адэр посмотрел по сторонам. С трудом выдохнул:

– Как он жил тринадцать лет? Без неё. Тринадцать лет. День, как год.

– Человек привыкает к боли.

Адэр покачал головой:

– Привыкает… Я хочу знать, почему он бросил жену, почему поехал в Партикурам, почему поспешно женился. Хочу знать, чем его шантажировали. Просмотри книги, рукописи, старые газеты. Может, найдёшь.

Кебади поклонился:

– Сейчас же займусь этим, Ваше Величество.

Из архива Адэр направился в покои маркиза Яриса Ларе. Протянув руки к огню, посмотрел на часы сбоку камина. Полночь. Но уходить уже поздно: слуга скрылся за дверями спальни.

– Наконец-то вы услышали голос рассудка, – промолвил Ларе, шагая через гостиную и на ходу застёгивая халат. – Я уже хотел звонить Трою Дадье. – Приблизившись к Адэру, взял его за плечи и заглянул ему в лицо.– Что с вамипроисходит?

– Не знаю. Живу, как в угаре от похмелья.

Через час автомобиль повёз правителя в клинику маркиза. При обследованииникаких заболеваний выявить не удалось, но Ларе настоял, чтобы Адэр остался в клинике на неделю.

Вернувшись в замок, Адэр обнаружил на столе газету «Криминальный вестник». Напечатана сорок лет назад в Маншере. В газете была опубликована статья под заголовком: «Загадки без ответов». Автор рассказывал о нераскрытых преступлениях прошлого века.

Кебади обвёл карандашом два абзаца. «Во время танцевального праздника, который ежегодно проводится в Партикураме, было совершено покушение настаршего советника Его Величества. Гвардары задержали более двухсотиностранных граждан, приехавших на праздник. Точная цифра нигде не указывается. Подозреваемые в организации и совершении преступления выпущены на свободу за неимением улик и доказательств». Перед глазами Адэрачернели две даты: покушение состоялось за три недели до свадьбы Зервана, подозреваемых выпустили через два дня…

***

Зашуршали шторы. Солнечный свет безжалостно выдернул Эйру из сна без сновидений. Сморщившись, она уткнулась лицом в диванную подушку.

– Вставай! – произнесла Кенеш и, распахнув форточку, впустила в комнату запах близкой весны. – Такая живая женщина, а лежит как мёртвый труп.

Эйра пыталась вспомнить, зачем она попросила Мебо привезти к ней старуху. Вспомнила… отправить в Ракшаду.

– Вставай, – повторила Кенеш. – Пойдём смотреть на море. От ваших лесов у меня скоро дурно будет.

– Мне.

– Что – тебе? – переспросила Кенеш, шелестя на столе бумагами.

– Мне дурно будет. И ничего не трогай!

– Конечно, будет дурно. Посиди-ка всю зиму взаперти.

– Как мне все надоели... – прошептала Эйра.

Охранители по нескольку раз за день приглашали её на прогулку по Лайдаре, предлагали съездить на карьер или на строительство моста. Но Эйра не могланайти в себе силы покинуть узкую и длинную, как гроб, комнатку в дешёвой гостинице. Её раздражал шум города, поэтому двери и окна были плотно закрыты. Её раздражало небо, истерзанное куполами храмов и шпилями башен, поэтому шторы всегда были сомкнуты.

– Я всё слышу, – произнесла Кенеш. – Лошадиный труд не самое главное в твоей жизни, но могла бы и прибраться, если ждёшь гостей. Или ты, как эти прачки в замке? Как ни приду, они заварку сквозь зубы цедят. Говорю: «А кто работать будет?» А они мне: «Пускай работает железная пила, не для работы меня мамародила». Так вот, шабира, ты не прачка, а я не железная пила.

По полу заскрежетали ножки кресла.

Скривившись, Эйра резко села:

– Ну всё! Хватит!

Кенеш всплеснула руками:

– Ох… а видок-то у тебя…

Завязывая волосы в узел на затылке, Эйра посмотрела на дорожные сумки, брошенные у двери. На вешалке пальто с капюшоном. У порога сапоги. Мун дал старухе её вещи!

– Забирай баулы и топай на корабль. Мои люди тебя проводят.

– Э, нет, моя унылая голубка, – покачала головой Кенеш. – В Ракшаду я поеду только с тобой. Хазир ох как обрадуется…

– Хватит жужжать, как муха!

– А с мухами у вас беда. Даже зимой на чердаке жужжат. Я хотела травой подымить, а Мун запретил. Говорит: не порть живую ауру.

Эйра поникла плечами:

– Как он?

– Мун воин. Бодренький такой. Скучает, конечно, но бодренький. Приказал домой тебя везти.

– Обними меня, Кенеш.

Старуха опустилась на краешек дивана, прижала Эйру к себе:

– Ну, здравствуй, милая, здравствуй. А теперь, как на духу: почему скисла?

– Иногда мне бывает очень плохо, Кенеш.

– Всем иногда бывает плохо, – промолвила старуха, поглаживая её по спине. – Вечно смеются одни дураки. Ты же не дура? Нет?

– Счастливые...

– Из Ракшады приехала вся в цвету. А сейчас лопатки торчат, позвонки, как стиральная доска. А грудь куда делась? – Кенеш стиснула Эйре колено. – Ноги, как палочки. Давай я тебя покормлю, и пойдём на улицу. Солнышко греет, снежок тает, птички чирикают, будь они неладные. Чирикают, летают и на голову гадят.

– Покорми, – согласилась Эйра и, когда Кенеш вышла из комнаты, выдвинула из столика ящик.

В перчатке изумрудный ключ. Последнее, что он запомнил, – это прикосновение рук, её и Адэра. В дальнем уголке бутылочка с ядом, которую дал своей шабире Иштар. Если старуха затеет уборку – начнёт щупать, нюхать. Перепрятав перчатку с кулоном и бутылочку, Эйра побрела в ванную.

Вскоре вернулась Кенеш. Поставив на стул сумку, забитую доверху продуктами, полезла в карман пальто:

– Хорошие у тебя воины. Тёмненький такой, сероглазый, помог по ступенькамдотащить.

– Его зовут Драго, – сказала Эйра, просушивая полотенцем волосы.

– Красивый. В этом городе все красивые. – Старуха протянула почтовый конверт. – А это дал другой красавчик. Глаза зелёные. На щеках ямки.

– Мебо, – промолвила Эйра и, отбросив полотенце, взяла письмо.

– Талаш лучше всех, – произнесла Кенеш и, хмыкнув, стала расстёгивать пальто. – Перед ним чуть не грохнулась на пол. Вот бы людей рассмешила.

– Помолчи, – попросила Эйра и разорвала конверт.

Незадолго до нового года маркиз Бархат передал ей письмо от Луги. Охранитель сообщил, что попал в искупительное поселение, где нет колонии для несовершеннолетних. Точнее, колония есть, а малолетних преступников нет. В полуразрушенных бараках, предназначенных для содержания подростков, уже пять лет делали ремонт. Тормун, сын Хлыста, сбежал из дома три года назад.

По просьбе Эйры советник по вопросам правосудия Ассиз перевёл Лугу в другое поселение. Прошёл месяц, прошёл второй, а Луга молчал. И вот наконец-то весточка с единственным словом: «Приезжай».

– За гостиницей следят, – сказал Талаш, когда Эйра велела охранителямсобираться в дорогу.

– Кто следит? – спросила она.

– Защитники и какие-то штатские. Можем плюнуть, а можем уехать незаметно.

– Через Ворота Славы незаметно не получится, – возразил Мебо. – И с чего вдруг мы должны прятаться? Поехали, и поехали. Кому какое дело?

– Поехать-то поедем, – проговорил Драго. – Никто не вернёт. А вдруг за намиувяжутся? – Обратил взгляд на Эйру. – Ты хочешь, чтобы правитель знал о каждомтвоём шаге?

– Это не он… – пробормотала она растерянно.

Драго изобразил на лице наигранное удивление:

– А кто?

– Неважно – кто, – отрезал Талаш. – Решай, Эльямин: уезжаем открыто илинезаметно.

Чтобы тайные наблюдатели ничего не заподозрили, охранители передали постдежурства в гостинице ракшадским воинам, которых привёл Талаш, а сами, громкообсуждая день рождения Мебо, отправились в трактир.

Дождавшись сумерек, Эйра придвинула к зашторенному окну кресло, усадила в него Кенеш и включила настольную лампу:

– Обычно я читаю до утра. Высидишь?

– Высижу, – кивнула старуха и раскрыла книгу вверх тормашками. – А нет такой, чтобы с картинками?

Облачившись в старенькое пальто и утопив голову в капюшоне, Эйра взялахозяйственную сумку, куда предварительно сложила сменную одежду, иотправилась на вечерний рынок. Потолкалась в толпе, вышла через другие воротаи забралась на заднее сиденье автомобиля с флажком Ракшады на капоте.

– Ты в моём сердце, шабира, – проговорил сидевший за рулём ракшад, одетый в кожаный плащ без рукавов. Судя по татуировкам на его руках, воин занимал довольно высокую должность.

Немного погодя к ним присоединился ещё один автомобиль. Машины покружили погороду, проверяя, есть ли «хвост». Спустя полчаса затормозили у Ворот Славы.

Приоткрыв окно, ракшад предъявил защитникам удостоверение личности:

– Дипломатическая почта.

– Почему так поздно? – спросил командир караула.

– Позвоните королю и спросите.

Защитники поелозили лучами фонарей по затемнённым стёклам, но не решились нарушить закон о неприкосновенности работников дипломатического корпуса.

Отдалившись от Лайдары на несколько миль, ракшад уступил место за рулёмТалашу, убрал с капота флажок. Эйра пересела вперёд, сзади разместились Драгои Мебо.

– Вот это машина! – воскликнул Талаш, вырулив с обочины на дорогу. – Не то, чтоваша колымага.

Эйра сняла сапоги, подогнула ноги под себя и, укрывшись пальто, закрыла глаза. В голове кружился хоровод мыслей, мешая уснуть. Кто установил слежку? Адэр? Нозачем? Надо было расспросить ракшада об Иштаре. Жив ли сын Хлыста? Если жив – что дальше? И уже погружаясь в сон, Эйра подумала, что второпях забыла взять бутылочку с ядом. Единственная возможность стремительно перейти из светажизни во тьму смерти и никому не причинить вреда своей болью.

Под утро Драго сменил Талаша и повёл автомобиль по грунтовой дороге вдоль опушки леса, всматриваясь в просветы между соснами и елями. Его рот не закрывался ни на минуту. Оказывается, искупительное поселение, в которомочутился Луга, было построено на границе бывшей ветонской резервации иНижнего Дола. В двухстах милях к западу находился замок известного врачевателя маркиза Ларе. А ещё дальше петлёй свернулся Бездольный Узел.

При словах Драго о Бездольном Узле, Эйра повернулась к боковому окну истиснула в кулаке ворот кофты. Безбрежное поле, усеянное островками снега икляксами земли. Туманный горизонт, искусанный скалами. Где-то там тоскливостоит дом с заколоченными окнами. Над трубой бани не заклубится дымок. Девчушка Аля не закрутит трещоткой. И Тася никогда не крикнет: «Аля! Тише! У нас гости».

От горестных раздумий отвлекла вереница машин, гружённых брёвнами. Пришлось съехать с дороги и пропустить идущий навстречу транспорт.

Зная трепетное отношение ветонов к лесу, Эйра вкрадчиво спросила:

– Искупленцы рубят сосны?

– Зимой и летом рубят, весной и осенью сажают, – ответил Драго. – Это я в трактире узнал. Луга за шесть лет совсем одичает.

– Хорошо хоть так, – отозвался Мебо. – А могли впаять пожизненное.

Ближе к полудню автомобиль поехал вглубь чащобы по утрамбованной колее. Наполянах снег лежал тонким ноздрястым слоем. Деревья торчали из сугробов, как из намокших юбок. Издалека доносился стук топоров.

Искупительное поселение походило на временное стойбище первопроходцев: брезентовые палатки, дощатые бараки. «Архитектурную» гармонию портилокаменное здание – двухэтажное, вытянутое, с решётками на окнах. И везде возвышались брёвна-столбы с лампами в металлических кожухах.

Поселение было опоясано несколькими рядами колючей проволоки иметаллическими растяжками; вдоль них бегали рослые тощие собаки, волоча засобой цепи. За калиткой из спутанной проволоки сгрудились с десяток надзирателей в добротных полушубках. Похлопывая резиновыми дубинками иплётками по голенищам кирзовых сапог, исподлобья смотрели на незваных гостей.

Оставив охранителей возле машины, Эйра приблизилась к калитке и показалапаспорт:

– Тайный советник. К начальнику по вопросу государственной важности.

Кабинет начальника поселения располагался на первом этаже каменного здания, напротив входной двери. Далее коридор был изрезан решётками. Пахлоподгоревшей кашей и прокисшим бельём.

Кабинет одновременно служил жилой комнатой. Раскладушка, застеленная стёганым одеялом. Рукомойник. На полочке посуда и полбуханки хлеба, накрытая газеткой. Окна выходили на мощённую камнями площадку, окружённую фонарнымистолбами.

Выслушав просьбу Эйры о встрече с искупленцем под номером тринадцать – двадцать три – тридцать три, начальник полистал её паспорт, будто надеясь найтичто-то запретное между страниц. Немного посидел в полной задумчивости, машинально постукивая ногтями по столу:

– Ну и как мне проверить?

– Вы никогда не видели мою фотографию в газетах? – улыбнулась Эйра.

Любого человека сбил бы с толку её вид. Разве приближённые к королю ходят в стоптанных сапогах и в стареньком пальто?

– Видел. – Начальник швырнул паспорт на стол. – Нужен другой документ.

– А чем этот не подходит?

– Вы понимаете, куда приехали?

– Понимаю.

– Не понимаете. – Начальник бросил на конвоира грозный взгляд. – Выведи её ипроследи, чтобы уехала.

– Вам придётся меня вытащить, потому что сама я не уйду, – проговорила Эйра. – За нарушение закона о неприкосновенности высокопоставленных чиновников вы получите десять лет на двоих. За неуважительное отношение к советнику ЕгоВеличества – четыре года на двоих. И я сделаю всё, чтобы вы отбывали срок в этом искупительном поселении.

– Искупленцы на лесоповале, – произнёс конвоир, стянув с головы кудлатую шапку. Что снял, что не снял: на голове осталась та же копна, даже цвет волос и мехаодинаковый. – Будут поздно. Подождёте?

Похоже, он нагрешил здесь больше, чем начальник, раз сдался без сопротивления.

– Подожду, – сказала Эйра и переставила стул поближе к самодельной печке. – Подростки тоже на лесоповале?

– Да, – ответил начальник, потирая небритый подбородок.

– Что они там делают?

– Сучки рубят, ветки рубят, кору обдирают. – Начальник махнул конвоиру. – Принеси нам чаю что ли.

За окном стремительно темнело. Зимний день сам по себе был недолгим, а в лесу он и вовсе заканчивался быстро. Белый свет фонарей залил площадку за окном, выдернул из сумрака бараки и туалеты, сбитые из фанеры. Донёсся злобный лай собак, послышались командные крики.

– Ведут, – сказал начальник и задёрнул на окне шторы.

Эйра не стала возражать. Неизвестно какие чувства пробудит в ней вид измученных подростков.

– Малолетки живут в этом здании, – промолвил начальник, словно услышав её мысли. – Моются тёплой водой, ходят в тёплую уборную. Кормят их лучше. Топимуглём и отходами производства. Территорию освещаем генераторами. Их в подвале целых пять. Раньше освещали керосином. Намучились. Бараки не отапливаются. Взрослые здесь искупают вину, а малолетки исправляются.

Начальника прорвало. Он говорил и говорил о перевоспитании подрастающегопоколения, силясь заглушить своим голосом отборный мат, просачивающийся в щели рамы: за окном, на площадке, проводили перекличку.

Наконец кто-то крикнул:

– По баракам!

Начальник умолк. Послышался топот башмаков по камням, залаяли, подвывая, собаки. Дверь распахнулась.

Глядя на Эйру во все глаза, Луга переступил порог, поставил ведро с водой, прислонил к стене швабру и низко поклонился:

– Госпожа…

– У вас семь минут, – сказал начальник, обращаясь к Эйре. – Столько времениуходит на мойку пола. Вы же не хотите, чтобы ваш подопечный прослыл сукой? – И вышел в коридор.

Эйра приблизилась к Луге. В плечах раздался, а лицо, как тающий воск.

– Тяжело?

Он усмехнулся:

– Не дом отдыха.

Эйра обняла его и прошептала:

– Я тебя вытащу. Не сегодня. Чуть позже. Но обязательно вытащу. Драго, Мебо, Талаш… все здесь. Передают тебе привет. Видел машину возле калитки?

– Нас заводят через ворота. С другой стороны лагеря. – Луга улыбнулся. – Никогдане думал, что стану по ним скучать.

За дверью покашляли. Начальник намекает, что истекла минута?

Отстранившись, Эйра провела пальцами по колючей впалой щеке:

– Тормун в колонии?

– В Рашоре.

– У Хлыста? Хлыст нашёл его?

– Не думаю, – проговорил Луга. – Плохо выглядишь. Будто вместе сидим.

– У нас мало времени. Рассказывай.

Луга отвёл Эйру от двери. Может, не хотел, чтобы подслушали. Может, хотел постоять возле жаркой печки и хоть немного согреться. Фуфайка на нёмтонюсенькая – не та, какую выдали в следственном изоляторе. И тряпка с номеромпришита мужской рукой: криво, чёрными нитками. И ботинки другие, и штаны. Кто-то с Лугой «обменялся» вещами.

– Я познакомился тут с одним, – заговорил Луга. – Он помог мне, я ему. Он человек опытный, третья ходка. Зашёл разговор о малолетках. Я осторожно, осторожно… Ну он и рассказал, что был тут такой. Постоянно плакал. А плакать здесь нельзя. Скрипи зубами, но не плачь. Его и пригрели местные. Пригрели, как девочку. Ну ипошло-поехало.

Эйра опустилась на стул, обхватила рукой горло:

– За что посадили?

За дверью покашляли. Начальник минуты отсекает. Знает, что на часы никто не смотрит.

– Украл какую-то хрень. Дали всего год. Вышел бы, новую жизнь начал. А егомеченым сделали. У таких нет новой жизни. Каждый «добрый» дядя метку ставит, прижигает шляпкой гвоздя щёки, шею. Такое не спрячешь. А за воротами меченых поджидает другой «добрый» дядя и увозит их в Рашор. Есть в Рашоре улицаШтанов. Там они и работают шлюхами в штанах. Здесь все повязаны, Эйра. Все. И паханы, и начальник, и надзиратели. Все. Вытащи меня отсюда, и я Криксу такое расскажу…

– Какая кличка у Тормуна?

– Сосунок.

– Может, это не он, – с сомнением промолвила Эйра.

– Он. Отец раньше работал на прииске. Убил троих: хозяина магазина и его сына с другом. Ему дали двадцать лет и отправили на каменоломню. Всё сходится. А… иещё… есть мать и брат с сестрой. – Луга затряс руками. – Я ничего не говорил. Этовсё мой «дружок» сказал. Он пацана тоже грел.

Эйра принялась вышагивать по комнате:

– Какой у твоего дружка номер? Попробую добиться с ним встречи.

– Убили его. Я только тебе написал, его и прирезали. Десять дней назад. Тут заодну ночь перерезали всех, кто хоть как-то был связан с Хлыстом. Я молчал, как мыша… Руки-ноги тряслись. Всё вспоминал, говорил я кому-то о Хлысте или нет.

Эйра замерла:

– Почему всех убили?

– Кто-то слух пустил, что Хлыст работал на стражей, чистил города от воров. Воры – неприкосновенная каста. Да и вообще, сук и стукачей никто не любит. Слушок пошёл, что и на воле дружков Хлыста порезали.

Похоже, Крикс всерьёз взялся за уничтожение банды.

– Вчера братва шушукалась, что Рашор в осаде, – проговорил Луга. – Стражи изащитники обложили его со всех сторон. А Хлыст не дурак, заложников взял. И теперь вояки ни туда, ни сюда.

Раздался стук в двери: пошла последняя минута.

– Откуда братва знает? – спросила Эйра, чувствуя, как холодеет кровь. – Лагерь в тайге, письма вскрывают, передачи и посылки запрещены. Откуда?!

Приблизившись, Луга произнёс еле слышно:

– Надзиратели здесь неплохо зарабатывают. Каждый день в город ездят, выпивку привозят, малявы с воли. Потом отвозят ответы. Тут все всё знают.

– Выпить хочешь?

Луга пожал плечами:

– Иногда. Для согрева. В бараках дубак, зуб на зуб не попадает.

Эйра выгребла из карманов деньги, вложила Луге в мозолистую ладонь и, поцеловав в колючую щёку, вышла из кабинета.

***

Тихо гудел мотор. Свет фар освещал забор из колючей проволоки. Собаки бегалитуда-сюда в ожидании кормёжки, выкидывая из раскрытых пастей мутные клубы воздуха. За калиткой стояли надзиратели, постукивая сапогом о сапог ипохлопывая варежками. По территории поселения вышагивали часовые, перебрасываясь сальными шутками.

– Чего ждём? – спросил Драго, барабаня пальцами по рулю.

– Я его подставила, – тихо ответила Эйра. – Мы уедем – его убьют.

– Это поселение общего режима, – откликнулся Мебо, сидя на заднем сиденье рядом с Талашем. – Убийц здесь не держат. Разве что убийц по неосторожности. Свидания разрешены раз в год. Я узнавал.

– Я не родственница. Я высокопоставленное лицо, слово которого можетразрушить их негласные порядки, лишить их заработка и свободы.

Драго кивком указал на надзирателей:

– Ты говоришь об этих?

– Они поняли, что Луга сдал их. Или сдаст, когда выйдет… Он не жилец.

– Не хотел говорить, но скажу, – произнёс Талаш. – Луга предатель по натуре. Онпредал своих товарищей, предал командира, дезертировал из армии, предал своего правителя, князя Тария. Теперь предал…

Драго резко развернулся и вскинул кулак:

– Заткнись! Или, клянусь, я размозжу тебе черепушку!

Эйра перехватила его руку:

– Драго, не надо.

Потянувшись вперёд, к кулаку, Талаш засверкал в полумраке глазами:

– А ты попробуй, ударь.

Рука Драго затряслась от напряжения.

– Выйди, Эйра.

– Предатель хуже врага! – прошипел Талаш. – И да, мы связаны с Лугой клятвой. Эльямин наша сестра, мы её братья. Но в нашей семье – он урод.

– Эйра, выйди! Дай поговорить с ним по-мужски.

– Куда её гонишь? – возмутился Талаш. – На мороз? В темень? Если уж говорить по-мужски, давай по-мужски выйдем.

– Нас заметут. Она останется без охраны. Эйра, пожалуйста, выйди.

– Да хватит вам! – вскричал Мебо. – Луге кранты, а вы меряетесь, у кого длиннее.

Выдохнув со злобным стоном, Драго отвернулся от Талаша и стиснул руль:

– Поехали, Эйра. Заедем в первый же город. Ты позвонишь Адэру и всё расскажешь. Он расшибётся в лепёшку, лишь бы тебе угодить.

– Ты о чём это?..

Драго скорчил досадливую мину:

– Я хотел сказать, что Его Величество очень ценит тебя. Он всё для тебя сделает.

– Ты правителя совсем не уважаешь? – произнёс Талаш. – Он правитель, а не служба спасения. Наша семья – наша проблема. Убьют Лугу – помолимся. Выживет– порадуемся. На всё воля Всевышнего.

Эйра устремила взгляд в окно. В свете фонарей бараки походили на могильные холмы, обтёсанные сверху и по бокам огромной лопатой.

– Не хочу рассуждать, как жил Луга: правильно или неправильно. Все людиошибаются, и все совершают плохие поступки. Все проживают светлые и тёмные времена. Главное, пройти через всё и остаться человеком. Луга остался человеком. Я не могу его бросить. – Эйра заправила под капюшон волосы. – Не выходите из машины.

– Ну нет… – Драго снял с крючка куртку. – Одна ты не пойдёшь.

– Что надо сказать, Талаш? – спросила Эйра, надевая варежки.

– Да, Эйра.

– Мебо?

– Да, Эйра.

Она посмотрела на Драго.

– Да, Эйра, – выдохнул он и положил куртку на колени.

Услышав хлопок дверцы, надзиратели набычились. Собаки повернулись к Эйре мордами, вздыбили шерсть на загривках и словно окаменели.

Она остановилась в пяти шагах от калитки:

– Прячьтесь.

– Чего? – ухмыльнулся усач, всматриваясь в просветы узора из проволоки.

– Прячьтесь по углам, пока есть время.

Усач грязно выругался. Хохот его приятелей взорвал тишину.

Запрокинув голову, Эйра устремила взгляд в чёрное небо. Где-то там глубокая трещина, а за ней бездонная пропасть, где тёмное «Я» свило себе гнездо. Сейчас ты господин, а я раба… Письмена на спине загорели огнём.

Вмиг всё пространство вокруг утонуло в звуках дикой необузданной природы. Зашуршали лапы елей, затрещали стволы сосен. Заревела рысь. Заголосиливолки. Над лесом понеслись мощные крики филина.

Завывая, заметались собаки. Загремели цепи. На заборе заскрипела проволока. Надзиратели заорали на псов, щёлкая плётками. С хлёстким звуком лопнулижелезные звенья. Кто-то завопил.

Эйра подошла к калитке, посмотрела на добротный навесной замок, устремилавзгляд вперёд. Взбесившиеся собаки вгрызались в надзирателей и часовых, носились по территории поселения, налетали грудью на стены бараков, царапаликогтями каменное здание. К окнам первого этажа прилипли штатные работникилагеря. На втором этаже окна были распахнуты. Стоя на подоконниках, мальчишкитрясли решётки и визжали от восторга.

– Я помогу, – сказал Драго, возникнув из-за плеча.

– В машину! – приказала Эйра.

– Нет! – раздалось сзади.

Эйра оглянулась на Талаша и Мебо. Они не уйдут...

Драго упёрся в калитку руками и, произнеся: «Гэ-э-эп», надавил что есть силы. Навесной замок не поддался, зато металлический каркас калитки согнулся пополам.

В каждом бараке было несколько дверей, запертых на ключ. Под крышами узкие окошки, затянутые железными сетками. Эйра и охранители перебегали от окна к окну, от одной двери к другой, и звали Лугу. Но их зов заглушали крики, вой, рычание, скрежет. Охранители хотели разделиться, Эйра им запретила. Может, собаки не трогают их, потому что она рядом?

Гонка по лагерю продолжалась час или больше. Эйра потерялась во времени.

– Больше не могу, – взмолилась она и, обхватив фонарный столб-бревно, хриплозадышала.

Собаки, рыча и взлаивая, волочили по земле окровавленные тряпки, ленивогрызлись над останками караульных. А лес продолжал ухать, выть и реветь.

– Давай допросим тех, кто спрятался в здании, – предложил Мебо. – Они скажут, где Луга.

– Там дети, – просипела Эйра. – Тюремщики возьмут их в заложники, и мы уйдёмбез Луги.

– Дураки, – вставил Талаш, стряхивая с кожаных штанов и куртки комочки грязи. – Я бы сразу это сделал, а они не додумались.

– Они в шоке, им не до раздумий, – произнёс Драго и, уперев кулаки в бока, посмотрел по сторонам. – Я сам в шоке… Мне ничего не стоит пробить любую дверь. С какой начать?

– Ни с какой, – ответил Талаш. – Устроить побег одному человеку – одно дело. Устроить побег всей тюрьме – другое дело.

– Сделаем ещё один круг, потом будем ломать двери, – сказал Мебо и, взглянув наТалаша, пожал плечами. – Есть предложения?

Драго указал Эйре за спину:

– По-моему, ему что-то надо.

Эйра оторвалась от столба, повернулась лицом к зданию. Детей на подоконниках нет, рамы закрыты, свет потушен. Начальник просунул руку между прутьев решёткина окне своего кабинета и затряс связкой ключей. А он, похоже, не дурак...

Выпустив Лугу из барака, Талаш запер двери и вернул ключи начальнику. Лесные звуки удалялись, на небе вспыхивали звёзды, обещая солнечный день. В автомобиль Эйра и охранители садились под сытое ворчание псов.

Всю дорогу до Лайдары Эйра молчала, слушая, как сзади шушукаются Драго, Мебои Луга. Ночное злоключение забрало много сил, но волна непонятного возмущения, исходящая от Талаша, не позволяла уснуть.

Когда впереди показались Ворота Славы, Эйра промолвила:

– Вы не сдержали слово.

– Шабира, я… – начал Талаш.

– Не перебивай! Вам повезло, что собаки вас не тронули.

– Я дал клятву хазиру оберегать его сестру! – произнёс Талаш, повысив тон. – Я с тобой одно целое, шабира! Я – твои руки, ноги, зрение, слух. Пойми, когда ты уходишь одна, всё это ты оставляешь.

– Вы обещали повиноваться.

– Мы обещали защищать тебя, – заметил Драго.

– Мы не тряпки и не подкаблучники, – сказал Мебо. – Мы охранители. А прячемся в кустах, как трусы.

Эйра не нашлась что ответить.

Автомобиль миновал туннель, украшенный рисунками из драгоценных камней, изатормозил возле сторожевой будки. Из неё Эйра позвонила герцогу Кангушару ипопросила срочно приехать.

Срочно – в понимании герцога – полтора часа. Именно через это время егоавтомобиль выехал на площадь, прокатил мимо входа в грот со знаменитой Звёздной дорогой и остановился возле Эйры.

Она оторвала взгляд от тихого заката; закончился последний день зимы. Повернулась к герцогу:

– Я устроила побег заключённому.

Кангушар вздёрнул блестящие брови:

– Что?

– Прошу вас взять его под свою защиту.

– Что?

– У вас проблемы со слухом, герцог?

– Нет. Но… ты нарушила закон, это не значит, что я его нарушу.

– Я могла провезти в Лайдару беглого преступника и нарушить ветонский закон, ноэтого не сделала, потому что уважаю ваши законы. И пригласила именно вас, потому что вам доверяю. – Эйра потёрла глаза. Как же она устала. – Возьмите егопод стражу, герцог, и подержите до моего возвращения.

Повернувшись к машине, жестом велела Талашу выпустить Лугу из салона.

Часть 21

***

Автомобиль, подаренный Эйре ракшадским послом, катил по центральной улице Мадраби. Особняки, огороженные ажурными оградами, чередовались с посадками молоденьких кустарников и деревьев. Слуги мыли окна, садовники копались в клумбах, хозяева прохаживались по террасам, наблюдая за детишками, бегающими вокруг статуй и отключенных на зиму фонтанов. Не верилось, что два года назад на месте городка была пустошь.

– Они развернулись, – сказал Мебо, глядя через плечо.

Как Эйра ни упиралась, герцог Кангушар «наградил» её дополнительной машиной охраны. Днём машина маячила в зеркале заднего вида. Ночью её фары освещали салон. В трактире ветонские защитники дежурили у двери, словно боялись, что Эйра сбежит. А она, ковыряя вилкой в тарелке, задавалась вопросом: за что ей такая честь? Внутренний голос нашёптывал: «Это связано с поездкой Адэра в Партикурам».

Когда впереди показался правительственный замок, Эйра спросила:

– Их точно нет?

Драго и Мебо одновременно посмотрели назад и заверили в один голос:

– Точно.

Эйра велела Талашу остановить автомобиль и повернулась к старухе, сидевшей сбоку Драго:

– Выходи, Кенеш.

– А ты?

– Я скоро приеду. Мебо, достань её сумки из багажника.

Старуха с понурым видом выбралась из салона, подхватила сумки и побрела по улице.

– Теперь куда? – поинтересовался Талаш.

– В Рашор.

Город, где обосновался Хлыст со своей братией, находился в двух днях пути. Чем ближе становился конечный пункт, тем сильнее Эйра нервничала. Её тёмное «Я», её демон, который пришёл ей на помощь в лагере искупленцев, никуда не делся, не залез в щель, не притаился в гнезде. Он набирал силу, питаясь её мрачными мыслями, и готовился вновь расправить чёрные крылья.

В пригороде Рашора было тихо и безлюдно. Погода баловала, самое время выйти на огороды и в сады, но по обнажённой земле прогуливались только скворцы и вороны, по голым веткам прыгали воробьи.

На выезде из селения путников остановили постовые.

– Подступы к городу перекрыты, – сообщили они, проверяя документы. – Штаб начальника там. – И указали на колею, ныряющую в рощу.

Когда сплетённые ветви деревьев скрыли постовых, Эйра попросила заглушить двигатель. Села вполоборота к охранителям. Потёрла лоб. Они вряд ли поймут. Она сама не понимает, как ей удаётся влиять на окружающий мир. В минуты крайнего нервного напряжения она ощущает себя одним целым с этим миром, разгневанным жестокостью людей и возмущённым несправедливостью.

– Я обдумала ваши слова. Вы подчиняетесь женщине, это вас унижает.

– Нет, Эйра… – начал Мебо.

– Дай сказать, – перебила она, вскинув руку. – Я уважаю вас, как мужчин, как воинов. Я бы с радостью говорила: «Да, Мебо. Хорошо, Драго. Как скажешь, Талаш». Но этого не будет. Иногда мне бывает очень плохо… Помните паломничество? Ливень в пустыне.

– Помним, – кивнули охранители.

– Его вызвала я. Помните Ориенталь? Ливень, молнии, радуги. Это вызвала я. Безумие собак, оживший лес. Это сделала я.

– Вообще-то мы и сами поняли, – произнёс Драго.

– Но я не знаю, что или кто взбесится в следующий раз. Я боюсь, что когда-нибудь мне станет настолько плохо, что вы не успеете спрятаться.

Охранители переглянулись.

– Если я говорю вам: «Сидите и не высовывайтесь» – значит, сидите и не высовывайтесь. Понятно?

– Мы не успеем спрятаться... – повторил Драго.

– Да, такое может случиться.

– А ты успеешь?

– Не знаю.

– Мы будем к тебе ещё ближе, чем раньше, – сказал Талаш.

– С вами говорить бесполезно, – произнесла Эйра и отвернулась к окну.

За узкой лесополосой находился небольшой посёлок. На улицах, загромождённых машинами и палатками, было людно, даже слишком: стражи, ветонские защитники, гражданские с белыми повязками на рукавах пальто и фуфаек. Местные жители сидели на завалинках и, щёлкая семечки, лениво переговаривались. Затянувшийся «спектакль» им уже поднадоел.

Эйру довели до избы, где расположился штаб начальника секретной службы. Оставив охранителей во дворе, она вошла в горницу, заполненную защитниками и стражами. Посмотрела на иконы, развешенные на стенах как картины, и приблизилась к столу, над которым склонились Крикс и Эш.

– Так и знал, что ты не пропустишь представление, – промолвил Крикс, обернувшись. – Ну и где была так долго?

Несведущему человеку могло показаться, что начальник радвстрече с моруной. Таких людей в комнате не оказалось. Караульные и командиры отрядов тотчас вышли за двери. Эш отступил к окну.

– Брала приступом искупительное поселение.

– Удалось?

– Удалось. И даже удалось спрятать беглого преступника. – Эйра взглянула накарту города, разложенную на столе. – Ты недооценил Хлыста.

Крикс хмыкнул:

– Недооценил.

– Пустить слух, что он стукач и ликвидатор – хорошая мысль. Ну а дальше?

– А дальше… – проговорил Крикс на долгом выдохе. – Мы ослабили его позицию: сократили ряды прихлебателей, лишили помощи извне. Теперь взяли его в тиски.

– А он взял заложников.

Крикс упёрся кулаками в стол:

– Да, ситуация вышла из-под контроля. Задним умом все крепки.

– Расскажи, как всё было, – вклинился в разговор Эш. – Она ведь думает, чтобандита спровоцировала осада города.

Крикс покосился на ветона, исподлобья посмотрел на Эйру:

– Мы пустили слух, а он взял заложников и потребовал отделить Рашор от Грасс-дэ-мора.

Вздёрнув брови, Эйра хохотнула:

– Он хочет стать королём?

– Я прибыл сюда с группой переговорщиков, – продолжил Крикс. – Хотел закрыть вопрос мирно. Отправил в город человека. Вместо него вернулся мальчишка, воспитанник Сиблы. С мешком ушей.

– Что?!

– Сто штук. Все правые. Детей и взрослых.

Эйра привалилась к стене. Стена-перегородка качнулась. Слетев с гвоздя, иконарухнула на пол и раскололась на две половинки.

– Сибла у него в заложниках?

Крикс покачал головой:

– Хлыста не удалось провести. Похоже, он с самого начала подозревал Сиблу иводил нас за нос.

– А Людвин? Что с Людвином?

Крикс пожал плечами:

– Был в доме молитвы. А сейчас – кто мне скажет? Я подтянул стражей, защитников, добровольцев. Вот и весь расклад. На рассвете входим в город и разносим всё к чёртовой матери.

– Вчера принесли ещё мешок, – отозвался Эш. – Двести ушей. Все левые. И записка-предупреждение: если хоть один страж ступит в город, заложников убьют.

– Вы готовы пожертвовать заложниками? – спросила Эйра.

– Будем телиться, людей погибнет ещё больше, – ответил Крикс и приказал Эшу: – Зови командиров. Продолжим совещание. – Зыркнул на Эйру. – Иди комнату себе подыщи, поешь чего-нибудь, а то выглядишь, будто тебя голодом морили.

– Подожди, подожди, – протараторила она и, скинув пальто, склонилась над столом. – Я не сильно разбираюсь в картах. Расскажи, что здесь нарисовано.

Крикс принялся водить пальцем по чертежу:

– Это кварталы заводчан. Ребята серьёзные. Хлыст не смог найти с ними общий язык. Бандиты туда не суются. Сейчас там два наших отряда. Это река. ЭтоВедьмин парк. А здесь мы. Хлысту бежать некуда.

Эйра заскользила взглядом по названиям улиц:

– Где улица Штанов?

– Такой нет, – произнёс Крикс задумчиво. – Может, Сибла не все улицы отметил?

– Мальчик, его воспитанник… где он?

Крикс посмотрел досадливо:

– Эйра, не вмешивайся. Я только начал обживаться в кресле начальника секретной службы. Как только появляешься ты, моя карьера летит к чертям собачьим.

Эйра виновато улыбнулась:

– Я уже появилась.

– Сейчас приведу мальчишку, – промолвил Эш.

– Знаешь, кто больше всех не любит морун? – спросил Крикс, когда за Эшемзакрылись двери. – Климы. Но у них, чёрт подери, нет военной подготовки, как у ветонов. Приходится мириться.

– Давай ты признаешься мне в любви в следующий раз. Рассказывай всё, что узнал от Сиблы.

Немного погодя Эш ввёл в горницу подростка.

– Вы его спасёте? – спросил паренёк. – Вы же его спасёте? Да? – Кинулся к Эйре, обхватил её за талию, распахнул заплаканные глаза. – Он хороший! Правда! Ему нельзя умирать. Это я должен умереть. Я убийца. А он добрый. Скажите им, чтобы они спасли Сиблу.

Эйра провела ладонью по коротеньким волосам:

– Как тебя зовут?

– Дин, госпожа.

– Дин, в городе есть улица Штанов?

– Есть.

– Покажешь на карте?

Рассматривая чертёж, Дин молчал. Эш начал объяснять ему, где находятся рынки, скверы, бани – ориентиры, которые помогут пареньку определить местонахождение нужной улицы. Дин ткнул пальцем в безымянный переулок и добавил, что там стоятдва дома терпимости, в них работают мужчины.

Выпроводив подростка, Эйра прошлась вокруг стола, разглядывая карту:

– Не разбираюсь в масштабе. Ведьмин парк большой?

– По прямой – десять миль, – отозвался Крикс.

– Ладно твои люди не нашли овраг. Но почему они не вышли к городу?

– Заблудились. Я высылал ещё одну группу. Результат тот же.

Эйра надела пальто:

– Удачи тебе, Крикс.

– И всё? Уезжаешь?

– Уезжаю, – сказала она и посмотрела на Эша. – Проводишь?

Селянки вытащили на улицу кастрюли с едой. Стражи и защитники выстроились в очередь, гремя котелками и ложками.

– Мне нужна карта, – проговорила Эйра, приблизившись к машине. – И тричеловека.

– Хочешь найти овраг? – спросил Эш.

– Да. Мои охранители сильные люди, но, боюсь, в лесу им станет плохо.

– Трёх хватит?

– Хватит.

– Сейчас распоряжусь.

Эйра удержала Эша за рукав:

– Я сама выберу. – Закрутила головой. – С котёнком возится. Видишь? Его… Кастрюлю держит. Его… Крыльцо чинит. Видишь? Его.

– Почему этих, а не других?

– Они потомки морун. Кровь древняя. Давно это было.

Эш нахмурился:

– И таких среди ветонов много?

Эйра посмотрела по сторонам. Улыбнулась:

– Хватает.

Через полчаса два автомобиля остановились на опушке Ведьминого парка. Покаспутники Эйры разговаривали с командиром дозора, охраняющего подступы к лесу, она рассматривала карту, разложенную на капоте. Вскоре к ней присоединились её люди.

– Вот дом, – указала Эйра на квадратик. – Вот лес. Если бы вам приказалипостроить подземный туннель, куда бы вы рыли?

Талаш, не задумываясь, провёл пальцем по карте:

– Так. От дома до леса самое короткое расстояние.

– А как найти место, где этот туннель заканчивается?

– Выход недалеко от города. Задача беглецов: выйти из города незаметно. Дальше их прячет лес.

– Мы стоим здесь, Талаш, – проговорила Эйра, расположив ладони плашмя. – Кудамне отсюда идти?

– Пойдём по компасу, – откликнулся защитник.

– В лесу компас не работает. И мозги у некоторых не работают. Найдите место наопушке, от которого до выхода из туннеля самый короткий путь.

Драго положил нож на карту:

– Надо продлить линию и найти ориентиры.

Лезвие соединило дом, лес, угол участка, где проводилась вырубка деревьев, икурган, возвышающийся посреди поля.

Немного погодя путники стояли возле крайних пеньков. За их спинами высился курган.

Мебо вытянул руку по направлению к лесу:

– Главное, не сбиться с курса.

Эйра повернулась к ветонским защитникам:

– Они собьются. Вся надежда на вас.

***

Путники шли цепью, огибая сгорбленные деревья и всклокоченные кустарники. Под ногами шипели островки талого снега.

Двигаясь за двумя защитниками (третий замыкал цепь), Эйра водила глазами туда-сюда. На еловых лапах грязно-серые иголки. На кривых ветках сухие листья с чёрными прожилками. Под стволами на осевших сугробах бурые круги. На пнях лохмотья ржавого лишайника.

Задохнувшись от резкой боли в груди, Эйра рухнула на колени и вонзила пальцы в землю. Сердце и душу скрутило в тугой жгут. В голову хлынула жгучая кровь. Охранители кинулись к Эйре, решив, что она просто споткнулась. Помогли ей встать, принялись отряхивать пальто.

Эйра сжала в руке камешек, который зачерпнула вместе с хвоей, и мысленнозабормотала: «Камень в кулаке, камень в груди…»

Драго усадил её на поваленное дерево, словно вывернутое наизнанку. Чёрное трухлявое нутро, изъеденное жуками, закряхтело, застонало.

– Не зашиблась? – спросил Мебо.

– Нет. Здесь мягко, – ответила она, прислушиваясь к боли, которая нехотя перетекала из груди в ладонь, изрезанную острыми краями камня.

Судорожно вздохнув, посмотрела вверх. По искривлённому небу рывками плылибагровые облака.

– В лесу быстро темнеет, – промолвил защитник, всю дорогу шагающий первым. – Надо идти.

Лес недаром получил такое название. Над природой и правда поколдоваланечистая сила. Деревья тянулись не вверх, а росли вкривь и вкось, словно у каждого дерева было собственное солнце. В горку путники бежали, а спускаясь с горки, еле поднимали ноги. Любой предмет, будь то валун или куст, издали казался большим, а при приближении уменьшался в размерах.

– Эйра… – прозвучал шёпот Драго.

Она оторвала взор от спины защитника. Оглянулась.

Драго показал ей руку. С пальцев стекала пепельная дымка.

– Мне это кажется? Да?

– Надеюсь, – сказала Эйра, ещё сильнее стиснув в кулаке камень. – Я очень надеюсь на это.

– За нами следят, – проговорил еле слышно Мебо, вынырнув из-за плеча приятеля.

Эйра проследила за его взглядом. В просветах между лапами елей двигались размытые силуэты людей.

– Тени, – предположил Драго.

– Тени? За кустами? – произнёс Мебо со злостью.

Листья на деревьях затрепетали, зашептались. Внезапный порыв ветра оторвал отземли хвойный настил, завернул край и мокрым месивом накрыл путников. Онисогнулись под тяжестью, прикрывая лица руками. Лесу был нужен этот нижайший поклон. В тот же миг настил клочьями сполз с людей.

– Не злись, Мебо. Этот лес – кладбище. На кладбище нельзя злиться, – промолвила Эйра и, стряхивая хвою с волос, мысленно проговорила: «Камень в кулаке, камень в груди».

Путники двинулись дальше, взирая друг другу в спины. Воздух уплотнялся, темнел. Плёнка из потускневшего серебра затягивала небо. Защитники-проводникивытащили из котомок фонари, заскользили лучами по зарослям. Зашептались.

– Что? – спросила Эйра, вклинившись между ними.

– Я считал шаги, – промолвил первый. – Прошли десять миль.

– Мы заблудились, – произнёс второй и, посмотрев Эйре за спину, прошептал с ужасом в голосе. – Началось…

Она обернулась.

Мебо прижимал к лицу пригоршню снега: носом шла кровь. Драго хрипел, обхватывая горло ладонью. Талаш ходил из стороны в сторону, глядя под ноги.

– Что ищешь, Талаш? – спросила Эйра.

– Следы белого тигра.

– Он сходит с ума, – промолвил Драго с надрывом.

Эйра заглянула ему в лицо:

– Что с тобой?

– Печёт. Внутри всё печёт. Давай уйдём отсюда, Эйра.

– А если мы побежим?

– Что?

– Не будем ползти как сонные мухи, а побежим.

Согнувшись, Драго упёрся руками в колени:

– У тебя есть силы? Этот лес убивает… Неужели не видишь?

Эйра посмотрела на Мебо. Снег в его ладони таял и вместе с кровью сочился между пальцев. Талаш уже ползал на четвереньках, оставляя за собой прилизанные коленями дорожки.

– Ваше чувство вины надуманное! – произнесла Эйра. – Слышите?! Вы самипридумали вину и взрастили её. Уничтожьте то, что вас гложет. Уничтожьте сейчас или это уничтожит вас.

Стискивая в одной руке камень, второй рукой схватила Драго за плечо:

– Я вижу твой свет. Вижу! Плохой человек не может светиться.

Подошла к Мебо, прижала ладонь к его щеке:

– Посмотри на меня. Посмотри! Я твоя совесть. И я говорю: ты чист!

Приблизившись к Талашу, крикнула:

– Ракшадский воин ни перед кем не ползает на коленях! Сейчас же встань! Напервом месте Всевышний. На втором месте Ракшада. На третьем месте – хазир. Встань! Во имя Бога, Ракшады и хазира!

Талаш вскочил, заколотил себя по щекам. Драго затряс кулаками, приговаривая: «Да, да, да!» Мебо вытер рукавом кровь, замотал головой, будто пьяный.

– Побежали, – проговорила Эйра.

– Побежали, – согласились остальные.

И только Мебо произнёс:

– Нет!

– Скоро ночь, – промолвил Драго; натянутый голос выдал страх.

Мебо кивнул защитникам:

– Вы знаете, куда идти?

Те отвели взгляды.

– А ты, Драго, знаешь, куда идти? Или знаешь ты, Талаш?

– Драго прав, – проговорила Эйра. – Здесь нельзя оставаться на ночь. Или вперёд, или назад. Стоять нельзя.

– Что мы ищем? Овраг? Подземный туннель? – спросил Мебо и закрутился наместе. – Овраг – это земля. Туннель – в земле…

– Надо брать его под руки и вести, – сказал Драго Талашу. – У негопомешательство.

Вдруг Мебо распластался на хвойном настиле. Путники скучились вокруг Эйры. «Возвращаемся». – «Я поведу его». – «Я пойду первым». – «Я замыкаю». – «Есть запасной фонарь?»

– Тихо! – произнесла Эйра, глядя на Мебо. Закрыв глаза, охранитель-климприжимался щекой к земле и беззвучно шевелил губами. – Он беседует с Богом.

– Эйра… – прошептал Талаш. – Мы теряем время.

– Молитву прерывать нельзя, – ответила она и легла рядом с Мебо.

Спустя пять минут, десять или полчаса – в лесу время отщёлкивало минуты сосвоей скоростью – Мебо встал на колени и вытянул руку:

– Туда.

Вскоре путники вышли к бурелому. Лучи фонарей забегали по изувеченнымстволам и пням с острыми сердцевинами.

– Пойдём в обход, – предложил защитник.

Мебо указал вперёд:

– Только туда. Иначе я запутаюсь.

Ветонские защитники и Драго принялись раскидывать стволы. Талаш подхватил Эйру на руки и двинулся за Мебо, который освещал путь двумя фонарями. Наконец путники достигли кромки леса и, выстроившись в цепь, последовали за климом.

Они не успели сделать и ста шагов, как оказались на овальной полянке. Лучифонарей упёрлись в подвесной мостик из дощечек и верёвок.

– А вот и он, – проговорил Мебо, приблизившись к краю оврага. Вновь улёгся наземлю и прижался к ней губами.

Стискивая кулак и мысленно повторяя: «Камень в кулаке, камень в груди», Эйравместе с мужчинами съехала по склону. В пяти метрах от места спуска путникиобнаружили дверь. Драго взялся за скобу, приваренную к железному полотну, и, дёрнув со всей силой, чудом не заехал плитой себе в лоб. Дверь не была запертаизнутри, поэтому просто распахнулась. За ней находилась решётка: новенькая, не успевшая поржаветь. Видимо, её установили сектанты, чтобы проветривать туннель.

Защитники недолго возились с навесным замком: вырвали его вместе с петлями. Толкнули решётку и направили свет фонарей в промозглую мглу.

Эйра сжала камень ещё сильнее и вошла внутрь.

***

За окном висела луна, освещая окна бани, замазанные белой краской. Баню не топили вторую неделю: видимо, придерживали дрова для празднования независимости Рашора. Гадалки закрыли свою богадельню, опасаясь быть побитыми за неверные предсказания. Работники ресторана и игорного заведения дремали, уронив головы на пустые столы. На дверях магазинов блестели новенькие добротные замки. Единственное, что работало в полную силу – это публичный дом, стоявший неподалёку от вотчины братства Белых Волков.

– Похолодало, – проговорил Брат, войдя в кабинет. Поворошив угли в камине, посмотрел на Людвина. – Что читаешь?

– Считаю, – уточнил духовный отец и дыхнул на замёрзшие пальцы. – Похоже, к утру ударит мороз.

Опустившись на стул, Брат вытянул ноги к огню:

– Мороз – это хорошо.

– Что же хорошего? – Людвин соединил ладони, прижал к губам. – Сибла в плащике. Совсем замёрзнет.

– Если уши резал кто-то криворукий, заложники истекут кровью. Холодно – этохорошо. Для них хорошо. Кровь не так быстро вытекает.

– Не мели ерунду, – скривился Людвин и зашелестел бумагами. – Еды на три дня. Если выпустить волков в поле, хватит на неделю.

– Сибла расстроится. – Выпрямив спину, Брат воздел глаза к потолку. – Верую в тебя и верю в чудо.

– Чудо произойдёт, если стражи войдут в город, а бандиты не заметят.

В кабинет влетел воспитанник:

– Там стучат.

– Где? – подхватился Брат.

– В колодце. Мы лампочку меняли. И вдруг слышим: стучат!

Духовный отец последовал за Братом и воспитанником, бормоча под нос:

– Ох ты ж Боже мой… Прозевали…

Брат оглянулся:

– Ключ!

Людвин ринулся обратно. Трясясь и причитая, вытащил из сейфа связку ключей ипобежал по коридору.

В подвале уже собрались сектанты.

– Я по нужде отошёл, – оправдывался караульный. – Меня не было пять минут. И как назло, в эти пять минут…

Из тёмной ямы доносился мальчишеский голос:

– Сейчас откроем. Подождите. Сейчас-сейчас.

Вскоре из колодца выбрались защитники, в грязи и хвое. Окинули толпу жёсткимивзглядами:

– Где Людвин?

– Я. – Духовный отец выступил вперёд. – Это я.

– Посторонние в доме есть?

– Все свои, – заверил Людвин. – Только братство и слуги.

– Крикни в колодец.

Духовный отец склонился над краем:

– Это я, Людвин. Крикс, это ты?

Мглу в яме прорезал луч фонаря.

– Моруна… – прошептал духовный отец и, опустившись на четвереньки, воскликнул. – Малика! Господи…

Взирая на светлое пятно над головой, Эйра промолвила:

– Я не залезу. Мне нельзя разжимать кулак.

– Мебо, Талаш, вперёд! – приказал Драго. Повернулся к Эйре спиной и слегкаприсел. – Обхвати меня за шею. – Когда она обвила шею руками, начал карабкаться по скобам. – Сколько ты весишь?

– Не знаю.

– Вернёмся в замок, я тобой займусь.

Драго взбирался быстро, будто бежал. Не прошло и минуты, как Талаш и Мебовцепились в Эйру и вытащили из колодца. Она зажмурилась от яркого света.

– Малика… Эйра… – Людвин взял её под локоть. – Идём, милая, идём.

Щурясь, она побрела через толпу сектантов, опасаясь на кого-то налететь. Светбелый, одеяния белые, стены белые, в напольных плитах искристое отражение ламп. Рай да и только. И лишь камень в кулаке напоминал, что это ад.

Людвин предложил Эйре пройти к нему в кабинет. Она отказалась. Села на ступенилестницы, окинула взглядом огромное помещение с витыми колоннами. Скамейкисдвинуты к стенам, на помосте трибуна, сбоку скрученный ковёр. Дверизабаррикадированы столами.

С Эйры сняли пальто, накинули на плечи вязаную кофту, дали кружку с горячимчаем.

– Думаешь, Хлыста это удержит? – спросила она, глядя на баррикаду.

– Не удержит, но на душе спокойнее. Ночью налётчики так и шныряют. – Людвинсел рядышком, покосился на её стиснутый кулак. – Сибла у них.

– Мне жаль. – Эйра поставила чашку на ступеньку и громко проговорила: – Ктознает, где находится улица Штанов?

С десяток Братьев вскинули руки.

– Ты, – указала Эйра на белобрысого человека. – Беги туда и узнай, есть ли в домах терпимости Сосунок. И возьми деньги. Заплати ему за ночь.

Переглянувшись, сектанты принялись оттаскивать столы от дверей.

– Покормите моих ребят, – попросила Эйра. – Только быстро. У нас мало времени.

Поднявшись, взяла чашку и, подойдя к окну, посмотрела на залитый лунным светомдвор особняка. По вольерам, установленным вдоль забора, метались волки, взвывая и вгрызаясь в прутья.

– Что с ними? Голодные?

– Сказал бы, что тоскуют по Сибле, – промолвил Людвин, приблизившись. – Но они– звери. Тоскуют по воле.

Эйра сделала глоток чая. Сладкий, как раз то, что надо.

– За волками ухаживал Сибла?

– Ухаживал. Это он упросил Крикса дать нам волков. Видела бы ты, как оннервничал, когда я предложил кормить их объедками из ресторанов. У нас деньгибыли на исходе. Мне тогда казалось, что о волках он думает больше, чем оБратьях. – Взгляд Людвина стал глубоким, будто устремлённым в себя. – Онназывал себя ангелом, а потом стал называть Белым Волком. Дело не в названииБратства. Просто волки защищают своих самок.

Эйра повернулась к Людвину:

– Сибла влюбился?

– В проститутку. – Встрепенувшись, духовный отец затряс руками. – Ты ничеготакого не подумай. Между ними ничего не было. И быть не могло. Она умерла, аСибла… он будто переродился. Вбил себе в голову, что должен забрать у шлюх детей и сделать их настоящими людьми. Он забыл о наследственности и… А вот инаш гонец. Быстро же…

Войдя в зал, белобрысый сектант произнёс прямо с порога:

– В кривом доме есть Сосунок.

– Видел его? – спросила Эйра, ещё сомневаясь.

– Видел, – кивнул сектант. – Молодой. Лет шестнадцать. Может, чуть больше. Худенький-худенький.

– Заплатил за ночь?

– Сделал всё, как ты велела.

– Дайте мне пальто и верёвку, – крикнула Эйра. – Нет, лучше шарф. Верёвка для волка – это унизительно. Талаш, идёшь со мной.

Драго отставил миску с похлёбкой, переглянулся с Мебо:

– А мы?

– У вас на лбу написано: «Я страж». – Эйра закрутилась, озираясь. – Мне нуженветон. Есть среди вас ветоны?

– Мы, – откликнулись люди Эша, посмеиваясь. – Забыла?

– Только дурак не поймёт, что вы защитники. – Эйра указала на темноволосогочеловека. – Ты идёшь с нами.

Сектант вытаращил глаза:

– Я не ветон.

– Другим будешь врать, – отрезала она и просунула руки в рукава пальто, очищенного от хвои и согретого теплом камина. Повернулась к Талашу. – Помоги с пуговицами.

– Ты изменилась, – промолвил Людвин, глядя искоса. – И куда вы, если не секрет.

Эйра изогнула губы:

– Спасать мир.

– Это безумие, – покачал головой Людвин.

– Не выходите на улицу, – проговорила она и пошагала через зал.

Братья закрыли за моруной и её избранниками двери, облепили окна.

Эйра приблизилась к вольерам. Скалясь, волки пригнули головы. В свете фонаря засверкали золотистые глаза, влажно заблестели белые клыки, мех замерцал как снег.

– Кто меня поведёт? – прошептала Эйра. – Кто?

Выбрав самого крупного зверя, подняла щеколду.

– Давай я, – еле слышно проговорил Талаш.

– Они непривычные к чужим, – пробормотал сектант-ветон. – Они своих-то не подпускают.

Эйра открыла дверцу и переступила порожек. Зарычав, волк попятился, замотал хвостом и… плюхнулся на пол.

Она погладила его по морде:

– Помнишь Сиблу? По-о-омнишь. Отведи меня к нему.

Ветон стиснул шкуру на загривке. Талаш быстро обмотал мощную шею шарфом ипомог ветону вытащить волка из вольера. Через минуту Эйра и его спутникипокинули двор дома молитвы.

Сектант полусогнутой рукой держал зверя за «ошейник». Голова хищниканаходилась вровень с его головой, передние лапы сучили воздух. Перебирая задними лапами и подпрыгивая, хрипя и роняя с языка слюну, волк тянул вперёд как скаженный. Ветон сначала замедлял шаг, но Эйра запретила ему сдерживать зверя.

Уличные фонари передавали друг дружке бегущую троицу во главе с хищником. Собаки лаяли на все голоса. В окнах загорался свет.

Эйра старалась не смотреть по сторонам. Её душили заборы, деревья, стены старинных домов. Сто лет назад они видели, как по этой самой дороге гнали морун. Мостовая, вымощенная брусчаткой, жгла ей ноги через подошву сапог. Камень в кулаке становился меньше, мягче. Это пугало Эйру. Значит, времени у неё осталось совсем чуть-чуть.

Волк потянул к двухэтажному дому из красного камня. Заметался вдоль расположенных над землёй вентиляционных отверстий, закрытых мелкой сеткой. Эйра отошла от здания на несколько шагов, заскользила взглядом по тёмнымокнам. В одном качнулась штора, как от лёгкого сквозняка. Эйра помахала.

Открыв раму, с подоконника свесился бородатый старик:

– Кого ищешь, голуба?

– Хлыста.

– Здесь такого нет.

Эйра с трудом сглотнула ком чужой лжи, застрявший в горле. Дала знак спутниками устремилась на задворки дома.

Приподнимая волка над землёй, сектант ударом ноги вынес парадные двери. Талаш вытащил из чехлов длинные загнутые ножи и ступил в слабо освещённое помещение. Справа коридор, убегающий в темноту. Слева зигзагом свернулась лестница, ведущая на второй этаж.

Волк рванул под лестницу.

– Здесь вход в подвал, – прозвучал голос ветона. – Железная плита. Ручки нет изамка нет. Ломать?

– Не надо. Стой там, – отозвалась Эйра.

Зверь завыл, заплакал, царапая когтями по железу. Донёсся топот: кто-тоспускался, перепрыгивая через ступени.

Талаш загородил Эйру спиной:

– Четверо. Нет, пятеро.

Наверху лестничного марша возникли четыре мужика и юноша. Почти ребёнок: удивлённо распахнутые глаза, трогательные завитки волос.

– Я принесла Хлысту подарок, – проговорила Эйра. Не дожидаясь ответа, вышлаиз-за Талаша и вытянула руку, показывая кулак. – Я его старая знакомая. Он будетрад меня видеть.

Краем глаза заметила движение в тёмном коридоре. Талаш встал вполоборота. Сжимая ножи, развёл руки. Сзади захрипел волк.

– Пусть заходит, – донеслось сверху. – Одна.

– С другом, – возразила Эйра.

– Одна!

Запрокинув голову, Эйра рассмеялась:

– Боже, Асон… Тебя охраняют два десятка дружков. Неужели ты боишься одногоракшада? Или ты думаешь, что мы лишились здравого рассудка?

– Пусть сдаст оружие.

Талаш обернулся и затолкал ножи в голенища сапог сектанта.

– Пусть заходят, – прозвучало после паузы.

Эйра и Талаш поднялись по лестнице, прошли по коридору. Мужчинаинтеллигентного вида – в костюме, при галстуке – открыл перед ними двери. Войдя в богато обставленную комнату, Эйра устремила взгляд на Хлыста, восседающего в бархатном кресле, как на троне. По бокам стояли два стража порядка, облачённые в форму.

Эйра сделала шаг. Ей жестом приказали не отходить от порога.

– Состарился… – промолвила она, рассматривая лицо, изрезанное морщинами. Наглазу повязка. Седые волосы до плеч. А ему нет и пятидесяти.

Хлыст запахнул на коленях полы халата и, растянув губы, обнажил золотые пенькивместо зубов:

– Да и ты уже не девочка. Как ты меня нашла? О моём гнёздышке знают толькоприближённые. Неужели кто-то проболтался?

– Вообще-то я искала не тебя, а Сиблу. Мне несказанно повезло.

Указывая на Эйру пальцем, изуродованным подагрой, Хлыст обратился к стражу:

– Думаешь, она слабая женщина? Скажи, могут слабые люди рядом со мной сохранять спокойствие?

– Не могут.

– Только глянь на неё. Видишь, как она смотрит? Так она смотрела, когда я хотел... Точнее, хотел мой приятель, Жердяй. Он умел обращаться с дамочками. Они так кричали от восторга, что кровь била им в голову и вылетала из глаз.

– Земля ему пухом, – промолвил страж.

– Видишь, как стискивает зубы? У неё челюсть похлеще бойцовской собаки, прутомне откроешь. Мы хотели вложить ей в рот леденец. Она предпочла кулак. Нос тебе хорошо сделали.

– Не буди воспоминания, – произнесла Эйра. – Будет только хуже.

– Кто ещё пришёл с ними?

– Никого,– ответил второй страж.

Хлыст поставил локоть на подлокотник кресла, почесал подбородок:

– Когда я только создавал свою банду, многие называли её сбродом. А я предвидел, что однажды король будет молить меня о мире. Мир возможен между королями. Так ему и скажи.

Эйра прислонилась спиной к дверному косяку:

– Ждёшь, когда тебя признают королём?

– Жду.

– Грешники тоже ждут, когда в аду станет холодно.

– Хочешь сказать, что не дождусь? – Хлыст мазнул взглядом по Эйре. – Что в кулаке?

– Держу себя.

– Крепко держишь.

Эйра посмотрела на побелевшие пальцы:

– Из последних сил.

– Ладно, – выдохнул Хлыст. – Ты что-то говорила о подарке. Ну и где он?

– Наедине.

Хохотнув, Хлыст взмахнул рукой. Талаш и стражи удалились.

– Я разрешу тебе попрощаться с сыном.

– Мой сын мёртв.

– Тормун жив.

Хлыст изменился в лице:

– Дрянь! Он мёртв!

– Он в Рашоре.

– Если ты брешешь… – Сжав подлокотники, Хлыст приподнялся с кресла. – Я ж тебя по кругу пущу.

– Одевайся, и идём со мной, Асон, – проговорила Эйра и открыла двери.

***

Хлыст приказал сектанту дождаться их возвращения и пригрозил, что заложникамперережут горло, если он покинет здание или выпустит волка.

Эйра думала, что они пойдут пешком. Разглядывая карту, она даже приблизительноне запомнила месторасположение улиц. Сюда бежала сломя голову. Теперь не могла сообразить, в какой части города оказалась. Она бы прошла десять миль, сто, но поджимало время. До рассвета оставалось не более четырёх часов. К счастью, во дворе, возле крылечка, стояла машина.

Человек, в костюме и при галстуке, выбрался из водительского кресла и открыл заднюю дверцу.

– Стар я стал ночами гулять, – прокряхтел Хлыст, забираясь на заднее сиденье. Прищурившись, посмотрел на Эйру. – Садишься или за машиной побежишь?

– Со мной поедет мой друг.

Хлыст пожал плечами и крикнул приятелям, пытавшимся установить на местовыломанную дверь:

– Если к утру не вернусь, убейте безухих. И этого с волком – тоже.

Талаш с трудом разместился рядом с водителем. Голова упёрлась в потолок, колени уткнулись в переднюю панель.

Водитель выразил недовольство вздохом и завёл мотор:

– Куда едем?

– Улица Штанов, – сказала Эйра.

Хлыст придвинулся к ней и прошептал:

– Если это подсадная утка – отхарю утку, потом отхарю тебя. И не посмотрю, что ты моруна.

– Странно… – проговорила Эйра, отшатнувшись; изо рта, утыканного золотымизубами, исходил неприятный запах. – Другой бы отец молился, чтобы это былаутка, а не сын.

Пожёвывая нижнюю губу, Хлыст отодвинулся к дверце и уставился в окно.

– Зачем ты убил Тасю? – спросила Эйра, скользя взглядом по тёмной улице.

– Вышла оказия.

– Оказия… Твоя жена и Тася дружили. Крикс с Анатаном купили твоей семье дом. Деньгами помогали, продуктами. Как ты мог?

Хлыст рывком повернулся к Эйре:

– Вышла оказия!

– Тасины детки остались без мамы.

– А я без жены и детей! Крикс обещал мне. Он обещал!

– Он обещал заботиться, а не жениться. Он не мог заменить твоей Таше мужа, атвоим детям отца. Он не мог проводить с ними дни и ночи. Никто не виноват, чтометель застала их в поле.

Хлыст поёрзал, поправляя под задницей пальто:

– Крикс сунулся в Рашор, начал рыться в архиве, орать на моих стражей порядка. Я решил его припугнуть. Велел бросить Тасю за посёлком, чтобы немножко помёрзла. Свою-то жёнушку он спрятал в Мадраби.

– Вместо того чтобы бросить за посёлком, твои дружки её убили, – проговорилаЭйра. – Твои приказы всегда так исполняют?

– Она заехала бидончиком по морде. За это ей свернули шею. В жилах серьёзных людей течёт кровь, а не моча, к твоему сведению. Надо понимать, кому можно поморде хлопать, а кому нельзя.

– Убили, привязали к лошади и скормили адам.

– Адам?! – Хлыст поправил повязку на глазу. – Почему адам? Её закопали. Вырылимогилу за Рисковым и закопали. Даже камень поставили. Как можно было не найти? Кругом снег, а тут могила и надгробный камень.

– Не было могилы, и надгробного камня не было. Мы нашли кости и одежду Таси в норе адов. Короля обвели вокруг пальца. А я думала, у тебя всё серьёзно.

– Заткнись! – рявкнул Хлыст и, сжав колени руками в узлах и шишках, уставился в окно.

Автомобиль нырнул в проулок и сбавил скорость.

– Где остановить? – спросил водитель.

– У кривого дома, – ответила Эйра.

Возле входной двери дугообразного здания переступал с ноги на ногу мужик в соболиной шубе. Луна освещала посеребрённую голову, широкий лоб и глазанавыкате. Эйра попросила Талаша остаться в машине и вслед за Хлыстомвыбралась из салона.

Мужик вытянулся по струнке и произнёс с пафосом:

– Мой правитель! – Смерил Эйру подозрительным взглядом и, распахнув двери, низко поклонился. – Прошу откушать с нашего стола.

– Хорош паясничать, Фара, – сквозь зубы процедил Хлыст и вместе с Эйрой вошёл в комнату, служившую прихожей и гардеробом одновременно.

– Могу посоветовать… – начал Фара.

– Я заплатила за ночь с Сосунком, – промолвила Эйра, осматриваясь.

На стенах крючки для одежды. Куртки, фуфайки, плащи, две шубы. На столе резиновые перчатки, баночки с вазелином, стопка бумажных салфеток.

Помогая Хлысту снять пальто, Фара спросил с недоверчивым удивлением:

– Так это ты его заказала?

– Пару часов назад к тебе приходил сектант.

– Был такой, был, – закивал Фара. – Хороший выбор.

Подойдя к столу, Хлыст принялся перекладывать перчатки, выбирая нужный размер:

– Сосунок пользуется спросом?

– Тут все пользуются спросом. – Фара обвёл прихожую рукой, будто вдоль стенвыстроились продажные мужчины. – Гвоздь собрал здесь самых лучших. Ты же знаешь его вкусы.

Надевая перчатки, Хлыст многозначительно хмыкнул.

– Сосунок исполнительный мальчик, – продолжил Фара, – молчаливый, терпеливый. Кстати, он любимчик твоего Интеллигента. И Шнобель его любит, иБузук. Его многие любят.

Пожевав нижнюю губу, Хлыст затолкал салфетки и баночку с вазелином в карманштанов:

– Ну что ж, веди.

Фара распахнул двери в передней стене и загремел каблуками сапог по лестнице, сбегающей в подвал. Эйра шла за ним. Прислушиваясь к хриплому дыханию заспиной, посматривала через плечо на перчатку, скользящую по перилам.

Хлыст заметил. Оторвав руку от перил, пошевелил пальцами:

– На это смотришь?

– Зачем тебе перчатки?

– В этом доме работают меченые. Знаешь, кто они такие?

Эйра вонзила взгляд в серебристый пушок на затылке Фары:

– Знаю.

– Меченые – это слизняки, отходы. Их нельзя трогать голыми руками. – Резконаклонившись вперёд, Хлыст прошипел ей в ухо. – У такого, как я, сын не можетбыть слизняком.

Пройдя по коридору мимо комнат, из которых доносились стоны, шлепки, крики иругань, Фара открыл двери и вновь низко поклонился:

– Горячей ночки, мой правитель.

В небольшой комнате почти не было мебели. Кровать, прижатая одной стороной к стене. На столике плётки, наручники и какие-то непонятные приспособления из кожи, железа и верёвок. Под потолком окошко, завешанное тряпкой. В углу накорточках сидел худенький юноша.

– Давай задницу, гадёныш, – проговорил Хлыст, расстёгивая ремень. Зыркнул наЭйру. – Смачивай вагину.

Юноша вскочил. Опустив голову, принялся расслаблять завязки на штанах.

– Здравствуй, Тормун, – сказала Эйра и что есть силы стиснула кулак.

Паренёк замер. Помедлив, поднял взгляд. Посмотрел на Эйру. Уставился наХлыста. На лице, изуродованном застарелыми ожогами – круглыми, маленькими, как шляпки гвоздей, застыла маска панического страха.

– Папка…

– Тормун… – выдохнул Хлыст. Сделал шаг. Ещё шаг… Кинулся к сыну, сгрёб в охапку. – Мальчик мой… Жив…

Тормун обмяк в его руках, как тряпичная кукла.

– Как же так, – прошептал Хлыст. Усадил сына на краешек кровати. Встал перед ним на колени. – Кровиночка моя. Как же так?..

Тормун побелел как полотно; вот-вот потеряет сознание.

– Папка…

Хлыст стянул перчатки, принялся лихорадочно растирать ему ноги, руки. Взял еголицо в ладони:

– Кто с тобой это сделал? Сынок…

– Я слабак, папка. – По изуродованным щекам потекли слёзы. – В тюрьме плакать нельзя. Я плакал.

Хлыст закачался из стороны в сторону:

– Да что ж это такое… Господи…

– Я звал тебя, папка. Днём и ночью звал, а ты не приходил. – Тормун захлебнулся рыданиями. Повалился вперёд.

Хлыст притянул его к груди:

– Поплачь, сынок. Поплачь.

– Где ты был так долго?

– Прости меня, сынок. – Хлыст похлопал его по спине. Опустился на пятки, уронил руки на колени. – Мамку помнишь?

– Помню, папка, – проговорил Тормун, размазывая по лицу сопли и слёзы. – Помню, как она гроб свой сломала.

– Какой гроб? – словно с того света прозвучал голос Хлыста.

– Ну не гроб, а доски, из которых хотела гроб сделать. Разломала и печку растопила. Мы сели рядышком: мамка, ты, я, Мартин, Тоола. Одеяло на себя накинули, и так хорошо было. – Тормун улыбнулся. – Так хорошо было…

– Прости меня, сынок, – промолвил Хлыст. С трудом поднялся, забродил покомнате, натыкаясь на стены, словно слепой.

– Мне ведь, папка, жизнь опостылела.

– Ну что ты такое говоришь?

– Меченый я, отхаренный. Везде метки стоят.

Хлыст упёрся ладонями в шаткую перегородку, уронил голову на грудь:

– Мы их сведём.

– Я ведь всё делал. Всё делал, папка, – проговорил Тормун и вновь залился слезами. – Мне жить хотелось. А теперь не хочу. Сбежать не могу. К мамке не могу пойти. Стыдно. Перед Мартином стыдно. Я, дурак, его клопом называл. Тоолу порукам шлёпал. Сволочь я, папка. Сволочь и слизняк... – Вытер рукавом лицо. – Как они?

– Не знаю. Я давно их не видел… – Хлыст запустил растопыренную пятерню в седые космы. Качнувшись, обернулся. – Тормун, сынок... Мы сведём метки. Подомной такие мастера ходят.

– А здесь? – Тормун ударил кулаком себя в грудь. – Здесь... кто их сведёт? Просьбау меня есть, папка.

– Нет. – Хлыст двинулся к сыну, еле поднимая ноги. – Нет-нет… Нет!

– Если наложу на себя руки, попаду в ад. А я встану перед Богом на колени, попрошусь в рай. Мамку хочу увидеть хоть разок. И Тоолу, и Мартина. С тобой вотувиделся… Сходи к ним, скажи, чтобы на тот свет не спешили. Я дождусь их. Обязательно дождусь.

– Тормун, мы... – Хлыст сжал костлявые плечи сына. – А не надо ничего сводить. Мы уедем с тобой. Далеко-далеко. В Лэтэю. Помнишь, мы хотели уехать? Будембелок щёлкать, сохатых рубить.

– Устал я, папка.

Немного помедлив, Хлыст уселся на край кровати. Пружины испугано взвизгнули.

– Давай-ка я тебя покачаю. Как маленького. Помнишь?

– Я не маленький. Целую жизнь прожил.

– Мой сынок, моя кровиночка. – Хлыст похлопал ладонью себя по коленям. – Давай. Хочу тебе спеть. Как мамка. Помнишь? А давай вместе споём.

Тормун перебрался к нему на колени, обнял за шею:

– Люблю тебя. Сильно-сильно. И ты меня любишь, я знаю.

Хлыст покосился на Эйру:

– Чего вылупилась?

Она отвернулась к двери.

Засипела панцирная сетка. Два голоса затянули тоскливую мелодию. Раздался треск костей, песня оборвалась.

Стонали пружины. За перегородкой бранились мужики. В окно билась снежная крошка.

– У меня было двадцать сапфиров, – прозвучал замогильный голос. – По сапфиру за каждый грёбаный год, что я получил. Я мог забрать семью, увезти куда угодно. И нас бы никто не нашёл. А я… я испугался, что не смогу жить, как все… Я выбросил семью, как мусор. А Бог их подобрал.

Эйра обернулась. Хлыст баюкал сына, прижимаясь щекой к его щеке. Рука Тормунабезвольно покачивалась. Безжизненный взгляд устремлён на отца. На приоткрытых губах застыла улыбка.

– Он спит, Асон.

Хлыст уложил тело на кровать, укрыл одеялом с головой. Сгорбился. Пошатнувшись, схватился за железную спинку:

– Я свечки ставил за его упокой, а мои кореша его харили… Приходили ко мне илыбились в рожу… Суки… Ненавижу. – Затряс кровать, закричал с надрывом: – Ненавижу! Суки! Говнодавы! Мать вашу…

Подавился глухим рыданием, согнулся пополам. Проглотив стоны, спросил:

– Почему не смеёшься?

– Мне не смешно.

– Смейся. – Обернувшись, Хлыст направил на Эйру взгляд, полный горя истрадания. – Смейся, дрянь. Смейся. Не скрывай радости.

– Мне жаль. Я до последнего надеялась, что это не твой сын.

Прерывисто дыша, Хлыст примостился в ногах Тормуна. Заскрипел зубами:

– Мрази... Что б вы сдохли… Что б вы сдохли.

– Я могу их убить, – промолвила Эйра, опустившись перед ним на корточки. – Всех до одного.

– Нет такой смерти, чтобы они страдали, как я. Нет такой смерти, и ада такого нет. И дьявол им не страшен.

– Они будут страдать, а ты будешь смотреть. Я могу это устроить. Я моруна, не забывай.

– Хочу смотреть, хочу, – закивал Хлыст. – Хочу смотреть, как они ползают начетвереньках и умоляют о быстрой смерти.

Эйра взглянула на кулак. Сжатые пальцы приобрели сливовый оттенок. Камень уже не чувствовался.

– Приведи своих людей в дом молитвы Белых Волков. У тебя есть время дорассвета. На рассвете начнётся штурм города. Те, кто насиловал твоего сына, либоумрут лёгкой смертью, либо отправятся в тюрьму. А там, сам знаешь, они будутжить как короли.

Хлыст откинулся на стену, закрыл глаз:

– Что сказать им? Сказать, что нас спасёт Бог? Что надо помолиться?

– От дома молитвы в Ведьмин парк ведёт подземный туннель.

– Знаю. – Хлыст оттолкнулся от стены, облокотился на колени и уставился в пол. – Нас там ждут?

– Там никого нет, клянусь. Напугай их армией ветонских защитников. Скажи, что этоединственная возможность уйти без потерь. Скажи, что вы пересидите где-то иснова захватите город.

– Они сбегут. Ты же понимаешь?

– Не сбегут.

Хлыст посмотрел исподлобья:

– Пообещай, что выполнишь мою просьбу.

– Обещаю.

– Так сразу? Обещаешь, даже не зная, о чём я попрошу?

– Тормуна похоронят рядом с матерью, братом и сестрой. Обещаю.

Хлыст долго буравил Эйру взглядом:

– Почему ты это делаешь?

– Что?

– Нашла моего сына, обещаешь похоронить его по-людски.

– Потому что ты однолюб.

Хлыст упёрся ладонями в колени, с трудом поднялся на ноги. Отвернув край одеяла, поцеловал Тормуна в лоб.

Часть 22

***

Из зала доносились голоса. Сектантов не заботило, что Эйра слышит их. «Почему она бросила нашего Брата?» – «Зачем притащили труп?» – «Мертвецы ей дороже живых людей». Эти и другие обвинения летели по коридору подвала и просачивались в щель приоткрытой двери.

Людвин сначала пытался усмирить Братьев, теперь молчал. В одиночку тяжело противостоять толпе, подчиняющейся закону единства. Душа возмущённой толпы подобно водовороту затягивает, поглощает.

Эйра попросила охранителей не вмешиваться, опасаясь, что выяснение отношений перерастёт в потасовку. Драго, Мебо и Талаш еле сдерживали злость и нервно вышагивали за дверью.

Переступив порог комнаты, Людвин зябко поёжился:

– А здесь холодно.

– Холодно, – согласилась Эйра, взирая в окошко под потолком.

С обратной стороны, с улицы, окно находилось над самой землёй, и наполовину было заметено снегом. Нежданно-негаданно вернулась зима.

Людвин подошёл к столу, на котором лежало тело Тормуна, укрытое белой тканью. Надсадно вздохнул:

– Братья отказываются читать над ним молитвы.

– Какая жалость, – произнесла Эйра с иронией. Обернувшись, смерила духовного отца взглядом. – Бог и без ваших молитв знает, кого отправить в рай, а кого в преисподнюю.

– Я понимаю, ты расстроена.

– Расстроена? Теперь буду знать, как в религии ирвин называется скорбь.

Людвин поправил ткань на лице покойника:

– Идём, Эйра, тебе надо отдохнуть.

– Почему он не размозжил ботинком мне череп? Не сейчас, давно, в бандитском лагере. Он должен был свернуть мне шею. Должен! И не было бы Хлыста, его банды, заложников. – Эйра привалилась плечом к стене. – Я хотела, чтобыХлыст убил сына, и он это сделал. Я бы не смогла убить. Он оказался милосерднее меня.

Людвин всплеснул руками:

– Не могу поверить, что это сказала моруна.

– Ты забыл о нашем проклятии? – усмехнулась Эйра. – Иди к сектантам, духовный отец. Они как раз считают, сколько невинных людей мы загубили.

Людвин свёл брови, вытянул шею. Тишину в подвале разбавляли голоса, доносящиеся из зала: «Вымирали семьями». – «Все кровные родственники…» – «Только представьте посёлок, полный трупов…»

Чертыхнувшись, Людвин направился к двери. С полдороги вернулся:

– Я бы проклял весь мир, если бы на моих глазах убивали женщин и детей. Я не осуждаю вас. Честно. Но это… – Указал на труп. – Это другой случай. Мальчик ничего плохого не сделал.

– Может, просто не успел? – промолвила Эйра и обхватила ладонью кулак.

Пальцы отекли, костяшки опухли, камень превратился в пыль. Боль ещё там, её демон ещё там. Точит когти, чистит перья.

– Ты не Бог, Эйра, чтобы читать будущее. Только Бог смотрит вглубь, вдаль и вширь.

Людвину тяжело её понять. Он видит труп мальчика на столе. Она же видит измученную продырявленную душу, которая наконец-то обрела покой в объятиях мамы, брата и сестрёнки. Его жизнь походила бы на затянувшуюся агонию и принесла бы много горя другим людям. Его смерть, возможно, сохранит жизни защитников и стражей, ожидающих сигнала к захвату города. Главное, чтобы Хлыст не передумал.

– Что у тебя в руке? – спросил Людвин.

Эйра потёрла посиневший кулак:

– Моя ненависть. Я не могу унести её из Рашора.

В коридоре раздался топот. Послышались голоса.

– Наш приятель вернулся, – сообщил Талаш, возникнув на пороге. – Заталкивает волка в клетку.

– Идём в мой кабинет, – предложил Людвин. – Покойнику нужен покой.

После подвала кабинет показался жарко натопленной баней. Перед внутренним взором возникли Тася, Анатан, их дочка, дремлющая на коленях Адэра. Раскрасневшийся после парилки, одетый в рубаху из домотканого полотна, он выглядел счастливым. Тогда он ещё не знал, что через несколько дней будет висеть на цепи и питаться объедками.

Оторвав взгляд от огня в камине, Эйра посмотрела на Брата.

Он положил на стол ключ от помещения, где якобы держали заложников. Охнув, схватился за предплечье и промолвил извиняющимся тоном:

– Судорога. С непривычки.

Не в привычке дело, а в ветонской крови, разбавленной двумя поколениями.

– Хлыст что-то передавал на словах?

– Нет. Сунул ключ и сказал, чтобы я проваливал.

– Никому не говори о ключе. Хорошо?

Брат кивнул и вышел из комнаты. Людвин устремился за ним.

– А ты куда? – окликнула Эйра.

– Отберу ребят покрепче.

– Стой!

Людвин потоптался на месте. Усевшись на диван, застучал каблуками ботинок пополу не в состоянии контролировать нервы:

– Думаешь, это ловушка?

– Не знаю. Давай немного подождём.

Короли редко покидают трон добровольно. Из памяти всплыли слова Иштара: «Чтобы сохранить корону, из неё выковыривают драгоценные камни». Вроде бы фраза не ко времени и не к месту, но… Последний драгоценный камешек, напоминание о прошлой жизни, лежит под простынёй в холодном подвале. Теперь никто не докажет, что это сын Хлыста. У него развязаны руки, а насильников он исам может наказать. Зачем ему моруна?

С таким умом и везением Хлысту ничего не стоит улизнуть от Крикса. Где только онне был: в каменоломне, в лагере смертников, в «Провале», на асбестовой фабрике. И всего-то заработал подагру и потерял глаз. За два с половиной года подчинил себе многотысячный город, пустил щупальца в другие города. Страшно подумать, сколько ещё людей он замучает до смерти, сколько ещё мешков с ушами получитКрикс.

Эйра подошла к окну. Снег прекратился. Небо над зданием с закрашеннымистёклами приобрело тёмно-фиолетовый оттенок. Скоро рассвет. Лишь бы Адэр не надумал заняться сексом. Она слишком слаба, чтобы выдержать ещё и эту боль. После нового года у Адэра не было ни одной любовницы. Кенеш говорила, что онздоров, только похудел сильно. Видимо, Луанна взяла его в оборот.

Эйра позвала охранителей. Задержала взгляд на Драго. Красивый мужчина – ветоны все красивые. Но сейчас, после стольких часов напряжения, после леса, подземного туннеля и бессонной ночи, Драго смотрел на неё, как с иконы: лицофарфоровое, глаза бездонные, умиротворение в каждой чёрточке.

– С минуты на минуту пожалует Хлыст. – Эйра опустилась в кресло, потёрла грудь. – Я поведу его банду в Ведьмин парк.

– Одна? – насупился Талаш.

– Одна. Мебо, запрёшь за нами двери в колодце. Драго, поедешь к Криксу. Не разрешай его людям входить в город.

– Почему я? – возмутился Драго. – Для этого есть защитники.

– С ними и поедешь. Если ослушаешься, я с тобой распрощаюсь. – Эйра протянулаТалашу ключ. – Освободишь заложников. Людвин, разошлёшь Братьев по городу. Пусть кричат на каждом углу, что надвигается буря.

– Надвигается буря? – переспросил духовный отец.

– Не знаю, – ответила Эйра. – Позаботьтесь, чтобы на улицах никого не было. Навсё про всё у вас три часа. Не думаю, что мы доберёмся до леса раньше.

– А если Хлыст не придёт?

– Вы спрячетесь в подвале.

– А ты? – поинтересовался Драго.

– Вы спрячетесь в подвале, – повторила Эйра, борясь с желанием отправить его к Криксу немедленно.

За домом, скорее всего, следят люди Хлыста. Запаникуют.

Отпустив охранителей, Эйра посмотрела на Людвина:

– В резиденции правителя живёт человек, которого я люблю больше жизни. – Поймав на себе взгляд исподлобья, улыбнулась. – Его зовут Мун.

– Знаю такого. Хороший старик. Ворчливый немного, но добрый.

– Когда всё закончится, сходи к нему, поклонись за меня в ноги и попросипрощения.

Людвин откинулся на спинку дивана, потёр лицо:

– Скорее бы проснуться.

Как-то Адэр спросил: «Сколько живёт верховная жрица?» – и не получил ответа. У морун много тайн, это одна из них. Жрицы от Бога рождаются крайне редко, каждая должна исполнить особое предназначение. Некоторые претворяют в жизнь замыслы Творца долгие годы, кто-то озаряет мир короткой вспышкой и гаснет, как искра. Какое предназначение приберёг Бог для неё – жрицы, покинувшей своих сестёр и отрёкшейся от сана? С сущностью, которая ворочалась в кулаке, надеяться на что-то светлое было глупо.

– Хочу написать письмо.

– Бумага и ручка в боковом ящике, – сказал Людвин и, покачиваясь взад-вперёд, зашевелил губами. Молится.

Держа в руке лист, Эйра мысленно выводила слова, нанизывала их как жемчуг нанить. Писала о своих мечтах и несбывшихся желаниях. О горé счастья, которую отдаёт ему. Обещала стать ангелом-хранителем его детям. И сожалела, что не смогла сделать его счастливым.

Сложила лист вчетверо, провела кулаком по сгибам, подоткнула уголок под ножку настольной лампы:

– Отдай правителю.

– Запечатать не хочешь? – спросил Людвин. – В ящике есть конверт.

– Не хочу, – усмехнулась Эйра.

Духовный отец был увлечён молитвой и не заметил, что она не прикоснулась к ручке.

В кабинет заглянул Драго:

– Идут!

Шагая рядом с ним по коридору, Эйра проговорила:

– Ты уберёшься из города. Обещай мне.

– Обещаю, – кивнул охранитель.

Братки, одетые в шубы и тулупы, затаскивали в дом молитвы дорожные сумки ичемоданы. Зыркали на Братьев, столпившихся на балконе второго этажа, косились на Хлыста и Эйру, стоявших в сторонке.

– Это не все, – прошептала она, скользя взглядом по сатанинскому сборищу.

Воздух, наполненный жёлчью и ядами, застревал в горле. Эйра с ужасом думала, чем ей придётся дышать, находясь с этими мразями в замкнутом пространстве в течение трёх часов.

– Остальные – шантрапа, – сказал Хлыст. – Трусы, суки, крысы, воришки, посредники. Таким мой Тормун был не по карману. Он уже с ними?

– Кто? – спросила Эйра, испытывая нестерпимое желание пойти в душ. Одежданапиталась едким воздухом и жгла тело.

– Тормун. – Хлыст прижал искривлённый палец к уголку глаза. – Он уже с мамкой?

– Да, он уже счастлив, – ответила Эйра и заметила, как в единственном глазу расширился от радости зрачок. Крупица человечности до сих пор не покинулаХлыста. – Как они собираются бежать с чемоданами?

– Там деньги. Они скорее сдохнут, чем бросят.

Эйра жестом позвала сборище за собой и устремилась в подвал.

Мебо помог ей спуститься в колодец, дал фонарь. Наблюдая, как Хлыст, матерясь, цепляется за скобы, проговорил тихо:

– Это не всё, Эйра. У тебя ещё много дел.

– Знаю, – кивнула она.

– Тебя ждёт мост, Мун, правитель. Ты должна вернуться живой.

Хлыст еле втиснулся между ними, потёр колено и, запрокинув голову, крикнул:

– Живее, девочки. Живее! – И толкнул Эйру в туннель.

Она бежала, слыша за спиной ругань, грохот чемоданов, скидываемых в колодец, скрежет сапог по скобам. Катастрофически не хватало воздуха. Пот заливал глаза, струился по спине. Эйра перешла на шаг. Ноги заплетались, на плечи давиланепомерная усталость. От полусогнутой позы ныло тело. Мелькнула запоздалая мысль: надо было поспать хотя бы часок.

– Они её отхарили, – прозвучал голос Хлыста.

Эйра споткнулась и едва не выронила фонарь:

– Кого?

– Тасю. Поэтому скормили собакам. Могила не скроет. Я бы узнал. Одно дело – убить ненароком. Другое дело – отхарить без позволения.

Эйра вытерла со лба пот и двинулась дальше, еле переставляя ноги:

– Что ты с ними сделал?

– Ничего. Сказал, что простил.

– Они здесь? – Эйра оглянулась. По своду и стенам бегали лучи фонарей.

– О, да… – Хлыст разразился безумным смехом.

Эйра полетела вперёд, не заботясь, что бандиты за ней не успевают – откудатолько силы взялись. Слышала маты и крики. Представляла, как мрази падают, бросают чемоданы, перелезают друг через друга. Вызывала в воображениикартину, как потолок и пол смыкаются и превращают нелюдей в одну лепёшку.

Ощутив непонятную вибрацию, посветила на потолочный свод. Он стал ниже. Илиэто только кажется? Посветила под ноги. Пол собрался мелкой гармошкой. Её желания материализуются…

Хотела разжать кулак, но в последний миг передумала. Над туннелем находится город. А вдруг обвал вызовет разрушение улицы над головой?

Наконец лица коснулся свежий ветерок. Хватая воздух ртом, Эйра цеплялась заускользающее сознание. Свет фонаря тусклый, размытый. В ушах непрекращающийся звон. Упёрлась плечом в прутья. Решётка врезалась в железную плиту. Братья недотёпы: установили решётку с неправильнымповоротом. Если двери занесло с обратной стороны снегом, в одиночку не открыть.

Посмотрела в щель. На верёвочных перилах мостика нахохлились вороны. Десяткинемигающих взглядов пробили лоб и вонзились в мозг. Эйра налегла на решётку изакричала, вложив в крик всю мощь своих лёгких. Вывалилась из туннеля, прижалась к снегу щекой.

Из чёрного зева появился Хлыст. Сделав пару шагов, рухнул рядом с Эйрой, уставился в стальное небо. Из туннеля, кряхтя и кашляя, выползали братки. Снег хрипел под ладонями и коленями. Кто-то волочил за собой чемоданы, не подозревая, что деньги на том свете не имеют цены.

Не в силах встать, Эйра смотрела, как подонки карабкаются по голым склонам и, матерясь, съезжают вниз. Вороны сопровождали их неудачные попытки злораднымкарканьем. Кому-то удалось забраться на край обрыва. Его победа подзадорилаостальных. Началась давка.

Грузный мужик потряс Хлыста за плечо:

– Вставай, батя. Надо бежать.

– Сейчас, Бузук, сейчас. – Хлыст повернул голову набок, мазнул по лицу Эйры взглядом. – Ну и где твоя смерть?

Она разжала пальцы:

– Здесь.

Изморозь, как живой организм, начала покрывать склоны, снизу вверх. Поползла помостику, заполняя просветы снежным мхом. Затрещала как лёд на лютом морозе. Деревья над обрывом скинули ветки. Над оврагом закружили вороны, роняя чёрные перья. Братки принялись тереть побелевшие щёки, уши, топать ногами, согревать руки дыханием. Верёвки, удерживающие мост, лопнули. На головы людей посыпались доски.

– Прощай, Асон.

– Асон… – повторил он. – Надо запомнить. Бог спросит, как меня зовут, а я забыл.

Драго подхватил Эйру и потащил в туннель.

Она забилась, заколотила кулаками по широкой груди:

– Я приказала тебе убираться из города!

– Я убрался. Талаш, закрывай двери.

– Что вы делаете? – закричала Эйра, силясь вырваться. – Оставьте меня! Господи! Останови их! Там люди. Мне туда нельзя.

– У тебя истерика, дыши глубже.

Прижавшись к стене, Драго пропустил Талаша вперёд и полетел следом.

Эйра зашлась в рыданиях и никак не могла остановиться. Туннель содрогнулся, заскулил, застонал. Талаш на бегу посмотрел через плечо, направил луч фонаря Драго за спину:

– Чёрт!

Обернувшись, Драго попятился, налетел на ракшада. Свод прогнулся как брусок разогретого пластилина и в глубине перехода слипся с полом.

– Это всё я, это всё я, – просипела сквозь рыдания Эйра. – Спасайтесь.

Драго передал её Талашу. Выпрямившись, подпёр потолок плечами:

– Беги!

– Драго! – заорала Эйра, вонзив пальцы в плечи ракшада. И, глядя в темноту, не смогла сделать вдох.

Братки пытались открыть двери ножами. Лезвия застревали в щелях и примерзалик металлу.

– Мне этого мало, моруна, – говорил Хлыст, давясь смехом и потрясая обмороженными руками. – Мне этого мало.

Небо озарила вспышка молнии. Прогремел гром. Хлынул дождь, превращая людей в живые ледяные статуи. Замерев в нелепых позах на склонах оврага, скрючившись у двери, остолбенев над обрывом, бандиты мычали.

Хлыст рухнул на колени и, запрокинув голову, развёл руки:

– Простите меня. Простите меня.

Глаз остекленел. Губы смёрзлись. А сердце продолжало стучать: простите, простите... Ноздри затянуло льдом.

***

Адэр находился в Бойварде, когда ему сообщили о стихийном бедствии в Рашоре. Старший советник Лаел был скуп на слова, сказал, что мороз и ливень привели к небольшим разрушениям, Крикс и его люди не пострадали, заложникиосвобождены, бандитская группировка ликвидирована.

Адэру предстояло провести заключительную встречу с правителями морских держав. Однако невыносимая тревога вынудила его поднять среди ночи ракшадов, прибывших вместе с ним в Бойвард, наделить их полномочиями для завершения переговоров и отправиться в Грасс-дэ-мор.

По дороге Адэра скрутило, пришлось заехать в Лайдару. Он и раньше чувствовал себя неважно. Внутренняя дрожь и боль в груди стали привычными. Ярис Ларе настаивал на тщательном медицинском обследовании. Но Адэр знал диагноз: отпустив Эйру, он заживо себя похоронил. И понимал, что встреча с ней принесётлишь временное улучшение, потом будет только хуже.

Герцог Кангушар отослал слугу за личным врачом, уложил Адэра в постель ипринялся вышагивать по комнате, подпирая локоть кулаком и потирая подбородок. Чтобы не видеть его мельтешения, Адэр повернулся набок. Взгляд уткнулся в зеркало. Лицо белое, покрытое испариной. Глаза как два мутных омута в глубоких провалах.

– Что-то врач задерживается, – промолвил герцог, сопровождая слова быстрымишагами, словно сам бежал к больному. – Сегодня у нас суматошный день, отправляем в Рашор добровольцев.

Адэр приподнялся на локтях:

– Настолько всё серьёзно?

– Нет-нет, – поспешил успокоить Кангушар. – Обледенение, обморожение, несколько разрушенных домов.

– Жертвы есть?

– Немного. Знаю, что погиб охранитель Эйры.

Откинув плед, Адэр сел:

– Подайте мою одежду, герцог.

– Я не могу вас отпустить.

– Мне уже намного лучше. – Адэр потряс рукой. – Одежду.

Распахнув двери, слуга впустил в комнату врача.

Кангушар кинулся к нему, как к спасителю:

– Его Величество болен. Не отпускайте его.

– Я не болен! – произнёс Адэр. – Меня замучила бессонница. Снотворное есть?

– Я должен вас осмотреть, – заупрямился врач, торопливо открывая чемоданчик. – Без осмотра…

– Одежду и снотворное! – перебил Адэр.

Через десять минут он лежал на заднем сиденье автомобиля и, прислушиваясь к рёву мотора, ждал, когда подействует лекарство. Уснуть и ни о чём не думать, иначе мысли сведут его с ума. Погиб охранитель Эйры – она была где-то рядом. Ей плохо, очень плохо. Возможно, она пострадала. Быть может, сейчас, именно в эту секунду, врачи борются за её жизнь. Адэр смотрел в потолок и шептал: «Дай мне крылья, дай мне крылья…»

Чем ближе становился Рашор, тем сильнее была загружена дорога. Эскорт охраны полз впереди, беспрестанно сигналя. Казалось, вся страна кинулась на помощь пострадавшим. Несколько раз появлялось желание сделать остановку в каком-либопосёлке и позвонить в замок: туда стекались все новости. И всякий раз Адэр сдерживал себя. Только незнание даёт ему силы дышать.

Возле шлагбаума возник затор: постовые проверяли документы и объясняливодителям, куда ехать. Терпение людей иссякало. Тракторы тянули по полю строительную технику. Колёса застрявших грузовиков визжали, вздымая фонтаны раскисшей земли. Шофёры орали друг на друга. Стражи выламывали в посадке деревья и кустарники.

Адэр выбрался из салона и пошёл по обочине, увязая в глине. Из открытых оконавтомобилей вылетали голоса: «У меня там родители». – «Какая улица ушла под землю?» – «Заложники живы? Скажите, заложники живы?» – «Вы не знаете, ктопогиб?» – «Я везу врачей. Почему так долго?»

Охрана, окружив правителя, пыталась успокоить народ, но люди, подхваченные всеобщим волнением, уже выскакивали из машин и, силясь прорвать оцепление, забрасывали Адэра вопросами. Подоспевший на помощь отряд защитников оттеснил толпу.

Эш сопроводил Адэра в палатку. Усадив на раскладушку, снял с него ботинки, надел сапоги. Губы ветона двигались – Адэр это видел, но смысл слов не доходил до его рассудка.

– Она жива, – прозвучало в ушах и повторилось в голове троекратным эхом.

Адэр упал навзничь, закрыл ладонями лицо.

Вскоре он трясся в кабине грузовой машины, хотя бежать было бы намногобыстрее. Смесь мороза и ливня подорвала асфальт, разрушила ограды, скосиладеревья. С домов вместе со льдом стекли крыши. Вокруг люди, люди… Расчищаютдорогу, устанавливают на зданиях стропильные балки, вставляют стёкла в рамы, выкорчёвывают пни.

– Крикс в местной тюрьме, – проговорил Эш, объезжая гору мусора. – Онапустовала, теперь забита до отказа. С повинной явились почти три сотни. Испугались самосуда горожан. Тут такое творилось…

– Отвези меня к Эйре, – промолвил Адэр.

– Я думал, мы едем к Криксу.

– Нет.

Выдержав паузу, Эш произнёс:

– Она никого не хочет видеть.

– К Эйре, – повторил Адэр.

Эш свернул на перекрёстке и коротко поведал о событиях недельной давности, соединив в одно целое свидетельства Людвина, Талаша и Мебо.

– Значит, его не нашли, – проговорил Адэр.

– Дома над туннелем сложились как карточные домики. Чтобы разобрать завалы иперекопать тонны земли, потребуется много времени. Ракшад не можетсообразить, где именно остался Драго. Протяжённость туннеля девять миль.

– Не прекращайте поиски. Для неё это важно.

Эш нажал на клаксон и заорал в открытое окно:

– Куда прёшь? – Пропустив старика с садовой тачкой, повёл грузовик вдоль изувеченного парка.

Адэр рывком повернулся к Эшу:

– Как ты мог её отпустить?

– Спорить с моруной бесполезно.

– Она женщина!

– Да, женщина. Незаурядная женщина. Она моруна.

Адэр стиснул руками колени, чтобы не схватить Эша за плечи и не встряхнуть хорошенько:

– Ты должен был её остановить! Её самоуверенность переходит все границы. Онане умеет думать о себе, о ней должны думать мужчины. Охранители – остолопы, иты такой же остолоп.

Эш охладил Адэра стальным взглядом:

– Рашор был обречён. Веками в него ссылали бывших искупленцев, а потомиспользовали в охоте на морун. Умело использовали, очень умело. Действовал кто-то очень умный. Спросите Людвина, что делали здесь с морунами. Спросите, еслине боитесь повредить себе психику. И я не знаю, кого винить, Бога или Эйру, чтопогибла лишь кучка ублюдков. И вы правы, она не умеет думать о себе. Онаслишком милосердна. Будь у меня её сила, я бы сровнял город с землёй.

Адэр откинулся на спинку кресла. За окном потянулась вереница горожан с чемоданами и котомками. Беженцы.

– Первый день мы сбивали лёд с дверей, чтобы люди могли выйти, – заговорил Эш как ни в чём не бывало. – Потом начало таять, и весь город рубил сосульки. Я никогда не видел таких огромных сосулек. На третий день мы добрались до леса. Хлыст и его дружки превратились в стонущих медуз.

– Они были живы? – нахмурился Адэр.

– Более того, многие были в сознании. Качались как студень и вытекали из одежды. Мы сгребли всех в овраг и закопали. – Эш затормозил и указал на дом. – Вокруг разруха, а на нём ни трещинки. Странно, да?

Адэр открыл дверцу, замешкался на порожке кабины, наблюдая, как охранителивыбираются из кузова:

– Кто ещё знает, что в городе моруна?

– Сектанты и несколько защитников. Они не проболтаются.

Спрыгнув на землю, Адэр посмотрел на трёхэтажное здание из белого камня. Действительно, никаких повреждений, не пострадали даже рельефные изображения чаек на стенах.

Из особняка появились Людвин и несколько Братьев, встали на колени. Адэр пересёк двор, мощённый гранитными плитами. Взбежал по лестнице и, еле сдерживая злость, спросил:

– Как Сибла?

– Без ушей, Ваше Величество.

– В больнице?

Людвин поднялся:

– Нет, Ваше Величество. Со стражами дома обыскивает.

Охранители распахнули двери и первыми ступили внутрь. Адэр и духовный отец пошагали через анфиладу просторных светлых комнат, обставленных скромно, носо вкусом. Людвин молчал. Адэр не мог говорить. Он шёл как собака – на запах. Сердце колотилось в бешеном ритме. Три долгих месяца без Эйры не принеслиничего, кроме обострения чувств.

Людвин остановился и указал на двери с узорчатыми стёклами:

– Она там.

Адэр сделал несколько шагов. Ощутив в душе неприятное брожение, обернулся:

– Вы что-то хотели сказать?

– Нет… Да. – Покосившись на охранителей, Людвин подошёл к Адэру и произнёс тихо: – Хочу, чтобы вы знали. Я храню предсмертную записку.

– Чью?

– Эйры. Она написала её перед тем, как пойти с бандой Хлыста. Я думал: вернётся, заберёт. А она попросила отдать вам после её смерти. Мне пятьдесяттри, ей двадцать шесть. Я староват для такой миссии.

Адэр вцепился в ворот пальто:

– Староват.

– Большой душе стало тесно в её теле. Вы меня понимаете?

– Понимаю, – проговорил Адэр и направился к двери.

Эйра стояла на террасе, обнесённой балюстрадой. Ладони на перилах, взгляд устремлён на зеркально-тихую реку.

Мебо и Талаш сидели на ступенях лестницы, ведущей к затопленной пристани. Услышав шаги, поднялись, поклонились Адэру и скрылись в доме.

– Я чувствовала, что с ним что-то случится, – проговорила Эйра. – Близкая смерть оставила отпечаток на его лице. Драго всегда был красивым, а тут... я смотрела нанего и не могла оторваться.

– Его не нашли, – промолвил Адэр и затолкал руки в карманы пальто. Если онвозьмёт её за руку – уже не отпустит.

– Драго мёртв. Его отец сказал, что не сможет приехать.

– Эйра…

– У моих охранителей ничего нет. Нет своего дома, нет своей кровати, даже неттабурета, на который они могут сесть и сказать: «Это моё». Теперь я забираю у них жизни.

– Драго сам её отдал. Эйра, послушай…

– Отдайте мне Лугу.

– Хорошо. Посмотри на меня. Пожалуйста.

Помедлив, она повернулась к Адэру.

Стискивая в карманах кулаки, он забегал взглядом по её лицу:

– Если с тобой что-то случится, я не переживу. Не гоняйся за смертью.

– Скоро на ваших плечах окажется три страны. Вам надо накапливать силы, а вы их растрачиваете по пустякам, – проговорила Эйра и отвернулась.

Адэр понимал, что разговор закончен, пора уходить. Но ноги не слушались, не слушалось сердце.

– Когда приедешь в замок?

– Не знаю.

– У меня скоро день рождения.

– Я пришлю открытку.

Опустив голову, Адэр посмотрел на узкую полоску камня между ними. Пропасть. Онсам её вырыл и только что углубил.

– Хочу остаться одна, – промолвила Эйра еле слышно.

Адэр направил взгляд на реку. Ивы полоскали в воде голые ветви. Над затопленной пристанью зависло отражение солнца.

– Я не помню наш последний поцелуй. Когда любимый человек рядом, ты можешь обнять его, поцеловать или просто взять за руку – кажется, что так будет всегда. Не думаешь, что прикасаешься к нему последний раз. Помню только: я был счастлив.

– В камине затухающий огонь, на полу, возле ножки кресла стопка писем, на столе чашка с недопитым кофе и газета. Чёрные брюки, кремовый пиджак. Запах жасминаи мускатного ореха. Вы упёрлись руками в стену и поцеловали меня. Это был лёгкий поцелуй, словно вы собирались выйти в соседнюю комнату, вернуться через минуту и продолжить. – Эйра устремила на Адэра жёсткий взгляд. – Вы ушли из моей жизни. Не надо возвращаться.

Покинув особняк, он забрался в кабину грузовика и велел Эшу отвезти его к пропускному пункту. Усевшись в свой автомобиль, выгнал из салона водителя, скрутился на заднем сиденье и обхватил голову руками.

***

– Сначала в Рашоре добывали золото, – неторопливо звучал голос летописца. – Золото закончилось, переключились на медь. Начали добывать железную руду ихром. Последним построили завод по производству краски. Сейчас в Рашоре четыре завода, две фабрики и восемь мастерских.

– Почему туда ссылали бывших искупленцев? – произнёс Адэр, вышагивая отсвоего стола к столу Кебади и обратно.

– Здесь не написано. Думаю, кому-то потребовалась дешёвая рабочая сила. Не знаю, как ещё объяснить. – Летописец зашелестел листами. – Хозяеваместорождений и заводов сменились не один раз. Люди умирают, уносят тайны с собой. Документы сдавали в архив. Архив сожгли. Он горел три месяца. Уничтожено столько ценных бумаг…

– Погорюем минуту, – промолвил Адэр, присев на уголок стола. Выдержав паузу, спросил: – Кто больше всех ненавидит морун?

– Климы, – ответил Кебади и, с шумом выдохнув, посмотрел с осуждением. – Начинаем поднимать грязь? Зачем вам это? Архив сгорел…

– Слышал! – перебил Адэр и снова принялся мерить шагами расстояние между столами.

В голове выстраивалась хронологическая цепочка событий с приставкой «возможно». Возможно, хозяином одного из месторождений был тикур. Онпопросил свою страну помочь ему с рабочей силой. Его примеру последовалиостальные. В Рашор хлынул поток бывших искупленцев. Предприятия с иностранным капиталом, работники иностранцы. Такое – возможно и законно.

После исчезновения Зервана король Партикурама решил отомстить за смерть своей дочери. Обратился к владельцу завода, которому помог сколотить состояние, и потребовал вернуть долг. Тот спустил искупленцев с цепи. Преступники вынудилиместное население участвовать в охоте на морун. Когда на одной чашке весов жизнь твоего ребёнка, а на другой жизнь какой-то женщины, у тебя нет выбора. Нет«или-или». Стоит вспомнить рассказ Йола.

Неудивительно, что люди не любят морун. С молоком матерей им передался страх перед повторением истории. Большую неприязнь испытывают климы. И этонеудивительно. Зерван клим. Его наследник – внучатый племянник – клим. Народ до сих пор думает, что их погубили моруны.

Адэр продолжал ходить от стола к столу, понимая, что потерял звено. Вновь мысленно повторил цепь возможных событий в хронологическом порядке и замер посреди комнаты:

– Кебади…

– Да, Ваше Величество, – отозвался летописец, занятый выбором пера.

– Почему король Партикурама так долго тянул с местью? Целых двенадцать лет. Он мог сцепиться с морунами сразу после смерти дочери.

– Зерван не позволил, – ответил Кебади, обмакнув перо в чернильницу.

– Зерван был не в том положении. Он был жертвой шантажа. Когда тебя шантажируют, боишься сделать шаг в сторону.

Летописец немного посидел, взирая на чистую страницу. Отложив перо, поднял голову:

– Вас шантажируют?

– Да, – выдохнул Адэр и, придвинув стул к столу, сел.

– Поэтому Эйры нет в замке?

Адэр кивнул.

– Она знает о шантаже?

– Я совершил ошибку, когда объявил о помолвке. Тогда мне казалось, что я поступаю правильно. Казалось, что я продумал все шаги. Но Лекьюр меня перехитрил. Лекьюр и мой отец. Они оба. Я не могу рассказать Эйре, потому чтопридётся рассказать об отце. У нас сложные с ним отношения, но… он мой отец. Он Великий. И я знаю, что скажет Эйра. «Оставьте морун в покое». И будет права. Я не выдержу, если Люкьюр станет поливать грязью горстку женщин. Заступлюсь, ивсё начнётся сначала: блокада, кризис. Толпа безработных возьмёт на рукиголодных детей и станет скандировать: «Моруны! Вон из страны!» Или ещё хуже: «Смерть морунам!»

Кебади снял очки, вытащил из ящика фланелевую тряпочку и, к удивлению Адэра, протёр стёкла. Обычно он забывал это делать.

– Когда-нибудь вы станете королём трёх стран и с улыбкой вспомните эту историю. Луанна – для вас лучшая партия, Ваше Величество.

– Я люблю другую женщину. Только не делай удивлённое лицо.

Кебади печально улыбнулся:

– Кому-то дано стать счастливым. Кому-то суждено быть великим.

– Трой Дадье говорил: «Довольные жизнью люди не умеют управлять миром». Впервые жалею, что у меня нет брата.

– Вы бы ему позволили управлять миром?

– Да. – Адэр посмотрел на потолок. Горят все лампы, а в глазах темно. – Мы бы с Эйрой поселились в замке Грёз. Проводили бы с братом тайные совещания, чтобы никто не догадался, кто ему помогает управлять страной. Он бы понял, обязательнопонял, почему я отдал ему корону… – Адэр поднялся со стула. – Я сказал лишнее. – И неровной походкой направился к выходу из архива.

– Вы себя хорошо чувствуете?

– Лучше всех. – Адэр обернулся. – Забыл спросить. Ты получил приглашение наужин в честь моего дня рождения?

– Получил. Спасибо. – Кебади снял очки. – Если я не приду, вы не сочтёте это заоскорбление?

– Будут только свои. И Луанна. Не утруждай себя выбором костюма.

Адэр взялся за дверную ручку и не смог открыть двери. Он соблюдал режим, прописанный Ярисом Ларе, но силы утекали как вода.

– Ваше Величество…

– Да, Кебади, – отозвался Адэр, сжимая ручку и глядя себе под ноги.

– Король Партикурама обвинил морун в день смерти дочери, но потом снял обвинения и молчал двенадцать лет. Найдите, чем Зерван закрыл ему рот.

Легко сказать – «найдите». Документ, который до сих пор ввергает династию Дисанов в ужас, находится у Иштара. Он будет только рад, если сыночек Великогосядет в лужу.

Забыв о плохом самочувствии, Адэр обыскал покои Эйры и её кабинет, собрал все письма, пришедшие к ней из Ракшады. Возможно… Чёртово слово за сегодняшний день было озвучено сотню раз и, даже произнесённое мысленно, скрипело на зубах как песок. Быть может, в письмах есть намёк на содержание документа, а Эйра не обратила внимания или дала Иштару слово хранить тайну и потому молчала.

Захватив учебник ракшадского языка и словарь, Адэр расположился в своих апартаментах и отобрал конверты с витиеватой подписью, бегущей поверх печати с изображением двух тигров. Разглядывая ровные срезы, никак не мог решиться вытащить листы. Это её личная жизнь, её личное пространство. Это всё равно, чтоподсматривать в замочную скважину и прикладывать ухо к щели.

Сложив конверты в стопку, отнёс в комнату Эйры. Он прочтёт письма, когда впадётв полное отчаяние.

За неделю до дня рождения приехала Луанна. Адэр разумом понимал, что долженбыть гостеприимным и учтивым, а сердце выталкивало из замка. Боясь сорваться, препоручил наследную принцессу придворным, посетил посёлок ориентов, съездил на строительство причала, побывал в Ларжетае и вернулся в резиденцию за тричаса до начала праздничного ужина.

Помогая Адэру одеться, Макидор ворчал под нос:

– Вы доведёте меня до приступа. Вся работа насмарку. Не жалеете себя – меня пожалейте. Два раза ушивал брюки, и опять слетают.

Адэр смотрел на грозовое небо за окном. Ветерок вносил в комнату запахи молний, припылённой листвы и горных водопадов, хотя горы находились за сотни миль.

Завязав Адэру галстук и застегнув пиджак, Макидор впустил Луанну в гостиную иудалился. В комнате стало душно.

– Согласно этикету кавалер заходит за своей дамой, – промолвил Адэр, наполняя стакан водой.

– Я хотела поговорить с вами. За столом я должна буду улыбаться и притворяться счастливой. Если не скажу сейчас, я лопну.

Адэр сделал глоток, силясь потушить жар в груди:

– Говорите, Луанна. Я слушаю.

Она рассержено встряхнула локонами, уложенными в изящную причёску:

– Почему вы меня избегаете?

Адэр покрутил в руке стакан, наблюдая, как вода омывает стенки:

– Наша помолвка – полное недоразумение.

Луанна взмахнула загнутыми ресницами. К старости ресницы выпрямятся ипревратятся в стрелы, как у её отца.

– Неужели? А кто сказал мне «да»?

– Я был пьян, подавлен смертью друга, и вы этим воспользовались, – проговорил Адэр и сделал глоток.

Вода, как ни странно, успокаивала нервы. Главное, пить медленно и маленькимиглотками.

– Я хотела вас, вы хотели меня, и мы этим воспользовались, – проговорила Луаннас расстановкой. – Я до сих пор хочу вас, вы хотите меня. Я не слепая. И смею напомнить, мой траур закончился.

– Хорошо, – сказал Адэр, скользя взглядом по глубокому декольте и оголённымплечам. В голову ничего не пришло, кроме мысли, что для ужина больше подошлобы вечернее платье.

– Что – хорошо?

– Траур закончился.

Луанна упёрла кулачки в бока, явно намереваясь показать, какая у неё тонкая талия и пышная грудь:

– Я отдала вам свою невинность.

Допивая воду, Адэр поперхнулся. Стряхивая брызги с пиджака, пробормотал:

– Вот это новость.

– Вы так были увлечены мной, что даже не заметили.

– Не заметил, – промолвил Адэр, давясь смехом. Не выдержав, расхохотался. – Простите... Ради Бога...

– Вы обещали сделать меня счастливой.

Вот она – Луанна. Молодая женщина без поддержки отца и Могана Великого. Её попытки возбудить к себе интерес наивны и смешны.

– Держать меня под руку – это разве не счастье? – проговорил Адэр и, отставив стакан, согнул руку в локте.

Шествуя по коридору, принцесса произнесла:

– Я просмотрела список гостей. Среди них были простолюдины. Я их вычеркнула.

Адэр споткнулся. Повернулся к Луанне:

– Что?

– Вычеркнула. Вы будущий король Партикурама и будущий король Тезара. Вамнадо забывать дурные привычки.

Элайна как-то призналась, что не переносит Луанну. До этой минуты Адэр испытывал лишь вину перед принцессой. Не потому, что обнадёжил призрачной свадьбой, а потому что она сестра друга. Он переспал с ней, как с заурядной дворянкой. И даже не помнит, какая она в постели. Норфал бы расстроился. Теперь смотрел в льдисто-голубые глаза и ненавидел.

Выйдя на балкон, Адэр двинулся вдоль перил к лестнице, поглядывая вниз. В холле было безлюдно: придворные и советники ждали правителя в обеденномзале. У парадной двери, рядом с караульными, стоял… Мебо!

Увидев Адэра, охранитель поклонился. Захотелось оторвать от своей руки ладонь Луанны, ринуться назад, в покои Эйры. Внутренний голос приказал спуститься поступеням и пойти в зал.

Гости всячески старались развеселить правителя. Никто не вспоминал о Рашоре. Говорили о скором открытии города развлечений, обсуждали паром, купленный наследным принцем Толаном. Вино и изысканные блюда помогали гостямсохранять приподнятое расположение духа. В отличие от Адэра. Он не пил, почтине ел и выдавливал улыбку в ответ на поздравления. Пытался сквозь гул голосов услышать лёгкие шаги в коридоре и смотрел на пустые стулья. Семь стульев, как семь заноз, напоминали о подлом поступке Луанны. Почему их не убрали?

Прошла вторая смена блюд, прошла третья. Эйра не появлялась. Адэр гасил волнение, как мог: она приводит себя в порядок после долгой дороги, она не может подобрать платье, она у Макидора. Взгляд вновь упёрся в стулья. Семероплебеев за несколько дней до ужина получили сообщение, что в обеденном зале для них нет места. Как унизительно! Старейшина климов Валиан, старейшинаориентов Йола, староста Лайдары Урбис, начальник секретной службы Крикс Силар, бывший командир защитников Эш Сати, летописец Кебади… А ктоседьмой? Кто же седьмой?.. Эйра.

Адэр поднялся:

– Прошу прошения. Я отлучусь ненадолго. – И покинул зал.

Караульные сообщили, что Эйра уехала. Не веря, не желая верить, Адэр взлетел по лестнице, побежал по коридору. Неправда! Караульные ошиблись!

Толкнул двери её покоев:

– Эйра!

Темно. Обернувшись, крикнул:

– Эйра!

В начале коридора появился Гюст:

– Ваше Величество! Она уехала. – Шагая к Адэру, добавил: – Забрала Муна, свою старуху, охранителей и уехала.

– Когда? – спросил Адэр, вцепившись в наличники.

– Два или три часа назад.

– И Мун?

– Заявление о его увольнении лежит на вашем столе, – произнёс Гюст, приблизившись. – Я говорил, что вы должны подписать. Но Эйра… С ней стало так тяжело разговаривать.

Адэр добрёл до своих апартаментов. Не раздеваясь, рухнул на кровать ипровалился в чёрную яму.

До слуха долетело пение птиц. По лицу скользнул тёплый луч солнца. Адэр открыл глаза и посмотрел на Яриса Ларе, дремавшего в кресле:

– Я спал?

Ларе вздрогнул, потряс головой:

– Вы нас напугали, Ваше Величество. Нет вас и нет. Мы кинулись, а вы спите как убитый.

– Нехорошо вышло. – Адэр сел на край перины, прикрыл бёдра одеялом.

– Очень даже хорошо. – Поднявшись, Ярис взял его за запястье. – Что-тобеспокоит?

– Провал в памяти. Не помню, как разделся. Не помню, как сюда пришёл.

Ярис хотел что-то сказать, но Луанна своим появлением вынудила его уйти.

– Куда я положила свой браслет? Ах, вот он. – Принцесса взяла украшение с подоконника и, устремив на Адэра игривый взгляд, обворожительно улыбнулась. – Спасибо за волшебную ночь. Вы были бесподобны.

Он откинулся на спину, прижал ладонь ко лбу. Не может быть! Этого просто не может быть!

– Я приказала накрыть завтрак в саду. Не задерживайтесь, а то всё остынет.

Раздались шаги, легонько хлопнули двери.

Адэр ринулся в ванную. Полотенца для тела влажные. Полотенце для ног сухое. Надушевой кабинке капли воды. Зубная щётка сухая. На зеркале нет следов ладони. Он всегда стирает пар.

Спустя час Адэр вышел в сад. Луанна потягивала кофе и с мечтательным видомрассматривала облака. Одна фрейлина обмахивала принцессу веером, вторая держала плетёную корзиночку со сдобой, остальные стояли в сторонке в ожиданииприказов.

– Сегодня чудный день, – промолвила Луанна. – Чем займёмся, дорогой?

– Сегодня вы уезжаете. Ваша машина готова. Слуги собирают чемоданы.

– Моему отцу это не понравится.

– Ему трудно угодить, знаю, – сказал Адэр и пошагал в замок.

Вечером позвонил Крикс:

– Эйра забрала Анатана с детьми.

Через три дня работник секретной службы доложил, что Эйра увела своих людей заДолину Печали.

Адэр бродил по улицам Мадраби, не видя домов, не замечая людей. В сумерках зашёл в недостроенный храм. Вдоль стен из каменных блоков горели свечи, установленные в стаканчики с солью. Над головой густо-сиреневое небо. Сдвинув на скамье рабочую одежду, Адэр сел. Облокотившись на колени, ссутулился. Зашуршал песок. Пахнуло лавандовым мылом.

– Не хотел вам мешать, Ваше Величество, – прозвучал мягкий голос.

Адэр поднял голову. Перед ним стоял длинноволосый человек в чёрном балахоне с белым воротничком.

– Вы не мешаете.

Священник затеребил в руках одеяльце:

– Давайте я подстелю. Здесь грязно.

Упираясь ладонями в колени, Адэр встал:

– Я ухожу.

– Простите, что помешал вам молиться.

– Я не верю в Бога, – произнёс Адэр и направился к выходу из храма.

– А вдруг он верит в вас? – ударилось в спину. – Подумайте.

Чем ближе становился замок, тем яростнее стучало сердце. Ступив в холл, Адэр приказал Гюсту вызвать герцога Кангушара и, как только он приедет из Лайдары, созвать заседание Совета.

Всю ночь и целый день в кабинете хлопали дверцы шкафов и тумбочек, скрипелиящики стола: канцелярские работники наводили порядок в документах правителя. Адэр перебирал бумаги в сейфе.

На закате прибыл Кангушар. Гюст провёл его в зал Совета, где уже собрались советники. Мужи молча переглядывались; неизвестность настораживала. Обычносекретарь заранее предупреждал, какие вопросы поднимет правитель.

Адэр пересёк зал, встал возле своего кресла:

– Герцог Кангушар! Подойдите ко мне и преклоните колено.

Герцог приблизился. Глядя Адэру в глаза, выполнил приказ.

– Герцог Кангушар! Я, Его Величество Адэр Карро, назначаю вас своимсоправителем. Встаньте. – Адэр посмотрел на советников. – Господа! Принесите присягу верности второму правителю Грасс-дэ-мора.

Мужи, одеревеневшие, ошеломлённые, друг за другом преклоняли колено перед герцогом и произносили слова клятвы:

– Предаюсь вам беззаветно, отдаюсь и покоряюсь сполна.

Отпустив советников, Адэр указал Кангушару на стул, сам сел в кресло.

– Не понимаю, – промолвил новоявленный соправитель. Его руки мелко тряслись, на лбу в свете люстр блестели капельки пота. – Объясните, пожалуйста. Я ничегоне понимаю.

– Я не могу оставить страну без присмотра.

– Вы уезжаете? – спросил Кангушар и ладошкой, по-мужицки, вытер со лба пот. – Куда вы уезжаете?

– Эйра за Долиной Печали. Я иду за ней. Когда мы вернёмся, расскажу вам об одной очень сложной задаче. Один я не справлюсь.

– Вы влюблены в неё? – произнёс Кангушар, немного придя в себя.

– Влюблён? – усмехнулся Адэр. – Влюблён... Нет, это воздушное чувство не для меня.

– Это хорошо.

– Я люблю её всем сердцем, каждой клеточкой своего тела. – Адэр дотянулся доКангушара и похлопал его по плечу. – Обживайтесь, вникайте. Мой секретарь вампоможет.

– Ваше Величество! – прозвучал от порога голос охранителя. – Машина готова.

– Да не волнуйтесь вы так, – проговорил Адэр, глядя, как Кангушар пытаетсяослабить галстук. – Из нас выйдет отличная команда.

И дыша полной грудью, пошёл через зал.

Часть 23

***

Приваливаясь плечом к стене, Валиан смотрел в окно. Его супруга Разана хозяйничала на кухне: звякала посудой, роняла ложки, сердито стучала ножом по разделочной доске. С улицы доносился смех детворы. Издалека долетало ржание лошадей.

– Я чувствую себя человеком, который несёт самоубийце табурет и верёвку, – промолвил Валиан.

Его лицо было блеклым, в тон старенькой рубахе. Кремовой ткани потребовались годы, чтобы выцвести, а лицу хватило пяти минут.

– Как мне вас отговорить?

– Никак, – ответил Адэр.

Поёрзал на жёстком сиденье стула, принимая удобную позу. На деревенских стульях без обивки он давно не сидел, забыл, что такое дискомфорт. Скользнул взглядом по горнице.

За четыре года здесь ничего не изменилось. Бревенчатые стены, дощатый пол, ситцевые занавески на дверных проёмах, запах древесины и свежеиспеченного хлеба. Казалось, в смежной комнате сейчас прозвучит писк голодного зверёныша; со словами: «Чем его успокоить: молоком или кулаком?» на пороге появится Мебо.

Адэр невольно улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям и переключил внимание на старейшину климов. Валиан нервничал: теребил бахрому на шторе, не замечая, что выдёргивает нити.

– Ну и чего ты молчишь? – произнесла Разана, вынырнув из кухни. – Объясни, как это опасно. Расскажи, как мы ходили за Долину Печали и вернулись несолоно хлебавши.

– Уйди женщина, – огрызнулся Валиан.

– Куда?

– На кухню.

– А может, прямиком в тюрьму? Думаешь, нас погладят по голове за то, что мы угробили правителя?

– Уйди! – прошипел Валиан и обратился к Адэру: – Зря вы к ним идёте. Сидят они за долиной, и пусть себе сидят. Не будите лихо, пока оно тихо.

– Почему вы ненавидите морун? – спросил Адэр, взглянув на часы. «Игла» явно не торопится к правителю.

Разану словно ветром сдуло.

Уставившись в окно, Валиан стиснул в кулаке край шторы:

– Моруна увела нашего сына. Мы хотели увидеть внуков, гостинцев накупили… Моранды такой вой подняли. Думали, оглохнем.

– Почему климы ненавидят морун? – повторил Адэр.

Валиан повздыхал, косясь на занавеску, закрывающую дверной проём кухни, словно мысленно советуясь с супругой. Подсел к столу, проговорил вкрадчивым тоном:

– Дело давнишнее. Никто уже толком не помнит.

– А ты напряги память.

От старейшины потянуло холодком.

– Вы собрались идти через Долину Печали. Идите со светлыми мыслями. Моранды бесятся, если у людей тёмные мысли.

В прихожей скрипнули половицы. В горницу заглянул охранитель:

– Ваше Величество! Здесь Тиваз. Говорит, вы его знаете.

– Разана! – крикнул Валиан. – Тиваз опять заблудился. Отведи его к дочке.

Не дожидаясь, пока жена побежит исполнять приказ мужа, Адэр велел охранителю пропустить незваного гостя. Было интересно посмотреть на человека, который действительно чуть не угробил его и Мебо.

В комнату вошёл пожилой мужчина: босой, в просторных штанах и рубахе-косоворотке, на голове соломенная шляпа с широкими полями. Бывший старейшина климов выглядел так же, как в день знакомства с правителем. Не хватало только травинки в уголке рта.

Тиваз снял шляпу, грохнулся на колени и пополз к Адэру, ногами собирая домотканый половик в гармошку:

– Простите меня, мой господин.

– Ты меня помнишь?

– Помню, господин. Помню, как ездил с вами по нашим землям. Помню, как хотел напоить вас забудь-травой. Я всё помню, господин.

– Ты выпил свою же отраву и не потерял память? – удивился Адэр.

– Потерял, господин. Потерял. Малика помогла всё вспомнить. – Простодушное лицо исказила страдальческая гримаса. Зелёные глаза влажно заблестели подобно траве, покрытой росой. – Я был ужасным человеком. Лживым и злопамятным, а меня уважали и слушались. Теперь я живу правдой, а меня сторонятся, называют местным дурачком. Простите, господин. К людям надо относиться по-людски, а я видел в вас врага, хотя вы ничего плохого мне не сделали. Мне стыдно перед Мебо. Назвал его паскудой, его мать назвал дурой…

Валиан оборвал словоизлияния гостя:

– Иди домой, Тиваз. Тебя дочка потеряла.

– Вот так всегда, – вздохнул Тиваз и поднялся. – Только начинаю говорить правду, меня выгоняют.

– Меня мучает один вопрос, – промолвил Адэр, рассматривая открытое лицо бывшего старейшины: ни капли хитринки, ни тени лицемерия.

Тиваз прижал шляпу к груди, скомкал в кулаках поля:

– Если не хотите слышать правду, лучше не спрашивайте. Правда глаза колет и спать не даёт. Я разучился врать. Лучше не спрашивайте.

– Почему климы ненавидят морун?

– Они воровали у нас мальчиков.

– Кто? – опешил Адэр.

– Моруны. Давно это было. Очень давно. Ещё при Зерване. Мне отец рассказывал, а ему его отец. Много мальчиков пропало, очень много. Родители и стражи сбились с ног, но никого не нашли.

– Откуда вы узнали, что их забрали моруны?

– Советчица Зервана сказала. – Тиваз переступил с ноги на ногу. – Её арестовализа поджог библиотеки. На допросе ей развязали язык, она и призналась. Ведьмы проводили какие-то обряды. Им нужны были мальчики для жертвоприношений. Онии правда жгли костры. Мой прадед видел своими глазами. От их костров ночью было светло, как днём.

– И вы поверили?

– Моруны не врут, – вклинился в разговор Валиан. – Если советчица сказала, так ибыло.

– Кому сказала? – спросил Адэр.

– Начальнику тюрьмы.

– Вы поверили неизвестно кому?

– Начальник тюрьмы был уважаемым человеком. Ему доверял сам Зерван. Зазаслуги перед родиной ему пожаловали титул и земли. Слышали, наверное?

Адэр кивнул. Конечно, слышал. Начальник тюрьмы превратился в скороспелогокнязя Тария. Его потомок устроил геноцид собственного народа, за что поплатился сполна. Правду говорят: яблоко от яблони далеко не падает.

Перед внутренним взором промелькнула разъярённая толпа, вымещающая злость на морунах: оболганных, беззащитных. Толпа не умеет думать, она проглатываетлюбую наживку, закинутую «уважаемым» человеком.

– Вы тысячи лет жили с морунами бок о бок, – возмутился Адэр. – Как вы могли в них усомниться?

Тиваз шмыгнул носом:

– Признание советчицы прислали каждой семье, потерявшей сына. Мой прадед видел его собственными глазами.

Видать, «задушевная» была наживка.

– Вы начали охоту на морун, – произнёс Адэр еле слышно. – Это вы убили первую моруну. Вы настроили против них ветонов и ориентов.

– Они сжигали наших сыновей, – подал голос Валиан. – Сейчас – не знаю. Может, у них всё по-другому. Но сто лет назад они такое творили. Ливни, засуха, землетрясение. Даже свой главный город скинули в море. Когда Зерван женился натикурской принцессе, они сошли с ума.

Адэр запрокинул голову, уставился в потолок, чтобы не видеть злобных глупцов. Сколько же горя выпало на долю морун. Их предали близкие люди. Предатель хуже врага. А он ещё злился, что Эйра замкнутая, неразговорчивая, скрытная.

Король Партикурама не сидел двенадцать лет, сложа руки. Он готовился к охоте наведьм. Это была не просто месть за смерть дочери.

– Малика не такая, – промолвил Тиваз.

– Не такая, – согласился Валиан. – Но тоже с гнилью. Специально надела себя накрюк, чтобы меня шантажировать. Потом вела со мной беседы. Красивые беседы. Я даже на несколько дней забыл, что она моруна.

– Прекрати! – закричала Разана, появившись на пороге комнаты. Затряслакулаками. – Сейчас же прекрати! Я видела, как ты её толкнул. Если бы я знала, чтоона повисла на крюке… Прекрати оговаривать Малику! Я слушаю тебя и понимаю, почему наш сын не с нами. Почему он ушёл. Понимаю, почему нас чуть не сожралиморанды. Прекрати!

Валиан подошёл к жене, обнял её за плечи. Разана вырвалась и вся в слезах убежала на кухню.

– Смогут ли они вас простить? – произнёс Адэр. – Я бы не простил.

В горницу заглянул охранитель:

– Ваше Величество, привели проводника.

Адэр поднялся и, не прощаясь, вышел из дома.

Возле машины охраны топтался молодой человек. Увидев правителя, широкоулыбнулся, низко поклонился. Выпрямив спину, пригладил вихор:

– А я себе письма разношу и даже не туда, что меня разыскивают.

– Как зовут? – спросил Адэр.

– Игла. Так мне привычнее. Меня все так зовут.

– Отведёшь меня к морунам?

– Отведу.

– И не станешь отговаривать?

– У вас был моранда. Вы живы. – Игла кивком указал на охранителей. – Руки-ногицелы. Должны пройти. Если что-то замечу – вернёмся. Только надо ехать сейчас, чтобы на рассвете войти в долину.

Адэр дал знак охране и забрался в салон своего автомобиля.

***

Машины пересекли луг и затормозили у подножия холма, поросшего лиственнымлесом. Сочно-зелёные кроны тянули к солнцу листья-ладошки. Птицы исполнялирулады. Слева и справа от холма в зыбкой дымке просматривались очертания гор.

Охранители вытащили из багажников дорожные сумки и рюкзаки, прикрепили к ремням чехлы с ножами и выстроились в ожидании приказа.

Адэр разложил на капоте карту. Подозвал проводника:

– Покажи дорогу.

– Ух, ты! Новенькая! – произнёс Игла и принялся водить пальцем по бумаге, пахнувшей типографской краской. – Так… Это полуостров Ярул. Это кряж. Чтобы попасть на полуостров, надо пройти по перевалу. Их два. К этому перевалу ведётДолина Печали. А этот находится в княжестве Викуна.

Личный секретарь Зервана получил титул князя и земли в знак благодарности заучастие в заговоре против своего короля. Адэр был уверен, что и Викун, и Тарий приложили руку не только к поджогу библиотеки, но и к охоте на морун. Горсткадревнего народа живёт по соседству с потомком заговорщика и предателя. Злая ирония судьбы.

– Через долину идти целый день, – промолвил Игла, с задумчивым видомпочёсывая щетину на подбородке. – Мою карту рисовал мой дед. Он тоже был «иглой». Если верить вашей карте, второй перевал ближе и короче, чем первый. – Ткнул в чертёж пальцем. – Это что? Дорога?

– Дорога.

– Был бы князь Викун нормальным человеком, пошли бы по его перевалу.

– Он ненормальный? – улыбнулся Адэр, складывая карту.

– Какой-то перепуганный. Наш старшой несколько раз к нему обращался. Хотел изучить новый маршрут. А тот упёрся. Нет, и хоть расшибись. Мы таскаем письма, посылки, мешки и тюки, пока не вылезет грыжа, а могли бы возить на лошадях. – Игла указал на участок луга, окружённый высокой деревянной изгородью. – Оставляем лошадей в загоне. Моранды их не едят. Они вообще ничего не едят, нолошадям не объяснишь. Они просто чумеют от страха.

Адэр нахмурился. В душе появился неприятный холодок.

– Моранды ничего не едят?

– Совсем ничего, – промолвил Игла, расправляя ремни на котомке. – ДолинаПечали – это не долина, а устье реки. Во время землетрясения появилась трещина, и река ушла под землю. Там голые скалы и голое дно. Живности нет, а моранды есть. Они неупокоенные души. Еда им не нужна.

Адэр обратил взгляд на охранителей:

– Тот, кто обижал мать, кто ссорился с отцом, сделайте шаг назад. Кто не уважаетженщин, не любит детей. Кто завидует, лжёт, клевещет, совершает некрасивые поступки. Сделайте шаг назад! Будьте честны перед собой, и этот шаг спасёт вашу жизнь.

Посмотрел на единственного человека, не сошедшего с места:

– Как тебя зовут?

– Ормай.

– Идёшь со мной, Ормай. Остальные остаются.

Из группы людей, скучившихся за спиной избранника, прозвучал возмущённый голос:

– Ваше Величество!

– Это приказ!

– Что случилось? – опешил Игла.

– Мой Парень – вечно голодный зверь, который появился на свет из-за моеговмешательства в божий промысел, – проговорил Адэр. – У него есть какие-тоспособности, но он не моранда. Он мирился с присутствием людей, плохих ихороших, потому что он живой и смертный. Настоящая моранда не входила в мой замок, не приближалась к людям, не любила меня, но позволяла себя гладить, потому что я был хозяином её самца. Каждый раз, когда я прикасался к ней, оназадыхалась от злобы, но смотрела на моего Парня и терпела.

– Почему не сказали это раньше?

– Я понял только сейчас.

– Хорошо, хорошо, – пробормотал Игла, постукивая кулаком о кулак. – Поедем к князю Викуну. Вас-то он точно пустит.

– Нет.

– К перевалу ведёт дорога, – не унимался Игла. – Мы потратим время на встречу, зато выиграем три часа пути, если не больше. И главное – в княжестве нет моранд. Это точно!

– Нет! – отрезал Адэр.

Три часа не стоят его унижений перед правнуком бумажного клопа. И какимиглазами он будет смотреть на Эйру, зная, что струсил, отказался от заслуженногориска и нашёл лёгкий путь.

Вручил карту Ормаю:

– Спрячь в рюкзак. – И ступил под сень деревьев.

Покатый склон, лесная прохлада и мягкая земля, укрытая прелой листвой, помоглибыстро добраться до вершины холма. Шагая за проводником, Адэр боролся с желанием залезть на дерево и сверху посмотреть на ландшафт. Останавливаламысль, что Долину Печали он всё равно не увидит. Если верить карте, они выйдут к излому устья бывшей реки. И только обогнув подножие горы, окажутся вовладениях моранд.

Вдруг появился до ужаса знакомый запах. Минуту назад пахло лесом, одеждой икожей сапог. Остальные запахи служили фоном. Теперь воздух вызывал воспоминания о трогательных мгновениях жизни.

Адэр остановился:

– Парень!

В ответ засвистели птицы.

Адэр закрутился на месте:

– Парень! Ты здесь, я знаю. Выходи! – Ринулся через заросли папоротника. – Парень! Хватит прятаться.

– Нам не туда, – прозвучал голос Иглы.

Запах становился сильнее. В него вплелись странные нотки неподвижности, неземного спокойствия. И уже раздвигая кусты, Адэр с опозданием понял, чтопоторопился: не успел подготовиться к прыжку из радости в горе.

Зверь лежал, опустив лапу на огромный живот самки. Неживой взгляд устремлён ей в глаза. Нос прижат к её носу.

– Я шёл к тебе… – Адэр упал на колени. – Что же ты со мной делаешь?..

– Это ваш зверь? – спросил Игла, присев на корточки. Не дождавшись ответа, промолвил: – Его самка была обречена. У моранд не рождаются щенки. Дед говорил, что раньше было много беременных моранд. Сейчас они редкость. Ваш Парень был детёнышем беременной самоубийцы. Это настоящая трагедия. После смерти мужа моруны долго не живут. Представляете, как это – носить в своёмчреве ребёнка, чувствовать, как он бьётся, и знать, что скоро он умрёт? Некоторые не выдерживают…

– Хватит, – прошептал Адэр и потянулся к Девице.

Игла перехватил его руку:

– Её лучше не трогать. Не знаю, во что они превращаются. Что-то очень клейкое. В пустоши к этому прилипает пыль, и труп становится бугром. Здесь её занесётлистьями, и она тоже станет бугром.

– Они ушли в начале зимы, – произнёс Адэр и поправил загнувшееся ухо зверя. – Я видел, как они бежали по аллее. Парень оглядывался, а я смотрел на него изавидовал. Он прощался со мной навсегда, а я… завидовал. Он пытался совместить несовместимое. Не получилось.

Игла прикоснулся к шкуре Парня:

– Не липкий и не пахнет трупом. Он не зверь и не моранда.

– Он мой друг, – прохрипел Адэр и вонзил пальцы в землю.

Он рыл её с остервенением, с лютой ненавистью. Вгрызался, раздирал на части, мечтая добраться до сердцевины, раздавить, расплющить, чтобы не стучало, не болело. Рвал корни трав, разрезая ладони. И лишь когда могила была готова, посмотрел на Иглу и Ормая, грязных, потных.

Они втроём подняли Парня и уложили на дно ямы. Адэр накинул на Девицу сменную рубашку, в которую хотел переодеться перед встречей с Эйрой. Вместе с помощниками упёрся ладонями в бок самки и передвинул её на край могилы. Онасъехала по пологому склону и прижалась к своему самцу.

Адэр закапывал трупы с таким же лютым остервенением. Разводил руки, загребал землю и толкал вперёд. Он словно плыл по морю горя странным стилем, смотрел на спасительный берег и удалялся от него.

Погладив холмик, с трудом встал на ноги. Втянул в лёгкие воздух и не ничего не смог сказать. Кусочек сердца остался там, с ним, с ними.

– Их любовь была короткой, как жизнь, – произнёс Игла.

– А смерть была тихой, как листопад, – сказал Ормай, явно желая успокоить правителя.

– Ложь, – промолвил Адэр.

Посмотрел на окровавленные ладони, вытер их о рубаху, не заботясь, что онаединственная. Надо идти: неважно куда, неважно зачем, надо просто идти.

После полудня путники вышли из леса и пошагали по извилистому руслу некогдаширокой и глубокой реки. Обогнули подножие скалы и словно перенеслись в другой мир. Горные кряжи держали долину в объятиях. Солнце истекало кровью, небоплавилось, земля задыхалась, корчилась, лопалась.

Адэр пытался вспомнить, что он чувствовал, находясь над пещерами с жемчугом, как боялся, что свод пещер обвалится, и он вместе с Эйрой рухнет с огромной высоты в море. Сейчас он идёт по такому же своду. В каменном туннеле под ногамибесится поток воды, поэтому дно бывшей реки дрожит, хотя должны стрястись ноги. Адэру было необходимо хоть какое-то чувство: волнение, тревога, страх, чтобы встрепенуться и приготовиться к встрече с морандами, но чувств не было.

Очередной резкий поворот русла вновь переместил путников в другую реальность. Вершины удерживали над долиной серую пену. Казалось, облака случайно попалив западню, застыли и уже никогда её не покинут. Спёртый, вязкий воздух обволакивал гортань и оседал в лёгких неподъёмной массой: вдохнуть было легче, чем выдохнуть.

Путники приблизились к скелету корабля. Обломки мачт тянулись к небу, парусапревратились в паутину. Чуть дальше находился полусгнивший корпус шхуны. Заней ещё один парусник, и ещё один.

Адэр окинул взглядом кладбище не погребённых кораблей. Как же должнабесчинствовать природа, чтобы суметь в мгновение ока спрятать полноводную реку? Сколько людей пострадало от её безумства? Сколько семей не дождалось своих кормильцев? В долине лежали не доски и лохмотья, а сломанные судьбы ирухнувшие надежды.

– Ваше Величество… – прошептал Ормай.

Адэр проследил за взглядом охранителя и почувствовал под коленками биение сердца.

– А вот и они, – запоздало предупредил Игла.

Моранды возникали из туч, будто спускались с небес. Сползали с гор вниз головой, как ящерицы: распластавшись на крутых склонах, передвигая разведённымилапами. Их мощные гибкие туловища перетекали с выступа на выступ, словноогромные капли смолы. Глаза горели кроваво-красным пламенем. Скалы, покрытые чёрными наплывами с брызгами крови, ворочались, колыхались, меняли форму.

В Ориентале Адэр видел гору счастья, сейчас смотрел на горы непоправимой беды и нескончаемого горя.

Ормай прикрыл спину правителя. Игла встал впереди.

– Не воют, это хорошо. Не делайте резких движений.

Вскоре на кряжах не осталось ни одного светлого пятнышка. Устье реки словнопокрылось пузырящимся дёгтем. День превратился в поздний вечер.

– Они окружают, – прошептал Ормай.

– Они должны уйти, – откликнулся Игла. – Ждём.

Адэр обошёл проводника и двинулся между чёрными грудами перекатывающихся мышц:

– Сколько вас… Боже… За что?..

– Ваше Величество, – прозвучал голос Ормая.

– Молчи, – осёк Игла.

Адэр водил руками, будто гладя моранд:

– Что с вами сделали?.. Боже… За что?.. – Устремил взгляд в небеса, затянутые серой пеной. – Нет тебя, нет тебя. – Закричал с надрывом. – Тебя нет!

Собрав все силы в кулак, оглянулся на спутников:

– Они не уйдут. Они ждут отмщения. Надо идти.

Игла и Ормай побрели за Адэром, лавируя между существами из потустороннегомира. Следуя прихоти русла реки, совершили очередной поворот и, прижавшись спинами к отвесному склону горы, перевели дух. Впереди скала привычногомышиного оттенка, справа свободное пространство, залитое светом заходящегосолнца. Над головой глубокое небо.

– Кто дал долине такое название? – спросил Адэр у проводника.

– Не знаю. Это было давно.

– Я знаю. Человек без сердца.

– Наверное, – согласился Игла и, оттолкнувшись от каменной стены, поправил наплечах ремни котомки. – До заката пара часов. Успеть бы добраться до перевала. Ночью здесь очень холодно.

Долина закончилась гигантским громогласным фонтаном: из подземного туннеля вырывалась река и неслась бурливым потоком к морю. В сумерках казалось, что из земли бьёт молоко. Ветер подхватывал брызги, измельчал их до водянистой пыли иразбрасывал во все стороны.

Игла указал на тропинку, ведущую вверх по склону горы:

– Нам туда.

– Сейчас, – произнёс Адэр. Приблизился к фонтану, встал под струи ледяной воды, спиной к спутникам, и разрыдался.

***

С горного плато, где путники решили передохнуть перед спуском, была виднанебольшая часть полуострова. Даже от крупицы раздолья, испещрённого прудами, лугами и рощами, захватывало дух. Справа бурлила река, питая долину божественным нектаром. Далеко впереди зелёный ковёр сливался с небом, придавая узкой ленте горизонта бледно-изумрудный оттенок. Слева пышнымкаскадом возвышались холмы, поросшие травами.

Стоя на краю площадки, Игла водил вытянутой рукой, словно рисуя в воздухе волнистые линии:

– Там пустыня. Зимой тепло, как летом. А там выращивают оранжевый виноград иделают оранжевое вино. За тем холмом большой город. Дома разрисованные. Не мазня какая-то, а настоящие картины. Там водопады, а там храм морун, который совсем не походит на храм.

Слушая проводника, Адэр разглядывал домики, похожие на игральные кости, разбросанные по долине. Сердцем понимал, что здесь обитают чистые, светлые души. И не понимал рассудком, как он, человек с запачканной, нищей душой, смог попасть в это удивительное место.

– Возьмём лошадей и поедем к морунам, – промолвил Игла. – Они живут в родовых поместьях. Кроме них никто не скажет, где ваша советчица. Здесь умеют хранить тайны. Вас допросит староста, но вы не обижайтесь. Вы правитель, да, но тут над каждой моруной трясутся. Они не зазнайки и не тепличные растения, нет. Простоих мало.

Память вытолкнула из толщи воспоминаний давнишний разговор. На вопрос Адэра: что означает её имя – Эйра ответила: так называется подземное озеро. Внутренний голос прошептал с толикой сомнения: дом её предков находится рядом с озером.

Адэр приказал Ормаю дать карту. Присев на корточки, разложил чертёж. Картографы трудились четыре года, чтобы страна лежала перед правителем, как наладони. Единственное белое пятно – полуостров Ярул. Холмы, реки, пустыня иочертания побережья были перенесены со старых карт. Между редкимиобозначениями зияла пустота.

– Покажи, где находится озеро Эйра, – проговорил Адэр.

– Эйра? – переспросил Игла и, склонившись над картой, с задумчивым видомпочесал небритый подбородок. – Не помню такого. Полуостров большой, очень большой. Мы оставляем посылки в ближнем селении, забираем почту и сразу уходим. Если есть свободное время…

– Это подземное озеро, – перебил Адэр.

– Здесь много подземных озёр.

Ближе к вечеру путники добрались до окраины посёлка. Из каменного здания с глухими стенами доносился звук, характерный гудению генераторов электроэнергии. Обойдя постройку, Адэр увидел столбы, оплетённые проводами. Похоже, «иглы» доставляют на полуостров не только письма и посылки. Теперь бы понять: где местный совет (если таковой имеется) берёт деньги на покупку иремонт дорогостоящего оборудования?

Шагая вдоль домов, обвитых диким виноградом, Адэр еле успевал здороваться с климами и ветонами. Иногда встречались рыжеволосые аляне и остроносые маурцы. Видимо, на полуострове живут не только древние народы.

Мужчины, облачённые в светлые одежды, чистили лошадей, ремонтировалителеги, поливали огороды. Женщины в пёстрых платьях копались в грядках, следили за детьми. Мальчишки гоняли на велосипедах, девочки выкрикивалисчиталки. Вроде бы обычные люди, но их открытые лица, полнозвучные голоса иясные взгляды говорили: у нас иное отношение к миру. Даже архитектура посёлкабыла иная. Нет улиц и заборов. Дома расположены в хаотичном порядке. Огороды неправильной формы. Вместо дороги извилистые дорожки. И этот хаос удивительным образом гармонировал с окружающей природой. Будто люди хотелисохранить каждое деревце, каждый кустик, выросший до их появления.

К проводнику то и дело обращались:

– Игла! Ты сегодня налегке?

Он взмахивал рукой, приветствуя селян:

– Мой брат придёт через неделю.

– Захватишь письмо?

– Захвачу на обратной дороге.

Обернувшись к Адэру, Игла проговорил:

– Можем заночевать у моего приятеля. К старосте пойдём утром.

– Я тороплюсь.

Путники пошагали по берегу пруда. Над водой носились стрекозы. В камышах вскидывалась рыба. На деревянной пристани дремали рыбаки. Среди ив показался дом. Ветви щекотали черепичную крышу, прикрывали окна зелёной кисеёй.

Игла поднялся на крылечко и крикнул в распахнутые двери:

– Хозяин! К вам гости.

Адэр снял у порога сапоги, поставил их сбоку лёгких туфель с ремешками и ступил в горницу. Скромная обстановка, на полу домотканый половик.

Хозяева – пожилая пара, – без лишних расспросов стали накрывать на стол: овощис грядки, сыр, хлеб. Их сын или внук носил из смежной комнаты стулья. Чтобы не мешать, Адэр подошёл к стене, завешенной фотографиями.

– Наши родственники. Они живут в Грасс-дэ-море, – произнёсла девушка, возникнув из-за его плеча. – Я Лаиза.

Он посмотрел в красивое личико, обрамлённое ореховыми кудряшками:

– Я Адэр.

– Король Адэр?

– Почти, – ответил он, придав голосу шутливую интонацию.

– Прошу откушать, – прозвучал голос старосты.

Адэр сел за стол, подождал, когда рассядутся домочадцы, и проговорил:

– Мне нужна ваша помощь.

– Мы не обсуждаем дела за ужином, – сказал хозяин миролюбивым тоном. – Заужином мы знакомимся.

– Я потерял женщину.

Лаиза приложила ладонь к груди:

– Она умерла?

– Она от меня отвернулась.

– Моруна? – настороженно спросила хозяйка.

– Да, – кивнул Адэр.

– Я задам два вопроса, – промолвил хозяин. – Вы любите её?

– Да.

– А она?

– Мы любим друг друга. Так получилось…

– Остальное меня не интересует. Лаиза, собери еду в дорогу. Тýман, седлай лошадей. И дайте мне карту.

На мгновенно опустевший стол легли два чертежа.

– Вам нужна жрица, – сказал староста, разрисовывая карандашом карту Адэра.

– Беала? Я с ней знаком.

– Новую жрицу зовут Наиль.

– А где Беала?

– На небесах вместе с мужем.

Адэр потёр лоб. Настораживала суматоха хозяев. Убрали всё со стола, не заботясь, что гости не успели притронуться к еде. Не предлагают заночевать. Имявно не терпится поскорее спровадить незнакомцев.

– Что происходит? – спросил Адэр.

– Вам надо ехать, – отозвалась хозяйка, наблюдая, как муж чертит линию. Ткнулапальцем в карту. – Эта дорога короче.

– Там река разлилась. Увязнут в грязи.

– Вы что-то не договариваете, – промолвил Адэр.

Староста вскинул голову:

– Женщина не собачка, которую можно прогнать. И не яблоко, чтобы надкусить ивыбросить. А вы это сделали. Но не моё это дело.

– Не ваше, – согласился Адэр.

– Будь вы моим сыном, я бы взял ремень и взгрел бы по тому месту, откуда ногирасходятся. Взгрел бы так, чтобы вы неделю спали стоя.

У Ормая отвисла челюсть.

– Её зовут Эйра, – сказал Адэр. – Может, слышали?

Хозяин выпрямил спину:

– Ещё лучше! Прогнать жрицу от Бога! О чём ваши мозги думали? – Подойдя к открытому окну, крикнул: – Тýман! Ты едешь с ними.

– Знаете, где она? – спросил Адэр, бегая взглядом по карте старосты.

– Её родовое поместье возле подземного озера Эйра. Вам не нужна жрица. И картане нужна. Мой внук вас проводит. – Хозяин зыркнул на Иглу. – Там тебе нечегоделать. Забирай почту и уходи. – Посмотрел на Ормая. – Ты кто?

– Охранитель Его Величества.

Из кухни донёсся звон разбившейся тарелки. У хозяйки вытянулось лицо.

Побледнев, староста низко поклонился и, разогнувшись, крикнул:

– Лаиза! Зови портного. Пусть захватит всю одежду, что у него есть. – Кивнул Адэру. – Я отведу вас в летний душ. – Махнул жене. – Давай полотенца.

Через час путники вскочили в сёдла и поскакали в темень. Они ехали всю ночь ицелый день, делая недолгие привалы на берегу водоёма. Адэр отказывался заезжать в посёлки, не хотел подвергать себя допросам старост. А на его вопросы они вряд ли ответят. Он видел виноградники, сады и колосящиеся поля, издаливидел горы ржавой глины, за которыми однозначно прятались рудники. Видел стадакоров и табуны лошадей. Видел светящиеся во мгле окошки. Слышал смех и песниселян. Этот мир, изолированный от внешнего мира, был настоящим миромспокойствия и радости. Если открыть к нему доступ, он потеряет свою первозданную красоту, падёт под гнётом серости и убогости. Исчезнет, как исчез истинный, настоящий Грасс-дэ-мор.

Когда спала дневная жара, путники вновь сделали привал. Лошади бродили помелководью. Расположившись под дубом, Туман и Ормай выкладывали на тряпицу скудный ужин: хлеб, сыр и овощи.

– Что там? – спросил Адэр, указывая на искрящийся воздух над рощей.

– Храм морун, – ответил внук старосты и отложил нож. – Кушать подано.

– Сколько ещё ехать?

– К полуночи будем на месте.

Полночь – не лучшее время для серьёзного разговора. Эйра сонная. Он еле держится на ногах: неделя без полноценного сна. Но больше всего пугало то, чтонужные слова потерялись. Шагая по перевалу, Адэр продумал каждую фразу, атеперь не знал, как убедить Эйру покинуть этот рай на земле.

– Сколько ехать до храма?

– Около часа, – отозвался Туман. – Хотите посмотреть?

– Хочу, – сказал Адэр и взял протянутый охранителем ломоть хлеба.

Игла был прав, когда говорил, что храм морун не походит на храм. Строение без потолка и крыши было размером с тронный зал во дворце Могана. Пол заменялаогромная цельная плита из алмазного мрамора, лежащая на столбиках в паре метров от земли. Сквозь неё просматривались букашки, ползающие в траве. Попериметру плиты возвышались прозрачные спиралевидные колонны. Посреди залагорел огонь. Лишь подойдя поближе, Адэр увидел, что языки пламени сделаны из красного камня. Лучи вечернего солнца, пронзая строение насквозь, преломлялись странным образом: воздух мерцал, словно в нём плавала алмазная пыль.

Адэр побродил по храму, глядя то на кленовую рощу, то на цветущий луг, то нахолмы, покрытые разнотравьем. Сел на ступени лицом к закату и привалился спиной к колонне. Ормай и Туман стреножили лошадей, пустили их пастись иулеглись под клёном, подмостив под головы сумки.

Небо темнело, соловей трелью прощался с солнцем. Адэр проваливался в сон. Роняя голову на грудь, просыпался. Спать нельзя. Необходимо продумать слова, которые он скажет Эйре.

Из рощи появилась молодая женщина. Пройдя с улыбкой мимо охранителя и внукастаросты, поднялась по лестнице и села рядом с Адэром. Расправила на коленях юбку, отороченную кружевами, подтянула на плечи ажурный платок:

– Вы не здешний.

Адэр посмотрел в янтарные глаза:

– Меня так легко вычислить?

– Вы хмуритесь. Наши мужчины редко хмурятся. Если вам некуда идти, можете взять своих друзей и переночевать у нас. Мой муж всегда рад гостям. Наш домнеподалёку, в роще.

Адэр невольно поддался обаянию моруны: её мягкий, обволакивающий голос итёплый взгляд располагали к откровенной беседе.

– Я готовлюсь к тяжёлому разговору с любимой женщиной, – промолвил он. – Не знаю, что ей сказать. Не потому, что ищу себе оправдания и никак не могу найти. Во мне столько плохого, от которого я хочу избавиться. Если я начну говорить, боюсь, что не смогу остановиться.

– Вы не такой уж плохой человек, если прошли через Долину Печали.

– Я боюсь сделать только хуже. Она привыкла видеть меня сильным, но сейчас я… – Адэр сглотнул ком в горле. – Сейчас у меня нет сил. Мне хочется упасть перед ней на колени, обнять её ноги и не отпускать. Мне необходимо быть сильным. Мне надо быть таким, каким она меня полюбила.

– Вы говорите о моруне?

– Да.

Незнакомка улыбнулась:

– Вы не знаете, каким она вас полюбила.

Солнце в мгновение ока скатилось за горизонт. На небе, как по мановению чьей-тоневидимой руки, вспыхнули звёзды. Из-за туманной дымки выплыл месяц и залил всё вокруг серебристым светом.

– Могу я задать вам один вопрос?

Моруна вновь улыбнулась:

– Только не личный. Мне не нравится уходить, не ответив.

– Откуда вы берёте силы на любовь к людям?

– Долина Печали произвела на вас гнетущее впечатление.

Адэр вздохнул:

– Не то слово.

– Мы смотрим на климов, ветонов, ориентов, на всех, чьи предки уничтожали наш народ… Мы смотрим на них, как на доверчивых и наивных детей. Они слепо верилиродителям. Их родители тоже дети. Слушали матерей, отцов и верили им. Разве они виноваты в том, что их обманули? – Моруна указал на девичий силуэт, возникший на краю рощи. – Это за мной. Не надумали заночевать у нас?

– Нет, спасибо, – промолвил Адэр. – Проведу ночь в храме.

Поднявшись, моруна отряхнула юбку, поправила на плечах платок:

– Вы найдёте слова. Я в вас верю. – И пошла навстречу девушке.

– А мы тебя потеряли, – прозвучал звонкий голос. – Дедушка, она здесь!

Адэр хмыкнул. Дедушка… Значит, он беседовал с бабушкой.

Лег на спину и закрыл глаза.

***

Лошади обогнули холм и, взрывая копытами луг, понеслись к яблоневому саду, утопающему в белоснежных цветах, как в кружевах. Трава, увенчанная пышнымиметёлками, хлестала всадников по ногам, к небу взвивались клубы золотистых пушинок.

– Там озеро Эйра, – проорал Туман и указал на участок луга, поросший кустамибарбариса. – Не хотите посмотреть?

– Нет! – крикнул Адэр, но, бросив взгляд на бордовый островок, натянул поводья, вынуждая лошадь перейти на шаг. – Хочу.

Скачка длилась несколько часов. Перед важной встречей не мешало бы умыться ипереодеться.

Лавируя между кустами, всадники приблизились к глубокой яме, опоясанной кованой оградой. Адэр слез с лошади и забрался на нижнюю поперечину. Ормай обхватил его за талию, опасаясь, что правитель упадёт вместе с древней конструкцией. На дне провала искрился изумрудный водоём.

– Под лугом пещера, дно затоплено, – проговорил Туман, привязывая поводья к перекладине. – Часть свода рухнула, получилось озеро.

– Почему его назвали «Эйра»?

– А вы спуститесь и спросите: «Кто здесь?»

– Искупаться можно? – поинтересовался Адэр, рассматривая крутую железную лестницу, прикреплённую к отвесному склону провала.

– Чего ж нельзя? Можно. Только там жутко, – предупредил Туман и услужливораспахнул калитку.

Захватив сумку, Адэр сошёл по ступеням на узкий обрывистый берег. Ормай замер внизу лестницы, готовый в любую минуту прийти на помощь.

В утробе полуразрушенного грота и правда было жутко. На уши давила гудящая тишина. Над головой синел лоскут неба как перекошенная дверца в реальность. В двадцати метрах от берега зияла пасть пещеры. С уцелевшего свода свисалисталактиты, похожие на окаменевшие водопады. Застывшие струи отражались в зеркальной поверхности озера, и казалось, что такие же водопады, вопреки всемзаконам природы, поднимаются со дна водоёма.

– Кто здесь? – крикнул Адэр.

Озеро подёрнулось рябью, из грота донеслось: «Эй-ра-а-а-а».

– Ничего себе, – едва слышно промолвил Ормай. – А мы здесь не одни.

Адэр разделся и, набравшись смелости, прыгнул в холодную воду. Сделал несколько гребков, поглядывая на зев пещеры и убеждая себя, что там никого нет. Так и не сумев утихомирить дрожь, схватился за протянутую руку охранителя ивыбрался на берег.

Через сад бежала гранитная дорожка. С ветвей осыпались белоснежные лепестки. Сквозь душистый аромат пробивался пьянящий, ни с чем не сравнимый запах неизвестного времени года. Словно прочтя мысли седока, лошадь фыркнула, встряхнула гривой и остановилась.

Адэр спешился, бросил охранителю поводья:

– Скройтесь с моих глаз. Оба. Живо!

Когда затихло цоканье копыт по камням, втянул в лёгкие воздух без примеси запахалошадей и устремился вглубь сада.

Эйра обмакивала кисть в ведро и покрывала ствол яблони прозрачным раствором. Хрупкая, воздушная, в белом кружевном платье, с атласной лентой в волосах, она, как яблоневый цвет, впитала в себя очарование весны. Рука двигалась плавно, неторопливо: вверх – вдох, вниз – выдох.

Несколько мужчин и женщин, орудуя граблями, перекидывались беззлобнымишутками. Подкалывая друг друга, охранители складывали прошлогоднюю листву в садовые тележки. Даже Талаш – человек, к которому невозможно подкрасться – не замечал правителя. Либо делал вид, что не замечает.

Затаившись в паутине ветвей, Адэр наблюдал за Эйрой и пытался дышать так же плавно, неторопливо, как двигалась её рука. Ему были необходимы эти минуты затишья перед бурей. Смирения и послушания он не ждал.

Эйра бросила кисть в ведёрко. Немного постояла, рассматривая что-то у себя под ногами. Обернувшись, сделала реверанс:

– Ваше Величество… – И опустила голову.

Люди отложили грабли и вилы: без спешки, без любопытства во взорах, словнопришёл не правитель, а старый друг. Поприветствовали Адэра поклонами ипобрели между деревьями, решая, где копать компостную яму.

Адэр поднырнул под ветви, обогнул кучу листьев и остановился в нескольких шагах от Эйры, чтобы не соблазнять себя возможностью обнять её и всё испортить.

– Я думал, что земному миру вы противопоставляете вымышленный мир с собственным звёздным небом и с собственным солнцем. Я ошибался. Природасоздала то, что от неё неотделимо. Вы и есть этот мир.

Эйра подняла голову. Лицо ангела, уставшего от мирской суеты. Тусклый взгляд, будто обращённый внутрь себя.

– Моруна – это начало, – продолжил Адэр. – Кто-то говорит: сначала был свет, кто-то говорит: сначала было слово. Неправда! Сначала была любовь. Только с любовью можно было создать рай на земле, где любовь превыше всех земных благ.

Медленно пошёл к Эйре, как к легкокрылой птице, которую боялся спугнуть неосторожным движением:

– Потом появились люди. Это мы ошибка природы. Мы – смертоносный вирус. Мы проникли в ваш мир, отравили его завистью и злобой. У вас перестали рождаться мальчики-моруны. Количество дочерей сократилось до одной. Мы обрекли вас навымирание. Не хочу быть ошибкой. Хочу просыпаться с любовью, хочу работать с любовью, детей хочу зачинать с любовью и благодаря своим детям хочу переписать своё нищее прошлое.

– Поздравляю. Вы приняли нашу веру, – сказала Эйра апатичным тоном и взяла из ведёрка кисть.

Адэр стремительно приблизился, выхватил кисть и отшвырнул в сторону:

– Вернись ко мне, Эйра!

– Мой прадед построил дом, – проговорила она, глядя себе под ноги. – В нёмродились моя бабушка и мама. В нём родилась я. Дом переходит от матери к дочери. У нас так принято. Мой дед посадил сад. Отец успел посадить берёзку, ноона не прижилась. С другой стороны дома поле клевера. За полем осиновая роща, в ней маленькое кладбище. Шесть могил. Две могилы рядышком, проход, две могилы рядышком, снова проход… Могила моего отца и пустая могила матери. Я цеплялась за маму три года и не понимала, что продлеваю её муки. Если бы не я, она бы не искала смерти в Зурбуне. Она бы покоилась рядом с мужем, а не в яме с преступниками и бродягами.

– Эйра, не надо…

Она вскинула голову:

– Я разрушаю всё, к чему прикасаюсь. Я – катастрофа. Мне надо сидеть взаперти ини с кем не встречаться. Я не вернусь к вам. Я уже не могу скрывать, как мне больно видеть вас рядом с Луанной. Я боюсь сорваться и уничтожить её только зато, что она держит вас за руку. Вы меня отпустили. Будьте тверды в своём решении.

– Эйра! – Адэр схватил её за плечи и, слегка присев, заглянул ей в лицо. – Онабольше не приедет в Грасс-дэ-мор. Я сам так решил.

– Я хочу кричать и корчиться от боли здесь, в своём доме. Не хочу кусать подушку изадыхаться. Хочу смотреть в потолок и орать во всё горло. Хочу встречать рассвети не притворяться, что рада новому дню. Не хочу возвращаться в замок и делать вид, что не знаю ваших любовниц. Хочу лежать здесь, на этом самом месте, царапать землю ногтями и знать, что она поймёт меня и простит.

– Не понимаю, – пробормотал Адэр.

– Я чувствую, что вы делаете со своими женщинами, слышу ваши хрипы и стоны, имне больно. Что тут непонятного?

Адэр отшатнулся, словно ему отвесили хлёсткую пощёчину. Не до конца осознавая смысл сказанного, спросил:

– Давно чувствуешь?

– Сколько вас знаю.

– Боже... – Разведя локти, Адэр сцепил пальцы и прижал ладони к глазам. – Боже, боже...

Сквозь поток мыслей пробился голос Эйры:

– Моруны никогда не ставят человека перед выбором. Он должен сделать выбор сам, прислушиваясь к своему сердцу. Я не заставляю вас выбирать, и ваш выбор мне не нужен. У меня тоже есть право выбора. Я выбрала свой дом и одинокую могилу. А вы поставьте наконец-то жирную точку и оставьте меня в покое.

Адэр отвёл руки от лица:

– Я не был с тобой таким, каким должен быть. Не был достойным мужчиной.

– Мне неинтересны ваши речи.

– Прости за моё сопротивление любви, за то, что не посвятил тебе свои дни и ночи. За то, что не любил тебя так же полно, как ты любила меня. Прости за боль, которую я причинил…

Эйра сделала шаг назад:

– Не вздумайте вставать передо мной на колени и оправдываться. Я перестану вас уважать.

– Отпустить тебя было ужасной ошибкой. Но я рад, что это сделал. Иначе я бы не понял, что без тебя мне незачем жить.

– Прошу вас, уйдите.

Адэр качнулся с пятки на носок:

– Значит, ты решила остаться... А мне плевать на твоё решение. – Подхватил Эйру на руки и пошагал между яблонь. – Я король. Беру всё, что хочу.

– К морунам это не относится.

– Мне всё равно, кто ты.

Эйра провела пальцем по его подбородку:

– Настоящий король. Побрились, приоделись, прихорошились.

– А как же иначе? Готовился к встрече. – Адэр посмотрел по сторонам. – Я правильно иду?

– А куда вы идёте?

– Домой.

– Мой дом – в другой стороне. Ваш – за Долиной Печали.

Адэрразвернулся и пошёл обратно, щурясь от солнца:

– Ты забыла, что живёшь в моём королевстве. Здесь всё принадлежит мне. И ты принадлежишь мне.

Эйра опустила голову ему на плечо:

– Только не думайте, что я согласна. Я устала.

Адэр поцеловал её в лоб:

– И я устал. Обхвати меня за шею, а то тебя сдует ветром.

Он переходил с тропинки на тропинку и считал шаги, силясь не вспоминать словаЭйры о боли, не думать об одинокой могиле. Но мысли плодились с бешеной скоростью, вместе с кровью неслись к сердцу. Сердце, как полноводная река, выплёскивалось из берегов и жгучей пеленой застилало глаза.

– Не молчи, – произнёс Адэр. – У меня неодолимая потребность в твоём голосе.

– А у меня потребность в тишине. Не скрипите зубами. Скрип действует мне нанервы.

– Скажи хоть что-то.

– Вы разбиты. Кого вы потеряли?

– Я похоронил Парня и Девицу.

– Вы были правы: нельзя совместить несовместимое, – сказала Эйра еле слышно. – Хочу молчать.

Впереди показался белый двухэтажный особняк с крытой галереей. На аркадах мраморные чайки, будто только что приземлились и ещё не успели сложить крылья. Под портиком сидели детишки Анатана и ракшадская старуха. Увидев Адэра и Эйру, Пол и Аля вскочили, закричали, замахали руками. Старуха кинулась навстречу, причитая и рыдая. Бедняжка… решила, что с Эйрой случилась беда. Между яблонями мелькнула тень; Талаш преградил ракшадке дорогу. С другой стороны на дорожку выскочил Мебо. Схватив за рукав, затянул старуху под сень деревьев.

Из парадной двери высыпала прислуга, облачённая в тёмно-синюю униформу. Возникнув из-за колонны, Луга отправил их обратно в дом.

Адэр взбежал по лестнице, поставил Эйру на мраморную площадку и раскрыл объятия детям:

– Кто первый? – Стискивая детишек, спросил: – Где отец?

– На работе, – ответили они в один голос.

Вот так дела! Анатан решил здесь обосноваться.

Препоручив детей старухе, Адэр взял Эйру за руку и переступил порог особняка.

Просторный холл, арочные проёмы, лестницы на второй этаж, вздувшийся паркет, камины, канделябры и скудная мебель, подходящая для сельского домишки. Побокам парадной двери выстроилась прислуга: женщины справа, мужчины слева, среди них Мун. Ормай и Туман стояли в сторонке.

– Ваше Величество, – проговорил Мун, выступив вперёд. – Я покажу вам вашу комнату.

– Моруна Эйра! Ваше Величество! – промолвила климка, присев в низкомреверансе. – Обед через полчаса.

Отпустив внука старосты, Адэр приказал Ормаю принести дорожные сумки и вслед за Муном направился к лестнице. Похлопал старика по спине:

– Не соскучился по замку?

– Не успел, Ваше Величество.

На полдороге Адэр оглянулся:

– Эйра! Я не подумал о лошадях. Поблизости есть конюшня?

– Мы найдём вам лошадей, – сказала она и обратилась к служанкам: – Накройте стол на восточном балконе. Оттуда открывается прекрасный вид.

– Вам? – переспросил Адэр. – Ты сказала: «Вам»?

– Я ведь не шутила. Я не вернусь.

– Оставьте нас, – крикнул Адэр и, когда холл опустел, подошёл к Эйре. – Вспомни, кто я.

– Не надо речей и угроз. Пожалуйста. Я очень устала. Правда. Вы можете уехать сейчас. Или утром. И это всё. Понятно? Это всё!

И скрылась в арочном проёме.

На обед Эйра не явилась. Не показалась ни вечером, ни утром. В полдень Адэр ринулся в её покои, но Талаш встал перед дверями и раскинул руки.

– Вы гость, Ваше Величество. Проявите уважение к хозяйке дома.

На закате, на пороге комнаты Адэра возник Анатан. Широко улыбаясь, пожал правителю руку. Присев к столу, похвастался своей новой работой. Оказывается, наполуострове есть иссякшие месторождения алмазов и рубинов. Анатану поручилинайти новые залежи. Теперь стало понятно, откуда у местных властей деньги.

– Драгоценные камни скупает князь Викун, – промолвил Анатан и добавил шёпотом: – Об этом никто, кроме морун, не знает. Не проговоритесь. У них с Викуном какие-то свои дела.

А знают ли моруны, что князь – потомок заговорщика? Вряд ли.

– Давно приехали?

– Вчера, – ответил Адэр.

Придвинул к себе подсвечник и поджёг свечу от огарка.

– Надолго? – спросил Анатан и, спохватившись, с виноватым видом пожал плечами. – Простите, Ваше Величество. На рассвете я уезжаю. Меня не будетнеделю, вот и хотел узнать, как мне с вами прощаться: пожелать счастливой дорогиили сказать: «До встречи».

Адэр задул огарок, установил свечку на его место:

– Я буду здесь, пока Эйра не согласится вернуться в Мадраби. – Посмотрел в посеревшее лицо Анатана. – Я приехал за Эйрой, не за тобой. Так что, успокойся иналаживай свою жизнь.

– Она теперь не та Эйра, которая била меня под дых, усаживала в ванну и давалалезвие. Смерть Драго её подкосила. Мы еле сюда добрались. Она не могла идти, не могла держаться в седле. Иногда смотришь на неё и видишь тень, а Эйра где-тов другом месте. Порой кажется, что она в Рашоре, в том чёртовом туннеле.

– Утром встречусь с её врачом.

Анатан вздёрнул выгоревшие брови:

– А он у неё есть? Я нашёл врача. Говорю, мол, так и так, надо посмотреть моруну. А он мне: в болезни морун никто не разбирается. Я нашёл другого врача, третьего. Без толку. К Эйре приходят её сёстры, иногда приходит жрица. Ей после них, по-моему, становится только хуже. Муна вообще лучше не трогать. Начинаешь говорить с ним, он сразу в слёзы.

Адэр откинулся на спинку стула. Тянуть нельзя. Утром он пойдёт к Эйре, силкомподнимет её с постели и силком увезёт в Мадраби. Соберёт консилиум врачей. Один Ярис Ларе чего только стоит. Неужели он не придумает лекарство отзагадочной болезни морун?

Распрощавшись с Анатаном, Адэр взял у Ормая фонарь и принялся бродить подому. В огромных залах шаги звучали тоскливо, в комнатах – непозволительнободро. Особняк пустовал больше двадцати лет, об этом свидетельствовалитрещины на потолках, останки лепнины, волнообразный паркет, почерневшие зеркала и рассохшиеся рамы. Зимы оставили разводы в углах и следы потёков настенах.

Войдя в библиотеку, Адэр уселся на диван, окинул взглядом шкафы, забитые вспухшими от влаги книгами. Направил луч фонаря на карту, закрывающую пятнона обоях. Старая карта: бледные надписи, линии размыты.

Поднявшись, приблизился к стене. Герцогство Кангушара в составе страны. Этотгорный кряж отошёл Партикураму, а на карте это ещё Грасс-дэ-мор. Поля на севере – тоже Грасс-дэ-мор. Сейчас они, как и герцогство, принадлежат Тезару. Неткняжества Викуна и княжества Тария. Это всё земли Грасс-дэ-мора.

Адэр задохнулся от внезапной мысли, затрясся в крупном ознобе. Почему это не пришло ему в голову раньше? Он пытался пробить брешь в нерушимой стене, хотя ворота были рядом.

Направил луч фонаря на дверной проём и крикнул:

– Мун! Ормай! Кто здесь?

Затаил дыхание, надеясь услышать: «Эйра».

Прикрывая рукой глаза от света, на пороге возник Талаш.

– Знаешь, где живёт жрица? – спросил Адэр.

– Слуги знают.

– Отправь за ней. Срочно! И найди мне карту полуострова.

Уснуть этой ночью не получилось. Когда рассвело, Адэр расположился на балконе второго этажа и, развернув чертёж, стал изучать земли от горного кряжа до моря. Иногда задумчиво смотрел на сад, но чаще взирал на дорогу, ожидая всадников или повозку. Краем глаза видел работников, занятых ремонтом фонтанной чаши. Вполуха слушал прислугу, обсуждающую под портиком погоду и меню.

День тянулся мучительно долго. Адэр вышагивал по балкону. Отправлялся к себе в комнату и, развалившись на кровати, считал на потолке трещины. Шёл в обеденный зал, садился за стол и машинально отстукивал вилкой секунды.

Небо за окном подёрнулось сумрачной пеленой. Потеряв всякую надежду, Адэр вызвал Ормая и приказал найти лошадь. Если жрица не едет к нему, он поедет к ней сам. Жаль, что Эйра не будет присутствовать при их разговоре.

Ормай вернулся подозрительно быстро:

– Она здесь.

За спиной охранителя возник Мун:

– Ваше Величество! Прибыла жрица Наиль.

Войдя в гостиную, Адэр не сдержал улыбку, увидев с Эйрой моруну, которая тридня назад сидела на ступенях храма.

Поднявшись с кресла, жрица ответила улыбкой, тёплой, открытой:

– Ваше Величество! – И низко присела.

Эйра попыталась встать. Пошатнувшись, вжалась в сиденье и отвернулась к окну.

– Хорошо, что мы с вами знакомы, Наиль. Мне не придётся заходить издалека иобъясняться, – проговорил Адэр и жестом предложил жрице занять своё место. Расположившись в кресле напротив морун, произнёс: – В Тезаре есть традиция. Когда престолонаследнику исполняется двенадцать лет, король клянётся передать ему трон в «свой последний день». Наследник приносит ответную клятву: взойти напрестол в «свой первый день».

Перед внутренним взором возникла фотография, вставленная уголком в трюмо. Наснимке тронный зал. На троне Великий. Перед ним коленопреклонённый подросток. Это было семнадцать лет назад, но Адэр помнил этот день, будто он был вчера. Крикс привёз снимок из Градмира и подарил Анатану и Тасе. Они воткнулифотографию в щель между зеркалом и рамой и смотрели на неё, как на забавную картинку, не осознавая важности запечатлённого момента.

– Я не могу отречься от Тезара, – произнёс Адэр. – Не могу отказаться от Грасс-дэ-мора. Не представляю себя придворным или чиновником, не вижу себя советникомили старостой города. Единственное, что я умею, – это править. Я хочу передать своим детям богатое наследие, а не клеймо клятвопреступника и предателя. Моя женитьба – это один из величайших актов патриотизма. Если говорить на вашемязыке без слова «должен» – престолу необходим наследник. Державе необходимавера в будущее. А мне необходимо жениться на герцогине, принцессе иликоролеве. Я женюсь на королеве. – Адэр посмотрел на Эйру. – Ты улыбаешься?

– За четыре года вы сделали для нашей страны столько, сколько не сделалидвадцать семь правителей за сто лет, – сказала она. – Вы один из миллионов людей в мире, которые способны на такое. Вы обладаете даром, от которого нельзя отказываться. Вы понимаете, что счастье двух стран намного важнее собственногосчастья. Я улыбаюсь, потому что горжусь вами.

– Когда вы женитесь на тикурской принцессе? – спросила Наиль и, взглянув наЭйру, прижала ладонь к губам, словно запрещая себе говорить.

– Я женюсь на тебе, Эйра, – промолвил Адэр. – Я отделю полуостров Ярул отГрасс-дэ-мора, создам новое государство…

– Нет! – воскликнули Эйра и Наиль в один голос.

Адэр опешил:

– Почему – нет?

– Нельзя нас отрывать от нашей земли, – проговорила Наиль с дрожью в голосе. – Мы заперты за Долиной Печали, но это наша земля! Мы сохраняли её единствовеками, тысячелетиями. Вы не знаете, как нам было больно, когда её рвали. Не знаете, как мы это пережили.

– Дослушайте! – Адэр придвинулся на край сиденья и устремил взгляд в янтарные глаза жрицы. – Я отделю полуостров. Помогу вам создать государство. Помогу сформировать техническое правительство. Мы дождёмся, когда вас официальнопризнает необходимое количество стран. Потом вы изберёте Эйру королевой. Онабудет избранной королевой суверенного государства. Я смогу на ней жениться. Понимаете? Мы поженимся, и полуостров автоматически примкнёт к Грасс-дэ-мору. Это ваша земля и всегда будет вашей.

Жрица с сомнением в глазах покачала головой:

– А вдруг вы передумаете.

– Наиль, дорогая! – Адэр взял Эйру за руку. – Я люблю эту женщину и ради неё готов на всё, кроме предательства. Это единственная возможность попросить её руки и отдать ей своё сердце.

Жрица встала и принялась ходить от кресла к окну и обратно, шелестя юбкой из тафты:

– А вдруг что-то не получится? Вдруг вы заболеете и умрёте?

– Наиль… – промолвила Эйра.

– Вдруг начнётся война, и вам будет не до нас, – проговорила жрица, потрясая руками. – Когда от нашей земли отрезают кусочки, нам тяжело дышать. Мы связаны со своей землёй. Мы чувствуем её как пальцы на собственной руке. А вы хотите отрезать нас и выбросить как опухоль. Нас не станет. Понимаете? Моруны исчезнут.

Адэр подошёл к жрице, взял её за плечи:

– Наиль, посмотрите мне в глаза. На подготовку уйдёт до полугода. Я продумаю всё до мелочей, чтобы между отделением полуострова и его присоединением к Грасс-дэ-мору прошло всего несколько дней. Вы даже не заметите. Я проведу сюдателефонную связь и буду обсуждать с вами каждую деталь. Поверьте в меня ещё раз. Мне это необходимо.

Всматриваясь ему в лицо, Наиль шумно вздохнула:

– А как же Луанна? Вы помолвлены.

– Если я разорву помолвку сейчас, новую страну никто не признает. Королидогадаются, зачем я это делаю.

Жрица приблизилась к Эйре, присела перед ней на корточки, сжала её колени:

– Эйра, милая, я очень люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. Но этобольшой риск. Я не могу рисковать, нас так мало.

– Сейчас ты можешь подарить нам надежду, Наиль. Когда Его Величество скажет, что к отделению всё готово, мы встретимся и снова всё обсудим. А пока никому не говори о нашем разговоре, не тревожь сестёр. Это всего лишь планы.

Наиль решила заночевать, чтобы утром проводить правителя и жрицу от Бога. Онивместе поужинали в полном молчании. Мун повёл гостью в отведённую ей комнату. Слуги вынесли на балкон старинную софу, установили на полу подсвечники, зажглисвечи. Усевшись, Адэр привалился к мягкой спинке. Эйра легла, опустила голову ему на колени и почти сразу уснула. Он гладил её волосы и плечи, смотрел назвёзды и думал, что тайна, заключённая в этой женщине, так же велика, как тайнамироздания: в Эйре столько же истины, красоты и силы, сколько во всей вселенной.

Часть 24

***

– Слава Богу, вы вернулись, – промолвил герцог Кангушар, войдя в гардеробную. – Простите, Ваше Величество, но мне надо выговориться.

– Спасибо, Макидор, – сказал Адэр, забирая у костюмера галстук. – Дальше я сам.

Кангушар подождал, когда неторопливые шаги через гостиную оборвутся мягким хлопком двери, и произнёс:

– Позавчера в замок явились ракшады. Кстати, они до сих пор здесь.

Завязывая галстук, Адэр посмотрел на отражение герцога в зеркале. Глаза, прежде стальные, холодные, сверкают как расплавленный металл. Аристократическое лицо будто присыпано мелом. Чёрные блестящие волосы, всегда уложенные в стильную причёску, топорщатся, словно стояли дыбом три недели, и лишь сегодня их смочили и попытались прижать к голове.

– Теперь я знаю, что шабира для них такой же символ, как Эш для ветонов, – продолжил Кангушар. – Вдобавок ко всему она сестра Иштара. Это для них тоже много значит. Вы могли бы меня предупредить, и я бы не выглядел полным идиотом.

– Что им надо?

– Они хотят знать, где шабира. Хотят удостовериться, что она в порядке. Я не знал, что им сказать, изворачивался, как мог. Если Эйру не вернуть, конфликт с Ракшадой обеспечен.

– Выдохните, – произнёс Адэр и взял из футляра запонки. – Эйра вернулась.

Герцог привалился спиной к дверце шкафа:

– Камень с души.

– Она вошла со стороны флигеля, поэтому её никто не видел.

«Вошла» – неверное слово. Эйра проспала всю дорогу, ютясь на заднем сиденье рядом с Адэром, но сон не прибавил ей сил. Она не смогла выбраться из салона автомобиля. Талаш взял её на руки и пронёс до покоев по потайным переходам, чтобы избежать слухов и пересудов.

– Ракшады крайне недовольны моим назначением, – произнёс Кангушар.

И в этом герцог прав. С появлением соправителя тайный советник стал третьим лицом в стране. Одним из условий сотрудничества Ракшады и Грасс-дэ-мора было сохранение за Эйрой второго места.

– Моему назначению никто не рад, кроме ветонов. В Лайдаре устроили праздник. Мне пришлось выступить с речью. Климы и ориенты на меня косились. Остальные смотрели, будто я только что вылез из чрева матери.

– Флаги теперь прикреплены к флагштокам правильно? – спросил Адэр, поправляя лацканы пиджака.

Ему нравилась древняя столица Грасс-дэ-мора, нравилось удивительное сочетание запахов гранитных мостовых, моря, леса и гор. От города веяло почтенной стариной и былым величием. Адэр с удовольствием проводил бы важные встречи в Лайдаре, если бы не одно «но»: государственные флаги, прикреплённые к флагштокам широкой стороной, сообщали гостям столицы, что Грасс-дэ-мором правит временный правитель.

– Ничего подобного! Я ваша тень, а не исконный король. И тень из меня никудышная. Я хотел провести заседание Совета, чтобы познакомиться с советниками поближе. Все сослались на срочные дела и разъехались. Вы им случайно не говорили, что мой прадед был заговорщиком?

Адэр опустил руки и, взглянув в зеркало, довольно качнул головой: манжеты рубашки выглядывают из-под пиджака на полтора сантиметра, ни больше, ни меньше. И флаги никто не тронул. Кангушар временный соправитель временного короля, ни больше, ни меньше.

– Снимаю вопрос, – произнёс герцог, не дождавшись ответа. – Вам звонила принцесса Луанна. Гюст переключал звонки на старшего советника Лаела. Лаел переключал на меня. Она спрашивала, где вы, и спрашивала, где Эйра. Я молол чушь и чувствовал себя полным идиотом. Она звонила шестьдесят три раза.

Обернувшись, Адэр вздёрнул брови:

– Шестьдесят три?

– Я записывал, чтобы не сбиться со счёта. Мне кажется, она догадывается. На вашем месте…

– У каждого своё место, герцог Кангушар. Неофициальный разговор закончен, – сказал Адэр и вышел из гардеробной.

Герцог кинулся следом:

– Последний вопрос. Зачем вам соправитель?

– Я мог остаться у морун. Вам не приходило это в голову?

– Нет, – признался герцог. – А вы могли?

Покинув апартаменты, Адэр посмотрел на двери покоев Эйры и обратился к секретарю, который ждал в коридоре:

– Нашёл маркиза Ларе?

– Да, Ваше Величество. Он уже едет, – ответил Гюст и двинулся за соправителями. – Старший советник Лаел просит вас уделить ему пару минут.

– Не сейчас.

– Перед отъездом вы отменили все встречи. Я составил новое расписание.

– Я встречусь с ракшадами. Потом буду занят, – сказал Адэр и, спустившись с лестницы, ответил кивком на приветствия придворных, собравшихся в холле.

Бывшая пассия игриво прищурилась, закусила нижнюю губу. Многозначительный взгляд всколыхнул в душе мутный осадок и напомнил о нищем прошлом.

– Гюст! Вызови начальника моей личной охраны. Срочно! – проговорил Адэр инаправился в кабинет.

Через пять минут явился начальник. Держа на согнутом локте фуражку с золотой кокардой, щёлкнул каблуками сапог и вытянулся в ожидании приказа.

Адэр попросил герцога выйти в приёмную. Облокотился на стол, потёр подбородок. Ему ещё не приходилось обсуждать с подчинённым свою личную жизнь. Адэр привык, что всегда и везде вокруг него кружат любовницы, к которым он утратил интерес. Его не смущало их присутствие в замке. Ему было всё равно, о чём онивспоминают, на что надеются. Когда-то пассии утоляли его жажду, но жаждапереросла в нечто иное, и скудные ручейки стали безразличны. Не сейчас, не после откровений Эйры. Намного раньше. Любовницы не мешали Адэру, однако онпонимал, что ему крайне необходимо освободить место для счастья  и спокойствия любимой женщины. Чтобы она осталась, все должны уйти.

– Вы помните, кто посещал мою спальню?

– Я предоставлю вам список горничных и служанок, имеющих доступ в вашиапартаменты, – произнёс начальник.

Адэр постучал пальцами по столу. Если бы он знал имена…

– Вы можете составить отдельный список женщин, которые оказывали мне услугиинтимного характера?

– Да.

– Постарайтесь никого не пропустить. И проследите, чтобы им дали хорошие рекомендации.

– Их уволить? – уточнил начальник бесцветным тоном, как будто интересовался прогнозом погоды, глядя в окно.

– Сегодня же.

Начальник щёлкнул каблуками и собрался уйти.

– Подождите, – остановил Адэр.

Попытался вспомнить лица дворянок, побывавших в его постели, и не смог. Перед внутренним взором упорно стояла последняя пассия. Она, как и все остальные, превратилась бы в серое пятно, если бы при каждом удобном случае не напоминала о себе зазывающим взглядом и чувственной позой.

Адэр положил на край стола лист бумаги и ручку:

– Напишите имена придворных дам.

Начальник чиркнул несколько строк и покинул кабинет.

Через пять минут герцог ознакомился со списком дворянок:

– Я должен выдать их замуж и найти им замену?

– Чем скорее, тем лучше, – проговорил Адэр, открывая папку с грифом «Наподпись».

– А причина?

– Мы будем обсуждать мои приказы?

– Никогда не занимался сводничеством, – произнёс Кангушар и, спрятав листок в карман, опустился на стул. – Я нашёл корону Зервана.

Адэр вскинул голову:

– Надо же! Где?

– За дворцом стоит малахитовый трон. Рядом моранда. Тайник открывается, когдакто-то сидит на троне, а кто-то надавливает зверю на глаза.

– Отлично! – воскликнул Адэр, не испытывая радости.

Очередная трудновыполнимая задача заберёт много времени и сил, необходимых для решения других первоочередных задач. Но он дал обещание герцогу и сдержитслово, чего бы это ни стоило.

Кангушар улыбнулся:

– Вы хороший человек. Можно говорить королю, что он хороший человек? Мы ведь с вами не друзья и даже не приятели.

– Обойдёмся без сантиментов. Принесите бумаги, где оговариваются границы ваших владений, правила наследования титула и земель, отказ вашего отца отгерцогства. А лучше принесите всё. Я сам выберу то, что мне надо.

– Не принесу, Ваше Величество.

– Почему? – опешил Адэр.

– Потому что вы хороший человек. Я тоже хочу быть хорошим человеком. КоронаЗервана лежит в ящике. Ящик стоит в углублении. За сто лет всё покрылось толстым слоем пыли и паутиной. Сбоку ящика я обнаружил узкую полоску. Значит, его не так давно сдвинули с места.

Драго хотел достать ящик, Адэр ему запретил, но, похоже, опоздал с приказом напару секунд.

– Кто-то нашёл тайник раньше меня, – продолжил Кангушар. – Этот кто-то знал, чтов нём корона, потому что на крышке нет следов. Если бы ящик нашёл защитник илистраж, он бы посмотрел, что в нём спрятано, и сообщил командиру. Это вы нашликорону, но оставили её в тайнике, и я догадываюсь – почему. Я хочу вернуть себе земли, но не таким путём. Вы благородный человек, я тоже хочу быть благородным.

Еле сдерживая улыбку, Адэр вытащил из папки документы. От их изучения отвлёк стук в двери.

– К вам посол Ракшады, – произнёс Гюст, возникнув на пороге кабинета.

Адэр указал посетителю на стул. Окинул взглядом мощный обнажённый торс, покрытые татуировками руки и плечи. Зачем ракшаду так себя уродовать? Наращивать мышцы, покрывать кожу фиолетовыми рисунками, затягивать ноги в кожаные штаны. Он посол, а не акробат в цирке, который зарабатывает на жизнь своим видом. Следом пришла мысль, что не мешало бы возобновить тренировки.

– Правитель! – начал посол, придавив Адэра чугунным взглядом. – Нас волнуетнаша шабира. Талаш сообщал нам обо всех её передвижениях, но вот уже месяц он не выходит на связь.

– Эйра в замке. Она и Талаш приехали три часа назад. Вам не успели сообщить. Увидеться с ней сможете завтра.

Посол направил на Кангушара указательный палец:

– Он занял её место?

– У нас произошла перестановка сил, – промолвил Адэр, уловив краем глаза, как вытянулось лицо герцога. – Я уступил Эйре своё место.

– В смысле?

– Она первый и самый важный человек в Грасс-дэ-море. Отныне я действую тольков её интересах.

– Я на третьем месте, – добавил Кангушар.

– Ваше заявление подкреплено документами? – поинтересовался посол.

– Вам не достаточно слова короля? – произнёс Адэр.

– Сорок четыре года назад король Тезара дал Ракшаде слово не присваивать земли Порубежья, и спустя двадцать лет нарушил обещание. Вы его сын, вамнельзя верить.

– Какие вам нужны доказательства?

– Передайте шабире право первой подписи.

Адэр едва не сморщился от досады: кто его тянул за язык? Посмотрел на стопку документов. Подпись правителя Грасс-дэ-мора станет всего лишь автографом, еслирядом не появится подпись Эйры. Следовательно, она будет знать, какие онпринимает решения. О передаче права известят правительства всех стран. Моган, Трой и Лекьюр начнут плести очередные сети.

Рассудок бунтовал. Внутренний голос просил не совершать ошибку.

Но с другой стороны, Грасс-дэ-мор обретёт мощного союзника в лице Иштара: сейчас отношения с Ракшадой похожи на отношения зазнавшейся мачехи и нищегопасынка. Эйра постигнет науку правления. Её избрание королевой никого не удивити не возмутит. Надо продержаться полгода. Хотя, почему полгода? Он сократитсрок.

– Хорошо, – сказал Адэр и, поднявшись с кресла, дал понять, что разговор окончен. Проводив посла взглядом, нажал кнопку переговорного устройства. – Гюст! Собирай советников на срочное заседание.

– Многих нет в замке, – прозвучало в ответ.

– Даю время до полуночи, – произнёс Адэр и посмотрел на Кангушара. – Молчите.

***

– Маркиз Ларе! – промолвила Эйра и опустила ноги с кушетки.

За окном зависли сумерки. Кенеш несколько раз предлагала лечь в кровать, однакоЭйра ждала, когда Адэр придёт пожелать ей спокойной ночи, и не хотела, чтобы онвидел её в постели.

– Не вставай, – проговорил Ярис, сопроводив просьбу жестом. – Можно я включу свет? – И щёлкнул выключателем.

Эйра зажмурилась:

– Никак не могу проснуться. Я стала такой соней.

Поставив чемоданчик на стол, Ярис пересёк гостиную и заглянул в спальню, освещённую ночником:

– Простите, не знаю вашего имени.

– Кенеш, добрый господин, – прозвучал голос ракшадки.

– Кенеш, прошу вас уйти.

– Я разбираю сумки.

Лгунья. Вещи давно лежат на полках, платья висят на плечиках. Последние двачаса тишину в спальне нарушали монотонные шаги и тихие вздохи.

– Кенеш! – произнесла Эйра. – Сходи к Муну.

– Зачем? – спросила старуха, возникнув на пороге гостиной.

– Сама придумай – зачем.

Встряхнув косичками, Кенеш наградила маркиза недовольным взглядом:

– Я хожу очень быстро. – И покинула комнату.

– Строгая у тебя служанка, – хмыкнул Ларе и вернулся к столу.

– Это лишнее, – проговорила Эйра, наблюдая, как Ярис выкладывает из чемоданчика медицинские приборы. – У меня нервное истощение и хроническая усталость.

– Ты врач?

– Нет. Но я не дам себя осматривать.

Немного помедлив, Ларе принялся складывать приборы в сумку:

– Хорошо. Скажу Его Величеству, что тебе необходимо полное обследование, ираспоряжусь приготовить в клинике палату.

– Маркиз… – начала Эйра, взирая ему в спину.

Ларе резко обернулся:

– Лекарства от скорби не существует, но нельзя же доводить себя до такогосостояния. Тебе необходим уход специалистов, а не этой старухи.

– Я рада, что есть причина, на которую можно списать мою слабость. Я рада, и этоужасно. Если бы Драго не погиб, мне бы пришлось врать. А так – я не вру, простосоглашаюсь.

Ларе взял стул. Поставил его напротив Эйры. Усевшись, расстегнул пиджак:

– Это не скорбь? – Встретившись с её взглядом, отклонился назад. – Это не скорбь. Неизученная болезнь морун вернулась.

– А кто сказал, что она уходила?

– Тогда тем более надо ехать в клинику.

– Мне необходимо много спать, хорошо питаться и дышать свежим воздухом. Именно это вы скажете правителю.

– Нет, Эйра. Нет!

Она рывком придвинулась на край кушетки и, дотянувшись до маркиза, стиснулаего руку, вложив в пальцы всю силу, накопленную за день:

– Вы доктор. Вы приносили клятву. Вы обязаны хранить тайну пациента. Впервые у меня появилась маленькая надежда на выздоровление. Очень-очень маленькая. Не тревожьте правителя. У него много важных задач, для решения которых необходимы ясная голова и холодный рассудок.

– А если я приглашу Алфуса?

Откинувшись на подушку, Эйра потёрла виски. Кто такой Алфус? Знакомое имя вызвало неприятные воспоминания. Путешествие на шхунах по штормовому морю, приём, устроенный Адэром в честь нового года, первая лопнувшая струна.

– Ветонский лекарь, – подсказал маркиз. – Назначу его твоим личным врачом. Правителю и мне будет спокойнее.

Из памяти всплыли более ранние воспоминания. Ветонская резервация, постоялый двор. Крепкие пальцы на запястье; пожилой черноволосый человек проверяетпульс. Это случилось после того, как Парень свалился в реку, а она сдуру сиганулаза ним в ледяную воду. Тогда Адэр и стражи списали её недомогание на обычную простуду. Алфус не стал им рассказывать о странной болезни морун, о которой прочёл в записях своего предка-врачевателя, хотя никто не напоминал ему оврачебной клятве.

– Я согласна, – промолвила Эйра.

Ярис расплылся в улыбке:

– Спасибо! Я сейчас же созвонюсь с ним и попрошу приехать.

Радость маркиза объяснима. Ему не придётся отвечать перед правителем, а в неудачах можно обвинить никому не известного лекаря.

Адэр пришёл, когда Эйра уже отчаялась его увидеть. Кенеш без лишних слов прошмыгнула через комнату и плотно закрыла за собой двери.

Адэр присел на край кушетки, взял Эйру за руку:

– Как ты?

– Вы устали.

– Немного. С завтрашнего дня ты будешь вместе со мной подписывать документы.

– Зачем?

– Так надо.

Выпустив ладонь Эйры, Адэр подошёл к окну. Глядя на прозрачный полумесяц, качнулся с пятки на носок.

– Вам это не нравится.

– Не нравится, – сказал Адэр и обернулся. – На многих предприятиях Тезарамужьям-руководителям запрещено брать на работу жён. Это вынужденная мера, направленная на сохранение семьи. Порой приходится принимать трудные решения, на первый взгляд неправильные. Приведу самый примитивный пример. Чтобы уберечь завод от банкротства, сокращают штат работников или уменьшаютжалование. Мужчина пытается устоять, а женщина сочувствует подругам. Разное видение ситуации приводит к ссорам и обидам.

– Вы не хотите со мной ссориться.

– Не хочу. А ссоры будут, потому что я смотрю на три шага вперёд. Ты живёшь чувствами, которые испытываешь в конкретную минуту. Тебе может показаться, чтоя ущемляю кого-то в правах, не проявляю должную заботу. Ты принимаешь близко к сердцу единичные случаи. Я мыслю глобально. Поэтому ссоры будут.

Видимо Иштар был прав, когда говорил, что о народе надо думать в целом. Еслиправитель станет вычленять индивиды и начнёт разбираться в их проблемах, топогрязнет в борьбе за частные интересы.

– Сделайте клише-печать моей подписи.

– Ты серьёзно?

– Вполне.

Адэр хмыкнул:

– Хорошо. Утром пришлю Гюста. – Приблизившись к Эйре, легонько коснулся губами её щеки. – Спокойной ночи.

Кенеш помогла ей принять душ. Уложила в постель, подоткнула одеяло и уселась в кресло-качалку, найденное Муном на чердаке. Возможно, в этом кресле сиделамать Зервана, наблюдая, как спит маленький сынишка. Или кресло стояло в саду, ив нём качался сам Зерван. Тот, Кто Предал…

Эйра долго ворочалась, прислушиваясь к дыханию Кенеш. Посмотрела на часы. Скоро полночь. Перевела взгляд на ночник, установленный в углу комнаты. Светмягкий, приглушённый, совсем не мешает. Уставилась на кресло. Завтра Мунвыкинет его на свалку. И вдруг поняла, почему не может заснуть. Ей не хватилонежности Адэра. Раньше она его отталкивала. Теперь всё изменилось. Она хочет, чтобы он проводил с ней не пять минут, а хотя бы вечер. Хочет обнимать его, чувствовать его губы на своих губах, смотреть в опьяневшие от вожделения глаза ичитать в них признания в любви. Это ужасно. Её желания перегрызут последние струны.

Из гостиной донёсся звук шагов. После стука в двери, в комнату заглянул Адэр:

– Не спишь?

Эйра подтянула одеяло до подбородка и покосилась на дремлющую Кенеш:

– Нет.

– Я передумал, – прошептал Адэр, усевшись на краешек перины. – Всем известно, почему запрещены неравные браки. Страсть проходит, и ты видишь рядом с собой человека, с которым не о чем поговорить. Но мы ведь другие. Моя страсть к тебе безгранична, и нам никогда не будет скучно. Но я хочу говорить с тобой не только опогоде и наших детях. Я хочу обсуждать то, чем я живу, когда тебя нет рядом. Хочу спорить и ссориться, а потом мириться. И я знаю, плохого ты не посоветуешь.

– Который час? – пробормотала Кенеш спросонья и уставилась на Адэра. – Этоещё кто?

Он обнял Эйру вместе с подушкой и прошептал ей в ухо:

– Я приду утром с кипой документов. Отправь эту старуху куда-нибудь подальше инадолго.

Кенеш ворчала, кресло под ней скрипело. Мотылёк колотил крыльями по абажуру лампы. За окном шумели распылители, умывая сад. Эйра спала.

***

Приподнимая занавеси, ветерок вносил в зал Совета ночную прохладу, раскачивал на люстрах капли маншеровского стекла и, тонко посвистывая, исчезал в коридоре. От сквозняка захлопнулись двери. Советники попросили караульных открыть створки, желая по походке правителя определить его настроение. Не сговариваясь, посмотрели на Кангушара. Соправитель с понурым видом пролистывал чистый блокнот.

Взгляды перекочевали на старшего советника. Орэс Лаел взирал на отражение люстры в столе и машинально поглаживал пальцами вскрытый конверт: на тыльной стороне ни штемпеля, ни надписи, только след от сургучной печати.

– Думаю, Его Величество потребует оказать населению полуострова гуманитарную помощь, – не выдержал советник по социальным вопросам.

– Сделаем шаг в сторону, и наши программы заглохнут, – подал голос советник повопросам образования. – Мы должны стоять на своём. Деньги надо вкладывать в будущее страны, а не выбрасывать на нужды тех, кто сто лет обходился без чьей-либо помощи.

– Семь заводов на последней стадии строительства, – проговорил советник поэкономическим вопросам. – Семь! Добавьте к ним две электростанции. Я буду биться за каждый грассель!

– На моём столе лежит подписанный договор о покупке подвижных составов, – промолвил Вилар Бархат. – Я не могу позвонить и сказать: «Извините, мне не хватает денег».

– Началась поставка новейшего медицинского оборудования, – вставил Ярис Ларе. – Я обещал рассчитаться до конца месяца.

– Я не отдам ни мора, – произнёс советник по вопросам сельского хозяйства. – Не за горами уборочная.

Орэс Лаел хлопнул ладонью по конверту:

– Да хватит вам! Правитель назвал Эйру вторым лицом в государстве. Мы смеялись: моруна, плебейка, второе лицо… Мы тупицы, господа! Мы не понималисерьёзность ситуации. Ракшады заморозили строительство причала, дипломатический корпус прекратил работу, ракшадское торговое ведомство ушло в отпуск, не закрыв сделки. Корабли стоят у ветонского кряжа, вместо того чтобы охранять морскую границу. Да, Ракшада далеко, но часть её армии здесь, у нас под носом, в этом замке. Знаете, что пишут о нас в газетах?

– «Дружба с Ракшадой им не по зубам», – огласил советник по национальнымвопросам. – А им всего-то надо знать, что их шабира в порядке.

– Эйра вернулась, – сказал Ярис Ларе.

– Лично вы – что для этого сделали? – спросил Орэс Лаел.

– А вы?

– Хорошо, – кивнул Лаел. – Давайте сваливать вину друг на друга. Кто сообщил намновость, что Эйра ушла к морунам? Кто светился от радости? А кто сказал: «Там ей и место»? А ну? Кто громче всех возмущался, когда за ней отправился ЕгоВеличество? Давайте-давайте, называйте имена. Забыли? Хорошо. Может, вспомним, кто откликнулся на приглашение герцога Кангушара и пришёл назаседание Совета? Поднимайте руки, не стесняйтесь.

Кангушар посмотрел на Крикса Силара:

– Почему молчите?

– Потому что это была встреча, а не заседание.

– Встреча? – усмехнулся Кангушар. – Мы виделись с вами каждое утро. Вы приносили документы и объясняли мне, как работают ведомства. Вы рассказывалио программах и реформах. И вы много говорили о правителе. Благодаря вам я понял, что государство – это механизм. Чиновники – это пружинки и болтики, которые скрепляют детали. А Его Величество – это мозг. Поэтому механизм живёт идвижется. С сегодняшнего дня – я твёрдая оболочка мозга. Должна ли белая кость расстраиваться из-за скрипа пружинок и болтиков, которые легко заменить?

Мужи откинулись на спинки стульев, обменялись взглядами.

– Я герцог без герцогства, но я единственный среди вас герцог, – продолжил Кангушар. – Мне всего двадцать шесть лет, и рядом с вами я чувствую себя желторотым птенцом, поэтому мысленно повторяю: «Моему роду девять веков», чтобы чувствовать себя увереннее. Я жил в резервации. У меня не быловозможности учиться в университете, и я учился сам. Я проводил всё свободное время в библиотеках, а потом надевал форму защитника и шёл ловить в ветонскомлесу бандитов. В прошлом году я поступил в государственный университет иэкстерном сдал экзамены за три курса. В следующем году планирую получить диплом и поступить в аспирантуру. Я нашёл своё призвание. Я хочу быть докторомисторических наук. Вот о чём я хотел рассказать вам три недели назад.

По залу пролетело:

– Простите, герцог Кангушар.

– Я рад, что встреча не состоялась. Вы бы увидели наивного неумеху, хвастающегосвоими достижениями в учёбе. Я бы старался вам понравиться и завоевать ваше расположение. Сегодня, после разговора с Его Величеством, я прозрел. Моему роду девять веков! Мой прадед сидел за одним столом с Зерваном. А мой предок был другом родоначальника династии Грассов. Я соправитель мудрого короля. Этовы должны думать, как мне понравиться.

– Такого больше не повторится, – произнёс Вилар.

Кангушар навалился грудью на стол и проговорил тихо:

– Я не позволю пружинкам и болтикам сделать из истории страны очередной черновик. Насмешек над моруной больше не будет. Сомнений в решениях правителя больше не будет. И страха перед ракшадами не будет. Они не ступят наберег, потому что на берегу их ждут ориенты и ветонские защитники. Всё под контролем Его Величества. И я безмерно рад, что мозг – это он, а не вы.

Закинув руки за голову, Орэс Лаел уставился в потолок:

– Вы сместили тайного советника на третью позицию.

– Давайте дождёмся правителя, – сказал герцог и принял расслабленную позу.

Через зал прошмыгнул Гюст. Взобравшись на высокий стул перед конторкой, вытащил из ящика листы, открыл коробочку с ручками и застыл под пристальнымивзглядами советников:

– Что? Я тоже хочу спать. Все претензии к Его…

– Его Величество Адэр Карро, – объявил начальник караула.

Советники поднялись и прислушались к шагам в коридоре.

– Настроен решительно, – прошептал Мави Безбур.

– Воинственно, – конкретизировал Крикс Силар.

Адэр прошествовал к столу. Опустившись в кресло, жестом позволил мужам занять свои места:

– Объявляю заседание…

– Дайте мне две минуты, – проговорил Лаел, продолжая стоять, и махнул Гюсту. – Ничего не записывай. Простите, Ваше Величество! Не хочу, чтобы обсуждение этого вопроса попало в протокол собрания.

– У вас две минуты.

Лаел провёл растопыренной пятернёй по волнистым волосам цвета конскогокаштана:

– На следующей неделе состоится открытие города развлечений. Наследный принц Толан очень надеется, что вы почтите город своим визитом.

Адэра озарила догадка. Луанна тоже получила приглашение и теперь названивает, чтобы согласовать место встречи.

– Вместо меня поедет герцог Кангушар.

– Состоится открытие моста из алмазного мрамора.

– Я посмотрю на него в другой раз. Это всё?

Помедлив, Лаел пододвинул к Адэру конверт:

– Это пришло из международной Регистрационной палаты.

От одного упоминания о палате сделалось дурно. В своё время она настойчивотребовала сдать алмаз на экспертизу и оценку, не догадываясь, что камень, накотором была построена банковская система бывшей колонии, – в действительности не уникальный алмаз, а бесподобная подделка. НеужелиВеликий, желая наказать сына, отдал на экспертизу настоящий камень? В голове забилась мысль: алмаз не соответствует заявленным характеристикам, и палатаждёт объяснений.

Стараясь не выказывать тревоги, Адэр вытащил из конверта лощёный лист, пробежал взглядом по тексту. Сведя брови, изучил подписи и оттиски печатей, словно надеясь найти несоответствие с изложенным решением. Встряхнув головой, прочёл текст ещё раз и обратил взор на Лаела:

– Вы назвали мост моим именем?

– Не я – Эйра. Она подала заявку, но документ не приняли к рассмотрению. ТогдаЭйра обратилась ко мне. Она хотела сделать вам подарок на день рождения, ибыла расстроена, что с её просьбой даже не ознакомились.

Адэр сжал-разжал кулак:

– Вашу заявку приняли.

– Как видите, – сказал Лаел. – Отныне все мосты, построенные из алмазногомрамора, будут носить ваше имя.

– Адэрский мост.

– Адэрский мост, – повторил Лаел. – Красивое название. В нём чувствуется решительность, мощь, и не потому, что вы наш король. Так сложились буквы. Эйрапросила не говорить вам, но мне неприятно, что на заявке стоит моя подпись, а в регистрационном документе присутствует моя фамилия. В этом нет моей заслуги. Мостом занималась Эйра, название – это её идея. И я прошу вас простить меня зато, что я не внёс Эйру в список гостей заново. Я знал, что наследная принцессаЛуанна вычеркнула её имя. Знал, что Эйра приехала в замок, и ничего не сделал. Я повёл себя недостойно.

Адэр посмотрел на маркиза. Видный темноволосый мужчина, широкий лоб, умные глаза. Четыре года эти глаза окатывали презрением Анатана, Крикса и Эйру. Теперь старший советник и начальник секретной службы сидят рука об руку и порой соприкасаются рукавами. Но это ничего не доказывает и не меняет. То, что Лаел сейчас сказал, всего лишь фразы. Он хочет выглядеть лучше, чем есть на самомделе. Перед кем?.. Перед герцогом Кангушаром.

– Я передаю Эйре Латаль право первой подписи, – промолвил Адэр, всматриваясь старшему советнику в глаза. – Гюст, огласи указ.

Выслушав секретаря, Лаел улыбнулся:

– Правильное решение. – И сел.

Адэр успел уловить в холёном лице немой протест:

– Ничего не добавите?

– Ракшады возобновят работу. Их корабли отправятся бороздить Тайное море. Иштар не даст нам умереть с голоду. С чем нас поздравляю.

– В Краеугольных Земляхподнимется шумиха, – сказал Вилар.

– Нам не привыкать, – проговорил главный судья Юстин Ассиз.

Адэр спрятал документ в конверт. Опустив руки на подлокотники кресла, пробежался взглядом по советникам. Мужи в замешательстве. С сегодняшнего дня протоколы заседаний будет читать и подписывать Эйра, придётся думать над каждой фразой. Кому это понравится?

Тишину нарушил смешок. Мави Безбур надул щёки. Не помогло. Рассмеявшись, вытащил из кармана платочек:

– Я боялся, что мы нарушим традиции, и этот год пройдёт без эксцессов. – Прижал платочек к уголку глаза. – Зря боялся. Мы в своём стиле…

– Соскучился по интервью, – хохотнул Юстин Ассиз.

– Давно не был героем фельетонов, – проговорил советник по международнымвопросам и прыснул в кулак.

– Ставлю сто моров, что первым позвонит Тезар, – произнёс Вилар сквозь смех, прикрывая глаза ладонями и трясясь всем телом, словно скакал на лошади.

Адэр облокотился на стол, подпёр подбородок сцепленными пальцами. Пусть повеселятся пару минут.

Советники смеялись, затихали. Обменивались репликами – будто подкидывалидрова в топку – и вновь давились смехом.

– Моруны изъявили желание отделиться от страны, – сказал Адэр.

– Что? – переспросил Лаел, улыбаясь.

– Моруны изъявили желание отделить полуостров Ярул от Грасс-дэ-мора, – повторил Адэр, чётко выговаривая каждое слово.

– Нет, – посерел Мави Безбур.

– Да.

Вилар прижал пальцы к виску:

– Этого стоило ожидать. За четыре года мы ни разу о них не вспомнили.

– Я попытаюсь удержать Эйру правом первой подписи, – произнёс Адэр. – Если онапереберётся за Долину Печали, мы потеряем не только пятую часть территориистраны, но и третью часть территориальных вод. Мы потеряем мощного союзникаРакшаду. Наши морские границы станут открыты для браконьеров. Через нашиводы пойдут корабли Бойварда и Партикурама, не заботясь об оплате. С наминикто не будет считаться, потому что мы не смогли сохранить целостность страны. И я боюсь, что примеру морун последуют другие народы.

– Наша репутация под угрозой, – произнёс Орэс Лаел.

– Полуостров Ярул – уже государство в государстве, – продолжил Адэр. – Людивыживают сами, со своими проблемами справляются сами. Они уверены, что не нужны нам. Развитие полуострова отстаёт от Грасс-дэ-мора на полвека. Сельское хозяйство на примитивном уровне: лошади, плуги. На полуострове добываютрубины и алмазы. Они уходят князю Викуну. Князь снабжает население медикаментами и средствами первой необходимости.

– Вот это нам позор, – пробормотал Юстин Ассиз.

– Права первой подписи недостаточно, – проговорил Мави Безбур. – Эйру это не остановит. Она моруна.

– Недостаточно, – согласился Адэр и сложил руки на столе.

Думайте. Я выдал почти всю информацию. Думайте, думайте!

– Что тут думать? – воскликнул Лаел.

Адэр опешил: неужели он вслух уговаривал советников?

– Надо вспомнить, что полуостров наш, и схватиться за него. – Лаел придвинул к себе блокнот, вытащил из кармана пиджака ручку. – Первое: построить дорогу. Второе…

Мужи заговорили наперебой: «Провести телефонную связь». – «Наладить продовольственное снабжение». – «Оправить врачей». – «У них нет транспорта. Нужны машины». – «Отделения банка…» – «Учителя»…

Мави Безбур открыл записную книжку:

– Теперь прикинем расходы и подумаем, откуда брать деньги.

Мужи совещались до рассвета. Остановились на том, что к следующему собранию каждый подготовит программу по развитию отсталой части страны. Адэр велел Гюсту передать князю Викуну приглашение в правительственную резиденцию ипрошёл в кабинет.

Садовники расправляли между кустарниками шланги, обрывали на клумбах увядшие цветы. Водители протирали автомобили, выстроенные в ряд на площадиперед замком. Сегодня советники вряд ли уедут. И спать вряд ли лягут.

– В вашем Совете нет климов и ориентов, – прозвучало от порога.

Адэр оторвал взгляд от вида за окном и повернулся к герцогу.

– Простите. Ваш секретарь в канцелярии, дверь была открыта.

– Мне надо работать, – промолвил Адэр и сел за стол.

– Если бы в Совете были климы и ориенты, они бы сказали, что моруны никогда в жизни не откажутся от Грасс-дэ-мора. Это их земли. В вашем Совете нет климов иориентов, поэтому вместо них приходится говорить мне, ветону.

Адэр вытащил из ящика папки:

– Идите отдыхать.

– Это вы хотите отделить морун. Что они вам сделали?

– Мне казалось, вы их ненавидите.

– Я человек. Рассудком злой, жёсткий, нетерпимый, но сердцем – я человек. Я не хочу участвовать в вашей затее.

– Закройте двери, – велел Адэр и, увидев, что герцог переступил порог, добавил: – С этой стороны. И присядьте.

Кангушар сделал шаг назад, захлопнул створку:

– Я постою.

Адэр соединил ладони, потёрся подбородком о пальцы. Сказать правду, и шаганазад не будет. Обратно не переступишь порог, как это сделал герцог. Но онсоправитель, ему отведена определённая роль. Сейчас ещё рано говорить – какая, однако Кангушар имеет право знать, что задумал «мозг». Голос герцога был отлично слышен в безлюдном коридоре. Направляясь в зал Совета, Адэр слушал его слова и в который раз убеждался, что не ошибся.

– Эйру изберут королевой. Мы поженимся, и полуостров вновь станет частью Грасс-дэ-мора.

Кангушар покачал головой:

– Понятно.

– А притвориться удивлённым?

– Вы и Эйра? Ого! – Кангушар улыбнулся. – Так?

Адэр ответил улыбкой:

– Так.

Герцог схватил стул. Со стуком поставил спинкой к столу. Сел задом наперёд, широко расставив ноги:

– Гениально и чертовски самонадеянно. Как вы до такого додумались? Любовницамдарят земли, жалуют титулы. В обществе положение таких женщин очень шатко. И никто… слышите? Ещё никто не отрывал кусок от своей страны, чтобы сделать любимую избранной королевой. Это гениально! И самонадеянно. Страну должны признать…

– Сорок пять государств, – подсказал Адэр и, раскинув руки, потянулся.

Как же легко с этим человеком. Сидит на стуле, как на коне. Глаза покрасневшие, авзгляд наблюдательный. Соображает со скоростью кометы.

– Отсталую страну вряд ли признают. Избрание королевы в непризнанной стране – нелегитимно. Положение Эйры будет ниже, чем сейчас. – Кангушар расширил глаза. – Вы перехитрили советников. Они станут вкладывать деньги и силы в то, что всё равно уйдёт.

– А потом вернётся.

– Гениально и самонадеянно. – Кангушар зевнул, прикрывая рот лацканом пиджака. – Может, принести кофе?

– Идите спать.

– А вы?

– Дождусь, когда Гюст отпечатает протокол собрания.

– Пусть принесёт мне копию, – промолвил герцог и, поставив стул на место, вышел из кабинета.

***

– Ваш правитель ведёт себя отвратительно, – ворчала Кенеш, передвигая с местана место плечики с платьями. – Нельзя входить в твою спальню ночью. Может, онрешил, что здесь кубарат и перепутал тебя с кубарой? А может, он решил, что онхазир, и ему всё можно.

– Кенеш, хватит, – взмолилась Эйра, усевшись перед трюмо.

– Ты ведёшь себя отвратительно. А если бы я не проснулась? Он бы завалился к тебе в кровать. Боже Всевышний! Он завалился к тебе в кровать, а ты даже не пикнула.

– Ты превратилась в злую ведьму. Это невыносимо!

Кенеш кинула на кресло-качалку платье, расшитое серебряной нитью (благоракшадские наряды универсального размера):

– Наденешь это. – И с оскорблённым видом заняла место на полу сбоку двери.

Эйра посмотрела в зеркало: худое лицо, костлявые плечи, под полотенцем почтинет груди. Адэр не проявляет к ней былого интереса, надо бы радоваться, норадости не было. Для моруны нет ничего страшнее, чем любить человека, который не принадлежит ей полностью.

Раньше Эйру донимали бурные ночи Адэра. Потом ночи стали тихими, спокойными, и начала одолевать смертельная тоска. Сердце свивалось в жгут из-заневозможности увидеть, услышать. Теперь Адэр рядом, но этого мало. Плоть исердце запели в унисон; женское естество требует рассветов и закатов в объятиях любимого. Наступил самый сложный период: надо бороться не с кем-то, а с собой. Иначе… Иначе они станут одним целым. После потери половины себя Адэр будетобречён на страдания до конца жизни.

– Кенеш, – окликнула Эйра. – Заплети мне косички.

Зубья гребня прошлись по волосам. Зазвучала тоскливая песня.

Кенеш родилась в Голой Пустыне, в тринадцать лет её продали в кубарат хазираРакшады. Большую часть жизни она говорила на шайдире, но пела исключительнона родном языке. Её песни – это всё, что осталось от воспоминаний о родине, маме и сыне, которого забрали в младенческом возрасте. Эйра не понимала, о чём поётженщина с изломанной судьбой, но чувствовала в каждом слове нерастраченную материнскую любовь.

Взяла старуху за руку, прижалась к ней щекой:

– Прости.

– Ну что ты… что ты, доченька, – растрогалась Кенеш. – Я ведь всё вижу. Не слепая. Просто боюсь, что он заберёт тебя, а меня отправит в Ракшаду. Что там? А там ничего. Иштар спросит: как моя сестра? И я скажу, что отдала тебя другому мужчине. Просто отдала и даже не потребовала выкуп «вдове на слёзы».

Адэр впервые нарушил установленные правила: пустил в покои тайного советникапостороннего человека. В гостиной Эйру ждал ракшад, который помог ей тайкомвыехать из Лайдары. Она приготовилась выслушать нотацию, но посол был обходителен и краток. Поинтересовался здоровьем. Попросил без серьёзных причин не покидать замок. И перед уходом сообщил: через две недели в Ларжетае состоится открытие ракшадского храма, на торжества приезжает Альхара.

Эйра никак не могла успокоиться. Мерила комнату шагами, прижимая к грудиладони. Она увидит легата, окунётся в прошлое, поговорит о Галисии и Иштаре, узнает все новости. И только приход Алфуса заставил её взять себя в руки.

Ветонский лекарь не стал доставать из чемоданчика приборы. Выпроводив Кенеш из гостиной, сел напротив Эйры и посмотрел ей в глаза:

– Сколько было приступов?

– Много.

– Серьёзных приступов.

Эйра наклонилась вперёд:

– В записях вашего прадеда говорилось о количестве приступов?

Алфус покачал головой:

– Нет. Моруны уходили в Смарагд после третьего или четвёртого приступа. «Уходили» – это я приврал. Их уносили. Тебя принесли сюда твои люди, и ты всё время лежишь в постели.

– Я сижу, если вы не заметили.

– У тебя было три или четыре серьёзных приступа. Сколько осталось? – спросил Алфус и, не получив ответа, промолвил: – Если ты умрёшь, меня лишат практики и, возможно, посадят. Мои дети останутся без отца, жена без мужа, а внуки без деда.

– Вы могли отказаться.

Алфус закинул ногу на ногу. Сложив руки на животе, сцепил пальцы:

– Не мог. Врачи не бросают вредных пациентов.

Эйра улыбнулась:

– Вы меня бросили. В Лайдаре. Помните? Вы сказали: «Не хочу тратить время начеловека, которому плевать на свою жизнь».

– У тебя хорошая память. Тогда нас было двое: я и маркиз Ларе. Он бы тебя не бросил, а меня ждали больные ориенты. Теперь я один.

– Вас не посадят, – сказала Эйра и, взглянув на часы, принялась расплетать косички. Похоже, документов на подпись нет, и у Адэра нет причины приходить. – Я написала предсмертную записку. Она хранится у духовного отца Людвина.

Поджав губы, Алфус покачал головой:

– Ты меня успокоила. Мы будем видеться несколько раз на день. Обычно визитврача занимает около получаса. В следующий раз захвачу с собой книгу. Не хочу, чтобы меня заподозрили.

– Вы будете рассказывать мне истории.

Алфус рассмеялся, обнажив крепкие зубы:

– Где же я столько историй наберу?

– Начинайте, – сказала Эйра и, слушая монотонный голос, устремила взгляд в окно.

Две птицы зависли в глубоком небе. Соприкасаясь грудками, еле заметнообмахивали другу дружку расправленными крыльями. Для них пересталосуществовать время.

– Ты меня не слушаешь, – возмутился Алфус.

– Мне нужна настоящая история, а не сказка. – Эйра посмотрела на часы. – Полчаса истекло.

Вернувшись в спальню, опёрлась на спинку кровати. Её прошлое длиннее будущего, оно станет ещё короче, если провести его в постели. Распахнула дверцы шифоньера, порылась в вещах и отправила Кенеш к костюмеру.

Вскоре явился Макидор. Недовольно цокая языком, прошёлся вокруг Эйры:

– О чём только думают женщины, стремясь похудеть?

– Какие цвета любит Его Величество? Только давай без лягушек в обмороке ираздавленных пиявок.

– Белые и чёрные мундиры.

– Я имею в виду женские платья. Любой цвет кроме голубого и серого.

Серый надоел, голубой – цвет выходного наряда жрицы.

– Мягкие, тёплые, женственные, – ответил Макидор.

По озорной хитринке в его глазах было несложно догадаться, что он мысленно уже любовался своими творениями.

– Одно платье, – попросила Эйра. – Я хочу поправиться.

Костюмер снял мерки. Пообещал сшить наряд за ночь и, довольно улыбаясь, удалился.

Наконец пришёл Адэр. Бросил на стол две папки и указал на кушетку:

– Я прилягу?

– Устали? – поинтересовалась Эйра, разыскивая ручку.

– Бессонная ночь, насыщенный день, – ответил он, взбивая подушку. – Я приходил, но у тебя был доктор. Решил освежиться, сел на ванну и уснул.

Эйра улыбнулась. Нелегко любить человека, у которого на первом месте государственные дела. Посмотрела на кожаные папки. Одна белая, вторая чёрная, совсем как парадные мундиры.

– Начни с белой, – проговорил Адэр и, скрестив руки на груди, спрятал ладониподмышки. – Будут вопросы – спрашивай.

Эйра открыла протокол заседания Совета. Сначала вчитывалась в каждую строчку, потом читала только фразы, обведённые карандашом. Как Адэр умудряется из кучиинформации вычленить главное и держать это в голове?

– Моё имя вы запомнили с пятого раза, – промолвила она. – Вы забывали названия селений и путались в датах. Что вы сделали с памятью?

Бросила взгляд через плечо. Адэр притворялся спящим: его выдавало напряжённое дыхание и неудобная поза: ноги на полу, тело поперёк кушетки, шея выгнута, голова на уголке подушки. В такой позе тяжело уснуть.

Эйра перевернула последнюю страницу. Соединив ладони, прижала их к губам. Решение Совета основано на лжи. Моруны не хотят отделяться от Грасс-дэ-мора. Адэр столько лет создавал стратегический резерв драгоценных камней. Экономика, построенная на драгоценном стандарте – его мечта. И вдруг он росчерком пераотправляет на продажу половину неприкосновенного запаса. Цена её тронаслишком высока. И как советники отнесутся к правителю, когда узнают, что онобвёл их вокруг пальца? А они обязательно узнают, как только он объявит об отделении полуострова и будет настаивать на признании нового государства.

Эйра потёрла лицо. Она умеет смотреть на три шага вперёд, умеет мыслить глобально. Как же уговорить себя подписать приговор репутации Адэра? После долгих раздумий взяла ручку. Ей не обязательно соглашаться. Написала: «Ознакомлена», и поставила подпись.

Дальше шли приказы, прошения, сводки, сметы расходов и отчёты о доходах.

Мави Безбур – умнейший человек. Четыре года назад его осмеяли, когда онпредложил регистрировать иностранные предприятия. Теперь порядка двух тысяч крупных предприятий ведут деятельность в других странах, а налог на прибыль перечисляют в казну Грасс-дэ-мора.

И советник по национальным вопросам – умный человек. Государственный язык – слот. И это понятно: на слоте общаются государства Краеугольных Земель. Языкисемнадцати национальностей страны имеют региональный статус в районах, где большая часть населения считает какой-либо язык родным. Научная и техническая литература издаётся строго на государственном языке, все остальные книгипечатаются на всех языках. Местные чиновники обязаны знать региональный язык в совершенстве. В школах наряду с государственным языком изучают дварегиональных: один родной и второй на выбор. За изучение дополнительных языков выплачивается денежное вознаграждение.

Эйра подписала разрешение на проведение выставки-продажи мебели, посуды иковровых изделий, где продавцы и покупатели обязаны говорить только на тезе.

Прочла следующий документ. Крикс Силар решил заняться коренной реорганизацией искупительных поселений? Не разговор ли с Лугой побудил начальника секретной службы наконец-то покончить с беспределом?

Следующий приказ касался придворных и советников. Они почтят своимприсутствием открытие города развлечений. Вместо Адэра едет Кангушар… Значит, он не увидит мост – гордость ветонов.

– Посмотреть на мост поедем вместе, – произнёс Адэр.

Вздрогнув от неожиданности, Эйра оглянулась. Глаза Адэра закрыты. Онприслушивался к шелесту страниц в её руках и считал, сколько раз проскрипела побумаге ручка? Он помнит очередность документов. Что он за человек?

– На открытие города приглашена Луанна. Не хочу с ней видеться.

– Что сказал Великий? – спросила Эйра, складывая бумаги в папку.

– По поводу?

– О праве первой подписи.

Упираясь носком в задник ботинка, Адэр разулся. Умостил ноги на кушетке:

– Никто не звонил.

– Совсем никто?

– Совсем, – проговорил Адэр и улёгся набок. – Теперь чёрная папка. Тамподписывать ничего не надо. Просто прочти.

Эйра открыла кожаную обложку, осторожно достала пожелтевший лист с потрёпанными краями, опасаясь, что бумага рассыплется в пальцах. Текст написанпод копирку, буквы тусклые, местами смазаны. «Мы, нижеподписавшиеся, принялиучастие в организации заговора…»

Дойдя до последней строчки, Эйра впервые за вечер ощутила взгляд в спину. Адэр даже знает, сколько времени уходит на чтение этого документа.

– Хотите узнать моё мнение?

– Да.

– Советчицу-моруну обвинили в исчезновении Зервана, в убийстве его наследникаи в поджоге архива, – промолвила Эйра, языком ощущая холод собственногоголоса. – Этот документ снимает обвинения…

– В поджоге, – вставил Адэр.

– Исчезновение, убийство и поджог взаимосвязаны! – произнесла Эйра, обернувшись. – И вы молчали? Почему? Потому что в этом замешаны короли? Потому что королей не судят?

– Потому что есть другой документ, – сказал Адэр спокойно. – Не отвлекайся.

Эйра прочла приказ о создании комиссии по установлению истины. Отложив лист, принялась за изучение отчётов. Работа комиссии заключалась не только в расшифровке истории слепого летописца, нарёкшего себя первым святымсвидетелем. Участники исследования искали подтверждение фактам, описанным в тетради. Адэр несказанно помог им, объявив на праздновании Ночи Желаний освоём стремлении воскресить историю страны. В комиссию поступали раритеты столетней давности: письма, дневники, подшивки газет, гравюры и холсты.

Однако сейчас Эйру интересовал именно Зерван. Если Беала права, то она, жрицаот Бога, прямой и единственный потомок династии Грассов. Почему её предок отказался от своей тайной жены? Почему его ребёнка бросили посреди пустоши насъедение диким собакам?

Беала ошиблась…

– Что тебя расстроило? – спросил Адэр.

– Первая жена Зервана родила в подземной тюрьме дочку. Девочка прожила всегонесколько часов. Несчастная женщина.

– Незавидная судьба, – согласился Адэр.

Обернувшись, Эйра облокотилась на спинку стула:

– Здесь не всё. Где середина истории?

– Она не расшифрована. Летописец писал справа налево. На каждой странице дватекста, которые относятся к разным периодам времени. Кое-где страницы залиты воском, чернила потекли, и приходится додумывать. И не забывай, тетради сто лет.

– Надеюсь, комиссия выяснит, почему он отправил беременную жену в тюрьму, – проговорила Эйра и, немного помолчав, произнесла: – Герцог Кангушар знает, чтоего прадед заговорщик?

– Они все знают.

– Зачинщик – король Партикурама.

Адэр кивнул:

– Так и есть.

– Не вините Кангушара. Он хороший человек. С высокомерной блажью, нохороший. И князь Викун хороший человек.

Запрокинув голову, Адэр рассмеялся:

– Я обозвал его правнуком бумажного клопа.

– Как оказалось, клоп всю жизнь искупал вину, – улыбнулась Эйра, глядя наподрагивающий кадык, на крепкую шею и упрямый подбородок. – Думаете, онпросто так потребовал земли? Нет. Он закрыл своим княжеством дорогу через перевал, чтобы спасти морун. Он, его сын и внук, а теперь правнук помогали тем, кто живёт за долиной Печали. Постарайтесь найти с ним общий язык. Я не знакомас Викуном, но моруны его уважают. Значит, он хороший человек. И мне кажется, чтогерцог и секретарь Зервана случайно оказались среди заговорщиков.

– Я в этом не уверен.

Эйра встала и, поддавшись внезапному порыву, приблизилась к кушетке:

– Подвиньтесь.

Изменившись в лице, Адэр вжался в бархатную спинку.

Эйра легла рядом:

– Я вас смущаю?

– Боюсь дышать, – прозвучал охрипший голос. – Твой запах сводит с ума.

Эйра улыбнулась. Тело стало невесомым, вместо рук крылья, душа, как парус, затерялась в облаках.

– Сейчас я всё испорчу, – сказал Адэр и навалился сверху.

Он целовал её горячо, страстно. Стискивал плечи и руки, сжимал в ладонях лицо. Вглядывался затуманенным взором ей в глаза и вновь открывал губами её губы. В какой-то миг отстранился:

– Я на грани. Надо остановиться. – Откинулся на подушку. Сделал несколькоглубоких вздохов. – Где проведём первую брачную ночь?

Упиваясь долгожданным приливом сил, Эйра подсунула ладошки под щёку:

– В своих мечтах я не дошла до этого момента.

Она смогла бы выпорхнуть из окна и всю ночь кружить над садом. Жаль, что она не птичка, а всего лишь моруна, которой надо сдерживать свои желания.

– Мне лучше уйти, – проговорил Адэр и, перебравшись на край кушетки, стал надевать ботинки. – Где состоится церемония бракосочетания?

– Об этом я тоже не думала.

– Не хочу в храме, не хочу в замке и во дворце не хочу. В четырёх стенах маломеста для счастья.

– Под открытым небом?

Выпрямив спину, Адэр провёл ладонями по ногам Эйры:

– Между небом и землёй. Согласна?

Наслаждаясь теплом его рук, она прошептала:

– Вам лучше уйти.

Ночь прошла тихо, спокойно, хотя Эйра ждала, что Адэр пустится во все тяжкие. Утром надела новое платье, прогулялась по коридору. Забраковала очередную историю Алфуса. Вместе с Кенеш, шутя и напевая, освободила шифоньер отненужных вещей. Встреча с Адэром началась с поцелуев. Эйра подписываладокументы, а он стоял сзади, перебирая её волосы и поглаживая плечи. Доглубокой ночи они провалялись на кушетке, выбирая место свадьбы: в горах или наберегу моря, в роще или посреди цветущего луга. Эйра спросила: «А вдруг будетзима?» Адэр стал придумывать зимний брачный наряд, делая на листе наброски. Эйра смеялась, а внутренний голос упорно твердил, что их мечтам не сужденосбыться.

Шли дни. Макидор пошил другое платье, потом пошил третье. Эйра гуляла по саду, беседовала с придворными, выслушивала истории Алфуса, ждала Адэра, араспрощавшись с ним, подходила к зеркалу и смотрела на своё отражение. Телорасцветало от счастья, а в глазах тоска.

Адэр предложил съездить в Лайдару и встретить Альхару. Потом, если она будетхорошо себя чувствовать, они могут поехать в город развлечений и посмотреть намост, который произвёл на дворян, побывавших на открытии, сногсшибательное впечатление. Орэс Лаел, подловив Эйру в саду, похвастался, что подписаны договоры на строительство адэрского моста в столицах Росьяра и Бойварда.

Накануне запланированной поездки в Лайдару Алфус рассказал Эйре историю, обнаруженную в записях прадеда. Прадед, известный ветонский доктор, подрабатывал в подземной тюрьме, где содержали заговорщиков и изменников родины. Работа несложная: констатировать смерть заключённых. Как-то посрединочи к нему прибежал надзиратель: в подземелье родился ребёнок. Тюремщики не входили в камеры, поэтому никто не знал, что у них под носом находилась беременная узница. Доктор осмотрел мальчика, оказал роженице помощь и ушёл. А днём его снова вызвали: младенец скончался. И какового же было его удивление, когда вместо мальчика он увидел девочку. Кто-то подменил ребёнка, притомподменил в спешке, не заботясь о поле мёртвого младенца. Доктора допросили. Ничего не добившись, взяли с него расписку о неразглашении.

Эйра пошла в кабинет Адэра. Перед тем как сообщить новость, хотела ещё раз прочесть расшифровку тетради слепого летописца.

Адэр был не в духе. Перерывая бумаги в сейфе, проговорил:

– Поездка отменяется. Меня вызывают в Тезар.

Ощутив слабость в ногах, Эйра села в кресло:

– Зачем?

– Мой отец не утруждает себя объяснениями. Ты, главное, не волнуйся. – Адэр коленом закрыл дверцу сейфа и посмотрел на Эйру. – А знаешь, что? Бери Алфусаи езжай в Лайдару. Встреча со старым знакомым пойдёт тебе на пользу. Я приеду к тебе, как только освобожусь, и мы отправимся смотреть мост. Кстати, в городе развлечений Вилар и Элайна. Мы чудно проведём время.

Утром Адэр усадил Эйру в машину, отдал последние распоряжения врачу и охране. Похлопал ладонью по крыше автомобиля, давая знак водителю.

Слушая гул мотора, Эйра глядела в заднее стекло, пока Адэр, стоя наверху лестницы, не слился с серым замком.

Часть 25

***

Не желая встречаться с многочисленными придворными, посетителями и прочим чиновным людом, Адэр прошёл к своим покоям через потайной ход, взялся за дверную ручку и замешкался, вспомнив слова сестры. Когда-то в его комнатах жила Луанна. Кто ей позволил? – конечно же, Великий. И пусть запах выветрился, а с подлокотников кресел стёрты следы её пальцев, была отвратительна сама мысль, что принцесса спала в его кровати и мылась в его ванне.

В восточном крыле дворца каждому королю «Мира без насилия» были отведены апартаменты, обставленные с учётом вкусов высочайших особ. Советников, послов и дипломатов селили в гостевом флигеле. Правители и сановники отвергнутых стран останавливались в гостинице на задворках дворцового комплекса. Появление престолонаследника в фойе гостиницы вызвало переполох. Охранители оттеснили людей к стенам. Портье несколько раз переспросил: правильно ли он понял, что Адэр собирается здесь заночевать. Окончательно придя в замешательство, вызвал управляющего. Пока они решали, куда поселить нежданного гостя, Адэр заполнял анкету постояльца. Его бестактная выходка разозлит отца, однако Великий сам лишил сына угла в отчем доме.

Невзирая на просьбу портье повременить с поселением, Адэр дал знак охранителям и устремился на верхний этаж. Переступив порог гостиной, оказался в центре ещё большего переполоха. Гостиничный номер для второсортного правителя превращался в слабое подобие апартаментов престолонаследника. Слуги украшали комнаты букетами живых цветов, уносили стулья, приносили кресла, застилали пол коврами, бегали с подушками и постельным бельём, в ванной меняли зеркало и раскладывали полотенца с вышитыми коронами.

Через час явились секретарь и стилист Могана; оба осанистые, важные.

– Прошу прощения, – произнёс секретарь. – Я должен обращаться к вам, как к королю Грасс-дэ-мора, но мне велено обратиться к вам, как к престолонаследнику Тезара.

Плохой знак.

– Ваше Высочество, – продолжил секретарь, – вас ждёт Великий.

Стилист прошёл вместе с Адэром в гардеробную и принялся снимать с бельевых плечиков один чехол за другим, явно разыскивая конкретный наряд. Остановил выбор на чёрном мундире. Не спрашивая разрешения, отстегнул брошь – герб Грасс-дэ-мора. Адэр нахмурился: Великий намерен говорить с ним не как с правителем другой страны, а как с подданным. Подданные обязаны повиноваться…

Возле гостиницы Адэра ждал автомобиль Великого. Первая мысль: отец в машине. Водитель, облачённый в стальную униформу, низко поклонился и открыл дверцу. Тусклые лампы осветили салон. Пусто.

Автомобиль, сопровождаемый конным эскортом, обогнул парк, проехал по центральной улице столицы и, миновав дворцовую площадь, затормозил перед высокой лестницей, ведущей к парадному входу во дворец. В огромном холле выстроились придворные. Церемонные поклоны, изящные реверансы, вкрадчивые нотки в голосах, угодливо-покорные взгляды. Великий напоминал сыну, кем он является.

Распугивая величественную тишину шагами и шелестом платьев, свита Великого довела Адэра до зала переговоров. Караульные распахнули двери.

Обитатели дворца называли зал переговоров Сусальным. Паркет, мебель, люстры и лепнина имели золотистый оттенок. Солнечным днём или в тёмное время суток, когда горел верхний свет, – воздух в зале переливался и сверкал.

Сегодня было пасмурно. За окнами застыли серые, взбитые в пену облака. Ветерок лениво, как сытый котёнок, поигрывал золотой бахромой на шторах. За столом в виде обручального кольца сидели Великий и Трой. От цветов, установленных в вырезанной сердцевине, исходил нежный ненавязчивый аромат.

Силясь заглушить плохие предчувствия, Адэр двинулся через зал, скользя взглядом по портретам королей Тезара. С передней стены на него взирал родоначальник династии Карро, одаривший потомков яркой внешностью: синие глаза, светло-пшеничные волосы и статная фигура. Некоторые сановники, посетившие зал впервые, считали, что на картине изображён Великий. Их не смущал древний замок на фоне, не удивляли старомодное одеяние, устаревшая причёска и отсутствие бороды. Казалось, они ничего не видели, кроме гипнотического властного взгляда.

Остановившись в трёх шагах от стола, Адэр поклонился:

– Великий. – Посмотрел на Троя Дадье. – Ваша Светлость.

Получив разрешение, сел с другой стороны «кольца», напротив двух человек, пишущих мировую историю.

Прошло полтора месяца с момента назначения Кангушара соправителем и чуть больше двух недель с тех пор, как Эйре перешло право первой подписи. За это время ни одна страна Краеугольных Земель не спросила: почему и зачем? Адэр был готов услышать от отца и Троя всё, что угодно – нотацию, выговор, ультиматум, – но только не то, что сказал Моган.

– Луанна носит ребёнка.

– Ребёнка? Какого ребёнка?

– Луанна беременна, – промолвил Трой. – Вы не знали?

Адэр хохотнул:

– Ну и дела! Кто отец?

– Вы.

Адэр вздёрнул брови:

– Я?!

Моган пригладил короткую бороду:

– Ты спишь с ней. Чему тут удивляться?

– Это было один раз. В день помолвки. Она не саламандра, чтобы вынашивать детёныша полтора года.

– Два раза. В день помолвки и в день твоего рождения.

– В день моего рождения ничего не было.

– Луанна добросовестно исполняет условия добрачного договора, – проговорил Трой. – Среди её фрейлин мои люди. Ваша будущая супруга находится под их присмотром днём и ночью. Кроме ночей, которые она проводила с вами.

Адэр откинулся на спинку стула. Взглянув на портрет предка, выпрямился:

– Ночей? Ночей?! Ваша Светлость, вас ввели в заблуждение.

– Ночей, – кивнул Трой. – Полтора года назад вы лишили принцессу Партикурамадевственности.

Стиснув кулаки, Адэр расхохотался:

– Чушь. Полная чушь! Не знаю, сколько у неё было мужчин, но я точно не первый. Уж поверьте, в этом я разбираюсь.

– Восемь недель назад вы зачали ребёнка.

Происходящее казалось дурным сном.

– Ничего не было! – произнёс Адэр, надеясь проснуться от звука собственногоголоса. – Это не мой ребёнок!

Моган вздохнул с досадой:

– Не ставь себя в смешное положение.

Адэр грохнул кулаками по столу:

– Ничего не было! Я плохо себя чувствовал. Пошёл к себе и сразу уснул.

– Мой осведомитель подтвердил, что Луанна провела ночь с вами и покинула вашу спальню на рассвете, – промолвил Трой.

– Она их подкупила. Фрейлин, вашего осведомителя. Она всех подкупила!

– Моих людей нельзя подкупить.

Адэр вскочил. Прошёлся вокруг стола, не в силах разжать кулаки. Остановился напротив портрета далёкого предка: отважный, честный, справедливый. Почему этоисчезло? Кроме глаз, волос и фигуры у потомков ничего не сохранилось.

– Тянуть нельзя, – прозвучал голос Могана. – Скоро станет заметно, что невеста в деликатном положении.

– Вы всё подстроили, – произнёс Адэр, обернувшись. – Паршивый, дешёвый водевиль. А вы паршивые актёры.

– Не забывайтесь! – повысил голос Трой. – Перед вами король Тезара! И если вамнетрудно, займите своё место. Это зал переговоров, а не площадка для прогулок.

Помедлив, Адэр вернулся к столу. Продолжая сжимать кулаки, сел и опустил рукина колени:

– Есть три варианта развития событий. Первый: я женюсь на женщине, которая носит не моего ребёнка. Когда у неё начнутся схватки, она упадёт, и все решат, чтоэто преждевременные роды. – Адэр вонзил взгляд в Могана. – Мы это проходили. С Элайной.

Отец побледнел:

– Держи язык на привязи!

– О чём он говорит? – спросил Трой, взирая на Великого.

Боже… Дадье не знает, что старшая дочь Элайны – ребёнок Вилара. Адэр дал отцу слово молчать. Был уверен, что Трой в курсе, и делил вину перед сестрой на троих. Камень на душе стал тяжелее.

– Второй вариант, – продолжил Адэр, прочистив горло. – Я женюсь на женщине, которая сумела вас обмануть. Сразу после свадьбы у неё случится выкидыш. Выкидыш в кавычках, потому что на самом деле она не беременна. И есть третий вариант. Я откажусь жениться, потому что мне плевать: Луанна беременна или нет. В первом случае я стану оленем, во втором случае – дураком, в третьем – подонком и негодяем. Я выбираю третий вариант. Я буду негодяем.

– Выбирай день свадьбы или я выберу сам, – произнёс Моган.

Адэр почувствовал себя человеком, которого вытолкнули из окна. Только что видел небо, и вдруг лежишь на земле, и каждая секунда будущего становится секундой прошлого, минуя настоящее.

– Вы не мой отец. Со своими детьми отцы так не поступают.

– Так поступи со своим ребёнком как настоящий отец.

Адэр упёрся кулаками в стол:

– Это всё из-за права первой подписи. Ты король…

– Не ты, а вы, – повысил голос Моган.

– Ты должен видеть лучше всех скрытую сущность моих нелёгких решений. Я поступаю так, как должен. В Краеугольных Землях моих союзников можнопересчитать по пальцам. Их было бы намного больше, если бы не ты. Моё правление, мою политику поддерживают отпрыски королей, и королиподдерживают, но не смеют открыто занять мою сторону, потому что на троне Тезара сидит кукловод. Но я не твоя кукла.

– Когда сталкиваются два мощных потока – в воду не лезут, – промолвил Трой. – Я рискну.

Моган вскинул руку:

– Помолчи. – Посмотрел на Адэра свысока. – Ты прав. Ты не моя кукла. Ты мой сыни мой подданный. А я твой отец и твой король. Как сын ты можешь со мной спорить, но как подданный ты обязан подчиняться. Любое неповиновение королю приравнивается к преступлению против государства. А теперь подумай, может липрестолонаследник быть изменником родины?

– Ради трона Партикурама ты готов втоптать мою честь и моё достоинство в грязь, – процедил Адэр сквозь зубы и поднялся со стула. – Ты неисправимый лжец игрязный интриган. С Луанной вы отличная пара. Благословляю. Я буду только рад, если у вас родится сын, и ты отдашь ему корону.

Поклонился отцу:

– Великий.

Кивнул Трою:

– Ваша Светлость. – И вышел из зала.

Стены в коридорах были покрыты волдырями. Лампы мигали, вызывая резь в глазах. Под ногами крошился паркет. Лёгкие втягивали тошнотворный запах. Дворцовую площадь скрутило, согнуло, перекошенные статуи вот-вот рухнут. Фонтан грохотал как водопад в ущелье Испытаний. Вместо парка бурелом. Налужайках скошена трава. На двери гостиницы лохмотья краски. Визг ступеней. Сумрачная комната.

Адэр посмотрел на побелевшие кулаки и не смог разжать пальцы. Упёрся кулакамив стол, уронил голову на грудь. Надо держаться, надо держаться…

– Поговорка «Чем дальше, тем роднее» вас не касается, – прозвучал голос Троя Дадье.

– Уйди.

– Твоё поведение возмутительно.

– Уйди.

– Ты должен выбрать день свадьбы. Иначе это сделает твой отец.

– Уйди! – закричал Адэр. – Неужели не видишь, как мне плохо? Уйди!

– Я на твоей стороне. Ты не обязан мне верить, но я на твоей стороне.

Адэр поднял взгляд:

– Скажи, что вы всё подстроили.

– За Луанной следят мои люди, и не только фрейлины, – проговорил Трой и уселся на софу. – Я тоже не хочу, чтобы трон Тезара унаследовал неизвестно чей ребёнок. Возможно, ты прав: она придумала беременность. Но как это выяснить? Её врачиприслали нам результаты осмотра и анализов. Пока она не является твоей женой, я не могу отправить к ней своих врачей. Единственный выход – жениться, уличить её в обмане и развестись.

– Я не могу жениться.

– Адэр, я предлагаю выход, благодаря которому ты выберешься из этой заварухичистым.

– А вдруг твои люди проморгали, и Луанна беременна? Трой, это не мой ребёнок. Я всегда предохраняюсь.

Дадье издал протяжный вздох:

– Тебе было плохо. Может, ты забыл о защите?

– Я бы не смог с ней переспать. Понимаешь?

– Не понимаю.

– Мне нужна другая женщина.

– Какая?

На софе сидел сухопарый, тщедушный старичок, похожий на суфлёра: узкий в плечах, тонкий в кости, с седой непослушной шевелюрой.

Адэру хотелось открыться перед Троем, растечься признаниями, что ему нужнаженщина, которая прощает то, что прощать нельзя. Которая страдает и понимаетчужое страдание. Понимает так, что ей не надо ничего рассказывать: она видит, чточувствует человек. В самой чёрной душе находит крупицу хорошего и уважаетчеловека, хотя уважать его не за что. Она принимает человека и не пытается егоизменить. Рядом с ней твоё мировоззрение меняется само по себе. Ей не нужны деньги и слава. Она не говорит, что любит, и ждёт, когда Адэр от неё откажется. И когда это случится, она пожелает ему счастья и тихо уйдёт. Но он не такой, как она. Она понимает и принимает, а он не хочет принимать. Он будет цепляться запризрачное счастье, пока бьётся сердце.

Адэр открылся бы перед Троем, но безобидный, тщедушный вид соратникаВеликого обманчив.

– Влюбиться и быть счастливым может любой человек, но не любой способенуправлять государством, – произнёс Дадье.

Он даже говорит, как Эйра. Они бы понравились друг другу.

– Твоему отцу повезло, – продолжил Трой. – Короли не женятся по любви. Ему повезло. Это редкое исключение.

Адэр опустился в кресло, с трудом разжал кулаки. Ощутил в кончиках пальцев покалывание.

– Я не женюсь на Луанне.

– Разреши дать тебе совет.

– Я не женюсь.

– Великий не станет затягивать со свадьбой. Я знаю, что он хочет провестицеремонию бракосочетания через неделю, – промолвил Трой и перешёл на шёпот: – Опереди его. Выбери более позднюю дату. Пригласи Луанну в замок и позовименя. Вдвоём мы выведем её на чистую воду.

– Есть одна проблема, – прошептал Адэр. – Я тебе не верю.

Приблизившись к двери, Трой оглянулся:

– У тебя ночь на раздумья. Утром Великий ждёт твоих извинений. Если ты не увидишься с ним, он прикажет мне обнародовать дату торжества.

Адэр облокотился на стол и обхватил голову руками.

***

Ночь была ужасной. Эйра выискивала десятки причин: низкопробный постоялый двор, душная комната, жёсткая постель... Все обманывают себя – почему ей нельзя? С помощью самообмана люди закрывают глаза на очевидное либовыискивают проблему там, где её нет. Ими руководит страх потери. Это чувство, пожалуй, сильнее ненависти и любви.

Эйра боялась. Глядя из окна автомобиля на восходящее солнце, фальшивымимыслями создавала внутри себя фальшивое море спокойствия, но сердце колотилось о воображаемую поверхность, образуя огромные волны: в Тезаре что-то происходит, Адэр в беде.

– Останови!

Талаш съехал на обочину.

В просвете между передними креслами возник Алфус:

– Что случилось?

– Укачало, – сказала Эйра и, открыв дверцу, высунулась из салона. Её вырвало.

Из второй машины выскочили Мебо и Луга. Талаш вытащил из сумки полотенце. Алфус протянул бутылку с водой.

– Черти! – сказал Мебо, обмахивая Эйру своей рубашкой. – Яйца пожарили настаром масле. Зря ты их съела.

– Наверное, – произнесла она и прополоскала рот.

Не говорить же им, что её тошнит от страха.

– К чёрту причал, – промолвил Алфус. – Едем в больницу.

Эйра намочила полотенце, прижала к шее:

– Хватит вокруг меня прыгать. Мне уже лучше.

В тридцати милях от Лайдары провели вырубку леса, проложили к обрывистому берегу дорогу, обшили набережную камнем. За год построили складские здания ипирс. Осталось возвести ремонтный док и жилые дома, телефонизировать посёлок, завезти оборудование, открыть судоходные и торговые конторы. Строительством руководили ракшадские воины, финансирование осуществлял Иштар. Хозяйкой маленького порта считалась Эйра, хотя она всячески упиралась, но так решил Хазирад Ракшады. Пришлось смириться. Сегодня она впервые увидела свои владения и смогла оценить масштаб задумки Иштара. Скоро здесь появится уменьшенная копия Кеишраба.

Лавируя между постройками и каркасами сооружений, горами щебня и песка, Эйракивками отвечала на приветствие рабочих. Завидев шабиру, воины прижималипальцы ко лбу, затем к груди, вытягивали руки ладонью кверху, проговаривая: «Мысли и сердце твои, шабира». Она отвечала установленным образом ипереводила взгляд на корабли, стоявшие на рейде. С каждой минутой ей становилось хуже. В голове пролетали обрывки мыслей: зря она приехала, Адэр в беде…

Мебо протянул носовой платок:

– У тебя лицо мокрое.

Эйра промокнула платочком лоб, провела по щекам.

– Эльямин! – прозвучал низкий голос.

По набережной размашисто шагал Альхара, высокий, мощный. Ветер трепал полы серого плаща, открывая взору крепкие ноги, обтянутые чёрными кожанымиштанами.

Приблизившись, легат обнял Эйру, поцеловал её в лоб.

– Что ты делаешь? – опешила она. Из всех ракшадов только Иштар не боялся проявлять чувства при посторонних.

– Выполняю приказ хазира, – ответил Альхара и, выпустив Эйру из объятий, заглянул ей в лицо. – Он соскучился.

– Я тоже, – улыбнулась она. – Не думала, что когда-нибудь тебя увижу.

– Ты плохо себя чувствуешь?

–Нет-нет, всё хорошо. Я недавно болела, но сейчас я в порядке.

– Едем в Ларжетай?

– Давай постоим, – проговорила Эйра и, подойдя к ограждению на краю обрыва, кивком указала на суда. – Где твой?

– С головой тигра. Порт не готов принимать такие корабли. Пирс надо удлинить насорок метров. Дно здесь хорошее. И берег хороший. – Альхара сделал крошечную паузу и произнёс: – У хазира родился сын.

– Вот это новость! – Эйра промокнула платочком шею. – Когда?

– В прошлом месяце.

– Почему никто не написал мне, что Галисия беременна?

– Это не её ребёнок.

Выронив платочек, Эйра вцепилась в перила. Ветер подхватил белый лоскуток ишвырнул в море.

– А чей?

– Кубары.

– Он не собирается иметь детей от Галисии, – проговорила Эйра и, глядя нагоризонт, судорожно вздохнула.

Жарко, душно. Тошнит. Зря она приехала.

– Зальфи уже нет.

– Как нет? – Эйра повернулась к Альхаре. – Что значит – нет?

– Она покончила с собой, когда узнала, что Иштар признал сына. Теперь у нас есть наследник престола. Прости, что не написал. Хотел сообщить лично. Кстати, я захватил бутылку лучшего ракшадского вина. Выпьем после открытия храма.

Эйра посмотрела вниз. Вода – секунду назад прозрачная – потемнела, дна не разглядеть.

– За что он её наказал?

Альхара покачал головой:

– Некрасивая история.

– Говори.

– Тебе не понравится.

– Говори!

Альхара переступил с ноги на ногу:

– Она написала Адэру. Мать-хранительница перехватила письмо, отдала Иштару. Он прочёл и отправил адресату.

– Зачем?

– Хотел узнать, что ответит Адэр.

– Он ответил?

– Да.

Эйра до боли в пальцах сжала перила. Неведомая сила скрутила сердце ипотянула в разные стороны. Мышцы задрожали от напряжения.

– Что было в письмах?

– Не знаю, Эльямин. Они переписывались полгода. Потом Иштару надоело.

– Спасибо, что приехал. Увидимся позже, – сказала она и, выпустив перила, побрела, не видя дороги.

– Подожди! – окликнул Альхара. – А как же открытие храма?

Боль пронзила тело. Эйра схватилась за чей-то рукав.

– Началось? – прозвучал голос Талаша.

– Увези меня, – прошептала она и повисла на руке ракшада.

Лишь бы не упасть перед толпой. Лишь бы никто не заметил…

– Приближается шторм, – проорал Талаш. – Предупредите воинов. Скоро начнётся шторм!

Эйру усадили в салон автомобиля. По бокам её подпёрли Мебо и Алфус. Талаш нажал на педаль газа.

– Не дайте ей потерять сознание, – сказал Луга, стоя коленями на переднемсиденье. – Эйра, смотри на меня.

Алфус лихорадочно рылся в чемоданчике:

– Это приступ? Да? Это приступ?

– Заткнись! – рявкнул Талаш.

– Ей нельзя терять сознание, – повторял Луга.

– И ты заткнись! Без тебя знаем.

– А что будет? – спросил Алфус, откручивая на бутылочке крышку.

– Что это? – спросил Мебо.

– Нашатырный спирт. А что будет?

– Второй Рашор, – ответил Талаш.

Лицо Луги превратилось в размытое пятно. Рассудок понёс Эйру по жерлу воронкибез дна. Тело ударилось о каменные выступы, что-то сорвало одежду, стесало кожу, треснули рёбра.

Носовые пазухи и мозг обожгло резким запахом. Вопль застрял в горле. Прострел в груди. Струна…

«Дай воду». – «Она в сознании?»

На миг ослепил яркий свет.

«Да». – «Держи голову». – «У неё сердечный приступ. Надо в больницу». – «Тамлюди» – «У неё инфаркт!» – «Слушай сюда, лекарь хренов! Не дай ей потерять сознание. Это всё, что от тебя требуется».

Из груди Эйры вырвался полукрик, полухрип:

– Хочу выйти.

Талаш вытащил её из салона. Придерживая за плечи, поставил на землю.

– Ей надо лежать! – произнёс Алфус.

– Останьтесь, – прошептала Эйра и, разведя руки, двинулась вглубь леса.

– Я с тобой, – промолвил Мебо и, обхватил её за талию. – Я не чувствую боли. Я с тобой.

– Хватит Драго... Хватит...

Она шла, пошатываясь и цепляясь за ветки кустов. Отдыхала, обнимая стволы сосен, и вновь шла дальше. Боль вывернула внутренности наизнанку. Кровь превратилась в кислоту. Эйра упала на четвереньки и заползла в воду.

Полотно реки покрылось рябью. Рябь усилилась, перекинулась на узкую полоску берега, волнами подёрнулась трава, за ней пришли в движение кустарники, деревья. Кроны передали дрожь небу.

Порыв ветра опрокинул Эйру. Она посмотрела на пузырьки, проплывающие перед лицом, и закрыла глаза. Всё…

***

Время, проведённое с Элайной, походило на путешествие в прошлое: страстные ночи, солнечные дни, наполненные воспоминаниями. От вопроса «А помнишь?» болел язык. Сначала было весело, потом тоскливо: происходящее было слишкомсказочным, чтобы стать правдой. Вилар смотрел в болотные глаза, перебирал русые локоны и думал: вот она – награда за тринадцать лет одиночества. Скоро её увезут в Тезар, и начнутся серые будни.

Элайна и Вилар исколесили город развлечений вдоль и поперёд. Наследный принц Толан воплотил в жизнь невероятные фантазии. Каждый дом поражал архитектурой: зеркальная сфера, корабль, крепость, пирамида… На окраине городаещё велось строительство, большинство игровых заведений были закрыты, но уже сейчас отели едва справлялись с наплывом желающих увидеть чудо света. И только два человека не спешили пройтись по адэрскому мосту. Они ждали Адэра, аон почему-то задерживался.

Вилар сделал несколько звонков и направился в соседние апартаменты.

– Говорил с ним? – спросила Элайна, стоя перед зеркалом.

Вокруг неё суетились служанки.

– Нет. Его вызвал Великий.

– Ну что ж, у нас есть ещё несколько дней свободы.

– Он остановился в гостинице.

– Как глупо. Вместо того чтобы помириться с отцом, он подливает масла в огонь. – Элайна поправила оборку на платье. – Я готова.

К набережной, одетой в гранит, вела многоярусная лестница. Расположившись застоликом, утонувшим в тени белоснежного зонта, Вилар посмотрел на толпу, заполонившую пирс. Люди ждали, когда им разрешат занять места на пароме. Дамы обмахивались веерами, мужи оттягивали воротнички рубашек, детишкиверещали, указывая на трёхпалубное плоскодонное судно, предназначенное для морских прогулок. На верхней палубе музыканты настраивали инструменты. Возле судна на волнах покачивались три спасательных катера.

– Не думала, что будет такая очередь.

Вилар перевёл взгляд на Элайну. Ветерок приподнимал поля кружевной шляпки, играл атласной лентой.

– Ты чем-то расстроен?

– Нет.

– Я тебе наскучила?

Вилар взял Элайну за руку:

– Адэр хотел приехать сюда с Эйрой. И вдруг его вызывают в Тезар. Совпадение?

– Ты до сих пор по ней сохнешь.

– Нет, Элайна. Нет!

Выдернув ладонь, она вжалась в спинку стула:

– Ты спал со мной, а думал о ней. Ты ждал, когда она приедет.

– Элайна! – прикрикнул Вилар. – Между мной и Эйрой ничего не было! Я придумал отношения и в них поверил. Ты заменила меня Модесом. Я тоже хотел заменить тебя кем-то.

Душа сжалась в кулачок. Ложь. Он любил Эйру, но его любовь была мелководной. Чувства Адэра походили на мощный гейзер. Эйра достойна такой любви.

– Я собирал себя по кусочкам. Ты не можешь винить меня в этом.

– Ты женишься на мне?

Вопрос в лоб застал Вилара врасплох.

– Я маркиз, ты герцогиня.

– Скоро ты станешь герцогом. Адэр обещал.

Вилар вздохнул:

– Элайна, у меня трое приёмных детей.

Она вздёрнула подбородок:

– Значит, не женишься.

– В Тезаре мои дети станут изгоями.

– А если я скажу тебе… – начала Элайна.

Раздался скрежет цепей. Истошно закричала толпа.

Вилар вскочил:

– Что это…

Море стремительно отступало от берега, обнажая дно и утягивая спасательные катера к горизонту. Паром быстро опускался. Швартовы лопались как нити. И вдруг судно с треском завалилось набок. Мужчины и женщины схватили детей ипобежали по пирсу, сбивая друг друга с ног. Образовалась давка. Кто-то упал за ограждения.

Сквозь шум прорвался крик:

– Помогите! На пароме люди.

Элайна вцепилась Вилару в рукав:

– Это дело спасателей.

Высвободив руку, он полетел к каменной стенке на краю набережной.

– Вилар! Вернись! – завопила Элайна. – Не надо!

Гости города развлечений с ужасом наблюдали, как из судна выползаютокровавленные люди. И лишь немногие отважились вместе с Виларом спрыгнуть с парапета на оголённое дно.

Мужчины разделились. Одни извлекали пострадавших из судна. Другие вели их к металлическим лестницам, приваренным к сваям причала. Третьи взбирались с жертвами по ступеням. Тех, кто не подавал признаков жизни или не мог передвигаться, оттаскивали в сторону.

Вилар опасался за свою спину. Осторожно волочил трупы, стараясь не вглядываться в лица и убеждая себя, что он ошибается, и эти люди живы. Разумотщёлкивал секунды: с момента катастрофы прошло слишком мало времени, чтобы надеяться на появление стражей и врачей.

Жертв оказалось намного больше, чем Вилар думал. Пока он беседовал с Элайной, на паром сели две или три сотни человек. Внезапный отлив отрезал путь к спасению: оторвались сходни.

Толпа на набережной бурлила как штормовое море, не зная куда смотреть: наголое дно, покрытое камнями, водорослями и гроздьями кораллов; на широкую полосу горизонта, взлетевшего к небу, или на попытки смельчаков спастинесчастных.

Элайну оттеснили от парапета. Рыдая, она взбежала наверх лестницы. Она не успела сказать ему о дочери. Не успела сказать, что полюбит его детей. Чтосогласна переехать в Грасс-дэ-мор. Ей не хватило пяти минут, чтобы удержать Вилара от безрассудного поступка.

За спиной раздался вой машин неотложной помощи. Элайна оглянулась, вновь посмотрела вперёд. Чёрная полоса горизонта стремительно приближалась, увеличиваясь в размерах. И вдруг заблестела, замерцала, увенчалась шапкой пены. Это громадная стена воды!

Элайна вытянула руку и заорала во всё горло:

– Вилар! Уходи! Уходи сейчас же!

Её крик подхватили другие. Толпа отхлынула от каменной стенки, с истошнымвизгом устремилась вверх по ступеням, преградив дорогу стражам и врачам. Элайну свалили с ног. Прикрывая голову руками, она кричала: «Вилар!»

***

– Мы можем поговорить? – спросил Адэр, войдя в кабинет.

– Церемония бракосочетания состоится через неделю, – промолвил Моган, просматривая документы. – Трой уже обнародовал дату.

Адэр опёрся на спинку стула:

– Вчера ты сказал, что я сам могу выбрать день свадьбы.

– То было вчера.

– Трой сказал, что ты ждёшь моих извинений.

– Я ждал утром. Сейчас вечер.

Адэр схватил стул и с грохотом опустил на паркет:

– Ты был занят! Меня к тебе не пустили!

Моган выгнул бровь:

– Куда делись благородные манеры?

– Я целый день просидел в гостевой зале, потому что в твоей приёмной мне не нашлось места. Я ждал, когда появится «окно» в твоём расписании. Я! Наследник престола! Ждал встречи как чиновник низшего ранга!

– Сам виноват.

– С меня довольно, – проговорил Адэр и направился к выходу.

Великий принял вальяжную позу, скрестил руки на груди:

– Я приказал не выпускать тебя из дворца. Твои вещи перенесли в твоиапартаменты. Твой автомобиль закрыли в гараже. Твоего соправителя оповестили, что ты приедешь в Мадраби после рождения ребёнка.

Адэр обернулся:

– Не верю ушам.

Раздался стук в двери.

– Прошу прощения за беспокойство, – донёсся из приёмной голос секретаря. – Срочное сообщение.

– Не сейчас, – крикнул Моган и обратил взгляд на Адэра. – Что будешь делать? Подерёшься с дворцовой охраной? Украдёшь машину? Пойдёшь к своей плебейке пешком?

– Ты серьёзно болен.

– Кстати, сегодня Трой пополнил список персон нон грата ещё одним именем. Проживая в Тезаре, ты не сможешь взять её даже в служанки.

Адэр набрал полную грудь воздуха, задержал дыхание и с шумом выдохнул:

– Ладно. – Опустившись на стул, вытянул ноги и затолкал руки в карманы штанов. – В моём добрачном договоре есть чудный пунктик: я женюсь на королеве. Не думал, почему Луанна до сих пор не королева?

Моган взглядом пригвоздил Адэра к спинке стула:

– Ты ведёшь себя как неотёсанный царёк дикой страны.

– Она не королева, потому что Лекьюр не хочет, чтобы я стал королёмПартикурама. Знаешь, почему? Потому что, взойдя на престол, я получу доступ к секретному архиву. Лекьюр не может его уничтожить: это вызовет подозрения. И не может вложить мне в руки ключи ко всем загадкам. Но ему очень хочется запустить щупальца в Тезар. Луанна, выйдя за меня замуж, получит много прав. Поэтому Лекьюр подстроил ловушку, в которую ты и попал. Я женюсь на принцессе, а онотдаст корону своему братцу или племяннику.

Двери распахнулись.

– Вы слышали? – произнёс Трой, переступив порог. – Это ужас!

– Лекьюр умер? – усмехнулся Адэр.

Сделай судьба такой подарок, он бы посетил храм и перецеловал бы все иконы, хотя не верит в Бога.

– Советник Дадье! – произнёс Моган, рассыпая искры из глаз. – Без приглашения! Без стука!

Посмотрев через плечо, Трой махнул кому-то рукой:

– Зайди.

В кабинет вошёл секретарь:

– Буду краток. В реках Тезара резко понизился уровень воды.

– Ради этой новости вы ворвались в мой кабинет? – возмутился Моган.

Секретарь покосился на Троя и продолжил:

– В Тайном море случился внезапный отлив, который сменился стремительнымприливом. Очевидцы утверждают, что приливная волна была высотой более пятидесяти метров. Основной удар пришёлся по прибрежной зоне Партикурама. Смыло пять населённых…

– О герцогине Гаяри что-то известно? – перебил Адэр и посмотрел на Могана. – Город развлечений на берегу моря.

Секретарь повернулся к нему лицом:

– Герцогиня Гаяри едет в Тезар. Ваше Величество, мне очень жаль. Маркиз Бархатпропал без вести.

– Что?!

– Это ошибка, – сказал Великий и потянулся к телефону.

Адэр выхватил трубку:

– Машину к парадному входу! – И выбежал из кабинета.

– Адэр! – окликнул Трой и, торопливо приблизившись, вложил в руку скомканный листок. – Твоя… твой тайный советник при смерти. Это адрес больницы и номер телефона.

Адэр выскочил в коридор.

– Я перенесу свадьбу, – долетел голос Троя.

Машины неслись на запредельной скорости, делая короткие остановки возле контор связи. Маркиз Ларе сообщал о состоянии Эйры: без сознания. Крикс Силар докладывал о результатах поиска Вилара: тело не обнаружено. Не было вообще ниодного трупа. Их засосало в толщу воды.

Три дня, проведённые в пути, казались тремя годами, вырванными из жизни. Наконец автомобили остановились возле больницы в небольшом ветонскомселении.

Талаш провёл Адэра на безлюдный второй этаж. В конце коридора стояли маркиз Ларе, Алфус и Мебо. Ларе кинулся Адэру навстречу, стал что-то объяснять, но Адэр грубо оттолкнул его в сторону и вошёл в палату.

Эйра походила на восковую куклу. Лицо словно прозрачное, глазницы глубокие, губы белые, руки обтянуты тонкой кожей. И только волосы, рассыпанные поподушке, смотрелись вызывающе живыми.

Адэр вцепился в спинку кровати. Тяжело устоять, когда земля уходит из-под ног ирушится весь мир. Надо держаться и, несмотря ни на что, не отпускать.

– Она без сознания, – проговорил Луга, поднявшись со стула.

Адэр лёг на край матраса, прижал Эйру к себе:

– Я здесь, милая, здесь. Я приехал. – Зажмурившись, подавил стон. – Прости, чтоопоздал.

Раздались шаги, скрипнула дверная ручка.

Адэр открыл глаза. На стене силуэты, спаянные в одно целое. В тишине двасплетённых дыхания. В груди стук двух измученных сердец.

– Без тебя – я в свободном падении. Без тебя – я разобьюсь. Не поступай так сомной, – прошептал Адэр. Подсунув руку Эйре под голову, опустился на подушку иприльнул щекой к спутанным волосам. – Что мне делать? Скажи. Как мне тебя разбудить? Я хочу, чтобы ты знала, что я рядом и больше никуда не уйду. – Провёл пальцами по холодной щеке. – Скажи хоть слово.

Осторожно поднялся и вышел в коридор:

– Что с ней? Мне кто-нибудь скажет, что произошло?

– Я не могу нарушить врачебную тайну, – проговорил Алфус.

– Я король. От меня нет тайн. – Адэр посмотрел на Яриса. – Маркиз Ларе?

– Она мой пациент и своё желание высказала ясно.

– Она мой советник, мать вашу! И то, чем вы сейчас занимаетесь, называется «заговор против короля».

– В законе чётко прописано: врач обязан сообщать о психическом заболеваниигосударственного служащего, сообщение о других болезнях – только с разрешения пациента. Ваш тайный советник психически здоров.

– За недобросовестное исполнение обязанностей я лишу вас титула. Я доверил вам её жизнь. Почему она в больнице?

– Эйра говорила с легатом, – отозвался Луга.

– Закрой рот! – прикрикнул на него Талаш.

– Альхара сказал, что Галисия покончила с собой, – протараторил Луга. – Эйре стало плохо. Мы сразу сели в машину и поехали в больницу.

Адэр попятился:

– Галисия мертва?

Вошёл в палату. Вцепившись в спинку кровати, закачался взад-вперёд:

– Галисия писала мне. Просила обмануть Иштара. Просила отправить ему письмоот её отца, будто мать при смерти и хочет проститься с дочерью. Я водил её за нос, боялся, что она напишет тебе. Боялся, что ты всё бросишь и помчишься к ней напомощь. Это я виноват, не ты. Прости меня, пожалуйста. Чёрт… кто ж знал, что так получится. Не смей себя винить. Слышишь?

Стиснул зубы. Думай, думай, думай…

– Сейчас вернусь. Подожди немножко.

Выйдя в коридор, обратился к Алфусу:

– Маркиз говорил, что вы знаете её болезнь лучше всех.

– Я не говорил, – вклинился Ларе.

– Лучше всех эту болезнь знают моруны, – сказал Алфус.

– Мебо, – промолвил Адэр. – Привези жрицу Наиль в замок.

– Сюда или в замок? – переспросил охранитель.

– Мы едем в Мадраби.

Алфус сделал шаг вперёд:

– Ваше Величество, в таком состоянии её нельзя перевозить.

– Когда можно? – спросил Адэр и, выдержав долгую паузу, произнёс: – Мне срочнонадо в резиденцию. Я не могу здесь остаться и уехать не могу. Что с ней?

– Прекратите! – произнёс Луга, непонятно к кому обращаясь. – Сейчас же прекратите играть в молчанку! Можете что-то сделать – делайте. Не можете – признайтесь. Этот человек имеет право знать. Ему не всё равно. А вы ломаетесь как куклы. Ненавидьте меня, презирайте, но я хочу ему помочь. Я хочу ей помочь.

– После первого приступа она лежала две недели, – проговорил маркиз Ларе. – После второго приступа встала с постели через месяц.

– Третий приступ был в Ракшаде, – проговорил Луга. – Не помню, сколько оналежала.

– Полгода, – вклинился Мебо.

– Полгода она молчала, а лежала меньше, – возразил Луга. – Простите, не помню – сколько.

– Четвёртый приступ случился в Рашоре? – спросил Алфус.

– Нет, – ответил Талаш. – Там другая история.

Алфус вытер со лба пот:

– Значит, это четвёртый приступ. Плохо дело. Надо выяснить, чем они вызваны, иустранить причину. Я уверен, что причина есть.

Усевшись за стол дежурной сестры, маркиз Ларе вытащил из ящика лист бумаги иручку:

– Первый: в Лайдаре, когда мы с опозданием праздновали новый год. Эйрапережила шторм на шхуне. Была истощена и обезвожена.

Алфус покачал головой:

– Я так и думал: это нервы.

Перед внутренним взором Адэра возникла спальня. Свитые простыни. На полу одежда. Потолок в трещинах. Раскачивается люстра, в рамах лопаются стёкла. Истошный крик дворянки.

– Второй, – продолжил маркиз. – В день рождения Его Величества. Незадолго добала Эйра была в плену у сектантов.

– Нервы, – повторил Алфус.

Адэр обхватил подбородок ладонью. А он перед балом почти двое суток провёл в постели с Галисией.

– Третий в Ракшаде, – промолвил Ларе.

– Я вспомнил! – воскликнул Луга. – Иштар говорил, что приступ случился в день помолвки Его Величества. Перед этим она сидела в тюрьме, потом занималась подготовкой праздника. Это был настоящий дурдом.

– Нервы, – констатировал Алфус. – Сейчас она узнала о смерти подруги. Вывод очевиден. Ей нельзя нервничать.

Смерть подруги… Галисия Эйре не подруга. Эйра приняла её смерть близко к сердцу, она всё принимает близко к сердцу, но чёрт подери… Галисия не подруга! Это его жизнь Моган расписал как счета по бухгалтерским книгам, всем дал покусочку, а ей ничего не оставил.

– Собирайтесь. Едем в замок, – сказал Адэр и прошёл в палату.

Придвинул к кровати стул. Усевшись, облокотился на колени, ссутулился:

– Это всё из-за меня. Я не женюсь, Эйра, и всегда буду с тобой. Не потому что я нашёл причину твоих приступов. Если тебя не станет, мне нечего будет терять. Вместе взлетим или вместе разобьёмся.

Раздался тихий вздох.

Адэр взял лицо Эйры в ладони:

– Я здесь, милая. Посмотри на меня. Я здесь.

Она приоткрыла мутные глаза.

– Слава Богу, – выдохнул Адэр. – Как ты?

– Меня стёрли, – прошептала Эйра и опустила веки.

Спустя полчаса автомобили выехали из посёлка и полетели в Мадраби.

Часть 26

***

На кровати халат, на полу домашние туфли. На прикроватной тумбочке – раскрытая книга. На подоконнике – запонки и скрученный в рулончик галстук. Казалось, что хозяин вот-вот вернётся, сверкнёт золотистым взглядом, и тишину нарушит бархатный голос. Но тишина оставалась пустой, нерушимой.

Адэр прошёл в гостиную. Снял с телефона трубку, постучал пальцами по диску для набора номера. Где найти слова поддержки, если в поддержке нуждаешься сам? Собственное горе так велико, что в сердце не осталось места для горя другого человека. Или сердце так мало?

В трубке прозвучал голос Элайны. Неожиданно. Маркиз не может подойти к телефону. Нет, не занят. Суан Бархат потерял связь с реальностью.

Перед глазами пронеслись удивительные мгновения жизни, наполненные теплом и светом человека, который был рядом намного чаще, чем родной отец.

«Пришли личные вещи Вилара: одежду, письма, дневники...» – «Элайна, не сейчас». – «А чем ты занят? Кувыркаешься с ней в постели? Это вместо того чтобы утешать сестру и несчастного отца». – «Элайна, пожалуйста…» – «Ты не дождался меня, чтобы узнать, как я себя чувствую». – «Успокойся, Элайна». – «Ты даже не позвонил!» – «Прости». – «Мне плохо, Адэр. Я задыхаюсь. Ты всех променял на эту девку. Теперь ты потерял меня».

Адэр расправил плечи. Надо держаться…

Перед тем как отправиться в зал Совета, наведался к Эйре. Без изменений: вроде бы жива, но где-то заблудилась.

Советники встретили правителя скорбными взглядами. Чёрные костюмы, чёрные галстуки. В Грасс-дэ-море траур.

Адэр опустился в кресло, посмотрел на пустующий стул и уставился на отражение люстры в столе.

– Причины небывалого отлива и стремительного прилива пока что не установлены, – начал Орэс Лаел. – Причина происхождения волн не выяснена. На Партикурам обрушилась волна высотой семьдесят метров…

– Меня интересует Грасс-дэ-мор, – перебил Адэр.

– Высота приливной волны семнадцать метров, протяжённость четыреста миль.

– Пострадало всё побережье?

– Да, Ваше Величество. Кроме полуострова Ярул. Площадь Грасс-дэ-мора уменьшилась на сотни гектаров. Прибрежную зону словно стёрли.

Меня стёрли… Эйра не бредила. Моруны неотделимы от своей земли.

– Не могу назвать точные цифры, – продолжил Лаел. – Специальная комиссия только приступила к работе.

– Смыло семь населённых пунктов, – вклинился в разговор начальник спасательной службы. – По приблизительным подсчётам пропали двенадцать тысяч человек. Нет ни одного трупа. Ориенты лишились посёлка и шхун. Уничтожены десятки гектаров ветонского леса и пахотных земель климов. К концу недели получу точные цифры. Ракшадский причал опустился на шесть метров. Там теперь море. Строителей предупредили о скором бедствии. Ракшадские корабли избежали крушения. Люди отделались травмами.

– Кто предупредил? – спросил Адэр и с опозданием понял: лучше бы он промолчал.

– Охранитель Эйры. Его зовут Талаш.

В Адэра воткнулись восемнадцать многозначительных взглядов.

– Моруны проказничают? – вкрадчиво промолвил Юстин Ассиз. – Их полуостров целёхонек.

– Их полуостров – крайняя точка на юге страны, – прогромыхал Крикс Силар. – В центре катастрофы оказался Партикурам, наш северный сосед. Нам прилетело оттуда. Учите физику и географию, советник Ассиз.

Катастрофа – так назвала себя Эйра…

– Для нашей страны – ущерб колоссальный, – подал голос Мави Безбур. – Партикурам богаче, и «Мир без насилия» его не бросит. Нам помощи ждать неоткуда. Вдобавок ко всему наследный принц Толан заявил, что мы отвели под строительство его города заведомо опасный участок. Он требует возместить моральный и материальный ущерб, хотя волна разрушила только набережную и здания на прилегающей улице.

Элайне несказанно повезло. Рядом оказался ангел-хранитель в лице командира стражей.

– Я говорил с Толаном буквально полчаса назад, – отозвался Кангушар. – Он пообещал отозвать иск.

Мави Безбур промокнул платочком пот над верхней губой:

– Предлагаю заморозить финансирование программ развития полуострова Ярул.

– Ваше Величество, – проговорил Кангушар.– Прежде чем что-то замораживать, подпишите приказ о лишении тайного советника права первой подписи.

– Сделаем перерыв, – сказал Адэр и прошёл в кабинет.

Достал из шкафчика бутылку вина и бокал. Зубами вытащил пробку, вдохнул терпкий аромат.

Приказ своевременный, необходимый, но формулировка прозвучала как смертный приговор. И Мави Безбур прав. На ликвидацию катастрофических последствий потребуются миллионы. Финансирование программ откладывается на годы. Каждый день ожидания – это непрерывная борьба с Великим. Каждая ночь – холодная постель и тяжёлые мысли. Каждые сутки – минус двадцать четыре часа счастья. На сколько их с Эйрой хватит?

Герцог Кангушар переступил порог кабинета, закрыл двери:

– Я задел ваши чувства. Прошу меня извинить.

– Я не ребёнок.

– В приказе должна быть другая формулировка: «На время болезни тайногосоветника».

– Выпьете?

Кангушар кивнул и приставил стул к столу:

– Вы преданы идеям и идеалам. Вы самый целеустремлённый человек из всех, когоя знаю. Но сейчас надо свернуть с дороги, Ваше Величество. Изменить курс. Появились более важные задачи. Мне очень жаль.

Адэр наполнил бокал, приложился к горлышку бутылки. Облизнул губы:

– Завтра я женюсь.

– Серьёзно?

– Вы слышали о переносе даты свадьбы? Я – нет. Мне никто не удосужился сообщить. – Адэр хохотнул и прижал пальцы к уголкам глаз. – Я потерял друга…

– Сочувствую.

– …и двенадцать тысяч человек, если не больше. Отцы ненавидят сыновей. Сыновья ненавидят отцов. Мы лжём, изменяем, завидуем, радуемся беде соседа. Мы уничтожаем всё прекрасное, что есть в этом мире. Мир отвечает намвзаимностью. Жаль, что природные бедствия носят неизбирательный характер, ипогибают хорошие люди.

Кангушар допил вино, покрутил в руках бокал:

– Давайте перенесём заседание. Вам плохо. Я же вижу.

– Вы последний раз вошли в мой кабинет без стука и без приглашения. Если хотите со мной встретиться, дождитесь Гюста.

Вернувшись в зал Совета, Адэр устроил мужам настоящий марафон и отпустил их, когда они начали путать слова. Остаток ночи провёл на кушетке в спальне Эйры. Утром распорядился перенести его вещи в её покои и оборудовать в гостиной кабинет.

Водитель подогнал автомобиль правителя к парадной лестнице.

В трёх милях от моря стало понятно, какой мощью обладала разбушевавшаяся стихия. Волна слизала асфальт, сняла слой земли, стёрла бугры; пустошь блестелакак стекло.

От посёлка ориентов не осталось ни камня, ни щепки. На его месте раскинулся палаточный городок. Песчаный берег тоже исчез. Лестница, выдолбленная в скале, ныряла в воду.

Переговорив с Йола, Адэр отправился в Ларжетай.

Траурные флаги развевались над столицей, как чёрные паруса. Ветер подхватывал упругие хлопки ткани и разносил по улицам. Увеселительные заведения закрыты, фонтаны выключены. Хмурые лица и неброская одежда. У ворот особняка Виларацветы и свечи.

Расположившись в гостиной, Адэр принялся выстукивать каблуками о паркет, силясь избавиться от мёртвой тишины.

Жена Крикса привела Тахира – старшего сына маркиза Бархата. Семнадцать лет, почти мужчина. И держится как мужчина.

– Моего отца нашли? – спросил Тахир, движением головы откинув со лба чёлку.

– Поиски продолжаются, – ответил Адэр и жестом предложил юноше сесть.

– Ищут его тело, а он погиб, – произнёс Тахир, опустившись на краешек стула.

– Он погиб как герой.

– Знаю. Спасая других людей. Эти люди выжили?

– Нет.

– Значит, он погиб зря. Это всё равно, что войти в горящий дом, чтобы сгореть вместе с жильцами. Если дом горит – значит, обрушатся стены. Если море ушло – значит, оно вернётся. Почему он не подумал о нас?

Жена Крикса, стоя у двери, прижала платочек ко рту и приглушённо всхлипнула.

Наклонившись вперёд, Адэр стиснул худощавую руку полумужчины-полуребёнка:

– Он думал о вас. Думал, что от беды никто не застрахован, и на месте этих людей могли оказаться вы. Представлял, как вы зовёте на помощь. Он думал о вас имолил Бога, чтобы в самый тяжёлый миг вашей жизни к вам повернулись лицом, ане спиной.

На глаза ребёнка (от мужчины ничего не осталось) навернулись слёзы.

– Как теперь нам жить?

– Мы научимся. Мы сможем. – Адэр выпустил подрагивающие пальцы и посмотрел на жену Крикса. – Маркиз Бархат будет считаться без вести пропавшим шесть месяцев. Таков закон. Только потом его поверенный прочтёт нам его завещание. Это время можете жить в этом доме. Если Тахир не возражает.

– Не возражаю, – прозвучал ломкий голос.

Выпустив паренька из гостиной, женщина закрыла двери и скомкала в кулаке платочек:

– Мы с Криксом хотим оформить опекунство над детьми маркиза. Хотя бы на этиполгода.

– Не возражаю, – улыбнулся Адэр.

Одной проблемой меньше.

Переговоры с сановниками городского Совета о перепланировании бюджетастолицы затянулись до позднего вечера. Завтра предстояло встретиться с ветонами. Не хотелось тратить время на долгие и лишние переезды из Ларжетая в Мадраби, а потом в Лайдару. Адэр решил заночевать в отеле: в особняке другавряд ли удастся уснуть. Перед тем как покинуть ратушу, позвонил в замок, желая узнать о здоровье Эйры.

Гюст говорил так, будто к его горлу приставили нож. Первая мысль: случилось что-то непоправимое. И лишь через пару секунд до разума дошёл смысл сообщения: в замке Трой Дадье.

***

Трой всю ночь просидел в кресле, глядя в окно. На рассвете вышел из гостевых покоев. За ним последовал человек в форме охраны.

– Я могу пройтись по замку без сопровождения? – недовольно бросил Трой через плечо.

– По дворцу Великого ходят без сопровождения? – спросил охранитель.

– Здесь не дворец Великого.

– Вы правы, Ваша Светлость. Это резиденция короля Грасс-дэ-мора.

Выйдя на балкон, Трой посмотрел вниз. Слуги наводили в холле порядок. По бокампарадной двери стоял караул, глядя в одну точку.

Скользнул взглядом по ступеням, взбегающим на верхний этаж.

– Туда нельзя, – проговорил охранитель, предугадав желание Троя. – Тамапартаменты короля.

– Он приехал?

– Не знаю, Ваша Светлость.

– Его Величество приехал? – крикнул Трой.

Слуги торопливо поклонились и, подхватив вёдра и тряпки, скрылись из виду. Караульные продолжали притворяться истуканами.

– Никакого почтения, – пробормотал под нос Трой, спускаясь с лестницы. В душе потеплело: охрана не расшаркивается перед гостями. Это хорошо, это очень хорошо.

Не успел он сойти с последней ступени, как сзади прозвучали шаги.

– Ваша Светлость! Я думал, вы спите, – проговорил Адэр.

– Выспался, – произнёс Трой, обернувшись.

Ну что за вид! Кто же ходит перед подданными в спортивном костюме?!

– Иду на пробежку, – поспешил оправдаться Адэр, шествуя с Троем через холл. – Пять кругов вокруг замка, и я ваш.

– Всего пять?

– Вы правы. Десять кругов.

Трой покачал головой:

– Ну что за мальчишество.

Адэр наклонился и проговорил в ухо:

– Мне надо сбросить напряжение. А я не знаю – как. Начну пить – не остановлюсь. От холодной воды ломит кости. От красного перца болит желудок. От чая тошнит. Хохотать до слёз – не поймут, в стране траур.

– Женщины нет?

Адэр выпрямился:

– Нет... Есть... Вас не касается.

– Женщина – лучшая награда за тяжёлый труд и профилактика многих болезней. Вам нельзя рисковать своим здоровьем.

– Я на пробежку, – произнёс Адэр и вышел из замка.

Трой покрутился, не зная, куда направить шаги. Махнув рукой, уселся на диванчик. Пощупал лист деревца. Настоящий. Поджав губы, пригладил брюки. Много женщин– плохо, отсутствие женщины – ещё хуже. Ах, ну да… его плебейка при смерти. Илиуже умерла? По Адэру не поймёшь: хорошо держится.

С улицы донёсся звук мотора. Хлопнули дверцы. Кто-то приехал. Утопив сухощавое тело в спинке дивана, Трой посмотрел в просветы между ветвями. Трипосетительницы. Одеты старомодно. Нет, скорее всего, там, откуда они приехали, иной взгляд на моду: на плечах платки, неброские платья, юбки чуть ниже колен, туфли на плоской подошве.

– Сюда, пожалуйста, – прозвучал старческий голос.

Пригнув голову, Трой увидел смуглого старика. Откуда он взялся? Может, приехал с дамами? Или ждал их на улице? Наверное, ждал: костюм хоть и простенький, носидит как влитой – чувствуется рука Макидора.

Подбежали слуги, подхватили сумки. Старик повёл дам на второй… на третий этаж. Там же апартаменты короля. Туда никому нельзя ходить.

А вот и Адэр. И где обещанные десять кругов? Взбежал по лестнице и скрылся в глубине балкона.

Трой хмыкнул: о нём забыли. Посмотрел на охранителя, застывшего сбоку диванчика:

– В котором часу подают завтрак?

В полдень Гюст разыскал Троя в саду и отвёл его в кабинет.

На столе две башни папок, кипа документов, чертежи, сложенные впопыхах. Продолжая говорить по телефону, Адэр жестом указал на стул. Вот это новость. В замке следуют неписаным дворцовым правилам: рядом с королём – в кресле можетсидеть только король.

Дадье прислушался к разговору. Адэр не пускает пыль в глаза, он действительноработает. Почему Моган уверен, что всю работу за него проделывает Совет?

Опустив трубку, Адэр спросил:

– Зачем вы приехали?

– Надо закрыть вопрос со свадьбой. Я пригласил Луанну. Утром она будет здесь.

– Хорошо.

– Хорошо? – переспросил Трой. И никаких возмущений?

Адэр вновь поднял трубку:

– Маркиз Ларе, мы с вами обсуждали щекотливую ситуацию… Да, всё верно. Утромобъект будет в замке.

– Объект? – рассмеялся Трой.

– А как ещё её называть?

– Я обдумал ваши слова о том, почему Луанна до сих пор не королева.

– Я говорил это отцу, а не вам.

– Лекьюр считает, что бремя власти не для женских плеч, – промолвил Трой, пропустив замечание мимо ушей – И в этом я с ним согласен. Кроме этого Луаннамолода и… своевольна. Лекьюр опасается, что потеряет над ней контроль.

– Я знаю имя своего врага, – сказал Адэр и, перебравшись на диван, предложил Трою сесть рядом.

– Его зовут Моган? – усмехнулся Дадье, приняв удобную позу.

Его фигура не создана для стульев. Великий, зная любовь соратника к мягкимподлокотникам и дутым спинкам, всегда разрешал ему сидеть в кресле.

– Иштар, – произнёс Адэр и повторил: – Мой враг Иштар. Когда Зерван исчез, егодруг, хазир Ракшады, взял с правителей соседних стран обещание не присваивать земли Грасс-дэ-мора. Затем обещания дали потомки правителей. Великий тоже дал, и вдруг нанёс оскорбление династии Гарпи. В Ракшаде узаконена кровная месть.

– Была узаконена, – вставил Трой. – Иштар внёс в закон существенные изменения.

Адэр пожал плечами:

– Ну и что? Механизм уже запущен. У Иштара есть опасный документ, которым онпродолжает шантажировать Лекьюра. Лекьюр пудрит мозги моему отцу изаставляет Луанну лгать. Я попался в сети. Момент они подобрали, конечно, удачный. Иштар спит и видит, когда Луанна станет королевой Тезара. – Адэр потёр лоб. – Не могу придумать, что будет дальше. Переворот она не устроит – не те права и не та власть. Систему безопасности страны разработали вы, и я уверен: она на высоте. Что Луанна будет делать? Шпионить за мной? Но это смешно.

– Вы ошибаетесь. Это не Иштар.

– Это он! Чутьё ещё ни разу меня не подводило.

Трой похлопал его по колену:

– Сейчас ты похож на Могана.

Адэр вскочил, прошёлся по кабинету. Обернувшись, проговорил со злостью:

– Своего ребёнка надо любить с первого дня. Ребёнка надо любить, когда онпроказничает и ошибается. Надо любить, когда он поступает не так, как хочешь ты. Любить за то, что он есть. Не осуждать, не унижать, не отталкивать, надо простобыть рядом. В ребёнка надо верить и терпеливо ждать, когда он оправдает твоё доверие. Я не виню Могана. Я сам виноват. Он наказывает меня за прошлое. Моя самая большая мечта – не быть таким, как он. Мой идеал отца – это Суан Бархат. Только не надо о нём. И о Виларе не надо. Мне очень больно.

Усевшись за стол, придвинул к себе документы:

– Вам сообщат, когда приедет Луанна.

Трой поводил пальцами по кожаной обивке. Сбил щелчком ворсинку с рукава, подтянул манжету рубашки.

– У меня много работы, – сказал Адэр. – Вы мне мешаете.

– Когда умер мой сын... я молчал почти год, – вздохнул Трой. – Сидел дома, смотрел в окно и молчал. Благо мой врач придумал какой-то диагноз, и меня не вызывали во дворец. Моя жена умоляла поговорить с ней или поговорить с Богом. А я хотел поговорить с сыном. Я ни разу не сказал ему, что люблю его, и ни разу не поговорил с ним по душам. Я считал своим долгом держать его в строгости и не понимал, что гну его и ломаю. Он проявил характер и сбежал из дома. Вернулся через одиннадцать лет: измученный, разбитый. Я посмотрел на него и ушёл в спальню. В глубине души я злорадствовал: добегался, допрыгался, я же говорил... Той же ночью он умер.

Адэр свёл брови:

– Я не знал, что ваш сын умер. Мои соболезнования.

– Об этом знает узкий круг преданных людей: мои слуги, врач, священник, кладбищенский смотритель. Моган до сих пор спрашивает: что пишет твой сын? Я отвечаю: он счастлив. И я не вру. Он счастлив, потому что рядом с ним нет меня. Теперь смотрю на вас с Моганом и вижу себя с сыном. Я очень боюсь, что ты сбежишь.

– Не сбегу, хотя мне очень хочется.

Трой улыбнулся:

– Можно тебе помочь? Одна голова хорошо, две лучше.

Получив разрешение, перебрался к столу.

С раннего утра придворные заняли позиции в холле. Трой вновь разместился задеревцем. Прежде он встречал только королей и старших советников и не собирался изменять принципам ради женщины, которая сорвала его планы позахвату банковской системы Залтаны. Накануне масштабной трагедии, на открытиигорода развлечений, наследный принц Толан и Леесса объявили о помолвке. Наместе Толана мог оказаться Адэр. Следующая достойная претендентка на его руку и сердце – единственная дочь короля Бен-Фáмар. Но ей всего двенадцать: четыре года до возраста согласия.

Адэр почувствовал вкус власти. Повеса и разгильдяй превратился в превосходногоуправленца. Трою стоило просмотреть документы и послушать телефонные разговоры, чтобы понять: через год-другой Моган не сможет противостоять сыну.

От мыслей отвлекло появление Адэра на балконе. Значит, ему сообщили, чтоЛуанна приближается к замку. Караульные вытянулись. Придворные выстроились. В холле воцарилась тишина. Сбоку еле слышно скрипнуло сиденье. Трой повернул голову. В соседнем кресле сидела дама, лет тридцать – тридцать пять. Какие у неё глаза! Янтарные, с золотистым отливом, прозрачные, тёплые. Трой никогда не видел таких глаз. И сейчас не видел ничего, кроме глаз.

– Вы здесь живёте?

– Нет. Я приехала в гости, – ответила дама. – Пришла посмотреть на будущую королеву Грасс-дэ-мора.

Голос мягкий, обволакивающий. Трой вдруг вспомнил себя, молодого, когда в жилах бурлила кровь и от всплеска эмоций сбивалось дыхание.

– Я замужем, – улыбнулась незнакомка и посмотрела вперёд. – Почему с ней обращаются, как с больной?

Трой проследил за её взглядом. Луанна поднималась по ступеням, опираясь наруку Адэра. С другого бока принцессу поддерживал личный врач Лекьюра. Этоплохо. Это очень плохо. Маркиза Яриса Ларе к Луанне не подпустят.

– Она беременна.

– Нет, – сказала незнакомка.

Трой сел к ней вполоборота:

– Не беременна?

– Нет.

– Вы знакомы с принцессой Луанной?

Незнакомка повела плечами:

– Нет.

Трой ослабил узел галстука. Да что ж это такое? Восьмой десяток, а сердце бьётся, как у подростка, впервые испытавшего тягу к женщине.

– Простите, я не представилась. Меня зовут Наиль. Я жрица морун. Мы, моруны, знаем о беременности женщины чуть ли не с первых минут зачатия. Как бы вамобъяснить… мы просто чувствуем.

Трой ощутил, как от лица отхлынула кровь. Моруны порабощают мужчин, это не глупые выдумки. Это правда. Если его околдовали только голос и глаза жрицы – что говорить… об Адэре?

– Вы приехали к Его Величеству?

– И да, и нет, – улыбнулась Наиль. – Не смотрите на меня так, не надо. Я не кусаюсь.

Трой прочистил горло:

– Я думал, Луанна носит ребёнка. Вы меня удивили.

И прикрыл ладонью рот. Боже… До возраста согласия принцессы Бен-Фáмар четыре года. Надо срочно подыскивать другие варианты. Скоро Моган лишится власти над Адэром, если уже не лишился. И Луанна не беременна. Почему она не беременна? Кто разрешил?

Прозвучал тихий смех.

Трой взглянул на моруну:

– Я пойду.

Потоптался возле лестницы, ожидая Адэра. Взгляд жрицы сверлил затылок. Казалось, мозг превратился в книгу. Зашелестели страницы, выдавая все тайны. Поспине побежала струйка пота. Трой передёрнул плечами. Пот? Откуда? Он не умеетпотеть. Наконец Адэр спустился в холл. Страницы в голове затихли, книгазахлопнулась.

– Как она? – спросил Трой.

– Не знаю. На каком сроке заметен живот?

– Нам всё равно. Луанна не беременна.

– Кто сказал?

Трой, не оборачиваясь, указал себе за спину:

– Она. Ты познакомишь меня со своим тайным советником?

– Нет, конечно.

– Пообещай,что женишься на королеве или принцессе.

– Я женюсь только на королеве, – успокоил Адэр и устремился к Наиль.

В полдень слуги забегали по обеденному залу, накрывая на стол. Придворные надеялись познакомиться с принцессой поближе, побеседовать с Троем Дадье – когда ещё представится случай оказаться в обществе одного из самых могущественных людей в Краеугольных Землях? Но придворных не пригласили.

Луанна обмахивалась веером. Её врач постоянно спрашивал, как она себя чувствует. Фрейлины то открывали, то закрывали окно. Кроша хлеб в тарелку, Трой поглядывал на Адэра и полупустую бутылку вина. Среди придворных дам есть вполне сносные особы. Зачем он над собой издевается? Неужели попал под каблук? Осведомитель донёс, что Адэр проводит ночи в покоях… Тяжело называть её по имени. Если у неё такие же глаза и голос… М-да-а…

– Вам плохо? – спросил Адэр, выливая остатки вина в бокал.

Луанна вымучила улыбку:

– Не успела отдохнуть после дороги. Такое горе постигло наши страны. Но моё горе – ничто по сравнению с вашим.

– Давайте не будем.

Луанна кивнула:

– Хорошо, не будем. Когда в Грасс-дэ-море заканчивается траур? В Партикураме через неделю. Не хотелось бы затягивать со свадьбой. Я уже надуваюсь как мячик. Предлагаю не устраивать пышную церемонию. После траура – неприлично.

Адэр опустошил бокал:

– Мне не нравится ваш вид. Хочу, чтобы вас осмотрел мой врач.

Луанна вытянулась:

– Я доверяю только своему врачу.

– Своего ребёнка я доверяю только своему врачу. Или ребёнок не мой?

Бледное лицо Луанны стало и вовсе белым.

– Как вы можете такое говорить?

– Ваше Величество, – подал голос личный врач Лекьюра.

Адэр со стуком поставил бокал на стол:

– Я спросил. Будьте добры ответить.

– Я ношу вашего ребёнка.

– Я переживаю и хочу убедиться, что он в порядке. О вашем здоровье пусть забоится ваш врач, о здоровье моего наследника будут заботиться мои врачи. Ваша Светлость, я прав?

Трой отряхнул ладони:

– Абсолютно правы, Ваше Величество. Охрана здоровья наследника престолов Тезара и Грасс-дэ-мора – прерогатива Тезара и Грасс-дэ-мора.

– И Партикурама, – произнесла Луанна дрожащим голосом.

– Когда Лекьюр Дисан передаст вам корону, мы возобновим разговор, – промолвил Адэр и дал знак фрейлинам. – Проводите Её Высочество в смотровую комнату.

– Я скоро вернусь. Никуда не уходите, – улыбнулась Луанна и поднялась из-застола.

Оставшись одни, Трой и Адэр переглянулись.

– Она слишком спокойна для лгуньи, – сказал Адэр.

– Голос дрогнул один раз. Когда мы не назвали Партикурам. А если она всё-такибеременна?

Адэр изогнул бровь:

– От кого?

– Мои люди не продаются.

– Я с ней не спал!

Трой подпёр подбородок кулаком:

– Твоя… Эйра такая же красивая, как Наиль?

– Вы находите Наиль красивой? – Адэр вытащил пробку из второй бутылки. – И вообще, мы с вами не друзья, чтобы обсуждать женщин. Вы мне в деды годитесь.

Поджав губы, Трой направил взгляд на часы. Десять минут. Пятнадцать. За этовремя можно зачать ещё одного ребёнка. Хотя бы Луанна была беременна. А еслиАдэр прав, и эта история с помолвкой и беременностью – проделки Иштара?

– А ты не думал, что Иштар питает чувства к твоей… Эйре?

– Нет, – буркнул Адэр и пригубил бокал. – Они побратались. Посестрились.

– Ты пьян.

– Я пьян. Я хотел свести Вилара и Элайну. Отправил их в город развлечений, а самуехал в Тезар. Если бы не я, Вилар был бы жив. У моей… моего тайного советника, кажется, умер мозг. Я пьян горем и не знаю, когда протрезвею.

Трой встрепенулся. Умер мозг?

– Налей. Я тоже выпью.

Адэр наполнил бокалы.

Трой сделал несколько больших глотков:

– Поэтому жрица морун здесь?

Допивая вино, Адэр кивнул.

– Что говорит?

– Ничего. Почему так долго? Как врач осматривает ребёнка, которого нет?

– Никогда не интересовался, – ответил Трой и похлопал себя по коленям.

Двери распахнулись. Маркиз Ларе прошествовал через зал и с довольным видомвручил Адэру карту медицинского осмотра:

– Ваше Величество, вам надо пойти к Её Высочеству и утешить.

Адэр вскочил:

– С радостью.

Проводив его и маркиза взглядом, Трой дотянулся до бутылки и впервые в жизни, пренебрегая правилами приличия, приложился к горлышку.

***

Адэр всеми фибрами души ощущал исходившее от Наиль материнское тепло, сопереживание и сочувствие. Смотрел на женщину, чей облик не вязался с её возрастом, и не мог злиться, когда она говорила: «Есть вопросы, на которые вы не должны знать ответы». Шестое чувство подсказывало: Наиль права, ему не надознать ответы, незнание даёт надежду.

Адэр впервые задумался о том, какой груз давил на плечи последнего потомкадинастии Грассов. Как он жил, зная, что среди его соратников есть предатели? Откуда он черпал силы на претворение своих планов в жизнь, зная, что народы обратят его достижения в пыль?

Странник – безжалостный пророк, впрочем, как и все остальные прорицатели. Их не волнуют чувства людей, не заботят будущее стран. Зерван умер, и народы опустили руки: сопротивляйся, не сопротивляйся – исход предрешён. Странник сказал, что страна погрузится в вековую бездну – так тому и быть. Сто летрастрачены на саморазрушение, а могли быть направлены на созидание.

Адэр собрал глав религиозных течений, поделился с ними тревогами и попросил смягчить трактовки некоторых пророчеств. Пугающих откровений в Священных Писаниях уйма. Сейчас людям нужна надежда, а не вера в неизбежную кару высших сил и в конец света.

Главы конфессий возмущались, с пеной у рта произносили схожие фразы и не замечали, что произносят их с разной интонацией. Обсуждая одни и те же идеи, придавали им разный смысл. Они спорили не с правителем, а друг с другом и, возможно, с Богом. В каждой религии у Бога иное имя, иной лик, но Бог один. Он не мог одним сказать одно, другим другое. Он не мог противоречить сам себе, этимзанимались святые отцы.

«Я зря обратился к вам, – промолвил Адэр. – Я думаю, как дать людям веру в лучшее будущее, а вы – как забрать эту веру. Понимаю, у вас свои цели и задачи. Но когда приходит беда, даже враги объединяются. Вы мне не враги и не друзья. Вы бесполезны, а значит, вы никто. Никто мне не нужен. И не знаю… нужен линикто Богу?»

Через неделю Адэру пришло письмо: главы конфессий сообщили о своём решенииуделить особое внимание проповедям, направленным на подъём духа верующих. Капля в море, но это лучше, чем ничего.

Адэр приказал прекратить поиски тел погибших, принял присягу нового советникапо вопросам транспорта и отправил личные вещи Вилара его отцу.

Эйра поднялась с постели. Она мало походила на живого человека: тело бродилопо безлюдным коридорам и залам, но рассудок блуждал в потёмках. Наиль хотелаувезти её в дом матери, мол, среди сестёр ей будет не так одиноко. Адэр разозлился. Конечно, рядом с одинокой могилой в осиновой роще ей будет не так одиноко. А что делать ему? Тоже рыть для себя яму?

Распрощавшись с Наиль, Адэр создал вокруг Эйры иллюзию жизни. Гуляя с ней посаду, обсуждал события дня. Заставлял Кенеш петь, Муна – вслух читать книги, Талаша – говорить на шайдире, Мебо и Лугу – шутить и смеяться. Никакого уныния! Никаких горестных вздохов и взглядов!

Оживление в покоях утихало только на ночь. Адэр придвигал к кровати кушетку, брал Эйру за руку и смотрел в безучастное лицо. Дожидался, когда она закроетглаза, и погружался в мучительный сон без сновидений.

Летняя жара перетекла в осеннюю прохладу. На деревьях пожелтела листва. Минорный лад заседаний Совета сменился мажором. Всё чаще звучалиобнадёживающие прогнозы: зима пройдёт сравнительно гладко, без продуктовых карточек и роста безработицы.

Комиссия по установлению истины завершила работу над тетрадью слепоголетописца. Вместо того чтобы привезти расшифровку в Мадраби, Кангушар попросил Адэра приехать в Лайдару.

В особняке, подаренном правителю ветонским Советом, стояла мёртвая тишина, столь нелюбимая Адэром. В открытые окна гостиной не проникало ни звука. Лес замер, затихла река, птицы исчезли.

Адэр вошёл в комнату, где обычно проходили собрания. Окинул взглядом членов комиссии. Внутренний голос подсказал: они не знают, что делать с открывшейся правдой.

Опустился в кресло, взял сшитые бумаги. Дойдя до середины истории, покачал головой: теперь понятно, какой документ хранится у Иштара.

– Герцог Кангушар! Подготовьте договор о неразглашении.

– Мы давали расписку, – напомнил преподаватель университета.

– Это другой договор, – произнёс Адэр. – Высшая степень секретности. Запретобсуждения информации друг с другом.

Подошёл к окну, раздвинул шторы, открыл рамы. В пожухлой траве блестелапаутина, по деревьям бесшумно прыгали белки. Умиротворение, а в душе громыхал камнепад. Лекьюр – с подачи Иштара или следуя собственным желаниям – замахнулся на династию Карро! Хотелось пойти в соседнюю комнату, снять трубку с телефона и задать один вопрос: «По какому праву вы занимаете тронПартикурама?» Но нельзя. Тетрадь летописца – всего лишь записки слепца, не имеющие юридической силы. Ни один суд, ни один правитель не примет их к рассмотрению. Ситуация требовала продуманных действий.

– Моруны нас не простят, – едва слышно проговорил старейшина климов Валиан.

– Я бы не простил, – отозвался Йола.

– Я запрещаю вам обсуждать информацию, – сказал Адэр, взирая в небо, опутанное кронами сосен.

– Мы ещё не подписали договор, – возразил староста ветонского Совета Урбис иобратился к Валиану: – Моруны простят. Дети не в ответе за отцов.

Адэр обернулся:

– Если дети не совершают те же ошибки. У вас было сто лет, чтобы установить истину. И кто это сделал?

– Они не простят, – покачал головой Валиан. – Как мне сказать людям, что мы были не правы?

– На исповедь летописца ссылаться нельзя. – Адэр кивком указал на коробки в углу комнаты. – Есть другие свидетельства. Ищите.

– Вы не распустите комиссию? – спросил Урбис.

– Вы подошли к важному этапу работы. Мне нужна более полная картина.

Кангушар принёс договор, заседатели поставили подписи и принялись разбирать коробки, куда складывали письма и посылки людей, отозвавшихся на просьбу Адэра. Желающих воскресить историю страны было не так уж и много. И мало ктохранил хлам.

– Мой прадед предатель, – прошептал герцог, выйдя следом за Адэром на террасу. – Я хочу сказать членам комиссии. Это будет честно.

– Дед Кебади оказался благородным человеком. Он не раскрыл имён участников заговора. И вы не раскроете.

– Но я-то знаю, что он сделал.

Адэр присел на перила. Скрестив руки, сдавил грудную клетку. У него такой козырь в рукаве, а он не может его вытащить.

– Что он сделал?

Кангушар упёр кулаки в бока, уставился в плиты под ногами:

– Он подготовил брачный договор Зервана и тикурской принцессы. Мне рассказывал отец.

– И подложил туда приказ о заключении тайной жены в подземелье.

– Да. Думаю, да. Дьявол! О чём он думал?

– Зерван был слишком подавлен, чтобы читать сорок страниц текста, – проговорил Адэр. – И он доверял своему старшему советнику.

– Подписал не глядя. – Кангушар протяжно вздохнул. – Вы никогда не будете доверять мне.

Адэр посмотрел на вереницу автомобилей возле крыльца:

– Пора ехать.

– Как мы уничтожим Лекьюра?

– Мы?

Кангушар облокотился на перила, обхватил ладонями лоб. Чёрные волосы в лучах закатного солнца приобрели кровавый оттенок.

– Я совру. Скажу, что у меня есть документ, подтверждающий наследственную болезнь династии Дисанов. Начнётся шумиха. Потом…

– Потом в его защиту выступят короли, – перебил Адэр. – Вас и меня выставятдураками или обвинят в клевете. Исповедь Первого Свидетеля никто не будетрасшифровывать повторно, и её рискованно кому-то давать. Расшифровканаписана в наше время. Сочинение на вольную тему. Единственный документ – с подписями и печатями – находится у Иштара. Но он меня так ненавидит, что скорее съест бумагу. Мне нельзя разрывать помолвку. Лекьюр быстренько выдаст Луанну замуж, и пострадает ещё больше людей, чем уже пострадало. И я не хочу вступать в войну, пока Эйру не избрали королевой… Когда разразится скандал… Боже мой… сменится одиннадцать династий. Герцог! Вы представляете, что произойдёт? А ведь с Дисанами породнились не только короли. Вот это заговор! Вот это размах!

Вернувшись в резиденцию, Адэр наведался к Эйре. Она уже спала. Спустился в кабинет, походил из угла в угол, снял с телефона трубку:

– Трой, мне нужен список всех кровных родственников Лекюра… Всех до одного.

***

Сначала появились звуки: это часы, это ветер, что-то потрескивает… и кто-тодышит. Затем возникли запахи: натёртый паркет, обугленные дрова, раскалённые камни, сандал. Потом вернулись ощущения: под боком перина, под щекой подушка, к спине прильнул нагретый воск.

Эйра открыла глаза и прищурилась: пламя слишком яркое.

– Камин? Летом? – Голос чужой, деревянный.

– Сейчас осень, Эйра. Последние деньки. Через месяц новый год.

Адэр… На плечо легла ладонь, съехала по руке до локтя.

– Почему вы в моей постели?

– Я охраняю твой сон.

– Я сплю, – прошептала Эйра.

Ладонь поднырнула под локоть, заскользила по животу.

– Где была так долго?

Эйра легла на спину. Глаза в потолок. Всё внимание на руке: горячей, уверенной, настойчивой.

– Я заблудилась.

– Ты молчала почти полгода.

– Я искала дорогу.

Ладонь с живота перекочевала на грудь, переместилась на подбородок. Пальцы прикоснулись к губам.

– Ты ничего не помнишь? Не помнишь, как ходила по замку?

Эйра повернула голову. Боже… этот взгляд. Как называется взгляд, от которогоноет тело и выгибается поясница?

– Оденьтесь.

Адэр поднялся, взял с кушетки брюки:

– Рубашку тоже?

– Да, пожалуйста.

Он одевался, глядя на Эйру, а она не могла отвернуться. Понимала, что нельзя смотреть в упор, но продолжала наблюдать, как Адэр застёгивает ширинку, надевает рубашку, заправляет её в брюки, обувается. Как проводитрастопыренными пальцами по волосам.

– Мне уйти?

– Нет.

Адэр придвинул кушетку к кровати. Опустился на сиденье:

– Не переживай. Я не позволял себе ничего лишнего. Сначала спал на кушетке. Потом стало холодно. Тебе холодно. Я укрывал тебя одеялами, но ты продолжаладрожать. И я… стал проводить ночи в твоей постели. Обнимал тебя, целовал в затылок. Только в затылок. Честное королевское.

Эйра попыталась сесть и завалилась на подушку:

– Я точно ходила?

Смех Адэра был заразительным, счастливым.

– Точно.

– Мне надо в ванную.

– Я помогу.

Эйра выдавила улыбку:

– Общая постель нас сблизила, но не настолько.

Адэр выглянул в гостиную, позвал Кенеш и велел Мебо сообщить Муну, что Эйрапришла в себя.

Талаш и Луга замерли на пороге. Старуха засуетилась: включила ночник, досталаиз-под кровати домашние туфли, погрозила кулаком охранителям: «Уйдите, бесстыдники!» И вдруг навалилась на Эйру, уткнулась лицом ей в плечо:

– Ты ж моя звёздочка. Ты мой нежный ветерок.

– Я здесь, здесь, – говорила она, поглаживая Кенеш по спине. – Прости, чтонапугала.

Старуха помогла Эйре подняться, одёрнула подол её ночной сорочки, подхватилапод руку.

Каждый шаг давался с трудом: мышцы тряслись, ноги подгибались, перед глазамичёрные круги. Но почему? Она ходила! Куда сейчас делись силы?

Войдя в ванную, включила воду. Усевшись на коробку для белья, посмотрела наКенеш:

– Притворись, что тебя здесь нет.

Прижала ладони к лицу и разрыдалась. Главное, не думать о причине слёз. Не надо. Станет только хуже. Просто плакать и не думать.

В двери постучались.

– Эйра, доченька.

– Мун... Боже… Хочу увидеть.

Кенеш впустили старика в комнату.

Он сгрёб Эйру в охапку:

– Жива. Слава Богу! Жива.

– Жива.

– Больше никогда так не делай.

Она обвила шею Муна руками. Поцеловала в дряблую щёку:

– Люблю. Сильно-сильно.

Не раздеваясь, забралась в душевую кабинку и встала под струи воды.

Адэр здесь, не предал, не бросил. Но струна лопнула. Осталась одна – тонкая, ломкая, хрупкая. Сердце уже не видит разницы между потерей и разлукой, между разрывом и нелепой ссорой. Сердце ослепло от страха. Сердцу нужен помощник. Разум. Разум – друг и обманщик. Пусть лжёт напропалую, лишь бы сердцу былохорошо. Чувства – враги. Их не обманешь. Значит, чувства надо отключить. Но как? Исчезнут чувства – исчезнет смысл жизни. Жить как амёба или умереть? И как умереть? Дождаться смерти или опередить?

Эйра воздела глаза к потолку. Что делать? Подскажи…

Кенеш выставила Муна за двери. Стянула с Эйры мокрую рубашку.

– Посмотри, на спине надписи есть?

– Чёрные-пречёрные, и бегут быстро-пребыстро, – ответила старуха и сталапросушивать волосы полотенцем. – Это хорошо?

Эйра пожала плечами. Письмена торопятся. Это хорошо или плохо? Наверное, плохо. Когда человек знает, что скоро умрёт, – старается закончить все дела. Память и знания морун спешат выплеснуться на поясницу. А толку? Она не приняла обет безбрачия, не приняла сан. Вместо того чтобы посвятить себя своей вере и народу, стирает земли и убивает людей.

Эйра окинула ванную взглядом. На крючках два махровых халата. На раковине бритвенные принадлежности. На полке полотенца в две стопки.

– Он живёт со мной?

Кенеш кивнула:

– С первого дня.

– Я правда ходила?

– Ходила, ела, смотрела в окно, гуляла.

Эйра повернулась к зеркалу. Глаза чёрные. Он жил с ней полгода и не воспользовался её слабостью?

– У него были женщины?

– В замке – не замечала, – ответила Кенеш. – Он часто уезжал. Приезжал сердитый. Наверное, не было.

Эйра замоталась в халат, вернулась в спальню. Старики удалились, понимая, чтоони лишние.

Адэр поворошил в камине угли. Глядя на пламя, спросил:

– Мне уйти?

– Был шторм?

– Хуже. Море взбесилось.

– Сколько погибло людей?

– Много.

– Сколько?

– Почти семнадцать тысяч.

Эйра опустилась на край кровати, вцепилась в одеяло:

– Семнадцать тысяч… семнадцать…

Адэр обернулся:

– Об этом обязательно говорить сейчас?

– Мои охранители живы. Это хорошо.

– Эйра…

– Альхара?

– Жив, здоров, уже в Ракшаде.

– Ваша сестра? Она была в городе развлечений вместе…

– Элайна в порядке, – перебил Адэр. – Эйра, послушай…

– Вилар? – Она подняла взгляд. – Как он погиб?

Адэр поставил щипцы на подставку:

– Я только смирился с его смертью. Давай не будем…

Эйра сползла с перины, направилась к двери.

– Ты куда?

– Поищу человека, который расскажет.

– Когда море отошло от берега, паром завалился набок. Вилар и ещё несколькодворян бросились на помощь. Но они не успели. Их накрыло приливной волной. Тело так и не нашли.

Эйра закружила по спальне:

– Сколько человек было на пароме?

– Сто семнадцать?

– Сколько человек пыталось их спасти?

– Двадцать три.

– Сколько людей за ними наблюдало?

– Откуда ты знаешь, что за ними наблюдали?

– Сколько?

– Четыре сотни. – Адэр преградил ей дорогу. – Эйра, хватит. За окном ночь. Ты только что пришла в себя. Успокойся или я вызову маркиза Ларе.

– На пароме было сто семнадцать человек. К ним на помощь пришли двадцать тричеловека, а четыре сотни наблюдало.

Адэр схватил её за плечи и встряхнул:

– Хватит!

Она не могла остановиться. Ей необходимо увидеть картину не так, как она видит. Пусть разум обманет, она поверит.

– На пароме было...

– Сто семнадцать человек, – выкрикнул Адэр.

– Если бы им на помощь пришли хотя бы две сотни, все бы выжили, – протараторила Эйра. – Они бы успели спастись. Если бы люди были добрее, Вилар бы не погиб. Почему погибают самые лучшие?

– Стихия не делит людей на плохих и хороших. Она уничтожает всех.

Эйра посмотрела Адэру в глаза:

– Я убила семнадцать тысяч человек.

– Из-за меня ты стала восприимчивой к природным катаклизмам. Глупо обвинять барометр в том, что он предсказывает шторм или засуху.

– Я не барометр.

Адэр улыбнулся, провёл рукой по её волосам:

– Все моруны предчувствуют резкое изменение погоды. Раньше они жгли накурганах костры, чтобы предупредить округу о засухе или грозе. Об этом почему-товсе забыли. Даже климы забыли. Ты предупредила ракшадов и рабочих причала. Они выжили благодаря тебе. И твой легат выжил. Их корабли уцелели. Но из-заменя… Я совершаю неблаговидные поступки и делаю тебя слабой.

Эйра закивала. Да-да, она барометр. Надо так думать. И не поняла, как оказалась на кровати. Вмиг переживания растворились в мягком полумраке спальни. Смысл всей жизни в одночасье уместился в горячем дыхании Адэра, в его требовательных губах и руках.

«Я соскучился». – «Я тоже». – «Можно?» – «Нет!» – «Я на грани». – «Вам надоуйти».

Адэр сел. Глядя на пламя в камине, потёр ноги:

– Полгода лежать с тобой в одной постели, целовать твой затылок и думать: авдруг это последний поцелуй… Это мучительно больно. Но сдерживать себя, когданам никто и ничто не мешает – это уже издевательство. Мне скоро тридцать, тебе двадцать восемь. Чего мы ждём? Кто должен окропить нас святой водой, и кудадолжны поставить печать, чтобы ты сказала: «Теперь можно»? И ты не думала, чтосекс – лучшее лекарство от горя? Мне это надо. Тебе – тоже.

Эйра забралась под одеяло. Отвернулась. От хлопка дверями в окнах зазвенелистёкла, в камине зашипел огонь. Это всего лишь ссора. Это мелкая ссора. Он почтигод без женщины… Семнадцать тысяч человек…

Запретив Кенеш входить, Эйра перерыла спальню и не успокоилась, пока не нашлаперчатку с изумрудным ключом и бутылочкой из тёмного стекла. Забившись в уголок кушетки, зубами вытащила пробку. Легко открывается. Затолкала пробку наместо и, стиснув бутылочку в кулаке, позвала Кенеш. Через час старуха, расположившись на полу, пришивала к платьям и пальто потайные кармашки для «амулета».

***

Не утруждая себя объяснениями, Адэр запретил Луге, Мебо и Талашу появляться на правительственном этаже. В этот же день Эйра перебралась в свою старую комнату, расположенную в хозяйственной пристройке. У Талаша тотчас забралиключи от служебной машины. Автомобиль, подарок шабире от ракшадского посла, закрыли в гараже. Эйра хотела встретиться с Адэром, узнать, что происходит – Гюст пообещал сообщить, когда в рабочем расписании правителя появится «окно», но так и не сообщил. На её прошение позволить ей съездит в столицу, чтобы посетить ракшадский храм, пришёл письменный ответ: «Покидать резиденцию запрещаю».

Эйру охватило чувство потерянности. Она совершила ужасную ошибку, когдапризналась Адэру, что его ночи с другими женщинами доставляют ей боль. Нельзя лишать мужчину личной жизни, если не можешь стать частью этой жизни. Теперь Адэр в тупике, в ловушке, борется со своей физиологией. А она превратилась из объекта обожания в объект жалости. Огромная, непоправимая ошибка.

На смену потерянности пришла апатия. Эйра не получала удовольствия отпрогулок по девственно-белому саду, не восторгалась снегом, сверкающим в лучах солнца, не любовалась гирляндами лампочек на кронах деревьев и стенах замка. Прекратила выходить на свежий воздух, запёрлась в комнатушке. Всё что могла, она уже испортила. Оставалось только выпить яд, чтобы избавить себя – от чувствавины, мир – от грядущей катастрофы.

Лёжа на узенькой кровати, куталась в колючее одеяло и смотрела в стену. Жизнь на донышке. Котомка с воспоминаниями за плечами. До пропасти шаг. Теперь мучил последний вопрос: в чём заключалось её предназначение – железный отпечаток дел, которые она должна была совершить, но не совершила?

Она предчувствует внезапные разрушительные переломы в природе, но онанастолько слаба, что её сердце рвётся от напряжения. Слаба, потому что заменилалюбовь к миру любовью к мужчине. Она любит мир. Конечно же, любит. Но мир без Адэра ей не нужен. Возможно, она стала бы предсказательницей катастроф, еслибы до знакомства с Адэром приняла обет безбрачия и сан. Возможно, её предназначением было: не уничтожать мир, а спасать.

Следом пришло понимание: невозможно за несколько минут отправить во все уголки Краеугольных Земель весть о надвигающейся беде. И людям необходимовремя, чтобы найти укрытие. Неужели высшие силы отвели ей роль зловещей пророчицы? Ужасная миссия: предвещать горе, которое нельзя предотвратить.

Она не приняла сан, отказалась исполнять волю Творца – Творец воздал позаслугам: одарил безнадёжной любовью и обострёнными чувствами. Никто из морун не корчится от боли, когда любимый спит с другой женщиной. Они чувствуют, им больно, но это другая боль.

Эйра пыталась убедить себя, что перипетии в жизни Адэра, буйство стихий иобрывы сердечных струн не связаны между собой. А строки, обжигая спину, перечили на разных языках: в природе нет пустоты, нет лишних цепочек событий, совпадения не случайны.

Чтобы встряхнуться, Эйра иногда перечитывала письма. За полгода их собралась солидная стопка. Последнее письмо отправлено из Ракшады перед сезономштормов. Сейчас в Лунной Тверди хозяйничают песчаные бури, кое-гдё льёт дождь. Озёра в оазисах выплёскиваются из берегов. А чувства Иштара впервые выплеснулись на бумагу: «Душа моя… Переживаю… Схожу с ума. Приказал украсить Обитель Солнца цветами, и кажется, что ты до сих пор со мной. Вхожу в твою спальню и слышу, как ты дышишь. Жалею, что отпустил. Жалею, что не вернул. Скажи, что жива. Скажи, что скучаешь».

Наверное, то же самое Адэр писал Галисии.

Алфус наведывался к Эйре дважды в день. Истории у него закончились, и онделился сплетнями. Адэр отказался ехать на бал в Партикурам. Придворные в негодовании. Адэр провёл новогоднюю ночь в тронном зале. Один. Возле камина. Советники с жёнами ждали его на праздничный ужин, он не явился. ПрибылаЭлайна, ввергла своими нарядами придворных дам в ступор и уехала. Теперь Макидор завален работой. Адэр отклонил приглашение на приём в честь дня рождения Великого. Наследный принц Толан и наследная принцесса Леессаобъявили дату бракосочетания. Адэр получил приглашение на свадьбу, ответа покачто не дал.

С ним точно что-то происходит.

Войдя в приёмную, Эйра посмотрела на караульных – прежде они стояли в коридоре, теперь по бокам двери кабинета.

Гюст оторвался от бумаг:

– Его Величество занят.

Эйра приблизилась к столу и нажала кнопку на переговорном устройстве:

– Две минуты.

После долгой паузы прозвучало:

– Две минуты.

Эйра ступила в кабинет. На диване, на стульях и подоконниках папки. На полу карта Краеугольных Земель, на столе документы. Чем Адэр занят?

– Минута и сорок пять секунд, – произнёс он, глядя на часы.

– Хочу вам напомнить… возможно, вы забыли…

– Хватит мяться. Говори.

– Вы думаете, что я вредничаю и следую каким-то глупым правилам.

Адэр откинулся на спинку кресла, сцепил на животе руки:

– Ты о чём?

– Вы меня избегаете.

– И буду избегать. Я не пушистый медвежонок, которого тискают перед сном, апотом укрывают одеялом и говорят: спи, малыш. Я не хочу уходить от тебя, когдачувствую, что я на грани. Не хочу владеть собой. Бог дал нам центры удовольствий. Не верю, что он сделал это по ошибке. В жизни мужчины должна быть половая жизнь, иначе он чувствует себя импотентом. Мне нужна женщина.

– Рядом с вами много женщин.

– Ты мне нужна. Ты! Не перекручивай мои слова.

– Я к вам как-то приходила, но вы не захотели меня взять. Вы одумались. А потомзабыли – почему. Я вам напомню, – проговорила Эйра и смутилась.

Выдержать взгляд Адэра было просто невозможно. В его глазах, тёмно-синих, как вечернее небо, застыли полгода тревог, ожиданий и тоски.

Опустив голову, Эйра принялась крутить пуговицу на манжете:

– Близость с моруной подобна клятве у священного огня: «Последнее, что запомнятмои руки – твоё тело. Последнее, что запомнят мои губы – твой поцелуй». После близости со мной у вас больше не будет женщин. Принесение клятвы – этоосознанный поступок. А близость отключает разум. Поэтому необходимо соблюдать очерёдность: клятва у священного огня и только потом довершение фактическогобракосочетания.

– Последнее, что запомнят мои руки – твоё тело, – произнёс Адэр.

Эйра подняла глаза:

– Вы не понимаете… Тайная жена Зервана не была моруной, но клятва их связала. Зерван не возлёг с официальной женой, не обзавёлся любовницей. Он страдал доконца жизни. Не хочу, чтобы вы страдали.

Адэр вышел из-за стола. Приблизившись к Эйре, затолкал руки в карманы:

– Это ты не понимаешь. Мы с тобой уже связаны. Без клятв, без священных костров и постели.

– Разорвите связь. Вокруг столько женщин, красивых, нежных. Не думайте обо мне. Я ничего не могу вам дать, а они могут.

Адэр качнулся с пятки на носок:

– Ты побила рекорд глупости.

Она улыбнулась:

– Моё время истекло.

Пересекла кабинет, взялась за дверную ручку.

– Эйра!

Она обернулась.

– Я переживаю, что в моём роду есть душевнобольные, – сказал Адэр. – И очень боюсь, что во мне течёт грязная кровь.

– Люди иногда сходят с ума. Не обязательно, что вам перейдёт чьё-то безумие.

– Согласно международному закону, человек не имеет права занимать государственный пост, если среди его кровных родственников есть душевнобольные, и если психическое заболевание передаётся по наследству.

Эйра привалилась спиной к двери:

– О каком заболевании вы говорите?

– Шизофазия.

– Впервые слышу.

Адэр вернулся к столу, порылся в документах, протянул лист:

– Почитай.

Она взяла бумагу, умостилась в уголок дивана. «Шизофазия часто является неотъемлемой частью шизофрении…» Далее перечислялись причины и симптомы. Текст заканчивался фразой: «Шизофазия неизлечима».

Эйра покачала головой:

– Нет. Вы не больны. Ваша речь понятна, и всегда есть логический смысл. Это не про вас. И Великий… врачи бы уже заметили.

Адэр присел на край стола:

– Болезнь может спать годами. А приступы часто похожи на рассуждения о высших материях.

Эйра пробежала взглядом по тексту:

– Первые признаки – повышенная разговорчивость человека. Сопутствующие отклонения: галлюцинации, навязчивые идеи, мания преследования. – Посмотрелана Адэра. – Это точно не про вас. Успокойтесь.

– Успокоюсь, когда буду знать точно. Я уже два месяца пытаюсь разобраться в этой каше. Никому не могу сказать и никого не могу попросить о помощи. Поможешь?

– Помогу. – Эйра вытерла вспотевшие ладони о платье. – Что надо делать?

Адэр указал на подоконник, заваленный папками:

– Это родословные моих кровных родственников.

– Разве в родословных говорится о болезни?

Адэр указал на кипы папок, возвышающиеся на стульях:

– А это родословные кровных родственников Лекьюра Дисана. Женщины постоянноменяют фамилии. Сложно отследить. Надо проверить, нет ли среди моих родственников кого-то с кровью Дисанов.

Эйра физически почувствовала, как у неё отвисла челюсть:

– Лекьюр болен?

– Не знаю, – промолвил Адэр и, усевшись в кресло, придвинул к себе наполовину заполненные таблицы. – У Иштара истории болезней жены Зервана, её двоюродной сестры и деда. И у меня есть подозрения, что наследный принц Норфал тоже был болен. Думаю, его не похоронили, а спрятали в лечебнице.

Эйра подошла к окну. Взяла верхнюю папку и, не справившись с эмоциями, хлопнула папкой по подоконнику:

– Иштар знал! И ни словом не обмолвился! У вас мог родиться больной ребёнок.

– Давай не будем об Иштаре. Помоги мне обрести веру, что мои детибудут здоровыми.

Караульные принесли в кабинет стол и кресло. Усевшись напротив Адэра, Эйравстретилась с ним взглядом. Это начало конца… Династия Дисанов на протяжениимногих десятков лет размножалась и роднилась с могущественными людьми. Возможно, эти люди уже знают о болезни и скрывают, как и Лекьюр. Иштар обнародует медицинские карты, и Краеугольные Земли рухнут. Или это сделаетАдэр…

Часть 27

***

Время от времени Адэр обращался к Трою Дадье с просьбой прислать копию той или иной родословной книги. Надо отдать должное: советник Великого ни разу не спросил, для чего потребовались эти документы. Эйра понимала, что её допустили к сверхсекретным материалам, и даже не пыталась перебраться из кабинета Адэра в другую комнату, подальше от его взглядов исподлобья и тяжёлых телефонных разговоров о том, как страна со скрипом и стоном выбирается из ямы.

Адэр жил по плотному, напряжённому расписанию. Встречался в зале переговоров с сановниками и посетителями, проводил заседания Совета, совершал поездки по стране. Когда он покидал замок, Эйра доставала из потайного кармашка бутылочку с ядом и не выпускала из руки ни днём, ни ночью. Она больше не превратится в комок, воющий от унижения и боли. Она больше никого не будет винить: ни себя, ни Адэра.

Он возвращался, входил в кабинет, с шутливой интонацией спрашивал: «Кто здесь?» Она отвечала с улыбкой: «Эйра». Вопрос-ответ стал для них своеобразным ритуалом приветствия. Адэр целовал её в шею, опускался в кресло, несколько минут наблюдал за ней и только потом брался за работу.

Эйра боролась с желанием поддержать его так, как умеет поддерживать любящая женщина. Пару раз порывалась подойти, чтобы обнять сзади, прижаться щекой к его щеке и сказать: «Мы всё переживём». Но делала круг по комнате: «Устала сидеть», – и вновь занимала место за своим столом. Нельзя переступать черту, нельзя давать волю чувствам, станет только хуже.

Неимоверно сложные исследования охватывали двухсотлетний период. Приходилось сопоставлять раскидистые генеалогические древа, отслеживать смену фамилий женщин и усыновлённых детей, однако ни одна родословная книга не содержала информацию о незаконнорожденных чадах. Взять, к примеру, Элайну. Общество уверено, что её старшая дочь унаследовала кровь герцога Гаяри, а Дизи на самом деле дочь маркиза Бархата. Если у потомков проявятся признаки наследственной болезни – исследования будут походить на изучение «веера», в котором отсутствует основополагающая деталь.

Вдобавок ко всему мучили сомнения в правильности выбранного периода. Слепой летописец написал в своей тетради, что хазир Ракшады каким-то образом раздобыл истории болезней жены Зервана, её двоюродной сестры и деда. А вдруг началось не с деда, а намного раньше? Тогда надо отслеживать смешение крови не в течение двух веков, а больше. Увидеть бы медицинскую карту.

Эйра изучала не только родословные книги, но и статьи о шизофазии. Удивительная болезнь. Может спать в двух, в трёх поколениях. Просыпается без каких-либо предпосылок. Выражается в нарушении речевой структуры. Во время приступа больной человек говорит без грамматических ошибок, с правильной интонацией, но связывает воедино понятия, которые несовместимы. Высказывания ясные, чёткие, поэтому окружающие люди не могут понять, что с человеком не так.

Больной не является социально опасным, если болезнь не сопровождается отклонениями и не ведёт к осложнениям, однако король, да и любой человек на государственном посту, обязан давать отчёт своему каждому слову. И нет гарантий, что у правителя, изрекающего бред, не появятся сексуальные галлюцинации или назойливые фантазии.

Чтобы поставить диагноз, психиатр общается с больным в период обострения психической патологии. Видимо, в этот период жену Зервана, её сестру и деда прятали от людей и врачей, которым не полагалось знать о болезни. И наследного принца Норфала прятали. Значит, рядом с ним находился родственник, которому вменялось следить за речью принца и вовремя уводить его. Скрывать болезнь другого человека будет только тот, кто сам боится раскрытия тайны, тот, кто не желает потерять власть и положение в обществе.

– Норфал был вашим другом? – спросила Эйра, пролистывая тетрадь с таблицами и пометками.

Адэр заложил руки за голову, потянулся:

– Да. Близким другом.

Эйра принципиально не смотрела на него, боялась прочесть в глазах ответ на главный вопрос: какое решение он примет, если обнаружится его далёкое родство с Лекьюром? Попытается договориться с Иштаром или поступит по совести?

Она тайком отправила Иштару письмо. Мол, в её руки попал старый дневник, где написано о болезни жены Зервана и её родственников. Шабиру обманывать нельзя. И если в Ракшаде до сих пор чтят Закон «О правах шабиров», то дражайший и любящий брат подтвердит, что хранит медицинские карты.

Пока корабль достигнет берегов Ракшады, закончится сезон штормов. Пока придёт ответ, закончится исследование. И только от Адэра будет зависеть: кто остановит распространение шизофазии среди владык мира – Иштар или он.

Вздохнув, Эйра подпёрла щёку кулаком:

– И вы ничего не замечали?

Адэр невесело усмехнулся:

– Сейчас – понимаю, что он был болен. Но тогда – считал его любителем каламбурить и никогда не говорил ему, что его шутки мне непонятны. А ещё он был очень эмоциональным. Его восхищало всё: от капли росы до солнца. И огорчало всё: от пыли на перилах до равнодушного взгляда женщины. Он мог целую ночь наизусть читать стихи, а через день мог не вспомнить ни строчки. Был вспыльчивым, а потом долго и нудно раскаивался. Многогранный человек.

– Может, два?

Адэр нахмурился:

– Что?

– Может, вы знали двух Норфалов? Может, у настоящего Норфала начинался приступ, и в общество выводили его двойника?

– Ты говоришь бред. Я знал его всю жизнь. Я бы заметил.

Глядя на стопку папок, Эйра кивнула:

– Простите. Я сказала ерунду… И всё же, я не понимаю, как можно говорить чётко, правильно и при этом неправильно?

Адэр немного помолчал, поглаживая пальцами подлокотники кресла. Хмыкнув, произнёс:

– Если я ношу герб с орлом – это не значит, что я сын Великого, а не мужчина.

Эйра не выдержала, посмотрела на Адэра:

– Что вы будете делать, если среди ваших далёких родственников обнаружится кто-то из рода Дисанов?

В благородно-строгом лице ни один мускул не дрогнул.

– Ты уйдёшь от меня?

– Что вы будете делать?

– Поеду к отцу. Эту новость он должен узнать от меня. Сообщим остальным истанем собирать чемоданы.

– А если ваша кровь чистая. Что вы будете делать?

Адэр пожал плечами:

– Не хочу думать.

– И всё же?

Адэр подошёл к окну. Устремив взгляд в небо, запустил пятерню в волосы:

– Наследный принц Толан скоро женится. И похоже, они с Леессой влюблены друг в друга... Король Толан IV тайком от Тезара оказывал нам гуманитарную помощь. Высоконравственный человек, ни любовниц, ни бастардов... Помнишь Дамира? Онприезжал на ювелирный аукцион. Рыжеволосый, лицо в веснушках.

– Помню, – проговорила Эйра, понимая, к чему ведёт Адэр.

– Он посол Тезара в Партикураме. У него жена и малютка-дочка. Пишет, чтобезмерно счастлив. Остальных ты не знаешь… Королева Маншера – законодательница мод. Король Хатали – лучший друг Мави Безбура… Меня возненавидят… Лучше быть больным, как люди, с которыми я близко знаком, иуйти с ними, чем сломить их, а самому остаться. Не хочу сейчас думать.

Эйра приблизилась к Адэру, обняла его сзади за талию, прильнула щекой к егоспине:

– Мы всё переживём.

Он сжал её запястья:

– Переживём.

Корабль пришёл из Ракшады по расписанию: на двенадцатый день нового года покалендарю Лунной Тверди. Эйра уже знала, что никто из кровных родственников Адэра не связан с роднёй Лекьюра, но хотела убедиться лишний раз, поэтому молчала. С деловым видом чертила новые таблицы, переносила в них данные из предыдущих таблиц и ждала.

Наконец Талаш передал через Муна письмо от Иштара. Эйра всю ночь просиделана краешке кровати, держа конверт в руках, как когда-то держала бутылочку с ядом. Страшно было вытащить лист. Перед внутренним взором стояло лицо, полное самодовольства и злорадства. В ушах звучал низкий шипящий голос: «Адэр попался. Конец династии Карро».

На рассвете открыла рамы, вдохнула воздух, пропитанный запахами ранней весны. Вскрыла конверт. Размашистый почерк. Вязь справа налево. «Хочешь раздуть скандал? Не возражаю. Я и сам хотел это сделать, но ждал, когда вылупится птенец Адэра и Луанны, чтобы хоть как-то задеть Великого. Похоже, птенец не получился. Жалею, что не увижу этого веселья. Будут знать, что такое кровная месть хазира Ракшады. Больше никто не назовёт мою сестру и шабиру безродной плебейкой. Истории болезней не высылаю, слишком ценный материал. Ещё уничтожишь по доброте душевной. Если кто-то засомневается в твоих словах, отправляй ко мне. Я представлю доказательства и освобожу от лишних трудов: дамсписок всех носителей болезни. Сама не пытайся вычислить, не трать время. Скажу только: один в Совете Адэра. Приеду, когда скандал будет в самом разгаре. Верну тебе земли морун и всё, что от них оторвали».

Утром Эйра сообщила Адэру, что результаты её исследования достоверны на стопроцентов: кровь династии Карро чиста. Ему бы радоваться, Грасс-дэ-мору иТезару ничего не грозит, а он потемнел, помрачнел. Попросил Эйру вернуться в покои на его этаже. Она отказалась. Ей необходимо побыть одной и подумать, как помочь ему пережить месяцы отчуждённости и ненависти людей, рядом с которымион провёл всю свою сознательную жизнь

Часть мыслей перетянул на себя Иштар. Он знает, как морунам важны их земли, его злит непочтение к шабире. Когда-то он преследовал свои интересы, шантажируя Лекьюра. Теперь человек, который считал женщину станком для размножения, поставил интересы женщины на высшую ступень. Какие подобрать слова, чтобы не задеть Иштара, не унизить, а просто объяснить… Что объяснить? Иштара взрастил другой мир. Чтобы понять этот мир, в нём надо родиться. Чтобы тебя понял человек из этого мира, надо мыслить, как он.

Адэр не давал о себе знать несколько дней, и казалось, забыл о существованииЭйры. А потом Гюст принёс записку: «Уезжаю к Толану на церемонию бракосочетания. Жди звонка».

Луга принёс Эйре несколько газет. Корреспонденты, не жалеяэпитетов и образных выражений, рассказывали о торжествах, проводимых в Росьяре. На первых полосах снимки: переполненные улицы, цветы, флаги, бесконечная вереницаавтомобилей, всадники, Благодатный собор конфессии олард.

Фотографии церемониального зала были сделаны с разных ракурсов и в совокупности передавали величие культового места Росьяра. Мраморная рощаколонн поддерживает потолок ветвями. На стенах рельефные панно в виде листьев и паутины. В нишах скульптурные ансамбли. На балконах члены королевских семей. В центре внимания Толан IV с супругой и Моган Великий. Одень их иначе исфотографируй в другой обстановке – и всё равно не удастся скрыть высочайшее происхождение: оно как нестираемый отпечаток на лицах.

Глядя на Могана, можно представить, каким будет Адэр через тридцать лет. Интересно, он тоже отпустит бороду? Зная о его нелюбви к щетине и нежеланиипоходить на отца – вряд ли.

В центре зала, на возвышении – круг из шандалов с горящими свечами. Перед Святейшим отцом принцесса Леесса в кружевной пене и принц Толан в чёрномкостюме военного покроя со знаками отличия наследника престола: лента через плечо, нагрудные нашивки, погоны с государственной символикой. Адэр держит над головой жениха корону в виде шапки – венец Мужа. Молодая дама держит над невестой тиару, украшенную драгоценными камнями – венец Жены.

Рассматривая газетные снимки, Эйра мысленно наполняла их красками: вокруг свечей золотистый ореол; лицо невесты, порозовевшее от смущения и волнения; тиара над её головой переливается всеми цветами радуги и искрится от счастья. Галисия мечтала о такой свадьбе.

В очерках говорилось, что церемония длилась два часа, на ней присутствовалипять тысяч человек. На дальнейшие торжественные и развлекательные мероприятия приглашены двадцать тысяч. Приводился список мероприятий: откоролевского бала до оперы. По идее, Адэр вернётся не скоро.

Эйра проводила дни в своём кабинете. В ожидании телефонного звонка изучалародословные книги советников Адэра или смотрела в окно. Если бы она смоглачётко увидеть разнообразие красок – проснулись бы дремлющие оттенки её чувств. Это произойдёт после близости с любящим и любимым человеком, а значит, никогда. Приходилось слегка дорисовывать великолепие весны: небо в чисто-голубом, земля в нежно-зелёном. Точка.

За дверями послышались шаги. Наверное, Мун или охранители. Больше ходить некому: советники и придворные на свадьбе, у чиновников выходной.

В комнату заглянул маркиз Безбур; одна нога на пороге, вторая в приёмной:

– Почему не отвечаешь на звонки?

Эйра приложила трубку к уху. Тишина. Чёрт… Кто-то отсоединил провод, а она не заметила.

– Звонил Адэр. Велел передать, что послезавтра утром он ждёт тебя в Кесадане.

Почему Кесадан? До ночи Желаний полгода. Оливковую рощу смыло волной. Возле моря ещё холодно. Хочет сравнить местный храм олардов с собором в Росьяре? Послушать, как звонят в колокола? Нет, точно не для этого.

– Я не знала, что вы в замке, – произнесла Эйра и торопливо спрятала в стол пухлую книгу и бутылочку из тёмного стекла. – Почему не поехали на свадьбу?

Маркиз улыбнулся:

– Латаю дыры в бюджете. Посижу с тобой минутку. – Втиснувшись в креслице, окинул кабинет взглядом. – Где портрет Адэра?

– Что?

– Я пошутил, – рассмеялся Безбур. – Моя жена настолько боготворит его, что везде развесила портреты. Даже в спальне. Открываешь глаза, а перед тобой ЕгоВеличество собственной персоной. Просыпаешься мгновенно.

Всматриваясь в гладкое лицо без единой морщинки, Эйра спросила:

– Маркиз Безбур… вы случайно с Лекьюром Дисаном не родственники?

Мави прищурился:

– Я похож на Лекьюра?

– Не знаю. Я не видела его вживую.

– Тогда откуда такие мысли?

С потолка. Столько времени уходит на родословные, когда можно просто спросить человека. Уж кто-кто, а маркизы, князи и герцоги изучают своё генеалогическое древо с детства и передают друг другу знания об удалённых отпрысках и побегах, чтобы потомки смогли избежать кровосмешения. Но захотят ли они говорить правду? Особенно плебейке.

– Вы по национальности тикур... Глупо связывать всех тикуров с королёмПартикурама. Ляпнула, не подумав. Простите.

– Дело давнее, на мою репутацию не повлияет. – Безбур слегка наклонился вперёд и произнёс заговорщицким тоном: – Моя бабка на старости лет немного умомтронулась. Несла всякую чушь. Говорила, что в нашем роду кто-то был бастардомкороля Сейхара Дисана. Только враки всё это.

Вдруг заколотилось сердце: не враки, не враки…

– В нашем роду все женщины порядочные. Моим дочерям за двадцать, а онихранят чистоту. Совсем как ты. В наше время это редкость.

Сейхар Дисан… Гипотетически болезнь началась с него. Эйра подозревала, чтокруг носителей заболевания намного шире, чем удалось выяснить. И вот – один «потерявшийся» потомок бастарда сидит перед ней.

– Старшая дочка преподаёт в государственном университете иностранные языки, – продолжил маркиз. – Я не говорил тебе? Нет? Младшая преподаёт в консерватории вокал. Могли остаться за границей. Нет, вернулись на родину. Спрашиваю: а замуж когда? Внучат хочу. А они: когда встретится достойный мужчина. Им достойные нужны, а мне хочется, что бы зять впечатляющее состояние имел, и положение в обществе занимал не ниже моего.

Эйра представила, как Адэр отправляет Мави Безбура в отставку, и сердце сжалось. Хороший человек, финансовый гений, и такое унизительное завершение трудовой деятельности. Друзья станут избегать, коллеги – чураться, дочери – стыдиться. И дочерям, скорее всего, не позволят преподавать. Кто возьмёт их, носительниц болезни, замуж?

Адэр как-то обмолвился, что под угрозой судьба одиннадцати королей. Сменаодной династии отдаётся во всех уголках мира, а тут одиннадцать! Недругипотребуют пересмотреть решения правителей. Вспыхнет борьба за корону. Начнётся травля потомков Дисана и охота на бастардов. Краеугольные Землиохватит кризис, воцарится всеобщая анархия.

– Когда ваш титул потеряет для вас ценность, найдите меня или жрицу морун, – проговорила Эйра, – мы скажем, что делать.

– На том свете? – рассмеялся Безбур.

– Думаю, это случится намного раньше.

Она не имеет права говорить с маркизом о болезни, и способ избавиться от грязной крови – сейчас покажется ему неприемлемым и оскорбительным.

– Ты говоришь загадками.

– Сегодня у меня загадочное настроение, – произнесла Эйра. – Простите, маркиз. До Кесадана два дня езды. А вдруг колесо, а вдруг дороги разрушены. Не хочу опаздывать.

Талаш беспрепятственно забрал автомобиль из гаража, заведующий топливом без лишних вопросов наполнил бак и дал с собой три канистры. Начальник охраны без возражений выпустил Эйру из замка. Единственным недовольным человекомоказался Алфус. Он считал, что долгая дорога вредна для здоровья Эйры, ивообще, ей нужен покой, хорошее питание и крепкий сон. Он не знал, что ей нуженАдэр… После двухнедельной разлуки – его улыбка заменит самый чудодейственный бальзам.

С погодой повезло: дни были солнечными, ночи лунными. Если бы не перебранкиврача и охранителей – кто будет вести автомобиль следующие несколько часов, время пролетело бы незаметно. Втроём на заднем сиденье тесно, Талаш во сне храпит, Мебо норовит опустить голову соседу на плечо, Луга не любит сидеть посерединке, Алфус боится сквозняков и закрывает окно со своей стороны. Эйра не осекала их. Скоро они разлетятся в разные стороны и будут скучать по этимминутам.

На рассвете автомобиль проехал мимо указателя: «Кесадан 10 миль». Между Мебо, Лугой и Алфусом вновь началась перепалка. Талаш вцепился в руль, всемвидом показывая, что своё место никому не уступит.

Эйра прикрикнула. Ей нужна тишина. Сейчас ей нужна тишина, чтобы понять, почему сердце бьётся неровно, с затяжными паузами. Они находятся на западной границе бывшей резервации ветонов. Дорога из Росьяра в Мадраби пролегаетвдоль восточной границы. Зачем Адэру делать крюк? И зачем им вообще встречаться в каком-то городе?

Он ждал её на въезде в Кесадан.

Эйра вышла из машины, посмотрела на эскорт охраны. Водитель открыл дверцу правительственного автомобиля.

– Давно ждёте? – спросила Эйра, усевшись рядом с Адэром.

– Почему без плаща?

– Сейчас возьму, – сказала она, но не успела выбраться из салона.

– Файк! – обратился Адэр к водителю. – Плащ тайного советника. И поехали.

Автомобиль летел по дороге, проложенной через лес. Сзади рычали моторы машинохраны. Адэр молчал.

Эйра смотрела на мелькающие за окном деревья и пыталась вспомнить: какой город или посёлок находится недалеко от Кесадана? Они ведь не могут ехать без цели. Украдкой поглядывала на Адэра. Хмурый, задумчивый. Его лучше не трогать. И в душу лезть не надо. Он провёл две недели с людьми, которых знал всю жизнь, и судьбы которых собирается разрушить. Его ждут месяцы непонимания, ненавистии отчуждения, хотя любой честный и справедливый человек поступил бы так же, как он. А может он боится, что его обвинят в клевете или поднимут на смех?

Наконец Адэр прервал молчание:

– Ты изучила мою родословную и знаешь обо мне больше, чем кто-либо.

– Я никому не расскажу, – пообещала Эйра и сжалась.

Сейчас её запрут в глухомани. Или ещё хуже – спрячут, как жену Зервана, в тюрьме для предателей и изменников родины. Что ещё делают с людьми, которые знаютслишком много? Прапрадед Адэра бросил семью и женился на дочери Святейшегоотца. Это закрытая информация. Прадед обвинил жену в неверности и отказался от сына. Это тоже закрытая информация. В общедоступной истории эти события освещены иначе.

Автомобили свернули с дороги и поехали по склону холма, поросшему травой икустарниками. Эйра оглянулась. Где же её машина?

– Я имею право знать о тебе больше, чем кто-либо, – сказал Адэр.

– Имеете право.

– Прежде я не спрашивал. Думал, ты ничего не знаешь о родных. Ты побывала у сестёр и теперь всё знаешь. Я прав?

– Правы.

– Начни с линии матери.

Эйра спрятала ладони под себя, не желая выдавать волнение дрожью пальцев:

– Мои родственники просто жили. О чём рассказывать?

– Кто пережил охоту на морун? Твоя прабабушка?

Эйра кивнула и еле сдержала гримасу досады. Адэр гордится своими предками, хотя те не всегда совершали благовидные поступки. А её предки ничего плохого не сделали. Почему же она стесняется говорить о них?

– Моей прабабушке было пятнадцать, когда убили её родителей. Тогда уже действовало проклятие, и детей морун, младенцев, малышей, не добивали, апросто бросали на улице. Мир не без добрых людей, но сирот боялись брать в семьи, боялись рисковать своими детьми. Моя прабабушка собирала детишек иуносила за долину Печали. Её схватили. Вылили на неё кастрюлю кипятка, ослепили. В одном откровении Странника есть фраза: «Слепой видит лучше зрячего». Моруны считают, что это про неё. Потом она вышла замуж, родила дочку. Умерла, когда погиб муж. Он вытаскивал людей из-под снежной лавины и сорвался в расщелину.

Адэр сел к Эйре вполоборота:

– Твои прабабушка и прадед – герои.

Она покачала головой:

– Нет. Она моруна, он муж моруны.

Адэр прочистил горло:

– А бабушка и дед?

– Они погибли на пожаре.

– Загорелся ваш дом?

– Нет. Горела мельница. Обвалились балки, и люди не успели выбежать. Бабушка идед оказались поблизости. У них осталась дочка, моя мама.

– Её историю я знаю.

– Я напомню. Моего отца убили, когда он заступился за детей, которых хотелипродать в публичный дом. Мою мать убили за то, что она отомстила убийцам.

– Ладно. Теперь по линии отца.

– Их всех убили. Простите, но я больше не могу рассказывать... У меня никого нет, кроме Муна.

Адэр обнял Эйру за плечи:

– Я есть.

Она опустила голову ему на плечо. На душе лёгкость, а сердце судорожно бьётся.

– Куда мы едем?

– Сейчас увидишь. – Адэр поцеловал Эйру в макушку и, глядя водителю в затылок, прошептал: – Отец предложил провести в Тезаре бал в честь моего тридцатилетия. Я согласился. Хочу в последний раз увидеть всех вместе и попросить прощения. Мне необходимо услышать заранее их «прощаю». Потом поеду на открытие железной дороги. На строительство съехались добровольцы со всей страны. Это их дань памяти Вилара. Я не могу пропустить или отменить мероприятие. Необходимосказать людям «спасибо», пока моя благодарность имеет хоть какую-то ценность.

– А потом? – спросила Эйра, не дождавшись продолжения.

– Потом… Потом всё упрётся в размер моего кресла. Будь я королём Тезара, собрал бы всех правителей: «Давайте что-то решать, пока не вмешался Иштар». Но я не король Тезара. Мои слова вызовут негодование. У меня нет чёткого планадействий, но есть время, чтобы подумать.

– Может, вам надо поделиться с Великим? Покажите ему расшифровку тетрадилетописца.

– Проблема в том, что я не верю отцу. И самое страшное… Я боюсь, что ониспользует информацию в своих интересах.

Автомобили затормозили возле нагромождения камней. Адэр и Эйра покинулисалон, надели плащи. Держась за руки, обогнули валуны и вышли на каменистую площадку. Впереди небо, подёрнутое пеной облаков. Справа и слева серели горы, на выступах сидели чёрные орлы. Внизу, над лесом и морем парили белоснежные чайки.

Адэр выпустил руку Эйры и хлопнул в ладони. Еле слышимое эхо заметалось отскалы к скале, поднимая орлов в воздух. Тишина взорвалась звонким клёкотом ишелестом нереально широких крыльев.

– Как красиво! – произнесла Эйра. – Будто сам летишь.

– Я очень хотел сделать это между небом и землёй, на твоём алмазном мосту. Егоназывают чудом света.

– Там нет чёрных орлов, – сказала Эйра, наблюдая за полётом птиц.

– Мы поедем в город развлечений в другой раз.

Она тоже не готова увидеть место гибели Вилара.

– Ты раскрыла во мне то, о чём я даже не подозревал. Ты перевернула мой мир ипоставила его на ноги. Моя жизнь уже никогда не будет прежней, потому что моя жизнь – это ты.

Эйра медленно, как в затяжном сне, повернулась к Адэру:

– Не делайте этого.

Он достал из кармана плаща бархатную коробочку, откинул крышку и преклонил колено:

– Эйра, я люблю тебя. Будь моей женой.

Глядя на колечко, усыпанное бриллиантами, она сделала шаг назад:

– Не надо.

– Эйра, пожалуйста, будь моей женой.

– Не могу. Вы помолвлены.

Адэр поднялся, надел колечко ей на палец. Достал из кармана увеличенную копию её колечка и надел себе на палец:

– Мы помолвлены.

– Для вас это игра.

– Игра? – Он вытянул руки вперёд. – Ты видишь ещё кольца?

– Вы дали обещание Луанне и до сих пор не разорвали помолвку.

– А вот это игра.

Пошатнувшись, Эйра упёрлась спиной в камень:

– Это неправильно.

Адэр сжал её ладони:

– Давай поженимся. Сегодня.

Сердце ухнуло в яму. Эйра смотрела Адэру в глаза и ни слова не могла выдавить.

– Неизвестно когда всё утихнет, – промолвил он. – Я не хочу ждать твоей коронации. Давай поженимся. В Кесадане есть храм. Со Святым отцом я уже договорился.

– Вы превращаетесь в Зервана, – прошептала Эйра.

Адэр вытянулся:

– Я не Зерван! Он доверял людям – я никому не верю. Только тебе.

– А я не дочка садовника. Я не могу быть тайной женой.

Адэр взял её лицо в ладони:

– Я хочу семью. Хочу детей. Мне необходима любовь сейчас, а не в призрачномбудущем. Когда всё утихомирится, мы узаконим наш брак.

– Такое впечатление, что у меня шизофазия, и вы не понимаете, о чём я всё время говорю. Вы не верите, что между нами установится особая связь – не верьте, Бог с вами. Но хоть на минуту задумайтесь: что будет со мной? Мои глаза изменят цвет. Мне придётся жить в доме матери, чтобы меня никто не видел.

– Ты в любом случае будешь жить в доме матери. Не хочу, чтобы тебя подозревалив заговоре с Иштаром. Я буду приезжать, не волнуйся.

– Раз в месяц?

– Постараюсь чаще.

– Понятно. А наши тайные дети будут знать, кто их отец?

– Конечно, Эйра. Конечно!

– Значит, до их сознательного возраста брак мы не узаконим.

– Не знаю.

Эйра с силой зажмурилась. Её миру более некуда рушиться, он давно разрушен. Теперь под угрозой мир Адэра.

– Мы поженимся? – произнёс он. – Скажи «да».

– Да, – сказала Эйра и открыла глаза. – Не сегодня. После вашего дня рождения.

– Через три недели.

– Через три недели.

Адэр постоял, глядя в сторону. Кивнул:

– Я подожду.

Эйра обвила его шею руками:

– Я люблю вас.

Адэр вздёрнул брови:

– Ты сказала это…

– Я люблю вас и всегда буду любить. Простите меня. Хорошо? Я люблю вас. – Эйрагубами открыла его губы. – Я сейчас взорвусь от чувств. – И затаила дыхание.

Через два дня она вернулась в замок. Адэр звал её в Лайдару, там должна быласостояться какая-то встреча, Эйра отказалась, мол, чувствует себя не настолько хорошо, чтобы выходить на люди. Она на самом деле чувствовала себя отвратительно. Наверное, хуже ей было только в бандитском лагере. Видеть, как измываются над твоим любимым человеком, и знать, что ты ничем не можешь ему помочь, – нестерпимая мука.

Не переодеваясь, Эйра прошла в приёмную Адэра. На столе Гюста порядок. В выдвижном ящике пачка чистых листов, бланки заявлений, прошений и телефонная книга.

Закрывшись в своём кабинет, Эйра нашла в книге нужный номер телефона. Боясь передумать, набрала на диске цифры и проговорила в трубку:

– Эйра Латаль. Тайный советник Адэра Карро. Соедините с Троем Дадье.

***

Два автомобиля с тезарскими флажками на капотах съехали с дороги, ведущей к пограничной заставе, взрыхлили колёсами гладкое и чистое как личико младенцаполе и затормозили возле проволочного заграждения. По ту сторону забора, завспаханной полосой, стояла легковая машина: вытянутый, обтекаемый силуэт, цвет«лунный пепел». Гордость ракшадских автопроизводителей.

Обычно «Мир без насилия» огораживался от отвергнутых стран широким рвом, наполненным мотками колючей проволоки. Своеобразный брезгливый жест уходил корнями в далёкое прошлое. Посёлки, в которых буйствовали заразные болезни, окружали канавами, складировали в них хворост и поджигали. Отряды «чистильщиков» следили, чтобы огонь не погас, совсем не заботясь о том, чтотравят несчастных селян дымом.

Когда Грасс-дэ-мор приобрёл статус отвергнутой страны, Тезар ограничился забором. У королей передовых государств не повернулся язык, чтобы напомнить Могану об установленном порядке. Да и к чему условности? Адэр скоро займётместо отца, и отсталая страна вновь станет сырьевым придатком сверхдержавы.

Трой покинул салон машины и, запахнув на груди плащ, осмотрелся. Слева исправа, на солидном расстоянии друг от друга, возвышались пограничные вышки. На двухскатных крышах развевались тезарские флаги. В тёмных оконных проёмах сверкало нечто похожее на отблески от биноклей.

Донёсся хлопок дверцы ракшадского автомобиля. Устремив взгляд вперёд, Трой прищурился. Внутренний голос недовольно прошептал: ты перед плебейкой как наладони, ослеплённый и озарённый солнечным светом, а она – размытый абрис нафоне лесополосы, закрывающей горизонт.

– Простите, что осмелилась напроситься на встречу, – произнесла советчицаАдэра, шагая к забору.

– Ты не единственная, кто берёт наглостью, когда не хватает благородства, – сказал Трой и приложил ко лбу ладонь козырьком.

Среднего роста, худенькая, одетая в простенькое пальто, волосы подобраны, лицане разглядеть. Походка лёгкая, несмотря на то, что ноги по щиколотку увязают в рыхлой почве.

– Продолжим обмениваться любезностями или сэкономим время? – промолвиласоветчица, остановившись в нескольких шагах от сетки.

Дерзкая. Трой вознамерился уже сесть в автомобиль и отправиться обратно в Градмир, но в последний миг взял себя в руки. Было жалко пяти часов, потраченных на дорогу. Кроме этого он давно хотел познакомиться с женщиной, впившейся в Адэра как клещ.

– Как к тебе обращаться? Я слышал, у тебя много имён.

– Эйра.

– Подойди, Эйра.

Она приблизилась к забору и сделала глубокий вдох, собираясь заговорить.

– Дай минуту, – произнёс Трой, всматриваясь в смуглое лицо.

Минута нужна, чтобы понять, почему Адэр привязался к плебейке. Как толькоразговор зайдёт о чём-то важном, чувства и эмоции отойдут на задний план. Чувства и эмоции позволительны в жизни, но не в работе.

Трой повидал немало красивых женщин. Сейчас перед ним была другая красота, которую не смогли передать газетные снимки. Может не так ложились тени? Выразительные, упрямые скулы. Чувственный и в то же время строгий рот. Бровикак крылья гордой птицы. Лоб открытый, умный. В жгуче-чёрных глазах слишкоммного свободы и ни крупицы лукавства. Трой даже немного расстроился: ему не нравились бесхитростные люди, с ними скучно.

– А ты хороша, – промолвил он, выдержав ровно минуту; внутренние часы его ниразу не подводили. – Я бы не смог работать с красивой женщиной. Это слишкомотвлекает.

– Мне надо вернуться в замок до заката.

Ни грамма утончённого кокетства. Адэру нравились девицы, лишённые простоты. Похоже, вкусы изменились. Может, она бесподобна в постели? Видимо, врутдревние рукописи о целомудрии незамужних морун.

Пожевав нижнюю губу, Трой кивнул:

– Ну и зачем я здесь?

– Обещайте, что сохраните наш разговор в тайне.

Трой едва не сморщился от досады. Начались детские игры.

– Обещаю.

– Я вам верю, – промолвила Эйра после паузы.

Трой встал вполоборота к забору, чтобы от солнца не слезились глаза:

– Ближе к делу.

Эйра вытащила из кармана конверт, скрутила его в трубочку и просунула в ячейку сетки. Трой взял конверт, выровнял. Заскользил взглядом по надписи справаналево. Письмо от Иштара. Дорогой сестре.

– Я не знаю шайдир.

– Знаете.

Трой достал из конверта лист, покрытый вязью. Текст коротенький, некоторые фразы вымараны. «Хочешь раздуть скандал? Не возражаю. Я и сам хотел этосделать… Жалею, что не увижу этого веселья… Истории болезней не высылаю, слишком ценный материал. Ещё уничтожишь по доброте душевной. Если кто-тозасомневается в твоих словах, отправляй ко мне. Я представлю доказательства иосвобожу от лишних трудов: дам список всех носителей болезни. Сама не пытайся вычислить, не трать время…»

– О чём речь? – спросил Трой.

– Я думала, вы поймёте с полуслова.

Трой зыркнул на Эйру исподлобья. Похоже, за картинной внешностью прячется нечто большее. Смотрит на тебя честными глазами, и невольно веришь, что перед тобой невинная простота. А эта простота наживила на крючок мотыля и закинулаудочку. Ведь знаешь, что это мотыль, и всё равно кружишь. Уплывёшь – замучаетлюбопытство. Заглотишь наживку – окажешься в сачке.

Трой ещё раз прочёл письмо. Иштар высоко летает и те, кто ниже его, ему не интересны. Значит, у Иштара истории болезней королей или наследников престолов. Какая информация способна разжечь скандал? Королям не запрещается болеть. Все короли чем-то болеют. Венерические заболевания. Людипошепчутся… Рак или другие неизлечимые болезни. Люди посочувствуют илипозлорадствуют… Психические заболевания…

Ветер обжёг щёки и виски. Стало жарко. Трой расстегнул плащ:

– Сколько хочешь за медицинские карты?

– Вы невнимательно читали. У меня нет карт.

– Назови сумму!

– У меня нет карт! – повысила голос Эйра.

– В списке много имён?

– Я не видела список, но точно знаю, что там нет никого из династии Карро.

– Как я понимаю, ты собралась предать огласке информацию, не имея доказательств. Должен предупредить… Тебя обвинят в клевете… – Трой умолк наполуслове. В голове пронёсся суховей, русла мыслей обмелели.

– Может, хватит относиться ко мне, как к плебейке с недоразвитым мозгом? Тольконаивная дура ввяжется в войну с королями.

Это не просто война… это подрыв фундамента Краеугольных Земель. Этоболезненная смена династий, митинги, демонстрации протеста, транспаранты, баррикады. Протяни народу кость, он оттяпает руку.

– Я знаю, что вы чувствуете, – произнесла Эйра. – Вы ошеломлены и растеряны. Мне кажется, вы впервые испытываете эти чувства. А ещё вы злитесь, потому что я разрушила вашу иллюзию. Вы не всезнающий и не всесильный.

Она преднамеренно его дразнит. Или заводит? Или пытается вытряхнуть его из пограничного состояния, когда понимаешь: надо срочно что-то делать, и не знаешь, с чего начать?

– Давайте поговорим начистоту.

– Давай поговорим, – согласился Трой и, скрутив письмо, просунул в ячейку сетки.

Эйра спрятала конверт в карман:

– Обнародовать сведения могут два человека. Первый – Иштар.

Ну, конечно, Иштар! Это же очевидно! Вероломное создание: ядовитое, как ртуть, безжалостное, как солнце, таинственное, как луна.

– Кто ещё? – спросил Трой, горя нетерпением.

Он надеялся, очень надеялся, что непроницаемая маска на лице скрываетвнутренний разлад: ненависть к хазиру Ракшады и восхищение его умом.

– Адэр.

Трой вскинул руку:

– Осторожно! У Адэра нулевая терпимость к предательству. А то, что ты сейчас делаешь, называется предательством. Может, ты не понимаешь…

– Понимаю, – перебила Эйра.

– Любая подковёрная игра за спиной правителя, раскрытие его секретов…

– Я не вчера вылупилась из яйца, – вновь перебила Эйра. – Не тратьте время назапугивание.

– Когда-нибудь Адэр догадается, кто его предал.

– Когда-нибудь меня уже не будет.

Трой пожал плечами:

– Ну, смотри. Моё дело предостеречь.

Эйра подняла воротник пальто, хотя к вечеру солнце превратилось в настоящую печку. Немного постояла, взирая в сторону. Обратила на Троя взгляд, полный бесповоротной решимости:

– Адэр знает, что это за болезнь и с кого всё началось. Знает, кто из королей не имеет право носить корону.

– Откуда?

– Не могу сказать.

– Хорошо, продолжай.

– Он хочет опередить Иштара, потому что…

– Потому что Иштар ввергнет Краеугольные Земли в хаос, – закончил фразу Трой.

– Адэр справедливый правитель и в то же время не лишён сострадания. Онпоступит по совести и при этом пощадит чувства знакомых ему людей. И да, Иштар хочет разрушить. Адэр хочет сохранить.

Погрузившись в раздумья, Трой привалился плечом к металлическому столбику. Сетка затряслась, завизжала.

У Адэра не тот статус, чтобы замахиваться на «Мир без насилия». Над нимпосмеются, это в лучшем случае. Противоборствующая сторона сплотится, подтянет сторонников, использует родственные связи, надавит на Могана. Моганзапляшет, как жаба на раскалённых углях. Он никогда не поддерживал сына исейчас не поддержит. Решит, что это происки Иштара, или свалит вину на Эйру. Она открыла ракшадам доступ в Грасс-дэ-мор, а значит, с ними в сговоре.

Знать бы, кто находится в списке носителей болезни. Достаточно одного имени, чтобы начать собственное расследование.

Трой вздрогнул от внезапной догадки. Лекьюр Дисан… Ай да Адэр! Нашёл-таки, чемИштар шантажировал короля Партикурама. Следом мелькнула мысль: принц Норфал случаем не в психиатрической лечебнице? Причина смертипрестолонаследника была слишком размытой и туманной: какая-то неизлечимая инфекция, вызвавшая воспаление лицевого нерва. Норфала похоронили в закрытом гробу: королевская чета хотела, чтобы народ помнил красивое лицопринца, а не перекошенное с вывернутым нижним веком. Теперь вопрос: кого же насамом деле опустили в могилу?

Эйра кашлянула в кулак, напоминая о себе.

Трой оттолкнулся от столбика. Скривившись от скрежета, придержал рукой сетку:

– Не понимаю, зачем ты выдала планы Адэра? Надеялась, что я подскажу, как егоостановить? Или надеялась, что я окажу ему поддержку? Я не буду останавливать. Адэр должен исполнить свой долг перед государством и собственной совестью. Этобудет его личный провал либо личная победа. Я поддержу Адэра при одномусловии: если его поддержит Великий. А может, ты надеялась, что я донесу информацию до Могана, и он возьмёт на себя миссию по очистке тронов? Не донесу. Он не любит слухи, ему нужны неоспоримые факты.

– У меня есть требование.

– Слушаю, – промолвил Трой, не сдержав усмешку.

– Коронуйте Адэра.

Трой вздёрнул брови:

– Что?!

– Я хочу, чтобы Великий передал престол своему сыну.

С большей наглостью Трою не приходилось сталкиваться.

– Я понял. Ты расчищаешь себе дорогу. Отправишь Адэра в Тезар. Вытащишь из тайника подделки документов и отдашь бульварным газетчикам. Под шумиху иразборки, с помощью Иштара или древних народов, устроишь государственный переворот и захватишь трон Грасс-дэ-мора. Этот год в вашей стране знаменательный. Сто лет, как исчез Зерван. Как звучит пророчество Странника? «После вековой бездны на престол взойдёт истинный правитель»? Признайся, ведь так и задумано. Вы с Иштаром всё спланировали.

Эйра вспыхнула:

– Нет!

– Иштар уже начал захват Грасс-дэ-мора. В вашей стране ракшадов больше, чем в любой другой. В вашем государственном банке открыт счёт на твоё имя. В договоре с банком то и дело появляются дописки в графе «источники доходов». Ты являешься хозяйкой всех промышленных объектов, которые, по сути, принадлежатРакшаде. И ты хочешь сказать, что не шагаешь семимильными шагами к трону?

Кровь отхлынула от щёк Эйры.

– Вы ошибаетесь.

– Меня выворачивает наизнанку. Я снизошёл до общения с предательницей, интриганкой и изменницей родины. Как же недальновиден Адэр. Под боком змея, аон точно ослеп. Теперь я хочу, чтобы на собрании королей его раздавили, растёрлив порошок. Я пальцем о палец не ударю, чтобы спасти его от позора. Может, тогдаон прозреет?

– За Иштаром – Лунная Твердь. За Адэром – никого нет. Даже вы в другом лагере. Разве это справедливо?

– Счастливо оставаться, – проговорил Трой и пошагал к автомобилю.

– Я отрекаюсь от трона Грасс-дэ-мора.

Трой посмотрел через плечо.

Эйра ещё трижды повторила фразу, поворачиваясь лицом на запад, юг и восток. Жестом попросила подойти.

Трой вернулся:

– Нельзя отречься от того, чего у тебя нет.

– И не будет. Теперь – не будет. Я никому не позволю насмехаться над Адэром. Никому не позволю называть его клеветником, слепцом и собирателем слухов. Я выйду за него замуж и уведу туда, куда таким людям, как вы, вход заказан. А вы ждите, когда Иштар расскажет народам, что ими управляют больные короли. Попробуйте доказать миру, что Великий не в их числе.

Трой вцепился в сетку:

– Ты этого не сделаешь.

– Адэр нужен Тезару?

– Нужен!

– Он станет либо монархом Тезара, либо мужем моруны. Выбирайте.

Трой неосознанно просунул напряжённые пальцы в ячейки сетки, будто пытаясь дотянуться до Эйры, схватить её за воротник и вжать лицом в переплетения проволоки. Заглянуть вглубь её глаз, увидеть дно и убедиться, что она блефует. Но, взирая в чёрные зеркала, видел своё отражение: он в сачке.

– Ты же понимаешь, что я должен уговорить Могана?

– Понимаю, – хмыкнула Эйра. – На балу в честь дня рождения престолонаследникаВеликий должен объявить дату коронации. И не вздумайте хитрить. Только тронТезара удержит Адэра от женитьбы.

Трой стиснул кулаки. Проволока врезалась в ладони.

– Я буду играть грязно.

Эйра изогнула крылатую бровь:

– Кто бы сомневался.

– И в полную силу.

– Удачи! – сказала Эйра и летящей походкой двинулась по вспаханной полосе в сторону ракшадского автомобиля.

Часть 28

***

После природного катаклизма ракшады затихли, но стоило Эйре выйти из «коматозного» состояния, как уроженцы Лунной Тверди развернули в Грасс-дэ-море бурную деятельность: начали возведение порта, ремонтного дока и завода по производству паромов и рыболовецких шхун, выкупили ряд убыточных фабрик и тотчас приступили к реконструкции. Имя держателя контрольных пакетов акций знали только Адэр, главный финансист Безбур и старший советник Лаел. Владелицей предприятий была Эйра, однако она хранила молчание, будто эти дела её вовсе не касаются.

Ракшады не ограничились строительством и коренным переоборудованием предприятий. В прибрежной зоне сновали быстроходные яхты, оснащённые двигателями. Как объяснил командир береговой охраны, ставленник Иштара: воины-моряки изучают дно и составляют навигационную карту. Вроде бы задумка отличная: судоходный маршрут, пролегающий через территориальные воды Грасс-дэ-мора, соединит север и юг материка и принесёт немалый доход в казну. Но количество парусников, занятых исследованием, настораживало Адэра. Складывалось впечатление, что Иштар, прикрываясь благими намерениями, переправил к берегам чужой страны часть армады.

После недолгих переговоров ракшады допустили на суда ветонских защитников и ориентов, предоставили черновые варианты карт, объяснили методы изучения дна. Открытость и готовность сотрудничать должны были успокоить, однако Адэр, посещая бывшую столицу или лагерь морского народа, всякий раз хмурился, наблюдая, как над морем трепещут белые тугие паруса и развеваются флаги с изображением двух тигров и скрещенных клинков.

За неделю до дня рождения Адэр приехал в Лайдару. Ему предстояло одобрить или отклонить очередной широкомасштабный проект ракшадов и встретиться с председателем комиссии по установлению истины. Раньше эту должность занимал герцог Кангушар. После его назначения соправителем кресло председателя занял профессор государственного университета – пожилой человек, умудрённый опытом преподавательской работы, умеющий ладить с людьми любого возраста и положения.

Желая угодить Адэру, профессор дал в газеты объявление, даже не объявление, а напоминание, что группа людей, исполняя приказ правителя, занимается восстановлением истории страны и просит граждан помочь с поиском документов столетней давности. И как-то, разбирая посылки и письма, он обнаружил в конверте записку: мол, мой документ очень важный, поэтому вручу королю лично в руки. Отправитель написал свой адрес и номер телефона, давая понять, что он не какой-то аноним, а вполне реальный человек.

Адэр отказывался встречаться с наглецом, профессор настаивал. В итоге упорство председателя взяло верх. После переговоров с ракшадской делегацией, Адэр отправился в ратушу Лайдары, где его должен был дожидаться автор записки, он же хозяин таинственной реликвии.

Урбис, староста ветонского Совета, выделил Адэру свой кабинет. Перед тем, как уйти, пожаловался на бесцеремонность ракшадов, обсудил строительство нового причала, посетовал на приток приезжих, не забыв упомянуть, что Лайдара не резиновая... Наконец, исчерпав все темы, – благо Адэр решил заночевать в своём особняке и никуда не торопился – Урбис впустил в кабинет двух человек: профессора и незнакомого мужчину – ровесника Адэра.

Держа в руках дорожный саквояж, незнакомец поприветствовал правителя низким поклоном и покосился на профессора. Тот, недолго думая, вышел в приёмную и плотно закрыл за собой двери. Казалось, он знал, о чём пойдёт разговор – недаром же так настаивал на встрече, – но не хотел портить интригу.

Утопая в кожаном кресле, Адэр рассматривал незнакомца: рослый, зеленоглазый, одет как зажиточный горожанин, лицо добродушное. Клим с примесью посторонней крови.

– Вы меня не узнали? – спросил человек, сжимая в кулаке ручку саквояжа. – Не узнали… Я не из тех людей, которые запоминаются с первого взгляда. Меня зовут Лилиан.

– Я вас видел, но не могу вспомнить – где, – соврал Адэр и указал посетителю на стул.

Лилиан опустился на краешек сиденья, поставил саквояж сбоку стула:

– Моя жена когда-то работала в вашем замке. Её зовут Вельма.

– Вельма… – повторил Адэр задумчиво.

Не одна ли из уволенных служанок? Может, её не устроила компенсация, и новоиспечённый супруг решил потребовать доплату?

– Сиделка Малики, – произнёс Лилиан. – Не помните?

Вельма, девица из распущенной Лэтэи, медсестра из клиники маркиза Ларе, сиделка Эйры, безотказная любовница, призрак из далёкого прошлого…

Адэр принялся рассматривать Лилиана с возросшим интересом: как тебя угораздило жениться на испорченной до мозга костей женщине?

– Вспомнили, – улыбнулся незадачливый супруг. – Я приходил в замок, просил Малику… Эйру стать нашей свидетельницей на свадьбе. Тогда-то вы меня и видели. Эйра подарила нам свою гостиницу «Дэмор».

Адэр едва не скривился. Ну что за дурость? Неприкосновенную святыню отдать шлюхе! А он когда-то запретил проститутке прохаживаться перед гостиницей. Убежище морун, «Дэмор», в грязных руках. Как же так?

– У нас дочка, ждём сына, – похвастался Лилиан.

«Глупец… твои ли это дети?» – подумал Адэр, а вслух промолвил:

– Что важного в ваших документах?

С лица Лилиана сползла улыбка.

– Во времена Зервана мой родственник работал в подземной тюрьме. Здесь, в Лайдаре. При Зерване его объявили изменником родины. Только он не был изменником. Он совершил благое дело.

– О каком благом деле вы говорите?

Лилиан поёрзал, посмотрел на саквояж, устремил на Адэра чистый взгляд:

– Я привёз его письма. Он писал родной сестре, моей прабабке. Только у меня просьба. Можно снять с него обвинения? А то знаете… хотелось бы очистить егопамять. Моя семья столько лет хранила письма в ожидании лучших времён. Этосамое малое, что мы можем для него сделать. Он был хорошим человеком, апокоится в безымянной могиле, как преступник. И жена его лежит рядом с ним без фамилии и имени. Её тоже объявили изменницей. У нас, климов, так принято: хоронить преступников, как бездомных собак.

Адэр покачал головой: и предки изменники, и жена изменщица. Вот же повезломужику.

– Повторю вопрос: о каком благом деле вы говорите?

– Он спас от смерти ребёнка Зервана.

Адэр уткнулся взглядом в матовую столешницу. Тайная жена Зервана родила в подземной тюрьме дочку. Младенец умер, не прожив и несколько часов. Так написал в своей тетради слепой летописец. И кто врёт? Первый святой свидетель или этот наглец, напросившийся на встречу и выдвигающий загодя требования? Если поверить ему – под сомнения попадёт вся история деда Кебади.

– Покажите письма, – бросил Адэр и приготовился отправить посетителя восвоясипри малейшем подозрении в обмане.

Лилиан придвинул саквояж к ногам. Щелкнув замком, стал рыться в вещах. Похоже, приехал в Лайдару на общественном транспорте или на попутках. Будь у неголичный автомобиль, вещи оставил бы в багажнике.

Через пару минут на стол легли три конверта. Не прикасаясь к ним, Адэр сразу отметил: бумага старая, изготовлена не менее века назад. В углу почтовый штемпель, дату не рассмотреть. Почерк мужской. Адрес отправителя: Лайдара, улица, дом. Получится ли проверить: жил там человек с фамилией, указанной в соответствующей строке? Есть адрес получателя. Та же фамилия. Вполне возможно, что сестра.

– Я их пронумеровал, – произнёс Лилиан. – С обратной стороны. Карандашиком.

Адэр перевернул конверты. Необъяснимое чувство не позволяло достать письма. До этой минуты казалось, что клубок тайн распутан. Надо лишь подчистить историю, слегка исказить факты и можно вносить в учебники. А сейчас… еслиребёнок Зервана не умер – где-то бродит истинный правитель Грасс-дэ-мора. Возможно, он находится близко к трону и готовит государственный переворот. Этотгод знаменательный, венчает вековую бездну, о которой упоминал в пророчестве Странник.

Если ребёнок всё-таки умер – кто-то дальновидный ещё сто лет назад подготовил почву для появления самозванца. Дело нехитрое – надо только отнестись к пророчеству, как к инструкции. Придумать для «святых» свидетелей три легенды, берущие начало во времена Зервана, и протянуть их до настоящего времени. Велеть потомкам смешать кровь с кровью трёх народов, трижды отречься отвеличия. Например, от титула, должности и состояния. Одно имя в разных странах зачастую звучит по-разному. Значит, необходимо обзавестись тремя паспортами. Надеть два кольца. Чем тебе не истинный правитель Грасс-дэ-мора?

Уловив на себе пристальный взгляд, Адэр вытащил из конверта первое письмо. Листы грязно-жёлтые, с затёртыми краями, чернила бледные.

– Там много личного, – предупредил Лилиан. – Там, где говорится о ребёнке, я поставил галочки.

Личного, действительно, много: автор письма описывал быт, семейные ссоры, соседей, жаловался на цены. Похоже, документ – не подделка. Галочкамиотмечены семь абзацев. Внизу страницы дата. События произошли после скоропалительной свадьбы Зервана на тикурской принцессе, спустя восемь месяцев.

Адэр прочёл остальные письма. Это не подделка, а история второго святогосвидетеля! Тем хуже для самозванца: в качестве доказательств он обязанпредоставить обручальное кольцо тайной жены, уменьшенную копию кольцапоследнего правителя династии Грассов. Сделать копию практически невозможно: такие изумруды добывали только в Смарагде, на внутренней стороне ободкадолжна быть гравировка – плакучая ива. Об этом вряд ли кто-то знал. Брак тайный, кольца изготовили тайно.

– Вы будете его искать? – спросил Лилиан.

А вот об этом Адэр не подумал. Найти потомка Зервана и, поджав хвост, передать ему рычаги власти? Отдать страну, в которую вложено столько сил, душевных ифизических? Какой король в здравом уме это сделает?

– Сомневаюсь, что ребёнок выжил. – Адэр постучал пальцами по столу. – Необходимо проверить подлинность писем.

Лилиан побледнел:

– Я не могу их оставить.

Что ж? Тем лучше. Адэра интересовала история Зервана Грасса – он её получил. А влезать глубже, обременять себя и комиссию безнадёжными поисками призрачногокороля, своего соперника – желания не было. Разве что придётся озадачить КриксаСилара проверкой лидеров различных сообществ и движений. Едва ли какой-топлотник или дворник объявит себя законным наследником трона. Самозванец просто обязан сколотить вокруг себя группу поддержки.

Адэр вызвал в кабинет профессора, приказал ему взять с посетителя подписку онеразглашении и хотел уже уйти, как Лилиан вновь спросил:

– Можно снять смоего родственника обвинения?

– Я доверяю только проверенным фактам, – ответил Адэр, наблюдая, как супруг Вельмы прячет письма в саквояж.

Лилиан поднял голову:

– Но ведь и так понятно, что он пострадал незаслуженно.

– Мне – не понятно.

– Ладно, ладно, – пробормотал Лилиан, машинально щёлкая замком саквояжа. Вытащил конверты и положил их на стол. – Проверяйте. Я буду молчать, да… я подписал документ… но я надеюсь на порядочность проверяющих. Надеюсь, чтоони не уничтожат бумаги и не спрячут их в глубокий ящик.

Выпроводив Лилиана, Адэр посмотрел на профессора. Глаза искрятся, губы подрагивают, пенсне на носу подпрыгивает от возбуждения.

– Не терпится усадить на трон самозванца?

Лицо профессора вытянулось.

– Нет, Ваше Величество.

– А чему радуетесь?

– Люблю загадки, Ваше Величество.

Адэр отодвинул конверты на край стола:

– Эту загадку отложите в долгий ящик.

На закате правительственный автомобиль и машины сопровождения подъехали к особняку, расположенному в пригороде Лайдары. Солнце пряталось за холмами, здание, окруженное соснами и елями,  тонуло в мягком полумраке, и казалось, чтов этом затаённом уголке природы уже наступила ночь.

Переговорив по телефону с Эйрой, Адэр поужинал и вышел на террасу, подышать воздухом, пропитанным запахами хвои и горной реки. Мысли прыгали от Эйры к письмам Лилиана, вновь возвращались к Эйре. Зачем ей прятаться за долиной Печали? Она может поселиться в этом особняке. Он переберётся в Лайдару икаждый вечер будет приезжать домой.

Ещё никогда с таким теплом он не думал о доме. Он предоставит жене полную свободу. Пусть покупает мебель и ковры. Захочет поменять отделку комнат – он не станет возражать. Захочет приобрести лошадь для прогулок по лесу или свору собак – он будет только рад. Но он сам выберет спальню, общую, а не две раздельные, как это принято в королевских семьях. И детская рядом, а не вдали отродительской опочивальни. Крикс найдёт молчаливых и преданных слуг, обеспечитнадёжную охрану. Может, согласится перевезти сюда свою супругу с дочкой, чтобы Эйре было не так одиноко. Книги… надо заказать много книг и много игрушек. Купить рояль. Не шить же будет Эйра в свободное время. Надо возвести рядом с домом радиовышку. В Тезаре почти в каждом доме есть радио.

Скоро у него появится собственный дом, настоящий дом, а не проходная для чиновников и посетителей. Здесь будут звучать голоса и звенеть смех. Его будутпровожать с улыбкой и встречать с радостью. Адэр набрал полную грудь воздуха. Счастье…

Темноту прорезали лучи фар. Силуэт автомобиля промелькнул между деревьев искрылся за углом особняка: направился к парадному входу. Кого-то принесланечистая. Через десять минут внизу лестницы, ведущей в лес, возник охранитель. Приехала графиня Дрюссон. Кто такая? Адэр не смог вспомнить никого с такимименем. Обернулся на звук шагов. В дверном проёме появилась дама. Сделаланизкий реверанс и вышла на террасу.

Адэр ощутил в желудке неприятное брожение. С этой очаровательной ветонкой, хозяйкой салона для состоятельных мужчин, он был знаком несколько лет. В Грасс-дэ-море он не посещал салоны и подобные увеселительные заведения. Судьбастолкнула их на новогоднем званом вечере в замке Зервана. Это их интимная связь вызвала первый серьёзный приступ Эйры. Потом Адэр несколько раз встречался с графиней здесь, в особняке, когда Эйра находилась в Ракшаде.

Чёрт… своим приходом ветонка словно отравила воздух и перечеркнулапредставление об идеальном доме. Явилась без приглашения, как хозяйка. Смотрит с вожделением, как собственница. А если она пожалует, когда в особняк переберётся жить Эйра? Первым делом надо обнести территорию высокимзабором, у ворот поставить стражей.

Адэр скользнул взглядом по соблазнительным изгибам тела, затянутого в узкое фривольное платье. И дураку понятно, зачем она пришла. Вокруг ни души, охранители и стражи превратились в глухонемые бесчувственные брёвна. Ветерок доносит от реки волнующую свежесть. В ближней комнате широкая софа иприглушённый свет. В штанах оголодавшая плоть. Перед лицом доступная женщина, угадывающая любое желание.

Адэр вдруг почувствовал себя самцом. Обычным самцом, ничего человеческого. Сейчас он поддастся инстинктам, но голод останется, а к нему прибавится чувствовины.

Графиня, похоже, уловила что-то в его лице:

– Мне уйти?

– Буду премного благодарен.

– Но на улице ночь.

Адэр посмотрел по сторонам:

– Действительно ночь. Можете переночевать в гостевой комнате. – Крикнул: – Файк! Разбудите Файка. Мы уезжаем.

На следующий день, около полудня, автомобили миновали центральную улицу Мадраби и затормозили перед замком.

Направляясь в апартаменты, Адэр приказал разыскать Эйру. Он упорно не ходил в служебное крыло, чтобы с ней увидеться, а она упорно не переселялась на верхний этаж, в свои покои. И обычным местом встречи был сад. Точнее, каменная скамья, изукрашенная пчёлами и бабочками. Та самая скамья, которую описывал в своей тетради слепой летописец.

Пока служанки готовили ванну, а Макидор выбирал костюм, Адэр просмотрел скопившуюся почту, сделал пару срочных звонков. И уже переступил порог спальни, как в гостиную вошёл Гюст, держа перед собой на серебряном подносе сшитые листы.

– Список гостей, приглашённых на бал, – произнёс он.

Адэр взял бумаги:

– Потом просмотрю. – И швырнул список на кровать.

– Последнюю страницу, – успел сказать Гюст, прежде чем перед его носомзакрылись двери.

Если бы Адэр знал, что таила последняя страница, – решил бы принять ванну позже. Увидев дописку, он вытаращил глаза, как отсталый плебей на шумной ярмарке. Его бросило в жар, в холод и снова в жар.

Торопливо оделся, оттолкнул Макидора, возившегося с запонками, велел ему сидеть в своей пошивочной мастерской и выскочил в коридор:

– Где Эйра?

Охранители сбились с ног, разыскивая её, пока кто-то не догадался заглянуть в гараж. Сидя в машине Вилара она разговаривала с Зульцем, водителем маркиза. Луга, Талаш и Мебо чистили салон ракшадского автомобиля.

После трагических событий Зульц хотел уехать в Тезар, где его ждала семья: супруга и трое детей. Однако ему вменили в обязанность возить придворных иисполнять мелкие поручения. Его сердце разрывалось, когда в машине погибшегохозяина звучали смех и пустой щебет. Но он был вынужден мириться. Кроме семьи, в Тезаре его ждало увольнение. У Суана Бархата был свой водитель. По слухам, несчастный отец никуда не выезжал и вообще не покидал родовое имение. Семья Зульца жила в пристройке к замку только потому, что их кормилец находился наслужбе у сына Великого. По приезду в Тезар Зульцу придётся искать новое жильё иновую работу.

Услышав своё имя, Эйра выбралась из машины и поспешила в кабинет Адэра. Обычно он встречал её загадочной улыбкой и таинственным взглядом – своеобразная прелюдия перед невинными ласками. Эйра понимала, чтонедостойна поцелуев и объятий, недостойна нежного шёпота на ухо. Достоин был Адэр. Поэтому она откликалась на его желания.

На этот раз он даже не поднялся из-за стола. Посмотрел с озадаченным видом, хмуря брови:

– Я отправил в Тезар список всех, кого хотел бы видеть на балу.

– Моё имя вычеркнули, – сказала Эйра, рассматривая за его спиной картину, открывающуюся из окна.

Подросшие деревья, крыши особняков. Мадраби уже не походил на районновостроек.

– Твоё имя вписали, – произнёс Адэр и будто вонзил в Эйру кол. – Во дворец Могана не приглашают людей из низшего сословия. Там даже служанкиобразованные, из интеллигентных семей. Не находишь странным?

Она пожала плечами. Или не пожала, а лишь подумала, что надо как-то выразить недоумение. Трой Дадье обещал грязную интригу. Похоже, вознамерился опозорить её, облить грязью, чтобы Адэр к ней и близко не подошёл. Внутренний голос провещал: речь пойдёт о морунах.

– Мой совет: не дразни важных птиц.

Эйра натянуто улыбнулась:

– Вы говорите о Луанне?

Как она может её дразнить? Луанна прилипнет к Адэру и до конца бала не отлипнет. Как это пережить? А никак. До бала дело не дойдёт. Унижение тайногосоветника, как и старшего советника, равносильно унижению правителя. Ни Трой, ни Великий не посягнут прилюдно на честь и достоинство наследника престола.

– И без неё птиц хватает. Я подготовлю тебе памятку, опишу особенности этикета. И подумай, с кем ты проведёшь вечер. Одной стоять в сторонке неприлично. И помни: второго шанса для первого впечатления не будет. Я буду улыбаться Луанне, но ты же знаешь, это ничего не значит. Это игра. На развлекательные мероприятия можешь не ходить. Но бал… Боже… бал… тридцать тысяч гостей. Они тебя затопчут.

Адэр говорил сбивчиво, не успевая за мыслями. Его стало ужасно жалко. Зря онволнуется. Её затопчут до начала торжества.

– Я сниму колечко, – произнесла Эйра.

– Нет!

– Тогда снимите вы.

– Не сниму. Нас вместе никто не увидит. – Адэр не сумел подавить тяжёлый вздох. – Эйра… Иди к Макидору. Отъезд через два дня, а тебе надеть нечего. Бегом!

Выслушав её, Макидор заметался по мастерской, вытаскивая из пакетов, тумбочек и шкафов отрезы тканей:

– Они издеваются! Неделя празднеств, три выхода в день, двадцать один наряд плюс бальное платье. И это я должен пошить за два дня? Они хотят моей смерти. Лучше умереть, чем получить инсульт. Они издеваются.

– Одно платье, – сказала Эйра. – Красное. Платье незамужней моруны. Почтитакое, в каком я была на праздновании Ночи Желаний.

– Одно, – насупился Макидор.

– Одно.

– Адэр меня убьёт.

От костюмера Эйра направилась в архив. Ей самой необходимо изучить дворцовый этикет. Адэр растерян, может забыть какие-то нюансы, а может просто не знать предписания для незнатных гостей. Незнатных гостей во дворец не пускают. Значит, надо ознакомиться с нормами поведения, предусмотренными для служанок.

Сидя за столом напротив Кебади и листая страницы, Эйра ловила на себе сочувственные взгляды. Её коробило и выворачивало от унизительных правил иэтих взглядов. Служанка имеет право жить как человек, а не пресмыкаться. А ей, моруне, предназначено летать, а не ползать. Но мысленно вызывала образ Адэра ипродолжала штудировать книгу.

Перед самым отъездом выяснилось, что нельзя с собой взять Лугу и Мебо. О Талаше даже не заходила речь. Зато порадовала новость: её повезёт Зульц напозаимствованном у кого-то автомобиле. Машинам ракшадских автопроизводителей запрещено ездить по дорогам Тезара.

Закинув чемоданчик Эйры в багажник, Зульц услужливо открыл перед ней дверцу. Она окинула взглядом длинную вереницу машин, выстроившихся на площади, посмотрела на автомобиль правителя. Не дожидаясь, когда Адэр выйдет из замка, забралась в салон, прижала подрагивающие кулаки к губам и прошептала: «Дай сил пройти этот отрезок пути достойно».

***

Тезар – не другая страна и даже не другая планета. Тезар – иная вселенная.

Расширив глаза, Эйра с жадным любопытством смотрела по сторонам, впитывая незнакомый мир, который подарил ей любимого мужчину и который скороего заберёт. За окном проносились многолюдные яркие улицы, опутанные проводами. Развилки дорог походили на переплетение нитей. Мосты были словносшиты из металлических кружев. Крыши зданий подпирали тяжёлое небо. И сплошной поток автомобилей, конных экипажей, двухэтажных автобусов. Эйрапрежде видела трамвай только на фотографиях в газете. Теперь разглядывалавблизи кроваво-красные или ядовито-жёлтые вагончики и слушала размеренный стук колёс, как песню.

На подъезде к Градмиру трасса какое-то время пролегала вдоль железнодорожной насыпи. Кортеж, шурша шинами по густо-серому асфальту, догнал пассажирский подвижной состав. Машинист снизил скорость, раздался длинный, пронзительный свисток поезда, из окон высунулись пассажиры. Замахали руками, платочками, шляпами, закричали. Водитель Адэра ответил долгим гудком.

Когда показалась столица, эскорт охраны включил маячки и рванул вперёд.

Заслышав переливчатую сирену, люди выскакивали из домов, магазинов, ресторанов. Толкаясь, бежали по тротуару за кортежем. Стражи, готовясь к приезду наследника престола, заблаговременно заняли места вдоль бордюров и теперь, раскинув руки, не позволяли толпе хлынуть на дорогу. Со всех сторон летело: «Адэр! Адэр!» Машины, стоя на перекрёстках, сигналили. Трамваи приветствовализвоночками. Ни в одном городе Грасс-дэ-мора Адэра не встречали так, как народине. В Грасс-дэ-море – он сын захватчика, временный правитель, здесь – онзаконный, родной, свой.

Эйра невольно отшатнулась: в окно врезался букетик цветов. Дама промахнулась, цветы явно предназначались виновнику предстоящего торжества. Эйра направилавзгляд вперёд. Солнце, отражаясь в заднем стекле правительственногоавтомобиля, не позволило увидеть Адэра. Наверное, крутит головой и улыбается. Она бы точно улыбалась.

В Росьяре Эйра сказала ему: «Я поняла, как вам было тяжело, когда вы приехали в Порубежье. Вам поклонялись, как Богу, а вы вдруг очутились в аду». Нет, тогда онане понимала. С наивным простодушием сочла Росьяр и Тезар равными позначимости, наблюдая, какой приём оказали Адэру на балу, устроенном принцемТоланом. Только здесь, в Градмире, Эйра осознала в полной мере, как суровообошёлся Моган с сыном. Вышвырнул его, как щенка, из тёплого лонабоготворящей отчизны в нищий, убогий, озлобленный мир.

Адэр выстоял. И сейчас выстоит, когда лоно страны-мачехи отпустит его насвободу.

Кортеж покатил по центру столицы. За окнами автомобилей потянулись особняки изамки, разделённые парками, фонтанами и площадями. Простого люда сталозаметно меньше. Прохожие, в основном солидные мужи и благородные дамы, кланялись и делали реверансы. Всадники – конная стража – отдавали честь. Лошади, встряхивая гривами, гарцевали.

На втором или третьем перекрёстке Зульц свернул, вереница автомобилей поехаладальше по широкой улице, мощённой гранитными булыжниками.

– Для тебя сняли номер в пансионате, – объяснил Зульц. – Адрес прислал человек, который занимается расселением гостей. Не знаю, что это за пансионат. Сейчас посмотрим. Ты не расстраивайся. В пансионатах содержат жильцов на полномдовольствии. Так что иди в столовую, ешь, не стесняйся, за всё уплачено.

Эйра проводила взглядом машины с прислугой, следующие за кортежем. Служанкибудут жить там, где господа: в гостинице для титулованных дворян. А она – чернь. Её место на задворках.

Задворками оказалось приличное, скромное здание на тихой улочке. Эйре выделили комнаты на верхнем этаже. В придачу к комнатам дали камеристку, молодую, на вид услужливую и смышлёную даму. Камеристка хотела разобрать чемодан, но Эйра запретила раскладывать вещи и попросила подготовить красное шёлковое платье. Бал завтра вечером, но шестое чувство подсказывало, чтотоптать её самолюбие начнут прямо с утра.

Окна комнат взирали на глухую стену соседнего дома. Желая перед отъездомполюбоваться видом города, Эйра вышла на улицу. С трудом отбившись отприставучего щёголя, вернулась в пансионат. Хотела позвать на прогулку Зульца, однако портье сообщил, что водитель уехал. Шёпотом добавил, что красивой женщине не стоит ходить одной, и подсказал, где она может скоротать вечер. Эйраотправилась на общий для жильцов балкон. Но и там к ней прилипли взгляды. Мужчины отложили карты, дамы закрыли книги, занервничали.

Дождавшись ужина, Эйра отправилась в столовую. Ушла оттуда со стойкимчувством, что её раздели, ощупали, запачкали. Ступив в комнату, засталакамеристку за странным занятием: дама мяла задники обуви. Ещё никто не заботился о том, чтобы новые туфли не натёрли хозяйке ноги.

Макидор специально ездил в Ларжетай и купил три пары туфель, вдруг одни натрут(уже не натрут), у вторых сломается каблук. Даже жалко его стараний. Выход будетодин, и тот не на публику. Скорее всего, встреча состоится в каком-нибудь закутке флигеля или в пристройке. Встреча с кем?.. С Троем? С Троем и Адэром? Присутствие Адэра обязательно, кто-то же должен оценить умелую игру соратникаВеликого.

Включив в спальне свет, Эйра вытащила из-под ворота платья золотую цепочку с изумрудным ключом и обручальным кольцом матери. Сняла с пальца кольцо, подаренное Адэром, и добавила к двум кулонам ещё одно украшение. Так будетправильно, так Трой ни о чём не догадается.

Эйра уже собиралась ложиться спать, как по внутреннему телефону позвонил портье. Утром её ждут во дворце. Всё-таки утром, как она и предполагала. Мыслиникак не давали уснуть. Эйра только на рассвете провалилась в чёрную яму, ачерез пару часов уже при полном параде сидела перед зеркалом. Камеристкауложила ей волосы. Руки лёгкие, опытные, нашли каждой пряди место, утопили в причёске шпильки так, что вряд ли кто их найдёт.

Придирчиво осмотрев результат работы, камеристка вытащила из трюмо кожаную сумочку. Немного подумала, глядя Эйре в лицо. Со словами: «Вам это не надо», – сняла с её плеч клеёнчатую накидку и спрятала сумочку обратно в ящик. На вопрос: «Что в сумочке?» – ответила, улыбаясь: «Подводка для глаз, румяна».

Зульц подал автомобиль. Эйра надеялась увидеть дворцовую площадь. Говорят, таких скульптурных ансамблей и фонтанов нет нигде в мире. А каменные картины на фасаде дворца, портике и колоннадах можно разглядывать несколько дней икаждый раз замечать новые фрагменты и детали. Однако мечта не сбылась. Когдав конце улицы появилось грандиозное архитектурное сооружение, автомобиль свернул в переулок, миновал ворота, несколько постов охраны и покатил по парку. Деревья исполинские, из салона машины видны только кроны, образующие туннель.

Вскоре Зульц затормозил возле входа во флигель. Под навесами стоял транспорт для перевозки продуктов и мебели. Из автобуса, разрисованного яркимиузорами, доносилось пиликанье скрипки. Ещё один автобус был украшеннаклейками в виде гейзера из звёзд. Значит, ночью будет фейерверк.

Покинув автомобиль, Эйра расправила платье, выдохнула и вошла в двери, распахнутые двумя привратниками. В вестибюле её ждала служанка, одетая в стальную форму с белыми манжетами и белым воротничком. Поклонившись Эйре, девушка начала объяснять, как вести себя во дворце. Вот и первый удар посамолюбию. Её, тайного советника, проведут по дворцу, как прислугу. Удар слабый, Эйра была к нему готова. Недаром два дня изучала свод правил для дворцовой челяди.

Служанкам запрещалось наступать на ковровые дорожки, постеленные в коридоре. Запрещалось глазеть по сторонам, идти медленно или быстро. Завидев кого-то из дворян, надлежало сделать низкий реверанс и потупить взор.

Обитатели дворца были заняты подготовкой к балу, поэтому Эйре и служанке не пришлось тратить время на знаки нижайшего почтения. Несколько раз слегкаприсели перед дворецкими; они отличались от других слуг напыщенным видом изолотым жетоном на груди. Глазеть по сторонам Эйра не могла из-за сильноговолнения, кроме этого за ней пристально наблюдали караульные, стоявшие через каждые десять шагов.

В застеклённой галерее, утопающей в зелени и цветах, их поджидал дворецкий: губы поджаты, взгляд грозный, ну есть тебе король. Мазнув по служанке взглядом, кивнул Эйре и пошёл перед ними.

Наконец они добрались до холла. Остановившись перед дверями из чёрногодерева, дворецкий лично приоткрыл створку и жестом предложил Эйре войти.

Это был тронный зал, настолько большой, что Эйра на миг растерялась, испытав лёгкое головокружение от простора, наполненного золотистыми бликами. Прозвучал смех, эхо заметалось от стены к стене, от потолка к полу. Адэр… Онбеседовал с Троем, что-то разглядывая из окна.

Не оборачиваясь, Дадье махнул рукой. Обладает сверх острым слухом илирассчитал время? Жест предназначался Эйре, только ей он мог махнуть столь небрежно, по-хозяйски. Стараясь не стучать каблуками по паркету, она двинулась через зал. Зеркала передавали её отражение друг другу, и каждое отражение отличалось от предыдущего: иная постановка головы, иная походка. Приблизившись к мужчинам, наделённым властью, она уже не чувствовала себя прислугой.

Трой обернулся. Выгнул бровь, словно увидел Эйру впервые в жизни. Глядя в окно, Адэр застыл. Почувствовал её запах... Его рука, удерживающая раму, напряглась, побелела. Немного помедлив, посмотрел через плечо. В лице читалось понимание: сейчас произойдёт нечто ужасное, выходящее за рамки всех правил вместе взятых. За долю секунды сердце Эйры облилось кровью. Что она натворила?..

тот же миг дворецкий объявил Великого.

Эйра присела чуть ли не до пола. Потупив взор, затаила дыхание, ожидая, когдазатихнут тяжёлые шаги. Выпрямила спину и будто переместилась в будущее. Натроне, инкрустированном золотом и драгоценными камнями, восседал постаревший Адэр: в кремовом мундире, на погонах короны, наплечный шнур с золотыминаконечниками.

Как же они похожи: лицо, фигура, осанка. Только взгляды разные: у отца – суровый, у сына – встревоженный.

Трой поднялся на возвышение, занял место справа от трона, вытянулся как верный сторожевой пёс, только цепи не хватает. Великий жестом приказал подойти. Адэр иЭйра приблизились к помосту.

Стоя в шаге друг от друга, они не смели обменяться ни словом, ни жестом. Боковым зрением Эйра видела его руку. Пальцы выпрямлены, кисть слегкавывернута, словно Адэр ждал, когда её рука окажется в его ладони.

Великий долго молчал, рассматривая Эйру. Суровый взгляд сделался и вовсе мрачным.

– Я не верю слухам, не поддаюсь на провокации и ненавижу, когда меня шантажируют, – прозвучал голос, способный подчинить любого человека. – Однакосегодня я хочу поговорить о слухах. Говорят, моруны не лгут.

– Не лгут, – подтвердила Эйра. – Но мне приходилось обманывать.

– Кого ты обманула?

– Себя.

Облокотившись на резную ручку трона, Великий потёр пальцем висок:

– Говорят, моруны порабощают мужчин.

Трой, как и Моган, не сводил с Эйры взгляда. В нём сквозил неподдельный интерес, читалось предчувствие раскрытия тайны.

– Это слухи, – сказала она.

– Моруны хороши в постели?

– Молчи, – прошептал Адэр одними губами.

– Наверное, хороши, раз после них перестают существовать другие женщины, – предположил Дадье.

– Плотская любовь – низшая форма любви, – произнесла Эйра. – На ней не всё завязано.

Великий еле заметно покачал головой:

– Говорят, моруны умирают чуть ли не в один день со своими мужьями.

– Моруна живёт столько, сколько живёт её муж, – сказала Эйра и, подумав оматери, добавила: – Бывают редкие исключения. Очень редкие. Но, так или иначе, моруны уходят вслед за своими мужьями.

– Мужья уходят вслед за умершими жёнами?

– По-разному.

– От чего это зависит?

Эйра покосилась на руку Адэра: вот-вот затрясётся от напряжения. Посмотрела наТроя: весь в предвкушении. Перевела взгляд на Могана:

– Одинокое кресло. Одинокий мужчина. Говорят, незаменимых людей нет. Но вы-тознаете – есть. Любимого человека никто не заменит. Тяжело быть однолюбом?

Великий откинулся на спинку трона.

– Знаю, тяжело, – продолжила Эйра. – Тяжело жить с потухшим угольком в груди. Будто сам потух. Горел жарким огнём, и вдруг стало холодно и темно. Кто-тонаходит себя в темноте. Кто-то нет.

Солнце спряталось за облаками. Воздух в зале потемнел. Молчание затянулось. Трой наклонился к Могану, что-то сказал на ухо.

Вынырнув из раздумий, Великий кивнул и перешёл в наступление:

– Говорят, моруны могут убить взглядом.

– Неправда.

– А как же князь Тарий?

– Его убила совесть.

– На пальце моего сына появилось кольцо. Зная его нелюбовь к кольцам, перстнями подобным украшениям, я сделал вывод: у кольца есть пара. Второе кольцо у тебя?

– Молчи, – прошептал Адэр.

– Да, – ответила Эйра.

– Вы заключили тайный брак?

– Нет.

Моган принял величественную позу:

– На правах монарха Тезара я объявляю вашу помолвку недействительной. Адэр, сними кольцо. – Выдержал паузу. – Адэр! Не надо путать приказ короля с просьбой отца.

– То, что я сейчас делаю, ничего не значит, – сказал Адэр еле слышно, снял кольцои сжал в кулаке.

– Кольцо сердца, – промолвил Великий, взирая на Эйру. – Думаю, у тебя есть ещё одно кольцо. Кольцо памяти.

– Есть.

– Кому оно принадлежало?

– Маме, – ответила Эйра.

– Ты обладаешь красотой, присущей ветонам, – вновь заговорил Великий. – Но ты красивее их. Не такая холодная, как они. У тебя удивительный оттенок кожи, как у ориентов, но более мягкий, женственный. Смотрю на тебя и думаю: что в тебе отклимов? Может, у тебя высокий болевой порог? Или ты разговариваешь с травами?

Эйра прижала к платью вспотевшие ладони. Моган недвусмысленно намекал нафразу из пророчества Странника: «Кровь от его крови потечёт по жилам с кровью трёх народов…» А за минуту до этого сделал намёк на фразу: «Кольцо памяти налевой руке, кольцо сердца на правой руке…»

– Сколько у тебя имён? Три? Верно?

– Малика, Эльямин, Эйра, – отозвался Трой.

– Трёх святых свидетелей уже нашла? – спросил Моган.

– О чём он говорит? – непонятно к кому обратился Адэр.

– Уверен, что нашла, – прозвучал голос Троя.

Моган подался всем телом вперёд:

– Давай разберёмся с твоим величием. Кто тебя возвеличил, за что и от чего ты трижды отреклась? Точнее, отринула. Отринула – правильное слово. Отрекаются от того, что есть. А отринуть – значит не принять.

Эйра улыбнулась. Трой думает, что она совершила досадную и глупую ошибку, отрёкшись от трона Грасс-дэ-мора. Ведь трона у неё нет. Могла только отринуть предложение Адэра стать королевой, но она его приняла, согласившись напомолвку. Хитросплетение мыслей и идей Троя было очень сложным. Эйра не хотела в нём разбираться. Она понимала одно: Трой Дадье хочет обличить её в сговоре с Иштаром, а значит, надо приложить все силы, чтобы этого не допустить.

– Я отринула сан верховной жрицы.

Великий загнул мизинец:

– Первое отречение. Дальше?

– Я отказалась от трона Ракшады.

Моган медленно повернулся к Трою. Обескураженный вид соратника подсказал: для него это такая же неожиданная новость.

– В Ракшаде для женщин не предусмотрен трон, – попытался выкрутиться Трой.

– Иштар предложил мне руку и сердце и пообещал установить рядом со своимтроном трон для меня, – произнесла Эйра, боясь посмотреть на Адэра.

– Хорошо, – кивнул Великий и загнул безымянный палец. – Второе отречение. Какое ещё величие ты отклонила или собралась отклонить? Чтобы свершилось пророчество, необходимо выполнить все условия. Три имени есть, кровь с кровью трёх народов есть. Три свидетеля готовы зачитать свидетельства. Два кольца есть. Ну же? Каким величием ты пожертвуешь, чтобы свергнуть своего короля АдэраКарро и заполучить трон Грасс-дэ-мора?

– Где север? – спросила Эйра. Заметив подсказку Троя, лёгкий кивок, повернулась лицом к двери. – Я отрекаюсь от трона Грасс-дэ-мора.

И повторила фразу трижды, глядя на юг, восток и запад, следуя ритуалу добровольного официального отречения, принятого в Краеугольных Землях.

Адэр стоял ни жив, ни мёртв, хотя по его виду было сложно прочесть чувства. Их могла прочесть только Эйра. Она предала его, перечеркнула все его планы. Отделение полуострова теперь стало бессмысленным. Он не вправе взять в жёны женщину, которая, по сути, отказалась от места рядом с ним.

– Нельзя отречься от того, чего нет, – заметил Моган.

– Трон Грасс-дэ-мора принадлежит мне.

Великий рассмеялся. Искорки неподдельного веселья сделали его ещё более похожим на Адэра. Точнее, Эйра видела Адэра в Могане, хотела запомнить облик, который не сможет увидеть через тридцать лет.

– Значит, ты считаешь, что трон принадлежит тебе, – произнёс Великий, успокоившись.

– Да.

– По какому праву?

– Я Эйра Латаль Грасс, праправнучка Зервана.

Моган вздёрнул брови. Он даже удивляется как Адэр.

– У тебя есть подтверждающие документы?

– Нет.

– Следовательно, ты самозванка. Из уважения к Его Величеству Адэру Карро я не стану доносить до общественности сей вопиющий факт. Я позволю тебе уйти. Позволю беспрепятственно покинуть Тезар. Обещай, что не будешь искать встреч с королём, не будешь писать ему писем. Пообещай, что он больше никогда не услышит твой голос и не увидит твоего лица.

– Я исчезну из жизни только короля Тезара.

– О чём ты говоришь? – спросил Адэр громко.

– Великий подготовил вам подарок на день рождения, – произнёс Трой. – Сегодня на балу он объявит дату вашей коронации.

Адэр раскинул руки:

– Да что здесь происходит?

– Ты немедленно покинешь Тезар, – промолвил Великий, взирая на Эйру сверху вниз.

– Поблагодари, – подсказал ей Трой.

Она подошла к трёхступенчатому помосту – три шага до людей, чьё высочайшее положение вызывало восторг у всего мира. Глядя на Троя, кивнула:

– Спасибо за честную игру. – Обратила взор на Великого. – Я вижу в вас вашегосына и испытываю к вам самые тёплые, самые искренние чувства. Я люблю вас как человека, который подарил жизнь моему любимому мужчине и подарит великое будущее.

Сделала реверанс, вернулась к Адэру:

– Простите меня.

И направилась к двери.

Адэр догнал её в коридоре. Схватив за локоть, втянул в зал, словно вылитый из золота. Посредине стоял круглый стол с вырезанной сердцевиной. Из неё возвышались огромные белые цветы, название которых Эйра не знала. Привалившись спиной к стене, она смотрела на махровые лепестки. Адэр мерил комнату шагами, прижимая кулак к переносице.

– Ты предала меня!

– Я вас освободила.

Адэр приблизился к Эйре:

– Если не доверять тебе, то кому тогда доверять?

– Вы рождены для того, чтобы изменить этот мир, а ваш мир душит вас. Я связываю вам руки, не даю поднять голову и расправить плечи. Вы увязли в борьбе, вместо того чтобы двигаться вперёд. Ваш ум достоин восхищения, но егопреднамеренно уменьшают до размера вашего кресла. Вам должны повиноваться, но ваш статус не позволяет королям относиться к вам, как к равному. Вампредстоит спасти Краеугольные Земли от краха. Из Грасс-дэ-мора сделать это не получится.

Адэр упёрся руками в стену, словно опасаясь, что Эйра убежит. Навис над ней:

– Почему не сказала, глядя мне в глаза, что не хочешь быть моей женой?

– Тайной женой.

– Не вижу разницы.

– Я не могу быть тайной женой, – сказала она, выделив интонацией предпоследнее слово. – Я не хочу прятаться как прокажённая. Не хочу принимать вас тайком, как любовница. Не хочу незаконнорожденных детей. Не хочу стоять за дверями вашей жизни. Хочу быть частью вашей жизни. Хочу видеть вас уставшим, бодрым, хмурым, весёлым. Хочу видеть, а не представлять. А если вы заняты, хочу, чтобы нас разделяла стена, а не горы и долины. Хочу ссориться с вами, мириться. Хочу говорить с вами и молчать. Хочу упиваться счастьем, а не одиночеством. Хочу делить с вами годы, а не только постель. Или всё, или ничего. Вы не можете дать мне всё, а крупица вас мне не нужна.

Адэр усмехнулся с горестным видом:

– Ты загнала меня в тупик.

– Скоро вы станете монархом Тезара. А кто я? Предательница, интриганка, самозванка. Я недостойна вас. Когда знаешь, что человек недостоин – его легче выбросить из жизни. Отсечь источник боли – легче. Привыкнуть к фантомнымболям – легче.

– Почему не сказала мне, что ты наследница Зервана?

– Сегодня сказала. И что? Теперь я самозванка. Всем нужны доказательства, а у меня их нет. Только это.

Эйра вытащила из-под ворота платья золотую цепочку с изумрудным ключиком идвумя кольцами.

– Кольцо жены Зервана, – проговорил Адэр, лишь взглянув на изумрудные капли.

– Кто мне поверит? – сказала Эйра, пряча цепочку с «кулонами» под ткань платья. – Моего отца назовут вором, перемоют косточки Муну, станут рыться в моей «родословной». Но даже если поверят, никто не увидит разницы между моруной ибезродной плебейкой. Что даст мне звание избранной королевы? Ни-че-го. Тезар никогда не примет меня. А если примет, то будет водить, как сегодня, по коридорам, запрещая наступать на ковровую дорожку. А вы, вместо того чтобы заниматься делом, будете вечно отстаивать мою честь. Разве о таком будущем вы мечтаете? Я – точно нет.

Адэр запрокинул голову, надсадно задышал:

– Я никогда не спрашивал.

– Так спросите.

– Вы с Иштаром были близки?

– Да.

– Насколько?

– Мы были на грани.

Немного помедлив, Адэр опустил голову, посмотрел Эйре в глаза:

– Почему молчишь?

– Мне больше нечего добавить.

– Почему не упрекаешь меня? Почему не говоришь, что я подарил тебя Иштару. Почему не вспоминаешь, что я приказал тебе не возвращаться? Почему не говоришь, что я сам сотни раз переступал грани с другими женщинами? Почему... – Адэр оттолкнулся от стены. – Я ждал тебя и боялся, что ты приедешь. Боялся увидеть твои глаза: янтарные или серые. А ты приехала с изрезанными руками. Чтоон с тобой делал?

– Любил.

Адэр покачал головой, открыл двери и выпустил Эйру из зала.

Служанка провела её до служебного выхода из дворца. В сени деревьев средимашин для перевозки продуктов стоял автомобиль. Зульц распахнул дверцу и – когда Эйра расположилась на заднем сиденье – уселся за руль.

Всю обратную дорогу до гостиницы она смотрела в окно, силясь угадать, о какомкафе рассказывал Вилар. Потом вспомнила, что его любимое заведение находится на центральной улице, а они ехали явно не по центру: дома чистые, опрятные, нобез архитектурных излишеств, горожане в неприхотливых нарядах, транспорт без претензий на роскошь.

В пансионате было безлюдно. Жильцы отправились на дворцовую площадь, надеясь занять лучшие места. Они были готовы проторчать целый день насолнцепёке, лишь бы увидеть на закате свет Краеугольных Земель во всей красе. А Эйре даже не показали парадный вход во дворец.

Войдя в комнату, она устало опустилась в кресло. Заглянув в двери, камеристкапоинтересовалась, не надо ли чего, и спросила разрешения уйти на праздник, который устраивали городские власти в центральном парке Градмира. Получив вместо ответа кивок, прошлась вокруг Эйры, придирчиво осматривая причёску, поправила пару шпилек. Сказала, где стоят коробки с обувью, если вдруг хозяйканадумает сменить туфли. В её милой головке не зародилось подозрение, чтохозяйку выставили из дворца и что, вернувшись, она не обнаружит и следапребывания Эйры в пансионате. Или зародилось, потому и решила смыться?

Эйра переоделась в дорожное платье, спрятала бутылочку с ядом в потайной кармашек, затолкала в чемодан наряд моруны и, вновь усевшись в кресло, уставилась на двери, ожидая Зульца или носильщика.

В окна влетал ветерок, пропахший свежеиспечённой сдобой. Доносились сигналы автомобилей, застрявших в пробке, и ржание лошадей. Зульц не появлялся.

Солнце спряталось за крышами зданий, закрывающих горизонт. Послышался звонколоколов. Издалека долетел гомон многотысячной толпы. Во дворец съезжаются гости…

Не выдержав, Эйра выглянула в коридор. По бокам двери стояли стражи.

– Вернитесь в комнату, – прозвучал металлический голос.

Её сторожат!

– Позовите, пожалуйста, моего водителя, – попросила она.

– Он ждёт разрешения на выезд.

Эйра закрыла двери, уставилась на бронзовую ручку. Ждёт разрешения… Почему он ждёт разрешения, когда всё решено? Её не выпустят из Градмира. Онасамозванка. Скорее всего, сейчас кто-то чужой и бессердечный подписывает приказ о её заключении в тюрьму или в психиатрическую лечебницу. Из тюрьмы выйтиможно, из психушки – нет.

В жизни Эйры было слишком много тяжёлых ночей. Изнурительная бессонницадавно стала подругой, переживания утратили остроту. Сейчас на плечи давилалишь усталость от бесплодного существования. Рука невольно прижималась к груди, проверяя: на месте ли смертоносный подарок Иштара.

Эйра не думала, как ей выжить – думала, как достойно умереть. Когда её привезутв тюрьму или психушку и потребуют раздеться, она выпьет яд. Потом всё равно: ктоосматривает и ощупывает её тело. Она уже будет на вершине горы, залитой лучамисолнца. Затем спустится в долину Печали и сольётся с сёстрами.

Принятое решение придало сил. Эйра подошла к окну.

Чёрное небо озарили вспышки: фонтаны грандиозных фейерверков искрами ибликами разлетелись над столицей. Послышались рукоплескания, крики, смех. Наверное, объявили дату коронации Адэра. Страна ликовала, Эйра готовилась к смерти.

Под утро по улице, освещённой фонарями, потянулись компании, горланившие гимн Тезара. Тени бежали за людьми либо опережали, словно указывая дорогу. Нарассвете город погрузился в глубокий сон. Эйра продолжала глядеть в небо, жалея, что окна смотрят на запад и вход в пансионат расположен с другой стороны здания. Возможно, к двери уже подъехала машина с затёмнёнными стёклами. Возможно, покоридору топают тюремщики. Скорее бы всё закончилось. Вот и шаги…

В гостиную вошёл Зульц:

– Эйра, поехали. – Взял чемодан и связку коробок с обувью.

– Куда?

– Поехали-поехали, – протараторил он и скрылся за дверями.

Сидя на заднем сиденье, Эйра беспрестанно оглядывалась – за их автомобилемнеотступно следовала машина с флажком Тезара на капоте. Она появилась, как только они отъехали от пансионата. Зульц пару часов покружил по городу, поругиваясь на светофорах. Движения почти не было, но светофоры работали и, будто на зло, постоянно загорался красный глаз.

Наконец автомобили покатили по пригороду. Эйра не смогла вспомнить каменную арку и мост через реку, булыжную набережную и кленовую рощу. Направляясь в Градмир, они однозначно здесь не проезжали.

– Куда ты меня везёшь? – спросила она, в очередной раз оглянувшись нанезнакомую машину.

Повернулась к Зульцу. Он не ответит, с таким видом люди упорно хранят молчание.

Впереди показался высокий забор, прикрытый вьющимся плющом. Чуть дальше возвышались башни под бронзовой черепицей. В просветах кованых ворот, охраняемых стражами, просматривались мраморные изваяния лошадей, склонившихся над чашей. В небо бил фонтан. Ветер подхватывал брызги и относил в сторону.

Зульц опустил руку на клаксон, но посигналить не успел. Стражи распахнуливорота.

Автомобиль объехал фонтан, пересёк овальную площадь и затормозил перед широкой лестницей, ведущей к трёхэтажному старинному зданию.

Зульц выбрался из салона и, обежав автомобиль, открыл дверцу. Немногоповременив, наклонился и промолвил еле слышно:

– Эйра, тебе надо выйти.

– Сейчас, – сказала она, глядя в лобовое стекло.

Перед ней словно развернули рисунок Галисии. Стены замка, оплетённые дикимвиноградом, над массивной дверью герб Тезара. Наверху лестницы Адэр: непринуждённая поза, таинственное выражение лица, в глазах немой призыв. С таким же видом он ждал, когда Галисия выпорхнет из салона. Только на рисунке не было слуг; сейчас они выстроились в два ряда, образовав живой коридор отнижней ступени до верхней.

– Эйра... – проговорил Зульц полушёпотом. – Не заставляй его ждать. У нас так не принято.

Она не могла пошевелиться. Всё её существо страдало и возмущалось: она однаиз тех, кого Адэр встречал, с кем беззаботно проводил время, кого усаживал в автомобиль и о ком тут же забывал. Разумом понимала, что это не так, но смотрелана мир глазами Галисии, чувствовала себя на её месте и ничего не могла с собой поделать.

Адэр занервничал. До слуха донёсся его приглушённый голос. Слуги повернулись к замку, застучали каблуками по ступеням и друг за другом скрылись за дверью.

– Увези меня, – прошептала Эйра.

– Ворота закрыли, – сказал Зульц,

Она покосилась в боковое окно. Ворота и правда закрыты. В просветах между выгнутыми прутьями виднелись стражи и машина, которая сопровождала их отпансионата. С внутренней стороны ворот стояли караульные, похожие на статуи.

Эйра вновь устремила взгляд на Адэра. Он неторопливо спустился с лестницы, вальяжной походкой двинулся к машине. Сердце закричало: «Беги!» Куда бежать? Калитки нет, забор высокий. Замок окружён парком. Из него нет выхода. Отсюданет выхода!

Зульц отступил от автомобиля на несколько шагов. Адэр заглянул в салон ипротянул руку.

– Я не ваша собственность, – проговорила Эйра. – Меня нельзя привозить к вамтолько потому, что вам так хочется.

Адэр обошёл автомобиль, сел за руль и нажал на педаль газа.

Вжимаясь в спинку кресла, Эйра смотрела на проплывающие за окном скульптуры, аллеи и беседки. Стены замка скрылись за деревьями. О замке напоминали башнии бронзовая крыша, возвышающиеся над кронами. В душе затеплилась глупая надежда, что Адэр высадить её возле других ворот и скажет: «Иди на все четыре стороны». Но сердце кричало: «Беги!»

Затормозив возле идеально ровных, высоких и длинных гряд с цветущей лавандой, Адэр вытащил ключ из замка зажигания и посмотрел на отражение Эйры в зеркале заднего вида. В его лице сквозило неприкрытое желание взять. Сейчас. Здесь. И никто его не остановит.

Эйра выскочила из салона и, не понимая, что делает, побежала между гряд, утопая в траве, путаясь в подоле. На ходу скинула туфли, боясь оглянуться, замешкаться хоть на секунду. В голове стучало: куда она бежит, от кого она бежит? Дорогу преградил пруд. Эйра замерла, глядя на очередную картину Галисии. Неподвижная гладь, раскрывшиеся кувшинки. На другом берегу ветер раскачивал камыш. Справаи слева ивы полоскали в воде ветви. Сзади Адэр… Пальцы проворно забегали поеё спине, расстёгивая пуговицы на платье.

Эйра обернулась:

– Не надо. Пожалуйста… не надо…

Адэр принялся вытаскивать из её волос шпильки:

– Не хочу повторять слова, которые говорят тысячи мужчин. Хочу обойтись без избитых выражений. К чёрту слова…

Скинул пиджак, снял рубашку. Прижал ладонь Эйры к своей груди:

– Слышишь?

Сердце билось в ладонь с силой молота.

– Оно говорит за меня.

Никогда прежде его взгляд,манящий, пленительный, не имел над ней такой власти. Он возбуждал исконно женское желание – отдаться. Пятясь, Эйра заглушала в себе это желание, сопротивлялась, как могла. Взывала мысленно ко всем богам, просила не лишать её стойкости. Но в голове шумело, ноги слабели, по телу растекалась блаженная истома.

Адэр обнял Эйру за талию, притянул к себе, приблизил лицо к её лицу. Онасдалась: повинуясь требовательным рукам, опустилась на берег, сотканный из шелковистых трав.

Её плоть приняла мужчину с неудержимой дрожью, с пугливой жадностью: так принимает воду измученная засухой земля. Слившиеся тела на миг замерли, наслаждаясь трепетом каждой клеточки, каждой жилки. Прогнулись медленно, осторожно. И уже не дождь, а клокочущая волна накрыла Эйру с головой. Онавпивалась в горячие губы Адэра. Захлёбываясь стоном, откликалась на егоненасытные телодвижения. Боль и блаженство, ужас и счастье сплелись воедино ираскалились добела. Чувства вырвали разум из бушующих глубин и унесли в бездонную высь, озарённую вспышками молний и осенённую божественнымсветом. Время и пространство свились в тугую спираль.

Адэр издал восторженный крик. Прерывисто дыша, уткнулся лбом Эйре в плечо. А она, повернув голову набок, устремила взгляд на цветы. Чем ответит мир напорочную близость двух любящих сердец? Затянется серым льдом или запестриткрасками?

– Это нечто, – прошептал Адэр и принялся покрывать поцелуями шею и грудь Эйры.

Она, расширив глаза, наблюдала, как цветы лаванды превращаются в синий хрусталь, листья и стебли – в завитки малахита. Посмотрела поверх зарослей иприщурилась от переливчатого блеска крыльев стрекоз. Диск солнца раздался вширь, вдаль, вглубь и залил мир золотом.

В венах забурлили жизненные соки и вдруг устремились вниз живота, в волшебный сосуд женщины. Душа зазвенела серебряным колокольчиком. Адэр оставил в ней частичку себя... Он оставил частичку себя!

– Что вы сделали? – произнесла Эйра, с трудом сдержав всхлип.

– То, что не делал ни с кем, – ответил Адэр, явно понимая, о чём она спрашивает.

– Вы воспользовались моей неопытностью.

– И готов это повторить.

Эйра упёрлась ногами и руками в землю, выскользнула из-под разгоряченного тела. Поднялась. Рухнула на колени. Вновь поднялась. Пошатываясь и спотыкаясь, вошла в пруд. Смыть с себя всё. Вымыть из себя всё...

Погрузилась в воду с головой. Встала на илистое дно, посмотрела на кувшинки, словно выточенные из розовых сапфиров. На лепестках жемчужины-капли. Обратила взор на камыши с навершием из шоколадного опала. Устремила взгляд к искристым небесам: «Только не это... Боже... только не это...»

Адэр бросился в воду. Брызги алмазными осколками вонзились в воздух. Вынырнув возле Эйры, убрал с её лица мокрую прядь, провёл пальцами по её губам:

– Я никогда не испытывал ничего подобного.

Обхватил её бедра, притянул к себе. Ощутив его готовность вновь войти в неё, Эйра упёрлась руками ему в грудь. Его сердце пыталось вырваться из клетки.

– Чувствуете себя победителем?

– Я твой господин, ты моя госпожа. Кто же из нас победитель? – Адэр запрокинул голову. – Перед тобой мы муж и жена.

– Я замёрзла.

Адэр взял её за руку:

– Идём на солнце.

Выйти из воды и предстать перед ним обнажённой, беззащитной…

Эйра выдернула пальцы:

– Я отдала вам честь. Оставьте мне хотя бы крупицы гордости.

– Не стыдись. Не надо. Стыд может задушить. – Наклонившись, Адэр посмотрел ей в лицо. – Твои глаза...

– Янтарные.

– Нет.

– Серые? – похолодела Эйра.

– Зелёные как изумруд.

Она обхватила себя за плечи. В этом мире что-то сломалось... Всё идёт не так…

– Отвернитесь. – Вышла из пруда, подняла ворох ткани. – Вы порвали моё платье.

Адэр оглянулся:

– Надень мою рубашку.

– Отвернитесь! – повторила Эйра и, надев рубашку, прижала ладони к низу живота. Оно никуда не делось. Это осталось в ней. И что теперь?..

– Болит? – спросил Адэр, ступив на берег. – Я пытался… осторожно, но потерял над собой контроль. Прости.

– Хочу домой.

Надевая брюки, Адэр указал кивком в сторону замка:

– Это твой дом. Я велю привезти Муна и твою старуху.

– Он ваш. А что будет моим? Место на кровати? Хочу уехать.

Застегнув ширинку, Адэр нарвал целый букет лаванды. Протянул цветы Эйре:

– Я дарю тебе замок Грёз.

Она посмотрела на мокрые волосы, прилипшие к его шее, на струйки воды, стекающие по мускулистой груди. Это же видела Галисия…

– Я не войду в дом, где в каждой комнате звучал смех ваших любовниц. Где каждая подушка пахнет женщинами, где каждая простынь была под кем-то. Я не войду в дом, где каждая дверная ручка помнит прикосновение чьих-то рук, где каждое зеркало хранит отражение вашей прошлой жизни. Такой подарок мне не нужен.

– Как скажешь, – промолвил Адэр и швырнул букет в воду.

Эйра сгребла платье, потопала между гряд. Возле машины переоделась, забралась на заднее сиденье и уставилась в окно. Что делать?..

Подъехав к замку, Адэр обернулся:

– Через неделю увидимся.

– Как – через неделю? – опешила Эйра.

Неужели Моган не объявил дату коронации?

– Коронация через три месяца. Надо закончить в Грасс-дэ-море кое-какие дела. – Адэр открыл дверцу. – И надень кольцо. Теперь мы муж и жена.

– Похоже, для вас церемония бракосочетания – это представление шутов.

Хохотнув, Адэр уступил место за рулём Зульцу, дал знак караульным и взбежал полестнице.

Эйра смотрела в заднее стекло, пока замок не скрылся за поворотом. Главное, не забыть и не посмотреть Зульцу в глаза. И снова в голове забился вопрос: чтоделать? Была бы она ракшадкой, надела бы чаруш, бесформенное платье ибродила бы за Адэром как тень. Связь уже не разорвать. Он нужен ей, она нужнаему сильнее, чем прежде. Неделя его пребывания в Тезаре расставит всё на своиместа, покажет, что значит – близость с моруной.

Эйра прижала ладонь к животу: частичка Адэра, чувствуя себя в безопасности, наслаждалась теплом.

– Зульц… Поехали к маркизу Бархату.

Не сдержав счастливый смех, он развернул машину.

Спустя некоторое время автомобиль проехал вдоль топольника – вот она, дорога, окоторой рассказывал Вилар, вот они, тополя, под которыми он прятался в пухе, – пересёк площадь и затормозил у замка из красного камня.

Выбежавшие слуги принялись обнимать Зульца, чуть ли не на руках подкидывать. Переговорив с прислугой, он вернулся к машине. Маркиз Бархат у озера. Эйра отпустила водителя к семье, проживающей в пристройке к замку, ипоследовала за старым слугой по усыпанной гравием дорожке, петляющей через парк.

Возле безупречно круглого озерца шуршали листвой берёзы. Над водой тянулся неширокий деревянный причал. Маркиз Суан Бархат сидел в инвалидном кресле насамом краю пристани и смотрел на зеркальную гладь. Слуга заботливо поправил наногах маркиза шерстяное одеяло, потуже завязал шарф на его шее и, встав засогнутую спину и сложив на груди руки, задумчиво уставился на серых уток, ленивоперебирающих лапками в неподвижной воде.

Эйра остановилась на берегу озера, пытаясь рассмотреть маркиза. Но тот сидел вполоборота к ней. И мешал шарф, закрывающий его подбородок.

– Кто вы? – очень тихо спросил подошедший к ней человек.

Эйра не поняла, откуда он взялся. Может, прятался в сени берёз. А может, всю дорогу шёл за ней и старым слугой.

– Я Эйра… Малика Латаль. Вам о чём-то говорит моё имя?

– Конечно, говорит. – Человек поклонился. – Я личный доктор маркиза.

– Я могу побеседовать с ним?

На узких губах доктора появилась печальная улыбка:

– Маркиз ничего не видит и не слышит. Он просто доживает.

Эйра приблизилась к Суану Бархату. Закатное солнце светило ему в глаза, но он не щурился.

– Маркиз Бархат… Я Малика. Вилар вам писал обо мне.

Ни одна черточка на его лице не дрогнула, сцепленные пальцы продолжалиспокойно лежать поверх одеяла.

Эйра пыталась найти в его облике что-то, напоминающее сына, однако горе настолько высушило этого человека и обесцветило его глаза, что с трудомверилось в их родство. Эйра села на доски, подогнув под себя ноги, взяла маркизаза руку и не сдержала рыдания: в её руке покоилась рука Вилара. Тепло, нежность, большая душа, измученное сердце – всё это уместилось в одной ладони.

Солнце клонилось к кронам деревьев, обшивая золотой нитью силуэты трёх человек: Вилара, его отца и Эйры. Ни слуги, ни доктор не видели молодогомаркиза, но стоя на берегу озера, чувствовали: он здесь, он с ними.

Часть 29

***

Доклад Троя Дадье о способностях морун и заговоре плебейки с Иштаром Великий выслушал с недоверием: «Мне нужны доказательства, а не домыслы и слухи!» Однако зерна сомнений, обильно поливаемые газетными статьями и доносами секретных агентов, дали всходы в рекордный срок. Решение передать престол сыну сформировалось, но Моган колебался до последней минуты: не допускает ли он ошибку? Шествуя в тронный зал, ещё надеялся, что встреча с любовницей Адэра обернётся фарсом. И только увидев женщину с удивительными глазами и услышав гипнотизирующий голос, понял: сын в опасности.

Плебейка отличалась от девиц, которыми увлекался Адэр ранее. И не только внешне. Её умение заглянуть в душу, вскрыть сокровенное, как нарыв, вызвало у Могана сильнейшее внутреннее напряжение. Он мгновенно поверил, что моруна обладает скрытой силой, способной заворожить, подчинить. Недаром Адэр стоял рядом с ней не как наследник престола, а как охранитель, готовый закрыть её своей спиной. А с какой болью во взоре он сжал в кулаке кольцо, словно это и не кольцо вовсе, а его сердце, вырванное из груди.

Моган прикинул: шестьдесят два года неплохой возраст, чтобы уйти на покой, да и здоровье уже подводит. Сын, восседающий на троне Тезара, будет под присмотром. Трой позаботится, чтобы моруна исчезла: с помощью сторонних лиц убедит Иштара забрать шабиру либо найдёт головорезов, которым плевать на проклятие морун. Надо срочно подобрать ей замену: привезти дикарку из зоны отчуждения (так назывались непризнанные страны) или выписать прелестницу из распущенной Лэтэи. Доморощенные дамы смотрят Адэру в рот, растекаются при случайном прикосновении, витают в грёзах, где видят себя официальными фаворитками, и если чем-то жертвуют, то лишь ради выгоды в будущем. А эта: и сан мне не нужен, и Ракшада не нужна, и на корону Грасс-дэ-мора не позарюсь. И ушла как королева: не запачкав себя ни словом, ни жестом. Адэра хватило на минуту: узнал дату коронации и кинулся за ней.

Великий приковал бы сына к трону намного раньше, но Тезар нуждался в передышке. Неделя увеселений и содержание тридцати тысяч гостей вылились в круглую сумму. Второе грандиозное торжество, незапланированное и неожиданное, ударит по бюджету и если не пробьёт брешь, то опустошит казну. Придётся запустить руку в «тайную монетницу» — так именовался личный доход монарха от вложений капитала. Моган бы вытряхнул из «монетницы» всё, но монарший кошелёк переходит сыну на правах наследования. Нельзя оставлять Адэра без защиты от непредвиденных обстоятельств.

Великий был приветлив с гостями, хотя изнутри распирало желание очистить дворец от посторонних и приступить к подготовке коронации. Его поступь была неторопливой, а речь плавной, хотя мысли мчались как резвые жеребцы. И только Трой читал во взгляде Могана тяжеловесный укор: куда смотрел, почему допустил, почему не забил тревогу раньше?

Организаторы праздника лезли из кожи вон, чтобы угодить Адэру: представления под открытым небом, оркестры на перекрёстках, танцы на площадях, костюмированные шествия, а он не мог разобраться, что с ним происходит. Чувствовал себя рекой без течения, парусом без ветра, книгой без страниц. К губам приклеилась неподвижная улыбка, к лицу прилипла фальшивая маска. Дни гремели как салют и таяли как искры, а он застрял в застывшем времени, в пустом пространстве. И только при мысли о ней в душе оживал океан: из немых глубин поднимался гребнистый вал и нёсся к заветному берегу.

Дадье не раз спрашивал: «Адэр, вы где?» Даже Моган интересовался: «Ты в порядке?» Адэр пожимал плечами. Не говорить же им, что мир без неё стал пресным. Порой смотрел вокруг себя: что я здесь делаю? И вспоминал: исполняю долг перед отцом.

Днём Адэр принадлежал пресному миру — ночью создавал собственный мир, в котором незримо присутствовала Эйра. Наверное, поэтому всё вокруг оживало. Кресло и стол превращались в сообщников, двери и шторы — в стражей, портреты — в судей, лампа — в адвоката, диван с преданностью друга выслушивал вздохи и оберегал короткие, похожие на вспышку молнии, сны.

Полулёжа в кресле, Адэр до глубокой ночи водил пальцем по столу, не доверяя мысли бумаге: рисовал схемы, проставлял даты. Как и отец, размышлял над предстоящими расходами. Стирал слова и цифры, видимые только ему, и вновь с нуля возводил новый мир. Спал здесь же, в кабинете, не в силах вычеркнуть из памяти, что его спальня когда-то приняла Луанну, а до неё принимала Галисию. Странно, раньше он не думал о мебели, стенах и зеркалах, как о живых существах, которые без слов умели напоминать о прошлой жизни.

Наконец мельчайшие детали заняли свои места. План болезненный, вынуждающий поступать вопреки всему, во что ты когда-то верил. Основную роль играл человеческий фактор, а потому по десятибалльной шкале риска план заслуживал десятку. Самым слабым звеном, как ни странно, оказалась Эйра. Она думала о будущем Адэра и ни разу не задумалась об их совместном будущем. А он не видел будущего без неё.

Утро и день, как всегда, прошли незаметно. Адэр машинально, на уровне подсознания, беседовал с королями, одаривал дам комплиментами, в очередной раз успокаивал Луанну. Принцесса радовалась его скорой коронации и в то же время была расстроена: разговор о свадьбе — третьем грандиозном торжестве — отодвигался на неопределённый срок.

Вечером в королевском театре давали премьеру. Люстры сверкали, актёры выкладывались. Адэр смотрел на сцену, вцепившись в ручки кресла, и боролся с желанием — уехать. Уехать туда, где небо истыкано звёздами, где воздух как кленовый сироп, где с гор стекает роса водопадами. Где сердце отстукивает: она рядом.

Перевёл взгляд на Луанну. На полуобнажённой груди мерцает ожерелье, назапястьях переливаются браслеты. В голове забилось: где взять деньги? Он не можешь покинуть Тезар с пустыми карманами.

Луанна растолковала его взгляд по-своему. «Давайте уйдём», — предложила в антракте. Покинув театр, Адэр усадил принцессу в автомобиль, закрыл за ней дверцу и похлопал по крыше машины, давая знак водителю. Луанна высунулась из окна: «Адэр! А вы?» Я пройдусь. Он произнёс мысленно или вслух? Неважно.

В чёрном небе висела мёртвая луна. Тишину безлюдных улиц нарушалинеторопливые шаги. Куда торопиться? К кому торопиться? Тот, кто нужен ему, находится за сотни миль и не желает с ним разговаривать. Крикс отчитывается: онане выходит из комнаты. Алфус, ветонский доктор, встревожен: она никого к себе не пускает. Мун повторяет: «У неё всё хорошо».

Трой не спал. Поднявшись из-за стола, отвесил поклон и перебрался на диван, подальше от настольной лампы, чтобы нежданный гость не смог увидеть в его лице то, чего не должен видеть.

Адэр прошёлся по гостиной. Последний раз он был здесь лет десять назад, с тоговремени ничего не изменилось. Строгая обстановка без претензий на роскошь, инет ничего личного, что бы указывало на пристрастия хозяина. Хотя нет, изменилось. На рабочем столе лежала шахматная доска. Одинокая белая королевав окружении чёрных фигур. Прожжённый интриган разыгрывает очередную партию.

Покачиваясь с пятки на носок, Адэр постоял у окна, глядя на дворцовую площадь. Обернулся. Свет, заключённый в абажур, мутной границей дотягивался до ног советника и края дивана. Одна ладонь на подлокотнике, вторая на остром колене. Люди забывают, что тело выдаёт мысли лучше слов и взглядов. Пальцы — прирождённые предатели. Или Трой преднамеренно не утопил руки в полумраке? Этот человек полон загадок. Даёт подсказку, когда не ждёшь помощи, и наноситудар в спину, когда уверен, что стоишь к нему лицом.

— Жаль, что мы с вами находимся по разные стороны барьера, — произнёс Адэр.

— Думайте над каждым словом, — предупредил Трой. — Я служил вашему отцу верой и правдой сорок три года, и, как бы вас не любил, останусь его преданнымслугой. Если вы скажете нечто, идущее вразрез с интересами Великого, я буду вынужден отреагировать. Возможно, я ошибаюсь, и вы пришли поговорить окоронации или обсудить праздничные мероприятия. Но что-то подсказывает мне: окоронации вы не думаете, а мероприятия вам неинтересны.

— Мне нужны деньги.

— Через три месяца «тайная монетница» станет вашей.

— Деньги нужны срочно.

— Вам из казны или вы просите в долг? — Голос прозвучал ровно, но пальцы выдали крайнее замешательство Троя: слегка согнулись, еле заметно выперликостяшки. — О какой сумме идёт речь?

— Купите мой замок Грёз.

Пальцы разъехались, как ноги паука.

— Замок Грёз?! Красивый замок. С ним связана вся ваша сознательная жизнь. Не жалко?

— Нет. Я уже распорядился выставить на продажу мебель и перевезти во дворец картины и семейные реликвии.

— Я в курсе, — кивнул Трой. — Подумал, что вы меняете обстановку. Значит, вы решили его продать.

— Мне нужны деньги, — повторил Адэр.

— Я бы с радостью купил, но Великий не одобрит мой поступок. Я могу переговорить с ценителями старины, если скажете, зачем вам потребовалась такая сумма.

Приблизившись к дивану, Адэр развернул кресло, сел напротив Троя. Нахудощавом лице стали видны морщинки, всклокоченные волосы напомнили зимний мех белой лисицы. Взгляд сонный, но это обман, Трой всегда предельнососредоточен. Внимание вновь переключилось на узкие руки и длинные пальцы.

— Хочу уничтожить Лекьюра Дисана.

— Смею напомнить, он отец вашей будущей супруги. Вы не разорвали помолвку, амогли бы побороться за свободу. Я бы вас поддержал. И честно говоря, ваше бездействие удивило Великого. Он ожидал скандала.

— Не люблю скандалы. И как можно говорить о мнимой беременности вовсеуслышание? Это унизительно не только для женщины, но и для мужчины.

Трой немного помолчал, пристально всматриваясь Адэру в глаза:

— Вы узнали, чем Иштар шантажировал Лекьюра?

Адэр кивнул.

— Как его разоблачение отразится на Краеугольных Землях?

— Болезненно. Оно затронет честь нескольких династий.

— Нескольких… — повторил Трой. — Почему бы вам не дождаться коронации? Лекьюр окажется ступенью ниже, ваше слово повысится в цене.

— Как монарх Тезара я буду вынужден действовать строго в рамках закона. Посути, я выступлю в роли судьи. Как правитель отвергнутой страны, я могу оставаться человеком. И я хочу остаться человеком. Меня не волнует Лекьюр. Меня интересует, почему короли знали его тайну и молчали. А может, они не зналии теряются в догадках. Я хочу просто поговорить с ними и выслушать, а не решать их судьбу. Возможно, мы вместе найдём выход.

Пальцы волной прошлись по подлокотнику дивана.

— Вы хотите пригласить королей в Грасс-дэ-мор?

— Да. Всех королей «Мира без насилия» и отвергнутых стран. Хочу провестипрозрачное собрание, чтобы никто ничего не додумывал, никто никого не шантажировал. Уверяю вас, это очень серьёзный вопрос. Если бы мы с вамистояли по одну сторону барьера, я бы рассказал вам всё, что знаю.

Длинные пальцы принялись отбивать по колену барабанную дробь. Сейчас либораспластаются, словно щупальца, либо сожмутся в кулак.

Трой сжал кулак. Он решил помочь!

— Хорошо, я прямо с утра займусь продажей замка. Что ещё от меня требуется?

— Помогите собрать королей в Грасс-дэ-море. Дату и место собрания я сообщу позже.

Адэр поднялся и направился было к двери, но с полпути вернулся к столу. Нашахматной доске чёрные фигуры и королева, точёная фигурка, сменившая красное платье на белое.

Устремив взгляд на Троя, Адэр взял королеву:

— Только попробуйте её тронуть.

И спрятал фигурку во внутренний карман пиджака.

***

В белёсых сумерках замок походил на корабль. Кудрявые волны кустарников скрывали цоколь. Занавеси на открытых окнах, как надутые паруса, удерживалисквозняк, гуляющий по залам. Ветер трепал государственный флаг; чайка ныряла в море и вскидывалась в небо.

У парадной двери рядом с караульными стояли Крикс Силар и Мун.

Покинув салон автомобиля, Адэр жестом отпустил секретаря и эскорт охраны. Ступив на лестницу, замешкался. Непонятно откуда появилась неловкость перед стариком. С чуткостью, присущей любящему отцу, Мун встречал его, как непутёвогосына: днём и ночью, в жару и в лютый мороз, трезвого или в благородном подпитии. Никогда не требовал, не жаловался, не упрекал, не просил. Сейчас он встречаетчеловека, который, по стариковскому уразумению, надругался над еговоспитанницей.

Адэр поднялся по ступеням. Мун согнул спину, потупил взгляд. Смуглое лицопосерело, под дряблой кожей заходили желваки, на лбу вздулась вена. Пиджак настарике топорщился, штанины болтались. Сквозь седые волосы просматривались проплешины. Мун сдал буквально за неделю.

— Ваш приказ выполнен, Ваше Величество, — доложил Крикс.

— Готовь машины, — произнёс Адэр и обратился к Муну: — Она у себя?

Взирая в гранитные плиты, старик кивнул.

Войдя в замок, Адэр двинулся через безлюдный холл. Мун пошёл следом, учащённо дыша и шаркая ногами. Его затаённая обида как ржа разъедалаприятное волнение Адэра перед встречей с любимой женщиной. Он впервые пренебрёг душем после дороги и чистой одеждой, впервые почувствовал себя женатым мужчиной, вернувшимся из долгой поездки. Торопился увидеть, обнять. А сзади топает слуга, сверля затылок осуждающим взглядом.

Неловкость перед стариком переросла в злость.

— Наберись смелости и выскажись, — проговорил Адэр, замедлив шаг. Не дождавшись отклика, спросил: — Ты в чём-то меня обвиняешь?

— К мужчинам такой грех не липнет, — прозвучал скрипучий голос. — Этот грех её, а не ваш.

Адэр резко обернулся:

— Не смей считать её грешницей!

— Она грешница, — проговорил Мун, уставившись в пол. — Перед всем миромгрешница. Дайте людям волю, они забьют её камнями. Она моруна. Как вы не понимаете? Все женщины через это проходят, но ни у одной на лбу не написано, что она познала мужчину. Моруны это скрыть не могут. У незамужних глаза чёрные, у замужних янтарные. Я видел много морун с серыми глазами. Изнасилованных морун, и ни одной грешницы. За всю жизнь я не видел ни одной моруны-грешницы! А у неё зелёные глаза. Это как понимать? Мужа нет, а глаза другого цвета. Значит, грешница. Она взрослая девочка, знала, на что соглашалась. Какие к вампретензии? Только вы уедете, а ей куда податься? В ветонский лес? В горы? А может, ей закрыть лицо тряпкой и уплыть в Ракшаду?

— Высказался?

Мун пожал плечами:

— А толку?

— Ты вырастил её, воспитал. За это спасибо. Остальное — не твоя забота.

— А чья? — Мун вскинул голову. В лице сквозила откровенная неприязнь. — Думаете, она поедет с вами в Тезар и станет прислуживать вам в постели? Вы насамом деле так думаете?

Развернувшись, Адэр пересёк холл и вошёл в служебную пристройку. В Муне заговорила верность слуги: он вырвался вперёд, явно опасаясь, что правитель заблудится в лабиринте переходов.

Переступив порог маленькой комнаты, Адэр вдохнул непривычный аромат с привкусом мёда и яблок и посмотрел на Эйру. Она сидела на краешке узкой кровати, опустив голову и сложив руки на коленях. Столько стыдливости исмирения в позе. Эйра… милое создание…

Милое создание расправило плечи, вздёрнуло подбородок. Глаза засверкали, как у человека, готового к бою.

— Хочу выйти замуж.

— Ты замужем, — улыбнулся Адэр.

— Вы можете взять меня за руку, отвести в зал Совета и сказать советникам, что я ваша жена? Не можете. Вы даже Муну не можете сказать. Фиктивный брак ещё противнее, чем тайный. Это обман, да. Но у меня нет выбора. Мне нужна бумажка. Сделаете?

— Чьё имя вписать в графу «муж»?

— Мне всё равно. Главное, чтобы муж был иностранцем. Так легче объяснить, почему он живёт отдельно.

Адэр сел за стол, поводил пальцами по скатёрке:

— Хочешь уехать в страну, где о морунах никто не знает?

— Ещё не решила.

— А как же я?

Эйра подошла к окну. Глядя в темнеющее небо, обхватила себя за плечи:

— Я буду за вас молиться.

Адэр смотрел на волосы, укрывшие спину. На подрагивающие пальцы, вцепившиеся в рукава. Чувства тянули к ней как канаты.

— Я продал замок Грёз.

— Зачем?

— Дом, в котором не будет тебя, мне не нужен.

Адэр хотел добавить, что выставил на продажу свой особняк в пригороде Лайдары, но в последнюю секунду опомнился: этак Эйра узнает ещё об одном любовномгнёздышке.

— Глупо, — сказала она, продолжая смотреть в окно. — Дворец Могана тоже продадите?

— Я построю для нас новый дом.

Эйра обернулась:

— Я не могу быть тайной женой. И любовницей вашей не буду. Мы совершилинепоправимую ошибку.

— Исправить нельзя только смерть. Всё остальное поправимо. — Адэр приблизился к Эйре, снял с её шеи цепочку с тремя кулонами. — Заберу ключ. С ним легче перенести разлуку.

Она забегала глазами по его лицу:

— Вы уезжаете?

— Уезжаю, — сказал Адэр и спрятал изумрудный ключ в карман. Надел Эйре напалец кольцо с бриллиантами. — Сегодня ты покинешь замок. Крикс купил тебе дом в селении алянов. Весёлый народ, безобидный. Лишних вопросов не задаёт. Не стыдись, не прячь глаза. Веди себя как замужняя женщина. Я приеду к тебе через месяц.

— Через месяц… — эхом повторила Эйра.

— Возьми с собой свою старуху, охранителей, — произнёс Адэр, рассматривая кольцо тайной жены Зервана. — Возьми Муна. Старику не мешает сменить обстановку. Крикс нанял слуг. Они уже там.

— Куда едете?

— Далеко. — Адэр надел цепочку Эйре на шею, затолкал кольцо памяти за воротплатья. — Собирай вещи. Сюда ты вернёшься не скоро.

— Что вы задумали?

Построить новый дом и снести старый. Строительство ей не понравится. Снос вызовет негодование. Она, как ребёнок, видит только то, что рядом, и не понимает, что зачастую важен результат, а не этапы его достижения.

— Доверься мне, — промолвил Адэр.

Притянув Эйру к груди, прижался щекой к её виску. Вдохнул смесь запахов яблок, мёда и чего-то неизведанного, волнующего. Как она умудряется, не пользуясь духами, менять запах тела?

Перед внутренним взором возник берег пруда. Шелковистые волосы рассыпались по траве, чёрные глаза затуманились, губы приоткрылись в ожидании поцелуя.

— Эйра… — прошептал Адэр. — Я закрою двери на ключ?

— Прошлый раз… это был последний раз.

Он поцеловал её в висок, с трудом выпустил из рук:

— Уезжай.

Через полчаса Мун явился в кабинет.

— Откуда у Эйры кольцо с изумрудами? — спросил Адэр, расписывая набумаге роли для советников и придворных: кто и что должен сделать, сказать, кудадолжен поехать, с кем встретиться.

— От отца, — ответил Мун.

— Он где взял?

— От его отца перешло. А тому от его отца, от прадеда Эйры. А дальше я не знаю. Мы с Йола и Ахе нашли мальчика в пустоши. Махонький совсем. Может, пару дней. Может, неделя. Махонький, худенький. Заморыш прямо. На шейке шнурок с колечком. Кольцо женское. Наверное, мать хотела, чтобы о ребёнке хорошозаботились.

Адэр облокотился на стол, подпёр кулаком подбородок. Прадед Эйры — точно не сын Зервана. Второй святой свидетель, работавший в подземной тюрьме надзирателем, писал сестре, что отправился на рынок и спрятал младенца в плетёной корзине. Произошло это в Лайдаре, в день Лая.

— Йола говорил, что у вас был приёмный брат.

Мун скупо улыбнулся:

— Так это он и есть. Лай, прадед Эйры. Мы нашли его в день Лая. Есть такой праздник у ветонов. Они поклоняются горе с двумя вершинами: Лай и Дара. Весной отмечают день Лая. Осенью — день Дары. Вот и назвали Лаем.

День Лая… Скорее всего, совпадение.

Мун переступил с ноги на ногу:

— Можно я пойду? Машины ждут, а у меня дел невпроворот.

— Младенец был ветоном?

— Климом.

Снова совпадение?

Слепой летописец свидетельствовал о существовании тайной жены Зервана. Надзиратель подземной тюрьмы свидетельствовал о существовании наследникадинастии Грассов. Рассуждая логически, третий святой свидетель должен доказать, что ребёнок, тайком вынесенный из подземелья, не умер, не пропал без вести. Ведь в пророчестве сказано: «Кровь от его крови… взойдёт на престол».

— Вы шли по пустоши и на земле увидели ребёнка, — проговорил Адэр задумчиво.

— Нет, было не так, — замотал Мун головой. — Мы продавали рыбу на лайдарскомрынке. В праздники цена выше и раскупают быстро. Хотели остаться на праздник, но Йола упёрся: домой и баста. Ну, мы и пошли. Срезали путь через ветонский лес. Пошагали по пустоши. Колёса у тележки скрип-скрип, скрип-скрип. Остановились наночлег, слышим, пищит что-то. Точно колесо. Мы по корзинам, а он лежит надонышке.

Адэр хлопнул ладонью по столу:

— Вы нашли его в корзине!

— Ну да, в пустоши.

Третий святой свидетель всегда находился под носом! Почему ни разу не закралось подозрение, что последнее звено в цепи вековой тайны — это ориент, долгожитель? Мун — ангел-хранитель династии Грассов, прошедший сложный путь потерь и сумевший сохранить в памяти даже плач ребёнка, похожий на скрип колёс тележки.

Отпустив старика, Адэр до глубокой ночи просидел в кабинете, листая «Откровения Странника». Встал из-за стола лишь раз. Посмотрел, как от замка отъезжаютмашины охраны и ракшадский автомобиль, и вновь уселся в кресло.

Каждое откровение заканчивалось фразой, таившей в себе глубокий смысл. Еслирешение давалось сложно и терзали сомнения, старейшины древних народов прижимали руку к груди, затем к обложке, открывали книгу наугад и читалиподсказку. Когда-то Адэр пытался таким же образом «услышать» таинственногопророка, но, раскрывая фолиант, всякий раз взирал на чистую страницу. Может, Странник всё-таки откликнется? Чем чёрт не шутит?

Адэр приложил ладонь к сердцу, к потёртому кожаному переплёту, открыл фолиант. Пустая страница. Спрятав книгу в сейф, покинул кабинет.

Из Мраморного зала вырывался сноп света. Слуги затеяли ночную уборку, исполняя последний приказ Муна. Заметив правителя, слезли с раскладных лестниц и прошмыгнули в двери. Адэр прошёлся между колонн, рассматривая рисунок на потолке. Расположившись на троне, устремил взгляд на картину, висевшую на центральной стене. На небе грозди звёзд, спокойное море, лунная дорожка, бегущая по морской глади к горизонту. В конце дорожки пятно, похожее наразмытый отпечаток пальца.

Чем пристальнее Адэр всматривался в отпечаток, тем сильнее убеждался, что этоне просто пятно, а остров. Если верить преданиям древних народов, к острову, где живёт Странник, ведёт лунная дорога. По заведённому обычаю короли династииГрассов посещали пророка и выслушивали предсказания.

Внезапная догадка пронзила Адэра. Короли посещали Странника, а не листалифолиант! Вот почему сборник откровений отвечает пустой страницей королю Грасс-дэ-мора и будущему королю Тезара.

***

Адэр приблизился к краю обрыва, с опаской посмотрел вниз. Волны ленивонакатывали на белый песок. Мелькнула мысль: во время катаклизма приливная волна слизала берег, море вплотную подступило к скалистым склонам, а этотучасток побережья, как ни странно, выстоял.

— Ваше Величество, здесь была лестница, – крикнул страж. — Видите?

Из отвесной стены действительно выступали стёртые ступени.

— Я спущусь первым, — проговорил страж.

Адэр наблюдал за кошачьими движениями человека, фигурой и ловкостью не уступавшего гимнасту. Следил, как он цепляется пальцами за выступы, как ищетногой опору, как замедленно вытягивает руки. Спрыгнув на берег, страж разбежался и совершил прыжок через голову с переворотом тела в воздухе.

Адэр невольно сделал шаг назад. Он где-то это видел.

— Давайте я вас привяжу, — прозвучал за спиной голос.

Запястье стянула верёвочная петля.

— Снимите сапоги, — донеслось снизу.

Сапоги… Носок отполирован так, что кажется не чёрным, а серебряным — посмотришь и своё отражение увидишь. Между головкой и голенищем еле заметные складочки. Кожа мягкая, но отлично держит форму. Когда он надевал их последний раз? Память заворочалась, недовольно вздыхая. Когда надел — не вспомнил. Зато вспомнил, когда последний раз снял. Возле Великкамня. Глядя назамотанное в дерюжку тело Эйры.

— Это безумие, — проговорил советник Исаноха, вынырнув из-за плеча.

Спускаясь лицом к скале, Адэр старался не глядеть на ящериц. Вот уж кто не боится высоты и крутых склонов. Знакомые мысли. Действительность казалась вторичной, будто с ним это уже происходило.

Высвободив руку из петли, Адэр спрыгнул с последней ступени на горячий песок. Посмотрел по сторонам, желая убедиться, что не ошибся, что именно это местоизобразил на картине неизвестный художник.

Стражи волокли по песку лодку. Лодка старая. Ржавые обручи, почерневшие доски, сломанная скамья одним краем упирается в днище. Борта изгрызены.

— Где нашли? — спросил Адэр, проведя пальцами по хрупкому дереву.

Страж-гимнаст отряхнул ладони и указал на нишу в скале:

— Там ещё вёсла.

Через минуту Адэр держал весло, чёрное, сморщенное, изъеденное жуками, как илодка.

— Далеко не уплывёшь, — произнес страж сельской наружности и сыпанул пригоршню песка в судёнышко. В подтверждение его слов песок исчез в щелях днища. — Зачем вам лодка?

Конечно… сейчас он откроется непонятно перед кем, вывернет душу… ждите… Адэр закинул весло в море. Вздёрнул брови. Волна выталкивала весло на берег итут же утягивала за собой. Оно набухало прямо на глазах, приобретало красно-коричневый цвет.

Стражи выловили весло: как новенькое. Затянули лодку в воду. Доскирасправились, сгладились, от щелей не осталось и следа. Пьющее дерево…

Усевшись в тени грота, Адэр устремил взгляд на вечернее солнце. Чудесасуществуют — с этим трудно спорить, но что его ждёт впереди: ещё одно чудо илиразочарование? И какой надеждой он себя тешит? Вдруг Странник скажет, что отсудьбы не уйдёшь, и он должен забыть Эйру. Говорят, предсказания всегдасбывались. Поверить и смириться или воспротивиться и проиграть?

Адэр встал. Держась за борт лодки, вошёл в море. Осмотрел побережье, озарённое бронзовым светом, повернулся лицом к заходящему солнцу. Здесь! Он будет стоять здесь, по пояс в воде, и ждать.

Сумерки затянули горизонт. Тучи сгустились, ветер затих, море устрашающе почернело.

— Для прогулки под луной не хватает луны, — сказал страж-гимнаст.

Запрокинув голову, Адэр уставился в тёмное небо. Он будет ждать… эту ночь, следующую, борясь с нестерпимым желанием поехать к Эйре.

Порыв ветра швырнул в лицо пригоршню колких брызг. Море заволновалось. Клацнув зубами, Адэр опёрся на скользкие доски, подпрыгнул и свалился обратно в воду. От холода тело стало вялым, непослушным. Страж-гимнаст помог Адэру забраться в лодку.

Тучи нехотя разъехались в стороны. В прорезях неба засверкали звёзды. Из прорехи выползла луна. По волнистой поверхности моря протянулась лунная дорога. Повинуясь подводному течению (и вёсла не нужны), судёнышкоустремилось к горизонту.

Слишком быстро и неожиданно нос лодки уткнулся в берег, без всплеска, без скрипа днища по песку. Адэр выбрался на берег и пошагал, озираясь. Над головой звёзды, под ногами белая ребристая пустыня, как застывшее море, покрытое зыбью. Отсутствие запахов и мёртвая тишина. Адэр вытер полой рубашки пот с лица. Оглянулся, чтобы зрительно измерить расстояние, которое он преодолел, ипохолодел от ужаса. Он стоял у кромки воды. Только лодка исчезла.

Прижал ладонь к груди, силясь успокоить сердце. Пальцы нащупали изумрудный ключ. В спину ударил луч света, по зеркальной поверхности моря протянулась тень. Адэр приподнял руку. С секундным запозданием тень повторила жест.

Призвав на помощь смелость, обернулся. Мутно-белый костёр, полупрозрачный дым без запаха. У костра сидит старуха в залатанной юбке и шерстяной кофте. Седые спутанные волосы, на глазах чёрная повязка, но ногах калоши. Рядом стоитбольшая корзина с сеном.

— Куда-то торопишься? — прозвучал чистый девичий голос.

— Я ищу Странника.

Старуха порылась в корзине, достала книгу в потёртой кожаной обложке. Открыланаугад. Её руки затряслись, тело заходило ходуном, того и гляди старуха завалится набок, забьётся в судорогах. И вдруг вытянулась, замерла.

— Что с тобой? — спросил Адэр.

— Жду, когда посмотришь ответ.

— Он там есть?

— Есть, — прошептала старуха и глянула через плечо точно зрячая. — Странник ждёт.

Адэр сделал шаг к костру. В ту же секунду им овладел страх. А вдруг подсказкалишит надежды или собьёт с выбранной дороги? Времени на разработку другогоплана не было, и другого пути Адэр не видел. Он не откажется от Эйры, даже еслипротив него восстанет весь мир. Он достоин только такой любви: выстраданной, беззаветной, безусловной, безмерной.

Развернувшись, стиснул зубы. Море исчезло. Сжал в кулаке изумрудный ключ ипошёл вперёд, поднимая босыми ногами фонтаны песка.

— Куда же ты? — донёсся женский голос.

— Домой.

— Прочти откровение, — прозвучал тенор.

— Мне не нужны подсказки. Я сам знаю, что делать.

— Тогда я прочту, — послышался баритон.

— Не надо, — крикнул Адэр и прибавил шаг.

— Я читаю, — раздался бас.

— Не сбивай меня с дороги!

— Я читаю, — прозвучал голос, от которого на небе задрожали звёзды

Адэр побежал, едва касаясь ногами пустыни.

— Я указываю путь… — донеслось со всех сторон, и звёзды потекли по небу, как жемчужные капли по чёрному стеклу.

— Не надо. — Адэр рухнул на колени. Прижал ладони к ушам, согнулся пополам. — Прошу. Не надо!

— Я указываю путь — направление выбирает человек.

Да… да! Человек выбирает! Человек! Он никогда не разбрасывал свой ум по тысяче направлений. И сейчас он сосредоточится на единственной цели.

Адэр выпрямился и упёрся в спинку трона. Мраморный зал. На стене картина. Заокнами, над кронами деревьев и крышами особняков, протянулась бледно-розовая полоска, будто на сером платье разошёлся шов. Рассвет.

— Ваше Величество! — прозвучал голос Гюста. — Скоро съедутся советники, а вы ещё не ложились. Нельзя так.

— Герцог Кангушар приехал?

— Приехал. И Эш приехал, как вы велели.

— Жду их и Крикса Силара в зале Совета, — сказал Адэр и, поднявшись с трона, двинулся к двери.

Собравшись за круглым столом, соправитель, начальник секретного отдела икомандир ветонских защитников (после назначения Кангушара соправителем Эш занял его должность) прочли бумаги, исписанные торопливым почерком, переглянулись.

— Рискованный план, — проговорил Эш.

— Я бы сказал, безумный, — добавил Крикс.

— Мы собрались не для обсуждения плана, — заметил герцог Кангушар ипосмотрел на Адэра. — Спасибо за доверие.

Адэр кивнул:

— Даю вам шанс вернуть герцогство.

Герцог разложил перед собой листы:

— Значит так… Придворные займутся организацией праздника по случаю вашей предстоящей коронации. Эш, твоя задача — подготовить Лайдару к приёму огромного количества гостей. Амфитеатр вмещает до трёхсот тысяч человек. Может, и больше, но это уже будет давка.

Эш почесал подбородок:

— А деньги?

— Деньги есть, — промолвил Адэр. — Уложишься в три месяца?

— У меня есть выбор? — хмыкнул Эш.

— Приедут сорок три короля стран «Мира без насилия», — сказал Кангушар, просматривая записи. — Для них подготовишь замок в дворцовом комплексе. Где раньше была резиденция Его Величества. Приедут правители отвергнутых стран. Такие привычны к любым условиям, но мы не станем уподобляться центру мира. Для них подготовишь апартаменты в лучших гостиницах.

— Герцог, — произнёс Адэр. — Позаботьтесь, чтобы на представление попало как можно больше климов и ориентов.

— Сделаю. Дальше… Сегодня Совет должен принять решение об отделенииполуострова Ярул от территории Грасс-дэ-мора. — Кангушар оторвал взгляд отзаписей. — Как заставить советников подписать решение, на котором не указанадата?

— Эту задачу беру на себя, — откликнулся Крикс. — У советников много скелетов в шкафах. Впрочем, как у любого человека. Думаю, в преддверии выборов наместника они не захотят, чтобы скелеты посыпались вам на голову.

Адэр неосознанно провёл пятернёй по волосам. Через три месяца Кангушар уйдётв отставку. Монарх Тезара ни с кем не делит власть. Но уже сейчас между советниками развернётся борьба за кресло наместника в Грасс-дэ-море. Мужистанут сговорчивее, гибче. На это вся надежда.

— Далее, — проговорил Кангушар. — Мы со старшим советником и советником повопросам правосудия отправимся к морунам и поможем им сформировать техническое правительство. И опять же… решение о создании правительствадолжно быть без даты.

Адэр кивнул. Орэс Лаел и Юстин Ассиз считают себя главными претендентами напост наместника. Со скрипом, но пойдут на нарушение закона. С трудом, ноуговорят морун расписаться в документе, на котором дата появится позже.

— Теперь избрание королевы, — продолжил Кангушар. — Вот тут, Ваше Величество, я не понимаю. Страну должны признать другие государства, и толькопотом избирается королева.

— Документ об избрании королевы должен быть без даты. Название новой страны — Дэмор. Королевой должны избрать Эйру Латаль. Это ваша задача, герцог Кангушар. Моя задача — добиться признания Дэмора независимым и сувереннымгосударством. Твоя задача, Крикс, обеспечить в стране порядок и проследить, чтобы ни одного лишнего слова не вылетело из уст советников и придворных. Твоя задача, Эш, устроить мне поездку в Ракшаду и обеспечить надёжной охраной. Прошу встать.

Соправитель, командир защитников и начальник секретной службы поднялись состульев. Адэр встал с кресла, вытащил из папки документ:

— За заслуги перед Грасс-дэ-мором жалую вам, Крикс Силар, и вашему потомствунареченье благородное. Отныне вы и ваши потомки принадлежите к потомственному дворянскому сословию.

Побледнев, Крикс взял протянутый указ:

— Благодарю, Ваше Величество.

Адэр достал из папки второй лист:

— За заслуги перед Грасс-дэ-мором жалую вам, Эш Сати, и вашему потомству нареченье благородное. Отныне вы и ваши потомки принадлежите к потомственному дворянскому сословию.

Выслушав благодарность, Адэр пересёк зал и, открыв двери, впустил советников иГюста.

После заседания Совета Эш позвонил в ракшадское ведомство судоходства ипоинтересовался, когда отплывает в Ракшаду ближайший корабль. Ему сообщили, что на днях отбывает грузовое судно. Пассажирский корабль отправится к берегамЛунной Тверди через неделю. Адэр не мог терять и дня.

Не раскрывая имени пассажиров, Эш попросил выделить каюту на грузовом судне. Его предупредили: более-менее подходящая каюта находится вблизи паровой машины, воздух пропитан запахом масла и угля, снизу грохочет, не умолкая, двигатель, сверху гудят вентиляторы. Готовы ли пассажиры провести две недели в преисподней?

Тогда Эш попросил предоставить быстроходную яхту. Обсудив цену и получив «добро», тотчас отправился в Лайдару, чтобы оформить необходимые документы. Вскоре в Лайдару полетел автомобиль правителя.

***

Дом некогда принадлежал фабриканту. После исчезновения Зервана началась нескончаемая смена правителей — изобретателей новых законов и налогов. Фабрикант продал станки, собрал чемоданы и вместе с семейством укатил заграницу. Красивый старинный дом, немного не дотягивающий до особняка, превратился бы в развалины, если бы староста посёлка, обладающий коммерческой жилкой, не внёс его в реестр памятников истории и не поставил набаланс местного совета. Чиновник не прогадал: отреставрированное здание купили, не торгуясь.

К приезду хозяйки слуги навели в комнатах и на верандах идеальный порядок. Взглянув на диваны, этажерки и стулья, Мун понял, куда Крикс вывез «старьё» с чердака замка. Старьё стоило больших денег, ибо мебель раритетная, некогдапринадлежавшая династии Грассов.

Комната Эйры выходила окнами на заброшенный яблоневый сад. Мелкие зелёные яблоки висели на ветках как серёжки. На вкус кислые, челюсть сводило. Лишь раз их попробовав, Эйра нашла лучшее средство от тошноты. Охранители кривились, наблюдая, как она с жадностью грызёт яблоко и запивает колодезной водой. Мунморщился. Кенеш давилась слюной и отворачивалась. И только служанка, женщина средних лет, шепнула, застилая постель: «Вы случайно не беременны?» «Нет», — ответила Эйра и рассмеялась. Смех получился естественным, хотя хотелось закричать: «Да! Беременна! И что теперь делать?»

За истёкшее время никто не спросил, почему её глаза изменили цвет. Мун всё понял без слов. Луга и Мебо догадались, недаром в них течёт кровь древних народов. Кенеш смотрела на Эйру с соболезнованием, будто хозяйка подхватиланеизлечимый недуг. Талаш как всегда держался с холодным равнодушием.

Селяне отнеслись к новой соседке дружелюбно. В первый же день заявились с пирогами, на второй день позвали её на покос. Эйра отказалась. На третий день пригласили на посиделки. Эйра вновь отказалась. После очередного отказа, селяне сообразили, что моруну лучше не беспокоить.

Её душа слепой птицей летала над землёй. Ни закаты, ни рассветы не трогали её сердце. Жизнь превратилась в сплошное ожидание его шагов, звука его голоса. Эйра знала, что Адэру так же тоскливо и одиноко. Знала, что он, как и она, живётнеосознанно, по привычке.

Душа прозревала, когда взгляд опускался на живот, когда руки прижимались к платью, словно проверяя, тепло ли там, уютно ли. Лёжа ночами в постели, Эйраприслушивалась к скрипу половиц в смежной комнате, к тихому говору охранителей, дежуривших под окном, и думала: кто защитит её девочку, когдапорвётся последняя струна? Кто будет ласков с малышкой и в меру строг, кто будетукрывать её ночью, гладить по голове и целовать в щёку?

Мун состарился, ослаб. Талаш и Кенеш вернутся в Ракшаду. Луга и Мебо в томвозрасте, когда им самим впору задуматься о собственных детях. Моруны… Как они отнесутся к внебрачному ребёнку с порочной наследственностью? Её девочкапревратится в навязчивое напоминание о том, что её мать, жрица от Бога, позволила зову плоти взять верх над голосом разума.

Она сошла с праведного пути. Высшие силы «ниспошлют» ей за грехи нестерпимую боль, свяжут в узел все боли: родовую, сердечную, душевную. Как спасти мир оточередной катастрофы? Можно уговорить врача усыпить её, разрезать и вынуть ребёнка. Можно убедить Мебо влить ей в рот яд, пока она не проснулась. Она не познает радости материнства, не подержит малышку на руках, не насладится минутами счастья, не запомнит…

Страх перед будущим грыз её душу. Сумятица, царящая в голове, лишала сна. Эйра сползала с кровати, опускалась на колени. Прижималась подбородком к сцепленным на груди пальцам и шептала: «Боже всемилостивый! Я грешница в делах и в мыслях. Я со смирением приму всё, что заслужила. Но сейчас прошу не за себя. Всевышний, единый и всемогущий! Поддержи Адэра в тяжёлые дни, огради его от бед, помоги ему стать счастливым. Дай Муну силы пережить потерю. Позаботься о моей дочке, пошли ей любящую мать и заботливого отца. НаградиМебо, Лугу и Талаша здоровым потомством. Подари Кенеш спокойную старость».

Месяц приближался к концу, а казалось, что прошёл год. По селению алянов пролетел слух, что в Лайдаре состоится праздник, куда приглашены правители всех стран Краеугольных Земель. Выслушав Мебо, Эйра вяло улыбнулась. Теперь понятно, зачем Адэр продал замок Грёз. Не пожелал опустошать и без тогооскудевшую казну Грасс-дэ-мора. Из резиденции её выпроводил, чтобы перед гостями не опорочить себя связью с плебейкой. Узнав о празднике, она бы самауехала.

Эта ночь была неимоверно тяжёлой. Душно, жарко. С соседней улицы долеталиотзвуки веселья.

— Что там происходит? — спросила Эйра, высунувшись из окна.

— Свадьба, — ответил Луга, подпирая плечом ствол яблони. — Может, сходим, если не спится? Мебо и Талаш там. Я бы ватрушек поел.

Накинув платье и завязав волосы в узел, Эйра растормошила Кенеш ипредупредила, что уходит. Старуха, бормоча под нос ракшадские ругательства, устремилась следом.

Свадьба как таковая уже закончилась. Жених и невеста скрылись в известномнаправлении. Родители новобрачных дремали на завалинке. Толпа, сдвинув столы к заборам, сидела на лужайках и скамейках, награждая местных хохмачей смехом иаплодисментами. При свете фонарей ряженые женщины и мужики разыгрывалисценки на свадебную тему, смешно и совсем не пошло. Кто-то вытащил насередину улицы два табурета и усадил на них старика и старуху в фате. Жених иневеста, хоть заново устраивай застолье.

Забавно покривлявшись, престарелая «невеста» произнесла:

— Замечательная свадьба. Правда в моих мечтах моя свадьба проходила водворце, и моим женихом был король Адэр.

— Эка на кого ты замахнулась, — ответил старик. — А в моих мечтах моя свадьбапроходила на небесах, и моей невестой была… — Соскочив с табурета, двинулся вперёд, скользя взглядом по селянам.

Бабы с хохотом прятались за спины мужиков, догадываясь, что «актёр» выбираетжертву. Девицы с визгом разбегались, парни ловили их, подталкивали к старику. А старик  приблизился к дальней скамейке, утопленной в траве и тени раскидистогодерева, и протянул руку.

— Моруна! Будь моей женой.

Зрители захлопали, засвистели, затрясли обручами с бубенчиками.

— Я замужем, — пробормотала Эйра и сжалась. Зачем она это сказала?

Виновато улыбнувшись, старик указал себе за спину:

— Так это же понарошку.

Взгляд его был тёплым, ласковым. Покосившись на Кенеш и Лугу, Эйра поднялась со скамьи и вложила пальцы в шершавую ладонь.

Прослыть высокомерной не хотелось. К ней везде относились как к гордячке, хотя она просто уважает себя. Не шутит, потому что не умеет, и не любит, когда над ней смеются.

Представив свой провал, уселась на табурет, отмахнулась от старухи, вздумавшей нацепить на неё фату. Посмотрела на старика:

— Раз уж я твоя невеста, открою тебе правду. У меня было три мужа. И у меня трисына.

Старик вздёрнул лохматые брови:

— Правда?

— Не веришь? — Эйра окинула притихших селян взглядом. — Мебо, сынок, познакомься с папой.

Охранитель выступил из полумрака на освещённую часть улицы:

— Привет, батя. — Нагнул голову. — Пободаемся?

Старик с наигранным испугом вскочил с табурета. На лицах людей появились улыбки.

— Луга, мальчик, где ты? — крикнула Эйра.

— Здесь, — отозвался охранитель и, держа в обеих руках по ломтю пирога, присоединился к Мебо. — А это кто?

— Твой новый папа.

Луга развёл руки, слегка присел:

— Поборемся?

Старик переместился за табурет, чем вызвал смех и жиденькие аплодисменты.

— Талаш, малыш, покажись папе.

— Я занят, ножи точу, — донеслось из толпы.

Люди расступились, открыв взору ракшада.

Поигрывая двумя короткими клинками, Талаш вышел вперёд:

— Ну что, папа? Как будем себя вести?

Старик спрятался Эйре за спину. Селяне разразились хохотом. Их веселиликривляния «актёра» и подогретая вином кровь. Если бы они заглянули моруне в душу, увидели бы развалины жизни, омываемые слезами, и поняли бы, как ей тяжело выдавливать из себя слова и улыбки.

Эйра поднялась:

— Пойду укладывать детей спать. Не пей много.

Пошла по улице в сопровождении Кенеш и охранителей. Свернув за угол, наклонилась к колонке, умылась холодной водой. Привалилась спиной к забору. Тошнит, перед глазами круги.

Мебо вложил ей в ладонь зелёное яблоко:

— Твоя дочка будет нашей тайной до конца жизни.

Кенеш погладила Эйру по плечу:

— Я не брошу ребёнка.

— Мы защитим, — промолвил Талаш.

— Давай-ка я тебя понесу, — сказал Луга и взял Эйру на руки.

У ворот возле автомобиля Адэра переминался с ноги на ногу Мун:

— Он здесь... Он приехал.

Луга поставил её на землю, Кенеш одёрнула ей платье, поправила волосы, выбившиеся из узла. Посмотрев на Муна — чему он радуется, на что надеется? — Эйра пересекла двор, поднялась на крыльцо и вошла в дом.

Скривившись, Адэр выбросил надкушенное яблоко в окно, вытер губы:

— Кислятина. И ты это ешь?

Умостившись в уголок дивана, Эйра покосилась на вазу с яблоками и запотевший стакан с ледяной водой. Мун всегда менял воду, если она становилась тёплой. Онтоже знает о её беременности! Боже… хотя бы никто не проболтался.

— Мне нравится, — сказала Эйра, улыбнувшись.

Адэр сузил глаза:

— Ты изменилась.

— Свежий воздух, спокойствие.

— Ты словно светишься. — Адэр набрал полную грудь воздуха. — И запах. Не понимаю, чем пахнет.

— Яблоками.

Адэр прошёлся по гостиной, постоял у окна, покачиваясь с пятки на носок. Обернувшись, провёл ладонью по лицу:

— Ты пахнешь сладостями. Счастливым детством. Смешно, да?

Эйра потупила взгляд:

— Смешно.

В комнате повисла тишина, нарушаемая тиканьем настенных часов.

Эйра поднялась:

— Уже поздно. И вы устали с дороги.

— Когда ты собиралась сказать мне, что ждёшь ребёнка?

Эйра вскинула голову:

— Никогда.

— Почему?

— Потому что это мой ребёнок. У вас будет столько детей, сколько вы захотите. А у меня только один.

— Эйра, это мой ребёнок!

Она расправила плечи:

— Зачем вам плод нашего греха?

— Да какой же это грех?

— Я знаю, что вы сделаете. Поселите нас в захолустье, и мы будем выглядывать из окна, как из конуры. Или заточите в подземелье, как это сделал Зерван.

В глазах Адэра застыла растерянность:

— О чём ты говоришь?

Она рухнула на диван, закрыла лицо руками. Страх перед неизвестностью, страх стать узницей, усталость от одиночества и счастье, что он рядом, вырвались неудержимым потоком слёз.

— Я вас ни в чём не виню, — говорила Эйра, перемежая слова всхлипами инадсадными вздохами. — Но я не понимаю, как... как я смогла забеременеть? Сразу. С первого раза. Люди годами ждут детей. Они молятся. Для них это счастье. Я провожу вас в Тезар и... подумаю, как жить дальше.

Адэр опустился перед ней на колени:

— Некоторые события полностью меняют нашу жизнь. Мы уже не можем стать прежними. Необходимо понять, кто мы теперь. Ты мать, я отец, и мы не «будущие», мы уже родители. Мы родители! Несмотря на то, что наш ребёнок ещё не родился. Мы знаем, что он есть. Не это ли чудо? Боже, Эйра... я так счастлив. Почему ты плачешь? Я делаю всё возможное и невозможное, чтобы быть с тобой. С вами. Не надо плакать.

Она отвела ладони от лица, вытерла щёки рукавом:

— Я люблю вас.

Раскинув руки, Адэр рассмеялся:

— Иди ко мне, глупенькая.

Эйра прильнула к его груди и зажмурилась от удовольствия.

— Ты не представляешь, что ты сделала, — прошептал Адэр в ухо. — У меня выросли крылья. Теперь я всё могу. Это счастье.

Помог ей встать, отвёл в спальню и, поцеловав в лоб, ушёл.

Переодевшись, Эйра забралась в постель и, не зная, что думать, уставилась в потолок. Было страшно обрести веру и страшно потерять.

Открылись двери, впустив в комнату тонкую полоску света, и сжали свет до струны. Тихонько скрипнули половицы.

— Чтобы вы делаете? — спросила Эйра, наблюдая, как Адэр просушиваетполотенцем волосы.

— Хочу спать с вами.

— Боже мой... — застонала она. — Зачем вы надо мной издеваетесь?

— Хочу спать со своим ребёнком, — промолвил Адэр жёстким тоном и, бросив полотенце на стул, лёг рядом с Эйрой.

— Прошлый раз...

— …был последний раз. Слышал.

Адэр притянул Эйру, прижался грудью к её спине и положил ладонь ей на живот. Эйра никак не могла расслабиться. От напряжения болели мышцы шеи, плеч, рук, ног. Адэр не двигался.

— Спи спокойно, — прозвучал тихий голос. — У нас впереди ещё много ночей.

Ветерок раскачивал ветви яблони. Листья серебрились в лунном свете. Эйрасмотрела в окно и ждала, когда Адэр уснёт. Он дышал ей в затылок прерывисто, надсадно. Его ладонь покоилась на её животе, передавая телу жар, бурлящий в сердце. Эйра повернулась к Адэру лицом. Провела пальцами по его щеке, слегканадавила на подбородок, вынуждая приоткрыть губы. Прижалась как замёрзший воробушек к широкой груди и растаяла как льдинка в горячих руках. Сопротивляться любви бессмысленно.

В очередной раз выйдя из ванной, примостилась на краешке кровати:

— Я устала.

Адэр откинулся на подушку, заложил руки за голову:

— Утром я уезжаю на открытие железной дороги. Поехали со мной. Покажешь мне адэрский мост.

— Не могу.

— Хорошо. Я сам посмотрю. Ты сделала мне такой подарок, а я до сих пор не видел.

— Оставьте на набережной букет цветов. От меня.

— Не вини себя в смерти Вилара. Есть герои, которым сам Бог велел работать спасателями. Они способны оценивать риск, трезво продумывать шаги ипредвидеть итог своих действий. Вилар был другим. Им двигала некая сила, не дающая времени подумать и понять, что, если море ушло, значит, оно вернётся. Кто-то бросается под колёса автомобиля, чтобы спасти ребёнка, а кто-то стоит наобочине и кричит или таращит глаза. Те и другие хотят, чтобы ребёнок, выбежавший на дорогу, остался жив. Но одних обуял страх, вторые понимают, чтомогут погибнуть, а третьи погибают. И эти третьи и есть настоящие герои.

— Поездка была удачной? — спросила Эйра, желая сменить тему.

— Узнаю через два месяца. — Тяжело вздохнув, Адэр обнял её. — Спи. Ребёнку нужна здоровая мама.

Спи… за окном рассвет.

Эйра открыла глаза. На часах полдень. На прикроватной тумбочке кувшин с полевыми цветами, запотевший стеклянный стакан с водой и зелёное яблоко.

Жизнь закружилась как калейдоскоп. Адэр приезжал, уезжал. Иногда принимал селян, сидя за столиком в саду. Повариха изощрялась в блюдах, Мун гонял служанок, охранители табунами расхаживали по посёлку, заглядывая в магазины, трактиры и прочие заведения.

Как-то явился герцог Кангушар с кипой документов. Усевшись в гостиной, вместе с Адэром стал просматривать бумаги. И надо было в эту минуту Эйре вернуться с прогулки. Потупив взгляд, она сделала реверанс и поспешила к себе в комнату.

Не успела перешагнуть порог, как за спиной прозвучал голос:

— Герцог Кангушар, хочу познакомить вас с моей женой.

Приблизившись, Адэр взял Эйру за руку и подвёл к столу.

Герцог вскочил со стула, отвесил поклон:

— Госпожа Карро.

— Госпожа Латаль, — поправил Адэр. — Моруны не берут фамилию мужа.

Глядя Эйре в глаза, герцог улыбнулся:

— Вы начали строить новый дом с крыши? Что ж... оригинально.

Дни бежали. Ночи, наполненные любовью и страстью, гасли как падающие звёзды. Эйра привыкла, что просыпается в одиночестве. Этим утром открыла глаза и, увидев Адэра, поняла, что их время истекло.

— Собирайся, Эйра, мы едем в Лайдару.

— Все годы рядом с вами пролетели как сон, как одно мгновение. Вся моя жизнь как миг. Я ни о чём не жалею.

Адэр потянулся, чтобы обнять.

Эйра поймала его руку, прижала к губам:

— Я хочу остаться.

— Эйра!

— Последними деньками не напьёшься.

Адэр заговорил. Забыв о завтраке и обеде, о поездке, стране и всех народах вместе взятых, он говорил о себе, дробя пять лет на часы и минуты. Вспоминал, как сопротивлялся любви, как умирал и воскресал, о чём мечтал, о чём думал и как терял крупицы надежды. Говорил, что война безобразна и ужасна. Но в мире есть вещи, ради которых стоит воевать. Сейчас он стоит в шаге от поля, где пройдётрешающее сражение. Для победы ему необходима она, рядом, за стеной, а не загорами и долинами.

Вечером кортеж покинул посёлок и понёсся в бывшую столицу Грасс-дэ-мора.

Часть 30

***

Для Эйры приготовили комнаты в пансионате на окраине Лайдары, вдали от сутолоки и шума, вдали от улиц, по которым то и дело проезжали кортежи правителей.

Не желая мешать Кенеш и служанкам раскладывать вещи, Эйра вышла на балкон. Красивое здание стояло в кружевной тени корабельных сосен. Голоса людей, шастающих по тротуарам, смешивались с пением птиц и скрипом стволов. На площади, расположенной чуть левее здания, детишки со смехом бегали под струями фонтана. О предстоящем празднике напоминали украшенные цветами витрины магазинов и гирлянды лампочек, оплетающие ограды и фонарные столбы.

Внимание привлекло оживление возле входа в пансионат. Эйра навалилась грудью на перила — вход находился как раз под балконом. Ракшадские воины выстраивались в две шеренги по бокам двери. Командир жестом, не терпящим возражений, отправлял пешеходов на другую сторону улицы.

Издалека донёсся требовательный гудок. Эйра устремила взгляд на перекрёсток. Через пару минут из-за угла дома вывернул чёрный вытянутый автомобиль. На капоте трепетал флажок Ракшады. Наверное, посол захотел увидеть шабиру и убедиться, что она в целости и сохранности.

Автомобиль, не переставая сигналить, подъехал к пансионату. Командир гаркнул: «Шидам!» Воины вытянулись. В наступившей тишине открылась дверца, на асфальт опустилась нога, обутая в сапог из шкуры серого льва.

Эйра отскочила от перил, вжалась спиной в стену и посмотрела на пожарную лестницу, соединяющую этажи здания. Запрокинув голову, упёрлась взглядом в козырёк крыши. Нелепые мысли. Усилием воли заставила себя пройти в гостиную. Тяжело дыша, уставилась в пол.

Кто-то постучался, что-то сказал. Хлопнули двери, закрыв Кенеш и служанок в спальне. Послышались тихие шаги.

— Шабира, — прозвучал знакомый до боли голос.

Прятать глаза глупо. И чего она боится? Что он презрительно скривит губы? Развернётся и уйдёт, наградив на прощание уничижительным взглядом?

Эйра вскинула голову. Боковым зрением увидела на столе холст, скрученный в рулон. Приложила пальцы ко лбу, затем к груди. Вытянула руку вперёд ладонью кверху и проговорила на шайдире:

— Мысли и сердце твои, хазир.

Он стиснул мощный кулак, словно поймал приветствие. С гулким стуком вдавил кулак в грудную клетку:

— Ты в моём сердце, шабира.

Прошло два года с момента их последней встречи. Иштар ещё сильнее раздался в плечах. Волосы, заплетённые в косички, ручьями стекали на грудь. Мускулатура прорисовывалась через серый плащ, расшитый серебряной нитью.

Взгляд Иштара ничего не выражал, на лице равнодушная маска. Казалось, что посреди комнаты стоит не человек, а изваяние. Отсутствие в нём жизни угнетало сильнее, чем самые мерзкие слова, которые ожидала услышать Эйра. Прояви он себя хоть как-то, она бы улыбнулась. Сказала бы, что соскучилась и, может быть, даже обняла. Внутренний голос провещал: ты от него отвыкла.

Наконец Иштар прервал молчание:

— Он взял тебя силой?

— Всё, что между мной и Адэром, тебя не касается.

— Меня касается всё, что было между мной и тобой.

— Иштар! Уроки истории излишни. В них мало правды, — проговорила Эйра и, почувствовав слабость, села в кресло.

Он приехал рассказать Адэру о танце в храме Джурии, о ночи в подземном городе. Никого не волнует, что она танцевала под действием снадобий Хёска, что возлегла рядом с Иштаром не она, а тень.

Перед внутренним взором возникла песчаная конусообразная впадина. Врата Создателя. Под ногами пустыня, накрытая прозрачным, как слеза, мрамором. К тёмно-фиолетовым небесам без дна несётся молитва Хёска. Вокруг горячий песок, в душе могильный холод и смертельная усталость. За сиреневой аркадой лагерь воинов. Мебо, Луга и Драго наболтали лишнего, Иштар услышал, и теперь они в опасности. Адэр каждую ночь наслаждается жизнью, а она извивается от боли. В двух шагах Врата, в которых исчезла Ракшада. Избавила себя от страданий. Сделать бы эти два шага, но ведь не дадут, вытащат за шкирку. Зато никто не помешает войти в серый мир, чтобы исчезнуть.

Кто же знал, что человек, считающий женщин станками для получения удовольствий, смилостивится над ней? Адэр не поймёт, почему она пошла с Иштаром в ночной город и рассыпалась по простыне осколками. Не поверит, что потом она собирала себя по кусочкам. Никто не поймёт, никто не поверит. И понимать не надо. Она не нуждается в чьей-то вере.

— Зачем ты приехал?

— Хочу убедиться, что твой мужчина тебя достоин.

Стиснув в кулаке рукоятку клинка, выглядывающую из чехла на поясе, Иштар прошёлся по гостиной, рассматривая скромную обстановку. Обернувшись, вновь вперил в Эйру непроницаемый взгляд:

— Мы можем выйти из дома, сесть в машину, поехать на причал, взойти на борт корабля и отправиться в Ракшаду.

— Не можем, Иштар.

— Правила, традиции, законы… Это всё придумали люди. Мои люди их перепишут. Не хочешь быть моей женой, будь сестрой, шабирой, голосом Всевышнего. Просто будь рядом.

— Мы это уже проходили. Зачем повторяться?

Иштар приблизился, посмотрел снизу вверх и вдруг присел на корточки:

— Я всегда знал, что ты не мой ангел. Я прочёл это в твоих глазах, когда мы стоялидруг напротив друга… в комнате, в моей камере. Ты говорила, что мой ангел ждётменя в Ракшаде. Спрашивала: как я узнаю его, если не вижу женских глаз? Я разрешил женщинам закрывать только нижнюю часть лица. Теперь я вижу многоглаз — ангела не вижу. Почему мне нужен чужой ангел? Ведь это грех. Забрать женщину у другого мужчины — тяжкий грех. Но клянусь, если он оступится, я взвалю тебя на плечо и унесу. И никто меня не остановит.

Эйра улыбнулась:

— Я беременна, Иштар.

Он прижал кулак к губам. После долгих раздумий, встал в полный рост:

— Если он оступится, я его убью.

— Прежде чем убить, подумай, что вместе с ним умрут ещё двое: твоя шабира инерождённый ребёнок. Я не проживу без любимого мужчины и часа.

Не прощаясь, Иштар покинул комнату, оставив после себя стойкий запах лайма. Из спальни появилась Кенеш. Взяла со стола холст. Расстелила на полу у ног Эйры. Рассвет. Остров Шабир. Статуя Ракшады, воплощение силы и власти. Статуя Джурии, воплощение женской красоты и грации. Рядом изваяние третьей шабиры: изящная фигурка, окутанная гипюром, сотканным из каменных бабочек. Воплощение радости и счастья.

Охранители принесли обед, зная, что моруна не пойдёт в общую столовую, где полно климов, ориентов и ветонов. Служанки накрыли стол на балконе. Эйра не успела переступить порог, как из коридора донеслись возмущённые голоса.

Постучавшись, в гостиную заглянул страж:

— Его Величество приказал никого к вам не пускать, кроме Иштара. Пришёл ЕгоСветлость Трой Дадье. Что нам делать?

— Пусть заходит, — сказала Эйра и приготовилась выдержать натиск ещё одногонедруга Адэра.

Трой поприветствовал её кивком. Разместившись на диване, одёрнул рукавапиджака с таким видом, будто только что завершил кулачный бой.

— Я не хотел придавать нашему разговору некую официальность, — промолвил они пронзил Эйру взглядом. — Решил прийти к тебе, а не вызывать тебя в замок.

— Я бы не пришла, — произнесла она с нарочитым спокойствием.

— Этого я и боялся. Похоже, с Адэром вы полностью поладили? — усмехнулся Трой. Посмотрел по сторонам.

Почему их всех интересует обстановка? Ищут фотографии Адэра в рамочках? Егогалстук, забытый на спинке стула?

— У меня не получилось поговорить с тобой по душам в Тезаре. Я чувствую засобой вину.

— Вину? — переспросила Эйра, испытывая досаду.

Не надо было приезжать в Лайдару. Теперь она ниточка в руках недругов иинтриганов.

— Хочу сказать тебе спасибо. Адэр изменился. И если бы не ты…

— Ваша Светлость! Признайтесь, что до его ссылки в Порубежье вы не сумелиразглядеть в нём правителя, и вам не надо будет унижаться перед простолюдинкой.

Трой нахмурился:

— Почему ты так со мной разговариваешь?

— Зачем вы пришли? Хотите, чтобы я исчезла прямо сейчас? Знаю, Великому будет неприятно видеть меня на празднике. Ему придётся потерпеть.

— Я хочу, чтобы ты поняла одну важную вещь. Дело не в том, что ты отказалась оттрона Грасс-дэ-мора. И не в твоём обещании никогда не приближаться к королю Тезара. Грасс-дэ-мор можно переименовать, а от обещания можно освободить. Похоже, это и собирается сделать Адэр.

— Я не в курсе его планов.

— Ты должна понять, что король — это не один человек. Это сотни, а то и тысячилюдей. Представь, если против Адэра восстанут советники, если восстанетдворянство. Только представь, через что ему предстоит пройти. Чем он заплатит засвоё мнимое счастье? Междоусобицей, расколом страны. Он станет жертвой своегонеобдуманного решения. Ему повезёт, если он продержится несколько лет. А чтопотом? Каждый день он будет читать в газетах, как его страной управляет кто-то. Как достояние династии Карро растаскивают, рвут в клочья. Каждую ночь им будетовладевать тоска. Он начнёт пить, искать утешение в разгулах. Ты лучше всех знаешь о его наклонностях. Останови его, пока не поздно.

Эйра покачала головой:

— Я не знаю, что он задумал.

— Узнай и останови! В твоём распоряжении день. — Трой поднялся, поправил полы пиджака. — Ты любишь его, я понимаю…

— Нет, не понимаете, — перебила Эйра и неосознанно прижала ладонь к животу. — Вырвите своё сердце, Трой Дадье! Вырвите и растопчите! Быть может, тогда мы поймём друг друга.

Трой уставился на её руку:

— Ты беременна… Вот почему он прятал тебя три месяца. Ты родишь ублюдка, ион будет прыгать вокруг трона как шут. Королевский шут. Нет, королевская клоунесса. Ведь первой у морун рождается девочка. Твоя дочь, моруна, станетпосмешищем тезарского двора. Ты этого хочешь?

Эйра приблизилась к двери и распахнула створку:

— Возвращайтесь в свой ад, Трой Дадье, а меня оставьте в моём.

Дождавшись, когда в коридоре затихнут шаги, прошла в спальню, улеглась на софу и укрылась пледом с головой.

Трой вышел на залитую солнцем площадь. Детишки с визгом бегали под струямифонтана, пускали щепки в чаше с водой. Взрослые стояли в сторонке, держанаготове сухую одежду.

Трой снял пиджак. Бросив его охранителю, засучил рукава рубашки. Опустившись возле чаши на колени, под восторженный смех детворы и аплодисменты зевак принялся взбалтывать воду. Волны в фонтанной чаше, воронка в груди, на лице брызги и слёзы.

***

— Твоя комната в конце коридора, — сказал Адэр, войдя в спальню.

Кенеш, бурча под нос непонятные фразы на шайдире, натянула плед Эйре наплечи и, поднявшись с софы, прошмыгнула мимо Адэра.

— Почему лежим? — спросил он, бросив объёмную коробку на стул. — Плохо себя чувствуешь?

От его обеспокоенного тона и настороженного взгляда и вовсе стало тяжело.

— Чувствую себя замечательно, — промолвила Эйра и закусила щёку изнутри, чтобы не расплакаться.

Почему всё время хочется плакать? Глядя на Муна, хочется плакать. Слыша заокном детский смех, хочется плакать. Даже когда Кенеш, задыхаясь, смеётся над собственными шутками, хочется плакать.

— Я вижу, — сказал Адэр и, распахнув двери, пошагал через гостиную. — Вызову маркиза Ларе. Хватит играть в прятки.

— Не надо! Я беременная, а не больная.

Адэр вернулся в спальню. Немного помедлив, провернул ключ в замке:

— Ждала меня?

— Да.

Приблизившись к софе, опустился на колени и заключил Эйру вместе с подушкой в объятия:

— Соскучилась?

— Да.

— Иштар подарил тебе картину?

Эйра кивнула.

— Я видел эту картину воочию. Такой природы, как в Ракшаде, больше нигде нет. Правда, от запахов я чуть не сошёл с ума.

— Вы ездили в Ракшаду? — опешила Эйра.

— Ездил. — Адэр потёрся носом ей о щёку. — Зачем приходил Трой?

— Чтобы сказать, как он любит вас.

Адэр вздёрнул брови:

— Любит? Ты точно говоришь о Трое?

— Он очень… очень любит вас.

И это правда. Ему не удалось скрыть от Эйры искренние чувства к Адэру.

— И всё?

— Он догадался, что я беременна.

— И узнал же, где ты поселилась, — усмехнулся Адэр, словно его вообще не беспокоило, что тайна перестала быть тайной. Кивком указал на коробку. — Я принёс платье. Примеряй. Макидор старался.

— Потом померяю, — промолвила Эйра, с жадностью всматриваясь в тёмно-синие глаза под красивым изгибом блестящих бровей.

Провела ладонью по мягкой волне пшеничных волос, спадающих на спину. Пусть дочка будет похожа на отца.

— Ничего, что король просит тебя, стоя на коленях? — проговорил Адэр и, поднявшись, помог Эйре встать.

Платье удобное, скромное. Не слишком узкое, не слишком жаркое. Неглубокий вырез, на лифе шнуровка, как раз то, что надо для пополневшей груди. ЕслиМакидор не дурак, значит, ещё один человек знает о её беременности.

— Извини, но я не смогу отвести тебя на праздник, — сказал Адэр, расшнуровывая тесьму. — Пойдёшь с герцогом Кангушаром.

Он что-то путает или забыл. Ей предстоит сидеть в амфитеатре там, где положеносидеть простолюдинам — в нижних рядах.

— Мы с Муном и Кенеш сами придём. Мои охранители придержат для нас место.

Адэр прищурился:

— А повиновение мужу?

— А соблюдение правил, принятых династией Грассов?

— Так измени их. Ты Эйра Латаль Грасс.

Она сняла платье, повесила на бельевые плечики. Закрыв дверцы шифоньера, посмотрела на отражение Адэра в зеркале:

— Скажете, что вы задумали?

Приблизившись, он обнял Эйру сзади, обхватил ладонями её грудь, прильнул губами к шее. Хорошая уловка, чтобы увильнуть от ответа. Успокаивающая. Но в голове до сих пор звучал голос Троя: «Королевский шут… королевская клоунесса…» Моруна никогда не будет бегать вокруг трона и веселить тезарский двор. Адэр не позволит, и Трой это знает. А значит, соратник Великого напуган. Чем?

Мягко отстранившись, Эйра повернулась к Адэру лицом:

— Не хотите говорить, не надо. Скажите, что будете делать, если у вас ничего не получится?

Адэр стянул с себя рубашку:

— Мы уедем с тобой в скучный городок и разукрасим его жизнь.

— Честно.

— Честно, — произнёс Адэр и снял брюки. — Давай займёмся этим в душе?

— И нас услышит вся гостиница. Там стены тонкие. Я слышала песни соседа.

— Плевать. Хочу в душе, потом на кровати, потом на софе, а потом…

— Ничего не будет, если не ответите.

— Шанта-а-аж, — протянул Адэр и с укоризненным видом поцокал языком. — Сейчас покажу, что я делаю с шантажистами и предателями. — Сгрёб Эйру в охапку и пошагал в ванную.

***

За окном брезжил рассвет. Адэр спрятал изумрудный ключ под рубашку и присел накрай кровати. Эйра спала, как ребёнок, подложив ладони под щёку. На губах игралалёгкая улыбка, ресницы подрагивали. Видит сон и не догадывается, какое испытание её ожидает.

Адэр не раз задавался вопросом: может, открыться перед ней? Она упрётся, не понимая, что он действует в её интересах. Потом согласится, придёт в амфитеатр идо конца праздника просидит как на иголках. Несколько часов нервногонапряжения, на пределе душевных сил — как они скажутся на ребёнке? При мысли, что Эйра станет отговаривать, расплачется, начинал звучать голос разума: делиться планами нельзя. Единственный выход — поставить её перед свершившимся фактом. Жестоко… Это будет последний жестокий поступок поотношению к ней. Она простит. Она всегда его прощала.

Адэр посмотрел на светлеющее за окном небо. Пора ехать в дворцовый комплекс Зервана. Заскользил взглядом по Эйре. Хотелось прикоснуться, провести ладонью по волосам, плечу, погладить налившуюся грудь. Протянул руку и сжал в кулаке воздух. Ей надо выспаться.

Адэра удивляла собственная выносливость. Для отдыха было достаточнонескольких минут: сходить в душ, попить воды — и плоть вновь требовалаблизости. Он ведь давно не мальчик. Тридцать лет. То, что не мальчик, это точно. Мальчики делают это быстро, как кролики, удовлетворяют себя, а не женщину. А тутвнутри словно поселился неутомимый подросток с богатым опытом мужчины.

Сначала Адэр думал, что сказывается год без секса. Но сколько надо времени, чтобы утолить плотскую жажду, чтобы ночью оставались хотя бы пару часов для сна? Он, конечно, спал, но не ночью и не в кровати. В машине. Он не настаивал напродолжении постельных игр, когда замечал на лбу Эйры морщинку усталости. Ложился рядом, смотрел в окно или в потолок и продолжал её хотеть. Будтоподсознание готовило его к потере: надо насытиться сейчас, испробовать всё, скоро такой возможности не будет.

Прикрыв шёлковой простынёй манящее тело, Адэр осторожно поднялся и, стараясь не шуметь, задёрнул на окне шторы.

В коридоре дежурили двое защитников. Луга дремал, сидя на табурете и упираясь затылком в зеркало. Услышав щелчок дверной ручки, встрепенулся, вскочил.

— Никого к ней не пускать, — приказал Адэр. — Троя Дадье гоните взашей. Иштару скажете, что она ушла, уехала, испарилась.

Они вряд ли к ней придут, день слишком насыщенный и тяжёлый, но лучше предусмотреть, чем недосмотреть. Стоило только вспомнить, что Иштар находился с Эйрой наедине, и в душе поднималась приливная волна.

Встретившись с Адэром, хазир Ракшады сразу заявил: «Пока с ней не увижусь, разговора не будет». Взирая на его пальцы, сжимающие рукоятку клинка, на этих предателей с побелевшими лунками ногтей, Адэр, скрипя зубами, дал адрес пансионата. Он не мог поступить иначе. А потом было мерзко, тошно, словно онснова подарил её Иштару. И даже когда ракшад вернулся, причём, довольнобыстро, — не отпускало чувство вины перед Эйрой. Будто они оба втянули её в рискованную игру и превратили в разменную монету.

Из соседней комнаты выглянул Мун.

— Яблоки купил? — прошептал Адэр, приблизившись к старику вплотную.

Мун потёр запухшее лицо:

— Так её уже не тошнит.

— Живо на рынок!

— Да купил я, купил, — пробормотал Мун и с трудом подавил зевок. — А ей теперь груши подавай. А где я возьму груши?

Покинув пансионат, Адэр посмотрел на балкон верхнего этажа. Надо было выбрать комнаты, выходящие окнами на внутренний дворик. Через пару часов на улице станет шумно. Поздно что-то менять. После представления Эйра сюда не вернётся.

Автомобиль катил по Лайдаре, Адэр спал, уронив голову на грудь. Очнулся, когдаперестало покачивать и кидать на поворотах из стороны в сторону.

У Ворот Славы отряд защитников готовился к приёму приезжих, не успевших попасть в город до темноты. На закате Лайдару «закрывают». Закон, принятый местным Советом, действовал не один десяток лет, Адэр даже не пытался с нимбороться. На долю ветонов выпало немало испытаний: разграбление бывшей столицы, смена двадцати семи царьков, нередко сопровождаемая кровопролитием, набеги лесных банд. Защитники лучше знают, как оградить свой народ отповторения истории.

Выйдя из салона автомобиля, Адэр скользнул взглядом по веренице флагов шестидесяти одного государства. Целостность картины нарушал флаг Грасс-дэ-мора, прикреплённый к флагштоку широкой стороной. Рядом с полотнищемРакшады синяя простыня с чайкой смотрелась карикатурно, унизительно. Ветоны, упрямцы, даже в такой день не пожелали признать его законным королём.

Охранитель набросил Адэру на плечи плащ, и небольшая процессия во главе с временным правителем двинулась к чёрному зеву грота.

В дворцовый комплекс династии Грассов вели три дороги: через туннель в скале, затопленный водой; через грот, обнаруженный Странником; через ворота, отделяющие амфитеатр от Лайдары. Три дороги и ни одного подъездного пути. Непродуманно, неудобно.

По тёмному туннелю, ведущему в подземелье дворца, плыть ни много ни малочетверть мили. В лодке. А потом полчаса взбираться по винтовой узкой лестнице, закрученной против часовой стрелки. Полчаса — если идти быстро, не сбивая шаг. Через десять минут голова начинает кружиться, как после качели-вертушки.

В гроте, взирающем раззявленной пастью на Ворота Славы, холодно, сыро, скользко, хотя звёзды на дне озера и звездопад, взлетающий при прикосновении к поверхности воды, до сих пор вызывают восторг. Источники освещения здесь так ине установили, поэтому идти надо при свете переносных фонарей.

Из амфитеатра к дворцу взбегает лестница в тысячу ступеней. Лестничные маршиперемежаются площадками. Не всякий человек взойдёт без одышки и стука сердцав ушах. Где-то на половине пути мышцы ног начинают гореть, к спине прилипаетрубашка. Лестница идеально подходит для тренировок. Адэр бегал по ней каждое утро, когда его резиденция находилась в одном из замков дворцового комплекса. Но совершенно не подходит для торжественного восхождения в парадной одежде.

С другой стороны, с точки зрения безопасности, обитель короля невозможно взять приступом, разве что осадой, измором. Но на этот случай во дворце и замках предусмотрены огромные подвалы и складские помещения. Когда-то они былизабиты продовольствием, вином и прочей всячиной. Королевская семья, советники, чиновники и защитники могли спокойно продержаться месяцы, а то и годы.

Сегодня простолюдины и рядовые дворяне войдут в амфитеатр через ворота изаймут ряды снизу. Титулованным дворянам предстоит пройти по легендарной Звёздной дороге, проложенной через грот. Затем они преодолеют подъём к дворцу, состоящий из лестниц и площадей. Обогнув здание, пересекут террасу, где стоитмалахитовый трон и обустроены три ложи: для королей держав «Мира без насилия», для правителей отвергнутых стран и для советников Адэра. И уже спускаясь по главной лестнице, титулованные дворяне растекутся ручейками покругу и займут места на верхних рядах.

В дворцовом комплексе, куда ни глянь, везде лестницы, узкие, широкие, короткие, длинные, со сбитыми ступенями, усеянные обломками статуй. Ветоны специальноничего не трогали, желая показать знатным гостям историю величия и упадкадержавы. Благодаря лестницам архитектура комплекса являлась взору, как грандиозный каскад, низвергающийся от дворца Зервана к морю.

Пока заполняется амфитеатр, а он начнёт принимать зрителей с раннего утра(более двухсот тысяч человек не рассядутся за час) — короли стран Краеугольных Земель проведут встречу на высшем уровне. Для заседания был подготовлен водворце зал, выходящий окнами на террасу с троном. С четвёртого этажапросматривалась арена и закольцованные ярусы скамеек, издали напоминающие тесьму.

Адэр вышел из грота. Скинув плащ, взглянул на ракшадские быстроходные яхты иустремился к своей бывшей резиденции. На балконе второго этажа стоял Трой, всевидящее око и всеслышащее ухо Великого. Считает парусники или контролируетнаследника престола?

Адэр привёл себя в порядок, сложил в папку документы без дат, затолкал за клапанручку и вызвал Эша. Тот доложил, что Иштар ещё не прибыл. Упрямый ракшад. Отказался поселиться в замке, уехал ночевать на свой корабль. А корабль не здесь, не напротив ветонского кряжа — на рейде возле недостроенного порта. Иштар обещал явиться к началу собрания, но, скорее всего, застрял у Ворот Славы в потоке желающих попасть в город. А возможно… Возможно, опомнился и под покровом ночи отправился в свою чёртову Лунную Твердь.

Взглянув на часы, Адэр взял со стола папку. С помощью Иштара или без оной, ноон осуществит задуманное.

По площади перед замком прохаживались члены королевских семей, наслаждаясь прохладой пасмурного утра и любуясь морским пейзажем. В другое время и в другом месте Адэр бы порадовался встрече с приятелями, но сейчас и здесь ему не хотелось отвлекаться на пустые беседы, погружаться мысленно в жизнь, бурлящую за границами Грасс-дэ-мора. Скоро в той далёкой жизни его имя будут произносить дворяне и плебеи, старики и подростки, в замках и в лачугах, на улицах и в автомобилях. Все будут говорить только о нём.

— Адэр, дорогой, — произнёс наследный принц Толан, приблизившись. — Куда же вы вчера исчезли?

— Дела, дорогой друг, дела, — ответил он и посмотрел на нижнее плато, огороженное со стороны обрыва балюстрадой.

Как только короли пройдут во дворец, а члены королевских семей скроются в замке, из чрева пещеры хлынут дворяне. И тогда Иштару придётся выстоять очередь, чтобы попасть в грот.

— А я так хотел познакомить вас со своей фавориткой, — сказал Толан и, наклонившись к Адэру, добавил шёпотом: — У неё прелестная подруга. Я снял имособняк в тихом районе.

— Мне казалось, что вы любите Леессу, — промолвил Адэр, не отводя глаз отнижнего плато.

Ну же, Иштар,появись…

— Между мной и Леессой особая гармония. Душевная. А если честно, она скованав постели. Меня это… скажем так, клонит в сон.

— Дайте ей время. Невинные девушки не могут в мгновение ока превратиться в пылких любовниц, — промолвил Адэр и напрягся, заметив Эша, шагающего вдоль балюстрады.

Командир защитников отрицательно покачал головой. Иштара в очереди перед гротом нет. И в заторе перед Воротами Славы тоже нет.

— Я ждал полгода, — прозвучал голос Толана. — Согласитесь, для искушённого в забавах мужчины большой срок.

Адэр повернулся к принцу:

— Толан, друг мой. А почему бы вам не заняться настоящим делом? Возродили бы целину в Залтане или построили бы мировой оздоровительный комплекс для бедняков. Я бы сделал взнос. — Окинув людей взглядом, крикнул: — Господа идамы, приглашаю вас во дворец.

И, сжимая в руке папку, пошагал через площадь. Иштар… в твоём распоряжениисорок минут.

***

Пятьдесят четыре короля, шесть королев, семеро соправителей и единственный старший советник Трой Дадье расселись вокруг стола в сумрачном зале. Солнцу надлежало светить в окна, а оно упорно пряталось за тяжёлыми облаками. В помещении не было ни цветов, которыми обычно украшают залы переговоров, нилишнего стула, ни письменных принадлежностей. Не было лишних людей. Даже караул стоял за дверью. О былой роскоши напоминали остатки росписи на стенах ифрагменты лепного орнамента на высоком потолке.

Желая выиграть время и дать последний шанс Иштару, Адэр приказал принестисвечи, зная, что они не пригодятся. Писать никто не будет, а те листовки, что онприготовил, правители прочтут и в темноте.

Пока охранители и прислуга расставляли на столе подсвечники, а королиобсуждали изумрудные камни на цоколе дворца, Адэр смотрел в окно.

Ворота, расположенные на противоположной стороне амфитеатра, были уже открыты. Разглядеть людей не представлялось возможным, был виден толькопёстрый поток, делившийся на ручейки, которыми руководили защитники. Начертеже амфитеатра Адэр сам обозначил места, где должны сидеть Йола с ориентами, Валиан с климами, жрица Наиль с сёстрами, Сибла с БелымиВолками…

Внимание привлекла компания, вырвавшаяся из толпы. Без одежды?.. Нет, штаны в цвет обнажённых торсов. Один в бронзовом плаще. Иштар! Ракшады побежаличерез арену, перемахнули через ограждение и устремились вверх, с лёгкостью перепрыгивая со скамьи на скамью. Уму непостижимо…

Адэр вернулся за стол. Слева сидел герцог Кангушар, далее стояло кресло для Иштара. По правую руку Адэра сидел Великий, за ним Трой. Остальные расположились, следуя свои вкусам и предпочтениям: Толан IV рядом с королёмЗалтаны, королева мира моды рядом с королевой мира парфюма…

— Ваше Величество, — проговорил правитель Хатали.

— Можно по имени.

Правитель Хатали растянул в улыбке мясистые губы:

— Адэр, мы обещали сотворить для вас чудо-автомобиль. И мы это сделали. Вы хотели его купить, но мы желаем преподнести его в подарок в день вашей коронации.

Едва Адэр ответил, как распахнулись двери. Ну и скорость… Иштар уселся в кресло, бросил на стол кожаную папку с серебряным гербом Ракшады. И даже не запыхался. Благоухает лаймом, а не потом. Что он за человек?

Слегка наклонившись вперёд, Адэр прошептал:

— Почему так долго?

— Я думал, — ответил Иштар и с невозмутимым видом посмотрел на Могана.

Впервые за двадцать пять лет за одним столом сидели монарх Тезара и хазир Ракшады. Четверть века правители двух держав играли друг с другом в молчанку. Не встречались, не переписывались, не поддерживали торговые связи. Не враги — недруги. Разрыв отношений произошёл из-за Порубежья, когда Моган, вопрекиобещаниям, превратил нищую страну в колонию, в сырьевой придаток, в «лепрозорий» с дешёвой рабочей силой.

— Первая причина, по которой мы собрались, — начал Адэр, — это вопрос опризнании зоны отчуждения независимым государством.

— Кто отделился? — прозвучал резкий голос.

— От территории Грасс-дэ-мора отделился полуостров Ярул.

— И вы позволили? — возмутился кто-то.

— Более того, я сам его отделил, — промолвил Адэр, боковым зрением следя заВеликим.

Отец словно спал с открытыми глазами. Значит, был готов к такому повороту. Ктодогадался и подготовил его? Трой.

— Причина? — поинтересовался кто-то.

— Эта часть страны сто лет существует обособленно. У населения давносформировалась своя концепция пути исторического развития.

Сбоку прозвучало:

— Адэр, вы же знаете, как мы относимся к дроблению государств.

— Знаю, — кивнул он. — Я очень серьёзно подошёл к этому вопросу. И уверяю вас, это лучший выход и для Грасс-дэ-мора, и для народа, проживающего наполуострове. Они назвали свою страну Дэмор, сформировали техническое правительство. Мои люди проследили за законностью действий, помоглиразработать политическую, экономическую и другие программы. И уж поверьте, мои специалисты в этом разбираются. И хочу довести до вашего сведения, чтоправители отвергнутых стран уже признали Дэмор независимым государством.

Толан IV облокотился на стол, почесал мочку уха:

— Семнадцать голосов у них есть. А надо сорок пять.

Моган протяжно вздохнул, привлекая к себе внимание:

— Тезар никогда не признает Дэмор и уж тем более не признает королевой плебейку.

— Плебейку? — переспросил кто-то.

— Королевой изберут Эйру Латаль, скандально известную особу, сбившую Порубежье с правильного пути.

— Не надо, — прошептал Адэр.

— Эйра Латаль значилась в списке персон нон грата, — продолжил Моган тоном, каким обычно читают студентам нудную лекцию. — Я позволил приехать ей на бал в честь дня рождения моего сына. Решил пообщаться с ней накануне торжества. Пообщался, понял свою ошибку и велел ей уехать. Возможно, она хороший человек, но среди простонародья. У Тезара высокие требования, она им не соответствует. И если мы признаем независимость Дэмора, мы будем вынуждены с боем и с болью, но признать плебейку королевой. Нам придётся мириться с присутствием овцы в стае львов.

— Великий, — проговорил Трой. — Она не заслуживает оскорблений.

Моган откинулся на спинку кресла, сложил руки на животе:

— Я хочу, чтобы мои товарищи по крови поняли, что задумал мой сын. Онвознамерился возвести простолюдинку на престол и жениться на ней.

Лица королей стали непроницаемы, взгляды холодными.

Лекьюр Дисан приподнялся:

— Адэр, скажите, что это неправда.

Моган не дал ответить:

— Да, Лекьюр, он вознамерился взять в жёны самозванку.

Дисан развёл руки:

— А как же соблюдение договорённостей? Адэр! Вы помолвлены с моей дочерью. И вы хотите променять её на чернь? — Опустившись на сиденье, окинул королей взглядом. — Вы верите тому, что здесь происходит?

Моган повернулся к Адэру:

— Ты считаешь, что наденешь корону и получишь безграничную власть? Трон — это испытание. Прежде чем получить власть, надо хорошенько попотеть. Спроси у любого из нас: сколько мы сил приложили, чтобы завоевать к себе уважение?

Адэр еле сдержал усмешку. Отец взошёл на престол в шестнадцать лет, подтянул к себе молодое поколение и метлой вымел стариков из Совета.

— Если Эйру изберут королевой… — еле слышно произнёс Трой.

Моган резко наклонился и хлопнул ладонью по столу:

— На троне Тезара плебейки не будет. Это говорю я, Моган Великий.

— Остановитесь, — сказал Трой вкрадчиво.

— Уйдите, Ваша Светлость! — повысил голос Моган.

— Вы меня прогоняете?

— Вы видите здесь старших советников? — Моган посмотрел по сторонам. — Я не вижу. Так почему вы здесь?

— Я пригласил, — сказал Адэр.

— Не надо за меня заступаться, Ваше Величество, — произнёс Трой и поднялся с кресла.

— Ваша Светлость, останьтесь, — попросил Адэр. — Это не единственный вопрос, который мы обсудим.

Немного помедлив, Трой сел.

Адэр открыл папку с документами, закрыл. Они затеяли какую-то игру. Расхождение во взглядах — это не просто так. Что они задумали?

— Кто желает признать независимость Дэмора? — спросил Адэр.

Заседатели молчали, с равнодушным видом взирая в пустоту. Иштар сидел, откинувшись на спинку кресла и соединив перед собой кончики пальцев. Самонадеянная, высокомерная поза.

— Следующий вопрос, — начал Адэр.

— Я признаю Дэмор, — откликнулся Толан IV.

Король Росьяра, видный, строгий. Его сыну Толану досталась внешность отца, новнутренним содержанием он пошёл в сластолюбивого деда по линии матери. Когда-то Толан IV назвал себя звеном в цепи. Говорил: «Куда «Мир без насилия», туда и я». А через месяц втихомолку прислал в Грасс-дэ-мор гуманитарную помощь.

— Может, объясните свою позицию? — прозвучал недовольный голос.

— Мне понравилась игра в орлов и цесарок, — сказал Толан IV и еле заметнокивнул Адэру.

Великий передёрнул плечами:

— Странное объяснение.

— Я тоже признаю Дэмор, — проговорила королева Маншера. — Считайте этоженской солидарностью. Плебейке всё равно не взлететь, зато моя совесть будетчиста.

— Я признаю Дэмор, — отозвался князь Викун. — Мои предки на протяжении векапомогали народу, проживающему на полуострове. Этот народ достоин свободы.

Дэмор признали ещё несколько королей. В итоге набралось тридцать два голоса. Адэр не сдержал улыбку. Для независимости страны голосов мало, но вполне достаточно, чтобы не чувствовать себя в этом обществе изгоем.

Адэр встал и произнёс высокопарным тоном:

— Люди у руля влияют на путь вселенной и входят в формулу единства. Колебания единства дают волны, формула искривляется, смешивает вопросы и вихри. На этомпостроена вселенская власть. И если я ношу герб с орлом — это не значит, что я сын Великого, а не мужчина.

Обвёл королей взглядом:

— Может показаться, что я изъясняюсь образно. Кто-то сейчас пытается найтисмысл в моих словах. Не пытайтесь, смысловой нагрузки нет. Так говорят люди вовремя приступов психического расстройства, которое называется «шизофазия».

Двинулся вокруг стола, задержался возле кресла Лекьюра Дисана:

— Ваше Величество! Это вы или двойник? У настоящего короля на лице оспины, сейчас на вашем лице слой пудры.

— Адэр! Что вы себе позволяете? — возмутился Трой.

Артист с большой буквы!

— Если вы двойник, — продолжил Адэр, — передайте королю, что я не намереноткладывать женитьбу на Луанне. После моей коронации мы сыграем скромную свадьбу. И первым делом, после свадьбы, я прикажу вскрыть могилу наследногопринца Норфала и посмотреть, кто лежит в гробу.

Застыл, старясь не выдавать волнения. Он доверился наитию Эйры. Чувственное восприятие никогда её не подводило.

— Адэр! — воскликнул Моган. — Это возмутительно!

Иштар постучал пальцами по папке. Лекьюр Дисан посмотрел на папку, провёл ладонью по губам:

— Я король Патрикурама.

— Говорите, пожалуйста, громче, — попросил кто-то.

— У меня не было приступов. Приступами страдал мой сын.

Лица королей вытянулись.

Адэр быстро вернулся на место, чтобы иметь возможность проследить за реакцией каждого человека, сидевшего за столом.

— С кем я общался, когда приезжал к вам в гости: с Норфалом или с егодвойником?

— По-разному.

Во рту появилась горечь. Близкий друг поступил с ним подло. Вынудил проявлять искренние дружеские чувства к подставному лицу, обнажать душу, признаваться в слабостях и грехах.

— Я не заметил, — сказал Адэр.

Лекьюр неопределённо пожал плечами:

— Двойник прошёл хорошую подготовку.

— У Луанны тоже есть двойник?

— Мне надо на воздух, — проговорил Лекьюр и поднялся.

— У Луанны есть двойник? — прозвучал голос Великого.

Лекьюр сел, вцепился в подлокотники кресла, поднял голову. Лицо серое, в глазах смесь стыда и злости.

— Был. Пока девица не упала в обморок. Слуги не предполагали, что принцессаможет находиться в двух местах одновременно: во дворце и в усадьбе. Позвалиместного доктора, тот сказал: беременна. Даже успел анализы сделать.

— Вы отправили ко мне Луанну, чтобы она поддержала меня после смерти ВилараБархата, — промолвил Адэр. — Как же неосмотрительно. Ах, да... она надеялась зачать настоящего ребёнка. Интересно, если бы я не устроил ей медицинский осмотр, вы бы женили меня на двойнике? Да? Я бы приносил клятву верностираспутной девице?

Пришла очередь Могана провести ладонью по лицу.

— Куда ты смотрел? — обратился он к Трою.

— Туда, куда вы приказывали мне смотреть.

— У Луанны были приступы шизофазии? — поинтересовался кто-то.

— Нет. Но двойника завели. На всякий случай. После смерти Норфала…

— А что с ним произошло на самом деле? — подключился к допросу Толан IV.

Лекьюр долго рассматривал роспись на стенах. Наконец признался:

— Он срезал себе лицо.

— Что вы такое говорите? — произнёс Адэр и прижал ладонь к груди; сердце вылетело и забилось где-то вне тела.

Он надеялся, что Норфал жив. Надеялся увидеть его хотя бы разок.

— Я не знаю, почему он сотворил с собой… — сказал Лекьюр, задыхаясь. — Онзакрылся в ванной и просто срезал лицо. Прожил ещё два дня, был под сильнымилекарствами. Его не удалось спасти. Хочу выйти на воздух.

— Сидите! — приказал Моган.

Герцог Кангушар выглянул в коридор. Через минуту поставил перед Лекьюромстакан с водой.

Толан IV потёр мочку уха:

— Как, вы говорите, называется эта болезнь?

— Шизофазия, — ответил Адэр, и сердце вернулось в грудную клетку, застучало с надрывом.

— У моего деда было что-то подобное. Он тоже порой изъяснялся путано. Перед этим он упал с лошади и ударился головой. Врачи списали нарушение его речи натравму.

— Моя тётка почти всё время так разговаривает, — откликнулась королеваМаншера. — Она увлекается биологией и химией. Учёные мужи ей аплодируют, а я вообще не понимаю, о чём она говорит.

Адэр достал из папки листовки с описанием болезни и, обойдя стол, раздал участникам беседы.

Прочитав текст, Толан IV вскинул голову:

— Наследственная болезнь? — Посмотрел на Лекьюра. — Мы с вами дальние кровные родственники.

— И мы дальние… — проговорила королева Маншера озадаченно.

— Вы и ещё девять человек за этим столом, — сказал Адэр. — Болезнь началась с Сейхара Дисана. Как он заболел?

— Сифилис, — ответил Люкьюр, расплёскивая воду из стакана. — Потомсифилитический менингит. Он спровоцировал психическое расстройство.

— Вы знали и молчали?! — вскричал правитель Хатали, вскочив. — Ваш отец знал, дед знал, прадед! А вы продолжали родниться с королями?!

Лекьюр залпом опустошил стакан:

— Безумием страдала моя прабабка, жена Зервана. После прабабки тишина. Я думал, болезнь от нас отступила. И вдруг Норфал.

— У вас были приступы? — обратился Моган к правителю Хатали.

— Нет, слава богу, нет. И я не слышал, чтобы у кого-то…

Трой поднялся:

— Лекьюр Дисан, вы знаете, что психические заболевания входят в список болезней, при наличии которых нельзя занимать государственные посты?

— Знаю.

— Вы понимаете, что должны отречься от престола?

— Да.

— Вы понимали, что дети Луанны и Адэра могли унаследовать болезнь?

— Я надеялся, что этого не случится.

— Вы это понимали?

— Да! Я ведь не больной!

Адэр похлопал ладонью по столу:

— Спасибо, Трой. Дальше я сам. — Выдержав паузу, проговорил: — Я расторгаю помолвку с Луанной Дисан. Вопросы есть?

Правители подавлены, растеряны. Ответили вялыми жестами.

— С арены должны сойти одиннадцать династий, — заговорил Адэр. — Колоссальный урон для Краеугольных Земель. Есть закон, его надо соблюдать. Нозакон приняли люди, а значит, люди могут внести изменения.

— Какие? — подал голос король Залтаны. — Мой зять, наследный принц Толан, носитель ужасной болезни. Я не хочу, чтобы моей страной управлял больной человек! Не хочу внуков-психов! — Вскинул руки к потолку. — Боже! Хотя бы Леессане была беременной.

— Мы согласны на расторжение брака, — сказал Толан IV. — И согласны взять ребёнка на воспитание, если Леесса понесла.

В зале поднялся шум.

Адэр ударил кулаком по столу:

— Послушайте меня! Я хочу поступить правильно.

— Мне надоело, — произнёс Иштар и, глядя на Лекьюра, расхохотался, с упоением, со звериной радостью. Успокоившись, придвинул к себе папку. — Зря признался, что твой сын был шизофреником. Ты решил, что я привёз медицинские карты, из-за которых твой предок сжёг архив Грасс-дэ-мора и уничтожил морун? Твой предок был душевнобольным, как и его дочь. Будь он здравым, он бы понял, что Зерван отдал чёртовы карты своему настоящему другу — моему прадеду, хазиру Ракшады. Ты знал, что истории болезней хранятся у меня. Это я тебе сказал. Ты двадцать три года платил мне за молчание. И я молчал. Пока тебя не раскусила моя шабира. Как ты назвал её? Чернь? И кто теперь чернь? Зря ты сознался. Я привёз другие документы.

Достал из папки лист с печатями и подписями:

— Читаю. «Лунная Твердь в составе ста семидесяти пустынь признаёт государствоДэмор, расположенное в Краеугольных Землях на полуострове Ярул, независимыми суверенным государством».

Поставив локоть на стол, растопырил пальцы, как бы указывая на всех присутствующих:

— Кто решится оспорить волеизъявление Лунной Тверди? Никто?

Отложил бумагу в сторону. Достал из папки второй лист с таким же количествомпечатей и подписей:

— Читаю. «Луннная Твердь в составе ста семидесяти пустынь признаёт законной королевой Дэмора сестру хазира Иштара Гарпи Эльямин Эйру Малику Латаль».

Отложив лист, похлопал в ладоши:

— Поздравляю с пополнением.

— Чем будет исчисляться состояние новоиспечённой королевы? — спросил Моган, окатив Иштара презрительным взглядом. — Овцами?

— Морандами, — попытался пошутить Трой.

— Кораблями с золотом, — ответил Иштар. — У берегов полуострова стоят десять ракшадских кораблей. Когда из трюмов выгрузят золото, корабли вылетят из воды с лёгкостью белых акул.

Адэр сжал подлокотники кресла. Об этом они не договаривались.

Иштар вытащил из папки несколько скреплённых листов:

— Самый важный документ. Тут много всего написано. Скажу кратко. Если кто-торешится сместить мою сестру, навредить ей или её семье, Лунная Твердь нападётна Краеугольные Земли без объявления войны. Собственно, всё.

Поднялся с кресла и направился к двери.

Глядя ему в спину, Адэр стиснул зубы. Инициатива ракшада вызвала нешуточный приступ ревности. Иштар не признавался в своих чувствах к Эйре, не рассказывал, как они жили бок о бок полтора года. Согласился помочь только после долгих объяснений и уговоров. Адэр даже в какой-то момент усомнился в правдивостислов Эйры, что Иштар влюблён в неё. Чёрт! А он хорош!

— Не хочу терять единомышленников, — проговорил Моган. — Предлагаю взять паузу в обсуждении ситуации с болезнью. Уверен, мы найдём выход. Скороначнётся спектакль. Давайте уважим моего сына и на время забудем о наших проблемах.

Короли, тихо переговариваясь, потянулись к двери.

Моган что-то прошептал Трою.

Тот кивнул и обратился к Адэру:

— Ваш отец желает поговорить с вами. Если не возражаете, я удалюсь.

Оставшись наедине с отцом, Адэр вытащил из кармана кольцо несравненной ТориВайс, как называли её при дворе Великого. Обручальное кольцо своей матери онукрал из спальни отца и закопал на берегу озера. Хотел сделать больно человеку, который любил своё горе больше, чем сына.

Моган изменился в лице. Узнал… Аккуратно взял кольцо, поднёс к губам.

— Я хотел отдать его позже, — проговорил Адэр. — Но решил, что сейчас самое время напомнить тебе, что в твоей груди тоже есть сердце.

— Извини, если я был слишком резок, — промолвил Моган, надевая кольцо намизинец.

— Эйра моя жена. Мы с ней не оформили брак, но она моя жена. Тебе надо этопринять.

Моган покачал головой:

— Адэр... таких жён у тебя сотни. Всё, кто побывал в твоей постели.

— Я люблю её. Прими это.

— Владелец завода не женится на цеховой уборщице. Разный круг общения, разные интересы, разное мировоззрение и разная система ценностей. А ты не владелец завода. Ты король.

— Она моя жена. Прими это, и прекратим наивный разговор.

Моган сжал его руку:

— Послушай, сынок. — Голос Великого впервые звучал искренне, задушевно. Онумеет говорить, как отец! — Лев не спаривается с мартышкой, а жаворонок не спаривается с летучей мышью. Есть границы, через которые переступать нельзя.

— Я люблю её, — повторил Адэр, рассматривая пальцы отца и испытывая неприятные ощущения.

Когда отец притрагивался к его руке последний раз? К плечу притрагивался, к локтю притрагивался, но за руку не брал никогда, поэтому это прикосновение казалось чужим, запрещённым.

— Я закрою глаза, если она поселится в пригороде Градмира, — произнёс Великий, тяжело вздохнув. — Закрою глаза на твоих бастардов. Но обещай, что выберешь себе достойную женщину королевских кровей, которая родит законного наследникапрестола.

— Детей любимой женщины назовут ублюдками, а перед детьми нелюбимой женщины встанут на колени.

— Знаешь, как называют щенка собак разной породы? Переводняк. Перевод кровии рода. Общая кормушка и общая подстилка с чистокровной гончей не сделаетпереводняка чистокровным. Его щенки будут переводняками. И щенки щенков переводняки. В мире миллионы людей, королей несколько десятков. Мы не имеемправа переводить чистую кровь на дворняжек.

Адэр пригнул голову:

— Я люблю её. Прими это.

С тоской в глазах, Моган улыбнулся:

— Корона — это тяжёлая ноша. А долг перед короной ещё тяжелее.

— Долг заканчивается там, где у человека заканчиваются силы. Мои силы наисходе.

— Тебе сил не занимать, как и ума. Ты сын Великого.

Адэр перевёл взгляд с пальцев отца на осунувшееся лицо. Маска. И голос — обман. И прикосновения — обман.

— Я сын Великого. Ты прав.

— Пообещай, что сохранишь чистоту трона Тезара.

— Обещаю, — сказал Адэр и, выдернув руку из-под руки Могана, откинулся наспинку кресла. — Мне надо побыть одному.

— Понимаю, — кивнул Великий.

Упираясь в подлокотники, тяжело поднялся, будто держал на плечах неподъёмную ношу. Выйдя из-за стола, машинально выпрямил спину, расправил плечи ипоходкой победителя двинулся через зал.

Адэр пересмотрел бумаги, привезённые Иштаром, вытащил из папки ручку идокументы: отсоединение полуострова, назначение технического правительства, избрание королевы. И стал расставлять даты. Все события должны быть последовательны и законны.

Часть 31

***

Люди толкались на балконах, высовывались из окон, сбивались на улице в толпы, надеясь, что по отголоскам празднества они поймут, что происходит в амфитеатре. В грандиозном сооружении великолепная акустика. Горожане убедились в этом, когда на арене проходили репетиции.

«Зрительный зал» был забит под завязку. На лестницах, разрезающих трибуны на секции, теснились корреспонденты и журналисты. Переступая через ноги зрителей, между рядами ходили стражи, ещё раз напоминая о правилах поведения. Тысячи взглядов были направлены на дворец. На фоне перламутровой стены темнел малахитовый трон. Сбоку символа власти восседала мраморная моранда, взирая на флаг Грасс-дэ-мора, развевающийся над воротами.

Почётный караул распахнул двустворчатые двери дворца. Толпа вскочила. Под ликующие крики и громогласные аплодисменты высочайшие особы пересекли овальную террасу и расселись в дугообразных ложах. Справа от трона — хазир Ракшады и «Мир без насилия», слева — отвергнутый мир. Там же, слева, в конце дуги стояли стулья, отделённые от королевской ложи широким проходом.

Когда из дворца вышел Адэр — публика, доведённая до безумного восторга, и вовсе впала в экстаз сродни религиозной мистерии. Завопила, застучала каблуками по каменным плитам.

Адэр приблизился к лестнице в тысячу ступеней и, не дожидаясь тишины, произнёс:

— Встречайте людей, которые трудились день и ночь на благо Грасс-дэ-мора!

Герцог Кангушар и советники появились не из дворца, а из-за угла здания. Направляясь к стульям, Эйра окончательно успокоилась. Прежде чем выйти на террасу, члены Совета собрались в заброшенном замке. Мужи находились в возбуждённом состоянии, строили догадки, кого Адэр объявит наместником, и не обращали на Эйру внимания. Здесь, на террасе, приставать к ней уж точно никто не будет.

Пока советники рассаживались, Адэр озвучивал их имена и перечислял должности. Эйра опустилась на стул в конце ряда. Улыбнулась герцогу, занявшему место по соседству, и посмотрела на Адэра. Его голос летел над ареной и вырывался в город, откуда доносился шум не меньший, чем в амфитеатре.

Трой Дадье что-то сказал Могану и, пригибаясь, двинулся вдоль стены дворца. Защитник схватил его кресло, побежал следом. Как только Трой сел сбоку Эйры и тем самым замкнул ряд, королевскую ложу покинул Иштар.

Развернувшись, Адэр направился к трону. Взглянул на Эйру, зажатую между советником Могана и хазиром Ракшады. Замешкался на пару секунд. Даже на миг показалось, что сейчас он подойдёт и прикажет Иштару и Трою вернуться в свою ложу. Но, нет. Адэр опустился на сиденье из малахита и вскинул руку.

Публика затихла. Тут и там засверкали отблески от биноклей; люди, выплеснув эмоции, теперь рассматривали своего короля. Горделиво-вызывающая поза, чёрный мундир, золотые погоны. Казалось, Адэр пришёл не на праздничное представление, а на войну. Притом пришёл уже победителем.

С балкона дворца полилась музыка. Из ворот хлынули танцоры.

Трой придвинулся к Эйре:

— Как ты себя чувствуешь? — не получив ответа, произнёс: — Я волнуюсь о ребёнке.

— Притворюсь, что я поверила.

— У меня нет времени завоёвывать твоё доверие. — Трой придвинулся ещё ближе. — В Тезаре я разглядел в Адэре правителя, но я не видел в нём мужчину.

— Давайте посмотрим концерт.

— Он тебе мешает? — прозвучал голос Иштара.

Эйра покачала головой:

— Всё в порядке.

Появилось желание уйти. Если эти двое сцепятся, её снова обвинят во всех грехах. Посмотрела на Адэра. С её места был виден точёный профиль. Ладонь на голове моранды. Грудь неподвижна, словно Адэр не дышал.

Танцоров на арене сменили цирковые артисты. Затем пришла очередь певческих состязаний.

— Теперь я вижу в нём настоящего мужчину, — проговорил Трой.

Да когда же он успокоится?

Изогнувшись, Дадье едва не коснулся лбом виска Эйры:

— Мне жаль, что ты родилась без короны.

Эйра покосилась на Троя. Его взгляд был холодным, лицо безмолвным, но изнутри, из сухощавого тела, облачённого в дорогой костюм, исходило тепло.

Вдруг сцена опустела. Над амфитеатром зависла тишина. Публика заёрзала, закрутилась. И это весь концерт?

— Я правлю страной пять лет, но сегодня впервые занял место на этом троне, — произнёс Адэр. — Чужое место. Я временный правитель, некоронованный король. Я думаю об этом всякий раз, когда приезжаю в Лайдару и смотрю на флаги Грасс-дэ-мора. И сейчас смотрю на простыню над воротами, и задаюсь вопросом...

Умолкнув на полуслове, Адэр облокотился на подлокотник, подпёр подбородок кулаком. Зрители устремили взгляды на флаг, прикреплённый к флагштоку широкой стороной.

Герцог Кангушар наклонился вперёд, чтобы увидеть Эйру за могучей фигурой Иштара, и прошептал:

— Этих слов в его речи не было.

Адэр поднялся, подошёл к краю террасы:

— Почему вы считаете Зервана предателем, но с завидным упорством ждёте истинного короля, носителя крови Грассов?

Раздались крики: «Мы не ждём». — «Ветоны ждут». — «Ориенты». — «Климы тоже ждут». — «Адэр! Мы с вами!»

— Может, всё дело в пророчестве? — спросил он. — В вашей вере в чудеса исказки?

Повернулся лицом к ложе «Мира без насилия»:

— Вы верите в пророчества?

Усмехнувшись, короли пожали плечами, как бы говоря: «Странный вопрос». И только Моган никак не отреагировал на обращение сына.

— В Грасс-дэ-море существует поверье, — продолжил Адэр, взирая на правителей. — Перед тем как принять венец власти, Зерван Грасс посетил Странника, таинственного пророка, которого никто не видел. Странник предсказал Зервану незавидную судьбу. «Ему вырвут сердце, ибо он любит; растопчут душу, ибо онверит; он умрёт для всех, ибо имя ему — Тот, Кто Предал. Он последний, ибо после него вековая бездна; он первый, ибо из бездны воскреснет его слава и гордость. Трижды возвеличенная и трижды отринувшая своё величие кровь от его кровипотечёт по жилам с кровью трёх народов и с тремя именами взойдёт на престол в присутствии трёх святых свидетелей. Хранитель власти расстанется с венцом. Кольцо памяти на левой руке, кольцо сердца на правой руке, а руки правят миром в мире и славят день, когда родился он».

Адэр прошёлся по террасе, потирая подбородок. Посмотрел на ложу отвергнутых стран:

— Запутанное и непонятное пророчество. Не так ли?

Изогнув губы в улыбке, правители покачали головами.

Адэр одарил Эйру ласковым взглядом и вернулся к лестнице:

— Что вы знаете о Зерване?

— Он тот, кто предал, — прозвучал звонкий голос, и публика разразилась смехом.

— Кого? — спросил Адэр.

В ответ донеслось: «Народ». — «Страну».

— Где это написано? В пророчестве о его предательстве нет ни строчки.

Публика зашумела.

Адэр вскинул руку. Дождавшись тишины, проговорил:

— Несколько сотен лет династия летописцев вела записи о жизни и деяниях династии Грассов. Вы знаете, что библиотека, в которой хранилась история страны, сгорела. Личный летописец Зервана ослеп на пожаре, пытаясь спасти хоть какие-тодокументы. Но слепота не помешала ему перенести на бумагу свои воспоминания. Его дневник попал мне в руки. Слепец писал справа налево, накладывая тексты друг на друга. Писал в надежде, что его записи расшифрует тот, кому крайне необходимо знать правду. Таким человеком оказался я. Комиссия по установлению истины в составе представителей семнадцати национальностей четыре годарасшифровывала записи слепого старика, который назвал себя первым СвятымСвидетелем.

Со всех сторон понеслось: «Святой свидетель?» — «Он писал о Зерване?» — «Онсказал, почему Зерван сбежал?» — «Зервана убили?»

— Сегодня его внук приподнимет завесу над тайной предательства и бегстваЗервана, — сказал Адэр и, вытянув руку, указал на трибуны, расположенные насеверной стороне амфитеатра. — Летописец Кебади! Свидетельствуй от лицапервого Святого Свидетеля! И пусть совесть народов Грасс-дэ-мора будет тебе судьёй.

С нижнего ряда поднялся человек. Миновав калитку в ограждении, вышел на арену. Закрутился, осматривая «зал». А публика с недоверием рассматривала седогобородатого человека, одетого в серый балахон.

Порывшись в кармане, старик напялил очки на нос. Вытащил из-за пазухи сшитые листы. Вновь посмотрел по сторонам, словно выбирая, к кому обратиться. В итоге двинулся к центру арены, слегка подтягивая ногу.

Остановившись, произнёс, взирая на Адэра:

— Я никогда не произносил речи. Написал текст, но всё равно боюсь, чтозапутаюсь. Я даже написал своё имя, чтобы не забыть от волнения.

Адэр подбодрил старика жестом и занял место на троне.

Кебади затеребил листы:

— Это мой краткий конспект, основные события. Если рассказывать всё в деталях, мы не разойдёмся до утра. Хочу сказать огромное спасибо Его Светлости Трою Дадье. Он хранил тетрадь моего деда почти двадцать лет.

Трой наклонился к Эйре:

— О какой тетради он говорит?..

Она едва не рассмеялась. Хитрый ход. Публика, не видя исторического раритета, уже верит в его существование. Подперев рукой локоть, Трой прижал кулак к скуле и исподлобья уставился на старца. Видимо, вспомнил, как Адэр беспокоился окаком-то дневнике, вывезенном из Порубежья вместе с архивом.

— Меня зовут Кебади. Я последний летописец: в роду, в мире. Мой дед был другоми летописцем Зервана. Хочу предупредить, что в тетради моего деда нет имён. Точнее, всего одно имя — Зерван. Скажу ещё: мы не просто изучали записи, но иразыскивали документы, которые подтвердили бы слова моего деда.

Кто-то крикнул: «Читай быстрее!»

— Перед тем, как я начну свидетельствовать, хочу спросить. Вы знаете, что под этим дворцом есть подземелье?

Зал выдохнул: «Да».

— Знаете, что в подземелье находилась тюрьма для предателей, изменников родины и шпионов?

«Да!»

— В тюрьме было два выхода. Один вёл в подвал дворца, второй на окраину города. Этот ход разрушился во время землетрясения. — Летописец обратился к другой части амфитеатра. — Что такое «Корона мира»?

«Памятник». — «Земной шар с короной». — «Корону украли».

Кебади кивнул:

— Обворованная «Корона мира» до сих пор находится в заброшенном парке. Надонапоминать, что когда-то моруны жили в городе Смарагде?

«Нет!»

— Беспристрастно поведаю вам историю моего деда, первого Святого Свидетеля, — проговорил Кебади и, поправив на носу очки, уставился в исписанный лист. — Зерван унаследовал от отца слабое сердце. Отвлекусь.

Публика, уже навострившая уши, рассмеялась.

Кебади улыбнулся, покачивая головой:

— Смешно, да… смешно… Итак, маленькая ремарка. Сердечная болезнь преследовала всех мужчин династии Грассов. Короли надеялись, что их наследники, хоть один женится на моруне. Кровь морун очищает кровь ребёнка отвсех наследственных болезней. Дети морун практически не болеют, как и самиморуны. Но за пять веков у Грассов и морун так и не сложилось.

Эйра почувствовала на себе взгляды. Сердце заколотилось. Какие ещё тайны выболтает Кебади? С укором посмотрела на Адэра: мог бы и предупредить, что в центре внимания будут моруны. Уловила в лице искреннее удивление. Адэр не знал... Значит, старец несёт отсебятину.

— Это правда? — прошептал Трой.

Эйра хотела уже подняться, как Кебади промолвил:

— Этой ремарки нет записях моего деда. Это я сказал, чтобы вы выслушалиСвятого Свидетеля и смогли сделать правильные выводы. Более не буду выходить за рамки текста.

— Твоя кровь на вес золота, — прошептал Иштар, наклонившись к Эйре. — Толькоглянь, как смотрят на тебя шакалы.

Она стиснула зубы. Ей не дали прочесть полную расшифровку текста. Из слов старика уже понятно, что история свидетеля коснётся морун.

— Больше не отвлекаюсь, — произнёс Кебади и уткнулся в записи.

«Каждое лето король Грасс-дэ-мора отправлял сына в замок, подальше отгородской суеты и нагретых мостовых. В саду, который разбили специально для маленького отпрыска, Зерван познакомился с дочерью садовника. Поверхностное знакомство переросло в дружбу. Детская дружба переросла в первую любовь.

Плохое самочувствие отца вынуждает Зервана разрываться между дворцом изамком. В двадцать пять лет Зерван становится королём.

Он едет к любимой и признаётся ей в своих чувствах. Услышав ответное признание, умоляет девушку подождать, пока он завоюет любовь страны. Он надеется, чтосчастливый народ и богатые дворяне не воспротивятся их неравному браку. Оназаверяет его, что готова ждать, сколько угодно.

Зерван продолжает навещать возлюбленную. Они вместе строят планы, мечтают обудущем страны… о своём будущем. И эти мечты Зерван воплощает в жизнь. Строит заводы, больницы, школы. За заслуги одаривает простой люд дворянскимзванием, вводит новые привилегии для титулованных дворян.

На пятом году своего правления Зерван заказывает знаменитому мастеру дваобручальных кольца. На своё тридцатилетие делает возлюбленной предложение ивезёт её в Смарагд. Верховная жрица отказывается сочетать их тайным браком, нопосле долгих и настойчивых уговоров сдаётся. Зерван и его возлюбленная приносят клятву любви у священного огня морун.

Через два года, на седьмом году правления, Зерван сообщает советникам о своёмжелании узаконить брак с дочерью садовника. Он хочет детей, хочет настоящую семью, а не тайную. Против него восстают все: и те, кто унаследовал титулы, и те, кто получил их совсем недавно».

Герцог Кангушар встал с кресла и поднял над головой руку, держа двумя пальцамикольцо с изумрудами:

— Это обручальное кольцо Зервана. Такое же было у его супруги. Независимая международная палата провела экспертизу. В заключении сказано, что кольцоизготовлено сто пятнадцать лет назад ювелирным мастером, известным под именем Тивуд, что в переводе с ветонского означает «молния». Этот мастер жил в Смарагде и погиб, когда город ушёл под воду. Изумрудам приблизительно стопятнадцать лет. Такие камни добывали только в Смарагде. Это кольцо можноувидеть на портретах Зервана, выставленных в нижнем замке дворцовогокомплекса. Даты написания картин значатся на изнанке холстов.

Амфитеатр утонул в криках: «Он бросил страну из-за плебейки?» — «Хорош король, нечего сказать». — «Он тот, кто предал!»

Возмущённо потрясая листами, Кебади закрутился вокруг себя, будто выискивая кого-то на трибунах:

— Тихо! Тихо, говорю!

Зрители понизили тон, загудели как пчёлы в улье.

— Я вас не вижу, — произнёс Кебади. — Ну и ладно. Раз история моего деда без имён, то и я не стану называть имена. Догадайтесь сами, о ком я говорю.

Снял очки, закрыл глаза:

— Виконт! Ваш предок был плотником. Маркиз! В вашем роду есть повариха. Граф! Ваш предок был стеклодувом. Граф! Ваш предок был учителем. — Посмотрел посторонам. — Я могу говорить долго, у меня хорошая память, я ведь последний летописец. В далёкие времена все были равны в происхождении, как до сих пор равны перед Богом. Предки королей были воинами, конюхами, водовозами…

Публика разразилась смехом.

— Да-да, — произнёс Кебади. — Вы думали, что первый король родился с короной на голове? Что значит «благородный»? Творящий благо во имя рода. Что значит«знатный»? Прославившийся своими делами. Тот, кого знают все. Что значит«высокородный»? Высокого рода, великого рода. Таких людей выделяли, брали с них пример и шли за ними. Раньше было тяжело, раньше титулы не продавались. Приходилось славить себя делами, творить добро во имя рода. Если кто-то со мной не согласен, швырните в меня ботинком.

Выдержав долгую паузу, нацепил очки на нос:

— Я могу свидетельствовать далее?

Амфитеатр утонул в криках: «Да!» — «Продолжай!»

«Против Зервана восстали советники. Его мать, вдовствующая королева, попросила сына отложить вопрос о женитьбе и пообещала лично переговорить с влиятельными людьми, чтобы заручиться их поддержкой. Она встречалась с кем-тов загородном доме. Потом отправилась в гости к своему старому другу, старшему советнику Партикурама. Там в то время проходил ежегодный танцевальный праздник.

Через неделю Зервана поднимают среди ночи и вручают письмо, доставленное гонцом. На старшего советника Партикурама совершено покушение. Под арестомсотня грасситов и вдовствующая королева.

Спустя несколько дней Зерван прибывает в Партикурам с членами Совета иотрядом защитников. Во дворце его ждут правители пяти государств. Ему сообщают, что вдовствующая королева призналась в попытке убийства. Королева в темнице, грасситов ожидает смертная казнь, чисто для устрашения, а Грасс-дэ-мор стоит на пороге войны с пятью государствами».

Зрители закричали: «Королева всё подстроила». — «Зерван пешка». — «Грасситов-то за что арестовали?» — «Ни за что. Для устрашения». — «Король Партикурамаповёл себя низко».

— Короне нанесли оскорбление, король просто обязан потребовать сатисфакции. — произнёс Адэр и посмотрел на ложу «Мира без насилия». — Лекьюр Дисан, я уверен, что ваш предок руководствовался высшими государственнымисоображениями. Ведь так и было на самом деле?

Лекьюр, не выказывая чувств, коротко кивнул.

Адэр повернулся к другой ложе. По тому, как герцог Кангушар уловил егомногозначительный взгляд, по тому, как соединил ладони и приставил ко лбу, Эйрапоняла, что у комиссии по установлению истины не было документальных подтверждений этой части записей слепого летописца.

Адэр откинулся на спинку трона:

— Продолжай, Кебади.

Старик перевернул страницу, поправил очки:

— Продолжаю.

«Зервану разрешили повидаться с вдовствующей королевой. Она рассказала ему, что пришла к советнику и попросила его, как старого верного друга, найтитикурского дворянина, который согласился бы за хорошее вознаграждение признать дочь садовника своей дочерью. Старый друг тут же потребовал вознаграждение для себя и стал склонять гостью к близости. Королева схватилабронзовый подсвечник и ударила советника по голове.

Зервану позволили выслушать старшего советника. Тот сказал, что вдовствующая королева попросила подыскать плебейке благородного «отца», но, получив отказ, испугалась, что он расскажет всем о порочащей её честь просьбе, и решила убрать свидетеля.

Дело усугубляла именно просьба королевы. Короли пяти стран считали, чточеловек, способный на подлог, способен и на клевету, и на убийство.

Дочь короля Партикурама пригласила Зервана в парк, на вечерний променад. Онпринимает приглашение, надеясь склонить принцессу на свою сторону и с её помощью вызволить королеву из темницы. Около полуночи они расстаются. Вскоре во дворце поднимается переполох. Король Партикурама требует Зервана к себе. Принцесса в слезах, причёска растрёпана, платье разорвано, на ногах синяки иссадины. Зервана обвиняют в попытке изнасилования. Утром правители пяти странобъявляют Грасс-дэ-мору войну и составляют документ для оглашения перед народами Краеугольных Земель.

Король Партикурама ставит Зервана перед выбором: либо женитьба на тикурской принцессе, либо казнь сотни грасситов и начало военных действий. Вдовствующая королева, соответственно, будет приговорена к тюремному заключению».

Кебади снял очки, потёр глаза:

— Если бы вам сказали, что мать-королева хотела совершить подлог, пыталась убить человека, а ваш король насильник… вы бы отдали свою жизнь за такогокороля? Пошли бы воевать, зная, что армия противника превосходит вашу армию в пять раз? Вы бы отправили сына на верную смерть за человека, опозорившего своё высочайшее происхождение?

— Где была его советчица? — донеслось с трибуны.

— Её небыло в Лайдаре, когда уезжал Зерван.

— Может, это моруны всё подстроили?

Кебади надел очки:

— Продолжаю.

«Советники, приехавшие с Зерваном, убедили его не доводить дело дограндиозного скандала и войны.

Церемония бракосочетания была скромной и быстрой. Зерван подписал брачный контракт, не вникая в его содержание. Да это и не важно, ведь контрактподготовили надёжные люди: советники и личный секретарь. Снял кольцо, символизирующее тайный брак. Отказался надеть другое кольцо. По указке святогоотца поцеловал невесту.

Когда молодожёны вышли из храма, повалил снег, заживо хороня под собой последние летние дни. В тронном зале дворца тикурского короля устроилискромную вечеринку с застольем. За окнами снег, за столом счастливая невеста, довольные короли и советники, хмурая вдовствующая королева и Зерван...

Он ни к чему не притрагивался за свадебным столом, не отвечал на поздравления. Закончив танец с невестой, сослался на недомогание и ушёл в опочивальню. Без сердца. Сердце ему вырвали.

Утром торжественная процессия двинулась в Грасс-дэ-мор. Дороги размыло, колёса карет застревали в грязи, лошади не могли вытащить копыта из месива. Через неделю процессия насилу добралась до страны, почерневшей от траурных флагов. В день брачной церемонии, точнее, ночью, город Смарагд ушёл под воду за несколько минут. Погибло более сотни тысяч человек: моруны, их дети, мужья. Верховная жрица в то время была в Ларжетае, поэтому выжила. Ей, можно былобы сказать, повезло, если бы не дальнейшая её судьба и мученическая смерть накостре.

Принцесса разрыдалась, когда Зерван сказал ей, что пышное торжество, о которомона мечтала, отменяется из-за траура. Не доезжая до Лайдары, тикурские гостиповернули в обратный путь».

Над амфитеатром зазвучали голоса: «Это точно моруны». — «Даже свой город уничтожили». — «Они уничтожили Зервана».

Трой взял Эйру за руку:

— Не слушай их. Думай о ребёнке. Тебе нельзя волноваться.

Кебади закрутился на месте:

— Кто здесь такой умный? Смарагд ушёл под воду в день бракосочетания Зервана. Как моруны узнали, что он женился? Телефонов тогда не было. Автомобили — редкость редчайшая. И ездили они со скоростью бегущего человека. В наше время от границы Грасс-дэ-мора до столицы Партикурама два дня езды. А сто тринадцать лет назад? Чему вас в школе учили?

В полной тишине уткнулся в записи:

— Продолжаю.

«Зерван первым делом поехал в замок, желая объясниться с тайной женой. Он не терял надежды найти выход и развестись с принцессой. В замке ему сообщили, чтобуквально вчера дочь садовника сбежала, а её отец с горя повесился в саду. Зерван направил на поиски любимой лучших сыщиков.

С погодой творилось непонятное. В конце лета началась зима. Снегопады сменялись густыми туманами. Вечерело в середине дня, рассветало ближе к полудню. Ветоны по просьбе морун возвели на холмах каменные вышки, под крышами установили чаны. Селяне рубили дрова, а моруны, их мужья и дети жгли в чанах костры, чтобы заблудившийся путник в темноте, в тумане, в снегопад, отыскал дорогу. Через тринадцать лет люди об этом забудут и обвинят морун в колдовстве, обвинят в жертвоприношениях».

— Это правда, — донеслось с трибуны. — Мой прадед чуть не погиб в поле. Егоспас такой костёр.

— Моя бабка рассказывала, как они с отцом потерялись, — прозвучало с другой стороны амфитеатра. — Была сильная метель. Они блукали несколько часов, отморозили руки, щёки. Потом увидели огонь.

— Я тоже слышал от деда о вышках.

— А мой прадед вышку строил. Но он не ветон. С ним по соседству жила семья моруны. Он помогал её мужу.

Поджав губы, Кебади покачал головой. Вздохнув, перевернул страницу:

— Продолжаю.

«Принцесса всем подряд жаловалась на Зервана. Мол, муж редко приходит в её спальню, а если приходит, то не прикасается к ней и спит на кушетке. По Лайдаре поползли слухи о его половом бессилии, заговорили о смене династии.

А Зерван, невзирая на участившиеся сердечные приступы, претворял свои планы в жизнь ради и во имя своей возлюбленной. Он надеялся, что сыщики разыщут еготайную жену, и слепо верил, что дворяне наконец-то примут её как равную.

С тикурской принцессой началось твориться неладное. Истерики, слёзы, навязчивые идеи. Гормональный сбой, нервный срыв, как только не называливрачи её болезнь. Просили Зервана возлечь с супругой, которая нуждалась в мужском внимании. Напоминали, что короне нужен наследник. А Зерван продолжал творить благие дела и ждать отчёты сыщиков.

Состояние принцессы ухудшилось. Король Партикурама привёз своих врачей. Встретившись с дочерью, он вдруг воспылал желанием женить своего сына, наследного принца, на советчице Зервана. Одержимый своей идеей, ходил заморуной по пятам. Когда она отказала ему в грубой форме, король переключился на морун, проживающих в Лайдаре. Зерван попросил его уехать. Тикурская принцесса устроила скандал, а ночью выбросилась из окна».

Кебади снял очки, прижал пальцы к глазам.

Послышались робкие голоса: «Может, наследный принц чем-то болел?» — «Точно! У морун целебная кровь». — «Их кровь очищает кровь детей, а не мужей». — «Слушайте! А может, у принца была наследственная болезнь?»

Эйра наклонилась вперёд, но в ложе, расположенной за троном, не смогла увидеть Лекьюра Дисана.

— Продолжаю, — проговорил Кебади, водрузив очки на нос.

«Король Партикурама сначала обвинил в смерти принцессы Зервана. Потом стал поливать грязью морун. Он обвинял их в изменении погоды, в болезни дочери, в заклятиях и проклятиях, которые довели несчастную принцессу до самоубийства. Это продолжалось до тех пор, пока у Зервана не появился некий компрометирующий документ на короля. Документ содержал настолько порочащую информацию, что король Партикурама тотчас прекращает выступления против морун и, более того, приносит им свои извинения».

Кебади заскользил взглядом по трибунам:

— А теперь, мои умные господа и дамы, подумайте. Почему король Партикурамабыл зол на морун? Куда делся этот документ после исчезновения Зервана? Почему подожгли архив страны?

Прозвучали голоса:

— Что было в документе?

— Это закрытая информация, — ответил Кебади.

— Но вы знаете?

— Да.

Герцог Кангушар не выдержал напряжения. Покинув своё место, встал за стуломЭйры и, склонившись, произнёс:

— Эту часть мы переписали в последнюю минуту. На совещании Лекьюр во всёмпризнался. И морун мы решили не втягивать. Вам и так досталось. Да и белых пятен много.

— Ты привёз медицинские карты? — спросила Эйра у Иштара.

— У меня их нет.

— Как нет?

— Нет, и никогда не было. Я их даже не видел. Мне про них рассказывал Шотююн, брат моего прадеда. А потом я прикинул: документы сдаются в архив, архив страны вдруг сгорел. Значит, истории болезней не нашли и решили, что проще всё сжечь.

— Как ты умудрился столько лет шантажировать Лекьюра?

Иштар пожал плечами:

— Как-то умудрился.

— Всё-всё, — прошептал герцог. — Слушайте дальше.

Кебади перевернул страницу, посмотрел поверх очков на притихшие трибуны:

— Я могу продолжать?

«Продолжай», — полетело со всех сторон.

«Зерван не переставал трудиться на благо страны. Он хотел, чтобы его тайная жена им гордилась. Сыщики рыскали по городам и посёлкам, но их поиски не приносили результата.

В Грасс-дэ-море появился серийный убийца. Или извращенец. Стали пропадать мальчики-климы. Потом всплыла информация, что все мальчики одного годарождения. Через пять лет в исчезновении детей обвинят морун. Не при Зерване, после него. Зерван никогда бы не дал морун в обиду.

Последний год правления Зервана был особо тяжёлым. Во многих традициях считается, что здоровье короля отражается на плодородии земли, на погоде, насамочувствии подданных. Зерван жил на пределе физических сил, которые черпал из своей надежды найти любимую женщину. Надежда гасла, угасал Зерван. Вместе с ним страдала земля. Ливни, землетрясения, засуха. Начался мор. Людивымирали семьями. Умерла вдовствующая королева.

В одну из ужасных ночей Зерван сидел в кабинете и, перекладывая листы из стопкив стопку, искал сообщения сыщиков. Уже несколько недель он не получал известий о поисках возлюбленной. Среди документов обнаружил бумагу, на ней одна фраза: «В подземной тюрьме скончалась заключённая номер…» Под номером имя.

Зерван вскочил. Бросил бумагу на пол. Поднял.

Через полчаса он шёл по мертвецкой, еле волоча ноги и с трудом удерживая керосиновую лампу. Вглядываясь каждому трупу в лицо, он все шёл и шёл вдоль полок. Остановился. Приблизил лампу к лицу покойницы. Отпрянул. Долгое время стоял, боясь пошевелиться. Вновь поднёс лампу. Истощённая женщина. Седые клоки волос. Лохмотья еле прикрывают тело. Умиротворение на лике, словноженщина прилегла отдохнуть и сейчас видит прекрасный сон.

Это не ошибка. Это она… Губы её, её родинка на виске в виде звёздочки…

Зерван лег рядом с покойницей, обнял холодное тело.

Тринадцать лет он каждую ночь молил её о прощении. Молился за её здоровье, желал ей счастья, ревновал её при мысли, что она с другим. Тринадцать лет искал её во всех странах. А она здесь, всегда была рядом. Спала рядом, дышала рядом. Она не покидала его.

Выйдя из мертвецкой, Зерван прошёл в тюремный архив и затребовал личное делоузницы. Верхний лист: свидетельство о смерти новорожденной дочери. Зерванпосмотрел на дату, прикинул в уме. Когда он оправился в Партикурам вызволять вдовствующую королеву, его жена была на втором месяце беременности.

Второй и нижний лист. Приказ о взятии под стражу и пожизненном заточении в подземелье. Дата — день его свадьбы. Подпись — его.

Души нет. Растоптана душа, ибо он верил».

В широком балахоне, в очках с большими стёклами, Кебади походил на птицу. Ветер, развевая полы балахона, только усиливал это сходство.

— Как он мог подписать приказ и не видеть, что подписывает? — прозвучало с трибуны.

— Он подписывал брачный контракт, — произнёс Кебади, — и не видел, чтоподписывает.

— Приказ подложили в контракт? — прозвучало с другой стороны.

— Наверное.

Адэр провёл ладонью по лбу:

— Брачный контракт короля занимает порядка сорока листов. Король ставитподпись на каждой странице. Во времена Зервана — возможно, листов быломеньше. Двадцать, десять, тридцать — какая разница? Их много. И когда перед тобой стоят люди и ждут начала церемонии, тут уже не до чтения бумаг. И… ты доверяешь людям. Один составляет контракт, второй исправляет, третий вноситдополнения, четвёртый перепечатывает, пятый перечитывает. Это не одинчеловек... Ты им доверяешь.

Эйра поймала на себе взгляд Иштара. Невольно прижала пальцы к виску.

— Твоя родинка, — прошептал он.

— Совпадение.

Кебади посмотрел в пасмурное, не по-летнему низкое небо. Уткнулся в записи:

— Я заканчиваю.

«Зерван берёт с собой двух верных охранителей и с ними отправляется в мертвецкую. Охранители привязывают к нему его возлюбленную. Он не хочет, чтобы кто-то знал о ней, не хочет, чтобы чьи-то руки прикасались к ней. Это егоноша, которая пушинка по сравнению с чувством вины и тяжестью горя.

Охранители надевают на него плащ и выводят из подземелья на окраину Лайдары. Ночью, при свете луны, они находят в парке «Корону мира». Пока охранителикопают могилу, Зерван кончиком ножа делает на мраморном шаре надпись: «Покойся с миром». Садится на землю, прижимает к себе любимую женщину иделает последний вздох.

Охранители недолго думали. Зерван хотел покоиться с миром и хотел покоиться сосвоей возлюбленной. Если сообщить о его смерти, их разъединят. Её закопают в общей могиле с преступниками. Его провезут по Лайдаре и закроют в фамильномсклепе. Им не дали быть вместе при жизни, пусть они будут вместе после смерти».

Кебади уронил руки вдоль тела, ссутулился:

— Не задавайте вопросов. Не надо. Пусть ваша совесть судит Зервана. А вы молчите. В тетради моего деда написано намного больше, чем я поведал, ноинформация ещё не проверена. Комиссия по установлению истины будет вампризнательна, если вы обнаружите какие-то документы и пришлёте.

Публика молча наблюдала, как старик идёт к трибуне, входит в калитку в ограждении и садится на своё место.

От праздничного настроения не осталось и следа.

***

Ещё час назад в амфитеатре сидело сборище отдельных личностей с различнымиинтересами, с разным образом мышления. Между королями и простым людомзияла пропасть. Между горожанами и сельскими жителями пролегал ров. Сейчас люди испытывали одинаковые эмоции, их чувства и мысли двигались в одномнаправлении. Толпа приобрела душу.

Адэр не произносил ни слова, давал людям время понять, осознать и отложить в памяти эпизоды жизни человека, которого винили во всех бедах и несчастьях, чьё имя сто лет произносили, презрительно кривя губы.

Эйра повернулась к Трою и проговорила еле слышно:

— Зервана в Партикураме ждали не пять королей.

— А сколько?

— По крайней мере один из них точно не был королём.

— И кто же?

— Ваш прадед.

— Домыслы, — сказал Трой и, отклонившись, скрестил руки на груди.

Поднявшись с трона, Адэр подошёл к краю террасы:

— Династия Грассов закончила своё существование. Дочь Зервана умерла, едвародившись. Единственный наследник Зервана, внучатый племянник, умер занесколько часов до коронации.

Душа толпы развалилась на части.

«Его убили». — «Советчица задушила ребёнка подушкой». — «Кто это видел?» — «Советчица призналась». — «Она сказала, что моруны сжигали на кострах детей климов». — «Ложь!» — «Её признание читали на площадях». — «Под пытками всё скажешь». — «Советчица — убийца!»

Защитники рассеялись по лестницам, взяли в оцепление трибуны, и лишь грозный вид служителей порядка удерживал людей от потасовки.

— Балаган простонародья, — произнёс Трой. — С меня достаточно.

Упираясь руками в подлокотники, встал.

— У меня есть документ! — закричал кто-то.

Эйра попыталась разглядеть человека, чей голос был знаком. Но отсюда, с террасы, выделить кого-то из пёстрой толпы не представлялось возможным.

— Замолчите все! — прозвучал всё тот же голос.

Эйра перевела взгляд на Адэра. На выдохе он посмотрел в низкое небо, будтовыражая благодарность Богу. Он знал о каком-то документе. Возможно, просил человека выступить, но тот отказался разглашать тайну.

— Ты кто такой? — раздалось с нижних рядов.

— Меня зовут Людвин. Я духовный отец Братства Белых Волков.

От радости Эйра чуть не подпрыгнула на стуле. Нашла! Белое пятно!

Кто-то проорал:

— Слава Волкам!

Толпа подхватила.

После событий в Рашоре о членах Братства писали в газетах, как о героях, которые два года противостояли самой опасной бандитской группировке. В тех же газетах до сих пор появляются хвалебные очерки о детских приютах, находящихся под эгидой Белых Волков.

— Бывшая секта Праведного отца, — промолвил Трой, опускаясь в кресло. — Название другое, суть та же.

— Вы же хотели уйти, — сказала Эйра, всматриваясь в фигуру духовного отца, сливающуюся с белым фоном. Прежде Людвин не одевался, как Братья.

— Посмотрю, чем закончится эта клоунада.

Толпа скандировала: «Слава Волкам!» Адэр терпеливо ждал. Это был звёздный час людей, которые сомневались, сдавались, сгибались, но в итоге выпрямились инашли свою дорогу. Пусть насладятся этим часом в полной мере.

Ликование толпы пошло на убыль.

— Я нарушаю тайну исповеди, — проговорил Людвин и уже в тишине продолжил: — Да пусть простит меня душа, отмоленная святыми отцами и попавшая в рай. Я надеюсь, что сейчас она смотрит с небес и радуется, что я решился раскрыть её тайну, чтобы восторжествовала истина.

Из прорехи между облаками вырвался луч солнца, улёгся размытым овалом наарене. Толпа загудела.

— Чудеса, да и только, — пробормотал Трой.

— Болезни королей держатся в секрете, — произнёс Людвин. — Король — этоправитель, приравненный к Богу. Негоже обсуждать народам его здоровье. Носегодня уже прозвучало, что у мужчин рода Грассов было слабое сердце. Племянник Зервана не исключение. Ребёнок не мог поверить, что его дядя бросил страну. Он считал, что дядю убили. Ребёнок переживал о предстоящей коронации. Переживал так сильно, что накануне церемонии слёг. Ночью его сердце остановилось. Утром объявили, что советчица задушила мальчика подушкой. Человек, который был рядом с наследником в его последние часы жизни, испугался, что его уберут как ненужного свидетеля, и сбежал из Лайдары. Сменил имя и всё равно жил в страхе. И только перед ликом смерти описал в исповедиужасные события.

— Хочу добавить, — произнёс герцог Кангушар, поднявшись. — О фальсификациифактов знал не только человек, о котором говорит духовный отец. Комиссия поустановлению истины получила анкету поселенца, вырванную из гостевой книги. Эту страницу одна семья хранила как реликвию. Согласно записям советчицапровела ночь перед коронацией в заезжем доме в пригороде Лайдары и выехала в пять утра. По моим расчётам, она проехала через Ворота Славы не ранее семичасов утра. Возможно, она ехала в карете, а не в открытой коляске, и поэтому навъезде в город её никто не видел. Но! В Лайдару пропускали по приглашениям ипропускам. Её должны были видеть защитники, которые проверяли документы. И именно в тот день без вести пропали трое защитников, стоявших на пропускномпункте. Это совпадение?

С трибуны донёсся голос:

— Пропал дядька моего деда. Его родным сказали, что он сменился и пошёл домой. Больше никто его не видел.

Герцог Кангушар развёл руки, как бы говоря: «Что ещё тут добавить?» И занял своё место.

«Ни черта себе заговор!» — «Это же надо было всё продумать». — «Тут не одиндумал, а сотни». — «С племянником понятно, ну а мальчики-климы?» — «Почему одного года рождения?» — «Нам кто-нибудь скажет?»

— Скажет, — произнёс Адэр. — Второй Святой Свидетель!

Люди на рядах вставали волной, повторяя «Святой Свидетель» и пытаясь рассмотреть человека, спускающегося по лестнице.

Эйра наклонилась, чтобы увидеть за Иштаром герцога Кангушара:

— Кто это?

— Сюрприз, — ответил он и добавил ворчливо: — Хотел взять бинокль, закрутился и забыл.

— А я даже не подумал, — отозвался маркиз Ларе, сидевший по соседству с герцогом.

Человек, облачённый в простенький костюм горожанина, ступил на арену идвинулся к центру, сжимая в руке бумаги.

— Лилиан?! — опешила Эйра.

— Ну у тебя и зрение, — хмыкнул Иштар.

Остановившись, Лилиан трижды поклонился: Адэру и обеим ложам. Закрутил головой, осматривая трибуны:

— Меня зовут Лилиан. В Ларжетае есть гостиница «Дэмор». Может, слышали?

Амфитеатр грохнул: «Да!»

— Я хозяин гостиницы. — Лилиан набрал полную грудь воздуха и, сделав паузу, изрёк: — Мой родственник изменник родины.

Публика зашумела.

— Все думают, что он изменник родины, — крикнул Лилиан с надрывом. — Но этоне так! Его убрали, как ненужного свидетеля. Моя семья сто лет храниладокументы. Мы знали, что он не изменник, но боялись говорить.

— Почему боялись? — прозвучало из «зала».

— Сейчас поймёте. — Лилиан затеребил бумаги. — Я прочёл в газетах, чтокомиссия ищет истину. И подумал: а почему нет? Почему не сейчас? Сколькоможно молчать? Но я не думал, что мой родственник второй свидетель. И когда мне сказали, что он свидетель, я не поверил. А теперь послушал Первого Свидетеля ипонял, что да, мой родственник Второй Свидетель.

— Лилиан! — произнёс Адэр. — Свидетельствуй от лица второго СвятогоСвидетеля! Пусть совесть народов Грасс-дэ-мора будет тебе судьёй.

И занял место на троне.

Лилиан прокашлялся в кулак:

— Я не писал конспект. — Потряс бумагами. — Это копии писем. Оригиналы отдавали на экспертизу. Всё честно.

— Читай! — крикнул кто-то нетерпеливый.

— Да, сейчас, сейчас, — закивал Лилиан. — Немного объясню. Мой родственник… Родной брат моей прабабки жил в Лайдаре и работал надсмотрщиком в тюрьме для предателей.

Вскинув руку, указал на дворец:

— Там, в подземелье. А моя прабабка, его сестра, жила в пригороде Ларжетая. Брат писал письма своей сестре. В них нет имён.

— Да читай уже!

— Свидетельствую от имени второго Святого Свидетеля, — сказал Лилиан иуткнулся в страницу.

«Чувствую себя дерьмом и трусом. Месяц не сплю. И жене не могу сказать. Разволнуется, молоко пропадёт. Рассуди, а? Успокой мою совесть.

К нам привезли узницу. Из наших, из климов. Молоденькая. Как ты. У нас всякие находятся, но климка впервые. Привезли как раз на моё дежурство. Пока её оформлял, думал, она прямо в приёмнике помрёт. Белая, аж жуть. И ничего не понимает. Я еле в лаз её впихнул. Закрываю решётку, а она меня за руку хвать. Я здесь по ошибке, говорит. А я ей: король не ошибается. Она удивилась так, будтоприказ не зачитывали. Спрашивает: меня обвинил король? А я: он самый.

Она забилась в уголок. Больше забиваться некуда. Одиночка два на три, допотолка полтора метра. Тюфяк с соломой, нужник. Один угол свободный. Оназабилась в этот угол и всю ночь проплакала. Первую ночь здесь все плачут. Потомпонимают, что не встать им в полный рост до конца жизни, не выпрямиться.

И почему-то полюбился я ей. Как прихожу на дежурство, сутки через три, так оназовёт. Не сразу. Дожидается ночи, когда все разойдутся и останемся только мы с напарником. Ночью здесь больше никто и не нужен. Сбежать невозможно. Ночью двое дежурят, ещё двое постовых входы охраняют.

Так вот, дожидается она, когда в камерах стоны и ругательства утихнут. Руку промеж прутьев протягивает и пальцами к себе. А пальцы тонкие, длинные, ей бы на роялях играть. Я приседаю перед решёткой на корточки, а она про негорасспрашивает. Говорю, нету его, не приехал. А когда сказал, что он жену привёз, она снова всю ночь проплакала. А в следующее дежурство меня подзывает иговорит: «Сообщи ему, что я здесь». «Да кто ты такая?» — спрашиваю. А она, жена, говорит.

Я пригрозил, что врача позову, а тот в психушку отправит. Она и перестала просить. Но о нём каждый раз расспрашивала.

А тут через полгода или чуть больше слышу, пищит что-то и пищит. Думал, крыса. Добавил керосина в лампу. Ночь, темно. Заглядываю в лаз, а у неё ребёнок в подоле, и сама вся в крови. Мы-то в камеры не заползаем. Баланду подаём в кормушку. И никто ж не знал, что девка брюхатая. И никто перед заключением не осмотрел. Торопились, наверное. Без вещей доставили, в одной ночной рубашке, босиком. На улице лето было, но мороз ударил. Видать, вытащили её из постели ипрямиком сюда. Я уж потом старое одеяло ей принёс, башмаки жены. Окочурилась бы девка, у нас здесь даже в жару ледник. От начальника тюрьмы мне за это, правда, влетело, но ничего, перебухтел.

И вот заглядываю я в камеру, а она меня хвать за руку. И держит крепко-крепко. Смотрит мне в глаза, а у самой в глазах ужас. «Спаси ребёночка, — говорит. — Убьют его, убьют». А я говорю: «Да кто ж его убьёт? Его в приют отправят. Найдутновую мамку». А сам напарнику знак делаю: дуй за врачом. У нас своего врача нет. Вызывной врач. Обычно зовём, когда кто-то умирает или с ума сходит.

Она одной рукой младенца к себе прижимает, второй рукой меня держит, не выпускает. И дрожь такая, что я сам затрясся. «А тот убьёт, кто меня сюдазапрятал, — говорит. — Кто женил его на другой». Думаю, с ума сошла девка, а самна ребёночка смотрю. У меня ведь у самого такой махонький. Не дождусь, когда ты приедешь, посмотришь.

Спрашиваю: «Кто родился?» «Мальчик». Сынок, значит. И у меня сынок. Мой в пелёнках, а этот в грязном подоле.

Тут врач пришёл. Попросил ребёночка к решётке поднести. Она поднесла. Врач лампой присветил. Говорит: «Здоров. Утром приду, бумагу выпишу. Дайте ей тряпку ребёнка замотать». Как будто у нас не тюрьма, а ткацкая мастерская. Я ему: «А узница как? Не посмотришь? Ведь только родила». Он на меня посмотрел горестно: «Не могу. Мне в камеру нельзя, а ей из камеры нельзя».

Я и сам знаю, что нельзя. Но тут ситуация такая… При мне ещё никто не рожал. И в основном мужики сидят, а тут девонька.

Я говорю: «Никто не узнает». А врач: «Ваш начальник зверь, а у меня трое деток». И к девоньке наклонился: «Место вышло?» А она ребёночка прижимает и глаз с меня не сводит.

Вздохнул врач и пошёл восвояси. А девонька опять за своё. Убьют, говорит, ребёночка. Он законный наследник престола. Кровь невинного дитя на твоих руках будет.

Я думал час. Хожу и думаю. А мой напарник за мной ходит. Молодой, сопливый. Ходит и трындит на ухо: «Я бы взял. А куда нести? Жены нет. Квартира съёмная. Жалко мальца. А вдруг и правда король? А у тебя баба кормящая».

Я говорю: «Раньше надо было думать. Теперь поздно. Соседи в камерах знают. Врач знает». А напарник мне: «Да я сейчас тебе с десяток трупиков куплю». Сгребли с карманов мелочь, он и побежал. Нету его, нету. Приходит. Приноситтрупик в ворохе простыни. Ему-то хорошо. Постовому сказал, что за тряпкой для младенца пошёл. И тряпку принёс. А мне что делать?

Покрутились мы малехонько, подождали, пока узники разоспятся. Лампу притушили. Ей в кормушку труп, а мне ребёночка. Малюсенький, худенький. Скелетик, обтянутый кожицей. Мой сыночек таким не был.

Девонька меня подзывает и кулак между прутьев просовывает. «Возьми, — говорит. — Это тебе за труды. Люби его крепко». И мне на ладонь колечко. Смотрю накольцо и думаю: «Вот же болван!» Я писал уже, что она в одной рубашке поступила. А я и не стал её обыскивать. Прятать-то негде. Ни трусов, ни носков. Девка молодая, красивая. В полуобмороке. Представил, как я её лапаю, и не стал.

Короче, я ребёночка, как цыплёнка, за пазуху заткнул, колечко в карман спрятал. Постовому сказал: «Схожу за сменной одеждой. Её рубашка в крови, завоняется. Продыху не будет».

Прибежал домой, поднял жену. Говорю, мол, так и так, вышел воздухом подышать, а тут младенец на скамейке. Говорю: хочешь, оставим. Оформим найдёныша. Хочешь, в приют отнесу. Жена сразу охи-ахи. Сразу к груди его приложила. А я спрятал колечко, схватил старое платье и бегом назад.

Утром сдали дежурство. Не успели переодеться, кричат: «Оба к начальнику тюрьмы!» Стоим мы с напарником в кабинете, а сердце в паху стучит. Этот олух, сопляк, купил труп и не глянул. А мы не глядя труп узнице. А она не глядя на тюфяк положила и всю ночь прорыдала. А утром пришёл врач. А в документе графа: особые приметы. Ну он и захотел мальчика дотошно осмотреть. Осмотрел. А вместо писюна щёлка. Чёрт! Щёлка! Ну как так? Родился мальчик, а умерладевочка. Тут и постовой пришёл. Тот, который на выходе дежурил. Говорит, обавыходили, оба приходили.

И мой напарник делает шаг вперёд…

Ты не представляешь, что я чувствовал. Не представляешь. Напарника на допрос повели, меня часок промурыжили, потом отпустили. Прибегаю домой, и не знаю, что делать. Думаю, сдаст сейчас меня напарник. И меня, и жену, и сыночка моегоненаглядного, всех загребут. И не отмажешься, когда в люльке их двое.

Достал колечко. Дорогое, хотя в камнях я не разбираюсь. Камни красивые, зелёные. Может, изумруд, не знаю. Продел в колечко шнурок, надел ребёночку нашею. Пусть продаст кто-то другой, малышу что-то купит. Взял ребёночка и, покажена на кухне крутилась, выбежал из дома. А оставить негде. Кругом толпы, хоть иутро раннее. Праздник Лая, будь он неладный. Я только к чьему-то крылечку, обязательно кто-то идёт. И собаки бегают. Чёртовы дворняжки. Съедят же, думаю, съедят, а у него и плакать-то силёнок нету.

И тут мне показалось, что шагает за мной кто-то. Я на рынок. Людей валом, стражей, защитников толпы. Не меня ли ищут? Струсил я. Струсил. Знай, твой братссыкло! Пятый десяток, а в заднице до сих пор бздо играет.

Подбежал к тележке. На тележке корзинки с крышками и рыбой воняет. Трусь возле тележки, по сторонам зыркаю. А потом раз, и ребёночка в корзину. Говнюк я бесхребетный.

Пришёл домой, жена в истерике. Кулаками меня бьёт: «Куда ребёночка дел?» Говорю: «Понёс зарегистрировать, а его забрали. Сказали, мамка нашлась». Женауспокоилась. Даже обрадовалась. А я от окна к окну. Всё жду, когда же за мной придут. День жду, два жду, три жду.

Ладно, думаю, сейчас приду на дежурство, и там меня сграбастают. Прихожу, а у меня новый напарник. Спрашиваю: «Где старый?» «Уволился», — отвечают. Я после дежурства к нему. Квартира закрыта. Хозяин говорит: «Пять дней его не видел. Ещё неделю подожду и сдам квартиру».

Вот уж месяц прошёл, от напарника ни слуху ни духу. И только сегодня я понял: онсебя за ребёночка отдал, а я ребёночка профукал».

Лилиан замешкался, перекладывая страницы.

С рядов донеслось: « У Зервана был сын?» — «Как же узнать, куда он делся?» — «Никак. Сто лет прошло».

— Продолжаю, — произнёс Лилиан.

«Я не знаю, как мы живём. Жена целыми днями по лесу бродит, сынишку ищет. А я не могу. Пять лет прошло. Сил нет надеяться. Не мы одни. Не мы первые. И похоже, не мы последние. Сегодня листовку принесли. Вам разносили, нет? Пишут, что все мальчики родились в один год. Может, бред, но я думаю, что это сынаузницы разыскивают. Думаю, она была права, когда говорила, что её ребёночкаубьют. Теперь убивают наших детей. И рассказать некому. Расскажу — жена однаостанется. И ведь не успокоятся, пока всех не истребят.

Не верю, что это по приказу из дворца делается. Не может наш благодетель свой же народ травить. Что-то подсказывает мне, что в этом замешан начальник тюрьмы, этот зверь лютый. Началось-то всё с моего напарника. Теперь хоть бериверёвку и в петлю лезь, да жену жалко».

Молния прорезала душный воздух. Облака, нанизанные на вершины Лай и Дара, набухли, посерели. Ветер донёс запах прибитой дождём пыли.

Лилиан глянул в небо. Переложил лист.

— Это что получается? — прозвучал чей-то голос. — Твой родственник клим?

— Да, — кивнул Лилиан. — И я клим. Наполовину. Моя мать из Бойварда.

Со всех сторон полетело: «А детей-то не моруны воровали». — «Знать бы кто этозатеял». — «Да тут и так ясно, по чьей указке». — «А вы всё на морун свалили». — «Придурки». — «А какого чёрта они со своим проклятием влезли? Климы побесились бы и успокоились». — «Ты сука!» — «Если бы мой народ вырезали как скотину, я бы проклял всех на свете».

— Следующее, чем займётся комиссия по установлению истины, будет история проморун, — проговорил Адэр. — Кто, как и под чьим руководством истребил за семь лет древний народ. А насчёт проклятия… Благодаря проклятию выжили три сотни. Триста человек из пятисот тысяч.

Адэр поднялся с трона, приблизился к краю террасы:

— В этом зале двести пятьдесят тысяч зрителей. Встаньте! Посмотрите! Добавьте ещё один такой зал. Вот сколько погибло морун, их детей и мужей. А теперь представьте землю, политую не дождями, а залитую кровью, засеянную не семенами, а костями. И вы хотели, чтобы такая земля цвела и плодоносила? Будь у меня сила слова, как у покойной жрицы, я бы приходил на каждый суд и проклинал. Я бы проклинал за каждого искалеченного ребёнка, за каждую изнасилованную женщину, за каждого убитого грассита. Потому что это мой народ. Вы — мой народ!

Опустился на малахитовое сиденье:

— Продолжай, Лилиан.

— Это последнее письмо, — сказал Лилиан и уткнулся в исписанный лист.

«Сегодня она впервые не спросила о нём. Я прошёлся перед решёткой. Потопал сапогами, постучал дубинкой по прутьям. Заглянул в лаз.

Она умерла. Я сам закрыл ей глаза, сам вытащил из одиночки, сам отнёс в мертвецкую, а когда вышел… стало тошно, хоть волком вой. И я подумал, что я могу для неё сделать? Я должен что-то сделать, пока её тело здесь, а душа летаетрядом.

Она каждый день спрашивала о нём, и когда я говорил, что он в порядке, улыбалась, хотя он обрёк её на страдания. Она заслужила, чтобы он пришёл хотя бы посмотреть, кто она. Чтобы простил её за предательство или измену. Не знаю, что она совершила. Не верю я в её измену.

Видела бы ты, как светились её глаза, когда я говорил, что он здоров. Когда, сидя на корточках, я рассказывал шёпотом всё, что читал о нём в газетах. Видела бы ты, сколько в этих глазах было любви и гордости. Тринадцать лет она смотрела с любовью и гордостью, слушая про него.

Я обманывал её двенадцать лет. Говорил, что воспитываю её сына. А как-тосказал, что он вылитый отец. Она испугалась, затряслась, как в лихорадке. Я рассмеялся. Сказал, что я пошутил. Сказал, что её сын похож на неё… И всякий раз я просовывал руку промеж прутьев, а она целовала. Это она просила. Я спервапротивился, даже злился, а потом понял. Она в этом нуждается. Она благодариламеня, как отца её ребёнка.

Тринадцать лет я был единственным человеком, кто говорил с ней.

Мне плохо. Словно умерла моя дочь. Я ведь бежал на работу из-за неё. Под рубахой проносил хлеб. Пронёс бы пироги, но по запаху догадаются. И яблоки бы пронёс, и мясо. Но в спёртом воздухе любой запах стоит сутками. И пахнет толькобаландой. И хлеб приносил чёрствый, чтобы не пах. Теперь некому носить.

Я написал записку, мол, в подземелье умерла узница. Заплатил его служанке, моей хорошей знакомой, чтобы она подсунула ему записку. Я даже придумал, что скажу ему, когда он придёт. А он всё не шёл.

Утром у меня заканчивалось дежурство, и я боялся, что я уйду, а он придёт без меня. На всякий случай вызвался добровольцем на вынос трупов. Утром начнётся выгрузка, а пока их выносят, я буду ждать. Трупов за три дня скопилось много. К нам последний год привозили всякую шваль: воров, убийц. В местной тюрьме не хватает тюремщиков. Мор выкосил полгорода. И к нам привозят всех. У нас многопомещений, они спят на полу вповалку.

Он пришёл. Ночью. Я сперва его не узнал. Потом дал ему керосиновую лампу иближе увидел, что это он, просто очень-очень уставший. Я хотел провести помертвецкой, указать, где она лежит. Я ведь до последнего не верил, что онизнакомы. Он оттолкнул меня и пошёл вперёд. А потом… потом он лёг рядом с ней. И мы вышли. У меня в голове была каша.

Потом он приказал отвести его в архив. Мой напарник дал ему её личное дело, атам две бумажки: приказ о заключении и свидетельство о смерти девочки.

Я смотрел на него. Видел, как он стареет на глазах, и понимал, что должен сказать ему правду, но мы были не одни. Охранители, стражи. Я спросил: можно с вамипоговорить? Он не услышал. Я пошёл за ним до выхода из подземелья. Я шёл испрашивал… Не знаю, сколько раз я спрашивал: можно с вами поговорить? Он не слышал, а потом напарник оттащил меня в сторону.

Он вернулся. Наверное, скоро. Не знаю, я не смотрел на часы. В мертвецкую меня не пустили. Там он был с двумя охранителями и своим летописцем. Вышел в плаще, широком, до пола. И меня опять к нему не пустили. И я решил, что напишу ему записку.

Утром подогнали подводы. Приятели начали вытаскивать трупы, все подряд, а я побежал к ней. Хотел вынести её сам. Чтобы в телеге не забросали трупами, не переломали ей кости. И в яму хотел положить её сверху, чтобы потом выкопать иперезахоронить. Я виноват перед ней, и чувство вины гложет меня сильнее, чемгоре.

Её не было. Он забрал её. Забрал! Ты не представляешь, что я почувствовал. Я чуть не умер от горя. Почему я не поверил ей и не написал ему тринадцать летназад?! Я ведь мог спасти их сына, законного наследника короны, а я бросил его, идаже не знаю, жив ли он. Вряд ли. Слишком много исчезло мальчиков.

Пока мы выносили трупы, совсем рассвело. Но я не поехал хоронить, потому чтовернулся летописец. Я решил, что вот он, удобный случай передать записку. Пока я отпросился у начальника подводы, пока бегал в поисках клочка бумаги икарандаша, летописец ушёл. А потом из архива донеслись ругательства. Я спрятался в нишу, чтобы меня не заметили. Все были заняты кормёжкой узников, амоё дежурство закончилось, и меня никто не искал.

Дежурный по архиву рассказывал начальнику тюрьмы, что летописец хотел забрать личное дело одной узницы, но дежурный не дал. Тогда летописец попросил посмотреть тюремный журнал, а потом, после его ухода обнаружилось, что онвырвал оттуда страницу. Зачем ему страница с номерами заключённых? Теперь иобвинить его нельзя. Не пойман — не вор. И страницу надо восстанавливать.

И вдруг я понял. С документами что-то не так. Зачем летописец хотел забрать дело? Похоже, приказ о заключении климки — подлог. Хотя я сотни раз сличал подписи. Не подлог, не подлог!

Тогда он тем более должен знать правду. Я не смогу жить с тайной. Такой груз не для меня.

Я написал в записке: «Я говорил с ней тринадцать лет». Он должен сразу понять. Написал своё имя, хотя не хотел. Но как… как он меня разыщет? Записку отдал знакомой служанке. Теперь жду, когда он меня позовёт».

Публика молчала, наблюдая, как Лилиан смотрит в лист, покачивая головой. Эйранаправила взгляд на Адэра. Понял ли он, вспомнит ли этот листочек с номерамиузников? Листочек, сложенный ширмочкой и используемый слепым летописцем в качестве закладки. Эта закладка была в его заветной тетради. Единственное доказательство, что тайная жена Зервана была узницей. Доказательство, которое невозможно доказать, потому как тюремный архив тоже подожгли. Вместе с заключёнными.

— Это последнее письмо, — проговорил Лилиан. — Последнее в его жизни. Вскоре к моей прабабке нагрянули работники секретной службы. Сказали, что её брата с женой арестовали за измену родине. Перевернули дом кверху дном. Продержалимесяц в изоляторе, всё допрашивали. Потом выпустили. А через три месяцапришло уведомление, что брата с женой казнили, и она может забрать их тела. Онапохоронила их. Нет могильного камня. Нет надгробия. И я… я прошу вас... Нет, я хочу, чтобы моего родственника судила ваша совесть. И если совесть скажет, чтоон не изменник, напишите мне. Гостиница «Дэмор». Лилиан Мирит.

В полной тишине поклонился трижды: Адэру и двум ложам. И неровной походкой пошагал через арену.

Часть 32

***

Адэр поднялся с трона, приблизился к краю террасы:

— Хочу представить вам людей, благодаря которым вы смогли заглянуть в прошлое. — Указал на ложу советников. — Первый председатель комиссии по установлению истины, ветон, герцог Кангушар!

Раздались аплодисменты.

— Второй председатель комиссии, — продолжил Адэр, — профессор государственного университета, тез по национальности… — И назвал имя.

Под оглушительные рукоплескания профессор вышел на арену.

Донеслись крики:

— Наш преподаватель! Это наш преподаватель!

— Встречайте членов комиссии, — произнёс Адэр. — Главный старейшина ориентов Йола.

Морской народ принялся скандировать: «Йола! Йола!»

— Староста ветонского Совета Урбис, — перечислял Адэр. — Главный старейшина климов Валиан. Начальник государственной секретной службы, вард по национальности, Крикс Силар. Глава национального союза алянов…

Члены комиссии друг за другом спускались по лестницам и присоединялись к коллегам. Старейшина климов чувствовал себя не в своей тарелке и прятался за спинами мужей.

Трой наклонился к Эйре:

— В комиссии правильные люди. Умно. Очень умно.

Профессор отделился от группы и вскинул руки, призывая публику к тишине.

— Мы проделали огромную работу, — прозвучал взволнованный голос. — Но это только начало. Мы очень надеемся на вашу помощь. Может, у кого-то сохранились письма родственников или знакомых, дневники, записки. В истории важна любая мелочь. Возьмём, к примеру, страницу с номерами заключённых, которую упомянул второй свидетель. Эта страница есть. Первый свидетель, слепой летописец, использовал её, как закладку. А мы никак не могли понять, что означают цифры. И пока что не доказан факт подмены детей.

— Подмена была, — прозвучало с трибуны.

Члены комиссии дружно развернулись.

— Я здесь, — проговорил человек, взмахнув рукой, и поднялся. — Меня зовут Алфус. Я потомственный доктор. В Лайдаре, да и в окрестностях, многие меня знают. Мой прадед был тем самым вызывным доктором. Он вёл записи об интересных медицинских случаях и описал тот самый случай. Ночью в подземелье родился мальчик. А утром моему прадеду показали труп девочки. Я принесу вам тетрадь. Там всё написано.

— Вот! — воскликнул профессор. — Вот о чём я вас прошу! Пожалуйста! Просмотрите старые бумаги. Мы будем признательны за любую помощь.

Пока члены комиссии возвращались под бурные овации на свои места, Адэр пересёк террасу, склонился над Эйрой:

— Через это надо пройти.

— Через что? — спросила она, всматриваясь в требовательные глаза.

Адэр прошептал ей в ухо:

— Главное, не волнуйся. Думай о ребёнке. — И пошёл обратно.

Эйра подалась вперёд:

— Герцог Кангушар, что сейчас будет?

— Объявление наместника.

— Скажите, что это не я.

Вздёрнув брови, герцог пожал плечами:

— Меня в известность не поставили.

Приблизившись к лестнице, Адэр дождался тишины, набрал полную грудь воздуха и на выдохе произнёс:

— Третий Святой Свидетель! Я не слышал твою историю полностью. Теперь хочу услышать её от начала и до конца.

Зрители закрутились, озираясь.

— Третий Святой Свидетель! — повторил Адэр. — Народ ждёт.

Толпа заорала:

— Третий Святой Свидетель! Третий Святой Свидетель!

На рядах сбоку ворот началось движение. Люди поднимались и, кого-то пропустив, садились. В проходе между секциями возник седой человек. Публика умолкла, наблюдая, как он спускается по ступеням.

Старик замешкался возле ограждения. Защитник, повозившись с щеколдой, распахнул дверцу.

— Только не говори, что это ты, — прошептала Эйра.

— Ты его знаешь? — спросил Трой.

— Наверное, это я, — произнёс старик, ступив на арену.

Эйра облокотилась на колени и закрыла лицо ладонями.

— Кто это? — вновь спросил Трой.

— Не вижу, — ответил Кангушар озадаченным тоном.

— Старик, — подал голос Иштар.

Маркиз Ларе поправил на носу очки, прищурился:

— Смотритель замка.

Мун нерешительно затоптался на месте, глядя по сторонам.

— Подойди поближе и представься, — приказал Адэр.

Старик добрёл до центра арены:

— Я ориент. Меня зовут Мун.

— Говори третий Святой Свидетель, и пусть совестьнарода будет тебе судьёй, — произнёс Адэр и занял место на троне.

— Я не готовился… — промолвил Мун. — Я не знал, что мне придётся рассказывать. Не знал, что я третий свидетель. До сегодняшнего дня не знал... С чего же начать?

— Сначала, — донеслось с трибун.

Усмехнувшись, Мун потёр лоб:

— Сначала… — Посмотрел на ложу советников. — Прости, дочка. Я никому не рассказывал, даже тебе. Видать, пришло время.

Эйра подняла голову. Поймав на себе взгляды советников, выпрямила спину, расправила плечи.

— Вы меня не знаете, — проговорил Мун. — Многие знают Йола. Этой мой старший брат. В этом году ему исполнилось сто тридцать. Все знают мастера Ахе. Это мой младший брат. Он родился в год коронации Зервана. Между братьями втиснулся я.

Публика зашушукалась.

Мун переступил с ноги на ногу:

— В ту пору мне было тринадцать. Сколько Йола и Ахе — считайте сами. Нарассвете наш дядька подогнал фелюгу к берегу. Слева… да, слева от ветонскогокряжа. Рассыпал рыбу по корзинам, дал нам тележку и отправил в Лайдару. Этобыло в день Лая. Помню, подножие горы было украшено бумажными цветами. Обычно его украшают живыми цветами, а тут вдруг бумажные.

С трибун донеслось:

— Было такое. Один единственный раз.

Мун кивнул:

— Зима была долгой и лютой. И весна была холодной.

— Всё верно, — подтвердили из зала.

Трой придвинулся к Эйре:

— Ветоны тоже долгожители?

За неё ответил герцог Кангушар, выглянув из-за фигуры Иштара:

— Историю своего города мы учим с пелёнок.

«Базар был бойкий, — продолжил Мун. — Распродались быстро. Мы с Ахе хотелипосмотреть праздник. А Йола упёрся и в никакую. Дядька не ждал нас, и нампредстояло добираться до лагеря морского народа пешком, через лес и степь. Еле уговорили Йола пойти леденцов купить. Оставили тележку. Воровать всё равнонечего. Пошли в сладкий ряд. Купили леденцов. Взяли тележку. Через ВоротаСлавы и в лес.

Идём, по дороге сухие ветки собираем и на тележку бросаем. Еле до темноты успели дойти до пустоши. В лесу ночевать страшно, и костры палить нельзя. А в степи огонь подожжёшь, и никакой зверь не страшен.

Остановились. Слышу, пищит что-то. Точно колесо тележки. А тележка-то стоит. Мы хворост скинули, шасть по корзинам. Думали, котёнок. Корзины-то рыбой пахнут. Откидываем крышку, а там дитя в одеяльце.

Куда бежать? Дитё голодное. Наверное, целый день пищало, а нам всё колёсаскрипят. До города далеко и через лес. До лагеря ориентов пять часов ходьбы. Дитю даже водички нет. Мы леденцов наелись, всю воду из бидончика выпили. Короче, бросили тележку и побежали.

Ахе, бедненький, споткнулся, ногу подвернул. Йола его тащит. Бегуны никакие. А я бежал и бежал. Я никогда в жизни так быстро не бегал. Не помню, как по склону назаднице съехал. А ведь съехал. Задницу вместе со штанами стесал. Помню только, что дитя у меня забрали и говорят: «Мёртвенький».

Я спрятался в лодке, накрылся парусиной, ладошки к заднице прижал. Печёт, будтокипятком ошпарили. И слёзы глотаю. Ориентам плакать никак нельзя. Слёзы солёные, как море. Выплеснешь из себя море, и Бог отвернётся.

Слышу, по лодке стучат. Выглядываю. Жена старейшины. Говорит: «Мальчик живой, только слабенький. Не проживёт долго». И колечко на шнурке мне протягивает. На шейке младенца, говорит, было. Возьми на память. А какая же этопамять? Это не память, это камень.

Он выжил. Не знаю как, но выжил. Наверное, меня пожалел.

Через месяц собрались старейшины. Решили отнести дитя в ближнее селение исдать в охранительный участок. Ориенты не любят чужаков. Не потому, что мы плохие. Нас мало, а чужаки нашу кровь разбавляют.

Я схватил ребёнка, прижал к себе. Говорю: «Заберёте Лая…» Я его Лаем назвал, как вершину горы. Значит, говорю: «Заберёте Лая, я тоже уйду». Главный старейшина глянул на меня и говорит: «Ладно, пусть окрепнет немного».

Он жил с нами двенадцать лет. Принёсли заморыша, а он вытянулся выше ровесников. Волосы русые, кожа светлая, глаза зелёные. Плохой рыбак и пловец никудышный. В море укачивает. Мы, значит, рыбу ловить, а он сразу в степь, цветы нюхать да травы собирать. Клим, одним словом. Наш знахарь многому у негонаучился. Мы-то по травам не сильно понимали.

Иногда он белел, губы синие. Он траву заварит и пьёт. Говорил, что сердце слабое. Спрашиваю: «Откуда знаешь?» А он мне: «Земля подсказала». Как она ему подсказала?

А как-то у него начался жар. Думали, на солнце перегрелся. Боль климов не валит, а слабость валит. Я решил его переодеть, стянул с него штаны, а у него в ягодице заноза загноилась. Видимо, загнал в лодке. Я бы ходить не смог, а он хоть бы хны».

Мун потряс головой:

— Что-то я не то рассказываю… Подождите…

— Мы тебя не торопим, — произнёс Адэр.

Старик немного постоял, взирая в пустоту. Посмотрел на трибуны:

— На чём я остановился?

— Заноза, — подсказали слушатели.

«Да, заноза… — кивнул Мун. — Как-то Йола подозвал меня… Тогда мой старший брат уже был старейшиной. Подозвал и говорит: «Лай скоро на девочек станетзаглядываться. Отведи его к климам».

Я не спал всю ночь. Понимал, что Йола прав. Лаю тринадцатый пошёл, почтимужчина. Да только он тоже мой брат, пусть и сводный. Ворочаюсь, сердце рвётся. А Лай лежит тихонько. В пещере темно, а у него глаза блестят, будто воды набрались. Спрашиваю: «Почему не спишь?». А он мне: «Я стал взрослым?» «Да, — говорю. — Ты вырос». А он мне: «Не бросай меня».

Собрали мы котомку и пошли. На горизонте появилось селение. Надо было идтивперёд, а меня как что-то развернуло. Говорю: «Идём в Лайдару». Сам думаю, всё-таки он там родился. Мать обязательно узнает своего сына, если случайно увидитна улице.

До Лайдары три дня пути. Лагерь ориентов тогда в другом месте стоял. Добрались мы до ветонского леса. Я лес плохо знаю. Ориентировался по солнцу и звёздам. А Лай идёт и к каждому дереву жмётся. «Здесь такая красота, — говорит. — Почему мы раньше не ушли?» Клим, одним словом.

Наткнулись в лесу на посёлок. Когда собаки залаяли, аж на душе радостно стало. Попросились переночевать. Добрый человек на сеновал пустил. Утром хозяйкамолока принесла, поинтересовалась, куда идём. А потом и говорит: «Зервансбежал, в Лайдаре скоро коронация нового короля, в город пускают по пропускам».

У нас не было пропуска, и документов не было. У ориентов один документ — несмываемый загар. У всех других народов были документы. А у нас документы никто не спрашивал. Мы ходили-то на рынок да обратно. Это мой брат Ахе завёл документ. А всё потому, что захотел стать мастером по ювелирным делам и уехал учиться в Ларжетай. Ориент-ювелир… Тогда над ним все смеялись, сейчас гордятся.

Мы с Лаем решили переждать. Добрый человек предложил нам пожить у него, покане закончатся празднества. Потом докатились слухи об убийстве наследника ипожаре. Лайдару закрыли.

Нам бы уйти. К климам, или в другое место, только бы подальше от этого лесам. А меня словно переклинило. В Лайдару и всё тут. Там его мама.

Я решил пересидеть в посёлке. Чтобы не быть доброму человеку обузой, задумал рыбачить на озёрах. А чтобы Лай без дела не болтался, надумал отдать его в школу. Это мне хозяйка подсказала.

Учитель отправил нас в охранительный участок, документы на Лая сделать. А в участке страж посмотрел на меня и говорит: «Давай другой год рождения поставим». Тогда-то я и узнал об исчезновении мальчиков-климов.

Я согласился. Написали, что он родился на год раньше. Спросили фамилию Лая. Какая фамилия? У ориентов нет фамилий. Но Лай не ориент, он клим, должна быть фамилия. И я сказал: «Мун. Лай Мун».

Школа маленькая, два учителя. Лаю двенадцать с половиной, а сел за парту с семилеткой. А через четыре года получил свидетельство вместе с одногодками. Онбыл очень способным.

После школы мне бы увести его из леса. Но у нас тихо было, а люди слухиприносили, что везде на ведьм охотятся. Лайдару лихорадит. Народ на народ идёт. Мы опять решили переждать.

Лай огороды копал, плотником работал, потом стражем. И тут ему предлагаютработать помощником лесника. Он согласился. Собрал котомку, сложил старенькие книжки. Он любил читать, особенно стихи...

Я отправил его в дом лесничего, сам остался. Я бы ушёл с Лаем, но меня не позвали. Мне больше некуда было идти. Я бросил свой народ. Предал, получается. А Лай рядом. Дом лесника в нескольких часах ходьбы.

Сначала Лай приходил ко мне через день. Переночует, порадует мою душеньку ина рассвете уходит. Потом стал приходить всё реже и реже. А однажды пришёл ипозвал с собой, чтобы я посмотрел, как он живёт.

Два двора. В одном доме жил лесник с семьёй. В другом доме жила семья сыналесника. Лай ютился в летней кухне. В посёлке, где я жил, обиталище лесниканазывали «Кочка на топях». Так оно и было. С одной стороны обычные болота, с другой стороны торфяные болота. Место жуткое, а Лаю нравилось.

Лесник и его большое семейство были ветонами. Удивительный народ. Поклоняются горам и благословляют всё, что к горам примыкает. За лесомухаживают не хуже, чем климы за полями.

Когда семейство лесника собралось за одним столом, я понял, почему Лай стал редко меня навещать. У лесника были ещё две дочки. Младшенькая, Кера, сталапервой и единственной любовью Лая.

Я думал, ветоны будут противиться. Лай всё-таки клим. Ан нет. Говорят, новая кровь — это хорошо. Мы с лесничим проговорили всю ночь, посидели, покумекали ирешили, что Лай сначала должен дом построить.

Мы построили дом. Чуток подальше от домов лесника и его сына. Лай так захотел. Сколотили стол, стулья, лежанки. Устроили маленькую свадьбу. Лай надел Кере напальчик колечко. То самое, которое у него на шнурке висело. Я хотел уйтивосвояси. Они предложили пожить с ними. Я остался. А через год мы уже ребёночка ждали.

тут ночью собака залаяла. Потом взвыла, и тишина. А потом со стороны домалесника рёв коровы, крики, мужицкий хохот. Лай топорик из-под лавки достал. Пойду, посмотрю, говорит. Кера в слёзы. Я ей, цыть! — говорю. Сам трясусь весь. Девка на сносях, а тут такая оказия.

И минуты не прошло… Окошко распахнулось. Лай в окошко кричит: «Уводи её, Мун! Уводи!» Ничего не понятно. Понятно только, что беда пришла.

Я схватил Керу, тащу к двери. А она упирается. Без мужа, говорит, не пойду. А тамуже и жена лесника заголосила. Кера и вовсе на коленки упала. «Дура! — кричу. — Мальца хочешь потерять? Лай тебе никогда не простит!»

Бежим мы по лесу. Темно, ни зги не видно. Крики далеко слышно, корова ревёт. Кера только и стонет: «Мамочка, Лай, папочка…» Дыхание переведёт и по-новой: «Мамочка, Лай…» А потом: «Мун! У меня ноги мокрые». Я по подолу лап-лап… Ё-маё, воды отошли. Не добежит девонька до посёлка. И где посёлок? Ни луны, низвёзд на небе. И одну боязно бросить, чтобы за помощью сбегать.

Я её в кусты. А она: «Мун! Я рожаю». Какое рожаю? Я ведь думал, у нас время есть. Наши девки с первыми родами долго мучаются. Думал, сейчас с бандитамиразделаются… Ветоны сильные, деревья руками валят. Думал, Лай им подсобит исразу к нам.

Смотрю по сторонам, слушаю. Вроде бы тихо. А Кера: «Дай чем-то рот заткнуть. Рожаю!» А под руками ничего нет. И ветку не сломаешь. А вдруг бандиты где-торядом, вдруг треск услышат.

Кера закусила запястье. Я скинул рубаху. В рубаху принял дитя. Кера лежит, ребёночка к себе прижимает. Я сижу, не знаю, что делать. А у самого сердце рвётся. Здесь жёнушка его, сыночек. А он где? Вылез из кустов. Туда, сюда. Тихо. Думаю, если бы всё хорошо было, Лай бы нас уже позвал.

Дождались мы рассвета. Я к Кере, а под ней хвоя как трясина. Ржавая, липкая, промокла насквозь. Кера белая как снег. Не дышит, а свистит. Я упал перед ней наколени, за руку взял. Рука как ледышка. Говорю: «Родненькая моя, что же мне с тобою делать?» А она: «Пусть сыночек сосёт, пока не усну. Колечко сними. Сыночку на память».

Мун надолго умолк. Наконец вздохнул, посмотрел на трибуны: «Наш язык бедный. Нет ни одного слова, которым я мог бы сказать, что я чувствовал. Нет таких слов…

Не буду говорить, что с ними сделали. Я Лая поискал, не нашёл. Из марли сосок накрутил, из погреба кувшин молока достал. Взял дитя и пошагал в посёлок. А тамговорят: «Да, была тут дикая свора. Мы их прогнали».

Нас, видимо, бандиты по пути прихватили.

Мужики взяли вилы, топоры, пошли на «Кочку». Я не смог.

Кормящая мамка забрала у меня дитя. Я сел на крылечко, сижу. Как жить дальше, не знаю. Мамка вышла, рядом села. Говорит: «Оставь малютку. Зачем он тебе? Я выкормлю, выхожу. Где четверо, там пятый не помеха». Я посмотрел на неё иговорю: «Это сын мой, как же я кровиночку свою оставлю?» А она: «Не бреши. В нём от ориента ничего нету». Тут ещё одна баба подсела. Говорит: «Живи у нас. Мы подсобим». А я не могу. Я ненавижу лес. Ненавижу это лес! Я весь мир ненавижу!..

Мужики вернулись через два дня. Лая нашли на островке среди болот. Он тудабандитов заманил. Все потопли или выжил кто — не знаю. Мужики сказали, чтобатогами потыкали, тел много. Только через несколько дней я смог на могилкисходить. Стоят там ещё дома или сгнило всё?»

— Дома сгнили, — прозвучало с трибуны. — Камни могильные на месте.

— Девять могил, — сказал Мун.

— Девять, — подтвердил кто-то из зала.

— Первый камень к топям. Там покоится мой брат Лай, сын Зервана. Теперь будете знать. Зерван под «Короной мира», его сын Лай на «Кочке». — Мун вскинул голову. — А не хочу больше рассказывать. Не хочу! Вам это не надо.

Развернулся и пошагал через арену.

— Мун! — крикнул Адэр.

Старик обернулся:

— Ладно с Лаем такое случилось. Тут никто не виноват. Хотя… почему не виноват? Виноват! Ещё как виноват! Кто в страну искупленцев завёз? Кто по городам иселениям их пустил? А потом загнал это зверьё в ветонский лес. Кто это сделал?

Шагнул влево, шагнул вправо:

— Ладно, Лай на пути им встретился. А других… почему у меня других забрали?

— Расскажи, Мун, — попросил Адэр.

— Вы мне душу рвёте.

— Мун… пожалуйста.

Старик запустил пятерню в волосы, вернулся в центр сцены: «Я назвал сынаДаром. Так и запишите: внука Зервана звали Дар Мун. Полуклим-полуветон. Мы жили с ним в Ларжетае, подальше от ветонских лесов. Мой брат Ахе тянул нас, как мог…

Зачем кому-то знать, как мы растили Дара? Где он учился, куда пошёл работать. Это никому не интересно. Вам интересно, кого он взял в жёны. Ориентку. Ахе частонавещали ориенты. Это меня они не признавали. А к Ахе приходили. Так Дар ипознакомился с Ишмой. У нас она с отцом гостила, а потом сказала отцу: «Я остаюсь».

Ишма помогала Ахе камни обрабатывать. Пальчики тонкие, ловкие. Колечко Дара с пальчика слетало, и мы хранили его в шкатулке.

У них родился сын. Назвали Яром. Тут зима пришла. Яр был совсем крошкой, амолодым хочется погулять. Говорю: «Идите, погуляйте. С Яром дед посидит». Тоесть, я. Они собрались и пошли…

Трагедия на Тандре… Этот заголовок в газете до сих пор стоит у меня перед глазами».

Мун посмотрел по сторонам:

— Кто тут из Ларжетая?

— Мы. Я, — донеслось с трибун.

Мун устремил взгляд на Адэра: «Это случилось пятьдесят два года назад. Перед новым годом. С тех пор на реке Тандре не устраивают новогодние гуляния. Та зима, видимо, была слишком тёплой. Хотя мороз стоял, руки к железу примерзали. Илинароду слишком много собралось. Лёд провалился. Под воду ушли двадцать двачеловека. Спаслись двадцать. Погибли двое. И знаете, кто эти двое? Ишма и Дар. Ориентка и полуветон!

В газетах писали, что двое смельчаков, женщина и мужчина, спасли людей, а самине смогли выбраться из полыньи.

Конечно, не смогли! Они замёрзли, устали. Очевидцы рассказывали, что мужчинауже не двигался, а женщине никак не удавалось вытащить его на лёд. Она и снизу его. И вылезала на лёд, тащила. И никто им не помог!

В газете написали: «Вечная память героям!»

Я пришёл в газету. Говорю: «Героев звали Ишма и Дар. Надо бы указать, чтобы люди знали, за чьи души молиться». А мне отвечают: «Старик, это уже не так важно. Их не вернёшь».

Мун закрутился на месте:

— Вы даже имена своих героев не хотите знать. Зачем вам моя история?

— Рассказывай, пожалуйста, — закричала публика.

Мун кивнул: «Теперь будете знать. Зерван под «Короной мира», его сын Лай на«Кочке», внук Зервана Дар на дне Тандры…

Я забрал Яра, пришёл к ориентам. «Принимайте, — говорю. — Не могу я больше жить в лесах и городах». Яр черноволосый, как ветон. Глаза зелёные, как у клима. Смугленький, как ориент. Ну и что, что в нём три крови. В нём же последняя кровь наша!

Ориенты приняли.

А как-то климы позвали нас на помощь, пообещали расплатиться мукой. Они поля водорослями удобряют, третий или четвёртый год берега стояли пустыми, волной водоросли не выносило. Добровольцы собрались и отправились к климам. И мы с Яром. Ему тогда исполнилось двадцать два. Точнее, он не был добровольцем, егозаставили. Он выносливый, сильный. С мешком на любой склон, как по лестнице, взбирался. Бегал быстрее всех. Только я бегать ему запрещал. У него, как и у отца, сердце иногда барахлило.

Поле, на которое мы должны были водоросли сносить, находилось аккурат возле долины Печали. Работаем мы, значит, день, два, три. И тут идёт она. Волосы допояса, глаза-угольки, платье алое. В руке корзинка. Мы как раз отдохнуть присели. Сидим, дышать боимся. Нас за сто лет застращали, чего только о морунах не наслушались.

И вот идёт она. Обошла нас сторонкой. Воротилась. «Кушать хотите?» — спрашивает. И перед нами корзинку ставит. А в корзинке груши. Мы помялись, помялись. По груше взяли. А сами есть боимся. Она рассмеялась и пошла. А Яр заней. Провожу, говорит…

Через год мы с Яром перебрались за долину Печали. Как нас выпроводили ориенты — рассказывать не стану. Они знают, а вам знать не надо.

Я сначала думал: куда мы пришли? Всё другое: люди, природа. А потом не мог надышаться счастьем.

Яр ждал рождения дочки. Вздумалось ему жене подарок сделать. Колечко ведь не подарок. Оно уже на пальце».

Мун закрутился вокруг себя:

— Есть тут кто-то из Зурбуна?

— Есть, — донеслось с разных трибун.

— Помните, что произошло в городе двадцать восемь лет назад? Конечно, помните. Только не признается никто.

Повернувшись лицом к Адэру, Мун продолжил: «Я говорил вам, что мы пошли к ориентам, чтобы взять жемчуга, и по дороге завернули в Зурбун. Это не так. У меня были две жемчужины. За одну мы купили у климов лошадь и телегу. Поехали в одно селение, в другое. Нищета. А кто-то нам говорит: «Езжайте в Зурбун. Город богатый. Там тезы живут. Их Тезар снабжает». Мы и поехали.

Добрались до Зурбуна через два дня, ночью. Остановились в заезжем доме. Пошлив общий зал, перекусить. А там деток мужикам продают. В прямом смысле слова. Яр, не долго думая, на сцену, и давай детей оттуда стаскивать. Кричит: «Что же вы творите? Люди добрые! Что же вы делаете?»

Люди добрые выволокли его на улицу и давай бить. Меня отшвыривают, как щепку. Я бегаю под домами, кричу. А люди добрые из окон смотрят. Схватил одного залокоть: «Заступись, добрый человек». А добрый человек меня по морде.

Очнулся в подворотне. На площади перед заезжим домом крови море. Я к хозяину. Твоего внука, говорит, стражи забрали. Я в охранительный участок. Он в морге, говорят. Я в морг, а мне его не отдают. У меня документа нету.

Отдал я жемчужину. За жемчужину труп внука купил. Побежал за телегой, а коня нету. Украли коня. Я впрягся в телегу…

В полдень добрался до селения. Названия не помню. На огороде мужик работает. Спрашивает: «Что везёшь?» Внука, говорю, везу. Убили, говорю, внука. А мужик: «Лёд нужен». А где лёд взять? Лето. А он мне: «Постой, у меня в погребе лягушки-холодушки живут». Приносит два ведра льда. Пока я Яра обкладывал, дабрезентом накрывал, мужик коня привёл. «Поехали, — говорит. — Конь мне исамому нужен. Потом заберу».

Мун забегал глазами по трибунам:

— Если ты здесь, добрый человек… Если ты жив… Низкий поклон тебе до самой земли. — И согнулся пополам.

Выпрямив спину, повернулся лицом к Адэру: «Мы мчали как окаянные. В селениях лёд просили. Доехали до долины Печали. Дальше только пешком. Добрый человек не рискнул со мной идти. Да я и не звал. Взвалил Яра на плечи и пошёл…

Она, жена его, стояла посреди долины. Вся в чёрном. Седая…

Вдвоём дотянули Яра до дома. В ту же ночь родилась его дочка».

Мун вновь закрутился, озираясь:

— Теперь будете знать. Зерван под «Короной мира», его сын Лай на «Кочке», внук Зервана Дар на дне Тандры, правнук Зервана Яр за долиной Печали. И не надоменя судить. Я сам себе судья. Пусть ваша совесть судит вас.

И пошагал через арену.

Со всех сторон полетели крики: «Дочка жива?» — «Как её зовут?» — «Скажи имя!» Амфитеатр утонул в диком оре: «Имя! Имя!»

***

Трой придвинулся к Эйре и что-то проговорил. Она пожала плечами. В ушах звучал скрипучий голос, перед внутренним взором стояло лицо человека, который трижды умирал и трижды воскресал, который посвятил себя служению, ничего не прося взамен.

До слуха долетело: «Как я раньше не догадался?» — «Это она?»

Старший советник Орэс Лаел поднялся со стула. Дойдя до конца ложи, наклонился к Эйре:

— Почему ты нам раньше не сказала?

Она вскинула голову:

— Зачем?

Лаел стушевался. Пробормотав извинения, вернулся на место.

Правители отвергнутых стран рассматривали разгорячённую публику, ожидая, чтосейчас кто-то крикнет: «Вот она! Вот наследница Зервана».

Короли держав «Мира без насилия» бросали на Могана обеспокоенные взгляды. Он и сам знал, что Адэр затеял опасную игру. Разве можно заявлять вовсеуслышание: «Я занимаю чужой трон»? А потом ещё и приводить доказательства.

В ложе, выгнутой дугой, Эйра была видна как на ладони. Моган не сводил с неё глаз, пока говорил так называемый третий свидетель. Это из-за неё Адэр поднял вековой ил, силясь восстановить в правах того, кто сам от них отказался. И если в ней есть хоть крупица чести, она отречётся от престола ещё раз и исчезнет из жизни Адэра, как и обещала.

Моган переключил внимание на сына. Импозантная фигура, облачённая в чёрное, сливалась с тёмно-зелёным малахитом. Волосы покорной волной спадали нанеподвижные плечи. Грудь не выдавала ни вздоха, ни выдоха. Ладони будто врослив подлокотники. Лицо белое, мраморное. И лишь горящие глаза подсказывали, чтона троне не статуя, а живой человек.

В амфитеатре стоял неимоверный шум. С одной стороны кричали: «Святой Мун!» С другой стороны доносилось: «Судить Дисанов!» Кто-то продолжал требовать имя наследницы Зервана.

— Замять дело не получится, — проговорил король Бойварда. — Надо создать комиссию по расследованию геноцида морун.

— А если обнаружится, что в этом деле замешаны ваши предки? — отозвался король Залтаны. — Что будете делать?

— Посмотрите, сколько здесь репортёров! — воскликнула королева Маншера. — Уже завтра утром мир будет рыдать над рассказами свидетелей.

— Судьба одиннадцати королей висит на волоске, — подал голос король Бен-Фамар. — Добавьте к ним соучастников Дисанов, и Краеугольные Земли рухнут.

— Если в этом замешан мой предок — я отвечу перед народом, — сказал Толан IV. — Хуже, если в заговоре замешана династия Карро. Единственный среди нас порядочный человек — это Адэр.

— Порядочный человек не выносит сор из избы, — заметил король Хатали иобратился к Лекьюру: — Вы назовёте имена участников этого ужасногобезобразия?

— Я бы назвал, но не хочу облегчать вам задачу, — ответил король Партикурама иподнялся.

Покинув ложу, пошёл вдоль стены дворца, сопровождаемый криками толпы: «Судить Дисанов!» Войдя в холл, столкнулся с начальником секретной службы.

— Присядьте, Ваше Величество, — проговорил Крикс, указывая на каменную скамью с выщербленными краями.

— Я хочу покинуть город.

— При всём уважении, но выйти из дворцового комплекса вы можете только через арену. Вас проводить?

Лекьюр посмотрел на своих охранителей, посмотрел на стражей. Разместившись наскамье, обхватил подбородок ладонью.

Защитники на всякий случай подпёрли спинами ворота, чтобы народ не сорвал створы с петель и не хлынул с улиц в амфитеатр.

— Хранитель власти расстаётся с венцом, — произнёс Адэр, взирая на флаг Грасс-дэ-мора. После паузы повторил во всю мощь голосовых связок: — Хранитель власти расстаётся с венцом!

Публика затихла.

Герцог Кангушар двинулся через террасу, чеканя шаг. Подойдя к мраморной моранде, надавил большими пальцами на выпуклые глаза. После щелчка перед лапами зверя приподнялся край гранитной плиты.

Кангушар встал на колени, сдвинул плиту в сторону и вытащил из углубления ящик из потемневшего дерева. Адэр приблизился к коленопреклонённому герцогу. Откинув крышку, достал золотую корону, инкрустированную жемчугом иизумрудами, и поднял над головой.

Глядя на венец власти, толпа вновь зашлась в крике: «Имя!»

Адэр возложил корону на трон, подошёл к лестнице:

— Вы сами скажете имя. — Указал на трибуны, расположенные на северной стороне амфитеатра. — Кто впервые за двадцать лет привёз в резервацию климов друзей и родственников?

Климы вскочили:

— Малика!

Адэр указал на юг:

— Кто открыл двери в резервацию ветонов?

— Малика!

Была бы над театром крыша, она бы взлетела в небо, настолько громогласнымибыли крики ветонских защитников.

Адэр вытянул руку вперёд:

— Кто примирил ориентов с побережья Грасс-дэ-мора и ориентов с островаОриенталь?

— Малика! Эйра! — закричал морской народ.

— Кто боролся за права прислуги? — продолжал спрашивать Адэр. — Кторуководил строительством адэрского моста?

Толпа орала: «Эйра!»

— Кто стал шабирой Ракшады?

Шум перекрыли голоса ракшадских воинов:

— Эльямин!

Адэр жестом призвал публику к тишине:

— Это вы знаете. Но мало кто знает, что я узаконил культ ребёнка после того, как Эйра забрала детей из публичного дома. Это произошло в Зурбуне. В том самомЗурбуне, где убили её отца, а спустя три года убили её мать. Мало кто знает, что я принял закон о сектах и религиозных объединениях после того, как Эйра попала к сектантам в плен и разоблачила их предводителя. Мало кто знает, что Эйра вывелаиз Рашора банду Хлыста и тем самым оградила горожан от поножовщины наулицах.

— Это правда! — прозвучал зычный голос. — Я, Эш Сати, тому свидетель!

— Только Белые Волки знают, кто стал их вдохновителем, — проговорил Адэр.

Вскочив, сектанты гаркнули:

— Эйра!

— Почти никто не знает, что три года назад только благодаря Эйре вы не умерлизимой от голода.

— Это правда, — подтвердил Толан IV, поднявшись. — Эйре удалось заключить с моим сыном договор на поставку продовольствия. Кроме этого, она убедила нас построить в вашей стране город развлечений. С её подачи мы создали тысячирабочих мест. — Повернулся к ложе советников. — Если мой род принял участие в геноциде древнего народа, я… постараюсь искупить вину предков. В любом случае Росьяр окажет морунам всестороннюю поддержку и любую помощь.

Из зала донёсся крик:

— В пророчестве говорится: «Трижды возвеличенная и трижды отринувшая своё величие». От чего она отказалась?

Адэр охватил амфитеатр взглядом:

— Вы сами это скажете. — Направил указательный палец в небо. — Первое.

— Она отказалась от сана верховной жрицы морун, — прозвучал голос жрицы Наиль.

Адэр разогнул средний палец:

— Второе.

Иштар встал, развернул плечи. Ветер распахнул полы бронзового плаща, открыв взору кожаные штаны и сапоги из шкуры серого льва.

— Она отказалась от трона Ракшады.

Амфитеатр зашумел как море.

Адэр заложил руки за спину и перехватил ладонью запястье:

— Третье.

Он надеялся, что Моган промолчит. Надеялся, что промолчит Трой. Выдержав паузу, уже открыл рот, чтобы сказать: «Эйра отказалась от кресла старшегосоветника», как сбоку раздался голос Великого:

— Она отреклась от престола Грасс-дэ-мора.

«Нет!» — понеслось над трибунами. Адэр опустил голову, стиснул за спиной кулак.

Трой Дадье прижал к лицу растопыренную пятерню:

— Зачем он сказал?.. Зачем он сказал?..

Адэр поднял голову, заговорил с надрывом:

— Малика Эльямин Эйра Латаль Грасс — моя жена перед Богом. И теперь... моя душа... моё сердце... моя любовь не может взойти на престол, который принадлежит ей по праву. Она не может занять место рядом со мной на троне Тезара. Моя жена вынуждена уйти за долину Печали и править маленькимгосударством Дэмор. Да! Полуостров Ярул отныне независимое суверенное государство Дэмор. Эйра Латаль отныне избранная королева. Избранная, хотя онакоролева по крови.

Заскользил взглядом по рядам:

— Кто разыскивал детей морун и, рискуя своей жизнью, относил их за долину Печали? Кого ослепили за благие дела? Кто она, эта святая?

— Прабабка Эйры, — крикнули моруны.

— Кто погиб в горах, вытаскивая людей из-под снежного завала? — вновь спросил Адэр.

— Прадед Эйры.

— Кто погиб, спасая людей во время пожара на мельнице?

— Бабка и дед Эйры.

— Предки Эйры по линии отца — герои. Предки по линии матери — герои. Кровь героев и боль многострадального народа... — Адэр посмотрел на Эйру, — ...боль, которая скопилась в этом хрупком теле, сделали кровь моей жены священной. Номоему миру не нужна священная кровь, ему нужна королевская кровь.

Повернулся к залу:

— Эйра Латаль избранная королева. Избранная сёстрами, не нами. Её призналистраны Лунной Тверди. Не мы. Её брат, хазир Иштар Гарпи, протянул руку помощичерез тысячи миль. А те, кто был с ней рядом, те, чьи предки растоптали династию Грассов, разорвали Грасс-дэ-мор, устроили геноцид морун... Те, кто должен был ползать в её ногах и вымаливать прощение, называли её ведьмой, самозванкой, дворняжкой, чернью. Сейчас я обязан проводить свою душу, своё сердце... проводить свою жену до ворот, усадить в машину и больше никогда её не видеть, ибо мой долг требует отказаться от любви и взять в супруги женщину традиционных королевских кровей. Эйра пожертвовала всем ради меня. Всё, чтоесть в этом мире, она оставила мне. Она оставила всё... кроме себя.

Из последних сил Адэр принял величественную позу, посмотрел в небо, затянутое облаками. Окинул взглядом притихший амфитеатр:

— Вам нужен король без души и без сердца?

«Нет!» — «Адэр! Не отпускай её». — «Адэр! Мы любим тебя». — «Эйра! Останься!»

— Сейчас он вернёт тебе трон, — проговорил Трой Дадье, придвинувшись к Эйре.

Толпа принялась скандировать:

— Адэр! Эйра! Адэр! Эйра!

Город за стенами амфитеатра взорвался криками. Между вершинами заметалось громогласное эхо.

Трой подался всем телом вперёд:

— Сейчас он отречётся от трона Грасс-дэ-мора.

Эйра вцепилась ему в рукав:

— Остановите его…

Адэр повернулся лицом на север:

— Я отрекаюсь от престола Тезара.

Толпа завопила:

— Да, Адэр! Да!

Трой откинулся на спинку кресла, закрыл лицо руками. Советники вскочили. Правители отвергнутых стран вытаращили глаза. Короли держав «Мира без насилия» уставились на Могана, а он не мог сделать вдох.

Адэр повернулся лицом на юг:

— Я отрекаюсь от престола Тезара.

— Остановите его… — прохрипела Эйра и попыталась встать.

Иштар схватил её за локоть и вынудил остаться на месте.

Не в силах сдерживать дрожь, она затряслась:

— Остановите его, Трой! Остановите!

— Прекрати истерику, шабира! — прикрикнул Иштар. — Веди себя как королева!

Адэр повернулся лицом на восток:

— Я отрекаюсь от престола Тезара.

Амфитеатр превратился в бушующий океан. Люди забирались ногами на скамейки, скандировали: «Адэр! Эйра!» Смеялись и рыдали. Тезы, приехавшие на праздник, чтобы потом сопроводить Адэра на родину, сидели, согнувшись и обхватив головы руками.

Адэр повернулся лицом на запад, туда, где гаснет солнце, туда, где обрывается свет и где, по поверьям многих народов, проходит граница между прошлым ибудущим. Окинул взглядом дворец Зервана, устремил взор на отца:

— Я отрекаюсь от престола Тезара.

Моган с трудом сделал вдох, с трудом вытолкнул воздух из лёгких. Он якорь. Отнюдь не символ прочности и надёжности. Он якорь-помеха. Адэр только чтообрубил канаты.

— Этого не было в плане, — пробормотал Кангушар, пробившись к Эйре через толпу советников. — Этого не было, клянусь... этого не было...

Она сидела с прямой спиной, вцепившись в сиденье стула.

Адэр вскинул руку, призывая публику к тишине:

— Коронация королевы Дэмора состоится в ночь Желаний. В Дэмор можнопроехать через княжество Викуна. Церемонию проведёт брат королевы, представитель Лунной Тверди, хазир Ракшады, легендарный бэцель Иштар.

Сквозь гул пробился голос Троя:

— Это триумф.

Эйра собралась силами, вернула взгляду чёткость, а разуму ясность. Повернулась к соратнику Великого:

— Меня возненавидит весь свет.

— О вас будут слагать легенды. Это триумф. — Поднявшись, Трой поклонился. — Ваше Величество, позвольте мне вернуться в свой ад. — И шаткой походкой направился к королевской ложе.

Страж торопливо поставил кресло за спиной Могана. Усевшись, Трой сжал плечостарого друга, великого правителя, отца, пытающегося осознать свою ошибку исвою потерю.

Адэр пересёк террасу, приблизился к Эйре:

— На сегодня всё.

Она поднялась. Бегая глазами по его бледному лицу, прошептала:

— Что вы наделали?

— Это только начало, — сказал он и взял её на руки.

— Отпустите. Я пойду сама.

— Обними меня за шею, — попросил Адэр и направился к лестнице.

Толпа хлынула в проходы. Люди запрыгали со скамьи на скамью. Дворяне ипростолюдины смешались. Защитники и стражи оцепили арену. К нимприсоединились ракшадские воины.

— Проводите короля и королеву с почтением, — прогремел голос герцогаКангушара.

Океан затих. В наступившей тишине кто-то запел гимн Грасс-дэ-мора. Народ подхватил. Сквозь многоголосное пение пробился гимн Тезара. И уже через минуту со всех сторон полетели гимны стран Краеугольных Земель.

Адэр спускался по лестнице, прижимая Эйру к себе. Чувствовал её безудержное волнение и слышал стук трёх сердец.

***

Ветонский лес тонул в сумерках. Между деревьями клубился туман. Эйра смотрелав окно автомобиля, машинально поглаживая картонную коробку, лежащую наколенях. От стволов рябило в глазах. Мысли цеплялись за ветви, запутывались в тёмных кронах и оставались далеко позади.

Дорога пошла вверх, в сердцевину угрюмого неба. Достигнув пика подъёма, автомобиль затормозил. Заглушив двигатель, Зульц покинул салон.

Вздрогнув от хлопка дверцы, Эйра посмотрела вперёд. На границе ветонских земель лес резко обрывался. Туман, вырвавшись на волю, стелился над скошенными полями. Вдали темнело пятно, прореженное освещёнными окнами — посёлок.

Эйра повернулась к Адэру. В полумраке он казался старше своих лет. Усталость инервы. Они проехали несколько часов и не сказали друг другу ни слова! Онамолчала, пытаясь разобраться в своих чувствах. Не испытывала ни радости, ниогорчения. Внутри, как выжженная степь. Но почему молчал он? Сожалел осодеянном или давал ей время прийти в себя?

Эйра потёрла лоб:

— Я, наверное, должна что-то сказать… Я плохо соображаю. Простите.

— Загляни в коробку, — попросил Адэр.

В коробку? Ах, да… на коленях коробка с небольшими отверстиями в стенках. Откуда она взялась? Эйра открыла крышку. В соломе стояли груши. Именностояли, хвостиками кверху.

Отложив коробку, взяла Адэра за руку и прильнула к ней губами.

— Ну что ты… — проговорил он. — Иди ко мне.

Обнял Эйру за плечи одной рукой, второй заправил прядь ей за ухо:

— Мне надо вернуться в Лайдару. Я приеду к тебе на коронацию.

Эйра еле сдержала стон. Две недели без него. Как их пережить?

Адэр коснулся губами её губ:

— Если бы я мог вернуться на день назад, я бы поступил так же. Теперь я по-настоящему свободен и почти счастлив. После твоей коронации хочу совершить обряд бракосочетания, как это принято у морун, у священного огня. Обряд проводяттолько в храме?

— Нет, — ответила Эйра, всматриваясь в мерцающие глаза. — Встреча с Богомважнее места встречи.

— Значит, осталось выбрать место встречи.

Эйра провела пальцами по щеке Адэра. Если бы она могла снять с него усталость, отдать ему остатки своих сил.

Он прищурился:

— Ты же не передумала выходить за меня замуж?

— Не могу дождаться, когда вы будете принадлежать мне полностью.

— Я уже принадлежу тебе полностью.

Эйра обвила шею Адэра руками:

— Мы встретимся с Богом в Смарагде.

— Приливная волна снесла все постройки. Сейчас там голый берег, белый песок. Надо возвести какую-то конструкцию.

— Ничего не надо. — Эйра потерлась щекой о щёку Адэра. — Вы переименуете Грасс-дэ-мор?

Он улыбнулся:

— Обязательно.

— Название придумали?

— Давно.

Эйра вдруг поняла, что её мучило всю дорогу. Как когда-то сказал Трой Дадье: «Грасс-дэ-мор можно переименовать, а от обещания не приближаться к монарху Тезара можно освободить». Адэр мог это сделать сразу же после собственной коронации. Что вынудило его отречься от престола? Противостояние с отцом? Страх перед бунтом тезарских дворян? Нежелание терять время? Внутренний голос прошептал: есть другая причина.

— Не хмурься, — проговорил Адэр и прижал палец к переносице Эйры. — Мун итвои люди скоро тебя догонят. В княжестве Викуна к тебе присоединятся Макидор ицеремониймейстер.

В её доме ни ремонта, ни мебели, ни должных условий. Макидор будет в неописуемом «восторге», когда узнает, что ему придётся шить наряд для церемонии при свете керосиновой лампы.

— И врачи, — добавил Адэр. — Я еле выдержал три месяца пряток. Каждую минуту думал: хоть бы с ребёнком ничего не случилось. Пообещай, что не будешь противиться их указаниям.

— Обещаю.

Стоит ли ему говорить, что она чувствует ребёнка отчётливее, чем саму себя? Слышит его сердце, знает, когда он спит, а когда бодрствует. Даже ощущает егонастроение. Сейчас малышка ворочается, противится разлуке родителей.

Адэр слегка отклонился, посмотрел в заднее стекло:

— А вот и Иштар. — Обхватил лицо Эйры ладонями. — До встречи, моя королева.

Поцеловал её и покинул салон автомобиля. Она прикрыла рот рукой, пытаясь как можно дольше сохранить тепло и вкус его губ.

Переговорив с Иштаром, Адэр размашисто пошагал вдоль вереницы машинохраны. Не успел Зульц провернуть ключ в замке зажигания, как Иштар открыл дверцу, занёс ногу через порожек.

— Стой! — произнесла Эйра на шайдире. — Рядом со мной только одно место, для мужа.

Иштар с наигранным видом округлил глаза:

— Я твой брат.

— Я буду рада принимать тебя в своём доме, как брата и как гостя, но ехать сомной в одной машине не надо.

— Я сяду спереди.

— Ракшады не забираются в паланкин к чужим жёнам.

Иштар изогнул губы:

— Спасибо, что напомнила. — И захлопнул дверцу.

Зульц посмотрел на отражение Эйры в зеркале заднего вида:

— Когда они научатся хорошим манерам? — Пропустив вперёд две машины, нажал на газ. — Хотел спросить: вы не собираетесь менять водителя?

— Хочешь вернуться домой?

— Нет. Хочу перевезти семью в Грасс-дэ-мор.

— Перевози, — сказала Эйра.

Достала из коробки грушу и, опустив затылок на подголовник, закрыла глаза.

***

Лайдара забыла о сне. Из амфитеатра публика перекочевала на площади и в скверы, к ней присоединились те, кому не повезло воочию увидеть Святых Свидетелей. В заброшенном парке царило сущее столпотворение. Людивыстаивали очереди, чтобы возложить цветы к «Короне Мира» или воткнуть в землю горящие свечи.

По приказу Адэра почтовые конторы работали всю ночь — из большинствагостиниц было невозможно позвонить в другие страны. Закрывшись в переговорных будках, журналисты диктовали по телефону статьи и очерки, которые утромпоявятся на первых полосах газет.

Не спал Тезар. В квартирах, в особняках и замках то и дело раздавались звонки. Тезы выходили на улицы, украшенные по случаю предстоящей коронации. Обмениваясь новостями, всматривались в предрассветные сумерки, ожидая появления разносчиков утренней почты. К полудню не было ни одного человека, кто бы не говорил о Зерване, морунах, Эйре и Адэре.

Страна, с лёгкостью отпустившая наследника престола на чужбину, отказывалась мириться с потерей. В течение пяти лет Адэр — любимец хулителей ивоспевателей — был самой обсуждаемой личностью. На него ровнялись молодые дворяне и косилось старое поколение. Но все — все! — его ждали.

Моган впервые за последние несколько лет ехал в одной машине с Троем Дадье. Так и не добившись встречи с Адэром, они покинули Лайдару глубокой ночью иближе к вечеру пересекли границу Тезара. Города и селения пестрили плакатами: «Верните нам Адэра!», «Дисанов под суд!», «Священной крови — да!», «Кто, еслине Адэр?» Стражи оцепили улицы, опасаясь, что толпа перекроет дорогу.

На рассвете правительственный кортеж пополз по Градмиру. Казалось, в столицу съехались люди со всех уголков страны. Вместо цветов — транспаранты, вместоулыбок — хмурые лица, вместо восторженных криков — недовольный гул.

Автомобили покатили по набережной. Моган и Трой устремили взгляды на адэрский мост. Лучи восходящего солнца, пронзая алмазный мрамор, на выходе преломлялись и создавали иллюзию золотистого водопада, ниспадающего в реку. Открытие моста должно было состояться в день коронации. Однако горожане игости города снесли штакетник, заполонили удивительное сооружение и, потрясая плакатами, словно парили над волшебным потоком.

— Мои помощники написали вам речь, — проговорил Трой. — Сегодня же сделаете заявление, и люди успокоятся.

— Им нужен Адэр.

— Их необходимо отвлечь от Адэра. Объявите о создании комиссии порасследованию геноцида морун, исключите Партикурам из «Мира без насилия», признайте Дэмор независимым государством, а Эйру законной королевой, пообещайте оказать морунам помощь, как это сделал Толан IV. Теперь, если онзаявит прилюдно, что в его роду есть шизофреники, народ его не отпустит. Очень умный ход.

Моган откинулся на спинку кресла:

— Они не нуждались в Адэре тридцать лет, а теперь он им нужен!

— Дерево познаётся плодами, человек познаётся делами. — Трой посмотрел набалюстраду, обвязанную белыми шёлковыми лентами. Люди придумали, как выразить свою скорбь. Переключил внимание на Могана. — А вам… он нужен?

— Отвернись, — приказал Великий и прикрыл лицо рукой.

Трой повернул голову к боковому окну. Люди, стражи, фонарные столбы в лентах…

— Я возьму месяц отдыха.

— Трой… не сейчас.

— Сейчас, — проговорил соратник холодным тоном. — Всё, что я советовал вам, вы игнорировали. Запасы моих советов истощились.

Немного помолчав, Моган спросил:

— Чем займёшься?

— Приведу дела в порядок, потом поеду на коронацию Эйры.

— Как представитель Тезара?

— Нет. Как частное лицо. Можно мне выйти?

— Поступай, как считаешь нужным, — сказал Моган и приказал водителю остановиться.

На следующий день во дворец поступило сообщение, что по приезду на родину Лекьюр Дисан перенёс апоплексический удар. Не удивительно. В газетах писали, что Партикурам встретил своего короля безлюдными улицами, закрытыми ставнямии развороченными мостовыми. Советники и государственные служащие одновременно подали прошение об отставке. Через неделю Могану доложили осмерти короля Партикурама и смене правящей династии.

Часть 33

***

Полтора года назад Адэр задумал сделать Эйру королевой только для того, чтобы взять её в жёны. Три месяца назад, сидя ночами в своём кабинете во дворце Великого и рисуя пальцем на столе схемы, он задался уже более возвышенной целью: вернуть Эйре и морунам утерянное положение. Так устроен мужчина: пока он не обладает любимой женщиной, его разум охвачен жгучим пламенем вожделения и плотских фантазий. И лишь великое таинство превращает сердце мужчины в инструмент, звучание которого способно вдохновить на подвиги.

Откровения Святых Свидетелей нанесли удар по совести народов. Удар мощный, однако не способный полностью пробудить к жизни зачерствелые души людей, привыкших обвинять в бедах кого угодно, но только не себя. Адэр подозревал, что пробуждение будет долгим и мучительным. Он мог переключиться на решение других задач, зная, что цивилизованное общество и без его участия закончит начатое им дело. «Мир без насилия» уже объявил о создании комиссии по расследованию геноцида морун. В газетах звучал призыв заклеймить позором династию Дисанов. Люди требовали рассекретить исторические архивы и предать огласке имена участников заговора против Зервана Грасса.

Большая часть плана выполнена: Эйра — избранная королева независимого государства. Осталось узаконить брак и объединить страны. Но Адэру этого было мало. В его груди гудел разгорячённый мотор, не давая ему покоя ни днём, ни ночью. После трёхмесячного марафона и «представления» в амфитеатре любой другой человек на его месте был бы измотан и выжат. Адэр же черпал силы из обострённых чувств. Он не хотел ждать, когда народы наконец-то осознают, что они виновны в той же мере, что и предки, принявшие участие в травле морун. Ибо на протяжении века они, потомки, слепо шли по дороге, проторенной лжецами, трусами, убийцами и насильниками. Не пытались разобраться, признать ошибки и смыть благими делами пятно позора со своих семейств. Он хотел, чтобы люди встали перед Эйрой на колени не через несколько лет, а сейчас.

В течение двух недель, предшествующих коронации, Адэр брал измором Большой Совет, национальные союзы и общества. Находясь на пике популярности, он мог себе позволить говорить жёстко. Собрания проводил в залах, расположенных на первых этажах государственных учреждений. Речи произносил, стоя у окна, за которым собиралась толпа. Мужи слушали его, смотрели на плакаты «Адэр — наш герой! Адэр — наш король!» и не решались сказать ему «нет».

К прибытию Эйры рабочие отремонтировали дом её матери, в подвале установили электрические генераторы, завезли мебель, однако не успели провести телефонную линию. Адэр был вынужден звонить жрице Наиль. Он бы с большим удовольствием общался с Эйрой, но, находясь в постоянных разъездах, не знал, когда выйдет на связь в следующий раз, и не хотел, чтобы любимая сидела часами в чужом доме, ожидая звонка. Некоторые сообщения жрицы вызывали у Адэра улыбку, некоторые озадачивали.

Эйра заявила, что не наденет корону Зервана, и обосновала свой отказ двумя причинами. Во-первых, она правительница Дэмора, а не Грасс-дэ-мора. Во-вторых, в восьмигранной форме короны и в узоре, выложенном из жемчуга и изумрудов, она узрела мужской характер: волевой, упорный, властный.

Тиара супруги Зервана исчезла в годы упадка страны. Найти её не представляется возможным, и искать было бессмысленно: Эйра ни за что не наденет венец власти, который носила представительница династии Дисанов.

Адэр понимал, что Эйра приберегла корону Грассов для него. Если бы он говорил с ней, то попросил бы не создавать трудности на ровном месте. Но на другом конце провода была Наиль. И Адэр сказал: «Желание королевы — закон».

Ориенты вытащили из тайников жемчуг, моруны изъяли из хранилища изумруды и рубины, Иштар привёз с корабля золото. Ахе в срочном порядке приступил к изготовлению диадемы. Оставалось только надеяться, что мастер успеет закончить работу к назначенной дате.

Жрица рассказывала, что Макидор, когорта портных и помощники мастера Ахе создают не наряд для церемонии, а настоящее произведение искусства. Беспокоилась, что на примерках Эйра не проявляет эмоций. Для морун это несвойственно. Моруны неравнодушны ко всему прекрасному, будь то пейзаж или вышивка на салфетке. И моруны всегда выражают людям благодарность за труд. Адэр не обратил внимания на слова жрицы. Эйра никогда не тяготела к вычурным одеяниям, походы к Макидору её утомляли, предпочтение отдавала платьям простолюдинки или ракшадским «мешкам». Адэр был уверен, что высочайшее положение изменит её вкусы и взгляды.

Последние телефонные разговоры с Наиль встревожили его не на шутку. Эйра отказалась провести репетицию церемонии и даже не поехала посмотреть место, где пройдёт мероприятие. Ограничилась общением только с Муном и своей старухой, а к концу второй недели перестала выходить из комнаты.

Адэр отправился на полуостров Ярул за два дня до торжества, хотя планировал явиться на коронацию вместе с советниками.

Княжество Викуна — крошечное государство, на карте выглядело как подкова у подножия горного хребта. Адэр надеялся за пару часов добраться до перевала, но просчитался. Дорога была запружена автомобилями и конными повозками, ожидающими разрешения пересечь границу Дэмора. Прежде во владения морун никто не приезжал, и на полуострове не было гостиниц и постоялых дворов. Дворян расселяли в домах местных жителей, для простого люда оборудовали палаточный лагерь на окраине приморского города, названного в честь самой высокой горы в кряже — Алауд.

С одной стороны, столпотворение на дорогах разозлило Адэра: правительственный кортеж полз со скоростью улитки. С другой стороны, порадовало. Он думал, чтолюди, запуганные сказками про морун, не решатся поехать за Долину Печали. Видимо желание увидеть настоящую коронацию взяло верх над страхом. А может, сыграла роль озвученная в амфитеатре цифра: за долиной живут триста морун(кстати, завышенная цифра). Триста, а не полмиллиона!

Перевал представлял собой серпантин, сначала взбегающий в гору, затемниспадающий к руслу реки. От крутых витков и петель, от вида горных хребтов с заснеженными вершинами, водопадов и цветущей долины, испещрённой озёрами, захватывало дух.

В итоге Адэр провёл в пути намного больше времени, чем рассчитывал. К особняку, окружённому ракшадскими воинами, подъехал после полудня. Переступив порог дома, устремился к лестнице, ведущей на второй этаж, на ходу задавая слугам иорганизаторам церемонии вопросы и тут же получая ответы. «Платье». — «Готово». — «Корона». — «Готова». — «Трон». — «Установили»…

Если на первом этаже сновали слуги, стражи и помощники Макидора, то на второмэтаже было тихо. У покоев Эйры дежурил Талаш. Дальше по коридору у выхода набалкон стояли Мебо и Луга.

Войдя в гостиную, Адэр столкнулся с врачом и жрицей Наиль. У Эйры депрессия… Ещё депрессии накануне торжества не хватало.

Наиль выпроводила врача и попросила Адэра выслушать её. Он хотел слышать голос Эйры, а не жрицы. Хотел смотреть в изумрудные глаза, а не в янтарные. Новстревоженное выражение лица заставило сесть в кресло.

Наиль опустилась на краешек стула. Расправляя на коленях бархатную юбку, промолвила:

— Первая беременность и первые роды — для нас сильнейший стресс.

— По-моему, беременность и роды — стресс для любой женщины. И неважно, беременность первая или десятая.

Наиль покачала головой:

— Вы правы, но не забывайте, что моруны вымирающий народ.

— Как это связано с Эйрой? — спросил Адэр и посмотрел на двери спальни. Сердце и душа рвались туда, за эту тонкую преграду.

— Много веков назад у нас рождались девочки-моруны и мальчики-моруны. Потомморунами стали рождаться только девочки. В каждой семье было несколькодочерей. Вы понимаете, да? Мы не были вымирающим народом. А потом вдруг моруной стала рождаться только первая и единственная девочка. Трагедия. Понимаете, да?

Адэр кивнул:

— Понимаю. Можно покороче?

Наиль с недовольным видом передёрнула плечами. Не понравился тон? Ему тоже не нравится, что воспитанность вынуждает его тратить время на человека, который ему совершенно не интересен.

— В нас поселился страх, что придёт время, когда у нас вообще не будет дочерей, — произнесла жрица. — Это будет означать только одно, что через несколько летнаш народ исчезнет. Поэтому первые роды — для нас сильнейшее потрясение.

— К чему вы ведёте? — спросил Адэр.

— У вас с Эйрой всё произошло не так, как... как положено. Она нарушила нашизаповеди. Вступила в близость с мужчиной, не будучи в законном браке. И малотого — забеременела. Она переживает, и это понятно. И мы переживаем. Даже не так. Мы боимся.

— Вместо того чтобы поддержать сестру по крови, успокоить, вы нагнетаете обстановку, — проговорил Адэр и поднялся. — Разговор окончен.

— Не буду ходить вокруг да около, — откликнулась Наиль. — Эйра носит мальчика.

— У нас будет сын? — спросил Адэр и еле сдержался, чтобы не подпрыгнуть отрадости. — Почему Эйра ничего мне не сказала?

— Потому что моруны не видят пол собственного ребёнка.

Адэр схватился за спинку кресла:

— У меня будет сын! Боже… у меня будет сын… — Заметив укоризненный взгляд, затряс рукой. — Не поймите меня превратно. Я хочу дочку, хочу много дочерей, нопервенец-наследник — мечта любого короля!

— Вы ничего не поняли, — сказала Наиль.

Адэр сжал кулак:

— Я всё прекрасно понял. То, что для нас огромная, ни с чем несравнимая радость, для вас трагедия. После коронации мы с Эйрой проведём обряд бракосочетания иуедем, чтобы больше никогда не видеть вашу кислую мину.

Пересёк гостиную и вошёл в спальню.

Ракшадская старуха, поднявшись с пола, прижала палец к губам и бесшумноудалилась.

Адэр встал на колени перед кроватью, провёл ладонью по шелковистым волосам:

— Эйра…

Она открыла глаза, улыбнулась:

— Вы приехали.

Адэр прикоснулся пальцами к её подбородку:

— День в разгаре, а ты спишь.

— Я не сплю. Я думаю.

— О чём?

Эйра вздохнула:

— Как мы назовём нашего сына.

Адэр прижался щекой к её животу:

— Эйрон Латаль Карро! Ты прославишь себя великими делами. Тобой будутвосхищаться современники, тебя не забудут потомки.

— Быть может, моруны нас простят.

— Мы не нуждаемся в их прощении, — сказал Адэр и, поднявшись на ноги, протянул руку. — Хватит хандрить. Поехали, развеемся.

Остаток дня они провели у подземного озера. Вечер скоротали в яблоневом саду. Ночь была жаркой, наполненной нежными ласками. Утром Эйра подошла к зеркалу и не узнала себя: лицо светится, глаза сияют.

Адэр обнял её сзади, опустил подбородок ей на плечо:

— Сегодня знаменательный день. Ни о чём не волнуйся. Ты королева. Ты распоряжаешься судьбами народов. Поступай так, как велит тебе сердце. Не думай о том, что можешь кого-то обидеть или задеть. Если захочешь сказать «нет», говори, не сомневайся. Значит, люди не заслужили твоего «да».

— А что будет?

— Увидишь. Пообещай только, что мой подарок ты примешь без раздумий.

— Обещаю.

Слуга сообщил о прибытии Троя Дадье. Эйра распорядилась накрыть стол набалконе и пригласить на завтрак Иштара. Если бы пять лет назад ей сказали, чтоона будет завтракать с самыми могущественными людьми на планете, она бы рассмеялась этому человеку в лицо.

Первые десять или пятнадцать минут за столом чувствовалось напряжение. Трой потягивал кофе, взирая на цветущий луг. Иштар рассматривал декоративную лепку на колоннах. Облокотившись на подлокотник кресла, Адэр не сводил глаз с Эйры.

Горестные мысли мучили её две недели. Моруны успокаивали, как могли. Лучше бы они не говорили, что она вынашивает мальчика. Осознание, что собственная любовь поставила под удар существование древнего народа, превратило душу в лохмотья. Но приехал он, и воздух вновь наполнился шелестом листвы и пениемптиц.

— Ваша Светлость, — произнесла Эйра. — До меня дошли слухи, что Лекьюр Дисан умер.

— Да, Ваше Величество, — ответил Трой и, поставив чашку, принял чинную позу. — Официальная версия: кровоизлияние в мозг.

— А неофициальная?

Поджав губы, Трой пожал плечами:

— Лекьюр по своей воле не оставил бы трон. Новый виток заговоров и интриг привёл бы к кровопролитию и государственному перевороту. Королём Партикурамаизбрали герцога Лофари. Не пытайтесь запомнить. Это подставная фигура. Скороего заменят. Думаю, основная задача избранного короля: открыть секретный исторический архив и уничтожить документы.

— Ты дашь нам медицинские карты? — обратился Адэр к Иштару.

Иштар вместе с креслом придвинулся к столу, переставил сахарницу с места наместо:

— У меня их нет. Я говорил Эйре. Мой прадед раздобыл истории болезней и отдал их Зервану. Зерван взял с короля Партикурама расписку, что тот не передастпрестол своему сыну по наследству. Похоже, карты и расписка хранились в архиве: в тайнике или в сейфе. Кто-то скажет, что Зерван поступил благородно, дал королю возможность с достоинством уйти со сцены. Я считаю, что он поступил глупо. Надобыло обнародовать информацию, и не было бы ни поджогов, ни геноцида.

— Ты говорил, что у тебя есть список носителей болезни, — сказала Эйра.

— Есть, — кивнул Иштар. — Мои люди тщательно проработали родословную династии Дисанов. Только без медицинских карт этот список — писулька. Можете объявить, что карт нет. Можете сохранить это в тайне и почистить свои ряды. Мне всё равно.

Трой усмехнулся:

— Всё равно?

— Всё равно, — подтвердил Иштар. — Я переплывал море Ошибок и Потерь, мне нужны были деньги. Поэтому шантажировал Лекьюра. Потом шантажировал его попривычке. Потом задумал смешать кровь Дисанов с кровью Карро. Теперь Адэр супруг моей сестры.

На балкон вышел командир ветонских защитников. Поклонившись, дал Адэру документ.

Адэр ознакомился с текстом. С довольным видом вернул Эшу лист:

— Границу Дэмора пересекли почти двенадцать тысяч человек. Неплохо.

Эйру бросило в жар. Ещё не вечер, а уже двенадцать тысяч! В стране нет нидворца, ни замка, чтобы принять такую толпу. А она даже не съездила посмотреть, где пройдёт церемония.

— По вашему приказу мы не пустили в Дэмор графа Эплá, — проговорил Эш.

Эйра потёрла переносицу. Знакомое имя.

— Чем он вам не угодил? — поинтересовался Трой, когда Адэр разрешил командиру уйти.

— Дело давнишнее. На балу у наследного принца Толана граф проявил неуважение к Эйре.

Вспомнила! В игре с глупым названием «Разведчик» граф был её соперником. Не сумев увидеть, какой предмет она держала за спиной, Эпла прошипел ей в ухо: «Чернь!» Дело чуть было не дошло до ответного оскорбления, если бы не вмешался Адэр. Сколько прошло времени после бала? Более четырёх лет. Ну у него и память!

— Составили список персон нон грата? — усмехнулся Трой.

— В нём пока одно имя, — сказал Адэр.

— Глядите на неё, мои глаза, глядите. До следующей встречи вам не узреть подобной красоты, — промолвил Трой, рассматривая Эйру. — Нашидворцовые рифмоплёты покрылись пылью. Посвящают посредственные баллады кому попало. Вы могли стать драгоценным украшением нашего двора. Мне жаль, что Моган не справился с гордыней.

Дотянувшись до руки Эйры, Адэр стиснул её пальцы:

— Пора собираться. Главное, ни о чём не волнуйся.

Она ответила улыбкой. Когда рядом такой человек, волноваться глупо.

В полдень правительственный кортеж, автомобиль Иштара и эскорт охраны отъехали от особняка и устремились в Алауд.

***

Празднование ночи Желаний должно было пройти по тому же сценарию, что и в Кесадане, с единственным отличием: перед праздником состоится коронация. Иштар хотел провести церемонию на рассвете, как это принято в Ракшаде, — Адэр воспротивился: ночные хождения и переживания, затянувшиеся до восхода солнца, вредны для беременной женщины. И будет логичнее сначала провести коронацию, и лишь потом устраивать народные гуляния.

Местом для проведения мероприятия жители полуострова выбрали живописную межгорную долину, отделяющую Алауд от моря. Справа скалы, покрытые мхом, словно велюром. Слева кряж, вгоняющий в небо заснеженные пики. Впередиморская гладь без единой морщинки. В долине трава короткая, пушистая, как ворс ковра.

Посреди низменности возвели деревянный трёхступенчатый помост. Площадку иступени обили пурпурным бархатом, установили мраморный трон, привезённый из резиденции Адэра. От крайней улицы и до возвышения проложили фиолетовую с красноватым отливом дорожку, сшитую в длину из десяти полос. По бокам дорожкии вокруг помоста выстроились ракшадские воины и ветонские защитники.

Церемония была назначена на пять часов с расчётом, что после мероприятия людисразу разобьются на колонны по национальной принадлежности, и начнётся шествие по улицам города: от перекрёстка до перекрёстка, от стола к столу. Праздник закончится в этой же долине танцами и знаменитым звёздным дождём.

На полуострове не было асфальтированных дорог. Единственное, что успел сделать Совет Грасс-дэ-мора до природной катастрофы — это проложить через перевал дорогу-серпантин. Селения и города соединяла колея, бегущая поравнинам и петляющая между холмами. Опасаясь заторов и тянучки, владельцы автомобилей и конных экипажей устремились в Алауд с раннего утра.

Гостям города тоже не сиделось в домах и палатках. Люди покидали жилища ишагали вдоль палисадников, вдыхая витающий в воздухе запах свежеиспечённой сдобы. Проходя мимо особняка, расположенного на крайней улице, видели натеррасе тощего человека в броском наряде: свободная яркая блуза с жабо, узкие штаны. И не догадывались, что это Макидор, личный костюмер правителя, а в стенах дома сидит как на иголках когорта слуг, парикмахеров и портных, ожидая приезда королевской пары.

Покинув город, дворяне занимали места за спинами караульных, простой люд выстраивался за знатью. Ещё вчера люди удивлялись: как можно коронацию проводить под открытым небом? Сейчас, оглушённые великолепием природы, молчаливо смотрели по сторонам. Место, выбранное для церемонии, быловеличественнее любого храма или дворца.

Солнце осеняло мир лимонными лучами. Снежные шапки на вершинах сверкали, склоны гор блестели, мох переливался. В море, как в зеркале, отражались парящие чайки, ракшадские корабли и парусники. Трон сиял и искрился, словно был не мраморным, а алмазным. На фоне неба развевались флаги Дэмора; с изумрудногополотнища на сборище грозно взирал белоголовый орёл, держа в клюве золотую лилию.

Немного освоившись, люди зашептались: как Эйра может быть супругой Адэра ипри этом не быть королевой Грасс-дэ-мора? Те, кто хоть немного разбирался в политических играх, объясняли с важным видом, что достаточно переименовать Грасс-дэ-мор, и Эйра наденет вторую корону. Некоторые бубнили под нос: не дай бог снова стать Порубежьем. Кое-кто посмеивался: Дэмор скоро превратится из независимого государства в провинцию, а отделение полуострова затеяли, чтобы Адэр женился не на плебейке, а на избранной королеве. И все без исключения волновались об Эйре: подвиги её предков, её личные заслуги не могли оставить людей равнодушными.

Отдельной молчаливой компанией стояли соотечественники Адэра. В Тезаре вовсю бушевали страсти. Троя Дадье называли недальновидным политиком, Могана — бессердечным отцом, советников — кучкой интриганов. На подмостках актёры разыгрывали трогательную историю любви короля и плебейки. Зная бурное прошлое Адэра, тезы приехали посмотреть на женщину, ради которой он отказался от великого будущего.

За час до церемонии к соотечественникам присоединился Трой. Его забросаливопросами. Он отмахнулся. Что говорить? Внешне Адэр счастлив, а в душу не заглянешь. Да, Эйра его достойна, хотя в её крови столько всего намешано. Да, любовь творит чудеса, хотя в безусловную, беззаветную и всепоглощающую любовь никто не верит.

Послышался переливчатый звон. Люди устремили взгляды в сторону города. Поулице, ведущей в долину, шли моруны — женщины, девушки, девочки, — раскачивая в руках атласные ленты, увешанные серебряными бубенцами. Покаистинные хозяйки земель двигались к помосту, публика успела их пересчитать: чуть больше сотни. И решила, что оставшиеся две сотни — это беременные, кормящие матери и младенцы.

За представительницами древнего народа следовали Иштар, облачённый в белый плащ, расшитый золотом, и Наиль в небесно-синем платье жрицы. Иштар нёс набархатной подушке ажурную диадему, инкрустированную драгоценными камнями.

Поднявшись на помост, передал подушку жрице. Грациозным движением руки, отбросил десятки косичек за плечи. Принял величественную позу и зычно объявил:

— Королева Дэмора Эйра Латаль!

Дворяне склонили головы, дворянки низко присели, простолюдины согнулись. Надорожку ступила Эйра. Тысячи глаз заскользили по фигуре, словно парящей в радужном сиянии камней мастера Ахе. Ими были украшены лиф изумрудногоплатья, рукава, подол и шлейф. В распущенных волосах переливались жемчужные нити.

Эйра ничего не видела, будто на лицо набросили чаруш. Шла на звон бубенчиков, как пастух за сбежавшей худобой. Представив Адэра в окружении злорадствующих дворян, выпрямила спину, вздёрнула подбородок. Она никому не позволит над нимнасмехаться. Дойдя до возвышения, поднялась по ступеням и опустилась наколени перед троном.

Иштар мечтал провести церемонию, принятую за основу в Ракшаде. Подготовил вопросы якобы от лица Всевышнего, просил Эйру придумать впечатляющие ответы, но она отказалась: всё должно быть просто, строго и быстро.

Возложив корону ей на голову, Иштар проговорил:

— Королева Эйра! Обрети знание сущности и бытия, меры и времени, предела изамысла, движения и изменения, молчания и слов. Стань олицетворением власти, величия, силы, святости и милости Дэмора, земель морун. — И прошептал: — Ты чертовски красива.

С трудом сдержав недовольную гримасу, она поднялась с колен и села на трон, сверкающий, как шампанское в хрустальном бокале. Среди ликующей толпы поискала взглядом Адэра и не нашла. Он остался с советниками, а советники-простофили не удосужились занять место возле трона.

Наиль расправила шлейф королевского платья, вместе с Иштаром сошла с помоста и присоединилась к морунам.

Иштар повернулся к Эйре лицом:

— Королева Дэмора! Прими от Ракшады десять кораблей, гружённых золотом, идвадцать быстроходных парусников, которые будут охранять морскую границу твоей страны.

Толпа ахнула.

— Я принимаю твой подарок, хазир. Передай народу Ракшады мою благодарность.

Не успел Иштар отойти в сторону, как на дорожку вышли Адэр и Кангушар. Наблюдая, как они идут, неторопливо, важно, Эйра с трудом сдерживала улыбку. Сердце выпрыгивало из груди в предвкушении приятных слов.

Приблизившись к трону, Адэр повернулся к толпе лицом и произнёс:

— В законе родоначальника династии Грассов о создании государства Грасс-дэ-мор говорится: «Земли от восточных границ с Тезаром и до морского побережья назападе, от северных границ с Партикурамом и до южных границ с Маншером, территориальные воды и город-остров Ориенталь принадлежат морунам и носятназвание Дэмор — «Убежище Морун». Я, Куэл Грасс, с разрешения истинных иединоличных хозяек земель и моря создаю на их территории государство. С их разрешения добавляю имя своего рода в название страны. После смены династииГрассов землям возвращается их исконное имя — Дэмор. И только моруны вправе решать, кому дать кров в «Убежище Морун». — Адэр сделал паузу и продолжил: — Кучка нечистоплотных людей нарушила закон, переименовав Грасс-дэ-мор в Порубежье. Я хочу исполнить волеизъявление родоначальника династии Грассов ивосстановить законность.

Повернулся к Эйре и вместе с Кангушаром преклонил колено:

— Я, правитель Грасс-дэ-мора Адэр Карро…

— Я, соправитель, герцог Кангушар.

— Просим тебя, королева Дэмора,— продолжил Адэр, — принять земли итерриториальные воды Грасс-дэ-мора под свою корону.

Публика окаменела. Моруны затаили дыхание.

Не до конца понимая смысла происходящего, Эйра смотрела на Адэра, а он ждал её ответа. Если она примет земли его страны — что же останется ему?

Адэр еле заметно кивнул.

— Я принимаю земли и территориальные воды Грасс-дэ-мора под свою корону, — сказала Эйра. — Отныне это земли государства Дэмор.

В полной тишине Адэр и Кангушар присоединились к Иштару. Публиказашевелилась, зашепталась. Между ракшадскими воинами вклинился Трой Дадье: лицо белое, глаза как стеклянные шары.

Перед Эйрой встала на колени группа людей, среди которых были знакомы толькодва человека: староста Зурбуна и старший советник Орэс Лаел.

— Мы, тезы, испорченный народ, — проговорил Лаел, и публика раскрыла рты. — Две тысячи лет назад мы покинули свои селения и пришли на земли морун в поисках справедливости и счастья. Сто лет назад предали тех, кто спас наши жизнии души. Мы просили подаяния у Тезара, и не знали, что такое голод и нищета. Мы жили оторвано от страны, не страдали вместе с ней. Предались разврату, превратили наши города в гнездовья греха, попрали все человеческие законы. Мы стали продажными, бездушными, бессердечными. Мы хотим возродить нашу честь и гордость, хотим стать достойными людьми. Хотим искупить свою вину и вину своих предков перед священной землёй морун. Королева Дэмора! Прими нас под свою корону.

Эйра устремила взгляд на Адэра. Он поменял небо и землю местами! Разыграл карты так, что не народы принимают её, а она принимает народы. Повернул делотак, что не он возвышает её, а она с высоты своего положения должна снизойти донего. Она… королева… возьмёт в мужья человека без страны и власти, без замков, земель и наследства и сделает его королём! Немыслимо…

Эйра смотрела в родное лицо, еле сдерживая слёзы. Только не плакать. Только не здесь. Только не перед теми, кто стоит на коленях.

— Королева Дэмора! — вновь проговорил Лаел. — Прими нас под свою корону. Хотя бы на испытательный срок, чтобы мы смогли доказать, что и в наших жилах течёт кровь героев.

— От имени морун я принимаю тезов под свою корону. Условия оговорим в личной беседе.

Перед троном встала на колени следующая группа людей.

— Мы, аляне, весёлый народ, — проговорил глава национального Союза. — Но этоне значит, что мы беззаботные…

Не спуская с Эйры глаз, Адэр придвинулся к Иштару:

— Красивая церемония, торжественная. Спасибо.

— Это не для тебя.

— Разумеется.

Иштар покачал головой:

— Ты безумный гений. У меня бы не хватило ума и смелости лишиться всего. Сначала Тезара, теперь Грасс-дэ-мора. Каково это — стать никем?

— Я почти счастлив, — проговорил Адэр, наблюдая, как перед троном опускаются на колени ветоны во главе с Эшем, символом непобедимой Лайдары. — Ты думал когда-нибудь, что мы с тобой будем стоять плечом к плечу?

Иштар нахмурился:

— Эта жизнь дана мне в наказание. В следующей жизни эта женщина моя. Толькопопробуй перейти мне дорогу.

Адэр промолчал. Нельзя огорчать человека, оказавшего бесценную помощь.

Представители народов сменяли друг друга. Последними перед Эйрой встали наколени климы.

— Мы слепой народ, — проговорил старейшина Валиан. — Глаза наших предков застилало горе. Они передали свою боль нам. Мы не хотели видеть правду, не хотели думать. Теперь мы прозрели. Мы боимся смотреть друг другу в глаза. Мы замазали глиной зеркала в наших домах, потому что мы не можем смотреть насебя. Мы опозорены, разбиты. Что нам делать? Мы вросли корнями в эту землю. Наши истоки — это земли морун. Если бы ты только могла нас понять, простить ипринять… Дай нам шанс, хоть самый маленький, искупить свою вину и простить самих себя. Мы не можем вернуть твоих сестёр, но можем превратить твою землю в цветущий сад. Королева Дэмора, прими климов под свою корону. Ради наших детей и внуков.

Эйра молчала.

Валиан сложил ладони перед грудью:

— Вспомни, как мы сидели с тобой на скамье возле моего дома. Вспомни, что ты говорила. «Вы слушаете землю, но не слышите людей. Вы читаете «Откровения», но не видите истину. Вместо любви вы взращиваете ненависть и обиду. Онитолкают вас на чудовищные поступки. Ваш разум похож на пустыню, а долженпоходить на сад». Помнишь? Ты так говорила. А потом сказала: «Там поют птицы ираспускаются цветы. Это иной мир, который вы потеряли. Мир, который ищу я». Помнишь? А потом ты сказала: «Давай искать его вместе». Мы нашли это мир, нашли. И не хотим его снова потерять. — Старейшина на коленях подполз к помосту вплотную. — Королева Дэмора, прими наш народ под свою корону, стань нашей госпожой.

— Я принимаю климов под свою корону, детали обсудим при встрече, — сказалаЭйра и, чувствуя неимоверную усталость, поднялась с трона.

Адэр взбежал на помост. Согнув руку в локте, предложил опереться и под переливчатый звон повёл её по дорожке. Люди провожали королеву и бывшегокороля нижайшими поклонами и реверансами.

Войдя в особняк и оказавшись с Адэром наедине, Эйра бросилась ему на шею идала волю слезам. Он гладил её по плечам и спине, нашёптывая нежные слова. Это было последнее потрясение, перенесённое Эйрой. Больше в её жизнипотрясений не будет. Все потрясения он забирает себе.

Она справилась с эмоциями, вытерла ладошками лицо:

— Сейчас переоденусь, и пойдём на праздник.

— Мы поедем домой.

— Люди хотят увидеть звёздный дождь.

Адэр пальцами приподнял её подбородок:

— А чего хочешь ты?

Смущённо улыбаясь, Эйра принялась расстёгивать его мундир.

***

Многочисленная когорта слуг отправилась в Мадраби. В родительском доме Эйры остались те, кому вменялось содержать комнаты в чистоте и ухаживать за садом. Управляющим хозяйством Адэр хотел назначить Анатана Гравеля. Обязанностинехитрые, когда в подчинении находятся работники, знающие своё дело. ОднакоАнатан с детишками последний год жил в посёлке, расположенном у подножия кряжа, и занимал должность начальника прииска. Ездить с проверками за десяткимиль ему было не с руки.

Адэр выбрал смотрителя из челяди, вручил ему ключи от новенького сейфа, где лежали деньги на выплату жалования слугам и прочие расходы, и поднялся навторой этаж. Эйра стояла на балконе, облокотившись на балюстраду. Адэр обнял её за талию и посмотрел вниз. Перед парадной лестницей вытянулась вереницаавтомобилей. Макидор пересчитывал чемоданы, охранители складывали в багажники свои немногочисленные пожитки, в стороне возвышались тёмной стеной ракшадские воины, ожидая хазира.

— Он выглядит несчастным, — проговорила Эйра, рассматривая Троя Дадье, сидевшего на бортике пустой фонтанной чаши.

— Человек-загадка. Никогда не знаешь, что у него на уме, — сказал Адэр ипоцеловал Эйру в висок.

Они снова нарушили общепринятые правила: решили провести медовый месяц доофициального вступления в брак и сократили месяц до двух дней. Дни пролетеликак радужная дымка, гонимая ветром государственных забот. Адэру казалось, чтобуквально минуту назад они с Эйрой плескались в ночном море, усеянномзвёздами, а она уже одета в дорожное платье.

— Я могу попрощаться с сестрой? — прозвучал голос Иштара.

— Разумеется, — сказал Адэр, обернувшись.

Иштар смерил его холодным взглядом и уставился на Эйру. Ещё один человек, повиду которого невозможно понять, о чём он думает. Но по тому, что Иштар сделал для Эйры, нетрудно догадаться, какой силы чувства бушуют в его груди. Недавние мысли о возможной дружбе с хазиром тотчас превратились в прах. Мужчины, влюблённые в одну женщину, не умеют дружить.

— Прощайся, — произнёс Адэр, не желая оставлять их наедине. Не потому, что не доверял Эйре, и не потому, что страдал заниженной самооценкой. В нём говориламужская гордость, не позволяющая отойти на второй план.

— Жду вас с ответным визитом, — промолвил Иштар.

Прижав ладонь к животу, Эйра улыбнулась:

— Это случится не скоро.

— У меня растёт сын, у вас будет дочь…

— Мы ждём наследника, — перебил Адэр, догадываясь, к чему клонит Иштар.

Как ему в голову пришла подобная мысль? Неужели он на самом деле думает, чтоони согласятся отдать свою кровиночку замуж за ракшада? Иштар рассказывал озаконах, принятых после отъезда Эйры: матерям разрешено видеться с замужнимидочерьми, сыновей теперь забирают в армию в пятилетнем возрасте, введеноограничение на количество кубар, во время родов женщинам оказываютмедицинскую помощь. Возможно, Иштар и сдвинул гору с места, но чтобы его мир стал пригодным для жизни, должна пройти не одна сотня лет.

— Не хочешь поехать с нами в Смарагд? — спросила Эйра. — Мы проведём обряд бракосочетания, как это принято у морун.

Иштар сделал вдох, явно намереваясь что-то сказать, но отрицательно покачал головой и направился к выходу с балкона.

Поддавшись безотчётному порыву, Адэр окликнул его. Приблизившись, протянул руку. Дружеский жест смутил Иштара, чего раньше за ним не наблюдалось. Взирая на ладонь, шагнул назад. На лице, словно вылитом из шоколада, выперли скулы.

— Мы познакомились с тобой не при лучших обстоятельствах, — произнёс Адэр, продолжая протягивать руку. — Твоё имя долго скрипело у меня на зубах как песок и вызывало самые мерзкие чувства. Теперь я вижу тебя в ином свете. Ты отважный воин, легендарный бэцель, могущественный хазир и настоящий человек. В нашемдоме тебе всегда будут рады.

Иштар поднял на Адэра глаза, говорящие, выразительные. Крепко сжал его ладонь:

— Душу я уже отпустил. Сейчас я теряю сердце и человека, достойного стать моимбратом.

Выпустив руку Адэра, удалился, оставив после себя стойкий аромат лайма. Через несколько минут ракшадские автомобили понеслись к горизонту.

— Он очень любит вас, — промолвила Эйра, рассматривая Троя. — Не хотите с ним пообщаться напоследок?

Адэр вышел во двор и направился к выключенному фонтану.

— Ваше Величество, — произнёс Трой, поднимаясь каменной чаши.

Остановив его жестом, Адэр сел на бортик:

— Высочество.

Трой посмотрел на него с растерянным видом.

— Теперь я Высочество, — пояснил Адэр.

— Да-да, конечно. Я долго привыкал к Величеству. Наследник престола Тезарапредставлялся мне важнее правителя отвергнутой страны. — Трой облокотился наколени, ссутулился. — Вам сообщили, что маркиз Суан Бархат скончался?

— Сообщили, — кивнул Адэр.

— Древний род Бархатов прекратил существование. Печально. Скоро прекратитсуществование старинный род Дадье.

— Надеюсь, не скоро.

— Стараешься, работаешь, а в итоге всё достанется непонятно кому, — продолжил Трой, пропустив замечание Адэра мимо ушей. — Мой сын умер, сын Суана погиб, вы отреклись от родины. Для чего мы жили?

Запрокинув голову, Адэр посмотрел на прозрачные облака. Всё, что он имел прежде, сыпалось на него с небес. Он ничего не приобрёл собственными силами, не заработал, не заслужил. Той же властью был наделён с рождения. Всё полученное — наследие предков, дары, благодать. Его отравленная вседозволенностью кровь текла по жилам нехотя, мысли увядали в порочномтумане. Обладая неиссякаемым рогом изобилия, он был нищим душой и сердцем. Поистине богатым стал, избавившись от незаслуженных богатств. Питая силы из бездонного источника любви, он построит здание истинной славы.

— Мы с Эйрой приглашаем вас в Мадраби, — произнёс Адэр. — Если хотите, можете остаться. Дом в вашем полном распоряжении. Места здесь красивые, людидоброжелательные. Неподалёку находится подземное озеро, слуги вам покажут.

— Жрица Наиль замужем?

Отклонившись назад, Адэр вытаращил глаза:

— Замужем.

— Тогда мне нечего здесь делать. — Трой стиснул его колено. — Поеду утешать Великого. Два безутешных старика… — И, кряхтя, поднялся.

Усевшись в автомобиль, Адэр обнял Эйру. Он перепишет прошлое с помощью своих детей, а настоящее и будущее они напишут вместе.

Через три дня правительственный кортеж затормозил перед замком. Рядом с караулом, как всегда, стоял Мун: спина прямая, глаза светятся. Будто с десяток летскинул.

В холле выстроилась толпа придворных и советников. Не отправленные в отставку бывшим правителем, не принятые на службу новоявленной королевой — онинаходились в подвешенном состоянии. Неуверенность в завтрашнем дне придалахолёным лицам нездоровый оттенок.

Эйра со смущённым видом прошла через склонившуюся толпу. Поднялась досередины лестницы, повернулась к дворянам:

— Я доверяю Его Высочеству Адэру Карро. Если он изъявит желание работать с вами, я не буду возражать.

Под радостные возгласы взошла по ступеням и, держа Адэра под руку, скрылась в коридоре верхнего этажа.

Войдя в его апартаменты, рухнула в кресло, обхватила лоб ладонью:

— На меня смотрят, как на самозванку.

— Не выдумывай, — проговорил Адэр, открывая окна. — Они не знают, как себя вести.

Хотел добавить, что самая важная и значимая потребность верных подданных — это потребность в признании и уважении. Хотел сказать, что люди, всецелопосвятившие себя работе, боятся остаться на обочине дороги, которую сами же построили. Но произнести тираду помешал стук в двери.

— Госпожа, — промолвила Кенеш, заглянув в гостиную. — Куда нести вашичемоданы?

— В мои покои, — откликнулась Эйра.

Вешая пиджак на спинку стула, Адэр резко обернулся:

— Разве у нас не общие покои?

— Пока мы не узаконим брак, я буду спать в своей комнате.

Вечером Эйра и Адэр в присутствии советников скрепили подписями брачный договор, взятый за основу в высшем свете. Некоторые обязательные пункты былилишними: кроме супружеской неверности в них оговаривалась процедура развода ираздела имущества. В графе «Состояние мужа на момент заключения брака» стоял прочерк. Состояние Эйры исчислялось семью заводами, неоконченнымстроительством порта, родительским домом и обширным земельным наделом наполуострове Ярул. Отныне это состояние становилось тайной монетницей королевы.

Ракшадские корабли и золото Эйра приказала оформить как достояние страны. Подписала документы, согласно которым бразды правления переходили к её законному супругу со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями. Войдя в апартаменты Адэра, улеглась на кушетку и, глядя в потолок, выдохнула. Теперь ей ничто не мешает готовиться к рождению ребёнка.

В течение двух недель Адэр, не зная устали, проводил заседания и принимал посетителей. Эйра встречалась с придворными дамами — покровительницамитанцев, музыки, сценического искусства… Вместе с ними продумывалагосударственные программы, которые в последствии дворянки предоставят нарассмотрение Адэру.

Наконец наступил долгожданный день. Правительственный кортеж устремился в Смарагд, вызывая в селениях настоящий переполох. Люди выбегали на улицы, дети взбивали ногами пыль на обочинах дороги. Эйра награждала их улыбками, аАдэр делал пометки на полях памяти: тротуара нет, фонарные столбы слишкомдалеко друг от друга, возле колонки очередь — значит, в посёлке до сих пор отсутствует водопровод…

Вечер и ночь они провели в особняке Вилара с его детьми и семейством Крикса. Нарассвете вновь сели в автомобиль и в сопровождении эскорта охраны направились к морю.

Священный город морун не просто так носил название редчайшего камня. Смарагд — изумруд. Считалось, что изумруд — камень неба, принесён на землю, а не рождён ею. Он призывает человека стать лучше и чище. Помогает исправить ошибки, совершённые в прошлом. Чувствуя истинную любовь человека, сверкаетярче. И раскалывается при нарушении обета верности и любви.

На самом деле в Смарагде изумруд не добывали, но об этом помнили толькоморуны. Люди находили драгоценные камни в самых обычных местах: на дороге, на берегу моря, рядом с крыльцом своего дома, на грядке в огороде, словноизумруд и правда сыпала с неба невидимая рука. И как в легенде, Смарагд раскололся и исчез с лица земли, стоило Зервану взять в жёны тикурскую принцессу.

Приливная волна снесла развалины города. Стоя на холме, Адэр и Эйра смотрелина белый песок и ярко-зелёный залив, отгороженный от моря грядой острых скал.

— Вы уверены, что хотите находиться там, когда горит изумрудный костёр? — спросил Крикс, появившись из-за плеча Адэра.

— А вы были там, когда горел костёр? — поинтересовалась жрица Наиль, вынырнув из-за плеча Эйры.

— Был, — ответил Крикс. — Здесь проводили ювелирный аукцион.

— И Драго был, — прозвучал за спиной Адэра голос Мебо. — Он потом говорил, что с него словно шелуху сняли.

— Вот-вот, — кивнул Крикс. — И я о том же.

Эйра покосилась на Адэра:

— Не передумали?

Он взял её под локотьи повёл вниз по склону.

Моруны разбрелись по берегу, пытаясь найти место с сильной энергетикой. Эйраскрылась вместе с Кенеш за выступом скалы. Явилась взору Адэра в белом платье из струящейся ткани, босая, с венком белых лилий на голове. Скромность, нежность и святость в одном обличии. Слегка выпирающий из-под ткани животпридавал её виду трогательность и беззащитность.

Не в силах отвести от неё взгляд, Адэр скинул туфли, снял пиджак, сменил шёлковую сорочку на белую льняную рубашку. Приблизившись к Эйре, провёл пальцами по её волосам, прикоснулся к щеке. Она взяла его за руку и приложилаладонью к животу.

Адэр расширил глаза:

— Что это?

— Пяточка.

Сердце, как скаженное, забарабанило в грудную клетку. Адэр не думал, что едваощутимый бугорок способен вызвать такой всплеск чувств.

— Здесь! — крикнула Наиль, остановившись в нескольких шагах от кромки воды.

Охранители и стражи во главе с Криксом вернулись на взгорье. Моруны образоваликруг, в центре которого разместились Эйра с Муном и Адэр с герцогом Кангушаром. Жрица вручила свидетелям ритуала серебряные чаши с огнём.

Адэр заглянул в чашу герцога: ни углей, ни щепок, а огонь горит.

— Руки не печёт?

Герцог пожал плечами:

— Мне кажется, это обман зрения.

Наиль посмотрела на солнце:

— Пора начинать

— Эйра Латаль! — произнёс Адэр, повернувшись к ней лицом. — Прошлое более не имеет надо мной силы. Я не подарил тебе худшие годы моей жизни, хочу посвятить тебе лучшие годы. Пойми, прости, прими и пройди со мной через всё.

С опаской зачерпнул огонь из чаши, которую держал герцог. Ощутив в ладонилёгкое покалывание, «вылил» пламя под ноги Эйры:

— Моя дорога — твоя дорога.

Она зачерпнула огонь из чаши, которую держал Мун, и «вылила» пламя Адэру под ноги:

— Моя жизнь — ваша жизнь.

В клятве морун обязательными были четыре фразы: две в начале и две в конце. Остальной текст жених и невеста придумывали. Направляясь в Смарагд, Эйрапредложила Адэру самому задать тональность священной церемонии и теперь с интересом во взоре ждала его слов.

Он вновь зачерпнул огонь и, выливая Эйре под ноги, произнёс:

— Ты моя вода.

— Вы мой воздух, — ответила она без заминки.

— Ты моя земля.

— Вы мой свет.

— Ты моя гавань.

— Вы мой парус.

— Ты моя опора.

— Вы мой нерушимый оплот.

Адэр зачерпнул из чаши остатки огня:

— Последнее, что запомнят мои руки, — твоё тело.

— Последнее, что запомнят мои губы, — ваш поцелуй, — сказала Эйра, выливая Адэру под ноги пригоршню пламени, и вложила руки ему в ладони.

Всё вокруг исчезло: люди, море, небо. Мир стал безмолвным, ярко-белым, насколько ярким может быть белый цвет. Адэр смотрел в изумрудные глаза, сверкающие всеми оттенками зелёного, и чувствовал, как по ногам взбирается жар. Достигнув груди, жар забурлил в сердце и жидким огнём заструился по венам.

Вдруг белый мир треснул, осыпался на землю осколками. Чайки вспарывали небокрыльями, волны гнали к берегу пену. В склонах гор, будто покрытых слюдой, отражались облака.

До этой минуты Адэр был глухим и слепым, настолько яркими и сочными теперь стали краски и звуки. Притянул Эйру к себе, припал к её губам и вместе с ней вознёсся на вершину, окроплённую брызгами алого солнца.

***

Через месяц состоялась коронация Адэра. Он, как и Эйра, отказался от короны Зервана. Венец власти династии Грассов пополнил коллекцию исторических раритетов, для которых в Лайдаре начали строительство музея Памяти. Мастер Ахе изготовил для Адэра корону, названную впоследствии «Алый Лёд»: ажурный золотой каркас изящной формы, состоящий из двух полушарий, инкрустированных россыпью рубинов.

Церемония проходила в Мадраби, на ней присутствовали полторы тысячи человек. Выразить почтение приехали шестьдесят восемь королей. Тезар представлялидочь Могана Элайна и старший советник Трой Дадье. Официальная часть церемонии закончилась приятной неожиданностью: князь Викун попросил присоединить его княжество к Дэмору.

В короткой благодарственной речи Адэр выразил надежду, что не за горами товремя, когда территории, оторванные от земель морун, воссоединятся под одной короной.

После торжества Адэр призвал герцога Кангушара ко двору, назначил его тайнымсоветником и дал ход процедуре возврата герцогства.

Советники не удивились, когда в поле зрения короля вновь оказалась медицина. Ярис Ларе в кратчайшие сроки разработал ряд программ, направленных наужесточение контроля над деятельностью женских консультаций и родильных приютов для малоимущих слоёв населения. Осень отсалютовала сводом законов об охране материнства и детства.

В начале зимы королевская чета переселилась в одноэтажную пристройку к замку. Адэр боялся лестниц, хотя Эйра утверждала, что подниматься на третий этаж для неё не составляет особого труда. Там же, в пристройке, врачи оборудовалиродовую комнату.

Перед новым годом замок опустел. Страна готовилась к праздникам, королевская чета — к рождению наследника престола.

Приезд морун, пожелавших поддержать сестру по крови, насторожил Адэра. Онопасался, что гостьи начнут утомлять Эйру разговорами о вымирающем народе, напоминать ей о нарушенных правилах, и приготовился выдворить женщин из Мадраби при первой же возможности. Однако моруны удивительным образомсотворили атмосферу радостного и в то же время тревожного ожидания. Комнаты икоридоры наполнились завораживающими голосами и искристым смехом. Мунразучился шаркать ногами. Охранители и стражи вели себя как галантные кавалеры. Слуги порхали как бабочки. Из хозяйственной пристройки доносилось пение. Замок превратился в дом, а обитатели в дружную семью.

Раньше на прогулках по заснеженному саду Эйру сопровождали Адэр, врач и с десяток охранителей. Теперь на променад с королевой выходила шумная компания. Ведя супругу, Адэр с улыбкой слушал весёлый женский щебет и с грустью смотрел на моранд, взрывающих сугробы мощными лапами.

Моранды появились раньше морун. Когда Адэр впервые увидел из окна чёрную глыбу с красными глазами, то решил, что воскрес Парень. Глупо, но так хотелось, чтобы это было правдой. Вскоре к моранде присоединилось ещё несколько самок. По улицам города они не бегали, к обитателям замка не приближались, однаковсегда находились поблизости от входов в резиденцию, словно несли караульную службу. Дворяне, проживающие в Мадраби, не держали кошек и собак, этоизбавило от необходимости надевать на зверей ошейники.

На вопрос Адэра: «Когда моранды исчезнут из долины Печали?» Эйра ответилауклончиво: «Когда люди искупят вину предков». Это свершится не скоро. Адэр, как и Иштар, всего лишь сдвинул гору с места. Но он свято верил, что его дети — еслине дети, то внуки — будут жить в мире радости, покоя и справедливости.

Адэр и Эйра захотели встретить новый год вдвоём, в своих покоях. Тем более чтоЭйра неважно себя чувствовала: не могла ни сидеть, ни лежать, мерила коридор шагами, вжимая кулаки в поясницу. В течение последней недели врачи говорили: «Со дня на день». То же самое сказали после вечернего осмотра. Адэр наблюдал за возлюбленной, а в голове стучало: «С минуты на минуту». Вопреки егоопасениям и ожиданиям она расположилась в кресле возле камина и, закутавшись в плед, уснула.

Часы пробили полночь, над Мадраби отгремели салюты. Адэр постоял у окна, рассматривая звёздное небо. Подкинул в огонь поленья. Решив немногопоработать, оставил Эйру под присмотром врача и отправился в кабинет задокументами.

Шагая через холл, прислушался к отголоскам веселья, царящего в хозяйственной пристройке. Жестом ответил на поздравления караульных. Еле сдерживая улыбку, отвёл взгляд от парочки, ютившейся на диване в тени декоративного деревца. Заметив короля, ракшад вскочил. Его черноглазая избранница со смущённымвидом опустила голову. Похоже, в Талаше проснулись чувства.

На рабочем столе лежала скопившаяся почта. Усевшись в кресло, Адэр вскрыл конверты, сложил письма в папку. Из ящика вытащил записную книжку и, вскинув голову, воззрился на Кенеш, распахнувшую двери без стука.

В родовую комнату Адэра не пустили. Выйдя в коридор, ассистент врача говорил что-то о стремительных родах, а Адэр смотрел на белую как полотно моруну, вцепившуюся в дверную ручку, и пытался вспомнить всё, что почерпнул из медицинской литературы. В голове крутилась одна фраза: «Стремительные роды для первородящих так же внезапны, как гром среди ясного неба».

Из-за тонкой преграды донёсся вскрик Эйры.

Рвотный спазм вынудил Адэра выбежать из замка. Схватившись за чью-то руку, согнулся пополам и опорожнил желудок. Умылся снегом. Немного постоял, глядя наскучившихся моранд. Сбросил с плеч накинутое кем-то пальто и взлетел полестнице.

— Королю не пристало видеть, как рожает женщина, — сказала моруна, преградив дорогу в родовую.

— Я король, я решаю, что мне пристало, а что нет.

Не выдержав его взгляда, женщина отступила в сторону.

Врач разразился гневной тирадой, моруны торопливо накинули простыню наоголённые ноги Эйры. Излишнее усердие. Он не станет «туда» смотреть. Еговолнует только она. На лбу бисеринки пота. В глазах стыд и боль. Дыхание горячее. Рука холодная как лёд.

Всё происходящее казалось сном. Стоя возле кровати на коленях и стискивая тонкие пальцы, Адэр слышал не голоса, а неразборчивое эхо. Видел своё отражение в блестящих глазах. Видел, как расширяются и сужаются зрачки. Вместе с ними расширялась и сжималась его душа.

Сквозь гул в ушах пробился шёпот:

— Я боюсь.

Предназначение! Она боится, что претворит в жизнь замыслы Творца и погаснетискрой, как гасли все жрицы от Бога.

Адэр обхватил Эйру за плечи:

— Моруна живёт столько, сколько живёт её муж. Я буду жить очень долго.

Она запрокинула голову. На шее вздулись вены. В висках Адэра заколотилось сердце. Прозвучал долгожданный плач младенца. В глазах Эйры боль, стыд истрах сменились великой радостью.

После секундной заминки послышался топот. Распахнулись двери, и по замку полетел крик:

— У королевы родился морун!

Приложив ребёнка к груди, Эйра расплакалась. Обнимая жену и сына, Адэр вдруг понял, что до этой минуты он не любил по-настоящему.

***

За окном тихо падал снег, не позволяя сумеркам сгуститься над городом.

Полулёжа в кресле и держа на груди младенца, Адэр разучивал речь. Через неделю состоится заседание глав государств, на котором решится судьба королей — носителей крови Дисанов.

Сбоку двери стояли ракшадская старуха и няня-моруна, готовые прийти на помощь отцу. Под их ревнивыми взглядами, Адэр целовал сынишку в лоб, брал следующий лист и тихо проговаривал текст.

Иногда бормотал:

— Здесь надо поменять слова местами. Запомни, сынок, главное слово должностоять в начале или в конце предложения. Следи за интонацией и дыханием.

Открылись двери.

Оторвав взгляд от бумаг, Адэр посмотрел на Эйру. Покосился на настенные часы. Макидор установил рекорд: за полчаса провёл примерку семи платьев.

— Приехали Великий и Трой Дадье, — сказала Эйра и дала знак няне.

Кенеш подскочила к Адэру, опередив моруну.

— Мы не закончили, — произнёс он.

Кенеш сделала шаг назад.

— Ваше Величество, — проговорила Эйра, — приехал ваш отец.

Помедлив, Адэр отдал ребёнка Кенеш, подождал, когда старуха и няня выйдут из гостиной и закроют за собой двери:

— Я ждал его утром. Сейчас вечер. Не требуй от меня уважения к человеку, который не уважает меня.

Эйра села к нему на колени, обвила шею руками:

— Не будьте таким строгим. Дороги занесло, техника не справляется.

Адэр провёл ладонью по её груди:

— Когда кормить Эйрона?

— Через полтора часа.

— У нас есть полтора часа! — Легонько куснул Эйру за мочку уха. — Я ужасноголодный.

Засмеявшись, она отклонилась:

— Вы встретитесь с Великим, я покормлю Эйрона, и у нас будет целых три часа. — И спрыгнула с коленей.

— Пойдёшь со мной? — спросил Адэр, собирая со столика листы.

— Вы начнёте выяснять отношения, и у меня пропадёт молоко.

— Хитришь. — Адэр выбрался из кресла, одернул рукава кителя. — Обещаю молчать.

— Ещё хуже, — произнесла Эйра и, расправив юбку, направилась к двери.

— Встречу его, как любящий сын. И, в конце концов, кто из нас исконная королева?

Эйра обернулась:

— Давайте примем его здесь. Мне кажется, встреча в домашней обстановке нужнавашему отцу больше, чем официальный приём в зале переговоров.

Адэр нахмурился:

— Посетителям запрещено входить в личные апартаменты королевской четы.

— Куда исчез любящий сын?

Через полчаса Гюст объявил о приходе Могана и Троя Дадье.

Обменявшись церемонными приветствиями, хозяева и гости уселись возле камина. Трой положил на острые колени папку с серебряным гербом Тезара, одарил Эйру улыбкой и с выжидающим видом посмотрел на Великого.

В сердце Адэра ещё не остыла обида на отца. Не явился на коронацию Эйры, наего коронацию прислал Элайну и старого соратника, с рождением сына поздравил по телефону, скупо, сухо. И только сейчас, взирая в лицо землистого цвета, Адэр догадался, что отец перенёс серьёзную болезнь и до сих пор не оправился. Короткая борода — некогда золотистая — полностью седая. Волосы побелели ипоредели. На переносице глубокие заломы.

Моган протянул руку. Открыв папку, Трой вручил ему глянцевый лист с печатнымтекстом, закреплённым королевской подписью и государственной печатью.

Великий дал документ Адэру:

— Я отхожу от дел. К коронации моего внука всё готово. Ты станешь регентом и, посути, будешь управлять Тезаром вплоть до совершеннолетия своего сына. Эйраполучает статус «королева-мать».

— А ты? — спросил Адэр, пробежав взглядом по Свидетельству законногопреемника престола.

— А я... — Моган откинулся на спинку кресла и заметно расслабился, словноскинул с плеч непомерный груз. — Я прошу оставить за мной моё родовое поместье, замок моей супруги и доход от сельскохозяйственных угодий.

Адэр передал Свидетельство Эйре:

— Кто же будет вставлять мне палки в колёса?

Моган улыбнулся:

— Смельчаки найдутся.

— Хотите увидеть внука? — спросила Эйра, отложив документ на столик.

— Хочу, — вытянулся Моган.

Она обратила взор на Адэра:

— Можно вашему отцу посмотреть на будущего короля Тезара?

Получив разрешение, покинула комнату. Спустя несколько минут — благо детская находилась по соседству с апартаментами — вернулась с младенцем.

Моган и Трой встали, вытянули шеи.

— Можно вашему отцу подержать внука? — спросила Эйра.

Наблюдая за отцом, Адэр кивнул.

Моган взял ребёнка, осторожно отодвинул от личика одеяльце, вышитое золотымилилиями.

— Копия Адэр, — прошептал Трой.

Великий опустился в кресло, дрожащими руками прижал к себе внука и, глядя в чёрные, как угольки глаза, расплакался. Слёзы смывали с души великогоправителя, могущественного человека налёт высокомерия и гордыни.

За окном кружил снег. Зима выстилала коврами дорогу весне...

Конец

Оглавление

Часть 01

Часть 02

Часть 03

Часть 04

Часть 05

Часть 06

Часть 07

Часть 08

Часть 09

Часть 10

Часть 11

Часть 12

Часть 13

Часть 14

Часть 15

Часть 16

Часть 17

Часть 18

Часть 19

Часть 20

Часть 21

Часть 22

Часть 23

Часть 24

Часть 25

Часть 26

Часть 27

Часть 28

Часть 29

Часть 30

Часть 31

Часть 32

Часть 33