7 смертных грехов (СИ) [Satire_de_Victoria] (fb2) читать онлайн

========== Антонин Долохов. Уныние. ==========

Комментарий к Антонин Долохов. Уныние.

Музыкальное сопровождения для части Apocalyptica - Ruska

Уны́ние — состояние апатии и подавленности, настроение, при котором человек не заинтересован своим положением и происходящим вокруг, может быть не в состоянии исполнять свои жизненные обязанности.

Мужчина лет сорока на вид стоял у массивных кованых ворот, за которыми виднелось большое поместье, вековые стены которого обвивал плющ. Лето не радовало своей погодой, добавляя к пасмурным будням ежедневный накрапывающий дождь. Мужчина поправил капюшон своей мантии, чтобы скрыть лицо. Волшебная палочка, крепко сжатая в руке, очертила руну, и, ворота со скрипом пришли в движение, пропуская гостя внутрь. Чувство ностальгии мурашками отпечаталось на спине. Идя по мокрой мощенной дорожке, он думал о встрече с единственным жителем этого, укрытого от посторонних глаз, дома. Андрей Долохов потерял жену при родах много лет назад, смерть в тот день забрала и его сына. Черноволосый малыш спустя час перестал дышать прямо на руках отца. Андрей жил затворником и, лишь, иногда выходил в розовый сад у восточной стороны поместья, чтобы всецело отдаться воспоминаниям и мечтам.

Дождь усилился, заставляя ускорить шаг. Ветер сорвал несколько листьев и унёс прочь. Остановившись у лестницы, ведущей к главному входу, гость стянул с головы капюшон, подставляя лицо под холодные капли. На душе его было спокойно. Двери послушно отворились, и в нос ударил приятный запах свежей выпечки.

Я дома.

Пройдя внутрь и закрыв за собой дверь, он остановился, прислонившись лбом к витражу, смотря на дорожку по которой он мгновение назад шёл. За спиной послышались торопливые шаги.

— Антонин? — Неуверенно спросил хозяин дома.

— Андрей. — Он развернулся, сделал пару шагов навстречу и сжал Андрея в объятиях. — Дорогой мой, брат, я вернулся!

— Я уже и не думал, что встречу тебя снова. — Андрей прижимался лбом к плечу брата, скрывая наступившие на глаза слёзы. — Я так рад!

Двое, обнимая друг друга, молчали. Детский восторг сменялся взрослой сдержанностью. Водоворот эмоций, захлестнувший их, стихал.

— Это стоит отпраздновать! — Андрей щелкнул пальцами. С тихим хлопком из ниоткуда появился домовой эльф.

— Мой хозяин звал меня? — Пропищал эльф.

— Накрывайте на стол в главной столовой, да чтобы ломился от угощений!

— Будет тебе, Андрей. Пусть подаст горячее и бутылку чего-нибудь покрепче. — Антонин привычно стянул губы в тонкую нить.

Эльф растворился в воздухе, а мужчины направились в столовую. Проходя по коридору первого этажа, Антонин резко остановился. Его лицо заметно побледнело, сознание уносилось в прошлое, ускоряя темп сердца. Поддавшись желанию, он скрылся за поворотом, и остановился напротив черной стены, на которой в золотой раме висел портрет молодой девушки. Ржаные кудри спускались до самой талии, мешая ей собирать полевые цветы, она то и дело убирала локоны с лица, смешно морща курносый нос. Её белое кружевное платье развивал теплый июльский ветер.

Моя голубка.

— Екатерина. — Сорвалось с губ Долохова-младшего.

Девушка неуверенно повернулась на голос. Тонкие длинные пальцы разжались, и букет из ромашек осыпался к её босым ногам. Она молчала, а её небесно-голубые глаза стали наполняться слезами.

— Антонин?

— Антонин, — повторил он. — Это я.

По щеке сползла солёная капля, которую тут же стерла легкая прядь подхваченная ветром. Портрет, казалось, оживился, превращаясь во врата, где по ту сторону стены и, правда, находилось поле. Антонин смотрел на свою возлюбленную, которую сука-судьба вырвала из его и, без того непростой, жизни. Затянувшиеся старые раны на сердце волшебника закровоточили. Боль и отчаяние ледяной стеной обрушились на него, разнося вдребезги защитный купол, который он тщательно выстраивал по кирпичикам день за днём. С того самого дня, когда Екатерина, его милая Катенька, истекая кровью умирала в его объятиях. Её хрупкое тело теряло своё тепло, а белое кружево багровело. В бреду бессилия он шептал ей, что всё будет хорошо, что ей нужно немного потерпеть и всё закончится. Закончилось. Взгляд Екатерины застыл навсегда под яростный рёв Антонина.

Он поклялся самому себе, что станет добровольным пленником смертного греха, за который он никогда не попросит прощения у священника. Антонин отдался унынию, которое подкреплялось: убийствами, пытками и любимой русской водкой, которую он поглощал каждый день, лишь бы не видеть её глаза, застывшие в покое.

— Ты ничуть не изменился, только лицо твоё, — она протянула руку к его уставшему лицу и опустила голову. — Где твоя улыбка, Антонин?

— Умерла вместе с тобой, любимая.

========== Родольфус Лестрейндж. Чревоугодие. ==========

Комментарий к Родольфус Лестрейндж. Чревоугодие.

Музыкальное сопровождения для части Abney Park - Neobedouin

Обжорство — неумеренность и жадность в еде. Является одним из видов чревоугодия.

В поместье Лестрейнджей уже третьи сутки не гас свет, а из главного зала доносились звуки оркестра. Родольфус стоял на столе, носки его дорогих кожаных туфель упирались в серебряное блюдо с мясной нарезкой. Он оповестил гостей о продолжении гуляний и откусил кусок вишнёвого кекса, пачкая губы и подбородок сладким джемом и крошками. С потолка посыпалось блестящее конфетти. Уже, кажется, в тысячный раз он наполнял свой бокал шампанским, тут же опустошая его залпом.

— Я не хочу, чтобы вы скучали, дамы и господа! — Хозяин поместья смотрел на гостей, заливаясь смехом. — Ешьте, пейте! Всё для вас!

Он спрыгнул со стола, под свист Люциуса Малфоя, который в окружении двух смуглых барышень, подпевал песню о горе-моряке, который вернулся в родной дом, а его любимая жена изменила тому и родила прелестную дочурку.

— Я уж не помню, когда это было, когда это было, когда это было…- Родольфус допел припев и уселся на диван, бархатная обивка подлокотника которого была измазана взбитыми сливками.

Звучание скрипки переплеталось с чарующим голосом вокалиста, который умолк лишь для фортепьянного соло. Дамы оживленно обсуждали новый магазинчик Мадам Селин, где витрины украшали различные платья, цены которых порой пугали покупателей. А мужчины в дорогих костюмах спорили о современной политике Министерства. Звон бокалов, аплодисменты и звонкий смех. Поместье Лестрейнджей напоминало деревенскую ярмарку в золотой обёртке аристократии. Родольфус не мог насытиться происходящим, он бездумно поглощал блюда из разных кухонь мира. Танцевал под старинные английские мотивы и снова ел. Разные вина, портвейн и виски. Море маленьких пирожных и эклеров, тортов разных размеров и цветов, чьи начинки варьировались от тыквы до малины с шоколадом. Пустые рюмки разлетались от ударов о стену. Грозди винограда и сырное фондю. Закуски из твёрдых сыров и маслин. Коньяк, бренди и водка. Лобстер, буженина под брусничным соусом, квашеная капуста, всё это переваривал его желудок. Столы с трудом выдерживали яства.

— Больше! Больше угощений, бездельники! — Кричал он эльфам.

— Родольфус, когда этот пир закончится? — Нарцисса смотрела на него, допивая вино из своего бокала. — Он вообще закончится?

— Милая, Цисси, а это важно? — Он провёл ладонью по её лицу, — допустим, не закончится.

— Твои запасы вина уже, как минимум наполовину, опустели. — Её опьянённый взгляд скользнул по расстёгнутой рубашке Лестрейнджа.

— Мы пополним их вовремя, не волнуйся. — Стирая тыльной стороной ладони остатки соуса с губ, он повернулся к кашляющему Люциусу. — Дружище?

— Кажется, мне достаточно на сегодня. — Люциус поставил на пол блюдо с морепродуктами. — Завтра же обращусь к колдомедикам.

— Слабый, слабый Малфой. Твой отец таким не был.

— Мы уже, который день празднуем, Родольфус… праздник без праздника.

— Звучит как тост! — Незнакомый рыжеволосый мужчина припал губами к горлышку бутылки.

Девушка в коротком сиреневом платье вышла в центр зала, вынула заколку из своих черных как смоль волос, и, длинные вьющиеся локоны упали ей на плечи. Тряхнув ими, она пустилась в пляс, под радостные возгласы и аплодисменты присутствующих. Хлопая в ладоши и кружась в такт музыке, которая звучала всё громче и громче девушка расхохоталась. Родольфус взял в руки бутылку коллекционного шампанского, хорошенько встряхнул её, из-за чего пробка с характерным звуком вылетела в потолок, а из горлышка вырвалась струя, орошающая брызгами танцовщицу.

— Танцуй, красавица! — Он проглотил кусочек телятины. — Танцуй же!

— Хозяин? — Запуганный домовик упал на колени перед хозяином. — Вино закончилось… ф-фрукты… и мясо тоже. — Пропищал он, пряча лицо в маленьких обожженных ладошках.

— Что значит закончилось? — Лестрейндж был недоволен. — Это не могло закончиться так скоро!

Мужчина схватил край белоснежной скатерти и рванул её на себя. Все блюда, бутылки и бокалы полетели на пол, звеня и разбиваясь вдребезги. Родольфус не мог поверить в то, что запасы пустеют, ведь чувство насыщения к нему так и не пришло за последние дни. Он откусывал, жевал, глотал и всё, в невероятных количествах поглощенное им, не могло насытить сполна. Он обхватил голову ледяными руками и рухнул на колени.

— Мерлин Великий! — Потомок древнего рода, чревоугодник Родольфус Лестрейндж смотрел в потолок, а по его лицу текли слёзы. — Почему я всё ещё голоден?

========== Эван Розье. Похоть. ==========

Комментарий к Эван Розье. Похоть.

Музыкальное сопровождения для части Type O Negative - Black No. 1

По́хоть — грубое чувственное половое влечение, сладострастие.

Эван Розье, мужчина тридцати трёх лет, лежал на кровати, чёрные шёлковые простыни были смяты, а в некоторых местах испачканы спермой. По обе стороны от него мирно спали волшебницы, кузина Мариотта и подруга детства Шарлиз. Их утончённые обнажённые тела укрывал лишь мерцающий солнечный свет, который проникал в комнату сквозь приоткрытые двери балкона. Эван осторожно выбрался из объятий девушек, укутавшись в тонкое покрывало, он прошёл к столу. Откупорил бутылку коньяка, наполнил бокал наполовину и осушил его одним глотком. Перед глазами вспыхнули отрывки вчерашних увеселений.

Николас Мальсибер отмечал своё тридцатипятилетие. Праздник решено было отметить в родовом поместье Мальсиберов, куда было созвано, по меньшей мере, пара сотен гостей, которые прибывали со всех концов света. Темнокожие девушки в красочных сари; девушка с рыжими кудрями в строгом брючном костюме; женщина в длинном, похожем на свадебное, белом платье с длинным шлейфом. Розье встречал их на улице, размышляя, как бы спал с той или иной. Брюнетки, шатенки, рыжие, блондинки. Знатные красавицы на любой вкус.

С той самой деловой рыжей волшебницей Эван, ещё в первые двадцать минут празднования, уединился в малой библиотеке. Возбуждённый до предела, он схватил её на руки и прислонил спиной к книжной полке. От быстрых телодвижений несколько книг упали на пол. Оргазм оповестил о своём наступление россыпью мурашек по телу, но был нагло прерван недовольством вошедшего именинника.

— Розье! — Мальсибер смотрел на девушку с нескрываемым удивлением. — Кристина?

— Вы знакомы? — Натягивая брюки, спросил он.

— Она моя племянница. — Николас смотрел на полуголую парочку и его губы растягивались в улыбке. — Приводите себя в порядок и возвращайтесь в главный зал, моя почившая жёнушка будет вещать речь из своего портрета, который, на секундочку, я приказал отвезти к её матушке.

Спустя пару часов Эван имел одну из, прибывших из Индии, ведьму. Всё бы ничего, только её сари оказалось слишком неудобным и несколько раз сползало вниз, мешая обоим двигаться в такт друг другу.

Потом, кружась в вальсе, он целовал милую итальянку с большими карими глазами, которая знала только одно слово по-английски.

Секс.

К концу празднования был подготовлен салют. Эван Розье приобнимал за плечи двух молоденьких ведьм, которые жадно посматривали на его лицо. Разноцветные вспышки и выпитый алкоголь приводили Розье в экстаз, но ещё больше его удовлетворяли раздумья о грядущей развратной ночи.

Сто пятьдесят три.

Ровно столько женщин побывало в его постели, а точнее ровно со столькими он имел половую связь. Розье ещё с двадцати лет прослыл дамским угодником, которому было легко пробраться под юбку к очередной миленькой особе. Высокий широкоплечий, вьющиеся пшеничные кудри чуть выше плеч и глубокий взгляд почти чёрных глаз. Его мать не раз сетовала на то, что своей красотой он только и делает, что сводит глупых девиц с ума, вместо того чтобы хорошо учиться. На что отец отвечал ей, что его красота её вина.

Его первой была Марго Блэквелл, тогда ей уже исполнилось двадцать лет, а ему лишь пятнадцать. Он быстро разобрался, что такое секс и с чем его едят. Чистокровные, полукровки, маглорождённые, Эван спал с ними, сравнивал между собой, и, выискивал особенную разницу между ними. К двадцати семи годам он, наконец, понял, что кровь никак не влияла на их способности в постели. Они одинаково жадно терзали его губы и язык, оставляли кровавые царапины на молочной коже, насаживались на его член, а из их уст вырывались совершенно непохожие друг на друга стоны и мольбы не прекращать свои действия. Потом были эксперименты с мужчинами, но дальше поцелуев и ласк он не мог зайти из-за полного отсутствия эрекции.

— Доброе утро, братец. — Мариотта приподнялась на локтях. — Выспался?

— Да, милая, и готов продолжить. — Подмигнув девушке, он сделал несколько уверенных шагов вперёд.

— Мы кувыркались до семи утра, сейчас полдень. — Простонала Шарлиз, пряча лицо в подушку. — Неужели тебе мало?

— Мне всегда мало, мои сладкие девочки. — Скинув с плеч покрывало, он залез на кровать.

Разгорячённые тела касались друг друга, языки переплетались во влажных поцелуях, волшебницы делили на двоих Розье, даря ему свою женскую ласку, в которой он тонул с головой.

— Да, — он втянул побольше воздуха в лёгкие, — возьми его в рот.

— Поцелуй меня, Эван, — Шарлиз ласкала свою грудь, глядя прямо в глаза любовнику, пока тот имел её, стиснув рукой тонкое горло.

Припухшие губы припали к плечу девушки, покрывая его поцелуями, он продолжал вдалбливаться в хрупкое тело кузины, которая так громко стонала, что ему пришлось прикрыть её рот ладонью.

— Скажи, ты любишь меня? — Прошептала Шарлиз.

— Я люблю секс, глупая, а точнее трахать, таких как ты. — Эван Розье излился прямо в рот Мариотты. — О да, глотай, девочка!

— Эван…

— Мне так нравится смотреть на вас, особенно, когда вы развлекаетесь друг с другом. — Облизнув пересохшие губы, он впился поцелуем в губы кузины.

— О, Эван…

Трое наслаждались достигшим, почти одновременно, оргазмом, лёжа на влажной постели.

— Вы хотели узнать какой я, дамы, — он сглотнул. — Я похоть! Я блуд!

========== Беллатриса Лестрейндж. Гнев. ==========

Комментарий к Беллатриса Лестрейндж. Гнев.

Музыкальное сопровождения для части The Vision Bleak - Wolfmoon

Гнев — отрицательно окрашенный аффект. сильное, возбуждённое состояние духа против ближнего.

— Убирайтесь отсюда, помойные крысы! — Женский разгневанный голос прозвучал на весь главный зал Лестрейндж-холла. — Пошли вон! Прочь!

— Дорогая?! — Родольфус Лестрейндж смотрел на жену, которая ухватилась за рукоять своего кинжала, готовая наброситься на любого присутствующего.

— Тебя это тоже касается, безвольный чистокровный ублюдок!

Рабастан настороженно взглянул на своего брата, затем на его разъярённую жену и попятился к выходу, противно шаркая туфлями по полу. Его примеру последовали Мальсибер и Нарцисса. Будь здесь сам Волдеморт, никто бы не удивился, если он испарился, лишь бы не попасть под луч непростительного. Под крики Беллатрисы пожиратели быстрым шагом удалялись по длинному коридору, освещённому тремя тусклыми факелами. Нарцисса бежала первой, ухватившись руками за округлившийся живот. Некоторые даже не оглядывались, потому как знали, Беллатриса всегда отличалась своей жестокостью, а уж если та была в гневе, попадёшь под горячую руку — вспоминай молитвы и мысленно ставь себе свечку за упокой души.

Вазы разбивались о стены, осыпаясь осколками на белоснежный мраморный пол. Следом за ними летели золотые, инкрустированные всевозможными драгоценными камнями, кубки, звонко лязгая, ударяясь друг о друга. Лучи заклинаний разноцветными вспышками озаряли помещение и грубое усталое лицо ведьмы, по которому катилась слеза; тонкой дрожащей рукой она стёрла признак слабости и, тряхнув своей кудрявой иссиня-чёрной шевелюрой, обессилено опустилась на холодный пол.

Ненавижу!

Неожиданно приняв вертикальное положение, она трансгрессировала.

Ванная комната встретила темнотой ведьму, чья длинная рука инстинктивно потянулась к маленькому выключателю настенной лампы.

Беллатриса Лестрейндж, в тусклом жёлтом свете, смотрела на своё отражение в зеркале, её непослушные черные кудри беспорядочными прядями спадали на спину и плечи. Ледяной ладонью она провела по ним, делая глубокий вдох; спёртый воздух неприятно проникнул в лёгкие. Бледное вытянутое лицо выглядело совершенно уставшим. Беллатриса облокотилась окровавленными руками о край мраморной раковины, всматриваясь в безупречную гладь зеркала. Губы искривились в усмешке, а сознание пустилось в водоворот безумных суток, которые она провела в пыточной, расположенной в подземельях Лестрейндж-холла.

Хрупкая рыжеволосая женщина прижимала к своей груди маленькую девочку, чьи мягкие измазанные грязью кудряшки были безжалостно отсечены острой сталью кинжала, который Беллатриса вертела в левой руке.

— Предательница, ты произвела на свет это прелестное дитя, изначально обрекая на муки и смерть!

— Не смей прикасаться к ней, Белла! — Голос женщины предательски задрожал. — Клянусь Мерлином и Морганой, я убью тебя голыми руками!

— Как умно с твоей стороны угрожать мне, — Беллатриса обнажила белоснежные зубы в улыбке. — Я твой личный палач, который не даст права последнего слова! Ты предала нашего господина, за что получишь неминуемое наказание, тварь! — Прокричала она, хватая ребенка за почти невесомую ткань белого шелкового платья. Послышался хруст, как только предательница-мать крепче ухватилась за тело дочери.

— Убери свои грязные руки от моей дочери! Элизабет, милая, очнись!

— Молчать! — Хлёсткий удар пришелся на щёку женщины. — Хочешь, чтобы она выжила?

— Да.

— Тогда сейчас же отпусти её! — Беллатриса притянула к себе ребёнка, который начал приходить в сознание.

— Мамочка? — Длинные чёрные ресницы распахнулись, открывая небесно-голубые глаза. Девочка смотрела то на мать, то на незнакомую женщину. — Вы злитесь? — Почти шёпотом она спросила у той самой незнакомки.

— Злюсь, дитя, очень сильно злюсь!

Беллатриса никогда не отличалась любовью к детям, ещё будучи самой ребёнком, она любила издеваться над сёстрами и соседскими мальчишками-близнецами. Как только ей исполнилось четырнадцать, она поклялась себе и родным никогда не заводить семью, и если муж, спустя несколько лет, у неё появился, то к рождению Лестрейнджа-младшего она была категорична.

Сейчас, держа маленькую Элизабет за оставшиеся неостриженные золотисто-ржаные кудряшки, впиваясь до крови длинными ногтями в тонкую молочную кожу детской головы, Беллатриса смеялась, наслаждаясь плачем обеих заключённых.

Вынув из-за пояса свою волшебную палочку, она резко вскинула руку, от чего широкий кружевной рукав съехал к локтю, оголяя змею-татуировку и выпустила непростительное в грудь испуганной матери. Тело обмякло на ледяном мокром полу пыточной камеры под звонкий оглушающий плач Элизабет.

— Простите нас. — Тонкий голос всё больше выводил Лестрейндж из себя.

— Таким как вы нет прощения! Да низойдет на тебя весь гнев преданных Тёмному Лорду! — Изумрудный свет проник в хрупкое дрожащее тело, заставляя закрыть глаза вечным сном.

========== Николас Мальсибер. Зависть. ==========

Комментарий к Николас Мальсибер. Зависть.

Музыкальное сопровождения для части Marilyn Manson & Korn - Cry for You

За́висть — социально-психологический конструкт/концепт, охватывающий целый ряд различных форм социального поведения и чувств, возникающих по отношению к тем, кто обладает чем-либо (материальным или нематериальным), чем хочет обладать завидующий, но не обладает.

Николас Мальсибер, любитель красивых женщин и крепкого солодового виски, завидный жених с завидным счётом в Гринготтсе. Вечный хозяин, радушно принимающий в родном поместье, разнообразных увеселений, на которые съезжалась добрая половина Лондона. Человек утончённый, гладко выбритый и пахнущий дорогим французским парфюмом. Но, по иронии судьбы, жадный до славы и слухов, которые порой пускал сам о себе. Ему было невдомёк, что быть настолько зацикленным на чужих достижениях, совершенно ненормально. Ядовитая, тягучая, как нуга, неприятно жужжащая у самого уха зависть, поедала его уже, кажется, целую вечность.

Мама, его игрушка лучше, я хочу такую же!

Папа, его метла лучше и быстрее, я хочу такую же!

У него сногсшибательная любовница, я хочу такую же!

И так всегда и абсолютно во всём. Николас завидовал своим друзьям, коллегам, даже великому Тёмному Лорду в его могуществе. Его самолюбие задевало наличие у людей вещей лучше его собственных; что мужчинам доставались красивые женщины, а женщинам увесистые украшения; что родители были благосклоннее к своим детям и дарили им больше любви. Ему всегда было мало того, что он имел и чего достиг в рядах пожирателей. Паранойя настигла его, когда сравнивая метки с Люциусом Малфоем, Мальсиберу показалось, будто метка Люциуса была ровнее и ярче.

Он впадал в ярость, когда дело доходило до всего, чем он не мог завладеть. Всегда находились те, у кого было нечто чуждое Николасу, но всё ещё нужное, просто чтобы было.

В день своей свадьбы, он гордился своим выбором — миловидной черноглазой Катрин, дочкой итальянского зельевара. Даже, набравшись смелости и наглости, подошёл к Родольфусу Лестрейнджу, и высказал всё по поводу его горе-жены, которая каждую неделю испепеляла одну из комнат их поместья.

— Посмотри на мою Катрин, прелестное создание самых чистых кровей. Помнится, ты говорил, ещё на пятом курсе, что я буду завидовать твоему браку, но ты был не прав. Теперь завидовать будешь ты! — Так и говорил Мальсибер.

Как показали годы дружбы Николаса и Родольфуса, последний был прав. Друг завидовал его выбору, ведь жена ему досталась, необычайно красивая, начитанная, из благородной знатной семьи. Конечно, характер временами она показывала, но Родольфус был готов простить ей любое «представление», особенно когда она подарила ему сына — единственное о чём всегда молчал Николас Мальсибер; его хватало только на кривую усмешку, смотря на то, как окружающие его мужчины рано или поздно становились отцами.

Той майской ночью тысяча девятьсот девяносто седьмого в Николаса попало режущее проклятие Фреда Уизли, тем временем, когда Джордж Уизли атаковал Макнейра. Безупречная чёрная мантия пропиталась кровью, которая сочилась из разных размеров ран; палочка была утеряна в бою. Мальсибер оглядывал всё, что попадало в поле его зрения, в том числе тело Макнейра. Мантия была идеальна, будто он всего мгновение назад очистил её. На лице ни царапин, ни ссадин, а в руке крепко сжата серебряная маска пожирателя.

— Даже смерть ему лучше моей! — Слова ядом сочились с его языка. Ядом под кратким названием — зависть.

========== Уолден Макнейр. Гордыня. ==========

Комментарий к Уолден Макнейр. Гордыня.

Музыкальное сопровождения для части Marlin Manson - Vodevil

Горды́ня — непомерная гордость, заносчивость, высокомерие, эгоизм, зазнайство. Может скрываться под личинами филантропии и протекционизма, преследующих на деле цель политического самопревозносения и саморекламы.

— За веру в моё возвращение! За непреклонность убеждений! За беспрекословное повиновение! За Уолдена Макнейра, господа! — Волдеморт обвил ледяными пальцами ножку бокала и салютовал присутствующим на ужине в честь его возрождения.

Послышались аплодисменты и звон бокалов. Макнейр, гордо задрав подбородок, оглядывал соратников и самого Тёмного Лорда, который чествовал его; единственного пожирателя из всех собравшихся; кому-то и вовсе досталось непростительное в грудь. Беллатриса жадно рассматривала своего господина, ковыряя вилкой в своём мясном блюде, не обращая никакого внимания на Уолдена, будто ей было всё равно, будто речь посвящалась ей. Указательным пальцем левой руки она накручивала иссиня-чёрный локон.

— Лестрейндж, осторожнее! — Он незаметно опустил руку под стол и коснулся костяшками пальцев острой коленки Беллатрисы, от чего та вздрогнула.

— Какого дьявола, Макнейр? — Прошипела она, точно копируя интонацию Волдеморта.

— Ты сейчас сожрёшь его своим плотоядным взглядом! — Его губы растянулись в улыбке. — Не надейся, такого внимания, как мне, он тебе не окажет. — Голубые глаза пугающе сверкнули.

Самые знатные любовницы, некоторые — жёны его соратников, в том числе Нарцисса Малфой, побывали в его постели. Извивались в оргазме на его кроваво-красных шёлковых простынях, выстанывая его имя снова и снова. Кабинет был полон разнообразных тёмных артефактов, до того редких, что получая их, Макнейр и сам удивлялся приятным находкам. Удачные сделки с самыми непростыми клиентами. Деньги. Уважение. Страх. Всем этим он непомерно гордился, хвастался и упивался.

Каждое появление на публике было отрепетировано. Рассмешить дам, нарочно закатав рукав, демонстрируя дорогие часы; провести бледной ладонью по макушке, пропуская тонкие пальцы в тёмно-русые пряди. Поддержать беседу о политике с мужчинами, невзначай расстегнув пару верхних бриллиантовых пуговиц белоснежной рубашки, чтобы те смогли увидеть очередной редкий медальон; возмутиться слишком большим размером хранилища, в которое скоро не влезет всё его золото. А в завершение празднества стянуть с широких плеч пиджак, взобраться на стол в самом центре зала, сбросить с него лишнее носком чёрной лакированной туфли и сделать сальто на потеху гостям. И всё чтобы побаловать свою душеньку, насытить вечно голодное до гордости тело.

— Уолден, ты лучший!

— Я хочу вас, господин Макнейр!

— Поздравляю с повышением, мистер Макнейр!

— Лучший!

— Единственный и неповторимый!

— Кто если не ты?

— Прошу не останавливайся, о великий Мерлин! Молю тебя, Уолден, молю!

— Это место для Макнейра!

Голоса мужские и женские слились в унисон, пока сам Уолден Макнейр поднимался всё выше, к своему персональному пушистому облаку в Раю. И всё, что его сейчас, как впрочем, и всегда, волнует — чувство. Приятно опьяняющее, возвышающее, бодрящее тело и дух. Гордыня.

========== Люциус Малфой. Алчность. ==========

Комментарий к Люциус Малфой. Алчность.

Музыкальное сопровождения для части Deftones - Diamond Eyes

Алчность, корыстолюбие, стяжательство, любостяжание, скопидомство, сребролюбие, мздоимство — деятельное стремление и неумеренное желание, склонность к получению материальных благ и выгоды.

Люциус Малфой стоял в центре комнаты, его глаза были сильно зажмурены, а выражение лица выдавало его внутреннее ликование. Тряхнув длинными платиновыми локонами, он открыл выразительные глаза. Уверенный в собственном великолепии, он смотрел на резной, отделанный, самым что ни на есть, настоящим золотом камин. Языки пламени изящно обвивали друг друга и пожирали пару свежих поленьев, приятно нагревая небольшое помещение. Люциус рассматривал высокие книжные стеллажи, на полках которых хранились старинные фолианты в кожаных переплётах, некоторые скреплялись цепочкой и замком или заклятием, цены, которых было сложно подсчитать; продай он хоть один из них и в банковской ячейке солидно прибавилось бы галлеонов.

— Сынок, попрощайся с матерью. — Отец ласково опустил дрожащую ладонь на плечо маленького Люциуса. — Присядь поближе.

— Дорогой, запомни, я люблю тебя. — Мертвенно-бледная женщина лежала на белоснежных простынях. Её лицо поблёскивало в свете свечей россыпью маленьких капель пота. — Твой папа позаботится о тебе. Слушайся его, будь верен семье!

Голос был слишком тихим, Люциус наклонился чуть ближе, но не чтобы разобрать предсмертные слова матери, а чтобы хорошенько рассмотреть золотой кулон на её тонкой шее. Красивый, с большим бриллиантом, почти таким же, как на обручальном кольце отца.

— Прощай, дорогая. — Малфой-старший сел на сундук в углу комнаты, голос его задрожал, а по щеке скатилась скупая мужская слеза. — Мы никогда не забудем тебя!

Взгляд уцепился за большой железный сундук, хранящий в себе самые тёмные артефакты; купленные у неизвестных торговцев, украденные, обмененные; от них разило терпкой, неприятно въедающейся в ноздри магией.

На массивном дубовом столе были аккуратно разложены старинные свитки с важнейшей информацией, написанной на разных языках для её величества, а то, и самой королевой.

Люциус гордился всеми богатствами, которые смог собрать за свою жизнь. Ничто не вызывало у него такое наслаждение, ни женщины, ни его единственный сын, ни еда и напитки.

Переливающийся блеск драгоценностей в руке мужчины, манил воспоминаниями; отец вручает ему массивное бриллиантовое колье, набор жемчужных серёжек, рубиновые и изумрудные перстни; вот он сам уверенным шагом преодолевает несколько ступенек и вальяжно входит в ювелирную лавку; Драко приносит ему малахитовый кулон, который тот нашёл, играя в саду.

— Чахнешь над своими побрякушками, Люциус? Сколько можно?! Пора бы взяться за воспитание Драко! — Кричало воспоминание голосом его жены.

Непрекращающийся водоворот камней, металлов и банкнот. Картины известных художников, скульптуры, всё это приводило Малфоя в волнительный восторг и, сметающую всё на своём пути, ярость, когда что-то пропадало из вида. Спокойствие возвращалось, когда пропажи были найдены и помещены на свои места заботливыми бледными руками хозяина.

— Люциус! — Нарцисса ворвалась в его кабинет поздней ночью, растрёпанная, на лице поблёскивают дорожки слёз. — Драко! Наш сын! — Тараторила она, — Северус залечил его раны, но он в тяжёлом состоянии!

— Во-первых, ты слишком громко вопишь, дорогая. Во-вторых, ты же сама сказала, Северус помог ему. — Он устало отложил в сторону рубиновый перстень и лупу. — Причём здесь я?

— Он твой сын! И он ранен! Понимаешь, Гарри Поттер ранил его! — Не успокаивалась Нарцисса.

— А ты знала, что сегодня я подписал контракт на приличную сумму. Этот испанец выпил из меня всю кровь, теперь я хочу спокойно насладиться успехом за бокалом хорошего огневиски.

— Какой же ты мелочный, алчный… — Она, не договорив, устало опустилась в кресло. — Я и Драко вообще хоть что-то значим для тебя?

— Нарцисса, не буди во мне зверя!

— Ах, да, мы же не коллекционный товар. Так… людишки, по случайности, приходящиеся тебе родственниками.

Люциус Малфой каждый раз присутствовал на ежегодном собрании коллекционеров, где скупал самые дорогие лоты под изумлённые взгляды и неуверенные аплодисменты завидующих потенциальных покупателей. Его лицо украшала ослепительная улыбка.

— Ну же, право господа. — Довольный волшебник смотрел на всех, потирая ладони друг о друга. — Знаете, что я вам скажу? Слушайте. — Люциус поправил чуть съехавшую вбок бабочку. — У меня совершенно нет изъянов, напротив, мне точно есть чем гордиться. А главный повод для гордости — алчность, моя лучшая черта, которая подарила мне билет в счастливую безбедную жизнь.