Работа для оборотня (СИ) [Зола] (fb2) читать онлайн

- В этой жизни никто тебе не поможет, когда тебя поимеют, – важно заявил Сириус, в глазах плясали хулиганские искорки. Ремус прыснул от смеха и чуть не упал, запутавшись в собственных брюках. Всё ещё смеясь, он оперся рукой на кровать, чтобы подняться на ноги, но тут Сириус схватил его за руку и притянул к себе, страстно целуя в губы.

- Сириус, мне правда надо уходить, – прошептал Ремус между поцелуями. Сириус схватил его за волосы, оттянул голову назад, целуя беззащитную шею.

- Я знаю, – прошептал он, его жаркое дыхание обожгло свежий синяк на шее Ремуса. – Давай я отвезу тебя. Не хочу, чтобы ты уходил туда один.

Ремус высвободился из его объятий. Взял Сириуса за руку, оставил быстрый нежный поцелуй на костяшках:

- Сириус, мы уже много раз это обсуждали. Джуд Коулман ставит очень строгие правила. Я должен прийти один, совсем один.

- Я и близко не подойду к его дому, – сказал Сириус, глядя на то, как Ремус застёгивает пуговицы фланелевой рубашки в чёрно-красную клетку. – Я высажу тебя неподалёку, а потом заберу.

- Нет, Сириус, я правда не могу.

- Не нравится мой новый мотоцикл – так и скажи, – проворчал Сириус, слегка нахмурившись.

- Мне очень нравится твой новый мотоцикл, – заверил его Ремус, заправляя рубашку в брюки. – Иногда он нравится мне даже больше, чем ты.

Сириус вскинул красивые брови и рассмеялся:

- По-твоему, это смешно, староста?

- По-моему, это очень смешно, – Ремус взял со стола тонкую книжку и помахал ей в воздухе: – Ты дочитал «Над пропастью во ржи»? Я как раз хотел вернуть её Бобби.

- Дочитал, – кивнул Сириус. – Можешь передать твоей таинственной Бобби мою сердечную благодарность.

Иронизирует, подумал Ремус. В случае с Сириусом это может означать что угодно – он счастлив, раздражён или ему просто скучно. Он улыбнулся:

- Знаешь, ты похож на Холдена Колфилда.

Сириус недоверчиво усмехнулся:

- На этого маленького злобного сноба? Сомневаюсь.

- Прекрати, Сириус! Вовсе он не сноб, и не такой уж злобный. Вы похожи. Оба сыновья богатых родителей, которых не особенно любите, оба учились в закрытой школе, и плевать хотели на всякие правила.

- Не знаю, – пожал плечами Сириус. – Может, ты и прав. Иногда я читал и просто не мог оторваться – в самом деле, как будто этот магл Сэлинджер залез мне в голову и мои же собственные мысли списал! А иногда мне хотелось этому Колфилду дать пинка. Особенно когда он рассуждает про то, что хотел бы сбежать от всех…

- А ты не хотел бы? – тихо спросил Ремус. Сириус потянулся, как кот, и встал с кровати.

- Когда-то хотел. Но сейчас – уже нет, – он подошёл к Ремусу и взял его за плечо. Глаза уже не смеялись – они стали серьёзными и строгими. – Сейчас не убегать и прятаться надо, а сражаться. Сражаться, пока не погибнем или не победим.

Его глаза были совсем близко. Глаза и губы… Ремус закусил губу и напомнил себе, что совсем скоро он вернётся к Сириусу. Всего через несколько часов они увидятся снова. Но он не мог отделаться от внезапного чувства тревоги и тоски.

- Зачем тебе уходить так рано? – тихо спросил Сириус, гладя его плечи сквозь рубашку. – До темноты ещё есть время…

- Знаю, но я не буду аппарировать. Полечу на метле.

- Всё ещё боишься?

- Да, боюсь. – Испытание на аппарацию было единственным экзаменом, который Ремус провалил. Он слишком волновался, и во время аппарации его расщепило – расщепило скверно. Он до сих пор не мог вспоминать ту жгучую боль, кровь, хлещущую из плеча, и оторванную правую руку, которая лежала в паре метров от него, подёргивая пальцами. Экзаменаторы привели его в порядок в мгновение ока, но то событие серьёзно потрсяло и напугало его. Сдать экзамен на аппарацию он смог лишь с четвёртой попытки, и до сих пор ненавидел это делать.

Сириус привлёк его к себе и поцеловал:

- Будь осторожен.

… Уже совсем стемнело, луна просвечивала сквозь неплотные косматые тучи, когда Ремус вернулся из Мэйденхэда в Лондон. Подлетев к балкону квартиры Сириуса, он опустился на него и слез с метлы. Его трясло, голова кружилась, и ему казалось, что он вот-вот потеряет сознание.

Сириус не спал. Увидев движение на балконе, он подлетел к двери – как раз вовремя, чтобы Ремус упал ему в объятия.

- Что… – не договорив, Сириус потащил его в комнату, усадил на диван. Его взгляд скользнул по глубокой кровоточащей ссадине над бровью Ремуса, опустился к чёрным синякам, опоясывающим шею.

- Что стряслось? – сдавленно спросил Сириус. – Кто это сделал?

- Оборотни, – прошептал Ремус. Ему с трудом удавалось держать голову прямо. – Напали на меня, когда я вылетел из Мэй… оттуда, где живёт Джуд. Один сбил меня с метлы. Я упал, отсюда и кровь… Они хотели… украсть зелье.

- Сколько их было?

- Трое…Один начал меня душить. Я не разглядел лиц. Укусил того, кто душил меня, ударил Оглушающим другого. Третий убежал… я подозвал метлу и улетел.

Сердце всё ещё колотилось как бешеное. Когда Сириус протянул ему стакан воды, Ремус начал пить её слишком быстро, зубы стучали о стекло.

Ничего не говоря, Сириус снял с него мантию, потом стянул остальную одежду. Ремус обхватил его за шею и опустил голову на плечо, закрыл глаза, пока Сириус нёс его в ванную, чтобы смыть с него кровь и грязь. Хоть вода была тёплой, Ремус продолжал дрожать. Дрожь не улеглась и тогда, когда он уже сидел в постели, и Сириус принёс ему чашку горячего чая, в который добавил ложечку огневиски.

- Зачем они это сделали? – спросил Сириус. Ремус робко взглянул на него – брови сдвинуты, губы сжаты, явно сдерживая проклятия.

- Зелье дорого стоит. Теперь, когда Министерство перестало раздавать его бесплатно… Наверное, они просто не знали, что им делать.

- Вот оно что, – с яростью произнёс Сириус. – Ну ничего, я знаю, что они будут делать теперь. Умирать!

- Сириус, прошу, не надо…

- Это я виноват. Надо было полететь с тобой.

- Сириус, ни в чём ты не виноват, и никому не надо мстить. Я взрослый человек, это был мой выбор. Я попал в беду и справился. Всё хорошо.

- Правда? – усмехнулся Сириус. Его пальцы легко, осторожно дотронулись до синяков на шее Ремуса. – Что-то мне не кажется, что всё хорошо.

В лазарете было тихо и тепло – Гвилт распорядился, чтобы раненые были как следует защищены от холодного ноябрьского ветра, воющего над крышей.

Парень по имени Уилли, которого обожгло во время битвы у Стантон-Лонг, постепенно выздоравливал. Полузажившие ожоги, ярко-розовые по сравнению с тёмной кожей, всё ещё причиняли ему боль, но он уже мог садиться на кровати, и смог сам взять в забинтованные руки кружку с лечебным чаем. При этом он благодарно улыбнулся Ремусу:

- Спасибо.

- Не за что, – Ремус окинул его взглядом, прежде чем решился спросить:

- Скажи… это сделали авроры? Я слышал, что они тоже были там.

- Нет, – юноша медленно покачал головой и поморщился от боли. – Старый оборотень из стаи Фенрира. Он поджёг лес.

Ну, хоть за ожоги этого бедняги Ремус может себя не винить. Отвернувшись от Уилли, он столкнулся взглядом с Жирным Стю. Тот расплылся в радостной улыбке и кивнул, и Ремус вновь ощутил укол вины за то, что использовал этого несчастного пьяницу. Мысленно он встряхнул себя: не надо поддаваться эмоциям. Он – в лагере врага, у него задание, нельзя ни на минуту забывать об этом.

- Стю, а где девушка, которую принесли вчера? – осторожно спросил он. – Я и для неё принёс чай.

- Ей лучше, – с готовностью откликнулся Стю. – Она уже ушла к тому парнишке, с которым была. – Он усмехнулся: – А злобный волчонок этот Хуперс, да? Что он вчера вытворял – я такого в жизни не видел!

- Наверное, – равнодушно ответил Ремус. – Я с ним едва знаком.

Пока Стю поил чаем молчаливого Бена, Ремус подошёл к матрасу, на котором полусидел Кроу. Не без внутренней дрожи Ремус посмотрел на него. Вчера, когда Грегор вышел из церкви весь в крови, Ремус был уверен, что он зарезал охотника. Но Кроу был жив, правда, выглядел неважно. Дело было не только в синяках, покрывавших его длинное смуглое лицо – куда страшнее был взгляд, наполненный отчаянием и усталостью.

- Привет, – тихо сказал Ремус. Мужчина поднял на него взгляд и тут же отвёл глаза.

- Привет, – глухо произнёс он. – Ты чего-то хотел?

- Я принёс тебе чай, – Ремус протянул ему кружку, Кроу отпил и скривился от боли.

- Мне… мне жаль, что так получилось, – сказал Ремус. Кроу снова посмотрел на него, в глазах появилась злость:

- С чего вдруг? Мы едва знакомы. Может, я заслужил, чтобы меня отметелили, а?

- Я не знаю, – Ремус присел на матрас рядом с ним. – Но что я точно знаю – это то, что испугаться может каждый. Ты боялся, что не унесёшь с собой того оборотня. Мне кажется, за это не стоит так бить, как били тебя.

- Неужели? – с болью спросил Кроу. Его чёрные глаза вновь впились в лицо Ремуса. – А если бы на месте Скотта был ты? Или кто-то из твоих друзей? Представь, что твой друг погиб из-за чужой трусости. Что его можно было спасти, но тот, кто был рядом, решил вместо этого спасти свою шкуру? Что бы ты почувствовал?

Ремуса как громом ударило. Он знал, каково это. Очень хорошо знал. Как бы он поступил с Сириусом за то, что тот предал их друзей? Что бы с ним сделал? Он не хотел об этом думать.

- Мы ещё ничего не знаем, – проговорил он. – Может быть, Скотт жив…

- Может быть, ты уже заткнёшься? – со злостью перебил его Кроу. – Может быть, прекратишь притворяться, что тебе есть дело? Я получил то, что заслужил. Грегор поступил со мной правильно.

Он отвёл взгляд, вновь глядя в никуда отчаянными глазами, и произнёс тихо, словно бы про себя:

- Он всегда поступает правильно.

6 ноября 1981 года. 18:30

В гостиной поместья Малфоев редко звучал смех. Древнее аристократическое семейство не приветствовало открытого проявления эмоций. Надменно-безразличными, холодно-строгими были лица людей на портретах в серебряных рамах. Не менее холодны и бесстрастны были лица нынешних хозяев дома, которые молча и прямо сидели на отделанных серебром дубовых стульях во главе стола.

В гостиной поместья Малфоев редко звучал смех, но сегодня он грохотал под сводами потолка, отражался от высоких стрельчатых окон. Это был грубый, несдержанный смех, в котором не было ничего доброго и светлого – только неприкрытая злобная радость. Тот, кто смеялся, сидел напротив Люциуса Малфоя, и во всём являл полную противоположность гордому аристократу. Люциус был худощавым, тонким и гибким, как шпага – его гость, при всей своей худобе, был жилист и крепок, как уродливое, но сильное дерево, выросшее на болоте. Волосы Люциуса были гладкими и белоснежными, на плечи его гостя падали спутанные чёрные патлы. Люциус был закутан в дорогую мантию, отороченную серебристым мехом норки; его гостя от холода не защищало ничего, кроме старого сюртука, порванного на локтях и заскорузлого от грязи и крови.

Всё ещё хохоча, Фенрир Сивый схватил стоящую рядом бутылку и щедро плеснул в бокал тёмное, пурпурного оттенка, вино. Потом залпом осушил бокал. Губы Малфоя еле заметно скривились: это животное, этот варвар наверняка не способен оценить вкус и букет дорогого напитка своим вонючим ртом. Повернув голову, Люциус встретился взглядом с Нарциссой. Как и муж, та сохраняла полнейшее самообладание, но сейчас в её бледно-голубых, словно индийские сапфиры, глазах мелькнуло еле заметное раздражение.

- Хорошее винцо, – громко рыгнув, сообщил Фенрир и опустил бокал на стол.

- Я чрезвычайно рад, что вам понравилось, – холодно сказал Люциус. Фенрир осклабился:

- Будет врать-то. Знаю же, что ты дождаться не можешь, когда я уберусь отсюда. Вон как у хозяйки твоей губки-то дёргаются. Не нравлюсь я ей.

Пальцы Люциуса, неподвижно лежащие на отполированной столешнице, побелели. Нарцисса прерывисто вздохнула и ещё более гордо, чем раньше, выпрямилась на стуле. Казалось, взрыва не избежать.

- Полно, полно, господа, – вмешался Эйнар Скуммель, который сидел справа от Люциуса и слева от Фенрира. Кажется, он единственный из всех был по-настоящему спокоен и расслаблен. – Мы пришли сюда поговорить о деле, разве нет?

- У меня нет и не может быть никаких дел с… с ним! – мотнул головой в сторону Фенрира Люциус. Скуммель тряхнул волосами, зацокал языком:

- Ай-ай-ай, дружище, нехорошо так говорить. Тёмный Лорд не брезговал вести дела с оборотнями, а ты возмущаешься?

- Даже Тёмный Лорд не захотел бы сидеть с такими, как он, за одним столом!

- Так уж сложилась судьба, – развёл руками Скуммель. – Мы все на одной стороне, хотим мы того или нет. К тому же… – его взгляд стал жёстким, пристально впился в лицо Малфоя, – у господина Сивого к вам есть вопрос. Не так ли, друг мой Фенрир?

- Точно, есть, – ухмыльнулся Фенрир. – Вот смотрю я, мистер Малфой, на вашу жизнь, и меня зависть берёт. Дом у вас – загляденье, одеты вы как положено, и поесть-попить найдётся. А мои ребята, верой и правдой служившие Тёмному Лорду, раздеты и разуты, голодают, мёрзнут. Вы бы помогли нам, а, господин Малфой?

- Да как вы… – красные пятна вспыхнули на скулах Малфоя, но тут Нарцисса положила тонкие пальцы на его запястье, и он замолчал, не договорив вопроса. Мерзкая улыбка расплылась на губах Фенрира, обнажая длинные жёлтые клыки.

- Знаете, что происходит с теми, кто меня обижает? – хрипло проговорил он. – С вами я, положим, ничего не сделаю, по старой дружбе. А вот щеночка своего берегите… – он медленно облизнул губы бледным языком, не спуская взгляда с помертвевших от ужаса и гнева лиц Люциуса и Нарциссы.

Нарцисса чуть крепче стиснула пальцы на запястье Люциуса, и у того дрогнули губы.

- Хорошо, – отрывисто произнёс он. – Я велю домовикам приготовить для вас пищу и лекарства.

- Вот видите, как хорошо, когда товарищи находят общий язык, – широко улыбнулся Скуммель, откровенно потешаясь над ситуацией. – Знаешь, Люциус, можно обойтись и без лекарств. Фенрир и так сможет их получить.

- Не понял, – протянул Сивый, вглядываясь в лицо Скуммеля тёмными глазами. Скуммель неторопливо отпил вина, прежде чем ответить:

- Гвилт и его парни хотят навестить одного зельевара в Ливерпуле. Почему бы вам не отправиться туда тоже? Лекарств и зелий хватит на всех, к тому же, – он весело улыбнулся, точно сдерживая смех, – тебе наверняка хочется встретиться с Гвилтом после того, что он устроил в Стантон-Лонг?

- Положим, хочется, – протянул Сивый, не отрываясь глядя на Скуммеля. – А как ты про Стантон-Лонг узнал?

- У меня есть источники в Министерстве, – с улыбкой ответил Скуммель.

- Вот как? – хохотнул Сивый. – Тогда, может, и про старину Джима Хейвуда разузнаешь? Я по нему, знаешь ли, соскучился. Старый товарищ, мы с ним огонь и воду прошли.

- Постараюсь, – серьёзно кивнул Скуммель. Выдержав паузу, он с деланным равнодушием произнёс: – Кстати… ты ещё не забыл Ремуса Люпина?

Фенрир, отвернувшийся было, вновь перевёл на него взгляд, его губы слегка приоткрылись.

- Он вступил в стаю Гвилта, – проговорил Скуммель, наслаждаясь реакцией Фенрира – тот ещё шире открыл рот, на болезненно-жёлтых щеках проступил румянец.

- Точно знаешь? – хрипло выдохнул Сивый. Скуммель лениво кивнул:

- Точнее не бывает. Я сам его туда доставил.

- Почему туда? – рявкнул Сивый. – Почему не ко мне?

Скуммель захлопал ресницами:

- А что, надо было? Извини, Фенрир, но ты сотню раз мог забрать мальчишку к себе – ты, чёрт возьми, знал, где он живёт! Поверь, у меня не было выбора – если бы я в ту ночь пришёл к Грегору с пустыми руками, его доверие ко мне сильно бы пошатнулось, и я не рассказал бы тебе то, что рассказал сегодня… Но теперь ты знаешь.

- Да, – ухмыльнулся Фенрир, сощурив глаза. – Знаю.

Нарциссе и Люциусу не пришлось долго терпеть Фенрира – вскоре тот ушёл, унося с собой два внушительных мешка, набитых припасами, и кошелёк с серебром. Только когда ненавистного гостя и след простыл, Люциус повернулся к Скуммелю, пылая от гнева:

- Как ты посмел, – задыхаясь, проговорил он, – привести эту тварь сюда? Он смел угрожать мне в моём доме, за моим столом!

- Успокойся, Люциус, – проговорил Скуммель, уже без смешков, очень серьёзно. – Нос у тебя, надо признать, длинный, да и держать его по ветру ты умеешь, вот только ни черта дальше него не видишь.

- Что я должен увидеть?

- Шанс, Люциус. Шанс спасти себя и свою семью. И заодно немного помочь своему боевому товарищу.

- Боевому товарищу? Тебе, что ли?

- Да. Представь себе, мне тоже иногда нужна помощь. И раз уж мне предоставилась возможность помочь тебе и всем нам, я имею право рассчитывать на то, что и сам внакладе не останусь.

- О чём ты говоришь? – раздражённо спросил Малфой.

- Не притворяйся. Я в курсе насчёт той маленькой услуги, которую ты оказал Тёмному Лорду. Он оставил тебе кое-что на хранение, верно?

- Ты… ты всё врёшь, – у Малфоя внезапно пересохло в горле.

- Какая похвальная верность. Не волнуйся, я никому не скажу, что ты хранишь вещь Тёмного Лорда. Вот только… тебе не обидно, что ты не единственный? Грегор Гвилт тоже кое-что получил. Кое-что очень ценное. Думаю, настолько же ценное, как и та вещь, которую теперь хранишь ты. Тебе не обидно, что какому-то оборотню доверяют так же, как тебе?

- Ты ненормальный, – прошипел Люциус. – Ты ещё хуже Беллатрикс! – он нервно оглянулся, поняв, что именно сказал, но Нарцисса уже ушла и не смогла бы обидеться на него за слова об её сестре. – Она хотя бы хочет найти Тёмного Лорда, а ты якшаешься с оборотнями! Зачем это тебе?

- Я всего лишь делаю то, что не успел сделать Тёмный Лорд, – голубые глаза Скуммеля горели зловещим холодным огнём. – Он очень умело играл на их вражде. Только подумай: теперь, когда его нет, больше некому их сдерживать. Самое время стравить бешеных псов между собой. Министерство бросит все силы на их поимку… а тем временем мы сможем уладить свои дела.

- Я понимаю, – медленно произнёс Малфой. – Ты хочешь сбежать? Уехать обратно в Норвегию?

- Может быть. Но учти одно, – Скуммель вплотную подошёл к Малфою. – Никто не посмеет претендовать на ту вещь, которую Тёмный Лорд оставил на хранение Гвилту. Ни ты, ни кто-либо другой. Она моя. Я заберу её себе и сохраню до тех времён, когда он вернётся. И буду вознаграждён, как полагается верному слуге.

====== Часть 24 ======

6 ноября 1981 года. 19:15

Квентин отложил в сторону фланелевый лоскуток, перемазанный полиролью, и устало вздохнул, расправляя затёкшие плечи. Глаза устали и чесались, и он едва не потёр их грязными руками, но вовремя остановился. Он встал на ноги, взял метлу, которую только что чистил и полировал, и взвесил её в вытянутой руке, проверяя баланс. Метла слабо завибрировала, прутья встряхнулись, словно живые, и несколько искр пробежали по выцветшей надписи «Серебряная стрела», выгравированной на древке. Старая – больше десяти лет – но надёжная и быстрая модель, хоть и не сравнится с его «Метеором». Он покосился на свою метлу, стоящую в углу. Когда Скуммель захватил их в плен во Франции, он велел Кевину Муру забрать их вещи, в том числе мётлы. Странная честность для такого подонка.

Кроме их собственных, в этом сарае хранилось шесть мётел, и они были в ужасном состоянии. Здесь даже не было специальных подставок для них – мётлы просто стояли у стен, словно обычные щётки для мусора. Вместо волшебной полироли, которая продавалась в Косом переулке, Адам бросил Квентину банку с самым обыкновенным воском (который ещё и затвердел от холода), а подстригать прутья предложил секатором. Секатором! Мадам Трюк испепелила бы его взглядом за такое кощунство. Пришлось Квентину возвращаться за своим рюкзаком, где лежал набор по уходу за метлой. Жалко было тратить драгоценную полироль, но потрескавшиеся, потрёпанные, неухоженные мётлы он жалел больше.

Хоть мётел было немного, он потратил на них уйму времени, и за весь день успел поухаживать только за «Метеором», метлой Джин и двумя местными мётлами, так что и на завтра работы осталось предостаточно. Он ещё раз взвесил метлу в воздухе и погладил её по прутьям (от этого метла встряхнулась, как лошадка), прежде чем поставить к стене, к остальным. И как раз в этот момент дверь за его спиной тихо открылась.

- Тут работы полно, – сказал Квентин, не оборачиваясь. – Надо бы купить ещё полироли… ох.

Он обернулся, думая, что разговаривает с Адамом, и замер с открытым ртом, увидев Джин. Она робко улыбнулась ему, закрывая за собой дверь.

В следующую секунду Квентин понял, что обнимает её, что исступлённо гладит её худенькую спину и тонкую шею, запускает пальцы в волосы – прохладные, влажные, пахнущие мылом. Видимо, она успела вымыться. Он вдруг вспомнил, что вообще-то руки у него грязные, и поспешно отстранился, но Джин обхватила его руками за шею и крепко прижалась к нему, не давая разорвать объятия.

Стоя в неуютном, пыльном, продуваемом холодным ветром сарае, они отчаянно обнимались и целовались. Последний раз они поцеловались больше суток назад, в небе над Францией, и сейчас им казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Только спустя несколько минут они смогли найти время, чтобы поговорить.

- Как ты?

- Я в порядке. Малыш тоже.

- Мне дали комнату. Гвилт сказал, мы с тобой можем жить вместе.

- Я видела Бобби…

- Я тоже. Рассказал ей про ту статью.

- Как она?

- В ужасе. Ещё бы! Её сестре пришлось хоронить вместо неё мёртвого волка… Она сказала, что ничего не помнит. Наверное, на неё наложили Империус. Я думаю, так всё и было. Её увели, а потом сотворили копию её тела, чтобы сестра подумала, чтобы она умерла. И уже потом, когда копия должна была исчезнуть, подбросили мёртвого зверя…

- Очень может быть, – серьёзно кивнула Джин. – И всё-таки это очень сложный план. Империус, иллюзии… Не легче было просто её похитить?

- Не знаю, – пожал плечами Квентин. – Я согласен, это странно. Одно только создание иллюзии чего стоит! Это сложно.

- Если ты сумел справиться, почему оборотни не смогли бы?

- Ну, спасибо, – приподнял брови Квентин. Джин смущённо засмеялась и взъерошила ему волосы:

- Я имею в виду, что для тебя это была непростая магия, ты ведь не заканчивал Хогвартс. А большинство из них вообще в нём не учились.

- Да, – проговорил Квентин. – Поэтому ему нужны такие, как мы. Особенно такие, как ты. Ты уже познакомилась с местным целителем?

- Да, – Джин слега сморщила носик. – Я его видела, слышала и чувствовала его запах… Мало того, что пьёт, ещё и без палочки. Бедняга.

Она замолчала и снова крепко прижалась к Квентину. Они думали об одном и том же: о том, что сейчас они впервые за последние сутки остались наедине, и что рядом с ними мётлы. Как бы им хотелось сейчас улететь отсюда, далеко-далеко, и не оглядываться! Но оба знали, что это невозможно. Дозорные собьют их в воздухе раньше, чем они вылетят за пределы деревни. Без волшебных палочек они не смогут защититься.

- Что же нам теперь делать? – прошептала Джин. Квентин посмотрел на неё и постарался ободряюще улыбнуться:

- Только не надо терять надежду! Послушай, – он взял её за плечи, – не всё так плохо. Волдеморт мёртв! Его победил годовалый младенец! – он мягко рассмеялся, но глаза оставались грустными. – Неужели мы, двое взрослых людей, не победим Грегора Гвилта? К тому же мы не одни. С нами Ремус. С нами Кэтрин и Бобби. И профессор Дамблдор что-нибудь придумает, я уверен! Нас шестеро против одного, Джин. Неплохо, а?

Джин слабо улыбнулась:

- Хочешь сказать – шестеро против тридцати с лишним?..

- Всё равно не так плохо. Мы вместе, Джин. Мы вместе. Помнишь, мы всегда говорили: пока мы вместе, мы со всем справимся. С чем угодно! Ты веришь мне?

- Да, – Джин улыбнулась чуть шире и поцеловала его, а потом совсем другим, решительным голосом повторила свой недавний вопрос: – Что нам делать?

- Прямо сейчас? Я предлагаю пойти на вечеринку.

- Что?

- На вечеринку. Оборотни собираются у костра. Пойдём, познакомимся с ними. И, может, скоро нас будет больше, чем шестеро против тридцати с лишним?

6 ноября 1981 года. 19:43

Старый дом на окраине Лондона уже приготовили под снос, двери и окна нижних этажей заколотили, но для тех, у кого были волшебные палочки, проникнуть внутрь не составило проблемы. Бобби и Кэтрин пришли сюда больше двух часов назад и теперь сидели в одной из комнат на третьем этаже, окна которой выходили на пустынную тёмную улочку. Сидя у окна, Кэтрин медленно курила, глядя на далёкие огни фонарей, отражающиеся в воде Темзы. Река была грязная, на поверхности воды переливалась плёнка от бензина. Бензин чувствовался и в воздухе – его сильный запах смешивался с запахом мусора и нежилых домов. Унылый, опустевший район, совсем не похожий на гораздо более людные и красивые центральные улицы. И тем не менее, именно здесь находился один из входов в Министерство магии.

Глубоко под Лондоном, в пять раз глубже, чем городская подзёмка, раскинулись, подобно паутине, коридоры Министерства Магии. Девять уровней, один над другим, вмещали просторные залы и крохотные кабинеты, широкие туннели и узкие проходы. Некоторые помещения были совсем новые, сверкающие прозрачным стеклом и полированным деревом; другие, прорубленные в толще гранита и освещённые факелами, были старше, чем лондонский Тауэр. Здесь, в Паучьем тупике, находилась потайная дверь в одно из таких древних подземелий, где за сотни лет воздух густо пропитался отчаянием, гневом и кровью. До того, как пятьсот лет назад волшебники обнаружили затерянную в Северном море крепость Азкабан и превратили её в свою тюрьму, преступников волшебного мира доставляли сюда, в Министерство магии. И до сих пор именно здесь держали тех, кого уже арестовали, но пока что не отправили в Азкабан.

- Я что-то вижу, – сказала Кэтрин, сунув окурок в расколотое блюдце, стоявшее на подоконнике. Бобби быстро поднялась со стула и подошла к ней.

Прячась в тени домов, к дому спешили две высокие фигуры, закутанные в плащи. Женщины выхватили палочки. Кэтрин осталась у окна, настороженно вглядываясь в темноту, Бобби заняла позицию у двери.

Шаги прозвучали по лестнице и остановились у двери, потом раздался стук – два раза, пауза, ещё два раза. Бобби медленно приоткрыла дверь, держа палочку наготове, и впустила в комнату двух мужчин.

- Привет, – сказал Дэн О’Ши. Дерек, который вошёл следом за ним, только кивнул.

- Есть новости? – спросила Бобби.

- Если ты про Скотта, то мы ничего не смогли выяснить, – отрывисто сказал Дерек. – Но есть кое-что ещё. В Министерстве сегодня было заседание, несколько часов продолжалось. Нам удалось выкрасть протокол.

Он замолчал, выжидающе глядя на Бобби и Кэтрин. Дэн тоже молчал, его голубые глаза слегка сузились.

- Должно быть, нелегко было уходить из стаи? – тихо сказал Дерек. – Теперь, когда ты пообещала этим детям, что поможешь им?

Бобби вскинула руку с палочкой, мгновенно встав в боевую позицию. Кэтрин сорвалась со своего места, столкнув блюдце с окурками, которое со звоном покатилось по полу, и встала рядом с ней, подняв палочку, как шпагу. Братья тоже выхватили оружие.

- Спокойнее, – ровным голосом сказал Дэн. Бобби сверкнула глазами:

- Откуда вы знаете?

- Вчера, когда девушку унесли в лазарет, вы обе выждали немного и пошли к ней, – ответил Дерек.

- Я пошёл за вами и подслушал, – сказал Дэн, улыбнувшись мягко и как будто слегка виновато. – Подло, признаю.

- Я сказал Ремусу Люпину, что мы не станем ему помогать, – Дерек нахмурился, не сводя взгляда с Бобби. – То же самое касается его друзей.

- Ну и что с того? – с вызовом спросила Бобби. С кончика её палочки сорвалось несколько красных искр. – Я не давала такого обещания. Я пообещала им кое-что совсем другое! И что ты сделаешь? Прикончишь меня?

- Спокойнее, Бобби, – повторил Дэн. – Держи себя в руках.

- Ты поймёшь, когда я перестану держать себя в руках, Дэниел О’Ши, чёрт бы тебя побрал, так что не смей приказывать мне успокоиться!

- Тихо! – повысил голос Дерек. – Взгляните сюда.

Он медленно вытащил из-под мантии стопку пергаментных листов.

- Это протокол заседания, – проговорил Дерек. – Сегодня я принесу его Гвилту. Но не полностью. Я отдам часть записей вам.

- Почему?

- Потому что если Гвилт прочтёт протокол полностью, я вам обещаю: Ремус Люпин не доживёт до утра.

- Что там? – спросила Кэтрин. – Что они обсуждали?

- Смотрите сами, – сказал Дерек. Он убрал палочку, чтобы перелистать протокол, но Дэн всё ещё держал женщин под прицелом. Дерек вытащил несколько листков из общей пачки и протянул их Бобби:

- Нам надо уходить. А вы пока прочтите это. И решите для себя, кому стоит доверять: мне, который раскрыл вам свои карты… или Ремусу, который готов погубить нас всех ради своего Ордена. Идём, Дэн.

Бобби растерянно смотрела на листы, покрытые ровными строчками, пока Кэтрин не отрываясь следила, как братья уходят из комнаты. Дерек вышел первым, за ним отправился Дэн. На пороге он обернулся и неожиданно улыбнулся и подмигнул Кэтрин. Та была так удивлена и рассержена, что совершенно растерялась и ничем ему не ответила.

- Чёрт возьми, – прошептала Бобби, падая на стул.

- В чём дело?

- Дамблдор рассказал на заседании, что это Ремус предупредил его о том, что случится в Стантон-Лонг. Если бы Дерек не отдал нам эту часть протокола, то Гвилт узнал бы обо всём. И вот ещё, смотри…Бартемиус Крауч не станет рисковать жизнями мракоборцев ради того, чтобы ловить оборотней живыми. Теперь, если авроры найдут наше убежище, они будут убивать всех!

- Грюм против, – пробормотала Кэтрин, пробегая взглядом строчки протокола, – и Дамблдор тоже… но чиновники больше согласны с Краучом… Ха! Помнишь, как сказал Дерек: «лучше погибнуть в бою, чем сдохнуть от тоски в Азкабане»? Они с Краучом нашли бы общий язык.

- Похоже, теперь у нас нет выхода, – Бобби покачала головой, борясь со вновь подступившими слезами. – Если у Ремуса ещё есть шанс спастись, то у всех остальных…Эх, лучше бы он послушался меня ещё тогда.

Она подняла голову и несколько раз вздохнула, успокаиваясь, пока слёзы не отступили. Кэтрин смотрела на неё странным, немного затуманенным взглядом.

- Ладно, – наконец сквозь зубы сказала Бобби. – Мы что-нибудь придумаем. Знаешь… знаешь, я раньше никогда не могла понять, почему Вилли Старк в романе «Вся королевская рать» говорит: «Добро нужно делать из зла, потому что больше его делать не из чего». Кажется, теперь я это понимаю. Мы не имеем права сдаться, ведь так?

Кэтрин покачала головой, по-прежнему не сводя с Бобби странного взгляда.

- Нет, – сказала она. – Не имеем права. Но у нас есть кое-что, кроме зла.

Она подошла к Бобби и крепко поцеловала её в губы.

6 ноября 1981 года. 20:10

- И вот он возвращается, – Хантер широко улыбнулся, глядя в никуда пьяными, лихорадочно блестящими глазами. – Ну и видок же у него был! Весь в крови, точно роды принимал, и джином несёт так, что ещё чуть-чуть – и начнёт пламя выдыхать, как грёбаный дракон… Сказал, его собака укусила. Собака! – Хантер визгливо захохотал, тряся спутанными жёлтыми волосами и ударил по столу бутылкой, зажатой в кулаке. – А месяц спустя сам нас всех покусал. Мамку, меня, младших… Младшим не повезло – насмерть загрыз… Собака его укусила, ёбана…

Всё ещё хихикая, он утёр слёзы.

- Да, мой папаша был тот ещё пустобрёх, – продолжал он. – И сукин сын, каких мало. Да и мать никудышная. Но я любил их. Они вечно грызлись друг с другом, дрались даже – ну и что? И мне порой прилетало по роже. Ну, это святое дело. Я бы встретил сейчас себя, таким, каким я был в то время – сам бы отметелил как следует… Я был тем ещё мелким гадёнышем… А они были мои родители! Какие ни есть – мои старики! А те авроры убили их. Убили на месте, почти ни за что. Только за то, что папаша морду начистил одному чиновнику из Министерства… А на черта он, спрашивается, попёр на нашу землю? Начал расспрашивать, чего налоги не платите, почему ребёнок не в Хогвартсе, все дела… Нос не в своё дело совал, вот папаша ему этот самый нос и поправил… Большое дело… А они… Десять человек… Словно за Пожирателями Смерти охотились, а не за моими стариками!

В его голосе звучали злые слёзы. Ремус ждал, что он расплачется. Но вместо этого Хантер снова расхохотался. Сжав бутылку в кулаке, он поднёс её к горлу и одним махом выхлебал всё, что в ней оставалось, пролив остатки на воротник красивого красного свитера с эмблемой Хогвартса на груди, потом уронил бутылку и опустил голову на стол. Его плечи вздрагивали.

Ремус не так уж много общался с оборотнями до этого времени, но кое-что он усвоил твёрдо: никогда нельзя спрашивать у оборотня, как он стал оборотнем. Это не тот вопрос, в котором стоит проявлять любопытство. Захочет – сам расскажет. А если уж рассказывает, то не надо его перебивать.

Вот и сейчас никто не перебивал Хантера, хотя тот явно рассказывал эту историю уже не в первый раз. Только когда он замолчал, уронив голову на стол, окружающие оживились. Кто-то язвительно рассмеялся и ткнул Хантера кулаком в плечо:

- Готов, пьяница. Теперь начнёт храпеть на всю округу.

- А ты унеси его в дом, – посоветовал ему другой.

- Скажешь тоже! Пока я буду его нести, сам окосею. От него же несёт, как из винного погреба.

Чем ближе к вечеру, тем сильнее Ремус ощущал, что напряжение, гнев, возбуждение, мучившие его с утра, испытывает не он один, а все вокруг. Приближающееся полнолуние действовало на всех одинаково. Мышцы пронзали первые, пока ещё слабые покалывания боли; в глазах изредка вспыхивала, словно молния, злобная белая пелена. Сидеть в кухне, пусть тёплой, но душной, было невыносимо, и пользуясь тем, что до позднего ужина оставалось ещё около часа, Ремус ушёл на улицу, к большому костру, возле которого собралось множество оборотней, устроив что-то вроде вечеринки – если только бывают вечеринки, на которых царит атмосфера опасности и враждебности при практически полном отсутствии алкоголя. Всего-то несколько бутылок, и не огневиски, а вина, разве что Хантер приволок собственное спиртное и выпил его в одиночку.

- Да-а-а, – протянул со вздохом Жирный Стю. Пламя костра отражалось в его грустных глазах. – Вот мой папаша тоже…

- О, нет! – взвыли хором несколько голосов. Урсула, которая сидела рядом с Хантером, рассеянно дёргая его за спутанные волосы, скривила хорошенький ротик:

- Я не хочу в сотый раз слышать про твоего папашу и его японцев, Стю! И никто не хочет!

- Ну, ладно, – робко пробормотал Стю.

- А ты почему не пьёшь, красотка? – крикнул Урсуле высокий оборотень с каштановой бородой, которого Ремус несколько дней назад видел, когда тот угрожающе разговаривал с Кэтрин.

- А ты угадай, – фыркнула Урсула. Бородач широко раскрыл глаза. Урсула подмигнула и рассмеялась:

- Может, мне сейчас надо последить за своим здоровьем? Может, Грегору хочется ребёнка? Своего ребёнка, чтоб он был в этом на все сто уверен!

Говоря это, она смотрела на Финна. Тот ответил ей пристальным взглядом, его красивые губы дрогнули, беззвучно выговаривая: «шлюха». Интересно, подумал в который раз Ремус, что за кошка между ними пробежала.

Он поднял глаза. Напротив него, с другой стороны от костра, стоял Квентин. На миг они встретились глазами, и Квентин тут же отвёл взгляд, но на его лице появилась и сразу же исчезла короткая улыбка. Поднося бутылку к губам, он на миг приподнял её, точно бокал с шампанским. «У меня всё в порядке, – словно говорил этот жест. – Не волнуйся за меня». Джин, которая стояла рядом с Квентином, обнимая его за талию, встряхнула головой, будто борясь со сном, и незаметно подмигнула Ремусу. Тот тут же отвернулся, но не смог сдержать улыбки.

«Ты не один, Ремус, понял?»

- Эй, новенький! – раздался голос у него над головой. Ремус чуть было не подскочил, не сразу поняв, что обращаются вовсе не к нему. Отпихнув его в сторону, к костру подошёл Финн. Похоже, унижение со стороны Урсулы разозлило его, и он решил выместить на ком-нибудь ярость. И этим кем-нибудь оказался Квентин.

- Я к тебе обращаюсь! Да, к тебе!

Все вокруг затихли, наблюдая за происходящим кто с тревогой, кто с раздражением, кто с нарастающим интересом. Финн выпрямился у костра, глядя на Квентина поверх пламени злым взглядом. Джин резко дёрнулась, Квентин приобнял её, успокаивая.

- В чём дело? – спокойно спросил он. Финн медленно, демонстративно плюнул в костёр.

- Смотрю, ты успокоился? – громко сказал он. – А вчера ты не был таким крутым. Такую сырость тут развёл – смотреть жалко. Голосил, как девица-истеричка. Пока этот пидорок тебя не успокоил, – он мотнул головой в сторону Ремуса. – Смотрю, вы с ним добрые друзья, а? Перемигиваетесь, пока никто не видит? Ты будь с ним поосторожнее, лапочка, – он презрительно улыбнулся Джин. – Смотри, как разнесёт тебя после родов, так останешься одна в холодной постели, пока он будет кувыркаться с мальчиками.

Джин внезапно рассмеялась, хотя её глаза оставались холодными.

- Не трудись, малыш, – презрительно сказала она, глядя на Финна, – Если мой муж и будет с кем кувыркаться, то точно не с тобой.

Несколько оборотней рассмеялись. Финн побледнел от ярости и снова вперил злобный взгляд в Квентина:

- Интересно, как ты получил отдельную комнату для себя и своей сучки? Долго пришлось радовать старика Адама?

- Пошёл ты, – прорычал Квентин, его бледное лицо начало заливаться опасным румянцем. Ремус набрал в грудь воздуха и громко откашлялся.

- Ты бы поосторожнее, Финн, – громко сказал он. – Адаму не понравится, что ты распускаешь о нём слухи.

- О, а ты уже успел с ним подружиться? – фыркнул Финн, даже не взглянув на него. – У старикашки Дамблдора больше не стоит, и ты решил пересесть на член покрепче?

- А ты хорошо знаком с членом Адама, я смотрю, – поднял брови Ремус.

Кто-то громко, грубо захохотал, кто-то хлопнул Ремуса по плечу, и секунду спустя вся поляна гремела от смеха. Финн сделался красным, как варёная свёкла.

- Полегче с ним, Финн! – взревел бородатый оборотень. – Нашёл, с кем ссориться! Этот парень сумел Жирного Стю перепить, сумеет и тебя на место поставить!

Стю вздрогнул и съежился, вспоминая о своём недавнем промахе. Ремус обернулся, глядя в лицо бородача, который шёл к нему, расталкивая толпу.

- Ну-ка посмотрим, правдивы ли слухи, – сказал он и сунул Ремусу в руки полупустую бутылку вина. – Давай, приятель, одним духом. Сможешь или кишка тонка?

- Отстань от него, Бьорн, – подала голос Урсула.

- Тебя не спросил! – рявкнул Бьорн и снова повернулся к Ремусу. – Ну, что? Будешь пить?

- Отец обещал избить его, если он снова напьётся, – презрительно сказал Финн и скрестил руки на груди. – Спорю на что угодно, он не посмеет.

- Грегора здесь нет, – сказал Ремус, взглянув на него, потом обвёл взглядом оборотней – притихших, с интересом и ожиданием глядя на него. – Но я выпил бы всё равно, даже если бы он был здесь. Спасибо, Бьорн, – он благодарно кивнул бородатому оборотню, потом быстрым решительным шагом подошёл к столу, отодвинул один из ящиков, заменявших табуретки, и встал на него, чтобы всем была видна его невысокая фигура.

- Я выпью потому, – громко сказал он, – что сегодня важный для меня день. Ровно семь дней назад был Хэллоуин. Ровно семь дней назад подох Волдеморт.

Прекратились все разговоры, затихли последние смешки. Тишина воцарилась на поляне, только сухие ветки трещали в костре.

Семь дней назад он вернулся домой, когда уже стемнело. Целый день он и Артур Уизли провели на унылом, продуваемом всеми ветрами торфяном болоте где-то в Шотландии – искали укрытие Пожирателей Смерти. Он ужасно вымотался и мечтал поскорее уснуть. Но сон не шёл. Его охватила тревога. Дом был пуст – отец ушёл на ночную смену. Ремус медленно прошёлся по комнатам, не находя себе места. Они с друзьями условились, что будут выходить на связь только в определённые часы. В девять утра он должен будет отправить Патронуса Питеру, Питер отправит сообщение Поттерам, а они – Сириусу, и потом Ремусу останется только ждать большого серебристого пса, который скажет ему, что всё в порядке, что ещё одна тревожная ночь позади, ещё один сложный день впереди. Сидя в любимом мамином кресле, сжимая пальцами подлокотник, на котором так часто покоилась тёплая и мягкая, а позднее – слабая, иссушенная болезнью ладонь Хоуп, Ремус смотрел в экран телевизора, почти ничего не видя и не слыша, и говоря себе, что его тревога беспочвенна. Что бы ни случилось – они связываются в девять часов. Если у Поттеров случилось что-то непредвиденное, они должны сообщить Сириусу, как Хранителю Тайны, а уж Сириус должен связаться с ним.Выходить на связь самому опасно и самонадеянно.

К тому же, у малыша Гарри в последнее время испортился сон.

Лили и Джеймс наверняка недавно с трудом уснули.

Не хочется им мешать.

- Семь дней назад Волдеморт пришёл в дом моих друзей, – громко сказал Ремус, глядя на оборотней, окруживших его. – Я знал их больше десяти лет. Мы учились вместе. Я танцевал на их свадьбе. Я был на крестинах их сына. Волдеморт пришёл к ним в дом, и убил их обоих.

Уже утром, когда он смог наконец задремать, в сером рассветном свете к нему явился Патронус. Не большой пёс, а маленький голубь, из глаз которого текли призрачные слёзы. Срывающимся голосом Алисы Лонгботтом голубь проговорил: «Ремус, я только что узнала… Боже, какое горе, Ремус…»

- Сперва он убил отца.

«Волдеморт убил… боже мой… Волдеморт убил Лили и Джеймса. Они погибли…»

- Потом убил мать.

«Я понимаю, ты наверняка мне не поверишь… о господи, я сама не верю… Ремус, неужели ты думаешь, что Сириус мог… ты понимаешь… Сириус…»

- Он убил их обоих, на глазах у ребёнка. А потом переступил через трупы родителей, чтобы подойти к нему и убить его тоже.

«Сириус – предатель? Я не верю, Ремус, не верю! Не верю!»

- Но он не смог его убить. Я не знаю, что тогда произошло. Но я знаю одно: Волдеморта больше нет. Он убил моих друзей, и заплатил за их кровь своей проклятой кровью!

Лили и Джеймса больше нет.

Питера больше нет.

Сириус – предатель.

Он метался по улицам Лондона, натыкаясь на стены, бежал, пока не добрался до маленького переулка, разрушенного заклинанием. Круглые шлемы лондонских полицейских, чёрные зонтики горожан не смогли заслонить зрелище крови, разлитой по асфальту, изуродованных тел, застывших у обугленных стен.

Лили и Джеймса больше нет.

Питера больше нет.

Сириус – предатель.

Он шёл в никуда, ничего не видя от слёз. Повсюду вокруг него, во всей магической Британии, в тот день плакали. Но не от горя – от счастья. Хлопали крыльями совы. Смеялись и кричали волшебники, высыпавшие на улицы прямо в мантиях и остроконечных шляпах. Трещали фейерверки Дедалуса Дингла, удивляя и радуя маглов – что за невиданный звездопад! Звенели бокалы, люди по всей стране произносили шёпотом или во весь голос: «За Гарри Поттера! За Мальчика, Который Выжил!»

Наверное, в тот день из всех английских волшебников плакали от горя только несколько человек. Он сам. Алиса и Фрэнк. Миссис Петтигрю. И ещё – с отвращением и яростью думал он – Беллатрикс. Беллатрикс, оплакивающая своего Лорда.

Может быть, Снейп тоже страдал от горя? Сейчас Ремусу хотелось в это верить. Может, в ту минуту, когда он увидел его в коридоре возле кабинета Дамблдора, бледного, в слезах, Снейп оплакивал Лили, оплакивал свою любовь, которую он разрушил своими же руками? Тогда Ремус не хотел даже допустить единой доброй мысли о человеке, которого так ненавидел. Но сейчас он думал по-другому. Может, в Снейпе осталось что-то хорошее?

Он посмотрел на оборотней. Больше десяти пар глаз смотрели на него со всех сторон. Некоторые были полны гнева. Но большинство смотрели на него с пониманием. И даже как будто бы с восхищением.

Он поднял бутылку над головой.

- Сегодня я пью за моих друзей, – громко сказал он. – За Джеймса. За Лили. И за Гарри Поттера. За Мальчика, Который Выжил!

Он поднёс бутылку к губам и начал пить. Глоток за глотком, не останавливаясь, пока бутылка не опустела. Глаза его были открыты, он не отрываясь смотрел в звёздное небо, в которое улетали искры костра.

Он всё ещё продолжал пить, когда тишину прорезал громкий гудок, и в небе над его головой пролетел длинный, светло-бежевый, роскошный автомобиль – «Шевроле» Эйнара Скуммеля.

====== Часть 25 ======

6 ноября 1981 года. 21:30

- Держи рот на замке, – сказал Скуммель, легко поворачивая руль, и машина изящно развернулась в воздухе, прежде чем приземлиться на вытоптанную траву. – Им не стоит знать, что произошло в Малфой-мэноре.

- Я и так не знаю, что там произошло, – буркнул Мур. – Я всё время сидел в гостиной, пока вы, мистер Малфой и Фенрир Сивый…

Скуммель развернул его к себе, и тот замолчал, испуганный холодным взглядом:

- Вот поэтому я и приказываю тебе молчать. Ни к чему Гвилту знать, что я встречался с Сивым, ты понял? Если ты хоть слово скажешь не к месту, он попытается нас убить. Я-то смогу убраться целым и невредимым, – его глаза сверкнули, губы холодно усмехнулись, – а вот ты – вряд ли.

Стоя на крыльце своего дома, в тени крыши, Адам наблюдал, как машина останавливается, как несколько оборотней, оказавшиеся на её пути, поспешно отбегают в стороны и возмущённо ругаются. Он стоял здесь уже несколько минут, наблюдая за вечеринкой, но не собираясь присоединяться – просто смотрел, никем не замеченный. И слушал. Финн рычит и скалит зубы, как всегда, а эти ребята, Люпин и Хуперс, хоть и не разговаривают прямо друг с другом, а всё же заодно. Грегор прав: это в точности так, как было у них, когда они были подростками-волчатами в стае Ральфа Кривозуба. И Адам не знал, что об этом думать. Грегор всегда говорил, что он не такой, как Ральф, и Адам был с ним согласен. Грегор хотя бы старался не обращать насильно, не убивал родителей на глазах детей, не мучил детей за ошибки родителей. Но сегодня утром он сравнил себя с Ральфом, и Адам не мог забыть его слова. Неужели его друг превратился в то чудовище, которым он когда-то поклялся никогда не стать? Ещё чуть больше года назад их стая была маленькой, действительно похожей на семью, но стоило Грегору поступить на службу к Тёмному Лорду, и всё изменилось. Больше грабежей, больше убийств – и больше оборотней, которые уже не приходили к ним по доброй воле, которых тащили в стаю обманом и насилием. Адам закурил, не отрывая сощуренных глаз от тонкой фигуры Ремуса Люпина, гордо выпрямившегося, произносящего речь в честь своих павших друзей, проклинающего Волдеморта. И стыдился признаться себе: он с ним согласен.

Неизвестно, как собирались отреагировать другие оборотни на речь Ремуса – их отвлёк приземлившийся автомобиль. Адам отбросил недокуренную сигарету в сторону, спустился с крыльца и быстро зашагал к Скуммелю, который уже выбрался из машины. Краем глаза он заметил, как в большом доме зажёгся свет, и в освещённом окне появился широкий силуэт Грегора.

- За мной, – бросил Адам Скуммелю, проходя мимо него. Пожиратель Смерти насмешливо приподнял брови:

- Как всегда, сама учтивость…

Квентин и Джин молча наблюдали, как Адам и Скуммель уходят в сторону большого дома, а следом за ними неуклбюже ковыляет толстый Кевин Мур. Взглянув на парня, Джин поняла, что Квентин думает о том же, о чём она. О том, что в ближайшее время Гвилт наверняка будет занят. Некому следить за ними, и они могут наконец поговорить с Ремусом и решить, что им делать дальше.

Едва она успела подумать об этом, как кто-то хлопнул её по плечу. Джин обернулась. Перед ней стояла красивая смуглая девушка, такая же невысокая, как она сама. Она улыбнулась, но её бледно-зелёные глаза смотрели недобро и тревожно, а рука сжала плечо Джин очень крепко.

- Не хочешь прогуляться? – спросила она. – Поболтаем о нашем, о девичьем.

- Кто ты? – быстро спросил Квентин, настороженно глядя на девушку. – Что тебе от неё нужно?

- Говорю же – поболтать, – закатила глаза девушка. – Не волнуйся ты так, я её не съем. Даже не укушу.

Джин ещё раз взглянула ей в глаза, потом повернулась к Квентину.

- Всё в порядке, – сказала она успокаивающе. – Не волнуйся за меня, я быстро вернусь.

Тем временем Ремус слез со своего ящика и поставил в траву пустую бутылку. В голове у него слегка шумело, и он чувствовал себя очень лёгким. Настолько лёгким, что ему казалось, что ветер раскачивает его из стороны в сторону, как одно из деревьев, что шумят неподалёку. Оборотни вокруг него негромко разговаривали, их голоса долетали до Ремуса как сквозь воду. Они старательно не обращали на него внимания. Что ж, этого стоило ожидать. Ведь ещё не так давно они работали на Волдеморта. Но теперь он был уверен, что по крайней мере половина из тех, что стояли и слушали его речь, служили Волдеморту не по доброй воле. Иначе его ждало бы что похуже, чем показное игнорирование.

Пользуясь тем, что на него никто не смотрит, он тихонько подошёл к Квентину. Парень стоял, напряжённо выпрямившись, и смотрел вслед Джин, которая уходила куда-то вместе с Урсулой.

- Что это за девчонка? – тихо спросил Квентин. – Ей можно доверять?

- Не знаю, – так же тихо ответил Ремус

Тем временем девушки завернули за угол большого дома. Пока они шли через открытое место, незнакомка шагала медленно, словно скучающе, но едва они скрылись за углом, как она быстро взяла Джин за руку и потащила её дальше, туда, где лунный свет не проникал сквозь спутанные заросли облетевших кустов, и на стену дома падала густая тень.

- Ты Джин, да? – тихо спросила она.

- Да.

- Урсула, – девушка огляделась по сторонам, потом повернулась к Джин, пристально разглядывая её. От этого взгляда Джин сделалось неуютно.

- Грегор говорил, ты целительница, – резко сказала Урсула. – Это так?

- Почти. Я только начала учиться на целительницу, когда меня укусили. Учёбу не закончила.

- Так я и думала, – раздражённо пробормотала Урсула. – Уж больно ты мелкая… сколько тебе?

- Восемнадцать, – сказала Джин сдержанно. «Мелкая», надо же! Можно подумать, эта Урсула намного её старше. Года двадцать два-двадцать три, не больше.

- Ладно, всё равно лучше ты, чем Жирный Стю, – буркнула Урсула и мотнула головой в сторону дома. – Хочешь подслушать, о чём они говорят? Грегор и Эйнар?

Джин замерла. Кончики пальцев похолодели. А что, если это ловушка? Что, если сейчас она скажет «да», и эта странная Урсула убьёт её на месте, или потащит к Гвилту? Страх отразился на её лице, и Урсула быстро, хрипло произнесла:

- Я не выдам тебя. Ты хочешь сбежать отсюда, я это знаю. Я тоже кое-чего хочу. Пообещай, что поможешь мне, и я помогу тебе подслушать их разговор. Если откажешься – разойдёмся и забудем обо всём. Ну, что?

- В чём тебе помочь? – прошептала Джин. Машинально она окинула взглядом красивую, ладную фигуру Урсулы. – Ты…ты чем-то болеешь?

- Потом скажу, – усмехнулась Урсула. – Сперва отвечай на вопрос. Да или нет?

Скуммель уже давно скрылся в доме. Драгоценные минуты утекали. Кто знает, о чём они там говорят, пока она стоит здесь и трусит! Джин сжала зубы и кивнула, пристально глядя Урсуле в глаза. Урсула кивнула в ответ и повернулась к стене, открывая дверь, которую Джин не заметила в темноте.

Они оказались в крохотном помещении. Здесь было темно и пахло дымом, но при этом так тепло, что Джин даже улыбнулась – за долгое время на улице она успела замёрзнуть. Запах дыма раздражал её, и она понадеялась, что они не задержатся здесь надолго – не хотелось бы, чтобы её начало тошнить. В полной темноте она услышала, как Урсула, тихо ругаясь, возится и двигает что-то.

- За стенкой кухня, мы с другой стороны от очага, поэтому так тепло, – прошептала она. – Здесь хранятся дрова. Осторожно, не урони их, а то нас точно услышат… Всё, теперь готово.

Джин почувствовала, как Урсула снова взяла её за руку и потянула поближе к себе. Они зашли за поленницу и прижались к стене. Джин ощутила слабое дуновение воздуха на своей щеке, нащупала рукой какое-то отверстие в стене и поняла, что Урсула отодвинула одну из досок потолка, чтобы стало слышно, что происходит в соседней комнате.

- Это моё секретное убежище, – прошептала Урсула и внезапно крепко схватила Джин за шиворот и прошипела ей на ухо, обжигая кожу горячим дыханием: – Не смей приходить сюда, если я не разрешу, поняла?!

- Поняла, – Джин аккуратно отодвинула её руку. – Давай послушаем, раз пришли.

Девушки затаили дыхание, прислушиваясь к голосам. К счастью, Гвилт и остальные разговаривали громко, не таясь.

- Я не знаю, Грегор, – с сомнением произнёс приятный высокий голос, голос Эйнара Скуммеля. – Сам я не могу проникнуть в Корпус Авроров, сам знаешь, но слухи, которые доходят до меня, неутешительны. Говорят, Барти Крауч не просто разрешил своим подчинённым пытать заключённых – ходят слухи, что некоторые не выдерживают и умирают раньше, чем их отправят в Азкабан. Я не уверен, что Скотт ещё жив.

- Шанс ещё есть, – ответил звучный низкий голос Гвилта. – Мы должны попытаться.

- Главное, чтобы кто-нибудь ещё не погиб, – проворчал следующий голос, в котором Джин не сразу узнала Адама – оборотня, который стал их с Квентином соседом.

- Это зависит только от нас, – сказал Гвилт. – А что у вас, парни? Смогли что-то выяснить?

- Не очень много, – отозвался молодой мужской голос, глуховатый, но мягкий и приятный. Джин услышала, как при звуке этого голоса Урсула встрепенулась и нервно заёрзала, придвигаясь поближе к стене. – Мы не смогли узнать ничего насчёт Скотта, но… Дерек, покажи им.

- Это Дэн, – удивлённо проговорила Урсула. – Странно, я думала, он вернётся только утром…

Джин понятия не имела, кто такой Дэн, и не испытывала особого желания спрашивать. Напрягая слух, она разобрала слабое шуршание. Её охватило разочарование: похоже, этот Дерек притащил какие-то бумаги, и теперь вместо разговоров они будут читать, и она ничего не узнает.

- В Министерстве было совещание, – сказал голос, похожий на голос Дэна, только чуть более хриплый. – Я смог украсть часть протокола, ту, что касается нас.

- Хорошо, – в голосе Гвилта прозвучало что-то, похожее на сдержанное восхищение. Почему-то Джин это поразило. Она привыкла думать о Грегоре Гвилте, как о бесчувственном чудовище. Она не могла поверить, что в его голосе звучит восхищение, так же как вчера, когда он лечил её, в нём звучала тревога. Это было неправильно, это раздражало. Она не хотела признавать в нём что-то человечное, вся её душа боролась против этого.

Снова зашуршали бумаги.

- Похоже, старина Джим Хейвуд всё ещё жив, – усмехнулся Гвилт. – Смотрите: Барти Крауч настаивает на том, чтобы отправить его в Азкабан до полнолуния. И не только его, а целую партию заключённых!

- Без суда? – глухо спросил Адам.

- Теперь это обычное дело, – равнодушно промолвил Скуммель. – Впрочем, какой тут может быть суд? Никто не захочет выслушивать показания Хейвуда, или Сириуса Блэка, и уж точно никто не встанет на их защиту.

- Сириус Блэк до сих пор не в Азкабане? – спросил визгливый голос, от которого у Джин по телу побежали мурашки, а внутренности скрутило от отвращения – Кевин Мур.

- Нет, но он отправится туда очень скоро, – отозвался Дерек, или Дэн – кто-то из них, Джин не разобрала.

- Раз Крауч хочет засадить Хейвуда в тюрьму, значит, в ближайшие пять дней он точно его не убьёт, – произнёс Гвилт. – Может, и Скотт ещё жив?

- Может быть, – мрачно откликнулся Адам. – Если он жив, то его отправят в Азкабан одновременно с Хейвудом, до полнолуния.

- Мы выясним, когда их будут перевозить, – решительно сказал Гвилт, – нападём на конвой, и вытащим Скотта. И Хейвуда тоже прихватим, – в его голосе зазвучала холодная злость. – Я давно мечтаю открутить башку этому мерзавцу.

- Это опасная затея, – вмешался Скуммель. – Если мы смогли узнать эти сведения, то где гарантии, что Фенрир Сивый не смог их узнать, или не сможет в ближайшее время? Где гарантии, что он не решит сделать то же самое, и не нападёт на конвой одновременно с вами?

- Стая Сивого не такая, как наша, – возразил Дерек. – Его волки для него – всё равно что слуги. Он не станет рисковать своей шкурой ради одного из них. Он всегда может обратить кого-то ещё.

- Джим Хейвуд – не просто один из его волков, – резко одёрнул его Скуммель. – Он был с ним дольше, чем кто-либо ещё. Ради него он рискнёт. Грегор, если вы столкнётесь снова, повторится то, что было в Стантон-Лонг!

- Не говори про Стантон-Лонг! – прорычал Адам. – Тебя там не было! И тебе ещё надо доказать мне, что это не ты тогда подставил нас!

- Не смей обвинять меня в сотрудничестве с аврорами, Спайдерсон! – злобно прошипел Скуммель.

- А ты не смей учить нас осторожности! Ты повсюду оставляешь за собой трупы, мало тебе было авроров – ты ещё и французскому Легиону работы подкинул!

- Не болтай, чего не знаешь, пёс! Думаешь, я не избавился от тела той француженки? Её никто никогда не найдёт, и Легион никогда не свяжет эту историю с нами!

Джин сжала кулаки так, что ногти глубоко впились в кожу.

- Довольно! – резко сказал Дерек. – Грегор, это ещё не всё. Прочитай дальше.

Снова воцарилась тишина. Потом в этой тишине глухо, опасно, как далёкий раскат грома, прозвучал голос Гвилта:

- Проклятье. – И, сразу после этого, повторил уже в полный голос, практически прорычал: – Проклятье!

- В чём дело? – в голосе Адама прозвучало какое-то подобие страха. Вместо ответа Гвилт проревел:

- Что ещё за «Берег Ведьм»?!

Джин едва удержалась, чтобы не вскрикнуть.

- Паршивая газетёнка откуда-то с южного побережья, – тихо сказал Дэн. – Этот номер вышел два дня назад. Кроме Дамблдора, его мог прочитать кто угодно.

- Это всё ты, – голос Адама трепетал от сдерживаемого рыка. – Ты проболтался, ты или твой приятель, кто-то из вас!

- Он мне не приятель! – возмутился Скуммель. – То, что мы оба служили Тёмному Лорду, ещё ничего не значит!

- Грег! Грег, послушай меня, я говорил, что не стоит ему доверять…

- МОЛЧАТЬ! – голос Гвилта вонзился в уши оглушительным раскатом грома. Тишина, которая воцарилась после этого, была такой полной, что Джин даже испугалась, что крик Гвилта разорвал её барабанные перепонки.

- Всё не так плохо, – заговорил Гвилт спустя какое-то время. – Это промах… досадный промах… я не знаю, кто в этом виноват, но я выясню. И всё же это ещё не конец. Ни этот журналист, ни Дамблдор не знают сути дела. Они считают, что это всего лишь осквернение могил.

- Они догадались, что это связано с нами, – глухо сказал Адам. – Они знали, что Кейси и Десильва были в нашей стае, и связали их смерти с остальными.

- Это ещё не конец, – с нажимом повторил Гвилт. – Судя по протоколу, чиновники из Министерства не принимают это всерьёз. У них сейчас есть дела поважнее, чем расследовать убийства оборотней. Они были бы рады, если бы нас всех переубивали. Я уверен, когда старик Дамблдор заявил… как там… – он зашуршал бумагами, – «они тоже являются членами волшебного сообщества, они выполняли закон по мере сил, и должны быть защищены этим законом»… так вот, я уверен, что они просто посмеялись про себя над его словами… Они не станут заниматься этим делом, пока не покончат с Пожирателями Смерти. А к тому времени мы уже будем достаточно сильны, чтобы дать им достойный отпор.

Гвилт снова замолчал, и снова никто не осмелился прервать молчание. Когда он снова заговорил, его голос был усталым, но спокойным – вожак взял себя в руки:

- Дерек, Дэн… вы молодцы. Я горжусь вами, парни. Не зря я взял вас к себе. Идите, отдыхайте. Эйнар, Кевин, в ближайшее время нам понадобится ваша помощь. Я согласен: прежде, чем рисковать своими жизнями, надо узнать больше. Я отправлю троих оборотней в Корпус авроров, чтобы они выяснили, жив ли Скотт, и попытались вытащить его. Ты должен будешь устроить шум, отвлечь авроров, чтобы мои волки смогли безопасно попасть в Корпус и уйти оттуда.

- Согласен, – судя по голосу, Скуммель улыбнулся одной из своих нахальных, ленивых улыбок. – Мы с Кевином как раз собирались навестить супругу одного нашего старинного друга. Передать ей, что он очень тоскует в разлуке с ней.

- Хорошо. Адам… когда будешь готов, отправишься на южное побережье. Журналист должен умереть.

- Это слишком рискованно. Это только привлечёт к нам лишнее внимание, Грег, – глухо сказал Адам.

- Ещё рискованнее будет оставить его в живых. Мало ли, что ещё он успеет раскопать! Да, это опасно, поэтому я и прошу об этом тебя. Ты справишься лучше, чем кто-либо другой.

- Я понял, – бесстрастно ответил Адам, но Джин показалось, что в его голосе она уловила еле различимый вздох.

Разговор стих. Зазвучали шаги, стукнула дверь – все расходились. Джин и Урсула оставались на своём месте, пока звуки окончательно не утихли. Только после этого Урсула тихо открыла дверь и бусшумно выскользнула наружу. Джин последовала за ней, шатаясь и хватаясь за стены. Её тошнило, и она привалилась спиной к стене и широко раскрыла рот, жадно вдыхая холодный ночной воздух.

- Да, дела, – протянула Урсула и прислонилась к стене рядом с Джин. Помолчала немного, потом ткнула её локтем в бок: – Ты там нормально? Я вроде как обещала твоему парню вернуть тебя в целости и сохранности.

- Я в порядке, – пробормотала Джин и выпрямилась. – Спасибо, что привела меня сюда.

- Пожалуйста, – сухо отозвалась Урсула. – Теперь ты мне должна, помнишь?

- Конечно. Что ты хочешь, чтобы я сделала?

Урсула посмотрела на неё, внимательно и угрожающе. Что-то блеснуло в лунном свете, и в следующую секунду Урсула приставила к шее Джин, чуть пониже уха, короткий и очень острый ножик:

- Для начала пообещай, что ты никому не расскажешь о нашем уговоре. О том, что ты услышала здесь, можешь рассказать своему парню, если он не трепло. Но то, о чём я тебя сейчас попрошу – только между нами! Если я узнаю, что ты проболталась – а я узнаю – я тебя убью.

Нож надавил чуть сильнее. Джин задержала дыхание, потом тихо проговорила:

- Я обещаю, что никому не скажу.

- Молодец, – Урсула слегка улыбнулась. – Грегор не врал: ты и впрямь умная. Так вот, – она медленно убрала нож, – после полнолуния ты получишь обратно свою волшебную палочку. Я знаю, что то, что мне нужно, целители изучают очень рано. Стю мне рассказывал. Так что хоть ты и недоучка, а сможешь мне помочь.

Она помолчала, потом сказала резко, словно рубанула топором:

- Ты сделаешь мне аборт.

6 ноября 1981 года. 22:13

- Десильва? – переспросил Ремус, чувствуя, как в лёгкие проникает холод, а в ушах звучат далёкие крики ворон. – Мария Десильва? И вторую девушку звали Дженнифер?

Квентин затянулся сигаретой и выпустил дым в ночной воздух.

- Дженнифер Кейси, – сказал он. – Я выучил все имена наизусть, прежде чем отправил газету Дамблдору.

- Их убил Гвилт, – проговорил Ремус. – Я точно это знаю.

Он рассказал Квентину о том, как крался по лесу следом за Мэттом и Финном, которые тащили завёрнутый в мешковину труп Хорнета, как подслушал их разговор. Квентин слушал его, курил, и всё сильнее мрачнел. Когда Ремус рассказал, что Мэтт и Мария собирались бежать вместе, Квентин резко побледнел и затянулся сигаретой так сильно, что чуть было не выкурил её сразу до фильтра. Выдыхая дым, он закашлялся.

- Значит, Мэтт, – пробормотал он. – Спасибо. Посмотрю, что с ним можно сделать.

- Думаешь привлечь его на свою сторону? – Ремус покачал головой. – Он не показался мне таким уж смелым.

- Попробовать стоит, – Квентин пожал плечами. Ремус улыбнулся:

- Хочешь устроить революцию, товарищ? То-то меня так напрягло, что ты пытался поймать советское радио.

Квентин рассмеялся:

- Кто бы говорил! Сам вон какую наглядную агитацию развёл! Если тебе после такого не устроят тёмную, то я в полнолуние превращаюсь в кролика.

Они здраво рассудили, что идти в дом, где теперь жили Квентин и Джин, слишком опасно – в любую минуту туда мог вернуться Адам. Они укрылись в лесу неподалёку от большого дома, где скрылись Джин и Урсула. На этом самом месте Ремус несколько дней назад разговаривал с Бобби, здесь она уговаривала его сбежать, пока есть время. При мысли о ней его охватила тоска, но в то же время мысль о том, что Бобби и Кэтрин на его стороне, странным образом его успокаивала.

За короткое время Квентин и Ремус успели обменяться важными сведениями, которые им обоим совсем не понравились. Новость о том, что его и Джин заставят в полнолуние кого-то убить, Квентин встретил молча, только ещё сильнее помрачнел. Ремус выслушал историю о побеге во Францию и о том, что там случилось, и почувствовал, как его снова охватывает бессильная злость. «Она совсем не знала нас, – сказал тогда Квентин, – и всё равно хотела помочь. Она погибла из-за нас». Он потушил сигарету и тут же вытащил вторую. Его пальцы дрожали, и так же дрожал его голос. «Мы почти вырвались. Мы почти смогли уйти. Мы были так близко».

Ремус прислонился спиной к дереву, поднёс к губам сигарету, которой его угостил Квентин. Не травка – он уже предупредил Квентина, что здесь наркотики лучше не употреблять, на что Квентин заверил его, что завязал. Затянувшись, Ремус попробовал выпустить дым через нос; это новое ощущение было странным, но оно ему понравилось. Глядя, как дым тает в воздухе, он думал о том, что рассказал Квентин.

Он думал о Гае Моррисе. Несколько раз они встречались, когда приходили за зельями к Джуду Коулману. Их знакомство ограничилось несколькими разговорами, но Ремусу хорошо запомнился этот немногословный мужчина с сединой в тёмных волосах. Он как-то обронил, что после обращения в оборотня сбежал в Европу и некоторое время жил в Румынии, и даже устроился ненадолго драконоборцем, пока его не вычислили, и он был вынужден уволиться. О драконах он говорил с нежностью, на его усталом лице появлялась улыбка. А потом он умер, и кто-то вытащил его из гроба, вырвал из груди сердце и отбросил его тело в сторону, как надоевшую куклу.

А ещё он думал об Айтоне Пейдже. Об Айтоне Пейдже, чьё тело было изуродовано каким-то мерзавцем, охотящимся за сердцами и кровью оборотней. Об Айтоне Пейдже из команды «Зелёные Драконы», плакат которой висел в комнате Джеймса.

Он сидел в середине первого ряда, как и подобает ловцу. Широкоплечий, огненно-рыжий, бледный оттенок кожи совсем не виден из-за плотного слоя веснушек. Улыбка во весь рот, и острые глаза пристально следят за маленьким снитчем, который порхает по комнате, слабо звеня крыляшками. Каждый раз, когда Джеймс выпускал свой снитч полетать, Айтон Пейдж на плакате оживлялся, щёлкал пальцами, наклонялся вперёд, как зритель на мачте. И каждый раз, когда Джеймс вновь играючи ловил снитч, Пейдж беззвучно смеялся и показывал ему большой палец.

Но в тот вечер Пейдж сидел неподвижно, сонно хлопая рыжими ресницами. Снитч был крепко заперт в ящике стола – у его хозяина были дела поважнее.

- Вот, как тебе? – Джеймс протянул вперёд маленькую бархатную шкатулку и откинул крышечку. Сириус заглянул внутрь:

- Это как-то внезапно, Сохатый. Ты бы меня для начала в ресторан отвёл.

- Да иди ты! – Джеймс коротко, нервно рассмеялся, взъерошил себе волосы и повернулся к Ремусу: – Лунатик, что скажешь?

- О да! – закричал Ремус, бросаясь Джеймсу на шею. – Наконец-то! Я согласен, Джеймс, я согласен!

Громко хохоча, они упали на пол. Джеймс спихнул Ремуса в сторону, всё ещё смеясь, склонился над шкатулкой. Кольцо по-прежнему было внутри, надежно зажатое в бархатной подушечке. Поднявшись на ноги, он повернулся к Питеру:

- Хвостик, ты тут единственный нормальный человек. Как тебе кольцо?

- Очень красивое, – улыбнулся Питер. – Мне нравится, что оно с изумрудом.

- Я выбирал под цвет глаз, – голос Джеймса был нервным и высоким. – По-твоему, это не слишком? Я не перестарался?

- Джеймс, ты и «перестараться» – это несовместимые понятия, – закатил глаза Сириус. – Расслабься. Вы и так уже живёте вместе. Если она смогла выносить твой храп два месяца подряд – значит, она твоя навеки.

- Серьёзно, Джеймс, кольцо замечательное, – подтвердил Ремус. – Я уверен, что всё будет хорошо.

Джеймс опустился на кровать и снова рассмеялся, теперь тихо. Его глаза сияли ярче, чем изумруд в шкатулке.

- Я всё равно волнуюсь, – проговорил он счастливым голосом. – Мне кажется… Мне кажется, я стою на пороге… или хочу перелистнуть страницу, понимаете? Как будто мне осталось сделать всего один шаг, и всё плохое останется позади, а дальше будет только счастье.

- Слыхали, парни? Всё плохое останется позади – это он про нас, – драматично прошептал Сириус. Джеймс тут же пихнул его в бок:

- Перестань, придурок, я не это имел в виду!

- Я знал, что ты это скажешь, – трагично произнёс Сириус, закатывая глаза. – Я всегда знал, что ты неблагодарная скотина, и всё равно отдал тебе лучшие годы своей жизни. Страсть затмила твой разум, но однажды ты вспомнишь своего бедного друга…

- Сириус, ради Мерлина, заткнись и не наводи тоску! Ремус, можешь его заткнуть, а?

- Не могу, – проговорил Ремус, задыхаясь от смеха. – Пусть говорит. Пусть позорится до конца, я не буду ему мешать.

- И ты туда же, комок шерсти! – взвыл Сириус, пафосным жестом вскидывая руку. – Один, совсем один, покинут и забыт, как король Лир, преданный своими старшими дочерьми! Одна ты осталась мне верна, моя Корделия! – он протянул руку и щёлкнул по носу Питера, который совершенно растерялся и не знал, смеяться ему или молчать.

- Ладно, ладно! – Джеймс вскинул руки в воздух. – Хватит! Я понял, раз вы строите из себя идиотов, значит, вам всё нравится. Надеюсь, я не вспомню вас, придурков, когда заговорю с ней, и не заржу в самый неподходящий момент…

- Мы именно этого и добивались, – заявил Сириус.

- Это был наш коварный план, – поддакнул Ремус.

- Мы родились для того, чтобы портить тебе жизнь.

- Мы посланы тебе в наказание за твои грехи

- Всё, всё, я понял!

- Не дрейфь, Сохатый, – Сириус взъерошил ему волосы. – Просто будь спокоен и уверен в себе. И поговори с ней, как нормальный человек. Это будет сложно, но ты постарайся.

И добавил уже совсем другим, серьёзным и взрослым голосом:

- Я рад за вас, дружище. Я чертовски сильно за вас рад.

- Это Джин, – взволнованно сказал Квентин, бросая сигарету и вдавливая её в землю носком ботинка. – Эй, Джин! – позвал он шёпотом. – Мы здесь!

Девушка медленно подошла к ним, раздвигая руками кусты. По её лицу Ремус сразу понял: что-то случилось.

Очень тихим, срывающимся голосом Джин рассказала обо всём, что услышала. Когда она замолчала, Квентин закрыл глаза и тихо, отчётливо выругался.

- Девен, бедняга, – пробормотал он. – А ещё переживал, что не попал на первую полосу… И Стив... Я готов поспорить, что этот урод нападёт на его жену.

- Профессор Дамблдор не допустит, чтобы с ними что-то случилось, – дрогнувшим голосом сказала Джин, обхватив себя руками. – Он защитит их.

Шмыгнув носом, она повернулась к Ремусу:

- Я не успела сказать тебе спасибо. Тогда, в Ипсвиче.

- Не за что, – Ремус посмотрел ей в глаза, большие и карие, как у Алисы Лонгботтом, но не тёплые и радостные, а усталые и печальные. – Как видишь, я не смог помочь вам как следует.

Джин на секунду сжала губы, потом резко перешла на другую тему:

- Адам сказал, что Скуммель как-то связан с тем, кто расчленяет оборотней. Он сказал: «твой приятель». А Скуммель заявил, что они не друзья, хоть и служили вместе Тёмному Лорду. Как ты думаешь, кто это может быть?

- Кто угодно, – пожал плечами Ремус Люпин. – Долохов, например. Он создал собственное убивающее проклятие, мог и ритуалы с кровью оборотней проводить. Или Люциус Малфой. Мой друг Артур Уизли давно подозревает, что он проводит ритуалы чёрной магии. Но доказать это до сих пор не смогли, и Малфой всё ещё на свободе.

Все трое вздрогнули – в лесу, совсем близко, послышались шаги. Кто-то пьяным, заплетающимся голосом напевал песню «Yellow Submarine». Похоже, вечеринка у костра закончилась, и народ расходился по домам.

- Вам пора идти, – быстро сказал Ремус. – Адам может заметить, что вас нет.

- Пока, – сказала Джин. Ремус сжал в руке её маленькую ладонь, потом его пальцы утонули в широкой и тёплой ладони Квентина. Кивнув им на прощанье, он поспешил на кухню, уже решив, что соврёт Камалу, будто ему стало плохо после выпитого, и поэтому он так долго не возвращался.

====== Часть 26 ======

7 ноября 1981 года. 10:43

- Иди, принеси дров, – велела Зельда.

- Сейчас, – Ремус опустил большую стопку тарелок на стол рядом с плитой. Камал помешивал в большой кастрюле овсяную кашу; каша была уже почти совсем готова, и от неё по всей кухне разносился тёплый и влажный запах, напоминавший Ремусу о завтраках в Большом Зале Хогвартса. Расправляя засученные рукава свитера, он вышел наружу и замер.

С неба падал снег. Опускаясь на землю, мокрые снежинки мгновенно таяли, и было понятно, что этот снегопад не принесёт с собой ничего, кроме грязи и сырости, но зрелище всё равно было таким прекрасным, исполненным такого волшебства и такой чистоты, что Ремус на несколько секунд потерялся в своих мыслях.

Он вдруг вспомнил, как чуть меньше года назад, в начале зимы, был в гостях у Лили и Джеймса. Счастливая, но усталая и сонная Лили начала клевать носом прямо за столом, едва не выронив чашку с чаем; Джеймс нежно обнял её и увёл в спальню, а потом они с Ремусом взяли с собой малыша Гарри и отправились погулять, чтобы не мешать Лили выспаться. В тот день тоже был снегопад; на маленького Гарри он произвёл потрясающее впечатление. Сперва мальчик просто смотрел на рой снежинок, разинув рот; потом начал громко визжать от восторга и хватать снежинки пухлыми ручками. Ремус и Джеймс вытащили палочки и начали колдовать, сплетая снежинки вместе, создавая из снегопада призрачные фигуры оленей, зайцев, мягко машущих крыльями сов… Когда пришла пора уходить с мороза обратно в тепло, Гарри отчаянно разрыдался. Он не мог понять, чем он так провинился перед папой и дядей Лунатиком, что они не дают ему ещё немного посидеть на улице и посмотреть на красивые снежные звёздочки.

Кошмарная зима прошлого, 1980 года. Самая холодная за много лет. В магловских газетах Ремус читал о стариках, которым было нечем заплатить за отопление, и которые насмерть замерзали в собственных домах; в волшебных – о новых зверствах Пожирателей смерти, о нападениях, исчезновениях, убийствах. Ему было невыносимо возвращаться домой: всё напоминало о матери, которая умерла совсем недавно. Всё больше времени он проводил у Сириуса, и всё сильнее чувствовал, как Сириус от него отдаляется. О, эта ужасная зима 1980 года. И всё же тогда он был намного счастливее, чем сейчас.

Чьи-то голоса ворвались в его мысли, вернули его из прошлого в настоящее. Осторожно ступая, Ремус подошёл поближе к маленькой двери, за которой хранились дрова, и услышал резкое:

- О чём вы с ней говорили?

- Не твоё дело!

- Нет, это моё дело, чёрт побери!

Финн и Урсула. Отлично, просто замечательно. Ремусу не хотелось видеть кого-либо из них; ещё меньше он хотел, чтобы они сами его увидели. Он отступил назад, прячась за облетевшими кустами, и увидел, как эти двое вылетели из зарослей. Финн попытался схватить Урсулу за руку, та развернулась и приставила кулак к его носу:

- Ещё раз попытаешься меня схватить – отрежу тебе пальцы. Понял меня?

Пулей пролетев мимо Ремуса, Урсула торопливо зашагала прочь. Неожиданно из-за угла дома вышел Хантер; завидев девушку, он широко улыбнулся:

- Привет, моя лапонька!

- Уйди с дороги! – рявкнула на него Урсула. – Только тебя не хватало, чёртов обдолбыш!

Финн посмотрел ей вслед. Взгляд у него был какой-то странный: не сердитый, как вчера, у костра; Ремус бы скорее назвал его обиженным и расстроенным. Дёрнув плечами, Финн ушёл в другую сторону. Ремус перевёл дыхание и отправился за дровами. Что ж, ни Финн, ни Урсула его не заметили и не наехали на него. День, можно сказать, начался удачно.

Вернувшись на кухню, он едва не выронил дрова себе на ноги: возле очага, хмуро глядя в огонь, стоял Грегор Гвилт. Ремус живо вспомнил о том, что произошло в прошлый раз, когда они с вожаком оказались вместе на кухне. Гвилт поймал его взгляд:

– Тебя-то я и искал. Положи дрова.

- Грегор, – робко заговорила Урсула, отходя от плиты. – Грегор, нам надо поговорить.

- Поговорим позже, – спокойно ответил Гвилт и снова перевёл взгляд на Ремуса: – Найди братьев О’Ши и Кроу. Скажи им, чтобы пришли ко мне.

- Хорошо, – проговорил Ремус, опуская дрова на плитку возле очага и отряхивая руки, прежде чем выйти обратно под снег.

Дэна он нашёл сразу – тот колол дрова. Его куртка была расстёгнута, воротник рубашки распахнут – он словно не ощущал холода. Расколов одно полено, он выпрямился и произнёс:

- Может, хватит уже притворяться?

Ремус застыл на месте, не зная, что сказать. Но Дэну уже ответили:

- Может, хватит указывать мне, что делать?

Голос принадлежал Урсуле, и Ремус не смог удержаться, чтобы не закатить глаза. Похоже, ему всё-таки не избежать встречи с ней. Он медленно пошёл вперёд, обогнул большую кучу дров и сразу заметил девушку – та сидела на бревне, лениво обстругивая ножом веточку.

- Если тебе нужна помощь, ты всегда можешь обратиться ко мне, – настойчиво продолжал Дэн. Урсула усмехнулась:

- Дэн, ты ещё хуже Хантера… хотя, нет. Ты хотя бы не предлагаешь мне наркоту. У меня всё в порядке, понял?

- Ничего у тебя не в порядке, – вздохнул Дэн. – Послушай ещё раз: если тебе нужна помощь…

- Да ну тебя! – девушка сердито отбросила ветку и резко поднялась на ноги. – Дэн, ты и себе-то помочь не в состоянии, куда уж тебе до моих проблем?

Дэн печально посмотрел, как она уходит, потом повернулся к Ремусу.

- Привет, – слегка улыбнулся он.

- Привет. Грегору нужен ты, и ещё твой брат и Кроу. Не знаешь, где они?

- Они в лесу, – Дэн посмотрел в сторону верхушек леса, еле различимых за снегопадом; дальние горы уже совсем скрылись в белой мгле, как будто их никогда и не существовало. – Пойдём, я тебя провожу.

Он отставил топор в сторону, застегнул куртку и направился в сторону леса, Ремус за ним. Пройдя мимо первых деревьев, Дэн начал рыться в карманах, вытащил что-то маленькое, кинул Ремусу:

- На, возьми. Позавтракать сможешь ещё не скоро.

Ремус поймал на лету маленький свёрток. Развернув бумагу, он неожиданно для себя улыбнулся: там лежал тыквенный пирожок. Вроде тех, которые продавались в Хогвартс-экспрессе.

- Спасибо, – искренне сказал он. – Где ты это взял?

- В Лондоне. Вчера мы с братом были в Министерстве.

Ремус уже это знал. Но изумлённо присвистнул:

- Ничего себе! Зачем вы туда ходили?

Дэн улыбнулся:

- Не могу сказать.

Ремус откусил кусок пирожка. Он был немного чёрствый, но очень вкусный. Сладкий, с оттенком корицы. Сразу вспомнился Хогвартс-экспресс, обитые красным бархатом сиденья, смех друзей, карточки от «Шоколадных лягушек»…

- Спасибо, – сказал он снова. – Куда мы идём? Туда, где в прошлый раз вы ставили ловушки на кроликов?

- Нет. Я пока не знаю, но скоро узнаю.

- Что? – не понял Ремус.

- Я почувствую, когда мы окажемся рядом.

Ремус недоверчиво усмехнулся:

- Как это?

- Можешь называть это чутьём, если хочешь.

- И… оно есть у всех оборотней? Это чутьё?

- Конечно.

- У меня нет.

- Есть. Ты просто не умеешь им пользоваться.

- Ну, не знаю, – протянул Ремус. Дэн вдруг остановился на месте.

- Сейчас я покажу тебе. Остановись.

Ремус остановился, настороженно глядя, как Дэн подходит к нему, становится позади, берёт его за плечи:

- Чувствуешь что-нибудь?

- Нет, – отозвался Ремус. – Хотя, да. Я чувствую себя глупо.

Дэн издал короткий смешок:

- Закрой глаза. Сосредоточься.

- На чём сосредоточиться? – пробормотал Ремус, но глаза послушно закрыл.

- На слухе. На ощущениях. Постарайся ощутить всё, что вокруг тебя. Подумай о воздухе, которым дышишь. О звуках, которые тебя окружают. Обрати внимание на любые ощущения, вообще любые.

Ремус сдавленно вздохнул и закрыл глаза покрепче, почти зажмуривая их. Ему хотелось сказать Дэну, что всё это глупости. Ничего он не почувствует, более того: ему не хочется чувствовать. Какова бы ни была эта особенность оборотней, она ему не нужна. Он всё ещё думал об этом, когда внезапно осознал: Дэн больше не стоит позади него. Его руки исчезли с его плеч, а он этого даже не заметил. Ремус быстро повернул голову в сторону, и только тут понял, что глаза у него всё ещё закрыты. Как глупо. Его веки задрожали, собираясь открыться.

- Нет, – спокойно сказал Дэн, совсем с другой стороны, не там, куда он повернулся в его поисках. – Не открывай пока. Подумай. Что ты чувствуешь?

- Холод, – сказал Ремус, облизнув губы. Что-то тёплое коснулось его уха:

- А теперь?

Ремус поднял руку, отмахиваясь от тёплого прикосновения, как от мухи, но не ощутил ничего, кроме воздуха.

- Как ты успел так быстро убрать руку?

- Я тебя вообще не трогал.

- Что? – Ремус невыдержал и открыл глаза. Дэн стоял в паре метров от него. Должно быть, у него было очень глупое выражение лица, потому что Дэн улыбнулся:

- Я просто смотрел. Видишь? Ты это почувствовал.

Всё ещё не веря, Ремус дотронулся до уха. Он мог поклясться, что в тот раз действительно ощутил прикосновение.

- Почему тогда я раньше этого не мог? – спросил он.

- Мог, просто не делал, – объяснил Дэн. – Ты этого не хотел, да тебе это было и не нужно. Это просто способность, Ремус. У всех она есть, но не все её развивают.

«Ты другой», – вспомнил Ремус слова Хантера. Он почувствовал, как его бросает в жар. Чутьё, способность контролировать себя в волчьем обличье… Ему казалось, что он знает о проклятии оборотня всё, что можно. Оказывается, ему нужно ещё учиться и учиться. Не нужно, одёрнул он себя. Это не для него. Он – волшебник, член Ордена Феникса. Это единственное, что имеет значение.

Они шли дальше. Через несколько минут Ремус спросил:

- И ты… ты умеешь чувствовать других оборотней? На расстоянии?

- Да, – просто ответил Дэн. – Дерек тоже, и многие другие. Перед полнолунием это ощущение усиливается, а в новолуние почти совсем пропадает. Как и другие наши особенности.

- Почему я не мог этого раньше? – повторил Ремус, больше сам для себя, чем для Дэна. Но Дэн всё-таки ответил:

- Тут дело ещё в том, что раньше тебя окружали только люди, а не оборотни. Мы не можем ощущать присутствие людей – только друг друга. То есть, конечно, можем чувствовать, что люди рядом есть – по слуху, по запаху – но это другое.

- Дэн, почему ты мне про это рассказал?

Дэн внезапно помрачнел и стал очень похож на своего брата. Даже между бровями появилась точно такая же морщина, как у Дерека.

- Я отвечу тебе, – проговорил он, помолчав, – если ты ответишь мне правдиво на один вопрос. Хорошо?

- Это зависит от вопроса, – ответил Ремус, чувствуя, как у него пересохло во рту.

- Понимаю, – серьёзно ответил Дэн. Он остановился, пристально взглянул на Ремуса:

- Ремус, зачем ты сюда пришёл? Честно? Какова твоя настоящая цель?

Ремус смотрел в его глаза, ярко-голубые, как у профессора Дамблдора, и думал о своём задании. Дамблдор не хотел бы, чтобы он посвящал кого-либо в эту тайну. Прямо он этого не сказал, но это было понятно само собой. Он не рассказал о кинжале никому, даже Квентину, даже Бобби. Может ли он доверять Дэну? Может ли он попросить его о помощи? Рассказать о том, что от него потребовал Хантер?

- Я не могу, – произнёс он. – Прости.

- Понимаю, – повторил Дэн и еле слышно вздохнул. – Но и ты меня пойми, Ремус: я не могу тебе доверять, если не буду уверен, что ты доверяешь мне в ответ.

Он внезапно взял его за плечи, заглянул ему в глаза:

- Я только хочу, чтобы ты кое-что знал. Если ты услышишь обо мне что-то… что угодно… знай, что я делал это против своей воли. И будь так добр, не рассказывай о нашем разговоре никому.

– Даже Дереку?

- Особенно Дереку.

- Почему? Вы же братья, вы всегда вместе, хочешь сказать, ты ему не доверяешь?

Дэн грустно улыбнулся, выпустил плечи Ремуса, провёл рукой по своим волосам, стряхивая запутавшиеся в них снежинки:

- Я люблю брата. Но да, я больше ему не доверяю. По крайней мере, не так сильно доверяю, как раньше.

- Он изменился, – проговорил Ремус. – Я едва его знаю, но я помню, каким он был, когда мы познакомились. Он очень изменился.

- Ты даже не представляешь, насколько, – с горечью ответил Дэн. – Поэтому я думал, что ты меня поймёшь. Сириус Блэк… он был твоим другом, верно? И другом Джеймса Поттера. А потом он предал Поттера.

Ремус отвернулся. Он не хотел говорить о Джеймсе. Не хотел говорить о Сириусе. Только не сегодня, не сейчас, когда он всё утро отгоняет от себя одну и ту же мысль: Сириуса не будут судить, Сириуса отправят в Азкабан, самое большее через четыре дня Сириус будет в Азкабане, и Ремус больше никогда его не увидит. Никогда.

- Что сделал Дерек? – глухо спросил он, не глядя на Дэна. – Он… он тебя предал?

Дэн помолчал немного, прежде чем ответить:

- Из-за него я здесь. Он пришёл сюда по своей воле. Я – нет.

Ремус уставился на него во все глаза. Дэн усмехнулся:

– Хватит разговоров. И так уже задержались. Идём дальше.

Остаток пути они преодолели в молчании, и Ремус всё время думал о словах Дэна. Чего он добивается? Чего хочет? Что имел в виду, говоря, что делал что-то против своей воли? Неужели что-то ещё хуже, чем убийства в полнолуние, которые заставлял их совершать Гвилт.

- Привет, Кроу! – громко сказал Дэн. Впереди что-то зашевелилось, из сплетения тёмных кустов поднялась тёмная фигура. Кроу помахал им одной рукой, в другой у него была длинная тонкая верёвка.

- Привет, – сказал Ремус, подходя поближе. – Что ты делаешь?

Кроу перевёл взгляд на верёвку. Ремус не думал, что тот вообще захочет ему отвечать – в конце концов, предыдущий разговор прошёл не очень хорошо. Но Кроу тихо сказал:

- Ловушку.

- На кроликов?

- Нет. На зверя покрупнее. Лисицу или барсука. Я заметил следы поблизости, думаю, где-то рядом есть нора.

- Разве они съедобные?

- О да, – скептически усмехнулся Кроу. – Когда больше нечего есть, они очень даже съедобные.

- У нас достаточно еды, – возразил Дэн, – но если тебе хочется супчику из сплошных костей и жил, я не буду тебе мешать. Где Дерек?

- Здесь, – послышалось откуда-то справа. Дерек вышел из-за деревьев, перешагивая через спутанные низкорослые кусты. – В чём дело?

- Грегор жаждет нам что-то сказать, – усмехнулся Дэн.

- Ладно, – Дерек окинул всех троих мрачным взглядом. – Вы идите, я догоню. Ремус, ты останься.

Губы Дэна сжались, в глазах появилось настороженное выражение. Он сделал шаг вперёд, словно пытаясь встать между Ремусом и своим братом:

- Что происходит?

- Ничего, – спокойно отозвался Дерек. – Просто хочу поговорить.

- Дерек, – проговорил Дэн напряжённо, почти угрожающе.

- Я сказал, идите, – в голосе Дерека прозвучал металл. Дэн сжал зубы, устремив на брата тяжёлый взгляд, потом сердито вздохнул:

- Ладно. Но далеко мы не уйдём. Останемся поблизости и подождём тебя.

- Как хочешь, – пожал плечами Дерек. Кроу переводил взгляд чёрных глаз с одного брата на другого, явно ничего не понимая. Дэн шагнул назад и хлопнул его по плечу:

- Идём.

Как только они скрылись за деревьями, Ремус повернулся к Дереку. Тот смерил его коротким взглядом:

- Боишься?

- Не очень.

- Так я и думал. Прекрасная речь, к слову. Вчера мы с братом вернулись как раз вовремя, чтобы услышать твоё выступление у костра. Ты, наверное, нас так и не заметил.

- Да, не заметил. Кстати, где вы были?

- Вот об этом я и хочу поговорить.

Дерек ненадолго замолчал, собираясь с мыслями. Его усталые, печальные глаза не отрывались от лица Ремуса.

- Я сказал, что не стану тебе помогать, я это помню, – проговорил он. – Но и мешать тебе я не хотел. Думал: ну что ты сможешь сделать? Один, неизвестно где, без волшебной палочки. Но я в тебе ошибся. Я тебя недооценил. Ты вступаешься за других, не лезешь в драку, когда не надо, и ты не боишься говорить то, что думаешь. Здесь многие пострадали от Тёмного Лорда, служили ему из страха или преодолевая ненависть. То, что ты сказал вчера, не забудут. И это погубит всех нас.

- Я не понимаю, что ты хочешь сказать.

- Ремус, я не знаю, что ты собираешься делать. Но я прошу тебя сейчас: не делай этого. Мы все сейчас в опасности, и ты в том числе.

Он вздохнул и посмотрел в сторону деревни:

- Стая доживает последние дни. Сивый не простит нам того, что случилось в Стантон-Лонг. Если он не перебьёт нас всех, это сделают авроры, – он снова перевёл тяжёлый взгляд на Ремуса. – Вчера я и мой брат выкрали протокол совещания в Министрстве Магии. Барти Крауч не собирается рисковать жизнями авроров ради того, чтобы захватывать оборотней в плен. Когда они найдут нас, то перебьют, как бешеных собак. Всех. Не разбираясь, кто прав, кто виноват. Даже ты можешь погибнуть.

- Дамблдор не допустит этого!

Дерек криво улыбнулся:

- Дамблдор уже это допустил. Он всего лишь человек, Ремус. Всего лишь директор школы, высокопоставленный чародей, который должен считаться с другими высокопоставленными чародеями, иначе он лишится своего звания и влияния.

- Он – не просто человек, – запальчиво сказал Ремус. – Он величайший волшебник в мире!

- Тогда почему величайший волшебник в мире не убил Тёмного Лорда? – усмехнулся Дерек. – Почему не защитил родителей Мальчика, Который Выжил? Почему отправил тебя сюда, где ты каждый день можешь погибнуть? – Дерек шагнул вперёд, почти нависая над Ремусом: – Вчера на совещании Дамблдор во всеуслышание заявил, что это ты сообщил ему о Стантон-Лонг. Это тоже было в протоколе. Если бы я не убрал из него несколько листков, если бы дал Гвилту прочитать его полностью, ты бы уже болтался на дереве с перерезанным горлом, а наш дорогой вожак носил бы на поясе ещё одну руку. Если бы сегодня, несколько минут назад, я сказал бы Кроу о том, что Скотт попал в плен из-за тебя, что Гвилт велел Лососю избить Кроу из-за тебя – он бы сам убил тебя на месте, задушил бы той же самой верёвкой, из которой делал ловушку для лис. Ты мог бы погибнуть глупой и страшной смертью… ради чего? Ради Дамблдора?

Он невесело рассмеялся:

- Ты не первый член Ордена Феникса, которого я встречаю. Я никогда не мог понять: откуда в вас эта слепая вера в Дамблдора? Даже Гвилт честен с нами, своими волками, прямо и открыто говорит, что надо сделать, для чего это надо сделать, и что будет, если этого не сделать. Даже Волдеморт давал своим Пожирателям Смерти возможность думать своей головой и действовать свободно. Дамблдор не даёт вам ни того, ни другого. Он лишь управляет вами, как марионетками. Я готов поспорить, в чём бы ни заключалось твоё задание, он даже толком не объяснил тебе его. Раскрыл только внешнюю сторону, но не рассказал, в чём настоящая цель.

- Не говори так! – Ремус сжал кулаки. – Не смей так говорить! Ты ничего о нём не знаешь!

- А ты знаешь? – снова рассмеялся Дерек. – Ты знаешь хоть что-нибудь о Дамблдоре, кроме того, что тебе позволено знать?

- Я не… это неважно! – Ремус отвернулся. Хогвартс, Гриффиндор, матчи по квиддичу, волшебная палочка, золотой значок старосты. Дружба Джеймса и Питера, поддержка Лили, любовь Сириуса. Всё это случилось в его жизни благодаря Дамблдору. Благодаря тому, что Дамблдор счёл его достойным стать волшебником, протянул ему руку помощи, когда ему казалось, что он вечно будет изгоем, никогда не сможет стать своим в мире волшебников. Он верил Дамблдору безусловно, абсолютно. Но как объяснить это Дереку?

- Я просто верю ему, – сказал он наконец. – Потому что если я не могу верить Дамблдору, значит, я не могу верить вообще никому.

Он поднял голову и с вызовом посмотрел на Дерека:

- К тому же я здесь не только по его приказу. Я хотел найти Гвилта. Я знаю, что это по его приказу убили мою подругу, Марлин МакКиннон. И теперь я знаю, что убил её Финн. И если авроры явятся сюда и убьют их обоих, Гвилта и его сына – что ж, они это заслужили.

Дерек не сразу ответил. Он оставался спокойным. Только взгляд голубых глаз стал чуть более холодным. Словно заледеневшим.

- Да, – негромко сказал он. – Я не знаю, как ты узнал это, но это так. Твою подругу убил Финн. Но ты не всё знаешь.

- Что ещё я должен знать?

- Финн не хотел её убивать, вот что. Я это знаю, потому что я был там, я и мой брат, мы видели всё своими глазами.

- Что? – прошептал Ремус.

Дерек усмехнулся, но глаза оставались такими же холодными и безжизненными.

- Мы схватили её младшего брата, когда он шёл домой, и таким образом проникли через заклятие Доверия. Он отбивался. Здорово врезал мне несколько раз. Больше ничего не смог сделать – всё же магл, как и все её родные. Когда мы вошли, я сказал, что нам нужна только она одна. Если бросит палочку и не будет сопротивляться, её родители и брат будут жить. Она согласилась… как сейчас помню, как страшно она побледнела, но не запаниковала, не закричала, не дрогнула. Храбрая девочка. И такая красавица… Я бы не сделал ей больно. Я бы убил её одним ударом. Но Грегор настоял, что убить должен Финн. Ведь он раньше никогда не убивал никого, когда был в человеческом облике… Всё равно что экзамен.

Ремус стоял как оглушённый, стиснув кулаки так сильно, что ногти впились ему в кожу. Если бы у него были силы, он бы набросился на Дерека. Но он не мог этого сделать, не мог заставить его замолчать, не рассказывать о последних минутах жизни Марлин.

- Финн подошёл и ударил её в грудь, – хрипло сказал Дерек. – Промахнулся. Нож наткнулся на ребро. Она не вскрикнула и тогда, только ещё сильнее побледнела от боли. Её родные начали кричать, но я и Дэн удерживали их, не давали броситься ей на помощь. Финн ударил снова, так глубоко, что с трудом мог вытащить нож, но твоя подруга не умерла. Теперь она уже кричала от боли, но всё ещё оставалась жива. Финн уже не владел собой, руки у него тряслись. Чтобы она прекратила кричать и умерла поскорее, он перерезал ей горло.

Ремус застонал и зажал рот руками. Боже… какая ужасная мучительная смерть…уж лучше Авада Кедавра. Он так ни разу и не увидел Марлин мёртвой, просто слышал, что её зарезали, а не убили магией, но до этой минуты не мог до конца в это поверить. Где-то в его памяти она до сих пор кружилась в танце, и в воздухе за ней плыл аромат сирени.

- Брат у неё был сильный, – продолжал Дерек. – Всё это время он вырывался из моих рук. У меня сердце кровью обливалось, когда я убивал его. Из него бы получился прекрасный зверь. Но ничего не поделаешь – Тёмный Лорд приказал расправиться со всей семьёй.

- Вы обманули её, – хрипло проговорил Ремус. Теперь он вспомнил, как несколько дней назад Дэн закричал на Финна: «Забыл, как сам испугался, когда пришлось пролить кровь?» А он ещё был благодарен Дэну за то, что тот за него вступился… Он вдруг осознал, что плачет – щёки были совсем мокрые, и слёзы капали на сжатые кулаки. Подняв голову, он отчётливо проговорил, глядя в расплывающееся лицо Дерека: – Вы… вы чудовища!

Дерек улыбнулся, болезненно и широко, оскалив зубы:

- Да. Чудовища. Мы все чудовища, и ты, ты – тоже чудовище! Ты один из нас! Ты стал оборотнем прежде, чем стал волшебником, и совсем скоро ты тоже станешь убийцей!

Он шагнул к Ремусу, всё ещё усмехаясь:

- Я вижу ненависть в твоих глазах. Тебе так легко меня судить. А кто ты такой, чтобы судить меня? Кто ты такой, я спрашиваю?

Дерек тряхнул головой и горестно рассмеялся.

- Когда-то я был таким же, как ты. Учеником Хогвартса. Отличником. Старостой. Я хотел стать аврором, как отец когда-то. Я не выбирал себе такой судьбы, понимаешь ты или нет? – Он ударил кулаком дерево, в его глазах сверкнула ярость. – Выбор сделали за меня! За меня… Ральф Кривозуб, этот злобный сукин сын… Он укусил меня и брата, Дэну было всего одиннадцать, он едва поступил в Хогвартс… Он убил наших родителей. И удерживал нас возле себя три года. Три чёртовых года, прежде чем мы с братом смогли сбежать! Ральф заставлял меня делать страшные вещи, убивать ради него, воровать ради него. И я делал это. Но не ради него. Ради Дэна. Он – всё, что у меня есть.

Он наклонился ещё ближе, его горячее дыхание обожгло Ремусу ухо:

- Хочешь, я расскажу, как мы попали сюда? Почему я работаю на Гвилта? Почему он доверяет мне так же, как Адаму Спайдерсону?

Ремус не хотел, чтобы Дерек рассказывал. Он чувствовал, что эта история будет не из весёлых. Он хотел уйти отсюда, забиться куда-нибудь и молча скорбеть о Марлин, пусть и мысли о том, как ужасно она умерла, были мучительны. Но когда Дерек замолчал в ожидании ответа, Ремус еле слышно, сквозь зубы, выдохнул:

- Да.

Одиннадцать месяцев назад

Дерек О’Ши ненавидел Рождество. Каждый декабрь ему хотелось спрятаться подальше от всей этой глупой праздничной суеты. Его тошнило от запаха корицы и шоколада, от вида праздничных венков и нарядных ёлок, а сильнее всего – от музыки. Легкомысленные праздничные песенки, впрочем, раздражали его не так сильно, как торжественные хоралы. Песенки были просто глупыми, хоралы были хуже – они были лживыми. В них говорилось о добром всемогущем боге, готовом послать на землю целые войска ангелов со сверкающими крыльями ради одной детской улыбки. Добрый бог не спас братьев О’Ши в рождественскую ночь. Не ангелы, а звери явились в их дом, чтобы надругаться над ними и отнять всё, что было им дорого.

Место, которое он выбрал для встречи, было расположено далеко от главной улицы деревушки, и всё равно даже здесь, в этом убогом закутке между замшелой каменной стеной и покосившейся изгородью, окружавшей запущенный садик, он слышал звуки, доносившиеся из церкви. Кто-то играл на пианино, аккомпанируя хору нежных детских голосов. Хор школьников репетирует выступление к Рождеству. Это было бы мило, если бы не было так лживо. Дереку и так было плохо, а музыка медленно приводила его в бешенство, и он молча кружил в закутке между стен, как загнанный зверь, а снежинки падали с тёмного неба, одевая его фигуру в серебристую сверкающую мантию.

Он начал терять терпение, когда они наконец появились. Сперва Дерек увидел сквозь снегопад два силуэта на дальнем конце улицы. Потом, уловив тихий хруст свежего снега за спиной, круто развернулся и сжал зубы – ещё двое подходили с другой стороны. Четверо против одного. Что ж, этого стоило ожидать, если учесть, сколько раз он переходил им дорогу.

Оборотни приблизились, окружив его со всех сторон. Дерек молча окинул взглядом молчаливого Виктора, отвернулся от Хантера, который нахально ухмылялся ему в лицо, сердито взглянул в горящие чёрным огнём глаза Адама, прежде чем повернулся к Грегору Гвилту.

Несмотря на снегопад, вожак единственный из всех пришёл на встречу с непокрытой головой. Воротник куртки был расстёгнут, открывая мощную шею. Глядя на Дерека, Грегор улыбнулся.

- Дерек О’Ши, – произнёс он медленно, чётко выговаривая каждый слог. Потом снова улыбнулся, на сей раз чуть шире, приоткрывая острые зубы, но глаза его оставались холодными. Дереку смотрел в них и чувствовал, что долго не выдержит этого взгляда. – Какая встреча. Последний раз я видел тебя – дай-ка вспомнить – год назад. Ты и твой брат сорвали нам хорошее дело в Манчестере. К тому времени, как мы появились на той станции, вы уже убегали оттуда с деньгами и товаром.

- Значит, надо было появиться раньше нас, – ответил Дерек.

Гвилт склонил голову набок, прищурил глаза, пристально рассматривая Дерека.

- Ты знаешь, что твоя мать ограбила меня, Дерек? Мало того, что она сбежала – она ещё и утащила у меня пару новых перчаток и кошелёк с десятью галеонами. Я так и не понял, почему она просто не попросила меня отпустить её. Я бы отпустил. Я бы и денег ей дал, даже больше, чем она забрала. Сара всегда была импульсивной. Сперва делала, потом думала. Знаешь, за это она мне и нравилась. Может, поэтому я не пытался разыскать её.

- Я знаю, что ты не пытался, – сквозь зубы ответил Дерек. – И хорошо помню, какой была моя мать. И как мы с братом обводили тебя вокруг пальца. Тогда, в Манчестере, и в Лондоне, и в Ковентри, и много где ещё. Я сюда не для того пришёл, чтобы ворошить прошлое.

- Тогда для чего?

Дерек на миг закусил губу. Потом сдавленно проговорил:

- Ральф Кривозуб.

Грегор мотнул головой, как упрямый бык:

- Не пытайся втянуть меня в твои разборки с Ральфом. У меня сейчас есть дела поважнее. Я работаю на Тёмного Лорда, если ты ещё не знаешь.

- Я знаю, – Дерек стиснул зубы, прежде чем проговорить: – Он забрал Дэна. Выследил его и забрал.

- И что? – спокойно спросил Гвилт. – Он обратил Дэна, имеет полное право видеть его в своей стае.

- Ты прекрасно знаешь, как он его обратил! – огрызнулся Дерек. – Я слышал, ты никого не обращаешь против воли, и своим волкам запрещаешь! Но Ральфу готов такое простить? По старой дружбе?

- Следи за языком, мальчик, – спокойно велел Виктор. Его рука легла на волшебную палочку, заткнутую за пояс.

- Да, всё так, – произнёс Гвилт. – Я против того, чтобы в оборотней превращали против воли. И мне жаль, что с сыновьями Сары поступили именно так. Но я всё ещё не понимаю: как меня должно волновать то, что происходит между вами и Ральфом?

- Я прошу тебя о помощи, – Дерек скрипнул зубами и сжал кулаки: эти слова дались ему тяжело. – Помоги мне вырвать брата из лап Ральфа Кривозуба, и я больше никогда не перейду тебе дорогу.

Хантер рассмеялся. Виктор тоже. Адам презрительно усмехнулся. Грегор нахмурился:

- Ты хоть представляешь себе, о чём просишь? У Ральфа волков не меньше, чем у меня.Ты предлагаешь мне пробраться в лагерь Кривозуба и утащить твоего брата, как принцессу из башни дракона? Или начать открытую войну? Это даже не смешно, Дерек. Я не стану рисковать жизнями своих ребят ради одного волка. И не проси. Разве что… – тут он снова улыбнулся, – разве что на кону будет не один волк, а два.

У Дерека пересохло в горле. Он знал, к чему клонит Грегор. И знал, что не сможет сказать «нет».

Дэн был для него всем. Всем, что имело значение. Всем, ради чего он жил.

Грегор шагнул вперёд, взял его за плечо.

- Ты должен вступить в мою стаю, – жёстко сказал он. – Ты будешь выполнять всё, что я тебе прикажу. Если я прикажу грабить – ты будешь грабить. Прикажу убивать – будешь убивать. Прикажу отдать свою жизнь – ты сделаешь и это.

- Согласен, – слова сорвались с его губ белым облаком и растаяли в холодном воздухе.

- Твой брат придёт ко мне тоже, – холодный взгляд Грегора скользил по его лицу, изучал, оценивал. – Он тоже будет мне служить.

- Он не согласится.

- Согласится, если ты убедишь его. – Рука Гвилта крепко сжалась на его плече, почти причиняя боль, но следующие слова, в противовес этой грубой хватке, прозвучали мягко, почти ласково:

- Ты ведь убедишь его, правда, Дерек?

- Да, – он едва узнал собственный голос.

Гвилт довольно кивнул и улыбнулся:

- Добро пожаловать в семью, мальчик.

====== Часть 27 ======

7 ноября 1981 года. 15:59

- Ты хорошо разбираешься в зельях?

Ремус чуть не ответил: «нет». Он никогда не разбирался в зельях хорошо, куда ему до Лили или Северуса – те всегда получали на уроках Слагхорна отличные оценки. Он сам тоже был отличником, но Слагхорн никогда не хвалил его так, как Лили. «Всё правильно, – говорил он всегда, когда Ремус заканчивал свою работу, – всё, как надо, не больше и не меньше. Вы прекрасно умеете следовать указаниям из учебника, Ромулус. Вот только работаете вы как-то без огонька». Ремус старался не обращать на его слова внимания. Без огонька так без огонька. Его вполне устраивало положение скучного и правильного отличника, почти незаметного на фоне таких талантов, как Джеймс, Лили и Сириус. Он никогда не забывал, что сам факт того, что он учится в Хогвартсе – огромное, сумасшедшее везение.

- Не очень хорошо, – сказал он, подняв глаза от карты, расстеленной на столе, и встречаясь взглядом с Гвилтом. – Только в тех, которые изучал в школе. Но я уже три с половиной года как выпустился. Я мог многое забыть.

- Хватит скромничать, – усмехнулся Гвилт. – Хантер рассказал мне кое-что о тебе.

Что? Сердце Ремуса провалилось куда-то в живот, и в ушах зазвенело, так что он с трудом услышал остальные слова:

- …он сказал, что ты приходил к нему в гости на днях. И рассказал, что был круглым отличником в Хогвартсе, в том числе и по зельеварению.

- Это так, – сказал Ремус. Сердце вернулось на место, но билось медленно и вяло, словно ему приходилось гонять по венам не кровь, а густую холодную кашу. – Я был отличником. Но мы изучали не все зелья, только те, которые входят в программу. И с тех пор, как я выпустился, появилось много новых рецептов, о которых я вообще ничего не знаю. Например, аконитовое зелье, или…

«Или Лакрима», – чуть не проболтался он, но успел вовремя заткнуться. К счастью, Гвилт ничего не заметил. Ремус обратил внимание, что вожак выглядит хмурым и погружённым в какие-то свои тайные мысли. Совсем как он сам, вдруг подумалось ему. После того, что он услышал утром, он до сих пор не мог прийти в себя.

Когда он вымыл посуду после завтрака и остался в кухне, чтобы немного побыть наедине со своими мыслями, то был бесцеремонно прерван Хантером, который ворвался в кухню и с широкой ухмылкой заявил, что Грегор хочет с ним поговорить. Ремус сразу понял, что речь пойдёт об ограблении зельевара, в которое его уже заочно включили. Он не стал возражать, молча поплёлся обратно в столовую, где на чисто вымытом и вытертом столе уже была расстелена карта, а над ней склонились Гвилт, Дэн, бородатый Бьорн, и, что вызвало у него приступ глухой ярости, Финн. Он не бросил на убийцу Марлин ни одного взгляда, пока шёл к столу, хотя внутри у него клокотала холодная ненависть.

- Лавка находится здесь, – Гвилт указал пальцем на тупик в конце короткого кривого переулка. – Маглы видят здесь обычную стену, но волшебники могут видеть дверь. Ремус, Дэн, – он окинул взглядом Ремуса и молча стоящего рядом с ним Дэна, – вы займёте позицию здесь, через два дома, на верхнем этаже. Там уже никто не живёт, но всё равно ведите себя тихо, и постарайтесь без лишнего повода не выходить на улицу. Вам открывается вид на задний двор лавки. Внимательно следите, будет ли какая-нибудь доставка. Как только стемнеет, Дэн, ты сообщишь, были поставки или нет. Если были – к вам отправятся Финн и Бьорн. Если нет – справитесь вдвоём. Есть вопросы?

- Есть, – заговорил Ремус. – Когда я могу забрать свою волшебную палочку?

Бьорн не сдержался и фыркнул от смеха в бороду, Финн скорчил презрительную гримасу. Гвилт внимательно взглянул на Ремуса:

- Ты пойдёшь без палочки.

- Но… – Ремус задохнулся от неожиданности. Он идёт на ограбление. Лавка может быть защищена заклинаниями, могут явиться авроры. Без палочки он будет беспомощен. Гвилт продолжал внимательно смотреть на него.

- Я говорил, что отдам тебе палочку, как только пойму, что тебе можно доверять, – спокойно сказал он. – Завтра я узнаю, стоишь ли ты доверия. Не волнуйся. С тобой будет Дэн, он тебя прикроет. Прикроешь, Дэн?

- Разумеется, – сказал Дэн ровным, глуховатым голосом. Совсем не тем взволнованным голосом, каким он разговаривал с Ремусом утром, когда просил его запомнить, что всё, что он делает здесь, он делает против своей воли.

- Дэн останется прикрывать тебя, а ты найди всё, что нужно. – Гвилт протянул ему маленький, сложенный пополам листок бумаги. – Ничего необычного: немного лекарств, Бодроперцовое зелье, Оборотное зелье. И самое главное – Лакрима.

Ремус молча кивнул, убирая листок в карман. Снова взглянул на карту. Она изображала участок какого-то города, какого – он не знал, но по расположению лавки зельевара, которая находилась в конце улицы, а не в середине, понял, что это не дом Джуда Коулмана в Мэйденхэде. По крайней мере, он не причинит вреда Джуду и его дочке.

Гвилт повернулся к Финну и Бьорну, собираясь что-то им сказать, но вдруг его прервал стук в дверь. В комнату заглянул Квентин.

- Можно?

- Заходи, – с лёгким изумлением ответил Гвилт. – Что тебе нужно?

Квентин закрыл за собой дверь и повернулся к Гвилту. Ремус быстро взглянул на него и сразу снова перевёл взгляд на карту, но он успел заметить, что губы Квентина были слегка приоткрыты, а глаза распахнуты широко и невинно – похоже, он снова играет роль простачка с факультета Хаффлпафф.

- Я почистил все мётлы, – заговорил Квентин. – Но они всё равно не в порядке. За ними плохо ухаживали, и они стали норовистыми. Нужно полетать на них, проверить, хорошо ли слушаются, всё ли в порядке с балансом. Снег вроде прекратился, так что я хотел попросить: можно мне полетать? Только над деревней.

Гвилт слегка прищурился, глядя на него. Квентин выдержал этот взгляд. Хлопая светлыми ресницами, он добавил:

- Ты же хочешь убедиться, что они не сбросят кого-нибудь в самый ответственный момент?

Гвилт слегка усмехнулся и кивнул:

- Что ж, я разрешаю. Ребята немного приуныли. Хорошее зрелище их развлечёт.

Квентин кивнул и повернулся, чтобы выйти, но на пороге обернулся и сказал, глядя в лицо Гвилта:

- Спасибо, что помог Джин. Ей уже лучше, она сейчас в нашей комнате. Там было что-то не в порядке с ручкой окна, но я починил её, так что теперь она сможет открыть окно, если захочет.

- Да ты мастер на все руки, – усмехнулся Гвилт и обернулся к остальным: – Если у вас больше нет вопросов, ступайте на улицу. Посмотрим, так ли он хорош в полёте, как рассказывал Скуммель.

Улучив момент, Ремус тихо ускользнул на кухню. Выйдя через заднюю дверь, он затаился за стеной, подождал, пока Дэн, Бьорн и Финн пройдут мимо, а потом посмотрел в сторону домика, который теперь Квентин и Джин делили с Адамом. Посмотрел как раз вовремя, чтобы увидеть, как в одном из окон дома медленно открылась форточка. Ремус подавил улыбку и тихо, не привлекая внимание, направился к дому.

7 ноября 1981 года. 16:11

Квентин вытащил из сарая две растрёпанные старые метлы. Несколько оборотней, уже подтянувшиеся в центр деревни, встретили его смешками.

- Собираешься усидеть одной задницей на двух мётлах, Хуперс? – крикнул один из них. Квентин спокойно улыбнулся ему в ответ:

– Нет. Одна для тебя, – и протянул ему метлу. Парень перестал смеяться, машинально взял метлу в руки. Его длинное бледное лицо залилось краской. – Как тебя зовут?

- Томпсон, – буркнул парень и пихнул метлу обратно Квентину. – Я не умею.

- Правда? А мне показалось, ты идеально подходишь для полётов. Ты худой, и рост подходящий – не надо спину гнуть. Ты бы мог стать хорошим ловцом или охотником.

- Да иди ты, – фыркнул Томпсон, но было видно, что он польщён. – В таком случае из тебя летун никакой, вон ты какой здоровый.

- Это тоже неплохо, – спокойно ответил Квентин. – Легче бороться с ветром. Попробуй догнать меня!

Всё произошло в мгновение ока. Вот Квентин стоит, расслабленно расправив плечи и легко держа метлу в руках – и в следующую секунду он уже вскочил на неё и взмыл в небо, круто, винтом. Оборотни вскинули головы, над деревней пронёсся изумленный ропот. Квентин спустился, описал полукруг над толпой и завис в воздухе на небольшой высоте, глядя на Томпсона – без вызова и нахальства, только с искренним дружелюбием.

- Давай, Томпсон! – засмеялись несколько голосов, кто-то похлопал заалевшего оборотня по худому плечу. – Давай, покажи, что умеешь!

Явно нервничая, парень перекинул ногу через метлу и неуверенно поднялся в воздух. Метла задрожала, древко заходило из стороны в сторону, несмотря на то, что Томпсон вцепился в него с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

- Не бойся, – сказал Квентин, не спуская с него глаз. Показная глуповатая весёлость окончательно исчезла из его голоса, теперь он звучал спокойно и твёрдо. – Она не сбросит тебя, если ты ей не позволишь. Попробуй подняться повыше.

Томпсон нахмурился, крепче сжал метлу ногами, и взлетел чуть повыше. Обрадованный успехом, рванулся с места, пытаясь долететь до Квентина, но Квентин в последнюю секунду легко ушёл в сторону и оказался позади Томпсона. Тот растерялся и его растерянность передалась метле – она задёргалась в воздухе, древко вновь заходило туда-сюда. Томпсон испуганно вскрикнул, схватившись за метлу, но Квентин снова заговорил:

- Не бойся. Не смотри вниз. Смотри только вперёд.

Дело пошло на лад. Оборотни закружились в воздухе – сперва медленно, потом быстрее, с резкими поворотами. Воцарилась полная тишина, в которой звучал только ровный голос Квентина:

- Держи крепко, но не сжимай её слишком сильно – это только нервирует её. Попробуй быстрее. Теперь остановись резко, нет, не так резко – так можно упасть вперёд. Вот так… Так намного лучше.

Когда Томпсон наконец спустился на землю, он всё ещё был румяным – но теперь, сразу видно, не от смущения, а от радости. Квентин пожал ему руку, прежде чем забрать метлу и оглядеть толпу:

- Кто-нибудь ещё хочет? Может, ты? – он шагнул навстречу худому парню с густыми патлатыми чёрными волосами до плеч. Парень испуганно выпрямился и завертел головой, точно ища, куда спрятаться. – Ты ведь Мэтт? Да? – спросил Квентин, надеясь, что он не ошибся и правильно узнал Мэтта по тому описанию, которое дал ему Ремус. Мэтт кивнул, с подозрением глядя на него. Квентин протянул ему метлу:

- Возьми.

- Я обойдусь, – глухо сказал Мэтт. – Я лучше буду аппарировать, чем летать.

- Давай, Мэтт! – крикнул кто-то. – Соглашайся, или уступай очередь, тут и другие есть, кто посмелее!

Из толпы, расталкивая оборотней, вышел Финн. Размашистым шагом подойдя к Квентину, он с усмешкой выхватил у него метлу.

- Хочешь покрасоваться на фоне этого труса, Хуперс? – усмехнулся он. – Может, лучше погоняешься со мной? Посмотрим, как ты умеешь бороться с ветром.

Едва Финн вскочил на метлу и поднялся в воздух, Квентин сразу понял: этот летать умеет. И очень хорошо. Он закусил губу и взлетел следом. Финн легко ушёл в сторону, чтобы не столкнуться с ним, и сразу же резко стартовал, правя метлу в сторону леса. Квентин на секунду замер. Полететь за Финном – значит нарушить условия, которые он сам высказал Гвилту. Остаться на месте – выставить себя трусом. Он бросил быстрый взгляд вниз. Гвилт стоял среди своих оборотней, сложив руки на груди, и спокойно смотрел на него, и с такой высоты Квентин не мог понять выражение этого взгляда. Он вновь перевёл взгляд на Финна, который лениво парил над верхушками леса – и бросился за ним.

7 ноября 1981 года. 16:18

- Опять этот Финн, – недовольно сказала Джин, выглянув из окна, и тут же вновь отошал от него, вернувшись в тот угол, где сидел Ремус. – Что с ним не так?

- А что с ним так? Он мерзавец и убийца, – с отвращением ответил Ремус. – Он возненавидел меня с первой минуты, как я здесь появился, и вас тоже, я уверен.

- Утешать ты не умеешь, – грустно улыбнулась Джин. Ремус пожал плечами:

- Когда-то умел.

- Ладно, – Джин хлопнула в ладоши. – На сплетни о парнях нет времени. Адам ушёл час назад, я так думаю, он отправился убивать беднягу Девена. Дамблдор обещал нам, что он встретится с этим журналистом и поговорит с ним, если он уже это сделал – нам нечего бояться, Дамблдор защитит его.

- Я тоже так думаю, – сказал Ремус, хотя на самом деле не был так уверен. Ему казалось, что разговор с Дереком оставил трещину в том безграничном доверии, которое он ещё недавно испытывал к Дамблдору. «Почему он не защитил родителей Мальчика, Который Выжил?»

- Мы должны связаться с Дамблдором, – продолжала Джин. – Мы с Квентином посовещались, и вот… – она протянула Ремусу пустую ладонь, сложенную горсткой. Ремус удивлённо посмотрел на неё.

- Невидимая ткань, – пояснила Джин. – Кусочек мантии-невидимки. Квентин достал её год назад, выменял на какую-то особо хорошую марихуану, – она нащупала другой рукой невидимые завязки, распутала простой узел, и мешочек стал виден. Теперь Ремус мог видеть тончайшую ткань, переливающуюся всеми цветами радуги, и в глубине – небольшое количество зелёного порошка.

- Летучий Порох? – спросил Ремус. Джин кивнула:

- Тут совсем немного. На то, чтобы полностью куда-то переместиться, не хватит, но для разговора должно хватить.

- Я даже не знаю, есть ли отсюда выход в Сеть Летучего Пороха.

- Попробовать стоит, верно? И потом: мешочек тебе пригодится. Квентин рассказал мне о твоём уговоре с Хантером. Он много раз проносил марихуану в этой штуке, и его не могли засечь. Возьми это завтра с собой, хорошо?

- Это ценная вещь, – Ремус накрыл мешочек рукой. – Я не могу. Он может пригодиться вам, когда появится шанс.

- Шанс появился сейчас, – твёрдо сказала Джин, вновь толкая руку вперёд и вверх, практически засовывая мешочек в ладонь Ремуса. – У тебя есть время, чтобы связаться с профессором и поговорить с ним, пока Квентин отвлекает всех. А на случай, если нас всё-таки засекут, у меня есть план.

7 ноября 1981 года. 16:23

Квентин понял, что ему попался серьёзный противник. Финн летел быстро и легко, метла слушалась его беспрекословно, повинуясь даже не движению пальцев рук, не сжатию коленей – повинуясь малейшей мысли. Ему быстро наскучило гонять над лесом, и он вернулся в деревню, чтобы покрасоваться перед зрителями и показать им, как легко он справится с этим дурачком из Хаффлпаффа, невесть что возомнившим о себе. Он разворачивался под опасными углами, уходил вверх или камнем падал вниз каждый раз, когда Квентин нагонял его. Из парня получился бы отменный игрок в квиддич, которого обожали зрители, а товарищи по команде, наверное, мечтали бы убить. В очередной раз уходя от противника, Финн не мог сдержаться и оборачивался, насмашливо усмехаясь Квентину в лицо. Квентин молчал и старался не рассмеяться. Потому что если бы он захотел, он давно догнал бы Финна и сшиб его с метлы, просто для своего удовольствия, хотя вообще-то такая мстительность была ему не свойственна. Финн не понимал, что на самом деле не он использует Квентина – Квентин использует его, нарочно поддаётся ему, зависает на виражах, которые обычно преодолевал так легко, и всё для того, чтобы потянуть время, чтобы заставить всех оборотней смотреть в небо, а вовсе не в ту сторону, где, прячась за домами, неся с собой щепотку Летучего Пороха, крались Ремус и Джин.

Поминутно останавливаясь, следя, чтобы никто его не заметил, Ремус наконец добрался до двери, ведущей в кухню. Не торопясь, спокойно открыл дверь. Не забыл даже помедлить на пороге, в последний раз кинуть на Квентина грустный взгляд, всем своим видом выражая сожаление: вот ведь досада, хотел посмотреть на что-то интересное, но дела есть дела!.. Но едва он оказался внутри, как сразу же начал двигаться быстрее. Проворно закрыл дверь, и даже не услышал – почувствовал, как в два прыжка подбежала к ней с другой стороны Джин. Не иначе как то самое чутьё, о котором говорил Дэн… Нет, нельзя сейчас думать о Дэне, о том, что рассказал его брат. Он бросился к стене возле камина, повернул тяжёлый, но хорошо смазанный рычаг, и с удовлетворением услышал, как где-то над его головой, в трубе, глухо стукнул заслон. Огонь горел еле-еле, и Ремус заметался по кухне, хватая бумагу для розжига, скомканные газеты, бросая в камин. Под конец бросил мокрую, грязную тряпку, которой протирали стол. Разворошил всё это кочергой, забросал мусор горящими углями. И огонь разгорелся, опьянев от грязного топлива, влажно задышал удушливым дымом. Но заслонка в трубе была уже задвинута – дыму было некуда уходить, и он медленно расползался по комнате.

Ремус отставил в сторону кочергу, утёр выступившие слёзы, и только после этого опустился на колени перед камином. Вытащив из кармана маленький мешочек из пполузаметной переливающейся ткани, распустил узелок завязки.

Они с Джин рассудили, что камин в кухне – самый большой и единственный подходящий для этой цели. В тех домах, в которых они были, никаких каминов не было – только железные печки. А этот, в кухне, был огромным, как будто сошёл со средневековой фрески, изображающей ад. Имея достаточно Летучего Пороха и такой же большой камин на той стороне, отсюда можно было отправить не меньше трёх оборотней одновременно. Но Ремусу нужно было намного меньше пороха – он был всего один, и лететь никуда не собирался. Только поговорить.

Ох, только бы сработало, только бы они не ошиблись, иначе всё это будет зря…

Он бросил щепотку зелёного порошка в огонь.

Ему показалось, что ничего не происходило очень долго, хотя на самом деле его сердце успело сделать только два лихорадочных удара, прежде чем языки пламени, мелькающие в горьком дыму, из золотых сделались изумрудными. Ремус закусил губу, чтобы не улыбаться – радоваться пока рано, сделано только полдела. Наклонившись вперёд, опираясь на локти – Мерлин, ну до чего же дурацкая поза, у того, кто изобрёл этот способ связи, явно были неполадки с чувством юмора, – он сунул голову прямо в пламя, чётко произнося:

- Хогвартс, кабинет профессора Дамблдора!

И мир закрутился вокруг него, летя куда-то вдаль вместе с дымом.

Мрак перед глазами прояснился, и Ремус захлопал ресницами, смаргивая слёзы, выступившие на глазах из-за дыма. Перед ним возник кабинет Дамблдора, в котором он в последний раз был неделю назад. Вот то самое кресло, в котором он сидел и пил горячий сидр, когда Дамблдор рассказывал ему о кинжале Блодвен Дейер, который так обязательно нужно найти. Но где же сам Дамблдор?

- Профессор! – позвал Ремус. Откашлялся, когда зола попала в рот, и позвал громче: – Профессор!

Никто ему не ответил. Только некоторые из старых директоров на портретах завертелись во сне, недовольно хмурясь и бормоча. Ремус почувствовал, как паника ледяными когтями вцепилась вего сердце. Стараясь не поддаваться ей, он уже по-настоящему крикнул:

- Профессор!

Что-то шевельнулось справа, и Ремус испытал миг радостного облегчения, которое тут же сменилось изумлением, смешанным с яростью – в поле его зрения появился не Дамблдор. Северус Снейп, страшно исхудавший, с ввалившимися глазами, стоял посреди кабинета, который ему не принадлежал.

- Что ты здесь делаешь? – выдохнул Ремус. – Где Дамблдор?

- Я сам себе задаю этот вопрос, – отозвался Снейп, слегка скривив рот. Как всегда, его голос звучал высокомерно, правда, раньше он был как-то живее, что ли – теперь же Снейп говорил так монотонно, словно цедил слова сквозь губы. Ремус почувствовал, как гнев растёт в нём – ах ты, зараза, неужели не можешь ответить как следует?!

- Что это значит? – с вызовом спросил он. – И что ты здесь делаешь? Присматриваешь себе новое место работы?

- Уже присмотрел, представь себе, – презрительно отозвался Снейп. – Теперь я преподаватель Хогвартса. Тебе такое уж точно не светит, Люпин.

- Хватит болтать, – отрезал Ремус. С каким удовольствием он бросил бы в камин немного больше пороха, чтобы переместиться в кабинет полностью и врезать Снейпу по его бледной физиономии! – Где Дамблдор? У меня важные новости.

- Ты можешь сказать их мне, – всё тем же сухим, мёртвым голосом отозвался Снейп.

- Тебе? – презрительно переспросил Ремус. – Пожирателю Смерти?

- Дамблдор доверяет мне, – на щеках Снейпа проступили два красных пятна. – И ты должен.

Ремус смерил его ненавидящим взглядом. Ещё не так давно они сражались по разные стороны фронта, ещё не так давно Сириус, вырвавшись из очередной заварушки, в сердцах выпалил: «Эх, Лунатик, жаль, ты всё-таки не прикончил его тогда!», и Ремус даже не успел огрызнуться – вместо него это сделал Джеймс. А теперь его враг стоит здесь, где он вобще не должен находиться, нагло смотрит ему в глаза и предлагает ему рассказать то, что должен слышать только Дабмлдор, и никто другой.

- Вообще-то, – вновь заговорил Снейп, с каким-то издевательским спокойствием растягивая слова, – когда он собирался отлучиться, он предполагал, что ты можешь выйти на связь. И как раз на этот случай подготовил парочку вопросов.

- Каких вопросов? – Ремус почувствовал, что у него слабеют руки, и вовсе не потому, что его тело там, в просторной задымлённой кухне, устало опираться на пол перед камином – от обиды и непонимания. Неужели Дамблдор посвятил в его задание Нюниуса, этого лживого маленького гада, который ещё недавно был их врагом – а может, остался им и сейчас, кто его знает? Снейп пристально уставился на него своими чёрными непроницаемыми глазами. Он что, пытается применить Легилименцию? У Ремуса задрожали губы от возмущения, но он намеренно не отводил взгляда, мысленно сосредотачиваясь на блокировке своих мыслей и чувств. Ничего сверх того, что он скажет прямо, Снейп не узнает.

- Ты видел, как он использует артефакт? – отрывисто, словно с отвращением выплёвывая слова, спросил Снейп. Глядя ему в глаза, Ремус с таким же отвращением ответил:

- Да.

- Как это выглядело?

- Кровь струёй, как ещё это должно выглядеть?

- Хватит умничать! – скривился Снейп. – Мы теперь на одной стороне, хотя поверь, я рад этому не больше, чем ты! Отвечай мне так, как отвечал бы Дамблдору.

- Слушаюсь, профессор, – ядовито отозвался Ремус. – Какие ещё будут вопросы?

- Ты не видел чего-то необычного, когда он использовал артефакт? Вспышек, странных звуков? Не слышал посторонних голосов, которые говорили одновременно с голосом Гвилта? Не видел красного отблеска в его глазах?

- Нет.

- Может, его собственный голос звучал странно? Может, он казался особенно злым или очень радостным?

- Нет. Он был спокойным, он всегда спокоен.

- Всегда? – губы Снейпа снова прорезала презрительная усмешка. – Смотрю, ты там неплохо освоился, Люпин? Наконец-то на своём месте?

- Гори ты в аду! – с ненавистью отозвался Ремус. Его уже начинало трясти от гнева и разочарования. Столько стараний, столько страха и риска, и ради чего – ради того, чтобы разговаривать с этим гадом ползучим? В ответ на его слова Снейп побледнел, улыбка исчезла с его губ.

- Я уже там, – глухо сказал он. Ремус не успел ответить – кто-то с другой стороны схватил его за шиворот, вытягивая прочь из камина. Ремус сразу понял: время вышло.

- Скажи Дабмлдору, нужно защитить семью Стива Томаса! – крикнул он, прежде чем его снова потащило в тёмный, дымный водоворот.

7 ноября 1981 года. 16:30

Прижавшись спиной к двери, Джин наблюдала за тем, как Квентин и Финн летают в небе над деревней. Она старалась сохранять спокойное, немного скучающее лицо, хотя её сердце громко стучало от волнения, и, что уж таить – от гордости. Точно так же, как Квентин любил с восхищением наблюдать, как она кого-то лечит, она искренне наслаждалась тем, как он летает. Он был буквально создан для воздуха. Как ошибаются те, кто считает, что хрупкое телосложение идеально подходит для полётов на метле! Чтобы понять, что это не так, достаточно только взглянуть на её Квентина – сильного и стремительного, как пикирующий ястреб. Она злорадно улыбнулась, когда Квентин внезапно резко набрал скорость и полетел наперерез Финну. Финн, думая, что в очередной раз успеет увернуться, бестолково завертелся на месте, судорожно вцепившись в метлу, стараясь остановить её, чтобы не врезаться в Квентина, но Квентин вовсе не собирался идти на таран. Он пролетел на расстоянии волоска от Финна, сбив его с толку, и Финн потерял равновесие, устремился к земле – но теперь он уже не пикировал, а падал по-настоящему. Метла несла его, как испуганная лошадь. Кое-кто из оборотней взорвался испуганными криками, но большинство молчали – то ли от страха, то ли от нежелания выдавать свою радость (как уже успела заметить Джин, Финна здесь недолюбливали).

Казалось, молодой оборотень вот-вот разобьётся, но тут Квентин снова возник рядом, его светлые брови были сдвинуты, губы вытянуты в свисте – и метла Финна плавно замедлилась. Вместо того, чтобы врезаться в землю, она зависла над ней, нервно вибрируя. Финн скатился на землю, бледный от пережитого ужаса, но его лицо тут же покраснело от ярости.

- Вот что бывает, если сильно разогнаться, – объявил Квентин, легко соскакивая со своей метлы. Оборотни засмеялись, захлопали – всем понравилось зрелище. Квентин посмотрел на Гвилта – тот всё так же спокойно стоял, сложив руки на груди, выражение его лица было трудно понять, но в его сощуренных глазах Квентину почудилось одобрение.

- Будет тебе урок, Финн, – спокойно сказал вожак. – Не выводи из себя терпеливых людей.

Красный, как рак, Финн ничего не ответил. Обойдя его, Гвилт направился к большому дому, и тут Джин резко развернулась и забарабанила в дверь, прежде чем распахнуть её и побежать в наполненную дымом кухню.

7 ноября 1981 года. 16:34

Кухня была наполнена дымом, сквозь него мерцало бледное лицо Джин. По одному её выражению Ремус понял – времени у них осталось считанные секунды.

- Ремус! Ремус, очнись! – закричала Джин. Всё ещё крича, она схватила кочергу, разворошила угли, выбрасывая золу на каменный пол целыми горстями, и от этих горстей поднимались новые облака и струи дыма.

Ремус старательно закашлялся в ответ. Джин азартно взглянула на него, прежде чем бросить кочергу на пол. Не переставая кашлять, Ремус ободряюще кивнул ей и выпрямился, слегка наклонив голову, чтобы ей было удобнее. Джин размахнулась и ударила его в лицо – хорошо ударила, маленький твёрдый кулачок впечатался прямо в кончик носа, заставив весь нос онеметь от боли. Ремус согнулся в три погибели, кашляя и заливаясь настоящими слезами, а Джин тем временем трясла его за плечи и кричала:

- Эй, ты, да что с тобой такое! Пошли! Пошли за мной, скорее на воздух!

- Получилось? – шёпотом спросила она, на секунду прекратив кричать.

- Его не было, – выдохнул в ответ Ремус.

Они успели как раз вовремя – в кухню ворвался сам не свой от испуга Камал, за ним спешил Лосось. Вдвоём они подхватили Ремуса и потащили его на воздух. Тот кашлял не переставая, из носа брызгала кровь.

- Что случилось? – долетел до него голос Грегора Гвилта.

- Я почувствовала запах дыма, – отвечала Джин нервным, высоким голосом, совершенно не похожим на то, как она обычно говорила. – Забежала в кухню и увидела, что он без сознания! Всё было в дыму, наверное, он случайно перекрыл тягу в камине.

Здоровенная рука схватила Ремуса за воротник и дёрнула, поднимая на ноги. Грегор Гвилт развернул его лицом к себе, разглядывая кровь, вытекшую из носа.

- Чёрт возьми, Люпин, – недовольно буркнул он. – Почему, как только что-то случается, ты всегда рядом?

- Это была случайность, – прохрипел Ремус, утирая кровь. – Просто случайность, я… я не хотел.

- Иди, – Гвилт толкнул его в грудь. – Иди в лес, отдышись. Завтра у тебя работа, так что не вздумай разболеться.

Натыкаясь на деревья, Ремус поспешил уйти подальше от дома. Он пытался успокоиться. Да, ему не удалось поговорить с Дамблдором. Да, вся эта ситуация со Снейпом чертовски подозрительна. Но что поделать? Ему удалось предупредить о Стантон-Лонг, и это была огромная удача. Теперь ему повезло меньше. Не бывает так, чтобы везло всегда, раз на раз не приходится. Так они успокаивал себя, пока в его душе разворачивалась глухая сдавленная обида.

«Дамблдор управляет вами, как марионетками… Я готов поспорить, в чём бы ни заключалось твоё задание, он даже толком не объяснил тебе его. Раскрыл только внешнюю сторону, но не рассказал, в чём настоящая цель…»

Едва он остановился, чтобы отдышаться и вытереть кровь с лица, как вдруг кто-то набросился на него сзади. Ремус вырвался, обернулся и увидел перекошенное от злости лицо Хантера. Оборотень схватил его за воротник, толкнул спиной на дерево. Запах перегара, такой сильный, что слезились глаза, обжёг Ремусу лицо, когда Хантер злобно выдохнул:

- Ты что творишь, уёбок мелкий?

Ремус оттолкнул его от себя:

- Отстань!

Хантер схватил его за шею и ударил головой о дерево. Он двигался так быстро, что Ремус не успел ничего понять и не успел защититься. Он вскрикнул от боли и ярости и снова толкнул Хантера – на этот раз удачно, оборотень выпустил его и отступил на шаг.

- Отстань, я сказал! – Ремус взглянул на свой свитер и чертыхнулся: Хантер хватал его с такой яростью, что едва не оторвал рукав. – Что на тебя нашло?

Хантер оскалил зубы, сощурил бледные глаза.

- Соскочить вздумал? – прошипел он. – Думал, раз твоей подружки здесь нет, так тебе удастся отвертеться от охоты? Что стоит тебе немного нанюхаться дыма, так Грегор сразу же погладит тебя по головке и разрешит отлежаться? А старина Хантер останется ни с чем, так? – он снова пихнул Ремуса в грудь, но на этот раз он уже был наготове и успел отразить удар.

- Ни о чём таком я не думал, – сказал Ремус максимально твёрдым и спокойным голосом. – Я пообещал принести тебе Лакриму, значит, принесу. То, что произошло – просто случайность. И даже если бы я пытался таким образом отвертеться, то зачем мне было делать это сегодня? Ведь охота только завтра.

Хантер сощурился ещё сильнее. Уголок его рта, пересечённый шрамом, задёргался, когда он хрипло проговорил:

- Думаешь, ты сможешь меня обвести вокруг пальца? Думаешь, если я не учился в Хогвартсе, так меня всякий может нагреть и обмануть? Хер тебе! – Он снова шагнул вперёд, выхватывая из-за пояса зазубренный нож и прижимая кончик к животу Ремуса. – Запомни: кто меня обманет, узнает цвет собственных кишок!

- Я не обману тебя, – спокойно сказал Ремус, глядя ему в глаза. – Я пообещал тебе помочь, Джерри. И помогу.

- Ты уж постарайся, – прошипел Хантер, прежде чем уйти.

7 ноября 1981 года. 18:30

Каждый раз, когда у Норы Томас становилось тяжело на душе, она ставила пластинку рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда» и перематывала до начала партии Марии Магдалины.

Try not to get worried, try not to turn on to

Problems that upset you, oh

Don’t you know

Everything’s alright, yes, everything’s fine

Нежная мелодия и прекрасный ласковый голос Ивонн Эллиман, повторяющий успокаивающие слова, всегда наполняли сердце Норы тихой радостью и спокойствием. Слушая эту песню, она могла заниматься чем угодно – гладить маечки и ползунки для малыша Дина, протирать пыль, поливать цветы или просто стоять посреди комнаты, обхватив себя руками, закрыв глаза и плавно покачиваясь в такт мелодии – неважно, ей всегда становилось лучше. Музыка стирала всю горечь бессонных ночей, когда она плакала от тоски по мужу и злости на него же, всю печаль и усталость дней, когда она утром бежала на работу в больницу, где работала медсестрой на полставки, вечером – на курсы стенографисток, а в свободное время ухаживала за ребёнком. Она ставила пластинку, слушала песню до конца, а потом быстро останавливала проигрыватель, пока не началась другая песня Магдалины – «I don’t know how to love him». Потому что эта песня тоже звучала в тон её чувствам, и от неё всегда перехватывало дыхание от подступивших рыданий. Потому что она тоже не знала, как любить мужчину, который поступил с ней так несправедливо, не знала, как разлюбить его, и хватит ли у неё сил, чтобы когда-нибудь полюбить снова.

При этой мысли её щёки залились жарким румянцем. Она вновь задала себе вопрос: правильно ли она поступает? Джереми – её друг, они знают друг друга с самого детства. Нет ничего плохого в том, что он придёт к ней в гости. Ага, конечно. Молодой неженатый мужчина придёт в гости к разведённой женщине, вот как это выглядит на самом деле. Поэтому она до сих пор не осмелилась сказать матери о том, что в последнее время часто видится с Джереми. Вот и сегодня. Казалось бы, чего проще: подойти к телефону, набрать знакомый номер и сказать: «Мама, у меня планы на вечер, ты бы не могла посидеть с Дином?» Но нет, мама этого совершенно не поймёт. Развод дочери уже стал для неё ударом, нового она не вынесет – а точнее, сама Нора не вынесет обрушенного на неё гнева и возмущённых речей о том, что её поведение недостойно девушки из порядочной христианской семьи.

Временами ей казалось, что это на самом деле так, что она на самом деле плохая, неправильная и грешная – не смогла удержать одного мужчину, и теперь вот-вот испортит жизнь другому. Она видела, с какой завистью смотрят на неё другие девушки в универмаге, в церкви, просто на улице; с каким возмущением косятся на неё матери этих девушек. Джереми – самый завидный жених во всём квартале, красавец, умница, офицер ВВС Великобритании – практически в открытую ухаживает за разведённой матерью-одиночкой! Нора приложила прохладные руки к пылающим щекам, закрыла глаза. Ивонн Эллиман продолжала петь, повторяла, что всё хорошо, что волноваться не о чем, и Нора очень хотела ей верить.

Она открыла дверцу духовки, проверила, не подгорел ли пирог, потом вернулась в гостиную. Маленький Дин лежал на тахте. Сжав в кулачке цветной мелок, сосредоточенно высунув кончик языка, малыш рисовал каракули на белом листе бумаги. Нора посмотрела на него с нежностью. А может, даже хорошо, что она так и не осмелилась попросить маму забрать ребёнка к себе на вечер? Джереми всегда радуется, когда видит Дина, да и малыш его просто обожает, так и заливается счастливым визгом, когда Джереми подхватывает его под животик и катает на руках. «Покажи самолётик, Дин, – всегда говорит Джереми, и Дин тут же раскидывает ручки, а Джереми качает его вверх-вниз, свистя сквозь сжатые губы, и Нора радостно смеётся, думая о том, как ей хочется поцеловать эти губы…

Она подошла к окну и посмотрела в ночное небо. В воздухе кружились снежинки, Мария Магдалина пела о своей любви, и на душе у Норы Томас было спокойно.

Далеко не так спокойно было на душе у Алисы Лонгботтом, которая наблюдала за Норой, скрытая темнотой и Дезиллюминационным заклинанием. Первая вспышка горя, охватившая Алису после смерти Лили и Джеймса, уже прошла, и вчера ночью Алиса впервые за целую неделю ни разу не проснулась в темноте, чтобы дотянуться до стакана с водой и льдом у изголовья кровати и приложить ледяное стекло к своим глазам, распухшим от ночных рыданий так, что не могли толком открыться. Так же тяжело ей было после смерти Марлин, она до сих пор отчаянно тосковала по подруге, винила себя за то, что не смогла её защитить. И вот теперь Поттеры. Алиса старалась брать на себя больше работы, чтобы не оставалось сил думать о своём горе, но в то же время её мучил стыд – разве она имеет право задерживаться на работе сейчас, когда она так нужна своему мальчику? Она говорила себе, что всё, что она делает – ради него. Ради её маленького Невилла. Ради того, чтобы он рос счастливым, без того страха, в котором жили его родители.

Алиса снова взглянула на красивую темнокожую женщину, которая смотрела из окна большими чёрными глазами, полными надежды и страха, и улыбнулась, хотя Нора Томас и не могла увидеть эту улыбку. «С тобой всё будет хорошо, – мысленно пообещала Алиса. – С тобой и твоим мальчиком. Я позабочусь об этом».

На пустой улице появился серый автомобиль, затормозивший у дорожки, ведущей к дому. Из автомобиля вышел темнокожий мужчина, высокий, с военной выправкой. Его полные губы дрожали от сдерживаемой улыбки, когда он спешил к дому, снег сыпался на его шляпу и модный широкий плащ с подплечниками.

- Смотри-ка, просто открывает дверь, просто здоровается, – проговорила Ардея Гёрн, подойдя к Алисе. – Никаких тебе волшебных палочек под нос и вопросов: «Как Джереми встретил Нору?».

- Скоро и у нас будет так же, – улыбнулась Алиса.

Две волшебницы молча наблюдали из темноты, как покрасневшая счастливая Нора уходит обратно в дом, как Джереми на секунду останавливается на крыльце, чтобы отряхнуться от снега, прежде чем последовать за ней. И в первую секунду ни Алиса, ни Ардея не заметили, как по улице тихо и медленно едет бежевый «Шевроле».

7 ноября 1981 года. 18:49.

- Почему мы встретились именно сейчас? – прошептала Бобби. – Почему не год назад? Не десять лет назад? Почему здесь и сейчас, когда мы можем умереть каждую минуту?

Под окном проехал автомобиль, бледный свет фар скользнул по потолку, и комната вновь погрузилась в серый полумрак. Глядя в потолок, Кэтрин чуть крепче прижала Бобби к себе:

- Может, так даже и к лучшему. Поверь, десять лет назад я бы тебе не понравилась. Мне было всего семнадцать, я сбежала из дома и колесила по стране с компанией хиппи. И пахло от меня соответствующе.

Бобби еле слышно усмехнулась. Кэтрин повернула голову и поцеловала её в макушку:

- И у меня были прыщи. Я вся была в прыщах.

- Не верю, – Бобби погладила её по гладкой белой щеке. – Ты не передумала? Может, лучше это сделаю я?

- Нет, – Кэтрин притянула её к себе чуть ближе. – Ты нужна там, а не здесь. И потом, может, план «Б» и не понадобится. Грюм наверняка здесь.

Внезапно на улице послышался хлопок. Женщины одновременно повернулись к окну, всё ещё не разжимая объятий. Потом Бобби мягко отстранилась и шагнула к окну, выглядывая на улицу. К дому, оглядываясь, спешили двое оборотней – Дерек и Кроу. Бобби нахмурилась: с чего бы это братья О’Ши, которые всегда сколько она была в стае, отправлялись на задание вместе, теперь работают поодиночке? Но думать об этом было некогда.

Дерек и Кроу вошли в комнату, оборотни обменялись молчаливыми кивками в знак приветствия. Дерек окинул женщин придирчивым взглядом:

- Как вы тут? Не устали?

- Порядок, – отозвалась Кэтрин. – Какие планы?

- Начало операции назначено ровно в семь, – Дерек подошёл к окну. – Скуммель и Мур собираются устроить нападение на магловскую семью в Брайтоне. Её защищают всего два аврора, так что Министерство будет вынуждено прислать подкрепление. Ждём сигнала от Скуммеля, потом отправляемся. Трое проникают в Министерство через вход для сотрудников. Думаю, первыми пойдём мы с Бобби. Если портал не успеет закрыться, за нами идёт ещё один. Последний остаётся прикрывать вход. Есть предложения?

- Я пойду за вами, – сквозь зубы ответил Кроу. Его чёрные глаза ввалились, утратили блеск, стали похожи на две глубокие впадины на бледном лице. Он хотел сделать всё, чтобы спасти Скотта, чтобы искупить свою вину.

- Отлично, значит, Кэтрин остаётся прикрывать нас. Ты согласна, Кэтрин?

- Нет. Лучше пускай остаётся Бобби, а я пойду с тобой.

- Ты недавно была ранена, – возразил Дерек.

- Если ты так меня жалеешь, то отправляй обратно в деревню, – приподняла брови Кэтрин. – Кроу тоже недавно был ранен, но он здесь. Ты и Бобби – самые сильные из нас четверых. Будет глупо бросить основные силы вперёд, а слабых оставить позади, чтобы авроры прорвали нашу оборону. Лучше разделить силы поровну, ты так не считаешь?

Подумав немного, Дерек кивнул:

- Пусть будет так. Отдыхайте пока. Ждём сигнала от Скуммеля.

И едва он успел договорить, как комната наполнилась прохладным серебристым сиянием. Серебряный луч мягко залетел в комнату через открытое окно, ударился о пол, закрутился сверкающим облаком, из которого возникло маленькое, с ладонь, животное с тонким изящным телом и хорошенькой кровожадной мордочкой. Ласка улыбнулась, оскалив крошечные жемчужные зубки, прежде чем проговорить вкрадчивым голосом Эйнара Скуммеля:

- Настало время повеселиться.

7 ноября 1981 года. 19:00

Потом Алиса не могла простить себе того, что, когда прозвучал хлопок аппарации, не осталась на месте. Что побежала следом за Ардеей к задней двери дома, оставив переднюю без защиты. Она объясняла это усталостью, нервным напряжением, долгим ожиданием. Но чем бы это ни было вызвано, она понимала: это была ошибка. Грубая ошибка.

Позади дома никого не оказалось, девушки замерли на месте, выставив палочки, повернувшись друг к другу спиной и оглядывая тёмные кусты можжевельника, подступившие к лужайке позади дома. И как раз в тот момент, когда из этих кустов, оглушительно вопя, сыпя грязными ругательствами, выскочил Кевин Мур, из дома позади девушек раздался грохот и отчаянный крик, перекрывший музыку Уэббера.

Ардея полоснула красным лучом по Муру, но тот уже скрылся в кустах. Алиса бросилась к задней двери дома, наплевав на конспирацию, но замерла на месте, парализованная ужасом. Дверь распахнулась, и на террасу вышел Эйнар Скуммель. Сияя злобной улыбкой. Держа в поднятой руке плачущего годовалого малыша, стиснув длинными пальцами маленькую смуглую ножку. Повиснув вниз головой, Дин махал кулачками и заливался отчаянным испуганным плачем. Из глубины дома доносились рыдания Норы:

- Пожалуйста, нет! Пожалуйста, только не Дин, я сделаю всё, что угодно!..

Наверное, Лили тоже кричала. Тоже умоляла своего убийцу: «Пожалуйста, только не Гарри, я сделаю всё, что угодно!». Мысль об этом обдала Алису леденящим холодом. Стиснув в поднятой руке палочку, она бросилась на Скуммеля, но тот уже приставил свою палочку к голове ребёнка.

- А, а, – негромко сказал он. – Отойдите-ка назад, миссис Лонгботтом. Вы же не хотите, чтобы мозги этого магловского выродка забрызгали вашу мантию? Серое на красном смотрится ужасно.

- Отпусти его, – севшим голосом приказала Алиса. – Он всего лишь ребёнок. Он ни в чём не виноват.

- Бросьте палочки! – добавил Кевин Мур, вынырнув из кустов и направив палочку на Ардею, лицо которой от гнева стало таким же белым, как её волосы. – Бросьте палочки, сучки, или пожалеете!

- Ах, милая леди, – ухмыльнулся Скуммель. – Вы правы, этот мальчик ни в чём не виноват, за исключением того, что такие, как он, вообще не должны появляться на свет. А вот его отец поступил со мной очень некрасиво. Как вы говорите, англичане? Не по-джентльменски, вот как. Вы-то наверняка хорошо это знаете, мисс Гёрн, – он подмигнул Ардее. – Это ведь вы арестовали Долохова по наводке Стивена Томаса? Наверное, надеялись на повышение? – Он ткнул маленького Дина палочкой в шею. – Теперь, когда я убью этого полукровку и его мамашу, о повышении можете и не мечтать.

- Пожалуйста! – заливалась слезами Нора. – Пожалуйста, отпустите его!

- Мур, – произнёс Скуммель, улыбаясь чуть шире. – Мне надоели вопли этой черномазой. Иди и поучи её хорошим манерам. А что до вас, девочки, советую вам поскорее вызвать Аластора Грюма. Мне до смерти хочется с ним побеседовать.

7 ноября 1981 года. 19:10

Маленький грязный двор, весь разрисованный граффитти, озарился алым зловещим светом. В глухой кирпичной стене возникла широкая арка, из которой стремительно вылетели фигуры в красных мантиях. Впереди всех спешил высокий мужчина с бледным изуродованным лицом, с горящими глазами – Аластор Грюм.

Грюм не увидел оборотней, затаившихся в тени у стен. Но они его увидели. Кэтрин закусила губу, Бобби слегка нахмурилась. Женщины не стали переглядываться: они и так поняли, что план «А» не сработал, и поговорить с Грюмом напрямую не удастся. Придётся переходить к плану «Б», хотя им обеим этого совсем не хотелось.

Последний аврор выбежал из проёма, и тот тут же начал закрываться, кирпичи с тихим перестуком пришли в движение, вставая на своё место. Выставив палочки, все четверо оборотней невербально использовали заклинание «Конфундус». Нужно было очень мощное магическое усилие, чтобы подвергнуть этому заклинанию портал в Министерство Магии, но оборотней было четверо, и они справились. Дерек быстро пробежал через портал, за ним легко скользнула гибкая, как змея, Кэтрин. Немного помедлив, Кроу бросился вперёд, и едва он успел протиснуться сквозь закрывающийся портал, за его спиной вновь встала кирпичная стена. Бобби осталась одна, с бешено стучащим сердцем, с похолодевшими пальцами, намертво сомкнувшимися вокруг волшебной палочки.

Едва оказавшись внутри, оборотни тут же вновь вскинули палочки. Коридор разделялся на три ответвления, изо всех трёх на них неслось прозрачное голубое пламя охранных заклинаний. Кэтрин и Кроу вызвали «Протего», и волна огня разбилась о двойной магический щит, заключив оборотней в сверкающий голубой полукруг. Палочки в руках Кэтрин и Кроу задрожали, не выдерживая натиска. Стоя позади спутников, Дерек медленно поднял и опустил свою палочку, рисуя в воздухе замысловатый узор, и пламя исчезло, оставив в воздухе резкий запах. Все трое повернулись друг к другу. С палочки Дерека сорвался золотой луч, который разделился натрое, и золотые искорки впитались в протянутые ладони Кэтрин и Кроу.

- Протеевы Чары, – сказал Дерек. – Сожмите кулак, если вас заметят. У нас пятнадцать минут. Кроу, проверь верхний ярус. Кэтрин, иди налево, в морг. Я – направо, на нижний ярус. Выясните, жив ли Скотт, и если жив – хватайте его и немедленно возвращайтесь.

Кроу сорвался с места, едва Дерек замолчал, и побежал вперёд. Уже через полминуты он оказался на верхнем ярусе тюремного блока. Два ряда камер с зарешёченными дверями протянулись вдоль длинного коридора, в конце которого кто-то отчаянно кричал, выкрикивая невнятные мольбы. Кроу помчался вперёд. Почти все камеры были пусты, он заглыдывал в каждую, где видел какое-то движение, но Скотта нигде не было.

- Кроу! – закричал кто-то впереди и громко расхохотался. Сердце Кроу пропустило один удар, он бросился вперёд, и через несколько секунд остановился, хватая ртом воздух – перед ним, схватившись за прутья своей камеры стоял Джим Хейвуд. На его длинном лице застыла злорадная усмешка.

Кроу ничего не успел сказать – за его спиной послышался шум, кто-то отчаянно тряс решётку камеры. Кроу обернулся, чтобы увидеть незнакомого темнокожего мужчину с миндалевидными глазами, в которых застыло отчаяние.

- Крауч! – кричал мужчина, не обращая внимания на Кроу и Хейвуда. – Крауч, отправь побольше людей! Там моя жена и сын! Пожалуйста, Крауч, умоляю!!!

- Ты опоздал – прохрипел Джим Хейвуд, с ненавистью глядя на Кроу. – Твой дружок мёртв.

Кроу пронзила ярость. Он схватил Джима за рубашку, прижал его лицом к решётке, приставил палочку к уголку ухмыляющегося рта:

- Ты врёшь!

- О нет, – смеясь, отозвался Хейвуд. – Я видел, как его труп несли мимо моей камеры. И этот крикун, позади тебя, тоже видел. Он сам сказал бы тебе, если бы мог.

- КРАУЧ!!!

Высокие двери в конце коридора распахнулись, и одновременно с этим во всём коридоре вспыхнул свет. Инстинктивно зажмурившись, Кроу отступил назад, а когда открыл глаза, то с ужасом увидел в конце коридора, в открытых дверях, дюжину авроров с поднятыми палочками, и среди них – Барти Крауча, с горящими тёмными глазами, с побелевшим лицом, в распахнутой кроваво-красной мантии, весь исполненный праведного гнева и торжества.

Кроу стиснул зубы. Больше всего ему хотелось убежать. Но он не мог струсить во второй раз, не имел права. Когда-то Грегор спас его от смерти, подобрал на грязной улице Лондона, совсем неподалёку отсюда. Кроу тогда совсем недавно стал оборотнем; он не мог вынести этого, пытался заглушить боль наркотиками. Грегор нашёл его, когда он был на самом дне, когда вся его жизнь превратилась в сплошное мучение, когда он сам не знал, что причиняет ему больше боли – полнолуние или ломка – и Грегор протянул ему руку помощи. А Кроу его подвёл. Погубил одного из молодых оборотней, хорошего бойца. Больше он его не подведёт.

Левую руку, на которую были наложены Протеевы чары, он стиснул в кулак. Правой поднял волшебную палочку. Он ещё успел выкрикнуть: «Авада…» прежде, чем его тело пронзило несколько зелёных лучей.

7 ноября 1981 года. 19:15

Стиснув зубы, еле сдерживаясь, чтобы не кричать от невыносимой боли, Джереми полз по полу, оставляя за собой кровавый след. Этот незнакомец сделал с ним что-то непонятное и ужасное, он не знал, что именно, но чувствовал, что серьёзно ранен. Ноги были сломаны, кости торчали наружу сквозь кожу и мышцы, серые брюки пропитались кровью. Каждое движение причиняло Джереми невыносимую боль, но ещё больнее ему было от криков Норы. Его любимая лежала в соседней комнате, придавленная тяжёлым комодом, бессильно скребла дерево своими тонкими пальцами и заливалась плачем, пока неизвестный мерзавец уносил с собой её сына. Джереми запрещал себе думать об этом. Всей душой он сосредоточился на одной мысли: в кармане его плаща лежит пистолет, новенькая Беретта. Как хорошо, что он всегда носит его с собой!

Добравшись до прихожей, он бессильно привалился к стене. От боли и потери крови он почти терял сознание, но когда его скользкие от крови пальцы обхватили прохладную рукоятку, он сразу почувствовал прилив сил. Главное, чтобы ослабевшие руки не дрогнули в последний момент. Держа пистолет в левой руке, опираясь на локти, он пополз обратно, как раз вовремя, чтобы увидеть, как невысокий толстяк с длинными рыжими бакенбардами отталкивает в сторону комод и опускается на колени рядом с неподвижной Норой. На его мерзкой роже появилось похотливое, маслянистое выражение; облизнув губы бледным жирным языком, он склонился над женщиной, хватая её за грудь толстыми пальцами.

Джереми обрушил пистолет на его затылок, потом оттолкнул обмякшее тело в сторону. Нора сдавленно всхлипнула, он прижал палец к её губам, срывающимся шёпотом уговаривая её потерпеть немного, сохранять молчание. Сейчас самое главное – спасти ребёнка. Только об этом думал Джереми, когда из последних сил полз дальше, к задней двери.

Кровь шумела в его ушах, перед глазами всё расплывалось, и он не слышал, о чём говорит незнакомец, и что отвечают ему эти две странно одетые женщины. Но ему было всё равно. Единственное, что имело значение, были крики маленького Дина; они вонзались в уши Джереми, резали его сердце, как ножом. Ребёнок беспомощно болтался в воздухе, а этот бандит, напавший на них, приставлял к его голове странное оружие – тонкую палочку, вроде карандаша или ручки. В голове Джереми пронеслось смутное воспоминание об огнестрельном оружии ближнего боя, замаскированном под ручку – кажется, что-то такое разрабатывали КГБ. Может, этот мерзавец из КГБ? Да нет: по-английски говорит хорошо, значит, из ЦРУ. Впрочем – какая ему разница? Задерживая дыхание, чтобы не захрипеть от боли, Джереми оперся на локти, обхватил левой рукой рукоятку пистолета, прижав окровавленный указательный палец к спусковому крючку, правая рука поддерживала левую. Заняв стрелковую позицию, он прищурил правый глаз, вглядываясь вперёд сквозь слёзы, выступившие из-под ресниц. Он дождался, пока незнакомец на миг отведёт свою странную палочку чуть подальше от головы малыша, а потом трижды нажал на курок.

Выстрелы звонко прогремели в воздухе. Три пули, одна за другой, вонзились в спину Скуммеля. Тот громко вскрикнул, покачнувшись, но устояв на ногах. Джереми не знал, что выстрелом из пистолета, даже такого замечательного, как Беретта, такого сильного волшебника не убить. Сквозь слёзы на глазах и кровь, обильно льющуюся из ран Скуммеля, заливающую светлый костюм, он не увидел, как раны начали быстро затягиваться. Он успел лишь увидеть, как странное оружие вылетает из его руки, как разжимаются пальцы, держащие маленького Дина, и как одна из странно одетых женщин бросается вперёд и успевает подхватить малыша прежде, чем он упадёт на террасу.

7 ноября 1981 года. 19:18

На нижнем ярусе тюремного блока царила тишина. Освещённый тусклыми факелами коридор тянулся недалеко – здесь было мало камер, большинство тех, кто попадал на нижний уровень, не задерживались здесь надолго и быстро попадали в Азкабан. Выставив палочку перед собой, Дерек зашагал вперёд. Добравшись до последней камеры, он остановился. Скотта здесь не было. Дерек уже хотел повернуть назад, но вдруг его взгляд упал на узника, занимавшего последнюю камеру.

Узник тоже его заметил. Тяжело подняв голову, он взглянул на Дерека, и в его синих глазах мелькнуло узнавание. Дерек замер, вглядываясь в него. Потом мрачно усмехнулся:

- Сириус Блэк.

- Я тебя знаю, – пробормотал Сириус. – Джерард…

- Дерек.

- Да, – губы Сириуса дрогнули в усмешке. – Какая встреча.

- Не говори, – Дерек шагнул чуть ближе. – Я не забывал тебя, Сириус Блэк.

- О да, – Сириус широко улыбнулся, вскинул голову, спутанные волосы рассыпались по его плечам. – Я бы удивился, если бы кто-то забыл меня.

- Ты всё такой же самодовольный мальчишка, – покачал головой Дерек. – Я помню, как высокомерно ты разговаривал со мной в день нашей встречи. Как ты тогда сказал? «Я никогда не пойду на сделку с преступником»? – Дерек кивнул на цепи, приковывавшие Сириуса к стулу: – А теперь ты сам преступник, и сидишь в тюрьме.

- Мы оба сейчас в тюрьме, Дерек, – усмехнулся Сириус.

- Да, но из нас двоих только один за решёткой.

- С моей точки зрения, за решёткой только ты.

Дерек сухо рассмеялся.

- Ты не изменился… да и не только ты. Твой друг Ремус в тот раз вёл себя намного вежливее. Он до сих пор такой. Сдержанный и спокойный… до поры до времени. Сегодня утром, например, он назвал меня чудовищем.

Усмешка исчезла с лица Сириуса. Широко раскрыв глаза, он уставился на Дерека окаменевшим взглядом. Дерек подошёл к решётке вплотную, прежде чем тихо сказать:

- Не думаю, что он часто вспоминает тебя. Теперь мы в одной стае, и у него очень много дел. Но если хочешь, я передам ему привет от тебя.

Его левая ладонь вспыхнула болью, и перед глазами на секунду потемнело, поэтому Дерек не увидел ужаса, отразившемся на красивом измождённом лице за решёткой. Отвернувшись от Сириуса, Дерек быстро зашагал прочь по коридору.

Он помчался вверх по лестнице, и столкнулся с Кэтрин. Тяжело дыша, та выдохнула:

- Скотт мёртв. Я видела его тело в морге.

- Кроу, видимо, тоже, – Дерек взглянул на свою левую ладонь, на которой медленно таяла золотистая метка, оставленная Протеевыми чарами. Они с Кэтрин побежали дальше по лестнице, освещённой факелами, Кэтрин пропустила его вперёд, выдохнув ему вслед:

- Я заблокировала коридор на верхний ярус, но щит долго не продержится. Они догонят нас очень скоро.

- Мы успеем уйти, – ответил ей Дерек. Перепрыгнув через последние ступеньки, он бросился к стене, через которую они проникли сюда пятнадцать минут назад. Со стороны среднего коридора слышались крики и заклинания – авроры пытались пробить заслон, поставленный Кэтрин, но у них не получалось – заклинание Конфундус всё ещё не растаяло полностью, и защитная система Министерства по-прежнему барахлила. Дерек встал перед стеной, направил на неё палочку, и в ту же секунду другая палочка ткнулась ему в затылок.

- Руки вверх, – сказала Кэтрин.

Дерек медленно поднял руки, раскрыв ладони, палочка зажата между большим и указательным пальцем правой руки – он не выпустил оружие, но в таком положении оно бесполезно. Спокойно спросил:

- Что ты делаешь?

- Ты спас мне жизнь там, в Стантон-Лонг, – произнесла Кэтрин напряжённым голосом. – Поэтому я не оглушу тебя со спины и не брошу здесь, хотя сперва хотела сделать именно так. Я дам тебе выбор.

- О чём ты говоришь?

- Из нас ты единственный, кто точно знает местоположение стаи. Ты станешь ценным пленником для Барти Крауча. Решай сейчас, Дерек. Ты бросаешь палочку, сдаёшься, и рассказываешь Краучу, где прячется Гвилт, а я возвращаюсь обратно, хватаю твоего брата и всех, кого ещё смогу спасти, и ухожу с ними в безопасное место. Или расскажешь мне здесь и сейчас, где находится стая. Тогда я отпущу тебя, ты аппарируешь и спасёшь Дэна, прежде чем авроры придут в деревню. А они придут, потому что я не стану молчать.

Дерек стиснул зубы, глядя в стену. Потом спросил:

- Вы с Бобби придумали это вместе?

Палочка ткнулась ему в затылок чуть сильнее, вынуждая опустить голову. Не отрываясь, Дерек глядел на каменный пол под ногами. На полу всё ещё танцевали огоньки голубого пламени, слабые и безобидные, пока не прошло действие заклинания Конфундус.

- Бобби ничего не знает, – услышал он голос Кэтрин. – Поэтому я решила, что она останется снаружи.

- Что ж, – медленно проговорил Дерек. – Ты победила. Я сдаюсь. Пообещай, что позаботишься о Дэне.

- Пообещаю, когда ты бросишь палочку, Дерек.

- Сейчас, – он расслабил пальцы, давая палочке почти выскользнуть из них, но в последний момент снова сжал её, крутанул в воздухе, снимая заклинание Конфундус.

Преграда, возведённая Кэтрин, рухнула. Авроры бросились в коридор, и тут же с криками отпрянули назад – навстречу им неслось голубое разьярённое пламя. Барти Крауч остался на месте, воздев палочку, его голос гремел под сводами подземелья, когда он сдерживал стихию, защищая своих подчинённых. Сквозь рёв огня до него донёсся грохот переставляемых кирпичей – Дерек открыл портал и выбежал наружу.

Кэтрин этого уже не увидела. Не оборачиваясь, со всех ног она убегала вниз по лестнице, а пламя преследовало её, его длинные голубые языки тянулись за ней следом, сплетаясь с её рыжими волосами. Не останавливаясь, она стремительно бежала вперёд и вниз, на нижний ярус тюремного блока и дальше, в подземный лабиринт Министерства.

Дерек вылетел из портала, и тут же увернулся от Оглушающего заклинания – авроры вернулись. Чёрт бы побрал этого Скуммеля, почему он не задержал их чуть подольше? Он метнулся в сторону, краем глаза замечая, как Бобби, укрывшись за выступом стены, отбивает атаки авроров. Один из них вскинул руки и упал, когда ему в живот вонзился красный луч из её палочки; ещё двое пальнули по ней одновременно, но женщина успела вызвать Протего. Она повернулась к Дереку – бледное лицо, слабо шевелящиеся губы, готовые выкрикнуть: «Где остальные?» Наивная ложь Кэтрин не обманула Дерека. Он был уверен, что эти двое сговорились. Прав Грегор, тысячу раз прав: между его волками не может быть преданности друг другу, иначе это развалит стаю изнутри. Его волки могут быть преданы только ему. Это относится ко всем, даже к Дереку и его брату, которых он так высоко ценит, выделяет среди остальных. Сегодня впервые за весь этот год Дерек был отправлен на задание без брата. И они едва не потеряли друг друга навсегда.

Бобби что-то кричала, продолжая удерживать магический щит. В какой-то момент она отвернулась от Дерека, и тогда он направил на неё палочку и прошептал:

- Ступефай.

Он её ещё пожалел – мог бы и убить. Как Кэтрин, которая точно не могла убежать от голубого огня. В любом случае, когда она очнётся, ничего ценного сообщить аврорам не сможет. Дерек всё ещё думал об этом, когда аппарировал прочь из Лондона.

7 ноября 1981 года. 19:29

У дома миссис Томас в пригороде Брайтона стояли две машины – полицейская и скорая. Стоя в тени деревьев, Аластор Грюм и Ардея Гёрн наблюдали, как санитары уносят в машину скорой помощи Джереми. Глаза мужчины были крепко закрыты, лицо прикрывала кислородная маска, но авроры знали, что он выкарабкается – благодаря заклинаниям, вовремя наложенным Алисой Лонгботтом, кровотечение у Джереми остановилось. Алиса сейчас была в доме: лёгкий «Конфундус» заставил врачей и полицейских поверить, что она – социальный работник, и в данный момент она заботилась о маленьком Дине, пока полицейские допрашивали его маму.

- Ну что ж, – сурово сказал Грюм, – наследили вы, конечно, знатно. Можете забыть о поездке в Йоркшир на Рождество, мисс Гёрн. Выйдете на дежурство. И не надо возмущаться – миссис Лонгботтомя вообще собираюсь отстранить от работы в ближайший месяц.

Ардея подавила улыбку. На прошлое Рождество она пожаловалась начальнику, как ненавидит семейные сборища, где многочисленные тётушки сетуют на то, что она до сих пор не замужем, и что порядочной девушке из чистокровной волшебной семьи совсем не к лицу выполнять мужскую работу. Она и не думала возмущаться. Вместо этого она сказала:

- Мы бы не справились без этого мужчины. Он проявил огромную храбрость.

- Знаю, – кивнул Грюм. – Я не стал полностью стирать память ему и этой женщине. Только немного поправил воспоминания – теперь они уверены, что на них напали обычные грабители. Пусть парень знает, что он герой.

- Мне жаль, что мы упустили Скуммеля, – сдавленно сказала Ардея, и её глаза сверкнули удовлетворением и яростью, когда она добавила: – Зато этот подонок Мур теперь у нас. Я ещё на тех болотах хотела схватить его, вместе с Долоховым, но он ушёл.

- Уйти-то ушёл, но недалеко и ненадолго, – отозвался Грюм, устало глядя в небо.

Далеко на юге, над недовольно рокочущим морем, летел бежевый «Шевроле». Эйнар Скуммель крепко вцепился в руль, его глаза неподвижно смотрели в темноту. Его раны уже затянулись, но кожа побелела от потери крови. На сиденье рядом с ним лежала волшебная палочка – короткая, хрупкая, из остролиста с волосом единорога. Чужая. Неудобная. Когда магл выстрелил в него, а сучка Гёрн обезоружила, у него была доля секунды, чтобы бросить магловского выродка и вернуться в дом. И вот удача – навстречу ему полз Мур, подвывая от боли, судорожно вытягивая вперёд руку с волшебной палочкой. Скуммель выхватил её у него, прежде чем перешагнуть через него и выбежать за главную дверь, рвануться к своей машине. Он летел в ночь, выжимая все силы из мощного заколдованного мотора. Он думал о том, где и как заляжет на дно, когда сможет снова вернуться в дело. И в его ушах, перекрывая музыку на радио, оглушительно визжал последний вопль Кевина Мура: «Помоги мне, Эйнар! Не оставляй меня! Не оставляй меня, Эйнар!!!»

Комментарий к Часть 27 Глава получилась просто ОГРОМНАЯ, я даже думала разделить её на две, но тогда бы получилось две главы, в одной из которых не было бы Ремуса, а это нечестно, ведь он – главный герой. Прошу прощения у всех, кто любит Северуса: в этой главе он та ещё зараза. Не потому, что я хотела намеренно его очернить, а потому, что у него ПТСР и депрессия.

====== Часть 28 ======

8 ноября 1981 года. 8:21

Утром в день своей первой охоты Ремус не стал ничего есть. От тревоги и беспокойства кусок не лез в горло. Вчера вечером Кэтрин и Бобби не вернулись со своего задания. Вместо них явился Патронус. Белоснежный ворон спустился с неба, бесшумно хлопая крыльями, и сообщил голосом Дерека О’Ши: «Скотт мёртв. Кроу мёртв. Кэтрин и Бобби мертвы или в плену. За мной хвост. Вернусь, как только смогу».

Мертвы или в плену… Это было последнее, о чём думал Ремус, прежде чем провалился в тяжёлый сон. Это же было первое, о чём он подумал, когда проснулся. Мертвы или в плену. Его мучило даже не то, что теперь он остался без поддержки двух взрослых сильных волшебниц, поддержки, на которую он только сейчас понял, как сильно рассчитывал. Гораздо хуже было то, что всё это – последствия его действий, ведь именно из-за него схватили этого несчастного Скотта.

Так или иначе, теперь Бобби слишком далеко, там, где ей не могут навредить ни Хантер, ни Гвилт. Но Ремус всё равно решил, что выполнит обещание и украдёт наркотик. Ему не хотелось злить Хантера ещё сильнее. Пьяница и наркоман, он всё-таки хороший волшебник, он может быть полезен, его нужно расположить к себе, заручиться его доверием. Итак, сегодня вечером Ремус Люпин, волшебник из Ордена Феникса, станет вором и наркоторговцем – и как ни стыдно было ему признаться в этом самому себе, он чувствовал что-то вроде воодушевления. Какая бы опасность не ждала его впереди – а без волшебной палочки опасность казалась ещё страшнее – он был готов встретиться с ней и выплеснуть накопившуюся злость.

Он застегнул куртку и вышел за дверь. Над верхушками леса розовело утреннее небо – день обещал быть ясным и солнечным. Прохладный упругий ветер растрепал волосы Ремуса и обжёг его щёки, чувствительные от утреннего бритья. Он сразу увидел Дэна, тот кивнул ему и помахал рукой:

- Пойдём. Аппарировать будем из леса.

Большинство оборотней в это время всё ещё спали, хотя этой ночью «охоты» и не было. Дэн и Ремус шли через деревню в полной тишине, не разговаривая друг с другом. На самой опушке леса Ремус немного поотстал и обернулся. В доме, где жили Квентин и Джин, окно было отважно распахнуто навстречу холодному ветру. Ремус улыбнулся: он не мог увидеть друзей, но был уверен, что именно таким способом они пожелали ему удачи.

Они с Дэном молча шли через лес. Дэн молчал, но выглядел спокойным, как всегда. Беспокоится ли он о брате? Или уверен, что Дерек выберется из любой ситуации? Внезапно Дэн остановился, кивнул кому-то:

- Привет.

Ремус посмотрел в ту же сторону и увидел Урсулу – она сидела на пне, прислонившись к стволу дерева, и лениво колдовала, заставляя сухие листья взлетать с земли и кружиться в воздухе. Она окинула их взглядом:

- Уже отправляетесь? Так рано?

- Да. Жаль, что ты не пойдёшь с нами.

- Мне и тут есть чем заняться, – отозвалась девушка, отворачиваясь от них с равнодушным видом. – Валяйте, развлекайтесь.

Пройдя ещё несколько шагов, Дэн остановился и взял Ремуса за плечо:

- Тебя когда-нибудь расщепляло?

- Несколько раз.

- Тогда держись за меня крепче. Нам довольно далеко лететь.

Ремус взял его за куртку, крепко сжав в кулаке плотную ткань, и закрыл глаза. В следующую секунду его сдавил плотный кокон удушливой непроглядной тьмы, и в тот момент, когда ему показалось, что его лёгкие вот-вот схлопнутся от нехватки воздуха, полёт сквозь пространство закончился. Ремус открыл рот, с наслаждением вдыхая холодный воздух, пахнущий бензином, потом открыл глаза.

Они с Дэном стояли на плоской крыше какого-то дома. Впереди, сколько хватало глаз, тянулся город – плоские жестяные крыши, кирпичные стены, заводские трубы, от которых в ясное утреннее небо тянулся дым. Рассвет отражался в столбах дыма, и от этого они казались розовыми на фоне голубого неба.

- Хороший будет денёк, – сказал Дэн. – Нам сюда.

Они подошли к краю крыши, спустились по пожарной лестнице на следующую крышу, пониже. Дэн открыл какую-то дверь, с силой потянул её на себя, и та издала протестующий хриплый стон. За дверью оказалась короткая пыльная лестница, ведущая куда-то вниз. Спустившись вслед за Дэном, Ремус оказался в просторной запущенной комнате, половину которой занимали старые столы и стулья, составленные друг на друга. Дэн тут же взял из общей кучи два стула, поставил их у окна:

- Смотри, вот куда нам надо попасть.

Выглянув из окна, Ремус посмотрел на маленький пустой двор. С первого взгляда он не увидел ничего, кроме четырёх кирпичных стен, окружающих квадрат разбитого асфальта. Но стоило ему приглядеться получше, как вид изменился: сквозь зарябивший воздух проступили очертания широкой двери с решётчатым окошечком в верхней части и двух маленьких окон над ней; возле двери вдоль стен выстроились в два ряда бочки с лягушачьей икрой, мешки с семенами и порошками, и плотно закупоренные контейнеры, в которых наверняка хранился жгучий гной бубонтюбера.

- Маглы сюда зайти не могут, – объяснил Дэн. – А всё, что они могут увидеть из окон – этот закуток между домами, дурацкую ошибку какого-то проектировщика. Этот зельевар когда-то работал в Лютном переулке. Теперь пытается торговать на законных основаниях, но старые привычки так просто не исчезают. У него можно достать много незаконных вещей, то же Оборотное зелье.

- Как мы туда попадём?

- Просто и банально – через дверь. Хозяина не будет дома. На всякий случай я буду стоять на стрёме, а ты тихо проберёшься в лавку и возьмёшь всё, что нам нужно.

Он невесело улыбнулся:

- Понимаю, как уныло это звучит. Но на самом деле большинство ограблений – дело довольно скучное. Особенно если это удачное ограбление. Поверь мне, у меня большой опыт.

Ремус снова выглянул из окна:

- Вы с братом часто воровали?

- Достаточно. Когда я был ещё мальчишкой, Ральф Кривозуб любил отправлять меня на такие дела. Я был маленьким и тощим, легко залезал в окна, а когда был ещё совсем сопляком, мог даже в камины залезать без всякого Летучего пороха – просто по трубе. Ну да ладно, – он помрачнел, и Ремус подумал, что ему не так уж приятно вспоминать о том, что происходило в стае Кривозуба. Но вдруг Дэн сказал:

- Ты знаешь, что Урсула тоже была в стае Ральфа?

- Нет, – Ремус уставился на него широко раскрытыми глазами. – Неужели? А как же она оказалась в стае Гвилта?

- Так же как и я – убежала. Вообще-то она попала к Ральфу давно, почти одновременно со мной. Она младше меня всего на пару лет, ей сейчас двадцать три, а тогда было девять, и мы были самыми младшими из всех оборотней Ральфа. Такая мелкая, но деловая – показывала мне, как воровать кошельки, как пользоваться отмычками. У неё уже была волшебная палочка, хотя по возрасту рановато – украла у какого-то маленького волшебника в Косом переулке, вот он расстроился, наверное… Когда мы с Дереком готовились убежать из стаи, я предлагал ей уйти с нами, но она отказалась. А когда я снова попал к Ральфу, она решила мне помочь, помогла Гвилту устроить мой побег и сама убежала со мной. Теперь жалеет.

- Почему?

- Потому что когда она убегала со мной к Грегору, то ещё не знала, что теперь он служит Тёмному Лорду. Ральф уже работал на него, а она таких, как Волдеморт, ненавидит люто – у неё бабушка и дед были маглами, евреями из Польши, еле выжили в варшавском гетто. Она терпеть не может тех, кто считает себя вправе убивать других людей только за то, что они немного отличаются от них. А когда мы с ней уже оказались у Гвилта, она поняла, что и он такой же… Тяжело ей. И скучно – воровать он ей больше не даёт, никуда не отпускает. Бережёт. Надеется, что она родит ему наследника.

- Но у него уже есть Финн, – сказал Ремус, думая о том, что Урсула носила свитер Марлин, убитой по приказу Волдеморта, которого она так ненавидит. Зачем тогда приняла этот подарок? Может, она ничего не знает?

- Финн, – фыркнул Дэн. – Если бы у тебя был такой сын, как Финн, ты бы тоже захотел себе другого. Ладно, хватит болтать. – Он отвернулся от окна и начал рыться в карманах своей куртки. – Я останусь здесь и понаблюдаю, а ты иди в город.

- Зачем? – насторожился Ремус, глядя, как Дэн выуживает из кармана кожаный кошелёк и пересчитывает деньги – не волшебные, а бумажные магловские деньги. – Что-то нужно купить?

- Да, на обратном пути можешь захватить мне кофе.

- Я не понимаю.

- А что тут понимать? Тебе нужно убить время до темноты. Мне самому было бы тошно всё время сидеть в деревне, а уж тебе и подавно должно быть, в твоём возрасте. Тут большой город. Поброди, погуляй. Сходи в кино. Поешь рыбы с чипсами. Посмотри на людей, а не на оборотней. Ну, иди.

- А ты не боишься, что я сбегу?

- Нет, – просто ответил Дэн. – Куда ты сбежишь, без волшебной палочки и без гроша волшебных денег? Обменный пункт ты без меня не найдёшь, а магловских денег тебе даже на автобус до соседнего города не хватит. К тому же если ты сбежишь, Грегор отрубит мне руку и перережет глотку, и тогда мой брат найдёт тебя и заставит пожалеть, что ты вообще появился на свет. Бери, – он протянул Ремусу несколько купюр. – Отвлекись ненадолго, поможет.

- Я не возьму, – запротестовал Ремус.

- Потому что они ворованные? – усмехнулся Дэн.

- Потому что они твои! – угрюмо отозвался Ремус, но они оба знали, что он подумал именно то, что озвучил Дэн.

- А еда, которую ты помогал готовить всю эту неделю, думаешь, не ворованная? А эта одежда, которую тебе дали взамен твоей? Бери деньги, Ремус. Если тебе будет легче от этого, отдай мне как-нибудь потом, или пожертвуй на благотворительность, мне всё равно.

Он практически силой затолкал купюры в ладонь Ремусу:

- Иди уже. Я же знаю, что ты не хочешь находиться со мной в одной комнате. Я ещё вчера, когда Гвилт вводил тебя в курс дела, по твоему лицу понял, что Дерек тебе всё рассказал.

- Дэн, я…

- Не говори ничего. Просто не задерживайся, хорошо? За час-два до темноты возвращайся. Найди во дворе дверь, покрашенную синей краской, она будет открыта, и поднимайся по лестнице, так снова попадёшь сюда.

Уходя подальше от дома, Ремус постарался запомнить все переулки и дворы, через которые прошёл, чтобы не заблудиться на обратном пути. Он не собирался убегать. Не потому, что боялся мести Дерека. У него есть причины поважнее.

Чем дальше он уходил от грязного промышленного квартала, чем шире и многолюднее становились улицы, тем больше Ремус был благодарен Дэну. Дэн был прав: ему нужно было отвлечься. Город и в самом деле был большой, шумный, он сверкал и гремел под холодным осенним небом, в лучах усталого бледного солнца, отражавшихся в окошках автомобилей и стёклах витрин. Никто не обращал на Ремуса внимания – разве что две пожилые магловки, медленно прогуливавшиеся по тротуару, неодобрительно покосились на его растрёпанные волосы и порванный свитер, да ещё полицейский на углу подозрительно сощурился на него из-под шлема, но сразу отвернулся: мало ли странно одетой молодёжи бродит по городу. А молодёжи и впрямь было много – тут и там Ремус натыкался на группки парней и девушек, распивающих баночное пиво в разрисованных граффити подворотнях, слоняющихся по улицам, столпившихся вокруг магнитофонов в скверах, курящих, смеющихся, чертыхающихся. Наголо выбритые парни в тяжёлых ботинках – скинхеды; девушки с чёрной помадой на губах, с пышно взбитыми волосами невероятных цветов, с надменными скучающими лицами – панки; длинноволосые хиппи, потерянные и одинокие, последние «дети цветов», не желающие расставаться с ушедшей эпохой. Злые, растерянные, бесшабашно весёлые, дерзкие и беззаботные, для которых слово «война» означает полузабытые времена молодости даже не отцов, а дедов, чёрно-белые фильмы с немцами в круглых касках, пожелтевшие от времени плакаты с лицом Черчилля. Впервые в жизни Ремус жалел, что он волшебник.

На углу одной из улиц он купил за пару монет магловскую газету, и из неё узнал, что этот город – Ливерпуль. Сердце дрогнуло: так вот он какой, город, в котором появились «Битлз»! Когда-то они с Джеймсом и Лили мечтали поехать сюда, пройтись по улицам и площадям, найти тот самый клуб, в котором начинала выступать ливерпульская четвёрка. А теперь Ремус слоняется по Ливерпулю, чтобы убить время до ограбления. Он прочитал газету медленно, не торопясь, стараясь прочувствовать каждое событие в чужом, незнакомом мире, в который он ненадолго убежал от своих тревог. Ещё две бывшие колонии откололись от Великобритании; нарастает напряжение между Америкой и Советским Союзом; в Англии растёт уровень безработицы. Ремус дочитал газету и хотел выбросить её в переполненный бак, но внезапно его окликнул какой-то незнакомец:

- Эй, парень, погоди!

Ремус настороженно взглянул на него. Незнакомцу на вид было лет сорок, грязные волосы с проседью падали на воротник рваной куртки, обтрёпанные штаны вместо ремня подвязаны какой-то бечёвкой. Неловко ступая ногами в стоптанных кроссовках, незнакомец подошёл поближе, и Ремуса окатила волна мерзкого запаха. Мужчина протянул красную обветренную руку:

- Не выбрасывай газетку, а?

Ремуса пронзила жалость пополам с отвращением – он часто видел таких бедняг, потерявших работу и дом, опустившихся, живущих на улицах, спящих в парках на скамейках, прикрывшись газетами. Как знать, если Министерство и дальше будет вести такую же политику в отношении оборотней, может, он сам когда-нибудь окажется на месте этого бедолаги. Он отдал ему газету и добавил одну из тех купюр, которые ему дал Дэн, и сизое от пьянства лицо бродяги просияло от радости. Кивнув в ответ на бессвязные благодарности, Ремус зашагал дальше, надеясь, что бедный магл потратит деньги не на джин или наркотики.

На душе стало совсем невесело, и он зашёл в маленький кинотеатр. Внутри было пусто, только какой-то пожилой магл тоскливо рассматривал афиши – должно быть, как и Ремус, зашёл сюда от нечего делать, ища, чем занять время. Кроме него, здесь был только один человек – девушка за окошком кассы. Девушка была пухленькой, с пышными химическими кудрями, с густо подведёнными глазами, в которых читались усталость и безразличие. Ремус подошёл к развешанным по стене афишам.

Так, что тут у нас? «Американский оборотень в Лондоне»? Нет, спасибо. «Зловещие мертвецы»? Ужасов ему и в жизни хватает. Поглазев на афиши ещё немного, он подошёл к кассе и протянул наугад одну из купюр:

- Здравствуйте. Один билет на «Побег из Нью-Йорка», пожалуйста.

Девушка сурово взглянула на него:

- Ты чё, миллионер? Где я тебе сдачу возьму?

- Извините, – быстро сказал Ремус и протянул купюру поменьше.

- Тут и на попкорн хватит, сделать? – буркнула девица.

- Нет, спа… – Ремус вспомнил, что с утра не ел, а перед тем, что ему предстояло, всё-таки стоило подкрепиться. – То есть да. Пожалуйста.

Держа в одной руке билет, в другой стакан со сладко пахнущим попкорном, Ремус вошёл в полупустой зал и сел на третий ряд. Ему нравилось смотреть кино вблизи, откинувшись на спинку кресла и слегка запрокинув голову. Сириус знал об этом, и всегда покупал билеты на третий или второй ряд.

Несколько лет назад Сириус увлёкся кино, хотя раньше был к нему равнодушен. А началось всё с «Дикаря» с Марлоном Брандо. Этот фильм был старым, он вышел за годы до рождения Сириуса, но Сириус его обожал. «Дикарь» долгое время был запрещён в Британии, его до сих пор показывали по телевидению крайне редко, и то ночью. Сириус его увидел случайно: однажды на каникулах после пятого курса, когда родители Ремуса уехали на несколько дней, Сириус ночевал у него. Тогда они ещё не встречались, хотя после той ночи в ноябре, когда они спаслись от камнепада и Сириус поцеловал его в щёку пыльными губами, между ними что-то изменилось. В тот вечер Сириус появился у него дома и рассказал, что поссорился с родителями. Семья Поттеров, у которых Сириус уже несколько раз пережидал тяжёлые времена, как раз проводила каникулы в Европе, так что Сириусу просто некуда было больше податься. Они с Ремусом проговорили допоздна, пока Ремус не ушёл спать, на прощанье объяснив Сириусу, как пользоваться телевизором.

Когда посреди ночи сонный Ремус вышел из спальни, чтобы налить себе воды, то увидел такую картину: Сириус сидел на диване, согнувшись вперёд, прижав к подбородку сжатый кулак, глаза распахнуты на пол-лица, рот приоткрыт. На экране Джонни и его друзья-байкеры покидали городок, в котором произошли такие безумные события, и Сириус смотрел в прекрасное и печальное лицо Марлона Брандо с таким видом, точно к нему спустился ангел. «Это просто потрясающе!» – выдохнул он, как только фильм закончился. Спустя месяц Сириус явился на Кингс-Кросс в новенькой кожаной куртке, игнорируя насмешки слизеринцев, и не сменил её на мантию волшебника – так и сидел в Большом Зале во время речи Дамблдора, так что в тот год факультет Гриффиндор ушёл в минус по очкам за поведение, когда учебный год ещё не начался.

Сириус стал интересоваться кино. Когда они оставались с ночёвкой у Ремуса, то часто смотрели что-нибудь по телевизору, иногда ходили в кино. Но угодить Сириусу было трудно. Ремус навсегда запомнил, как неловко ему было в прошлом году, когда они отправились на «Сияние». Там, где зал вопил от ужаса, Сириус загибался от смеха – ему показались ужасно нелепыми и бутафорская кровь, хлещущая из лифта, и маленький мальчик, разговаривающий с призраками, и искажённое застывшее лицо Джека Николсона. «В следующий раз, – проговорил он, фыркая от смеха, – я выберу фильм». И выбрал – «Звёздные войны: Империя наносит ответный удар». После сеанса они медленно шли по ночному Лондону, в лучах фонарей кружились первые снежинки.

- Что с тобой? – спросил Ремус, покосившись на задумчивого, помрачневшего Сириуса.

- Ничего.

- Это из-за брата? – осторожно спросил Ремус. Регулус Блэк по-прежнему не давал о себе знать, и пусть Сириус в последнее время демонстративно игнорировал брата, Ремус знал, что на самом деле ему тревожно. Он и в кино его вытащил, только чтобы отвлечь.

- Нет, – с лёгким раздражением отозвался Сириус. Помолчав, добавил: – Просто… ну, этот фильм.

- Нечего на меня дуться, – усмехнулся Ремус. – Это была твоя идея.

- Я знаю, – Сириус повернулся к нему, его глаза были тёмными и недобрыми. – Я просто не понимаю, что плохого в ненависти? Что плохого в злости, если она направлена против врагов?

- Слышал бы тебя магистр Йода, – улыбнулся Ремус, но Сириус не улыбнулся ему в ответ.

- Ненависть – благородное чувство, – проговорил он, снова отвернувшись. – Могучее чувство. Если человек ненавидит, значит, у него есть сердце. Ненависть помогает бороться. Она делает нас сильнее.

- Любовь тоже… – начал было Ремус, но Сириус перебил его:

- Любовь никогда не выигрывала войны! Их выигрывала только ненависть. И эту войну мы выиграем, только если будем ненавидеть своих врагов. Они не достойны того, чтобы их прощать. Мне жаль, – он на секунду сжал зубы, – мне жаль, что Дамблдор не разрешает нам убивать Пожирателей смерти. Уверен: одна Авада, пущенная в кого-нибудь из этих подонков, принесёт больше пользы, чем вся наша пропаганда и агитация.

- Орден Феникса не занимается непростительной магией, – сказал Ремус. Осенние ночи в Лондоне и так не отличаются теплом, а сейчас ему стало ещё холоднее. Особенно когда Сириус сухо усмехнулся и сказал:

- Убивать можно и по-другому.

- Сириус!

- Что? Я просто рассуждаю, гипотетически. Знаешь, что такое «гипотетически», Лунатик? – в его голосе прозвучала издёвка. Он ускорил шаг, оставив Ремуса позади. Ремус догнал его, взял за руку:

- Сириус, давай не будем об этом говорить.

Сириус обхватил его за плечи. Ремус прижался щекой к плечу Сириуса и обнял его за талию, чувствуя, как тот прижимается щекой к его волосам:

- Ты прав. Не будем портить хороший вечер, их и так в последнее время маловато.

- Не принимай это близко к сердцу, – проговорил Ремус. – В конце концов, это же всего лишь кино.

- Да, – без улыбки отозвался Сириус. – Всего лишь кино.

«Это всего лишь кино, – сказал себе Ремус, глядя, как на экране Ли Ван Клифф отправляет Курта Рассела на самоубийственное задание. Надо же – вздумал сравнивать себя с главным героем. Куда ему до такого крутого и сильного человека? Да и Дамблдор бы так с ним не поступил. Даблдор знал, что делает, когда поручал ему это дело. Так? Так ведь?

Тогда почему он ему ничего толком не объяснил? Почему не рассказал, что с этим кинжалом, чем он так важен? Магический артефакт, который хотел использовать Волдеморт… но тогда почему Дамблдор подчеркнул: «Ни в коем случае не пытайся забрать кинжал, даже не прикасайся к нему!». Разве не стоило бы, наоборот, выкрасть Верный Коготь, если он так важен? Может быть, самому Ремусу тоже пригодился бы этот кинжал. Помог бы ему защитить тех, кого он хочет уберечь, пусть таких и осталось совсем мало…

Он тряхнул головой, избавляясь от этих мыслей. Что с ним не так? Какая-то неделя среди других оборотней – и он готов перечеркнуть всё доверие, которое заработал преданной службой Ордену Феникса? Нет, этого не будет. Ремус откинулся на спинку кресла и постарался полностью сосредоточиться на фильме. Там, на экране, показывали мрачное будущее – 1997 год. Но это всего лишь кино. Настоящий 1997 год будет лучше. Намного лучше. Он сделает для этого всё, что в его силах.

8 ноября 1981 года. 13:40

Дерек открыл глаза и огляделся по сторонам. Он стоял на высоком берегу моря, вокруг него шелестела высокая сухая трава, с моря порывами налетал солёный ветер, который развевал мантию Дерека за его спиной. Сощурив глаза, Дерек посмотрел вперёд, туда, где за горизонт уходила бесконечная гладь Атлантического океана. Сегодня был ясный и безоблачный день, но нежная голубизна неба не отражалась в море, оно уже приобрело стальной зимний оттенок. Несколько лет назад Дерек всерьёз задумывался о том, чтобы пересечь Атлантику, оставить Англию навсегда. Они с братом даже начали наводить справки о контрабандистах, которые организовывали порталы для себя, но за определённую плату могли предоставить их другим волшебникам вне закона. Другого варианта не было – лететь на метле слишком далеко, аппарация потребует чересчур много сил. Но как раз когда братья нашли подходящего человека и подкопили денег, американское Министерство магии выпустило новый закон: отныне на территории США и Канады убийство оборотня перестало быть преступлением, более того – за него полагалась награда. Пришлось отказаться от идеи побега.

Дерек достал из кармана часы, проверил время. Потом снова взглянул на море. По волнам быстро скользила тёмная лодка под спущенным парусом. Дерек наблюдал за ней, пока она не пристала к берегу, потом начал неторопиво спускать вниз по склону. Вскоре шелест сухой травы под его ботинками сменился шуршанием песка и хрустом мелких ракушек.

Оборотень, который сидел на борту лодки и курил, точно слышал Дерека, но не оборачивался: ждал, когда тот подойдёт. Только когда Дерек остановился в двух шагах от него, он бросил окурок в нахлынувшую волну и сказал:

- Ты пришёл слишком рано.

- Что, твои дружки ещё не успели явиться, чтобы устроить мне засаду, Бёрдок? – холодно спросил Дерек. Оборотень обернулся, обнажил в улыбке длинные желтоватые зубы:

- Да ладно тебе, Дерек. Мы старые деловые партнёры, неужели ты мне не доверяешь?

- Ты зачем за Дэном следил, придурок? Я тебе прямо сказал: к нему не подходи ни на шаг, все вопросы решай со мной, и только со мной. Из-за тебя Грегор едва не стал подозревать моего брата в предательстве.

- Да брось, Дерек, – Бёрдок соскочил на песок и шагнул к Дереку. – Ничего не случилось.

- Ничего не случилось? Твой приятель Хорнет убит и выпотрошен, ещё десять ваших и десять наших убиты в Стантон-Лонг, Джим Хейвуд в тюрьме. Сивый начал полномасштабную войну, но почему он так уверен, что сможет победить?

- Мы победим, – оскалился Бёрдок. – Не сомневайся. И вообще, я здесь не для того, чтобы обсуждать планы Фенрира.

- Нет, – спокойно сказал Дерек. – Ты здесь именно за этим. Мы договорились, что будем обмениваться информацией честно и взаимно. У меня для тебя сегодня есть новость, и очень хорошая новость, но я не хочу получать её бесплатно.

Бёрдок хмыкнул, пожал узкими плечами:

- Ладно. Выкладывай свою новость.

- После тебя.

Оборотни ненадолго замолчали, глядя друг на друга. Дерек стоял прямо, в слегка расслабленной позе, спрятав руки в карманы плаща, но Бёрдок знал, что в кармане у него палочка, и что он выхватит её быстрее, чем Бёрдок успеет даже пошевелиться. Он отвёл взгляд и проворчал:

- Ладно уж. Считай это извинением за то, что я подставил твоего брата. Фенрир хочет спасти Джима Хейвуда от Азкабана. Он собирается устроить засаду и напасть на конвой. До полнолуния всего четыре дня, так что аврорат будет перевозить его со дня на день. До того, как Фенрир освободит Джима, ему будет не до вас, так что у вас ещё есть дней пять-шесть минимум. Не успеешь свалить до этого времени – больше ничем тебе помочь не могу, извиняй. Я сказал всё, что знаю! Теперь говори, зачем пришёл?

Дерек внимательно смотрел на него. Маленькое, сморщенное обезьянье лицо Бёрдока не выражало ничего, кроме обычного ленивого нахальства, но Дереку не показалось, что он лжёт. Бёрдок занимает не самый высокий статус в стае Фенрира Сивого. Он не может знать много о планах своего вожака. Дерек быстро огляделся, хотя знал, что вокруг никого нет, потом повернулся к Бёрдоку и сказал:

- Адам Спайдерсон отправился в город Рай на южном побережье. Один.

8 ноября 1981 года. 14:59

- А, вот и ты, – Дэн обернулся к Ремусу. – Кофе принёс?

- Да, – Ремус протянул ему стаканчик кофе и бумажный пакет с сэндвичем, потом повернулся к другому человеку, который находился в комнате. То, что это именно человек, а не оборотень, он каким-то образом понял сразу, как только вошёл сюда. Это был невысокий, худенький волшебник в длинной коричневой мантии, распахнутой на груди. У него были длинные каштановые волосы и хитрое вытянутое лицо. Кожа под выпуклыми глазами немного отвисла – наверное, от пьянства.

- Это Мундигус Флетчер, – сообщил Дэн. – Он обещал нам помочь.

Мундигус Флетчер шагнул вперёд, протянул Ремусу длинную ладонь, испачканную чем-то липким, цепко схватил его за руку:

- Мундигус Флетчер, к вашим услугам.

- Ремус Люпин, очень приятно, – ответил Ремус, как и положено вежливому молодому чародею из хорошей семьи, хотя ему было ни черта не приятно. Флетчер закивал, тряся нечёсаными волосами:

- Как же, как же! Слышал о вас, мистер и слышал только хорошее, – он наконец отпустил руку Ремуса и развёл ладонями, состроив кислую гримасу: – И о ваших друзьях слышал. Ужас, такие молодые! Молодёжь мрёт, как мухи, вот времена настали! Такая беда, такая беда…

- Мунди, ты не отвлекайся, – сказал Дэн обычным спокойным и дружелюбным голосом, но его глаза недобро сузились. – Ближе к делу.

- Ща, ща, не кипятись, – Флетчер поднял ладони. – С Барри у меня всё замётано: в восемь вечера он будет ждать меня в Косом переулке. Я сказал ему, что устроил ему встречу с гоблинами, а гоблины любят не приходить в назначенный час или вовсе забывать о встрече. Так что когда мы придём на место, а там никого не будет, он ничего не заподозрит. Потом, конечно, решит, что гоблины нас надули, расстроится, я поведу его в паб… в общем, ребята, времени у вас будет хоть залейся.

- Хорошо сработано, Мунди.

- Как всегда, Дэн, как всегда… Как брат? Я думал, вы всегда работаете вместе.

- Мунди, Мунди, – покачал головой Дэн, улыбаясь. – Ты же знаешь Дерека: такие дела для него – мелочь. Сам видишь, работёнка непыльная, вот Дерек и решил на сегодня взять выходной, отправляет со мной молодёжь, – он похлопал Ремуса по плечу.

- Ясненько, – ухмыльнулся Мундигус. – Когда я получу свою долю?

- Когда скажу, тогда и получишь. Не волнуйся, внакладе не останешься. Всё, бывай.

Дэн закрыл за оборотнем дверь и вернулся к окну.

- Что это за тип? – спросил Ремус.

- Вор, мошенник, контрабандист – всего понемножку, – отозвался Дэн. – Не самый надёжный парень – я давно подозреваю, что он осведомитель у Министерства, иначе бы уже сто раз арестовали.

- Ты не боишься, что он нас выдаст?

- Может, и выдаст, но не сегодня. Мунди любит свободу, но деньги и риск он любит больше. Ты запомнил, что он сказал?

- Да. В восемь вечера хозяин уйдёт отсюда.

- Верно, но насчёт «времени хоть залейся» Флетчер приврал. После того, как я сниму защитные заклинания, у тебя будет от силы десять-пятнадцать минут. Лакрима должна лежать в ящике стола, посмотри сперва там, если не найдёшь, быстро обыскивай шкафы. Если придут парни, будет проще, потому что Финн тебе поможет. Запомни вот что: на флаконах может не оказаться бирок, либо хозяин мог специально навесить бирки не на те флаконы, которые нужны. Проверить, действительно ли это Лакрима, очень просто: при контакте с воздухом она из прозрачной становится красной. Вылей одну каплю на любую поверхность, хоть на собственную руку – при попадании на неповреждённую кожу Лакрима безвредна – и если это она, то капля быстро покраснеет. Ты меня слушаешь?

- Да, – Ремус выглянул из окна. – Кажется, я кого-то вижу.

Одна из кирпичных стен, не заставленная бочками и ящиками, зарябила, кирпичи пришли в движение, образовывая арку. В арку вошли двое гоблинов, одновременно с этим дверь в другой стене открылась, и во двор вышел приземистый черноволосый волшебник. Все трое заговорили тихо, до затаившихся Ремуса и Дэна долетали только отдельные резкие глухие звуки – хозяин лавки разговаривал с гоблинами на их языке. Очевидно, довольно быстро они пришли к соглашению, потому что хозяин по очереди пожал гоблинам их длинные узкие ладони. Один из гоблинов повернулся к арке, взмахнул рукой, и в арку начали медленно вплывать по воздуху крепко заколоченные ящики.

- Один… два… три… – шёпотом считал Ремус, а ящики проплывали над растрескавшимся асфальтом и скрывались в открытой двери. Когда счёт дошёл до десяти, дверь захлопнулась, хозяин снова пожал гоблинам руки, протянул им два мешочка с деньгами, и двор опустел.

- Что ж, – проговорил Дэн, – значит, пора вызывать наших друзей.

… Бьорн и Финн появились назадолго до восьми, и хорошо: чем меньше Ремус проведёт с Финном в одном помещении, тем лучше. Оборотни молча расселись по углам комнаты, погрузились в тихое напряжённое ожидание. Ремус вспоминал все сражения и вылазки, в которые ходил со своими друзьями. Ему не впервой сидеть вот так, ожидая опасности. Перед боем время тянется невыносимо долго, растягивается, как жвачка. Даже его это поначалу выматывало, что уж говорить о Сириусе и Джеймсе, нетерпеливых, рвущихся в битву. Потом он привык к этому.

- Он уходит, – тихо сказал Дэн, бросив короткий взгляд в окно. – Выходим через пять минут.

Он первым вылез из окна, ухватившись за раму, повиснув на руках и легко спрыгнув на ящики. Бьорн подтолкнул Ремуса в спину, и тот вылез из окна следом за Дэном. Дэн уже стоял возле двери, проводил над ней волшебной палочкой, над дверью искрила и переливалась сеть защитных заклинаний. Дэн аккуратно снимал эти заклинания, распутывал сеть, пока остальные терпеливо ждали. Наконец последние искры растаяли в темноте, и дверь с лёгким щелчком распахнулась. Финн сунул Ремусу в руки спортивную сумку, прежде чем первым зайти в помещение.

- Я проверю стол, – бросил он. – Посмотри вон те ящики.

Стол, значит? Хочет сам найти весь наркотик? Ремус не стал возражать: что-нибудь придумает. Он склонился над одним из ящиков, которые принесли гоблины. Ящик был заперт на маленький изящный замок, наверняка очень сложный – сразу видно, гоблинская работа. Ремус обернулся к Финну:

- Я не смогу открыть, у меня нет палочки.

- Да чтоб тебя, – буркнул Финн и отпихнул его в сторону: – Сейчас.

Пока он колдовал над замками, Ремус тихо, незаметно отступил на шаг, поближе к столу, из которого Финн уже успел выдвинуть все ящики. В одном из ящиков лежали плотно прижатые друг к другу мешочки денег, но Ремуса сейчас интересовало только одно: Финн успел вытащить на столешницу несколько одинаковых прозрачных флаконов, один из них лежал на боку, сквозь неплотно забитую пробку просачивались капли прозрачной, как слеза, жидкости, которая алела на глазах. Ремус схватил один из флакончиков, сунул его в тот же карман, где у него лежал раскрытый мешочек из невидимой ткани, и тут Финн глухо проговорил:

- О, чёрт…

Ремус шагнул к нему, заглянул через плечо, и его самого передёрнуло – дно ящика было выстлано мягкой тканью с углублениями, а в углублениях были аккуратно сложены высушенные головы – один из самых редких и ценных ингредиентов для ритуалов чёрной магии. На несколько секунд парни замерли, с отвращением разглядывая крохотные мёртвые лица, сморщенные, как печёные яблоки.

- Ну, что у вас там? – громким шёпотом спросил Дэн. Финн встряхнулся, повернулся к двери и таким же шёпотом ответил:

- Иди сюда.

Дэн шагнул в открытую дверь, за его спиной Ремус успел увидеть силуэт Бьорна, напряжённо вглядывающегося в темноту, и вдруг раздался грохот, а фигура Бьорна потонула в ослепительном сиянии. Что-то толкнуло Дэна в спину, он упал вперёд, налетев на Ремуса, дверь захлопнулась, а снаружи раздался дикий, полный боли крик.

В первую секунду Ремус подумал, что Дэн снял не все защитные заклинания. Потом он подумал, что гоблины защитили свой товар магией, которая пришла в действие, как только Финн открыл ящики. Но потом он услышал, как за дверью кричат несколько голосов, выкрикивая ругательства и заклинания вперемешку, и понял: они попали в засаду.

- За Фенрира! Покажите им, парни! – проревел кто-то. Оборотни Сивого! Только не это…

Дверь снова распахнулась, в комнату ворвался Бьорн. Одежда на нём горела, он кричал не переставая. Дэн бросился к нему, пытаясь взмахом палочки погасить огонь, но тут в дверь ворвались ещё несколько тёмных фигур.

Завязалась отчаянная схватка. Ремус схватил с полки какую-то банку, опустил её на голову оборотня, попытавшегося схватить его. Банка лопнула, по бородатому лицу потекла какая-то резко пахнущая слизь. Оборотень взвыл, прижал ладони к глазам и отпрянул. Ремус бросился в сторону, налетел на ящик с головами и опрокинул его, головы покатились по полу. За его спиной Дэн, укрывшись за перевёрнутым шкафом, отражал атаки оборотней, Финн затащил туда же Бьорна и погасил огонь на его одежде.

- Быстро сюда! – закричал Дэн. Ремус рванулся к нему, но тут же на него кто-то бросился сверху, перевернул его на спину.

- Один есть! – заорал оборотень, сдавливая одной рукой шею Ремусу, другой шаря по его карманам – наверное, искал волшебную палочку. Ремус врезал ему кулаком в лицо, один раз, другой, чувствуя, как под костяшками хрустнул нос, как перед глазами темнеет от недостатка воздуха, как цепкие пальцы обхватывают мешочек с Лакримой и вытягивают его из его кармана… Над его ухом Финн громко крикнул: «Ступефай!», темнота перед глазами Ремуса окрасилась алым светом, и оборотень, державший его, метнулся в сторону, спасаясь от Оглушающего. Заклинание Финна попало в большой шкаф, стоящий у стены, шкаф заскрипел, заваливаясь вперёд… Из последних сил Ремус пополз куда-то вслепую, не разбирая дороги. Кто-то схватил его за руку и потащил вперёд, Ремус забился, пытаясь освободиться, но понял, что это Дэн. Дэн пришёл ему на помощь вовремя – едва он успел оттащить Ремуса, как тяжёлый шкаф упал. По полу разлетелись обломки стеклянных дверей, банок и пузырьков с зельями. Финн высунулся из своего укрытия, отбивая заклинания сразу трёх противников, и в свете вспышек Ремус увидел, как из-под опрокинутого шкафа течёт тёмная кровь. Там, под шкафом, лежал мёртвый оборотень, сжимая в кулаке мешочек из куска мантии-невидимки, мешочек с флаконом Лакримы.

- Парни, хватайте Бьорна – и ходу, я прикрою! – заорал Дэн, высовываясь из-за шкафа, чтобы ударить красным лучом по оборотням. Те ловко метнулись в стороны, ответили Дэну дружным издевательским смехом. Смех этот показался Ремусу лающим, визгливым, как смех гиен. Он понимал, почему они смеются – они заняли позицию у двери, Финн и Ремус никак не могли бы пробиться мимо них, тем более с раненым на плечах. Бьорн застыл неподвижно – кажется, потерял сознание. От него исходил ужасный запах обгоревшей кожи и волос. Финн скорчился рядом с ним, стиснув палочку в побелевших пальцах, закусив губу, глаза сверкали в темноте. Ремус подполз к Бьорну, окинул его взглядом – может, у него есть палочка, которой он мог бы защититься? – но ничего не было. И тут ему в голову пришла идея.

- Прикрой меня! – крикнул он, хлопнув Дэна по плечу, и рванулся в сторону, пригнувшись от заклинаний, которыми его тут же начали осыпать оборотни.

- Куда?! – прокричал Дэн, но тут же вскинул палочки, вызывая Протего. Под прикрытием волшебного щита Ремус подлетел к тяжёлому столу с выдвинутыми ящиками и схватил с него один из пузырьков Лакримы, сунул его во внутренний карман куртки. Потом он прижался к столу спиной, уперся ногами в стену и, собрав все свои силы, толкнул его.

Будь сейчас начало или середина лунного цикла, у него ничего бы не получилось. Но до полнолуния оставались считанные дни, и физическая сила оборотня превышала человеческую. И всё-таки Ремус закричал и заскрипел зубами от невыносимого напряжения, прежде чем ножки стола оторвались от пола, и стол медленно завалился назад, на ещё один шкаф, толкая его с места. Оборотни у двери взвыли, снова метнулись в сторону, но было поздно – их крики утонули в грохоте и звоне. Тяжело дыша, Ремус приподнялся на ноги, но тут же упал – в шкафу находилось что-то горючее, у дверей вспыхнул шар зелёного пламени, взрывной волной Ремуса отбросило на стену.

У него снова потемнело перед глазами, и он едва смог встать на дрожащие ноги, когда Дэн схватил его за руку и помог подняться. У дверей Финн колдовал над угасающим зелёным пламенем.

- Молодец, – срывающимся голосом пробормотал Дэн. – Молодец… Уходим отсюда, быстро… Финн? Как там дверь?

Ответом ему был оглушительный треск, с которым дверь сорвалась с петель и пролетела через весь двор, ударившись о противоположную стену.

- Порядок! – крикнул Финн. – Люпин, сюда, помоги мне с Бьорном!

- Думаешь, это была засада? – хрипло спросил Ремус, когда они с Финном тащили Бьорна наружу, закинув его руки к себе на плечи. Борода и волосы оборотня сгорели, потрескавшаяся кожа сочилась кровью. Дэн мрачно кивнул:

- Они знали, что мы будем здесь, это точно… Держитесь за меня.

Снова плотная темнота, снова отсутствие воздуха… Ремус упал на пожухшую мокрую листву и увидел, как к ним кто-то бежит.

- Урсула, у насраненый! – задыхаясь, крикнул Дэн. Девушка кивнула, выхватила палочку, выбросила в воздух фонтан красных искр.

Оборотни выбежали из домов, столпились на дороге, молча глядя на вернувшихся охотников. В окнах лазарета горел бледный свет, дверь распахнулась и оттуда выглянул испуганный Жирный Стю. С его помощью Ремус и Финн затащили Бьорна на крыльцо, Урсула и Дэн спешили за ними. Едва раненого занесли внутрь и уложили на матрас, как дверь снова открылась, и в лазарете появился Грегор Гвилт.

Бьорн пришёл в себя. От боли он стонал и хрипло ругался. Ремус отошёл назад, случайно толкнув Финна, но тот даже не огрызнулся, только продолжал молча смотреть на изуродованное, залитое кровью тело оборотня. Гвилт тоже окинул Бьорна хмурым взглядом, потом повернулся к Урсуле:

- Приведи сюда Джин Феннелл. Быстро.

Урсула коротко кивнула и выбежала из лазарета. Гвилт повернулся к Финну:

- Разрежь на нём одежду. Ремус, помоги ему.

Всё так же молча Финн протянул ему нож – уж не тот ли, которым он убил Марлин? Как бы хотелось Ремусу ударить его этим ножом, но он молча обхватил рукоятку пальцами, опустился на колени перед Бьорном, распорол лезвием пропитанный кровью рукав. Местами ткань рубашки намертво прилипла к ранам и ожогам, и Ремус аккуратно обрезал эти лоскуты по краю, боясь дёрнуть прилипшую ткань и причинить Бьорну лишнюю боль.

Вскоре вернулась Урсула, следом за ней в лазарет вошла взволнованная Джин. При виде Бьорна девушка резко побледнела. Гвилт шагнул к ней и сунул ей волшебную палочку:

- Бери.

Джин с трудом оторвала взгляд от раненого, посмотрела на палочку затуманенными, словно ничего не видящими, глазами.

- Но… но ты сказал, что вернёшь её только после полнолуния…

- А теперь я говорю: бери! Ты справишься лучше меня. Вылечи его. Сделай всё, что в твоих силах.

Ремус и Финн отошли в сторону, уступая место Джин. Девушка опустилась на колени рядом с Бьорном, провела палочкой над его грудью, шепча тихие, певучие заклинания. Бьорн продолжал стонать, теперь уже тихо и жалобно. Джин продолжала колдовать, его ожоги медленно затягивались, но едва девушка остановилась и перевела дыхание, как Бьорн дёрнулся и протяжно взвыл от боли – его кожа вновь лопнула в нескольких местах, края ран задымились, в воздухе запахло горящим мясом.

- Чёрт! – ахнула Джин. Стиснув палочку в пальцах, она склонилась над Бьорном: – Держись, не сдавайся! Кто-нибудь, дайте ему успокоительное и обезболивающее, быстро!

- Сейчас!.. – Жирный Стю засуетился, роясь в шкафчике с лекарствами. Гвилт шагнул вперёд, склонился над Джин, взяв её за плечо, не отрываясь глядя на Бьорна:

- Что с ним?

- Игнис Консентиам, – откликнулась Джин, продолжая помахивать палочкой. – Скверное заклинание. Он горит изнутри. Успокоительное, быстрее! От страха ему будет только хуже.

Дрожащими пальцами Жирный Стю сунул Ремусу маленькую бутылочку, тот склонился и протянул её Джин, одновременно выдёргивая пробку. Девушка наклонила бутылочку над стиснутыми в агонии зубами Бьорна:

- Проглоти это. Скоро будет лучше, поверь мне.

Бьорн судорожно сглотнул и тут же закашлялся, успокоительное зелье вперемешку с кровью потекло по обугленным остаткам бороды. На миг его измученные глаза остановились на лице Джин, и он слабо прошептал:

- Спасибо…

Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Палочка Джин замерла в её пальцах, не завершив движения.

- Нет, – прошептала она. – Нет, подожди, я же почти закончила, не надо.

Она снова взмахнула палочкой, по телу Бьорна пробежала дрожь. Он замер на полу, и в этой неподвижности было что-то настолько неестественное и жуткое, что все сразу поняли: его уже не спасти.

Джин медленно поднялась с колен. Её лицо окаменело, только белые губы слабо дрожали. Гвилт посмотрел на мёртвого оборотня долгим взглядом, потом повернулся к Джин и снова взял её за плечо:

- Спасибо, что попробовала.

- Я не смогла, – сдавленно проговорила Джин. – Я почти справилась, но не смогла.

- Ты сделала всё, что в твоих силах, – твёрдо сказал Гвилт. – Я знаю, насколько пакостная штука этот Игнис Консентиам. Там счёт идёт на минуты. Ты не виновата.

Всё ещё не отрывая взгляда от мёртвого, Джин медленно протянула вожаку свою палочку. Гвилт покачал головой:

- Оставь. И не надо себя винить. По крайней мере, в последний момент он чувствовал надежду, благодаря тебе. Это значит очень многое. Финн, отведи её обратно к Квентину.

Финн и Джин молча вышли наружу. Ремус устало прислонился к стене, украдкой выглянул в окно. Отсюда был виден кособокий домик, в котором жили Лосось и Хантер. У стены домика застыла тёмная фигура, в темноте сверкнули бледные глаза. Хантер его ждёт. Через несколько минут Ремус отдаст ему украденный наркотик, и наконец вздохнёт свободно. Насколько это сейчас возможно.

- Он верно служил тебе, – хрипло сказал Дэн, глядя на Бьорна. – Ты ведь не отдашь его…

- Нет, – покачал головой Грегор. – Мы похороним его, как полагается. Ремус, иди в соседний дом, позови Хантера и Лосося, они смогут понести тело. Потом иди и отдыхай, ты заслужил.

Ремус молча кивнул. Ужасная смерть Бьорна подействовала на него тяжело, в ушах всё ещё отдавались его крики, но сейчас он почувствовал слабое облегчение – всё складывается удачно, Грегор даже сам отправил его на встречу с Хантером. Скоро всё закончится, скоро… Он шагнул к двери, и вдруг Дэн пристально взглянул на него и его глаза испуганно расширились.

- Рем! Стой! – резко сказал он и шагнул к нему. – У тебя кровь! Ты ранен? Почему молчал?

Ремус быстро окинул взглядом свою одежду – его серый свитер, выглядывавший из-за распахнутой куртки, был пропитан красной жидкостью, крупное пятно расплылось на пряже с той стороны, где во внутренний карман куртки был запрятан пузырёк с Лакримой. Сердце его упало: наверное, флакон разбился в тот момент, когда взрыв отбросил его на стену... Он почувствовал такое опустошение, такую усталость, что даже не испугался, когда понял, что его вот-вот раскроют. И спустя секунду Дэн тоже всё понял. Схватив Ремуса за плечо, он замер, будто окаменев. Кровь отхлынула от загорелого лица, он побледнел так сильно, что вокруг его глаз проступили голубые тени.

- От него не пахнет кровью, – ровным голосом сказал Гвилт. Его спокойные глаза пристально смотрели на Ремуса.

- Грегор, – хрипло проговорил Дэн, с трудом поворачивая к нему голову, – Грегор, там был хаос. Много флаконов было разбито. Это ещё не значит…

- Выверни его карманы, Дэн.

- Грегор, послушай, мы спаслись только благодаря ему! Если бы не он, ты бы не увидел твоего сына живым!

- Я сказал, выверни его карманы.

- Грегор, – Урсула шагнула к вожаку, протянула руку, чтобы взять его за плечо, но Гвилт только слегка шевельнул рукой – и девушка застыла на месте. Сузившиеся серые глаза вожака продолжали смотреть на Ремуса, не мигая.

- Выверни. Его. Карманы, – сказал Гвилт тихим, спокойным голосом, в котором слышался сдержанный рык. Рука Дэна, всё ещё сжимавшая плечо Ремуса, начала крупно дрожать – а может, ему это кажется, и на самом деле дрожит он сам?

- Не надо, – сказал Ремус максимально спокойным голосом. – Я сам.

Глядя в глаза вожака, он запустил пальцы во внутренний карман, вытащил разбитый флакон и протянул его вперёд. Красные капли срывались с кончиков его пальцев и тихо стучали о доски пола.

====== Часть 29 ======

Комментарий к Часть 29 Внимание: в этой главе повышен уровень жестокости. Простите :( мне было тяжело это писать, а вам, наверное, будет тяжело читать, но так было нужно для сюжета и раскрытия персонажей...

8 ноября 1981 года. 21:10

Всю свою жизнь Мафальда Хопкирк* вела себя правильно. У неё никогда не возникало сложностей в исполнении многочисленных правил. Правила для того и существуют, чтобы облегчать жизнь, чтобы избавлять от ненужных сомнений и тревог. Это убеждение Мафальда пронесла через всю жизнь, она верила в это в Хогвартсе, продолжала верить и после школы, когда устроилась работать в Министерство. Тихая, спокойная, исполнительная, она никогда не выражала недовольство, когда приходилось задерживаться допоздна или вообще выходить на работу в выходной, как сегодня.

Вчера в тюремном отсеке что-то произошло, и во всём Министерстве было объявлено чрезвычайное положение. Мафальда не знала точно, в чём причина: кажется, сбежал кто-то из заключённых. Во всяком случае, за пределы Министерства этот заключённый не вышел: его до сих пор разыскивали. Именно поэтому сегодня, в воскресенье, на работу были срочно вызваны все начальники отделов – в том числе начальница Мафальды, мисс Амбридж, глава Сектора борьбы с неправомерным использованием магии. Разумеется, она вызвала на работу и Мафальду, и некоторых других своих подчинённых. Коллеги Мафальды были недовольны, тем более что они всё равно не патрулировали коридоры в поисках сбежавшего преступника, как остальные, а сидели безвылазно в кабинетах, занимаясь бумажной работой. А Мафальда была спокойна: перебирать бумажки хоть и скучно, зато безопасно.

Она продолжала так думать ровно до того момента, когда дверь кабинета тихо, практически неслышно приоткрылась. По позвоночнику Мафальды пробежал озноб. Мисс Амбридж всегда заходит в кабинет очень тихо, если погрузиться в работу, можно и не заметить, не успеть подняться на ноги и сказать: «Здравствуйте, мисс Амбридж», а тогда жди беды. Мафальда работала в Секторе борьбы с неправомерным использованием магии уже давно, но до сих пор внутренне трепетала перед начальницей. В последнее время мисс Амбридж полюбила приглашать её в свой кабинет, наливать ей чрезмерно сладкий чай и делиться своими мечтами о том, как она получит повышение и перейдёт в Отдел магического правопорядка. Мафальда сидела на краешке стула, изображала улыбку и отчаянно надеялась, что начальницу повысят поскорее, она уйдёт в другой отдел и перестанет её пугать. Но она чувствовала, что Амбридж и её за собой перетянет, и от этой мысли у неё желудок сжимался. Лучше бы ей остаться здесь, в Секторе. Работать себе потихоньку, рассылать всякие пустяковые документы вроде предупреждений несовершеннолетним волшебникам не использовать магию вне Хогвартса, и чтобы её и дальше никто не замечал.

- Здравствуйте, мисс Амбридж, – тихо сказала Мафальда, вскакивая на ноги, и оторопела.

Это была не Амбридж. Привалившись плечом к двери, выставив вперёд волшебную палочку, перед Мафальдой стояла высокая худощавая женщина с растрёпанными рыжими волосами, в кожаной куртке и порванных джинсах. И джинсы, и куртка, и лицо – всё было перепачкано грязью и сажей, а волосы ещё и были частично опалены. Но всё это Мафальда заметила во вторую очередь. В первую она увидела только глаза – огромные, безумные, сверкающие на бледном лице. Глядя Мафальде в глаза, женщина подняла палочку повыше и направила ей в сердце.

- Дай свою мантию, – тихо сказала она. Мафальда медленно подняла руки, не понимая, что происходит. В голове билась одна мысль: вот кто сбежал из тюрьмы, вот из-за кого весь переполох… Но как она попала сюда, как выбралась из тюремного отсека?

- М-мантию? – пискнула она. Зачем ей мантия? Ах, да: ей нужен форменный плащ кого-то из работников Министерства, хочет замаскироваться. И едва Мафальда успела об этом подумать, как женщина вдруг немного опустила палочку, а выражение её глаз стало чуть менее диким:

- Мафальда? Это ты?

- Да, – испуганно пробормотала Мафальда. – К-кто вы?

- Это же я, Кэтрин Доннелли. Не узнаёшь?

Кэтрин невольно улыбнулась, глядя в испуганное лицо Мафальды. Она всегда была такой – тихой, робкой. Отказалась от звания старосты спустя всего три месяца после того, как получила значок – уж очень тяжело ей было управляться с надоедливыми младшекурсниками. Кэтрин со стыдом вспомнила, как она однажды разлила в коридоре четвёртого этажа лягушачью слизь – хотела подшутить над мальчишками, которые её обижали, а в результате в ловушку попалась бедная Мафальда, совершавшая обход. Она тогда подскользнулась и набила себе шишку на голове. Кэтрин отвела расстроенную старшекурсницу в больничное крыло, и они договорились между собой, что это останется между ними. Судя по тому, как широко раскрылись и без того испуганно распахнутые глаза Мафальды, она узнала её. На её лице появилась слабая, неуверенная улыбка.

- Может, ты хочешь пить? – спросила она, кивая на стакан воды на столе. В глазах Кэтрин мелькнуло подозрение, и Мафальда тут же поднесла стакан к губам, отпила глоток: – Я ничего туда не подмешала, видишь.

Всё ещё держа её под прицелом палочки, Кэтрин шагнула к столу, выпила воду медленными глотками и хрипло сказала:

- Спасибо.

- Ты сбежала из тюремного блока? – прошептала Мафальда. – Это тебя ищут весь день?

- Можно и так сказать. Извини, но мне и в самом деле нужна твоя мантия.

- Но ты не сможешь выйти из Министерства, у тебя нет специального пропуска, и вообще, камины в Атриуме сейчас погашены, велено никого не выпускать…

- Я не собираюсь покидать Министерство, – мрачно улыбнулась Кэтрин, – пока что. Мне надо…

За дверью послышались тихие шаги, от которых у Мафальды задрожали руки.

- Моя начальница, – прошептала она. – Мисс Амбридж… Ох, какие у меня будут неприятности…

Амбридж… В первый раз Кэтрин не расслышала фамилию, но сейчас её глаза недобро сузились. Она помнила, как Джин плакала в объятиях Бобби и срывающимся шёпотом рассказывала про мерзкую тётку из Министерства, которая угрожала стерилизовать её. Она снова взглянула на Мафальду, отметила серебристые нити в её русых волосах. Проклятье, Мафальда всего на три года её старше. Должно быть, работать с Амбридж – то ещё удовольствие.

- Ты меня не видела, – прошептала она и метнулась в сторону, прячась у двери. В следующую секунду дверь открылась, и в кабинет вплыла Амбридж, покачивая обтянутыми розовой юбкой бёдрами.

- Вы закончили с правками, Мафальда? – протянула она высоким, девчоночьим голоском. Мафальда быстро опустила глаза, зашарила дрожащими руками по столу:

- Да, мисс Амбридж, конечно…

- Тогда что же вы не несёте? – игриво взвизгнула Амбридж. – Или вы считаете, что мне нечем заняться, только заходить в кабинеты подчинённых и напоминать им об их обязанностях? – она коротко хохотнула, и в этом смешке не было ничего хорошего.

- Н-нет… конечно, нет, мисс Амбридж, простите меня, – Мафальда протянула ей листок. Амбридж схватила его короткими пальцами (ногти были накрашены ярко-роховым лаком), просмотрела, потом перевела взгляд на Мафальду:

- Что это?

- Отчёт, мисс Амбридж…

- Я вижу, что это отчёт, – голос Амбридж стал таким сладким, что у Кэтрин заныли корни зубов. – Но я не вижу своих правок.

- Мисс Амбридж, я же внесла… вот…

- Я требовала написать тридцать случаев, слышите меня? Тридцать! Вся эта суматоха последней недели не могла не привести к взрыву магической активности у несовершеннолетних!

- Но, мисс Амбридж, статистически за последние сутки установлено только пять случаев, и то три из них с целью самообороны, я… я справлялась у Д-долиша… я… – голос Мафальды становился всё тоньше и тише, пока не достиг уровня писка умирающего комара, а потом и вовсе затих.

- У Долиша? – нежно переспросила Амбридж. – А что, Долиш теперь ваш начальник, милочка?

Мафальда смогла только потрясти седеющими кудрями, но ничего не ответила.

- Запомните, – Амбридж выставила вперёд короткий палец, – эти авроры всегда готовы мухлевать со статистикой, лишь бы заслужить продвижение по службе. Вы должны выполнять мои требования, и только мои, если и дальше хотите работать здесь. Вам понятно? – она помахала отчётом в воздухе, держа его двумя пальцами за уголок, как будто боялась испачкаться. – Перепишите. И на бланке с гербом, повторяю, на бланке! Не пытайтесь выглядеть тупее, чем вы есть, Мафальда…

- Ну всё, – вырвалось у Кэтрин, – ты меня достала! Обливиэйт! Экспеллиармус!

Первое заклинание ударило Мафальду в лоб, женщина со слабым вздохом сползла на стул, закрыв глаза. Второе заклинание попало в Амбридж, волшебная палочка вылетела из кармана её тесной кофточки в горошек и отлетела к ногам Кэтрин. Женщина пнула её ботинком, палочка укатилась под шкаф, рассыпая искры. Амбридж застыла на месте, приоткрыв рот. Её зубы были испачканы губной помадой. Кэтрин шагнула к ней, ткнула её палочкой в толстую, складчатую шею:

- Сперва я хотела взять в заложники твою секретаршу, но так даже лучше! Шагай вперёд!

- Т-ты… за это… ответишь! – пролепетала Амбридж, когда Кэтрин схватила её за противно рыхлое плечо и подтолкнула к двери:

- Это ты сейчас ответишь, за всё ответишь! Сама поправляешь статистику, а валишь всё на других? Не удалось искалечить девочку, чтобы получить повышение, теперь добиваешься этого другим способом? Шагай вперёд, говорю!

На пороге кабинета Кэтрин обернулась. Мафальда уже открыла глаза, но они почти ничего не выражали – она ещё не оправилась окончательно от заклинания. Но на её губы уже вернулась робкая улыбка – она совершенно забыла и о встрече с Кэтрин, и о выговоре от начальницы.

- Что тебе нужно? – шипела Амбридж, пока Кэтрин вела её мимо закрытых дверей кабинетов, за которыми шуршали листы пергамента, скрипели перья, тихо болтали сотрудники. – Вы с Мафальдой сговорились?

- Нет. Я просто пригрозила ей, что убью её, если она пикнет. Её и тебя тоже, – Кэтрин ткнула Амбридж палочкой в затулок. – На самом деле я этого не хотела, но насчёт тебя могу и передумать.

- Я знаю, кто ты, – снова подала Амбридж голос, когда они миновали Сектор борьбы с неправомерным использованием магии и направились к лифтам. – Ты та оборотниха, которую ищут авроры! Мерзкая полукровка… Мы вас всех посадим в клетки, где вам и место!

- Да, да, – Кэтрин подтолкнула её к лифтам. – Вызывай.

Пока они ехали, Амбридж продолжала хныкать, шипеть и сыпать угрозами, но Кэтрин её почти не слушала. Она думала только о Бобби, которая сейчас в опасности из-за неё, потому что она провалила их план. Надо было просто вырубить Дерека. Плевать, что он спас ей жизнь: он преступник, убийца. Она тоже преступница и убийца. Они не в том положении, чтобы играть в благородство. Ремус Люпин, Джин Феннелл, Квентин Хуперс – молодые, чистые ребята, они ещё могут поступать правильно, быть честными и благородными. Когда за добро берутся такие, как Кэтрин, это никогда не заканчивается хорошо.

- Атриум, – произнёс спокойный женский голос, и двери лифта разъехались в стороны. Ведя Амбридж перед собой, Кэтрин зашагала по гладкому мраморному полу. В атриуме почти никого не было – всё-таки поздний час, да ещё и выходной, в обычных обстоятельствах здесь было бы пусто. Но всё же здесь были люди, и они сразу заметили Кэтрин и Амбридж. Седая волшебница, скучавшая у стола пропусков, вскочила на дрожащие ноги, но ничего не смогла сказать. Чиновник в тёмной одежде служителя Отдела Тайн медленно попятился прочь, едва не свалившись в фонтан в центре зала. Двое молодых авроров, медленно идущих вдоль линии погашенных каминов, замерли, потом выхватили палочки, но Кэтрин тут же невербально вызвала «Протего», окружив себя и свою заложницу сверкающей серебристой стеной, и произнесла:

- Ведите сюда Роберту О’Риордан, и я её отпущу. У вас две минуты.

Авроры замерли в нерешительности. Оба были молодыми, совсем недавно закончившими курсы, но уже побывали во многих боях, не раз видели, как враги берут заложников. Но ещё никогда такое не происходило в Министерстве. Видя, что они колеблются, Кэтрин немного приподняла палочку, на её конце зловеще замерцало красное сияние.

- Одна минута пятьдесят секунд! – сказала она громче, и её голос отразился от высокого потолка. – Роберта О’Риордан! Быстро!

Седая волшебница спряталась за свой стол, закрывая голову руками, забыв о волшебной палочке. Один из авроров развернулся и бросился к лифту, второй продолжал держать Кэтрин на прицеле.

- Олухи, что вы делаете! – завизжала Амбридж. – Убейте её! Вам что, зря деньги платят?

- Заткнись, – велела ей Кэтрин, – и не учи ребят плохому. А ты слушай меня, – она пристально взглянула в растерянное лицо молодого аврора. – Вам нужен Дерек О’Ши, Адам Спайдерсон, или Джеральд Хантер. Эти трое знают, где находится стая Грегора Гвилта. Остальных хватать бесполезно. Понял? Повтори!

- Джеральд Хантер, – пробормотал аврор, – Дерек О’Ши, Адам Спайдерсон.

- Молодец. Эй, леди, – Кэтрин кивнула седой волшебнице, которая испуганно высунулась из-за стола. – Будьте так добры, зажгите камин.

В дальнем конце зала загрохотали магические лифты, сразу четыре двери отъехали в стороны, и в зал выбежало не менее дюжины человек в алых мантиях. Замелькали волшебные палочки, наставленные в лицо Кэтрин. На концах некоторых уже сверкали зелёные искры.

- Убейте её!!! – закричала Амбридж.

- Да! – зло рассмеялась Кэтрин. – Давайте, идиоты, стреляйте Убивающим! Я не смогу его отразить! Но вы уверены, – она слегка подтолкнула Амбридж вперёд, – уверены, что все ваши заклинания попадут в цель?

Они не были уверены. Кэтрин видела по их лицам – молодым и зрелым, мужским и женским – что они не уверены, что они злы, сконфужены, растеряны. Она целые сутки кружила по подземному лабиринту, пряталась, убегала, она устала и голодна, она готова на всё, и они это знали.

- О’Риордан, – твёрдо сказала Кэтрин. – Ведите её сюда.

Авроры расступились, пропуская вперёд высокого плечистого мужчину с изуродованным лицом. Слегка прихрамывая, устало ссутулив плечи, он зашагал к Кэтрин, держа за плечо Бобби. Увидев её, Кэтрин почувствовала облегчение: Бобби выгядела бледной и растерянной – последствия Оглушающего – но судя по всему, её не пытали.

- Твоей подруге повезло, что я добрался до неё раньше, чем Крауч, – сказал Аластор Грюм, пристально глядя на Кэтрин. – Она сообщила мне кое-какие имена. Догадаешься, какие?

- Хантер, Спайдерсон, О’Ши, – Кэтрин разговаривала с Грюмом, но смотрела всё время на Бобби, только на неё. Бобби стояла прямо, с бесстрастным лицом, но её глаза не отрывались от глаз Кэтрин, и эти тёмные глаза сияли ярче, чем волшебный огонь, уже гудящий в камине за спиной Кэтрин.

- Я их запомню, – сказал Грюм, сощурившись. – И вас я тоже запомню. Отпусти заложницу.

- Только после того, как мы уйдём.

- Ты, кажется, договаривалась на две минуты, – усмехнулся Грюм. – Прошло уже три, так что отпусти её.

- Просто убейте её, Грюм, будьте мужчиной! – прошипела Амбридж. Кэтрин взмахнула палочкой, снимая «Протего», и толкнула её в спину:

- Повезло тебе сегодня!

Бобби бросилась к Кэтрин, они схватили друг друга за руки и прыгнули в зелёное пламя. Их фигуры завертелись и исчезли в языках огня.

- Я вам это припомню, Грюм! – прошипела Амбридж. Грюм не удостоил её и взглядом. А вот его подчинённый, Диоген Райс, побледнел от гнева. Обычное самообладание оставило его, и он повысил голос:

- Вы обязаны ему жизнью, мисс Амбридж!

- Придержите язык! – завопила на него Амбридж. – Вы слышали, Грюм?! Он смел повысить на меня голос! Объявите ему выговор, или я подам жалобу!

- Тихо! – рявкнул Грюм, и его голос отразился от стен и потолка. В атриуме воцарилась тишина, и Грюм усмехнулся:

- Что ж, я так полагаю, чрезвычайное положение отменяется, – прорычал он. – Мисс Амбридж, можете отправляться домой, только не забудьте отпустить своих сотрудников. Вы все! – он обвёл взглядом смущённых молодых авроров. – По домам, живо! Чтоб завтра к девяти были здесь как штык! У нас есть работа!

8 ноября 1981 года. 22:59

На стене церкви висели часы. Волшебная свеча, горевшая под ними, позволяла следить за временем даже в темноте. Поэтому Ремус знал, что его бьют уже два часа. Он не кричал. Даже когда Лосось вывихнул ему все пальцы на левой руке, отгибая назад один за другим, он задушил крики в груди. Глухой вздох, сдавленный рык, иногда – резкий стон, когда удар был особенно сильным – вот и всё, что от него удалось добиться.

Когда он превращался в оборотня, было больнее. Тогда он кричал от боли так, что вся округа замирала в ужасе. Каждая кость в его теле ломалась и срасталась заново, острые клыки разрывали изнутри дёсны, отросшие когти полосовали плоть. Но превращение в оборотня никогда не длилось долго. Десять-пятнадцать минут, максимум полчаса. И во время превращения он испытывал только боль и ярость. Он не чувствовал ни страха, ни унижения.

Руки были вытянуты вверх и прикручены верёвкой к цепи, которая свисала с потолка. Не магические шнуры, обычная верёвка, но затянута крепко, не вырваться. Она уже стёрла ему запястья до крови, но руки затекли так, что он почти не чувствовал боли от царапин. Плечи мучительно онемели. В боках и груди поселилась острая боль, мучившая его при каждом вздохе. Он знал: это рёбра. Лосось переломал их кулаками, и не остановился на этом, продолжал бить, чтобы обломки костей вонзились в лёгкие.

В церкви, кроме него и Лосося, был всего один оборотень – Гвилт. Сидя на скамье напротив Ремуса, он наблюдал за избиением со спокойным, холодным выражением лица – такое же лицо у него было всегда, когда он ел, спал, убивал. За весь первый час вожак не произнёс ни слова, не задал ни одного вопроса. Только спустя час он начал спрашивать:

- Кто попросил тебя украсть наркотик? Для кого ты его украл?

И Ремус каждый раз отвечал:

- Никто. Для себя.

Это было не так больно, как полнолуние. Но это было долго, и Ремус не знал, как долго ещё продлится. Он чувствовал, что Лосось уже выдохся, но Гвилт не проявлял никаких признаков усталости. Все оборотни уже завалились спать после утомительного дня, а он всё так же сидел, спокойный, собранный, совершенно не уставший.

Внезапно он ударил кулаком по скамье и рявкнул:

- Какого дьявола ты его жалеешь, Лосось?! У тебя что, и вправду в жилах течёт рыбья кровь?

Лосось замер на месте, втянул голову в плечи.

- Взгляни на меня! – велел ему Гвилт. Парень мигнул длинными ресницами и поднял взгляд на Гвилта. Глядя ему в глаза, вожак приказал:

- Бей сильнее.

Лосось медленно развернулся и шагнул к Ремусу. Прежде, чем ударить его в живот, он на миг склонился к уху Ремуса, и тихо, еле слышно прошептал лишь одно слово:

- Прости.

Быстрее и сильнее, чем до этого, он начал бить Ремуса по лицу, животу, рёбрам. Удары сыпались так часто, что Ремус не успевал перевести дух. Наконец, отойдя на шаг, Лосось с размаху ударил его в грудь, прямо в солнечное сплетение. Ремусу показалось, что его пронзили раскалённым добела копьём. Воздух вышибло из его груди; теперь он не смог бы крикнуть, даже если бы не сдержался. Беспомощно разевая рот, сквозь пелену слёз он увидел, как Лосось подошёл к вожаку, как тот поднялся ему навстречу. Взяв Лосося за руку, Грегор поднёс её к глазам, задумчиво рассматривая кровь, выступившую на содранных костяшках. Одобрительно кивнул и произнёс:

- Подними его повыше.

Послушно, как марионетка, Лосось исполнил и этот приказ. Ремус не выдержал и застонал, когда под скрип ворота цепь, к которой были привязаны его руки, поползла вверх. Ноги, и так уже почти не державшие его, оторвались от пола, и он повис на руках, задыхаясь от боли.

- Можешь идти.

Не оборачиваясь, Лосось молча вышел из церкви и закрыл за собой дверь. Ремус остался наедине с вожаком.

Никогда ещё в жизни он не чувствовал себя настолько беззащитным. Разве что когда Фенрир укусил его – но тогда он был слишком мал, чтобы запомнить что-то, кроме боли и страха. Он болтался в воздухе, как пойманная рыба, безоружный и избитый. Это было хуже, чем просто больно – это было унизительно, унизительнее всего, что он переживал в жизни. Как он мог когда-то мучиться из-за насмешек Снейпа, слухов и шёпота за спиной? Тот глупый мальчишка, которым он был когда-то, умирал в эту минуту, его вышиб кулаками Лосось, выжег холодным взглядом Грегор Гвилт.

Медленно, не спуская с Ремуса глаз, Гвилт подошёл к нему. Сейчас, когда его подвесили в воздух, Ремус впервые мог смотреть ему в лицо прямо, не снизу вверх, но его всё равно тянуло склонить голову – настолько сильной была власть, исходившая от вожака. Сейчас Гвилт мог сделать с ним что угодно – убить, продолжить пытки или отпустить. И Ремус не мог знать, не мог даже догадаться, что именно он сделает.

Только сейчас он осознал, как здесь холодно. Ледяной ветер гудел под крышей, продувал насквозь тонкую, мокрую от пота и крови рубашку. Ремуса била дрожь. Он физически ощущал, как взгляд вожака скользит по его телу – всё равно что прикосновение чего-то горячего. Грегор обошёл его и встал позади. Ремус зажмурился, стиснул зубы. Что он сейчас сделает? Сорвёт рубашку и начнёт полосовать спину ремнём? Или просто вонзит нож между лопаток? Но Грегор не сделал ничего. Только глубоко вздохнул, и в этом вздохе послышалось сочувствие.

Снова встав перед Ремусом, Гвилт положил широкую ладонь на голову юноши, от чего тот вздрогнул. Жёсткие пальцы вожака погладили его волосы и лицо ласковым, почти отцовским жестом.

- Ремус, ты же не наркоман, – мягко произнёс вожак, глядя ему в глаза. – Я знаю, что ты никогда не пробовал Лакриму. Готов поспорить, ты даже не знаешь, как её правильно принимать. Я прав?

Разлепив покрытые кровью губы, Ремус прохрипел:

- Я уже пробовал наркотики.

- Правда? И какие? – голос Гвилта был полон участия. Даже не верилось, что ещё несколько минут назад этим же голосом он отдавал Лососю приказ посильнее избить Ремуса – и, однако, это было так.

- Марихуану, – проговорил Ремус и закашлялся, чувствуя кровь во рту. – Я курил марихуану.

- Сколько раз?

- Несколько… Меня угостил Квентин…

- Вот оно что. А мне-то казалось, что вы с Квентином были знакомы совсем недолго. Конечно, некоторые способны дуть весь день, но ты-то новичок. Сколько времени вы провели вместе, что успели несколько раз покурить эту дрянь?

Ремус попытался отвести взгляд, но рука Гвилта внезапно грубо сжала ему подбородок, не давая пошевелиться.

- Мне не нравится, что ты лжёшь, – тихо сказал он. Сочувствие из голоса улетучилось, теперь в нём звучала сталь. Вдруг он обхватил Ремуса руками, сжал его в железных объятиях так, что сломанное ребро взорвалось болью. А потом Гвилт резко рванул его вниз, одновременно крутанув его вокруг своей оси.

И вот тут Ремус закричал. Заорал, как тогда, в Визжащей хижине. Боль пронзила его руки, слепящая, сводящая с ума. Боль была такой, что сперва он подумал, что Гвилт оторвал ему кисти рук напрочь. Вожак отпустил его, отошёл на шаг, спокойно глядя, как Ремус покачивается на окончательно вывихнутых руках. Тот перестал кричать, и теперь дышал часто и резко, как после быстрого бега. Его грудь судорожно вздымалась, рубашка на правом боку блестела от крови. Решив, что настал подходящий момент, Гвилт неторопливо достал из рукава волшебную палочку, ткнул ей в грудь Ремуса и произнёс:

- Круцио.

Выгнувшись дугой, Ремус закричал от боли, пронзившей каждую клеточку его тела. Кости раздробило на кусочки, мышцы наполнились осколками стекла. Из зажмуренных глаз текли струйки горячих слёз. Он не знал, сколько это продолжалось. Но одно он знал точно: это было намного хуже полнолуния. Когда наконец Гвилт взмахом палочки прекратил мучения, он был готов поблагодарить его.

- Я не люблю это заклинание, – признался Гвилт, задумчиво разглядывая палочку. – Оно слишком грубое. Всё равно что использовать огромную кувалду, чтобы прихлопнуть муравья. К тому же мне оно никогда не удавалось хорошо.

На взгляд Ремуса, оно ему удалось великолепно. Если бы они были на экзамене С.О.В. по заклинаниям, Гвилт определённо получил бы отметку «П». Но он не стал ему говорить об этом. Дыхание ещё не восстановилось полностью, сорванное криками горло саднило, и он был уверен, что потерял голос.

- Видишь ли, – доверительно сказал Гвилт, – чтобы «Круциатус» удался как надо, нужно испытывать огромную ненависть к тому, кого пытаешь. Нужно хотеть причинить мучения – не обязательно для получения сведений, просто ради мучений, и наслаждаться этим. А мне, Ремус, не хочется, чтобы ты мучился.

Ремус смог только усмехнуться.

- Да, представь себе. И Лососю не хотелось. Видел, как он разбил себе кулаки в кровь? У него всегда так. Я приказываю ему бить провинившегося, пока ему самому не станет больно. Будь его воля, он бы уже давно остановился, но он никогда не останавливается, пока я не разрешу. Потому что он – мой волк. И ты тоже. Но ты нарушил правила, и поэтому должен быть наказан. Ну что? Скажешь правду или мы продолжим?

- Нет, – хрипло выдохнул Ремус. – Я скажу. Скажу.

Он не хотел этого делать. Когда он готовился к охоте, у него мелькнула мысль сказать это, если его поймают с Лакримой. Но тогда он надеялся, что выдержит допрос. Глупый, самоуверенный слабак.

- Я взял наркотик не для себя, – прошептал он. – Я взял его для Финна.

- Для Финна? – угрожающий рык прозвучал в голосе Гвилта. – Ты хочешь сказать, Финн – наркоман?

- Нет… Он убийца.

Боль мешала ему сосредоточиться. Задыхаясь, он продолжил:

- Я знал Марлин МакКиннон. Мы учились вместе. Были друзьями. Твои оборотни убили её. Я увидел, что на Урсуле её свитер. Спросил, откуда. Она сказала… сказала, что Финн принёс его. И я подумал… что это Финн… убил Марлин. Я решил отомстить ему. Подбросить ему наркотики, чтобы ты… наказал… его. Это всё. Это правда. Прошу, дай мне встать на ноги.

Гвилт молча стоял и смотрел на него. По его лицу нельзя было прочитать, что он чувствует. Что хочет сделать с оборотнем, который хотел подставить его сына. Но когда он снова заговорил, его голос звучал спокойно:

- Тогда почему ты спас Финна от смерти сегодня ночью?

- Я не хотел его спасать. Я спасал только… себя…

Он чуть не сказал: «и Дэна». Но вовремя замолчал. Не надо подставлять его, Дэн и так пытался вступиться за него там, в лазарете. В отличие от Жирного Стю или Лосося, которым он помог. А ведь Дэн предупреждал его. Говорил, что они не защитят его, когда он попадёт в беду. И что он ответил? «Я постараюсь не попасть в беду». Какой же идиот. Какой самоуверенный идиот…

- Значит, поэтому ты здесь? Потому что хотел отомстить за свою подругу?

Он шагнул чуть ближе, глядя ему в глаза. Ремус с трудом держал глаза открытыми, веки налились свинцом, ресницы слиплись от слёз, но сквозь туман он всё равно видел, как сверкают в полутьме эти серые глаза, и не мог заставить себя отвернуться или опустить веки, хоть как-то защититься от этого пронизывающего взгляда. Ему казалось, что Гвилт видит сквозь его одежду и кожу, что он видит всё. Каждую сломанную кость. Каждое растянутое сухожилие. Каждое багровое облако внутреннего кровотечения. И каждую мысль, каждое воспоминание, каждый усталый взгляд Дамблдора, каждое слово древнего валлийского языка, чернеющее на иссохшем пергаменте под изображением Верного Когтя.

- Что ещё? – спросил Гвилт. – Что ещё привело тебя сюда?

- Я хотел отомстить, – проговорил Ремус, с трудом узнавая свой голос, еле различая слова сквозь хриплое рваное дыхание. – Тебе. Ему. Всем вам. Мне больше нечего сказать. Отпусти меня или убей.

Губы Гвилта слегка изогнулись, и Ремус не смог разобрать, была то улыбка или гримаса злобы. Он поднял руку, в которой сверкнул нож. Не Верный Коготь – обычный широкий нож.

Одним ударом он рассёк верёвку, привязанную к цепи. Ремус рухнул на пол, всё тело пронзила боль. Гвилт наклонился над ним, всё ещё сжимая в руках нож, и перерезал верёвку на запястьях. Ремус вздохнул от радости и тут же застонал от боли – кровообращение начало восстанавливаться, и он почувствовал себя так, словно его руки окунули в крутой кипяток. Не говоря ни слова, Гвилт взял его на руки и отнёс на ту самую скамью, с которой наблюдал за пыткой. На несколько секунд у Ремуса помутилось в голове. Когда он снова пришёл в себя, то понял, что лежит на скамье, а Гвилт, приподняв ему голову, подносит к губам фляжку. Ремус сделал несколько жадных глотков, и только потом понял, что это не вода, а огневиски.

- Пей, пей, – повторял Гвилт. И Ремус послушно выпил всё до дна, хотя алкоголь нестерпимо обжигал сорванное горло, хотя он знал, что жажда станет только сильнее.

По телу разлилось блаженное онемение. Наконец-то стало тепло. Он ещё чувствовал боль в вывихнутых пальцах и запястьях, в сломанном ребре и многочисленных синяках, но теперь эта боль притупилась, и за это он был благодарен Гвилту. Так благодарен, что на глазах снова выступили слёзы. Он понимал, что именно этого и добивался Гвилт, что он так обрабатывает и ломает своих оборотней. Наказанный будет ненавидеть Лосося или кого-то ещё, того, кто калечит, но не того, кто лечит. Ремус понимал это. Но всё равно был благодарен, и прошептал:

- Спасибо.

Тяжёлая жёсткая ладонь вновь погладила его по голове.

- Ты молодец, что признался, Ремус. Да, ты совершил преступление. Ты присвоил себе часть добычи. Ты планировал оклеветать Финна. Но сегодня ты заплатил за это достаточно. Никто в стае не посмеет требовать от тебя больше.

Его голос был полон ласковым и успокаивающим. Подняв волшебную палочку, вожак прикоснулся сначала к его левой руке, затем к правой. У Ремуса уже не осталось сил кричать, и он только вздохнул, когда вывихнутые суставы сначала пронзила боль, а потом – счастливое чувство избавления от неё. Точно так же Гвилт заставил срастись его рёбра, потом легко поднял его на руки и вынес из церкви.

Снаружи было холодно и сыро. Влажный, пахнущий снегом ветер свистел в верхушках леса, шевелил волосы Ремуса, обжигал синяки и раны на лице.

- Куда ты меня несёшь? – прошептал он.

– Полежишь денёк в лазарете. Тебе надо набраться сил перед полнолунием.

Ремус напрягся. Его снова охватили тоска и страх, и вожак это почувствовал.

- Зверь живёт в каждом человеке, Ремус, – заговорил он. – У большинства звериное начало выражается мерзко и грязно. Похоть, алчность, садизм – вот что он даёт слабым душам. Но мы – другие. Мы избранные. Нам этот зверь даёт кое-что другое. Ты знаешь, о чём я говорю?

- Нет…

- Мощь. Сила. Могущество. Только оборотням под силу жить со зверем в своей душе. Не покорить его, не покориться ему – жить с ним. Принять его. Ты всю жизнь убивал своего зверя. Травил его, запирал, мучил. А в ответ он мучил тебя. Прими его, Ремус. Осознай, что это часть тебя. Ты бы не был самим собой, если бы не был оборотнем. Пойми: вся твоя боль, все твои мучительные полнолуния, вся твоя неспособность контролировать себя после обращения исходит только от того, что ты не принимаешь своего волка. Ты не виноват. Тебя никогда этому не учили. Эта гнусная скотина Фенрир обратил тебя насильно, а все остальные годами лгали тебе, внушали, что ты чудовище. Всё кончилось, Ремус. Всё позади. Теперь ты со мной. Ты свободен.

- Что же мне делать? – прошептал Ремус. – Что случится в полнолуние? Ты заставишь меня убить? Убить человека?

- Нет, – судя по голосу, Гвилт улыбался. – Не человека. Оборотня.

8 ноября 1981 года. 23:01

В свою первую ночь в деревне Квентин и Джин долго не могли уснуть, просто лежали обнявшись, молча глядя в темноту. Не разговаривали – за соседней стеной был Адам, они были уверены, что он услышит каждое слово. Сегодня Адама не было, но они всё равно молчали. И только крепче обнимали друг друга, сжимая в кулаках одежду, стискивая зубы, глядя в никуда застывшими от ярости взглядами, ожидая, когда из разрушенной церкви послышатся крики.

Урсула была с ними. Она сидела на ящике, закинув ногу на ногу, скрестив руки на груди, время от времени проводя пальцами по губам – хотелось курить. Но нельзя. Грегор почувствует запах и рассердится. Он хочет ребёнка. Он не знает, что она уже беременна, и что больше всего на свете хочет избавиться от этого маленького чудовища, которое медленно вызревает внутри неё.

Джин подняла голову, вытерла слёзы, посмотрела вопросительно на Урсулу. Та бросила короткий взгляд на часики на запястье и повернула руку так, чтобы Джин смогла увидеть циферблат.

- Два часа прошло, – пробормотала Джин. Квентин мягко отстранил её от себя, вышел из комнаты. Через несколько секунд вернулся:

- Лосось уходит.

Стукнула дверь. Вслед за Квентином в комнату вошёл Дэн. Он окинул всех троих усталым, помертвевшим взглядом.

- Что, чёрт возьми, вообще случилось? – в голосе Дэна звучала сдавленная ярость, он переводил взгляд с равнодушного лица Урсулы на залитые слезами щёки Джин, на крепко сжатые, побелевшие губы Квентина. – Вы что-то планировали, верно? Он запретил вам троим видеться и разговаривать, но вы всё равно…

- А тебе какое дело? – спокойно спросил Квентин и шагнул к Дэну. Они были одного роста, но Квентин был крупнее и шире в плечах. – Если ты сдался, думаешь, и другие должны так же?

- С чего ты взял, что я сдался? – Дэн смерил его ледяным взглядом. – Не говори о том, чего не знаешь.

-Он пытался защитить Люпина, Хуперс, – всё тем же спокойным голосом вмешалась Урсула. – Я сама видела. Но факт есть факт: Люпин утаил часть добычи. За такое наказывают всех одинаково.

Она посмотрела на Джин, которая сидела опустив голову:

- Меня вот что интересует: зачем ему Лакрима? Он ведь не для себя её взял. Для кого? – Она перевела взгляд на Квентина. – Для вас?

- Я никогда в жизни не пробовал эту дрянь, – с отвращением ответил Квентин. Джин шмыгнула носом и тихо сказала:

- Для Хантера.

Дэн быстро повернулся к ней. Урсула на секунду замерла, потом вскочила на ноги:

- Что?!

- Несколько дней назад, нас ещё здесь не было, Бобби предлагала Ремусу убежать. Сказала, что поможет ему. Он отказался. Хантер слышал всё это и сказал Ремусу, что всё расскажет, если он не принесёт ему Лакриму.

- Сукин сын, – сказала Урсула после паузы. В её голосе прозвучала злость. Дэн прислонился к стене, прижал ко лбу сжатый кулак:

- Проклятье… Почему он мне не сказал? Почему? Я бы что-нибудь придумал…

- Потому что Финн убивал его подругу, а ты и твой брат стояли рядом и смотрели на это, – холодно ответила Урсула.

- Откуда ты знаешь? – помертвелыми губами спросил Дэн. Урсула ядовито усмехнулась:

- А вы думали, Финн долго сможет это скрывать?

И тут же, словно в ответ на её слова, из церки донёсся протяжный крик. Джин вскочила на ноги, сжимая в руках палочку:

- Я убью его!

- А я тебе помогу! – Квентин шагнул к двери, но Дэн преградил ему дорогу:

- Он от вас мокрое место оставит. Стойте.

- Уйди с дороги! – прорычал Квентин, сжимая кулаки. Дэн сверкнул глазами:

- Не валяйте дурака! Захотели поиграть в героев? Он не собирается убивать Ремуса. Хотел бы – давно бы убил. А вас, если вы нападёте, убьёт без колебаний. Убьёт и отдаст ваши тела Пожирателям Смерти.

Новый крик прорезал ночную тишину, Квентин рванулся вперёд, забыв обо всём. Дэн остановил его, приставив ему к груди палочку. Джин тут же прицелилась в него:

- В сторону!

- О Мерлин! – закатила глаза Урсула. – Устроили тут мексиканскую дуэль! Пошли, – она вытащила свою палочку. – Грегор скоро закончит с вашим приятелем и будет ждать меня. У нас времени в обрез.

- Что ты собираешься делать? – Дэн перевёл на неё холодный голубой взгляд.

- Поговорить с Хантером, – коварно сощурилась Урсула. – Вы со мной?

- Да, – кивнула Джин.

- Да, – прорычал Квентин.

Дэн молча смотрел на молодых оборотней. Он был самым старшим из всех, Урсула была ненамного моложе, но эти парень с девушкой – они же ещё совсем дети, сколько им – семнадцать, восемнадцать? Он должен их остановить, не дать им наделать глупостей, но не мог этого сделать. Совсем недавно он сам был таким, как они. Он так устал от года унизительной службы – сперва Кривозубу, теперь Гвилту. Устал от бессилия. Устал быть осторожным. Он опустил палочку и кивнул:

- Да.

В домике Хантера горел свет. Пока четверо оборотней быстро шли по притихшей, тёмной деревне, из разрушенной церкви продолжали доноситься крики. Урсула слегка сжала тонкое, дрожащее запястье Джин:

- Скоро он понесёт его в лазарет. Бегите вон туда, к деревьям, ждите нас там. И ни звука, пока мы не подойдём! Ясно?

Джин кивнула, взяла Квентина за руку. Бросив последний взгляд на церковь, в которой теперь стояла тишина, они поспешили в лес. Дэн и Урсула подошли к домику, Дэн занял позицию у двери, Урсула потянула её на себя.

- Тук-тук, Хантер, – громко сказала она, заходя в комнатку. Хантер сидел за столом, покачивая в руке мутный стакан. Увидев Урсулу, он улыбнулся:

- Привет, рыбка моя.

Улыбка у него была не такая широкая, как обычно. Урсула кивнула на стакан:

- Что, горе заливаешь?

- Ты о чём? – протянул Хантер, нагибаясь вперёд, за бутылкой, но тут Урсула шагнула вперёд, схватила бутылку и разбила её о край стола. Брызнули осколки, на пол плеснуло резко пахнущее виски.

- Эй, ты чё!.. – взвился Хантер, но Урсула уже приставила разбитую бутылку к его шее:

- Ты совсем с ума сошёл? Ладно травка, но Лакрима?! От неё же умирают, торчок ты несчастный! Ещё и мальчика теперь бьют из-за тебя! Вставай! – она отошла на шаг. Хантер смотрел на неё бледными глазами, в которых сквозь пьяный туман проступала холодная ярость. Раньше он никогда не смотрел на Урсулу так.

- Ты мне не указывай, поняла? – заплетающимся языком проговорил он, приподнимаясь на ноги. Урсула выхватила палочку одновременно с ним, и тут же из-за двери появился Дэн, тоже с палочкой наперевес, и невербально обезоружил Хантера. Тот сердито зашипел, когда палочка вылетела из его пальцев прямо в руку Дэна.

- Собирай своё барахло, Хантер, – холодно сказал он. – Быстро, пока мы не передумали и не убили тебя прямо здесь.

За спиной Хантера открылась дверь в соседнюю комнату. Дэн быстро взглянул на Лосося – окровавленные кулаки, окаменевшее лицо со следами слёз. Кивнул ему:

- Хочешь проводить своего приятеля?

Пряча глаза, Лосось еле заметно кивнул.

- Иди наружу, – Урсула подтолкнула Хантера палочкой, тот яростно взглянул на неё, но подчинился.

В церкви всё ещё горел свет, но теперь там царила тишина. Все четверо хорошо знали, что там происходит сейчас: Гвилт лечит наказанного оборотня и одновременно с этим доламывает его волю. Хантер заколебался, хотел крикнуть, позвать на помощь – но Урсула и Дэн одновременно ткнули его палочками в затылок, заставляя шагать к лесу. Лосось следовал за ними, как большая молчаливая тень. Едва они подошли к лесу, как из-за дерева вышел Квентин и сразу, без предупреждения, ударил Хантера кулаком:

- Получи, сволочь!

Хантер зашипел, кинулся на Квентина, врезал ему жилистым кулаком в грудь, целя в солнечное сплетение, но Квентин тут же отвёл удар. Хантер отлетел в сторону, и Джин направила на него палочку:

- Не провоцируй.

- Да что вам от меня надо?! – выдохнул Хантер.

- Шагай, – Дэн снова подтолкнул его в спину.

В лесу царила тишина. На ясном небе светила почти полная луна, её свет проникал сквозь кроны облетевших деревьев, и хотя вчерашний снег совсем растаял, лес всё равно казался заснеженным из-за этого серебристого света. В полном молчании оборотни шли вперёд, пока не добрались до оврага, по дну которого, огибая замшелые камни, струился холодный ручей.

Хантер остановился и затравленно огляделся. На его лице появилась презрительная ухмылка:

- Пятеро на одного?..

- Ты будешь учить нас честности? – усмехнулась Урсула. – Поздновато, не находишь?

- Народ, вы чего? – Хантер приподнял руки, слегка разведя их в стороны. – Квентин, ты же мой кореш, мы с тобой пили вместе, я тебе травку толкал…

- Ты много кому травку толкал, – Дэн направил на него палочку. – Но как дошло до чего посерьёзнее, то решил чужими руками жар загребать.

- Ты бы помолчал! – рявкнул на него Хантер. – Ты и твой брат провозили с материка Лакриму, когда я ещё щенком был!

- Сами провозили. Никого не заставляли, и уж тем более никого не шантажировали.

- Защитнички херовы, – Хантер снова окинул их взглядом. – Я его не заставлял. Он сам согласился. Подумаешь, рёбра ему пересчитали! Да мы все здесь через это проходили, и ничего живы! Кроме тебя, – он плюнул в сторону Урсулы, слюна попала ей на куртку, но девушка только усмехнулась:

- Точно, кроме меня. Со мной он другие вещи делает. Это не отменяет того, что ты трус.

- Ну и что? Вашему Люпину тоже не помешало бы немного трусости! Надо было быть поосторожнее! Я, может, тоже из-за него пострадал! Лакрима была не для меня, ясно?

- А для кого? – спросила Джин.

- Не твоё дело, соска!

- А ну заткнись! – рявкнул Квентин.

- Для кого? – Урсула шагнула вперёд, подталкивая Хантера палочкой в грудь, так что тот отступил назад, зашипев, когда наступил в холодную воду. – Для кого?

- Говори, Хантер, – Дэн тоже шагнул вперёд. – Что ты задумал?

Лосось тоже подошёл поближе. Он ничего не говорил, но тоже выставил вперёд палочку, кровь всё ещё капала с его разбитых пальцев. Хантер оскалился, его бледные глаза смотрели на их лица по очереди, и не могли найти ни единого промелька жалости, слабости, страха. Он снова плюнул и пробормотал:

- Свалить задумал.

- Куда? – прорычал Дэн. Хантер вскинул на него злой взгляд:

- А тебе какая разница? Подальше отсюда. Волдеморт подох, и нам всем скоро тоже конец! Или вы не поняли, мать вашу? Грегор всех вас погубит, если вы раньше не подохнете! Я нашёл чувака, который согласился дать мне портал. А теперь из-за вас мне нечем ему заплатить! Довольны?

- Довольны, – Дэн опустил палочку. – Уходи.

- Ч-чего?

- Уходи, – сказала Урсула. – Мы не станем тебя убивать. Мы с самого начала хотели тебя просто выгнать, так что уходи, пока мы добрые и не передумали.

- Уходи, Хантер, – сказал Квентин.

- Уходи, – сквозь зубы сказала Джин.

- Уходи, – глухо, но твёрдо произнёс Лосось.

Хантер облизнул бледные губы:

- Палочку верните.

Дэн протянул ему палочку, но Урсула остановила его рукой:

- Снимай свитер.

- Что?!

- Свитер, говорю, снимай. Он не твой.

Хантер злобно взглянул на неё, стянул через голову красный свитер с эмблемой Хогвартса на груди, швырнул его Урсуле под ноги:

- Чтоб ты подавилась, шлюха.

- Тебе того же, Златокудрый друг.

Квентин шагнул вперёд, сжимая кулаки:

- Беги, Хантер, и чтобы мы больше тебя не видели. Беги куда хочешь: в Америку, в Европу, хоть на Северный полюс – мы не станем тебя преследовать. Но я клянусь: если я ещё раз, хоть когда-нибудь, услышу, что ты вернулся в Англию – я найду тебя и убью. Ты понял меня?

Джин повернулась и посмотрела на своего любимого. Лишь один раз она видела его в таком гневе – когда он спасал её от Амбридж и Долохова. Но тогда Квентин был в настоящей ярости, кричал, стрелял заклинаниями. Сейчас его ярость была холодна и рассудочна, но от этого не менее устрашающа. И Хантер тоже это почувствовал. В его бледных глазах мелькнул страх. Взяв палочку из руки Дэна, он развернулся и медленно пошёл прочь, натыкаясь на камни.

Отойдя немного подальше, он обернулся назад. В свете луны темнели силуэты пятерых молодых оборотней, четверо из них держали волшебные палочки с горящими огоньками «Люмос», пятый – Квентин – был безоружен, но стоял чуть впереди всех, словно готовясь принять на себя удар, если будет нужно. Хантер стиснул палочку в руке, готовясь аппарировать.

- Вы ещё пожалеете, – пробормотал он сквозь зубы, прежде чем повернуться на месте и погрузиться во тьму. – Вы пожалеете. Все до одного.

*В переводе от Росмэна – Муфалда Хмелкирк. Некоторые (редкие) решения Росмэна в переводе имён удачны – например, я вполне принимаю вариант “Грюм”, потому что фамилия “Муди” звучит для русского уха не очень. Но Мафальда... блин, надо же было изуродовать такое красивое имя, хуже только “Полумна”.

====== Часть 30. ======

9 ноября 1981 года. 6:59

Улицы города Рай были погружены во тьму. Всю ночь с моря налетал холодный ветер, воющий под крышами, скрипящий старыми вывесками, срывающий со стен объявления, под утро ветер утих и начал моросить холодный мелкий дождь. Глядя сквозь мокрое окно на мигающий жёлтый фонарь, Адам Спайдерсон пробормотал:

- Где же тебя носит в такую погоду?

Грегор не ошибся, отправив сюда именно его. Арест и заключение в Азкабане научили Адама осторожности и скрытности. Он никогда не боялся драки и не привык убегать, даже если бой казался безнадёжным, но безрассудная отвага, свойственная ему в юности, ушла навсегда, растворилась в хриплом дыхании дементоров. Прежний Адам обязательно прокололся бы на этом задании, привлёк к себе ненужное внимание, спугнул жертву. Нынешний подошёл к вопросу так ответственно, что даже Аластор Грюм или Лайелл Люпин не нашли бы, за что зацепиться: в поисках журналиста из газеты «Берег Ведьм» Адам использовал и Оборотное зелье, и Империус, и Обливиэйт, и только сейчас, проникнув в квартирку пронырливого журналиста, готовился применить свой самый главный навык, то, за что его особо ценил Грегор – грубую силу.

Сквозь шум дождя Адам услышал довольно громкий хлопок. Он тут же встал с кресла и выглянул из окна, но не увидел ничего, кроме маленького пустого двора, залитого дождём. Показалось? Может, где-то поблизости какой-то магл вышел вынести мусор спозаранку и уронил тяжёлую крышку мусорного бака? Адам сидел в этой квартире уже несколько часов, и от долгого ожидания все его чувства обострились. Он вполне мог принять какой-то посторонний звук за долгожданный хлопок аппарации. Он ещё раз окинул взглядом пустой двор, тёмные окна, и тут услышал позади тихое щёлканье. Кто-то открыл дверь в квартиру.

Адам быстро и тихо отступил в тень. Он услышал, как дверь закрывается, как кто-то возится в прихожей, стряхивая капли воды с плаща, как шумит вода в ванной. На ходу расстёгивая воротник рубашки, в комнату вошёл молодой невысокий волшебник с короткими чёрными усиками. Адам тут же неслышно шагнул вперёд.

Девен направил волшебную палочку на настольную лампу, и комнату осветил уютный приглушённый свет. В этом свете на стене перед Девеном выросла громадная тень с палочкой в руке. Молодой маг задохнулся от ужаса, его пальцы похолодели, и к тому времени, как Адам глухо сказал: «Экспеллиармус», Девен уже практически выронил палочку из руки.

Он резко обернулся, отшатнулся назад, врезавшись поясницей в письменный стол. Адам шагнул вперёд, нависая над ним, одновременно бросая его палочку куда-то в сторону. Девен сглотнул, вцепившись руками в столешницу.

- Девен Флаббер?

- Д-да, – проговорил Девен, широко раскрыв глаза. Он сразу узнал этого оборотня. Всё-таки он начал собирать материалы о стае Грегора Гвилта довольно давно. Он неслышно постучал пальцами правой руки по столешнице. Перо за его спиной подскочило и зависло над мятым, но чистым листком бумаги.

- Скажите, а Спайдерсон – это ваша настоящая фамилия или прозвище? – выпалил Девен, глядя огромными испуганными глазами. Адам остановился. Приподнял брови. Потом нахмурился и скрипнул зубами:

- Здесь я задаю вопросы.

- Каковы ваши отношения с Грегором Гвилтом? – пискнул напуганный Девен. – Как вы относитесь к тому, что он присоединился к армии Волдеморта?

- Ты что, совсем идиот? – прорычал Адам, с удивлением понимая, что на самом деле он не испытывает злости. На самом деле он почувствовал странное желание рассмеяться. Девен сглотнул, кадык дёрнулся на его тощей шее:

- Почему мистер Гвилт так долго сохранял нейтралитет? Что заставило его вступить в армию Тёмного Лорда так поздно? – прошептал Девен, зажмуривая глаза и прижимаясь к столу ещё теснее. Адам схватил его за плечо, оттолкнул в сторону и схватил со стола листок, на котором волшебное перо уже успело написать:

«Я понял, что мой интерес к стае Грегора Гвилта зашёл слишком далеко, когда, вернувшись домой, застал у себя Адама Спайдерсона. Верный соратник Гвилта на протяжении многих лет, Спайдерсон – мужчина огромного роста. В его чёрных глазах горит первобытная ярость, а в голосе слышится рычание льва. Он вселяет ужас в любого, кто его увидит. Едва его тень выросла за моей спиной, я осознал, что моё любопытство будет стоить мне жизни».

Адам отшвырнул листок в сторону и шагнул к Девену, который съёжился под окном, закрывая голову руками:

- Нет, ты точно идиот.

- Простите, – прошептал Девен, глядя на Адама сквозь пальцы. – Вы м-можете убить меня, если хотите, мистер Спайдерсон… только пожалуйста, не кусайте меня. Я н-не хочу б-быть оборотнем.

- Сейчас нет полнолуния, придурок, – Адам наклонился, схватил Девена за воротник клетчатой рубашки, впечатал его спиной в стену, так что парень ахнул от боли. – Я не собираюсь тебя кусать.

- Тогда что вам нужно? – прошептал Девен. Мутный, водянистый свет фонаря отражался в его больших испуганных глазах. И тут в этом отражении мелькнула короткая тень.

Адам быстро обернулся к окну. Никого. Но он успел понять, что тень была большая – это не кошка и не птица. Адам связал эту тень со звуком хлопка, который услышал недавно. За много лет он научился пользоваться чутьём оборотня, отточил его до совершенства. И сейчас он понял: поблизости есть оборотни. И они не из его стаи.

Он толкнул Девена к столу. Не вложил и половины своих сил в этот толчок, но молодой волшебник всё равно грохнулся на стол, проехался по нему животом и упал на пол вместе с горой исписанных и чистых листков. Лампа скатилась со стола и погасла, комната погрузилась в серый рассветный полумрак.

- Пиши, – хрипло велел Адам.

- Ч-что писать?..

- Всё, что знаешь об осквернении могил оборотней. Кто и что тебе говорил! Имена, адреса! И ни звука!

Дрожащей рукой Девен подобрал с пола карандаш и занёс его над листком. Покосился на Адама – тот замер у окна, заняв такую позицию, чтобы его не было видно снаружи, напряжённо вглядывался за стекло.

- Строчи, Флаббер, я за тобой наблюдаю! – глухо прорычал он. И в ту же секунду оба уловили тихие, крадущиеся шаги. В прихожей скрипнула дверь.

- Проклятый идиот, ты что, не запер дверь? – прошипел Адам. Девен не ответил.

Дверь окончательно распахнулась, в темноте шевельнулись две массивные фигуры. Ещё до того, как Адам увидел их, он понял, что это – оборотни. Оборотни Фенрира Сивого. Он сразу узнал этот запах, тошнотворный, гнилостный, похожий на запах бойни, в которой давно не убирали кровь. Он вспомнил, как уловил нотку этого смрада в запахе Ремуса Люпина, но эта нотка была слабой, практически незаметной, стёршейся за много лет. Этих двоих Фенрир тоже обратил лично. И недавно, судя по тому, как они оглядывались по сторонам, полагаясь на слух и зрение, но не на чутьё.

Спустя секунду они наконец увидели Адама. Спустя ещё одну секунду они оба были мертвы. Адам бросился на них из-за угла, тёмную прихожую осветил ядовито-зелёный свет, и один из оборотней отлетел в сторону и неподвижно застыл на полу, второй не успел даже поднять палочку, когда Адам вонзил нож ему в сердце. Оборотень захрипел, схватившись за рукоять ножа, Адам тут же провернул его в ране, и руки оборотня бессильно упали, голова свесилась набок. Адам дал ему сползти по стене, и тут за его спиной раздался оглушительный звон и крик.

Забыв выдернуть нож из груди своей жертвы, Адам бросился обратно в комнату. Девен отчаянно вопил, вырываясь из хватки тощего молодого оборотня. Затянутые в чёрные перчатки руки туго сцепились вокруг тонкой шеи журналиста, и крик превратился в хрип. Адам знал, что Девену не спастись: даже такие худые и хлипкие оборотни, как этот, перед полнолунием становятся очень сильными. На несколько секунд он застыл на месте. Грегор велел убить журналиста. Не всё ли равно, кто его убьёт? Девен схватил с пола осколок разбитого окна, полоснул им по руке нападающего, тот зарычал и вырвал у него осколок, собираясь вонзить его Девену в шею…

- Нет!– рявкнул Адам, полоснув палочкой по воздуху. Белая вспышка ударила оборотня в живот, отшвыривая назад. Оборотень коротко вскрикнул, точно залаял, вскинул голову, отбрасывая с глаз грязную чёлку, и тут увидел Адама. Его бледные губы раздвинулись в оскале, он выхватил из-за пояса волшебную палочку.

- Авада Кедавра!

Ярко-зелёный свет озарил скорчившуюся на полу фигуру Девена, превратил осколки стекла в сверкающие изумруды. Молодой оборотень откинулся назад, получив зелёный луч в грудь, круто развернулся вокруг своей оси и упал грудью на раму окна, из которой торчали длинные осколки. Брызнула кровь, но он умер раньше, чем осколки вонзились в него. Адам от души выругался, схватил оборотня за ноги и толкнул его, сбрасывая из окна вниз. В голове билась одна мысль: «Они знали, что я буду здесь».

На лестнице снова послышались шаги, на этот раз быстрые, грохочущие. Девен застонал, сжался в комок, зажимая голову руками. Адам бросил на него короткий взгляд и направил на него палочку.

- Обливиэйт! – хрипло выдохнул он. – Дезиллюменс!

Чёрт с ним, с этим идиотом. Адам не станет убивать того, кому только что спас жизнь. Всё равно теперь, со стёртой памятью, он не сможет продолжить своё расследование. Фигуру парня заволокла прозрачная плёнка Дезиллюминационного заклинания. Он застыл неподвижно на полу, став совершенно невидимым.

Адам бросился в прихожую, схватил с пола труп одного из оборотней и вытолкнул его за дверь, на узкую лестницу. Сдавленный крик и ругательства сказали ему, что снаряд попал в цель. Адам схватил за волосы второй труп и тоже вытолкнул его, на ходу выхватывая из груди нож. Брызги крови успели окрасить светлый паркет в квартире Девена, прежде чем Адам вылетел на лестницу и пинком захлопнул за собой дверь.

Один из двух оборотней, бежавших вверх по лестнице, оттолкнул от себя труп и бросился на Адама. Адам схватил его за воротник и крутанулся на месте, аппарируя. Плотная темнота сжала его со всех сторон, в этой темноте он ощутил, как кто-то схватил его за шею. Темнота расступилась, бросив его на берег моря в паре миль от Рая. С глухим рычанием Адам схватил своего противника за шею и опустил его голову в воду. Оборотень отчаянно вырывался и кашлял, захлёбываясь. Всё ещё держа его голову под водой, Адам поднял руку с ножом, ударил раз, второй…

Красный луч поразил его в спину.

Только сейчас он понял, что руки, схватившие его за шею в момент аппарации, принадлежали не тому оборотню, который сейчас умирал перед ним, а другому.

Последнее, что Адам запомнил – это волна, набегающая на берег. Дождь прекратился, и лучи утреннего солнца блестели на розовой от крови пене.

Когда он пришёл в себя, то не сразу смог открыть глаза. Пробуждение казалось частью сна, он лежал неподвижно, не в силах даже сосредоточиться на голосах, которые звучали над ним. Но через несколько секунд Адам узнал один из этих голосов. Он принадлежал Фенриру Сивому.

- … отлично… пригодится… – косматая тень упала на закрытые глаза Адама, он попытался заставить себя открыть глаза, но не смог. Голова раскалывалась от боли, всё тело сковал паралич – так происходит, когда Оглушающее заклятие попадает в спину с близкого расстояния.

-… разбудить… спросить, где Гвилт… – донёсся до него другой голос. Фенрир глухо рассмеялся в ответ, и от этого звука Адам почувствовал себя так, словно по его вискам изнутри стучат маленькие молоточки.

- … не нужно… видел Хантера… пил в маленьком баре на окраине Ньютауна… думаю, поблизости есть портал… отправлю Мо поискать, когда он вернётся из…

Больше Адам ничего не услышал.

9 ноября 1981 года. 12:11

Сквозь сон Ремус почувствовал приятный травяной запах. Что-то очень знакомое… Тимьян. Джуд Коулман всегда добавлял его в волчье противоядие. Вот бы сейчас открыть глаза и оказаться в своей комнате…

– Ну, что готов? Давай, Лунатик, пей до дна.

- Боже, Сириус, ты даже не представляешь, какая это гадость… Будто бы тебе в горло болотная тина лезет…

- Давай-давай. Я тебе шоколадку принёс, чтобы заесть. Ну же, на счёт три!

- Сириус, – пробормотал Ремус, и почувствовал вкус крови во рту. Внутри всё разрывалось от боли. Кто-то наклонился над ним, приподнял голову, поднёс ко рту тёплую кружку, и запах тимьяна сделался сильнее. Но на вкус напиток оказался очень приятным, без тошнотворной болотной горечи волчьего противоядия. Это не зелье, а травяной чай. Такой же, как тот, который несколько дней назад он принёс избитому Кроу. Теперь он сам оказался на его месте.

Чай, к счастью, оказался не горячим, иначе сорванное горло не выдержало бы. Выпив несколько глотков, Ремус снова откинулся на подушку и только тогда открыл глаза.

Над ним склонился Лосось. Он покачал головой, приложил палец к губам, прося Ремуса молчать.

- Брат сделал для тебя, – тихо сказал он, убирая кружку в сторону. – Я оставлю это здесь.

Он тихо поднялся на ноги и направился к двери. Ремус повернул голову ему вслед. В лазарете не было никого, кроме них двоих, даже Жирный Стю куда-то подевался, не пил исподтишка в углу, как обычно.

- Салман, – хрипло позвал Ремус, сам не узнав свой голос. Оборотень остановился, но не обернулся, продолжал смотреть куда-то под ноги.

- Я… – Ремус поморщился от боли в горле, прежде чем продолжить: – я на тебя не сержусь.

Лосось тяжело моргнул густыми ресницами. На миг повернулся к Ремусу и глухо сказал:

- А стоило бы.

Ремус снова вытянулся на кровати. Держать глаза открытыми было больно. Закрывать – тоже. Он попытался расслабиться, сказал себе, что магия и регенерация оборотня скоро подействуют на него. Они уже действуют – обычный человек на его месте не смог бы ни шевелиться, ни говорить. Вскоре его глаза сами собой закрылись, он впал в дрёму.

Ему привиделось, что он идёт по пустому холлу Хогвартса. Сквозь стрельчатые окна лился прозрачный белый свет. Проходя мимо одного окна, Ремус обернулся и увидел, что за окном идёт густой снегопад. Ремус подошёл к высоким дверям школы, повернул тяжёлый засов и толкнул двери, выходя наружу. Ноги провалились по щиколотку в густой пушистый снег. Ремус спустился по лестнице, прикрывая глаза рукой, защищая их от снегопада, и всё равно снежинки залетали под ладонь, попадали в глаза. Неловко моргая ресницами, отяжелевшими от прилипших к ним снежинок, Ремус разглядел впереди, на другом конце заснеженного двора, тёмную точку. Сквозь метель темнел силуэт большого чёрного пса. Пёс увидел его тоже, поднял уши, завилял хвостом. Ремус улыбнулся и протянул руку вперёд:

- Сириус!

Сириус подбежал к нему, встал на задние лапы, положив передние ему на грудь. Ремус улыбнулся, потрепал пса по шее, погладил большие бархатные уши. Он понимал, что это сон. И ему не хотелось просыпаться.

Они шли вместе сквозь снегопад, удаляясь от Хогвартса. Вскоре школа осталась позади, высокие стены и башни растаяли в белой пелене снегопада. Вокруг царили бесконечная тишина и покой. Даже Гремучая Ива неподвижно застыла, её длинные ветки побелели, и она стала похожа на сгорбленную седую старушку.

Ремус и Сириус вошли под покров Запретного леса. Сквозь голые ветки облетевших дубов и густые, заметённые снегом лапы елей струился серый рассеянный свет. Ботинки человека и лапы пса мягко ступали по снегу. Ремус дотронулся плечом до еловой ветки, та дрогнула, рассыпая снег, и Сириус фыркнул, тряхнул головой, стряхивая снег с шерсти.

- Прости, – улыбнулся Ремус. Он снова погладил Сириуса по голове, убирая остатки снега. Пёс игриво прихватил его зубами за ладонь.

- Сириус, – прошептал Ремус, опускаясь на колени и обнимая пса. Тот положил голову ему на плечо. – Сириус, любимый мой, зачем ты это сделал?

Пёс вздохнул и тихо заскулил, будто ему было больно.

- Превратись обратно, – Ремус погладил его по чёрной шерсти, в которой звёздочками сверкали растаявшие снежинки. – Поговори со мной, Сириус.

Пёс грустно лизнул его в щёку. И внезапно Ремус понял, что обнимает пустоту. Сириус исчез, растворился в снегопаде. Он вскочил на ноги, заметался по поляне, зовя его по имени, но в ответ слышал только тишину…

- Сириус!

- Чего орёшь, Лунатик? – Сириус склонился над ним, его волосы коснулись его лица, губы ласково поцеловали лоб, проверяя температуру. Ремус схватил его за руку, отчаянно заглянул в сонные синие глаза:

- Сириус, ты ведь на самом деле не виноват? Ты этого не делал? Скажи мне, что ты этого не делал, скажи мне, скажи…

- Ну конечно, я этого не делал, – усмехнулся Сириус. Ремус прижался щекой к его груди, слушая сквозь мягкую ткань футболки, как бьётся его сердце. Поглаживая его по волосам, Сириус произнёс:

- Это сделал ты.

Ремуса пронзила дрожь. Он поднял голову, всё ещё не веря, что Сириус на самом деле это сказал. Тот смотрел на него с усмешкой, его синие глаза были холодны, как лёд.

- Ты предатель, Лунатик, – прошипел Сириус. – Я всегда это знал.

Длинные смуглые пальцы сомкнулись вокруг его шеи. Ремус схватил Сириуса за руки, беспомощно хватая губами воздух, в ужасе глядя в любимые глаза, полные ненависти.

- Это неправда… я не виноват… Сириус! Сириус…

Ремус открыл глаза, хрипло втянул воздух в грудь. Рука метнулась к горлу – нет, его никто не душил. Он откинулся на кровать, медленно восстанавливая дыхание, и тут услышал совсем рядом смешок.

Ремус открыл глаза и с отвращением увидел рядом с собой Финна. Молодой оборотень стоял возле кровати, сжимая кулаки. Его красивое лицо перекосилось от презрения.

- Кто такой Сириус? – спросил он сквозь зубы. – Твой ёбырь?

- Я спать пытаюсь, – Ремус снова закрыл глаза. – Иди и займись чем-нибудь полезным.

- Не указывай мне, что делать! – Финн схватил его за воротник рубашки, поднимая повыше. Ремус схватился за его руку, но больше сделать ничего не смог. – Я знаю, что ты хотел подбросить мне наркотики! Сам слишком сильно боишься меня, хотел стравить меня с отцом! – Его карие глаза сверкали ненавистью. Он с силой встряхнул Ремуса, заставив того сердито зарычать.

- Я сразу понял, что ты сволочь, – проговорил Финн. – Но ты не просто сволочь, ты трус. Отец сказал, что достаточно наказал тебя, но запомни: я никогда тебя не прощу. И когда-нибудь я убью тебя.

- Надеюсь, с первого раза, – ядовито ответил Ремус.

Он ожидал, что Финн придёт в ярость. Он хотел этого. Но Финн повёл себя по-другому. Сперва замер, как будто не расслышав. А потом побледнел, так сильно, что губы посерели. Казалось, он вот-вот упадёт в обморок. Его рука разжалась, отпустив Ремуса, он отступил назад.

- Хочешь убить меня? – безжалостно продолжал Ремус. – Давай, сделай это. Прямо сейчас. Ты ведь в этом мастер, правда, Финн? Убивать безоружных.

Лицо Финна исказилось, кулаки снова крепко сжались.

- Хватит, – послышался голос от двери. – Перестаньте.

Ремус тяжело повернул голову. Возле двери, заложив руки за спину, стояла Урсула. Её лицо было мрачным и усталым, без обычной ехидной улыбки и злого огонька в глазах. Ремус бы удивился, если бы у него были на это силы.

- Что ты здесь делаешь? – хрипло спросил Финн. Урсула даже не взглянула на него:

- Тебя это не касается. Выйди, мне надо поговорить с ним.

Финн сделал шаг ей навстречу:

- Ты знаешь, что он хотел подставить меня?..

- А ты хотел подставить его, – ничего не выражающим голосом отозвалась Урсула, всё ещё не глядя на него. – Уйди.

Финн продолжал стоять на месте, сжав кулаки так крепко, что они стали бледнее, чем его лицо. Он не отрываясь смотрел на Урсулу, но она продолжала смотреть в сторону, даже не поворачивая к нему головы. Внезапно Финн покачнулся, будто его ударили.

- Я всё понял, – тихо сказал он и отрывисто засмеялся. – Я всё понял! Ты всё-таки спала с ним, да? Шлюха! – он замахнулся на девушку ладонью.

- Стой! – крикнул Ремус, приподнимаясь на локте и тут же падая обратно на кровать. Но Финн не ударил Урсулу. Его ладонь замерла в воздухе. Девушка повернулась к нему, на несколько секунд задержала на его лице холодный взгляд. Финн медленно опустил руку.

- Шлюха, – с горечью повторил он и вышел из комнаты, хлопнув за собой дверью так, что вся комната затрещала. Плечи Урсулы вздрогнули, но не опустились. Она подошла к Ремусу и положила ему на грудь свёрнутый красный свитер, который всё это время держала за спиной:

- Хантер смотался отсюда. Думаю, мы больше его не увидим.

Ничего не понимая, Ремус провёл пальцами по шерстяной ткани. Она была чистой, сухой, от неё пахло мылом. И на неё упала какая-то капля. Ремус поднял глаза на Урсулу и увидел, что её зелёные глаза блестят от слёз.

- Что случилось? – тихо спросил он. Урсула зажмурилась и покачала головой, из глаз потекли слёзы, и она принялась яростно утирать их ладонью.

- Как мне всё это осточертело, – проговорила она.

Ремус бессильно откинулся назад.

- Если ты хочешь что-то рассказать, – тихо сказал он, – я выслушаю тебя. Можешь мне поверить. Я никому не скажу.

- Я знаю, что не скажешь. Я другого боюсь. Я боюсь, что если ты узнаешь правду, то просто возненавидишь меня. Ты всегда относился ко мне хорошо, слишком хорошо, потому что ты просто не знаешь, какая я на самом деле. Кажется, я и сама не знаю. Есть разница между тем, кто ты на самом деле, и кем ты притворяешься, чтобы выжить. Я притворялась слишком долго.

- Кое-что я знаю, – Ремус чуть крепче сжал её руку. – Знаю, что ты ненавидишь Волдеморта. Знаю, что тебе здесь плохо. Ты не нашла здесь то, чего искала. Я прав?

- Тебе Дэн сказал, да? – прошептала Урсула, не глядя на него.

- Он рассказал совсем немного.

- А он и не мог рассказать много, – она вытерла остатки слёз. – Но я расскажу.

Четырнадцать лет назад

- Из вереска напиток забыт давным-давно. А был он слаще мёда, пьянее, чем вино. В котлах его варили и пили всей семьёй малютки-медовары в пещерах под землёй…

Звонкий девичий голос отдавался эхом под сводами пещеры. Урсула держала перед собой раскрытую книжку, но не смотрела в неё – балладу про вересковый мёд она знала наизусть. Она смотрела на двух новеньких оборотней, которых привели сюда несколько дней назад, наутро после Рождества. Новенькие были братьями, это было ясно, достаточно было лишь взглянуть на их похожие лица и ярко-голубые глаза. Старший мальчик сидел, ссутулив широкие, но худые плечи, опустив глаза, крепко сжимая в пальцах ладошку младшего. Младший тоже съежился, прижимаясь к брату, но смотрел прямо перед собой. Его испуганный взгляд не отрывался от серьёзного смуглого личика читающей девочки.

Урсула знала о том, что Ральф Кривозуб убил родителей этих мальчиков и обратил их самих. Её собственные родители перешли на сторону Ральфа добровольно, они и сейчас были здесь – сидели неподалёку, вместе со всеми, высокая красивая еврейка и невзрачный, худощавый англичанин. Кроме Урсулы, у них когда-то был ещё один ребёнок, урождённый оборотень, как и его сестра, но, увы, умер в своё первое полнолуние, у оборотней так бывает. Урсуле было жалко этих мальчишек, но в то же время она радовалась, что они здесь. Других детей, кроме неё, в стае не было, и хоть у неё было полно книжек, а недавно старшие стали брать её с собой на ограбления и охоту, без сверстников ей было скучно. Но сейчас она не думала о том, как бы подружиться с новенькими. Перед её глазами шелестел дикий вереск, у подножия скал ревело бушующее море, в которое только что бросили молодого пикта на глазах у его старого отца…

- Правду сказал я, шотландцы, от сына я ждал беды. Не верил я в стойкость юных, не бреющих бороды, – Урсула выпрямилась, её глаза сверкнули, как будто она сама бросала вызов жестокому шотландскому королю. – А мне костёр не страшен! Пускай со мной умрёт моя святая тайна, мой вересковый мёд!

Эхо повторило её слова, и воцарилась тишина. В этой тишине зашуршали тяжёлые складки просторной мантии. Седой оборотень поднял худую руку и погладил девочку по чёрным кудрям. Его белые слепые глаза неподвижно смотрели в пустоту. Губы растянулись в улыбке, обнажая длинные зубы. Один из них, верхний резец, был длиннее остальных и рос, выдаваясь вперёд, его было видно даже тогда, когда Ральф Кривозуб закрывал рот – он высовывался из-под верхней губы, острый и загнутый.

- Хорошо, моя девочка, – проговорил он. – Очень хорошо. Даже если бы у меня были глаза, я бы всё равно просил тебя почитать мне.

Девочка довольно улыбнулась и потянулась к другой книжке:

- Хотите, я почитаю вам «Сон в летнюю ночь», дядя Ральф?

- Потом, малышка. Иди к маме и папе, уже поздно.

Урсула не стала спорить, она знала, что родители в любом случае останутся здесь до конца собрания, а значит, она услышит, о чём дядя Ральф будет говорить с братьями О’Ши.

Ральф поднял голову, повернул её вправо и влево, как будто бы мог видеть просторную пещеру. Длинные седые волосы струились по его плечам и груди, иссохшим от старости – ему было уже почти семьдесят – но всё ещё широким. Он втянул воздух носом и улыбнулся.

- Да-а-а, – протянул он. – Хоть этот Стивенсон и был маглом, но он умел рассказывать хорошие истории… Мы, оборотни, пришли на эти земли так же давно, как пикты. Мать рассказывала мне легенды о древних днях, когда мои предки ловили в лесах этих маленьких людей… Уже потом на эти земли пришли бритты, саксы, норманны, маги – все эти проклятые чужеземцы. Они думают, они загнали нас под землю. Ха! Это мы не пускаем их в свой дом. И так будет всегда.

Ральф Кривозуб был потомком древнего рода оборотней. Может, он и врал насчёт того, что его предки жили здесь со времён пиктов, но история его семьи и в самом деле уходила в глубину веков. Чтобы сохранить чистоту крови, оборотни женили братьев на сёстрах. Долгие годы крепкое здоровье и регенерация оборотней оберегали их от вырождения, но со временем даже этот эффект выдохся. Маленький Дэн О’Ши с ужасом и отвращением глядел на уродливое, перекошенное лицо Ральфа, на его длинные кривые зубы, неровно торчащие в бледных дёснах, обнажившиеся в жуткой улыбке, когда старый оборотень протянул свои длинные руки вперёд, призывая мальчиков подойти к нему. Дерек тоже вздрогнул, но не смог сопротивляться приказу того, кто его обратил. По-прежнему держа маленького Дэна за руку, он подошёл к Ральфу. Мальчики опустились на колени, узловатые ладони легли им на головы, гладя по волосам.

- У меня нет родных детей, – прохрипел Ральф Кривозуб. – Моя сестра, предназначенная мне в жёны, умерла слишком рано. Мои волки – вот мои дети, мои сыновья и дочери, и ваша мать, мальчики, была неблагодарной дочерью. Будьте благодарны, и не умрёте так же, как она.

Дерек смотрел в сторону злым, непокорным взглядом. Дэн шмыгнул носом, сдерживая слёзы. Его испуганные глаза вновь скользнули по мрачным лицам обступивших его оборотней, и наконец встретились с весёлым и любопытным взглядом Урсулы.

Десять месяцев назад

Под сводами пещеры звенел мучительный крик боли. Молодая женщина металась по полу, её короткие светлые волосы намокли от крови и прилипли к лицу. Взмах волшебной палочки оборвал её крик, женщина застыла на полу, пытаясь отдышаться.

- Я разочарован в тебе, Мэри, – проговорил Ральф Кривозуб. Его белые слепые глаза смотрели в пустоту, но каждому из оборотней, молча стоявших вокруг, казалось, что Ральф смотрит на него, и только на него, видит все их потаённые мысли, ищет, кто из них тоже собирался предать и сбежать, кого он будет мучить после того, как закончит с Мэри.

- Ты была неблагодарной дочерью, – ухмыльнулся Ральф, выставив вперёд свой длинный жёлтый зуб. – Думала привести авроров в мой дом, наш дом! Плохая, скверная девчонка. Авада Кедавра!

Зелёный свет отразился в залитых слезами глазах Мэри, и она неподвижно вытянулась на камнях. Двое оборотней тут же подхватили тело и унесли его, и толпа сомкнулась за ними, как будто ничего не произошло. Ральф Кривозуб улыбнулся ещё шире, небрежно взмахнул палочкой – и кровь, забрызгавшая каменный пол, бесследно исчезла. Нос Ральфа дёрнулся, не ощутил запаха крови, и оборотень довольно кивнул.

- Кажется, теперь Дэну и Барту придётся идти на дело только вдвоём, – проговорил он. – Разве что кто-то захочет к ним присоединиться. Дэн, мальчик мой, подойди-ка, – узловатая рука протянулась точно в ту сторону, где, пытаясь скрыться за спинами остальных оборотней, неподвижно стоял Дэн. Оборотни тут же молча расступились, и Дэн шагнул вперёд, не дожидаясь, пока его пихнут в спину. Он подошёл вплотную к старому оборотню, сдерживая дрожь отвращения, когда Ральф взял его за руку.

- У тебя есть идеи, Дэн? Кому ты доверяешь? С кем готов пойти в бой?

«Никому, – ответили отчаянные глаза Дэна, устремлённые в толпу. – Ни с кем». Он сжал челюсти, не зная, что сказать, как ответить на вопрос, на который не ответить было нельзя. Но раньше, чем Ральф успел потерять терпение, из толпы вышла Урсула.

- Я хочу пойти, – громко сказала она. – Я прослежу, чтобы он никуда не делся. Ты можешь положиться на меня, дядя Ральф.

Ральф улыбнулся, его белые глаза устремились на Урсулу, как будто он мог видеть её.

- О, конечно, я могу положиться на меня, моя малышка, – протянул он. – Но доверяет ли тебе Дэн?

- А кого волнует, кому доверяет Дэн? – усмехнулась Урсула. – Даже тебя это не интересует, сколько бы ты ни притворялся, что это не так.

Тишина стала прямо-таки гробовой. Некоторые оборотни застыли от ужаса. Другие молчаливо усмехнулись: уж такого-то Ральф точно не стерпит, а значит, скоро его любимица будет вопить от боли, как другие, кто осмеливался дерзить ему. Но Ральф внезапно расхохотался и пихнул рукой Дэна в бок:

- Смотри, какая зубастая! С ней не забалуешь! Будь осторожен, Дэн, будь очень осторожен…

На следующую ночь три оборотня крались по тихой улочке на окраинеЛондона, прячась в тени. В самом конце улицы светились бледно-лиловым светом занавешенные окна старого каменного дома. В этом доме жил аврор, которого им поручили убить. Аврор был старый, давно вышел на пенсию, но Волдеморт за что-то ненавидел его, и поручил Ральфу убить его с показной жестокостью. Грузный, одноглазый Барт крался самым первым, сжимая в руке обмотанную цепью биту, за ним неслышно следовала Урсула, и самым последним – Дэн.

Эта ночь была для Дэна особенной. Совсем недавно ему удалось установить связь с братом и передать, что сегодня он отправится в Лондон. Дерек должен появиться, он это знал. Дерек должен вытащить его. Но он понимал, что при этом другие оборотни, которые пошли с ним на задание, погибнут. И не мог отделаться от мысли, что он не желает смерти Урсуле. Дикая, своенравная девчонка, которая с одинаковой радостью читала Шекспира и обчищала чужие карманы, была его лучшей подругой на протяжении трёх лет, пока они с братом не сбежали из стаи Ральфа. Неужели теперь она умрёт от его руки или от руки Дерека?

- Так, – прохрипел Барт, остановившись на углу. – Действуем по плану. Я разбиваю окно, привлекаю его внимание. Ты, О’Ши, открываешь дверь заклинанием и обездвиживаешь его. Ну, а потом твоя очередь, – он ухмыльнулся Урсуле. – Ножик-то захватила?

- А то как же, – отозвалась Урсула и не моргнув глазом вонзила короткий нож Барту в шею, чуть пониже уха. Оборотень застыл на месте, широко открыв глаза. Не вытаскивая нож, Урсула вспорола ему шею от уха до уха, Барт упал на колени, выронив дубину и зажимая пальцами рану. Урсула отошла на шаг, чтобы кровь не забрызгала её джинсы, и взглянула на обалдевшего Дэна:

- Ну что? Ты сейчас аппарируешь, или будешь дожидаться брата?

- Откуда ты знаешь? – выдохнул Дэн. Девушка закатила глаза:

- Мы слишком давно знакомы, Дэн. Я догадывалась, что рано или поздно это случится. Вот что, – она шагнула к нему вплотную: – возьми меня с собой. Я больше не хочу работать на Ральфа.

- Почему?

- Он служит Волдеморту, – с ненавистью ответила Урсула. – Ты знаешь, как я отношусь к этой фашистской гниде. Я не собираюсь быть на одной стороне с Пожирателями Смерти.

- Почему ты не убежала с нами одиннадцать лет назад? – Дэн смотрел ей в глаза. – Я же звал тебя. Почему сейчас?..

- Тогда ещё были живы мои мама и папа. Я не хотела их оставлять. Я любила их, Дэн. Я и дядю Ральфа любила, пока он не продался этой сволочи. Послушай, – она взяла его за руку, – я знаю, что не выживу в одиночку. Если уж и вступать в какую-то стаю сейчас, то только в стаю Гвилта. Он единственный сохраняет нейтралитет.

- Всё равно это слишком опасно, – проговорил Дэн. Ему с самого начала показалось подозрительным, что в своём сообщении Дерек упомянул Гвилта. Он сказал, что заручился поддержкой вожака стаи, и теперь Дэну нечего бояться. Но Дэн знал, что это не так. Грегор Гвилт никому не станет помогать просто так.

- Ты даже не представляешь, насколько, мой мальчик! – услышали они знакомый хриплый голос, и подскочили на месте. С другого конца улицы к ним приближался Ральф Кривозуб. Его седые волосы развевались на ветру, бледные глаза зловеще сверкали в темноте. Три высоких оборотня следовали за ним по пятам, подняв палочки. Урсула затравленно оглянулась и злобно скрипнула зубами – с другой стороны улицы на них надвигались ещё четыре оборотня. Она сжала одной рукой палочку, второй – нож и решительно шагнула навстречу Ральфу. Тот ухмыльнулся, услышав, как снег хрустит под её ногами:

- Ты меня разочаровала, моя малышка. Что бы сказали твои родители?

- О, я думаю, они бы купили мне огромное мороженое, если бы узнали, что я убила грёбаного фашиста! – усмехнулась Урсула и взмахнула палочкой. Ральф спокойно, почти лениво уклонился в сторону, и зелёный луч пронзил одного из его оборотней. Не обратив внимания на короткий предсмертный крик, старый вожак оскалился:

- Как тебе не стыдно нападать на беспомощного слепого старика! Скверная девчонка! Убить её!

- Нет! – рявкнул Дэн, хватая Урсулу за руку и оттаскивая её в сторону. Палочка заплясала в его руке, по заснеженному асфальту побежали дымящиеся трещины, земля задрожала под ногами оборотней, они закричали, прижимая руки к ушам. Некоторые упали, не выдержав инфразвука. Урсула и сама почувствовала, что у неё мутится в голове.

Дерек О’Ши появился из ниоткуда, швыряя заклинаниями направо и налево. Оборотни Ральфа разбежались в стороны, прячась у стен домов. Один Ральф остался на месте, глядя в пустоту слепыми глазами, воздев волшебную палочку. Дерек ударил по нему Авадой, но старик снова легко увернулся в сторону, и смертоносный зелёный луч пролетел совсем рядом с Урсулой, опалив её щёку обжигающим холодом. Оборотни Ральфа выкрикивали заклинания, пытаясь удержать Дерека и ещё одного оборотня, который набросился на них с другой стороны улицы.

- Бежим! – крикнул Дэн, хватая её за руку, но не успели они пробежать и пары шагов, как асфальт начал рассыпаться у них под ногами – в стрессе Дэн не успел остановить своё заклинание вовремя. Урсула покатилась куда-то вниз, ухватилась рукой за край раскрывшейся под ней ямы, и в следующую секунду кто-то схватил её за руку, не давая сорваться. Она повернула голову, ожидая увидеть Дэна, но вместо него на неё взглянул самый красивый парень, которого она видела в своей жизни. Зимний ветер развевал его волнистые каштановые волосы, снежинки блестели на тёмных ресницах и бровях, вспышки заклинаний отражались в карих глазах. Вытаскивая Урсулу наверх, он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ.

- Уходим! – закричал Дерек, наконец пробившись к брату и хватая его за руку. Кареглазый парень взглянул на Урсулу, и она решительно кивнула ему. Он сжал её руку, повернулся на месте, словно вовлекая его в танец, и они вместе погрузились в давящую чёрную тьму, в которой не было ничего, кроме стука их сердец…

… В первый раз она поцеловала Финна в ту же ночь. Тайком, в темноте у стен лазарета, пока Дерек лечил царапины, которые его брат получил во время боя. Она крепко сжала руку юноши, когда из лазарета донёсся громкий, отчаянный голос Дэна: «Что?! Я не стану ему служить, слышишь? Не стану!», и ему ответил такой же отчаянный, но тихий и сдавленный голос брата: «У меня не было выбора». «Не говори мне о выборе, Дерек! У тебя был выбор! И ты его сделал, ты сделал его за нас обоих!».

И снова, как тогда, тринадцать лет назад, Урсула почувствовала, что ей жаль Дэна и его брата. Но эта жалость отступила под натиском других чувств. Она была рада, что ушла от Ральфа. И она радовалась, прижимаясь губами к губам самого красивого парня, которого когда-либо видела.

Радость кончилась в ту же ночь, когда Грегор Гвилт, закончив разговор с братьями О’Ши, велел Урсуле прийти к нему. Помертвев от ужаса и ярости, она слушала, как Грегор говорит, что теперь она должна служить Тёмному Лорду так же верно, как служит ему он. Она чувствовала себя полной дурой. Чувствовала себя обманутой. Ей хотелось развернуться и убежать, убежать так далеко, как только можно. Но она не могла. Впервые в жизни Урсула, урождённая оборотниха, которая никогда и никому не подчинялась, даже Ральфу, почувствовала, что она не может противиться чужой воле. Она всегда чувствовала единство со своей волчицей, они всегда радовались или злились одновременно, но сейчас она впервые в жизни ощущала горький и страшный разлад, с которым живут другие оборотни: одна часть её души испытывала страх и ярость, другая – восхищение к этому сильному и уверенному вожаку, желание служить, желание подчиняться.

Грегор шагнул к ней, поднёс к её лицу ладонь с зажатым в ней тонким изогнутым кинжалом. Блеск этого кинжала отражался в его серых глазах, и чем дольше Урсула глядела в эти глаза, тем меньше ей хотелось сопротивляться. Она не выживет в одиночку. Если кому-то служить – то Грегору. Он – зло, но меньшее зло. Он не такой, как Ральф, и не такой, как Фенрир Сивый.

- Ты красивая девушка, Урсула, – тихо сказал Гвилт. – Красивая и здоровая. Со мной ты будешь в безопасности. Обещаю тебе…

Он протянул большую белую ладонь и расстегнул молнию на её куртке.

Что произошло дальше, она помнила, как в тумане. Она помнила, как лежала на животе, прижавшись лицом к подушке. Помнила, как большие сухие руки скользили по её телу. Грегор не обошёлся с ней грубо, не причинил ей боли. Но она всё равно чувствовала себя отвратительно, чувствовала себя использованной, осквернённой. И это чувство только усилилось после того, как на другую ночь она убежала в лес, где её ждал бледный, дрожащий Финн. Сжимая её в объятиях, он исступлённо целовал её опухшие от слёз щёки.

- Скажи ему, что ты любишь меня, – прошептала она, оторвавшись от его губ. – Он не тронет меня больше, если поймёт, что меня любит его сын.

Финн только покачал головой, грустно глядя на неё:

- Не получится. Он всегда получает, что хочет.

Три дня назад

- Как всё прошло?

Урсула резко обернулась, утирая лицо рукавом вывернутого жёлтого свитера. Финн стоял перед ней, бледный от волнения. Она посмотрела на него с яростью, не понимая, как когда-то могла влюбиться в него. Как могла унижать себя все эти долгие месяцы, изображая на публике ненависть и вражду, позволяя ему оскорблять себя только ради того, чтобы никто не догадался об их истинных чувствах. Как следила за Дэном, своим другом, как передавала вожаку его разговоры с братом, и всё потому, что хотела угодить Гвилту, боялась его ослушаться, боялась, что он заподозрит её в измене. Прав был Грегор, тысячу раз прав: любовь делает сильных слабыми. Финн протянул к ней руки, но она быстро отступила назад:

- Не смей меня трогать.

- Ты чего? – нахмурился Финн. – Он что…. Он сделал тебе больно?

- Нет! Он мне вообще ничего не сделал! Он отказался, понял? Понял, что я не хочу его, и отказался!

Финн побледнел ещё сильнее. Потом проговорил холодным, раздражённым голосом:

- Ты же помнишь, о чём мы договаривались. Если ты всё ещё уверена, что это мой ребёнок…

- Это твой ребёнок!

- Вот именно! Я же тебе объяснял: если ребёнок будет похож на меня, то мой отец сразу всё поймёт! А этот Люпин похож на меня, у него такие же глаза, такие же волосы, и ты могла бы сказать, что он напал на тебя, применил к тебе силу…

- Единственный, кто здесь применяет ко мне силу, это ты, Финн. – Урсула вновь шагнула к нему, не отрывая взгляд от его карих глаз, незнакомых, бегающих, совсем не таких, какими они были в ночь их первой встречи. – Я больше не пойду к нему. Не стану к нему приставать.

- Ладно, – сощурился Финн. – Всё равно у вас почти всё получилось, верно? – он провёл пальцем по розовому следу от поцелуя на шее Урсулы, и она дёрнулась от этого прикосновения. – Ты скажешь отцу, что он тебя изнасиловал. Это почти правда.

- Это не «почти правда». Это ложь и клевета. Поверить не могу, что я согласилась на это! Поверить не могу, что это вообще пришло тебе в голову! Знаешь что? Я лучше вообще не рожу этого ребёнка, чем буду рожать от того, кто хотел отдать меня другому, чтобы спасти свою шкуру!

- Не смей так говорить, – Финн стал белым, как снег. – Не смей!

Его ладонь метнулась вверх, но не успела ударить Урсулу – та схватила его за запястье и выкрутила его. Финн зарычал от боли и резко замолчал, когда Урсула приставила нож к его шее:

- Я хочу задать тебе один вопрос.

- Ч-что?..

- Откуда свитер?

- Что? Я не понимаю! Пусти меня, слышишь?! Пусти!

- Откуда этот грёбаный свитер?! Он просто взбеленился, когда узнал, что ты принёс его! Откуда он? У кого ты его взял?

Финн закусил губу. Его глаза снова забегали. Но в конце концов он рассказал о Марлин МакКиннон. И Урсулу снова почувствовала себя полной идиоткой, обманутой, использованной идиоткой.

- Ты же обещал, что не станешь исполнять приказы Волдеморта, – она почувствовала, как в глазах снова кипят слёзы. – Ты знал, как это для меня важно… и всё равно… Ты подонок, Финн.

- Если я подонок, – прорычал Финн, – то ты – шлюха! Ты прибегала ко мне прямо из постели моего отца!

- Потому что ты толкнул меня на это!

- Не смей обвинять меня!

- Да пошёл ты, Финн! – она оттолкнула его и побежала обратно в деревню.

- Теперь ты всё знаешь, – глухо сказала Урсула, не глядя на него. – Можешь ненавидеть меня. Я тебя пойму. Только пожалуйста… пожалуйста, не говори никому о нашем разговоре. Твоя подруга Джин пообещала сделать мне аборт. Если Грегор узнает…

- Он не узнает, – Ремус вновь взял её за руку. – Я не сказал ему, что взял Лакриму для Хантера. И об этом тоже не скажу.

Урсула улыбнулась ему сквозь слёзы и кивнула:

- Спасибо, что ты остановился. Это было… это было как пощёчина. Я сразу пришла в себя. Но знаешь что?

- Что?

- Ты отлично целуешься, – девушка озорно улыбнулась ему. – Повезёт той девчонке, на которой ты женишься.

Ремус покачал головой, слегка рассмеялся:

- Я никогда не женюсь.

- Нет, женишься, – Урсула взглянула на него очень серьёзно. – Только попробуй не оставить потомства, Люпин. В этом мире должно быть больше таких парней, как ты.

9 ноября 1981 года. 18:32

Опустив подбородок на сложенные руки, Кэтрин внимательно смотрела вперёд, на узкую лощину между двумя холмами. Она слегка зашипела, когда прохладные, скользкие от мази пальцы прикоснулись к её спине.

- Извини, – Бобби аккуратно размазала ядовито-розовую жидкость по заживающему ожогу. – Странно, эта штука должна была уже помочь.

- Это было драконье пламя, – Кэтрин поморщилась и закусила губу. – Мне повезло, что оно было ослаблено Конфундусом… Ашшшш!

- Прости, – Бобби аккуратно, круговыми движениями втирала мазь в ожог на нежной шее возлюбленной, стараясь не задеть обгоревшие, закрутившиеся в колечки рыжие волосы на затылке. – Прости, милая. Скоро будет лучше.

- Повтори, – прошептала Кэтрин, обернувшись на неё через плечо. Бобби озорно улыбнулась и чмокнула её в рыжую макушку, потом в лоб, потом в щёку:

- Милая. Милая. Милая…

Там, в кабинете для допросов, она еле сдерживалась, чтобы не заплакать. Она была уверена, что Кэтрин погибла, а если не погибла, то находится при смерти. Она и сама не догадывалась до прошлой ночи, как сильно она привязалась к этой красивой и смелой женщине. Всю свою жизнь Бобби не разрешала себе заводить длительных отношений: сперва просто потому, что скрывала свою гомосексуальность, а потом ещё и потому, что стала оборотнем и не хотела никому причинить вред. Она знала, что совсем скоро они с Кэтрин снова расстанутся, надолго, а может, и навсегда, и ей хотелось продлить этот спокойный, счастливый момент.

Возвращаться в стаю вдвоём было опасно. Дерек мог уже вернуться и рассказать о предательстве Кэтрин. Они рассудили, что Бобби должна вернуться одна, соврать о том, что в поисках Кэтрин авроры потеряли бдительность и не заметили, как она сбежала. Кэтрин становилось плохо от мысли, какому огромному риску подвергается её любимая. Гвилт вполне мог ей не поверить. Что, если он решит, что она предательница, и убьёт её? Но не вернуться Бобби не могла. Она обещала Квентину и Джин, что сделает всё в её силах, чтобы помочь им. Но она не сможет помочь им издалека.

Бобби наложила на ожоги свежие повязки и помогла Кэтрин надеть водолазку и свитер. Они ненадолго прижались друг к другу, глядя на синие огоньки пламени, пляшущие в стеклянной банке – единственное тепло, которое они могли себе позволить, кроме собственных объятий. Потом Бобби тихо сказала:

- Пора. Помни: завтра в семь утра, на том месте, где мы останавливались в прошлый раз. Мой Патронус – ласточка.

- А мой – кошка, так что отношения у нас будут непростыми, – пробормотала Кэтрин и повернулась, слегка дотронувшись зубами до шеи Бобби. Ей хотелось немного развеселить её на прощание. Бобби нежно поцеловала её и поднялась на ноги, направлясь в лощину между холмами.

Уже стемнело, но хорошее зрение оборотня позволяло ей не сбиться с дороги в темноте. Она знала, что портал должен быть совсем рядом. Прищурившись, она уловила в темноте слабое фиолетовое свечение – отлично, она почти у цели. Гвилт всегда зачаровывал порталы сам, оставлял их в строго оговорённых местах. Обычно ими пользовались только те, кто возвращался с охоты: сперва они аппарировали поближе к порталу, и только потом использовали его, для того, чтобы сильнее запутать следы для возможной погони. Использовать портал тем, кто не возвращался с охоты, а просто оказывался рядом, обычно строго воспрещалось, кроме особых случаев. Случай Бобби как раз был особым. Она пояти вплотную подошла к старой, поросшей мхом белой кроссовке, мерцающей еле заметным фиолетовым светом, как вдруг остановилась, как вкопанная.

Из темноты леса к ней приближались шесть фигур с волшебными палочками в руках. Впереди шагал огромный широкоплечий мужчина с красным обветренным лицом и всклокоченными волосами. От уголка глаза к уголку рта тянулся длинный, неровно зашитый шрам. Бобби сразу узнала его. Мо Карсон, один из главных соратников Фенрира Сивого.

- Сту…- начала она похолодевшими губами, но тут же оборотень, шагавший справа от Мо, легко взмахнул палочкой, и Бобби отлетела в сторону, распластавшись на гниющих листьях. Живот пронзила жгучая боль, она закричала изо всех сил:

- КЭТРИН, ЗАДЕРЖИ ИХ!!!

Новая волна магии ударила её по лицу, она сжалась на листве, зажимая рукой разбитый нос, из которого текла кровь. Она не видела, как Кэтрин выбежала из-за деревьев, как Мо Карсон увернулся от её Оглушающего заклятия, но услышала, как он проревел:

- К порталу! Живо все к порталу!!!

- Акцио, портал! – закричала Кэтрин, и Бобби неловко вытянула руки вперёд. Нос всё ещё горел от боли, из глаз текли потоки слёз. Кроссовка прыгнула ей в ладонь как раз в тот момент, когда за её другой конец ухватился Мо Карсон. Чьи-то руки вцепились Бобби в плечи и ноги, чьи-то пальцы запутались в волосах. Она билась и вырывалась, пока её кружило и несло через пространство, а рядом с ней летели оборотни Фенрира Сивого.

Кэтрин осталась одна в лесу, задыхаясь от ярости. Злые слёзы брызнули у неё из глаз, но она тут же вытерла их рукавом и вновь подняла палочку.

9 ноября 1981 года. 18:59

- Вот так. Не больно?

- Нет.

- Не ври мне, гриффиндорец, – Жирный Стю обхватил его за плечи и помог подняться с кровати. – Ну-ка, посмотрим. Стоять можешь?

- Могу, – Ремуса всё ещё немного покачивало, колени, которыми он ударился вчера о каменный пол церкви, дрожали, но он чувствовал, что может ходить. Прошло уже двадцать часов с тех пор, как его избили, и регенерация практически закончилась. Он был в полном порядке, если не считать слабости. Но это вполне можно списать на приближающееся полнолуние.

Ремус похлопал Жирного Стю по плечу и вышел за дверь. Было уже совсем темно. В центре площади, как обычно, горел костёр, вокруг него темнели фигуры оборотней. Кто-то играл на гитаре. Держа в руке кружку из-под чая, Ремус медленно зашагал к кухне.

Внезапно кто-то вскрикнул. Струны гитары звякнули и затихли. Оборотни обернулись, те, кто сидел, вскочили на ноги. Над костром пролетело что-то сверкающее, похожее на серебряную комету. На утоптанной земле выпрямился серебристый Патронус в виде кошки и закричал отчаянным голосом Кэтрин:

- Оборотни Сивого! Нашли портал! Движутся к вам!

С тихим звоном Патронус растворился в воздухе. В наступившей тишине Ремус услышал, как в лесу кто-то кричит, а на крик отвечает дикий получеловеческий вопль нескольких глоток, и почувствовал, как тянущая боль охватывает правое плечо, которое когда-то укусил Фенрир Сивый.

====== Часть 31. ======

Комментарий к Часть 31. Осторожно: в главе снова повышен уровень жестокости.

(если вам показалось, что сцена с лифтом навеяна игрой Silent Hill 3 – вам не показалось)

9 ноября 1981 года. 18:59

Честно говоря, Урсула предпочла бы дровяной сарай возле большого дома. А Джин предпочла бы чистую больничную палату. Но выбирать не приходилось, и они укрылись в зарослях можжевельника на достаточном расстоянии от деревни, чтобы никто их случайно не заметил, и в то же время чтобы туда можно было быстро вернуться.

Джин колдовала несколько минут, не произнося заклинания вслух. Поначалу Урсула ничего не чувствовала, потом у неё слегка потянуло живот, и она закусила губу. Джин убрала палочку и смахнула со лба отросшую чёлку.

- Сегодня ночью должны пойти месячные. Сейчас тебе надо быть в тепле. Пойдём назад?

- Да, – держась за дерево, Урсула поднялась на ноги и посмотрела, как Джин отряхивает грязь и мокрые листья со своих стареньких коричневых штанов. Помолчав, она сказала:

- Спасибо.

- Я же обещала, – Джин окинула её взглядом: – Ты себя хорошо чувствуешь?

- Да, – пожала плечами Урсула. Она и в самом деле чувствовала себя хорошо. Не было боли, не было чувства вины или раскаяния, ничего такого, что она ждала. Она ожидала, что будет чувствовать то же самое, что чувствовала, когда убивала, но этого не было. Всё, что она ощущала – это облегчение. Почему-то ей казалось, что с этого момента всё будет по-другому. Она больше никогда не позволит никому вытирать о себя ноги. Она снова станет такой, какой была раньше – храброй и непокорной. И однажды родит желанного, любимого ребёнка. Сегодня она начнёт новую жизнь. Сегодня она скажет «нет» Грегору, как бы ей ни было страшно, как бы ни преклонялась перед ним её волчица. А ещё она расскажет Дэну, что шпионила за ним, и попросит у него прощения.

Они едва успели сделать несколько шагов, как кусты перед ними зашуршали, и из темноты выступил высокий силуэт. Девушки замерли на месте, инстинктивно Джин подняла палочку. Тень подняла свою, зажгла её заклинанием «Люмос». Бледный свет выхватил из темноты лицо Зельды, перекошенное от потрясения и злобы.

- Что вы наделали? – севшим голосом спросила она. Её карие глаза взглянули на Джин: – Что ты натворила, гадина?

- Иди-ка ты с дороги, Зельда, – спокойно сказала Урсула, медленно вытаскивая из-под куртки собственную палочку. Женщина обожгла её злым взглядом:

- Как ты могла? Грегор оказал тебе такую честь, о которой другие и мечтать не смели, а ты!..

- Не понимаю, о чём это ты, – нахально заявила Урсула.

- Ты всё понимаешь, потаскуха! И когда Грегор узнает, он…

- Что узнает? – Урсула выпустила руку Джин и шагнула вперёд. – Ну-ка, скажи мне. Что он узнает?

- Что ты убила его ребёнка, бесстыжая тварь!

- Это был не его ребёнок, – Урсула не смогла удержаться и широко, злорадно улыбнулась. – Это был его внук, Зельда. Ты плохо воспитала своего сыночка.

Зельда стала ужасно бледной, бледнее, чем свет «люмос» на её палочке. Едва держась на трясущихся ногах, она отступила назад. И как раз в этот момент их оглушил многоголосый вой и крики.

Все трое развернулись в сторону криков. Проламываясь сквозь ветки деревьев и кустов, сверху упали тёмные фигуры, одна из них всё ещё сжимала в руках погасший портал, превратившийся обратно в старую, поросшую мхом кроссовку.

Оборотни забарахтались на земле, путаясь в зарослях папоротника и можежвельника и в собственных одеждах. Женщины оцепенели, глядя на них, даже не успели в первый момент вскрикнуть. Один из оборотней отшвырнул от себя длинную худую фигуру женщины, та ударилась головой о дерево, с глухим стоном сползла вниз по стволу, оставив на бледной коре ясеня блестящий кровавый след. И вот тут Джин закричала, потому что в этой женщине она узнала Бобби, а вот Зельда, увидев красное лицо Мо Карсона и длинный шов, тянущийся от уголка оскаленного рта, закричать так и не смогла, как не смогла сделать этого много лет назад.

Она не издала ни звука, когда краснолицый громила шагнул к ней, когда его огромная тень нависла над её лицом. Она даже не всхлипнула, когда он выхватил нож и распорол на ней блузку снизу доверху, когда пуговицы застучали по полу.

- Гордая сучка, – ухмыльнулся он, и остальные оборотни гнусаво заржали. Кончиком ножа Карсон подцепил сперва одну сторону блузки Зельды, потом другую, отбрасывая их в стороны, открывая простенький лифчик. Девушка не могла прикрыться: её руки были связаны за спиной. Ей хотелось плакать и умолять о пощаде, но она и этого не могла. Она вовсе не была гордой. У неё просто пропал голос. Она была в полном ступоре.

Нож скользнул по её гладкому животу снизу вверх, подцепил резинку лифчика, слегка натягивая её. Оборотни свистели, кто-то издевательски захлопал в ладоши. Зельда почувствовала, что задыхается. Этого не может быть. Это просто кошмарный сон. Сейчас она проснётся в своей палатке, которую поставила в укромном уголке леса, выпьет чаю, чтобы успокоиться после кошмара, и вновь примется за работу – поиски подходящих деревьев для изготовления волшебных палочек. Она так гордилась, когда получила работу в магазине мистера Олливандера. Она специально приехала в эту глушь, в этот огромный лес, пока ещё не застроенный магловскими коттеджами и не разрезанный на куски линиями скоростных магистралей, чтобы найти подходящие деревья. Она была не готова столкнуться с бандой обозлённых и озабоченных оборотней.

Карсон не успел распороть резинку лифчика, когда все голоса стихли. Зельда поначалу не поняла, что наступила тишина: в ушах всё громче гудела кровь, она не могла дышать и была уверена, что скоро потеряет сознание. В тишине до неё донеслись звуки тяжёлых шагов.

- Фенрир! – радостно сказал Карсон, наконец-то убирая нож и оборачиваясь. – Смотри, кого мы нашли! Что, хороша? – он схватил Зельду за каштановые кудри, задрал ей голову. Фенрир Сивый посмотрел в застывшие, ничего не выражающие глаза девушки, и его губы медленно расползлись в улыбке.

- Хороша, – согласился он, а потом повернулся к Карсону, по-прежнему улыбаясь: – Руки убери.

- Чего?

- Я сказал, убери руки.

Карсон злобно оскалился, вскинул руку с ножом, лезвие почти касалось щетинистого подбородка Фенрира:

- Я её нашёл. Она моя. Хочешь попробовать – встань в очередь.

Оборотни совсем притихли. Улыбка сползла с тонких губ Джима Хейвуда, он шагнул вперёд, собираясь успокоить Карсона, но тут Фенрир улыбнулся ещё шире и одним молниеносным движением выхватил нож из ручищи Карсона. В следующую секунду огромный оборотень уже катался по земле и выл, зажимая длинную рану от уголка рта до уголка глаза. Сивый отшвырнул нож и окинул притихших оборотней диким взглядом.

- Кто следующий?! – прорычал он. – Есть ещё смельчаки?

Ответом ему было молчание, прерываемое скулежом Карсона. Сивый наклонился к Зельде, которая всё так же стояла на коленях, неподвижно глядя в пустоту, схватил её за волосы и потащил в маленькую хижину, стоящую на краю поляны.

Едва увидев Мо Карсона, Зельда развернулась и бросилась бежать через лес, не разбирая дороги. Ветки хлестали её по лицу и хватали за кудрявые волосы, в которых с той ночи навсегда осталась седая прядь. Она бежала, задыхаясь от ужаса, за стуком собственного сердца едва слыша крики Джин и Урсулы, которые в эту ночь первыми вступили в бой.

Джин выстрелила Оглушающим заклятием по вскочившему оборотню, но тот увернулся, и заклятие налетело на дерево, разбившись на красные искры. Но следующее Оглушающее попало в цель: его выпустила Бобби, поднявшаяся на ноги, утирающая рукавом кровь с лица.

Джин бросилась к ней и вцепилась в её куртку, свободной рукой Бобби обхватила её и выставила палочку вперёд, выкрикивая:

- Протего!

Серебристый щит окружил две прижавшиеся друг к другу фигуры, но оборотни не попытались его пробить. Смаргивая кровь, текущую из ссадины на лбу прямо в глаза, Бобби затравленно огляделась по сторонам. Далеко за деревьями мелькали огни, но не было видно никаких тёмных фигур. Налётчики исчезли, и вместе с ними исчезла…

- Урсула? – пробормотала Джин и испуганно раскрыла глаза.

- Урсула!.. – её крик пронёсся под облетевшими верхушками деревьев и утонул в хоре панических криков со стороны деревни.

… – В дома! Быстро в дома!!! – прогрохотал над крышами голос Грегора Гвилта, и в этом голосе послышался глухой нарастающий рык. Ремус увидел, как молодые оборотни массово кинулись к домам, под защиту деревянных и каменных стен, а более старшие выхватывают палочки и ножи, сбегаются со всех концов деревни к вожаку. Гвилт выпрямился во весь рост, глядя в тёмный лес. Его тело начало дрожать, он резко мотнул головой из стороны в сторону, и Ремус с замиранием сердца уставился на то, как шевелятся позвонки мощной шеи вожака, как удлиняется и покрывается серебристой шерстью голый череп, как шерсть прорастает прямо сквозь куртку, обтянувшей раздувающиеся мышцы спины плотно, как перчатка…

- Рем! – крикнул Квентин, и Ремус побежал к нему. Парень схватил его за руку, втащил в сарай для мётел. Туда уже забились трое других парней, в том числе и ещё сильнее побледневший Мэтт. Один юноша кивнул Ремусу и нервно улыбнулся; на его тёмной коже розовели бледные шрамы от ожогов. Ремус сразу узнал его – Уилли, совсем недавно наконец покинувший лазарет.

- Кажется, хотят нам устроить тёмную за Стантон-Лонг, – проговорил Уилли, широко ухмыляясь, но Ремус видел, что он храбрится: его голос вздрагивал, большие чёрные глаза были полны ужаса. Подобрвашись поближе к маленькому окну, Ремус выглянул наружу. На фоне костра вырисовывался тёмный силуэт громадного существа, получеловека-полуволка, его серые глаза горели в полумраке. Ремус замер на месте. Впервые в жизни он своими глазами видел загадочную стадию Неполной трансформации, его пронзила дрожь, и он сам не смог бы сказать, была это дрожь отвращения или восторга.

Вокруг Грегора тёмными силуэтами замерли около десяти оборотней. Позади отца, спиной к нему, неподвижно вытянулся Финн, рядом с ним напряжённо вглядывался в темноту Дэн, чуть дальше темнели коренастые силуэты Камала и Лосося. Гвилт стоял неподвижно и тихо, даже не рычал, но Ремусу всё равно казалось, что он слышит какой-то глухой звук, настолько тихий, что человеческое ухо не может его уловить. Ему было страшно: ещё бы, у него с собой не было даже ножа, не то что волшебной палочки, но его волк страха не испытывал. Ремус чувствовал, как пробуждается его оборотень, как он наполняет его душу яростью, желанием броситься в бой, убить каждого, кто чужой, кто не из этой стаи.

Квентин слегка дотронулся до его локтя. Он был очень бледен, губы вздрагивали.

- Ты не видел Джин? – тихо спросил он. Ремус покачал головой, разлепил похолодевшие губы, собираясь сказать Квентину, что наверняка ничего ещё не случилось, но не успел. Снаружи Грегор встряхнулся, поднял голову к небу и издал громкий вой, в котором слышалось обещание смерти. Он вытянул руку в сторону, и в поросших серой шерстью пальцах сверкнул тонкий серебряный кинжал. Почему-то от этого блеска Ремусу стало немного спокойнее. Он вдруг понял: что бы ни было ночью, сейчас они с Гвилтом на одной стороне. Вожак его защитит.

- Ну, где же вы?! – голос Гвилта уже не был человеческим, в нём слышалось рычание. – Хватит прятаться, трусы! Выходите и сразитесь, как волки!!!

И тут же в ответ на его слова ночь озарилась пламенем.

Большой костёр в центре деревни выбросил в тёмное небо длинный протуберанец, пылающие поленья и ветки кружились в воздухе, рассыпая искры, залетали в незакрытые окна домов, ударялись о деревянные стены, мгновенно поджигая их. Крыша сарая загорелась, Уилли тихо взвыл от ужаса, Квентин и Ремус оцепенели на месте. Крики раздались из домов, где попрятались младшие оборотни, и одновременно с этим раздались вопли из леса. Четыре тёмные фигуры выбежали из-за деревьев и бросились вперёд, на Гвилта и его оборотней. Несколько красных, фиолетовых и зелёных лучей разрезали воздух, но тут же исчезли в дыму, который уже начал расползаться от вспыхнувших стен. Чёрные фигуры исчезли так же быстро, как и появились.

- Все наружу!!! – закричал Гвилт. – Наружу! Тушить огонь!

И впервые за всё время, что Ремус знал этого оборотня, он уловил в его голосе страх.

Как тень, серый оборотень метнулся в дым и растворился в нём. Молодёжь выпрыгивала из домов, кашляя и заливаясь слезами от дыма. Финн и Лосось побежали вслед за Гвилтом, остальные бросились в разные стороны, гася огонь струями воды, которые лились из волшебных палочек.

- Рем! Томпсон! – Квентин схватил две стоящие у стены метлы, бросил их Ремусу и бледному длинноносому парню. Ещё две метлы достались Мэтту и Уилли. Перекинув ногу через свой «Метеор», Квентин прорычал:

- У кого есть палочки, быстро пробейте нам путь через крышу! В окно нам не пролететь, в дверях застрянем!

Мэтт замер в ступоре, но тут же зашарил по карманам, выхватил палочку и направил её на горящую крышу. Кашляя от дыма, он выдавил:

- Д-дефодио!

Словно удар невидимого кулака пробил крышу изнутри, на плечи и головы ребятам посыпались обломки тлеющего дерева. Уилли и Томпсон тоже выхватили палочки, направили их вверх, разбивая крышу магией. Ремус крепко сжал древко метлы коленями. Прежде, чем взлететь, он встретился взглядом с Квентином, и на секунду замер – его глаза горели холодным серым огнём, почти как у Гвилта. Ремус тряхнул головой, избавляясь от наваждения, и когда снова взглянул на Квентина, поймал знакомый, слегка испуганный взгляд.

- Вперёд! – крикнул Квентин. – Ремус, Мэтт!

- Я тебя не брошу!

- Быстро, я сказал! – прорычал Квентин, толкая его, и Ремус почему-то повиновался. Зажмурив глаза, чтобы в них не попали искры, он оттолкнулся ногами от земли и взлетел вверх.

Холодный воздух, наконец-то без обжигающей горечи дыма, вернул ему силы. Ремус завис в воздухе, глядя на то, как из пробитой крыши сарая вылетают Мэтт, Томпсон и Уилли, а сразу за ними – Квентин, и тут же горящий сарай сложился, как карточный домик. Ремус перевёл взгляд вниз – деревню заволокло дымом, дома горели, но оборотни уже гасили их заклинанием Агуаменти, и пожары были почти побеждены. Внезапно Ремус ощутил странную, непонятную радость. Он смотрел, как чётко и слаженно оборотни Гвилта спасают свои жилища, как вытаскивают наружу тех, кто потерял сознание от дыма, и его сердце наполнилось восхищением и гордостью. Он видел, как Лосось тащил потерявшего сознание товарища, взвалив его на могучие плечи, как Камал протягивал кому-то кружку с водой, как метались в дыму Дэн и Грегор, спасая молодых оборотней. Разве стал бы Фенрир Сивый спасать своих? Разве рисковал бы жизнью, бросаясь в горящий дом и вытаскивая очередное бесчувственное тело, держа его в зубах бережно, чтобы не поранить?

Но где же нападающие? Куда они делись? Ремус уже понял, что его чутьё ошиблось: Фенрира Сивого нет поблизости. Он отправил сюда лишь нескольких оборотней, чтобы посеять хаос и панику. «Бей-и-беги», так поступают подлые и злобные террористы вроде него. Но где они? Где? Он смотрел по сторонам, забыв о том, что он безоружен, забыв обо всём, кроме испепеляющей ярости, которая наполняла его сердце. И наконец заметил их – два тёмных силуэта стремительно убегали в лес сквозь облака дыма. Глухо зарычав, Ремус сжал руками древко метлы и полетел вперёд и вниз, пикируя к верхушкам леса…

- ГВИЛТ!!!

Грегор поднял голову и почувствовал, как в горле зарождается гневный рык. На крыше большого каменного дома стоял Мо Карсон, прихвостень Сивого. Он держал перед собой Урсулу, девушка билась и ругалась. Она стояла на самом краю крыши, и только ручища Карсона, держащая её за плечо, не давала ей сорваться и упасть. Грегор услышал, как рядом с ним вскрикнул от ярости какой-то парень, и сперва даже подумал, что это Финн, но потом понял, что это Дэн О’Ши.

- Пусти меня, ты, ебаная плесень!!! – вопила Урсула, пытаясь пнуть Карсона по ноге. Встряхнув её так, что она чуть не сорвалась с крыши, Карсон проревел:

- Отдай мальчишку, Гвилт, и она будет жить! Отдай мальчишку!!!

… Оглушающее заклятие попало в древко метлы. По дереву мгновенно расползлись трещины, горчщие изнутри зловещим алым светом. Прутья метлы заскрипели друг о друга, и Ремусу показалось, что она кричит. В отчаянной попытке удержаться он схватился за древко, но метлу уже крутило в воздухе, она врезалась в колючую крону ели, и Ремус слетел с неё. Беспомощно хватаясь за ветки, царапая руки и лицо, он скатился вниз, и тут же двое оборотней навалились на него, хватая его за руки и ноги.

Ремус заорал, вырываясь и пинаясь, попадая больше по воздуху, чем по нападающим. Страх смешался с яростью оборотня, которому осталось всего ничего до полнолуния, он отбивался от врагов коленями и локтями, пока один из них не обхватил его сзади, прижимая руки к туловищу. Кто-то зажал ему рот и завопил:

- Я нашёл его, Мо! Я нашёл его!!!

Ремус изо всех сил укусил ладонь, и его зубы пробили кожу, в рот брызнула солоноватая тёплая кровь. Кровь оборотня. Его внутренний волк взвыл от восторга, перемешанного с яростью, сам не понимая, что делает, Ремус приоткрыл губы, втянул в рот капли крови. Оборотень завопил и выпустил его, Ремус тут же пополз в сторону, но его снова схватили и перевернули на спину. В лицо ударил бледный свет «Люмос», Ремус отвернулся и зарычал, как пойманный пёс.

- Это не он, придурок! – хрипло прорычал чей-то голос. – У того нет шрамов!

Ремус снова отчаянно закричал, рванулся из чужих рук, но тут белый свет Люмос, бивший ему в глаза, внезапно сделался красным.

«Оглушающее, – подумал он, и из последних сил метнулся в сторону, пытаясь увернуться от красного луча…

… – Я нашёл его!!! – раздался далёкий крик из леса, и Мо Карсон обернулся. Это его и погубило. Тут же, не успел он даже вздохнуть, Урсула одновременно пнула его каблуком в колено, змеёй выскользнула из его хватки и бросилась вниз с крыши. Её мгновенно подхватил Квентин. Схватив парня за куртку, она вскарабкалась на метлу позади него.

- Спасибо, приятель, – хрипло сказала она. – Я не люблю, когда меня спасают, но спасибо.

Хрипло выругавшись от боли в колене, Мо Карсон посмотрел вслед улетающим оборотням. И в ту же секунду ощутил рядом с собой присутствие другого оборотня. В нос ударил запах крови, которую этот оборотень пока ещё не пролил, но которую готов был пролить прямо сейчас.

Карсон круто развернулся вокруг своей оси, выхватил палочку, но было поздно. Оттолкнувшись от земли мощными лапами, Грегор Гвилт взлетел на крышу дома одним прыжком. Карсон взвыл, когда когти одной лапы вонзились ему в бок, ломая рёбра, пронзая печень. Захрипел, когда другая лапа стиснула ему горло. Дико заорал, когда Гвилт поднял его над головой и одним движением сломал ему позвоночник. Тело Карсона полетело вниз и застыло на земле, изломанное, вздрагивающее. Изо рта и ушей текла кровь. Гвилт спрыгнул на него сверху, длинные челюсти опустились и сжались, и он мотнул головой, одним движением вырвав Карсону горло.

Когда он поднёс руку к лицу, чтобы утереть кровь, рука была уже человеческой. Перед глазами по-прежнему мерцала красная пелена, но Грегор знал, что совсем скоро он придёт в себя. Он огляделся по сторонам. Огня уже нигде не было, последние язычки пламени умирали под струями заклинания Агуаменти. Его стая справилась. Он справился. И как всегда, после вынужденного превращения, Грегор почувствовал нарастающую усталость.

Сделав круг, Квентин и Урсула опустились на землю. Квентин слез с метлы и только сейчас понял, как у него дрожат ноги. И руки. И губы. Он дрожал так сильно, что не мог ровно стоять, не мог говорить, не мог даже улыбнуться, когда Томпсон и остальные хлопали его по плечам, орали и смеялись. Точно так же ликовала его команда в Хогвартсе, когда они выигрывали матчи по квиддичу. Вспомнив об этом, Квентин наконец-то вышел из ступора. Он заставил себя улыбнуться и кивнуть Томпсону, который что-то радостно вопил ему на ухо.

- Отлично, ребята, – хрипло сказал он, как когда-то говорил капитан его команды. – Отлично сработали, просто идеально, – повторял он, пожимая тянущиеся к нему руки, с трудом понимая, что говорит. В голове билась всего одна мысль: Джин. Отойдя на шаг от оборотней, всё ещё хлопавших его по плечам, он огляделся по сторонам.

И увидел её.

Джин со всех ног бежала к нему из леса, её волосы развевались, на глазах блестели дорожки слёз. Она обхватила его за шею, Квентин сжал в объятиях её талию, прижимаясь щекой к её волосам. Напряжение наконец-то отпустило его. Он почувствовал, что слёзы брызгают из его глаз. Джин вытирала ему лицо тонкими прохладными пальчиками.

- Ты жива, – сдавленно прошептал Квентин и поцеловал её дрожащими солёными губами. Его снова начало трясти. Он никогда не был очень храбрым, иначе поступил бы на Гриффиндор, а не на Хаффлпафф. Он просто всегда хотел защитить тех, кто для него важен. Заботиться. Помогать. И сейчас пережитый страх лишил его последних сил.

Только спустя несколько секунд он наконец смог оглядеться по сторонам и увидел Бобби. Та слабо улыбнулась ему разбитыми губами. Наплевав на конспирацию, Квентин протянул ей руку, и женщина шагнула к нему, обняв одной рукой его, другой – Джин, похлопала его по спине. На несколько секунд все трое закрыли глаза. И не увидели, как улыбнулась, глядя на них, Урсула, как улыбка исчезла с её лица, когда она поймала взгляд Финна, и как она прошла мимо него к большому дому, машинально потираяживот.

Внезапно среди общего тихого гула голосов послышался отчаянный мучительный крик. Квентин почувствовал, как Джин вздрогнула рядом с ним, его руки, всё ещё обнимавшие её, оцепенели от испуга.

Лосось упал на колени возле стены большого дома, не переставая кричать. Квентин раньше никогда не слышал его крика, мог по пальцам пересчитать даже те случаи, когда Лосось просто говорил, и сейчас его буквально пронзил этот страшный и жалобный крик. Заливаясь слезами, Лосось склонился над вытянувшимся на земле телом, большие дрожащие руки пытались приподнять голову, и не могли. Камал продолжал лежать, повернув лицо в сторону, огонь костра отражался в струйке крови у горла и мёртвых чёрных глазах.

… Кроме Камала, погибли ещё шестеро. Только один из них был убит заклинанием Авада Кедавра, двое зарезаны, как Камал, остальные задохнулись от дыма или погибли под обломками рухнувших крыш. Их отнесли на границу деревни, уложили в ряд, сложили руки на груди. В полном молчании Грегор Гвилт подошёл к Лососю и сжал его плечо. Тот едва обратил на это внимание: его помертвевшее лицо не выражало никаких чувств, чёрные глаза неподвижно смотрели на мёртвого брата. Вожак окинул взглядом нескольких оборотней, те тут же удалились за носилками и лопатами. Потом Гвилт снова осмотрел выживших, тёмной толпой сгрудившихся вокруг трупов.

- Вы все отлично сработали, – хрипло сказал он. – Эти гады пришли сюда только вшестером, троих мы убили, ещё трое смогли уйти. Они хотели испугать нас. Заставить нас паниковать. Но они не добились своего. Я горжусь вами, всеми вами.

Кто-то из оборотней закивал, кто-то тихо забормотал невнятные слова в ответ, кто-то просто смотрел на вожака усталым, но преданным и благодарным взглядом. Его сузившиеся серые глаза вновь окинули стаю и внезапно резко расширились, когда он не досчитался ещё одного оборотня.

- Где Ремус Люпин? – резко спросил он. – Где он?

10 ноября 1981 года. 3:49

Сознание возвращалось медленно, вспышками, после которых снова наступала темнота. На секунду из темноты появился металлический пол, покрытый пятнами; потом Ремус увидел ржавую решётку; потом – тёмную фигуру, тяжело привалившуюся к этой решётке.

- Адам? – хрипло проговорил он, облизнув персохшие губы. В затылке пульсировала боль, но мало-помалу её вспышки становились всё слабее, а зрение и сознание прояснялись.

Адам пошевелился, приподнял голову.

- Ты очнулся, – глухо проговорил он, проводя рукой по лицу. – Как себя чувствуешь?

- Просто замечательно, – пробормотал Ремус, хватаясь за решётку, чтобы сесть. – Не откажусь от кофе. Со сливками.

Адам хрипло рассмеялся. Держась за решётку, Ремус поднялся на ноги. Голова у него кружилась, уши временами закладывало. «Это всё Оглушающее, – вяло подумал он. Не беда: пройдёт, не в первый раз. Последствия Оглушающего – не то, о чём надо волноваться сейчас.

Они с Адамом находились в клетке. Железный пол, стены из толстых прутьев – всё покрыто тёмными пятнами. Свет проникал откуда-то сверху, слабый, неровный, не дающий толком что-либо разглядеть. Протянув руку между прутьями решётки, Ремус нащупал шершавую стену. Подняв голову, увидел над головой решётчатую крышку клетки, а выше – уходящие вверх стены, плотно обступившие клетку со всех сторон, и прямоугольный проём в одной из стен. Из проёма и проникал тот слабый, тусклый свет. Присмотревшись, Ремус заметил, что от клетки ввысь тянутся стальные тросы.

- Мы в лифте, – проговорил он.

Ничего похожего на роскошные, с зеркалами и бронзой, лифты Министерства магии, куда иногда брал его с собой на работу отец. Ничего общего с потрескавшимся линолеумом, выжженными сигаретами кнопками и дурацкими надписями на стенах, которые он видел в лифтах магловских домов. Это был старый, дряхлый лифт, в котором дверь нужно было открывать вручную. И здесь проливалась кровь. Она давно засохла и запеклась, но Ремус чувствовал её слабый, въевшийся в железо запах. Сколько пленников, как они, дожидались здесь своей участи?..

Новый приступ головокружения заставил Ремуса сесть на пол. Откуда-то снизу, из глубин шахты, поднимался затхлый запах, а сверху тянуло холодным воздухом. Стараясь согреться, Ремус обхватил себя руками.

- Как ты здесь оказался? – спросил он у Адама.

- Его волки схватили меня на южном побережье вчера утром. А тебя принесли несколько часов назад.

- Чьи волки? – сдавленно спросил Ремус, уже зная, каков будет ответ.

- Фенрира Сивого, разумеется. Я слышал, как он велел своим парням переместиться в деревню через портал. Хантер… Сивый говорил что-то про Хантера. Его видели в Ньютауне. Портал находился возле этого города. Грегор запретил нам светиться там слишком часто, но Хантер… чёртов пьяница. Я так и знал, что он навлечёт на нас беду.

Ремус почувствовал, что у него холодеют руки. Хантер не оказался бы в Ньютауне, если бы вчера ночью его друзья не выгнали его. Неужели он попался на глаза оборотням Сивого и в отместку за всё решил выдать, где находится портал? Если так, то именно решительный порыв Урсулы, Квентина и Джин привёл к этому кошмару. Вот уж точно: благими намерениями вымощена дорога в ад.

- Кто-нибудь погиб? Ты видел? – сдавленно спросил Адам.

- Я видел, как Грегор превратился. Потом не помню.

- Грегор наверняка жив, – пробормотал Адам. – Сивый хочет убить его сам. Он хотел только, чтобы его волки захватили кого-нибудь в плен.

- Зачем? Что он с нами сделает?

- Кофе поить не станет, это точно.

В голосе Адама звучала глухая, но явная ненависть. Подняв голову, он неподвижными глазами вглядывался в проём в стене над головой. Его глаза блестели в темноте.

- Хочу попросить у тебя прощения, – внезапно произнёс Адам. – Я не дал тебе попрощаться с отцом.

Ремус не сразу понял, о чём это он. Потом вспомнил о том, как в самый первый день пытался отправить письмо, и его пронзила слабая дрожь, но не от холода.

- Я соврал тебе, – пробормотал он, прислоняясь гудящей головой к решётке. – Отец знал, куда я направлюсь. Я хотел выследить Грегора. Я хотел сказать в письме, что нашёл его. И это я сдал вас аврорам, когда вы отправились в Стантон-Лонг.

Адам взглянул на него. Глаза его жгли, как угли. Он внезапно рассмеялся.

- Я подозревал… Говорил Грегору, что надо допросить тебя сразу. А он всё гнул своё: зачем делать для него исключение, дождёмся полнолуния, тогда он сам всё расскажет…

- Я не стану извиняться, – проговорил Ремус. – Вы были моими врагами. Вы убили мою подругу, Марлин МакКиннон. На моём месте ты поступил бы так же.

Адам кивнул, не сводя с него глаз:

- Я знаю. Мне стоило убить тебя в первый же вечер. Может, стоит сделать это сейчас? Есть вещи похуже смерти. Когда ты окажешься там, – он снова поднял глаза кверху, – ты это поймёшь.

- Я уже понял, – проговорил Ремус. – Делай, что считаешь нужным. Но учти: я буду сопротивляться.

Адам снова рассмеялся, и Ремус неожиданно для себя ответил ему тем же. Смех отозвался зловещим эхом, и они замолчали.

- Как ты похож на своего отца, – покачал головой Адам. – Хотел бы я ненавидеть тебя так же.

- За что ты ненавидишь отца – я понимаю, – отозвался Ремус. – Но Фенрир? Почему он твой враг?

Адам долго не отвечал. Ремус вдруг почувствовал укол вины: всё-таки это личный вопрос. Но только он собрался извиниться, как оборотень заговорил, глядя в сторону:

- Когда-то мы были в одной стае. Друзьями не были. У Фенрира есть подельники, есть приятели, есть слуги, но нет друзей. Тогда он ещё не был вожаком. Мы оба служили Ральфу Кривозубу. Мы с Фенриром были совсем детьми, когда попали к нему.

Он снова замолчал, словно заблудившись в тех далёких годах.

- Меня обратили насильно, как и тебя, – проговорил он наконец. – Я был сиротой. Отца не знал. Мать родила меня, когда ей было четырнадцать, от родов и умерла. Меня воспитывал дед. Он батрачил на фермах в Шотландии. Перед войной многие фермеры разорились, ну а в войну стало ещё хуже… Города бомбили, но там хотя бы можно было получить продуктовые карточки. А в деревнях начался голод. Дед не мог найти работу, и мы рыбачили, ставили силки на кроликов – перебивались, как могли. Дошло до того, что мы стали жить в лесу. Построили шалаш. Дед всё беспокоился, что будет зимой, но так до зимы и не дожил. Оборотень напал на нас. Меня только укусил. Я заорал. Дед проснулся и накинулся на оборотня. Было бы у него ружьё, может, всё и обошлось бы, но у него был с собой только нож… Тварь буквально разорвала его на куски, а потом уплелась в лес – дед всё-таки ранил зверя, и на то, чтобы добить меня, у него сил не хватило.

- Мне очень жаль...

- Ему было всего сорок два, когда это случилось. Он был младше, чем я сейчас… Я добрался до города. Иногда мне удавалось колдовать, правда, я сам тогда не понимал, что это. Но других волшебников я не встретил, а магия помогала мне не всегда. Я воровал, попрошайничал. Попал в тюрьму. Там же и превратился в первый раз. Убил троих полицейских… сбежал… и попал к Ральфу. В его стае я встретил Грегора и Фенрира.

Он откинулся назад, прикрыл глаза:

- Грегор… Он всегда был другим. Большинство из нас были превращены в оборотней. А Грегор таким родился. Его родители были оборотнями, которые ушли из стаи Ральфа. Но Ральф не стерпел этого. Когда Грегор был ребёнком, крестьяне поняли, что его родители оборотни, заколотили их в доме и подожгли. Но Грегора там не было. Ральф забрал его раньше. Это он выдал его родителей, отомстил им и забрал ребёнка, чтоб сделать своим слугой. Но он просчитался. Грегор не мог подчиняться никому. Когда мы все повзрослели, Грегор ушёл из стаи Ральфа и увёл за собой меня, Фенрира и ещё десять молодых оборотней. Мы долго скрывались по всей стране, от Ральфа и от авроров. Фенрир был проблемой. Он был слишком жесток. Он хотел убивать. За ним всюду тянулся кровавый след. Он постоянно подвергал нас опасности, и Грегор не выдержал и выгнал его. О нём долго не было ни слуху ни духу, а уже потом мы узнали, что он сколотил свою стаю. Но мне было не до Фенрира. Я и моя подруга Вирджиния полюбили друг друга, и больше нас ничего не волновало.

Не открывая глаз, Адам покачал головой:

- Когда меня схватили авроры, и твой отец добился, чтобы меня отправили в Азкабан, Вирджиния ждала моего ребёнка. Я спрятал мысли о ней так глубоко, что ни одному дементору не удалось их забрать. Все долгие три года я запрещал себе даже думать о том, что она на свободе, ждёт меня. О том, кто у нас родился – мальчик или девочка. О том, какое имя она выбрала. Я позволил этим мыслям вернуться только когда вышел из тюрьмы. Жил ими всё время, пока бежал обратно к Грегору. Наконец-то я снова увиделся со своим другом. Но Вирджинии не было.

Он помолчал, а потом резко, отрывисто сказал:

- Фенрир хотел Вирджинию ещё с тех пор, как мы все были в одной стае. Когда Грегор его прогнал, он звал её с собой, но она не пошла. Пока я был в тюрьме, Фенрир выследил её. Похитил. Она отказалась быть с ним даже под угрозой смерти. Тогда он изнасиловал её. От этого у неё случился выкидыш. Вирджиния сбежала, вернулась к Грегору, рассказала обо всём. Может быть, она смогла бы жить дальше и ждать меня, мы бы вместе отомстили за наше дитя… Но она не смогла. Три года я ждал, когда увижу любимую женщину, и не знал, что она убила себя.

- Мне так жаль, – снова проговорил Ремус. Это были глупые слова, беспомощные и бесполезные – но что ещё он мог сказать?

- Конечно, Грегор решил отомстить. Он похитил любовницу Сивого, Зельду. Когда я вернулся из Азкабана, она ходила по нашему лагерю королевой, таская на руках этого ублюдка Финна. Всем и каждому говорила, что мальчишка – сын Грегора. Но я никогда этому не верил. Он растёт таким же чудовищем, как его настоящий отец. Мой друг стареет. Когда-нибудь он умрёт. Надеюсь, и я умру поскорее, и не увижу, как Финн станет вожаком.

Тянулись бесконечные минуты. Воздух в шахте был неподвижный, наполненный пылью, кровью и страхом. Ремус замёрз и очень хотел пить. Ему казалось, что он сидит в этой клетке целую вечность. Суждено ли ему ещё когда-нибудь увидеть солнечный свет? Увидеть отца? Профессора Дамблдора? Могилы своих друзей? Услышать что-нибудь, кроме этой мёртвой давящей тишины?

Словно в ответ на эти мысли, тишина исчезла.

В уши вонзился дребезжащий скрип, к которому тут же добавился протяжный металлический визг. Где-то заработал старый, проржавевший механизм. Лифт тряхнуло. Адам и Ремус вскочили на ноги. Схватив Ремуса за плечо, Адам притянул его к себе, подальше от закрытой двери. Ужасно медленно, трясясь так, что оборотни едва не падали, лифт полз вверх. Механизм натужно скрипел, стонал и выл.

И вдруг сверху раздался вопль. Протяжный, воющий, он как будто не принадлежал ни человеку, ни зверю. К воплю присоединились и другие голоса. Они орали, хохотали, рычали, сплетаясь в ужасный беспорядочный шум, который всё усиливался из-за эха. Вцепившись похолодевшими руками в ржавые прутья, Ремус смотрел вверх и не знал, чего боится больше: что механизм не выдержит, ржавые тросы лопнут, и они с Адамом полетят вниз и разобьются насмерть, или что лифт всё-таки доедет?

Склонившись к его уху, Адам громко сказал, стараясь перекрыть шум:

- Держись позади меня.

Ремус только кивнул – голос куда-то пропал.

Лифт въехал в полосу света – до остановки оставалось совсем немного. Ремус уже мог видеть сквозь проём в стене часть комнаты – обшарпанные стены, высокий потолок. Вдруг в глаза ему ударил свет, и он зажмурился, а когда снова смог видеть, то понял, что перед ним просторная комната, полная оборотней.

Они столпились в нескольких шагах от лифтового проёма. Широко расставленные ноги, сгорбленные спины, выставленные вперёд плечи, скрюченные пальцы, оскаленные зубы – они были похожи на древних звероподобных людей, ещё не научившихся прямо стоять и внятно говорить. Увидев пленников, они разбушевались ещё громче – прыгали, размахивали кулаками, завывали, щёлкали зубами. Ремус прижался к решётке, оцепенев от отвращения и ужаса. Те, кого он видел, как будто не были людьми. Это были дикие звери, по какой-то злобной иронии судьбы принявшие человекообразный облик. Ненависть и жестокое ликование исходили от них волнами, так же как и острый звериный запах, и Ремуса отделяла от этой ненависти только железная решётка.

Лифт вздрогнул в последний раз и остановился. Визгливый скрип затих, потерялся в шуме и криках. Оборотни расступились, пропуская вперёд высокого бледного мужчину. Длинные нечёсаные волосы падали ему на лицо, и глаза злобно сверкали сквозь завесу волос, как сквозь кусты. Ремус сбился со счёту, сколько раз в своих кошмарах он видел этот взгляд.

Перед ним стоял Фенрир Сивый.

Вожак сделал пару шагов вперёд и остановился, насмешливо глядя на пленников. Вскинул правую руку лёгким, почти дирижёрским движением, и вся свора оборотней тут же затихла.

- Тихо, тихо, ребята, – проговорил в полной тишине Фенрир. – Пошумели и хватит. Смотрите, как вы напугали наших гостей. Мне кажется, или Адам слегка побледнел?

Тишина взорвалась издевательским хохотом. Кто-то швырнул в решётку лифта смятую пивную банку, и та с грохотом отскочила на пол. Адам не шелохнулся, только чёрные губы дрогнули в презрительной гримасе.

- Рад снова видеть тебя, дружище, – продолжал Фенрир, ухмыляясь так, что были видны все зубы. Они были длинные и жёлтые. Правый верхний резец сверху донизу прошила трещина. – А ты меня – рад? В Стантон-Лонг ты очень хотел поговорить со мной. Что, уже передумал?

Адам ничего не ответил. Фенрир повернулся к Ремусу:

- А вот и ты, мой славный мальчик. Скучал? Я – безумно, – он шутливо клацнул зубами. – Твой папа ещё не рассказал тебе правду?

- Рассказал, – с ненавистью отозвался Ремус. – И знаешь что? Он был прав. Ты – безумная злобная тварь, и лучше бы ты сдох!

- Ах ты, паршивец, – протянул Сивый. Улыбка стала угрожающей, глаза злобно сверкнули. – Знаешь, что я могу сделать с тобой за такие слова? Уверен, не знаешь. Даже представить не можешь.

- Хватит болтать, – перебил его Адам. – Чего ты хочешь?

- Чего я хочу? – переспросил Сивый. – Ты у меня как кость в горле, Адам. Ты и этот мерзавец Гвилт. Скольких моих ребят вы убили и покалечили за эти двадцать лет? Скольких похитили? Сколько всего у меня отняли? И из-за чего? Из-за самки! Как будто ты не мог найти другую!

Он подошёл вплотную к решётке, Адам шагнул ему навстречу, и вот оба непримиримых врага стояли лицом к лицу.

- Чего я хочу? Я хочу, чтобы вас не было. Вы стали слишком старыми. Ваше время вышло. Я убью тебя, Адам. Я убью Гвилта. Я заберу моего сына. И возьму вещь Тёмного Лорда. Он отдал бы её мне, если бы не Гвилт. Я всегда преданно служил Тёмному Лорду, и я заслужил больше доверия!

- Тёмный Лорд умер! – прорычал ему в лицо Адам. – Ты продержался так долго лишь потому, что был ему полезен. Это твоё время вышло, Фенрир. Авроры найдут тебя, и в этот раз тебе не удастся отвертеться от Азкабана. Если только тебя не прикончат, как бешеную шавку!

Оборотни заволновались, зашумели.

- Что ты его слушаешь, Фенрир? – выкрикнул один из них – тощий, изжелта-смуглый, с косматыми волосами. – Давай убьём его! Убьём обоих!

- Заткнись, Бёрдок! – рявкнул Сивый.

- Дай их нам, Фенрир! Дай их нам! – вразнобой завопили оборотни. Снова поднялся шум.

- МОЛЧАТЬ!!! – проревел Фенрир. Его голос громовым раскатом прокатился по комнате, и все тут же притихли. В наступившей тишине Адам негромко рассмеялся.

- Ладно, – проговорил он, глядя в перекошенное от злости лицо Фенрира, – повеселились и хватит. Я понял, что ты хочешь моей смерти. Я хочу того же. Но я хочу умереть, как волк, а не как овца. Выпусти меня из клетки, и сразимся. Без магии. Без оружия. Только ты и я. Решим всё здесь и сейчас.

Фенрир отступил на шаг, склонил голову набок, окидывая Адама оценивающим взглядом:

- Продолжай.

- Если будешь драться честно, я сохраню тебе жизнь. Обещаю, что мы с Грегором не будем преследовать тебя. Собирай свою свору и убирайся из Британии. Навсегда. Если ты победишь, то можешь меня убить.

- Только тебя? – ухмыльнулся Фенрир.

- Мальчишку ты отпустишь, – сквозь зубы ответил Адам. – Он бесполезен для тебя. Он даже не умеет контролировать своего волка.

- Так не пойдёт. Какая мне выгода, если я при любом исходе останусь без заложников?

- Такая, что если я проиграю, кто-то должен будет рассказать Грегору о моей смерти. И лучше, если это будет Ремус. Потому что если ты отправишь кого-то из своих псов, Грегор его убьёт.

- Я всегда могу обратить кого-то ещё, – ухмыльнулся Фенрир. – Не нравятся мне твои условия, Адам. Вот мои: драться будем насмерть. Грегор будет очень не рад, когда узнает, что ты попал в плен, так что оправдаться ты сможешь, только если убьёшь меня. А если умрёшь сам, то я отпущу мальчишку. Но только в том случае, если ты будешь хорошо драться, не дашь мне скучать. Открой дверь, Майк.

Толстый оборотень в рваной майке подошёл к двери лифта и завозился с замком. Ремус повернулся к Адаму. Тот не смотрел на него.

- Адам… Адам, нет!

Железная дверь распахнулась. Адам вышел из лифта, не обернувшись. Ремус протянул руки, пытаясь схватить его за плащ, но вместо этого схватился за ржавую решётку – дверь снова захлопнулась, и Майк, гадко улыбаясь, повесил на неё замок.

- Стойте! – закричал Ремус. – Сивый! Эй, Сивый! Если хочешь драться с ним – дерись и со мной тоже!

- Мы уже договорились, – ухмыльнулся Сивый. – Заткнись, щенок, и наслаждайся зрелищем.

- Это я сдал тебя! – крикнул Ремус, и его голос дрогнул – он надеялся, что от гнева, а не от отчаяния.

Фенрир остановился и медленно обернулся. Обернулся и Адам. В его чёрных глазах не было злости – только удивление.

- Я сдал тебя Министерству, – отчётливо сказал Ремус, глядя на Фенрира сквозь решётку. – Я узнал о том, что Гвилт готовится напасть на тебя в Стантон-Лонг. И я сообщил об этом Дамблдору, а он прислал авроров. Джим Хейвуд в тюрьме из-за меня. Я хочу, чтобы ты знал это, – он ненадолго замолчал, прежде чем договорить: – потому что сейчас ты умрёшь.

Фенрир злобно оскалился, и Ремус понял, что разозлил его. Теперь ему оставалось лишь надеяться, что Сивый потеряет свой кураж, забудет об осторожности и не сможет драться как следует. Губы Адама дрогнули в улыбке, но тут же снова сжались в твёрдую линию.

- Начинаем, – бросил Фенрир.

Оборотни расступились, образовав полукруг. Раздался внезапный удар – кто-то стукнул куском арматуры по трубе. Часть оборотней, схватив железные прутья, забарабанили по стенам, полу, трубам в едином угрожающем ритме. Ремус невольно вздрогнул, когда Адам снял кожаный плащ и рубашку – могучая грудь и широкая спина оборотня были безжалостно исчерчены старыми шрамами. Фенрир небрежно, явно рисуясь, стянул через голову футболку и отшвырнул её в сторону. Оборотни восторженно взревели, когда он вскинул вверх руки, демонстрируя бицепсы, хотя, на взгляд Ремуса, по сравнению с Адамом Фенрир был слишком жилистым и не особенно высоким.

Оставшись только в штанах и ботинках, противники ненадолго замерли, глядя друг на друга. Потом начали медленно двигаться по кругу. Первым ударил Адам – легко, сплеча, но Фенрир покачнулся от этого удара. Сердце Ремуса радостно встрепенулось, и тут же упало: Фенрир сильно ударил Адама по рёбрам, заставив врага глухо вздохнуть от боли. Они отступили друг от друга, немного покружили, и потом снова набросились, с большей яростью.

Ремус много раз видел, как дрались Сириус и Джеймс. На первом-втором курсах они постоянно это делали: слово за слово, и вот уже они сцепились, как щенки, а через минуту смеются, как ни в чём не бывало. Он видел, как на старших курсах Джеймс дрался со Снейпом – яростно и неумело. Как дрались Финн и Лосось – жестоко и грязно. Но бой Фенрира и Адама был гораздо более жестоким, чем всё, что он видел раньше. От ударов по корпусу, жёстких, но точных, противники быстро перешли к более грубым приёмам – ударам в лицо, ноги, живот. Улучив момент, Фенрир быстрым движением пнул Адама в голень, но тяжёлый ботинок смягчил удар. Адам отомстил ему за это, ударив в лицо; огромный кулак рассёк левую бровь Фенрира, в считанные секунды она распухла и кровавой бороздой нависла над глазом. Оборотни, обступившие поле боя, оглушительно шумели, били палками по стенам, злобно рычали на Адама и торжествующе вопили каждый раз, когда кулак Фенрира достигал своей цели. Этот шум мог привести в ярость кого угодно. Но Адам и Фенрир, казалось, ничего не слышали. Как влюблённые растворяются в своей любви, эти двое растворились в своей ненависти. Им не нужен был никакой шум, чтобы с каждой секундой всё сильнее впадать в ярость.

Схватив Фенрира за волосы и плечо, Адам согнул его и с ужасным криком ударил коленом в живот, потом отшвырнул. Фенрир рухнул на пол, но тут же вскочил, оттолкнувшись ладонями от пола, оставив кровавые отпечатки. Он набросился на Адама, обхватил руками его голову и вцепился зубами в ухо. Взревев от боли, Адам сбросил его с себя; Фенрир упал навзничь, Адам навалился на него и начал бить по лицу. Его левое ухо было наполовину оторвано, кровь лилась по шее ручьём. Раз за разом он обрушивал кулак на лицо Фенрира; костяшки уже покрылись блестящей кровью. Ремус прислушался и не поверил своим ушам: Фенрир смеялся!

- И… это… всё? – выдохнул Сивый. Изловчившись, он ударил Адама коленом в живот. Боль заставила Адама промахнуться; его кулак врезался в пол, и оборотень охнул от боли. Вырвавшись, Сивый накинулся на Адама сверху, врезал локтём в затылок, от чего оборотень снова охнул и опустил голову. Схватив его за дреды, Сивый начал бить его лицом о пол, издевательски хохоча. Жуткие звуки ударов. Брызги крови.

«Я не хочу на это смотреть, – подумал Ремус, но смотрел. Адам оттолкнулся руками от пола и резко перевернулся, попытавшись придавить Фенрира своим телом, но тот был гибким и быстрым, и мгновенно откатился в сторону. Адам молниеносно вскочил на ноги. Белки глаз и оскаленные зубы жутко сверкали на его лице, избитом, залитом кровью, похожем на страшную африканскую маску. Он дважды пнул Фенрира в живот, не давая ему подняться. Потом остановился и прорычал:

- Твои последние слова!

Фенрир полулежал на полу, опираясь на локоть. Его впалый живот дёргался, поднимаясь и опускаясь в такт рваному дыханию. Глядя снизу вверх на Адама, он широко улыбнулся. Тот зуб, с трещиной, Адам ему выбил, остальные блестели от крови.

В ответ Фенрир только расхохотался. Адам смотрел на него с отвращением. Он шевельнул ногой, собираясь пнуть Фенрира в зубы, но так этого и не сделал.

Потом Ремус вспоминал, что на самом деле всё произошло очень быстро. Но тогда он видел всё как в замедленной съёмке. Очень медленно, словно шагая сквозь толщу воды, за спину Адаму зашёл Бёрдок. Бледный язык медленно облизнул тонкие губы. Долго, мучительно долго взлетала вверх костлявая рука с зажатым в ней ножом.

Надо что-то делать. Надо закричать. Но как закричать, когда весь воздух вокруг стал густым, словно снег, а лёгкие превратились в глыбу льда? Сжав в кулаках прутья решётки, Ремус забился о них грудью, пытаясь разбить лёд в груди. Боль привела его в чувство, и он закричал, перекрывая грохот железных прутьев, рёв и визги оборотней и безумный стук собственного сердца, закричал изо всех сил:

- Адам! СЗАДИ!!!

Адам резко развернулся и поймал руку Бёрдока. Его лицо перекосилось от ярости. Затрещали кости. Бёрдок завопил от боли, нож выпал из его задрожавших пальцев. Вторая рука Адама схватила его за голову, большой палец прижался к глазнице, выдавливая глаз. Тёмная жидкость потекла по лицу Бёрдока, заливаясь в раскрытый рот; он визжал от боли, не переставая.

Отшвырнув его в сторону, Адам подобрал нож и тут же, с разворота, вонзил его в грудь другому оборотню, который набросился на него сзади. Сразу же подлетел третий, с оглушительным лающим смехом воткнул нож Адаму в бедро. Адам застонал от боли и зашатался. А тем временем Фенрир поднялся на ноги и отступил за спины своих оборотней.

- Нет! – кричал Ремус, тряся решётку. – Так нечестно! Прекрати! Останови их!

Оборотни набрасывались на Адама один за другим. Били ножами в живот, спину, ноги. Он возвращал удары. Три тела уже лежали у его ног; раненые с воем отползали в сторону; пол был сплошь забрызган кровью. Но Адам был один, и некому было ему помочь. Оборотни кидались на него, били ножами, кусали и тут же отскакивали в сторону, как трусливые псы, а он умирал. Умирал, как волк.

Он поскользнулся на крови и пошатнулся, и это стало для всех сигналом. Не меньше восьми оборотней навалились на него, повиснув на руках и плечах. Адам снова зашатался; нож выскользнул из ослабевших пальцев, но не упал – его подхватил Сивый.

- Поцелуй от меня Вирджинию, – усмехнулся он, и вонзил клинок в шею Адама.

- НЕТ! – закричал Ремус.

Сивый выдернул нож, и из раны хлынула кровь. Оборотни отпустили Адама, отбежали в стороны. Медленно, будто не веря в то, что случилось, Адам зажал рану рукой и сделал несколько шагов в сторону Ремуса. Рухнул на колени. Наклонился, опираясь рукой о пол.

- Адам… – прошептал Ремус.

Фенрир подошёл и с размаху пнул Адама в рёбра, так что тот перевернулся и упал на спину, раскинув руки. Ремус упал на колени, протянул руку сквозь прутья решётки и схватил холодную, скользкую от крови ладонь Адама.

Зачем он это сделал? Он и сам не знал. Этот человек ненавидел его отца. Был готов убить его самого. Но каким-то глубинным чувством, волчим инстинктом Ремус понял: сейчас Адаму нужен кто-то из его стаи. Хоть кто-то, чтобы он не умирал в одиночестве.

Адам с трудом поднял левую руку. Прижал непослушные пальцы к ране. Повернул к Ремусу лицо и, глядя ему в глаза, прохрипел:

- Скажи отцу… я его… прощаю.

Его лицо расплывалось перед глазами Ремуса. Что это? Зачем у него на глазах слёзы? Адам – его враг. Враг, который пытался спасти его жизнь. Враги должны оставаться врагами, а друзья – друзьями. Он должен был сражаться против Адама, плечом к плечу с Сириусом. Почему, почему всё так сложно?

Топор обрушился на руку Адама. Ремус не вскрикнул, хотя лезвие прошло всего в дюйме от его пальцев – только вздрогнул и потянул отрубленную кисть к себе, чтобы выбросить её в шахту. Но Фенрир с силой опустил подкованный сапог ему на пальцы, заставив их разжаться, поднял кисть и швырнул её какому-то оборотню:

- Отнесёшь это Гвилту, Том. Ему понравится.

- Он же меня убьёт, – пробормотал Том, побледнев так, что на его лице под слоем грязи проступили веснушки. Машинально сжав кисть в своих руках, он смотрел на неё с таким страхом, как будто бы она могла его укусить. Фенрир шагнул к нему, схватил за плечо и грубо встряхнул:

- Смеешь мне возражать, мразь? Пошёл вон, или я тебя так отделаю, что позавидуешь Бёрдоку. Вон!

Том поспешно скрылся. Тем временем к распростёртому на полу Адаму подошёл Бёрдок – сломанная рука висит плетью, на месте левого глаза жуткая дыра – и начал исступлённо бить его ногами.

- Успокойся! – рявкнул Сивый, отталкивая его в сторону. – Не порти хорошее мясо! Унести его!

Несколько оборотней подняли Адама и куда-то понесли, и больше Ремус его не видел. Подняв голову, он посмотрел на Фенрира и с ненавистью произнёс:

- Ты – трус!

Фенрир шагнул вперёд, протянув руку сквозь прутья решётки, схватил Ремуса за воротник и поднял на ноги, притянгивая к себе. До боли сжимая решётку в кулаках, Ремус смотрел на него, задыхаясь от ненависти и удушливого запаха крови и пота. Они были так близко друг к другу, что спутанные, мокрые от крови волосы Сивого касались его лица, вызывая тошноту.

- Зато ты храбрый, – проговорил он, глядя Ремусу прямо в глаза, и улыбнулся: – Ты хорошо мне послужишь.

Ремус рванулся, корни волос пронзила боль.

- Лучше я умру!

- Есть вещи похуже смерти, мой мальчик, – Фенрир жутко ухмыльнулся, облизнул окровавленные зубы. – Поверь мне, уж я-то знаю.

- Что мы с ним сделаем? – спросил Толстый Майк. – Джима схватили из-за него!

- Верно, Майк. Он виноват, что Джима схватили, он же поможет нам его вытащить, – Фенрир выпустил волосы Ремуса и издевательски хлопнул его по щеке. – Возьмём его с собой. Будет отвлекать дементоров.

Старый лифт затрясся, и под натужный вой ржавой машины Ремуса потащило обратно во тьму.

====== Часть 32. ======

10 ноября 1981 года. 7:00

Город Абергавенни встречал утро нового дня. Поёживаясь от промозглого холода, поднимая воротники пальто и надвигая шляпы на лица, маглы выходили к остановкам автобусов. В окнах горел жёлтый свет, отчего на улицах, окутанных утренним полумраком, становилось ещё неуютнее и холоднее, хотелось забраться в тепло, накрыться одеялом и дремать весь день.

Кэтрин уже давно миновала последние дома города и теперь шагала через поле, высоко поднимая ноги, чтобы не запутаться в высокой пожухлой траве. Она дошла до берега реки Аск, посмотрела на то, как струится над рекой туман, как далеко на востоке желтеет рассветное небо. Потом перевела взгляд на высокий трёхэтажный дом, который стоял на берегу. Этого дома не было на картах, и маглы не смогли бы его увидеть, даже если бы подошли совсем близко. На вершине черепичной крыши поскрипывал флюгер в виде дракона, в маленьком садике облетали сливы-цеппелины. На одной из стен, увитых высохшим плющом, светилась в полумраке медная доска с надписью: «Пансионат миссис Тоуд. Чистые комнаты! Собственная совятня! Всего пять галеонов в месяц! За дополнительные десять сиклей в месяц – подключение к Сети Летучего пороха».

Именно в этом доме снимала квартиру Бобби, пока её не похитили. Кэтрин подошла к узорчатой решётке, провела пальцем по её прутьям, стирая осевшую на них влагу. Потом посмотрела на часы.

Семь часов две минуты утра. Патронус Бобби опаздывал уже на две минуты. Кэтрин прислонилась к решётке, глядя на реку. Туман постепенно таял, на прощание окрасившись розовым рассветным цветом.

Если они с Бобби выживут, хорошо бы поселиться именно в таком месте. На берегу реки, в хорошем доме с садом. Чтобы не в самом городе, но и не далеко от него. Если они выживут…

Семь часов пять минут.

Кэтрин знала, что не должна была следовать за ней. Они так условились. Что бы ни случилось, она должна была отправиться сюда, в Абергавенни, а не затерянную в горах деревушку. Она знала, что нужно было придерживаться плана, но всё равно чувствовала, как ноет сердце. Последний раз, когда она видела Бобби, та билась не на жизнь а насмерть с шестью оборотнями. За эти двенадцать часов с ней могло случиться всё, что угодно.

Семь часов восемь минут.

А что, если она умерла?

Семь часов девять минут.

Если Патронус не появится через минуту, Кэтрин аппарирует в деревню, и будь что будет. Пусть отрубают руку, пусть убивают, ей всё равно.

Семь часов десять минут.

Серебряная ласточка сперва показалась ей последней звездой, ещё не погасшей в утреннем небе. Кэтрин протянула руку и улыбнулась, чувствуя, как камень падает с души: Бобби жива. И в то же время ей было страшно, она заранее боялась тех новостей, которые принесла эта серебряная птица, так доверчиво опустившаяся на её протянутую руку.

- Прости, я задержалась, – произнесла ласточка. – Со мной всё хорошо. Несколько синяков, да и те уже почти прошли. Другим повезло меньше, у нас четверо погибших… Камал мёртв. Джин и Квентин живы, даже не ранены. Но… Ремус Люпин пропал. Его искали всю ночь и не нашли. Я уверена, что он не сбежал, значит, его захватили в плен. Квентин рассказал мне, что Хантер подставил Ремуса, его избивали. За это Квентин и Джин выгнали Хантера из деревни. Кажется, это он навёл Карсона на портал – больше некому… Похоже, Дэн О’Ши тоже в этом участвовал. Он, Урсула и Лосось перешли на нашу сторону. Дерек всё ещё не вернулся, но тебе всё равно пока лучше не возвращаться – он может появиться в любую минуту, мало ли что он наплетёт Гвилту. Сегодня я выхожу в дозор. В полночь я снова отправлю тебе Патронус на это же место.

Ласточка немного помолчала, потом слегка склонила голову, глядя на Кэтрин круглыми глазами, мягко сияющими, как жемчужины.

- Как жаль, что ты не сможешь мне ответить, – тихо сказала она. – Я скучаю по тебе, Кэтрин…

Патронус с тихим звоном растаял в воздухе, и Кэтрин улыбнулась, хотя на душе было тяжело.

- Я тоже, – прошептала она, как будто бы Бобби могла её услышать.

10 ноября 1981 года. 8:44

Прошло уже десять дней, а Северус Снейп был всё ещё жив. Каждое утро он поднимался с постели, подходил к зеркалу, смотрел на своё измученное лицо, на тонкую бледную шею и боролся с желанием поднять волшебную палочку, поднести её к шее и произнести: «Сектумсемпра». Покончить со всем. Сделать своё тело таким же мёртвым и застывшим, какими уже стали его глаза. Авада Кедавра убивает мгновенно, Лили не мучилась перед смертью – но она вообще не заслужила смерти. А он заслужил. И не мгновенной, какая настигла её, а долгой и мучительной. Но за все эти десять дней он так и не сделал этого. Он смотрел в свои мёртвые глаза, наглухо застёгивал высокий воротник мантии и покидал свою маленькую неуютную комнату, уходя по своим делам. Так будет и сегодня.

До начала первого урока ещё есть время. Сейчас он спустится в Большой Зал, пройдёт между столами Рэйвенкло и Гриффиндора к столу преподавателей, высоко подняв голову и не обращая внимания на злые и обиженные взгляды учеников. Привыкли к чудаковатому и добродушному Слагхорну, обленились, вот и получают заслуженные двойки, а злятся почему-то не на собственную тупость, а на нового учителя. Он спокойно поприветствует своих коллег. МакГонагалл, как обычно, холодно кивнёт ему в ответ, но и слова не скажет недавнему врагу. Флитвик – сама вежливость – натянуто улыбнётся и скажет несколько банальных слов. Спраут сделает вид, что увлечена беседой с Синистрой, но она не умеет хитрить, как и все хаффлпаффцы, и нет-нет да и стрельнёт в сторону Северуса недовольным взглядом. Но он не обратит на это внимания. Совсем недавно он не мог есть и спать, отвечал молчанием на вопросы, не замечал ничего вокруг из-за переполнявшего его горя. Но теперь он взял себя в руки. Он больше никому не позволит увидеть свою слабость.

Северус уже собирался покинуть комнату, как вдруг огонь, тлеющий в камине, загудел и метнулся вверх, наливаясь изумрудным цветом. В маленькой комнате прозвучал голос Дамблдора:

- Северус, зайдите ко мне.

На секунду Северус замер от неожиданности. Он не думал, что Дамблдор вернётся так скоро. Прошло три дня с тех пор, как они виделись в последний раз. Три бесконечно холодных и серых дня, в которых не было ничего, кроме тоски, да ещё короткой вспышки ярости и презрения, когда с ним связался Люпин. Северус подозревал, что именно об этом Дамблдор и хочет поговорить с ним, и его снова пронзила злость. Он шагнул в изумрудное пламя и через несколько секунд вышел из камина в кабинете Дамблдора, отряхивая пепел с туфель.

- Сэр, – он слегка наклонил голову, так что неубранные чёрные волосы упали ему на глаза. Дамблдор стоял у окна, расстёгивая расшитый звёздами плащ.

- Здравствуй, Северус, – он слегка кивнул. – Я получил твоё сообщение.

Три дня назад, когда Люпин появился в камине, Северус сразу же отправил сову в назначенное место. В письме не было ни слова, просто кусок белого пергамента, что означало, что Люпин выходил на связь.

- Где вы были? – спросил Северус. Дамблдор повесил плащ на вешалку и устало повёл плечами. Сколько Северус мог вспомнить, Дамблдор всегда выглядел собранным и опрятным. Старость как будто щадила его, проявляясь только в виде роскошной белоснежной седины и величественного вида – ни трясущихся рук, ни слабеющего зрения, ни шаркающей походки. Его голос был чистым и звучным, а движения – лёгкими. Дамблдор казался молодым человеком, который просто вырядился стариком для того, чтобы одурачить окружающих. А сейчас, когда он медленно шёл за свой стол, приглаживая спутанные волосы, когда морщины глубже обозначились у его глаз, он впервые за всё время показался Северусу усталым и дряхлым. Но только на мгновение. Едва Дамблдор опустился в кресло и откинулся на спинку, соединив кончики длинных пальцев перед лицом, взглянув на Снейпа поверх очков-половинок, как он снова стал мудрым и спокойным директором, старцем с молодой душой, каким Северус его знал.

- О моих делах поговорим позже, – произнёс он. – Сперва я хочу, чтобы ты подробно рассказал мне, как Ремус связался с тобой, и что именно он рассказал.

Северус снова ощутил злость. Единственное сильное чувство в море глухой скорби, в котором он тонул все эти десять дней. Может, поэтому он не хотел от неё избавляться. Дамблдор пристально взглянул на него, обжёг своим искрящимся голубым взглядом, но Северус взял себя в руки. Даже сейчас он всё ещё был силён в окклюменции. Сдержанно и сухо он рассказал обо всём с того момента, как Ремус Люпин появился в камине и до того, как он исчез, прокричав: «Скажи Дамблдору, нужно защитить…». Дамблдор выслушал его, не перебивая, всё больше хмурясь.

- Я думаю, сэр, мы пошли по ложному пути, – сказал Снейп. – По всем признакам это не крестраж. Я даже сомневаюсь, что это подлинный артефакт. И ещё я сомневаюсь, что крестраж действительно существует. Простите мне мою дерзость, но вы действительно уверены, что Тёмный Лорд пошёл на такой шаг?..

- О, я уверен, что Волдеморт был способен пойти на что угодно ради спасения своей жизни, – отозвался Дамблдор. От него не укрылось, как передёрнуло Снейпа при звуке имени Тёмного Лорда – сам он до сих пор не мог заставить себя произнести его, хотя после того, что Волдеморт сотворил с Лили, он потерял последние остатки уважения к нему. Не обратив внимания на его реакцию, Дамблдор продолжал: – То, что ты рассказал, очень удручает. Мне горько признавать это, но, кажется, мы действительно пошли по ложному пути. Действительно ли Грегор Гвилт владеет Верным Когтем, или в его руках искусная подделка – но он владеет кинжалом, а не кинжал владеет им. Это уже третий артефакт, в котором я подозревал крестраж, но, похоже, снова ошибся, – он устало опустил руки на стол. – Я допустил ошибку. Страшную ошибку. Ремус Люпин в ужасной опасности.

- Может, ещё не всё потеряно. Может, этот идиот просто не заметил чего-то… – Северус не смог сдержать ненависти в голосе. Если бы кто-то спросил его, заботит ли его судьба Ремуса Люпина, он бы сказал «нет», и это было бы ложью. Его очень заботила судьба Люпина, он искренне надеялся на то, что проклятый оборотень скоро умрёт от клыков себе подобных тварей, и больше Северус никогда его не увидит. Он ненавидел мальчишку, который трусливо отворачивался всякий раз, когда его дружки измывались над Северусом; он ненавидел чудовище, в которое превращался этот мальчишка; он ненавидел себя за то, что несколько лет после того зимнего полнолуния он не мог толком спать, кричал во сне, чувствуя, как острые когти и клыки вонзаются ему в шею, вспарывают живот, разрывают грудь. Люпин испугал его. Заставил его почувствовать себя слабым. Он отнял у него Лили, он и Поттер, они оба заменили ей его, он стал не нужен ей, он не смог её защитить… Итеперь Дамблдор, вместо того, чтобы спросить, как дела у самого Северуса, поручить ему что-то более важное, чем торчать в школе среди недовольных подростков, вместо того, чтобы объяснить, где он, чёрт его возьми, пропадал, расспрашивает его о Ремусе Люпине. Говорит, что беспокоится о Ремусе Люпине. Он сам притащил это чудовище в школу, сам вырастил из него преданного пса-ищейку, сам отправил его на опасное дело… и теперь разговаривает об этом с Северусом? Да как он смеет?

- Не говори так, – сурово сказал Дамблдор. – Он не идиот, и ты прекрасно об этом знаешь, Северус. Пора забыть о вашей глупой школьной вражде.

- Он пытался убить меня, профессор! – не выдержал Снейп. Его бледные кулаки сжались, ногти, которые он забыл подстричь, впились в кожу ладоней. Дамблдор сверкнул глазами:

- Он не владел собой, и ты прекрасно это знаешь. Проклятие оборотня несёт в себе разрушительную силу ярости и ненависти, и если ты не помнишь, до чего ярость и ненависть довели тебя, то я помню.

Северус оцепенел. Ему будто бы дали пощёчину. Он вспомнил, как подслушал разговор Дамблдора и Сибиллы Трелони, как побежал к Тёмному Лорду и рассказал ему всё от первого до последнего слова. Ненависть к Джеймсу Поттеру разъедала его, как кислота, не было сил терпеть эту боль, единственным способом избавиться от неё было устранить её причину. Именно так он и сказал Тёмному Лорду. «Устранить».

«Устраните эту угрозу, Лорд. Я всецело вас поддержу. Но умоляю вас, Лорд… если мне позволено умолять… сохраните жизнь матери ребёнка».

- Простите, сэр, – хрипло сказал он, хотя знал, что не заслуживает прощения.

- Ты не должен просить прощения у меня, Северус, – печально сказал Дамблдор. – Ты должен найти в себе силы простить самого себя.

- Я не хочу говорить об этом, – сдавленно отозвался Северус. Он не должен показывать свои чувства. Скоро первый урок, и он должен быть собранным и хладнокровным. Никаких чувств. Никаких воспоминаний.

Когда он ушёл, Дамблдор немедленно написал письмо Аластору Грюму. Он виделся с ним только вчера вечером, когда Грюм уже собирался отправиться домой – от постоянного недосыпа он и так уже валился с ног, а тут на них ещё и свалились три мёртвых оборотня и лишённый памяти журналист из города Рай. Судя по записке, которую Девен Флаббер успел написать, прежде чем его ударили Обливиэйтом, посетил его не кто иной, как Адам Спайдерсон. Это могло означать только одно – оборотни Гвилта проникли в Министерство и подслушали совещание ещё до того памятного вечера седьмого ноября, когда тюремный блок подвергся самому настоящему нападению. На Барти Крауча было страшно смотреть – в таком он был гневе. «Эти твари ходят к нам как к себе домой!» – кричал он, не в силах больше сдерживаться. Грюму за то, что позволил уйти Кэтрин Доннелли и Роберте О’Риордан, был объявлен выговор. Диоген Райс, Фрэнк и Алиса Лонгботтом, Ардея Гёрн и другие люди Грюма тут же встали на его защиту, и выговор был отменён, но ситуация легче не стала – помимо Пожирателей Смерти мракоборцам приходилось теперь ещё и искать оборотней, зацепок было мало, а времени – ещё меньше. И всё же Дамблдор написал Грюму:

«7 ноября в промежуток между 16:00 и 17:00 Ремус Люпин воспользовался Сетью Летучего Пороха. Конечный пункт – Хогвартс, кабинет директора. Начальный пункт неизвестен».

Он запечатал письмо и подозвал серого филина. Проверить все вызовы по Сети Летучего Пороха даже за один час очень сложно: она едина для всего мира, ей постоянно пользуются сотни и тысячи волшебников. Но это шанс найти Ремуса. Маленький, почти безнадёжный – но шанс.

10 ноября 1981 года. 14:41

Ремус сжался в углу лифта, обхватив колени руками. Тонкий красный свитер с эмблемой Хогвартса плохо защищал от холода, но сейчас ему было не холодно, а жарко. Лоб горел, в груди поселилось обжигающее чувство. У него начиналась привычная лихорадка перед полнолунием. Ремус никогда не болел гриппом, но его мама как-то раз перенесла очень тяжёлую форму этой болезни, и он помнил, что симптомы у неё были именно такие – жар, слабость и ломящая боль, постепенно нарастающая во всём теле, от кончиков пальцев до шеи. Он был очень голоден, но есть не хотелось из-за того, что перед глазами всё ещё стояла сцена убийства. Ещё ему хотелось пить. И спать.

Наверху царила тишина, изредка прерываемая разговорами, которые он не мог различить, или смехом. Похоже, в том помещении, где недавно Фенрир дрался с Адамом, почти никого не осталось. Оборотни разошлись по разным комнатам и углам этого огромного дряхлого здания. Ремус начал дремать. Это не было настоящим сном, скорее его разум устал выносить весь творящийся кошмар и предпочёл провалиться в забытье. Ремус сполз на пол, сжался в комок и закрыл глаза.

Он не знал, сколько пролежал так, временами проваливаясь в поверхностный тревожный сон, временами просыпаясь и бессильно шевеля губами, пытаясь дышать полной грудью. Это было бесполезно: холодный, сырой воздух, в котором крови и ржавчины было больше, чем кислорода, был слишком густым и неподвижным, и вместо того, чтобы наполнять лёгкие изнутри, он давил на них снаружи. Каждый раз, просыпаясь, Ремус чувствовал, что его мышцы затекли, и из последних сил переворачивался с бока на спину, со спины на живот, и жёсткий железный пол впивался в него сквозь одежду, словно терзая рёбра и позвоночник тупыми холодными зубами. Пить хотелось так, что горло жгло изнутри, как будто он пытался глотать металлические стружки. Правая ладонь всё ещё была в крови Адама; Ремус чувствовал, как кровь запеклась, стягивая кожу, и её медный запах сводил его с ума, пробуждая в нём смесь отвращения и желания. В какой-то момент, в очередной раз вернувшись из кошмарного сна в кошмарную реальность, он вдруг осознал, что с жадностью прижимает к испачканной ладони пересохшие губы, кусает её, лижет непослушным языком, пытаясь хоть как-то утолить жажду – и осознание этого заставило его застонать от ужаса и мерзости к самому себе.

Потом он снова провалился в сон, и через некоторое время проснулся: что-то стучало по железному полу рядом с ним, и откуда-то сверху доносился смех. Ремус открыл глаза, с трудом сфокусировав взгляд на двух тёмных фигурах, которые стояли в проёме над лифтом. Они слегка покачивались, сложив руки на животах… нет, не на животах, со внезапным приступом тошноты понял Ремус. Рядом с ним по полу вновь застучала струя, в нос ударил отвратительный запах. Ремус рванулся с места, отползая в другой угол, и вызвал у оборотней новый приступ издевательского смеха.

- «Пить, пить»! – пискляво протянул один из них. – Сил нет слушать твоё нытьё! Хотел пить – получай!

Ремус закрыл голову руками и сжался в комочек. Горячие капли обожгли ему руки, и внутренности скрутило от омерзения. Если бы у него в желудке что-то было, его бы сейчас вывернуло наизнанку.

Вскоре оборотням надоело издеваться над ним, и они ушли вглубь комнаты. Ремус прислонился головой к прутьям решётки, пытаясь унять боль, с каждой минутой всё сильнее пульсирующую в виске. Он чувствовал омерзение к самому себе, настолько сильное омерзение, что его тошнило, хотя в желудке ничего не было. Ещё никогда в жизни он не казался себе настолько грязным. Больше всего на свете – даже больше, чем выбраться отсюда, снова увидеть дневной свет, снова поговорить с отцом – ему хотелось вымыться. Забраться в ванну и соскрести с себя всю налипшую мерзость, даже если для этого придётся исцарапать себе всю кожу до крови… Эта мысль напомнила ему о приближающемся полнолунии, и он вновь зажмурился, чувствуя, как его пронзает дрожь, которая вот-вот сменится жаром.

Спустя несколько минут или несколько часов – он совсем потерял счёт времени – лифт снова тряхнуло, в уши вонзился металлический визг, и боль в голове стала совсем нестерпимой. Ремус зажал уши и зажмурил глаза, сжавшись в углу клетки, пока лифт медленно тащился наверх. Вскоре он остановился, на Ремуса упала тень, и кто-то загремел замком.

- Вставай! – чьи-то руки схватили его за плечи и дёрнули. – Вставай, кому говорю!

Ремус узнал голос – это был Майк. Оборотень приставил палочку к его шее:

- Вытяни руки вперёд!

Ремусу не оставалось ничего, кроме как подчиниться. Позади Майка стояли ещё двое, они держали его на прицеле волшебных палочек. Майк убрал волшебную палочку за пояс и быстро обмотал запястья Ремуса верёвкой, а потом выволок его из клетки и подтолкнул в спину:

- Ну что, готов прогуляться? Шагай вперёд, и без глупостей!

Проведя его через несколько комнат и коридоров, Майк и другие оборотни остановились у какой-то двери, из-за которой доносился мерзкий гнилостный запах. Майка потянул дверь на себя и буркнул:

- У тебя пять минут.

За дверью оказался крохотный туалет, невероятно грязный и запущенный. Повсюду была ржавчина, плитка, покрывавшая стены, была изъедена плесенью. Удивительно, что в кране была вода – впрочем, у Ремуса уже не осталось сил, чтобы удивляться чему-либо. Наклонившись над раковиной, он жадно пил ледяную, отдающую ржавчиной воду, пока не закашлялся. Яростно царапая ногтями кожу, он стёр с правой ладони засохшую кровь, и всё равно ему казалось, что кровь Адама по-прежнему никуда не делась, вьелась ему в плоть так, что не отмыть. Он безжалостно тёр и царапал связанными руками кожу головы, смывая кровь, ржавчину и мочу, прежде чем дверь снова распахнулась, и Майк молча вытащил его обратно в коридор.

Ещё несколько тёмных коридоров и комнат, спуск по лестнице – и они оказались в просторном помещении, похожем на то, где происходил бой. Около двадцати оборотней столпились в центре, разговаривая о чём-то. При виде Ремуса от этой группы отделилась высокая худая фигура – Фенрир Сивый. Отбросив с лица нечёсаные волосы, вожак широко улыбнулся:

- Ага, ты его привёл? Хорошо, Майк. Как тебе новая палочка, кстати?

- Пока не привык, – усмехнулся Майк, – но старику Адаму она теперь точно не понадобится, зачем добру пропадать?

Фенрир расхохотался и похлопал его по плечу. Затем он протянул длинную руку, цепко схватил Ремуса за плечо и подтащил к себе. Прижался кончиком длинного носа к волосам, хищно втянул воздух ноздрями.

- Вообще-то я велел старику Мо притащить Финна, – хрипло сказал он, – но знаешь, я и так скоро его получу. Кто бы знал, что вы так похожи… Я рад, что мы встретились, мой мальчик, – он перешёл на шёпот, его шершавые губы практически прижались к уху Ремуса. – После хорошего боя самое то – как следует потрахаться. Ты так не думаешь?

Ремус замер на месте, неподвижными глазами глядя куда-то в стену и ничего не видя. Сивый засмеялся так тихо, что это было сложно даже назвать смехом – скорее дрожь воздуха над ухом, вибрация в грудной клетке, прижатой к его груди.

- Как же я был зол, когда этот лис Скуммель рассказал мне, что ты у Гвилта, – пробормотал Сивый. – Эх, попадись ты мне чуть раньше, я бы с тобой хорошенько повеселился, – он дёрнул Ремуса за волосы, заставляя его задрать голову, второй рукой ощупывая его через одежду, и это было отвратительнее всего, что Ремус пережил за эти часы, но он продолжал стоять молча, не позволяя себе ни пошевелиться, ни даже задрожать. Сивый притворно вздохнул:

- Знаешь, при других обстоятельствах я бы продлил твою жизнь ещё на несколько дней. Но ничего не поделать, долг зовёт, а после того, как я с кем-то поиграю, на него ни один дементор не клюнет…Боюсь, сегодня тебя поцелует кто-то другой, – ещё раз издевательски погладив Ремуса по волосам, Сивый наконец-то отпустил его и подтолкнул вперёд.

Оборотни расступились, окидывая его презрительными взглядами, некоторые зашептались, и тут же заржали. Похоже, история о том, как его пытались «напоить» уже стала чем-то вроде местной шутки. Ремус сжал зубы и кулаки, глядя прямо перед собой.

«Убью! – прорычал волк в его голове. – Убью всех! Всех до одного!»

- Ну что, парни? – прокричал Фенрир Сивый. – Мы готовы или нет?!

- Готовы! – вразнобой закричали оборотни. Сивый резко покрутил головой, ставя на место шейные позвонки. Накинул на плечи длинную чёрную куртку. Потом направил палочку на старую автомобильную покрышку, лежавшую в середине комнаты:

- Портус.

Заклинание было сложным, и удалось оно Фенриру не сразу. Ему пришлось ещё несколько раз ткнуть покрышку волшебной палочкой и повторить магическую формулу, прежде чем чёрная резина загорелась синим светом. Оборотни тут же сгрудились вокруг, Ремус ощутил, как Сивый снова сжал его плечо, прежде чем вытянуть руку вперёд и прижать палец к покрышке.

Резкий толчок в животе, головокружительный полёт сквозь мелкающие тени и огни… В следующую секунду его ударил в лицо холодный ветер, пахнущий солью и снегом. Ремус поднял голову. Высоко в небе крутились тёмные облака, сквозь которые просвечивала практически полная луна. Совсем рядом грохотало море.

Смех и разговоры затихли. Оборотни сгрудились на месте, инстинктивно пытаясь прижаться друг к другу, защититься от пронизывающего холода и кое-чего похуже – волны ужаса и отчаяния, которая надвигалась откуда-то со стороны моря. Ремус обернулся и его сердце сжалось – далеко в море возвышался каменистый островок, а на нём застыл черный силуэт крепости Азкабан. Тюрьма была далеко от берега, и с такого расстояния, да ещё и ночью, её нельзя было рассмотреть как следует, но сами её очертания, с изломанными линиями стен и приземистыми, изъеденными временем башнями, наполняли душу отвращением и тоской. Луна вынырнула из-за облаков, и в её бледном свете стали видны тёмные силуэты, медленно кружащиеся над башнями Азкабана, точно какие-то чудовищные чайки… Ремус закусил губу. Ему вдруг захотелось оказаться как можно дальше отсюда. Где угодно. Хотя бы в том проржавевшем от крови лифте или разрушенной церкви – где угодно, только не здесь…

- Они должны появиться с минуты на минуту, – хрипло сказал Сивый. – Майк…

Толстый оборотень кивнул, его похожие на сосиски пальцы обхватили конец верёвки, которой были связаны руки Ремуса.

- Я буду скучать, мой мальчик, – ухмыльнулся Сивый и толкнул Ремуса в спину, так что тот едва не упал на скользкие камни.

В те минуты, когда Майк тащил его за собой вниз по каменистому склону, Ремус был как никогда близок к полному отчаянию. Шок и отупение, в которых он пребывал, ожидая своей участи в лифте, прошли, и на их место пришла жгучая паника. Только сейчас он осознал, что его ждёт. Поцелуй дементора. Участь хуже смерти. Он никогда толком не умел сражаться с дементорами, кошмар, пережитый в детстве, мешал ему научиться вызывать Патронус. Они заставят его снова и снова переживать нападение Фенрира, смерть мамы, смерть Джеймса и Лили, Марлин и Питера, а потом, когда в нём не останется ни одной капли храбрости и надежды, заберут его душу. И он ничего не сможет сделать. У него нет ни волшебной палочки, ни даже шоколада, который мог бы ненадолго продлить его способность сопротивляться…

Он резко споткнулся, упав на колени, и Майк злобно зашипел:

- А ну вставай!

Оборотень дёрнул за верёвку, но Ремус поднялся не сразу. Дрожащими пальцами он прикоснулся к своему правому бедру, к карману грязных и мятых джинсов, в котором лежало что-то маленькое и твёрдое.

У него есть шоколад.

За эти несколько дней, с тех пор как Скуммель притащил в деревню Квентина и Джин, столько всего произошло, что он совсем забыл об этом. Он вспомнил, как в Ливерпуле, во время ограбления, оборотень повалил его на пол, рылся в его карманах; как Лосось избивал его; как оборотни Сивого боролись с ним в лесу. Это было невероятно, но он не мог ошибиться: даже после всего этого она всё ещё лежала в его кармане, маленькая французская шоколадка «Мальчик-с-Пальчик», которую Скуммель силой сунул ему в руку несколько дней назад.

- Я сказал, вставай! – взвизгнул Майк, и в этот момент совсем рядом раздался оглушительно громкий хлопок, а потом ещё один, и ещё – кто-то аппарировал на этот пустынный берег. А сразу после хлопков аппарации все звуки внезапно исчезли. Онемело могучее море, волны налетали на скалы и разлетались брызгами абсолютно беззвучно, как в старом немом кино. Ремус и Майк замерли, прислушиваясь к тишине. И в этой тишине оглушительно, пробирая до костей, прозвучал первый свистящий, хлюпающий вздох…

Дементоры внезапно оказались совсем близко. Тёмные фигуры скользили над серыми волнами, окуная в них лохмотья чёрных одежд. Длинные мокрые плащи волочились по камням, оставляя блестящие следы. Клочья тумана выплывали из невидимых под капюшонами ртов. Где-то там, за выступом скалы, их дожидались авроры, которые доставили заключённых, и дементоры плыли сквозь холодный воздух, изголодавшиеся, жаждущие чужих надежд и воспоминаний.

Майк выпрямился, сжав волшебную палочку. У него оставались считанные секунды, чтобы привлечь внимание дементоров, оставить им Ремуса и убежать обратно к своим. Вся злость и бравада мгновенно слетели с него, когда он осознал, какой опасности он подвергается, и ведь он даже не может вызвать Патронус. И не только потому, что Фенрир ему запретил, вдруг догадался Ремус. Ведь у него в руках чужая палочка. Палочка Адама. И он явно не забрал её в бою.

- Она не послушается тебя, Майк, – сказал Ремус. Облачко пара сорвалось с замёрзших губ. Привлечённый его голосом, один из дементоров резко мотнул головой, со свистом втянул воздух, и Ремуса пронзила дрожь – где-то далеко, сквозь плотную тишину, он услышал тихое, всхлипывающее дыхание.

Он был так напуган, что не смог закричать. В первые несколько секунд он только смотрел на то, как серый зверь лезет в окно, как его силуэт темнеет в лунном свете.

- Заткнись, – хрипло сказал Майк и дёрнулся, пытаясь отступить, но не смог сделать и шагу. Должно быть, дементоры уже начали действовать и на него. Ремус покачал головой, игнорируя тонкий отчаянный крик, который доносился до него сквозь звенящую тишину.

Он прижался к стене, накрылся одеялом с головой, но оно тут же было сдёрнуто. Зверь отбросил одеяло и оскалился, облизнул зубы блестящим кожистым языком, прежде чем схватить мальчика за руку. И вот тогда он закричал. Он кричал во весь голос, слёзы текли по его щекам, он ничего не понимал, кроме того, что с ним происходит что-то страшное, непостижимое и невероятное, прямо здесь, в его комнате, в его кровати.

- Ты для него ничего не значишь, – Ремус глядел в бегающие глаза Майка. – Он специально отправил тебя со мной, и дал тебе эту палочку, которой ты даже Люмос не сможешь вызвать, потому что ему наплевать на тебя. Он всегда может обратить кого-то ещё.

- З-заткнись!

Отец опоздал буквально на минуту. Услышав его крик, он сразу вскочил с постели, схватил палочку, бросился в комнату сына – но было уже поздно. В забрызганной кровью кроватке заливался слезами напуганный ребёнок, на раме окна и половицах пола темнели длинные царапины, а зверя уже не было – он убежал прочь, растворился в мертвенной бледности полнолуния.

Шипящий вдох прозвучал совсем рядом, над самым ухом, Майк снова резко обернулся, и в этот момент Ремус вскочил на ноги и бросился на него, ударил связанными руками по лицу так сильно, что голова мотнулась назад, из носа потекла кровь. Майк издал жалкий, булькающий крик, и упал на камень, сжимая палочку в кулаке. Оглушающее заклятие вырвалось из конца палочки, но красная искорка лишь покрутилась в воздухе и растаяла, не причинив Ремусу никакого вреда, даже не задев его – палочка не слушалась. Ремус упал на Майка сверху, пытаясь вырвать палочку из пальцев, тот отбивался свободной рукой, пинал его коленями в совсем недавно восстановившиеся рёбра, и у Ремуса потемнело в глазах от боли. Сквозь плотную тишину пробились далёкие крики, хохот, треск заклинаний – Фенрир Сивый напал на авроров, пользуясь тем, что дементоров отвлекли, что они стекаются к двум молодым оборотням, сцепицшимся на голой скале. Ярость, страх и ненависть – не совсем то, что нужно дементорам, но для них годится и такая пища.

Майк врезал Ремусу в челюсть, так что у того зазвенело в ушах. Он откинулся назад, ударившись затылком о камень, перед глазами побелело. Подвывая от ужаса, Майк пополз прочь, еле удерживаясь, чтобы не соскользнуть с края скалы в море. Дементоры уже обступили его со всех сторон, он отмахивался от них, как от мух, и это выглядело почти смешно. Ремус оттолкнулся руками от скалы, бросился на Майка, повалил его на камень, и тот вскрикнул, ударившись подбородком. Палочка вылетела из пальцев и покатилась по камню вниз…

Ремус успел её поймать на самом краю. Руки плохо слушались его, полированное дерево обожгло подушечки пальцев колючей болью – оно уже заиндевело от холода, который принесли с собой дементоры. Где-то за спиной взвыл от ужаса Майк. Ремус сжал палочку, и дерево тут же стало тёплым, как рука Адама, которую Ремус успел пожать, прежде чем тот ушёл навсегда…

- Релашио, – прошептал он, и верёвка скатилась с его рук. Холод пронизал его до костей, он инстинктивно сжался на камнях, как младенец в утробе матери, и непослушными пальцами залез в карман, разорвал обёртку конфеты и сунул её в рот.

Откинув голову назад, он посмотрел в небо, которого уже не было видно из-за переплетающихся чёрных лохмотьев. Дементоры жадно втягивали воздух, шипели и хлюпали, скользкие руки схватили Ремуса за запястья и плечи, оттягивали волосы, сжимали шею. Он закрыл глаза и откинул голову, не чувствуя ни холода, ни страха, чувствуя только вкус шоколада, тающий на его губах, превращающийся во вкус губ Сириуса, целующего его на той тёмной улочке магловского квартала…

- Экспекто Патронум!

Жадное хлюпанье дементоров превратилось в звенящие вопли. Сталкиваясь друг с другом, они разлетались прочь, их чёрные плащи хлопали, как крылья летучих мышей. Луна вышла из облаков, и её свет показался Ремусу и вполовину не таким ярким, как серебряное сияние, исходившее от большого белого волка. Он кружился в воздухе, скаля сверкающие зубы, впиваясь в черные лохмотья, отшвыривая лапами тянущиеся к нему изувеченные серые руки. Ремус взмахнул палочкой, и волк тут же навострил уши, повернул голову и оскалился, бросаясь с высоты на последнего дементора, застывшего у неподвижного тела Майка. Дементор взвизгнул и рванулся прочь. Майк застыл на земле, судорожно обнимая себя за плечи, из его глаз текли слёзы. Что ж, хотя бы самого страшного с ним не случилось – люди, испытавшие поцелуй дементора, не способны ни плакать, ни смеяться. Конечно, он мерзавец и козёл, но даже он такого не заслужил.

Звуки вернулись. Ветер снова свистел в скалах, о которые с шумом разбивалось море. Мягко ступая большими белыми лапами, Патронус подошёл к Ремусу. Его глаза сияли, как серебряные звёзды. Ремус погладил его по пушистым ушам, по роскошному меховому воротнику вокруг сильной шеи. Его пальцы не ощутили мягкость и тепло шерсти – только покалывание чистой магии, но этого было достаточно.

Но тут вместе с шумом ветра и волн вернулись и другие звуки. Обозлённые дементоры накинулись на других жертв, и люди, сражавшиеся с оборотнями, закричали от ужаса. Ремус сжал в пальцах палочку Адама и повернулся к Патронусу:

- Идём.

Он побежал по камням, не боясь подскользнуться и разбиться. Ему казалось, что он вообще никогда больше не будет испытывать страх. Он бежал вперёд, а рядом с ним, не касаясь лапами земли, мчался его волк.

Ещё триста лет назад, когда Азкабан только стал тюрьмой, на берегу была выстроена пристань. Длинный каменный мол уходил далеко в море, разрезая волны. На молу выстроились в ряд клетки из толстых прутьев, в которых заключённые дожидались отправки на остров. Только посетители и чиновники из Министерства могли передвигаться по морю в лодках – осуждённых запирали в клетках, действовавших по принципу порталов, и они ещё некоторое время могли смотреть на бесконечное море, прежде чем внезапно оказывались в своих камерах, где сквозь крохотные окошки был виден лишь клочок неба. И сейчас в клетках метались около десяти силуэтов, люди в ужасе кричали, зажимали лица руками, жались в углы клеток, пытаясь держаться подальше от разъярённых дементоров, которые с воем кружили над ними. Маленький отряд авроров оборонялся от оборотней, которые палили заклинаниями из-за камней и обломков скал, и одновременно пытался сдержать вышедших из-под контроля дементоров. Министерство Магии заявляло, что «сотрудничает» с дементорами, но эти твари не способны никому служить. Люди для них всего лишь скот, им всё равно, кто перед ними – осуждённый или служитель закона – при возможности они с удовольствием сожрут и того, и другого. Ремус увидел, как дементор схватил за подбородок молодую девушку-аврора, повернул ей голову так резко, что хрустнули позвонки, и та закричала, а он со свистом втягивал её эмоции. Второй аврор в панике бросился в море, но не успел и коснуться воды, как двое дементоров подхватили его под руки и потащили прочь. И над всем этим кошмаром грохотал хохот Фенрира Сивого.

- Джим Хейвуд! – кричал он. – Отдайте мне Джима Хейвуда, и всё закончится!

Ремус завертел головой и увидел его – Сивый укрылся за обломком скалы. Остальные оборотни тоже заняли позиции позади камней, откуда они могли легко обстреливать растерявшихся авроров. Перед этими камнями медленно прохаживался серебряный Патронус-волк. Он был совсем не похож на того, который стоял сейчас рядом с Ремусом: это был огромный зверь с длинными рваными ушами, с впалым брюхом, с тощими боками; он опустил голову, и с его серебряных зубов срывались призрачные капли то ли крови, то ли слюны. Это был Патронус Фенрира Сивого, и ни один дементор не мог к нему приблизиться, потому что Патронус был силён, потому что его хозяин был счастлив.

Но никакой Патронус не может защитить от Убивающего заклятия.

Ремус сжал палочку. Он знал, что у него остались считанные секунды. Совсем скоро кто-нибудь его заметит: оборотни, авроры или дементоры. У него есть шанс убить Фенрира Сивого. Нужно только улучить момент, когда он снова неосторожно высунется из-за скалы.

« – Одна Авада, пущенная в кого-нибудь из этих подонков, принесёт больше пользы, чем вся наша пропаганда и агитация.

- Орден Феникса не занимается непростительной магией».

Надо попытаться, даже если после этого его Патронус исчезнет и он останется без защиты. Теперь, когда у него есть палочка, он может аппарировать. Спасти свою жизнь. «Бей-и-беги», как поступает Фенрир, как он заслужил, чтобы поступили с ним. И в этот момент Ремус услышал, как сквозь шум битвы пробился один отчаянный крик.

Зелёный луч Убивающего проклятия пролетел мимо аврора и разбил решётку одной из клеток. Осуждённый в панике выбежал наружу, закрывая лицо, но споткнулся и растянулся на мокрых камнях. Тут же к нему с хищным воем спикировал дементор, сцапал своими синюшными пальцами тёмные руки, отвёл их от лица. Мужчина вырывался из последних сил, но дементор неумолимо притягивал его к себе, собираясь применить последнее, самое страшное оружие – свой поцелуй. Ремус стиснул палочку и направил её на дементора, крикнув:

- Вперёд!

Белый волк одним прыжком пересёк отделявшее их расстояние, и дементор с визгом отлетел прочь от Стива Томаса. Мужчина прерывисто вздохнул, вскочил на ноги и рванулся к Ремусу:

- Ремус!!!

- Стив! – Ремус схватил его за руку, и они вместе упали на камни, над их головами просвистели два зелёных луча.

- Что происходит?! – закричал Стив, перекрывая шум, и в этот момент они оба, всё ещё держась за руки, соскользнули вниз к воде, и огромная тёмная волна накрыла их с головой, ударила о скалы. Оглушённый, насквозь промокший Ремус почувствовал, как Стив подхватывает его за плечи и тащит повыше, как хлопает его по спине, чтобы тот смог отдышаться.

- Он хотел высосать мою душу, – сдавленно выдохнул он. – Ты видел. Меня приговорили только к тюрьме, но не к этому…

- Я видел, – кивнул Ремус, задыхаясь. – Стив… тебе лучше…

Стив мрачно кивнул. Они оба понимали, что он не может убежать, что должен вернуться обратно в клетку – за попытку побега его точно не простят, ему придётся навсегда оставить надежду когда-нибудь увидеть жену и сына. Но он ничего не успел сказать – в камень, за которым они прятались, ударило Взрывающее заклинание.

Ремуса подбросило в воздух. Он почувствовал, как летит сквозь холодный ветер, как врезается спиной в что-то твёрдое, как его тело просверливает боль. С глухим стоном он сполз на холодные мокрые камни и закашлялся, чувствуя кровь во рту.

Далеко не сразу он смог приподняться. В ушах звенело, с губ капала кровь, и он неловко утирал её кулаком, в котором всё ещё была зажата волшебная палочка Адама. Звуки постепенно возвращались; он услышал, как воют испуганные дементоры, разлетаясь в сторону от его Патронуса, как свистит заклинание и на камень с грохотом падает выломанная дверь клетки, как Джим Хейвуд с радостным воплем соскакивает на камни и бежит к Фенриру Сивому, пригибаясь, чтобы не попасть под шальное заклятие. Патронус Ремуса отогнал дементоров, и теперь авроры смогли вздохнуть спокойнее; несколько из них уже вызвали собственные Патронусы, и теперь, когда дементоры в панике улетали, авроры с новыми силами бросились в бой против оборотней.

- Стив! – позвал Ремус, беспомощно мотая головой по сторонам. Стив лежал в паре метров от него, явно без сознания. Ремус приподнялся, опираясь руками на гладкие каменные плиты, из которых был выстроен мол. Вот куда его забросило… удивительно ещё, что ничего не сломал, не иначе магия защитила, хотя судя по тому, как больно двигаться, вся спина в синяках. Руки скользили по плитам, и посмотрев вниз, Ремус увидел, что его ладони оставляют на мокрых камнях кровавые следы.

- Стив! – снова захрипел он, и опять не услышал ответа. Только белый волк мягко опустился с неба и печально посмотрел на Ремуса, точно чувствуя его страх и усталость.

- Стив!!! – Ремус наконец подполз к нему, затряс его за плечи, но Стив не отвечал, хотя под пальцами Ремус ощущал бьющийся пульс. И тут же откуда-то из-за спины ему ответил глухой, надтреснутый шёпот:

- Рем?

Не может быть.

Не может быть.

Обернуться было сложнее всего, но он обернулся. Позади него была клетка, дверь которой покорёжило и отбросило заклинанием. Человек, который недавно сидел, скорчившись, в углу клетки, теперь стоял во весь рост. Каким красивым он был когда-то! Какими блестящими были его волосы, которые теперь грязными патлами падают на исхудавшие плечи! Каким ярким синим огнём горели его глаза! Теперь эти глаза наполнены только страхом и отчаянием.

- Сириус, – прошептал Ремус. Боже, как он исхудал. Сколько прошло с тех пор, как его схватили? Совсем немного, а он, кажется, похудел фунтов на пятнадцать, не меньше. Его морили голодом? Били? Пытали? Проклятье, он убьёт Барти Крауча голыми руками. Сириус… что же с тобой сделали?

Больше не чувствуя боли, он поднялся на ноги, сделал несколько шагов и забрался внутрь, к Сириусу. Вот бы сейчас обнять его. Прижать, исхудавшего и напуганного, к себе, разделить с ним последние крупицы тепла. Услышать срывающийся шёпот: «Я не виноват». И прошептать в ответ: «Я знаю».

Он не может быть виноват. Не может быть, чтобы его Сириус, его Бродяга, который стоит перед ним, такой растерянный и беззащитный, был убийцей, предателем, хладнокровным лжецом! Этого не может быть. Этого не может быть…

Может.

Сириус усмехнулся. Тряхнул спутанными волосами. Презрительно сощурил глаза.

- Ты с ними, – сказал он. Ремус сперва не понял, о чём это он. Потом услышал шум сражения, крики оборотней – и понял.

- Ты… – помертвелыми губами проговорил он. – Ты… что ты несёшь?!

Сириус сжал кулак и ударил Ремуса в грудь, отбросив на стену клетки:

- Я так и знал! Предатель! Давно ты спутался с ними? После убийства Марлин? Или до? Может, ты и привёл их к ней?

- Нет! – закричал Ремус. Нежность, пробудившаяся было в его сердце, исчезла без следа, словно холодный ветер выдул её из его груди. Сириус откинул голову назад и расхохотался:

- Предатель! Мне всё рассказали про тебя, а я ещё не верил! А я ещё жалел тебя! Думал о твоей безопасности!.. Лучше бы я тебя убил!

Сердце налилось горячей кровью, стало огромным, заполнило всю грудь, так что для лёгких не осталось места… или Ремусу это просто показалось, и ему трудно дышать от ярости? Этот предатель ещё смеет обвинять его? Всё, что он передумал за эти долгие дни, всё, что выстрадал, навалилось на него лавиной.

- Замолчи! – закричал он. – Это ты предатель! Ты продал наших друзей Волдеморту! Это ты убил их! Всё из-за тебя! Ты во всём виноват!

- Да, – заторможенно проговорил Сириус, глядя куда-то в пустоту. – Это я убил их. Я во всём виноват. Всё из-за меня.

Ремус не мог больше терпеть. Ярость оборотня заполнила всё его существо, и он бросился на Сириуса с диким воплем. Палочка упала на пол – но она и не нужна. Он убьёт его и так. Адам не смог убить своего бывшего друга. Но Ремус сможет.

Сцепившись, они покатились по полу. Даже сейчас, измученный и исхудавший, Сириус был сильнее. Повалив Ремуса на пол, он схватил его за шею и ударил затылком о пол. Воя от ненависти, Ремус сбросил его руки и вцепился зубами ему в плечо, чуть не прокусив толстую ткань робы…

… два зверя, серебристо-серый и угольно-чёрный, катаются по росистому лугу, освещённому лунным светом, борются и визжат, как маленькие щенки…

… два тела сплетены на постели, губы прижаты к губам, бледные пальцы погружаются в чёрные волосы, смуглые руки обхватывают изрезанную шрамами спину…

Сириус оттолкнул Ремуса от себя, рванулся к брошенной палочке. Реакция оборотня оказалась сильнее – Ремус оттащил его, схватил палочку сам. Привалившись к стене, тяжело дыша, он наставил палочку на Сириуса. Тот снова улыбнулся, из разбитой губы текла кровь:

- Давай, Лунатик, сделай это. Сделай это, или ты ещё больший трус, чем я.

«Если кто-то назовёт тебя трусом, Рем – скажи мне, и я разобью ему рожу».

- Не называй меня трусом! – что-то тёплое струилось по замёрзшим щекам. Кровь? Слёзы?

Подняв руку, Сириус медленно утёр кровь с лица.

- Лунатик, – прохрипел он, – помнишь тот туннель? Возле Хогвартса? Помнишь обвал?

Холодный ветер. Тёплые губы, покрытые пылью.

- Помню.

- Мне жаль, что мы выбрались. Лучше бы мы погибли там. Все вместе.

Сириус на секунду прикрыл глаза. Потом дерзко взглянул на Ремуса:

- Чего ты ждёшь?!

Он сделает это. Сириус заслужил. Дамблдор поймёт его – или не поймёт? Не важно… Сириус заслужил смерти…

Где-то за его спиной тихо, словно облачко пара в холодном воздухе, растаял его Патронус.

Ремус поднял палочку, посмотрел Сириусу в глаза и произнёс:

- Обливиэйт.

Глаза Сириуса затуманились. Тяжело вздохнув, он сполз на пол и закрыл глаза. Ремус оттащил его к центру клетки – подальше от дементоров. Выбрался наружу. Он шёл, не видя, куда идёт, брызги волн долетали до его лица, застилали глаза. Солёные капли текли по лицу. Бой ещё шёл где-то вдали, и ему казалось, что он различает знакомые голоса, что кто-то громко зовёт его по имени, но ему было уже всё равно. В какой-то момент он подскользнулся, упал на колени, и даже не почувствовал боли.

Это всё правда.

Сириус признался.

Он во всём виноват.

Больше нечего возразить. Не осталось никакой надежды, никаких оправданий. Он виноват. И эта ярко-фиолетовая вспышка, вдруг ослепившая его, скрывшая от его глаз бесчувственное тело Сириуса, станет последней точкой в их истории. Портал сработал, и клетка опустела. Сириус в камере Азкабана. Они больше никогда не увидятся.

Его охватило полное безразличие. Ледяной холод заполз в его душу. Он не верил, что когда-нибудь снова сможет быть счастливым. Он не хотел быть счастливым. Крики затихли, Патронусы погасли, и дементоры снова сползались к молу, неся с собой мёртвую тишину и туман, но ему уже было всё равно. Пусть забирают его жалкую душу, если хотят. Пусть грызут исхудавшие рёбра его души, впиваются зубами в её иссохшие мышцы, пусть лижут опустевшие сосуды в поисках последних капель крови. Его душа мертва, она не насытит даже самого жалкого полудохлого дементора. Она ему больше не нужна. Пусть забирают.

Но дементоры не смогли приблизиться к нему.

Сквозь закрытые веки пробилось белоснежное сияние, и он открыл глаза. Широкий серебряный щит окружал его со всех сторон, огромный Патронус, бестелесный, но от этого не менее мощный. Рядом с ним стояли Дерек и Дэн О’Ши, Урсула и Бобби, Мэтт и Уилли. Оборотни из стаи Гвилта окружили его и бесчувственного Стива Томаса, высоко воздели палочки, и Патронусы соединились в несокрушимую стену, окружали их, как купол, сотканный из чистого белого света. Дементоры кружились над куполом, но не могли пробиться сквозь него. Бобби молча протянула Ремусу руку, и тот, ни о чём не думая, сжал её пальцы.

Спустя мгновение белоснежный купол вспыхнул в последний раз и растаял в воздухе. Только волны налетали на камни, разбиваясь в солёные брызги, и откатывались назад, шипя от бессильной ярости. А может быть, это шипели дементоры. Никто не мог бы сказать точно – ни на голой линии мола, ни в клетках, ни на каменистом берегу не осталось ни одного человека или оборотня. Бой закончился, Фенрир Сивый получил своё и убрался восвояси, авроры аппарировали назад в Министерство. Все живые покинули это место, и только мёртвые остались лежать среди камней.

====== Часть 33 ======

10 ноября 1981 года. 23:57

Сигарета тлела в пальцах, почти обжигая кожу. Бобби затянулась и ненадолго задержала в лёгких горький дым, потом медленно выдохнула его. Воздух пах грязью, водой, мокрыми опавшими листьями – наступила короткая оттепель, температура поднялась примерно до семи градусов тепла. Но Бобби всё равно было холодно, и она держала сигарету близко к зажжённому кончику, рискуя обжечь кончики пальцев. Ни кожаная куртка, ни свитер, ни плотные джинсы не спасали от холода, который поселился внутри неё, засел в костях, лёгких, сердце. Встреча с дементором никогда не проходит бесследно, а уж встреча со многими дементорами…

Она до сих пор помнила, какой холодной была рука Ремуса Люпина – точно ледышка. Он не переставал дрожать, ни когда они летели сквозь пространство, ни когда она вела его сквозь лес, всё время обнимая его, делясь с ним тем немногим теплом, которые у неё осталось, тихо разговаривая с ним, не давая ему провалиться в апатию. Даже не испытав Поцелуй дементора, человек может получить страшную психологическую травму и надолго замкнуться в себе. Бобби не прекращала обнимать его и говорить тихие, успокаивающие слова всё время, пока они сидели в лазарете и дожидались Гвилта, и в конце концов юноша пришёл в себя, глаза прояснились, дрожь унялась. Всё это время Бобби чувствовала на себе холодный, подозрительный взгляд Дерека О’Ши. Он был с самого начала против того, чтобы она отправлялась с ними; она видела по его глазам, что он не доверяет ей, что он не забыл того, что произошло в Министерстве три дня назад. Но толком объяснить вожаку, почему он против, так и не смог – видать, самому есть что скрывать.

Бобби вспоминала об этом, стоя в тёмном лесу, считая минуты до полуночи, когда она сможет отправить новую весточку Кэтрин. Она бы с радостью аппарировала вместе с Ремусом не обратно в эту деревню, а в безопасное место, передала бы его прямо в руки Аластору Грюму – но тогда только Мерлин мог бы знать, что Гвилт сотворил бы с Квентином и Джин. Да и сам Ремус не простил бы ей такого. Нельзя спасать насильно: тогда это уже не спасение. Бобби видела, на какую смелость он способен, и уважала это. Она повторяла ему это всё время, пока успокаивала его. И теперь ему лучше. Благодаря ей.

Она выбросила сигарету. Прислушалась. Лес был тихим, бесконечно тихим. Иногда во время своих ночных дежурств Бобби слышала, как далеко в лесу ухает сова или тявкает лисица, но сейчас и этих звуков не было. Все живые существа попрятались, чувствуя, что совсем скоро на небо взойдёт полная луна, и этот лес будет принадлежать только оборотням.

Ровно в полночь она убрала свои старенькие часы в карман, направила палочку вперёд. Вызвать Патронус удалось не с первой попытки – впечатления от встречи с дементорами всё ещё не улеглись. Наконец Бобби протянула руку, чтобы серебристая ласточка смогла сесть на неё, и тихо сказала:

- Кэтрин, нам удалось вернуть Ремуса. Вчера днём, после того, как я отправила тебе весточку, появился оборотень из стаи Фенрира. Эти твари убили Адама, оборотень принёс его отрубленную руку. Гвилт был в ярости. Он велел Лососю бить этого жалкого ублюдка, пока он не рассказал, где прячется Сивый. Я смогла пробраться к церкви, но много не услышала, но вот что: этот оборотень, его зовут… звали… Том, рассказал, что они видели Хантера. Они видели его в Ньютауне, неподалёку от уэльской границы, и начали искать поблизости портал. А ведь там порталы обычно и оставляли, помнишь?.. Кажется, это зацепка. Тебе нужно связаться с Грюмом…

Она услышала неподалёку в лесу шорох, и замерла. Серебристая ласточка продолжала сидеть неподвижно, слушая, что ещё ей скажет хозяйка, но Бобби махнула рукой, отправляя её в полёт. Патронус исчез, и вокруг снова воцарилась темнота. Шорох прозвучал снова, довольно далеко, но не настолько, чтобы укрыться от чуткого слуха оборотня. Бобби пригнулась и тихо пошла на звук, прячась в тени.

Вскоре её ноздрей коснулся запах разложения,и она поморщилась. Затаившись за деревом, она выглянула вперёд. На поляне росло крепкое дерево с длинной, кривой веткой, отходящей далеко вправо. На ветке неподвижно висел замотанный в мешковину труп – всё, что осталось от напуганного веснушчатого Тома, который принёс сюда отрубленную руку Адама, а потом долго кричал и плакал от боли в разрушенной церкви. Бобби снова задала себе вопрос, который задавала весь день: что должно твориться в безумном разуме Фенрира Сивого, чтобы обрекать на такое своих же оборотней, чтобы совершенно не дорожить их жизнями? Даже Гвилт, которого она так боялась и так ненавидела, не был таким. Он заставил её несколько раз вызвать Патронус, прежде чем одобрить её решение пойти спасать Ремуса, а уж как долго Урсуле пришлось уговаривать его отпустить её на дело – отдельный разговор. Она ни на секунду не верила его словам о стае-семье и ответственности вожака, но, кажется, сам он в них верил.

Снова шорох, словно мёртвый Том пытается выбраться из своего мешка. Бобби всмотрелась в сплетение тёмных кустов, тихо вдохнула воздух, и ощутила странный запах, которого не должно было здесь быть. Сквозь тяжёлую смесь опревших листьев, грязи, влаги и гнили, она уловила приятный травяной аромат. Очень знакомый. Но прежде, чем она смогла понять, что это за запах и задуматься, откуда он ей знаком, она увидела такое, от чего у неё похолодело в животе.

Сквозь кусты тихо, как призрак, прошла высокая фигура в чёрном плаще. Взмах палочкой – и тело Тома оторвалось от ветки, на которой висело, поплыло по воздуху к человеку в чёрном. Тот снова взмахнул палочкой – и невидимый клинок распорол мешковину, под светом луны блеснула обнажённая белая грудь Тома с ужасными синяками под рёбрами. А в следующую секунду Бобби окаменела от ужаса – потому что эта белая грудь вдруг раскрылась, точно сундук, и из глубокой раны медленно выплыло багровое, глянцевито-блестящее сердце… Человек в чёрном поймал сердце на лету, поднёс его к невидимому лицу, вертя в пальцах. Удовлетворённо кивнул. Схватил другой рукой замотанный в мешковину труп, крутанулся на месте, собираясь аппарировать.

Вот он, тот, кто осквернял тела оборотней. Тот, кто был как-то замешан в её собственном похищении, наверняка подкинул волчий труп, чтобы запугать и обмануть её несчастную сестру… Ни одной мысли не осталось в голове Бобби, ни одного чувства, кроме гнева. Она сжала палочку в руке, и тут же кто-то схватил её за запястье.

Бобби развернулась на месте, глухо рыча от ярости, но её всё равно никто не услышал за звуком хлопка аппарации – потрошитель ушёл, и Бобби захотелось взвыть от разочарования. Она зло оскалилась на того, кто всё ещё держал её за руку, прижимая спиной к дереву. Это был Лосось. Нужно было догадаться по этому чёртову запаху тимьяна: наверняка он вместо брата готовил лечебный чай и относил его Ремусу и этому раненому… как его… Стиву.

- Какого чёрта? – прошипела Бобби, глядя в опухшие чёрные глаза. Лосось медленно покачал головой:

- Слишком опасно.

- Это моё дело, разве нет? – Бобби вырвалась из его хватки. Лосось молча отвернулся. – Что ты вообще здесь делаешь?

Лосось молчал. Его руки сжались в кулаки, потом разжались, и он медленно провёл ладонью по лицу, зажимая себе рот, чтобы Бобби не увидела, как дрожат его губы.

Внезапно ей стало стыдно. Лосось потерял единственного родного человека, вот и бродит сейчас в темноте, не в силах убежать и спрятаться от своего горя. Ему сейчас и так плохо, не хватало ещё нападок от других. Бобби шагнула к нему, обняла за широченные плечи:

- Прости, что накричала на тебя. Я тебе очень сочувствую. Пожалуйста… пожалуйста, вернись к себе. Не хватало, чтобы ты простудился. Иди, пожалуйста, Лосось, иди…

Лосось прерывисто вздохнул, потом взял Бобби за руку – не схватил, как раньше, а именно взял, очень осторожно, точно боясь оставить синяки на её тонком запястье. И тихо сказал:

- Брат просто хотел защитить меня. Лучше бы он позволил мне умереть. Всё это… все эти годы превратили меня в монстра! Я больше не хочу делать этого. Не хочу бить, не хочу убивать…

- Я знаю, – она сжала его руку в ответ. – Потерпи немного. Скоро всё изменится, слышишь, Салман?

Звук своего настоящего имени заставил Лосося снова вздрогнуть, он зажмурился и кивнул, закусив губу. Бобби ещё раз похлопала его по плечу, и он медленно направился обратно в деревню, а она – на свой пост. И всю оставшуюся ночь, вглядываясь в темноту, продолжала думать о человеке в чёрном.

У него не было серебряной маски.

Это не Пожиратель Смерти.

11 ноября 1981 года. 01:03

- Вообще-то, это нарушение врачебной этики.

- Да он всё равно без сознания, – пожала плечами Урсула. Джин вздохнула:

- Вот поэтому это и нарушение врачебной этики. Нельзя проводить обучение на пациенте, который не может дать осознанного согласия.

- Может, согласия он и не давал, но «спасибо» нам точно скажет. Давай, показывай.

Джин взяла её за руку, направила палочку на большой синяк на спине Ремуса, который вытянулся перед ними на кровати, погружённый в глубокий сон, напоминающий обморок.

- Самое простое заклинание – Ленире Долорем. Оно лечит медленно, зато сразу же полностью убирает боль. Делай мягкое движение запястьем… вот так.

- Ленире Долорем, – сказала Урсула, повторяя движение, которое ей показала Джин, и синяк начал медленно светлеть, из лилового становясь зеленовато-жёлтым, а потом и вовсе растаял, к коже вернулся нормальный цвет. Джин устало улыбнулась:

- Вот видишь, совсем не сложно.

- Да, я запросто с этим справлялся, покуда у меня была палочка, – ввернул Жирный Стю, сопроводив свои слова громким зевком. – Хорошо, что вы теперь с нами, мисс Феннелл. Как раз вовремя…

Джин ничего не ответила, только изобразила кривоватую улыбку.

«Скоро всё закончится, – напомнила она себе, глядя, как Урсула водит палочкой над синяками Ремуса, сосредоточенно сощурившись и высунув наружу кончик острого язычка. «Скоро всё закончится, мы со всем справимся». Так они с Квентином всегда говорили друг другу. Пока они вместе, они справятся с чем угодно.

По стене лазарета плыли тени, гибкие силуэты девушек загораживали свет в окне. Дерек О’Ши наблюдал за этим мелькающим светом, стоя у окна маленькой комнаты в доме, где жили они с братом. Кэтрин всё ещё пропадала неизвестно где, Бобби ушла в дозор, и хоть они и раньше не особенно общались с братьями, сейчас без их присутствия в соседней комнате дом казался странно пустым.

Дэн сидел на ящике, грея ладони над банкой с синим пламенем. Он смотрел на лицо брата, на то, как тот подносит сигарету ко рту, как вваливаются при затяжке его заросшие бородой щёки, как разгорающийся огонёк отражается в его глазах, и из голубых они делаются красными.

- Ты так ничего и не расскажешь? – глухо спросил Дэн. Дерек затянулся ещё раз, его глаза мерцали сквозь синеватый дым:

- Что ты хочешь услышать?

- Да я дохрена чего хочу услышать, – отозвался Дэн, чувствуя, как нарастает напряжение. – Где ты был? Что случилось в Министерстве? Почему ты весь день смотрел на Бобби с таким видом, будто хочешь её убить?

Дерек отшвырнул окурок в окно и обернулся к брату:

- А может, мне стоило её убить.

- Что?!

- Они с Кэтрин сговорились за моей спиной. Пытались выдать меня Министерству. Отдать прямо в зубы Барти Краучу. Так что когда у меня появилась возможность, я попытался избавиться от них.

Дэн смотрел на него непонимающими глазами. Он знал, что его брат не подарок, как и он сам; с тех пор, как погибли их родители, и особенно с тех пор, как им удалось сбежать из своей первой стаи, они оба творили много зла – воровали, лгали, били в спину. Но они всегда были честны друг с другом, а сейчас Дэн чувствовал: брат чего-то не договаривает.

- Почему ты не сказал Грегору? – спросил он. – Если ты не доверяешь Бобби, как ты мог позволить ей пойти сегодня с нами?

Дерек сурово взглянул на него:

- Я уже никому не доверяю, так что с того? Надо же как-то дальше жить.

- Что ты имеешь в виду? – Дэн поднялся на ноги, сжимая кулаки. – Хочешь сказать, ты и мне тоже не доверяешь?

- Что это за история с Хантером, Дэн? – брат шагнул к нему. – Какого чёрта ты вмешался в это?

- Он подставил Ремуса.

Глаза Дерека сверкнули:

– Я прямо сказал Люпину: мы не будем ему помогать! Никто из нас!

- Это сказал ты, а не я, – кулаки Дэна сжались так крепко, что костяшки загорелых пальцев побелели. – В прошлый раз ты тоже решил за меня, и чем всё кончилось?

- Я пытался тебя защитить! Всё, что я делаю, я делаю для того, чтобы тебя защитить!

- Я не ребёнок, Дерек! Чёрт побери, мне двадцать пять, а не одиннадцать, и мне теперь тоже есть кого защищать!

- Кого? – презрительно спросил Дерек. – Этого Люпина? Он уже один раз предал нас, и предаст снова. Я пытался говорить с ним, но не думаю, что он хоть что-нибудь понял. Дамблдор умеет вселять в людей слепую преданность, этот мальчишка родным отцом пожертвует, если того потребуют интересы Ордена Феникса.

- Орден Феникса сражается с Волдемортом, – с горечью ответил Дэн, – а мы служим ему.

- Волдеморт мёртв! Его Пожирателей переловят со дня на день, и примутся за нас! С каких пор тебя начало заботить, кто прав, а кто виноват в этой войне? Я тебя не узнаю.

- А я не узнаю тебя! Ты что-то скрываешь от меня, Дерек. Тебя не было три дня, и раньше тебе никогда не нужно было так много времени, чтобы уйти от погони. Ответь мне, чёрт возьми: где ты был и что ты делал?

Вместо ответа Дерек вернулся к окну и крепко закрыл его, так что комната погрузилась во мрак, освещаемый лишь слабеньким голубым огнём в банке. Потом Дерек подошёл к двери, резко открыл её, и, обнаружив, что их никто не подслушивает, снова закрыл дверь и только тогда повернулся к брату:

- Адам погиб из-за меня.

- Что? – прошептал Дэн. Дерек вплотную подошёл к нему и тихо, почти не разжимая губ, сказал:

- Помнишь, как Бёрдок преследовал тебя неделю назад?.. Ещё Урсула потом растрепала Грегору?

- Да…

- Этот придурок должен был встретиться со мной, но не так понял.

- Что за… ты встречался с Бёрдоком? Оборотнем из стаи Сивого?

- Да, встречался. Мы договорились делиться планами наших вожаков.

- И… Сивый знает?

- Разумеется, нет. Бёрдок – тупица, но не полный идиот. Два дня назад я встретился с ним и сказал, что Адам собирается искать журналиста в городе Рай. А Бёрдок сообщил мне о готовящемся нападении на конвой. Но он сказал, что пока Сивый не получит назад своего приятеля Хейвуда, он не решится нападать на нас. Но на деревню напали. Либо Сивый солгал Бёрдоку, либо Бёрдок солгал мне.

Дэн запустил пальцы в волосы. Он не верил в то, что услышал. Адам, лучший друг Грегора, вернейший из его оборотней, погиб страшной смертью, и его брат виноват в этом… Как только Гвилт об этом узнает, Дерек – труп. Рука брата, тяжело упавшая ему на плечо, вырвала его из этих мыслей.

- Дэн, – тихо сказал Дерек. – Грегор знает, где прячется Сивый. Он хочет мести. Я не знаю, кто ударит первым: наш вожак или чужой, но я знаю точно: это случится очень скоро. Возможно, уже завтра, в полнолуние. Нам нужно уходить. Немедленно. Сейчас.

Дэн молчал. Дерек взял его и за другое плечо, слегка встряхнул:

- Брат, послушай: всё, что я делал, всё, что я делаю сейчас – ради тебя. Ради твоей безопасности. Я совершил ошибку, пообещав Гвилту, что мы оба вступим в его стаю. Сейчас я могу исправить эту ошибку, и ты можешь помочь мне. Дни стаи сочтены, дни Грегора сочтены, но мы, мы с тобой – мы всё ещё можем уйти, Дэн, ты мне веришь?

- И куда мы пойдём? – тихо спросил Дэн, по-прежнему не глядя на брата. – Мы не сможем остаться в Англии, а если отправимся в Америку, нас убьют, как бешеных собак…

- В мире есть и другие места, где можно укрыться. Мы можем отправиться в Европу, в Африку… или в Россию, там ещё остались нетронутые леса, и нас никто не найдёт.

Дэн наконец справился с собой, посмотрел брату в глаза:

- Дерек, мы не можем уйти прямо сейчас. Я – точно не могу. Не сейчас, когда мои друзья в опасности. Люпин – хороший парень, он не заслуживает умереть здесь. Я не могу бросить Квентина, Джин, даже этого беднягу Лосося. И Урсулу… Мы все вместе замешаны в эту историю с Хантером, мы вместе прогнали его, из-за нас оборотни Сивого смогли попасть сюда. Мы вместе это начали, и закончим вместе. Я не могу бежать от ответственности. Больше нет.

Дерек молчал. Его лицо окаменело, глаза были полны непонимания, возмущения, обиды. Дэн мягко сжал его плечи:

- Давай поговорим об этом утром. Мы совсем недавно сражались с дементорами. Сейчас мы всё равно ничего хорошего не придумаем.

- Не о чем говорить, – глухо отозвался Дерек. – Я тебя понял. Этот гадёныш выдал нас Министерству, из-за него меня чуть не схватил Барти Крауч, из-за него погибли Камал, Бьорн, Кроу и Скотт, но ты всё равно хочешь его защитить. Надеешься, что он перетянет тебя под тёплое крылышко Дамблдора?

- Это не так, Дерек!

- Хватит, – холодно сказал Дерек, отступая на шаг. – Знаешь что? Сейчас мы и впрямь ничего хорошего не придумаем. Лучше и в самом деле поговорим утром. Пойду, прогуляюсь. А ты подумай, Дэн, – он распахнул дверь и обернулся на пороге: – Хорошенько подумай.

11 ноября 1981 года. 10:01

Утром, выглянув в окно, Ремус сразу заметил это – полупрозрачный голубой купол, накрывший деревню. Он сразу понял, что это означает. Простое Охранное заклинание, видное невооружённым глазом, но от этого не менее мощное. Никто не сможет проникнуть в деревню ни пешком, ни на метле, ни аппарируя. Не помогут ни порталы, ни Летучий порох. И точно так же никто не сможет отсюда уйти.

- Дуб, – послышался тихий голос справа от него, и он тяжело повернул голову, глядя на Зельду, которая сидела на стуле в изножье его кровати, медленно вертя в руках волшебную палочку Адама. – Дуб и перо феникса. Очень прочная. Совершенно не гнётся. И Адам был таким же. Упёртый и грубый. А какой была твоя старая палочка?

- Кипарис и волос единорога.

Зельда задумчиво кивнула:

- Хорошее дерево. Кипарис и остролист всегда нравились мне больше остальных. Не такие жёсткие, как дуб, и не такие мягкие, как ива. Из них получаются прекрасные палочки, которые гнутся, но не ломаются, идеально слушают своих волшебников, но при этом держат магические силы в узде и направляют их в разумное русло… Палочка учится у волшебника, волшебник – у палочки. Никогда не слышал такого?

- Слышал как-то раз.

- Мистер Олливандер любил это повторять. Я ведь когда-то работала в его магазине. Мечтала сама изготавливать волшебные палочки… Мы с тобой похожи, Люпин. Нам обоим сломал жизнь Фенрир Сивый.

Она поднялась на ноги, расправила помявшееся платье:

- Завтра полнолуние. Грегор собирается сражаться. Он не хочет брать меня с собой. Считает, что мне безопаснее здесь, – всё ещё держа палочку Адама в руке, она пошла к выходу, на полпути обернулась и добавила: – Он ждёт тебя в большом доме.

… Выслушав его рассказ, Грегор Гвилт долго стоял у окна, глядя на голубой купол, сквозь которое просвечивало бледное осеннее небо. Ремус видел лишь смутное отражение его лица в оконном стекле. Потом Гвилт повернулся к нему, и юноша подавил поражённый вздох – за несколько минут вожак постарел на десять лет.

- Спасибо тебе, – глухо проговорил он. – Ты был с ним до конца. Спасибо.

Он протянул Ремусу стакан с огненным виски:

- Выпей.

Виски обожгло ему горло, но Ремус даже не почувствовал боли. Поставив стакан на стол, он тихо сказал:

- Мне кажется, он знал, что Фенрир нарушит условия. Адам хотел убить его раньше… ему просто не повезло.

- Да, – покачал головой Грегор. – Адам всегда был упрямым. Шёл к цели самым коротким и самым сложным путём… Он был последним. Больше никого не осталось.

Ремус понял, о чём он говорит – о том, что Адам был последним из тех друзей, с которыми он когда-то сбежал из стаи Ральфа Кривозуба. Кроме него, остался только Фенрир, но он враг и убийца. И в этот момент Ремус вдруг понял, что они с Грегором похожи. Им обоим сломал жизнь оборотень, желавший отомстить их родителям. У обоих когда-то были верные друзья, готовые вместе встретить любые испытания, и оба потеряли их. Один друг предал всех остальных, и они погибли, один за другим. Внезапно его охватило острое сочувствие к этому оборотню, который сейчас казался таким старым, таким одиноким. Ремус подумал о Сириусе, который сейчас так далеко от него, совсем один среди дементоров, и даже не помнит, что на пути к Азкабану встретил своего последнего друга.

- Ты когда-нибудь любил, Ремус? – внезапно спросил Грегор. Ремус вздрогнул, отрываясь от своих мыслей, и поднял голову.

- Да, – сказал он, глядя Гвилту в глаза. Мелькнула мысль, что в его взгляде вожак может прочесть всё, что скрывалось за этим тихим коротким «да». Всё, что произошло между ним и Сириусом с того момента, когда они впервые встретились в купе «Хогвартс-Экспресса» и до вчерашней ночи. Но ему было всё равно. Они скрывали эту любовь слишком долго, так долго, что она стала горькой и тяжёлой. Но какова бы она ни была – она была настоящая. И никакой дементор не заставит Сириуса вспоминать их последнюю страшную встречу. Вспоминать её, чувствовать ненависть и вину будет только Ремус. А Сириус не вспомнит ни одного удара, ни одного жестокого слова. Это станет его последним подарком своей первой настоящей любви.

- А я никогда не любил, – проговорил Гвилт. – И я рад этому. Я никогда не позволял себе влюбляться, потому что видел, до чего доводит любовь. Она делает сильных слабыми. Теперь и ты это знаешь. Ты видел, что случилось с Адамом. Слишком сильно он любил эту женщину, даже спустя двадцать лет был готов рискнуть своей жизнью, лишь бы отомстить за неё. И теперь он мёртв. Должно быть, теперь он с ней. С ней, а не со мной, когда он так сильно мне нужен.

Гвилт смотрел ему в глаза, и впервые за все эти дни Ремус не ощущал страха. Он продолжал чувствовать, что от вожака исходит власть, но эта власть не ошеломляла его, не подавляла, как раньше. Она просто существовала, отдельно от его чувств.

- Запомни, что случилось с Адамом, – произнёс Гвилт. – Любовь делает нас слабыми. Никогда не позволяй ей одержать над собой верх.

- Я понял, – спокойно ответил Ремус, прямо глядя ему в глаза, открывая свою душу перед этими холодными серыми кинжалами, и зная, что какова бы ни была сила вожака, он не может ничего поделать с той любовью и горечью, которая переполняла Ремуса сейчас. Он не собирался спорить, потому что знал, что он прав, а Грегор Гвилт ошибается. Любовь не делает слабым.

Всё ещё глядя ему в глаза, Гвилт слегка улыбнулся уголком рта.

- Знаешь, Том рассказал мне ещё кое-что, прежде чем я убил его, – тихо сказал он. – Перед тем, как Адам пошёл в бой, ты крикнул Фенриру, что сдал его Министерству. Ты сказал это потому, что хотел разозлить его? Или потому, что это правда?

- И то, и другое, – Ремус не отводил взгляда. – Я действительно сообщил в Министерство о том, что вы собираетесь устроить драку в Стантон-Лонг. Я хотел, чтобы авроры убили или арестовали всех вас.

Гвилт продолжал странно улыбаться. Он покачал головой:

- Зря я не допросил тебя под Империусом сразу, как Адам настаивал. Впрочем, этому заклинанию можно сопротивляться, я надеялся, что ты сломаешься раньше. Я недооценил тебя, признаю, – он шагнул вперёд, Верный Коготь сверкнул в его руке. – Я ведь предупреждал тебя: не становись моим врагом.

- Поздно предупреждал, – покачал головой Ремус. – Я ведь уже сказал тебе: я хотел отомстить за Марлин. И до сих пор хочу. Я всегда был твоим врагом.

Ещё несколько дней назад он не осмалился бы разговаривать с Гвилтом в таком тоне, но это было несколько дней назад. Тогда он ещё не повстречал Фенрира Сивого, тогда он ещё не сражался с дементорами. Тогда он ещё надеялся, что есть какой-то крохотный невероятный шанс, что Сириус невиновен. Теперь в нём не осталось надежды. Только ярость. Он знал, что Гвилт видит это. Вожак слегка наклонил голову, задумчиво глядя на него:

- Один мой старый друг погиб по твоей вине. Второй погиб, защищая тебя. Почему я до сих пор оставляю тебя в живых, Ремус Люпин?

- Потому что ты выполняешь свои обещания, – ответил Ремус. – А мне ты кое-что пообещал. Ты сказал, что в полнолуние я убью оборотня. Я это запомнил.

Он шагнул к вожаку вплотную, глядя на него снизу вверх:

- Я не боюсь смерти. Но я хочу умереть, как волк, как умер Адам. Забрать с собой столько этих подонков, сколько смогу. Возьми меня с собой завтра, дай мне сразиться с Фенриром, а если я не умру в полнолуние, можешь сам меня убить.

Он говорил искренне. То, что произошло вчера, до сих пор мучило его. Ещё недавно он сам не знал, чего хочет – сражаться до конца или наоборот, сбежать от войны, спрятаться, наконец-то почувствовать себя в безопасности. Теперь он это знал. Сомнений больше не было – он хочет драться. Даже если это нанесёт удар по тому человеческому, что он всегда старался сберечь в себе. Он – оборотень. От этого никуда не деться. И он член Ордена Феникса, а война ещё не закончена. Пусть он умрёт в бою, глядя врагу в лицо, как умер Джеймс, а если ему это не суждено – что ж, он готов принять любую смерть. Возможно, будь у него чуть больше сил, он бы проанализировал свои чувства, убедил себя в том, что эта мрачная решимость, эта безнадёжная отвага – всего лишь следствие встречи с сотней дементоров, едва не применивших к нему Поцелуй. Но сейчас ему не хотелось об этом думать. Он сделал для Дамблдора всё, что мог. Пусть кто-нибудь другой заменит его, пусть кто-нибудь другой разбирается с артефактом – хотя бы этот Снейп, раз профессор так ему доверяет. Ремус всего лишь солдат армии Дамблдора, и умрёт, как солдат.

Грегор Гвилт улыбнулся, и прежде, чем он заговорил, Ремус уже знал, что он согласится.

11 ноября 1981 года. 13:22

Аластор Грюм вернулся с совещания и сразу заметил на столе тонкую стопку бумаг. Рядом стояла чашка остывшего чая. Грюм улыбнулся уголком рта: понятно, значит, бумаги принесла Алиса. В Министерстве любили подшучивать над его стремлением к бдительности (предварительно убедившись, что его самого нет поблизости), и он действительно никого не допускал в свой кабинет, кроме непосредственных подчинённых. Коллеги, начальство, посетители – со всеми ними он разговаривал за пределами кабинета, в приёмных и комнатах для совещаний. Но своим ребятам, с которыми прошёл огонь и воду, он доверял полностью. И потому всегда оставлял ключи кому-нибудь из них, уходя на совещания – чтобы если будут новые бумаги, они как можно быстрее попадали к нему на стол.

Он быстро пролистал пачку, пробегая взглядом убористые строчки и раскладывая листы по стопкам на столе. Справка из больницы Святого Мунго о состоянии Девена Флаббера – память по-прежнему не восстановилась; ещё одна справка, на этот раз о здоровье Кингсли, и вот тут Грюм улыбнулся уже по-настоящему – парень полностью поправился после ранения, которое ему нанёс Хантер. Кровь оборотня действительно попала в кровь молодого аврора, но не нанесла вред его здоровью, несмотря на приближающееся полнолуние, он не демонстрировал никаких признаков проклятия. Грюм мысленно начал готовиться к тому, что уже завтра радостный Кингсли прилетит на работу, и придётся пинками и руганью отправлять его обратно домой. Дальше шли другие документы из больницы: почти половина авроров, которые вчера ночью подверглись нападению оборотней Сивого и обезумевших дементоров, по-прежнему были в тяжелом состоянии, не могли выйти из апатии и дать показания. И тем не менее информация об этом событии уже просочилась в прессу, пронырливая Орианна Фрейзер, не так давно опубликовавшая статью о поимке Долохова в газете «Берег Ведьм», уже написала гневный материал о том, что чиновники Министерства не могут удержать дементоров в узде. Грюм устало покачал головой. Ещё недавно его молодые подчинённые позволяли себе вслух мечтать о том, какая прекрасная жизнь настанет после падения Волдеморта, и он всегда ворчливо одёргивал их, напоминал о том, что трудностей будет не меньше, а возможно, и больше. И сейчас временами слышал, как уставшие авроры тихонько бурчат друг другу: «Старик опять был прав».

Наконец в руках Грюма осталась последняя бумага – отчёт о сеансах связи через Сеть Летучего Пороха четыре дня назад. Как он и предвидел, отчёт не внёс никакой ясности в это дело – только запутал его ещё сильнее. Сеть Летучего Пороха была очень сложной системой, очень редко волшебнику удавалось сразу добраться до нужного камина, обычно в процессе он пролетал через несколько других. Так что в промежуток, указанный Дамблдором, через его кабинет пролетело несколько десятков волшебников, и установить, кто из них был Ремусом Люпином, и откуда он связался с директором школы Хогвартс, было не так-то просто. И тут же, точно в ответ на его мысли, пламя в его камине позеленело.

Грюм на всякий случай сжал в пальцах палочку, хотя был уверен, что его камин просто попался кому-то по пути, но бдительность – прежде всего. Бдительность не подвела – в пламени закрутилась человеческая фигура, и в следующую секунду из камина вышла женщина, которую Грюм не так давно пообещал запомнить.

- Здравствуйте, мистер Грюм, – сказала Кэтрин, смахивая золу с джинсов. Честно говоря, Грюм удивился. Даже немного обалдел. Он многое повидал в своей жизни, но наглость некоторых людей не переставала его удивлять.

- Здравствуйте, мисс Доннелли, – насмешливо сказал он, не убирая палочку. – Я полагаю, вы пришли сдаться?

- Нет, – отозвалась Кэтрин, откидывая с лица растрёпанные волосы. – У меня для вас важные сведения, а письмо могли перехватить, так что я забралась в один очень милый пустой дом и воспользовалась камином.

«И ванной, наверняка, – подумал Грюм, кинув взгляд на её мокрые волосы и старательно замытые пятна грязи на джинсах, но ничего не сказал. Его всегда удивляла и немного умиляла способность женщин соблюдать гигиену даже в самых трудных условиях, сам-то он иногда забывал даже спать, не то что умываться или причёсываться.

- У нас мало времени, – продолжала Кэтрин. – У меня есть важные новости для вас. Во-первых, Адам Спайдерсон мёртв, его убил Фенрир Сивый. Во-вторых…

- Помедленнее, мисс, – усмехнулся Грюм. – Вообще-то я должен арестовать вас за незаконное проникновение в чужое жилище и мой кабинет. Кстати, как вы узнали мой адрес?

- Я просто сказала: «Министерство Магии, кабинет аврора Грюма», – раздражённо сказала Кэтрин. – Ваша система безопасности не просто хромает на обе ноги, сэр, она ещё и слепая и глухая, мистер Гвилт вам даст сто очков вперёд, без обид! Арестовать меня вы всегда успеете, а сейчас у вас есть шанс поймать вожака оборотней. Вы готовы меня выслушать или нет?

- Я весь внимание, – несмотря на свою усталость, Грюм едва удерживался от смеха. Такое случалось в его практике: хоть он всегда безупречно следовал закону, бывало, что преступники вызывали больше сочувствия и симпатии, чем жертвы.

- Хорошо, – вздохнула Кэтрин, – хорошо… – она снова провела рукой по волосам, жест был немного нервный. – Три дня назад Джеральда Хантера выгнали из стаи. Он был замечен в городе Ньютаун, и там на него вышли оборотни Сивого. Они нашли поблизости от города портал, который ведёт в заброшенную деревню. В этой деревне и прячется Грегор Гвилт со своей стаей.

- Так, – кивнул Грюм.

- Я сама видела, как они им воспользовались. Я думаю, деревня находится в горах к северу от Ньютауна, портал всегда оставляли на перевале, и местность очень похожая. Проверьте ближайшую территорию, я уверена, стая где-то там.

- Что ж, спасибо, – искренне сказал Грюм. Ньютаун. Значит, Северный Уэльс. Теперь, когда хотя бы приблизительно известно, откуда Люпин пытался связаться с Дамблдором, отследить вызов по Сети Летучего Пороха будет гораздо проще.

- И ещё, мистер Грюм… – Кэтрин взглянула на него очень серьёзно, почти умоляюще, – я и моя подруга, мисс О’Риордан, и ещё несколько наших друзей… мы все оказались в этой стае не по своей воле. Когда найдёте это место, не нападайте сразу. Подождите до тринадцатого. Двенадцатого полнолуние, и на другой день Гвилт будет измотан, не сможет сопротивляться как следует. И перевоплотиться, как в Стантон-Лонг, не сможет. Вы сумеете его арестовать. А нам дайте уйти.

- Ставите мне условия, мисс Доннелли?

- Да, – заявила Кэтрин, слегка разводя руками, будто удивляясь, как можно было не понять настолько очевидную вещь. – Но я не только ставлю условия, я ещё даю обещание. Обещаю, что как только уйду из стаи, я больше не преступлю закон. И Бобби… мисс О’Риордан тоже. Мы не доставим вам хлопот. Мы хотим жить, только и всего.

- Понимаю, – Грюм устало потёр лоб рукой. – Я с самого начала был против убийства оборотней. Там, среди вас, есть один парень, сын моего старого друга. Я бы не хотел, чтобы он пострадал.

- Я знаю, – тихо сказала Кэтрин, и в её голосе впервые прозвучало тепло. Грюм понял, что это «я знаю» относилось ещё и к тому, что он был против убийств. Но уточнить он не успел – Кэтрин снова шагнула в зелёное пламя и исчезла.

11 ноября 1981 года. 20:16

Все старшие оборотни, кто остался в живых, собрались в большом доме. Тревога и нетерпение нависли над деревней, как магический купол, который теперь, когда стемнело, был почти не виден. Старшие обсуждали детали завтрашнего боя и не особенно заботились о том, что делает молодёжь – всё равно они никуда не смогут деться. Ремус, Дэн, Бобби, Урсула, Джин, Квентин и Салман собрались в доме, в котором когда-то жил Адам. Закрыв окна, они сгрудились в комнате, которая сразу стала очень тесной, и тихо разговаривали.

- Дерек не присоединится к нам, – с трудом проговорил Дэн. – Он очень зол на тебя, Рем. Он предлагал мне сбежать этой ночью, но я отказался.

- Мои ребята напуганы, – тихо сказал Квентин. Никто не стал уточнять, кого он имеет в виду: свою «команду по квиддичу», нескольких молодых оборотней, которых учил летать на мётлах. Он был знаком с ними всего ничего, а уже говорил о них, как о давних товарищах. – Уилли храбрится, но я же вижу, что ему страшно. А Мэтт совсем спал с лица. Когда мы убирали мётлы, он сказал, что хочет умереть. Начал рассказывать о той девушке, Марии Десильва, о том, что до сих пор жалеет, что струсил, что не защитил её, когда была возможность…

Квентин взглянул на Бобби:

- Знаешь, а ведь Мэтт видел, как кто-то забирал тела тех девчонок. Я специально спросил: была ли на нём маска Пожирателя Смерти? И знаешь, что он ответил?

- Не было, – тихо отозвалась Бобби.

- Сам по себе потрошитель может и не быть Пожирателем Смерти, – сказал Ремус. – У них много шпионов и подручных среди других волшебников. Целители… Чиновники из Министерства… Торговцы, вроде того, которого мы грабили, Дэн, – Дэн кивнул. – А может, он всё-таки Пожиратель, просто решил не светиться?

- Сейчас это меньшая из наших проблем, – вмешалась Урсула. Она сидела, прислонившись спиной к стене, сложив руки на груди, нервно постукивая ботинком по полу. – Нам надо думать, как завтрашнюю ночь пережить.

- Ты – урождённый оборотень, – произнёс Ремус, глядя ей в глаза. Урсула пожала плечами:

- Ну и что?

- Ты сохраняешь разум в полнолуние?

Девушка нахмурилась, наклонилась вперёд:

- Да, сохраняю, но если рядом Грегор, я буду выполнять его приказы.

- А вдруг нет? – Джин повернулась к Урсуле. – Ты столько времени врала ему. Ты действовала за его спиной. Может, ты справишься?

- К чему вы клоните? – зелёные глаза Урсулы сузились, подозрительно смотрели то на Ремуса, то на Квентина, то на Джин. – Что вы задумали?

- Ты будешь нашим вожаком, – сказал Ремус. – Мы будем держаться возле тебя.

Он едва сдержал улыбку, увидев, как глаза Урсулы расширились, губы приоткрылись, и на лице появилось выражение такого возмущения, что это было почти забавно.

- Вы совсем охренели?! – девушка вскочила на ноги, пинком отшвырнув ящик.

- Можно и так сказать, – серьёзно сказал Ремус, пряча улыбку, и услышал рядом тихий смешок, увидел, как блеснули в улыбке зубы Квентина. Урсула сердито смотрела на него:

- Я не стану бить Грегора в спину, как бы я к нему ни относилась. Хватит с меня подлостей!

- Мы и не просим тебя нападать на него, – всё так же серьёзно и спокойно продолжал Ремус. – Но завтра ночью мы все должны держаться вместе. Иначе нас перебьют поодиночке. Мы сможем это сделать, только если ты нам прикажешь.

Урсула задумалась. Медленно опустилась обратно на свой ящик:

- Я вряд ли смогу…

- Сможешь, – улыбнулся Квентин. – Можешь кусать, если будем плохо себя вести.

- Это идея, – задумчиво проговорил Дэн. – Когда мы с братом превращались, я всегда слушался его. Но это закончилось, когда мы поссорились. Я перестал доверять ему, и мой волк тоже.

- И вы готовы доверять мне? – Урсула переводила взгляд с одного лица на другое, не веря, что это происходит на самом деле. – Серьёзно?

- Да, – кивнула Джин, и одновременно с ней кивнула Бобби.

- Да, – проговорил до сих пор молчавший Салман.

Дэн ободряюще улыбнулся и ненадолго взял Урсулу за руку:

- Я не забыл, что ты была готова помочь мне. Я доверяю тебе. Ты справишься.

- Ты справишься, – повторил Ремус.

- Откуда ты знаешь? – глухо спросила Урсула, глядя на него зелёными глазами, всё ещё сердитыми и недоверчивыми, но в них уже начинали мерцать коварные искорки, которые он так часто замечал за эти десять дней. – Я пыталась тебя подставить, забыл? И тебя, Дэн. А тебя я вообще угрожала убить, – она кивнула на Джин.

- Откуда я знаю? – повторил Ремус. – Знаешь, мне вы тоже не должны доверять. Я пришёл сюда потому, что меня прислал Дамблдор. И потому, что я искал мести. Адам ненавидел моего отца и меня самого, но он отдал жизнь ради меня, и простил моего отца. Я ненавидел тебя, Дэн, и твоего брата, за то, что вы позволили Финну убить Марлин, но я прощаю вас, потому что я только теперь понял, через что вам пришлось пройти. Все мы разные, и все мы хотим разных вещей, но все мы знаем, что такое страдать и терять. Может, через два дня всё это закончится, и я снова стану волшебником из Ордена Феникса, а может, я умру в полнолуние, но прямо сейчас имеет значение только одно: я один из вас. И ты, Урсула – тоже одна из нас. Ты не побоялась рассказать мне правду, ты доверилась мне – значит, я могу довериться тебе.

Он вздохнул, чувствуя холод в груди, оставшийся после сражения с дементорами, и произнёс громче, твёрже, обращаясь уже не к одной Урсуле, а ко всем:

- Один мой друг как-то сказал: «Любовь никогда не выигрывала войны, их выигрывала только ненависть». Грегор сегодня сказал мне, что любовь делает сильных слабыми. Может, любовь и не выигрывала войн, но она могла бы предотвратить их, если бы её было больше в этом мире. Нас делают слабыми наши разногласия, глупость и ревность, жестокость и жадность. Но не любовь. Любовь делает нас сильнее.

Бобби улыбнулась ему. Квентин обхватил Джин за плечи и тоже улыбнулся, украдкой показав Ремусу большой палец. Салман отвернулся, и его губы вздрогнули. Урсула смотрела Ремусу в глаза, и он видел, как неуверенность окончательно покидает её взгляд. Несмотря на тоску по Сириусу, обиду на Дамблдора и злость на Снейпа, сейчас он почувствовал, как в нём снова просыпается радость, слабая, но радость. Пусть у него не осталось надежды, но он смог подарить её другим.

«Славная выйдет шалость, – подумал он внезапно. И ему тоже захотелось улыбнуться.

Комментарий к Часть 33 Выходим на финишную прямую! :)

====== Часть 34 ======

Комментарий к Часть 34 Понимаю, ждать пришлось долго. Эту и следующую главы я писала в день по чайной ложке, и вы поймёте, почему :(

Но зато эта глава получилась очень большой, а следующая (последняя) выйдет очень быстро) возможно, даже послезавтра. До конца осталось совсем немного)

12 ноября 1981 года. 9:01

Кигсли Шеклболт никогда не смог простить себе того, что в тот день опоздал на работу.

Вообще-то он часто опаздывал. Ненадолго – на минуту-две – но постоянно. Это началось ещё в Хогвартсе: весёлый, общительный и активный парень забывал о времени, засиживался за интересными книгами, забалтывался с приятелями на переменах, и прибегал в класс аккурат после звонка. В конце концов учителя даже перестали снимать баллы за опоздание – какой смысл, если в течение урока Кингсли всё равно заработает в два раза больше очков, чем потерял? И после окончания школы продолжалось то же самое: Кингсли опаздывал на тренировки, на совещания и просто на работу. Грюм, конечно, покрикивал время от времени, но всерьёз на него никто никогда не сердился: во-первых, Кингсли всегда извинялся за свои опоздания, сопровождая слова обезоруживающей обаятельной улыбкой; во-вторых, насколько беззаботен он был в обычной жизни, настолько же собран и точен в бою. За это его ценило начальство и любили товарищи по Корпусу.

В то утро Кингсли твёрдо решил, что не опоздает. Он завёл будильник на десять минут раньше обычного, сделал обязательную разминку, с удовольствием отмечая, как восстанавливаются исцелённые мускулы. Связался через Летучий Порох с родителями, которые не отходили от него в больнице и навещали каждый день после выписки, но всё равно до сих пор не могли отделаться от тревоги. Потом приготовил себе завтрак – большую кружку сладкого чёрного кофе и вафли с малиновым джемом, наслаждаясь вкусом и запахом, радуясь, что больше не приходится питаться безвкусной больничной едой. Одевшись, не отказал себе в удовольствии посмотреться в зеркало – как же он соскучился по своей алой форме! И уже собрался выйти из дома, за пределы Антиаппарационного заклинания, как хлопнул себя по лбу и кинулся обратно на кухню.

В шкафу была припрятана бутылка вина и пачка кексов. Кингсли купил их ещё вчера, глупо было бы забыть. В конце концов, сегодня его первый рабочий день после целой недели отпуска по ранению! К тому же его товарищу Джону Таунсенду, с которым он лежал в одной палате, стало лучше: целители наконец-то вылечили его глаза, совсем скоро Джон тоже вернётся на службу. Даже в такие тяжёлые времена можно найти повод для радости, а тут их будет целых два. Он улыбнулся, предвкушая, как в обеденный кабинет соберётся с друзьями, как Алиса, Фрэнк, Диоген и Ардея будут смеяться и толкаться, пытаясь поудобнее устроиться в его тесном кабинетике, как к ним заглянет Грюм – официально, чтобы велеть вести себя потише и не мешать другим, более ответственным людям, а на самом деле, чтобы получить свой бокал вина. Прижав себе бумажный пакет с выпечкой и тщательно завёрнутой в бумагу бутылкой, Кингсли со всех ног бросился за дверь. Часы показывали две минуты десятого.

Через несколько мгновений он уже перебегал шумную улицу в центре Лондона. Светофоры горели зловещим красным светом, но ни одна из бешено мчащихся машин не задела высокого темнокожего парня, как по волшебству – да так оно и было. Свернув в переулок, Кингсли столкнулся с несколькими чиновниками, которые тоже опаздывали, и лица у них были соответствующие – нервные и недовольные, без той радостной улыбки, которая освещала его лицо.

Аппарация через специальный портал, надоевшая, но обязательная проверка в Атриуме, долгий путь до Корпуса Авроров по коридорам и в кабине волшебного лифта… Ещё три года назад, будучи студентом, Кингсли запросто добирался до работы прямо из дома, по Летучему пороху, и попадал сразу в Корпус, но сейчас пропускной режим и правила безопасности были ужесточены, и никто пока что не собирался их ослаблять. Была уже четверть десятого, когда он наконец влетел в свой кабинет и бережно поставил на стол пакет с бутылкой и кексами. А ещё через несколько минут в кабинет влетел фиолетовый бумажный листок – записка, требующая явиться на совещание ровно в 9:30.

Кингсли вышел из кабинета и постучался в соседнюю дверь. Фрэнк, в отличие от него, всегда был пунктуальным, но сейчас он не ответил, как будто его вовсе не было в кабинете. Кингсли огляделся по сторонам и увидел Диогена Райса. Тонкое бледное лицо молодого аврора просияло, когда он увидел Кингсли, друзья шагнули друг к другу и обнялись.

- Грюм зовёт на совещание, ты Фрэнка не видел? – спросил Кингсли. Диоген дёрнул ручку двери, та отозвалась сухим щелчком – кабинет был заперт.

- Наверное, они с Алисой уже ушли, – предположил он. – Пойдём, а то опоздаем.

Совещание было назначено в одном из самых больших залов, а это означало только одно: на него соберётся весь Корпус, в том числе и Барти Крауч-старший со своими людьми. Этот к опозданиям относится намного суровее. Кингсли до сих пор помнил, какой разнос Крауч устроил ему несколько месяцев назад. «Станете Министром магии – опаздывайте, сколько душе угодно! А сейчас будьте добры не игнорировать утверждённый рабочий график!»

Зал заседаний был уже практически полон, авроры толпились в дверях и быстро рассаживались по креслам, амфитеатром окружавшим площадку с трибуной. Кингсли сразу заметил Грюма, нервно прохаживающегося по площадке; к счастью, емухватило ума не помахать шефу рукой. Они с Диогеном нашли себе пару мест в дальнем ряду, и к ним тут же подсели другие. Кингсли приподнялся, высматривая Фрэнка и Алису, но вместо них заметил кое-кого другого, и сердце кольнуло волнение. В первом ряду, напряжённо наклонившись вперёд, опустив подбородок на нервно сцепленные руки, сидел худой широкоплечий мужчина в алой форме без плаща, с золотыми и чёрными нашивками на рукавах – служащий Корпуса, но не боевого отделения, а канцелярии. Кингсли хорошо знал этого мужчину. Лайелл Люпин.

Через несколько минут Грюм поднялся на трибуну и окинул зал взглядом. Разговоры тут же прекратились, Грюм дождался полной тишины и заговорил:

- Коллеги, у меня важная новость. Благодаря нашим коллегам из Сектора связи мы смогли установить точное местонахождение Грегора Гвилта и его стаи, – он взмахнул палочкой, нарисовав в воздухе сложный знак, и над его головой тут же развернулась огромная полупрозрачная карта Британии. Изображение начало приближаться, сфокусировалось на Северном Уэльсе, на холмах и горах, простирающихся от морского побережья до города Ньютаун, находящегося на самой границе между Уэльсом и Англией. – Мы получили информацию о том, что в последние несколько недель порталы, ведущие в укрытие Гвилта, были сосредоточены здесь, в окрестностях Ньютауна.

- Порталы могут вести куда угодно, – мрачно произнёс Крауч.

- Верно, но то, что их постоянно оставляли на одной и той же территории, не может не настораживать, – сказал Грюм. – Должен признать, что мы недооценивали Гвилта. Он умеет запутывать следы и уходить от преследования, не так хорошо, как старый Ральф Кривозуб, но всё же умеет. Я считаю, оборотни после охоты аппарировали обратно в укрытие только в особых случаях, а большей частью перемещались сначала в перевалочный пункт, где находился портал. Ньютаун был таким пунктом. Возможно, были и другие.

Грюм обернулся к карте, ненадолго задержал взгляд на надписи «Ньютаун». Оборотни Гвилта нападали, грабили и убивали по всей Британии, от шотландских гор до берегов Кента, и их никак не могли найти, а все пути сходились здесь, в этом небольшом городе. Он снова повёл палочкой к карте, и изображение приблизилось ещё сильнее, так, что городки, деревни и дороги уступили место сплошному зелёному лесу. В этом зелёном море появилось маленькое серое пятно.

- Сопоставив информацию о порталах Ньютауна с той, которую нам предоставил Сектор связи, мы установили, что седьмого ноября Ремус Люпин вышел в Сеть Летучего Пороха отсюда, из магловской деревни под названием Бринси.

«Бринси» в переводе с валлийского означало «Холм собак». По залу пробежал смешок, и даже Барти Крауч позволил себе улыбнуться.

- Деревня была окончательно заброшена несколько лет назад, асфальтовую дорогу построить не успели, грунтовая заросла. Отличное укрытие для тех, кто хочет спрятаться от закона. Подозреваю, Гвилт и его стая хотят остаться там на всю зиму, прежде чем отправиться куда-то ещё.

- Вы прекрасно поработали, – сказал Крауч сухим, как всегда, голосом, но его глаза сверкнули возбуждением. – Я считаю, ждать больше нечего. Нужно атаковать сегодня.

- При всём уважении, сэр, я считаю это слишком рискованным. Сегодня полнолуние. Агрессия оборотней и их способность к регенерации намного выше, чем в любой другой день лунного цикла, а сила вожака возрастает десятикратно. Я убеждён, что мы должны напасть завтра. Оборотни будут ослаблены и не смогут сопротивляться должным образом.

- Когда они вернутся в человеческую форму, то смогут снова пользоваться магией! Вот что по-настоящему рискованно! Наша цель – уничтожить Гвилта и всех его псов, в полнолуние это сделать намного проще. Они не смогут колдовать, не смогут воспользоваться мётлами или порталами, а агрессия не позволит им затаиться или убежать.

- Сэр, – твёрдо произнёс Грюм, – у них наш человек. К тому же большинство оборотней вступили в стаю не по своей воле. Они ещё могут вступить в борьбу на правильной стороне, но если все погибнут, мы лишимся потенциальных союзников.

Лайелл слушал их, сжав руки до боли. За эти десять дней он перенёс столько тревог, что у него уже не было сил надеяться. Седьмого ноября, пять дней назад его мальчик всё ещё был жив. Но жив ли он сейчас? А если жив – переживёт ли он сегодняшнюю ночь?

Выдержит ли полнолуние среди других оборотней? Если бы это зависело от него, он напал бы сегодня, прямо сейчас, но сейчас ему оставалось лишь надеяться, что Грюм докажет свою правоту. Он и думать не хотел о том, что будет, если за дело возьмётся Крауч. Деревню Бринси возьмут в кольцо и будут бомбардировать боевыми заклинаниями, пока там не останется ни одного живого оборотня, и Ремус погибнет вместе со всеми. Крауча и его людей это не заботит: для них оборотни – чудовища, не достойные жизни. «Безумные, злобные существа, которые не заслуживают ничего, кроме смерти» – так он сказал когда-то, эти ужасные слова сломали жизнь ему и его мальчику. Он усвоил свой жестокий урок, но знал, что объяснять что-то другим бесполезно. Крауч ненавидит оборотней, и всё магическое сообщество на его стороне.

В конце концов Крауч согласился с доводами Грюма. Операция была назначена на пятницу, 13-е ноября, в девять утра, когда станет совсем светло, и обессилевшие, слишком чувствительные к свету после превращения оборотни не смогут сопротивляться. Грюм говорил ещё долго, объясняя свой план, вызывая с помощью палочки одну схему за другой, показывая, как нужно перекрыть доступы к деревне, как снимать защитные заклинания и накладывать антиаппарационные. Вся операция должна была занять не больше часа. С собой Грюм собирался взять двадцать человек.

- Сэр! – не удержался Кингсли, вскинув руку, – я считаю, вам понадобятся двадцать один!

Грюм скользнул по нему недовольным взглядом:

- Двадцать, мистер Шеклболт. У вас больничный лист до четырнадцатого. Надеюсь, вы не думаете, что за самовольный выход на работу раньше срока вам выплатят сверхурочные?

Снова кто-то засмеялся, но Кингсли не обратил на это внимания.

- Я тоже рад вас видеть, шеф, – пробормотал он, садясь на место.

Совещание затянулось на целый час. Помимо стаи Гвилта, требовалось обсудить ещё несколько важных вопросов. Стрелка часов уже приближалась к одиннадцати, когда грюм и Крауч наконец объявили, что все могут быть свободны. Кингсли поднялся на ноги, оглядел зал. Крауч уже двигался к выходу, Грюм задержался, разговаривая о чём-то с Лайеллом Люпином. Алисы и Фрэнка по-прежнему не было видно, и впервые за этот день Кингсли ощутил слабую тревогу.

Грюм, как выяснилось, тоже заметил отсутствие Лонгботтомов. После совещания он собрал всех подчинённых в отделе и спросил, не видел ли их кто-нибудь. Никто не видел. Они не появлялись в отделе.

- Может, заболели? Может, их вызвал к себе кто-то ещё? – в голосах авроров начало сквозить беспокойство, и Грюм нахмурился:

- Паниковать рано, – отрезал он. – Возвращайтесь к работе.

По пути в свой кабинет он ещё раз велел не паниковать, на этот раз самому себе и мысленно. Они члены Ордена Феникса, их мог вызвать к себе Дамблдор. Сейчас Грюм найдёт у себя на столе письмо от главы Ордена, объясняющее, что Лонгботтомы понадобились ему для какого-то задания.

Письма не было. В те минуты Грюм всё ещё не паниковал. Нужно просто связаться с Дамблдором и всё уточнить. Но сперва почему-то он решил обратиться к Августе Лонгботтом. Бросив в камин щепотку Летучего Пороха, он наклонился к пламени, и вскоре уже смотрел на гостиную в доме Лонгботтомов.

Как обычно, в те дни, когда и Фрэнк, и Алиса уходили на работу, Августа оставалась с маленьким Невиллом. Увидев Грюма, она очень удивилась. Она была уверена, что сын и невестка давно на работе – как всегда, они аппарировали заранее, без пяти минут девять. Грюм увидел, как Августа медленно встаёт с ковра, на котором Невилл сосредоточенно собирал замок из кубиков, как паника наполняет её взгляд, и почувствовал, как его сердце сжимает ледяная рука.

Несколько минут спустя Грюм, Кингсли и Диоген уже были в Атриуме. Понадобилось ждать ещё десять минут, прежде чем они получили список всех сотрудников, явившихся на работу в промежуток между 8:55 и 9:00. Более сотни человек! Никто из проверяющих не видел Алису и Фрэнка. Оставалась надежда, что их заметил кто-то из сотрудников.

Прошло ещё полчаса томительных расспросов и напряжённого ожидания, прежде чем один из пожилых чиновников, задумчиво нахмурив лоб, пробормотал:

- Кажется, я что-то слышал… В соседнем переулке. Кто-то произнёс «Люмос», но неправильно, больше похоже на «Люмус». Я не расслышал полностью. Я на всякий случай вернулся, но никого не увидел.

«Люмус» вместо «Люмос»? Грюм знал, что иногда люди слышат то, что хотят услышать. Память этого испуганного чиновника могла сыграть с ним злую шутку, заменить часть услышанного заклинания на другое. Он быстро поднялся из-за стола, кивнул остальным сотрудникам, что могут уходить, и заспешил к выходу из Министерства. Заклинание оканчивалось на «мус». Это могло быть «Экспеллиармус». Он был уверен, что это «Экспеллиармус».

У них уже был случай, когда сотрудника похитили прямо по пути на работу. Бывали случаи, когда сотрудников убивали буквально на пороге Министерства. Спеша к выходу, слыша за спиной быстрые шаги Диогена, испуганно резкое дыхание Кингсли, Грюм прокручивал в памяти эти старые дела. Вспоминал, как сам собирал улики и опрашивал свидетелей. Внутренний голос чётко, ровно зачитывал строчки протоколов. Его лицо и взгляд тоже были спокойны, и никто не мог видеть ужаса и гнева, которые разворачивались в его сердце.

Они тщательно обыскали весь переулок, прежде чем Диоген Райс подошёл к шефу с окаменевшим лицом и протянул ему волшебную палочку. Грюм медленно взял палочку в руки, ощутил под пальцами полированную светлую древесину. Палочка Фрэнка Лонгботтома.

На часах было двенадцать. Прошло три часа с тех пор, как их обезоружили и похитили здесь, в этом грязном пустом переулке.

Грюм никогда не простил себе, что не прервал совещание сразу, как заметил отсутствие Фрэнка и Алисы.

Диоген никогда не простил себе, что не поднял тревогу сразу же, как только увидел запертую дверь кабинета.

Кингсли никогда не простил себе, что в тот день опоздал на работу.

12 ноября 1981 года. 17:15

Не только Грюм в тот день строил боевые планы. Сразу после скудного обеда, состоящего из овсянки и сухарей (и крохотных кусочков шоколада для тех, кто всё ещё мучился от последствий стычки с дементорами) Грегор Гвилт собрал в разрушенной церкви свою поредевшую стаю. Он – вожак, его двадцать девять оборотней и один человек. Худой темнокожий парень, стоящий рядом с Ремусом Люпином. Стив Томас – так его зовут. Его утащили с собой с берега моря, спасая от дементоров Азкабана, и он целые сутки провёл без сознания, балансируя между жизнью и смертью. Его до сих пор трясло от холода в груди, но не от страха – Гвилт видел в его тёмных глазах тревогу и тоску, волнение и надежду, но только не страх. И точно так же не было видно страха в светло-карих глазах Ремуса Люпина.

- Вы все помните, что произошло здесь в прошлый раз, – заговорил Гвилт. – Нам объявили войну. И я помню, что вы были готовы сражаться. Я тоже был готов к этому. Но тогда рядом с вами были ваши друзья, братья и сёстры. А рядом со мной – Адам и Виктор. Тогда нас было сорок восемь, а теперь осталось почти вдвое меньше. Стантон-Лонг, вылазка в Министерство, стычка в Ливерпуле, набег Мо Карсона… Среди нас не найдётся тех, кто не был ранен. Кто не потерял друга. За последнюю неделю я потерял двадцать оборотней. Каждого из них я сам привёл сюда, все они были частью моей стаи. Каждый из них что-то для меня значил.

Он снова посмотрел на молчащих оборотней. Кое-кто смотрел на него прямо, некоторые прятали взгляд. Уголки его губ тронула улыбка:

- Вы все что-то для меня значите. Я никогда не обращал насильно, потому что я видел, как мучаются те, с кем сотворили такое. Большинство из вас стали оборотнями именно так, и от вас отвернулись ваши родные, ваши друзья, всё общество. Но для меня вы все что-то значите, каждый из вас нужен мне. В мире нет безопасного места для таких, как мы. Вся наша жизнь – это война. Я знаю, что многие из вас ненавидят меня, и в сегодняшней битве я не прошу вас сражаться за меня. Сражайтесь за себя. Защищайте тех, кто вам дорог. Погибших друзей не вернуть, а враги для нас, оборотней, найдутся всегда. Если не Сивый – то волшебники, если не волшебники – то маглы. Но это будет потом. А сегодня мы убьём Фенрира Сивого.

После его слов воцарилась тишина. Но она продолжалась недолго. В этот раз не было ни криков, ни хлопков, только шуршание, как будто стая птиц пронеслась над разрушенной крышей. Шуршали края одежд, оборотни вытаскивали наружу волшебные палочки, ножи, палки и цепи, и молча поднимали их в воздух, показывая, что они готовы идти в бой. Гвилт улыбнулся.

- Двадцать оборотней, – повторил он. – Может, сегодня ночью я потеряю столько же. Может, меньше. Я бы сказал, что это не важно, но это будет ложью. Для меня это важно так же, как и для вас. Каждый из вас оказался здесь не случайно, и не погибнет зря.

Он перевёл дыхание и произнёс то, чего никто не ожидал услышать:

- В бой пойдут только самые сильные и здоровые. Здесь останутся те, кто был ранен в недавнем бою, и те, кому сражаться не позволяет здоровье – Клэй, Фрэнсис, Марта, Алекс, Нейт и Джин. Стю, Зельда, вы остаётесь за главных.

Джин прерывисто вздохнула, сжала руку Квентина. Тот стиснул зубы, погладил дрожащими пальцами похолодевшую ладонь девушки.

Собрание закончилось в полном молчании. До темноты оставалось совсем немного, оборотни тихо расходились по домам, чтобы немного поспать и отдохнуть перед полнолунием. Единственным, кто остался в церкви наедине с Гвилтом, был Стив Томас. На прощание Ремус Люпин похлопал его по плечу. Утром, когда Стив очнулся, Люпин уже посвятил его во всё происходящее и попросил не терять надежду. Стив не стал говорить ему, что терять уже нечего – надежды не осталось. Он ждал, что его будут судить. Что Ремус, или его отец, или Даблдор выступят в его защиту, на это была вся его надежда. Но всё оказалось не так, как он ожидал. Его пытали, держали взаперти, пока Скуммель пытался убить его семью, а потом отправили в Азкабан без суда, не дав сказать ни слова в свою защиту. Он совершенно не представлял себе, что его ждёт. Но раньше он никогда не догадывался, что иногда вместе с надеждой уходит и страх. Теперь он больше ничего не боялся.

- Что ты со мной сделаешь? – спросил Стив. Гвилт окинул его внимательным взглядом:

- А ты как думаешь?

Стив устало пожал плечами:

- Ремус Люпин сказал мне, что ты будто бы никогда не превращаешь в оборотня против воли.

- Действительно? – усмехнулся Гвилт. – Смотрю, Ремус Люпин неплохо меня знает. Жаль, я не могу сказать о нём того же. Слушай, Стив: я не стану тебе врать – ты оказался не в том месте не в то время. Но обращать тебя я действительно не стану. В эту ночь нам понадобится волшебник. Как только появится шанс, ты снова вернёшься в Министерство. Скажешь, что в ту ночь на побережье Сивый захватил тебя с собой. Тебе удалось вырваться и убить кое-кого из его волков. К тому времени я и мои волки будем уже далеко, и ты сможешь аппарировать вместе с аврорами на место битвы и показать им кучу трупов.

Думаю, после такого тебе скостят срок.

- А если я откажусь?

- Тогда мне придётся тебя убить.

- А если я не переживу эту ночь?

- Мои волки на тебя не нападут, это я гарантирую. Волки Сивого тоже тебя не тронут… но это тебе придётся гарантировать самому, – он положил на скамью несколько волшебных палочек, которые принадлежали погибшим оборотням из его стаи.

– Выбирай.

… Квентин и Джин лежали на кровати, крепко обнявшись и не говоря ни слова. Раньше они могли разговаривать часами обо всём и ни о чём, но сейчас их обоих душили страх и слёзы, и они больше молчали, чем говорили. Сколько раз они расставались на долгие дни и недели, прежде чем им удавалось снова встретиться, сколько раз их встречи срывались в последний момент, и то они не тосковали так сильно, как сейчас, когда им предстояло расстаться всего на одну ночь.

- Скажи, что с тобой всё будет хорошо, – шептала Джин снова и снова. Её пушистые ресницы слиплись от слёз, которые она не могла сдержать. Квентин прижимал к себе её маленькое тело, гладил её похудевшие щёки, целовал кончик холодного носа и дрожащие обветренные губы, проводил рукой по животу и отвечал:

- Со мной всё будет хорошо.

... Небо медленно темнело. В воздухе пахло снегом и дымом. Ремус стоял на краю леса, глядя на маленькую, затерянную в горах деревню, которая была его домом все эти десять дней. Он уже сбился со счёту, сколько в его жизни было таких вечеров, когда он дожидался полнолуния. Когда он был дома, мама всегда старалась вести себя так, будто ничего особенного не происходит. Они варили какао, забирались с ногами на диван и смотрели «Стартрек», или «Мрачные тени», или ещё какое-нибудь шоу, пока не становилось совсем темно, и только потом он уходил в подвал. В Хогвартсе они с Мародёрами устраивали целое представление: весь день Джеймс отпускал шуточки о «пушистой проблеме», и Ремус нервно смеялся в ответ, пытаясь сдержать нарастающую тревогу и злость, но стоило ему увидеть спокойное лицо Сириуса, услышать смех Питера, и ему сразу становилось легче… Он уже забыл о тех временах, когда он НЕ ждал полнолуния. Но эта ночь будет особенной.

Сегодня он совершит убийство. Может, и не одно. И сделает это не потому, что его заставили, как это случилось с Дэном и Дереком, с Бобби и Кэтрин – он сам вызвался на это, сам попросил Гвилта взять его в бой. У него не было с собой волшебной палочки, но ему казалось, что он совсем рядом – бродит за деревьями, сея жемчужный свет, шевелит мягкими ушами, помахивает хвостом. Его волк. Он не любил вызывать телесного Патронуса именно потому, что тот был волком, но сейчас он как никогда чувствовал его присутствие. Сегодня ночью эти яркие глаза наполнятся яростью, а зубы ощутят вкус крови другого оборотня. Интересно, способны ли убийцы вызывать Патронус?

Он посмотрел на небо над облетевшим лесом. Оно уже стало бледно-лиловым, но ещё не окрасилось глубокой ночной синевой. Из-за чёрных верхушек леса появилась бледная, почти прозрачная луна. Такая маленькая – меньше, чем кнат. Подумать только, что вся его жизнь так или иначе крутится вокруг этого невзрачного шарика на небе.

- Будь рядом…

Голос Бобби был очень тихим, но он всё равно его услышал. Он направился в сторону, откуда звучал этот голос, папоротники шуршали под его ногами. Они были такими высокими, что Бобби утонула в них по колено. Лунный свет мерцал на её тёмных волосах, в руках она держала серебряную ласточку. Птица легко вспорхнула вверх и улетела, разрезая холодный воздух острыми крыльями.

- Это для Кэтрин, – пояснила она, оборачиваясь. – Я не знаю, получит ли она это сообщение, но… пусть в эту ночь будет поближе к деревне. Лучше здесь, чем где-нибудь ещё, где она сможет на кого-то напасть.

Ремус встал рядом с ней и поднял глаза к небу, в которое улетела серебряная ласточка. Он повернулся к Бобби и заметил, что она тоже смотрит вверх, и в её глазах блестят слёзы. Ремус понял, что Бобби только сейчас осознала, что, возможно, это был её последний шанс послать Кэтрин весточку, а она так и не сказала самого главного. Он взял её за руку, всё ещё хранившую тепло магии от прикосновения к Патронусу, и они пошли обратно в деревню.

… Все, кто собирался сражаться, собрались на краю деревни, там, где воздух пересекала мерцающая плёнка защитного купола. Джин и Квентин с трудом смогли разжать руки; девушка вся дрожала, еле сдерживая слёзы, юноша был бледен, как полотно.

- Всё будет хорошо, – прошептал он, поцеловав Джин в макушку. Девушка шмыгнула носом и посмотрела на Ремуса. Тот молча кивнул. Теперь, когда он навсегда потерял Сириуса, когда сердце вырвано из его груди, ему незачем больше жить. Но он сделает всё то малое, что в его силах, чтобы Квентин Хуперс вернулся к Джин Феннелл. Он думал об этом, когда они пересекали пелену защитного купола, которую Гвилт специально сделал проницаемой на несколько секунд, и которая сразе же накрепко сомкнулась за их спинами.

12 ноября 1981 года. 20:49

Грюм почти физически чувствовал, как уходит драгоценное время. Он отдавал приказы, выслушивал донесения, просматривал старые протоколы допросов, снова и снова пытаясь обнаружить намёки на ещё не обнаруженные укрытия Пожирателей Смерти, и отправлял людей снова проверять те, которые уже были обнаружены, и каждый раз, глядя на часы, думал о том, что прошёл ещё час, два часа, три часа… Часы утекали сквозь пальцы, проносились со скоростью минут. Он бывал в плену, и знал, что для Фрэнка и Алисы те же часы растянулись на целую вечность, если они ещё живы. Если они ещё живы…Он не хотел думать о том, что их, возможно, уже нет в живых, что малышу Невиллу предстоит стать сиротой сразу после того, как стал сиротой маленький Гарри Поттер, но всё равно думал об этом. Такова уж была его работа – думать о плохом, готовиться к худшему. И всё равно каждый раз, когда это худшее происходило, когда умирали старые опытные бойцы и молодые новобранцы, он понимал, что не был к этому готов.

Уже давно ушли домой сотрудники Сектора Связи и Отдела Магического правопорядка, заперли свои загадочные кабинеты молчаливые сотрудники Отдела тайн. Министерство опустело. Но в Корпусе авроров кипела работа. Сжимая в руках ордера на обыск, авроры уходили в дома волшебников, заподозренных в связях с Волдемортом, и возвращались спустя долгие часы с потухшими глазами, а иногда и со следами от заклятий. Кое-кто из других отделов изъявил желание помочь; несколько практиканток из Сектора Связи с покрасневшими от усталости глазами просматривали отчёты о сеансах связи через Сеть Летучего Пороха, а в кабинете Грюма уже несколько часов безвылазно сидел Артур Уизли, без конца читая и перечитывая протоколы допросов семейства Малфоев.

- Нарцисса утверждает, что давно не видела свою сестру, – пробормотал он, проводя рукой по глазам, – но я уверен, что Беллатрикс не покинула Англию. Она как-то связана с этим.

- Мы уже обыскали поместье Лестрейнджей сверху донизу, – отозвался Грюм. – Ничего. И никого. Их домовые эльфы заявили, что хозяев нет дома уже несколько дней.

- Может, у них есть сообщник, – продолжал Артур. – На прошлой неделе только в моём отделе арестовали двух шпионов Пожирателей Смерти. Я уверен, что у них есть свои люди и в других секторах.

Грюм задумчиво покачал головой, глядя на башню пустых стаканчиков из-под кофе, дымающуюся на его столе. Ему казалось, что его мозг уже отяжелел от усталости. И всё же слова Артура заронили в его голову какую-то мысль. Но ему нужно обдумать её. Побыть в одиночестве и в тишине.

- Иди домой, Артур, – проговорил он. – Если я задержу тебя ещё на полчаса, Молли меня заживо сварит, и я буду даже не против.

- Это важно для меня, и для неё тоже! – упрямо отозвался Артур, вскидывая рыжую голову. – Она всё прекрасно понимает.

- Артур, сколько там твоей дочке?

При мысли о Джинни черты Артура немного расслабились, взгляд голубых глаз смягчился:

- Вчера четыре месяца исполнилось.

- Если ты немедленно не отправишься домой к своей жене, которая с трудом справляется с шестью мальчишками и четырёхмесячной девчонкой…

- Вообще-то, с пятью мальчишками. Билл в Хогвартсе…

- …я посажу тебя на домашний арест.

- Это произвол! – фыркнул Артур. – Превышение полномочий.

- Не тебе говорить мне о превышении полномочий! Иди домой и надейся, что я не прикажу проводить обыск в твоём сарае для мётел!

На самом деле он и так прекрасно знал, что именно Артур прячет в своём сарае для мётел – заколдованный магловский автомобильчик. Уизли снова собрался спорить, и Грюм снова решительно велел ему уходить. Артур и так уже достаточно ему помог. Закрыв за другом дверь, Грюм снова тяжело рухнул за стол, опустил голову на руки и погрузился в свои мысли.

Свой человек в Министерстве.

Кто-то, кто точно знал, когда Фрэнк и Алиса, обычно дежурившие по отдельности, выйдут на работу вместе.

Кто-то, кто знал утверждённый график работы авроров.

… Грюм пришёл в кабинет Барти Крауча. Начальник тоже никуда не уходил, и вид у него был ещё более мрачный, чем обычно. Похищение двух сотрудников практически на рабочем месте, под носом у начальства – ещё одно пятно на репутации всего Корпуса и лично Крауча. Он взглянул на Грюма и уголки его губ нервно дрогнули:

- Есть новости?

- Я собираюсь лично проверить два объекта, – невозмутимо сказал Грюм. Его взгляд не отрывался от лица Крауча. – Нарциссе Блэк и её сестре принадлежат два особняка во Франции. Лонгботтомов могли вывезти за границу.

- Дельная мысль, – кивнул Крауч. – Но почему ты лично?

- Это мои люди. Я несу за них ответственность. А ещё, если есть на свете человек, которого я боюсь, то это мадам Августа Лонгботтом.

Губы Крауча снова дрогнули:

- Я не могу тебя отпустить, Аластор. Ты – глава завтрашней операции. Отправь кого-нибудь вместо себя.

- Не могу, – сдавленно ответил Грюм. – Я и так уже сплоховал.

- А если ты не вернёшься? Мы не можем упустить шанс схватить Гвилта. Я помню, я сам говорил, что Пожиратели Смерти – наша первостепенная задача, и всё же…

- Если я не вернусь, операцию возглавишь ты, – Грюму было тяжело это говорить, но выхода не было. Он не сказал старому другу о том, что на самом деле собирался проверить не два объекта, а три. И один из них был не во Франции, а в Британии. Даже сейчас, когда их отношения ухудшились из-за разногласий, а теперь ещё и из-за страшного подозрения, Крауч всё ещё оставался его старым товарищем, и врать ему было стыдно. – Я тебя прошу об одном: придерживаться плана.

- Я буду действовать так, как считаю нужным, – сухо ответил Крауч. – Обещаю: я сделаю всё, что в моих силах, чтобы сохранить жизнь Ремусу Люпину.

Может, в другое время Грюм бы возразил, но сейчас все его мысли были заняты тем, что происходит с Алисой и Фрэнком, и тем, что уже могло с ними произойти. Он вышел из кабинета, думая о том, что ещё никогда не доверял Краучу настолько мало, как сейчас, но выбора у него не было.

12 ноября 1981 года. 22:15

Он так никогда и не узнал, в каком городе находился этот заброшенный фабричный квартал, на территорию которого их перенёс портал. В памяти остались какие-то фрагменты – пустые окна корпусов и размалёванные бетонные стены, разбитый асфальт и блестящие под луной рельсы, на которых ржавели заброшенные вагонетки. Но он навсегда запомнил, как легко ему удалось превратиться. Даже не пришлось раздеваться, как он делал, когда был в Визжащей Хижине – шерсть проросла прямо сквозь одежду, не разорвав её. Другие оборотни были рядом, он слышал их крики, постепенно становящиеся воем, и от осознания того, что он не один переживает это, ему почему-то не было так больно. Он запомнил, как внезапно весь мир стал чёрно-белым от лунного света, резкие тени и резкий свет, и силуэты других оборотней в переплетении теней и света. И он запомнил вой вожака.

Голоса волшебных существ обладают особой силой. Песнь феникса наполняет душу надеждой. Хриплый вопль дементора вызывает цепенящий холодный ужас. Крик мандрагоры способен убить. Но ничто не сравнится с воем вожака оборотней. С силой и храбростью, которую этот вой вселяет в своих, и с ужасом и отчаянием, которые охватывают чужих. Едва Ремус услышал этот вой, как его страх прошёл. Его охватила ярость, и вместе с яростью пришла уверенность. Больше не осталось сомнений. Мир стал предельно простым: чёрное и белое, друзья и враги. Он больше не был Ремусом Люпином, он забыл всё: своё имя, своё прошлое. Для него больше не существовало профессора Дамблдора и Сириуса, Лили и Джеймса, Квентина и Бобби. Только волки вокруг него, быстрые тени в лунном свете, сверкающие глаза и блестящие зубы. А где-то там, среди этих голых стен, под этим черным небом, затаился враг.

Молодой оборотень навострил уши, прислушиваясь к дыханию врагов, втянул воздух блестящим черным носом, ощущая их запах – тяжёлый запах грязных клыков и более слабый, с привкусом снега и ветра, запах густой шерсти, но сильнее всего ощущался запах крови. Застоявшейся, остывшей крови. Кажется, что она наполняет эти обшарпанные коробки заброшенных зданий, колыхается в них, как в чанах. Кажется, эти высокие глухие стены, обступившие стаю, вот-вот рухнут под натиском крови, и вся стая утонет, захлебнувшись и увязнув в крови, как в болоте. Он ощутил этот запах и коротко, сердито залаял – и его голос потонул в лае и вое, которым вся стая ответила на зов вожака.

Стив Томас слушал этот многоголосый вой, заняв позицию на крыше одного из зданий. Он знал, что место это уязвимое – оборотни в полнолуние теряют самообладание, забывают об осторожности, но при этом становятся дьявольски сообразительными. Они способны прокрасться в дом, если захотят, их ловкие лапы и длинные клыки способны открывать окна и двери. Оборотню ничего не стоит найти ту шаткую лестницу, по которой он забрался, и добраться до него. Но страх по-прежнему не приходил. Когда-то Стив слышал, что в отчаянии, в безвыходной ситуации люди способны на недюжинную храбрость. Он никогда не считал себя храбрецом: храбрец бы не пошёл работать на Пожирателей Смерти, не стал бы убивать невинных людей из страха. Но за последние дни что-то в нём изменилось. И он знал, что даже если на крышу полезет сотня оборотней, он не аппарирует и не сбежит, он останется на своём месте. И если придётся, ответит своей жизнью за жизни всех тех несчастных беззащитных маглов, которых его заставили убить или которых он не смог спасти. И в первую очередь – за жизнь того испуганного длинноволосого паренька с гитарой. Стив вздрогнул, когда вспомнил слёзы, текущие по бледному худенькому лицу, глаза, в которых отразился зелёный свет, и дрожащий голос, замерший, не допев песни.

«Imagine there’s no heaven»

- It’s easy if you try, – сам не зная, почему, пропел Стив в ответ этому призрачному голосу, и пар, сорвавшийся с его губ, растаял в воздухе.

- No hell below us, – продолжал он петь, глядя вниз, на чёрные резкие тени, в которых медленно брели чудовищные звери с горящими во тьме глазами, и впереди всех шёл самый большой зверь с серебристо-серой шерстью.

- Above us only sky, – пел Стив, подняв глаза к небу, на котором сияла полная луна. В лунном сиянии холодно блестели разбитые окна длинного трёхэтажного здания с закопчённой трубой, поднимавшейся в небо – старая фабрика, построенная ещё в начале века. В других заброшенных зданиях заводятся крысы, жуки и летучие мыши. А здесь были оборотни.

- Imagine all the people living life in peace, – Стив сам не расслышал свой голос – волки Сивого встретили стаю Гвилта дружным воем, и этот вой отдался жутким эхом от голых стен и потолков. В тёмных окнах замелькали ещё более тёмные тени, заблестели хищные глаза. Кое-кто из оборотней Гвилта попятился от страха, но вожак снова взвыл, и оробевшие волки встряхнулись и вернулись на своё место.

Несколько минут ничего не происходило – только вой пронзал ночную тишину, словно две стаи соревновались, кто друг друга перекричит. Но от этого воя Стив чувствовал, как кровь буквально стынет в жилах. Впервые за эту ночь его охватил ледяной ужас, но он с ним справился. Он знал, что ему надо сделать. Фенрир Сивый хорошо подготовился к бою. Он заперся со своими оборотнями в этой старой фабрике, как в крепости, и теперь нервирует чужаков своим воем, провоцирует рвануться в бой. Если Гвилт потеряет контроль над своими оборотнями, те бросятся к фабрике, полезут поодиночке в маленькие окна и узкую дверь, и их перебьют одного за другим, как кроликов. Но Фенрир Сивый не знал, что сегодня сюда придёт волшебник.

Внезапно Гвилт замолчал. Его стая продолжала выть, оборотни метались на месте, изнывая от ярости и желания броситься в бой. Шерсть встала дыбом на широких загривках, с оскаленных зубов срывались капли слюны. Волки Сивого ответили торжествующим издевательским лаем: чужой вожак выдохся, теперь его волки бросятся на стены, не в силах сдержаться, и наконец-то прольётся кровь. Гвилт молча обернулся назад, на миг его серебристо-серые глаза встретились с чёрными глазами Стива, и, повинуясь этому взгляду, тот поднял палочку и прошептал Взрывающее заклинание.

Взрыв был такой силы, что вой волков потонул в грохоте, с которым обрушилась часть старой стены. А когда грохот затих, голоса волков Фенрира Сивого стали слышны снова, но в них уже не было злобного торжества – один чистый, дикий, первобытный ужас. Стива передёрнуло от отвращения, когда они посыпались из окон, точно огромные крысы, покидая фабрику и в панике разбегаясь кто куда. Оборотни Гвилта бросались на них, вцепляясь в горло, звери катались по земле, кусали и царапали друг друга. Не прошло и нескольких секунд, как весь квартал, который Стив видел с высоты, превратился в поле боя; волки Сивого бежали, волки Гвилта гнались за ними, повсюду метались тени и слышался дикий вой. Но сам серебристый вожак побежал вперёд, в тёмную пасть фабрики, и несколько других оборотней, повинуясь его властному голосу, бежали следом за ним.

Ремус Люпин сразу бы узнал это место, эти обшарпанные длинные коридоры, которые казались бесконечными, эти пятна крови и ржавчины на стенах, длинные трещины на полу. Именно здесь его держали в плену, именно здесь погиб Адам. Но оборотень ничего не узнал и ни о чём не вспомнил. Для него существовало только одно – воля вожака, которая заставляла его бежать вперёд по этим коридорам, туда, где прячется что-то кошмарное, внушавшее оборотню ужас и в то же время любопытство. Этим кошмарным существом был не кто иной, как Фенрир Сивый, и Ремуса влекло к нему воспоминание о том, как Сивый его укусил. Его волк испытывал страх и желание подчиниться, но всё-таки страх был сильнее. Молодой оборотень замялся на месте, неловко переступая длинными лапами, из его груди вырвался неуверенный скулёж.

Иди ко мне.

Этот зов исходил не от вожака. И не от кошмарного и притягательного существа где-то вдалеке. Оборотень неуверенно повернул голову.

Иди.

Оборотень вновь заскулил, на этот раз не испуганно, а скорее умоляюще. Его охватило странное чувство: одновременно бросило в дрожь и стало очень тепло. Поддавшись этому странному чувству, он побежал не за вожаком, в гущу боя, а куда-то в сторону, сворачивая в коридор. И тут же, не успел он оглядеться и сориентироваться, как на него бросился враг.

То, что это – враг, молодой оборотень понял немедленно, даже не по запаху запёкшейся гниющей крови, которым пахло от всех волков вражеской стаи. Запах он тоже почувствовал, но потом, а сперва он ощутил это в своём сердце. Мгновенная вспешка гнева, словно чёрное облако от взрыва, заполонила его душу. Оборотень увернулся в сторону, но слишком медленно. Взвизгнул, когда удар тяжёлой лапы отшвырнул его на пол. Зарычал, когда чужой волк обрушился на него всем своим весом. Взвыл, когда чужие зубы сомкнулись на его плече. Он отчаянно забился, отбиваясь зубами и лапами, и тут хватка врага разжалась, он откатился назад. Сразу двое волков накинулись на него, и своим особым чутьём молодой оборотень понял, что это – свои. Оба были большие, крепкие, крупнее его самого, один был светло-серый, второй – очень тёмный, шерсть чёрная, словно уголь. Радость и злость одновременно вспыхнули в нём, молодой оборотень ринулся в схватку, заливаясь яростным лаем, но его тут же снова схватили за плечо – легко, не прокусив шкуру, но настойчиво – и оттащили в сторону.

Маленькая чёрная волчица сердито зарычала на него. Оборотень сжался, ощутив её негодование. Поначалу он хотел огрызнуться, но вместо этого заскулил и повернул голову в сторону, подставляя шею в знак покорности. Каким-то образом он понял, что должен подчиняться ей. Волчица сердито клацнула зубами у его уха и пихнула его в бок, приказывая отойти в сторону.

Дэн и Салман уже прикончили вражеского оборотня. Урсула видела обезумевшие взгляды парней, кровь, запятнавшую их губы, и на миг ей стало страшно, что она не справится. И в самом деле, когда она попыталась приказать им идти за ней, они оба огрызнулись, оскалились, не желая подчиняться. На помощь пришёл крупный, практически белый оборотень, чьи серые глаза сверкали в темноте. Он сердито рявкнул на обоих, куснул Дэна в бок, отвесил лапой подзатыльник Салману, и они тут же опустили уши и затрусили следом за Урсулой. Волчица благодарно взглянула на Квентина, но тот уже отвернулся.

Они продвигались дальше быстро, шаг за шагом, комната за комнатой, поворот за поворотом. Тишина и темнота сменялась вспышками отчаянной борьбы, кровь брызгала на пол, визг отражался от стен, но шестеро оборотней были вместе, и сражались вместе, и никто из них не погиб, пока они не добрались до цели.

… Гвилт бежал по коридорам фабрики в полном одиночестве. Ни одного из его оборотней не осталось с ним. Он знал, что они там, снаружи, бьются насмерть, и не отступят, пока не убьют всех врагов до одного. Даже сейчас, когда они были далеко, он всё ещё их контролировал – ему надо было только держать в голове мысль о том, что они должны сражаться, и они будут сражаться. Он вернётся к ним, как только закончит то, ради чего пришёл сюда. То, что должен сделать только он сам.

Трижды на него бросались затаившиеся враги. Он убивал их, почти не прилагая усилий, даже не озаботившись тем, чтобы добить; он переступал через всё ещё тёплые, бьющиеся тела и бежал дальше, оставляя чужих волков истекать кровью в темноте. Наконец он добрался до лестницы, взлетел по ней и оказался в обширном тёмном помещении.

Здесь это произошло.

Здесь погиб Адам.

Он был вместе с Грегором очень много лет. Не раз и не два они спорили, до хрипоты, до криков. Особенно после того, как Адам вернулся из Азкабана – он стал гораздо более осторожным и разумным, но это не смягчило его тяжёлый характер, и временами его ворчливость и сомнения доводили Грегора до бешенства. А уж как он был против работы на Волдеморта… И всё же они были друзьями, братьями. Грегор знал, что Адам может сколько угодно ворчать по поводу его решений, но в конце концов поддержит любое из них. Что всегда будет рядом, что бы ни случилось. Фенрир Сивый отнял у него его последнего, самого верного друга, и за это Сивый не просто умрёт – умрёт медленно. В одиночестве. Лишённый всего, что имел, знающий, что потерпел поражение.

В помещении было темно, но даже в этой темноте вход в шахту лифта казался абсолютно тёмным – точно кто-то отхватил заколдованными ножницами часть реальности, открыв бесконечную темноту подпространства. Грегор медленно прошёлся. Его чутьё было от природы сильным, как у всякого урождённого оборотня, а за долгие годы он довёл его до совершенства. И сейчас он ощущал: Сивый здесь. Но его было не видно и не слышно.

Он выскочил из тёмного квадрата шахты как раз в тот момент, когда Грегор отвернулся. Коротко рявкнув, звери повалились на пол, потом отскочили друг от друга. Грегор схватил Фенрира, швырнул его на стену. Зверь врезался в пульт управления лифтом, и под потолком пронёсся визгливый вой ржавого механизма. Лифт загрохотал, поехав вниз. Теперь уже никто не смог бы спрятаться за стеной шахты, стоя на крыше клетки, как это недавно делал Фенрир – шахта превратилась из укрытия в пропасть. И два оборотня схватились на краю этой пропасти.

В этот раз они были в полном одиночестве. Впервые за много лет остались только они двое, не было поблизости ни Джима, ни Виктора, ни Мо, ни Адама – никого из той компании, которая когда-то сбежала из стаи Ральфа Кривозуба. Как же темно было в тех пещерах. Как пропитались они запахом крови и страха. Грегор прокусил шкуру Сивого, вонзил зубы в тощий бок. Он всегда был тощим, этот Фенрир, тощим, но жилистым и сильным. Сколько раз они дрались в детстве, а потом смеялись над этим. Сколько раз выходили вместе на охоту! А как они радовались и боялись, когда им удалось сбежать…

Фенрир отшвырнул его на стену. Грегор чувствовал кровь во рту – свою или его? Он не знал. Он хорошо помнил, как впервые попробовал человеческую кровь – это было его первое полнолуние в стае Ральфа, ему было всего восемь лет. А через некоторое время он узнал, какова на вкус кровь оборотня. Он не боялся убивать, но никогда не любил этого так, как Фенрир. Фенрир обожал нести смерть, упивался властью над чужими жизнями. Он никогда не понимал, что власть – это ещё и ответственность. Поэтому их пути в конце концов разошлись.

- Лучше бы я убил тебя двадцать лет назад, – сказал Гвилт. Человек не услышал бы ничего, кроме рычания, но оборотень всё понял. И ответил отрывистым лаем, похожим на смех.

Но вскоре ему стало не до смеха. Фенрир вдруг осознал, что рядом нет никого из его оборотней. Последние из тех, кого он отчаянным, почти болезненным усилием воли удержал в здании после взрыва, куда-то исчезли. Сбежали? Убиты? Он не знал. Да и какая разница – единственное, что имеет значение, это его одиночество перед лицом врага. Он умрёт в одиночестве, как Адам… Страх перевесил злость, и израненный Сивый развернулся и бросился к выходу. Но на полпути замер.

Шесть волков преградили ему путь. Он сразу узнал этого мальчишку Люпина – он единственный из всех источал знакомый запах. А Грегору хватило одного взгляда, чтобы узнать всех. Глаза Дэна были налиты кровью, но всёравно сохранили своё голубоватое сияние. Салман был самый большой, он застыл тёмной тенью позади всех. Впереди стоял Квентин – кровь запеклась на светлой шерсти, серые глаза не выражают ничего, кроме дикой жажды убийства. Фенрир зарычал, бросился на маленькую чёрную волчицу – Урсула тут же ловко отскочила, дерзко залаяла, словно смеясь. Смелая, сильная – всё-таки хорошо, что он не оставил её в деревне, она создана для драки, а не для покоя. Грегор довольно улыбнулся, и кровь закапала с его зубов. Фенрир заметался от одного оборотня к другому, злобно щёлкая зубами, но каждый раз цель отскакивала в сторону, а остальные набрасывались и кусали, точно так же, как его собственные волки поступили с Адамом… Что ж, ловкая месть, ничего не скажешь! Фенрир взвыл от злобы, развернулся и бросился на Грегора.

Грегор столкнул его в шахту.

Крик Фенрира отразился от стен, а потом затих. Даже в этом паническом вопле всё ещё оставалось столько злобы, силы и власти, что волки Грегора завизжали и залаяли, точно перепуганные щенки, бросились врассыпную, скрылись в коридорах, помчались наружу. Урсула тяжело плелась позади всех. Она потратила слишком много сил, и больше не могла удерживать их вокруг себя, но, может, и не надо, они ведь уже победили…

Чутьё говорило Грегору, что враг всё ещё жив. Он знал, что это ненадолго. Регенерация оборотня не всесильна, ещё до рассвета Фенрир умрёт. Но почему-то осознание этого принесло ему не так уж много радости. Как будто бы вместе с Фенриром умрёт его прошлое, а что ждёт его в будущем – неизвестно. Тяжело ступая по скользкому полу, оставляя кровавые следы, вожак выбрался наружу, под лунный свет. Ещё никогда в жизни Грегор Гвилт не чувствовал себя настолько старым.

13 ноября 1981 года. 03:25

Барти Крауч вовсе не собирался ждать утра. Возвращаться домой и ложиться спать, когда его коллеги рискуют жизнью, пытаясь спасти Лонгботтомов? Ну уж нет. Он – не просто аврор и ветеран многих сражений, он – глава Корпуса, его лицо, его сердце. Он не может позволить себе проявить трусость и малодушие. Руководство операцией перешло к нему, и он проведёт её так, как считает нужным.

В два часа ночи он собрал свою команду в одном из малых залов для совещаний. Двенадцать человек, все пришли в Корпус во время его руководства, все воспитывались и тренировались под его началом. На них он может положиться полностью. Они не предадут, не струсят, не испугаются применить непростительную магию, если понадобится. Это настоящие бойцы, а не те примерные мальчики и девочки, которых воспитал Грюм. Аластор всегда был чересчур правильным, а к старости он ещё и стал преступно мягкотелым – наверное, от того, что у него нет семьи, вот и няньчится со своими подчинёнными. Как Алиса Лонгботтом и Ардея Гёрн проявили себя во время нападения на семью Томас – просто стыд. Его ребята бы так не сплоховали.

И всё же он не отправился на задание сразу. После инструктажа он прождал ещё час, надеясь, что Грюм вернётся. Но он не возвращался и не давал о себе знать.

Ровно в три двадцать пять Барти Крауч и двенадцать авроров аппарировали к деревне Бринси. За деревьями слабо переливалась магическая защита. Ни один обычный волшебник не смог бы её убрать. Но подобно тому, как Фенрир не ожидал, что к его укрытию явится волшебник, Грегор не смог предугадать, что этой ночью на деревню нападёт сам глава Корпуса авроров. Чрезвычайные полномочия, который Крауч выбил для себя несколько месяцев назад, позволяли ему пользоваться сложными заклинаниями, непосильными для рядовых волшебников. Конечно, он ничего бы не смог поделать с могучей защитой Гринготтса или Хогвартса. Но здесь – простой защитный купол. Он сумеет с ним справиться.

- Рассредоточиться. Занять высокие позиции, как только увидите изменение цвета.

Повинуясь приказу, авроры быстро и молча разошлись. Они двигались быстро, профессионально держась в тени, не производя ни звука – вот как он их вышколил! Он подошёл вплотную к магической стене. Сквозь голубоватую плёнку деревня виделась смутно, как сквозь залитое дождём стекло – неясные пятна домов, чёрные в лунном свете, ярко освещённая площадка в центре… и расплывчатые четвероногие тени.

«Что-то вас маловато, – подумал Крауч. Не может же Гвилт быть настолько глуп, чтобы отправиться на охоту сейчас, после того шума, который он навёл в последние дни? Наверняка все остальные просто прячутся в домах. Крауч выбросил эту мысль из головы и принялся за изменение заклинаний. Процесс был долгий, сложный и напряжённый, схожий со взломом хитроумного замка, и требующий столько же сосредоточенности и аккуратности.

Поэтому Крауч поначалу не услышал, как к нему кто-то подкрадывается со спины.

Он едва успел прошептать последнюю формулу, совершить последний взмах палочкой, как за его спиной зашуршали осенние листья. Крауч услышал низкое рычание, от которого у него приподнялись волосы на затылке.

Он был опытным бойцом. Он девять раз уворачивался от Убивающего проклятья, и в этот раз сумел быстро отскочить в сторону от атакующего оборотня. Волчица промахнулась и налетела прямо на защитный купол. Искры окутали её длинное тело, заблестели на рыжеватой шерсти. Она упала на землю, перекувырнулась, вскочила на длинные лапы и разочарованно лязгнула зубами. Крауч только улыбнулся, глядя в её дикие глаза.

- Ну, давай, сука, – пробормотал он. Волчица оскалилась, снова набросилась на него, но тут же с визгом отлетела в сторону – защитный купол не пропустил её.

Крауч изменил формулу заклинания. Недавно купол никого не впускал и никого не выпускал. Теперь он сохранил только вторую функцию, и об этом свидетельствовал его цвет – голубой стал бирюзовым, а потом ярко-зелёным.

Авроры действовали быстро и оперативно, как он и приказал. Антиаппарационное заклинание было взломано вместе с защитным, и ничто не помешало им в мгновение ока переместиться на крыши домов. В воздухе затрещали первые заклинания и послышались первые крики. Почуяв человеческую кровь, оборотни тут же бросились к домам, завывая от голода и ярости. Но когда первый из них, сражённый на бегу сразу тремя зелёными лучами, упал на землю и немного проехался по ней, прежде чем неподвижно замереть – тогда в криках послышался страх. Оборотни запаниковали, заметались по сторонам. Но паниковали они недолго.

До боли стиснув зубы, сжимая палочку в кулаке, Крауч смотрел на сражение. Дважды ему приходилось сражаться с оборотнями в полнолуние, но это было давно, и он успел забыть о том, до чего быстры и увёртливы эти твари. Даже человек способен увернуться от заклинания, а уж оборотней, с их точной реакцией и острым слухом, поразить не так-то просто. Он проскользнул сквозь защитный купол, поднял палочку. Один из оборотней, вскочив с земли, как кошка, взлетел в воздух и приземлился на двускатную крышу дома, помчался по ней к застывшему от неожиданности аврору. Крауч снял зверя одним метким заклинанием, и оборотень взвизгнул, потерял равновесие и грохнулся наземь. «Два», – подсчитал про себя Крауч. А по их расчётам, в стае не менее тридцати зверей. Где же они прячутся? В лесу?

Ещё один оборотень с визгом упал на землю, два зелёных луча попали в него, подбросив в воздух уже мёртвое тело. И в этот момент Крауч услышал тихий звон, пробившийся сквозь шум сражения. Он обернулся, и сжал зубы от ярости – магический купол разрушался.

Кажется, его вмешательство оказалось слишком сильным. Крауч взмахнул палочкой, пытаясь восстановить барьер, но было поздно – купол распался на искры, которые посыпались на землю, как волшебный зелёный снег. Услышав за спиной тяжёлое дыхание, Крауч обернулся. Два оборотня с рёвом бросились на него, и тут же упали, убитые аврорами. Тяжёлые тела рухнули в грязь, забрызгав мантию Крауча, и тот небрежно отряхнул её.

Деревня уже опустела. Тела волков неподвижно застыли на земле. Зелёные искры разрушенного купола оседали на их шерсть и медленно таяли. Крауч быстро прошёлся между ними, держа палочку наготове.

- Его здесь нет, – проговорил он сквозь зубы.

- Сэр! Двое уходят в сторону леса! – к нему подбежал молодой аврор. Крауч мотнул головой:

- Взять живыми. Мы должны узнать, где Гвилт.

Второй раз повторять не понадобилось. Молодой аврор бросился в лес, не дождавшись товарищей, и вскоре увидел оборотней.

Две волчицы – большая, с рыжеватой спиной, и маленькая – затаились в тени дерева. Завидев врага, маленькая волчица повела себя странно – не оскалилась, не бросилась в атаку. Она тихо заскулила и попятилась, поджимая хвост. Но рыжая мгновенно ощерилась и зарычала, а потом оттолкнулась задними лапами от земли и прыгнула.

Аврор вскинул палочку. На миг всё вокруг озарилось красным светом – настолько сильным было Оглушающее – и волчица упала. Но не на землю – она упала на грудь аврора, повалила его на землю и с хищным рычанием впилась зубами ему в глотку. Последнее, что он успел услышать перед смертью – это короткий крик, похожий на визг испуганного щенка. Последнее, о чём он успел подумать – это о том, что он всё-таки не промахнулся.

Всё существо Кэтрин наполнилось яростью. Она рычала и выла, раздирая когтями и зубами уже мёртвое тело. Она дала волю своему гневу, и когда из-за деревьев вышли новые тени с воздетыми палочками в руках, она не убежала. Кэтрин отшвырнула в сторону изувеченный труп и бросилась вперёд, разбрызгивая вокруг себя кровь. Четыре аврора вскинули палочки одновременно, и в воздухе образовалась серебристая сеть, тут же спутавшая волчицу. Серебряные нити вонзились в лапы и шею, шерсть задымилась, Кэтрин закричала от боли, но всё равно продолжала биться, запутываясь ещё больше, жаждая убивать, мстить за свою боль и за боль маленькой серой волчицы, которая всё ещё скулила неподалёку, истекая кровью, из последних сил уползая в лес.

13 ноября 1981 года. 7:32

До исхода ночи все оборотни Фенрира Сивого были убиты. После того, что случилось с их вожаком, вся их смертельная злоба испарилась, их охватила паника. Они ещё долго метались, пытаясь спрятаться, укрыться, переждать грозу, но Гвилт бы беспощаден. Его оборотни словно не знали усталости, они заглядывали в каждый закоулок и каждую подворотню, и то и дело то тут, то там раздавался яростный лай и испуганный визг, быстро сменяющийся паническим предсмертным хрипом. Ночная тьма сменилась утренней серостью, и из стаи Сивого никого не осталось – они были убиты, все до одного.

Позднее, вспоминая ту ночь и то утро, Ремус понял, что запомнил ночь полнолуния чётче, чем обычно. Даже слишком чётко. За восемнадцать лет, за десятки полнолуний он ни разу не приходил в себя, испачканный чужой кровью. А сегодня она запеклась под его ногтями и на губах – и он знал, чья эта кровь. Спустя восемнадцать лет он отомстил. Он попробовал на вкус кровь Фенрира Сивого.

Не только ночь, но и утро после полнолуния, обычно окутанное дымкой усталости и бреда, он запомнил очень отчётливо. Позднее он вспоминал и вздрагивал: сколько мерзости, сколько жестокости, сколько боли! Но в те минуты он всё ещё не пришёл в себя до конца и равнодушно, с оттенком разве что лёгкой брезгливости смотрел на то, как дымятся под холодным воздухом лужи незастывшей крови, покрывшей заиндевевший асфальт и бетон. Кровь была густая, липкая, как глянцевый тёмно-красный клей, и в её островках плавали короткие жёсткие шерстинки. А кое-где виднелись тела – окоченевшие тела зверей, потерявшие ту силу и жутковатую грацию, которая свойственна оборотням, застывшие в предсмертных конвульсиях, раскинув лапы и выгнув шеи. Вокруг светлело, и тела меняли свои очертания. Тела зверей превращались в человеческие.

Первое, что Ремус ощутил, когда чувства начали возвращаться к нему – это радость. Он выжил. Довольно быстро, пробираясь между крошащимися стенами и ржавеющими обломками арматуры, он нашёл Урсулу, и она кинулась к нему на шею. Так они и стояли, обнявшись, в предрассветном мраке, и пропитанная кровью одежда дубела на холодном ветру.

Вскоре они увидели Стива – тот медленно спускался по лестнице, не держась за перила, покрытые инеем. Потом нашли Квентина – тот зажал в руке горсть снега и пытался оттереть кровь со своих джинсов. Он сообщил, что видел Дэна и Дерека – оба живы, и теперь движутся к центру района, туда, где превращались, где их ждёт вожак.

- Если бы ты нас всех не удерживала, мы бы погибли, – пробормотал Квентин, обращаясь к Урсуле, но не глядя на неё – вместо этого он смотрел на тело седого Джима Хейвуда, остывающее в луже крови неподалёку. Урсула потупилась. Ремус заметил, что вид у неё измождённый, как будто она была обычным оборотнем, страдающим после полнолуния, а не урождённой волчицей. Он смутно вспомнил, что в какой-то момент ночи потерял её из виду, и она больше его не удерживала возле себя.

- Тебе понравилось быть вожаком? – спросил он так тихо, что его не услышал никто, кроме неё. Девушка пожала плечами:

- Не особо. Оказывается, командовать так же утомительно, как подчиняться. Пошли, нам ещё надо найти Бобби и Салмана.

… Бобби подошла к вытянувшемуся под стеной молодому оборотню и тяжело опустилась на колени. Салман Капур был ещё жив, но кровь, окрасившая его одежду, слишком яркая, слишком блестящая, чтобы быть чужой и запёкшейся, без слов сказала Бобби, что надеяться больше не на что. Но она не хотела уходить.

Небо уже посветлело и стало бледно-голубым. Луна бледнела, таяла, теряя свою сверкающую безжалостную белизну, и в конце концов устало погрузилась в пепельные облака, которые тут же окрасились бледно-розовым под лучами восходящего солнца.

- Как красиво, – выдохнул Салман. Солнце пока ещё не взошло, но далеко на западе каменистая равнина уже окрасилась рассветным золотом, и золотая полоса расширялась, подбиралась всё ближе…

- Да, – Бобби взяла его за холодную руку. – Очень красиво.

- Я вижу свет, – прошептал Салман, глядя на небо, его большие глаза всё ещё оставались слишком чувствительными после превращения. Сама Бобби не могла даже поднять взгляд без боли, пронзающей глаза и голову. Но она не стала спорить, только крепче сжала его ладонь, повернула его голову к золотой полосе света:

- Правильно, я тоже его вижу. Смотри на него. Смотри только на него.

- Я больше не буду убивать, – голос был еле слышен, но твёрд. Солнечный свет уже был совсем близко, ресницы Салмана стали золотистыми, прежде чем устало опуститься.

- Не будешь. Смотри на свет, Салман. Смотри только на него.

Но он ей уже не ответил.

====== Часть 35. ======

Комментарий к Часть 35. Финал получился очень большим, так что вместо одной главы выкладываю две, но сразу)

13 ноября 1981 года. 8:59

Несколько дней назад, когда Мо Карсон и оборотни Сивого напали на деревню, они убили пятерых. Тогда их застали врасплох, воспользовались коротким моментом паники и неразберихи. В этот раз стая Гвилта была готова к бою, собрана и организована, и они потеряли только одного. Конечно, не обошлось без раненых: даже Стив Томас, всё время проведший на относительно безопасном расстоянии от сражения, основательно продрог на ледяном ветру и шатался от слабости, а уж об остальных и говорить нечего. Каждый оборотень морщился от боли в синяках и царапинах, почти все были укушены, некоторые получили серьёзные раны и переломы. Но ничего такого, с чем не справится регенерация оборотней. Это была победа. Полная, абсолютная, практически без потерь.

Практически.

Когда Грегор подошёл к мёртвому Салману, ни одна черточка не дрогнула в суровом бледном лице вожака. Он лишь окинул собравшихся оборотней усталым взглядом, одобрительно кивнул и велел заняться перевязками, выпить огневиски и воды (еду с собой не брали – после полнолуния оборотней, особенно молодых, мучила тошнота), отдохнуть, пока он зачарует новый портал. Об аппарации и речи не шло – у обессилевших оборотней просто не хватило бы на неё сил. А между тем нужно было вернуться поскорее. Там, в деревне, есть еда и лекарства. Там он вместе с Джин Феннелл смогут лучше позаботиться о раненых. Наконец, там рядом похоронен Камал. Он не оставит Салмана здесь. Плевать ему на Сивого и его псов, пусть остаются на корм крысам, но мальчика он заберёт, его место рядом с братом.

Каким он был весёлым, когда они повстречались в Бирмингеме тринадцать лет назад, как он смеялся над прозвищем, которое ему дала Зельда – и как горько плакал спустя день, неделю, месяц, всё ещё не привыкнув к своему новому состоянию. Грегор был не из тех, кто умеет хорошо утешать детей – он и с Финном-то не особо няньчился, пусть и считал его своим сыном. Очень скоро больной малыш Салман превратился в здорового, но мрачного и молчаливого Лосося, стойко терпящего ругань и подзатыльники, которые ему щедро отпускала Зельда. Ей не нравилось, что Грегор относится к приёмышам стаи так же, как и к собственному ребёнку, никак не выделяет его среди остальных.

Грегор обернулся и увидел Финна. Его сын был, как и многие, ранен в предыдущем бою. Неглубокая рана протянулась по его лбу, кровь запеклась на скуле. Он взглянул на отца, потом перевёл взгляд на Салмана, с которым они вечно дрались и соперничали. А потом внезапно наклонился, взял в руки ком снега и начал неловко вытирать кровь с мёртвого смуглого лица.

- Мама всегда считала, что ты любишь его больше, чем меня, – тихо сказал он, не отрываясь глядя на Салмана. Ещё не так давно он ненавидел его, ненавидел каждую чёрточку его пухлого, вечно нахмуренного лица, его пустые, как у телёнка, тёмные глаза, а сейчас он не чувствовал ничего, кроме сочувствия. Перед лицом смерти старые свары и распри казались такими глупыми и бессмысленными.

- Ты же знаешь, что я никого не люблю, – ровным голосом ответил Грегор. – Любовь делает слабым. Вожак не должен быть слабым. Когда-нибудь ты это поймёшь.

Финн быстро обернулся и поднялся на ноги, стряхивая с ладоней пропитанный кровью снег. Его бледное лицо покраснело, и он спросил:

- А если я не смогу быть вожаком? Что если я… не твой сын?

Грегор молчал, и Финн начал говорить снова, быстро и сбивчиво:

- Я помню, Адам часто говорил разные вещи. Про мою мать и Фенрира. Отец, скажи: это правда? Я… – он на миг замер, не желая произносить эти ужасные слова, но всё-таки произнёс: – я – сын Фенрира Сивого?

Грегор глубоко вздохнул, потом взглянул в усталые и испуганные глаза юноши:

- Ты родился спустя восемь месяцев после того, как я забрал твою мать у Сивого. Ты был слабым и маленьким, как любой недоношенный младенец. Я не знаю, кто был твоим настоящим отцом. Но я всегда говорил и говорю: моя семья – это моя стая. Ты был моим сыном в той же степени, в какой моим сыном был он, – он повернулся к Салману. – Твоя мать многого не понимала и не понимает, но кое в чём она оказалась права: для меня не было разницы между тобой и другими. Ты мой сын, Финн. Я вырастил и воспитал тебя, как своего сына.

- Но я никогда не был достаточно хорош для тебя, правда? – прошептал парень, опустив голову. Грегор взял его за плечо:

- Мы все недостаточно хороши. Но мы семья.

Финн снова поднял голову. На его глазах блестели слёзы.

- Я люблю тебя, отец, – сдавленно проговорил он. Что-то мелькнуло в глубине серых глаз Гвилта, их взгляд на секунду неуловимо изменился, но в следующее мгновение стал таким же спокойным и непроницаемым, как всегда. Он похлопал Финна по плечу:

- Собери наших. Пора возвращаться, а то твоя мать наверняка сходит с ума от тревоги.

…Лес поблизости от деревни Бринси всё ещё оставался таким же тихим, как две ночи назад. Полнолуние закончилось, вместо резкого света круглой луны лес пронизал мягкий, рассеянный свет пасмурного дня, но животные и птицы всё ещё не спешили возвращаться обратно. Даже ветра не было слышно. В полной тишине с неба падал снег – не осенний, колючий и мокрый, а зимний, пушистый, мягкий, с каждой минутой становящийся всё гуще. Перенесясь с помощью портала на границу деревни, оборотни медленно шли через лес, и снег падал им на головы и на плечи, засыпал тело Салмана, которое Ремус и Квентин несли на носилках. Те, кто был ранен легко, поддерживали других.

Впереди всех шёл Гвилт. Неожиданно он остановился. Некоторые из оборотней, слишком уставшие, не заметили этого, по инерции сделали ещё пару шагов, но потом тоже замерли, вглядываясь вперёд.

Лес впереди редел. Тёмные стволы деревьев расступились, и стали видны очертания домов. Их немного скрадывала пелена падающего снега, но больше не было никакой преграды. Там, где должна была быть голубая плёнка защитного купола, ничего не было.

- Ремус, – проговорил Гвилт, почти не разжимая губ. – Квентин. Ко мне.

Опустив носилки на землю, парни шагнули к вожаку. Не глядя на них, тот запустил руку под куртку и вытащил две волшебные палочки. Неужели он всё это время таскал их с собой? Или взял только вчера, потому что что-то подозревал? Ремусу было некогда об этом думать. Если вчера вечером им владела холодная, отчаянная решимость, то сейчас в нём вспыхнул дикий, горячий, бросающий в пот страх. Он видел лицо Квентина, видел его расширенные глаза, неподвижно уставившиеся в сторону деревни, где вчера ночью осталась Джин, и понимал, что парень тоже сам не свой от ужаса.

Гвилт протянул ему его палочку, и Ремус стиснул её пальцами. Десять дней он к ней не прикасался, и сейчас испытывал странное чувство, будто держит в руках чужую вещь, будто что-то неуловимо изменилось в нём. Десять дней он жил среди других оборотней, ел безвкусную скудную еду, мыл грязную посуду, ссорился и мирился, дрался и врал. Десять дней эта затерянная в горах деревушка была его домом – неуютным, холодным домом. Домом, в который забрались чужаки. Холод пробежал по его позвоночнику. Волосы на затылке приподнялись. В груди снова, прямо как в полнолуние, зародился глухой рык.

- Оставьте его здесь, – всё так же глухо сказал Гвилт, когда Мэтт и Стив шагнули к носилкам с телом Салмана. – Впереди нас ждут ещё мёртвые.

Бобби тихо застонала. Квентин стал белым, как снег. Он дёрнулся на месте, готовый помчаться вперёд, но Гвилт остановил его и зашагал дальше, по-прежнему держась впереди всей стаи.

На узком пространстве между деревней и лесом на земле лежали в ряд семь мёртвых тел. Авроры не тратили время на то, чтобы привести их в порядок, утереть кровь с лиц или хотя бы закрыть глаза. Авроров было девять или десять, они стояли позади тел, подняв палочки и направив их вперёд. Один из них держал Джин Феннелл, приставив к её голове волшебную палочку. Впереди всех стоял Барти Крауч. Тёмные глаза сверкали на бледном лице, алый плащ небрежно отброшен за плечи. Он был похож на римского полководца, перебившего жителей кельтской деревушки.

… Рано или поздно наступает момент, когда всякая надежда умирает. Когда рушится то, что казалось незыблемым, когда всё привычное стремительно летит в пропасть, когда настоящее становится прошлым, когда за спиной раздаётся скрежет ржавых ножниц судьбы. Глядя в лица авроров, не выражающие ничего, кроме отвращения к убитым и ещё живым оборотням, Ремус понял, что всё кончено. И в его голове снова зазвучали слова, которые когда-то изменили его жизнь, только теперь их говорил уже не голос отца, а его собственный.

…безумные, злобные существа…

Стю лежал третьим справа, между двумя женскими телами. Когда-то он показался Ремусу огромным, сейчас он как будто стал меньше, съёжился на холодной земле. Его руки были раскинуты, глаза широко распахнуты и полны ужаса.

…которые не заслуживают ничего…

Зельда была крайней справа. Её лицо было сплошь залито кровью, вытекшей из широкой раны на лбу, так что и черт было не различить, и узнать её можно было только по цветастому платью и седой пряди в спутанных кудрях.

…кроме смерти…

Джин не пыталась сопротивляться. Если бы аврор не удерживал её, обхватив рукой за шею, она наверняка упала бы к остальным мертвецам. Её лицо было застывшим, глаза пустыми и незрячими. Ремус внезапно понял, что не может оторвать взгляда от потёков крови, запёкшихся на её брюках.

- Нет!!!

- НЕТ!!!

- Что вы натворили?!

- Сволочи, сволочи!!!

Финн, Бобби, Урсула и Дэн закричали одновременно, и следом за ними закричали все остальные. Крики горя и ярости звенели в ушах Ремуса, но громче и ужаснее всех звучало гробовое молчание Квентина. Ремус посмотрел в его лицо – оно было таким же застывшим, как лицо Джин. Посмотрел в его глаза – в них не было слёз. Вообще ничего не было, они были пустыми, как окна нежилого дома.

- Ты трус, Крауч! – закричал ещё кто-то, и Ремус с трудом узнал голос Стива. Вся кровь отхлынула от лица мужчины, тёмная кожа посерела, чёрные круги залегли вокруг бешено сверкающих глаз. – Ты трус, который отправляет людей в тюрьму без суда, который может нападать только на беззащитных!..

Крауч только усмехнулся:

- Я смотрю, ты снова поменял сторону Томас? Сперва Пожиратели Смерти, теперь оборотни – и всё ради того, чтобы спасти свою шкуру! Это ты – трус, как и все твои старые и новые дружки. Впрочем, я пришёл сюда не для того, чтобы говорить с тобой.

Он повернулся к Гвилту. Тот стоял неподвижно, будто окаменев. Спустя несколько мгновений его взгляд наконец оторвался от окровавленного лица мёртвой Зельды, он медленно повернулся к Краучу.

- Замолчите, – сказал он. Просто сказал, не крикнул, но все тут же замолчали, только кто-то судорожно всхлипывал в толпе. Это короткое слово, словно топор, обрушилось на общий шум, заставив его затихнуть. Ремус посмотрел на вожака – тот по-прежнему стоял неподвижно, рука с палочкой опущена. Глубокие морщины обозначились на его лице, он не отрывал тяжёлый взгляд от Барти Крауча, а тот смотрел на него с торжеством, высоко подняв голову.

- Я ожидал найти тебя здесь, Гвилт, – громко сказал он. – Я уже решил, что ты сбежал, бросив самых бесполезных шавок позади, но парочку из них нам удалось захватить живыми. Мисс Доннелли в конце концов рассказала, что ты ушёл сражаться с Фенриром Сивым, хотя нам пришлось её разговорить.

Бобби опять застонала, зажав рот ладонью. Квентин внезапно рванулся вперёд, но авроры одновременно вскинули палочки, и тонкая линия огня протянулась перед оборотнями Гвилта, не давая им сделать ни шагу вперёд, к своим мёртвым друзьям и живым врагам.

- Игра окончена, Гвилт, – голос Крауча прямо-таки вздрагивал от торжества. – Сдавайся сейчас, ты и твои псы, и тогда, быть может, некоторым из них дадут сказать на суде слово в свою защиту. Тебе о таком и мечтать не следует. Сдавайся, и я сохраню твою жалкую жизнь. Может, я даже смогу убедить Визенгамот не приговаривать тебя к Поцелую дементора – только к пожизненному заключению.

Грегор в ответ сухо рассмеялся. Если бы Ремус ещё мог удивляться, он бы удивился.

- Мою жизнь, – повторил Грегор, словно пробуя эти слова на вкус. – Мою жизнь! Не трудись, Крауч – моя жизнь кончена. Она не принадлежит ни Визенгамоту, ни тебе, ни даже мне. Я умру сегодня. Но не ты отнимешь мою жизнь, проклятый убийца.

- Убийца? – яростно выкрикнул Крауч. – Это ты и твоя свора – преступники и убийцы, и ты ещё позавидуешь тем, кто уже убит, когда будешь гнить в Азкабане!

- Скажи это моему сыну, Крауч. Скажи ему, что его мать, которую насильно обратил Фенрир Сивый и которую я ни разу не взял с собой на охоту, была преступницей и убийцей.

В отличие от Крауча, Гвилт не кричал, хоть и говорил довольно громко. Голос его был более хриплый, чем обычно, может, от последствий полнолуния, может, от горя. Говоря, он ненадолго взглянул на Финна. Парень застыл у линии огня, глядя на тело матери, сжав кулаки, заливаясь слезами, Ремусу показалось, что в глазах вожака тоже блеснули слёзы. Он ни разу не видел, чтобы Гвилт проявлял к Зельде нежность или особое внимание, так же как и к Финну, но сейчас было видно, что он мучается от утраты и чувства вины.

- Пытаешься выставить меня монстром? – Крауч дерзко вскинул голову, отбрасывая со лба тонкую прядь волос. – Ты сам и есть монстр, как и все оборотни!

Ремус почувствовал, как в нём снова поднимается гнев, ледяная грохочущая волна, вроде тех, которые оглушительно разбивались о берег возле Азкабана. Сжав кулаки, он смотрел в бледное лицо Крауча, в его горящие торжеством глаза.

- Среди нас есть монстры, это так. Может, я монстр, но те, кого твои люди убили этой ночью – разве они монстры? Обычные несчастные, которых я взял к себе, потому что иначе они бы погибли! Скажи моему сыну, Крауч, что его мать была монстром! Скажи этой девочке, которую держит твой аврор, что её дитя было монстром! Тебе на это плевать, правда? Ты ненавидишь всех нас, просто за то, что мы существуем…

Крауч скривил рот.

- А тебе не приходило в голову, Гвилт, – тихо, но отчётливо прошипел он, – что вы не должны существовать?

- Так говорят Пожиратели Смерти, мистер Крауч, – громко сказал Ремус. – Если вы считаете себя вправе решать, кто должен существовать, а кто нет, значит, вы ничуть не лучше их.

Крауч повернулся к нему, презрительно скривил рот:

- Я прощу тебе эти слова, мальчишка, потому что обещал Аластору Грюму пощадить свою жизнь. Но это в последний раз. Твой отец тоже не умел следить за своим языком, и не мне тебе рассказывать, к чему это привело! Сдавайся вместе со своим вожаком!

Ремус молча направил на него палочку.

Сегодня утром он проснулся, забрызганный чужой кровью.

Сегодня ночью он убил другого оборотня.

Сегодня он стал чуть менее человеком и чуть более волком.

Барти Крауч даже не представляет, с кем он связался.

Глядя в глаза Краучу, он опустил палочку. Крауч снова злорадно улыбнулся, но улыбка в слудеющую секунду сменилась оскалом – Ремус направил палочку на линию огня, и та тут же круто изогнулась, разорвалась, зазмеилась по земле, подползая к ногам авроров. Ремус Люпин был одним из лучших выпускников Хогвартса, и сейчас Крауч убедился, что тот не просто так получил «превосходно» по Заклинаниям.

Линия огня хлестнула, как кнут, по аврору, держащему Джин. Тот отреагировал мгновенно – вскинул палочку, отразил волну магии – и на секунду перестал направлять палочку на девушку. Та ловко вывернулась из его рук, отбежала на несколько шагов, но её бледное лицо тут же исказилось от боли, она зашаталась и упала… прямо в объятия Квентина. Парень буквально в пару прыжков преодолел разделявшее их расстояние. Он совершенно забыл про собственное оружие, и на один момент оказался беззащитен перед аврорами. Но те хоть и направили на него палочки, ничего не смогли сделать – сразу три серебряных щита окружили Квентина и Джин. Мэтт, Уилли и Томпсон стояли позади Квентина, выставив палочки, защищая его от людей из Министерства. Джин обвила шею Квентина тонкими бледными руками, прижалась к его груди и окончательно потеряла сознание. Парень подхватил её на руки легко, как ребёнка, и отступил назад, к трём молодым оборотням, палочки которых дрожали в их руках, но магические щиты оставались на месте.

Крауч скрипнул зубами. Он знал, что эти паршивцы владеют магией, но чтобы настолько хорошо? Всё-таки правильно он сделал, что напал ночью: если бы, как и планировал Грюм, авроры явились сюда утром, их ожидал бы жаркий приём…

Грегор Гвилт громко рассмеялся:

- Ну что, Крауч? Всё ещё думаешь, что сможешь совладать с моими волчатами?.. Знаешь, многие из них оказались здесь против воли. Многие ненавидят меня. Но я и не хотел, чтобы меня любили. Они ненавидели меня и боялись, и это объединило их! Я добился чего хотел, Крауч! Я создал стаю, я создал семью! Они сражаются не за меня – они сражаются друг за друга! И будут сражаться, даже когда меня не станет!

Ремус едва его слышал. Он изо всех сил удерживал линию волшебного огня, так что авроры и оборотни не могли вступить в бой, защищая и тех и других. Голова у него болела от напряжения, палочка вибрировала в пальцах. Ох, как долго он не колдовал по-настоящему! Его снова начала охватывать привычная слабость после полнолуния, но он не мог поддаться ей, не имел права.

- Опусти палочку, Люпин, или отправишься в Азкабан вместе с ними! – закричал Крауч.

Ремус не собирался его слушать. Но внезапно его рука сама собой опустилась. Головная боль прекратилась, слабость отступила. Огонь перестал ему повиноваться, вышел из-под контроля, побежал в разные стороны, шипя на свежем снегу, охватывая стены домов… Ремус обернулся. И поймал взгляд Гвилта. Впервые за всё время Гвилт смотрел на него не испытующе, в его глазах не было ни обвинения, ни высокомерия, ни оценки. Он смотрел на Ремуса даже не с приказом – с просьбой. Это он, будучи вожаком, заставил его, своего волка, опустить палочку. Выполнить приказ Крауча. Не ставить себя в ешщё большую опасность, чем та, в которой он уже оказался. Они смотрели друг на друга всего одну секунду, но Ремус навсегда запомнил этот взгляд.

Потом Гвилт повернулся к Краучу. В его пальцах блеснул Верный Коготь. Гвилт крепко сжал кинжал в руке и поднял его:

- Ты знаешь, что это, Крауч?

«Тому, кто использовал его для защиты своих близких и своего дома, он даровал силу и ловкость. Если же кто-то использовал его для нападения и неоправданного насилия, клинок поворачивался в его ладони и ранил хозяина».

- Какой-то сувенир от Волдеморта? Подарочек на память? – злобно усмехнулся Крауч.

- Нет. Эту вещь нельзя подарить.Она сама выбирает, кому служить, и уж если выбрала тебя, придётся быть достойным.

Между бледных пальцев Гвилта потекла кровь. Алые капли срывались с побелевших от напряжения костяшек. Барти Крауч стоял перед ним, глядя на него с ненавистью и торжеством. Неужели Гвилт хочет его ударить, а Верный Коготь ему не позволяет? Но ведь Крауч напал на него… убил членов его семьи… Ремус осознавал, что должен вмешаться, должен закричать. Но не мог сдвинуться с места. Гвилт всё ещё удерживал своей волей от битвы и его, и остальных волков.

- Я хотел защитить свою семью, – проговорил Гвилт. – Но ещё я слишком сильно хотел отомстить своему старому другу. Я так хотел мести, что поставил своих близких под удар.

Ремус застыл в ужасе, не в силах оторваться от кинжала, вздрагивающего в руке Гвилта. Могущественные волшебные артефакты обладают собственной волей, действуют по собственной логике. И эта логика безжалостна. Гвилт виноват в смерти своих близких. И Верный Коготь покарает его.

Грегор усмехнулся:

- Я проклинаю тебя, Крауч, – громко сказал он. – За то, что ты проник в мой дом за моей спиной, за то, что ты убил членов моей семьи, я проклинаю тебя. Я знаю о тебе такое, чего не знает никто из тех трусливых псов, которые стоят за твоей спиной. Скоро ты тоже потеряешь свою семью. Ты столкнёшься с таким ужасом и болью, каких и представить себе не можешь. Ты не сможешь спасти тех, кто тебе дорог, как не смог этого я. И вот моё проклятие, Барти Крауч: ты никогда не сможешь покарать того, кто во всём виноват – самого себя. А я смогу.

Его правая рука сама собой поднялась вверх и прикоснулась к его шее.

Оборотни застыли на месте. Кто-то закричал. Тонкая красная линия поначалу была совсем незаметна на бледной шее. Потом губы Гвилта дрогнули, из них потекла кровь, и одновременно кровь потекла из раны – сперва каплями, потом струйками, потом сплошным потоком, заливая ему грудь. Даже и тогда он всё ещё не упал. Он медленно развернулся и сделал несколько шагов в сторону церкви, которую уже охватил огонь. Пламя отражалось в его неподвижных глазах. Одежда на груди пропиталась кровью, алые капли срывались с кончика Верного Когтя. Он шагнул в портал церкви, и его тёмный силуэт начал медленно таять в огне…

- ОТЕЦ! – крикнул Финн, в его голосе послышались рыдания. Спотыкаясь, он бросился вслед за Гвилтом. Урсула попыталась его остановить, и Ремус тоже бездумно протянул руки, хватая Финна за одежду, но парень даже не заметил их, бросился в огонь, и никогда не вернулся.

Их силуэты исчезли в ревущем пламени, и этот рёв смешался с криками оборотней и авроров. Замелькали выхватываемые палочки, затрещали заклинания. Зелёный луч пролетел совсем близко от Ремуса, тот едва успел увернуться. Внезапно рядом с ним оказалась Бобби, она схватила его за руку и бросилась бежать, и он побежал за ней, совершенно не соображая, что происходит, придя в себя, лишь когда они приблизились к большому дому.

Бобби втолкнула его внутрь, потом забежала сама. Они прижались к тяжёлой деревянной двери кухни. Ремус слышал, как хрипло и прерывисто дышит Бобби. Слёзы лились у неё из глаз, но она их не утирала. Он завидовал ей. Как бы ему самому хотелось заплакать, особенно здесь, в этой кухне, где ему так резко вспомнилось, как они с Камалом готовили завтраки и обеды, ели и разговаривали, сидя у очага. Как Джин помогла ему связаться из камина с Хогвартсом. Камал, добрый, скромный человек, сохранивший в сердце сострадание и тепло, несмотря ни на что. Джин, талантливая целительница, чистая и смелая девушка, так отважно защищавшая себя, своего парня, своё дитя. Что же он натворил. Всё из-за него, из-за его преданности долгу…

Ему стало не хватать воздуха. В глазах защипало. Наверное, слёзы наконец-то подступили и сейчас побегут по щекам. Но в следующую секунду Ремус понял: это не слёзы. Как тогда, шесть дней назад, когда Джин раскидывала золу по полу, его ноздри начал резать запах дыма. Серый туман уже пополз по воздуху, где-то трещало пламя – большой дом загорелся. Нужно убегать отсюда – но куда? Наружу, где гремят заклинания и звенят крики, в самую гущу боя?

- Не бойся, – сдавленно проговорила Бобби. – Не бойся, я что-нибудь придумаю…

Но Ремус знал, что она ничего не придумает. Вся её душа сейчас кричит от боли, как и его собственная, ничего не осталось, кроме страха и отчаяния, и желания покончить с этим отчаянием, прекратить эту боль единственным возможным способом – смертью. Они посмотрели друг на друга. Он крепко сжал её руку. У него не осталось сил говорить, но он продолжал смотреть в тёмные глаза Бобби, надеясь, что она прочтёт в его взгляде то, что он думает: он не винит её, он благодарен ей за всё, что она для него сделала, и если он ещё способен радоваться, он рад быть с ней, сорваться в пропасть во ржи вдвоём, держась за руки.

Дым всё сильнее щипал глаза, и Ремус зажмурился, чувствуя, как слёзы наконец-то пропитывают ресницы. И в этот момент, когда он закрыл глаза и его окружила горячая, пахнущая дымом темнота, он вдруг почувствовал что-то странное.

«Постарайся ощутить всё, что вокруг тебя, – зазвучал в его голове голос Дэна. – Подумай о воздухе, которым дышишь. О звуках, которые тебя окружают. Обрати внимание на любые ощущения, вообще любые».

Кто-то ещё был в доме, кроме них. Чьё-то сердце билось неподалёку, слабо, неровно, постепенно затихая… Ремус резко открыл глаза.

- Кто-то наверху, – хрипло выдохнул он. – Бежим!

Они пробежали сквозь кухню и распахнули дверь в столовую. Повсюду был дым, кое-где уже мелькали языки пламени, лижущие деревянную обшивку стен. Ремус и Бобби побежали наверх по лестнице и ворвались в комнату, где ещё недавно жил Гвилт.

Кэтрин лежала на кровати, полностью одетая, куртка, джинсы и ботинки заляпаны грязью. Её руки были привязаны к изголовью, лицо залито кровью, вытекшей из крепко закрытых глаз. Как можно быстрее Бобби и Ремус освободили её от верёвок; руки Бобби тряслись, когда она осторожно повернула голову Кэтрин, приложила кончики пальцев к шее под ухом.

- Пульс есть? – спросил Ремус, видя, что Бобби не в силах говорить. Та молча кивнула. Они вместе начали стаскивать Кэтрин с кровати, и тут женщина пошевелилась и вздохнула.

Бобби хрипло вскрикнула, обхватила Кэтрин за плечи, принялась утирать пальцами кровь с её лица:

- Кэтрин! Кэтрин, это я!

- Бобби… – прохрипела Кэтрин, приподнимая дрожащие веки, и Ремус на секунду застыл, хотя навидался ужасов за последнее время. Глаза Кэтрин были багрово-красные, все сосуды в них полопались, даже светло-серые радужные оболочки казались чёрными. Она застонала и снова закрыла глаза, голова бессильно свесилась на грудь:

- Я... ничего… не вижу, Бобби.

- Всё хорошо, – голос Бобби дрожал, она на секунду сжала зубы, потом снова обхватила Кэтрин, рывком поднимая её на ноги. – Мы вылечим тебя.

- Он пытал меня… – прошептала Кэтрин. – Кон… Конъюнктивитус…

- Не бойся, – Ремус обхватил её с другой стороны, помог Бобби вести её к двери. – Это пройдёт, Кэтрин, твоя регенерация справится.

Из глаз Кэтрин покатились слёзы, смешанные с кровью.

- Они ранили её, – прорыдала она, – Оглушающее… прямо в живот… Это я сообщила в Министерство, где мы… я во всём виновата, если бы я успела, только на секунду, всего на одну секунду…

- Ты не… – начал Ремус, и не смог договорить. В дверях перед ними вырос Дерек. На него было страшно смотреть: лицо перекошено, глаза запали, как у мертвеца, и отливают красным в отблесках пламени, которое уже охватило первый этаж и подбиралось к лестнице.

- Ну что, довольны? – прорычал он. – Видите, что вы натворили?

- Дерек, уходи отсюда, или мы все умрём! – кашляя, выкрикнул Ремус. Дерек болезненно ухмыльнулся:

- Мы и так все умрём. Но я хочу, чтобы вы умерли сейчас.

Палочка в его руке сделала короткое, почти неуловимое движение. Сквозь треск огня Ремус услышал, как тонко зазвенело оконное стекло, разлетаясь осколками. Свежий воздух хлынул в комнату, и огонь радостно взревел,пополз вверх по стенам. Сразу стало очень жарко, комнату заволокло дымом.

- В окно!!! – заорал Ремус, отталкивая от себя Кэтрин и одновременно выхватывая палочку. В дыму было плохо видно, и он практически вслепую пальнул Оглушающим в сторону Дерека. Дерек легко отклонился в сторону, заклинание попало в стену, срикошетило и ударило в доски пола. Те с треском разошлись, и в расщелину хлынули тонкие языки пламени. Краем глаза Ремус увидел, как Бобби обхватывает обеими руками обмякшее тело Кэтрин и они обе исчезают в светлом квадрате окна, смутно видном сквозь клубы дыма. А потом следующая красная молния разрезала дым возле него – он едва успел упасть на пол и затаиться за кроватью.

- Я же тебе говорил! – кричал Дерек, его голос мешался с гудением пламени. – Я говорил тебе остановиться! А теперь они все мертвы или умирают, и всё из-за тебя!

- Дерек, уходи отсюда! – закричал Ремус, и его крик перешёл в кашель. Кровать загорелась, простыни вспыхнули, точно пропитанные бензином, и он поспешно отпрянул в сторону. Он уже надышался дымом так, что у него темнело в глазах, а лёгкие горели, будто наполнились пеплом. Огонь горел повсюду, и на полу, и на стенах, и даже по потолку уже ползли огненные змеи, но всё это пламя ничего не освещала – комната была наполнена дымом, в котором совершенно не было видно Дерека. Здесь ли он? Или ушёл, решив, что Ремусу всё равно никуда не деться? Юноша перескочил через расщелину в полу и бросился к единственному, что всё ещё было видно в дыму – светлому пятну окна, но тут внезапно невидимые оковы стиснули его руки и ноги. Он рухнул на пол, палочка замерла в сведённых судорогой пальцах, бесполезная и беспомощная. Дерек наложил на него заклятие Петрификус Тоталус.

Сквозь слёзы в глазах Ремус видел, как Дерек идёт к нему сквозь клубы дыма. Как наклоняется, и отсветы огня пляшут на его залитых слезами щеках.

- Мой брат ранен, он умирает, – хрипло сказал он. – Ты убил его, Люпин. Ты погубил всех нас, и ради чего? Ради того, чтобы порадовать Дамблдора?

Ремус ничего не смог ответить. Заклинание парализовало его язык и голосовые связки, всё, что он мог – это смотреть на расплывающееся лицо Дерека, не в силах даже закрыть глаза, чтобы защитить их от едкого дыма и жестокого взгляда голубых глаз, мерцающих сквозь этот дым. Дерек покачал головой:

- Лучше бы ты стал предателем, как твой друг Сириус. Там, в Министерстве, я случайно встретил его, до того как его отправили в тюрьму. Ты бы видел его лицо, когда я рассказал ему, что ты у нас… Я в жизни не видел такой ненависти...

Присмотревшись, он понял, что Ремус потерял сознание. Дерек был не уверен, что он вообще услышал его, но ему уже было не важно – главное, что он произнёс это. Не счесть, сколько раз он бросал жестокие слова своим врагам, и умрёт он точно так же, как жил – ненавидя.

- Дерек!!!

Далёкий голос пробился сквозь рёв огня, и губы Дерека раздражённо дрогнули.

- Дерек!!! – снова закричала Бобби. – Твой брат жив! Он зовёт тебя! Дерек!

Ложь. Всё ложь. Они уже пытались обмануть его. И всё же Дерек вздрогнул и обернулся. Если бы Ремус мог видеть его сейчас, он бы поразился тому, насколько он стал похож на прежнего Дерека, ещё не ожесточившегося и не сломленного, такого, каким он был в вечер их первой встречи. Огонь пробивался сквозь доски пола, стены превратились в сплошное пламя, Дерек чувствовал, как начинает гореть его одежда. Сквозь ступор он заметил, как за раму разбитого окна хватаются чьи-то руки.

Тяжело дыша, Бобби подтянулась наверх и встала на карниз. Осколки стекла изрезали её пальцы, но она будто не замечала этого, протянула руки навстречу Дереку. Тот очнулся, схватил потерявшего сознание Ремуса и толкнул его вперёд. Бобби обхватила его одной рукой, второй схватила Дерека за рукав. Падая вместе с ней из окна, Дерек ещё успел взмахнуть палочкой, чтобы смягчить землю под ними.

Бобби показалось, что она упала на плотный матрас. Ремус бессильно вытянулся радом с ней; его лицо и руки были в саже, из носа текла кровь, но он дышал, пусть и прерывисто, сотрясаясь от кашля. Бобби приподнялась на локте, поискала взглядом Дерека – и её сердце упало.

Дерек лежал на животе, его руки бессильно скребли землю. Горящий дом рушился, и тяжёлая балка придавила спину Дерека и ногу Ремуса. Старший оборотень приподнял голову, глядя не на Бобби, а дальше, за её плечо. Тяжело спотыкаясь, опираясь на хрупкое плечо Урсулы, к дому из последних сил спешил смертельно бледный, но живой Дэн.

Дерек улыбнулся, и из его рта потекла кровь. Бобби поднялась на колени, схватилась за горящую балку окровавленными руками, попыталась оттолкнуть её, но ощутила, как слабеющая рука Дерека останавливает её.

- Уведи моего брата, – прохрипел он. – Уведи…

Он бессильно уронил голову на землю, и Бобби навсегда запомнила, что перед смертью он ещё раз улыбнулся окровавленными губами.

Она убрала руки. Навела палочку на Ремуса и хрипло прошептала:

- Финита Инкантатем.

Ремус снова смог пошевелиться. Опираясь на дрожащие руки, он попытался встать, но тут же со стоном упал на землю – его нога всё ещё была придавлена балкой. «Боже, какая я идиотка, – устало подумала Бобби, – почему я не сделала этого сразу?..» Она навела палочку на балку, и та тяжело приподнялась вверх, отползая по воздуху туда, где огонь гудел над уже почерневшими развалинами дома.

Бобби обернулась. Дэн замер на месте, его лицо окаменело от боли, на нём жили только глаза, наполненные страхом. Зрачки расширились так сильно, что глаза казались не голубыми, а чёрными.

- Дерек? – выдохнул он. Бобби медленно покачала головой. Лицо Дэна исказилось, он упал на колени и разрыдался – тихо, почти без слёз, только судорожные горестные вздохи срывались с губ. Урсула сжала его плечо побелевшими пальцами, не отрываясь глядя на мёртвого Дерека, потом вдруг разжала руку и бросилась к Ремусу:

- Ты живой?

- Да, – хрипло отозвался Ремус и почувствовал на губах вкус крови. Правая нога онемела, он не мог на неё опереться.

- Как Кэтрин? – спросила Бобби. Урсула повернулась к ней:

- Жива. Ничего не видит, но жива. Джин тоже, но ребёнок… – она не договорила. Да и что тут можно сказать. Оглушающее заклинание такой силы – всё равно что удар кувалды. Если бы Джин была в человеческом обличье, она бы смогла воспользоваться магией и предотвратить выкидыш. Но она не могла.

- Нужно убираться отсюда, – Ремус попытался подняться на ноги, и тут же упал, шипя от боли. Дрожащей рукой он утёр кровь, текущую из носа. Только тут он понял, что шум вокруг изменился. По-прежнему трещали падающие стены и крыши, по-прежнему гудел огонь и выл ветер, но никто больше не кричал, не стонал от боли, не выкрикивал заклинания. Оборотни и авроры покинули это место.

Урсула и Бобби оттащили его подальше от догорающего дома, потом Бобби вернулась, чтобы забрать тело Дерека, а Урсула склонилась над Ремусом, закатала штанину. По коже протянулась кровоточащая ссадина, по краям которой уже успел налиться зловещий фиолетовый синяк.

- Сейчас, – хрипло сказала Урсула. – Сейчас. Ленире Дол… Ленире…

Она заплакала. Слёзы катились по лицу, размывая копоть и кровь, совсем неподалёку хрипло рыдал Дэн. Ремус откинулся назад, глядя на равнодушное небо, и снежинки, кружащиеся в воздухе, казались ему хлопьями пепла.

13 ноября 1981 года. 12:02

Барти Крауч-старший и его люди вернулись в Министерство Магии. Им не удалось захватить ни одного пленника, они потеряли двоих убитыми и троих ранеными, но Крауч, казалось, не обращал на это внимания. Выпрямив спину, высоко подняв голову, он шагал через просторный Атриум, и остальные чиновники молча расступались перед ним. Сегодня был час его триумфа. Он разворошил осиное гнездо, вытащил на свет королеву ос, раздавил её каблуком, и пусть все остальные твари смогли улизнуть – он знал, что стая никогда не восстановится. Вожак мёртв, и последний удар он нанёс себе сам. Крауч торжествовал, и торжество было так велико, что он не чувствовал усталости, не слышал испуганной тишины, воцарившейся в Министерстве, не замечал, что чиновники смотрят на него со странной смесью ужаса, жалости и болезненного любопытства.

В тюремном блоке царила всё та же зловещая тишина. Крауч прошёл по коридору между рядами камер, открыл дверь своего кабинета. Достал с полки плоскую фляжку огневиски – он очень редко пил, но сегодня он заслужил это. Но он не успел сделать глотка, как в дверь постучали.

- Войдите, – недовольно проговорил Барти, и дверь кабинета открылась. На пороге стоял Аластор Грюм. Он смотрел на Барти усталым, потухшим взглядом.

- А, Грюм, – Крауч достал с полки ещё и два низеньких стакана. – Думаю, ты уже слышал новость. Грегор Гвилт мёртв. Покончил с собой, как трус, каким он и являлся. Но по крайней мере, хоть какую-то пользу он успел принести – Фенрир Сивый, по-видимому, погиб, как и вся его стая…

- Барти, – голос Грюма звучал непривычно тихо.

- … а этот мальчишка, Ремус Люпин, домашний оборотень Дамблдора, оказался не так прост. На твоём месте я бы усомнился в его преданности. Он бросил мне вызов, когда увидел мёртвыми нескольких своих новых приятелей…

- Барти. Нам надо поговорить.

- Да, – Барти поставил стаканы и фляжку на стол, устало провёл рукой по лбу и глазам. – Твои пропавшие сотрудники… надеюсь, они нашлись?

- Лонгботтомы в больнице, – эти слова как будто причиняли Грюму боль, он едва шевелил губами. – Я… не ожидал увидеть их живыми. Они попали в руки Пожирателей Смерти. Их пытали Круциатусом целые сутки. После такого обычно не выживают.

Крауч нахмурился:

- Скверное дело. Они в состоянии дать показания?

- Нет, – глухой ответ Грюма прозучал, как удар топора по дереву. Он шагнул вперёд, накрыл ладонью стаканы, в которые Крауч уже готов был разлить виски:

- Мы схватили похитителей. Это супруги Лестрейндж, брат Родольфуса Рабастан, и… и твой сын, Барти.

Крауч замер. В первую секунду Грюм подумал, что тот его не расслышал. Он едва не застонал от отчаяния. Эта новость сама по себе была ужасной, невероятной, невыносимой, он запретил кому бы то ни было обсуждать её, взял на себя мучительную обязанность рассказать старому другу правду – неужели придётся снова повторять эти слова? Но тут Крауч медленно закрутил крышку фляжки, опустил её на стол, и по дрожи его рук Грюм понял: он слышал.

- У меня нет никаких причин полагать, что он был заложником, – хрипло продолжал он. – Мы обнаружили их в твоём загородном коттедже в Брайтоне. Когда мы пришли, именно твой сын пытал Фрэнка.

Крауч молчал. Последние отблески хищного, злорадного света исчезли из его глаз, они стали тусклыми и мёртвыми. Грюм заговорил снова, чуть громче:

- Он на нижнем ярусе, в одиночной камере. Я не стал его допрашивать. Будет лучше, если ты поговоришь с ним сам.

- Нет, – отрезал Барти. Его голос был безжизненным и холодным. Он поднял на Грюма свои мёртвые глаза и повторил: – Нет. С арестованными не нужно разговаривать – их нужно допрашивать. Это твой арестованный, и допрашивать его будут твои люди. Я созову суд как можно скорее, а до тех пор не желаю его видеть.

Он молча сел на стул, положил руки перед собой, уставился в никуда неподвижным взглядом. Грюм не отрываясь глядел на Крауча, и видел, как тот стареет на глазах, как глубокие морщины прорезают его лоб, как мешки обозначаются под глазами, потерявшими всякое выражение. Торжествующий глава Корпуса Авроров превратился в сломленного человека с потухшим взглядом, с тихим монотонным голосом, и таким ему предстояло остаться навсегда, до самой смерти. Он вспоминал, как равнодушно относился к воспитанию сына. Как часто срывался на него. Как часто разговаривал с подчинёнными и коллегами в его присутствии, и его мальчик слышал жестокие слова о необходимости крайних мер, о том, что ради великой цели можно применять Непростительные заклинания. Он был так увлечён мечтой стать следующим Министром магии, так захвачен охотой на Пожирателей Смерти, что не заметил, как его собственный сын стал Пожирателем Смерти. Проклятие Грегора Гвилта сбылось. Барти Крауч столкнулся с таким ужасом и болью, каких и представить себе не мог. И он знал, что эти ужас и боль будут преследовать его ещё очень долго, потому что у него не хватит сил убить того, кто виноват – самого себя.

13 ноября 1981 года. 14:11

Сквозь разбитые окна заброшенной фабрики струился бледный дневной свет. Переступая через лужи застывшей крови, обходя трупы оборотней, по коридорам неторопливо шёл высокий светловолосый мужчина. Он оглядывался по сторонам с любопытством и брезгливостью, и шёл осторожно, стараясь не запачкать в крови или ржавчине свою дорогую мантию из тонкой шерсти, накинутую поверх светло-серого костюма.

Эйнар Скуммель пересёк пустое помещение и подошёл к шахте лифта. Заглянул внутрь, посветив волшебной палочкой, и присвистнул:

- Смотрю, вечеринка не задалась?

- Заткнись, – ответил ему хриплый, полный боли голос, – заткнись и помоги, чёрт бы тебя побрал.

- А где волшебное слово, Фенрир?

- Убью!..

- Неправильно, – усмехнулся Скуммель, но направил палочку на пульт управления. Лифт со скрипом пополз наверх. На решётчатой крыше распласталось изломанное тело Фенрира Сивого. Регенерация очень медленно излечивала его раны, но сломанные кости всё ещё кое-где торчали наружу. Опираясь на руки, он выполз наружу и вытянулся на полу. Ноги не работали из-за перелома позвоночника. Он выплюнул кровь и прорычал длинное грязное ругательство.

- Фенрир, Фенрир, – Скуммель склонился над ним, задумчиво покручивая в пальцах палочку. – Мы же договорились: ты убиваешь Грегора, забираешь себе малыша Финна, а я получаю кинжал. Что здесь было непонятного, а, Фенрир?

- Я облажался, – простонал Фенрир. – Слушай… заштопай мне кости, а потом поговорим.

- Да, друг мой, ты облажался. А я-то думал тебя порадовать. У меня есть две новости: хорошая и плохая. Выбирай, с какой начать.

- Скуммель, вылечи меня, чтоб тебя!..

- Всему своё время, Фенрир. Хорошая или плохая новость?..

- Дьявол тебя побери! – Фенрир снова сплюнул кровь, неловко утёр испачканные губы. – Давай хорошую.

- Твой старый товарищ Грегор дожидается тебя в аду. Я рискнул понаблюдать за деревней с безопасного расстояния. От неё остались одни угольки. Мистер Крауч уже включил смерть Гвилта в своё резюме на место Министра Магии. Правда, вряд ли он его получит…

- Срать мне на Крауча. Какая вторая новость?

- Ах, Фенрир, мне так жаль, – равнодушно сказал Скуммель. – Прямо слёзы наворачиваются, как подумаю, что ты узнаешь это от меня… Короче говоря, твой сын тоже мёртв. В отличие от Ремуса Люпина.

Впервые за долгое время в зверском лице Фенрира Сивого промелькнуло какое-то подобие человеческого страдания. Он тяжело опустил голову на руки и оставался так некоторое время. Потом снова поднял взгляд на Скуммеля:

- Что ж, я не получил сына назад, ты не получил кинжал. Полагаю, теперь мы квиты. Вылечишь ты меня или нет?!

- Даже не знаю. Ты меня подвёл, Фенрир. Очень подвёл. Может, мне стоит столкнуть тебя обратно в шахту?

Фенрир посмотрел на него со злобой, но в то же время и со страхом. Мало кто мог похвастаться тем, что испугал знаменитого вожака оборотней. Насладившись этим моментом, Скуммель звонко расхохотался:

- Да шучу я!.. Конечно, я не брошу старого друга.

Спустя несколько минут Фенрир наконец смог подняться на ноги. Скуммель улыбнулся при мысли о том, что теперь Сивый обязан ему. Он любил, когда ему были обязаны. Когда-нибудь он обязательно попросит у Сивого вернуть долг – и пусть попробует отказаться.

- Куда ты теперь? – спросил Скуммель, когда они вышли на воздух. Сивый огляделся, втянул ноздрями воздух. Все его оборотни мертвы. Он уже чувствовал, как гниют их тела. Не беда – он всегда сможет создать новую стаю. Но он неожиданно понял, что ему недостаёт старого Джима. Сколько стараний он потратил, чтобы спасти его! Поистине, жизнь – прескверная штука.

- Найду себе новых волков. А что, ты можешь предложить что-то другое?

- Могу. Тебе надо залечь на дно, Фенрир. Может, покинуть страну. После всего этого, – он обвёл руками тела, – тебя сочтут мёртвым. Они считают, что победили. Они хотят веселиться и не думать о плохом. Мы будем ждать, сколько понадобится. И ударим, когда они не будут ждать.

- Мы?

- А почему нет? Если не считать этого недоразумения, с тобой приятно иметь дело. Я дам тебе знать, Фенрир, но чуть позже. У меня тут ещё осталось одно незаконченное дело.

Фенрир Сивый улыбнулся. Прежде чем аппарировать, он пожал Скуммелю руку, и тот с улыбкой пожал его руку в ответ. Чего у Скуммеля не отнять – он не презирает оборотней, как другие Пожиратели. Ему приятно иметь дело с Фенриром. Фенрир мог сказать о нём то же самое.

====== Часть 36. ======

13 ноября 1981 года. 19:49

Ремус не знал, сколько оборотней Гвилта осталось в живых. Они разбежались кто куда, оставив после себя только дымящиеся развалины. Но несколько тел всё ещё лежали на засыпанном пеплом снегу, и о них надо было позаботиться.

Бобби аппарировала, унося с собой раненую Кэтрин. Потом вернулась за Квентином и Джин. Джин всё ещё была очень слаба. Она так и не пришла в сознание. Сердце билось еле-еле, почти не слышно. Квентин крепко прижимал её к себе, глядя в никуда мёртвым взглядом.

- Я отправлюсь в дом моего отца, – сказал Ремус, внимательно глядя на него и на Бобби. – Как только стемнеет, пусть кто-нибудь из вас аппарирует туда. Мы дадим вам еду, лекарства, тёплую одежду – всё, что понадобится.

- Хорошо, – сказала Бобби. Квентин только кивнул.

Вместе с Дэном, Урсулой и Стивом Ремус оставался в деревне ещё несколько часов. Они все были измотаны до предела, а Дэн и Ремус ещё и ранены, но они всё равно потратили время, чтобы отнести все тела в лес. На берегу ручья выкопали могилы, в которые уложили Дерека, Зельду, Стю, Салмана и остальных оборотней. Мёртвых авроров Крауч забрал с собой. Искать тела Грегора и Финна было бессмысленно – они лежали под развалинами церкви вместе с Верным Когтем.

Работали в полном молчании. К тому времени, как могилы были засыпаны и сверху уложили гладкие камни из русла ручья, уже стало темно. Все четверо проголодались, замерзли и устали, но никто не предложил отдохнуть. Дэн с каждой минутой становился всё бледнее. Ни одно слово так и не сорвалось с его губ, ни одна слеза не скатилась по щеке. Но когда он уложил последний камень на могилу брата и написал на нём волшебной палочкой: «Дерек О’Ши, 1951-1981», его самообладание ему изменило. На нетвёрдых ногах он отошёл в сторону и прислонился к дереву. Урсула подошла к нему и обняла его, некоторое время они стояли вместе и очень тихо разговаривали. Стив и Ремус молча продолжали укладывать камни, не мешая им.

- Я пойду в то укрытие, куда отправилась Бобби, – негромко сказал Дэн, когда они закончили. – Думаю, ей нужна помощь с детьми и Кэтрин. У меня есть дилер, который продаст лекарство от последствий Конъюнктивитуса, – он внимательно посмотрел на Ремуса: – Ты хочешь знать, куда я отправлюсь?

- Хочу, но лучше не надо, – Ремус протянул ему руку. – Если что, спроси у Квентина мой адрес, я всегда буду рад помочь.

Дэн слабо улыбнулся и протянул руку в ответ. Только тут Ремус заметил, что его собственная рука перепачкана глиной и землёй, и попытался вытереть её, но Дэн не дал ему это сделать, взял его за ладонь и крепко сжал:

- Ты уже мне помог. Ты спас мне жизнь там, в Ливерпуле, и я этого никогда не забуду.

- Мне жаль твоего брата, – с трудом проговорил Ремус, и Дэн сморщился, как от боли:

- Мне тоже.

Его рука была твёрдой и холодной. Прежде, чем аппарировать, он недолго постоял, держась за дерево и пытаясь унять вернувшуюся боль. Ремус и сам чувствовал, как снова начинает болеть повреждённая нога; синяк и не думал проходить, ему уже было больно не только ходить, но и вообще стоять.

Наверное, в этом была виновата боль, а может, Ремус просто слишком устал, но он толком не смог сосредоточитья на аппарации. Вместо него всё в свои руки взял Стив; обхватив его за плечо и сжав руку Урсулы, он увлёк их обоих в плотную удушливую тьму.

Через мгновение они стояли на краю леса, обступившего дом Люпинов. Вся лужайка перед домом была засыпана снегом, блестящим под лунным светом, разлапистые тени голых деревьев неподвижно лежали на этом серебристом снегу. Вот и опять ночь. Казалось бы, только вчера они все со страхом и надеждой ждали восхода луны. Всего двадцать часов назад они отправились сражаться с Фенриром Сивым, а кажется, что прошло двадцать лет.

Свет в доме был погашен, дом казался пустым и печальным, и всё же при виде его Ремус ощутил слабую, неуверенную радость. Стив и Урсула потащили его вперёд, помогли забраться на крыльцо. Ногу при каждом шаге пронзала боль, и Ремус еле сдерживался, чтобы не шипеть. И всё же он не смог сдержать сдавленного вздоха, когда Стив усадил его на крыльцо и начал возиться с замком:

- Как думаешь, твой отец дома?

- Не знаю, – пробормотал Ремус, глядя сквозь проступившие слёзы на пустой холодный сад, на кусты роз, укутанные на зиму. При виде их он снова ощутил толчок радости в сердце. Совсем скоро он увидит отца. Он ухватился за эту мысль; только она одна удерживала его на поверхности, не давала погрузиться в отчаяние, наполненное мыслями о том, как он провалил задание Дамблдора.

- Возможно, он ещё на работе, – сказал он. – Попробуй открыть дверь Алохоморой.

Предложение немного запоздало – Стив уже вытащил палочку и наставил её на дверь. С тихим щелчком замок открылся и Стив снова подхватил Ремуса на ноги, затаскивая его внутрь. Урсула шла впреди, освещая дорогу волшебной палочкой. В пустой гостиной Стив уложил Ремуса на диван. Урсула склонилась над его ногой, стянула ботинок и носок, покачала головой:

- Здорово распухло.

- Думаешь, перелом?

- Если бы перелом, ты бы не смог идти. Я думаю, здесь нет ничего страшнее растяжения, но перевязать надо.

Она приставила к щиколотке палочку, сосредоточенно нахмурилась, прежде чем произнести:

- Ферула!

Из ниоткуда возник широкий бинт, крепко обмотавший ногу Ремуса. Тот хрипло вздохнул, чувствуя, как боль немного отступает, но не отпускает до конца.

- Спасибо, – прошептал Ремус. Урсула тем временем попыталась наложить на ногу заклинание Ленире Долорем, но не смогла – силы изменили ей, при движении запястьем она чуть не выронила палочку. Она медленно опустилась на диван рядом с Ремусом, опустила голову на руки, сжала в кулаках спутанные кудри.

Стив зажёг лампу под абажуром, и вместо серого лунного света в комнате воцарился тёплый полумрак. Вв этом полумраке лицо Стива, тяжело прислонившегося к стене, выглядело усталым, постаревшим. Ремус мог только гадать, как выглядит он сам.

- Как ты? – спросил Стив.

- Х-холодно, – выдавил Ремус, стуча зубами. Стив кивнул:

- Это шок. Лежи, я сейчас.

Он вышел из комнаты и почти сразу вернулся, держа в руках тёплую куртку. Накрыл ей Ремуса, и тут же послышался мягкий стук – из кармана куртки что-то выпало. Урсула наклонилась и подняла предмет – это оказалась маленькая книжка в бумажной обложке.

- «Джон Стейнбек», – прочитала она. – «О мышах и людях».

- Дай, – попросил Ремус, приподнимаясь на локте. Он вспомнил, что надевал эту куртку, когда в последний раз приходил к Джуду за зельем. Вспомнил, как из окна высунулась Эмбер и бросила ему эту книжку, сказав, что Бобби оставила ему письмо. Урсула протянула ему книжку, и Ремус перелистал её вялыми, непослушными пальцами. На грудь ему упал сложенный листок.

- Что это? – спросил Стив.

- Сейчас узнаем, – Ремус развернул листок, чтобы прочитать, что же такое Бобби написала ему две недели назад. Он взглянул на первую строчку, и вдруг ему стало ещё холоднее. Так холодно, что он даже не мог вздохнуть.

«Мистер Люпин,

Это письмо не от Бобби. Простите, что обманула вас. Но когда вы прочтёте это, то поймёте, что у меня не было другого выбора. Я знаю, что вы из Ордена Феникса, я слышала, как вы говорили об этом с моим отцом. Мне некого больше просить о помощи.

Отец хочет увезти меня из Англии. Если у него получится, я никогда не вернусь в Хогвартс. Но это не самое страшное. Мой отец связан с Пожирателями Смерти и с оборотнями. Я узнала это таким же способом, как и о том, что вы из Ордена – подслушивала его разговоры.

Не знаю, когда именно, но мой отец заключил сделку с Грегором Гвилтом. Он пообещал найти для него молодых оборотней, владеющих магией. Одновременно с этим мой отец работал на Пожирателей смерти, продавал им какие-то ужасные ингредиенты, кровь и что-то ещё. Наверное, тоже от оборотней. Сообщите кому-нибудь об этом, пока он ещё кого-то не погубил!

Он обманул вас. Бобби на самом деле жива и в опасности. И Квентин в опасности, и вы тоже! Я боюсь своего отца. Я не знаю, на что ещё он способен. Пожалуйста, мистер Люпин, сделайте что-нибудь!

Эмбер Коулман».

Как оглушённый, Ремус не отрываясь смотрел на листок. Словно кто-то сказал: «Люмос» в его голове, и всё, чего он не понимал, сделалось ясным. Только теперь он понял, почему Бобби ничего не помнила о письме для него – потому что она никогда ему не писала. Только теперь он понял, кто забирал тела, которые вешал на старом дереве Мэтт, и почему на неём не было маски Пожирателя Смерти. Кто навёл оборотней Гвилта на Джин, Бобби и Квентина. Кто вырвал сердца у Гая Морриса, Айтона Пейджа, Дженнифер Кейси и Марии Десильва. Если бы он не забыл про книжку, если бы прочитал письмо сразу, как получил, всё было бы по-другому…

- Что с тобой? – выдохнул Стив. – Что такое? – он выхватил письмо из его рук, пробежал его взглядом и ещё сильнее посерел. Урсула непонимающе смотрела на обоих.

- Джуд Коулман, – прорычал Ремус. – Проклятье, Джуд Коулман! Он замешан в этом! Чёрт возьми, ну почему, почему я не прочитал это две недели назад?! Как я мог забыть?!

И в этот момент, в ответ на его отчаянный крик, из соседней комнаты, комнаты отца, послышался ликующий самодовольный смех.

- Сюрприз, ребятки! – пропел голос Эйнара Скуммеля. – А здорово мы вас провели, правда?

Стив уронил письмо на пол. Урсула вскочила на ноги. Забыв о боли в ноге, Ремус отбросил куртку в сторону, вскочил с дивана и бросился в соседнюю комнату, на ходу выхватывая палочку.

Дверь распахнулась сама собой, и в то же мгновение в комнате отца зажёгся свет. Ремус ворвался внутрь, вскинув палочку, и замер на месте, так что Урсула и Стив чуть не врезались в него. Скуммель стоял посреди комнаты, улыбаясь так широко и ликующе, что его белые зубы сверкали. У его ног лежал Лайелл Люпин.

Стив яростно выругался. Урсула взмахнула палочкой, что-то закричала, Скуммель тут же отразил её заклинание, но Ремус едва обратил на это внимание – он стоял в каком-то оцепенении, не в силах оторвать взгляда от отца. Руки и ноги Лайелла были беспомощно раскинуты, во всей его позе ощущалась страшная, неестественная неподвижность, и в первую ужасную секунду Ремус даже подумал, что отец мёртв. Но тут Скуммель молниеносно наклонился к мужчине, схватил его за воротник и поднял, приставляя палочку к шее, и Лайелл еле слышно застонал, а его глаза приоткрылись. Только тут оцепенение спало с Ремуса, он вскинул палочку и прорычал:

- Отпусти его, немедленно!

- Я же говорил тебе, Ремус, – весело сказал Скуммель. – Заклятие «Круциатус» не для меня. Использовать его – это всё равно что заставлять оркестр играть оглушительную какофонию, когда у тебя есть возможность создавать настоящее произведение искусства, подлинную симфонию боли. – Он провёл кончиком палочки по шее Лайелла, и тот вздрогнул от этого лёгкого прикосновения, как будто его ударили кнутом. – Твой отец оказался сильным. Я переломал половину его костей, и только после этого он потерял сознание. Но теперь он уже очнулся, и ты можешь сказать папочке, как сильно ты по нему скучал.

- Ах ты подонок! – прорычала Урсула, снова поднимая палочку, но Стив схватил её за руку. Скуммель широко улыбнулся:

- Правильно, Стив. Слушайся его, милашка. Он хорошо знает, на что я способен.

Глаза Лайелла с трудом сфокусировались на лице Ремуса, губы задрожали, на них проступила розовая пена, когда он хрипло выдавил:

- Р-рем… У… ух-хо…

- Что, прости? – Скуммель наклонился к нему, с силой ткнув его палочкой в шею. – Извини, я не разобрал. Сломанная челюсть мешает, наверное. Ты просишь его уйти? Боюсь, не получится. – Он перевёл взгляд на Ремуса, в его глазах сверкнула злоба: – Никуда он не уйдёт. Он у нас храбрый. Правда, Ремус?

- Отпусти его, – проговорил Ремус, не узнавая своего голоса. Он стоял, направив палочку на Скуммеля, Стив и Урсула тоже держали его на прицеле, но все понимали, что они не смогут остановить его – едва они попытаются колдовать, как Скуммель убьёт Лайелла.

- Отпустить? – усмехнулся Скуммель. – С удовольствием. Но только если ты будешь хорошим мальчиком, Ремус, и ответишь на мои вопросы.

- Что тебе нужно? – выдохнул Ремус. Боль снова начала грызть его ногу, и он понял, что теряет равновесие. Палочка в его руке начала дрожать, и Скуммель это заметил. Ухмылка расцвела на его лице.

- Я давно догадался, что ты неспроста пробрался в стаю, – заговорил он. – Дамблдор всё знал. Он всегда всё знает, хитрый старикашка, и никогда никому не рассказывает всей правды. Даже тебе. Но не будем ходить вокруг да около. Тебе был нужен кинжал. Мне тоже. Ради него я не хотел выдавать тебя Гвилту раньше времени. Всё ждал, когда ты добьёшься своей цели, приведёшь авроров в его гнездо и устроишь хаос. Но всё зашло слишком далеко. Я не допущу, чтобы кинжал попал в руки Дамблдору, – он перехватил воротник Лайелла так, чтобы тот выпрямился и теперь они с Ремусом оказались лицом к лицу. – Отдай мне Верный Коготь, мальчишка, или я убью твоего отца у тебя на глазах.

- У меня его нет. – Боль становилась жгучей, словно вся кость от щиколотки до колена превратилась в разбитое стекло. Ремус понимал, что долго не выдержит; нужно прислониться к стене, опереться хоть на что-то. Лицо Скуммеля исказилось, утратив всю свою красоту.

- Врёшь! – злобно выдохнул он. – Даю тебе минуту, мерзкий зверёныш, потом убью его, убью тебя, и всё равно заберу кинжал!

- Отпусти его, Скуммель, – твёрдо сказал Стив. Кончик его палочки был направлен прямо в лоб Скуммеля. – Кинжала у нас нет. Он лежит в развалинах церкви, на трупе Гвилта, если не погиб в огне и если авроры его не забрали. Отпусти этого человека, и отправляйся его искать. Мы не остановим тебя.

Скуммель презрительно засмеялся ему в лицо:

- Здесь я диктую условия!

- Больше нет, – произнёс глухой и холодный голос.

Скуммель круто развернулся к тёмному углу, из которого выступил Квентин – палочка поднята, серые глаза угрожающе мерцают. В ту же секунду Ремус и Урсула одновременно выкрикнули:

- Экспеллиармус!

Скуммель визгливо зарычал, как разозолённый лис, но было поздно – палочка вылетела из его руки, и Ремус поймал её в воздухе. При этом он потерял равновесие и едва успел навалиться плечом на стену, чтобы не упасть. Держа Скуммеля под прицелом двух палочек, еле сдерживаясь, чтобы не завыть от боли, он сквозь зубы велел:

- А теперь отпусти моего отца, мразь.

Скуммель выпустил воротник Лайелла и отступил в сторону, подняв руки. На его лице вновь заиграла лёгкая, скучающая улыбка. Лайелл со стоном свалился на пол, Ремус рванулся вперёд и поймал его, но тут же сам упал на колени рядом с ним. Из глаз брызнули слёзы – чёрт возьми, как же ему больно!

- Мо… молодец, – прошептал Лайелл. Ремус прижал его к себе, и мужчина тут же застонал, из зажмуренных глаз потекли слёзы. Ремус в ужасе опустил его на пол:

- Папа, прости!.. Сейчас, я сейчас…

- Я в п-п-поряд… – Лайелл не мог толком говорить.

- Ремус, дай я, – Урсула мягко положила руку ему на плечо, отталкивая его в сторону и начала колдовать над Лайеллом, нанося на него обезболивающие заклинания. – Боюсь, я не смогу его полностью вылечить. Нужно вызвать целителей из больницы Святого Мунго.

- Сделай это, – бросил Квентин, не глядя на неё; его серые, опасно сузившиеся глаза не отрываясь смотрели на Скуммеля. – Нам надо немного поболтать с нашим приятелем, правда?

Всё ещё выставляя перед собой руки и нахально улыбаясь, Скуммель отступил к стене. Его взгляд перебегал с искажённого яростью лица Ремуса на окаменевшее, неподвижное лицо Квентина, на сузившиеся, почерневшие от гнева глаза Стива.

- Квентин, – мягко протянул он, растягивая губы в улыбке и склоняя голову набок. – Рад видеть тебя живым. А где миленькая мисс Феннелл… или, наверное, я должен сказать, миссис Хуперс?

- Она потеряла ребёнка, – коротко и бесстрастно сказал Квентин. Губы Скуммеля дрогнули:

- Жаль. Ты знаешь, я этого не хотел.

- Этого бы не случилось, если бы ты не преследовал нас, – всё тем же безжизненным голосом продолжал Квентин. – Если бы ты просто оставил нас в покое.

- Я лишь выполнял свой долг, – развёл руками Скуммель. – На моём месте ты бы поступил точно так же… Ну же, парни, вы не убьёте безоружного человека. Вы же герои, так? Благородные, честные и бесстрашные гриффиндорцы, верно?

- Я с Хаффлпаффа, – ответил Квентин.

- Я с Рэйвенкло, – сказал Стив.

- Сейчас бы в тысяча девятьсот восемьдесят первом мыслить стереотипами, – зло усмехнулся Ремус. Скуммель закатил глаза, покачал головой:

- Ну ошибся, с кем не бывает? Давайте поговорим спокойно. Вы всегда мне нравились. Я серьёзно. Я умею уважать достойных врагов. С некоторыми из них я даже умею мириться. Взять хотя бы Джуда Коулмана.

- При чём здесь Коулман? – прорычал Квентин. Скуммель улыбнулся, с его губ сорвался смешок:

- Не только я виноват в страданиях твоей возлюбленной, Квентин. Это Джуд Коулман навёл нас на неё и на тебя. Это благодаря ему мы с Долоховым установили слежку за тобой и смогли захватить Джин в заложники. Джуд Коулман – тот, кто свёл нас всех вместе.

Он сложил руки на груди, и сперва Ремусу показалось, что Скуммель сейчас изобразит умоляющий жест, но вместо этого Пожиратель Смерти медленно отвёл в сторону галстук и расстегнул рубашку, показывая уродливый, багрово-красный шрам на груди.

- Я уже не помню, кто из нас первым оскорбил друг друга, – тихо сказал он. – Не помню даже, что именно я сказал, и что ответил он. Но я до сих пор помню эту боль. – Он болезненно усмехнулся: – Джуд не собирался становиться зельеваром, хоть у него и были способности. Он стремился изучать Защиту от Тёмных Искусств. Когда Дамблдор стал директором, он позаботился убрать из библиотеки книги по наиболее сильным из Тёмных Искусств, но во времена директора Диппета у нас было намного больше возможностей свободно изучать их… Там-то он и научился этому. В библиотеке Хогвартса.

- Научился чему? – спросил Стив.

- Вырывать сердца, – Скуммель провёл пальцами по шраму. – Древнее заклинание языческих жрецов. Он решил испытать его на мне, и у него не получилось. Он заслуживал Азкабана, но его всего лишь исключили из Хогвартса. Даже палочку не сломали. Так что в следующие годы он здорово набил себе руку.

Он улыбнулся, окидывая парней странным взглядом:

- Я ненавидел его так же сильно, как вы оба ненавидите меня. Но я смог переступить через свою ненависть, и он тоже. Мы оба слизеринцы. Для великой цели мы готовы отказаться от гордости. Мы служили Тёмному Лорду по мере своих сил. Джуд Коулман был моим союзником.

- И тем не менее, ты только что его предал, – презрительно сказал Ремус. Скуммель мягко улыбнулся, пожал плечами:

- В конце концов, он пытался убить меня. Рано или поздно за всё приходится платить.

- Тут ты прав, – Квентин улыбнулся, но улыбка тут же исчезла с его губ. – Тут ты чертовски прав. Авада Кедавра!

Вспышка озарила комнату, на секунду превратив всё вокруг в сплетение чёрных теней и ослепительного зелёного света. А когда вспышка исчезла, Ремус увидел, как Эйнар Скуммель медленно сполз по стене и застыл на полу в нелепой позе, подогнув под себя ноги, раскинув руки, уронив голову на плечо. Его лицо не выражало ничего, кроме удивления.

Квентин медленно опустил палочку. Его губы слегка дрожали, он не отрываясь смотрел в мёртвое лицо врага. Потом отвёл взгляд и тихо сказал:

- Извините меня, Ремус, мистер Люпин. Я развёл здесь беспорядок.

- Всё нормально, Квентин, – прошептал Ремус, хотя понимал, что во всём этом нет ни черта нормального. Шатаясь, он отступил назад и почти рухнул на пол рядом с отцом. Нога болела невыносимо, на глазах выступили слёзы. – Как… как ты сюда попал?

- Через твою комнату, – Квентин кивнул в сторону другой двери, скрытой в тени. – Залез в окно и слушал через дверь, о чём вы говорите.

Стив и Урсула сотворили из воздуха носилки, уложили на них Лайелла. Квентин и Стив унесли его в комнату Ремуса и уложили на кровать. Тем временем Урсула снова попыталась наложить на ногу Ремуса обезболивающее заклинание, на этот раз удачно: нога сразу же перестала болеть, хотя опухоль никуда не делась.

- Спасибо, – прошептал он. Урсула молча кивнула, а потом внезапно ласково поцеловала его в лоб. Это было неожиданно, но очень естественно, и эта неловкая, невинная ласка помогла Ремусу даже больше, чем магия.

Обезболивающее заклинание помогло ему нормальным шагом, не ковыляя, дойти до соседней комнаты, где лежал его отец. Квентин и Стив стояли в углу, тихо разговаривая о чём-то, но при виде Ремуса замолчали.

- Мы будем на кухне, – тихо сказал Квентин и вышел из комнаты. Стив и Урсула тихо удалились за ним, оставив Ремуса наедине с отцом.

Ремус присел на краешек кровати. Четвёрка Мародёров и Лили со старой фотографии встревоженно наблюдали за тем, как он дрожащими пальцами берёт с тумбочки стакан, как наполняет его водой из кувшина, как подносит его к губам отца, бережно приподнимая голову.

- Скоро прибудут целители, – сказал он, чувствуя, как его душат слёзы. Лайелл отпил воды и слабо улыбнулся:

- Мне уже лучше, Рем. Эта девочка починила мне несколько костей.

- Этого не должно было случиться, – прошептал Ремус. – Я виноват, что он напал на тебя, я…

- Хватит, – Лайелл накрыл его руку своей похолодевшей ладонью. – Тебе надо идти.

- Нет, папа…

- Со мной всё будет хорошо, Рем. Мальчик мой, – он ласково погладил Ремуса по руке. – Знаешь, за эти две недели я успел сто раз пожалеть, что отпустил тебя, но… но теперь не жалею. Ты очень храбрый. Ты прекрасный волшебник… Мой храбрый сынок…

Ремус почувствовал, как слёзы брызгают у него из глаз. Больше не в силах сдерживаться, он сполз на пол, прижался грудью к кровати, а лбом – к руке отца. Другой рукой Лайелл медленно гладил его по волосам, пока Ремус горько всхлипывал, не зная, кого оплакивает – Сириуса, Адама, Камала, Лили, Марлин, Джеймса, Питера или самого себя.

- Ты молодец, – прошептал Лайелл, когда рыдания затихли. – Теперь иди. Не дай этому мерзавцу уйти. Я буду ждать тебя.

- Хорошо, пап, – Ремус поднялся, поцеловал отца в щёку. На самом пороге он обернулся:

- Ты помнишь Адама Спайдерсона?

Лайелл слегка вздрогнул:

- Я слышал, он умер…

- Да. Он погиб, спасая мою жизнь, пап. Он сказал, что прощает тебя. Он хотел бы, чтобы ты это знал.

Лайелл слабо улыбнулся, прежде чем закрыть глаза. Ремус тихо вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Тело Скуммеля исчезло, Ремус не знал, куда парни его унесли, но был им благодарен: мерзавцу не место в его доме. Проходя через гостиную, он взял с пола куртку и, держа её в руках, прошёл на кухню. Урсула сидела за столом, и Ремус накинул куртку ей на плечи. Девушка встрепенулась и вопросительно посмотрела на него, в её глазах мелькнуло неудовольствие – мол, нечего со мной возиться!

- Тебе идёт, – сказал Стив и внезапно слабо улыбнулся. Он медленно оживал, только сейчас осознавая, что Скуммель мёртв, что больше никто и никогда не причинит вреда его семье. А вот Квентин, наоборот, был сам на себя не похож. Ремус вспоминал о том, как две недели назад Квентин жарил яичницу на этой кухне, как шутливо жаловался на то, что Джин капризничает в еде, и ему было больно смотреть на то, как Квентин тяжело прислонился к шкафу, как тени синеют под его посуровевшими серыми глазами, внезапно вновь напомнившими Ремусу о глазах Гвилта.

Он достал из шкафа маленькую фляжку огневиски и разлил алкоголь по четырём стопкам. Все четверо встали вокруг стола и в полном молчании выпили. Урсула запустила пальцы в сахарницу, разгрызла кубик сахара своими крепкими маленькими зубами, и почему-то Ремусу захотелось улыбнуться, глядя на неё.

- Я пойду за Коулманом, – сказал Стив, опуская рюмку на стол. Квентин решительно кивнул:

- Я с тобой.

- Нет, – сказал Ремус. Квентин гневно взглянул на него:

- Мой ребёнок мёртв, моя женщина ранена, я не могу просто сидеть и ждать…

- Тыуже отомстил, Квентин, – Ремус шагнул к нему, попытался взять его за плечи, но Квентин отшатнулся от него, сжал кулаки:

- Не тебе меня учить, Люпин! Ты сам… ты сам ввязался во всё это ради мести, ты… ты не смеешь меня останавливать…

Из его глаз потекли слёзы. Ремус знал, что это не только из-за Джин и ребёнка. Квентин только что убил человека, пусть этот человек и был мерзавцем, пусть он и заслужил смерти, но такое никогда не проходит бесследно. Ремус шагнул к нему, снова взял его за плечи, и на этот раз Квентин не отстранился. Его била сильная дрожь. Глядя в никуда полными боли глазами, он прошептал:

- Я говорил ей, что всё будет хорошо. Что пока мы будем вместе, мы справимся с чем угодно…

«Скоро всё закончится. Мы победим Волдеморта. И всё станет как раньше. Даже лучше, Лунатик»

Волдеморт мёртв, но ничто не стало лучше, ничто не стало как раньше, и уже не станет. Война ещё не окончена. Чудовище бьётся в последних судорогах, хватает новые и новые жертвы, пытаясь продлить свою жизнь, зубы и когти впиваются в беззащитные тела, льётся кровь, и это никак не закончится…Ремус обнял Квентина, крепко прижал его к себе, чувствуя, как тот вздрагивает от сдавленных рыданий, гладя его грязными руками по плечам, и не знал, что сказать. Он старше Квентина, пусть ненамного, но в такие времена, когда люди умирают, не успев пожить, те, кому двадцать один, кажутся стариками по сравнению с теми, кому восемнадцать. Он старше Квентина, и он знает, каково ему. Но он не мог ничего сказать, не мог найти слов, чтобы его утешить, потому что знал: таких слов не существует.

- Значит, теперь вам нужно всегда быть вместе, – тихо сказал он наконец. – Вернись к ней, Квентин. Будь с ней. И вы справитесь с чем угодно, даже с этим.

- Она ещё очень молодая, Квентин, – проговорила Урсула и положила ладонь ему на плечо. – У вас ещё будут дети.

- А вдруг нет? – прошептал Квентин. Злость исчезла из его глаз, взгляд сделался беспомощным, он выглядел очень юным и очень напуганным. Совсем мальчишка, который ещё две недели назад даже не подозревал, что у него самого скоро будет ребёнок, а теперь ему придётся смириться с мыслью, что ребёнка не будет. Урсула крепко сжала тонкие пальцы вокруг его бицепса:

- Будет или нет – ты не знаешь. И я не знаю. Но я знаю одно: если после всего того, что вы пережили, вы всё ещё вместе – вы будете вместе всегда, что бы ни случилось.

Губы Квентина дрогнули, словно он хотел что-то сказать. Но он промолчал и взглянул на Ремуса. Тот улыбнулся ему:

- Вернись к ней. Она ждёт тебя. Ты нужен ей.

Квентин прерывисто вздохнул и вдруг тоже улыбнулся в ответ:

- Спасибо. Я так ни разу и не сказал. Спасибо тебе… за всё. И тебе, Стив.

- Тебе не за что меня благодарить, – покачал головой Стив. – Не забывай, я тоже следил за тобой и Джин, и помочь вам решился только потому, что хотел выгоды для себя. Я возвращаю тебе долг, Квентин.

- Я никогда этого не забуду, – Квентин пожал Стиву руку.

- Идите, – Урсула открыла дверь из кухни. – Об отце не волнуйся, Ремус. Я побуду с ним.

Ремус взглянул на неё:

- Слишком опасно. С минуты на минуту прибудут целители, авроры…

- И что? Притворюсь обычной милой девушкой, которая… сама не своя… от страха… – Урсула притворно всхлипнула, и Ремус вновь почувствовал желание улыбнуться. – Всегда прокатывает.

Её губы снова дрогнули, она зажмурилась, сдерживая слёзы, потом резко открыла глаза и сказала сердитым, дрожащим голосом:

- Целители скоро будут здесь. Идите уже, и только попробуйте не вернуться.

Трое парней вышли на крыльцо и на несколько секунд замерли, точно не зная, что делать дальше. Всего одиннадцать дней назад они точно так же стояли здесь, Стив – с поднятыми руками, Ремус и Квентин – направив на него палочки. Но больше нет ни Эйнара Скуммеля, ни Грегора Гвилта – тех, кто свёл их троих вместе. И сейчас пришла пора расставаться.

Квентин и Ремус повернулись друг к другу. Ремус знал, что они прощаются и, возможно, навсегда. Конечно, он скажет аврорам, что сам убил Эйнара Скуммеля – самооборона, аффект от того, что Пожиратель Смерти сделал с отцом, всё понятно и объяснимо. Но его ложь разрушится сразу же, как только ему дадут сыворотку правды или проверят его палочку через Приори Инкантатем. Истинный преступник станет известен. Квентин должен уйти, и Ремус не должен, не имеет права знать, куда именно он уйдёт, где он и Джин, Бобби и Кэтрин, Дэн и Урсула найдут своё убежище.

Квентин понял его без слов и протянул ему руку:

- Я знаю, где тебя найти, а ты меня не ищи. Прощай, Ремус. Прощай, Стив.

Он сел на метлу и взлетел, а потом растаял в тёмном небе.

13 ноября 1981 года. 20:37

Они возникли из ниоткуда на узкой и тёмной улочке магической части Мэйденхэда, и сразу же сорвались с места, двигаясь к своей цели быстро, тихо и решительно. В свете старинных бронзовых фонарей их фигуры отбрасывали длинные дрожащие тени. Они совсем не разговаривали друг с другом, пока не добрались до нужного дома. Как всегда, там не горел свет, окна и двери были плотно заперты. Ремуса это не удивило, так всегда было, когда он сюда приходил, и он всегда знал, что дом только выглядит тёмным и запертым – Джуд Коулман точно внутри.

Главное, чтобы и на этот раз оказалось именно так.

- Нам очень повезёт, если он в гостиной, – тихо сказал Ремус. – Если не увидим его сразу, ты проверишь подвал, я пойду на второй этаж. Увидишь Коулмана – сразу обезоруживай и накладывай Петрификус Тоталус. Увидишь Эмбер – не трогай её.

- Понял, босс, – без иронии ответил Стив.

Ремус шагнул к калитке. В прошлый раз, когда он пришёл сюда, калитка была защищена Заклятием Пылающей Руки. Он поднял палочку, собираясь отворить калитку заклинанием, но в этот момент она приоткрылась сама от внезапного порыва ветра.

Ремус замер. Сколько он бывал здесь, все подступы к дому были напичканы магической защитой. Если её нет, это означает одно из двух: либо Джуд собирается покинуть дом с минуты на минуту, либо его здесь уже нет.

Не раздумывая больше ни секунды, Ремус пнул калитку ногой и бесшумно перебежал садик. Когда, перепрыгнув через две ступеньки, взобрался на крыльцо, ногу снова пронзила слабая боль – напоминание о том, что будет, когда кончится действие обезболивающего зелья. Сразу же отбросив эту мысль на задний план, он встал справа от двери, держа палочку наизготовку, а Стив направил палочку на дверь и невербально отпер её. Замок еле слышно щёлкнул и дверь отворилась, открыв путь в сплошную темноту.

Что-то не так, подумал Ремус. Слишком просто. Холод охватил его изнутри, к горлу подступила тошнота – они опоздали…

- Идём, – прошептал он и тихо похлопал Стива по плечу. Выставив перед собой палочку, мужчина молча шагнул в дом, Ремус за ним. Зайдя в дом и оглядевшись по сторонам, он сразу понял: Джуд готовился к отъезду. Его глаза, глаза оборотня, мгновенно привыкли к темноте, и он заметил, что вся обстановка в комнате исчезла, даже фотографии были сняты со стен, оставив после себя светлые пятна на обоях. Вдоль стен стояли ящики и коробки, так что двигаться приходилось осторожно, чтобы не наткнуться на что-нибудь. Единственное, что ещё сохранилось от прежних времён – это длинный стол со множеством колб, змеевиков, мензурок и флаконов, протянувшийся через всю комнату. При виде этого стола Ремус ощутил смесь радости и злобы – значит, Джуд всё ещё здесь. Он бы не бросил свои инструменты.

Он сделал Стиву знак рукой, и мужчина молча кивнул, тут же направлясяь к двери в подвал, аккуратно обходя ящики и коробки. Дверь заскрипела, когда он поднимал её. Внизу царила непроглядная плотная тьма, в которой даже зрение оборотня не могло ничего рассмотреть. Держа палочку направленной в темноту, Стив шагнул вперёд. Тем временем Ремус крадучись поднялся по лестнице на второй этаж, толкнул первую попавшуюся дверь. За дверь оказалась маленькая комната, совсем пустая, даже без ящиков и коробок. И тут Ремус услышал снизу грохот и крик.

Он выскочил из комнаты, полетел вниз по лестнице обратно в гостиную. В темноте сверкнули две красные вспышки, и Ремус увидел, как между коробок мелькнула чья-то тень. – Я в ловушке! – крикнул Стив. Пригибаясь, Ремус подбежал к двери в подвал, она была закрыта, и Стив колотил в неё изнутри.

- Алохомора! – крикнул Ремус, но дверь не открылась.

- Отложенные чары, – усмехнулся где-то в темноте глубокий, мягкий голос Коулмана. – Спасибо за идею, Люпин. Скуммель мне рассказал. Но у меня сил хватит на подольше, чем несколько секунд.

Ремус молниеносно развернулся и пальнул Обезоруживающим заклятием в сторону тени, мелькнувшей на противоположной стене. Заклятие попало в светлое пятно на том месте, где когда-то висела свадебная фотография родителей Джуда, и рассыпалось шипящими искрами. Джуд рассмеялся, скрывшись за ящиками:

- Я-то думал, они пришлют авроров! А вместо этого здесь только вы!

- Не радуйся раньше времени, Джуд! – громко сказал Ремус, двигаясь боком, стараясь всё время держаться позади ящиков. – Мы уже вызвали авроров, они будут здесь с минуты на минуту. Тебе же будет лучше, если ты сдашься сейчас.

Джуд стремительно выскочил из-за ящиков, вскидывая палочку, и Ремус едва успел увернуться от красного луча. Тот врезался в стену позади него с громким треском, кусок отлетевшей штукатурки оцарапал Ремусу щёку, и тот скрипнул узбами от ярости. Коулман пальнул в него чем-то посерьёзнее, чем Оглушающее. Возможно, даже Круциатусом. Скорчившись под столом, он услышал, как сердито кричит Стив и как Коулман смеётся ему в ответ.

- Сдавайся, чёрт бы тебя побрал! – глухо прокричал Стив из-за двери. – Редукто, Редукто!!!

Он пытался взломать дверь изнутри – наверное, просто из отчаяния, знал ведь, что это бесполезно, пока действуют Отложенные Чары. Словно прочитав его мысли, Джуд крикнул:

- Бесполезно, Томас! Посиди и послушай, как я убиваю твоего нового дружка, предатель!

- Я всё знаю, Джуд! – крикнул Ремус из своего укрытия. – Я всё знаю, и авроры тоже знают! Они всё равно найдут тебя, так что хватит прятаться!

- Знаешь? – спокойно переспросил Джуд. – Откуда знаешь?

Нет, Ремус совсем не собирался рассказывать ему о письме Эмбер. Мало ли что этот безумец может сделать с ней за предательство. Поэтому он сказал лишь часть правды:

- Скуммель раскололся. Перед смертью он всё рассказал.

- О, – в бархатном голосе Джуда прозвучало уважение. – Вы убили его? Что ж, примите мою благодарность. Мне не доставляло никакого удовольствия работать с ним. Я всегда продолжал ненавидеть его… Круцио!

Красная вспышка на миг озарила комнату, и Ремус с мгновенным промельком ужаса метнулся в сторону, увидел, как красный луч ударяет в стену там, где секунду назад была его голова, и по стене от пола до потолка зазмеились трещины. Ремус проворно откатился в сторону, за большую коробку, прежде чем выпалить заклинанием в сторону Джуда. Но опять промахнулся – заклинание лишь разбило вдребезги один из больших сосудов на столе, а сам Коулман, целый и невредимый, укрылся за пустым шкафом. Ремус понял, что он приближается к дверям, и его охватило отчаяние.

- Тогда почему ты с ним сотрудничал? – закричал он. – С ним и с Гвилтом? Ты ругал его при мне, говорил, что он самая последняя мразь на земле! Зачем ты служил Волдеморту, который всегда презирал маглорождённых, таких, как ты?

Джуд ответил не сразу. А когда заговорил, в его голосе больше не было издёвки:

- Ради любимых людей. Ради жены и дочери. Ради лучшего будущего для них. Мы, слизеринцы, всегда умели идти к цели любыми средствами, и поэтому мы всегда будем на шаг впереди вас, гриффиндорцев. Скажи мне, Ремус, подумай честно и скажи: если бы у тебя появился шанс переступить через свою честь, свои принципы, и оставить в живых тех, кого любишь – что бы ты сделал?

- Я не понимаю, о чём ты говоришь, – Ремус тряхнул головой, отгоняя мысли о тех, кого он любил. О Джеймсе и Лили, о Питере, о родителях. О Сириусе Блэке. – Какое лучшее будущее? То, где победил Волдеморт?

- О, он бы победил, рано или поздно он бы обязательно победил, но речь не об этом. Я хотел одного – спасти себя и семью. Жена давно ждёт меня в другой стране, теперь с ней моя дочь, и скоро я буду с ними, а если даже сейчас явятся авроры и поймают меня – я ничего не скажу, и мои родные будут в безопасности… Все эти годы я служил Тёмному Лорду, потому что он платил мне честно и щедро, а вы, образованные волшебники, законопослушные дураки, воротили нос от меня, недоучки, исключённого из Хогвартса! И за что? За то, что я пытался избавить мир от одного подонка? Представь, насколько лучше был бы мир, если бы в нём уже много лет не было Эйнара Скуммеля!

Снова мелькнула тень, и Ремус быстро выбросил вперёд руку с палочкой:

- А ну, стой!

В ту же секунду тяжёлый стол сдвинулся с места, въехал в стену, преграждая Коулману путь к выходу. Стеклянные сосуды столкнулись друг с другом, задребезжали, взорвались осколками. Спасаясь от них, Джуд метнулся назад, укрылся за шкафом, стряхивая осколки с длинной мантии.

- Чёрт бы тебя побрал! – выругался он, впервые за всё время демонстрируя настоящий гнев. – Ох, зря ты сюда пришёл, Люпин! Я ведь не хотел убивать тебя. Так и сказал Гвилту: от Люпина больше пользы, если он останется живым… Так же как от Хуперса и Феннелл. Мы всегда решали это вместе, Грегор и я. Кому жить, а кому умереть. Он получал живых волков, а я – прибыль. Малфои, Лестрейнджи, Блэки – им всем нужны были кровь, сердца, кости для своих обрядов и зелий, но самим пачкать руки им не хотелось.

- Я так и думал! – с отвращением ответил Ремус. – Тех, кто был нужен живым, одурманивали Империусом, а остальных убивали с помощью Авада Кедавра, которая не оставляет следов…

Его слова были прерваны смехом.

– Ты так и не догадался? – мягко спросил Джуд. – Напиток Живой Смерти, Люпин. Стандартная программа зельеварения шестого курса. Я всегда был одним из лучших учеников Слагхорна… Ни вкуса, ни запаха, никаких следов, и полная имитация смерти. Мне ничего не стоило добавить пару капель в волчье противоядие. Конечно, сердце оборотня в любом случае обладает большой ценностью, но всё-таки есть разница между тем, которое было извлечено из мёртвого тела и тем, которое ещё жило, пока его не вырвали из груди.

- Значит, Моррис и Пейдж… – проговорил Ремус, чувствуя, как его охватывает тошнотворный ужас.

- Да. Я, можно сказать, оказал им услугу – не вытащи я их из гробов вовремя, они бы пришли в себя под землёй… Ужасная участь, намного хуже, чем то, что я сделал с ними. А старушке Бобби повезло больше – её Грегор решил оставить в живых. Это была его идея – подбрасывать волчьи трупы вместо живых оборотней. Сыграл на тех же предрассудках, которые сам так люто ненавидел… Ну ладно, – его голос стал жёстче. – Надеюсь, ты всё слышал, Стив? Потому что тебе придётся рассказать всё это аврорам, прежде чем тебя запрут в Азкабане!

- Вингардиум Левиоса! – палочка Ремуса рассекла воздух, и шкаф, за которым прятался Джуд, подскочил, взмывая под потолок, и тут же рухнул. Джуд ловко отпрянул в сторону, одним взмахом палочки привёл в движение длинный стол; крутясь, натыкаясь на ящики, рассыпая повсюду осколки стекла, стол проехался по всей комнате. Ремус едва успел отскочить. Разбитое стекло хрустело у него под ботинками, когда он бросился наперерез Коулману, крича:

- Экспеллиармус!

- Протего! – Коулман отразил его заклятие, и на секунду они замерли друг напротив друга, выставив палочки, тяжело дыша. Чёрные глаза Коулмана блестели в темноте.

- Я ведь не хотел убивать тебя, – хрипло повторил он. – Эх, Ремус, лучше бы ты погиб в настоящем бою, пока была возможность… Эвеллокордиа!

- Протего! – крикнул Ремус. Слева от него с грохотом распахнулась дверь подвала – Отложенные чары прекратили своё действие, Стив выскочил наружу и прокричал:

- Протего!

Два серебристых щита, один позади другого, возникли между ними и Коулманом. Заклятие Коулмана пробило оба, пролетело мимо Ремуса, опалив ему щёку, и ударило Стива в грудь. Тихо вскрикнув, словно не от боли, а от удивления, мужчина отлетел назад, врезался спиной в ящики и упал на пол.

- Стив! – крикнул Ремус. Ответа не было. Коулман стоял неподвижно, палочка дрожала в его вытянутой руке. Скрипнув зубами от ярости, Ремус посмотрел на него сквозь разбитый магический щит, медленно тающий в воздухе, рассыпающийся на искры. Джуд медленно улыбнулся:

- Это было смело. Но глупо. Через минуту твой друг умрёт, а я буду далеко. Настало время делать выбор между долгом и теми, кого любишь. Ты можешь погнаться за мной, или попытаться спасти своего друга. Решай!

Развернувшись так резко, что полы плаща описали круг в воздухе, Коулман бросился бежать.

- Петрификус тоталус! Инкарцеро! Ступефай! – исступлённо закричал Ремус, размахивая палочкой. Его заклинания, все до последнего, разбились на искры – Коулман невербально вызвал «Протего». Тихий вздох откуда-то сбоку привёл Ремуса в чувство, и он бросился к Стиву.

Стив дышал. Прерывисто, со стонами, но дышал – значит, сердце ещё бьётся. Заклинание не убило его, но, похоже, серьёзно ранило. Ремус обхватил Стива за плечи, попытался приподнять. Ужасный скрип сломанных костей смешался с диким криком Стива. Ремус испуганно отдёрнул руки. Его ладони были в крови.

Грудь Стива была разбита. Чёрный свитер пропитался кровью, кровь испачкала шею, выступила в уголках губ. С трудом сфокусировав взгляд на Ремусе, он прохрипел:

- Надо было ловить сукиного сына…

- Молчи, – Ремус опустился перед ним на колени, поднёс палочку к ране. «Субсисто сангрия» – чтобы остановить кровь. «Ленире долорем» – чтобы унять боль. Глаза Стива закатились, дыхание стало тихим и рваным. Как сквозь плотную подушку, до Ремуса донёсся хлопок аппарации, но он едва обратил на него внимание.

- Моя семья, – прохрипел Стив. – Нора… Дин…

- Ты вернёшься к ним, – Ремус сжал его холодную ладонь, поднёс палочку к ране: – Субсисто сангрия! СУБСИСТО САНГРИЯ!

Снова и снова он пытался вызывать исцеляющие заклинания, но ничего не помогало – Стив истекал кровью.

- Не понимаю, – простонал Ремус, – почему не работает?!

Стив сжал его руку.

- Семья, – выдохнул он. – Моя семья…

- Я расскажу им, Стив, – проговорил Ремус, смаргивая злые слёзы. – Расскажу, что ты погиб в бою.

Ужас мелькнул в чёрных глазах.

- Н-нет… не смей…

- Ты – герой, Стив, – Ремус погладил его по руке, пытаясь успокоить. Стив застонал от боли, выплюнул кровь – совсем, как Фабиан Пруэтт когда-то.

- Я – Пожиратель Смерти, – проговорил он, и в его голосе звучала такая боль и такая ненависть к себе, что Ремуса пробила дрожь. – Я убивал невинных людей… Пусть лучше думают, что я их бросил…

- Нет… Нет, Стив!

- Обещай, что ничего не скажешь.

- Нет!

- Проклятье, Люпин, я же умираю… – его голос звучал невнятно из-за крови, текущей изо рта. – Просто пообещай… Пообещай, чёрт возьми…

У него не было выбора. Стив умирал. Как можно отказать человеку в последней просьбе? И Ремус взял его лицо в ладони, в последний раз взглянул в красивые чёрные глаза и чётко произнёс:

- Клянусь, что не расскажу твоим родным правду о тебе, Стив.

Болезненная улыбка, больше похожая на судорогу, отразилась на лице Стива.

- Спасибо… – прошептал он. Его глаза смотрели в пустоту, словно он видел то, чего не мог видеть больше никто. На его губах снова появилась улыбка, на этот раз – настоящая, без боли, но очень слабая. И осталась навсегда.

14 ноября 1981 года. 07:17

Целители забрали Лайелла Люпина в больницу Святого Мунго и в одно мгновение вылечили ногу Ремуса. Прибывшие авроры долго допрашивали Ремуса, прежде чем аппарировали, забрав с собой тело Эйнара Скуммеля. Ремус не спросил, что с ним сделают, но ему было всё равно. Как и собирался, он сказал, что убил Скуммеля сам, и ему пообещали, что его действия будут расценены как необходимая самооборона. Непростительные заклинания для некоторых могут быть вполне себе Простительными, с грустной усмешкой подумал Ремус.

Всё это время Стив лежал в лесу. Снова, уже который раз за эти сутки, у Ремуса на руках осталось мёртвое тело, но на этот раз не будет ни могилы, ни надгробного камня. Несколько часов он сооружал погребальный костёр, без магии, голыми руками ломая и укладывая сухие ветки. В конце концов Ремус окончательно продрог, и отправился погреться, но не смог долго оставаться в опустелом доме; абсурдная, но навязчивая мысль о Стиве, которому так холодно одному в заснеженном лесу, выгнала его наружу. У него уже не осталось сил горевать, остались только усталость и желание поскорее покончить с этим.

Уже под утро, в самый тёмный предрассветный час, появилась Урсула и бросила на кучу веток тонкую папку с надписью: «Стивен Томас. Личное дело № 10499. Составлено и подписано Б. Краучем».

- Как ты его достала? – спросил Ремус. Урсула только пожала плечами:

- Хорошая воровка не станет раскрывать свои секреты.

Они уложили Стива на спину, сложив оцепеневшие руки на груди. Он всё ещё продолжал улыбаться, хотя его тёмные губы уже посерели и застыли, а вокруг глаз появились глубокие черные провалы. Отойдя на несколько шагов, Ремус направил на него волшебную палочку и вызвал Драконье пламя. Это было сложное заклинание, но он не сомневался, что у него получится. Голубой огонь охватил кладку и тело, лежащее на ней. В полном молчании Ремус смотрел на то, как силуэт Стива и его улыбка тает в синем огне, и такой же горький огонь жёг его сердце, в котором он поклялся навсегда хранить тайну о том, как жил и умер отец мальчика по имени Дин Томас.

Драконье пламя горит недолго. Вскоре от погребального костра и от бумаг Стивена Томаса осталась только зола. И сам Стив обратился в пепел и улетел в ночное небо вместе с последними голубыми искрами, и теперь никто, никогда не сумел бы узнать о нём правду.

Пришла пора расставаться. Ремус был уверен, что куда бы ни отправится Урсула, где бы ни скрывались Квентин и Джин, они наверняка будут вместе. Они найдут остальных оборотней, попытаются собрать стаю воедино, и будут дальше жить, как жили – бороться и выживать. Но он не может пойти с ними. У него своя дорога. Он – волшебник, член Ордена Феникса. Он должен вернуться, а они – идти дальше. Он поступит, как ему велит долг. Грегор Гвилт погиб, и артефакт тоже погиб, работа Ремуса закончена, больше не надо врать и изворачиваться, он выжил, он победил – но тогда почему перед глазами мутно от выступивших слёз?

Урсула взяла его за руку, и он сжал её пальцы.

- Я хочу пойти с тобой, – хрипло сказал он. Урсула печально покачала головой. Светлеющее небо отражалось в её бледно-зелёных глазах, делая их прозрачными, как вода. Свободной рукой она погладила его по щеке.

- Нельзя, – тихо сказала она. – Нельзя. Скорей беги: светает. Светает… Жаворонок-горлодёр своей нескладицей нам режет уши… Он пеньем нам напомнил, что светло, и что расстаться время нам пришло. Теперь беги: блеск утра всё румяней. Румяней день, и всё черней прощанье*.

Ремус знал, что она права. Пусть они ни дня в своей жизни не служила Волдеморту, она всё равно преступница. Быть с ней – означает самому стать преступником, предать то, во что он верил и чему служил. Она понимает, что они не могут быть вместе, что если они попытаются, то рано или поздно долг и сердце вступят в непримиримую войну, и их чувства превратятся не в любовь, а в ненависть. Всё, что они могли сделать – это запомнить этот момент, запомнить друг друга и никогда не забывать. Ремус наклонился к ней, и Урсула поцеловала его своими прохладными губами. Не размыкая губ, держась за руки, они стояли так, слушая биение сердец друг друга, а ночь вокруг них светлела, и холодный ветер вплетал снежинки в их волосы.

16 ноября 1981 года. 9:22

Утро было пронзительно-голубым и насквозь промёрзшим. Верхушки елей, окружавших Хогвартс, побелели от инея, как и шпили на башнях замка. Тонкие стёкла в окнах тихо позвякивали от холода.

- Так он создал крестраж, – сдавленно проговорил Ремус. Дамблдор медленно кивнул, не отрывая от него печального взгляда.

- Северус считает это маловероятным, однако я уверен, что на своём пути к бессмертию Волдеморт не мог остановиться ни перед чем. Он убил столько людей, что наверняка мог попытаться это использовать. Да, я уверен, что он создал крестраж. Я думал, что это Верный Коготь. Но судя по тому, что ты рассказал, это не так.

- Но ведь, быть может, его ещё можно найти и проверить?

- Мы не смогли его найти, Ремус. Я лично осмотрел разрушенную церковь в деревне Бринси. Я смог установить, что Гвилт погиб там – остались кое-какие следы – но тела нет. Магический огонь слишком силён, чтобы оставить тело. Раз Верный Коготь тоже погиб в этом огне, значит, он не был крестражем. Просто очень сильным артефактом, который попал не в те руки. Волдеморт наверняка намеревался сделать его крестражем, но не успел. Крестраж – что-то другое. И мы его найдём.

Ремус молча смотрел в окно, затянутое по краям морозными узорами. Зима обещала быть такой же холодной, как и в прошлом году. Хорошо, что отец укрыл розы в их саду – будет жалко, если помёрзнут… Мирная жизнь. Простые повседневные дела. Возможно ли это? Или это лишь мираж, и однажды жестокий тёмный маг вернётся, и вместе с ним вернётся война и кошмар?

- Ремус, – тихо сказал Дамблдор. – Ты не хочешь о чём-нибудь поговорить?

Поговорить хотелось о многом. О Сириусе, которого он встретил на пути в Азкабан и которого больше никогда не увидит. О клятве, которую вырвал у него умирающий Стив Томас. Об Эмбер Коулман, которая исчезла неизвестно куда вместе с отцом. О Кевине Муре, который, как сообщил «Ежедневный Пророк», вчера вечером покончил с собой в Азкабане, разбив голову о стену камеры.

- Что мне делать дальше, профессор? – тихо спросил Ремус.

- А что ты хочешь делать?

- Что угодно. Отправьте меня куда-нибудь. Я готов на всё, профессор. Пожалуйста.

Дамблдор грустно покачал головой:

- Две недели назад ты говорил то же самое, и вот что случилось. Нет, Ремус. Я не могу поручать тебе ничего, когда ты в таком состоянии. Тебе нужно отдохнуть. Набраться сил.

Ремус покачал головой. Ответить не мог – в глазах кипели слёзы, и он знал, что если заговорит, то не выдержит и заплачет. Какой, к чёрту, отдых, когда он не может отделаться от мысли о Фрэнке и Алисе, которых захватили в плен и свели с ума, пока он был слишком далеко, чтобы им помочь? Когда ночами он просыпается в ужасе, думая, что находится в зарешёченном лифте, и чувствует на своих руках засохшую кровь Адама? Когда каждый час, каждый чёртов час думает о мальчике по имени Дин, который никогда не узнает правду об отце? Когда Эмбер могла бы быть в Хогвартсе, подальше от обезумевшего отца, если бы он был хоть немного умнее?

- Я мог бы справиться лучше, – прошептал он. – Я мог бы…

- Послушай меня, – Дамблдор накрыл его руку своей ладонью. – Мы все совершаем ошибки, Ремус. Иногда груз ответственности слишком велик. Ты и твоё поколение столкнулись с такой огромной ответственностью, под которой могут сломаться и старики, не то что молодёжь. Ты не сломался. И не сломаешься. Мы все совершаем ошибки, и я в своей жизни совершил их бесчисленное количество. Но если я в чём-то и уверен, так это вот в чём: я не ошибся в тебе, Ремус. Я бы многое изменил в своём прошлом, но я никогда бы не изменил того, что решился взять тебя в Хогвартс. Я горд и рад, что воспитал такого храброго и благородного человека.

Он печально улыбнулся:

- В ближайшее время Барти Краучу будет не до тебя. Но он не забудет, что ты оказал ему сопротивление там, в Бринси. Тебе лучше некоторое время не попадаться никому на глаза, Ремус. Может быть, уехать из страны. Но знай: здесь, в Хогвартсе, тебе всегда будут рады.

Ремус наконец смог улыбнуться и нашёл в себе сил посмотреть на Дамблдора. В его голубых глазах блестели слёзы, но они были полны гордости.

… Отец всё ещё был в больнице. Ремус решил навестить его ближе к обеду: в середине дня в Больнице Святого Мунго не так уж много народу. Он зайдёт к отцу, и обязательно навестит Алису и Фрэнка. Может быть, когда-нибудь они выздоровеют. Может быть… Удивительно, что он всё ещё сохранил способность надеяться.

Он зашёл в кухню и поставил чайник на плиту. Подождал, пока заварится чай, налил себе большую кружку и вышел на улицу. Закутавшись в толстый плед, с чашкой чая в руках, он сел на крыльцо и некоторое время сидел, пил чай и ни о чём не думал. Может, и в самом деле, мирная жизнь возвращается…

В небе зажглась яркая искорка. Серебряный луч упал вниз, и превратился в маленькую полярную лисицу, пушистую, как облачко. Ремус замер. От неловкого движения чай выплеснулся ему на пальцы, но он этого даже не заметил. Патронус подошёл к нему, лисица высунула блестящий серебряный язычок и ласково лизнула Ремуса в щёку.

- Спасибо, что вернул его ко мне, – сказала она голосом Джин Феннелл. И взлетела в небо, лёгкими прыжками уносясь по воздуху всё выше и выше. Ремус смотрел ей вслед, и на душе у него стало хоть немного, но всё-таки легче.

*Шекспир, “Ромео и Джульетта” в переводе Пастернака

Комментарий к Часть 36. Ну, вот и всё)) остался только эпилог, в котором будут раскрыты судьбы оригинальных персонажей. Постараюсь выложить как можно скорее!

====== Эпилог. ======

24 декабря 1996 года. 17:32

Косой переулок выглядел необычно тихим и безлюдным. В прошлые годы в это время здесь царила праздничная суматоха: весёлые, нарядные волшебники, отмучившись в очередях к своим сейфам в банке Гринготтс, ходили по магазинам в поисках подарков на Рождество. Те дети, которые не оставались на праздники в Хогвартсе, возбуждённо бегали от одного магазинчика к другому или смотрели кукольные представления в праздничных балаганах, а взрослые пили глинтвейн в трактире «Дырявый котёл». В воздухе носился аромат миндаля в сахарной глазури, леденцов и шоколада, имбиря и корицы, апельсинов и розмарина. Двери и окна украшали венки из роз, падуба и еловых веток, на карнизах крыш переливались серебристые сосульки. Прекрасное, волшебное время, когда казалось, что все беды останутся в уходящем году.

Сегодня всё было совсем не так. Магазины стояли полупустые. Половина из них были закрыты, смотрели на улицу зловещими бельмами заколоченных окон. Зима выдалась холодной и ранней, Косой переулок был засыпан снегом, который никто не удосуживался убрать, но никто не возмущался из-за беспорядка – немногие прохожие торопливо делали свои покупки и покидали улочку, опустив головы, пряча глаза, торопясь скорее вернуться домой, к родным.

Волдеморт вернулся. Уныние и страх снова воцарились в Британии. Четырнадцать мирных лет пролетели, как сон, и чудовище войны выползло из тьмы, требуя новых и новых жертв. Природные катастрофы, массовые убийства, страх и кошмар – всё это результат террора Тёмного Лорда, жаждущего смертей и страданий обычных людей, которых он так ненавидит.

На повороте Ремус остановился, глядя на единственное нарядное и ярко освещённое здание на всей улице – магазин «Всевозможные Волшебные Вредилки» братьев Уизли. В освещённых окнах мелькали силуэты покупателей, слышались музыка и смех. Невольно Ремус улыбнулся: так держать, ребята. Не позволяйте этим мерзавцам отобрать у вас право на радость. Смейтесь в лицо опасности, как смеялся Сириус.

Сириус…

Много лет назад он велел бы себе остановиться и не вспоминать. Но только не сейчас. С возрастом он понял, что воспоминания о дружбе и любви бесценны, даже если они печальны. И сейчас, отвернувшись от света и прикрыв лицо капюшоном плаща, он позволил себе вспомнить…

Два с половиной года назад

Когда Сириус сбежал из тюрьмы, Ремус не знал, что думать. Когда стало известно, что Сириус невиновен, Ремус не знал, как жить. Покидая Хогвартс, который второй раз в жизни стал его домом, он чувствовал себя разбитым, разорванным на кусочки. Он мог бы спасти Сириуса ещё тогда, на берегу моря. Аппарировать с ним куда-нибудь подальше от того страшного места, расспросить, узнать, вырвать у него правду, в конце концов. А что он сделал вместо этого?

Он продолжал думать об этом, когда увидел Сириуса у себя на пороге. Грациозный силуэт гиппогрифа, на котором он прилетел, серебрился под луной – уже не круглой, но всё ещё большой, мучительно напоминающей о том, какую ошибку Ремус совершил несколько дней назад, забыв принять волчье противоядие. Какую ошибку совершил двенадцать лет назад, поверив в вину любимого человека.

Сириус шагнул к нему. Глаза сверкали в темноте. Он схватил Ремуса, комкая рубашку, чуть не разрывая её, и толкнул его на стену. Ремус не сопротивлялся. Пусть Сириус его изобьёт. Пусть задушит. Он не станет сопротивляться. Он заслужил всё.

Сириус его поцеловал. Страстно, исступлённо, грубо, почти кусая губы. Гладя его сквозь одежду, он на секунду отстранился и простонал:

- Столько лет… без тебя…

Ремус почувствовал, как на глазах выступают слёзы. Он обнял Сириуса в ответ. Каким же он стал худым… Рёбра так и выпирают, вместо крепких мышц живота – впалая яма, вместо прекрасной сильной спины – выступающие лопатки и позвонки. Он прижался носом к волосам, когда-то гладким и блестящим, а теперь жёстким и спутанным, и горечь стала нестерпимой. Он заплакал, дрожа как в лихорадке, и Сириус это заметил. Он снова начал целовать Ремуса, теперь ласково и нежно, собирая губами слёзы с его щёк, гладя кончиками пальцев царапины, едва затянувшиеся после полнолуния.

- Я так по тебе скучал, – сдавленный хрип, так не похожий на его прежний мелодичный голос, и в то же время такой знакомый и близкий, что Ремус совершенно не понимал, как он мог прожить эти тринадцать лет без этого голоса. – Они отнимали у меня мои мысли и воспоминания. Временами мне казалось, что я никогда не жил на свободе, что ты никогда не любил меня, что всё это был просто счастливый сон, который эти твари почему-то не смогли отобрать… Я не помню наш первый поцелуй. Я не помню, что мы любили делать вместе. Я только помню, что мы любили друг друга, но как только я пытаюсь вспомнить подробности, они ускользают от меня…

- Идём, – прошептал Ремус. – Тебе надо кое-что услышать.

- Что?..

- Просто пойдём.

Он не ставил эту пластинку много лет, но точно помнил, где она лежит. Он вытащил её из шкафа, сдул пыль с обложки, с которой Дэвид Боуи и Фредди Меркьюри смотрели так серьёзно, словно точно знали, что на душе у того, кто собирается послушать их песню. Ремус поставил пластинку на проигрыватель, и в комнате зазвучало тихое шипение винила, а потом первые аккорды песни «Under Pressure».

Сириус слушал, глядя расширенными глазами в никуда, а потом медленно улыбнулся:

- Мне нравится эта песня.

- Ты подарил мне эту пластинку летом восемьдесят первого. Сказал, что песня просто невероятная.

- Так и есть.

- Ты взял меня за руки вот так, – Ремус обхватил пальцами ладони Сириуса, худые, татуированные, с выступающими венами, – и сказал, что нам надо расстаться.

Сириус вздрогнул, посмотрел на Ремуса так, словно ждал, что тот вот-вот скажет, что пошутил. Потом медленно кивнул:

- Кажется, я вспоминаю…

- А помнишь это? – Ремус взял палец Сириуса, приложил его к маленькому шраму на костяшке своего указательного пальца. – Я улетел к своему дилеру за волчьим противоядием, а вернулся весь побитый. Ты унёс меня в ванну и смыл кровь, а потом приготовил для меня чай с огневиски.

- Да, – Сириус улыбнулся, сломанной и неуверенной улыбкой, но улыбнулся. – Да, я вспоминаю…

- А ты знаешь, куда зимой деваются утки с пруда в городском парке?

Сириус уставился на него:

- Чего? Какие ещё утки… чёрт возьми, это было в той книге! Как её… ты дал мне её почитать… как же она называлась… там ещё герой был такой…маленький злобный…

- Маленький злобный сноб, – рассмеялся Ремус, – Ты так обозвал Холдена Колфилда, а я сказал, что ты похож на него.

- Вовсе я на него не похож, – проворчал Сириус, но улыбка пробивалась сквозь хмурую личину, и внезапно он рассмеялся, громко и счастливо, понимая, что воспоминания возвращаются к нему. Ремус тоже рассмеялся. Всё ещё смеясь, они начали целоваться. Пальцы Сириуса, согретые прикосновениями Ремуса, скользнули ему под рубашку, медленно расстёгивая пуговицу за пуговицей. Ремус откинул голову назад, позволяя Сириусу целовать себя в шею, нежно гладя его по спутанным волосам. Но внезапно ему стало холодно, он замер, точно оцепенев.

- Что?.. – прошептал Сириус, на секунду прекратив его целовать. Ремус отодвинулся, обхватил лицо Сириуса ладонями, внимательно посмотрел ему в глаза:

- Есть одна вещь, которую ты не сможешь вспомнить. Но я должен рассказать тебе. А уже потом ты решишь, хочешь ли ты… снова быть со мной.

- Я в любом случае захочу снова быть с тобой, Рем. Я не смогу жить без тебя, больше нет…

- Сперва выслушай меня, Сириус.

Глядя в синие глаза, он рассказал о той ночи на побережье. О каждом слове. О каждом ударе. О том, как направил палочку в любимое лицо и сказал: «Обливиэйт».

Сириус долго молчал. Потом закрыл глаза и хрипло сказал:

- Каким же я был козлом. Тебе стоило ударить меня посильнее.

- Ты сказал, что во всём виноват. Всё время повторял, что ты во всём виноват.

- Так и было. Я должен был стать Хранителем Тайны. Но я решил одурачить всех вокруг. А в итоге одурачил сам себя.

Он снова открыл глаза и посмотрел на Ремуса:

- Я никогда не сделаю тебе больно. Больше никогда. Ты заслужил только хорошее, слышишь?

- Ты многого обо мне не знаешь, Сириус, я убийца… Ты никого не убивал, а я…

- Иди ко мне, – Сириус обнял его, уткнулся носом в шею. – Мне надо улетать. У нас мало времени. Так чертовски мало времени, и так было всегда…

24 декабря 1996 года. 18:01

Денег у Ремуса почти не было. И всё же он купил маленькие подарки для отца, Гарри и всего семейства Уизли, которые сегодня пригласили его к себе. Он поначалу отказывался: в этом году полнолуние выпадало на рождественскую ночь. Но Артур и Молли настаивали: с новейшим аконитовым зельем, которое не только позволяет оборотню сохранять разум, но ещё и препятствует передаче заражения через укус, он абсолютно безопасен для детей, а если ему так страшно, то после ужина может аппарировать в дом отца (Лайелл по-прежнему работал, и не отказывался от ночных смен, а праздновать Рождество и другие праздники после смерти жены перестал). Добрые, милые люди. Не хотят, чтобы он оставался на Рождество в одиночестве, особенно теперь, после смерти Сириуса. Он подумал, не стоит ли купить что-нибудь для Доры, но отмёл эту мысль: они не должны видеться. Он ей не пара, нечего и думать об этом. Грюм может сколько угодно рычать на него, что из-за него бедная девочка стала хуже работать, но они оба знают, что молодая талантливая волшебница не должна связывать свою судьбу со старым бедным оборотнем. Их взаимная симпатия – не что иное, как следствие вины и тоски по Сириусу, это не любовь, это не может быть любовь...

«- Ты отлично целуешься. Повезёт той девчонке, на которой ты женишься.

- Я никогда не женюсь».

- Никогда, – повторил Ремус вслух, и какой-то волшебник в испуге шарахнулся от него прочь.

… Дора не пришла к семье Уизли, и Ремус ощутил странную смесь чувств: с одной стороны, облегчение, ведь он так ничего ей и не купил, впрочем, она и не просила. А с другой стороны – разочарование. Он должен с ней поговорить. Взять её за руки и спокойно объяснить, почему у них ничего не получится. Ага, конечно. Может, ещё поставить старую пластинку на фоне? Нет: хорошо, что она не пришла. Он максимально равнодушно спросил у Молли, где она, и подавил облегчённый вздох, когда услышал, что она с родителями, а не на опасном задании. Молли довольно сердито посмотрела на него своими светло-карими глазами, и он сделал вид, что не понял этого взгляда.

Ремус развёл горячей водой аконитовое зелье и выпил, его передёрнуло от отвращения. Да уж, это не то, что готовил Джуд Коулман. Может, это и к лучшему. Кажется, он до конца жизни не сможет спокойно вдыхать запах тимьяна. Он заел зелье булочкой с корицей, и от этого вкуса ему очень ярко вспомнилось прошлогоднее Рождество.

Год назад

Мужчина лежал на кровати, глядя остановившимися глазами в потолок. Ремус присел рядом с ним. Он не знал, как начать разговор, хотя казалось бы – кто, как не он, мог знать? Он был слишком мал, когда это случилось с ним. Он был оборотнем, сколько себя помнил. А каково этому бедняге, которого укусили сейчас, в самом расцвете жизни?

- Привет, – сказал он. Мужчина не ответил. В его лице не было ни кровинки, оно выглядело жёлтым на фоне белоснежных простыней.

- Как тебя зовут?

Снова молчание. Ремус вытащил из кармана сложенную пополам визитку. Убрал её под вазочку с цветами, стоящую на тумбочке:

- Здесь адрес зельевара. Он очень хороший, ему можно доверять. Обратись к нему за волчим противоядием.